© Евгений ЧеширКо, текст, сост., 2018

© Авторы, текст, 2018

© Вячеслав Алатырский, ил., 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

Закон Тринадцати

– А потом он всех съел, и люди еще долго находили детские головы, разбросанные по лесным опушкам. И на каждой голове был его знак – буква «Г», которую он выцарапывал своим длинным страшным когтем. Прямо на лбу.

Мальчик закончил историю и обвел друзей торжествующим взглядом. Судя по лицам друзей, его история впечатлила их гораздо больше других. Ребята замолчали и украдкой поглядывали в сторону леса, темной стеной возвышающегося в самом конце улицы.

– Мне уже домой пора, – заерзала на скамейке Ленка – самая красивая девочка в компании, а по некоторым данным, и во всей деревне.

– Что, боишься? У-у-у! – подняв руки и зловеще зашевелив пальцами прямо над ее головой, произнес Ромка, который, как и другие мальчишки, к Ленке дышал не очень ровно.

– Ну хватит! – она отпихнула его плечом и демонстративно сложила руки на груди. – Дурак, что ли?

– Ладно, ладно, – смутился Ромка и повернулся к остальным, – все, ребят, мы пошли. Ленка, я тебя провожу.

– Сама дойду, – гордо вскинула она подбородок. – Что я, маленькая, что ли? Я этих историй не боюсь. Это все сказки для детей.

– А я один раз видел в подвале… – начал было свой рассказ Сашка, решив воспользоваться моментом и тоже произвести впечатление на Ленку.

– Это когда ты там от мамы своей прятался, чтобы она тебе ремня не дала за разбитую вазу? – перебил его Ромка.

Друзья дружно рассмеялись, и даже Ленка прыснула, заставив Сашку густо покраснеть и бросить злобный взгляд на шутника.

– Ладно, пойдемте по домам, – отсмеявшись, произнесла она. – Завтра вечером на этом же месте.

– Я тоже пойду.

– И я!

– Тогда и я домой!

Может, под впечатлением от страшных рассказов, а может быть, просто потому, что на улице уже стемнело, ребята стали расходиться по домам. Сашка и Ромка жили в домах, расположенных напротив друг друга. Попрощавшись, они зашагали по улице, громко обсуждая сегодняшний вечер и очень сильно раздражая разговорами соседских собак.

– Слушай, вот эта история про Лесного Головогрыза прям жуткая. А кто тебе ее рассказал?

Ромка покосился на своего друга и громко рассмеялся.

– Да этой истории уже сто лет. Я ее в какой-то книжке прочитал, только там был не Лесной Головогрыз, а Степной Руколом. Просто я заменил имя, чтобы интересней было. У нас же как раз деревня возле леса.

– Так это что, неправда, что ли? – Сашка даже остановился от неожиданности.

– А ты что, до сих пор веришь во все эти истории? – рассмеялся Ромка. – Тебе лет-то сколько?

– Завтра тринадцать исполняется, – пожал плечами мальчик. – А что?

– А, ну понятно, – махнул рукой Ромка и снова зашагал по дороге, нарочно шаркая ботинками, чтобы еще сильнее позлить собак. – Мне-то уже четырнадцать, у меня даже паспорт есть.

Он замолчал и с важным видом покосился на друга, ожидая какой-нибудь реакции.

– Ну и что? Какая разница? – не понял тот.

– Разница простая. Только дети верят в страшные истории. Взрослые над ними только смеются. Так что нет никаких Головогрызов. Это все неправда.

– Ну, не знаю… – пожал плечами Сашка. – Мне кажется, что это не зависит от возраста. Они или есть, или их нет. А сколько тебе лет, и есть ли у тебя паспорт… Думаю, что их это не очень интересует.

– Так ты веришь в них?

– Ну… – замялся Сашка, – не знаю даже.

– Да или нет?

– Ну… Да.

– Боишься?

– Немного. Я даже один раз видел, как…

– Да ты просто трусняк! – расхохотался Ромка и принялся прыгать вокруг друга, то и дело тыча в него пальцем, – трус-трусняк, трус-трусняк!

– Да никакой я не трус!

Сашка оттолкнул друга так сильно, что тот еле удержался на ногах.

– Трус-трусняк! – продолжал веселиться Ромка.

– Сейчас как дам…

Сашка сжал кулаки и, насупившись, двинулся в атаку. Почувствовав его боевой настрой и решительность, Ромка шагнул назад.

– Да ладно, ладно, – примирительно выставив перед собой руки, затараторил он, – давай так. Сходи сейчас в лес до Заячьей поляны и обратно. Тогда я поверю, что ты не трус.

Сашка опасливо покосился на черную стену леса, грозно темнеющую в конце улицы.

– Вообще, мне мама сказала пораньше прийти. У меня же день рождения завтра. Надо пораньше спать лечь.

– А, понятно, – махнул рукой Ромка, – я так и подумал, что не пойдешь. Пока, трусняк!

С этими словами он зашагал к своему дому. Злость, обида и страх боролись в Сашкиной душе. Еще бы! Этот балабол Ромка завтра всем расскажет, как он струсил, а это значит, что тайная любовь всей его жизни Ленка больше никогда не пойдет с ним ни в кино, ни в рейд за яблоками из сада глухой бабки Прасковьи. Если она узнает, что он трус, все его надежды и мечты развеются как дым. Этого он допустить не мог.

– Ладно. Я пойду.

Ромка остановился и обернулся.

– Серьезно?

– Да. Жди здесь. Я принесу тебе желудь из-под дуба, который растет на поляне. Он там один, так что обмануть не получится.

Сашка сам удивился своей решительности и металлическим ноткам в голосе. Все вокруг неожиданно затихло. Затихло как-то слишком резко и внезапно. Даже собака деда Сергея, живущего через несколько домов, уже порядком надоевшая всей улице неугомонным лаем, заскулила и через секунду замолкла. Сашка оглянулся по сторонам. Все как обычно. Одинокий фонарь, освещающий только середину улицы, звездное небо, стена леса, начинающегося сразу за крайним домом деревни, легкий ветерок, чуть прохладнее, чем он бывает в это время года, но это, наверное, из-за прошедших дождей. Но Ромка, судя по всему, никаких изменений не заметил.

– Ого, – усмехнулся он, – ну, хорошо, договорились. Но если не принесешь, завтра всем расскажу, что…

– Кто бы сомневался, – буркнул Сашка и, недослушав, зашагал по улице.

* * *

Сашка стоял в самом центре Заячьей поляны и смотрел на старый дуб. В лунном свете тот выглядел зловеще и угрожающе. Как будто тянул кривые руки-ветки, пытаясь схватить любого, кто осмелится нарушить его покой. Поежившись, Сашка присел на корточки и принялся ощупывать ладонями землю, пытаясь найти хоть один желудь, который должен был послужить доказательством его бесстрашия. Как назло, пальцы натыкались только на жухлую траву и сухие ветки. Ему показалось, что сердце остановилось. Буквально в нескольких сантиметрах от кончиков пальцев он заметил чью-то мохнатую ступню, врезавшуюся черными заскорузлыми когтями прямо в землю. Подняв голову, он увидел Нечто. Это Нечто смотрело на него красными светящимися глазами, оскалив ряд длинных и острых зубов, выглядывающих из-под подрагивающих губ.

Вскочив, Сашка бросился бежать, но не успел он сделать и пары шагов, как что-то сильно ударило его по голове. В глазах праздничным фейерверком взорвались тысячи звезд. После этого наступила темнота.

* * *

Сознание возвращалось медленно. Сначала Сашка стал различать звуки. Несколько голосов негромко переговаривались где-то поблизости. Открыв глаза, он инстинктивно отпрянул, но тут же уперся во что-то твердое. Ощупав рукой препятствие, он понял, что сидит, прижавшись спиной к тому самому дубу, а перед ним, в паре метров от него, прямо на земле расположились непонятные существа. Их он узнал сразу, так как буквально полчаса назад с замиранием сердца слушал их описания.

Лесной Головогрыз оперся на локоть и что-то жевал, клацая острыми зубами. Подвальный Паутинник, похожий на огромного тарантула с человеческими руками, сидел рядом и, быстро перебирая десятками пальцев, плел свою знаменитую Сонную Паутину. Чуть поодаль на траве развалился Чердачный Осинник. Его невозможно было не узнать – худое и длинное тело со всех сторон было облеплено осиными гнездами, а еще он постоянно чихал от пыли, сыпавшейся из его глаз. Рядом с ним сидела Чуланная Тьма, то чернея, то снова становясь прозрачной. Только лишь ее огромные желтые глаза никуда не исчезали.

– О, очнулся, – произнес Головогрыз, уставившись на Сашку алыми глазами. – Как голова? Не болит?

– Болит немного, – кивнул тот.

– Ну так еще бы, – усмехнулась Тьма, – со всего маху в дерево впечатался. Я уж думала, что она вообще у тебя как орех разлетится от такого удара.

– Что вам от меня нужно? – судорожно сглотнув, спросил мальчик.

– Начинается… – вздохнул Паутинник. – Что вам нужно, кто вы такие… Всегда одни и те же вопросы.

– Да ладно тебе, – махнул рукой Осинник, – не каждый же день с нами встречаются, вот и спрашивают. Может, малец думает, что мы его сейчас есть будем.

– А что не будете? – неуверенно спросил Сашка, развеселив всю компанию.

– Ну если ты настаиваешь, то мы, конечно, можем…

– Нет, нет, – затряс головой мальчик, – я просто спросил.

Головогрыз поднялся. Другие последовали его примеру. Через несколько секунд все они стояли прямо перед Сашкой.

– Мы рады, что ты пришел к нам сегодня. Далеко не все решаются навестить нас в Ночь Прощания, поэтому я от лица всей нежити выражаю тебе свое почтение и искреннюю благодарность!

Головогрыз склонил страшную голову в легком поклоне.

– А что за Ночь Прощания?

– А ты разве не знаешь? – улыбнулась Тьма и удивленно моргнула желтыми глазами-блюдцами.

Сашка покачал головой.

– А о том, что число тринадцать является волшебным, ты слышал?

– Конечно.

– Дело в том, что, когда детям исполняется тринадцать лет, мы перестаем показываться им на глаза. Они становятся почти взрослыми, и мы больше не имеем права питаться их страхами. Таков Закон Тринадцати. Очень древний закон. Люди уже не помнят его, но до сих пор чтят и опасаются этого числа, ведь в ночь перед тринадцатилетием происходит Ночь Прощания. Раньше в эту ночь мы приходили к детям и прощались с ними навсегда. Сейчас мы уже этого не делаем, мы стары, и нам тяжело ходить к вам. Да и вы почему-то не особо стремитесь радовать нас своими визитами.

– Это очень хороший закон, – произнес Сашка. – Я уже могу идти домой?

– Да, но раз ты здесь, мы должны соблюсти древний обряд.

– Что еще за обряд? – снова забеспокоился Сашка.

– Желание, – произнес Головогрыз, – твое желание. Мы должны его исполнить.

– А, тогда я бы хотел оказаться дома.

– Нет. Самое тайное желание. Мы сами его узнаем.

После этих слов Чуланная Тьма шагнула к Сашке и уставилась прямо в его глаза. Это длилось всего секунду. После этого она кивнула и, подойдя к Головогрызу, что-то шепнула ему на ухо.

– Ну что ж, думаю, что это мне под силу, – кивнул тот и склонился над Сашкой, протянув к нему руку. Сашка с ужасом наблюдал, как распрямилась кисть Головогрыза, а один из пальцев, на котором острым жалом поблескивал длинный коготь, приблизился к его лицу.

– Ай! – Сашка схватился за лоб. – Вы что сделали? У меня что, самое тайное желание, чтобы Головогрыз разрезал мне голову?

Он перевел взгляд на ладонь. На пальцах темнела липкая кровь.

– Прощай, мальчик! Ровных тебе дорог в почти взрослой жизни. Помни о нас, вспоминай нас, расскажи о нас своим будущим детям. И знаешь что? – оскалился Головогрыз. – Никогда ничего не бойся. Иди навстречу своим страхам, как ты сделал это сегодня, и они обязательно вознаградят тебя за бесстрашие. Прощай.

Сашка хотел было что-то ответить, но Подвальный Паутинник неожиданно взмахнул руками, накинув на него свежесотканную Сонную Паутину. Веки Сашки налились свинцом, и он тут же провалился в сон.

* * *

Спал Сашка недолго. Открыв глаза, он обнаружил, что все еще лежит у дуба, но уже в полном одиночестве. Лоб ныл и кровил от сильного удара об ствол дерева. Футболка была покрыта нитями паутины, видимо прицепившимися к ней во время похода по ночному лесу. Встав, Сашка поднял с земли желудь, сунул его в карман и, покачиваясь и держась за голову, побрел домой, на ходу пнув старый пень, так похожий в темноте на чью-то когтистую ступню.

* * *

На следующий день ребята снова собрались вместе. Сашка принес с собой торт в честь дня рождения. Весь вечер он воодушевленно рассказывал о вчерашнем споре с Ромкой и о своем отважном походе в страшный ночной лес, не забывая демонстрировать всем ссадину в форме буквы «Г» на лбу. Изредка поглядывая на Ленку, он все чаще и чаще ловил на себе восхищенный взгляд.

Лесной Головогрыз ушел навсегда, но свое обещание выполнил. Желание Сашки сбылось.

Евгений ЧеширКо

Случай на кладбище

У каждого из нас есть свои способы и методы борьбы с плохим настроением, депрессией и тоской. Одни идут в кино. Другие – в магазин, Третьи же, наоборот, запираются в квартире на все замки и, укутавшись в одеяло, пьют чай и читают книги. Геннадий Павлович в минуты грусти и печали любил прогуливаться по городскому кладбищу.

Гнетущая тишина и безлюдность оказывали на него самое благоприятное воздействие. Заложив руки за спину и сцепив пальцы в замок, он неспешно расхаживал по мрачным аллеям, разглядывая памятники и думая о чем-то своем. Странный способ развлечься, но эти прогулки успокаивали его и придавали сил, а значит, полностью себя оправдывали.

В тот вечер Геннадий Павлович уже почти завершил свой оздоравливающий моцион. Он шел по центральной аллее и широко зевал. Очередная прогулка повлияла на него благотворно – надоевшая бессонница, судя по всему, не составит ему компанию сегодняшней ночью, чему он был несказанно рад. От приятных мыслей о крепком сне его отвлек странный звук, раздавшийся со стороны соседней аллеи.

– Странно, – поежился Геннадий Павлович, – я же только что там проходил и никого не видел.

Звук повторился. Прислушавшись, Геннадий Павлович понял, что звук очень похож на всхлип. В сгустившихся сумерках тени деревьев и памятников принимали причудливые и зловещие очертания. В нерешительности замерев, Геннадий Павлович слегка замандражировал. Он подумал, что услышать ночью на безлюдном кладбище тихие всхлипы – не самая хорошая примета. Уже через секунду он, не по годам резво, шагал по аллее в противоположную от источника звуков сторону. Но сделав десяток шагов, он снова остановился.

– А вдруг там кому-то нужна моя помощь? – сам себе прошептал он. – Нет, я должен хотя бы посмотреть, что там происходит.

Развернувшись, Геннадий Павлович направился обратно. Но уже не так уверенно и резво. Всхлип снова раздался откуда-то справа. Аккуратно, стараясь не создавать шума, он шагнул с асфальтированной дорожки на жухлую прошлогоднюю листву. Наступая на носок, он медленно перекатывался на пятку, тщательно выбирая место для следующего шага, чтобы случайно не наступить на какую-нибудь сухую ветку и раньше времени не возвестить о своем присутствии.

Глаза Геннадия Павловича постепенно привыкли к кладбищенской тьме. Он осторожно выглянул из-за дерева и наконец увидел источник странных звуков.

Представьте себя на его месте. Ночь. Кладбище. Вы очень хотите спать, но почему-то вместо того, чтобы растянуться на мягкой кровати, медленно пробираетесь мимо старых могил и древних деревьев к кому-то, кому, по вашему мнению, нужна помощь. Наконец вы выглядываете из-за дерева и видите, что на одной из скамеек у могилы сидит девушка с длинными растрепанными волосами, жалобно всхлипывает и пристально смотрит на вас исподлобья… Уверен, что мысль о крепком и здоровом сне моментально с лидирующих позиций в вашей голове моментально опустится к мыслям о дыхательной системе утконоса и атомной массе вольфрама. Примерно то же самое почувствовал и Геннадий Павлович. Поймав на себе пристальный взгляд, он вздрогнул и снова спрятался за дерево в надежде, что, может быть, девушка его все-таки не заметила.

– Я вас видела, – послышался голос со скамейки. – Вы кто?

Сообразив, что больше терять нечего, Геннадий Павлович вышел из-за дерева.

– Меня зовут Геннадий Павлович, – представился он слегка дрожащим голосом. – А вас?

– Это неважно, – нахмурилась девушка, вытирая слезы с лица. – Что вы здесь делаете?

– Э… Гуляю, – честно сказал он, хотя в сложившейся ситуации его ответ прозвучал не слишком правдоподобно. – Я просто услышал ваш… В общем, мне показалось, что вам нужна моя…

Его взгляд упал на правую руку девушки, в которой на одно мгновение что-то блеснуло.

– Погодите, что там у вас?

– Где?

– В руке. Что вы там прячете?

Девушка еще раз всхлипнула. Геннадий Павлович нахмурился и перевел взгляд на другую руку. Рукав куртки девушка закатала до самого локтя. Очевидная догадка тут же ворвалась в голову Геннадия Павловича.

– Тьфу ты, – неожиданно разулыбался он. – Я думал, здесь что-то страшное творится, а вы просто решили вскрыть себе вены?

Осмелевший Геннадий Павлович иронично покачал головой и, уже не таясь, сделал несколько шагов, присев на скамейку рядом с девушкой.

– Долго думали или все спонтанно получилось? – деловито закинув ногу на ногу, спросил он.

Девушка хотела что-то возразить, но, сообразив, что скрыть свой страшный замысел от этого мужика уже не получится, разрыдалась с новой силой.

– Я не хочу больше… Просто не хочу ничего… Все не так… – обрывки фраз пробивались сквозь ее всхлипы, почему-то заставляя Геннадия Павловича улыбаться все шире и шире. – Я никому не нужна, меня никто не понимает!

– Успокойтесь, девушка, – мужчина мягко положил руку ей на плечо. – Я вас прекрасно понимаю. Ваша жизнь не имеет смысла, и все такое… Возможно, вы и правы. Только вот то, что вы хотите сделать, вряд ли избавит вас от этих проблем.

– Избавит, – хмыкнула девушка и еще выше закатала рукав.

– А я говорю, что нет.

– Да откуда вы знаете?

– Это очевидно, – пожал плечами Геннадий Павлович. – К тому же у меня был один друг, который закончил свою жизнь примерно так же. Он часто мне снится и рассказывает, что там, – он кивнул куда-то за спину, – нет ничего интересного. А еще он говорит, что таких, как он, не берут туда.

Мужчина поднял палец и указал им куда-то вверх.

– Это правда? – девушка перестала всхлипывать и посмотрела на своего нежданного собеседника.

– Если верить моим снам и его словам, то это чистейшая правда. Но я не заставляю вас в нее верить. Вы вправе самостоятельно распоряжаться жизнью. Хотите залить здесь все кровью – пожалуйста. Как говорится, на здоровье.

Геннадий Павлович широко зевнул и взглянул на часы.

– Пожалуй, мне пора. Но перед тем, как уйти, я бы хотел вас кое о чем попросить. Можно?

Девушка ничего не ответила, но он продолжил.

– Скорее всего, вы скоро увидите моего друга. Передайте ему, пожалуйста, что его жена вышла замуж за другого и вполне себе счастлива. Насколько мне известно, у нее уже двое детей. А может, и трое. Так, что еще? – Геннадий Павлович почесал затылок. – Скажите ему, что друзья называют его никак иначе, кроме как «тем придурком», и совсем не приходят к нему на могилу. Еще скажите, что ни по радио, ни по телевизору про его поступок ничего не рассказали. Даже в местной двухстраничной газете про него ничего не написали. В общем, передайте ему, что про него все благополучно забыли и никто по нему не грустит и не печалится. Да! И скажите ему, пожалуйста, чтобы перестал мне сниться. Честно говоря, надоело его нытье. Вроде бы все.

Девушка сидела молча, уставившись в одну точку. Геннадий Павлович покосился на нее, ухмыльнулся и поднялся со скамейки.

– Я могу надеяться, что вы все это ему передадите?

– А… А как я его узнаю?

– Когда он мне приснится в следующий раз, я расскажу, где вас найти, и он сам придет к вам. Быть может, тогда он отстанет от меня со своими депрессивными монологами и наконец-то переключится на вас. Тем более что у вас с ним появятся общие темы для бесед. Да и времени у вас будет более чем достаточно – целая вечность. Будете сидеть с ним долгими зимними вечерами и обсуждать ворон, ворующих конфеты с могил. Так что, передадите?

Девушка снова всхлипнула и покачала головой.

– Нет? Но почему же? Вы же все равно идете туда. Что вам стоит? – театрально удивился он.

– Сами передавайте этому своему другу свои послания.

– Ну как хотите. Но я ему на всякий случай расскажу о вас. Мало ли, вдруг вам захочется общения.

Где-то недалеко неожиданно хрустнула ветка, нарушив зловещую тишину кладбища.

– Не надо никому ничего рассказывать! – девушка вскочила со скамейки и затравленно оглянулась по сторонам. – Еще чего не хватало, чтоб какой-то неудачник там за мной таскался. И вообще, я представляла все по-другому. Я думала, что я там встречу всех своих умерших родственников, что я смогу с ними пообщаться, что я…

– Нет, не получится, – отрицательно покачал головой Геннадий Павлович. – По его словам, они все там, – он снова ткнул пальцем в небо, – вы их даже не увидите. Именно поэтому, чтобы вам не было скучно, я и предлагаю познакомиться с моим другом.

Резкий порыв ветра растрепал волосы девушки, заставив ее снова опасливо осмотреться.

– Передадите? – вкрадчиво произнес мужчина, сделав маленький шаг в ее сторону. Шаг, который не особо приблизил его к ней, но именно такой, чтобы она его заметила.

– Кто вы такой? – дрожащим голосом произнесла она.

– Никто, – оскалился Геннадий Павлович. – Передадите?

Девушка неожиданно вспомнила, что держит в руке нож и, выставив его перед собой, стала пятиться к асфальтированной дорожке.

– Он будет вас ждать. Я расскажу ему, – гробовым голосом произнес Геннадий Павлович, делая еще один маленький шажок. – Обязательно приходите.

Девушка вскрикнула и, наконец нащупав пяткой асфальт, со всех ног бросилась к выходу с кладбища.

* * *

Геннадий Павлович усмехнулся, снова взглянул на часы, зевнул. Он дождался, пока шаги девушки затихнут, и направился в том же направлении. У самого выхода с кладбища он свернул налево и принялся пробираться сквозь заросли высокой травы, переступая через заброшенные могилы. Наконец остановился у одной из них. Она отличалась от соседних тем, что в самом ее центре зияла глубокая дыра, а по краям были разбросаны комья свежей черной земли. Геннадий Павлович присел на ее край, аккуратно свесил ноги и сполз вниз, оказавшись под землей по самую грудь.

– Ну все. Доброе дело сделано, теперь можно и поспать, – устало проговорил он сам себе, потрогал пальцами входное отверстие от пули на виске, чему-то улыбнулся и принялся закапываться, сгребая на себя землю с краев могилы.

Этой ночью он ненадолго заглянул в сон девушки. Убедившись, что с ней все хорошо, он, стараясь не показываться ей на глаза, отправился бродить по снам других людей. Ведь для самоубийцы чужие сны – единственное доступное развлечение. Жаль только, что постоянная бессонница редко делает такие подарки.

Евгений ЧеширКо

Зов

Мальчик резко открыл глаза, оперся на локоть и приподнялся в постели.

– Сон, что ли? – потерев ладонью переносицу, прошептал он сам себе и снова положил голову на подушку.

– Иди ко мне…

Мальчик вскочил с кровати и оглянулся по сторонам. В доме царила кромешная тьма. Тишину нарушали лишь негромкие посапывания спящих родителей и братьев. Он на цыпочках подошел к окну и выглянул наружу. Никого.

– Я жду тебя…

Голос звучал как будто бы и в голове мальчика, и одновременно сразу со всех сторон. Он не был похож на обычные человеческие голоса. Если сравнивать его с каким-нибудь предметом или явлением, то больше всего голос напоминал утренний туман, который плывет над рекой. Казалось, что он медленно обволакивал и впитывался, заставляя внимать каждому его слову.

– Что это еще за чепуха? – тихо проговорил мальчик и, подойдя к умывальнику, подставил голову под струю холодной воды.

Голос, зовущий его куда-то, ненадолго замолчал. Видимо, холодная вода все же каким-то образом создала помехи для непрерывного вещания. Но стоило волосам немного подсохнуть, как голос снова появился в его голове:

– Иди ко мне, сын человека…

– Да кто ты такой? – прошептал мальчик, озираясь по сторонам. – Куда идти? Зачем?

– Так написано в книге судеб…

– А, ну если в книге судеб, тогда конечно… Сразу бы так и сказал, – попытался приободрить себя мальчик. – А куда идти там написано?

– Иди ко мне…

Мальчик потряс головой и даже слегка ущипнул себя за щеку, чтобы убедиться, что это не сон.

– Я жду тебя на самом краю неизвестного, там, где тьма становится осязаемой…

– И где же находится такое место? – Самообладание мальчика потихоньку возвращалось. Ему уже не терпелось узнать – кто из друзей решил сыграть с ним эту не самую удачную шутку.

– Иди ко мне… Я буду ждать тебя у края леса…

– Ага, – усмехнулся мальчик и бросил взгляд в окно, где метрах в трехстах от его дома темной стеной возвышался лес на фоне звездного неба. – Лес-то наш большой, где мне тебя искать-то?

– Я буду ждать тебя у поваленной сосны.

– А, ну это я знаю, – кивнул он. – Ну что ж… Ладно. Посмотрим, кто ты такой.

– Я жду тебя…

Мальчик быстро оделся и шмыгнул из дома, постаравшись не скрипнуть дверью и не разбудить родителей.

* * *

Наверное, многие сейчас осудят мальчика: ведь уходить ночью из дома, ничего не сказав родителям, – опасно, глупо и неправильно. Да, наверное, так оно и есть, но дело в том, что этот мальчик был очень смелым, увлекающимся и любознательным. Он нисколько не сомневался, что кто-то из его друзей решил подшутить. К тому же ему было очень интересно узнать – как именно технически этот кто-то умудрился осуществить шутку. Да и что могло случиться с ним в деревне, где все друг друга прекрасно знали? Все это придавало ему уверенности, когда он шагал к темному лесу.

– Я ждал тебя, сын человека, – голос прозвучал откуда-то справа как раз в тот момент, когда мальчик остановился у первых деревьев.

Он резко повернул голову на источник звука, и тут же вся его смелость и любознательность куда-то исчезли. В двух метрах от мальчика стояло странное существо. В нем было не меньше трех метров роста. Оно было полностью завернуто в замшелые и оборванные тряпки. Даже лицо скрывалось под слоем грязной материи. Длинные и кривые пальцы постоянно двигались, что в сочетании с устрашающей худобой вызывало совсем не положительные эмоции. Страх сковал тело мальчика, ноги моментально стали ватными и как будто чужими.

– Кто ты такой? – наконец, собравшись с мыслями, спросил он.

– Я – Тот-Кто-Зовет. И я рад, что ты откликнулся на мой Зов.

– Куда зовет? – потихоньку справляясь со страхом, произнес мальчик уже более твердым голосом.

– Зовет навстречу приключениям, зовет на борьбу с темными силами, зовет на исследования неизвестного. – Существо развело руки в стороны, отчего стало казаться еще больше. – Я зову людей и отправляю их в путешествия, полные опасностей и тайн. Эти люди становятся Героями, Воинами, Исследователями, о них слагают легенды и сказания. Я – Тот-Кто-Зовет. С моего Зова начинаются все истории мира о Великих. Каждый из них когда-то начал свой путь именно с него. Кто-то идет побеждать Дракона, кто-то освобождать Принцессу, а кто-то завоевывать в сражениях целые королевства, другие идут за…

– Но разве драконы существуют? – впервые с момента встречи улыбнулся мальчик.

После этого вопроса существо как-то сгорбилось и поникло. Тяжелый вздох вырвался из-под тряпки, закрывающей его лицо. Покачав головой, оно сделало шаг к поваленному дереву и медленно присело, подперев голову длинными пальцами.

– Что? Чего ты? – нахмурился мальчик.

– Да ничего, – отмахнулось существо и отвернулось в другую сторону.

– Да что я сказал такого? – мальчик осознал, что страх в его душе неожиданно исчез, а на его месте появилось сочувствие к этому существу, сгорбившемуся на дереве. – Ну говори уже! Чего ты так расстроился?

– Да, ты прав. Драконов уже почти не осталось, – буркнуло оно. – Иди домой.

– Что значит «иди домой»? Ты посреди ночи разбудил меня и позвал сюда, чтобы сказать «иди домой»? Нет, так дело не пойдет.

Мальчик решительно шагнул к существу и присел с ним рядом.

– Давай, говори, – он слегка пихнул Того-Кто-Зовет локтем в бок. – Чего ты надулся?

Существо еще раз тяжело вздохнуло и снова горестно покачало головой.

– Кажется, я становлюсь ненужным… Мало кто слышит мой Зов, а те, которые на него откликаются, не очень хотят становиться Великими. Понимаешь? – оно резко развернулось к мальчику, – тысячи лет я только и делал, что выбирал самых лучших из людей и звал их. И каждый, кто приходил на мой Зов, считал это великой честью! Да и время раньше какое было?! Под каждой горой по дракону, в каждом лесу по колдуну, все принцессы в заточении. Представляешь? Раньше, чтобы найти свободную принцессу, нужно было очень сильно постараться. И не факт, что, даже если ты такую найдешь, она не окажется какой-нибудь заколдованной страшной ведьмой. Дел было невпроворот. Каждый день ко мне в очередь выстраивались желающие стать Героем. А сейчас? Драконы вымерли, а те единицы, которые остались в живых, предпочитают не вылезать из-под гор. Колдуны перестали использовать волшебство против людей. Развалившийся вурдалак, и тот боится показаться людям на глаза. Куда мне теперь отправлять будущих Героев? Вот ты услышал Зов и даже пришел на него. Но мне некуда тебя направить. Темные силы уже потеряли мощь – все, не осталось неизведанных мест.

– А может… – мальчик покосился на лес за их спинами. – А здесь нет какого-нибудь колдуна? Маленького такого колдунчика, чтобы я его мог победить? Честно говоря, я бы тоже хотел стать Героем.

– Я вчера всю ночь бродил по этому лесу, – разочарованно махнул рукой Тот-Кто-Зовет. – В восточной части живет один оборотень, который превращается в белку, а в северной – я встретил трехсотлетнего дряхлого упыря, собирающего грибы. С такими соперниками тебе Героем никогда не стать.

– Ну да, – кивнул мальчик, – это какие-то слишком слабые соперники… Может, в каком-нибудь другом лесу неподалеку есть кто-нибудь посильнее?

– Нет, – грустно покачал головой Тот-Кто-Зовет. – Для того чтобы стать Великим, нужно совершить что-то Великое. Наверное, зря я тебя позвал. Ты прости, что разбудил. Возвращайся домой.

– Что? – подбоченился мальчик. – Ты хочешь сказать, что я не способен на что-то великое? Нет уж. Я тебе покажу, на что способен! Когда-нибудь я найду самого страшного дракона, приручу его, оседлаю и отправлюсь туда, где никого еще до меня не было! Слышишь? Вот увидишь!

Мальчик резко развернулся и, не попрощавшись, решительным шагом направился к дому. Существо смотрело ему вслед с загадочной улыбкой, которую нельзя было увидеть сквозь ткань, закрывающую лицо.

– В добрый путь, мой мальчик, – негромко прошептало оно. – Теперь ты будешь слышать мой Зов постоянно. Следуй ему и никуда не сворачивай. У тебя все получится, я верю в тебя.

Тот-Кто-Зовет поднялся и растворился в темноте леса.

* * *

Много лет прошло с той встречи. Тот-Кто-Зовет слышал и видел все, что происходит с мальчиком. Он видел, как он рос и становился все смелее, мужественнее и целеустремленнее. Он радовался каждому шагу, приближавшему мальчика к цели, ведь именно Тот-Кто-Зовет когда-то направил его по этому пути. Точно так же, как он и раньше отправлял будущих Героев на свершение великих дел.

Однажды апрельским днем Тот-Кто-Зовет стоял на том же месте у опушки леса и следил за всем, что происходит с его повзрослевшим мальчиком, который находился за тысячи километров от него. Он видел, как на него надевают странные доспехи, как его ведут к блестящему огнедышащему дракону. Он видел, как он улыбается белоснежной улыбкой, как машет рукой, а потом смело говорит: «Поехали!» Он видел, как дракон нехотя отрывается от земли и несет его ввысь. Туда, где тьма становится осязаемой, туда, где еще не было ни одного человека.

Тот-Кто-Зовет убрал с лица ткань и посмотрел на небо, на котором появилась еще одна маленькая одинокая звездочка.

– Я не ошибся в тебе, – улыбнулся он. – Ты стал Героем, мой мальчик.

Евгений ЧеширКо

Неудавшийся праздник

Вурдалак Елисей жутко не любил свой день смерти. В этом году ему исполнялось сорок лет.

Ах да… Я забыл сказать, что у нежити не принято отмечать дни рождения по вполне понятной причине – потому что там никто не рождается. Поэтому день смерти у них является подобием нашего дня рождения и отмечается примерно так же. Виновник торжества накрывает полянку в непроходимой чащобе леса и приглашает гостей. Те дарят ему подарки и желают еще долго не гнить и не разваливаться. Затем, после нескольких опустошенных бутылок с забродившей кровью, гости делятся на маленькие компании и начинают жаловаться друг другу, что раньше было лучше.

Как видите, особой разницы с нашими праздниками нет. Только название другое.

Елисей с ужасом ждал свой день смерти. Дело в том, что он не очень любил быть в центре внимания. К тому же его запасов не хватило бы даже на самую маленькую и скромную полянку.

* * *

– Елисей! Вот ты где! С днем смерти тебя! – молодой оборотень остановился у неприметного холмика, почти полностью занесенного сухими листьями.

– Это не я, – раздался глухой голос из-под земли.

– Да ладно тебе. Давай вылезай уже. У меня для тебя подарок.

Несколько секунд прошли в тишине.

– Я говорю – вылезай! – нетерпеливо повторил оборотень. – А то сейчас осиновым колом тебя выгонять буду.

Из-под земли послышалось недовольное бормотание, но через мгновение на поверхности показалось заспанное лицо вурдалака.

– С днем смерти, друг! – белозубо оскалился оборотень и принял торжественную позу. – Сорок лет назад в этот замечательный день ты умер. Прими мои поздравления и вот этот скромный подарок.

Он протянул Елисею грязный и почерневший от сырости листок бумаги.

– Спасибо, – хмуро кивнул вурдалак. – А что это?

– Карта грибных мест нашего леса. Я хотел грибника притащить – присмотрел одного, но подумал, что он тебе может не понравиться, – толстоват сильно. Ты же не любишь жирное мясо?

Здесь нужно снова отвлечься и объяснить, что карты грибных мест для навьих – это как сертификат в парфюмерный магазин для нас. Когда лень выбирать подарок, можно подарить его, а именинник уже сам сходит и выберет то, что ему нравится.

– Да я на диете сейчас, – вздохнул Елисей. – Желудок уже совсем дырявый.

– И поэтому мой подарок придется очень кстати! – послышалось откуда-то из чащи.

Вурдалак и оборотень обернулись на голос и увидели, как из-за деревьев, хромая на короткую лапу, выходит болотная тварь Авдотья. С ней Елисей был знаком уже лет десять. Авдотья была веселой и отзывчивой тварью. В тяжелые времена, когда вурдалак еще не умел охотиться на людей, она делилась с ним добычей и всячески поддерживала морально.

– С днем смерти, мой друг! – Болотница обняла вурдалака, оставив на нем куски зеленоватой слизи. – Я долго думала, что тебе подарить, а потом вспомнила про твой больной желудок. Поэтому вот мой подарок. Держи! Зашьешь дырку и будешь как новенький.

С этими словами она протянула Елисею ржавую иглу с продетой в нее грязной ниткой.

– Ого! – округлил глаза вурдалак. – Такой дорогой подарок… Авдотья, может, ты его себе оставишь? У тебя у самой ухо на честном слове висит.

– Для друга ничего не жалко, – расплылась в беззубой улыбке болотница. – А ухо пока еще держится.

Дело в том, что в силу физиологических причин навьи со временем начинают подгнивать и разваливаться. Поэтому иглы и нитки являются у них очень ценными и, что главное, дефицитными предметами, так как мало кто из людей, когда идет в лес, берет с собой набор для шитья.

– Ну спасибо тебе! – Елисей аккуратно воткнул иглу себе в плечо, чтобы не потерять ее и виновато посмотрел на друзей.

– Ребят, если честно, я не хотел отмечать день смерти и совсем не подготовился…

– Зато мы подготовились! – Два злыдня возникли как будто из воздуха прямо перед ним. Это были два брата-близнеца – Степан и Федор. С ними Елисей познакомился не так давно, но уже успел подружиться. – Мы договорились с Лешим. Через час он ждет нас на Кривой Поляне.

– Но сегодня же полнолуние! – удивился Елисей. – В полнолуние на Кривую Поляну пускают только по знакомству, потому что там самый лучший вид на Проклятое Кладбище!

– Друг, у тебя сегодня день смерти, – в один голос заговорили братья. – Тебе не нужно ни о чем думать. Вся Кривая Поляна сегодня наша. Там не будет никого лишнего. А вот и наш подарок – целый литр крови. Еще тепленькая!

– Ребята… – растроганный вурдалак переводил взгляд с одного на другого, не в силах подобрать слова, – ребят…

– Ни слова больше! – хлопнул в ладоши оборотень и, схватив Елисея за плечи, поставил на ноги. – Идем. Сегодня будет веселая ночь!

* * *

Друзья веселились до самого утра. Леший не обманул – в честь дня смерти Елисея вся Кривая Поляна принадлежала только им пятерым. Ни одно живое и неживое существо не нарушило их скромное застолье. Уже под утро, когда глаза нежити стали слипаться, а небо на востоке светлеть, друзья разлеглись на траве и принялись смотреть на полную луну, негромко переговариваясь.

– Уже сорок лет мне сегодня, – грустно вздохнул Елисей.

– Да это разве возраст? – хохотнула Авдотья и игриво бросила в вурдалака еще один кусочек слизи. – Помнишь водяного Илью Никифоровича? Так он сколько лет просмертил?

– Восемьдесят шесть лет, – приподнялся на локте оборотень. – Так еще смертил бы и смертил, если бы озеро не высохло.

– Ну… То водяной, – снова вздохнул вурдалак, – а у меня уже здоровье не то. Чувствую, жизнь уже не за горами.

– Да сплюнь, – в один голос заверещали злыдни, – сто лет еще просмертишь. А о жизни не нужно лишний раз вспоминать. Тем более на день глядя.

– Все мы когда-нибудь заживем, – пожал Елисей плечами. – Чего бояться-то? Интересно просто – а что потом? Что будет, когда жизнь за нами придет?

Над поляной на несколько секунд повисла гнетущая тишина. Улыбки сползли с лиц, каждый задумался о чем-то своем.

– А я вот верю в смерть после жизни, – взмахнула болотница руками, – не может такого быть, чтобы мы сгнили, и все… и ничего от нас не осталось.

– Ну, от тебя-то точно что-нибудь останется, – вытирая очередную порцию слизи со своей лапы, пробурчал оборотень.

– Вот вы будете смеяться, но я все равно расскажу, – неожиданно посерьезнел вурдалак. Он сел на землю и повернулся к друзьям.

– Мне иногда кажется, что в прошлой смерти я был… Человеком.

– Чего?

– Человеком. Серьезно! Мне иногда сны даже снятся такие – как будто у меня есть дом. Не могила, а настоящий дом человеческий. И что в нем тепло, уютно. Еще люди маленькие бегают. Эти… Как они их называют-то?

– Дети, – подсказал злыдень.

– Вот, точно – дети. И еще снится, как будто есть у меня кот, и он на меня не фырчит и не гонит прочь, как обычно они делают. А наоборот – на руки ко мне просится, а я его глажу. И вот живу я в этом доме, а ко мне другие люди приходят в гости. Мы с ними разговариваем обо всем, смеемся… И знаете что? Не знаю, как там на самом деле, а у меня во сне они совсем даже неплохие ребята. Такие же, как и мы с вами. Только знаете, в чем разница? Они не смертят, а… живут.

– То есть ты хочешь сказать, что, после того как за нами придет жизнь, мы превратимся в людей? – недоверчиво покосился на него оборотень.

– Не знаю, – пожал вурдалак плечами, – а вдруг? Не зря же сны эти снятся.

– Ладно, – выдохнула болотница, – раз уж на то пошло, то и я тоже такие сны вижу. Вроде как есть у меня нора, но не в земле, а в высоком таком каменном дереве. И рядом со мной тоже норы, в которых люди. Но мне во сне не страшно от этого, а, наоборот, – спокойно как-то, беззаботно…

– И нам, и нам тоже они снятся, – одновременно закивали головами злыдни и уставились на оборотня.

Тот немного помолчал, но потом махнул лапой.

– Что ж скрывать, – вздохнул он, – мне тоже иногда такое видится.

– Вот оно, значит, как, – обвел друзей взглядом Елисей. – Так, может, тогда это все правда? Может, мы действительно все когда-то людьми были? А как жизнь за нами придет, так мы снова ими станем?

– А мы их едим, – разочарованно вздохнула Авдотья.

Над поляной снова повисла тишина.

– Нет, ребят. Вы как хотите, а я не хочу так больше. Спасибо тебе, друг, но карта пусть у тебя останется, – с этими словами он протянул оборотню листок. – Игла мне тоже не нужна – лучше ухо себе пришей, а желудок мой еще потерпит. И бутылку с кровью тоже заберите. Не хочу я ее больше пить.

– Да чего ты так взъерепенился? – удивился оборотень. – Хорошо же сидели…

– Просто не хочу, чтобы, когда я стану человеком, меня сожрал кто-нибудь вроде тебя. Что ж в этом хорошего? – поднялся на ноги Елисей. – А что нам потом сниться будет, когда мы людьми станем? Кошмары всякие, как мы по темным лесам бегаем, как по кладбищам бродим да кровью умываемся? А вдруг мы помнить все будем? Каково нам тогда в глаза другим людям смотреть будет, а? Ладно, ребят, спасибо, что поздравили, но я пойду уже.

С этими словами он развернулся и поковылял в лес. Уже через минуту его силуэт растворился в тени деревьев.

* * *

Давно это было, но с тех пор в том лесу не пропало ни одного грибника. Говорят, что Елисей после своего неудавшегося дня смерти подался в проповедники. Ходил по другим лесам да рассказывал нежити, что нельзя пугать и есть людей. Кто-то смеялся над ним, кто-то верил и сам принимался проповедовать новое учение. Вскоре и в других лесах количество исчезновений резко сократилось. Ну а что? Смерть ведь не бесконечна, а жизнь… Жизнь совсем не за горами.

Евгений ЧеширКо

Древние страхи

– Ты знаешь, иногда мне кажется, что кто-то смотрит на меня из этого леса. Такое жуткое чувство… – Женщина отошла от окна и повернулась к своему мужу. – Я прям чувствую чей-то взгляд на себе. Особенно по вечерам, когда стемнеет.

Мужчина улыбнулся, обнял женщину и погладил ее по голове.

– Ты же сама всегда хотела дом у леса. Теперь уже не хочешь? Будем продавать?

– Нет, конечно. – Она снова повернулась к окну. – Просто иногда аж мурашки по спине пробегают. Смотрю в эту тьму, и что-то внутри меня как будто шепчет: «Отвернись! Не смотри на них! Они чувствуют твой взгляд!»

– Кто «они»? – нахмурился мужчина.

– Не знаю, – пожала она плечами, – просто ощущения такие. Не знаю, как объяснить.

– Это нормально. – Мужчина присел на диван и о чем-то задумался. Было заметно, что он слегка расстроен, что дом, о котором они мечтали столько лет и наконец-то достроили, приносит его супруге негативные эмоции. – Это древние страхи. Они есть в каждом из нас. Люди всегда боялись темноты, потому что во тьме ты не увидишь врага или опасного зверя. Люди всегда боялись лесов по тем же причинам. А уж от ночного леса у них совсем стыла кровь в жилах. Вот поэтому и появились легенды о всякой нежити.

– Да, наверное, ты прав, – задумчиво кивнула женщина, – древние страхи. Но дело в том, что…

– Что? – заинтересовался муж.

– Дело в том, что… Мне кажется, что я действительно слышу этот шепот.

– Какой?

– Ну, тот. Тот, который говорит мне: «Не смотри на них».

– Милая, ну это же просто твой внутренний голос, – рассмеялся мужчина. – Ты просто проговариваешь про себя свои мысли, а тебе кажется, что это кто-то говорит. К тому же ты у меня такая впечатлительная – насмотришься всяких фильмов, а потом боишься без света спать. Это нормально, не нужно обращать на это внимания. Скоро ты привыкнешь к новому месту, и все будет хорошо.

Женщина промолчала и только лишь поближе придвинулась к окну.

– Ну что ты, в самом деле? – занервничал мужчина и подошел к ней. – Давай вместе посмотрим.

Он распахнул окно – и ворвавшийся ветер тут же наполнил комнату ночной свежестью. На них высокой темной стеной смотрел лес.

– Слышишь? – округлила глаза женщина.

– Что? Слышу, как шумят деревья – ветер же.

– Да нет же! Послушай!

Мужчина повернулся боком к лесу и замер. Тишину нарушали лишь завывания ветра и шум листьев.

– Эй! Кто здесь? – выкрикнул он в темноту.

Только очередной порыв ветра снова ворвался в окно.

– Абсолютно ничего необычного я не слышу. Шумят кроны, ветер дует… Все нормально, милая. Просто ты никогда не жила в деревне – вот тебе и чудится что-то в этих самых обычных звуках.

– Да, да… – закивала она, – наверное, ты прав. Я уже так привыкла к шуму большого города, что здесь мне все в новинку. Все эти звуки природы, леса… Да, ты прав.

– Ну вот и отлично, – мужчина поцеловал жену в щеку и направился к двери, – пойдем спать, завтра рано вставать.

– Сейчас приду, – улыбнулась она, – нужно еще помыть посуду.

Когда шаги смолкли, она снова выглянула в окно и замерла, прислушиваясь. После объяснений мужа лес уже не казался таким страшным и мрачным. На несколько минут она даже заслушалась музыкой ветра в ветках старых деревьев. Смахнув с подоконника несколько сухих листьев, она потянулась к ручке окна, чтобы его закрыть.

«Не смотри… – снова зазвучали в ее голове обрывки фраз, – …в глаза… отвернись… они чувствуют… БЕГИ!»

Женщина вскрикнула, трясущимися руками быстро захлопнула окно и мигом вылетела из комнаты.

* * *

– Где ты их видела? Здесь? – существо тихо опустилось на землю и уставилось в темноту огромными, как тарелки, глазами.

– Да. Сначала появилось вот это, – другое создание протянуло в сторону дома кривую когтистую лапу. – А несколько ночей назад я увидела там их. Одно из них смотрело прямо на меня. Ты не представляешь, какие они жуткие. У них такая белая кожа, отвратительные короткие пальцы без когтей… Бр-р… А еще у них очень маленькие глаза. Видимо, это правда, что они слепы и не могут нас видеть.

– Ты их первый раз, что ли, увидела?

– Да. Ты же знаешь, я всю жизнь прожила в той норе у Червивого болота. Я никогда не видела белых карликов.

Второе существо издало булькающий звук, чем-то отдаленно напоминающий смех.

– Если честно, то я и сам их видел всего пару раз в жизни. И то не уверен, что мне не показалось.

– То есть ты их тоже видел? – оживилось существо. – А мне никто не верит… А расскажи мне о них. Что ты о них знаешь?

– Один из моих предков как-то говорил о них… Но он убеждал меня, что это просто древние страхи и никаких белых карликов не существует. Он говорил, что мы, нежить, всегда боялись полей, потому что в поле ты заметен для своих врагов. Особенно тогда, когда в небе светит желтый глаз. На равнине нельзя спрятаться в норе, за деревом или в болоте. В этом он прав – мы ведь никогда не выходим из-под тени деревьев. Он говорил, что из-за всего этого и появились все эти легенды и выдумки о карликах.

– Ну не знаю… – протянуло первое создание. – Что тогда это такое и откуда оно появилось?

Оно снова указало на дом.

– Он говорил, что существуют такие огромные необычные грибы. И что они тоже растут сами по себе тогда, когда мы спим, скрываясь от желтого глаза. Но ни он, ни я еще ни разу их не видели. Вот сегодня в первый раз.

– Грибы? Как-то они не очень похожи…

– Тихо!

Существо взмахнуло лапой. Второе создание тут же повернуло черное плоское лицо в сторону дома и замерло от ужаса. Прямо на них смотрел… белый карлик. Дрожь пробежала по всему телу. Маленькие глаза карлика рыскали своим слепым взглядом по ночному лесу, выискивая жертву. Через секунду все оборвалось внутри нежити – за первым карликом появился второй. Его уродливые, короткие и от этого еще более пугающие руки потянулись к ним, как будто пытаясь нащупать.

– Эй! Кто здесь? – раздался его ужасный тихий писк, от которого у обоих подкосились лапы.

Одно из существ, первым оправившись от охватившего его ужаса, тут же бросилось к окаменевшей от страха спутнице, огромной лапой схватило ее за плечо, пытаясь утащить в темноту леса.

– Не смотри! Не смотри им в глаза, – зашептало оно, – отвернись! Они чувствуют наши взгляды! Не смотри… БЕГИ!

Евгений ЧеширКо

Нехороший сосед

Денис очень радовался покупке новой квартиры. Еще бы, ведь он мечтал об этом несколько последних лет, отказывая себе практически во всем. Наконец-то его мечта сбылась. К тому же подвернулся очень удачный вариант по цене гораздо ниже рыночной. Долго не раздумывая, Денис передал задаток проворному риелтору и уже через неделю въехал в свое долгожданное жилище.

– Поздравляю! – передавая ключи, хитро улыбнулся риелтор. – Вы выбрали замечательную квартиру. Только вот соседи здесь немного нервные… Но, надеюсь, вы сможете найти с ними общий язык.

Во время переезда жители дома странно поглядывали на Дениса и шушукались в стороне, но он не обращал на это ни малейшего внимания, списывая косые взгляды на обычную людскую зависть.

Через несколько дней после переезда Денис решил устроить скромное застолье в честь новоселья. Когда немногочисленные гости разошлись, он плюхнулся на диван и закрыл глаза, расплывшись в блаженной улыбке. Наконец-то он забудет противное лицо своего арендодателя, который пытался повышать цену на жилье чуть ли не каждую неделю. Сколько нервов было оставлено в боях с этим жадным человеком…

– Я смотрю, вы уже устроились?

Голос раздался прямо перед ним. Денис вздрогнул, но в голове тут же проскочила мысль: он на радостях забыл закрыть дверь на замок, и один из гостей вернулся за какой-то забытой вещью.

– Да, потихоньку… – открывая глаза, произнес Денис, но тут же забыл, о чем хотел сказать.

Прямо перед ним на полу стояло нечто. По очертаниям оно походило на человека среднего роста, одетого в какие-то грязные лохмотья. Судя по ступням, развернутым в другую сторону, это нечто стояло к нему спиной. И все бы ничего, если бы не голова, закинутая за спину и болтающаяся на нескольких лоскутах кожи. Черные глаза без зрачков уставились на Дениса, раскачиваясь вместе с головой, которая вот-вот должна была окончательно оторваться и покатиться к его ногам.

Все это Денис рассмотрел за какие-то доли секунды. Сразу же после этого он предпринял попытку выйти из комнаты через стену, к которой был приставлен диван. Законы физики, к удивлению Дениса, все еще работали – у него ничего не получилось.

– Если вы хотите выйти, то дверь находится немного левее, – спокойно произнес призрак, шевеля окровавленными губами. – Вы же живой человек, поэтому у вас не получится пройти сквозь стену, как бы вы ни старались.

Невозмутимый голос привидения немного успокоил Дениса. По крайней мере, он перестал ломиться в стенку, а вместо этого вжался в спинку дивана, обхватив колени руками и подтянув их к подбородку.

– Давайте знакомиться? – прохрипело существо и сделало шаг вперед. На самом деле оно сделало шаг назад, но, когда голова висит на спине вверх ногами, очень сложно определить направление. – Как вас зовут?

– М-м… э-э… Денис, – не сразу вспомнил свое имя новый хозяин квартиры.

– Я чувствую, что вы меня очень боитесь, Денис, – остановился призрак. – Могу вас заверить, что за всю мою загробную жизнь я совершенно точно удостоверился: в первую очередь бояться нужно живых. Мы, привидения, не настолько ужасны, как вы нас представляете.

– Совсем не ужасные, да… – пролепетал парень и еще сильнее вжался в диван.

– Поверьте мне на слово. Пройдет не так уж много времени, как вы сами удостоверитесь в моих словах. А сейчас я хочу попросить вас об одной услуге.

Призрак аккуратно присел на диван и повернулся к парню спиной так, чтобы голова смогла смотреть прямо ему в глаза.

– Как видите, у меня есть небольшая проблема… Дело в том, что моя голова совсем не хочет оставаться на своем законном месте и постоянно норовит укатиться куда-нибудь под диван. Порой ее поиски занимают несколько дней.

– И давно у вас эта проблема? – немного осмелел Денис, а точнее, просто решил поддержать разговор, так как молчать, когда рядом с тобой сидит почти безголовое существо и обращается к тебе на «вы», еще страшнее.

– Ой, уже порядком, – махнуло рукой привидение, отчего голова опасно закачалась на кусочках кожи. – Сначала она крутилась на триста шестьдесят градусов, а теперь отваливается по каждому удобному случаю, как ее ни крепи.

– Может быть, вам стоит ее приклеить? – выдал гениальную мысль Денис.

– Собственно, об этом я и хотел бы вас попросить, – улыбнулся призрак. – Только не приклеить, а пришить нитками. На клей у меня аллергия. После него я чихаю и выворачиваюсь наизнанку. В прямом смысле слова.

– Тогда да, тогда лучше пришить, – закивал Денис, представив, что будет, если это привидение начнет демонстрировать еще и свой внутренний мир.

– Вот и замечательно. Я был бы вам очень признателен, если бы вы смогли помочь мне в этом деликатном деле. Нитки и иголка у меня есть.

С этими словами призрак медленно поднялся, извлек из вороха одежды моток ниток и протянул его Денису. Тот, взяв его трясущимися руками, посмотрел на предстоящий фронт работы.

– Всего лишь пришить голову призраку… Ничего сложного… – сам себе прошептал он, встал с дивана и подошел к привидению на негнущихся ногах.

– Только будьте, пожалуйста, аккуратнее, – посмотрело на него существо снизу вверх, – она и так уже еле держится.

С трудом преодолев страх, Денис протянул руку и дотронулся до висящей головы. Но он не успел даже просто поставить ее на место, так как кожа призрака треснула и голова с громким глухим стуком упала на пол и покатилась под диван.

– Ну вот, опять… – послышался снизу голос призрака. – Как я и думал…

– Она у вас совсем уже не держится, – дрожащим голосом испуганно пролепетал Денис.

– А я вам о чем толкую? Каждую ночь отпадает, как ее ни пришивай… Да не бойтесь вы! Прилепите ее уже, наконец. Может, хватит на пару дней.

Денис присел на корточки и запустил руку под диван, пытаясь достать оттуда многострадальную голову привидения.

– Ничего себе! Чего она у вас такая тяжелая?

– Грехи, мой друг, грехи, – грустно произнесла голова, – и чем их больше, тем тяжелее тело. Поэтому некоторые из нас и остаются на земле, не в силах подняться туда.

– Что ж вы такого натворили?

– Да… Долгая история… Как-нибудь потом расскажу.

Денис решил не расспрашивать нового знакомого о его грехах и продолжил выкатывать тяжелую голову, но от этого занятия его отвлек резкий и протяжный звонок в дверь.

– Я, пожалуй, открою, – обрадовавшись, но не показывая этого, произнес Денис.

– Я бы вам не советовал, – послышался глухой голос из-под дивана.

– Почему это?

– Нет, я вам не запрещаю, это же ваша квартира. Просто не советую. Лучше закончите дело, которое вы уже начали.

– Нет уж, знаете ли… Я все-таки открою, – несясь на всех парах к входной двери, выкрикнул Денис. Он надеялся, что кто-то из гостей все же забыл что-то и вернулся.

Моментально разобравшись с замками, он распахнул входную дверь и уже набрал в легкие воздуха, чтобы попросить о помощи, но тут же в глазах вспыхнули какие-то звездочки, а в переносице что-то резко и больно хрустнуло. Через секунду Денис понял, что сидит на заднице в своей прихожей, держась ладонью за левый глаз.

– Ты что, совсем тупой? – нависнув над ним огромной тушей, прорычал какой-то здоровенный мужик.

– Да я же… Вы… Вы кто?

– Я твой сосед снизу, придурок!

– Да я только сегодня въехал, что я вам сделал-то?

– Да мне пофиг, когда ты въехал! Устроили здесь притон, каждый месяц новая рожа! Что вы здесь делаете, уроды? – Громила выпрямился и принялся осматривать квартиру, заглядывая во все комнаты.

– Здесь… Мужчина! Послушайте меня! Здесь призрак! – быстро зашептал Денис, выразительно округлив глаза.

Мужчина остановился и тяжело вздохнул.

– А, ну понятно… Еще один наркоман… Короче, слушай сюда, козел, – сосед подошел к Денису и присел перед ним на корточки. – Еще раз я услышу, как ты посреди ночи громыхнешь по полу, я из тебя самого привидение сделаю. Понял? Достали уже! Каждую ночь одно и то же…

Сосед презрительно посмотрел на Дениса и вышел из квартиры, напоследок хлопнув дверью.

* * *

– И еще один стежок, пожалуйста, под ухом.

– Я там уже два раза прошелся, вроде держится.

Призрак аккуратно покачал головой из стороны в сторону и, удостоверившись, что не отваливается, с благодарностью посмотрел на Дениса.

– Вот спасибо! Надеюсь, на пару дней хватит, а потом, если вы не против, еще разок по кругу пройдемся, пока она снова не отвалится. Ой, вам же нужно холодное приложить, чтобы синяка не было.

С этими словами привидение положило ледяную ладонь на глаз Дениса.

– Легче?

– Да, спасибо, немного отпустило, – кивнул он.

– Я же вам говорил, Денис, а вы не верили. Живых нужно бояться, живых…

Евгений ЧеширКо

Оборотень

Оборотень Семен с самого детства был необщительным. Он не любил веселых посиделок на заброшенном кладбище, не участвовал в ежегодных соревнованиях по запугиванию заблудившихся в лесу людей, даже на шабаши, с размахом отмечающиеся каждое третье полнолуние, он не ходил, ссылаясь то на плохое самочувствие, то на излишнюю занятость.

Некоторые думают, что если человек неохотно разговаривает и мало улыбается, то у него случилось горе. Только заметив такого «страдальца» на горизонте, самые участливые тут же бегут его успокаивать и всячески морально поддерживать, чем только усугубляют положение. Человек от такого внимания становится все мрачнее и мрачнее. Он уже мысленно проклял себя два, а то и три раза за то, что оказался здесь в это время.

Такой человек обычно уходит с вечеринок раньше всех, стараясь сделать это как можно незаметнее. Чем дальше он от сборища, тем спокойнее его взгляд. Плечи расправляются, исчезают морщины, а на лице появляется довольная улыбка. Люди назовут такого человека интровертом. В обществе нежити же существ с таким складом характера кличут волконравами. Оборотень Семен был самым образцовым волконравом всего Мокрого Леса.

В ту ночь, кое-как отвязавшись от приставучей рыжей ведьмочки, которая уже давно оказывала ему всяческие знаки внимания, Семен незаметно улизнул из эпицентра праздника, посвященного окончанию сезона Кровавых Ручьев. Он брел сквозь чащу, подальше от места буйного веселья. Сегодня почему-то особенно не хотелось шума и криков. Хотелось тишины, спокойствия, легкого ветерка в кронах деревьев и звездного неба над головой.

У каждого волконрава обязательно есть любимые места, куда он идет, когда количество слов и встреч, случившихся за день, преодолевает критическую отметку. Их, как правило, несколько, и все они должны соответствовать следующим критериям:

1. Это место должно быть красивым и спокойным.

2. Про это место не должен никто знать.

3. В радиусе двух миллионов ста тысяч и тридцати пяти верст не должно наблюдаться ни одного живого или неживого существа.

Третий пункт всегда трудновыполним, но зрение и слух у нежити хоть и острее человеческих, все же не идеальны. Поэтому обычно достаточно того, чтобы в этом месте никого не было видно и слышно. Тогда третий критерий считается соблюденным.

В ту ночь оборотень Семен для отдыха выбрал высокий и обрывистый берег у излучины Песочной Реки. Это место подходило по всем параметрам. Мокрый Лес заканчивался на самом берегу у края обрыва. Там открывался волшебный вид на реку, текущую внизу. А в полнолуние, как сегодня, можно было полюбоваться прекрасной лунной дорожкой.

Но мечтам Семена не суждено было сбыться. А если сказать точнее, то его мир рухнул, когда он увидел, что на самом краю обрыва, спиной к нему и свесив ноги вниз, кто-то сидит. Дело в том, что если волконрав видит, что его любимое место отдыха посещает кто-то, кроме него, то это место автоматически вычеркивается из списка любимых и больше никогда не посещается. Семену очень нравилось у реки, именно поэтому он так и расстроился. Сначала расстроился, а затем и разозлился, увидев, что нарушитель к тому же еще и живой человек. Это уже ни в какие рамки не лезло!

– Черт возьми, ну не убивать же этого человека, – прошептал Семен. – Тем более что сезон Кровавых Ручьев как раз сегодня подошел к концу. Что же делать?

До другого ближайшего любимого места было примерно пять верст. Оборотню совсем не хотелось тащиться туда. Тем более до рассвета оставалось не больше трех часов. Объяснять кому-то посреди леса, что это его место и здесь запрещено находиться другим существам, а особенно людям, оборотень тоже не жаждал.

– Ну что ж… Так, значит, так, – вздохнул Семен и шагнул в сторону обрыва.

* * *

– Мне очень нравится это место, – улыбнулась девушка. – Я редко здесь бываю и никому не рассказываю о нем. Когда становится совсем невмоготу, я иду сюда. Однажды я просидела здесь почти всю ночь. Хорошо здесь, правда?

Семен молча кивнул.

– Правда иногда бывает страшно. С начала года в этом лесу пропали два человека. Их так и не нашли.

Семен виновато отвел глаза в сторону, но снова промолчал.

– Не знаю даже, что с ними стало, – продолжила девушка. – Этот лес… Он очень странный и страшный. Иногда я слышу в чаще звуки. Они похожи на какие-то безумные крики ужасных существ. Ты никогда их не слышал?

Она вопросительно взглянула на Семена, но тот лишь слегка мотнул головой.

– Наверное, здесь полным-полно всякой нежити, – вздрогнула девушка и настороженно оглянулась, – уверена, что ее здесь очень много. Я всегда чувствую ее присутствие. Вот и сейчас у меня холодок по спине гуляет… Хорошо, что ты со мной. С тобой не так страшно.

Семен хотел было что-то сказать, но потом подумал и решил, что это сейчас совсем ни к чему. Зачем портить лишними словами такую прекрасную ночь?

Так они и просидели вместе до рассвета, а затем молча разошлись своими дорогами. Девушка и еж. Вы спросите – какой еще еж? Да обычный такой, с иголками. Не всем же оборотням везет. Не всем дано обращаться в медведя, ворона или рысь. Может, поэтому Семен и стал волконравом.

Евгений ЧеширКо

Люди и Нелюди

Переступив через ствол поваленного дерева, Кирилл осмотрелся по сторонам. Под опавшей листвой было сложно заметить грибы, особенно в уже сгущающихся сумерках. Вздохнув, он глянул в свое ведерко, на дне которого одиноко лежали несколько опят.

– М-да… Не густо, – сам себе сказал он и зашагал к опушке.

Не успев сделать и нескольких шагов, он замер. Какое-то молниеносное движение слева привлекло его внимание. Осмотрев то место, где только что что-то двигалось, он пожал плечами и направился дальше. Чего только не привидится в темнеющем лесу. Но, сделав еще один шаг, Кирилл снова остановился. Определенно, слева среди деревьев что-то двигалось. Причем, когда останавливался Кирилл, тогда замирало и оно.

– Кто здесь? – выкрикнул он в чащу.

Тишина.

– Эй!

Никого.

Аккуратно ступая по шуршащей лесной подстилке, Кирилл сделал еще пару шагов. Оперевшись спиной на одно из деревьев, он медленно выглянул.

– Страшно?

Голос раздался прямо над ухом Кирилла. Он пригнулся и отпрыгнул, выронив ведерко. Приземлившись на спину, он попытался встать. Но силы словно покинули его тело.

В непринужденной позе, облокотившись на дерево, около которого только что стоял Кирилл, расположилось нечто. В сумерках и издалека его можно было бы с большой натяжкой принять за человека, но вблизи это создание вызывало только подсознательный животный ужас.

– Страшно или нет? – повторило оно. – Да ладно, вижу, что страшно.

Кирилл попытался ответить, но на ум не приходило совершенно ничего. Даже все молитвы, которые он знал, вылетели из головы. Хотя вряд ли бы после них существо растворилось.

– Совсем ничего не насобирал? – как ни в чем не бывало продолжило создание. – Надо было вчера приходить. Вчера много грибов было.

– Ты кто? – наконец-то выдавил Кирилл.

– Я? – создание отделилось от дерева и подошло вплотную к лежащему на земле человеку. – Здрасти, приехали! Вурдалак я!

– Чур меня! – вспомнил Кирилл старинную присказку.

– Чего тебя? – упырь удивленно наклонил голову набок.

– Чур. Меня, – как-то неуверенно повторил человек.

– Это что? Ты иноземец, что ли?

– Нет.

– Ну так выражайся яснее тогда. Я ж не понимаю, что ты там лопочешь. Вставай уже. Разлегся он тут…

Упырь протянул человеку почерневшую сморщенную руку.

– Я сам, спасибо, – ответил Кирилл и быстро встал. – И что теперь? Жрать будешь?

– Тебя? – усмехнулся вурдалак. – Да ну, ты брось! Разговор есть. Не спешишь?

Кириллу очень хотелось сказать, что он спешит, что он жуть как хочет домой, но почему-то отказать вурдалаку не получилось.

– Да нет, – грустно вздохнув, ответил он.

– Вот и хорошо. Давай посидим, поговорим, – упырь махнул рукой в сторону поваленного дерева, через которое переступил Кирилл несколько минут назад.

Расположившись на дереве, вурдалак посмотрел на сжавшегося Кирилла.

– Есть хочешь?

– Да, то есть… Нет, – растерялся тот.

– А я хочу. Очень хочу, – облизнулся упырь. – Вот и думаю – куда все люди-то подевались, а?

Сотни мыслей пролетели в голове Кирилла за секунду: «Видимо, он думает, что я не человек. Наверное, он меня за своего принял. Это радует, надо ему подыграть».

– Да я сам не знаю, – пожал плечами он. – Сегодня ни одного в лесу не встретил.

– Эх… – вздохнул лесной житель. – Вот раньше время было… Напугаешь кого-нибудь до смерти. Ну не до смерти, конечно, так… До потери сознания. Наешься на неделю вперед и спишь себе спокойно. Да?

– Угу, – кивнул Кирилл.

– А какие эмоции были! Жирные, чистые, сильные. Не то что сейчас. Я в последний раз любовь ел лет тридцать назад.

«Ага! – сообразил Кирилл. – Видимо, он не мясом питается, а эмоциями. Это уже лучше… Впрочем, куда ему мясо? Все из ребер повываливается обратно».

– Страх – он же не питательный совсем, – продолжил жаловаться вурдалак, – да и не вкусный. Горький, противный, жесткий. Вот радость, нежность – это да! И вкусно, и полезно. Но чтобы их добыть, это постараться нужно. Знаешь, как я раньше делал?

– Как?

– Я обычно за парочками охотился, – вурдалак уселся поудобнее, – идут они, значит, по лесу, я из-под земли – раз! Схвачу, к примеру, девушку за ногу, чтоб упала. Кавалер ее поднимает, отряхивает, а сам-то переживает, волнуется… А мне хорошо. Я ем. Когда нежность, когда сочувствие, а когда и любовь перепадет. Ты ел любовь?

Кирилл поперхнулся и закашлялся.

– Честно говоря, нет, – отдышавшись, проговорил он.

– Полжизни загробной потерял, – кивнул вурдалак. – Она, знаешь, какая? Она сочная такая, чуть сладковатая. Но не перепутай со страстью. Вот она прям приторная. От нее потом живот болит, хоть и быстро проходит. Любовью за один присест надолго наедаешься.

Упырь ненадолго замолчал, затем, еще раз облизнувшись, продолжил монолог.

– В общем, пропали куда-то все люди. Бродят по лесу какие-то комбикорма двуногие.

– Да ладно тебе! – осмелел человек. – Никуда они не делись. Кто ж в лес будет тащить с собой все это? Сюда обычно, наоборот, приходят, чтобы отдохнуть, сбросить все плохое, что накопилось.

– Да я-то это знаю, – кивнул вурдалак, – я этим и питаюсь в последнее время. Тем, что они с собой принесли. Только вот я тоже не дурак. Я же чувствую, когда есть внутри у человека что-то вкусное, а когда он весь только из всяких страхов и состоит. Добрый человек зайдет сюда, покормит меня своими плохими чувствами да и уйдет чистым. А если в человеке нет ничего доброго? Плетется домой, как мешок пустой – внутри-то ничего не осталось… Вот такие дела.

Кирилл посмотрел на нового знакомого.

– Так ты только чувствами питаешься? Людей не ешь?

– Нет, конечно, – усмехнулся вурдалак, – мне их некуда есть. Желудок уже сгнил. Это молодые еще могут перебиться иногда мясцом, а я уже все…

– Так, может, тогда… – Кирилл ненадолго задумался. – Ладно. Скажу тебе по-честному. Я – человек. Бери, ешь что найдешь.

С этими словами Кирилл поднялся с бревна и раскинул руки. Вурдалак посмотрел на него и покачал головой.

– Серьезно? Человек? Прям человечище? Спасибо, конечно, но все, что можно было с тебя взять, я уже взял. Остальное себе оставь, оно несъедобное. А за грибами через пару дней приходи. Будут.

Упырь поднялся с бревна и побрел вглубь леса, махнул на прощание рукой, оставив растерянного человека в темноте и одиночестве.

* * *

– Ну что, грибник, насобирал? Опять вымазался весь… Ты, что ли, стираешь ее потом? Я за тобой убираю, стираю, жрать готовлю, а ты что делаешь? – Супруга Кирилла уперла руки в бока и зло посмотрела на него. – Только и делаешь, что бродишь по своим лесам. Да хоть бы толк был, а то… Принес грибов?

– Да что-то не было сегодня, – виновато промямлил Кирилл.

– Не было… Просто нужно зенки пошире открывать. Тоже мне, добытчик.

– Да закрой ты рот! Что ты орешь постоянно?

– Да потому что! Достал уже!

Жена махнула рукой и скрылась на кухне. Кирилл хотел что-то возразить, но вдруг понял, что ему уже давно все равно. Ругнувшись про себя, он принялся снимать грязную обувь.

* * *

А где-то в лесу старый вурдалак заботливо укрывал осенней листвой свою жену.

– Не было сегодня людей, милая, – вот, немного страха принес. Поешь.

– Ну, ничего, ничего, – устало улыбнулась она в ответ, – говорят, что они еще остались. Может, и встретим еще, да?

– Обязательно встретим. Обязательно, – отводя взгляд в сторону, ответил вурдалак.

Евгений ЧеширКо

Призраки Темного Леса

– А ты веришь в потусторонние силы? – мальчик высунул голову из-под одеяла и посмотрел на кровать сестры.

– Ты опять хочешь меня напугать своими рассказами? – поежилась девочка. – Я же просила, чтобы ты не рассказывал их на ночь. Мне потом снятся страшные сны.

– Так веришь или нет?

– Не знаю.

На несколько минут в комнате повисла тишина.

– А что? – все же не вытерпела девочка.

– Мне кажется, что я сегодня видел кое-что страшное, – загробным голосом произнес брат.

– Ой, не надо! – девочка накрылась одеялом с головой и закрыла уши. Но через некоторое время любопытство все-таки взяло верх над страхом.

– Очень-очень страшное? – спросила она в темноту.

– Хочешь расскажу? – вопросом на вопрос ответил мальчик.

Сестренка заерзала под одеялом и, проверив, что вся она целиком находится под ним и никакой монстр не схватит ее за ногу, кивнула.

– Расскажи. Только если очень страшное, то лучше не надо.

Мальчик закинул руки за голову и начал рассказ.

– Сегодня вечером я решил погулять по лесу. Помнишь то лесное озеро, куда мы один раз ходили? Вот к нему я и пришел. Я сидел на берегу, смотрел на воду… Там было так хорошо, что я даже не заметил, как вокруг стемнело. Я уже собрался идти домой, как увидел огонек среди деревьев. Я подумал, что нужно спешить, ведь мама поругала бы меня, если бы я опоздал еще раз, но мне стало так интересно, что я решил подойти и взглянуть – что же там светится? Я потихоньку подкрался к огоньку и спрятался за деревом. Когда я выглянул из-за него, я увидел…

Мальчик ненадолго замолчал.

– Что? – приглушенным голосом из-под одеяла спросила сестренка.

– Там были они! Они сидели на земле вокруг костра и смотрели на огонь. Их было шестеро. Они издавали какие-то звуки и шевелились. Знаешь, как я испугался? Сначала я подумал, что мне померещилось, но, когда я протер глаза, они никуда не исчезли.

– И что ты сделал?

– Я так испугался, что хотел драпануть оттуда со всех ног, но потом понял, что они могут меня услышать и тогда неизвестно, что может произойти. Я кое-как взял себя в руки и стал потихоньку отходить, пятясь. Ты бы знала, как мне было страшно…

– И что, ты ушел?

– Я сделал пару шагов и случайно наступил на ветку. Она так громко хрустнула, что этот звук мне показался звуком грома в запертом подвале. Представляешь, что я почувствовал в тот момент?.. Я посмотрел на существ и понял, что они меня услышали. Они все как один тут же повернулись и уставились на меня своими страшными глазищами.

– Ой, страшно… – снова заерзала сестренка.

– А потом они завыли. Они так страшно закричали, что у меня все оборвалось внутри. Двое из них вскочили… Тогда я развернулся и со всей мочи бросился в лес. Я еще долго слышал их вой, но потом он стих. И ты знаешь… – мальчик сделал паузу, – по-моему, я только что видел одного из них за окном.

– Замолчи! – заверещала девочка и укуталась в одеяло.

– Тихо! Слышишь? – мальчик приподнялся на локте и прислушался.

– Что? – взвизгнула сестренка.

– Шаги. Они идут к нам!

И действительно, в коридоре послышался звук шагов. Они медленно приближались к двери. На секунду они прекратились, но тут же скрипнула и стала проворачиваться дверная ручка. Между дверью и стеной образовалась щель. Сначала она была узкой, но затем стала постепенно расширяться. Наконец дверь открылась полностью, и на пороге появилась высокая женщина. Длинные темные волосы свисали ей на лицо, полностью скрывая его от посторонних глаз. На ней была надета старая грязноватая ночнушка, которая рваными краями касалась пола. Длинные костлявые руки синюшного цвета висели вдоль туловища, заканчиваясь черными скрученными когтями на тонких пальцах.

– Мама! – закричала девочка.

Существо каким-то резким и неестественным движением вмиг оказалось около кровати девочки…

– Мама! Он опять рассказывает мне страшные истории про Людей! – протянув руки к существу, захныкала она.

Женщина присела на кровать и успокаивающе погладила девочку по голове. Затем повернулась в сторону мальчика.

– Арчибальд, я же тебе говорила, чтобы ты прекращал пугать сестру! – строго проговорила она. – Никаких Людей не существует! Это все выдумки глупых и необразованных призраков!

– Но мам! Я сам их видел! – попытался возразить мальчик.

– Арчи! Нет никаких Людей! Хватит придумывать всякую чушь. Ты же видишь, что твоя сестра боится. Зачем ты ее пугаешь своими небылицами? Если бы Люди существовали, то их бы видели все. Но никто их не видит, кроме тебя! Не считаешь это странным?

– А я их все равно видел! – мальчик обиженно хмыкнул и отвернулся к стенке.

– Так! Перестань упрямиться, Арчибальд! – женщина поднялась с кровати и направилась к двери. – Иначе я отправлю тебя на все лето к нашей бабушке Миле в Темную Лощину! Она как раз просила прислать кого-нибудь в помощь. Она уже совсем старенькая, и у нее недавно отвалилась голова. Теперь ей приходится носить ее в руках, из-за чего она часто спотыкается и падает.

– Ну и пожалуйста! – буркнул мальчик. – Между прочим, когда я был маленьким, бабушка Мила тоже рассказывала мне, что видела Людей.

– Я сказала – перестань! – повысила голос женщина. – Посмотри на свою сестру! Она снова плачет!

Женщина подошла к дочери и смахнула с ее щек несколько кровавых капель.

– Не слушай его, Мэри! Никаких Людей не существует! Это все сказки, выдумки…

* * *

– Что там случилось?

– Арчибальд снова пугает Мэри своими историями. – Женщина закрыла за собой дверь и легла на кровать.

– Историями о Людях?

– Да. Придумывает какие-то небылицы и потом сам в них верит.

– Ты знаешь… – снова послышался задумчивый голос, – возможно, что мне показалось, но месяц назад я, кажется, тоже видел Человека недалеко от Старого Озера.

– И ты туда же? – вздохнула женщина. – Наш сын весь в тебя! Тоже верит во всякую ерунду! Эх… Говорила мне мама: «Выходи замуж за того Вурдалака с Гиблого Болота! Он серьезный мужчина, с ним всегда будет хорошо и спокойно». Нет же… Проклятая любовь! Выскочила, дура, за романтика-полтергейста, теперь мало того что живем в каких-то развалинах, так еще и сын весь в папашу растет… – Женщина отвернулась к стенке. – И перестань уже спать на потолке! Он и так скоро обвалится!

Полтергейст грустно вздохнул и, ничего не ответив, медленно опустился на кровать.

Евгений ЧеширКо

Научный подход, или Проклятье колдуна

– Шр-р-р-р-р, – послышалось где-то за спиной Степана Лукича.

Он тут же вскочил, обернулся на звук и осветил фонариком лесную полянку. Ничего.

– Кшар-р-р-р, – раздалось уже левее.

Луч света дернулся, но озарил лишь покачивающуюся ветку старого граба. Несколько секунд прошли в тишине. Лес застыл и замолчал. Пожав плечами, Степан Лукич снова присел на пень и, подсвечивая себе фонариком, разложил на коленях истрепанную тетрадь. Как только он взял в руки карандаш, чтобы сделать очередную запись, увидел две огромные когтистые лапы, отдаленно напоминающие человеческие ступни…

* * *

Степан Лукич был ученым. Ученым до мозга костей. А именно – орнитологом. Он мог с одного взгляда определить возраст голубя, по памяти назвать средний вес мозга воробья или размах крыльев ласточки в возрасте двух с половиной месяцев. Именно природная любознательность и привела его в ту ночь в старый лес, по которому жители окрестных деревень боялись ходить даже днем.

Много чего рассказывали они об этом древнем и непролазном лесе. От самых невероятных небылиц до историй, от которых холодило душу. Но, как мы знаем, Степан Лукич все-таки был ученым. Он только скептически хмыкнул и пожал плечами, когда на выходе из деревни его остановил глубокий старик. Узнав, что ученый отправляется в лес, он округлил глаза и максимально быстро зашаркал в сторону дома, иногда оглядываясь на «сумасшедшего самоубийцу».

Ученый собирал информацию о совах. Именно они были темой диссертации, которую он писал уже несколько лет. Призрак очередной ученой степени уже практически материализовался перед ним, но для окончательной трансформации не хватало некоторых данных. Их он и хотел получить там, где влияние человека на дикую природу минимально. Естественно, самым лучшим местом для сбора данных стал лес, от упоминания которого даже у здоровенного деревенского мясника Никитича слабели коленки. Вот так и оказался Степан Лукич в глухом лесу с фонариком, тетрадкой и парой незнакомых кривых лап…

* * *

– Интересненько… – выдал ученый свою любимую фразу и почесал кончиком карандаша подбородок.

Лапы, стоящие перед ним, не принадлежали сове или какой-нибудь другой птице, что немного его расстроило. Они больше походили на ступни человека, который лет сорок не мылся, а отросшими ногтями ежедневно копал мешков пять картошки.

– Обескровливание конечностей и, скорее всего, некроз, – буркнул Степан Лукич под нос, разглядев цвет ног. Автоматически он записал наблюдение в тетрадь. Потом приподнял фонарик и уже полностью осветил существо.

– Хм… – Ученый склонил голову набок и прищурился, оценивая состояние ночного гостя. – Кожный покров местами отсутствует, местами находится в стадии разложения, заметны многочисленные открытые переломы ребер, правое глазное яблоко повреждено и висит на…

– Кхр-р-р-р-р, – перебило его существо, сделало шаг навстречу и протянуло тощие руки к Степану Лукичу, чем вызвало настоящий взрыв эмоций у последнего.

– Ничего себе! – вскрикнул он и вскочил. – Да оно подает признаки жизни! Это нонсенс! С такими внешними и внутренними повреждениями ни одно живое существо не имеет даже минимального шанса на благоприятный…

– Это мой лес-с-с, – раздалось откуда-то изнутри существа.

– Судя по всему, с вами произошел какой-то неприятный инцидент, – нахмурился ученый и вплотную приблизился к чудовищу. – У вас есть небольшие повреждения кожного покрова. К сожалению, я не взял с собой аптечку.

Существо как-то заметно растерялось и тут же опустило руки, внимательно разглядывая странную добычу.

– Ты кто? – наконец-то пришло оно в себя, когда ученый уже приблизил фонарик к гниющей ране на груди и пытался заглянуть в дыру, чтобы получше рассмотреть внутренние органы.

– Степан Лукич Ведунов, кандидат наук, в данный момент работаю над…

– Ты со Старого Кладбища, что ли? – почесал голову разлагающийся лесной житель, опешив от странной реакции на его появление.

– Нет, с кафедры орнитологии, – ответил ученый, – а вы где трудитесь?

– Я… Собственно… Здесь.

– Вы тоже пишете диссертацию? – обрадовался Степан Лукич. – Скажите, пожалуйста, вы сегодня не видели здесь случайно Strix aluco?

– Если ты меня сейчас проклял, то это не подействует, – отступило на шаг существо, – я уже проклят.

– Да нет, что вы, – улыбнулся ученый. – Strix aluco – это серая неясыть по-латыни. Именно она и является объектом моего изучения.

– Нет, – пожало плечами существо. – Я только Серую Нежить сегодня видел. Она из болота уже по пояс вылезла. Собиралась на охоту вроде.

– Из болота? – сказал орнитолог. – Жаль, что я не особо интересуюсь земноводными… Я пишу диссертацию по семейству совиных. Вот, посмотрите.

Ученый открыл тетрадь и, быстро найдя нужную страницу, ткнул ее под нос лесной нежити.

– Если мои наблюдения подтвердятся, то я докажу, что Strix aluco mauretanica и Strix aluco willkonskii не следует относить к разным подвидам, а…

– Я сразу понял, что ты колдун, – скривился от непонятных проклятий живой труп и попытался закрыться руками. – Ты не подумай, что я тебя хотел сожрать. Не гневайся на меня, повелитель. И убери свою Книгу Заклинаний.

– Да что вы такое говорите? – широко улыбнулся ученый. – За что мне на вас злиться? Я понимаю, что вы изучаете совершенно другой сегмент и не обязаны тратить время на мои исследовательские данные. Кстати, в какой сфере вы проводите изыскания?

– Что?

– Ну чем, так сказать, утоляете свой научный аппетит?

– А, аппетит… Да по-разному. В последнее время больше ягодами питаюсь. Людей здесь совсем мало стало.

– Так вы ботаник? – обрадовался ученый. – Замечательная сфера деятельности. А про людей вы правильно сказали. Их все меньше и меньше… – вздохнул он. – Представляете, один доцент с нашей кафедры мне недавно заявляет: «Вы, Степан Лукич, занимаетесь бесперспективной работой!» Представляете? Мол, совы уже изучены настолько, что в этой сфере нечего делать. И знаете что? Через месяц я узнаю, что он тоже сел за написание диссертации. И что бы вы думали? На тему способов восстановления популяции лесного сыча! Разве его можно назвать после этого порядочным человеком? Кстати, а как здесь с почвой обстоят дела? Мне это интересно, так как от этого напрямую зависит характер питания объектов моего исследования.

– Честно говоря, не очень, – вздохнуло существо. – Там, где я обычно бываю, очень твердая. Все когти пообламываешь, пока себе ямку выкопаешь. Говорят, что ближе к болоту помягче, но там вода выступает почти сразу.

– Ну а в целом? Питательная?

– Да ну, – скривился труп, – какая ж она питательная? Ни вкуса, ни запаха…

– О! Я вижу настоящего профессионала своего дела! Я всегда говорил, что эмпирический метод познания является самым объективным, – закивал ученый.

– Да, вампирический – это прям по мне, – мечтательно подкатил один глаз вурдалак.

– Кстати, а вы сами откуда? – поинтересовался орнитолог.

Нежить заметно занервничала и принялась оглядываться. Ему совсем не хотелось говорить колдуну о местах, в которых он бывает чаще всего. Еще не хватало, чтобы колдун сожрал его, когда поймет, что людьми здесь поживиться не удастся.

– Мне бы это… – Он почесал затылок. – Рассвет скоро. Хорониться нужно уже.

– Да, вы правы, – взглянув вверх, кивнул ученый, – мне тоже нужно выбрать укромное место. Strix aluco не любит шума.

– Не переживай, о великий Стрикс, тебя никто не потревожит. Я тебе обещаю. Хотя ты и сам кого хочешь проклянешь.

– Ну что вы? – рассмеялся ученый. – Я стараюсь не использовать брань без особой нужды. Сейчас время такое – конфликты нужно решать другими путями.

Живой труп вздрогнул и с опаской посмотрел на колдуна, представив, какие ужасные другие пути, кроме проклятья, тот использует в жизни. От осознания того, какое страшное создание стоит перед ним, у вурдалака зашевелились волосы на оставшихся участках кожи.

– Ну… Я пойду тогда, – все еще косясь на ученого, проговорило существо, медленно пятясь к чаще.

– Удачи вам в ваших поисках, – махнул рукой Степан Лукич и, развернувшись, зашагал в другую сторону.

– Давно пора было уходить из этого леса. Давно пора… – шептал себе под нос вурдалак, продираясь сквозь густые заросли и постоянно оглядываясь назад.

* * *

Степан Лукич все же дописал диссертацию и получил степень доктора наук. Все его коллеги очень радовались этому событию, так как видели, сколько усилий, нервов и бессонных ночей он потратил для достижения своей цели. Чего только стоили его абсолютно седые волосы, которые побелели во время одного из выездных исследований. Все прекрасно понимали, что это случилось из-за тяжелых душевных переживаний и стрессов. Ведь Степан Лукич всего себя отдавал науке без остатка.

А страшных историй про ужасный темный лес, которые передавались из уст в уста, стало гораздо меньше после визита Степана Лукича. Уже через год жители окрестных деревень поднимали на смех любого, кто решался рассказать об ужасах, таящихся под сенью мрачных деревьев. В них уже никто не верил.

Так и закончилась эта история о науке, которая в очередной раз победила суеверия. Ну или как великий колдун Стрикс Алуко изгнал из мрачного леса нежить. Кому как больше нравится.

Евгений ЧеширКо

Сделка

– О, разумеется, оно там есть. Другой вопрос, покажется ли оно вам. – Степан Аркадьевич поскрипел кухонной дверью, постучал по тонкой щитовой стене. – Дом, конечно, довольно хлипкий. Ну а что вы хотите, раньше строили из чего придется.

– Но мы хотели что-то старинное, аристократическое. Пусть, конечно, и не замок, но особнячок хотя бы, – несколько разочарованно протянула девушка.

Она была какой-то аморфной и тусклой. Худая, с длинными каштановыми волосами и десятком пластмассовых браслетов на обеих руках. В то время как ее парень, коренастый здоровяк, выглядел на редкость приветливо и жизнерадостно.

– В риелторских конторах такие объекты есть, – сказал Степан Аркадьевич, обращаясь к парню. – Я узнавал. Но там дорого, очень дорого. Особенно много предлагают городские квартиры. Кого в них только нет: утопленные младенцы, растерзанные девушки, старики с проломленным черепом, отравленные мужья и жены с перерезанным горлом. Есть даже довольно раритетные экземпляры дворянского происхождения. Но, молодые люди, дачный вариант гораздо эффектнее и дешевле квартирного. С точки зрения подхода «цена-качество» дачи, несомненно, лучшее, что можно себе вообразить. Вы только оглядитесь: старый обветшалый домишко, унылый заросший участок, а вокруг лес и полоумные соседи… Более подходящую атмосферу для дома с привидением сложно себе представить.

– Да нет, все нормально, – сказал парень, выходя в переднюю и принюхиваясь. – Воняет тоже атмосферно. Все зависит от того, будет ли оно к нам являться. Я не хочу заплатить кучу денег за обычные прогнившие доски и нафталиновый хлам.

– Это можно было бы проверить. Мы заключили бы с вами договор на несколько дней. Вы бы пожили, посмотрели… Но дело в том, что я вынужден спешно продать этот дом. Завтра меня уже не будет в городе. Поэтому для вас – это прекрасный доступный вариант.

– Как оно хоть выглядит? – капризно спросила девушка, заглядывая поочередно в полумрак малюсеньких комнат.

– Это женщина. Пожилая и вредная. Она долго умирала прямо в этом доме. Упала с лестницы и не могла никого позвать на помощь. Мобильников-то раньше не было. Впрочем, даже сейчас здесь со связью проблема.

Парень с интересом уставился на крутую деревянную лесенку, ведущую на второй этаж.

– Однако весь смак истории в том, – воодушевленно продолжал Степан Аркадьевич, – что у бабки этой трое детей и пятеро внуков было, но никто за целых две недели так и не удосужился выбраться к ней проведать. Старушенция доползла до кухни и какое-то время кормилась тем, до чего могла дотянуться в холодильнике. Но потом из-за открытого перелома у нее началась гангрена. Короче, смерть ее была долгой, мучительной и одинокой. Берите, берите, не прогадаете. Очень выгодное предложение.

– Заманчиво звучит, – согласился парень. – Старушка как-то поприятнее, чем расчлененка. Правда, малыш?

– Мучительная смерть – верный признак привидения, – охотно отозвалась девушка. – Именно при таких обстоятельствах возникает ментально-энергетический коллапс, и исходящий дух никак не может покинуть пространство своего ареола.

– Мучилась, мучилась, не сомневайтесь, – заверил девушку Степан Аркадьевич. – Она даже руки все себе искусала, превозмогая боль.

– Откуда вы знаете такие подробности? – удивился парень.

– Ну как не знать. – Степан Аркадьевич немного смутился, но быстро взял себя в руки. – То ж моя родная бабуся была. Вредная старушенция, тиранша. Нас с братом обычно на лето к ней отправляли. Вот она и измывалась над нами как хотела. Диктанты заставляла писать, смородину собирать и колорадских жуков ловить на картошке. Вот только и закончились наши страдания, когда она тут с лестницы навернулась. Видать, за банками своими для варенья полезла, потому что весь пол в осколках был.

– Ясно, – сказал парень деловито, – и все же хотелось бы каких-то гарантий. Вы же понимаете, что предлагаете нам кота в мешке.

– Увы, гарантии дать не могу, – Степан Аркадьевич развел руками. – Есть свидетели из местных, которые ее неоднократно в окне и на крыльце видели, но сейчас уже осень, и дачники почти все разъехались. Сам я видел ее всего два раза. Один раз приехал дом проверить да и заночевал. Просыпаюсь в ночи – стоит. Вся белая такая и прозрачная, как из марли сделанная. Стоит, а в руках Розенталя держит. Просклоняй, говорит, мне слово «мразь» по падежам. В другой раз – этим летом. Мы с братом за прабабкиным раритетным комодом приехали. Пытаемся отодвинуть его от стены, а он ни в какую. Стоит намертво, точно его гвоздями к полу приколотили. Маялись, маялись, потом решили ящики из него вытащить, чтоб полегче было. И вот выдвигаем нижний-то ящик, а там она. Клубочком свернулась, лежит, исподлобья зырит. Брат от испуга как из дома выскочит, как припустит к машине. Пообещал больше сюда не возвращаться. Так мы комод этот здесь и оставили. Кстати, довольно дорогая вещь, но я за нее наценки не делаю. Хотите посмотреть?

– Да нет. Дом и так замечательный, – сказала девушка, – жуткий. Одни дохлые мухи чего стоят.

Парень посмотрел под ноги:

– А я сразу и не понял, чего так хрустит. Ну хорошо. Мы его берем.

– Вот и чудесно, – Степан Аркадьевич тут же выудил из чемоданчика документы. – Давайте уладим формальности.

Когда все бумаги были подписаны и Степан Аркадьевич обзавелся кругленькой суммой, парочка как-то замешкалась. Они многозначительно переглядывались, точно собирались сказать еще что-то.

– А подвал здесь есть? – наконец спросила девушка.

– Ах да, – спохватился Степан Аркадьевич, – про него я что-то и забыл. Отличный бетонный подвал. Бабуся его тайком построила. Раньше же нельзя было. Строительные нормы запрещали.

– Так давайте глянем, – обрадовался парень.

Подвал оказался низеньким и глухим, со стойками деревянных полок вдоль стен.

– Вот и гарантии нашлись! – девушку точно подменили. – А я уж было расстроилась, что все хуже обернется.

Парень быстро осмотрелся и поспешно вышел:

– Тут на двери отличный чугунный засов. Лучше не придумаешь. Иди ко мне, малыш.

Девушка опрометью выскочила из подвала. Степан Аркадьевич было подался за ними, но металлическая дверь с грохотом захлопнулась у него прямо перед носом. Тяжелый запор мерзко заскрипел, и Степана Аркадьевича окутала беспроглядная темнота.

– Молодые люди! – закричал он. – Что вы делаете? Зачем?

– Не взыщите строго, – послышался приглушенный голос парня. – Нам нужны гарантии, а из вас наверняка выйдет отличный гаденький призрак.

Степан Аркадьевич исступленно забарабанил в дверь. Шаги вскоре стихли, и из холодной черной пустоты деревянных полок потянулись к нему белые изуродованные руки его же собственной фантазии.

Ида Мартин

Квартира на Петроградской стороне

Квартира была изумительная. Сто с лишним лет назад предкам нынешней хозяйки наверняка принадлежал весь этаж, а то и весь дом, но потом победители оставили им одну комнату. Впрочем, победители были снисходительны, и комнату побежденным выделили большую, парадную. В два окна, с высоченными потолками, со штучным паркетом, не особенно и испортившимся за сто лет. Предки оказались рукастыми и неунывающими, выгородили себе хвостик коридора, соорудили отдельный вход с лестницы, сотворили из единственной комнаты то, что теперь зовется студией. Стащили мебель и безделушки со всей бывшей господской квартиры. Громадный резной буфет соседствовал с изящной горкой-шинуазри и комодом в стиле кого-то из Людовиков, под окном стоял двухтумбовый письменный стол черного дерева, а на нем – малахитовый письменный прибор и парные лампы из расписного фарфора, на ломберном столике, крытом вытертым сукном, лежал тяжелый фотоальбом в не менее вытертой обложке. Теснились козетки, огромные покойные кресла, громоздились книги, не вмещающиеся в уделенный им шкаф, лежали вышитые салфетки… Под спальными антресолями, прямо по центру стены, тикали часы – узкий корпус из красного дерева, кружево бронзового циферблата, тяжелый маятник.

Хозяйка была под стать квартире. Понятно, что если на дворе две тысячи восемнадцатый год, то в Смольном институте училась разве что ее бабушка, но бабушка наверняка провела последние годы жизни, безжалостно гоняя внучку. Осанка у хозяйки была балетная при небалетно высоком росте. Голова чуть откинута назад под весом тяжелого узла белых в голубизну волос. Профиль можно было бы чеканить на монетах какой-нибудь несуществующей индейской империи. Покрытые коричневыми пятнами тонкие руки украшал ярко-алый лак, а на одном из пальцев сиял зеленый камень невероятного размера. Одета – или облачена? – хозяйка, представившаяся Натальей Николаевной, была в черное платье с белым кружевным воротничком.

Катя остро ощутила собственную неуместность. Джинсы – драные, в кеды вдеты разноцветные шнурки, в волосах видны ярко-синие пряди, маникюр и тот пятицветный. Хорошо еще, представилась паспортной Екатериной, а не какой-нибудь из прилипших кличек.

Поразительную Наталью Николаевну внешний вид потенциальной жилички, кажется, не пугал.

– Берите печенье, Катенька.

Печенье было домашнее, с орехами, чай крепчайший, и уж, конечно, не в плебейских кружках, а в тонких чашках, которые никак не обхватить ладонями, обожжешься.

– Если вас все устраивает, давайте обсудим условия.

Конечно, ее все устраивало. Отдельная полноценная квартира на одной из тихих улочек Петроградки за сумму, которую и вслух-то назвать стыдно, не поверит никто. Катя готова была услышать фразу: «Обратитесь к моему поверенному», но Наталья Николаевна просто вытащила из сумочки распечатанный на принтере договор – стандартный, из интернета.

– Вы понимаете, что большую часть вещей я никуда убрать не могу… – утвердительно сказала хозяйка.

– Конечно-конечно, – торопливо согласилась Катя.

– …и поэтому назначила цену ниже средней, – закончила Наталья Николаевна и укоризненно посмотрела на вмиг покрасневшую Катю.

– Простите, – пискнула та.

Наталья Николаевна царственно кивнула.

– То-то. По счетчикам платите сами, за интернет – тоже, гости – сколько угодно, домашние животные нежелательны, особенно кошки.

Катя представила себе кошку среди всех этих старых тарелок и бесконечной мебели и понимающе кивнула.

– Вы курите?

Катя помотала головой.

– Впрочем, если хотите, курите в доме, – Наталья Николаевна махнула рукой. – Здесь курили последние лет сто. Если что-то разобьете или сломаете, мне хотелось бы об этом узнать. Впрочем, ничего ценного здесь все равно нет, так что бейте посуду на здоровье, – она улыбнулась, чуть приподняв уголки губ, – сейчас я ожидаю от вас плату за первый и за последний месяц, а также залог. В дальнейшем вносите плату до пятнадцатого числа месяца и не забывайте показать мне все квитанции. По договору у вас вопросов нет?

Когда переезжаешь в среднем два раза в год – не по своей воле, так уж получается – этот чертов стандартный договор, выпадающий в гугле первой ссылкой, давно уже знаешь наизусть. Все как всегда, срок действия договора – год минус день, паспортные данные, свидетельство о собственности, оплата наличными, возврат залога… Вчитываться Катя не стала.

– Спасибо, все ясно.

– Тогда будем подписывать? У вас наличные или переведете на карточку?

– Наличные.

Катя расписалась на обоих экземплярах договора, отсчитала солидную кучку денег и попрощалась с Натальей Николаевной. Еще минут десять ходила по своей новой квартире, трогала резные завитушки на мебели и гладила книжные обложки. Потом уехала за вещами. Посуду мыть не стала – кто же моет чайные чашки чаще раза в день, сколько бы чая из них не пили?

* * *

Вернувшись, Катя долго возилась, раскладывая шмотки по полкам, подключила интернет, заварила еще чаю, сгрызла кусок сыра. Спать хотелось уже страшно, но работа сама себя не поработает. Из-за переездных хлопот днем Катя сделать ничего не успела. Сварила себе кофе в хозяйской турке, налила его прямо в чашку из-под чая и раскрыла ноутбук.

Откуда-то из угла раздалось вдруг громкое: «Гм!» Катя вздрогнула. Обернулась – ничего. Странно, тут должны быть стены, как в средневековом замке, неужели соседей слышно?

Снова застучала по клавишам, но тут послышалось второе «Гм!», еще громче первого. Катя только дернула плечом, отвлекаться от кода не хотелось.

– Барышня! – не выдержал голос. – Разве ж можно пить кофе из чайных чашек?

– Можно, – машинально ответила Катя, – какая разница-то?

– Барышня! – голос так и взвился. – А днем вы ушли из дома, бросив немытую посуду, куда это годится?

Катя вздохнула. Работать под такой аккомпанемент не получалось. Отвернулась от ноута.

– Простите, вы, может быть, покажетесь? – спросила она. – Очень неудобно так разговаривать?

– Вы не боитесь? – удивился голос. Замолк, а потом добавил: – И правильно, живых надо бояться.

Из буфета выплыла серебристая фигура, задрожала, уплотняясь. Теперь посреди комнаты парила невысокая толстая старуха, похожая одновременно на большую жабу и на Екатерину Великую. Губы скорбно поджаты, глаза навыкате, призрачное платье – почему-то сразу ясно, что при жизни оно было черным, – наглухо застегнуто.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Катя.

– Могла бы и встать перед старшими, – сварливо сказала старуха.

– Я не уверена в существовании такого правила этикета, – не согласилась Катя.

Тут призрачная старуха спохватилась. Завыла дурным голосом, метнулась прозрачным туманом по комнате, коснулась ледяным потеком Катиного плеча.

Катя поморщилась.

– Убирайся из моего дома, – неуверенно добавила старуха, снова сгущаясь в антропоморфную фигуру.

– Простите, но я видела документы, дом не ваш, – сообщила Катя, – и я тут на законных основаниях.

Старуха скуксилась и снова завыла. На мгновение в комнате стало холоднее, а потом она исчезла.

– Ну офигеть теперь, – вслух подумала Катя.

– Не выражайтесь в моем доме! – провыла старуха откуда-то из шкафа.

Катя хмыкнула и налила себе еще кофе. Чашку, правда, помыла перед этим.

* * *

На следующее утро ей позвонила Наталья Николаевна.

– Здравствуйте, Катенька, как прошла первая ночь на новом месте? Женихи не снились?

Катя удивилась. Ладно, время было безбожно раннее, небось эти железные старухи встают в пять тридцать утра, делают гимнастику и обливаются ледяной водой. Но по ее наблюдениям квартирные хозяйки как вид не склонны к подобным проявлениям светскости.

– Все в порядке, спасибо, – наконец ответила она. – Женихов, к счастью, не видела.

– Ну и правильно, – сказала Наталья Николаевна непонятным голосом, – ничего от них хорошего ждать не стоит.

Катя решила, что сегодня можно позволить себе позавтракать в кофейне по пути на работу, взяла со стула брошенные туда вчера джинсы и вытащила из шкафа футболку с дурацкой феминистической надписью.

– А ведь такая хорошенькая девушка, – укоризненно пропела старуха из стены, – нет бы платьице надеть.

– Между прочим, уже утро, – возмутилась Катя, – а ваше время – ночь.

И ушла на работу.

Старуха не унялась. Взаимодействовать с материальным миром она никак не могла, но, когда вечером Катя вернулась домой и залегла с книжкой, старуха немедленно появилась и принялась заунывно перечислять все ее прегрешения.

– Читать лежа неприлично! Посмотри на себя, на что ты похожа! Лохматая! Разве девушка может быть лохматой! И заплатку нормальную на штаны не поставит, криворукая.

Катя вздохнула. Страшно хотелось выпить, но выпить не было – при постоянных переездах бар дома не заведешь.

– Я собираюсь сходить за вином, – сообщила она в пространство, – вы будете?

Старуха даже притихла на мгновение, получив такой повод.

– Барышня! Выпивает! Одна!

– Именно, – сказала Катя и хлопнула дверью.

Вернулась минут через двадцать, сняла с полки резной бокал, налила полный.

– Между прочим, приличного вина с винтовой пробкой не бывает, – сказала старуха, нарезавшая круги под потолком.

– Господи. Твою мать, – раздельно сказала Катя, – ну что вы от меня хотите, а?

– Убирайся из моего дома, – вернулась старуха к прежней арии.

– А кого вы будете гнобить? – хмыкнула Катя. – Это во-первых. А во-вторых, и не подумаю.

– Здесь живет смерть, – неуверенно добавила старуха.

– Здесь живу я.

Катя прожила в Петербурге (и немножко в Ленинграде) всю жизнь. Раннее детство прошло в бескрайней гулкой коммуналке на Васильевском, потом родители как-то добыли квартиру в глубинах Коломны, потом при первой возможности Катя съехала в съемную комнату на Петроградке, и так и пошло.

Призраков она видела всегда и поначалу не понимала, что это умеют не все. В квартире на Васильевском жила девочка лет семи, которая умерла от голода зимой сорок первого. Она плакала и просила хлеба, и Катя постоянно таскала ей еду с кухни, но так и не смогла ее накормить. Прозрачная девочкина лапка напрасно проходила сквозь принесенные куски. Катя плакала, а родители не понимали отчего, не верили ни в какую девочку и умилялись дочкиному воображению.

Понятно, что с таким началом знакомства бояться призраков Кате никогда и в голову не приходило.

Потом их было еще очень много. В коломенской квартире обитал нервный студент, застрелившийся году эдак в восемьсот восьмидесятом, в первой собственной квартире – не менее нервная барышня-декадентка, а уж когда в Петербурге впервые провели ночь музеев и Катя оказалась в Зимнем дворце после заката…

За границей Катя всегда выбирала отели в самых старых домах, если получалось – то и вовсе в замках. Ей даже удалось познакомиться с одним из самых знаменитых привидений Восточной Европы – Черной Дамой Несвижского замка Барбарой Радзивилл.

Барбара оказалась очень милой и очень образованной дамой (объяснялись они на некоем панславянском с вкраплениями латыни), вот только жаловалась на отсутствие компании. Дескать, призраков в бывшем Великом княжестве Литовском немного, а люди, способные видеть больше, чем другие, появляются здесь даже не каждый год.

Катя точно не встречала еще ни одного такого. Хотя… Даже если новый знакомый каждый день выпивает в компании призрака, как об этом узнаешь-то?

Девушка залезла в кресло с ногами и отхлебнула чуть не полбокала.

– Чем я могу быть вам полезна?

– Убери ноги с мебели! – обрадовалась старуха.

– Ну… Нет. Еще что-нибудь?

Старуха пронзительно заскулила.

– Вы подрабатываете баньши? – дружелюбно спросила Катя. – Меня Катей зовут, кстати.

– Александра Владимировна, – машинально ответила старуха, – то есть…

– Что вы ужас, летящий на крыльях ночи, и проклятие этого места, я уже поняла. Итак, как будут дальше складываться наши отношения?

– Ты умрешь мучительной смертью? – неуверенно предположила Александра Владимировна.

В этот момент зазвонил телефон.

– Катенька, добрый вечер, – нежно пропела Наталья Николаевна в трубке, – как вы поживаете? Все ли вам нравится?

– Да, спасибо.

– Точно? – переспросила она несколько обескураженно.

– Точно! – заверила Катя. – Извините, я работаю…

– Конечно-конечно… не смею мешать.

– Наврала уважаемому человеку, – кисло заметила старуха.

– Ну не говорить же ей про вас, – Катя отпила вина, – простите, что вам не предлагаю, но еще никогда не встречала призрака, который мог бы пить или есть.

– Страшная сме-е-е-ерть, – провыла старуха, но уже без всякого задора.

– Александра Владимировна, – вздохнула Катя, – мы обе понимаем, что я вас не боюсь. Кроме того, призраки живут едва ли не в каждом доме в Петербурге, так что большого смысла съезжать я не вижу. Вы хотя бы не рыдаете от голода у меня на глазах и не декламируете Чернышевского с подвываниями. И не требуете немедленно вина с кокаином. Хотя хуже Чернышевского что-то придумать сложно.

Старуха заволновалась всем телом. Видно было, что ей хочется немедленно сказать что-то поперек, но насчет Чернышевского она была согласна.

– Это же классик!

– Ага, и Фадеев тоже. Нашли показатель, тоже мне.

– Деточка, как вы разговариваете!

– О, мы уже на вы?

Старуха ретировалась в стену.

Катя еще долго сидела, пила вино и листала Диккенса в дореволюционном издании. Александра Владимировна ее не очень смущала. Хотя, если у нее вдруг появится мужчина, привести его в гости будет затруднительно. Советами замучает. Вот если у мужчины будет квартира в новом районе…

Удивительно, но сама Катя не пробовала жить в новых домах. Может, в них что похуже водится? Призраки первобытных жителей Охты?

– Диккенс вульгарен, – проинформировала ее старуха из стены.

– Ну да, счесть его вульгарным проще, чем божественным, – согласилась Катя, не отрываясь от книги.

Честертона старуха, кажется, не читала и оставила Катю в покое аж на несколько дней. А вот Наталья Николаевна продолжала звонить, интересовалась, как дела. В субботу вечером даже зашла, предварительно предупредив. Принесла пирожных из дорогой кондитерской, при входе недоверчиво огляделась, но обнаружила, что квартирка цела и даже прибрана.

Вообще, собеседницей она оказалась довольно интересной, что неизбежно при такой биографии, но все же Катя предпочла бы меньшую назойливость. Хотя, возможно, сама хозяйка считала свое поведение простой вежливостью.

Было уже довольно поздно, и, проводив гостью, Катя собралась спать. Посуду решила оставить на завтра.

– Как не стыдно! – не утерпела старуха, высовываясь из шкафа по пояс.

– Добрый вечер, – ответила Катя. – Точнее, спокойной ночи.

Старуха появлялась нечасто, в диалоги не вступала, ограничиваясь замечаниями. На замечания Катя внимания не обращала – просто представляла, что имеет дело с родной бабушкой в деменции. Пару раз даже спрашивала старухиного мнения о каких-то тонкостях этикета, и тогда та расцветала, отвечала пространно, но логично. Иногда, правда, снова заводила волынку про страшную смерть и проклятие, но Катя даже огрызаться перестала. Смущала ее только хозяйка, которая продолжала регулярно звонить и интересоваться делами.

* * *

Через месяц Катя зашла к Наталье Николаевне с деньгами, от кофе отказываться не стала.

– Катенька, у вас точно все в порядке? – удивительно робко спросила она.

– Да, конечно, – Катя тоже удивилась.

– У вас бывают… гости, может быть?

Гостей у Кати не было, потому что как-то так сложилось, что с друзьями она встречалась в барах. Друг к другу ходили редко и в основном по делу. Ведь не считать же гостьей старуху Александру?

А почему, собственно, не считать? Может, не зря хозяйка чуть не каждый день спрашивает, как спалось, да как самочувствие, да были ли гости?

Катя медленно шла домой по светлой весенней Петроградке и пыталась придумать происходящему мотивы. Qui prodest? А кому? Деньги в ситуации задействованы смешные.

Дома Катя вытащила свой экземпляр договора найма. Стандартные пункты усыпляли, но она все равно продолжала вчитываться.

И наконец вчиталась. «В случае досрочного расторжения договора по инициативе Нанимателя любые денежные суммы, предварительно уплаченные Наймодателю, не возвращаются». Ну то есть залог и плата за последний месяц. И за первый заодно, если учесть, что мало кто согласится жить с потусторонним соседом дольше одной ночи.

Сумма выходила небольшая, но все равно симпатичная. И потом, небось, они тут эту схему по три раза в месяц проворачивают. Пять старушек – рубль.

Кстати, о старушках.

– Александра Владимировна, – позвала Катя, – вы тут?

– Напоминаете о том, что мне отсюда не выйти? – спросила старуха, высовываясь из любимой стены.

– И кто автор гениальной схемы отъема денег у населения? Вы или хозяйка квартиры?

– Да какая она хозяйка, – фыркнула старуха, а потом удивилась, – что за схема?

Судя по дальнейшему разговору, она и правда о ней ничего не слышала.

– Очень смешно, – пробормотала Катя. – А вы вообще кем друг другу приходитесь? Или никем?

Старуха заколебалась. Кажется, ей хотелось обвинить Наталью Николаевну во всех смертных грехах. Может, одна у другой мужа увела?

– Дружили раньше, – неохотно ответила она наконец.

– А квартира эта ваша?

– Была…

– Так что, почтенная старушенция Наталья Николаевна квартирку у вас отжала?

– Деточка, как вы опять выражаетесь! – злобно заявила старуха.

– Ну так отжала? Купила?

– Я сама ей оставила, – призналась наконец старуха.

– И теперь жалеете?

На этот раз ее ответом не удостоили. Удобно быть призраком: чуть что – и исчез из комнаты, как и не было тебя.

Катя подумала еще и снова вышла из дома. Позвонила Наталье Николаевне, попросила о срочной встрече в ближней кондитерской. Хозяйка охотно согласилась, прибежала чуть не раньше самой Кати, радостная и немного тревожная.

– Наталья Николаевна, – тихо сказала Катя, заказав чай с пирожными, – давайте вы мне все-таки расскажете про свою подругу?

– Нет у меня никаких подруг, – огрызнулась всегда вежливая хозяйка.

– Значит, были. Знаете, квартиру на Петроградке абы кому не оставляют. У меня на самом деле только один вопрос. Как вышло, что уважаемую Александру Владимировну видят все ваши жильцы? Обычных призраков не видит почти никто.

– Правда? – растерялась Наталья Николаевна. – Я не знала…

Ну хоть отпираться не стала.

– Я сдала квартиру, как вступила в наследство, и человек выехал на следующий же день. И второй жилец так же. И третий…

– И тогда вы придумали эту волшебную схему, – утвердительно сказала Катя. – Вы сами-то видите свою подружку?

– Вижу. То есть не вижу, она мне не показывается. Но разок видела. Когда сорок дней справляли, она появилась и сказала, что квартиру мне оставила, но жизни тут никому не будет.

– О господи, – вздохнула Катя, – а она при жизни такая же была… упорная?

– Катенька, вы хотите спросить, не была ли она редкостной сукой? – интеллигентно спросила Наталья Николаевна.

Катя чуть не подавилась чаем.

– Ну я не была бы столь радикальна…

– Бросьте, – улыбнулась хозяйка, – я ее все равно любила. Да и сейчас люблю, наверное. И скучаю. Глупо как, с ней ведь и сейчас поговорить можно, а она отказывается.

– А пойдемте сейчас туда, – предложила Катя, – попробуем все вместе поговорить.

– Александра Владимировна, – громко заявила Катя, встав посреди комнаты, – мы тут обнаружили, что вы – уникальный тип призрака. Как так вышло, что вас видят все? Старуха глухо молчала, только чуть серебрилась от ее присутствия стенка гардероба.

– Вы так хотели досадить подруге? А она, между прочим, вас любит. И вы ее тоже.

– Никого я не люблю, – мрачно сказала Наталья Николаевна. В унисон со старухой, которая вылезла наружу, чтобы заявить то же самое.

– Старая дура, – не удержалась Наталья Николаевна.

– Сама такая, – буркнула Александра Владимировна.

Катя ретировалась на лестницу, жалея, что не курит. По дороге придумала, как переписать злополучный договор и остаться жить в этой квартире на человеческих условиях.

Почему-то она не сомневалась, что старухи согласятся.

Ирина Нечаева

Зубная фея

Все началось, когда у Леонтия зашатался левый клык. Сначала совсем чуть-чуть. Потом разболтался так, что приходилось все время придерживать. Языком или пальцем. А это доставляло определенные неудобства. Да и стыдно немного было. Вампир – а клык шатается, словно моряк в портовом кабаке. Однажды ночью, приподнявшись в гробу и сладко потянувшись, Леонтий нащупал языком дырку в верхней челюсти. Клык валялся на маленькой подушечке с кружевами. Жалкий и бесполезный.

– Да-а-а… Дела… – загрустил вампир, разглядывая потерю.

Леонтий попытался пристроить клык назад, но он вываливался обратно. Пришлось привыкать к жизни с одним клыком. Теперь приходилось стыдливо прикрывать лицо, открывая рот перед жертвой. Леонтий боялся насмешек. Он всегда отпускал своих жертв живыми – кусал не больно и полностью не осушал.

Он был очень деликатным вампиром. За это его и выгнали из уютного темного склепа, где он жил прежде с остальными сородичами. Леонтий долго скитался один по ночному лесу, питаясь кровью животных или заблудившихся туристов. А потом устроился жить в берлоге, отчего-то брошенной медведем. Поставил там гроб, заткнул наглухо щели, чтобы не проникали солнечные лучи, и зажил размеренно. Пока не выпал левый клык…

С той поры Леонтий потерял покой – ему снилось, что на месте правого клыка тоже образовалась дыра. Он в панике вскакивал средь бела дня, с размаха бился лбом о крышку гроба и судорожно ощупывал челюсть. С облегчением откидывался назад и вновь засыпал. Но однажды Леонтию показалось, что и правый клык чуть сдвинулся…

И вот Леонтий сидел в гробу, печально глядя на два клыка, лежащие на ладони. Провел языком по дырам в верхней челюсти и тяжело вздохнул.

«Этак я усохну весь, как сухофрукт…» – озадаченно подумал он.

Всю ночь Леонтий бродил по лесу. Голодный и грустный, он размышлял, что же предпринять. Как жить вампиру без клыков? Это совершенно невозможно! Неожиданно он вспомнил, как когда-то давно, лет сто назад, еще когда был маленьким смертным мальчиком, а не вампиром, прятал выпавшие зубы под подушку и загадывал желания. Ночью приходила зубная фея – забирала зуб, а взамен исполняла нехитрые детские мечты. Он давно вырос, даже вот вампиром успел стать, но где-то в глубине бессмертной души сохранилась та наивная вера в чудо. Нет, он понимал, конечно, что давно не ребенок, и сильно сомневался, что фея придет. Тем более днем… Но все же… Можно попробовать…

«Сегодня же положу клыки под подушку», – решил Леонтий, направляясь к берлоге.

Он удобно устроился в гробу и задремал. Подскочил от страшного грохота и свиста, ошалело моргая. Крышка гроба валялась на полу. На него в упор смотрело странное существо в ореоле изумрудного свечения. На морщинистом лице выпирал огромный нос с торчащими из ноздрей волосами. Глаза существа почти полностью скрывались за косматыми зеленовато-серыми бровями, похожими на пучки сухой травы. Из широкого лягушачьего рта высовывались длинные острые клыки. На впалой груди поблескивало ожерелье из белых продолговатых бусин. Леонтий присмотрелся и понял – это клыки в точности такие, как его собственные, выпавшие и лежавшие сейчас под подушкой.

– Вы… кто? – запинаясь, прошептал Леонтий.

– А ты кого звал? Забыл? – хихикнуло существо. – Зубная фея я. Говори, чего хотел.

– Ой. Я вас совсем по-другому представлял. Простите, – засмущался Леонтий.

Фея скрипуче захихикала:

– Представлял… Небось, думал к тебе молодуха прилетит? Ах ты, баловник… Сам-то ты кто? – Серо-зеленый крючковатый палец уперся ему в грудь. – Вампир! Ну так и я фея – вампирская! Уж лет двести меня никто не тревожил, плесенью вся покрылась и мхом… Редко вы меня зовете, ох редко, – сокрушенно покачала головой фея. – Ну так чего молчишь? Ошалел от счастья? Чего звал-то?

– Так вот, – Леонтий достал из-под подушки и протянул фее клыки. – Можно их как-то… Обратно вставить? Или новые пусть отрастут…

– И чего они у тебя отвалились-то, а? – подозрительно уставилась на вампира фея из-под лохматых бровей. – Тебе годов сколько?

– Ну… Лет сто, точно не помню…

– Молодой ты ишшо совсем. Не должны вроде зубы валиться. Ну ладно, сиди смирно, буду колдовать…

Фея что-то забормотала и быстро забегала вокруг гроба. У Леонтия даже голова закружилась.

– Тьфу ты. Ничего не выходит, – фея остановилась и снова пристально посмотрела Леонтию в лицо. – Добрый ты слишком. Вот клыки и не растут…

– Но ты же фея… – жалобно протянул Леонтий.

– Фея, фея, а не золотая рыбка, – ехидно ответила она. – Могу, конечно, еще попробовать. Авось получится. Да только ненадолго это все. Снова выпадут – как пить дать. Говорю тебе – добрый ты. Как и не вампир вовсе…

– И что же делать, фея? Без зубов я усохну совсем… – пригорюнился Леонтий.

– Да… Незадача… – недовольно покачала фея растрепанной седой головой. – Надо ишшо подумать…

Зеленоватая светящаяся фигура закружилась рядом с сидящим в гробу Леонтием. Наконец фея резко затормозила.

– А давай я тебя в домового превращу, а? Дело нехитрое. Будешь стучать, греметь. Хозяйские вещи прятать. По ночам опять же – тебе привычно будет. А днем спи. Как тебе, а? – предложила она, склонив голову набок и хитро прищурив один глаз.

– Ну… Можно, наверное… А зачем стучать и вещи прятать? – робко спросил Леонтий.

– Для того, чтобы кормили и поили тебя, дуралей. Ну там разберешься. Так что, по рукам?

Леонтий молча кивнул.

– Ну вот и ладненько, – обрадовалась фея. – Повторяй за мной: «Хочу стать домовым».

– Хочу стать домовым, – послушно произнес Леонтий и почувствовал, что его понесло куда-то прочь из собственного тела, уютного гроба…

– Фея, фея! Постой! Я же отдаю тебе два зуба! Значит, у меня есть еще одно желание! – завопил Леонтий изо всех сил.

Какая-то сила резко остановила его полет. Недовольный голос феи проворчал:

– Ну что тебе ишшо надобно?

Леонтий прокричал свое второе желание.

– Ишь ты, затейник какой, – хихикнула фея. – Ладно, будь по-твоему. Прощай, Леонтий. Вещи прячь, не забывай…

Когда Леонтий очнулся, звуки обрушились на него со всех сторон. Дыхание спящих людей. Тиканье часов. Далекий стук капель из крана. Он осмотрелся. Комната казалась огромной, диваны и шкафы высились как горы. Леонтий осторожно ощупал себя и обнаружил, что весь покрыт мягкой длинной шерсткой, приятной на ощупь. Ручки и ножки были тоненькими, с маленькими цепкими коготками.

«Ух ты. Теперь я и вправду домовой. Что там советовала фея? Прятать вещи, стучать и греметь…» – Леонтий обошел дом, побывал на кухне. Погремел посудой в шкафу. Нашел там блюдечко с молоком и пару конфет. С удовольствием поел. Весело шуганул кошку. Та испуганно зашипела, запрыгнула на шкаф и сверкала оттуда глазищами. Леонтий спрятал пару тапочек. Стащил бумаги со стола, сунул под шкаф. Рассыпал порошок в ванной, раскидал обувь в коридоре и почувствовал, что устал. Прошагал по стене к вентиляционной трубе. Прошмыгнул внутрь – он откуда-то точно знал, что отныне его дом находится там. Забрался в маленький, под его рост, гробик и с наслаждением потянулся. Да-да! Именно об этом Леонтий попросил фею – переместить вместе с ним и его гроб – сроднился с ним за столько лет…

Леонтий повернулся на бок, положил лохматую голову на подушечку с кружевами и крепко уснул, впервые за долгое время. Маленькие губы на заросшем волосами лице изгибались в счастливой детской улыбке…

Надежда Снегуренко

Ведьмин поцелуй

Я наклонилась и подбросила в костер еловую ветку. Огонь жадно накинулся на сухие иголки и затрещал довольно и сыто, выбрасывая в ночное небо оранжевые искорки. В воздухе поплыл хвойный аромат.

После прочтения домовым Тихоном сонета собственного сочинения о юной деве, похищенной похотливым рыцарем и спасенной молодым драконом, настроения в компании витали романтические.

– Тихон, а ты был влюблен? – Мне, как самой неискушенной, хотелось понять, что из себя представляет воспеваемое в балладах чувство.

– Я поэт, я в перманентном состоянии любви, – заявил Тихон и заложил гусиное перо за ухо.

– Едреня-Феня, а вы?

Феня смущенно захихикала в правую ладошку, а Едреня в левую. Потому что у них две ладошки на двоих, им хватает.

– Ой, смущаются оне! – презрительно растянула синюшные губы Хмара. Подружка моя, русалка с Долгого озера. Она лениво расчесывала зеленые кудри окуневым гребешком и старалась не смотреть на огонь. Вредно это для озерной нечисти, не могут опосля добра молодца от старого перца отличить.

– Отчего смущаются? Любопытство не порок, а жаль. Нам, колдуньям, пороки коллекционировать положено, не то что простым смертным.

– Влюблены без ума, без памяти в Горыныча. А он с ними встречаться не желает, потому как третья голова против их двоих лишняя.

– Бедные, – пожалела я Едреню-Феню. – Ну а ты, Хмара? Али русалки вовсе бесчувственные?

– Отчего же? – приосанилась подружка, оправляя на груди подсохшую болотную тину. – Ежели попадется мне в руки добрый молодец, живым не вырвется!

Она вытянула синеватые пальцы, воображая молодца, и плотоядно оскалила острые зубки.

– Фу, да я не про это!

– Так и я не про то! – засмеялась русалка и вдруг замерла, принюхиваясь. Только ноздри подрагивали, как у гончего пса, взявшего след. – Да вот он! – взвизгнула она и захлопала в ладоши, как младенчик при виде медового пряника.

И верно, в освещенный круг выступил юноша. Молодой, меня не старше! Едва наметившиеся усы темнели над верхней губой.

Однако не побоялся показаться на глаза честной компании. Выступил на свет, посулил здоровья присутствующим да и уселся на бревно ближайшее. Тут уж мы его подробно разглядели: волос угольный, глаз изумрудный, ухмылка волчья. До чего хорош собой – я аж зажмурилась! А на груди, под горловиной меховой безрукавки, оберег на кожаном ремешке болтается.

– Я так не играю, – надулась Хмара, – это не добрый молодец!

– А кто? – удивились Едреня с Феней, вытянули шеи и, близоруко щурясь, склонились над незваным гостем.

– Кто-кто, – не отрываясь от очередных виршей, отозвался домовой, – перевертыша за версту видно.

– Откуда ты, оборотень? – спросила я равнодушно и подбросила ветки в костер. Однако подметила, как стрельнул в мою сторону влажным глазом гость неожиданный. – Из славного Ишьгорода?

– Нет, из побратима его – Тыжгорода, – гость улыбнулся, обнажив чуть выступающие клыки. – А ты ведьма здешняя?

Едреню-Феню немедля сдуло. Тихон голову поднял от бересты, на коей стихи записывал, да так и застыл с открытым ртом. Хмара уперлась локотками в синюшные коленки и острый подбородок на ладошки положила, приготовившись к развлечению.

Ешкины метелки! Не выношу, когда меня ведьмой кличут! Волшебницей, колдуньей – милости просим. Но не ведьмой!

– Приличные люди представляются, когда знакомятся!

– Так то люди! – засмеялся парень. – Среди нас нет ни одного, – и подмигнул изумрудным глазом. Вызывающе и нагло.

– А ну говори, кто ты и зачем пожаловал! – потребовала я.

– Ух ты! – присвистнул он. – А ты когда злишься, хорошенькая. Несмотря на то, что ведьма!

Хмара захохотала, Тихон выронил перо, а Едреня-Феня, подглядывающие из-за кустов, притворились березой раздвоенной. Перевертыш улыбнулся и склонил голову к плечу – издевается поганец!

Я выхватила из-за спины метелку бабкину, вскочила и, себя не помня, бросилась к насмешнику. После непродолжительной борьбы у меня в руках осталось помело, а у него – черенок и царапина через всю щеку.

– Что ж ты бешеная такая? – гость вытер кровь с лица, поглядел на ладонь и, недолго думая, слизнул.

– Не люблю, когда меня ведьмой кличут, – буркнула я, оправляя сарафан.

– А как тебя звать, коли не сказывала?

Я в сердцах бросила помело и уперла кулаки в бока:

– Тебя мамка хорошим манерам не учила? Или вы там, в Тыжгороде, все невежи?

– Ну началось, – вздохнула Хмара и снова взялась за гребешок.

– Уймись, стрекотуха, – отрезал парень и отшвырнул от себя поломанный черенок. Прямиком в огонь.

Ну точно – ничему его не учили! Я подавилась невысказанной бранью и прикрыла глаза, чтоб не видеть, как пылает колдовская метла. Не оправдаться мне теперь перед бабушкой.

– А меня Лютомиром звать, – оборотень тронул за рукав. – К вашей ведьме пришел. Не к тебе, конечно, ты ж не она!

– Это бабка моя. Идем, провожу, – махнула я рукой. Ругаться сил не было, романтического настроения тоже.

Подхватив помело под мышку, я поплелась к дому. Лютомир за мной. Через некоторое время были на месте. Оборотень окинул взглядом покосившуюся вывеску постоялого двора «Три ноги», покачал головой:

– Подновить бы надо.

Поднялся по ступеням, споткнулся:

– Починить бы надо.

Открыл дверь, прислушался к скрипу:

– Подтянуть бы надо.

– Ешкины метелки! – вскипела я. – Наниматься, что ли, пришел?

– Нет, – опять широко улыбнулся, – по личному вопросу.

– Бабуля ночью не принимает, режим у ней. Здоровый образ жизни, слыхал? Я тебе на печи в общей горнице постелю. Только гляди, допоздна не спи. Емеля застанет, тебе не сдобровать. Бедняжечка, у него горные тролли печь угнали, совсем умом тронулся – теперь каждую печь в округе за свою принимает.

* * *

Пробудилась я, как только тетушка Сирин закончила петь – аккурат на восходе. И поспешила вниз, в общую горницу, растолкать ночного гостя да завтрак приготовить для постояльцев. Глянула – нет Лютомира! Хоть и показался он мне вчера нахалом и наглецом, а все-таки жаль, что не успели ближе познакомиться. Не каждый день у нас в Заморочье парни симпатичные появляются!

Повелела я печи кашу варить, разостлала на столе скатерть-самобранку, вдруг слышу: стучит что-то во дворе. Толкнула дверь, а она не скрипит. Выскочила на крыльцо – все ступени как новенькие. Глянула на вывеску, а она висит ровно и буковки на ней одна к одной – загляденье! А посреди двора Лютомир в одних портах, с топором в руках. Дрова рубит.

– Завтрак готов! – крикнула я ему. – Работа не волк, в лес не убежит!

– Да и сама себя не сделает, – и стоит красуется, топор из руки в руку перекидывает.

Я не из стыдливых, меня голым торсом не проймешь. К нам в «Три ноги» такие постояльцы захаживали, что вспомнить страшно. Одни умруны чего стоят – не то что без одежды, без плоти разгуливают!

– Смотри, не лиши себя чего-нибудь полезного, – кивнула я на топор и убралась восвояси.

К накрытому столу и бабуля подоспела. Пришлось про метелку признаться и про оборотня поведать. А тут и он сам заявился. Уселся как ни в чем не бывало, заглянул в горшок и поморщился:

– А у вас тут все растительное?

И с укором на бабулю посмотрел, которая пророщенные зернышки обратом заливала.

– А ты, милок, перекинься волком, сгоняй в лес, чай недалече! Да принеси нам зайца, али утку, али яйцо, али смерть Кощееву!

– Бабушка, опять ты про ваши разборки с дедом! Пятьсот лет как в разводе, а все Василиску ему простить не можешь, – попеняла я. – Забудь уже!

– Права ведьма старая, – Лютомир взъерошил пятерней смоляные вихры. – Перекинулся бы. Да не могу. Затем и к тебе пришел, за подмогою.

– Пошто к Тыжгородской ведьме не обратился? Али бешеному волку семь верст не крюк? – подколола бабуся. С юмором она у меня.

– Так она на меня проклятье и наложила!

– Чем же ты ей не угодил?

Лютомир замялся, бросил на меня косой взгляд и залился румянцем, яко красна девица.

– Говори, олух, ежели пришел! – рассердилась бабушка. – За что?

– Больно я ее дочке приглянулся, – потупился оборотень. – А по мне – ничего слаще свободы нет.

– Оставайся тут, – предложила бабушка, – работник ты хороший, нам такие нужны. А волками по лесам пущай другие бегают.

– Очень смешно, – огрызнулся Лютомир. – Это все одно, как тебе, бабушка, предложить простой старушкою век доживать. Без силы колдовской. Я волком родился, волком и жить хочу!

– Вот и славненько, – бабуля потерла сухие ладошки, – волком, так волком! В лес пойдешь, цветок найдешь. Зовется «Ведьмин поцелуй», оттого, что ал и жгуч, и сорвать его может только девица, колдовской силой владеющая. Поэтому Олеська с тобой пойдет.

– Не хочу я с ним в лес! – встряла я.

– Да? А кто новый черенок для метлы-полетайки добудет?

Я вздохнула, губы поджала и отвернулась.

– Олеська тебе цветок в руки отдаст, – продолжила бабушка. – Ты его съешь и волком обернешься. Все. Свободен. А тебя, внученька, я попрошу остаться.

Дверь за Лютомиром захлопнулась, и бабуля обернулась ко мне:

– Вот что, Олеська, нам такого работника вовек не сыскать, и теперь он наш! Да и тебе, гляжу, по сердцу пришелся. Но есть одно условие, и ты должна о нем знать, дабы колдовство подействовало. Когда оборотню цветок передавать будешь, поцелуй лепесток. Парень волком обернется, назад не вернется. Век служить тебе будет, как пес преданный! Слыхала: «В темнице там царевна тужит, а бурый волк ей верно служит…» У тебя черный будет.

– Почему черный?

– А ты масть Лютомирову видала? Сможешь ему даже иногда человеческий облик возвращать. По надобности, – игриво подмигнула бабуля. Вот ведь старая ведьма!

– А нет ли другого способа снять заклятье?

– Конечно, – поморщилась она, – как всегда, выбор есть. Ежели ты не цветок, а самого оборотня поцелуешь, а затем цветок ему отдашь, то парень вновь обретет способность перекидываться.

– А в чем подвох?

– А в том, что как только он перекинется, вовек о тебе не вспомнит. А ты его не забудешь. И никто не знает, доведется ли вам когда-нибудь встретиться.

– Как же быть, бабушка? И так репейник, и этак чертополох!

– Делай как знаешь, – осерчала она, – а в лес ступай. Без метлы у нас все сообщение встанет.

* * *

К полудню мы с Лютомиром рука об руку шагали по дороге в Заморочинскую чащу.

– Где ж искать цветок ведьмин?

– Цветок твой – малая печаль. Я тебе охапку наберу. А вот черенок для метлы посложнее добыть.

– Да чего там, – отмахнулся оборотень, – сломил ветку, навязал прутья – вот и метла!

– Много ты понимаешь! Метелка так устроена: помело – оно как рыбе хвост. Куда повернет, туда и полет. А черенок – силу летучую имеет. Только из ветвей древа Перунова делается. Растет дуб в самой чаще. Под ним и цветы твои. «Поцелуев» там – видимо-невидимо!

– Мне и одного хватит, – и смеясь, сгреб меня в охапку.

– Пусти, окаянный!

– Чересчур ты строгая!

– А с вашим братом по-другому нельзя!

– Нет у меня никакого брата! И ничего меня в Тыжгороде не держит. Расколдуешь – женюсь немедля. Оборотень и ведьма – чем не пара?

– Ешкины метелки! Ты не оборотень, ты – тролль!

– Почему это?

– Знаешь ведь, что ненавижу, когда меня ведьмой кличут! – от злости ногой топнула, пыль дорожную взметнула, а он знай заливается – весело ему.

Размахнулась я, хотела его помелом отходить, и тут он меня в канаву столкнул. Гаркнул: «Хоронись!» И скатился следом. Обхватил, знаком молчать показал. И глаза страшные сделал. Уткнулась я парню в плечо, и слышу, как сердце колотится. А безрукавка горькой полынью и дымом пахнет.

– Какая же ты тоненькая, – прошептал он, – в два обхвата обнять могу!

– Лопата в два обхвата! А ну убери грабли!

Оттолкнула его, ужом из канавы выползла. А он опять смеется.

– Совсем сдурел? Кого испугался? Это ж крестьяне на поле идут.

– Они меня мигом признают – я в безрукавке, мехом наружу, – насупился парень и помелом спину почесал, видать, не раз битую. – А то и тебе за меня достанется!

– Это у вас там в Тыжгороде. А у нас в Заморочье – к оборотням отношение лояльное. Каких только нет: и в безрукавках, и в тулупах, и в погонах. Давай руку!

Вытянула его, отряхнула мех и снова подивилась – до чего парень пригож! Привязала бы к ноге, век не отпускала! И он глядит, зубы скалит, глазами бесстыжими ест!

– Я, пожалуй, останусь в Заморочье. Законы ваши мне по сердцу. Да теперь и личный интерес имеется! – Сказал, будто сердце в меду искупал.

* * *

Добыть черенок для метелки с Лютомировой помощью оказалось вовсе не сложно. Крепкий парень и впрямь подспорье в хозяйстве – переломил сук, словно веточку. Дуб его только дважды по макушке огрел.

Я в ответ набрала, как обещала, охапку ярко-алых «ведьминых поцелуев». Они почти не жглись, щипались только. Но для милого чего не сделаешь?

К полуночи воротились на место нашей первой встречи – кострище возле постоялого двора «Три ноги». Развели огонь. Сели полную луну дожидаться.

– Знал бы, как у вас хорошо, давно бы навестил, – Лютомир придвинулся ближе, блеснул изумрудным глазом. – А ежели б ведал, что ты тут живешь, прибежал со всех ног!

– Если бы да кабы, а на погосте не гробы… – огрызнулась я, а у самой сердце щемит. Как быть дальше? Поцеловать цветок? И останется Лютомир рабом. Молодой, сильный, красивый. Мой. Поцеловать его самого? Умчится вдаль. Счастливый, беззаботный, свободный. Чужой.

– Взошла, – он запрокинул голову, глядя на оранжевую, как заморский апельсин, луну. В изумрудных глазах сверкали отблески огня. – Я вернусь, – пообещал он и обнял меня.

– Куда ж ты денешься, – усмехнулась я.

Под пальцами щекотливо проскользнул мех безрукавки. Руки обвили его шею. Нетерпеливые губы подались навстречу. Ведьмин поцелуй был сладок и горяч.

– Я люблю тебя, – сказал он, отрываясь, – и останусь с тобой навсегда.

– Конечно, – кивнула я и протянула ему алый цветок.

Лютомир не медлил. Перекинулся в огромного волка с острыми клыками. Отблески костра позолотили густую шерсть и заиграли в изумрудных глазах. Волк поднял морду, издал протяжный вой и скрылся в темноте.

В освещенный круг выступил Тихон и сел рядом, прижавшись мягкой шкуркой к моему боку. Выбралась на полянку Хмара, и Едреня с Феней перестали притворяться березой раздвоенной.

– Не плачь, Олеся, – сказал домовой. – Дикий зверь в неволе умирает, птица замолкает, а любовь превращается в ненависть.

– А я и не плачу, Тихон, – утерлась я и потрясла у него перед носом кожаным ремешком с оберегом Лютомировым. – При умелом заклятьи каждая ведьма, имея вещь любимого, воротить его сможет.

– Так ты ж колдунья, волшебница, а не ведьма! – удивился домовой.

– Ведьма я, Тихон, ведьма! – призналась я. Чего ради любви не сделаешь!

Огонь выплевывал в небо золотые искры, а я смотрела в темноту и знала, что где-то в ночи, унося с собой кусочек моего сердца, мчится со всех лап к далекому Тыжгороду свободный черный волк с изумрудными глазами.

Наталия Алексеева

Путь к сердцу вампира

Витя был очень стеснительным вампиром. Он совершенно не мог кусать незнакомых людей. И вынужден был заводить дружбу с будущими «ужинами». От этого страдал еще больше. Ведь приходилось впиваться зубами в хорошего человека.

Промучившись так первые годы вампирского существования, Витя нашел выход. Он стал ходить на охоту в большой парк рядом с домом. Заикаясь от волнения и показывая неприличные жесты, Витя «знакомился» с гопниками, хулиганами и футбольными фанатами. Немного пробежавшись, он заманивал сердитых молодых людей на темные аллеи, где и обедал. Жертвы потом неделю ходили вялые, осоловевшие и не агрессивные. Витя даже гордился, чувствуя себя маленьким супергероем, очищающим город.

Впрочем, девушек Витя тоже иногда пытался продегустировать. Но каждая попытка познакомиться заканчивалась конфузом. То тяжелой сумкой по голове получит, то красавица окажется кандидатом в мастера спорта по греко-римской борьбе, то из кустов выскочит здоровенная собака с пастью, как у крокодила. А ведь среди вампиров девушки считаются самыми вкусными! Витя вздыхал, расстраивался и садился смотреть фильм «Сумерки». Вранье, конечно, но вампирскую душу грело.

Как-то летом поздним вечером в понедельник Витя вышел на охоту. Несмотря на хорошую погоду, парк был пустым и притихшим. Только у входа на лавочке дремал бомж Иннокентий. Но его Витя ни за что не стал бы кусать – однажды попробовав, он потом неделю мучился похмельем и головной болью, а жертва сияла начищенным медяком и радовалась жизни.

Побродив по пустым аллеям, Витя засобирался домой, убеждая себя в пользе голодания.

Цок! Цок! Цок!

Витя обернулся на звук. По соседней аллее за цветущими кустами, названия которых вампир не знал, кто-то шел.

Охотник, принюхиваясь к таинственному прохожему, поспешил вдоль зеленой стены. Шаги то отдалялись, то приближались, маня за собой. В какой-то момент они затихли вовсе, заставив раззадорившегося Витю броситься бегом.

Через десяток метров, на перекрестке, вампир с разгону врезался в девушку, вынырнувшую с боковой дорожки.

– Ай!

От столкновения оба плюхнулись на землю.

– Осторожно!

Незнакомка рассерженно посмотрела на юношу.

– Куда вы так несетесь?

Витя, ошеломленный и даже испуганный, вскочил, готовый дать стрекача.

– Помогите же мне! – девушка протянула ему руку.

Ничего не оставалось, как помочь ей подняться. Ладонь незнакомки оказалась обжигающе горячей.

– Ну вот. – Морща носик, она стала отряхиваться. – Испачкала новую юбку.

Витя не выдержал сердитого взгляда прямо в глаза и отвернулся.

– Теперь вы просто обязаны проводить меня через парк. Чтобы искупить свою вину.

Незнакомка взяла его под руку.

– Меня зовут Валерия. Можно просто Лера. А вас?

– В-в-в-итя, – ошарашенный напором, вампир начал заикаться.

– Какое хорошее имя. Вам очень идет. Такое мужественное. А вы тут рядом живете? Часто гуляете здесь? Я тоже недалеко живу. Особенно весной в парке хорошо, правда? Но летом тоже неплохо. Особенно около фонтанов. Жаль, что их выключают на ночь. Было бы интересно посмотреть на них в темноте…

Девушка говорила и говорила, так что Витя потерялся в потоке слов. Вставить хоть фразу в монолог он даже не пытался. Впервые он шел под руку с девушкой, и ему это нравилось.

– Может быть, будем на ты? А то, как старики, друг другу выкаем, просто смешно.

Разомлевший Витя согласно кивнул. Словно загипнотизированный, сейчас он был согласен на любые предложения.

– Ты же проводишь меня до дома? Темно уже, страшно. А с тобой очень спокойно и безопасно. Я чувствую, что ты можешь любого хулигана прогнать. Правда?

Юноша выпятил грудь и согласно угукнул.

– Ну вот мы почти пришли.

Она улыбнулась ему. Витя почувствовал, как от пяток побежало вверх до самой макушки стадо огромных мурашек.

– Спасибо, что проводил. Я такая ужасная трусиха, все время боюсь возвращаться поздно через парк. Проводи меня еще как-нибудь.

Лера чмокнула вампира в щеку и скрылась в пасти подъезда дома номер тринадцать, оставив впавшего в прострацию Витю глупо улыбаться.

Следующие несколько дней бедный вампир ничего не ел. Презрев многочисленные аппетитные компании, он караулил на главной аллее парка. Или сидел на лавочке, или нервно бродил между клумб, или подпирал постамент конной статуи какого-то усатого маршала. И до рези в глазах высматривал в сумерках фигурку новоявленной знакомой. Заостренные уши нервно дергались, пытаясь услышать тот самый цокот каблучков. Витя сам не понимал, зачем – то ли укусить, то ли для чего-то еще.

Бесполезно прождав еще один вечер, Витя сел на скамейку и спрятал осунувшееся лицо в ладони.

– Привет! Меня ждешь?

Витя вскочил. Глаза юноши пылали сверхновыми звездами.

– Ага. Вот, держи.

Он достал из внутреннего кармана джинсовки небольшой букетик ромашек. В прошлые вечера его собратья отправлялись в урну, а этому выпал счастливый шанс.

– Это мне? Какая прелесть! Обожаю ромашки.

Лера взяла вампира под руку. Прогулка получилась даже лучше, чем в первый раз. Витя млел, забавно краснея и стесняясь, но сумел вставить несколько удачных фраз в монолог девушки. И совершенно не собирался ее кусать.

– Спасибо, что встретил. Очень рада была тебя увидеть.

Стоя у знакомого подъезда, Витя мучительно пытался подобрать слова и попросить номер телефона.

– Слушай, ты чего такой бледный? И щеки впали. Ты не голодный случаем?

Лера схватила вампира за руку и потянула ко входу.

– Пойдем. Сегодня ты у меня ужинаешь.

Поднимаясь вместе с девушкой в тесном лифте, Витя был сам не свой. Рядом, близко-близко, изящная шея Леры манила вампирскую половину несчастного. Одновременно вторая часть, остававшаяся человеческой, совсем не хотела кусать девушку. К счастью, двери кабины открылись, выпуская мученика.

– Надевай тапочки. Вот эти, с зайчиками. И проходи на кухню, я сейчас.

Витя огляделся. Шкафчики, плита, прихватки в цветочек, герань в горшке на подоконнике, оранжевый холодильник. Маленькая уютная кухня. Вампир почувствовал, что в такой обстановке будет совершенно несообразно кусать кого-либо.

Тяжело вздохнув, Витя присел на диванчик в углу.

– Сейчас, подожди минуточку.

Лера хлопотала у плиты, чем-то по-домашнему вкусно гремя. Точно такие же звуки были в его человеческом детстве, вспомнил Витя. И неожиданно запаниковал.

Что делать? Ведь он не сможет съесть и кусочка человеческой еды! Бежать? Укусить девушку? А-а-а-а-а-а!

– Держи.

На столе перед Витей появилась тарелка, полная огненно-красного, обжигающего даже на вид борща.

– Вот ложка. Тебе сметаны положить?

Витя отрицательно помотал головой, как завороженный смотря на тарелку. Борщ манил, взывал к нему, шептал «попробуй меня» и требовательно теребил ноздри вкусным запахом. Вампир взял ложку, зачерпнул самую капельку и поднес ко рту…

Лера, подперев ладонью щеку, сидела и смотрела, как гость с тихим урчанием наворачивает уже вторую тарелку. Пряча улыбку, спросила:

– Еще подлить?

Парень сыто икнул и отодвинул пустую тарелку.

Провожая гостя, Лера сунула ему в руку бумажку с номером телефона, чмокнула в щеку и выставила за дверь.

Больше Витя охотиться не мог. Ему снился борщ, густой и обжигающе горячий. И пампушки, густо посыпанные, о ужас, чесноком. И Лера, наливающая божественное лакомство в тарелку. Будем честными – девушка ему снилась чаще. Но и борщ старался не отставать. И, конечно же, Витя позвонил.

Свидания случались все чаще и чаще. Молодой вампир боролся со стеснительностью и ухаживал все настойчивее. Цветы и конфеты шли своим чередом, обещая перерасти во что-то большее. Но после очередной встречи девушка позвонила маме.

– Хороший вроде парень, – в трубке было слышно, как мама помешивает что-то в кастрюльке. – В чем ты сомневаешься?

– Мама, он всё-таки вампир. Как-то это нехорошо.

– Ой, главное не упырь! Зато не пьет, образованный, работа приличная. Кто он у тебя?

– Компьютерщик, системный администратор. Ночами где-то дежурит.

– Тем более.

– Мама! А вдруг он меня укусит?

– Ой, я тебя умоляю. Посмотри на своего отца: самый обычный оборотень-людоед. И хоть раз кого-нибудь покусал?

– А Ивановых на прошлый Новый год?

– Не считается, они сами напросились. Никто их не заставлял мой холодец критиковать.

– Мама!

– Не волнуйся ты так. Правильно накормленный мужчина ни на кого бросаться не будет. В крайнем случае, натравишь его на ЖЭК. Или на Почту. Пусть из них кровь пьет.

– А если он мне предложение не захочет делать?

– В этом случае используй секретное оружие.

– Какое?

– Котлеты. И обязательно с пюрешечкой!

Александр Горбов

Трансильвания инк

В небе загрохотало. Несколько секунд спустя молния пронзила одинокое дерево на склоне горы. Непонятно откуда раздался оглушительный смех.

Хохот звучал вполне зловеще – Владу это понравилось.

По дороге пробежал огромный волк, неся в зубах оторванную человеческую кисть. Та извивалась в пасти и показывала неприличные жесты.

Начался дождь. Подняв капюшон, Влад вошел в город, пытаясь держаться подальше от сточной канавы. Щупальце, вырвавшееся оттуда несколько мгновений назад, его не слишком вдохновило.

Здание администрации располагалось в средневековом замке.

Чтобы зайти внутрь, путнику пришлось потревожить дремлющего призрака в полупрозрачном балахоне и цепях.

Влада расстроили не столько ругательства привидения, сколько то, что балахон был действительно полупрозрачным, а призрак в прошлой жизни являлся, без всякого сомнения, мужчиной.

Тщетно пытаясь выбросить из головы призрачные стати, Влад начал подниматься по винтовой лестнице. Из-под потолка, хлопая крыльями, вылетали летучие мыши.

В кабинете директора путника поджидал обитый бархатом гроб. Правда, его владелец, мирно дремавший в момент прихода Влада, несколько портил впечатление. Оказалось, что современные вампиры предпочитают спать в повязке для сна с нарисованным Снупи.

– Я слушаю вас, молодой человек, – даже не пытаясь придать голосу инфернальности, спросил вампир, зевая и при этом демонстрируя гостю шестидюймовые клыки.

Влад постарался тщательно подобрать слова – язык в последние дни все больше его подводил. Вытащив из кармана скомканный лист бумаги, он спросил:

– Фот… обьяфление… «Траснильфания инк.»… Трефуются… зомби…

Директор критически осмотрел посетителя:

– Опоздали, молодой человек. Все ставки уже заняты, долго шли.

– Нога… отфалилась, – попытался оправдаться Влад.

Увидев отчаяние в глазах зомби, директор добавил:

– Ну, могу предложить вам на полставки работу на кладбище. Надо лежать в могиле, раз в час высовывать руку и хватать посетительниц за юбки. Что скажете?

Хватать за юбки – Владу это понравилось. Но ответить «да» у него не получилось – отвалился язык.

* * *

Несмотря на конфуз с языком, Влада все-таки взяли на работу, и он начал разлагаться – морально и физически.

Конечно, на медкомиссии (ее проводил перекрученный, как полотенце после стирки на максимальных оборотах, шепелявый доктор Игорь) Влада хорошенько напичкали формалином, но лежание в сырой земле не способствует сохранности тканей.

К тому же по ночам Влад выкапывался и кутил с вервольфами в парке.

Все шесть оборотней выглядели как близнецы – немногословные, заросшие щетиной и шерстью мужики с печатями всевозможных пороков на мордах. Они сидели у огня, разведенного в металлической бочке, передавали по кругу початую пластиковую бутылку с чем-то белесо-мутным и иногда коротко перелаивались. Это продолжалось с полуночи и до рассвета.

Влад обычно пропускал свою очередь – тому, что осталось от его желудка, не очень нравился местный самогон. Вервольфы не возражали, они вообще были достаточно добродушными. От бочки несло жаром, а от сидящих вокруг мужиков исходил отчетливый звериный аромат. Закрыв глаза, можно было представить себя где-то в деревне: живым, молодым, перспективным.

* * *

Работа у Влада была не бей лежачего. Ее суть заключалась в том, чтобы хватать туристов, бродящих по старинному кладбищу (все надгробия – керамогранит, реплики с настоящих), за ноги. Правда, хватать было практически некого – пожалуй, кладбище было самым непопулярным аттракционом «Трансильвании инк.».

Хотя и сам парк развлечений не мог похвастаться популярностью.

– Им теперь роботов подавай или там ковбоев, – беззлобно жаловался Владу на жизнь директор, эпизодически доползавший до ночных посиделок в парке. – Как думаешь, получится из тебя ковбой? – обратился вампир к зомби.

Влад с сомнением пожал плечами – в левой руке что-то неприятно хрустнуло.

– Только офень залефафшийся, – ответил он, с трудом ворочая злосчастным языком, все время норовившим отвалиться.

– Именно. Не в тренде мы, Владислав, не в тренде, – согласился директор и прильнул к бутылке. Выпив, он зашелся в кашле. – Ироды, на осине, что ли, настаивали? – спросил он вервольфов.

Ближайший из оборотней что-то неразборчиво тявкнул и забрал емкость обратно…

* * *

– Вот это тебя угораздило, Влад! – сокрушенно покачал головой директор.

– У-у-у! У-у-у! – ответил бывший зомби, паря над своим телом, окончательно превратившимся за последние месяцы во что-то неудобоваримое и развалившееся.

– И что же нам с тобой делать? – вздохнул вампир, почесывая левый клык. – Был бы ты прекрасной юной девой, причем желательно без головы – проблем бы не было, а так… – директор развел руками. – Один мужчина-призрак у нас уже есть, зачем нам второй?

– У-у-у! У-у-у! – жалобно простонал Влад. Идти ему было некуда.

Директор с сомнением поджал губу:

– Ладно, – спустя несколько секунд раздумий согласился вампир. – Лети к Игорю, скажи, что я велел открыть тебе больничный. А там, гляди, что-нибудь и придумаем, – продолжая почесывать клык, вампир удалился с кладбища.

В итоге все решилось само собой. Спустя неделю после досадного происшествия с Владом призрака – того самого, в полупрозрачном балахоне, переманили к себе ковбои. Выдали каску, фонарик и дохлую канарейку. Теперь он изображал дух шахтера и был этим весьма доволен.

Хотя, возможно, дело было в большей зарплате.

Или в канарейке.

* * *

Так у Влада появилось новое место работы. Посетителей в башню захаживало чуть больше, но, как вскоре выяснилось, просто летать вокруг них кругами и стонать «У-у-у!» было недостаточно.

Работа призрака требовала немалой ответственности. Согласно должностной инструкции необходимо было:

1. Греметь цепями.

2. Внезапно появляться из-за угла (пункту 2 здорово мешали цепи из пункта 1).

3. Зловеще хихикать.

Директор некоторое время выслушивал потуги Влада придать своему «У-у-у!» хоть какие-то признаки смеха, а затем махнул рукой.

– Пожалуй, работай без пункта 3, а то смех у тебя, Владислав…

Кивнув на прощание призраку, директор отправился в свой кабинет. Провожая взглядом ссутуленную спину в черном потертом фраке, Влад понял, что вампир сильно сдал.

На прошлой неделе, в попытке взбодрить начальника, гоблины подложили тому в гроб несколько давленых долек чеснока. Еще пару лет назад, когда Влад только пришел в парк развлечений на собеседование, такой розыгрыш привел бы к нескольким дням криков и беготни. Но теперь вампир лишь вышвырнул чеснок прочь и, даже не потрудившись соскрести остатки мякоти с бархатной обивки, забылся сном.

– У-у-у! – посочувствовал растерянным гоблинам Влад. Им, как и призраку, было абсолютно некуда податься из гибнущего парка развлечений. Кому были нужны маленькие зеленые человечки, вдобавок имеющие привычку закидывать прохожих камнями?

* * *

Уже второй день на извилистой дорожке, ведущей от города к «Трансильвании инк.», не показывался ни один турист. И это в выходные!

– Если так пойдет дальше, мы будем вынуждены закрыться, – объявил на общем собрании директор, в последние недели ставший бледнее, чем обычно.

Немногочисленные сотрудники смотрели на вампира с тоской – в их глазах (оранжевых, красных, затянутых бельмами и сетчатых) читалось понимание, что парк обречен.

– У-у-у-у! У-у-у! – чуть более многословно, чем обычно, выразил общее мнение Влад.

Но пока приказ о закрытии подписан не был, «Трансильвания инк.» продолжала работать. Через неделю после собрания Влад пришел к доктору Игорю на осмотр. На эфирном теле призрака появилась какая-то сыпь. Доктор был занят восстановлением бородавки на носу единственной оставшейся в парке ведьмы – бабушки (на самом деле уже несколько лет как счастливой прабабушки) Злыдни.

Сидя в приемной, Влад грустно разглядывал коллекцию доктора в банках с формалином. Коллекция улыбалась и махала призраку многочисленными крошечными ручками.

От нечего делать Влад взял со стола какой-то модный журнал, несколько минут тупо смотрел на рекламный разворот, и внезапно…

У призрака появился план.

* * *

На обдумывание идеи Влад потратил несколько дней, в течение которых он с утра и до ночи бродил по башне и гремел цепями для вдохновения. Директор, слыша звуки ударов, косился печально и подозрительно – вероятно, боялся, что Влад тоже решил податься по стопам своего предшественника к ковбоям и теперь тренируется работать киркой.

Наконец призрак, собрав коллег при помощи неизменного «У-у-у» и активной жестикуляции цепями, с гордостью представил им свое творение.

Некоторое время все задумчиво разбирали каракули, с трудом выведенные призрачной рукой на каких-то рекламных листовках, найденных в мусорном ведре. На обороте еле угадывался текст оригинального объявления:

«„Два берега“ – теперь мы доставляем еду и на другой берег Стикса. Консервированная кровь, свежие мозги с IQ не меньше 100. Акция: Три эфирных Ничто для призраков и духов по цене двух Ничто!»

– А что, – задумчиво пробормотал директор через несколько минут, ознакомившись с записями Влада, – бред, конечно, но почему не попробовать?

– Вдр-р-р-руг ср-р-р-работает! – рыкнул один из немногих оставшихся в «Трансильвании инк.» вервольфов. Остальных сманила соседняя экоферма – там оборотни охраняли скот и сопровождали туристов в экологических походах, изображая огромных пастушьих собак (ночью) и незнакомых с цивилизацией пастухов (днем).

В знак согласия с идеей Влада старший гоблин подкинул вверх самый тяжелый из своих камней.

* * *

Через несколько дней в Сети появилась реклама.

«Трансильвания инк.» – первая в мире медицинская клиника ужасных методов лечения. Раньше пугали – теперь помогаем!

…кровопускания по классической валашской схеме. После каждого пациента производится санация полости рта специалиста и обработка клыков дезрастворами. За отдельную плату возможно использование одноразовых наклыкников.

…древний гоблинский массаж в лучших традициях гордого племени гор! Деликатные удары специальными камнями, разогретыми до 70 градусов по Цельсию, обновят ваше тело и исправят дефекты внешности!

…аптека бабушки Злыдни. Очистим организм от всего плохого чем-нибудь ужасным. Лечим подобное бесподобным!

…только у нас! Изгнание душевных и соматических болезней при помощи рыка. Работают только сертифицированные вервольфы с громкостью рычания не менее 200 децибелов.

И наконец:

Психотерапевт заберет ваши тайны и страдания с собой в могилу. Познавшее боль и людское равнодушие привидение… Экзистенциальная, когнитивная терапия, гештальт, тренинги…

* * *

– Я после нашей последней встречи сидела и думала, – красотка на высоких каблуках аккуратно вытерла бумажным платочком края глаз, – вспоминала последние годы, как мне все это время было плохо, и знаете, что я решила?

– У-у-у? – осведомился Влад, косясь на расписание на стене. Сегодня прием был расписан до девяти вечера. Как, впрочем, и завтра, и на следующей неделе.

– Я не хочу быть моделью! – решительно заявила пациентка.

– У-у? – попросил уточнить доктор.

Девушка несмело продолжила.

– Я вспомнила детство. Помните, мы с вами говорили, что мой папа, – пауза, промакивание глаз, – был электриком, и наш дом всегда был завален всяким хламом. Разобранными телевизорами, приемниками, лампочками. – На лице, известном всему миру по обложкам модных журналов, появилась улыбка. – Мне безумно нравилось возиться со всем этим. Паять, собирать…

– У-у-у, – неопределенно отозвался Влад. В этом кабинете он слышал и не такое.

– Пожалуй, – продолжила девушка, – я оставлю модельный бизнес и пойду учиться на электрика. – На этих словах персиковые щечки подернулись румянцем.

– У! – Влад, как всегда, был лаконичен.

Пациентка просияла:

– Спасибо, доктор! Я так и знала, что вы одобрите мое решение. Главное, что все это – исключительно благодаря вам!

– У-у-у, – согласился с пациенткой Влад и подумал, что вечером надо бы пойти в башню погреметь цепями – для вдохновения.

Владимир Орестов

Почему все монстры злые

– Выходи, монстр! – певуче произнес высокий рыцарь, стоя перед входом в пещеру, из которой тянуло дымком и пахло чем-то вкусным. Ответом рыцарю была тишина. Он откашлялся и поднял над головой фамильный меч. – Выходи, уродливый зверь! Убивец и поганец!

– А не бессмертен ли ты часом, пан рыцарь? – осведомился чей-то мягкий голос прямиком из пещеры.

Рыцарь поперхнулся словами и почесал железными пальцами железный шлем. Почесывание не принесло ему удовлетворения, ибо до зудящей кожи он так и не добрался. Голос меж тем продолжил:

– С какой стати ты меня оскорбляешь, стоя на пороге моего дома? Что за мода пошла, а, хозяевам грубить?

– Выходи! – не так уверенно протянул рыцарь и добавил. – Изувер!

– Ладно, ладно. Иду, – буркнул голос.

Послышались тяжелые шаги, и вскоре перед удивленным рыцарем выросла громадина из мускулов и серой шерсти, отливающей серебром. Монстр устало посмотрел умными темными глазами на рыцаря, ставшего сразу же невыразительным коротышкой, и вздохнул.

– Чего тебе надо, пан рыцарь?

– Я сражу тебя, зверь! – нерешительно ответил рыцарь. Он стукнул мечом по щиту, изрядно помятому и покрытому зарубинами, и представился. – Сэр Граций сразит тебя.

– Дурацкое имя. Не внушает благоговейного трепета, если честно, – сказал монстр. Голос у него был очень мягким и чуточку усталым. Он еще раз тяжело вздохнул и раскрыл пасть, полную длинных и острых клыков. – Видел?

– Что? – растерялся рыцарь.

– Клыки, говорю, видел? Я как-то на спор перекусил кусок скалы, и кусок этот был побольше тебя, сэр Граций, и куда тверже.

– Меня не запугать, зверь! Выродок Тьмы! – рявкнул рыцарь, замахиваясь мечом. Монстр скептично хмыкнул и, перехватив клинок пальцами, легко его отобрал. После чего, повертев оружие перед глазами, размахнулся и закинул меч за гору, у подножия которой находилась его пещера. Рыцарь покраснел под забралом и слабо захныкал, чем сильно удивил монстра. – Ну зачем? Вот зачем ты это сделал? Знаешь, кто ты, зверь? Ты ничтожество!

– Нечего тыкать в меня острым. У меня с детства на острое аллергия, – буркнул монстр и повернулся к рыцарю спиной. – Уходи отсюда. Мне некогда тобой заниматься.

– Нет, чудовище, – воскликнул рыцарь. – Я сражу тебя. Осталось у меня еще копье заговоренное. Мартиша, ко мне!

Монстр посмотрел на трясущуюся от страха крупную кобылу и ехидно усмехнулся, когда рыцарь попытался отцепить от седла странное короткое копье. Для монстра оно было сродни зубочистке, но рыцарь, пыхтя и чертыхаясь, никак не мог с ним справиться.

– Помочь? – осведомился монстр, подходя ближе. Рыцарь рассвирепел и, оторвав наконец-то копье от седла, повалился на спину с жутким хрустом и лязгом. – Хм. Сам справился.

– Изыди, демон, в самые дебри Тьмы, что тебя породила! – взвизгнул рыцарь, запрыгивая на кобылу и направляя копье на монстра.

– Ой, балбес, – коротко ответило чудовище, отходя в сторонку.

– Как смеешь ты ко мне так обращаться? – вспылил рыцарь, тщетно пытаясь успокоить трясущуюся лошадь. В итоге он еще раз упал на землю, когда кобыла, не выдержав такого стресса, рухнула в обморок, попутно придавив хозяина. – Зараза! Мартиша! Восстань, говорю тебе!

– Она не зомби, чтобы восставать, – объяснил монстр, чуть приподнимая лошадь, чтобы рыцарь мог вылезти. – Ты когда ко мне собирался, летописи не читал?

– Нет.

– Зря. Там сказано, что меня животные боятся. Потому надо пешим и с заговоренным оружием приходить.

– Ты мой меч выбросил, ирод! – воскликнул сэр Граций. Монстр слабо скрипнул зубами, но разрывать рыцаря на части не стал. – Меня теперь папа не простит и домой не пустит. Фамильная реликвия утеряна.

– Охотно верю. Твоя реликвия сейчас в Лишайном пруду лежит, если ее гоблины еще не забрали. Любят ребята блестящие вещички. Но такой воин, как ты, с легкостью их одолеет.

– Нет! – голос сэра Грация сбился на фальцет. – Я сражался с драконами, бился на четырех войнах и победил всех на королевском турнире. Не пристало мне с какими-то клятыми гоблинами сражаться. Зато твоя шкура украсит мои покои.

– И чем ты ее снимать будешь? – недобро улыбнулся монстр. Рыцарь начал его утомлять. – Меч-то я выбросил.

– Кинжалом верным… – Сэр Граций вытащил из седельной сумки кинжал и разочарованно охнул, когда монстр и его отобрал.

– Хороший клинок. Пожалуй, себе оставлю. Будет чем салат резать, – буркнул он, закидывая кинжал в пещеру.

Сэр Граций онемел от такой дерзости и попытался броситься на монстра с копьем наперевес, но у него ничего не получилось. Монстр уклонился, пропуская рыцаря, и с удовольствием рассмеялся, когда сэр Граций врезался в скалу, не сумев затормозить вовремя.

– Говорю же, балбес. Летописи читать надо. Почва глинистая и влажная. В рыцарских сапогах тут сложно сражаться. А вот обувка из кожи в самый раз была бы.

– Ирод! Серая, ничтожная личность! – взвыл сэр Граций, разворачиваясь и вновь устремляясь на монстра с копьем. – Я проткну твою вонючую утробу, Свет мне свидетель.

– Опять оскорбления, – вздохнул тот, ловко уклоняясь. Рыцарь коротко икнул и врезался в дерево, с которого на него посыпалась труха, сухие листья и гнездо с удивленной вороной, оставившей на блестящем доспехе сэра Грация не очень приятные подтеки. – Каждый раз ваш брат меня оскорбляет, а я никому… Никому и никогда не делал ничего плохого.

– Врешь, скотина! Дев ты похищал прекрасных, людей пожирал да деревни топтал. Песий сын, мерзавец и многоженец проклятый!

– Ну конечно, – фыркнул монстр, наблюдая, как рыцарь пытается очистить поруганный вороной доспех, используя плащ в качестве тряпицы. – Что еще мне приписывают?

– Ты благородного сэра Ильюхеса убил и плоть его терзал, покуда в фарш не превратил, – забубнил сэр Граций, размазывая вороний испуг по доспехам.

– Сэр Ильюхес… – задумчиво повторил монстр. – Да, знавал такого. Пришел ко мне ночью, пробрался в пещеру и попытался мне ногу отпилить мечом.

– Не может быть такого, чтобы благородный рыцарь как тать в ночи крался, чтобы монстра исподтишка убить, – разорался сэр Граций. Ворона, вернувшаяся на дерево, снова испугалась, заставив рыцаря бессильно взвыть. – Будь ты проклят, зверь, ежели я не сражу тебя. За деву Лосинку и служанку её Дурнею. За честь их поруганную.

– Знакомые имена, – хмыкнул монстр. – Твоя дева Лосинка явилась ко мне утром, встала в позу и сказала, чтобы я ее похитил.

– Зачем? – удивился сэр Граций. – Зачем прекрасной деве Лосинке просить такого гада, как ты, ее похищать?

– Говорила, что так у нее шансы на удачное замужество возрастут. Мол, рыцари всякие, благородные и не очень, будут стремиться меня убить, а она станет им наградой за спасение, – ответил монстр, ковыряясь в зубах веткой, сорванной с дерева. Ворона, не выдержав стресса и мохнатой лапы, приблизившейся к ней, еще раз испугалась и упала в обморок аккурат на сэра Грация, который почти очистил доспех.

– Унылы и лживы твои речи, – сообщил монстру рыцарь, перебираясь подальше от дерева и лежащей на земле вороны.

– Из твоего рта не больше правды на свет появляется, – тактично ответило чудовище. – Я никогда не вру, сэр Граций.

– Ложь. Ложь и враки, исчадие Тьмы, – буркнул рыцарь. – Убил ты прекрасную деву и служанку ее Дурнею.

– Ну конечно, – кивнул монстр. – Когда они заняли мою кровать и велели мне воды горячей им принести, дабы омыть тела от пыли, я стерпел. Но когда твоя дева Лосинка стала серебро мое столовое воровать и в платье прятать, я не выдержал. Рыкнул, они и убежали. Говорят, что у гоблинов приют нашли. Сходи, проведай.

– Змеиный падальщик! – сэр Граций поднялся и, перехватив копье поудобнее, широко расставил ноги. – Узри же смерть свою, гад и невыносимый убивец. За всех я отомщу и, снискав себе славу, вернусь домой с голов…

– Надоело, – устало выдохнул монстр и, схватив копье, переломил его о колено. Затем поймал сэра Грация, в голосе которого прорезалась детская плаксивость, и дважды приложил о скалу. Рыцарь пискнул и что-то невнятно пробурчал. Но монстру этого было мало. Он разбежался и, широко размахнувшись, запустил сэра Грация в сторону далекого замка, чьи шпили виднелись на горизонте. – Так-то лучше. Эй, Мартиша. Ты очнулась?

– Фр… – ответила ему кобыла, напустив со страху лужу, но монстр, вздохнув, ушел в пещеру, а когда вернулся, положил перед ней охапку свежего сена и ведро с чистой водой.

– Фр?

– Чего «фр»? Ешь давай и пей. Твой сэр Граций даже не заметил, что ты голодная. Кто ж на голодной-то кобыле супротив монстра идет? Только балбес, имя которому сэр Граций, – ответил монстр, поглаживая кобылу волосатым пальцем. – Кушай, Мартиша, кушай. Я зверей не ем. Да и людей тоже.

– Фр… пф…

– Ага. Живешь тут, никого не трогаешь, но нет. Обязательно найдется злодей, который придет к твоему дому, оскорбит тебя, обгадит словами своими едкими, доведет до белого каления и мирно сбежит, когда я заору. Ты кушай, Мартиша, кушай. У меня в пещере стойло есть. Там и другие лошадки живут. Если захочешь, оставайся.

– Пф-р…

– Славно, Мартиша. Кушай, кушай. Я тоже пойду ужин готовить. Отвлек меня твой сэр Граций. Эх. Завтра еще какой-нибудь сэр Имбецил с Курчавого луга явится. Но ничего. Я уже привык. А вот люди… Люди удивляются, чего это монстры такие злые. Действительно. Чего мы такие злые? На себя бы посмотрели сначала. Тьфу, – сплюнул монстр и, легонько похлопав кобылу по спине, отправился в пещеру, где на огне булькал большой котел с тыквенным супом.

Гектор Шульц

Ерундистика

Пряслов потянулся, открыл глаза – и увидел печку. То есть он-то знал, что перед ним печка, но любой непосвященный принял бы ее за творение свихнувшегося конструктора. Еще бы! Беленные известью бока едва проглядывали сквозь переплетения серебристых труб, жгуты разноцветных проводов, нагромождения панелей, усыпанных мигающими индикаторами.

Неугомонный деревенский изобретатель Савелий Кузьмич Пряслов был настроен по-боевому.

«Ну что, городские светила, – думал он, отходя ото сна, – слабо со мной тягаться? У вас институты, академии, гранты-шманты, а до такой штуки, как я, не додумались. Скоро на меня свалится все, что положено, – мировое признание, „нобелевка“, а то и памятник при жизни отгрохают. Почему, собственно, нет?»

И то правда – изобретение Пряслова не знало равных. Вчера около полуночи он окончательно собрал аппарат, который должен был пронзить узконаправленным лучом само время, нырнув в прошлое или дотянувшись до будущего. Савелий Кузьмич потратил на свое детище все сбережения, по уши влез в долги, но на современную энергетическую установку денег бы все равно не хватило. И вот тогда в его светлой голове родилась гениальная мысль – получать энергию от оцененной еще сказочным Емелей русской печки!

Все было готово для первого опыта. Оставался пустяк – выбрать, в каком направлении двинуться. Казалось бы, разницы никакой, но Пряслов во всем любил порядок и точность. Наконец, укладываясь спать, он решил: «Если утром встану с правой ноги – луч отправится в прошлое, с левой – в будущее».

Он вновь от души потянулся, потом сел на кровати, спустил ноги – и обе пятки одновременно стукнулись об пол.

«Надо же, какая точность, – весело подумал Савелий Кузьмич. – Миллиметр в миллиметр! Ладно, придумаем что-нибудь другое. Проще всего бросить монетку. Уж тут-то всего два варианта – либо так, либо этак. Орел – выберу прошлое, решка – будущее».

Он встал, отыскал десятирублевую монету, подошел к столу, подбросил ее – и, увидев результат, подумал, что рехнулся. Монета несколько раз подскочила, но после этого не завалилась набок, а встала на ребро!

Пряслов прикинул в уме вероятность этого события. Та была исчезающе мала – ноль, запятая и еще длинный ряд нулей.

– Бр-р-р! – сказал он и, подойдя к умывальнику, побрызгал холодной водой в лицо. Затем начал рассуждать.

«Ерундистика какая-то. Будто кто-то стоит над душой и не дает сделать выбор. Невидимка этакий. А может, у меня действительно крыша поехала? Да ну! – разозлился он на себя. – Что-то рано ты, братец, сдался. Не вышло с монеткой – попробуем по-другому».

Савелий Кузьмич высмотрел на стуле вчерашнюю газету, оторвал уголок и скатал его в шарик. А потом без замаха, одним движением кисти, бросил этот шарик перед собой. Идея была проще некуда: угодит в стену – аппарат проникнет в прошлое, а если, не долетев, упадет на пол – в будущее.

Бумажный комочек наотрез отказался ему помогать, попав аккурат в центр плинтуса.

На полминуты Пряслов впал в ступор. Затем поднял дрожащую руку и вытер со лба обильную испарину.

«Третий знак, – в смятении подумал он. – Стоит ли дожидаться четвертого? Вдруг у того, кто их подает, кончится терпение? Мол, не внял – пеняй на себя! Но кто же это меня предостерегает? Какой-нибудь далекий потомок из будущего? Мол, не лезь к нам – таких дров наломаешь, что потом тысячу лет не расхлебать? И в прошлое тоже не суйся – нарушишь весь ход истории, к чертовой матери! А может, и не в потомке дело. Может, это само Мироздание устроено так, что не терпит вмешательства в заведенный ход времени. Раз предупредило, другой, третий, а потом как шарахнет – и следа от тебя не останется!»

Трясясь, как от озноба, Савелий Кузьмич оделся, встал перед печкой и долго разглядывал окружающие ее конструкции. Потом, в отчаянии махнув рукой, принялся их разбирать.

«Черт с ней, со славой, пропади пропадом „нобелевка“, – думал Пряслов, механически орудуя отверткой, плоскогубцами и гаечными ключами. – Не суждено, так не суждено. Зато Мироздание, язви его в душу, останется довольно, а я буду жить. Просто-напросто жить!»

Он покончил со своим аппаратом за два часа. Отсоединив последний датчик, с трудом подавил поднимающийся из груди всхлип и надел валенки. Вскоре Савелий Кузьмич бесцельно брел по хрустящему снегу на другой конец деревни. Ему было все равно куда идти. Хотелось одного – чтобы утренний морозец привел в порядок разбегающиеся мысли и стало ясно, как жить дальше.

Несколько минут после его ухода в доме было тихо. Потом послышался легкий шорох, и из-за печки высунулся крохотный мужичонка с бородой по пояс, в просторных полосатых штанах, длинной цветастой рубахе и лаптях. Ростом он был не выше петуха.

– Изничтожил-таки свою машину, – вздохнул мужичок, разглядывая громоздящуюся в углу кучу деталей. – Аж совестно, что я такую шутку с тобой сыграл, но куда деваться? Ты, правда, тоже хорош – какое-то Мироздание приплел. Все куда проще, чем кажется. Неужто я должен был разъяснять, что ты ошибся в расчетах и ни на какие переносы во времени твоя штуковина не способна? Только тепло будет понапрасну сосать. А у меня и так то и дело кости ломит, никак нельзя простужаться. Печка – она тебе не для баловства. Она, мил друг, греть должна!

Домовой огладил бороду, хитро прищурился и, обойдя печку, юркнул в известную только ему лазейку.

Владимир Марышев

Выкуп шанахи

Случилась эта история не так чтобы давно, но поколений десять с тех пор смениться успели.

Жил в Абердине парнишка по имени Нил – не богатый, не бедный, а только и было у него всего хозяйства, что безрогая корова и две гусыни. Но не деньгами или пастбищами был славен Нил, а своим умением рассказывать сказки. Даже Арианрод останавливала над его крышей лунную ладью, когда он выходил на крыльцо и принимался вспоминать легенды, переданные ему дедом. Каждое словцо льнуло к соседнему, как абердинские красавицы льнули к самому Нилу. Но никому не отдавал он своего сердца – хоть на него заглядывались и купеческие дочки, и племянница городского старосты. Чем не угодили они Нилу? Этого не мог объяснить и он сам – знал только, что ни одна не воспламеняет его, ни одна не вдохновляет на новые сказки.

Отшумела грозами Остара, талые снега сменились вересковыми коврами. Наступила наконец ночь Бельтайна, когда старые боги ходят по земле бок о бок с людьми, а новые отводят глаза, соблюдая негласный уговор между прошлым и будущим. В такую ночь Нил и встретил Айру с рыжей косой и глазами зелеными, как у мельничной кошки. Айра Из-за Холмов – так назвалась она со смехом, когда Нил спросил, отчего ее раньше не видел. Смех этот совершил чудесное: поселился серебряным бубенцом у Нила между ребрами, спрятался горячей монетой под языком – и принялся мучить и жалить, пока не превратился в новую сказку. Не была она услышана от деда, не приплыла из-за моря в трюмах абердинских кораблей, а сложилась сама собой из того, что уже было в сердце Нила: из надежд его, и детских снов, и любви к рыжеволосой Айре.

Все лето не разлучались сказочник и его муза, а как начала белеть по утрам земля, смолк серебряный смех-бубенец. Печально смотрела на холмы Айра, и зеленые глаза темнели, как море перед грозой.

– Надо нам с тобой прощаться, – сказала она в канун Самайна. – Завтра мой народ уйдет в холмы до самой Остары.

– Так не будем ждать завтра, – ответил Нил. – Отведи меня к отцу, и я до заката назову тебя женой.

Но Айра только покачала головой.

– Не пара я тебе. Посватайся лучше к человеческой девушке и забудь ведьму из рода шанахи.

Онемел Нил, который никогда не лез за словом в карман. Все в Абердине слышали про шанахи – веселых бессмертных фей, которые только и ценят, что храбрость и добрую сказку. Многие века не показывались они людям и со временем превратились в отзвук легенды, туманное облачко на границе памяти.

Поняла Айра молчание возлюбленного, ссутулилась и пошла в холмы. Но не успела сделать и пары шагов, как схватил ее Нил за тонкую руку.

– Отведи меня к отцу, – повторил он, глядя в удивленные глаза Айры. – Нет у меня ни золота, ни пастбищ, да только сегодня же ты будешь моей.

Не запели еще над землей рога Дикой охоты, а Нил уже посватался к рыжей Айре. Строг был ее отец и смотрел на Нила насмешливо, как смотрят взрослые на неразумное дитя.

– Храбрость твоя похвальна, – сказал он, словно майский лес прошелестел. – Только сможешь ли ты заплатить выкуп за такую невесту? Не чета она смертным девам и стоит поболе, чем стадо коров и дом на площади.

– Чего же вы хотите? – спросил Нил, сжимая узкую ладонь Айры.

Усмехнулся зеленый царь.

– Заплати таким золотом, что никогда не потускнеет. Семь лет каждую ночь с Остары до Самайна ты будешь приходить в холмы и рассказывать нам сказки, а если хоть раз повторишься – не видать тебе Айры. Или семь лет – слишком большая цена за мою дочь?

– Нет, – сказал Нил, опустив голову. – Такая цена – в самый раз.

Наступили для него тяжелые дни. Едва забрезжил молочный рассвет, Айра ушла в холмы со своим народом, а Нил остался зимовать в Абердине – смотреть на беспокойное море и складывать новые сказки. К Остаре накопился у него целый ворох историй, по одной на каждую ночь из семи месяцев.

Едва пробились из-под земли хрустальные стрелы подснежников, принялся Нил ходить в холмы – пока не покрылись они вересковыми коврами и не ступили на них босые ноги рыжеволосой Айры. Мигом забылись его горести. Все летние дни проводил он с возлюбленной, а только всплывала из моря лунная ладья Арианрод – отправлялся к старому дольмену и там рассказывал сказки лукавым шанахи, озерным феям, фавнам и сатирам. Ни разу не споткнулся и не повторился Нил, потому что лучше путеводной звезды вел его зеленый взгляд Айры – и такая нежность и гордость светились в ее глазах, что слова сами ложились ему на язык.

Семь лет по семь месяцев длилось испытание сказочника. Каких только историй ни услышали за это время абердинские холмы: про пляшущий камень и гусыню, которая несла золотые яйца; про короля Артура и пастуха, обманувшего трех великанов; про сирен, что до смерти баюкали моряков своими песнями, и цвергов, за чьи ожерелья боги были готовы отдать вечную молодость… Были среди сказок Нила короткие и длинные, веселые и грустные – но ни одна не наскучила его бессмертным слушателям.

Ни капли не изменилась за эти годы рыжеволосая Айра, а вот висков Нила коснулась первая седина. Все так же верно звенел в его груди серебряный бубенец, а вот новые истории приходили все реже. Теперь он не мог заснуть до утра, пытаясь придумать сказку, которую расскажет следующей ночью. Семь лет платил он выкуп за возлюбленную – и вот, когда до конца срока осталась единственная ночь Самайна, понял, что истратил все истории, услышанные или придуманные.

С тяжелым сердцем отправился Нил в холмы. Не проще ли сдаться и признать, что смертный мужчина – не пара бессмертной шанахи? Не было ему жаль потраченных лет, только стыдно перед обманутой Айрой.

– Ну, – сказал зеленый царь, словно хрустнул октябрьский лед под волчьей лапой, – какую сказку ты приготовил нам сегодня?

Поднял голову Нил, готовясь признать поражение – и вдруг встретился взглядом с зелеными глазами Айры. И такая надежда светилась в их глубине, что с языка его само сорвалось:

– Жил в Абердине парнишка по имени Нил – не богатый, не бедный, а только и было у него всего хозяйства, что безрогая корова и две гусыни. Но не деньгами или пастбищами был славен Нил, а своим умением рассказывать сказки…

Дольше жизни показались Нилу семь лет ожидания – вот и история его получилась длинной, длиннее даже ночи Самайна. Не отрываясь, смотрел сказочник на невесту – а когда наконец завершил рассказ, холодный свет заливал вересковые холмы, на которых стояли лишь они с Айрой. Зеленый царь и его свита пропали, будто и не бывало.

Тем же утром обвенчался Нил с возлюбленной. Талант рассказчика привел в их дом слушателей и достаток, а Лугнасад подарил наследника – рыжеволосого, как мать, и сероглазого, как отец. С ним к Нилу пришли новые истории – про лунных барашков, и остарских кроликов, и песочного человека, что приносит детям самые добрые сны.

– Сказку! Сказку! – с сияющими глазами просил юный Патрик, дергая за рукав сидящего у камина отца.

И Нил понимал, что эти истории не закончатся у него никогда.

Елена Фельдман

Лестничный

Касьян, домовой третьей гильдии, пребывал в глубокой задумчивости. За что его сместили с должности? Вчера Главный вызвал к себе и, строго глядя из-под насупленных бровей, произнес: «В башню, лестничным!»

Эх, прощай уютная квартирка на Большаковской набережной. Три комнаты, балкон, кухня, санузел раздельный. И за что разжаловали – не объяснили. Вот Гришку сослали коридорным в отель, так хоть понятно за какие грехи. Он, Гришка, с кикиморой спутался. А та возьми и снесись. И указала на Гришку – его, мол. Главный решил пока горячку не пороть, подождать вылупления. Но Гришку все равно сослал. А тому и горя мало. Дурак, он везде найдет, как развлечься. С горничной вздумал шутки шутить. Как за спиной у нее мужик замаячит, Гришка хвать девицу за зад. Та в крик, визг, клиента по морде. Скандал, а Гришке радость. Ну что с него взять, трехсотлетнего? Зелень.

Касьян окинул взглядом новое жилище. Грязно, надписи на стенах неприличные, паутина с потолка свисает. Кроме голубей, никаких тебе жильцов. Все загадили кругом – ступить некуда. Что за птица вредная? И ведь облюбовали башню – не выведешь. Оно и понятно, от центра далеко, на отшибе. Тишина такая, что в ушах звенит. Муторно на душе от этой тишины. Еще и осень, дождь моросит не переставая. Деревянные перекрытия грибком взялись, еще пару лет – и рухнут. Брошенное место, запущенное. Что здесь домовому-то делать, с опытом?

Дни потекли серой чередой. Касьян от скуки гонял голубей или забирался на самую крышу и смотрел на город. Вон Большаковская набережная, и угол дома виден, где ему так хорошо жилось. А вот и Гришкин отель. Что он там поделывает, оболтус? Развлекается, поди. Среди людей ведь. Хоть бы кто заблудился, случайно забрел в башню, от дождя спасаясь. Так и с ума сойти недолго в одиночестве. Голуби – не в счет.

Желания всегда исполняются, какими бы безумными они ни казались вначале. В ту ночь Касьян спал тревожно. Он снова видел набивший оскомину сон.

Липкий, навязчивый кошмар гонит домового по винтовой лестнице вверх. Но это не башенная лестница, совсем другая, из прошлой жизни. Он должен вспомнить что-то важное, пока не оборвалось сновидение. Касьян это знает, поэтому торопится, скорее, на самый верх. Лестница заканчивается, он протягивает руку к маленькой дверке над головой и… просыпается.

Сердце колотится, отдаваясь ударами в висках. Нет, еще какой-то звук. Посторонний, осторожный и оттого различимый.

Ну и дела. Вверх по лестнице идет девчонка лет семнадцати. Мокрые от дождя волосы спутались, упали на лицо, а она словно не замечает. Хватается бледными руками за гнилые перила. И упорно идет вверх. Откуда она здесь, в такое время?

Только рассвет забрезжил. Касьян посмотрел вниз – никакого транспортного средства. Пешком пришла из города? Домовой осторожно двинулся следом. Куда это она? На крышу! Уж не прыгать ли собралась? Глаза-то как горят решимостью. А руки дрожат. Не то от холода, не то от сомнений.

Девушка меж тем добралась до самого верха. Толкнула железную дверь. Та заскрипела, взметнулись в небо потревоженные голуби.

– Кх-м… – кашлянул в кулак Касьян, – доброе утречко тем, кто не спит.

Девчонка вздрогнула, обернулась. Глаза расширились. От ужаса, наверное. Вот ведь непонятный народ самоубийцы. Только что прыгать собиралась, а тут рядового домового испугалась.

– Ты кто? Уйди! – вжалась в стену, с домового глаз не сводит.

– Куда ж я пойду, я здесь живу. Это ты без спросу пришла, меня разбудила, голубок моих потревожила. Потеряла что-нибудь? Или на город пришла посмотреть? Так это позже надо, как туман рассеется. Вид хороший отсюда открывается, это ты верно подметила. Но туман только после восьми пропадет. Ты пока подожди, присядь, в ногах правды нет.

– Уйди, я сказала, сгинь, – девчонка сорвалась на крик. Губы дрожат – не все потеряно.

– А, ты прыгать собралась, так бы и сказала. Только ведь надо знать как. А то сиганешь лицом в асфальт. Как потом тебя опознавать будут? Красивая девушка и умереть должна красиво. Поэтому падать лучше на спину. Иди сюда, я тебя научу.

– Отстань, я все равно прыгну. Можешь смотреть, если не слабонервный.

– Я-то слабонервный? Да я таких перевидал на своем веку. Может, я здесь специально инструкции давать приставлен. Чтобы в лучшем виде, так сказать. Кстати, ты записку предсмертную оставила? Вижу, что оставила. Вот ведь бюрократия какая сильная штука. Даже сюда добралась. В самую интимную часть жизни.

– Заболтать пытаешься? Не получится, я все решила.

– А разрешение спросила? Решила она!

– Не у кого мне разрешение спрашивать. И не нужно мне оно.

– Так уж и не у кого. А у дочери своей спросила, что она обо всем этом думает?

– Нет у меня никакой дочери и не будет уже никогда. Уйдешь ты, чучело лохматое?

Касьян мельком взглянул на себя в осколок зеркала. Да, зарос, бородища-то… Ну не отвлекаемся. Пора чудеса показывать, а то ведь и правда сиганет.

Домовой взмахнул рукой. На стене, вмиг превратившейся в огромный экран, замелькали события. Девушка вдруг увидела себя маленькой, вот она идет в школу, а вот выпускной. А это кто? Маленькая девочка тянет к ней пухлые ручки, смеется. Это не она, себя-то она узнала. Это совсем незнакомая девочка. Срывает одуванчики, дует на них и смеется. Белые пушистые зонтики закружились по башне, заплясали. Повеяло теплом, словно все наяву происходит. Там, на стене, лето. А девочка все смеется, да так заразительно.

– Что это? – Девушка села на ступеньку, от одуванчиков отмахивается. – Кто эта девочка?

– Кто-кто, дочь твоя. Будущее я тебе показал. Хотя не должен был. Не моя это проблема, в общем. Вот у нее и ты должна спросить вначале, прежде чем… Красивенькая, правда? И веселая.

– Я такая раньше была, веселая.

– Как звать-то тебя, а то разговариваем, разговариваем, а я не знаю, как к тебе обращаться. Меня вот Касьяном кличут. – Снова взмах рукой, изображение исчезло. – Чаю хочешь? Продрогла вся, гляжу.

– Катя меня звать. Одна я, Касьян. Совсем одна. И будущего у меня нет.

– Да как же нет, если я тебе его показал. Вот, поди сюда. Книга у меня еще есть. Волшебная, тут все обо всех прописано. Только без очков я, вчера уронил – и вдребезги. У тебя глаза молодые, сама все увидишь. И чаю поможешь соорудить. Чай-то заваривать умеешь?

– Умею. – Катя вздохнула, спустилась медленно. Касьян перевел дух.

– Вот, смотри, – домовой вытащил старую, обшарпанную книгу, – так, сейчас тебя найдем. На какую букву твоя фамилия? На «К» – ну вот, читай.

– Да здесь крючки какие-то, не буквы это.

– Ой, я и не подумал, по-волшебному ты ж не читаешь. Ну-ка, придвинь свечку. Значит, тут сказано, что скоро родится у тебя дочь и будешь ты счастлива, но с другим. То есть не с отцом дочери, а с другим. Так и сказано. Вот и чай поспел. Горячий!

– Да когда это будет! – Катя отпила чаю, глаза осоловели, язык тяжелым стал.

Касьян встревожился. Не много ли успокой-травы в чай бросил. Девчонку-то совсем разморило.

– Ну, в общем, скоро, видать, будет будущее твое, – сказал Касьян осторожно. – Пей чаек, пей. Чего так удивляешься? Я ж не зря сказал, что есть у кого спрашивать. Есть она уже, дочь твоя.

– Куда ж я с ребенком, нет, невозможно! – Катя схватилась за живот, заплакала.

– Как это «куда»? Жить будешь, как жила, только лучше. Видела, какую красавицу ждешь? Не ребенок – загляденье просто. И тебя любит. Ты же избранная, понимаешь?

– Кем избранная, что ты глупости городишь?

– Душой ее избранная. Вот я тебе расскажу, ты пей чай, пей, бараночку возьми, а я пока рассказывать буду. Как этот мир устроен и другие тоже. Миров-то неисчислимое множество, и души везде летают. Вот одна душа тебя и выбрала. Приглянулась ты ей. Ты ж девка положительная, я вижу. И мать из тебя хорошая получится. А ей, душе, тоже ласки да тепла хочется. Неизвестно, сколько она в потемках обреталась. Хочется, чтоб полюбили ее, пригрели. Вот этим ты и займешься. – Касьян выдохнул. Хотел добавить «чтоб на глупости времени не хватало», но почему-то передумал.

Успокой-трава сработала. Катя уснула. Касьян укрыл девушку залатанным одеялом, подложил подушку под голову. Можно и самому вздремнуть. Хотя какой там сон – солнце вовсю светит, дождя как не бывало. И все-таки крепкая трава оказалась, глаза Касьяна сами собой закрылись. Не слышал он воркования голубей, не слышал, как ушла Катя.

Проснулся Касьян под вечер – нет девушки. Тревожно стало. Домой ушла или другую башню облюбовала? Неспокойно ни днем, ни ночью. Стоит только провалиться в сон, и снова та же лестница под ногами: бежит Касьян наверх, задыхается, скорей, скорей, коснуться рукой заветной дверки…

– Кто здесь? – домовой схватил оплавленную свечу, всмотрелся в темноту.

– Я это, Катя. Не прогонишь?

– Что это ты опять пришла?

– Покажи мне еще мое будущее. Дочку покажи.

Касьян только рад. Всегда пожалуйста. И про будущее поговорить, и про домовых рассказать. Много чего знает он интересного, для человеческого уха непривычного. Вот про Гришку хотя бы. Ведь оболтус оболтусом, а с женским полом везет. Среди домовых женщин нет, так он к кикиморам подался. Нашел там себе Малашку, охмурил. Теперь вот отцом стать собирается. Только сдается Касьяну, не очень он понимает, как оно, отцом-то быть. Ветер один в башке.

– Гришка? – Катя поморщилась.

– Что, имя знакомое? – усмехнулся домовой. – Видать, все Гришки одним миром мазаны. Не иначе как в имени дело.

Осень прошла как в раю. Катя приходила почти каждый вечер. Касьян побрился, прибрался в башне. И все рассказывал, рассказывал. Настала зима, Катя приходила все реже, а потом и вовсе перестала. Гололед, опасное это дело, ходить по нему беременным. Касьян понимал, но все равно грустил. А когда пришла весна, беспокойным стал, все чаще стоял у окна и смотрел на дорогу. И однажды увидел Катю. Да не одну, а с коляской. Помахала девушка рукой домовому и пошла потихоньку к городу. Коляску перед собой катит и все на башню оглядывается. Видел ее домовой или нет? Да видел, видел. Касьян улыбнулся. Теперь все будет хорошо. Вот если бы еще гадание по книге поваренной сбылось, что за волшебную выдал. Наговорил тогда кучу небылиц, а в жизни всякое бывает, возьмет да сбудется.

И вдруг увидел Касьян свой мучительный сон, как явь перед глазами промелькнул. Бежит, бежит Касьян вверх по лестнице. Колокола вовсю звонят, не иначе, праздник. Добежал до самого верха, схватился за ручку дверцы, толкнул что было силы. Взлетела напуганная стая голубей, взмыла в небо над колокольней. Сердце колотится, но не от бега. Вот он, край, там внизу – успокоение. Незачем жить! Все одно – без Натальи не жизнь. Бог забрал. Черта с два, нет никакого Бога! Глянул вниз, голова закружилась. На секунду засомневался, да поздно. Дерево скользкое, накануне дождь прошел. Нога поползла вниз, за ней вторая. Взмахнул руками, как птица крыльями, да не дано людям-то. Стремительно понеслась на Касьяна земля. Еще успел подумать: «Зачем?!»

– Кх-м, – раздалось позади, домовой вздрогнул, обернулся.

– Гришка? Ты чего здесь?

– Главный тебя к себе кличет. Говорят, испытание ты какое-то прошел. Вольную получаешь – грех с тебя снимают. Повезло. А я вот вместо тебя здесь буду.

– Что, снова выперли?

– Да не, дочка у меня вылупилась вчера, – Гришка улыбнулся так, что на секунду затмил солнце, – на меня похожа. Главный говорит – чудеса генетики. Че это, не знаешь? Мы дочку Катькой решили назвать, ты не против? Так что работа мне серьезная теперь нужна, потому как семейный я, вот.

Касьян усмехнулся. Его душа теперь свободна. Спасший чужую душу снимает грех со своей. Но зачем ему эта свобода? Он здесь на своем месте. Сколько еще таких дурех, как Катька, бродит по свету. А что Гришка? Посерьезнеет он после вылупления дочки или нет, кто гарантии даст? Надейся на такого. Так что никуда Касьян отсюда не уйдет. Нешто Гришка справится? Одно слово – оболтус.

Елена Жидкова

Дед Митяй, дыра и черти

Утро для Митяя Матвеича началось как обычно. Проснулся спозаранку, глянул за окно – там солнышко. Вышел на крыльцо, потянулся сладко, на ступеньку присел. Прищурился, по сторонам глянул – на огороды, лебедой поросшие, на сады колхозные, все в вишневом цвете. Хорошо! Пойти, что ли, на поля посмотреть – начали уже копать или нет? Ему все одно, но смотреть, как другие работают, приятно.

Плеснул Матвеич себе на лицо водицей из кадки, утерся рукавом. За калитку вышел. Поглядел, как она на петле одной висит, головой покачал. Починять надо, да…

Солнышко майское, теплое, резво в небо поднимается. Травушка зеленеет. Лето скоро. Благодать!

На сельской улице тихо, ни души – все при деле. А то! Работы тут хватает. И оттого, что колхоз уж и не колхоз вовсе, а сельскохозяйственный кооператив, забот меньше не стало.

Шел себе дед Митяй вдоль околицы, пыль сапогами стоптанными загребал, головой крутил. Вдруг глядь – прямо напротив сельпо, на пятачке, где который год лужа не просыхала, свиньям да местной ребятне на радость, – дыра в земле.

«Колодец, что ль, копают? – Почесал затылок Матвеич. – Да что ж они, бестолочи, прям посередь дороги! Места другого не нашли?»

Подошел осторожно к краю дыры, походил вокруг, примерился. Глянул вглубь – да и аж присел от изумления, тощим задом прямо в грязь. Самое интересное, ведь и не пил вчера! Ну, то есть не больше, чем обычно.

Зажмурился дед Митяй, перекрестился, головой помотал. Снова к краю дыры подкрался, заглянул. Нет, не помогло крестное знамение. Все как есть видать – котел огроменный, в нем смола кипит. Под котлом огонь горит – да не огонь, а пожарище. У котла черти стоят, самые настоящие. Рогатые, хвостатые, с копытами и рылами, как свиные пятаки. Половники чуть не в рост свой держат, грешников в смоле варят. Поварят-поварят, вытащат – и следующих кидают. А тех, сваренных, другие черти под руки хватают – и волокут куда-то дальше вниз, не разглядеть.

«Ох ты, святы, Господи, что делается!» – перекрестился Матвеич. Отполз в сторонку, поднялся, отряхнулся. Задумался.

Рассудил – непорядок. Что ж это получается – черти вход к себе открыли, да на колхозной земле? Ох, к председателю идти надо, точно. Председатель – начальство, председатель разберется. Навставляет пистонов хвостатым по самое не балуйся.

Председатель нашелся в своем доме. Заспанный, глаза не продрал еще. Недовольный – разбудил его Матвеич.

– Ну чего тебе? – буркнул.

А дед Митяй так запыхался – слова сказать не может. Никак дух не переведет – так спешил. Наконец отдышался, начал объяснять. Руками машет, словами и слюнями захлебывается. Председатель послушал его, послушал, а потом спокойненько так отвечает:

– Да что ты, Матвеич, в самом деле! Переполошил меня, будто пожар где. Знаю я про дыру и про чертей знаю. Тоже мне, новость.

– Да как так? – всплеснул руками дед Митяй.

– А так, – важно надулся председатель. – У нас с ними соглашение. – Пожевал губами и добавил: – Как же его там? Чудо-юдо… Обо-юдо… Обоюдо-выгодное. Так что лучше бы ты, Матвеич, не суетился, а домой шел. Отдыхать. И не беспокойся, у меня тут все схвачено.

Хотел было возмутиться Матвеич: «Что значит „у тебя“? Ты колхозное-то со своим не путай!» Хотел, но не сказал. Побоялся. Начальство все-таки.

Собрался дед Митяй восвояси, махнул рукой председателю – да так и обомлел. Только глаза вытаращил по-дурному. Потому как на голове председателя рожки заметил. Маленькие такие, аккуратные. Председатель с ними даже как-то симпатичнее стал. А то бегал раньше плюгавый мужичок по колхозу с портфелем под мышкой, пыжился чего-то, щеки раздувал, а все без толку. Зато теперь важнее стал. Благообразнее.

Выпроводил председатель Матвеича, сам досыпать пошел. А дед Митяй стоит, затылок чешет. Сомневается. Мол, как же это – чтоб с чертями, да соглашение? Надо, что ли, к Семеновне заглянуть, посоветоваться.

Добрел Матвеич до кособокой соседской избы, дверь толкнул. Через прохладный полумрак сеней сразу на кухню протопал. Но дальше порога не прошел – округлый зад Семеновны аккурат весь вход загораживал. А сама она орудовала в печи чугунным ухватом и гостя еще не услыхала.

– Слышь, Семеновна, – жалобно проблеял дед Митяй. – Слыхала, чего у нас в колхозе-то творится? Дыра у сельпо, а в ней черти у котлов, грешников варят. Ей-богу, не вру.

– Да знаю я, – отмахнулась Семеновна. Погромыхала еще ухватом, повернулась – и Матвеич рот-то так и разинул. Куда только подевалась разбитая старая бабка? Эта, правда, тоже не помолодела, но зато стать появилась, какой в молодости не было! А глаза горят – ну прям бесовским огнем.

– У нас с ними за-имо-соглашение, – выдала она. – Мы им, а они нам.

Помолчал дед Митяй, новое слово обдумал, а потом спросил:

– Слышь, Семеновна, чего мы им-то?

Та как раз тащила чугунок из печи и не ответила – будто не слышала вовсе. Но Матвеич не сдался.

– Я говорю, а они нам чего? – попробовал он еще раз.

Глянула на него Семеновна как на дитятю неразумного и головой покачала. Вроде как – дожил до седых волос, а ума не нажил.

Открыл было рот дед Митяй – да так и застыл. Потому как заметил, что из-под полы просторной юбки Семеновны нет-нет да и покажется хвост с пушистой кисточкой на конце…

Выкатился дед Митяй на улицу. Глаза шальные, мысли в голове, как осы, роятся, только меду, в смысле, толку нет. Что же, получается – все знают? И что это за соглашение такое? Мож, председатель, задница лысая, себе чего и выторговал, а вот колхозникам-то с чертей чего взять?

«Надо к властям идти», – рассудил Матвеич. И отправился к участковому.

– Ты в дела государственные не лезь, – отвечал ему тот. – Не твоего ума дело. Это на высшем уровне решили. Мы им помогаем, а они нам.

– Да как помогают-то? – воскликнул дед Митяй.

– Ты вот что, дед Митяй, ты давай воду не баламуть. К нам тут комиссия на днях приехать должна. Условия конт-рак-та проверить, чтоб, значит, у нас дыра была не меньше чем в других районах. Темный ты, Матвеич, непросвещенный. Не знаешь тем-дем-ций политических – ну и не лезь, – рыкнул участковый, постукивая сапогом по полу и пошмыгивая носом. А нос-то у него, заметил Матвеич, стал один в один как свиной пятак. Другим словом, рыло.

Вышел дед Митяй от участкового – а все равно беспокойно ему. Непорядок! И что председатель с участковым говорят – ерунда какая-то. Надо по миру пройти, рассказать.

Полдня бегал Матвеич по селу: и в хлев заходил, и на поля, и в сады, и на машинно-тракторную станцию. Только трое из всех колхозников про чертей не знали: глуповатая молодая доярка Маша, механик-алкаш Колян да Санек – пятилетний пацан, тракториста Ивана сын. Вот они-то и согласились с дедом Митяем – мол, да, надо народ поднимать.

Согласиться-то согласились, а потом чудеса начались.

Доярка Маша в уборную ушла, да так и сгинула, больше ее Матвеич не видал.

Алкашу Коляну принесли телеграмму – сразу несколько почтальонов. Все незнакомые, здоровые, и в куртках, как у чекистов в тридцатые годы. Оказалось, родственники у механика есть в Новосибирске. О которых он не знал. Да вот на днях померли те родственнички и квартиру свою, трехкомнатную, на Коляна завещали. На своего троюродного внучатого племянника. Так что надо срочно ехать, вступать во владение. И поехал брыкающийся Колян с почтальонами за наследством. В Новосибирск.

А за пятилетним Саньком явился педагог – из самого райцентра. И сказал, что забирает его учиться аж сразу в университет – такой Санек, оказывается, умный. Странно это, конечно, про Санька – тот ведь вместо того, чтобы буквы учить, все со свиньями в луже порывался плескаться. Той самой, что на месте дыры была. Но учитель объяснил, что Саньку прошлым летом на голову упала тыква. Сушеная. С сеновала. И если уж Ньютон с одного яблока такой умный стал, то страшно представить, что с Саньком после тыквы будет!

Ну да бес их разберет – дед Митяй после Санька так и ждал, что ему сейчас тоже обломится – трехкомнатное… образование. Где-нибудь на Камчатке. Да видать, недочет какой-то вышел – никто по его душу не объявился. Оно, в общем-то, и понятно: с жилищным фондом сейчас напряженка. Поди-ка напасись на всех. Да и в школу Матвеичу, седьмой десяток разменявшему, неприлично как-то. И так умный.

Побегал еще дед Митяй, посуетился. Послушал людишек, посмотрел, какие они все спокойные, довольные. Хвостатые, рогатые… Притомился. Вернулся в избу свою, на лавку присел – передохнуть. А то, вон, ноги до кровавых мозолей сбил, пока бегал. Портянками наскоро перемотнул, задумался.

«Ну и черт с ними, – решил. – Что я, крайний, что ли? Или мне больше всех надо? Хочу как все!»

Да тут как на мыслях этих себя поймал, подскочил – и ну к зеркалу. Глянул – вроде нет рожек. И морда как морда. Нормальная, набок скошенная. Нос обычный, красный.

Завертелся перед зеркалом – ну как свое отражение сзади поймать? Не выходит. Пришлось по-другому. Всю задницу себе общупал – нету хвоста. Вообще ничего нету, кроме того, что положено.

Отлегло у Митяя от сердца. Повеселел.

«Схожу-ка я к председателю, про Коляна спрошу. Не слыхать, как он там? Добрался до Новосибирска? Заодно исподволь узнаю, может, и мне с энтого сог-ла-шения чего причитается. И когда можно будет получить».

Сделал дед Митяй шаг-другой – и остановился. Не так что-то. А вот что не так?.. Постоял, подумал, еще раз зад пощупал. Вроде все на месте, ничего лишнего. Рукой махнул – а ну его! Пошел к дверям… Хм, странно – вот опять:

– Цок-цок, цок-цок.

Вышел на крыльцо, на ступеньку присел. По сторонам глянул – на огороды, лебедой поросшие, на калитку, что на петле одной висит. Головой покачал – починять надо. Задумался, постучал копытом по приступке. Хорошее копыто, крепкое. Камень дробить можно. Н-да…

Марина Ясинская

Что скрывает тень

Старая графиня сидела у окна. Глаза прикрыты, голова откинута на высокую спинку кресла-качалки. Солнечные зайчики бегают в складках темного муарового платья, прячутся в тонкой, похожей на паутинку шали и рассыпаются ореолом вокруг тщательно уложенных волос. Яркий свет размыл контуры, и кажется, будто кресло с графиней парит над полом, а лучи проходят прямо сквозь нее. Собственно… так оно и есть. Не знаю, спят ли другие призраки, но у бабушки послеполуденный отдых – это святое!

Я с комфортом расположилась в разбитом вазоне на перилах лестницы и наслаждалась ничегонеделанием. Бабушка у меня – женщина энергичная и дотошная. Чуть проснется – сразу какое-нибудь безотлагательное дело найдет! В одном углу паутины излишек снять нужно, в другом, наоборот, – добавить. Мусор рассортировать и выкинуть тот, что дурно пахнет или выбивается из общей «композиции». Почистить остатки окон, заткнуть трубу в подвале, чтобы не гудела, вынуть из дымохода дохлую ворону… И поскольку единственное, что бабушка может сама, – это выдавать ценные указания, все домашние дела ложатся на меня.

«Ну-ка, Нюшка, не ленись, – отчитывает она меня каждый раз, когда я устраиваю забастовку. – Молодым физический труд полезен. Вот доживешь до моих лет, тогда и будешь прохлаждаться…»

В свободное время еще и книжки читать заставляет! Думаете, негде их взять в разрушенной усадьбе? Как бы не так! Бабушка их из своих воспоминаний материализует. У призраков особенность такая есть – создавать предметы, которые им были дороги при жизни. Конечно, это не настоящие вещи. Обычный человек если и увидит такой предмет, ни взять, ни использовать его не сможет. Только ведь я не человек, а тень. Живу на границе двух миров – реального и потустороннего. Вот и приходится под надзором графини штудировать фантомные фолианты.

По вечерам к нам Афанасий Никитич заглядывает – потомственный домовой. Правда, дом, за которым он присматривал, снесли полвека назад, и Никитич переквалифицировался в гаражного. Но так, говорит, даже лучше. Ответственности поменьше, да и мобильность повысилась. Никитич к нам в гости никогда с пустыми руками не ходит. Мне гостинец какой принесет, а графине – свежие газеты с журналами. Ух, какие они с бабушкой политические дебаты устраивают! Аж мыши со страху под пол прячутся. Потом прошлое вспоминать начинают. Сначала вздыхают долго, а затем бабушка обязательно материализует рояль и романсы поет или играет Шопена. Романсы я не люблю, зато под Шопена по залу кружиться – одно удовольствие.

Так бы мы и жили себе спокойно, если бы…

– О, снова пожаловали! – скрипнуло кресло, и графиня резко подалась к окну, вцепившись в подлокотники. – Что ж им тут как медом намазано!

– Бабушка, так ты уже проснулась? – соскочила я с перил.

– Поспишь тут, когда эти опять по дому шастают. Ты, Нюшка, замечталась, что ли? Неужели не слышала, как они на своих тарахтелках приехали?

И правда, не слышала. Видно, задумалась глубоко.

– А нет ли там… случайно… – пытаюсь я унять дрожь в голосе.

– Есть, есть, – усмехается бабушка, – вон твоя зазноба. Опять в бумагах закопался по самые уши. И что ты только в нем нашла? Худой, рыжий, еще и в очках. Разве что ростом, как мой Вася. Ох, и видным же мужчиной был граф Василий Алексеевич. Помню, когда нас на балу у княгини Голицыной представили друг другу, я на цыпочки вставала, чтобы ему пигалицей не показаться. А что за роскошные усы у него были…

Люблю истории про бабушкиного мужа, но сейчас мне совсем не до них. Я бы давно сорвалась с места и подлетела к окну, если бы не яркое солнце. Везет бабушке: для нее прямые солнечные лучи безвредны, а меня они обжигают сильнее огня. День сегодня ясный, безоблачный. Хоть бы одна тучка небо закрыла, а то так и от любопытства помереть можно!

Люди в бабушкином доме появлялись редко. Иногда бездомный от непогоды спрячется или подростки залезут. Но надолго никто здесь не задерживался. И вдруг два месяца назад началось к нам настоящее паломничество. Приезжают важные такие, при галстуках, и все ходят, осматривают. Бабушка даже волноваться начала, что это за ее спрятанным наследством охотники явились. Она его перед смертью в тайник убрала, для потомков. Вот только всех графских потомков одна война за другой унесла…

Раз бабушке незваные гости не по нраву пришлись, то и я против них настроилась. Попыталась прогнать, да куда там – они на меня и внимания не обратили! Обидно до слез! Начала было план всеобщего устрашения разрабатывать, как вдруг в один из визитов… появился ОН! Андрей… И с этого момента мой мир перевернулся с ног на голову.

– Бабушка-а-а, – пытаюсь я поддать в голос побольше елея. – Я же тебе пока не нужна, да? Может, быстренько до парадного слетаю? Разведаю, что там?

– Иди уж, непутевая, – ворчит графиня. Только я-то вижу, что у нее губы от смеха дрожат. – Тебя ведь как кошку за хвост не удержишь.

У входа остановилась, забилась в укромный уголок. Сейчас главное – успокоиться, а то превращения не выйдет. Создавать предметы, как бабушка, я не умею, зато мне другое подвластно: могу обернуться в любое живое существо, какое когда-либо видела! Ну, ладно, не любое. Это я прихвастнула слегка. Трансформация – сложный процесс. Сначала у меня только мухи и пауки получались, потом птиц и мышей освоила. Вот только мышки с птичками на Андрея впечатления не произвели, а паучка в моем исполнении он чуть не прибил, насилу ноги унесла. Ничего, сегодня я ему особенный сюрприз приготовила, пусть только попробует не восхититься.

Медленно выдыхаю и начинаю придавать себе форму: съеживаюсь, вытягиваю лапки и хвост, открываю горящие зеленым огнем глаза… А вот и гости пожаловали.

– Мияу-у-у…

– Брысь отсюда!

– Ш-ш-ш!

Какой грубиян! Лысый и толстый. Чуть лапу мне не отдавил!

Перебежала на другую сторону, затаилась. Нет уж, лучше подожду, пока Андрей придет, а то меня так, чего доброго, затопчут. Ну вот и он наконец! Идет – не смотрит куда, в свои бумаги уткнулся.

Я осторожно вышла из укрытия:

– Мяу?

Андрей глянул на меня, убрал документы в сумку.

– Привет, – улыбнулся он, наклонился и протянул руку. – Кис-кис-кис. Ты откуда? Ты здесь живешь?

Я не спеша приблизилась, давая возможность рассмотреть меня во всей красе, потерлась, положила лапку на его раскрытую ладонь.

– Так ты, значит, кот ученый, – засмеялся парень. – То есть котенок. Ну-ка, иди сюда. Подхватил, я и глазом моргнуть не успела, как оказалась в сгибе его локтя. Гладит меня и приговаривает:

– Ну что, мурлыка, экскурсию проведешь?

– Мр-р-р… – только и могу выдать в ответ.

Как же давно я об этом мечтала! Ох, какие у него нежные руки. И пахнет он так вкусно – городом и неизвестностью. И глаза дымчато-серые, умные, с грустинкой внутри. От разлившегося по телу блаженства я даже форму терять начала. Пришлось срочно себя одернуть, сконцентрироваться.

– Андрей, ты бы заразу всякую к себе не прижимал! – крикнул какой-то из мужиков. – Цапнет сейчас тебя. Или блох напускает.

– Да ладно вам, Сергей Сергеевич, он же совсем ручной. Точнее, она, – поправился Андрей, приподняв меня на пару секунд. – Не больная, шерсть чистая. И мягкая такая, словно пух. Породистая, наверное. Может, потерялась?

– Ну-ну. Ты ее еще с собой забери.

– Может, и заберу, – хмыкнул Андрей и пересадил меня себе на плечо.

Прислушивалась я, прислушивалась, что мужчины обсуждают – ничего не понятно. Кадастры какие-то, право собственности, экспертизы. До того устала вникать в разговор, что не заметила, как задремала. И сразу за это поплатилась! Спину обожгло огнем – оказывается, Андрей у самого окна остановился. Такая боль пронзила, что вцепилась в плечо парня, зашипела и кинулась вниз. Он только вскрикнул.

– Вот, правду говорят, – бросил кто-то мне вслед, – черные кошки только несчастья приносят.

Забилась я в щель у стены, в самый сумрак, прислонилась к холодному кирпичу, чтобы боль хоть немного унять, а сама на Андрея смотрю. Он из сумки платок достал, послюнил и кровавые полосы на руке вытирает. Ох, и какая же я дура! Сама себе все испортила…

Уехали странные визитеры только к вечеру. Андрей напоследок позвал меня, но так неуверенно, что я ему глаза мозолить не стала. Вернулась к бабушке, запрыгнула на подоконник – благо, солнце уже спряталось за крышами – и долго разглядывала погружающийся в темноту город.

Графиня поджала губы, пробормотала что-то утешительное, но расспрашивать не стала. Зато, когда пришел Афанасий Никитич, во всех красках расписала ему толпу бесстыжих мужиков, которые неизвестно зачем оккупировали ее дом.

– А ведь я вам плохие новости принес, дражайшая Варвара Петровна, – вздохнул гаражный. – Вот, почитайте. Только что с вашего забора сорвал.

Никитич разложил на подоконнике большой плакат, и мы с бабушкой кинулись его изучать. Поверху шла жирная надпись «ТРК Графские развалины», а под ней – крупная разноцветная, отчего-то знакомая схема с описанием.

– Это что же получается?! – через минуту зашумела графиня. – Мало им было прекрасный парк вырубить, коробок высоченных вблизи настроить, так теперь они еще и мой дом снести собираются?! Вандалы, шаромыжники… о-ох…

– Бабушка, тебе плохо? – слетела я с подоконника.

Осторожно усадила графиню в ее любимое кресло, накрыла пледом.

– Как же они так могут? – спросила растерянно.

– А вот так, – развел руками Никитич. – Жизнь теперича такая. Но вы не волнуйтесь, я вас, если что, к себе заберу. У меня, конечно, потеснее и поскромнее будет. Ну да обустроимся как-нибудь.

– Нет уж! – отрезала графиня. – Один раз меня из этого дома вынесли вперед ногами. Больше я его не покину. Если разрушат усадьбу, то только вместе со мной!

Хотела я бабушке что-то сказать, утешить, как вдруг с ужасом поняла, почему мне схема с плаката знакомой кажется. Я ведь ее в бумагах Андрея видела! Меня словно ледяной водой окатили. Так вот, кто все это затеял?! Ну, держись, предатель! Говорят, от любви до ненависти – один шаг. И если уж возвышенные чувства принесли мне одно разочарование, может, хотя бы месть окажется сладка?

* * *

Графине я про свои догадки рассказывать не стала. Зачем расстраивать ее еще больше?

К следующему визиту оккупантов подготовилась заранее: составила план действий, написала бабушке записку.

Погода в день «икс» выдалась отличная: прохладная, пасмурная. Подумав, я обернулась муравьишкой. Заняла удобную позицию в парадной, у самого выхода. Когда Андрей проходил мимо, кинулась ему наперерез и молниеносно забралась на ботинок, а с него – под штанину. Вцепилась в ткань всеми лапками, а про себя причитаю: «Хоть бы не упасть, хоть бы не упасть!» От страха аж жвалы пощелкивают. Выше лезть тоже боюсь. Вдруг у Андрея нога зачешется? Он же и не заметит, как меня раздавит. Умереть не умру, но боль будет дикая. Знаю, проходили.

Как-то мы с графиней сильно поссорились, и я три дня паучком жила – изображала тварь бессловесную. Тяжело было форму держать, но я же упрямая, вся в бабушку. В последний день на моей черной шкурке даже цветные пятна проступать начали. А потом меня слопала какая-то птица! Я ее и рассмотреть не успела. Больно было – не описать! Едва оклемалась…

Дорога в «стан врага» показалась бесконечной. По тому кусочку земли, что я видела из-под штанины, сложно было определить, где мы находимся. Больше помогали слух и внутреннее чутье. Улица, машина, снова улица, подъезд. Наконец Андрей хлопнул дверью и остановился. Я тут же сбежала по его ботинку и юркнула под первый попавшийся шкаф. Остановилась у ближайшей ножки, откуда хороший обзор, перевела дух. Отлично, Андрей и не заметил, что на себе диверсанта принес. Бросил сумку в прихожей, разулся и ушел на кухню. А я тут же вернула свой истинный облик и полетела по дому. Хозяин если приглядываться не станет, меня и не заметит – подумаешь, в каком-то углу тень чуть темнее.

После бабушкиной усадьбы квартира Андрея показалась крошечной. Потолки низкие, кухня тесная, комнаты только две. На фотографиях в журналах, которые приносил Афанасий Никитич, людские жилища выглядели значительно лучше.

В кухне и произошел казус. На плите кастрюлька стояла, и из нее просто одуряюще пахло. Пока Андрей вышел, я не выдержала и сунулась туда. Нет, в постоянной пище, как люди, я не нуждаюсь. Но съесть что-нибудь вкусненькое готова всегда: будь то призрачный бабушкин чай с пирожными или подаренное Никитичем яблоко. В кастрюльке оказался суп. И такой вкусный: «М-м-м!» Пока снимала пробу, не заметила, как крышку упустила. От грохота испугалась и в довершение еще и кастрюльку на пол скинула. Заметалась по кухне – куда деваться? Успела за штору запрыгнуть, а в следующую секунду уже и Андрей прибежал.

– Вот черт! – воскликнул он.

Поглядел на кастрюлю, выключил конфорку на плите и неожиданно пошел к окну. Я вся похолодела от страха – неужели заметил? Но нет, он только окно открыл. Кастрюлька с крышкой отправились в раковину, а художественные разводы на полу Андрей затер тряпкой. Потом достал из холодильника куриную ногу, понюхал зачем-то и положил разогреваться. И такой у него в этот момент был несчастный вид, что меня от жалости аж замутило.

«Ну-ка, соберись! – одернула я себя. – Ты зачем сюда явилась? Подрывные работы вести. Вот и с почином!»

Не успел Андрей доесть, как у него телефон зазвонил.

– Да? Да, уже еду, – прочавкал парень в трубку. – Нет, сама никуда не уходи! Жди меня. Ну, какой трамвай? Я скоро буду!

Андрей резко поднялся, закинул остатки курицы в мусорное ведро и через минуту уже хлопнул входной дверью.

А на меня вдруг такая обида накатила! К кому это он на всех парах полетел?! «Жди меня, я скоро буду…» Тьфу! Ладно, выясню позже. Тут я вспомнила про сумку Андрея, которую он в прихожей оставил. Самое время ей заняться. И я с наслаждением бросилась потрошить «запретный плод».

Ничего себе, сколько макулатуры! Планы, отчеты, чертежи. Нашлись и те самые «Графские развалины», что были на плакате: и в цвете, и черно-белые, и с какими-то пояснениями. А под некоторыми еще и подпись Андрея стоит как «ответственного за проект». Ух, какая меня сразу злость проняла! «Значит, хочешь наш с бабушкой дом разрушить? Сначала о своем позаботься!» И дальше все пошло как по маслу…

Через два часа на входной двери щелкнул замок – хозяин вернулся. Я окинула удовлетворенным взглядом сотворенное мной безобразие и в предвкушении залезла на шкаф.

Первым в прихожей с кучей пакетов наперевес появился Андрей. А сразу за ним, к моей полной неожиданности, зашла невысокая, худощавая старушка: на носу – очки, в руках – маленькая сумочка, на лице – смесь утомленности и ехидства. Она так сильно напоминала старую графиню, что я чуть было не упала со шкафа!

– Та-а-ак… – протянула незнакомка подозрительно довольным голосом. – Так я и думала! Бардак!

Андрей споткнулся и вытаращил глаза. Похоже, мне удалось его впечатлить.

– Но… как?! Глюк какой-то… Я же когда уходил… Может, воры?!

– Ты свою лень на всяких воров не списывай! – не дала договорить старушка. – Господи, а пыли-то сколько, паутины! Ты что, завел себе ручных пауков?

– Да нет же! Бабуль, я правда…

– Не бабулькай! Я еще женщина молодая. Вон, в больнице такого многообещающего кавалера встретила: всего семьдесят шесть и инсульт только один был. Возьму и перееду к нему, раз у меня такой непутевый внук.

– Ну, ба-а, ты как обычно, – закатил глаза парень.

Почему-то я никогда не думала, что Андрей тоже может жить с бабушкой. Попыталась разобраться в навалившихся чувствах и эмоциях, но так и не смогла. А через минуту я уже забыла обо всем на свете – такой в квартире цирк начался. Под строгим надзором бабушки Андрей как заведенный бегал по комнатам и наводил порядок. Иногда старушка не выдерживала, вскрикивала: «Ну что ж ты делаешь!» Потом выхватывала у внука пылесос или тряпку. Запала хватало на пару секунд – бабушка падала в кресло, прижимала одну руку ко лбу, другую к груди и начинала так убедительно стонать, что даже я готова была кинуться на помощь. Чтобы создать в доме образцово-показательный кавардак, мне потребовалось два часа. Удивительно, но Андрей с уборкой справился за полтора. Вот что значит верная мотивация.

– Андрейка, я все поняла, ты смерти моей хочешь, – слабым голосом произнесла старушка, когда в квартире вновь воцарились чистота и порядок. Один глаз она прикрыла, зато другим бдительно следила за внуком.

– Бабуль, ну чего ты опять, – приземлился в соседнее кресло Андрей.

– Ты мне скажи, сколько я еще должна ездить по больницам и санаториям, чтобы ты, наконец, женщину в дом привел? Кто о тебе позаботится, когда меня не станет?

– Сам о себе позабочусь, – отмахнулся парень. – А с твоим упрямым характером ты еще меня переживешь.

– Вижу, как ты позаботишься! – не унималась старушка. – Помнится, кто-то к моей выписке обещал борщ приготовить. И что? Уверена, у тебя и суп не сварен, и холодильник пустой. А вот женщина бы…

– Ба-а, закрыли тему!

Черт, выходит разлившийся из-за меня суп Андрей приготовил не для себя, а для бабушки? Я мелко задрожала от навалившегося чувства вины.

– Ладно, – неожиданно вскочил парень. – Сейчас вернусь.

– Куда это ты? – забеспокоилась старушка.

– В кафе сбегаю. Куплю что-нибудь навынос.

Стоило Андрею закрыть за собой дверь, как с его бабушкой приключились разительные перемены. Она бодро поднялась с кресла и пошла по комнатам, что-то высматривая. Мной овладело навязчивое дежавю.

«А ведь Андрей и не догадывается, что его квартира превратилась в шпионский притон», – хихикнула я.

Наконец поиски привели в прихожую. У входа на пуфике все еще лежали схемы и чертежи, которые я достала из сумки. Видимо, Андрей забыл их убрать. Старушка присела на пуфик, мельком глянула на бумаги. Потом вдруг подняла их, вынула очки из кармана и принялась внимательно изучать. Здесь ее и застал Андрей, когда вернулся с пакетами.

– Ну, и как это все понимать? – грозно спросила старушка. – Ты же говорил, что графский дом отреставрируют и передадут под новый корпус музея? А в результате что? Сравнять с землей хотите? У нас в городе торговых центров мало?!

Лично я была готова расцеловать Андрееву бабушку. Так его!

– Бабуль, не кричи! – поморщился парень. – Что я, по-твоему, могу сделать? Мне тоже кажется дуростью сносить графскую усадьбу. Она ведь и сохранилась на удивление хорошо. Фундамент, стены, крыша – все целое. Даже лепнина, по большей части. Только без денег здание не отреставрировать и в музей не превратить. Город давать их отказался. А откуда возьмутся спонсоры под проект, который прибыли приносить не будет?

Андрей поставил пакеты и забрал у бабушки бумаги. Порылся в них, ища что-то.

– Вот, смотри, это первоначальный проект с музеем. Знаешь, как долго я его пробивал по всем инстанциям? Бесполезно! Сказали: тебе надо – ты и ищи средства. А откуда я возьму столько миллионов? Проще уж клад найти…

Сжалась я в комочек на шкафу, сижу, вздыхаю. Правы те, кто считает, что от ненависти до любви один шаг. Как же мне сейчас стыдно, что обвинила Андрея во всех бедах! А он, оказывается, хороший! И никакой не предатель. Наоборот, пытался наш дом спасти! Что же теперь делать?

И тут меня как громом поразило! Так вот же она – возможность. Бабушкины сокровища в тайнике! Остается одно – придумать, как передать их Андрею…

* * *

Я сидела на подоконнике в малом зале и любовалась луной. Охранник закончил обход, и теперь можно было безбоязненно летать по всему музею.

Когда два года назад старая графиня узнала, что я выдала Андрею ее тайник, она со мной месяц не разговаривала. Разуверилась бабушка в людях. А потом, в один из дней, приехали рабочие, привезли техники всякой и действительно стали реставрировать усадьбу. С утра до вечера шум, гам, суета. Бабушка сначала ворчала: мол, паркет неправильно кладут или цвет стен плохой. Но понемногу успокоилась, задумчивой стала. И когда реставрация подошла к концу, улыбнулась, обняла меня крепко и… исчезла. Афанасий Никитич сильно расстроился, но сказал, что это правильно – графиня наконец-то обрела покой. Только я по ней до сих пор скучаю…

Кстати, завтра в усадьбе важный день! В честь торжественного открытия музея состоится настоящий бал. И Андрей тоже там будет. Ох, как же я волнуюсь перед этой встречей, ведь я ему особенный сюрприз готовлю. Главное, чтобы на руках и лице успели исчезнуть последние черные пятна.

Евгения Кутман

Карма для оборотня

У Галины Кабачковой – по сценическому псевдониму Габриэллы Кобач – взял и вырос хвост! Ужас для любой девушки, в Галином же случае – вообще хоть ложись и помирай! И не только потому, что обидно, противно и даже страшно. Разве прикроешь ТАКОЕ предельно открытым костюмом танцовщицы ночного клуба? Так еще проклятый хвост проклюнулся, когда пошли вверх карьера и зарплата! Хотя, если рассуждать здраво, адский атрибут карьере косвенно и поспособствовал. Заметно распухшая «мадам сижу» многих зрителей не только не отвратила, а и приятно взволновала. Успех был налицо! Но длился триумф очень недолго. Проснувшись как-то раз в свое обычное время, за три часа до начала представления, и отправившись в душ, бедная девушка вдруг нащупала вертлявый отросток, торчащий из собственного копчика!

Почти не веря, что это происходит с ней на самом деле, она долго рассматривала себя сзади так и эдак, потом решилась и опять коснулась гадкого нароста пальчиком. Хвост тут же отреагировал и активно завилял, а Галина разрыдалась и принялась звонить в клуб. Ставить в известность, что сегодня и завтра на работу не выйдет.

Поблагодарив судорожным всхлипом обозлившегося и нехотя согласившегося менеджера, девушка пометалась по квартире, поплакала еще, затем приняла снотворное и крепко уснула. Потому что ничего конкретного не придумала и решила с бедой переспать.

Сладко выспавшаяся беда проблем только прибавила. Мерзкий хвост подрос! Теперь это был не крошечный, сантиметров на пять, закругленный кончик, а странное округлое образование, напоминающее гофрированный шланг. Красноватого цвета, длиной в целую ладонь и влажно поблескивающий, словно от слизи.

Галину, рассматривающую уродство перед зеркалом, чуть не стошнило. Но плакать она больше не собиралась.

«Что ж, придется резать! – решительно подумала она. – Или к знахарке сначала пойти? Травками пусть полечит или заговорами, вдруг пакость усохнет и отвалится? Так к знахарке или к хирургу?»

И вдруг Галю осенило – это же порча! Кто-то позавидовал ее успеху и красоте… Ну, пусть не красоте, но «изюмистость» внешности все равно в наличии. Вместе с замечательной фигурой… Уже бывшей.

«Точно порча, стопудово! – утвердилась в догадке девушка и невесело усмехнулась. – Интересно, какая же зараза посмела… Ой, тьфу! Мамонька родная, что это я делаю?!»

Галина только теперь заметила, что, задумавшись, ковыряется пальцами в цветочном горшке. Набирает раз за разом по щепоти земли и… с большим удовольствием отправляет почву себе в рот!

Пришлось бежать в ванную, отплевываться и срочно чистить зубы. К врачам после поедания земли обращаться действительно не стоило, не так поймут. Едва девушка открыла ноутбук, чтобы поискать адреса практикующих знахарок, в дверь квартиры позвонили.

На пороге маячил парень, закутанный в широкий плащ покроя а-ля Дракула: черный, до полу и с высоким воротником-стойкой. То ли перепутавший адрес ролевик, то ли человек-реклама, который будет сейчас что-то впаривать.

– Вы Галя Кабачкова? Я не ошибся? – с надеждой в голосе спросил парень.

– Чего тебе? – буркнула Галина, одернув задирающийся из-за хвоста и коротенький халатик.

– Если вы Галя Кабачкова, – отчеканил странный посетитель, – нам очень нужно поговорить про вашу испорченную карму. Без свидетелей. Вы в квартире одна?

– Так я и пустила! – отрезала девушка и резко захлопнула перед носом наглеца дверь.

– Но все еще можно исправить! – донеслось до Галины из-за двери. – Я спаситель! Если карму нейтрализовать, все будет хорошо!

– Уже звоню в полицию! – выкрикнула она в замочную скважину, проклиная бессовестных сектантов, навербовавших такую вот зеленую молодежь. Игравшему в «спасителя» пареньку не могло быть больше пятнадцати-шестнадцати.

Голос за дверьми замолк, и Галя вернулась к своим скорбным делам. Сегодня на работу идти опять не надо, но этот свободный день последний. Поэтому посетить знахарку следовало как можно быстрее.

Пока она отыскала в интернете адрес «потомственной целительницы Илларии», нарочно выбирая подальше от центра города, пока нашла в своем гардеробе самую длинную и самую широкую юбку (которую пришлось еще и гладить), прошло около часа. Наконец полностью собравшаяся Галина вышла из подъезда и поспешила в тихий переулок за домом, куда обычно ставила машину. И только поравнялась со старым вязом возле самовольно поставленного гаража, как вздрогнула и отшатнулась.

Из-за ствола дерева плавно выдвинулась фигура в черном длинном плаще. И если в сумраке подъезда одна важная деталь от Гали ускользнула, на ярком солнышке она обнаружилась полностью. Силуэт парня в плаще не сильно, но просвечивал!

– И-и-и-и-и-и… – тоненько заверещала девушка, но сразу выговорить слово не получилось. – И-и-зыди!!! Сгинь!!!

– Сгинь? – обиделась привиденистая фигура. – А исправлять плохую карму?

Но перепуганная Галина уже бросилась бежать! И добежала почти до конца переулка, собираясь выскочить на людный бульвар, но тут невероятный просвечивающий парень заступил ей дорогу.

– Вы землю еще не едите? – учтиво осведомился он.

– Нет! Ей-богу! – зачем-то соврала да еще и перекрестилась Галя.

Она опять развернулась и рванула назад, к вязу и одинокому гаражу, во второй раз пробегая мимо собственной машины и совершенно этого не сознавая. Странно вихляющееся привидение не отставало.

– Тогда, возможно, я неверно рассчитал пространственно-временные координаты! Вы Кабачкова или не Кабачкова? – огорченно выкрикнуло оно, возникнув опять рядом. – Хвост уже появился?

После такого Галина застыла, охваченная мистическим трепетом, и, отдышавшись, умоляюще прижала руки к груди.

– Кто ты, потусторонний гость? Не явился ли ты купить мою душу?

– Не-е, – отмахнулся от ее страхов полупрозрачный, – я ваш внук. Если точнее – прапраправнук. Вернее, его квантовая копия, перенос по временному вектору самого физического тела не практикуется.

– А-а?

– Вы Галя Кабачкова? Землю уже ели? Хвост растет? Если трудно отвечать, хотя бы кивайте… Фу-у, гора с плеч! В этот раз я все-таки не ошибся!

– Ты мой внук? Из будущего? – начала вдруг успокаиваться Галина, любившая иногда почитать или посмотреть фантастику. И видимо, оттого, что страх резко отпустил, ляпнула несуразное. – Значит, пусть и с хвостом, замуж я все-таки выйду?

– Про замужество не в курсе, но родите точно. Ваша карма еще не так тяжела! – почему-то насупился парень, в черты лица которого Галя сейчас жадно всматривалась. – Это у меня кармические последствия усилены предыдущими поколениями отвратительных родственников. Поэтому я полное ничтожество! Жалкий червяк!

– Ну ладно, ладно, зачем же так… – успокоительно забормотала Галина, остро переживая за новоявленную родню. – Какой ты червяк, такой видный молодой человек. Все перемелется, все будет хорошо…

– Вы не поняли, – очень печально произнес прапраправнук. – Я действительно червяк. Дорогая бабушка, чтобы завязать разговор мне пришлось маскироваться, а вот мой истинный облик.

Полупрозрачная фигура решительно распахнула плащ, демонстрируя скрученное штопором тело, две пары дополнительных рук и гибкий цилиндрический отросток, заменяющий ноги. Галя на минуту обмерла, затем резко отшатнулась, и тогда червяк сложил весь комплект рук в древнем умоляющем жесте.

– Помогите же мне исправить плохую карму, очень хочется быть как все! Любить, растить нормальных детей, а не маленьких монстриков… Глубоко несчастных монстриков, каким всегда ощущал себя я… Между прочим – подвели весь род под семейное проклятие именно вы!

– Слушай… это… полз бы ты уже отсюда… Познакомились, и ладно, теперь мне некогда!

– Брезгуете? – прищурился червяк, раздраженно разметая хвостом уличный мусор. – С чего бы? Ровно через два дня сами точно такой же станете! На целый цикл новолуния!

– В смысле? – обернулась через плечо Галина.

– В смысле – вы, бабушка, теперь червяк-оборотень! Советую заранее набрать ведра земли и прелой листвы, чтобы не голодать, пока не произойдет обратная трансформация в человека, – вкрадчиво посоветовал уродец. – Только в магазине землю не берите, лучше в лесочке или парке.

– Какие глупости! – презрительно фыркнула Галя, в душе почему-то не сомневаясь, что все сказанное – чистая правда! – Завтра же… Нет! Уже сегодня пойду к хирургу и оттяпаю проклятый хвост!

– Который очень скоро опять вырастет. Биологию не знаете, задняя часть червяка легко регенерирует.

– И что делать? – по-настоящему растерялась девушка. – Ты что-то говорил о семейном проклятье? Кого прокляли? Когда?

– Согласно моим исследованиям, как раз именно вы совершили что-то ужасное, стали первым оборотнем и передали эту особенность потомкам. Теперь наша задача – попробовать все исправить. Признавайтесь, бабушка, вы недавно кого-то убили?

– Я?!

– А когда?

– Чего когда?

– Убили, заслужили страшное проклятье и поломали судьбы детям, внукам и правнукам, – стал раздражаться пришелец из будущего.

– С дуба рухнул? Никого я не убивала!

– Значит, жестоко предали! Тоже ужасное злодеянье! Или обокрали сирого и убогого, а несчастный вас за это проклял!

– Ты чего ко мне с разными глупостями привязался! – тоже повысила голос разозлившаяся Галина. – Ну, стырила я разок у Машки пятисоточку, когда эта убогая, причем на всю голову, мне новые колготки порвала! Нарочно! За это теперь должна ползать червяком и землю вместо нормальной еды жрать… Ой!

– Что именно «ой»? – жадно насторожился прапраправнук.

Но Галя от него отмахнулась, потому что мелькнуло какое-то воспоминание. Что-то неприятное и связанное как раз с землей, с червяком… Но нет, так и не вспомнилось.

– Забыла, – разочарованно произнесла она.

– Но хоть в общих чертах!

– Вроде с кем-то поругалась. Так почти каждый день ругаюсь, жизнь такая! Но именно в тот раз по душе царапнуло…

– Бабушка… – начал было червяк, но Галина его перебила:

– Стоп! Именно что была бабушка… Жалкая такая старуха… Да какая теперь разница! Может, тот случай отношение к проклятию не имеет.

– Или имеет, ведь сознание за него почему-то зацепилось. Главное – точно вспомнить дату. Чтобы зафиксировать на временном векторе точку восстановления, определить истинную санчиту и нейтрализовать ее в прошлом, чтобы не влияла на настоящее и будущее.

– Чего?

Червяк явственно скрипнул зубами (или что там у него во рту было?), помолчал, а после заговорил с самым ласковым видом:

– Не берите в голову. Может, пойдем к вам домой, и вы продолжите вспоминать в более спокойной обстановке? А то некоторые колоритные личности начали обращать внимание.

Из-за гаража, щурясь от яркого солнышка и благодушно почесываясь, вырулили бомжи. Старик и старуха, явно всхрапнувшие в этом тихом местечке и пробудившиеся от голосов.

Старик щербато разулыбался на всю ширину распухшей от пьянства физиономии, одобрительно разглядывая стройную девичью фигурку. Зато старуха, перехватив взгляд кавалера, зыркнула на Галину так злобно-пронзительно, что девушка даже вздрогнула и… вдруг вспомнила, что собиралась.

В тот день танцовщицы напрыгались и наскакались до упаду. Юбиляр без конца заказывал канкан, а во время его исполнения разглядывал подкидывающих ножки девочек с видом принимающего парад генерала. Был ли дядечка на самом деле из военных – неизвестно, но вот жутким занудой он был точно. Загонял абсолютно всех! Каждое поданное блюдо раскапывал вилкой и придирался даже к вареной морковке. Замучил нравоучениями повара и официантов, еще больше замучил своих терпеливых гостей, заставив их вместо отдыха искать в нарядном зале пятый угол. Возможно, именно поэтому проникшую на чужой праздник старуху охрана беспрепятственно пропустила. Пожилая дама принарядилась. На торжество она заявилась в шляпке и даже в перчатках. Сочли за любимую родственницу всеобщего мучителя? Но в ресторанном зале старуха лишь мелькнула, а после быстренько исчезла. Просочилась, как оказалось, в гримерку к танцовщицам. И вот там-то Галя сильно с ней и разругалась, застав прямо на месте преступления!

Перед выступлением девушки не едят, лишь пьют кофе или воду. А потом активно двигаются несколько часов подряд, поэтому к закрытию клуба им хочется не просто есть, а жрать. Вот и сегодня повар набрал для танцовщиц всего понемногу на особый поднос, а официант отнес угощение в гримерку. Теперь же еды на подносе почти не осталось. Устроившаяся как дома бабка, сладко жмурясь, дожевывала редкое угощение – маленькие бутерброды-кораблики с красной икрой и парусом из лимона. Галина, забежавшая в гримерку подправить макияж, так и обомлела.

– Здрасьте вам! Жрет! – ляпнула она от неожиданности, хотя грубить гостям клуба запрещалось категорически. – За банкетным столом, что ль, хавать нечего? Ломится ведь!

– Кха-к-х-х-х-кх-х-ха… – прохрипела в ответ подавившаяся старуха и, сильно раскашлявшись, забрызгала пережеванным месивом роскошный сценический костюм. Самый большой кусок впечатался танцовщице в район декольте.

Докашливала бабка уже на тротуаре, за дверьми заведения. Наметанным женским взглядом Галя отметила и грязные сосульки волос под шляпкой, и «винтажную» дряхлость платья (еще и с дырой на подоле), о чем тут же доложила растерявшемуся охраннику. А перед самым выдворением старухи на улицу еще и выкрикнула той в лицо откровенную гадость – тебе, мол, нищебродка, не в ресторанах, а из помойных контейнеров есть! Бабка тогда сильно оскорбилась и каркнула в ответ, что желает нахалке стать полным ничтожеством. Червяком с той помойки и кушать одну только землю вместо нормальной еды…

– Прикинь, она так и сказала «кушать», – закончила рассказ Галина, смущенно отводя глаза. – Культурная такая старушка-побирушка.

– Какая же вы, прабабушка, недобрая, – хмуро произнес червяк из будущего.

– Очень уж я тогда на нее рассердилась, – принялась оправдываться Галя, но прапраправнук ее перебил.

– Главное, теперь мы знаем точное число и можем попробовать нейтрализовать невольное проклятье; не думаю, что старушка наслала его на вас намеренно. Значит, сделаем так: с помощью прибора я отправлю вашу квантовую копию по вектору времени именно в тот день и час, когда вы обидели старую даму…

– И я встречусь там сама с собой? – перебила с умным видом Галина, которая недавно посмотрела фильм с подобным сюжетом.

– Нет, об этом я тоже подумал. Вы будете сидеть в засаде поблизости от ресторана, дождетесь, когда выкинут за дверь обиженную, и вымолите у нее прощение!

– А если не простит?

– Надо постараться! Хотите для стимула взглянуть на меня еще раз? – сказал внук-червяк, собираясь распахнуть плащ.

– Нет-нет! – с содроганием отказалась Галина. – Я очень постараюсь! Очень! И если все получится, сделай, пожалуйста, так, чтобы я ни о тебе, ни о проклятом хвосте никогда больше не вспоминала…

У Галины Кабачковой – по сценическому псевдониму Габриэллы Кобач – вдруг странно распухла и даже стала побаливать «мадам сижу». Казалось, что вот-вот вырастет хвост, как хмуро шутила сама Галя, рассказывая об этой своей беде подругам. Как только в районе копчика появилась небольшая шишечка, расстроенная девушка помчалась к хирургу.

– Копчиковая киста, – сказал хирург, внимательно рассматривая рентгеновский снимок. – Хотите посмеяться? Она у вас очень похожа на дождевого червя, такая же круглая и сегментированная.

– Какая-какая? – переспросила Галина, впадая в панику от медицинского юмора.

– Не знаете слово «сегмент»? Видели когда-нибудь гофрированный шланг? Киста точно такая.

– Значит, будете резать?

– Тут, милая девушка, возможны варианты. Если совсем не беспокоит, с операцией можно и подождать, новообразование может не проявить себя годами. Просто не забывайте, что внутри попы у вас маленький хвостик, – позволил себе вольность хирург, погладив взглядом оригинал снимка.

– Спасибо, я подумаю, – вежливо распрощалась с врачом Галина и, почти успокоенная, поехала домой.

Приткнуть машину возле подъезда, как всегда, было негде, и Галя оставила ее в переулочке за домом, хотя в последнее время это тихое место не любила. Ее отчего-то тревожил старый вяз и прижавшийся к нему почти вплотную гараж, поставленный каким-то умником самовольно.

Вот и теперь между стволом и гаражом явно шевельнулась затаившаяся там темнота, и девушке вдруг померещилось, что на земле копошится кем-то брошенный черный плащ!

Кусочек темноты опять шевельнулся, и… навстречу Галине вышла беременная черная кошка. Повела по сторонам равнодушными желтыми глазами и отправилась дальше по своим делам. Ну а Галя облегченно вздохнула и пошла по своим.

Лариса Тихонова

Крайняя ночь

Говорят, в деревне жить скучно. Убийственно скучно. Так-то оно так, но тоска – не единственная причина, по которой можно отбросить копыта аккурат посреди утлых домиков. И в тот унылый осенний вечер я еще не знала, что через пару минут мне будет не до скуки…

Я, как и положено порядочной «сове», в эти самые полвторого стояла перед рукомойником, при свете луны романтично плеща в лицо ледяной водой. Где-то между плесканиями мой взгляд уловил движение.

Туалета в наших деревнях отродясь не бывало. Потому вид шатающейся со сна (или перепоя, кто их разберет?) фигуры, в полвторого ночи взявшей курс на утлую сортирную будочку, привычен, как ход солнца.

Ко мне двигалась сестра. Как и всегда, ее круглое лицо, похожее на побитую оспой луну, ровным счетом ничего не выражало, а взгляд был привычно устремлен в неведомые дали. Я отвернулась и снова побрызгала на щеки водой.

Сеструха, не обладая избытком ума, умудрилась родить раньше, чем окончила школу, и это стало единственным и неизменным предметом ее гордости. Впрочем, дочурка, в отличие от мамы, росла умницей. В свои неполные семь бегло читала, складывала в уме и даже знала таблицу умножения – до пятью пять включительно. Дальше мы с ней пока не добрались. Не берусь судить, оценила ли это сеструха – ее постоянная апатия и полное отсутствие интереса ко всему, что не связано с базовыми потребностями, стали притчей во языцех. Порой мне бывало даже стыдно за нее.

Сестра шкандыбала мимо с привычно-отсутствующим лицом, глубоко засунув руки в карманы разношенной куртки. Ну да, чай не август на дворе, в одних трусах в сортир уже не сбегаешь.

Я проморгалась, разлепляя мокрые ресницы, и с тоской взглянула на дом. Окна тепло светились. С водоснабжением в наших деревнях примерно та же ситуация, что и с канализацией, поэтому посуду моем и чаек пьем по старинке. А именно – нагрел на плите огромный чайник и вперед. Впрочем, вру: сегодня кипятить водичку можно еще и в электрическом монстре, который жрет столько энергии, что выбивает из нашей древней сети все приборы, кроме лампочек. Я как-то не поленилась и посчитала, что с момента покупки электрического чуда наши счета за свет увеличились настолько, что копи мы эти деньги месяцев семь-восемь – смогли бы провести трубу в дом от дворовой колонки. Впрочем, я могла давать свои рациональные советы сколько угодно. А могла не давать их вовсе – эффект был неизменно одинаковым.

Я потерла друг о друга красные окоченевшие ладони.

– Лин! – окликнула я сестру. – Чайник поставь.

Сестра не среагировала. По лени она всегда выходила на первое место с отрывом, на любые предъявы отбрыкиваясь «воспитанием дочки».

– Линка, не будь жлобкой, – добавила я, видя отсутствие рвения.

Сеструха слабо разбиралась, что значит «жлоб», но почему-то считала это слово самым страшным оскорблением, которое может быть ей нанесено. А поруганной она быть ох как не любила – особенно за дело.

Но в этот раз даже «жлобка» не возымела должного эффекта. Более того – пробираясь мимо, сеструха, демонстративно на меня не глядя, ощутимо зацепила мое плечо своим.

– Линка! – возмутилась я, присовокупив к имени сеструхи нечто посерьезнее «жлобки». – Ты не охренела часом?

Вышло достаточно громко – пожалуй, даже громче, чем хотелось бы. Зато Линка наконец соизволила на меня посмотреть. И вот тут я поняла, что дело неладно.

Лицо сеструхи, издалека казавшееся просто бледным, было покрыто чудовищными белесыми пятнами с прозеленью. Оцепенев, я в ужасе разглядывала расплывчатые края ляпухов, будто намалеванных кистью безумного художника.

– А-а… – Линка раскрыла рот, обнажив нечищенные зубы. Ее глаза в синюшных кругах угрожающе сощурились. Не соображая, что делаю, я оттолкнула сестру и опрометью кинулась в дом.

«Засовы, – билось в голове, пока я метровыми прыжками неслась к спасительной двери. – Крючки, замок, засовы…»

Я рванула дверь и спустя мгновение уже громыхала теми самыми засовами и крючками, а в ушах еще звучал полувой-полустон, который издавало нечто, бывшее моей сеструхой.

Когда последний крючок занял свое место в петле, я перевела дух и попыталась сообразить. Ночь только началась, и это плохо – для разгула нечисти еще полно времени. Стены в доме толстые, а на окнах решетки – и это хорошо. Но светит полная луна, и это плохо – при луне оборотни становятся агрессивными… Стоп, какие оборотни? Блин… А как назвать то, чем стала моя бедная сестра?..

– Тёть Нась! – раздалось над ухом.

Я подскочила и треснулась затылком о вешалку. Совсем забыла, что в доме Лиска!

Племяшка смотрела на меня сонными глазами, не подозревая, что ее мама теперь… что?

– Тёть Нась, а мама где? – На припухшей со сна мордахе обозначился оттенок удивления.

– Ты почему босиком? – я изобразила строгость. – А ну марш в кровать!

– Я попить встала, – пробурчало дите.

– Шуруй, я тебе принесу молока.

Лиска развернулась и потопала в спальню. Мысленно поздравив себя с успехом в роли Макаренко, я нацедила племяшке молока из бутылки и прислонилась ухом к двери.

Из-за толстой дубовой створки донесся глухой стук.

Я отскочила, расплескав молоко, и захлопнула вторую, внутреннюю, дверь. Навесив сверху плотное покрывало, помчалась в спальню.

Лиска, конечно, уже дрыхла. Я поставила кружку на столик рядом с кроваткой и обнаружила, что племяшка опять читала перед сном нечто не совсем подходящее. На засыпанном крошками столе валялся сборник комиксов, с обложки которого на меня оскалился зеленолицый тип. Надпись над типом гласила: «ТОП лучших комиксов о зомби в сегодняшнем выпуске!»

В голове у меня ощутимо щелкнуло. Я схватила журнальчик и шустро пролистала, поглощая принесенное молоко.

– А где мама? – снова подала голос племяшка.

– В магазин ушла, – я вздрогнула, – спи.

К моему разочарованию, в журнале не нашлось ничего путного о зомби – ни как они появляются, ни что с ними делать. Странички пестрели красочными картинками зарубания зомби топором, но вряд ли это можно было счесть действенной методикой возвращения упыря к человекообразному состоянию, в коем до сегодняшнего дня пребывала моя сеструха.

Попытавшись собрать мысли в кучу, я с журналом в руке не без содрогания вернулась в коридор и уставилась на вешалку. Линка, свинья, опять надела мою куртку. А там, в кармане, телефон…

Я отодвинула занавеску на окне и осторожно выглянула в щель. Сестра, сунув руки в карманы пресловутой куртки, мерила шаркающими шагами пятачок перед верандой. К счастью для моей психики, она больше не ломилась в дверь. На зеленовато-мертвенном лице сеструхи застыло выражение утробной злости. Внезапно Линка, развернувшись лицом к дому, пошла прямо на меня. Куртка на ней вздыбилась, будто сестра изо всех сил пыталась прорвать карманы пальцами…

Я отшатнулась. Моя психика, получив краткую передышку, снова оказалась сбита с ног шокирующим ударом. Журнал вывалился из вспотевших пальцев и открылся на той самой странице, где зеленолицый зомби тянул к небу узловатые руки.

«Зомби не может подкрасться незаметно, – сообщала подпись. – Основной признак зомби – оно обязательно движется неуклюже, подволакивая ногу и старательно вытянув перед собой руки. От зомби всегда пованивает разлагающимся мясцом, а сам он отчаянно завывает и стенает о мозгах (единственное, между прочим, слово, которое можно разобрать в его речи)».

Сказать, что мне стало плохо, значит нагло соврать. Спустя мгновение я уже вытирала пыль на полу на пару с комиксом, а в опустевшей враз голове осталась лишь одна мысль – холодно.

Линке холодно. Поэтому она держит руки в карманах. Но зомбиная натура берет верх, и сеструхины пятерни сами тянутся к небу…

Я опрометью кинулась обратно в комнату, задевая по пути разбросанные шмотки и натыкаясь на мебель. Зомби, зомби, зомби… Так, стоп. Зомби не войдет в дом, если его не пригласить – нет, это, кажется, про вампиров. А, ч-черт…

Тут я заметила, что разбуженная моей суетой Лиска сидит на кровати и испуганно таращит круглые глазенки.

Подпол!

– Шуруй! – приказала я племяхе, откидывая дощатую крышку.

– Теть Нась, что слу…

– Лезь, быстро! – прикрикнула я.

Лиска мышью шмыгнула в схрон, прихватив одеяло. Щуплое тельце втиснулось между густо утыканными соленьями полками.

– Сиди тихо, – приказала я девчонке, – я разберусь.

Перепуганное создание кивнуло. Опустив крышку, я рысью метнулась к окну… И застыла как соляной столп.

Прямо на наш дом двигалась толпа зомби.

В мертвом свете луны я, парализованная страхом, узнавала соседские лица. Бог мой, но как?.. Как может вон тот растрепанный монстр быть добрейшей баб-Нюрой, что всегда пекла обалденные рогалики с маком? Как, чьей злой волей обратился в нежить работящий и даже – о редкость! – непьющий Сан Саныч? И, кара их всех побери, – зачем ему вилы?!

В дверь заколотили, взвизгнул металл, и последний вопрос отпал сам собой. Будто кошка, нюхнувшая валерьянки, я тыкалась во все углы, слыша, как трещит дверная лутка.

Печь! С грохотом откинув заслонку, я сунулась в прокопченное, воняющее старым дымом нутро. Боже, благослови все те бутерброды, что я не сожрала в час ночи, отдав их корове Линке!

Руки натолкнулись на что-то твердое. Я в панике ощупывала кирпичную кладку, пока ноги и значительная часть моего торса продолжали болтаться где-то снаружи. Проклятье! Кто придумал такие узкие печи? Кто придумал так зверски экономить место в домах?!

Я выбралась из печи, отфыркиваясь, подняв облако мутного пепла и сажи. Взгляд сквозь засыпанные черным ресницы упал на двухметровое зеркало.

В коридоре с грохотом пал бастион – дверь уступила яростному напору толпы. Жалобно звякнула вешалка. Казалось, что по полу волокут что-то железное и очень острое.

– Где… Где она?

– Окна… Окна проверь…

– На-а-стя!.. На-а-а… А-а-а! Оно дви… движется!!!

– Бей его! Бей!

– Лупи!

Звон осколков, как церковный набат, оглушил, ударил по ушам.

– Дьявол! Это дьявол!

– А-а-а! Рога, настоящие рога! Господи, спаси!

– Пресвятая Дева!

– Теть Нась! Те-е-еть!.. Не троньте ее! Мама, мамочка, не троньте теть Настю!

Визжащая Лиска, за шкирку выуженная из подпола, повисла на шее у матери. Сеструха, так и не сняв куртку, одной рукой прижимала к себе девчонку, а другой усиленно терла глаза.

– Настька? – неуверенно пробормотала Лина.

Я ошалело обводила взглядом собравшихся. Бабу Нюру, без конца крестящуюся, Сан Саныча с вилами, сестер Марухиных (никак не научусь их различать, но та, что слева, вроде бы Катька), вечно синего дядь Колю-тракториста и… нечто жуткое, с безумно вращающимися белками глаз на абсолютно черном лице, с кручеными кривыми рогами, поднимающимися из копны нечесаных волос…

Моя глотка исторгла вопль, от которого зазвенели стекла. Это чудовище таращилось на меня из врат в преисподнюю, а врата… Бог мой – точь-в-точь как старое мамино зеркало, обрамленное деревянной рамой со стертой позолотой, и за ними, за вратами, в глубине, виднеется самая настоящая… адская печь?

– Теть Нась, а зачем ты в печку влезла?

Бесхитростный детский смешок ничем не указывал на то, что Лиска напугана. Я повернула голову к племяшке – и чудище передо мной повторило мой жест.

Ватные ноги подогнулись. Я уселась на пол, в кучу зеркальных осколков, машинально приглаживая пятерней вздыбленные волосы. Разбитое зеркало, пострадавшее от вил Сан Саныча, больше не отражало никакого монстра – в нем теперь осталась только жалкая, перемазанная сажей, растрепанная и хнычуще-смеющаяся я.

* * *

– Слушай, Насть, ну вот скажи – на кой ты и правда в печку полезла?

Лиска, сидя на табурете, аккуратно пробовала пальчиком острый скол зеркала, половина которого чудом продолжала держаться в раме. Сеструха расчесывала ей волосы и неодобрительно поглядывала, как я пытаюсь выгрести из трещин в полу остатки зеркальной крошки.

– Ну я… это…

Я представила, как объясняю сеструхе, что попыталась спрятаться за зеркалом, дабы пробраться сквозь толпу зомби – авось увидят отражение и за своего примут. Не поймет же, за дуру держать станет… И будет права.

– Испугалась, в общем, – невразумительно пробурчала я.

– Кого? Меня с соседями? – Линка покачала головой. – Ну точно полоумная. Я как глянула, что ты от меня через весь двор драпанула, решила – сбрендила совсем. Ну а когда ты в доме заперлась, и вовсе поняла, что дело плохо. И за подмогой пошла.

– Ты себя-то в зеркало видела? – не выдержала я и осеклась. Лиска хихикнула.

– Чья бы корова мычала, – сестра повернулась к Лиске и добавила в голос строгости. – Ну а ты чего ржешь?

– Погоди-ка… – в голове будто молния блеснула, я метнулась в разгромленный коридор и приволокла изрядно потоптанный комикс. С разворота все так же скалился зеленоликий монстр.

– Так, Лисенок, – строго сказала я, глядя в хитрую мордашку племяхи, – ну-ка выкладывай. Твоих лапок дело?

– Ага, – племяшка тоненько засмеялась, – я, пока мама спала, решила ее в зомби превратить. Она так смешно спит, когда бахнет!

Я с укором посмотрела на сеструху, но той хоть кол на голове теши.

– Лежит, рот открыла, ее потрясешь – мыкнет только и опять дрыхнет, ну точно зомби, – продолжала племяшка, – а мне скучно. Ну я и взяла ее косметику побаловаться…

Лиска привычно втянула голову в плечи, ожидая оплеухи.

– И раскрасила мамашку аки монстра, – закончила я, чувствуя, как из груди рвется хохот. – Лиска, да ты же… ты же… – Я захлебнулась смехом, и последние слова, к счастью, остались неразборчивыми.

– А мама потом встала и ушла, ее долго не было, и я заснула, – закончила племяха, – просыпаюсь – а ты, теть Нась, тут бегаешь чего-то, и в дверь нам колотят, как будто воры лезут.

– Лиска… – выговорила я, давясь смехом и размазывая сажу по лицу, – я куплю тебе самое большое мороженое!

– А эту дрянь я сожгу! – ожила сестра, хватая комикс. – Не хватало, чтоб еще кого-нибудь раскрасила!

* * *

Ровно через месяц, за два дня до Нового года, я, отдуваясь, вволокла во двор пушистую свежесрубленную ель. Лиска тут же вылетела мне навстречу, крутя в руках нечто яркое.

– Теть Нась, смотри, что мне Олька почитать дала!

Пушистая шубка Лиски вертелась под ногами в опасной близости от колючих веток.

Я осторожно положила елку на снег и вздохнула.

– Ну что там у тебя, чудик?

Лиска сунула мне в руку аляповато раскрашенный детский журнал.

«Новый выпуск «Академии монстров» – смотри картинки в нашем сборнике!»

С обложки во все тридцать три зуба улыбался мне огромный кобальтово-синий, устрашающе-милый мохнатый зверь…

Лидия Ситникова

Хитрецы и огурцы

Глухой требовательный рев раздался совсем рядом. Верка вынырнула из звенящего золотыми монетами мира нумизматики и встревоженно огляделась. Никого. Да и откуда в этой малюсенькой квартире кому-то взяться?

Снова настойчиво зарокотало.

– Тьфу ты! – сообразила Верка и хлопнула себя по животу. – Лишь бы поесть. Хотя…

Она отбросила подальше увесистую энциклопедию «Юбилейные монеты мира», с наслаждением потянулась, поболтала ногами, отчего на тапках запрыгали пушистые помпоны, и встала.

Приближалось утро, но небо еще не начало светлеть. Крепко спал двор, за деревьями и не разглядеть ничего. Только на первом этаже дома напротив все еще горел свет. Там уже несколько недель подряд кипела работа: новенький офис обустраивался прямо на Веркиных глазах – то и дело подвозили стройматериалы, прикручивали интригующую вывеску «Мозгер».

Верка распахнула окно и высунулась на улицу – одурительно пахло весной. Аромат цветущих яблонь, земли, трав смешивался со слабым ветерком и дурманил перегруженную студенческую голову.

– Раз Трудоголик не спит, и я еще позанимаюсь, – решила Верка и пошлепала на кухню ставить чайник.

Лучше всех на кухне Верку встретил холодильник – ему было что предложить.

– Котлетки, вареники или бутерброды? – задумалась Верка. – Все-таки хорошо, когда мама в гости наведывается!

В самый разгар выбора громко запиликало оповещение из соцсетей. Еще бы, весь курс, наверное, не спит! Все хотят разделаться с последним экзаменом и рвануть на археологическую практику – вот где жизнь, вот где настоящая история и невероятные находки. Скорей бы, скорей…

Верка подперла подбородок ладошкой и размечталась. Лето, жара, земля, доверяющая все свои тайны, – м-м-м!

Верка обвела кухню затуманенным взором… и завизжала. Напротив нее за столом сидел огромный бородатый мужик в тельняшке и заискивающе улыбался. Мужик слегка мерцал и расплывался по контуру, отчего у Верки мурашки понеслись по загривку.

– Слышь, ты это… извини, а? – пробормотал он, бегая глазами, теребя пальцами рукава тельняшки, – в общем, изо всех сил делая вид, что ему очень неудобно за внезапное появление. – Просто я гляжу, у тебя весь холодильник солеными огурцами забит. Угости, а?

Стараясь не делать резких движений и не дышать, Верка достала трехлитровую банку с огурцами и придвинула ее к мужику.

Одним могучим движением он свернул с банки крышку и, заурчав, запустил в нее пятерню. Схрумкал за раз три огурчика и блаженно поглядел на скрючившуюся у окна хозяйку.

– Меня, кстати, Гоша зовут, – представился он и протянул для пожатия мокрую от рассола ладонь.

– Он же Гога, он же Жора, – раздалось сзади, и возле Верки возник тщедушный лысый тип в круглых очках, майке и трико с растянутыми коленками.

– Соныч, не пугай девушку! – взревел Гоша, от чего Верка чуть не выпрыгнула в окно.

– Ну, собственно, этот оболтус меня уже и представил, – сказал тип. – Сан Саныч, но ему угодно называть меня Сонычем.

– А кто вечно спит, как в последний раз? Не добудишься…

– А вас Вера зовут, мы давно за вами приглядываем, так сказать, – оповестил Соныч и тут же очутился по другую сторону стола – возле Гоши, баюкающего вожделенную банку. – А чем это у вас тут пахнет, неужели огурчиками?

Посетители вроде оказались не буйными, и Верка немного осмелела.

– Вы кто такие? – спросила она, почти не заикаясь. – Я эту квартиру вполне законно снимаю, между прочим.

– А мы тут вполне законно всегда живем, – миролюбиво сказал Гоша. – Да не дрейфь, уживемся, мы не наглые! Только я гляжу, у тебя картошечка припасена. Пожарь, а?

«Вот еще!», – подумала Верка и испепелила «пришельца» взглядом. А потом стала чистить картошку, разумеется.

Когда соблазнительный аромат поплыл по кухне, слюнки потекли у всех, даже у Соныча, который уже сладко сопел на углу стола.

– Так ты призрак или как? – спросила Верка, глядя на уплетающего картошку Гошу. – Ешь как живой.

– Совсем не призрак, – фыркнул он презрительно. – Такой же, как и ты. Днем. Просто несчастливый. Из-за этого по ночам душа терзается и ищет, где лучше кормят. То есть где просто лучше. Спокойно, радостно, хорошо…

– А днем ты кто?

– А днем я… Он! – сказал Гоша и тряхнул головой на горящее напротив окно.

– Ты Трудоголик? – воскликнула Верка. – Не может быть!

– Так нас еще никто не называл, – пробормотал во сне Соныч.

– Отчего же ты несчастливый? – продолжила допытываться Верка.

– Да так… Любви нет, – протянул Гоша и грустными темными глазами проник в самую Веркину душу.

– Ой, совсем вы меня заболтали! – вспыхнула Верка и подскочила, перевернув стул. – Мне еще нумизматику гадкую учить и учить!

– Учеба – дело хорошее, – подтвердил Соныч, не открывая глаз, перевернулся на другой бок и исчез.

* * *

Днем незваные гости не появлялись.

– Придут ли, когда стемнеет? – с интересом подумала Верка и глянула в окно на сгущающиеся сумерки. – Неужели и правда души несчастных людей?

Ей стало как-то не по себе.

– Ведь с каждым может случиться. Со мной – так точно, если нумизматику провалю. Буду по ночам к преподу прилетать и выть: «Это ты меня завали-и-ил, из-за тебя я несчастна-а-а».

Верка расхохоталась, и по ногам тут же пронесся легкий ветерок. Рядом с креслом проявился Гоша – большой, лохматый и улыбчивый, как Чеширский кот.

– И чего мы тут хихикаем? – промурлыкал он.

– Да так, – смутилась Верка, – думаю о своей незавидной судьбе, если экзамен завалю.

– Так давай учи! – распорядился Гоша. – А потом вчерашний ужин повторим. А тапочки у тебя обалденные, – добавил он и подул на пушистые помпоны как на одуванчики.

Верка открыла тетрадку и зашептала:

– Содержание лигатуры в сплаве определяется пробой. Тоска.

– Проба? – встрепенулся Гоша. – Это где такому учат?

– На историческом факультете. Весь год грузят монетными типами, а я на раскопки хочу, как прошлым летом.

– Это в земле ковыряться, что ли?

– Это значит прикоснуться к вечности. – Веркины глаза засияли. – Обнаружить древние памятники и захоронения, узнать, как жили люди.

– Точнее, умирали, – Соныч кружил под потолком, сложив руки на груди.

– И умирали! Я год назад столько костей сохранившихся нашла, вам даже не снилось!

– К счастью, нам такое и не снится…

– Между прочим, поздний бронзовый век! Столько вокруг всего изменилось, совсем другая жизнь, а они лежат там как ни в чем не бывало и о стольком могут рассказать!

– Этой девушке скучно считать деньги, вы только посмотрите! – воскликнул Гоша. – Зато она обожает ковыряться в грязи и чужих костях.

– Романтика, – пропел Соныч и спланировал на диван.

– Ничего вы не понимаете, – насупилась Верка. – Давайте я вам лучше фотки покажу.

Она водрузила ноутбук на колени и защелкала мышкой. Соныч и Гоша припали к ней с обеих сторон – почти неощущаемые, немного прохладные.

Через несколько кликов Верка замелькала на мониторе во всей красе. Растрепанная, с обгоревшим носом, в коротеньких шортах и красной футболке, щеки в грязи, в руке – лопата, глаза – блестят!

– Какая милая, – еле слышно прошептал Гоша. – И совершенно точно счастливая.

– Вот здесь мы снимаем первый слой земли, тяжеленный! – зачастила Верка. – А здесь нашли керамические осколки. Тут я с нивелиром, это такой геодезический прибор. А тут – у вечернего костра, очень хорошо было… Песни под гитару, жареные сосиски.

– А что за паренек рядом ошивается? И здесь он. И вон на той фотке тоже. Может, сердце твое уже занято? – осведомился Соныч деловито.

– Не занято! Это просто Мишка, он даже не из нашего института. И копает плохо! – Верка поскорей пролистнула «неинтересные» фотографии. – Зато вот здесь наше посвящение в археологи. Так весело было. В земле все извозились и голос сорвали.

* * *

Глаза слипались, но Верка стоически вызубрила шкалу Шелдона и была в состоянии узнать любую античную монету в «лицо». Очень хотелось поделиться успехами, поэтому она сползла с дивана, чтобы достать из холодильника банку соленых огурцов.

– Где мои тапочки? – изумилась она, шаря ногами по полу.

– Кхе-кхе-кхе…

Гоша материализовался в кресле. Скорченный, с ног до головы укутанный в плед, с красными слезящимися глазами – ну совершенно несчастный. На его ногах внушительного размера красовались тапочки с пушистыми помпонами.

– Эй! Ты мне тапки разносишь! – завопила Верка.

– Не разношу, я умею… ужиматься. И вообще, я заболел. Подогрей молочка с медом, а? Как в детстве…

– И правда, горячий, – потрогала его лоб Верка.

Молоко, куриный бульон, малиновое варенье – пока Верка крутилась на кухне, телефон запиликал уведомлением.

«В ваш аккаунт выполнен вход с устройства «Хата3000». Если это были не вы, обратитесь в сервисный центр».

Гоша свернулся в кресле с ноутбуком и мурлыкал какую-то глупую мелодию. Ноутбук был такой же, как и он сам, – призрачный. Но Веркина страница на мониторе явственно просматривалась.

– Ты чего в моих соцсетях шаришься?! – завизжала Верка во всю глотку. – Ты мои сообщения читаешь?

Так бы и огреть его подносом со всеми лекарствами!

– Соцсети, они же для всех, общественные, – тихонько заметил откуда-то Соныч.

– Еще один! Сейчас оба у меня получите!

– Все-все-все, – заверещал Гоша. – Просто маленькая формальность, больше не буду.

Он перехватил у Верки поднос и набросился на угощение.

– А что ты на моих конспектах поначеркал? Не видно же теперь ничего!

– Это просто страницы всяких симпатичных девиц, твою больше не трону, точно-точно!

– Р-р-р! – оскалилась Верка.

– Ну не дуйся, – миролюбиво протянул он, болтая ногами в тапочках. – Я просто очень любопытный. И ревнивый. Но больше ни-ни, клянусь! Не злись, давай лучше в настоящее путешествие в пространстве отправимся.

– Ты же болеешь, – напыжилась Верка. – Но звучит соблазнительно.

– Мне уже гораздо лучше, спасибо тебе! Так рванем в путешествие? Только путевой лист заполню, минутное дело.

На полупрозрачном мониторе возник бланк с кучей непонятных вопросов. Верка поняла только про адрес и фамилии путешественников. Гоша бойко застучал по клавишам.

– Улыбочку, фотографирую.

Фотография двух лохматых существ – одного испуганного с округлившимися глазами, другого раскрасневшегося после молока с медом – мгновенно загрузилась на сайт.

«Путешествие одобрено» – высветилось на экране. Потом что-то внутри «Хаты3000» защелкало и из отверстия сбоку полезли бумажки, похожие на чеки.

– Хватай билеты, – распорядился Гоша, и мир тут же закрутился.

– Где это мы?

Верка обнаружила себя в Гошиных руках в темном коридоре.

– Догадайся!

Верка выглянула в окно и увидела дом, свои светящиеся окна и любимый кактус на подоконнике.

– Мы в офисе у Трудоголика! – сообразила она. – То есть у тебя.

– Точно! Добро пожаловать в гости, – Гоша глухо щелкнул пальцами и потянул на себя ближайшую дверь.

В тесном кабинете тускло горела лампа. За большим столом, заваленным бумагами и оргтехникой, подложив руки под голову, спал черноволосый парень.

– Это… ты? – удивилась Верка, подкрадываясь поближе. – Точно? Не очень-то похож… Ты потолще, постарше, и борода у тебя, как у лесника, и вообще он какой-то более ухоженный, приятный.

– Могу я хоть во сне расслабиться?! – взвился Гоша. – Могу я хоть по ночам во время бессознательных путешествий не бриться и выглядеть как хочу?

– Можешь, можешь, – примирительно погладила его по волосатой руке Верка.

Парень завозился, черные ресницы затрепетали.

– Уходим! – скомандовал Гоша и сунул Верке ее билетик.

* * *

Лето началось для Верки ошеломительно прекрасно. Она фланировала по парку и доедала третье мороженое. Сдала! Сдала эту чертову нумизматику. Теперь осталось подождать немного, и вот она – долгожданная археологическая экспедиция! Лето, полное открытий и приключений.

Верка устроилась на скамейке возле дома и подставила щеки выглянувшему из-за облака солнцу.

Рядом затормозила машина, и из нее, болтая, выбрались Трудоголик с каким-то усатым мужчиной.

– Го… ша, – начала было Верка, вскочив, но наткнулась на непонимающий взгляд и села обратно. – Извините.

Он это или не он? Похож или нет? Вроде бы что-то есть…

Верка поджала губы и задумчиво посмотрела вслед Трудоголику.

* * *

Еще даже темнеть не начало, как перед Веркой возникли взволнованные Соныч и Гоша. Прямо в ванной!

– Ну вы вообще! – ахнула она и схватилась за полотенце.

– Сдала? – вскрикнули они хором, будто не замечая мокрых плеч и всего остального.

– Сдала! Ур-ра!

– Значит, сегодня отмечаем, – довольно потер руки Соныч. – Могу помочь – составить меню из желаемых блюд.

– А порадовать счастливую студентку? – хитренько прищурилась Верка.

– Например?

– Например, совершить еще одно путешествие в пространстве.

* * *

На этот раз кабинет был пуст. Гоша сдвинул кипу бумаг в сторону и водрузил пятую точку прямо на стол. Верка примостилась рядом.

– И где это ты шляешься, интересно?

– И правда, где это я шляюсь? – озадачился Гоша.

– Вообще, чем ты здесь занимаешься? Чем-то крутым, да? Название классное. Вот это что за документы, расскажи!

– Не грузи меня хотя бы во сне, – отмахнулся Гоша.

– Ой, все-таки не верю я, что Трудоголик – это ты. Ну признайся, Гош?

Гоша надул губы, но не успел ничего сказать, потому что дверь отворилась, и перед ними появился сам Трудоголик. Он осторожно нес большой стакан. Аромат кофе заполнил кабинет.

На секунду он замер на пороге, а потом неуверенно улыбнулся.

– Добрый вечер. Кажется, мы с вами уже где-то виделись? Я Егор.

Гоша медленно растворился в воздухе, оставив молодых людей наедине.

* * *

– Пыли-то развелось, мама дорогая. Вот что значит, хозяйки нет. – Соныч провел рукой по столу, она тут же стала серой.

За окном уже светало, совсем коротка летняя ночь.

Они сидели друг напротив друга, два прозрачных силуэта, между – полупустая банка с солеными огурцами. Последняя.

– А когда теперь вернется? – тоскливо протянул Гоша, сверля глазами окна напротив. Они уже какую неделю были темными.

– Дай бог никогда, – сказал Соныч. – Мы свое дело знаем. Правда, в этот раз нелегко получилось. Обычно как бывало: запутаешь бесхозного паренька, заведешь в гости, потом только задвижку прихлопнешь – и сделано дело: готова новая парочка, ячейка общества. А с этой повозиться пришлось, ох уж эти увлеченные девицы! Домовые ведь для чего нужны? Чтобы семьи создавались. Чтобы было, чей дом оберегать. В общем, я очень доволен, мой друг, а вы?

– Не знаю. И человеком тоскливо жилось, и домовым не лучше.

– Ну не скажите, мы большие молодцы! Выпьем же за наш профессионализм и будем ждать новую жиличку.

Гоша сморщился, опрокинул в себя рюмку огуречного рассола и закашлялся.

* * *

В замке повернулся ключ.

– Ну что, у нас новое дело? – Соныч взмыл к потолку и перекувырнулся. – Интересно, какая она, наша новенькая!

Гоша проводил его тяжелым взглядом и даже проявиться не пожелал.

– Ну как вы тут без меня, скучали?

Верка ворвалась в квартиру звонкая, сияющая, загорелая.

– Врубайте свою «Хату3000», сейчас будем фотки с раскопок смотреть. Столько всего интересного было, сейчас все расскажу! Кстати, я на обратном пути к маме заехала, огурчиков вам привезла! Ну как вы тут без меня?

Верка влетела в комнату и попала в эфирные бережные Гошины объятия.

Юлия Венедиктова

У полосатого удава и детеныш полосатый

– Вот она. Моя деревня! – Юлька остановила машину, открыла окно и жадно втянула тягучий, пахнущий соломой и разнотравием воздух. Луна уже взошла и хорошо освещала окрестности. Среди некошеных лугов, окаймленных со всех сторон лесами, одиноко стояла небольшая деревенька – дворов на тридцать. После душного, тесного города просторы и отсутствие людей впечатляли. А ведь всего-то триста километров от Питера – и такие красоты!

Она так давно не была тут – пожалуй, с похорон бабушки Мани. Бабушка Маня в деревне слыла женщиной не совсем обычной. Она была потомственной травницей. Люди приходили к ней за лечением и советами. Некоторые, правда, подозревали, что у бабы Мани сговор с дурными силами. Баба Маня над этим только смеялась и продолжала лечить людей, исправно посещая при этом местную церковь.

Юлька захотела выйти из машины и сфотографировать шильду с названием деревни: ГВЕРОТЯПКА. Смешное название. В сеть, конечно, не выложишь – засмеют, но так, на память сохранится. Бабушкин домик она решила продать. Много не выручишь, но так хоть кто-то в нем жить будет. Сколько лет никто за домом не ухаживает – наверное, развалился совсем.

Себя Юлька потенциальным деревенским жителем или хотя бы дачником представить не могла. Мысли, что летом надо будет бегать вокруг дома наперевес с бензокосой, а зимой – с лопатой, не говоря уже о бытовых трудностях, типа забить гвоздь или починить крышу, вызывали у нее приступ депрессии. В городской квартире любая хозяйственная мелочь давалась ей с огромным трудом. Мужчин в доме не было.

Недавно вот потек кран. Позвонила в службу «Муж на час». Приехали два красавца в одинаковых синих комбинезончиках. Посмотрели на кран, покачали головой и сказали, что надо купить кран и еще кучу ингредиентов. Взяли тысячу рублей за визит и уехали. На следующий день Юлька приобрела кран и кучу всяких резинок и железок в ближайшем хозяйственном магазине и вызвала их снова. Приехали – кран оказался слишком длинным, половина ингредиентов – тоже не того формата. Взяли тысячу рублей за визит и уехали. И так раз пять. В общем, ужас! Юльку передернуло от воспоминаний об уже «золотом кране» и прочей бытовухе. Нет уж, домик в деревне ей точно не нужен. Продать! И точка.

Юлька заочно училась на экономиста, при этом работала менеджером. Составляла скучные отчеты по движению товаров. В детстве она мечтала стать врачом, но потом ввели ЕГЭ, и баллов ей хватило только на экономику. Личная жизнь тоже пока не ладилась. Ей было скучно в ночных клубах, где проводили время ровесники. Она любила вечером почитать, сидя в кресле и закутав ноги теплым клетчатым пледом. Еще она любила животных – но у нее никто не жил в квартире, так как ее самой там практически не бывало. Работа отнимала много времени: начальник, будучи работоголиком, постоянно задерживал всех допоздна.

На темной дороге никого не было. Юлька достала из сумочки смартфон. Со стороны деревни послышался шум. Из-за поворота неожиданно выехал трактор на огромных колесах. Из кабины раздавалось громкое хриплое пение. Трактор ехал прямо на Юльку и, судя по всему, не собирался сворачивать. Его фары хищно и холодно светили в лицо. Юлька закричала и замахала руками. Трактор был уже так близко, что его свет на какое-то мгновение залил все пространство вокруг. Юлька в ужасе отпрыгнула. Трактор резко остановился в нескольких метрах от машины. Из него, неуклюже цепляясь за дверцу, вывалился мужичок средних лет в замасленной одежде. Юлька отчетливо увидела, как он побледнел, в его глазах отразился и бесконечный испуг. Как будто он вдруг увидел за ее спиной что-то совершенно ужасное. Похолодев, она медленно повернула голову. За ней никого не было. Что его могло так сильно напугать?

Дальнейшее действо привело Юльку в полнейший ступор. Мужичок беспомощно опустился на колени, воздел руки к небу и громко завыл: «Не губи! Я больше – ни-ни! Чесслово! Можно я домой? К жене. Можно? А?»

– Мужчина, да что с вами? Езжайте, куда хотите, я-то тут при чем? – Юлька старалась перекричать хриплый голос из тракторного динамика.

Мужичок, не дослушав конца Юлькиной фразы, крестясь и причитая, резво заскочил в кабину. Оставив после себя неприятный запах солярки, трактор развернулся и быстро помчал обратно.

Вдоль дороги шумели листвой развесистые ивы. Считается, что они охраняют жителей от злых духов. Но из-за лохматых ив, в темноте, Юле показалось, что трактор затянул в открытую пасть огромный дракон. Ей стало страшно.

Что это было? Почему этот человек практически молился на нее? Сколько лет она не была тут? Десять? Больше? В детстве мама отправляла ее сюда на лето каждый год. Лет до двенадцати точно.

Пока была жива бабушка. Грустные мысли и детские воспоминания снова захлестнули Юльку. Два года назад ее мама тоже умерла от болезни сердца, и Юлька осталась совсем одна в этом огромном мире. Вздохнув, Юля положила фотоаппарат в сумку, села в машину, включила на всякий случай дальний свет и смело двинулась в драконью пасть.

* * *

Дом бабы Мани стоял у самого леса. В нем горел свет. На пороге появилась тетя Даша. Она сама вызвалась помочь с продажей дома, говорила, что вроде даже есть у нее на примете покупатель, которому она будет его показывать. Но для этого надо было переоформить дом с Юлькиной мамы на саму Юльку, выписать тете Даше генеральную доверенность и оставить номер счета, куда та после продажи переведет Юльке деньги. И все – прощай, Гверотяпка.

– Юляшка, детка, доброго вечера! Как доехала? – низким грудным голосом запела тетя Даша и заключила Юльку в крепкие объятия. – А я тут полы тебе помыла, постель постелила, воды два ведра принесла. Печку не топила – тепло вроде. Хочешь – сама стопи. Завтра – контора с девяти.

– Спасибо, тетя Даша. Вот – колбаску копченую привезла, как вы просили, – от тети Даши вкусно пахло свежей травой и молоком. Почти как от бабушки когда-то.

– Спасибо, деточка, пироги вот под рушником на столе тебе и крынка с молочком. Вечернее. Кушай. – Тетя Даша широко улыбнулась. – Все хорошо у тебя? Как доехала-то? Что-то лицо напряженное.

– Да… Тут у деревни трактор… – начала было Юлька.

– А, да это Лешка с пятницы гуляет, чтоб его, окаянного! – тетя Даша вдруг засуетилась. – Спокойной ночи тебе, детка. Побегу. Мне завтра с утра надо уехать на три дня в Псков. Ты бумаги оформишь – в конторе оставь, я заберу потом.

– Конечно, оставлю. А я тоже завтра все оформлю – и домой. В Питер. Спасибо вам! Я бы без вас не справилась.

– А, ну Бог в помощь тебе, – пробормотала тетя Даша и, прихватив колбасу, быстро посеменила домой.

* * *

Юлька посмотрела на часы. Всего десять вечера. По городским меркам – рано. Но деревня есть деревня.

Можно еще поработать над отчетами. Хорошо, что везде теперь интернет. А то послезавтра на работу. Работа не нравилась Юльке, но платили нормально. Да и не везде возьмут с незаконченным образованием.

Начальник Сергей Алексеевич – просто зверь. На вид такой импозантный, а матерился как сапожник. Кричал на всех по любому поводу. Вот его бы в Гверотяпку, на воздух, чтобы охладился и нервы подлечил.

В доме пахло пирогами и деревом. Юлька прилегла на кровать. Соломенный матрас приятно захрустел. Юлька вспомнила, как они с бабушкой набивали каждый год этот матрас свежей соломой из стожков за домом. И как она каталась потом с этих стожков, а бабушка ругала ее. Потом почему-то вспомнился куст кормоса. Круглые такие ягоды. Сладкие. Только растут очень высоко. Птицы успевали склевать их раньше, чем те созреют. Иногда несколько ягодок перепадало детям. Из тех, что падали. Интересно, жив еще тот куст? Надо завтра посмотреть. За этими мыслями тело Юльки приобрело невесомость, и, забыв об отчетах, она уснула, сладко посапывая на травяном матрасе. Пару раз за ночь ей чудился шорох, даже приходили мысли о мышах. Сквозь сон ей казалось, что она слышит чьи-то шаги возле дома и приглушенные голоса. Она хотела было встать и посмотреть в окно, но потом подумала, что это, наверное, тетя Даша встала рано и собирается в поездку.

* * *

– Ку-Ка-Ре-Ку!!! – в четвертый раз пропели деревенские петухи. Солнце уже встало, но в комнате по-прежнему царил полумрак. Юлька сладко потянулась, взъерошила свои густые светло-каштановые кудри и распахнула окно. В палисаднике буйно разросся тот самый куст кормоса, создавая уютную тень.

Юлька обвела взглядом палисадник. Он был таким маленьким! А в детстве казалось, что это целый мир! Вот тут был натянут гамак. А тут – пенек. Как-то раз мама стирала белье, поставив на него тазик, а четырехлетняя Юлька качалась в гамаке. Вдруг лицо мамы стало испуганным, и она тихо, но как-то очень напряженно сказала: «Юлечка, беги!» Ничего не понимавшая Юлька рванула, конечно, к маме. До нее было всего несколько метров. По пути ее голая пятка наступила на что-то скользкое, но раздумывать было некогда, и через мгновение она уже висела на маминой шее. Лицо мамы при этом выражало неподдельный ужас.

Позже выяснилось, что в палисадник откуда-то выползла большая серо-желтая змея. Прямо между Юлькой и мамой. И Юлька на бегу вроде как наступила ей на голову. Ой, ну и забегали все! Мама осмотрела каждый миллиметр Юлькиного тела. Пятки подверглись самому тщательному изучению через старую лупу. Кто-то кричал, что змею надо немедленно найти и убить. Что раз она такая яркая – наверняка ядовитая! Бабушка же сказала, что змея, даже если она ядовитая, в чем бабушка глубоко сомневается, не виновата, что ей по голове голыми пятками бегают. И никто Юльку не укусил – она точно знает. Слава Богу никаких увечий, кроме старых синяков и шишек от падения с велосипеда, на Юльке не нашли и дело замяли. Да и бабушкины слова имели вес. Но ужас перед змеями все-таки остался на всю жизнь. Юлька даже по телевизору не могла на них смотреть. И ничего скользкого она тоже в руки брать не могла, даже рыбу не готовила. Помнила те ужасные скользкие ощущения под ногами. Детский комплекс, что поделаешь.

Наскоро позавтракав пирогами тети Даши, Юлька собиралась в контору. В углу раздался шорох. Юлька взяла метлу и бесстрашно откинула цветастый полог, закрывавший вторую половину комнаты. На полу стопочками стояли книги. Одна из них лежала отдельно и была открыта. Юлька подняла ее и прочитала название: «Тайны Вселенной».

– Вот это да! Неужели моя набожная девяностолетняя бабушка таким увлекалась? Чудеса!

Ну да ладно.

В конторе Юльку ждало разочарование. Нужна была бумажка, которую подготовят только в четверг. Три дня! Что делать три дня в этом захолустье? И как сказать начальнику? При мысли о том, как он будет на нее кричать, Юльку передернуло. «А напишу-ка я ему эсэмэску» – решила она. И быстро настрочила что-то типа: «Непредвиденные обстоятельства».

Облегченно вздохнув, Юлька достала из сарая большущую лестницу и забралась на самую верхушку куста, разросшегося по палисаднику. Хоть кормоса, наконец, поем, сколько хочу. Ягоды были сладкие, вкусные. Бабушка никогда не разрешала Юльке лазить на кусты – боялась, что упадет. Наевшись и собрав целый ковш, Юлька поставила обратно лестницу и пошла в дом.

«Чем бы заняться? Может, книжку почитать?» – Юлька снова отдернула полог и начала перебирать книги. Ветер зашевелил кусты за окном, и она не услышала шороха и не заметила движения у себя за спиной.

«Так, это что тут у нас? „Приключения Гука“. Помню, в детстве читала, – Юлька улыбнулась, – про говорящих дельфинов».

Она захлопнула книжку, в воздух поднялось внушительное облако пыли. В носу жутко защекотало, и, сделав несколько судорожных вдохов, Юлька громко чихнула.

– Будьте здоровы, – раздался сзади вежливый баритон.

Юлька от неожиданности плюхнулась с корточек на пол. Сердце ее забилось громко и быстро. Юлька перестала дышать. Но кто-то совершенно определенно дышал у нее сзади. Она слышала это отчетливо. Мурашки поползли по спине. Юлька боялась повернуться. Рукой она пыталась нащупать что-нибудь типа палки, но вокруг были только книги.

– Кто здесь? – ее голос сорвался на фальцет.

За спиной снова раздался шорох.

– Не бойтесь, пожалуйста! Я не причиню вам вреда, – вкрадчивый мужской баритон раздавался уже не из-за спины, а справа, со стороны русской печи.

Превозмогая страх, Юлька медленно повернулась. За спиной никого не было. Она обвела взглядом комнату. Старенькие обои, шкаф, кровать, портрет бабы Мани на стене, печь, книги. Никого. Юлька потрясла головой, побила себя по щекам, больно ущипнула нос. Сердце все еще бешено колотилось – воздуха не хватало.

– Гкхм… – снова раздалось вежливое покашливание.

– Я был другом вашей бабушки. И вас я помню еще маленькой, такой смешной девочкой в синеньком в ромашках платьице. Мы даже с вами как-то встречались, – по голосу было слышно, что незнакомец широко улыбнулся.

Синее в ромашках платьице действительно у нее было, годика в три-четыре. Его выцветший вариант, в виде кухонной тряпочки, она видела с утра у печки. Рачительная баба Маня все пускала в дело.

– Вы… Домовой? – Юлька сама не верила, что говорит это вслух.

– Не совсем, но можно сказать и так.

– А вы… Можете показаться мне? Только не сразу весь, я вас боюсь. Ну… Высуньте, например, руку из-за печки… – Юлька встала спиной к стене и начала медленно продвигаться к выходу. Ей все еще казалось, что она спит и сейчас проснется. Она периодически щипала себя за нос и щеки. Было больно. Значит, это не сон.

– Руку… Это проблематично… Хотите, я потрясу занавеску, например.

– Ну попробуйте… Хотя нет! Подождите! – Юлька вытащила из сумки смартфон и нажала на кнопку. – Да! Шевелите!

Цветастая занавеска закачалась, образуя неровные волны.

– Хорошо, – Юлька выдохнула, резко развернулась и стремглав бросилась к двери.

Ярко светило солнце. У колодца стояли несколько женщин. Юлька, вдохнув полной грудью, бодрым шагом направилась к ним. Сейчас она позовет их в дом, и они вместе разберутся с этим «трясуном занавесок!» Женщины все разом уставились в ее сторону и начали оживленно перешептываться. Когда до колодца оставалось шагов сто, и Юлька уже открыла рот, чтобы поздороваться, из-за желтого забора, в другом конце деревни, выбежала толстая тетка и что-то истошно закричала, выразительно размахивая руками. Юлька не расслышала что, но, когда женщины у колодца, побросав ведра, в панике разбежались по дворам, ей стало совсем не по себе.

Неподалеку громыхнуло. Капли дождя упали на Юлькин смартфон. Она убрала его и поспешила к дому. Зайдя на веранду, она включила «просмотр видео». Занавеска реально шевелилась! По спине пробежал неприятный холодок. Заходить в дом было страшно. Но так хотелось узнать, что там! Как жаль, что тетя Даша уехала, а больше она тут никого не знает. Да и шарахаются от нее все как от прокаженной. Странное какое-то вообще место.

Как в подтверждение, в деревню въехали трое мужчин на велосипедах. Юлька распахнула калитку и хотела выбежать им навстречу. Мужчины, обернувшись в ее сторону, вдруг резко замахали руками, что-то невнятно закричали и быстро заработали педалями.

Их крики и проклятия еще несколько минут были слышны в деревне. Юлька испуганно бросилась в дом, к зеркалу. Может быть, в ее внешности появилось что-то ужасное?

На нее смотрела стройная девушка двадцати лет. Мягкие каштановые кудри спускались до плеч, на носу сияли задорные веснушки. Слегка раскосые зеленые глаза также не содержали никаких признаков уродства. То есть не было ничего в ее внешности, отчего можно было вот так бежать – бросив ведра или неистово крутя педали.

Может, это нечто за печкой не такое уж и страшное? По крайне мере, во всей деревне только он не боится самой Юльки. Она решительно открыла дверь в комнату.

– Эй, ты где? А ну вылезай немедленно!!!

– Вы уверены, сударыня?

– Да! Вылезай!

– Весь? – голос стал тише.

– Что? – Юлька поперхнулась ягодами из ковша на кухне. – А ты что расчленен, что ли?

– Нет, что вы. Я – целый. Просто… Я несколько длинный. Давайте я высуну часть.

– Хватит переговоров! Весь и быстро! А то сейчас ухват вот кину за печку! – Юлька угрожающе потрясла старой бабкиной утварью.

– Ну, хорошо, хорошо, – из-за печки раздался громкий шорох. – Только спокойно. Предупреждаю: я не кусаюсь, не бросаюсь. Одно ваше слово, и я спрячусь. К тому же я крайне учтив, начитан и образован.

– Хватит болтать! – Юлька зачерпнула еще горсть сладких ягод и сжала длинное древко ухвата. – Вылезай!

Из-за печи медленно появилась серая лента, напоминающая среднего размера шланг.

– А-а-а!!! Змея!!! Эй, кто тут со мной разговаривал? Помоги! Где ты там? Тут змея! – в ужасе закричала Юлька, вскочив на стол. – Ма-амочка!

Серая лента мгновенно исчезла за печкой.

– Ну вот… Всех волнует только внешность. Всем наплевать на тебя, на твои мысли, чувства, искания… Простите. Я напугал вас… Не надо было вообще показываться… Все скука проклятая… Мария Андреевна умерла, поговорить не с кем, обсудить прочитанное не с кем. Я – змея, просто змея… И все… Простите великодушно еще раз… Прощайте…

– Стой! Ты змея? Говорящая змея? Так же не бывает! – Юльке показалось, что она сходит с ума.

– Увы, – раздалось из-за печки. – Еще как бывает. Только я не змея, а питон. И не говорящая, а передающая. Как вы понимаете, никаких голосовых связок у питонов нет. Кроме вас, меня никто не слышит. Кстати, меня зовут Агафон, – голос, по крайней мере, тот, что Юлька слышала в своей голове, стал кокетливым.

– Питон Агафон? Да еще и экстрасенс? Здесь? В Гверотяпке? Бред какой-то! – Юлька еще раз для проверки больно ущипнула себя за нос. – А как ты сюда попал? – Шуршание приблизилось. – Нет! Только не вылезай пока, я еще не могу на тебя смотреть!

– Хорошо, хорошо, не покажусь. Что рассказывать? Работал в передвижном шоу. Условия, знаете ли, жуть просто. Кормили тухлятиной. Наматывали на шею кому ни попадя, для фото. Один раз чуть не задушил меня амбал какой-то. Удалось бежать. Скитался. Голодал. В общем, думал все, конец мне. Как-то раз началась сильная гроза. Заполз в баньку, чтобы спрятаться. Залез под котел. Там еще сверчок прятался один – Павел Петрович. И вдруг: грохот страшный, свет, жуткое дело, доложу я вам. В общем, попала в нас молния. Сверчку ничего, а я сильно пострадал.

– Ну-ну, и что дальше? – Юлька, свесила ноги со стола и, опершись на ручку ухвата, с интересом слушала запечного рассказчика. В бабы Манину баньку действительно молния попала как-то раз. Юльке годика три тогда было. Сама не помнит, но мама рассказывала.

– Ну и вот лежу я, весь израненный, а сверчок мне и говорит: «Там в доме бабушка живет – травница. Она тебе поможет. Ползи туда». Я и пополз. Наутро Мария Андреевна, царство ей небесное, меня возле крыльца и нашла. Поохала, поахала, но не выбросила. Выходила меня, и стали мы вместе жить. Да, кстати, после удара молнии – стали меня люди понимать и слышать. Да еще, неудобно признаться, сильно меня к чтению потянуло. Мария Андреевна все книжки мне из библиотеки носила, а когда все перечитал, то и покупала кое-что на распродажах. А иногда и люди за лечение приносили ей в благодарность. Так вот и самообразовывался потихоньку. Теологией увлекался, парапсихологией, медициной. Иногда Марии Андреевне помогал. Теоретически, разумеется. В последнее время вот устройством Вселенной озаботился. Жаль, книги негде больше брать. Вот если продадите домик – неизвестно кто приедет. Сверчок тот напротив поселился – так хозяйка его тарелкой убила. Думала – таракан. А он, между прочим, Кастанеду почти всего прочел. Такая вот жизнь…

– Ну ты даешь! Да моя бабушка глубоко верующим человеком была! Как она могла в говорящую змею, тьфу ты, прости Господи, в питона, поверить? Да еще и приютить его у себя! И советы по лечению слушать от него? Бред!

– А в чем вы тут противоречие вере-то находите? – изумился Агафон. – Помоги ближнему своему, не убий, поделись, возлюби… По-моему, как раз этому в Святом Писании-то и учат.

Юлька вспомнила бабушку. Хоть и по-детски все воспринималось тогда, но ведь действительно. И в город она переезжать не хотела, все говорила, что ей и тут весело. И змею эту, то есть Агафона, от всех защищала, когда Юлька ему на голову наступила. И сверчка-философа как жалко… Так! Стоп! Она что, во все это уже верит?

– Ну-ка, выползи сюда, покажись.

– А не испугаетесь?

– Нет, я уже подготовилась, – Юлька выпрямила спину и героически впилась ногтями в край стола. – Ползи!

Из-за печи показалась голова с двумя большими карими глазами.

– Ну как?

– Еще выползай! – кивнула Юлька.

Питон был не очень большой – метра полтора. Голова гордо возвышалась на гибкой шее. На нем был серо-желтый сложный узор. Юлька даже залюбовалась.

– У полосатого удава и дитеныш полосатый! – вдруг сказал Агафон.

– Это ты к чему это? – удивилась Юлька.

– Да так, африканская пословица. Просто у Марии Андреевны веснушки были, и у вас такие же! Очень даже красиво! – Он вежливо поклонился.

– Ну и шутки у тебя, – Юлька внимательно рассматривала Агафона. – А ну, давай поближе, только медленно!

– Можете меня потрогать. Я, кстати, вовсе не холодный, если меня не пугать. – Питон учтиво посмотрел прямо в глаза.

Юлька, превозмогая ужас, медленно протянула руку вниз. Агафон был теплым и мягким.

В сумке мелодично зазвонил телефон.

– Прости, Агафон. Мне надо ответить. Надо же, и правда, ты очень теплый. Никогда бы не подумала. – Юлька медленно убрала руку от питона и потянула на себя ремень от сумочки.

Резкий голос начальника вернул ее к реальной жизни. Голос Юльки задрожал. Всегда, когда она говорила с ним, она чувствовала себя заранее виноватой.

– Малахова! Ежкин кот! Ты что себе, блин, позволяешь, я тебя спрашиваю? Какого такого лешего я тебе должен три дня еще давать? Быстро, чтоб завтра была на работе!

– Ну, Сергей Алексеевич, извините. Я… Не могу… Мут… Понимаете. Я же Вам говорила, бабушка моя, травница, наследство, переоформление, – замямлила Юлька.

– Приехали, мля! – громко раздалось в трубке. – Травницы, экстрасенсы! Шарлатаны все! Работать надо, ежкин кот!

Агафон сочувственно смотрел на Юльку. Она нервно и размашисто ходила по комнате, прижимая к уху телефон и пытаясь что-то бормотать в оправдание.

– Юля, скажите ему, что у него дочь астмой болеет, потому что он много кричит и матерится. Как только перестанет – она поправится.

– Ты что, с ума сошел? Я вообще не знаю, есть у него дочь или нет! Он живет на работе! И орет все время! – зашептала Юлька, закрыв рукой трубку, и нервно затолкала в рот очередную пригоршню сладкого кормоса.

– Скажите, скажите. Есть у него дочь. Шесть лет. Зовут Лиза. Болеет астмой. Потому он и напряженный всегда такой, – настаивал Агафон.

На мгновение Юле жаль своего злобного начальника. Трубка все еще сотрясалась от его криков. «А-а, была не была! А вдруг и правда это несчастному ребенку поможет», – подумала девушка.

– Сергей Алексеевич, а знаете, ваша Лиза… – И Юлька выпалила в трубку то, что советовал ей Агафон. Затем выключила телефон, затолкала его в сумку и горестно выдохнула: «Ну вот, все! Меня уволят! Ну а с другой стороны, и правильно, а то я уже третий год хожу на работу и жду, когда он в очередной раз на меня набросится».

– Вот так лучше, – Агафон вальяжно потянулся. – А вы никогда не думали дело Марии Андреевны продолжить? Мне кажется, у вас бы получилось. Вы к состраданию способны.

– Да куда там. Мне в медицинский никогда не поступить. Да и учусь я уже. На экономиста.

– Ну не обязательно в медицинский институт. Можно и ветеринаром быть, и фельдшером, или лекарственные растения собирать, – замурлыкал Агафон.

– А как же образование? – усмехнулась Юлька. – Без него сейчас никуда. Второй сорт.

– Ну образование само по себе ничего не дает. У соседки вашей, тети Даши, за плечами сельхозтехникум. Энтомологию изучала, наверное, а Павла Петровича от таракана отличить не смогла. – Агафон нервно засопел. – Да и менять никогда ничего не поздно. Я вот изменил свою жизнь – и весьма счастлив был.

Юлька уже совсем не боялась питона. Между ними установилась неуловимая связь. С ним Юлька не чувствовала себя такой одинокой и маленькой. Оставшиеся пару дней они переобсуждали все книги, которые хранились у бабушки, шутили, спорили, строили планы. Юлька даже пригласила Агафона к себе, в Питер. Он вежливо отказался. О продаже дома, конечно, уже не было и речи.

В последний вечер Юлька съела остатки ягод. Они уже начали бродить. В голову немного ударил хмель, и Юлька легла спать пораньше.

* * *

Наутро ее разбудил громкий стук в дверь. С трудом оторвав от пахнущей сеном подушки больную голову, она побрела открывать. На пороге стояла взволнованная тетя Даша.

– Ты что это? В конторе сказали: один раз пришла и пропала! Все бумаги давно готовы! Бледная ты какая-то! Да что с тобой?

Юлькина голова раскалывалась, мысли путались. На кухне было светло и пыльно. На столе валялись остатки тетиных Дашиных пирогов и чашки.

– А это что такое? – Тетя Даша поднесла к носу ковшик из-под ягод. – Кормос? Ты его сколько съела? Ковшик? Ну тогда понятно! Он штука хорошая, но в микродозе – потому и растет так высоко. – Ну-ка, давай, одевайся и быстро ко мне кофе пить, а потом в контору!

Юлька послушно брела за тетей Дашей, перебирая в голове все события последних дней. Агафон, сверчок, начальник… Начальник! – Юлька судорожно нажала на кнопку смартфона – экран приветливо засветился. Звонки от начальника – один принятый, десять пропущенных. И СМС! Все! Это конец! Юлька громко заплакала.

– Что с тобой, детка? – Тетя Даша обняла ее за плечи. – Ну ка, рассказывай!

И Юлька, давясь слезами, рассказала обо всем, начиная с тракториста.

– Ах ты, бедная моя, вот натерпелась-то! – тетя Даша сочувственно покачала головой. – Леха, этот тракторист, уже третий день пил. Поехал за очередной дозой в город, а на дороге – тарелка летающая! Да, да, он так и сказал! – засмеялась тетя Даша, похлопывая по плечу всхлипывающую Юльку. – У тебя двери то обе были открыты в машине, да фары горели, да темно, да на концах дверей еще лампочки – чем не тарелка! А тебя-то, милая, он в темноте вообще не видел и не слышал, на фоне такого-то объекта! Вот и решил, что пора завязывать! Вторую неделю не пьет! Так что спасибо тебе от жены его!

– А женщины у колодца, а велосипедисты? – снова захлюпала Юлька.

– Ой, а это еще проще, – тетя Даша откинулась на стуле и скрестила руки на груди. – В нашей деревне семья с севера дом купила, ну цыганский бывший, в центре, помнишь?

– Угу, – кивнула Юлька.

– Ну так они взялись пчел разводить, для прибыли, значит. Купили ульи, пчел, а знаний-то нет – одно желание. Ну вот и вздумали они мед снять. Пчелы-то с утра улетают до вечера – можно заниматься. Да пчеловоды по неопытности не посмотрели, что тучи вокруг деревни ходят. Вот они, значит, все ульи-то разворотили, а пчелы в обед тучу увидали – да по домам. А там люди в шляпах и с дымом в их домах орудуют. Ну у пчел-то шок, знамо дело – они и давай всех жалить налево и направо. Вот об этом тетка-то с желтого дома и кричала тем, что у колодца. Они и побежали скот да детей в дома прятать – чтоб не закусали, значит. – Тетя Даша громко отхлебнула чай из блюдца.

– А мужчины на велосипедах? Они как меня увидели, так сразу руками и замахали! – не унималась Юлька.

– Да их как раз пчелы-то и начали жалить, когда они в нашу деревню въехали! Тебе-то вот повезло еще, душа моя, а то они, когда дюже злые, так разукрасить могут, жуть! Да и опасно это. Так что не бери в голову. А Агафон твой – так просто приснился тебе. Это от ягод. Они когда бродить начинают, сильно в голову дают. У тебя телефон какой?

– В смысле? – не поняла Юлька.

– Ну, «Билайн» аль «Мегафон»?

– «Мегафон».

– Ну вот, «Мегафон», Агафон – вот тебе, как говорится, и понятно, кто откудова.

– А сверчок?

– Ну, сверчок, было дело. Грех на мне. – Тетя Даша грустно вздохнула. – Я тараканов страсть боюсь. Выскочил неожиданно. Вот и пульнула тарелкой. Каюсь. Не поняла я, что это сверчок. Хочешь, покажу?

Тетя Даша достала из-за занавески, прикрывающей кухонные полки, маленькую стеклянную баночку, бережно завернутую тряпочкой, в которой, скорбно скрестив лапки, лежало тельце животного. Он был чем-то похож на кузнечика, но коричневого цвета. На всем нем, даже на лапках, росла шерстка. Головка была наклонена набок. На ней четко различались носик, ротик и глазки. Он был таким трогательным, что Юльке стало нестерпимо жалко это так глупо погибшее, маленькое существо.

– Пашей звали, – дрогнувшим голосом прохрипела тетя Даша и, не дав Юльке опомниться, быстро затараторила. – Ну пошли, быстро, за полчаса все сделаем.

* * *

Через час уже со всеми бумагами и собранными пожитками Юлька покидала свои гверотяпские хоромы. Когда она проходила мимо портрета бабы Мани, Юльке показалось, что та улыбается ей со стены. Обернувшись на прощание, она тихо сказала: «Ну до свидания, Агафон».

– Всего наилучшего, – ответил приятный баритон.

* * *

В машине Юлька наконец осмелилась открыть эсэмэску от злобного начальника. В ней было всего несколько строк: «Юлия, большое спасибо. Лизе стало значительно лучше. Вы можете решать свои проблемы столько, сколько вам это будет необходимо. Звоните. С уважением. Сергей Алексеевич».

Юлька почувствовала, как внутри разливается приятное тепло. Как это здорово, когда можешь кому-то помочь! Юлька улыбнулась и бросила смартфон на связку книжек по траволечению, прихваченных из бабушкиного дома.

Ольга Несмеянова

Война миров

И какого черта я послушался привидения!

Обвив ногами сук, я дотянулся до бутылки на соседней ветке, сделал глоток и посмотрел, сколько осталось. До возвращения Бобо воды хватит. Без остального как-нибудь продержусь. Лишь бы меня не обнаружили и не стащили вниз. Алхимик заверил, что в зелени листьев им меня не разглядеть. Но вдруг он снова соврал?

По большому пальцу правой ноги пополз муравей. Я осторожно потряс ступней. Тварь свернулась клубком и впилась в кожу с фанатизмом испанского инквизитора. Когда при свете луны я карабкался на дуб, отсутствие носков только помогало. Но сейчас я отдал бы за них полрукописи. Ну, Бобо, держись. Муравьев я тоже включу в счет.

* * *

Борис позвонил ночью…

Увидев на экране прозвище лучшего с детсадовских времен друга, я решил не отвечать. Если его опять повело на розыгрыши, пусть ищет жертву в другом месте. Мне уже не шесть лет и даже не двадцать, когда я покупался на все его провокации. Но телефон звонил снова и снова, и я ответил.

– Клянусь тебе – я не шучу, – быстро произнес Бобо вместо приветствия. – Мне позарез нужна твоя помощь. Послушай меня всего одну минуту.

Возбужденный голос Бобо, летчика экстра-класса, то и дело терялся в реве самолетных двигателей.

Бобо уложился в пятьдесят семь секунд. Еще несколько секунд я переваривал услышанное, закипая, как камчатский гейзер. Потом моя ярость выплеснулась наружу.

– Я правильно тебя понял? – моему шипению позавидовала бы кобра. – В три ночи ты пугаешь меня звонком, чтобы сообщить, что улетаешь на месяц в очередную свою тьмутаракань. А в качестве бонуса просишь пожить это время в твоей развалюхе и повыгуливать каких-то Севочку и Максимилиана, которые не собаки. Причем Севочку нужно выгуливать по четным числам, а Максимилиана – по нечетным.

– Умница! – возопил Бобо. – Ты всегда все понимаешь с первого раза. Ключ от поместья – под левой задней лапой льва. Ключи от темниц – в подземелье, на стене, справа от лестницы. Фонарем не пользуйся – только свечой, я оставил на кухне большую коробку.

Бобо умолк, вслушиваясь, что ему кричат издалека.

– Прежде чем открыть замок, свечу гаси – они пугаются. И еще: выгуливать их надо строго с одиннадцати вечера до пяти утра. Забот, в общем-то, никаких. Вечером вставил ключ в замок, свечу погасил, замок открыл, в сторонку отошел. Дальше они сами. Дрессированные. Утром тихонько подошел, замок закрыл – и свободен. Спи, гуляй, пиши свой триллер. Ну, все, я побежал.

– Подожди, – заорал я. – Кого я должен выгуливать? Если это не собаки, то кто?

– Трусишь? – хохотнул Бобо. – Великий сочинитель ужастиков боится неведомого?

– Не скажешь – не поеду, – разозлился я.

– Сам разберешься. Поверь, будет интересно… Да иду я, иду, – крикнул он уже в сторону и отключился.

Не поеду, решил я. Бобо опять взялся за старое. Я повспоминал, чем закончился для меня последний его розыгрыш, завернулся в одеяло с головой и заснул.

И только заснул, Бобо позвонил снова.

– Забыл сказать, – орал он, перекрикивая рев двигателя. – Севочка и Максимилиан – они в подземелье жилого крыла. В другое лучше не суйся. Там что-то посвистывает. Может, ветер в щелях, может, еще что. Я пока не понял. В общем – береги себя.

Он снова хохотнул и исчез.

Двенадцать часов спустя я стоял перед замызганным бесхвостым мраморным львом, шаря под левой задней лапой в поисках ключа от входной двери.

Вытянутое полуразрушенное каменное здание, возведенное два века назад, мой друг купил недавно. Объехал на своем Range Rover территорию размером с Бельгию и нашел что хотел. Прикрыв крышей одно крыло, он позвал меня на новоселье. Тут и выяснилось, что Бобо искал не просто древнюю усадьбу с аристократическим прошлым. Ему нужен был дом, в котором могли бы жить привидения.

На момент покупки никакие призраки в поместье, разумеется, не водились. Но Бобо был оптимистом. Он верил, что однажды они обязательно у него поселятся, так как лучшего для себя места им просто не сыскать.

Теперь, сидя на дубе высоко над землей, я понимал: он знал, что говорит.

* * *

Мое обустройство в поместье много времени не заняло. Бобо, при всей своей склонности к розыгрышам, был человеком обстоятельным. В жилом крыле нашлись хорошо оборудованная кухня, уютная спальня и кабинет с большим письменным столом, на котором я тут же разложил ноутбук и распечатанную рукопись. За основное благо цивилизации в доме отвечал бензиновый электрогенератор. А в двух десятках километрах от поместья находился районный центр, где можно было разжиться продуктами и заплатить за мобильный интернет.

И поскольку день все еще не закончился – а на день Бобо мне никаких инструкций не давал, – я спустился с фонарем в подземелье. В коридор, выложенный из грубо отесанных каменных блоков, выходило несколько дверей. Запертыми были две – слева и справа от прохода. На левой мелом было выведено «Севочка», на правой – «Максимилиан». От левой пахло сероводородом. Пол у правой был слегка присыпан красным песком. Я поприжимался к дверям ухом, ничего не услышал, отчалил в кабинет и включил ноутбук.

Первая неделя прошла спокойно.

Каждую ночь, чувствуя себя идиотом, я дважды спускался в подземелье со свечой, чтобы открыть-закрыть одну из дверей с меловой надписью. В то, что мечта Бобо таки сбылась и Севочка и Максимилиан – привидения, я, конечно, не верил. Во-первых, потому, что не верил в них в принципе. Во-вторых, потому, что настоящим призракам вряд ли понадобился бы дворецкий.

И хотя в привидения я не верил, идея их обитания рядом с одиноким писателем мне нравилась, и я решил включить ее в триллер.

Неделю я колотил по клавиатуре ноутбука со скоростью победителя мирового чемпионата по скоропечатанию. На восьмой день, прочитав написанное, стер все. Сочинению определенно не хватало драйва.

Когда писателя поражает творческий кризис, от него можно ожидать всякого. Я, например, включил фонарь и полез в подземелье нежилого крыла.

В нем пахло вековой сыростью, а все двери были закрыты намертво. Отыскав ржавое кольцо, на котором болтались десятки ключей размером с кочергу, я пошел по проходу, отплевываясь от паутины.

Ключи к шести запорам я подобрал за полчаса. Еще полчаса потратил, чтобы открыть последнюю седьмую, дверь. Пока боролся с заевшим амбарным замком и ржавым засовом, из-за двери раздавалось легкое посвистывание. Но и в этой темнице не нашлось ничего, что пощекотало бы нервы. Ни прикованного к стене скелета, ни заплесневелого гроба. Даже свиста больше не было слышно. Разочарованный, измазавшийся и уставший, я оглядел подземелье с распахнутыми дверьми. Снова возиться с запорами не хотелось, и я решил, что вернусь сюда завтра.

Откуда мне было знать, что джин уже выпущен из бутылки.

* * *

В ту же ночь меня разбудил грохот. Казалось, по коридору бредет вдрызг пьяный слон, которого шатает от стены к стене. Стены содрогались, с них, как перезревшие груши, сыпались пустые рамы для картин, которые натащил сюда Бобо.

Натянув джинсы и схватив бейсбольную биту, которую на всякий случай держал у постели, я подскочил к двери и начал осторожно, чтобы не звякнула, поворачивать защелку.

– На вашем месте, сударь, я бы сейчас воздержался от инспекции, – донесся из-за ширмы вкрадчивый голос. – Мадам Севочка – особа и демонической силы, но диван может не удержать.

Я дернулся, выпустил защелку и уставился в темноту.

– Не ровен час как раз над вашей головой и уронит, – мрачно произнес голос и сочувственно вздохнул.

Галлюцинациями я никогда не страдал, алкоголь употреблял только в компании, поэтому, подняв биту над головой, крикнул: «А ну, выходи!»

– Зачем вы так, батенька, – голос зазвучал укоризненно. – Я же помочь хочу. От беды уберечь.

Преодолев расстояние до ширмы в три прыжка, я обрушил на нее биту. Хрупкое сооружение с треском, свидетельствующим о непоправимых разрушениях, рухнуло на пол. Следом полетели медный таз и кувшин с водой, приготовленные для утреннего умывания. Ногам стало мокро.

– Мнится мне, Борису Павловичу не придется по душе ваше размахивание варварским оружием, – донесся голос уже от двери. – Вы бы еще гвоздями свою дубину изукрасили. Ну, свистите, ежели понадоблюсь.

Дверь приоткрылась на щелочку, раздалось тихое посвистывание, и она захлопнулась, будто от сквозняка.

Я выглянул в коридор.

Вдали, перегораживая проход, вверх ногами лежал диван, на котором еще сегодня вечером я прихлебывал кофе, шаря по интернету.

В следующую секунду мимо меня с лязганьем пронеслись щит и шлем норвежского викинга. Из шлема, похожего на туристический котелок, торчали закрученные рога какого-то барана. С щита сыпался красный песок.

Схватив фонарь, я покинул спальню через окно и пробрался в подземелье.

Двери с надписями «Севочка» и «Максимилиан» были открыты настежь.

Я оцепенел. У Бобо не просто завелись привидения – они вышли из-под контроля.

Дождавшись утра, свистя и озираясь, чтобы не попасть под летающую мебель, я обшарил поместье.

Алхимик – так он представился – объявился не сразу. Теперь-то я знаю: он наслаждался моей растерянностью.

В полдень, когда, измотанный бесплодными поисками, я варил кофе, с оконной занавески послышалось посвистывание.

– Выкладывайте, что происходит, – грозно произнес я. – Это вы открыли двери Севочки и Максимилиана? Почему в поместье творится черт знает что?

– Если вы, сударь, перемещение мебели имеете в виду, то Севочка оборудует себе будуар, – объяснило привидение. – Что касается остального… М-м-м-м… Молодой человек, я провел в заточении сто восемьдесят три года. Представляете, как томило меня вынужденное безделье? Как мечтал я строить козни, подобно всякому другому призраку.

Меня шатнуло.

– Вчера мне открылась жестокая тайна, – продолжило привидение. – Оказалось, в этом доме заточены еще два моих соплеменника. Я не мог не вызволить их из темницы. Отомкнув запоры, я даровал им свободу. Вы же не будете отрицать, что привидения ее достойны?

– Да вы прямо мыслитель-просветитель, – взбеленился я. – Вольтер или, как там его, Жан-Жак Руссо. Эти ваши свободолюбивые собратья за неделю поместье на клочки разнесут. Что я Борису скажу?

– Борис Павлович будет вам исключительно признателен. Сам-то он не решался разом всех нас выпустить. А с вашей помощью сбудется его давняя мечта – свести под одним кровом привидения разных цивилизаций и начать развивать внутренний туризм.

– Что развивать? – потрясенно переспросил я.

– Внутренний туризм, – беспечно прошелестел Алхимик. – Чему, милостивый государь, вы удивляетесь? Когда в уезде прослышат, что у нас тут делается, сюда зеваки потянутся. А там губернии подключатся, Санкт-Петербург, Москва. За столицей из Европы поедут, из Азии. Китайцы. Борис Павлович говорит, они ноне сильно разбогатели. Для восстановления поместья самое то.

Чтоб не рухнуть, я навалился на кухонный стол. Из троих – меня, Бобо и привидения – двое точно были не в адеквате. С тоской вспомнив, что через месяц мне сдавать рукопись в издательство, я решил разговор о внутреннем туризме дальше не поддерживать. Побоялся, крышу снесет и у меня. Но один вопрос все же вызывал жгучее любопытство. О привидениях каких цивилизаций говорит этот старый жлоб?

– Да неужто Борис Павлович вам не открылся? – удивился Алхимик. – Видимо, поостерегся, что откажете ему в просьбе. Только Севочка – привидение с Венеры, потому сероводородом и попахивает. Ну а Максимилиан, как нетрудно догадаться по песку, – с Марса. Инопланетяне они, батенька, отсюда и грядущие проблемы.

– Грядущие? – проблеял я, почему-то немедленно Алхимику поверив. – В центре России невесть откуда взялись два инопланетных привидения, и этого, по-вашему, мало?

– Откуда они – понятно. С потерпевших крушение летающих тарелок. А насчет грядущих проблем не извольте сомневаться. В силу юного возраста вы еще не умеете заглядывать в будущее. А там много чего может приключиться.

– Чего? – вздрогнул я.

– Война миров, сударь. Похлеще, чем у Уэльса.

Алхимик тяжело вздохнул, присвистнул синичкой и испарился с занавески в неведомом направлении. Занавеска, кстати, даже не шелохнулась.

«Бред», – отмахнулся я. Ну какая война миров между двумя привидениями, хотя бы и с разных планет. Что им делить?

Пару суток я шатался по поместью, уговаривая на всех известных мне языках Севочку и Максимилиана вернуться к прежнему образу существования. Но то ли языков знал недостаточно (русский и английский со словарем), то ли Алхимик подзуживал их не поддаваться, только успеха я не добился. Морщил нос от запаха сероводорода, стряхивал с головы песок – на этом попытки законтачить с инопланетянами заканчивались.

А потом, как и предсказывал старикашка, разразилась война. И не в поместье – в райцентре, куда я ездил за продуктами. Алхимик, естественно, не признался, но уверен – это он подсказал привидениям, где можно разгуляться. И дальше, с интересом засидевшегося в темнице, лил в костры страстей бочки масла.

Севочка и Максимилиан мерились амбициями. Типа – кто круче.

Началось с того, что марсианин устроил в центре городка небольшой смерч, в котором покрутил болонку владелицы местного кинотеатра. С собачкой ничего существенного не произошло, разве отмыть ее не удалось. Но когда псину сняли с крыши тонара, торгующего хлебом, с ее хозяйкой случилась истерика.

Севочка ответила северным сиянием, неделю висевшим над зданием райадминистрации.

И понеслось.

Будь здесь Бобо, он бы порадовался. Внутренний туризм развивался со скоростью гиперзвуковой ракеты. В город повалили жаждующие узреть чудеса своими глазами. Местные отельеры взвинтили цены. Стремительно – за два дня – открылись еще пять хостелов. Места в них тут же забронировали на месяц вперед. Экскурсии и делегации валили со всех сторон, самые важные губернатор сопровождал лично.

* * *

Я поерзал на суку, разминая седалище. С соседней ветки донеслось посвистывание.

– Сидите? – прошелестел Алхимик.

– Нет, – шепотом проорал я. – Лежу на диване и плюю в потолок.

– Злитесь, – констатировал собеседник.

Я промолчал, хотя меня затрясло так, что с дуба посыпались желуди. Жаль, привидения ничем нельзя пришибить. Пули и мечи-кладенцы проходят сквозь них как сквозь туман.

– Счастливый отец опять пересчитывает отпрысков, – сообщил Алхимик. – В седьмой раз. Очень нервничает, потому разные цифири получаются. То тридцать шесть, то тридцать девять. А как-то, представьте, и вовсе сорок два вышло.

– А на самом деле сколько? – уныло поинтересовался я.

– Тридцать семь, – горделиво заявило привидение, будто появление тридцати семи юных венерианско-марсианских полукровок было его великой заслугой.

Впрочем, так оно и было.

* * *

Когда Максимилиан поменял местами памятник Ленину и конную статую основателя города, а Севочка спроворила в фонтане сероводородную ванну, я решил, что с войной миров пора завязывать, и отправился на поиски Алхимика. С тех пор как он изображал оракула, мы не встречались. Мне не хотелось слышать язвительное: «Я предупреждал».

Я нашел его в глубокой задумчивости. Наверное, вынашивал очередную пакость.

И тут ему подвернулся я.

Сейчас понимаю, как осчастливила его моя просьба о помощи. Туман, в виде которого Алхимик иногда мне являлся, аж заискрился малиновым и зеленым. Я же, идиот, обрадовался. Решил, он на моей стороне. Но негодяй просто сообразил, какие возможности перед ним открываются. Нет, не зря его двести лет назад сунули в темницу.

– От битвы амбиций их сможет отвлечь только очень сильное чувство, – прошелестел он мечтательно.

– Ежу понятно, – буркнул я. – Предложить им сойтись врукопашную?

– Нет-нет, – возразил Алхимик. – Я имел в виду чувство неземное. Сродни Божественной благодати.

– Неземное? – ухмыльнулся я. – Для венерианки и марсианина – то, что нужно.

– И чувство это – любовь, – пропел Алхимик.

У меня отвалилась челюсть. Да я не могу эти инопланетские привидения в поместье вернуть! Как же заставлю влюбиться друг в друга? К тому же вдруг в порыве страсти они разнесут город по кирпичику.

– Не малодушничайте, сударь, – весело прошелестел Алхимик. – Мы сварим любовное зелье.

Весь следующий день я колесил по округе в поисках сушеных мышиных хвостов, соловьиного помета и другой вонючей дряни. Зелье варганили на кухне. Вообще-то, варганил я. А Алхимик, облачком перемещаясь над кастрюлями, указывал, сколько чего в какую кастрюлю закладывать. К моему удивлению, зелье, вопреки ингредиентам, хорошо пахло и отливало розовым перламутром.

Расставив вазы с зельем по всему поместью, я завалился спать. Проснулся в тишине. Впервые за две недели в доме не громыхали доспехами, не таскали из комнаты в комнату шкафы. Я бросился в город. Там тоже ничего не происходило, если не считать, что кто-то опустошил все клумбы, выдрав с корнем и цветы, и сорняки. Вернувшись, я обнаружил и то и другое в Севочкином будуаре. Турецкий ковер на полу был густо засыпан красным песком. Но стоило ли обращать внимание на такие мелочи!

Несколько дней я наслаждался покоем и писал, как графоман. Беспокоило лишь одно: после варки зелья Алхимик ко мне не заглядывал. Но я гнал прочь тревожные мысли.

Ну и дураком же я был.

Той ночью меня разбудило посвистывание.

– Вставайте, сударь, – прошелестел Алхимик в ухо. – Дела плохи. Севочка рожает.

Вскочив с постели, я почувствовал, что дом трясется как в лихорадке. Тряска сопровождалась воем ветра и металлическим бряцанием. Приоткрыв дверь, я опрометчиво высунул голову в коридор. По проходу неслись шлем викинга, лишившийся где-то одного рога, кольчуга тевтонского рыцаря и фальшивый меч Александра Невского. Меч, пролетая мимо, чуть не произвел усекновение моего мыслительного органа.

– Папаша нервничает, – сообщил я Алхимику, всовывая голову обратно. – В первый раз, наверное, отцом становится.

– Да вы, батенька, первостатейный тупица, – голос Алхимика звучал истерически. – Севочка вот-вот произведет на свет двадцать, а то и больше опасных существ. Они запросто задушат вас в своих объятиях.

– С чего бы им меня душить? – недоверчиво поинтересовался я. – Я им вроде ничего не сделал.

– А если не детишки задушат, то новоиспеченные родители. Им не терпится отблагодарить того, кто сделал их счастливейшими существами во Вселенной.

– Не понял, – пробормотал я. – Я тут при чем? Любовное зелье – ваше изобретение.

– Ну, – замялся Алхимик, – я немного ошибся с концентрацией соловьиного помета. И мышиных хвостов мы переложили. Потому беременность Севочки протекает ускоренно и количество ожидаемого приплода утроилось или даже учетверилось.

Алхимик покашлял.

– Когда я понял, какими будут последствия нашего с вами эксперимента, то решил, что вся слава, все родительское обожание должны достаться вам. Ну и сказал, что зелье сварили вы. Они были в восторге.

У меня отвисла челюсть.

– Бодритесь, – нервно хихикнул Алхимик. – Как выражается Борис Павлович – поздняк метаться.

* * *

Карабкаясь ночью на дуб, я думал, не разыгрывает ли меня Алхимик. Может, война миров шла не между венерианкой и марсианином, а между мной, живым человеком, и малахольным привидением, решившим развлечься за мой счет? Существуют ли на самом деле Севочка и Максимилиан? Алхимику и самому под силу навести шороху на провинциальный город.

Ладно. Послезавтра вернется Бобо и разберется со своими призраками. А пока я тут посижу.

Я хлебнул воды и поерзал по толстому суку. Через минуту на травянистую площадку перед главным входом в усадьбу спланировал белый рояль.

– Севочка готовит торжества, – сообщил вновь объявившийся Алхимик. – Собирается вас канонизировать. Максимилиан, естественно, не возражает. На вашем месте я бы встревожился.

– А я что, по-вашему, делаю? – огрызнулся я.

Тут до меня дошло.

– Как канонизировать? Я пока еще жив.

– Не знаю как, только после вашей канонизации счастливое семейство отправится на поиски космического корабля, чтобы улететь домой. Правда, пока не решили куда – на Марс или Венеру. Вас возьмут с собой. Севочка уверена: на Венере вы станете самым почитаемым святым. А Максимилиан собирается сделать вас главнокомандующим всего марсианского войска. Возглавите, говорит, завоевание новых планет.

Он помолчал. А когда вновь заговорил, голос его звучал грустно.

– Но, боюсь, до миграции на Марс вас ждут другие испытания. И тут я ничем помочь не смогу. Видите белый рояль?

Я утвердительно покивал.

– Севочка позаимствовала его в городском Дворце культуры. Пока он плыл по воздуху, за ним по земле гналась полиция. Слышите сирены?

Я прислушался, хотя в этом уже не было нужды. На площадку перед домом ворвались три полицейские машины. Одна остановилась под дубом. Из нее вышел здоровяк с пистолетом на боку. Взглянув вверх, он хмыкнул и прокричал строгим голосом:

– А ну, слазь.

Татьяна Мельникова

Наследница диковинной коллекции

Лера вошла в кофейню. Ей жизненно необходимо было увидеть официанта, который работал здесь по четвергам и субботам. Девушка заняла дальний столик у окна.

– Как обычно? – всего-то спросил он, а Лера уже лучезарно улыбалась и не могла скрыть радости от встречи.

Как обычно – это черничное пирожное и кофе со сливками. Лера кивнула в знак согласия.

– Плохой день?

– А? Ну да, – растерялась девушка.

– Оно и видно, – усмехнулся парень и ушел.

Лера обернулась к своему отражению в оконном стекле. На ее голове пестрела коричнево-зеленая фуражка с логотипом магазина садовых принадлежностей.

Полчаса назад ее уволили за партию разбившихся цветочных горшков.

Она стянула с себя элемент униформы. Май. Ветер трепал деревья и поднимал пыль. Прохожие закрывали лица, чихали и морщились. Когда официант принес заказ, Лера не обернулась к нему. «Пусть знает, что я обиделась!» – рассудила она.

Вернувшись домой, Лера нашла в почтовом ящике письмо.

– Да ладно! Что так быстро?

На конверте обратным адресом значилась нотариальная контора.

– Так бы оперативно зарплату выдавали, – обиженно пробурчала она, представляя нули в сумме материального ущерба, причиненного магазину.

Весь остаток дня Лера посматривала на конверт, но не распечатывала. Дотерпела до вечера, потому что лучше плакать один раз на ночь, чем весь день. Тем более от частых рыданий появляются мимические морщины.

Кто же знал, что у Леры был прадед, который решил умереть в расцвете лет и не оставил завещание?

«Пусть там будет квартира или хотя бы счет в швейцарском банке», – думала она и удивлялась собственной меркантильности. «Хотя бы слезинку проронила о родственнике», – укоряла совесть.

Утром у входа в нотариальную контору Лера резко затормозила, не удержалась и раскорячилась на лестнице.

«А вдруг его хоронить придется?» – мелькнуло в голове.

Эта мысль так расстроила Леру, что, собрав себя со ступенек, она на тяжелых ногах вошла в приемную. В прохладном затемненном помещении Лера плюхнулась на кожаный диван.

– Вы записывались? – щелкая по клавиатуре наманикюренными ногтями, обратилась к Лере секретарша. Выйдя из-за стола, она набрала в пластиковый стаканчик воду из кулера.

– Выпейте. Вам плохо?

Лера неприлично рассматривала работницу конторы, на бейдже которой значилось «Наталья». Высокая и стройная, с белоснежной кожей, она вызвала в веснушчатой низкорослой Лере постыдное чувство зависти.

– Нет, нет, – опомнилась она. – У меня вот…

При виде конверта глаза секретарши округлились. Приветливость сдуло ветром.

– Я доложу о вас.

Лера хотела взять предложенный стаканчик, но секретарша кинула его в корзину для мусора.

– Абрам Авраамович, к вам эта, – не входя в кабинет начальника, через раскрытую дверь сообщила Наталья. – Наследница.

Послышалось шуршание бумаг и топот. На пороге кабинета появился маленький, пухлый, лысый, в сером атласном костюме мужчина неопределенного возраста.

– Прошу, прошу, заходите, Наташа! – начальник грозно зыркнул на секретаршу и потребовал. – Принеси нам чай. С ликерчиком!

Он взял Леру под руку и ввел в кабинет.

– Не обращайте внимания на нее. У Натальи с Давыдом Плутарховичем были давние отношения. Я бы сказал даже древние. Но с их видом бывает так… Так неожиданно.

– С каким видом? – не поняла Лера.

Но Абрам Авраамович сразу перешел к делу и положил перед Лерой толстенную папку.

– Я рад, что вы так скоро прибыли, – не поднимая головы, сказал он. – Ознакомьтесь.

– А можно вкратце? – попросила Лера, с любопытством глядя на пожелтевшую бумагу.

– Давыд Плутархович, да спасется душа его, владел однокомнатной квартирой в центре, усадьбой в Чистополе и, конечно же, прекрасной коллекцией редких, я бы сказал, даже диковинных… эм… вещей.

Лера пролистала до списка экспонатов коллекции.

– Аванк Уэлиский пушистый, кикимора европейская речная, кикимора болотная саратовская, призрак собаки из Тамуэртского замка. Что это? Статуэтки?

– Прекрасная коллекция! Многие хотят ее заполучить. Если надумаете продавать, обращайтесь. Я знаю хороших покупателей. А лучше – аукцион! Я… Вы выручите большие деньги. Я бы сказал, даже большущие!

– А хоронить Давыда Плу… – Лера покраснела и замялась.

– Плутарховича, – захихикал Абрам Авраамович. – Не нужно. Там нечего хоронить.

– А долго ждать до вступления в наследство?

– Нет! – испугался юрист. – Что вы, что вы, дорогая. У нас ждать не надо! Да и кто их кормить будет? Сдохнут же. Жалко.

– Кто сдохнет? – опять не поняла Лера.

– Как кто? Представители флоры и фауны. Распишитесь.

Подпись потребовалась всего одна.

– Пальчик, пожалуйста, – толстяк схватил Леру за палец и ткнул в него иголкой. Капля крови упала на подпись в документе и расползлась алым пятном.

– Что вы делаете?!

Лера вскочила со стула.

– Так положено. Пальчик оближите, а то Наташка взбесится. Поздравляю. Вы вступили в наследство.

Он подал Лере папку и пластиковый пакет.

– Настоятельно рекомендую немедленно отправляться в путь.

Абрам Авраамович выпроводил растерянную клиентку из конторы. Наталья, неспешно помешивая ликерчик в чае, проводила ее напряженным взглядом.

На улице Лера заглянула в пластиковый пакет: связка ключей и кованая дверная ручка. В документах она нашла адрес. Из подземки Лера выбралась помятая и злая. А тут еще цыганка пристала.

– Позолоти ручку, красавица, расскажу все как есть.

– Ну, – Лера сунула ей сто рублей.

– Ах, дорогая, счастье тебе привалило, – затрещала цыганка, рассматривая ладонь девушки, – дорога тебе предстоит дальняя, но скорая, а встреча тебя ждет теплая, но страшная.

Цыганка замолкла, неотрывно глядя на линии ладони.

– А любовь там есть?

– Любовь? – опешила цыганка и воскликнула. – Какая любовь? Чур тебя! Привязалась на мою голову.

Женщина бросила сторублевую купюру и припустилась прыткой ланью к спуску в метро.

Лера сразу вспомнила официанта, его светлые волосы, серые глаза и улыбку. А как он аккуратно ставит чашечку на стол! Но по реакции цыганки Лера поняла, что вчерашняя встреча с ним должна стать последней. Ибо опозорилась она хуже некуда.

– Ну хоть деньги целы, – вздохнула она.

Найдя нужный адрес, Лера вошла в темный подъезд и столкнулась с женщиной, завернутой в длинный халат.

– К кому? – сурово спросила сухопарая дама.

– К себе, – ответила Лера. – Мне дедушка квартиру завещал. Двадцать восьмую.

– Двести рублей, – заявила соседка. – За помывку подъезда.

Лера насупилась, но выложила нужную сумму. Под зорким взглядом соседки она сунула ключ в замочную скважину двадцать восьмой квартиры.

В маленькой прихожей на Леру с потолка свалилась колючая ветка чертополоха. Со стен свисали букетики засохших трав.

– Странно, что чеснока нет.

Исследовав новые владения, Лера мысленно перебрала места, куда сдаст гору гвоздей, шлифмашинку, кувалду, дрель и прочие слесарные инструменты. Над всем этим хламом высилось одно из произведений дедушкиного мастерства – массивная двухстворчатая дверь из темного дерева, украшенная резьбой, в узорах которой таились птицы, растения и животные. Лера представила себя героиней сказки и толкнула дверь, чтобы войти в волшебный мир эльфов и принцев. Та не поддалась.

В правой створке вместо замочной скважины находилось отверстие для дверной ручки. Потоптавшись вокруг, потолкав и даже попробовав накренить дверь, Лера вспомнила про ручку в пластиковом пакете.

Ввинтив ее, она смогла приоткрыть дверь, но тут же захлопнула ее. Прошло несколько минут, прежде чем она повторила попытку. И вновь неудачно.

– Ну блин. Что такое? Соберись! – подбадривала она себя, трясясь от страха.

Дернула дверь и сделала шаг вперед.

Лера стояла посреди дикого сада. Ароматы трав наполнили легкие. Птицы щебетали и низко носились в небе, предвещая дождь. От двухэтажного здания с колоннами по выложенной камнем дорожке к Лере неслась маленькая собачонка. Она звонко лаяла и виляла прозрачным хвостом. Прозрачным!

Лера заорала так громко, что собака в испуге шмыгнула в кусты. Девушка кинулась к дому и с разбегу влетела внутрь.

Дыша как паровоз, она искала глазами, куда можно спрятаться. Перед ней была пустая прихожая, два коридора и широкая лестница на второй этаж.

Тут у ног Леры из стены появился нос, потом голова собачки, а затем она осторожно вошла вся. Хвост подрагивал, но уже не так уверенно. Пес заискивающе заглядывал в лицо новой хозяйке.

Лера опустилась на пол и протянула дрожащую руку к неведомому существу. Собачка понюхала пальцы и, включив хвост в режим «пропеллер», радостно залаяла. Шум возбудил интерес у других обитателей дома, которые принялись охать, ухать, скрипеть, визжать, рычать и скрести.

– Тихо вы! Разорались!

Властный голос раздался с парадной лестницы. По ступеням сбежал молодой человек… Давешний официант!

– Надо же, как тесен мир. А ну пошла отсюда!

Лера в панике кинулась в сад.

– Да я не тебе! – закричал парень, выбегая следом. – Я собаке.

Лера остановилась. У нее кружилась голова. Перед глазами маячила спасительная дверь-портал в квартиру деда.

– Это все настоящее?

– Настоящее, – заверил парень. – Мы в Чистополе. Твой дед был вампиром. По нашим законам, если завещания нет, то наследником становится самый ближайший родственник-вампир. Но у Давыда Плутарховича была только человеческая дочка.

– Моя бабка Ангелина Давыдовна? – усомнилась Лера. – Тогда у него куча внуков и правнуков. Почему выбрали меня?

– Наверное, ты самая подходящая. Дай угадаю. Не замужем, детей нет, жилья нет. С работой плохо. Если ты захочешь жить в Чистополе, то не притащишь сюда родню.

Лера помрачнела. Этот парень уже дважды ткнул ее носом в ее же несостоятельность. Как она могла о нем мечтать!?

– Ты тоже вампир?

– Нет. Я ликантроп.

– Кто? – Лера отступила на шаг в сторону портала.

– Оборотень. В волка превращаюсь.

– А разве вампиры и оборотни не враги?

– Выдумка.

– А если ты меня укусишь, я стану оборотнем?

– Глупости.

– А что ты тут делаешь?

– Работаю.

– А блохи у тебя есть?

Парень открыл было рот, но вовремя спохватился. Оскорбленный, он вернулся в дом.

Лера радовалась своей маленькой выходке недолго. В особняке, который все еще фырчал, стонал, кряхтел и посвистывал, она почувствовала нарастающий ужас.

– Извини, – промямлила она, надеясь быть услышанной. – Ты обиделся? Ты прав. Я неудачница. Все из рук валится. И никто не пожалеет, только смеются. Знаешь, как это обидно?

– Знаю, – отозвался парень. – Я только наполовину оборотень. Твой дед предложил ухаживать за существами, а так я тут никому не нужен. А еще приходится в кофейне подрабатывать. У меня два брата и три сестренки.

– Тоже полуоборотни? – спросила Лера. Она все еще не видела его.

– Да. Мать отказалась от жизни в Чистополе ради мужа – человека.

Лера пошла на голос и оказалась в зале, который сочетал в себе зимний сад, зоопарк и террариум. Среди растений, цветов и низкорослых деревьев ютились вольеры, аквариумы и клетки.

– Значит, оборотни и вампиры не любят людей?

– Люди составляют девяносто процентов населения, так что нам приходится с ними считаться и сотрудничать. Официальные союзы запрещены. Иногда молодежь устраивает охоту, но это незаконно.

Лера приблизилась к одной из клеток. Парень среагировал молниеносно. Он отдернул девушку, прежде чем острые когти вцепились в нее. Из-за металлических прутьев на Леру глазел и угрожающе урчал гладкошерстный полосатый кот. На кончиках его торчащих ушей поблескивали красно-желтые искры.

– Читай, что написано.

С клетки свисал лист бумаги с записями: «Земляная кошка. Кормление: ежедневно. Рацион: мышь, рыба мелкая речная. Любит крысиные хвосты. Тошнит от перьев. Уши не чесать».

– Я хочу домой, – сказала Лера.

Парень крепко сжал ее запястье.

– А как же они?

Он развел рукой, указывая на многочисленные носы, глаза и уши, торчащие из норок, кустов, из-за решеток, из-под коряг.

Теперь Лера разглядела: маленькие и большие, милые и безобразные, лохматые, лысые, похожие на пни и на поросшие мхом камни.

– Давай отпустим всех в естественную среду!

Лере так понравилась эта идея, что она чуть не подпрыгнула от счастья.

– Какую среду? Твой дед выискивал их столетиями, спасал из рыболовецких сетей, покупал в зоопарках и цирках, крал. Это вымирающие виды. У многих нет пары. Земляные коты охраняют в лесах клады, но этого поймали люди, кастрировали и выставили на продажу в интернете. Он мог попасть в лабораторию для опытов или стать чьей-нибудь зажигалкой. Думай, что говоришь!

– Я не знала. Я же не виновата! – отчаялась Лера.

– Кх, – раздался за спиной довольный голос Абрама Авраамовича. – Конечно, не виноваты!

– Да, – закивала Лера.

– Все эти твари весьма опасны. Особенно для человека! Да и времени они отнимают уйму. А вам нужно замуж, детишек. Пристроите их в добрые руки, купите себе дом на Мальдивах!

– В какие такие добрые руки? – зло поинтересовался оборотень.

– Ты еще здесь? – спросила Наташа, вошедшая следом за начальником. – Я хочу купить его.

Лера проследила за взглядом Наташи. На стене, овитой лианами, висел портрет солидного моложавого мужчины. Он был изображен в военной форме, а на груди блестел орден Святого Георгия. Лера поняла, что это и есть ее дед-вампир. На руках дед держал ящероподобное животное с двумя змеиными головами. Лицо у Давыда Плутарховича было суровое, кожа бледная. Его темно-карие глаза прожигали насквозь.

– Ну, может быть, я справлюсь? – смутилась под взглядом портрета Лера.

– Конечно! – пропел нотариус. – Справитесь. Вы девушка смелая. А смелость вам пригодится.

Тут из стены выпрыгнула собачка. Увидев незваных гостей, она начала лаять, но лай был неприветливым и быстро перерос в рык. Вмиг собачка увеличилась: ее зияющая тремя рядами острых клыков пасть могла проглотить круглого юриста целиком. Собака обрела плотность. От ее призрачности не осталось и следа.

Началась паника. Нотариус и Наташа разбежались по разным углам, вся живность шипела и ревела. Оборотень схватил собаку за шею и с криком «спасайтесь» попытался удержать ее. При этом он опрокинул маленький аквариум. На пол выплеснуло золотую рыбку. Лера подхватила ее и кинулась наутек. Маленькое сказочное создание хватало воздух ртом и беспомощно билось в сжатых ладонях.

– Хочу домой, – пролепетала Лера, впрыгивая в дверь-портал.

Желание исполнилось.

Лера оказалась на кухне своей однокомнатной съемной квартиры. В руках трепыхалась рыбка.

Два дня Лера не выходила на улицу. На телефонные звонки отвечала: «Болею, заразная». Наутро третьего дня ее разбудил звонок в дверь.

Лера подкралась и замерла на пороге.

– Я тебя чувствую, – раздался строгий голос Наташи. – Открывай.

Наташа без церемоний вошла и осмотрела «хоромы», устроилась на стуле в кухне.

– И долго ты будешь прятаться?

– Я не прячусь, – Лера водила пальцем по кастрюле, где нарезала круги золотая рыбка.

– Послушай, ты, – разозлилась Наташа. – Почему за тебя другие должны все делать? Ты совсем не похожа на него!

Она нетерпеливо встала.

– Почему он умер? Разве вампиры не бессмертны? – выпалила Лера первое, что пришло на ум.

– Мы можем прожить четыре сотни лет, если будем следить за здоровьем. Твой дед выследил в Кении какую-то редкую тварь. Истории о том, что солнце убивает вампиров, правда. А Кения, знаешь ли, не северная страна.

– Может, загадать, чтобы он ожил? Рыбка такое исполнит?

– Если бы все было так просто. Я бы его оживила и прикончила своими руками за все выходки!

Наташа бессильно опустилась на стул. Она окунулась в воспоминания, и на ее лице отразилась печальная улыбка.

– Абрам Авраамович назначил аукцион на сегодняшний вечер, – вернулась в реальность Наташа.

Лера суетливо схватила кастрюлю с рыбкой.

– Возьми на память. И портрет забирай.

– Портрет я заберу, – согласилась Наташа. – Доктор Свет Светоч с радостью загадает этой рыбе ее последнее желание. А коловертышей купит старуха Макфа. Она знатная ведьма. У нее эти прохвосты не будут без дела сидеть. А огняника точно купит Егорка-кожевник. Из них получатся крепкие чемоданы.

После ухода Наташи Лера в раздумьях стояла у окна. Солнце лилось в комнату. По веткам березы скакали воробьи – свободные и довольные, никогда не знавшие заточения птички.

Переместив рыбку в пакет, Лера выбежала из дома. Вскоре она стояла у входа в кофейню. Через витрину разглядела внутри официанта. Сегодня он был серьезен. Не улыбался.

– Как тебя зовут? – громко спросила Лера, войдя в кофейню.

Немногочисленные посетители обернулись. Парень недружелюбно взглянул на нее. Отвернувшись, он продолжил принимать заказ. Лера почувствовала себя беспомощной и нелепой с пакетированной рыбой в руках. И это взбесило. Схватив с ближайшего столика сахарницу, она швырнула ее об пол.

– Карим! – нервно окрикнул оборотня другой официант. – Разберись со своей подружкой!

Карим хлопнул блокнотом.

– Чего тебе?

Они вышли на улицу.

– Я не хочу продавать животных.

– У тебя нет средств на их содержание.

Лера сунула под нос парню пакет с рыбкой.

– После второго желания золотые рыбы погибают. Хочешь убить ее?

– Нет, – возмутилась Лера.

– Я очень хочу спасти их. – Карим осмотрелся. – Но тебе грозит опасность. Абрам Авраамович и Наташа только вид делают, что соблюдают законы Чистополя. Человеку не позволят владеть потусторонними тварями. А денег для откупа нет.

На асфальте громко ругались из-за хлебных крошек воробьи. В паре метров от них сидел тощий кот. Он выжидал удобного момента для нападения.

– Я придумала! – неожиданно крикнула Лера. – Только нужно отменить аукцион!

– Тебе не позволят.

– Я попрошу всех уйти из усадьбы. Это же моя собственность!

– На территорию усадьбы может войти только хозяин и еще несколько доверенных лиц. Границы заговорены. Коллекцию вывезут в Торговую палату. Там проходят аукционы и заключаются крупные сделки.

– Ты со мной или нет?

Они поймали такси и через полчаса вбежали в квартиру, где стояла заветная дверь в Чистополь.

В усадьбе они застали Наташу. Она стояла подле портрета.

– Вы опоздали. Мелких увезли.

– Помоги нам, – взмолилась Лера.

– Помочь? – Наташа не отрывала взгляда от портрета. – Я так любила его.

– Тем более ты должна нам помочь!

– Меня уволят! Что я буду делать? Кикимор расчесывать?

– А работать на этого негодяя лучше? – спросил Карим.

Наташа закусила губу. На щеке блеснула слеза.

– Если бы я знала, чем помочь, я бы помогла.

– Я знаю! – обрадовалась Лера. – Жди тут!

Торговая палата – готическое здание. Величественное, с устремленными ввысь остроконечными башнями. Она нависала над городской площадью. У центрального входа толпилась разношерстная публика. Вампиры в закрытых костюмах и шляпах, оборотни в летних майках и шортах, древние старухи – ведьмы. Среди них услужливой вороной прыгал Абрам Авраамович.

– Тут не пройти. Нас постараются задержать. Если аукцион начнется, его уже не остановить. Все сделки неоспоримы.

С торца здания у служебного входа разгружали фургон. Рабочие открыли его и присели на скамейку для перекура. Лера и Карим заглянули внутрь – он был набит прозрачными воздушными пузырями, в которых беспомощно болтались экспонаты коллекции.

– Сейчас любопытные носы откушу, – рявкнул один из грузчиков.

– Ключ в зажигании, – прошептал Карим Лере и обратился к рабочим:  – Кажется, у вас кто-то сбежал.

– Где?

Карим неопределенно махнул рукой в сторону. Пока грузчики вертели головами, парень захлопнул дверцу грузового отделения.

– Давай в кабину! – крикнул он.

Леру качнуло, но она удержалась на ногах, резко стартанула и через секунду оказалась на пассажирском сиденье. Карим завел мотор. Машина выкатила на площадь, обдала пылью толпу, рванула по дороге. Грузчики бежали следом, сыпля проклятиями.

– Ну и что дальше?

– В усадьбу, – скомандовала Лера. – У тебя найдется поводок для подземного кота?

– Земляного! Значит, вот что ты придумала? Будем искать клад?

Машину подбросило на лежачем полицейском. Из кузова донеслись недовольные рыки и ахи. Лера чувствовала себя героиней приключенческого романа – сильной и способной противостоять всем невзгодам мира. А еще Лере было страшно… Страшно любопытно, есть ли у Карима девушка.

Елена Леонтьева