Книга: Проблемы русской государственности. часть 1 - 2007 год





RSS


Главная страница


Каталог статей


2006 год


2007 год


2008 год


2009 год


2010 год


2011 год


2012 год


Гостевая книга


Контакты


» » 2007 год


ПРОБЛЕМЫ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ. ЧАСТЬ 1

                                          ОТ АВТОРА


     Нет сегодня в лексиконе политиков более ходкого слова, чем слово «демократия». И нет политиков, которые не числили бы себя демократами. Раньше взывали к Богу, клялись честью. Нынче все клянутся именем демократии. Демократия заменила и Бога, и честь. Демократией клянутся американские президенты, периодически совершающие бандитские налеты то на один, то на другой государственный дом. Демократией клянутся российские «реформаторы», обрекающие ежегодно на голодную смерть миллион своих сограждан. Все — во имя демократии, все — для блага демократии. Демократия триумфально шествует по планете, круша на своем пути все — государства, народы, людские судьбы. Невольно напрашивается вопрос: да что же это за Левиафан такой? Что за Молох, требующий все новых и новых жертв? Что за чудище, превзошедшее в кровожадности и Левиафана, и Молоха?

     Увы, демократия тут решительно не при чем. Не демократия повинна в том селевом потоке крови и грязи, который обрушился на человечество, грозя затопить последние островки цивилизации и культуры. Истинный виновник — система государственности,  которая, подобно мифическому Протею, приняла лик демократии, но которая не только не состоит с ней в каком бы то ни было родстве, но, напротив, являет ей прямую противоположность. Уинстон Черчилль как-то обронил: демократия — это плохо, но ничего лучшего человечество пока не изобрело. Наша местечковая «элита», учившаяся понемногу «чему-нибудь и как-нибудь», с видом ученого попугая повторяет афоризм Черчилля в полной уверенности, что изрекает невесть какую мудрость. А вместе с тем мысль Черчилля совершенно ложна. Следовало бы сказать диаметрально противоположное: демократия — это хорошо, и все последующие «изобретения» в сфере государственного строительства вели к отходу от демократии. Процесс этот имел длительную историю, пока не увенчался рождением того монстра, который известен ныне под именем западной демократии и которого коробейники «общечеловеческих ценностей» рекламируют в качестве последнего слова политической культуры, вершины изобретательского гения человечества.

      Не приспела ли пора сорвать «белые одежды», в которые она обрядилась, стереть румяна и белила, скрывающие ее подлинное обличье? Думаю, пора, давно пора.  Политегерям же,   пытающимся  повсеместно насаждать  свои «демократические стандарты»,  хотелось бы напомнить  старую  китайскую мудрость: «Прежде, чем наводить порядок в Поднебесной,  наведи его в собственной голове».  И начинать надо с  элементарного требования элементарной логики   - «уточнения понятий»,  в данном случае  -  с четкого осознания того, что такое  государство.


ГЛАВА 1.  ГОСУДАРСТВО  -  ФОРМА ПОЛИТИЧЕСКОЙ

САМООРГАНИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА

                               1. Государство и государственная власть


     Кто профессионально занимался историей общественно-политической мысли, не мог не заметить одной странной закономерности: вначале извращают суть явления, а затем эту его извращенную форму выдают за эталон. Именно это и произошло с понятием государства – за государство выдают то, что государством не является. Если бы дело ограничивалось сферой  «чистой мысли»,  с этим еще можно было бы как-то смириться – мало ли идеологем и просто нелепостей бродит нынче по «интеллектуальному пространству». Все гораздо хуже: указанная метаморфоза имела и продолжает иметь самые пагубные последствия для общества. Это как раз тот случай, когда, вопреки известной формуле, извращенное сознание определяет наше общественное бытие.

      В самом деле,  какое содержание связывает наша обществоведческая наука с понятием государства?  Читаем:  «Государство – это организация публичной власти, которая обладает суверенитетом, действует на определенной территории и подчиняет себе все население, проживающее на данной территории» (1, с.329).  В той или иной словесной оркестровке вы обнаружите это определение в любом источнике – энциклопедиях, словарях, монографиях, учебниках, отечественных и зарубежных. Но такое представление  о государстве и есть извращенное представление. Суть этого извращения состоит в том, что государство как одна из форм  самоорганизации общества, аналогичная таким его формам, как род и племя, отождествляется с органами управления государства, т.е. с государственной властью и ее институтами. Или, иначе говоря, организация общества подменяется организацией власти. Если для Людовика Х1У государство персонифицировалось в его собственной особе («Государство  - это я»), то для современного обществоведения оно олицетворяется в президентах, парламентах, правительствах и их «приводных ремнях»  -  суде, прокуратуре, армии и т.д.

     Поистине, наша доверчивость безгранична. Ни один здравомыслящий человек не согласится с тем, что правление акционерного общества – это и есть само акционерное общество. Ни один здравомыслящий человек не думает, что, нанимая управляющего, он передает ему тем самым право собственности.  Но как только речь заходит о государстве, здравомыслие тут же покидает нас. И мы смиренно соглашаемся, что государство – это чиновники, сидящие в органах законодательной, исполнительной и судебной власти. Киваем одурманенной головушкой, когда какой-нибудь чиновный прыщ нагло заявляет, что он Людовик Х1У. Мы безропотно взираем на то, как эти чиновники, рассевшись на «ветвях власти», делят наши права.

     Возникает естественный вопрос: как могло случиться, что сущность государства была до такой степени извращена? Ведь не на пустом же месте возведена эта казарма? Конечно, нет. Все это имеет свои основания –  и  теоретико-познавательные, и  социально-шкурные, и исторические. Буквально два слова о каждом из них.

          На каком теоретико-познавательном (гносеологическом) основании покоится это извращение?  Дело в том, что сущность объекта не дана нам в  непосредственном созерцании. Она дана  только через явления, которые и составляют ее внешнюю сторону. Причем сами явления, в свою очередь, даны только через взаимодействие данного объекта с другими объектами. А это значит, что мы имеем дело всякий раз не со всей сферой явлений (нельзя поставить объект во всю возможную систему отношений), а лишь с какой-то ее частью. Поэтому  вынуждены реконструировать сущность по ее отдельным проявлениям. Обстоятельство это и создает гносеологическую возможность искажения сущности. Например, путем сведения сущности к какому-то одному ее проявлению. Так, если у человека волосы начинают расти сразу же от переносицы, можете быть уверены, что не он послужил прототипом для роденовского «Мыслителя». Но если вы сочтете человека мыслителем только на том основании, что его лоб величиной со сковородку,  вы рискуете самым курьезным образом ошибиться.  Нечто подобное и произошло с понятием государства. Одним из существенных  признаков политической организации общества является то, что она функционирует и может функционировать только при наличии особых органов управления (институтов власти). Сведя государство к этому его проявлению, обществоведы и порешили: государство и есть эти органы управления.

     Каков социальный эквивалент этого извращения?  Тут тоже  никаких  секретов нет. Конституировавшись в особый общественный институт, органы управления  государства обрели  относительную самостоятельность.  Естественно, что чиновный люд кровно заинтересован в том, чтобы эту относительную самостоятельность превратить в абсолютную и тем самым из слуги общества, каковым ему надлежит быть, стать его полновластным хозяином. Можно ли сомневаться, что бюрократия это сделает при малейшем попустительстве со стороны общества, т.е. если граждане тут же не пресекут любую ее попытку выйти за рамки делегированных  полномочий? Она и сделала это  с помощью своей интеллектуальной обслуги, т.е. той интеллигентствующей жакерии, которая променяла дарованный  Богом дар  быть мозгом и совестью нации на пожалованную Сатаной хлебную должность  ловца человеческих душ.  И вот уже авторитетом науки санкционируется: «государство – это организация публичной власти», «государство – особый институт власти».  А какой-нибудь  коллежский регистратор или титулярный советник   любую критику в свой адрес квалифицирует не иначе, как посягательство на основы государства.

       Если говорить об исторической подоплеке этого извращения, то тут нужно иметь в виду следующее. Государственность в странах Западной Европы, опыт которой и лег в основу рассматриваемой концепции государства, формировалась не путем естественной самоорганизации общества, а путем завоевания.  Государство, в котором завоеватели образуют правящий класс, действительно являет собой силу, стоящую над обществом и диктующую ему свою волю («орудие угнетения», в терминологии марксизма). Этот извращенный опыт «государственного строительства» и был экстраполирован  на государство вообще.

     Я не стану развивать здесь эту тему. Желающие убедиться в правоте сказанного могут обратиться к истории Англии,  Франции, Германии. Отмечу лишь,  что именно эту традицию «государственного строительства» кое-кому хотелось бы возродить. Разумеется, не в классической ее форме, а с учетом современных реалий. Чтобы  сегодня обустроить государство в духе этой традиции, совсем не обязательно пускать в ход луки, пращи, копья и прочую архаику.  Даже ракеты и кассетные бомбы – разве что в крайнем случае. Есть более мощное оружие – деньги. И чтобы властвовать в таком государстве, нет нужды возводить на его территории замки и окружать их рвами, наполненными водой.  Достаточно сформировать «пятую колонну», которая, будучи посажена во властное кресло,  станет выполнять функцию колониальной администрации. Ни тебе вице-королей, ни гауляйтеров – все пристойно, все «демократично». Именно с этой целью и инициируется  создание  разного рода объединений  «политически активных» особей. Скучковавшись в стада, гурты, стаи, колонии, именуемые «хартиями», «комитетами», «конгрессами» и  т. д.  и т. п., они и образуют  так называемое «гражданское общество» - резерв вышеуказанного «воинского подразделения».  Вся эта публика – малограмотная, алчная, продажная, страдающая врожденным комплексом неполноценности и именно потому непомерно амбициозная –  и ведет перманентную борьбу с собственным народом. Разумеется, под флагом защиты  демократии и «прав человека».

     Какова истинная природа государства? В чем его сущность? В чем причина перехода от родоплеменной формы организации общества к политической организации (государству)?  Коротко на все эти вопросы можно было бы ответить так.  Изменившиеся условия социальной жизни человека, вызванные разделением  труда и  связанной с ним структуризацией общества,  появление различных социальных групп с их особыми групповыми интересами привели к тому, что  усложнившиеся отношения между людьми  стало уже невозможно  регулировать с помощью традиционных методов  родоплеменной  организации..  Возникает новый тип самоорганизации общества, общественные отношения в котором обретают форму политических отношений. Суть политических отношений  состоит в том, что они базируются на самоограничении, т. е. на добровольно  взятых на себя  гражданами обязательствах.  Обязательства, которые граждане добровольно берут на себя, и  права, которые они обретают, беря на себя эти обязательства,  и составляют содержание того «общественного договора»,  о котором говорит Гоббс и на котором зиждется государство.  Если кому-то больше нравится термин «принуждение» - извольте, ибо самоограничение и есть один из модусов принуждения. Государство – это форма  политической самоорганизации  общества,  т. е. такой его самоорганизации, которая конституирована на добровольно взятых на себя гражданами обязательствах и вытекающих из этих обязательств правах,  закрепленных в Законе.  Государство, таким образом, уже  по самой своей сути, по  внутренней своей природе может быть только демократическим и никаким другим быть не может.  Всякое иное «государство»  -  квазигосударство, псевдогосударство.

     Что такое государственная власть и ее институты? Это -  формируемые гражданами органы управления государства, наделенные полномочиями стоять на страже этих взятых на себя гражданами обязательств и вытекающих из этих обязательств прав.  И все. И точка. И не более того. Таково истинное соотношение государства и государственной власти, если смотреть на проблему глазами науки, а не косоглазить гоббсами, локками, марксами,  лениными.

      Мне могут возразить: как все это стыкуется с фундаментальным положением научной социологии об объективном характере исторического процесса? И может ли человек  извращать историю, творить ее по собственному произволу? Конечно,  развитие общества подчинено объективным законам,  Однако объективность исторического процесса не означает его фатальной предопределенности, исключающей  роль «субъективного фактора». Напротив,  роль  последнего чрезвычайно велика. И выражается прежде всего  в том, что исторический процесс реализуется только через сознательную деятельность людей. Но именно потому, что люди сами творят свою историю,  общественные явления  нередко реализуются не в адекватной своей природе форме, а в форме  искаженной или даже извращенной. Ничего неестественного в том нет. Патология, аномалия, отклонение от нормы – явление обычное и в животном мире. Почему же общество – система несоизмеримо более сложная и противоречивая - должно составлять  исключение? Да, человек не может творить историю по своему велению и хотению. Но ему, к примеру,  вполне по силам положить конец этой истории классовым, национальным и иным корпоративным своим эгоизмом, другими «субъективными факторами».  Теоретику-обществоведу следует постоянно иметь это в виду и не ставить знак равенства между причинностью и необходимостью, «историческим опытом»  и исторической закономерностью.  В противном случае придется признать, что и  глобализация по-ковбойски, которую утверждают США с помощью авианосцев и кассетных бомб – тоже историческая необходимость, протестовать против которой так же нелепо, как протестовать против лунного затмения.  Научный подход к человеческой истории несовместим не только с субъективизмом, но и с апологетикой. Именно это и имел в виду Гегель, введя категорию «разумной действительности».

     Та форма государственности, которую пытаются выдать за эталон, не только не вытекает из природы государства, но находится с ней в глубочайшем антагонизме. Чтобы ни свидетельствовал «исторический опыт», на который так любят ссылаться.     Для еще большего уяснения существа дела  проделаем   небольшой экскурс в историю проблемы.


                                 2.  К истории проблемы

      Исторически сложились три концепции государства: теологическая, договорная и классовая. Оставляя в стороне первую, о которой поговорим в своем месте, обратимся к двум другим.

        Договорная  концепция государства свое классическое воплощение нашла в работе Гоббса «Левиафан». Государство, согласно Гоббсу, имеет вполне земное происхождение  и вызвано к жизни потребностью покончить с тем животным состоянием, в котором пребывал первобытный человек и где царила «война всех против всех». Индивидуализм и эгоизм, заложенные, согласно Гоббсу, в  природе человека, поставили общество перед реальной перспективой самоуничтожения. Дабы прекратить этот процесс взаимоистребления, порожденный несовершенством человеческой природы, люди вынуждены были в конце концов пойти на радикальную меру: передали  присущие им от природы права особому институту (государству), который был призван регулировать общественные отношения. Условия этого договора таковы: люди уступают государству свои права, государство обеспечивает людям общественную безопасность. Тем самым человеческое стадо превратилось в гражданское общество. Государство – это зло (Левиафан), но зло необходимое, и в этой своей необходимости оно есть добро.  Поскольку люди не по принуждению, а вполне добровольно передали государству свои права, постольку они лишаются  всяких оснований диктовать ему какие бы то ни было условия. Интересы государства становятся отныне выше  интересов и отдельного человека, и общества в целом.  Объединившись, люди могут, конечно, упразднить государство. Но, упразднив его, они добьются только одного: окажутся в том  животном состоянии, в котором пребывали и от которого пытались уйти.  Дилемма: либо самоуничтожиться, оставаясь свободными, либо сохраниться, подчинив свою волю интересам государства, -  всегда остается, остается и право людей на выбор. Такова в общих чертах и по необходимости в огрубленном виде концепция Гоббса: если вы избираете государство, принимайте и все следствия, необходимо отсюда вытекающие.



     Дальнейшее развитие и корректировку она получила у Локка.  Локк согласен с Гоббсом в том, что животное («естественное») состояние, в котором пребывал первобытный человек, порождает  «войну всех против всех». И в этом смысле оно есть несомненное зло. Но благо ли государство, о котором говорит Гоббс? Нет, отвечает Локк. Такое государство есть не меньшее  зло,  ибо, изымая у людей все их права, оно превращается в деспота, а люди, лишенные прав,  становятся его рабами, т.е. теми же бессловесными животными. Вся разница  сводится лишь к тому, что «естественный человек» - это свободное животное, а «государственный человек» - животное, заключенное в клеть, именуемую государством.

     Где же выход и есть ли он? Такой выход, говорит Локк, есть. И состоит он в том, что люди не должны отказываться безоговорочно от всех своих прав. Создавая государство как институт, стоящий над обществом,  люди должны, конечно, выполнять условия заключаемого с ним договора.  Но ведь и государство, отчуждаясь от общества и превращаясь тем самым в некую автономную силу, в свою очередь, должно выполнять его условия. Кто и как будет это контролировать?  Следовательно, «общественный договор» вовсе не предполагает передачу государству всех прав граждан. Граждане должны сохранить за собой, по крайней мере, право контроля за тем, как государство выполняет условия заключенного договора. Но только ли это? Нет, говорит Локк. Общество вообще должно передать государству только те права, которые необходимы и достаточны для его нормального функционирования. В «общественном договоре» и должно быть четко оговорено, какие свои права общество передает государству, а какие оставляет за собой. В числе этих, оставляемых им за собой прав должно быть обязательно право общества контролировать деятельность государства.

     Следуя пути, проложенному Локком, Руссо идет еще дальше. Он вообще лишает государство какого бы то ни было права голоса. Государство, согласно Руссо, это всего лишь технический исполнитель воли народа.  Эта «воля народа» выражается через специальных уполномоченных,  им,  народом, избираемых. Тем самым Руссо закладывает основы современной «представительной демократии», реализуемой в республиканской  форме правления.

     На этой основе сформировались три идеологии власти: государственническая, демократическая и либеральная. Критерием их различения является то, чему они отдают приоритет: правам государства, правам общества или правам человека. Государственническая идеология (речь идет именно об идеологии, т. е. о теоретическом осознании феномена власти, а не о самой власти как реальном явлении) исторически предшествует демократической и либеральной. Суть ее в том, что государство самоценно, обладает своими собственными, имманентно ему присущими и целью,  и нравственным смыслом. Государство ни в коей мере не есть средство, служащее какой-либо общественной или индивидуальной потребности человека. Оно, напротив, само есть высшее благо, которому должны быть подчинены интересы и отдельного человека, и общества в целом. Согласно воззрениям  одного их крупнейших теоретиков этой идеологии  Августина  Блаженного,  государство – это государство-церковь, преддверие Царства Божьего на земле. Поэтому как служение Богу составляет высший смысл жизни человека, так и служение государству составляет высший долг гражданина.

     У истоков демократической концепции власти стоит  Руссо:  государство – технический исполнитель воли народа. И не более того.  Если в государственнической концепции общество становится в рабскую зависимость от государства, то в демократической в такую же рабскую зависимость от общества становится отдельный человек. И не только отдельный человек. Народовластие оборачивается у Руссо самой жесточайшей диктатурой «большинства» над «меньшинством». Что и показали  на практике Робеспьер, Марат и другие «друзья народа», пославшие на гильотину десятки тысяч французов. Это же продемонстрировали и «ленинские гвардейцы», развязавшие во имя «воли народа» кровавую вакханалию в России.

     Все это, естественно, не могло не быть замеченным. Как реакция  возникает либерализм,  кладущий  во главу угла «права человека». Общество, в представлении либералов,  это не более чем совокупность людей, а государство – творение рук человеческих. Поэтому в системе правовых отношений приоритет должен быть за правами человека, а не общества, не государства. Наиболее полное свое воплощение либерализм нашел в анархизме, который  в своих конечных выводах ведет к уничтожению не только государства, но и общества вообще.

     Вслед за Гоббсом и Локком, марксизм тоже считает, что причиной возникновения государства является эгоизм. Но, в отличие от Гоббса и Локка, он связывает этот эгоизм не с «природой человека», а с разделением общества на классы. С появлением частной собственности общество поляризуется на класс имущих и класс неимущих, а вместе с ними возникает и экономическая возможность эксплуатации одного класса другим. Дабы эта возможность перешла в действительность. потребовался особый орган, который узаконил бы «право имущего класса на эксплуатацию неимущих и господство первого над вторым. И такое учреждение явилось. Было изобретено государство». Государство, таким образом, есть продукт классовых противоречий,   являясь орудием,  с помощью которого один класс навязывает свою волю своему антиподу и обществу в целом. С ликвидацией классов и переходом общества к коммунизму государство окончательно отомрет, уступив место общественному самоуправлению.

     Изложенная здесь  схема – всего лишь схема. И, как всякая схема, не отражает всей сложности и противоречивости процесса. Но основные идеи доминирующих ныне представлений о государстве она выявляет.

                                3.  В  плену камеры-обскуры

     При всем очевидном различии, а в некоторых существенных пунктах и полярности, договорной и марксистской концепций государства принципиально объединяет их одно: отождествление государства с органами государственного управления (институтами государства). Такое отождествление, будучи несостоятельным теоретически, реакционно политически, поскольку переворачивает с ног на голову ту  систему взаимоотношений, которая должна существовать между обществом и властью, властью и гражданином.   Это я и попытаюсь далее показать в предельно сжатой, тезисной  форме.

1). Если видеть в государстве одну из форм самоорганизации общества, вызванную к жизни объективными условиями исторического развития и сменившую такие его формы, как род и племя,  то и демократию следует искать в этом новом способе организации общества. Если же отождествить государство с органами его управления (государственными институтами),  то, соответственно, и демократию придется искать уже не в способе организации самого общества, а в способе организации власти: в форме правления, разделении властей и т.д. и т.п., т.е. во всем том идеологическом хламе, который зовется «демократическими стандартами» и которым наша «политическая элита» щеголяет, как дикарь медной пуговицей. Иными словами,  не власть нужно организовывать на демократических началах – это, мягко говоря, абракадабра,  а общество. И если в государстве общественная жизнь организована таким образом, что несколько процентов населения бесится с жиру, а остальная часть еле сводит концы с концами, то это никакая не демократия, в какие бы камуфляжные демократические одежды она ни рядилась, каким бы «демократическим стандартам» ни удовлетворяла. Если у нескольких процентов граждан  от ожирения атрофированы умственные способности и нравственные качества, а у остальной части они задавлены нищетой, то такое  государство обречено на деградацию и геополитическое небытие.

      В этом  контексте    следует оценить   и всю нелепость  идеи  формирования так называемого «гражданского общества» в условиях существования государства. С научной точки зрения  гражданское общество  и  есть общество,  самоорганизовпавшиееся в государство,  т.е. общество, в котором «естественные отношения» между людьми  обретают форму политических отношений,  а дикарь становится гражданином.  Именно в этом смысле Аристотель и  называл человека «животным политическим». В этом же содержании трактовали    понятие  «гражданское общество»   Гоббс, Локк,  Руссо и  другие сторонники договорной теории государства,  которые и ввели его  в научный оборот. Идея формирования «гражданского общества»  в том значении, в каком она пропагандируется ее адептами, может означать только одно: попытку, осознаваемую  или неосознаваемую, узаконить диктаторский характер современного государства, предложив обществу вместо реального народовластия его суррогат. Ничего иного она не означает и означать не может. Одновременно это и способ социального паразитирования ее адептов.

     2). В нормальном государстве, т.е. в государстве, отвечающем природе государства, граждане сами определяют характер своих общественных отношений. Разумеется, в зависимости от объективно сложившихся и исторически изменяющихся условий.  Тот факт, что эти отношения  законодательно закрепляются парламентом, ничего не меняет по существу, ибо парламент в данном случае лишь облекает суверенную волю народа в юридическую форму, в форму закона. И это понимал уже архонт Солон. На вопрос, лучшие ли законы он дал афинянам, Солон ответствовал: «Да, лучшие из тех, которые они могли принять». В извращенной же форме государства с ее сведением государства к государственной власти именно парламент навязывает обществу правила общественного поведения. От всего своего жирного чрева. Quod   parlament  voluil,   legit  habet virgam (Что угодно парламенту, имеет силу закона).  «Политической элите» не худо бы зарубить себе на носу, что любые принятые ею законы и иные нормативные  акты,  ставящие задачу навязать  обществу свою собственную  волю, не обладают с точки зрения правовой науки легитимностью и должны квалифицироваться   как  злоупотребление властью и превышение властных полномочий. Со всеми вытекающими отсюда  для государственных чиновников юридическими последствиями.

     А какова практика? Все социологические замеры, проведенные службами самой разной политической ориентации, свидетельствуют, что порядка 90 % россиян считают проведенную приватизацию грабежом и мародерством. Однако  российскую власть  обстоятельство это нимало не беспокоит «Пересмотра приватизации не будет», - сказано, как отрезано. И такое антиправовое  поведение,  такой «администраторский восторг», как называл подобное поведение власти Салтыков-Щедрин, скорее правило, чем исключение.

   3). Нет никаких серьезных теоретических оснований ставить под сомнение, что в основе политической организации общества (государства) лежит общественный договор.  Разумеется, если не примитивизировать проблему  (собрались-де дикари, заключили договор и превратились в граждан); отдавать себе ясный отчет в том, что становление государственности – не единовременный акт, а исторический процесс. Но если в основе государства лежит общественный договор, то возникает вопрос: кто участники (субъекты) этого договора?  У Гоббса, Локка, Руссо ими являются общество и государство. Тем самым государство  из формы организации общества превращается в некую внешнюю обществу, а потому невесть откуда взявшуюся «силу», с которой общество заключает договор. В соответствии с логикой договора каждый из его участников несет перед другим его участником определенные обязательства. Отсюда пресловутый  «принцип взаимной ответственности граждан перед государством и государства перед гражданами», которым так любит похваляться бюрократия, рядясь в тогу благодетеля общества. Но граждане не заключают договора с органами государственной власти. Они их формируют. Граждане заключают договор между собой и ответственность, соответственно, несут не перед государственной властью, а друг перед другом. Власть обязана  лишь  обеспечить выполнение  условий заключенного гражданами договора, т.е. выполнение тех обязательств, которые граждане добровольно взяли на себя, принуждая при необходимости нерадивых граждан к их исполнению.   Поскольку уровень  тех, кто пожаловал себя в «политическую элиту»,  таков, что единственным доступным средством общения  для них являются пальцы, будем изъясняться на пальцах. Итак, я, гражданин государства, взял добровольно на себя обязательство не посягать на жизнь своих сограждан. Тем самым я автоматически обретаю право на собственную безопасность, поскольку мои сограждане взяли на себя аналогичное обязательство. Мои обязательства, таким образом, оказываются оборотной стороной моих  прав,  а мои права – оборотной стороной моих обязательств. Они, как сказал бы Гегель, суть  лишь иное друг друга. Наложив мораторий на смертную казнь, российские власти не гуманность проявили. Они отказались выполнять возложенные на них функции – быть гарантом лежащего в основе государства общественного договора. И я не удивлюсь, если  граждане в целях собственной безопасности станут прибегать к самосуду. Как это, между прочим, уже и практикуется в некоторых  странах Запада. Государственным чиновникам – президентским, парламентским, правительственным – необходимо, наконец, понять: нарушая сами и позволяя нарушать другим права гражданина, они нарушают не пресловутые «права человека». Они освобождают тем самым гражданина  от взятых им на себя обязательств, т.е. разрушают основы самой государственности, рубят сук, на котором сами же и сидят. Не случайно в советском законодательстве, которое разрабатывалось профессионалами, а не  перестроечными  недоучками,  вроде господина с весьма приличествующей для нынешнего российского чиновника фамилией Шахрай (в переводе с украинского – мошенник),  смертная казнь квалифицировалась не как смертная казнь, а как высшая мера социальной защиты.

     4). Правовые отношения могут существовать только между сторонами, заключающими договор. И если органы государственной власти не являются стороной  общественного договора, то отсюда следует, что они не являются и субъектами права. Единственным не только «источником власти», как записано во всех «демократических конституциях», но и единственным субъектом права  на своей территории (о чем «демократические конституции»  предпочитают умалчивать)  является народ.  В этом смысле и в этих пределах нисколько не ошибался Руссо, рассматривая государство (лучше было бы сказать  -  органы управления государства)  как технического исполнителя воли народа. Но он ошибался, лишая власть какого бы то ни было голоса в делах государства. Ибо если власть не обладает правами, то она обладает делегированными ей полномочиями. И это позволяет ей играть чрезвычайно важную, ничем и никем не заменимую роль в жизни общества.

     В чем состоит различие между правами и полномочиями?  У нас, как правило, не делают между ними различия. А вместе с тем это различие существенно и принципиально. Права первичны и самодостаточны,  т.е. не нуждаются для своей реализации в дополнительном санкционировании. Полномочия вторичны, производны от прав, а потому не самодостаточны. В качестве таковых они требуют санкционирования со стороны субъектов права. В ходе формирования органов государственной власти граждане не передают им свои права. Они лишь наделяют  их полномочиями использовать эти права для исполнения возложенных на них функций. Переходя на язык аналогии, можно было бы сказать: нанятый мной управляющий может распоряжаться вверенной ему собственностью лишь постольку и в той мере, поскольку и в какой мере я как собственник уполномочил его на это. То есть он действует не самостоятельно, а от моего имени и по моей санкции. Если полномочия власти осуществляются на основе прав граждан, то отсюда следует, что выход власти за рамки делегированных ей полномочий есть акт узурпации прав граждан, а потому должен рассматриваться как тяжкое государственное преступление. А что мы видим в реальности? Власть сплошь и рядом ведет себя так, как будто ее поведение  ничем, кроме законов, ею же самой самочинно принимаемых,  не ограничено и не регламентировано. Например, никого не спросясь, с ухарской беззаботностью подгулявшего старого русского купчика или размахом окончательно обнаглевшего «нового русского» олигарха  российская власть списывает должникам России  десятки миллиардов долларов. Этакая благотворительность за чужой счет. А что стоит наложенный Государственной Думой мораторий на проведение всероссийских референдумов, поставивший правосубъектность власти (которой она, повторяю,  вообще не обладает ) выше правосубъектности народа?!



     5).   Государство должно выполнять волю народа  - Руссо прав. Но что считать этой волей народа? Согласно Руссо и канонам «представительной демократии», воля народа – это воля большинства. Можно ли, однако, волю большинства считать волей народа? И логика, и факты свидетельствуют: нельзя. И не только потому, что эта воля большинства сплошь и рядом выливается в охлократию, о чем предупреждали еще Платон и Аристотель. Не только потому, что, как показывает политическая практика, нет ничего проще, чем манипулирование мнением большинства. В чем и упражняется не без успеха вот уже свыше двух столетий «представительная демократия». Существенно другое: общество – не арифметическая сумма человеческих особей. Это – система, обладающая собственным качеством и функционирующая по своим собственным законам. Каждый элемент (социальная группа)  этой системы  органически связан со всеми другими, выполняет только ему свойственные функции, поэтому только в совокупности всех своих элементов общество как система жизнеспособно. Здесь, как сказал поэт, мамы всякие важны, мамы всякие нужны. Например, будучи уверено в том, что профессора и академики не выйдут на Горбатый мост стучать по нему лысинами, можно посадить ученых (и науку) на голодную диету. Вот только как долго это будет продолжаться? И не придется ли  уже в самом ближайшем будущем  седлать козу, чтобы отправиться на «саммит большой восьмерки»?  И оные «саммиты» проводить уже не «без галстука», а без штанов, в набедренных повязках.  Можно бросить работников искусства в пучину рынка в надежде, что на плаву их удержит его «невидимая рука». Вот только не следует рвать остатки волос на голове и посыпать ее пеплом,   когда это «рыночное (базарное)  искусство»  вместо «российской нации» - этой «американской мечты» российской люмпенэлиты – сформирует популяцию троглодитов и дегенератов.  Отождествлять общество с совокупностью проживающих на территории государства людей, а общественные интересы с интересами большинства – недомыслие. Такое же недомыслие видеть в социальной политике государства одну лишь нравственную сторону и не замечать главного: что социальная политика государства подчинена не только нормам морали, но прежде всего объективным законам функционирования общества, нарушение которых ведет общество к разрушению.

     В какой-то мере это если не осознают, то интуитивно чувствуют адепты «представительной демократии». Именно в этом контексте следует рассматривать институт политических партий. Идея, заложенная в основу формирования политических партий, проста и понятна: обеспечить представительство в органах государственной власти по возможности всех групп населения. Увы, опыт показывает, что это такая же иллюзия (или идеологема?), как «диктатура закона» и прочие «стандарты», входящие в джентльменский набор   патентованного  демократа. Во-первых,   при пропорциональной системе выборов  для партий существует барьер в виде требования набрать определенный процент голосов избирателей, чтобы быть представленными в парламенте, Во-вторых, социальные группы, интересы которых  они призваны выражать, весьма различны по численному составу, а возможности партий вести  предвыборную агитацию даже при строжайшем соблюдении закона, мягко говоря, далеко не одинаковы. Все это делает перспективу попасть в парламент для многих из них весьма и весьма проблематичной. Не случайно поэтому на Западе с его устоявшейся многопартийностью предвыборную борьбу ведут фактически две-три партии. Остальные украшают фасад «представительной демократии». В-четвертых, властная верхушка, пользуясь привилегированным своим положением, блокирует любую возможность образования политических партий и объединений, чьи программы представляют для нее угрозу. Достаточно посмотреть, с каким цинизмом  (о нарушении элементарных норм права говорить просто неприлично) российская власть, и прежде всего «Единая Россия», отсекают от политического процесса русские национально-патриотические организации и движения.  Эта беспардонность вызвала  возмущение даже у  президента  Д.А.Медведева. Наконец, как свидетельствует тот же опыт, внутренняя логика любой политической партии приводит в конечном счете к тому, что ее вожди и аппарат перерождаются в замкнутую касту, живущую собственной жизнью и свято блюдущую свой собственный шкурный интерес. Во имя этого кастового интереса партийная номенклатура пойдет на любые сделки с кем угодно, хоть с самым дьяволом. Печальный опыт КПСС  - не исключение, а правило.

     Но даже не это главное. Главное то, что партийная система клонирует депутатов по профессии, отсекая тем самым сам народ от управления общественными (государственными) делами. Не случайно наши партийцы такой мертвой хваткой вцепились в «профессиональный парламент». Почему они третируют   «ленинскую  кухарку»? Только лишь потому, что кухарка – это всего лишь кухарка?  Но, во-первых,  как говаривал Ходжа Насреддин, чело наших «элитариев» тоже не отмечено печатью мудрости и профессиональный багаж плеч не режет. (Как не вспомнить тут русскую поговорку: в доме висельника не говорят о веревке). Во-вторых, не следует извращать и оглуплять   даже Ленина. Он вовсе не утверждал, что государственная деятельность не требует ни ума, ни профессионализма. Мысль его в другом. Отстаивая идею прямого народовластия, Ленин по логике вещей обязан был возражать (насколько искренне – это другой вопрос) против того, чтобы между народом и государственной властью стояла каста политических перекупщиков или, если угодно, профессиональных политиков, политиков по роду деятельности. Но именно это и не устраивает нашу  люмпенэлиту. Пафос  ее велеречивого словоблудия о «профессиональном парламенте» отнюдь не в том, что парламент должен быть представлен людьми разносторонне образованными, профессионально подготовленными, умеющими мыслить по-государственному, масштабно. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к практике.  Какую глубину политического мышления явили миру лабух Ландсбергис, графоман Гавел, электромонтер Валенса? Какой кладезь премудрости обременял хмельную головушку специалиста по установке унитазов Бориса Ельцина?  Полно, лишите  этих «профессионалов» консультантов, помощников, советников  -  и перед вами во всем своем величии предстанет «ленинская кухарка». С той лишь разницей, что кухарка умеет хотя бы щи готовить.  Нет, дело тут не в профессионализме, не в глубине мышления, не в широте политической культуры и просто культуры. Пафос в другом:  чтобы парламент работал «на постоянной основе». Проще говоря, в «профессиональном парламенте» они видят для себя синекуру или, по-русски, корыто. Корыто – вот Альфа и Омега всего их и демократизма, и профессионализма.

     Но предположим, что партийные депутаты действительно представляют интересы тех или иных социальных слоев государства. Предположим, что все они отличаются профессионализмом Солона и кристальной честностью Брута. Что следует отсюда?  Партийная система выборов, как известно, не исключает того, что какая-то партия получит в парламенте большинство и даже конституционное большинство. Чьи интересы будет выражать такой парламент? Ясно, что интересы той социальной группы, по мандату которой он был сформирован. Тем самым государственная власть, призванная стоять на страже интересов общества (государства), превращается в орудие в руках одной социальной группы для навязывания своей воли всему обществу. Толкуйте после этого, что «диктатуру пролетариата» Маркс с Лениным придумали. Они лишь развили идею «представительной демократии» Руссо. Но у них хватило хотя бы честности и мужества не болтать о «народовластии без берегов», на что так охочи трубадуры и менестрели «демократических стандартов», пытающиеся учить нас правилам цивилизованного поведения.

     6). Коль скоро общество – система, то и интересы большинства не могут выступать в качестве общественного интереса. Общественный интерес – это интерес целого, а не части, какой бы большой эта часть ни была. Это – гармонизированный интерес общества как системы. Такая гармонизация и осуществляется в обществе-государстве. Государство – не формируемые обществом органы управления, как считали  Гоббс, Руссо  и как продолжают считать поныне идеологи «представительной демократии»; не некий внешний обществу институт, служащий орудием, с помощью которого одна часть общества диктует свою волю другой его части, как считали Маркс, Ленин и как продолжают считать марксисты. Государство – это высшая форма самоорганизации общества. Та его  форма, в которой современное общество только и может существовать.  Ликвидация государства, которую прогнозировал Маркс и идею которой в иной форме пытаются реализовать глобалисты,  - это путь деградации общества, путь его самоликвидации. Это  - путь, ведущий к гибели человеческой цивилизации. Как форма самоорганизации общества, основанная на «общественном договоре» и функционирующая на консолидированном общественном интересе, государство, как было сказано, уже по самой своей природе может быть только демократическим, т.е. осуществляющим свою деятельность на основе общественного согласия.

      Из  всего сказанного должно быть ясно, сколь трудна и ответственна деятельность политика. И какими поистине неординарными  качествами – интеллектуальными и моральными – должен обладать политик, чтобы уметь консолидировать и гармонизировать всю палитру интересов различных социальных групп в единый национально-государственный интерес и юридически закрепить его в системе законодательства. Органы государственной власти – тут Платон прав – должны быть представлены действительно элитой общества, а не дельцами и краснобаями, способными увлечь толпу демагогией или скупить мошной. К сожалению, сегодняшние  «профессиональные парламенты» (и не только они) больше напоминают клинику  Ч.Ломброзо, нежели ответственные органы государственного управления.

      Сведя государство к его властным институтам и противопоставив эти институты обществу в виде некой стоящей над обществом «силы», т.е. в сущности превратив органы управления государства в самовластного диктатора, идеологи  «представительной демократии» начинают, далее, изобретать для этого, сконструированного по собственному проекту  «государства», «демократические стандарты». Демократия как власть народа вырождается в химически чистую технологию, т.е. в средство манипулирования «электоратом».

  2007 год | 7777777s (02.12.2012) 56

| Бесплатный конструктор сайтов - uCoz


на главную | моя полка | | Проблемы русской государственности. часть 1 - 2007 год |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 2
Средний рейтинг 3.5 из 5



Оцените эту книгу