Глава 1

Элен

18 мая 2015 года

Бетономешалка сделала очередной оборот. Свежий бетон полился из желоба в форму из деревянных брусьев и жесткой изоляционной пены, уложенной на толстую гравийную подушку. Грузовая машина изрыгнула клубы дизельных выхлопов в чистый утренний воздух с сосновым ароматом.

«Нам суждено быть здесь», – сказала себе Элен, отворачиваясь от едких выхлопных газов. Было восемь часов утра. Обычно в это время она спешила на работу или останавливалась выпить чашку кофе латте, делая вид, что небольшое опоздание ничего не значит. Но теперь она находилась здесь, в окружении деревьев и северных птиц, чьи песни были непонятны ей, и наблюдала за тем, как рабочие заливают фундамент дома.

Заливка фундамента была единственной работой, которую они заказали на стороне. Глядя на людей в желтых сапогах, Элен радовалась, что они поручили дело профессионалам. Рабочие выравнивали бетон над арматурой и сеткой, а Элен изучала окружающий пейзаж: поляну, где они стояли, густой лес вокруг, холм на западе и узкую тропу, ведущую к болоту на юге. Нат говорил, что они могут справиться сами и что свободно лежащая плита ничем не хуже других вариантов, но Элен настояла на том, что профессиональная планировка и заливной фундамент будут лучшим стартом для строительства.

– Если бы мы ошиблись хотя бы на четверть дюйма, то вляпались бы по-крупному, – сказала Элен. – Можешь мне поверить, на этом будет стоять весь дом, и это нужно сделать правильно.

Нат неохотно согласился. Они внимал доводам науки и математическим расчетам. Если подойти к нему с твердыми фактами и числами и подкрепить свои аргументы с научной точки зрения, то он шел на уступки. Да, к этому утру привели многомесячные бдения, – в сущности, даже сегодня ночью, в мотеле, Нат изучал бесчисленные книги о строительстве – «Строительство дома для всех», «Строительство и дизайн вашего дома» и «Руководство по созданию дома вашей мечты». Он записался на воскресные курсы строителей частных домов и провел несколько выходных в комплексе «Живая среда обитания», возвращаясь по вечерам с головокружительными ощущениями и безостановочно рассказывая о стенах нового жилища и первичной электропроводке, которую они прокладывали.

– Это самая чудесная работа, какую мне приходилось видеть, – говорил он.

Но отец Элен был строителем. Одним из ее самых ранних воспоминаний было лето перед поступлением в первый класс, когда он привел дочь на стройплощадку и научил выпрямлять погнутые гвозди; сначала он показал, как нужно держать молоток, обхватив ее пальцы своими. Элен проводила выходные дни и летние каникулы, заколачивая гвозди, вешая и закрепляя листы гипсокартона, вставляя рамы для дверей и окон. Она помогала отцу ремонтировать и реконструировать изъяны некачественного строительства: выравнивать кривые стены с потрескавшейся штукатуркой, чинить плохо установленные окна со щелями и протечками, укреплять крыши, грозившие обрушением из-за слабой стропильной конструкции. Элен понимала, какая тяжелая работа их ожидает. Уже несколько месяцев лицо Ната принимало блаженно-глуповатое выражение, когда он с довольным видом рассуждал о строительстве «дома нашей мечты». Элен нравился его энтузиазм и поэтическое описание изгибов крыши или окон с видом на юг, но тем не менее ее желудок завязывался в узлы, и она прикусывала щеки, пока не ощущала вкус крови во рту.

Сейчас, когда рабочие заливали цемент, Элен взяла руку Ната и нервно сжала ее.

«Нам суждено быть здесь, – мысленно повторила Элен. – Я сдвинула дело с мертвой точки. Это моя мечта». Психотерапевт из Коннектикута научил ее этой чепухе разглагольствованиями о том, что она может создавать собственную реальность позитивными утверждениями каждый раз, когда чувствует, что почва уходит из-под ног.

Нат ответил на ее пожатие – один, два, три быстрых толчка, словно тайный шифр, который гласил: «Мы здесь, мы сделали это!» Она ощущала дрожь радостного волнения в его теле.

Двое рабочих в желтых сапогах аккуратно провели доской по волнистой поверхности застывающего бетона, выравнивая его.

* * *

Возможно, это она сдвинула дело с мертвой точки, но на самом деле они были здесь из-за Ната. Примерно полтора года назад отец Элен умер от сердечного приступа, и она, обычно спокойная и уверенная в своей жизни, оказалась в тяжелом положении. Элен чувствовала себя несчастной и запутавшейся. Ей казалось, что жизнь должна представлять собой нечто большее, чем необходимость каждое утро идти на работу, пусть даже это была любимая работа. Элен преподавала историю США школьникам средних классов, сообразительным детям, задававшим разумные вопросы. Работа давала Элен ощущение цели, смысла и осознания того, что она делает нечто полезное… но все-таки этого было недостаточно. Смерть ее отца была похожа на звонок будильника или на предупреждение о том, что однажды она тоже умрет, – возможно, раньше, чем ожидает, и без всякого предупреждения. Вместе с тем Элен мучила мысль, что она живет не так, как должна жить. Эта мысль наполняла ее ужасом, и тяжелое, давящее ощущение распространялось на все остальное.

– Чего ты хочешь? – спросил Нат однажды вечером. Он рассматривал ее новую тревогу как загадку или проблему, требующую решения.

Они сидели в гостиной их кооперативной квартиры в Коннектикуте. Нат открыл бутылку вина, и они прижались друг к другу на диване перед газовым камином, который никогда не нравился Элен, потому что был плохой заменой настоящему камину с потрескивающими дровами и запахом дыма. Нат купил ей благовония с сосновым и кедровым запахом, чтобы зажигать их перед работающим камином, что было очень мило с его стороны, но не особенно помогало.

– Что может сделать тебя счастливой? – спросил Нат, снова наполнив ее бокал.

Она посмотрела на своего симпатичного, усердного, серьезного мужа, любителя решать проблемы, и абсурдность его вопроса поразила ее как удар под ложечку.

– Счастливой? – тупо повторила Элен. Казалось, что счастье – это естественное состояние Ната. Он находил искреннюю радость в еженедельных экскурсиях с группой орнитологов-любителей, состоявшей в основном из пожилых людей, в заповедники и национальные парки для наблюдения и фотографирования дроздов, балтиморской иволги и щеглов. Он с наслаждением просматривал свои любимые научные блоги и подкасты. Он обретал душевное спокойствие, изучая окружающую природу и подразделяя живых существ на царства, типы, порядки, классы и виды. В магистратуре Нат постоянно выступал в качестве гостя в блоге своего лучшего друга Пита. Пит писал о проблемах окружающей среды и привлек Ната к съемке серии коротких видеосюжетов под общим названием «Спросите ученого мужа». Читатели присылали вопросы, вроде: «Какие мутации характерны для лягушек?» или «Что происходит с популяцией пчел?», и Нат выступал в лабораторном халате, объясняя мутации, биологическое разнообразие и эволюцию доступным, обаятельным и вместе с тем вполне научным образом.

Для Ната с его научным складом ума мир обладал изначальным смыслом; везде присутствовал успокоительный порядок, которым он с удовольствием делился с другими людьми. Он никогда не испытывал потребности задавать себе более серьезные вопросы, вроде: «Чего не хватает в этой картине мира?» или «В чем подлинная цель того, что называется жизнью?».

Сейчас он поморгал и кивнул, продолжая смотреть на Элен в ожидании ответа и явно не собираясь отступать, пока не получит его.

Элен подумала о том, как она проводит время, и о своих ежедневных поездках по пригородному пейзажу, состоявшему из аптек, ресторанов, стрип-клубов, автомоек и прачечных. Много света и шума, множество людей, спешащих по своим делам, покупающих занавески, лекарства от изжоги или забирающих белье из прачечной перед тем, как отправиться на работу. Все это казалось совершенно бессмысленным.

«Что делает меня счастливой?» – подумала она.

В последнее время она чувствовала себя лучше всего во время бесплатных экскурсий по выходным, которые она время от времени водила в музее Гринсборо – крошечном историческом музее, воссоздававшем быт и нравы середины XIX века. Одетая в плотное длинное платье со старинным капором, она делала маканые свечи и сбивала сливочное масло под любопытными взглядами посетителей. Она с удовольствием отвечала на вопросы о том, какой была жизнь в то время и как мужчины и женщины проводили свои дни. Элен была историком, и становление Америки было областью ее профессиональных интересов. Подобно Нату, игравшему роль ученого мужа, ей нравилось делиться своими знаниями. Но больше всего она любила минуты тишины в музее, в промежутках между экскурсионными группами, когда она действительно могла представить, что вернулась в прошлое, где жизнь была спокойной и осмысленной. Нужно было доить коров, ухаживать за садом, сбивать масло, топить печь и готовить ужин.

Нат продолжал смотреть на нее, Элен сделала большой глоток вина, закрыла глаза и углубилась в свою память в поисках старейшей мечты, появившейся в детстве, когда она читала о маленьком доме в прерии, – мечты, подкрепленной ее студенческими и научными исследованиями о жизни колониальной Новой Англии и американских первопроходцев.

Элен не могла прямо сказать Нату, что ее сделало бы счастливой путешествие в прошлое, поэтому выбрала самое близкое к этому.

– Дом в сельской глуши, – наконец сказала она.

Нат удивленно повернулся к ней.

– В глуши? Ты серьезно?

– Да, – ответила она. – С хорошим земельным участком, где есть место для большого сада; возможно, для кур и коз. И с кладовой. Я хочу научиться консервировать овощи, которые буду сама выращивать. Я хочу вести простую жизнь, подальше от шума и уличного движения.

Когда она произнесла эти слова, то почувствовала их подлинность: это была ее мечта, ее неизменное тайное желание. Она посмотрела на жалкий огонек газового камина и добавила:

– Еще я хочу иметь настоящий камин, где горят настоящие дрова.

Нат с улыбкой поставил свой бокал и взял жену за руку.

– Эти желания легко выполнимы, – сказал он, целуя ее пальцы.

В тот момент Элен не придала особого значения его замечанию.

Как подступиться к такой грандиозной перемене? Их жизнь казалась высеченной в камне: приятная новая квартира, которой им пришлось дожидаться, новенькая «тойота приус», ежемесячные счета, после оплаты которых оставалось лишь немного денег. У обоих имелась завидная преподавательская работа в академии Палмера, частной школе с полным пансионом для богатых детей со всей Новой Англии. Нат преподавал курс естественных наук, а Элен – историю. С учетом времени на дорогу, школьные уроки, проверку домашних заданий, письменных тестов и составление учебных планов по вечерам, они работали по шестьдесят часов в неделю, а то и больше. Все это никак не сочеталось со спокойной жизнью в глубинке.

Но Нат уже строил планы.

– Мы не так глубоко застряли здесь, как ты думаешь, – сказал он спустя пару дней и указал на стопку конвертов, которые начали поступать через несколько недель после смерти ее отца.

Элен понимающе кивнула. Она была единственным ребенком, и ее отец – простой человек, проживший на своем ранчо более пятидесяти лет, водивший старый пикап «форд» и покупавший одежду в «Уолмарте», – оставил дочери большой сюрприз. Она была слишком поглощена горем, чтобы все правильно понять в первые дни после похорон, когда его юрист впервые поднял этот вопрос, но когда она наконец заставила себя разобрать отцовские архивы, то испытала настоящее потрясение. Элен понятия не имела, что все эти годы он копил деньги на вкладах и делал разумные капиталовложения, что он имел два полиса страхования жизни с щедрыми выплатами и что его скромный дом, который он выкупил за двадцать лет, из-за своего выгодного расположения стоил каждого доллара, потраченного на ипотечные выплаты. Это было непредвиденное наследство, и, хотя Элен была скорее ошеломлена, нежели обрадована, Нат был совершенно прав. С такими деньгами можно было решить почти любые проблемы.

Все остальное промелькнуло, как в тумане. Однажды Нат купил ей книгу о домашнем консервировании. В субботу рано утром он разбудил ее поцелуем и улыбкой.

– Пойдем собирать яблоки, – предложил он за чашкой кофе.

Элен очень понравилось гулять в саду, дыша чистым и прохладным осенним воздухом. Она вернулась домой с новой энергией и, следуя инструкциям в своей новой книге, приготовила шесть банок яблочного соуса и шесть банок яблочного мармелада. В течение следующих нескольких недель Нат с головой погрузился в интернет-поиск и проводил долгие часы на сайтах по продаже недвижимости в Новой Англии.

Они просматривали дома в Коннектикуте и Массачусетсе, но потом сузили свой поиск до Вермонта и Нью-Гэмпшира. Ни один из домов не выглядел по-настоящему привлекательно. Элен нравились старые колониальные особняки и дома в фермерском стиле, но все это было построено более ста лет назад и требовало огромной работы: они видели потрескавшиеся фундаменты, грязные подвалы, старинную электропроводку на трубках и роликах, протекающие трубы, гнилые балки, просевшие крыши. Элен увлеклась мыслью о находке дома с историей, который можно было вернуть к жизни. Ей очень понравился дом, он был одним из первых, которые они осмотрели: старинный дом с мезонином в крошечном поселке неподалеку от Кина в Нью-Гэмпшире. Там почти в каждой комнате были вытесанные вручную открытые балки и половицы из широких сосновых досок. Элен стояла перед глубокой кухонной раковиной из мыльного камня и смотрела на передний двор, чувствуя себя как дома. Но Нат, вооруженный неделями исследований, указал на сухую гниль, древнюю проводку, грозившую пожаром, и на выщербленную шиферную крышу.

– Мы можем спасти его, – с надеждой сказала Элен.

Нат покачал головой. Элен была уверена, что он уже провел мысленные расчеты.

– Не думаю, что нам хватит денег на это. Бедный дом нужно разобрать и собрать заново. – Он беспомощно оглянулся по сторонам и пробормотал: – Мы могли бы просто построить новый дом.

Хотя эта мысль и пришла в голову, понадобилось еще несколько недель на просмотр полутора десятков заброшенных домов (некоторые из них восхитили Элен, но Нат объявил их недостойными спасения), прежде чем идея укоренилась.

Они обедали в комнате мотеля, перекусывая заказанной пиццей после очередного долгого дня поездок по проселочным дорогам Вермонта.

– Наверное, нам стоит подумать об этом, – сказал Нат. – Новый дом, построенный с нуля. Так мы получим именно то, чего хотим.

– Но новый дом выглядит таким холодным и безжизненным, – возразила Элен. Она снова вспомнила о маленьком доме в прерии и подумала о своем отце – о бесчисленных домах, где он работал, и о том, как он изучал дом и выносил суждение о его «здоровых костях» или о его характере. Он говорил о старых домах, как о людях.

– Не обязательно, – сказал Нат. – Дом будет таким, каким мы его построим.

– Но в нем не будет ощущения истории, – сказала Элен.

– Если хочешь, мы можем отделать его в старом колониальном стиле, – предложил Нат. – Только подумай: мы можем взять лучшее от двух миров! Мы можем взять классический образец и приспособить его под свои нужды. Энергоэффективный, экологичный, с солнечными батареями… как угодно.

Элен улыбнулась:

– Кто-то снова побывал в кроличьей норе Google?

Он рассмеялся, поскольку все было ясно без слов. Но вопрос по-прежнему висел в воздухе, и Нат смотрел на нее в ожидании ответа.

– Не знаю, – призналась Элен. – Это обойдется гораздо дороже.

– Не обязательно, – возразил Нат. – В сравнении с настоящей реконструкцией старого дома, вроде тех, что мы видели, мы можем даже сэкономить, особенно в долгосрочном плане, если мы сделаем дом максимально эффективным и независимым от внешних источников питания.

Чем больше Нат говорил, тем больше он воодушевлялся: его идея обрастала подробностями, как снежный ком. Они будут работать сами, ведь они уже обсуждали теоретическую реконструкцию многих старых домов. Почему бы не сделать еще один шаг?

– Боже мой, как же мы раньше не подумали об этом? Мы и близко не подошли к дому нашей мечты, потому что его еще не существует: нам нужно построить его! Мы будем работать, как Торо на пруду Уолден!

Элен покачала головой, думая о том, как это нелепо. Она изучала Торо в колледже и даже совершила поездку на пруд Уолден.

– Торо построил крошечную хижину, где можно было поставить стол и кровать. А мы говорим о доме площадью две тысячи квадратных футов со всеми современными удобствами. Ты представляешь, какая это работа?

– Я не говорил, что это будет легко, – сказал Нат. А потом он бросил ей вызов: – Тебе не кажется, что этого хотел бы твой отец?

– Я не… – Ее голос дрогнул. Она вспомнила, как помогала отцу заканчивать работы по дому летом перед поступлением в колледж. «Этот дом простоит еще очень долго, – сказал отец. – Ты сможешь приехать сюда с детьми и внуками и сказать, что ты помогала строить его. Этот дом, который мы с тобой построили, переживет нас обоих».

– Думаю, это идеальный вариант, – заключил Нат. – Можешь мне поверить!

Было трудно не заразиться энтузиазмом Ната и не поверить ему, когда он считал, что нашел решение проблемы. Он был рационалистом и критическим мыслителем, и она привыкла доверять ему в практических делах. Он узнал (через несколько часов поиска), какой автомобиль им нужно купить, какой план выбрать для погашения их студенческих займов и даже в какой спортзал им нужно ходить.

Она любила его по многим причинам, но в основном из-за того, что он уравновешивал ее, удерживал ближе к земле, брал ее самые эфемерные идеи и придавал им форму. Если он говорил, что постройка дома имеет больше смысла, чем покупка, то, наверное, он был прав. И если он говорил, что есть способ сделать это и дать Элен ощущение истории, которое она желала получить, она должна была верить ему.

Элен протянула руку над коробкой с пиццей, взяла один из глянцевых буклетов с рекламой недвижимости в Новой Англии и пролистала до последнего раздела со списком земельных участков. Она стала разглядывать фотографии пустующих участков, пытаясь представить дом своей мечты, стоявший на участке, и их с Натом внутри.

* * *

«Вот где будет наш дом», – подумала Элен, наблюдая за продолжением фундаментных работ. Она почти представляла очертания дома, отбрасываемую им тень и крышу, поднимавшуюся к невероятно голубому небу. Облака висели так низко и были такими объемными, что Элен была уверена: стоит подняться на холм, и можно будет потрогать их. Виды вокруг напоминали детский рисунок: деревья, небо и облака, веселое желтое солнце и внизу коробочка дома и миниатюрная улыбающаяся пара, стоящая во дворе.

Они обнаружили этот участок еще в январе и в тот же день сделали предложение о покупке. Самое удивительное заключалось в том, что его даже не было в их списке для просмотра; они нашли его, когда заблудились в поисках старинного крытого моста, который Элен хотелось осмотреть. Они остановились возле универмага с намерением спросить дорогу и увидели объявление на старой доске: сорок четыре акра земли в маленьком поселке Хартсборо, штат Вермонт. Они позвонили риелтору и договорились встретиться с ним на участке во второй половине дня. Около половины участка заросло лесом, а западная часть граничила с Брекенриджским болотом. Земля, которая считалась непригодной для фермерства или строительства. Согласно местному преданию (риелтор сообщил об этом со сдержанным смехом), здесь водились призраки. Когда они брели к участку по свежевыпавшему снегу толщиной около фута, Нат присоединился к веселью.

– Как вы думаете, продавец даст скидку из-за того, что здесь водятся призраки? – поинтересовался он.

– Думаю, продавец хорошо мотивирован и готов рассмотреть любое разумное предложение, – ответил риелтор, вернувшись к серьезному тону.

Они оказались на большой поляне со склоном холма впереди, лесом слева и справа и одноколейной грунтовой дорогой позади. Пока они шли, начался снегопад, и большие снежинки задерживались на ресницах Элен. Ноги увязали в чистом белом снегу, и Элен смотрела на заснеженные деревья, немного поникшие под весом снежной массы. Ее поразили тишина и безмятежность этой местности.

– Призраки? – спросила Элен, сделав небольшой круг. – В самом деле?

Риелтор уныло кивнул, как будто сожалея о своих словах.

– Так говорят люди. – Он пожал плечами, словно не знал историю, и стал рассказывать о том, что задняя часть участка граничит с дорогой третьего класса, которая зимой превращается в трассу для снегоходов.

– Вам нужно завести пару снегоходов, и тогда вы будете при делах, – сказал он. – Но, если серьезно, вы должны понять, что, хотя здесь сорок четыре акра, только четыре акра пригодны для строительства. Остальная местность либо слишком холмистая, либо слишком заболоченная. Вот почему цена такая низкая.

Элен не верила в призраков, зато она верила в историю.

– Эй, не все участки продаются в комплекте с призраками, – шепнула она на ухо Нату. Если к этому месту прилагалась легенда о призраках, оно уже имело необычную историю. Возможно, это не то же самое, что столетний дом с историческими документами, но тайна ничуть не хуже.

Нат кивнул, пошевелил пальцами и издал призрачное «У-уу!». Потом он указал на сахарные клены, растущие на холме, и сказал, что они могут собирать сок, варить его и готовить кленовый сироп.

– Что может лучше отражать сущность Вермонта? – риторически спросил он.

Когда они обходили участок, Элен ощущала странное чувство близости, почти дежавю, как будто она уже была здесь раньше. Глупости, конечно.

Они осмотрели ровный участок с хорошей южной экспозицией, который мог стать превосходной стройплощадкой, и старый зеленый автофургон, стоявший на краю поляны.

– Во время строительства мы можем жить в фургоне, – сказал Нат. Потом он склонился поближе и возбужденно прошептал: – Это идеальное место! Здесь есть все, на что мы надеялись, и кое-что еще.

Место и впрямь казалось идеальным. Даже слишком совершенным, – с самого начала Нат описывал точно такой же участок, землю обетованную, которую он обещал найти для жены. Тогда у Элен и появилось это ощущение. Эта земля – место для их нового дома – была суждена им и взывала к ним. Но мысль была не вполне теплой и утешительной; нет, она больше напоминала занозу в шее. Это одновременно привлекало и отталкивало, вызывало желание сесть в автомобиль и гнать без остановок до Коннектикута.

– Не знаю, в каком состоянии находится этот фургон, – признался риелтор. – Хозяин пользовался этим местом как охотничьим лагерем, но он долго не приезжал сюда. Там есть примитивный водопровод и электричество, но я не знаю, работает ли оно. Участок продается «как есть».

Элен посмотрела на старый трейлер с алюминиевыми стенками, покрытыми выцветшей зеленой краской, и прикинула, что его длина составляет около тридцати футов, а ширина – восемь футов. Он стоял на бетонных блоках. Крыша еще не провалилась, а окна с опущенными жалюзи оставались целыми.

Нат смотрел на все окружающее – лес, трейлер и поляну – жадными и восхищенными глазами. Он принес с собой фотокамеру, которой пользовался на орнитологических экскурсиях, и теперь деловито запечатлевал окрестности.

Участок в Хартсборо зачаровал их обоих, несмотря на январский мороз. Элен повела Ната по склону холма, легко отыскав тропинку между деревьями, ведущую к замерзшему болоту. Они прошли к центру болота, пока риелтор дожидался их в своем «шевроле сабурбан».

– Можете смотреть сколько хотите, – сказал он.

Нат указал на следы на снегу: оленьи, заячьи и даже отметины от крыльев, где сова спикировала на сугроб, чтобы закогтить какого-то беспечного грызуна.

– Как будто ангел спустился на землю, – заметила Элен, думая о вышеупомянутом призраке и гадая, оставляют ли призраки следы в материальном мире. Она решила, что, если оставляют, это выглядит именно так: легкий отпечаток крыла на снегу.

Нат потыкал палкой и указал на следы крови.

– Ангел, который питается вкусными полевками, – с ухмылкой произнес он.

Мальчиком Нат проводил летние месяцы на ферме своих родителей в Нью-Гэмпшире. Элен знала его только взрослым, но, может быть, он втайне хотел снова стать деревенским парнишкой, не запертым в пригороде, где единственными признаками другой жизни были сверчки на заднем дворе и шумные белки, воевавшие перед домом за черные семена подсолнечника.

Участок находился примерно в миле от поселка с маленьким универмагом, зданием ратуши, пиццерией, методистской церковью, крошечной библиотекой и бензоколонкой.

– Мы можем ходить сюда пешком, – сказал Нат.

– Готова поспорить, здесь устраивают церковные ужины, – сказала Элен.

– А может быть, и танцы на площади, – с улыбкой добавил Нат, взяв ее под локоть и описав пируэт на кромке льда над болотом.

Когда они остановились, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, Элен сказала:

– Хотелось бы, чтобы папа мог увидеть это место.

Нат кивнул:

– Как думаешь, оно бы ему понравилось?

– Да, – сказала Элен и снова посмотрела на отпечатки совиных крыльев. – Определенно, оно бы ему понравилось.

Решение было принято. Назначенная цена оказалась существенно ниже, чем они запланировали, но тем не менее они еще сыграли на понижение – просто для того, чтобы проверить реакцию. К их удивлению, предложение было принято немедленно.

– Полагаю, ему действительно хотелось продать этот участок, – сказал Нат.

Два месяца спустя они закрыли сделку, так и не встретившись с продавцом. Его представлял юрист, сообщивший, что мистер Декро теперь находится во Флориде, что он нездоров и не расположен к долгим поездкам. После этого Элен и Нат отправились позавтракать в маленькое кафе на окраине поселка. Это был праздник: теперь они стали гордыми землевладельцами!

Но Элен вела себя сдержанно. Они были слишком хорошо одеты, носили неподобающую обувь и красивые куртки; здесь они выглядели чужаками. Нужно будет поработать над тем, чтобы выглядеть поскромнее и лучше вписываться в местную обстановку. Элен достала из сумочки записную книжку и начала составлять список вещей, которые им понадобятся: крепкие кожаные сапоги, шерстяные свитера, флисовые куртки и фуфайки, фланелевые брюки, теплое нижнее белье. Потом она составила список инструментов, которые им понадобятся, ставя звездочки рядом с теми, которые они уже позаимствовали из мастерской ее отца: циркулярная пила, лобзик, ножовка по металлу, кувалды и молотки всех размеров, маркеры, уровни, отвесы и так далее. Составление списков успокаивало ее; знание необходимых вещей доставляло удовольствие.

* * *

Они продали свою кооперативную квартиру и дом отца Элен. Обе продажи прошли легко и быстро, несмотря на мрачные предупреждения друзей о мошенниках на рынке недвижимости в Коннектикуте. Они оставили свою приятную и надежную преподавательскую работу в академии Палмера, отказавшись не только от двухмесячной выплаты, но и от медицинской страховки, и от накопительных пенсионных счетов. Они даже обменяли свой маленький «приус» на пикап «тойота такома». Они продали или раздали большую часть своего имущества, поместив наиболее ценные вещи на платное хранение.

Друзья и коллеги сочли их сумасшедшими, когда они описали свой план построить дом, посадить сад и выращивать кур и коз.

– М-мм, звучит прелестно. Как будто ты собираешься пройти девять кругов ада, – заметила подруга Элен, Дженни, на прощальной вечеринке, устроенной ее мужем Ричардом. Элен только посмеялась.

– Ты когда-нибудь думала, что родилась не в том веке? – спросила Дженни и прищурилась, наполняя бокалы красным вином. Элен кивнула: да, она часто думала об этом.

Дженни была старейшей подругой Элен: они были знакомы с детского сада.

– Подумай обо всем, от чего ты отказываешься, – сказала Дженни. – И ради чего? Ради того, чтобы вы отморозили задницы в этой дыре, разыгрывая фантазию о «близости к земле» в духе 1960-х годов? Вы останетесь одни, и мы больше не услышим о вас.

– Конечно, услышите, – пообещала Элен.

– Да, в новостях. Мы узнаем, что вас сожрали медведи.

– Черные медведи не едят людей, – сказал Нат.

– Тогда волки.

– В Вермонте нет волков, – возразил Нат.

– Как угодно, Сын Природы. – Дженни театрально закатила глаза и сделала широкий жест бокалом вина. – Говорю вам, непременно случится что-то плохое. Вы вступите в коммуну, присоединитесь к какому-то культу, и Элен перестанет брить подмышки, а Нат станет Джеком из «Сияния» Стивена Кинга. Или бомбистом.

– Перестань, – рассмеялась Элен.

– Я серьезно, – сказала Дженни. – Тед Казински^[2] построил хижину в лесу, занялся выживанием в одиночку, и посмотрите, чем это обернулось для него. Пожалуйста, окажите мне услугу и поменяйте свои планы, пока еще не поздно.

Но они ничего не изменили.

Когда Элен выражала беспокойство по поводу безопасности, от которой они собирались отказаться, Нат говорил: «Мы делаем это для себя, так что это и есть настоящая безопасность. Когда мы закончим, у нас будет дом без закладной, построенный своими руками, и достаточно земли, чтобы прокормиться. Это все, чего ты хотела, не так ли? Это твое место в мире».

Да, так оно и было. И ей нравилось, как быстро ее мечта стала его мечтой. Он принялся за дело так, как приступил бы к научному проекту, составляя планы, рисуя таблицы и проводя долгие часы перед компьютером. Нат даже подготовил презентацию в PowerPoint и продемонстрировал Элен поэтапный план строительства.

– Видишь, если мы все сделаем правильно, нам хватит денег на строительство отличного дома, и останется подушка безопасности, чтобы мы могли прожить еще год или больше, если будем аккуратно планировать расходы. А если мы найдем способ заработка на домашнем хозяйстве – будем продавать яйца, кленовый сироп, возможно, твой домашний джем, – то нам не придется возвращаться к работе на полную ставку. Мы сможем сосредоточиться на работе, которая важна для нас. Будем проводить время на природе, заботиться о нашей прекрасной земле. Только подумай: мы будем ежедневно ходить на болото и узнаем обо всех существах, которые там живут. – Глаза Ната блестели от восторга. – Может быть, мы даже заведем блог о нашей жизни здесь, – предложил он. – Я поговорю с Питом; уверен, у него есть масса полезных советов. Вообще-то он зарабатывает неплохие деньги на ссылках, рекламе и своих материалах.

– А я буду изучать историю этой земли и выясню, откуда взялась легенда о призраках. Может быть, здесь когда-то был дом или ферма?

Нат энергично кивнул.

– У нас будет масса интересных занятий и достаточно денег, чтобы продержаться какое-то время, – заключил он.

Они вернулись на участок в апреле, а потом – в начале мая, чтобы навести порядок в жилом фургоне и встретиться с подрядчиками, которые должны были произвести топографическую съемку, спроектировать и заложить фундамент для дома размером двадцать на тридцать шесть футов в стиле «солонка»^[3], дизайн которого был основан на старых планах, найденных Элен в книге об исторических домах. Он был похож на тот первый дом в Нью-Гэмпшире, в который она влюбилась. Южный фасад должен быть обильно застекленным, чтобы получать как можно больше тепла от пассивного солнечного отопления.

Теперь наступил первый день строительства. Элен смотрела, как бетон льется из желоба, и думала: «Вот оно: теперь мы застряли здесь – к лучшему или к худшему». Они многократно заверили друзей, что делают правильный выбор («Приглашаем всех на выходные, когда дом будет готов!» – говорила Элен), они потратили значительную часть ее наследства на покупку земли, заливку фундамента, инструменты и стройматериалы. Остатки денег были тщательно распределены для неизбежных расходов на внутреннюю отделку и на повседневные нужды, чтобы они могли безбедно прожить хотя бы еще один год.

Предыдущую ночь Нат и Элен провели в мотеле, но с сегодняшнего дня будут спать в автофургоне. Завтра со склада пиломатериалов доставят брус для каркаса, и они займутся распределением и складированием. Потом они несколько дней будут работать в саду, пока бетон не застынет окончательно.

Утро выдалось холодным и сырым, что было больше похоже на март или апрель, чем на третью неделю мая. Элен была поражена климатическими отличиями от Коннектикута, который находился лишь в четырех часах езды отсюда. Нат стоял в новых рабочих ботинках; на его подбородке уже пробилась щетина.

– Я собираюсь отрастить большую, окладистую бороду настоящего траппера, – обещал Нат каждый раз, когда они обсуждали свою новую жизнь в Вермонте.

Элен протянула руку и прикоснулась к его щетине. Он повернулся и с улыбкой посмотрел на нее:

– Ну как, ты счастлива?

Элен помедлила и улыбнулась в ответ.

– Определенно да, – сказала она. На самом деле никакой определенности не было, но… «Скажи слова и сделай их правдой», – подумала она. – Да, я счастлива, – с нажимом повторила она.

Элен внушала себе, что если она будет часто повторять эти слова, то, может быть, ощущение паники и свободного падения в неизвестность куда-то уйдет.

– Я очень счастлива.

«Создавай собственную реальность. Пусть будет так, потому что ты так говоришь».

Нат поцеловал ее. Поцелуй был долгим, и люди, ровнявшие бетон, делали вид, что не смотрят. А Элен была уверена, что чувствует и другой взгляд, устремленный на них. Это было глупо, но она не могла отделаться от ощущения. Она отодвинулась и посмотрела на линию деревьев, потом оглянулась на болото.

На долю секунды ей показалось, что она заметила движение. Силуэт, исчезнувший в тумане.

– Все в порядке? – спросил Нат.

– Да, я просто…

– Что?

– Мне показалось, что я кого-то увидела.

Он улыбнулся и огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на рабочих и на их машинах.

– Ну, у нас есть компания, – заметил он. – Кроме того, сейчас за нами наблюдает множество животных: мыши, птицы, еноты, – может быть, даже олени!

Он выглядел ребячески взволнованным, когда оглядывался вокруг в поисках воображаемых животных.

– Наши новые соседи, – сказала Элен.

И снова поцеловала его.

Глава 2

Олив

18 мая 2015 года

Они не останутся здесь. Они не могут остаться.

Олив вела наблюдение со своего насеста в развилке старого клена, приложив к глазам бинокль. Она носила камуфляжный костюм. Лицо она вымазала болотной грязью, чтобы не выделяться на фоне деревьев. Ее волосы были заплетены в тугую косичку.

– Мы опоздаем, – слишком громко прохныкал Майк. Он угнездился на нижней ветке, отчаянно вцепившись в дерево.

– Тише! – шикнула Олив. Его лицо было круглым и потным, а волосы подверглись материнской стрижке, от которой осталось несколько пропущенных вихров, торчавших как забавные антенны. Если бы Олив по-настоящему дружила с ним, то предложила бы подровнять волосы.

– Держи рот на замке, – предупредила она.

Отец привозил ее сюда на охоту с тех пор, как ей исполнилось шесть лет. Она умела соблюдать тишину, сливаться с фоном и прятаться за деревьями. Охота на девяносто процентов состояла из выслеживания дичи, наблюдения, тишины, неподвижности и томительного ожидания для точного выстрела.

– Не пойму, в чем тут дело, – шепотом пожаловался Майк. – Я хочу сказать, зачем мы вообще наблюдаем за этими людьми?

– Потому что им здесь не место, – ответила Олив. – Потому что они все портят.

Она осмотрела в бинокль номерные знаки штата Коннектикут на новеньком пикапе. Обратила внимание на коричневые рабочие ботинки без единого пятнышка, которые носил мужчина, на его свежую фланелевую рубашку и джинсы. Он выглядел так, словно сошел со страниц каталога «L. L. Bean»^[4]*. А женщина в легинсах, кроссовках и толстовке с капюшоном, казалось, была готова отправиться на занятия йогой. Все выглядело новеньким, дорогим и сияющим.

– Равнинные хлыщи, – с отвращением пробормотала Олив. Она знала людей такого типа. Ее отец постоянно жаловался на них. Они вешали на своей земле таблички «Охота запрещена» и ездили до самого Монпелье, чтобы покупать «натурально выращенные продукты», вступали в дискуссионные группы в библиотеках, пили крафтовое пиво и ели фермерские сыры. Они жаловались на мошку, на непролазную грязь на весенних дорогах и на запах с молочной фермы. И Олив знала, что в большинстве случаев они отступают перед трудностями: одна суровая зима, и они выставляют недавно купленную землю на продажу и перебираются в теплые края.

Но некоторые из них оставались.

Некоторые приспосабливались.

Тогда они провозглашали, что только здесь чувствуют себя как дома. Что замечательно жить в таком месте, где люди радушны и приветливы и каждый может быть самим собой.

От таких разговоров Олив хотелось блевать.

Отец предупредил ее. Он сказал, что семейная пара из другого штата купила землю в полумиле от поселка и оформила разрешение на строительство. Появились топографы, а за ними приехали экскаваторы. Но Олив думала, что у нее останется больше времени. Что, может быть, они все-таки не приедут. Но теперь они были здесь, чистенькие и сияющие, с новеньким блестящим пикапом, а бетономешалка заливала фундамент. Это происходило у Олив на глазах.

Она впилась грязными ногтями в толстую шершавую кору, оторвала кусок и увидела, как он стукнул Майка по голове, прежде чем упасть на землю.

– Олив, я снова опоздаю в школу, и тогда отец освежует меня.

– Тогда уходи, – сказала Олив. Иногда Майк был полным размазней. Он все время поджимал хвост и срывал отличные планы, потому что в глубине души Майк ненавидел нарушать правила. Он боялся попасть в неприятности и был одним из тех детей, которые разражаются слезами, когда учитель кричит на них, несмотря на то, что теперь он был старшеклассником, а не малявкой. Иногда казалось, будто Майк напрашивается на то, чтобы получить пинка под зад, что происходило довольно часто, особенно в последнее время.

– В самом деле, – сказала Олив. – Поспеши в школу, и ты еще успеешь.

По правде говоря, она не нуждалась в его обществе. Он ничего не смыслил в искусстве сохранять неподвижность и сливаться с фоном.

– Пойдем со мной, – умолял Майк, глядя на нее печальными кукольными глазами. Хуже того, Майк всегда повышал голос при любом намеке на неприятности, что делало его больше похожим на пятилетнюю девчонку, чем на четырнадцатилетнего подростка. – Если ты снова прогуляешь занятия, они могут послать за тобой инспектора по делам несовершеннолетних.

Олив испустила презрительный смешок. В поселке не было инспектора по делам несовершеннолетних; если бы он был, то уже несколько недель назад колотил бы в ее дверь. В этом году она явно не была примерной ученицей и не могла припомнить, сколько раз сбегала из школы перед последним уроком или вообще прогуливала занятия. Зато она выполняла домашнюю работу, приходила на контрольные и экзамены и обычно получала хорошие оценки, несмотря на прогулы.

– Послушай, – прошептала она. – Либо оставайся, либо уходи. Мне все равно. Но если ты остаешься, то не двигайся и заткни пасть.

– Как хочешь, – сказал Майк и неуклюже полез вниз, а потом поплелся прочь, согнувшись под тяжестью рюкзака. Он двигался как медведь и имел похожее телосложение: высокий, с округлыми плечами и большим животом. Ребята называли его умственно отсталым из-за того, что его родители якобы были братом и сестрой, но и то, и другое было неправдой. Олив знала, что Майк в тысячу раз умнее любого из ее знакомых. Он был пугающе умным. Он мог дословно запоминать большие куски книжного текста и выполнял математические расчеты, к которым некоторые ученики в выпускном классе не могли даже подступиться. Она ощущала неловкость из-за того, что пришлось грубо отослать его, но какой выбор у нее оставался?

Она поблагодарит его потом, например, купит его любимый шоколадный пудинг в школьном кафетерии или положит новый комикс в его шкафчик в раздевалке. Майку нравилась серия «Зеленый Фонарь», и он даже смастерил собственное магическое кольцо из куска медной трубки, отчего его палец становился зеленым… а Олив была «плохим парнем», которого Майк старался поймать. Олив знала, что Майк по-прежнему носит в кармане это старое кольцо, которое стало ему мало, как счастливый талисман.

Олив снова посмотрела на пару из другого штата, приложив к глазам бинокль, и почувствовала, как в ней закипает гнев, извиваясь, словно клубок змей в животе.

– Я изгоняю вас, – сказала она, что звучало глупо, но было изречением из прочитанной книги. Книги о королевстве с драконами и магами, поэтому Олив подумала, что, может быть, это волшебные слова, которые прогонят их прочь. – Я изгоняю вас.

Она вела себя не лучше, чем Майк с его глупым старым кольцом. Магии не существует. Олив было четырнадцать лет – слишком много, чтобы верить в такую чепуху, как исполнение желаний и волшебные слова или кольца.

Их присутствие может все разрушить. Она никогда не найдет сокровище, если ей придется бродить вокруг глухой ночью. А его нужно найти как можно скорее. Как говорится, время не ждет.

Некоторые люди называли это враньем, слухами или небылицей. Даже Майк не верил, во всяком случае, по-настоящему. Он притворялся, чтобы порадовать Олив. Он ходил с ней каждый раз, когда она отправлялась на поиски, и вел себя так, словно ожидал чуда, но она видела, что он настроен скептически.

Майк, как бы хорошо он ни разбирался в математике и ни запоминал факты, не имел понятия о многих вещах. И, разумеется, люди в большинстве своем были идиотами.

Олив знала, потому что ее мать рассказала ей правду.

– Разумеется, оно существует! – сказала мама два года назад. Они находились в комнате Олив и занимались весенней уборкой: снимали занавески, мыли окна и протирали мебель. Олив любила весеннюю уборку. Она всегда держала свою комнату в чистоте и порядке, но там становилось еще лучше после того, как они с мамой драили и оттирали ее. Все блестело, и запах лимонного очистителя вызывал у Олив теплое и радостное чувство.

– Понимаешь, она знала, что рано или поздно они придут за ней, поэтому она забрала все: золото, серебро и драгоценности – и спрятала в тайнике, – объяснила мама, когда они отодвинули кровать, чтобы помыть пол. – Оно где-то в лесу, который граничит с болотом. Потом, когда сокровище оказалось в надежном месте, она попыталась сбежать в надежде, что вернется потом.

– Но они поймали ее, – сказала Олив и окунула швабру в ведро с мыльной водой.

– Да, разумеется. К ней их привела ее собственная дочь; так говорят люди.

– Я бы никогда так не поступила, мама, – сказала Олив, вынимая швабру.

– Знаю. – Мама потрепала ее по голове. – И я знаю еще кое-что, моя девочка Олли: я совершенно уверена, что мы с тобой найдем это сокровище. Это наша судьба.

Олив понравились эти слова. У них была общая судьба, они были частью чего-то большего, связанного с событиями, происходившими много лет назад. Она ясно видела это в день весенней уборки: они с мамой находят сокровище и выкапывают его из-под земли. Они будут богатыми и знаменитыми. Мама сказала, что они потратят эти деньги на оплату счетов и закладной на дом, а потом вместе с папой отправятся в кругосветное путешествие. Олив представляла, как ее одноклассники включат телевизор и увидят ее в вечерних новостях с широкой улыбкой на лице, потому что они с мамой нашли сокровище, в реальность которого никто не верил.

Но потом кое-что изменилось. Мама нашла для себя другую судьбу, в которой не было места для Олив. Все началось с мелочей: мама стала более молчаливой и скрытной. Олив точно не знала, когда это началось, но мама перестала говорить о сокровище. Однажды за обедом, когда Олив спросила об этом, мама рассмеялась и сказала:

– Нет никакого сокровища, Олли. Его никогда не было. Это просто история, которую я тебе рассказала, когда ты была ребенком. Но теперь ты выросла, и тебе больше не нужны глупые истории вроде этой.

Потом мама стала вести себя так, как будто почти не знала Олли и папу, как будто в доме завелись призраки. Она стала нервозной и постоянно выдумывала предлоги для ухода из дома: им нужно купить молоко, сегодня прекрасный вечер для долгой прогулки, ей нужно помочь подруге. Она стала проводить все больше времени вдали от дома. В тот год она даже пропустила весеннюю уборку, и, когда Олив спросила об этом, мама пожала плечами и сказала, что в доме и так достаточно чисто.

Олив слышала, как однажды вечером ее родители ссорились, и папа сказал: «Кто он такой? Полгорода знает об этом». Мама все отрицала и просила его, чтобы он, ради бога, говорил потише.

Потом как-то утром мама не вышла к завтраку. Обычно она вставала первой и заваривала кофе, но в то утро Олив пришла на кухню и увидела, как папа заливает кипятком растворимый кофе.

– Мама еще не встала?

– Ее здесь нет, – ответил папа, стиснув зубы.

– А где она?

Отец не ответил и отвернулся. Под его глазами залегли темные круги, и Олив была рада, что он не ответил и не сказал ей правду.

В следующие дни и недели Олив изо всех сил старалась выкинуть из головы сплетни, которые она слышала повсюду: приглушенные шепотки взрослых в универмаге, в библиотеке и даже разговоры детей в школе. Это было хуже всего: начинать учебу в старшем классе и слышать за спиной их шепот: «Ее мать сбежала с другим мужчиной. Паршиво иметь шлюху вместо мамы». Олив проходила по длинным, ярко освещенным коридорам с опущенной головой, делая вид, что ничего не слышит и не замечает.

Тетя Рили, папина старшая сестра (папа называл ее «моей властной мегерой»), советовала Олив не слушать, что болтают другие люди.

– Ты знаешь, что твоя мама едва ли не лучшая на свете, – сказала Рили. – Не забывай об этом.

Рили была старше ее родителей, но гораздо прикольнее; для Олив она была одной из любимейших людей во вселенной. Олив всегда немного злорадствовала, когда гуляла по городу вместе с Рили, втайне надеясь, что одноклассники увидят их и это каким-то образом повысит ее статус. У Рили была масса татуировок, асимметричная стрижка с голубыми локонами, и она часто красила губы голубой помадой в тон волосам. Она жила в квартире дома в псевдовикторианском стиле, работала над реставрацией исторических зданий, заочно училась в колледже и была волонтером в историческом обществе и в организации «Среда обитания человека». Однажды летом она даже прилетела в Никарагуа, чтобы помочь в строительстве домов для бедняков. Какое-то время Рили была подмастерьем у профессионального татуировщика и хранила альбомы с многочисленными эскизами: тщательными чернильными прорисовками черепов, цветов и животных, а также каллиграфических надписей. Отношение Рили к окружающему миру сводилось к формулировке: «Я хочу быть собой, и мне наплевать, что об этом думают другие» – и было чрезвычайно привлекательным для Олив. И Рили действительно командовала ее отцом или хотя бы пыталась это делать. Она постоянно внушала ему, чем нужно заниматься, и он обычно кивал и соглашался со сказанным, даже если это было нечто, вроде «Пора подстричь газон, Дасти» или «Эта рубашка воняет, пора надеть чистую». Олив знала, что у ее отца и Рили было далеко не лучшее детство: их мать была пьяницей, а отец редко появлялся дома, поэтому тетя Рили фактически воспитала папу, всю жизнь заботилась о нем и гоняла его в хвост и в гриву. Теперь это вошло в привычку.

После ухода мамы Рили предложила отцу переехать к ней.

– Это ненадолго, – сказала она. – Просто небольшая помощь, пока не вернется Лори.

Отец сказал, что ценит это предложение, но у них все в порядке.

Рили приносила Олив странные подарки: кумкваты, логарифмическую линейку и кусок янтаря с застывшей мухой внутри.

– Что тут скажешь, странные штуки всегда наводят меня на мысли о тебе. – Рили подмигивала и ерошила Олив волосы, когда вручала подарки.

В квартире у Рили была своя коллекция эксцентричных предметов: кости животных, хрустальный шар, карты Таро и маятники. Она регулярно медитировала и воздвигала по разным поводам маленькие алтари – например, когда хотела получить новую работу или вернуть мужчину, который ей нравился. Ей нравилось говорить о своих снах, и она всегда заставляла Олив рассказывать ее сны, когда они были вместе. Рили верила, что сны имеют важное значение, и купила Олив маленький голубой дневник с солнцем и луной, где она могла записывать свои сновидения. Олив решила, что блокнот слишком красивый, чтобы портить его глупыми записями, и поставила его на книжную полку для использования в будущем, когда она найдет для него подходящее применение.

– У тебя когда-нибудь было впечатление, что ты что-то знаешь еще до того, как это случилось? – однажды спросила Рили у Олив.

Ответ разочаровал Рили. Иногда она раскладывала для Олив карты Таро и предсказывала ее будущее, которое всегда выглядело многообещающе в интерпретации Рили, даже когда ее карты пугали Олив, – например, «Башня» с изображением пылающей после удара молнии башни и людей, падавших на землю.

– Башня – это смятение, внезапные перемены. Твоя жизнь может показаться бурной и хаотичной, но следует помнить, что перемены приносят с собой и хорошие вещи. Ты растешь и развиваешься в результате этих перемен. Вместе с разрушением наступает преображение, верно? Иногда нужно порвать с тем, чем ты себя окружила, чтобы добраться до истины и обрести свою подлинную личность. Разве это не разумно, Олли?

И Олив кивала, а потом они пили горький травяной чай, который должен был уравновесить их и прояснить разум.

Рили упорно, пожалуй, даже слишком упорно, пыталась изменить Олив к лучшему. Она была частой гостьей в их доме, но в основном общалась с мамой. Рили и мама ходили в антикварные лавки, играли в бинго и слушали музыкальные группы, выступавшие в «Сайдер Милл» на шоссе № 9. Отец раздражался (или, по крайней мере, делал вид, что раздражается), когда Рили приезжала в дом и куда-то уводила маму.

– Бог ты мой, жена, – говорил он. – Ты проводишь больше времени с моей сестрой, чем со мной!

Мама смеялась, собираясь на очередное мероприятие вместе с Рили, и говорила:

– Я вышла за тебя только для того, чтобы получить лучшую золовку на свете!

Но теперь Рили приезжала к ним из-за Олив. Возможно, она сама чувствовала себя одинокой и искала чужого общества. Они с Олив пили молочные коктейли, вместе гуляли по лесу, и Рили приглашала ее на выходные к себе домой, где они смотрели черно-белые фильмы ужасов и объедались пирожными. У Рили всегда была коробка любимых пирожных для Олив. Рили и Олив никогда не говорили о маме. Это было негласным правилом: Рили старалась отвратить Олив (а возможно, и саму себя) от мыслей о ее матери, чтобы помочь забыть и привыкнуть к жизни с отцом. Но никакие фильмы ужасов, попкорн и пирожные не могли заставить Олив забыть о маме.

Отец притворялся, что не знает о слухах про маму. Он вернулся на работу (он работал в муниципальном отделе технической поддержки, ремонтировал дороги и зимой водил снегоочиститель) и каждый вечер приходил домой. Он перестал играть с друзьями в карты и пить пиво по вечерам. Он оставался дома и разогревал в микроволновке ужин для себя и Олив. Блюда были безвкусными и слишком жирными – стейк «Солсбери», жареная курица и картофельное пюре, которое по вкусу не напоминало картошку, – но Олив улыбалась и глотала. Отец готовил настоящую еду, только когда приезжала Рили, и это всегда были спагетти с острыми итальянскими сосисками. Он даже покупал дорогой чесночный хлеб и бадейку готового салата. Они делали вид, что каждый день питаются таким образом, чтобы Рили не беспокоилась за них.

– Твоя мама вернется, – пообещал отец, когда они сидели одни и доедали очередной безвкусный ужин из стейков «Солсбери» с фальшивым картофельным пюре и квадратными кусочками яблочного пирога. – И знаешь, что я думаю? – Внезапно его глаза снова заблестели, чего не случалось уже очень, очень долго. Он обвел взглядом кухню, как будто раньше не видел ее: стены с тусклыми облезшими обоями, облупленный углепластик на столешницах. – Думаю, нам нужно приготовить ей сюрприз. Как следует отремонтировать дом… что скажешь?

Ну конечно, Олив согласилась с ним. И начался ремонт.

* * *

Гостевая спальня пошла под нож первой: отец впервые разрешил Олив помахать кувалдой. Она стояла и смотрела на стену через дымчатые защитные очки.

– Ты уверен, – спросила Олив, взвешивая тяжелую кувалду.

– Чертовски уверен, – сказал отец. – Сковырни эту стену, детка. Обрушь ее.

Олив сделала несколько пробных взмахов, противясь разрушению. Потом отец взял инициативу на себя, размахивая кувалдой с яростной сосредоточенностью, испугавшей Олив. Они разрушали стену, чтобы сделать более просторную спальню для родителей.

– Твоя мама всегда хотела иметь большую спальню, – говорил отец между ударами. Его лицо и руки были припорошены известковой пылью. – И собственный одежный шкаф.

Он ударил в стену с удвоенной силой и пробился на другую сторону. Они сделали два встроенных шкафа: для него и для нее. Олив помогла отцу развесить оставленную матерью одежду в левом шкафу. Когда она расправляла лучшее платье матери и ее кожаное пальто, то верила отцу, верила в то, что ее мать действительно вернется домой. Не может быть, чтобы она просто бросила все это. Только не любимое платье и пальто. Только не лучшую обувь. Только не сокровище. Только не свою дочь.

Если не считать ремонта, Олив была как никогда исполнена решимости найти сокровище, уверенная в том, что это событие заставит ее мать вернуться домой. Где бы она ни находилась, она увидит Олив в новостях и узнает о девушке, которая вдруг стала богатой.

Если это не вернет мать, то у Олив будут деньги для ее поисков. Она наймет целую армию частных детективов и сделает все возможное, чтобы мама вернулась домой. Тогда она увидит свою новую просторную спальню, новый огромный шкаф и больше не захочет уезжать.

Между тем Олив продолжала поиски.

* * *

Она прислушалась к шагам Майка, неуклюже пробиравшегося по тропе. Потом подняла бинокль и посмотрела на чужаков. Они обнимали друг друга с глупыми улыбками, словно приклеенными к лицу и говорившими о том, что мечты стали явью. В этот момент Олив ненавидела их. Она ничего не могла с собой поделать.

Она закусила губу, продолжая наблюдать за жителями равнин. Теперь они целовались – какая мерзость!

«Я изгоняю вас», – снова подумала она, сосредоточившись изо всех сил.

Женщина оторвалась от мужчины и посмотрела в сторону Олив. Та не стала дергаться, но крепко вцепилась в дерево, стараясь не выдавать свое присутствие, быть частью пейзажа. Потому что она и была частью пейзажа, а это место было частью ее самой. Все вокруг: деревья, животные, болото, шелест ветра в листве.

Глава 3

Элен

19 мая 2015 года

Кого-то потрошили.

Только так можно было описать звук, который она слышала: жуткий пронзительный визг. Какое-то существо было схвачено, вскрыто и выпотрошено заживо. Сначала казалось, что звук раздается прямо за фургоном, но потом он переместился в глубь леса, словно кого-то утащили туда, ближе к краю болота.

Элен бодрствовала уже несколько часов, не в силах уснуть на узкой кровати и прислушиваясь к незнакомым звукам – скрипу ветвей, вою собак, уханью сов, – таким непохожим на приглушенный шум уличного движения, который она слышала по ночам в городской квартире.

Теперь от этого ужасного крика у нее сперло дыхание, а сердце подскочило к гортани.

Между тем Нат мирно спал. Типично для него.

Элен пихнула его в бок.

– Нат! – шепотом прокричала она, стараясь контролировать дыхание, чтобы скрыть панику. – Нат, ты это слышал?

Она села, стукнувшись головой о нелепую полку над кроватью в крошечной спальне. На кровати едва можно было уместиться вдвоем. Шкаф отсутствовал, так что полки висели повсюду. Застелить постель было настоящим подвигом, требовавшим акробатических трюков, на которые Элен раньше не считала себя способной.

– Что слышал? – спросил Нат, перекатившись на спину.

– Это был крик. Ужасный крик.

Он сел, стукнулся головой о полку и пробурчал:

– Вот дерьмо!

Нужно что-то предпринять с полками, прежде чем один из них заработает сотрясение мозга или рваную рану, которую придется зашивать. Ближайшая больница находилась в сорока пяти минутах езды отсюда. Элен пыталась не думать об этом, когда представляла, какая работа им предстоит и как легко будет промахнуться с дисковой пилой или упасть с приставной лестницы, установленной на неровной земле.

Нат потянулся вверх и пошарил по полке, включая настольную лампу. Маленькая комната тут же озарилась ярким светом. Элен заморгала и отвернулась.

– Выключи! – велела она.

– Что? Почему?

– Потому что, – сказала она тоном человека, который обращается к идиоту. – Потому что так все снаружи узнают, что мы здесь.

Она сознавала, как глупо это звучит. Страх пересилил все остальное.

Нат посмотрел на нее с насмешливым изумлением. Он оставил свет включенным и потянулся за очками. Днем он носил контактные линзы, но теперь они отмокали в пластиковом стаканчике возле крошечного умывальника.

– Элен, это было всего лишь животное, – успокаивающе произнес он.

– Вопящее животное? На слух казалось, будто кого-то потрошили заживо, Нат.

Если бы он слышал этот звук, то не был бы таким спокойным. Нат ласково накрыл ее руку своей.

– Возможно, это лиса или пекан-рыболов. Они издают жуткие вопли.

– Это было что-то другое.

– Я найду аудиофайл в интернете и завтра утром воспроизведу его для тебя, – сказал Нат. – Ты сама убедишься.

Где-то в лесу заухала сова, и ей ответила другая.

– Это пестрая неясыть, – взволнованно произнес Нат. – Похоже на то, что ты слышала?

Элен раздраженно вздохнула:

– Нет, мистер ученый. Это сова. Я знаю, как кричат проклятые совы! А кричали так, словно кого-то пытали.

– Готов поспорить, это был пекан-рыболов. Я никогда их не слышал, но, судя по описанию, они издают жуткие крики.

Он выключил свет, положил очки на полку и улегся в постель.

– Ты что, собираешься спать дальше? – недоверчиво спросила Элен. – Серьезно?

– Сейчас половина четвертого, Элен. Нам предстоит большая работа.

Нат обладал почти сверхъестественной способностью спать в любых условиях. Он мгновенно отключался, и когда засыпал, то было практически невозможно разбудить его. Будильники не помогали. Он с гордостью говорил, что однажды проспал землетрясение магнитудой 6,5 балла в Сальвадоре, когда учился в магистратуре и отправился туда с исследовательской поездкой.

Элен была устроена иначе. Она регулярно страдала от бессонницы, особенно на новом месте. А теперь, после зловещих криков из тьмы, шансы заснуть были минимальными. Возможно, так оно и лучше; один из них должен бодрствовать на тот случай, если хищник вернется.

Она лежала в темноте, слушая ветер и тихое похрапывание Ната. Снова заухала сова, но криков больше не было. Элен в тысячный раз подумала, каким образом Нату удалось втянуть ее в это предприятие. Она вспомнила слова Дженни: «Подумай о том, от чего ты отказываешься! И ради чего?»

Теперь Элен лежала в постели с открытыми глазами и дожидалась таинственных воплей в ночи, – как раз то, о чем предупреждала Дженни.

Элен закрыла глаза, сделала глубокий вдох и попыталась представить, как здесь было, когда появились первые поселенцы. Никакого электричества. Никакого интернета для поиска животных, издающих ужасные крики посреди ночи. Когда она не могла заснуть, то думала об истории. О своих исследованиях и об исторических фактах, потому что при взгляде в прошлое настоящее не казалось таким уж плохим, что бы ни происходило.

Элен представила женщину, которая пришла и поселилась в этом лесу триста лет назад, слушая непривычные звуки: треск ломающихся веток, уханье совы, дикие и пронзительные крики неизвестного существа. Может быть, ее муж лежал рядом и безмятежно храпел во сне? Могла ли она тихо проклинать его за то, что он уговорил ее прийти сюда? Эта мысль вызвала у Элен улыбку, и она почувствовала себя не такой одинокой. Фургон был тесным и неуютным, внутри пахло мышами. В сущности, это была алюминиевая коробка с крошечными окнами, закрытыми жалюзи, внутренней обшивкой из темных МДФ-панелей и ненадежной электропроводкой. Если включить свет в одном месте, в других местах он начинал мигать и меркнуть. Линолеум отстал от пола в нескольких местах (они закрыли его ковриками, где это было возможно), МДФ-панели на стенах рассохлись и покоробились. Спальня была размером с большой платяной шкаф, где едва помещалась двуспальная кровать, а в крошечном туалете и кухне-гостиной трудно было повернуться. Кухонное место напоминало камбуз со старыми металлическими шкафчиками, местами покрытыми ржавчиной. Элен попробовала украсить их самоклеящейся пленкой, но она отлепилась и висела как содранная кожа.

Когда они начали расчистку (Нат перенес Элен через ржавый порог, словно новобрачную), то обнаружили кучу хлама: ветхую старую мебель, продукты в кухонных шкафчиках и холодильнике, одежду на полках в спальне и даже зубную щетку возле умывальника.

– Что-нибудь стоит оставить? – спросил Нат, когда Элен обозрела фургон пристальным взглядом историка. Она обожала старинные предметы и проводила много времени на распродажах в исторических поместьях и на блошином рынке. Больше всего ее привлекали мелкие личные вещи: старые дагеротипные фотографии, письма с выцветшими чернилами. Нат не понимал ее одержимости этими вещами или причины для их покупки.

– Ты ведь не знаешь этих людей, – говорил он.

– Нет, – отвечала она. – Но теперь я немного знакома с ними, да? Теперь у меня есть кусочек их истории.

Она чувствовала притягательность этих вещей и верила, что пока она хранит их и время от времени смотрит на них, то люди, запечатленные на бумаге или на фотографиях, не будут полностью забыты и не растворятся во времени.

– Ничего. Здесь только хлам, – сказала Элен, разочарованная тем, что они не нашли старинные банки для джема, молочное стекло или хотя бы один предмет мебели ручной работы, который стоило бы сохранить.

Наиболее странно выглядел стол: он был накрыт на двоих, тарелки были заляпаны засохшими остатками еды и мышиными фекалиями, в центре стояла запечатанная бутылка вина и два запыленных бокала.

– Полагаю, мистер Декро был неважным хозяином, – сказал Нат.

Они отправили все на свалку, кроме бутылки вина, которую поставили на полку. Элен гадала, что могло прервать последний ужин и что помешало хозяевам открыть вино.

Нат и Элен не стали вкладывать много энергии или денег в обустройство фургона; им придется жить здесь только до окончания строительства. Потом они увезут фургон или превратят его в курятник. Элен нравилась эта идея, и она уже представляла куриц, сидящих на металлических шкафчиках, где она сейчас рылась в поисках кофе.

Она вставила фильтр в проволочную сетку, отмерила молотый кофе и наполнила стеклянный графин, глядя в окошко над раковиной. Было чудом, что в фургоне имелась проточная вода, выкачиваемая из колодца на участке, – из того самого колодца, который будет обеспечивать водоснабжение их будущего дома. Нат попробовал воду и счел ее вполне безопасной.

Было еще темно, но птицы уже завели свой предутренний хор. Он был гораздо громче, чем в Коннектикуте. Элен слушала птичьи трели через открытые окна, усаживаясь за столом и раскрывая свой ноутбук, чтобы проверить почту. Наверное, пора приступить к исследованиям и посмотреть, можно ли что-то найти в Сети о призраке из Брекенриджского болота – некую путеводную нить к истории этого места. Элен собиралась приступить к поискам еще в Коннектикуте, но тогда она была слишком занята планировкой дома и завершением своей работы в школе. В любом случае лучше начинать здесь, где она может посещать местную библиотеку, просматривать записи в мэрии и беседовать с местными жителями, которые больше расскажут ей об истории края, чем любая поисковая система.

Элен слушала птиц в ожидании загрузки компьютера и думала о том, что их песни звучат неестественно громко, почти тревожно. Потом снаружи раздался другой звук – не болезненный ночной вопль, а нечто более тихое.

Хруст ветвей. Звук шагов.

Определенно, это были человеческие шаги, прямо перед фургоном.

Элен встала, метнулась в спальню, схватила Ната за ногу и сильно потянула.

– Нат, – прошипела она. – Вставай!

– С-скоко времени? – пробормотал он. – Опять сова?

– Кто-то снаружи. – Элен потянула сильнее.

– Животное, – сказал он. – Лиса. Пекан-рыболов.

– Черта с два. Оно ходит на двух ногах. Давай же!

Она сбросила одеяло. Нат спустил ноги с кровати и потянулся за очками.

– Возьми фонарик, – сказала Элен.

Нат всегда держал фонарик рядом с кроватью, даже в городской квартире. Он считал, что нужно быть готовым ко всему. Сейчас он потянулся к соседней полке и взял большой, мощный фонарь-прожектор, который купил в хозяйственном магазине перед поездкой в Вермонт.

Нат прошаркал по коридору в трусах и футболке. В круглых очках он выглядел как повзрослевший Гарри Поттер, только без шрама.

– Скорее! – Элен взяла на кухне самый большой нож, который смогла найти.

Нат вопросительно посмотрел на нее:

– Что ты собираешься делать с этим ножом?

– Мы не знаем, что там снаружи, – ответила Элен.

Нат покачал головой.

– Будь осторожна, ты можешь порезаться, – сказал он и открыл дверь. Он стоял в дверном проеме, проводя лучом фонаря по двору, пока Элен выглядывала у него из-за плеча. Во дворе было пусто. Бетонная плита находилась на месте и напоминала посадочную площадку для космического челнока.

«Или дверь, – подумала Элен. – Огромную дверь».

– Там ничего нет, – сказал Нат и смерил ее взглядом, означавшим: «И ради этого ты вытащила меня из постели?»

– Но было же. – Она протолкнулась мимо и спустилась по шаткому деревянному крыльцу. По пути она что-то зацепила ногой, и предмет откатился в сторону.

– Посвети-ка сюда, – попросила она, глядя на ступени.

Луч фонаря качнулся вниз. Возле крыльца что-то лежало. Небольшой сверток из ткани.

– Что за чертовщина? – Элен нагнулась и подняла сверток.

– Похоже на кошачью игрушку, – сказал Нат.

– Это не кошачья игрушка, – сказала Элен, когда подняла сверток. Это был кусок белого холста с остатками чего-то вроде вышивки или кружева по краям. Наверное, когда-то это был дамский носовой платок, но теперь он был грязным и скомканным, а четыре уголка соединены и завязаны ленточкой с бантиком, словно подарок. Внутри находилось что-то твердое.

У нее забурчало в животе.

– Почему бы не занести это внутрь и не посмотреть? – предложил Нат.

– Не собираюсь, – ответила Элен. – Этому не место в доме.

Она потянула за ленту, собираясь развернуть ткань, но действительно ли она хотела знать, что находится внутри?

Нет. Элен не хотела.

Что бы это ни было, оно было ужасным. Элен знала это. Она чувствовала это: опасность просачивалась в ее пальцы, словно медленный яд.

– Хочешь, я открою? – спросил Нат.

– Нет, – ответила Элен. – Я сама.

Она полагала, что сверток был оставлен для нее. Именно для нее, потому что только она слышала крик.

Она сделала глубокий вдох и напомнила себе, что стала другой женщиной. Той Элен, которая собирается жить в Вермонте и построить собственный дом, научиться убивать своих кур, обращаться с топором, выращивать свои продукты. Той Элен, которая обладает внутренней силой первопроходцев. Храброй Элен. Она может это сделать.

Она потянула за концы ленточки и аккуратно раздвинула складки, чтобы увидеть, куда светит фонарь Ната.

– Что за дьявольщина? – ахнула Элен. Она не уронила сверток, а отшвырнула его как можно дальше от себя.

Но это лишь почудилось ей. Внутри оказалось немного сухой травы и два предмета: ржавый квадратный гвоздь и желтовато-белый зуб.

Нат наклонился, рассматривая зуб.

– Резец, – заключил он. – Парнокопытное животное.

– Что?

– Овца или олень, точно не знаю.

– А зачем было заворачивать это и подбрасывать нам на крыльцо? – требовательно спросила Элен.

Нат немного подумал, поскреб жесткую щетину на подбородке и покачал головой.

– Не знаю, – признался он и взял гвоздь. – Очень старая работа. Похоже, ручной ковки.

– Опять-таки: какого дьявола было подбрасывать нам эти штуки?

– Может быть, все это уже валялось здесь, – предположил Нат. – А когда мы разбирали фургон, то уронили и не заметили.

Элен покачала головой:

– Мы все подмели и помыли. Мы бы это заметили.

– А может быть, это подарок, – сказал Нат.

– От кого? Кто мог бы оставить нам такую дрянь? – Элен повысила голос, встревоженная, но не на грани истерики. Она дивилась тому, что Нат может быть таким спокойным, как будто кто-то оставил поздравительную корзинку с рогаликами у них на крыльце.

Нат снова поскреб свою щетину.

– Кто-то пытается напугать нас? – Он посмотрел на Элен, увидел растущую панику на ее лице и тесно прижал жену к себе.

– Что же, им это чертовски хорошо удалось, – пробормотала Элен, глядя из-за его плеча на линию деревьев, уверенная в том, что сейчас кто-то смотрит на них со злобной улыбочкой на лице.

Глава 4

Олив

19 мая 2015 года

Олив пританцовывала на кухне, пока готовила завтрак. Отец еще не спустился, но ему нужно было выезжать уже через полчаса, и она знала, что он может показаться в любую минуту. Как он удивится, когда увидит особенный завтрак, который она ему приготовила!

«Деловитый бобренок, – говорила мама, когда смотрела, как Олив упорно трудится над чем-то. – Ты мой деловитый бобренок».

Олив улыбнулась. Она была трудолюбивой девочкой. Это слово пополнило ее словарный запас несколько лет назад, когда она начала регулярно выполнять домашние задания.

Трудолюбивая.

Старый металлический кофейник с ситечком закипал на плите. Они пользовались и электрической кофеваркой, но маме больше нравился старомодный эмалированный бело-голубой кофейник, который они брали в походы, поэтому кофеварка была выставлена на дворовую распродажу. Мама любила проводить такие распродажи или участвовать в них. Каждую весну она убиралась в доме, выносила множество разных вещей на подъездную дорожку и расставляла их на шатких раскладных столиках: одежду, книги, кухонную утварь, старые игрушки и забавные мелочи. Олив была уверена, что этот хлам никому не нужен, но люди приходили и покупали. Летом мама наполняла дом сокровищами, выбранными на других дворовых распродажах. Иногда Олив казалось, что ее мать выкупает вещи, которые она продала раньше, и циклы странного круговорота вещей в их доме повторялись из года в год. У Олив был бумеранг, подаренный отцом на день рождения. Она пришла к убеждению, что некоторые вещи похожи на этот бумеранг: они исчезали, а потом каким-то образом находили обратный путь на прежнее место. Некоторые вещи не хотели уходить навсегда.

Звук закипающего кофейника по мере того, как кухня наполнялась приятным кофейным ароматом, напоминал ей о маме.

Олив после ухода мамы завела привычку пить кофе; как и ее мать, она предпочитала сладкий кофе с молоком. В первый раз она не стала класть молоко и сахар, и от горечи у нее начались спазмы в желудке. Она выпила большую кружку, и ее сердце разогналось до космической скорости. Но Олив научилась добавлять много молока и вскоре обнаружила, что ее организм требует утренней встряски от выпитого кофе. Она привыкла к утреннему ритуалу, как и ко множеству других вещей: готовить, мыть посуду, кормить отца завтраком и провожать его на работу. А теперь еще и ремонт. Бесконечная штукатурка, реконструкция стен. Они с отцом меняли все вокруг лишь ради того, чтобы через месяц вернуться к прежнему порядку вещей.

Это был сизифов труд, иначе не скажешь. Олив узнала это словосочетание в школе. Английский был единственным уроком, где она находилась рядом с Майком, и ей очень понравился раздел о древнегреческой мифологии, хотя она уже знала все эти предания. Большинство историй были тревожными и грустными, особенно о Сизифе – этом бедняге, катившем валун вверх по склону горы лишь ради того, чтобы камень скатился обратно. Мистер Дженкинс, новый учитель английского, называл это тщетными усилиями.

Олив налила кофе в любимую мамину кружку красного цвета, обколотую с одной стороны и больше похожую на миску.

– Когда мы пойдем во французское кафе, ты увидишь, что там все пьют из таких кружек, – однажды сказала мама.

– А ты бывала во Франции? – спросила Олив.

– Нет, – ответила она. – Но мы первым делом отправимся туда после того, как найдем сокровище. Мы увидим мир! И будем пить кофе латте во французском кафе.

Олив проверила духовку, где выпекались булочки с корицей из магазинных полуфабрикатов. Она купила их в универмаге; ее отец редко посещал бакалейный магазин. Рили приносила сумки с продуктами, когда приезжала к ним, но отец только бесился и говорил, что она должна перестать это делать, потому что это похоже на милостыню. Время от времени Олив просила у него немного денег, чтобы она могла купить необходимые продукты в универмаге Фергюсона: кофе, молоко, готовые завтраки, хлеб, консервированные супы. Ничего особенного. Булочки с корицей были своеобразной роскошью, но Олив пребывала в праздничном настроении.

– Доброе утро, Олив, – поздоровался отец, войдя на кухню. – Ты видела новости?

– Нет, – сказала Олив.

Отец надул щеки и с шумом выпустил воздух.

– Ужасное происшествие, – тихо сказал он. – Вчера ночью перевернулся автобус на шоссе номер четыре. Там были ученики выпускного класса, которые возвращались из поездки в Бостон. Трое погибли, многие получили травмы. Там могли находиться твои знакомые. – Отец посмотрел на нее, ожидая ее реакции.

Олив кивнула. На самом деле у нее не было знакомых из выпускного класса. Конечно, она видела их на переменах, и некоторые из них как будто узнавали ее (или, по крайней мере, ее грустную историю) и хихикали или перешептывались, проходя мимо.

– Автобус врезался в другую машину?

– Нет, он съехал с дороги. Говорят, водитель резко вывернул руль, пытаясь объехать что-то на дороге. Может быть, животное.

Олив снова кивнула, не зная, что еще сказать. Отец огляделся по сторонам и подошел к столу.

– Кофе готов, – сообщила Олив.

– Пахнет здорово. – Отец улыбнулся.

– Я готовлю булочки с корицей, – продолжала она.

– Вот как, а? – Он взял кофейник и налил себе чашку. – По какому случаю?

– Просто подумала, что мы заслужили угощение, – сказала она.

Отец улыбнулся и взъерошил ей волосы.

– Ты права, детка. Мы заслужили лакомый кусочек.

Сработал таймер; Олив достала из духовки поддон с булочками и поставила остывать на плиту.

– У тебя есть планы после школы? – спросил отец.

Странный вопрос. Когда это у нее были планы после школы? Олив не занималась спортом, не состояла в драмкружке или в других группах по интересам. Иногда после уроков подруга приглашала ее к себе домой, но после ухода мамы Олив неизменно отказывалась под разными предлогами. Так было проще. Если ты пару раз зайдешь в гости к подруге, она будет ожидать, что ты пригласишь ее к себе. Олив не хотела, чтобы другие люди знали о постоянном ремонте, видели разобранные стены, открытые водопроводные трубы и электропроводку, черновой пол и пыль от штукатурки, которая лежала везде. Буквально доказательство того, что после маминого ухода все начало разваливаться на части.

Олив даже находила предлоги, чтобы удерживать на расстоянии Майка. Раньше он регулярно приходил к ней. Ее мама любила Майка и была очарована его энциклопедическими познаниями в области необычных и случайных фактов. Он мог рассказать ей о жизненном цикле какого-нибудь американского паразита, а мама задавала всевозможные вопросы, говорила, какой он умный и начитанный, и кормила его свежеиспеченным овсяным печеньем, которое он особенно любил. Отец Олив не знал, как относиться к Майку, который не охотился и не занимался спортом, поэтому они держались неловко и отчужденно, и теперь Олив думала, что лучше избегать таких сцен. А еще она не хотела, чтобы Майк увидел, в каком плачевном состоянии находится дом. Майк расколется и все расскажет своей матери, а та может обратиться в департамент по семейным делам или в другое подобное место.

Но они с Майком держались вместе в школе и в лесу. По правде говоря, сейчас Майк был ее лучшим другом, а Олив была его единственным другом.

Начиная с пятого класса другие ученики называли ее Странным Оливером, даже старшие, которых она не знала. Она думала, что в старших классах кличка исчезнет сама собой, но этого не произошло. Стало только хуже. Средняя школа была большим и странным миром, где не действовали обычные правила. Когда она проходила по коридорам, то вспоминала другую историю, которую узнала на уроках английского: историю о лабиринте и Минотавре. Только в ее варианте истории Минотавры были повсюду, за каждым углом, и носили школьные куртки или пользовались дешевыми духами и косметикой. В этой школе учились дети из трех окрестных городков, поэтому там было много детей, которых Олив не видела раньше, и сначала она рассчитывала затеряться среди великого множества, но слухи о ее прозвище быстро распространились, как и история о том, что произошло с ее матерью.

– На кого ты охотишься, Странный Оливер? – поинтересовались одноклассники, когда она пришла в школу в камуфляжном костюме. «Ну их к черту», – думала она. Иногда она даже бормотала: «Отвали!», но тогда они ухмылялись и говорили: «Ты такая уродина! Неудивительно, что от тебя сбежала мать». Это было хуже всего. Иногда она находила в своем шкафчике вещи, которые не клала туда: губную помаду, тени для век и короткие записки, вроде: «Ты мальчик или девочка?» Иногда они были еще более жестокими: «Твоя мать – шлюха. Она раздвигала ноги для половины мужчин в городе».

Майк советовал ей не обращать внимания.

– Знаешь, я придумал одну игру, – сказал он однажды, когда она обнаружила особенно грубую записку, прикрепленную клейкой лентой к ее шкафчику. Майк притворился, что не видел написанного, просто снял записку и скомкал ее. – Я прихожу в школу и делаю вид, будто я не один из них. Будто я инопланетянин из другой галактики, который был послан сюда для наблюдения.

Олив кивнула.

– Видишь ли, существа с моей родной планеты скоро вернутся, чтобы забрать меня, а после этого они уничтожат Землю. Останется только большой огненный шар. – Он издал взрывной звук и помахал пальцами в воздухе. – Пуф!

Олив улыбнулась, но внутренне поморщилась. Ей не нравилась мысль о мире, погибающем в пламени, даже если при этом исчезнут девчонки, которые оставляют жестокие записки.

– Но дело в том, что я могу выбирать людей, которые улетят вместе со мной, – продолжал Майк, поблескивая глазами. – Все остальные распадутся на элементарные частицы. До сих пор я выбрал только тебя, – со смущенной улыбкой закончил он.

– Э-э… большое спасибо, наверное, – сказала она. Прозвенел второй звонок, и они побежали в класс.

* * *

– Я думаю, мы можем начать ремонт в твоей комнате, – сказал отец.

Олив заморгала.

– Что? – Она подумала, что ослышалась, так как затерялась в воспоминании о Майке и инопланетянах.

– Твоя комната, – повторил отец. – Я подумал, что мы можем начать ремонтировать ее. Не стоит откладывать, верно?

У Олив скрутило живот. Только не ее комнату. Для нее это было единственное безопасное место. Отец предложил расширить ее комнату еще две недели назад, когда за ужином присутствовала Рили. Олив сказала, что вполне довольна своей нынешней комнатой.

– Но разве ты не хочешь, чтобы она стала просторнее, с высоким потолком и встроенным шкафом? Разве так будет не лучше?

– Ради бога, Дастин, – сказала Рили. – Она сказала, что ее все устраивает. Ты не мог бы оставить в покое хотя бы одну комнату?

Тогда ее отец пошел на попятную, но после ухода Рили постоянно говорил о чудесных переменах, которые ожидают комнату Олив, хотя до сих пор не предлагал приступить к работе. Стены и потолок ее спальни оставались в прежнем виде. И внутри было чисто. Это было единственное место в доме, где вытирали пыль и наводили порядок. Единственное место, которое оставалось неизменным с тех пор, как ушла мама.

– Тебе не кажется, что сначала нужно закончить ремонт в гостиной? Побелить потолок, оштукатурить стены и даже покрасить их? – Олив старалась не показывать тревогу и подступавшее отчаяние.

«Только не мою комнату. Все, что угодно, только не это».

Ее отец выглядел разочарованным.

– Я просто хотел, чтобы у тебя была красивая комната. Мы бы сделали ее просторнее за счет гостевой спальни, и у тебя будет встроенный шкаф. Помнишь, о чем мы говорили раньше?

На самом деле говорил только он сам, рассказывая о том, как все будет прекрасно и совершенно, когда они снесут стену в одном месте или повесят полки на другой стене. Как будто истинное счастье можно было получить, махая кувалдой или штукатуря стены.

– У меня и так есть хороший шкаф, – сказала Олив. У нее было совсем немного одежды, не то что у ее одноклассниц, которые ежедневно носили новые наряды. Олив было вполне достаточно двух пар джинсов (местами залатанных), камуфляжных охотничьих штанов с массой карманов, новых футболок и камуфляжной куртки. Она имела две пары обуви: охотничьи ботинки и теннисные туфли.

– Но я думал… – растерянно начал отец и разочарованно умолк.

– Я правда считаю, что мы должны сосредоточиться на завершении уже начатых проектов, – сказала она, вполне понимая, как странно это выглядит со стороны: она говорит как взрослый человек, а он изображает из себя маленького ребенка с сумасбродными и непрактичными идеями. – Давай сегодня после уроков вместе поработаем в гостиной, ладно? Это будет первая комната, которую увидит мама, когда войдет в дом. Разве не стоит довести ее до совершенства?

Отец выглядел скорее усталым и постаревшим, чем расстроенным. Он сильно похудел после ухода мамы. Его кожа отливала нездоровой желтизной, под глазами обозначились темные круги. Соломенные волосы слишком отросли и нуждались в стрижке. Олив нужно больше заботиться о нем, следить за тем, чтобы он лучше питался и пораньше ложился в постель, а не засыпал на старом скрипучем диване перед телевизором в гостиной.

На короткий момент она задумалась, не стоит ли уступить его желанию и сказать, что они могут начать ремонт в ее комнате, – просто для того, чтобы он обрадовался и улыбнулся.

Она закусила губу в ожидании ответа.

– Хорошо, – наконец сказал отец. – Давай сначала закончим гостиную. Как думаешь, в какой цвет ее можно выкрасить?

Олив улыбнулась и тихо вздохнула. Она все обдумала, пока глазировала булочки с корицей.

– В голубой, – ответила она. – Это цвет неба и маминого любимого платья. Ты же знаешь, что я имею в виду?

Отец сосредоточенно нахмурился, по-стариковски наморщив лоб, как будто память о матери в этом платье была слишком тягостной для него. Он как будто съеживался на глазах.

– Да, я знаю это платье, – тихо и хрипло сказал отец. Он посмотрел на кофейную чашку и отхлебнул, хотя кофе был еще очень горячим. – По пути домой я возьму образцы краски, и мы решим, какой лучше подходит.

– Вот и хорошо, – сказала Олив. Она положила булочку с корицей на тарелку и подала отцу.

– Спасибо. – Он откусил большой кусок и направился из кухни, чтобы собраться на работу. – М-мм! Ты становишься отличной поварихой.

Олив захотелось сказать: «Это полуфабрикаты, папа. Ученая обезьяна тоже могла приготовить их». Вместо этого она сказала: «Отлично, буду стараться» – и глотнула кофе из своей огромной кружки.

* * *

Она услышала работающий душ и тревожный бухающий звук в водопроводных трубах. Олив была уверена, что они неправильно смонтировали часть водопроводной системы, когда устроили ремонт в ванной. Иногда буханье в трубах сменялось низким гудением, как будто в стене завывал какой-то монстр, пытавшийся выбраться наружу. Олив не сомневалась, что им придется снова разобрать стену и заменить трубы. Тогда, наверное, отец решит передвинуть душ к другой стене, и все начнется по новой.

Через двадцать минут, когда она заворачивала остатки булочек, отец спустился из ванной, благоухая ментоловым кремом после бритья и мылом «Ирландская весна». Он наполнил свой дорожный термос, а Олив вручила ему пакет для ланча, куда положила бутерброд с ветчиной, яблоко и две булочки с корицей.

– Я пошел, – сказал отец и взял ключи от автомобиля. – Тебя подбросить? Сегодня утром я собираюсь на Каунти-роуд – там перекладывают дренажную трубу, – но могу высадить тебя по пути.

Каунти-роуд находилась на другой стороне городка, противоположной от школы. Олив улыбнулась такому любезному предложению.

– Спасибо, я сяду на автобус.

– Лучше поспеши, если не хочешь пропустить его, – предупредил отец.

– Я выхожу через пять минут, – сказала она.

– Вот и молодец. – Отец, не оглядываясь, направился к входной двери. Олив услышала, как завелся его старенький «шевроле» – сначала неуверенно, на холостых оборотах, а потом с бодрым рычанием.

Олив села за стол и взяла еще одну булочку с корицей. Она не собиралась ловить автобус. «Странный Оливер» сегодня вообще не собирался в школу.

У нее были другие планы.

Глава 5

Элен

19 мая 2015 года

Нат сидел с раскрытым ноутбуком, снова и снова воспроизводя ужасные звуки. Крики рыжей лисы. Крики пекана-рыболова. Оба звучали жестоко и мучительно, даже чудовищно. Элен вздрагивала каждый раз, когда он нажимал кнопку проигрывателя. Нат наклонил голову, внимательно вслушиваясь, словно пытался выучить чужой язык.

– Ты слышала один из этих звуков?

– Я не знаю. Не знаю, что я слышала, – сказала Элен и отпила большой глоток вина. – Пожалуйста, ты не мог бы прекратить это?

Она устала и хотела принять горячую ванну. Но у них был только крошечный душ, где едва можно было развернуться. Давление воды было таким низким, что головка душевого шланга плевалась водой, а не равномерно выливала ее наружу.

– Люди называют их кошками-рыболовами, но это вовсе не кошки, – объяснил Нат. – В сущности, они принадлежат к семейству куньих.

Он снова включил запись, и кухня наполнилась жуткими воплями.

– Пожалуйста, Нат, – взмолилась Элен. – Выключи эту дрянь!

Утром они сложили брусья и доски под нейлоновым навесом, установили второй навес для работы и обустроили место для хранения инструментов. Мужчина, который привез древесину, рассказал им о страшном инциденте, случившемся прошлой ночью в окрестностях городка: школьный автобус со старшеклассниками съехал с дороги и перевернулся. Трое погибших и двадцать раненых. Движение в одну сторону было перекрыто.

– Моя кузина ехала в этом автобусе, – сообщил мужчина с лесопилки. – С ней все в порядке, но она и другие говорят, что водитель резко свернул, чтобы не наехать на женщину посреди дороги.

– Бог ты мой, – сказал Нат. – Она попала под автобус?

– Когда приехали пожарные, они не нашли никакой женщины. Только помятый автобус и группу истеричных раненых детей. – Мужчина посмотрел на деревья, потом – на тропу, ведущую к болоту.

– Ужасно, – сказала Элен.

– Может быть, это ты и слышала вчера ночью? – предположил Нат. – Визг покрышек и автомобильные сирены?

Элен покачала головой. Эти звуки были ей хорошо знакомы; поскольку квартира находилась недалеко от автострады, она часто слышала их в Коннектикуте.

– Сомневаюсь, что здесь можно было что-то услышать, – сказал мужчина с лесопилки.

– Звук иногда распространяется странным образом, – сказал Нат, обращаясь больше к себе, нежели к собеседнику, словно пытался убедить себя в чем-то.

После складирования пиломатериалов они с Натом начали возводить каркас одной из стен.

Сначала работа шла хорошо. Они достали блестящие новенькие инструменты и поочередно занимались замерами и обрезкой. Они быстро приладились друг к другу и сделали большой шаг вперед. Было приятно снова вернуться к плотницкой работе; это наводило на мысли о работе с отцом и о том, какой довольной она себя чувствовала в конце рабочего дня. В работе с инструментами было нечто медитативное: нужно было очистить разум от всего остального и сосредоточиться на том, что делаешь в данный момент. Элен ощущала необычное спокойствие.

Но потом все пошло вкривь и вкось.

Элен начала думать о ночном крике и о свертке с зубом и ржавым гвоздем. Это нарушило ее сосредоточенность.

Гвозди гнулись, а доски подпрыгивали. В реальной жизни все шло не так гладко, как на бумаге. Элен разнервничалась из-за отрезной дисковой пилы, с помощью которой они ровняли края каркасных балок. Каждый раз, когда она видела, как полотно пилы врезается в дерево, она вспоминала о ночном крике.

Они даже поссорились, когда Элен стала делать лишком короткие отрезы.

– Кажется, ты сказал девяносто и пять восьмых дюйма, – сказала она.

– Да, – сказал Нат, снова сверившись с планом. – Это высота всех вертикальных брусьев.

– Ну вот, я отмерила и отрезала. – Она пользовалась измерительной лентой и металлической кромкой и плотницким карандашом проводила аккуратную линию. – Точно так же, как и все предыдущие.

– Наверное, ты неправильно отмерила, – предположил Нат.

– Думаешь, я не умею пользоваться измерительной лентой? – рявкнула Элен.

– Нет, милая, я просто…

– Тогда отрезай сам, – сказала она, хотя и не собиралась этого говорить. Это было не похоже на нее. Она находилась на грани и была слишком ершистой. Все из-за бессонницы и жутких криков. Из-за гвоздя и зуба, которые Нат стал называть «нашим странным подарком».

– Эй! – Нат подошел ближе и помассировал ее плечи. – Давай скажем, что на сегодня достаточно. Мы можем немного прогуляться. Потом я съезжу в городок и привезу пиццу и бутылку вина. Что скажешь?

Она согласилась, извинившись за стервозное поведение. Потом они отложили инструменты и отправились на болото. Это была пятиминутная прогулка через лес по пологому склону. Воздух был свежим и сладостным, тропа устлана плотным слоем сосновых иголок. Это и впрямь было замечательно. По пути Элен обратила внимание на нежные овальные цветы розового оттенка в форме колокольчиков.

– Что это?

– Венерины башмачки, – сказал Нат. – Они принадлежат к семейству орхидей. Но, должен сказать, когда я гляжу на них, то думаю не о дамских туфлях.

Элен с улыбкой наклонилась над цветком. Он выглядел возмутительно сексуальным.

– Я провел некоторые исследования, и выходит так, что наше Брекенриджское болото не является настоящим болотом, – сказал Нат. – Это топь: заболоченная сырая местность, питаемая подземными ключами.

– Топь, – эхом откликнулась Элен.

– Да. Большинство болот имеют дождевую подпитку. Там очень мало кислорода. С другой стороны, в топях существуют ручьи и подземные воды, которые дают больше кислорода, больше питательных веществ.

Они подошли к краю болота, окруженного кедрами, соснами и березами. Земля была похожа на толстый ковер губчатого мха, плавающего в воде. Там были заросли осоки, низких кустов и густой травы, путавшейся под ногами. Элен и Нат быстро промочили ноги; это было все равно что ходить по огромной губке.

Все вокруг этого места было новым, восхитительным и полным скрытого волшебства.

– Это как другая планета, – прошептала Элен, прислонившись к Нату, который обнял ее сзади.

Он показал ей насекомоядные растения с красными цветочными сердечками и нижними листьями в форме кувшинчиков.

– Они плотоядные, – сказал он. – Насекомые падают в кувшинчики и тонут там, а потом растения переваривают их.

– Почему они не могут выбраться наружу?

– Они попадают в ловушку. Бортики липкие и зубчатые снаружи. Когда увязаешь внутри, нелегко выбраться оттуда.

Элен поежилась.

В центре болота находился глубокий пруд с темной водой. На поверхности плавали кувшинки, вокруг летали стрекозы.

– Интересно, насколько он глубокий, – задумчиво сказала Элен.

– Он может быть очень глубоким, если питается от источника, – чувствуешь, какая холодная здесь вода?

Они дошли до другой стороны болота и обнаружили кучи плитняка на твердой земле у края.

– Наверное, старинная стена, – предположил Нат.

Элен прошлась вокруг и осмотрелась.

– Нет. Посмотри, вот четыре стороны. – Она отступила назад для перспективы. – Это старый фундамент. Когда-то здесь был дом, Нат! Небольшой дом. – Она вернулась к фундаменту и испытала слабую дрожь, когда встала там, где должна была находиться парадная дверь.

– Странное место для дома, так близко от болота. – Нат нахмурился, как обычно бывало, когда что-то смущало его и не укладывалось в рациональном уме.

Элен наклонилась, подняла камень и задумалась о том, кто положил его давным-давно и что с ним случилось. Камень казался почти живым, наполненным историческими возможностями. Оставалось гадать, что еще она могла найти с помощью небольших раскопок – стекло, керамику, кусочки металла, следы людей, которые когда-то жили здесь.

– Готова поспорить, что существуют архивные записи, которые помогут узнать, кто и когда жил здесь, – взволнованно сказала она. Возможно, это имеет какое-то отношение к призраку, о котором упоминал риелтор в день продажи. Это зрелище укрепило ее решимость заняться историей края, – той историей, которая теперь имела непосредственное отношение к владельцам и хранителям земли. – На этой неделе я покопаюсь в архиве и библиотеке; посмотрим, что мы сможем выяснить.

– Звучит неплохо, – пробормотал Нат. Он сидел на корточках у одного из насекомоядных растений и заглядывал в его зев.

Элен мягко положила камень на землю и повернула голову, заметив намек на движение.

– Ты это видел? – спросила она.

– Что? – Нат поднял голову.

Элен указала на противоположный край болота.

– Вон та громадная птица.

Нат проследил за указующим перстом и расплылся в улыбке.

– Вот это да! Большая голубая цапля!

Это была высокая и длинноногая птица с гибкой шеей, но вовсе не голубая, а светло-коричневая.

Цапля повернулась и уставилась на них желтыми глазами.

«Чужаки, – говорил ее взгляд. – Что вы здесь делаете?»

– Она смотрит на нас, – сказала Элен.

– Как ты узнала, что это самка? – спросил Нат.

– Просто знаю, и все, – ответила она.

Нат достал свой телефон и начал фотографировать.

– Как жалко, что я не взял фотоаппарат! – сказал он. – Когда мы вернемся, я найду его. У большинства птиц существует разница в расцветке между самцами и самками.

Птица устала от наблюдения и улетела, хлопая огромными крыльями и подогнув длинные ноги к туловищу. Элен и Нат уже собрались уходить, и тут Элен что-то заметила.

– Что это? – спросил Нат, когда она наклонилась к земле.

– Маленький красный шнурок, – сказала она. Шнурок был обвязан вокруг кустика.

– Может, он прилетел сюда и просто застрял? – предположил Нат.

– Нет, – отозвалась Элен. – Шнурок был завязан аккуратным бантом. – Кто-то завязал его здесь.

Она развязала ярко-красный нейлоновый шнурок и сунула его в карман. Когда они возвращались по тропинке, она нашла еще несколько шнурков, обернутых вокруг деревьев, кустиков и молодых побегов. Свободные концы трепетали на ветру, как предупредительные знаки.

– Наверное, это старая топографическая съемка, – сказал Нат.

– Наверное, – согласилась Элен, уже понимавшая, что это не так. Слишком случайное расположение. И зачем пользоваться шнурками вместо пластиковой ленты? Теперь она повсюду видела эти маркеры: некоторые – старые и потрепанные, другие – новые и яркие.

Когда они вернулись, Нат первым делом достал свое полевое руководство по птицам восточных штатов.

– Выходит так, что почти невозможно отличить самца от самки, – заметил он. Он раскрыл свой новый дневник для наблюдений за природой и сделал быстрый эскиз цапли с подробностями о ее наблюдении. Элен подарила ему красивую книжку для записей в кожаной обложке, когда они собирались в Вермонт.

– Это будет твой полевой дневник, – сказала она. – Для того чтобы ты мог вести записи о дикой природе вокруг нашего дома.

Нат пришел в восторг, и это была его первая официальная запись.

Он стал зачитывать ей факты из полевого справочника: среда обитания, спаривание и выведение птенцов.

– Хотя они охотятся в одиночку, но образуют колонии, – сказал он. Потом остановился и сделал несколько пометок в своем дневнике. – Самка откладывает от двух до семи яиц.

Элен слушала его вполуха. Она смотрела на открытый сверток, оставленный Натом на кухонном столе: маленькое птичье гнездо с гвоздем и зубом. Она не хотела, чтобы это попало в дом. Она считала, что лучше унести это и зарыть в глубине леса. Может быть, утопить в болоте. Потом у нее возникла безумная идея, что это будет нечто вроде семени, и если закопать его или бросить в болото, то оно вырастет, наберется сил и сотворит что-то ужасное.

– А ты знала, что, несмотря на размеры, цапля весит не более пяти фунтов? – спросил Нат, не отрываясь от своей книги. – Невероятно, правда? И все это из-за полых костей. У всех птиц такие кости.

Элен перевела дыхание. У нее разболелась голова. Ее собственные кости казались тяжелыми и плотными, как бетон.

– Кажется, ты собирался за вином и пиццей?

– Да, конечно. – Нат закрыл книгу и направился в спальню, чтобы переодеться и захватить свой бумажник.

– Эй, милая, – окликнул он изнутри. – Ты брала у меня наличные?

– Нет.

Нат покачал головой:

– Как странно. Здесь на сорок долларов меньше, чем я ожидал.

– Ты вчера хорошо потратился, – сказала Элен. – За завтраком, а потом в магазине. Да, и еще ты покупал пиво, помнишь?

– Верно, – отозвался он. – Пожалуй, я потратил больше, чем думал. Или меня обсчитали в магазине. – Он снова озадаченно пересчитал деньги и объявил об отъезде. – Я скоро вернусь, – пообещал он.

Когда Нат вернулся с пиццей и двумя бутылками вина, Элен приняла самый неприятный на свете душ с тепловатой водой и переоделась в тренировочные брюки и одну из футболок Ната.

– Это с виноградников Вермонта, – гордо заявил он, показывая бутылку «Маркетт».

Вот часть их новой жизни: покупай местное. Ешь и пей местные продукты. Но, по правде говоря, Элен было наплевать, даже если проклятое вино делали из скунсовой капусты на болоте: ей просто хотелось выпить.

Кроме того, Нат приобрел местную газету. История об аварии занимала всю первую полосу. Элен посмотрела на фотографии недавно погибших улыбающихся школьников и перелистнула страницу. Это было слишком тяжело. Элен старалась не воспринимать это как зловещее предзнаменование для их новой жизни.

Она вздохнула и отложила газету.

«Нам суждено жить здесь, – напомнила себе Элен. – Мы осуществляем нашу мечту».

– Сегодня ночью будет бдение по погибшим, – сказал Нат. – Может быть, нам стоит присоединиться?

Элен покачала головой:

– Нет, я этого не вынесу. И это будет более чем странно, ведь мы только что появились здесь. Мы еще не вписались в общество. Я… как будто подглядываю за ними, понимаешь?

Нат кивнул:

– Я понимаю, что ты имеешь в виду.

Когда они покончили с пиццей (которая оказалась сытной, но невкусной, со слишком сладким соусом и консервированными грибами) и с первой бутылкой вина, Нат достал свой ноутбук и снова стал слушать крики животных. Впрочем, он скоро прекратил это занятие и милосердно выключил компьютер.

Элен изо всех сил старалась не раздражаться на мужа, заставляла себя думать обо всех его хороших качествах и напоминала себе, как сильно она любит его. Она просто устала и была немного подавлена. Не стоило вымещать это на бедном Нате.

Она вспоминала об их знакомстве, когда оба были молодыми учителями в академии Палмера. Это произошло на факультативном собрании в первую неделю занятий. Нат носил галстук с периодической таблицей Менделеева. Там была еще одна женщина, учительница английского Стелла Флеминг, которая все время подначивала Ната и говорила, что хочет написать стихотворение о нем и о его галстуке. Когда Элен впервые увидела Ната, то удивилась тому, что молодой учитель с забавным галстуком так странно смотрит на нее. Потом она улыбнулась и осознала, что это был умоляющий взгляд из разряда «спаси меня и вытащи отсюда». В конце концов она подошла к нему, прикоснулась к его руке и спросила: «Вы учитель естествознания, верно?» Нат энергично кивнул.

– Я надеялась, что вы мне поможете. Кажется, в это время года на небе можно увидеть Плеяды, но я не знаю, куда смотреть.

Он улыбнулся:

– Ах да, Семь Сестер. Буду рад показать их вам. Прошу прощения, Стелла.

– Спасибо, – прошептал Нат, как только они оказались за пределами слышимости.

Они пошли на заднюю лужайку рядом с теннисными кортами, и Нат показал Элен звезды.

– Вон там, – сказал он, взяв ее руку и указывая пальцем. – Плеяды были дочерями Атласа и морской нимфы Плейоны, – пояснил Нат. – Зевс превратил их в голубей, а потом – в звезды.

– Очень мило, – сказала она.

– Ваше платье похоже на звездный свет, – сказал он тогда. Она опустила глаза и увидела, как бледная ткань мерцает в свете фонарей вокруг теннисного корта.

– Как думаете, Стелла пойдет сюда искать вас? – спросила Элен.

Нат рассмеялся:

– Бедная Стелла. Может быть. Думаю, она слишком много выпила.

– Я слышала, она хотела посвятить вам стихотворение, – сказала Элен.

Он снова рассмеялся:

– Ну да, вино делает с людьми странные вещи.

– Значит, вы не любите поэзию?

– Отчего же, я большой поклонник поэзии. Время от времени сам что-то пописываю.

Теперь рассмеялась Элен:

– В самом деле?

Он кивнул и обратился к ней с неуклюжим подражанием бедной Стелле:

– Будьте осторожны, не то вы попадете в мое следующее стихотворение вместе с платьем, сотканным из звездного света.

Элен снова рассмеялась, но на следующий день обнаружила в своем почтовом ящике напечатанное стихотворение «Элен в звездном платье говорит с Историей». Оно оказалось не таким уж плохим, насколько Элен могла судить о поэзии. Она до сих пор хранила его и рассказывала подругам, что это стихотворение сразу же пленило ее и заставило осознать, что Нат был тем самым мужчиной.

– Сегодня мы много сделали, – сказал он сейчас.

– М-мм, да.

– Бетон застынет через несколько дней, но, думаю, мы сможем закончить каркас первого этажа и подготовить материалы под второй этаж, пока будем ждать. И начать обрезать половые доски.

– Мне хочется распланировать огород, – сказала Элен. – Тогда мы сможем купить саженцы на субботнем фермерском рынке.

– Ну да, разумеется, – ответил Нат. По их замыслу, в этом году нужно было завести небольшой огород: зелень, огурцы, помидоры, кое-какие пряные травы. В следующем году, когда строительство будет завершено, они устроят настоящий сад, посадят ягодные кустарники и несколько плодовых деревьев. Все это уже было на бумаге: грандиозные ежегодные планы.

– И я действительно хочу провести кое-какие исследования в городе. Побольше узнать об истории этого края и нашей земли.

– Это здорово, – сказал Нат.

Он убрал со стола грязные тарелки, коробку из-под пиццы и пустую бутылку, достал архитектурные планы и разложил их на скатерти. Было необычно сознавать, что теперь эти планы начинают обретать форму; дом, который они задумали и долго обсуждали, вырастал на глазах.

«Солонка» была довольно простым проектом. Элен нравился этот термин и история, стоявшая за ним. Такие дома были популярны в Новой Англии и получили название в честь коробочки с асимметричной крышкой, где люди держали соль. Классические линии, камин в центральной части, задняя часть дома одноэтажная, а фасад двухэтажный.

Элен мысленно вернулась к старинной «солонке», которую они осматривали в Нью-Гэмпшире в начале своих поисков. Тот дом затронул что-то глубоко внутри ее, и она сразу почувствовала, что находится на своем месте. Он стоял в деревне, неподалеку от исторического центра с конгрегационалистской церковью. Элен обнаружила, что она размышляет в сослагательном наклонении. Что, если бы сейчас они были там, а не здесь? Что, если бы ей удалось убедить Ната купить тот дом и не переезжать в эту глушь рядом с болотом?

Она посмотрела на планы, кропотливо вычерченные Натом: открытая кухня и гостиная, большая кладовая за кухней, дровяная плита в центре дома, туалет с сидячей ванной в глубине, граничивший с техническим помещением для топки и бойлера, там же должны были разместиться современная стиральная машина и сушилка с низким потреблением энергии. Наверху будет спальня, ванная и библиотека с книжными полками от пола до потолка. Позднее, если будут время и деньги, они обустроят заднее крыльцо с застекленной верандой.

– Я взял все, что тебе понравилось в том доме в Нью-Гэмпшире, и сделал даже лучше, – сказал Нат с гордой улыбкой, когда представил свои первые эскизы.

Но больше всего Элен нравилась история того первого дома: запах выдержанного дерева, поскрипывающие половицы и двери кухонных шкафчиков, мелкие изъяны старинных окон с цельными стеклами.

Теперь она смотрела на надпись «Дом мечты», выведенную аккуратным почерком Ната, на тщательно вычерченные и масштабированные планы: вертикальные проекции, чертежи для каждой стены, крыши и лестницы, подробные иллюстрации с изображением каркасов и настилов пола и потолка. Там были списки материалов с расчетами того, сколько погонных футов досок и брусьев им понадобится, количество утеплителя и кровельной плитки. На бумаге все выглядело чисто и аккуратно: его план для достижения ее счастья был выстроен ровными колонками.

Тогда, в Коннектикуте, Нату удалось убедить Элен, что они смогут это сделать. Он читал книги, просматривал видеофильмы, ходил на курсы.

– А ты выросла в семье строителя, – напоминал он. – Это живет в твоих генах.

Но ничто из этого не подготовило Элен к нервной дрожи от знакомого вида мощной электрической пилы. Или к тому, как Нат смотрел на нее, когда она ошибалась с отрезами. Как будто она была настоящей идиоткой.

– Со временем будет проще, – сказал он сейчас, накрыв ладонью ее руку и легко сжав ее. – Конечно, не обойдется без проблем, но нам нужно только следовать плану и держаться вместе. Мы можем это сделать.

Следовать плану, подумала Элен и с улыбкой отпила еще вина.

Она думала о тех случаях, когда они с отцом брались за работу, которая шла не так, как было запланировано: задержки из-за погоды, плохие пиломатериалы, поздняя доставка и углы, которые не стыковались друг с другом, как бы превосходно они ни выглядели на бумаге. Ее беспокоило, что Нат как будто живет в таком мире, где не бывает непредсказуемых событий.

Она невольно покосилась на маленький сверток с зубом и гвоздем, который теперь лежал на кухонной столешнице рядом с раковиной и грязными тарелками.

Нат сложил планы их будущего идеального дома.

– Завтра все будет лучше, – сказала она.

«Скажи это и сделай это реальностью».

Глава 6

Олив

19 мая 2015 года

Автомобиль отца стоял на подъездной дорожке. Он вернулся домой гораздо раньше обычного.

Может быть, ему позвонили из школы и сообщили, что Олив снова прогуливает уроки? И теперь он вернулся искать ее?

Олив ощутила подступающую панику, которая только усиливалась по мере приближения к дому.

Она провела день на северо-западной стороне болота с металлоискателем в руках. Металлоискатель явно испортился: иногда он начинал бибикать там, где ничего не было, а иногда не подавал признаков жизни. Это было паршиво, но она купила прибор за тридцать долларов на церковной распродаже в прошлом году, так чего можно было ожидать? Она копила деньги на новую модель, в сто раз более мощную и чувствительную, к которой даже прилагались наушники. Олив была уверена, что с таким чудесным инструментом она быстро найдет сокровище. Она экономила по четыре доллара на школьных завтраках и бралась за любую мелкую работу, какую могла найти.

Во время сегодняшних поисков она время от времени делала перерывы и поднималась по тропинке посмотреть на Элен и Ната (теперь она знала их имена, потому что слышала их разговоры; более того, у нее возникло ощущение личного знакомства с ними). Она наблюдала за ними из-под замшелых корней упавшего дерева, которое было превосходным укрытием. Они начали воздвигать каркас стены, но что-то пошло не так, и дело едва не закончилось ссорой. Олив почти пожалела их. Впрочем, они быстро помирились (это было после того, как Элен отрезала слишком короткий брус) и отправились на болото, а это означало, что поиски Олив на сегодня закончились. В любом случае уже было пора прекращать работу, поскольку она хотела успеть домой раньше отца, заняться ужином и вообще сделать вид, будто она ходила в школу и выполнила домашнее задание, как хорошая девочка, какой он ее считал.

Но вид отцовского автомобиля на подъездной дорожке все испортил.

Олив спрятала металлоискатель в сарае для инструментов и наспех сочинила историю, объяснявшую ее отсутствие в школе. Отговорка о пропущенном автобусе выглядела бы слишком жалко. Олив могла сказать, что была слишком испугана и расстроена недавней трагедией, что погибшие дети были лишь немного старше ее, и она не смогла заставить себя сесть в автобус. Это, пожалуй, сработает. В сущности, это было лучшее, что ей удалось смастерить.

– Эй! – позвала она из кухни, ощущая растущий комок в горле. Она направилась в гостиную посмотреть, начал ли он работу, о которой они договорились с утра. Но характерный стук доносился откуда-то сверху. Неужели отец работал в коридоре с голыми стенами и открытой электропроводкой?

– Папа? – окликнула Олив.

– Я тут, – отозвался отец.

Она бегом поднялась по лестнице, прыгая через две ступеньки. У нее потемнело в глазах, когда она увидела, что отца в коридоре нет, а дверь ее комнаты открыта. Комната была ее прекрасным убежищем, с аккуратно застеленной кроватью и сокровищами, выстроенными на полках: разные мелочи, обнаруженные с металлоискателем (старинные пуговицы, гвозди и мушкетные пули), шкурка лисы, которую она сама застрелила и освежевала, и любимая мамина фотография, сделанная за несколько недель до ее ухода. Мама сидела за столом для пикника с пластиковым стаканчиком в руке и улыбалась в камеру. На ее шее было «счастливое ожерелье», которое мама практически не снимала в последние недели, – круглая подвеска со вписанным в нее треугольником и квадратом, внутри которого находился маленький кружок с глазом в центре. Мама называла это ожерелье всевидящим. Фотографию сделала Олив. Стоял теплый летний вечер, и папа жарил курицу на гриле. Радиоприемник был настроен на классическую музыку, и ее родители пили из пластиковых стаканчиков ром с кока-колой. Олив была счастлива, потому что мама находилась дома и пребывала в хорошем настроении, они с папой хорошо ладили друг с другом, целовались и называли друг друга «миленьким», «крошкой» и другими ласкательными прозвищами, от которых Олив закатывала глаза и издавала сдавленные стоны, хотя втайне радовалась тому, что они все еще любят друг друга. В тот вечер, когда она увидела, как мама взяла отца за руку после того, как он вернулся с тарелкой жареных куриных ножек, Олив действительно поверила, что они по-прежнему любят друг друга и все будет в порядке.

Олив медленно шла по коридору, как будто находилась в доме с призраками на Хеллоуин, когда на самом деле не хочешь видеть, что будет дальше.

Но это было бесполезно. Она могла зажмуриться и внушить себе, что ничего не происходит, но знала, что рано или поздно ей придется посмотреть. И знала, что увидит.

Олив вошла в спальню и увидела, что полки сняты со стены, а фотография и все остальные милые вещи небрежно рассованы в картонные коробки из-под пива. Кровать была выдвинута в середину комнаты, а коробки стояли на ней. Картина напоминала спасательный плот посреди бушующего океана.

Отец стоял в дальнем углу комнаты с кувалдой в руках и улыбался. Половина задней стены уже была разрушена. Он по-прежнему был в голубых рабочих штанах и ботинках, но снял рубашку и остался в белой футболке, мокрой от пота и с желтыми пятнами на воротнике и под мышками, такой ветхой, что ткань почти просвечивала. Олив видела курчавые волосы у него на груди.

В тот момент она возненавидела его. Возненавидела человека, который мог сотворить такое непотребство. Который предал ее и разрушил то, что было ей дорого.

– Привет, Олли, – сказал он, улыбаясь с таким видом, будто сделал ей приятный сюрприз.

У Олив пересохло во рту. Отец как будто ударил кувалдой ее саму, разворотил ее грудную клетку и вывалил внутренности.

– Возьми монтировку и помоги мне, – предложил он.

Олив пыталась выровнять дыхание. Не сорваться на крик или, хуже того, не разреветься, как малое дитя. Казалось, будто комната покачивается и сияет. Все вокруг стало ярким и резким. Олив подумала о дурацком выражении «лопнуть от злости» и только теперь поняла, что это значит. Поняла, что ярость несет в себе огонь, способный воспламенить окружающий мир.

– Но ты сказал, что мы начнем с гостиной. – Олив с трудом выдавила слова; глаза заволокло слезами, которые она изо всех сил пыталась удержать. – Я же говорила, что не хочу ничего менять в своей комнате! Меня она совершенно устраивала.

Отец заморгал за поцарапанными пластиковыми стеклами защитных очков. Темные круги у него под глазами превратились в набрякшие мешки. Он был похож на человека, который неделю не спал, спасаясь неведомо от кого.

– Я думал, это будет приятный сюрприз. Думал, тебе хочется получить комнату лучше прежней.

– Но я не…

– Разве это так плохо? Разве плохо, что я хочу, чтобы моя девочка имела лучшую комнату?

Олив не ответила. Она боялась, что если откроет рот, то начнет вопить или расплачется в полный голос. Почему отец не слушает ее? Почему он никогда и ничего не слышит?

Может быть, мама ушла именно поэтому?

Значит, он не слушал и маму? Просто не обращал внимания на все, что она говорила и о чем просила?

Олив протерла глаза и стиснула зубы. Потом посмотрела на кувалду в руке отца, изо всех сил желая, чтобы он уронил ее. Олив предельно сосредоточилась. Она хотела, чтобы он уронил кувалду себе на ноги и размозжил пальцы, переломал их. Ей хотелось, чтобы он испытал лютую боль.

Пока Олив смотрела, тяжелая кувалда выскользнула из руки отца и с глухим стуком упала на пол, пролетев совсем рядом с носком его правого ботинка. Он не обратил на это внимания.

Олив моргнула, не веря своим глазам, и затаила дыхание.

Это она сделала? Обладает ли она такой силой? Может быть, ее ярость пробудила эту силу к жизни?

«Ничего подобного, Странный Оливер», – подумала она.

Это было совпадение, не более того. Люди не могут повелевать миром такими способами.

Тем более она.

– Я думал, что вдоль этой стены можно будет сделать встроенные полки, – сказал отец, показывая пальцем. – От пола до потолка. Может быть, со встроенным столом прямо в центре. Это будет место для компьютера и для твоих занятий.

– Но у меня же нет компьютера! – Ее гнев прозвучал как жалобное хныканье, отчего стало только хуже.

Отец продолжал широко улыбаться, и она подумала: так вот, что это будет. Это было взяткой. Ловушкой, в которую она попалась, хотя это уже не имело значения. Ссориться бесполезно: вред причинен, и отец укрепился в своем мнении. Он уже снес половину стены, у которой стояла кровать. Воздух был полон пыли, ковер усыпан каменной крошкой. Олив ненавидела вид голых стен: заклепки, водопроводные трубы, электропроводка и распределительные коробки торчали наружу. Это было все равно что застигнуть взрослого человека раздетым. Это одновременно смущало и возмущало ее. Она не хотела этого видеть.

У домов должны быть свои секреты.

Казалось, ее отец был исполнен решимости раскрыть все секреты их дома, раздеть его догола и выставить на всеобщее обозрение. Даже комнату дочери.

– Тебе понадобится компьютер для домашней работы, – с лукавой улыбкой сказал отец. – Подумай, насколько это упростит дело. Ты ведь все еще выполняешь домашние задания, правда?

Олив кивнула и посмотрела на грязный ковер, избегая отцовского взгляда.

Она была абсолютно уверена, что отец знает. Он знал, что сегодня она не была в школе, что она регулярно прогуливает уроки. Он знал, но не собирался ничего говорить, не собирался ругать или наказывать ее.

Казалось, мир вывернулся наизнанку.

Он протянул ей монтировку, и Олив поняла, что помощь в разборке стен ее бывшей спальни, в бесконечном ремонте и реконструкции компенсирует ее прогулы.

Это была безмолвная сделка.

И Олив понимала, что у нее нет выбора. Практически нет.

Если бы мама находилась здесь, все было бы иначе. Но, с другой стороны, если бы мама не ушла, то этого вообще не случилось бы. Олив не завела бы привычку прогуливать школу, и сама школа казалась бы не такой ужасной, как сейчас. Дом остался бы в целости и сохранности. Мама никогда не стала бы мириться с разрушенными стенами и с гипсовой пылью, покрывавшей каждую поверхность, словно мельчайший снег.

Олив внутренне содрогнулась, когда протянула руку к монтировке, и крепко обхватила ее, словно пытаясь задушить. Но металл был холодным и неподатливым.

Олив была уверена, что она не могла силой воли заставить отца уронить кувалду. Она была обычной девочкой. Бессильной прогульщицей, чья мать сбежала из дома, а отец искал надежду везде, где мог обрести ее.

Олив была ужасно жестокой, когда желала ему вреда. Это было все равно что отшлепать плачущего младенца, когда он голоден.

Теперь отец радостно улыбался, и его лицо словно осветилось.

– Мама очень удивится, когда вернется домой и увидит такой замечательный ремонт, – сказал он. – Дом будет как новенький. Ну разве тогда она не будет рада и счастлива?

Глава 7

Элен

8 июня 2015 года

Они как раз заканчивали обрешетку первого этажа, когда небо разверзлось.

Дом начал обретать реальную форму. Они настелили черновой пол и обшили четыре внешних стены; внутренние стены, обозначавшие кладовую и техническое помещение, тоже были готовы. Они заканчивали монтаж ванной, когда дом содрогнулся от раскатов грома, а молния ударила так близко, что Элен ощутила наэлектризованный воздух и почуяла запах озона. Она еще никогда не видела такой мощной грозы. Может быть, это потому, что они находились в гористой местности, ближе к небу?

Она стояла на первом этаже между каркасами двух внутренних стен – в скелете будущего дома, – наблюдая за грозой и ощущая ее.

Нат держался напряженно, потому что они отставали от графика. План состоял в обшивке всего дома, включая крышу, за полтора месяца, и они явно не успевали к этому сроку. Элен совсем не беспокоилась. Она достаточно много работала с отцом и понимала, что небольшое отставание от графика и превышение бюджета – вполне нормально. Они все равно закончат работу. И с каждым днем дело продвигалось немного быстрее, по мере улучшения их навыков и укрепления уверенности в себе.

– Здесь может быть опасно! – прокричал Нат, перекрывая шум дождя и раскаты грома. Где-то вдалеке завывала сирена. Они сложили инструменты под навесом и бегом устремились к фургону, хохоча над своим насквозь промокшим видом. Внутри они сразу переоделись, и Элен заварила кофе. Громы и молнии прекратились, но дождь продолжался. Они попивали кофе и смотрели на ливень, ощущая уют и довольство под приятный звук капель, барабанивших по старой жестяной крыше.

– Чем мы займемся? – спросила Элен, глядя на стопку бумаг на импровизированном фанерном столе Ната в гостиной: планы дома, график строительства, бесконечные списки материалов. Там наверняка был какой-нибудь замысел на случай проливного дождя.

– Я бы сказал, что мы можем отдыхать до вечера, – объявил Нат, что привело Элен в восторг.

– Охо-хо, – сказал Нат, когда заметил протечку в крыше; вода сочилась через тонкие потемневшие доски на потолке. Он взял тазик и подставил под капель. Тут Элен заметила еще одну протечку: капли разбрызгивались на ободранном линолеумном полу. Вскоре оба исполняли странный танец, спеша подставлять емкости под быстро умножавшиеся течи.

– Лучше поскорее доделать второй этаж и крышу, – заметил Нат. – Не знаю, сколько еще протянет эта хибара.

Элен улыбнулась и согласно кивнула. Она не могла дождаться, когда они наконец выберутся из этой консервной банки.

Нат устроился на диване с книгой о птичьих повадках. Он включил лампу на прикроватном столике, и свет на кухне замигал. Элен раскрыла свой ноутбук и проверила электронную почту, где нашла сообщение от своей подруги Дженни: «Как дела в Великом Северном Лесу? Ты еще не готова вернуться домой? А мы пьем мартини…»

Элен посмотрела на емкости, собиравшие воду с протекающей крыши, и попыталась придумать остроумный ответ, но любые попытки оказались жалкими. Она решила написать попозже.

Дождь стучал по жестяной крыше, добавляя основной ритм к ударной музыке капель, падающих в тазики, миски, кастрюли и чашки, расставленные на полу.

Элен решила надеть дождевик и отправиться в город. Прошло три недели с тех пор, как они приехали в Хартсборо. Она была занята строительством и закладкой сада; честно говоря, при таком количестве ежедневной работы казалось эгоистичным уделять время на исторические исследования. А к тому времени, когда работа заканчивалась, Элен чувствовала себя слишком усталой и вымотанной, чтобы предпринять нечто большее, чем два-три бокала вина на сон грядущий.

– Я собираюсь воспользоваться дождливой погодой, чтобы навести справки в мэрии и городской библиотеке насчет нашей земли и истории края, – объявила она. – Хочешь со мной?

Нат покачал головой, уткнувшись в свою книгу.

– Пожалуй, я останусь и немного почитаю, – сказал он, явно довольный тем, что у него образовалось свободное время для чтения. – Приятной поездки, – добавил он, когда Элен остановилась чмокнуть его в темечко по пути к выходу.

Она остановилась возле универмага Фергюсона, чтобы купить буханку свежего хлеба. Здесь продавалось все: от охотничьих ружей до свежеиспеченных пирогов с этикетками, явно сделанными на чьем-то струйном принтере. (Нат называл их бабушкиными пирогами и предпочитал черничные.) За кассовым аппаратом сидел подросток со стрижкой бобриком и в оранжевой футболке. На полке за его спиной что-то квакал полицейский сканер: сигналы и звоночки, сопровождаемые обменом условными шифрами.

– Погода сегодня неважная, – сказала Элен, выложив хлеб для оплаты. На стойке стояла кофейная банка с фотографиями троих детей, погибших в автобусной аварии три недели назад. Пожертвования для их семей.

Паренек кивнул, не глядя.

– Сплошная жуть. Сообщали о трех молниях, попавших в дома. Одна угодила в старое поместье Гамильтонов на Ист-Каунти-роуд. Там сейчас пожарные, и, должно быть, дело плохо, потому что они вызвали подмогу из двух соседних мест.

– Жуть, – согласилась Элен. Она заплатила за хлеб и положила пять долларов сдачи в кофейную банку. Тогда парень посмотрел на Элен, но вместо благодарности он только нахмурился.

– Я знаю, кто вы такая, – сказал он.

– Прошу прощения?

– Вы купили тот участок возле болота.

– Да, – с улыбкой ответила она. – Меня зовут Элен. Мы с моим мужем Натом купили эту землю. Сейчас мы строим дом. Нам нравится жить в Хартсборо.

Подросток молчал.

– Ну ладно, – наконец сказала она. – Приятно было познакомиться.

Когда она направилась к выходу, прижав к груди хлеб в бумажном пакете, то спиной ощущала взгляд парня, устремленный на нее.

* * *

Почтовое отделение Хартсборо, приземистое здание из красного кирпича, находилось рядом с универмагом. Элен остановилась там, чтобы проверить почтовый ящик, который арендовали они с Натом. Единственным посланием был рекламный буклет от дезинсектора. К счастью, у них в доме еще не завелись клопы или тараканы. Немного дальше, на Мэйн-стрит, находились ее цели: маленькая библиотека и обшитое белыми дощатыми планками здание мэрии и городского архивариуса. Сначала она попробовала найти архивариуса, но дверь была заперта, и на ней висела табличка «Закрыто». Никакого графика работы или признаков жизни внутри.

Дождь лил и налетал водяными порывами, когда она пыталась отгораживаться зонтиком. Элен поспешила к соседнему зданию библиотеки. Запах старых книг успокоил ее, как только она переступила порог.

Она остановилась перед доской объявлений у входа и сложила зонтик. Там были объявления о продаже дров, корчевке пней и плакат с рекламой спектакля драмкружка средней школы, хотя дата представления прошла три недели назад. Это был старый плакат в память о детях, погибших в автокатастрофе. Рядом был прикреплен квадратик белой бумаги с рисунком глаза, выглядывавшего из облака, и надписью: «Духовный круг Хартсборо. Позвольте нам установить контакт с ушедшим другом или любимым человеком». Далее был указан номер телефона.

Элен изумленно глядела на объявление. Она переехала на землю, где вроде бы имелся собственный призрак, и оказалась в городке с «духовным кругом». Теперь она определенно находилась не в Коннектикуте.

Элен пошла дальше, ожидая увидеть допотопную библиотеку со старомодным каталогом из бумажных карточек. Но увидела три компьютера с инструкциями онлайн-поиска по каталогу. Там был плакат с объяснением категорий электронных книг и аудиокниг, доступных в поиске. Она поздоровалась с женщиной за столом и совершила короткую экскурсию по библиотеке: периодические издания, аудиокниги, справочники, документальная и художественная литература.

В ярко раскрашенном детском уголке мать играла с малышом за столиком с паровозной трубой, но других посетителей не было. Элен вернулась к компьютерам и поискала в Сети книги о Хартсборо. Единственными изданиями, которые она смогла найти, оказались «Кулинарная книга для дам» (с массой рецептов на основе кленового сиропа и бекона) и книжка о наводнении 1927 года.

Элен подошла к столу.

– Прошу прощения, я ищу книги по истории Хартсборо.

Библиотекарша, женщина среднего возраста в мешковатом свитере, сообщила Элен, что ей нужно навести справки в Историческом обществе Хартсборо.

– А где это? – поинтересовалась Элен, взволнованная сведениями о существовании такого места.

– Вторая дверь слева отсюда, в подвале старого здания Илкс-Лодж. Но у них странный график работы, каждую вторую субботу или вроде того. Вам нужно связаться с Мэри-Энн Марсден. Она там всем заправляет и, по предварительной договоренности, открывает архив. – Библиотекарша постучала по клавиатуре старенького компьютера. – Вот оно! – добавила она, явно довольная собой, и переписала телефон на бумажку.

– Вы ищете что-то конкретное? – осведомилась женщина. – Я провела здесь всю жизнь и кое-что знаю о здешних местах.

– Мы с мужем переехали сюда недавно, и я надеялась немного познакомиться с местной историей. То есть я… я была преподавателем истории. В своей прежней жизни. – Элен усмехнулась и подумала: «Вот именно, в прежней жизни». – В общем, мы приобрели земельный участок возле Брекенриджского болота, и мне бы очень хотелось узнать обо всем, что связано с этим местом.

– Брекенридж? – Женщина оживилась и улыбнулась, показав мелкие, жемчужно-белые зубы. – Вы купили участок Джорджа Декро, не так ли?

– Да. – Элен кивнула.

– Бедный Джордж, такой милый человек. Как он себя чувствует?

– Не знаю. Вообще-то мы даже не встречались с ним. Судя по всему, он далеко не в добром здравии и пребывает за пределами штата.

– Не стоит винить его в том, что он не вернулся. После всего, что случилось.

Элен непонимающе взглянула на нее.

– А что случилось?

– Я имею в виду тот инцидент.

– Никогда о нем не слышала, – призналась Элен.

– Его жена Эдди едва не утонула в том болоте, – пояснила библиотекарша.

– О боже, – сказала Элен, думая о словах Ната, что болото питают подземные источники и оно очень глубокое.

Библиотекарша кивнула.

– Джордж вытащил ее и сделал искусственное дыхание. Она задышала, но так и не стала прежней. Повреждение мозга. – Женщина покачала головой и цокнула языком. – Она так и не очнулась, бедняжка. Через неделю Джордж распорядился отключить аппараты, чтобы она смогла мирно уйти.

– Ужасно, – сказала Элен.

– Говорили, что это был несчастный случай, но Джордж утверждал обратное.

Библиотекарша выдержала паузу, огляделась вокруг и шепотом добавила:

– Он сказал, что это была Хетти.

По спине Элен пробежал холодок.

– Прошу прощения. Кто?..

– Только не говорите, что вы еще не слышали о Хетти, – небрежно проронила библиотекарша, как будто Хетти была местной вздорной старухой, которая расхаживала по городу в эксцентричных шляпах.

– Нет, я не знаю этого имени. – Элен тяжело сглотнула. Она каким-то образом знала это имя, но откуда?

«Будь историком, – сказала она себе. – Собирай факты и убирай эмоции».

– Что вы можете рассказать о ней?

– Ну, Хетти Брекенридж, пожалуй, была самой знаменитой уроженкой Хартсборо. С ней связаны всевозможные истории. Люди называли ее ведьмой. Некоторые утверждали, что она была невестой самого дьявола. Она говорила на неизвестных языках и знала о том, что случится, прежде чем это происходило.

– И она жила у болота?

– О да, в маленькой хижине, которую сама построила после того, как сгорел дом ее родителей. Все это колдовское мумбо-юмбо – мне ничего не известно об этом. Но она жила в маленьком доме у болота, и это исторический факт.

– Мы с мужем обнаружили остатки старого фундамента возле болота, – сказала Элен.

Библиотекарша кивнула:

– Это дом Хетти. Люди называли его кривым домом, поскольку она была не сильна в плотницком деле и там не было ничего ровного или прямого.

Элен кивнула, думая о спорах, которые до сих пор иногда завязывались между ней и Натом из-за расхождений на десятые доли дюйма. Может, их дом тоже окажется кривым? Она отогнала эту мысль, когда вспомнила прекрасные ровные стены первого этажа, которые они сегодня закончили.

– О каком времени идет речь? – спросила Элен.

– Точно не знаю. Это было во времена моей бабушки, думаю, в начале XX века. Мэри-Энн должна знать.

– Как вы думаете, остались какие-то фотографии хижины Хетти?

– Может быть, – сказала библиотекарша. – Поговорите с Мэри-Энн. Если что-то осталось, она знает.

– А что случилось с Хетти? – спросила Элен.

Библиотекарша замолчала и уставилась на бумаги, разложенные на столе.

– Есть разные истории… – сказала она, нервно двигая руками. – Некоторые убеждены, что перед смертью она закопала на своей земле какое-то сокровище, свое семейное состояние. Я сомневаюсь в его существовании. Если у нее было много денег, почему она не уехала? Почему не построила новый красивый дом? Люди рассказывают безумные байки.

Элен кивнула. Она знала, как рождаются фольклорные истории. С годами они обрастают вымышленными подробностями и приукрашиваются, так что настоящему историку приходится немало потрудиться и провести полевые исследования, чтобы найти зерна истины.

– Но одно всегда остается неизменным, – продолжала библиотекарша, поблескивая глазами. – Люди говорят, что ее призрак регулярно посещает болото. Они видели, как призрак расхаживает у воды и в самом центре. Ранним летом можно увидеть розовые цветы, которые распускаются там, где она проходит. Это венерины башмачки.

Элен пробрал озноб, когда она вспомнила россыпи бледно-розовых орхидей, которые видели они с Натом, когда гуляли на болоте.

Шаги Хетти.

Женщина улыбалась, и Элен не могла сказать, верит библиотекарша этому (и состоит ли в «Духовном круге Хартсборо») либо просто делится местными преданиями.

Потом библиотекарша ответила на ее невысказанный вопрос:

– Если вы достаточно долго пробудете здесь, то, возможно, тоже увидите ее. Отправьтесь на болото на закате и подождите. Когда сгущаются сумерки, Хетти выходит наружу. – Она неопределенно улыбнулась и подмигнула: – Но знаете, будьте осторожны.

* * *

– Что это? – спросил Нат. Он только что вернулся с улицы и снял дождевик, но все равно оставался мокрым с головы до ног. На шее у Ната висел бинокль для наблюдения за птицами.

– Я была в библиотеке, – сказала Элен.

– Понятно. – Нат подошел ближе, оставляя влажные следы на линолеуме.

– Она небольшая, но оказалась гораздо обширнее, чем я думала, – продолжала Элен. – Они не оформляют читательских карточек, а заносят имена посетителей в электронный каталог. Хорошая идея.

– Да, наверное. – Нат взял одну из книг, сложенных на кухонном столе, и прочитал название: – «Колдовство в Новой Англии»? – Он пробежал взглядом другие названия; все это были книги о колдовстве, ведьмах, призраках и оккультных науках. – Ты, случайно, не собираешься заколдовать меня?

Элен улыбнулась:

– Только если ты будешь насмехаться над моими исследованиями. Тогда я превращу тебя в жабу.

– Я бы предпочел в какую-нибудь птицу, – ответил Нат. Он взял другую книгу и посмотрел на заглавие: «Общение с миром духов». Нахмурился, но промолчал.

«Мистер ученый» не одобрял ничего потустороннего или необъяснимого. Элен нахмурилась в ответ.

– У тех, кто попадает под чары, нет выбора. И будь поосторожнее, ты намочишь мои библиотечные книги.

Нат положил книгу и отступил от стола.

– И в чем заключается цель твоих исследований?

– Помнишь, что нам сказал риелтор? Насчет того, что на болоте водятся призраки? И еще остатки фундамента, которые мы нашли на другом краю болота.

Нат кивнул.

– Ты что-то обнаружила в городском архиве?

– Нет, там было закрыто. Но я навела справки в библиотеке, и выяснилось, что некая Хетти Брекенридж в начале XX века жила в маленьком доме на краю болота. Тот фундамент – все, что осталось от дома. И люди говорили, что она была колдуньей.

– Колдуньей? – Нат приподнял брови. – Как Глинда, добрая волшебница Юга? Или как Теодора, злая ведьма Запада?

Элен закатила глаза.

– История о Хетти пробудила мое любопытство. Я не знала, что в начале прошлого века колдовство было реальной проблемой в Новой Англии. Суды над ведьмами из Салема проходили в 1692 году. Насколько я понимала, все это безумие в связи с ведьмами закончилось в XVIII веке.

– То есть ты хочешь сказать…

– У меня нет никаких мнений и выводов. Я просто заинтересовалась явлением, о котором почти ничего не знаю.

Нат кивнул. Такая позиция была ему понятна. Потребность узнать как можно больше о том, что еще не известно, заполнить пробелы, постоянно снабжать мозг новой информацией.

– Здесь наш новый дом, – добавила Элен. – Ее земля теперь стала нашей. Разве тебе не кажется, что мы должны узнать историю Хетти?

Нат улыбнулся.

– Разумеется! – сказал он и вдруг рассмеялся.

– Что такое?

– Просто я подумал о Дженни; только представь ее реакцию, когда мы скажем, что купили участок земли вместе с призраком колдуньи!

– Мы ничего ей не скажем! – Элен помахала пальцем у него перед носом, хотя сама не удержалась от смеха. – По крайней мере, пока я не завершу свое исследование и не узнаю, кем была Хетти на самом деле и какой была ее история. Может быть, она была просто эксцентричной чудачкой, кто знает? Только подумай: женщина того времени, которая своими руками строит маленький дом у болота! Разумеется, ее обходили стороной и называли ведьмой.

Нат с улыбкой наклонился и поцеловал ее в лоб, снова накапав на книги.

– А сами мы разве не такие? Эксцентричные чудаки, которые строят дом у болота. Интересно, как люди будут называть нас?

Элен рассмеялась, но ее смех был невеселым. Она вспомнила, как на нее смотрел подросток в магазине: с подозрением, а потом с нескрываемым отвращением. «Я знаю, кто вы такая».

– Я узнала кое-что еще, – сказала она и замялась, не уверенная в том, стоит ли рассказывать.

– Да?

Она рассказала Нату об Эдди Декро.

– Боже мой, это ужасно! Неудивительно, что он так дешево продал этот участок. Если помнишь, я говорил, что подземный источник в центре болота может находиться очень глубоко. Не подходи близко к нему, хорошо? Если ты пойдешь туда одна, держись подальше от края.

Элен подумала, стоит ли рассказывать об убежденности мистера Декро в том, что это Хетти едва не утопила его жену. Но это лишь расстроило бы Ната и могло привести к лекции о том, что человеческий ум всегда ищет объяснение ужасным событиям и это делает нас уязвимыми перед разными небылицами.

– Хорошо, я буду осторожна, – только и сказала Элен.

– Я собираюсь принять приятный теплый душ и переодеться, – сообщил Нат и чмокнул ее в щеку.

– Вот и давай.

Элен вернулась к книге, которую она дочитала до главы о ведьмах и проклятиях. Она листала страницы, пропуская разделы об узелковой магии, свечной магии и помазании вражеской двери специальным маслом. Дальше она нашла упоминание о проклятии с использованием ослиного зуба для изгнания врагов. Если ослиный зуб действует, почему бы не использовать олений или овечий зуб?

Она закрыла книгу. Призрак ведьмы, насылающий проклятие из потустороннего мира? Это было глупо и даже смешно.

Элен сунула листок с телефонным номером женщины из исторического общества в книгу под названием «Духи и видения». Теперь она раскрыла книгу, достала бумажку и набрала номер на своем мобильном телефоне.

– Вы позвонили Марвину и Мэри-Энн Марсден. Сейчас нас нет дома, но вы можете оставить сообщение, и мы перезвоним, когда вернемся.

Элен оставила короткое сообщение и номер своего телефона. Она побарабанила пальцами по столу, думая о Джордже Декро, вытащившем свою жену из болота. Порывшись в своей сумочке, она нашла визитную карточку агента по продаже недвижимости и набрала его номер. Агент ответил после второго звонка.

– Добрый день, это Элен Уэзерелл. Мы с моим мужем Натом недавно купили земельный участок возле болота.

– Да, конечно. Как идет строительство?

– Спасибо, хорошо. Послушайте, я звоню потому, что в фургоне обнаружились вещи, принадлежавшие предыдущему владельцу, и я хотела бы отправить их во Флориду по почте. Я надеялась узнать у вас его номер.

– Я уверен, что ему ничего не нужно оттуда, – последовал ответ.

– Но это может оказаться важным. Письма, личные бумаги. Хотелось бы связаться с ним и узнать, хочет ли он получить их. Я не могу заставить себя просто выбросить это.

– Формально я не должен делиться такой информацией, но… – Элен услышала шелест бумаг. Казалось, ее собеседник колебался. – Хорошо, в данном случае я могу сделать исключение. Уверен, его номер где-то здесь… Подождите минутку.

Вскоре он вернулся к телефону, продиктовал номер и обещал заехать, чтобы посмотреть на новый дом, когда снова окажется в этих местах.

Душ перестал работать, и она услышала шаги Ната, протопавшего по коридору в крошечную спальню. Элен убрала в сумочку маленький блокнот, где записала номер Декро.

– Эй, милая! – окликнул Нат минуту спустя.

– Да?

– Ты не видела мой телефон?

– Нет. – Она огляделась по сторонам, осматривая стол и столешницы кухонных тумбочек. – Здесь его не видно.

Послышался шорох, потом Нат тихо выругался сквозь зубы.

– Нашел? – крикнула Элен.

Нат вернулся на кухню в семейных трусах и футболке.

– Нет. Это какое-то безумие. Я уверен, что оставил его на полке в спальне, куда всегда кладу свой бумажник и мобильный телефон. Я оставил его здесь, когда пошел смотреть на птиц, поскольку батарея была почти разряжена и мне не хотелось промочить аппарат.

– Может, он в кармане куртки? – предположила Элен. – Или даже в автомобиле?

– Его не может быть в автомобиле, потому что ты на весь день уезжала в город. Нет, я уверен, что оставил его в спальне.

– А может, он остался в новом доме? Сегодня утром он был у тебя. Мы пользовались калькулятором, помнишь?

– Да, но я принес телефон сюда, это точно.

– Нужно пойти и проверить. Готова поспорить, он где-то там, возле первой стойки или на верстаке рядом с пилой.

Нат пошел и проверил. Он вернулся с пустыми руками, сильно раздраженный.

– Что за чертовщина здесь творится? – спросил он. – Вчера пропал уровень, сегодня мой телефон.

Элен задумалась. На самом деле пропало довольно много вещей. Куда-то исчезла метла. Потом ее любимая кофейная кружка. Деньги из бумажников тоже пропадали; не все, но понемногу – там пять долларов, здесь десятка. Два дня назад Элен решила потратиться и купила в универмаге ежевичный пирог. Когда она пошла достать его из холодильника после ужина, его там не оказалось.

– Может быть, ты оставила его в магазине? – предположил Нат, когда она сказала, что хотела сделать сюрприз и купила его любимый десерт, который теперь куда-то пропал. – Или просто хотела его купить, но потом отвлеклась на другие продукты из списка?

– Может быть, – сказала она, начиная сомневаться в себе.

Она не могла припомнить, чтобы теряла в Коннектикуте хотя бы одну вещь. Ключи и телефон время от времени оказывались в необычных местах, но они всегда были где-то рядом. А в своей квартире у них были специальные места для вещей: полка для писем, крючки для ключей, зарядная станция для телефонов в прихожей. Их жизнь была упорядоченной. Но здесь, в Вермонте, она каким-то образом умудрилась потерять целый ежевичный пирог.

– Твой телефон найдется, – сказала Элен.

Нат вернулся в спальню проверить одеяла и заглянуть под кровать на тот случай, если телефон упал на пол.

Элен посмотрела на книгу, раскрытую на той странице, где лежал листок с номером телефона Мэри-Энн Марсден. Заголовок наверху гласил: «Семь признаков того, что в доме завелся призрак». Необъяснимые звуки, внезапные перепады температуры, хлопающие двери и дверцы, непонятные запахи, электронные помехи, странные сны, исчезающие предметы.

Элен остановилась на последнем пункте:

– Может, попробуешь позвонить мне? – спросил из спальни Нат. Его голос звучал приглушенно, как будто он все еще находился под кроватью.

– Ну да, конечно, – откликнулась она и захлопнула книгу. Она позвонила Нату и слушала гудки до тех пор, пока звонок не переключился на голосовую почту.

В трейлере было тихо. Телефон Ната не заливался птичьими трелями.

– Его здесь нет, – разочарованно произнес Нат. Затем раздался глухой стук. – Черт!

– Ты в порядке? – спросила Элен.

– Да, в полном порядке. В тысячный раз треснулся головой об эту проклятую полку.

– Мы должны избавиться от полок. Давай снимем их прямо сейчас, хотя бы те, что висят над кроватью.

– Да, но не сию секунду. Я должен найти свой чертов телефон.

– Мы найдем его. – Элен встала и более тщательно осмотрела кухню. Потом она прошла в спальню, где Нат тряс одеяла.

– Я проверил всюду, где только можно, но его здесь нет.

– Ты уверен? – сказала Элен. – Ты вроде бы говорил, что он почти разрядился?

– Ну да.

– Тогда понятно, почему он не зазвонил, когда я набрала твой номер.

– Но я знаю, что оставил его прямо здесь, Элен. – Он хлопнул ладонью по полке, чтобы подчеркнуть свои слова. Она видела его часы, бумажник, перочинный нож и горстку мелочи. – Это доводит меня до сумасшествия. Я оставил его прямо здесь! Ты уверена, что не брала его с собой? Может быть, случайно…

– Совершенно уверена.

Нат посмотрел на Элен, и на долю секунды ей показалось, что он не верит ей и подозревает ее во лжи.

– С какой стати мне брать твой телефон? – спросила она. Эти слова прозвучали более настороженно, чем ей бы хотелось.

– Телефоны не отращивают ноги и не уходят сами по себе, – проворчал он.

– Да, – согласилась она. – Они так не делают.

Глава 8

Олив

8 июня 2015 года

– Ого! Довольно дорогой инструмент, – сказала тетя Рили, вытаращив глаза на металлоискатель, лежавший на полке. После школы Рили отвезла Олив в большой магазин товаров для хобби в Барлингтоне. Они находились в торговом пассаже, где были выставлены металлоискатели и снаряжение для промывки золота. В соседнем пассаже, гораздо более многолюдном, были выставлены радиоуправляемые воздушные средства и дроны. Олив слышала, как ребенок жалобно говорит отцу, что ему очень нужен дрон с беспроводной камерой, а все остальное – это полный отстой.

– У тебя достаточно денег, чтобы приобрести такую штуку? – спросила Рили, убрав падавшие на глаза голубые локоны. – Если нужно, я могу одолжить.

Рили казалась усталой и похудевшей.

– Спасибо, у меня хватит, – сказала Олив. Останется совсем чуть-чуть, но денег должно хватить. Одно дело – получать от Рили странные, но потрясающие подарки, и совсем другое – брать у нее деньги. Олив не хотела этого делать.

– Откуда у тебя столько денег? – поинтересовалась Рили. – Утащила немного наличных из отцовского бумажника? Занимаешься чем-то незаконным? – Она говорила шутливо, но взгляд был серьезным.

От отца Олив могла скрыть практически что угодно, – в сущности, ей казалось, что он добровольно позволяет обманывать себя, – но лгать Рили было гораздо труднее.

– Ничего подобного! Я все время экономила. А потом, я продала Майку свой старый металлоискатель. Еще он купил у меня мушкетные пули, которые я нашла. Они ему очень понравились.

– Так что ты собираешься делать с новым металлоискателем, купленным на сэкономленные деньги? – спросила Рили.

– В общем, все то же самое. Буду искать монеты и потерянные кольца на пляже у озера. Может быть, найду в лесу места, где стояли старые дома. Или выкопаю еще несколько мушкетных пуль и продам их Майку.

Рили улыбнулась:

– А я-то думала, что ты ищешь сокровища Хетти.

Олив посмотрела на тетю, размышляя, стоит ли сказать правду. Рили верила в призраков и старинные предания. Они с мамой любили рассказывать друг другу истории о Хетти, превращавшие эту женщину в колдунью со сверхчеловеческими способностями, а потом в призрака, который мог вернуться и совершить ужасную месть. Мама и Рили соглашались в том, что бедная женщина, которая едва не утонула в болоте, попала туда по воле Хетти, но тут же уточняли, что она каким-то образом заслужила это. С их точки зрения, Хетти мстила только тем, кто, так или иначе, возмущал ее – либо нарушал границы ее владений, либо не уважал ее так, как она заслуживала. Мама и Рили рассказывали о предполагаемых появлениях Хетти и, разумеется, о ее исчезновениях. Но если мама просто увлекалась историями о Хетти, то Рили была как будто одержима этой женщиной. Она говорила о Хетти так, словно давно знала ее и была ее старой подругой.

– Нет, – наконец сказала Олив и посмотрела на тетю. – Сокровища не существует; так сказала мама.

Несколько секунд Рили внимательно глядела на нее.

– Она так говорила, правда?

– Да, – ответила Олив. – Она была совершенно уверена в этом, и я ей поверила. Ну, в самом деле, если оно существует, то почему его до сих пор не нашли?

– Не знаю. Просто мне кажется, все это довольно грустно. Твоя мама долго мечтала о том, как она найдет сокровище.

Олив вспомнила, как мама рассказывала ей, что они найдут сокровище, потому что такова их судьба. Повисла долгая, неловкая пауза, Рили продолжала смотреть на Олив, как будто изучая и оценивая ее.

Ребенок в соседнем торговом пассаже победил: отец купил ему навороченный дрон с беспроводной камерой.

– Мечты меняются, – деловито сказала Олив и потянулась за коробкой с металлоискателем.

– Вполне возможно, – согласилась Рили, которая выглядела теперь такой печальной, что Олив пожалела о своих словах. Иногда она так увлекалась собственным горем, что забывала о горестях других людей. Олив была не единственной, кого оставила ее мать.

– Собираетесь на охоту за сокровищами? – спросил кассир, когда Олив принесла коробку на оплату.

– Точно, – сказала Олив.

Они забрались в автомобиль Рили и поехали домой. Во время поездки Рили продолжила расспросы о том, как идут дела в школе и как поживает ее отец. Олив лгала ей. Иногда ее пугало, как хорошо она научилась врать людям. Даже тете Рили, которая была гораздо сообразительнее ее отца.

– В школе все отлично, – сказала Олив. – Сейчас мы проходим естественный отбор. Знаешь, что это такое?

– Само собой, – ответила Рили, поворачивая на эстакаду к автомагистрали. – Выживают сильнейшие. Чарльз Дарвин и его любимые вьюрки, так?

– Там речь идет о приспособляемости, – отозвалась Олив. – Мне это нравится.

Ей действительно нравилась мысль о том, что люди продолжают эволюционировать даже сейчас, хотя этот процесс проходит на микроскопическом уровне и на первый взгляд остается незаметным.

– Если подумать, то все сводится к выживанию, верно? – спросила Рили. – Я имею в виду не только выживание вида, но и повседневную жизнь. Жизнь швыряет в нас дерьмом, а мы уклоняемся от него. Мы приспосабливаемся и развиваемся.

Олив кивнула. Как всегда, Рили умела находить точные формулировки.

– Разумеется, некоторые люди приспосабливаются лучше других, – продолжала Рили, смерив Олив острым, проницательным взглядом. – Даже когда мы были детьми, у твоего отца всегда были проблемы с адаптацией. Он делал вид, что у него все хорошо, но, когда что-то менялось, когда что-то расстраивало его, он оказывался выбитым из колеи и начинал выкидывать разные фокусы: отказывался выходить из своей комнаты, переставал есть или замыкался в молчании. Иногда он начинал так беситься, что пробивал дыры в стенах. Однажды он сломал себе руку, когда колотил по стене.

Олив кивнула; она уже сто раз слышала эту историю. Теперь она пыталась подготовиться к неизбежному.

– Как его дела? – спросила Рили и посмотрела на Олив, сидевшую рядом с ней. – Только без дураков, пожалуйста.

Вот оно. Но Олив была готова и улыбнулась.

– На самом деле, неплохо, – ответила она. – Теперь он каждый вечер готовит ужин. Он даже помогает мне с домашней работой и скоро собирается купить мне компьютер.

– А ремонт? Он по-прежнему тратит на это все свободное время?

Олив пожала плечами:

– Да, мы работаем по дому, но все не так уж плохо. Гостиная практически готова, и я разрешила ему немного отремонтировать мою комнату. Сделать ее попросторнее, понимаешь? Чтобы там было место для встроенных книжных полок и нового компьютерного стола.

Было ли это удачной ложью или формой приспособляемости? Оставалось лишь гадать.

Это хитроумие, наконец решила Олив.

Но была ли она на самом деле такой хитроумной? Она не думала, что Рили проглотит это, но та хотя бы сделала вид и сказала:

– Приятно это слышать, Олли. Я рада, что дела идут хорошо. Знаю, что в старших классах бывает тяжело; по крайней мере, так было в моем случае.

– Правда? – спросила Олив.

Рили немного помедлила, глядя на дорогу впереди, а потом сказала:

– Да, не каждый из нас легко приспосабливается к окружающим. Такие люди, как мы с тобой, обречены прорубать себе путь огнем и мечом… иными словами, люди могут погано вести себя по отношению к нам. Особенно в школе.

Тогда Олив едва не рассказала ей все. Она едва не призналась, что ненавидит школу и прогуливает уроки чаще, чем присутствует на занятиях. О том, что отец начал ломать ее спальню и что она действительно ищет сокровище и втайне надеется, что это сможет вернуть маму.

Но потом Рили улыбнулась, и на ее лице были искренняя радость и облегчение.

– Я правда очень рада, что у тебя все хорошо, Олли. А компьютер – это отличная идея! Дай мне знать, если тебе понадобится выбрать его или наладить. Я не такой уж специалист, но кое-что умею.

Олив кивнула.

– И знаешь, – добавила Рили, положив руку ей на плечо. – Если домашние дела идут не так хорошо, как хотелось бы, ты всегда можешь поговорить со мной. Моя гостевая комната всегда открыта для тебя, ты помнишь? Можешь остановиться у меня в любое время.

– Спасибо, я знаю. – Олив очень нравилась мысль о возможности немного пожить у тети, но она понимала, что не может надолго оставить отца. Олив была всем, что у него осталось. – Но, правда, сейчас наши домашние дела идут нормально.

Рили улыбнулась:

– Просто не забывай об этом, ладно? Двери моего дома всегда открыты для тебя. И наш уговор на выходные остается в силе, да? «Невеста Франкенштейна» и пицца с пепперони?

– Совершенно верно, – ответила Олив патентованной улыбкой из разряда «лучше не бывает». – И не забудь о «шведских рыбках»^[5]!

Глава 9

Элен

9 июня 2015 года

Что-то грызло фургон.

Это началось чуть позже двух часов ночи, когда Элен отправилась в постель, дочитав библиотечную книгу, проведя некоторые исследования на компьютере и выпив две чашки травяного чая, щедро сдобренного бренди для лучшего сна. Сельская жизнь не сотворила никаких чудес с ее бессонницей. В городской квартире у Элен были сотни каналов кабельного телевидения и постоянный шум движения на шоссе, помогавший ей заснуть.

Разумеется, исследования не принесли большой пользы. Элен поискала по имени Хетти Брекенридж и получила короткую статью из собрания вермонтских историй о призраках, изданного в 1980-х годах.

«По местному преданию, Хетти Брекенридж была невестой самого дьявола, чьей красоте никто не мог противиться даже после смерти. По сей день жители Хартсборо утверждают, что видят ее в лесу и на болоте, где она когда-то жила. Некоторые несчастные последовали за ней, поддавшись ее сладостному зову, и с тех пор так и не смогли выбраться из леса».

Хетти выключила компьютер с мыслью о том, что забивает себе голову всякой чепухой. Где факты? Где имена людей, которые видели Хетти, где имена якобы пропавших? Она прокралась в спальню, улеглась в постель, закрыла глаза и глубоко вздохнула, желая побыстрее заснуть… но тут услышала какое-то царапанье и грызущие звуки. Казалось, они исходили прямо из-под подушки.

– Нат, – сказала она и встряхнула мужа за плечо. – Проснись.

– Что там?

– Ты это слышишь?

– М-ммм?

Скребущий и грызущий звук доносился из-под кровати. Постоянный и равномерный.

Там, внизу, что-то было. Что-то с острыми зубами, прогрызающее путь к ним. Потом оно сгрызет деревянные планки каркаса двуспальной кровати, проделает дыру в мягком матрасе, а потом…

Элен жестко встряхнула Ната и ткнула его кулаком в плечо.

– Нат, здесь что-то есть, прямо в фургоне!

– Боже мой! Что? Где? – Нат сел и прислушался, потирая плечо.

– Разве ты не слышишь? – спросила она.

– Что именно? – Он озадаченно посмотрел на нее. – Ты пила?

– Просто заткнись и послушай! – прошипела она. Это было совсем не похоже на вчерашний ночной крик.

Они сидели вместе, накрывшись одеялом, и слушали.

Грызет. Определенно грызет. Не тихое шуршание грызущей мыши, а что-то более громкое и определенно более крупное.

– Ты слышишь, да? – спросила Элен.

– Да, теперь слышу, – обеспокоенно произнес Нат.

– Что это за дрянь?

– Не знаю. Какое-то животное.

Элен вспомнила слова библиотекарши: «Если вы достаточно долго пробудете здесь, то, возможно, тоже увидите ее. Отправьтесь на болото на закате и подождите. Когда сгущаются сумерки, Хетти выходит наружу».

У Элен была мысль прогуляться одной на болото после ужина, но она испугалась.

Жуткая грызня становилась все громче и настойчивее.

– Думаю, она под кроватью, – прошептала Элен.

– Она? – Нат взял свои очки и включил свет.

– Кто-то или что-то. Что угодно.

Ей не следовало читать нелепую историю о Хетти и библиотечные книги о колдовстве, прежде чем ложиться спать. Когда она в следующий раз не сможет заснуть, то возьмет один из научных томов Ната и будет изучать анатомию дождевых червей или круговорот воды в природе.

– Дай мне фонарь, – попросил Нат, слез с кровати и опустился на колени. Она передала ему большой желтый фонарик, и он провел лучом под кроватью. Элен оставалась наверху, поджав ноги и почти ожидая, что из-под кровати высунется морщинистая рука и утащит Ната под землю.

– Что там? – спросила Элен. – Что ты видишь?

– Там ничего нет, – ответил он. – Но я все равно слышу этот звук. Похоже, это где-то под нами.

Он встал; его белые трусы и футболка казались белыми пятнами, пока он шел по коридору.

– Куда ты идешь? – В голосе Элен звучала паника, и она ненавидела себя за это.

– На улицу, – ответил Нат. – Пойду, загляну под фургон.

Элен соскользнула с кровати и пошлепала за ним к входной двери, а потом встала в проеме, пока он спускался с крыльца. Ночь была ясной, луна висела низко над горизонтом, воздух был влажным и прохладным. По спине пробежали мурашки.

– Будь осторожен, – сказала Элен, когда Нат опустился на корточки и направил свет фонаря в узкое пространство под фургоном, ненадежно опиравшимся на выкрошенные бетонные блоки.

– Ого! – изумленно произнес Нат. Потом он встал и отступил на два шага назад.

Если что-то испугало Ната, то дело плохо.

– Что там такое? – осведомилась Элен, уже близкая к панике и не испытывавшая особого желания услышать ответ. Ей хотелось схватить его за руку, втащить обратно, запереть дверь, выключить свет и спрятаться.

– Нат? – дрожащим голосом сказала Элен. – Что ты видишь?

Нат облегченно рассмеялся:

– Это дикобраз!

– Кто?

– Некоторые называют его игольчатой свинкой. Конечно, на самом деле это грызун. Но какой крупный экземпляр! И, честно говоря, довольно милый. Иди посмотри на него. – Нат говорил быстро и взволнованно, как бывало каждый раз, когда он встречался с новым живым существом.

Дикобраз. Всего лишь сухопутное животное, а не жуткая болотная ведьма. Элен немного расслабилась и спустилась с крыльца.

– А он не пустит мне иглы в лицо?

– Нет, если ты не нагнешься прямо над ним, – сказал Нат.

– Разве они не стреляют иглами?

– Это очередной миф. Нужно прикоснуться к дикобразу, чтобы уколоться. Их иглы полые внутри и снабжены мелкими шипами. Давай скорее! Кажется, я спугнул его.

Он направился к другой стороне.

Элен присоединилась к нему, взяла мужа за руку, и они вместе обошли вокруг фургона. Яркий луч фонарика освещал путь.

– Вот он. – Нат указал пальцем. – Смотри!

Элен увидела плотное и приземистое животное размером с крупную кошку, семенящее возле фургона. Можно было разглядеть его иглы. Его неуклюжая походка сразу рассмешила Элен. Нат обнял ее, и они вместе смотрели, как зверек исчезает в лесу.

– Это замечательно, – сказал Нат. На его лице играла широкая, восторженная улыбка.

– Я люблю тебя, – сказала Элен и поцеловала его в щеку.

Нат вернулся к фургону, опустился на колени и заглянул под днище.

– Елки-палки, эти зубы причинили большой вред. Если бы он продолжил в том же духе, то прогрыз бы дырку в полу и оказался бы у нас на кровати.

– Господи! Надеюсь, что не окажется!

– Я слышал, что им нравится фанера. Думаю, это из-за клея. Еще они любят пропотевшие вещи вроде рукояток пил и топоров.

– Клей и пот; у них изысканные вкусы.

– Да, для дикобразов, – отозвался Нат.

На обратном пути он остановился на кухне и взял свой дневник наблюдений, чтобы описать происшествие с дикобразом. Пока что там было несколько заметок и рисунков, в основном птиц, включая большую голубую цаплю.

– Заканчивай, – сказала Элен. – Ты можешь описать свою встречу с большим ежом завтра утром.

Нат лег в постель и обнял ее.

– Здесь совсем не так, как в нашей городской квартире, – сказал он, все еще явно возбужденный. Здоровенный грызун, пожирающий фанеру и рукояти топоров, мог быть кошмаром для кого-то, но только не для Ната.

Элен поцеловала его шею и легко куснула, прижавшись к нему всем телом. Она слышала, как участилось его дыхание.

– Все еще думаешь о дикобразах? – шепнула она.

– Вовсе нет, – отозвался он и запустил руки под ее ночную рубашку, задирая тонкую ткань.

* * *

Час спустя они лежали без сна, думая о дикобразе и вспоминая ужасные звуки, которые он издавал, когда грыз фанерный пол. Потом Нат, как всегда, отрубился на полуслове и замер рядом с Элен, положив вялую и холодную руку ей на живот.

Элен закрыла глаза, желая заснуть, но не могла выбросить из головы жующие звуки. Она представляла старуху с заостренными зубами, прогрызавшую пол.

«Смотри, какие у меня большие зубы».

Элен проснулась от солнечных лучей, бивших в маленькое, почти тюремное, прямоугольное окно спальни. Не дай бог, если начнется пожар с другой стороны: тогда им ни за что не выбраться наружу.

Ната рядом не оказалось. Элен посмотрела на часы: было около девяти утра. Как ей удалось проспать и не заметить, что он встал?

Она спустила ноги с кровати, натянула белье и сняла халат с крючка на двери. В кухне ее ожидал кофейник. Элен налила себе кофе, надела теннисные туфли и отправилась на поиски Ната. Солнце еще не вышло из-за холма, и в воздухе ощущалась утренняя прохлада. Но мошка уже вылетела: проклятые крошечные существа, которые роились в воздухе, находили любой кусочек обнаженной кожи и оставляли болезненные укусы. Элен и Нат уже извели три бутылочки экологичного репеллента (Элен была уверена, что его запах только привлекает мелких тварей), и Нат наконец согласился попробовать более сильнодействующее средство. Когда мошки облепили ее лицо, Элен пообещала себе купить настоящий репеллент на основе диэтилфталата. И, пожалуй, накомарник с мелкой сеткой, который она видела в универмаге Фергюсона. Она будет выглядеть как дура, но это лучше, чем быть съеденной заживо.

Нат стоял внутри скелетного каркаса, прямо в центре комнаты, которая должна была стать их гостиной.

– Эй! – позвала Элен и пошла к нему через проем будущей парадной двери, представляя, как замечательно будет иметь настоящую дверь, чтобы отгородиться от мошки.

Нат не ответил. Он хмуро смотрел на пол.

– Что случилось? – спросила Элен и подошла к мужу.

Может быть, ночью здесь побывал дикобраз и начал грызть их дом?

– Нат?

На черновом фанерном полу, который они закрепили гвоздями, лежал один из толстых плотницких карандашей. Им воспользовались для того, чтобы написать послание, выведенное жирными заглавными буквами:

– Хетти? – произнес Нат.

Элен вспомнила образ, явившийся ночью: старуха с острыми зубами, прогрызающая путь к ним.

– Это женщина, о которой я рассказывала, помнишь?

Та самая, которая утащила под воду бедную Эдди Декро.

Элен тяжело сглотнула и добавила:

– Хетти Брекенридж – та женщина, которая жила на краю болота.

Нат хмуро качал головой.

– Думаю, призраку нашей ведьмы нужны уроки орфографии, – сказал он.

– Нат, но ты же… – Элен не смогла закончить фразу; было немыслимо предположить, что послание оставлено призраком.

– Кажется, кто-то из местных решил поиграть с нами. Возможно, подростки, подвыпившие или под кайфом. Испугать чужаков и потешиться над ними.

Нат вернулся туда, где они хранили инструменты.

– Ты видела мой молоток с синей ручкой? Я нигде не могу найти его.

– Нет, – сказала Элен.

– Ясное дело, это некий таинственный водоворот. Мой мобильный телефон, уровень и молоток.

– Но если бы нас хотели обокрасть, разве они взяли бы несколько случайных инструментов? – спросила Элен.

– Не взяли бы, если бы не хотели позабавиться, – мрачно отозвался Нат.

– Я уверена, что инструменты где-то здесь, – сказала Элен. Это было логичное суждение взрослого человека. Она не сказала Нату, что, когда он упомянул о «водовороте», она сразу же подумала о глубоком центре болота и обо всем, что может быть скрыто в этом месте.

Глава 10

Олив

10 июня 2015 года

– Ух ты, насколько лучше он действует, – сказал Майк. Олив дала ему попробовать новенький металлоискатель, и теперь Майк водил им над землей на краю болота.

Майк был прав: новый прибор оказался потрясающим. Он был гораздо чувствительнее, чем старый, и мог находить предметы гораздо глубже. Пока что они нашли две металлических пуговицы, несколько монет, старую дверную петлю и ружейные гильзы. И все это лишь на одном квадрате координатной сетки.

– Думаю, мне нужно будет вернуться и перепроверить все участки, где я уже искала, – сказала Олив. – Возможно, сокровище было закопано так глубоко, что мой старый прибор не мог уловить сигнал. Но этот – другое дело.

Майк кивнул, не поднимая взгляда. Он не верил в сокровище. Конечно, он не мог откровенно признаться в этом, но Олив все видела.

Однако Майк ошибался. Сокровище Хетти было реальным. Олив нутром чувствовала это, особенно когда находилась на болоте; она знала, что вплотную приблизилась к цели. И мама была права: им суждено найти его. Теперь, без мамы, это было задачей Олив.

Сокровище взывало к ней, нашептывало и подталкивало, убеждало не опускать руки. Скоро настанет ее время.

«Продолжай поиски, – говорило оно. – Ты уже близко».

Некоторые люди страшились болота. Они говорили, что там обитает гневный дух Хетти, жаждущий возмездия. Они говорили, что, если прийти туда после наступления темноты, можно увидеть ее идущей по болоту и что розовые венерины башмачки, которые росли в лесу на окраине болота, вырастали в тех местах, где она проходила.

Олив видела множество венериных башмачков, но ни разу не видела призрака. Она выходила по ночам: ставила будильник на 01.00 и клала его под подушку, чтобы отец не услышал звонок. Он спал крепко и всегда засыпал еще до полуночи. Она приходила во время полнолуния и садилась на краю болота, упрашивая Хетти показаться и дать знак о том, где нужно искать сокровище. Но единственными фигурами, которые материализовались днем, были охотники и пешие туристы, а по ночам появлялись подростки, ищущие острых ощущений, которые нелепо дурачились, пили пиво и мочились на камни старого фундамента, бросая Хетти дерзкий вызов появиться и продемонстрировать свою силу.

– Выходи и покажись, старая ведьма! – однажды выкрикнул какой-то мальчишка, Олив наблюдала за ним из укрытия за большим деревом. Она затаила дыхание и пожелала, чтобы Хетти вышла из болота, напугала парня до трясучки и задала ему урок. Но ничего не произошло.

– Осторожно, не то она проклянет тебя! – проскулила девчонка, которая пришла вместе с ним.

Парень рассмеялся и открыл следующую банку пива.

– Пусть попробует. Это всего лишь куча гнилых костей, потонувших в болоте.

Олив выбрала камень и швырнула его в центр болота, где он с громким всплеском упал в промоину.

Девушка завизжала.

– Что за фигня? – выругался парень.

– Давай уйдем отсюда, – дрожащим голосом попросила его подруга, и он не стал спорить.

Олив подождала, пока они ушли, потом собрала мятые консервные банки, которые они оставили после себя. Это выглядело… неуважительно.

– Эй, Майк, – обратилась она сейчас к своему другу.

– Да? – Он с затаенной надеждой посмотрел на нее, и Олив мысленно поморщилась. В последнее время она только и делала, что ранила его чувства или разочаровывала его.

– Ты же не веришь, что сокровище существует на самом деле?

– Я…

– Ты должен сказать правду. Я сразу пойму, если ты солжешь. – И она не шутила. Он всегда приподнимал левую бровь, если лгал ей. Странно, но она каждый раз замечала это. Это помогало ей выбивать из него дурь каждый раз, когда они играли в покер на мелкие деньги в старом древесном домике Майка. Кроме того, он всегда обильно потел, когда нервничал, его уши краснели, когда он сердился, а когда его что-то беспокоило, он начинал жевать верхнюю губу.

– Дело не в том, что я не верю, – сказал он.

– А в чем же тогда?

– Думаю, такая возможность определенно существует. Но я не уверен, что кто-то должен выкапывать это сокровище.

– Почему?

– Потому. Это же Хетти. Ты уверена, что хочешь иметь дело с вещами, которые когда-то принадлежали ей? Возможно, они прокляты.

Олив неловко рассмеялась, подняла металлоискатель и надела наушники. Майк, сидевший на упавшем стволе, достал из рюкзака пакетик жевательных мармеладок и предложил ей. Она покачала головой и вернулась к работе.

Они вели поиски в северо-западном углу болота. Даже в наушниках Олив слышала стук молотков и голоса Элен и Ната. Формально Олив и Майк не находились на их территории, но тем не менее она не хотела, чтобы ее заметили. Теперь Олив знала их расписание. Они работали каждое утро, делали перерыв на ланч, а потом работали почти до обеда. До или после обеда они обычно совершали короткую прогулку на болото. Они не могли видеть болото оттуда, где строили дом, поэтому Олив чувствовала себя в безопасности. Но даже если ее поймают, она не делала ничего незаконного. Она широко улыбнется им, назовется их соседкой и скажет, что просто забавляется в поисках старинных монет и мушкетных пуль.

Она достаточно долго наблюдала за Элен и Натом, поэтому понимала, что их отношения становятся все более напряженными. Во время строительства они рявкали друг на друга и жаловались на пропадающие инструменты. Этим утром Нат устроил настоящую сцену из-за своего мобильника, пропавшего несколько дней назад.

Олив улыбалась и думала, что они скоро уедут. Они поймут, что не справились, соберут вещи и смотаются отсюда. Ее поддерживали слухи, ходившие по городу. Люди говорили, что Нату и Элен вообще не следовало приезжать сюда. Олив нравилась мысль о том, что весь город будет настроен против них и заставит их почувствовать себя нежеланными гостями. Это будет хорошим уроком для них.

Олив поставила на карте большой жирный крестик, обозначавший отсутствие сокровища, и пометила углы координатной сетки крошечными красными нитками на молодых побегах – никто даже не заметит, если специально не искать. Потом она перешла к следующему квадрату размером шесть на шесть футов у северного края болота. Ее кроссовки уже промокли, поэтому она без колебаний ступала на заболоченную почву. Ноги погружались в мшистый ковер, вода местами доходила до лодыжек. Было бы лучше обуть высокие резиновые сапоги. Тем более что отец может заметить промокшие кроссовки и поинтересоваться, где она была по дороге в школу и обратно.

В последнее время Олив все откровеннее прогуливала занятия; поскольку до начала летних каникул оставались считаные дни, она решила, что это не имеет особого значения. Если она достойно выдержит экзамены и представит необходимые материалы, то поступит в девятый класс. Она рвала записки, которые ей передавали в школе для отца, и не сообщила ему о специальном приглашении на беседу в связи с ее серьезными прогулами. Она ликвидировала сообщения из школы на цифровом автоответчике. (Да, у них все еще был автоответчик, приобретенный матерью на дворовой распродаже, и самой странной вещью на свете было слышать мамин голос в записи, отвечавший на звонки: «Вы позвонили Кисснерам. В данный момент нас нет дома, но вы можете оставить сообщение, и мы свяжемся с вами».) Рано или поздно отец узнает, чем занимается Олив, если уже не знает. «Конечно, он знает, тупица». Но к тому времени она найдет сокровище, и это больше не будет иметь никакого значения. Он будет так горд и счастлив, что сразу же поймет, почему ее поиски были важнее ежедневных уроков биологии и английской литературы.

Майк тоже проел ей плешь своим нытьем о школьных прогулах. Сегодня он сам ушел из школы после ланча ради того, чтобы встретиться с Олив на болоте. Но он целый день пытался свалить вину на нее – типа, если его отец узнает, то он получит головомойку, и вдобавок его обвинят в дурном влиянии на других учеников. Как будто у него не было выбора! Как будто она опутала его непреодолимыми чарами!

Олив покосилась на болото.

– Возможно, Хетти сейчас здесь и наблюдает за нами.

– Прекрати, Кисснер, – рявкнул Майк.

Олив всегда забавляло, как легко было испугать бедного Майка.

– Ты с нами, Хетти? – позвала она. – Дай нам знак.

– Заткнись, – сказал Майк.

– Ну ладно, Хетти. – Она выпрямилась с металлоискателем в руках. – Если ты здесь, то помоги мне, хорошо? Покажи, где находится сокровище.

Майк скрипнул зубами.

– Нельзя так говорить с ней, – предупредил он.

Олив протянула металлоискатель перед собой, как тяжелый прут лозоходца, и сделала вид, будто ее тянет налево, потом направо. Майк с безумным видом выпучил глаза.

«Странный Оливер, – подумала она. – Жестокий по отношению к одному-единственному другу. Беседующий с призраками».

Она подумала, существуют ли люди, которые на самом деле умеют разговаривать с призраками. Вроде людей с фотографической памятью или чрезвычайно развитым вкусом. Это вернуло Олив к размышлениям о естественном отборе. О том, как Дарвин плавал на паруснике «Бигль», делал записи и рисовал птиц.

«Все чего-то ищут, – подумала она. – Призраков. Научное объяснение окружающего мира. Новую жизнь на новом месте. Спрятанное сокровище».

Она начала водить металлоискателем перед собой, проходя через кусты, высокую траву и заросли осоки. Перед ней вылетела стрекоза; на ближайшем кедре крикнула овсянка. Олив продолжала аккуратно водить рамкой над землей на краю болота. Потом в наушниках раздался пронзительный писк мощного сигнала. Сердце встрепенулось в груди.

Шкала прибора показывала, что цель находится недалеко.

– Майк, я что-то нашла! – крикнула Олив.

– Ты разыгрываешь меня?

– Нет, – ответила она, и он потрусил к ней.

Она опустилась на колени, мгновенно промочив штаны на влажном и податливом мху. Раздвинув стебли травы, она подцепила кусок мха с белой подложкой и старые прелые листья. В рюкзаке у нее лежали складная лопатка и совок, но они не понадобились.

Там, прямо во мху, сверкнуло серебро.

Может быть, это и впрямь было сокровище, какая-то часть которого поднялась на поверхность, – знак, предназначенный только для нее одной.

Олив потянулась вниз и смахнула листья.

Это была серебряная цепочка. Олив подняла ее и медленно повертела в руках. Сокровище тут было ни при чем; она сразу же узнала это ожерелье.

– Что это? – спросил Майк, наклонившись поближе. – Ожерелье?

У Олив зашевелились волоски на руках и на шее, как будто где-то рядом ударила молния. Как будто приближалась опасность.

Серебряная цепочка была порвана, но застежка осталась на месте. Рядом с застежкой висела подвеска в виде серебряного круга с треугольником внутри, квадратом в треугольнике и кружком внутри квадрата с крошечным глазом в центре.

– Оно принадлежало моей маме, – с трудом выдавила Олив, преодолевая комок в горле. – Это было ее любимое ожерелье. Она никогда не снимала его.

Серебро потемнело и было заляпано болотной грязью, но глаз упорно смотрел на Олив.

«Я тебя вижу. Я все знаю».

– Странно, – произнес Майк, по-бульдожьи выпятив челюсть и покусывая верхнюю губу. Он отступил в сторону, как будто ожерелье пугало его не меньше, чем проклятое сокровище Хетти. – Что делает в болоте любимое ожерелье твоей матери, которое она никогда не снимала?

Глава 11

Элен

15 июня 2015 года

Цифровые часы Элен показывали 03.33, когда она нажала кнопку.

Ната рядом не было.

– Нат! – сонно окликнула она и выпрямилась в кровати. – Нат? – повторила она и прислушалась, но услышала только учащенный стук собственного сердца.

Тревога, беспокойство и паранойя постепенно одерживали верх над ней. Каждый раз, когда она приезжала в город за новой коробкой саморезов или молотком вместо утраченного, Элен слышала шепотки у себя за спиной. Когда она рассказала об этом Нату, он только посмеялся и заявил, что у нее слишком богатое воображение. Но ей не почудилось, когда она услышала, как на почте одна женщина сказала другой: «Это она. Та самая, из Брекенриджа». А другая женщина с явным отвращением покачала головой и ответила: «Им не следовало приезжать туда и тревожить дух Хетти». Потом обе женщины поспешно ушли, словно боялись находиться рядом с Элен.

– Говорю тебе, они не хотят, чтобы мы жили здесь, – сказала она Нату. – Они думают, что мы каким-то образом потревожили дух Хетти.

– Думаю, ты переносишь на других людей свои тревоги и наши неудобства в целом, – сказал Нат и отложил свой новый молоток. Они настилали черновой пол на втором этаже. – Конечно, жители Хартсборо могут недоверчиво относиться к приезжим, но говорить, что они не хотят видеть нас здесь, – это уже чересчур. И даже не начинай снова вспоминать о призраках.

Теперь, когда она стала шарить на полке в поисках фонарика, ее пальцы нащупали только пыль и старую паутину. Очки Ната тоже исчезли.

Элен спустила ноги на холодный линолеум, который местами пружинил, слегка проседая под босыми ногами.

«Словно идти по болоту, – подумала она. – И в любой момент я могу провалиться в глубокий и темный омут, в то самое место, откуда выходит Хетти».

Ей хотелось включить свет, но она была слишком испугана. Она не могла допустить, чтобы снаружи узнали о ее присутствии, увидели ее силуэт за крошечными окнами.

«Там ничего нет», – внушала она себе.

Элен пыталась успокоить дыхание, но оно все равно вылетало из груди неровными толчками. Она тихо прокралась по коридору и через гостиную к входной двери. Слева от входа имелось окошко. Элен выглянула наружу через запыленное стекло, стараясь не замечать свое испуганное, тусклое отражение. Ночь казалась непроглядно темной, не считая серебристого полумесяца луны. Рваные облака, ни одной звезды наверху.

Когда глаза немного привыкли, Элен стала различать формы в темноте: острые углы двух брезентовых навесов, которые они установили над инструментами и расходными пиломатериалами. А дальше, немного позади – странные скелетные стены их будущего дома. Внутри этой деревянной клетки что-то было и двигалось по полу. Бледная фигура, гибкая и словно танцующая. Это был точно не Нат с его широкими плечами и уверенной походкой.

Это была женщина в белом платье.

Элен сразу же поняла, что это Хетти Брекенридж.

А потом она поняла, почему может так хорошо видеть фигуру: за ее спиной разгоралось мерцающее оранжевое сияние.

– Черт, черт, черт! – истерически забормотала Элен.

Призрак! Настоящий призрак женщины, танцующей вокруг пламени!

Их дом горел.

Это был не какой-то воображаемый ужас или приступ паранойи. Это происходило на самом деле.

Элен хотелось опуститься на колени и спрятаться. Но Нат был где-то снаружи; возможно, ему угрожала опасность. А дом их мечты, к строительству которого они только успели приступить, уже горел.

Она чувствовала, как Хетти манит ее к себе и говорит: «Подойди ближе, пожалуйста. Не бойся меня».

Затаив дыхание, Элен повернула ручку и медленно отворила входную дверь, не желая привлекать к себе внимание. Порыв холодного воздуха ударил ей в лицо, кожа мгновенно покрылась мурашками.

Спустившись с крыльца, Элен перешла на бег. Она бежала сквозь клубы едкого, вонючего дыма, с каждым шагом приближаясь к фигуре в белом, которая изгибалась и извивалась, издавая низкие, монотонные стоны.

Элен думала об истории. О том, как некоторые места сохраняют человеческие воспоминания; может быть, призраки являются отражением этих переживаний. Может быть, призраки похожи на эхо из прошлого.

– Хетти! – позвала Элен, когда подбежала к дому.

– Черта с два! – громыхнул мужской голос, и ей в лицо ударил ослепительно яркий свет. Луч осветил пол дома и лежащую девушку с обмотанными веревкой ногами. Она не танцевала, а пыталась вырваться.

Теперь Элен поняла, что это не призрак, а живая девушка – вернее, девочка подросткового возраста. На ее лице застыла маска из белого грима. На ней были камуфляжные штаны и рубашка, поверх которой была натянута белая ночная рубашка с кружевными оборками.

На первый взгляд девочке было тринадцать или четырнадцать лет: сплошные локти и коленки, узкое эльфийское лицо с острым подбородком, темные спутанные волосы, которые давно нуждались в расческе.

– Нат! – позвала Элен, прикрыв глаза от света. – Что здесь происходит?

– Это наш призрак, – ответил Нат. Он стоял на другом краю дома, направляя на них прожекторную лампу. В руке он держал моток толстой веревки, захлестнутой вокруг ног девочки. На земле валялись инструменты, куски веревки и нейлоновая сеть, которой они накрывали груз в кузове пикапа.

– К чему эти веревки и сети? – спросила Элен.

– Я понимал, что кто-то ворует наши вещи, – объяснил Нат. – И был чертовски уверен, что это не призрак. Поэтому я устроил ловушку. Расставил силки и подготовил сетку. Разложил кучку инструментов прямо на полу. Потом спрятался и стал ждать. Тут приходит эта девчонка, вся в белом, и устраивает гнусный пожар прямо на нашей стройке! Я не верил своим глазам!

Элен наклонилась и развязала девочку. Та дрожала, как испуганный зверек.

Нат вышел вперед и встал рядом с кучей тлеющих тряпок, лежавшей в металлической кастрюле на полу.

– Она пыталась сжечь наш дом!

– Нет! – отозвалась девочка. Ее подбородок дрожал, она старалась удержаться от слез. – Я бы так не поступила. Простите меня!

– Я вызываю полицию, – со сдержанной яростью произнес Нат. – Поджог – это уголовное преступление. – Он повернулся к Элен: – Ты взяла свой телефон?

– Нет, – сказала Элен. – Я думала… – Она беспомощно указала на сцену перед собой.

– Сходи за ним, – велел Нат. – Позвони и вызови полицию. Скажи, что мы поймали подростка, который занимается воровством и поджогами. Я присмотрю, чтобы она не убежала.

– Подождите, – сказала девушка. – Пожалуйста, вы не понимаете. Позвольте мне объяснить…

Сейчас она казалась маленькой и испуганной.

– У тебя есть двадцать секунд, прежде чем моя жена возьмет телефон и позвонит по номеру девятьсот одинадцать, – отрезал Нат.

Элен встала между ними.

– Потише, – сказала она. – Нат, давай послушаем ее.

– Я хотела только напугать вас, – сказала девочка. – Видите, я развела огонь в кастрюле, чтобы ничего не поджечь. Я думал, что если вы увидите пламя и меня в этой сорочке, то примете меня за Хетти… и наконец уедете отсюда.

Элен видела, что девочка не лжет. Огонь, теперь уже почти потухший, горел в старой кастрюле из литого железа, словно в маленьком котле. Пламя было небольшим, но ярким, по контрасту с ночной тьмой.

– Это ты забирала наши вещи? – спросила Элен, мало-помалу начиная вникать в суть дела.

– Разумеется, это она! – рявкнул Нат.

– Да, – после небольшой паузы призналась девочка. – Да, вы правы. Это была я.

– Наши инструменты и деньги? – настаивала Элен.

– И мой мобильный телефон? – добавил Нат.

– Да, – ответила она, глядя в землю. – Но я все отдам!

– Ты заходила в фургон и уносила наши вещи, – заключил Нат. – Бог ты мой, это ведь кража со взломом!

– Я ничего не взламывала. Ваша дверь всегда была открыта.

– Ты открывала дверь, входила внутрь без нашего ведома и забирала вещи, – прокурорским тоном произнес Нат. – Я совершенно уверен, что это попадает под определение кражи. За это людей сажают в тюрьму.

– Прошу вас! – взмолилась девочка. Она заплакала.

– Так в чем дело? – требовательно спросил Нат. – Наркотики? Ты воровала наши вещи и меняла их… на что? На фентанил или метамфетамины? Чем вы тут балуетесь?

– Нет! – Она затрясла головой. – Я не имею дела с наркотиками, ничего подобного. Все ваши вещи до сих пор у меня. Я их не продавала. Я просто хотела напугать вас, вот и все. Клянусь, я хотела, чтобы вы приняли меня за нее.

– За нее? – с улыбкой спросил Нат. – За призрака? Кто может поверить в призрака, который крадет деньги и сотовые телефоны?

Он хрипло рассмеялся, и Элен поморщилась. Ей хотелось поверить в Хетти – в человека из прошлого, который непостижимым образом может установить контакт с ней и довериться ей, как один чужак может довериться другому.

– Я все верну, – сказала девочка. – Обещаю, я все возмещу, только не звоните в полицию! Мой отец… ему пришлось слишком много пережить. Это убьет его.

– Наверное, тебе стоило подумать об этом, прежде чем так поступать с нами, – сказал Нат.

Элен положила руку на плечо девочки.

– Ладно, теперь мы выяснили, что ты не призрак. Кто же ты?

– Меня зовут Олив Кисснер. Я живу в полумиле от вас, у дороги, вместе с моим отцом. Старый голубой дом на вершине холма.

Элен кивнула: она уже проходила мимо этого дома и махала рукой мужчине в синем рабочем комбинезоне, который разъезжал на битом пикапе с полутонным кузовом.

– Сколько тебе лет, Олив? – спросила она.

– Четырнадцать.

– Стало быть, поступаешь в девятый класс?

Олив кивнула.

– Да. Я хожу в среднюю школу в Хартсборо.

– И живешь вместе с отцом?

Девочка снова кивнула.

– Да, теперь только с ним.

Элен хотелось продолжить расспросы, но выражение лица Олив остановило ее.

Нат обратил внимание на камуфляжный рюкзак, валявшийся на полу неподалеку от них, раскрыл его и заглянул внутрь. Он достал баночку бензина для зажигалок, спички, потом молоток и измерительную ленту.

– Вот наши инструменты. – Нат снова полез в рюкзак. – А вот и мой телефон!

Нат попытался включить аппарат, но батарея была разряжена.

Олив кивнула.

– Все остальное лежит у меня дома. Я верну вещи, честное слово.

Нат сунул бесполезный телефон в карман и вернулся к рюкзаку, достал оттуда разлинованный блокнот и пролистал страницы под лучом фонарика. Там были карты болота с обозначением деревьев и крупных валунов. Карты были покрыты красной координатной сеткой с красными крестиками, перечеркивавшими некоторые квадраты.

– Что это? – спросил Нат.

– Карта, – ответила девочка.

– В самом деле? А тебе не кажется, что сейчас не место для язвительных замечаний?

– Я знаю! Просто… это трудно объяснить, – пробормотала она.

Нат изучал блокнот, внимательно глядя на карту, испещренную крошечными крестиками. Элен видела, что это хорошая карта с точно отмеченными деревьями и скальными выходами, – вплоть до тропинки, ведущей к их будущему дому.

– Ты сказала, что хотела напугать нас, – сказала Элен. – Почему? Зачем ты хотела, чтобы мы уехали?

Олив покусывала губы, глядя на доски чернового пола. Нат отложил блокнот.

– Лучше говори, призрачная девочка, а то я позвоню в полицию и поеду к твоему отцу за объяснениями.

– Хорошо, хорошо. – В ее голосе зазвучали панические нотки. – Понимаете, вся эта земля когда-то принадлежала Хетти Брекенридж.

Элен кивнула:

– Мы знаем. Она жила в доме на другом краю болота. Но дома больше нет: остались лишь старые камни от фундамента.

– Верно, – сказала Олив.

– Так ты что… защищаешь землю Хетти? Хочешь избавить ее от чужаков и пришельцев? – спросил Нат. Он снова взял прожекторный фонарь и направил луч в лицо Олив, ослепив ее и заставив зажмуриться. – Почему? Потому что так велел ее призрак?

– Нет, – сказала Элен. Она вдруг поняла. Помеченные крестиками квадраты на карте Олив, красные ниточки на побегах, ее желание избавиться от посторонних. – Ты ищешь сокровище, правда?

Олив отвела взгляд и закусила губу.

– Какое сокровище? – спросил Нат.

– Я слышала эту историю в городе, – сказала Элен. – О том, что Хетти Брекенридж якобы зарыла сокровище где-то на болоте.

– Сокровище? – Нат фыркнул и насмешливо всплеснул руками. – Сначала призрак ведьмы, а теперь еще и зарытое сокровище? Это что, продолжение «Скуби-Ду»?

Элен мягко сжала его руку. Она понимала, как нелепо это выглядит.

– Библиотекарша сказала, что это лишь городская легенда, которая живет до сих пор.

– Это не вымысел, – сказала Олив. – Сокровище существует на самом деле.

– И ты ищешь его здесь, вокруг болота? – спросила Элен. – В том числе и на нашей земле?

Олив кивнула.

– Оно настоящее, и мне нужно найти его.

– Так нужно, что можно нарушать закон? – спросил Нат. – Что можно шпионить за нами и красть наши вещи?

– Вы не понимаете! – воскликнула Олив.

– Тогда помоги нам понять, – предложила Элен.

Девочка глубоко вздохнула:

– Понимаете, мы с мамой охотились за этим сокровищем. Она всегда говорила, что оно настоящее. Еще она говорила, что нам суждено найти его. Но в прошлом году… – ее голос на мгновение пресекся, – …в прошлом году она ушла от нас, понимаете?

– Ушла? – повторил Нат.

Олив кивнула.

– Она оставила нас с отцом. С тех пор мы не слышали о ней. И я думаю, – нет, я знаю, что если я найду сокровище, то мама узнает об этом из теленовостей и газет, верно? А когда она узнает, то вернется к нам. Но, даже если этого не случится, я смогу нанять частного сыщика, чтобы найти ее.

Элен послала Нату предупреждающий взгляд, означавший «пожалей ребенка». Она сама потеряла мать в одиннадцать лет и прекрасно понимала, как это тяжело. Когда она находилась в возрасте Олив, то была готова на все – на что угодно, лишь бы вернуть свою маму. Элен посмотрела на Олив, наряженную в призрачную ночную рубашку, возможно, принадлежавшую ее матери, и ее сердце почти растаяло.

– Лучше бы ты просто спросила, можно ли проводить поиски на нашей земле. – Нат почти успокоился и заговорил мягче. Он опустил фонарь, чтобы свет упирался в пол. – Не нужно было доводить нас этими безумными призрачными посещениями. И тем более красть наши вещи.

– Знаю, – отозвалась Олив. – Да, это было очень глупо… и я правда сожалею об этом.

– Нат прав, – сказала Элен. – Если бы ты попросила разрешения искать сокровище на нашей земле, то мы бы не стали возражать.

Олив смотрела на доски и на обугленное тряпье в кастрюле из литого железа. Она стала дергать нитки, выбившиеся из обтрепанного рукава ночной рубашки.

– Так что мы будем делать? – поинтересовался Нат, переводивший взгляд с девочки на Элен.

Олив подняла голову и закатала рукав ночной рубашки.

– Обещаю, все ваши вещи вернутся обратно. Ну… кроме пирога. Мы с папой съели его.

– Я так и знала! – Элен посмотрела на Ната. – Я же говорила тебе, что принесла тот пирог домой и поставила в холодильник! А ты заставил меня думать, будто я чокнутая. Ты говорил, что я оставила его в магазине или вообще не покупала его.

– Извините, – робко сказала Олив и повозила по полу носком грязной кроссовки. – С деньгами тоже вышло нехорошо. Я… я вроде как потратила их.

– Ну конечно. – Нат снова заговорил резко. – Ты уверена, что не имеешь дела с наркотиками?

– Клянусь! Я потратила деньги на покупку нового металлоискателя. Очень хорошего, чтобы найти сокровище. Если продать его, то, наверное, можно вернуть ваши деньги.

– Сколько денег ты у нас взяла? – спросила Элен.

Девочка взглянула на нее и начала считать, загибая пальцы.

– Думаю, примерно восемьдесят долларов. Может быть, сотню. Я не уверена, потому что брала по частям: десятку здесь, пятерку там, понимаете?

– О боже. – Нат покачал головой, протирая глаза.

Элен была поражена такой недостачей. Они с Натом небрежно относились к наличным деньгам, передавали их друг другу, рассовывали по карманам и каждый раз ездили по сельским магазинам за разными мелочами.

– Н-да, – сказала Элен. – Краденые деньги – это проблема. Ты должна как-то отплатить нам.

– По меньшей мере! – добавил Нат.

Они помолчали, глядя на Олив, которая безуспешно пыталась избавиться от остатков ночной рубашки.

– А если я отработаю эти деньги? – предложила Олив.

– Что? – Нат грозно нахмурился.

– Правда, я хорошо работаю. И много знаю о строительстве. Мы с отцом уже давно занимаемся реконструкцией нашего дома. Я умею обращаться с инструментами, и я гораздо сильнее, чем выгляжу. Я могу набивать вагонку и навешивать гипсокартон. Я даже умею обращаться с электропроводкой и водоснабжением.

– Не знаю, – проворчал Нат. – Я не думаю…

– Нам определенно нужна помощь, – сказала Элен и повернулась к нему: – Мы же отстаем от графика, разве не так? А если у Олив есть опыт строительства, работа втроем пойдет быстрее.

Олив с надеждой посмотрела на нее.

– Я могу прийти завтра после уроков. Пусть это будет испытанием. Я докажу, что не обманываю вас и на самом деле разбираюсь в строительстве. Если все получится, то со следующей среды у меня наступят летние каникулы, и тогда я буду приходить на целый день, пока вы не решите, что я достаточно отплатила вам. Если понадобится, я буду работать все лето. А если это вас не устроит, то я продам металлоискатель и получу деньги.

– Что скажешь, Нат? – спросила Элен.

– Не знаю, – ответил он. – Она только что пыталась сжечь наш дом.

– Давай не будем преувеличивать. Она ничего такого не делала.

– Послушайте. – Олив посмотрела на Ната. – Я знаю, что я сделала. Это было нехорошо и по-настоящему дерь… в смысле, очень плохо. Просто я подумала… но кому какое дело, о чем я думаю? Я лишь хотела отплатить добром за добро.

Элен посмотрела на Ната.

– Ну, как ты думаешь?

– Мы ничего не знаем о ней, – ответил Нат.

– Она наша соседка, – сказала Элен. – Юная девушка, которая совершила ошибку, но захотела все исправить. Правда, Олли?

Девочка энергично кивнула. Нат вздохнул.

– Больше никаких краж? – спросил он. – Никаких трюков и подвохов?

– Я обещаю, что теперь все будет открыто, – сказала Олив. – И кстати, я видела ваши полевые заметки. Мне все известно о животных из этого леса. Я могу показать медвежью берлогу, бобровую плотину и место гнездования белоголовых орланов. Я даже знаю, где недавно проходила красная рысь.

Нату не удалось скрыть интерес.

– Красная рысь? В самом деле?

– Ну да. Я все могу рассказать об этой земле. Я охотилась здесь с раннего детства.

– А насчет Хетти? – спросила Элен.

– Расскажу все, что знаю, – пообещала девочка. – И, если хотите, познакомлю вас с моей тетушкой Рили. Она специалистка по местной истории.

– Как думаешь, Нат? – снова спросила Элен.

Он не ответил, продолжая светить фонариком в лицо Олив и погрузившись в глубокое раздумье.

– Нат? – настойчиво повторила Элен, надеясь, что муж правильно истолкует ее тон. «Лучше соглашайся».

– Ну ладно, – с некоторым сомнением произнес Нат. – Приходи завтра после школы, и мы посмотрим, какая из тебя помощница. Но, если ты не выполнишь наш уговор или будешь продолжать свои фокусы, я сразу отправлюсь к твоему отцу и позвоню в полицию.

– Вы не будете разочарованы, – сказала Олив. – Я обещаю.

– А сейчас тебе лучше вернуться домой, пока отец не заметил твое отсутствие, – сказала Элен. – Могу представить, как он встревожится.

– Хорошо, – ответила Олив, радуясь тому, что ее отпускают. – Значит, до завтра.

– Подожди, – сказал Нат. – Есть еще кое-что.

«Отлично, – подумала Элен. – Он заставит ее подписать отказ от претензий или что-нибудь в этом роде?»

– Это был олений зуб, верно? – спросил Нат.

– Что?

– Помнишь тот маленький сверток с зубом и старым гвоздем, который ты оставила у нас на крыльце? Мне интересно, чей это зуб и где ты его достала. Он кажется очень старым, и я не могу точно определить, какому животному он принадлежал.

Девочка растерянно покачала головой:

– Что бы это ни было, я не имею к этому отношения. Я брала у вас разные вещи, но ничего не приносила.

– Ты уверена? – спросил Нат.

Олив кивнула:

– Абсолютно уверена. Честное слово.

Элен открыла рот, собираясь что-то добавить, но не издала ни звука.

– Так я пойду, хорошо? – спросила Олив.

– Конечно, – хором ответили они. Голос Элен был мягким, а у Ната скорее напоминал резкий приказ.

Они смотрели, как Олив убегает в лес, быстро и уверенно двигаясь среди деревьев. Белая ночная рубашка была похожа на привидение, которым она прикидывалась.

Глава 12

Олив

8 июля 2015 года

Олив знала, что Нат недолюбливает ее. Во всяком случае, он не доверяет ей. Как бы она ни старалась помогать им в последние три недели (они закончили каркасную основу внутренних стен и перешли к обшивке многослойной фанерой), он продолжал коситься на Олив, словно ожидал, что она совершит грубую ошибку или попытается сунуть что-нибудь в свой рюкзак, когда они будут смотреть в другую сторону. Он даже устраивал спектакль, каждый день заставляя ее открывать рюкзак перед уходом домой. Коль один раз попался на воровстве, уже не отмоешься.

Зато Элен была потрясающей. Олив однажды услышала, как она огрызнулась на мужа: «Боже мой, Нат, что дальше: ты собираешься устроить девочке полный досмотр с раздеванием?» В Коннектикуте Элен работала учительницей, но Олив была совершенно уверена, что она не нагоняла скуку на уроках. Вот бы Элен была ее учительницей! То, как она рассказывала о тех временах, когда люди обходились без электричества и автомобилей, создавало у Олив впечатление, словно Элен сама находилась в прошлом и видела все своими глазами.

Она делала это очень естественно, вплетая интересные факты в обычный разговор. Например, сейчас, когда они ехали по городу в пикапе Элен, минуя один старый дом за другим, она показывала разные архитектурные стили в типичном городке Новой Англии вроде Хартсборо.

– Дом слева построен в классическом колониальном стиле. Обрати внимание на простую двухэтажную конструкцию без верхнего карниза, ставень и крытого входа. «Солонка», которую мы строим, является одним из вариантов этого стиля. Видишь тот дом впереди, на другой стороне улицы? – спросила Элен и указала на большой белый дом с облупившейся краской. – Это псевдоклассический стиль. Обрати внимание на колонны, конек крыши и детали карниза. Настоящее произведение искусства.

Автомобиль сзади дал гудок, и Элен увеличила скорость.

– Поразительно, что все эти дома были построены до появления электрического освещения, – продолжала Элен. – Только подумай: никаких электроинструментов. Деревья валили топорами и распиливали двуручной пилой. Вся тонкая резьба на архитравах колонн и в других местах выполнена с помощью стамесок и молотка.

– Наверное, такие дома строили очень долго, – заметила Олив.

– Конечно, на это уходило больше времени, чем сейчас, но и уровень мастерства был выше. Изготовление и соединение опор и перекрытий требовало настоящего профессионализма, и вся мелкая работа выполнялась вручную. Строители были похожи на художников.

Олив это понравилось. Она сомневалась, что люди в то время могли быстро снести одну стену и поставить другую, чем постоянно занимались они с отцом. В глубине души Олив хотела вернуться в то время, когда не было электрических инструментов, клееной фанеры и гипсокартона.

Помимо этих увлекательных историй, Элен по-настоящему интересовалась Хетти. Не только жуткими историями о призраке, но и реальной женщиной, стоявшей за этими историями. Элен проводила исследование – она занималась поисками в интернете и расспрашивала жителей города, – но ее расстраивало, что до сих пор ей не удавалось добыть реальные факты. Олив сказала, что ее тетя Рили может помочь: она была волонтером местного исторического общества и могла походатайствовать за Элен. Сегодня они собирались посетить склад старых вещей и мастерскую, где работала Рили.

– Вам здесь понравится, – заверила Олив, когда они остановились перед складом «Фокс-Хилл». – И вам обязательно понравится моя тетя Рили.

Она повела Элен в большой склад, мимо вытесанных вручную старинных балок, рядов антикварных ванн и стоек с водопроводными приспособлениями и медными трубами. Элен остановилась посмотреть на раковины и ванны.

– Ты была права, – сказала она и пошла к глубокой раковине из мыльного камня, словно ее тянуло туда магнитом. – Это потрясающее место. Только посмотри на эту раковину!

– Я собираюсь поискать тетю, а вы пока осмотритесь вокруг, – сказала Олив.

Она нашла Рили за большим письменным столом на подиуме в центре склада.

– Эй, Олли! – окликнула Рили. Она обошла вокруг стола, соскочила вниз и заключила Олив в сокрушительные объятия, как обычно. – Какой приятный сюрприз! Что ты здесь делаешь? И где твой отец? – Рили оглянулась по сторонам.

– Он работает. Я пришла с нашей соседкой Элен; помнишь ту женщину, о которой я рассказывала?

– Класс! Мне не терпится познакомиться с ней.

– Она там, где стоят ванны и раковины. Кажется, она без ума от старинных вещей.

Рили улыбнулась:

– Тогда она попала в нужное место. Кстати, у меня есть кое-что для тебя. – Она вернулась к столу, достала снизу курьерскую сумку и немного порылась внутри. – Вот он! – объявила Рили, спустилась с подиума и протянула подарок Олив.

Это был маленький латунный компас, потемневший и поцарапанный.

– Я нашла его на дворовой распродаже.

– Отличная штука, – сказала Олив.

– Он поможет тебе лучше ориентироваться, – сказала Рили, и у Олив возникло ощущение, что она имела в виду нечто большее, чем просто выход из леса.

– Спасибо, – сказала Олив, глядя на компас. Стрелка вращалась и подрагивала, пока не указала на север. Олив внушала себе, что нужно быть храброй и просто спросить, сейчас или никогда. – Тетя Рили, можно задать вопрос?

– Конечно, детка. О чем?

– О моей маме.

Эти слова застали тетю Рили врасплох.

– Что ты хочешь знать, Олли? – с настороженной улыбкой спросила она.

– Можешь ли ты рассказать, что происходило в последние две недели? Может, ты знала, что она собиралась сделать и с кем встречалась.

Рили протяжно и глубоко вздохнула.

– Ты говорила об этом с отцом?

Олив покачала головой:

– Нет. Мы не говорим об этом. Только о том, как все будет, когда мама вернется домой.

– Наверное, это к лучшему.

– Я знаю. Папа не может справиться с этим. Он просто… не может. Но если тебе что-то известно и ты до сих пор держала это в тайне от меня, то я хочу знать. Можешь поверить, я справлюсь, что бы это ни было. Я больше не маленькая девочка.

Рили взяла Олив за руку и мягко пожала ее.

– Знаю, Олли. Ты быстро растешь. Даже не верится, что осенью ты будешь учиться в девятом классе. Я помню тот день, когда родители привезли тебя из клиники, какой ты была крошечной и чудесной. Куда уходит время?

– Ты опять, тетя Рили, – упрекнула Олив.

– Что опять?

– Меняешь тему, как только речь заходит о маме. Я устала молчать о ней и о том, что с нами случилось… Разве ты не устала?

Рили нахмурилась и несколько секунд смотрела на нее, размышляя о своем.

– Послушай, я расскажу тебе то, что рассказала твоему отцу, – наконец сказала она. – По правде говоря, я не знаю, что собиралась сделать твоя мама. Она вдруг стала очень скрытной. Я видела, что она что-то замышляет. Что-то изменилось.

– И я тоже это заметила! – сказала Олив. – Она точно так же вела себя со мной.

Было хорошо наконец поведать об этом, раскрыть свои чувства. Рили кивнула.

– С ней определенно произошла какая-то перемена.

– Ты помнишь вашу последнюю встречу? – спросила Олив.

– Да. Она была в таверне Рози. Я зашла туда с друзьями после работы и увидела ее там.

– Она была одна? – спросила Олив.

Рили помедлила с ответом и закусила губу. Олив умоляюще посмотрела на нее. «Давай же, мы уже сделали первый шаг».

– Нет, – сказала Рили. – Она была с мужчиной.

– Что за мужчина?

Рили отвела взгляд.

– Не знаю, кто это такой.

– А как он выглядел?

Она снова посмотрела на Олив и пожала плечами:

– Точно не помню. Темные глаза и волосы, кожаная куртка.

– Как думаешь, Сильвия может знать, кто это такой?

Сильвия работала за стойкой бара в таверне Рози и была одной из лучших маминых подруг.

– Не думаю, Олли, но, даже если она знает, какая разница?

– Так, может быть, она сбежала с этим мужчиной? И если мы будем больше знать о нем, то сможем выяснить, куда они уехали?

– Ох, милая! – Рили вздохнула и посмотрела на нее тем особенным взглядом, который неизменно означал: «Бедная малышка, мне жаль тебя». Олив стиснула зубы. Она не нуждалась в жалости, особенно от тети Рили. Она не хотела быть бедной малышкой.

– Вот в чем дело, милая, – продолжала Рили. – Если бы твоя мама хотела, чтобы ее нашли, то она бы связалась с вами.

– Но если мы…

– Поверь, я знаю, как это больно. Но нам нужно быть терпеливыми. Она вернется, когда будет готова, Олли. – Рили подняла голову, заглянула за плечо Олив и улыбнулась.

– Добрый день, – сказала Элен. – Должно быть, вы Рили.

Элен подошла и встала рядом с Олив.

– Тетя Рили, это Элен. Наша новая соседка, о которой я тебе рассказывала. – Олив выдавила улыбку, хотя чувствовала себя расстроенной и сбитой с толку предыдущим разговором. Как Рили могла думать, что попытка выяснить, куда на самом деле уехала ее мама, не приведет ни к чему хорошему? Заверения в том, что «она вернется, когда будет готова», было недостаточно для Олив, и она не могла поверить, что этого достаточно для Рили.

– Ах да! Вы живете возле Брекенриджского болота.

– Да, это мы живем на проклятой земле и тревожим призраков, – со смешком отозвалась Элен.

– Приятно познакомиться, – с энтузиазмом произнесла Рили и протянула руку.

– Подождите. – Олив посмотрела на Элен. – Что вы сказали?

– Ничего, – ответила Элен. – Прошу прощения, просто разные глупости, которые я слышала в городе.

– Значит, вы это слышали? Что они говорили? О том, что вы вернули к жизни призрак Хетти?

Элен прищурилась и посмотрела на Олив.

– Я кое-что слышала, и ты, похоже, тоже. Почему ты ничего не говорила?

Олив пожала плечами:

– Просто разные глупости, о которых болтают люди. Наверное, потому, что вы поселились у болота. Кроме того, вы искали в библиотеке разные книги о колдовстве.

Элен недоверчиво покачала головой:

– Ты не шутишь? Люди знают, какие книги я заказывала в библиотеке?

Олив кивнула:

– Брендан из универмага Фергюсона даже говорит, что вы тоже кажетесь ему похожей на ведьму.

Рили рассмеялась:

– В таком городке, как Хартсборо, нужно соблюдать осторожность даже при выборе книг в библиотеке. Возьмите книгу по оккультным наукам, и все решат, что вы в сговоре с дьяволом.

– Разве у библиотекарей нет никакой присяги? – спросила Элен. – Или хотя бы понятия об этичном поведении?

– Видимо, это не относится к Хартсборо, – заметила Рили.

– Дело не только в библиотечных книгах, – продолжала Олив. – Они утверждают, что после того, как вы пробудили дух Хетти, начали случаться дурные вещи.

– Что за дурные вещи? Вроде трагедии со школьным автобусом?

Олив кивнула.

– Давай догадаюсь: молнии и пожары – тоже наших рук дело?

– Возможно. – Олив пожала плечами. – Во всяком случае, некоторые так думают.

Рили улыбнулась.

– В эту категорию могут попасть даже неисправные светофоры, – заверила она. – Хетти обычно винят во всем плохом, что происходит в Хартсборо, но теперь старые слухи получили новую пищу, потому что появились реальные живые люди, на которых можно сваливать любые неприятности.

Элен пораженно качала головой.

– Я не стала бы слишком беспокоиться по этому поводу, – сказала Рили. – Оно само пройдет. Какая-нибудь школьница забеременеет или муж уйдет от жены к другому мужчине, и у горожан появится новая тема для сплетен.

– Да, – согласилась Олив. – Можете мне поверить, лучше не обращать на них внимания.

– Проклятье. Пожалуй, с этой поры мне стоит одеваться в черное и рисовать на тротуарах мистические символы, – сказала Элен, и все рассмеялись.

– Кроме слухов о новой городской ведьме, я слышала, что вы строите потрясающий дом, – заметила Рили и лукаво подмигнула.

– Он действительно классный, – подтвердила Олив. – И они сами строят его!

– Это впечатляет, – сказала Рили.

– Или же это безумие, – возразила Элен. – Может быть, даже идиотизм?

Все снова рассмеялись.

– Олив много помогает нам, – сказала Элен.

– Она хорошая работница, это верно, – сказала Рили. – Она многому научилась, когда работала по дому со своим отцом. Вы еще не встречались с моим братом Дастином?

– Еще нет. – Элен покачала головой.

– Я говорила с отцом насчет того, что стоило бы пригласить Нат и Элен на пикник возле дома. Ты придешь, тетя Рили?

Они часто так делали, пока мама жила с ними: устраивали пикники с грилем и приглашали гостей. Каждый что-то приносил с собой – пиво, картофельный салат или арбуз, – а после наступления темноты отец устраивал фейерверк на заднем дворе.

– Конечно, Олли, – ответила Рили. – Только назови дату и время. – Она повернулась к Элен: – Так что привело вас сюда? Ищете что-то особенное для дома?

– Вообще-то да. Мне очень нравится раковина из мыльного камня, которая стоит вон там.

– Да, это настоящая красавица. Давайте отметим ее как проданную, а потом я попрошу двоих ребят погрузить ее в вашу машину.

– Кроме того, я ищу брус для подстропильной балки. Что-нибудь старое, ручной работы. Желательно четырехдюймового сечения, длиной шесть футов.

– Посмотрим, что у нас есть, – сказала Рили и повела их в заднюю часть огромного склада.

– Олив сказала, что вы эксперт по местной истории, – заметила Элен.

Рили пожала плечами:

– Ну, я не стала бы так говорить. Я не эксперт, но определенно заинтересованный любитель.

– Я сказала Элен, что ты можешь пригласить ее в историческое общество, чтобы она могла проводить исследования, – вставила Олив.

– Я была бы очень рада, – сказала Элен. – В сущности, у меня есть телефон женщины по имени Мэри-Энн, и я оставила ей голосовое сообщение, но она так и не перезвонила.

– Да, они с мужем сейчас находятся в Северной Каролине, где живет их дочь со своей семьей. Скоро у нее должен появиться очередной внук, и они с мужем уехали туда, чтобы поддержать дочь во время родов. Но боюсь, что историческое общество, так или иначе, остается временно закрытым. Там прорвало водопроводную трубу, и вода причинила некоторый ущерб. Теперь придется перестилать пол. Массу вещей пришлось спешно паковать в пластиковые коробки и баулы. Сейчас там полный беспорядок, но я извещу вас, как только мы будем готовы к открытию.

– Это будет здорово, – сказала Элен. – Надеюсь, материалы не сильно повреждены.

– Нет, – ответила Рили. – К счастью, все удалось убрать вовремя. Пострадал только пол. Настил нужно снять и заменить, и остается еще вопрос о состоянии чернового пола.

Они подошли к раковинам, и Рили достала табличку со словом «ПРОДАНО», набранным заглавными буквами, и прикрепила ее к раковине. У Олив глаза полезли на лоб, когда она увидела цену: 799 долларов. Это была большая и глубокая двойная раковина, вырезанная из крупных блоков серебристо-серого камня.

– Она местного происхождения, – пояснила Рили. – По моему мнению, камень добывали здесь, в Вермонте.

– В самом деле? – Элен выглядела очень заинтересованной.

– Эта раковина из старого фермерского дома на Каунти-роуд. Супружеская пара купила его в прошлом году и сразу начала реконструкцию на современный манер.

Элен покачала головой:

– Не могу поверить, что кому-то захотелось отдать такую вещь.

– Я вас понимаю. Должно быть, они установили новенькую блестящую раковину из нержавейки, под стать другому кухонному оборудованию. А теперь давайте поищем подходящую балку.

Рили отвела их на другую сторону склада, где были сложены или расставлены крупные балки. Все они имели белые этикетки и желтые меловые пометки.

– Восхитительное место, – сказала Элен. – И не могу выразить, как я благодарна за предложение вступить в историческое общество.

Она стала рассматривать этикетки на балках.

– Вы хотите найти в архиве что-то конкретное?

– Все, что относится к нашему земельному участку. Но в основном я надеялась что-то выяснить о Хетти Брекенридж.

– Увы, сохранилось немногое. Есть несколько картин. Может быть, еще договор о земельной собственности с ее именем. Если есть что-то, о чем я не знаю, мы можем поискать вместе.

– Вы знаете, что с ней произошло? – спросила Элен, отвернувшись от балок и глядя на Рили. – Я не смогла получить внятный ответ у местных жителей.

– Само собой, – сказала Рили. – Это ужасная история, и жителям Хартсборо тут нечем гордиться.

– Ужасная? – повторила Олив. – Потрясающе! Расскажи нам.

Олив никогда не слышала подлинную историю о том, что случилось с Хетти. Она спрашивала маму, но та отвечала, что никто точно не знает. Олив даже в голову не приходило, что она могла бы обратиться к Рили. Разумеется, Рили должна была знать, что произошло на самом деле, и более того – Олив могла рассчитывать, что услышит неприкрытую и беспристрастную правду.

Рили прислонилась к высокому деревянному штабелю, отвела упавшие на глаза голубые локоны и начала:

– Ну, во-первых, люди считали ее ведьмой; это всем известно. Они думали, будто она может предвидеть разные бедствия. Ее предсказания часто оказывались правдивыми, и это пугало людей. Они считали, что она не просто может заглядывать в будущее, но и каким-то образом изменяет его. Что события происходили потому, что так говорила Хетти.

Олив попробовала представить такой род власти над людьми: заставлять их верить в то, что ты способен видеть будущее и даже предопределять его.

– Однажды она предупредила всех, что старое здание школы сгорит дотла. Когда это случилось, погибло трое детей. Дочь Хетти осталась в живых, в тот день она просто не ходила в школу, что только усилило подозрения против Хетти. Ее обвинили в пожаре, как и во всех остальных дурных вещах, которые она предсказывала. Как и сейчас, в то время люди боялись того, чего они не понимали. Им было нужно кого-то обвинить, и лучше всего – конкретного человека.

– Ну, разве не интересно, как мало изменяются человеческие нравы? – заметила Элен.

– Да, да, – нетерпеливо сказала Олив. – Так что случилось с Хетти?

– Они повесили ее.

Элен тихо ахнула:

– В самом деле?

Рили кивнула:

– После пожара в школе полгорода собралось на болоте. Погибли дети, и горожане окончательно разъярились. Они объявили Хетти ведьмой и повесили ее на старой белой сосне, стоявшей на краю болота.

– В каком году это произошло? – спросила Элен.

– В тысяча девятьсот двадцать четвертом году.

– Ничего себе! – Элен присвистнула. – Никогда не слышала, чтобы в двадцатом веке людей вешали за колдовство. Большинство судов и казней происходило в пуританские времена.

– Думаю, они поклялись молчать об этом. Жители Хартсборо не слишком гордились своим поступком.

– Где ее похоронили? – спросила Элен.

– Никто точно не знает, – ответила Рили. – Хотя говорят, что ее притащили к центру болота и утопили с привязанными камнями. Что она до сих пор лежит там, но ее призрак выходит наружу.

– Значит, она в болоте? – спросила Олив.

– Может быть.

– А дерево, на котором ее повесили, – что с ним случилось? – Олив пыталась понять, о каком дереве идет речь. На окраине болота не было больших белых сосен.

– Вскоре после этого его срубили и распилили, – ответила Рили. – Некоторые бруски были использованы при постройке новой школы на месте пожара.

– Той старой школы, которую снесли в прошлом году?

– Да. В сущности, я думаю, что две-три балки оттуда как раз и выставлены здесь на продажу. – Она повернулась к брусьям, разложенным на тяжелой металлической стойке.

– Не может быть! – сказала Олив. – От настоящего «дерева повешенного»?

– Так говорят, – пробормотала Рили, изучая этикетки. – Например, вот эта. – Она указала пальцем.

Элен подошла к балке, немного помедлила и провела ладонью по дереву.

– Она сделана из дерева с нашей земли? Которое росло во времена Хетти?

– Я не могу это доказать или предоставить свидетельство подлинности, но могу это утверждать с разумной долей уверенности. Это одна из балок старой школы Хартсборо.

Для Олив балка выглядела похожей на остальные: старая, темно-коричневая, со множеством зарубок от топора.

– Она прекрасна, – сказала Элен. – Именно то, что нам нужно для подстропильного бруса между гостиной и кухней.

– Не может быть! – воскликнула Олив. – Вы собираетесь поставить балку с «дерева повешенного» в вашем доме? Сделать его жилищем для призрака?

Элен рассмеялась.

– Призраков не существует, – сказала она. – Но эта балка… помнишь, я рассказывала о том, как дерево обрабатывали только с помощью топора? Вот откуда взялись эти отметины. – Она провела пальцами по поверхности бруса. – Можно практически почувствовать историю.

Олив тоже положила руку на балку, изо всех сил пытаясь представить дерево, из которого она была вырублена, стоявшее на краю болота. Она пыталась представить Хетти с петлей на шее: дерево было последним, что она видела в своей жизни. И это дерево знало Хетти. Оно удерживало ее вес, чувствовало ее последние движения. Олив думала, что какая-то часть Хетти продолжает жить в этом дереве, подобно пятну, скрытому глубоко внутри древесных волокон.

Глава 13

Элен

12 июля 2015 года

– Она прекрасна, – сказала Элен.

Они только что установили балку в качестве подстропильного бруса между кухней и гостиной.

Это была грубо высеченная балка, примерно четыре на восемь дюймов, идеально вписывавшаяся в шестифутовый проем между двумя комнатами. Она соединяла комнаты и создавала впечатление удивительной теплоты, исходившее от старинного дерева.

Удивительно, как комнаты стали приобретать настоящую форму жилого пространства. Каркас был полностью готов, фанерные черновые полы набиты, внешняя обрешетка завершена. Они поставили метки на полу и заклепки на стенах, обозначавшие места для установки тумбочек для кухонной столешницы, шкафов и большой раковины из мыльного камня, которая теперь хранилась под одним из навесов во дворе. Нат немного поворчал из-за высокой цены, но согласился, что она идеально подойдет для кухни.

Элен уже начала прикидывать, где разместится диван и любимый торшер для чтения и каково будет готовить кофе на новой кухне. Переходя из одной комнаты в другую, она чувствовала себя маленькой девочкой, которая играет с воображаемой мебелью.

– Давай просто скажем, что эта балка из старой школы в Хартсборо, и оставим в покое историю с повешением, ладно? – предложил Нат. Он моргал с таким видом, как будто все еще пытался что-то осмыслить. История балки показалась ему тревожной и даже зловещей, но он согласился с тем, что это замечательный образец старинной работы по дереву.

– Такую древесину в наши дни очень трудно найти, – сказал он, когда провел пальцами по грубо обтесанным краям со следами топора. – Прочная ядровая древесина из центральной части старого ствола.

Балка как будто испускала теплое сияние, по сравнению с новыми сосновыми брусьями два на четыре дюйма, расположенными ниже.

– Мне нравится, какое ощущение она создает, – сказала Элен, взяла Ната за руку и провела его по комнатам первого этажа. – Это ощущение реальной истории.

Нат рассмеялся:

– Жутковатая история, но я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Просто поразительно, что это сделано из дерева, которое когда-то росло на нашей земле. Только представь, какие истории оно могло бы рассказать, если бы умело говорить. Я хочу использовать больше старых стройматериалов со следами местной истории. Тебе нужно посмотреть на этот замечательный склад. Там много старых вещей, которые дожидаются, когда они смогут получить новую жизнь! Мой отец полюбил бы это место. – Элен вспомнила, как ходила на гаражные распродажи и блошиные рынки, выбирая старые окна, раковины и скобяные изделия, которыми он мог пользоваться в своих ремонтных работах. – У них есть витражные стекла, ванны на кованых ножках, старые фермерские умывальники и многое другое. И каждая вещь имеет свою историю!

Нат кивал и ерошил бородку, которая заметно отросла и теперь была больше похожа на бороду, чем на двухнедельную щетину. Элен еще не разобралась, нравится ли ей эта новая борода. Ей казалось, что она делает Ната больше похожим на серийного убийцу, чем на лесника.

– Думаю, это превосходная идея, – сказал он. – Мы хотели строить из экологически чистых материалов, верно? А что может быть чище и экологичнее, чем повторное использование и переработка? Кроме того, это материалы более высокого качества, по сравнению с новыми. И в большинстве случаев они более дешевые, если не считать той массивной каменной раковины, которую ты привезла. В целом это одни плюсы и никаких минусов.

– Я собираюсь еще раз съездить туда и проверить кое-какие сайты, чтобы быть в курсе других полезных приобретений.

– Хорошо, – с улыбкой сказал он. – Ты будешь официально отвечать за приобретение старинных вещей.

– Охота за артефактами! – воскликнула Элен.

– Мне это нравится. – Нат поцеловал ее. – Но еще больше мне нравится, как ты радуешься этому.

– Рили может быть очень полезной советчицей. Она такая замечательная, Нат, что я не могу дождаться, когда ты с ней познакомишься. Она выглядит как готическая женщина с безумными волосами, татуировками и пирсингом, но она просто влюблена в местную историю. А летом она строит дома в «Среде обитания для человечества». Я уже говорила, что она предлагала помочь нам, да?

– Хм-мм…

– Думаю, нам нужно поймать ее на слове. Возможно, мы выделим рабочий день, когда она и Олив смогут приехать к нам, а может быть, стоит пригласить и отца Олив. Потом будет пицца и пиво. Как ты думаешь?

– Звучит отлично, милая.

– Нат? У меня только что появилась идея.

– Ты сегодня в ударе, – улыбнулся он.

Нат был прав: ее ум работал на полную мощность. Она чувствовала себя как никогда хорошо.

– Как насчет того, чтобы сегодня переночевать здесь?

Нат рассмеялся:

– Что, прямо на полу? Сделать постель из утеплителя и опилок?

Потом до него дошло, что она не шутит, и он нахмурился.

– Ты серьезно?

Элен положила руки ему на плечи и немного помассировала твердые мышцы.

– Давай, это будет весело! Мы можем очистить свободное место в гостиной. Принесем спальные мешки, зажжем свечи. Это будет вроде кемпинга, только лучше. Первая ночь в нашем новом доме!

– Не знаю. Я…

– Первый секс в нашем новом доме, – прошептала она.

– Хорошо, я согласен, – быстро сказал он и поцеловал ее, прижавшись колючей щекой к ее лицу.

* * *

Они выпили две бутылки вина, что объясняло пульсирующую головную боль и ужасную жажду Элен. Она проснулась обнаженной и дезориентированной. Повернув голову, она убедилась, что они лежат на досках гостиной их недостроенного дома. На том самом месте, где однажды будет лежать их плетеный домашний коврик.

Одна из свечей в стеклянной баночке до сих пор тускло мерцала. Нат тихо похрапывал рядом. Они застегнули два спальных мешка в один большой мешок, где сейчас было удушающе жарко и сыро от пота. Фанерный черновой пол внизу был слишком жестким для удобного сна. У Элен ломило спину и шею. И ей нужно было пописать.

Элен расстегнула мешок со своей стороны и выползла наружу, шаря по полу, пока не нашла свои трусики и футболку. Воздух был поразительно холодным и ясным. Элен потерла руки, стараясь разогреть кровь и отогнать мурашки.

За спиной что-то скрипнуло. Может быть, дом дает усадку?

Но разве новые, еще не достроенные дома дают усадку?

Громкий скрип раздался снова. Что это такое?

Ее влажная кожа вдруг показалась еще более холодной и липкой.

«Повернись, – приказала себе Элен. – Просто повернись туда».

Элен задержала дыхание и медленно повернулась к кухне, глядя через дверной проем с новой балкой наверху.

«Это балка скрипит, – подумала Элен. – Дерево помнит вес Хетти, повешенной на одной из самых прочных ветвей».

Она вспомнила, что когда-то читала о казни через повешение: если шея жертвы не ломалась от первого рывка, человек оставался висеть в петле и медленно задыхался. Чудовищная смерть.

Элен почувствовала комок в горле, когда наклонилась за свечой и заставила себя пройти под балкой на кухню, остававшуюся в глубокой тени. Оконные рамы еще не были вставлены, а проемы закрывала внутренняя фанерная обшивка. Ни звезд, ни луны.

Комната была похожа на гробницу с единственной мерцающей свечой.

Но Элен была здесь не одна. Она сразу же почувствовала это.

Потом она кое-что услышала – на этот раз не скрип и не храп Ната в соседней комнате, а тихое дыхание человека, не хотевшего, чтобы его услышали.

Там была женщина.

Она стояла справа от широкого дверного проема, спиной к стене. Ее тело находилось там, где предполагалось развесить кухонные полки. На ней было грязное белое платье и черные шнурованные башмаки. Когда Элен увидела спутанные черные волосы женщины и темные круги, похожие на синяки, у нее под глазами, то мгновенно поняла, кто это такая. Достаточно было только заглянуть ей в глаза. Элен узнала бы ее, даже не увидев тяжелую пеньковую веревку, обмотанную вокруг шеи, и грубую петлю, похожую на зловещее ожерелье с обтрепанным концом, свисавшим до талии.

На этот раз Хетти явилась по-настоящему.

Элен застыла на месте. Глаза Хетти были бездонно-черными и мерцали, как темная вода из омута в центре болота.

Элен хотелось что-то сказать – назвать имя Хетти или просто поздороваться, – но у нее в груди не осталось воздуха, и когда она открыла рот, то не издала ни звука. Элен чувствовала себя мультипликационной рыбкой, выпускающей пузырьки воздуха, которые беззвучно лопаются на поверхности.

Воздух был холодным и плотным, как будто ее завернули в туманное одеяло. А запах! Торфяной, первозданный запах болота с привкусом сладости и гнили.

Хетти посмотрела на балку у нее над головой, сделанную из того дерева, на котором она умерла; из дерева, которое выдержало ее вес и запомнило ее так же, как она запомнила его.

Хетти прикоснулась к петле у себя на шее и провела бледными пальцами по каждому узелку, словно женщина, перебирающая четки. И ее губы шевелились, как у молящейся женщины: она тихо, почти беззвучно, шептала, и Элен не могла разобрать слова. Хети становилась все более расстроенной, пока шептала; ее пальцы по-прежнему перебирали веревку, взгляд был устремлен на балку над головой.

Потом она посмотрела прямо на Элен и ясно произнесла одно слово: «Дже-еейн».

Ее голос звучал как разбитое стекло, нет, скорее это был звук раскрошенного стекла, перетираемого в ступке. Сломанный, шипящий, призрачный звук, от которого у Элен похолодело внутри. Сладковатый запах гнили усилился.

– Джейн? – прохрипела Элен с пересохшим горлом. Ей хотелось повернуться и убежать. Не оставаться здесь, рядом с этим… существом, появившимся из потустороннего мира.

– Милая?

Элен круто развернулась на месте.

Нат сидел и смотрел на нее. Он мог видеть Элен, но тот угол, где стояла Хетти, был скрыт за стеной.

– Что ты там делаешь? – Голос Ната был сонным, хриплым и немного невнятным от выпитого вина.

Элен судорожно вздохнула.

– Нат! – Она старалась говорить как можно спокойнее. – Подойди сюда.

– Что там такое? – Он расстегнул спальный мешок и голышом побрел к ней; его бледное тело слабо светилось в темноте. – Только не говори, что сюда пробрался дикобраз.

– Смотри. – Элен показала в угол, но, когда она сама посмотрела туда, Хетти уже не было.

– Куда смотреть?

– Она была здесь! – сказала Элен. – Она стояла прямо здесь, в углу.

– Кто?

– Хетти.

– О господи. – Нат улыбался. – Наша маленькая призрачная девочка снова взялась за свое?

– Нет, это была не Олив. Это была настоящая Хетти. У нее черные волосы и старое платье. Петля на шее.

– Дорогая, это тебе привиделось. – Нат взял ее за руку.

– Она была здесь! Я знаю, что видела ее. Разве ты не чуешь этот запах?

– Какой?

– Запах болотной гнили. Она была здесь, Нат!

Запах ослабел, но все еще чувствовался в воздухе.

Нат помедлил, с беспокойством и нежной заботой глядя на Элен, как обычно случалось, когда у нее была высокая температура.

– Это все из-за безумных историй, которые ты слышала. И книг, которые ты читаешь. Кроме того, мы здорово выпили вчера вечером. Наверное, она приснилась тебе. Ты проснулась, но часть твоего мозга оставалась запертой во сне.

– Нат…

– Ну же, Элен! Ты правда думаешь, будто я поверю, что в нашем доме обитает призрак?

Элен не ответила, да и что она могла ответить? Она только что видела доказательство у себя перед глазами. И она знала, что если Нат не верит ей, то она никак не сможет убедить его.

Она попыталась представить, что бы случилось, если бы вышло наоборот и он сам бы утверждал, что видел призрак. Поверила бы она ему?

Да, сказала она себе. Да, она бы поверила.

– Давай ляжем в постель, хорошо? – Нат обратился к ней, как к ребенку, который увидел дурной сон. – Но сначала я должен сходить в кустики.

– И я тоже, – ответила Элен.

Тем не менее они воспользовались туалетом в жилом фургоне, а потом Нат отправился в маленькую спальню.

– Нет, – сказала Элен. – Давай вернемся в дом.

– Ты уверена? – Он нахмурился. – Не лучше ли будет поспать на обычной кровати?

– Думаю, там вполне уютно. Кроме того, мы оставили зажженную свечу. Все равно придется вернуться туда.

– Ну ладно, – согласился Нат, и они, взявшись за руки, пошли обратно. Элен не сводила глаз с дома, но тот был просто деревянной коробкой без оконных проемов, так что она не могла видеть, что творится внутри, даже если Хетти вернулась обратно.

Нат залез в постель из застегнутых спальников, Элен еще раз зашла на кухню и проверила угол комнаты. Там было пусто, и ничто не выдавало чужого присутствия.

Но Элен видела то, что видела.

Она влезла на табурет и потянулась к балке. Дерево как будто пульсировало, словно обладало собственной памятью. И, может быть, способностью возвращать души с того света.

Что, если вещи хранят не только воспоминания, но и следы людей, которые прикасались к ним и жили вместе с ними?

Это была безумная мысль, и Элен понимала, что лучше будет не говорить об этом с Натом.

– Ложись в постель, – позвал Нат, приоткрыв угол ее спальника.

Она вернулась и заползла к нему, стараясь поудобнее устроиться на жестком полу. Нат обнял ее и уткнулся носом ей в затылок.

– Знаешь, что я люблю в тебе? – спросил Нат. – Я люблю игру твоего воображения. Именно это делает тебя потрясающим историком и педагогом. Если ты читаешь о какой-то эпохе, то почти физически оказываешься там.

Она слушала, лежа в темноте и глядя на дверной проем и на потолочную балку.

– Призраков не существует, – продолжал Нат, гладя волосы Элен, и какая-то часть ее существа жаждала согласиться с ним. Поверить, что она вообразила все это. Это имело смысл и было бы очень просто.

Но мир не так прост. Она уже знала это.

Вскоре Нат снова заснул.

– Я знаю, что я видела, – снова прошептала Элен, обращаясь к самой себе, к ночи и ко всем, кто еще мог слышать ее.

* * *

Элен проснулась на полу с затекшими и ноющими конечностями. Она была уверена, что слышит скрипы и вздохи; звуки тела, которое раскачивается в петле.

Она прищурилась и посмотрела на балку в поисках тени, любых признаков, что там была Хетти. Но ничего не увидела.

И Ната тоже не было рядом.

Спальный мешок с его стороны опустел. Элен посмотрела на часы: шесть утра. Как правило, Нат просыпался позже. Может быть, он вернулся в фургон, чтобы поспать там еще немного? Элен расстегнула мешок и выбралась наружу.

– Нат! – позвала она.

Нет ответа.

Дом без окон был погружен в полутьму. Все равно что находиться в деревянной коробке. В гробу, как Хетти.

Но Хетти не была похоронена в гробу, верно?

Элен задумалась о словах Рили: «Говорят, что ее притащили к центру болота и утопили с привязанными камнями. Что она до сих пор лежит там, но ее призрак выходит наружу».

Вот откуда исходил этот запах. Ужасный, сладковатый запах гнили, перемешанный с землистыми испарениями болота.

Хетти до сих пор лежит там с петлей на шее.

Понимая, как это глупо, но не в силах остановиться, Элен вошла на кухню, встала под балкой и посмотрела в угол. Пусто.

– Хетти? – тихо, неуверенно произнесла Элен. – Ты где-то здесь?

Она ждала и прислушивалась, немного стыдясь своего поведения и ощущая легкий привкус безумия. Неужели она на самом деле обратилась к призраку? Что бы сказал Нат по этому поводу?

Наверное, он был прав. Наверное, ей это привиделось. Но могла ли она представить этот запах? И голос неведомого существа. Молотое стекло, звук предельной боли.

Она знала, что это произошло на самом деле.

Элен натянула джинсы и спустилась к фургону.

– Нат? Ты здесь?

В кухне Ната не было. Он не готовил кофе и не оставил ей мюсли на завтрак.

И в постели Ната тоже не было.

Пикап стоял на подъездной дорожке, ветровое стекло покрылось каплями росы, ключи висели на латунном крючке рядом с дверью.

Элен стиснула зубы и вдохнула разреженный воздух, ощущая, как вокруг нее смыкаются стены.

«Не нужно паниковать, – сказала она себе. – Должно быть, он вышел на прогулку. Наверное, для утренних наблюдений за птицами. Это похоже на него».

– С ним все в порядке, – обратилась она к пустому фургону.

Элен приготовила кофе, сделала завтрак из кукурузных хлопьев и проверила электронную почту, уверяя себя, что все в порядке. Они прочитала сообщение от Дженни.

Элен закрыла ноутбук и посмотрела на стопку библиотечных книг на столе. Она сдавала старые и брала новые. Сейчас она взяла книгу «Общение с миром духов» и раскрыла ее на первой странице.

Элен дрожащими руками захлопнула книгу и вышла во двор, окликая Ната. Никакого ответа, только утренний щебет птичьего хора.

Она пошла по тропе к болоту, уверенная в том, что Нат делает утренние зарисовки. Но там никого не было.

Элен посмотрела на центральную часть, где стояла глубокая вода, и представила, как Джордж Декро вытаскивает холодное и безжизненное тело своей жены, а затем приступает к реанимационным процедурам. Она представила, как делает искусственное дыхание Нату, который распростерся внизу с посиневшими губами.

Вздрогнув, Элен отогнала от себя этот образ, вернулась в фургон и приготовила еще одну чашку кофе.

Потом достала из сумочки блокнот и набрала номер Джорджа Декро во Флориде, полученный от риелтора. В трубке пошли гудки.

– Алло? – ломкий, немного задыхающийся голос пожилого человека.

– Доброе утро. Это мистер Декро?

– Да.

– Меня зовут Элен Уэзерелл. Мы с моим мужем Натом недавно купили ваш земельный участок в Вермонте, возле болота.

Сигнал исчез. Он повесил трубку. Тогда Элен повторно набрала номер. Декро ответил сразу же:

– Что вам нужно?

– Мистер Декро, я слышала о том, что случилось с вашей женой, и, поверьте, мне очень жаль. Я абсолютно не желаю вас беспокоить, но здесь творятся странные вещи. Мой муж думает, что это игра воображения, а я начинаю думать, что схожу с ума. – Она замолчала, опасаясь того, что уже сказала слишком много.

Слушая его прерывистое дыхание, она была уверена, что он повесит трубку, но этого не произошло.

– Вы видели ее? – спросил он.

Элен прижала телефон к уху, слушая дыхание Джорджа Декро. Она могла солгать или изобразить дурочку, но это был ее единственный шанс, и она очень хотела продолжить разговор.

– Да. Я видела ее вчера ночью.

– Эдди тоже видела ее. Я не поверил. Я не верил, пока не стало слишком поздно.

– Мистер Декро… я понимаю, это звучит безумно, но мне кажется, она чего-то хочет. Вчера ночью она назвала имя…

– Да, она кое-чего хочет. Она хочет получить вас. Лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это убраться оттуда вместе с вашим мужем. И больше никогда не возвращаться. Прошу прощения.

На линии снова наступила тишина: Декро повесил трубку. Элен попробовала позвонить еще раз, но линия была занята. Он поставил блокировку номера.

Элен потрясенно опустилась за стол, раскрыла ноутбук и закрыла его. Куда запропастился Нат?

Работа: вот чем ей нужно заняться. Отправиться на работу, как обычно. Как будто она не видела призрак прошлой ночью. Как будто Нат не растворился в воздухе.

«Он отправился погулять, вот и все, – внушала себе Элен. – Пошел посмотреть на птиц». Несмотря на то, что он оставил свой бинокль, орнитологический дневник, фотокамеру и блокнот для эскизов на столике рядом с входной дверью.

Элен вернулась к дому и постояла снаружи, глядя на каркас и фанерную обшивку. Это был первый шаг процесса, который ее отец называл «замыканием», когда они обшивали дом и начинали устанавливать окна и двери.

Элен продолжала смотреть, и дом показался ей скорее абстрактной картиной, чем незавершенным художественным полотном. Форма и геометрия создавали впечатление, что все находится на своем месте. Элен пыталась представить завершенный дом, обшитый вагонкой и со вставленными окнами, сияющими теплым светом. Она попыталась представить Ната, который смотрит на нее из библиотеки и машет ей рукой. Но вскоре на смену этому образу пришел другой: Хетти в белом платье, прижимающая ладони к стеклу и заглядывающая внутрь. Элен заморгала и уставилась на фанерную перегородку, еще не полностью прибитую к брусьям.

Она вспомнила ночные слова Ната: «Я люблю игру твоего воображения».

Элен вошла в сумрачный дом, ожидая увидеть Ната, но его там не было. Только пустые спальные мешки и догоревшие свечи.

Она приступила к работе, доставая инструменты, необходимые для прорезки оконных проемов. Она начала с первого, сравнительно небольшого окна в ванной комнате, просверлив отверстия по углам. Потом провела полотно возвратной пилы по внутреннему краю оконного проема. Она вырезала фанерный прямоугольник и открыла окно. Края немного отслоились, но это не имело значения: когда они вставят окно, оформят отливы и подоконники, все будет выглядеть идеально. Большая часть окон уже была доставлена и хранилась под одним из навесов. Согласно графику Ната их следовало установить две недели назад.

Нат. Куда, черт побери, девался Нат?

Элен отложила инструменты, вышла наружу и прогулялась по двору, окликая его. Потом прошла к фургону. По-прежнему ничего.

Она вернулась к дому и приступила к работе над вторым окном, внушая себе уверенность в том, что Нат обязательно вернется к тому времени, когда дело будет закончено. Не дождавшись его, она начала вырезать третий оконный проем. С каждой секцией вырезанной фанеры в дом проникало больше солнечного света, разгонявшего тени. Элен чувствовала, как расслабилось ее тело, когда она погрузилась в работу. Она почти закончила четвертое окно, когда решила, что это нелепо. Нужно найти Ната. Она возьмет автомобиль и поедет в город; может быть, Нат пешком отправился в магазин? Если там мужа не окажется, она поедет к Олив и обратится за помощью к ней и к ее отцу.

Она открыла дверь фургона, чтобы взять ключи, и тут увидела Ната, подходившего со стороны болота.

Слава богу!

Но когда он приблизился, Элен увидела, что он весь исцарапан, насквозь промок и прихрамывает на одну ногу.

Она вспомнила предупреждение Джорджа Декро: «Лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это убраться оттуда вместе с вашим мужем. И больше никогда не возвращаться».

Элен побежала навстречу Нату.

– Боже мой, что случилось? С тобой все в порядке?

– Нормально, – отрывисто произнес он и отвернулся. – Я провалился в топкое место на болоте.

– Что ты делал на болоте?

– Там был олень, – сказал он. – Белоснежная самка-альбинос. Сегодня я рано проснулся, вышел на улицу и увидел ее прямо на заднем дворе. Я попытался сфотографировать ее на телефон, но она рванулась и ускакала. Поэтому я погнался за ней.

– Ты гонялся по лесу за белой оленихой? – Это напоминало завязку детской сказки, где олениха приводит юного принца к колодцу, в котором живет заколдованная принцесса в виде говорящей лягушки.

Нат пожал плечами:

– Знаю, это звучит абсурдно, но так оно и было. Она лишь немного опережала меня, и я держался прямо за ней. Потом она повела меня по широкому кругу, и мы оказались на болоте. Олениха пошла прямо к центру. Это было самое безумное: она знала, куда нужно ступать, избегала топких мест и везде находила опору. А я спотыкался и порой проваливался до колен. Болото засасывает тебя и не хочет отпускать.

Элен кивнула. Она знала это всасывающее ощущение, когда кажется, что кто-то внизу хватает тебя за ноги и старается удержать на месте.

– Но я продолжал следовать за ней. Я сделал отличные снимки на телефон и даже записал короткое видео. Но потом я потерял осторожность и, должно быть, прошел там, где находится подземный источник. Я думал, что нахожусь в безопасности, поскольку мы были далеко от центра болота, но почва вдруг ушла у меня из-под ног. Там было глубоко, и я не мог нащупать дно. Вода просто ледяная.

Элен подумала о костях Хетти, лежащих на дне болота. Она представила, как скелетная рука тянется к Нату, пока он барахтается в воде.

«На этот раз она до тебя не добралась».

Элен тряхнула головой, чтобы отделаться от этих мыслей.

– Но сейчас ты в порядке? – спросила она.

– Да. Впрочем, это не относится к моему телефону. – Он достал свой iPhone с блестящим мертвым экраном. – Думаю, купание погубило его. Я попробую сунуть его в пакет с рисом, но, боюсь, дело зашло слишком далеко.

– Тебе нужно принять горячий душ и переодеться в сухое, – сказала Элен. – Я заварю кофе.

– Было бы хорошо, – отозвался Нат. Он пошел к фургону, потом обернулся к ней: – Хотелось бы мне, чтобы ты увидела эту олениху, – с затаенной тоской сказал он. – Самое прекрасное существо, какое мне приходилось видеть. Надеюсь, она еще вернется.

Элен улыбнулась и кивнула.

– Я тоже надеюсь, – сказала она.

Но на самом деле, пока Нат хромал прочь, оставляя мокрые следы, она думала о том, что ему очень повезло.

«Да, она кое-чего хочет. Она хочет получить вас», – сказал Декро.

Элен надеялась, что она в последний раз слышит о белой оленихе.

Глава 14

Олив

13 июля 2015 года

Таверна Рози определенно не была таким местом, куда дети заходят на ланч (возможно, туда вообще не пускали детей), но Олив все равно пошла.

Она открыла тяжелую деревянную дверь с прикрепленной снаружи мишенью для игры в дартс и вывеской с объявлением о выступлении группы «Бэк ин Блэк», перепевавшей композиции AC/DC, которое ожидалось в пятницу вечером. Немного раньше она попыталась уговорить Майка пойти с ней, но тот нашел подходящую отговорку.

– Никак не могу, – сказал он вчера, когда они сидели в его древесном домике. После окончания учебного года они редко встречались, поскольку мать привлекла его к работе. Она вела курсы кройки и шитья, а еще специализировалась на химчистке по предварительным заказам. Поэтому Майк проводил свои дни, оформляя и принимая заказы либо развешивая платья и костюмы в пластиковых чехлах. – Там часто околачиваются мой отец и его приятели, – пояснил он. – Если кто-то из них увидит меня, то я окажусь по уши в дерьме.

– Как тебе будет угодно, – сказала Олив, спустившись с лестницы, и не остановилась, когда он прокричал ей вслед:

– Олив! Пожалуйста, не уходи!

Потом она не ответила на его звонок, принятый на автоответчик, когда голос ее матери в очередной раз произнес: «Вы позвонили Кисснерам. Сейчас нас нет дома, но вы можете оставить сообщение, и мы перезвоним».

В сумрачной таверне пахло пивом и сигаретами, хотя Олив знала, что теперь внутри нельзя курить. Это был закон штата, утвержденный на федеральном уровне. Может быть, посетители курили в туалете или местные работники закуривали, когда заведение закрывалось на ночь. А может быть, сигаретный дым просто впитался в пол, стены и потолок и стал похожим на привидение, от которого нельзя избавиться.

В понедельник после полудня внутри было почти пусто. Два спортивных комментатора обсуждали предстоящий бейсбольный матч по телевизору, установленному в углу над стойкой бара. Пожилая пара в отдельной кабинке уплетала куриные крылышки, и между ними уже высилась горка обглоданных костей. Двое молодых людей в джемперах с логотипом «Ред Сокс» играли в пул на бильярдном столе в задней комнате. Один из них озадаченно посмотрел на Олив. Сгорбленный мужчина на высоком табурете у стойки нянчил кружку пива.

– Я вас знаю? – спросил он. Его спина была изогнута в виде вопросительного знака. От него несло луком.

– Нет, сэр, – ответила Олив. – Я так не думаю.

Она прошла к другому концу барной стойки.

– Тебе не кажется, что ты еще слишком молода для выпивки? – спросила женщина за стойкой. На ней были блузка на бретельках и голубой передник, завязанный вокруг талии. Ее волосы были сухими, кудрявыми и выкрашенными в красный цвет, из-под которого пробивались светлые корни.

Олив выпрямилась во весь рост и уперлась ладонями в стойку между двумя картонными подстаканниками с логотипами разных сортов пива.

– Вы Сильвия, верно? Меня зовут Олив, я – дочь Лори Кисснер.

Сильвия прищурилась:

– Ну да, конечно. Ты похожа на мать, но тебе уже говорили об этом, да?

Олив пожала плечами:

– Иногда.

Вообще-то это происходило гораздо чаще: на «Куолити-Маркет», где работала ее мать, все кассиры поддразнивали Олив и называли ее Лори-младшей. Парикмахерша Аманда, которая стригла ее и маму, говорила: «Ты точная копия матери, понимаешь? Ты еще не выросла, но это обязательно случится, – и тогда пусть Бог смилуется над мальчишками!»

Олив совсем не думала, что она похожа на маму. Конечно, у обеих были темные глаза и волосы, но Олив была худой и костлявой, со слишком длинными руками и ногами, а мама поражала совершенством изгибов и женской грацией. Когда-то мама усадила Олив за свой туалетный столик и наложила простой макияж: немного румян, бронзовые тени для век и помада винного цвета, пахнувшая как воск. «Ну вот, теперь ты совсем как взрослая», – сказала мама, и Олив поразилась, потому что, глядя в зеркало, она видела незнакомую версию своей матери, как будто решила притвориться ею. Она не могла дождаться, когда смоет это безобразие и станет прежней Олив.

Теперь Сильвия изучала Олив, протирая пинтовый бокал для пива.

– Когда я в последний раз видела тебя, ты была еще малышкой. Ты растешь, как молодое деревце. Сколько тебе сейчас лет?

– Четырнадцать.

– Четырнадцать, – с легкой тоской повторила Сильвия. – Как летит время!

Олив не знала, что сказать, и уставилась в стену.

– Так что я могу для вас сделать, маленькая мисс Кисснер? Хотите кока-колу или что-то еще?

– Нет, спасибо. – Олив пошарила в карманах, но там ничего не было.

Сильвия все равно налила ей бокал кока-колы и положила туда вишенку.

– За счет заведения, – сказала она и поставила бокал на подстаканник.

– Ты что-нибудь слышала о своей маме? – спросила Сильвия.

– Нет, – ответила Олив. Она прикоснулась к бокалу, глядя на пузырьки, которые поднимались вверх и лопались на поверхности. – Пока нет.

Сильвия помрачнела и с удвоенной энергией занялась протиркой. Она держала бокал так, что смотрела на Олив через стекло.

– Но я надеялась, что вы можете что-нибудь рассказать, – добавила Олив и отхлебнула сладкой, холодной газировки. – Я слышала, что моя мама была здесь с каким-то мужчиной незадолго до ее ухода. Темноволосый мужчина в кожаном пиджаке. Моя тетя Рили видела, как они сидели вместе за столом. Я надеялась, что вы помните его и можете знать, кто он такой. Или о ком-то еще, с кем мама встречалась до ухода из дома. – Олив наблюдала за Сильвией и старалась выглядеть не слишком взволнованной. Меньше всего ей хотелось получить взгляд типа бедная малышка.

Сильвия поставила бокал на стойку и повертела в руках белую тряпку для протирки.

– Олив, твоя мама…

– Я знаю, что говорят люди, – перебила Олив. – Они говорят, что она встречалась со множеством мужчин. Ее всячески обзывают. Все, что вы можете сказать, вряд ли будет для меня в новинку, но я хочу знать правду.

Теперь Сильвия выглядела опечаленной. Олив впервые заметила морщинки в уголках ее губ и вокруг глаз.

– Думаю, многие люди не понимали твою маму… То есть, конечно, она приходила сюда и выпивала с разными людьми, которые платили за выпивку. – Сильвия наклонилась, обмахнула стойку и жесткими круговыми движениями вытерла небольшое пятнышко. – Она любила встречаться с новыми людьми, особенно если они находились здесь проездом. С туристами, охотниками и дальнобойщиками, в общем, с людьми, которым было что рассказать о других местах. Но тебе хорошо известно, что местные не доверяют чужакам.

Олив кивнула, думая об Элен и Нате. Она знала городские слухи о «чужаках с равнин», купивших землю у болота. Теперь их винили во всех городских бедах, включая пробуждение Хетти; некоторые даже утверждали, что Элен сама является ведьмой.

– Слухи разлетаются быстро, – продолжала Сильвия. – Но, насколько мне известно, твоя мама не цеплялась за чужаков в том смысле, в каком об этом толкуют.

– Но у нее был… вроде как ухажер, верно?

– Не знаю, Олив. Если и был, она мне не рассказывала. И я никогда не видела ее рядом с мужчиной, который был бы похож на ухажера.

– И все-таки она встречалась с мужчинами?

Сильвия смерила ее долгим взглядом, словно не могла поверить услышанному.

– Повторяю, она выпивала здесь с самыми разными людьми. Включая чудаков из клуба призраков, где она состояла.

– Клуб призраков?

– Да. «Круг общения с духами», как они это называют.

Олив резко вздохнула. Ее мать пыталась общаться с духами?

– Не надо так ужасаться, детка. Это просто кучка людей, которые пьют дешевое вино и проводят спиритические сеансы в старом отеле Дикки Барнса. Там впадают в транс и дерут деньги с пожилых женщин за разговоры с мертвыми.

– Минутку. Вы говорите, моя мама действительно ходила туда?

Сильвия кивнула.

– И не один раз. Какое-то время мне казалось, что она стала полноценной участницей этого действа.

Дикки Барнс был мужчиной немного старше пятидесяти, который когда-то считался звездой родео в Техасе. Во всяком случае, так он говорил. Он расхаживал по городку с видом величайшей местной знаменитости и с толстым ковбойским ремнем с начищенной пряжкой на джинсах «Ранглер», к которому была пристегнута кожаная кобура со старым «кольтом». Он зажимал в углу всех, кого только мог, и донимал их рассказами о мустангах, которых он объездил, или о быках, которых он стреножил. Его любимые истории были описаниями страшных увечий, которые ему приходилось видеть: о забоданных быками мужчинах, ковбоях с расколотыми черепами и ампутированными пальцами. По словам Майка, Дикки недавно оставлял в химчистке его матери много модных футболок с ковбойской тематикой.

– Ты имеешь представление, сколько костей я переломал, сынок? – спросил он.

Майк признался в своем неведении:

– Во мне больше винтов и металлических пластинок, чем в Железном человеке из геройских комиксов.

Дикки вырос в Хартсборо, но уехал в шестнадцать лет, чтобы выучиться на техасского ковбоя. Его отец был врачом, но пропал без вести на охоте еще в 1970-х годах, когда Дикки был ребенком. Некоторые говорили, что Хетти дотянулась из могилы до бедного доктора Барнса, но Олив не относилась к этому всерьез. Кроме того, ее отец говорил, что доктор Барнс бы горьким пьяницей, поэтому неудивительно, что он отправился в лес и не смог выбраться обратно.

После многочисленных переломов и сотрясений мозга Дикки забросил родео. Через тридцать лет он вернулся в Хартсборо и приобрел старый отель, который был превращен в магазин старой мебели и лавку древностей. Олив слышала о спиритических сеансах. Люди говорили, что Дикки пытается установить контакт со своим отцом. Школьники называли его психопатом и посмеивались, что он слишком часто падал головой вниз с лошади. Но по большей части люди подшучивали над ним не зло, в том числе родители Олив, которым нравилась история о том, как два года назад Дикки выгнали с городского собрания в здании начальной школы за то, что он пришел туда с шестизарядным револьвером.

– Этот парень никогда не снимает кобуру и считает себя настоящим ковбоем, – сказала мать, когда вернулась домой с собрания.

– Ковбой, который говорит с мертвецами, – хмыкнул отец. – У него есть разрешение на оружие, но все равно, нельзя вот так приносить револьвер в школу.

– Никаких исключений, даже для Джона Уэйна! – со смехом отозвалась мама.

Теперь Сильвия склонилась над стойкой, так что ее лицо оказало совсем рядом с Олив. От нее пахло розами, только это был химический аромат вроде детских духов.

– Лори ходила на эти встречи, чтобы установить контакт с Хетти, – тихо, почти шепотом сказала Сильвия. – Она хотела узнать про сокровище.

– Правда? Она установила контакт? Она что-то узнала? – Вопросы сыпались как горошины.

Сильвия улыбнулась:

– Ты не только похожа на нее, но и настроена точно так же, как она! – Она покачала головой и продолжила: – Не знаю, показались ли призраки, но мне известно, что однажды Лори пришла сюда поздно вечером. Она страшно нервничала и спросила, можно ли будет переночевать здесь. Она сказала, что Дастин – то есть твой отец – почему-то жутко рассердился на нее. Я спросила, в чем дело, и она сказала, что это не имеет значения… что больше ничего не имеет значения. – Сильвия оглянулась на комментаторов, излагавших бейсбольную статистику, и прошептала: – В тот вечер твоя мама немного выпила вместе со мной и стала чуть разговорчивее. Она сказала, что знает секрет, и я поклялась не говорить ни одной живой душе. Что еще я могла сделать? Тогда она сказала, что нашла сокровище Хетти. Она знала, где оно находится.

– Что? – Олив едва не сшибла свой бокал. – Когда это было? Она сказала, где оно находится? Она выкопала его?

Сильвия снова улыбнулась. Теперь она наслаждалась собой и получала удовольствие от своей истории.

– Это было незадолго до ее ухода. И она мне больше ничего не сказала про сокровище. Я не знаю, выкопала ли она его. Ты помнишь, какой была твоя мама: она всегда любила рассказывать истории, особенно после нескольких рюмок. Ей нравилось разыгрывать людей, помнишь? Заставлять их верить в разные байки.

Олив кивнула. Маме действительно нравилось дурачить людей и плести небылицы. Она все время испытывала слушателей на доверчивость и душевную податливость.

– В ту ночь она осталась у вас? – спросила Олив.

– Да. Но, когда я встала на следующее утро, она уже ушла.

– И после этого вы больше ее не видели?

Сильвия нахмурилась, и морщинки вокруг ее губ углубились, как маленькие каньоны.

– Нет, это был последний раз. Как я уже говорила, это произошло за день-другой до ее ухода.

– Вы больше не получали известий от нее? Может быть, вы слышали о ней от кого-то еще?

Сильвия резко покачала головой, болтая бирюзовыми сережками. Она подняла руку, взялась за правую сережку и слегка потянула.

– Нет. – Ее взгляд был устремлен на освещенную табличку над дверью с надписью «выход». – Иногда мне кажется, что она нашла его. Сокровище Хетти. Я никогда не верила в его существование, но, возможно, твоя мама все-таки нашла его и увезла деньги так далеко, как только могла.

«Без меня», – подумала Олив. Она отпила большой глоток холодной колы, пытаясь сосредоточиться на сладости, дать себе что-то еще, кроме ужасного и опустошительного ощущения утраты.

Вместо этого она впала в замороженный ступор.

Глава 15

Элен

13 июля 2015 года

Они провели остаток дня, вырезая последние проемы для будущих окон. Нат сопровождал ее с пилой в руках, делал разрезы и подхватывал выпадавшие куски фанеры, которые Элен складывала поблизости. Они не говорили о белой оленихе или о том, что видела Элен вчера ночью. Большей частью они молчали и сосредоточенно работали; рычали электроинструменты, опилки сыпались на землю.

– Теперь стало больше похоже на настоящий дом, верно? – спросил Нат, когда они закончили и отошли на передний двор, чтобы полюбоваться своей работой.

– Да, – согласилась Элен. – Но впереди еще долгий путь. Давай принесем одно из окон и попробуем вставить его.

Рили приехала как раз вовремя, остановившись возле фургона на старой и потрепанной «хонде цивик».

– Решила посмотреть на дом, о котором я столько слышала, – сказала Рили. – Ого, какая красота! Классическая «солонка»!

Элен с благодарностью обняла ее.

– Как хорошо, что вы разбираетесь в этом! Я рада вашему приезду.

Элен познакомила Рили с Натом, который сразу спросил:

– Наверное, вы ничего не знаете об установке окон?

Рили рассмеялась:

– Я кое-что слышала об этом.

Они провели ее в дом.

– Балка выглядит потрясающе, – заметила Рили, остановившись между кухней и гостиной. – Как раз впору и на своем месте!

– Жаль, что она от «дерева повешенного», – с натянутой улыбкой сказал Нат. – Теперь у нас заведется призрак.

– Призрак? – спросила Рили, переводя взгляд с него на Элен.

Нат рассмеялся, и Элен быстро сказала:

– Он просто пошутил. Пойдемте, давайте посмотрим, сможем ли мы вставить первое окно. Давайте начнем с малого, наверное, с ванной.

Рили помогла им вставить окно в проем, подклинить и выровнять его, а потом приколотить на место. Покончив с первым окном, они в быстром темпе установили еще четыре.

– Ух ты, – сказал Нат, восхищенный их работой. – Если вы будете приезжать почаще, мы даже можем уложиться в график строительства.

– Большой проект вроде этого всегда отстает от графика, – сказала Рили. – Буду рада заезжать к вам время от времени и помогать когда смогу. А если вы захотите ускорить стройку и нанять профессионала на одну или две недели, у меня есть список строителей.

На Рили была блузка на бретельках, и Элен поражалась количеству ее татуировок. Рили была расписана черными чернильными узорами, от изящных до аляповатых: глаз, рыба, пентаграмма, хрустальный шар, крылатая лошадь. Сзади на шее свернулась черная змея с хвостом во рту, полузакрытая голубыми локонами.

Элен видела, что Нат косо поглядывает на татуировки, и знала, что он не одобряет этого. Он не мог понять, зачем люди делают такое со своим телом. Когда-то давно, на первом этапе их знакомства, она подумывала о татуировке, но Нат отговорил. Он сказал, что в будущем Элен придется пожалеть о своем решении.

– Теперь с нас пиво, – сказал он.

– Звучит неплохо, – отозвалась Рили. – А у меня есть немного травки, если вас интересует.

Нат покачал головой:

– Спасибо, это не для меня. Пойду принесу пиво. – Он вопросительно посмотрел на Элен, словно спрашивая: «Ты же не собираешься это делать, правда?»

– А я бы покурила, – сказала она и опустилась на крыльцо дома рядом со своей новой подругой. Рили достала из сумки косяк и зажигалку, закурила и передала папиросу Элен. Та глубоко вдохнула дым, позволяя ему наполнить легкие. Она посмотрела через двор на линию деревьев и тропу, ведущую на болото. Элен казалось, что она почувствовала запах болота, сырой и землистый аромат торфа, когда ветер подул в ее сторону. Ветер как будто говорил: «Тебе суждено быть здесь».

И еще: «Я выбираю тебя».

После колледжа она не курила травку, но сейчас это казалось правильным. Это было частью новой Элен, жительницы Вермонта. Впервые за несколько дней она ощущала приятную расслабленность.

Элен представила, как отреагировала бы ее подруга Дженни, которая осталась в Коннектикуте. «Снова изображаешь хиппи, Элен. Сначала травка, потом небритые подмышки, а потом ты уже не можешь выбраться из коммуны». А если бы Дженни знала о ее уверенности в том, что она встретилась с призраком, то через четыре часа ее старая подруга уже примчалась бы сюда, запихнула Элен в свой «лендровер» и отвезла к спокойной и предсказуемой жизни в Коннектикуте. Дженни назвала бы это оперативным вмешательством.

Элен вообразила званый обед с участием Дженни и Рили и подумала о том, какое впечатление произведут на Дженни татуировки, пирсинг и голубые локоны. Она испытала восторг от идеи познакомить их друг с другом, выставить Рили напоказ, как экзотическое животное: «Посмотрите на мою новую подругу, на мою новую жизнь».

Кожа Рили казалась почти живой.

– Я думаю о том, чтобы сделать себе татуировку, – невольно сказала Элен.

– Отлично! Я могу познакомить тебя с настоящим мастером. Этого парня зовут Скайлер, и я работала у него подмастерьем, когда хотела стать дизайнером татуировок. Он просто великолепен. Большая часть того, что ты видишь, – это его работа.

Рили подняла руки, и Элен увидела то, чего не замечала раньше: лица и замысловатые образы.

– Ты знаешь, чего хочешь? – спросила Рили.

Чего она хочет? Разум дрейфовал по волнам. Элен посмотрела в пустую черную глазницу вороньего черепа на предплечье Рили. Нату бы понравилось, решила Элен. Такую зарисовку он мог бы сделать в своем природном журнале.

– У тебя есть идея? – продолжала Рили.

Нат вернулся с упаковкой из шести банок пива.

– Какая идея? – поинтересовался он.

– Насчет татуировки, – ответила Рили, когда он передал ей пиво.

– Это правда? – Его тон был взвешенно-нейтральным, но он смотрел на Элен с тревогой… или это было осуждение? Он поставил складной походный стул и сел на лужайке лицом к ним. Элен почувствовала укол вины, словно каким-то образом предала Ната. Травка явно подействовала ей на мозги.

– Нат, – сказала Элен, когда он со щелчком открыл банку пива. – Ты должен рассказать Рили про оленя, которого видел сегодня утром.

Нат хлебнул пива и рассказал историю о самке-альбиносе. Рили с улыбкой кивнула, но она ничуть не выглядела изумленной.

– Подождите, – сказал Нат. – Вы знаете о белой оленихе?

– Это была Хетти, – ответила Рили.

У Элен скрутило живот.

– Что? – Нат сдержанно рассмеялся. Рили тоже засмеялась, но более непринужденно.

– Ну да! Уже десятки лет существует целая куча историй о белой оленихе в местных лесах. Двое охотников в конце 1960-х годов божились, что видели обнаженную женщину на краю болота. Она побежала, а когда они погнались следом – якобы для того, чтобы помочь ей, – то она прямо на ходу превратилась в белую олениху.

Нат смеялся так сильно, что пиво брызгало у него из носа.

– Сколько же они выпили? – поинтересовался он, когда немного успокоился. – А может быть, это была магическая охота с ЛСД и галлюциногенными грибами? Мне приходилось слышать, что Вермонт в каком-то смысле застрял в культуре шестидесятых годов прошлого века.

Рили пожала плечами:

– Никогда нельзя знать наверняка. Впрочем, как я сказала, есть масса историй, которые уходят на десятилетия в прошлое. Люди видели ее и преследовали в лесу.

Нат сделал большой глоток пива и посмотрел на Рили, потом на ее татуировки.

– Интересно, что альбинизм всегда был как-то связан с мистикой. В фольклоре «белоснежные животные» часто наделены волшебными способностями. В некоторых культурах альбиносов считают проклятыми и стараются избегать их. Но ведь на самом деле это лишь генетическая мутация, случайное отклонение от нормы, когда нарушается выработка меланина. Конечно, это красиво и уникально, но имеет вполне научное объяснение.

– Но не кажется ли вам странным, что истории о белой оленихе в местных лесах уходят далеко в прошлое? – спросила Рили. – Я хочу сказать, если охотники видели ее в 1960-х годах, это не могло быть то же самое животное, верно? Как долго живут олени?

Нат придвинул стул ближе к Элен и положил руку ей на колено.

– Нужно посмотреть, но не думаю, что больше десяти лет, – сказал он.

Элен потянулась вниз, сжала его руку, потом убрала со своего колена.

– Говорю вам, это Хетти, – заявила Рили, скручивая очередной косяк.

– Может быть, речь идет не об одном-единственном олене? – сказал Нат и отодвинулся. – Возможно, это наследственный признак, и здесь есть целая популяция оленей-альбиносов. Только представьте: целая колония белых оленей! Вроде колонии черных белок в Торонто.

Рили закурила косяк и передала его Элен. Нат сразу нахмурился. Элен глубоко вдохнула дым и улыбнулась.

– Колония оленей-альбиносов? Мне больно говорить об этом, но версия с призраком кажется более вероятной.

Рили тоже улыбнулась. Нат прищурился, покачал головой и встал.

– Пойду похожу вокруг. Займусь кое-какими исследованиями.

– Звучит неплохо, – сказала Элен. – Порадуй себя.

Они посмотрели, как Нат трусцой побежал к трейлеру, как будто ходьба была для него недостаточно быстрой.

– Похоже, Нат не склонен верить в сверхъестественные явления, – заметила Рили и сделала глубокую затяжку.

– У него научный склад ума, и ему нужны доказательства.

– Наука не все может объяснить, – сказала Рили и протянула папиросу Элен. Та смотрела на татуировки на руках Рили: вороний череп, египетский анкх, дракон у левого плеча. Или это горгулья?

– Полностью согласна, – сказала Элен. Она подумала о Хетти, появившейся вчера ночью у нее на кухне. Стоит ли рассказывать об этом? Но тут Рили сменила тему.

– Очень хорошо, что Олив проводит много времени вместе с вами, – сказала она.

– Она хорошая девочка, – согласилась Элен. – И действительно оказывает нам большую помощь в строительстве.

– По правде говоря, мне тревожно за нее, – призналась Рили.

– Почему?

– Мой брат Дастин – это ее отец. Вы знакомы, да?

Элен покачала головой. Пожалуй, это выглядело странно. Ведь Дастин должен был поинтересоваться, где его дочь проводит свободное время, и заглянуть сюда хотя бы ради того, чтобы убедиться, что они с Натом не какие-то извращенцы или наркоманы.

– Еще нет, – ответила Элен. – Мы сказали Олив, что хотим пригласить их обоих на пикник, но, похоже, в последнее время он слишком занят и не может выбрать подходящее время.

Олив предлагала одну отговорку за другой: ее отец слишком устал, он работает сверхурочно, он занят ремонтом по дому. Элен начала подозревать, что причина в чем-то еще. Может быть, он алкоголик или социопат?

– Занят? – Рили покачала головой. – Сильно сомневаюсь. По правде говоря, Дастин так и не оправился после ухода Лори. Он растерян.

Элен еще раз затянулась травкой.

– Я и понятия не имела. Олив почти не говорила о своей матери.

Это было преувеличение. На самом деле Олив вообще не говорила о своей матери, если не считать двух историй о Хетти, которые она слышала от нее. Элен знала, что мать Олив покинула семью, но как-то не задумывалась о причине.

– Меня это не удивляет, – сказала Рили. – То есть уйти от мужа – это одно дело, так? Но бросить своего ребенка? Бедная Олив; у меня щемит сердце, когда я думаю о ней.

– Там замешан другой мужчина? – спросила Элен, обеспокоенная тем, что переходит красную линию, но травка развязала ей язык.

Рили кивнула, глядя вдаль.

– Никто не слышал о ней?

Рили покачала головой, и голубые локоны упали ей на глаза.

– Нет. Все это очень грустно. Мы с ней вроде как были лучшими подругами. Все делали вместе. Дастин называл это «шоу Лори и Рили». А потом она просто… уехала.

Рили отвернулась, но Элен заметила, что в ее глазах блеснули слезы.

– Так или иначе, Дастин превратился в развалину. Он постоянно разбирает свой дом на части и собирает снова. По его словам, он хочет сделать сюрприз для Лори, когда она вернется домой. Как будто она вернется. Как будто новая просторная спальня и гостиная – это веские аргументы для продолжения семейной жизни.

Рили потерла рваную дырочку в джинсах, расширив ее.

– Очень грустно, – сказала Элен, когда представила, как бедный Дастин непрерывно занимается ремонтом и считает, что если все сделает правильно, то его жена вернется домой и на этот раз захочет остаться. Оставалось гадать, верила ли в это Олив, или она просто мирилась с этим, чтобы ее отец мог чем-то заниматься и сохранять надежду.

– Да, но хуже всего, что из-за своего горя он почти не уделяет внимания родной дочери. Я слышала, что во время последнего семестра она постоянно прогуливала школьные занятия. Ей каким-то образом удается справляться с контрольными работами и сдавать домашние задания, но, судя по тому, что мне известно, ей сильно повезет, если она дотянет до выпускного класса. У меня есть знакомая в департаменте образования.

– И Дастин не знает об этом?

– Если знает, то ничего не предпринимает. Он дал мне понять, что я не должна вмешиваться со своими мнениями. В сущности, после вас я собиралась отправиться к нему и поговорить по душам, а также посмотреть, как дела у Олив. Убедиться, что им хватает еды и всего остального. – Рили выпрямилась и убрала мешочек с травкой и зажигалку.

– Погоди, – сказала Элен. – Им что, не хватает еды?

– Во время моего последнего визита Олив готовила замороженную жареную картошку на ужин, потому что в доме больше ничего не было. Это не вопрос денег: Дастин работает и нормально зарабатывает. Он просто не может собраться, чтобы отправиться за покупками, приготовить еду и быть отцом-одиночкой. Лори тащила домашнее хозяйство на себе, а Дастин и Олив пользовались этим.

– Я не знала об этом, – сказала Элен. Она подумала о том, как Олив крала их вещи и разводила костер посреди их дома, одержимая поисками сокровища, словно маленькая девочка; конечно, она не видела у себя дома ничего хорошего. Как Элен могла так увлечься собственными проблемами, чтобы не обратить на это внимания?

Они немного помолчали, глядя на двор, линию деревьев и на тропинку, ведущую к болоту.

– Мы с Натом попробуем помочь Олив. Попросим ее остаться на ужин, когда она будет здесь. Она замечательная девочка, к тому же очень умная. – Рили благодарно кивнула. – Плохо, что она не успевает со школьными занятиями, – продолжала Элен. – Вероятно, мы сможем как-то помочь и с ее учебой. Мы с Натом преподавали в средней школе, так что у нас определенно имеется некоторый опыт. Мы предложим наверстать пропущенное.

– Это было бы отлично, – сказала Рили. – Я сильно беспокоюсь за нее, но не знаю, как помочь. Я предлагала ей немного пожить у меня, но она каждый раз отказывается. Кроме того, Дастин вряд ли это вынесет. Олив – все, что у него осталось. Честно говоря, я думаю, что если бы ее не было рядом, то он бы совсем свихнулся. Когда он был гораздо моложе, еще до женитьбы на Лори, он много пил и страдал от приступов депрессии. Боюсь, он возвращается к прежнему состоянию, поэтому мне так тревожно за Олив. Да, у него осталась только она, но и у нее остался только он. Ну, еще я. – Она помедлила, улыбнулась Элен и похлопала ее по колену. – А теперь еще вы с Натом!

Элен кивнула. Она смотрела на фургон и раздумывала, как рассказать об этом Нату. Разумеется, он захочет помочь Олив. Он все еще не доверял ей и называл ее призрачной девочкой, когда ее не было рядом, но когда Элен расскажет ему, что происходит с Олив, он захочет помочь. Как может быть иначе?

Рили заметила, что Элен смотрит на фургон.

– Нату нужно быть поосторожнее, – сказала Рили.

– Поосторожнее?

– Да. Есть одна история, о которой я не упомянула, потому что он отмахнулся бы от нее, как от очередной чепухи.

– Что за история?

– Был в нашем городе некий Фрэнк Барнс. Он был городским врачом и любил охотиться. Он жил в Карвер-Крик. Однажды – кажется, это было в тысяча девятьсот семидесятые годы – он заметил в лесу белую олениху и в буквальном смысле стал одержимым. Он отправлялся в лес каждые выходные. Однажды он взял с собой сына, которого звали Дикки. Тогда Дикки было десять или одиннадцать лет. Они пересекали болото по охотничьей тропе, когда Фрэнк заметил олениху и устремился за ней. Дикки старался поспевать за отцом, но отстал и потерял его из виду. Фрэнк Барнс так и не вернулся.

– Не может быть! – воскликнула Элен. – Он пропал?

Рили серьезно кивнула.

– Поисковые группы неделями искали его. С собаками и даже с вертолетом. Но он бесследно исчез.

– Как ты думаешь, что с ним случилось? – спросила Элен. Она уже находилась под кайфом: мысли стали вязкими и текучими.

– Хетти забрала его, – будничным тоном отозвалась Рили.

Элен похолодела.

– А знаешь, – храбро сказала она, подбадриваясь легким наркотическим зельем, – я тоже видела ее.

– Белую олениху?

– Нет. Хетти в человеческом облике. Если я расскажу, ты будешь считать меня чокнутой?

– Господи, вовсе нет, – сказала Рили и сжала ее руку выше локтя. – Если ты еще не заметила, я верю в такие вещи. Так что расскажи, пожалуйста.

– Ну, с тех пор, как мы приехали сюда, меня не покидало это ощущение… – Элен замолчала.

Рили смотрела на нее, но открыто, а не подозрительно. Она была искренне заинтересована.

– Это ощущение, – повторила Элен. – Кто-то наблюдал за мной. Несколько раз я почти замечала ее и видела намек на движение, понимаешь?

Рили взволнованно кивнула.

– Думаю, она кое-что оставила для меня. Нечто вроде подарка.

– Какого подарка?

– Холщовый сверток с ржавым гвоздем и зубом животного на травяной подстилке. Нат думает, что это олений или овечий зуб.

Рили нахмурилась:

– Он до сих пор у тебя?

– Да, в фургоне.

– Значит, когда ты ее видела, она была похожа на тень или намек на движение?

– Нет. То есть сначала так и было. Но вчера ночью я видела ее, и она выглядела как реальный человек. Почти такой же, как ты.

– Ты видела ее на болоте?

– Нет, – сказала Элен. – Только здесь, в доме.

– Не может быть! Где? – Рили обернулась и посмотрела на дом. – Погоди, это как-то связано с тем, что Нат говорил о «доме с призраком»?

Элен кивнула.

– Вчера мы установили эту балку и провели прошлую ночь в новом доме. Я сама уговорила Ната. Подумала, что это будет весело, вроде кемпинга под открытым небом. Я встала посреди ночи, пошла на кухню и увидела ее, стоявшую в углу. Темноволосую женщину с черными глазами и веревкой на шее.

– Вот дря-яянь! – протянула Рили. – Что она сделала?

– Она… заговорила со мной.

– Нет.

– Да! – резко сказала Элен и огляделась, чтобы убедиться, что Ната нет поблизости.

– Она правда говорила с тобой? – Рили казалась потрясенной и взволнованной. – И ты слышала ее?

– Это был жуткий звук. Я словно примерзла к месту.

– Что она сказала?

– Только одно слово: Джейн.

– Джейн? – Рили наклонилась ближе, ее лицо раскраснелось. – Это ее дочь.

– Ее дочь, – повторила Элен.

Если так звали дочь Хетти, это было доказательством, что Элен ничего не выдумала. Никакой алкоголь или кошмарные сны не могли сообщить ей эту информацию. Элен видела призрак Хетти, который на самом деле говорил с ней и сказал ей то, чего она не могла знать.

Джейн.

– Ей было около двенадцати лет, когда убили Хетти, – сказала Рили. – Сразу после этого она исчезла.

– О боже. Что с ней сталось?

– Никто не знает. – Рили театрально пожала плечами. – О ней больше не слышали. Конечно, были слухи о том, что она сменила имя или отправилась в Канаду. Другие говорили, что она никуда не уезжала и утопилась в болоте, чтобы остаться со своей матерью.

– Должен быть какой-то способ выяснить, что с ней случилось, – сказала Элен. – Когда историческое общество сможет возобновить работу? Мне не терпится попасть туда и нащупать путеводные нити. Какую-то информацию о Джейн и Хетти. Так много вопросов остается без ответа.

– Вчера я поговорила с Мэри-Энн. Похоже, ущерб оказался больше, чем мы думали. Понадобится как минимум еще две недели на очистку и реконструкцию.

– О нет!

– Старый деревянный пол под ковром пришел в негодность, а когда сняли доски, то внизу обнаружили плесень. Мэри-Энн говорит, что мы не сможем вернуться, пока не приведем все в порядок, согласно условиям страховки. Гребаные правила.

– Ну ладно. Я пока продолжу поиски в интернете. – Элен кивнула, раскачиваясь взад-вперед, как будто не в силах сдержать внутреннюю энергию. Что, если Джейн уехала и родила детей? Что, если существуют живые родственники, прямые наследники Хетти, которые могут владеть важными частицами семейной истории?

– Ладно, – сказала Рили. – Но это до сих пор не укладывается у меня в голове. Только подумать, ты на самом деле видела ее! Что еще она сказала?

– Ничего. Я позвала Ната. Мне хотелось, чтобы он тоже увидел ее, но она исчезла.

– Она не хотела, чтобы он увидел ее, – заключила Рили. – Во всяком случае, не так: она предстала перед ним в образе белого оленя. Даже не верится, что она явилась вам обоим. Это большая удача. Как правило, люди видят лишь смутное мерцание на болоте. И я еще не слышала, чтобы она с кем-то говорила.

– Думаешь, это из-за потолочной балки? – спросила Элен. – То есть ты считаешь возможным, что это как-то помогло ей вернуться обратно?

Рили немного подумала.

– Я слышала, что иногда предметы служат проводниками. Например, когда ты держишь в руке бабушкино свадебное кольцо, то можешь ощутить аромат ее духов.

– Я всегда думала, что у вещей есть своя история, – сказала Элен.

Рили кивнула:

– Наверное, здесь есть нечто большее. Вещи не только хранят историю, возможно, она протекает через них, понимаешь? И дает мертвым нечто вроде опоры, достаточной для того, чтобы вернуть их в этот мир.

Глава 16

Олив

3 августа 2015 года

Олив еще никогда не бывала в отеле «Хартсборо» – большом, зловещем трехэтажном здании с просевшими балконами и готическими стрельчатыми окнами с витражными стеклами. Серая краска облупилась, черные ставни висели криво. На цепочке у парадного крыльца висела нарисованная от руки вывеска с надписью «Подержанная мебель и антиквариат». Олив и Майк стояли на другой стороне Мэйн-стрит. Отель находился в полумиле от центра городка. В этой части улицы дома стояли редко, и она пересекалась со Скул-стрит, огибавшей отель сзади. На Скул-стрит больше не было старой деревянной школы, разобранной в прошлом году.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Майк, нервно переминаясь с ноги на ногу. На дороге валялась пивная бутылка с отбитым горлышком, и он пнул ее, разбросав осколки коричневого стекла.

– Тогда не ходи со мной.

По правде говоря, Олив тоже не была уверена, что это хорошая идея, но она собиралась войти. Олив уже несколько недель откладывала этот шаг, пытаясь убедить себя, что ей нужно придумать хороший план, но на самом деле она просто трусила. Однажды она даже позвонила Дикки и спросила его, когда состоится следующее собрание членов спиритического круга, рассчитывая, что она придет, изображая интерес к миру духов, и найдет того, кто сможет рассказать о ее матери.

– Кто это? – сердито осведомился Дикки, его шипящий голос как будто пускал щупальца по телефону, стараясь определить нарушителя и остановить его.

Олив повесила трубку, так ничего и не сказав.

– Выглядит жутковато, – сказал Майк.

Для Олив отель был похож на неопрятную пожилую женщину, которая когда-то была стильной и популярной, но теперь опустилась на дно и сидела в луже собственной мочи.

– Мне он кажется скорее ветхим, чем жутким, – сказала Олив.

Школьники в один голос уверяли, что отель населен призраками, живущими вместе с Дикки, который вызывает их для членов своего круга. Ребята говорили, что его мертвый отец тоже живет рядом с ним – тот самый охотник, который много лет назад пошел в лес и не вернулся. Теперь они каждый вечер ужинают вместе. Еще ребята говорили, что если в полночь смотреть на отель с другой стороны улицы, то можно увидеть тени людей, переходящих из комнаты в комнату. При этом иногда слышны музыка, звон бокалов и хриплый смех.

– Моя мама однажды приходила сюда, – сообщил Майк. – Она была на одном из собраний у Дикки.

– Не может быть! – произнесла Олив. – Почему ты мне не рассказывал?

– Она заставила меня дать обещание.

Олив понимающе кивнула: она знала, что Майк серьезно относится к обещаниям. Его нынешняя откровенность была знаком доверия.

– Примерно полгода назад она пришла сюда поговорить со своей сестрой Вэл, которая умерла, когда они были детьми. Вэл утонула.

– Бог ты мой, у тебя была тетя, которая утонула? Об этом ты тоже не рассказывал.

Майк пожал плечами:

– Я не знал ее и почти не слышал о ней. Когда она погибла, ей было около двенадцати лет.

Олив кивнула. Вэл была моложе, чем они сейчас. Было как-то странно даже думать об этом.

– Так что случилось у Дикки? Твоя мама поговорила со своей сестрой?

– Да. По крайней мере, она так говорит. – Он закатил глаза. – Вэл якобы сообщила, что у нее все в порядке, что она наблюдает за нами и всегда находится рядом. – Последние слова он произнес замогильным, монотонным голосом медиума и презрительно покачал головой. – Моя мама рассказала об этом после двух бокалов вина; ты же знаешь, какой она становится. Но, как ни странно, она была рада. Она радовалась тому, что эта шайка мошенников доставила ей фальшивую весточку от мертвой сестры.

– Откуда ты знаешь, что она была фальшивой? – поинтересовалась Олив.

Майк закусил губу и посмотрел на старый отель.

– Мой отец говорит, что Дикки и его друзья оказывают платные услуги. Они говорят людям именно то, что люди хотят услышать, а потом пускают шапку по кругу и предлагают пожертвовать несколько долларов на собрания кружка. Мой отец называет это рэкетом. Он был сильно раздосадован, когда мама отправилась туда.

– Но, может быть, в этом все-таки что-то есть? Может быть, некоторые люди действительно умеют вызывать призраков и говорить с ними?

Майк шумно выдохнул.

– Может быть. Моя мама верит в это. И она сказала мне, что половина местных жителей тайком приходит в этот отель, чтобы пообщаться с умершим другом или родственником. А на публике они насмехаются над Дикки и его придурковатыми сторонниками. Никто из них не признается, что ходил туда, вот в чем фокус.

– Тогда, может быть, нам повезет увидеть призрака.

– Ни за что! Даже не думай об этом!

– Давай, трусишка, – сказала Олив и потянула Майка за рукав. Движение на Мэйн-стрит трудно было назвать оживленным: редкие прохожие да грузовики с молоком или навозом с окрестных ферм. Если посмотреть налево, можно было увидеть перекресток Мэйн-стрит и шоссе № 4, где несколько месяцев назад перевернулся школьный автобус. Олив видела белый крест, воздвигнутый на том самом месте, кучу плюшевых зверушек, букеты увядших цветов и фотографии, оставленные родственниками.

Они подошли к старому отелю и поднялись на крыльцо. Они прошли под вывеской «Подержанная мебель и антиквариат», слегка раскачивавшейся на ржавых цепях над крыльцом. Еще там было три манекена: женщины из бледного пластика с подвижными конечностями, похожие на огромных кукол Барби. Они были облачены в старомодные наряды: ветхие горностаевые палантины, шляпы-таблетки, побитые молью платья и бархатные пальто. Их лица были плоскими и безликими: ни глаз, ни ртов, ни носов. Но казалось, что они смотрят на Олив и Майка и шепчут невидимыми губами: «Уходите. Вам здесь не место».

– Ну, они не такие жуткие, – сказал Майк, глядя на них.

Олив прошла по искривленным и рассохшимся доскам крыльца к тяжелой входной двери. Майк плелся следом. На двери висела кособокая табличка с надписью: «Заходите, мы открыты».

Майк указал на табличку наверху, гласившую «Этот дом находится под охраной Смита и Вессона», и вопросительно приподнял брови.

– Нас могут застрелить, – пробормотал он.

– Не будь таким нытиком.

– Ты не боишься старого пистолета, который Дикки повсюду носит с собой?

– Оружие меня не пугает, – сказала Олив. И это была правда. Она с детства занималась охотой, прошла курсы для охотников и имела лицензию. Она ездила на охоту с отцом и его друзьями и стреляла из всевозможных винтовок.

– Дело не в пистолете, а в безумце, который носит пистолет, – заметил Майк. Олив сделала глубокий вдох, гадая, есть ли в доме хотя бы одна живая душа. Дикки жил на верхнем этаже отеля. Люди говорили, что он устроил себе квартиру на месте старого бального зала. Олив казалось странным, что в Хартсборо вообще когда-то был отель с бальным залом. Но это было в те времена, когда здесь останавливались пассажирские поезда. Когда вовсю развернулась деревообрабатывающая промышленность. Иными словами, во времена Хетти. Старое здание вокзала оставалось на месте, но теперь оно называлось «Депо Пицца» и было единственным рестораном в городе.

Олив толчком распахнула дверь старого отеля. Прозвенел колокольчик. Они остановились в бывшем вестибюле, который теперь был наполнен всевозможным хламом: сломанная лошадь-качалка без одного полоза, безобразные лампы без абажуров, неопределенные объекты из ржавого металла. Никто не станет платить за такое барахло. Справа находилась длинная деревянная стойка, где принимали посетителей, когда отель находился в рабочем состоянии. На ней были свалены кучи почтовых конвертов и папки с вываливающимися бумагами. На задней стене висели ряды ключей с ромбическими номерками. Какие-то ключи отсутствовали. Олив подумала о том, что сейчас творится в этих комнатах.

«Там призраки», – раздался шепот в ее голове. Ну да, идеальное место для призрачного клуба.

Олив показалось, что она слышит отдаленное шарканье и слабый звон.

– Эй, – робко позвала она, и ее голос поглотила темнота. – Мистер Барнс?

Олив представила, как он смотрит на нее из глубокой тени и целится из пистолета.

– Кажется, нам не стоило приходить сюда, – сказал Майк, державшийся вплотную за ней. Олив ощутила его дыхание на затылке и нетерпеливо отмахнулась.

– Это магазин, Майк. Мы имеем полное право находиться здесь.

Сверху донесся другой звук, как будто там что-то волокли по полу. Майк вцепился в ее руку теплыми и потными пальцами.

– Пожалуйста, Олив, давай уйдем отсюда!

Олив высвободила руку и прошла по узким проходам между пыльными столами со старыми открытками и башнями из пластиковых горшков для растений, остановившись перед массивной изогнутой лестницей слева. Перила расшатались и свисали с одной стороны под нелепым углом, как сломанная конечность.

Ее мать действительно приходила сюда? Поднималась по этой лестнице, держась подальше от сломанных перил?

– Эй! – снова позвала Олив, теперь немного громче. Сверху опять послышался шум, как будто что-то волокли по полу. Возможно, там двигали мебель… или тащили чье-то тело.

«Иногда живое воображение – это настоящее проклятие», – говорила ее мама.

– Правда, давай уберемся отсюда! – тихо умолял Майк.

Олив начала подниматься по лестнице, держась левой стороны, поближе к стене и подальше от расшатанных перил.

– Не надо! – прошипел Майк, который оставался внизу. – Что ты делаешь?

Но Олив продолжила подъем. Тут наверху раздался громкий стук упавшего предмета.

Майк рванулся к выходу, и Олив услышала, как звякнули колокольчики у парадной двери.

– Трусливый засранец, – пробормотала Олив.

Она надеялась, что ступени не сгнили так же, как половицы на крыльце. Ей было очень жаль видеть замечательную плотницкую работу в таком плачевном состоянии. Если бы она жила здесь, то занялась бы ремонтом и превратила бы дом в нечто особенное. Может быть, здесь открылся бы модный отель, привлекающий туристов в Хартсборо. А тетя Рили помогла бы ей с ремонтом и нашла бы всевозможные старинные материалы. У отца было бы чем заняться, кроме бесконечной реконструкции их маленького дома. И мама бы определенно вернулась обратно, если бы узнала, что у Олив есть собственный отель…

Иногда живое воображение на самом деле было ее проклятием.

Олив поднялась на второй этаж. Темно-красное ковровое покрытие было запятнано и местами протерто до половиц. Она замерла и прислушалась.

– Мистер Барнс, вы здесь? – позвала она.

Возможно, это была плохая мысль и Майк был прав, когда сбежал. Но если ее мать бывала здесь и если Дикки знал что-то полезное, Олив должна была это выяснить.

Она двинулась по коридору, проходя мимо безмолвных комнат справа и слева. Некоторые двери были закрыты. Открытые комнаты были наполнены мебелью, картинами и старой одеждой на вешалках. Коробки и сундуки. Старое фортепиано с белыми водяными потеками на крышке и облезлыми клавишами. Через витражные окна проникал свет, тени на полу казались пальцами, хищно протянутыми к незваной гостье.

Коридор заканчивался массивной двойной дверью; одна створка была распахнута, как разинутый рот, открывая темноту внутри, отдававшую плесенью. Старая выцветшая табличка над дверью гласила: «Бар первого класса».

Олив вошла внутрь. Она думала снова позвать Дикки, но опасалась поднимать шум в таком месте. У нее возникло четкое ощущение, что рядом кто-то есть и это существо наблюдает за ней.

Свет был выключен, но солнечные лучи, пробивавшиеся через пыльные окна, наполняли комнату сумрачным блеском. Вдоль дальней стены тянулась длинная стойка бара из темного дерева, покрытого пылью и бурыми потеками, выдававшими отсутствие всякого ухода. За стойкой бара висели полки с беспорядочным набором разных вещей: бейсбольная бита, рождественские украшения, коробки из-под сигар, полупустая бутылка текилы. Бутылка показалась Олив особенно грустным зрелищем, словно бар тосковал по минувшим дням и мечтал хотя бы об одном посетителе, который зайдет пропустить рюмку.

Олив отвернулась от бара и пошла к другой стене, где господствовал большой старинный камин с раскрошенным очагом, обложенным кирпичами. На каминной полке выстроились подсвечники с оплывшими свечами и маленькие латунные чашки, наполненные пеплом. Стена над каминной полкой была задрапирована черной тканью, скрывавшей некий предмет. Может быть, зеркало? Кажется, люди закрывают зеркала, когда в доме умирает человек. Олив однажды видела это в кино.

Но почему?

«Возможно, для того, чтобы вы не увидели мертвеца, который смотрит на вас».

От этой мысли, появившейся из ниоткуда, ее пробрал озноб. Олив отвернулась от закрытого зеркала, потом повернулась и посмотрела еще раз. Ей показалось или ткань зашевелилась и пошла рябью, как будто что-то толкалось изнутри?

Это место по-настоящему пугало Олив. Ей была ненавистна мысль о матери, расхаживавшей здесь с разными чудиками и, возможно, ищущей мертвецов в зеркалах.

Перед камином стояло полдюжины стульев, расставленных полукругом. Они находились в плохом состоянии: ножки разболтаны, набивка местами вылезла наружу. Олив подумала, что села бы на такой стул лишь в том случае, если бы не могла удержаться на ногах.

Потом она посмотрела на пол. Бордовое ковровое покрытие в этой части комнаты было вырезано и снято, открывая половицы: старые сосновые доски, прибитые ржавыми гвоздями. На полу перед камином находился рисунок, сделанный желтым мелком. Олив видела толстый мелок, лежавший на каминной полке рядом со свечами; такими пользуются дети в начальной школе, чтобы рисовать площадку для игры в классики.

Но этот рисунок был сделан не ребенком. На полу был нарисован круг с равносторонним треугольником внутри. В центре треугольника находился квадрат с другим кругом внутри. А в центре этого последнего круга – человеческий глаз.

Тот же рисунок, что и на мамином ожерелье!

«Я все вижу».

Это было доказательством, что мама приходила сюда. Может быть, этот рисунок сделала она?

Олив пошла туда, но потом попятилась. У нее возникло дурное предчувствие, что, если она войдет в круг, произойдет нечто ужасное.

Возможно, это была дверь. Проход в зеркальный мир.

«Проклятие, – подумала Олив. – Достаточно безумных мыслей!»

– Что ты здесь делаешь? – рявкнул голос у нее за спиной. Олив вздрогнула всем телом, как полная дура, словно пугливая девчонка из кинофильма. Она едва не наступила на рисунок, но вовремя остановилась.

Потом она повернулась на голос.

В дверях стоял мужчина с небольшим брюшком, нависавшим над слишком узкими джинсами, заправленными в блестящие ковбойские сапоги с такими острыми носками, что они казались опасными. Жидкие волосы с проседью были собраны в засаленный конский хвост. На мужчине была джинсовая рубашка с серебристыми кнопками, плотно облегавшая выпиравший живот. Угловатое, рубленое лицо украшали усы в ковбойском стиле, с закрученными вверх концами. А на ремне висела кожаная кобура ручной работы с револьвером без самовзводного механизма. Человек держал пальцы на кобуре, как будто для того, чтобы убедиться, что оружие на месте и Олив знает об этом.

Это был печально знаменитый Дикки Барнс.

Глава 17

Элен

3 августа 2015 года

– Что ты собираешься делать? – спросил Нат.

– Рили хочет привезти доску для спиритических сеансов. Мы принесем ее в дом и попробуем связаться с Хетти.

Нат склонился над своим ноутбуком, читая про оленей и про генетику альбинизма. За последние две с половиной недели он еще дважды видел белую олениху, но так и не смог сфотографировать ее. Его журнал наблюдений за природой был раскрыт на странице, где он сделал зарисовку оленя-альбиноса и снабдил ее пометками. Блестящие, нарисованные карандашом оленьи глаза смотрели на Элен.

Нат уставился на нее:

– Это что, шутка?

Элен рассмеялась:

– Знаю, это выглядит немного безумно. Предложение исходило от Рили; ты же знаешь, как она интересуется оккультизмом.

Хотя Нат продолжал видеть белую олениху, призрак больше не появлялся. Элен почти каждую ночь ходила в дом и садилась под балкой, глядя в угол, где когда-то стояла Хетти. Но ничего не происходило. Сегодня, когда она поделилась своим расстройством с Рили, та предложила испытать доску для спиритических сеансов. Кроме того, Рили помогала им с водопроводными работами. Все окна и двери находились на месте, ветрозащитная пленка была растянута по внешнему периметру, а крыша временно покрыта рубероидом. На прошлой неделе Рили поговорила с Элен и Натом о привлечении специалиста для установки пропановой топки и бойлера, и они связались с ее другом Дуэйном, владельцем фирмы «Водопроводные и отопительные системы Ридж-Вью». Он не только установил новое оборудование за разумную цену, но и помог им с предварительной организацией водопроводных работ. С помощью Дуэйна, Рили и Олив они завершили основную работу на кухне и в верхней ванной и установили медные и пластиковые трубы с переходниками для раковины, ванны и унитаза. Оставалась лишь нижняя уборная, а потом они смогут перейти к электропроводке. Когда все будет на месте, придет время для внутренней обшивки. Все казалось очень близким и вместе с тем далеким.

– Рили думает, что, если мы призовем Хетти, она может показаться, – объяснила Элен.

– Да. И может быть, Санта-Клаус и пасхальный кролик тоже покажутся, – фыркнул Нат. – За компанию с Элвисом и снежным человеком.

Он покачал головой и посмотрел на Элен так, как обычно смотрел на учеников, которые чем-то разочаровывали его.

– Думаю, что те косяки, которые ты выкурила вместе с Рили, нарушили твой здравый рассудок. – Он со вздохом погладил ее руку. – Ты ведь не собираешься окончательно чокнуться, правда?

– Я думаю… – начала она, желая довести мысль до конца («Я думаю, что ты ужасный осел»), но вместо этого стиснула зубы и сказала: – Я думаю, нам нужно признать, что в мире существует больше, чем мы можем увидеть и потрогать. Знаю, тебе кажется, что это игра воображения, но я видела то, что видела, Нат. Я доверяю своим органам чувств. Это была Хетти. И если она показалась один раз, то может сделать это снова.

Нат посмотрел на нее:

– Я начинаю беспокоиться, Элен. Не хочу, чтобы ты стала человеком, который постоянно говорит о прошлых жизнях, свиданиях с мертвыми и красных аурах.

Элен снова удержалась от резкого ответа.

– Обещаю, что этого не будет, – сказала она. – Я просто собираюсь изучить любые возможности.

«Сильнее, чем ты воображаешь, – мысленно добавила она. – Я старалась объяснить, но тебе хоть кол на голове теши».

– Не все в мире устроено так, как ты представляешь, Нат, – добавила она и пошла к дому, чтобы дождаться Рили.

* * *

Через двадцать минут Рили приехала со спиритической доской и новой порцией травки. Нат оставался в фургоне, размышляя о белых оленях. Элен пришло в голову, что она не усомнилась в существовании загадочной оленихи, хотя ни разу не видела ее, и Нату не удалось сделать фотографию. Она сохранила эту мысль для следующего спора после того, как своими глазами увидит на кухне Хетти. Элен отвела Рили в новый дом и показала ей маленький сверток с зубом и гвоздем. Элен собиралась сделать это уже несколько дней, но дожидалась, пока Ната не будет рядом.

– Что ты думаешь об этом? Это какое-то проклятие? Может быть, связующее заклинание?

Рили приподняла брови.

– Я изучила несколько книг из библиотеки, – объяснила Элен. – Помнишь, я говорила, что все уже знают о моем выборе книг?

Рили взяла сверток.

– Не думаю, что это связующее заклинание. Больше похоже на защитный амулет. И зубы, и гвозди использовались для защитных заклятий, оберегающих от зла. Где вы его нашли?

– Его оставили у нас на крыльце в первую же ночь. Я не знала, что и думать.

Рили посмотрела на Элен, словно на головоломку, которую нужно было решить. Они сидели на полу лицом друг к другу, прямо под старой балкой. Обе скрестили ноги по-турецки и положили доску между собой, легко упираясь кончиками пальцев в пластиковые края. Вокруг мерцали свечи, расставленные широким кругом.

Элен не пользовалась спиритической доской с тех пор, как была юной студенткой, это было на девических посиделках, где задавали вопросы о красивых парнях, свадьбах и сроках смерти. Но тогда духи давали смутные и расплывчатые ответы, не говоря о том, что все хотели узнать на самом деле.

– Мы взываем к духу Хетти Брекенридж, – сказала Рили. – Ты здесь, Хетти? Мы хотим поговорить с тобой.

Элен закрыла глаза и прислушалась к шуму ветра на болоте и на склоне холма, врывавшемуся через передние окна, которые они оставили открытыми. Она думала только о Хетти Брекенридж и о своем желании увидеть ее.

Ей хотелось, чтобы Рили тоже увидела Хетти, чтобы хотя бы один человек мог подтвердить, что она не сошла с ума и не «чокнулась», по выражению Ната.

Но Элен не хотелось снова услышать звук голоса Хетти. Все, что угодно, только не это.

«Докажи, что я не спятила. Докажи, что я не вообразила все это. Вернись к нам».

Доска ожила под ее пальцами.

В одной из библиотечных книг Элен нашла раздел «Общение с миром духов», где говорилось о досках для спиритических сеансов. Книга предупреждала о том, что нужно соблюдать крайнюю осторожность: пользуясь доской, вы открываете дверь в иной мир и не можете знать, какие последствия это вызовет.

«Вам нужно ясно представлять ваши намерения», – говорилось в книге.

Какими были намерения Элен?

Установить контакт. Узнать о Хетти и об этом месте. Это было больше, чем намерение: это была потребность, почти болезненная необходимость, побуждавшая упорно работать и узнавать все необходимое, даже если это подразумевало беседы с призраками.

– Это ты? – обратилась Элен к Рили, когда пластиковое окошко зигзагами заскользило по доске. – Это ты его двигаешь?

– Нет, – шепотом ответила Рили. Она смотрела на окошко доски, отмечая буквы, на которых оно задерживалось перед тем, как двинуться дальше.

– И-З-З-Т, – прочитала Рили. Окошко передвинулось в угол доски, ближайший к ней, и едва не сорвалось, так что Элен пришлось протянуть руку и удержать его. Тогда окошко вернулось на алфавитную доску и продолжило движение. Температура в комнате заметно упала. Теперь они читали в унисон.

– Б-Я. – Окошко описало последний круг и остановилось на символе луны в верхнем правом углу. В воздухе висел сыроватый запах гнили, льнувший к ноздрям Элен.

– Это бессмыслица, – прошептала она.

Рили повторила буквы, пытаясь сложить их в слова.

– Черт побери, Элен, это значит «из-за тебя»!

Этого не могло быть. Но это произошло, верно?

Запах гнили усилился.

«Будьте осторожны, когда пользуетесь доской для вызова духов, – предупреждала книга. – Помните о том, что духи, как и живые люди, могут вводить вас в заблуждение».

Рили снова заговорила:

– Из-за кого, Хетти? Из-за Элен?

Окошко скользнуло влево и остановилось на слове «да».

– Почему из-за Элен? – спросила Рили.

Окошко быстро задвигалось, и они вместе прочитали:

– В-З-В-Р-Щ.

– Возвращение, – тихо сказала Элен. У нее совсем пересохло во рту, а собственный голос показался ей хриплым карканьем. – Ты вернулась из-за меня?

«Да».

Ответ поразил Элен, как удар током, приподняв волоски на руках. Дело было не только в том, что Хетти обращалась прямо к ней. Сам воздух изменился, наполнившись холодом и потрескиванием статического электричества.

Элен говорила с призраком. С духом женщины, которая жила и умерла здесь, на этой земле.

«Доска для общения с духами – это один из самых эффективных способов общения с потусторонним миром», – говорилось в книге, но Элен не смела поверить, что это и впрямь работает. Только не так.

– Это потому, что мы установили балку? – спросила она. – Из дерева, на котором тебя повесили?

«Да».

Окошко снова задвигалось, покалывая кончики пальцев Элен.

– П-Ж-Л-С-Т.

– Пожалуйста? – спросила она. – Тебе что-то нужно? Ты хочешь, чтобы я что-то сделала?

О чем могла попросить Хетти? Еще важнее, что Элен была готова сделать для нее? «Все, что угодно, – думала она сейчас. – Я сделаю все, о чем ты попросишь».

Рили наблюдала за ней со смешанным восторгом и беспокойством.

– Элен, я не уверена… – начала она, но тут окошко снова задвигалось под их пальцами, легко скользя по доске. Элен смотрела, как оно останавливается над буквами, а Рили читала их вслух.

– И-Д-И-О-Д-О-Н-О-В-О-Н-И-С-С-Ы-Н-Я.

Потом окошко переместилось в положение «Прощай».

– Ты что-то поняла? – обратилась Элен к Рили.

– Не уверена.

– «Иди одоновон и ссыня…»

– Боже мой! – воскликнула Рили. – «Донован и сыновья»! Наверное, речь идет о старой фабрике. Ты говорила об этом, Хетти? О старой фабрике в Льюисбурге?

Окошко не двинулось с места.

– Думаю, она ушла, – сказала Элен.

– Хетти, ты еще с нами? – снова спросила Рили.

Нет. Окошко оставалось неподвижным, как кусок безжизненного пластика, и Элен больше не ощущала энергии, протекавшей через ее тело. Запах гнили рассеялся, и воздух был теплым и пустым.

Хетти ушла.

Глава 18

Олив

3 августа 2015 года

– Мистер Барнс, – сказала Олив.

– Да, это я. – Он расправил плечи. – А ты кто такая и какого черта ты здесь делаешь?

– Я искала вас, – ответила она.

Но теперь, когда Олив нашла его, она не знала, что нужно говорить или делать. Его появление с оружием, странный символ на полу и занавешенное зеркало – все это сбивало ее с толку.

Может быть, нужно было сказать Барнсу, что она ищет какие-то «древности»? Олив оглянулась вокруг, но не нашла источника для вдохновения. Разве что попросить один из этих стульев…

– Тебе нельзя было приходить сюда, – сказал Дикки. Его зубы были прямыми и ровными, как у кинозвезды. В таком виде он мог бы выйти в сцене какого-нибудь вестерна, как в фильмах с Клинтом Иствудом, которые иногда смотрел ее отец.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я думала, что это магазин.

– Только внизу. Разве ты не видела вывеску?

Там не было вывески, которая предписывала оставаться внизу, или веревочного ограждения.

– Нет. Извините, должно быть, я была невнимательна. Я вошла и несколько раз позвала хозяина, но вы не ответили. Наверное, не услышали.

– Здесь все равно закрыто, – сказал Барнс и нахмурился.

Олив вспомнила вывеску «Открыто» у парадного входа. Так или иначе, она не хотела спорить с вооруженным мужчиной.

– Я пришла не за покупками, – призналась Олив.

– Чего же ты хочешь? Если ты собираешь деньги на благотворительность, продаешь домашнее печенье или школьные билетики, меня это не интересует.

– Нет. Ничего подобного. Я – дочь Лори Кисснер. – Олив посмотрела на него в надежде, что эти слова окажутся волшебным ключом, открывающим дверь молчания, что он улыбнется и скажет: «Ну конечно, ты же дочь Лори. Чем я могу тебе помочь?»

Дикки молча смотрел на нее с бесстрастным выражением лица.

– Я слышала, что вы были близкими знакомыми, – продолжала она. – Ведь она иногда приходила сюда?

Олив ненавидела себя за то, каким тихим и неуверенным был ее голос. Ситуация в целом выглядела нелепо. Только подумать, что ее мама действительно приходила сюда и проводила время с этим человеком, над которым они с отцом всегда потешались!

Дикки снова посмотрел на кобуру с револьвером.

Олив подумала о словах, которые раньше слышала от Майка: «Это вооруженный безумец».

«Пистолет – это оружие, – говорил ее отец. – Оружие заслуживает уважительного отношения. Оно требует сосредоточенности. Когда в комнате есть оружие, Олли, ты всегда должна внимательно следить за ним».

Так было и сейчас. Олив уделяла нераздельное внимание оружию и в то же время изображала, что не делает этого. Она не упускала оружие из виду, притворяясь, будто не смотрит на него.

– Конечно, я знал Лори. Все ее знают, – произнес он с лукавой улыбкой, от которой по коже Олив поползли мурашки. – Но я бы не сказал, что мы были друзьями.

– Но она приходила сюда, верно? – настаивала Олив.

Ей почудилось или он немного изменился в лице?

Дикки перевел взгляд на задрапированное зеркало, как будто ответ находился там. Возможно, зеркало могло говорить из-под плотной ткани, покрывавшей его поверхность. Оно скажет правду.

Тогда она поняла, что этот человек собирается солгать ей. Она почувствовала это по электрическому напряжению на коже, словно обладала встроенным детектором лжи. И что Олив сможет сделать с враньем взрослого мужчины с револьвером на поясе?

– Многие люди приходили сюда, – сказал Дикки.

– Поговорить с мертвыми? – спросила Олив. – Это вы им предлагали?

Он прищурился на нее как на мелкое насекомое, словно если бы он закрыл глаза, то она бы исчезла.

– Иногда люди приходят за антикварными шкафами, – сказал он. – А иногда потому, что у них остались незавершенные дела с покойниками. – Он принялся расхаживать взад-вперед, делая плавные жесты. – У них есть вопросы, на которые они хотят получить ответы. Окончательные ответы. Мы предлагаем такую возможность.

– Моя мать приходила за этим?

– Твоя мать… – Его мягкий голос вдруг стал суровым. – Твоя мать не приходила сюда. Я единственный раз встретился с Лори Кисснер, когда она покупала мои бакалейные продукты на рынке.

Она обвела комнату долгим взглядом и улыбнулась.

– Извините за беспокойство. Я вижу, что вы действительно занятой человек.

– Я провожу тебя, – сказал он и последовал за Олив по коридору и по изогнутой лестнице со сломанными перилами, через захламленный вестибюль до самого выхода, лишь бы убедиться, что она на самом деле уходит. Олив не оборачивалась, но слышала за спиной его тяжелые шаги и неровное дыхание. От него пахло застарелым сигаретным дымом и пряным одеколоном. Когда они вышли на крыльцо, Дикки достал пачку красного «Мальборо» из кармана рубашки и вытащил сигарету. Потом выудил мобильный телефон и стал смотреть на экран, а три манекена как будто заглядывали ему через плечо.

– Мистер Барнс? – Олив остановилась на подгнившей ступеньке крыльца и повернулась к Дикки.

– Что еще? – Он оторвал взгляд от телефона и раздраженно посмотрел на нее.

– Не знаю, известно ли вам, но моей мамы больше нет в городе.

Дикки кивнул. Конечно, он знал. Все знали об этом.

– Люди говорят разные гадости о моей матери. Но я просто… я просто хотела, чтобы вы знали, что это неправда.

Дикки посмотрел на сигарету, явно желая закурить, а не продолжить разговор с Олив.

– Вы сказали, что люди приходили сюда, потому что хотели поговорить с покойниками и задать им вопросы. Именно поэтому я сегодня пришла сюда. Не для разговора с духами или призраками, а чтобы спросить живого человека, может ли он помочь мне выяснить правду о моей матери.

Дикки зажег сигарету, затянулся и посмотрел на дым изо рта.

– Извини, – произнес Барнс таким тоном, словно не испытывал ни малейшего сожаления. – Я никак не могу помочь тебе.

– Ладно, – сказала Олив. – Извините за беспокойство.

Она спустилась с крыльца и зашагала к Мэйн-стрит, подумав о том, что Майк мог спрятаться и дождаться ее. Но, конечно, он давно ушел.

– Трус, – пробормотала она.

Когда Олив дошла до Скул-стрит, то снова повернула к старому отелю, пробираясь по задворкам. Она подошла к зданию с задней стороны и двинулась вбок почти до самого крыльца. Она слышала, как Дикки расхаживает по скрипучим половицам. Выглянув из-за угла, она увидела, что он говорит по телефону.

– Ее дочь только что была здесь!

Сердце Олив гулко забилось в груди.

– Не знаю. – Дикки был взволнован и едва ли не кричал в трубку. – Но она задавала вопросы. Ей что-то известно. Не знаю, с кем она говорила, но она уверена, что Лори приходила сюда.

Олив продолжала наблюдать, выглядывая из-за угла. Каблуки сапог Дикки грозили проломить половицы, пока он расхаживал взад-вперед.

– Я так не думаю. Нет. Нам нужно встретиться и составить план действий.

Он подождал, слушая собеседника.

– Я знаю, о чем мы договорились! Я не идиот, и перестань пичкать меня этим дерьмом. Или ты думаешь, что мы уже в опасности?

Он снова прислушался.

– Хорошо. Сколько времени тебе понадобится?

Он зашагал быстрее, щелкая каблуками.

– Господи! Слишком долго. Говорю тебе, девчонка что-то заподозрила, и я не знаю, с кем еще она разговаривала.

Он щелкнул зажигалкой, и вскоре до Олив донеслась струйка сигаретного дыма.

– Ладно. Хорошо, у меня нет особого выбора. Приходится доверять тебе, но лучше бы ты был прав. Я подожду, но меня это совсем не радует. Да, второе воскресенье сентября. Здесь, где же еще? Хорошо. В обычное время. Передай остальным, и пусть все соберутся здесь. Все, слышишь? И непременно принеси дневник!

Олив прижалась спиной к стене и дождалась звона колокольчиков за входной дверью.

Второе воскресенье сентября. Ей нужно быть здесь, найти способ проникнуть внутрь и как-то спрятаться. Увидеть, кто придет и что они затевают.

И что они могут сказать о ее матери.

Глава 19

Элен

4 августа 2015 года

– Ты рассказала Нату, что у нас получилось вчера вечером? – спросила Рили, когда Элен позвонила ей на следующее утро.

– Боже мой. Нет, – ответила Элен. Она могла представить его снисходительное презрение и разговоры о бессознательных мышечных сокращениях во время спиритических сеансов. Она плотнее прижала трубку к уху. – Но я всю ночь думала об этом и решила, что хочу съездить к «Доновану и сыновьям». Это далеко?

– Примерно час пути. Фабрика закрыта уже целую вечность. Я бы не прочь присоединиться к тебе, но сегодня утром это невозможно. Двое ребят на складе сказались больными, и мне приходится оставаться здесь. Но ты обязательно съезди туда. Место легко найти: ты просто едешь по шоссе номер четыре всю дорогу до Льюисбурга и видишь здания в самом центре. – Она дала Элен краткие инструкции и продолжила: – Вчера вечером я немного поискала в интернете. На фабрике «Донован и сыновья» производили брезент и плотную холщовую ткань; у них был крупный военный контракт. В тысяча девятьсот сорок третьем году там случился ужасный пожар, погибли десять женщин и прораб. Фабрика закрылась сразу после пожара и пустовала десятилетиями, но, похоже, сейчас здание хотят превратить в многоквартирный жилой дом.

– Я съезжу туда и дам тебе знать о моих находках, – пообещала Элен. Она дала отбой и выглянула в окно посмотреть, не вернулся ли Нат. Он ушел рано утром, прихватив свой бинокль, фотоаппарат и записную книжку. Теперь Нат либо наблюдал за птицами, либо искал белую олениху.

«Это была Хетти. – Слова Рили эхом отдавались у Элен в голове. – Нату следует быть осторожнее».

Элен не могла сказать ему, что она собирается посетить старую фабрику по совету духа мертвой женщины, с которой она разговаривала через спиритическую доску. Тогда Нат организует жене встречу с ближайшим психиатром, будет говорить о стрессе, галлюцинациях и дурном влиянии Рили. Элен ощутила слабый укол вины. Она впервые солгала Нату, вернее, умолчала о правде.

Но, в принципе, это было к лучшему.

* * *

Поездка оказалась приятной и заняла меньше времени, чем ожидала Элен. По пути из города она миновала универмаг Фергюсона и пиццерию, а на окраине увидела место, где они с Натом еще не бывали, – «Дом копченостей дядюшки Фреда», на рекламной вывеске которого была изображена улыбающаяся свинья с блюдом копченого бекона, что показалось Элен немного противоестественным.

Она проезжала леса, зеленые поля со стадами черно-белых коров голштинской породы, живописные деревушки с садовыми беседками и белыми церквями. Все было красивым, как на открытке: никаких рекламных плакатов, супермаркетов, борделей и восьмиполосных автострад, к которым она привыкла в Коннектикуте. Элен думала об отце и о его неизбывном желании построить домик в лесу, где можно слышать собственные мысли. Он бы полюбил все это, особенно леса и поля, где воздух был свежим и чистым. Это было все равно что вернуться в прошлое. Элен подумала, что местный пейзаж мало изменился после смерти Хетти. Теперь появились асфальтовые дороги и высоковольтные линии, но горы, холмы и поля остались такими же. Проезжала ли Хетти в эту сторону, может быть, на стареньком «форде-т» или на поезде по заброшенной ныне железной дороге, которую Элен то и дело замечала рядом с шоссе?

Через сорок пять минут она увидела вывеску, приглашавшую в Льюисбург, «родной город чемпионов штата “Льюисбург Лайонс”». Она без труда отыскала старую фабрику: комплекс кирпичных зданий на берегу реки. Там находилась всевозможная строительная техника: бульдозер, подъемный кран, грузовики с пиломатериалами и группа фургонов электрической компании. Элен остановилась у плаката с рекламой квартир разной площади и аренды офисных помещений.

– Ну хорошо, Хетти, – пробормотала она, разглядывая ближайшее кирпичное здание. – Что я здесь делаю?

Элен пошла по тропе к одному из зданий с вывеской на парадной двери: «Строительная зона. Вход только для служебного персонала».

– Заявки принимаются в офисе, – произнес голос у нее за спиной.

– Что? – Элен повернулась и увидела высокого, сухощавого мужчину в белой строительной каске. Он был одет в чистые брюки хаки с голубой рубашкой и держал в руке планшет с зажимом для бумаги. Судя по всему, прораб или менеджер.

– Мы устроили офис в том синем фургоне, – пояснил он и указал пальцем. – Там вы можете взять рекламный буклет, ознакомиться с информацией и подать заявку на приобретение квартиры или офисного помещения.

– Вообще-то я надеялась оглядеться вокруг, – сказала Элен. – Я интересуюсь местной историей, и, насколько мне известно, фабрика когда-то играла важную роль в жизни города.

Мужчина кивнул:

– Да, так и было, во всяком случае, до пожара. Полагаю, вы можете прогуляться вокруг, только держитесь подальше от строительных работ, хорошо? Там может быть опасно.

Он повернулся, собираясь уйти.

– Они выяснили, что стало причиной пожара? – спросила Элен.

– Не уверен, что кого-то это заботило, – ответил он. – Наибольший ущерб был на северной стороне.

– Где это?

– Пойдемте, я покажу вам, – предложил он. – Я все равно туда направлялся.

Она последовала за ним по дорожке в правую сторону. Слева маячило внушительное здание фабрики. Оно было по-своему красивым: три этажа, высокие окна и колокольня над парадным входом. На крыше работали люди, и Элен слышала стук и жужжание электроинструментов внутри. За этими звуками проступало тихое журчание текущей воды. Мужчина в белой каске шел быстро и говорил на ходу:

– История гласит, что руководство устало от девушек, которые выходили для перекура или для встреч со своими ухажерами. Поэтому они стали запирать двери после прихода работниц. Их выпускали на ланч, когда звонил колокол, а потом после окончания рабочего дня. Так говорят люди. Те, кто еще помнит и кто уцелел при пожаре. Я вырос здесь, в Льюисбурге, так что с детства слышал эти истории. Может быть, в тот день кто-то закурил внутри, поскольку не мог выйти наружу. Мы никогда не узнаем, как все началось, но говорят, здание занялось быстро. Сухие доски и масса хлопчатобумажной ткани.

Они подошли к краю здания, и Элен увидела, что последняя четверть сложена из новых кирпичей, ярко-красных, с белой известковой смесью.

– Этот край был разворочен, как от взрыва. Нам пришлось все снести, вывезти и перестроить.

Элен посмотрела дальше, вдоль реки, на кучу строительного мусора, собранного бульдозерами: обгоревшие и переломанные доски и балки, ржавые механизмы, гора битого кирпича с черными отметинами сажи.

– Поскольку они не могли открыть двери, то разбили окна и стали выпрыгивать на улицу, – сказал мужчина. – Некоторым удалось, другим нет. – Он покачал головой, от чего каска съехала набок. – Жуткая смерть.

Элен представила, каково было чувствовать себя запертым внутри с забитыми дымом легкими и усиливающимся жаром от огня, слышать крики и видеть хаос вокруг. Остается надеяться, что большинство из них задохнулись, а не сгорели заживо.

– Знаете, – сказал мужчина. – Если между нами, то хорошо, что вас не интересует квартира.

– Почему?

Он огляделся и понизил голос:

– Я не стал бы жить здесь, даже если бы мне приплатили за это.

«Вот оно», – подумала Элен. Ради этого она приехала сюда.

– Почему?

– Целая команда подрядчиков на теплоснабжение, вентиляцию и кондиционирование уехала отсюда на прошлой неделе. Они не были нытиками или обкуренными подростками, это были люди не того рода, которых легко напугать, если вы меня понимаете.

– Что произошло? – спросила Элен.

– Они спустились в подвал, на самый нижний уровень, и приступили к работе там, где стояли паровые турбины. Потом с воплями вернулись обратно. Трое здоровенных мужиков побросали свои инструменты, они были бледными, как мел, и тряслись от страха. Они сказали, что видели внизу призрак женщины. Ее лицо и руки обгорели, кожа слезала клочьями, как рваные обои. Так они говорили.

Элен промолчала, дожидаясь продолжения. Тогда он сказал:

– Мы с другими парнями спустились посмотреть. Конечно же, там никого не было… но остался запах. Вроде горелых волос или обожженного мяса. Он появился без всякой причины.

– Невероятно, – сказала Элен.

– Ну да, эта команда уехала и не вернулась, несмотря на неустойку. И еще случилась масса пугающих вещей. Строители видели и слышали разные вещи. Инструменты исчезали и появлялись, свет выключался и включался снова. Без сомнения, это заколдованное место. – Он сурово посмотрел на здание. – Ну, если подумать, как еще это можно объяснить?

Элен тоже посмотрела туда, потом перевела взгляд на кучи строительного мусора. Она сделала несколько шагов и подняла кирпич. Он был старым и побитым, почти наверняка изготовленным из красной глины печного обжига, почерневшим с одной стороны. Элен почти ощущала былой жар и дым, слышала крики женщин, колотивших в запертые двери.

– Что вы собираетесь делать с этим? – спросила Элен и широким жестом обвела кучу обломков. Кирпич казался почти живым – частью трагической истории, которую он мог поведать.

Мужчина слегка нахмурился, удивленный переменой темы или же ее глупостью.

– Отвезем на строительную свалку.

– Даже кирпичи?

– Все, что осталось.

– Не возражаете, если я кое-что возьму? Мы с мужем строим дом и, по возможности, включаем в конструкцию местные материалы. Вещи, которые имеют свою историю. Эти кирпичи отлично подойдут.

Мужчина озадаченно посмотрел на Элен и усмехнулся.

– Разумеется, мадам историк, – сказал он. – Возьмите все, если хотите. Полагаю, все они по-своему уникальны.

– Большое спасибо.

* * *

Нат вышел из дома навстречу, когда Элен остановилась на подъездной дорожке. Он выглядел приятно взволнованным.

– Посмотри, что я нашел в отделе для охотников в универмаге Фергюсона, – сказал он и продемонстрировал коробку. – Я пешком отправился в город за сэндвичами и обнаружил вот это.

Элен посмотрела.

– Камера с дистанционным управлением для наблюдения за природой?

Он энергично кивнул:

– Тут есть съемка в инфракрасном диапазоне! И датчик движения, включающий камеру. Я могу настроить так, что она будет передавать снимки и видео прямо на компьютер.

Элен взглянула на оранжевый ценник: 110 долларов.

– Потрясающе, – сказала она и подумала о том, какие слухи теперь ходят по городу. Книги о колдовстве, камера с инфракрасным режимом – теперь Элен могла понять, почему люди шарахались от них.

– Да, и я почти закончил водопроводные работы в нижней ванной, – сообщил он. – Остался только фланец для унитаза.

– Великолепно, – отозвалась Элен. Ее поражало, как быстро Нат научился работать с медными трубами. У него был настоящий талант сварщика: все стыки выглядели идеально. – Наверное, в прошлой жизни ты был водопроводчиком!

Нат довольно усмехнулся:

– А как дела у тебя?

– Посмотри, что я достала, – сказала она и показала ему стопку кирпичей в багажнике.

– Ого! Откуда они?

– Со старой фабрики. Сейчас ее реконструируют, хотят устроить там квартиры и офисы. Я получила кирпичи бесплатно.

– Класс, – сказал Нат. – А как ты нашла их?

«Меня послала Хетти».

– В каталоге Крейга^[6], – ответила Элен, не моргнув глазом. – Я подумала, что мы сможем использовать их для очага дровяной плиты.

– А я считал, что мы возьмем сланец из городской каменоломни. – Нат немного нахмурился. Они посетили каменоломню, и он сказал, что ему очень нравятся текстура и серовато-зеленый цвет камня.

– Тогда мы используем их для чего-то еще. Может быть, на полу в кухне?

– Думаю, это будет дороговато, – сказал Нат. Он уже беспокоился из-за того, что они превысили свой бюджет. Сначала наследство Элен казалось более чем достаточным, чтобы построить дом и жить без хлопот в течение как минимум года. Но появились непредвиденные расходы: цена пиломатериалов оказалась выше, чем они предполагали; профессиональная топка и бойлер обошлись недешево; постоянные расходы на пиво, вино и еду навынос были вынужденными, поскольку готовить в фургоне было неудобно и угнетающе действовало на психику. Деньги уходили быстро, быстрее, чем они рассчитывали. Глядя на счета, Элен была уверена, что денег для строительства вполне достаточно, но Нат был прав: если они продолжат тратить в таком же темпе, на жизнь останется очень мало. Они не особенно задумывались о том, как будут зарабатывать, когда наступит время, этот момент казался очень далеким.

Само собой, покупка видеокамеры с инфракрасным режимом была не самым разумным поступком. Элен отогнала эту мысль и велела себе не мелочиться.

– Возможно, нам удастся подешевле купить сланцевые блоки, не прошедшие контроль качества, – сказала она. – Неправильной формы или с небольшими щербинами. Думаю, это может получиться, и тогда мы сложим красивую мозаику.

Ее отец сделал мозаичный пол для своего друга-художника, и все вышло просто замечательно.

– Может быть, – сказал Нат.

– Но мне приятно знать, что эти кирпичи были частью старой фабрики. Подумай вот о чем: можно взять кирпич и мгновенно ощутить связь с прошлым. Я почти слышу шум работающих станков и чую запах хлопковой пыли, висящий в воздухе.

«И запах дыма», – мысленно добавила она.

Если установка балки помогла Хетти вернуться в этот мир, могут ли эти кирпичи привлечь одну из фабричных работниц? Обгоревшую женщину с ошметками кожи, которую строители видели в подвале?

Элен поежилась.

Нат улыбнулся и поцеловал ее в кончик носа.

– Я люблю тебя. Меня вовсе не волнует мысль о хлопковой пыли, но у тебя прекрасное воображение. И спасение этих кирпичей со свалки для повторного использования было хорошей идеей.

– Ты поможешь мне выгрузить их? – спросила она.

– Ну конечно.

Элен подогнала автомобиль ближе к дому, открыла багажник, и они начали складывать кирпичи в небольшой штабель возле дома.

– Они удивительно хорошо сохранились, – заметил Нат. – Нужно будет лишь немного почистить их и убрать следы известки.

Элен кивнула.

– Некоторые выглядят так, словно были частью каминной трубы. Все почернели с одной стороны.

Элен промолчала, изобразив неосведомленность.

– Ты рано ушел сегодня утром, – наконец сказала она.

– Я отправился на прогулку. Та голубая цапля снова прилетела на болото… такая красавица! – Его лицо приняло мечтательное выражение, как обычно происходило, когда он говорил о природе. – Я сделал хорошие снимки. Думаю, нужно будет напечатать самый лучший и вставить в рамку. В библиотеке мы можем устроить нечто вроде галереи с фотографиями местной природы. Или даже с моими эскизами, когда я получше набью руку в рисовании.

– Это будет чудесно, – сказала Элен и взяла несколько кирпичей из багажника, чтобы отнести их. – Ты видел свою белую олениху?

Нат немного замешкался и покачал головой. Элен была уверена, что он о чем-то умалчивает, и ощущала странное удовольствие, оттого что не она одна скрывает правду.

– Но будет очень интересно, если мы обнаружим целую группу таких оленей. Я читал о стаде белых оленей в округе Сенека недалеко от Нью-Йорка. Их популяция составляет около двухсот животных, и они живут в заповеднике на территории бывшего армейского склада. Это обычные белохвостые олени, но у них отсутствует пигментация волосяного покрова из-за рецессивных генов. Поэтому у них карие глаза, а не розовые, как у альбиносов.

– Вот как, рецессивные гены? – Элен нравилось, как искренне радовался Нат, когда узнавал что-то новое, и как ему не терпелось поделиться этим. Настоящий ученый муж.

– Только представь: целая популяция белых оленей! Если мы ее найдем, то я проведу исследование и напишу статью.

С тех пор, как они познакомились, Нат регулярно говорил, что однажды он будет писать статьи для научных журналов, но в Коннектикуте ему постоянно не хватало времени, или он не находил достаточно интересную тему для исследований.

– Звучит отлично, – рассеянно отозвалась Элен, поскольку сейчас она думала о других вещах. Она размышляла, как будет лучше доставить кирпичи в дом и проверить теорию о том, могут ли они вызвать кого-то из потустороннего мира.

* * *

Ей снился пожар. Она находилась на фабрике вместе с другими женщинами, которым приходилось кричать, чтобы слышать друг друга за оглушительным грохотом ткацких станков. Механизмы заставляли стены и пол вибрировать, превращали фабрику в живое существо.

– Пожар! – завопил кто-то. – Бегите!

Потом она ощутила запах дыма. Повернувшись, увидела языки пламени, облизывавшие дальнюю стену, словно язык огромного демона, и пожиравшие сухие деревянные балки, крашеный пол и потолок. Она побежала к выходу вместе с толпой женщин и девушек, одетых в простые платья с рабочими фартуками, с собранными сзади волосами. Они толкались, стучали, визжали и царапались, но тяжелая деревянная дверь не трогалась с места.

Заперты. Они были заперты.

Она подумала про окна. Подумала о том, что если бы они успокоились, добрались до окон и выбили стекла, то могли бы спастись. Но женщины, охваченные паникой, продолжали напирать на дверь и друг на друга. Она увязла в массе тел, спрессованных друг с другом, и не могла пошевелиться.

Элен открыла глаза и судорожно вдохнула прохладный воздух.

Она не на фабрике, прижатая к запертой двери, пока огонь пожирал здание.

Но где она?

И кто она такая?

«Я – Элен, – сказала она себе и глубоко вздохнула, стараясь успокоить скачущее сердце. – Я замужем за Натом. Мы жили в Коннектикуте, где работали школьными учителями. Теперь мы живем в Вермонте и строим себе дом».

Она протянула руку, чтобы прикоснуться к Нату, но его не было рядом.

Тогда она повернулась и сообразила, что находится не в своей постели, а на фанерном черновом полу недостроенного дома.

У нее болела голова и путались мысли.

Должно быть, это от дыма. Пожар на фабрике…

Но это был лишь сон.

Рядом с ней лежало полдюжины кирпичей, обгоревших с одной стороны. Возле них валялся выключенный фонарик.

Элен выскользнула из дома после того, как Нат улегся в постель, и принесла кирпичи в дом, надеясь на то, что они помогут воскресить прошлое. Но когда она немного посидела в темноте, то поняла свою ошибку. Хетти вернулась не из-за старой балки, а потому, что она была связана с этим местом. С какой стати одна из фабричных работниц могла появиться здесь? Зачем ей было возвращаться в недостроенный дом на краю Брекенриджского болота в сорока милях от бывшей фабрики? Элен подумывала вернуться в фургон, но решила еще немного задержаться на тот случай, если Хетти появится вновь. Возможно, она даст некий знак, как нужно поступить дальше. Потом Элен, наверное, задремала на полу.

Она села и нажала кнопку на часах: 3.33 ночи.

Элен сидела в проеме между кухней и гостиной, под нависающей балкой, и глядела на кухню. Она посмотрела в угол, где видела Хетти три недели назад, и на темный силуэт балки в лунном свете, проникавшем в окно.

Где-то за спиной появились голоса. Они шептали так тихо, что больше были похожи на белый шум, но Элен знала, что они там. Она распознавала приливы и отливы разговора двух людей, которые не хотели, чтобы их услышали.

Может быть, Нат находится здесь?

Элен посетила абсурдная мысль: сейчас она обернется и увидит, как он разговаривает с белой оленихой, которая на самом деле окажется Хетти, как и говорила Рили. Они будут сидеть рядышком, и Хетти будет обращаться к нему на чистом английском языке и напевать песенки, глядя на него влажными и печальными оленьими глазами.

Элен услышала смешок, но какой-то неправильный, низкий и потрескивающий, словно радиопередача на коротких волнах при плохом приеме. Ей не хотелось знать, кто это, но она заставила себя медленно повернуть голову и посмотреть.

В гостиной, на том месте, где должен был разместиться дровяной камин, находилась Хетти. Она сидела на табуретке. Что здесь делает табуретка? Хетти была в том же самом белом платье, в котором Элен последний раз видела ее, но у нее на шее не было веревочной петли. Хетти улыбалась, даже смеялась. У ее ног сидела молодая женщина, которой она заплетала косу. У женщины были такие же темные глаза и волосы, как у Хетти. На ней было простое голубое платье, но оборванное и обгоревшее, с бурыми и желтыми пятнами от дыма. И от нее пахло дымом; Элен уловила его привкус в воздухе.

Наверное, это была Джейн, дочь Хетти. Никто не знал, что с ней случилось.

Но теперь Элен знала.

Отдельные части головоломки встали на место. Элен еще не разобралась в подробностях, но была уверена в одном: дочь Хетти погибла во время пожара на фабрике.

– Джейн? – спросила она. Молодая женщина посмотрела на нее и открыла рот, как будто собираясь что-то сказать, но не издала ни звука.

Комната вдруг осветилась лучом фонарика, пляшущим за окном.

– Элен! – позвал Нат. В следующее мгновение он вошел в дом и направил яркий луч прямо на жену. – Боже мой, Элен! Что ты здесь делаешь?

– Я… – Она посмотрела в центральную часть гостиной. Хетти и Джейн исчезли.

«Не знаю, что я здесь делаю. Может быть, схожу с ума».

– Я не могла заснуть, поэтому пришла сюда, – ответила она. – Извини. Наверное, я просто… перевозбудилась.

Элен улыбнулась в робкой надежде, что такого объяснения будет достаточно для Ната. Когда они шли к выходу, она оглянулась, и ей почудилось, будто она видит силуэт деревянной табуретки, растворяющийся в темноте. Потом все пропало.

Глава 20

Джейн

3 сентября 1943 года

Когда Джейн проснулась, она не знала, что этот день будет последним в ее жизни. Она разбудила мужа и детей, заварила кофе и приготовила овсяную кашу, как делала почти каждое утро. Ее муж Сайлас читал газету.

– Что пишут о войне, папа? – спросил сын.

– Мы потопили японскую субмарину, – ответил Сайлас.

– Бум! – крикнул мальчик.

– Пожалуйста, никаких криков и взрывов за столом, – предупредила Джейн.

Дочь скорчила гримасу при виде тарелки с овсяной кашей и что-то прошептала своей кукле.

Джейн смотрела на фотографии людей в газете и думала, что она сама не слишком отличается от них: двухмерная бумажная женщина. Это все, что видели члены ее семьи. Но на самом деле она была больше похожа на цепочки бумажных кукол, которые ее дочь вырезала из старых газет: сложенные вместе, они выглядели как одно целое, но когда вы раскладывали вырезанную фигуру, то видели множество куколок.

Джейн приходилось слышать истории про людей, ведущих двойную жизнь. Про шпионов и неверных мужей.

У всех были свои секреты.

Каждый о чем-то лгал или умалчивал.

Джейн утешалась этим обстоятельством, когда внушала себе, что она не одинока.

Муж почти ничего не знал о ней. Он называл ее «хорошей девочкой». Она рассказала ему, что росла сиротой, и он пожалел ее. «Как ужасно не иметь ни одного близкого человека на свете!» – сказал он. И Джейн плакала и не притворялась. Она плакала потому, что он был прав.

Она тосковала по маме. Эта тоска была похожа на тупую боль от фантомной конечности, словно какая-то первозданная часть ее существа была вырвана с корнем.

И почти каждую ночь, в самый глухой час, она возвращалась в старый заброшенный погреб в Хартсборо.

Она в леденящих подробностях вспоминала, как целыми днями пряталась в погребе для овощей, хотя на самом деле это продолжалось лишь несколько часов. Время медленно движется в темноте, когда ты остаешься наедине со своими мрачными мыслями и пауками.

Скорчившись на пыльном полу и прислушиваясь к шороху бегающих крыс, Джейн вспоминала все, что привело ее к этому моменту. Этот погреб был единственным, что осталось от семейного дома, который сгорел дотла, погубив ее бабушку еще до того, как Джейн появилась на свет.

– Пожар устроил кто-то из городских жителей, – однажды сказала мама, когда Джейн спросила о том, как умерла ее бабушка. Тогда сгорело все, что знала и любила ее мать, кроме погреба, защищенного каменной кладкой, нескольких обгоревших бревен и кустов сирени во дворе. В детстве Джейн часто приходила туда и просто сидела внутри, глядя на банки с консервами, приготовленными ее бабушкой много лет назад. Это было все равно что ходить в музей под названием «История семейного дома Брекенриджей». Музей стеклянных банок с яблочным соусом и стручковой фасолью, заботливо приготовленных на будущее. Джейн никогда не оставалась там долго и не закрывала дверь, потому что теперь там жили крысы и пауки.

– Почему они устроили поджог, мама? – спросила Джейн.

– Они хотели убить меня, а не бабушку.

– Но почему? – снова спросила она. – С какой стати они захотели сжечь тебя?

– Страх иногда принимает странные формы, – сказала мать.

– Тогда почему они боятся тебя?

– Люди боятся всего чужого и непонятного.

Еще в детстве Джейн поняла, что это правда.

Ее мама имела особый дар, но далеко не все придерживались такого мнения. Это было даже забавно: люди, которые плохо говорили о ней, называли ведьмой и невестой дьявола, тайком приходили на болото и просили у мамы любовные амулеты или целебные заклинания. Другие просили ее предсказать будущее или хотели получить весточку от духа умершего человека. Люди боялись ее матери, но при этом зависели от нее и обращались к ней в час нужды, хотя никогда не признавались в этом.

Они насмехались над Джейн, презирали ее и называли дочерью дьявола. Ее хватали на школьном дворе и тыкали булавками, чтобы посмотреть, пойдет ли кровь. Джейн не обладала силами и способностями матери. Духи не разговаривали с ней. Она не умела читать грядущее по чайным листьям на дне кружки. Она мечтала услышать незримые голоса или увидеть тайные знаки, но они не появлялись. Зато у нее внутри накопилась ярость, за которую она крепко держалась. Ярость из-за того, что она не родилась такой же особенной, как ее мама. Ярость из-за того, как люди относились к ней и к ее матери. Ярость на горожан, погубивших ее бабушку.

И Джейн постоянно носила в кармане коробок спичек, дожидаясь подходящего момента.

В то утро дети окружили ее во дворе перед школой, и Люси Бишкофф задрала ей платье и спустила трусики, чтобы посмотреть, нет ли у нее на коже отметины дьявола. Тогда Джейн почувствовала, как что-то сломалось у нее внутри. Плотину прорвало, и ярость устремилась наружу, поглотив ее. Тогда Джейн впервые в жизни услышала громкий и отчетливые голос. «Накажи их, – произнес он. – Накажи их всех».

Пока все еще были снаружи, она вернулась в здание школы, пошла в буфетную, сделала в шкафу гнездо из скомканной бумаги и подожгла его спичкой. Потом Джейн вышла во двор и стала ждать. Когда все вошли внутрь и стали рассаживаться за партами, она нашла ветку покрепче, чтобы заложить входную дверь.

Через несколько часов, лежа на полу в погребе, она чуяла запах дыма, пропитавший ее одежду, и слышала детские крики. Они кричали и кричали, сгорая в огне. Но Джейн говорила себе, что они этого заслужили. Весь город заслуживал наказания.

Она терпеливо ждала в погребе, слушая отголоски дальних криков. Но мама так и не пришла за ней.

В конце концов Джейн устала ждать: у нее совершенно затекли ноги, и она дрожала от холода. Она приоткрыла дверь и выглянула наружу, где ярко сияло предвечернее солнце. Джейн споткнулась, щурясь, как крот, и побрела к дому, стараясь не торопиться и двигаться осторожно. Где же мама?

Когда Джейн приблизилась к болоту, она увидела дымившиеся руины на месте их маленького дома. Все пропало. Там больше ничего не было.

На другом краю болота у большой белой сосны собралась целая толпа. Джейн украдкой подошла туда и увидела, на что они смотрели.

* * *

Она сбежала из Хартсборо в двенадцатилетнем возрасте и не знала, как ей жить без мамы.

Она провела всю свою жизнь как Джейн Брекенридж, дочь Хетти – колдуньи с болота и самой могущественной женщины в округе.

Теперь Джейн была никем: уличной бродяжкой, не имевшей даже фамилии. «Смит, – подумала Джейн, когда в этом возникла необходимость. – Меня зовут Джейн Смит. Я прошла через штат от границы с Массачусетсом. Мои родители умерли, когда я была совсем маленькой, и меня растила тетя, которая недавно тоже умерла. Теперь у меня никого не осталось».

Люди жалеют вас, когда вы молоденькая, хорошенькая и можете рассказать печальную историю. Люди тянутся к чужой боли.

Она нашла приют в доброй баптистской семье Миллеров из Льюисбурга. Они имели большую загородную ферму. Джейн научилась вставать до рассвета, чтобы подоить коров, собрать куриные яйца и наколоть дрова для старой дровяной печи на кухне. Она ходила в церковь и молилась, каждый вечер читала Библию. Она училась жить в обществе и быть другим человеком.

А теперь Джейн была замужней женщиной и имела собственных детей. Ее сын Марк был хорошим мальчиком. В одиннадцать лет он становился все более похожим на своего отца. Он отлично учился в школе, был сильным и популярным среди одноклассников. Но Джейн беспокоилась за свою дочь Энн.

По правде говоря, Джейн не так беспокоилась за нее, как боялась ее.

Эта девочка знала такие вещи, о которых не имеет понятия обычный шестилетний ребенок. По ее словам, она узнавала эти вещи от своих игрушек и кукол. У нее была любимая кукла, с которой она часто перешептывалась. Энн сама смастерила эту куклу из тряпок. Кукла выглядела забавно, но немного странно: тело из разноцветных лоскутков и бледное лицо с вышитым ртом в форме красного цветочного лепестка и двумя черными пуговицами вместо глаз. Ее волосы были сделаны из черной пряжи, уложенной в косу вокруг головы.

– Как зовут твою куклу? – спросила Джейн вскоре после того, как девочка смастерила ее.

– Это Хетти, – ответила Энн.

Джейн попятилась и закрыла рот ладонью, чтобы удержаться от крика. Энн захихикала, подумав, что ее мать тоже смеется.

– Глупое имя, правда? – с улыбкой продолжала она. – Должно быть, это значит, что она любит шляпы!^[7]

Джейн никогда не рассказывала дочери о ее бабушке, не называла свое настоящее имя и не говорила, откуда она родом. Ни один живой человек не знал всю правду о ней.

– Хетти говорит: «Привет!» – с улыбкой сказала девочка. – Еще она говорит, что знает тебя.

Джейн как будто погрузилась в холодную воду омута в центре Брекенриджского болота. Вода давила со всех сторон и затягивала ее внутрь.

– Конечно, она меня знает, – с трудом выдавила Джейн, потому что в горле вдруг пересохло. – Она же твоя кукла и живет в нашем доме.

– Нет, – возразила Энн. – Она говорит, что знала тебя раньше.

Джейн промолчала. Да и что она могла сказать?

Раньше.

Раньше.

Она попробовала вспомнить, что было раньше. Сильнее всего был запах сырого погреба, где она пряталась, пока ждала возвращения матери… но так и не дождалась этого.

Потом Джейн вспомнила, что она видела, когда пробралась на болото и выглянула из-за круга людей, собравшихся возле дерева.

Мама висела на веревке, привязанной к суку старой сосны, бледная и безжизненная. Она описывала небольшие плавные круги, словно жуткий маятник.

Джейн зажала рот ладонью, чтобы удержаться от крика, почти так же, как сейчас. Она впилась зубами в руку, пока не ощутила вкус крови. Потом Джейн еще долго сидела в кустах и видела, как мужчины обрезали веревку, напихали камни в платье ее матери и отволокли ее к центру болота, где находился глубокий омут с подземным источником.

«Духи защитят нас», – всегда говорила ее мама.

Теперь, когда Джейн выросла и обзавелась собственными детьми, в ее груди появлялся ледяной комок, когда она вспоминала эти слова. Когда она вспоминала, как искренне верила своей матери.

– Хетти говорит, что любит тебя, – сказала дочь, качая на руках страшную куклу. – А ты любишь ее?

– Конечно, люблю, – ответила Джейн.

Когда она приходила пожелать дочери спокойной ночи, то накрывала лицо куклы одеялом. Иногда, если Энн уже спала, Джейн забирала куклу и прятала ее под кроватью или в темном углу своего шкафа.

Но каким-то образом, когда Энн просыпалась, кукла Хетти неизменно находилась рядом с ней и смотрела на Джейн блестящими пуговичными глазами, пока та раздвигала занавески и здоровалась с дочерью.

– Хетти говорит, что сегодня ты не должна идти на работу, – заявила Энн сегодня утром, прижимая к себе жуткую маленькую куклу. Ее глаза как будто следили за Джейн, которой казалось, что она видит знакомый блеск каждый раз, когда осмеливается посмотреть туда.

– Почему же? – спросила Джейн и положила в тарелку Энн еще немного овсянки. Марк и отец вышли наружу покормить кур и собаку.

– Там случится что-то очень плохое, – ответила Энн и отодвинула тарелку. – Она говорит, что это может случиться из-за тебя.

– Из-за меня? Я всего лишь слежу за работой старых ткацких станков.

– Пожалуйста, мама. – Дочь нахмурилась, как взрослая женщина, а не капризная девочка.

– Не будь глупышкой, – сказала Джейн. – Доедай свой завтрак и подготовься к школе. Я каждый день хожу на работу, и сегодня не исключение.

Но когда она пришла на фабрику, то поняла, что было бы лучше послушать свою дочь.

Прораб Том Чэнси сообщил женщинам, что они отстают от графика, потому что стали слишком ленивыми и медлительными. Если так будет и дальше, то им задержат зарплату.

– Больше никаких утренних перерывов, – объявил он, когда собрал их в круг перед первым ударом колокола, подававшим сигнал о начале работы. Послышался возмущенный ропот. – И никто, – продолжал он, повысив голос, – повторяю, никто не будет покидать свое рабочее место до полуденного удара колокола!

– А как насчет перекуров? – поинтересовалась Мэгги Бьянко.

– Придется потерпеть до полудня. Если кто-то из вас посмеет закурить на рабочем месте, то будет немедленно уволен.

Женщины не стали перечить. Они знали, что даже здешний воздух, полный хлопковой пыли, может мгновенно воспламениться и превратить фабрику в огненный шар.

– Что, если нам понадобится в туалет? – осведомилась Милдред Кокс.

– Ничего, потерпите.

– А если нет сил?

– Тогда хоть описайтесь, мне все равно, – мрачно сказал Том.

Прозвенел колокол, и женщины приступили к работе. Конечно, они были раздосадованы, но не имело смысла роптать и дальше. Они быстро разошлись по рабочим местам и запустили станки. Грохот был оглушительным, но он странным образом успокаивал Джейн. Пол и стены вибрировали, вокруг пахло горячей смазкой и нагретым хлопком. Пальцы быстро и ловко двигались над механизмами. Примерно в десять утра Том остановился у станка Джейн и сказал, что ему нужно поговорить с ней. Он отвел ее в свой офис, крошечную деревянную каморку с полками и письменным столом, заваленным бумагами. Том закрыл дверь, и у Джейн похолодело на сердце.

– Я наблюдал за тобой, – сказал он.

– Да?

– Другие девушки смотрят на тебя снизу вверх, – добавил он.

Джейн кивнула. Это была правда. Она была старше большинства других женщин и проработала здесь дольше всех. Это кое-что значило. Она многому научилась и ко многому привыкла. Она не обращала внимания, когда Том пытался ущипнуть ее сзади или прижимался к ней так, что она чувствовала его напряженные гениталии. Она помнила свой первый рабочий день больше десяти лет тому назад, когда Том казался добрым и заботливым. Он сказал, что знает семью ее мужа и с радостью примет Джейн на работу, несмотря на ужасный экономический кризис. «Как известно, у нас глубокая депрессия», – напомнил он. Она сказала, что все хорошо понимает и будет прилежно работать, так что он не пожалеет о своем решении. И она выполнила свою часть обещания. Она не курила и не сплетничала. Она превосходно работала и обучала юных девушек основам мастерства. И она не припоминала, чтобы хоть раз опоздала на работу за последние десять лет.

– Я собираюсь провести некоторые сокращения, – сказал он теперь. – Кое-кто будет уволен.

Джейн оцепенела.

– Вы хотите сохранить работу, миссис Уайткомб?

– Да, конечно.

Ей нужна была эта работа. Сайлас приносил домой совсем немного денег. Он потерял работу в банке и теперь трудился на лесозаготовках, но эта работа была неподходящей для него и плохо оплачивалась. Все в городке знали об этом, включая Тома.

Том наклонился ближе, положил большую и грязную руку Джейн на бедро и потянул к себе.

Она резко отодвинулась.

– Мне казалось, ты хотела сохранить свою работу, – протянул он и двинулся вперед. От него несло сосисками и табаком; его зубы были коричневыми.

Он положил одну руку ей на талию, а другой попытался задрать платье. Тогда она мгновенно перенеслась на жесткую землю школьного двора в Хартсборо, снова оказалась в кругу детей, стягивавших с нее одежду в поисках дьявольской отметины.

Они не могли знать – да и она сама не вполне понимала это до сегодняшнего дня, – что отметина осталась не на ее коже, а где-то глубоко внутри.

Это снова поднялось на поверхность, когда она собралась с силами, уперлась руками ему в грудь и оттолкнула от себя. Том отлетел назад и врезался копчиком в край стола. Джейн устремилась к двери, но остановилась у выхода, когда услышала его голос.

– Отработаешь сегодня, а с завтрашнего дня ты уволена, – прорычал Том, сверкая глазами.

– Вы не можете так поступить!

Он тошнотворно улыбнулся:

– Вы уверены, миссис Уайткомб?

– Я все расскажу своему мужу, – заявила Джейн.

Он рассмеялся:

– Расскажешь ему, как приставала ко мне в жалкой попытке сохранить работу, когда я сообщил о предстоящем сокращении? Ты и впрямь хочешь заварить эту кашу, чтобы весь город узнал, что ты собой представляешь на самом деле?

Слезы застилали ей глаза. Она вернулась к станку под стук крови в ушах. Потом Джейн приступила к работе, проверяя натяжение нитей, заменяя пустеющие катушки и определяя качество ткани, как делала до сегодняшнего дня. Но ярость закипала внутри и прорывалась наружу. Джейн видела перед собой потное лицо Тома Чэнси, его грязные руки и воображала ужасные вещи. Она представляла, как он кричит и корчится в муках.

Джейн вспомнила слова своей дочери: «Там случится что-то очень плохое. Она говорит, что это может случиться из-за тебя».

Джейн нашарила коробок спичек у себя в кармане. Он всегда лежал там, помогая ей ощущать себя сильной и независимой. Это был ее талисман.

«Накажи его, – сказал внутренний голос. – Пусть он заплатит за содеянное».

Джейн направилась в угол, к одному из стеллажей с хлопковой пряжей, расположенному за дверью офиса Тома Чэнси. Она огляделась по сторонам и убедилась, что никто не смотрит на нее. Работницы были сосредоточены на своих станках; возможно, они надеялись избежать любых неприятностей, связанных с Джейн Уайткомб. Они определенно не слышали тихое чирканье зажигаемой спички. Джейн поднесла ее к хлопку и посмотрела, как разгорается огонь. Потом так же, как в детстве, она снова услышала голос матери: «Духи защитят нас».

Когда Джейн увидела первые завитки дыма, то спокойно вернулась к своему станку, стараясь удержаться от улыбки.

– Пожар! – закричал кто-то примерно через три минуты. Вокруг моментально возникла паника: женщины с криками бросились к выходу. Джейн совершенно не беспокоилась. Офис прораба находился в дальнем конце огромного, похожего на пещеру зала, и у них была масса времени, чтобы выбежать на улицу и спастись, прежде чем это гнусное место будет объято пламенем. Тем не менее она закричала и побежала вслед за остальными. По пути она взяла за руку Мэгги Бьянко, которая застыла на месте и в смятении оглядывалась по сторонам.

– Давай же, Мэгги! С тобой все будет хорошо, но нам нужно уходить отсюда!

Но что-то пошло не так.

Вместо того чтобы выбежать на свежий воздух вместе с остальными, они с Мэгги врезались в толпу женщин, напиравших, толкавшихся и взывавших о помощи.

– Ради бога, откройте!

Двери не открывались.

– Они заперты снаружи! – завопил кто-то.

Женщины кричали и плакали. Джейн потеряла из виду Мэгги, а потом ее саму закружил поток тел, напиравших сзади.

Потом раздался другой крик, на этот раз принадлежавший мужчине.

Это кричал Том Чэнси. Джейн смогла повернуть голову так, чтобы увидеть стены его офиса, охваченные пламенем.

По крайней мере, она рассчиталась с ним.

Глава 21

Олив

5 августа 2015 года

Как только Олив увидела, как отцовский автомобиль свернул с дорожки на улицу, она выбежала из дома и пошла наискосок к старому клену на краю двора.

Вчера он взял отгул, чтобы они могли немного продвинуться с домашним ремонтом, и с тех пор Олив не могла дождаться, когда он снова уедет на работу. Ей нужно было на какое-то время остаться одной, чтобы обдумать все увиденное и услышанное у Дикки и подготовиться к серьезной детективной работе.

Олив подошла к клену, огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что за ней никто не подглядывает. На самом деле это было глупо, поскольку вокруг все равно никого не было, разве что Майк иногда заглядывал к ним. Но с тех пор, как он струсил и убежал из отеля Дикки, Майк больше не появлялся и не звонил ей.

На высоте примерно четырех футов в старом дереве имелось небольшое дупло размером примерно четыре на два дюйма. Когда-то они с мамой оставляли здесь тайные записки и подарки: шоколадные медали, желуди и мелкие монетки, раскатанные на железнодорожных рельсах. Когда Олив была совсем маленькой, мама говорила, что это подарки от фей.

Олив приподнялась на цыпочки и нашарила спрятанное сокровище: мамино серебряное ожерелье с разорванной цепочкой. Она достала его и отнесла в свою комнату, где сняла амулет с цепочки и отполировала его зубной пастой (она видела, как мама это делала для полировки серебра). У Олив не было новой цепочки, зато имелся тонкий кожаный шнурок, оставшийся от набора для плетения, который ей подарила мама. Олив прикрепила подвеску к шнурку, завязала узел на болтавшихся концах, надела амулет на шею и спрятала его под рубашкой.

После того как Олив увидела рисунок на полу отеля Дикки, это ожерелье – вернее, символ на подвеске, – казалось особенно важным. Она регулярно думала об этом и пришла к выводу, что, если будет носить эту подвеску, ее действие будет подобно магниту, который привлечет маму обратно или хотя бы приблизит Олив к пониманию, куда отправилась ее мать.

Мама называла это ожерелье всевидящим оком. Олив надеялась, что этот амулет поможет ей ясно видеть вещи.

Тетя Рили могла бы понять ее. Рили верила в сверхъестественные видения и волшебные ожерелья, но Олив не могла сообщить ей о своей находке, по крайней мере, не сейчас. Она собиралась на некоторое время сохранить это в тайне.

Доверившись руководящей силе своего нового амулета, Олив прошла по коридору в комнату отца. Как бы то ни было, теперь она считала это место его комнатой, а не их комнатой. Наверное, потому, что ее мать ушла уже давно, а отчасти потому, что теперь это была совсем другая комната. Там появились более просторные шкафы, и дверь ванной комнаты открывалась прямо из спальни. Новое окно было гораздо больше старого.

– Твоей маме всегда очень нравилось, какой вид на горы открывается отсюда, – сказал отец, когда занимался перепланировкой. Олив помнила, как ее мать глядела на горы и говорила, что они похожи на спящего великана.

– Разве тебе так не кажется, Олли? – спрашивала она. – Смотри: вот его ноги и круглый живот. А вон там – его плечи, нос и подбородок.

И Олив действительно видела мужской силуэт в очертаниях гор, но это пугало ее, потому что она была очень маленькой, и мысль о великане, который спит по соседству с ними, была довольно жуткой.

– Как давно он спит там? – спросила Олив.

– Очень-очень давно, – сказала мама. – Может быть, он заснул еще до того, как появились первые люди.

– А что, если он проснется, мама? Что, если он проснется и увидит, что все вокруг изменилось? Разве он не рассердится?

Мама улыбнулась.

– Не думаю, что нам с тобой когда-нибудь придется беспокоиться по этому поводу, малышка, – сказала она.

Отец поставил двуспальную кровать у северной стены, так что теперь они могли любоваться видом из панорамного окна. Впрочем, ремонт спальни так и не закончился. Пол по-прежнему был закрыт фанерными плитами, поскольку отец не знал, что больше понравится маме: ковровое покрытие, лакированные деревянные половицы или просто широкие крашеные доски. А во встроенном шкафу не было задней стенки и потолка – просто каркас с клубком проводов и светильником, прикрученным к распределительной коробке. Там находилось совсем мало вещей: пара фланелевых рубашек, одна хорошая белая рубашка, блейзер и «приличные» брюки, которые папа носил на похороны.

Сейчас, когда Олив стояла посреди комнаты и смотрела на разобранную кровать, она увидела новое стеганое одеяло, купленное отцом: оно было покрыто синими фланелевыми утками и красными охотниками с ружьями. Внезапно она осознала, что, если не считать одежды, сложенной в новом шкафу, все следы матери исчезли. Исчез даже запах ее духов. Туалетный столик был очищен от маминой косметики и журналов, которые она читала. Уже не впервые Олив задалась вопросом о том, что на самом деле подумает ее мама, когда (и если) она вернется домой. Не будет ли страшно обнаружить, что все изменилось, ничто не осталось таким, как она помнила? Отец верил, что это станет большим и приятным сюрпризом, но Олив невольно представляла, насколько шокирована будет мама. Эти перемены могли только рассердить ее и навести на мысли, что они постарались стереть все следы их прошлой жизни и забыть о ее существовании. Это будет похоже на пробуждение спящего великана.

Чувствуя себя правонарушительницей, Олив приступила к поискам и начала с материнского шкафа. Она не могла объяснить, что именно собиралась найти. Что-нибудь необычное, какую-то путеводную нить. Ключ к пониманию того, что могло происходить с мамой в последние недели перед уходом. Олив обшарила карманы штанов, рубашек и курток, но не обнаружила ничего, кроме освежающих мятных таблеток, раскладного спичечного коробка с логотипом «Таверны Рози», чеков из бакалейного магазина и с бензоколонки. Ничего нового или необычного.

Олив продолжила поиски, прислушиваясь к звукам проезжающих автомобилей и грузовиков. Сегодня отец не собирался приезжать с работы до шести вечера, но иногда он возвращался, поскольку забывал взять свой ланч или термос. Рили тоже иногда появлялась неожиданно: она просто заходила в дом поздороваться с братом и убедиться, что у Олив все в порядке. Рили изображала обычную вежливость, но Олив не раз видела, как она заглядывает в холодильник и кухонные шкафчики, проверяя наличие еды. Рили шарила и в других ящиках или шкафах, стараясь оставаться незамеченной. Может быть, она тоже искала какие-то путеводные нити и хотела узнать, куда исчезла мама?

В последний раз Рили поссорилась с братом, но Олив застала только окончание их разговора.

– Я же не говорю, что это навсегда, Дасти, – сказала Рили. Она была на кухне и расставляла вымытые тарелки. – Я просто перееду к вам на некоторое время: помогу тебе с ремонтом, буду готовить и ходить по магазинам. Это ради Олив.

– У Олив все хорошо, – резко возразил отец. – У нас обоих все замечательно. Нам не нужна чертова нянька.

Когда появилась Олив, они быстро сменили тему и заспорили о том, в какой цвет нужно выкрасить кухню.

Теперь Олив глубже залезла в материнский шкаф и обнаружила два зеленых передника, которые носила ее мать, когда устроилась кассиршей на неполный рабочий день в «Куолити-маркет». На одном из них до сих пор осталась табличка с именем «Лори» и маленьким цветком с нарисованной улыбкой. Счастливая маргаритка.

Старые мамины сумочки лежали на верхней полке. Когда Олив приступила к осмотру, то нашла мелочь, засохшую губную помаду и ключ без бирки, который мог быть от чего угодно. Они никогда не запирали двери в доме, и это был не автомобильный ключ. Олив посмотрела на него, провела пальцем по бородке и положила в карман джинсов. Она продолжила поиски, уверенная в том, что обязательно найдет что-то полезное.

В дальнем углу на верхней полке находилась лиловая коробка с лучшими мамиными туфлями. Это были особые туфли, которые мама называла «моими сказочными шлепанцами». Туфли были кожаные, цвета слоновой кости, на носках расшитые цветочным узором из серебристых бусин, с низким каблуком и изящной пряжкой на крошечной серебряной застежке. Олив вспомнила, как проснулась однажды ночью, незадолго до маминого ухода. Она спустилась вниз за стаканом молока и застигла маму, тайком входившую в дом. Было два часа ночи. Мама была разряжена в пух и прах; на ней были лучшие туфли, а на лице – больше косметики, чем когда-либо раньше.

– Ш-шш, – сказала она и приложила палец к губам. – Не рассказывай отцу.

Потом она сняла туфли и поднялась наверх, бесшумно ступая в чулках.

Олив потянулась к коробке, но, даже не открывая ее, могла сказать, что внутри ничего нет. Она сняла крышку и обнаружила лишь мятые комки оберточной бумаги и отвалившуюся серебряную бусину, которую засунула в карман джинсов рядом с ключом.

Олив просмотрела остальное содержимое шкафа, включая коробки с обувью, но светлые кожаные туфли исчезли бесследно. Должно быть, мама надела их в день своего ухода из дома. Вроде бы больше ничего не пропало. Другая обувь находилась на месте: ковбойские сапоги, черные туфли на шпильках, шлепанцы и теннисные туфли.

Олив обыскала шкаф на предмет других пропавших вещей, но не нашла ничего особенного. Мама оставила все свои любимые вещи: старую джинсовую куртку, которую она продолжала носить со школы, замшевые туфли, вишневую шелковую блузку для собеседований на работе и школьных родительских собраний, а также любимые черные джинсы. Если мама собиралась надолго уехать, то почему она не взяла все эти вещи?

У Олив возникло неприятное предчувствие, похожее на камень в животе.

Возможно, мама нашла деньги и просто уехала. Зачем собирать одежду, если ты можешь купить новый гардероб и даже новую жизнь? Разве ты не оставишь все следы старой жизни позади, когда хочешь начать все сначала? А может быть, она забрала какие-то вещи и одежду, пропажа которых осталась незаметной для членов семьи?

Олив ускорила поиски, желая побыстрее покончить с этим. Находиться в окружении маминых вещей было слишком тяжело.

Она нашла еще несколько чеков, рассованных по карманам. Все это были обычные вещи: молоко и яйца, стрижка и окраска волос в парикмахерской, чашка кофе и пирожное на бензоколонке в Льюисбурге.

Льюисбург.

Странно. Насколько Олив было известно, Льюисбург был крошечным городком в местной глуши.

Она посмотрела на дату: 10 мая прошлого года. За две недели до маминого ухода из дома. Ощущение тяжести в животе только усилилось.

«Пропала без вести, – произнес тихий голос в голове. – Она не ушла из дома, а пропала без вести».

С чеком в руке Олив сбежала по лестнице в гостиную, порылась на книжной полке и достала старый дорожный атлас Вермонта. Олив раскрыла его на одной из первых страниц, где находилась координатная сетка, а потом пролистала по указателю до страницы J-10 по местонахождению Льюисбурга.

Кто-то нарисовал красными чернилами звездочку рядом с названием города. Олив уперлась пальцем в точку, не имея понятия, что могло привлечь туда ее мать. Городок находился вдали от проторенных троп, и дорога оттуда уходила в никуда. Потом она заметила другие красные звездочки в Элсбери и Хартсборо.

Олив заморгала, пытаясь осмыслить увиденное. Три города – Льюисбург, Элсбери и Хартсборо – образовывали почти совершенный равносторонний треугольник.

Этот образ напомнил ей о треугольнике на подвеске, которую она носила, и о символе, нарисованном на полу старого отеля Дикки. Но в обоих случаях там имелся внутренний квадрат и кружок с глазом внутри.

Казалось, что подвеска у нее под рубашкой, постепенно теплеет. В комнате вдруг стало слишком жарко. Олив посмотрела на треугольник, составленный из красных звездочек на карте.

Она подумала о Бермудском треугольнике, где пропадали люди, а корабли и самолеты просто исчезали с радаров.

Во всяком случае, так говорили люди, но что происходило на самом деле?

Могут ли люди, корабли или даже самолеты пропадать без следа?

Существует ли край света или какой-то проем, куда можно упасть и сгинуть навеки?

Случилось ли это с ее матерью?

Глава 22

Элен

5 августа 2015 года

– У меня есть хорошие новости, – сказала Рили, когда Элен позвонила ей. – Ремонт в здании исторического общества наконец-то подошел к концу. Мэри-Энн разрешила мне вернуться и снова привести все в порядок. Я собираюсь туда во второй половине дня; хочешь присоединиться ко мне?

– Разумеется! – воскликнула Элен. – У меня тоже есть новости.

– Насчет фабрики? Как прошла твоя поездка?

– Ты не поверишь. – Элен немного помедлила, но добавила: – Дочь Хетти погибла во время того пожара.

– Что? Не может быть!

– Я уверена в этом. – Элен расхаживала взад-вперед по крошечной кухне. – Я не могу точно доказать это, но знаю, что так и было.

Элен выглянула из окна фургона и увидела Ната, таскавшего в дом коробки с электрическим оборудованием: катушки кабеля, металлические распределительные коробки, пластиковые выводы для розеток и выключателей. Она обещала прийти Нату на помощь через несколько минут. Она ничего не сказала ему о своем ночном видении и причине утренних поисков. Когда он увидел ее за компьютером, Элен сказала, что ищет материалы для крыши. Нат с самого начала ратовал за серую асфальтовую черепицу самого простого сорта. Он говорил, что это будет лучшим и самым дешевым выбором, и уже давно рассчитал, сколько упаковок им понадобится для того, чтобы уложиться в бюджет. Элен надеялась найти что-нибудь более интересное: подержанную оцинкованную сталь или натуральный шифер.

– Расскажи мне все, – попросила Рили.

Элен перевела дыхание и начала со вчерашнего утра. Она рассказала о своей поездке на фабрику, о кирпичах, об историях, услышанных от прораба, и наконец, о том, что она видела в доме вчера ночью.

Рили немного помолчала.

– Мне это вовсе не кажется безумным, – сказала она.

– Я подумала, что ты была права: если существует физический объект, связанный с их жизнью и тем более с причиной их смерти, то он действует как окно, позволяющее им возвращаться в наш мир.

– Было бы здорово, если бы мы смогли это подтвердить, – сказала Рили. – Доказать, что Джейн на самом деле умерла во время того пожара.

– Согласна. Я нашла сайт с именами людей, которые в тот день погибли на фабрике, и там есть только одна Джейн, по фамилии Уайткомб. Тогда я провела более глубокое исследование по генеалогическим сайтам и записям гражданских актов и обнаружила свидетельство о браке между Джейн Смит и Сайласом Уайткомбом в 1934 году. Они жили в Льюисбурге. Согласно архивным записям, у них было двое детей: Энн и Марк. Я еще не исследовала их дальнейшую судьбу. После гибели Джейн Сайлас снова женился и имел других детей. Как думаешь, в историческом обществе может быть больше информации о Джейн? Может быть, даже фотографии? Я нашла фотографию фабричных работниц за год до пожара. Там есть Джейн; я знаю это потому, что видела ее сегодня ночью. Интересно, сможем ли мы сравнить ее со старой фотографией Джейн Брекенридж?

– Думаю, там есть несколько фотографий того времени, но Джейн была девочкой, когда убили ее мать, поэтому я не уверена, что мы сможем опознать ее, – сказала Рили. – Давай встретимся возле исторического общества в три часа и посмотрим, что удастся найти.

– Хорошо, тогда до встречи.

* * *

Элен всегда изумляло, как мало остается от человека после его смерти. Человек проживает целую жизнь с семьей и друзьями, зваными ужинами, работой и регулярным посещением церкви, но что остается в итоге? Две-три фотографии, две-три строчки в городской газете, некролог и надгробный камень с датами жизни и смерти. Очень мало, если не заниматься раскопками. Это ей нравилось в работе историка больше всего: заполнение пробелов, поиски и находки неопровержимых свидетельств – брачных договоров, данных переписи, фотографий, писем и личных дневников, – а потом догадки и интуитивные прозрения, чтобы сложить из этого связное повествование. Изучение давно ушедшего человека или события напоминало решение головоломки: поиски указаний и соединение отдельных фрагментов.

У Хетти Брекенридж не осталось надгробия или некролога. В местных газетах не было упоминаний о ней или о том, что с ней случилось. Не было почти никаких доказательств ее реального существования.

– Она как будто была призраком еще при жизни, – сказала Элен. Сейчас она сидела напротив Рили за большим столом в центральном зале исторического общества. Помещение до сих пор оставалось в беспорядке из-за прорыва водопроводной трубы: пластиковые коробки и баулы громоздились на шкафах и полках, папки и документы были наспех рассованы в разные места для спасения от воды.

Рили приехала раньше назначенного времени в попытке навести некое подобие порядка. Она отложила то немногое, что ей удалось обнаружить о семье Брекенридж, и начала составлять пометки. Элен принесла записную книжку на тот случай, если они найдут какие-то факты о Хетти и Джейн, которые смогут послужить опорой для дальнейших поисков. После того как Элен увидела их вместе вчера ночью, ей еще больше хотелось узнать их семейную историю и по возможности найти живых родственников.

– Это какое-то безумие, – сказала Рили. – У нас есть целые коробки с материалами по истории городских семей: письма, дневники, фотографии. Но о семье Брекенридж практически ничего нет.

Она сняла очередную коробку и открыла ее.

– Повторяю, придется потерпеть. Раньше здесь не было такого беспорядка.

– Как ты связалась с историческим обществом? – спросила Элен.

Рили улыбнулась:

– Я уже очень давно занимаюсь волонтерской работой. Мэри-Энн привлекла меня к делу много лет назад, когда я практически жила здесь и занималась исследованием собственной семейной истории. Я училась в колледже, писала дипломную работу о Вермонте во времена Гражданской войны и выяснила, что несколько моих родственников сражались не только на стороне Союза, но и в войсках Конфедерации. Это создает ощущение причастности к чему-то большому, понимаешь? Изучение прошлого помогает лучше понимать настоящее. Пожалуй, я всегда была немного помешанной на истории: мне нравились старинные предания и мысли о том, как былые события продолжают влиять на нас. Если я сталкиваюсь с мелкими личными драмами вроде неприятностей с деньгами или с мужиками, то думаю о своих предках, обо всех этих родственниках, которые сражались друг с другом во время Гражданской войны, о людях, переживших Великую депрессию или холокост, это сразу же позволяет увидеть свою жизнь в нужной перспективе.

Глаза Рили сияли, и Элен признала в ней родственную душу.

– Вот именно, – сказала она.

– Я хочу сказать… только посмотри на жизнь Хетти и подумай, сколько ей пришлось вытерпеть. Представь, как она идет по городу, где ее называют ведьмой и день за днем, год за годом копят ненависть к ней, пока наконец не убивают ее на болоте. И все потому, что она была другой. Потому что она была особенной.

Элен вспомнила мрачные взгляды и недобрые усмешки, с которыми она сталкивалась в городе, шепоты и пересуды у нее за спиной. Ее считали чужестранкой, пробудившей дух Хетти.

Рили несколько секунд собиралась с духом, потом посмотрела на коробки.

– Ладно, давай двигаться вперед. У нас нет записей о ее смерти, но я покажу тебе, что здесь есть.

Имя отца Хетти, Джеймса Брекенриджа, стояло на старинном договоре о праве собственности на землю вокруг болота.

– А вот свидетельство о смерти ее отца, – сказала Рили, доставая заверенную копию. – Он умер в тысяча восемьсот девяносто девятом году от удара молнии, через несколько дней после того, как Хетти предсказала это событие.

Имя Хетти содержалось в переписи 1900 года, когда ей было восемь лет. Также имелись три ее фотографии, которые удалось найти. На первом снимке 1899 года она была девочкой в окружении своих одноклассников, чьи имена были написаны бисерным почерком на обратной стороне фотокарточки. Элен не нужно было проверять список имен; она мгновенно узнала Хетти. Возможность увидеть ее как живого человека из плоти и крови, который учился в старой школе Хартсборо, а не был призраком повешенной женщины, почему-то была приятной и успокаивающей для Элен. Хетти находилась в дальнем углу комнаты, ее темные волосы падали на лоб, частично закрывая глаза. Она хмурилась в камеру, как будто происходящее было ей ненавистно. Но тем не менее, даже несмотря на сердитый взгляд, в ней было нечто поразительно красивое. Нечто неуловимо привлекательное, заставившее Элен затаить дыхание.

– Люди говорят, что Хетти плохо умела читать и писать, потому что перестала ходить в школу; в сущности, ее заставили это сделать. Когда она находилась в школе, творились странные вещи: книги вылетали с полок, парты начинали трястись. А однажды, по местному преданию, она писала что-то в своем молитвеннике, когда учитель подошел посмотреть. Там было три страницы, написанные на латыни!

Рили сделала выразительную паузу.

– Латынь? – озадаченно произнесла Элен. – Откуда девочка из Вермонта в ее возрасте могла знать латынь?

– В том-то и дело. Хетти знала вещи, которые не должна была знать. Она беседовала с духами, по крайней мере, в городе ходили такие слухи.

Две другие фотографии Хетти были групповыми снимками на городском пикнике, датированными 1909 годом. Тогда Хетти была подростком и стояла с краю, отдельно от остальных. Она была высокой; ее темные волосы были заплетены в длинную косу, темные глаза грозно блестели.

– Эти фотографии были сделаны примерно в то время, когда сгорел ее семейный дом, – пояснила Рили.

– И когда погибла ее мать?

– Да, вот послушай, это было написано в тысяча девятьсот девяносто девятом году. – Рили достала пожелтевшую вырезку из местной газеты и стала читать вслух: – «Сегодня, во вторник, второго октября, пожар, возникший по неустановленной причине, унес жизнь миссис Лайлы Брекенридж из Хартсборо. Семейный дом Брекенриджей сгорел дотла. Только Хетти, дочери миссис Брекенридж, удалось остаться целой и невредимой».

– Пожар, возникший по неустановленной причине? – спросила Элен.

Рили оторвалась от чтения и посмотрела на нее.

– Я слышала, что пожар устроила кучка горожан. Они как следует напились в баре и решили, что должны спасти город от Хетти Брекенридж.

– Боже мой. Это она нуждалась в спасении, а не наоборот.

Рили кивнула:

– Итак, мать Хетти фактически была убита, и Хетти осталась бездомной. Это мы знаем точно.

– Да. Поэтому она построила себе кособокий домик у края болота. И не забудь о деньгах, – добавила Рили. – Ее родители были весьма состоятельными людьми. Ее отец владел значительной частью акций местной железной дороги, а она была единственным ребенком. У нас не сохранилось фотографий их семейного особняка, но говорят, что это был роскошный дом. Вероятно, Брекенриджи были самой богатой семьей в городе.

– Что же случилось с деньгами?

Рили пожала плечами:

– Это большая загадка. Предположительно, Хетти забрала из банка все семейные ценности и сбережения и зарыла их в окрестностях болота, где-то недалеко от дома, который она построила собственными руками. Люди долго искали это сокровище, но так ничего и не нашли.

Элен улыбнулась:

– Олив считает, что она обязательно найдет его.

– Вот как? Я думала, она отказалась от поисков.

– Нет, она по-прежнему ищет сокровище. Она выходит на болото с новым металлоискателем и работает по координатной сетке. Она методичная и упорная девочка.

Рили кивнула:

– Да, она такая.

– Но я не понимаю, почему Хетти не уехала, если у нее было столько денег, – продолжала Элен. – Почему она не могла уехать первым же поездом и начать новую жизнь в таком месте, где никто не знал ее имени? Кажется бессмысленным, что она решила остаться здесь и построила маленькую хижину у болота.

– Если строить догадки, то я бы предположила, что она была связана с этими местами. Болото стало частью ее жизни. Возможно, были и другие причины, то есть какой-то мужчина.

– Отец Джейн? Что известно о нем?

– Вообще ничего. Хетти так и не вышла замуж. Она жила одна в своем крошечном домике. Примерно через год после пожара она забеременела… Представь себе, как в то время относились к матерям-одиночкам. Черт побери! Можно не сомневаться, что у этой женщины были крепкие нервы. Она осталась здесь и самостоятельно вырастила девочку.

– У нас есть какая-то информация о Джейн? – спросила Элен.

– Немного, – ответила Рили, она порылась в коробке, стоявшей на столе, достала фотокарточку и протянула Элен.

Это была еще одна школьная фотография: примерно пятнадцать детей, от малышей до почти взрослых, выстроились перед деревянным зданием школы. В углу стояла аккуратная чернильная пометка: Школа Хартсборо, 1924 год. Элен перевернула карточку и увидела выцветший перечень имен, написанный карандашом. Джейн Брекенридж была третьей слева в заднем ряду. На снимке ей было около двенадцати лет, и она выглядела почти точной копией Хетти в таком же возрасте. Те же темные глаза и волосы, немного загнанный и диковатый вид. Как и в случае с Хетти, Элен моментально узнала ее: в конце концов, взрослая призрачная версия Джейн в простом платье посетила ее дом не более двенадцати часов назад. Элен до сих пор ощущала слабый запах дыма.

– Это последняя фотография старого здания школы перед пожаром, – сообщила Рили.

Перед пожаром. Сначала кто-то устроил пожар в семейном доме Хетти, где погибла ее мать. Потом произошел пожар в городской школе. Потом, через много лет, пожар на ткацкой фабрике. Совпадение или нечто большее?

– Хетти обвинили в поджоге школы? – спросила Элен.

– Она предсказала этот пожар. В тот день она велела Джейн не ходить в школу. Трое детей погибли. Давай посмотрим… – Рили склонилась над записями, разложенными на столе. – Люси Бишкофф, Лоренс Клайн и Бенджамин Фултон.

Элен снова перевернула фотографию и нашла имена погибших детей. Бенджамин и Лоренс были маленькими мальчиками, сидевшими бок о бок в первом ряду. Они озорно улыбались. Люси Бишкофф стояла в заднем ряду, сбоку от Джейн. У нее были светлые волосы, ясные глаза и лучезарная улыбка.

Элен изучила фотографию и, глядя на их улыбки, подумала: «Никто из них не имел понятия о том, что с ними случится». Теперь она чувствовала себя воплощением Смерти, тычущей пальцем в маленькие детские лица.

– Они выяснили причину пожара? – поинтересовалась она.

Рили покачала головой:

– Нет. Судя по всему, огонь распространялся с большой скоростью. Кроме того, дети и учитель не смогли вовремя покинуть здание.

– Почему?

– Дверь была заперта. И не просто заперта; говорят, что кто-то заклинил ее толстой веткой. Понадобилось некоторое время и масса усилий, чтобы выломать ее.

Еще одно странное совпадение.

– Звучит ужасно, – сказала Элен, глядя на черно-белую фотографию с растущим желанием вернуться в прошлое и предупредить этих детей, как Хетти пыталась предупредить их родителей. Сказать им, что опасность существует на самом деле.

Это была самая жестокая часть истории – собственной жизни или истории человека, жившего сто лет назад, – невозможность любых попыток изменить прошлое.

Элен раскрыла сумочку и достала распечатанную на принтере фотографию сотрудниц фабрики «Донован и сыновья» за несколько месяцев до пожара.

– Познакомься с Джейн Уайткомб, – сказала она и указала на темноволосую женщину в заднем ряду.

– Боже мой, это она, – прошептала Рили. – Она удивительно похожа на Хетти, правда?

Элен сравнила фотографию взрослой Джейн с ее школьной фотографией, а потом с фотографиями Хетти в начальной школе и в ранней юности. Они могли бы быть родными сестрами.

– Очень жаль, что мы ничего не знаем о жизни Хетти в зрелом возрасте, – сказала Элен.

– Подожди, – с лукавой улыбкой заметила Рили. – Самое лучшее я приберегла напоследок.

Она подошла к большому деревянному шкафу с длинными и узкими ящиками. Выдвинув один из ящиков, она достала картину и посмотрела на нее. Это была довольно большая картина в рамке; Элен на глазок определила ее как полотно размером два на четыре фута.

– Что это?

– Позвольте представить: мисс Хетти Брекенридж, – сказала Рили и медленно развернула полотно к Элен.

Та присмотрелась к портрету. Хетти стояла в кроваво-красном платье; ее длинные волосы цвета воронова крыла удерживались сзади двумя гребнями. Губы были выкрашены в тон платью. Глаза сверкали, они манили и бросали вызов художнику. Они казались живыми и как будто двигались, изучая Элен.

«Я тебя знаю, – говорили эти глаза. – А ты думаешь, что знаешь меня».

Элен увидела аккуратную подпись в левом нижнем углу, состоявшую из двух инициалов: У. Т.

– Кто был художником? – спросила она.

– Если бы мы знали, – вздохнула Рили. – Мы провели исследование, расспрашивали людей, знавших местных художников этого периода, но никто не смог рассказать что-либо вразумительное.

– Значит, его имя не сохранилось в истории.

Тогда Элен подумала, что все пропало и что она больше ничего не сможет узнать о Хетти Брекенридж. Но она понимала, что остаются другие путеводные нити вроде живых родственников. Идея о поиске наследников Хетти в буквальном смысле электризовала ее. Будут ли они похожи на Хетти? Будут ли они знакомы с ее историей, передаваемой из поколения в поколение? Может быть, у них сохранилось что-то еще: письма, фотографии и вещи, которые могли принадлежать самой Хетти. Что произойдет, если Элен найдет родственников и пригласит их к себе? Будет ли Хетти довольна ее решением, настолько довольна, что снова покажется им? Не к этому ли Хетти склоняет ее: узнать историю жизни семьи, а не просто отдельные фрагменты, никак не связанные с будущим?

Элен подумала о том, как отец повлиял на формирование ее личности. О вещах, которым он ее научил, и о его историях, которые она по-прежнему носила в себе. Это были истории о его собственном детстве, о давно умерших родственниках и о строительстве домов. Что могла Хетти передать своим наследникам? Какие истории они могли бы поведать?

– Ну ладно, – сказала Элен. – Теперь давай посмотрим, удастся ли нам выяснить что-нибудь о том, что произошло с детьми Джейн, Марком и Энн.

– Попробую найти, что смогу, – ответила Рили, осторожно поставив картину на стол и прислонив ее к стене. Потом Рили устроилась за компьютером в углу, и ее пальцы запорхали над клавиатурой.

– Вы с Натом закончили водопровод? – спросила Рили, не отрываясь от работы.

– Да. Фактически сегодня мы начали возиться с проводкой. Привезли кучу коробок, просверлили отверстия в каркасе и начали укладывать кабель.

– Завтра я буду занята, но послезавтра могу заглянуть во второй половине дня и помочь с работой, – предложила Рили.

– Это будет здорово, – отозвалась Элен и снова обратила внимание на картину.

На шее Хетти было необычное ожерелье: серебряный круг с треугольником внутри. В центре треугольника находился квадрат со вписанным кругом меньшего размера и миниатюрным глазом посередине.

«Третий глаз», – подумала Элен.

– Не возражаешь, если я сфотографирую портрет? – спросила она.

– Само собой, – ответила Рили, продолжая стучать по клавиатуре.

Элен сделала несколько снимков под разными углами. Казалось, глаза Хетти следили за ней, куда бы она ни направлялась.

– Вот, послушай-ка, – сказала Рили. – Марк Уайткомб, сын Джейн и Сайласа, умер в 2000 году. Он был женат, но неясно, остались ли дети, – последовал быстрый перестук клавиш. – Ого! Это уже интересно.

– Что там? – Элен подошла ближе и выглянула из-за плеча Рили.

– Кажется, я нашла Энн, дочь Джейн.

Элен наклонилась ближе и посмотрела на фотографию супружеской пары. Темные волосы женщины были сколоты на затылке, и у нее были тревожные, влекущие глаза. Глаза Хетти. Мужчина был ниже ее, с редеющими волосами и щеточкой усов. Они стояли перед рождественской елкой, обнимая друг друга. Над фотографией был газетный заголовок, набранный крупными буквами:

Прищурившись, Элен увидела дату: 24 мая 1980 года.

Элен попятилась и внезапно похолодела, покрывшись мурашками с головы до ног.

Они умерли. Энн больше нет.

– Все это просто ужасно, – сказала Рили. – С этими женщинами из поколения в поколение происходили страшные вещи. Хетти, Джейн, Энн… такое впечатление, что все женщины в этой семье были прокляты. Обречены на насильственную смерть.

Элен кивнула, продолжая смотреть на фотографию с улыбающимися лицами Энн и Сэмюэля на фоне рождественской елки.

– Где находился Эйлсбери? – спросила она.

– К юго-востоку отсюда. Пожалуй, туда можно добраться максимум за полтора часа.

– Думаю, нужно съездить туда и осмотреться.

Рили посмотрела на нее и немного прищурилась.

– Ты хочешь привезти что-то с собой, верно? Для дома… или для Хетти?

Элен кивнула:

– Это меньшее, что я могу сделать. Нужно как-то отплатить ей.

И может быть – она не исключала такую возможность, – три поколения женщин из семьи Брекенридж встретятся у нее на кухне.

Рили смерила Элен пристальным взглядом.

– Такое впечатление, что ты создаешь семейное древо, – сказала Рили. – Неплохая идея – отдать дань уважения всем этим несчастным женщинам.

Она вернулась к компьютеру, снова постучала по клавиатуре и посмотрела на экран.

– Каунти-роуд, двести два, город Эйлсбери, – сказала Рили и записала адрес на клочке бумаги. – Там находится старая ферма Грэя, где произошло убийство.

Глава 23

Олив

7 августа 2015 года

– Откуда они?

Олив стояла на коленях с молотком и стамеской, очищая кирпичи от старого известкового раствора. Утро все провели в доме, занимаясь электропроводкой. Рили приехала на помощь, и они практически закончили работу на первом этаже. Потом Рили уехала, а Нат удалился в фургон.

Олив процарапала кирпич стамеской. Новое ожерелье с подвеской всевидящего глаза было надежно скрыто под футболкой.

Элен и Нат собирались использовать кирпичи для кладки очага под дровяной плитой в гостиной. Элен объяснила, что вместо традиционного камина в центре старинной «солонки» из Новой Англии они собираются установить гораздо более энергоэффективную и высокотехнологичную дровяную плиту. Так они собирались обогревать весь дом, а пропановым отоплением пользоваться только в самые холодные дни. Олив задумчиво кивала. Ей нравились маленькие исторические уроки в повседневных беседах с Элен, когда она узнавала о старой колониальной жизни и о выживании первых поселенцев. Эти истории интересовали Олив больше всего, в отличие от источников тепла или эффективности дровяной плиты. Олив хотела слышать, как рубили деревья или охотились, как люди сохраняли еду на блоках озерного льда без всяких холодильников.

– Я привезла их со старой фабрики, где сейчас идут ремонтные работы, – сказала Элен, обрабатывавшая свой кирпич проволочной щеткой. – Они собирались выбросить кирпичи, так что я получила их бесплатно.

Элен гордо улыбнулась. Олив провела достаточно времени в обществе Ната и Элен, поэтому она понимала, что бюджет строительства был сложной проблемой. Нат всегда упирал на экономию и раскладывал таблицы с выкладками и расчетами. Элен держалась спокойнее и всем своим видом показывала: «Не волнуйся, все как-нибудь устроится».

Это было немного похоже на родителей Олив, – как ее отец напряженно сидел с калькулятором в руке и счетами за последний месяц, а мама приносила ему пиво, массировала плечи и обещала, что скоро все изменится.

– Похоже, они очень старые, – сказала Олив, глядя на кирпичи. – Некоторые совсем почернели, как из камина.

– Там был пожар, и фабрика почти полностью сгорела.

– Что за фабрика? – поинтересовалась Олив.

– В Льюисбурге.

Льюисбург. Для нее это название прозвучало как тревожный звонок. Чек за кофе и шоколадный батончик, найденный в вещах матери, красная звездочка на карте, левый нижний угол треугольника.

– Ткацкая фабрика была градообразующим предприятием до большого пожара в тысяча девятьсот сорок третьем году.

– Что там случилось? – спросила Олив.

Элен посмотрела на нее с особым выражением тревожной озабоченности, которое Олив доводилось видеть у собственной матери.

– Это довольно жуткая история, – сказала Элен.

– Тогда я определенно хочу ее услышать, – заявила Олив. – Давайте, это не может быть хуже того, что тетя Рили рассказала нам про Хетти, верно?

– Это ужасно на свой манер, – сказала Элен. – Местный управляющий запер двери снаружи, чтобы работницы не выходили покурить во время смены. Они не смогли выйти наружу, когда начался пожар.

– Вот дерьмо! – выпалила Олив, прежде чем сообразила, что говорит со взрослым человеком, притом с учительницей. – Прошу прощения, – смущенно добавила она.

– Все нормально. – Элен улыбнулась.

– Как выглядит Льюисбург? – спросила Олив. – Это большой город?

– Нет, совсем небольшой, даже меньше Хартсборо. Там почти не на что смотреть. Фабрика остается главной достопримечательностью. Сейчас ее реконструируют, хотят разместить там жилые квартиры и офисы.

Олив кивнула. Но почему ее мама отправилась туда? Не похоже, чтобы она искала новую квартиру или особенно интересовалась старыми фабриками, хотя…

– Значит, там уже кто-то живет? Какие-то квартиры заселены?

Возможно ли, что ее мама переехала туда и сейчас живет в новой квартире с загадочным незнакомцем?

– Нет, – ответила Элен. – Реконструкция только началась, и, похоже, впереди еще много работы. Хорошо, что они решили восстановить памятник индустриальной архитектуры, а не просто снести его и построить новый многоквартирный дом. Впрочем, тот человек, с которым я разговаривала на стройке, утверждал, что там водятся призраки.

Возможно, мама поехала туда по поручению спиритического клуба. Черт побери, она могла отправиться туда вместе с Дикки и остальными членами для проведения сеанса или для записи потусторонних голосов, как в телесериале «Охотники на привидений».

– В самом деле? – спросила Олив. – Настоящие призраки?

Элен кивнула:

– Во всяком случае, он так сказал.

– А вы верите в такие вещи? В призраков и духов умерших людей?

Элен сосредоточилась на очистке кирпича, словно не услышала вопрос.

– Да, – наконец сказала она. – Раньше не верила, но теперь верю.

Учительница истории, которая верит в призраков. Разве это не круто? Олив улыбнулась.

– Мне хотелось бы увидеть призрак, – призналась она. – Любого человека, но на самом деле мне больше всего хочется увидеть призрак Хетти Брекенридж.

Элен с новой силой заскребла щеткой по кирпичу и приоткрыла рот, как будто собиралась что-то сказать, но потом передумала и посмотрела на фургон. Нат только что вышел на улицу и направился к ним.

Нат проводил много времени, выслеживая белую олениху, которая продолжала являться ему. Олив думала, как странно, что она всю жизнь провела в местных лесах и много охотилась, но ни разу не видела белого оленя, а этот парень из Коннектикута уже несколько раз сталкивался с этим чудом. Конечно, Олив слышала местные истории, предупреждавшие о том, что нельзя стрелять в белого оленя, если увидишь его. Истории об охотниках, последовавших в лесную чащу за белым оленем и не вернувшихся назад. Раньше Олив думала, что это сказки.

Нат направлялся к ним; он выглядел очень недовольным. Олив собралась с духом и гадала, что она могла сделать не так. Нат по-прежнему относился к ней с подозрением и как будто искал любой повод, чтобы изобличить ее.

По правде говоря, Олив беспокоилась, что у него самого в последнее время не все в порядке с головой. Этот белый олень, или призрачный олень – как его ни назови, – превратился в одержимую мечту, поглощавшую мысли и силы Ната.

Он разместил во дворе камеры для наблюдения за природой. Начал с камеры, купленной в универмаге, а потом заказал еще две штуки в интернет-магазине: дорогие технологические игрушки с датчиками движения и съемкой в инфракрасном диапазоне, которые установил на деревьях вокруг двора, – «для большего покрытия», по собственному выражению Ната. Казалось странным, что он потратил больше тысячи долларов на эти приборы, хотя настаивал на экономном бюджете строительства, но Олив уже давно отчаялась понять, зачем взрослые поступают тем или иным образом. Нат подключил камеры к своему ноутбуку по беспроводной связи, так что мог следить за происходящим в режиме реального времени. Он развесил каменную соль для лизания и разложил специальные брикеты для приманки оленей. В общем, Нат был решительно настроен запечатлеть белого оленя на видео или хотя бы на фото, но до сих пор его усилия не увенчались успехом. Нат сделал отличные снимки скунса, дикобраза и даже койота, но олени ускользали от него.

– Я знаю, откуда взялись эти кирпичи, – сказал Нат, когда подошел к ним. Его лицо было серьезным, губы плотно сжаты.

– Что? – спросила Элен. Олив посмотрела на кирпич, который она держала в руке, продолжая удалять следы известкового раствора.

– Ты оставила открытый поисковый запрос на своем ноутбуке. И страницы, которые ты просматривала, точно посвящены истории… но что это за история? «Донован и сыновья», да? Эти кирпичи происходят оттуда, с той самой фабрики, где случился пожар и погибло много женщин?

Олив посмотрела на следы копоти, покрывавшие ее кирпич, и подумала, могут ли духи умерших вселяться в кирпичи.

– Да, но…

Олив покосилась на Элен и уловила хорошо знакомое виноватое выражение на ее лице. Олив сгорбилась и принялась оттирать кирпич, хотя больше всего ей хотелось исчезнуть. Конечно, можно встать и убежать, но это будет выглядеть слишком странно. Олив ненавидела ссоры между взрослыми. Ее родители часто сорились на кухне, когда Олив сидела за столом, все ниже и ниже опускаясь на стуле, пока не становилась практически невидимой. Однажды она видела, как мама поссорилась с тетей Рили, что выглядело еще более странным, так как они были лучшими подругами. «Тебе нужно пойти», – сказала Рили. Мама отказалась. «Есть вещи, которые не подлежат обсуждению, и это одна из них!» – прошипела Рили с таким недовольным видом, словно пивная вечеринка с дешевой музыкальной группой была самой важной вещью на свете. Но теперь Олив понимала, что важным было не место, куда они собирались пойти, а тот факт, что они будут делать это вместе. Получалось так, что ее мать больше не хотела общаться с Рили.

Мама отказалась пойти, и Рили сильно хлопнула дверью, когда уходила из дома. Это был единственный раз, когда Олив видела, как ее тетя совершенно вышла из себя.

Теперь Нат стоял над ними и сверкал глазами, глядя на Элен.

– Поэтому ты и поехала туда, верно? – грозно спросил он. – Ты знала о пожаре и хотела получить кирпичи из-за пожара, из-за погибших людей.

– Успокойся, Нат. Думаю, есть вероятность, что…

– Господи, Элен, – резко перебил он. – Почему бы нам просто не купить кирпичи в строительном магазине? Что за одержимость – наполнять наш будущий дом вещами с мрачной историей?

Мрачная история. Олив это понравилось. Она потрогала свою футболку, ощущая подвеску от материнского ожерелья.

«Я все вижу».

– У кирпичей из строительного магазина нет никакой истории, – сказала Элен.

Нат испустил протяжный, театральный вздох.

– Ты знаешь, что мне нравится твоя идея приносить в дом исторические вещи. Но разве истории, которые они рассказывают, обязательно должны быть такими ужасными? Неужели они должны быть основаны на смерти и трагедии?

Она не ответила.

Может быть, Нат был не единственным, у кого поехала крыша? Может быть, Элен тоже немного спятила? Эта мысль поразила Олив, как удар в живот.

Элен хранила свои секреты. Мать Олив тоже хранила свои секреты, и куда ее это привело?

Нат не стал дожидаться, пока Элен ответит или попеняет ему за сцену в присутствии посторонних. Он пошел в дом, бросив на ходу:

– Я собираюсь начать электропроводку на втором этаже.

Олив дочиста отскребла свой кирпич. Ей хотелось что-нибудь сказать, – вернее, она чувствовала, что должна что-то сказать, – но слова не шли в голову. Речь шла о взрослой женщине, к тому же учительнице. Элен была добра и внимательна к ней, и Олив полагала, что они вроде бы подружились, но было бы глупо утешать ее и говорить: «Мне очень жаль, что ваш муж наорал на вас». Это было неправильно. В конце концов, когда молчание стало невыносимым, Олив спросила:

– Значит, в том пожаре погибло много людей?

Элен вздрогнула, как будто забыла, что Олив сидит рядом с ней. Потом кивнула:

– Погиб один мужчина и двенадцать женщин. Все они работали на фабрике. И я думаю… нет, я уверена, что одной из женщин была Джейн, дочь Хетти.

Олив почувствовала, как по шее пробежали мурашки. Подвеска тепло запульсировала под футболкой.

Значит, вот что там делала ее мать. Должно быть, она узнала историю Джейн и решила, что дух мертвой женщины может дать ей какое-то указание насчет сокровища.

Глава 24

Элен

8 августа 2015 года

Элен выехала из дома в восемь утра и отправилась в Элсбери поискать фермерский дом, где погибла Энн. Она ввела в навигатор нужный адрес: Каунти-роуд, 202. Правда, Элен не вполне представляла, что будет делать, когда окажется на месте. Постучится в дверь, познакомится с нынешними владельцами и скажет им, что интересуется судьбой Энн, ее вещами и обстоятельствами ее гибели?

Ну да. Это был самый верный способ заставить хозяев хлопнуть дверью и вызвать полицию.

«Хетти подскажет мне, что нужно делать», – внушала себе Элен.

Она пообещала Нату, что вернется в час дня и поможет ему с электропроводкой на втором этаже. Она сказала, что хочет посетить несколько мест, где продаются подержанные кровельные материалы. Ложь по-прежнему вызывала чувство вины, но Элен просто не могла сказать правду. Если Нат узнает, что Элен все еще интересуется Хетти и ее потомками, это послужит предлогом для очередной ссоры, которых и так было вполне достаточно. Казалось, что в последнее время они ссорятся и спорят буквально обо всем, от цвета кафельной плитки для ванной до меню для ужина. Нат настаивал на том, что нужно прекратить покупать еду навынос и назначить строгий бюджет для бакалейных товаров. Тем не менее он хмурился и дулся на Элен, когда вместе с очередными покупками она привезла дешевый местный кофе и прочитала лекцию о пользе натурального питания и защите окружающей среды.

Примерно через час поездки телефон Элен зазвонил. Это был рингтон, выбранный для звонков Ната. Она протянула руку и взяла телефон, продолжая рулить левой рукой.

– Алло?

Мертвая тишина и слабое потрескивание статики.

– Алло, Нат?

– …Элен? – Голос Ната доносился откуда-то издалека и сопровождался отголосками, как будто он звонил со дна колодца.

– Я почти не слышу тебя. Откуда ты звонишь?

– Из дома, – ответил Нат. – Я хотел…

Его голос снова пропал, сменившись потрескиванием и шипением, словно мясо жарили на гриле.

– Ты можешь… – начал он.

– Что? Я тебя не слышу.

– Из-за тебя.

– Нат?

– Из-за тебя. – Это был женский голос, громкий и уверенный. Женский голос, звучавший, как стекло, перемалываемое в кофемолке. Острый, скребущий звук.

Элен едва не свернула с дороги. Она притормозила, остановилась на обочине и включила аварийные сигналы.

– Алло, – прохрипела она в трубку. – Кто это?

Элен затаила дыхание, опасаясь того, что голос может ответить. Телефон в ее руке стал горячим, как будто произошло короткое замыкание и аппарат был готов вспыхнуть.

– Извини, милая, твой голос пропал, – сказал Нат. – Ты на линии?

– Да, я здесь.

Это был Нат. Должно быть, здесь плохая связь, и Элен просто ослышалась.

– Я хотел попросить, чтобы на обратном пути ты заглянула в фермерский магазин и купила корм для оленей. Алло, ты меня слышишь?

Корм для оленей. Разумеется, чего еще мог хотеть Нат?

Корм для его неуловимой белой оленихи.

«Он считает тебя чокнутой, а ты думаешь о нем то же самое. Прекрати», – приказала себе Элен.

У них нет денег на пиццу, на приличное вино или пиво, зато есть куча денег на корм для животных.

Элен ненавидела себя за подобные мысли, за свое возмущение и негодование. Она глубоко вздохнула и вспомнила, как вчера вечером Нат приготовил потрясающий ужин: суп на кокосовом молоке с карри и сладким картофелем, а потом попросил ее закрыть глаза, пока он доставал сюрприз на десерт: милый домик-«солонку» из сладких крекеров с глазурью, очень похожий на их будущий дом. Это был его способ извиниться за вспышку из-за кирпичей.

– Да, Нат, я тебя слышу, – сказала Элен. – Я загляну туда.

– Спасибо, – отозвался он. – Увидимся, когда… – Его голос снова пропал.

Элен положила телефон на пассажирское сиденье и поехала дальше. Через полчаса голос навигатора бодро произнес: «Вы достигли места назначения».

Но поблизости не было никакого фермерского дома.

Она находилась перед просторной лужайкой с узкой подъездной дорожкой, которая вела к огромному бревенчатому дому с застекленным фасадом, широким крыльцом и декоративным прудом. Рядом не было ни почтового ящика, ни таблички с адресом. Элен поехала дальше, глядя по обе стороны от дороги в надежде обнаружить молочную ферму или дом, похожий на жилище фермера. Она миновала кукурузные поля и пастбище со стадом голштинских коров, но не увидела ни одного знака или указателя. Тем не менее она находилась где-то недалеко от старого дома Энн Грэй. Рили могла дать неверный адрес, или плохо сработала навигационная система (в Вермонте такое часто случалось). Может быть, это была новая Каунти-роуд, а где-то существовала старая Каунти-роуд? Нужно было остановиться и расспросить кого-то из местных жителей. Элен продолжала путь, надеясь добраться до городка, но впереди были только новые поля, в том числе заросшие сорняками и заброшенные.

Проезжала ли Энн эти поля, гуляла ли она здесь?

Наконец Элен увидела впереди большой красный амбар с белой надписью сбоку «Старина из сенного амбара». Отлично. Здесь она остановится, спросит про дом Энн Грэй и получит указания.

Элен остановилась у входа, вошла в распахнутую дверь и оказалась в помещении, заполненном мебелью и разными безделушками. В задней комнате играла классическая музыка. Элен миновала старую школьную парту со встроенными счетами, чучело лисы, декоративную угольную плиту из литого железа (рукописная табличка рядом гласила: «Используется только в качестве украшения»), диваны, стулья, зеркала и всевозможные столы. В дальнем конце комнаты к стене была прислонена каминная доска.

Доска была изготовлена из красноватого дерева, отполированного до блеска, с прямыми краями и изогнутыми крепежными скобами. Простая конструкция выглядела прекрасно. На этикетке с ценой было указано 200 долларов, но надпись была перечеркнута, и новая цена опустилась до 100 долларов. Элен представила, как чудесно смотрелась бы эта доска в гостиной, прямо над дровяной плитой.

– Да, это красота, – произнес голос.

Элен обернулась и увидела седую женщину в свитере с завернутым воротником и узором из маленьких скотчтерьеров. Настоящий шотландский терьер выбежал следом за ней с резиновым ежиком в зубах.

– Это Маллиган, – продолжала женщина. – Он настоящий владелец этого места, а я только работаю у него. Меня зовут Энджи.

Элен улыбнулась женщине и собаке, сидевшей у ее ног и сосредоточенно терзавшей резиновую игрушку.

– Это цельная кленовая доска. Могу продать ее за семьдесят пять долларов. На следующей неделе будет очередная доставка с распродажи старых вещей, и мне нужно освободить место.

– Она прекрасна, – сказала Элен. – У вас тут много замечательных вещей.

Она немного прошлась вокруг, потрогала кованое железо и швейную машинку Зингера. Потом повернулась к Энджи.

– Ищете что-то особенное? – поинтересовалась та.

– На самом деле я надеялась, что вы подскажете мне дорогу, – ответила Элен.

– Разумеется. Вы едете в колледж или ищете мотель с постелью и завтраком?

– На самом деле нет. Я ищу фермерский дом, которым когда-то владела семья Грэй. У меня есть адрес, но там нет ничего подобного. Может быть, мне дали неверный адрес…

– Нет, все правильно. Но этого дома больше не существует. Он долго простоял заброшенным, потому что никто не хотел приезжать туда. Люди говорили, что там обитают призраки. Полагаю, если какое-то место хотели бы объявить жилищем призраков, этот дом был бы первым кандидатом. Я думаю, что дома хранят человеческие воспоминания… а вы?

– Ну конечно, – кивнула Элен.

– Так или иначе, дом пришел в упадок, а в прошлом году столичный врач купил этот участок. Он снес все: старый дом, амбар и надворные постройки – и построил себе красивый бревенчатый дом со стеклянным фасадом.

– Да, я видела, – сказала Элен.

Энджи кивнула и подошла к столу с мелкими безделушками.

– Он нанял большую строительную фирму, которая специализируется на шикарных домах. Ему выкопали пруд и запустили туда форель, так что он может рыбачить в любое время. Он проводит там несколько недель в году, в основном по праздникам. По большей части дом остается пустым.

В голосе Энджи звучало презрение. Она стала перестраивать коллекцию бронзовых колокольчиков на столе, выстраивая их от больших к маленьким.

Элен сочувственно кивнула.

– Очень жалко, – сказала она. – Нужно реконструировать старые фермерские дома, а не сносить их.

– Если спросить меня, то это просто позор, – сказала Энджи. – Дом имел свою историю. Разумеется, мрачноватую, но у него был свой характер. – Она наклонилась и похлопала Маллигана по голове. Пес ткнулся носом в ее ногу. – Разве это не правда, Маллиган? – Энджи повернулась и посмотрела на Элен. – Но почему вы искали именно этот дом?

– Я занимаюсь историческим проектом; это что-то типа составления генеалогического древа. Я пытаюсь найти любых родственников одной женщины, жившей на земле, которую мы с мужем купили в Хартсборо. Судя по всему, Энн Грэй была ее внучкой.

Энджи покачала головой:

– Произошло нечто ужасное. Теперь это стало местной легендой. Худшее преступление, когда-либо случившееся в Элсбери, в общем, единственное преступление, не считая нескольких краж и ограбления на автозаправке.

Маллиган сплющил игрушку с пронзительным гудком, и Энджи почесала его за ухом.

– Вы знаете какие-то подробности?

Энджи глубоко вздохнула:

– Ну конечно. Полагаю, все вокруг знают эти жуткие подробности… Например, Сэм был алкоголиком, и его хозяйство катилось под гору. Это была семейная ферма, и она досталась ему в нормальном состоянии, но он просто не справлялся с работой. Он продал большую часть коров, потом разделил участок и продал какие-то части, и все равно не мог расплатиться по счетам. Это не оправдание для его поступка, но некоторое объяснение его мотивов.

Энджи подошла к столу и подровняла стопку старых фотографий, портретов в сепии, изображавших безымянных людей.

– Это было убийство и самоубийство, верно? Оно произошло в доме?

Энджи кивнула:

– Сначала он застрелил жену, потом выстрелил в себя. Прямо в гостиной. Его жена была необычной женщиной. Некоторые называли ее безумной или одержимой. И разумеется, когда она ходила вокруг и называла себя колдуньей, это не помогало делу.

– Колдуньей? – Элен с трудом удержалась от крика. – В самом деле?

Энджи кивнула.

– Она сделала из этого свой маленький бизнес, понимаете? Люди приходили к ней, и она гадала по ладони, по чайным листьям и писала для них заклинания, помогающие в любви или для богатства. Она даже опубликовала книжку о гадании и о мире духов. Но если бы она могла предвидеть свое будущее, то нашла бы способ прекратить это.

– Наверное, так оно не работает, – задумчиво сказала Элен. «Наверное, это что-то еще, – подумала она. – Труднее всего увидеть то, что находится прямо перед нами».

– Пожалуй, да. Но все равно, это было ужасно. Он застрелил ее на глазах у детей.

– Вы знаете, что с ними случилось? – Элен подступила ближе. – Они живут где-то здесь?

– Бедные малыши; тогда им было не больше десяти лет. Ее сына звали Джейсон. А дочь… не припомню ее имя. Они не остались здесь, отправились жить к родственникам.

– Не знаете куда?

Энджи покачала головой:

– Боюсь, что нет. Думаю, за пределы штата, но я не уверена. – Последовала короткая пауза. – А знаете, это забавное совпадение, что вы обратили внимание на эту каминную доску. Она ведь из того фермерского дома.

– Вы шутите!

– Мы с мужем умудрились спасти некоторые вещи оттуда, пока подрядчики не снесли дом до основания: несколько книжных полок, все двери и эту каминную доску.

Элен вернулась к доске.

«Прямо в гостиной», – сказала Энджи.

Энн застрелили прямо перед этой полкой.

– Мой муж Фил, он всегда говорил, что эта семья была проклята. Сама я не особенно верю в проклятия, но должна признать, что эта несчастная семья пережила ужасные вещи.

«Семейная черта», – подумала Элен.

Закрыв глаза, она могла представить эту сцену: каминная полка с разными безделушками и семейными фотографиями Энн, Сэмюэля и их детей, улыбавшихся в камеру. Потом брызги крови и детские крики.

– Мне нравится эта полка, – сказала Элен, даже не задумавшись над своими словами. – Она будет отлично смотреться в моей гостиной.

Энджи улыбнулась.

– Секундочку, – сказала она и вернулась в комнату, где звучала классическая музыка. Вскоре она вышла оттуда с тонкой книгой в бумажной обложке. – Это поощрительный приз, – объяснила Энджи.

Элен посмотрела на титульный лист. «Общение с миром духов», – написано Энн Уайткомб Грэй.

– Подождите… это книга Энн?

Энджи кивнула:

– Я собрала несколько экземпляров и теперь раздаю их подходящим клиентам. Этот экземпляр – ваш.

– Огромное спасибо, – сказала Элен. Она раскрыла книгу на предпоследней главе и прочитала:

Глава 25

Олив

18 августа 2015 года

– До сих пор не могу поверить, что ты встретилась с Дикки, – сказал Майк, качая головой. Олив не встречалась с ним после того визита; мать Майка завалила его разными делами, а сама Олив была глубоко обижена на него за трусливое бегство. При первой же встрече он попросил как можно подробнее рассказать обо всем, что произошло после того, как она поднялась по ветхой лестнице на второй этаж отеля. Олив рассказала в общих чертах, но не стала останавливаться на самых важных открытиях.

– А я не могу поверить, что ты бросил меня и убежал, – сказала она. – Ты повел себя как последний трус; по крайней мере, ты мог дождаться меня снаружи. Ведя я искала тебя, когда вышла оттуда. Думала, ты стоишь на страже, или как это еще называется?

Майк промолчал, глядя на свои грязные кроссовки.

Они встретились на болоте, неподалеку от старого дома Хетти. Лягушки-быки завели странный тревожный хор, повышая голоса, словно старались перекричать друг друга.

У Элен и Ната все было тихо. Утром Олив помогала им заполнять стены рулонами розового стекловолоконного утеплителя. Даже при работе в перчатках, в куртке с длинными рукавами и джинсах, заправленных в сапоги, кусочки утеплителя проникали под одежду и вызывали невыносимую чесотку, точно так же, как в тот раз, когда Олив помогала отцу укладывать утеплитель. Она надеялась, что Нат с его любовью к натуральным материалам воспользуется растительным волокном или переработанным патагонским флисом, но ей не повезло. Возможно, эти материалы были слишком дороги. Потом Олив сходила домой, вымылась под душем и встретилась с Майком. Элен и Нат надеялись сегодня покончить с утеплением и приступить к навешиванию внутренней обшивки из гипсокартонных листов.

– Что, если кто-то видел, как ты вошла туда? – спросил Майк и наклонился, чтобы сорвать стебель осоки. – Что, если твой отец узнает об этом? Он страшно разозлится.

– Но он же не знает, верно? В последнее время мой отец почти не обращает внимания, куда я хожу и чем занимаюсь.

Майк нахмурился и начал отщипывать от стебля маленькие кусочки.

– Наверное, ему следовало бы знать. Я хочу сказать, что этот Дикки – настоящий безумец. Он живет с призраками и постоянно носит заряженный револьвер. Только не рассказывай мне, что тебе понравилось в этом жутком месте.

Олив рассказала Майку только то, что услышала от Дикки: ее мать не приходила в отель. Подслушанный телефонный разговор она решила сохранить при себе и только сейчас поняла, как умно поступила. Она ни за что не скажет о своем намерении вернуться туда в следующем месяце и выяснить связь между своей матерью, Дикки и его «призрачным клубом».

– У него было при себе оружие, когда он встретился с тобой?

– Разумеется, – ответила Олив.

– Вот блин! – Майк плюхнулся на траву и уставился на нее с деланым изумлением, которое вскоре превратилось в хмурую укоризну раздосадованного отца. – Олив, ты хоть понимаешь, как это опасно?

– Да, как будто он собирался застрелить меня за то, что я посреди дня пришла в его магазин, – сказала Олив. – Прекрати изображать моего отца.

– Я этого не делаю! – возмутился Майк.

– Правда? Но ты ведешь себя очень похоже.

– Я не хочу быть твоим отцом, – заявил он.

– Тогда кем же ты пытаешься быть? Может быть, моим ухажером? Но я не нуждаюсь в ухажерах.

Его щеки стали пунцовыми, и он встал, гневно глядя на Олив.

– Я пытаюсь быть твоим другом, Олив. – Он немного задыхался, что придавало его словам свистящий призвук, словно у сказочного говорящего койота с большими и грустными глазами. – И вроде бы я твой единственный друг. Если ты слишком несообразительная, чтобы понять это, то, наверное, нам вообще не стоит дружить.

Майк смотрел на нее, ожидая ответа. Кровь зазвенела у нее в ушах.

– Может быть, и не стоит, – сказала она, глядя на него в упор.

Он отвернулся и пошел прочь.

Олив опустилась на один из старых камней фундамента, прислонив металлоискатель рядом с собой и глядя на удалявшуюся спину Майка.

– Трусливая задница! – прокричала Олив вслед, когда он почти скрылся из виду. – Считаешь себя умником, но ты ни хрена не знаешь!

Потом она взяла металлоискатель и начала равномерно обрабатывать участок, все еще подрагивая от гнева.

Ей не нужен Майк. Ей вообще никто не нужен.

Олив утерла кулаком подступившие слезы и положила металлоискатель.

Она даже не знает, что именно хочет найти.

Да, сокровище. Конечно.

Но еще больше она хотела получить ответы.

Что замышляла ее мать? Что она нашла в Льюисбурге? Что-то, связанное с Джейн? Нечто такое, что привело ее к сокровищу? А может быть, из-за этого она попала в беду? И что она делала с Дикки и его друзьями в старом отеле? Что означал рисунок подвески на мамином ожерелье?

Фрагменты головоломки были разложены перед Олив, словно разрозненные нити, из которых предстояло сплести осмысленный узор. Может быть, если бы она все рассказала Майку, он бы помог ей решить эту задачу.

Теперь уже слишком поздно. Он, так или иначе, прибежит к ее отцу и все разболтает.

У Олив болела голова; в глаза как будто насыпали песку. Она тяжело опустилась на низкую каменную кладку фундамента Хетти.

Олив потянула за шнурок и достала из-под рубашки мамину подвеску. Посмотрела на глаз в центре, который как будто подмигнул ей, когда поймал луч света. Олив представила ожерелье на маминой шее; представила ее ноги в сказочных туфлях, медленно танцующие над болотом, плывущие над водой и оставлявшие венерины башмачки в тех местах, где волшебные туфли касались земли.

Подвеска, висевшая на шнурке, слегка покачивалась сама по себе, словно вспоминая движения вместе с матерью.

«Вращайся», – подумала Олив, и подвеска начала вращаться.

«Быстрее», – велела она, и подвеска набрала скорость, вертясь в воздухе.

«Это делаю я, – подумала Олив, продолжая сидеть неподвижно. – Я делаю это силой разума».

Она посмотрела на подвеску и сосредоточилась.

«Двигайся по часовой стрелке», – подумала Олив. Подвеска перестала вращаться и начала описывать небольшие круги по часовой стрелке, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.

«Стоп», – приказала Олив, и подвеска замерла, словно подхваченная и удерживаемая невидимой рукой.

– Прыгай вверх-вниз, – вслух сказала Олив, поскольку серебряный амулет вдруг показался ей живым существом, в разговоре с которым не было ничего странного.

Амулет затанцевал, дергаясь вверх-вниз, как кукла на нитке.

Темная, сомневающаяся часть ее личности подумала: «Идиотка, ты сама это делаешь. Разумеется, ты двигаешь ее вручную и даже не сознаешь этого».

Олив подумала об учителе биологии и географии мистере Помпри, который рассказывал им о естественном отборе. В этом году они проходили научную методологию. Делай наблюдения, задавай вопросы, придумывай гипотезу, потом проверяй ее.

Олив посмотрела на подвеску.

«Серебряный амулет дергается вверх-вниз, как будто кто-то регулярно дергает его, словно шарик на резинке, – заметила Олив. – Сейчас нет ветра. Я держу руку совершенно неподвижно. Значит, что-то еще двигает подвеску. Какая гипотеза может объяснить этот феномен? Я предполагаю, что владею телекинетическими способностями, как герои комиксов».

Может, она сходит с ума?

Это было невозможно. Люди не умеют делать такие вещи. Этого не бывает в реальной жизни, только в выдуманных историях.

Ее мысли становились бессвязными, виски ломило от боли. Олив устала и хотела пить.

Хетти умела заставлять вещи двигаться одной лишь силой мысли. Она заставляла предметы вращаться в воздухе. Так говорила тетя Рили, и, может быть, само это место сейчас помогает Олив. Само болото делает это возможным.

А может быть, это Хетти помогает ей?

У Олив еще сильнее разболелась голова.

– Это я двигаю подвеску? – спросила Олив вслух, глядя на амулет. Движение сразу же прекратилось. Шнурок вытянулся, и подвеска повисла неподвижно.

«Нет, дурочка, – как будто говорил амулет. – Это вовсе не ты. Как ты могла даже подумать об этом? Ты всего лишь Странный Оливер. Какие сверхъестественные силы ты можешь иметь?»

– Хетти? – пересохшими губами прошептала Олив. – Ты здесь? Это ты заставляешь ее двигаться?

Подвеска начала описывать большие круги по часовой стрелке.

У Олив закололо кончики пальцев. Казалось, что ее тело гудит, наполняясь странным электричеством. Значит, ее тело было проводником для появления Хетти в этом мире.

– Ну ладно, – сказала Олив. – Значит, вращение по часовой стрелке означает «да»?

Амулет снова заходил по часовой стрелке.

Да! Да, Хетти разговаривала с ней. Они могли общаться!

– А что такое «нет»?

Амулет остановился, а потом начал медленно вращаться против часовой стрелки.

– Хорошо, я поняла, – сказала Олив. Ее ладони вспотели, сердце гулко билось в груди.

Итак, Олив могла задавать простые вопросы и получать односложные ответы. Ее ум работал так быстро, что она с трудом сформулировала первый вопрос.

– Это на самом деле Хетти Брекенридж?

«Да», – ответил амулет, вращаясь по часовой стрелке.

«Разумеется, – подумала Олив. – Кто еще это может быть?»

Олив попыталась успокоить свои мысли и сосредоточиться. Что она больше всего хотела узнать?

– Сокровище настоящее?

«Да», – ответил амулет.

Олив громко рассмеялась.

– Я это знала! – воскликнула она и обратилась к подвеске: – Ты можешь показать, где оно находится?

На этот раз амулет задвигался против часовой стрелки. «Нет».

– Моя мать нашла его?

«Да».

– Она забрала его с собой, когда ушла из дома?

«Нет».

– Моя мать действительно уехала? Она сбежала с другим мужчиной?

«Нет».

Олив затаила дыхание, глядя на подвеску, которая почти остановилась.

– Ты знаешь, где она находится?

«Да».

– Ты поможешь мне найти ее?

Серебряный амулет помедлил и начал вращаться по часовой стрелке.

«Да. Да. Да».

Глава 26

Элен

19 августа 2015 года

Элен находилась в новом доме, лежала, свернувшись калачиком, на полу в гостиной. Стенной каркас был заполнен пушистым розовым утеплителем. С закрытыми дверями и окнами в доме стало гораздо тише. Вчера во второй половине дня они закончили работу с утеплителем и даже начали устанавливать гипсокартонную внутреннюю обшивку. Навешивание плит было медленным и трудоемким процессом: они с Натом осторожно заносили в дом тяжелые листы четыре на восемь дюймов. Потом Нат удерживал их на месте, а Элен прикручивала их к стенам с помощью беспроводного шуруповерта. Нижняя ванная была обшита сероватыми листами, прикрученными к каркасу и готовыми к изоляции, заливке и первичной обработке. Хорошо было иметь хотя бы одну комнату со сплошными стенами вместо клетки два на четыре ярда.

Сейчас Элен заморгала в темноте. Ее голова была тяжелой, мысли ворочались медленно. Она легла в постель в фургоне рядом с Натом. Снаружи опять лил дождь, и крыша снова протекала. Они установили кастрюли и миски под капелью, и Элен ворочалась в кровати под монотонный перестук воды, падавшей в металлические кастрюли, жестяные миски и пластиковые тазики. В сочетании со стуком по металлической крыше это создавало тревожную и сердитую симфонию дождя, иногда прерываемую раскатами грома. Элен так и не смогла заснуть, поэтому пошла на кухню и снова принялась читать «Общение с миром духов». Она прочитала книгу уже несколько раз и все равно возвращалась к тексту.

В час ночи Элен отказалась от мысли вернуться в постель, надела кроссовки и толстовку и отправилась на болото. В начале лета она не осмеливалась гулять в лесу по ночам и вздрагивала от любого шума. Но теперь она хорошо освоилась с местной обстановкой и ночными звуками. Да, Элен все еще нервничала, но влечение к Хетти пересиливало страх. И было иррациональное ощущение, что Хетти не позволит ничему плохому случиться с Элен. Хетти защитит ее.

Дождь ослабел до мелкой мороси с темного неба. Элен прошла по двору, хлюпая по лужам, пока сумрачный дом и фургон не остались позади. Она спустилась по тропе через небольшую рощу, прислушиваясь к звукам капели с лесных крон, кваканью лягушек и всплескам на болоте. Наконец деревья расступились, и Элен увидела болото. Над водой расстилалась бледная мгла, которая слегка колыхалась, словно пытаясь обрести форму.

– Хетти? – тихо позвала Элен. Единственным ответом было кваканье одинокой лягушки. Элен стояла, глядя на воду и думая о том, что творится в глубине. Дождь полил сильнее, проникая под толстовку. Тогда Элен вернулась в недостроенный дом и уселась на полу рядом с каминной полкой, ожидая и надеясь. Но ничего не произошло, и в конце концов Элен заснула.

Теперь она села и потянулась. На улице по-прежнему лило. Элен слышала, как дождь барабанит по рубероиду на крыше, которая еще не была покрыта настоящей кровлей.

(«Потому что ты не нашла кровельные материалы. Ты съездила за кирпичами и каминной доской и узнала о Хетти и ее семье вместо того, чтобы привезти материалы, действительно необходимые для твоего дома».)

Элен услышала у себя в голове голос Ната: «Я беспокоюсь за тебя, Элен».

Потом Элен посмотрела на каминную доску – на свою последнюю победу. Они завернули ее в брезент и положили на пол до окончания работ с внутренней обшивкой. Теперь Элен сдвинула брезент и посмотрела на доску.

Элен не ошиблась: это была идеальная вещь для гостиной, еще один способ наделить их дом ощущением истории.

– Но нам не нужна каминная полка, – сказал Нат, когда впервые увидел доску. Он заглянул в салон. – А где корм для оленей?

– Прости, я забыла об этом.

Нат вздохнул и провел ладонью по лицу.

– Зачем нам каминная доска? У нас нет камина.

– Я подумала, что мы можем сложить небольшой камин, – сказала Элен. – Пусть он будет в самом центре дома. Тогда это будет больше похоже на классическую «солонку», плюс дополнительная теплоемкость…

– Элен, это не входило в наши планы. Это не импровизированный проект… ты знаешь, сколько стоит работа опытного печника? Мы и так превысили бюджет!

– Хорошо, – сказала Элен. – Мы обойдемся дровяной плитой и металлическим камином. О кирпичной кладке можно поговорить потом. Но сейчас мы поставим эту полку над дровяной плитой.

Нат прищурился, пытаясь представить это, и покачал головой:

– Труба от плиты пройдет прямо перед полкой. Это будет выглядеть нелепо.

– Мы можем вывести трубу сзади, через стену, а потом установить металлический камин в гостиной, – предложила Элен. – Это будет выглядеть получше, согласен? Вместо блестящей трубы, проходящей через потолок?

Нат заморгал:

– Не знаю, Элен. Мне нужно свериться с планами и посмотреть, насколько это удобно. Возможно, придется переделать план кладовой за этой стеной. Мы же не хотим согревать дом от плиты в кладовке, верно? Мы потеряем место для хранения, и тепло пропадет впустую. Это не входило в наши планы, – с расстроенным видом заключил он.

– Этой полке больше ста лет, Нат, – сказала она. – И она сделана из цельной кленовой доски. Когда я почищу ее, ты увидишь, какая она красивая.

– Я хотел бы, чтобы ты посоветовалась со мной, – сказал он. – Этой полки не было предусмотрено в наших планах и в нашем бюджете.

– Она обошлась в семьдесят пять долларов, Нат. – Ее голос прозвучал резче, чем она намеревалась.

– На эти деньги мы могли бы приобрести необходимые материалы для кровли, которые нам действительно нужны. – Нат немного повысил голос. – Я думал, что сегодня ты займешься этим и найдешь подержанные материалы для крыши.

Элен отвернулась, вздохнула и велела себе успокоиться. Еще одна маленькая ложь.

– Ничего не вышло, – сказала Элен. – Материалы оказались хуже, чем было указано в рекламном объявлении.

Нат вопросительно посмотрел на нее. Догадывался ли он, что она лжет?

Когда ей стало так легко лгать своему мужу? Элен никогда не лгала ему в Коннектикуте. Тогда они рассказывали друг другу обо всем. Прошло лишь несколько месяцев, но казалось, что целая жизнь осталась позади.

Тогда Элен посмотрела на него, на его отросшую бороду, усталые глаза и подумала, насколько этот человек отличается от того, за которого она вышла замуж в Коннектикуте. Все изменилось.

– Мне жаль, Нат. Если я вскоре не найду нужные материалы, придется заказать в строительном магазине.

Нат кивнул, все еще хмурясь на каминную полку.

– Нат, давай мы просто повесим ее на стену и посмотрим, как она выглядит. Пожалуйста!

– Хорошо, – сказал он, и Элен ощутила мгновенное удовольствие от этой маленькой победы.

Нат согласился, что полка отлично смотрится в гостиной. Он провел кое-какие расчеты и решил, что они могут вывести печную трубу за дровяной плитой, так что полка не будет загорожена. Потом Элен очистила ее и натерла поцарапанные места лимонным полиролем, пытаясь представить все, что видела эта полка: празднование Рождества, дней рождения и семейных юбилеев, появление телевидения, упадок фермы, семейные ссоры, убийство и самоубийство.

* * *

Сегодня ночью каминная полка как будто светилась изнутри в полутьме пустого дома.

Но дом не был совершенно пустым. Элен понимала это.

Она неподвижно сидела, ждала и прислушивалась. Она слышала звук шагов на черновом фанерном полу и чувствовала, как холодеет воздух вокруг нее. Кожу пощипывало, как от слабого электричества. Сосредоточившись на каминной полке, Элен смотрела, пока не заслезились глаза, и наконец увидела фигуру, стоявшую рядом с ней. Элен медленно подняла голову.

Женщина была в джинсах. На лоб падала темная челка, остальные волосы были собраны в узел на затылке. Розовый свитер был усеян кровавыми пятнами на груди. Элен ощущала запах пороха и металлический привкус свежей крови.

«Этого не может быть, – подумала Элен. – Я сплю».

Она крепко зажмурилась, потом открыла глаза, но женщина осталась на месте. Элен видела коробку гвоздей, оставленных Натом на полу под каминной полкой. Рядом лежал его молоток и остатки рулона стекловолоконного уплотнителя.

Это был не сон.

– Где дети? – спросила женщина, с лихорадочным видом оглядывавшаяся вокруг. Она говорила громко, почти кричала, но Элен едва слышала ее; слова доносились как стрекот цикад. Потом женщина посмотрела на свой свитер, подняла руку, прикоснулась к пулевым отверстиям и закричала. Это был самый мучительный и протяжный крик, который когда-либо слышала Элен.

– Пожалуйста, – проговорила она, пытаясь поднять отяжелевшую голову. – Все в порядке.

Пока Элен говорила, женщина исчезла, как клуб дыма, рассеявшийся от резкого порыва ветра.

Она пропала, но звук остался.

Крики снаружи продолжались.

Это был тот самый звук, который Элен слышала в первую ночь. Тот звук, который Нат называл криком пекана-рыболова или лисицы.

Элен свернулась в клубок, закрыла уши ладонями и попыталась отгородиться от криков.

Глава 27

Мэри-Энн Уайткомб

23 мая 1980 года

Миссис Вера с голубыми волосами и жестким перманентом приходит каждую пятницу в три часа дня, просит меня погадать на чайных листьях, посмотреть в пророческий кубок и увидеть, что готовит для нее будущее и нет ли для нее сообщений из потустороннего мира.

– Что ты видишь, Энн? – спрашивает она. – Что духи показывают тебе?

Я сосредоточенно гляжу в темную воду, хмурю лоб и делаю глаза стеклянными и немигающими.

– Мой дорогой Алан пытается связаться с нами? – спрашивает Вера.

– О да, – говорю я и вглядываюсь в кубок, словно Алан – это золотая рыбка, кружащая в мутной воде. – Он взывает из Великого Далека. Он хочет сказать, что у него все в порядке и он еще сильнее любит вас, чем прежде.

Разумеется, я не вижу ничего подобного, но научилась говорить местным дамам то, что они больше всего хотят услышать. Особенно старым и одиноким. Бедная миссис Вера совсем сгорбилась, ее распухшие пальцы искривились от артрита. Алмазное обручальное кольцо и платиновое свадебное кольцо были изготовлены для пухлых молодых пальцев, а не для их жалкого нынешнего подобия. И хотя сейчас я не вижу никаких духов, но могу ясно представить картину из прошлого: молодая Вера стоит у алтаря рядом со счастливым Аланом. Он надевает кольцо ей на палец, обнимает и целует ее, и этот поцелуй преодолевает время и пространство и материализуется в воздухе прямо сейчас, шестьдесят лет спустя. Поцелуй, который был до всего остального: четырех детей, старший из которых погиб в автокатастрофе, рака груди у Веры, который она пережила, и рака легких у Алана, который он не пережил.

– Сейчас он здесь, – говорю я, глядя в хрустальный кубок, наполненный водой с черным красителем – всего лишь несколько капель из пузырька.

– Что он говорит? – спрашивает старуха. – У него есть известие для меня?

Я щурюсь, глядя в чашу, и поражаюсь увиденному. На меня смотрит не лицо Алана (реальное или воображаемое) и не мое отражение.

Это снова она. Та женщина. Она возвращается ко мне во снах и кошмарах. Иногда я думаю, что это лишь часть меня: темная сторона, откуда происходит моя сила. Я понимаю, что она дает мне прозрение и те знания, которые у меня есть. Это мой духовный проводник. Она кажется знакомой: ее лицо не такое, как у моей матери, но имеет черты сходства. У нее такие же темные глаза, но более продолговатое лицо, такие же темные кудри, но более длинные, а не коротко стриженные, как у моей матери. Эта женщина носит ожерелье со странным узором: круг, треугольник, квадрат и снова круг с глазом в центре. Она снилась мне с самого детства. С тех пор, как моя мать погибла при пожаре, – еще до того, как мой отец повторно женился и отвез нас с Марком в Спрингфилд к своей новой жене Маргарет, которую нас заставляли называть мамой, и целой куче сводных братьев и сестер, таких же светловолосых, голубоглазых и веснушчатых, как и их мать. Ради отца они делали вид, будто любят нас, но всегда опасались наших темных глаз и волос, а также воспоминаний о трагедии, последовавших за нами.

Теперь женщина из моих снов пытается мне что-то сказать, но я не слышу ее. Я ниже наклоняюсь над кубком и чувствую щелочной запах черного красителя. От моего дыхания на поверхности появляется легкая рябь, искажающая ее образ.

Женщина в воде говорит настойчиво, хотя и беззвучно. Она что-то держит в руках, какой-то блестящий предмет, который я сначала не могу распознать. Потом образ проясняется, и я вижу, что это такое.

Пистолет. Маленький и серебристый, точно такой же, как у Сэма.

Милая Мелисса. Так он называет свой пистолет. Глупо давать имя пистолету и относиться к оружию как к любовнице. Но, возможно, это дает странную власть над предметом, наполняет холодный металл эмоциональной теплотой.

Сейчас Сэм работает на пашне, но к ужину он вернется домой. Если миссис Вера щедро заплатит мне, сегодня вечером у нас будет отличный ростбиф. Не «спагетти от Альфредо» и не рис с бобами по-каджунски; красивое название не делает блюдо сытнее и не маскирует дешевизну.

У нас нет денег на мясо, зато всегда есть деньги на бурбон для Сэма. Он заботится об этом.

На самом деле он неплохой человек, просто ему не везет в жизни. Он не оставляет себе выбора. В прошлом году мы продали тридцать акров земли, чтобы оплатить налоги. Сейчас мы снова едва сводим концы с концами.

Я слышу голос Сэма в своей голове так же ясно, как церковный колокол, хотя знаю, что сейчас он распахивает поля на востоке, готовясь к посадке кукурузы.

«С нами покончено, – говорит он. – Мы все обречены».

Я гляжу в воду, но теперь вижу там собственное отражение с распускающимися на груди кровавыми цветами.

Я тихо ахаю и пячусь назад, едва не свалившись со стула.

– Что такое? – спрашивает Вера. – Это мой Алан?

– Да. – Я собираюсь с силами и смотрю на грудь своего свитера – чистого, без единого пятнышка.

– Он позвал меня с такой силой, что застиг врасплох, – говорю я. – Он очень сильно любит вас и тоскует по вашей выпечке.

Это была всего лишь догадка, но я неплохо умею угадывать, и довольная улыбка Веры подтверждает мою правоту.

– О! – восклицает она. – Конечно, пирог с коричневым сахаром! Я уже так давно не готовила его! Думаю, когда вернусь домой, сразу же займусь этим.

– Ему понравится, – заверяю я и снова заглядываю в кубок, где вижу только свое тусклое отражение. – Он улыбается вам. Вы это чувствуете?

– Да, – отвечает она. – Да, я чувствую это.

Она начинает шарить в своей кожаной сумочке и достает сорок долларов. Потом берет еще десятку и сует мне в руку.

– Спасибо, Энн, – говорит Вера. Ее рука кажется сухой и безжизненной. – Это очень много значит для меня.

В такие моменты я думаю: «Так ли уж плохо то, что я делаю? Я лгу, притворяюсь, пользуюсь мелкими выдумками, основанными на случайных озарениях». Я вижу, как счастлива миссис Вера, какой энергичной походкой она уходит готовить свой пирог, и снова думаю: «Я делаю доброе дело. Благодаря мне люди видят мир в лучшем свете».

* * *

Я готовлю ужин на кухне, когда Сэм возвращается с работы. «Папа!» – кричат дети, обступая его, как голодные птенцы. Я вижу, что Сэм уже выпил, хотя сейчас всего лишь начало шестого. Он пошатывается и кренится то в одну, то в другую сторону, пытаясь сохранить равновесие. Одну бутылку он прячет в амбаре, другую – в мастерской. Он регулярно пополняет запас, так что источник не иссякает.

– Не приставайте к отцу, – говорю я детям. – Он целый день работал. Отправляйтесь в гостиную, я позову вас, когда ужин будет готов.

Мои дети ведут себя очень хорошо. Они быстро учатся.

Они научились побаиваться своего отца и держаться поодаль, когда он выпивает. Когда дети уходят, я смотрю Сэму в глаза и спрашиваю:

– Все в порядке?

Ненавижу, как робко звучит мой голос. Как быстро я превращаюсь в серую мышку рядом с Сэмом.

А он смеется. Это горький и безрадостный смех; жаркое алкогольное дыхание наполняет кухню и превращает воздух в опасную горючую смесь. Достаточно одной спички, и все взлетит на воздух.

Шатаясь, Сэм выходит из кухни, по пути сбивает стул и ударяется об стену, когда пытается завернуть за угол к своей спальне. Я слышу, как Сэм открывает ящики. Может быть, он собирается надеть пижаму? Может быть, он устал, ему тошно и просто хочется прилечь, чтобы этот день наконец закончился?

Но потом я слышу его шаги в гостиной. И голос Джейсона:

– Папа, что ты делаешь с «Милой Мелиссой»?

И снова смех, этот пустой призрачный смех в коридоре. Я срываюсь на бег из кухни в гостиную; я двигаюсь быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Из кухни, мимо кладовой, спален и ванной с подтекающими кранами, в гостиную, где Сэм стоит у каминной полки с маленьким серебристым пистолетом в руке. Его смех превращается в монотонный напев, в котором я начинаю различать слова.

– С нами покончено, – говорит Сэм. – Мы все обречены.

Я шагаю к нему с распахнутыми руками.

– Сэм, – говорю я. – Мой дорогой Сэм.

Он поднимает пистолет и начинает стрелять.

Глава 28

Олив

23 августа 2015 года

– Папа, – сказала Олив через респиратор. Они очищали старую штукатурку и обивку в ее спальне, и в воздухе плавали облака пыли. Это было как-то странно, поскольку вчера Олив весь день помогала Нату и Элен навешивать внутреннюю обшивку в их доме. Сегодня они приступили к изоляции и первичной отделке. А сейчас Олив уничтожала старую, вполне нормальную стену. Это была единственная стена, которую она надеялась сохранить, но отец настоял на переделке: было бы нелепо иметь ровные контуры трех стен и старую бугристую штукатурку на четвертой. Олив говорила ему, что сохранить старую стену – это нормально и даже здорово (она даже предложила подчеркнуть разницу, выкрасив ее в другой цвет), но отец сказал:

– Твоя мама всегда говорила: «Нет смысла браться за работу, если ты делаешь ее не до конца».

Кто стал бы спорить с ее мамой?

Олив решила работать как можно быстрее, чтобы разобрать свою комнату и поскорее собрать ее обратно. Но работа затянулась. И пришлось снести стену ванной и заново проложить водопроводные трубы, которые начали протекать. Потом отец решил, что пора выкрасить гостиную, и они нанесли уже два слоя краски, когда он решил, что маме это совсем не понравится, а потом попробовали голубой оттенок, который он тоже не одобрил. Олив настояла на том, чтобы сделать перерыв в гостиной и вернуться к работе над ее спальней. Если отец не захочет помогать, она сама закончит работу. После окончания школы Олив ночевала на просевшем диване в гостиной и желала вернуть свою комнату обратно. Олив могла жить в доме с постоянным ремонтом, только если имела собственное убежище, где все находилось на месте. «Глаз бури».

– В чем дело, Олли?

– Просто я думала. Знаешь, о… – Олив помедлила, не уверенная, что стоит продолжать. Это знание было наиболее болезненным для ее отца. Он тоже хотел знать правду. – …о маме. О том, как обстояли дела перед ее уходом.

Отец стиснул зубы. Он не надевал респиратор, когда работал, поэтому Олив видела жесткие мышцы лица, ходившие под туго натянутой, небритой кожей, покрытой тонким слоем известковой пыли. Отец выглядел как призрак.

– И что? – Он занес кувалду для очередного удара.

– Думаю, ей пришлось многое пережить. Она рассказывала тебе, куда она ходила и с кем встречалась?

– Нет, Олли. А когда рассказывала, то очень смутно, в самых общих чертах. Вместе с Рили или с ее «друзьями». – Отец немного помедлил. – Отчасти я понимал, что она лжет, но не хотел правды.

– А в чем тут правда?

Он скривился и покачал головой, явно не желая говорить об этом.

– Но что, если это неправда? Если это обычные слухи?

– Прекрати, – сказал он.

– Но, папа… что, если ничего плохого не было? Что, если она…

– Она уходила из дома в одной одежде, а возвращалась в другой! – Глаза отца гневно блеснули. – Она говорила мне, что находится вместе с Рили, хотя я прекрасно знал, что это ложь, поскольку сама Рили звонила нам домой, искала ее и удивлялась, почему она не пришла на встречу. Иногда она вообще не ночевала дома, Олли. Я заставал ее, когда она тайком приходила на рассвете. Как еще это можно объяснить? – Он покачал головой. – Мне очень жаль, Олли. Мне действительно жаль, но это правда.

– Я поговорила с Сильвией, маминой подругой, которая работает в баре «Таверны Рози», и теперь знаю, что мама по меньшей мере один раз ночевала у нее.

Отец повернулся к стене и отодрал рукой кусок отслоившейся штукатурки.

– Это правда?

– Сильвия также упоминала о клубе, в котором тогда состояла мама. Тебе что-нибудь известно об этом?

Олив размышляла, стоит ли упоминать имя Дикки Барнса, но решила, что это плохая идея; она уже знала, что отец думает о Дикки, и не хотела лишний раз расстраивать его.

– Возможно, она имела в виду танцевальный клуб или что-то в этом роде, – с отвращением произнес отец. – Громкая музыка и дешевая выпивка, твоей маме нравятся такие места.

Он снова выпятил челюсть, как будто что-то крепко держал в зубах и старался не уронить это.

Олив знала, что когда-то ее родители проводили вечера в городе: ужинали в стейк-хаусе Бэра, потом иногда ходили в кино, заглядывали в «Таверну Рози», чтобы посмотреть матч «Рэд Сокс» на большом экране, или встречались с друзьями отца из городской команды после игры в футбол. Он раньше играл в футбол, но перестал из-за больного колена. Но Олив не могла припомнить ни одного раза, когда они отправлялись на танцы или в какой-то клуб. Такие визиты были типичны для вечерних встреч матери и Рили, либо мама уезжала одна и встречалась со старыми знакомыми. Может быть, даже с прежними ухажерами, если верить слухам.

Олив покачала головой:

– Думаю, Сильвия имела в виду что-то другое.

– Ну, хорошо: твоя мама никогда не говорила мне о каком-то клубе. Она была не из тех, кто вступает в разные общества, понимаешь? – Отец повернулся к Олив и посмотрел ей в глаза.

Олив кивнула. Она прекрасно понимала, что он имеет в виду. Ее мать никогда не вызывалась добровольцем в общества взаимопомощи и не пекла пирожные для распродаж школьной выпечки. Когда Олив умоляла о вступлении в группу герлскаутов в третьем классе, потому что ее лучшая подруга Дженна записалась туда, мать ответила отказом: «Что ты собираешься там делать, Олли? – спросила она. – Сидеть и плести ожерелья из макарон или продавать печенье с группой девочек в одинаковой форме? Соревноваться за значки? В таких группах детей учат отказываться от своей индивидуальности и быть такими же, как все. Но ты же этого не хочешь, правда?»

Тогда Олив покачала головой, но это была ложь. Втайне ей хотелось быть похожей на других девочек, смешаться с ними, испытать ощущение принадлежности к обществу.

Мама была независимой личностью, яркой индивидуалисткой, которая любила сиять и блистать в любом обществе. А Олив просто хотела вписаться в окружение и слиться с фоном.

– Ты представляешь, Олли, какая ты особенная? – спросила мама однажды вечером, незадолго до ухода.

Олив пожала плечами и подумала: «Только не я. Я вообще не особенная». Но перечить не хотелось. Мама сидела на краю ее кровати и укладывала дочку спать, хотя Олив была уже слишком взрослой для этого.

– У некоторых людей волшебство растворено в крови. Ты – одна из них. Ты и я, мы с тобой похожи в этом. Разве ты не чувствуешь? – Потом она коснулась ожерелья со всевидящим оком и широко улыбнулась.

* * *

Теперь, когда Олив смотрела на отца, покрытого гипсовой пылью, она понимала, что должна двигаться дальше. Он мог что-то знать, даже не сознавая того, владеть фрагментом жизненно важной информации, который поможет сложить головоломку.

– Ты помнишь серебряное ожерелье, которое мама постоянно носила перед уходом? – спросила Олив.

– Думаю, да. А что?

– Это твой подарок?

Отец вздохнул:

– Нет, я его не дарил.

– А ты знаешь, откуда оно появилось?

– Не знаю, Олли. Наверное, чей-то подарок. Возможно, это его подарок.

Олив тяжело сглотнула. Ей не нужно было спрашивать, о ком говорил отец. Это был загадочный мужчина, другой мужчина, ради которого мама якобы бросила их обоих.

Но что, если это неправда?

– Думаю, тебе лучше забыть об этом ожерелье, – сказал отец.

Олив ощущала серебряную подвеску у себя на груди. Хотелось поднять руку и прикоснуться к ней, но Олив не могла навлечь на себя подозрение.

– Думаю, сейчас тебе нужно сосредоточиться на других вещах. – Он продолжал смотреть на нее и хмурился, как будто чувствовал подступающую головную боль. – Школьные занятия начинаются на следующей неделе, – добавил отец.

– Знаю. – У Олив вдруг пересохло в горле. Она все лето старалась не думать об этом.

– В этом учебном году твое положение изменится. – Теперь он тяжело дышал и раскраснелся, как будто с трудом сдерживал себя. – Ты думала, будто ловко дурачишь своего старика, но это не так. Я получал звонки и письма из школы. Твой табель успеваемости. Я знаю, сколько раз ты прогуливала занятия в прошлом году, сколько уроков ты пропустила. Ты проползла в девятый класс буквально на зубах, Олли. Я даже ходил в школу и встречался с директором и со школьным психологом.

– Что? – ахнула она.

– Они понимают, что прошлый год был тяжелым для тебя. Что у тебя были смягчающие обстоятельства. Но теперь положение изменится, Олли. В этом году они не будут так снисходительны к тебе. Они знают, что ты способна на большее, и я совершенно согласен с ними.

– Извини, папа, я не хотела…

Отец медленно покачал головой, как будто у него болела шея.

– Мне не нужны извинения. Я просто хочу, чтобы в этом году все было по-другому. Чтобы ты ходила в школу и шевелила мозгами, наверстывала упущенное за прошлый год. Чтобы я и твоя мама могли гордиться тобой.

Он смотрел на Олив покрасневшими глазами.

– Да, сэр, – тихо сказала она.

– Знаешь, что еще? – спросил отец, помахивая кувалдой, словно тяжелым маятником. На его руках были кожаные рабочие перчатки, настолько ветхие, что указательный и средний пальцы на правой руке выглядывали наружу. – Думаю, тебе следует держаться подальше от «Таверны Рози». Я больше не хочу, чтобы ты разговаривала с этой Сильвией Карлсон. – Он выплюнул имя так, словно оно оставило дурной привкус во рту. – Не общайся с ней. Большую часть времени она находится в подпитии. Если там и был какой-то клуб, то именно Сильвия могла втянуть твою маму в это дело. Я бы не удивился, если бы узнал, что Сильвия познакомила твою маму с… – Отец замолчал и еще сильнее покраснел под бледным слоем гипсовой пыли.

Олив все поняла. Опять он, человек, который увел ее маму.

Олив едва не задала вопрос, который снова и снова звучал в ее голове с тех пор, как она нашла мамино ожерелье. «Что, если все было не так? Что, если мама не сбежала с каким-то мужчиной, с которым она познакомилась в баре?»

Но ответы на эти вопросы были труднее и болезненнее, чем мысль о том, что мама оказалась неверной женой и имела любовника, который подговорил ее уехать из города.

– Давай вернемся к работе. – Отец отвернулся от Олив, взмахнул кувалдой и со всей силы ударил в стену, так что штукатурка брызнула в сторону, а тонкие рейки с хрустом разломились. Он продолжал колотить стену с такой яростью и остервенением, что Олив показалось, будто он готов разнести на части весь дом.

Глава 29

Элен

9 сентября 2015 года

– Ты уверена насчет этого? – спросила Элен, когда последовала за Рили в старый отель «Хартсборо». Все здесь выглядело странно и создавало легкое впечатление опасности. Прежняя Элен из Коннектикута ни за что не позволила бы затащить себя в жутковатый обветшавший отель, чтобы сидеть рядом с незнакомыми людьми и пытаться установить связь с потусторонним миром. Это было похоже на завязку второсортного фильма ужасов.

Табличка у входа гласила, что на первом этаже находится антикварная лавка. Они остановились в прихожей перед старой приемной конторкой, словно ожидали, когда портье передаст им ржавые ключи, которые до сих пор висели на крючках, вбитых в стену.

– Повторяю, это никому не повредит, верно? – тихо отозвалась Рили. – Дикки каждую среду собирает здесь кружок для общения с духами, куда принимают любого, кто захочет присоединиться. Может быть, если у Хетти, Джейн или Энн есть сообщение для нас, они смогут вызвать их для тебя.

Элен колебалась. Она до сих пор старалась осмыслить логику происходящего. Если что-то должно было случиться, то почему это не произошло в их новом доме? Вещи, которые она приобрела, притягивали призраков. Почему призраки должны были появиться в старом пыльном отеле, расположенном в пяти милях от болота, где приходится платить двадцать долларов за то, чтобы посидеть с зажженными свечами в кругу незнакомых людей, готовых помочь? Тем не менее Элен очень хотелось снова вступить в контакт с этими умершими женщинами. С тех пор, как несколько недель назад она на короткий момент увидела дух Энн, других появлений не было.

Рили решительно собиралась попробовать этот подход, и Элен приходилось признать свой интерес к людям, заявлявшим о своей способности общаться с духами: кто они такие, на что это похоже? Кто может настолько хотеть общения с мертвыми, чтобы приходить сюда и обращаться за помощью?

«Это я, – подумала Элен. – Я – их целевая аудитория».

– Ты здесь бывала раньше? – спросила она.

– Один или два раза, но это было давным-давно, – ответила Рили. – Только ты должна обещать, что ничего не скажешь Олив о нашей вылазке. Она решит, что мы обе чокнулись, а я думаю, что сейчас мы с тобой – единственная стабильная опора в ее жизни.

– А ты должна обещать, что ничего не расскажешь Нату, – сказала Элен.

– Тогда это будет наш секрет.

Рили сама поговорила с Натом и сказала, что они с Элен собираются на дамскую вечеринку.

– Ей нужно немного развеяться от работы и всякой мистики, – сказала Рили. – Обещаю, что буду присматривать за ней.

Они втроем провели день, настилая половые доски в гостиной. Это были старые кленовые доски, и Элен восторгалась ими. Каждая царапина, каждое отверстие от гвоздя придавало им неповторимый характер и теплое очарование, которого нельзя добиться от нового пола. Даже Нат согласился с тем, что дополнительная работа по обрезке и подгонке стоила потраченных усилий. И Рили добыла их по вполне приемлемой цене. Еще Рили нашла для них несколько сотен квадратных футов широких сосновых досок со старой силосной станции, которые они собирались пустить на пол второго этажа. Нат был в восторге, что теперь они вписались в бюджет и даже получили некоторую экономию.

В конце коридора находились двойные двери со старой табличкой «Бар первого класса».

Рили вошла внутрь, и Элен последовала за ней.

В комнате царил полумрак и пахло ароматическими свечами, воскурениями и, возможно, марихуаной. Перед ними находилась длинная деревянная стойка бара с зеркалом и высокими пустыми табуретами. Окна справа были закрыты тяжелыми портьерами. Слева от них находилась группа людей, рассевшихся в круг, зажженные свечи были повсюду – на полу, каминной полке, перед которой сидели люди, на шатких столах и пустых стульях. Люди тихо беседовали друг с другом. Рили повела Элен в ту сторону. Пол был покрыт ветхой ковровой дорожкой, мебель была выцветшей, с дырявой обивкой. В круге находилось шестеро людей, и теперь все они смотрели на них.

– Привет, Дикки, – сказала Рили.

– Рад видеть тебя, Рили, – отозвался мужчина.

– Это моя подруга Элен.

Человек, к которому она обращалась, кивнул и встретился взглядом с Элен. По ее шее пробежал холодок.

– Добро пожаловать, – сказал Дикки. – Прошу садиться.

Он был высоким. Судя по внешности, ему было немногим больше пятидесяти. У него было угловатое, обветренное лицо с маленькими серо-голубыми глазами и большими, лихо закрученными усами. На нем были джинсы с застегнутой на все пуговицы джинсовой рубашкой и сапоги с острыми носками. Потом Элен заметила тяжелый кожаный ремень с прикрепленной кобурой. У Дикки на талии висел револьвер.

Зачем человеку, который говорит с призраками, может понадобиться оружие?

Элен подумала, что лучшим решением будет взять Рили под руку и уволочь отсюда. Но было уже поздно: Рили заняла пустующее место и указала Элен на последний свободный стул.

Элен устроилась на стуле. Она посмотрела на Дикки и попробовала представить его мальчиком, из-за белого оленя потерявшим в лесу своего отца. Что маленький Дикки мог видеть в тот день? Как долго он бегал по лесу и звал отца, видел ли он таинственного оленя?

Женщина слева от Дикки наклонилась и прошептала что-то пожилому мужчине, сидевшему рядом с ней. У него были большие круглые глаза и волосы, торчавшие за ушами. Элен подумала, что он похож на большую хохлатую сову. Человек-сова прислушался и кивнул.

– Прежде чем приступить к делу, давайте вспомним, что общение с мертвыми, к которому мы стремимся, не начинается и не заканчивается здесь, в этом круге, – объявил Дикки.

Человек-сова снова кивнул и удовлетворенно хмыкнул. Дикки откашлялся и продолжил:

– Насколько я понимаю, вы знаете, что толкование сообщений от духов умерших похоже на изучение иностранного языка.

Все согласно закивали.

– Это установление закономерностей, умение быть более восприимчивыми к сигналам от мертвых, которые мы получаем ежедневно. Вы понимаете, что я имею в виду: это сны, которые снова и снова возвращаются к нам, повторяющиеся числа, песни на радио и образы, от которых мы не можем избавиться. Реальность… она не случайна. – Он пошаркал ногой в сапоге с острым мыском. – Духи могут манипулировать окружающим миром и посылать нам сигналы. Нам нужно держать глаза открытыми и слушать, что они говорят.

Привиделось ли Элен или Дикки смотрел прямо на нее, пока говорил это?

– Я постоянно вижу у себя во дворе хохлатого дятла, – сказал мужчина, в котором Элен узнала продавца готовой пиццы. – Это была любимая птица моего брата, и я уверен, что это он.

Послышался согласный шепот, сопровождаемый новыми разговорами о чудесных совпадениях, благоприятных моментах и знамениях: повторяющиеся номерные знаки, которые на самом деле были тайным шифром, голоса с важными сообщениями из статического шума радиоволн, навязчивые сны.

Элен ничего не сказала.

Дикки посмотрел на нее.

– Скажите, Элен, вы испытывали нечто подобное?

Она слегка поежилась и посмотрела на Рили, которая ответила легким кивком.

– Ну что же, – сказала Элен. – В последнее время я регулярно просыпаюсь в три тридцать три ночи. Так повторяется уже несколько дней.

Она стала рассказывать о призраках, которых видела после пробуждения. Хотя Элен была уверена, что эти люди с готовностью прислушиваются к ее словам, она не доверяла им.

Пожилая женщина рядом задумчиво кивнула:

– Духи будят вас по ночам. Это могущественное число, потому что тройка лежит в основе любого общения… и психических способностей. Это число медиумов.

Она повернулась к Элен, оценивая ее реакцию.

– Что происходит, когда вы просыпаетесь, моя дорогая? У вас были видения или какие-то необычные чувства?

– Нет, – солгала Элен. – Потом я просто засыпала.

Женщина кивнула:

– Постарайтесь не заснуть в следующий раз. Держите глаза открытыми и внимательно слушайте. Если вас регулярно будят, этому есть причина.

Члены группы согласно зашептались. Элен чувствовала, что все изучают ее.

– Теперь мы можем приступить к делу, – сказал Дикки. Он взял за руки двоих, сидевших рядом с ним, а потом весь круг соединил руки. Правой рукой Элен взялась за руку Рили, а левой – за руку пожилой женщины. Рука женщины была легкой, хрупкой и слегка подрагивала, как маленькая птица. Дикки закрыл глаза, наклонил голову, и другие последовали его примеру. Элен склонила голову, но держала глаза открытыми и наблюдала за происходящим.

– Мы приносим в круг только лучшие намерения, – произнес он.

– Мы приносим в круг только лучшие намерения, – эхом отозвались остальные.

– Мы открываем свой разум и сердце для тех, кого можем чувствовать, но не можем видеть, – продолжал Дикки.

– Мы открываем свой разум и сердце для тех, кого можем чувствовать, но не можем видеть, – хором повторили члены группы.

– Мы просим духов присоединиться к нам здесь, в этой комнате.

На этот раз рефрена не последовало. В замшелой комнате наступила тишина, прерываемая лишь звуками дыхания.

– Есть ли сейчас духи среди нас? – спросил Дикки. – Дайте нам знак.

Где-то за его спиной, возле старого камина, раздался громкий стук. Элен вскинула голову и всмотрелась в тени.

– Добро пожаловать. – Дикки улыбался с закрытыми глазами. – Выходите. У вас есть сообщения для кого-то из нас?

В помещении должен был находиться другой человек. Кто-то прятался за стеной, слушал и разыгрывал роль призрака. Давал этим людям то, что они хотели получить.

Элен преисполнилась разочарования. Обычное мошенничество; эти люди на самом деле не могли вызывать духов.

Старуха, сидевшая рядом с Элен, сильнее сжала ее руку.

– Я что-то получаю, – монотонно произнесла она. – Это сообщение для Кэй.

Женщина средних лет в красном свитере подалась вперед.

– Для меня? Кто это? Что он говорит? – Ее светлые волосы были выкрашены пергидролем, кожа в свете свечей выглядела желтоватой и болезненной. Густо-синие тени для век доходиди до бровей.

– Это твоя сестра Джесса.

– О! – Кэй взволнованно распахнула глаза. – Что она говорит?

– Она дает понять, что любит тебя. И она говорит… она говорит, что ей очень жаль.

– Ох! – воскликнула Кэй, и ее густо подведенные глаза наполнились слезами, стекавшими по желтушным щекам. – Ох, Джесса! Тебе не нужно ни о чем сожалеть. Я прощаю тебя. Скажи ей, что я прощаю ее!

Она зарыдала. Старуха рядом с Элен умильно улыбнулась.

– Ты сделала ее счастливой, Кэй. Она рада, и теперь ей легко.

«Боже мой, – подумала Элен. – Какое жуткое дерьмо!» Казалось невыносимо жестоким так бесцеремонно обманывать людей вроде Кэй, страдающих людей, у которых явно остались неоконченные дела с мертвыми и которые не знали, куда им податься. Элен представила, что могло бы случиться, если бы она вступила в такую группу сразу же после смерти своего отца, когда душевная боль сделала ее полностью беспомощной и уязвимой. Тогда эти стервятники смогли бы вволю попировать за ее счет, и возможно, она бы поверила им. Тогда ей отчаянно хотелось поговорить с отцом еще хотя бы раз и как следует попрощаться с ним.

– Здесь есть чье-то другое присутствие, – сказал Дикки.

– Для меня? – спросила Элен.

Старуха кивнула и закрыла глаза. Она крепко сжала руку Элен.

– О! У нее очень сильный дух.

Это было уже слишком. Ей не следовало слушать Рили, не следовало приходить сюда. Элен хотела встать и уйти, но вежливость удерживала ее на месте, и Элен думала: «Скоро это закончится, и тогда я уберусь отсюда, чтобы больше никогда не возвращаться».

У нее разболелась голова. Запах благовоний и ароматических свечей был слишком сладким и обволакивающим; он забивал ей горло и затруднял дыхание.

– Это женщина, но она не называет свое имя. Она говорит, вы знаете, кто она такая. Она говорит… говорит, что вам нужно кого-то найти. Это кто-то из ваших родственников? Нет, нет, не так. Это кто-то из ее родственников. Тот человек, которого вам нужно найти.

Рили крепко сжала руку Элен.

– Она говорит, что вам нужно поспешить. У вас мало времени, – сказала старуха, оскалившись в странной гримасе.

– Есть что-то еще? – спросила Рили. – Она говорит, как найти этого человека?

– Подождите! У нее есть другое сообщение. – Старуха открыла глаза и снова сжала руку Элен. – Это только для вас одной. Закройте глаза, дорогая. Закройте глаза и слушайте всем своим существом. Она пытается достучаться до вас.

Элен закрыла глаза, глубоко вздохнула и попыталась забыть о том, где она находится и как у нее болит голова. Элен ощутила дуновение ветра и представила, что находится снаружи, на краю болота.

Тогда она услышала одну короткую фразу или команду, произнесенную стеклянным скрежещущим голосом, который сразу же узнала: «Спаси ее».

Элен едва не открыла глаза, но продолжала держать их закрытыми и сосредоточилась на равномерном дыхании.

Комната и все ее содержимое – запах благовоний, дыхание и шарканье окружающих людей – как будто отступили на задний план. Элен находилась на болоте. Она видела белую олениху, ту самую, грациозную и загадочную, а потом что-то сместилось, и Элен стала белой оленихой. Ее преследовали, на нее охотились. Она бежала к болоту через лес, и там, где ее копыта касались земли, распускались розовые венерины башмачки. Вокруг нее кружили стрекозы, и их жужжание было страшным предупреждением, которое превратилось в режущий голос Хетти: «Опасность. Ты в опасности».

Элен находилась в центре болота, когда раздался выстрел. И она почувствовала, как пуля ударила ей в грудь, в грудь белой оленихи. Элен скользнула в воду и погрузилась в болото – вниз, вниз, вниз…

Элен распахнула глаза с бешено бьющимся сердцем и пересохшим ртом, где ворочался ватный язык. Но она по-прежнему чуяла запах болота и слышала жужжание стрекоз. «Опасность. Ты в опасности».

Ее взгляд уперся в револьвер Дикки.

– Мне пора. – Элен встала, отпустила руку старухи и оттолкнула Рили, которая встревоженно посмотрела на нее.

– Нельзя разрывать круг, – предупредил Дикки.

Элен на нетвердых ногах двинулась прочь.

– Простите, – сказала она.

– Пожалуйста! – воскликнула старуха. – Вы не должны бояться того, что они вам показывают.

Элен поспешно вышла из комнаты, натыкаясь на стулья. Она распахнула дверь и устремилась вниз по лестнице. Рили побежала за ней.

– Элен, подожди! – кричала она.

* * *

Свет в фургоне был погашен, поэтому они сидели в автомобиле Рили и курили косяк.

– Ты расскажешь мне, что там произошло? – озабоченно спросила Рили. Выражение ее лица было странно похоже на лицо Ната, именно так он глядел на нее в последнее время. Элен смотрела на темные окна фургона и думала, как хорошо, что Нат не видел ее нервный срыв в заведении Дикки… и не узнает об этом.

– Ничего особенного, – сказала Элен. – Просто игра моего буйного воображения. Боже, меня все еще трясет от этого места. А те люди, ты же знаешь, что они кормятся чужими желаниями и неудачами?

Рили погрузилась в молчание.

– Прости, – наконец сказала она. – Нам не следовало приходить туда, но я не знала, что все так закончится.

– Ты не виновата. Но разве тебя не пробирает жуть от этого Дикки? Зачем он повсюду таскает с собой оружие? Или он ожидает бунта в своем кружке заклинателей духов?

Рили улыбнулась:

– Ты права, он ненормальный. Просто мы со временем привыкли к этому.

Они помолчали, пока докуривали косяк. Окошки были опущены, и Элен слышала лягушачий хор на болоте, ощущала глубокий запах сырой земли. Она посмотрела на фургон, подумала о Нате, который спал внутри, обложенный своими природными справочниками и тщательными чертежами дома их мечты. Она знала, что должна пойти туда и лечь рядом с ним, обрести покой в его тепле и близости.

Но сейчас Элен хотелось чего-то еще. Она повернулась к Рили.

– Я слышала голос Хетти, – сказала Элен.

– У Дикки?

– Да.

– Что она сказала?

«Опасность. Ты в опасности».

– Она сказала: «Спаси ее».

– Кого?

– Полагаю, того родственника, которого я могу найти. Того, о котором говорила пожилая дама.

Рили нахмурилась и прикусила нижнюю губу.

– Что-нибудь еще?

– Она сказала… сказала, что я в опасности.

– Знаешь, Элен, не пора ли остановиться?

Остановиться? Элен не могла поверить, что именно Рили, а не кто-то еще, предлагает ей отойти от дел.

– Не могу. Не знаю, как это объяснить, но я не могу. Хетти хочет… нет, она добивается, чтобы я это сделала.

Рили помолчала, глядя на Элен.

– А ты когда-нибудь думала о том, что, может быть, она действует не в твоих интересах? Или просто издевается над тобой?

– Почему? С какой стати ей это делать?

– Не знаю, Элен. Потому, что это забавно и любопытно. Потому, что она может это делать.

– Нет. – Элен покачала головой. – Все не так, Рили. Я знаю, что до сих пор она не сбивала меня с пути. И чувствую, что она нуждается во мне.

Рили пристально посмотрела на Элен.

– Хорошо, как скажешь. Но будь осторожна, ладно? Просто помни, что вещи не всегда таковы, какими они кажутся.

* * *

Элен выключила компьютер, потерла глаза и закрыла маленькую записную книжку, которую стала называть «Тайной Хетти». Элен около двух часов проработала в интернете, и все, что ей удалось найти за это время, было именем дочери Энн. У Сэмюэля Грэя и Энн Уайткомб Грэй было двое детей: Джейсон, родившийся в августе 1968 года, и Глория, родившаяся в апреле 1971 года. Элен нашла копию свидетельства о рождении Глории – ее среднее имя было Мэри, и она родилась в 15.40, – но не более того. Были сотни результатов по именам Джейсона и Глории Грэй, но Элен не знала, как сузить параметры поиска.

Нат по-прежнему спал и даже не пошевелился, когда Элен вернулась и включила свет на кухне.

Она посмотрела на угловой стол, где стоял его ноутбук. Он был открыт и передавал зеленоватые изображения с трех видеокамер, установленных во дворе. Элен стала рассматривать их. Там не было никакого движения, кроме деревьев, очертаний фургона, где находились они с Натом, и темного силуэта недостроенного дома, маячившего позади.

Она заметила природный дневник Ната, засунутый под ноутбук, и раскрыла его. Вот первая запись: большая голубая цапля на болоте. Потом дикобраз, самец и самка кардинала, красная белка. Потом набросок оленя, сделанный Натом в тот день, когда он провалился в болото. Рисунок был весьма хорошим, и его художественные навыки увеличивались с каждым следующим эскизом. Перевернув страницу, Элен обнаружила новые рисунки белого оленя с дотошными примечаниями о наблюдениях. Пока она продолжала листать, ее живот завязывался в узлы. Страница за страницей были покрыты рисунками белой оленихи и поспешными записями, которые становились все более неразборчивыми. Например, там говорилось: «Ее глаза меняют цвет… tapecum ludicum?», или «она вышла на середину болота и исчезла», или «следы растворились».

Одна запись гласила: «Это наша игра. Словно детская игра в салочки».

Элен дрожащими пальцами переворачивала страницы.

Нат дошел почти до конца эскизного блокнота, и на девяносто процентов это были рисунки и записи о белой оленихе. Ближние планы ее морды и глаз. Заметки о примерном росте и весе.

– Бог ты мой, – пробормотала Элен, уверенная в том, что видит дневник одержимого человека. Ей стало тошно до мозга костей.

Потом она добралась до последней страницы, где стояло сегодняшнее число.

«Сегодня она дожидалась меня в нашем обычном месте. Она была явно расстроена, что я опоздал. Она посмотрела на меня так, словно говорила: «Пожалуйста, больше не заставляй меня ждать тебя». Потом она ускакала так быстро, что я никак не мог догнать ее».

Глава 30

Олив

10 сентября 2015 года

Хетти снилась ей последние несколько недель, с тех пор, как она надела мамино ожерелье. Во сне Олив не только видела Хетти, но и была ею. Она стояла перед своим домом у болота. Потом услышала крики мужчин и лай собак, приближавшихся к ней.

Сны заканчивались одинаково: с петлей на шее и повешением на старой белой сосне. Олив просыпалась на диване в гостиной и сначала была совершенно дезориентированной: она по-прежнему считала себя Хетти, просыпавшейся в тесной кривобокой хижине.

– Ты как, нормально? – Отец стоял над Олив в семейных трусах и футболке. Его волосы были взъерошены, глаза отекли.

– Да, – ответила Олив. – Просто дурной сон.

– Ты кричала во сне, – сказал он. – Напугала меня до чертиков. Я крепко спал, но сразу помчался сюда. Я подумал… не знаю, что я думал.

– Извини. – Она потерла лицо и потрясла головой, избавляясь от остатков сна.

– А когда я прибежал сюда, ты говорила во сне.

– Да? И что я сказала?

– Ты сказала: «Я всегда буду здесь», – ответил отец.

По спине пробежал холодок.

– Ты уверена, что нормально себя чувствуешь, Олли? – спросил отец. Он положил руку ей на лоб, проверяя температуру. – У тебя какой-то странный вид.

– Я в полном порядке, папа, – сказала Олив. Но все было далеко не в порядке.

– Если завтра ты заболеешь, позвоню Рили и узнаю, сможет ли она составить тебе компанию.

– Не надо, папа. У меня правда все хорошо.

– Включая твои дела в школе?

– Там все отлично, – сказала она.

Это была правда: хотя прошло лишь несколько дней, новый учебный год начинался лучше предыдущего. До сих пор Олив не пропустила ни одного урока. Она выполняла домашние задания и приходила подготовленной.

– Хорошо, тогда давай еще немного поспим, – сказал отец. – И постарайся обойтись без кошмаров.

– Больше никаких кошмаров, – заверила она. И это тоже было правдой, поскольку Олив больше не собиралась спать.

Она подождала, пока наверху стало тихо, потом вышла на кухню, где взяла фонарик и сунула его в свой рюкзак. Выскользнув на улицу через заднюю дверь, Олив пересекла двор и пошла через лес на болото. По пути она остановилась у дуплистого дерева на краю двора и пошарила внутри в глупой надежде обнаружить записку. Ничего, кроме сосновых иголок и кусочков древесной коры.

Ночь была прохладной и лунной. В воздухе ощущалась влага, льнувшая к коже.

Когда Олив добралась до болота, оно было окутано туманной дымкой. Олив показалось, что она увидела фигуру на другой стороне, там, где когда-то стоял дом Хетти. Олив провела по воде лучом фонарика и пошла по краю в сторону каменного фундамента, но там никого не было.

Тем не менее Олив чувствовала, что она не одна.

Она достала подвеску от ожерелья и посмотрела, как она качается в лунном свете.

После того первого раза Олив больше не пробовала связаться с Хетти. Потрясение было слишком сильным, и Олив почувствовала, что начинает сходить с ума. Приходилось признать, что она немного боялась новых ответов Хетти.

– Ты здесь, Хетти? – спросила Олив, держа в руке тонкий кожаный шнурок с серебряной подвеской.

Подвеска начала описывать медленные круги по часовой стрелке.

– Я схожу с ума? – спросила Олив.

Подвеска замерла неподвижно.

– Что я вообще здесь делаю? – поинтересовалась Олив, обращаясь скорее к самой себе, чем к Хетти. Олив была готова вернуть подвеску на прежнее место и отказаться от общения с Хетти, когда серебряный круг на конце шнурка начал раскачиваться взад-вперед.

– Что это значит? – спросила Олив. Маятник продолжал раскачиваться, увеличивая амплитуду. Странно. Олив шагнула вперед.

«Да», – сказал маятник, вращаясь по часовой стрелке. Потом он снова закачался взад-вперед, указывая немного левее. Олив рискнула и сделала еще шаг в ту сторону, куда указывал маятник.

– Ты хочешь, чтобы я следовала за тобой?

«Да».

Олив начала идти, сначала двигаясь по прямой. Когда подвеска указывала налево, Олив забирала в левую сторону. Они направлялись к центру болота. Олив достаточно хорошо изучила болото и знала, где находятся глубокие места, но сейчас было довольно темно, и она немного нервничала.

Потом маятник вдруг остановился и замер.

– Почему мы остановились? – спросила Олив. – Здесь что-то есть?

Серебряный кружок снова стал вращаться по часовой стрелке.

Олив надела шнурок на шею и посветила фонариком на землю. Она не смела надеяться на лучшее. Может ли это указывать на сокровище? Неужели Хетти все-таки решила показать, где оно находится?

Тогда Олив опустилась на колени и начала копать. Она не взяла с собой совок или лопатку, поэтому вырывала пальцами кустики травы и вытаскивала кусочки торфа. Фонарик Олив положила на землю рядом с собой, так что луч освещал место раскопок.

Может быть, это не сокровище, но какая-то малая часть. Проба для дегустации. Доказательство реальности.

Олив прокопала неглубоко, когда ее пальцы коснулись чего-то твердого и плоского. Чего-то металлического.

Может быть, это крышка коробки?

Сундук с сокровищами?

С сильно бьющимся сердцем Олив стала быстро, почти лихорадочно, разгребать влажный торф. Она поломала ногти и растянула палец, но продолжала копать и скрести, пока не нашла край металлического предмета, который можно было подцепить снизу и вытащить на свет.

Старая головка топора, покрытая ржавчиной.

– Вот и славно, – язвительно пробормотала Олив. Повернувшись, она обвела взглядом болото и крикнула: – Большое спасибо, Хетти! Как раз то, что я всегда хотела получить!

Олив запихнула кусок металла в свой рюкзак и вернулась домой, измученная, расстроенная и сердитая на Хетти, которая всучила ей ржавую головку топора в обмен на ее мечты. Джинсы и кроссовки промокли насквозь.

Олив переоделась в сухую футболку и тренировочные штаны, а потом вытянулась на диване.

Ей приснился топор.

Во сне она вычистила топор, надела его на топорище и наточила. Но не стала рубить дрова.

Она изрубила на куски свою мать и побросала их в болото.

Олив проснулась с криком.

Через минуту отец прибежал в гостиную и включил свет. Он потянулся к руке Олив и посмотрел на грязные, обломанные ногти, на окровавленные кончики пальцев.

– Боже мой, дочка, – сказал отец. – Что с тобой творится?

Она молча заплакала. Он обнимал ее и укачивал, как маленькую девочку.

– Ш-шш, – бормотал он. – Все в порядке.

Но все было не в порядке.

Может быть, отец прав, и она действительно больна? Больна на всю голову.

Может быть, Хетти каким-то образом пробралась к ней внутрь?

Глава 31

Элен

10 сентября 2015 года

Элен открыла глаза. Ей приснилась белая олениха Ната. Животное обратилось к ней скрежещущим голосом Хетти.

«Проснись, Элен, – сказала олениха. – Проснись!»

Элен заморгала и посмотрела на открытую дверь спальни, почти ожидая увидеть там белую олениху, которая вышла из ее сна.

У Элен болела голова. Мысли ворочались медленно и тяжело. Ей хотелось лечь обратно и заснуть, но что-то было не так.

Совсем не так.

– Нат! – Элен сильно толкнула его. – Просыпайся!

– Что? – сонно пробурчал Нат.

– Газ, – сказала она, ощущая подступающую панику. – Пропан! Я чую запах пропана.

Нат сел в постели.

– Господи, – произнес он и закашлялся. – Пошли! – Он схватил Элен за руку и потащил по коридору. Запах пропана на кухне был особенно густым, почти тошнотворным.

– Не включай свет, – предупредил он. – Случайная искра…

Он продолжал крепко держать ее за руку, пока они выходили из фургона навстречу ночной прохладе.

Нат побежал к стенке фургона, где стоял большой белый баллон, и выключил газ.

– Нужно вызвать пожарных? – спросила Элен.

– Думаю, все обойдется, – сказал Нат. – Входная дверь открыта. Пусть газ немного рассеется, а потом мы откроем окна. – Он посмотрел на Элен. – Как ты себя чувствуешь?

– Головная боль и небольшое головокружение, но в целом нормально, – ответила она.

– Я тоже. Нам повезло. Очень хорошо, что ты вовремя проснулась.

«Очень хорошо, что Хетти разбудила меня», – подумала она.

– Что же случилось? – спросила Элен.

– Может быть, где-то произошла утечка.

Они посидели снаружи, взявшись за руки и глубоко дыша. Через несколько минут вернулись в фургон, где начали поднимать жалюзи и открывать окна.

– Нат, – сказала она. – Когда я ложилась в постель, все окна были раскрыты.

– Что? Ты уверена?

– Абсолютно. Я слышала кваканье лягушек.

Вскоре Нат решил, что можно включить свет.

– Элен, – позвал он, стоя перед плитой на кухне.

– Да?

– Иди посмотри на это. – Он указал на плиту. – Газ полностью открыт, все горелки включены на полную мощность, но не зажжены.

– Значит, это была не утечка. – Элен почувствовала, как напрягается ее тело.

– Ты же не оставляла плиту включенной? – поинтересовался Нат.

Элен покачала головой:

– Сегодня вечером я вообще не пользовалась плитой. И какого черта было включать все четыре горелки? Я вернулась домой, немного посидела за компьютером, и все.

«Еще я видела твой безумный журнал наблюдений за природой, полный рисунков и записей о неуловимой белой оленихе».

– Я уверена, если бы газ был включен еще тогда, я бы заметила это. В конце концов, я сидела в пяти футах от плиты.

– Ты уверена? – снова спросил Нат.

– Разумеется, уверена!

– Тогда что…

– Кто-то забрался в фургон. – Паника вернулась, вытесняя кратковременное облегчение. – После того как мы заснули, кто-то проник сюда, включил газ и закрыл окна.

– Но как… кто?.. – Его голос пресекся, а потом он хлопнул себя по лбу. – Камеры должны были заснять их! Мы увидим, кто это был! Мы получим улики.

Вернувшись к ноутбуку, Нат постучал по клавишам и застыл на месте.

– Все камеры отключены, – жалобно сказал он. – Сегодняшние ночные записи отсутствуют. Здесь ничего нет, все стерто.

– Нужно вызвать полицию, – сказала Элен. Она уже набирала 911.

* * *

Через двадцать минут патрульный сержант подъехал к их фургону. Это был пожилой мужчина лет шестидесяти, с румяным лицом, представившийся как сержант Бучер. Он выслушал их рассказ. Элен позволила Нату изложить большую часть истории, поскольку опасалась, что ее голос будет дрожать. Сержант осмотрел входную дверь, окна и газовую плиту. Он терпеливо ждал, пока Нат показывал ему свой ноутбук, снова подключенный к внешним камерам.

– Вот, посмотрите, – сказал Нат. – Все видеозаписи за сегодняшнюю ночь были стерты.

Сержант Бучер кивнул:

– А зачем вы установили эти камеры?

– Для наблюдений за природой, – объяснил Нат.

– За природой? – эхом отозвался сержант.

Нат кивнул:

– За совами, койотами и оленями. В общем, за разной живностью.

– Понятно, – сказал сержант таким тоном, который давал понять, что он глубоко сомневается в этом. Потом он повернулся к Элен и спросил: – Вы уверены, что не пользовались плитой перед тем, как лечь в постель?

– Совершенно уверена. И уверена, что окна были открыты.

– В какое время вы легли спать?

– Поздно, – ответила Элен. – Около часу ночи.

Сержант кивнул:

– А до этого вы уезжали в город с подругой?

– У нее и нашей подруги Рили была женская вечеринка, – пояснил Нат и повернулся к Элен: – Куда вы отправились?

– Да так, ничего особенного, – отозвалась она, гадая о возможных последствиях лживых показаний в такой ситуации. – Посидели в кафе, покушали и немного выпили.

– Значит, вы пили спиртное? – вмешался сержант.

– Нет, – быстро ответила Элен. – То есть да, но я выпила лишь один бокал вина.

Бучер кивнул.

– А наркотики? – осведомился он. Элен подумала, не выглядят ли ее глаза покрасневшими и немного стеклянными после курения травки.

– Ничего подобного, – заявила она.

Теперь Нат и сержант глядели на нее в упор. Нат выглядел так, словно его тоже одолевали сомнения. Как будто она накурилась до полного одурения вместе с Рили, а потом, перед тем как лечь в постель, закрыла окна и включила газ на полную мощность.

– Что теперь? – спросила Элен, тщетно пытаясь скрыть раздражение. – Собираетесь взять у меня отпечатки пальцев или провести анализ крови?

– Нет, мэм, – с легкой улыбкой ответил сержант Бучер. – Я напишу рапорт.

– Рапорт? – повторила Элен с вопросительной интонацией. – И это все?

– Миссис Уэзерелл, здесь нет никаких признаков взлома, – сказал сержант. – Нет следов преступления.

– Но кто-то же сделал это! – воскликнула Элен, теряя самообладание. – Кто-то пришел сюда, включил газ и закрыл окна. Мы могли погибнуть!

– Миссис Уэзерелл, с такой же вероятностью это мог быть несчастный случай, – сказал сержант. – Может быть, вы… как-то задели плиту и не обратили на это внимания. У вас очень маленькая кухня. А окна, что тут скажешь, вы далеко не первый человек, который поздно вечером делает что-то на автопилоте, а потом забывает об этом. Однажды ночью после нескольких кружек пива я съел весь мясной рулет, что оставался в холодильнике. Можете представить, как я разозлился следующим утром, когда решил приготовить сэндвич на ланч? Я даже сказал жене: «Что ты наделала…»

– Прошу прощения, – перебила Элен. – Давайте скажем прямо: вы не собираетесь ничего предпринимать, потому что не верите нам.

– Элен… – начал Нат.

– Что? – рявкнула она. – Это как раз то, что он делает, – абсолютно ничего!

– Я напишу рапорт, – повторил сержант. На его лице снова появилась еле заметная, но довольная улыбка. – И, разумеется, если произойдет новый инцидент, обязательно поставьте нас в известность.

– Спасибо, – сказал Нат. – Мы очень признательны вам.

– Отлично, – проворчала Элен. – Главное, очень полезно.

Глава 32

Олив

10 сентября 2015 года

Олив перекатилась на спину и открыла глаза, лежа на диване. Она чуяла запах кофе и блинчиков. Ее отец никогда не готовил завтрак. Единственным человеком, кто это делал, была… мама!

Олив соскочила с дивана и побежала на кухню.

– Доброе утро, соня, – сказала Рили, с улыбкой глядя на племянницу.

Олив заморгала, Рили стояла перед плитой и переворачивала блинчики на маминой большой сковородке из литого железа. На Рили был мамин розовый фартук.

– Я решила, что мы сможем нормально позавтракать, а потом я подброшу тебя в школу.

– Где папа?

– Он рано уехал на работу. Они начинают большой проект с укладкой новой мостовой.

Олив налила себе кофе.

– Твой отец сказал, что у тебя была тяжелая ночь, – заметила Рили.

Олив пожала плечами:

– Парочка дурных снов, только и всего. Это папа позвонил тебе, и поэтому ты приехала? Со мной правда все в порядке.

– Он беспокоится за тебя, Олли.

– У меня просто был ночной кошмар. У всех бывают кошмары, правда?

– Что тебе приснилось?

Олив уставилась в кофе с молоком.

– Я не помню.

Рили положила оладьи на тарелку и поставила на стол. Олив села и потянулась за кленовым сиропом. На самом деле она не была голодна, но с улыбкой присоединилась к пиршеству.

– Какая вкуснотища!

Рили уселась напротив нее. Она хмурилась и внимательно смотрела на Олив.

– По правде говоря, я тоже беспокоюсь за тебя, – сказала Рили. В горле у Олив поднялся комок, и она перестала жевать.

– Но все нормально, – возразила она и снова взялась за оладью. – То есть учебный год только начался, но все идет отлично. До сих пор я не прогуливала уроки.

– Ко мне пришел твой друг Майк, – сообщила Рили.

– Что? – Олив отложила вилку и непроизвольно сжала кулаки. Как Майк мог так поступить? Она убьет его за это.

– Постой, не сердись на него, – поспешно сказала Рили. – Он поступил правильно. Видишь, он тоже беспокоится за тебя, Олли.

– Майк вечно о чем-то беспокоится. Он преувеличивает, паникует и боится собственной тени!

– Он сказал, что этим летом ты нашла на болоте ожерелье своей матери.

Дерьмо! Вот же дерьмо! Ясно ведь было, что этот трусливый предатель все разболтает.

Олив колебалась, оценивая вероятность того, что Рили поверит ей, если она солжет.

– Это правда, Олив?

– Да, я нашла его на болоте. Серебряное ожерелье, которое она носила все время перед уходом из дома.

Рили кивнула:

– Я знаю, что ты имеешь в виду.

– Мама называла его всевидящим оком.

Рили печально улыбнулась:

– Да, я помню.

– Цепочка была разорвана, – сказала Олив.

Обе немного помолчали.

– Где сейчас ожерелье? – спросила Рили.

Олив чувствовала подвеску у себя на груди, скрытую под футболкой и толстовкой с капюшоном. Ей приходила в голову мысль достать подвеску и показать Рили, но Олив испытывала необычное смущение. По правде говоря, она боялась, что Рили сочтет ее желание носить мамино ожерелье глупым и даже театральным поступком.

– Я спрятала его в надежном месте.

Рили смотрела на нее так, словно обладала рентгеновским зрением и могла видеть, где находится ожерелье. Подвеска равномерно пульсировала, и Олив не на шутку испугалась, что может выдать себя. Но, разумеется, это было невозможно.

– Майк еще сказал, что ты ходила к Дикки Барнсу, поскольку слышала, что твоя мама могла посещать его спиритические сеансы.

– Да, я ходила в отель, и там было очень жутко. Я слышала, что мама могла ходить туда, но Дикки сказал, что она никогда не приходила на его сеансы, или как они еще называются. Он добавил, что единственный раз видел маму в магазине, где она работала.

Рили прищурилась, глядя на нее.

– И ты ему поверила?

Олив подумала о подслушанном телефонном разговоре и о своих планах проникнуть к Дикки в воскресенье. Она не могла рассказать об этом Рили; тетя запретила бы ей это.

– Да, я ему поверила. – Олив пожала плечами. – Судя по тому, что я там видела, пока говорила с Дикки, я не могу представить, что мама когда-либо приходила к нему. Они с папой всегда потешались над Дикки и считали его чокнутым. Думаю, она искала сокровище и пыталась больше узнать о Хетти, но она ни за что не обратилась бы за помощью к Дикки Барнсу и его «призрачному клубу».

Рили кивнула:

– Да, я согласна. Твоя мама была невысокого мнения о Дикки.

Олив взяла вилку и снова принялась за оладьи.

– Ты показывала ожерелье кому-то еще? – спросила Рили.

– Нет.

– Значит, твой отец не знает, что ты нашла его?

– Не-а, – протянула Олив с полным ртом. Она проглотила еду и запила кофе. – Майк считал, что я должна показать ему… но еще он говорил, что мне следует отнести его в полицию. Как будто это может быть уликой или чем-то подобным. Но, говорю же, он паникер и склонен все преувеличивать.

Рили молчала, глядя на нее.

– Думаешь, я должна отнести его в полицию? – спросила Олив и снова отложила вилку. – Просто посмотреть, что они думают по этому поводу? Но мой отец никогда не заявлял о пропаже мамы и тем более не говорил про ожерелье.

– Я думаю… – Рили сделала короткую паузу. – Думаю, нам нужно подождать. Посмотрим, что мы сами сможем выяснить. Если привлечь к делу полицию, они начнут задавать вопросы, вытащат на свет историю с любовником… подумай, каково будет твоему отцу.

– А что, если мама не сбежала с другим мужчиной? Что, если с ней произошло что-то другое?

– Милая! – Рили смерила Олив знакомым сочувственным взглядом, который та ненавидела. – Думаю, есть высокая вероятность того, что твоя мама действительно сбежала со своим ухажером. Иногда простые и самые очевидные объяснения оказываются правильными.

Олив нахмурилась:

– Просто у меня дурное предчувствие. И мне все время снятся дурацкие сны.

Рили кивнула, потянулась над столом и накрыла ладонью руку Олив.

– Что тебе снится, Олли?

– В основном это сны о Хетти. Но иногда они связаны с мамой. О том, что с ней случилось что-то очень плохое.

– Расскажи мне, – попросила Рили.

Олив содрогнулась и покачала головой.

– На самом деле я не помню, – сказала Олив. Она ни за что на свете не будет пересказывать кровавые подробности, иначе Рили отвезет ее к ближайшему психиатру.

Рили снова замолчала. Она сжала руку Олив.

– Ты помнишь, когда последний раз видела свою маму? – тихо спросила Рили.

– Я доводила себя до безумия, стараясь вспомнить все подробности. Я знала, что в последнее время она редко приходила домой. Она работала, встречалась с друзьями и так далее. Поэтому я точно не помню, когда последний раз видела ее, но помню, когда последний раз слышала ее голос.

Рили озадаченно посмотрела на Олив.

– Слышала ее голос? Она звала тебя?

– Нет. Но я слышала, как она ссорилась с папой. Это случилось посреди ночи. Мама еще не вернулась, когда я легла в постель. Я заснула, но проснулась, потому что они находились на кухне, прямо под моей комнатой. И кричали друг на друга.

– О чем они спорили?

– Я не могла разобрать, что они говорят, но отец был в ярости. Думаю, он даже что-то сломал. Снизу раздался треск, потом хлопнула дверь. Мама ушла. Когда я встала на следующее утро, ее дома не было. Отец сидел за столом и пил кофе. С тех пор мама больше не возвращалась.

Олив посмотрела на Рили. То, что она увидела, вовсе не добавило уверенности.

Рили выглядела испуганной. Она постаралась овладеть собой и сделать вид, будто ничего не произошло, но Олив чувствовала ее беспокойство.

– Олли, как насчет того, чтобы сегодня вернуться после школы ко мне? Останься у меня на несколько дней, и мы попробуем разобраться, что делать дальше, ладно?

Олив задумалась. Она представила своего отца, который останется в доме наедине со своими воспоминаниями.

– Нет, – сказала она. – Папа нуждается во мне.

– Но, Олли, если ты…

– Нет. Разве ты не понимаешь? В последнее время наши дела пошли на лад. Папа очень рад моим школьным успехам. И мы почти закончили ремонт в моей комнате. Если я уйду из дома и останусь у тебя, он будет беспокоиться и ему могут прийти в голову странные вещи. Я должна остаться.

– Хорошо, тогда оставайся, – уступила Рили. – Между тем я немного поищу вокруг и попробую выяснить, чем занималась твоя мама в те последние дни и что она собиралась делать. Попробую узнать о мужчинах, с которыми она встречалась.

– Значит, ты думаешь, что она все-таки не сбежала?

– Не знаю, что и думать, – призналась Рили. – Но ты должна обещать мне, что перестанешь играть в сыщика, хорошо? И ничего не говори своему отцу. Предоставь это мне. Если я не смогу ничего выяснить в ближайшие два-три дня, тогда обратимся в полицию. Согласна?

– Заметано, – сказала Олив.

Рили пожала ей руку.

– А теперь беги переодеваться. Не хочу, чтобы ты опоздала в школу.

Глава 33

Элен

10 сентября 2015 года

– То, что случилось вчера ночью, – это серьезная дрянь, – тихо сказала Рили, чтобы другие посетители не услышали их. После ланча Элен приехала на склад старых вещей, чтобы сообщить Рили последние новости и поделиться своим опасением, что кто-то пытался убить ее и Ната.

– Знаю. Поэтому я вызвала полицию.

– Ты вызвала полицию? – На этот раз Рили забыла понизить голос, и молодые люди, рассматривавшие витражные окна, повернулись к ним.

– Да, но теперь я понимаю, что это было ошибкой, – прошептала Элен. – Сержант решил, что я оставила плиту включенной, потому что была слишком пьяной или обкуренной и ничего не помнила как следует. И я готова поспорить, что в городе уже известно о нашем звонке; тот парень из универмага Фергюсона мог это слышать по своему полицейскому сканеру и разболтать своим знакомым.

– Так что же сделал полицейский?

– Честно говоря, он ни черта не сделал. Только написал рапорт. Он сказал, что нет никаких следов или улик, указывающих на преступление. Только мое слово, а здесь оно, похоже, не имеет никакого веса. Проклятье, даже Нат смотрел на меня так, как будто я случайно включила газ, потом закрыла все окна и почему-то забыла об этом.

Рили раздосадованно вздохнула и убрала голубые локоны, упавшие на глаза.

– Что, если это была Хетти?

– Хетти?

– Что, если… если это она включила газ вчера ночью?

Элен покачала головой:

– Нет, я же говорила: это она разбудила меня, я уверена. А что, если это не какой-то ублюдок из города, который хочет, чтобы я убралась отсюда, поскольку считает меня новой ведьмой на болоте? Что, если это случилось из-за моего исследования? Может быть, в семейной истории Хетти есть что-то такое, чего мне не положено знать?

– Но что это может быть? – недоуменно спросила Рили. – Ради чего стоило бы убивать тебя?

– Понятия не имею. Но одно я знаю наверняка и действительно верю в это: я должна слушать Хетти. Думаю, она направляет меня. Ей нужно, чтобы я кого-то нашла. Кроме того, я должна спешить. Этот инцидент с включенным газом окончательно убедил меня.

– Не знаю, Элен. Мне это сильно не нравится.

– Я должна продолжать поиски. Попытаться найти детей Энн. Я узнала имя ее дочери: Глория Грэй. Она родилась в тысяча девятьсот семьдесят первом году, так что сейчас ей сорок четыре года. Я нашла ее свидетельство о рождении, но не более того. Она как будто исчезла, растворилась среди сотен женщин с такими же именами и фамилиями. Есть короткая газетная статья об убийстве, а женщина, с которой я познакомилась в антикварном магазине, сказала мне, что детей отправили жить к родственникам. Мне нужно выяснить, куда они уехали и кто их принял.

Рили кивнула, не скрывая беспокойства. Элен посмотрела на часы.

– Мне нужно вернуться к Нату. Он не знает, что я здесь. Я вроде как поехала за декоративными гвоздями и шпатлевкой.

– Только будь осторожна, – попросила Рили. – Береги себя… и Ната.

* * *

Элен выехала на подъездную дорожку и увидела битый красный пикап, стоявший рядом с фургоном. Потом она заметила Ната, сидевшего на крыльце нового дома вместе с Дикки Барнсом. Они держали в руках банки с пивом.

– Вот дерьмо, – пробормотала Элен и поспешно вышла из автомобиля с сумкой из магазина стройматериалов.

Какого дьявола здесь делает Дикки?

Нат холодно посмотрел на жену:

– Твой друг Дикки решил приехать, чтобы вернуть твой телефон. – Он поднял аппарат и показал ей.

– Мой телефон?

Дикки кивнул:

– Должно быть, вы обронили его вчера вечером.

Элен затаила дыхание.

– Дикки имеет в виду, на заседании его спиритического кружка, – добавил Нат, глядя на нее. Его лицо было непроницаемым.

Она промолчала.

– Дикки рассказал мне о своих еженедельных собраниях, – продолжал Нат. – И о своем отце. А также о Хетти и белом олене.

– Мне пора. – Дикки допил пиво, аккуратно поставил пустую банку на крыльцо и встал. – Я лишь хотел убедиться, что вы получили телефон и что у вас все в порядке.

– Большое спасибо, Дикки. У меня все хорошо. И я… я извиняюсь насчет вчерашнего вечера.

– Не стоит беспокойства. Надеюсь снова увидеть вас. Мы встречаемся каждую среду в восемь вечера.

– Еще раз спасибо, – повторила Элен.

– Спасибо за пиво, Нат! – крикнул он, когда забрался в свой пикап. Они посмотрели, как он уезжает. Потом Нат потянулся к упаковке и открыл следующую банку. В новом режиме экономии он перешел на пиво «Пабст» с голубой лентой.

Элен внутренне подготовилась к тому, что будет дальше.

– Я еще никогда в жизни не чувствовал себя таким полным идиотом, – наконец произнес он тихим, яростным голосом, четко выговаривая каждое слово. – Ты понимаешь, как это выглядело, когда этот парень приехал сюда, представился и сообщил, что познакомился с тобой в каком-то паршивом спиритическом кружке?

– Извини, Нат. Я…

– Ты солгала мне. Ты сказала, что вы с Рили пили и закусывали в кафе. Не говоря о том, что вчера ночью ты солгала полицейскому!

– Я не лгала. То есть не совсем лгала. – Элен собралась с духом. – Я просто умолчала о некоторых вещах, потому что это могло рассердить тебя.

– Не могу представить, с какой стати, – резким, язвительным тоном произнес Нат. – Ты сказала, что собираешься на дамскую вечеринку в городе. Я полагал, что это будет караоке и танцы под луной, а не общение с мертвецами. Ты пошла туда из-за Хетти, верно? Ты настолько одержима этой женщиной, которую никогда не видела и которая умерла сто лет назад, что решила сесть в кружок с полоумными чудаками и попытаться вызвать ее дух?

– Я думала, что они могут…

Он поднял палец, показывая, что это еще не все и даже не самое главное.

– Расскажи мне об этой каминной полке, – потребовал Нат.

– Что?

– Я кое-что обдумал. Сначала балка, потом кирпичи. Сначала мне показалось, что это отличная затея, что ты пытаешься вставить в наш дом фрагменты истории и выбираешь старинные материалы.

«В самом деле? Тогда почему ты оспаривал каждый мой шаг в этом направлении?» – подумала она, но промолчала.

– Но это уже чересчур, Элен. Ты настойчиво привозишь сюда предметы, связанные с женщинами, которые погибли ужасной смертью. Так скажи: кому принадлежала эта каминная полка? Какая история за ней стоит? Когда ты привезла ее домой, мне было интересно, но я не стал спрашивать. Теперь я должен знать.

– Я…

– Скажи мне правду, Элен. Пожалуйста. Или ты собираешься снова лгать мне? Похоже, теперь это легко тебе удается.

Он выглядел сильно подавленным, и Элен ощущала ужасный груз вины на своих плечах. Как могло дойти до такого? Как она стала женщиной, которая никому не доверяет и лжет собственному мужу, человеку, которого она искренне любила и с которым делилась всеми своими секретами?

«Потому что он не понимает, – прошептал голосок в ее голове. – И никогда не понимал».

– Хорошо. Эта каминная полка принадлежала женщине по имени Энн Грэй. Она была дочерью Джейн и внучкой Хетти.

Нат стиснул зубы:

– Да, я так и предполагал. Но позволь сделать еще одну догадку. Здесь есть нечто большее, правда? Она тоже умерла какой-то ужасной смертью?

Элен подумала, что может солгать, но Нат все равно будет искать в интернете и узнает правду после нескольких быстрых запросов. Она со вздохом кивнула.

– Это было убийство и самоубийство. Муж сначала застрелил ее, потом застрелился сам.

Нат залился неприятным смехом, означавшим: «Не могу поверить, что это происходит на самом деле».

– Значит, эта каминная полка, из-за которой нам пришлось пересмотреть планировку нового дома, где мы собираемся жить и ради которого оставили позади прошлую жизнь, эта самая полка из дома, где какой-то мерзавец убил свою жену, а затем покончил с собой?

– Я… – Элен замялась. – Мне очень жаль, – искренне закончила она. – Понимаю, это звучит безумно и ужасно, но это не так. Я не собиралась лгать. Я просто испугалась. Ты всегда раздражаешься и сердишься, когда я говорю о Хетти и Джейн.

– Ты винишь меня в этом, Элен? Правда? Подумай об этом. Как вышло, что эти люди стали для тебя важнее, чем я?

– Нет, это неправда, Нат. Как ты можешь так думать?

Как она могла это объяснить? Объяснить чувства, которые она испытывала, когда раскрывала крупицы истины о жизни этих женщин и их потомков. Хетти как будто хотела, чтобы она нашла их. Хетти направляла Элен, помогала ей собирать факты и выстраивать картину трех поколений семейной истории Брекенриджей. А теперь еще и попросила спасти одного из выживших родственников.

– Эти открытия и находки были поразительным откровением, – призналась Элен. – Они позволяли ощущать связь с прошлым. Находить предметы, связанные с этими женщинами, с поколениями семьи Брекенриджей, – это как… как будто мне было суждено найти каждый предмет, ведущий к ним, и я…

– Только не корми меня дерьмом о жизненном предназначении, – перебил Нат. – Ты становишься похожа на этого придурка Дикки, болтающего о духах, которые учат и наставляют нас.

– Но я не думаю…

– Ты превращаешь наш дом в долбаный музей полоумной семейки Хетти и ее потомков, которые умерли в страшных муках! Некоторые люди переезжают в дом с привидениями, а ты хочешь построить дом с привидениями, Элен. Что это за извращение?

Он сделал несколько больших глотков пива, запрокидывая банку. Потом вытер рот тыльной стороной ладони и обвиняюще уставился на Элен.

Она еще никогда не видела Ната таким рассерженным и презрительным. Даже его лицо как будто изменилось. Темные круги под глазами уменьшали их и погружали в глазницы. Рука, державшая пивную банку, слабо подрагивала.

Внезапно Элен пришла в голову абсурдная мысль о муже Энн. О том, что могло сломить этого человека и заставить его пойти на такую бессмысленную жестокость. Должно быть, он любил свою жену до тех пор, пока в нем что-то не надломилось.

Неужели каждый способен на такое зло?

Еще несколько месяцев назад Элен не поверила бы, что она может солгать Нату. И если бы кто-то сказал ей, что Нат будет говорить с ней так раздраженно и с таким презрением будет смотреть на нее, она бы не поверила.

Так могут жить другие люди, но только не они. Они отличаются от остальных.

Они любили друг друга. Он посвятил ей стихотворение о том вечере, когда они познакомились; это было прекрасное стихотворение, совершенно покорившее ее. Конечно, у них были свои споры, но она даже не помнила, чтобы он когда-либо выходил из себя до переезда в Вермонт.

– Проклятие, Элен, – продолжал Нат. – Ты что, собираешься разместить рекламное объявление на Хеллоуин: «Добро пожаловать в дом с привидениями у Элен: приходите, если осмелитесь»?

Она промолчала.

– У тебя есть хоть какое-то представление, как все это выглядит со стороны? Ты стала одержимой, Элен. Это болезненная, нездоровая одержимость. Я всерьез думаю, что тебе нужна помощь. И я не имею в виду помощь от Дикки и его спиритуалистов. Мне кажется, что пришло время для терапии. Кто-то должен помочь разобраться, откуда у тебя возникла потребность выяснять происхождение этих вещей.

Элен не ответила. Она просто стояла, стараясь сосредоточиться на дыхании.

– Твой отец не был бы рад этому. Скорее, он пришел бы в ужас.

Этого она уже не могла вытерпеть. Элен рассмеялась холодным, лающим смехом.

– Ты всегда прав, да? Но у тебя есть своя маленькая, извращенная навязчивая идея, не так ли?

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я видела твой журнал наблюдений за природой, Нат. Ты заполнил его рисунками и записями об этой проклятой оленихе. Если это не одержимость, то я не знаю, что это.

Нат открыл рот, собираясь возразить, но она не позволила вставить слово:

– Ты подсчитывал в своих умных графиках и расписаниях, как много времени ты тратишь, выслеживая эту белую олениху? И сколько денег ты спустил на свои поиски, на все эти дорогие и ультрасовременные инфракрасные камеры, кабели, мешки с оленьим кормом и камни-лизунцы? Между тем ты склочничаешь и стонешь о превышении бюджета. А сам до сих пор не сделал ни одного четкого снимка?

– Нет, но сделаю. Этот олень настоящий, Элен. Настоящее существо из плоти и крови, в отличие от призраков, которых ты пытаешься вызвать.

– Знаешь, что меня удивляет? Пожалуй, твоя навязчивая потребность проводить исследования и собирать доказательства происходит оттого, что в глубине души тебя беспокоит, что Рили была права. Может быть, этот олень действительно связан с призраком Хетти Брекенридж? А поскольку ты отказываешься признать эту возможность, то решительно настроен опровергнуть ее.

– Это какой-то абсурд, – сказал Нат.

– Ты пишешь об этой оленихе как о человеке. Как будто она обладает волшебными способностями. Как будто у тебя есть особенная связь с ней. Как будто это твоя чертова любовница!

Нат отвернулся от нее и подхватил упаковку с оставшимися тремя банками пива.

– Пожалуй, достаточно, – резко сказал он.

Он пошел к фургону, где с такой силой хлопнул дверью, что каморка с жестяной крышей буквально содрогнулась от удара.

Глава 34

Олив

11 сентября 2015 года

– Черт возьми! – воскликнула Элен, когда промахнулась молотком по гвоздю и стукнула по пальцу.

– Вы в порядке? – спросила Олив.

– Пройдет, – отозвалась Элен, болтая ушибленным пальцем. – Просто мне нужно сделать небольшой перерыв.

Элен выглядела усталой, озабоченной и внезапно постаревшей. Под ее покрасневшими глазами залегли темные круги, а кожа была бледной и одутловатой.

Они находились в доме, занимаясь отделкой последних окон. Олив держала наличники, а Элен приколачивала их. Потом она заглубляла гвозди пробойником, а Олив заделывала отверстия древесной мастикой.

Нат уехал в город за новой порцией грунтовки и герметика. Олив испытывала облегчение по этому поводу, поскольку отношения между супругами стали крайней напряженными. Нат и Элен практически не разговаривали друг с другом: они лишь обменивались замерами и передавали взад-вперед деревянные планки. Олив видела, что они серьезно поссорились. Возможно, поэтому Элен выглядела такой изможденной.

Впрочем, Олив думала, что сама выглядит не лучше Элен, так как почти не спала прошлой ночью. Олив ворочалась с боку на бок, думая о своем разговоре с Рили за завтраком и о том, какой испуганной казалась тетя. Олив помнила о своем обещании прекратить розыски и предоставить дело Рили. И о намерении обратиться в полицию.

Когда Олив заснула, то ей приснилось, как она собственноручно срывает ожерелье с маминой шеи, а потом душит ее.

Олив проснулась взмокшей от пота, с сильно бьющимся сердцем. Когда она встала, то выпила три чашки сладкого кофе с молоком и пропустила завтрак; от одной мысли о твердой еде у нее сводило желудок. По пути к школьному автобусу Олив остановилась у дерева с дуплом и задумалась, не стоит ли спрятать там ожерелье, но обнаружила, что просто не может расстаться с ним.

Сразу после уроков она направилась к Элен, даже не заглянув домой, чтобы оставить рюкзак. Ей не хотелось оставаться одной, даже на пять минут.

Олив посмотрела на стопку книг, лежавших на кухонной столешнице: «Призраки и привидения», «Ведьмы в Новой Англии», «Путеводитель по призрачному Вермонту», «Заклинания и проклятия», «Руководство по заклинаниям для колдуньи». Наверху лежала тонкая книга в бумажной обложке под названием «Общение с миром духов».

Олив отложила тюбик древесной мастики, подняла руку и нащупала под рубашкой подвеску. Потом она выбрала книгу «Общение с миром духов» и начала листать страницы, не читая, а скорее просматривая содержание. Вскоре Олив наткнулась на текст, заставивший ее остановиться. На предплечьях выступили мурашки, по загривку пробежал холодок. Она медленно прочитала вслух:

Элен невесело усмехнулась:

– Звучит довольно безумно, да?

– Как вы думаете, Элен, такое возможно? Дух действительно может прикрепиться к предмету или к человеку? Что от этого бывает? Человек становится одержимым?

– Думаю, в этих книгах много странных идей, иногда основанных на реальности, иногда сомнительных, – с улыбкой ответила Элен. – Но я пришла к убеждению, что в мире существует больше, чем мы можем увидеть, поэтому стараюсь без предубеждения относиться к этим материалам.

– Но если бы существовал предмет, принадлежавший духу, и вы бы носили его, то смогли бы вы делать такие вещи, которые обычно не можете делать?

– Некоторые верят, что это так. Но я думаю, что предмет, даже принадлежавший призраку, может иметь лишь ту силу, который ты наделяешь его. Ты можешь выбрать, какое воздействие он производит или не производит на тебя.

Олив задумалась об этом. Она верила, что ожерелье матери обладает некой силой. Но с другой стороны, оно казалось проклятым. Возможно, оно было источником ее кошмаров.

А может быть, это было нечто гораздо большее.

– А как насчет духа, который привязывается к человеку? – спросила Олив ломким голосом, потому что у нее вдруг пересохло в горле. – Вы думаете, так бывает на самом деле?

Элен наклонилась вперед и откинула прядь нечесаных волос со лба Олив.

– Мне кажется, нам с тобой незачем беспокоиться по этому поводу.

Олив тяжело сглотнула и выдавила согласную улыбку.

– Как думаете, я могу ненадолго одолжить одну из этих книг? – спросила Олив.

– Конечно. Это в основном библиотечные книги. Я сверяюсь с ними, потом возвращаю и выбираю новые. Они числятся за мной до следующей недели, но я уже прочитала их и сделала выписки.

– Я могу отнести их в библиотеку вместо вас, – предложила Олив.

– Вот и хорошо, – сказала Элен. – Они твои. Кстати, как продвигается охота за сокровищем? – Она устало улыбнулась. – Ты что-нибудь нашла?

«Давайте посмотрим. Я нашла мамино ожерелье и теперь думаю, что она не уехала из города с другим мужчиной, а с ней произошло нечто другое, возможно, очень плохое.

Я обнаружила рисунок с подвески на полу жуткого старого отеля, куда моя мама могла приходить на спиритические сеансы с этим полоумным типом, который считает себя ковбоем. Да, и я обнаружила, что могу общаться с мертвой женщиной, хотя иногда она разыгрывает меня и показывает ржавую головку топора вместо сокровища».

– Я кое-что нашла, – сказала Олив. – Не сокровище, а другие вещи. Кстати, я принесла вам подарок.

Она сходила за рюкзаком, расстегнула его и достала ржавую головку топора.

– Я нашла это позапрошлой ночью на другом краю болота, где когда-то стоял дом Хетти. Там было много других вещей: несколько старинных монет, горшок из литого железа, дверные петли, гвозди и лошадиная подкова. Но эта штука классно выглядит, правда?

Олив вспоминал, как в одном из недавних кошмаров изрубила свою мать топором.

«Пожалуйста, возьмите его, – подумала Олив, испытывая легкую тошноту. – Я больше не хочу видеть эту вещь».

Элен взяла старую ржавую железку.

– Действительно, здорово.

– Готова поспорить, этот топор принадлежал Хетти, – добавила Олив.

– Возможно, ты права, – задумчиво сказала Элен. – Я не эксперт по топорам, но эта головка выглядит очень старой.

– Настолько старой, что деревянное топорище давно сгнило. Это топор для рубки и обтесывания; об этом можно судить по широкому лезвию. Я уже посмотрела, – похвасталась Олив, и Элен улыбнулась. – Опять-таки, готова поспорить, что Хетти пользовалась этим топором, когда тесала бревна для своего домика.

Элен кивнула.

– Я хочу, чтобы он остался у вас. Подумала, что вы можете очистить его, заточить и надеть на новое топорище. У вас будет отличный топор для того, чтобы колоть растопку. Пожалуй, с его помощью можно будет даже обтесать какой-нибудь кусок дерева для вашего дома, прямо как Хетти.

– Ты уверена? – спросила Элен.

– Абсолютно, – ответила Олив.

Элен нагнулась и обняла ее.

– Спасибо, дорогая, – сказала Элен. – Это потрясающий подарок.

Даже несколько секунд, проведенных Олив в объятии Элен, хватило для того, чтобы она испытала неожиданное ощущение счастья и уюта.

– Ты в порядке? – поинтересовалась Элен, и Олив осознала, что вот-вот может расплакаться.

– Все отлично, – солгала она. – Просто подумала о Хетти.

– Что именно?

– Я подумала о том, как она была бы рада, что ее старый топор снова пригодится кому-то. Это почти как… знаю, это звучит странно, но это похоже на ее частичное возвращение к жизни. Это разумно?

Элен кивнула:

– Да, это совершенно разумно. И я полностью согласна с тобой.

Глава 35

Элен

12 сентября 2015 года

Элен замочила головку топора в уксусном растворе, чтобы на следующее утро очистить ржавчину, а затем вернулась к утренней уборке с помощью проволочной щетки и наждачной бумаги. Они с Натом решили отдохнуть в выходные от строительства.

– В понедельник мы вернемся к работе и закончим отделку, – деловито сказал Нат, почти не глядя на Элен. – Покроем полы полиуретаном и положим плинтус. Я позвоню в строительную компанию и в первую очередь закажу черепицу для кровли.

– Хорошо, – согласилась она.

– Приближаются холода, – напомнил Нат. – Мы не хотим оставаться в этом фургоне, когда выпадет первый снег. Но мы не будем переезжать сюда до окончания строительства.

– Совершенно верно, – сказала Элен.

Нат ушел в лес с фотокамерой и зоологическими справочниками. Элен съездила в скобяную лавку и купила новое топорище, специальный напильник и круглый точильный камень для заточки топора. Остаток дня она провела во дворе, работая с топором, удаляя ржавчину, занимаясь заточкой и прилаживанием топорища по инструкциям, найденным в интернете. Это была приятная работа, и к вечеру Элен имела прекрасный топор. Топор с историей. Топор Хетти.

* * *

Элен сидела на крыльце нового дома, потихоньку пила пиво из бутылки и восхищалась своей работой, когда Нат появился на тропе, ведущей на болото.

По мере его приближения, Элен увидела, что он весь мокрый и грязный, а его одежда покрыта илом и местами порвана. Волосы Ната, давно нуждавшиеся в стрижке, торчали под странными углами.

«Ну и кто теперь похож на сумасшедшего?» – подумала Элен, негодуя на себя за такую мысль.

– Что это? – спросил он, глядя на топор.

– Это плотницкий топор, – сказала Элен и повернула топорище так, чтобы Нат разглядел лучше.

– Откуда он взялся?

– Олив нашла где-то в лесу старую ржавую головку от топора и подарила мне. – Элен постаралась не упоминать о доме Хетти или о том, что, возможно, этот топор когда-то принадлежал ей. – Она знает, что я люблю старые вещи. Сегодня я весь день провозилась с ним, купила новое топорище, и вот он, как новенький!

Нат кивнул и наклонился, чтобы снять фотокамеру, висевшую на шее.

– Отлично, – сказал он. – Теперь ты должна увидеть это.

– Что?

– Я получил, что хотел! – с довольным видом заявил он.

– Что именно?

– Фотографию! Снимок оленихи. Я все утро шел по ее следу в лесу и наконец приблизился на достаточное расстояние, чтобы сделать хорошие снимки.

Он повернул камеру, нажал на разные кнопки и взглянул на экран.

– Смотри!

Руки Ната слегка дрожали. Элен заметила, что он давно не стриг ногти, под которыми набилась черная грязь.

Элен посмотрела на крошечный экран его «Никона», пытаясь разобраться в том, что она видит, – по сути дела, размытое пятно перед деревьями, вообще непохожее на оленя. Оно было узким и высоким, как будто Нат снимал спереди, а олень приближался к нему на бегу.

– Это больше похоже на человека, чем на оленя. – Элен прищурилась, пытаясь что-то выделить в размытых очертаниях. Где здесь уши? Где шерсть?

Нат рывком отодвинул камеру и озадаченно уставился на экран.

– Нет, – сказал он и снова передал камеру Элен. – Посмотри, это точно олень!

Нат переключился на следующую фотографию, еще более размытую. Там белая фигура (или вспышка отраженного света?) как будто метнулась за дерево. Опять-таки, она была слишком узкой и высокой, совсем не похожей на оленя.

– Я верю тебе, – сказала Элен. – Я верю, что ты ее видел.

– Я не прошу тебя верить мне на слово, Элен. Я хочу, чтобы ты признала доказательство, которое находится у тебя перед глазами!

Голос Ната звучал так, словно он находился на грани срыва. Это был голос отчаявшегося человека. Не так ли говорил муж Энн в тот последний день?

Элен как следует отхлебнула пива и промолчала. Нат медленно выдохнул и спросил:

– Ты видишь оленя на этом снимке?

Она подумала о возможности солгать и сказать: «Разумеется, я его вижу». Но не такими ли словами Энн перед смертью пыталась успокоить своего мужа?

– Я что-то вижу, – сказала Элен. – Но правда, Нат, это не особенно похоже на оленя.

Нат повесил камеру на шею и удалился в фургон, громко хлопнув дверью.

Вскоре приехала Рили, и Элен показала ей топор. Нат не выходил из фургона, а Элен не собиралась заходить туда.

– Это подарок от Олив. Она нашла его со своим металлоискателем где-то на болоте. Мы думаем, что он мог принадлежать Хетти.

– Ого, – сказала Рили и едва ли не благоговейно прикоснулась к топору. – Топор Хетти! Какая поразительная находка!

– У меня ушел целый день, пришлось просмотреть десяток роликов на YouTube, чтобы очистить его и привести в рабочее состояние, но я ничуть не жалею об этом.

– Красивый, – сказала Рили, возвращая топор Элен.

Та кивнула и спросила:

– Хочешь прогуляться на болото?

– Само собой.

Элен оставила восстановленный топор в доме, прислонив его к стене под балкой между кухней и гостиной: свой последний подарок для Хетти.

Наступили сумерки, и последние сверчки потрескивали на дорожке тут и там. Элен шла впереди. Ей очень нравилось болото в сумеречном свете. Иногда, в такие прохладные вечера, как сегодняшний, над водой лежал тонкий слой тумана, и Элен была уверена, что он движется, как бы пытаясь обрести форму, образовать женский силуэт в платье. Они прошли до камней старого фундамента и уселись на них. Рили закурила косяк, затянулась и передала его Элен.

– Что стряслось с Олив? – спросила Элен. – Она казалась сегодня немного… растерянной. С ней все в порядке?

– Она очень беспокоится о своей матери, – сказала Рили. – Она вообще говорила с тобой об этом?

– Нет. Ни одного намека.

– Она вбила себе в голову, что ее мать не сбежала с другим парнем, как говорят все вокруг. Что случилось что-то другое.

– А ты думаешь, есть такая возможность?

– Нет… То есть я не знаю. – Она немного помолчала, глядя на туман над болотом. – Может быть, что-то напугало ее.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Элен.

– Олив сказала, что незадолго до исчезновения матери она подслушала жуткую ссору родителей на кухне. Потом были звуки ударов, как будто дело дошло до насилия.

– Что… ты хочешь сказать, что твой брат мог избить ее?

– Не могу этого представить. Он до сих пор очень любит ее. Но несколько лет назад, когда Дастин сильно пил, он превратился в развалину. Возможно, он немного чокнулся. Он никогда не причинял вреда никому, кроме себя, но…

– Рили, если ты думаешь…

– Нет, – перебила Рили. – На самом деле я думаю, что Лори уехала с одним из ее ухажеров. Возможно, Дастин узнал, что она изменяет ему, и это стало последней каплей. Лори убралась оттуда после ссоры и больше не возвращалась.

– Бедная Олив, – сказала Элен. – Страшно подумать, что ей пришлось пережить.

Рили передала ей косяк, и они немного помолчали, покуривая и глядя на болото.

– До сих пор не могу поверить, что она отдала мне этот топор, – задумчиво сказала Элен. – Поразительный подарок.

– Мне он тоже нравится, – сказала Рили после небольшой паузы. – Но я не уверена, что тебе стоит хранить его у себя.

– Что? Почему?

– Это начинает беспокоить меня. Ты собираешь вещи с жуткими историями.

– Теперь ты говоришь совсем как Нат, – фыркнула Элен.

– Это похоже… как будто ты открываешь дверь.

– Да! – воскликнула Элен. – Прямо в точку.

– Но когда ты открываешь дверь, ты не знаешь, что можешь выпустить наружу, – сказала Рили. – Уже не говоря о том, что ты действительно пугаешь твоего мужа. Он сильно беспокоится.

– Что?

– Сегодня утром он позвонил в мою лавку на складе.

– В самом деле? Что он сказал?

– Он считает твой интерес к Хетти, ее семье и этим предметам… нездоровым увлечением. Он попросил меня помочь тебе остановиться, и он определенно не хочет, чтобы я снова приводила тебя к Дикки. Я узнала, что Дикки приехал сюда с твоим телефоном и рассказал Нату о нашем визите.

– Да, – сказала Элен. – Нат очень рассердился.

Рили кивнула.

– Но он не просто рассержен, Элен. Он боится, что ты утратила связь с реальностью.

– И ты согласна с ним? Ты думаешь, что я перегнула палку?

– Я думаю… – Рили помедлила. – Думаю, ты затеяла опасную игру. Нельзя размывать черту между прошлым и настоящим, между живыми и мертвыми.

– Я слышу твои слова, но могу сказать, что еще никогда в жизни не ощущала такую сильную потребность что-то сделать. И я не смогу это сделать без тебя. Ты поможешь мне?

Наступила долгая пауза.

– Разумеется, – наконец сказала Рили. – Что тебе нужно?

– Я мало что могу найти в интернете, особенно когда Нат все время подглядывает из-за плеча. Думаю, если мы обратимся в историческое общество и изучим все базы данных, какие у вас есть, воспользуемся микрофоном для чтения старых газет и просмотрим все записи о рождении, смерти и заключении брачных свидетельств, то сможем собрать полное генеалогическое древо Хетти. Мы попробуем узнать, куда отправились Глория и Джейсон и что случилось с ними потом.

– Хорошо, – сказала Рили. – Мне известно, что Мэри-Энн занимается реорганизацией с тех пор, как она вернулась из Северной Каролины. Думаю, она почти восстановила прежний порядок, и теперь там даже есть новый компьютер. Завтра я занята, но послезавтра свободна. В понедельник мы пойдем туда и посмотрим, что сможем найти.

Глава 36

Олив

12 сентября 2015 года

Олив проштудировала книги, полученные от Элен, – библиотечные издания, которые она читала в новом доме, и еще парочку, хранившихся в фургоне.

– Только не относись к этому слишком серьезно, – предупредила Элен.

– Я все прекрасно понимаю, – заверила Олив. – Не беспокойтесь, я не собираюсь читать заклинания или призывать демонов. Мне просто интересно, понимаете? Я хочу знать, во что верят другие люди.

В одной из библиотечных книг Олив нашла целую главу, посвященную общению с мертвыми с использованием маятника. Там говорилось, что дух способен помочь отыскать пропавшие вещи с помощью маятника. Автор предлагал готовые вопросы, и в книге содержалась таблица с вероятными ответами и указаниями для духа направить маятник к правильному ответу.

Олив перелистывала одну из книжек о колдовстве, когда наткнулась на раздел с магическими символами.

Олив буквально ахнула, как глупая девчонка в фильме ужасов.

Там был рисунок, почти в точности похожий на мамино ожерелье; круг с треугольником внутри, куда был вписан квадрат с маленьким кругом. Олив прочитала, что было написано ниже.

– Вот дерьмо, – произнесла Олив.

«Магическая дверь, через которую могут проходить духи или даже демоны».

Она подумала о символе, нарисованном на полу отеля Дикки. Чем они там занимались? Пытались открыть реальную дверь в мир духов?

А что, если они добились успеха?

Кто (или что) могло проникнуть наружу?

– Олли? – В гостиную вошел отец в рабочем комбинезоне.

Олив вздрогнула.

– Мне нужно на работу. Протечка водопровода недалеко от твоей школы. Впрочем, я скоро управлюсь, – добавил отец и подмигнул.

– Хорошо, – отозвалась она.

– Что ты читаешь? – Он посмотрел на книги. – Это для школьных занятий?

– Не совсем, – ответила она.

Он нахмурился, когда разглядел названия.

– Откуда ты это взяла? – с внезапной яростью произнес он. Он стиснул зубы и дышал носом, как разъяренный бык. – Это Рили дала их тебе?

– Тетя Рили? Нет. – Олив задумалась; она не хотела упоминать об Элен. – Я взяла их в библиотеке, видишь? – Олив повернула книгу так, чтобы он увидел библиотечный штамп на задней обложке.

– Я не потерплю такие книги в своем доме. Хватит книг о колдовстве, больше этого не будет!

– Что значит «больше этого не будет»? – спросила Олив. – Разве у мамы были такие книги?

Лицо отца совершенно окаменело. Он жестко выпрямился.

– Их здесь не должно быть, – процедил он сквозь зубы. – В общем, я заберу их и сам занесу в библиотеку по дороге в школу. – Он сгреб книги и прижал их грязными руками к груди.

– Но, папа, как же…

Он повернулся и вышел из гостиной, громко топая по черновому фанерному полу.

Глава 37

Элен

13 сентября 2015 года

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

Слова были написаны на парадной двери нового дома. К счастью, они были написаны углем, поэтому легко смывались. На нижней ступеньке лежал кусок горелого дерева, использованный в качестве карандаша.

Элен постаралась стереть надпись, пока Нат не увидел ее. Элен работала четко и быстро, с сильно бьющимся сердцем и каплями пота, проступившими на лбу.

Она опаздывала. Она чувствовала это, как голос Хетти, шепчущий ей в ухо:

«Поспеши. Ты в опасности».

Была ли надпись очередным предупреждением? Напоминанием о том, что случилось с матерью Хетти, с ее домиком на краю болота, со старой школой и с Джейн на ткацкой фабрике?

Кто бы ни оставлял эти сообщения, хотел, чтобы Элен уехала.

Как далеко он может зайти в своем намерении выдворить ее отсюда?

Будет очередная утечка газа? Или пожар?

Если Элен и Нат останутся, то не проснутся ли они однажды ночью от запаха дыма и не увидят ли языки пламени, лижущие стены?

– Что ты делаешь? – спросил Нат, когда подошел к дому.

– На двери было пятно, – сказала она, полируя дерево тряпкой.

– Сегодня воскресенье, – заметил Нат. – Мне казалось, мы решили взять выходной.

– Совершенно верно, – отозвалась Элен. – Просто небольшая уборка.

– Это ты выключила мои камеры? – вдруг спросил он.

– Что? Нет.

– Очень странно, – сказал Нат. – Все камеры были выключены. Примерно с полуночи я не получил ни одного кадра.

– Странно, – согласилась Элен. Тот, кто оставил сообщение на двери, не хотел, чтобы его заметили.

– Я собираюсь на прогулку, – сказал Нат.

Элен кивнула:

– Отлично. Я тем временем загляну в историческое общество и посмотрю, что еще можно узнать.

Он нахмурился:

– Надеюсь, ты больше не собираешься привозить сюда заколдованные предметы?

– Обещаю, – заверила она. – Только наведу кое-какие справки. Приятной прогулки.

* * *

Элен понимала, что больше не может ждать. Она позвонила Мэри-Энн Марсден, назвавшись подругой Рили, и спросила, можно ли будет войти в помещение исторического общества.

– Я знаю, что сегодня воскресенье, и мне очень неудобно, но не терпится приступить к исследованию, – объяснила Элен.

Мэри-Энн со смешком сказала, что будет рада открыть помещение.

– В полдень я выйду из церкви, и сразу же после этого мы можем встретиться. У меня нет планов на вторую половину дня, так что я с радостью помогу вам.

* * *

Мэри-Энн оказалась пожилой женщиной в синтетическом брючном костюме цвета лимской фасоли. На груди новой знакомой красовалась большая эмалевая брошь в форме цветка, приколотая к лацкану, – такая тяжелая, что Элен поражалась, как Мэри-Энн удается держаться на ногах. Ее губы были выкрашены темно-красной помадой, отчего морщинки на верхней губе были похожи на вены.

– Значит, вы добрая подруга Рили? – поинтересовалась Мэри-Энн, когда отперла дверь и впустила Элен внутрь.

– Да, меня зовут Элен. Большое спасибо, что согласились принять меня.

Элен последовала за Мэри-Энн, которая включила свет и подошла к письменному столу. Все баулы и картонные коробки, наваленные вокруг во время прошлого визита, уже исчезли, и помещение выглядело чистым и опрятным. Громоздкий старый компьютер, которым пользовалась Рили, стоял на столе в углу, а на главном столе красовался новенький компьютер с тонким монитором.

– Итак, вы интересуетесь семьей Брекенридж?

– Да, это так. Когда я в прошлый раз приходила сюда, Рили показала мне портрет Хетти. Я надеялась, что смогу еще раз увидеть его.

Элен не ожидала, что портрет даст ей какие-то новые подсказки, но действительно хотела увидеть его и снова встретиться со взглядом Хетти. Это будет хорошим началом для исследования… и, может быть, принесет Элен удачу, если Хетти и впрямь наблюдает за ней.

– Разумеется, – сказала Мэри-Энн и повернулась к архивным шкафам. Она стала выдвигать ящики и доставать картины, а затем укладывать их на место.

– Очень странно, – пробормотала она.

– Что такое?

– Кажется, ее здесь нет, – ответила Мэри-Энн. – Во всяком случае, на прежнем месте. Когда архивный материал выдается на руки, на его месте остается розовая этикетка. Но здесь нет картины и нет этикетки. – Она вернулась к столу, взяла большую папку на кольцах и стала перелистывать документы. – Когда мы выдаем картины, то составляем формуляр и делаем запись в регистрационном журнале. Но здесь тоже ничего нет.

– Вы думаете, картину могли украсть?

Мэри-Энн рассмеялась:

– Украсть? Ну что вы! Даже не представляю, кто захотел бы украсть портрет Хетти Брекенридж. У нас есть другие, гораздо более ценные вещи: серебро, старинные монеты, даже ювелирные украшения.

– Как вы полагаете, что произошло?

– Наверное, кто-то убрал картину в другое место. Или даже одолжил ее без заполнения формуляра и соответствующей записи. Либо формуляр куда-то подевался. Право же, понятия не имею. У нас работает несколько добровольцев. Думаю, в первую очередь нужно связаться с ними и расспросить их.

Она посмотрела на деревянный шкаф с выдвинутым пустым ящиком, где раньше лежал портрет Хетти.

– Мне жаль, что с картиной ничего не вышло, – сказала Мэри-Энн. – Вы хотели узнать что-то еще?

– Когда я была здесь вместе с Рили, мы нашли несколько фотографий Хетти: старую школьную карточку и две фотографии на городском пикнике. Не знаете, сохранились ли какие-то другие фотографии?

Мэри-Энн кивнула:

– У нас есть последняя фотография Хетти.

– Последняя фотография?

– Когда ее повесили, – пояснила Мэри-Энн. – Конечно же, Рили показала ее вам?

О боже! Фотография казни? Это казалось невероятным.

– М-мм, нет. Мы как-то упустили ее из виду.

– Ага! – Мэри-Энн встала и подошла к высокому черному шкафу. – Здесь хранится наша особая коллекция. Возможно, Рили сама не видела ее.

Она открыла ящик и начала перебирать папки.

– Давайте надеяться, что эта фотография тоже не пропала, – со смешком добавила она.

Элен втайне надеялась, что фотография пропала.

– Ах, вот и она, – почти весело произнесла Мэри-Энн, когда достала архивную папку и раскрыла ее. Внутри, между двумя листами папиросной бумаги, лежала старая черно-белая фотография.

Элен внутренне сжалась, но заставила себя посмотреть.

– Кто мог сделать такую фотографию? – спросила она.

– Мы точно не знаем, кто был фотографом, – сказала Мэри-Энн.

Элен наклонилась ближе, разглядывая фотографию. В центре композиции находилось большое дерево с густой, раскидистой кроной. Элен вздрогнула при мысли о том, что часть этого дерева теперь стала балкой в ее новом доме.

Под деревом собралось около тридцати человек; все они повернулись к фотографу и позировали перед камерой. Некоторые улыбались, другие опустили глаза. Такую фотографию можно было бы сделать после танцев на сельской ярмарке – лучшие жители Хартсборо собрались на праздник. Правда, на некоторых была пыльная рабочая одежда, и выглядели они так, будто пришли прямо с распаханных полей или оторвались от выгрузки угля в паровозную топку. Другие были в костюмах и галстуках, женщины – в платьях, с аккуратно уложенными волосами.

А над ними висела их добыча.

Хетти Брекенридж висела на толстой веревке, перекинутой через сук наверху. Элен видела петлю, захлестнувшую ее шею. На башмаках Хетти запеклась корка грязи. Глаза повешенной были закрыты, лицо казалось умиротворенным. Прямо под ней стояла женщина с длинными волосами. Она улыбалась и держала в руках какой-то предмет, блестевший на солнце.

– Что у нее в руках? – спросила Элен и наклонилась еще ближе.

– Я не знаю. – Мэри-Энн прищурилась. Элен заметила лупу, лежавшую на столе, и потянулась к ней. Когда она изучила фотографию под увеличительным стеклом, то убедилась, что этот предмет был ожерельем. Хотя было трудно разглядеть подробности, Элен была уверена, что это то самое ожерелье, с которым Хетти была изображена на портрете. Подвеска была украшена странным узором: круг, квадрат, треугольник и снова круг, вписанные друг в друга.

– Кто она такая? – поинтересовалась Элен, указывая на женщину, державшую ожерелье Хетти, как ценный трофей, с тошнотворной улыбкой на лице, которая как будто говорила: «Ведьма мертва».

– Думаю, это Кэнди Бишкофф. Ее дочь Люси погибла при пожаре в старой школе. По преданию, именно она в тот день повела горожан к дому Хетти.

– Бишкофф? Здесь еще живут ее родственники?

– Ну да, конечно. Их довольно много; они держат свиноферму с коптильней и заведение под названием «Дом копченостей дядюшки Фреда». Слышали о таком?

Элен кивнула:

– Да, я проезжала мимо.

Мэри-Энн аккуратно убрала фотографию в папку и возбужденно потерла ладони.

– Ладно, хватит об этом! Давайте приступим к исследованию. Что именно вы ищете?

– Я пытаюсь проследить семейное древо Хетти и найти любых ее потомков, которые живы до сих пор.

«Я пытаюсь спасти одного из них».

– Я знаю, что у нее была дочь по имени Джейн… – продолжила Элен.

– Никто не знает, что случилось с Джейн, – грустно сказала Мэри-Энн и покачала головой. – Она исчезла вскоре после повешения, и больше о ней не слышали.

– Вообще-то я вполне уверена, что она отправилась в Льюисбург, где в итоге вышла замуж за Сайласа Уайткомба. У них было двое детей, Энн и Марк. Джейн погибла при пожаре на ткацкой фабрике «Донован и сыновья», когда ее дети были еще маленькими. Ее дочь Энн впоследствии вышла замуж за Сэмюэля Грэя, и они жили в Элсбери. У Сэмюэля и Энн были сын Джейсон и дочь Глория. Сэмюэль и Энн погибли… вообще-то это было убийство и самоубийство, после чего их дети отправились жить к родственникам.

– Бог ты мой, – изумилась Мэри-Энн. – Вы определенно провели большую работу! Вам нужно устроиться к нам добровольцем; мы с радостью примем человека с такими исследовательскими навыками.

– Буду очень рада, когда мы закончим строительство дома и у меня окажется больше свободного времени. Но сейчас у меня другая задача. Я хочу выяснить, что случилось с Джейсоном и Глорией, куда они отправились жить и где они сейчас.

Мэри-Энн выказала поразительную ловкость в работе с компьютером и микрофоном. Она набирала текст гораздо быстрее, чем Элен; ее пальцы буквально летали над клавиатурой.

Они вместе просматривали генеалогические сайты, гражданские акты, данные переписей и старые газеты. У Элен устали глаза, а голова шла кругом от листания бесконечных страниц с датами рождения и смерти. Элен читала статьи о пожаре на фабрике, когда погибла Джейн, и об убийстве Энн.

Первой находкой было то, что после смерти Джейн Сайлас Уайткомб снова женился и имел еще четверых детей, сводных братьев и сестер Марка и Энн, каждый из которых имел детей.

Благодаря искусной навигации Мэри-Энн по публичным архивам, они узнали, что Марк Уайткомб переехал в Кин, штат Нью-Гэмпшир, и женился на Саре Шарп в 1965 году. У них было три дочери: Ребекка, Стейси и Мария. Мэри-Энн нашла их свидетельства о рождении.

– Рили поможет мне завтра, – сказала Элен после того, как они проработали два часа. – Я не хочу задерживать вас на целый день.

– О, я совсем не возражаю, – ответила Мэри-Энн. – Фактически детективная работа доставляет мне удовольствие. Я представления не имела, что Хетти Брекенридж оставила такое обширное наследие. Просто поразительно, что где-то недалеко есть ее живые потомки, правда?

– Совершенно согласна, – сказала Элен.

– Знаете, я всегда считала несправедливым то, как люди относились к Хетти, особенно как они сейчас продолжают говорить о ней, – призналась Мэри-Энн. – Нехорошо так очернять человека.

Элен улыбнулась:

– Отчасти из-за этого я и решила провести исследование. Я хочу узнать историю с ее стороны.

Во время перерыва Элен сбегала в универмаг Фергюсона и принесла сэндвичи, кофе и коробку слоеных пирожных с ежевикой.

– Я принесла поесть, – объявила она, когда вошла внутрь.

– А у меня есть кое-какая информация о Сэмюэле Грэе, – сообщила Мэри-Энн, не отрываясь от компьютерного экрана. – Он был одним из восьми детей, и его мать Элиза Грэй дожила до 2002 года. Она жила в Даксбери, так что дети могли отправиться к ней.

Элен полезла в сумку, где лежала ее записная книжка, но ничего не нашла.

– Проклятье, – пробормотала она.

– Все в порядке?

– Извините. Я думала, что взяла свои записи, но, похоже, нет.

Должно быть, она оставила записную книжку дома. Где-то возле компьютера. Очередная небрежность. Если Нат обнаружит… но он не будет искать, правда?

Мэри-Энн нашла чистый блокнот, и Элен стала записывать имена и даты рождения каждого члена семьи, где могли жить Глория и Джейсон.

– Я не хочу затруднять положение, – сказала Мэри-Энн, – но, думаю, важно помнить, что их могли отвезти к другому родственнику: тете, дяде, невестке и так далее.

В конце концов, когда они проработали более четырех часов (и съели все сэндвичи вместе со слоеными пирожными), Элен составила длинный список всевозможных родственников. Она склеила скотчем четыре листа из блокнота, на которых изобразила грубый эскиз семейного древа Хетти Брекенридж с изогнутыми ветвями, густо покрытыми именами.

* * *

Элен включила поворотный сигнал, когда увидела вывеску «Дом копченостей дядюшки Фреда» с улыбающейся свиньей. Под вывеской имелась еще одна, с надписью «Бекон, ветчина, сосиски». В стороне от дороги стояло длинное одноэтажное здание с зеленой металлической крышей и навесом с простым названием «МЯСО». Позади виднелся небольшой сарай с металлической трубой, над которой клубился ароматный дым.

Элен вошла в магазин, где находилась большая витрина-холодильник, забитая копченым мясом: сардельками, окороками, толстыми пластами жирного бекона. Ее немного подташнивало от этого изобилия: сладковатого дымного запаха, жирных отрубов, красной копченой кожи. Остальная часть магазина была заполнена туристическими безделушками – плюшевыми мышками, футболками с надписью «Я люблю Вермонт», кленовым сиропом, острыми соусами местного изготовления, фруктовыми желе и джемами, позолоченными подстаканниками и восковыми свечами, – и все это было покрыто тонким слоем жирной пыли. В углу стоял старый металлический вентилятор, кое-как разгонявший густой воздух.

– Чем могу помочь? – спросила молодая женщина, стоявшая за прилавком. Элен рассудила, что это старшеклассница или студентка. Она не выглядела достаточно взрослой для законного употребления спиртных напитков, но носила футболку с рекламой эля и была так густо накрашена, что Элен удивлялась, как ей удается держать глаза открытыми.

– Точно не знаю, – ответила Элен. – Я ищу членов семьи Кэндис Бишкофф.

– Кэндис? – Девушка задумчиво посмотрела на потолок. – Я не знаю никакой Кэндис, зато знаю целую кучу Бишкоффов. Мой бойфренд Тони – тоже Бишкофф. – Она улыбнулась, явно гордясь своей связью с кланом местных свиноводов и торговцев копченостями. Возможно, в один прекрасный день они с Тони поженятся, и их дети будут постигать премудрости холодного и горячего копчения и изготовления сарделек.

– Кэндис сейчас уже нет, – объяснила Элен. – Она жила здесь в начале XX века.

– Ого, – сказала девушка. – Значит, вы имеете в виду старых Бишкоффов. Вот что классно в этой семье: они всегда здесь жили!

Элен кивнула:

– Кто-нибудь из членов семьи сейчас есть поблизости? Любой, кто может знать про Кэндис.

– Секунду, я сейчас позову Марти. Марти знает всех и каждого.

– Отлично! – сказала Элен. – Спасибо.

– Без проблем, – живо откликнулась девушка. Она вышла через заднюю дверь и крикнула:

– Марти! Эй, Марти!

Вскоре она вернулась в сопровождении седовласого мужчины в поношенном рабочем комбинезоне. Он был худым, долговязым и показался Элен похожим на ожившее пугало, слезшее с палки. Его лицо и шею местами покрывала щетина, как будто он пробовал бриться, но пропускал большие участки. У него слезились глаза, но он не вытирал их.

– Вам помочь? – буркнул старик.

– Надеюсь на помощь. Вас зовут Марти?

Он кивнул.

– Приятно познакомиться, я – Элен. Я ищу человека, который мог бы мне что-нибудь рассказать о Кэндис Бишкофф.

– Она была моей бабкой.

– А вы… вы знали ее? – Элен представила женщину с фотографии, которая тогда была молодой и улыбалась торжествующей улыбкой.

– Она умерла, когда я был молод, но я кое-что помню. Она научила меня играть в шашки. Никто не мог победить старую даму. Да, буквально никто.

Элен поверила ему.

– Она дожила до девяноста девяти лет, – добавил он. – Только представьте, почти целый век.

– Это замечательно, – сказала Элен. – Мой вопрос может показаться странным, но меня интересует одно ювелирное украшение, которое могло принадлежать вашей бабушке. Это ожерелье с подвеской и изображением круга, квадрата и треугольника.

Он кивнул:

– Я знаю, о чем вы говорите.

Сердце Элен гулко забилось в груди. Она была права.

– Оно у вас есть? Я хочу сказать, оно до сих пор в вашей семье? Мне бы очень хотелось взглянуть на него.

Он покачал головой:

– Мы продали его более года назад. Сюда пришла женщина, похожая на вас, и стала задавать всевозможные вопросы насчет этого ожерелья. Она предложила заплатить наличными. Триста долларов. Если хотите знать мое мнение, это целая куча денег за безобразное старое ожерелье.

– Триста долларов? – Девушка за стойкой присвистнула. – В самом деле?

Марти кивнул.

– Может быть, оно было действительно старое и ценное, вроде музейной реликвии? – предположила девушка. – Возможно, оно на самом деле стоило гораздо больше и эта женщина обвела тебя вокруг пальца?

– Не думаю, – отозвался Марти. – И, честно говоря, мы с Луизой были только рады избавиться от него. Луиза говорила, что ожерелье было проклято.

– Почему она так говорила? – поинтересовалась девушка.

– Потому что оно когда-то принадлежало Хетти Брекенридж.

– Без шуток? – Девушка округлила глаза. – Той самой ведьме? Той, которую повесили у болота?

Марти кивнул и провел рукой по лямке комбинезона.

Элен поморщилась, вспоминая фотографию: радостная толпа, собравшаяся под деревом, на котором висела Хетти. «Ведьма умерла».

Элен посмотрела на Марти и подумала: «Это сделала твоя бабушка. Она была там. Она улыбалась и радовалась больше всех». К горлу подступил комок, словно невидимая петля сомкнулась на шее.

– Вы знаете, как звали женщину, которая купила ожерелье? – выдавила Элен, когда сглотнула комок.

– Ну конечно, – ответил Марти. – В таком городке, как наш, я знаю почти всех жителей. Это была Лори Кисснер. Та самая, которая сбежала и бросила мужа и дочь.

– Я знаю, о ком ты говоришь, – вмешалась девушка. – Ее дочь просто чокнутая. Одно время мне было жаль ее, потому что ее мать бегала за разными мужчинами и весь город знал об этом, но Олив все равно чокнутая.

– Олив? – эхом отозвалась Элен.

– Ну да. – Девушка пожала плечами. – В школе все называют ее Странный Оливер.

Глава 38

Олив

13 сентября 2015 года

Она не могла вытряхнуть из головы фразу «ты в глубоком дерьме», потому что там она и оказалась.

Олив попала в ловушку в старом отеле Дикки.

Олив проникла в отель незадолго до шести вечера. Парадная дверь была не заперта; Олив вошла внутрь и огляделась в старом вестибюле.

Она уже решила, что скажет, если Дикки вдруг поймает ее. Она скажет, что потеряла любимый браслет, давно подаренный мамой, последний раз он был на ней во время разговора с Дикки. «Я искала повсюду, и это единственное место, где он может быть, – скажет Олив. – Мне неудобно снова беспокоить вас, но этот браслет очень важен для меня».

К ее облегчению, оправдания не понадобились. Во всяком случае, не сразу. В вестибюле и вокруг него не было заметно каких-либо признаков жизни, не считая единственной высокой свечи в подсвечнике, горевшей на приемной конторке. В окружении кучи старых писем, бумаг и прочего хлама это казалось вопиющим нарушением пожарной безопасности.

Олив услышала смех, доносившийся сверху.

Она понимала, что это глупо. Она не должна находиться здесь. Она должна быть дома и смотреть телевизор или навешивать гипсокартон. Отец уже второй день работал на прорыве водопровода (если ремонт не закончится, то завтра отменят школьные занятия, потому что целый район остался без воды).

«Это глупо, – сказала себе Олив. – Я должна вернуться домой, пока меня не поймали».

Тем не менее она начала подниматься по лестнице, как будто голоса наверху были магнитом, который притягивал ее. Если есть какой-то шанс узнать о судьбе мамы, Олив должна попробовать. А Дикки и его друзья явно что-то знали. Она медленно поднялась по лестнице, мысленно повторяя историю о потерянном браслете и готовясь к худшему. Когда Олив добралась до лестничной площадки и прислушалась, пытаясь выяснить, откуда доносятся голоса, парадная дверь внизу распахнулась, и мужской голос позвал:

– Дикки!

Олив застыла на месте. Примерно десять секунд была тишина, и Олив на цыпочках пошла по коридору, что казалось наилучшим выбором, так как посетитель начал подниматься по лестнице.

– Где ты, Дикки? – снова позвал он.

Олив посмотрела на закрытые двери старых номеров. Не было времени пробовать каждую ручку в надежде на то, что одна из комнат окажется открытой. Олив прошла в бар, где побывала во время первого визита. Знакомая территория.

– Где вы, ребята? – раздался голос из коридора. Этот мужской голос казался знакомым, но Олив не могла определить, кому он принадлежит.

– На третьем этаже, – откликнулся Дикки откуда-то сверху. – Но мы сейчас спустимся.

Олив стояла у стены возле двери и прислушивалась, стараясь успокоить бешеный стук сердца. В баре было темно, старые шторы над арочными окнами опущены. В помещении стояла кисловатая вонь, как от жженых волос. Олив слышала шаги на изогнутой лестнице третьего этажа, где жил Дикки. Казалось, что там собралась целая толпа. Было невозможно определить, сколько людей он вел за собой.

Они направлялись в сторону Олив: шаги, смех и голоса.

Проклятие. Они идут в бар! Ну конечно, куда еще?

Она в панике огляделась по сторонам. Ей было некуда бежать, она не видела задней двери или пожарного выхода. Или хотя бы туалета. Только кучка сломанных стульев, занавешенные окна и камин. Сможет ли Олив уместиться внутри и выбраться по каминной трубе, словно Санта-Клаус? Едва ли.

Олив нырнула за стойку бара и присела на корточки.

«Пожалуйста, не заходите за стойку», – подумала Олив. Когда она вспомнила про бутылку текилы и пустые бокалы, то взмолилась о том, чтобы никому не захотелось опрокинуть стаканчик. Олив попыталась сжаться в комок, слиться с фоном, стать невидимой. Ей всегда хорошо удавалась сохранять тишину и неподвижность. Эти навыки Олив отточила за годы охоты вместе с отцом. Но теперь она скорее чувствовала себя дичью, а не охотником.

Они собрались в коридоре, шумно топая и обмениваясь приветствиями. «Здорово!» «Давно не виделись!» Потом толпой ввалились в бар, словно река, вышедшая из берегов.

Олив прислушивалась, стараясь различать голоса и подсчитывать количество людей.

Они дружески болтали, обсуждая погоду, работу и бейсбол. Некоторые курили сигареты; Олив ощущала запах дыма. Время от времени приходил кто-то еще, и приветствия начинались снова. Они обсуждали приход какой-то женщины по имени Кэрол, и некоторые очень переживали по поводу того, что она может не прийти.

– Всем нам нужно было собраться здесь. – Голос Дикки звучал взволнованно. – Если бы мы не собрались, то ничего бы не вышло. Думаю, я понятно высказался по этому поводу?

Беседа перешла на скучные темы: кто-то рассказал о том, как увидел в супермаркете какого-то Бада и удивился, как хорошо он выглядит после того, как ему удалили половину печени; другой рассказал, как приготовить лучший светлый бисквит.

Олив сидела тихо и слушала. У нее затекли ноги, но она не смела пошевелиться. Свет, проникавший из-за щелей в тяжелых шторах, потускнел на закате. Разговоры продолжались, и Олив начала гадать, стоило ли вообще приходить сюда. Помещение окуталось сигаретным дымом. Наконец прибыла Кэрол с историей о транспортных пробках.

– Мы все здесь? – спросил кто-то пронзительным, почти верещащим голосом.

– Да. – Олив узнала голос Дикки.

– И у нас есть дневник? – спросила женщина.

– Нет, – ответил Дикки. – Больше нет.

– Где же он? – спросила женщина.

– Спрятан, – ответил Дикки. – Он в сарае у Лори. Но не беспокойся: мы обо всем позаботились.

Мысли Олив кружились как в беличьем колесе. Что за дневник, спрятанный в их сарае?

– Мне вовсе не кажется, что мы обо всем позаботились, – сказала другая женщина. – Девчонка Лори сует свой нос повсюду. Пришельцы задают вопросы и копаются в прошлом.

– Поэтому мы здесь, верно? – осведомился Дикки. – Мы просим совета и защиты.

– Нам нужно больше! – возразил мужчина. – Нужно остановить эту девчонку и чужаков, которые затеяли строительство на земле Хетти!

– Планы уже составлены, – сказал Дикки. – Но теперь нам нужна поддержка с другой стороны.

Послышался согласный шепот.

– Тогда давайте приступим, – произнес другой мужчина глубоким, торжественным голосом.

Снова шаги, шуршание ткани. Звук переставляемых стульев. Тихие шепоты и пересуды. Олив различала голос Дикки и думала, что некоторые другие голоса звучат знакомо, но не могла определить их владельцев.

Шепот сменился общим бессловесным гудением, которое заполнило комнату почти как жужжание роя насекомых, словно Олив оказалась внутри пчелиного улья. Над гулом вознесся громкий и уверенный голос Дикки с его фальшивым техасским акцентом, голос ковбоя, перекованного в проповедника.

– Духи востока и севера, духи запада и юга, существа воды, огня, воздуха и земли, мы взываем к вам! Мы просим вас отворить дверь.

Гул сменился монотонным песнопением:

Олив похолодела.

– Выходи, Хетти Брекенридж, – произнес мужчина.

– Мы предаем себя тебе, – сказал другой.

– Мы предлагаем себя тебе, – сказала женщина.

– Мы твои верные слуги.

Потом зазвучал целый хор голосов – «Хетти, Хетти, Хетти!», – над которым снова возвысился голос Дикки, воскликнувший:

– Явись нам, Хетти! Мы, твои верные слуги, вызываем тебя. Приди и наставь нас. Покажи нам путь!

Комната осветилась, дым сгустился.

Олив представила меловой рисунок на полу. Он раскрывался, словно волшебный портал, и Хетти Брекенридж просачивалась наружу.

Это нужно было увидеть.

Медленно и тихо Олив выползла из своего укрытия за стойкой и выглянула наружу.

Люди стояли полукругом перед камином, возле начерченного на полу мелового круга. Это был символ с ее подвески. Дверь в мир духов.

Олив насчитала девять человек. Повсюду горели свечи и благовония, расставленные в мисках на полу и на каминной полке (раньше она приняла бы эти миски за пепельницы). Воздух был наполнен густым, сладковатым дымом.

Черная ткань над каминной полкой была снята. Там оказалось вовсе не зеркало, а картина. Это был портрет женщины с длинными темными волосами и темными глазами. На ней было красное платье и ожерелье, то самое ожерелье, подвеску от которого сейчас носила Олив.

Подвеска начала вибрировать у нее под рубашкой, словно теплый камертон.

Взгляд женщины был зачаровывающий и приковывал к себе. Олив чувствовала, что женщина смотрит прямо на нее, заглядывает внутрь и пытается что-то сказать, может быть, нечто важное.

А может быть, просто: «Отдай мне ожерелье, не то будет хуже!»

Тогда Олив поняла, что Хетти – хотя она никогда не видела ее изображений и не слышала описаний ее внешности, – была очень красивой. Судя по тому, что о ней говорили, Олив представляла жестокую и безобразную клыкастую рожу, покрытую бородавками.

Но это была настоящая Хетти: лучезарная и сияющая, как лунный свет.

Это была Хетти, которая некогда жила в маленьком кривобоком доме у болота. Хетти, которую повесили за колдовство. Хетти, чье ожерелье сейчас носила Олив.

Она оторвалась от картины и посмотрела на людей внизу. Они отодвинулись в стороны, образуя проход. Из темного угла слева от камина появилась женщина, прошедшая к центру круга. Она двигалась медленно, словно танцуя в густом дыму. У нее были длинные темные волосы и белое платье. А на лице красовалась маска белого оленя. Она была странно реалистичной, с настоящей шерстью, черным носом и блестящими черными глазами.

«Белая олениха».

Олив затаила дыхание.

«Это Хетти?»

Неужели им удалось вызвать дух Хетти Брекенридж, который теперь двигался среди них, в центре круга?

Олив наблюдала за призрачной женщиной и заметила нечто тревожно-знакомое в ее танцующей походке: шаг, шаг, поворот; шаг, шаг поворот. Люди вокруг распевали ее имя. Олив опустила глаза и посмотрела на ее ноги.

На ногах танцующей были туфли цвета слоновой кости с серебряными бусинами, с вышитым на носках цветочным узором и крошечными серебряными пряжками.

Олив зажала рот ладонью, чтобы не крикнуть: «Мама!»

Глава 39

Элен

13 сентября 2015 года

Элен пыталась сложить фрагменты головоломки. Мать Олив заплатила триста долларов за ожерелье Хетти, потом уехала и бесследно исчезла. Та девушка назвала Олив Странным Оливером. Когда забрезжило понимание, у Элен болезненно сжалось сердце. Ей нужно поговорить с Олив, спросить, знает ли она про ожерелье, купленное матерью, видела ли она его или хотя бы слышала о нем. Было еще не слишком поздно. Сегодня вечером Элен позвонит Олив и пригласит ее выпить горячего какао и немного поговорить.

Но планы рухнули, когда Элен вошла в фургон. Нат сидел за столом на кухне и смотрел куда-то вниз. Сначала Элен встревожилась и подумала, что это записка с очередным предупреждением.

Но все оказалось гораздо хуже. Элен застыла, охваченная внезапным желанием повернуться и убежать.

Нат был бледен и дрожал всем телом. Рядом с ним лежал топор. И записная книжка Элен с заметками обо всем, что ей удалось узнать и пережить при встрече с призраками Хетти, Джейн и Энн. Обо всем, о чем Элен знала и регулярно лгала Нату.

Она немного попятилась.

– Нат? – спросила она.

Она думала об Энн, убитой мужем в гостиной. Что может сломить человека, заставить его взяться за пистолет (или за топор) и наброситься на своего ближнего?

– Как она выглядит? – спросил Нат. Его слова были похожи на хриплое кваканье, как у лягушки, сидящей на дне колодца.

– Кто?

– Хетти. Когда ты видела ее на кухне. И потом, в доме. Как она выглядела?

Он потянулся вниз и взялся за рукоятку топора – новое топорище из дерева гикори, недавно прилаженное Элен.

– Я… – Она замешкалась, не зная, что сказать. Наверное, нужно все отрицать, сказать Нату, что он был прав и она наконец убедилась, что никаких призраков не существует. Сказать, что это была игра воображения.

Но разве Элен не достаточно лгала ему?

Нат встал с топором в руке. Его глаза остекленели и налились кровью.

– Как она выглядела, Элен, черт тебя побери? – заорал Нат.

– Нат… – пробормотала Элен и сделала шаг назад, машинально прикидывая расстояние до него и до полуоткрытой двери.

– У нее черные волосы? – продолжал Нат, сжимая топорище. – Темные глаза? Она немного ниже тебя?

Он смотрел не только на Элен, но и куда-то вдаль, словно фигура, которую он описывал, находилась прямо у нее за спиной.

Элен кивнула и еще немного попятилась к двери. Она вытянула одну руку перед собой в успокаивающем жесте и отвела другую руку, к дверному косяку.

– Я видел ее, – сказал Нат. – Господи, должно быть, я схожу с ума, но, клянусь, я на самом деле видел ее.

Он рухнул на стул, выпустил топор, положил руки на стол и зарылся в них лицом.

Элен подошла к столу и положила ладонь на руку Ната.

– Расскажи мне, – попросила Элен. – Скажи, что именно ты видел.

«Скажи, что она сделала с тобой».

Он поднял голову.

– Я был в лесу, шел по следу оленя. Знаю, это звучит дико, но она реальна, Элен. Правда, теперь я думаю… не знаю, что и думать.

– Значит, ты увидел Хетти в лесу?

– Нет. – Он покачал головой. – Я ходил кругами, как мне показалось, часа два или три. Она знала, что я следую за ней, так всегда бывает. Это ее игра. Потом круги стали шире, и вскоре я шел за ней по краю болота. Только… все было другим.

– Как это?

– Может быть, я непонятным образом попал на другое болото? Или в другую часть болота. В места, в которые мы еще не ходили.

Элен кивнула, но она знала, что поблизости нет другого болота. А это болото они уже изучили вдоль и поперек.

– Что ты там видел, Нат?

– Там был дом. Скорее, ветхая лачуга. Кривобокая, наклоненная в левую сторону. – Он посмотрел на нее, и она снова кивнула, чтобы он продолжал. – Из трубы шел дым, дверь была открыта. Мой олень… то есть белая олениха, за которой я следовал, вошла внутрь. Я не верил своим глазам, но понял, что настиг ее. Она находилась внутри, а я стоял совсем близко. Я достал фотоаппарат и побежал к хижине. Но когда я попал туда…

– Что, Нат? – спросила Элен. – Что случилось?

Нат отодвинул стул, встал и потер лицо ладонями.

– Там не было оленя. Зато прямо за дверью стояла женщина с черными волосами и темными глазами. На ней было белое платье. И то, как она смотрела на меня, Элен… – Он помедлил и встретился с ней взглядом. В глазах Ната плескался чистый ужас. – Это было так, как будто она знала меня, Элен, – дрожащим голосом сказал Нат. – Как будто она ждала меня.

Глава 40

Олив

13 сентября 2015 года

Мама! Ее мама была там и танцевала в центре круга!

Но как? Почему?

Разум Олив блуждал в поиске объяснений и мыслей о том, что делать дальше. Если бы у нее был мобильный телефон, как у любого другого четырнадцатилетнего подростка, она могла бы укрыться за стойкой и позвонить или написать сообщение отцу или тете Рили, сообщить о маме и попросить скорее приехать сюда.

Но у Олив не было телефона, и она застряла здесь, в старом отеле Дикки.

«Думай», – велела она себе.

Олив думала о том, как она преследовала пугливого оленя на охоте: нужно было держать его под прицелом и аккуратно сопровождать до тех пор, пока не настанет момент для идеального выстрела.

Ее единственной надеждой было попытаться застать маму, когда она будет одна, и поговорить с ней с глазу на глаз.

– Она говорит! – воскликнул какой-то мужчина, как будто прочитав мысли Олив.

– Хетти, поговори с нами, – сказала женщина. – Поведай нам свои секреты. Расскажи, что мы должны знать. Объясни, что нужно сделать.

Эти люди говорили глупости, но, хотя они напоминали персонажей мультфильма, они казались совершенно серьезными, и это больше всего пугало Олив.

Члены группы приблизились к женщине с головой оленя, окружили ее, внимательно слушая.

Но Олив не слышала ничего, кроме равномерного гула и звука шагов своей матери, танцевавшей в волшебных туфлях.

Потом раздался шепот, вернее, слабый намек на шепот.

Нужно подобраться ближе.

Возможность услышать голос матери действовала на Олив как сверхмощный магнит, выманивала ее из укрытия.

Она заметила впереди потрепанный красный диван для двоих и поползла туда, уверенная, что члены группы полностью сосредоточены на женщине в оленьей маске. В баре было темно, если не считать свечей. Олив могла двигаться в тени.

– Веди нас, Хетти, – сказал мужчина. – Покажи нам путь.

Олив быстро поползла на четвереньках. По пути она зацепила правой ногой стул с высокой спинкой, который не заметила в полумраке. Стул качнулся назад, секунду побалансировал на двух ножках и с грохотом рухнул на пол.

Гудение прекратилось. Круг разомкнулся, и все повернулись в сторону Олив.

Она застыла на четвереньках, как огромный и неуклюжий жук посреди комнаты. Она чувствовала себя такой же уязвимой, как насекомое, которое можно легко прихлопнуть и избавить от жизненных тягот.

– Что за чертовщина? – спросил человек с писклявым голосом.

Ее мать подалась вперед; глаза за оленьей маской поблескивали в свете свечей. Группа плотнее обступила олениху, словно защищая от вторжения.

Дикки держал руку на рукоятке револьвера. Олив не стала ждать, что будет дальше: она вскочила на ноги и рванула к двери.

– Вернись немедленно! – закричал Дикки, и за спиной Олив раздался топот ног, похожий на перестук копыт. Она не оглянулась и не сбавила ходу, распахнула тяжелую деревянную дверь и побежала по коридору, мимо закрытых дверей и давно заброшенных комнат, потом вниз по лестнице, прыгая через три ступеньки, потом через пустой вестибюль к парадной двери, пока не оказалась под вечерним небом.

Олив спрыгнула с крыльца. Разряженные манекены взирали на нее, как застывшие стражи, не в силах остановить беглянку. Дверь снова распахнулась, и Олив услышала крик Дикки:

– Стой, кому говорю!

За ним раздавались другие крики, сердитые и раздраженные.

– Не дайте ей уйти!

– Это девчонка Лори! Глазам не верю!

– Остановите ее!

Не обращая внимания на бешеный стук сердца в ушах, Олив свернула за угол дома и побежала в темноту, вверх по склону холма, держась подальше от дороги, срезая путь к лесу через задние дворы. Ее все еще преследовали: она слышала топот и тяжелое дыхание. Но Олив была моложе и проворнее; она скакала как заяц в сгущавшихся сумерках, не сводя глаз с опушки леса на вершине холма.

Присоединилась ли мама к ее преследователям? Олив хотелось обернуться и посмотреть, не увидит ли она белую оленью маску, но она не осмеливалась это сделать.

На последнем отрезке Олив побежала еще быстрее, напрягаясь до предела. Ее мышцы ныли, легкие жгло как огнем. Наконец она вбежала под древесные кроны и вдохнула густой, влажный аромат леса. Она ловко маневрировала между деревьями, перепрыгивая через камни и корни. Ее глаза уже приспособились к темноте.

Продолжая бежать, она услышала голос Дикки, теперь уже отдаленный:

– Проклятье, мы потеряли ее!

Женский голос (возможно, голос матери?) произнес что-то невнятное, но Олив была уверена, что она разобрала слова:

– Наверное, это к лучшему.

Глава 41

Элен

13 сентября 2015 года

Элен стояла на кухне в полном ошеломлении. Нат видел Хетти. Она привела его в свой дом. Глубоко внутри возникло тошнотворное чувство: что она с ним сделала там, в своих владениях? Было ли это похоже на старинные фольклорные истории о неотразимой женщине, которая совращала беспомощных мужчин и заставляла заниматься с ней каким-то сверхъестественным сексом?

– Она говорила с тобой? – спросила Элен. – А ты с ней? Что было дальше?

«Что она сделала с тобой?»

Она затаила дыхание.

– Я сделал снимок, – наконец ответил Нат.

– Ты… сфотографировал ее?

Он кивнул.

– Как только я это сделал, все исчезло: дом, женщина, олениха. Я стоял один на другом краю болота. Как будто мне это привиделось. Но все это казалось чертовски реальным.

– Что на фотографии? – спросила Элен, хотя уже знала ответ.

– Ничего. Свет солнца прямо в объектив. Размытое светлое пятно с сильной передержкой. – Нат снова посмотрел на записную книжку Элен. Он раскрыл ее на том месте, где она описала свою первую встречу с Хетти на кухне. – Думаешь, это была она?

– Да.

– А другие женщины, о которых ты писала – ее дочь и внучка, – ты тоже видела их?

Элен кивнула.

– Это из-за тех вещей, которые ты принесла в дом? Поэтому они пришли?

– Полагаю, отчасти поэтому. Я надеялась, что эти вещи помогут им появиться, но теперь думаю, что они появлялись по другой причине.

– Что за причина?

– Думаю, они хотят снова быть вместе. И еще… думаю, они кое-что хотят от меня. От нас с тобой, Нат. От нашего дома.

– От нашего дома? – Нат беспомощно и непонимающе посмотрел на нее.

Она кивнула, подбирая слова.

– Они хотят, чтобы наш дом стал местом сбора, безопасным местом, куда они смогут возвращаться. Где-то между их миром и нашим. Местом между мирами.

– Местом между мирами, – монотонно повторил он. Это был голос глубоко потрясенного человека, которому пришлось выдержать больше, чем возможно.

– Но есть кое-что еще. Думаю, они хотят, чтобы мы помогли им.

– Помогли им? Как?

– Они хотят, чтобы я нашла человека. Живого потомка Хетти.

– Кого?

– Точно не знаю, но думаю, что она находится в опасности.

Он смотрел на нее, не зная, что ответить на это, изо всех сил стараясь осмыслить услышанное.

Элен потянулась и сжала его руку.

– Мы должны помочь ей, Нат. Так хочет Хетти. Ради этого все и задумано.

Глава 42

Олив

13 сентября 2015 года

Она бежала домой, срезая путь через перелески и задние дворы и держась подальше от улиц, поскольку не хотела рисковать на тот случай, если Дикки и его друзья решили искать ее на автомобилях. Луна была почти полной, и Олив хватало света для ориентировки. Когда она вернулась во двор своего дома, то сразу пошла в мастерскую, – старый деревянный сарай восемь на десять футов, стоявший на другой стороне от подъездной дорожки. С сильно бьющимся сердцем, покрывшись холодным потом, Олив взяла двенадцатизарядный винчестер, который отец брал с собой на утиную охоту. Все остальное оружие было заперто в оружейном сейфе в гостиной. Но отец недавно чистил дробовик, поэтому ружье лежало на верстаке.

Олив не знала, собирается ли Дикки со своими безумными друзьями прийти за ней, но хотела приготовиться на всякий случай.

Она пошарила на верстаке, нашла фонарик, оставленный отцом, и включила его. Батарейки почти разрядились, и свет был тусклым.

Она нашла провощенный отцовский мешок для утиной охоты и сунула туда коробку с патронами. Потом начала обыскивать сарай в надежде найти дневник, о котором услышала сегодня вечером. Может быть, это дневник Хетти?

Олив проверила полки, коробки с инструментами, старые деревянные ящики для яблок, набитые разным хламом. Она нашла старые батарейки, пластиковые ведерки, мотки проводов, коробки гвоздей, старые ободья для колес, но ничего, отдаленно похожего на дневник. Потом она заметила большую розовую коробку для рыболовной снасти, которой пользовалась мать во время своего кратковременного увлечения вышивкой из бисера. Несколько лет назад мама решила, что будет забавно изготавливать украшения из бисера и продавать их на ремесленных ярмарках и на фермерском рынке. Она потратила небольшое состояние на материалы и сделала лишь несколько образцов, которые оставила себе или отдала Рили, а потом утратила интерес к бисеру. Мама была непоседливой женщиной. Вещи лишь на короткое время привлекали ее внимание, пока она не увлекалась чем-то новым.

Олив поднялась на цыпочки, сняла коробку с верхней полки, поставила ее на верстак и открыла. Верхняя часть была разделена на крошечные коробочки для бисера, рассортированного по цвету и размеру. Там были катушки нейлоновых ниток для нанизывания, крючки и застежки. На дне лежали инструменты: молоточек, плоскогубцы и всевозможные пинцеты. А под ними – книжка в кожаной обложке.

Олив достала ее, быстро перелистала и узнала крошечные наклонные буквы, аккуратный почерк своей матери.

Это был мамин дневник!

Олив понятия не имела, что мама вела дневник. Первая запись была датирована 1 января 2013 года.

Олив перелистала страницы. Было нечто удивительное и утешительное в том, чтобы видеть мамин почерк, прикасаться к страницам, которых касалась она, читать ее мысли.

Многие ранние записи относились к скучным повседневным делам: часы работы в магазине, неприязненные отношения с боссом, забавная история, услышанная от покупателя.

Потом содержание стало более интересным. Мама писала о Хетти и о ее сокровище. Она явно искала его.

Вот что мама написала за месяц до своего исчезновения:

Дальше она написала:

12 июня прошлого года она написала:

14 июля она написала:

Предпоследняя запись была датирована 28 июня прошлого года, за день до ее исчезновения:

На следующий день она сделала последнюю запись, написанную быстрым почерком, с чернильными пятнами и помарками:

У Олив дрожали руки и пересохло во рту.

Что натворил ее отец?

На дорожку въехал автомобиль, осветивший сарай. Олив быстро выключила фонарик, встала в темноте и прислушалась. Хлопнула дверца автомобиля. Послышались шаги, потом открылась и захлопнулась дверь дома.

Может, убежать отсюда?

Нет. Если она убежит, то никогда не узнает, что стало с ее матерью.

Олив взяла ружье, зарядила его и медленно направилась к дому.

Глава 43

Элен

13 сентября 2015 года

Нат просматривал записи Элен, сделанные в историческом обществе, а она расхаживала по крошечной кухне в фургоне.

– Хорошо. Значит, эта Глория Грэй приходится правнучкой Хетти. Ты думаешь, что она в опасности?

Элен кивнула.

– Да. Но единственная запись, которую мы смогли найти, – это ее свидетельство о рождении. Я знаю, что после смерти родителей ее и брата отправили жить с родственниками. Вот список всех родственников, которых мы с Мэри-Энн смогли найти.

– Он довольно длинный, – заметил Нат.

– Знаю, – сказала Элен. – Но я должна попробовать.

Нат кивнул.

– Хорошо. Доставай свой ноутбук и телефон. Давай попробуем найти этих людей и что-то узнать о Глории.

* * *

Сначала это казалось безнадежным. Нат сидел за ноутбуком Элен (его компьютер стоял в углу, принимая данные от видеокамер), а она делала пометки и звонила всем, у кого могла найти телефонный номер. Она оставила несколько голосовых сообщений. Нат посылал электронные письма и сообщения на Facebook, стараясь передать срочность вопроса, не создавая впечатления паники или отчаяния.

Элен все больше убеждалась в том, что перед ними стоит непосильная задача. Казалось, что ее направляли к поиску Джейн и Энн, но сейчас Элен уперлась в тупик.

– Секунду, – сказал Нат. – Когда родился Джейсон?

Элен посмотрела на свои записи.

– 22 августа 1968 года.

– У меня есть его некролог, – сообщил он.

– Ты шутишь!

– Он умер в 1987 году от травм, полученных после аварии на мотоцикле.

– Вот дерьмо, – пробормотала Элен. – Такой молодой.

– Он жил в Кине, штат Нью-Гэмпшир. Окончил школу за год до этого. И послушай вот что: «Джейсон пережил своих родителей, Сэмюэля Грэя и Энн Уайткомб Грэй. У него осталась сестра, Глория Уайткомб. Также остались дядя и тетя, Марк и Сара Уайткомб, и двоюродные родственники, Ребекка, Стейси и Мария.

– Интересно, – сказала Элен и повернула ноутбук, чтобы лучше видеть. – Его сестра значится как Глория Уайткомб?

– Так здесь написано. – Нат указал на строку некролога.

Элен задумалась:

– Должно быть, они уехали жить к своему дяде, поэтому Марк и Глория изменили свою фамилию.

– Но почему они сделали это, а Джейсон нет?

– Черт меня побери, если я знаю, но давай поищем по фильтру «Глория Уайткомб» в Нью-Гэмпшире.

Элен покосилась на ноутбук Ната, передававший данные с камер в живом эфире: какая-то фигура вышла из дома, двигаясь так быстро, что как будто летела через двор к лесу, в сторону болота.

– У меня что-то есть, – сообщил Нат.

– Что? – Элен встала за его спиной, глядя на экран.

– Вот: объявление о бракосочетании в 1998 году, опубликованное в Keene Sentinel: «Глория Уайткомб из Кина, штат Нью-Гэмпшир, и Дастин Кисснер из Хартсборо, штат Вермонт, были соединены брачными узами второго июня в епископальной церкви Св. Иакова в Кине. Невеста является дочерью Марка и Сары Уайткомб из Кина. Жених – сын Говарда и Маргарет Кисснер из Хартсборо, штат Вермонт».

Дастин Кисснер. Это имя прозвучало как тревожный сигнал.

– Это отец Олив, – сказала Элен.

Нат нахмурился и постучал по клавиатуре.

– Точно. Текущий адрес: Уэстмор-роуд, 389. Это дом Олив. Значит, Глория – это ее мать?

– Нет, я уверена, что ее звали Лори.

– Разве «Лори» не уменьшительное от «Глория»?

– Господи, ты прав, – тихо сказала Элен. – Но… ведь она исчезла в прошлом году.

– Исчезла?

– Ходили слухи, что она сбежала с мужчиной, но Рили сказала, что Олив подозревает нечто иное. Кстати, Рили тоже беспокоилась. Она вроде бы думала, что исчезновение Лори как-то связано с Дастином. Что он запугивал ее.

– Что? Угрожал или бил ее?

– Нат, – сказала Элен. – А что, если… что, если отец Олив что-то сделал с Глорией? Искалечил ее или даже убил? Что, если Олив узнала об этом?

– Элен, ты не знаешь…

– Наверное, я должна спасти не Глорию, – сказала она. – Думаю, это Олив.

Глава 44

Олив

13 сентября 2015 года

Ее отец стоял на кухне в рабочей рубашке с именем «Дастин», нашитом на нагрудном кармане.

Друзья называли его «Дасти».

Но друзья давно перестали приходить к нему. С тех пор, как ушла мама. Еще до того, как они затеяли бесконечную реконструкцию. Снос стен, кучи пыли, строительные смеси, дыры в стенах и потолке.

– Что ты делаешь с ружьем, Олив?

Он говорил серьезно, а не назидательно. Он называл ее Олив, только когда был рассержен или испуган.

Она достала дневник из заднего кармана и уронила его на кухонный стол.

– Я нашла это в сарае.

Отец бросил на дневник быстрый взгляд, но не сводил глаз с ружья, нацеленного на него.

«Когда рядом с тобой в комнате есть оружие, ты уделяешь ему все внимание».

Отец выглядел усталым и похудевшим. Темные круги под глазами делали его похожим на грустного енота.

– Положи оружие, Олив, и тогда мы сможем поговорить, – сказал он, но его голос бы похож на цокот встревоженного енота.

«Опасность. Здесь опасно».

– Знаешь, что это такое? – Олив подбородком указала на книжку.

– Нет, – сказал отец. – Никогда не видел.

– Это мамин дневник, – сказала Олив.

На его щеке дернулась мышца.

– Положи оружие, Олив, – сказал он.

– Ты знал, что она вела дневник?

Он покачал головой. Остатки краски сошли с его лица, и оно стало бледным, как штукатурка.

– Знаешь, я читала его. Можешь угадать, о чем она писала?

Отец помолчал, стиснув зубы и глядя на ружье.

– Это про других мужчин? – наконец спросил он.

Олив рассмеялась.

– Знаешь, что? Я не верю, что у нее вообще были другие мужчины. Думаю, это всего лишь твои страхи. А может быть, ты пытался замести следы?

– Замести следы?

– Знаешь, что там написано? Она писала, что больше всего боялась тебя. – Олив тяжело сглотнула, глядя на отца. На отца, который научил ее стрелять и следовать правилам охотника: уважай свое оружие, никогда не стреляй по мишени, если не уверен, никогда не заставляй животное страдать без надобности и никогда, никогда, не направляй оружие на человека, если не собираешься воспользоваться им.

– Почему, папа? Почему мама боялась тебя?

– Боялась меня? – повторил отец низким, скрежещущим голосом.

– Я читала дневник, – сказала Олив. У нее вспотели ладони, но она продолжала удерживать палец на спусковом крючке. – Не лги мне.

Она обвела взглядом комнату: ободранные стены, вскрытые половицы. Все разобрано или разрушено. Потом она поняла. Она наконец выяснила причину навязчивого желания отца постоянно реконструировать дом. Сейчас Олив чувствовала себя персонажем комикса, над головой у которого включилась электрическая лампочка.

– Ты искал ее карту и дневник, верно? – спросила она.

– Какую карту?

– Где отмечено сокровище Хетти. Ты решил, что она спрятала ее в доме. В надежном месте, где никто не будет искать. И дневник, где есть доказательство того, что ты сделал.

Лицо отца скривилось, как от боли.

– Я… – выдавил он и замолчал.

– Но ты так ничего и не нашел, да?

Он не ответил.

– Я знаю, что ты сделал ей больно, – сказала Олив.

– Больно? – Он пошатнулся, как от удара в грудь. – С чего ты взяла?

– Так мама написала в своем дневнике. Что ты причинил ей боль. Ты угрожал ей, говорил, что некоторые люди исчезают бесследно.

Отец тяжело привалился к столешнице.

– Она так написала? – медленно произнес он. – Почему?

– Это ты мне скажи.

Он покачал головой:

– Понятия не имею. Я никогда не причинял боль твоей матери и не угрожал ей. – Казалось, он уменьшался в размере, все глубже уходя в себя. Маленький, сломленный человек.

Олив было трудно поверить, что ее отец лжет: он выглядел искренне растерянным и обиженным. Но почему мама так написала о нем в своем дневнике?

Отец оторвал взгляд от ружья и посмотрел в окно.

– Там кто-то есть, – сказал он.

– Что?

Не опуская оружие (это могло быть уловкой с целью отвлечь внимание), Олив выглянула в окно.

Отец был прав: она заметила какое-то движение. Сначала она подумала, что это Дикки Барнс, который явился за ней. Дикки с его бандой доморощенных медиумов был последним, кого Олив хотела видеть.

Но это был не Дикки.

Она увидела белое платье и белый овал оленьей маски в холодном свете луны.

Отец стоял у окна и недоуменно моргал, глядя на оленью голову с белой шерстью, длинной мордой и блестящими черными глазами.

– Что за дьявольщина? – пробормотал он.

Но Олив уже побежала к выходу и распахнула дверь, глядя на фигуру, быстро удалявшуюся в сторону деревьев.

– Мама! – крикнула она.

Фигура остановилась и посмотрела на Олив. Белая маска как будто сияла в лунном свете. Потом она отвернулась и побежала к лесу.

– Мама! Подожди, пожалуйста!

Глава 45

Лори Кисснер

29 июня 2014 года

Другие уже знали. Она была уверена в этом.

Сегодня вечером она, как обычно, пришла в кружок и, по условному знаку, вышла в центр круга, играя роль Хетти для общения с духом. На ней было белое платье, черный парик, любимые вышитые туфли, а сегодня еще и безупречный завершающий штрих: ожерелье Хетти.

Другие верили, что она обладает даром.

Она слышала голос Хетти.

Она слышала, как дух говорит ее устами.

Было такое ощущение, как будто она пригласила Хетти внутрь себя, позволила ей овладеть своим телом и разумом, позволила ей говорить и делать все, что она пожелает.

Лори действительно обладала даром.

И теперь она понимала почему.

Она провела исследование. Она побывала на фабрике в Льюисбурге и узнала, что случилось с Джейн, дочерью Хетти. В конце концов она узнала, что у Джейн было двое детей, Энн и Марк, и что Энн на самом деле была ее матерью, а Марк – ее дядей, тем человеком, который забрал их к себе после «трагедии».

Мама до своей гибели очень мало рассказывала Лори о бабушке. Разумеется, Лори понимала, как важно хранить тайны прошлого. Она сама хранила в тайне свою прошлую жизнь. Когда она переехала к дяде Марку и тете Саре, то придумала себе новую личность, попросила называть ее Лори, а не Глорией, а потом юридически оформила смену фамилии на Уайткомб вместо Грэй. Как будто так легко было расстаться с прошлым и с той болью, которую оно хранило в себе.

Лори никому не рассказывала, что она видела, как отец застрелил ее мать, а потом себя. Она говорила людям: «Меня зовут Лори Уайткомб. Я выросла в Кине, и моими родителями были Сара и Марк Уайткомб». То, что произошло в Элсбери, когда она была маленькой Глорией Грэй, было очень давно и далеко, и она хотела, чтобы так оставалось и дальше. Возможно, ей не следовало осуждать свою мать за то, что она никогда не рассказывала детям историю их бабушки и жестокие подробности ее гибели.

Теперь, много лет спустя, Лори никому не рассказывала о том, что она узнала историю своей семьи. В конце концов, это было семейной традицией. Лори владела могущественной тайной своего кровного родства с Хетти.

Лори верила, что, пожалуй, у нее все-таки есть особый дар. Может быть, она была слегка тронутой, как Хетти? Может быть, эта семейная черта из поколения в поколение передавалась по женской линии?

Сейчас она узнала правду.

Любая сила, которой она обладала, любой дар пророчества или тайного знания – все это исходило от Хетти. Лори знала что-либо, потому что Хетти говорила с ней.

А теперь Хетти предупреждала ее.

«Будь осторожна, – шептала Хетти в ее снах. – Ты в опасности».

Теперь, когда Лори нашла сокровище – причем нашла его с помощью и по благословению Хетти, – она чувствовала, как вокруг нее смыкаются стены. Все глаза были устремлены на нее; за ней постоянно наблюдали.

– Есть новости? – спрашивали они. – Ты видела указующие знаки?

– Нет, – лгала Лори. – Пока ничего нет.

Сегодня вечером она вообще не хотела входить в круг. Она хотела перестать посещать еженедельные собрания и выйти из группы. Передать роль Хетти кому-то другому. Но это бы выглядело подозрительно, так что Лори подыгрывала им.

* * *

Когда Лори надела ожерелье и стала носить его днем и ночью, спрятанное под блузкой, начались настоящие видения и вещие сны.

Ей снова и снова снился дом Хетти. Лори видела, как Хетти укладывает камни для фундамента после пожара в семейном особняке и гибели матери.

Лори снова доставала ожерелье и смотрела на узор из круга, квадрата и треугольника, который был дверью в мир духов. Дверь с глазом внутри. Этот символ наделял Хетти способностью видеть вещи, происходящие в обоих мирах.

Лори начала уходить из дома по ночам, когда ее не могли увидеть. Она говорила Дастину, что встречается с подругами или отправляется на выступление рок-группы; она выдумывала любые предлоги. Ей хотелось удивить его, когда правда выйдет наружу. Принести сокровище домой и сказать: «Вот мой секрет. Это то, что я скрывала».

Раскопки шли тяжело. Ей пришлось носить с собой сменную одежду, чтобы не возвращаться домой мокрой и грязной. Хуже всего была необходимость возвращать все в прежнее состояние, чтобы место выглядело нетронутым. Меньше всего она хотела, чтобы праздный турист или пьяный подросток увидел недавние раскопки и проявил интерес к ним. Слухи о зарытом сокровище Хетти передавались из поколения в поколение, и большинство людей не верили в это, но тем не менее всегда появлялись охотники за сокровищами.

Сны и ожерелье приблизили ее к сокровищу.

Примерно через две недели еженощных раскопок Лори наконец обнаружила сокровище. Наполовину рассыпавшийся деревянный ящик, в котором находилась металлическая коробка с ржавыми петлями и защелками. Лори вскрыла коробку лезвием лопаты и увидела ювелирные украшения, золотые монеты, старые купюры, завернутые в провощенную холщовую ткань. Сокровище было настоящим. Как бы сильно Лори ни доверяла Хетти, она не могла до конца поверить, что сокровище здесь, что его можно потрогать. Лори осторожно достала золотой браслет; неужели это рубины? Или гранаты? Она вернула браслет на прежнее место среди других блестящих и сверкающих вещей и глупо заморгала, не зная, что делать дальше. Было около двух часов ночи. Коробка была слишком большой и тяжелой, чтобы утащить ее на себе. Лори решила закопать сокровище и вскоре вернуться за ним, когда она все обдумает и составит план.

Она как можно аккуратнее закопала коробку, заровняла место и переоделась в сухое. Потом она вернулась домой и тихо легла в постель рядом с Дастином. Он даже не пошевелился.

* * *

Сегодня она ехала домой после спиритического сеанса и понимала, что время на исходе. Они вели себя подозрительно. Теперь они будут еще пристальнее наблюдать за ней. Нужно вернуться на болото и уже сегодня забрать сокровище. Она приедет домой, переоденется в рабочий комбинезон, возьмет брезентовый вещмешок Дастина и положит туда сокровище. Потом принесет его домой и спрячет. Разумеется, она покажет его Дастину, и они вместе решат, как поступить дальше.

С громко стучащим сердцем, ощущая прилив адреналина, она въехала на подъездную дорожку, выключила фары и остановилась перед темным домом. Лори тихо открыла дверь и вышла в коридор.

На кухне горел свет.

Дастин ждал ее.

– Где ты была? – спросил он. Его глаза были обведены красными ободками. Судя по запаху и по пустой бутылке виски «Джим Бим» на столе, Дастин будет не в состоянии пойти на работу завтра утром. И не в состоянии серьезно ссориться.

Она все ему расскажет. Прямо сейчас.

– Я…

– И где ты бываешь каждую чертову ночь? Вчера ты вернулась в два часа ночи. Только посмотри на себя – являешься тайком в полночь, разодетая в пух и прах, в модных туфлях!

– Дастин, мне нужно тебе кое-что сказать, – вмешалась Лори.

– Кто он? – требовательно спросил Дастин.

– Что? У меня нет других мужчин.

– Полгорода знает об этом, – продолжал он, не слушая ее. – Как ты думаешь, каково приходить на работу и слышать, как парни шепчутся о том, какой я придурок, потому что моя жена спит с кем попало, а я даже не подозреваю об этом?

– Дастин, я никогда не изменяла тебе. Как ты можешь…

– Я больше не собираюсь выставлять себя на посмешище! – отрезал Дастин. Он встал из-за стола, слегка пошатываясь. – Знаешь, о чем я все время думаю? О том, как я сделал тебе предложение и ты не сразу ответила. Ты была не уверена, а я так хотел, чтобы ты согласилась! Мне нужно было, чтобы ты согласилась, потому что я не хотел жить без тебя. Я так любил тебя.

– Я тоже любила тебя, Дастин. И сейчас люблю.

– Убирайся.

– Но, Дастин, я…

– Убирайся к чертям из моего дома! Вон отсюда! Пока твоя дочь не проснулась и не узнала правду о своей матери-шлюхе!

Он влепил ей такую сильную пощечину, что она попятилась и упала.

Дастин стоял над ней с багровым лицом и стиснутыми кулаками.

В этот момент она вообще не узнавала его.

Глава 46

Элен

13 сентября 2015 года

Олив была праправнучкой Хетти. Элен едва могла поверить в это.

Она позвонила Рили, но звонок был переведен на голосовую почту.

– Я нашла Глорию Грэй, – сказала она. – Ты не поверишь, кто она такая. Позвони мне, как только сможешь!

– Наверное, нам нужно подождать, – сказал Нат. – Или сначала обратиться в полицию.

Элен рассмеялась:

– В полицию? Ты имеешь в виду того дружелюбного сержанта, которому было наплевать, что кто-то попытался отравить нас газом? И что мы им расскажем? Что призрак велел мне найти Лори Кис-снер? Уверена, что они уже пометили меня в своей системе как опасную истеричку.

– Не знаю. Я…

– Я прямо сейчас собираюсь поговорить с Олив. И с Дастином. Ты со мной или нет?

Они пошли к автомобилю, и Элен села за руль. Она включила обратную передачу и подъехала к фургону, как только Нат закрыл дверь.

– Эй, потише, – сказал он, когда Элен нажала на газ и заработала рулем, разворачивая машину. Фары освещали ветхий фургон, камеру слежения и угол двора на краю леса.

Элен не обратила внимания на его слова и почти не сбавила скорость, когда повернула на главную дорогу, так что автомобиль слегка занесло влево.

– Мы никак не сможем помочь Олив, если застрянем в перевернутом автомобиле, – заметил Нат.

– Я поняла, – резко отозвалась Элен, и он замолчал.

Фары превращали дорогу в ярко освещенный тоннель между рядами деревьев, местами подступавших так близко, что казалось, будто лес хочет захватить его.

Через три четверти мили она подъехали к помятому почтовому ящику у конца длинной подъездной дорожки, на котором краской было выведено «Кисснер».

Элен свернула на дорожку, и автомобиль затрясся по выбоинам и промоинам. Они видели дом на вершине небольшого холма; все окна были освещены.

– Похоже, они дома, – сказал Нат.

Они остановились у пикапа «шевроле» с полутонным кузовом. Элен выключила двигатель и потянулась к дверной ручке. Нат наклонился и накрыл ладонью руку жены.

– Эй, – сказал он. – Давай начнем с малого, хорошо? Может быть, Глория – или Лори – действительно с кем-то сбежала. Нам известно не все. Возможно, никто не нуждается в спасении.

– Да, может быть, – отозвалась Элен и вышла наружу. Но она знала, что он ошибается.

Олив была в опасности. Элен чувствовала это. Она буквально слышала голос Хетти, кричавший через время и пространство: «Спаси ее!»

Элен подбежала к распахнутой парадной двери.

– Подожди, – велел Нат, поравнявшись с ней. Он оттеснил ее в сторону и вошел первым.

– Есть кто дома? – позвал он. – Олив? Дастин?

Элен последовала за ним. Они оказались в разобранной прихожей с фанерным черновым полом и голыми стенами. Гостиная находилась справа от них, кухня – слева. Везде горел свет. В гостиной стоял циркулярный станок, к стене были прислонены листы гипсокартона, везде валялись инструменты.

– Бог ты мой, это похоже на наш дом, – сказал Нат. – Что он делает?

Элен покачала головой:

– Олив говорила, что они проводят ремонт. Я даже не представляла…

Нат пересек гостиную и трусцой поднялся по лестнице. Элен стояла в центре комнаты, слушая его шаги и оклики наверху. Наконец Нат спустился.

– Там никого нет, – сообщил он.

Элен проверила ванную и кухню: стены обеих комнат были наполовину закончены, с открытой проводкой и водопроводными трубами. Задняя дверь на кухне была открыта, и Элен выглянула во двор. Она была уверена, что слышала чей-то зовущий голос. Нат встал рядом и стал что-то говорить. Она жестом призвала его к молчанию.

– Ты это слышал? – спросила она и сразу же превратилась в безумную женщину, которая слышит крики в лесу и видит призраков.

– Нет, – ответил Нат. – Я не слышал, но…

И тут из темноты донесся голос. Сердитый мужской голос где-то недалеко.

– Олли! – кричал он. – Вернись, Олли!

Глава 47

Олив

13 сентября 2015 года

– Олли! – кричал отец. – Вернись, Олли!

Олив бежала, обеими руками крепко вцепившись в ружье, держа ствол вниз и влево от себя.

«Никогда не бегай с ружьем», – говорил отец. Но если и было время нарушать правила, оно наступило именно сейчас.

Она достигла края двора и миновала старый дуплистый клен, где они с мамой оставляли друг другу подарки. Место, где она спрятала ожерелье, которое сейчас носила.

Мама находилась перед ней, словно белое пятно, движущееся среди деревьев. Призрак с оленьей головой.

Это было похоже на погоню за призраком, и у Олив закралось подозрение, что она преследует не маму, а Хетти.

Но почему на Хетти мамины волшебные туфли? Даже в темноте Олив могла различить их по отблескам жемчужных бусин на носках.

Мама двигалась необыкновенно быстро.

С другой стороны, ее мама знала эти места как свои пять пальцев. Она годами гуляла здесь и, как сама Олив, смогла бы найти дорогу даже с закрытыми глазами.

Олив знала, куда они направляются.

Они описали петлю в лесу на склоне холма, потом повернули налево и начали спускаться. Фигура впереди легко перепрыгивала через камни и корни, идеально ориентируясь в лунном свете.

Отец заметно отстал. Он останавливался перевести дух, спотыкался на упавших деревьях, пнях и корнях. Олив слышала, как он ругался каждый раз, когда падал. И продолжал звать ее:

– Олли! Ради всего святого, подожди меня!

Но Олив не замедлила ход. Она пробегала мимо призрачно-белых берез, белых сосен, кленов и ясеней. Она не хотела потерять маму. (Или это все-таки была Хетти? Хетти, которая вернулась из мира духов и теперь в маминых волшебных туфлях направлялась к болоту?)

Олив видела за деревьями огни фургона Элен и Ната, когда они огибали заднюю часть их участка. Она представила, как они сейчас сидят внутри: Нат просматривает видеозаписи со своих камер, а Элен читает о духах и призраках. Олив подумала, сможет ли камера Ната уловить движение в лесу, сможет ли он увидеть белую маску матери и решить, что его белая олениха снова вернулась, теперь в человеческом облике.

– Мама! – снова крикнула Олив, но крик получился слабым, потому что ей не хватало воздуха.

«Что, если это не мама? – спросил беспокойный голосок у нее в голове. – Что, если это Хетти и она заманивает тебя в болото, чтобы погубить?»

Но Олив не верила этому. Она точно знала, что Хетти не причинит ей вреда.

Олив слышала кваканье лягушек на болоте и трели сверчков, распевавших осеннюю симфонию.

Ближе к болоту деревья поредели, сменившись кедрами и березами, и вкус воздуха изменился. В ноздри Олив ударил густой запах влажного торфа. Она наконец выбежала из-за деревьев и неосторожно наступила на зыбкую почву, сразу же промочив кроссовки. Болото было покрыто толстым одеялом тумана, который отливал зеленью, клубился и колыхался, принимая разные формы. Олив остановилась недалеко от полуразвалившегося каменного фундамента, где когда-то стоял дом Хетти.

Но где же Хетти?

«Не Хетти, – напомнила себе Олив. – Мама». Она преследует маму.

Где же она?

Олив замерла и наклонилась, упершись руками в колени, чтобы отдышаться. Потом она обвела взглядом болото, выискивая движение за пеленой тумана. Движения не было. Что странно, наступила полная тишина, и даже воздух стал неподвижным. Казалось, болото затаило дыхание в ожидании, что произойдет дальше.

Куда ей идти?

Фигура как будто растворилась в воздухе.

То ее видишь, то нет. Настоящее волшебство.

Может быть, она все же гналась за призраком?

– Мама! – позвала Олив. Потом, собравшись с духом, она крикнула: – Хетти!

Отец появился из-за деревьев, отдуваясь, как паровоз. Его волосы торчали клоками в разные стороны, рубашка была расстегнута, коричневые рабочие ботинки утопали в зыбкой почве. Он шатался, как пьяный. Но когда он увидел Олив, то уверенно направился к ней.

– Вот ты где! – сказал он. – А я уже думал, что потерял тебя.

Олив подняла ружье.

– Стой на месте, – предупредила она.

Но, как выяснилось, предупреждения не требовалось. За его спиной возникла женщина с оленьей головой, что-то державшая в руках – тяжелый булыжник, который она занесла над головой отца.

На секунду Олив подумала, что должна закричать и предупредить его, но сейчас он был ее врагом. Поэтому она просто смотрела, как женщина (Мама! Ее спасала мама!) обрушила камень ему на затылок.

Отец упал, сначала на колени, потом вперед, и вытянулся ничком, неподвижный и обмякший, как брошенная тряпичная кукла.

Глава 48

Элен

13 сентября 2015 года

– Элен! – позвал Нат у нее за спиной. – Подожди! Куда ты идешь?

– За ними, – ответила Элен, продолжая идти по тропинке, которую нашла в лесу. Она старалась двигаться как можно быстрее, ориентируясь по свету почти полной луны.

– Сейчас темно, и мы не знаем этот лес, – сказал Нат. – Ты должна верить мне, Элен. Я сам однажды заблудился здесь. В лесу очень легко заплутать даже днем.

Элен подумала о Фрэнке Барнсе, который погнался за белым оленем и пропал навсегда. О Джордже Декро, вытащившем из болота свою жену Эдди.

– Но Олив где-то здесь. А этот мужчина, который зовет ее… наверное, это ее отец. Мы должны помочь ей.

Элен была как никогда уверена в этом. У нее осталась лишь одна настойчивая мысль: «Олив. Ты должна спасти Олив».

Элен перебиралась через упавшие деревья и огибала валуны. Здесь деревья росли густо, заслоняя лунный свет. Один раз она зацепилась за толстый корень и упала в густой ворох опавшей листвы. У Элен кружилась голова, сердце билось все быстрее из-за подступающей паники.

Нет. Она не позволит этому случиться; она не впадет в ступор из-за своих эмоций.

– Помедленнее, Элен, – сказал Нат. – Ты же не хочешь сломать лодыжку?

Элен встала на колени и взяла его протянутую руку.

– Ты что-нибудь видишь? – Элен глубоко дышала, стараясь успокоиться и сосредоточиться. – Или слышишь?

Он покачал головой. Они стояли в лесу, держась за руки и прислушиваясь.

Элен показалось, что она что-то слышит с левой стороны. Хрустнувший сучок, тихое ворчание.

– Это они?

– Не знаю, – шепотом ответил Нат. – Это может быть какое-то животное.

Она высвободила руку и двинулась в ту сторону, откуда слышала звук. Теперь Элен шла вслепую, выставив руки перед собой, раздвигая ветви и обходя кусты, регулярно цепляясь за корни и выступающие камни.

– Элен, – сказал Нат. – Думаю, нужно повернуть назад. Мы не поможем Олив, если заблудимся в лесу.

Но куда теперь поворачивать? Она больше не видела огней дома. И Олив была где-то поблизости.

– Давай вернемся, – настаивал Нат. – Позвоним в полицию. Сообщим о пустом доме с открытыми дверями, о криках в лесу.

Элен похлопала себя по карманам, нащупывая телефон, но она уже знала, что это бесполезно. Телефон лежал в ее сумочке, которая осталась в автомобиле.

– У тебя телефон при себе? – спросила Элен.

– Черт возьми, нет. Мы вылетели оттуда в такой спешке, что я оставил его на кухонном столе.

Если им нужна настоящая помощь – вооруженные профессионалы с фонариками и собаками, то оставалось лишь вернуться в дом.

– Ладно, – сказала Элен. – Назад – это куда?

– Думаю, туда, – сказал Нат и пошел туда.

– Но разве мы пришли не с той стороны? Разве мы не миновали это большое наклонное дерево по пути сюда?

– Нет, нам туда, – ответил Нат.

Элен последовала за ним, понимая, что они с каждым шагом уходят в никуда.

Несколько минут они шли в молчании. Элен следовала за Натом, глядя на белое пятно его футболки в темноте.

Она доверилась не тому человеку. Теперь Элен ясно сознавала это. Она немного отстала от Ната.

– Хетти, – прошептала она. – Помоги нам! Помоги нам найти Олив.

Она глубоко вздохнула, чтобы прояснить мысли, и приготовилась услышать голос или какой-то сигнал.

«Давай же, Хетти, не подведи меня».

Но она услышала только голос Ната.

– Элен, – тихо позвал он. – Смотри!

Он указал на густую рощу, которая казалась еще темнее на фоне других деревьев. Там, прямо перед ними – как будто она ждала их и наблюдала за ними, – стояла белая олениха Ната.

Она была крупной, и ее мех был ярко-белым. Темные глаза поблескивали, когда она смотрела на них. Уши стояли торчком, как будто она напряженно прислушивалась. Она стояла неподвижно и словно мерцала в серебристом лунном свете. Она была похожа на существо из сна.

– О, Нат, – дрожащим шепотом произнесла Элен. – Она прекрасна.

Она сказала это так, как будто олень был творением Ната, произведением искусства, которым он поделился с ней.

– Пошли, – сказал он и взял ее за руку. – Она хочет, чтобы мы следовали за ней.

Глава 49

Олив

13 сентября 2015 года

– Мама? – произнесла Олив. Она опустила ружье и шагнула к женщине в маске, стоявшей над неподвижным телом ее отца.

– Ох, Олив, – сказала женщина с оленьей головой и сняла маску, уронив ее на землю.

– Рили? – Олив заморгала и недоуменно уставилась на свою тетю.

– Теперь все в порядке, Олли, – сказала Рили. Она шагнула вперед, бережно взяла ружье из рук Олив и положила его на землю рядом с белой оленьей маской, а потом заключила племянницу в сокрушительные объятия. – Слава богу, ты цела и невредима!

Олив прижалась лицом к ее плечу, расплющив нос о жесткую ткань белого платья. От Рили пахло ладаном, горевшим в отеле Дикки.

– Это была ты? – спросила Олив. – Там, в отеле?

– Да, – ответила Рили.

– Но я не понимаю. – Разочарование было таким, словно она с ходу врезалась в стену, выбив воздух из легких. – Где мама?

Рили еще крепче прижала Олив к себе.

– Ох, милая. Думаю, я знаю. Наверное, я знала с самого начала, но не хотела поверить.

– То есть она умерла?

Рили разомкнула объятия, но продолжала крепко держать Олив за руки.

– Думаю, да, Олли.

– А папа? – Она едва заставила себя произнести эти слова. – Он… убил ее?

Рили медленно кивнула.

– Но почему?

– Не знаю, Олли, – сказала она, изучая лицо Олив в лунном свете. – Может быть, потому что у нее был роман на стороне? – Рили выдержала паузу. – А может быть, она сказала, что собирается уйти от него?

Рили смахнула волосы с лица Олив.

– Не думаю, что мы когда-нибудь это узнаем.

– Она нашла сокровище, – сказала Олив.

Рили как будто затаила дыхание.

– Да, она нашла. И я думаю, он узнал об этом. Но она не сказала ему, где оно находится. Возможно, это было последней каплей.

Олив промолчала, пытаясь представить сцену, развернувшуюся между родителями. Отец и мама ссорились; он обвинял ее в измене, а она говорила, что уходит от него, потому что теперь может себе это позволить. Он хотел знать, каким образом, и, наверное, она сказала ему, просто для того, чтобы раздосадовать его и доказать, что она все сделала правильно: сокровище существовало, и она нашла его. «Так где же оно? – спросил бы ее отец. – Где это сокровище, с которым ты собралась начать новую жизнь вместе со своим любовником?» Она бы не ответила. А потом… что потом? Он ударил ее? Застрелил? Задушил ее? Был ли это несчастный случай, слишком сильный и нерассчитанный удар? Или это было хладнокровное, умышленное убийство?

Олив подумала о ссоре, которую она услышала в то утро. О звуке удара. Слышала ли она мамин голос после этого?

Олив посмотрела на обмякшее тело своего отца, лежавшее на земле недалеко от них. Он казался маленьким и каким-то сломанным. Трудно было поверить, что он совершил такой ужасный поступок.

– Кстати, Олли, – сказала Рили, – твоя мама сказала тебе, где она спрятала его?

Она положила руку на плечо Олив и нажала – сперва легко, потом сильнее.

– Вы с ней были так близки, – продолжала Рили, положив руку на другое плечо Олив. – Должно быть, она что-то сказала? Или она оставила тебе записку? Какое-то указание?

Олив покачала головой. У нее пересохло в горле.

– Нет, – пробормотала она.

– Ты тоже получала сообщения? – поинтересовалась Рили.

– От мамы? – растерянно спросила Олив.

– Нет! От Хетти. Твоя мать нашла сокровище с помощью Хетти. Это Хетти оставляла ей сообщения, иногда во снах. Ты сказала, что тебе снилась Хетти. Что она показала тебе?

– Не знаю. Я…

– Думай! – настаивала Рили.

Олив попыталась вывернуться, но Рили держала ее крепко. Она подтянула Олив ближе к себе.

– Разве ты еще не поняла, какая ты особенная? – прошипела Рили, усиливая хватку. – Твоя мать тоже этого не понимала, по крайней мере сначала. Но она была избранной. Хетти избрала ее. Хетти дала ей силу. Она наделила ее способностью видеть то, чего не видят обычные люди. Сначала я этого не понимала. Я задавалась вопросом, почему так происходит. Почему Лори? Она даже не хотела получать эти дары от Хетти. Мне это казалось нечестным; это просто бесило меня. Но в конце концов я поняла. Это находилось у меня перед носом, но я не могла сложить все вместе.

– Что сложить?

– Они кровные родственницы! Лори была правнучкой Хетти.

– Что?

– Это правда. В тебе и в твоей матери есть кровь Хетти. Ты хотя бы понимаешь, какая ты особенная? Именно поэтому она снилась тебе: вы связаны кровью. Расскажи, что тебе снилось, Олли.

– Я… я не помню, – сказала Олив.

– Думай, черт тебя побери!

Олив попыталась высвободиться из хватки Рили и начала думать.

Она вспомнила, как ее мать отстранилась от Рили в последние дни перед исчезновением и отказалась иметь с ней дело. Как они поссорились друг с другом.

Олив вспомнила, как обшаривала мамин шкаф, где единственной пропавшей вещью оказались любимые мамины туфли. О том, что мама была в них, когда Олив последний раз видела ее дома.

– Откуда у тебя мамины туфли? – спросила Олив.

Рили несколько секунд смотрела на нее с напряженным выражением на лице. Потом улыбнулась, но это была тошнотворная улыбка, вроде: «Я собираюсь солгать по-крупному, но лучше поверь мне».

– Она подарила их мне.

Олив лягнула свою тетю и вонзила ногти в ее руки.

– Помогите! – закричала Олив, надеясь на то, что если крик будет достаточно громким, то Элен и Нат услышат ее и прибегут сюда.

Рили притянула Олив к себе, развернула спиной и обхватила рукой за шею, зажимая ей рот другой рукой.

– Ш-шш, Олли. Успокойся. Все нормально. Все будет хорошо.

Между тем ее рука сомкнулась на горле Олив.

– Пожалуйста, тетя Рили, – прохрипела Олив, глотая остатки воздуха.

– Ш-шш, моя дорогая девочка, – ворковала Рили, крепче сжимая ее горло в удушающем захвате.

Глава 50

Элен

13 сентября 2015 года

Хетти Брекенридж душила Олив.

Не призрачное видение, а живая Хетти, во плоти и крови.

Они стояли не более чем в десяти футах от Элен, возле разваленного фундамента, и Хетти стояла за спиной Олив, удерживая ее за горло в сгибе локтя.

Луна ярко освещала эту сцену на краю болота.

Они последовали за оленихой, трусцой двигаясь по лесу. Она далеко опередила их и почти исчезла из виду, но подождала, прежде чем поскакать дальше. Когда крик Олив разорвал тишину, олениха сорвалась в галоп, а Элен и Нат устремились за ней. Элен слышала, как Нат поскользнулся и упал с громким проклятием, но даже не обернулась. Она прибежала за оленихой на болото и, когда остановилась на опушке, увидела Хетти и Олив не более чем в четырех ярдах от себя. На земле рядом с ними лежал мужчина.

Элен подбежала к фигуре в белом платье с длинными темными волосами. Она схватила ее за волосы, потянула и завопила:

– Отпусти ее!

Но длинные черные волосы остались у Элен в руках. Это был парик.

А под ним – голая шея со змеиной татуировкой.

– Рили! Какого черта ты здесь делаешь?

Элен схватила Рили за плечи и оттащила ее назад. Олив упала на землю, ловя ртом воздух. Она подняла голову, и Элен увидела на ее шее ожерелье. Это было ожерелье Хетти: круг, квадрат и треугольник поблескивали в лунном свете.

– Ты! – выкрикнула Рили. – Почему ты просто не уехала? Не смылась отсюда, пока не поздно?

Рили размахнулась и ударила Элен кулаком в переносицу, заставив ее попятиться. Боль была яркой, почти ослепительной. Элен опустилась на колени, погрузившись в сырую мшистую подушку.

– Элен! – послышался крик Ната. Он казался очень далеким.

Рили возвышалась над Элен.

– Почему ты не захотела отступиться? Вернуться, откуда приехала? – Рили сильно пнула Элен в бок, заставив ее скорчиться от боли.

– Хетти, – сказала Элен, наполовину отвечая на вопрос Рили, наполовину взывая к призрачной оленихе и надеясь на то, что она появится и спасет их.

– Хетти! Все дело в ней. Она приходит к вам, даже если вы не хотите этого! Вы даже не пытаетесь связаться с ней. Но почему, Элен? Ты ей даже не родственница. Ты ничто и никто. Просто бывшая учительница истории, которая случайно набрела на балку, связанную с Хетти. Это я показала ее тебе. Она никогда не досталась бы тебе, если бы не я!

Рили отступила и примерилась для очередного пинка, но вдруг застыла, как странная статуя в белом платье, вперившись взглядом во что-то, появившееся на болоте.

Белая олениха. Животное как будто парило над поверхностью воды, белая шерсть блестела и переливалась под звездами, глаза отливали серебром.

– Хетти? – произнесла Рили и протянула руки ладонями вперед, что сначала показалось Элен защитным жестом, но нет – Рили тянулась к оленихе, подзывала ее к себе, пыталась обнять.

Олив ударила Рили по затылку прикладом ружья. Рили рухнула на зыбкую почву рядом с Элен, оглушенная, но все еще в сознании. Олив быстро перевернула оружие и прицелилась.

– Хетти? – жалобно сказала Рили.

Но олениха исчезла.

Глава 51

Лори

29 июня 2014 года

Дастин стоял над ней, раскачиваясь, как кобра.

– Убирайся отсюда, пока я не сделал то, о чем мы оба пожалеем, – рявкнул он.

Лори кое-как поднялась на ноги, вышла, села в автомобиль и бесцельно уехала куда-то. Она ехала целый час или даже больше. Она двигалась на автопилоте, онемевшая и испуганная. Не понимавшая, куда идти и что делать.

Когда она объехала городок, то заметила, что свет в «Таверне у Рози» еще горит, а когда заглянула в окно, то увидела, что Сильвия моет пол. Лори постучала в окно. Сильвия впустила ее и налила полный бокал виски.

– Я могу сегодня остаться у тебя? – спросила Лори.

Сильвия продолжала наливать виски, а Лори продолжала пить и много рассказала старой подруге. Пожалуй, слишком много.

Она провела ночь у Сильвии и составила план. Проснувшись на рассвете с гудящей головой и остатками виски, болтавшимися в желудке, Лори поехала домой.

Она написала записку для Дастина и засунула ее под ветровое стекло его пикапа.

Она пошла в торговый центр, двигаясь как зомби, потом забрела в кинотеатр, где заплатила десять долларов за дневной сеанс и коробку жирного, невкусного попкорна. После кино, которое она не запомнила, Лори поехала к стоянке для грузовиков на автостраде, к тому месту, где они встречались с Дастином, пока не переехали в новый дом. Совершенно измотанная, Лори пристроилась между двумя фурами и заснула в автомобиле, а когда проснулась, то заказала большой стейк с яичницей.

30 июня 2014 года

В полночь Лори была на болоте и ждала Дастина. Она оставила автомобиль на подъездной дорожке у старого дома Декро, прямо за его пустым трейлером.

Лори ждала, расхаживая по краю болота.

На другом конце появилась фигура, пробиравшаяся через кусты и водившая лучом фонарика.

– Дастин! – позвала Лори. – Иди сюда!

Но это был не Дастин.

Это была Рили.

Неужели Дастин послал ее вместо себя?

– Что ты здесь делаешь? – спросила Лори.

– Дастин не хочет говорить с тобой, – сказала Рили.

– Он получил мою записку? – поинтересовалась Лори.

– Мой бедный младший брат. Как ты понимаешь, он совершенно расклеился. Сегодня утром он позвонил мне с пьяными слезами и соплями и попросил приехать к нему. Я увидела записку под стеклоочистителем. Подумала, что лучше не расстраивать его еще больше.

– Почему ты…

– Он говорит, что ты уже давно изменяешь ему. Все знают об этом. Тебе известно, как быстро распространяются местные слухи. Я рассказала нескольким людям, что видела тебя в баре с незнакомым мужчиной, что Дастин подозревает тебя в неверности, и вдруг все заговорили об этом.

– Но… это же гнусная ложь, – тихо сказала Лори. Она перенесла вес на другую ногу, когда болотная зыбь качнулась под ней. Ничто больше не казалось прочным и постоянным. – Зачем ты распускаешь эти слухи?

Она повысила голос; к глазам подступили слезы.

– Безупречная Лори не так уже безупречна, верно? Не пора ли всем увидеть это?

– Я… я никогда не претендовала на безупречность.

– Может быть. Но Дастин всегда считал тебя безупречной.

Рили запустила руку под рубашку и достала оружие. Не просто оружие, а шестизарядный револьвер Дикки.

– Я позаимствовала его, – с мрачной улыбкой сказала Рили. – Скажи мне, Лори, что это за большой сюрприз? Что ты собиралась показать Дастину?

– Ничего. – Лори шагнула назад. – Я лишь хотела увидеть его и сказать, что мы можем договориться.

Рили рассмеялась:

– Ты не задуришь мне голову. Да как ты смеешь? И это после всего, что я сделала для тебя? Это я познакомила тебя с Дикки. Я помогла тебе развить твой дар, твою связь с Хетти.

– Я…

– Ты нашла его, правда? Ты обнаружила сокровище Хетти. Она привела тебя к нему, верно? Где оно?

– Нет никакого сокровища. Во всяком случае, я не нашла его.

– Если ты расскажешь мне, то я оставлю тебя в живых.

Теперь пришла очередь Лори рассмеяться.

– В самом деле? Теперь ты собираешься убить меня из-за какой-то фантазии? Из-за местной легенды? Полно, Рили, я слишком хорошо знаю тебя.

– В самом деле? Наверное, зря ты так думаешь.

– Что это значит?

Рили смахнула с глаз свои голубые локоны, держа пистолет в другой руке.

– Никогда не понимала, что Дастин нашел в тебе, – сказала она.

– Мы… любим друг друга.

– Ты даже не знаешь его! Ты не знаешь и половины того дерьма, которое нам пришлось пережить, когда мы были детьми, не знаешь ничего, что я сделала для него, чем я пожертвовала ради него! – Рили помахала револьвером перед Лори, которая замерла на месте.

Лори думала о годах своего знакомства с Рили, о совместных возлияниях, музыкальных вечерах, прогулках на дворовые распродажи и блошиные рынки. Дастин назвал это «Шоу Лори и Рили». Они все рассказывали друг другу.

Но теперь Лори поняла, что совсем не знала свояченицу. Все это было игрой.

– Я пыталась втолковать Дастину, что ты ему не пара, – продолжала Рили. – Но это лишь оттолкнуло его, отстранило от меня. Поэтому я сделала то, что должна была сделать. Поворот кругом. Я стала твоей лучшей подругой и снова сблизилась с Дастином.

Лори недоуменно покачала головой.

– Где оно? – спросила Рили. – Где сокровище?

– Ради всего святого, Рили, я же сказала: нет никакого сокровища.

– Это не только для меня. Я делаю это ради Дастина и ради Олив. А ты тихо уедешь отсюда и пообещаешь никогда не возвращаться. Я заберу деньги и позабочусь о Дастине и Олли. Так как ты никогда бы этого не сделала. Ты была недостаточно хороша для них, разве не понятно?

– Пожалуйста, Рили.

Рили покачалась на каблуках; татуировки на ее предплечьях как будто двигались в лунном свете.

– Несправедливо, что она пришла к тебе. – Она посмотрела на Лори с такой ненавистью, что как будто уже выстрелила в нее. – Это я первой позвала ее! Я больше всех старалась ради этого. Обещала быть ее верной служанкой, посвятить ей свою жизнь в обмен на сокровище. – Рили подошла ближе, размахивая револьвером. – Я годами училась прорицанию и колдовству, а она выбрала тебя, жалкую соплячку! Ты можешь это объяснить? Почему люди всегда выбирают тебя? Дастин выбрал тебя, и даже Хетти Брекенридж предпочла тебя мне. Почему?

Она была так близко, что ствол револьвера почти уперся в грудь Лори.

– Я… – Лори решила сказать правду и объяснить, что связана с Хетти кровными узами. – Я…

– Где это проклятое сокровище?

Теперь ствол прижался к ее груди. Лори была уверена, что Рили не нажмет на спусковой крючок. Черт возьми, скорее всего, револьвер даже не заряжен. Дикки никогда не носил его заряженным, во всяком случае, так он говорил. Лори положила ладонь на ствол пистолета и попыталась опустить его, отвести от себя, от них обеих, пока кто-нибудь не пострадал.

Выстрел был оглушительным. А лицо Рили выражало не ярость или ненависть, лишь искреннее изумление.

Вспышка была такой яркой, что как будто озарила болото от края до края. Там, за спиной Рили, стояло дерево, которое Лори раньше никогда не видела, огромное старое дерево со множеством толстых ветвей. На одной из них висела женщина, которая теперь спорхнула вниз, взяла ее за руку и сказала:

– Ш-шш. Все в порядке. Теперь пошли со мной.

Глава 52

Элен

14 сентября 2015 года

Полицейские в водолазных костюмах из черной прорезиненной ткани, гладкие и ловкие, как морские котики, вынесли тело, обмотанное серебристой армированной изолентой. Они достали его из глубокого омута в центре болота, где плавали водяные лилии, похожие на желтые звезды. Полицейские неуклюже пробирались по торфянику, сминая хрупкие кувшинки, осоку и кустики черники; их ноги увязали в грязи. Они были похожи на космонавтов, ступивших на другую планету.

Элен наблюдала за ними, затаив дыхание.

Другие полицейские продолжали ходить по болоту в гидрокостюмах, болотных сапогах и флуоресцентных жилетах, обмениваясь сообщениями по радио. Это было ужасное вторжение.

Один из копов поскользнулся и едва не уронил тело. Он тихо выругался, встал и поправил хватку на скользком пластике.

В воздухе сновали разноцветные стрекозы. Лягушки завели свою песню. Пролетел черный дрозд, устроившийся на молодом кедре на другой стороне болота и с любопытством наблюдавший за чужаками.

Деревья и все существа, обитавшие среди них, – болтливые белки, черноспинные цикады и сердитые голубые сойки, – тоже наблюдали за людьми. За спиной Элен, на восточной стороне болота, находилась поляна, где жили они с Натом. Там стоял их почти законченный дом: это был дом их мечты, дом для живых и мертвых. Место, где Хетти могла встречаться с членами своей семьи.

Место между мирами.

Нат отлучился по делам: нужно было поменять масло в автомобиле, купить лом и смазку для мотопилы.

– Поехали со мной, – сказал Нат. – Тебе не нужно оставаться здесь и смотреть на это.

Но он был не прав.

Элен должна была остаться.

Ей нужно было видеть, как достают тело Лори.

Олив и Дастин были в больнице и ждали новостей. Дастин пришел в сознание по пути в больницу, и ему поставили диагноз «сотрясение мозга без трещин», а затем поместили под наблюдение. Олив осталась с ним.

– Мне жутко думать, что мама все это время пробыла здесь, – сказала Олив, когда Элен сидела с ней в больничном кафетерии вчера ночью. – Это было так… одиноко.

Но Элен так не думала. Нет, она не думала, что Лори находилась в одиночестве.

Потому что там были и другие.

«Будь осторожна на болоте, – говорил Нат. – Держись ближе к краю».

Но болото всегда притягивало Элен к себе.

«Подойди ближе, – как будто говорило оно. – Узнай мои тайны».

И этот кисловатый, густой, завораживающий запах, первозданный запах, думала она. Болото было сверхъестественным местом, непохожим на все, что она видела раньше.

Иногда ночью она просто сидела на краю, наблюдая, слушая и воображая, будто видит огни, смутные очертания старинного дома, когда-то стоявшего на той стороне.

Дома Хетти.

Прошлое и настоящее, все, что произошло и происходило теперь, откладывалось в этом месте. И не просто откладывалось, а перемешивалось и переплеталось, как древесные корни.

Элен думала обо всем, что привело ее сюда: о смерти отца, о вере и решимости Ната и о своей мечте. Мечте о том месте, где ей суждено быть.

Она нашла его.

Может быть, с чужой помощью, но она нашла его.

* * *

Очередной полицейский в гидрокостюме, плававший в центре болота, замахал руками.

– Здесь, на дне, есть что-то еще! – прокричал он. – Скелетные останки.

Другие начали осторожно приближаться к нему.

Элен хотелось крикнуть: «Оставьте кости в покое! Они должны быть здесь. Это такая же часть ландшафта, как и само болото».

Мужчина, стоявший рядом с ней, что-то пробурчал в рацию.

Другой, пожарный-доброволец, которого Элен раньше видела в универмаге, сказал:

– Здесь опасно оставаться. Только не сейчас, когда призрак Хетти бродит по болоту.

Элен отвернулась. Она знала, что призрак Хетти не бродит по болоту.

Она знала, где находится дух Хетти Брекенридж.

В новом доме, вместе с остальными. Она ждала Элен.

Глава 53

Олив

8 июня 2016 года

Олив стояла возле старого фундамента дома Хетти. Теперь она редко приходила на болото, слишком тяжело было думать о маме и о том, что с ней случилось.

Но тем не менее болото оставалось с ней. Оно наполняло ее сны и незримо присутствовало в ее мыслях.

Особенно после того, как Дикки Барнс посетил Олив на прошлой неделе. Он принес ей записку от тети Рили, теперь надежно запертой в женской исправительной колонии в Барлингтоне.

– Твоя тетя попросила меня передать это, – сказал он.

– Отец говорит, что я не должна поддерживать никаких контактов с ней, – сказала Олив. – Наш адвокат говорит то же самое.

– Не стреляйте в гонца, – сказал Дикки, передавая ей сложенный листок бумаги, и развернулся уходить. Потом остановился и посмотрел на нее. – Знаешь, я понятия не имел об этом. И никто из нас не знал. Мы думали, что Лори сбежала с мужчиной, как говорила Рили.

Олив слышала все это в суде. Она слышала, как Рили без ведома Дикки взяла его револьвер. И о том, как Рили показывала мамин дневник членам спиритического кружка в надежде на то, что он приведет их к сокровищу. Но потом, когда Олив пришла к Дикки и стала задавать вопросы, тот ударился в панику и попросил Рили вернуть дневник на прежнее место. Именно тогда она сделала последнюю запись, наводившую подозрение на отца Олив.

Теперь Дикки смотрел на свои остроносые сапоги.

– Мне очень жаль, Олив, – сказал он. – Твоя мать была особенной женщиной. У нее было много талантов, но, полагаю, мне не нужно рассказывать тебе об этом.

Олив смотрела, как он уходит. Он сгорбил плечи и казался сейчас гораздо ниже. И в его кожаной кобуре ручной работы больше не было револьвера. Того самого револьвера, который забрала Рили и убила ее мать.

Олив прочитала записку Рили.

Теперь Олив стояла возле старого фундамента, глядя на болото. Вокруг сновали птицы и стрекозы. Розовые венерины башмачки цвели в этом году так обильно, как будто Хетти водила хороводы на болоте.

На другой стороне болота Олив видела тропу, ведущую к дому Элен и Ната. Наверное, сейчас Элен возилась в саду, а Нат отправился на работу в природоохранную организацию. На прошлой неделе, когда они пригласили на обед Олив с отцом и даже Майка, Элен показала свою новую татуировку: изящный бледно-розовый венерин башмачок на предплечье. Ее дань уважения Хетти.

Майку очень понравилась татуировка. А Элен и Нату понравился Майк.

– Cypripediam reginae, – сказал Майк, когда увидел татуировку. Олив закатила глаза, но улыбнулась, испытывая странную гордость за своего эксцентричного и начитанного друга.

– Где ты прятала этого парня? – поинтересовался Нат.

Майк тут же принялся развивать тему о природной маскировке, которая привела к долгой дискуссии с Натом о разных видах камуфляжа у животных и растений с такими терминами, как «расчленяющая окраска», «фоновое соответствие», «защитная расцветка» и «мимикрия».

Майк отрастил длинные волосы и вырос на полфута за последние шесть месяцев. Даже отец Олив стал по-другому относиться к нему, называя его «сынок» и приглашая остаться на ужин.

Олив и ее отец, с помощью Ната и Элен, завершили реконструкцию дома. Они отделали стены, настелили полы и убрали все инструменты. Иногда Олив видела, как отец поглядывает на стены, и догадывалась, что он подумывает о новом ремонте. Она брала его за руку и отводила к фотографиям, которые они вставили в рамки и повесили на стене: семья на праздниках и днях рождения, мама и папа в день их свадьбы. Что бы они ни сделали – будь то перестройка дома или даже находка сокровища, – не могло вернуть маму. Но она все равно была с ними. Олив чувствовала это и знала, что отец чувствует то же самое.

– Мама любила этот дом таким, какой он есть, – говорила Олив.

* * *

Олив стояла на болоте. На ее шее было мамино ожерелье, вернее, ожерелье Хетти. Дверь между мирами.

Теперь Олив сняла ожерелье и держала его на кожаном шнурке.

– Покажи мне, Хетти, – сказала она. – Теперь пора.

Она чувствовала это всем сердцем. Время действительно настало. И Хетти была готова показать ей то, что нужно.

Серебряная подвеска пришла в движение, отклонившись влево. Олив сделала несколько шагов, потом подвеска изменила направление, и Олив двинулась туда. Шаг за шагом она следовала по пути, проложенному ожерельем. По пути Хетти. Олив переступала через розовые венерины башмачки, которые тоже как будто направляли ее. Невидимая тропа вела к заднему углу дома Хетти. Там подвеска начала описывать быстрые круги по часовой стрелке.

– Здесь? – спросила Олив.

«Да, – ответило ожерелье. – Да».

Возможно, это очередной трюк, и она выкопает очередную головку топора, старый горшок или раковину.

Олив положила ожерелье на землю и стала отодвигать камни. Потом провела металлоискателем и получила мощный сигнал.

Она стала копать, раздвигая камни. Вскоре край лопаты уперся в твердую поверхность.

Олив потянулась вниз, нащупала кусок дерева, а за ним – край тяжелой металлической коробки.

Ожерелье Хетти блестело и переливалось в солнечном свете, глаз в центре наблюдал за Олив.

«Я все вижу».