– «Смерть обрела воплощение», – вслух прочитал Обби.

Ещё вчера надписи не было. Обби провёл пальцами по кирпичной стене, чувствуя, как по коже бегут мурашки от скольжения по шероховатой поверхности. Поднёс руку почти вплотную к глазам – подушечки пальцев окрасились в белый. Свежак.

Он ещё раз осмотрел надпись – вместо первой буквы «о» неизвестный автор нарисовал стилизованное лицо Старика с сигаретой в зубах. Обби покачал головой. Он не понимал, как можно шутить над такими вещами.

Обби попал в портовый район двадцатилетним пацаном. Обычная история – связался с плохой компанией в колледже, попробовал интокс. Правда всплыла, и, чтобы не подставлять свою шкуру, парни подставили шкуру Обби. Ему грозил срок, но будущий биолог решил, что лучшим выходом будет сбежать, попутно поквитавшись с предателями. Итог – двое «друзей» в реанимации, один в коме. А Обби оказался в порту.

Первым человеком, которого он там встретил, был бродяга, предложивший составить компанию по выпивке. Сильный стресс в тандеме с паникой решили за него, и Обби согласился. Когда он очнулся после попойки, бродяга исчез, забрав все его вещи и анальную девственность. Дальнейшая судьба определилась сама собой.

…Обби оторвался от воспоминаний, услышав серию звуков в переулке. Кто-то прошёл там, громыхнул тяжёлой крышкой контейнера и выкинул в него что-то – Обби давно научился определять такие действия на слух.

Язык заскользил по растрескавшимся, шершавым губам. Еды не было почти двое суток. Вдруг произойдёт чудо, и в контейнере окажется сочный кусочек бифштекса? Обби сглотнул.

Создатель, надеюсь, там будет хоть что-то.

Обби заглянул в переулок. Темно, как в жопе. Мрачное, грязное место меж двух обшарпанных зданий, куда не проникал даже тусклый свет электрического фонаря. По бокам, рядом с чёрными ходами забегаловок, стояли ящики для отходов. Некоторые были переполнены, отчего в воздухе витал отвратительный смрад. Во всем переулке не было ни души, стояла полная тишина.

Доковыляв до нужного, как он считал, мусорного бака, Обби остановился и потянул носом. Едой не пахло даже близко – всё перебивал запах тухлятины.

– Надежда умирает последней, – пробормотал Обби, залезая в контейнер.

Свалившись на гниющую кучу, бродяга принялся рыться в ней, пытаясь отыскать мифический бифштекс. Голод затмил его сознание – он даже не подумал о том, что, будь здесь еда, она лежала бы сверху. Обби раскапывал нечистоты, ломая ногти; острые края пластиковой посуды царапали загрубевшую кожу. Вони он уже не чувствовал.

Вдруг его пальцы наткнулась на что-то мягкое. Обби улыбнулся. Он рванул это что-то, опасаясь потерять добычу в груде мусора, и внимательно рассмотрел находку. Бифштекс. Кишащий личинками.

– Сука!

Обби в сердцах лягнул пластмассовую стенку контейнера, и, отбросив тухлятину, попытался выбраться наружу. Движение получилось слишком резким – в глазах тут же потемнело, и Обби упал. Лёжа на спине и подыхая от разрывающего его чувства голода, он понял, что смотрит на кусок гнилого мяса. Почему-то он уже не вызывал сильного отвращения.

А, какого хера?

Кое-как выбравшись из контейнера, Обби сел на ледяную землю, привалившись спиной к баку. Держа ужин в руках, он собирался с духом и параллельно вытаскивал личинок. Разум протестовал против того, что должно было сейчас произойти.

Чёрная полоса, убеждал себя Обби. Такое бывает с каждым. Не может быть всё время плохо. Сегодня он пересилит себя, а завтра найдёт целый бургер. Или ломоть мясного хлеба. О, как давно он не ел мясной хлеб!

Ну же. Просто зажми нос и представь, что ешь мясной хлеб. Мясной хлеб, такой мягкий и тающий во рту… Создатель, что бы сказала мама, увидев меня сейчас?

– «Ты должен выжить, сынок», – вот что бы она сказала, – прошептал Обби. – «Любой ценой».

Сделал глубокий вдох, зажал нос – и вдруг понял, что в переулке он не один.

В нескольких шагах перед ним возник силуэт. Сначала Обби подумал, что это бродяга, услышавший возню в контейнере. Но когда человек подошёл ближе, всё стало до ужаса ясным.

Незнакомцем оказался старик лет семидесяти, облачённый в чёрную мантию, колыхающуюся на ветру, которого не было. Белоснежные волосы, ниспадающие на лоб из-под капюшона, были расчёсаны и ухожены; морщинистое лицо, словно изваянное из серого камня, излучало уверенность, спокойствие и вызывало чувство благоговения. К подобным людям обычно тянутся, идут за ними.

Вот только этот – не был человеком.

– Здравствуй, Обби, – произнёс Старик. Голос не выражал никаких эмоций.

– Эм… пр… здра… – промямлил Обби. В горле встал ком, и бродяге пришлось прокашляться, прежде чем продолжить: – Кхм! Я не… кхм-кхм… как там у вас это положено… твою мать! Когда и как?

– Завтра вечером, в девятнадцать сорок одну. Пищевое отравление.

Обби посмотрел на бифштекс и отбросил его, словно тот обжёг руку.

– Но я же не съел… – прошептал он.

Старик не услышал:

– У тебя есть выбор, Обби. Ты можешь уйти со мной или умереть здесь. Подумай как следует, и завтра, когда я приду, сообщи о своём решении. В твой чип уже поставлена метка компенсации.

Компенсация… Да, Обби знал, о чём речь. В таких ситуациях всем положена компенсация. Даже такому ничтожеству, как он.

– Жаль, что так вышло. Удачи, Обби.

И Старик растаял в воздухе.

* * *

Обби в нерешительности стоял у дверей «Кортала». Желудок разрывало от голода, натруженные ноги гудели, но бывшего бродягу терзал вопрос: пустят ли его, несмотря на компенсацию? Ведь от него разит помоями, да и вид не лучше – спутанная борода, драное меховое пальто, которое он спёр по случаю надвигающихся морозов у другого бродяги, босые ноги, покрытые толстой коркой грязи… Но тут дверь приоткрылась от сквозняка, и в нос ударил восхитительный аромат жареного мяса с луком. Обби отбросил сомнения и зашёл в бар.

От усилившегося запаха еды закружилась голова. Обби выбросил руки вперёд, чтобы не упасть, и упёрся во что-то мягкое. Оглушительный женский визг и мужской мат слились для него в единый звук, и Обби, не желая получать по морде в свой последний день, закричал:

– Старик! Ко мне пришёл Старик! Не трогайте меня, прошу! Старик!..

– Да мне насрать, грязный ты ублюдок! Не лапай мою тёлку! – Амбал ростом под два метра навис над Обби. – Я тебя размажу по полу, говноед!

– Я тебе не тёлка! – вспыхнула подруга здоровяка.

Обби отступил на пару шагов назад, закрывая лицо руками, готовясь к удару. Но его не последовало – упоминание Стариков всё-таки внушало толику уважения. Плюнув напоследок в лицо Обби, пьяный громила со своей «тёлкой – не тёлкой» вышли из бара.

Подошёл вышибала:

– Чё надо, морда?

– Старик, пришёл Старик… – пробормотал Обби, протягивая правую руку.

– Ты ждёшь, что я пожму её?

– Нет… там чип, компенсация… я говорю правда. – От волнения бродяга начал коверкать слова.

Вышибала ухмыльнулся, но достал портативный сканер и считал информацию с ладони. Ухмылка его стала удивлённой.

– Ну надо же! Что, вытянул счастливый билет, да, вонючка? Шучу, шучу. – Он хлопнул Обби по плечу. – Ну что ж… чего сначала изволит господин? Жрать или в душ?

Обби выпрямился.

– Поесть. Мясной хлеб и какие-нибудь овощи, только немного. – Обби хорошо знал, что после голодания переедать нельзя. – Чистую, тёплую одежду. Потом душ и спать…

– Сделаем. Дуй на второй этаж, там есть спальные комнаты. Номера с десятого по пятнадцатый, выбирай любой. Душ в конце коридора. Жратву принесут минут через десять-пятнадцать.

– Спасибо… – прошептал Обби и медленно начал подниматься на второй этаж. Вслед донёсся крик:

– Запачкаешь там что-нибудь – вылетишь отсюда сразу же!

Спустя пятнадцать минут Обби, сидя на корточках, осторожно жевал мясной хлеб с тушёными овощами, запивая чистой, прохладной водой. Создатель, как же вкусно! Шестнадцать лет он питался всяким дерьмом, жрал объедки из мусорных баков, а теперь вот дорвался. И даже мысли о том, каким образом он получил на это право, не расстроили его аппетит.

Окончив ужин, Обби захотел тут же завалиться на кровать и уснуть, но вспомнил просьбу ничего тут не запачкать. Да, Обби расценил это как просьбу. Теперь он такой же как все, пусть и ненадолго, а значит, его могут просить. Он направился в душ, где вымылся, побрился и почистил зубы. Блаженство! Старую одежду он выкинул в мусорное ведро, не желая её больше видеть, не то что надевать.

Обби вернулся в номер и обнаружил на постели свёрток. В воздухе витал терпкий аромат духов. Наверное, девушка-официантка. Безумно приятный запах, так разительно отличающийся от тех, к которым он привык. Он постоял некоторое время, принюхиваясь и наслаждаясь.

Внутри свёртка Обби нашёл комплект нижнего белья, футболку, старые спортивные штаны, тёплую вязаную водолазку, и самое главное – добротные, хоть и явно ношеные зимние ботинки. И, Создатель Всемогущий, пачку крепких «Фриджис»!

Обби торопливо раскурил сигарету, пустил несколько дымовых колец и счастливо улыбнулся. Просто замечательно.

Натянув одежду на чистое тело, он рухнул на кровать – и словно оказался в куче пенопро… пороло… пролистиро… он забыл, как называются эти штуки. Такие небольшие, до охерения мягкие шарики. Мягкость и воздушность – вот два слова, которые пришли в голову.

Обби уснул, когда часы показали полночь. И не видел никаких снов.

* * *

На следующий день Обби проснулся поздно. Неторопливо позавтракав (Создатель Милостивый, каша на настоящем молоке и любимый мясной хлеб!), он отправился гулять.

Сначала он прошёл по тем местам, где провёл большую часть сознательной жизни. Вот здесь он чаще всего ночевал; вот в этом мусорном баке чаще всего попадались вкусные объедки; а вот в этой подворотне… эх, дрянное дело!.. Она была совсем девчонкой. Но ведь знала же, что с ней могут сделать в таком месте?

Незаметно для самого себя Обби оказался на выходе из портового района, в пограничной зоне между гетто и той частью города, где живут достойной жизнью. Оглянувшись, он окинул взглядом узкие улицы порта, зная, что видит их в последний раз. Плевать. Он направился дальше, ни разу не обернувшись.

По мере того, как день близился к завершению, Обби всё чаще посещали мысли о его жизни. Все те мелочи, которые он видел каждый день и на которые почти привык не обращать внимания, вдруг приобрели огромное значение. Например, он вспомнил рекламное табло, на которое глядел из своего переулка каждый раз, когда просыпался. Обби мог вспомнить каждую вещь, которую там рекламировали. Мороженое. Духи. Свежий патч для лайга¹, включающий в себя набор скинов и новые поправки к правилам. Опять мороженое. Как ему хотелось всё это попробовать, почувствовать…

Когда Обби уже оказался в черте города, его внимание привлекла девушка, шедшая навстречу. Судя по красной ленте на запястье – студентка сферы здоровья. И такая красивая… Обби улыбнулся ей и мог поклясться, что она подмигнула в ответ.

Глядя на удаляющуюся девушку, он вспоминал времена, когда сам был студентом, и свою красную ленту. Свои стремления, желания, мечты побывать в других городах. Мда. Не сложилось. А ведь были, были такие возможности, которые он упускал раз за разом. Так и упустил всю жизнь.

Обби гулял до темноты, пройдя через весь Дент почти до Вортена, глазея на окружающий мир, кардинально отличающийся от того, каким он привык видеть его в портовом районе. Что больше всего нравилось здесь Обби – никто не пытался оскорбить его, не выказывал презрения или неуважения. Один раз его остановил законник, поздоровался, считал метку и сочувственно хлопнул по плечу, после чего отпустил; молодая пара, с которой Обби столкнулся, заворачивая за угол, рассыпалась перед ним в извинениях. Это и неудивительно, теперь он выглядел как они: гладко выбритый мужчина сорока лет, вышедший на вечернюю прогулку по городу, симпатичный, доброжелательный.

Ожидающий смерти.

Обби взглянул на электронное табло рекламного щита. Как быстро прошло время! Старик придёт уже совсем скоро. Сердце гулко забилось под рёбрами. Несколько минут… Обби остановился и перевёл дыхание.

Надо уйти с оживлённых улиц.

По правую руку находился небольшой парк – несколько деревьев, кустарник по периметру. Место тихое и вроде как безлюдное. То что надо.

Обби перебежал дорогу и спрятался в тени деревьев. По привычке хотел опуститься прямо на землю, но заметил резную деревянную скамью. Подходящее место.

Сердце бешено колотилось. Только теперь Обби понял, что не хочет умирать, особенно после того, как вкусил давно забытой, настоящей жизни. Будь он чуть умнее, смог бы прожить вот так – вкусно есть, по вечерам выбираться на прогулки по городу… У него были бы друзья, с которыми он выпивал бы по выходным и играл в лайг. Была бы женщина, которая бы его любила.

Старик вышел из густой темноты парка. Ни дрогнул ни один листик под его ногами, когда он подошёл.

– Привет, Обби.

Он дёрнулся, как от удара по щеке.

– Да… я… уже пора?

– Что ты решил?

Обби всхлипнул.

– Если я решу… остаться – это будет больно?

– Индивидуально. Но, как правило, всё проходит спокойно.

– А если уйду с тобой?

– Абсолютно безболезненно.

Обби ещё немного помолчал, обдумывая слова Старика. Тот просто стоял и смотрел на мужчину взглядом слепого. Обби сказал:

– Тогда я… уйду. Только не прямо сейчас. У меня же ещё есть время?

Старик не ответил.

– Страшно, – сказал Обби. – Мне очень страшно.

Молчание.

– Можешь спеть мне? – неожиданно для самого себя попросил Обби. – Я помню, как в детстве мама пела мне песню. Я не знаю, как она называется, но там поётся как-то так…

Обби начал напевать мелодию без слов. Голос дрожал, из глаз покатились слёзы. Песня оборвалась посреди ноты.

И Старик, и Обби исчезли.

Глава 1

– Джил Форт!

Девушка не услышала. Подложив руки под голову, она полулежала за партой, вперившись взглядом в полированную деревянную поверхность. Семинар по современной истории был невыносимо скучным, особенно с этой вредной старухой миссис Рот. И Джил совершенно забыла о том, что сегодня должна выступать с докладом. Забыла по нескольким причинам.

Во-первых, её личное проклятие – она постоянно всё забывала. Доктора ещё в детстве говорили, что у неё особое строение мозга, и события имеют шансы закрепиться в памяти, только если сопровождаются сильными эмоциями, позитивными или негативными. Понятное дело, доклад по современной истории не попадал под этот критерий.

Во-вторых, вчера Джил отмечала своё совершеннолетие. Она немного перебрала с глиром², и теперь голова просто раскалывалась. А если учесть, что пила она совсем не часто, то чувствовала девушка себя просто отвратительно. Однокурсник, подаривший этот самый глир, сегодня вообще не явился. Так что Джил мысленно проклинала его – и себя заодно.

Третья причина вытекала из предыдущей. Поскольку ей исполнилось двадцать два, по закону ей полагался первый небазовый имплант. И Джил постоянно об этом думала, в промежутках между приступами мигрени. Такой огромный выбор… главное, не прогадать, чтобы потом не жалеть. Сегодня они с родителями идут в клинику, сразу после занятий. И сегодня же предстоит операция, если она определится с выбором. Какой уж тут доклад… Какой уж тут университет, если на то пошло! И вообще…

– Джил! Создатель Всемогущий, вы вообще здесь?

Джил резко распрямилась, отбросив длинную прядь русых волос с лица. И встретилась взглядом с миссис Рот. Лицо старухи скривилось в усмешке.

– Что, простите? – спросила Джил.

– Ах, мы уже и не знаем «что», верно? Может быть, начнём с доклада, который вы должны были подготовить сегодня, мисс Форт?

– Доклад… да… – Джил огляделась. Все лица в аудитории были обращены к ней. Ухмылка на лице миссис Рот стала совсем уж зловещей.

– К доске, живо!

Девушка поднялась из-за парты и направилась к кафедре. Вообще, Джил училась хорошо, но с современной историей у неё были проблемы. Нет, она знала предмет, и неплохо, но вот с преподавательницей возникли… трения. Возможно, дело было в том, что отец Джил тоже когда-то учился у миссис Рот, и, судя по рассказам, отношения у них были отнюдь не дружеские. А возможно, это была просто личная неприязнь. Поди угадай, что творится в голове у занудной старухи. Джил встала за кафедру.

– На презентацию, как я понимаю, можно не рассчитывать? – притворно вздохнула миссис Рот, усаживаясь за стол. – Что ж, тогда выключай доску. Твой доклад на сегодня будет последним.

Джил провела пальцем по заляпанной сенсорной полоске, и доска с тихим писком отключилась.

– Итак, тема вашего доклада, – сладко улыбнулась старуха.

Что же там было… только бы вспомнить тему, а там наплету чего-нибудь… что-то про Стариков вроде… да!

– «Старики. Возникновение и последствия для общества». – Джил с облегчением вздохнула – что-то вспоминать всегда было приятно.

– Так. Для начала неплохо. Мы все внимательно вас слушаем, мисс Форт.

Джил собралась. До конца семинара оставалось всего десять минут. Немного растянуть доклад, и миссис Рот не сможет засыпать её вопросами. Проходной балл она должна получить… О как это самонадеянно! Девушка вздохнула и начала:

– Первые предпосылки возникновения Стариков появились в… в… простите, я не помню дату. – Джил даже не посмотрела в сторону миссис Рот, не желая видеть её ехидную ухмылку. – В общем, именно тогда, когда начались исследования по точному предсказанию погоды в связи с потеплением и возросшими рисками опасных природных явлений. И только позже возникла идея о прогнозах естественных смертей…

С задней парты раздались смешки – Арсси Флоу рассказал очередной «свежий» прикол из Сети, и двое его дружков-подхалимов заржали, не сумев сдержать смех.

Для кого стараюсь? Ой, себе хоть не ври, ты не стараешься.

Джил повысила голос:

– Если я не ошибаюсь, то уже через десять… да, десять лет возникают первые прототипы Стариков – пока ещё не голограммы, а компьютерная система. Серверы системы решают разместить на Полюсе. Точность этих прототипов была невысока – всего лишь несколько процентов. Да, забыла упомянуть: перед тем как запускать прототипы, был проведён мировой референдум. Лишь… э-э… пять? Да, пять процентов общественности выступило против…

Локк бросил бумажный шарик в Сьюзен. Та отмахнулась.

– Первые точные предсказания с вероятностью около… около… короче, с большой вероятностью – были сделаны спустя год. Но самая знаковая дата для человечества наступила спустя несколько дней… хм… в конце столетия. Вероятность предсказанной смерти становится стопроцентной. Человек умирает в тот день и час, которые были названы в предсказании, от полной остановки работы всех органов. Человечество строит догадки о том… о том, чего само не понимает. Ясно одно – существует нечто, что «отключает» людей…

Никто её не слушал. Оно и понятно – кому захочется слушать девчонку, которая мямлит и путается в словах? Джил мельком взглянула на миссис Рот и нашла ответ на этот вопрос – вот уж кто точно внимал каждому слову, наслаждаясь её провалом. Джил продолжила, стараясь собраться с мыслями:

– Поскольку смерти избежать не удаётся, принимается решение – к каждому, кому предсказана смерть, посылают Старика-голограмму. Образ Старика был выбран на очередном референдуме. По идее, Старик должен был приходить и тактично сообщать дату и причину смерти. Но таким образом Старики функционировали ровно сутки. А потом, вместо того чтобы просто сообщать о смерти, они стали предлагать выбор – умереть здесь или забрать человека с собой. Куда – до сих пор неизвестно.

По всему миру начинаются массовые беспорядки. Некоторые оппозиционные организации пытаются отключить серверы Стариков, уничтожая целые их секции, что ни к чему не приводит – Старики продолжают приходить. Более того, после отключения серверов мировая смертность возрастает на кхм-кхм… дцать процентов.

– Прошу прощения, – перебила миссис Рот. – На сколько процентов, я не расслышала?

Джил закатила глаза:

– Я не помню.

– Понятно. Дальше, пожалуйста.

Джил, косясь на старуху, продолжила:

– Не выяснено, являлось ли это простым совпадением или было ответной реакцией. На всякий случай работа серверов была возобновлена…

Три коротких гудка известили об окончании семинара. Студенты зашевелились, вставая с мест и задвигая стулья под парты. Миссис Рот хотела было что-то сказать, но потом только рукой махнула. Джил выжидающе смотрела на неё.

– Ну что ж, – сказала миссис Рот. – Презентации нет – минус. Качество доклада… ну, вы сами всё понимаете, так что минус, даже два минуса, я бы сказала. Итого – незачёт, мисс Форт. Тему следующего семинара смотрите на сайте. И возьмите тему из первой секции, если хотите сдать мой предмет. Всего хорошего.

Джил, тихо скрипнув зубами, кивнула и быстрым шагом направилась к своему месту. Кинув в сумку планшет, она вышла из аудитории.

Первая секция! Вот же старая вешалка! Дрянь!

Джил спустилась по широкой гранитной лестнице в холл. Однокурсники уже разбежались кто куда, да она и не стремилась ещё раз их увидеть. Обойдя одну из квадратных каменных колонн, установленных по периметру, Джил отстояла короткую очередь в гардероб. Получив свою чёрную кожаную куртку, она бросила короткое спасибо.

– Пожалуйста, – проворчала гардеробщица, и девушка выбежала на улицу.

Джил училась в Многопрофильном Университете Джинспейра. Он считался одним из самых престижных в Нью-Солсте и самым крупным по занимаемой площади. Его выпускники – те, кому удавалось его закончить, конечно, – получали золотую ленту и работали на самых престижных должностях в самых различных отраслях, начиная от сферы суда и заканчивая Торгово-Транспортной Гильдией (ТТГ), что считалось верхом успеха. На ТТГ Джил, конечно, не рассчитывала, но после окончания университета надеялась пристроиться куда-нибудь в сферу культуры.

Перед парадным входом Джил остановилась на минуту, проверяя, не забыла ли она чего. Поток студентов и преподавателей обтекал её с двух сторон. Заметив несколько знакомых лиц в толпе, Джил поспешила отвернуться. Нет, она решительно не хотела сейчас видеть никого из них!

Джил накинула куртку, но не потому, что на улице было холодно, – её немного знобило с похмелья. Поёжившись, она двинулась к остановке.

Наверняка от меня ещё и пахнет. – Джил закинула мятную пластинку в рот. – Может, поставить имплант, который нейтрализует неприятные запахи?

Мысли тут же потекли в другом направлении – теперь они были полностью заняты предстоящей встречей с доктором Хаммондом. Всё-таки Джил немного волновалась, несмотря на то, что импланты уже давно и успешно используются. Дополнительным поводом для волнений служило то, что следующий имплант полагался только по прошествии трёх лет. Ну, и то, что вчера она надралась, как последний алкоголик в разгар запоя.

Когда Джил подошла к остановке, сразу же подплыл ТМП³. Металлический, обтекаемой формы вагон висел в нескольких сантиметрах над рельсами, плавно покачиваясь вверх-вниз.

Народу внутри, слава Создателю, почти не было – пожилой мужчина, дремавший в заднем ряду, и двое подростков в центре, что-то оживлённо обсуждавших.

Джил зашла в вагон и села на ближайшее место у окна. ТМП тронулся с места, за стеклом стремительно замелькал привычный городской пейзаж.

Подростки разговаривали слишком громко, и Джил волей-неволей стала свидетелем разворачивающегося спора.

– …ты думаешь, я вру? – спросил парень в чёрной шапке. – Охерел?

– Не, я думаю, врёт твой дружок, а ты за ним повторяешь, – прошепелявил второй. Джил бросила на него короткий взгляд и поняла причину: второй подросток носил брекеты. – Старик не может не прийти, тупая твоя башка!

– Он! Сам! Видел! – повысил голос «чёрная шапка», при каждом слове тыкая в грудь шепелявому. – Видел, как бомжа просто расплющило по асфальту!

– Значит, бомжара выжил.

«Чёрная шапка» посмотрел на друга, как на идиота:

– Люди не живут, если мозг вытекает из башки, кретин! Пятый этаж…

– О, так твой сказочник ещё и мозги рассматривал? – перебил шепелявый. – Может быть, он и пару фото сделал?

Парень опустил глаза.

– Нет. Драпанул оттуда как можно скорее.

– Вот видишь. – Он поковырял пальцем брекеты. – Походу, он и в порту-то не был.

– А хер ты угадал, – сказал «чёрная шапка» и достал телефон. – Вот, смотри!

Шепелявый минуту рассматривал экран.

– Ну хорошо, был, – признал он, возвращая гаджет. – Хоть тут не трындит. Кстати, нам бы тоже стоит попробовать…

Джил вздрогнула: она настолько сосредоточилась на разговоре подростков, что звонок собственного телефона напугал её. Ругнувшись, Джил достала его из сумки, посмотрела на дисплей. Мама.

– Да, мам.

– Привет, Джил. Ну, как прошли занятия? – Голос Эли Форт на той стороне был слегка приглушен.

– Ну… неплохо. Я тебе потом расскажу. А вы где?

– Уже в клинике. Только что общались с доктором Хаммондом.

– И как он тебе?

– Ты знаешь, очень даже ничего. Такой подтянутый, стройный…

– Ма, прекрати, – хихикнула Джил. – Я же не об этом спрашиваю.

– Погоди, тут твой отец на меня нападает, – Джил услышала какую-то возню, потом смех и улыбнулась. – Я снова тут. Так вот, если серьёзно, он нам очень понравился. Выглядит профессионалом в своём деле, всё нам объяснил, рассказал, показал сертификаты и дипломы. Ну, ты ещё поговоришь с ним сама, но я думаю, тебе он понравится. Кстати, – Эли понизила голос до шёпота, – ему всего тридцать два, и он ещё холост…

– Так, мам, всё, пока, – Джил не переставала улыбаться.

– Подожди-подожди, тут отец тебе хочет пару слов сказать. – Снова какая-то возня, и в трубке зазвучал низкий голос Гаррдена Форта:

– Привет, дорогая.

– Привет, пап. Я вижу, мама всё никак не уймётся?

– Твоя правда, намучался я с ней уже… – хмыкнул Гаррден. – Шучу, шучу… так вот, о чём это я? Ах, да. Ты всё-таки не передумаешь?

– Пап…

– Ты же знаешь, что мы с мамой обходимся без дополнительных имплантов, и это никак не влияет…

– Пап, пожалуйста. Мы ведь всё уже обсуждали тысячу раз. Это полностью взвешенное и окончательное решение.

– Ладно-ладно. – Отец быстро капитулировал, как и всегда. – Но мне нужно было спросить, понимаешь?

Джил вздохнула:

– Понимаю. Пап, не волнуйся, ладно? Я уже взрослая самостоятельная девочка.

– Порой мне кажется, что даже слишком. Но ладно, чего понапрасну воздух сотрясать. Ты скоро подъедешь?

– Да. Уже почти на месте.

– Хорошо, ждём. Пока.

– Пока-пока.

Джил спрятала телефон в сумку и встала – ТМП подъехал к клинике.

* * *

Джил с родителями сидела в приёмной доктора Хаммонда, который рассказывал о том, как проходят подобного рода операции. Эли была права: доктор Хаммонд излучал доброжелательность, а тон его голоса был успокаивающим – как-то сразу верилось, что ничего плохого с тобой не случится. Впрочем, все хорошие врачи обладали подобными качествами. Эли была права ещё и вот в чём – Хаммонд действительно был очень симпатичным.

– …и в зависимости от выбранного типа импланта проводится предварительная корректировка нервной системы – на тот случай, если мозг будет отторгать новые возможности. Это совершенно безопасно, мы каждый день проводим подобные операции, они доведены практически до автоматизма.

– Это хирургическая операция? – спросила Эли.

– Если вы о настройке нервной системы, то резать ничего не придётся. – Хаммонд улыбнулся. Он сидел за рабочим столом, вертя в руках миниатюрную модель человеческого мозга. – Хотя операции и проводятся под наркозом, но просто для того, чтобы не доставлять неудобств. Мы подключаемся к нервным узлам путём точечных проколов. Иглы выполнены из особого материала и не доставляют никаких болевых пост-эффектов. Разве что места проколов могут зудеть некоторое время. А дальнейшее зависит от того, какой имплант вы решите себе поставить. – Хаммонд посмотрел на Джил.

Девушка переглянулась с родителями.

– Я… пока не решила, – сказала Джил. Головная боль почти прошла, но знобило её по-прежнему. – Можно мне ещё подумать?

– Конечно, мисс Форт. Мне как раз нужно отлучиться ненадолго, минут на пятнадцать, так что я оставлю вас здесь. Но если не выберете – ничего страшного. Подумайте и приходите снова. – Хаммонд развернул монитор, на котором был открыт каталог клиники. – Пожалуйста, тут самая полная информация об имеющихся в нашем распоряжении имплантах. Изучайте, я вернусь через пятнадцать минут. – Доктор вышел, прикрыв за собой дверь.

Эли проводила взглядом Хаммонда и обернулась к дочери:

– Ну, как он тебе?

– Внушает доверие. – Джил пересела в кресло возле стола и стала просматривать информацию на сайте. – Я почти успокоилась.

– Ну, я же говорила, что он тебе понравится, дорогая. Я вот у него ещё спрашивала, что…

Джил почти не слушала. Она прокручивала страничку сайта, уже в который раз листая список.

По сути, импланты можно было разделить на три типа. Первый – «зелёные», косметические – являлся самым распространённым и безопасным. Импланты этого типа включали в себя различные модификаторы внешности, начиная от самых простых, вроде изменяющегося макияжа, и заканчивая совсем уж экзотическими – произвольное изменение цвета глаз, волос и даже пигментации кожи наподобие хамелеона. Джил бегло просмотрела эту подгруппу. Она никак не могла определиться и перешла в следующий раздел.

Этот тип имплантов – «оранжевые», механические – девушка изучила более подробно. Они представляли собой комбинацию из нанопроцессорной платы, подключаемой к нервной системе, и различных дополнительных устройств, напрямую влияющих на физиологические функции организма. Например, мышечные импланты, усиливающие физическую силу человека путём встраивания внутреннего экзоскелета. Или же ускоренный метаболизм. Ускоренная регенерация тканей и клеток. Как говорилось в комментариях к этой подгруппе, такие импланты хорошо зарекомендовали себя в силовых структурах.

И третий тип, казавшийся Джил самым интересным, – «красные» нейроимпланты, расширяющие возможности человеческого мозга и сознания. Нейроимпланты встраивались прямиком в головной или спинной мозг. Вот в этом разделе Джил зависла надолго. Повышение точности человеческой памяти, улучшение реакции и внимательности, творческого потенциала… правда, что в этом разделе, что в предыдущем многие позиции были помечены особой пиктограммой – это означало, что без специального разрешения соответствующих структур эти импланты устанавливать запрещалось.

Ещё Джил знала о существовании имплантов четвёртого типа – «чёрных», экспериментальных. Достоверную информацию о них найти было сложно, даже в даркнете, не говоря уж об официальном сайте клиники. А те сведения, которые встречались Джил, были настолько фантастическими, неправдоподобными и даже пугающими, что закрадывались сомнения в адекватности людей, писавших эти строки. Но о таких имплантах девушка всерьёз не задумывалась – это строго каралось законом.

Джил всё ещё не могла определиться с выбором, хотя одно было очевидным – ей необходимо исправить проблемы с памятью. Но… хотелось всего и сразу. Она мысленно начала прикидывать комбинации имплантов, потом снова с досадой подумала о том, что второй имплант устанавливается только через три года. Джил настолько увлеклась этими размышлениями, что не заметила родителей, склонившихся над ней.

– Джил, дорогая, ты меня вообще слышишь? – спросил Гаррден.

– Что? – Джил оторвалась от монитора.

– Я попросил прокручивать помедленнее, мы с мамой не успеваем, – усмехнулся Гаррден. Джил натянуто улыбнулась:

– Ой, прости. Просто тут столько всего, глаза разбегаются…

В этот момент в кабинет вошёл доктор Хаммонд:

– Ну, как продвигаются дела?

– Отлично, доктор, – ответила Джил.

– Уже определились?

– Ещё буквально пять минут… скажите, доктор Хаммонд, – Джил на секунду замялась, – а с чем связано правило установки второго импланта только через три года?

Хаммонд с готовностью ответил:

– Поскольку установку даже одного импланта организм воспринимает враждебно, как нечто инородное, несмотря на предварительную корректировку системы, ему нужно время, чтобы адаптироваться к импланту. Оптимальное время адаптации – полтора-два года плюс запас на индивидуальные особенности организма.

– А что произойдёт, если установить сразу несколько имплантов?

Джил смотрела на доктора Хаммонда. Чуть помедлив, он ответил:

– Если перегрузить организм, он может просто не выдержать. В результате… я думаю, вы понимаете, что следует в результате. Но тут есть одна оговорка – всё зависит от типа импланта. Например, если это лёгкий косметический имплант, то разрешается установка двух или трёх имплантов в короткий промежуток времени – около года. Собственно правило, или, иначе, закон трёх лет распространяется на серьёзные виды имплантов – механические и нейроимпланты. Также надо уяснить следующий момент – в экстренных ситуациях позволяется установка большего количества имплантов, но в этом случае не гарантируется долгая работоспособность организма.

Джил прикусила губу. Может, ей правда установить пару косметических имплантов? Выбрать какие-нибудь самые прикольные… хотя нет, это несерьёзно. Она ведь не бьюти-блогерша какая-то!

– Спасибо, доктор Хаммонд, – сказала Джил, поворачиваясь к монитору. – Мне нужно ещё немного времени.

* * *

– Конечно, конечно… – Хаммонд посмотрел на мистера и миссис Форт, указав головой на дверь: нужно поговорить наедине.

Оставив Джил разглядывать сайт, все трое вышли за дверь.

– Мистер и миссис Форт, уверен, вы и так знаете то, о чём я собираюсь вам сказать, но протокол требует, чтобы вы услышали это и от меня.

– В чём дело? – довольно резко спросил Гаррден. Хаммонд обернулся к нему:

– Мистер Форт, я уже семь лет как профессиональный нейрохирург, и мне часто приходиться сталкиваться с определённым типом людей. Вам знакомо понятие импламании?

– Да, что-то такое слышал… ну и могу догадаться по этимологии слова.

– И всё же я объясню подробнее. Импламания – стремление человека апгрейдить свой организм до бесконечности. Особенно часто…

– Вы хотите сказать, что наша Джил подвергается такой опасности? – перебила Эли.

Хаммонд успокаивающе поднял руки.

– Прошу вас, не беспокойтесь. Никакой серьёзной опасности нет. Я хочу сказать, что у Джил, возможно, есть к этому предрасположенность. Этому риску подвергается каждый второй, кто устанавливает себе имплант. Вообще, импламания – с реальным бесконечным апгрейдом – встречается довольно редко. Тому есть несколько причин – это опасно, очень дорого и незаконно. Причём преследуется импламания гораздо строже, чем наркомания. Так что чаще всего до зависимости дело не доходит – всё остаётся на уровне мыслей. И всё же я обязан вам об этом сообщить…

Тут дверь открылась, и из кабинета вышла Джил. Она с улыбкой сообщила:

– Доктор, я определилась. Хочу исправить память.

* * *

Джил лежала на животе, на операционном столе, полностью обнажённая. Её покрывала только тонкая синяя простынь с разрезом в районе позвоночника. Вокруг ходили медсёстры, заканчивая приготовления к операции. Доктор Хаммонд склонился над тяжело дышащей Джил:

– Не волнуйтесь вы так, мисс Форт. Повторюсь, это простейшая операция.

– Я понимаю, доктор. – Джил хотелось посмотреть на него, но ей мешали две пластины, установленные по бокам головы.

– Раз понимаете, то нечего волноваться. Уверяю вас, всё пройдёт в лучшем виде. Так… теперь мне нужно задать вам пару вопросов. Есть ли у вас в организме какие-нибудь инородные конструкции, вроде искусственных костей, суставов?

– Нет.

– Отлично. Принимали ли вы в последние трое суток наркотические препараты или алкоголь?

– Да, я… вчера немного перебрала с глиром. Отмечала день рождения.

– Примите мои поздравления, мисс Форт! – По голосу Джил поняла, что доктор Хаммонд улыбается.

– Да… спасибо. Это может как-то осложнить операцию?

– Нет, что вы, мы просто введём нейтрализатор. Сестра, будьте добры…

Джил почувствовала лёгкий укол в ягодицу, после чего по телу начало распространяться тепло.

– Так, ну вот теперь всё в порядке.

На лицо Джил наехала прозрачная маска. Пластины возле её головы слегка загудели.

– Мисс Форт, вы готовы?

– Да… кажется…

– Расскажите, пожалуйста, про вашу татуировку, – неожиданно попросил доктор Хаммонд.

Джил скосила глаза, пытаясь увидеть тату на правом предплечье – стилизованный человек с пылающим сердцем в руке. Девушка удивилась вопросу в такой момент, но начала рассказывать:

– Это татуировка в память о моей подруге Элизе. Мы дружили с ней с самого детства, но её не стало всего полгода назад. Она…

Джил не заметила, как отключилась.

* * *

Очнулась Джил, как ей показалось, мгновенно. Оказывается, её перевернули на спину, потому что, открыв глаза, Джил увидела перед собой улыбающегося доктора Хаммонда.

– С пробуждением, мисс Форт. Как вы себя чувствуете?

Джил прислушалась к ощущениям. Они показались ей… странными. Как будто организм лишили какого-то органа или части тела. Или нет, не так. Скорее, это было похоже на то, когда пытаешься что-то вспомнить, а оно ускользает от тебя. Очень похожее и знакомое ощущение, только усиленное в разы. А вообще, Джил чувствовала и то и другое. О чём она и сообщила доктору.

– Замечательно, – сказал Хаммонд. – Это значит, что корректировка нервной системы прошла успешно. Если вкратце и упрощённо – мы внушили вашему организму, что тот имплант, который мы собираемся вам поставить, уже установлен. Теперь ваш мозг пытается найти его, и естественно, не находит. Отсюда и ощущения, что чего-то не хватает. Таким образом мы подготовили ваш организм к установке инородного элемента. Теперь вам нужно несколько минут, чтобы принять изменения, настроиться, после чего мы приступим непосредственно к установке импланта. А сейчас отдохните. И постарайтесь сосредоточиться на том, чего вашему организму не хватает.

Доктор Хаммонд отошёл к дальнему столу. Джил снова прислушалась к ощущениям. Мозг бунтовал, требуя вернуть то, что у него якобы отобрали. Джил сосредоточилась на мысли о том, что скоро всё придёт в норму. Вместе с этой мыслью к ней пришли и другие. Она вспомнила, как доктор Хаммонд рассказывал ей перед операцией о процессе установки импланта.

Вырезаем кусочек черепа, вот так… затем нейроволокнами коммутируем имплант… не волнуйтесь, никаких шрамов не останется.

Тогда эти объяснения здорово напугали Джил и её родителей, но сейчас, лёжа на операционном столе, она боялась в тысячу раз сильнее.

Не думай об этом, – приказала себе Джил. – Всё пройдёт хорошо, Хаммонд – профессионал. Старик к тебе не приходил, в конце концов… хотя, к «овощам» они и не приходят…

Прозрачная маска вновь надвинулась на её лицо. Снова загудели пластины, на этот раз, как показалось Джил, намного сильнее. Справа замаячил доктор Хаммонд с каким-то металлическим инструментом в руках.

– Мисс Форт, мы готовы, если вы готовы.

Джил молча кивнула, борясь с паникой.

– Великолепно. Увидимся через пару часов. Кстати, ваши родители передавали вам привет.

– Да? Здорово. Я…

На этот раз наркоз подействовал гораздо быстрее.

* * *

Вновь пробуждение. Яркий свет резанул по глазам. Инстинктивно Джил прикрылась рукой.

– Проснулась! Сейчас… – Голос матери.

Свет притух, и Джил смогла оглядеться. Она находилась уже не в операционной, а в больничной палате. Рядом сидели родители, а слева, возле койки, стоял доктор Хаммонд.

– С пробуждением, мисс Форт! – произнёс он стандартную фразу.

– Как вы себя чувствуете? – закончила за него Джил и улыбнулась. Чувствовала она себя замечательно – только немного болела голова. Хаммонд рассмеялся:

– Да, действительно. Ну так как?

– Голова болит. Вот тут. – Джил прикоснулась к правой части лба. К её облегчению, никаких шрамов там не обнаружилось, по крайней мере, на ощупь.

– Это нормально, – успокоил Хаммонд. – Как-никак, мы основательно там покопались… простите, пытался пошутить. Итак, рад вам сообщить, что операция прошла успешно. Нужно будет провести несколько тестов, после чего мы вас выпишем. А сейчас оставлю вас. Можете насладиться новыми возможностями. – Хаммонд покинул палату.

Джил сразу же поняла, что доктор имел в виду. Она уже чувствовала в себе изменения – мозг вернул «утраченное» и теперь настраивал имплант. Перед глазами Джил всплывали… образы. Смеющийся отец наклоняется к ней, берет её и кружит на вытянутых руках… это ей сколько, три года? Четыре? Вот она шагает рядом с мамой в потоке людей, держа её за руку, – Джил ничего не видит вокруг, кроме спешащих и таких больших мужчин и женщин; ей страшно, но тёплая материнская рука внушает чувство спокойствия и защищённости… Элиза, смеясь, заводит Джил за угол дома, нахально подмигивает и, оглядываясь по сторонам, закуривает сигарету… Калейдоскоп давно забытых образов захлестнул Джил с головой, и ей стало так хорошо, как никогда… стоп… что-то не так.

Джил посмотрела на родителей. Дрожащие губы отца. Слегка покрасневшие глаза матери. Они улыбаются, но улыбки ненастоящие, фальшивые. Их руки дрожат.

– Мам? Пап? – Джил приподнялась на локтях. – Что с вами? Или со мной? Доктор Хаммонд чего-то не сказал?

Родители переглянулись. Эли кивнула мужу: говори ты. Гаррден вздохнул и произнёс, глядя в глаза дочери:

– Джил, дорогая… пока ты была на операции, к нам с мамой пришли Старики.

Глава 2

Жизнь в центральном округе Нью-Солста – Вортене – не замирает ни на секунду. Днём по полупустым дорогам носятся ТМП и машины тех, кто не пожелал отказаться от личного транспорта. По тротуарам люди сплошным потоком торопятся на работу, учёбу, деловые встречи. На улицах тут и там продают горячие закуски, кофе в поддерживающих заданную температуру стаканчиках и интерактивные сувениры для приезжих. Через каждые сто метров вдоль по улице попадаются стенды с контекстной информацией, на которых человек в специальных очках или с глазными имплантами видит специально подобранные для него предложения.

Ночью же Вортен преображается. Яркие неоновые вывески баров и клубов, пульсирующие рекламой огромные щиты вдоль дорог, возникающие посреди дороги мерцающие голограммы известных актёров и актрис, зазывающих в кино или театр, – всё это превращает улицы Вортена в залитое светом пространство, и язык не поворачивается назвать это время суток ночью.

Людей здесь в это время ещё больше, чем днём. Золотая молодёжь верхнего города, пафосные мужчины, надушенные дорогим одеколоном, и гламурные девочки, чьи лица покрыты слоем косметики, – вот кто составлял основной контингент ночного Вортена.

Джил Форт не относила себя ни к золотой молодёжи, ни к гламурным девочкам, а посему, сидя за столиком в элитном клубе «Кластер», чувствовала дискомфорт. Однако приличная доза глира притупляла это чувство. Компания, с которой Джил проводила время, сейчас находилась на танцполе, нелепо дёргаясь под упругий бит. Впрочем, некоторые отплясывали довольно лихо, образуя вокруг себя пустое пространство, в котором происходило что-то вроде танцевального баттла. Но Джил не могла долго смотреть на резкие движения, а потому упёрлась лбом в прохладную поверхность стола.

Почувствовав очередной приступ тошноты, она решила, что терпеть больше не в силах. Джил встала с мягкого сиденья и, сбив бокал, шатающейся походкой направилась в туалет. Проходя мимо зеркальных стен (кто вообще додумался ставить в клубе, где тошнит каждого пятого, зеркальные стены друг напротив друга?), Джил споткнулась и растянулась на полу, больно ударившись подбородком. Люди сновали вокруг неё, и никто даже не пытался оказать ей помощь. Джил некоторое время раздумывала, а не послать ли всё на хер и вырубиться прямо на этом замечательном полу, но после того, как её два раза пнули в голень, всё-таки поднялась.

Чтоб вас всех. Твари. Ненавижу. Всех вас. О-о-о, как больно…

Отстояв короткую очередь, девушка проскользнула в одноместный туалет, хлопнув за собой дверью, и первым делом опорожнила желудок. После трёх или четырёх таких излияний, справив малую нужду, Джил встала перед зеркалом – и тут же отпрянула назад, едва снова не упав. Она отчётливо увидела, как в зеркале, буквально на секунду, проявилось до боли знакомое лицо её ушедшей подруги.

Приехали… Глюки начались…

Джил с колотящимся сердцем подошла к зеркалу, но в этот раз всё было нормально. Если, конечно, считать за норму здоровенное синее пятно, украшающее подбородок. Хороша, ничего не скажешь, – на воротнике подсыхали капли рвоты, под глазами залегли глубокие тени – такие, что не спасал даже приличный слой тоналки, которая, кстати, начинала подтекать.

Ну и чмо же ты, мисс Форт. Надо будет потом проверить, не треснула ли кость.

В дверь туалета забарабанили. Джил не отреагировала. Ополоснула лицо ледяной водой, не забыв счистить остатки ужина с воротника. В дверь начали стучать с утроенной силой.

– Да пошла ты в задницу, тварь! – выкрикнула Джил и тут же пожалела об этом – боль пронзила челюсть, растекаясь по всей нижней части черепа. Джил едва сдержала слёзы.

Наконец она открыла дверь туалета и сразу же наткнулась на ненавидящий взгляд одной из жаждущих попасть внутрь. Джил хотела было пройти мимо, но чья-то рука с острыми ногтями вцепилась ей в волосы. Джил вскрикнула.

– Только посмей назвать меня тварью ещё раз, ты, тварь, – заплетающимся языком проговорила гламурная дама за сорок у Джил за спиной. – Я из тебя самой тварь сделаю, тварь. Ты поняла?

Несмотря на сильную боль, Джил едва не рассмеялась. Наверняка у этой сучки все мозги съедены интоксом и алкоголем.

Отличный пример того, куда ты катишься, дорогая. Правда, до наркотиков ещё дело не дошло.

«Тварь» тем временем потеряла к Джил всякий интерес, осознав, что туалетную комнату оккупировала подруга. Напоследок больно царапнув кожу на голове Джил, она снова начала долбиться в дверь. Джил поспешила ретироваться.

Подходя к столику, она обнаружила, что вся компания вернулась с танцпола и теперь занималась тем, зачем они сюда в основном и пришли, – вливала в себя глир или кое-что покрепче.

Джил немного протрезвела, и желание возвращаться за стол пропало. Поэтому она, протискиваясь между шатающимися туда-сюда телами разной степени опьянения, выбралась на улицу. И плевать, что обратно её никто не пустит. И плевать, что сумочку она оставила внутри, – дома дверь открывается сканированием отпечатков пальцев, а платёжный чип и телефон всегда при ней.

Как-нибудь потом заберу.

Вдыхая свежий, хоть и слегка кисловатый воздух ночного города, Джил медленно побрела по улице.

Она вела подобный образ жизни уже неделю – именно столько времени прошло со дня смерти её родителей. Точнее, с того момента, как они решили уйти со Стариками. Джил была вынуждена провести этот день в больнице. Гаррден и Эли Форт хотели остаться с дочерью, но Джил убедила их провести время вдвоём, как в старые добрые времена первых свиданий и букетного периода. Они вернулись только под утро, счастливые и благоухающие ароматами духов, глира и любви.

Всё оставшееся время они болтали о разном, словно часы не отсчитывали последние минуты пребывания Гаррдена и Эли в этом мире. Ни Джил, ни её родители не стыдились слёз. Как оказалось, оно было и к лучшему – когда пришли Старики, слёз уже не осталось, и прощание прошло на удивление спокойно. Следующий момент Джил запомнила на всю жизнь: вот они стоят, мама и папа, а рядом с ними две страшные голограммы. Гаррден задёргивает тонкую ширму, и Джил видит только силуэты родителей – Старики не отбрасывают тени. Два тихих старческих голоса спрашивают в унисон:

— Вы готовы?

– Да, — отвечает Эли, её голос дрожит. Мгновение – и силуэты пропадают. В палате воцаряется тишина, и Джил плачет, не понимая, откуда берутся слёзы. Теперь она осталась совсем одна.

Джил остановилась, поймав себя на мысли, что забыла, где её дом. Лишь спустя пару минут она поняла, где находится и что шла она совсем в другую сторону. Выругавшись себе под нос, Джил направилась обратно, стараясь не обращать внимания на свистевшую ей вслед компанию парней.

С памятью начались серьёзные проблемы. Хотя ещё неделю назад всё было замечательно – Джил просто поражалась, сколько мусора, оказывается, хранилось в её голове. Обрывки когда-то услышанных разговоров, куски прочитанных когда-то книг, тексты песен, просмотренные годы назад фильмы… Однако среди всего этого мусора были и настоящие сокровища. Джил с удивлением обнаружила, что помнит о совсем уж далёких событиях своей жизни. О таких моментах, которые скрыты от большинства людей, ибо в таком возрасте ещё нет оформленного осознания собственного «я». Она помнила, как плакала, лёжа в кроватке, потревоженная детским кошмаром, и помнила успокаивающе тёплое дыхание матери, склонившейся над ней. Помнила свои первые неуверенные шаги и то, как она счастливо хохотала, увидев смешное и доброе лицо отца, удивлённого тем, как рано пошла его дочь. Она даже помнила, как сосала материнскую грудь, чувствуя при этом абсолютный покой и умиротворённость. Последнего воспоминания, кстати, Джил немного стыдилась, потому что каждый раз, думая о нём, возбуждалась, что заставило её засомневаться в своей ориентации.

Но после почти недельного запоя и разгульного образа жизни её имплант начал глючить.

Доктор Хаммонд предупреждал, что в случае нарушения врачебных предписаний корректная работа импланта не гарантируется. Джил нарушила четыре ключевых пункта из пяти: никакого стресса и спиртного, здоровый сон и приём таблеток. До употребления наркотиков, слава Создателю, она пока не докатилась. Конечно же, имплант дал сбой. Джил начала забывать элементарные вещи – не могла вспомнить то или иное слово, определение, понятие… один раз даже забыла собственное имя – на целых десять мучительных секунд. Участились провалы в памяти, когда Джил не могла вспомнить, что делала вчера. Или минуту назад. Теперь вот забыла, где её дом. К счастью, пока эти эпизоды были кратковременными.

Она снова подошла к «Кластеру». Скорее всего, приятели ещё были там. Мгновение Джил решала, не позвонить ли кому-нибудь из них и попросить вынести её сумочку. Но когда она подумала о том, что нужно будет объясняться, почему она ушла, и выслушивать пьяные уговоры вернуться обратно, звонить ей расхотелось. Ускорив шаг, девушка прошла мимо ночного клуба.

Больше провалов в памяти Джил беспокоило другое – она вспоминала такие вещи, которые с ней никогда не случались. В такие моменты её сознание как бы раздваивалось. Например, она помнила, как в возрасте десяти лет плакала, когда умер её пушистый питомец Лоски. Но у них никогда не было домашних животных! Или как она с друзьями каталась на коврах с огромных песчаных барханов в пустыне. Но до ближайшей пустыни были многие и многие километры, а Джил никогда не выезжала за пределы Нью-Солста. Или, если верить воспоминаниям, выходит, выезжала? Но как тогда объяснить, что она знать не знает тех людей, с которыми путешествовала? Всё это сводило девушку с ума и пугало до жути.

Джил добралась до дома через двадцать минут. Почувствовав, что её уже не тошнит, она купила в магазине на цокольном этаже улья две мясные слойки, и, немного подумав, банку пива.

Девушка поднялась на третий этаж. В холле не горел свет, голова гудела, поэтому Джил не сразу нашла, куда приложить подушечку большого пальца. Справившись с этой трудной задачей, она зашла внутрь и, нащупав выключатель слева на стене, включила свет.

В квартире царил полнейший беспорядок. Практически на каждой горизонтальной поверхности стояла либо кружка, либо тарелка; по полу была разбросана одежда, везде валялись книги и блокноты; в углах и на полках скопилась пыль, а голографические проекторы и экраны были покрыты грязными серыми разводами – следами попыток Джил хоть немного прибраться.

Едва только девушка сделала шаг, как под ногами что-то хрустнуло. Она посмотрела под ноги: осколки фарфоровой чашки. Ну да, точно, Джил совсем забыла о том, как в пьяном угаре швырнула чашку в дверь, истерически-радостно взвизгнув, когда та разлетелась на десятки осколков.

– А, потом всё уберу, – повторила Джил ежедневную мантру. Она пересекла гостиную, пнув по пути учебник по современным методам психологии, и зашла в свою комнату.

Здесь свет Джил включать не стала. Она поставила пакет со слойками и пивом на тумбочку и уселась в кресло перед широким экраном. Тотчас же справа появилось голографическое изображение мыши, а на сенсорной панели перед девушкой засветилась клавиатура. Экран замерцал, постепенно набирая яркость. Пока компьютер загружался, Джил решила перекусить. Первую слойку она умяла за минуту, запачкав начинкой колени. С громким пшик! откупорила банку и сделала глоток. Прислушалась к ощущениям. Вроде порядок. Пока что.

Джил открыла браузер и пробежала глазами свежие новости. В пустыне между Айком и Нью-Тарном нашли очередную усыпальницу. В одной из запечатанных урн с прахом обнаружился современный фонарик необычной конструкции, с маркировкой на неизвестном языке. Моментально возникли десятки конспирологических теорий, но ведущие исследователи склонялись к тому, что это чей-то неудачный и совершенно неуместный розыгрыш.

Теперь два города-государства спорили, кому из них принадлежат права на находку и дальнейшие раскопки. С одной стороны, открытие совершили археологи Нью-Тарна, с другой – гробница находилась на территории Айка. В конфликт вмешался даже Союз Мировых Государств.

Джил хмыкнула. Разборки в песочнице.

Следующая новость касалась премьеры нашумевшего фантастического фильма. Джил прочитала аннотацию:

Соттер – профессиональный киллер, работающий на Компанию. С самого детства её агенты тренируются и обучаются только для того, чтобы выполнить одно-единственное задание. Невозможное задание.

Компания выполнила свою часть договора. По крайней мере, так казалось Соттеру – Старик приходит к киллеру в точно обозначенное время. В течение суток Соттер не может умереть. Сутки на выполнение контракта – и долгожданный, вечный покой. Но что-то идёт не так, и Старик приходит вновь, на этот раз с предложением убить нанимателей Соттера.

Агенту предстоит сделать выбор между преданностью Компании и любопытством. Ведь странный Старик, кем бы он ни был, обещает невероятную награду…

Интригует. И оценки неплохие. Джил решила, что дождётся, пока фильм появится в Сети.

Ладно. Посмотрим, что там в личке…

На экране появилась светло-зелёная страница социальной сети «Мир». Внизу, в правом углу, мерцала большая цифра девять. Джил открыла «непрочитанные сообщения».

В основном писали ей однокурсники, спрашивая, куда она пропала. Джил с ходу удалила эти сообщения. Одно сообщение, полугодовой давности, было от Элизы. Джил принципиально не хотела его читать. Так проще – они как бы в ссоре, и Джил не отвечает, ничего необычного… и ещё одно письмо, групповое, было от «старухи», миссис Рот, которая с издёвкой (Джил прямо увидела, как та гадко улыбается) писала о том, что все, кто не явился вчера на семинар, имеют весьма и весьма низкие шансы на успешную сдачу экзамена. Джил, читая сообщение, потянулась за банкой и неловким движением опрокинула её на пол. Пиво, пенясь и шипя, толчками покидало ёмкость, растекаясь по полу.

Джил грязно выругалась, и мысли потекли в далёком от учёбы направлении. Имплант не работал так, как надо! Она просто забыла про то, что на столе стоит долбаная банка. Да, конечно, она сама виновата в том, что нарушила предписания доктора Хаммонда, но… иначе она не могла. Только алкоголь помогал ей притуплять чувства и не пребывать в состоянии постоянной депрессии. И бросать пить, по крайней мере пока, Джил не собиралась. Единственным выходом, как она считала, была нейтрализация вредного воздействия алкоголя. Имплант, – всплыло у неё в голове.

А что? Деньги теперь у меня есть, и много. Доктор Хаммонд говорил, что разрешается устанавливать не более трёх серьёзных имплантов. А я не собираюсь ставить себе больше двух. Может, через пять или сколько там лет… Создатель, почему так долго-то? Но мне-то какая разница, всё равно я не собираюсь…

Размышления девушки прервало пришедшее сообщение. От Элизы. Джил моргнула. Потом зажмурила глаза. Сообщение никуда не делось – оно маячило в левом углу экрана:

Джил, не переиначивай слова Хаммонда. Он сказал не так. Од…

Чтобы прочитать дальше, Джил нужно было нажать всего одну кнопку. Но девушку словно парализовало.

Так. – Джил потрясла головой. – Это мне просто кажется. Это не по-настоящему.

Новое сообщение:

Ты в этом уверена?

– Ты… – Джил откашлялась. – Ты не можешь…

Не могу писать тебе? Технически это так.

Я же мертва.

Но почему этого не может быть по-настоящему?

Джил вскочила со стула, вступив ногами в пролитое пиво. Сердце учащённо билось, пока на экране всплывали всё новые и новые короткие сообщения:

Джил, тебе сейчас плохо.

Но прошу тебя, одумайся.

Так ты сделаешь только хуже.

Подумай о себе.

Ведь больше сейчас у тебя никого нет.

На этом сообщении оцепенение спало – Джил, неожиданно даже для себя, схватила стул и отправила его в полёт по комнате. Стул с грохотом врезался в стену, а Джил заорала, игнорируя боль в ушибленной челюсти:

– Заткнись! Заткнись! Слышишь? Ты не… ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ ПРАВА ГОВОРИТЬ МНЕ, ЧТО ДЕЛАТЬ! Ты была моей единственной подругой, и ты бросила меня! Так что заткнись, заткнись, заткнись!

Джил села на край кровати и разрыдалась, уронив лицо в ладони. Когда же она подняла голову, на экране было новое сообщение:

Типичная Джил :)

И вдруг всё стало как прежде. Она снова сидела на стуле за компьютером, а из непрочитанных сообщений было только сообщение полугодичной давности от Элизы, которое Джил не хотела читать полностью. Только глаза у Джил были влажные, но она не помнила, почему.

Зато она вдруг вспомнила, как её однокурсник, вроде бы Кэрлл, хвастался, что установил второй имплант почти сразу же после первого. Джил тогда не особо внимательно слушала, да и Кэрлл разговаривал не с ней, но почему-то она до мелочей вспомнила тот день.

Напишу ему, – решила Джил, открывая список друзей. Прокрутила его до самого низа, и в предпоследней строчке нашла Кэрлла. Повезло – тот был ещё в Сети. Пальцы забегали по клавиатуре:

Привет.

Ответ пришёл через пару секунд, сопровождаясь удивлённым смайликом:

Привет. Чего это вдруг?

Так, просто узнать, как дела, – напечатала Джил, покусывая нижнюю губу.

Неплохо. Тогда встречный вопрос – как дела у тебя? Ты уже неделю не появлялась на учёбе.

Джил на мгновение задумалась. Может, выложить ему всё напрямую? А вдруг законники имеют доступ к личке? Нет, лучше не рисковать.

У меня… всё хорошо, – ответила Джил. И решила идти напрямую:

Слушай, у меня есть один вопрос, но хотелось бы поговорить лично.

Без проблем. Давай номер. – Кэрлл, казалось, нисколько не удивился подобной просьбе – наверное, о чём-то догадался.

Нет. Я бы хотела встретиться. Ты сможешь ко мне прийти?

Сейчас?!

Джил прикинула – почему бы и нет? Напечатала:

Да, если тебя не затруднит. Перекрёсток сорок пятой и двадцать шестой, восемнадцатый дом, тридцать вторая квартира. Через сколько ты сможешь подъехать?

Кэрлл теперь писал ответы моментально, делая опечатки:

У меня байк. Минут черезх пятнадцать-двадцаиь, думаю. Мне заехать в магазин там или ещё куда-нибкдь?

Джил посмотрела на лужу пива, которая уже начала подсыхать. И вспомнила, что дома совсем закончился астриал⁴. А голова завтра, чувствовала она, будет болеть, и очень сильно.

Если не сложно, купи упаковку пива. И если по пути попадётся аптека, купи пару блистеров астриала.

Следующее сообщение Кэрлла сопровождалось аж тремя смайликами:

Я тебя понял :) :) :) Хорошо, скоро буду.

И почти сразу же он пропал из Сети.

Джил запустила программу автомойки. Из ниши в стене выехал круглый робот – Ронни – и воскликнув тоном, полным сарказма: «Мать твою, как же я люблю эту работу!», принялся разъезжать по комнате, ликвидируя последствия падения банки. Чтобы не мешать автомойщику, Джил вышла из комнаты и начала прибираться в гостиной, особо, впрочем, не стараясь.

Кэрлл позвонил в видеофон ровно через пятнадцать минут – минимально отмеренный им срок. Джил взглянула на монитор в стене – Кэрлл стоял возле двери. Темноволосый, в чёрной байкерской куртке с нашивкой ВОН – Всемирной Организации Нейрохирургов. В одной руке у него была упаковка пива, а в другой – ну надо же! – красная хорала⁵. Только теперь Джил сообразила, как выглядела её просьба приехать к ней в три часа ночи, по пути купив пива и заскочив в аптеку. Будь она полностью трезвой, непременно покраснела бы.

Ничего, не обломится. Я же прямым текстом ему ни о чём не говорила.

Но оправдание звучало неуклюже, даже мысленно. Джил ткнула пальцем в пыльный сенсор:

– Да? – По нижней челюсти словно скребком провели.

– Это Кэрлл.

– Вижу. – Ещё одно прикосновение к экрану. Негромко пискнуло, и дверь открылась. – Поднимайся.

Кэрлл проскочил в дверь. Через минуту он уже стоял на пороге, удивлённо таращась на хозяйку.

– Привет, – произнёс он, явно разглядывая подбородок девушки. – А…

– Пустяки, – сказала Джил и попыталась улыбнуться. – Споткнулась и упала, обычная ситуация. Ты извини, я постараюсь поменьше говорить.

– Ясное дело. Кстати, это тебе.

Кэрлл протянул ей хоралу.

– Спасибо. – Джил приняла цветок и, как положено было по этикету, понюхала бутон. Едва сдержалась, чтобы не поморщиться, – запах цветов, особенно хоралы, она не любила. – Я пойду поставлю её в вазу, а ты пока проходи в мою комнату. Вон та дверь.

– Понял. А твои родители? Спят?

– Они… уехали. – Джил проглотила комок в горле. – Иди, я скоро буду. Если встретишь там Ронни, не наступи на него.

Кэрлл широко улыбнулся.

– Ронни? Кто это?

– Автомойщик.

Кэрлл кивнул и, продолжая улыбаться, направился в комнату. Ронни поприветствовал его: «Дорого времени суток, сэр! Надеюсь, вы не принесли ещё грязи? В таком случае буду вынужден вас ликвидировать!», и зашёлся безумным смехом. Джил усмехнулась, взяла белую фарфоровую вазу с полки и зашла в ванную комнату. Наполнив вазу водой и поместив туда хоралу, девушка несколько мгновений размышляла, куда её поставить. В итоге ваза осталась в ванной комнате. Получилось очень красиво – яркий алый мазок на фоне белоснежной мраморной плитки. Заодно Джил поглядела на себя в зеркало. Да, видок ещё тот – краснющие глаза, полопавшиеся капилляры, синяк на подбородке, уже ставший багровым… Джил вздохнула, пригладила мокрой рукой волосы и очистила, как могла, грязные пятна с колен.

Когда она вошла в комнату, Кэрлл сидел на краю кровати, крутя головой во все стороны. В руках он держал открытую банку пива.

– Ты же вроде на байке приехал?

Лицо Кэрлла вытянулось: парень явно не рассчитывал уехать отсюда раньше утра. Джил мысленно прокляла себя за свои «намёки».

– Байк? – тут же отреагировал Ронни. – Байки – это плохо. Они загрязняют окружающую среду, а сами байкеры – грязные, нечистоплотные люди.

– Ронни, замолчи! – прикрикнула на него Джил.

– Как скажете, юная мисс. Если понадобиться помощь – любого рода, даже уничтожение! – позовите меня. А я уже закончил. Создатель, благослови чистоту! – И робот скрылся в нише. Джил повернулась к Кэрллу:

– Извини. Робот принадлежа… принадлежит маме, а её первым мужем был заядлый байкер. Они не очень хорошо расстались.

– Да всё нормально. – Кэрлл улыбнулся. – Кстати, где тут можно покурить?

Джил сделала круговое движение рукой: можешь прямо тут. Кэрлл достал из нагрудного кармана пачку «Фриджиса». Посмотрел на Джил:

– Будешь?

Девушка подумала и кивнула. Кэрлл раскурил сразу обе сигареты и протянул одну Джил. Система, почуяв первые струйки дыма, включила вытяжку.

Некоторое время они молчали, периодически затягиваясь и посматривая друг на друга. Поначалу Джил с непривычки кашляла, но потом втянулась. Тихонько гудела вентиляция, иногда потрескивая и добавляя неловкости в атмосферу. Первым нарушил молчание Кэрлл:

– Может, наконец скажешь, зачем ты вытащила меня практически из кровати? – В голосе звучали нотки разочарования.

Джил, продолжая проклинать себя, сказала:

– Ага. Во-первых, спасибо тебе большое. Честно, не думала, что ты сразу вот так сорвёшься и приедешь.

Кэрлл только рукой махнул – а, ерунда. Джил продолжила:

– Во-вторых, я хочу тебя кое о чём спросить, а это совсем не телефонный разговор, и уж тем более не для переписки.

Кэрлл подался вперёд, сплетя руки в замок.

– Это я уже понял. Внимательно слушаю.

– В общем… – Джил на секунду замялась. – Помнишь, ты как-то рассказывал, что поставил себе второй имплант?

– Разве я тебе рассказывал? Мы с тобой не очень-то и общались, если помнишь…

– Нет, ты рассказывал кому-то, я просто была рядом и случайно подслушала. Извини.

– Да фигня, – сказал Кэрлл, и вдруг его глаза сменили цвет с карего на кислотно-зелёный. Джил вздрогнула. – Вот, собственно, и он в действии. Нравится?

Джил кивнула, не отрывая взгляда от глаз Кэрлла. Она захотела себе такие же.

– А какой был первый имплант? – спросила Джил.

Кэрлл помрачнел:

– Херовая история, если честно. У меня не так давно обнаружились серьёзные проблемы со здоровьем – целая куча органов работала вполсилы. Выходов было два – либо всю оставшуюся жизнь сидеть на лекарствах, либо поставить имплант, который это дело контролировал бы. Привязывать себя к таблеткам – это не по мне. Пришлось ставить, скажем так, вынужденный имплант-стимулятор. А я всегда хотел такие глаза – девчонок цеплять, ты уж извини за откровенность. Конечно, я понимал, что выбора нет, но от этого мне легче не становилось. Поэтому я подкопил денег и пошёл на чёрный рынок. Так ты за этим меня позвала, да? – спросил Кэрлл и улыбнулся. – Хочешь нарушить закон?

– Вообще говоря, да. – Джил с трудом заставила себя прекратить думать о таких шикарных глазах. – Хотела разузнать поподробней, к кому нужно обращаться, куда идти и насколько это безопасно.

– Безопасно? Что ты имеешь в виду?

– Ну, доктор Хаммонд говорил, что перегружать нервную систему опасно – она может не выдержать. Вот ты, например, через сколько сделал себе глаза?

– Пару месяцев прошло вроде бы. Точно не помню.

– И как, чувствуешь какие-то нарушения или что-то подобное? – Джил начала кусать губу.

Кэрлл допил пиво, выкинул окурок в банку и потянулся было за следующей порцией, но передумал и запалил ещё одну сигарету.

– Нет, пожалуй, ничего такого я не чувствую. Но, знаешь, я думаю, врачи просто перестраховываются. Ну, типа, индивидуальность организма, и всё такое… от пары имплантов ничего не будет, я считаю. Конечно, если установить себе сразу штук десять, то тогда…

Пока Кэрлл говорил, Джил кивала. Верно. Ничего от двух-трёх имплантов не будет.

– А как попасть на этот чёрный рынок? – спросила Джил.

Кэрлл усмехнулся:

– А ты, я вижу, серьёзно настроена. Никогда бы не подумал. Короче, рассказываю, как делал я. Для этого нужно идти в портовый район, почти весь чёрный рынок базируется там. Сначала страшно, потому что понимаешь, что это охереть как незаконно – раз, придётся провести как минимум ночь в порту – два, и лечь под лазер непонятно какого хирурга – это три. Основная проблема – выйти на этого самого типа. Понимаешь, они не ходят с табличками «я подпольный нейрохирург, клиника в той стороне». – Кэрлл хихикнул.

– И что надо делать? – Джил даже не улыбнулась.

– Всё просто. Схема такая – идёшь в определённый бар и заводишь разговор с барменом. Если интересует, потом скажу, в какой ходил я. Главное, дать понять, что ты при деньгах. Кстати, – глаза Кэрлла на миг полыхнули фиолетовым, – как у тебя обстоят дела с финансами? Удовольствие это недешёвое, как минимум в три раза дороже.

Джил помедлила с ответом. Она понимала, что установка импланта на чёрном рынке обойдётся дороже, чем в клинике, но тройная цена – это слишком дорого. Нет, деньги были – почти всю компенсацию родители Джил перед уходом перевели ей на счёт для личного пользования. И это не учитывая счёт в банке. Однако… Джил почему-то не хотелось что-либо рассказывать Кэрллу. В итоге девушка решила отделаться полуправдой:

– Моя семья – достаточно обеспеченная, и у меня есть кое-какие накопления… на пропажу небольшой суммы родители не обратят внимания.

Кэрлл ногтем постучал по банке и сказал:

– Небольшой суммы? А ты та ещё оторва, как я погляжу. Хорошо, это не моё дело. Тут главное – подтвердить кредитоспособность. Тогда тебе обеспечена защита – бармены за это нехилый процент получают, поэтому заинтересованы в том, чтобы клиент добрался до операционной целым и невредимым. И всё, дальше схема работает сама собой. Тебе предоставляют комнату, если некуда идти. Обычно день-два – в зависимости от занятости хирурга, – и тебя прооперируют.

Джил молчала. Вот как. Всего лишь пойти в портовый район, кишащий бандитами, наркоманами и прочими падшими людьми. И, скорее всего, придётся провести там ночь – на второй поход она может и не решиться. Кэрллу, может быть, и ничего – он парень, а если ещё и оденется соответствующе, вполне может сойти за коренного обитателя порта. Но она-то девушка, и довольно симпатичная – так, без лишней скромности, считала Джил. Что, если она так и не доберётся до бара и станет очередной жертвой изнасилования? Или того хуже: как только она решит отправиться в портовый район, к ней тут же придёт Старик. Джил оглядела погруженную в полумрак комнату, словно ожидая увидеть притаившуюся в тёмном углу фигуру в чёрных одеждах.

Кэрлл, видимо, почувствовал настроение Джил:

– Страшно?

– Да, – призналась девушка.

– Хочешь, я тебя провожу до бара?

Прозвучало неожиданно, но заманчиво.

– А почему только до бара?

– Дальше я буду уже не нужен, более того, могу только помешать. К тому же имплант хочешь ты, а защиту предоставляют только клиентам. Не хочу лишний раз рисковать, извини.

Хороший парень, – решила Джил, открывая банку. – И почему мы с ним раньше почти не общались?

– Ну так как? – спросил Кэрлл, туша сигарету. – Второго такого предложения не будет.

– Да, я была бы тебе очень благодарна.

– Здорово. – Кэрлл поднялся с кресла. Вид у него был разочарованный, и хоть парень и пытался это скрыть, получалось из рук вон плохо. – Тогда, как определишься со временем, напиши мне. Кстати… – Он достал из кармана куртки два блистера с таблетками и квадратную упаковку, которую Джил идентифицировала как презервативы. Кэрлл покраснел. – Блин… твой астриал. – Он швырнул блистеры на кровать, стараясь не смотреть в глаза девушке.

Джил вдруг испытала сильное чувство стыда. Ей нравился этот парень, примчавшийся по первому зову. Да, он рассчитывал совсем на другое, но всё же…

И мне так одиноко.

– Кэрлл… – позвала Джил, когда парень уже собирался выйти за дверь.

– Да?

– Я… слушай… может, ты останешься со мной?

Кэрлл мгновение стоял спиной к Джил, потом резко развернулся на каблуках, подошёл к ней и аккуратно, стараясь не задеть синяк, поцеловал. Джил сначала немного растерялась от столь неожиданного напора. Она ответила на поцелуй, запуская обе руки в его тёмные волосы. Когда они оторвались друг от друга, Кэрлл улыбнулся, его глаза пылали ярко-лиловым, словно неоновая реклама.

– Похоже, мои глаза всё-таки отлично подходят для того, чтобы цеплять девчонок, правда?

Меня не зацепили твои глаза. Я хочу себе такие глаза.

Она вдруг представила себе, как с криком мне нужны твои глаза! вытаскивает его глазные яблоки, безумно гогоча при этом. Джил прыснула со смеху.

– Что? Что такое? – Кэрлл продолжал улыбаться.

– Да так, ничего… – Джил провела ладонью по бедру парня, отчего тот вздрогнул. – Иди сюда.

Кэрлл навалился на неё, покрывая поцелуями её плечи и шею. Джил откинула голову назад, разрешая ласкать себя и одновременно пытаясь освободиться от блузки. Скоро ей это удалось. Кэрлл на секунду прервал поцелуи, расстегнул лифчик и припал губами к соскам, слегка покусывая их. Но когда Кэрлл опустился ниже, стянув с неё джинсы, а затем трусики, Джил поняла, что это не то, чего она сейчас хочет. Не место и не время. Она подалась назад, отстранив голову парня. Кэрлл с недоумением и обидой посмотрел на девушку:

– Что не так?

– Кэрлл, прости… я не… – Джил пыталась подобрать слова так, чтобы не обидеть его ещё сильнее. – Просто… у меня сейчас очень сложный период в жизни. Я… чувствовала себя очень одиноко, и в какой-то момент мне показалось, что это хорошая идея, но… ради Создателя, прости меня.

Кэрлл выпрямился, вытерев мокрые губы тыльной стороной ладони. Глаза парня тускло светились разочарованием. Другой рукой Кэрлл снял презерватив, который уже успел надеть, нащупал пустую банку у подножья кровати и запихнул в неё резинку.

– Где у тебя ванная?

– Кэрлл, я…

– Джил, всё в порядке. Правда. Просто я… а, неважно. Но всё правда в порядке. Скажи, где у тебя ванная?

– В коридоре, вторая дверь налево.

Кэрлл вышел из комнаты, и спустя минуту Джил услышала, как из крана полилась вода.

Создатель, что я за дура? Ты просто идиотка, Джил!

Он вернулся через пять минут. Джил могла только гадать, что он там делал, но выглядел Кэрлл успокоившимся. Его волосы блестели от влаги. Джил к этому времени уже оделась. Кэрлл сел рядом с ней и поцеловал в висок. Джил пришлось приложить усилия, чтобы не отпрянуть.

– Хорала очень красиво смотрится, – сказал он, закурив.

– Мне тоже нравится. Послушай…

– Не надо. Проехали, хорошо? Я же не идиот, я понимаю, что значит нет и что причины могут быть совершенно разными. Так что забей, ладно?

Джил кивнула, и с минуту они молчали. Потом она спросила:

– Наша договорённость в силе? Пойдём завтра?

– Куда?

– В порт.

– А… – Кэрлл тряхнул головой. Капля воды попала на кончик сигареты, негромко пшикнув. – Хорошо, пойдём завтра. Не против, если я переночую у тебя? Пойдём завтра утром. Спать я лягу в другой комнате.

– Ты можешь тут… – промямлила Джил.

– Я бы предпочёл в другой комнате. Не хочу тебя смущать лишний раз.

Джил снова кивнула. Они посидели ещё немного, болтая о всякой ерунде, допили пиво и выкурили полпачки сигарет. Потом Джил начало клонить ко сну, и Кэрлл отправился в бывшую спальню её родителей. Уже почти засыпая, девушка услышала, как Кэрлл разговаривает с кем-то по телефону на повышенных тонах, но слов она разобрать не могла. Ухватила лишь два слова — будем завтра, но в полудрёме не поняла контекста.

А спустя секунду Джил провалилась в глубокий сон.

Глава 3

Джил вырвалась из кошмара, которого не запомнила.

Голова раскалывалась от пульсирующей боли, а во рту словно раскинулась жаркая пустыня. Джил, стараясь не делать резких движений, огляделась, восстанавливая вчерашнюю цепочку событий. Получалось плохо, но ровно до того момента, как мутный взгляд девушки обнаружил на прикроватной тумбочке битком набитую окурками пепельницу, стакан чистой воды и две таблетки астриала. После этого Джил всё вспомнила.

Твою мать. Кэрлл…

Джил медленно поползла по кровати. Дотянувшись до тумбочки, девушка схватила таблетки, закинула в рот, разжевала и залпом выпила всю воду, о чём сразу же пожалела: жажду это нисколько не утолило, а горечь от таблеток только усилила сухость во рту.

Джил встала с кровати и посмотрела в зеркало на стене. Синяк на подбородке стал больше и приобрёл насыщенный лиловый оттенок. Джил осторожно надавила на челюсть. К её удивлению, сильной боли не последовало, из чего Джил сделала вывод, что кость цела.

Ну, хоть что-то в порядке, если это можно так назвать.

Из коридора донёсся омерзительный звук перетаскиваемого стула. Кэрлл, видимо, не испытывал ни малейшего трепета перед дорогущим паркетом из красного дерева и наверняка оставил на лакированном покрытии несколько царапин.

Джил вышла в коридор и направилась в кухню, откуда доносились запахи поджаренных тостов. Хотя девушка и не хотела есть – её всё ещё немного подташнивало, – аромат приготовленного завтрака показался ей восхитительным. Ничего, астриал подействует быстро, тошнота и головная боль пройдут, и она сможет насладиться едой.

Окна в кухне были открыты настежь. С улицы доносились обрывки песен из проезжавших мимо автомобилей, шум ветра в кронах деревьев сливался с трелями последних перелётных птиц, извещающими о скором приближении холодов, из яслей на противоположной стороне улицы в воздух летел весёлый детский смех… Обычная симфония под названием «Шум Города».

– Джил?

Девушка вздрогнула от неожиданного вопроса. Потом обернулась и с вымученной улыбкой произнесла:

– Ты меня напугал.

Кэрлл стоял напротив Джил в одних штанах. Тусклый свет падал на бледный, мускулистый торс и лицо, а глаза Кэрлла оставались широко открытыми – сейчас они были чёрного цвета. Вкупе с прядью темных волос, изящной волной падающей на лоб, это смотрелось… круто. Даже сексуально.

– Прости, я не хотел, – ответил парень. Потом оглядел себя и добавил:

– Я не думал, что ты уже проснулась. Пойду оденусь…

– Да не переживай, – махнула рукой Джил. – Если тебе так комфортней, почему нет?

Кэрлл только пожал плечами: комплексов по поводу своего тела он явно не испытывал, и Джил его хорошо понимала.

Они молча позавтракали, после чего Кэрлл заварил два кофе. Они, так же молча, ополовинили кружки. В целом неловкость, воцарившаяся в кухне, напоминала сюжет простенькой комедии: студенты надрались на вечеринке, переспали, а наутро вдруг вспомнили, что они двоюродные брат и сестра. Джил хихикнула от этой мысли и тут же поморщилась: притаившаяся в глубине черепа головная боль кольнула в висок.

– Что смешного? – спросил Кэрлл.

– Да так… эта неловкая пауза. Напоминает сценку из попсовой комедии.

– Понимаю. – Кэрлл отхлебнул из кружки. – Прости, у меня по утрам обычно паршивое настроение. Последствия болезни, – пояснил он, увидев, как Джил виновато улыбнулась. – Я почти никогда не высыпаюсь. Так что это не из-за… ну, ты поняла.

Джил кивнула, принимая объяснение, и предприняла последнюю попытку извиниться:

– Слушай, Кэрлл, по поводу вчерашнего…

– Создатель Всемогущий, мы можем наконец закрыть этот вопрос? – Кэрлл явно хотел, чтобы его фраза прозвучала в шутливом тоне, но Джил вздрогнула от громкого голоса.

– Ладно. Хорошо, ты прав. – Она допила кофе. – Забыли.

– Круто. Извини за… вспышку. – Кэрлл последовал её примеру и поставил пустую кружку на стол. – Моё нормальное настроение скоро вернётся, обещаю.

Они помолчали какое-то время, после чего Кэрлл задал вопрос, которого подсознательно боялась Джил и о котором почти успела забыть:

– Ты не передумала идти?

Девушка поёжилась: накатил озноб, хотя в кухне было тепло. Джил думала, что решение пойти в порт она приняла под воздействием алкоголя, но сейчас, находясь в трезвом уме, поняла, что её всё так же тянет сделать этот шаг. Когда Джил думала об этом, сердце начинало стучать чаще, дыхание перехватывало, а кровь начинала бурлить от притока адреналина. Девушка боялась, но вместе с тем жаждала плюнуть в лицо идиотскому «правилу трёх лет». Как она всегда это делала в трудные минуты, Джил посмотрела на татуировку, на своё пылающее сердце.

Что бы ты сказала, если была бы сейчас рядом? Отговорила меня? Или поддержала, несмотря на всю опасность, которой я могу подвергнуться? Рассказала бы моим родителям? Но родителей больше нет, как нет и тебя. Мне больше не у кого просить совета. Я одна. Так какой смысл придерживаться каких-то рамок, какой смысл жить грёбаной обычной жизнью? «Пусть я сгорю, но сделаю это ярко» – так ты мне тогда сказала? У нас с тобой были совершенно разные ситуации, Элиза, и у тебя просто не было иного выхода, кроме как «гореть ярко». Но ты же не думаешь, что я захочу тлеть, подобно свече?

Где-то в глубине сознания возник тихий, едва слышный голос: ты неправильно поняла моё послание, Джил. Но та, для кого предназначался этот шёпот, не услышала или не захотела услышать. И продолжала внутренний монолог, всё больше походивший на речь сумасшедшего:

Твой уход что-то надломил во мне. А уход родителей доломал до конца. Я начала слышать голоса, Элиза, пока слабые и туманные, но они набирают силу. Я не признавалась в этом никому, даже самой себе, но сейчас я делаю это. Элиза… что-то меняется во всём мире. Я знаю, я выгляжу так, словно у меня проблемы с головой. Может быть, так и есть. А может, это из-за проблем с имплантом. Но что, если мои предчувствия верны, и я не схожу с ума? В таком случае, когда придёт конец, я должна быть к нему готова.

Всё это и многое другое – то, что Джил неосознанно переживала последнюю неделю и что лишь сейчас обрело форму мыслей, – пронеслось в её голове за несколько коротких секунд, и на это время она впала в некое подобие транса. Кэрлл, увидев, что девушка не торопится отвечать, повторил вопрос, возвращая её в реальность.

Джил очнулась. Она чувствовала себя так, словно отключилась на время, и сейчас, да и потом тоже, с трудом могла припомнить, о чём думала в этот момент. В памяти осталось только принятое решение.

– Да, – сказала Джил. – Пойдём.

* * *

Джил сидела позади Кэрлла на байке, который мчался по практически пустой дороге. Она крепко обхватила парня за талию, потому что боялась этого средства передвижения и не доверяла ему, хотя водил Кэрлл почти профессионально. Нелюбовь к байкам Джил впитала с молоком матери, которая с определённого момента просто возненавидела эту культуру и всячески настраивала Джил на те же эмоции.

Кэрлл шёл под сотню километров, лавируя между редкими автомобилями. После очередного рывка на обгоне он обернулся через плечо и сказал через гарнитуру шлема:

– Джил, полегче. У меня сейчас глаза наружу вылезут.

– Извини, – девушка ослабила хватку. – Просто… этот вид транспорта явно не для меня.

Кэрлл ничего не ответил, но скорость сбавил – немного.

Они пересекли Вортен и сейчас ехали по центральной трассе через Крейс. По мере приближения к портовому району лоск и элегантность, присущие центральным округам Нью-Солста, стремительно шли на убыль, уступая место невзрачным многоэтажным ульям. Тучи почти касались верхушек небоскрёбов, создавая ощущение давящего неба. Благоустроенная зона осталась далеко позади пассажиров байка, будто выплюнув их из безопасности в суровый мир.

– «Надежды нет», – прочитала Джил надпись, нацарапанную каким-то шутником на скоростном знаке. – Очень ободряет, ничего не скажешь.

– Не дрейфь, Джил, всё пройдёт как по маслу, – пробубнил Кэрлл. Затем постучал ладонью по левой стороне шлема. – Блин, опять гарнитура валяет дурака. Она может отрубиться в любой момент, так что не пугайся, если я вдруг перестану отвечать. Впрочем, мы почти на месте.

Кэрлл начал сбрасывать скорость и остановился возле небольшого мотеля. Джил моментально спрыгнула на землю, едва байк остановился, и принялась разминать конечности, затёкшие от долгого и напряжённого пребывания в одном положении. Кэрлл снял шлем – его причёска осталась в идеальном состоянии, в отличие от взлохмаченной шевелюры Джил, – и сказал:

– Дальше пойдём пешком. Тут не больше пары километров, а, насколько мне известно, этот мотель – последний на пути в порт. Я здесь останавливался в прошлый раз. Дальше только гостиницы и общие спальные склады. Тебе лучше привести себя в порядок, – он сделал движение рукой вокруг своей головы, – и надеть вот это.

Кэрлл достал из небольшого багажника свёрток и бросил Джил – в нём оказалась серая ветровка с небольшим белым пятном краски на груди.

– Зачем? – спросила Джил, развернув куртку.

– Ты выглядишь… слишком вызывающе. Для портового района, конечно же, – добавил Кэрлл.

– Ты не мог сказать мне об этом дома?

– А у тебя есть что-то подобное из одежды? – с любопытством спросил Кэрлл.

Джил мысленно перебрала гардероб и вынуждена была признаться, что нет.

– То-то же. Так, я пока отгоню байк на парковку. За углом мотеля, – он согнул руку буквой «Г», показывая направление, – есть туалет. Платный. Там можешь уединиться. И смой всю косметику. Пожалуйста, – добавил он, увидев недовольное выражение на лице Джил.

Она кивнула, и Кэрлл покатил байк на стоянку. Джил шла рядом, понуро глядя под ноги. Поход в порт всё больше казался дурной затеей. Но, несмотря на это, Джил была полна какой-то упрямой решимости довести дело до конца.

Когда она почти дошла до угла здания, то увидела одну вещь, показавшуюся ей странной: администратор мотеля, улыбаясь, шёл навстречу Кэрллу. Они пожали друг-другу руки так, как будто были давними приятелями. Администратор было метнул взгляд на девушку, но Кэрлл едва заметно качнул головой и вроде бы что-то сказал, после чего администратор потерял к ней всякий видимый интерес.

Ну и что? – проигнорировала Джил предупреждения сработавшей интуиции. – Быть может, они действительно знакомые, и именно поэтому Кэрлл тут и оставляет свой байк. А что до взгляда… ну, допустим, простая забота о тебе. Кэрлл прекрасно понимает, что ты сейчас должна чувствовать. Довольна?

Но она не была довольна. Сунув ладонь под грязный сканер туалета, Джил купила одно посещение, быстро привела причёску в норму, смыла всю и без того скудную косметику и надела ветровку байкера прямо поверх одежды. Посмотревшись в заляпанное зеркало, она увидела, что из ухоженной девушки превратилась в невзрачную серую замухрышку, а лиловый синяк на подбородке отлично дополнял образ полубродяжки.

Через пару минут Джил вышла на площадку перед мотелем, где уже ждал Кэрлл. Он тоже переоделся и теперь выглядел, как рабочий, пришедший чинить водопровод, – только сумки с инструментами не хватало.

Кэрлл критически оглядел девушку с ног до головы:

– Сойдёт. Ну что, пошли?

– Ага.

Путь занял около получаса. Погода окончательно испортилась, и временами налетали сильные порывы ветра, заставляя Джил вздрагивать от холода. Астриал уже давно прекратил действовать, и голова снова болела. Джил вспомнила надпись на знаке: надежды нет.

Хера лысого ты угадал, мудила! – обругала Джил неизвестного вандала.

На этой позитивной ноте они с Кэрллом пересекли невидимую границу и вошли в портовый район.

* * *

Они шли по покрытому трещинами асфальту, стараясь особо не глазеть по сторонам, и почти не разговаривали, не желая привлекать к себе излишнего внимания. Джил для собственного успокоения попыталась было взять Кэрлла за руку, но тот отдёрнул ладонь и сказал:

– Лучше не стоит. К парочкам тут цепляются гораздо охотнее. Они понимают, что парень попробует защитить девушку или хотя бы изобразить защиту, и тогда появится отличный предлог для драки.

Джил спрятала руки в карманы. Нехорошие мысли роились в голове, покусывая сознание крошечными зубками тревоги. Для второго посещения портового района Кэрлл на удивление хорошо здесь ориентировался. Он знал, как одеваться, как себя вести и как себя будут вести другие. Или, по крайней мере, делал вид, что знал. Если так, выглядело это очень убедительно – как будто он был здесь далеко не второй раз.

Ну и что, – повторила свою мантру Джил, ёжась от зашумевшего ветра. – Просто он, в отличии от тебя, всё досконально изучил, прежде чем соваться сюда. У него не было провожатого, на которого он бы мог положиться, как это сделала ты.

Голос Элизы прошептал в голове: А можешь ли ты на него положиться?

Джил приказала себе успокоиться. Это просто страх. Ей страшно, и это нормальная реакция – накручивать себя в таких ситуациях. То есть делать этого ни в коем случае не нужно, но оно ведь всегда так получается. Главное – не давать развиться паранойе, не позволить ей завладеть тобой. Сохранять трезвость ума…

– Джил, не смотри на него, – вдруг произнёс Кэрлл, прервав её размышления. Джил поступила с точностью наоборот: чуть ли не во все глаза уставилась на мутного типа, вышедшего им навстречу из близлежащего переулка. Абориген с прищуром смотрел на парочку, а точнее, на Джил.

Джил, получив чувствительный тычок от Кэрлла, поспешно отвела взгляд, наблюдая за незнакомцем боковым зрением. Тот поравнялся с ними, прошёл мимо, и Джил успела заметить, как он оборачивается, и сразу же почувствовала фантомное жжение чуть ниже спины, как раз там, куда наверняка вперился недоброжелательный взгляд. Шаги за спиной смолкли – незнакомец явно любовался тем, что видел. В любой другой (ну хорошо, не в любой) ситуации это непременно польстило бы Джил, но только не здесь и не сейчас. Такое ощущение, будто на задницу село огромное мерзкое насекомое! Джил подавила желание смахнуть его рукой.

– Идём, идём, не останавливаемся, – тихим голосом проговорил Кэрлл. – И не вздумай оборачиваться.

– Тут всегда так? – так же шёпотом спросила Джил.

– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Кэрлл. – Я здесь всего второй раз. На меня никто так не пялился.

Постепенно люди начали встречаться чаще. Джил почувствовала, что успокаивается: на них с Кэрллом, конечно, смотрели, но уже не так откровенно, как тот, первый тип. Большая же часть обитателей портового гетто безучастно проходили мимо.

На самом деле, тут нет ничего такого страшного, – продолжала себя успокаивать Джил. Она даже немного осмелела и начала украдкой осматриваться по сторонам. —Да, атмосфера для неподготовленного человека, конечно, давящая. Не понимаю, как тут живут люди. Ну, то есть, конечно, выбора-то у них особого и нет…

Джил помнила из уроков социологии и права, что всем, кто получил билет в портовый район, в программный код базового чипа вшивали метку невозврата. Она была очень сложна для того, чтобы обычный обыватель мог её подделать, а те, кто в состоянии были нанять толкового хакера, особо не стремились покидать порт. Джил это казалось очень странным решением – свалить всех нарушителей в одну кучу и позволять им творить всё что душе угодно. Она полагала, что правильнее было бы перевоспитывать их, поощряя за хорошие дела и наказывая за плохие. А потом в какой-то момент поняла – некоторые просто не хотят меняться. Они хотят иметь всё и бесплатно, не прилагая усилий. Если это выражалось в обычной лени и надежде на чудо – выигрыш в лотерею, казино или получение огромного наследства, – это, с натяжкой, можно было назвать нормой. Но когда желание материальных благ раз за разом толкает человека на преступление… такого человека очень сложно изменить, если не невозможно.

Вот и получалось, что нарушителей «мелкого калибра» сюда отправляли принудительно, а «крупная рыба» приплывала самостоятельно. И никакого контроля со стороны государства.

Хотя вряд ли это место остаётся без надзора. Правительство просто локализовало большую часть криминального мира здесь, в порту, а верхушки обоих «миров» наверняка состоят во взаимовыгодных отношениях. Всё явно сложнее, чем кажется на первый взгляд.

Так что для себя Джил решила: то, как живут эти люди, – целиком и полностью их вина. К тому же для граждан, чьи прегрешения перед обществом были простительны, существовала процедура реабилитации – сложная и муторная, но она была, и многие обитатели порта могли ею воспользоваться. Но большинство оседало тут до конца.

– Пришли, – сказал Кэрлл.

Джил подняла голову и проследила за направлением взгляда Кэрлла. Парень смотрел на ничем не примечательный бар «Старый Штрамм». Джил видела на пути сюда с пяток точно таких же, даже вывески были похожими, отличаясь только названиями. Кэрлл повернулся к Джил:

– Ну вот. Дальше мне лучше не ходить. Как я уже говорил, я могу только помешать.

Джил посмотрела на Кэрлла и непроизвольно шагнула ближе к нему, подавив желание взять его за руку.

– Но постой, как я пойду обратно одна?

– На этот счёт не беспокойся. – Кэрлл посмотрел на Джил, и ей вдруг нестерпимо захотелось влепить ему пощёчину и сбежать отсюда – так не понравился ей этот взгляд. – Я же тебе рассказывал, что после того, как бармен возьмёт тебя под протекцию, ты в безопасности. Насколько это возможно для порта, конечно. Теперь слушай – сейчас ты сразу, нигде не останавливаясь, заходишь в бар, находишь там самого важного типа за стойкой, идёшь к нему и как можно непринуждённее спрашиваешь: «В этой дыре наливают или как?». Не волнуйся, это у них что-то вроде пароля. Я вычитал это в Тёмной Сети на одном форуме, и делал точно так же. После этого бармен сразу поймёт, для чего ты здесь, и дальше всё сам тебе расскажет. Поняла?

– Да, – кивнула Джил. Её била дрожь.

– Повтори фразу

– «Здесь наливают или…»

– Нет. Не «Здесь наливают», а «В этой дыре наливают или как?». Это очень важно – такие люди невероятно осторожны. Если ты не скажешь фразу в точности как надо, тебя просто проигнорируют. И не факт, что у тебя будет вторая попытка что-то сказать. Так что повтори ещё раз.

– «В этой дыре наливают или как?»

– Хорошо. Ну, тогда вперёд. Не стой столбом, мы привлекаем внимание, – поторопил её Кэрлл, и Джил пошла к бару. Кэрлл несколько секунд провожал её взглядом, после чего развернулся и пошёл обратно.

* * *

Джил шла, не оборачиваясь, поэтому не видела следующей картины: когда Кэрлл проходил мимо переулка, двое людей в капюшонах оглушили его и затащили бесчувственное тело в машину, припаркованную в узком проулке между зданиями.

* * *

Джил на минуту зависла возле дверей бара, собираясь с мыслями. Она помнила, что Кэрлл сказал сразу заходить внутрь, но она просто не могла. Её трясло, кровь отлила от головы, а ноги превратились в два ватных кома.

Не дрейфь, подруга, – прошептал в голове Джил голос Элизы. – Раз уж ввязалась в это дело, то доведи его до конца.

Джил сделала глубокий вдох, и дрожь унялась. Ей нравилось, что Элиза вдруг пробудилась и, как и раньше, когда была жива, помогала справляться с непростыми ситуациями. Хотя она понимала, что это, конечно же, её собственный голос.

Джил вдохнула полной грудью ещё раз. Ноги пронзили тысячи иголок, возвращая им чувствительность.

С другой стороны, в моменты, когда Элиза подавала голос, девушка чувствовала, что это не совсем её, Джил, мысли. И раз уж она призналась себе, что слышит и другие голоса, видит чужие воспоминания… словом, всё это напоминало психическое расстройство. Но Джил всё же надеялась, что до этого дело не дойдёт.

Она сделала третий глубокий вдох и толкнула дверь.

* * *

В баре «Старый Штрамм», к облегчению Джил, было немноголюдно. Два парня в рабочей одежде сидели в углу зала и пили пиво, тихо переговариваясь между собой. В противоположной от них стороне в одиночестве сидела ярко размалёванная девица, обводившая бар скучающим взглядом. Когда зашла Джил, шлюха окинула её цепким взглядом, разочарованно вздохнула и принялась посасывать соломинку коктейля, уставившись на двух рабочих. Но те не обращали на неё внимания. Больше в баре, кроме самого бармена, никого не было.

Джил, помня наставления Кэрлла, направилась прямиком к барной стойке. Бармен, прищурившись и, как показалось Джил, слегка улыбнувшись (она не могла понять точно, улыбается он или нет, из-за его огромной чёрной бороды) смотрел на новую посетительницу. Но смотрел он не в глаза Джил, а чуть ниже – на грудь.

Долбаные похотливые ублюдки. Только одного вам и надо…

– Старый Штрамм к вашим услугам, мисс. – Бармен наконец посмотрел прямо в глаза Джил, отчего ей стало не по себе. Впрочем, мужчина всё равно периодически опускал взгляд ниже.

– Вас зовут Штрамм? – ляпнула Джил, хотя в уме вертелась фраза-пароль.

– Ну конечно. Заведение называется «Старый Штрамм». Что ж, я довольно стар, меня зовут Штрамм, и это мой бар. Что вы хотели, мисс?

Джил на миг задумалась, вспоминая точную формулировку.

– В этой дыре наливают или как? – спросила Джил и почувствовала, как глупо она выглядит. А что, если Кэрлл напутал с фразой?

Но бармен, похоже, всё понял. Досадливо крякнув, он сказал:

– Ну почему сразу дыра? Хотя, разумеется, это дело вкуса. Всем не угодишь. – Он снова посмотрел в глаза Джил. – Наливать-то наливаем, а вот расплатиться есть чем?

Джил впала в ступор – дальше она вступала на совершенно неизвестную ей территорию. Девушка не придумала ничего лучше, как кивнуть. Бармен усмехнулся:

– Хорошо, хорошо… в таком случае следуйте за мной – напитки, что выставлены тут, вам совершенно не подойдут.

Он сделал знак рукой, и тотчас же из подсобного помещения вышла крепко сбитая женщина, на вид сорока с чем-то лет, и заняла место за стойкой. Штрамм пальцем поманил Джил за собой и скрылся в подсобке.

Джил помедлила. Ей не нравилось происходящее, очень и очень не нравилось. Интуиция вопила, что она ни в коем случае не должна туда идти. Но что оставалось? Она зашла уже так далеко… да и потом, она уже сказала кодовую фразу бармену. Не захочет ли он продолжить силой, не желая упускать клиента? Элиза молчала, и Джил, посчитав это хорошим знаком, последовала за барменом.

В темноте узкого коридора Джил с трудом угадывала перед собой широкую спину Штрамма, двигаясь практически на ощупь. Но тут впереди появилась полоска света – бармен открыл дверь и остановился так, чтобы Джил смогла пройти в комнату:

– Прошу в мой кабинет, мисс. Тут нам никто не помешает… обсудить дело.

Первое, что бросилось в глаза Джил, – это наглухо обитые мягким звукоизолирующим материалом стены. Второе – на противоположной от входа стене висели несколько точно таких же курток, что сейчас была на девушке, с такими же пятнами краски. У Джил застучало в висках, стало трудно дышать. Она скосила глаза на свою грудь – пятно было абсолютно идентичным, за исключением цвета. Позади раздался щелчок дверного замка.

Штрамм обошёл девушку, уселся на стул в центре комнаты и приглашающим жестом указал Джил на диван:

– Прошу, присаживайся.

И никаких больше «вы». Понял, что я уже в его руках.

Она медленно сделала несколько шагов, села на диван и уставилась в бороду Штрамма. Смотреть выше она боялась.

– Как тебя зовут? – спросил Штрамм. В голосе чувствовались весёлые нотки.

– Джил.

– Откуда синяк, Джил?

– Я… упала.

– Осторожнее надо быть, осторожнее… – Штрамм протянул последнее слово. – Джил, ты ведь уже поняла, что тебя поимели?

Девушка вздрогнула и машинально дотронулась до пятна краски на груди. Бармен это заметил:

– Глазастая какая. Большинство соображают далеко не сразу, и продолжают лелеять надежду даже тогда, когда я защёлкиваю браслеты на их нежных ручках.

Джил молчала, глядя в одну точку перед собой. Штрамм продолжил:

– Наверняка ты сюда пришла за имплантами, за чем же ещё? Вынужден тебя огорчить – к чёрной хирургии я имею весьма косвенное отношение. Этот бизнес, конечно, прибыльный, но в списке он всего лишь на втором месте. А вот работорговля всегда занимала почётное первое.

Джил держалась из последних сил, не желая давать и намёк на слабину, но на этих словах Штрамма не выдержала – слёзы градом покатились по щекам.

Элиза, помоги…

Но Элиза молчала. Бармен хмыкнул:

– Со мной это не работает, девочка. Ты бы знала, сколько я повидал такого, и, как правило, эти слёзы всегда были оправданы. Но тебе… тебе невероятно повезло, Джил.

Девушка наконец взглянула в глаза Штрамму. Тот улыбался.

– Да. Можешь считать, что ты выиграла в лотерею. У меня для тебя две новости: хорошая и плохая. С какой начать?

Джил по горло была сыта плохими новостями – ей требовалась хоть небольшая передышка. Утерев лицо рукавом куртки, она сказала:

– Начните с хорошей.

Бармен нахмурился – он явно хотел идти по другому сценарию.

– С хорошей так с хорошей. Хорошая новость в том, Джил, что в рабство я тебя не продам, и вот почему. Этот маленький жадный пиздюк, что притащил тебя сюда и фактически продал мне за сто штук, является сыном одного влиятельного и богатого человека, который, в свою очередь, состоит в тесных деловых отношениях с моими… зарубежными коллегами. И надо же так было случиться, что именно он привёл тебя сюда как раз в то время, когда у нас намечается… скажем так, серьёзный разговор с заокеанскими партнёрами. На самом деле, я просто не верю в такую удачу. Кэрлл Сигман просто потрясающий рычаг воздействия. – Штрамм хохотнул. – Сам виноват – папашка деньги выдаёт строго на учёбу, а красиво жить хочется. Вот парень и крутится как может. Докрутился… впрочем, я отвлёкся.

Подготовка к… кхм… к «переговорам» – очень ресурсоёмкое занятие, поэтому торговлю временно пришлось прекратить. Вот почему я сказал, что ты выиграла в лотерею. Пришла бы ты неделю назад – и уже плыла бы в контейнере в какой-нибудь тёплый город, э-э-э… греться на солнышке.

Джил не могла поверить услышанному. И дело было не в том, что она избежала рабства. Кэрлл… в голове не укладывалось, что он на такое способен. Джил даже на мгновение забыла о том, где и с кем находится. Стало душно, Джил тяжело и громко задышала, сжимая кулаки. Она же доверилась… она полностью ему доверилась!

– Ну, ты рада, Джил? Я бы на твоём месте – а когда-то я был на твоём месте, можешь мне поверить, – хотя бы изобразил радость. Такое случается раз в сто лет.

– Сначала я хочу услышать плохую новость, – сказала Джил.

– Разумно, – согласился Штрамм. – Плохие новости следуют из того, что я тебе только что рассказал. Торговля стоит, подготовка жрёт ресурсы, время, а самое главное – деньги. Раз уж ты у нас из богатеньких – а иначе Кэрлл не дал бы тебе куртку с белым пятном, – то я вынужден попросить тебя выступить в качестве спонсора нашей небольшой акции. Мне кажется, это разумная плата за свободу – ведь, как мы все знаем, это очень дорогой товар. Так что будь умницей, положи свою прелестную ладошку вот сюда, – Штрамм достал терминал и положил себе на колено, – и переведи мне на счёт все свои сбережения.

Джил хотела только одного – поскорее убраться отсюда, и поэтому после секундного колебания уже было потянула руку к терминалу. Но тут проснулась Элиза, и Джил отдёрнула руку:

– Нет.

Штрамм картинно поднёс ладонь к уху и попросил:

– Повтори, я, кажется, не расслышал.

– Я сказала нет, – выполнила Джил просьбу бармена.

Штрамм совершенно по-новому посмотрел на неё.

– Можно узнать причину столь смелого и, несомненно, очень глупого ответа? Ты же понимаешь, что я могу забрать их силой? Какие бы средства защиты у тебя ни стояли, толковый хакер их взломает. А я знаю толковых хакеров. Да и вообще, зачем мне хакеры? – Штрамм осклабился. – Старые добрые пытки никто не отменял.

– У меня установлен «секач».

– А-а-а… – понимающе протянул бармен. – Видимо, у тебя действительно много крипты. Я должен был это предвидеть. Хорошо, предположим, я поверю, что ты не блефуешь. Но если ты им воспользуешься, то всё равно потеряешь все сбережения.

– Но… тогда и вы их не получите, верно?

Штрамм кивнул. Интерес в его глазах разгорался всё сильнее.

– Ты же понимаешь, что мы должны найти компромисс? Я ни за что не отпущу тебя просто так, красотка, – я потратил на тебя непростительно много времени.

Джил нервно кусала нижнюю губу. Ей стоило больших усилий вести себя подобным образом, и она молила Создателя, чтобы голос не задрожал:

– Понимаю. Тогда встречное предложение. Я удвою сумму, которую вы должны были отдать за меня Кэрллу. И добавлю сто тысяч сверху за ваше потраченное время.

Штрамм почесал бороду.

– Триста штук? Только за такую сумму я могу тебя продать. Дай подумать… семьсот кусков, и мы договоримся.

– Четыре сотни.

– Полмиллиона.

– Четыре сотни, – упрямо повторила Джил. – Или я прямо сейчас включу «секач».

– Ты вообще понимаешь суть торгов? – проворчал Штрамм. Впрочем, Джил разглядела в густой бороде улыбку. – Моё последнее слово – четыреста пятьдесят. Старику на выпивку, так сказать.

– Я… – Джил почувствовала, что вот-вот перегнёт палку, и приказала себе остановиться. – Ладно, хорошо.

– Вот и славно. – Штрамм протянул девушке терминал. Джил уже почти провела над ним ладонью, но Элиза снова подала голос:

– Я добавлю ещё пятьдесят тысяч, если вы сделаете для меня две вещи.

Штрамм расхохотался:

– Однако! Я ожидал совсем иного исхода этой встречи. Ну и чего же хочет юная бизнес-леди?

* * *

Кэрлл сидел на стуле в тёмном помещении, напоминавшем камеру для допросов. В принципе, здесь происходило всё то же самое, что иногда происходит в таких комнатах, правда, с одной существенной разницей – его ни о чём не спрашивали.

Его просто били.

Тело ныло от сильных ударов, стальные кольца наручников больно врезались в опухшие запястья, сведённые за спиной, а рубашка на груди насквозь пропиталась кровью. Парень периодически отключался на короткие промежутки, но боль снова и снова возвращала его в реальность. В углу помещения стояла камера на штативе и, помигивая светодиодами, записывала происходящее.

Звук открывающейся двери позади заставил Кэрлла сжаться. Он не был готов к очередной порции боли, и поэтому прохрипел:

– Нет, прошу! Что вам нужно от меня?

Один из мучителей подошёл к камере и выключил её, после чего, ни слова не говоря, вышел, оставив дверь незапертой. Новые шаги, на этот раз не такие тяжёлые, раздались в комнате, и напротив Кэррла появилась фигура.

Кэрлл не сразу разглядел, кто стоит перед ним. Когда взгляд наконец сфокусировался на человеке перед ним, парень изумлённо выдохнул:

– Джил? Что… как ты?..

* * *

Джил смотрела на Кэрлла. Всё, что она хотела высказать, вылетело из головы, едва она увидела этого недочеловека перед собой.

Девушка сделала глубокий вдох и тихо произнесла:

– Какая же ты мразь…

– Джил, я…

– Я доверилась тебе! – выкрикнула Джил и залепила Кэрллу хлёсткую пощёчину. Голова его дёрнулась в сторону, и новые капли крови вплелись в узор на полу комнаты. – Я доверилась тебе, а ты… почему, Кэрлл?

Кэрлл вдруг расхохотался, как безумный. Это было настолько неожиданно, что Джил испугалась и отступила на шаг назад.

– Да потому что ты грязная шлюха! – заорал Кэрлл, бешено дёргаясь на стуле. – Тупая сука, которая от хорошей жизни лезет на стену и не знает, куда приткнуть деньги богатенького папочки! Мой отец…

Джил ударила снова. Потом ещё раз. И ещё. Она хлестала его по щекам до тех пор, пока ладони не онемели. Кэрлл затих, и только лёгкие с тихим свистом перерабатывали один газ в другой.

Смачно плюнув напоследок в разбитое, опухшее лицо Кэрлла, Джил вышла из комнаты, куда сразу же зашли двое в капюшонах. Обернувшись, она бросила последние слова Кэрллу:

– Чтоб ты сдох, уёбок.

Перед тем как закрылась дверь, Джил успела услышать звук удара, и её губы растянулись в злорадной улыбке. К ней подошёл Штрамм:

– Ну надо же, девочка моя, у тебя прямо-таки горят глаза! Понимаю, нет ничего приятнее мести. Но время не ждёт. – Штрамм посмотрел на часы, врезанные прямо в запястье. – Что за вторая вещь, за которую ты так любезно отвалила мне пятьдесят кусков?

– Мне нужен лучший нейрохирург.

– До конца стоим на своём? Похвально. – Штрамм снова посмотрел на часы, теперь уже с досадой. – Хорошо. Предлагаю вернуться в мой кабинет, уже в качестве почётной гостьи. Там и поболтаем.

Глава 4

Грязный подвал в северо-западной части портового района всегда был излюбленным местом бродяг и бомжей. Ровно до того момента, как банда «Хвост Дракона» не заявила о своих правах на это укромное убежище. «Драконы» вычистили гадюшник от тонн мусора, вытурили оттуда нежелательных личностей и объявили подвал своей базой.

Бродяги некоторое время по привычке возвращались к «очагу», закономерно получая в челюсть, и через некоторое время уяснили, что местечко потеряно. Тогда бывшие хозяева стали вести партизанскую войну – очень часто можно было видеть, как кто-нибудь из «драконов» орал благим матом, вступив в очередную кучу ещё тёплого дерьма на пороге. За это банда избивала любого встреченного в окрестностях бомжа. Собственно, в этом и заключалась основная деятельность «Хвоста Дракона» – борьба с бомжами и их отходами. Длилось это довольно долго.

Но сегодня всё изменится. Сегодня «Драконы» выйдут на улицы, отловят всех до единого этих грязных ублюдков и покажут им, что с «Драконами» стоит считаться. Именно так думал Фаррис, стоя перед заляпанным зеркалом.

– Ты ничтожество. Мразь, которая путается под ногами. Ты недостоин того, чтобы дышать одним со мной воздухом. Я лично вычищу от вашей грязи улицы портового района. Я…

– Фаррис! Мать твою, ты чё там гундосишь?

– Я репетирую слова! – крикнул Фаррис. – Я буду говорить их каждому бомжу. И думаю…

В зеркале замаячило круглое лицо Уилла. Маленькие заплывшие глазки вперились в Фарриса:

– Ты лучше подумай о том, как бы не сблевать, если один из этих бомжей… постой, ты что, говоришь всё это в зеркало?

Уилл загоготал, хлопнув себя по ляжкам. Фаррис озадаченно почесал затылок – он не понял, почему босс смеётся.

– Ну да, и что? Я же должен знать, как буду выглядеть, когда произношу это, так?

– Всё так, пацан, всё так, – сказал Уилл, не переставая ржать. – Прошу, продолжай. В зеркало, твою налево… долбоёб, блядь…

Уилл ушёл. Фаррис пожал плечами – он всё равно не понял.

– Пошёл на хуй, жирдяй, – прошептал Фаррис. – Когда-нибудь я…

Но он не решился продолжить. Фаррис повернулся к зеркалу и снова заговорил:

– Ты ничтожество…

* * *

Пора было выходить. Их было пятнадцать человек, вооружённых всяким хламом: битами, стальными прутьями, ножами. Только Уилл и пара его ближайших подчинённых имели при себе парализаторы. Всё оружие подбиралось таким образом, чтобы не убить, а покалечить.

Фаррис держал в руках толстую металлическую цепь, украшенную несколькими шипами, – по ногам и рукам такая штучка бьёт очень больно. Цепь оказалась неудобна и тяжела для такого тощего подростка, как он, но после нескольких тренировок Фаррис сумел приспособиться и махал ею довольно неплохо. А пара глубоких порезов на бёдрах – не в счёт.

Уилл залез на большой металлический контейнер, служащий в подвале карточным столом, и начал говорить:

– Ну что, ублюдки, вот и пришёл тот самый час. Час, когда мы поставим на место этих вонючих бомжей. Лично мне надоело это дерьмо возле нашего логова. А вам?

– Да! – нестройным хором заревели «Драконы».

– И мне надоели эти долбаные выродки, околачивающиеся возле нашего логова! Они что, надеются снова сюда вернуться?

– Они конченые, если так думают! – выкрикнула Сандра, единственная девушка среди «Драконов». Она вскинула руку с металлическими когтями вверх и расхохоталась.

– Точно! – рявкнул Уилл, выкидывая кулак с кастетом в воздух. – Так вперёд, покажем этим мудозвонам, кто тут хозяева!

Все пятнадцать человек взревели и ломанулись на улицу. Уилл замыкал шествие. Когда последний из «Драконов» очутился снаружи, Фаррис обернулся – Уилл аккуратно запер дверь в подвал и направился вслед за толпой.

Первого бомжа они встретили сразу же, как зашли за угол. Он сидел возле мусорного контейнера и грыз разваливающийся кусок мясного хлеба.

Уилл заорал:

– Вот он! Не иначе как готовит дерьмо для нас! Выбейте ему мозги, парни!

С громким улюлюканьем «Драконы» налетели на бродягу, не дав тому даже опомниться. На плечи и тело посыпались удары бит и ломов. Фаррис что-то орал, хлеща цепью направо и налево, образовывая вокруг себя пустое пространство. Впрочем, справедливости ради, из трёх ударов один приходился по бомжу.

Когда тот уже лежал на спине и хрипел при каждом вдохе, Уилл воскликнул:

– Стопэ, стопэ!

Толпа отступила. На их лицах застыли зловещие усмешки. Фаррис, перестав махать цепью, навис над распластавшимся телом:

– Ты ничтожество…

– Ох, Фаррис, ради всего святого, заткни свою пасть! – Уилл поморщился. – Мы так и за год не справимся. Пошли дальше!

«Драконы» быстро пересекли тёмную улицу, оставив обмочившегося бродягу доживать свою жалкую жизнь.

Двоих следующих бомжей банда нашла только через полчаса, к северу от логова. Видимо, бродяги каким-то образом прознали о карательной операции и успели попрятаться. Но не эти двое. «Драконы» сломали им ноги и бросили источающие вонь тела в мусорные баки. Один из бомжей сразу же попытался вылезти, но получил битой по голове и снова скрылся в контейнере.

Ещё одного нашли на заднем дворе бара «Рэд Чиф». Бомж мочился на кирпичную кладку забегаловки и не замечал ничего вокруг. Сандра ударила его каблуком, попав остро заточенной шпилькой точно в задний проход – в этом у неё был богатый опыт. Бомж ткнулся головой в стену и сполз по ней лицом, оставив в щели между кирпичами пару зубов. Вереща от боли, он попытался отползти, заслоняясь руками, но после пары ударов стальными когтями Сандры прекратил всякие телодвижения и затих, покорно пережидая побои. Члены банды, которым не досталось места в первых рядах, подбадривали Сандру криками.

«Драконы» настолько увлеклись, что не заметили, как открылась дверь чёрного хода и на улицу вышел молодой мужчина с кровоточащим носом и бурой пудрой по всему лицу. Он остановился прямо под фонарём, но заметил его только Фаррис.

– Эй, Уилл, зырь сюда!

Уилл, нанеся очередной удар по уже потерявшему сознание бомжу, повернулся на голос. Главарь выпрямился и поднял руку вверх, призывая толпу к молчанию.

Когда все заткнулись, Уилл громко сказал:

– В чём дело, красавчик? Ты заблудился?

Мужчина смотрел на банду затуманенными глазами.

– Да парень, похоже, перебрал с интоксом, – шепнул Фаррис стоящему рядом Лаккси. «Дракон» закивал.

– Эй, дружок, убирайся-ка ты отсюда, а не то присоединишься вот к этому господину. – Главарь указал на бродягу, чьё лицо теперь напоминало кусок сырого мяса.

А потом Фаррис просто охерел. Этот ублюдок, этот грёбаный интоксик показал Уиллу средний палец. Раздалось несколько смешков, которые, впрочем, тут же смолкли. А мужчина ещё и улыбнулся.

Щёки Уилла задрожали. Он прошипел сквозь зубы:

– Очень, сука, зря. Фаррис, разберись с ним.

– Да запросто, Уилл!

Фаррис, поигрывая цепью, направился к мужчине. Подойдя к нему на достаточное расстояние, он начал говорить:

– Ты ничтожество…

– ДА ЗАВАЛИ УЖЕ СВОЁ ЕБАЛО И ДАВАЙ ЗА ДЕЛО! – заорал Уилл.

Фаррис проглотил обиду. Ему так хотелось это сказать! Ничего, как только представится случай… качнув цепь, он сделал шаг вперёд. Потом ещё два. Мужчина всё так же стоял на месте, слегка покачиваясь, и улыбался. Когда Фаррис сделал ещё пару шагов, мужчина вдруг нахмурился, покачал головой и закатал рукава, становясь в стойку.

Фаррис в нерешительности остановился. Этот обдолбыш вёл себя очень странно, словно был полностью уверен в своих силах.

Ну всё, сейчас ты у меня получишь…

Он перехватил цепь поудобнее и начал раскручивать её над головой, со свистом разрезая прохладный вечерний воздух, не отрывая глаз от своей цели, прикидывая свои действия. По плану, цепь должна была обвить шею безумца, после чего Фаррис рывком поставил бы того на колени. И вот тогда, после столь эффектного приёма Уилл не посмел бы прервать его речь.

Выкрикнув что-то нечленораздельное, Фаррис выбросил цепь вперёд, и ровно в ту же секунду мужчина поднял левую руку вверх. Цепь несколько раз обвилась вокруг предплечья, острые шипы вонзились в кожу, но жертва не обратила на это никакого внимания, ухватившись ладонью обмотанной руки за цепь. Теперь они оба держали её с разных концов. Фаррис моргнул от удивления и потянул цепь на себя, потом дёрнул несколько раз, но безрезультатно – мужчина держал её крепко.

«Драконы», до этого молча наблюдавшие за стычкой, вдруг расхохотались. Фаррис с силой стиснул зубы. Конечно, эти сволочи ржут над ним, он и сам бы ржал, будь на его месте кто-то другой. Фаррис понял: нужно срочно что-то делать, чтобы спасти остатки его не такой уж высокой репутации в банде. И он сделал то, что делал всегда, когда его доводили, – впал в бешенство и заорал.

«Драконы» как по команде замолчали, а Фаррис, продолжая орать, начал с силой дёргать цепь на себя. После нескольких рывков мужчина поморщился и разжал ладонь. Стальные шипы, пронзившие руку, сразу же пришли в движение, разрывая кожу и мясо предплечья в клочья. Брызнула кровь, и мужчина затряс рукой, пытаясь стряхнуть с себя цепь.

Издав победный крик, Фаррис рванул цепь в последний раз, и та слетела с руки, оставив после себя кровавое месиво.

– А как тебе такое, а, дерьмо?! – расхохотался Фаррис, подтягивая окровавленную цепь к себе. – Тебе пиздец, вонючий нарик…

– Стойте!

Громкий и очень испуганный женский голос заставил Фарриса обернуться. Сандра, до этого находившаяся за спинами «Драконов», выступила вперёд с белым как мел лицом. Цокая каблуками, она подбежала к Уиллу и начала что-то шептать на ухо, поглядывая то на Фарриса, то на мужчину, который уселся на землю и доставал из нагрудного кармана красный обезболивающий бинт.

Ухмылка медленно сползала с лица главаря «Драконов». Уилл со страхом взглянул на Сандру, потом на Фарриса и сиплым голосом сказал:

– Пацан, иди сюда.

– Уилл, я…

– БЫСТРО ИДИ СЮДА, ТУПОРЫЛЫЙ КУСОК ДЕРЬМА! – заорал Уилл. Лицо его было, как у человека, которого мучают спазмы.

Фаррис, понимая, что что-то явно пошло не так и с Уиллом сейчас лучше не спорить, нехотя вернулся к «Драконам». Уилл тем временем подошёл к мужчине, который бинтовал повреждённую руку, и заговорил:

– Эм… послушай… Кросс, так ведь тебя зовут, да? Так вот, Кросс, я… то есть мы… извиняемся за это… кхм… недоразумение.

Уилл сделал паузу, ожидая какого-либо ответа, но Кросс молча продолжал бинтовать руку.

– Мы просто… ну, не узнали тебя. Ну, то есть тебя узнала Сандра… и хорошо, что вообще узнала, так? – нервно хихикнул Уилл. Кросс молча посмотрел на него исподлобья, но ничего не сказал. Сглотнув, Уилл продолжил:

– Давай мы все просто забудем о том, что здесь сегодня произошло, лады? Ты… кхм… ты никому не расскажешь об этом, а мы… ну, мы окажем тебе любую помощь, когда бы она тебе ни потребовалась. У нас влиятельная банда и много возможностей…

– Съебали на хер отсюда, – сказал Кросс.

– Эм… да, хорошо, мы уже уходим. – Уилл оглянулся и кивком головы отдал приказ «Драконам». Тех уговаривать не пришлось (Сандра уже всё им рассказала), и члены банды по двое, по трое, чуть ли не бегом начали расходиться. Уилл чуть замешкался.

– Так что, Кросс, мы… э-э… договорились? – услышал Фаррис. – Большой Босс не узнает?

Ответа не последовало, и Уилл, тихо выругавшись, ушёл.

* * *

Регенерон в бинте уже начал действовать. Боль медленно отступала.

Выродки. Хотя я тоже хорош…

Утерев струйку крови вперемежку с интоксом, стекающую из носа, Кросс направился обратно в бар. Драка развеяла передоз, и ему было уже лучше. Только вот рука…

После яркого света фонаря на заднем дворике внутренние помещения бара казались совсем тёмными. Кросс проскочил через подсобку, заваленную коробками и ящиками, и очутился в самом баре. Небольшое помещение на двадцать столиков сегодня было забито до отказа. Публика здесь собиралась самая разная – в углу двое моряков уламывали бледную шлюху на трио. Та по-дурацки хихикала, прикрывая рот ладонью, но по ней было видно, что она совсем не против. Возле огромного кактуса рядом со входом сидел человек с большой спутанной бородой, сильно напоминающей птичье гнездо. В воздухе витал привычный для таких мест запах крепкого алкоголя, сигаретного дыма и жареного мяса с луком.

Кросс, не глядя по сторонам, направился к барной стойке. Залез на высокий крутящийся стул, взглянул в зеркало, висевшее на стене за баром, и вытер рукавом остатки крови и интокса.

– Рэй, твой товар – дерьмо, – произнёс Кросс, обращаясь к высокому бармену, протирающему стойку.

– Ты мне постоянно это твердишь и всё же покупаешь, – отозвался Рэй, не прерывая своего занятия. – Желаешь сменить поставщика?

Кросс промолчал. Отхлебнул из стакана, оставленного на стойке прошлым клиентом, и поморщился.

– То-то же. И кстати, не пил бы ты эту дрянь – тут тип сидел с воот-такенной бляшкой на губе.

Кросс отставил стакан подальше:

– Раньше не мог сказать?

Рэй мелодично рассмеялся и хлопнул по полированной поверхности стойки ладонью:

– Да брось! В тебе имплантов больше, чем чирьев на заднице моей мамаши, ничего с тобой не случится. Держи. – Рэй быстрым движением плеснул слипа⁶ в стопку и катнул её Кроссу, расплескав несколько капель. Тот поймал её повреждённой рукой и скривился.

– За счёт заведения?

– Ага, а ещё можешь трахнуть мою сестру.

– Тебе кто-нибудь, кроме меня, говорил, что ты жлоб? – пробормотал Кросс, проводя ладонью над считывающим устройством.

– Говорили. Мне похер. – Рэй перегнулся через стойку и наклонился поближе: – Так вот, возвращаясь к делу. Та красотка, что заходила утром, интересовалась установкой имплантов. По виду – типичная «мамочка» из верхнего города. И при деньгах. Что скажешь?

Кросс ответил не сразу. Опрокинул в себя стопку слипа, подождал, пока он обжигающей струёй не скользнёт в желудок. Побарабанил пальцами правой руки по столу.

– Люблю таких, – наконец сказал он. – Симпатичная?

– Ходячий секс, – заверил его Рэй. – И, похоже, очутилась тут первый раз. Такая испуганная, такая стесняющаяся…

Кросс представил себе эту дамочку. Вот она входит в бар. Глаза большие, с испугом стреляющие по сторонам: она тут в первый раз, знакомых и друзей нет. Её тело собирает на себе все похотливые взгляды здешних «альфачей», от чего её щёчки пылают ярче неоновой рекламы. Она инстинктивно поправляет одежду, и только сейчас начинает понимать, что в подобные места нужно приходить закутанной с ног до головы. А лучше вообще не приходить. Не глядя по сторонам, она садится за стойку и дрожащим голосом спрашивает: туда ли она попала? Здесь ли можно получить информацию о подпольных клиниках? Голос высокий, дрожит от напряжения. Возможно, слегка заикается. Ведь она нарушает закон, и если попадётся…

Вау. Это охереть как заводит!

Вслух Кросс уточнил:

– Не говорила, чего именно хочет?

– Нет, не говорила. Обещала прийти завтра. Дать ей адресок?

Кросс задумался.

Получив его адрес, «мамочка» наверняка заявится в тот же день. А оперировать с развороченной рукой – всё равно что проводить операцию на мозге самому себе. Хотя последнее имело место быть… но лучше не рисковать. Это только законченным импламанам по боку, как пройдёт операция – да хоть ржавым ножом. А терять богатенького клиента очень и очень нежелательно… Босс его за это по головке не погладит.

– Эй, алло! – Рэй щёлкнул пальцами перед носом Кросса, выводя из задумчивости. – Так что?

– Нет, не надо.

– А что так?

Кросс закатал рукав и показал забинтованную руку. Рэй присвистнул.

– Что случилось?

– Поскользнулся, когда дрочил в душе. Не твоё дело, ущербный. Лучше позвони, как она будет здесь. – Кросс встал со стула. – Пообщаюсь лично.

– Лады. Уже пошёл?

– Ага. Не могу созерцать твою рожу дольше десяти минут в день.

– И вам хорошего вечера, мистер! – Рэй показал ему большой палец. Кросс махнул ему рукой, оттолкнул какого-то пьяницу, стремящегося на освободившееся место, и покинул бар.

Его дом находился всего в полукилометре вверх по улице, и вскоре Кросс уже открывал дверь квартиры на третьем этаже. Хирург ввёл шестизначный код, приложил подушечку большого пальца к серому пятну в середине двери. Затем, повозившись, выудил из кармана ключи и отпер механический замок. Дверь с тихим скрипом отворилась, пропуская хозяина внутрь. В квартире было темно. Кросс, не разуваясь и не включая света, направился в спальню. Проходя мимо холодильника, помедлил.

Может, перекусить? А, нахер…

Добравшись до спальни, он провёл пальцем по сенсорной полоске на стене, включая голографический настенный экран. Мертвенно-бледный свет залил совершенно пустую комнату. Ещё одно движение по сенсору – из ниш в полу и стенах появилась мебель: кровать, два кресла и стеклянный журнальный столик. Схватив тонкий планшет, лежавший на столике, Кросс рухнул на кровать. С минуту он раздумывал – сразу лечь спать или немного поработать? Или…

Кросс вспомнил слова Рэя: «ходячий секс». И быстро написал на планшете: «Сильвия вибратор соло». Выбрал по превью понравившееся видео, отмотал его чуть дальше начала.

Экран на стене засветился ярче, проецируя качественное трёхмерное изображение горячей Сильвии Бласт прямо на кровать. Девушка уже избавилась от трусиков, а через секунду – и от лифчика, обнажая великолепную грудь. Изящными, длинными пальцами она медленно ласкала себя. Слегка прикушенная губа, выразительный взгляд огромных карих глаз говорили только одно: давай, красавчик, я вся твоя. Сделай меня.

– Непременно, малышка, непременно, – сказал Кросс, запуская здоровую руку в штаны.

Разрядившись, он, как обычно, почувствовал отвращение. Вот что стоило снять какую-нибудь девку, пусть даже и шлюху? Но так лень было этим заниматься.

Откинувшись на кровать, Кросс вырубился. Сильвия ещё какое-то время забавлялась с вибратором, но потом экран погас, и комната погрузилась во тьму.

* * *

Кросс с трудом разлепил веки. Голубые цифры в уголке глаза показывали половину шестого утра.

В принципе, можно дойти до клиники. Да, пожалуй, так и сделаю.

Он умылся, пригладил взъерошенные волосы. Взглянул в зеркало. Провёл по трёхдневной щетине рукой.

Надо бы побриться. А ещё лучше – вмазать интокса.

Кросс открыл настенный шкафчик и достал плоскую коробочку. Выдвинув ногтевую пластинку мизинца, Кросс зачерпнул бурого порошка, поднёс палец к левой ноздре и вдохнул. Потом повторил операцию с другой ноздрёй.

Через несколько минут повеселевший Кросс уже шёл по улице. После дозы зрачки приобрели повышенную чувствительность к свету, и Кросс затемнил линзы. Глаза превратились в чёрные провалы на лице. Выглядело жутковато, но смотреть на это было некому – портовый район ещё не проснулся, за исключением разве что копошащегося в мусорном баке бродяги. А тому было наплевать на провалы – своих в жизни хватало.

Кросс подходил ко входу в клинику, по внешнему виду – обычному подвалу. Он спустился по широким каменным ступеням, влажным от ночного дождя, и остановился перед зелёной обшарпанной дверью. Приложил палец к небольшому серому пятну, и дверь с тихим шелестом скрылась в стене. Когда Кросс вошёл внутрь, дверь встала на место.

Внутри ждала ещё одна проверка, никак внешне не проявляющаяся. Пока Кросс шёл по тёмному коридору, его тело под прицелом парализаторов рассекал невидимый сканирующий луч, выявляя несоответствия в памяти компьютера. Всё было в порядке.

Когда он дошёл до конца коридора, идентификация полностью завершилась и серо-металлическая дверь, так же как и её предшественница, плавно спряталась в стене. Приятный женский голос из динамиков поприветствовал вошедшего:

– Доброе утро, Кросс.

– И тебе, Сюзи.

Кросс оказался в просторном помещении, облицованном серым кафелем. По периметру располагалось несколько окон, которые окнами вовсе не являлись – обычные голо-экраны, на которые с внешних камер выводилось изображение того или иного участка. Хотя иллюзия окон была полной.

Возле стен стояли стойки с оборудованием. Поскольку публика сюда заявлялась самая разная, Большой Босс решил перестраховаться – в каждом инструменте стоял маркирующий чип. Так что любителей позариться на чужое добро находили очень быстро. Кросс считал это идиотизмом – проще было всё спрятать, чтобы не возникало соблазна. Но раз Босс хочет наказывать воров – его право. Вообще, Кросс был во многом не согласен с ним. Ему не нравилась манера Босса управлять, не нравились его методы и его люди, не нравился он сам. Но пока Кросс ничего не мог с этим поделать.

Ключевое слово «пока», сволочь.

Кросс бросил чёрную кожаную куртку на вращающийся пластиковый стул для посетителей и прошёл за рабочий стол. Не успел он сесть, как на панели замерцала синяя лампа. Клиент.

Кросс посмотрел на монитор. Возле зелёной двери стояла девушка лет двадцати пяти, по шею запакованная в латекс и кожу, щедро украшенную клёпками и шипами. Девушка переминалась с ноги на ногу и нервно озиралась. Кроссу она показалась знакомой, но точно вспомнить, где её видел, он не смог.

Подождав несколько секунд, нейрохирург нажал на панель, открывая внешнюю дверь. Девушка вздрогнула и, вздохнув, прошла внутрь.

Через минуту открылась внутренняя дверь, пропуская клиентку. Она осторожно приподняла руку с металлическими когтями в приветственном жесте.

– Привет, Кросс. – Голос её был тихим и в какой-то мере даже заискивающим.

– Привет… эм…

– Сандра.

Вот теперь Кросс вспомнил, где он её видел. Вчера она выглядела куда более испуганной.

Хирург с шумом встал из-за стола:

– Скажу тебе то же самое, что и жирному, – съебала отсюда!

Улыбка моментально исчезла с лица гостьи.

– Кросс, постой, я… я не виновата во вчерашнем, ты же понимаешь. – Сандра набрала полную грудь воздуха и выпалила:

– Да я вообще спасла тебя!

– Ты спасала только свою прелестную жопку, – хмыкнул Кросс.

– Возможно, – согласилась Сандра. – Но какая разница? Тебе бы переломали все кости, если бы я не вмешалась.

Кросс поёжился. В общем-то, она была права, и во вчерашней ситуации по большому счёту был виноват он сам. Ну, и ещё интокс. А она… она действительно разрешила ситуацию.

– Зачем ты пришла? – спросил Кросс. – Тебя послал этот?..

– Уилл? Нет, он не знает, что я здесь. – Сандра, видимо, почувствовала, что диалог налаживается, и села на стул для посетителей, неторопливо закинув ногу на ногу. – Как и никто из «Драконов». Можно закурить?

– Валяй, – разрешил Кросс. – Пепельница в подлокотнике.

Сандра кивнула и, поиграв металлическими когтями, раскурила сигарету, картинно выпустив несколько струек дыма, причудливо заклубившихся в свете ламп. Прищурив глаза, девушка посмотрела на Кросса. Разве что губу не прикусила. Кросс усмехнулся:

– Ты прямо ёбаная королева нуара.

Сандра не отреагировала на сочащуюся сарказмом колкость.

– Я подумала, что раз уж я… помогла тебе, то ты сможешь помочь мне.

Кросс промолчал, давая возможность Сандре договорить. Выставить её он всегда успеет. Сандра продолжила:

– Мне бы не помешали новые импланты, но проблема в том, что я сейчас несколько стеснена в средствах и… – ещё одна струйка дыма отправилась под потолок. – И я надеялась, что ты поможешь мне в этом. Небесплатно, разумеется, – торопливо добавила Сандра. – По ценам Гоббса.

– Ха! Ты серьёзно? Максимум, что я могу сделать за эту цену, – отполировать твои коготки. – Он пошевелил пальцами в воздухе. – Ты вообще с головой дружишь? Ты имплантируешься у этого мясника?

– Зато дёшево. Извини, но не все могут себе позволить… тебя. – Сандра затушила окурок об язык. Окурок зашипел, и девушка проглотила его.

Кросс поморщился:

– Ну есть же пепельница…

– Контейнер для отходов. – Сандра похлопала себя по правому боку и наклонилась вперёд. – Ну пожалуйста, Кросс… ты ведь лучший в этом дерьме, что тебе стоит? Ну хочешь, я отсосу? В качестве дополнительной платы? Гоббс недавно установил мне вакуумную помпу. Тебе понравится, я уверена…

– Это звучало бы намного привлекательнее, не проглоти ты минуту назад долбаный окурок. – Кросс осторожно пощупал раненую руку и скривился. – А учитывая, что в тебе ковырялся Гоббс, это будет эквивалентом того, чтобы сунуть хер в мясорубку.

– Никто пока не жаловался, – возмутилась Сандра. – Ну, тогда без отсоса. Что скажешь?

– Сначала скажи, что именно ты хочешь, а там посмотрим.

На лице Сандры засияла улыбка. Она ткнула себя в правое предплечье:

– Я хочу заменить себе кость. На выдвижную, керамопластик. Вот эту, не знаю, как называется.

– Там их три: лучевая, локтевая, медианная. Какую именно?

– Не еби мне мозги сложными словами. Та, которая посередине, конечно.

Кросс задумался. В принципе, операция эта недолгая, дешёвая, и самое главное – не очень сложная, что с учётом повреждённой руки было очень важным критерием. И к тому же где-то у него в глубине всё ещё находились остатки совести, которые не позволяли Кроссу вышвырнуть импламанку из клиники. Благодарность, все дела…

– Хорошо.

Сандра аж подскочила на стуле. Кросс поднял руку:

– Я не закончил. Два момента – выдвигаться кость будет по нажатию… скажем, на локтевой сустав. Пойдёт? Супер. Нейроинтерфейс я установить сейчас не смогу – спасибо скажешь своим дружкам. – Кросс показал бинт на руке. – И второе – отверстие под кость потом сделаешь у Гоббса. Хотя я бы рекомендовал заглянуть к Тори – она спец по… кхм… отверстиям. Будет ненамного дороже, но качественней. Устраивает такой расклад?

– Да. Спасибо, Кросс!

– Интокс, бухло, кристаллы за последние сутки принимала?

– Только глир. – Сандра уже начала раздеваться.

– Ясно. Не здесь, иди в операционную. – Кросс указал на дверь. – Как разденешься – на стол, лицом вниз.

Сандра кивнула, быстро ушла в соседнюю комнату и, не закрывая двери, начала стягивать с себя латекс. Девушка стояла спиной, и Кросс, не справившись с любопытством, повернул голову через плечо, рассматривая подтянутое, но изувеченное и залатанное тело Сандры. Сигаретные ожоги по всей спине, крупные гематомы на ягодицах и бёдрах – и шрамы, шрамы, шрамы… нетрудно было понять, откуда они взялись, – одна девушка в банде на кучу парней, маргинальный образ жизни, контейнер для отходов в брюхе – скорее всего, Сандра выступала в роли секс-игрушки для толпы садистов. Даже немного жалко – девчонка красивая.

Сандра улеглась на стол, абсолютно голая. Кросс, не говоря ни слова, надел на неё маску и пустил газ. Сандра что-то говорила, но Кросс молчал до тех пор, пока девушка не отключилась. Затем включил дезинфицирующие лампы – операционную залил ослепительный белый свет.

– Сюзи.

– Да, Кросс?

– Сорок пятый плейлист.

Помещение наполнилось квакающим голосом Доррлайла. Кросс исполнил несколько энергичных па, изобразил игру на гитаре и барабанах, после чего, затемнив глазные импланты, начал подключение к нервной системе Сандры.

* * *

Кросс закончил через несколько часов, напортачив всего раз. Повреждённая рука дрогнула в самый неподходящий момент, из-за чего Кросс пережёг несколько лишних нервов. Последствия он ликвидировал быстро, но этот случай ещё раз убедил его в том, что рановато приниматься за богатеньких клиентов. О чём он и написал Боссу.

Минут через пять после того, как счастливая Сандра покинула клинику, у Кросса в ухе завибрировал крошечный телефон. В уголке глаза вылезла надпись: Охереть Какой Большой Босс.

Кросс вздохнул. Глупо было надеяться на то, что Босс не перезвонит после такого сообщения.

– Да, Босс, слушаю.

– Кросстан. – Чуть задыхающийся голос говорил о том, что письмо Кросса отвлекло Босса от ежедневной тренировки. – В чём дело, парень?

– Я же написал. – Кросс изобразил удивление.

– Да, я видел. Но я хочу знать, кто это сделал. И не нужно мне лгать, Кросстан.

Некоторое время Кросс молчал. Рассказать, нет? С одной стороны, банда ему больше не угрожала, но с другой… Кросс вспомнил ожоги и рубцы на теле Сандры и о том, что девка не просила о помощи своим дружкам, хотя не могла не знать, что случится, узнай Босс о произошедшем.

– Кросстан?

– Я тут. – Он принял решение. – Я запомнил имя их главаря. Уилл, кажется. Здоровенный, жирный, маленькие глазки. С ним человек десять-пятнадцать… – Кросс вспомнил слова Сандры и добавил:

– Вроде название банды как-то связано с драконами.

– Достаточно. Моннки, ты слышал? Знаешь, кто это? Отлично, разберись…

– У меня просьба, – торопливо добавил Кросс.

– Говори.

– С ними есть одна девушка, Сандра. – Кросс повертел в руках зажим, на котором ещё оставалась кровь прооперированной девушки, и кинул его в дезинфекционный контейнер. – По… кхм… пожалуйста, Босс, не трогайте её. Если бы не она, возможно, я бы с вами сейчас не разговаривал.

Секундная пауза.

– Хорошо, я тебя услышал, Кросстан. Теперь скажи мне одну вещь – ты снова был под интоксом?

Кросс замешкался. Это и послужило ответом. Голос в ухе тяжело вздохнул:

– Я тебя предупреждаю в последний раз, Кросстан. Тебе нужно завязать. Сделай это, пока я прошу по-хорошему. Ты меня понял?

– Я… – В горле вдруг пересохло. Это была угроза? – Да, я понял, Босс.

– Славно. Теперь мы поступим так – ты выметаешься сегодня из клиники, и не появляешься там, пока не будешь в полном порядке. Не хочу, чтобы ты рисковал моей репутацией. Скажи, ты сегодня оперировал только эту… Сандру?

Проницательная сволочь. Я ведь ещё не вбивал её данные.

– Да, Босс.

– Так… Моннки, распредели клиентов Кросстана между другими… – Моннки что-то начал возмущённо возражать, но Босс его тут же перебил: – Значит, придумай что-нибудь, меня это не волнует. И не испытывай моё терпение.

Кросс терпеливо ждал, пока Босс закончит раздавать указания.

– Итак, ты понял меня, Кросстан? Повтори.

– Выметаюсь из клиники, и не появляюсь, пока не буду в полном порядке. Не рискую вашей репутацией.

– И?

– И… и завязываю с интоксом.

– Славно. Выздоравливай. – Босс отключился.

– Говнюк, – пробормотал Кросс.

Надеюсь, ты воспользуешься шансом, Сандра.

Закончив уборку операционной, он вышел в приёмную.

Что ж, день был свободен. Снова идти в бар и нажраться в сопли? Или поработать над новыми имплантами? В последнее время он всё чаще забрасывал разработки на полпути, в чём винил всех и вся, кроме интокса. Интокс… ин-токс… и-н-т-о-к-с…

Прекращай столько думать о буром, дружок, – прошептал в голове чей-то голос. Но Кросс только отмахнулся. Он разберётся с этим, но попозже. Не сегодня. Накинув куртку, он прошёл через внутреннюю и внешнюю двери.

Трахнусь. Сегодня трахнусь.

Кросс расхохотался и быстрым шагом направился в бар.

* * *

Проснулся Кросс под утро от ощущения присутствия постороннего. Сначала он списал это на сон, но после пробуждения чувство, что за ним наблюдают, не прошло. Посмотрел на шлюху, лежащую рядом. Шлёпнул по ягодице – девушка даже не шелохнулась. Ещё бы – так накачаться халявным интоксом не каждый день удаётся.

Нет, СВП⁷ не из-за шлюхи. Тогда в чём дело?

Кросс осмотрел спальню и нашёл причину беспокойства.

В углу стоял Старик.

Кросс облегчённо выдохнул и рухнул на кровать:

– А. Это ты.

Глава 5

Приложив палец к губам, Кросс указал Старику на дверь. Тот послушно проследовал в коридор. Хирург, не одеваясь, вышел следом.

– Ну?

– Привет, Кросс.

– Привет. Что на этот раз?

– Выстрел в голову.

– Понятно. Ну, мой ответ ты знаешь.

Никакой реакции. Тупая машина не уйдёт, пока не спросишь.

– Ну, ладно. Когда?

– Завтра в пять двадцать восемь. Кросс, у тебя есть выбор. Ты можешь уйти со мной или умереть здесь. Подумай как следует, и завтра, когда я приду, сообщи о своём решении. В твой чип уже поставлена метка компенсации. Жаль, что так вышло. Удачи.

– Можешь не приходить, я уже решил, что останусь, – зевнув, сказал Кросс.

Старик кивнул и исчез.

Взаимоотношения Кросса со Стариками складывались странным образом. Старик приходил к нему около сорока раз, и четырнадцать из них – за последний год, однажды даже с промежутком в пару дней. С учётом того образа жизни, который вёл Кросс, это было нормально. Ненормальность заключалась в другом – он не умирал. В принципе, его это устраивало. И было бы совсем хорошо, если бы ещё давали компенсацию – Старик хоть и говорил о ней, но компенсацию предоставили только в первый раз.

Иногда Кросса переклинивало, и он хотел сказать Старику: давай, забирай меня. Но… куда? Насколько ему было известно, никакие эксперименты не давали ответов. Человек бесследно исчезал из этого мира. Если наука бессильна – обратись к эзотерике или религии, что некоторые и делали. Но и там с ответами негусто – та сторона Создателя, цикл вечного перерождения, как верили в Айке и ему подобных городах-государствах, или тёплая тьма Великого Старца, в которой надеялись оказаться члены набирающего популярность культа Старых Искупителей.

Когда-нибудь он решится уйти. Наверное. Но не сейчас. Кросс не был готов променять какую-никакую, но жизнь на возможное забвение.

Он выкурил несколько сигарет и вернулся в кровать. Шлюха лежала на спине, разметав в стороны руки и ноги. Кросс покачал головой, перевернул её на бок и лёг рядом. После минутного раздумья прижался к тёплому телу и, обхватив руками, уснул.

* * *

Кросса разбудил виброзвонок. Спросонья он сперва не мог определить, что это за звук, напоминающий жужжание назойливого насекомого, летающего ночью над ухом. И только открыв глаза, он увидел светло-синюю надпись в уголке глаза – «Рэй».

Кросс ответил не сразу. Лёжа на кровати, абсолютно голый, он крутил головой по сторонам, пытаясь вспомнить, почему он не под одеялом. Вряд ли он скинул его сам – ночь была прохладной, а окно наполовину открыто. Он перегнулся через край кровати.

Вот же сучка.

Девка лежала на полу, завёрнутая в одеяло. Губы у неё посинели, она вся дрожала. В принципе, Кросс мог бы оставить ей одеяло – сам он не успел замёрзнуть, видимо, за ночь пару раз включался термоимплант. Но твою мать, это всего лишь шлюха! Кросс несильно пнул её ногой. Девка что-то просипела и разлепила опухшие глаза.

– Холодно, – пожаловалась она.

– Да, я знаю, малышка. Поэтому тебе лучше одеться и свалить на хер из моего дома как можно скорее. – Жужжание в ухе сводило с ума.

А можно, например, просто ответить. Как тебе такое?

Кросс мысленно оценил свою мудрость на пять с плюсом и дотронулся до мочки уха.

– Да? – спросил он, наблюдая за оскорблённой представительницей древнейшей профессии, которая, словно сомнамбула, бродила по комнате, собирая разбросанные вещи.

– Ты что, опять обдолбался? – Рэй даже не потрудился поздороваться. – Удобно говорить?

– Был бы признателен, если бы ты заткнулся на пару минут. Я не один.

Рэй только хмыкнул. Шлюха тем временем оделась и стояла возле двери, барабаня по ней каблуком. Кросс нажал два раза на планшет, лежащий на прикроватной тумбочке, и дверь скрылась в стене. «Дама» обернулась напоследок и показала хозяину квартиры средний палец. Кросс в ответ послал воздушный поцелуй. Та «схватила» его, неистово протёрла себе промежность и «швырнула» обратно. После чего выскочила за дверь.

– Она тебя сделала, дружище, – хохотнул Рэй.

– Дерьмо. Я что, включил видео?

– Ага. Кстати, не смотри больше на свой хер – моя психика может не выдержать.

Выругавшись, Кросс отключил видеотрансляцию.

– Можно поинтересоваться, какого хера ты звонишь мне так рано?

– Рано? Уже час дня.

– Дерьмо, – повторил Кросс.

– Ага. Как рука?

Кросс поглядел на руку и осторожно её пощупал. Покрутил рукой в разные стороны. Вроде всё было в порядке, но небольшой дискомфорт ощущался. Ну и отлично. Хороший повод, чтобы отдохнуть ещё денёк.

– Ещё болит, – ответил он. – Но завтра точно буду на ногах. То есть… короче, отъебись.

Рэй опять рассмеялся своим фирменным мелодичным смехом. Кросс подумал, что так могла бы хихикать какая-нибудь высокородная дама в высшем свете. Хотя как знать, может, Рэй когда-то и был вхож в подобное общество. Объект размышлений Кросса, закончив смеяться, перешёл к делу:

– Короче, парень. Ты просил – я выполняю. Код «мамочка».

Кросс вспомнил вчерашний разговор.

– Она сейчас у тебя?

– Именно. И на твоём месте я бы поторопился, а то на нашу красотку уже поглядывает половина бара.

– Понял. Скоро буду.

Рэй отключился, а Кросс поплёлся в ванную. Немного подумав, всё-таки побрился, оставив небольшую царапину под ухом, которая, впрочем, через пару минут уже затянулась.

Хороший всё-таки имплант.

Почти не осознавая, что делает, Кросс зачерпнул интокс ногтевой пластинкой. Вот теперь можно было идти. Стоп. Оставался сущий пустяк – надо было одеться.

* * *

Когда Кросс очутился в баре, он сразу заприметил особу, про которую говорил Рэй. Выглядела она действительно шикарно – статная женщина лет сорока, лицо практически не тронуто морщинами, чёрные волосы собраны в тугой пучок на затылке, белое платье с огромным декольте облегало стройную фигуру. «Мамочка» пила коктейль нежно-розового цвета и так сексуально облизывала соломинку, что Кросс почувствовал нарастающее возбуждение, хотя и трахался совсем недавно.

И как же ты добралась сюда в таком виде?

Он сделал знак Рэю, знакомый каждому бармену портового района: как обычно. После чего подошёл к столику «мамочки».

Будь галантен, остроумен и приветлив. И, может быть, ты побарахтаешься в этих сиськах.

Женщина посмотрела на него. Низким грудным голосом, от которого мурашки забегали по коже, она спросила:

– Это вы Кросстан?

Вау. Вот это голосок.

Кросс кивнул и сел напротив. Взгляд то и дело пытался опуститься ниже линии её шеи, но колоссальным усилием воли он заставил себя смотреть в глаза будущей, как он надеялся… ну, допустим, клиентке.

– Итак, миссис…

– Я не замужем. И прошу вас, Кросстан, называйте меня просто Инес.

– Как пожелаете, Инес. Я бы и вас попросил называть меня Кроссом, но я тащусь от того, как вы произносите моё полное имя.

«Мамочка» рассмеялась, обнажая белоснежные зубы:

– А вы умеете делать комплименты, Кросстан!

Тем временем Рэй поставил перед Кроссом бокал. Уходя, бармен не преминул как следует рассмотреть декольте.

Вот сволочь, даже не поленился сам пиво притащить.

– У меня было много случаев попрактиковаться. – Кросс сделал глоток. – Итак, Инес, чем могу быть полезен?

– Я надеялась, что мы поговорим наедине. – Инес нахмурилась.

– Не беспокойтесь, тут нам никто не помешает. В порту не так много действительно уединённых, и самое главное – безопасных мест. Это одно из них. Так что говорите смело.

Инес огляделась. И сразу же несколько охочих до женского тела личностей отвели взгляды в сторону.

Рэй, заметивший это, хохотнул у себя за барной стойкой.

– Ну хорошо, – сказала женщина. – Начну издалека, если вы не против, Кросстан.

Издалека, ну да. Он-то думал, она просто скажет, куда и какой имплант ей впихнуть. А потом они мило побеседуют, может, прогуляются. Но потом Кросс решил, что так даже лучше. Если он покажет себя заинтересованным слушателем, это даст ему немного очков.

– Конечно не против.

В тамбуре началась какая-то возня и крики. Все присутствующие повернули головы на шум.

В бар ворвался бродяга. Взгляд его был совершенно безумен, зрачки метались из стороны в сторону, не задерживаясь на одной точке ни на миг. Человек тяжело дышал, на губах пузырилась слюна. Он остановился на секунду, переводя дух. Ближайшие посетители зажали носы и отвернулись.

В дверях появился вышибала. Он поднял руки в успокаивающем жесте и сказал:

– Брось, Морри. Давай без глупостей.

– Нет! Пошёл на хуй! – взвизгнул бродяга. – Люди должны знать правду, и ты не помешаешь им узнать!

– Морри, твою мать! – гаркнул охранник. – Не вынуждай меня выбивать из тебя дерьмо!

Наблюдая за этой сценой, Кросс ощутил прикосновение: Инес сжала его руку. Выглядела женщина испуганной. Хирург накрыл её ладонь своей и успокаивающе погладил бархатную кожу:

– Не бойтесь, Инес, это местный псих. Пару раз в месяц на него снисходит «откровение», которым он жаждет поделиться. Через минуту его отсюда выведут, не переживайте.

Инес кивнула, не сводя глаз с бродяги.

Морри увернулся от рванувшегося к нему вышибалы, отбежал на несколько шагов и завопил:

– Люди, вас всех наёбывают! Правительство вас наёбывает! Вы продаёте себя, свою душу, за поганую компенсацию! Вечное рабство – вы этого хотите? Я всё это видел, я сбежал оттуда. Ни за что не уходите со Стариками! Это…

Вышибала сделал удачный бросок и схватил Морри за полу пальто. Бродяга попытался вырваться, но получил удар в нос и обмяк. Охранник почти что бережно подхватил его и потащил к выходу. Как только они покинули бар, посетители вернулись к своим делам. Выбежала официантка с мокрой тряпкой и принялась затирать капли крови на полу.

– Как я и говорил, Инес. – Кросс продолжал гладить тёплую ладонь «мамочки», чувствуя, как растёт возбуждение. – Не о чем беспокоиться.

Инес, похоже, только сейчас осознала, что всё ещё сжимает руку хирурга, и поспешно отдёрнула её. Кросс с сожалением вздохнул.

После продолжительной паузы Инес произнесла:

– Возмутительное невежество.

– Что? – не понял Кросс. – Вы о чём?

– О еретических речах этого… бродяги. – Выглядела Инес оскорблённой.

– Эм… боюсь, Инес, я не совсем вас понимаю.

– Кросстан, вы слышали что-нибудь о Церкви Старых Искупителей?

Конечно, он слышал. Обычный культ, или секта, как называли её некоторые, зародившаяся в первые годы после того, как старики стали автономными, перестав подчиняться заложенной в них программе. Эти фанатики считали, что Старые Искупители – Старики – посланы на землю Великим Старцем в наказание за то, что человечество попыталось избежать смерти.

Кросс загрустил – он никогда бы не подумал, что такая шикарная дамочка может быть сектанткой. Но мрачные мысли тут же испарились, едва хирург взглянул на декольте Инес.

Кросс рассказал о том, что ему было известно. Инес кивнула:

– Да, правильно. Мы действительно в это верим. – В голосе прозвучали нотки гордости. Кросс едва удержался, чтобы не фыркнуть. – Поэтому для меня было неприятно слушать… этого человека.

– Поверьте, это никому неприятно, – сказал Кросс, но Инес не услышала:

– Ещё мы верим в то, что если человечество будет использовать технический прогресс по минимуму, во искупление прошлых грехов, то сможет избежать того места, куда Старые Искупители забирают людей, и попасть в тёплую тьму. Но…

Инес сделала паузу, отпив коктейль через соломинку. Облизнула губы.

– Но вот тут и возникла проблема. Дело в том, что у меня в мозгу нашли «пыль». Это, разумеется, ерунда, её лечат в любой стадии, но вот побочные эффекты… – Инес провела рукой по роскошным волосам.

Пыльную лихорадку научились лечить ещё четверть века назад. А вот от побочных эффектов – в частности, полного облысения на время лечения – избавиться не удалось. Конечно, это сущий пустяк, но для большинства женщин эта проблема была очень и очень серьёзной. Решений было несколько, и все одного корня – носить парик или же поставить имплант, заменяющий родные волосы. И Кросс пока не мог взять в толк, почему Инес не обратилась в обычную клинику. Волосяной покров – несложная имплантация и почти не перегружает организм. А вместо этого она рискует, идя на чёрный рынок.

Инес ответила на невысказанный вопрос:

– Конечно, я могла бы обратиться в клинику и мне поставили бы имплант, но… при установке имплантов обязательны записи в карте пациентов. А по моей религии использование определённых технических благ… не разрешается. Вы не подумайте, – поспешно добавила Инес, словно ожидала, что Кросс сейчас вскочит и начнёт показывать на неё пальцем, крича при этом что-то вроде А! Еретичка! В ней недостаточно веры, сжечь её! – Я целиком и полностью, искренне верю, и никто из братьев и сестёр ни разу не усомнился во мне, но… это облысение… – Инесс содрогнулась.

Теперь Кросс превосходно видел весь расклад. Слабовольная женщина попала в сети культа, пусть и добровольно. Но малейшие трудности – и вот она готова нарушить один из главных постулатов Церкви Старых Искупителей.

– Так вы мне поможете? – спросила Инес.

– Конечно. Я помогаю всем, в независимости от того, по каким причинам человек решил нарушить закон.

– И вы не скажете ничего… никому?

– Это не в моих интересах. Среди… хм… братьев и сестёр церкви вполне могут оказаться законники, так что будьте уверены в моём молчании.

– Отлично, – с облегчением вздохнула Инес и улыбнулась. – Спасибо вам большое, Кросстан.

– Скажите ещё раз.

– Кросстан… – улыбка женщины сделалась шире.

– Кайф. У вас потрясающий голос. Итак, мы поступим следующим образом. Сейчас я испытываю небольшие трудности со здоровьем, поэтому операции пока не провожу. Приходите послезавтра. Адрес вам подскажет бармен. И сделайте одолжение, не одевайтесь так откровенно. – Кросс допил пиво и отставил кружку в сторону. – Всё-таки это портовый район, а не Вортен.

– Хорошо, я учту. Что по оплате?

Кросс махнул рукой:

– Забудьте. Имплантация пустяковая.

Ты идиот? Наверное, она в состоянии оплатить, раз имплант пустяковый. А так она поймёт, что ты пытаешься её склеить.

Наверное, схожие мысли пришли и в голову Инес. Её улыбка погасла, и она сказала чуть более холодным тоном:

– И всё же я предпочитаю заплатить.

– Ладно, – пожал плечами Кросс, мысленно матеря себя.

За столиком воцарилось молчание. Инес допила «розовый» коктейль, старательно пряча взгляд. Теперь она выглядела как женщина, которая вдруг осознала, что находится в компании решительно настроенных, похотливых мужчин, и теперь стремилась покинуть это место. Инес первой нарушила затянувшуюся паузу:

– Ну что ж, Кросстан… думаю, мы обговорили все необходимые моменты. Пожалуй, я пойду. Рада была познакомиться с вами. – Она встала со стула и надела полупальто, до этого лежавшее на коленях.

Кросс поднялся следом.

– Позвольте проводить вас, Инес. Вам безопасней, и мне так будет спокойней.

Инес сначала нахмурилась. Потом выдала некое подобие улыбки:

– Почему бы и нет?

Кросс расплатился за пиво и коктейль (вот тут «мамочка» была не против), и они пошли к выходу. Пропустив Инес перед собой в дверях бара, Кросс наконец-то смог рассмотреть её обтянутую платьем попку и длинные ноги в чулках в мелкую сетку. И едва удержался от того, чтобы вмазать себе рукой по лицу.

Так облажаться… поздравляю, кретин. Хотя, может, ещё представится шанс, если правильно себе поведёшь.

Инес объяснила, где она припарковала машину, и теперь они шли по портовому району, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. И Кросс думал, очень напряжённо думал, как исправить ситуацию.

Когда они оказались у авто Инес, белоснежной «Амори-дуо», Кросс, так ничего толкового и не придумав, решил идти ва-банк:

– Послушайте, Инес… тут недалеко, всего в километре, находится моя клиника. Может, вы бы хотели осмотреть её?

Женщина, уже открывавшая дверь машины, обернулась к нему:

– Кросстан. – Она вздохнула. – Я понимаю, к чему вы клоните. Вы мне очень симпатичны, но давайте поступим следующим образом – наши отношения останутся на деловом уровне. Хоро…

Она неожиданно замолчала и сделала такое, от чего брови Кросса удивлённо поползли вверх: Инес вдруг встала на колени, сложила ладони вместе и склонилась, явно пытаясь достать лбом до грязного и мокрого асфальта. Ткань платья затрещала, но выдержала. «Мамочка» повторила процедуру три раза, а Кросс изумлённо таращился на бесплатное представление от этой культистки, ничего не понимая.

Ну всё. Двинулась, бедняжка.

И только когда Инес благоговейно прошептала приветствую тебя, Старый Искупитель, Кросс додумался оглянуться. Там стоял Старик.

Да вы издеваетесь. Ещё ведь суток не прошло…

Старик, не обращая ни малейшего внимания на воздающую ему почести Инес, привычно поздоровался:

– Привет, Кросс.

Он вдруг понял, что вот он, шанс. Эта фанатичка не знает о его маленькой особенности. Главное теперь – правильно разыграть карты. Кросс напустил на себя самый растерянный вид, на который был способен:

– П-привет.

Заикание? Неплохо, неплохо.

Старик молчал. Инес, поднявшаяся с колен, со священным трепетом в глазах переводила взгляд то на голограмму, то на Кросса. Тот вздохнул и как можно тише спросил:

– Когда и как?

– Завтра днём, в три часа ровно. Передозировка интоксом.

Охереть. Это сколько мне нужно его вынюхать, и по какому поводу? Спасибо, что предупредил, папаша.

Вслух же Кросс говорить ничего не стал, только опустил голову.

Старик продолжил, выговаривая стандартные фразы:

– Кросс, у тебя есть выбор. Ты можешь уйти со мной или умереть здесь. Подумай как следует, и завтра, когда я приду, сообщи о своём решении. В твой чип уже поставлена метка компенсации. Жаль, что так вышло. Удачи.

– Можешь не приходить. – Кросс постарался, чтобы его голос звучал печально. – Я давно готовился к этому моменту и решил, что останусь.

Старик кивнул и исчез.

Кросс стоял спиной к Инес, на мгновение даже позабыв о её существовании. Что-то эти Старые Искупители зачастили в последнее время, и это не могло не настораживать. И впервые Старик пришёл с таким коротким промежутком. Как нельзя кстати, конечно, пришёл…

Точно, Инес!

Кросс развернулся. «Мамочка» смотрела на него, широко распахнув глаза, со смесью жалости и ужаса. Кросс пробормотал:

– Ну, похоже, операция отменяется. Мне…

Инес заткнула ему рот поцелуем. Создатель, насколько же у неё мягкие и сочные губы! А уж язык, ураганом гуляющий во рту, и лёгкий запах клубники…

Женщина оторвалась от Кросса, обняла и прошептала на ухо, опаляя горячим дыханием:

– Покажи мне клинику, Кросстан. Желания отмеченных Старыми Искупителями – закон в нашей религии. Ты мне очень нравишься. И постарайся выкинуть все плохие мысли из головы. Если тебя обрадует моё общество, я полностью в твоём распоряжении.

В этот момент Кросс полюбил и долбаных Стариков, и долбаный культ.

– Не откажусь… – прошептал он и выдавил печальную улыбку. – В таком случае, нам сюда…

* * *

Они сидели на столе в операционной и пили глир. Вообще, приходить сюда сегодня не следовало – Босс потом обязательно поинтересуется: а какого, собственно, хера? Но всё это будет потом. Сейчас Кросса интересовала только Инес. И всё проходило просто замечательно. За исключением разве что одной маленькой детали – всё то время, пока они шли до клиники и пока находились внутри, «мамочка» поглядывала на него с такой жалостью и сочувствием, что «обречённого» начало это раздражать.

Пусть смотрит как угодно, потерпишь пару часиков.

Но Кросс всё-таки не удержался:

– Инес… ты не могла бы… не смотреть на меня так? Этот взгляд, он постоянно напоминает мне о том, что…

– Тс-с-с-с, – она прижала указательный палец к его губам. Кросс подавил желание облизать его. – Я тебя поняла, Кросстан. Больше не буду. – Она поцеловала его в щёку.

Да ведь она уже готова! Чего ты ждёшь?

Но Кросс просто кивнул. Не хватало ещё испортить момент.

Инес откинулась назад, облокотившись на руки, отчего грудь визуально стала ещё больше.

– Знаешь, я передумала ставить имплант, – сказала она.

– Это из-за…?

– Ага. Это было знамение. Я усомнилась в своей вере, и Старый Искупитель пришёл, чтобы предупредить меня, дать второй шанс. О, Кросстан… – Инес с ужасом посмотрела на него. – Наверное, это из-за меня. Ради Великого Старца, прости…

Кросс издал какой-то странный звук, напоминавший одновременно всхлип, кашель и икоту. Его распирало от смеха, но он смог сохранить серьёзное выражение лица, и, если не считать звука, это ему удалось на все сто.

– Инес, ты ни в чём не виновата. – Кросс сделал глубокий вдох. – Ты же слышала, что сказал… Старый Искупитель? Передозировка. Я сам виноват. И давай больше не будем об этом, – быстро добавил он, увидев, что Инес открыла рот, видимо, собираясь возразить.

– Хорошо, Кросстан.

Они замолчали. Сделали по паре глотков глира из бутылки, и Кросс перешёл к действиям. Он положил руку на бедро Инес. Покосился на неё – та сидела, закрыв глаза, и вроде не возражала. Кросс начал постепенное движение вверх, ощущая жар её тела. Когда он добрался до точки соединения ног, Инес задышала громче и чаще.

– Да… – прошептала она.

– Ты делаешь это, потому что тебе хочется или потому что ко мне пришёл Старик? – Слова вырвались изо рта прежде, чем Кросс успел осознать, что он говорит.

Ты не можешь просто засунуть в неё пальцы? Обязательно надо всё портить?

Инес, похоже, была такого же мнения. Во всяком случае, смотрела она на него, как на идиота.

– Старый Искупитель сыграл не последнюю роль. Но я действительно этого хочу, Кросстан. Так что продолжай, прошу тебя… – она закрыла глаза.

Всё, она тебя хочет. Удовлетворил своё самолюбие? Вперёд!

* * *

Они полусидели-полулежали на операционном столе, прислонённом к стене, на этот раз полностью обнажённые. Инес прижималась к хирургу, а Кросс обнимал её, поглаживая внешнюю сторону бедра.

«Мамочка» оказалась не так проста, как думал Кросс. Видимо, в её секте не было запрета на употребление интокса. Кросс даже узнал несколько новых способов его употребления… неестественными для этого отверстиями, что стало сюрпризом, до удивления странным, но интересным.

Это было… шикарно. Но дело не только в интоксе, верно?

Подобного Кросс не испытывал очень давно. Все эти шлюхи и любительницы халявных имплантов – чистая физиология, разрядка, время от времени необходимая ему. Но секс с Инес напомнил о прошлой жизни, причём настолько отчётливо, что он несколько раз едва не назвал Инес тем самым именем. Именем, из-за которого он и очутился здесь. Именем, которое носила теперь лишь компьютерная система клиники.

Видимо, что-то отразились на его лице, и Инес обеспокоенно спросила:

– Кросстан? Всё в порядке?

Усилием воли он приказал себе не думать об этом. Не сейчас.

– Всё хорошо, Инес.

Она улыбнулась и больше ни о чём не спрашивала.

Они просидели так почти до полуночи, разговаривая на совершенно разные темы. Инес попыталась рассказать подробнее про Церковь Старых Искупителей и убедить его в том, что станет легче, если он выслушает пастора. Кросс с жалостью посмотрел на Инес и мягко, но настойчиво отказался. Женщина не обиделась: желание отмеченного Старыми Искупителями – закон.

Когда цифры в уголке глаза сменились на четыре нуля, Кросс понял, что хочет побыть один.

– Инес, – сказал он. – Мне было очень хорошо с тобой. Но мне нужно успеть закончить несколько дел, и…

– Я понимаю, – ответила Инес. Они уже оделись и теперь сидели на стульях для посетителей друг напротив друга, допивая остатки глира. – Можешь ничего не объяснять, тебе и так тяжело. Только… проводишь меня до машины?

– Ты же не сядешь за руль в таком состоянии?

– Очень мило, что ты обо мне беспокоишься, – Инес улыбнулась. – Но не стоит, Кросстан. Позвоню кому-нибудь, меня отвезут. А в машине мне ничто не угрожает, можешь поверить.

Инес достала из кожаной сумочки телефон. Включив дисплей, она нахмурилась:

– Тут не ловит сигнал.

– Меры предосторожности. Все сигналы с незарегистрированных устройств блокируются, во избежание слежки. Ты можешь воспользоваться моим компьютером.

Женщина грациозно встала и направилась к столу, покачивая бёдрами. Кросс молча любовался восхитительными формами. Инес села и коснулась пальцами клавиатуры.

– Тут написано, что доступ запрещён, – пожаловалась Инес, взглянув на хирурга.

– Ах, да… – Кросс щёлкнул пальцами. – Сюзи, дай Инес доступ.

– Да, Кросс, – ответил компьютер клиники. Пауза. – Доступ разрешён.

Когда экран монитора заработал, лицо Инес озарила лёгкая улыбка. Она с минуту что-то печатала, после чего сказала:

– Меня заберут. Можем идти.

Весь путь до автомобиля они молчали. Когда из-за угла показался белый бампер «Амори-Дуо», Инес повернулась к Кроссу:

– Ну что ж, Кросстан, здесь наши пути разойдутся. – Кросс поморщился: слишком пафосно. С другой стороны, Инес не знала всей ситуации. Для неё-то он обречённый. – Я… не знаю, что сказать, на самом деле. Первый раз сталкиваюсь… с таким.

– Зато я знаю, что сказать. – Кросс наклонился и поцеловал женщину в губы. – Спасибо, Инес.

– И тебе, Кросстан.

Она коснулась его на прощание, после чего, не оборачиваясь, направилась к автомобилю. Кросс же развернулся и пошёл обратно.

Мда… в мыслях всё это выглядело иначе – всего лишь быстрый перепихон с последующим выпроваживанием. А получилось… ладно, хорош сопли на кулак наматывать. Сейчас мистер-волшебный-порошок всё исправит.

Кросс вернулся в клинику. Сел на стул, на котором недавно сидела Инес.

– Сюзи?

– Да, Кросс, – ответил до боли знакомый голос.

Всего лишь машина. Помни об этом.

– Я… ничего. Спокойной ночи, Сюзи.

– И тебе, Кросс.

Занюхнув приличную дозу интокса и залив в себя остатки глира, Кросс некоторое время бездумно шатался по клинике, пока его не вырвало на пол. После этого он забрался на операционный стол, где и отрубился.

Глава 6

Кросс приходил в себя. Хоть он и не спал большую часть ночи, а находился без сознания, ему снились сны. Ужасные, кошмарные сновидения, в которых его тело рвали на части монстры, а сам Сэх стоял рядом во плоти, спрашивал Кросса, не хочет ли он уйти, чтобы избавиться от боли, и издевательски хохотал.

Когда Кросс пришёл в сознание, он, конечно, ничего этого не помнил, и только тело, болевшее в местах, куда вонзались когти тварей, напоминало о ночных терзаниях.

Кросс разлепил веки, и сразу же сработала автоматика организма, затемнившая глазные яблоки. Он лежал, абсолютно голый, спиной на операционном столе, а в глаза бил ослепительно яркий свет.

Над Кроссом склонились два тёмных силуэта.

– Очнулся? – услышал хирург голос Босса.

Кросс захрипел и попытался приподняться на локтях, но тяжёлая рука легла ему на грудь, придавив к столу.

– Лежи, лежи. Тебе сейчас противопоказано двигаться. Сколько ты вчера вынюхал интокса, ублюдок? – Голос Босса был холоден, как жидкий азот, но по проскочившему ругательству Кросс понял, что тот удерживает себя от вспышки ярости.

– Не помню, – произнёс Кросс и закашлялся.

– Не помню… – эхом повторил Босс. Он достал из нагрудного кармана какой-то прибор, выдвинул из передней части крошечную иглу и с силой ткнул Кросса в плечо. Тот даже не шелохнулся. Босс подождал несколько секунд, пока завершится забор крови, и посмотрел на показания прибора.

– Больше двух граммов. Ты хочешь сдохнуть, Кросстан?

Даже если и захочу, у меня вряд ли получится.

– Ну, если вы так говорите, Босс…

– Закрой свою пасть, и не открывай, пока я не разрешу! – рявкнул Босс.

Глаза Кросса наконец подстроились под внешние факторы, и он смог разглядеть лицо Большого Босса. На обычно гладкой коже, обтягивающей массивный вытянутый череп, бугрились и пульсировали вены, а татуированные глаза светились багровым светом.

Да он же сейчас психанёт.

Босс сделал знак своему ближайшему помощнику, своей правой руке – Моннки. Тот двумя пальцами механической левой руки раздвинул челюсти Кросса, а другой запихнул в рот хирурга белую капсулу.

– Жуй, так эффективнее, – посоветовал Моннки, вытирая обслюнявленные пальцы о простыню. Кросс послушно разгрыз «банку», проглотив вязкое содержимое, после чего языком вытолкнул бесполезные остатки оболочки.

– Молодец.

«Банка» подействовала почти моментально. Головная боль прошла, уступив место лёгкой дезориентации, суставы перестало ломить.

Помощник Босса выключил лампу над головой Кросса.

– Теперь вставай.

Кросс послушно предпринял попытку слезть со стола – и чуть не упал.

– Не так быстро! – прикрикнул Моннки. – Давай сюда руку, калека.

Кросс протянул руку, Моннки закинул её себе на плечи и аккуратно поставил хирурга на ноги. Потом он помог Кроссу одеться и усадил на стул в углу операционной.

Большой Босс молча наблюдал за происходящим, и только когда Кросс принялся разминать верхнюю часть тела, спросил:

– Ты в норме?

– Вроде того, – ответил Кросс. Чувствовал он себя гораздо лучше, чем пять минут назад.

Надо будет потом выпросить у Моннки этих чудесных «банок».

– Хорошо. Теперь поговорим.

Моннки притащил ещё один стул, поставил его напротив Кросса, а сам встал за спиной хирурга. Босс сел перед Кроссом, положив ногу на ногу:

– Ну?

Хирург пожал плечами. Он не знал, что сказать, и спросил:

– Что вы здесь делаете, Босс?

Большой Босс редко покидал свой защищённый бункер – слишком уж много врагов имел. И причина, заставившая появиться Босса здесь, должна была быть очень весомой.

– Тот же вопрос я хотел задать и тебе, Кросстан. Видишь ли, сегодня утром Сюзи сообщила мне, что некто в клинике находится в сопорозном состоянии⁸. А сегодня тут должно быть пусто, как у кое-кого в голове, раз он игнорирует прямые приказы. – Босс указательным пальцем ткнул в лоб Кросса, от чего в голове словно разорвалась маленькая бомба. – Итак, Кросстан. Что ты здесь делаешь, когда я ясно тебе велел не появляться в клинике до завтра?

Кросс сглотнул слюну, скопившуюся во рту.

Ну и дрянь же ты, Сюзи, – мысленно обругал Кросс компьютерную систему. – Не ожидал я от тебя такой подставы.

Впрочем, Кросс тут же подумал, что несправедлив к ней. Если он был близок к коме… то, что он имеет «старческий иммунитет», не спасёт его от превращения в овощ. К тому же он не питал иллюзий относительно того, что его присутствие в клинике пройдёт незамеченным для Босса. И ещё Кросс понял, почему Босс так разозлился – он испугался, что может потерять одного из своих лучших хирургов.

У которого вчера сорвалась операция, кстати. Боссу этого знать не нужно.

– Послушайте, Босс… – Кросс запнулся. – Если честно, я плохо помню, зачем сюда припёрся. Дома было совершенно нечего делать, и, возможно, я решил попробовать возобновить работу над своими проектами, но…

Кросс развёл руками, как бы говоря планы слегка изменились, увлёкся, с кем не бывает.

Босс склонил голову набок и несколько секунд смотрел на собеседника, словно прикидывая, за какого идиота его держат: за полного или всё же с зачатками разума?

– Поработать над проектами, говоришь? – Босс поменял ноги местами и наклонился вперёд: – А потом решил оторваться? Ты утверждаешь, что всё было именно так?

Кроссу очень не понравился тон, но ввиду безальтернативности он продолжил гнуть свою линию:

– Да.

– Что ж… тогда ты не будешь против, если мы глянем записи с камер? Просто чтобы на сто процентов удостовериться в правдивости твоих слов.

Кросс окаменел – такого поворота он совсем не ожидал.

– Камеры? – переспросил он сразу, как только язык обрёл подвижность. – Когда их поставили?

– Несколько дней назад, – ответил Моннки, вставая рядом с Кроссом. В руках у помощника был планшет. – У тебя серьёзные проблемы с интоксом, приятель, и кредит доверия к тебе чрезвычайно низок.

Кросс проигнорировал Моннки:

– Босс, вы же помните условия, на которых я согласился работать с вами. Я даже список составил, где шестым пунктом было чётко написано – никаких, сука, камер!

Босс приложил палец к губам, призывая к молчанию, и указал на планшет:

– Не шуми. Давай лучше посмотрим на твои проекты.

Кросс перевёл глаза на планшет в руках Моннки. Тот наугад (наугад ли?) отмотал запись под конец рабочего дня и нажал на экран.

На записи была Инес. Абсолютно голая, она на четвереньках стояла на операционном столе. Позади неё находился Кросс и слизывал интокс с её белоснежных ягодиц, периодически погружаясь лицом между восхитительных, идеальных половинок. Ракурс был взят почти профессионально, всё было видно до мельчайших подробностей, как будто оператор находился прямо в комнате. В какой-то момент Инес взяла щепотку бурого порошка из стальной коробочки перед собой и высыпала его на язык Кросса, простонав: Давай, запихни его в мою задницу. Только никаких рук. Хирург с готовностью выполнил просьбу, уткнувшись лицом в крепкую попку Инес.

Кросс смотрел, и его лицо полыхало красным. Но не от стыда, а от гнева. Этот «Большой Гондон» установил грёбаные камеры, даже не уведомив его!

Ну, сука, я этого так не оставлю…

– Как называется этот проект, не расскажешь? – спросил Моннки.

Кросс перевёл взгляд на помощника Босса и заметил, как у того выпирает бугор в промежности.

– Он называется «твоя мамаша следующая»! – огрызнулся Кросс. – Смотри не спусти себе в штаны, падаль. Потерпи до дома, там и вздрочнёшь как следует.

– Уж будь уверен, – кивнул Моннки. – Вздрочну, и не раз. А будешь зубоскалить, разошлю запись всем нашим парням, пускай тоже насладятся.

– «Вашим» – это каким? Заднеприводным? Не забудь только заменить тёлку с записи на мускулистого самца, прежде чем делать рассылку в свой гомо-клуб, а то парни не поймут.

У Моннки на лице заходили желваки. Он собирался ответить, но Босс поднял руку, и тот заткнулся.

– Меня мало интересует твоя личная жизнь, Кросстан, – сказал Босс, перекрывая голосом похотливые стоны Инес. – Но один момент на этой записи меня… удивил.

Моннки перемотал запись чуть назад, туда, где Кросс и Инес ещё просто сидели на столе и сексуальное безумие пока не началось. Инес на записи сказала:

– Знаешь, я передумала ставить себе имплант.

– Это из-за…?

– Ага. Это было знамение. Я усомнилась в своей вере, и Старый Искупитель пришёл, чтобы предупредить меня, дать мне второй шанс. О, Кросстан…

Дальше Кросс не слушал. Он прекрасно помнил этот разговор. Внутри всё похолодело – ещё никто так близко не подходил к его тайне. Кросс почти перестал дышать, гадая, что сейчас скажет Босс. Но причина, по которой его заинтересовал этот момент, оказалась весьма прозаичной. Кросс едва не рассмеялся от облегчения, когда Босс сказал:

— Ты разыграл перед этой женщиной приход Старика, из-за чего она отказалась от наших услуг. Я правильно понимаю происходящее, Кросстан?

— Верно. Но имплант был пустяковый. Я готов заплатить за него.

– Заплатишь, не беспокойся. Но дело не в деньгах, Кросстан, а в том, что ты упустил потенциального клиента. – Босс откинулся на спинку стула. – А это уже, как ты понимаешь, вопрос имиджа и твоих профессиональных качеств.

– Она сектантка, – Кросс пожал плечами, – Церкви Старых Искупителей. Им запрещена установка имплантов, и, если бы не «пыль», она бы никогда здесь не очутилась.

– Я бы принял это в качестве аргумента, если бы не остальные твои промашки. В последнее время ты сильно меня разочаровываешь, Кросс. – Большой Босс встал со стула. – Собирайся. Ты едешь с нами.

– Куда? – То, что Босс назвал его Кроссом, не сулило ничего хорошего.

– Ко мне. Хочу кое-что тебе показать.

* * *

Кросс сидел на заднем сиденье бронированного внедорожника, его владелец – на переднем, в качестве пассажира, а Моннки вёл машину. Все трое молчали.

Кросса сжигало любопытство пополам с тревогой: он никогда не бывал в личной обители Босса. Было интересно, как там всё устроено. Но в то же время… он всё-таки никогда не был в личной обители Босса! Кто знает, понравится ли ему то, что он там увидит?

Моннки был сосредоточен на дороге. Помимо исполнения обязанностей водителя и телохранителя, он следил за показаниями непонятных Кроссу приборов на панели автомобиля и периодически включал рацию на приём, слушая доклады наблюдателей. В общем, разговаривать ему было особо некогда.

А Босс молчал… а хер его знает, почему он молчал. То, что творилось в голове у человека, подмявшего под себя почти весь криминальный мир не только порта, но и Нью-Солста, было доступно только ему одному. Кросс надеялся, что Босс просветит его касательно цели поездки, но тот глядел на мелькающие серые коробки через тонированное бронестекло и молчал.

– Эй, Моннки, – позвал Кросс.

– Да?

– Извини за… шутку про твою мать. Я знаю, она была великой женщиной. Она не раз выручала и меня тоже. – Кросс действительно считал, что стоит извиниться. И повысить шансы на получение волшебных «банок».

Моннки подозрительно посмотрел на Кросса через зеркало заднего вида, словно надеясь распознать какой-то подвох. Но на лице хирурга не дрогнул ни один мускул.

Моннки кивнул:

– Принимается. Только не жди от меня извинений – я по-прежнему считаю, что с интоксом ты перегибаешь палку. Всё, не отвлекай меня.

Кросс показал большой палец, и Моннки вновь сосредоточился на дороге.

Они ехали около получаса и оказались в самой восточной части портового района. Несколько раз они останавливались, и Моннки внимательно изучал показания приборов, после чего они ехали дальше. Кросс так и не разобрался, для чего совершались эти действия, но, видимо, без этого было не обойтись.

Он уже начал проваливаться в сон, как вдруг машина остановилась и Моннки сказал:

– Выходим. Сначала ты. – Он пальцем указал на хирурга.

– Используешь меня в качестве мишени? – хмыкнул тот, но приказ выполнил. Кросс вылез из машины, захлопнув дверь, и встал рядом, не зная, куда идти дальше: в эту часть порта он ещё не забредал.

– Не стой столбом, – сказал Моннки, медленно выбираясь из автомобиля и озираясь по сторонам. Потом указал на ничем не приметную дверь по левую сторону от внедорожника:

– Иди туда и жди нас.

Кросс трусцой добежал до двери и остановился. Всё вокруг было обычным, и кроме трёхэтажного здания, у которого он сейчас стоял, ничем не отличалось от других подобных мест в порту: несколько крохотных баров, одноэтажки, отведённые, видимо, под спальные склады, и снующие тут и там прохожие и бродяги. Но Кросс вдруг подумал, что с уверенностью может сказать две вещи: абсолютно у каждого здесь имелся при себе как минимум парализатор, и каждый из этих невзрачных людей работает на Большого Босса.

Моннки открыл Боссу дверь, и они неторопливым шагом направились в сторону Кросса. Моннки был спокоен, как и его начальник, поэтому хирург сделал вывод, что всё в порядке.

Кроссу вдруг на миг пришла в голову глупая мысль – интересно, как быстро вонзятся в него иглы парализаторов и сколько их будет, если он сейчас резко дёрнется в сторону Босса?

Никак не меньше десятка.

Моннки, прижавшись почти вплотную к двери, приложил к ней механическую ладонь с растопыренными пальцами, установив их в невидимые пазы, при этом большой палец находился под сто восемьдесят градусов к остальным. Когда автоматика считала ладонь, палец с тихим жужжанием вернулся на место. Дверь открылась. Моннки сделал приглашающий жест:

– Прошу.

Кросс с интересом заглянул внутрь, но не увидел там ничего, кроме небольшой, два на два метра, комнаты с одной дверью. Он зашёл в комнату, Моннки и Босс – за ним.

Открыв вторую дверь с точно такой же комнатой за ней, только уже без двери, Моннки на этот раз вошёл первым. Он достал планшет, ткнул несколько раз в экран и, нахмурившись, спросил у Кросса:

– У тебя два новых, незарегистрированных в нашей базе импланта. Что это?

– Один чистит… должен чистить организм от интокса, – ответил Кросс. – А второй… экспериментальный и пока не активен.

– Что это? – повторил Моннки.

Кросс вздохнул:

– Чип подключён к клауструму⁹ и в теории должен позволять сознаниям двух людей общаться напрямую. Но пока я не нашёл… э-э-э… собеседника.

– Проще говоря, ты можешь читать мысли? – спросил Большой Босс. Тема его явно заинтересовала.

– В теории – да. Но только у человека с таким же устройством.

– Интересно. – Босс поскрёб затылок. – И как давно ты спроектировал этот имплант?

– Закончил около месяца назад.

– Кто тебе его установил?

– Я, – усмехнулся Кросс.

Большой Босс не смог скрыть удивления. Он вздохнул и покачал головой:

– Кросстан, ты поистине гениальный человек. И своим пристрастием к интоксу ты впустую растрачиваешь талант. Но мы это поправим. Держи меня в курсе своей разработки. Если понадобятся подопытные и вообще любая помощь, только дай мне знать. Моннки, – обратился он к помощнику, – давай быстрее.

– Одну минуту, Босс.

Как же ты заинтересовался. Тебе бы не помешал такой имплант, верно? Ничего, я позабочусь о том, чтобы ты его никогда не увидел, мудила.

Моннки наконец завершил все возможные проверки, и Кросс почувствовал, что комната начала движение вниз, в обитель Большого Босса.

* * *

Почему-то Кросс ожидал увидеть здесь тёмные, слабо освещённые коридоры с узкими дверями по бокам, возможно, с зарешёченными окнами. Но когда двери лифта открылись, взору Кросса предстала современная обстановка в духе его клиники. Стены были выкрашены светло-голубой краской, тусклые лампы под потолком превосходно имитировали ранние сумерки, а большинство дверей были и вовсе сделаны из полупрозрачного бронестекла.

Но Кросса не покидало ощущение… жуткости этого места. Он не сразу понял, отчего возникло такое чувство, и только спустя пару минут его осенило – тишина. Как в древнем склепе, в котором Кросс когда-то в детстве побывал на экскурсии. Тогда это его сильно напугало, но рядом была мама, которая могла защитить от всего на свете. Сейчас же он мог полагаться только на себя. Кросс подумал о том, что предпочёл бы тёмный лабиринт коридоров этой стерильной тишине и чистоте. Он шёл за своими проводниками и уже не смотрел по сторонам: всё везде было одинаково.

Почему тут так тихо? Возможно, звукоизоляция… но для достижения такого эффекта никакой звукоизоляции не напасёшься.

По мере продвижения вперёд по коридору Кроссу начало казаться, что в тишину помимо шагов вплетаются новые звуки. Постепенно они становились всё отчётливее, и наконец хирург смог идентифицировать их: звуки приборов жизнеобеспечения. Кроссу стало совсем не по себе – на кой хер Босс его сюда притащил?

Объект его мыслей, словно услышав их, остановился перед одной из дверей и сказал:

– Моннки, пожалуй, дальше ты будешь не нужен.

– Спасибо, Босс, – ответил Моннки с явным облегчением.

– Поднимись в мой кабинет. На рабочем столе я оставил для тебя файл. У Штрамма возникли проблемы, и он просит помощи. Сделай всё, что в наших силах. Я подчёркиваю, Моннки – всё, что в наших силах. Важно решить вопрос с максимальной для нас выгодой, поэтому разрешаю использовать любые методы. Это в приоритете, так что если нужно скинуть на кого-то свои дела – передай их Коллтеру, он в курсе. Вопросы?

– Никаких, Босс.

– Тогда свободен. Спасибо, Моннки.

Помощник кивнул и, развернувшись на каблуках, быстро зашагал в обратную сторону. Кросс проводил его взглядом, а Босс тем временем приложил механическую руку к двери. Кросс вдруг понял, зачем Босс заставил Моннки тащиться сюда, хотя в этом не было никакой нужды: он хотел показать Кроссу, насколько его помощник не хочет заходить в эту дверь, и, может быть, лишний раз напомнить Моннки, кто здесь главный.

Грёбаный психолог-психопат.

Босс не торопясь, чуть ли не с ленцой, начал открывать дверь, и чем шире она распахивалась, тем сильнее Кроссу хотелось, чтобы она вечно оставалась запертой.

Сука, умеешь же ты нагнетать. Жопу себе нагнети, урод. Ну давай уже, открывай…

Наконец Босс открыл дверь и сказал:

– Гости вперёд. Прошу, Кросстан.

* * *

В комнате было темно, но в неярком свете, падающем из коридора через дверной проём, Кросс видел, что комната, довольно просторная, заставлена столами из хромированной стали. На подобном столе он проводил операции. В помещении, за исключением негромко шумящих аппаратов жизнеобеспечения, с торца стоявших у каждого стола, было тихо. Кросс уже хотел активировать линзы ночного видения, но тут Босс включил свет и запер дверь.

На столах… что-то лежало, накрытое синими простынями. Кросс сначала подумал, что это какое-то оборудование – мозг упорно не хотел принимать тот факт, что оборудованию жизнеобеспечение не нужно. Да и контуры того, что лежало под простынями, были слишком жуткими и неправильными для… но тут на ближайшем столе под простынёй началось движение, и мозг Кросса принял реальность – существа были живыми, и хирург питал очень слабую надежду, что это всё-таки не люди.

Босс неторопливым прогулочным шагом подошёл к шевелящемуся и положил на него свою живую руку. Нечто под простынёй мгновенно замерло.

– Джонни чувствует… – протянул Босс, поглаживая пленника. – Всегда отличался особой чувствительностью. Кросстан, подойди поближе.

Кросс не хотел. Он настолько не хотел видеть то, что находится под простынёй, что всерьёз подумал о том, чтобы попытаться вырубить этого психа и попробовать слинять отсюда. Но, реально оценивая шансы, Кросс понимал, что вряд ли успеет добежать даже до лифта. Хирург медленно подошёл к Боссу и остановился на противоположной стороне стола. Точно так же, всего час назад, Большой Босс и Моннки стояли над ним. От этой мысли Кроссу стало совсем не по себе.

Босс резко сдёрнул простыню, и глазам хирурга предстало самое отвратительное зрелище, которое он когда-либо видел. Нет, он видел много крови в свою бытность практикующим хирургом-реаниматором, почти каждый день копался во внутренностях клиентов, и чем-то удивить или испугать его было очень сложно. Но то, что он видел сейчас перед собой, не имело ничего общего с последствиями самых ужасных травм, болезней или пыток. Это был совершенно другой уровень проявления тёмной человеческой сущности.

Тело, лежащее на столе, было обнажено. Хотя вряд ли можно назвать обнажённым того, с кого сняли кожу и заменили её искусственной. Кросс неоднократно проводил подобные операции и научился визуально отличать настоящую кожу от биодермиса. Но ему никогда не приходилось видеть такое – чтобы всю кожу заменяли целиком.

Также у тела – Кросс избегал слова «человек», поскольку так было проще воспринимать происходящее, – отсутствовали конечности, и оно напомнило безобразную улитку без панциря. Ноги ампутированы чуть ниже поясницы, рук же не было совсем. На месте, где полагалось быть гениталиям, находилось лишь гладкое место. Прямо как у пластиковых кукол, которым Кросс в детстве любил отрывать головы. И он готов был держать пари на что угодно – лежащий на столе жаждал того же. Возможно, умолял бы об этом, если бы мог говорить.

Лицо бедняги ужасало больше всего. Верхняя и нижняя губы составляли между собой единое целое, ушные раковины были отсечены от головы, отверстия зашиты, а глаза постигла та же участь, что и гениталии. Только небольшие впадины напоминали о том, что этот человек когда-то был зрячим.

В довершение этого кошмара из тела торчали разного рода трубки, которые плавной волной огибали края стола и прятались внизу, под полом. Те трубки, что выходили из нижней части таза, были прозрачные (Кросс подумал, что их специально сделали такими, чтобы вызвать ещё большее отвращение у посетителей), и по ним, видимо, перекачивались отходы жизнедеятельности. Кросса позабавило это слово – никакой деятельности, и, если уж на то пошло, жизни, он тут не наблюдал.

– Ну? – нарушил молчание Босс. – Что скажешь?

Оглядев помещение, Кросс пересчитал столы – не меньше трёх десятков.

– Овощная вечеринка? – пошутил Кросс. Ему было ни хера не смешно, но он надеялся таким образом хоть немного сбросить напряжение. Не помогло.

Босс проигнорировал шутливую составляющую фразы:

– Они не овощи, Кросстан. Они вполне себе в сознании. Они ничего не видят, не слышат и не чувствуют своих тел. Они не могут ощущать запахи, вкусы, даже собственной слюны, и они никогда не произнесут ни одного слова. Даже плакать они не могут, потому что у них нет слёзных желёз. Всё, что они могут, – это думать. И теперь это их мир – быть наедине с собственным сознанием, полностью отрезанными от мира внешнего.

Кросс почувствовал головокружение и тошноту. Он пошатнулся и в попытке удержаться случайно тронул тело на столе, ощутив, что человек дрожит мелкой дрожью.

– По какой-то причине они чувствуют, когда я прихожу, – сказал Босс. – Кто знает, быть может, они развили в себе иную разновидность чувства. Но меня это даже забавляет – знать, что они чувствуют меня.

Кросс смотрел на безумного садиста. Он знал, что Босс страшный человек, но это…

– Я поддерживаю в них жизнь, и делаю это тщательнее, чем мои шлюхи следят за своей внешностью. – Голос Большого Босса упал до шёпота: – Поэтому их последняя надежда – Старик – является абсолютно несбыточной.

– Зачем? – спросил Кросс после минутной паузы.

– Если я скажу, что это мои бывшие враги, Кросстан, ты мне поверишь? Проверить это ты никак не сможешь. Но, мне кажется, для тебя это не имеет никакого значения. Мне кажется, – повторил Босс, – тебя терзает вопрос: «зачем он мне всё это показывает»?

Кросс кивнул.

– Видишь ли, Кросстан, обычно те, кто видит эту комнату, остаются в ней навсегда. Но с тобой несколько другой случай.

– Это попытка меня напугать, верно? Вы угрожаете мне, Босс?

– Ни в коем случае. Просто хотел показать, что бывает с теми, кто не слушается меня. Так что можешь считать это предупреждением. Последним. Но есть ещё кое-что.

Босс накрыл тело простынёй и сказал:

– Меня очень заинтересовала твоя разработка – имплант, который может читать мысли. Когда ты рассказал о нём… видишь ли, я считаю, что сознание человека – это не просто место в мозгу, где возникают мысли. Я уверен, что это нечто большее… некая сила, так скажем. Ты чувствуешь, как… тяжело в этой комнате?

Кросс понимал, о чём тот говорит, но считал, что у Босса поехала крыша, если он вдруг решил, что психологическая тяжесть, которой здесь был пропитан воздух, имеет отношение к каким-то… силам.

– Может быть, я ошибаюсь, и сознание – это просто сознание, – продолжил Босс, не дождавшись ответа. – Но что, если, вынужденные концентрироваться только на своих мыслях, они разовьют в себе эту силу? Я хочу знать, о чём они думают, Кросстан. И это будет финальным уровнем моего контроля над ними.

Слушая бред этого монстра, Кросс понимал, что тот окончательно слетел с катушек. Нужно было валить отсюда как можно скорее.

– Я дам вам знать, Босс, когда закончу работу.

– Буду тебе очень признателен. Надеюсь, не нужно напоминать, что я жду результатов как можно скорее?

– Сделаю всё возможное. Ну так… я могу идти?

– Да. – Босс подошёл к двери и открыл её. С него словно спала невидимая пелена, и Босс снова стал таким, каким Кросс его знал. – Иди прямо к лифту, никуда не сворачивая. Если нуждаешься в машине, тебя подбросят до клиники. Ты можешь работать?

– Думаю, да, – ответил Кросс, потирая предплечье.

– Тогда начинай зарабатывать деньги. И помни, всегда помни, что ты тут видел и о чём мы тут с тобой говорили.

Хирург вышел за дверь, и она захлопнулась. Что Босс собирался там делать, Кросса совершенно не волновало, и он почти бегом направился к лифту.

* * *

На улице, у самого входа, Кросс встретил Моннки – он стоял, задумчиво разглядывая свою обувь, и курил. Кросс жестом попросил сигарету.

Когда он затянулся, Моннки спросил:

– Ну?

– Что «ну»?

– Что скажешь о..? – Моннки ткнул рукой за спину.

– Я, пожалуй, воздержусь от комментариев, – пробормотал Кросс.

Он помолчал с минуту, а потом не выдержал:

– Как ты, зная такое, всё ещё на него работаешь? Никогда не думал, что сам можешь там оказаться?

Моннки медленно кивнул:

– Думал. И больше, чем ты можешь себе представить. Но…

Он щелчком выкинул окурок и пожал плечами. Кросс ожидал продолжения, но его не последовало.

– Домой? – спросил Моннки после паузы.

– Да. Или в клинику, ещё не решил.

– Подвезти?

– Нет, я лучше пройдусь.

– Как хочешь.

Моннки собрался было идти к автомобилю, но Кросс окликнул его:

– Эй, Моннки!

– Да? – ответил тот, обернувшись.

– Не снабдишь меня этими замечательными «банками»?

Моннки хмыкнул и достал из внутреннего кармана пиджака плоскую металлическую коробку. Эффектно крутанул её между большим и указательным пальцем и бросил Кроссу:

– Держи. Тебе нужнее.

Кросс поймал коробку, повертел в руке:

– Это вообще что?

– Последняя разработка наших химиков. На рынок планируем выводить через пару месяцев. Пообещай только, что не сдохнешь до того, как они закончатся.

– Посмотрим, – сказал Кросс.

Моннки кивнул, прощаясь, сел в автомобиль и уехал.

Пошёл слабый, моросящий дождь. Кросс докурил сигарету и затушил окурок о стену.

– Дерьмо, – сказал он, ничего конкретно не имея в виду. Просто так.

Глава 7

Джил стояла возле бара «Рэд Чиф» и докуривала сигарету, пачку которых дал ей Штрамм. Небесплатно, разумеется. Также он «уступил» ей неброский комплект одежды, всего за лишнюю тысячу, – как он выразился, «по доброте душевной».

Джил показалось, что в этой части порта публика была более разношёрстной, но в то же время более цивилизованной. Возможно, именно поэтому люди не обращали на девушку внимания. А возможно, потому, что после приключений в «Старом Штрамме» и тех сведений, что она там получила, Джил чувствовала себя намного уверенней, и это отражалось в её облике и поведении.

Джил докурила сигарету, взглядом отыскала мусорку и выбросила окурок. Тот стукнулся о стенки железного цилиндра и вывалился снизу – у урны не было дна. Джил почему-то позабавило это, и она усмехнулась.

Итак, Джил, – сказала девушка себе, пропустив компанию из трёх человек и заходя в бар, – помни, о чём сказал тебе Штрамм. Создатель, надеюсь, этот жадный урод не обманул меня.

Оказавшись внутри, Джил вдруг поняла, насколько голодна. Последний раз она ела утром, потом испытала колоссальный стресс, и организм требовал энергии. Дразнящий запах жареного мяса заставил желудок Джил исполнять кульбиты. Девушка прижала руки к животу.

Тише, маленький засранец. Сейчас что-нибудь съедим.

Желудок, издав протяжное «уррр», замолк.

Сев за угловой столик в конце бара, Джил решила сначала перекусить. Дело подождёт. Тем более Джил, похоже, поняла, как нужно вести себя в порту, чтобы привлекать как можно меньше внимания, – просто не глазеть по сторонам. Удивительно простая штука, но она работала.

Едва девушка устроилась за столиком, к ней тут же подсел в хлам пьяный тип. Он попытался что-то сказать – наверное, хотел завязать непринуждённую беседу, – но вместо слов изо рта вместе с несвежим дыханием выходили лишь бессмысленные звуки.

– Вали отсюда, дружище. – Элиза вдруг проснулась и подсказала нужные слова. – Ты меня с кем-то спутал.

Тип с полминуты смотрел на Джил, открыл было рот, но потом махнул рукой, горестно вздохнул и направился к выходу. Что он хотел сказать, навеки осталось загадкой.

Джил взяла барную карту в руки, перевернула её вверх ногами и вперилась взглядом в долговязого бармена. По словам Штрамма, в этом баре перевёрнутая карта служила знаком того, что клиент забрёл сюда не случайно, а по рекомендации.

Бармен наконец заметил Джил и карту в её руках. Коротко кивнул, одними губами сказал: пару минут, и я подойду. Девушка кивнула в ответ.

Ну всё, процесс запущен. Надеюсь, в этот раз обойдётся без происшествий.

Джил вдруг в очередной раз задумалась о том, зачем она это делает.

Давай откровенно, – обратилась Джил к своему внутреннему «я». – Тебе, на самом деле, нужны вовсе не импланты. По крайней мере, теперь. Ты уже лишилась почти половины своих средств. Сколько ты можешь потратить на собственный апгрейд, чтобы ещё осталось на комфортную жизнь? Дело ведь не в имплантах, нет. Тебе нужно доказать самой себе… а что? Ты даже не можешь ответить на этот вопрос. Те бредни о предчувствии конца? Ты всерьёз в это веришь? Думаешь, тебя постигнет судьба Элизы?

Да, – шепнула часть сознания.

Джил запуталась. Мозг был перенасыщен событиями, по большей части негативными. Да какое уж там «по большей части»! Хорошим из того, что случилось за последнюю неделю, было только то, что её не продали в рабство. Отличная неделя, ничего не скажешь!

Джил увлеклась своими мыслями и не заметила, как подошёл бармен:

– Добрый день, мисс.

– Добрый, – кивнула Джил.

– Меня зовут Рэй. Чем могу быть полезен? – Девушка видела, что Рэй косится на её синяк, но у него хватило такта промолчать.

Джил замялась на секунду.

– Я бы хотела поговорить с вами… об одном деле. Но для начала я бы перекусила. День выдался очень тяжёлый, и я безумно голодна.

– Понимаю. Что-нибудь мясное? – Рэй достал планшет.

– Птицу, мелко нарезанную. И побольше. И ещё стакан воды с газом.

Рэй кивнул, и через пять минут Джил уже уплетала дымящееся белое мясо, запивая горячие куски газированной водой. Мясо было невероятно вкусным, и Джил не могла понять, в чём секрет его приготовления. Наверняка какая-то особая специя… впрочем, она не стала забивать этим голову и за считанные минуты прикончила двойную порцию. Как только Джил сыто откинулась на спинку стула, к ней подошёл Рэй:

– Вам всё понравилось, мисс?

Его изящная манера двигаться и учтивая речь несколько удивили Джил. Здесь, в портовом баре, это казалось по меньшей мере неуместным.

– Да, всё отлично. Только… скажите, что это за блюдо? Оно такое… вкусное. У меня даже голова немного закружилась.

Рэй широко улыбнулся:

– Наша специальная приправа для потенциальных клиентов – одна десятая грамма интокса.

Джил с испугом посмотрела на бармена. Всю её напускную уверенность смыло волной страха.

Меня отравили!

Рэй, заметив это, успокаивающе поднял руки:

– Не о чем волноваться, мисс. Уверяю, такой дозы недостаточно для развития зависимости, но вот вкусовые ощущения возносятся на небывалый уровень. Собственно, изначально в этом и было предназначение интокса – кстати, тогда он так не назывался. А уже много позже обнаружился забавный побочный эффект. Досадно, – Рэй закатил глаза, – что из-за тупых интоксиков мир лишился такой замечательной приправы.

Джил не сразу, но успокоилась. Она слушала бармена и понимала, что тот ей нравится. Не как мужчина – в этом плане он был для Джил непривлекательным, даже отталкивающим, – а как собеседник. Его было приятно слушать.

– Могу я узнать ваше имя? – спросил Рэй.

Джил на секунду замялась, решая, сообщать своё настоящее имя или нет. Но потом подумала, что не стоит начинать подобное знакомство с обмана.

– Джил.

– Очень приятно, Джил. Итак, – Рэй сел напротив девушки, – что привело вас ко мне?

Джил огляделась, и как раз в этот момент открылась входная дверь и в бар вошёл новый посетитель. Он сразу посмотрел в их сторону – Джил встретилась с ним взглядом. Незнакомец, ухмыльнувшись, жестами указал сначала на бармена, а потом на себя. Джил выполнила просьбу:

– Вас, кажется, зовут.

Рэй обернулся и, махнув рукой, сказал, не поворачивая головы:

– Если я правильно понимаю цель вашего визита – а я думаю, что это так, – то вам крупно повезло, что он сегодня здесь.

– Кто это?

– Ваш будущий хирург.

* * *

Кросс подтащил третий стул и сел за столик к Рэю и незнакомой девушке. Как он правильно предположил (и судя по тому, как посмотрел на него бармен), это была клиентка.

Симпатичная. Но видали и получше.

Девушка молчала, опустив взгляд в пустую тарелку. Кросс посмотрел туда же и спросил:

– Как вам фирменное блюдо, мисс?

Рэй скосил на Кросса глаза. Во взгляде читалось: да ты просто мастер непринуждённых разговоров. Девушка негромко ответила:

– Очень вкусное, спасибо.

Рэй закатил глаза. Кросс понимал, что выглядит глупо, но он всё ещё находился в небольшом шоке после увиденного в бункере Босса. Вообще, он планировал завалиться домой и поспать несколько часов, но за каким-то хером в последний момент передумал и решил заскочить в бар – пропустить стопку-другую. С интоксом он пока решил повременить. По крайней мере, до тех пор, пока не синтезирует образец «банок», что дал ему Моннки.

Пауза затягивалась, и Рэй, решивший взять ситуацию под контроль, сказал:

– Эту прелестную девушку зовут Джил, и мы с ней только что хотели обсудить одно дело. Джил, этого мрачного типа все называют Кросс, и он, без преувеличения, лучший нейрохирург в этой дыре. Под словом «дыра» я подразумеваю весь порт, конечно же.

Джил и Кросс посмотрели друг на друга и одновременно кивнули.

– Джил, полагаю, все интересующие вас вопросы вам… тебе, если позволишь, – вопросительно изогнул брови Рэй, и Джил снова кивнула. – Так вот, лучше тебе всё обсудить с Кроссом. Не буду мешать. Захотите выпить – дайте знать.

Рэй поднялся со стула и отправился за барную стойку.

Кросс, синхронно с Джил, проводил бармена взглядом. Потом посмотрел на девушку. Пальцами отбил дробь по полированной поверхности стола.

Интересно, что заставило тебя прийти сюда? Вот и спроси.

– Итак, Джил, – сказал он. – Я внимательно тебя слушаю. Чего ты хочешь?

Джил убрала прядь волос со лба:

– Если честно, я уже и не знаю.

Интересное начало. Кросс выпрямился, но ничего не сказал, терпеливо ожидая, пока девушка соберётся с мыслями. Он понимал, как нелегко нарушать закон – а судя по ней, делала она это впервые, – поэтому решил не торопить события.

Наконец Джил заговорила:

– Наверное, я хочу установить имплант.

– Наверное? – переспросил Кросс. – Это нестандартная формулировка. Понимаешь, обычно ко мне приходят люди, которые чётко знают, чего хотят. Причины могут быть разными – кому-то это жизненно необходимо, кто-то хочет острых ощущений, а кто-то уже не мыслит жизни без постоянного апгрейда. Так к какой категории относишься ты?

– Точно не к первой и не к третьей, – улыбнулась Джил. Кросс видел, что она расслабилась, и выдавил улыбку в ответ. – Да и острых ощущений мне в последнее время хватало с избытком. Просто… – Джил сделала небольшую паузу. – Кросс, у вас…

– У тебя.

– Хорошо. У тебя не бывает такого ощущения, что вокруг происходит что-то странное и неправильное? Даже не вокруг, а именно с тобой?

Кросс усмехнулся.

Ещё бы, малышка. Каждый день.

– Кажется, я понимаю, о чём ты, – сказал он. – По крайней мере, мне эта мысль не кажется глупой.

– Тогда можно считать, что я ответила на твой вопрос.

Кросс задумался. Эта странная девушка ему нравилась. Она не походила на обычных клиентов. Возможно… возможно, настала пора вернуться к своим разработкам, и Джил вполне подойдёт для его спецпроекта. Если, конечно, согласится.

– Джил, – Кросс попытался грамотно сформулировать мысль, – давай начистоту. Ты мне импонируешь, и поэтому я готов сделать тебе особое предложение.

Глядя в расширившиеся глаза Джил, Кросс подумал, что да – она определённо подойдёт.

– Что за предложение? – спросила девушка.

– Ты вносишь… депозит. Не очень большой. Думаю, трёхсот тысяч будет достаточно. У тебя есть такая возможность?

Джил на минуту задумалась.

– Сначала расскажи, что я получу взамен.

– Разумеется. Взамен я предлагаю тебе неограниченное обслуживание с моей стороны. Никаких дешёвых имплантов, только топовые конфигурации. За долгие годы хирургической практики я создал несколько… скажем так, интересных вещей, которых ты не найдёшь ни у кого. Ни в официальной нейрохирургии, ни в подпольной.

– Тебе нужна подопытная? – глаза Джил сузились.

– Нет, – Кросс энергично мотнул головой. – Клинические испытания уже проведены. На мне, если интересно, и всё работает без сбоев. Никаких непроверенных имплантов. Всё, что я тебе установлю, никак не повредит твоему организму.

– Но как же… – на лице Джил отразилось недоверие. – Как же правило трёх лет? Организм может не выдержать.

Кросс хохотнул:

– Во мне сейчас установлено восемьдесят два импланта. – Джил с изумлением посмотрела на хирурга. – Ага. Знаешь, я тебе кое-что расскажу. Вся эта херня про правило трёх лет – не более чем инструмент зарабатывания денег и контроля. Давай смоделируем ситуацию. Ты – глава криминального мира, который подмял под себя не только портовый район, но и всё насквозь коррумпированное правительство Нью-Солста. У тебя в руках фактически неограниченная власть, а под боком – невероятно прибыльный бизнес нейрохирургии. Что можно придумать, чтобы… коэффициент снятия сливок был максимальным?

Джил на минуту задумалась. Потом, кажется, начала понимать:

– Придумать правило трёх лет…

– Верно! – Кросс вошёл в азарт и прервал девушку: – Проводятся фиктивные исследования, и «учёными» вбрасывается информация, что импланты перегружают организм, и поэтому вводится запрет на установку большого количества имплантов. И тут два момента. Первый – на чёрном рынке цена взлетает как минимум в три раза. Деньги эти не облагаются налогами, чиновники получают с этого нехилые проценты себе в карман. Все счастливы. Да, можно подумать, что логичнее было бы полностью легализовать неограниченную имплантацию – больше людей начнёт апгрейдиться, и цифры выходят вроде бы те же, но…

– Но деньги уже пойдут в бюджет, – закончила фразу Джил.

– Нет. Ну, то есть да, но дело не только в этом. Большинство людей – и это нормально – не станут себя бесконечно апгрейдить, в независимости от того, легально это или нет. Чёрный рынок, прежде всего, ориентируется на определённый контингент населения, что-то около десяти-пятнадцати процентов, – импламанов и преступников. А поскольку, как мы уже выяснили, власть у нас, по сути, криминальная… – Кросс развёл руками. – Ограничить доступ к имплантам обычным людям с целью контроля – отличная идея. Что может противопоставить человек с двумя условно косметическими имплантами какому-нибудь ублюдку, который напичкан ими под завязку?

Джил кивнула и спросила:

– Но… как же независимые учёные? Или учёные из других государств? Они ведь не могут не…

– Два слова, – перебил Кросс. – Картельный сговор. В большинстве крупных городов-государств криминальные боссы имеют большую власть, и им выгодно сотрудничать. А уж поднять на смех в СМИ независимые исследования или пригрозить учёным – дело одного звонка. Не очень радужно, но что есть, то есть.

Девушка молчала.

– Так что, возвращаясь к твоим опасениям, – Кросс хрустнул костяшками пальцев, – перегрузка организма тебе не грозит. А вот возможности перед тобой откроются потрясающие. Ну, Джил, что скажешь? Такое щедрое предложение – редкость в наши дни.

Девушка, как казалось Кроссу, серьёзно обдумывала его слова, и он очень надеялся, что она согласится. Джил была хорошим кандидатом – молодое тело, максимум один-два импланта, и её… можно сказать, философия, та причина, по которой она здесь, – всё это так удачно соединялось, что к Кроссу вернулось вдохновение, погребённое под завалами интокса.

Наконец Джил сказала:

– Мне нужно подумать. Но если я соглашусь, ты должен будешь выполнить три условия.

– Слушаю.

– Первое – подробно рассказать мне о каждом импланте, который ты собираешься засунуть в меня.

– Согласен.

Джил кивнула:

– Второе. Предупреждаю, оно может показаться странным. Ты расскажешь мне, как такой человек, как ты, которого считают лучшим нейрохирургом, оказался здесь, в порту.

– Действительно, несколько странное условие, – удивился Кросс. – Позволь спросить, зачем тебе это?

– Я должна понимать, что ты за личность. Последняя неделя выдалась тяжёлой, и я не готова довериться малознакомому человеку, и уж тем более – лечь к нему под нож.

– Мы уже давно не оперируем ножами, – хмыкнул Кросс. Джил пропустила его слова мимо ушей:

– Можешь считать, что я хочу побольше узнать о тебе. Согласен?

– Да, – помолчав минуту, сказал Кросс, подумав о том, что выбора у него нет. Хотя ему очень не хотелось ворошить прошлое.

– Хорошо. И третье условие – ты проводишь меня до ближайшей остановки ТМП. Мне нужно домой – обдумать всё как следует.

* * *

Джил и Кросс стояли у входа в бар и курили. Джил уже перестала кашлять после каждой третьей затяжки и почти наслаждалась терпким сигаретным дымом, чувствуя, как с каждым вдохом её тело расслабляется. Кросс же курил без видимого удовольствия, и, как показалось Джил, нервничал.

– Всё в порядке? – спросила она.

Хирург хмуро посмотрел на девушку и после паузы признался:

– Меня ломает.

– Ты наркоман?

Кросс пожал плечами:

– Может быть, и так. Никогда об этом не задумываешься, пока не перекрывают доступ к интоксу.

– Кто тебе запретил?

– Никто. – Кросс покачал головой. – Просто дали несколько… советов, которым трудно не последовать, если хочешь остаться в добром здравии. Давай не будем об этом?

Кивнув, Джил щелчком отбросила окурок, и тот упал на грязный асфальт. И через секунду рядом приземлился обгоревший до фильтра окурок Кросса.

– Пойдём, я провожу тебя, – сказал Кросс. – А завтра… если ты согласишься, конечно… предлагаю пойти ко мне и всё обсудить.

– В клинику?

– Нет, домой. Босс недавно установил камеры в клинике, и теперь я не горю желанием появляться там, кроме как для работы. Но если ты боишься, можем остановиться здесь. Рэй с удовольствием выделит нам комнату.

Джил задумалась. Пойти с малознакомым человеком к нему домой даже в центре Нью-Солста казалось ей не очень хорошей идеей, не говоря уже о портовом районе. Но почему-то Джил чувствовала, что от этого человека не исходит никакой угрозы. Интуиция молчала, Элиза спала крепким сном, а Кросс производил приятное впечатление, несмотря на то, что, похоже, был законченным интоксиком и принадлежал к криминальному миру. И даже с учётом этих факторов девушка ощущала себя рядом с ним… в безопасности.

Тем не менее Джил ответила:

– Посмотрим. Сначала мне нужно побыть одной.

Они шли по портовому району прогулочным шагом, никуда не торопясь. В какой-то момент Кросс заговорил:

– Джил, позволишь один вопрос?

– Конечно.

– Как ты вышла именно на меня? Насколько я понимаю, ты в порту чуть ли не впервые, и… в общем, меня гложет любопытство.

– Я вышла на тебя не сразу, – ответила Джил. – Сначала я попала к Штрамму. Знаешь такого?

Кросс удивлённо присвистнул.

– Ещё бы я не знал его. Но Штрамм специализируется вовсе не на нейрохирургии. Он… как бы это сказать…

– Работорговец, я в курсе.

– Нет, всё ещё хуже, – покачал головой Кросс. – Преимущественно он продаёт секс-рабов в бордели Айка и Нью-Тарна. Сама, наверное, знаешь, что там происходит.

Джил замутило, как только она представила, что с ней могло произойти. В Сети то и дело появлялись новости (естественно, без подробностей, но и без них ужасов хватало) о том, как с людьми обращаются в подобных местах.

– Это он сделал? – Кросс коснулся своего лица там, где у Джил был синяк.

– Нет, это… другое. – Девушка отзеркалила его жест и поморщилась.

– Как ты выбралась?

– Скажем так… я смогла с ним договориться. – И Джил вкратце пересказала Кроссу свои похождения в порту, опустив только предательство Кэрлла.

Кросс, выслушав рассказ, сказал:

– Нужно обладать очень большой смелостью, чтобы так нагло разговаривать со Штраммом, – либо не знать, кто он такой. Значит, говоришь, удалось откупиться… – Кросс почесал затылок. – Похоже, «разговор» там действительно намечается серьёзный. Надеюсь, нас это никак не коснётся.

* * *

Они дошли до места, где Кросс последний раз видел Инес. Здесь всё было точно так же: мерцал неисправный рекламный щит, выдавая размытую картинку, в переулке лежали большие кучи мусора, а невдалеке, точно на том же месте, была припаркована белоснежная «Амори-Дуо», принадлежавшая Инес.

И её хозяйка сидела за рулём, вытаращив на Кросса полные изумления глаза.

– Твою ма-а-а-ать, – простонал Кросс. Посмотрел на встревоженную Джил: – Послушай, что бы сейчас ни происходило, прошу тебя – молчи. Я всё объясню тебе позже, но пока – молчи. Хорошо?

Джил испуганно кивнула и спросила:

– Мы в опасности?

– Нет. Джил, прошу тебя, дай мне сосредоточиться.

Инес тем временем выбралась из машины. Выглядела женщина… экзотически. Полностью лысый череп Инес притягивал взгляд. В хаотическом беспорядке на голове были налеплены узкие полоски пластыря, скрывающего, видимо, нанесённые неумелой рукой порезы. На лице Инес отсутствовала всякая косметика, а вместо шикарного платья, что было на ней в тот вечер, женщина надела чёрную мантию.

А тебя неплохо потрепало за сутки. И даже побрилась, ну надо же. Как же ты не вовремя…

Инес, в полном молчании и словно находясь в трансе, прошла разделяющее их с Кроссом расстояние и правой рукой дотронулась до хирурга, будто проверяя, не призрак ли он или не голограмма.

– Кросстан… – прошептала Инес, прикрывая рот рукой.

– Инес, – ответил тот, не зная, что ещё сказать. Покосился на Джил – та стояла чуть поодаль и внимательно наблюдала за происходящим. С Кросса спало секундное оцепенение:

– Что ты тут делаешь?

– За сегодняшнюю ночь я очень много думала, – ответила женщина, обходя Кросса по кругу. Хирург почувствовал себя неуютно, когда женщина оказалась за спиной. – Думала о своей вере и о том знамении, что получила здесь в миг своей слабости. – Инес закончила наматывать круги вокруг Кросса и остановилась перед ним. – Я решила, что будет хорошей идеей прийти сюда вновь и поразмыслить над тем, что для меня значит моя вера. И вот я встретила тебя.

Кросс не нашёлся, что на это ответить. Он вдруг подумал, что произойдёт с Инес, если к нему сейчас заявится Старик, и подавил смешок.

Не вздумай ржать, придурок, – сказал Кросс самому себе. – Надо как-то выкручиваться.

План родился внезапно. Нужно было только уверенно его подать.

– Послушай, Инес, – вздохнул Кросс. – Я должен тебе кое в чём признаться.

Женщина восторженно смотрела на него. Кросс прямо-таки чувствовал, что она сходит с ума.

– Тебе не нужно этого делать, Кросстан. Старые Искупители…

– И всё же мне нужно кое-что рассказать тебе. Выслушай меня, хорошо?

Инес кивнула, не сводя с Кросса глаз.

– Тот Старик, что пришёл ко мне… – Кросс снова покосился на Джил, но та если и удивилась, то не подала виду. – Тот Старик был всего лишь голограммой. Когда я узнал, что ты сект… сестра Церкви Старых Искупителей, я просто воспользовался этой твоей слабостью, и… получилось то, что получилось. Прости меня за это. – И Кросс напрягся, ожидая как минимум смачной пощёчины и потока ругани. Но их не последовало. Инес глупо улыбнулась и покачала головой:

– Какая скромность, Кросстан! Ты не хочешь, чтобы кто-то узнал, что ты мессия? Я понимаю, и унесу этот секрет с собой в тёплую тьму. Но пожалуйста, не надо обманывать меня. Я была там, Кросстан, была, когда пришёл Старый Искупитель. И я чувствовала его ауру, его могущество. Это ни с чем не спутаешь. Прошу, не держи меня за идиотку.

Кросс едва не взвыл.

Какая же ты тупая! – заорал он мысленно. – Кто тебе так насрал в голову, а?

Нужно было как-то избавляться от назойливой сектантки. Инес тем временем обратилась к Джил и понесла уже совсем ахинею:

– А ты уже в курсе его небольшого секрета, прелестное дитя? Кем ты ему приходишься, что он доверился тебе? Учти, девочка, что мы с Кросстаном провели великолепную ночь, и, возможно, я уже ношу его ребёнка…

Слава Создателю, я стреляю «холостыми».

– Инес. Инес. Оставь её в покое. Посмотри на меня. – Женщина с готовностью перевела взгляд на Кросса, моментально позабыв о существовании Джил. – Вот так. Тебе нужно успокоиться. Да, может быть, я не совсем обычный человек. – Инес энергично закивала головой. – Но сейчас не место и не время обсуждать это. Тут нас могут услышать. Согласна?

Очередная порция кивков.

– Отлично. Оставь мне свой номер, Инес. Через некоторое время я приду к тебе, и мы с тобой поговорим.

– Ты обязан будешь прийти в нашу церковь, Кросстан! – воскликнула женщина, протягивая ему пластиковую визитку. Кросс не глядя спрятал её в карман. – Братья и сёстры церкви годами ждали прихода мессии, и никто из них не надеялся, и я в том числе, что это произойдёт на нашем веку!

Покивав головой, Кросс сказал:

– Хорошо-хорошо, я обдумаю твоё предложение. А сейчас нам нужно идти.

Инес продолжала тупо кивать. На глазах у неё появились слёзы счастья.

– Ну, тогда… до скорого, – прошептала сумасшедшая.

– Жди звонка, Инес.

Кросс как можно незаметней поманил Джил пальцем. Девушка последовала за хирургом, и они, быстро шагая, свернули за угол, оставив что-то бормотавшую себе под нос Инес наедине с её мыслями.

Когда белоснежный корпус машины исчез из виду, Джил спросила, делая паузы между словами:

– Что. Это. Было?

Вытерев тыльной стороной ладони капельки пота, вдруг выступившие на лбу, Кросс ответил:

– Бывшая клиентка.

– Это правда, что она тут говорила… про Старика?

Кросс посмотрел на девушку. Он мог солгать, и она бы поверила – слишком невероятно звучала правда. Однако… почему-то Джил внушала доверие.

– Кросс?

– Я думаю, нам лучше поговорить об этом завтра.

– Завтра я могу и не прийти, – напомнила Джил.

Кросс пожал плечами:

– В таком случае зачем мне тебе об этом рассказывать?

Джил замолчала, и Кросс надеялся, что любопытство возьмёт вверх.

Они вышли из порта, оказавшись в самой западной части Крейса. Ещё через несколько минут они стояли на остановке, ожидая ТМП.

– Запиши мой номер, – сказал Кросс. Джил послушно достала телефон и внесла в него номер Кросса. – Буду ждать звонка. Только пожалуйста, если ты решишь не приходить, сообщи мне об этом. Хорошо?

– Хорошо.

Из-за поворота выплыл ТМП и завис на остановке, плавно покачиваясь над рельсами. Джил зашла в вагон и села возле окна. Кросс махнул девушке рукой на прощанье, надеясь, что видит её не в последний раз, и, не оборачиваясь, пошёл обратной дорогой. Его охватила непонятная грусть, которая, впрочем, через минуту уступила место усиливающейся ломке.

* * *

Джил поднялась в свою квартиру и прямо в обуви рухнула на кровать. Мягкий матрас обволок ломившее от напряжения тело, и девушка несколько секунд боролась со сном, но битву эту она проиграла.

Сон, который видела Джил, можно было отнести к категории сна наяву, такого, когда ты осознаёшь, что спишь. Джил сидела за столиком в кухне напротив Элизы. Ещё за столом находились две размытые фигуры, мужчина и женщина, но девушка не могла понять, кто это такие. Поэтому Джил сосредоточилась на разговоре с подругой, который, как это бывает во сне, начался с середины:

– …и что мне делать? – жалобным голосом спросила девушка.

– Джил. – Элиза тряхнула головой, отбрасывая чёлку со лба. – Что ты хочешь от меня услышать?

– Я ничего не… – Тон подруги слегка обескуражил Джил, и она растерялась. – Мне нужен твой совет.

– Ты хочешь снять с себя ответственность за принятое решение?

Джил моргнула. Подобное не приходило ей в голову, и она не сразу нашлась, что ответить.

– Это не так, Элиза. Я ведь понимаю, что ты просто образ, и всё, что ты скажешь, – это мои мысли и мои решения, но…

– А ты уверена в этом? – Элиза улыбнулась. – Что я всего лишь образ, а не что-то более реальное?

– А как же иначе? – удивилась Джил. – Ты не можешь реально существовать. Ты ушла полгода назад. Зачем ты меня запутываешь?

– Я не запутываю. Как ты сама сказала, я всего лишь воспоминание, слепок той Элизы в твоей голове, которую ты запомнила. Значит, эта мысль приходила тебе в голову.

Женская фигура наклонилась к Элизе и что-то ей сказала, но Джил не расслышала слов. Элиза смутилась:

– Да, вы правы. Но ей нужно разобраться с этим самой.

– Кто это? – спросила Джил, кивком указав на силуэты.

– Ты не узнаёшь?

– Нет.

– Значит, пока тебе этого знать не нужно.

Силуэты переглянулись между собой, беззвучно засмеялись, после чего мужская фигура сказала несколько непонятных Джил слов. Элиза вздохнула:

– Ну ладно. Джил, ты не чувствуешь от него никакой угрозы?

Девушка замотала головой:

– Нет. Напротив, когда я была рядом с ним, я чувствовала, что Кросс защитит меня от любой опасности. Если честно, я почти была готова согласиться на предложение. Если бы не та история с Кэрллом…

– А ещё тебя заинтересовала эта ситуация с этой, как её… Инес, и то, что он не стал вдаваться в подробности, верно?

– Откуда ты… – начала Джил и осеклась: – А. Точно. Да, меня заинтриговала эта история.

– Тогда я думаю, что тебе следует хотя бы выслушать его.

– Ты так считаешь?

– Да, – улыбнулась Элиза.

– И мне… не грозит опасность?

– НЕТ. – В комнате возник новый голос – низкий, проникающий в самые глубины сознания. Реальность пропала, осталась только тьма и пылающий в ней шар огня. – СЭХ НЕ ПОЗВОЛИТ.

Джил не успела испугаться, как всё вернулось на свои места: и Элиза, и две смутно знакомых тени, и массивный деревянный стол, за которым они все сидели. Элиза ответила на вопрос, как будто ничего не заметила:

– Мне кажется, Кросс хороший человек, только немного… заблудившийся. Выслушай его историю и сделай выводы.

Джил почувствовала, как её тянет наверх, и поняла, что сон подошёл к концу. Она хотела попрощаться с Элизой, но подъёмная сила, сравнимая с башенным краном, тянущим груз, вырвала Джил из мира грёз.

Полежав какое-то время, Джил взглянула на часы, и её глаза округлились: она проспала почти сутки. Чувствовала она себя гораздо лучше.

Соорудив завтрак (или обед?) из двух сэндвичей, Джил наскоро перекусила, почти не пережёвывая пищу. В один момент девушка приняла окончательное решение и набрала номер Кросса.

– Да? – ответил сонный голос на том конце.

– Это Джил. Встретишь меня на той же остановке?

* * *

Посадив Джил на ТМП, Кросс, борясь с бунтующим от нехватки интокса организмом, практически бегом отправился домой. Там в ванной, в настенном шкафчике, лежало спасение.

Оказавшись дома, Кросс бросился к унитазу: его рвало, и в потоке желчи проглядывали кровавые прожилки. Вытерев рот бумажной салфеткой, он взглянул в зеркало – бледен, как утопленник, а нижняя челюсть дрожит мелкой дрожью. Чувствовал себя Кросс просто безобразно.

Охереть, вот это тебя ломает…

Кросс открыл настенный шкафчик. Там, на второй полке, аккурат между зубной нитью и пеной для бритья, соблазнительно поблёскивала плоская металлическая коробочка, доверху наполненная восхитительным бурым порошком, который в один миг мог исправить все проблемы. Всего-то нужно открыть, зачерпнуть ногтем щепотку, и…

– Вот уж хер тебе, – сказал Кросс, убирая саму собой выдвинувшуюся ногтевую пластину. Влепил себе пощёчину, и быстро, чтобы не передумать, высыпал содержимое коробки в раковину. Включил воду, и коричневая смесь воды и интокса безвозвратно исчезла в канализации.

Кросс думал, что после этого он испытает облегчение, но стало только хуже.

Интересно, «банки» помогут от ломки?

Кросс достал подарок Моннки и вытряхнул на ладонь одну капсулу. Её перламутровые бока неярко поблёскивали в свете тусклой лампы. Кросс пожал плечами, закинул «банку» в рот и разгрыз её, высосав жидкую массу. Оболочка капсулы последовала вслед за интоксом.

И буквально через минуту Кросса отпустило. Он даже улыбнулся отражению в зеркале. Улыбка тут же пропала, когда он обратил внимание на пожелтевшие, расшатанные от чрезмерного употребления интокса зубы.

Насилу выдавив из себя пару капель в унитаз, Кросс, морщась от странной боли в паху, нажал на кнопку слива и вышел из ванной.

С этого момента ты берёшь себя в руки, ясно? – Ломка исчезала, на время прячась в глубинах организма. – Как ты собираешься вскрывать эту крошку в таком состоянии? Лучший нейрохирург, твою мать… а «банки» просто великолепны. Выводят из сопора, снимают ломку… интересно, на что ещё они способны?

Добредя до кровати, Кросс рухнул на неё спиной. Нащупал планшет управления, ткнул несколько раз по дисплею, включая экран. Под нудное бормотание новостей засыпалось просто замечательно.

Но тут он нарвался на рекламу. Человек в дорогом костюме говорил на фоне слайдов элитного клуба:

– …сутки. Никаких правил. Никаких ограничений. Делай всё, что захочешь, если это не причинит вреда другим. Клуб «Последний День» даёт гарантию, что твой последний день пройдёт незабываемо. Заключи контракт прямо сейчас, и когда Старик придёт, тебе не о чем будет волноваться – клуб всё сделает за тебя…

Кросс фыркнул. Реклама выглядела дёшево. Неужели кто-то ведётся на это? Он переключил канал:

– …рекордного минимума. Чуть более ста появлений на весь Нью-Солст за прошедшие сутки. Судя по данным, предоставленным аналитиками канала «Солст-Прайм», в других городах-государствах ситуация обстоит похожим образом.

Глаза Кросса начали закрываться. Наверное, можно было и не включать экран.

– … зато возросло количество «спонтанных» смертей – так эксперты окрестили феномен отсутствия Стариков. «Солст-Прайм» просит своих зрителей не впадать в панику – во всех семи случаях «спонтанной» смерти нет ни одного убедительного доказательства того, что Старик действительно не приходил…

Кросс спал. Через десять минут экран погас, и квартира погрузилась в темноту. В этот раз Кросс не видел никаких снов.

Разбудил его звонок Джил.

* * *

– У тебя довольно… уютно.

Кросс поморщился:

– Прибереги эти правила этикета для какого-нибудь другого случая. Я не убирал этот срач почти месяц.

В прихожей повсюду валялись коробки из-под заказной еды – длинные, маленькие и круглые, на любой вкус и цвет. В углу, упёршись «лбом» в стену, припарковался робот-уборщик. Красный индикатор, мигая, требовал заменить батарею, но Кросс уже неделю игнорировал просьбу куска металла.

Выудив планшет из кучи одежды на тумбе, Кросс двумя движениями включил по всей квартире свет. Обстановку это ничуть не украсило – напротив, вылезло больше грязных подробностей.

– Не хочешь чего-нибудь выпить? – спросил Кросс, бросая куртку на тумбочку.

– Нет, спасибо.

– Ладно. Тогда проходи пока в комнату и располагайся там. Мне нужно на минуту в ванную.

Джил сидела на краю незаправленной кровати, когда Кросс вошёл в комнату. На лице девушки застыла эмоция, которую Кросс охарактеризовал как брезгливость. И он прекрасно понимал её: раз уж он сам испытывает к себе отвращение, находясь в этом бардаке, что уж говорить о «малышке-наверняка-из-центра-Вортена»!

Кросс подошёл к домашнему бару.

– Точно не хочешь выпить? – повторил он вопрос, наливая глира в стеклянный стакан. – Это интокс я долблю в одиночку, а выпивать предпочитаю в приятной компании.

– Полбокала, – решилась Джил после раздумий. – Мне сейчас нельзя много пить.

– Ты не… – Кросс наполовину заполнил второй бокал тёмно-синим глиром.

– Не беременна, если ты об этом. Неделю назад я установила себе имплант, и по некоторым причинам не соблюдала рекомендации лечащего врача. И этот имплант начал сбоить.

– Понимаю. – Кросс подал бокал Джил. – Есть у моделей второго поколения такой грешок, особенно у нейриков.

– У кого?

– У нейроимплантов.

– И у меня имплант старой модели? – спросила Джил.

– Откуда же я знаю? Похоже на то, но, не проводя тестов, точно сказать не могу. Ты зря переживаешь – импланты второго поколения обычно ничем не хуже по функционалу, просто более требовательны к эксплуатации. Ничего, мы и это поправим.

– Сначала выполни условие, – напомнила Джил. – И расскажи, что у тебя за история с этой… Инес.

Кросс помрачнел. Он всё же надеялся, что Джил забудет об этой своей просьбе.

– Ну хорошо.

Допив залпом содержимое стакана, Кросс снова дошёл до мини-бара, плеснул себе ещё глира и сел рядом с Джил. Собравшись с мыслями, он начал:

– Семнадцать лет назад я закончил Многопрофильный медицинский университет по специализации «нейроимплантационная хирургия» с отличием. У меня сложились хорошие отношения с моим куратором, поэтому сразу после окончания он пристроил меня в центральную клинику Вортена на должность штатного хирурга. Должность считалась очень престижной, но сама работа была… несложная. Зелёному новичку не доверяли серьёзных операций. Мне говорили, что сначала нужно набить руку на базовых вещах. Но мне было скучно. Все эти замены повреждённых органов, костей и тканей я в совершенстве освоил на пятом курсе, и хотя деньги текли ко мне рекой – взятки и откаты в клинике были поставлены на поток и считались обычным делом, – я быстро заскучал. Я начал задумываться о собственной клинике, где я мог бы реализовать свой потенциал по максимуму.

На одной из конференций, куда меня периодически отправляли «набраться опыта» – хотя всё, что там происходило, можно было описать одной фразой: вылизывание задниц вышестоящим чинам, – так вот, на очередной конференции я встретил Сюзи – гениального химика-биолога, которая имела собственную небольшую компанию по производству и разработке препаратов для нейрохирургии. Мы… – Кросс горько улыбнулся и отпил из стакана. – Мы быстро нашли общий язык, и уже через час улизнули с конференции, наплевав на все правила этикета. Мы проговорили с Сюзи всю ночь, обсуждая абсолютно всё – от искусства до специфики наших профессий. Именно она окончательно убедила меня бросить наконец работу и открыть собственное дело. У тебя же талант, Кросс, – говорила мне она. — Почему ты боишься? И я действительно боялся, просто того факта, что у меня ничего не получится, и упускал важный момент – если бы я не попробовал, у меня бы точно ничего не получилось. И я рискнул. На следующий же день после конференции я ушёл из клиники.

Я опущу подробности следующего года своей жизни, если ты не против. Если вкратце – это был кошмар с редкими, очень редкими проблесками надежды. Все сбережения ушли на аренду оборудования и помещения. Но клиенты не шли – неожиданный уход из клиники, видимо, оскорбил кого-то из тамошнего начальства, и я получил мощную антирекламу. Я был в отчаянии – оборудование простаивало, пожирая мои средства, и близилось банкротство. Единственное, что не давало мне окончательно впасть в уныние, – это поддержка Сюзи. Она терпела все мои выходки и истерики и убеждала не сдаваться – хотя я уже был близок к тому, чтобы наступить на горло своей гордости и пойти работать на прежнее место. Но Сюзи отговорила меня, и я был очень благодарен ей за это, когда по истечении года нищеты дела наконец пошли в гору.

Я фактически спас жизнь одному человеку. Помощь подобного рода была, скажем так, не совсем незаконна – установка импланта, не числящегося в общей базе данных, приравнивается к «чёрной хирургии», – но я сделал это. А потом, через несколько дней, когда жизнь клиента была вне опасности, я узнал, что этот человек – очень богатый и влиятельный чиновник. И, естественно, – хмыкнул Кросс, – он отблагодарил меня.

Кросс снова наполнил стакан. Джил, не говоря ни слова, жестом попросила налить и ей. После очередного похода к мини-бару Кросс продолжил рассказ:

– Моя клиника получила хороший пиар и стала набирать популярность. Мы с Сюзи объединили наши компании и стали выпускать совершенно новые импланты, которых до этого не было на рынке. Вскоре регистрация патентов вошла в режим рутины – мы работали, не жалея себя, и создавали, как мы думали, нечто большее, чем просто новые импланты, – мы создавали новое будущее нейрохирургии. Так нам хотелось считать.

– Как называлась твоя клиника? – спросила Джил.

– «Кросстан-Хален». Хален – это фамилия Сюзи. Хотя, – печально улыбнулся Кросс, вспоминая, – вскоре она поменяла фамилию.

– Я вроде бы что-то про неё слышала… – задумчиво сказал Джил. – «Новым людям – новое будущее», этот лозунг я помню.

– Да, верно. Мы с Сюзи были одержимы идеей о том, что с помощью симбиоза нейрохирургии и биохимии можно достичь всего. Мы ударились в… совсем уж безумные эксперименты. И так вышло, что в процессе поиска Сюзи и я, мы… подсели на интокс.

Джил удивлённо вскинула брови. Кросс покивал:

– Да. Мы тоже не поняли, как так получилось. Понимаешь, Джил, в зависимости от дозировки и примесей интокс может служить очень разным целям. Не буду тебя грузить подробностями, но, к примеру, тридцатая часть грамма интокса в сочетании с некоторыми кислотами приводит к мощнейшему выбросу адреналина. А десятая часть грамма, растворённая в концентрированном экстракте хоралы, обладает сильным обезболивающим и регенеративным эффектом. Да, всего это можно добиться простыми имплантами, но сколько их нужно установить, чтобы охватить весь спектр применения интокса? Поэтому Сюзи и я экспериментировали, стараясь быть осторожными, но в какой-то момент всё полетело к херам.

Кросс надолго замолчал. Он не очень хотел рассказывать эту часть истории, но Джил выжидающе смотрела на него. Конечно, он мог отказаться, но… он вдруг почувствовал, что ему нужно выговориться.

– Началась чёрная полоса. Опять. Всю нашу тающую прибыль мы тратили на дорожающий на глазах интокс, оправдываясь тем, что он нужен для экспериментов. Но и я, и Сюзи прекрасно понимали, что мы попросту обманываем себя. Наше физическое состояние ухудшалось, и то, что произошло дальше, было лишь вопросом времени.

Однажды я обдолбался сильнее обычного. Как правило, мы очень тщательно следили за тем, чтобы не было передозировки, но в тот раз я… потерял контроль. На время я превратился в самый настоящий овощ. Я не понимал, что творится вокруг меня, в голове царил настоящий хаос, и осколки мыслей не хотели соединяться в единое целое. И именно тогда к Сюзи пришёл Старик.

В голосе Кросса начала проскакивать дрожь. Перед его глазами стояла картина, которую он всеми силами старался забыть, вычеркнуть из памяти.

– Я смутно помню, что происходило тогда, – только эпизодами. Но эти обрывки пылают у меня вот здесь, – Кросс тремя пальцами с силой постучал себя в висок, – ярче самого яркого пламени.

Джил слушала хирурга, закусив нижнюю губу и, видимо, даже не замечая этого. Речь Кросса стала резкой и отрывистой, словно он словами рубил воздух перед собой:

– Сюзи ворвалась в квартиру. Подбежала ко мне, пускающему слюни бесполезному куску дерьма. Глаза Сюзи были заплаканы, и она что-то кричала про Старика, и… нет, не помню. Я – представь Джил, какой же я тупой ублюдок! – пытался успокоить её. Говорил, что всё будет хорошо, что с нашими деньгами можно решить любую проблему. Создатель, я даже не понимал, что я несу! Я помню ту странную эмоцию, проскочившую на лице Сюзи сквозь слёзы, – смесь удивления, злости, обиды и отвращения. Она влепила мне пощёчину, такую сильную, что я почувствовал её даже сквозь интоксовый туман. Последнее воспоминание – Сюзи стоит на коленях на полу нашей с ней квартиры и рыдает, раздирая себе руки ногтями и периодически колотя меня по бедру. Но сознание покидало меня, и я отрубился. А когда очнулся, Сюзи уже ушла.

Кросс залпом допил глир, пролив пару темных капель на когда-то белоснежную простынь, и закончил:

– После этого я опустился на самое дно. Я винил и продолжаю винить в произошедшем себя. Из-за меня ушла Сюзи. Из-за меня мы не смогли попрощаться. Всё беды – только из-за меня. Голос совести был настолько невыносимым, что я сильнее прежнего начал упарываться интоксом. Часть компенсации Сюзи перевела мне – иначе я не могу объяснить, откуда на моём счёте взялись лишние триста тысяч. Исчезли они, впрочем, так же легко, как и появились.

В один прекрасный момент меня поймали законники. Точнее, меня кто-то сдал. На меня повесили незаконное употребление и распространение интокса, повлёкшее уход по неосторожности, разработку и установку нелегальных имплантов, многократное получение взяток… в общем, закрыли дыры во многих делах. Но мне опять повезло, если можно так выразиться. Тот чиновник, которому я спас жизнь, отмазал меня от двадцати лет тюрьмы, и я получил всего год с полной конфискацией имущества. Слава коррупции, ха! – Кросс отсалютовал потолку пустым стаканом. – После отсидки у меня не было ничего. Ноль. Я перебрался в порт, где через некоторое время меня заметил Большой Босс и… хм… если можно так выразиться, пригласил меня поработать на него. В общем-то, выбора у меня не было. И вот я здесь. Собственно, это всё.

Некоторое время они оба молчали. Девушка несколько раз порывалась что-то сказать, но, похоже, слова не шли на ей на ум. Кросс усмехнулся: он был уверен, что она ожидала несколько другой истории. Наконец Джил выдавила:

– Кросс, я… если честно, я не знаю, что сказать. Я не думала…

– Ты можешь ничего не говорить, – оборвал Кросс гостью на полуслове. – Ты хотела услышать, как я тут оказался? Что ж, я рассказал. Прости мне мою грубость, она не направлена конкретно на тебя. Просто… я ещё никому не рассказывал. И я не знаю, почему вдруг решил рассказать тебе. Наверное, пришло время выговориться, не держать это в себе. С твоего позволения, предлагаю закрыть эту тему.

Джил кивнула. Но Кросса, к его собственному великому удивлению, это не устроило. Что-то внутри него хотело, чтобы его прошлое распотрошили, вывернули наизнанку. Поэтому он резко подался в сторону Джил – та даже отшатнулась – и снова заговорил:

– А знаешь, что больше всего бесит, заставляет чувствовать меня виноватым? Что я даже не могу последовать за Сюзи! Я не умираю, Джил! – выкрикнул Кросс.

Ну вот, ты это сказал. И что дальше? Давай – сказал «а», говори «б»…

Кросс встал и в волнении заходил по комнате. Джил следила за ним глазами.

– Первый раз Старик пришёл ко мне в шестнадцать лет. Знаешь, в точности, как у Готта: «И на третий день пятого месяца Он явился за ним».

Джил хмыкнула.

– Что смешного? – спросил Кросс.

– Ничего. Люблю Готта. Ну и просто забавно.

– Чем же?

– Это мой день рождения.

– А сколько тебе лет?

– Недавно исполнилось двадцать два.

– Действительно, забавное совпадение, – сказал Кросс, прикрыв на секунду глаза. – Значит, и год тот же… погоди… ты мне не веришь?

– У меня такое чувство, что должна, но… – Джил развела руками. – Звучит слишком невероятно. Ты должен это понимать.

Кросс ожидал совсем не этого, раскрывая свой секрет, и надеялся хотя бы на каплю удивления. Затем в голову пришла одна мысль:

– А если я докажу?

– Как?

– Мы кое-что установим в твою прелестную головку, – указательным пальцем он мягко ткнул Джил в лоб. – Я ведь выполнил два твоих условия? Третье я выполню, когда будем в клинике. Согласна?

– Да, – ответила Джил после непродолжительного раздумья. – Когда идём?

– Сейчас.

Глава 8

На небо над спальными районами круглыми сутками проецируются голографические образы – различные афиши, объявления о работе, анонсы и прочее, и прочее. Поэтому в западном округе Крейс ночь светла и полна рекламы. Всё просто – если жителей что-то не устраивает в подобном маркетинге, у них есть несколько вариантов – просто не поднимать голову, чтобы не видеть светящееся небо, либо переехать в Джинспейр или Вортен. Но жильё там не из дешёвых, причём цены разнятся как минимум на порядок. Так что жители спальных районов не жалуются. К тому же всегда можно установить смарт-окна или носить смарт-очки или смарт-линзы, фильтрующие всё это голографическое смарт-безобразие.

Большую часть спальных районов составляют многоэтажные ульи, но, как правило, небольшая территория всегда отводится под частные дома – двухэтажные, с небольшими газонами и детскими игровыми площадками во двориках.

Мэйтт Уолли припарковался возле такого дома. После долгих лет мытарств по однокомнатным квартирам ульев до сих пор сложно было поверить, что они с Мишель обзавелись собственным уголком. Стоило сказать спасибо правительству, активно продвигающему программу поддержки молодых семей.

Какое-то время он посидел в машине. День выдался тяжёлый, и всё, о чём Мэйтт мечтал, – это еда, душ и несколько часов сна. Но когда в голову начали закрадываться шальные мысли, а не вздремнуть ли прямо здесь, Мэйтт, кряхтя от боли в ноющих мышцах, выбрался из уютного кресла.

Вдохнув вечерний воздух и стараясь не смотреть на пестреющее от рекламы небо, Мэйтт направился к дому. Через несколько шагов он замедлил шаг и внимательно посмотрел на дерево, растущее прямо у них на газоне. На лице его заиграла лёгкая улыбка, причиной которой послужил кусочек маленького кроссовка, выглядывающий из-за ствола.

Дарри периодически старался застать своего отца врасплох и застрелить из игрушечного пистолета. Бам, бам, кричал он, выскакивая из самых разнообразных мест. Не сказать, что Мэйтт одобрял подобные развлечения, но каждый раз, глядя на счастливо хохочущего малыша, думал: ну и пусть. Это всего лишь игра.

Сейчас Дарри находился в такой позиции, что к нему трудно было подобраться незамеченным. И судя по всему, парень ещё не знал, что его рассекретили.

Что ж, будем придерживаться этой легенды. А заодно лишний раз проверим новый имплант.

Мэйтт наклонился якобы поправить шнурки, боковым зрением отмечая, что кроссовок нетерпеливо задёргался. Из-за ствола дерева высунулась любопытная мордашка и тут же исчезла. Мэйтт подавил смешок.

Надо будет как-нибудь провести инструктаж по маскировке.

Подобрав мелкий камешек с края дорожки, Мэйтт со всей силы метнул его в кустарник позади Дарри, метя в декоративный булыжник. Бросок вышел мощным и точным – камень ударился о камень с громким щелчком. Кроссовок пропал: отец понял, что Дарри обернулся на шум. В ту же секунду Мэйтт в три скачка оказался возле дерева. Ещё шаг – и он обхватил сына поперёк туловища.

– Арестован, – произнёс он, удерживая брыкающегося мальчика.

– Так нечестно! – воскликнул Дарри. Он перестал барахтаться и запрокинул голову. – Как ты узнал, что я прячусь?

– По правде сказать, это было нелегко, сынок. Маскировка очень качественная.

– Да? – расцвёл Дарри.

– Ага. Тебя выдало нетерпение. Помнишь, когда ты выглянул из-за дерева? – Дарри кивнул. – Ну вот. Тогда-то я тебя и заметил.

Мэйтт решил умолчать о кроссовке, чтобы совсем не расстраивать сына.

– Дела-а-а-а, – протянул мальчик. На мгновение он задумался, потом хмурое личико озарила улыбка. – Ничего, в следующий раз у меня получится. Вот увидишь!

– Что ж, попробуй, – улыбнулся Мэйтт, взъерошив волосы сына. – А теперь давай пойдём в дом. Твой отец очень голоден.

– Я тоже, – заявил Дарри. – Мама хотела, чтобы я поел ещё час назад, но я решил дождаться тебя. Наперегонки?

– Не сегодня, малыш. Я очень устал. И всё тело ноет от долбаного импланта. Не говори маме, что я ругался. Давай в другой раз.

– А вот и нет, мы всё равно наперегонки! – возразил Дарри и пулей помчался к дому. Мэйтт некоторое время стоял, наблюдая за тем, как мальчик два раза чуть не упал, покачал головой и, прихрамывая, двинулся следом. Вечер начинался просто отлично.

* * *

Спустя полчаса Мэйтт вышел из ванной комнаты. Под горячей водой мышцы заныли с новой силой, да так, что первые пять минут он подумывал о том, чтобы принять обезболивающее. Но только он решил идти за таблетками, как всё вроде успокоилось. Переодевшись в домашнее, он спустился, чтобы наконец-то поужинать.

Мишель с задумчивым видом сидела за столом на кухне. Она улыбнулась, когда вошёл Мэйтт:

– Привет.

– Привет. – Он поцеловал жену. – Вот теперь можно поздороваться по-настоящему. Чувствую себя почти человеком.

– Сейчас трансформация завершится. Я приготовила твой любимый пирог с мясом.

– Ты просто чудо, – сказал Мэйтт, опускаясь на стул. – Где этот шпион? Уже нажаловался о неудачной попытке?

– Да. – Мишель расставляла тарелки с дымящимся пирогом – к сожалению, разогретым, не из духовки. – Причём он уверен, что до последнего момента оставался незамеченным. Может, дашь ему в следующий раз себя поймать, как думаешь?

– Нет, – возразил Мэйтт. – Пусть берет качеством, а не количеством. Я как-нибудь поговорю с ним на эту тему.

– Уж пожалуйста. А то он каждый раз так расстраивается, когда засада не удаётся. Дарри! – позвала Мишель. – Ужин готов. Опять. Спускайся.

Наверху что-то загрохотало, и послышался топот детских ног по лестнице. Через минуту несколько запыхавшийся мальчуган уже сидел за столом, болтая ногами.

– Что ты там делал, малыш? – спросила Мишель. – Откуда грохот?

– Я строил башню, но на неё напал монстр, и она погибла, – ответил Дарри, ковыряя вилкой пирог. – Кстати, мне нужны новые кубы. Старые совсем не держат.

– Ну… надеюсь, мы что-нибудь придумаем. Что скажешь, Мэйтт?

Мэйтт притворно захрапел, чем вызвал заливистый смех сына. Мишель несильно шлёпнула мужа полотенцем. Впрочем, она тоже улыбнулась.

– Да, мы определённо что-нибудь придумаем, – сказал Мэйтт, отправляя кусок пирога в рот. – Ох. Очень вкусно. Ты потрясающе готовишь!

Он подмигнул Дарри – мол, смотри, как надо. Тот незамедлительно последовал его примеру:

– Да, мам, пирог и вправду очень вкусный.

Мишель расхохоталась.

– Ты ведь ещё не съел ни кусочка! Это папа тебя научил?

Мэйтт сидел с невозмутимым видом, глядя в окно. Попытался улыбнуться, и не смог – мышцы заныли с новой силой.

* * *

В доме царила полная темнота. Смарт-окна были включены, фильтруя яркий свет рекламных объявлений. Единственными звуками были барабанящий по крыше дождик и лёгкое, приглушенное шумоподавителями поскрипывание кровати в спальне родителей. В эту самую минуту они делали друг друга ещё счастливее.

…Они лежали на спине, мокрые, переставшие быть одним целым два довольных человека. Мэйтт гладил Мишель по бедру, её рука у него на животе заставляла вздрагивать каждый раз, когда она шевелила пальцами. После одного такого движения Мэйтт прошептал:

– Женщина, ты напрашиваешься.

– Да? Как ты догадался? – Рука Мишель скользнула ниже, и Мэйтт застонал от наслаждения.

– Прекрати издеваться надо мной. И потом, я сомневаюсь, что смогу ещё раз. По телу как будто каток проехал.

– Бедняга. Ладно, патруль покидает опасную зону. – Она переместила руку на грудь мужа. – Кстати, ты уже опробовал новый имплант?

– Да, сегодня на стадионе. Пробежал тысячу за минуту с хвостиком.

– Впечатляюще.

– Ага. Анрри сказал, что это ещё не предел. Как только имплант полностью адаптируется… ребята из отдела думают, что я выйду из пятидесяти секунд. Даже ставки делают, засранцы.

Женщина хмыкнула, расслабленно зарывшись пальцами в волосы на груди мужа.

Они молчали какое-то время.

А потом из тёмного угла комнаты вышел Старик.

– Не-е-ет… нет-нет-нет, только не это… – зашептала Мишель и в испуге подскочила на кровати. Мэйтт опустил руку, уже потянувшуюся к парализатору, лежащему в прикроватной тумбе. Сердце заколотилось в грудной клетке, стало тяжело дышать.

– Доброй ночи, – произнёс Старик. – Прошу прощения, что прерываю вас.

На глаза Мишель навернулись слёзы. Она посмотрела на Мэйтта, словно ожидая, что он сейчас улыбнётся, а Старик снимет дурацкую, настолько реалистичную, невероятно реалистичную маску, и там окажется один из приятелей Мэйтта. И он тоже улыбнётся, и окажется, что это просто неудачный розыгрыш.

Мэйтт вздохнул. Он будто прочёл её мысли и медленно покачал головой. Старик терпеливо ждал.

– Кто… кто из нас? – выдавил из себя Мэйтт.

– Дарри.

Мэйтт быстро зажал рот Мишель ладонью, подавив пронзительный крик в зародыше. Но она продолжала беззвучно кричать, вырываться. Мишель попыталась укусить его за ладонь, хлестала руками по телу. Мэйтт не обращал на это никакого внимания – голова стала тяжёлой, всё вокруг плыло, глаза застлала туманная пелена. Практически не осознавая, что он делает, Мэйтт провёл пальцем по сенсорной панели прикроватной тумбочки, выводя шумоподавители на максимум, и отпустил жену.

Ему редко доводилось слышать подобный крик – преисполненный боли, дикий, невыносимый. Хотелось сбежать, только чтобы он прекратился. Мишель кричала, кричала… и вдруг смолкла. Покачиваясь, жена встала с кровати и направилась к Старику. Пройдя сквозь него туда и обратно, она всхлипнула и опустилась на кровать. Кисти женщины сжимались и разжимались, комкая белоснежные простыни. Она что-то тихо бормотала, но Мэйтт разобрал только два слова: мой Дарри.

Он сел рядом с женой, обняв за плечи. Прошептал: тише, милая. Успокойся. Но сам он был спокоен только внешне. Старик молчал.

– Что случится? – Мэйтт поразился, насколько низкий и хриплый у него голос.

– Убийство.

Мишель взвыла, зашедшись в рыданиях.

Мэйтт стиснул зубы так, что они скрипнули. Что?

– Кто… какая мразь? Зачем?

Старик молчал.

– Отвечай, ты, призрачное дерьмо! – Мэйтт бросился бы на голограмму, если бы это произвело хоть какой-нибудь эффект. Он вскочил на ноги. – Кто это сделает?

Нет ответа. Старик ждал только одного вопроса и не собирался отвечать на другие.

– Вы уже давно не программа! – заорал Мэйтт. – Просто ответь мне на один сраный вопрос…

– Когда?

Мишель произнесла это тихо, но Мэйтт услышал. От её голоса мурашки забегали по коже. Голос смирившегося со страшной участью человека. Старик повернулся к Мишель.

– Завтра, в двадцать три пятьдесят две. У Дарри есть выбор. Он может уйти со мной или умереть здесь. Подумайте как следует, и завтра, когда я приду, сообщите о своём решении. В ваши чипы уже поставлены метки компенсации. Жаль, что так вышло. Удачи.

Старик отступил назад и исчез.

Мэйтт стоял, сжимая кулаки, готовый громить всё вокруг. Но тут силы покинули его. Он опустился рядом с плачущей женой и снова обнял её. Так они просидели почти до рассвета.

* * *

Утро выдалось мрачным и пасмурным – во всех отношениях. Свинцовые тучи низко нависли над Крейсом, всё вокруг было уныло и серо, как будто кто-то выключил краски.

Мишель готовила завтрак для Дарри. Малыш должен был вот-вот проснуться, и Мишель торопилась, от чего всё ещё больше валилось у неё из рук. Его последний завтрак, подумала она, и в очередной раз разрыдалась, роняя слезы на лезвие ножа.

Она не стала сегодня рано будить Дарри, хотя он должен был идти в школу. Вместо этого Мишель позвонила классной руководительнице, мисс Сьюри, и сказала, что Дарри неважно себя чувствует. Когда мисс Сьюри пожелала мальчику скорейшего выздоровления, безутешная мать едва смогла сдержать слёзы.

После короткого утреннего разговора с Мэйттом они решили, что не будут говорить Дарри. Незачем пугать малыша, особенно если ничего нельзя изменить. Пусть он ничего не знает, а потом… просто… Мишель даже мысленно не могла закончить фразу.

Наконец завтрак был готов – яичница с хрустящими мясными полосками, по краям тарелки выложены смайлики ореховой пастой. Именно так любил Дарри.

– Мам?

Мишель вздрогнула, от неожиданности выронив вилку, и обернулась. Дарри стоял босиком на полу, в смешной оранжевой пижаме, и тёр кулачками сонные глаза.

– Ты напугал меня, апельсинчик, – сказала Мишель, с трудом заставляя голос звучать ровно. Она через силу улыбнулась. – Ты почему вскочил так рано?

– Ты не разбудила меня в школу. – Дарри зевнул. Потом он внимательно посмотрел на маму. – Мам, ты что, плакала?

– А… не обращай внимания, – ответила Мишель, смахивая слезинки. – Я просто резала лук. Ты же знаешь, какой он кусачий. А по поводу школы… звонила мисс Сьюри. Она неважно себя чувствует, поэтому занятий сегодня не будет.

– Ура! – закричал Дарри. Сонливость с него как рукой сняло. – То есть, я хотел сказать, жалко мисс Сьюри, надеюсь, она скоро поправится, – добавил он смущённо.

Глядя, как Дарри со счастливым видом забирается на стул, Мишель опять чуть не разревелась. И снова ей пришла в голову мысль – у кого может подняться рука на такого чудесного ребёнка? Где ты, Создатель?

– А где папа? – спросил Дарри. – У него же сегодня выходной. Вчера он обещал, что расскажет, как лучше прятаться.

– Его вызвали на работу. Какое-то срочное дело, но он обещал вернуться через пару часов. Весь сегодняшний день мы проведём вместе, обещаю.

– Ура! – снова воскликнул Дарри.

Он принялся за завтрак, но едва проглотил первый кусочек, лицо его сморщилось.

– Мам, ты, кажется, пересолила яичницу.

– Прости, малыш, – шёпотом ответила Мишель, глядя в окно.

* * *

Мэйтт гнал под сто двадцать километров по шоссе. Он не боялся разбиться – вчера Старик пришёл не к нему. От этой мысли костяшки пальцев, сжимавшие руль, побелели ещё сильнее.

После утреннего разговора Мэйтт решил съездить в отдел. Мишель он сказал, что необходимо сообщить об этом начальнику и начинать искать убийцу. Но основная причина была в другом – Мэйтту было необходимо отвлечься, сбросить с себя эту пелену отчаяния, которая окутала их дом в последние несколько часов. Он должен был оставаться сильным, особенно тогда, когда его женщине это не удавалось.

В отдел Мэйтт решил не ехать. По пути он подумал, что это будет слишком просто – наказать убийцу по всей строгости закона. Максимум, что ему светит, – это пожизненное. Нет, это слишком просто. Он найдёт его сам. И Старики ублюдку не помогут – Мэйтт не собирался его убивать.

На обратном пути он заехал в торговый центр и, психанув, купил пять наборов премиум-кубов.

Припарковавшись возле дома, Мэйтт постарался выкинуть из головы все мысли, не имеющие отношения к его семье. Сегодняшний день должен принадлежать только Дарри.

Подходя к дому, Мэйтт заметил притаившегося в кустарнике сына. В голове всплыли слова Мишель, сказанные перед отъездом: если он попытается вновь устроить засаду… дай ему себя поймать. В глазах защипало. Мэйтт отвернулся от кустарника и в ту же секунду услышал топот детских ног. Он обернулся, нарочито медленно, и…

– Арестован! – радостно завопил Дарри, обнимая отца. – У меня получилось! Арестован, арестован!

Мэйтт не смог сдержать улыбки.

– Ты молодчина, сынок, – слова прозвучали фальшиво, но мальчик этого не заметил – слишком радовался победе. – И где же ты спрятался? Я тебя совсем не видел.

Дарри просиял:

– Ага, так я тебе и сказал! В следующий раз смотри внимательней, господин детектив.

– Д-да… Непременно. – Мэйтт поднял руки вверх. – Ну что ж, раз я арестован, веди меня в камеру.

– Да, точно.

Дарри отошёл на два шага назад и со всей детской серьёзностью сказал:

– Вы обвиняетесь в том, что вы… я не придумал ещё… сейчас… а! Вы обвиняетесь в том, что не разрешили мне вчера смотреть мультики допоздна. У вас есть право разрешить мне это сегодня. Идите вперёд, и учтите – я держу вас на прицеле! – Дарри захихикал.

Мэйтт, конвоируемый сыном, прошёл оставшееся расстояние до дома. В глазах продолжало щипать.

* * *

Остаток дня до самого вечера прошёл спокойно, насколько это вообще было возможно. Дарри очень обрадовался новым кубам и тотчас же пошёл строить башню. Родители сообщили удивлённому, но очень счастливому малышу, что будут помогать ему. Втроём они построили башню на сорок этажей, практически до самого потолка, и множество башенок поменьше. Получился небольшой городок, который Дарри назвал Нью-Дарри.

Потом они смотрели мультики, в которых одно наглое животное догоняло второе, не менее наглое. Мультик очень старый, но Дарри любил его больше всех. Мэйтт и Мишель не следили за происходящим на экране. Они держались за руки, поглаживая друг друга, и фальшиво улыбались, когда хохочущий Дарри оборачивался, проверяя, смотрят ли мама с папой мультик.

Ближе к одиннадцати вечера Дарри начал зевать. Он уже не так активно махал руками, не так быстро и часто разговаривал и в конце концов уснул. Мэйтт отнёс его в кровать. Мишель присоединилась к мужу спустя пару минут. Глаза у неё были красные, словно она недавно плавала в бассейне без очков.

– Мам… пап… – сонно пробормотал Дарри.

– Да, сынок, – Мишель склонилась над ним.

– Я вас очень люблю. Сегодня был шикарный день.

– И мы тебя любим, малыш. Да, сегодня действительно был отличный день. Спокойной ночи, Дарри.

Дарри тихо засопел, совершенно не думая о том, что ему больше не суждено проснуться.

Воздух в доме словно отравили ядовитым газом, который не давал нормально дышать и заставлял слезиться глаза. Родители просто стояли и смотрели, как их Дарри ворочается во сне, и…

– Доброй ночи.

Мэйтт обернулся. На долю секунды ему даже показалось, что он встретился со Стариком глазами, но это, конечно же, было не так. Мэйтт кивнул в сторону коридора. Старик отступил на несколько шагов назад. Мэйтт и Мишель на цыпочках вышли из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь.

– Что вы решили?

– Послушай меня, – перебил его Мэйтт, сжимая ладонь жены. – Ты… вы его не получите. Я не знаю, куда вы забираете людей и что потом с ними делаете. Но его вы не получите. Так что убирайся на хер из моего дома, кусок призрачного дерьма!

– Как пожелаете.

Старик исчез.

Мишель всхлипнула и обняла Мэйтта. Плечи её легонько подрагивали. Вдвоём они зашли в комнату Дарри и опустились на колени возле его кровати. Когда тело мальчика дёрнулось и он перестал дышать, Мишель опустила голову на его грудь и заплакала. Мэйтт гладил мёртвого сына по голове, осознавая, что его уютный мир с треском рухнул и отстроить его заново нет никакой возможности.

Глава 9

Мэйтт практически перестал появляться дома после похорон сына. Детектив с головой ушёл в работу, хотя ему и предоставили бессрочный отпуск, дав возможность провести время с женой, в чём последняя очень нуждалась. Но Мэйтт как будто обезумел. Он брался за любые дела, от мелких краж до облав, а когда начальство мягко намекнуло ему сбавить темп, аргументируя это тем, что так недалеко и до нервного срыва, Мэйтт стал посещать групповые терапии для тех, кто тоже потерял детей или близких родственников. А иногда он и вовсе бесцельно слонялся по улицам допоздна, размышляя о чём-то своём.

Конечно, дома ему приходилось бывать. Мишель не выдержала бы, отсутствуй он постоянно, но она была на грани. Вот и сейчас, сидя возле окна и наблюдая за тем, как её муж медленно, словно нехотя, подходит к дому, Мишель задумалась о том, что для того, чтобы обрести счастье, нужны годы, а чтобы потерять его – хватит мгновения.

Громкой трелью просвистел дверной звонок. Мишель вытерла слезы – в последнее время она постоянно плакала – и пошла открывать дверь.

У тебя есть ключ, почему ты сам не откроешь? Открой дверь сам, пожалуйста, это же твой дом! – молила она его, стоя возле двери. Но Мэйтту, похоже, было наплевать на всё, в том числе и на неё. Набрав в грудь побольше воздуха, Мишель открыла дверь.

* * *

Мэйтт взглянул на постаревшую на десяток лет жену, коротко обнял её и, не говоря ни слова, направился вглубь дома, не позаботившись даже о том, чтобы закрыть дверь. Он понимал, что ведёт себя как полный кретин и бесчувственный урод, но ничего не мог с этим поделать. Как будто уход Дарри высосал из него все эмоции.

Мэйтт дошёл до холодильника, выудил оттуда бутылку глира. Подумал, не соорудить ли себе сэндвич, но почти сразу же отбросил эту идею.

Теперь он сидел на высоком кухонном стуле и пил. Первый стакан осушил одним глотком, снова налил и не спеша принялся за второй. За этим занятием его и застала Мишель, появившаяся на кухне, словно призрак. Она и выглядела как призрак, совершенно перестав следить за собой: спутанные волосы, теперь слегка тронутые сединой, сгорбленные плечи и заплаканные красные глаза – бледная тень, а не человек.

– Мэйтт, дорогой… – позвала Мишель. – Как ты? У тебя… всё хорошо?

Мэйтт перевёл на неё взгляд.

Всё хорошо? ВСЁ ХОРОШО?

Мишель сделала шаг назад, распахнув глаза. Воздух со свистом выходил из её заложенного носа, грудь вздымалась и опускалась, как после пробежки. Мэйтт мысленно отвесил себе затрещину.

Идиот. Мишель не виновата. Ей сейчас ничуть не легче твоего. Не срывайся на ней. Не смей.

– Ну… – Мэйтт сделал глоток. – Нет, не совсем. Досс ещё на вахте, и я пока не могу с ним связаться. Хер бы побрал эти правила! Как будто телефонный звонок может нарушить работу серверных. А по мне, так пусть бы и нарушил… в общем, судя по ежедневным сообщениям, он будет в городе через пару дней. Тогда можно будет с ним поговорить и попробовать выяснить, кто… кто убил нашего сына.

Досс работал в сфере обслуживания серверных и практически постоянно находился на Полюсе. В это время, от трёх до пяти дней в неделю, связываться с работниками было запрещено. Мэйтт долго вынашивал этот план, и в нём теплилась надежда, что Досс, имея доступ к информации, хранящейся на серверах, сможет если не сказать имя убийцы, то хотя бы навести на его след. Конечно, это незаконно и, если уж на то пошло, вряд ли возможно в принципе, но Мэйтт думал, что найдёт способ получить эту информацию. По крайней мере, он убеждал себя в этом, отказываясь слушать доводы разума.

Мишель покивала и медленными, шаркающими шагами подошла вплотную к мужу.

– Милый… перестань, пожалуйста, – прошептала она, проводя рукой по его щеке. – Ты же знаешь, ничего уже не вернуть. Он… ушёл.

Мэйтт схватил её руку и мягко, но решительно опустил вниз.

– Перестать? – спросил он, чувствуя, как в груди становится тесно. – Ты просишь, что бы я оставил в покое убийцу нашего с тобой единственного ребёнка? Ты сама себя слышишь? Тебе что, всё равно?

Мишель отшатнулась от него:

– Как ты можешь такое говорить…

– Могу и буду! – Мэйтт вскочил со стула. – Он – кто бы он ни был – убил нашего ребёнка, Мишель! Убил бы, да, он не успел сделать никаких физических действий, но именно из-за него Дарри нет. И ты думаешь, я оставлю такую мразь, как он, ходить по земле? Да ты рехнулась, если так думаешь!

Мишель заплакала. Это отрезвило Мэйтта. Он обнял жену и прошептал, стараясь придать голосу оттенок раскаяния:

– Милая, прости. Я перегнул палку. Прости, пожалуйста.

Она подняла на него заплаканное лицо.

– И ты меня прости. Зря я завела этот разговор. Просто…

Мишель замолчала.

– Что?

– Просто мне очень тяжело. Ты постоянно где-то пропадаешь, а я сижу тут одна, и…

Он обнял её ещё крепче и прошептал, сам не веря своим словам:

– Всё будет хорошо, милая. Только потерпи. Я закончу с этим, и всё будет как раньше.

Ложь. Ложь. Не лги сам себе… ничего уже не будет как раньше.

И Мэйтт знал, что точно так же сейчас думает и Мишель.

* * *

Досс позвонил вечером. После формальной части разговора они договорились встретиться в «КрафтБаре».

Северный район Крейса считался одним из самых неблагополучных. Конечно, до порта было далеко, но и здесь можно было встретить бродяг – правда, они не собирали объедки по мусорным бакам, а всего лишь просили милостыню. Да и выглядели более презентабельно – одежда была почище, а вонь, исходившую от них, вполне можно было терпеть.

Мэйтт поднялся по металлическим ступеням «КрафтБара». С неоновой вывески на двери скалилась звериная морда, чьи красные зрачки вспыхивали в такт доносившейся из бара музыки. Мэйтт толкнул тяжёлую дверь, и звуки стали громче. Детектив смог бы даже назвать группу и песню – названия вертелись на языке, – но не стал утруждать себя этим занятием и шагнул в темноту бара.

Народу совсем немного. Странно, учитывая вечер выходного дня. Двое мужчин сидели за широкой барной стойкой. Полдюжины столиков были заняты шумными компаниями и воркующими парочками. За дальним столом в одиночестве сидел Досс. Он приветственно поднял руку.

Мэйтт махнул рукой в ответ и начал продвигаться к нему, лавируя между столиками. Один раз ему пришлось чуть ли не отпрыгнуть назад, пропуская официантку с подносом в руках. Запах жареного мяса заставил желудок Мэйтта издать протяжное урчание.

Наконец детектив добрался до Досса. Тот привстал, хлопнув друга по плечу:

– Здорово, парень. Ох, сто лет тебя не видел!

– Да, давненько мы никуда не выбирались, – согласился Мэйтт, вешая пальто на спинку стула.

– Точно. Слушай, Мэйтт… – Досс потеребил салфетку в руках. – Ты как, в порядке? Ну, я хочу сказать, как вы с Мишель, держитесь? Я…

– Досс, пожалуйста, давай не будем об этом, хорошо? Лучше расскажи, как у тебя дела.

– Да, конечно. – Досс сделал глоток из бокала. – Как у меня дела, значит? Ну, скажу я тебе, мои дела не очень. Пару дней назад накрылась целая секция, как раз на моём участке. Начальство подозревает диверсию, а я скажу так – брехня всё это. Но нет, Ларри был уверен, что это, мать её, диверсия, поэтому мы проторчали в этом адском холоде лишние два дня. Бесконечные проверки, обыски и всё такое.

– И что в итоге оказалось?

– До сих пор точно не ясно. Пока рабочая версия – диверсия, вот такая рифма, ха! Но я убеждён, что во всём виноват сам Ларри, просто не признаётся.

– Как это? – Мэйтт сделал знак официантке, так кивнула и показала указательный палец: через минуту подойду.

– А вот так. Он, конечно, руководитель хороший… – Досс произнёс это слово с видимым усилием. – Но слегка… с причудами. За пару дней до аварии он что-то делал в серверной, и… не знаю. Если кто и устроил диверсию, то он сам, в целях проверки. Ну вот скажи, кому это надо?

Подошла официантка. Мэйтт заказал бокал пива и крылышки, Досс попросил повторить коктейль.

Они поговорили ещё немного о том, о чём положено говорить приятелям во время редких встреч: о карьере Мэйтта в детективном отделе, о семье Досса и тому подобном. Досс всё-таки ещё раз, осторожно, поинтересовался о Мишель. Мэйтт так же осторожно ответил, что она держится. После неловкого молчания, воцарившегося за столом, Мэйтт решил, что пора переходить непосредственно к цели встречи. Тем более что они оба были в уже достаточной кондиции.

– Послушай, Досс. Мы ведь давно друг друга знаем, так? – Досс утвердительно кивнул. – Я собираюсь рассказать тебе одну вещь… я пока ещё никому не рассказывал, поэтому надеюсь, что это останется между нами.

– Само собой.

– Спасибо. Так вот, это касается Дарри.

Досс поперхнулся коктейлем:

– Ты же вроде не хотел возвращаться к этой теме…

– Да, но мне нужно поговорить именно с тобой. Всё дело в причине его ухода. – Мэйтт выдержал паузу. – Старик сказал, что это было убийство.

– Что? Создатель Всемогущий… да как же это… – прошептал Досс. – В отделе знают? Нет, ты же никому не рассказывал… но кому могло…

– Вот именно поэтому я и рассказал тебе, – прервал его лепет Мэйтт. Он подошёл к сути, и нужно было быть жёстким. – Понимаешь, о чём я?

Досс кивнул, а потом замотал головой:

– Нет, Мэйтт, даже и не проси. Ты же знаешь, это незаконно, и…

– А то, что сделал этот мерзавец, это законно? – Мэйтт повысил голос. – А то, что он до сих пор на свободе, это законно?

– Фактически никто не… – начал Досс, но тут же осёкся. Мэйтт оценил, что у Досса хватило такта не заканчивать фразу, но смягчать ответ не стал:

– Думай, что говоришь, ладно? Ты мой друг, всё так, но думай, прежде чем говорить. Если бы не эта тварь, Дарри бы сегодня встречал меня с работы, прячась за деревом и пытаясь застать врасплох. – Его глаза на секунду увлажнились, но только на секунду. – Я не прошу от тебя какой-то точной информации, вроде адреса или имени его лечащего врача. Я хочу узнать только имя. Это возможно? Наверняка это можно как-то проследить, вычислить…

– Мэйтт, дружище, послушай меня минуту, – перебил его Досс, который моментально протрезвел. – Мне безумно жаль, что так случилось. Но пойми – я не могу помочь. Это незаконно. И, положа руку на сердце, я не уверен, что вообще возможно добыть какую-либо информацию. Послушай…

Оглянувшись по сторонам, Досс пригнулся к столу и понизил голос:

– Послушай, за нами наблюдают, это очевидно. Я не знаю, кто или что это – правительство, тайные организации, или какие-то… силы. – В этом месте Досс сделал паузу и поводил руками в воздухе, хаотично шевеля пальцами, а его голос упал до шёпота. – Никто не знает, понимаешь? Помнишь, через пару лет после запуска кучка психов взорвала кусок секции? Что после этого произошло? Мировая смертность увеличилась на несколько процентов! Кто-то подкрутил ручку, намекая нам, чтобы мы бросили подобные затеи…

– Это просто совпадение, – отрубил Мэйтт. – И это было доказано.

Досс энергично покивал головой:

– Ага, нестабильная ситуация в мире, кризис на кризисе, бла-бла-бла… ты сам-то в это веришь? Ну, возможно, это совпадение, но никто больше не рвётся проверять, и я в том числе. – Досс крутанул бокал в руке. – А если нет? Если это не случайность? Я не горю желанием однажды проснуться и увидеть над собой Старика, просто так, ни за что!

Мэйтт стиснул голову руками. Досс прав – он требует от него слишком многого. Да и сам он не хотел рисковать жизнью друга. Но должен же быть какой-то выход!

И спустя секунду ответ пришёл:

– Досс… давай перенесём наш в разговор в теоретическое русло, хорошо? Тебе так будет спокойнее? Отлично. Теоретически… ты сможешь провести меня в серверную?

На этот раз Досс задумался. Потом нехотя кивнул:

– В принципе, это возможно. К нам иногда приходят студенты на экскурсию. Но только в сами серверные их не допускают – а ведь только там, теоретически, можно достать такую информацию. Да и потом… как ты собираешься извлекать эти данные? По идее – так было раньше, как мне рассказывали, – там должны быть логи всех приходов Стариков, но лично я их в глаза не видел. Слушай, я понимаю, что ты задумал, и, если я получу доступ к журналу, это в теории можно провернуть, но… Слишком много «но» и «если», Мэйтт!

– Досс… я не успокоюсь, пока не попробую, – сказал Мэйтт. – Кто-то в ответе за то, что произошло с моим сыном, и я просто обязан найти его. – Мэйтт оскалился и допил оставшееся пиво одним глотком.

Досс помолчал несколько секунд и сказал:

– Хорошо, я понял, тебе плевать на себя. А как же я?

– В смысле?

– Что, если тем, кто за нами наблюдает, это не понравится и за тобой придёт Старик? Не явится ли он и за мной, как за соучастником? А я жить хочу.

Мэйтт ответил после недолгого раздумья:

– Даже если за нами наблюдают, я думаю, ты согласишься, что вряд ли они знают о каждом нашем слове или действии в каждый момент времени, так? Ведь к тем, кто подорвал серверные, Старики не пришли – это факт.

– Пришли, но…

– Через много лет, да. Один даже жив до сих пор. А значит…

– …наблюдатели не всесильны… – прошептал Досс.

Мэйтт вздохнул.

– Пусть так. – Мэйтт наклонился к другу поближе: – Давай, Досс. Ты ничего не узнаешь о моей… прогулке. Даже то, получилось у меня или нет. Ты просто поможешь очень заинтересованному приятелю немного нарушить закон.

Похоже, эти доводы оказались убедительными для Досса. Он снова задумался. Тем временем в баре началось движение: все люди направились к выходу, бармен закрывал стеллажи с алкоголем.

К их столику подошла официантка:

– Мы закрываемся. Прошу покинуть помещение.

– В чём дело? – спросил Мэйтт.

– К работникам кухни пришли Старики, – ответила девушка, сдерживая слёзы. – Ко всем. Сказали, взрыв. Никто не выжил… не выживет… прошу вас, господа, на выход.

Потрясённые, Мэйтт и Досс встали из-за стола. Детектив хотел было расплатиться, но официантка только рукой махнула. Оно и понятно: компенсации хватит, чтобы открыть ещё пару таких баров в центре Вортена.

Приятели вышли на улицу. Свежий воздух приятно холодил лицо. Вокруг бара толпились люди, не спеша расходиться и обсуждая услышанное.

Мэйтт и Досс прогулочным шагом шли вниз по улице. Детектив опасался, что Досс воспримет новость о Стариках как знак, и поэтому молчал, не желая встревать в ход его мыслей. Но через пару минут Мэйтт всё-таки нарушил молчание:

– Ну, Досс, что скажешь? Поможешь мне?

– Думаю, да, – медленно произнёс он. – Пока не решил ещё точно, но, скорее всего, да. Только не думай, что мы сразу же помчимся на Полюс. Мне надо будет сделать кучу всего – выяснить, когда следующая экскурсия, потому что я вижу только этот способ. Надо посмотреть, чтобы со мной в смену попался один надёжный человек, получить доступ к логам. Короче, я дам тебе знать через три-четыре дня, хорошо?

Мэйтт кивнул, хлопнув друга по плечу.

– Только не затягивай с этим. Я на тебя очень и очень рассчитываю. И – просто для информации – если ты не сможешь или не захочешь мне помочь, я попробую провернуть всё сам.

Досс внимательно посмотрел на него.

– Эх… вот паразит, вертишь мной как хочешь! Знаешь же, что после таких слов я обязательно тебе помогу. Потому что один ты точно ни хера не сможешь провернуть.

Они дошли до перекрёстка и теперь должны были идти в разные стороны. Досс пожал Мэйтту руку:

– Жди звонка на днях, как только я всё прикину.

– Хорошо. Ещё раз спасибо тебе. На связи.

Мэйтт отвернулся и уже хотел идти, как ему в спину прилетел вопрос:

– Ты собираешься сказать Мишель об этом?

Детектив только пожал плечами. Если бы он сам знал…

* * *

Мэйтт всё-таки рассказал Мишель о том, что собирается сделать, утаив тот факт, что подвергается смертельному риску, пусть и лишь в теории. Мишель с ума бы сошла, если бы узнала. А возможно, стала бы намеренно чинить препятствия.

Она выслушала Мэйтта, не перебивая и никак не выказывая своего отношения к его затее. Только спросила в конце:

– Это безопасно? Что будет, если вас… тебя поймают?

– Насколько я понял со слов Досса, экскурсии у них бывают часто. Максимум, что мне грозит, – небольшой штраф.

– А как же твой начальник? Он же…

– Не волнуйся, милая, – перебил Мэйтт. – Я об этом уже позаботился.

Пару дней назад он позвонил начальнику и затребовал положенный ему отпуск. Босс был только рад, что Мэйтт наконец-то одумался, поэтому без колебаний дал добро.

Кроме того, Мэйтт посетил одну из подпольных клиник, что являлось чудовищным нарушением закона, особенно для детективов. Там он перепрограммировал свою метку, идентифицирующую его как работника сферы закона, и теперь по желанию мог стать служащим любой сферы. Конечно, при более детальном контроле правда бы всплыла, но Мэйтт надеялся, что до этого дело не дойдёт. А в случае, если всё пройдёт успешно, можно было вернуть всё обратно.

Мишель больше ни о чём не спрашивала. Они ещё немного посидели в гостиной, разговаривая о совершенно посторонних вещах. Мэйтту казалось, что жена о чём-то догадывается. Но если и так, то Мишель не подавала виду. В былые времена она обязательно вывела бы его на откровенный разговор, но теперь… они сильно отдалились друг от друга. Перестали быть семьёй.

Когда Мишель улеглась спать, Мэйтт ещё сидел в гостиной на диване. На экране крутилась документалка про Стариков, где голос за кадром вещал о том, что «появление Стариков было крупнейшим поворотным моментом в истории человечества, из тех моментов, после которого дороги обратно нет. Люди получили совсем не то, что ожидали, и оказались к этому совершенно не готовы». Мэйтт в глубине души согласился с этим утверждением.

Тихо завибрировал телефон на столике. Досс. В сообщении он просил включить шифровальщика и перезвонить. Мэйтт удивился – он ожидал вестей как минимум завтра.

Запустив приложение, Мэйтт набрал номер Досса:

– Привет.

– Привет. – Досс был слегка возбуждён. – Ты везучая сволочь!

– Что такое? Ты всё выяснил?

– Да. Завтра, во второй половине дня, у нас запланирована экскурсия. Правда, это не совсем удобно, там будет начальная школа… я-то надеялся, что ты проскочишь вместе со студентами, но… короче, будешь проводить эту экскурсию! – Досс нервно захихикал. – Так что подучи историю, дружище.

Мэйтту затея показалась сомнительной.

– И как я тогда проскочу в серверную, если у меня на хвосте будет сидеть толпа школьников?

– На этот счёт не беспокойся. По приезду я просто тебя сменю. У тебя будет… пара часов. И лучше бы тебе уложиться в это время.

– Два часа… Не так уж и много.

– Никто не говорил, что будет просто. Я достал все пароли и коды, которые могут понадобиться. Получишь их после того, как я тебя сменю. Далее, Мэйтт. Экскурсия стартует завтра в десять утра, с вокзала Сайд-Джинспейр. Гид должен будет встретить класс прямо на вокзале и потом на ТМП отправиться с ними на Полюс. Информацию о гиде я скинул тебе на почту. Как тебе его подменить, думай сам. Я в этом плане тебе не помощник, лишние подозрения мне ни к чему. Если по прибытии на Полюс или раньше я не получаю от тебя подтверждения, что вопрос с гидом улажен, операция отменяется.

– Я…

– Не перебивай меня, слушай дальше. Пока вы будете добираться, можешь им рассказать что-нибудь. А можешь и не рассказывать, дело твоё. Но постарайся выдавить из себя хоть пару слов. Потом вы пересаживаетесь на местный ТМП, несколько минут езды до командного центра – и там я тебя сменю. Так… что ещё? Более подробную информацию я выслал тебе на почту в закодированном виде. Ключевое слово – серийный. Разберёшься?

– Совсем меня за идиота не держи.

– А за кого мне тебя держать? – вспылил Досс. Впрочем, остыл он быстро: – Извини, нервы. Я никогда не нарушал… сам понимаешь. А ты ещё и законник, что никак не расслабляет. Так. Завтра в десять на Сайд-Джинспейр. Прибыть лучше пораньше. И решить вопрос с гидом…

– Досс, дружище, не переживай ты так. Мы же не убийство с тобой замышляем.

– Мэйтт, чтоб тебя! Ты рехнулся такое по телефону говорить?

Пауза.

– Извини, – сказал Мэйтт. – Ты прав. Но, повторюсь, переживать совершенно не о чем. Всё пройдёт как по маслу.

– Надеюсь. Ладно, мне пора… хочу ещё с женой время провести. Всегда кажется, что выходных много, а по факту – пшик! Особенно если дни богаты на события. Не успеешь оглянуться…

– Спасибо, Досс. Правда, иди, не трать на меня время.

– Ага… ну тогда до завтра?

– До завтра. Передавай Мали привет.

– Хорошо. Пока.

Досс отключился. Мэйтт откинулся на диване, потирая виски пальцами. Ох, тяжёлый завтра предстоит денёк!

Так, проверить почту. Одно входящее, сорок три – спам. Мэйтт нажал Очистить, и письма от девушек, желающих познакомиться, отправились в корзину вместе с предложениями о быстром заработке и лёгкими способами похудения. После этого Мэйтт открыл письмо Досса, закодированное с помощью секретного ключа. Мэйтт запустил дешифратор, ввёл ключевое слово и спустя пару минут изучал информацию, главным образом касающуюся гида, Ареасса Колинза.

Документалка про Стариков тем временем закончилась, и экран переключился на выпуск новостей. Мэйтт практически не слушал, о чём говорит ведущий, но грамотно поставленная речь диктора всё равно просачивалась сквозь размышления:

– …вчера, в три часа, в «Здоровье Для Всех». Приход Старика не зафиксировали, однако пациент скончался от остановки жизненных процессов. Этот факт подтверждают камеры видеонаблюдения. Как заявил администратор «Здоровья», за сутки до события, с часу до двух ночи, происходила выгрузка данных на сервер, что могло повлечь за собой неполадки в работе камер. Пациент мог отказаться от повторного визита Старика…

Мэйтт, сообразив, о чём идёт речь, сконцентрировался было на передаче, но, увидев логотип канала, выключил экран. Херовы желтушники.

Позади раздалось тихое покашливание. Мэйтт повернулся и встретился взглядом с Мишель.

– Дорогая, ты почему не спишь?

Она не ответила. Подсела к Мэйтту на диван, прижалась к нему плечом.

– Мишель? Всё хорошо?

– Да, я… мне приснился кошмар. Я проснулась, а тебя рядом нет… Мэйтт, милый. Пойдём спать?

– Мишель, мне надо немного… кхм… поработать. Я…

– Прошу тебя. – Она умоляюще взглянула на него, теребя свои поседевшие волосы. – Прошу тебя, ляг сегодня со мной. Мне это… очень нужно, Мэйтт.

– Что-то случилось, Мишель? У тебя какое-то предчувствие?

Мишель опустила голову, прошептав: прошу тебя.

* * *

Они отправились наверх, в спальню, где в последний раз занялись любовью. А утром, когда Мэйтт уехал на вокзал Сайд-Джинспейр, в гостиной дома Уолли в очередной раз появился Старик.

Глава 10

Мэйтт сидел в уютном кресле ТМП, направляясь на вокзал Сайд-Джинспейр. Ночь выдалась бессонная – детектив зевал и периодически тёр закрывающиеся глаза.

Только не заснуть. Только. Не. Заснуть.

На коленях лежал планшет с открытой документальной книгой «Старики. Начало». Он полночи изучал её, выискивая интересные подробности и факты, которые можно будет рассказать во время экскурсии. Мэйтт не прочитал книгу даже на четверть, но надеялся, что этого хватит. В самом деле, не собирался же он проводить экскурсию целиком.

Пару часов назад Мэйтт сделал звонок Доссу и сообщил, что вопрос с гидом улажен. На вопрос каким образом? законник предпочёл не отвечать. Всё-таки Мэйтт, пусть и немного, стыдился своего поступка.

За всё утро он передумал множество способов, как подменить гида. Загвоздка была в том, что Мэйтт не хотел причинять серьёзных неудобств этому человеку. В конце концов, он ни в чём не виноват. Поэтому Мэйтт перебирал различные варианты, держа один из них, стопроцентный, в уме. Но именно этому варианту суждено было реализоваться.

…Мэйтт набрал номер сферы по борьбе с наркотиками, не забыв подключить шифровальщика и функцию «чёрных звонков». Через пару секунд приятный женский голос произнёс:

– СБН, Анила, здравствуйте, чем могу помочь?

– У меня есть информация, что Ареасс Колинз, проживающий по адресу Крейс, двенадцатая и пятьдесят первая, улей пятнадцать четыреста один, занимается торговлей интоксом. В данный момент он находится дома и ничего не знает о моём звонке. Прошу принять меры…

– Мистер, назовите себя. – Голос Анилы стал жёстче.

– Я не могу этого сделать. В случае подтверждения подозрений я сам свяжусь с вами и с готовностью выступлю свидетелем. Всего доброго, Анила. – И Мэйтт положил трубку, не слушая последовавших возражений…

Прямо сейчас законники осматривают квартиру Ареасса. Когда они ничего там не найдут, Коллинз отправится в участок, где просидит как минимум до полудня, подвергаясь всевозможным проверкам. Обычная процедура при таком серьёзном деле, как торговля интоксом. Будет забавно, если он действительно этим занимается.

Нет. Ничего забавного не будет. Просто ещё один дилер сядет за решётку.

А если он чист… Мэйтт дал себе слово извиниться перед Ареассом. Если, конечно, он сможет это сделать.

Безжизненный металлический голос объявил, что ТМП прибывает на вокзал через минуту. И сразу же в салоне началось движение: пассажиры потянулись к верхним полкам, доставая сумки и чемоданы, чтобы выйти из ТМП первыми. Мэйтт не торопился – до встречи с его экскурсионной группой оставалось полчаса.

* * *

Вокзал Сайд-Джинспейр находился на самом севере Нью-Солста. Он был одним из крупнейших вокзалов и определённо считался самым красивым и благоустроенным.

Огромный купол, состоящий из «умного» материала, покоился на массивных старых мраморных колоннах высотой никак не меньше двадцати метров, и гранитные напольные плиты прекрасно гармонировали с ними. Вокруг каждой колонны была разбита небольшая квадратная клумба. В тёплое время года там росли всевозможных оттенков цветы, сейчас же была только голая земля.

Мэйтт прогулочным шагом двигался к сорок первому пути, на ходу отхлёбывая воду из бутылки, втридорога купленной на вокзале. Через плечо болталась объёмная сумка с тёплой одеждой и парой сэндвичей. Детектив ступал по полированным плитам и думал о Мишель.

Какое-то тревожное ощущение поселилось в нём после отъезда. Мэйтт уговаривал себя, что это просто паранойя, вызванная тем, что он собирался сделать, и помноженная на трагедию, что случилась с их семьёй. Но чувство никуда не исчезало.

Позвоню ей, – решил он, доставая телефон.

Мэйтт насчитал десять гудков, прежде чем включилась голосовая почта.

– Мишель? Привет, дорогая. Не знаю, где ты, наверное, моешься или ещё что-то. – Мэйтт издал фальшивый смешок. – В любом случае перезвони, пожалуйста, когда услышишь сообщение. Надеюсь, ты успеешь до того, как я сяду в ТМП. Люблю тебя. Пока.

Мэйтт спрятал телефон в нагрудный карман куртки. Липкое ощущение непонятной тревоги, которое он надеялся погасить разговором с женой, только усилилось после сброса звонка на голосовую почту. Это было нетипично для Мишель – телефон практически всегда был при ней, и Мэйтт с лёгкостью мог пересчитать по пальцам одной руки случаи, когда Мишель не отвечала на звонки. Чувство тревоги потихоньку перерастало в страх, и Мэйтт чуть было не принял решение отправиться домой. Но, развернувшись, Мэйтт практически нос к носу столкнулся с «его группой».

Во главе вереницы попарно выстроенных четвероклассников шла, держа над головой жёлтый флажок, мисс Мортейна. Её Мэйтт видел на фотографиях, которые выслал Досс. Одно круговое движение жёлтого флага – и экскурсионная группа остановилась, не перестав, впрочем, громко переговариваться и смеяться. Мисс Мортейна сделала шаг вперёд, неодобрительно оглянувшись на галдящих ребятишек, и громко спросила, перекрывая гвалт и фоновый шум вокзала:

– Чем вам помочь, мистер?

Мэйтт на миг растерялся. Его слегка смутила постановка вопроса – не «вам чем-нибудь помочь?», а «чем вам помочь?». Мэйтт задумался – неужели он выглядит так, будто ему нужна помощь? Но следом пришла другая мысль:

А разве в ином случае ты бы здесь оказался? Наверное, так оно и есть.

Мэйтт тряхнул головой, прогоняя секундное оцепенение:

– Эм… нет, то есть да. Мисс Мортейна, я ваш новый гид.

– Ах, мистер Уолли! – заулыбалась учительница. Тон голоса сразу сменился на доброжелательный. – Да, конечно, мне о вас сообщали. Дети, – обернулась она к своим подопечным. – Поздоровайтесь с нашим новым экскурсоводом!

– Доброе утро, мистер Уолли! – поприветствовал его диссонансный хор высоких голосов.

Мэйтт, глядя на улыбающиеся лица, почувствовал душащую тесноту в груди. Они были одного возраста с Дарри.

Нацепив на лицо некое подобие улыбки, Мэйтт выдавил из себя всего одно слово:

– Привет.

Формальная часть встречи была закончена, и дети сразу потеряли к «гиду» интерес.

Мисс Мортейна нахмурилась – видимо, она ожидала более радушного приветствия от человека, приехавшего на смену штатному сотруднику школы. Мэйтт не удивился последовавшим за движением бровей вопросом, как и холодку в голосе:

– Мистер Уолли, может, хоть вы мне объясните – что случилось с Ареассом? Дозвониться я до него не смогла, а мистер Конн просто поставил меня перед фактом замены, не дав никаких пояснений.

– Я…

– Вы только поймите меня правильно, – поспешно добавила учительница. – Я ни капли не сомневаюсь в вашем профессионализме, просто… понимаете, дети привыкли, что на загородные выезды их сопровождаем мы с Ареассом, и я боюсь, как бы они не почувствовали… дискомфорта. Вы понимаете, о чём я?

Мэйтт ничего не понимал, за исключением одной вещи – шансов усомниться в его профессионализме у мисс Мортейны будет много. На гида он совершенно не тянул и прекрасно это осознавал. Необходимо было что-то придумать.

Вслух же Мэйтт сказал:

– Я прекрасно вас понимаю. Поверьте, совершенно не о чем беспокоиться. Я хоть и получил лицензию гида совсем недавно, но, уверяю, всё пройдёт хорошо. Что же касается Ареасса… – тут Мэйтт на миг задумался. Нужно было сказать что-то такое, после чего люди обычно не задают вопросов, и не попасть «в пустоту». – Скажем так, у него семейные проблемы.

– Но… – Мисс Мортейна снова нахмурилась. Плохой знак. – Насколько мне известно, у Ареасса нет… я хочу сказать, он холост, и детей у него нет.

В пустоту.

– Я, наверное, не совсем корректно выразился. Проблемы с дальними родственниками. Вы меня извините, я сам не совсем в курсе. Меня так же, как вас, поставили перед фактом, ограничившись лишь общими объяснениями. По сути, я знаю не больше вашего.

Мисс Мортейна хмурилась всё сильнее. Очевидно, ей не нравилось происходящее, по крайней мере, она что-то чувствовала. Мэйтт прекрасно её понимал – будучи законником, он много повидал в жизни таких: юливших, пытающихся скрыть правду личностей, и давно научился их «раскалывать». Будь Мэйтт на месте учительницы, он дожал бы себя всего парой-тройкой вопросов. Но, по счастью, мисс Мортейна не обладала такими навыками. И, наверное, у неё отсутствовала та здоровая, лёгкая паранойя, присущая всем законникам, – ведь они выбрались на обычную экскурсию в интересное место. Настоящее приключение и свободный от занятий день. Ну что может пойти не так? Мэйтт пообещал себе, что проследит, по мере возможностей, чтобы всё прошло так, как надо.

– Мисс Мортейна, я понимаю, вы волнуетесь. Обычное мероприятие, которое сразу пошло не по плану: непонятная ситуация с Ареассом, неопытный гид… есть причины для беспокойства. И… давайте начистоту, мисс Мортейна, – у меня возникло ощущение, что вы… как бы это сказать… не совсем доверяете мне. Вот – для вашего спокойствия и улучшения настроения.

Мэйтт достал планшет, запустил сканер и провёл ладонью. На экране высветилась оранжевая метка сотрудника сферы досуга и классификация гид пятого класса, Мэйтт Уолли. Детектив мысленно поблагодарил чёрный рынок нейрохирургии за то, что метка работала без сбоев, – что ни говори, а эти ребята знают своё дело, гнить им всем за решёткой.

Лоб мисс Мортейны разгладился. Мэйтт угадал – она действительно сомневалась, что он тот, за кого себя выдаёт. Слава Создателю, некоторым людям достаточно одного честного слова. Хотя однажды розовые очки придётся снять, и Мэйтт надеялся, что это произойдёт не из-за него.

Учительница прикрикнула на совсем уже расшумевшихся и рассредоточившихся по пятачку вокзала детей и сказала:

– Ладно. Хорошо, мистер Уолли, давайте попробуем поработать вместе.

– Отлично. – Он наконец-то смог по-настоящему улыбнуться. – Обещаю, всё пройдёт хорошо.

– Будем на это надеяться, – вздохнула мисс Мортейна.

Потом взглянула на часы:

– Создатель Всемогущий! ТМП отправляется через десять минут! Дети, живо нашли свою пару! Мы с мистером Уолли немного заболтались… Салли, я кому сказала! Угомонись и встань в строй!

Наведение порядка заняло одну минуту, и организованная колонна отправилась на посадку в уже покачивающийся над рельсами ТМП. Мэйтт замыкал колонну. Детектив сделал глубокий вдох – он не мог с уверенностью сказать, что волновало его больше: проникновение в серверные или взаимодействие с толпой школьников в качестве гида.

* * *

ТМП набирал скорость над кристально-чистой гладью искусственного залива. Городская полоса осталась далеко позади, и сейчас за широкими панорамными окнами мелькали пейзажи огромного санатория, располагающегося на берегу. Высокие деревья раскинули вечнозелёные кроны над маленькими четырёхместными домиками, ветвями спасая их обитателей от ночной рекламы. Самые маленькие гости санатория толпились на краю береговой линии залива, восторженно наблюдая за стремительным разгоном серебристой ленты ТМП, маша руками и выкрикивая приветствия. Они явно весело проводили время, чего нельзя было сказать о пассажирах пятого вагона.

Мэйтт стоял в просторном туалете, плескал себе в лицо ледяной водой из-под крана и был полностью обескуражен. Всё, что он читал о Стариках накануне поездки, вылетело у него из головы, едва мисс Мортейна попросила начать экскурсию, видимо, подозревая, что их гид не собирается этого делать самостоятельно. Мэйтт избрал, наверное, худшую тактику из всех возможных – он просто начал говорить. Упомянул несколько случайных фактов, невпопад ответил на несколько первых и последних вопросов и замолк. Наступившая вслед за этим гробовая тишина, нарушающаяся только гудением ТМП и, как казалось Мэйтту, скрежетом зубов мисс Мортейны, поставила точку в его фальшивой карьере экскурсовода. Дети моментально потеряли к нему интерес и вернулись к разговорам друг с другом. Мэйтт старался не смотреть на учительницу, опасаясь не выдержать её испепеляющего взгляда. Он буркнул извинения в пустоту и вышел из вагона.

– Грёбаная херь, – очень ёмко охарактеризовал происходящее Мэйтт, растирая ладонями холодную кожу на лице. Взглянул в зеркало. Оттуда смотрел уставший мужчина с красными от недосыпа глазами, морщинистой кожей и большим созревшим прыщом возле левого виска. Так было всегда, когда он нервничал, – прыщи выскакивали на лице, как грибы после дождя, и этот, пока что единственный, был всего лишь разведчиком, а основная армия – на подходе.

Мэйтт только сейчас осознал, насколько он плохо выглядит. Неудивительно, что мисс Мортейна с таким подозрением отнеслась к нему при первой встрече. А как оправдываться сейчас, он не имел ни малейшего понятия. Впрочем, нужно ли? Свою задачу – пройти контроль, проникнуть в ТМП, а затем и на Полюс, – он практически выполнил. Всего-то нужно перетерпеть пару часов – Досс его сменит, и экскурсия пройдёт как надо. Да, потом, по возвращению в Нью-Солст, у Мэйтта возникнут проблемы – сразу после того, как мисс Мортейна наведёт справки и выяснит, что никакого Мэйтта Уолли в сфере досуга не зарегистрировано. Там зададут несколько вопросов, просмотрят записи с камер вокзала и очень быстро установят личность, после чего, скорее всего, передадут дело законникам. Мэйтт прекрасно знал, насколько быстро работают коллеги. Впрочем, тут справился бы даже зелёный новичок – благодаря базовым имплантам его найдут за считанные часы. Затем Мэйтта допросят, проведут обязательное сканирование – и обнаружат подправленную на чёрном рынке метку. И – привет, тюрьма.

Резкий стук в дверь прервал его размышления. После короткой паузы постучали ещё раз и, похоже, останавливаться не собирались. Мэйтт открыл дверь.

– Мисс Мортейна, что…

Учительница мягко, но решительно толкнула его в грудь, заставляя отступить вглубь туалета, и сама шагнула внутрь, заперев за собой дверь.

– Нет, это вы мне скажите «что», мистер Уолли! – Она сердито смотрела на него, хмуря лоб. Большим пальцем указала на дверь: – Вы можете объяснить, что там только что произошло?

Мэйтт молчал. Он мог объяснить, но не знал, стоит ли рассказывать правду. Не знал он также, как на правду отреагирует мисс Мортейна. И как солгать так, чтобы ему поверили, он тоже не знал. Тупик.

Думай. Думай.

– Мистер Уолли?

– Да?

Видимо, что-то отразилось на его лице, поскольку мисс Мортейна сделала шаг назад, а на лицо её легла тень страха. Она сделала глубокий вдох и тихо сказала:

– Хорошо. Я перефразирую вопрос и требую, чтобы вы дали мне чёткий ответ. Мистер Уолли, мы… дети в безопасности?

Мэйтт не сразу понял, что она имеет в виду, – дошло только через несколько секунд.

Дожил. Теперь тебя подозревают в терроризме.

– Если вы, мисс Мортейна, подозреваете во мне террориста, то очень глупо с вашей стороны спрашивать меня об этом вместо того, чтобы обратиться к патрульным, вы не находите?

Учительница ахнула, но Мэйтт поднял руку в успокаивающем жесте и торопливо сказал:

– Нет-нет. Клянусь Создателем, я не террорист. Дети, как и вы и остальные пассажиры, в абсолютной безопасности. Но я и не гид, как вы уже, наверное, поняли. Поговорим? Обещаю, я расскажу вам правду.

Мисс Мортейна кивнула и, не сводя глаз с детектива, села на невысокую тумбу. Мэйтт присел на корточки напротив, чтобы оказаться чуть ниже. Простой психологический приём, позволяющий собеседнику почувствовать себя чуть более комфортно.

– Я вас слушаю, мистер Уолли. – Она скрестила руки на груди. – Кстати, это хоть ваше настоящее имя?

– Да. Я солгал вам только о своём роде деятельности и цели моего присутствия здесь.

– Так… и кто же вы на самом деле, и что вам тут нужно? – Мисс Мортейна прищурилась.

– Я законник, – помедлив, произнёс Мэйтт и увидел, как мисс Мортейна расслабилась. Может быть, она не поверила ему, но её первой реакцией было именно облегчение.

На Мэйтта накатило неожиданное вдохновение:

– Я не могу, к сожалению, рассказать, зачем я здесь и зачем мне нужно на Полюс. Скажу только, что это работа под прикрытием, и никто, кроме одного человека – моего непосредственного куратора в этом деле, – не знает об истинной цели моего присутствия на этом ТМП. По этой же причине я не мог воспользоваться другими методами – я должен оставаться абсолютным инкогнито. Мне придумали легенду – кстати, Ареасс именно по этой причине не смог присутствовать в вашей поездке. Не волнуйтесь, с ним всё в порядке, – успокоил Мэйтт собиравшуюся что-то сказать женщину. – Его аккуратно… заняли другими делами, и уже сегодня, скорее всего, он будет у себя дома. Так вот, по легенде, я действительно должен был провести экскурсию, чтобы не вызывать никаких подозрений – и я даже подготовился, уверяю вас, но…

Смешивая правду и ложь в крутой коктейль истории в духе среднестатистического сериала про законников, Мэйтт на миг задумался, стоит ли касаться столь личной темы. Интуиция подсказывала, что да – это именно то, что окончательно заставит мисс Мортейну поверить в правдивость его рассказа:

– …но на днях ушёл мой сын.

Учительница ахнула, прикрыв рот ладонью, и Мэйтт понял, что попал в яблочко. Нужно дожимать.

Пытаясь подавить возникший в горле ком, Мэйтт продолжил:

– Да. Его звали… впрочем, это сейчас не важно. Ему было всего десять лет, и… вы понимаете, почему мне так трудно взаимодействовать с этими детьми? В каждом из них я вижу своего сына. В каждом – сотни путей, которыми они могут пойти, а мой сын – уже нет. Тысячи шансов реализовать себя, которыми они могут воспользоваться, а мой сын – нет. Знаете, я даже немного злюсь на этих ребят, хоть и понимаю, что это иррациональная злоба. Просто… они есть. Жизнерадостные, полные надежд, амбиций и мечтаний, пока крошечных, но со временем каждый из них чего-то достигнет в этой жизни. Они есть, – повторил он. – А моего сына нет.

Мэйтта будто прорвало, и его рассказ уже больше походил на исповедь. Всё то, что он переваривал в себе все эти дни, о чём не мог поговорить с Мишель, потому что боялся, что высказанными вслух словами он окончательно материализует то несчастье, которое с ними случилось, – всё это он теперь выплёскивал на почти незнакомого ему человека. Он словно приоткрыл в себе некий шлюз, в котором скопилась отравленная едкими токсинами горя вода, и сейчас эта вода вытекала наружу, очищая тем самым разум и сердце бывшего отца.

Мисс Мортейна села на пол рядом с Мэйттом, безжалостно сминая выглаженное платье, и положила ладони на плечи детектива. Он посмотрел в её лицо и с изумлением обнаружил, что глаза мисс Мотрейны полны слёз.

– Мэйтт… – Она впервые назвала его по имени. – Прошу, не надо больше ничего говорить. Я… ведь у меня тоже… всего лишь полгода назад…

Женщина разрыдалась, и Мэйтт, потянувшись рукой в успокаивающем жесте, вдруг понял, что тоже плачет. Он обнял мисс Мортейну, а она обняла его, обхватив руками за шею, и уткнулась лицом в плечо, роняя слёзы на пахнувший одеколоном и нервным потом джемпер.

Последний раз в жизни Мэйтт плакал здесь, в бешено несущемся на Полюс ТМП, на полу просторной туалетной комнаты пятого вагона, обняв практически незнакомого ему, но такого близкого в своём горе человека. И почему-то это казалось правильным.

* * *

Они сидели друг напротив друга на тёплом полу. Мэйтт держал ладони Джейн Мортейны в своих, гладил твёрдые, сухие руки, покрытые паутиной морщинок, и ждал, когда женщина начнёт говорить. Спустя минуту Джейн начала:

– Её звали Элиза. Она была… носителем. Вы хорошо знакомы с СГЧ?

Мэйтт покачал головой. Он слышал об этом синдроме, но только в самых общих чертах – эта болезнь была редка, ужасна и неизлечима. Мисс Мортейна всхлипнула:

– Тогда я вам расскажу. Синдром горящего человека – жуткое заболевание. Оно чрезвычайно редкое, и не представляет опасности, если не переходит в острую фазу. Но как только это происходит, кровь у него начинает вскипать и… я достаточно хорошо изучила эту тему. Я видела фотографии тел больных – ещё тех времён, когда Стариков и в помине не было, – по их венам будто пустили раскалённое масло или кислоту, а внутренние органы были сплошь покрыты волдырями и ожогами. Кровь вскипает за несколько секунд, почти мгновенно, и дальше «варится» уже труп. Но самое страшное – человек является носителем СГЧ всю жизнь, и переход в острую фазу может произойти в любой момент. Это всё равно что сидеть на бомбе замедленного действия без возможности взглянуть на таймер, гадая и надеясь, что число на нём больше отмерянного тебе Создателем.

Когда Элизе диагностировали СГЧ, я… мы не сразу осознали, что это правда. Слишком уж нереальным казалось происходящее – в мире всего пара десятков тысяч человек могут «похвастаться» таким диагнозом. Каковы были шансы, скажите мне? Но когда пришло понимание, что это не ошибка, я фактически сдалась. Я, – но только не Элиза. Она приняла диагноз стоически, и ни на миг – слышите, ни на миг! – не опустила руки. Она сделала себе татуировку. – Мисс Мортейна коснулась правого запястья и улыбнулась сквозь слёзы. – Человек с горящим сердцем в руке. Она говорила: пускай я сгорю, но сделаю это ярко. Это стало её девизом по жизни. Элиза хваталась за любые возможности реализовать себя, а идеи фонтаном били из неё. Она встретила замечательного молодого человека, который поддерживал её во всём, несмотря на страшный диагноз. У них должен был родиться ребёнок, и… носителям не рекомендуется заводить детей, СГЧ передаётся по наследству в семидесяти процентах случаев, но им повезло – у ребёнка, точнее, у эмбриона, болезнь отсутствовала. Элиза радовалась этому, и тому, что её дитя поможет сделать важные шаги на пути в борьбе с СГЧ. Но…

Мэйтт прекрасно знал, что последует вслед за этим «но». Старик. Всегда и у каждого, повсюду в мире. Джейн кивнула, словно прочла его мысли:

– Да. Он пришёл, когда Элиза была на шестом месяце беременности. Создатель… я никогда не видела Элизу такой. Знаете, Мэйтт, когда человек принимает жуткую реальность и готов с ней жить, бороться с ней и надеяться на лучшее – это одно. Но когда отбирают и эту возможность, перечёркивая все твои планы, когда нет никакой надежды вообще – это ломает человека. И Элиза сломалась. Я в жизни не встречала человека настолько сильного, но она сломалась. Всё, что она подавляла в себе, все тревоги, страхи и переживания, – всё это хлынуло наружу. Сразу после прихода Старика она попыталась покончить с собой. – Джейн горько усмехнулась. – Конечно же, у неё не получилось. Тогда она заперлась в комнате и не выходила оттуда почти целые сутки.

Мисс Мортейна достала платок из сумочки и аккуратно начала приводить себя в порядок. Мэйтт понял, что финал истории близок.

– Как оказалось, Элиза собиралась с мыслями. Подводила итоги, составляла завещание. Она многое сказала тогда, когда вышла ко мне на исходе своей жизни. Это личное, и я опущу подробности, но один момент – ещё один момент гордости за мою Элизу – я вам расскажу.

Старик сказал, что она умрёт от того, что СГЧ перейдёт в острую фазу. И Элиза – Создатель, в этом вся моя дочка! – решила это проверить. Решила не уходить с этим… призраком. Она понимала, что, возможно, обрекает себя на невероятные мучения, но что-то в словах Старика её смущало. Она не чувствовала никаких симптомов приближающейся острой фазы, хотя, судя по тому, что известно об этой болезни, должна была. Если я просто «отключусь» и моя кровь не закипит, ты будешь знать, мама, – сказала она мне. – Знать, что кто-то нас держит в дураках. И это самоотверженное решение стало бы финальным аккордом её песни борьбы.

– Она сыграла этот аккорд? – спросил Мэйтт.

– Нет. – Джен тряхнула головой. – В последний момент она испугалась боли и передумала, когда Старик вновь пришёл к ней. В самый последний момент, буквально за минуту до ухода. Но никто и никогда не посмеет её винить за это.

Мэйтт кивнул, соглашаясь с этим утверждением. Детектива тронул рассказ об этой храброй девушке, и, несмотря на столь печальный конец, он радовался тому, что в мире встречаются такие люди. Именно они куют историю.

– И ещё одно, мистер Уолли, – сказала Джейн, переходя на официальный тон. – У меня сложилось ощущение, что вы едете на Полюс не за тем, о чём говорили. Интуиция меня редко подводит, и мне кажется, что цель вашей поездки более… личная, нежели вы поведали мне. Если это так и я угадала, то…

– Мисс Мортейна, я не…

Она властным жестом прервала его:

– Прошу, не перебивайте меня. Если это то, о чём я думаю, то… желаю вам удачи, искренне и от всего сердца.

Мэйтт взглянул в проницательные глаза этой умной женщины. Та эмпатическая связь, что возникла между ними сегодня, медленно угасала, но её остатков хватило на то, чтобы Джейн Мортейна поняла его. Мэйтт мог только строить догадки о том, насколько она близка к истине. Но точно так же, как Джейн поняла, так же и Мэйтт знал – мешать ему она не будет ни при каком раскладе.

Поэтому он тихо сказал:

– Спасибо.

– Пожалуйста, – улыбнулась мисс Мортейна и поднялась на ноги. Расправив платье и отряхнув его от несуществующей пыли, она сказала:

– Мы засиделись, мистер Уолли. Нельзя надолго оставлять детей без присмотра. Я попросила проводника приглядеть за ними, но не хотелось бы злоупотреблять его доброжелательностью. Пойдёмте обратно. И прошу вас, не беспокойтесь более о вашей роли гида. Я, конечно, не сравнюсь с Ареассом по части проведения экскурсий, но занять детей на некоторое время мне под силу. А вы отдохните и восстановите силы – я думаю, они вам понадобятся, что бы вы ни задумали.

Глава 11

Мэйтт дремал в уютном кресле и видел сон.

Он начался с того, что детектив оказался на большом поле с очень высокой травой, почти в человеческий рост. Голова Мэйтта едва возвышалась над зелёным буйством растительности, и всё, что он видел, – это колыхающееся на слабом ветру травяное море. Вокруг, перелетая с травинки на травинку и сталкиваясь друг с другом в воздухе, порхали подёнки, непонятно как тут оказавшиеся.

Мэйтт наслаждался природой. День клонился к закату. Ему было тепло и хорошо, он не хотел покидать это место.

Так продолжалось некоторое время. Вдруг Мэйтт увидел, что к нему через поле кто-то идёт – очень знакомый. Мэйтт прищурил глаза, стараясь разглядеть лицо, и через секунду понял: это же Мишель.

– Мишель! – позвал Мэйтт, размахивая рукой над головой. Жена улыбнулась и помахала в ответ. Подёнки, живым венком сидевшие на голове Мишель, разлетелись в разные стороны.

– Мишель, иди сюда!

Женщина кивнула и, всё так же ослепительно улыбаясь, пошла навстречу. Мэйтт улыбался в ответ и ждал, когда сможет её обнять.

На горизонте появилась чёрная тень. Мэйтт закричал:

– Мишель, давай быстрее! Беги!

Она обернулась. Далеко позади, но очень быстро нагоняя её, шёл Старик в чёрной мантии. Он был огромен, и… нет, понял Мэйтт, это не Старик огромен, это они маленькие. Подёнки заметались в тревожном танце, стремясь покинуть это место, а Старик принялся хватать их и запихивать в прозрачный контейнер, висевший на запястье. Мэйтт видел, что бабочек в контейнере – миллионы, и все они, как мотыльки, жались к яркому источнику света, сияющему в центре стеклянной ловушки.

– Дорогая, скорее! – вновь закричал Мэйтт, видя, что его жена замешкалась. Мишель ускорила бег, неожиданно подпрыгнула – и обратилась в подёнку, неотличимую от остальных. Но Мэйтт по каким-то неуловимым признакам выделял её среди тысяч других.

Подёнка-Мишель быстро махала крылышками, но тут рука Старика накрыла стаю и сжалась в кулак. И Мэйтт точно знал, что Мишель не успела выскочить из ловушки.

– Мэйтт… – услышал детектив тихий голос. Его начало потряхивать. Он бросился на Старика, но, не успев пробежать и двух шагов, наткнулся на сильный воздушный поток, который начал увлекать его высоко в небо, за облака, и…

– Мэйтт… – Мисс Мортейна легонько трясла его за плечо. Детектив, протерев глаза, огляделся. Он находился в ТМП, мисс Мортейна и дети уже были переодеты в тёплую одежду, а за окном было ослепительно бело.

– Приехали, мистер Уолли, – улыбнулась Джейн. – Как вы?

– Паршиво, если честно, – признался Мэйтт. Сон ускользал, оставляя только смутную тревогу. – Два часа сна – это не то, что нужно здоровому организму.

– Понимаю, – кивнула мисс Мортейна, застёгивая пуговицы на шубе. – К сожалению, мы уже на месте. Так что одевайтесь потеплее, местный ТМП нас уже ждёт.

Она направилась к выходу из вагона.

Когда дверь открылась, до Мэйтта донёсся детский смех.

Законник быстро переоделся в зимнюю одежду, закинул на плечи ставшую лёгкой сумку и вышел вслед за Джейн.

Дети, оказавшись на свежем воздухе, первым делом начали перестрелку снежками, которые порхали, словно только что вылупившиеся подёнки.

– Дети! – властный голос мисс Мортейны прорезал воздух. – Прекратить огонь. Пока есть возможность, позвоните родителям и сообщите, что вы добрались.

Ребятня послушно принялась выполнять указания. Мэйтт тоже достал телефон и набрал Мишель, но трубку она, как и в прошлый раз, не взяла.

Где же ты пропадаешь, Мишель?

Мисс Мортейна обратилась к нему:

– Присмотрите за детьми пару минут? Мне нужно уладить кое-какие организационные моменты.

– Конечно.

Учительница, запахнувшись поплотнее, направилась к зданию вокзала. Впрочем, вокзалом это небольшое двухэтажное здание было сложно назвать – пассажиропоток на Полюсе практически отсутствовал, а поэтому строить полноценную станцию смысла не было. Рядом со зданием вокзала стояла небольшая пристройка, у которой были припаркованы три снегохода.

Мэйтт посмотрел в противоположную сторону, туда, где километрах в пяти отсюда высилась антенна командного центра.

На белоснежном плато было стерильно чисто. Только далеко справа, почти у самого горизонта копошились крошечные точки, которые детектив идентифицировал как добытчиков пресной воды. Чуть левее из толщи льда тянулись толстые трубы, предназначение которых оставалось для Мэйтта загадкой. Трубы эти, покрытые толстой коркой ледяной глазури, шли прямо по поверхности и прятались в первый сегмент командного центра.

Больше пока смотреть было не на что – из рассказов Досса Мэйтт помнил, что командный центр стоит на небольшом возвышении, а уже за ним, в низине, находились серверные. И совсем скоро Мэйтт должен будет незаконно проникнуть туда и постараться найти… он и сам не знал, что это должно быть. Какая-то информация, быть может, записи. С каждой минутой эта затея казалась всё глупее – он ведь даже не знал, сколько хранится информация на сервере и можно ли её оттуда извлечь. Но детектив надеялся на Досса – раз он его не остановил, значит, считал, что шансы на успех не нулевые.

Мэйтт увлёкся своими мыслями и не заметил, как сзади подошла мисс Мортейна:

– Ну вот и всё, все вопросы урегулированы. Можем отправляться. Дети! – Она подняла жёлтый флажок вверх. – Строимся по парам и начинаем посадку. Скоро начнётся самое интересное.

О да. Это точно.

* * *

– Добрый день, мисс Мортейна, добрый день, мистер Уолли, – поприветствовал их Досс, искоса бросая взгляд на Мэйтта. Тот подмигнул, и Досс на секунду запнулся: – Как… как вы добрались?

Они стояли на большой забетонированной площадке перед входом в командный центр: трое взрослых в центре и полукругом чуть позади – дети. Купол центра и венчающая его антенна вблизи выглядели просто громадными, и школьники с интересом таращились на него, тыкая пальцами в мигающие яркие огни и о чём-то возбуждённо переговариваясь.

– Благодарю, мистер Корби, всё просто замечательно. Несмотря на замены в составе, – мисс Мортейна посмотрела на Мэйтта и улыбнулась, – всё прошло хорошо.

– Я очень рад этому, – улыбнулся Досс, но детектив видел, что он очень нервничает. – Что ж… предлагаю начать. Проходите в купол и ждите меня возле лифтов. Я подойду через минуту.

Дети с мисс Мортейной во главе направились ко входу. Мэйтт, в ожидании указаний от Досса, пошёл замыкающим. Когда мисс Мортейна с первыми детьми уже прошли через стеклянные двери, Досс крикнул:

– Мистер Уолли, можно вас на пару слов?

Мэйтт остановился. Вереница детей продолжала заходить в купол. Когда последний ребёнок оказался внутри, мисс Мортейна повернулась, чтобы пересчитать их, и встретилась взглядом с Мэйттом. Они обменялись кивками. Женщина с детьми ушли вглубь командного центра, а Мэйтт подошёл к Доссу.

Досс выглядел неважно, о чём Мэйтт и сообщил.

– Конечно, – ответил Досс, бросая взгляды по сторонам. – Я не спал всю ночь. Давай ближе делу. Планшет с собой?

– В рюкзаке. – Мэйтт мотнул головой за плечо.

– Отлично. Держи флэшку. На ней все необходимые коды. Также она послужит пропуском и идентификатором, на случай, если тебя кто-то остановит.

Мэйтт взял плоскую флэш-карту из подрагивающих рук Досса и спрятал в карман.

– Так, теперь слушай внимательно. Сейчас ты огибаешь купол слева. Там стоянка снегоходов. Нужный тебе номер, 27ОР, – самый первый в крайнем ряду. В багажнике белый плащ, такой же, как на мне, – обязательно надень его, прямо поверх одежды.

– Зачем?

– Не перебивай, – попросил Досс.

Но всё же пояснил:

– Тут повсюду камеры, и, если на тебе не будет плаща из специальной ткани, тебя идентифицируют как нарушителя. Далее. Нужная тебе сто седьмая секция находится почти в самом конце. Ехать до неё минут двадцать. И постарайся не перевернуться где-нибудь на полпути – сам ты снегоход поднять не сможешь.

Из командного центра вышли несколько людей в белых плащах. Досс заговорил тише:

– Как только окажешься у сто седьмой секции, посмотришь коды на флэшке, не раньше. Наши туда практически не забредают, так, раз в три дня устраивают профилактический осмотр. Так что, если доберёшься до сто седьмой без приключений, считай, тебе повезло. В самой серверной тебе нужно подняться до центрального компьютера – он на четвёртом этаже. Как всё выглядит внутри, я, к сожалению, не знаю – я там никогда не бывал, это вообще не моя область ответственности. Но, думаю, ты на месте сориентируешься.

Мэйтт переваривал услышанную информацию. Хотя, по сути, переваривать было нечего – почти всё он знал из того письма, что отправил Досс.

Что-то, видимо, отразилось на его лице, поскольку Досс спросил:

– Что?

– Как-то… – детектив почесал подбородок. – Я надеялся, что будет больше информации о том, что меня ждёт внутри.

– Ну извини, что не могу преподнести тебе всё на блюдечке, – всплеснул руками Досс. – Это максимум сведений, которые я смог получить, не вызывая к себе подозрений.

– Ладно, не нервничай. Я думаю, что смогу разобраться.

– Надеюсь, – вздохнул Досс. – Всё, давай за дело. Напоминаю, что у тебя всего пара часов в запасе. Как закончишь, поставь снегоход на стоянку. Встретимся внутри центра.

– Хорошо. Спасибо, Досс. – Мэйтт хлопнул друга по плечу. – Большое спасибо.

– Удачи, дружище.

* * *

Мэйтт всё-таки заблудился.

Едва он выехал на дорогу, идущую вдоль серверных, разыгралась жесточайшая вьюга. Видимость была практически нулевая, и детектив фактически наугад пробирался сквозь моментально возникшие сугробы, плетясь на скорости, почти втрое меньшей, чем предполагалось. В какой-то момент в звук метели вплёлся шум двигателей, и Мэйтт предпочёл свернуть с дороги в ледяную степь, чтобы не встречаться с персоналом. А когда захотел вернуться обратно на дорогу, наткнулся на стену из плотного, заледеневшего снега почти в человеческий рост.

Конечно, серверные хорошо было видно по левую руку. Почти пятидесятиметровой высоты, они нависали над Мэйттом, служа хорошим ориентиром. Только вот подъехать ближе, чтобы увидеть нужную ему сто седьмую секцию, не было возможности, а рассмотреть цифры с такого расстояния вряд ли получилось бы даже в ясную погоду.

Поэтому Мэйтт ехал вдоль стены, прилично сбросив скорость и надеясь, что рано или поздно наткнётся на проход или разрыв в стене. Честно говоря, надежда была слабой, так как за почти полчаса езды он не увидел ничего подобного. Он даже не понял, как оказался по эту сторону стены. Детектив принялся было считать секции, ориентируясь на их среднюю длину и пройденное расстояние, – он хотел хотя бы примерно прикинуть, когда окажется возле сто седьмой, перелезть там через стену, но большинство секций плавно переходили одна в другую, и невозможно было сказать, одно это здание или нет.

Конечно, Мэйтт мог воспользоваться картой местности и посмотреть, где он находится. Но была одна проблема – карта находилась на флэшке, что дал ему Досс. Нужно было достать планшет, подключить трясущимися, замёрзшими руками флэшку и молить Создателя, чтобы не потерять её в этой пурге. Нет, слишком рискованно. А потеря флэшки означала бы конец путешествия. Невероятно глупо было со стороны Мэйтта, а уж тем более Досса не предусмотреть вариант с плохой погодой. Но что ж теперь поделать?..

Когда час езды на снегоходе подходил к концу, Мэйтт начал замерзать от пронизывающего ветра. А стена была всё так же неразрывна, и метель даже и не думала прекращаться.

Твою мать. Грёбаное дерьмо.

Мэйтт решил так – если через пять минут ничего не изменится, он бросит снегоход, перелезет через препятствие и пойдёт пешком. Доезжать до конца серверных он не видел смысла: ему казалось, что высота стены выросла по сравнению с тем, какой была вначале, и у детектива не было уверенности, что в самом конце она не станет непреодолимым препятствием для начинающего альпиниста.

Но Мэйтту повезло – ровно тогда, когда истекли отмерянные им пять минут, он увидел в стене разрыв или, скорее, разлом непонятного происхождения. Если допустить, что стена появилась раньше серверных, то при строительстве на неё могло что-то упасть. Но почему дыру не заделали? Наверное, эту загадку он никогда не разгадает.

Мэйтт заглушил двигатель и подошёл к разлому. Высота стены здесь достигала всего тридцати сантиметров; вокруг в хаотичном беспорядке валялись бетонные глыбы, покрытые толстым льдом. Как и думал Мэйтт, стена оказалась рукотворной.

Детектив задумался. Тридцать сантиметров – это высоко. Но если соорудить трамплин из этих глыб… должно было получиться, и обязательно с первой попытки. Второго шанса могло и не быть.

Мэйтт принялся за работу, укладывая тяжёлые валуны к основанию стены и забивая щели снегом. Мышечные импланты уже полностью адаптировались, и дело шло быстро.

Через десять минут трамплин был готов. Оставалось надеяться, что конструкция не развалится, как только на неё въедет трёхсоткилограммовый снегоход.

Помни, у тебя одна попытка, – сказал Мэйтт сам себе, выводя машину на дистанцию. Отсюда казалось, что разлом слишком узкий, но перед попыткой детектив убедился, что снегоход должен пройти. Впритык.

Ну, поехали.

Мэйтт начал разгон. Ситуацию усложняло то, что ветер теперь дул в правый бок и приходилось корректировать траекторию движения. Скорость плавно нарастала, и, когда лыжи коснулись трамплина, а гусеничная часть ещё была на твёрдом льду, Мэйтт газанул. Снегоход взревел и рванул вперёд.

На короткий миг Мэйтту показалось, что ничего не выйдет и он врежется в край стены. Но у него получилось: снегоход, оцарапав левый борт, проскочил препятствие и, скрипнув амортизаторами, приземлился на той стороне.

Какое-то время Мэйтт сидел абсолютно неподвижно, не веря в такую удачу. Наверняка полетела подвеска, или движок не выдержал, или ещё что-то в этом роде… он попробовал тронуться с места, и снегоход, исправно рыкнув двигателем, проехал несколько метров.

– Да! – воскликнул Мэйтт и хлопнул снегоход по оцарапанному боку. – Ну что, дружище, погнали дальше?

* * *

Остаток пути прошёл без неожиданностей. Мэйтт вернулся на дорогу, по которой ехал изначально, и увидел, что добрался только до девяносто восьмой секции. Ускорившись, детектив преодолел расстояние до сто седьмой за несколько минут и теперь стоял возле входа в серверную.

Аккуратно подсоединив флэшку к планшету и узнав всё необходимое, Мэйтт ввёл первый код доступа на старомодной кнопочной панели. Код оказался верным (Мэйтт втайне опасался обратного) – дверь приоткрылась, и детектив проскочил внутрь.

Первым делом он начал отряхиваться от снега, мини-сугробами лежащего у него на плечах. И только после этого осмотрелся.

Что-то здесь было не так.

* * *

Точнее нет, не «что-то». Здесь всё было не так. Первые слова, которые пришли на ум детективу, были слова Элизы Мортейны, сказанные ею матери прямо перед уходом: кто-то держит нас в дураках. И вторая мысль: здесь никто не появлялся уже очень долгое время.

Как-то раз Мэйтт с коллегами накрыли нелицензированную группу майнеров. В подвале дома группировка хранила оборудование, которое круглосуточно добывало крипту. Шум от системы охлаждения стоял такой, что долго находиться там было физически неприятно.

А здесь царила тишина, нарушаемая только приглушёнными звуками вьюги, бушующей снаружи. Серверные шкафы были забиты энергоблоками и накопителями, но ни один из них не подавал признаков жизни. Мэйтт подошёл к ближайшему стеллажу и попытался прочесть надпись на энергоблоке, но не смог разобрать текст: буквы, хоть и смутно знакомые, явно принадлежали другому языку.

Он осторожно шагал по металлическому покрытию пола. Гулкое эхо практически сразу гасло, прячась в глубинах серверной.

Досс говорил, что нужно подняться на четвёртый этаж. Мэйтт подошёл к ближайшей решётчатой платформе, нажал на кнопку, но ничего не произошло – платформа не сдвинулась с места. Нажав на кнопку несколько раз, Мэйтт плюнул и отправился на поиски лестницы.

Увиденное не укладывалось у Мэйтта в голове. Здесь царил идеальный порядок, и это выглядело пугающе. Детектив поймал себя на мысли, что окружающее напоминает… декорации. Фальшивый фон, созданный для отвлечения внимания. Только вот от чего?

Мэйтт, не торопясь, пересёк серверную, обшаривая взглядом каждую подозрительную тень и каждый угол, и от того, что не происходило ровным счётом ничего, тревога только нарастала. Когда он добрался до конца помещения, то обнаружил в углу узкую дверь с нанесённой на ней пиктограммой лестницы. Детектив подёргал ручку, но дверь оказалась заперта. Тогда Мэйтт отошёл на шаг назад и со всей силы врезал стопой в область замка. Удар, усиленный мышечными имплантами, вышел мощным, и дверь с грохотом распахнулась.

Детектив увидел лестницу из двенадцати ступенек. Следом шёл лестничный пролёт, плавно заворачивающий направо, и вновь начинались ступеньки. Мэйтт прошёл чуть вперёд и посмотрел вверх. Насколько он мог судить, на каждый этаж приходилось по шесть таких лестниц. Детектив начал подъём.

Он успел преодолеть два этажа, прежде чем на очередном пролёте «столкнулся» со Стариком.

Рука детектива метнулась к отсутствующей кобуре парализатора. И только потом Мэйтт вспомнил, что приехал на Полюс с экскурсией, а значит, никакого оружия у него с собой быть не могло. И уже следом пришла в голову мысль, что в этой ситуации оружие бесполезно.

Ну вот и всё. Доигрался. Мне не хватит суток, чтобы исполнить задуманное.

Удивительно, но Мэйтт вдруг почувствовал странное спокойствие, стоя перед лицом смерти и ожидая слов приговора. За последние дни случилось столько всего и детектив ощущал себя настолько измученным, что сейчас был даже рад, что его остановили подобным образом. Сутки – и больше никаких забот. Не надо ни о чём думать. А быть может, если та сторона существует, он увидит Дарри.

Но Старик молчал. Пауза затягивалась, и Мэйтт уже хотел нарушить её вопросом, но тут Старик произнёс:

– Здравствуй, Мэйтт.

Он решил не оригинальничать и просто спросил:

– Как я умру?

– Ты не умрёшь. По крайней мере, не через сутки.

Мэйтт, до этого созерцавший полы мантии Старика, поднял на него изумлённый взгляд. Глядя ему прямо в глаза, он спросил:

– Тогда что… что ты тут делаешь?

– Пришёл помочь.

– С чего ты взял, что мне нужна помощь?

Мэйтт чувствовал, что его водят за нос, играют с ним. Слишком сюрреалистичная ситуация. Фальшивое место, фальшивые актёры. И этот Старик тоже… неправильный. Неправильно выглядит, неправильно говорит, словно специально нагоняя на себя таинственности, и неправильно ощущается. От него не исходило той ауры, что Мэйтт чувствовал, когда Старик пришёл к Дарри.

– Разве нет? – удивился Старик. – В таком случае зачем ты здесь?

Хорошо. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Кто убил… – Мэйтт запнулся. – Из-за кого ушёл мой сын?

Старик прикрыл глаза:

– Тебе нужен Кросстан Ховард, нейрохирург. Кросстан Ховард живёт в портовом районе, и именно Кросстан Ховард причастен к твоей трагедии.

Мэйтт много раз представлял себе момент, как он получает эту информацию, и каждый раз думал о том, какие эмоции он испытает. Но сейчас он не чувствовал ровным счётом ничего. Только отметил тот факт, что Старик не дал прямого ответа на вопрос.

– Он убил моего сына? – напрямую спросил Мэйтт.

Старик нахмурился:

– Разве я уже не ответил тебе? С формулировками подобных вопросов и ответов постоянно возникают трудности. Можно ли считать, что Кросстан Ховард именно убил твоего сына? Конечно нет, ведь Кросстан Ховард даже не был знаком с ним и физически не тронул его и пальцем. Но если отбросить словесную шелуху, то… да, Кросстан Ховард – именно тот человек, из-за которого ушёл твой сын.

И опять нет прямого ответа. И какого хера Старик постоянно талдычит это имя? «Кросстан Ховард, Кросстан Ховард»… Будто пытается его запрограммировать.

– И что теперь? – спросил Мэйтт. В голове вертелось только «Кросстан Ховард. Кросстан Ховард».

– Теперь… – Старик поступил совсем уж по-человечески: почесал подбородок. – Теперь ты забудешь наш разговор и вернёшься в то состояние, в котором пришёл сюда. – Мэйтт почувствовал, как его сознание куда-то плывёт, а глаза начинают закрываться. Он услышал последние слова Старика:

– Кросстан Ховард.

И Мэйтт вдруг обнаружил, что стоит спиной ко входу в серверную. Вьюга утихла, а детектив пребывал в полной уверенности, что получил ответ на свой вопрос.

Значит, Кросстан Ховард… Ну что ж, Кросстан, молись Создателю, чтобы Старик нашёл тебя раньше, чем я.

* * *

Обратный путь до командного центра Мэйтт проделал за двадцать минут. В сумме его скитания и добыча информации заняли два часа, поэтому детектив торопился, опасаясь, что Досс может наделать глупостей, если не увидит его на месте в назначенный час.

Припарковав снегоход на стоянке, Мэйтт снял с себя белый плащ и затолкал его в багажник. И тут же услышал шаги за спиной. Обернувшись, детектив вздохнул с облегчением – это был Досс.

– Где ты пропадал? – зашипел тот. – Я уже места себе не находил. Решил вот проверить, на месте ли снегоход… ладно. Всё прошло удачно?

– Да. – Мэйтт наморщил лоб и почесал затылок, как будто пытаясь что-то вспомнить. – Слушай, Досс…

– Нет! – воскликнул Досс, не дав детективу продолжить. – Я ничего не хочу знать о том, что и как там происходило. Ни об этом, ни о твоих дальнейших планах. Извини, что я так резок, но ты должен меня понять.

– Я понимаю, – кивнул Мэйтт. – Тогда просто скажу: спасибо за помощь.

– В следующий раз на меня можешь не рассчитывать, – устало проговорил Досс.

– Я очень надеюсь, что следующего раза не будет.

– Да, ты прав. Херню ляпнул, извини. Так… – Досс оглянулся. – Экскурсия закончилась, дети сейчас обедают, и ТМП скоро отправляется.

– Я… – детектива что-то терзало, какое-то смутное чувство. – И всё-таки, Досс, по поводу…

Мэйтта начало клонить в сон, и вдруг он обнаружил себя на вокзале Сайд-Джинспейр, совершенно не помня, как добрался сюда.

Домой. Нужно проведать Мишель. А потом я займусь тобой, Кросстан.

* * *

Стоя возле дома, Мэйтт поймал себя на мысли, что всматривается в живую изгородь и дерево на газоне, стараясь взглядом отыскать прячущегося сына. Детектив успел полюбить эту забаву за тот год, что Дарри пытался застать его врасплох. Получилось это у него всего раз.

Нужно было позволять ему это чаще.

Он шагал по устланной опавшими листьями тропинке и вспоминал, как радовался Дарри, когда поймал его. Бывший отец подумал, что может не сдержать слёз, но, к удивлению, воспоминания о сыне не вызвали той же реакции, что раньше. Будто память о Дарри постепенно угасала, сменяясь жаждой мести, которая стремилась стать главной целью его жизни, вытеснив всё остальное. Пока получалось великолепно.

Мэйтт открыл дверь своего дома и какое-то время стоял на пороге. Почему-то он был уверен, что, как только шагнёт внутрь, случится что-то плохое.

– Мишель! – крикнул Мэйтт, входя в дом. – Мишель, я вернулся!

Тишина в ответ. Детектив достал телефон и набрал номер жены. Громкая трель донеслась со второго этажа, и Мэйтт обрубил звонок. Мишель никогда не оставляла телефон дома, если куда-то уходила.

Мэйтт поднялся на второй этаж и, прежде чем открыть дверь спальни, глубоко вздохнул. На подсознательном уровне он уже знал, что случилось.

Воздух в спальне был душным и пах парфюмом вперемежку с сигаретным дымом. Мишель бросила курить около десяти лет назад, и даже уход Дарри не заставил её вернуться к этой пагубной привычке.

Мэйтту вдруг стало тесно в этом доме. Ощущение было настолько сильным, что детектив даже расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, что, конечно же, не помогло. Он осмотрел комнату, и на прикроватной тумбочке, на стороне Мишель, обнаружил белый конверт.

Мэйтт подошёл к краю кровати и онемевшими руками с третьей попытки распечатал конверт.

Дорогой Мэйтт, – писала Мишель. – Я не знаю на самом деле, как и что писать в подобных письмах. Поэтому прости, если текст будет немного… сумбурным. Но ты должен знать то, о чём я напишу ниже. Только пойми меня правильно – я не держу на тебя зла. Просто так получилось.

Когда ты прочтёшь это письмо, я уже уйду. Помнишь ту ночь перед твоим отъездом, когда мы занимались любовью? До этого, утром, Старик пришёл ко мне.

Мэйтт сжал руку в кулак, сминая письмо. Костяшки его пальцев побелели, а ногти впились в ладони с такой силой, что он был вынужден расслабить руку. Расправив бумагу, он стал читать дальше:

Я ничего тебе не сказала… не знаю почему, Мэйтт. Может быть, потому, что всё равно ничего нельзя было изменить. А может быть, потому, что я была уверена, что ты должен был что-то почувствовать. Люди же чувствуют подобное, когда между ними есть связь. Должны чувствовать! Но ты был оглушён и ослеплён своей жаждой мести, которую я не могла и не могу понять. Видимо, с уходом Дарри эта наша связь пропала, если вообще когда-нибудь существовала.

Хотя нет, тут я не права. Помнишь нашу первую встречу? – Мэйтт улыбнулся сквозь боль. – Эта ведь однозначно была любовь с первого взгляда, хоть ты и не веришь в подобные вещи. Но я в них верила — и этого было достаточно, чтобы мы связали наши судьбы.

Но уход нашего сына, нашего Дарри… знаешь, ты настолько упивался жалостью к себе, что совсем забыл о том, что эта наша, общая боль. Мы должны были пройти через это вместе, вместе пережить это. Но ты решил иначе. Я не виню тебя, мой дорогой, милый Мэйтт. Но это твоё решение позволило мне понять, что мы… отдалились друг от друга, и единственное, что нас связывало, исчезло вместе с Дарри.

И ещё раз – я пишу это всё не потому, что не люблю тебя. Напротив – я надеюсь, что ты задумаешься о своей жизни и, может быть, предпримешь какие-то шаги, чтобы окончательно не утонуть в своей жажде мести.

Для меня уже всё решено – близится рассвет, Мэйтт. Ты поедешь на Полюс, а Старик придёт за мной. Я… наверное, я уйду с ним, но если вдруг испугаюсь, то, прошу, похорони меня рядом с Дарри.

На этом всё. Я больше не знаю, о чём писать. Прощай, Мэйтт. Береги себя. Увидимся на той стороне.

С Любовью,

Твоя Мишель.

Глава 12

Мэйтт сидел в машине, припарковавшись через дорогу от двухэтажного серого здания с вывеской «Сильвер Лайт», на самой западной окраине Крейса. До порта рукой подать, но детектив решил начать поиски отсюда, по той причине, что в портовом районе у него не было никаких связей. А в «Сильвер Лайте» заправлял личный информатор Мэйтта – Веррто.

Клиника была полулегальной. В том смысле, что она находилась в числе официально зарегистрированных, но некоторые операции в ней проводили вчёрную – как, например, установка фальшметок с целью выдачи себя за школьного гида.

Мэйтт, уже в четвёртый раз, перечитал прощальное письмо Мишель и спрятал во внутренний карман пиджака. Несмотря на смысл, который жена постаралась вложить в своё послание, этот клочок бумаги оказывал совершенно противоположное действие. Каждый раз, когда Мэйтт перечитывал письмо, внутри вскипала ярость. На самого себя, на Стариков, на этого выродка Кросстана. Этот гнев придавал силы и смысл жить… нет, не жить. Действовать дальше. Быть может, именно этого Мишель и добивалась. Она ведь хорошо его знала.

Нет. Не оправдывайся хотя бы перед самим собой.

Мэйтт вышел из машины, перебежал дорогу и толкнул стеклянные двери клиники. В просторном светлом холле за стойкой регистратуры сидела молодая симпатичная девушка, глаза которой расширились при виде нового посетителя – она его узнала. Быстро взяв себя в руки, администратор сказала:

– Добрый день, мистер Уолли.

Приветствие прозвучало фальшиво. Ещё бы: визит законника очень редко бывает приятным.

– Привет, Кэси.

– Чем могу помочь?

– Мне нужен Веррто. Он у себя?

– К сожалению, он уехал некоторое время назад, – ответила Кэси, скосив перед этим глаза на стойку.

Мэйтт кисло улыбнулся:

– В таком случае, видимо, его подвозил приятель, потому что его машина стоит у чёрного хода. Кэси, не валяй дурака. Мне просто нужно с ним поговорить.

Администратор замялась, продолжая периодически бросать взгляд на рабочий стол. Наконец она спросила:

– У нас какие-то проблемы с… документами?

Мэйтт вздохнул и сказал, повышая голос:

– Веррто, будет лучше, если мы перестанем играть в сраный испорченный телефон. Мне действительно нужно просто поговорить. А проблемы с документами я могу устроить, если ты откажешься от встречи.

После секундной заминки дверь справа от Кэси открылась, и девушка жестом указала направление:

– Прошу, мистер Уолли. Двенадцатый кабинет. Первый поворот направо, и…

– Спасибо, Кэси, я помню дорогу.

Мэйтт прошёл в открывшийся коридор, и дверь плавно закрылась за ним.

Дойдя до двенадцатого кабинета, детектив постоял немного, собираясь с мыслями, и постучал три раза.

– Открыто, – донёсся приглушённый, чуть хрипловатый голос.

– Привет, Веррто, – сказал Мэйтт, заходя внутрь и садясь на стул для посетителей.

Свет в кабинете был выключен, а смарт-окна пропускали только четверть фотонов, поэтому в помещении царил полумрак, пропитанный приторными благовониями. Хозяин «Сильвер Лайта», невысокий коренастый человек, сидел за массивным столом. Галстук на расстёгнутой рубашке ослаблен, закинут на плечо. На лице информатора красовались пижонские очки, в их простых стёклах отражалось содержимое монитора, из-за чего глаз практически не было видно. Мужчина сосредоточенно стучал по старомодным механическим клавишам.

– Привет, – коротко бросил Веррто, не отрываясь от занятия. – Ты очень не вовремя, в курсе?

– Отключи камеры, – попросил Мэйтт. Обычное взаимовыгодное условие, когда законникам приходилось работать с информаторами. Веррто кивнул и нажал пару кнопок.

– Спасибо. Я не отниму у тебя много времени, – ответил Мэйтт, наблюдая, как в отражении очков на мониторе появляются строки кода. – А если ты отвлечёшься от своего очень важного дела, мы закончим буквально за пару минут.

Веррто наконец поднял голову. Недовольно скривив лицо, он сказал:

– Только быстро. Тебе ещё раз нужно воспользоваться моими услугами?

– Нет. На этот раз у меня всего лишь один вопрос. Где мне найти Кросстана Ховарда?

Мэйтт заметил, как его собеседник едва заметно вздрогнул при упоминании этого имени. Будь эмоция менее заметной, детектив подумал бы, что ему просто померещилось. Тем не менее Веррто сказал:

– Впервые о таком слышу. Есть что-то, кроме имени?

– Я знаю, что он работает в порту чёрным нейрохирургом. К сожалению, это всё.

Веррто задумался, или, по крайней мере, сделал вид. Он старался выглядеть расслабленным, но Мэйтт видел, что тот задышал тяжелее, а потому спросил:

– В чём дело, приятель? Не можешь вспомнить?

– Не в этом дело, Мэйтт. – Веррто внимательно посмотрел на детектива. – Я… ладно, я знаю этого человека, но… не уверен, что хочу тебе о нём рассказывать. И это вовсе не потому, – торопливо добавил он, – что я что-то скрываю, нет. Просто… всё, что происходит в порту, напрямую контролируется… прости, я не могу сказать, кем, меня за это по головке не погладят. Просто один очень влиятельный человек. И ему очень не понравится, если я солью информацию о его хирурге законнику. Поэтому…

– Погоди, не торопись, – осадил Мэйтт. – Ему не обязательно об этом знать. Я интересуюсь исключительно в личных целях.

– Ха! – рассмеялся Веррто. – Думаешь, он не узнает? Тем более, я не знаю, зачем тебе нужен Кросс. Я не хочу, чтобы из-за этого возникли проблемы – их и так у меня навалом. Так что извини, но я вынужден ответить категорическим…

– У тебя в любом случае возникнут проблемы, – перебил его детектив, наклоняясь вперёд. – Не забывай, с кем ты разговариваешь. Я одним звонком могу прикрыть твою лавочку.

– Ты мне угрожаешь? – прищурился Веррто, снимая очки. – Тогда, пожалуйста, не забудь сообщить своим коллегам о той небольшой операции, которую тебе сделали в этой клинике на днях. Уверен, они очень заинтересуются, а я с удовольствием предоставлю им запись нашего с тобой разговора…

Ошибка.

Мэйтт рванулся вперёд, схватив Веррто за галстук, и резким движением вниз припечатал мужчину лицом о столешницу. Хозяин клиники попытался схватить детектива за руку, но Мэйтт плашмя ударил его ладонью по уху. Веррто заорал.

– Закрой свою пасть, – прошипел Мэйтт, но Веррто продолжал брыкаться и стонать. Левой рукой он попытался нажать тревожную кнопку, но детектив не дал ему этого сделать. Мэйтт ударил ещё несколько раз, схватил мужчину обеими руками за горло и вытянул из-за стола, силой запихнув дезориентированного Веррто в кресло. И для верности ударил ещё раз. Бывший информатор взвизгнул и прикрыл ухо ладонью. Между пальцами сочилась кровь.

Мда. Не так всё планировалось.

Схватив Веррто за лацканы пиджака, Мэйтт встряхнул его и сказал:

– А теперь послушай меня своим здоровым ухом, и советую сделать это очень внимательно. Ты мне расскажешь, как найти этого Кросстана…

– А иначе что? – просипел Веррто, пытаясь усмехнуться.

Мэйтт стиснул зубы.

– А иначе ты будешь мечтать о приходе Старика, – сказал он и, крепко зажав Веррто рот ладонью, сломал хозяину «Сильвер Лайта» два пальца.

Веррто взвыл от боли и попытался вырваться, но Мэйтт крепко держал его, что с учётом усиленной мускулатуры не составляло никакого труда. Тогда он попытался укусить Мэйтта за ладонь. Детектив надавил на неестественно изогнутые пальцы. Веррто замычал, закатывая глаза.

Мэйтт не понимал, откуда в нём взялась эта злость. Она кипела внутри, застилая глаза. Ему хотелось причинять боль. Он с трудом подавил это желание.

– Веррто, не усугубляй ситуацию, – процедил Мэйтт. – У тебя ещё восемнадцать целых пальцев. Не заставляй меня…

В дверь постучали.

– Мистер Клайд, у вас всё в порядке? – спросила Кэси из коридора. В голосе чувствовалась тревога.

Детектив метнул взгляд на дверь и тихо проговорил:

– Скажи, чтобы она ушла, или, клянусь своим сыном, тебя не спасёт никакая хирургия. – И он убрал ладонь.

На мгновение Мэйтт подумал, что Веррто закричит. По крайней мере, в испуганных глазах детектив прочёл сильное желание так поступить. Но Веррто, отдышавшись, принял максимально выгодное для здоровья решение:

– Всё хорошо, Кэси. Иди занимайся своими делами.

Кэси ушла, а Мэйтт отпустил информатора. Тот тяжело дышал и прижимал покалеченную руку к груди.

– Мудак, – простонал Веррто.

– Твои парни тебя залатают сегодня же, – бросил детектив, следя за каждым движением оппонента. – Если не хочешь прибавлять им работы – скажи мне то, что я хочу услышать.

– Бар «Рэд Чиф». – Слова, которые выплюнул Веррто в лицо своему мучителю, казались почти осязаемыми. Мэйтт даже утёрся ладонью. – Спросишь Рэя, бармена. Он поможет тебе выйти на Кросса.

– Так не пойдёт, – возразил Мэйтт. – Мне нужен именно Кросс, а не какой-то там Рэй. Ты можешь предупредить его.

– Я тебя огорчу, но большего я не знаю, – спокойно ответил Веррто, рассматривая покорёженные пальцы. – В порту всё решается через барменов. На приём можно попасть только так. А что касается предупреждения… я этого не сделаю.

– И я должен тебе поверить?

– Придётся. Скажу только, что в порту не обрадуются, если узнают, что я слил инфу законнику. Поэтому я буду молчать и ожидаю от тебя того же. Идёт?

– Хорошо, – сказал Мэйтт после паузы.

– Отлично. – Веррто встал со стула. Его слегка шатало из стороны в сторону. – А теперь уёбывай из моей клиники. Надеюсь, не нужно говорить, что наше сотрудничество закончено?

* * *

Джил

Девушка плыла в каком-то тумане. Тёплые волны обволакивали со всех сторон, было так хорошо и уютно, что не хотелось открывать глаза. Когда же она попыталась это сделать, то обнаружила, что забыла, как шевелить веками. Это её немного напугало, но…

Джил ты меня слышишь

Джил не могла с уверенностью ответить на этот вопрос. Да, был какой-то голос, но… нельзя было сказать, что она его слышит. Голос возникал прямо в голове, минуя уши и перепонки, не создавая никаких вибраций, которые назывались звуком.

Джил ответь мне

– Я слышу… – пробормотала девушка, лёжа на столе в клинике.

Не так не словами отвечай мысленно попробуй

В словах, появляющихся в сознании, не было никакой интонации, никаких пауз. Просто слова. Даже не слова, а сигналы, возникающие в мозгу. Джил подумала, и мысль оформилась в вопрос:

Кто это?

Это Кросс.

Девушка приходила в себя, и теперь у… слов, решила Джил (так было проще осознавать это) появилась окраска.

Кросс, что это за место?

Место, где возникает сознание. Но вообще мы в клинике. Ты помнишь, о чём мы говорили до операции?

Джил вспомнила, как они с Кроссом пришли в клинику. По пути он рассказывал о своих разработках, в том числе и об импланте цифровой телепатии. И она согласилась на операцию, потому что ей показалось это…

Невероятным, да. Теперь я вижу, о чём ты думаешь. Поразительно. Я думал, это будут просто слова, но я могу… видеть образы, возникающие в твоём сознании.

Почему я не могу открыть глаза?

Ты ещё под наркозом. – Джил показалось, что она уловила лёгкий смешок. – Но уже просыпаешься. Буквально несколько минут, и ты очнёшься.

Со мной всё в порядке?

Более чем. Даже ещё лучше. Ты понимаешь, что мы сейчас с тобой делаем?

Читаем мысли друг друга?

Именно. Но это не совсем точное определение. Наши сознания сейчас связаны. Твою мать, я даже не представлял себе, что…

Оно так будет работать? Да, я вижу… твои эксперименты с животными… что ты делаешь? – Джил почувствовала дискомфорт и заворочалась на операционном столе. Она просыпалась.

Хочу попробовать проникнуть в долговременную память. Расслабься. Нет, не выходит.

Не делай так больше.

– Не буду.

Живой голос Кросса резанул слух Джил, и она окончательно проснулась. Яркий свет, бивший ей в глаза, тут же погас.

– С пробуждением, – сказал Кросс, напомнив ей улыбчивого доктора Хаммонда.

– Как настроение? – пробормотала Джил. Этот эпизод напомнил о том периоде жизни, когда всё ещё было хорошо и она даже не думала, что будет лежать на операционном столе, в порту, в подпольной клинике нейрохирургии.

– Настроение хорошее, – удивлённо сказал Кросс. – Как ты себя чувствуешь?

– Как будто с похмелья.

– Это мы легко исправим, малышка, – ответил хирург и, взяв шприц со стола, воткнул в бедро Джил. Она ничего не почувствовала, но сознание начало проясняться.

– Лучше?

– Да, спасибо. – Джил поморщилась: место укола начало зудеть. Она приняла полусидячее положение. – Но не мог бы ты в следующий раз спрашивать или хотя бы предупреждать, прежде чем тыкать в меня иглой?

– Извини. Я привык по большей части работать с обдолбышами и импламанами. И… – Кросс улыбнулся, – я, конечно, не против, но может, ты хотела бы прикрыться?

Джил скосила глаза вниз и увидела, что простыня сползла, обнажив грудь. Девушка рывком натянула простыню до подбородка.

– Не понимаю, зачем было раздеваться полностью?

– Я ведь уже говорил, – ответил Кросс, – перед началом операции. Забыла? Никогда не знаешь, какая часть тела может понадобиться по ходу.

– Да, точно… теперь вспомнила. – Джил дотронулась до виска рукой. – Почему я больше не слышу тебя?

Кросс приложил указательный палец к губам и на секунду прикрыл глаза.

Я отключил свой чип, – мысленно пояснил хирург. – Без того, кто может принять или отправить сигнал, имплант превращается лишь в набор схем в твоём мозгу. Сейчас я его включил, и ты можешь меня слышать.

Как я могу его выключить?

Кросс молча улыбался. Было очень странно смотреть на то, как его губы не двигаются, но голос тем не менее возникает в голове. Джил чувствовала дискомфорт от неестественности происходящего.

Просто выключи. Ты же можешь задержать дыхание или, например, не шевелить рукой? Теперь твой мозг знает, как это делать. Просто… пошли сигнал.

Джил попыталась.

Я всё ещё слышу тебя. В качестве совета – попробуй привязать это действие к чему-нибудь привычному. Я, например, моргаю.

Джил сделала глубокий вдох. Задержать дыхание… и Джил задержала. Она почувствовала, как что-то словно щёлкнуло в глубине головы, и Кросс сказал:

– Умница. Видишь, это легко. Ладно, одевайся, я буду ждать тебя в приёмной. Кстати, – Кросс остановился у двери, – я подлатал твой имплант памяти. Теперь проблем быть не должно, но посмотрим в динамике. И синяк я тоже убрал.

– Спасибо.

Кросс вышел из операционной, и спустя минуту, когда она вставала со стола, Джил ощутила несильное давление на темечко. Она подумала, что это как-то связано с имплантом, и включила его.

Сообразила, молодец. Это давление означает, что я хочу связаться с тобой, когда твой чип отключён. Совсем забыл предупредить – ни слова об этой операции, пока мы в стенах клиники. Не хочу, чтобы Босс знал об этом.

Поняла.

После того как Джил оделась, она взглянула в зеркало и пожалела, что у неё нет с собой хотя бы минимума косметики. Лицо девушки осунулось, под глазами залегли тени, а кожа приобрела нездоровый оттенок. Одно радовало: теперь у неё не было синяка на подбородке, только кожа на его месте была белее обычного.

Она вышла из операционной. Кросс сидел за компьютером справа от неё и, когда Джил появилась в приёмной, сказал:

– Дай мне одну минуту. Я закончу отчёт, и мы прогуляемся.

– Разве я не должна соблюдать постельный режим? – спросила Джил.

– Не обязательно. Более того, я предлагаю отметить удачную операцию стаканчиком глира, если ты не против.

– Мне это не повредит? – Откровенно говоря, Джил сейчас хотелось чего-то такого… из разряда человеческих слабостей.

– Напротив, слегка расслабит напряжённый мозг. Это же глир, а не дешёвый самогон.

– Поверю тебе на слово. Кстати, – вспомнила Джил, – ты говорил, что можешь доказать, что…

Давление на темечко.

Я же просил тебя, – возник упрёк в голове девушки. – Тут повсюду камеры. Выйдем на улицу, там и поговорим.

* * *

Мэйтт перепарковал машину в двух кварталах от «Сильвер Лайта», остановившись чуть ближе к порту, и дальше решил пойти пешком. Первое время он опасался, что в Веррто всё-таки взыграет уязвлённая гордость и он отправит парочку своих ребят поквитаться. Мэйтт то и дело озирался по сторонам. Но, поразмыслив, детектив решил, что тревожиться не о чем. Веррто не дурак и должен понимать, что, если Мэйтт уйдёт от его верзил, проблем он потом не оберётся. Как-никак, это уже прямое нападение на законника, а не неофициальные разборки. А Веррто очень дорожил своей шкурой и репутацией.

Мэйтт думал о произошедшем в клинике. Это было… очень плохо это было, вот что. Потеря информатора, на налаживание контакта с которым ушёл без малого год, невозможность более пользоваться услугами «Сильвер Лайта», – и один Создатель знает, к каким ещё последствиям это приведёт в будущем. Но Мэйтт сжигал за собой мосты, почти не задумываясь о том, что будет делать потом, как будто был уверен, что никакого будущего нет. По крайней мере, для него.

Очутившись в порту, Мэйтт едва не допустил грубую ошибку. Географию портового района он знал плохо. Детектив бывал здесь несколько раз, на запланированных рейдах. Запланированные рейды… это означало, что крупным дельцам порта было заранее о них известно. Законники их не трогали, а те взамен сливали более мелких конкурентов. Тем самым создавалась видимость работы для простого населения, а также подбрасывались дрова в ненасытную топку СМИ. Мэйтт быстро это понял, и после пары рейдов уже не рвался в них, стараясь откосить всеми возможными способами.

Поэтому, оказавшись в малознакомом месте, Мэйтт сделал то, что сделал бы любой человек – спросил дорогу. Детектив подошёл к первому встречному мужчине, сидевшему на скамье у спального склада, и поинтересовался:

– Друг, не подскажешь…

– Я те не «друг», – моментально отреагировал мужчина в чёрной куртке, с подозрением выставив бионический глаз на Мэйтта. – Чё надо?

– Мне нужно узнать, как добраться до бара «Рэд Чиф». – Мэйтт старался быть подчёркнуто вежливым, но ему очень хотелось врезать по этой небритой роже.

– Те зачем? Ты чё, не местный? Эй, Орра, Седдик! – крикнул незнакомец, и из дверей склада вышли двое мужчин, как будто всё это время там стояли и ждали этого момента. Мэйтт вздохнул и подумал, что так вполне и могло быть. Незнакомец обратился к друзьям:

– Этот господин, похоже, заблудился и не может найти дорогу. Седдик, поможешь ему?

– Инфа стоит крипты, – буркнул Седдик. Он почесал затылок, и Мэйтт услышал характерный для плохо функционирующей механической руки звук.

– Точно. Есть чем забашлять, папаша? – спросил, очевидно, Орра.

Мэйтт прикинул варианты, стараясь не обращать внимания на резанувшее слово. Вариант вырубить вымогателей отпадал сразу – неизвестно, сколько ещё их пряталось на складе. Сказать, что он законник… это могло сработать, но только в том случае, если бы Мэйтт не держал путь вглубь порта. Насколько быстро тут распространяются слухи? К тому же это могло только озлобить их, и всё вернулось бы к первому варианту. Значит, оставалось одно.

– Сколько? – спросил Мэйтт.

Троица оживилась, перекинувшись взглядами. Сидевший на скамье человек сказал:

– Штука. Каждому.

– А если у меня нет столько? – прищурился детектив.

– Тогда пиздец тебе, – расхохотался Орра.

– Ладно, парни, мне не нужны проблемы. – Мэйтт поднял руки в примиряющем жесте. – Куда переводить?

Седдик достал из-за пазухи потрёпанный, как и его хозяин, терминал. Мэйтт приложил к нему руку, и три тысячи списались со счёта детектива.

– А теперь скажите мне, как добраться до бара, – сказал Мэйтт.

– А может это, сыграем партейку в лайг? Ты вроде бы не бедный, – единственный из троицы, чьего имени Мэйтт не знал, достал глаз из глазницы, протёр его о плечо и вставил обратно. – Давай по маленькой, на дорожку?

– Я очень спешу.

– А вот это ты зря. Нехер спешить, особенно в порту. Народ здесь резкий, не то что мы. Ладно… Седдик, расскажи, как добраться до «Рэд Чифа».

Седдик задумался на минуту и пустился в объяснения, активно жестикулируя:

– Значит, зырь сюда. Да не сюда, а сюда, блядь! Сейчас двигаешь прямо, проходишь два квартала. Как только увидишь большой зелёный бомжатник…

– Бомжатник? – переспросил Мэйтт.

– Бля-я-я… ну мусорка. Бак мусорный, зелёный, – сказал Седдик, для убедительности очертив в воздухе прямоугольник. – Так вот, прямо перед ним поворачиваешь налево… не, или направо? Орра?

– Налево, всё верно… – сказал Орра, смачно схаркивая комок слюны и слизи на землю. – Или погоди… да, налево.

Мэйтт едва не застонал.

– Ну вот. Поворачиваешь налево и чешешь по прямой до рекламного щита. Здоровый такой, на тройном столбе висит, там ещё шлюх рекламят. Потом направо и снова по прямой. И упрёшься в бар. Там и вывеска будет, «Рэд Чиф». Понял?

– Да. – Мэйтт мечтал поскорее отвязаться от этих неприятных типов, поэтому не стал задавать никаких вопросов. – Спасибо за помощь.

– Тебе спасибо! – Троица заржала.

К удивлению Мэйтта, путь оказался верным. Пройдя ровно два квартала, он увидел мусорный контейнер и, стараясь не вдыхать источаемый помоями смрад, повернул налево. Спустя несколько минут он заприметил огромный рекламный щит, на котором неоном светилась девушка топлесс. «Зачем идти дальше? Подлинное наслаждение за углом» – гласила надпись на щите, сопровождаясь большой указательной стрелкой, показывающей налево.

Мэйтт дошёл до основания тройного столба, на котором висел щит, и повернул направо. А ещё через несколько минут он стоял у входа в бар «Рэд Чиф».

* * *

Кросс и Джил не торопясь шли по набережной. Солёный воздух с моря слегка разбавлял запах нечистот и рыбы, но дышать всё равно было неприятно. В руках оба держали небольшие бумажные стаканы с подогретым глиром.

– Как ты здесь живёшь? – спросила Джил, морща нос. – Здесь же воняет.

– Во-первых, я живу не здесь, – напомнил Кросс. – А во-вторых, я имплантировал себе искусственные обонятельные луковицы. Для меня здесь пахнет… горным утром.

Ты бывал в горах? – Джил задала вопрос мысленно. Ей явно нравились новые возможности.

Ни разу, – признался Кросс. – Но производитель ароматизатора уверяет, что там пахнет именно так.

Джил отпила глира из стакана и неожиданно спросила:

– Так что насчёт… твоей проблемы?

– Ты о чём?

– Ну… про Стариков. И эту… Инес.

Кросс вздохнул. Ему уже думалось, что это была плохая идея – рассказать Джил свой секрет. Она ведь не поверила. Так может, стоит всё так и оставить?

Джил возмутилась:

– Но ты же должен понимать, насколько это невероятно звучит? Ой… – девушка приложила ладонь ко рту. – Я, кажется, подслушала твои мысли, извини.

– Да, – усмехнулся Кросс. – Для меня это тоже непривычно. Хорошо, твоя правда. Я докажу тебе. Но сначала…

Скажи мне что-нибудь такое о своей жизни, чего я не знаю наверняка. А я скажу тебе, лжёшь ты или нет.

Зачем?

Мысли не лгут, Джил. Так ты на собственном опыте убедишься, что я не могу тебя обмануть.

Джил задумалась. Кросс попытался услышать, о чём та размышляет, но девушка отключила чип. Через минуту она снова включила его и сказала:

В детстве я была очень одиноким ребёнком. Родители почти не уделяли мне внимания, и я росла совершенно одна. У меня не было друзей…

Кросс видел, что Джил лжёт, и в его голове возникали картины её прошлого.

Это неправда, Джил, – прервал Кросс мысленный поток. – Твои родители, Эли и Гаррден Форт, очень любили тебя. И у тебя была близкая подруга, Элиза. И они все… о, прости, я не знал. Так вот почему ты…

Кросс отрубил чип одновременно с Джил – он не хотел причинять ей боль и дальше – и посмотрел в лицо девушке. Её губы слегка дрожали, а глаза заблестели. Кросс подумал, что она сейчас заплачет, но Джил взяла себя в руки и сказала:

– Это очень личное. Я не собиралась тебе об этом рассказывать.

– Да, я вижу. Прости, что заставил вспомнить. Но теперь ты понимаешь? Когда ты пытаешься солгать, то сразу же думаешь о том, что хочешь утаить, и я это вижу. А теперь включи…

– Не хочу.

– Почему?

– Эта штука не такая классная, как мне сперва показалось, – призналась Джил. – Вдруг я увижу в твоих мыслях такое, о чём… предпочла бы не знать.

– Джил, скажи мне одну вещь. У тебя ведь есть такое чувство, что… мы встретились не просто так?

Джил непонимающе посмотрела на Кросса, но хирург и без телепатии видел, что девушка притворяется.

– У меня такое ощущение, – продолжил Кросс, – что… не знаю, как это выразить словами… в общем, я чувствую за тебя ответственность, понимаешь? Мне… мне не хочется причинять тебе беспокойство или боль. Мне хочется… – Кросс с трудом подбирал слова, – защитить тебя. Ты понимаешь, о чём я говорю?

Смотря в серые глаза Джил, Кросс видел, что она понимает, и чувствует если не то же самое, то что-то очень близкое. Наконец девушка сказала:

– Да. Кажется, понимаю. Я всё время задавала себе вопрос – как я могла согласиться пойти домой к незнакомому человеку, да ещё в порту? В особенности после того, как чуть не попала в сексуальное рабство. Но… – Джил пожала плечами. – Почему-то рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. Моя интуиция молчит, Элиза – это может показаться тебе смешным, но так я называю часть моего внутреннего «я», – спит, хотя в последнее время она просыпается в моменты сомнений или опасности. Я не знаю, в чём дело, – беспомощно развела руками Джил.

Кросс задумался. Всё это было очень странным, но никакого подходящего объяснения, кроме розовых соплей, он придумать не мог. Но это определённо была не любовь. Его единственная за всю жизнь любовь, настоящая любовь, ушла навсегда.

– Вот и я не знаю, – вздохнул Кросс. – Но я знаю, что хочу доказать тебе, что я не лгу. Почему-то это кажется мне важным. Включи имплант, Джил.

Девушка замялась, но всё же выполнила просьбу.

Спасибо, – продолжил Кросс уже мысленно. – Итак… я не могу умереть. Если честно, я уже сбился со счёту, сколько раз ко мне приходили Старики, но каждый раз… каждый раз я думаю, что вот оно, это конец. И каждый раз ничего не происходит.

Джил видела. В их сцепленных с Кроссом сознаниях мелькали картины приходов Стариков. Один, два, десять… больше сорока раз хирург сталкивался со смертью! Джил видела реакцию Кросса – сначала страх, искренний и неподдельный, удивление, а потом, в конце… усталость и немного надежды. Джил спросила:

Почему ты не уйдёшь с ними?

Потому что я не знаю, к чему это приведёт. Вдруг на той стороне… пусто?

Ты боишься потерять последнюю надежду увидеть Сюзи?

Да! Пока я тут… если я не умираю, может, у меня будет немного больше времени, чем у остальных людей? Может, я что-то придумаю или…

Джил за мгновение прочувствовала всю ту палитру эмоций, что терзала Кросса последние годы, и сделала то, чего хирург никак не ожидал: она подошла к нему и взяла его за руку. Но не так, как это делают возлюбленные, – это была дружеская рука поддержки.

Джил улыбнулась.

Может быть, я помогу.

О чём ты?

Ну… если у нас обоих такое чувство, что мы друг для друга… как бы это сказать… предназначены? Может быть, я тоже не могу умереть? Ко мне ведь Старики не приходили. Так что вдвоём мы точно сможем что-нибудь придумать.

Кросс усмехнулся. Он не хотел в этом себе признаваться, но его тронула эта неуклюжая, слегка детская попытка его подбодрить.

Джил возмутилась:

– Эй! Я всё ещё тебя слышу.

– Прости. Ты права, эта штука не такая классная, какой кажется на первый взгляд. Некоторые мысли всё-таки должны оставаться неуслышанными. Но… спасибо. Я что-то размяк в последнее время. Потерял все ориентиры.

– Похоже на то. – Джил допила глир, смяла стаканчик в руке и огляделась в поисках урны. Не найдя её, девушка сунула комок картона себе в карман. Свой Кросс выбросил прямо на асфальт.

– Зайдём перекусим? – спросил Кросс, кивком головы указывая на бар «Рэд Чиф».

* * *

– Ты Рэй? – довольно грубовато спросил Мэйтт, садясь на высокий стул за барной стойкой.

– Для тебя – мистер Рац, – в тон ему ответил бармен, сверля взглядом. – Что будешь пить?

В баре было мало посетителей, что играло Мэйтту на руку. За угловым столиком тихо дремал перебравший спиртного моряк, а на втором этаже кто-то, судя по звукам, передвигал мебель. Мэйтт сказал:

– Слип.

– Пятёрка, – ответил Рэй, не шелохнувшись и не сводя взгляда с детектива.

– Я думал, что сначала полагается налить.

– В последнее время появилось много злостных неплательщиков, поэтому правила изменились. – Рэй постучал пальцем по встроенному в барную стойку терминалу, упрятанному в защитное стекло. – Так что деньги вперёд.

Мэйтт провёл ладонью над терминалом, после чего Рэй с громким стуком поставил стопку перед собой, налил в неё слип и пододвинул к детективу. Мэйтт даже не притронулся к алкоголю.

– В чём дело, приятель? – спросил Рэй и кивнул вошедшему в бар матросу.

Мэйтт подумал, что тянуть нельзя. Судя по всему, скоро здесь будет людно, и это могло помешать альтернативному плану детектива в случае, если переговоры зайдут в тупик. Поэтому он сказал:

– Я сюда не пить пришёл.

– Да? – наигранно удивился бармен. – А зачем же?

– Думаю, ты прекрасно понимаешь, зачем. Мне нужен хирург.

– Если ты видел вывеску на входе, то должен знать, что это бар, а не клиника, – заметил Рэй. Его левая рука скрывалась под стойкой, и это нервировало Мэйтта. Он кивнул:

– Я прекрасно видел вывеску. И судя по тому, что я всё же здесь, я понимаю, что к чему. Мне нужны определённого рода услуги, и я знаю, что тут их можно получить.

Рэй склонил голову вниз и вправо, как будто к чему-то прислушивался. Потом усмехнулся:

– Хорошо. Будем считать, что тест ты прошёл. О каких именно услугах идёт речь?

Отлично.

– Я бы предпочёл поговорить об этом лично с Кросст… с Кроссом. – Мэйтт вдруг вспомнил, что Веррто именно так называл этого типа.

Рэй картинно округлил глаза:

– Ну надо же! Ты несколько лучше осведомлён, чем я думал. Но я тебя раньше тут не видел. От кого получены рекомендации, можно поинтересоваться?

Если он сдержит данное Веррто слово и скажет, что источник пожелал остаться неизвестным, это может натолкнуть бармена на кое-какие мысли – например, о том, почему источник не захотел называться. Выдумывать имена тоже было рискованно – нет гарантии, что Рэй тут же это не проверит. Поэтому Мэйтт решил сдать информатора:

– Клиника «Сильвер Лайт».

– «Сильвер Лайт», «Сильвер Лайт», – повторил Рэй несколько раз, постукивая пальцем по стойке. У Мэйтта появилось ощущение, что бармен специально тянет время: в помещение, громко хохоча, вошла компания молодых людей с татуировками на лицах. Возможно, он что-то подозревает или чего-то опасается и хочет оказаться при большем количестве свидетелей. – А, старина Веррто! Как у него дела?

– Неплохо, – ответил Мэйтт, вспоминая хруст ломаемых пальцев. – Растёт и процветает.

– Рад за него, – сухо сказал Рэй и хлопнул ладонью по столу. – Хорошо. Я устрою вам встречу. Приглядишь за баром? Мне нужно отойти. – Не дожидаясь ответа, Рэй поспешно, как показалось детективу, скрылся в подсобном помещении.

Мэйтт развернулся на стуле на сто восемьдесят градусов и принялся осматривать бар. Вроде бы всё прошло нормально, но его не покидало иррациональное чувство… необычности происходящего. Но чувство это притуплялось осознанием того, что скоро он встретит человека, который разрушил его семью.

Мэйтт обратил внимание на парочку, вошедшую в бар и занявшую угловой столик неподалёку. Худощавый, темноволосый мужчина и девушка лет двадцати. Мужчина оглядел помещение, видимо, ища бармена или официантку, которая появилась, как только бар начал заполняться людьми. Мэйтт на секунду встретился глазами с мужчиной, перевёл взгляд на девушку и услышал сквозь негромкий фоновый шум, как она обратилась к своему спутнику.

Кросс.

Мэйтт поспешил отвернуться. В висках застучало, в кровь хлынул адреналин, а сердце с бешеной скоростью погнало его по жилам.

Не может быть.

Мэйтт с трудом продолжал вести себя естественно. Он украдкой посмотрел на парочку. Девушка выглядела прилично и ухоженно, хоть и устало. Вряд ли она проститутка. Может, очередная жертва? Но если и так, она ни о чём не подозревала и вела себя совершенно спокойно.

А Кросс – если это тот самый Кросс, напомнил Мэйтт сам себе, – выглядел… обычно, совсем не так, как рисовал его детектив в воображении. Никаких татуировок, никаких модифицированных частей тела… только вид был слегка болезненный.

А ещё его взгляд. Он… абсолютно нормальный. Не безумный, не жестокий. Может быть, я ошибаюсь?

Мэйтт продолжал наблюдать. К парочке подошла официантка, загородив обзор, приняла заказ и отправилась на кухню. Детектив отметил странность в общении мужчины и девушки: судя по всему, часть фраз они не договаривали до конца. Быть может, они хорошо друг друга знали?

Рэя всё не было, но это уже не важно. Мэйтт аккуратно просунул руку под пиджак и расстегнул кобуру парализатора.

Я просто подойду и спрошу. Возможно, это совпадение. А если нет…

Но Мэйтт не знал, что он будет делать в том случае, если этот мужчина окажется тем, кого он ищет. Когда он рисовал себе картины этой встречи, они были совершенно другими. Действие не происходило в оживлённом баре, и Кросс был один. А что, если это его дочь? По возрасту она с натяжкой, но подходила на эту роль.

Ладно.

Мэйтт встал и подошёл к их столику. Две пары глаз уставились на него с любопытством. Он откашлялся и спросил мужчину:

– Кросстан Ховард?

Мужчина переглянулся с девушкой и пожал плечами. Потом посмотрел на Мэйтта и сказал:

– Допустим. А вы кто?

Мэйтт подавил острое желание выхватить парализатор из кобуры и всадить несколько игл в подрагивающий, словно живое существо, кадык Кросса.

Сначала нужно всё выяснить. Не совершай необдуманных поступков.

– Меня зовут Мэйтт, – ответил он. – Я только что разговаривал с Рэем, и… ты позволишь присесть?

Кросс кивнул. Мэйтт подтащил третий стул. Усаживаясь, он обратил внимание, что девушка не сводит с него взгляда. Детектив коротко кивнул ей, приветствуя, и продолжил:

– Так вот, мы с Рэем уже договорились о том, что он устроит мне встречу с тобой, но тут – вот совпадение! – вы с этой прелестной девушкой заходите в бар. Признаюсь, я услышал, как она произнесла твоё имя, и решил подойти.

Кросс молчал, как и его спутница. Потом они оба улыбнулись, и хирург сказал:

– Ну хорошо, М… Мэйтт? Полагаю, этап с Рэем можно пропустить. Я тебя слушаю.

– Я надеялся, мы обсудим всё наедине, – сказал Мэйтт, покосившись на девушку.

– В этом уже нет никакого смысла, – снова улыбнулся Кросс, а девушка прикрыла рот рукой. Мэйтт видел, что она тоже улыбается. – Так что, поговорим?

Да что с ними такое? Они оба под интоксом, что ли?

У Мэйтта было ощущение, что его водят за нос. Эти двое о чём-то знали или догадывались, судя по тому, как они переглядывались между собой. Может, его уже давно раскрыли, а теперь играют с ним?

О Создатель Всемогущий. – Мэйтт почувствовал, как его сердце начинает стучать чаще. Он переводил взгляд с мужчины на девушку и обратно. Они так же внимательно следили за ним. – Ну что ж, будь по-твоему. Поговорим.

– Хорошо, – сказал Мэйтт. Левую руку он положил на стол, а правой вытащил парализатор из кобуры и под столом направил его в живот хирургу. – Прежде всего, я спрошу у твоей подруги. Ты знаешь, что Кросс – убийца?

Кросс вытаращил глаза. Девушка бросила на него встревоженный взгляд, но хирург покачал головой, и она кивнула. Кросс осторожно сказал:

– Послушай, приятель…

– Закрой рот, – оборвал его Мэйтт. – Руки на стол, чтобы я видел. Дёрнешься – и я тут же всажу тебе в живот с пяток игл. В них особый состав, так что из комы тебя не выведет даже лучший реаниматор. Ясно?

– Ясно. – Кросс медленно положил руки на стол.

– Отлично. – Мэйтт не сводил взгляда с мужчины.

И что дальше?

Молчание затягивалось. Кросс не выдержал первым:

– Может, расскажешь, что у тебя за претензии? Если честно, я не думаю, что мы с тобой когда-либо встречались, и… да прекрати ты уже на меня пялиться! – разозлился вдруг Кросс, – и скажи наконец, какого хера тебе от меня надо?

Мэйтт бросил взгляд на барную стойку: Рэя всё ещё не было. Ну и хорошо.

– Из-за тебя ушёл мой сын, – сказал Мэйтт, просто чтобы посмотреть на реакцию Кросса. Её не последовало. Вернее, последовала, но не такая, какую ожидал детектив.

– Соболезную. Но почему ты решил, что я к этому причастен? Старики вроде бы не делятся никакой инфой.

– Я сам достал эту информацию, – бесцветным голосом сказал Мэйтт. – Я был в серверных, на Полюсе.

Кросс переглянулся с девушкой.

– Мэйтт… – Спутница хирурга осторожно подняла руку, привлекая к себе внимание.

– Руки на стол, – предупредил девушку Мэйтт. Голос прозвучал на несколько тонов выше. Девушка поспешно положила руки на столешницу ладонями вниз. – Слушаю.

– Меня зовут Джил, – начала девушка. – Я живу в Джинспейре, на пересечении сорок пятой и двадцать шестой, в элитном улье. Это почти центр, почти что Вортен. А в порту я оказалась совсем недавно, сразу после ухода родителей. Всё это я говорю, Мэйтт, чтобы ты понял, что я никакая не бродяжка или проститутка, как ты мог подумать.

Мэйтт смотрел на Джил и думал, что это похоже на правду. Он кивнул, предлагая продолжить.

– С Кроссом я познакомилась буквально вчера. – Мэйтт видел, что Джил старается говорить спокойно, но её выдавал слегка дрожащий голос. – По сути, я знаю его немногим больше твоего. Но даже этого времени мне хватило понять, что Кросс неспособен на убийство, а тем более – убийство ребёнка. Ты же его совсем не знаешь. И у меня возникает вопрос – как на основе одних только данных, которые могут быть сфабрикованы, ты можешь обвинять незнакомого человека? Что такого ты узнал в серверных, что даже не допускаешь мысли о том, что ошибаешься или что тебя ввели в заблуждение?

– Там был… центральный компьютер. – Мэйтт нахмурился, вспоминая визит на Полюс. Получалось очень плохо, как будто он пытался вспомнить одно, а в голову лезло совершенно другое. Как будто не было никакого компьютера, не было ничего. – У меня был код доступа, и я… мне… слушай, не морочь мне голову. Я точно знаю, что видел.

– А что именно ты видел? – осторожно спросил Кросс и заёрзал на стуле: он явно чувствовал себя неуютно под прицелом парализатора. – Как выглядела… информация?

Вопрос ввёл Мэйтта в ступор.

– Я… – От попыток восстановить полную картину событий у него заболела голова. Левой рукой детектив помассировал виски, а палец правой, лежащий на спусковом крючке, задрожал. – Это был… текст. На экране.

– И что там было написано? – спросила Джил, переглянувшись с хирургом.

Головная боль усилилась. Мэйтту казалось, что он страшно тупит. Только сейчас он понял, что чувствовал боль с того момента, как вернулся с Полюса. Но тогда она была едва заметной. Он стиснул зубы. Указательный палец правой руки напрягся и сдвинулся на пару миллиметров в сторону рукояти. Для выстрела было достаточно малейшего усилия.

Да что со мной такое?

Мэйтту казалось, что всё вокруг плывёт, а в голове звучит голос, приказывающий нажать на спуск. Женский голос. Детектив моргнул несколько раз подряд, пытаясь прогнать морок. Затем широко открыл рот и надавил ладонью себе на ухо. Не помогало.

Нажми

Нажми

Нажми! Скорее!

Джил облизнула губы и встревоженно посмотрела на Кросса. Тот сидел неподвижно, не сводя глаз с Мэйтта. Девушка закатала сползшие рукава куртки, проигнорировав предупреждение держать руки на столе, и тихо сказала:

– Мэйтт, послушай меня, прошу. Видишь, ты даже не…

– Что это? – вдруг перебил её Мэйтт, указывая на правое предплечье девушки. В голове уже звенел самый настоящий колокол.

– Это? – Джил медленно развернула руку так, чтобы детектив увидел человека с пылающим сердцем в руке.

Что-то зашевелилось в памяти Мэйтта, и он изо всех сил ухватился за это. Пылающее сердце… Элиза, СГЧ, поезд, Полюс. Точно! Джейн Мортейна, делящаяся своим горем, разделяя его собственное. Мэйтт едва не расхохотался: как же прекрасно было хоть что-то вспомнить отчётливо и ясно! Головная боль утихла, мучающий его голос исчез. Мэйтт расслабил левую руку, и спусковой крючок вернулся в прежнее положение.

– Мне кажется, я узнаю эту татуировку, – сказал детектив. Его голос звучал почти нормально. – Ты знала Элизу Мортейну?

– Да, – кивнула Джил. – Это моя… она была моей самой лучшей подругой. Единственной, если уж на то пошло. А откуда её знаешь ты?

– Я знаком с её матерью, Джейн. Она помогла мне в одном деле, и мы… нашли с ней общий язык.

Атмосфера за столиком, до этого плотная и напряжённая, слегка разрядилась. Кросс шумно дышал через нос, стараясь как можно меньше шевелиться. Он явно испытал сильный стресс. Мэйтт прекрасно понимал хирурга: ещё бы немного, всего одну лишнюю секунду, и он бы выстрелил.

Джил грустно улыбнулась:

– Тётя Джейн… она всегда всем помогает. Считает это своей обязанностью, после того как… она в порядке?

– Да, – ответил Мэйтт. – Сомневаюсь, что с ней что-то может случиться. Она показалась мне очень сильной женщиной.

– Элиза вся пошла в неё, – подтвердила Джил.

За столом воцарилась пауза.

– Мэйтт, можно вопрос? – спросил Кросс.

Детектив медленно кивнул, опасаясь вновь разбудить боль.

– Что нам теперь делать дальше? – Хирург обвёл взглядом всех троих за столиком. – Ты же видишь, что с твоим путешествием на Полюс что-то не так. Ты бы видел, как тебя скрутило, когда ты попытался вспомнить.

Мэйтт не успел ответить.

Что-то происходило. Не в баре, а по всему миру. И все люди – мужчины и женщины, дети и взрослые, слепые, глухие и находящиеся в коме – это почувствовали. Как будто лопнул огромный мыльный пузырь, и этот чудовищный звук, возникший лишь в сознаниях миллиардов людей, заставил их всех одновременно на секунду зажмуриться.

А когда они открыли глаза, рядом с каждым человеком на планете мерцал Старик.

Глава 13

Одно из самых отвратительных, токсичных и разъедающих душу чувств на свете – чувство беспомощности. Когда старшеклассник с друзьями отбирают у тебя игрушку, на которую ты несколько месяцев старательно откладывал деньги, и ты в бессильной злобе смотришь на то, как они, посмеиваясь, уходят прочь, или того хуже – ломают её у тебя на глазах, швыряя тебе под ноги жалкие обломки. Когда телефон дорогого тебе человека недоступен, и ты не имеешь ни малейшего понятия, где он, с кем он, в порядке ли он, а время, к которому он обещал быть дома, прошло несколько часов назад. Или когда ты, намертво связанный, наблюдаешь за тем, как мародёры хозяйничают в твоём доме, и молишь Создателя о том, чтобы они каким-то чудом не зашли подвал, в котором спрятались твоя жена и дети.

Все эти ситуации объединяет одно – ты беспомощен. Ты волен лишь смотреть и ждать, сжигая внутренности в злобе, панике или ярости, но ты ничего не можешь сделать – по крайней мере, сейчас, на месте. Потом можно рассказать обо всём старшим или родителям, и тебе, может, даже купят новую игрушку. Ты можешь высказать пьяному в хлам мужу, потерявшему телефон, всё, что ты о нём думаешь, влепить ему пару пощёчин по его виноватой роже и разрыдаться в экстазе облегчения. И ты можешь, если останешься в живых, найти тех самых мародёров, и с помощью судебной системы (или столярных инструментов, кому как больше нравится) объяснить ублюдкам, что они были неправы.

Во всех этих ситуациях твой разум успокаивает себя надеждой на будущее. Хорошее, разумеется.

Но если к тебе приходит Старик – у тебя больше нет никакого будущего.

А когда Старики приходят ко всем – будущего нет вообще.

* * *

Мысли о беспомощности ураганом пронеслись в голове Джил, как только бар заполонили призрачные тени. В помещении смолкли разговоры, и лишь негромкая фоновая музыка нарушала тишину. Спустя пару секунд ошеломлённая официантка вырубила её, и бар погрузился в безмолвие.

Джил взглядом отыскала свою «тень» – Старик стоял в паре метров от девушки и смотрел на неё, но сквозь неё, как это умели делать только Старики. И молчал, как молчали все. Джил перевела взгляд на Кросса – тот выглядел не менее ошарашенным, пялясь на своего Старика, но девушка знала, что хирург не боялся. По крайней мере, намного меньше неё.

Почему они молчат? Разве они не должны… поздороваться?

Должны. Я… Джил, я не знаю, – ответил Кросс. Это была не первая странность, которую он отметил. Ещё одна необычная особенность заключалась в том, что Старики выглядели… прозрачными. Судя по богатому опыту Кросса, они должны были быть визуально непроницаемыми, но сейчас, если напрячь зрение, сквозь Стариков можно было рассмотреть предметы.

И что это значит? – вновь задала вопрос Джил. Она чувствовала, как нарастает паника. – Да, теперь я вижу через них… как будто…

Как будто на проектор голограмм подали недостаточно мощности, да. – Кросс сцепил руки на затылке, позабыв о направленном в живот парализаторе. Но Мэйтт не обратил внимания и, казалось, к чему-то прислушивался.

И что это значит? – тупо повторила Джил. Она больше не знала, что сказать.

Ты меня спрашиваешь? – Кросс понял ещё одну вещь – он перестал слышать гул. Точнее, раньше он его не слышал, но сейчас гул вдруг пропал, и хирург понял, что этот фоновый звук сопровождал его почти всю сознательную жизнь. Просто Кросс привык нему и не замечал. Теперь, когда гул исчез, Кросс испытал облегчение.

Если ты ещё раз спросишь, что это значит, я психану, – отрезал хирург, предупреждая рвавшийся из недр сознания Джил вопрос. – Я. Не. Знаю.

Старики всё так же молчали, взирая на своих «подопечных». Мэйтт вдруг тряхнул головой, прочистил указательным пальцем левое ухо и, прищурившись, уставился на Кросса.

Как думаешь… – начала Джил, но Кросс приложил указательный палец к губам:

Тихо. Смотри.

Старики что-то говорили или пытались: их рты открывались, а звуков не было. Но через секунду их речь зазвучала – отрывисто, как при плохой связи:

– …всеобщая катастрофа… у вас есть выбор… узнать ваше решение… жаль, что так вышло. Удачи.

И на этой издевательской ноте Старики исчезли.

Некоторое время, словно по инерции, в баре стояла тишина. Потом за несколькими столиками родился шёпот, перерастая в тихий гомон. Вдруг разрыдалась шлюха, и этот плач послужил сигналом к действиям: моряк, сидевший с проституткой за одним столом, привстал и с криком закрой свой поганый рот! кулаком ударил источник шума в переносицу. Шлюха, оросив кровавыми соплями соседей, грохнулась вместе со стулом на пол, ударившись затылком о деревянный паркет, и задёргалась в конвульсиях, издавая булькающий хрип. Через минуту она затихла, но этого почти никто не заметил – в баре началось безумие.

Пьяный матрос, ударивший шлюху, успокаиваться не собирался: разбив бокал о край стола и порезав себе руку, он бросился на своего приятеля и попытался взрезать тому горло, но, получив прямой удар в солнечное сплетение, согнулся пополам и встретил лицом поднятое колено другого матроса. Официантку, попытавшуюся выбежать из бара наружу, дёрнули за волосы, и она грохнулась на пол, после чего двое посетителей принялись избивать её ногами. Женщина истошно вопила, пока удар, сломавший ей челюсть, не заставил её замолчать.

Люди дрались, буквально вгрызаясь друг в друга, и только трое почему-то не были подвержены этому сумасшествию. Джил, с круглыми от шока глазами, хотела было бежать к выходу, но Кросс уловил её намерение и схватил за руку:

– Туда! – Он показал на подсобное помещение. – Уйдём через чёрный ход. Заодно и вытащим Рэя, если он вдруг ещё не свинтил. Быстро!

Кросс и Джил развернулись, но путь им перегородил человек с ножом в руке. Глаза мужчины пылали яростью. Он замахнулся, и Кросс потянул на себя девушку, пытаясь убрать её с траектории удара. Мэйтт наконец выстрелил из парализатора, вогнав безумцу стальную иглу чуть ниже шеи. Токсин подействовал моментально, и бессознательное тело мешком рухнуло на пол. Кросс кивнул в знак благодарности, и они с Джил бросились к подсобке. Мэйтт, замешкавшись на секунду, побежал за ними.

Когда все трое очутились в подсобке, Кросс запер мощную стальную дверь, и шум из главного помещения стих. Хирург крикнул:

– Рэй! Сукин сын, ты тут?

Молчание.

– Рэй, это Кросс!

– Его здесь нет, – негромко сказал Мэйтт.

Хирург обернулся к нему:

– Что? С чего ты взял?

– После нашего с ним разговора – а это было почти полчаса назад – он ушёл. Якобы договариваться о нашей с тобой встрече. Он с тобой связывался?

– Нет. Но это ещё ни о чём не говорит. У Рэя много других дел…

– Которые в любом случае он отменил, когда случилось… это, – Мэйтт большим пальцем показал на дверь позади себя. – Он бы не стал здесь оставаться. И нам тоже нужно уходить.

– Нам? – переспросил Кросс. – Помнится, несколько минут назад ты хотел отправить меня в страну вечных снов. Передумал?

Мэйтт пожал плечами:

– Я не знаю, что произошло с людьми после прихода Стариков, но по какой-то причине нас не коснулось это… безумие. Логично держаться вместе, не находишь?

По его голосу Кросс сделал вывод, что тот что-то не договаривает. Слишком быстро он переменил отношение к человеку, которого считал убийцей. Но хирург промолчал и пообещал себе внимательнее приглядываться к Мэйтту.

– Хорошо, – сказал он. – Твоя правда.

Кросс пнул коробку, валяющуюся под ногами. В коробке что-то негромко звякнуло. Кросс вдруг понял, что не слышит Джил, ни ушами, ни мысленно. Он отыскал её взглядом в полутьме подсобки. Девушка стояла неподвижно.

– Джил? – Кросс осторожно дотронулся до её плеча. – С тобой всё в порядке?

Джил ответила не сразу.

– Та… девушка, – медленно произнесла Джил. – Которая закричала первой. Она… она умерла?

Кросс моргнул. Он об этом как-то не задумывался.

– Не знаю. Возможно, просто отрубилась?

Мэйтт покачал головой:

– Не похоже. Удар в переносицу был очень сильным. И когда она ударилась головой об пол… нет. Если бы дело происходило лет сто назад, я бы сказал, что она однозначно умерла.

Все трое посмотрели друг на друга, словно ожидая, кто же первым озвучит ту мысль, что одновременно пришла им в головы. Наконец Джил сказала:

– Значит, теперь никто не застрахован от… внезапной смерти?

В дверь застучали. Кросс инстинктивно оттащил Джил от входа и произнёс:

– Предлагаю свалить отсюда в более безопасное место. Например, в клинику.

– Она далеко? – спросил Мэйтт.

– В паре кварталов отсюда.

– Одну минуту… – Мэйтт достал из кармана телефон, набрал несколько слов в поисковике и несколько секунд изучал дисплей. Потом невесело усмехнулся:

– Похоже, это и правда происходит по всему миру. Я-то надеялся, что это только тут… знаете, надо отдать должное людям, которые даже в такой момент постят новости.

– По всему миру? – Джил наконец включила имплант. Теперь Кросс чувствовал, насколько та напугана, и это придало ему сил.

– Это очень печально, но сейчас нам нужно позаботиться о себе. А когда окажемся в клинике, подумаем, что делать дальше. Ты согласна?

– Да. – Джил потёрла виски. Кросс чувствовал, что её что-то беспокоит, но в мыслях девушки это не отражалось. Значит, она и сама не знает, что именно. Джил кивнула, подтверждая его догадку.

– Ну всё, пошли. – Кросс начинал сердиться. У него стало складываться впечатление, что он один хочет убраться отсюда подальше. – Мэйтт, если кто приблизится…

– Не учи законника с пятнадцатилетним стажем.

– Законник. Ну да, конечно. И как я сразу не понял?

Кросс, не забыв выключить свой чип, чтобы лишний раз не тревожить Джил, задумался об одной вещи, которая совсем не веселила: каково это – быть единственным человеком на планете? Что ж, если не повезёт, через сутки он это узнает.

Цепочкой – Кросс впереди, Джил посередине и Мэйтт замыкающим – они двинулись через подсобное помещение к чёрному ходу.

* * *

Он еле сбежал из бронированного бункера, который едва не стал могилой.

Когда пару часов назад перед ним возник Старый Искупитель, он даже не успел испугаться. Он уже давно практически уверовал в свою неуязвимость, а этот призрак, мерцающий перед ним, был похож на паршиво сделанную голограмму. Но когда Моннки шёпотом доложил, что Старые Искупители явились вообще ко всем, Босс понял, что это по-настоящему.

Он сказал что-то про всеобщую катастрофу, про то, что остались одни сутки, и пропал. А спустя всего минуту после исчезновения Старого Искупителя Моннки, его самый верный и преданный помощник, его правая рука, попытался отделить голову своего босса от тела.

Вспоминая ту безумную схватку, Босс подумал, что выжил только из-за почти двукратного преимущества в массе. Импланты у них с Моннки были практически идентичными. Моннки был ловчее и, потеряв преимущество неожиданности, мог только крутиться вокруг Босса, пытаясь достать его своей механической рукой. Пару раз ему удалось: кожа на голове Босса была изорвана, сочилась кровью, а сам глава криминального мира прихрамывал на левую ногу, шагая по улицам порта прочь от своей резиденции. Боссу же достаточно было нанести всего один удар или просто схватить помощника. И когда механическая рука сомкнулась на горле Моннки и смяла его шею, превращая её в фарш, Босс осознал, что истинная, настоящая смерть пришла в мир.

Потом была долгая пробежка по коридорам подземного бункера, превратившегося из надёжного укрытия в место кровавой бойни. Каждый дрался с каждым, повсюду белым шумом шипели оброненные рации, щёлкали парализаторы и лилась кровь. Все вокруг были охвачены ненавистью друг к другу, и Босс тоже чувствовал, как красная пелена периодически застилает его глаза. Тогда он бросался на первого встречного и буквально разрывал его на части. Но безумие почему-то не до конца овладело им, в отличие от подчинённых, которые не успокаивались, пока в агонии не подыхали на полу.

Сейчас, покинув портовый район, Босс, наблюдавший вокруг себя мёртвые тела и полыхающие здания, размышлял о том, почему он может держать себя под контролем, хотя бы частично. И пришёл к выводу, что всё дело в вере. Он был истово верующим, и сейчас ему срочно нужно встретиться с братьями и сёстрами и выслушать пастора Церкви Старых Искупителей.

Никто во всём мире, кроме горстки этих людей, не знал его истинную сущность. Ни Коллтер, ни Моннки, ни один человек из его ближайшего окружения даже не подозревал о том, что каждый пятый день месяца он преклоняет колени перед пастором и роняет слёзы на каменные плиты, вымаливая прощение за свои ужасные поступки. Для всех он был жестоким и несокрушимым, Большим Боссом криминального мира Нью-Солста, и только среди братьев и сестёр по Церкви он мог раскрыться и стать тем, кем он был при рождении: Фэббианом Соти.

Далеко позади громыхнул взрыв. Босс усмехнулся: бункер похоронил тех немногих живых, кто ещё оставался в нём. Он только жалел о том, что, скорее всего, больше не увидит свою коллекцию «живых трупов». Хотя взорваться должен был только верхний этаж, заблокировав основной выход. Как знать, может, на закате цивилизации он навестит их.

– Это конец мира, – прошептал Фэббиан. Вдалеке горели крыши самых высоких ульев. – Конец. Великий Старец, ты же обещал нам другое…

На дорогу выбежал окровавленный человек со стальным прутом в руках и, крича, бросился на Фэббиана. Последний почувствовал, как его захлёстывает волна безумия, и, заорав, побежал навстречу мужчине, не обращая внимания на боль в покалеченной ноге. Увернувшись от просвистевшего в паре сантиметров прута, Фэббиан подсечкой опрокинул противника на асфальт. Тот попытался встать, но Фэббиан надавил коленом на грудь и, обхватив ладонью механической руки голову мужчины, принялся методично долбить ею о землю.

– Старец, молю о прощении, Старец, молю о прощении, – в боевом трансе бормотал Фэббиан, поднимая и опуская руку. Остановился он только тогда, когда содержимое черепной коробки расплескалось по асфальту.

– Старец, молю о прощении, – повторил Фэббиан мантру, вытирая запачканную в мозгах руку о пальто мертвеца. Безумие отступило. Нужно было скорее добраться до Церкви, прежде чем его настигнет очередная волна.

* * *

– Давай, кладём его на стол, на бок!

Кросс и Джил вломились в операционную, волоча на плечах детектива, из бедра которого торчала рукоятка ножа. Мэйтт, уже почти теряющий сознание от большой кровопотери, грязно выругался, когда зацепился рукоятью за край стола.

– Заткнись! – рявкнул Кросс, роясь в ящике с медикаментами. – Нож порвал артерию, так что не трать силы на болтовню. Джил!

Хирург бросил девушке металлическую коробку с «банками». Она поймала её и вопросительно взглянула на Кросса.

– Разломай капсулу и влей содержимое ему в рот, живо!

Джил трясущимися руками открыла коробку, извлекла оттуда «банку» и попыталась разломать её, но капсула выскочила из скользких от крови рук девушки, скрывшись в неизвестном направлении.

– Быстрее!

Джил выругалась, насухо вытерла руки о штаны и достала ещё одну. На этот раз всё получилось, и как только вязкое содержимое капсулы начало всасываться организмом, боль отступила, и Мэйтт облегчённо прикрыл глаза. И тут же широко раскрыл их, заорав от новой волны боли: хирург вонзил ему иглу в бедро, в сантиметре от лезвия ножа.

– Представляю, как бы ты охерел без «банки», – хмыкнул Кросс, впрыскивая кровоостанавливающее в ногу детектива.

Ты улыбаешься, – мысленно сказала Джил. Её всю трясло от избытка адреналина. – Значит, с ним всё будет хорошо?

Конечно, – ответил Кросс, накладывая самозатягивающуюся полоску жгута на бедро детектива. – Повезло, что это произошло почти возле клиники. Судя по количеству крови, артерию разворотило прилично, и если бы это случилось раньше…

На них напали, когда серо-зелёная дверь клиники была уже в пределах видимости, из-за чего Кросс, Мэйтт и Джил потеряли бдительность. Двое рейдеров с одинаковыми татуировками на лицах, почему-то не до конца растворившихся во всеобщем безумии, выскочили из переулка. Одного Мэйтт сразу уложил выстрелом из парализатора, но второй… второй успел вонзить нож прежде, чем его глазное яблоко прошила стальная игла.

Кросс аккуратно разрезал штанину, обеспечивая доступ к ране, не торопясь ввёл обезболивающее, после чего затемнил имплантированные линзы.

– Закройте глаза. – Хирург включил дезинфицирующие лампы.

Операционную залил ослепительный белый свет, пробивающийся даже сквозь опущенные веки. Кросс приступил к операции.

Сознание Мэйтта заволокло туманом от взаимодействия капсул и вколотых лекарств. Он перестал чувствовать правую ногу, и даже когда Кросс вытащил лезвие ножа, ощутил лишь лёгкий дискомфорт, как будто из бедра стравили воздух.

Операция, в ходе которой Мэйтт всё время был в сознании, длилась около получаса. За это время Кросс успел зашить артерию и установить страховочный шунт, который в случае повторного разрыва артерии пустил бы ток крови через себя.

– В таком режиме он может проработать около суток. А дальше… – Кросс запнулся. – А дальше посмотрим.

– Спасибо. – Мэйтт осторожно вытянулся на столе.

Хирург почувствовал давление на темечко и включил имплант цифровой телепатии.

Кросс, ну как? – спросила Джил из приёмной. Поняв, что помощь Кроссу не нужна, девушка ещё в начале операции вышла в коридор.

Порядок. Несколько минут на восстановление, может быть, ещё одна «банка», и наш законник будет на ногах.

Слава Создателю. – Кросс явственно услышал, как Джил вздохнула.

Меня вообще-то не так зовут. – Вымаранные в крови хирургические перчатки шлёпнулись на пол.

Это просто фигура речи.

Для хирурга это очень обидная фигура речи. – Кросс хлопнул детектива по плечу и вышел из операционной. Но Мэйтт продолжал слышать каждую их мысль.

Он приподнялся на локтях и осмотрел бедро. Кросс даже не перебинтовал ногу, только густо смазал регенероном, и края зашитой раны затягивались буквально на глазах. Детектив коснулся затылком прохладного металла стола и прикрыл глаза. Сейчас время было роскошью, но…

Полежу ещё пять минут, – решил Мэйтт. – А потом поговорим.

* * *

Добравшись до Церкви Старых Искупителей, Фэббиан стиснул зубы: среди трупов, разбросанных по церковному саду, он узнал несколько братьев и сестёр.

Прэнн, Сиала, Смитт и Олли, – вспоминал он имена несчастных, касаясь взглядом изувеченных тел. – Великий Старец, прошу, позаботься о них.

Фэббиан прошёл по узкой каменной дорожке, ведущей через сад. Прежде чем войти в церковь, он натянул на механическую руку перчатку, в точности имитирующую живую плоть. Импланты, которые имел Фэббиан, никоим образом не влияли на его веру, но среди братьев и сестёр могли возникнуть… толки, узнай они об этом.

Когда перчатка приняла форму, Фэббиан толкнул дверь. Заперто.

Брови сошлись к переносице: двери церкви всегда оставались открытыми для всех желающих приобщиться, это было одно из главных правил.

– Кто там? – Голос, доносившийся из-за запертой двери, дрожал – от безумия или от страха, или от их смеси, Фэббиан не мог разобрать.

– Это брат Фэббиан.

– Хвала Великому Старцу… сейчас.

Скрип отодвигаемого тяжёлого засова разрезал сумерки. Двери отворились, и взгляду Фэббиана предстало лицо брата Касса, бледное и плохо отмытое от брызг крови.

– Фэббиан! – Позабыв обязательное «брат», Касс заключил в объятия Большого Босса и тот обнял его в ответ. – Я думал, что больше тебя не увижу.

– Восхвали Великого Старца за то, что ты ошибся, брат Касс. Успокойся – видишь, со мной всё в порядке. Хотя очень многие желали обратного.

Они прошли внутрь церкви, и Касс запер дверь на засов. Фэббиан огляделся, как и каждый раз, когда оказывался здесь. В полутьме электронных свечей, имитирующих настоящий огонь, интерьер церкви выглядел мрачным, но только для того, кто приходил сюда первый раз. За массивными колоннами из монолитного гранита клубились и плясали тени, навевая мысли о тёплой тьме, что ждала после ухода, а мозаика на потолке изображала обряд очищения. Фэббиан гордился этой мозаикой, ибо именно он, анонимно, выделил на неё деньги.

На двух рядах резных скамей из тёмного дерева, по десять в ряду, расположилась лишь горстка уцелевших братьев и сестёр – одиннадцать мужчин и женщина. Так мало…

– Это все, кто пришли сюда, брат Касс?

– Увы, да, брат Фэббиан. – Эхо их шагов по каменным плитам терялось под потолком. Они сели на скамью в первом ряду. – К тому же мы потеряли пастора. Но, по правде говоря, я только рад этому.

– Почему же? – Несмотря на последние слова Касса, Фэббиан почувствовал укол потери.

– В этой жадной твари не было ни капли веры. Когда Старые Искупители явились, пастор, вместо того чтобы смиренно принять испытание, сошёл с ума. Мы все немного обезумели, если честно, но пастор, он… выкрал терминал для пожертвований и хотел сбежать. Когда мы попытались его остановить, он напал на нас, представляешь? Напал на своих братьев, брат Фэббиан. И… ты, наверное, видел тела в саду?

– Это сделал пастор?

– Да! Мало того, что он, как оказалось, жаждал лишь наживы, так он ещё замарал свой организм имплантациями!

Фэббиан машинально дотронулся до механической руки:

– Как же вы его остановили?

– Это всё она. – Улыбка осветила бледное лицо Касса. – Она пришла, когда пастор уже собирался сбежать, и остановила его.

– Кто «она», брат Касс? И каким образом остановила?

Касс рукой указал на алтарь и статую Великого Старца за ним, практически целиком высеченную из чёрного мрамора. Только волосы Старца были искусно вырезаны из молочного опалесцирующего камня.

А в тени статуи сидела женщина, которую Фэббиан практически сразу же узнал: именно её он видел на камерах в клинике занимающейся сексом с Кросстаном. Инес, всплыло в памяти, так её звали.

– Почему она сидит там? – спросил Фэббиан. – За алтарём никому не позволено находиться, кроме пастора.

– Она наш новый пастор, брат. Пока мы не просили её об этом… если честно, она вообще не проронила ни слова с тех пор, как пришла сюда… но я поговорил с остальными, и… в общем, надеемся, что с ней мы выдержим те испытания, что свалились на нас. Ведь это испытание нашей веры, так, брат Фэббиан? – Касс почти умоляюще посмотрел на него. – Старые Искупители не должны были прийти к нам в конце мира. Нам было обещано другое…

– Я уже ничего не знаю, брат Касс. Нам остаётся только надеяться. И верить.

Он направился к алтарю. Касс схватил его за руку:

– Ты куда? – На лице брата читался испуг.

– Хочу поговорить с ней.

– Но…

– Никому не позволено находиться за алтарём, кроме пастора, – повторил Фэббиан. Его глаза засветились багровым, но Касс этого не увидел. А если и увидел, то принял за отсвет пламени. – А она пока ещё не пастор. Я просто поговорю с ней, обещаю. Пусти меня.

Касс сглотнул и разжал хватку. Фэббиан медленно поднялся по ступеням, ведущим к алтарю. С каждым шагом он чувствовал, как воздух вокруг него словно сгущается, превращаясь в более плотную субстанцию. Перед самым алтарём Фэббиан понял, что взойти на последнюю ступеньку он не в силах – будто бы он упёрся в невидимую стену.

Инес подняла на него взгляд, от чего у Фэббиана забегали мурашки по коже. У него, у Большого Босса! С трудом проведя ладонями по лицу, он спросил:

– Кто ты, сестра?

– Я та, кто я есть… брат.

Её голос претерпел значительные изменения с тех пор, как Фэббиан слышал его на камерах. Он стал ниже, грубее и казался сорванным, как после многочасового крика без передышки. Возможно, так и было: на явление Старых Искупителей каждый реагирует по-разному – особенно те, к кому, по их вере, они приходить не должны.

Внешне Инес тоже изменилась: вместо роскошных длинных волос, за которые так нравилось хвататься Кросстану, теперь блестела идеальная лысина. Блестела бы, поправил себя Фэббиан, если бы не следы от чьих-то острых ногтей. Царапины покрывали все видимые участки кожи Инес, и некоторые, ещё совсем свежие, кровоточили. Женщина была одета в тёмную изорванную мантию. Можно было только гадать, через что прошла Инес и как сбежала из бурлящего котла безумия.

Фэббиан нахмурился.

– Сестра Инес. – Он надеялся, что она хоть как-то отреагирует на обращение по имени, но женщина, не сводя с него глаз, даже не шелохнулась. – Ты не имеешь права находиться за алт…

– Я имею все права, брат Фэббиан. – Голос, сухой и безэмоциональный, прозвучал тихо, но отчётливо. Прихожане в церкви тоже услышали его, и теперь всё их внимание было приковано к Инес.

Фэббиан отступил на шаг назад – просто для того, чтобы не чувствовать этой давящей невидимой тяжести. Не помогло.

– Я несу слово Великого Старца. – Инес поднялась на ноги и сделала то, от чего у всех присутствующих вырвался вздох изумления, – она вскарабкалась на алтарь.

Святотатство! – Фэббиан был готов броситься на неё, но не мог пошевелить и пальцем, завороженный Инес: её лицо и глаза лучились животным магнетизмом хищника.

– Он говорил со мной, мои бедные братья и сёстры. И вот что он сказал: вы все погрязли во лжи!

Снова вздох толпы.

– Да. Вы все прогнили насквозь в алчности и самообмане. Вы не соблюдаете правила, вы прикрываетесь верой, чтобы нажиться на ней… вы уродуете свой священный храм, имя которому – тело! Вы уродуете его грязными имплантами! Как этот жалкий выкидыш. – Инес кивком головы указала куда-то в сторону. Фэббиан скосил глаза и разглядел за одной из колонн тело пастора. – И вы ещё хотите получить обещанное?! Построить новый мир на костях старого?

Инес сделала паузу. Когда же она заговорила вновь, в её наливающемся силой голосе зазвучало раскаяние:

– Я и сама когда-то чуть не оступилась, мои дорогие и заплутавшие братья и сёстры. В момент слабости я едва не поддалась соблазну имплантаций, но Великий Старец послал мне знак. И тогда я поняла, что ещё не всё потеряно. Я словно очнулась от долгого сна и узрела истину. Когда Старые Искупители явились к нам… это было и есть испытание веры. Великий Старец нас испытывает, братья и сёстры, отсеивает тех, кто недостоин его тёплой тьмы. Поэтому у нас ещё есть шанс искупить вину.

Она обвела взглядом внемлющую ей толпу.

– Но для этого, – Инес слезла с алтаря, подошла почти вплотную к Фэббиану и посмотрела ему прямо в глаза, – нужно кое-что сделать.

Фэббиан готов был поклясться: он знает, что именно.

– Вы хотите знать?!

Из полутора десятков глоток вырвался единый крик:

– ДА!

– Нужна жертва! – провозгласила Инес, и толпа взревела. Фэббиан подумал, что, укажи Инес сейчас на любого из них, – и его тут же разорвут в клочья. Он и сам чувствовал, как безумие накатывает на него. Безумие другого типа – не бездумный гнев, но исступлённая ярость религиозного фанатика. В этот момент он был готов на всё. Пятясь, он сошёл со ступеней и встал в первом ряду.

– Но простая жертва не принесёт никакого результата. – Инес взмахом руки заставила толпу замолчать, и Фэббиану показалось, что женщина упивается властью. – По земле ступает мессия, и только его кровь способна спасти нас!

– Скажи нам, кто он! – пронзительно взвизгнула женщина из толпы, и остальные поддержали её.

– Кросстан! – Инес выплюнула это имя, и если раньше из её уст оно звучало сексуально, то сейчас сочилось ядом. – Этот осквернитель человеческих тел, этот… чёрный хирург неподвластен Старым Искупителям и, может, даже самому Великому Старцу! Но так было до Испытания. И сейчас его смерть – наше единственное спасение!

Люди перед алтарём начали скандировать: Кросстан! Кросстан! Инес с победоносным выражением лица обвела взглядом толпу. Её взгляд на секунду задержался на Фэббиане, и эта секунда показалась ему вечностью.

Он словно тонул в этих сумасшедших и восхитительных глазах.

Так значит, Кросстан ничего не разыгрывал перед ней. Значит, это правда.

– Ты. – Она подошла к нему, и её длинный ноготь уколол Фэббиана в грудь. – Ты что-то знаешь. Я вижу это. Говори!

Сейчас он был готов сказать ей всё что угодно. Он был готов преклониться перед ней в религиозном экстазе, готов был служить ей, готов…

Слова сорвались с губ Фэббиана прежде, чем он осознал это:

– Я знаю, откуда можно начать поиски.

Глава 14

– Предлагаю обсудить наши дальнейшие планы.

Предложение повисло в пустоте. Трое человек сидели в приёмной клиники: Кросс за компьютером, отрешённо глядя на пустой экран; Мэйтт, отошедший от препаратов, сидел на стуле, вытянув правую ногу; Джил – на полу, прислонившись к стене и подстелив под себя свою куртку. Все трое жевали энергетические батончики, запивая их водой, – другой еды в клинике не оказалось. Под ногами Мэйтта уже лежали три пустых обёртки – после операции ему более других требовалось восполнить силы. Экраны, имитирующие окна, показывали обстановку вокруг клиники: вокруг не было ни единой души, насколько это позволяли видеть необычайно тёмные сумерки, плавно перетекающие в ночь.

Наконец Джил ответила:

– А какой смысл в дальнейших планах? Сколько у нас времени? Пятнадцать, двадцать часов?

Шок от прихода Стариков прошёл, потрясение, испытанное Джил при нападении возле клиники, тоже. И сейчас, когда напряжение отпустило, в голосе девушки прорезались истеричные нотки.

– Смысл есть, – медленно произнёс Мэйтт. – Кое-что изменилось.

Джил и Кросс переглянулись между собой.

О чём это он?

Не имею ни малейшего понятия. – Усталый взгляд хирурга не выражал почти никакой заинтересованности. – В любом случае не думаю, что меня уже чем-то можно удивить.

– И всё же я попробую. – Мэйтт сделал паузу.

На некоторое время в приёмной установилась тишина, и только через несколько долгих секунд пришло понимание того, что сейчас произошло.

– Как ты… – начал было Кросс и запнулся. В его глазах зажглась искорка интереса. – Как ты это сделал?

– Как прочитал твои мысли? Если честно, я не знаю. – Детектив пожал плечами. – Но это не та же… штука, что установлена у вас с Джил, как ты только что подумал. И нет, отключение импланта не поможет, Кросс. Я всё равно тебя слышу. Пока мы шли в клинику – слышал постоянно. Сейчас более-менее научился контролировать это.

– Но… это же невероятно. Невозможно. – Кросс встал со стула и подошёл к Мэйтту. – У тебя ведь нет чипа…

– Я предполагаю, что это что-то… естественное. – Детектив убрал пострадавшую ногу, когда хирург подошёл слишком близко.

– Когда ты начал слышать наши мысли?

– Не только ваши. Все. Сразу после того, как началась вся эта вакханалия со Стариками.

– Так ты поэтому пошёл с нами? – спросил Кросс.

– Поэтому тоже. Я увидел, что… не знаю, как это выразить словами… в общем, что ты не мог совершить уб… то, в чём я тебя обвинял, – неловко закончил фразу детектив.

Кросс задумчиво покивал и задал следующий вопрос:

– Так ты думаешь, эта твоя… телепатия как-то связана с приходом Стариков?

– Нет, мне кажется, дело в другом. – Детектив поколебался некоторое время, прежде чем продолжить: – Когда я сидел напротив тебя, нацелив парализатор, я слышал какой-то голос…

– Мужской? – перебил Кросс.

– Женский. А есть разница?

– Не знаю, просто любопытно. И что говорил этот голос?

– Он… она хотела, очень хотела, чтобы я выстрелил. И я почти было нажал на спуск, но потом что-то произошло. Я вспомнил про татуировку, и сам факт вспоминания чего-то заставил голос уйти. Но прежде чем уйти… Создатель, как же сложно подбирать слова… – Мэйтт помассировал правый висок. – Прежде чем уйти, голос словно открыл какую-то дверь в сознании. Возможно, обладательница голоса была телепатом – хотя до сих пор я в подобное не верил – и, сама того не понимая, научила меня этому.

Кросс снова покивал.

– А когда…

– Создатель Всемогущий, да какая разница! – воскликнула Джил. Мужчины повернулись к ней. Всё это время девушка молча сидела на полу, спрятав лицо в ладонях и отключив имплант. – Какая на хер разница, что и когда? Вы о чём вообще разговариваете? Ну слышит он мысли, ну и что?

– Джил… ты чего…

Но она сразу же перебила Кросса:

– Я не хочу умирать, вот чего! – В глазах девушки блеснули слёзы. – Я боюсь, неужели непонятно? Тебе, может, и насрать, тебе не грозит смерть…

Кросс начал было показывать Джил знаки, чтобы та замолчала, но Мэйтт тихо сказал:

– Я об этом уже знаю. Не перебивай, пускай выговорится.

– …но миллиарды людей умрут, разом, словно кто-то решил собрать долбаную жатву! А вы треплетесь о какой-то ничего не значащей ерунде. Всё это бессмысленно, – пробормотала Джил. – Теперь вообще ничего не имеет значения.

– Джил, послушай… – Кросс прикрыл глаза.

– Бесполезно. – Детектив покачал головой. – Она…

– Не лезьте в мою голову! – заорала Джил и зажала уши ладонями, как будто это как-то могло помочь. Мэйтт удивлённо вздохнул – ему показалось, что фразу выкрикнул целый хор испуганных голосов. Детектив взглянул на Кросса, но тот ничего не заметил. Только секунду спустя Мэйтт понял, что эти голоса были в голове у Джил.

Мэйтт, помолчав, сказал:

– Извини. У меня не всегда получается контролировать это. Джил, послушай. Я уже говорил, что кое-что изменилось. У нас сейчас, по сути, два варианта, – Мэйтт поднял вверх два пальца. – Либо мы тупо сидим здесь и грызём себя мыслями о том, что всё кончено, либо… в общем, я не знаю, к чему это приведёт, но я сначала скажу, а потом мы подумаем, хорошо?

– Ну так, может, тогда хватит говорить загадками? – спросил Кросс.

– Да. – Детектив почесал за ухом. – Дело в том, что я вспомнил, что на самом деле произошло на Полюсе.

И Мэйтт пересказал им то, что случилось с ним в серверной.

– Не знаю, почему я вспомнил, – признался он, заканчивая рассказ. – Может быть, дело всё в том же голосе…

Джил и Кросс обдумывали услышанное. Вид у них был… удивлённый, мягко говоря. Кросс сел за стол и вынес вердикт:

– Это очень странное дерьмо. Есть идеи?

– Начнём с очевидного, – сказал Мэйтт. – Старики хотят тебя убить. И второе – сами они сделать это по какой-то причине не могут.

Кросс кивнул:

– Не могу не согласиться.

– А зачем он постоянно повторял имя? – вмешалась Джил. Истерика её отпустила, только глаза всё ещё были красные и слегка опухшие.

– Тут, я думаю, всё просто. – Кросс указал пальцем на Мэйтта. – Тебе стёрли память, а информация, повторённая много раз, усваивается лучше. Другое дело, что я никогда не слышал о полностью успешно проведённой искусственной амнезии.

– Но это возможно?

– Да, – сказал Кросс. – Только ключевое слово – «успешно». Последствия использования амнезиака непредсказуемы, и никогда не знаешь, что именно человек забудет. С тобой же поступили в высшей степени филигранно: ты не только забыл точно отмеренный отрезок времени и не только забыл его выборочно, но ещё и помнил несуществующие детали. Не было же никакого текста на экране, верно?

Мэйтт покачал головой. Сказал:

– И всё же я вспомнил.

– Возможно. Подобная амнезия – штука ненадёжная, – принялся рассуждать Кросс. – И тот голос, что требовал выстрелить в меня, снёс какие-то барьеры в памяти. А может, дело в том, что ты оказался телепатом и сам смог восстановить картину событий.

– Когда у меня сбоил имплант памяти, – вновь встряла Джил, – я помнила несуществующие моменты жизни.

– У тебя был сбой, – возразил Кросс, – а тут – целенаправленное вмешательство. Кстати, как у тебя сейчас с этим, не беспокоит?

– Нет, всё отлично.

– Супер, – вяло улыбнулся хирург. – Итак, что мы имеем? Меня, которого Старики… или те, кто стоит за ними, не могут достать, тебя, Мэйтт, который проникает в серверные, одержимый жаждой мести, и Старика, который владеет технологией стирания памяти, превосходящей все существующие аналоги. Мда.

– И ещё голос, – напомнила Джил. – Женщина, приказывающая Мэйтту тебя убить.

– И голос, – кивнул хирург, сцепив руки в замок. – И конец света. И хер его знает, что это всё значит, как это между собой связано, и связано ли вообще.

Мэйтт почувствовал, как их всех троих, несмотря на грядущий конец, захватило это обсуждение, эта… загадка. Да, сделать они, наверное, ничего не могли, но сам процесс мозгового штурма доставлял странного рода удовольствие.

Вдруг Джил спросила:

– А мы успеем добраться до Полюса?

Мэйтт и Кросс переглянулись.

– В теории – должны… – Детектив задумчиво поскрёб подбородок. – Недалеко отсюда, не в порту, конечно, припаркована моя машина. Если не будет никаких препятствий, доберёмся быстро. Но как быть с ТМП? Я не умею им управлять.

– Да что там управлять? – махнул рукой Кросс. – Сейчас технику создают с максимально простыми интерфейсами, справится даже дегенерат.

– Это не ответ на вопрос. – Мэйтт устало отёр лицо. – Ты сможешь им управлять?

– На крайний случай можно посмотреть в Сети, как это делается, – подала голос Джил.

Хирург цокнул языком:

– Сеть легла ещё полчаса назад, я проверял. По крайней мере, отсюда я не могу подключиться.

– Может, есть какие-то офлайн-базы?

– Они не понадобятся, – решительно сказал Кросс. – Я смогу управлять ТМП.

– А они там будут, эти ТМП? – задала Джил новый вопрос. Мэйтт услышал её мысли, поглощённые предстоящей поездкой, и понял, что девчонка успокоилась.

Но не всё спокойно было в её разуме. Детектив отметил для себя странность в мыслях Джил. Они как будто… двоились, а иногда и множились, словно он подслушивал одновременно нескольких людей. Одну из них – Элизу – Мэйтт слышал отчётливо. Не всегда, но, когда Джил советовалась с ней, голос Элизы звучал ясно. А о существовании остальных голосов сама Джил, похоже, не подозревала. Что всё это значило, Мэйтт не понимал. Но решил периодически проводить «мысленный шпионаж».

– Эй! – Кросс окликнул задумавшегося детектива.

– Что? Да, ТМП там будут. Полюс – это ежедневный маршрут, и там всегда наготове минимум два состава. И ТМП автономны, так что даже если вокзал обесточен, проблем не возникнет. Так что, мы решили ехать?

Никто не успел ему ответить – на столе Кросса замерцала синяя лампа.

– Что это значит? – спросила Джил, указывая на лампу.

Кросс сцепил руки в замок на затылке и посмотрел на экран монитора. Его брови удивлённо поползли вверх:

– Начальство.

* * *

Фэббиан и Касс отодвинули засов, и дверь сразу же качнулась под внезапным порывом ветра. Фэббиан оглянулся. Позади стояли тринадцать человек во главе с Инес. Глаза женщины сияли в полумраке.

– Откройте дверь, – приказала она.

Фэббиан выполнил приказ, и вместе с вечерним воздухом внутрь церкви проник запах гари. Касс закашлялся и приложил руку к лицу. То же сделали и остальные, практически синхронно, но не Инес. Она вышла наружу, ступив на каменную дорожку, и сказала:

– Идём. Куда, брат Фэббиан?

– Да… нам туда. – Механическая рука поднялась, указывая направление в сторону порта.

– Мы идём в клинику, ведь так? – Инес сощурила глаза.

– Да. – Фэббиан буквально физически чувствовал, как гарь оседает в его лёгких. Что-то горело совсем неподалёку, и горело сильно. Он закашлялся и продолжил:

– Эта клиника – одно из самых безопасных мест в порту и самое безопасное из тех, куда у Кросстана есть доступ.

Инес кивнула и пошла в сторону порта. Остальные, помедлив, плохо организованной толпой отправились следом.

Они шли по Крейсу, и Фэббиан поражался тому, как быстро хаос охватил этот район. Хотя, подозревал он, что-то похожее творилось абсолютно везде.

Реклама, которая проецировалась на облака, сейчас выглядела как полотно помех, превращавшее поздние сумерки в белую ночь. На этом полотне потерянного сигнала то и дело возникали прорехи, когда очередной голограф по неведомой причине вырубался, оставляя сегмент неба пустым и чёрным. Это напоминало Фэббиану картину гаснувших окон улья, когда люди многоэтажки один за другим готовились ко сну. Отличие было лишь в том, что иногда окна улья зажигались вновь.

Фэббиан вдруг поймал себя на странной мысли: никогда в жизни он не задумывался – что же там, за облаками? Даже сейчас эта мысль казалась ему дикой, хоть и будоражащей сознание. Его взгляд всё время был обращён на себя и вглубь себя. Развитие и саморазвитие, улучшение и апгрейд тела и разума. Практичность и ещё раз практичность. И никогда его не посещали мечты о покорении пространства-за-облаками, о путешествии в неизведанное. Что изменилось, и почему же эти мысли появились сейчас, – это оставалось загадкой. И, шагая под «гаснущим» небом, он ощущал первобытный ужас перед тем непознанным, что таилось наверху.

Насколько Фэббиан знал, все его знакомые и подчинённые, да и вообще все люди, мыслили схожим образом. А как иначе объяснить то, что за всю историю никто даже не попытался узнать? Нет, кто-то, может, и пытался, но очевидно, что попытки либо не увенчались успехом, либо не нашли отклика в мировом сообществе, либо… об этом просто забыли. Впрочем, какой бы вариант ни оказался истиной, разницы не было. Им, людям, просто не было это нужно, это их не интересовало. Как и его – до этого момента.

Фэббиана вдруг посетили мысли о других мирах. А почему нет? Кто сказал, что их мир – единственный? Там, за облаками, могло быть что угодно… но Фэббиан тут же устыдился своих мыслей.

Это ересь, – твёрдо остановил он сам себя. – Нет ничего, кроме Великого Старца и его тёплой тьмы. Лучше бы тебе оставить эти размышления на пороге встречи с Ним.

Однако, как бы ни завораживало Фэббиана небо, смотреть на него постоянно он не мог: слишком хаотичными были помехи, и от их ряби глаза начинали болеть. Поэтому Фэббиан с сожалением отвёл взгляд от облаков, возвращаясь в безумную реальность.

Многое изменилось за тот короткий промежуток, пока он находился в стенах церкви. Они шли в порт той же дорогой, которой Фэббиан бежал из него, и поэтому кошмарные изменения ещё сильнее бросались в глаза. Он думал, что даже его жестокое альтер эго, Большой Босс, должно испытывать какие-то эмоции от выпотрошенных трупов, валяющихся на дороге, или от изуродованных тел с содранной кожей, подвешенных за ноги на фонарных столбах. Но когда они наткнулись на сожжённую кучку детских трупов, сваленных на обочине, – зрелище, способное ужаснуть любого, —Фэббиан почувствовал лишь, как на него и его братьев и сестёр накатывает волна безумия. Не направленная на кого-либо конкретного, а слепая, всепоглощающая страсть к разрушению. Редкие разговоры стали резкими и грубыми, говорившие, казалось, готовы были вцепиться в глотку друг другу за простое, сказанное не с той интонацией слово. Может быть, так оно и случилось бы, если бы не Инес. Одного поворота её блестящей в свете помех головы хватало, чтобы усмирить любую разгорающуюся ссору, грозившую перерасти в кровавую карусель. Братья, сестра и сам Фэббиан – все они чувствовали неведомую силу, исходящую от Инес, и эта сила была мощнее всего того, что доводилось встречать Фэббиану раньше. Инес вела их, объединяла в фанатичном марафоне, целью которого, как все они верили, было искупление.

И на их пути – точно так же, как и у жаждущих искупления героев древних мифов, – должны были возникать препятствия. Иначе и быть не могло – прощение невозможно получить просто так, его нужно заслужить, пройдя через испытания. И одно из них неожиданно возникло на горизонте в виде банды мародёров, появившихся из-за груды обломков на обочине.

Инес вскинула руку вверх, и горстка людей за её спиной остановилась. То же сделали и мародёры, обступив их полукругом. Фэббиан обратил внимание, что мародёры на вид были безоружны и вообще выглядели довольно жалко и потрёпанно. Однако тот факт, что они стояли перед ним живые, а не подвешенные на фонарных столбах, говорил о том, что не стоит их недооценивать.

От неровного полукруга мародёров отделился человек, на фоне остальных выглядевший чуть более свежим и бывший, очевидно, их предводителем. Он осмотрел толпу перед собой единственным бионическим глазом – правый кто-то недавно вырвал «с мясом» – и ухмыльнулся, задержав взгляд на Инес.

– Что такая куколка делает в обществе этих чмошников? – спросил предводитель банды, указав рукой за спину Инес. Видимо, голосовые импланты у него тоже были повреждены, поскольку голос звучал сразу в двух октавных диапазонах и походил на плохо смоделированную компьютерную речь. Фэббиан вдруг задумался: почему мародёры ведут себя относительно спокойно? Быть может, тех людей, которых объединяет общая идея – неважно, какая, – безумие касается в меньшей степени?

– Я задал тебе вопрос, куколка, – проскрежетал главарь.

Фэббиан напрягся и посмотрел хранящую молчание Инес. Какими бы силами она ни обладала, как бы она ни остановила пастора в церкви, – если на неё набросятся эти головорезы, противопоставить она им ничего не сможет. Поэтому Фэббиан решил встать поближе к Инес, чтобы в случае чего…

– Стой где стоишь, ублюдок! – не поворачивая головы, рявкнул мародёр, едва Фэббиан сделал шаг. Тот с изумлением замер, не веря своим ушам. С тех пор, как он стал Большим Боссом – а было это очень давно, – никто и никогда не позволял себе обращаться к нему в таком тоне. Внутри у Фэббиана всё вскипело. Огромные ладони сжались в кулаки.

Он сделал шаг вперёд, но Инес негромко сказала:

– Не нужно, брат Фэббиан. Всё в порядке.

После её слов Фэббиан почувствовал, как ярость куда-то улетучилась, и он, кивнув, расслабил приготовившееся к прыжку тело.

– О, так ты умеешь говорить? – удивился главарь, насмешливо глядя на Инес. – Тогда почему я до сих пор не услышал ответа на свой вопрос? М-м-м?

– Мы не ищем неприятностей, – ответила она, глядя мародёру прямо в глаза. Она показала рукой в сторону города:

– Там ещё полно людей. Законники, очевидно, вам никак не помешают. Почему бы вам не пропустить меня и мою небольшую паству дальше, а самим не поразвлечься хорошенько в городе?

– Ха! Так вы церквонутые! – заржал предводитель, и вся банда поддержала его радостным гоготом и улюлюканьем. – Ну и кому же вы лижете жопу? Создателю? Или, может, Старому Пердуну?

Фэббиан не сводил взгляд с Инес, ожидая, как она отреагирует на столь мерзостное осквернение Великого Старца. Внешне женщина была спокойна, но Фэббиан чувствовал, как вокруг неё сгущается… странная энергия, та самая, которую он ощущал, когда пытался подняться к ней за алтарь.

– Послушай, – продребезжал мародёр, закончив смеяться. – У меня другое предложение. Сейчас ты и ты, – он указал на единственную среди мужчин девушку, стоящую позади Инес, – становитесь перед нами на колени. Мы достаём свои болты, и вы начинаете работать ротиками. После того как вы обслужите каждый хер, который вам предложат, мы воспользуемся двумя другими вашими дырками. Потом мы все кончим на твою лысую черепушку. – Он указал пальцем на голову Инес. – А твоя подруга слижет всё до капли и попросит добавки. И только тогда мы подумаем, отпускать вас или нет. Ну, что скажешь?

С Инес продолжало что-то происходить, и это уже чувствовал не только Фэббиан. Остальные братья и до ужаса напуганная сестра начали, сами того не осознавая, отодвигаться от Инес, но предводитель банды этого не заметил, как не замечал – или делал вид, что не замечает, – растущее напряжение вокруг Инес.

– Ну?! Советую поторапливаться, моё терпение…

Инес, не говоря ни слова, медленно опустилась на колени и закрыла глаза.

– Умница, блядь, – ухмыльнулся мародёр и облизнулся, расстёгивая молнию на штанах. Это были его последние слова.

Чудовищная энергия бурлила вокруг Инес, скручиваясь в тугую спираль с женщиной в центре. И Фэббиан был готов дать свою настоящую руку на отсечение, что эта спираль скоро распрямится.

БУМ.

Всё произошло в одно мгновение. Глухой, низкий звук, казалось, заполнил собой всё пространство. Мощный ветер, пришедший с этим звуком, едва не повалил на землю всех, кто стоял позади Инес. Последствия же для мародёров оказались куда серьёзней.

Главаря, который стоял ближе всех к Инес, буквально разорвало на части, но на женщину не упало ни капли крови или останков – всё это с такой скоростью исчезло за горизонтом, что Фэббиан не успел толком рассмотреть, что же всё-таки в точности произошло с телом. Других раскидало в разные стороны, смело́, словно гигантским невидимым щупальцем, размазывая тела по бетонным стенам. Один мародёр взмыл высоко в небо и только спустя несколько секунд с влажным шлепком упал на асфальт, взметнув в воздух облако кровавых брызг.

Фэббиан, распахнув глаза, потрясённо смотрел туда, где только что стояла целая банда, во мгновение ока прекратившая своё существование.

Что это было, о Великий Старец? – пронеслась мысль у него в голове. – Что это за сила? Это не… такое не должно быть подвластно человеку.

Обладательница «неподвластных человеку сил» неподвижно стояла на коленях, опустив голову на грудь. Потоки энергии вокруг Инес стихали, но Фэббиан знал, что они никуда не исчезли, а просто ослабли. Он, не обращая внимания на шёпотом переговаривающихся верующих, подошёл к Инес:

– Сестра, ты в порядке? Тебе нужна помощь?

Инес едва заметно кивнула и подняла руку. Фэббиан с величайшей осторожностью взял женщину под локоть и потянул вверх. Пошатываясь, Инес встала на ноги, не поднимая век. Фэббиан увидел стекающую из внутреннего уголка глаза струйку крови, которая скапливалась над пухлой верхней губой женщины и гранатовыми кристаллами капала на сухую землю.

То, что она совершила, и этот образ – могущественная женщина, словно аватара самого́ Великого Старца, совершившая возмездие над грешниками и теперь плачущая кровавыми слезами, – поразили Фэббиана в самое сердце. Он сделал то, что, как чувствовал, должен сделать, – опустился перед Инес на одно колено, взял её ладонь в свою и поцеловал такую хрупкую на вид руку.

– Я буду служить тебе, сестра. До самого конца.

– Мы будем служить, сестра, – нестройным хором пробормотали остальные, опускаясь на колено. – До самого конца.

Инес обвела свою паству немигающим взглядом и произнесла:

– Встаньте.

Люди подчинились.

– Мы должны идти дальше. – Кровь на лице Инес уже подсыхала, и эта красно-бурая полоса от глаза до губ приковывала к себе взгляд Фэббиана, как магнит. Инес вдруг закашлялась, согнувшись пополам, и глава криминального мира заботливо поддержал её. Женщина распрямилась, благодарно кивнув, и продолжила:

– Мы не можем позволить себе терять ни минуты времени. Я чувствую, физически чувствую, как оно заканчивается. Брат Фэббиан, – обратилась Инес к нему, – веди нас дальше. И будь рядом – мне снова может понадобиться помощь.

Они двинулись дальше. Инес всё так же шла впереди всех, только теперь гораздо медленнее, прихрамывая на левую ногу, – Фэббиан видел, как ей тяжело, и мог только представлять, сколько сил у неё ушло на то, чтобы разобраться с рейдерами.

Благо мы уже почти на месте, – вознёс Фэббиан хвалу Великому Старцу, внимательно наблюдая за Инес и готовый броситься ей на помощь в любую секунду. Кучка ищущих искупления послушно плелась позади.

До клиники они дошли без происшествий. Остановившись недалеко от неприметного спуска в подвал, Фэббиан обратился к Инес:

– Сестра, будет лучше, если дальше я пойду один.

Женщина вопросительно подняла бровь, и он пояснил:

– Если Кросстан внутри, то никто не проникнет в клинику против его воли… кроме меня.

– Почему? – спросила Инес, прищурившись.

– Эта клиника, как и множество других, принадлежит мне. – Фэббиан решил ничего не выдумывать. Их мир находился на пороге гибели, и лгать Инес – раз уж он жаждал прощения за свои грехи – означало пойти против веры. – Для меня не будет проблемы пройти, но автоматика системы пропускает одного человека за раз, и я не смогу никого провести.

Инес задумалась на секунду:

– Да, я помню, как была там. Ты хорошо сделал, брат Фэббиан, что сказал правду. Тогда иди. И помни: для того чтобы искупление свершилось, Кросстан нужен мне живым. Мы будем ждать тебя час. Иди, а мне пока нужно отдохнуть и набраться сил.

Фэббиан кивнул и направился к клинике. И чем дальше он отдалялся от группы братьев и сестёр, тем острее чувствовал, как безумие накатывает на него. Но пока он мог с ним бороться.

Уже подходя к спуску в подвал, Фэббиан решил, что не будет входить сразу, а даст возможность Кросстану – если он, конечно же, там – впустить его. Он остановился перед дверью и сделал несколько глубоких вдохов, накидывая на себя маску Большого Босса. Нажал на маленькое белое пятнышко – звонок для посетителей – и стал ждать.

* * *

Кросс смотрел на Большого Босса через камеру, и у него зарождались нехорошие предчувствия. Хирург отключил имплант телепатии, чтобы лишний раз не тревожить Джил беспокойными мыслями.

– Начальство? – переспросила девушка, подойдя к Кроссу и через его плечо взглянув на экран. – В смысле, кто-то вроде владельца клиники?

– Нет, – процедил Мэйтт, глядя на Кросса с презрением. – Под начальством наш уважаемый хирург подразумевает человека, который фактически контролирует весь город, правительство и криминальный мир Нью-Солста. Верно?

Джил ахнула, а Кросс, помедлив, ответил:

– Верно. Только не забывай, что у меня не было выбора.

Мэйтт сплюнул на пол и достал парализатор из кобуры.

– Знаешь, если бы не конец света, я бы превратил тебя в овощ прямо на месте. Хотя я знаю, что ты ненавидишь «Большого Босса» всем сердцем. Имеешь ты хоть малейшее представление, на что идут заработанные тобой деньги? А-а-а… можешь не отвечать, гниль, я вижу, что всё ты прекрасно знаешь…

– Вали из моей головы, – повысил голос Кросс, глядя детективу прямо в глаза. В клинике хирург чувствовал себя намного увереннее, чем за столом в баре. – Я же сказал, тупой ты мудак, что у меня не было выбора.

Мэйтт побагровел лицом и начал вставать со стула.

– Эй, эй, успокойтесь! – крикнула Джил. Хирург и детектив посмотрели на неё. – Вы о чём вообще говорите? Какое это сейчас имеет значение? Кросс, я правильно поняла, что начальство – это проблема?

– О да. Почти сто процентов.

– А нельзя… просто не пускать его сюда?

Кросс хмыкнул:

– В мире восемь с половиной миллиардов людей. К сожалению, Босс единственный, кому мы не сможем помешать войти. То, что он сейчас стоит под дверью, – не более чем проявление… скажем так, вежливости. Поэтому будет разумно ответить ему тем же и впустить его, пока он не вошёл сам.

– В клинике есть чёрный ход? – спросил Мэйтт.

– Есть, – ответил Кросс. – Но если им воспользоваться, Босс поймёт, что мы тут, и пытаемся сбежать. Кто знает, что он предпримет в таком случае? Нет, лучше не рисковать.

Кросс встал:

– Мэйтт, держи парализатор наготове. Читай его мысли. Если вдруг возникнет опасная ситуация, целься в не прикрытые одеждой участки тела, а лучше – в глаза. И опасайся его правой руки – если он схватит тебя ею, тебе конец. Джил, тебе лучше спрятаться в операционной.

– Но… – запротестовала девушка.

– Джил.

Кросс включил имплант. Не для того, чтобы Мэйтт не услышал – это было бесполезно, – а для того, чтобы показать Джил, что это не просто предосторожность.

Никаких но, Джил. Босс – самый опасный человек из всех, кого я знаю. Штрамм по сравнению с ним — беззащитный ребёнок. Так что прошу, Джил, спрячься в операционной. Ты всё равно будешь в курсе всего того, что будет здесь происходить.

Джил видела, что Кросс говорит искренне и что это не попытка избавиться от глупой девчонки, чтобы та не встревала в разговор взрослых, как она изначально подумала. Кросс действительно опасался за неё.

Спасибо. А теперь, пожалуйста, иди.

Хорошо.

Джил ушла в операционную, закрыв за собой дверь.

Кросс не понимал, почему он так нервничает. Не понимал, потому что не видел никаких внятных причин, для чего Боссу понадобилось приходить сюда, с учётом произошедшего. Его бункер был гораздо более защищённым местом. Разве что там случилось нечто такое, что заставило Босса покинуть убежище… Кросс решил более не тянуть и, глубоко вздохнув, открыл дверь.

Большой Босс после секундной задержки вошёл внутрь.

– Мэйтт, помни, о чём я тебе говорил, – сказал Кросс, пока Босс шёл по коридору. – И прошу тебя, не встревай в разговор – только в случае самой крайней необходимости.

Детектив кивнул и спрятал парализатор в кобуру. Прихрамывая, он отошёл к дальнему стеллажу с оборудованием и уставился на вход.

– Здравствуй, Кросстан, – поздоровался Большой Босс, неторопливо входя в помещение клиники.

– Привет, Босс.

Они посмотрели друг на друга, словно решая, кто из них заговорит первым.

Наконец Босс сказал:

– Вижу, вас тоже не коснулось это безумие. – Он кивнул в сторону Мэйтта. – Кто это, Кросстан?

– Клиент, – ответил Кросс после некоторого раздумья.

Босс покачал головой:

– Лгать нехорошо, Кросстан. Позволишь присесть?

Кросс пожал плечами:

– Это твоя клиника.

– Верно. Рад, что ты об этом помнишь.

Большой Босс, так же неторопливо, подошёл к стулу для посетителей и уселся на него, не сводя полыхающих багровым огнём глаз с Кросса.

Напряжение, царившее в воздухе, с каждой секундой будто бы становилось всё более осязаемым, усугубляясь потрескиванием ламп. Хирург смотрел на Большого Босса, краем глаза отмечая, что Мэйтт тоже смотрит на него, не отрывая взгляда. По лицу законника невозможно было понять, о чём он думает, но Кросс был уверен, что в случае опасности Мэйтт подаст сигнал.

– Кто-нибудь ещё есть в клинике? – вновь нарушил молчание Босс.

– Нет.

– Сюзи?

– Слушаю вас, Босс, – мгновенно ответил компьютер.

– Исключая приёмную, в помещениях клиники есть ещё кто-то?

– Девушка в операционной, Босс.

Кросс тихо выругался. Большой Босс вздохнул:

– И снова ты мне лжёшь.

– Зачем ты пришёл? – не выдержав, спросил хирург. – Чего ты хочешь?

– Поговорить.

– Так говори.

– Для начала пригласи свою подругу.

– Нет. Это совершенно лишнее.

– Сюзи, через пять секунд пусти бескагеновый газ в операционную.

Кросс увидел, как напрягся законник, и покачал головой.

Джил, задержи дыхание и быстро беги сюда!

Поняла!

Дверь операционной распахнулась, и Джил, прикрывая лицо ладонью, выбежала в приёмную. Большой Босс с интересом оглядел девушку с ног до головы.

– Сюзи, отмена. – Он жестом предложил Джил присоединиться к Мэйтту. Девушка подошла к детективу и встала позади него.

Кросс, у нас всё в порядке?

Сложно сказать, – мысленно ответил Кросс и посмотрел на законника. – Мэйтт, если ты меня слышишь… прошу, без опрометчивых решений. Только при прямой угрозе.

Мэйтт кивнул.

– Больше всего на свете, Кросстан, – сказал Большой Босс, массируя голову, – я ненавижу, когда мне лгут прямо в лицо. Ты за последние пять минут сделал это уже дважды. Если бы это происходило в обычное время, мы бы сейчас разговаривали совсем по-другому. Но сейчас ситуация… особая. Поэтому я предлагаю забыть всё, что произошло с тех пор, как я вошёл в клинику, и попытаться нормально поговорить. Без лжи. Ты уловил мою мысль?

Кросс с ненавистью смотрел на бывшего босса, мечтая только о том, чтобы врезать по его самоуверенной морде. Но пока игра шла по правилам хозяина клиники, и поэтому хирург сказал:

– Уловил. Тогда давай разберёмся с этим поскорее.

– Почему ты так ко мне относишься, Кросстан? Разве я сделал тебе что-то плохое? Если мне не изменяет память, я помог тебе в трудной ситуации, можно сказать, спас твою жизнь. Я дал тебе всё, когда у тебя не было ничего. Чем я заслужил такое отношение с твоей стороны?

– О, вот только не нужно ссать мне в уши о своём благородстве. – Кросс усмехнулся. – Я знаю, что законникам тогда сдал меня ты.

На лице Большого Босса промелькнуло удивление.

– Ага, – кивнул Кросс, опираясь руками на стол. – Моннки как-то по пьяни проболтался. Рассказал, как ты мечтал заполучить себе такого спеца, как я, и, когда выдался момент, не преминул воспользоваться возможностью.

– Почему ты раньше ничего не говорил? – спросил Босс после паузы.

– А что бы это изменило? Да и к тому же мне было всё равно. Да, поначалу я был в бешенстве, но потом, поразмыслив, решил – какая разница? Дело давнее, лучшего места я бы всё равно не нашёл, а лишний раз дёргать тебе нервы мне не хотелось. Просто запомнил, что ты сволочь, которая лжёт в лицо другим.

* * *

Мэйтт вполуха слушал, как эти двое общаются, не особо обращая внимания на семантику разговора. Всё его внимание было сконцентрировано на мыслях присутствующих.

Читать мысли сразу у троих людей было сложно, особенно если учесть, что Мэйтт умел делать это всего несколько часов. К тому же сознание Джил продолжало «множиться». Шепчущий хор голосов у неё в голове, который девушка, похоже, не слышала, сводил с ума, поэтому он старался отслеживать только её эмоциональное состояние. Джил была напугана.

Мысли Кросса, в промежутках между его фразами, были заняты поиском решения, как избавиться от Босса, и тревогой за Джил. Ничего интересного.

Сознание же самого Босса читать было практически бесполезно. Во-первых, он думал на языке Айка, которого детектив не знал, и поэтому Мэйтт улавливал не мысли, а, скорее, слабые визуальные образы. Но это была лишь половина проблемы. Мыслеобразы Босса полностью совпадали со словами, которые он произносил, и детектив узнавал о сказанном лишь секундами раньше. Даже когда Босс приказал пустить бескаген – невероятно токсичный газ, мгновенно парализующий мышцы, – Мэйтт успел отреагировать не лучше, чем если бы он не владел телепатией. Ни шага в сторону, никаких посторонних размышлений. Мэйтт подумал, что Босс, возможно, занимался медитацией или чем-то вроде того – слышал он про такие практики, позволяющие приводить мысли и разум в порядок. Хотя, может быть, такой образ мышления не редкость – опыта в телепатии у законника было немного.

Так что цель визита Большого Босса оставалась для него загадкой. Тем не менее Мэйтт продолжал внимательно следить за его мыслями, надеясь, что, если Кросс как-то выведет Босса из себя, что-то он да услышит.

* * *

– А теперь, – продолжил Кросс, – может быть, ты перестанешь играть в грозного папочку и скажешь уже наконец, зачем ты здесь?

Хирургу надоела эта пустая болтовня. Они должны были уже давно выдвинуться на вокзал, к ТМП, и сейчас просто теряли драгоценное время. Но вместе с нетерпением Кросс чувствовал сильное беспокойство: Босс темнил и как будто специально затягивал разговор.

– Хорошо, Кросстан, – сказал Босс после минутного молчания. – Я пришёл за тобой.

Хирург моргнул и встревоженно посмотрел на Мэйтта, но тот только пожал плечами. Джил шмыгнула носом, уставившись на Большого Босса. Он продолжил:

– Недалеко от клиники меня ждёт наша общая знакомая, Инес. Я… – он запнулся на секунду. – Я должен привести тебя к ней. Видишь ли, Кросстан, я тоже знаю кое-что о тебе, о чём ты не рассказывал. Я знаю, что ты не совсем обычный человек и что Старые Искупители не властны над тобой.

– Это тебе Инес рассказала? – спросил хирург, отметив про себя, что Босс назвал Стариков Старыми Искупителями. – И зачем же я ей нужен?

– Она считает, что твоё жертвоприношение поможет предотвратить конец мира. По крайней мере, для некоторых.

Кросс замер, уставившись на Большого Босса и пытаясь понять, сошёл ли тот с ума или намеренно несёт этот бред. На всякий случай он мысленно сказал детективу:

Мэйтт, готовься. И будь готов защитить Джил.

Я постараюсь не мешать вам, – промелькнула испуганная мысль девушки.

Законник привычно кивнул.

– И что ты собираешься делать? – спросил Кросс. – Ты же понимаешь, что добровольно я не пойду к этой психованной…

– Если бы я решил доставить тебя к Инес, ты не смог бы мне помешать, – перебил его Большой Босс. – Из всех присутствующих, я больше чем уверен, только у меня имплантированы автоматические нейтрализаторы бескагена, а газ я могу приказать пустить не только в операционную.

– Тогда почему ты до сих пор этого не сделал?

Босс помолчал некоторое время и заговорил, как показалось Кроссу, аккуратно подбирая слова:

– Пока я был с Инес, я так и планировал поступить. Она владеет… некими силами. Ты не видел, Кросстан, на что она способна, а если бы увидел, то понял бы, о чём я говорю. Пока ты рядом с Инес… ей невозможно сопротивляться, её невозможно ослушаться.

Кросс не верил своим ушам. Они точно имели в виду одного и того же человека?

– Однако, – продолжил Босс, – придя сюда, я почувствовал, что нечто подобное я испытываю и в твоём присутствии, Кросстан. Раньше такого не было. Возможно, это связано с приходом Старых Искупителей. Возможно, они вообще пришли из-за тебя… Впрочем, это не важно. Важно другое – я понял, что на пороге гибели мира я не могу брать на себя ответственность за твою кровь. Я чувствую, что ты очень важен, Кросстан, и поэтому не стану насильно тебя куда-то вести.

Кросс переваривал услышанное. Ему казалось, что Большой Босс свихнулся, двинулся умом, и в то же время он понимал, что в его словах есть зерно истины. Кросс был необычным человеком, это точно, и Старики явно имели на него зуб – то, что случилось с Мэйттом в серверных, было тому подтверждением. Но возможно ли, что Старики решили уничтожить всё человечество только для того, чтобы добраться до Кросса? Нет, слишком безумное предположение, даже для нынешней ситуации.

– Наверное, я должен сказать тебе спасибо? – произнёс наконец хирург.

Большой Босс как-то странно посмотрел на него:

– Подожди с этим. Насильно я вести тебя никуда не стану, но дам совет – как только ты закончишь свои дела, сдайся Инес. Быть может, она действительно права и твоя смерть остановит приближающийся конец. Это ли не чудесно – стать спасителем мира?

– Сомневаюсь, что увижу Инес после того, как…

– Неважно, какие у тебя были планы, – вновь перебил его Большой Босс. – Видишь ли, Кросстан, ты был одним из немногих людей, которых я по-настоящему уважал и чьим гением восхищался. Поэтому перед лицом бесконечной тёплой тьмы Великого Старца мне не хотелось бы оставлять между нами недосказанность. Это будет моим последним подарком тебе.

Кросс похолодел. Он уже знал, каким-то образом почувствовал, что сейчас скажет Большой Босс.

И не ошибся:

– Сюзи жива.

Глава 15

В наступившей тишине Джил ахнула, шокированная услышанным. Человек, которого девушка боялась, Большой Босс, неподвижно сидел на стуле, не сводя взгляда с Кросса, и, видимо, ждал реакции.

Джил перевела взгляд на хирурга. Тот хватал воздух ртом, пытаясь что-то сказать, но из горла вырывались лишь глухие, нечленораздельные звуки. Джил слышала мысли Кросса – хаотичный круговорот бессвязных образов, щедро приправленный непониманием, недоверием и страхом. Она попыталась успокоить его:

Кросс…

Кросс моментально выключил имплант, не давая мысли развиться дальше. Наконец он выдавил из себя всего одно слово:

– Ч-что?

Джил поразилась этому дрожащему, хриплому голосу. Она перевела взгляд на «страшного человека», который низким голосом заговорил:

– Я прекрасно понимаю твои чувства, Кросстан, а также то, что произойдёт далее. Прошу тебя, выслушай мою исповедь, и я даю слово, что не буду сопротивляться.

Кросс только кивнул, но Джил видела, что его начинает трясти. Девушка подумала (а Элиза с ней согласилась): это от того, что он боялся, что это окажется правдой.

– Моннки рассказал тебе не всё, Кросстан. – Большой Босс опустил руки на подлокотники, сцепив пальцы в замок. – Действительно, законники приняли тебя тогда с моей подачи. Но мой план был гораздо глубже. Помнишь тот день, когда ушла Сюзи?

Джил хорошо помнила историю Кросса и шумно выдохнула носом. Она поняла, что на самом деле тогда случилось. Понял это и Кросс – его глаза широко распахнулись и заблестели от подступающих слёз.

Большой Босс продолжал:

– В то утро у вас как раз закончился интокс, и ты заказал новую партию. Доставил тебе её не тот же самый человек, что обычно, верно? Тот порошок был пропитан галлюциногенами, поэтому вставлял куда сильнее. Наблюдая за тобой через камеры, я дождался, пока ты обдолбаешься, и подослал к Сюзи голограмму Старого Искупителя. Тогда голограммы такой плотности и детализации только должны были выйти на рынок, поэтому она купилась. Она побежала к тебе, увидела, в каком ты состоянии, и разозлилась, как я и планировал. Ну а дальше… – Босс на мгновение замолчал. – Дальше мы забрали твою жену к себе.

Слёзы текли по щекам Кросса. Джил видела, что он не хочет в это верить, но понимает, что всё это – правда. Слишком много подробностей на него вывалила эта сволочь.

– Где… – только и смог вымолвить Кросс, и вдруг страшная догадка озарила его лицо. Он в ужасе схватился за волосы и застонал:

– Нет… нет, нет, нет, только не там… ты не мог…

– Прости, – только и сказал Босс.

Такого жуткого крика Джил не слышала, наверное, никогда. Кросс завыл и, перемахнув через стол, бросился на Большого Босса, опрокинув того на пол. Стул с грохотом отлетел в сторону, врезавшись в стойку с оборудованием, а Кросс, оседлав самого ненавистного ему человека, принялся методично наносить удары по его лицу.

Джил вскрикнула, когда они упали на пол, и посмотрела на Мэйтта. Он покачал головой:

– Не лезь, Джил. Не надо.

* * *

Фэббиан знал, что голыми руками Кросстан ему ничего не сделает. Череп, усиленный пластинами из керамопластика, был слишком прочен для того, чтобы такие удары нанесли хоть какой-либо серьёзный вред, а адреналиновые импланты гарантировали, что Фэббиан не вырубится раньше, чем скажет последние слова. И всё же он изо всех сил сдерживал инстинкт самосохранения, чтобы не отдать приказ компьютеру клиники. Он обещал не сопротивляться, но, Великий Старец, как же сильно было искушение!

Он смиренно лежал на полу и наблюдал, словно со стороны, за тем, как костяшки кулаков Кросстана рвут кожу на его лице. Фэббиан чувствовал тёплые потоки крови, льющиеся из рваных ран и стекающие по лицу. И с каждой каплей крови, покидающей его, он ощущал, как приходит искупление. Фэббиан посмотрел в искажённое от чистой ненависти лицо бывшего подчинённого, когда тот, тяжело дыша, наконец остановился.

– Прежде чем ты закончишь, Кросстан, – хриплым голосом произнёс Фэббиан; адреналиновые импланты пришли в действие, его зрачки расширились и он задышал чаще, – я хочу сказать ещё кое-что.

– Закрой пасть!

– Тебе придётся меня выслушать, если хочешь успеть попрощаться с Сюзи. Отлично. Итак, верхние этажи моего бункера разрушены взрывом, и через главный вход не пройти. Но… та комната – на самом нижнем уровне, и есть большая вероятность, что она уцелела. Тебе нужно будет обойти здание и найти дверь, отмеченную грязно-белой волнистой линией. Чтобы её открыть, возьми мою руку. – Фэббиан пошевелил пальцами механической правой руки. – Кисти с предплечьем будет достаточно. Молись Великому… молись кому хочешь, чтобы дверь не заклинило. Спустишься в самый низ, повернёшь два раза направо при первой возможности и окажешься в том же коридоре, только с другой стороны. Сюзи… – Фэббиан на секунду задумался. – Она лежит второй в крайнем левом ряду.

Фэббиан глубоко вздохнул несколько раз и прошептал:

– Я закончил, Кросстан. Прощай, и удачи.

Краем не залитого кровью глаза он видел, как Кросс, дрожа от ярости, нащупывает что-то на полу, берёт это в руки и подносит к его лицу. Предметом оказался стальной щуп. Фэббиан видел, как лицо хирурга исказилось смесью гнева и мстительной радости.

Великий Старец, прими меня в Свою тёплую тьму, – начал Фэббиан повторять текст молитвы, видя, как твёрдая рукоять щупа, словно в замедленной съёмке, заполняет всё видимое пространство, приближаясь к глазнице. – Очисти мой разум от тревог, а сердце – от грехов. Я отдаю себя целиком…

Рукоять щупа проткнула глазницу, разрывая ткани глазного яблока, и медленно проникала в мозг, протыкая и раздвигая в стороны серое вещество. Аварийные автоматические импланты, словно в панике, принялись впрыскивать в кровь всевозможные препараты, безуспешно пытаясь спасти хозяина. По крайней мере, они избавили его от боли.

…на Твой суд, строгий и справедливый, в надежде оказаться достой…

Мысль оборвалась посередине, разум окутала тьма, и Фэббиан Соти перестал существовать.

* * *

Джил в ужасе закрыла глаза и вскрикнула, когда Кросс с остервенением сначала вогнал стальной предмет в голову Босса, а затем начал проворачивать. Но уши она не заткнула, и подумала, что запомнит этот омерзительный чавкающий звук до конца своей недолгой жизни. Когда же всё стихло, Джил осторожно взглянула на Кросса, стараясь не смотреть на кровавое месиво под ним.

Хирург сидел на мёртвом теле, уставившись в одну точку, шумно дышал носом и, кажется, не собирался подавать никаких других признаков жизни. Джил вопросительно посмотрела на Мэйтта, превратившегося в неподвижную статую, и тихо спросила:

– Может, нам стоит… что-то сделать? Ему же нужна помощь…

– Нет, он… в порядке, если можно так выразиться, – ответил детектив после секундной паузы. – Ты как сама, в норме?

Парадоксально, но, хоть эмоциональное состояние Джил и оставляло желать лучшего, физически девушка чувствовала себя просто замечательно. Всё воспринималось… куда острее, словно чувства усилились в несколько раз. В Джил бурлила непонятно откуда взявшаяся энергия. Хотелось что-то делать, куда-то выплеснуть эту активность. Джил никогда в жизни не чувствовала себя настолько… живой.

– Джил? – Мэйтт как-то странно посмотрел на неё.

– Я в порядке, да, – ответила девушка. – Но я беспокоюсь за Кросса.

Стоило только Джил произнести эти слова, как Кросс поднялся на ноги и вытер руки об одежду, оставляя на ней кровавые пятна, после чего, пошатываясь, побрёл к столу. Открыв нижний ящик, запертый на кодовый замок, он принялся судорожно там копошиться. Спустя минуту хирург извлёк из ящика две небольшие плоские коробочки из серебристой стали, бережно открыл одну из них – Джил видела, как он старается не запачкать её плохо вытертой кровью, – и, не извлекая содержимое из коробки, подключил к компьютеру.

– Что он делает? – прошептала Джил. Она хотела мысленно спросить это у Кросса, но тот игнорировал все попытки девушки связаться с ним.

– Проверяет работоспособность имплантов, – так же шёпотом ответил Мэйтт. – Он хочет установить Сюзи ту же штуковину, что и у вас с ним.

Джил удивилась. Подобная операция, как рассказывал ей Кросс, довольно сложная и долгая. Почему же он решил…

Лицо детектива скривила гримаса отвращения:

– Поверь, тебе лучше не знать.

Да что же там такое?

– Сука! – выкрикнул вдруг Кросс, схватил подключённый имплант и швырнул его в сторону. Коробка, звякнув, врезалась в стену и отскочила, скрывшись под одним из стеллажей. Кросс тут же подключил второй имплант и уткнулся в монитор, покусывая губу.

– Этот уже был настроен на мозг собаки, – объяснил Мэйтт вспышку гнева хирурга. – А перенастройка заняла бы слишком много времени.

Она с жалостью глядела на то, как бледный Кросс что-то печатает подрагивающими руками. Она не представляла себе, каково это – обнаружить годы спустя, что твой любимый человек, которого ты считал ушедшим, до сих пор жив и провёл всё это время… в плену?

Джил подошла к Кроссу. Тот мельком глянул на неё и снова уставился в экран.

– Кросс… – осторожно начала Джил. – Может, я могу тебе чем-то помочь?

Хирург на секунду задумался. Наклонившись, он вытащил из нижнего ящика небольшой прибор, рукоять которого венчала широкая дуга.

– Вот. Импульсный лазерный резак. Поставь на максимальную мощность и отрежь этому куску дерьма правую руку чуть выше локтя. Не бойся, рука полностью механическая.

Джил машинально взяла резак в руки, ожидая, что Кросс скажет что-то ещё, но он больше не обращал на неё внимания, продолжая работать с имплантом.

– Хорошо, – прошептала Джил.

Она подошла к трупу, и, стараясь не смотреть на лицо, присела на корточки возле правой руки. Детектив внимательно следил за ней. Борясь с отвращением, она закатала рукав пиджака Босса, обнажая татуированную кожу, после чего выкрутила ручку мощности до крайнего положения и включила резак. Инструмент негромко загудел.

Давай, – шепнула Элиза. Джил поднесла дугу резака к руке, но не могла заставить себя продвинуться дальше. – Это всего лишь кусок керамопластика в искусственной коже. Наметь линию и режь строго по ней. Смелее, Джил.

– Давай я, – сказал Мэйтт, делая шаг к девушке и протягивая руку.

– Нет. Я сама.

– Уверена?

– Да. Хочу быть полезной хоть в чём-то.

Детектив кивнул и, чуть прихрамывая, дошёл до опрокинутого стула. Поставив его на ножки, он со вздохом облегчения сел.

Джил решилась. Она с шумом втянула в себя воздух, мысленно наметила линию, как советовала Элиза, и медленно начала двигать резак. Искусственная плоть сразу же зашипела и задымилась. В нос ударил запах жжёной резины. Девушка скривилась, но продолжила вести резак вниз, медленно продвигаясь вглубь руки.

– Кросс, как включить вентиляцию? – спросил Мэйтт.

Кросс, не говоря ни слова, нажал пару клавиш. В приёмной зашумело, и дым от разрезаемой микровзрывами искусственной плоти устремился вверх. Джил мысленно поблагодарила детектива.

Хирург тем временем закончил проверку. Встав из-за стола, он аккуратно закрыл коробочку с имплантом и спрятал её во внутренний карман куртки, после чего быстрым шагом вошёл в операционную, оставив дверь открытой. Судя по звукам, Кросс собирал инструменты, которые могли пригодиться.

Когда он вышел из операционной с объёмной сумкой на плече и небольшим чемоданом в руке, Джил уже закончила, и отделённая от тела рука лежала на полу. Края срезов слегка дымились. Девушка положила резак и, преодолевая брезгливость, подняла тяжёлую руку. Она понимала, что это механизм, но механизм выглядел очень реалистично, и держать его в руках было мерзко. Джил встала и, разминая затёкшие колени, повернулась к Кроссу.

Она хотела что-нибудь сказать, какую-то ободряющую фразу, но не успела произнести ни слова: с той стороны, где находилась входная дверь, раздался грохот и скрежет, будто промышленный пресс давил огромный лист металла. Джил испуганно посмотрела на дверь, а Мэйтт встал со стула, взяв в руки парализатор.

– Что за?..

Скрежет повторился, на этот раз чуть громче. Кросс нахмурился и сказал:

– Быстро, уходим.

Он взял у Джил руку Большого Босса, бросил в сумку и, застегнув молнию, направился в противоположную от входа сторону. Джил поспешила за ним, гадая, что же происходит.

– Это та женщина, Инес, – сказал Мэйтт, потирая виски. Выглядел он, как отметила Джил, неважно. – Я не… почему-то мне больно читать её мысли. С ней ещё больше десяти человек – сколько точно, не могу сказать.

Слова детектива остались без комментариев. Подойдя к стене, Кросс приложил ладонь с растопыренными пальцами к, казалось, случайному месту. Выглядевший монолитом кусок стены бесшумно сдвинулся назад и вправо, открывая за собой слабоосвещённый коридор.

– Сюзи, – обратился хирург к компьютеру. – Закроешь запасной выход, как только мы втроём пройдём внутрь. Хм… и, когда мы окажемся за пределами клиники, выключишь вентиляцию и заполнишь все помещения бескагеном.

– Отказано, Кросс, – ответил компьютер под вновь повторившийся грохот. – Для пуска бескагенового газа у тебя недостаточный уровень допуска.

– Попытаться стоило… – пробормотал Кросс и обернулся. – Заходим. Мэйтт, ты первый, потом Джил.

Джил пропустила прихрамывающего детектива, после чего зашла сама. Перед тем как закрылась потайная дверь, девушка услышала позади себя тихое «До встречи, Сюзи». На глазах у Джил выступили слёзы. Она смахнула их ладонью и пошла вслед за Мэйттом. Кросс замыкал шествие.

* * *

Инес стояла посреди разрушенной клиники. Входная металлическая дверь из трёхсантиметрового металла, с огромной, будто от удара мощным тараном, выпуклостью, валялась на полу. Из коридора в приёмную по одному заходили прихожане Церкви Старых Искупителей и полукругом вставали возле Инес. Их осталось одиннадцать – двое братьев навсегда остались лежать в коридоре, утыканные иглами парализаторов.

Инес осторожно вытерла кровь, стекающую из уголка глаза, и задумчиво осматривала окрасившиеся в красное пальцы. За использование сил приходилось платить, и платить дорого. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, а жуткий вопль, поселившийся в её разуме после прихода Старых Искупителей и с тех пор ни на секунду не смолкающий, мешал мыслить ясно. Раньше бы Инес подумала, что теряет рассудок, сходит с ума, но она была убеждена, что таким образом Великий Старец лично испытывает её. Да, так оно и было. Не могло быть иначе.

Женщина посмотрела на тело брата Фэббиана, погребённое под рухнувшим стеллажом. Она обратила внимание на обрубок механической руки и усмехнулась: брат Фэббиан был нечист. Поэтому и не справился со своей задачей, а значит, не был достоин искупления.

Инес заговорила, пытаясь игнорировать визжащий голос в голове:

– Осквернитель тел, этот ублюдок Кросстан, был здесь и трусливо сбежал от нас. Но вечно прятаться у него не выйдет – Великий Старец непременно укажет нам путь. – Инес помолчала с минуту. – Сегодня мы потеряли ещё трёх братьев. Их вера была недостаточно сильна, и они не пережили испытания. Но я призываю вас: вознесём же мольбу Великому Старцу и попросим Его за наших павших братьев, дабы Он принял их в Свою тёплую тьму.

Все присутствующие, кроме Инес, встали на колени и начали бормотать молитву, иногда почти касаясь лбами пыльного пола. Женщина какое-то время наблюдала за ними. Затем она вспомнила, как в последний визит в эту клинику – казалось, это было целую вечность назад, – Кросстан дал ей доступ к компьютеру.

Инес села за стол и принялась искать в системе что-то, что помогло бы понять, куда исчез Кросстан. Спустя некоторое время её лицо тронула лёгкая улыбка – она нашла записи камер видеонаблюдения. Открыв последнюю запись, Инес начала бегло пролистывать её, отсматривая выборочные куски. Она выяснила несколько важных моментов: что сначала эта троица хотела попасть на Полюс, в святая святых Старых Искупителей, и что потом Кросстан передумал, пожелав попрощаться с женой, находившейся в «убежище» этого лживого предателя Фэббиана, который мало того что замарал своё тело имплантами, так ещё и дал им уйти. Также Инес поняла, что Кросстан и девчонка могли читать мысли друг друга, и то, что ей следовало быть осторожнее с этим законником, который, похоже, умел проникать в любой разум.

Она хотела бы посмотреть всю запись целиком, но времени было в обрез: Кросс с каждой минутой уходил всё дальше и дальше, и нужно было принимать решение. Можно было попытаться открыть потайную дверь и попробовать выследить беглецов. Но Инес чувствовала, что была ещё не готова для использования сил. Поскольку этот вариант отпадал, а где находится убежище предателя, Инес не знала, то оставалось только одно – устроить засаду на вокзале. На это времени должно было хватить с лихвой.

Это было даже хорошо – совершить жертвоприношение в самом главном святилище Старых Искупителей.

* * *

До машины Мэйтта, припаркованной вне портового района, они дошли без происшествий, минут за тридцать. Могли бы и быстрее, но прооперированная нога детектива внесла корректировки. Втайне он опасался, что с транспортом будут проблемы, но, оказавшись в салоне и нажав на кнопку зажигания, с удовлетворением услышал, как мягко заурчал мотор.

Ехали они молча. Кросс неподвижно, лишь изредка указывая направление, сидел на переднем пассажирском сиденье, смотрел на ныряющую под колёса дорогу и думал о…

Нет, – одёрнул себя Мэйтт, с усилием выскальзывая из сознания хирурга. – Не лезь.

Но вот Джил… с каждым разом становилось всё тяжелее разбирать мысли девушки за сонмом голосов у неё в голове. Которых, как считал Мэйтт, становилось больше. Тихие, громкие, смеющиеся, плачущие – они, казалось, общались между собой. Он даже иногда выхватывал отдельные слова и фразы. Два звучали чаще других – сэх, сэхсвет – но что они значили, Мэйтт не имел ни малейшего понятия. Он сделал себе зарубку в памяти – пока Кросс будет проводить операцию (если, конечно, будет на ком её проводить), аккуратно, чтобы не напугать, поговорить с Джил об этих голосах.

Мэйтт посмотрел на девушку в зеркало заднего вида – та сидела, привалившись к дверце, смотрела в тонированное окно, и, насколько он мог видеть, поглаживала татуировку. Джил выглядела, по крайней мере внешне, спокойной.

Машина вильнула: сильная боль в ноге застала Мэйтта врасплох. Он было обеспокоенно вспомнил, что экстренный имплант, который хирург вшил ему в бедро, будет функционировать всего сутки, но потом горько усмехнулся.

Надеюсь, та сторона существует, Мишель. Присмотри там пока за Дарри, а я скоро буду.

Но он почти в это не верил.

* * *

Здание, в котором располагалась резиденция Большого Босса, превратилось в руины: третий, верхний этаж начисто отсутствовал, так же как и половина второго этажа. По фасаду тянулись широкие трещины, а пространство вокруг было усыпано осколками стекла и бетонными обломками, некоторые из которых придавливали мёртвые тела. Входная дверь в убежище, за которой располагался лифт, валялась на асфальте, выбитая, видимо, ударной волной от взрыва. Ночной воздух порта пах гарью и серой.

Мэйтт, Джил и Кросс посидели какое-то время в машине. Законник, по просьбе Кросса, «просканировал» окрестности, пытаясь услышать посторонние мысли.

– Всё чисто, – сказал Мэйтт через несколько минут. – По крайней мере, я никого не засёк.

Кросс кивнул и, не говоря ни слова, вылез из машины. Мэйтт почти сразу последовал за ним. Джил, поколебавшись несколько секунд, тоже вышла из тёплого салона автомобиля.

Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь движением ветра, да где-то далеко, на грани слышимости, выли сирены. Вдруг резкий громкий звук заставил Кросса и Мэйтта обернуться, но почти сразу же они синхронно выдохнули – Джил просто слишком громко хлопнула дверью машины. Девушка виновато пожала плечами:

– Простите.

Кросс сделал несколько шагов вперёд, хрустя стеклянной крошкой под подошвами ботинок, и обернулся:

– Предлагаю разделиться и обойти здание с двух сторон. Джил, ты пойдёшь с Мэйттом – так будет безопаснее. Мэйтт, продолжай следить за ситуацией. Помните – ищем дверь с белой волнистой линией.

Это были его первые предложения длиннее трёх слов с тех пор, как он отдавал последние приказы компьютеру клиники.

Хирург перекинул сумку через плечо, перехватил плоский чемоданчик поудобнее и двинулся по левой стороне разрушенного здания. Джил сверлила спину Кросса взглядом, пытаясь связаться с ним, но его имплант был по-прежнему отключён. Кросс удалялся от них, и с каждым его шагом девушка испытывала нарастающую непонятную тревогу. Видимо, Мэйтт это почувствовал, поскольку сказал, доставая парализатор из кобуры:

– Пошли. Чем быстрее отыщем вход, тем скорее окажемся вместе.

Джил недовольно посмотрела на детектива, но ничего не сказала. Её бесило, что он без спроса читает мысли, но она ничего не могла с этим сделать. С Кроссом, по крайней мере, была возможность ограничить доступ.

Они обогнули здание справа, высматривая каждый метр облупившейся штукатурки. Джил с отвращением обошла по широкой дуге распластанное на земле тело, у которого отсутствовала половина лица, и в который уже раз задумалась, вспоминая бойню в баре: почему вдруг почти во всех людях проснулась такая невероятная жестокость? Из-за страха? Или потому, что им было нечего терять? Или это было что-то другое, наведённое… извне? Тогда почему это не коснулось их и, по всей видимости, ещё некоторых – Большой Босс выглядел вполне вменяемым, с оговорками, конечно. С очень серьёзными оговорками, если уж на то пошло.

Джил получала прямо-таки настоящий кайф от того, что воспоминания появлялись в голове без малейших усилий. С тех пор как Кросс починил её имплант памяти, Джил не испытывала ни малейших проблем по этой части. Не было ни одного провала в памяти, она не забывала простейшие слова, и чужие воспоминания больше не лезли в голову. Возможно, раньше нарушение работы импланта каким-то образом наслаивало одни образы на другие, путая реальные события с сюжетами прочитанных книг или просмотренных фильмов. Джил удовлетворяло такое объяснение.

Мэйтт вдруг остановился, словно прислушиваясь к чему-то. Джил замерла.

– Кросс нашёл дверь, – сказал детектив. – Пойдём, ему не помешает помощь.

Действительно, буквально через секунду Джил услышала, как Кросс прошептал в её голове: Джил, возвращайтесь. Я нашёл. И сразу же он отключил имплант. Но за то короткое мгновение, на которое между ними возникла телепатическая связь, Джил успела ощутить то, что чувствовал Кросс. Страх, что он не успеет. Боль потери. Неутихающая злость и ярость, и скорбь по упущенному времени. Ужас от того, какая судьба постигла Сюзи. Картина обезображенного тела на операционном столе… Всё это, словно молотом, ударило Джил, от чего она пошатнулась, ей стало тяжело дышать, а глаза увлажнились. Она гневно посмотрела на Мэйтта.

– Ты. – Джил ткнула в детектива пальцем. – Не смей копаться у нас в голове, ясно?

Она развернулась и быстро пошла назад, не оборачиваясь. Мэйтт молча пошёл за ней.

Они нашли Кросса, сидящего на каменной плите. Подле него лежала рука Большого Босса, подключённая к энергоблоку. Указательный палец на отрезанной руке слегка подёргивался, и Джил вздрогнула от отвращения.

Кросс мутным взглядом посмотрел на пришедших:

– Вон она, дверь. – Он указал пальцем на стену. Джил глянула в сторону, куда указывал Кросс, и сначала ничего не увидела. Но потом рассмотрела – за куском бетонной стены, вертикально рухнувшим с верхних этажей, находился слегка отличающийся по цвету участок прямоугольной формы. На этом участке, вроде как баллончиком, была нарисована белая волнистая линия. – Я сам не смог отодвинуть эту глыбу.

Мэйтт оценивающе посмотрел на препятствие.

– Вместе сможем, – ответил он, сжимая и разжимая пальцы на руках. – Только… у меня не лопнет бедро от нагрузки? Нога всё ещё прилично болит.

Кросс, покопавшись в сумке, достал из неё что-то, свёрнутое в рулон, и протянул детективу.

– Ленточный бинт. Плотно обмотаешь вокруг бедра, и при малейшей нагрузке он будет превращаться в жёсткую конструкцию. После того как сдвинем стену, снимешь.

– Понял. Ну, пойдём?

– Подожди. Мэйтт, ты можешь… – Кросс запнулся. – Ты можешь попробовать… узнать, есть ли внизу… живые?

Мэйтт кивнул и прикрыл глаза.

– Да… я слышу их. – Джил видела, как в глазах хирурга вспыхнула надежда. – Больше двух десятков. Но это… это ужасно, Кросс. Я…

Но детектив не стал продолжать.

– А она… – начал Кросс, но сразу же замолчал.

– Там три женщины, – сказал Мэйтт, морща лоб. – Больше ничего не могу сказать, извини.

– Три… – пробормотал хирург. – Три – это хорошее число…

Что хорошего было в числе «три», Кросс не пояснил. Он подхватил сумку с чемоданом и обратился к Джил:

– Возьми, пожалуйста, руку. Только осторожно, не отключи от питания.

– Кросс, я…

– Потом Джил. Прости.

Джил только кивнула, шмыгнув носом. Она так хотела успокоить его, сделать что-то, чтобы ему полегчало, но понимала – сейчас это невозможно. Единственная, кто сейчас могла хоть как-то повлиять на ситуацию, находилась глубоко внизу. Джил взяла обрубок руки и энергоблок и пошла к потайному входу, где Мэйтт уже наматывал на ногу бинт. Закончив, детектив потряс ногой в воздухе, посгибал её и попробовал пройтись, морщась при каждом шаге.

– Я буду толкать, а ты тяни, – бросил детектив Кроссу. Хирург кивнул, поставил сумку с чемоданом и руками схватился за верхний край бетонного перекрытия.

Мэйтт, присев, втиснулся между дверью и упавшей под небольшим углом стеной. Здоровой ногой, максимально согнув её в колене, он упёрся в стену здания. Другой ногой остался стоять на земле. Приложив руки к холодному бетону, Мэйтт сказал:

– На счёт три. Раз, два… три!

Первое время Джил показалось, что ничего не получится – глыба даже не шелохнулась. Но мужчины не прекращали попыток, раскачивая стену, и та понемногу начала поддаваться. Сверху на головы посыпалась пыль и мелкие камешки, когда верхний край сдвинулся в сторону Кросса. Джил видела, как пот градом струится по лицу хирурга, как вздулись вены на шее Мэйтта… наконец стена встала полностью вертикально, балансируя на грани падения. Ещё один рывок – и Кросс едва успел отскочить в сторону: громада с грохотом рухнула на асфальт, разломившись ровно посередине. Джил закашлялась.

Тяжело дыша, Мэйтт сел на ближайший камень.

– Спасибо, – сказал Кросс, осматривая потайную дверь. – Ты в норме?

– Угу.

– Снимай бинт. Только постарайся полностью расслабить ногу.

– Угу.

Кросс продолжил осмотр двери:

– Ага, вот тут… Джил, давай руку.

Девушка протянула хирургу руку Большого Босса.

– Держи энергоблок, – сказал Кросс, отводя большой палец механической руки назад так, чтобы он смотрел в противоположную от ладони сторону. После чего приложил ладонь к двери, подушечками пальцев касаясь пяти едва заметных серых пятен. Что-то негромко щёлкнуло, и дверь со скрежетом отъехала вглубь и в сторону, открывая за собой тёмный, тесный проход. Откуда-то с верхних этажей упало несколько булыжников, с каменным перестуком раскатившихся в стороны.

Хирург шумно выдохнул:

– Идём.

* * *

Кросс стоял перед входом в самую жуткую в мире комнату и разрывался между желаниями поскорее войти внутрь и сбежать отсюда, никогда больше не возвращаясь. Позади были четыре подземных этажа обители Большого Босса и десятки метров коридоров, отделявших хирурга и его спутников от поверхности. Стерильная тишина, нарушаемая лишь слабым писком приборов жизнеобеспечения, только сильнее нагнетала тягучую атмосферу отчаяния.

Кросс боялся. Боялся войти в эту комнату и увидеть, что всё, что Босс говорил о Сюзи, окажется правдой. И вместе с тем он жаждал этого. Но… о Создатель, он даже не представлял, что скажет ей после стольких лет разлуки.

Кросс обернулся к Мэйтту и Джил, в полном молчании стоящим позади него:

– Я пойду один, – хриплым голосом сказал хирург. – Если мне понадобится помощь в операции, чего, надеюсь, не произойдёт… Мэйтт, я позову тебя. Тебе, Джил, совершенно ни к чему видеть… то, что внутри. И следите, чтобы к нам не пожаловали гости. Мне нужно по крайней мере два часа.

Мэйтт кивнул, а Джил сказала лишь:

– Удачи.

Кросс, точно так же как и наверху, приложил руку Большого Босса ладонью к двери, и после того, как дверь разблокировалась, передал обрубок Мэйтту.

– Подержи у себя, пока мы в этом бункере. Кто знает, зачем она ещё может понадобиться. И, Мэйтт… прошу тебя, не лезь мне в голову, пока я там.

– Хорошо. Я постараюсь.

Кросс толкнул дверь и быстро, отбросив все колебания, вошёл внутрь. Оказавшись в комнате, он закрыл дверь за собой и в полной темноте нашарил на стенке выключатель. Взору его предстала та самая картина, которую он так хотел вычеркнуть из памяти. Кое-что изменилось – экраны аппаратов жизнеобеспечения у некоторых столов были отключены. Возможно, они вырубились из-за скачка напряжения, вызванного взрывом, а может, причина была в другом. Главное, что все аппараты в крайнем левом ряду были исправны.

Хирург собирался с духом и мыслями. Сейчас он не мог позволить себе нервничать, волноваться и вообще проявлять какие-либо эмоции. Как минимум до того, как завершит операцию. Поэтому Кросс несколько раз глубоко вдохнул, проводя гипервентиляцию лёгких, и уверенным шагом двинулся ко второму столу крайнего левого ряда. Поставив подле него сумку с чемоданом, Кросс аккуратно приподнял край синей простыни со стороны головы, чтобы убедиться… да, он узнал очертания этой головы даже несмотря на то, что они были обезображены. Костяшки пальцев побелели, Кросс сдержал невероятно сильное желание завопить от ужаса. Но он приказал себе отбросить все эмоции. Она была жива, и только это сейчас имело значение.

Опустив простыню на место, хирург принялся изучать прибор жизнеобеспечения. Много времени это не заняло – ему была знакома эта модель, хотя в его клинике использовались другие, более старые. Судя по показаниям, Сюзи спала, и одному Создателю было известно, какие кошмары ей снились.

Закончив с прибором, Кросс начал осмотр шкафчиков, в огромном количестве расположенных по периметру комнаты. Спустя несколько минут он понял, что абсолютно зря тащил с собой оборудование из клиники, ибо здесь хватало всего и с избытком. Открыв шкаф с наркозными препаратами, Кросс замер: шкаф был битком набит коробками ансилуоса.

Осознание всего ужаса пришло не сразу.

Иногда, для некоторых специфических операций, требовалось, чтобы пациент был полностью в сознании. Кросс и сам пользовался ансилуосом, когда проводил операции на себе. Но тут… тут…

Он заставлял их смотреть. Создатель, он заставлял их смотреть…

Кросс словно попал в кошмар наяву. То, что происходило в этой комнате, никогда не должно было происходить! Что, что творилось в голове у этого монстра? Кросс захлопнул дверцу шкафа, и металл протестующе звякнул.

Всё-таки хорошо, что он захватил обычный наркоз.

Собрав все необходимые инструменты и сложив их на обнаруженный в углу комнаты столик на колёсах, хирург подкатил его к Сюзи. Нужно было начинать.

Кросс откинул крышку медикаментозного отсека прибора жизнеобеспечения и, поколебавшись между ампулами с мышечным релаксантом и витаминным коктейлем, убрал последнюю, освобождая место для ампулы с наркозом. Та с тихим щелчком встала в дозатор. Кросс закрыл крышку и нажал несколько кнопок. Аппарат три раза громко пискнул, принимая новую программу. Несколько секунд прошло в ожидании, пока наркоз подействует, после чего аппарат ещё раз пискнул. Кросс снял простыню с Сюзи и аккуратно, стараясь не задеть шланги и трубки, выходящие из тазовой области его жены, перевернул её на бок, спиной к себе. После хирург продезинфицировал руки под переносной стерилизующей лампой, надел перчатки и начал подключение к нервной системе.

Уже скоро, родная. Уже скоро.

Глава 16

Уже больше часа они сидели на полу коридора, ожидая Кросса, и молчали. Джил не хотела начинать разговор сама, погрузившись в свои (в свои ли?) мысли, а Мэйтт не знал, как начать. Что он ей скажет? Что он слышит в её голове голоса, которые сама девушка не замечает? Мэйтт уже начинал думать, что это с ним что-то не так – с ним или с его даром телепатии. Однако после полутора часов молчания он всё-таки решил попробовать поговорить:

– Джил?

То, что произошло дальше, Мэйтт не смог объяснить себе никак, кроме как тем, что ему привиделось. Джил сделала одновременно два действия: одна Джил продолжила тупо смотреть в стену, а вторая Джил повернулась к нему. Всё это произошло одновременно, и короткое мгновение перед ним были как будто две разные версии девушки. Одна спросила его «что?», вторая проигнорировала вопрос. Но длилось это буквально долю секунды, и Мэйтт не мог поручиться, что это была не галлюцинация.

– Мэйтт? В чём дело?

– Я… – Детектив тряхнул головой, прогоняя образ раздвоившейся девушки. – Послушай, нам нужно поговорить.

– Мне что-то не хочется, – сказала одна Джил.

– Я слушаю, – произнесла вторая Джил.

– Зачем? Скоро мы все умрём, – вздохнула третья Джил.

Мэйтт зажмурил глаза и застонал. Огромный поток чужих мыслей хлынул в его голову, и в этом водовороте сознания (сознаний?) детектив потерял своё собственное «я». Усилием воли он попробовал взять под контроль свой дар и почувствовал, как на его плечо легла лёгкая рука. Одна рука.

Открыв глаза, он увидел перед собой встревоженное лицо Джил.

– Мэйтт, ты в порядке?

Не уверен, – попытался сказать законник, но из горла вырвался только тихий свист. Он прокашлялся и повторил:

– Не уверен.

– Ты меня пугаешь, – сказала Джил.

– Не так, как ты меня.

– Что, прости?

– Сейчас объясню. – Мэйтт поменял позу на более удобную. – Только прошу, не перебивай меня. Через некоторое время после того, как я неожиданно научился залезать людям в головы, я – прости за это, тогда я ещё плохо этим управлял, – подслушал твои мысли. И мне тогда показалось, что у тебя… как бы это сказать… мне показалось, что у тебя в голове присутствуют… голоса. Один голос идентифицировал себя как Элиза…

– Элиза, она… – Джил запнулась. Она выглядела непонимающе-испуганно. – Она… я просто называю так одну из… частей себя, своей личности.

– Это не было похоже на часть твоей личности, – ответил Мэйтт. – Позволь, я расскажу всё до конца?

Джил кивнула, и Мэйтт продолжил:

– Я не придал тогда этому особого значения, поскольку думал, что это мысли других людей, которые я слышал неосознанно. Но потом это повторилось ещё раз, только я уже более-менее мог контролировать себя. Однако других людей, кроме Кросса, рядом не было, а голосов в твоей голове стало больше. Я дал себе установку периодически приглядывать за тобой, и с каждым разом голосов увеличивалось. Они начинали общаться между собой, и… тебе говорят что-нибудь эти слова: сэх, сэхсвет?

Джил отрицательно помотала головой. Мэйтт развёл руками:

– Мне тоже. Но именно их я чаще всего слышал. В общем, в какой-то момент я перестал понимать, что творится у тебя в голове – мне стало сложно вычленять твои мысли из этого… хора.

– Но я ничего не слышу! – воскликнула Джил. Мэйтт увидел в её глазах страх. – Иногда Элиза разговаривает со мной, но происходит это редко. И, повторюсь, Элиза – это тоже я, просто… немного более уверенная в себе версия. Правда, раньше я… так, давай расскажу кое-что. – Джил встала и нервно заходила взад-вперёд по коридору. – У меня всю жизнь были проблемы с памятью, и первой небазовой имплантацией я это исправила. Но… но я не соблюдала врачебные предписания, и имплант начал барахлить. В тот период я действительно слышала… нет, не голоса. Я видела чужие воспоминания, то, чего со мной никогда не случалось. Но это был просто криво работающий имплант. Когда Кросс починил его, всё стало… нормальным.

– Но я слышу голоса у тебя в голове, Джил. А пару минут назад…

– Может, проблема не во мне, а? – Джил пристально посмотрела на детектива. – Может, эта твоя телепатия развивается или ещё что…

– Джил, пару минут назад тебя было несколько штук, – перебил Мэйтт девушку. Та удивлённо посмотрела на него:

– Что? Как это?

– Ты как будто… раздвоилась, растроилась, не знаю… – Мэйтт беспомощно пожал плечами. – На один мой вопрос ты одновременно дала три разных ответа. Да, тут спорить не буду, – Мэйтт поднял руки, предвосхищая возражения девушки, – вполне возможно, это мне померещилось. Я устал – мы все устали, так что допускаю такое. Но Джил… я знаю, ты хочешь верить, что проблема не в тебе, но… там, за стеной, около двадцати человек. Все их мысли я могу читать спокойно. Проблема возникает тогда, когда я пытаюсь прочесть твои. Извини, но лучше выяснить правду…

– Зачем? – фыркнула Джил. – Сколько нам осталось – десять, двенадцать часов?

– Джил…

– Нет, ты сам посуди, – продолжила распаляться девушка. – Конец света скоро наступит, и тогда уже ничего не будет иметь значения…

– А что, если всё это важно? – перебил её Мэйтт. – Что, если всё это связано: моё путешествие на Полюс, «проблема» Кросса со Стариками, голоса в твоей голове и то, что вас… тянет друг к другу? Да, я знаю об этом, случайно услышал в ваших…

– Прекрати лезть ко мне в голову, – прошипела Джил.

– Можешь не переживать, больше не буду! – огрызнулся Мэйтт. – Потому что мне уже физически больно залезать в твою упрямую башку.

На несколько минут воцарилось молчание. Первым его нарушил Мэйтт:

– Прости. Я не хотел тебя задеть.

– Уже задел, – буркнула первая Джил.

– Ничего, всё в порядке, – синхронно ответила вторая.

– Ну вот, опять! – Мэйтт всплеснул руками и, прикрыв глаза, начал массировать веки. Перед глазами расцвели радужные узоры. – Что ты сейчас сказала?

– Я сказала, что всё в порядке, – медленно произнесла Джил. Она склонила голову набок, будто прислушиваясь к чему-то. – Правда… – она замолчала.

– Что?

– Я хотела сказать другое. Но не сказала. Или сказала?

– Джил. – Мэйтт взял её за руку. Девушка посмотрела на детектива сверху вниз, но руку не убрала. – У меня такое чувство, что если мы как-то… поймём, как всё это связано между собой, то сможем что-то изменить.

– Если ты клонишь к тому, что мы должны были ехать на Полюс… о Создатель, да я же, если помнишь, первая это предложила, это была моя идея! Но потом случилось… это. – Джил кивнула на дверь, за которой Кросс проводил операцию. – Ты же понимаешь, что мы не могли не пойти с ним.

– Конечно понимаю, – сказал Мэйтт. – Заметь, у меня даже мысли не было возразить. Но вот после… мы всё ещё успеваем на Полюс. И я боюсь, что Кросс может передумать.

– Если честно, я сама сомневаюсь в необходимости…

– Джил, послушай, – перебил девушку детектив. – Не знаю, как так получилось, но мы трое… как бы это сказать… обладаем некими особенностями. И если ваши с Кроссом особенности, ваша… связь – при вас, то моя история, связывающая меня с вами, берёт начало в серверных. И я уверен, что, если мы трое попадём туда, пазл сложится именно там.

– Что ты от меня хочешь?

– Если Кросс вдруг начнёт тянуть или откажется ехать, ты должна быть на моей стороне. Нас двоих он послушает, особенно тебя.

– Хорошо, – ответила Джил после продолжительной паузы. – Только прошу тебя, не нужно говорить Кроссу о том, что ты слышишь голоса у меня в голове. По крайней мере, пока мы не сядем в ТМП.

– Согласен.

На этом их разговор закончился. Пошёл третий час ожидания.

* * *

Кросс установил имплант, что заняло несколько больше времени, чем он предполагал, – хирурги Большого Босса внесли корректировки даже в нервную систему и мозг. Когда Кросс это понял посреди операции, он пожалел, что сначала не вскрыл один из трупов. Но всё-таки он успешно закончил, и теперь с нетерпением и опаской ждал, пока Сюзи отойдёт от наркоза.

Ещё в клинике, при проверке импланта, он убрал возможность его отключения. Главным образом потому, что боялся, что Сюзи не захочет с ним разговаривать. Кросс понимал, что это было несколько эгоистично – ведь она имела на это полное право, – но тем не менее он отсёк эту возможность. Также Кросс позаботился о том, чтобы Джил не смогла подслушать разговор.

Аппарат жизнеобеспечения пискнул, сообщая, что Сюзи проснулась, и её тело на столе зашевелилось. Кросс несколько раз вздохнул, пытаясь унять дрожь, и, включив имплант на волну Сюзи, послал осторожную мысль:

Сюзи?

Она вздрогнула, забилась в конвульсиях, а в голову хирурга хлынул поток страшных образов: он видел, от лица Сюзи, как долбаный садист склоняется над ним, а стройную женскую ножку кромсает лазерный резак, как с гладкого бедра снимают кожу, заменяя искусственной… Кросс чувствовал, какой ужас обуял Сюзи. Он прижался к её телу, придавливая к столу, и зашептал, стараясь вложить в свои мысли спокойствие:

Сюзи, Сюзи, успокойся. Ты в безопасности. Никто больше не причинит тебе вреда…

Сюзи замерла, а через секунду Кросс увидел – именно увидел, уловил мысленный образ, – свою единственную любовь. Она стояла в белом халате, посреди лаборатории, в окружении всевозможных пробирок, препаратов и аппаратуры. В руках она держала колбу с красноватой жидкостью. Сюзи смотрела прямо на Кросса, её грудь тяжело вздымалась, как от испуга, но из глаз женщины уже уходил ужас, сменяясь недоверием.

– Кросси?

– Да, милая, это я, – прошептал в реальном мире Кросс, дублируя ответ в мыслях. Слезы градом покатились из глаз, когда он услышал, как она его назвала.

Он видел, как Сюзи понемногу успокаивается. Она выглядела так же, как и несколько лет назад – сногсшибательно красивая женщина, потрясающая в своём увлечении работой. В вымышленном мире Сюзи аккуратно поставила колбу на стол, подошла к Кроссу и провела тыльной стороной ладони по его щеке.

– Но как ты… – тихо сказала Сюзи, внимательно вглядываясь ему в глаза. – Тебя не должно быть здесь, Кросси. Это только мой мир.

Кросс не выдержал – обнял её, в обоих мирах. Сюзи не сопротивлялась ни там, ни там, не двигаясь и не пытаясь высвободиться.

– Я поняла. – Она отстранила Кросса. Сейчас глаза женщины напоминали два куска стекла. – Ты здесь не по-настоящему. Я просто о тебе думаю. Но это не похоже на обычное… я не… я не… я не…

– Сюзи, послушай! – взмолился Кросс, напуганный поведением жены. – Я и вправду здесь. Помнишь… помнишь мои разработки? Цифровая телепатия? Так вот, я закончил её, и мы общаемся благодаря импланту.

Сюзи вдруг переместилась к столу, мгновенно. Только что Кросс обнимал её – и вот она уже стоит спиной к нему, проводя пальцем по стеклу пробирки.

– Как скажешь, Кросси. Подай плоскодонку. – Сюзи через плечо указала на колбу с красной жидкостью.

Кросс выполнил просьбу. Сюзи, не поблагодарив, принялась разливать раствор по пробиркам.

– Сю, милая, – начал Кросс, кладя руки жене на плечи. Она вздрогнула, но не прекратила своего занятия. – Как ты…?

Кросс не успел задать вопрос.

В дверь лаборатории постучали.

Сюзи мгновенно переменилась: на лице появилось выражение ужаса, а глаза заметались из стороны в сторону, словно ища место, где можно спрятаться. Колба разбилась об пол, окрасив кремовые туфли в алый цвет.

– Нет, нет, он ведь сегодня уже приходил… – зашептала Сюзи, держась рукой за стол.

– Сюзи, в чём дело? – Её паника тут же передалась Кроссу, он даже позабыл, что всё происходит не по-настоящему. Но не для Сюзи: ещё никогда он не видел жену такой напуганной. Она быстро и тихо заговорила, косясь на содрогающуюся под ударами дверь:

– Кросси, тебе лучше уйти. Ему не понравится, что ты здесь. А у меня ещё не готов препарат…

– Сю, послушай меня! – Кросс легонько встряхнул её. – Посмотри мне в глаза. Вот так. Сю, всё это происходит у тебя в голове. Ты воображаешь, что кто-то к тебе пришёл, но…

– Я так и знала! – выкрикнула Сюзи. Из глаз женщины брызнули слёзы. – Я почти поверила, что ты настоящий! Зачем, зачем ты мучаешь меня? О нет, он уже…

Дверь распахнулась.

В лабораторию вошёл Большой Босс и неторопливо направился к Сюзи.

В её представлении больной садист выглядел чудовищем: жуткая механическая рука, увенчанная металлическими когтями, гранатовые глаза, испускающие трассирующий багровый свет, кривая линия рта, сочащаяся пеной… Сюзи рухнула на пол, забилась в угол между двумя столами и вытянула перед собой дрожащие руки:

– Я не… я не… я не… – заплакала она.

Глядя на сотрясающуюся в конвульсиях Сюзи, Кросс почувствовал, как глаза застилает кровавый туман. Его пальцы сами по себе сжались в кулак. Размахнувшись, Кросс попытался ударить Босса, метя в переносицу.

Монстр отреагировал моментально: когтистая ладонь схватила Кросса за горло и сдавила так сильно, что в мире, где Большой Босс был мёртв, Кросс начал задыхаться. С большим усилием он напомнил себе, что всё это нереально. Сюзи слишком глубоко погрузилась в свою ужасную фантазию, и сейчас представляла, как выродок душит Кросса. Как только он осознал это, кислород продолжил поступать в лёгкие. Но воображаемая рука с горла никуда не исчезла.

Кросс мысленно «прохрипел»:

– Сю, милая… его здесь нет! Это твоя иллюзия!

Но Сюзи не слышала или не хотела слышать. Большой Босс легко, словно пустую коробку, отшвырнул Кросса в сторону и склонился над женщиной. Из его рта потёк расплавленный металл с единственным вопросом:

– ГДЕ?

– Я не… я не…

Когти располосовали красивое лицо. Из ран полилась кровь. Визг Сюзи пронзил разум Кросса. Он вскочил и снова бросился на Босса, но уткнулся в невидимую стену. Он ничем не мог помочь, и ему оставалось только смотреть, в исступлении колотя по прозрачному барьеру. Но Сюзи его не слышала, не видела, не чувствовала.

– ГДЕ? – Ещё один удар. Кожа лоскутами начала сползать с лица Сюзи, обнажая красную кость черепа. – ГДЕ?

– ТААААМ! – Вопя от боли, Сюзи указала на недавно наполненные пробирки. Босс ударил ещё раз, содрав всю кожу с головы захлёбывающейся в крови женщины, и принялся опустошать пробирки одну за другой, выливая содержимое себе в рот.

– МАЛО! – прорычал Босс. – ЗАВТРА НУЖНО БОЛЬШЕ.

Сюзи закивала, разбрызгивая вокруг красные капли. Она уже даже не кричала.

И вдруг всё переменилось. Она стояла в белом халате, посреди лаборатории, и держала в руках колбу с красноватой жидкостью.

– Кросси? – Сюзи поставила колбу на стол и подошла к тяжело дышащему Кроссу. Провела тыльной стороной ладони по его мокрой от слёз щеке. – Тебя не должно здесь быть, Кросси. Это только мой мир.

– Это и правда я, Сю. – Он протянул руку, чтобы коснуться её, но земля под ногами задрожала. Один из дальних стеллажей упал, а по потолку лаборатории пошла трещина. Посыпалась пыль и каменная крошка. Её мир рушился, понял Кросс. Возможно, раньше он был больше, но сейчас всё пространство сузилось до размеров лаборатории и ежедневных визитов монстра.

Сюзи отряхнулась, словно происходящее было привычным делом, встала и подошла к окну, которого секунду назад ещё не было. Кросс увидел, что за окном – темнота. Лишь приглядевшись, он заметил маленькие мерцающие огоньки. Один выделялся среди прочих, более крупный и яркий. Кросс указал на него:

– Что это?

– Сэхсвет. – Сюзи широко улыбнулась.

– Сэхсвет? Что это?

– Я не… я не… я не знаю. Да это и не важно. – Сюзи опустила голову. – Я рада, что ты здесь, Кросси. Мне тебя не хватало. Скажи, это всё происходит на самом деле? Это не моя выдумка? Я не… я не…

Кросс обнял жену и почувствовал, как Сюзи прижимается к нему, дрожа. Он не знал, что делать, не знал, как ей помочь. Поэтому он просто гладил её чёрные волосы, стараясь успокоить. И у него получилось – Сюзи расслабилась в его руках, и безумие на миг отступило. Она посмотрела Кроссу в глаза:

– Помоги мне. Я не… я не… я устала. Мне больно. Помоги, Кросси.

Кросс сглотнул комок, вставший поперёк горла. Сейчас, когда она на секунду обрела ясность ума, Кросс понял, что само его присутствие здесь причиняет Сюзи страдания. Меньше всего на свете он хотел, чтобы она страдала. Но он же не мог… он не… он не… он не…

– Сю, – сказал Кросс. – Я буду с тобой, рядом. Всегда. Реальный мир погибает, но здесь… здесь время течёт иначе. Вдвоём мы законсервируем мгновения в вечность и проживём тут долгие, долгие годы. – Он шептал ей, но убеждал самого себя. — Я пока не знаю, как это сделать, но пока мы вместе, нет ничего…

В дверь постучали.

Сюзи рванулась из объятий, но Кросс удержал жену. Она застонала, подняла полные мольбы, страха и слёз глаза, и он понял, что всё повторится. Всегда повторялось, на протяжении нескольких лет. Кросс прижал голову Сюзи к своей груди и выдавил из себя одно слово:

– Хорошо.

В вымышленном мире Кросс продолжал крепко обнимать Сюзи, а в жуткой реальности – порылся в сумке, стоящей подле стола, и достал оттуда ампулы с наркозом. Трясущимися руками Кросс заменил все ампулы в медикаментозном отсеке аппарата жизнеобеспечения. Оставалось только отдать команду.

– Ты просто уснёшь, Сюзи, и больше не проснёшься, – сказал Кросс. Он тянул до последнего, просто чтобы дольше быть с ней. В дверь застучали с новой силой.

Сюзи задышала чаще и сказала:

– Я знаю, не волнуйся. Давай же. Быстрее. Я не… я не… я не…

Кросс нажал на кнопку и крепко обнял Сюзи, покрывая солёными поцелуями пустое, искусственное лицо. Сюзи заворочалась на столе.

– Я вижу, как ты это делаешь. Это прекрасно… – она вздохнула. Мир начал меркнуть, как раз в тот момент, когда дверь распахнулась и в лабораторию вошёл монстр. Но Большой Босс ничего не успел сделать – всё вокруг погружалось во мрак, и остался только исчезающий образ Сюзи.

Она в последний раз обняла его и прошептала на ухо:

– Прощай, Кросси. Люблю тебя больше жизни. Увидимся на той стороне.

– Прощай, милая Сюзи. Я тоже тебя люблю. Увидимся…

Она перестала двигаться и уснула. Кросса вышвырнуло из лаборатории в реальность, и какое-то время он слышал только угасающие мысли Сюзи, которые постепенно превратились в туманные сны – приятные сны. Затем пропали и они, и больше Кросс, сколько ни старался, не мог ничего уловить.

– Прощай, – прошептал Кросс, в последний раз касаясь Сюзи. Он ненавидел этот мир, и был счастлив, что скоро он перестанет существовать.

* * *

Кросс не стал дарить другим людям, лежащим на столах, ту милосердную смерть, что подарил Сюзи. Пустая трата времени – Старики вскоре соберут урожай. Они провели в таком состоянии годы, и несколько лишних часов ничего не решит. Но Кросс пообещал себе: если конца мира по какой-либо причине не случится, он вернётся сюда ещё раз. Выключив свет, он вышел из комнаты.

Джил и Мэйтт ждали его, сидя на полу, и синхронно подняли головы, когда Кросс появился в коридоре. В глазах девушки читался немой вопрос, лицо её выглядело встревоженно-обеспокоенным. Кросс тихо произнёс:

– Всё.

Джил поднялась на ноги, взяла его за руку и взглянула в глаза:

– Как ты?

– Отвратительно, – признался Кросс. – Но…

Он не стал договаривать. Боль и отчаяние пожирали его заживо, и вместе с тем… вместе с тем Кросс несколько стыдился того чувства завершённости, которое поселилось в сердце. Но он сделал всё, что было в его силах, – подарил Сюзи покой, она больше не мучилась, а это самое главное. Ему хотелось верить, что он поступил абсолютно правильно.

Джил улыбнулась и крепко сжала его руку. Это ощущение – маленькая ладошка, сжимающая его собственную ладонь, ощущение живого человеческого тепла, которого Кроссу так не хватало в последние годы, – заставило его улыбнуться в ответ и придало сил.

Мэйтт тоже подошёл к хирургу:

– Мне безумно жаль, что так получилось, Кросс, – сказал законник. – Вы с Сюзи этого не заслужили.

Кросс смотрел на него несколько мгновений, после чего кивнул:

– Спасибо.

Все трое замолчали. Наконец Кросс спросил:

– Что теперь?

– Мы ещё успеваем вернуться к первоначальному плану, – сказал Мэйтт.

– Полюс? – Кросс уже не считал это хорошей затеей.

– Да. Мы с Мэйттом говорили, пока тебя не было. – Джил с законником переглянулись. – И считаем, что мы трое действительно встретились не случайно.

– С этим, пожалуй, трудно поспорить, – пробормотал Кросс.

Мэйтт продолжил мысль девушки:

– Причина, которая привела меня к вам… к тебе, Кросс, – исправился Мэйтт, – находится где-то там, на Полюсе. И поскольку я больше не вижу, чем ещё полезным мы можем заняться, предлагаю совершить небольшую прогулку.

Кросс некоторое время раздумывал.

– Да, пожалуй. Идея хорошая, если учитывать тот факт, о котором я почти забыл, – вы же помните, что за мной гоняется сумасшедшая сектантка? Думаю, чем дальше мы уберёмся отсюда, тем мне будет спокойней.

– Сумасшедшая сектантка – это та женщина, что мы встретили в порту? – спросила Джил.

Кросс кивнул:

– Она самая. Инес немного поехала крышей, когда узнала мой секрет. А приход Стариков, очевидно, окончательно её добил.

– Но тот страшный человек, Босс, говорил…

– Я не знаю, что он там плёл про неё, Джил, – отрезал Кросс. Его передёрнуло при упоминании этого имени. – И не имею ни малейшего желания проверять его слова. Нам просто нужно убраться от Инес подальше. Как и отсюда, кстати, – у меня мурашки по коже от этого места.

* * *

Кроссу всё-таки пришлось ещё раз вернуться в «комнату ужасов»: после небольшого совещания они решили, что неплохо было бы захватить некоторые инструменты и препараты – например, лазерный резак, – которые, в теории, могли понадобиться. Также Кросс бросил в сумку несколько заряженных энергоблоков, и, поскольку капсул, полученных от Моннки, осталось всего шесть штук, кинул поверх батарей пару коробок ансилуоса. Если он травмируется, зашивать себя придётся самостоятельно. Несколько энергетических батончиков и бутылок с водой легли в сумку последними. Руку же Большого Босса Кросс, помня об обещании самому себе вернуться, положил отдельно, в боковой карман сумки.

Они шли по коридорам убежища, перекусывая прямо на ходу. За всеми переживаниями Кросс совершенно не заметил, насколько проголодался. Законник тоже поглощал один батончик за другим, и только Джил нехотя взяла всего один, заявив, что не хочет есть. Это показалось странным, но Кросс только пожал плечами – стресс на всех действует по-разному.

Дойдя до лестницы, ведущей прочь из этого места, Кросс попросил законника проверить, есть ли кто-нибудь наверху. Мэйтт, опершись о металлические перила, прикрыл глаза на несколько минут, после чего сказал:

– Вроде бы никого.

Они начали подъём: Кросс впереди, Джил шла следом. Законник, прихрамывая, замыкал цепочку.

– Кросс, – позвала его девушка.

Кросс чувствовал давление на темечко, но пока не был готов открыть Джил свои мысли. Не хотел он делиться ими и с Мэйттом, но поделать ничего с этим не мог. Возможно, Мэйтт вовсе и не лез к нему в голову. Или, по крайней мере, не распространялся на этот счёт, хотя Кросс иногда мысленно провоцировал его на какую-либо реакцию. Как бы то ни было, он был рад, что законник оказался не слишком разговорчивым.

– М-м?

– Как ты думаешь, у нас есть… надежда?

Кросс задумался. А правда, на что они надеются? Они могли строить теории о происходящем, выискивать связи между ними тремя, но факт остаётся фактом: их миру в любом случае пришёл конец. Даже если допустить, что Старики не придут «собирать жатву» – Кроссу понравилось это предложенное Джил определение, – то безумие, что охватило людей, уже уничтожило их большую часть. Возможно, это чей-то план, Создателя или чей-то ещё, и те немногие, кого не коснулась всепоглощающая страсть к разрушению, должны будут… что? Построить новый мир? Херовый это будет мир, когда понимаешь, что отбор «строителей» был весьма паршивым – такой абсолютный монстр, как Большой Босс, вполне себе здраво мыслил.

– Не знаю, Джил, – ответил наконец Кросс. Ноги его, словно на автомате, с гулким эхом пересчитывали ступени лестницы. – Смотря на что ты надеешься.

– На хороший конец? – неуверенно спросила Джил.

– С учётом того, что уже произошло, я как-то слабо представляю себе, каким он должен быть, этот «хороший конец».

– Ты как-то очень пессимистично настроен, если учесть, что для тебя Старики не проблема.

– Ну, это ещё не факт. – Они прошли примерно половину лестницы и на несколько секунд остановились, ожидая, пока их догонит Мэйтт.

Кросс повернулся к Джил:

– Я тебе как-то говорил, что всегда думал о том, что произойдёт, если попросить Старика забрать меня. Но никогда не решался. В этот раз я не упущу такой возможности.

– Думаешь, этого не избежать? – вклинился в разговор Мэйтт. Он шумно дышал через нос, потирая бедро.

– Ну… не скажу, что я сильно расстроюсь. Меня как-то не прельщает мысль о том, что я останусь единственным выжившим. Сильно болит? – Кросс повернулся к законнику.

– Терпимо.

– Если будет совсем херово, скажи, не играй в героя. Поделюсь волшебными таблетками.

– Угу.

Они продолжили подниматься по лестнице, на короткое время прекратив разговоры. Потом Джил спросила:

– Кросс, а ты думал о том, что можешь оказаться не единственным… таким?

– Каким? А… Думал, – признался Кросс. – Но что толку? Даже если это и так, этого никак не выяснить – вряд ли человек будет распространяться на эту тему. К тому же он может находиться где угодно, в каком-нибудь Ластуре, например.

– А если… – Джил запнулась на секунду. – Может быть такое, что Старики, что к тебе приходили, были… ненастоящими?

Кросс задумался и помотал головой:

– Нет, не думаю. К тебе Старик не приходил, Джил, поэтому ты не знаешь одну вещь: когда это случается, ты… ты словно чувствуешь исходящую от Старика… ауру. Я не знаю, как это объяснить, но я чувствовал это каждый раз. Перед голограммами, даже реалистичными, такого ощущения не возникает.

– На самом деле, я, кажется, понимаю, о чём ты, – сказала Джил. – Когда Старики пришли к родителям, я чувствовала что-то такое. И, Мэйтт, ты ведь тоже… сталкивался со Стариками?

– Да, – нехотя ответил законник. – Когда он пришёл за Дарри – я чувствовал. Но не тогда, когда я встретился с фальшивым Стариком в серверной.

Кросс мысленно согласился. Если Мэйтт не врал, то Старик был фальшивкой, это точно. Только вот что это значит? Определённо, он хотел смерти Кросса. И очевидно, что это желание связано с его, Кросса, особенностью. Но почему «Старик» пришёл к Мэйтту именно тогда, а не раньше? И почему именно на Полюсе? Что ж, если повезёт и если законник прав – они узнают это там.

Наконец лестница кончилась. Остановившись перед дверью, ведущей на улицу, Кросс ещё раз попросил Мэйтта «просканировать» окрестности. Получив в ответ кивок, он расстегнул молнию на боковом отделе сумки и приложил большой палец руки Босса к сканеру. Дверь с гулом отъехала назад и в сторону. Выйдя на улицу, Кросс отошёл на некоторое расстояние от входа и остановился, наслаждаясь порывами ветра после душного воздуха убежища. Джил последовала за ним.

Громкий, протяжный звук, словно гигантский коготь, единым движением царапающий камень, заставил Кросса обернуться. Он увидел удивлённое лицо Джил, медленно, слишком медленно поднимающееся вверх, к источнику звука, и огромный монолит стены второго этажа, уже соскользнувший вниз. Кросс успел только выкрикнуть в сторону!, когда бетонная плита с чудовищным ударом и грохотом погребла под собой девушку, взметнув в воздух тучу пыли. Сверху, словно для того, чтобы закрепить результат, упало ещё несколько крупных кусков.

* * *

Мэйтт рванулся к Джил, как только услышал скрежет и увидел сыпавшуюся сверху пыль. Но раненую ногу свела судорога, и он упал головой вперёд, растянувшись на земле.

Дерьмо. Не успею!

* * *

– Джил!

Кросс бросился к ней, по пути избавляясь от сумки. Краем глаза он видел Мэйтта, почему-то поднимавшегося с земли. Законник тоже ковылял к девушке. Упав на колени возле завала, Кросс закричал:

– Джил! Джил, ты там? Создатель Всемогущий, Джил, ответь!

Тишина. Кросс, проклиная свою глупость, наконец додумался включить имплант.

Джил, ты меня слышишь?

Удивительно, но плита не расплющила Джил, и пока что она была жива. Однако мозг Кросса будто обожгло: он словно чувствовал боль в раздробленных костях и позвоночнике, чувствовал, как что-то с такой силой смяло хрупкую шею, что Джил не могла дышать. Её разум словно взбесился, вопя на тысячи разных голосов, и среди этой какофонии Кросс едва различал слабо оформленные, отрывистые мысли:

Кросс! Помоги, вытащи меня отсюда! Мне очень больно! Пожалуйста, Кросс!

Кросс принялся хватать куски бетона и отшвыривать их прочь, расчищая завал. Законник тоже присоединился к нему, рыча каждый раз, когда поднимал очередную глыбу.

Вдруг словно холодные пальцы сжали сердце Кросса – он почувствовал, как сознание Джил начинает угасать. Он заработал с удвоенной силой, обдирая руки до крови об острые края обломков.

Держись, прошу, Джил. Держись, не уходи.

Нечем… дышать… больно…

Кросс с Мэйттом раскидали все мелкие обломки, и у Кросса вдруг перехватило дыхание – он увидел торчащий из-под бетонной плиты изломанный окровавленный мизинец. Всего одна фаланга, которая подрагивала, казалось, сама собой. Кросс ухватился за край плиты, к нему присоединился Мэйтт, но они не смогли даже шевельнуть её, не говоря уже о том, чтобы приподнять.

Джил? Джил?!

– Джил!

Ответа не последовало. Кросс оставил попытки поднять многотонный кусок бетона, и осторожно, почти нежно, дотронулся до фаланги замершего пальца. В мозгу Кросса яркой вспышкой полыхнула череда последних образов Джил – мужчина и женщина, держащие на руках ребёнка, девушка с татуировкой человека с пылающим сердцем в руке, хмурящийся Мэйтт и наконец, его собственное лицо. Затем всё оборвалось, и Кросс перестал её чувствовать.

Прости, Сюзи. Прости, Джил. Я всех вас подвёл.

Слёз не было – он все их отдал жене. Осталось лишь жгучее чувство опустошения. Кросс закрыл глаза, не отпуская пальца Джил.

Тяжёлая рука легла на его плечо – Мэйтт, тихо шипя при каждом движении, опустился рядом с ним. По этому жесту Кросс понял, что Мэйтт тоже не слышит мысли Джил, что её больше нет. И Кросс был благодарен законнику за то, что он не стал ничего говорить. Никакие слова не могли исправить произошедшее.

* * *

Они сидели так какое-то время: Кросс машинально гладил мизинец Джил, рука Мэйтта покоилась на плече Кросса. В голове было пусто, все мысли куда-то делись.

Неожиданно для самого себя Кросс услышал собственные слова:

– Мы должны её вытащить.

– Кросс…

– Мне плевать, что ты скажешь. Плевать, что плита неподъёмна. Если понадобится, мы пригоним сюда херов кран, но мы должны вытащить Джил.

– Кросс, я прекрасно понимаю твои чувства…

– Если ты правда понимаешь, – Кросс взглянул на законника, – если ты действительно понимаешь, что я чувствую… то ты должен дать мне возможность увидеть её лицо в последний раз. Как ты видел лицо своего сына.

У Мэйтта желваки заходили на челюсти, но он промолчал. После продолжительной паузы он сказал:

– Хорошо.

Кросс встал и отряхнул колени от пыли. Где-то поблизости должны быть погрузчики. Он повернулся и пошёл туда, где была припаркована машина. На машине Мэйтта они быстро найдут их и…

– Кросс! Кросс, смотри!

Он резко обернулся на взволнованный голос Мэйтта. Законник всё так же стоял на коленях перед плитой, из-под которой теперь струилось нестерпимо яркое сияние, настолько яркое, что Кросс был вынужден затемнить глазные линзы. Мэйтт же просто отвернулся.

Свет становился всё насыщеннее, разгоняя ночную тьму, заставляя предметы и людей отбрасывать длинные чёрные тени.

Вскоре Кросс тоже был вынужден отвернуться, поскольку линзы перестали справляться. Как только он отвернулся, лишив себя возможности видеть, подключились другие чувства. Зазвучали голоса, целый хор голосов, шепчущих, поющих, плачущих. Кросс ощутил холодное дыхание внезапно налетевшего ветра, и…

И вдруг всё исчезло. Исчез свет, голоса, пропал ветер. Кросс бросился к бетонной плите, туда, откуда выглядывала фаланга пальца девушки.

Тело Джил пропало.

Глава 17

– Что это, нахер, такое было?

Вопрос законника повис в холодном воздухе – Кросс не знал, как на него ответить. Нечто подобное он видел лишь в кино, но всё равно, если попытаться вникнуть в суть произошедшего, не имел ни малейшего представления, что это, нахер, такое было. Кросс посмотрел на Мэйтта:

– Ты видел то же самое, что и я?

Кивок.

– Как… куда она делась?

– Телепортация? – высказал предположение Мэйтт.

– И тебя это не удивляет?

– Не более, чем чтение мыслей.

– Аргумент. – Кросс сплюнул на землю. – А ты слышал… голоса?

– Да. – Мэйтт встал, опираясь на здоровую ногу. – Кстати, об этом…

Он кратко рассказал Кроссу про голоса в голове Джил и про то, как она «множилась».

Кросс нахмурился:

– Почему вы сразу мне не сказали?

– Когда? – возразил Мэйтт. – Да и что бы это изменило? Поначалу я не был уверен, что это не глюк моих новых способностей, и хотел понаблюдать. А потом ты был… немного занят. «Множиться» она начала, пока мы были там. – Законник ткнул рукой за спину. – Мы хотели рассказать, но в более спокойной обстановке.

Возможно, это было неправильно, однако Кросс осознал, что ведёт себя так, словно Джил была жива. Разум шептал ему, что это не так, что девушка совершенно точно мертва, что он сам видел это и чувствовал, но Кросс гнал эти назойливые мысли прочь, цепляясь за надежду, которая – по крайней мере, шансы на это были не нулевыми – только что появилась. Произошло что-то странное, необычное, и это нельзя было списывать со счетов. Кросс сказал:

– Но я не слышал никаких голосов у Джил в голове.

– Я об этом думал. Возможно, дело в том, что вы с Джил были связаны через имплант, а у меня же… – Мэйтт запнулся, щёлкая пальцами и подбирая подходящее слово, – …естественный процесс.

– И это были те же самые голоса?

– Откуда мне знать? – пожал плечами законник. – В обоих случаях их были тысячи. Но звучало очень похоже. К тому же мне показалось… что я слышал и её голос среди остальных. Но, может быть, я выдаю желаемое за действительное.

Надежда сразу стала чуть более осязаемой. Кроссу вдруг пришла в голову идея:

– А ты можешь попытаться найти Джил? Мысленно?

– Я попытался сразу же, как только погасло свечение. Пусто. Но это ещё ничего не значит – на больших расстояниях эта штука не работает. А твой имплант?

– Связи нет. Но я не тестировал его на больших расстояниях, – покачал головой Кросс. – В теории, можно было бы попробовать через Сеть, если бы она ещё работала.

Пауза.

– Думаешь, она может быть..? – осторожно начал Кросс, не став вслух заканчивать предложение.

Законник вздохнул, морщась от боли:

– Кросс, ложные надежды – очень скользкая штука. Да кому я рассказываю, ты нейрохирург, ты хорошо это понимаешь. И я предлагаю отнестись к случившемуся… без излишнего оптимизма.

– Тогда что ты предлагаешь?

– Отправиться на Полюс.

Кросс закатил глаза. Его начинала раздражать эта зацикленность законника на поездке, о чём он и спросил:

– Тебе не кажется, что ты помешался на долбаном Полюсе?

– Нет. Во-первых, Джил тоже хотела…

– Она хотела, чтобы мы поехали втроём, – перебил Кросс.

– …а во-вторых, – продолжил Мэйтт, словно пропустив эти слова мимо ушей, – разве ты не почувствовал ветер?

– Почувствовал, но… что с того? Обычный порыв ветра.

– Порыв морозного ветра, Кросс. Ты не заметил этого, потому что стоял чуть дальше, но меня прямо-таки обожгло холодом. Если допустить, что открылось нечто вроде портала, перенёсшего тело из точки «А» в точку «Б», почему тогда из точки «Б» не могло что-то попасть в точку «А»? Нью-Солст – одно из самых холодных государств, но даже здесь ещё не так холодно. Такая температура сейчас только в одном месте. Я был там, и ощущение очень похожее.

Произнеся эту несвойственно длинную для него речь, законник умолк, глядя на Кросса.

Хирург молчал. Его покоробило то, каким тоном Мэйтт сказал тело.

– Прости, – произнёс Мэйтт.

– Опять лезешь мне в голову? – Кросс пристально посмотрел на собеседника. – Это раздражает, ты в курсе?

– Поверь, я стараюсь этого не делать, но получается не всегда. Тебе придётся с этим смириться.

– Тогда хотя бы притворись, что не читаешь мои мысли, – мне так будет проще.

– Хорошо.

Мэйтт вдруг испустил протяжный вздох, покачнулся и поспешил сесть на ближайший обломок бетона, вытянув вперёд правую ногу.

– Дай мне… капсулу… – морщась от боли, попросил он.

Кросс достал из нагрудного кармана металлическую коробку, извлёк из неё одну «банку» и протянул законнику. Тот закинул её в рот и принялся активно работать челюстями, разгрызая оболочку. Спустя несколько секунд он расслабленно вздохнул и улыбнулся.

– Кайф. Что это вообще такое?

– Без понятия, – честно ответил Кросс. – Не было времени разобраться в составе. Подарок от второго по опасности человека в городе.

Мэйтт только хмыкнул. Кросс отметил, что он явно повеселел – видимо, боль в ноге до приёма капсулы была ощутимой.

Надо бы осмотреть его, если выдастся минутка.

Кросс присел на корточки в паре метров напротив законника.

– Мэйтт, касательно твоей теории… Тебе не кажется, что ты… занимаешься подгонкой под ответ – просто чтобы не менять планы?

Мэйтт на мгновение задумался.

– Хорошо, ты меня раскусил, – сказал законник, вытаскивая парализатор из кобуры и направляя на Кросса. – Мне просто позарез нужно затащить тебя на Полюс. Так что давай без глупостей, ясно?

Кросс замер. Чего?

– Шутка. – Мэйтт осклабился и убрал парализатор на место.

После непродолжительной паузы Кросс нервно захихикал, и постепенно смех перерос в истерический. Вскоре и законник, согнувшись пополам, зашёлся трескучим смехом. Впервые он слышал, как Мэйтт смеётся. Кросс вдруг подумал, как это безумно, должно быть, выглядит со стороны: двое взрослых мужчин накануне конца света, в грязи, посреди кучи обломков, оглушительно хохочут. Видимо, им обоим требовалось сбросить напряжение, и эта совершенно неожиданная, глупая шутка послужила катализатором.

– Ты идиот, – отсмеявшись, сказал Кросс.

– Угу.

Мэйтт выпрямился:

– Послушай, Кросс. Неужели ты не видишь, что все зацепки, которые у нас есть, ведут на Полюс? Ведь эти серверные там для чего-то стоят, хотя, судя по тому, в каком они состоянии, в этом нет никакой нужды. Они заброшены, но никого, кто там «работает», это не волнует. Потом этот «Старик – не Старик», и теперь ещё вот это. Я уверен, что если то, что мы сейчас видели, было чудом и Джил жива, мы сможем найти её только на Полюсе.

– А ты уверен, что воспоминания о серверных – не ложные? – спросил Кросс.

– Уверен. Когда окажемся там, ты сам в этом убедишься.

– Ну что ж… – Кросс встал, разминая ноги. – Раз других вариантов нет, предпримем очередную попытку туда добраться. Надеюсь, снова нам не помешают.

* * *

Они выехали из портового района и теперь мчались по пустой дороге к вокзалу Сайд-Джинспейр, через Крейс. Несколько десятков голографов на крышах домов и ульев ещё работали, проецируя на ровные, плотные облака квадраты белого шума, но пара десятков проекторов на весь город – это ничто. Поэтому Кросс мог видеть, как медленно светлеют тучи. Свет будто полз от горизонта, с каждой минутой становясь ярче, неся с собой последний день.

Кросс сидел спереди на пассажирском сиденье – он хотел сам сесть за руль, но оказалось, что автоматика настроена только на законника, – и старался не смотреть по сторонам. Повсюду были последствия сумасшествия, овладевшего людьми, – изувеченные трупы, подвешенные на фонарных столбах за ноги тела. Поэтому Кросс тупо пялился через лобовое стекло, концентрируясь на потрескавшейся полосе разметки. Что удивительно, большая часть зданий была в порядке, если не считать, что некоторые из них испускали в небо столпы чёрного дыма. Видимо, безумие побуждало уничтожать лишь себе подобных.

Кросс поймал себя на мысли, что ему интересно, как всё закончится. Положа руку на сердце и что бы там ни говорил Мэйтт, Кросс не верил, что их поездка на Полюс принесёт какие-то плоды. Они просто приедут туда, поскитаются по пустым серверным, а потом придут Старики, заберут его и законника, и… что дальше? Где он окажется? Сюзи верила в ту сторону – место, где оказываются умершие и ушедшие. Но что это за место? Будет ли оно похоже на реальный мир, будет ли осознание собственного «я» и будет ли вообще эта та сторона? Или правы окажутся херовы сектанты Церкви Искупителей, и достойных Великий Старец заберёт в тёплую тьму, как они верят, а недостойные растворятся в небытии? Или… нечто совсем иное?

Боковым зрением Кросс почувствовал движение, повернул голову и встретился с Мэйттом взглядом. Тот пожал плечами, словно извиняясь, и вновь стал следить за дорогой. Кросс усмехнулся:

– Ну давай уже, говори.

– Прости, – произнёс Мэйтт. – Просто… когда ничего не происходит, очень трудно… удержаться.

– Принимается. Так что ты хотел сказать?

– Хотел сказать, что мне кажется – совершенно не важно, что нас ждёт там.

– Почему же?

– Потому что, если там ничего нет, нам будет всё равно. А если что-то есть, то это будет… абсолютно по-другому, и нам также не о чем волноваться. Это будем уже не те мы.

– А как же… – Кросс постарался сформулировать мысль как можно тактичнее: – Ты не надеешься встретить там своего сына и… его мать?

Мэйтт сжал руль так сильно, что пальцы побелели:

– Больше всего на свете. Но это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ложные надежды – очень скользкая штука.

Кросс помолчал. Потом спросил:

– А другая сторона медали?

– Какая?

– Вечные страдания. – Кросс усмехнулся.

– Но это глупо. – Мэйтт крутанул руль, объезжая мусорный бак, рассыпавший своё содержимое по всей дороге. Под колёсами что-то хрустнуло. – За что?

– К примеру, за неправильно прожитую жизнь.

– А кто будет решать, что правильно, а что нет?

– Ну, допустим, из известных личностей – Создатель. Или Великий Старец.

– Тогда им ещё в самом начале следовало оставить людям подробную инструкцию по эксплуатации жизни, – сказал Мэйтт.

– Есть же заповеди. Девять, десять, сколько их там…

– Их написали люди.

– Да, я знаю. – Кросс сменил позу в кресле, уткнувшись головой в приборную панель. Его клонило в сон, а в таком положении заснуть было тяжелее.

– Тогда зачем ты мне про них говоришь? – Законник покосился на Кросса.

– Если я буду с тобой соглашаться, у нас не получится диалога.

– Твоя правда… нет, под «оставить инструкцию» я имею в виду то, что, если Создатель действительно существует и хотел бы, чтобы люди жили так, как он считает правильным, он должен был высечь эти заповеди на какой-нибудь огромной скале, древней, как само время. И для верности мог бы появляться лично, раз в пару сотен лет, и напоминать о необходимости их соблюдения. Иначе он просто засранец.

– Не много ты хочешь от существа, создавшего всё сущее?

Мэйтт неопределённо мотнул головой:

– Он же Создатель. Ему это ничего не стоит.

Машина повернула направо, выезжая на широкую центральную дорогу, и впереди замаячил фасад вокзала. Верхушки мраморных шпилей были окутаны то ли туманом, то ли клубами дыма, а на площади перед вокзалом в хаотичном беспорядке стояли брошенные владельцами автомобили.

– Постарайся припарковаться как можно ближе ко входу, – попросил Кросс.

– Угу.

Впрочем, не все машины были брошены – сквозь паутину трещин на стёклах виднелись человеческие силуэты, навечно замершие в последней позе. Что оборвало жизнь этих людей, оставалось для Кросса загадкой. Мэйтт остановился, заглушая двигатель. После минутной паузы он сказал:

– Вроде бы всё чисто.

Кросс открыл дверь, и сразу же в нос ударила вонь жжёных покрышек. Прошло несколько секунд, прежде чем включился обонятельный имплант и он смог спокойно дышать. Выпрямившись в полный рост и разминая затёкшие от продолжительной поездки конечности, Кросс глядел на законника. Тот осматривал ближайшую машину с телом на водительском сиденье. Проведя рукой по белому пятну трещин, Мэйтт пробормотал:

– Парализаторы. – Голос дрожал от напряжения.

– Что, прости?

– Её… их усыпили иглами парализаторов, – уже громче сказал, почти прорычал Мэйтт, указывая на женщину за рулём. – Они легко прокалывают стёкла, точечно, не разбивая их. Видимо, работа охранников вокзала. А потом угарный газ довёл дело до конца.

– Там… ребёнок, – прошептал Кросс, подходя ближе и всматриваясь в заднюю часть салона.

– Вижу, – сквозь зубы процедил законник.

Мэйтт вернулся к машине и попытался открыть багажник. С первого раза у него не получилось, и тогда он изо всех сил саданул по кузову кулаком. Резкий звук смявшегося металла разнёсся по площади, и к этому звуку присоединилась крепкая ругань законника. Кросс оставил это без комментариев. Со второй попытки открыв багажник, Мэйтт достал из него две сумки и, прихрамывая, направился в сторону Кросса.

– Тёплые вещи, – сказал Мэйтт, перекидывая ремень своей сумки через плечо. Вторую, собранную в убежище, он протянул Кроссу. – Не успел выложить с предыдущей поездки. На вокзале зайдём в магазин, тебе тоже нужна одежда.

– Не нужна, – мотнул головой Кросс. – У меня термальный имплант.

– Тогда очки. Вдруг попадём в метель…

– Линзы, – улыбнувшись, ответил Кросс.

– У тебя на все случаи жизни есть импланты, да? – проворчал законник. – Уверен, что не надо?

– Да.

Они пересекли площадь, то и дело оглядываясь по сторонам, и подошли к широким стеклянным дверям вокзала, заляпанным кровавыми разводами и отпечатками ладоней. Датчик движения сработал, и автоматика попыталась открыть двери перед посетителями. Правая половина не сдвинулась с места, а левая откатилась до середины, после чего в механизме что-то затрещало, зашумело, затем протяжно взревело, и створка остановилась. Переглянувшись, Кросс и Мэйтт по очереди протиснулись в узкий промежуток.

Войдя внутрь, Кросс осмотрелся. Столько лет прошло с тех пор, как он был здесь последний раз, и, судя по картинке в памяти, ничего особо не поменялось. Купол, мраморные колонны, гранитный пол и длинные, серебристые корпуса ТМП, покоящиеся на путях, – всё было точно таким же, как и годы назад. За исключением одного – вместо оживлённого гомона толпы стояла мёртвая тишина. Кросс сделал шаг, и тут же вздрогнул от резкого звука – его нога пнула смятую банку из-под газировки. Металл закувыркался по граниту, оглушительно звеня в тишине вокзала, и банка врезалась в лежащее на полу тело мужчины, одетого в форму машиниста. Эхо ещё какое-то время звучало, постепенно угасая, пока наконец снова не наступила тишина. Законник, схватившийся было за парализатор, выдохнул и укоризненно посмотрел на Кросса.

– Извини, – вполголоса сказал Кросс. – Что дальше?

Мэйтт указал на один из ТМП:

– Вот этот идёт на Полюс. Во всяком случае, на нём ехал я. Сейчас проверю, есть ли внутри… подожди.

Законник поморщился и затряс головой:

– Ты не слышишь… шипение?

Кросс напряг слух, но не услышал ничего, кроме собственного дыхания.

– Нет.

– Как будто бы белый шум. – Мэйтт часто заморгал – и вдруг застонал, обхватив голову руками. Кросс бросился к нему:

– Эй, дружище, ты как?

– Что-то словно царапает изнутри… – просипел Мэйтт.

– Что это с ним?

Вопрос прозвучал за спиной Кросса. Он обернулся, едва не свернув себе шею, и широко раскрыл глаза от удивления:

– Рэй?

* * *

Во всей этой суматохе Кросс совсем позабыл про долговязого бармена, даже не попытавшись выяснить, что с ним. Конечно, было не до того, но сейчас, когда Рэй стоял перед ним в пыльной, рваной одежде, с большим кровоподтёком на щеке, Кросс почувствовал себя виноватым. Но следом в голове появилась другая мысль – какого хера он тут делает? Тоже решил отправиться на Полюс? Или поджидал их с Мэйттом?

Рэй усмехнулся:

– Смотрю, ты не особо рад меня видеть.

– Я… я рад, что ты жив, – выдавил из себя Кросс.

– Ага.

Что-то было не так. Манера разговора Рэя изменилась, изменились его движения – они стали какими-то дёргаными. Можно было списать это на то, через что ему пришлось пройти, чтобы добраться до вокзала, но Кросс слишком хорошо знал бармена. Что-то подсказывало, что дело было в другом.

Мэйтт вдруг снова застонал – и отрубился. Кросс еле успел подхватить его, после чего бережно уложил на гранитный пол.

Рэй повторил вопрос:

– Так что с ним такое?

– Без понятия, – ответил Кросс, пальцем по очереди поднимая веки законника. Зрачки смотрели вверх, как и положено при потере сознания. – Минуту назад он жаловался на шипение, белый шум… Рэй, какого хера ты здесь делаешь?

Рэй не торопился отвечать. Кросс приложил ухо к груди Мэйтта – сердце билось, но слегка замедленно. Похоже было на обычный обморок. Только вот что его вызвало? Возможно, это связано со способностью законника читать мысли?

– Мне нужно на Полюс, – ответил наконец бармен.

– Зачем? – спросил Кросс, искоса посмотрев на Рэя.

– Какая разница?

– Огромная. – Поколебавшись, Кросс достал из кармана металлическую коробочку с капсулами, извлёк одну – теперь их осталось четыре – и спрятал коробку обратно. После чего склонился над телом законника так, чтобы закрыть его от Рэя. Разломив капсулу, он вылил вязкое содержимое Мэйтту в рот, приоткрыв его пальцами.

Рэй не отвечал. Ну что ж, его право.

Сделав вид, что вытирает руку об одежду, Кросс скользнул рукой за полу пальто законника, нащупал кобуру и расстегнул её. Рукоять парализатора легла в ладонь.

– Ты не сможешь из него выстрелить, – произнёс бармен сзади. – У законников система «свой-чужой» не установлена разве что в сортирах.

Кросс, просто чтобы проверить, достал парализатор и направил вверх. Спусковой крючок не сдвинулся с места. Вздохнув, Кросс убрал оружие обратно в кобуру и, поднявшись на ноги, развернулся к бармену:

– Объясни, что происходит? Столько всего случилось за последнее время, и я, кажется, не понимаю вообще ничего, даже простейших вещей.

– О, я тоже ни черта не понимаю. Никто не понимает, Кросс. Только одно ясно точно – это всё из-за тебя. Если бы ты сдох тогда, в шестнадцать лет, как положено, когда Старик первый раз пришёл к тебе, возможно, всего этого, – бармен очертил круг над головой, – не произошло бы.

Что? Откуда он знает?

Видимо, удивление отразилось на его лице, поскольку Рэй усмехнулся:

– Знаю, знаю, да. Лично я тебя не виню – сами виноваты, изначально не нужно нам было в это влезать. Я, между прочим, сразу посчитал, что это плохая идея. Просто… – он пожал плечами, – обидно, что почти триста лет подготовки полетели коту под хвост.

Кросс молчал. Триста лет подготовки? Что за бред Рэй несёт? Может, он просто двинулся умом?

Рэй поднял руки в примирительном жесте:

– Слушай, мы не враги друг другу. У нас сейчас общая цель, если я правильно понимаю твои мотивы, – не допустить апокалипсиса. Есть мизерный, буквально призрачный шанс избежать этого. Но для этого нам нужно оказаться на Полюсе, и чем скорее мы туда отправимся, тем больше вероятность, что всё получится. Так что предлагаю не тянуть. – Рэй указал на распахнутые двери вагона ТМП. – Я уже всё настроил, и…

БУМ.

* * *

Мэйтт приходил в себя, балансируя на грани между забытьем и реальностью. Разум был словно в густом, плотном тумане, из которого он медленно выбирался. Голоса Кросса и его собеседника доносились до Мэйтта как будто издалека, и он не мог разобрать, о чём они говорят. Но едва он попытался подслушать их мысли, голову пронзила острая игла боли. Мэйтт тут же оставил всякие попытки воспользоваться телепатией, и боль моментально исчезла.

Понятно. Никакой телепатии. А, собственно, почему?

На губах и во рту оставался специфический привкус содержимого капсул, «банок», как называл их Кросс. Мэйтт хотел слизнуть с верхней губы остатки лекарства, но обнаружил, что не может пошевелить языком, не может открыть рот.

Возможно, капсулы ещё не начали действовать? Ну, хорошо, пока полежим.

Мэйтт весь обратился в слух, ожидая, когда вернётся контроль над телом.

* * *

Пока братья по церкви молились на полу вокзальной часовни мерзкого Создателя, в ожидании Кросстана Инес оттачивала свой разум – орудию искупления полагается быть острее ножа. Это приносило ей чистое удовольствие, и теперь она могла многое… О да, она могла многое.

Инес услышала шум и поняла, что Кросстан пришёл. Она потянулась своей дикой энергией, но в этот раз сила была подобна тонкому скальпелю, а не кувалде, что смела банду рейдеров. Она оглушит Кросстана, а потом братья свяжут его. Но… что-то было не так. Инес нахмурилась и заскрежетала зубами.

На этого ублюдка, на этого осквернителя тел силы не действовали! Кросстан был вне её власти, а это означало только одно – Великий Старец хотел честного искупления. И Инес ничего не оставалось, кроме как принять эти безусловно справедливые правила.

Она поднялась на ноги, и семеро оставшихся братьев сделали то же самое. В руках у некоторых были мотки верёвок, взятых в вокзальном магазине.

– За мной. Взять живьём.

Инес не торопилась – чёрный хирург теперь никуда не денется. Очутившись на перроне, она нахмурилась – рядом с Кросстаном стояла ещё одна фигура, но это не был похититель мыслей. Плохо. Похититель опасен, с помощью своего нечистого дара он шарил повсюду, выискивая, вынюхивая… и мог помешать. Плохо, что Инес не знала, где он.

Не сбавляя шага, она напрягла ослабшее за последние часы зрение и узнала собеседника Кросстана – тот похотливый бармен, друг и помощник хирурга. Лишняя фигура.

Инес взмахнула ладонью.

* * *

БУМ.

Оглушительный гром заполнил вокзал Сайд-Джинспейр. Взявшийся непонятно откуда ветер поднял мелкий мусор, отправив его в неистовую круговерть по всему перрону. Осколки купола мелким стеклянным дождём посыпались вниз.

Рэя просто смело. Только что он стоял перед Кроссом, говорил, секунда – и бармен исчез, прямо посреди фразы. Его будто резко дёрнули крюком, отправив в полёт, который с противным хрустом ломающихся костей завершился у одной из колонн. Оставив большое красное пятно на белом мраморе, труп Рэя с глухим шлепком свалился на клумбу.

Да что за херь здесь творится?!

Кросс в панике обернулся и увидел Инес с несколькими людьми, идущими за ней. Пока они были далеко, в самом начале путей, и Кросс уже напряг ноги, чтобы валить отсюда куда подальше, но… тогда пришлось бы оставить законника, который так некстати отрубился. Этого он не мог сделать… или мог?

Нет, это плохая идея.

Парализатор был у Мэйтта, и единственный, кто мог им воспользоваться, сейчас лежал без сознания. Кросс опустился на колени около законника и похлопал того по щекам.

– Мэйтт, очнись.

– А… бо… ова… – пробормотал законник.

– Дерьмо, – выругался Кросс.

В таком состоянии Мэйтт ему не помощник.

Инес и её спутники прошли уже треть пути. В голове у Кросса родился какой-никакой, но план. Правда, успешность его исполнения зависела от того, поймёт его законник или нет.

– Мэйтт, надеюсь, ты меня слышишь. Инес, эта психичка, нашла нас. С ней ещё семь человек. Похоже, я нужен им живым, потому что Рэя они убили сразу. Я не знаю, что произошло, он просто… не важно. Просто доверься мне. Притворись мёртвым, слушай – и действуй по ситуации.

Кросс притворился, что обнимает Мэйтта, и сунул ему во внутренний карман пальто коробку с капсулами.

– Возможно, «банки» тебе понадобятся больше, чем мне, – шепнул Кросс на ухо законнику – Инес подошла уже совсем близко.

– Поднимись и встань так, чтобы я видела тебя, отродье! – выкрикнула Инес и указала на тело Рэя: – А иначе тебя постигнет та же участь.

Кросс выполнил приказ, отходя от тела Мэйтта.

– Зачем ты их убила? – спросил Кросс. – Это… это ведь сделала ты? С помощью… чего, телекинеза?

Надеюсь, она купится.

Инес усмехнулась. Безумная улыбка рассекла лицо от уха до уха.

– Великий Старец одарил меня благословением, Кросстан. – Раньше, когда Инес произносила его полное имя, Кросс наслаждался грудным голосом женщины, этим определённым набором звуков, но сейчас это прозвучало жутко. – Он дал мне силу карать грешников, осквернителей и колдунов. Но ты ошибаешься в одном – почему умер похититель мыслей, я не знаю. Возможно, гнусный дар сожрал его разум.

Кросс с большим усилием сохранил невозмутимость. Он был уверен, что Мэйтт выключился из-за Инес, но времени выяснять истинную причину не было. И Инес, кажется, поверила, что законник умер. Нужно сделать так, чтобы она думала так и дальше.

– Двойные стандарты? – поинтересовался Кросс. – Другие – гнусные колдуны, а ты – святая?

Инес покачала головой и взмахом руки успокоила зашумевших позади сектантов.

– Если ты надеешься вывести меня из себя, у тебя ничего не получится, грязное отродье. Не сейчас, когда я так близка. Но я не святая. Я – всего лишь орудие искупления.

– Как ты меня нашла? – Кросс тянул время, надеясь, что законник что-то да придумает.

– Камеры в клинике. Ты сам дал мне доступ, помнишь?

Кросс едва удержался от того, чтобы не врезать себе ладонью по лицу. Ну конечно, камеры! В своё оправдание – их поставили недавно, и он просто не успел свыкнуться с этим.

– И ты…

– Закрой рот! – Инес вдруг взвизгнула, да так громко, что Кросс отпрянул. – Связать его!

Сектанты как один бросились к нему. Первой реакцией было рвануть куда подальше – это естественное желание, когда на тебя бежит толпа, и Кроссу очень сложно было не поддаться рефлексам. Если бы не одно но – в ушах до сих пор стоял хруст, с которым Рэй врезался в колонну. Не желая повторять судьбу бармена, Кросс, не сопротивляясь, просто стоял и смотрел, как его тело опутывают альпинистские верёвки. Фанатики затягивали петли молча и как будто бы с безразличием, но их выдавали глаза, пылающие ненавистью и злобой.

Религиозное безумие – страшная вещь. А уж направленное религиозное безумие…

Ему не стали связывать ноги, чего Кросс опасался – ведь тогда почитателям Стариков пришлось бы нести его на руках (а в том, что они его куда-то поведут, Кросс не сомневался, иначе грохнули бы на месте). Один из подручных Инес пристегнул кольцо карабина прямо к верёвкам, таким образом взяв Кросса на поводок.

Лицо сумасшедшей осветилось радостью, и она сделала странное движение рукой, как если бы хотела поправить волосы, но вместо этого только погладила исцарапанную лысину. Инес, дрожа от возбуждения, прошептала:

– Великолепно… брат Касс!

– Да, сестра. – Один из людей сделал шаг вперёд и склонил голову.

– Какой ТМП нам нужен?

– На Полюс идёт вот этот. – Брат Касс показал на ближайший поезд.

Кросс мысленно застонал. Полюс, ну конечно же! И почему он не удивлён?

– И ты уверен, что сможешь им управлять? – спросила Инес.

– Да, сестра. Они ничем не отличаются от городских, на которых я…

– Избавь меня от объяснений, – заткнула его женщина. – Ты сможешь, и этого достаточно.

Инес подошла к Кроссу и провела пальцем снизу вверх по его шее, царапнув подбородок ногтем.

– Скоро ты умрёшь, Кросстан. Но не беспокойся, твоя жертва будет ненапрасной – благодаря ей я спасу праведников. Ты можешь гордиться собой. – Инес влепила ему пощёчину и приторно улыбнулась. – Да, Кросстан. Ты умрёшь в самом святом месте, в первой обители Старых Искупителей. Вперёд, братья.

Инес прошла мимо него, направляясь к подготовленному Рэем ТМП. Кросса дёрнули за «поводок», и ему ничего не оставалось, как подчиниться.

Кросс шёл и смотрел на голубые цифры часов в уголке глаза. До конца света оставалось чуть более четырёх часов.

* * *

Мэйтт лежал, стараясь не шевелить ни единым мускулом. Он слышал всё, что говорил Кросс, а также его разговор с Инес. К сожалению, слышал только слова – телепатию он держал под контролем, опасаясь очередной вспышки боли или потери сознания.

Когда сектанты с Кроссом погрузились в ТМП, Мэйтт выждал несколько секунд и открыл глаза, стряхнув веками стеклянную крошку с глаз. На перроне было пусто, но Мэйтт всё ещё не решался пошевелиться. Скосив взгляд, он увидел открытые двери вагона. План был простой и в то же время рискованный – как только ТМП подаст признаки жизни, вскочить на подножку, спрятаться в тамбуре и молить Создателя, чтобы его не заметили. Дальше – импровизировать.

Рука Мэйтта медленно поползла по холодному граниту и нащупала ремень сумки с одеждой. «Багаж» Кросса лежал чуть дальше, но делать до него пусть и небольшой, но крюк Мэйтт не собирался. Конечно, это было бы неплохо – инструменты и провиант могли пригодиться. Однако если без еды Мэйтт спокойно протянет десяток часов, то без тёплых вещей, под ледяным ветром, он не выдержит и десяти минут. Выбор очевиден.

В вагонах зажёгся свет. Мэйтт, вопреки искушению выждать ещё некоторое время, вскочил на ноги и в два прыжка оказался в тамбуре. И вовремя – спустя пару секунд дверь беззвучно закрылась. Хорошо, что раненая нога его не подвела – капсулы действовали безотказно.

Первая часть плана выполнена, поздравляю. Осталось самое лёгкое – не попасться.

Стараясь сделать это как можно незаметнее, Мэйтт выглянул через окно в вагон – тот был пуст. Вероятно, вся кодла направилась в голову состава. Вот и славно. Он только надеялся, что никому не взбредёт в голову патрулировать поезд.

Мэйтт сел на пол, привалившись спиной к стенке, и принялся перебирать содержимое сумки – возможно, помимо одежды, он клал туда что-то ещё. Предчувствия не обманули – в потайном кармане обнаружился запасной магазин с иглами. Бронебойными – теми, что могли оставлять крошечные отверстия в стекле, прошибая их навылет. Мэйтт поменял магазины – нужда в особом усыпляющем составе уже давно отпала.

Полезно.

Также в рукаве зимней куртки нашлась недопитая бутылка с водой, купленная ещё в прошлый раз на вокзале. О, казалось, прошли годы! Мэйтт с наслаждением отхлебнул пару глотков.

Приятно.

ТМП тронулся с места, плавно набирая скорость. Впереди предстояло два с лишним часа пути. Мэйтт решил, что отдохнёт пятнадцать минут, не больше, а потом начнёт думать, как спасти хирурга.

Пятнадцать минут… Мэйтт достал из внутреннего кармана пальто мятый, сложенный в несколько раз лист бумаги. Бережно развернул:

«Дорогой Мэйтт…»

Глава 18

Кросса, несмотря на его протесты, заперли в туалете. Как сказала Инес: «чтобы он своим тошнотворным присутствием не отвлекал братьев от молитв». Видимо, это всё, чем они занимались в свободное время, – молились.

Когда Кросс остался один, он первым делом решил попытаться освободиться от верёвок. Не то чтобы он видел в этом необходимость – Кросс не питал иллюзий относительно шансов разобраться с кучкой психопатов без помощи законника. Неизвестно ещё, кстати, будет ли эта помощь. И даже если бы он смог развязать узлы, что потом? Инес не позволит ему действовать. Но Кросс хотел освободиться просто из принципа. Совсем не к месту вдруг вспомнилось, как они с Сюзи практиковали ролевые игры со шнурами. Правда, тогда была возможность сказать стоп-слово.

Стоп. Мы выбрали нашим стоп-словом «Стоп».

Кросс хихикнул.

Его импланты не предназначались для подобных ситуаций. «Невосприимчивость» к Старикам, а также возможность одним звонком решить все проблемы дали гнилые плоды – он расслабился. Терморегуляция, линзы, вшитые автоинъекторы, импланты памяти, восприятия, и так далее, и так далее… всё было сделано для улучшения собственного комфорта или для большей остроты ощущений. Правда, со временем половину побрякушек пришлось деактивировать – интоксовая наркомания и нейрохирургия, мягко говоря, несовместимые вещи.

И всё же кое-что он мог попробовать.

Кросс выдвинул острую ногтевую пластину на мизинце, и та упёрлась в верёвку, перерезав несколько нитей. Кросс задвинул пластину обратно и снова вытащил. И снова, и снова.

Да, детка. Проковыряй себе путь на свободу.

Кросс не понимал, откуда взялось такое несерьёзное настроение. Человечеству жопа, это факт – хорошего конца не будет. Сюзи мертва, Джил – возможно. Законника, к которому Кросс даже как-то привязался, он, вероятно, никогда больше не увидит. А сам он едет на долбаный Полюс в качестве жертвенной тушки в компании сумасшедших сектантов. Но почему-то это веселило. Какой-то сюр. Как будто всё не по-настоящему.

Кстати, о ненастоящем – похоже, Рэй оказался не тем, за кого себя выдавал всё это время. Можно было подумать, что он, как и многие, сошёл с ума, если бы не его осведомлённость о маленьком секрете Кросса. Жаль, что они не успели нормально поговорить.

Вдруг, буквально на секунду, Кросс почувствовал почти невесомое давление на темечко. Сердце учащённо забилось, дыхание замерло.

Джил? Джил, это ты?

Ответа не было, лишь мысленный треск статики. Кросс вслушивался в помехи несколько секунд, и только потом понял, что делает. Выругав себя, он начал слушать не ушами, а разумом. Постепенно шум начал трансформироваться во что-то, очень похожее на речь, но разобрать слова было невозможно. Кроме двух: сэх, сэхсвет.

Кросс не оставлял попыток.

Джил. Джил, ответь мне. Ты жива?

Мир вдруг взорвался. В голове Кросса возник образ ослепляющей, всепожирающей вспышки света, заполняющей всё вокруг, а в разум потекли ужасно громкие, непонятные слова:

…НЕ ХВАТИТ НА МИР КРЕСТООБРАЗНЫХ ПОМЕЩЕНИЙ ВО ВЗГЛЯДЕ ПАДШИХ И УШЕДШИХ ВОСЕМНАДЦАТИ ЗАРНИЦ ПРИЧИНА ВОСХВАЛЕНИЯ СЭХ СЭХСВЕТ ОГРОМНЫЙ ПОСЛЕДНЕЕ ЧУДО В РАЗЫ ПРЕВОСХОДЯЩЕЕ САМОСТЬ НЕ СООБЩАЕТ О ТОМ ЧТО ОНА САМОСТЬ БЕЗ УЛОВОК КРАСНЫХ ЛАГЕРЕЙ ЧЁРНЫХ ПАДЕНИЙ СКОТА БЕЗОТЛАГАТЕЛЬНО СЭХ СЭХСВЕТ ПРИМИ КОНЕЦ ГРЯДУЩИЙ СТОИМОСТЬЮ ШЕСТНАДЦАТЬ ВАРИАНТОВ НЕТ СИЛА В ЗАБЛУЖДЕНИИ БЕССМЕРТИЯ ГРОМАДА КАМНЯ ВИСИТ В НЕБЕ ЗАСЛОНКИ СЭХ СЭХСВЕТ…

Кросс орал во весь голос, разрывая лёгкие и гортань, пока поток сознания продирался через голову. Боль была чудовищной, никто не может испытывать такой боли и оставаться в сознании, но именно это и происходило с ним. Он хотел умереть, прямо здесь и сейчас, только чтобы не слышать этих слов, пусть его навеки поместят в комнату Босса, только не слышать, не слышать, не слышать…

…ЛЕТИ В ЦЕНТР МИРА ЗАБУДЬ ЗА ГОРОДАМИ В БУДУЩЕМ НЕТ ПОДСКАЗОК ТОЛЬКО ЦЕНТР СЭХ СЭХСВЕТ ПОЗВОЛЬ ПРИНЯТЬ УЧАСТЬ НЕ УМИРАТЬ СОХРАНИТЬ СОСУД ДВА И ТРЕТИЙ ЗАЩИТНИК НАБЛЮДАТЕЛЬ МАТЬ ЧЕРТОГИ В НЕБЕ ЗА СЭХ СЭХСВЕТ НЕ БОЙСЯ…

Он потерялся в себе и в этом свете, разум горел, а крик превратился в хрип. Крошечная часть его сознания в панике искала возможность прекратить мучения, и наконец Кросс догадался отключить имплант. Свет погас, голоса смолкли, и боль мгновенно ушла.

Кросс валялся на ребристом полу туалета, лицом вниз, тяжело дышал, а из глаз катились слёзы облегчения. Такой боли он не испытывал никогда, и какое счастье, что она закончилась. Только саднило горло – голос он сорвал, это точно.

Дверь туалета распахнулась:

– Какого хера ты орёшь, ублюдок?

Инес. Как всегда, «мамочка» была очень мила.

– Я… упал, – захрипел Кросс.

Руки женщины подняли его в вертикальное положение. Кросс открыл глаза и встретился с безумным взглядом Инес. С минуту она смотрела на него, не говоря ни слова. Затем утёрла ладонью влагу с его лица.

– Я понимаю, тебе страшно, – заговорила Инес почти нормальным голосом. – Человек, который не умирает, должен бояться смерти сильнее остальных, Кросстан. Но такова твоя судьба. Ты должен принять это, принять и смириться. Тогда всё пройдёт безболезненно.

– Тупая шлюха, – просипел Кросс и попытался рассмеяться, но тут же закашлялся. – Возомнила себя посланником Великого Старого Мудака? Открою тебе секрет – его не существует. Ты…

Пощёчина. И ещё несколько. И ещё. Инес била его с размаху, не меняя выражения лица, ногтями оставляя царапины на лице. Когда она закончила, её тело колотила крупная дрожь.

– Говори что хочешь, ничтожество, – сдерживая ярость, произнесла Инес. – Но скоро ты сам всё поймёшь.

Она усадила его спиной к стене и, выходя из туалета, напоследок сказала:

– Постарайся больше не падать, или проведёшь остаток пути, лёжа на полу.

Инес закрыла дверь.

Кросс выдохнул. Щёки жгло солью слёз, втёртой в ссадины ударами ладоней, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что он испытал несколько минут назад.

Его вдруг сковала такая слабость, что он успел только выбрать, в какую сторону упасть, прежде чем отрубиться.

* * *

За несколько минут до прибытия ТМП в конечную точку Мэйтт переоделся. Допив воду, он бросил бутылку в сумку, к пальто и джинсам – больше не понадобятся. Коробку с «банками» и письмо Мишель он, конечно, переложил в тёплую куртку.

Состав остановился, двери открылись, и в тамбур ворвался ледяной ветер, принеся с собой рой колючих снежинок. Некоторые их них сразу же таяли, соприкоснувшись с лицом Мэйтта. Он накинул на себя меховой капюшон, надел широкие тёмные очки и осторожно выглянул наружу.

Самая важная деталь, на которой строился план, – снегоходы у вокзала, которые он приметил в прошлый раз. Не окажись они там, пришлось бы действовать на ходу. Но всё было в порядке – два снегохода из трёх послушно стояли и ждали, когда ими воспользуются. Мэйтт посмотрел налево.

Из головного вагона выходили люди во главе с Инес. В отличие от своих спутников, женщина не удосужилась накинуть на себя хоть какую-то одежду, оставаясь в изорванной чёрной мантии. Мэйтт непроизвольно вздрогнул – ему стало холодно только от того, что он смотрел на сумасшедшую. Но ей это, похоже, не доставляло никаких неудобств.

Последними вышли двое человек, неся на руках связанного хирурга. Судя по болтающейся из стороны в сторону голове, тот был без сознания. Вряд ли мёртв – Кросс нужен был Инес живым. Мэйтт подавил сильное желание воспользоваться телепатией, чтобы узнать, что произошло во время поездки, и остановился буквально в последнюю секунду. Если он «выключится» сейчас, это будет конец.

Мэйтт дождался, пока местный ТМП тронется с места, увозя сектантов к командному центру и серверным, и спрыгнул на перрон, запорошенный снегом. И тут же пожалел о своём решении – правое бедро вспыхнуло острой болью. Нога не беспокоила с тех пор, как он принял «банку» ещё около убежища Босса, и Мэйтт успел отвыкнуть от боли. У него потемнело в глазах, и он едва не потерял равновесие – хвала протекторам на ботинках. Хорошее бы вышло завершение.

Терять время нельзя. Мэйтт достал капсулы и принял одну, выплюнув оболочку. Он прикрыл глаза, ожидая, пока лекарство подействует.

Надеюсь, я не словлю передоз.

Через несколько секунд боль улетучилась, и Мэйтт, всё-таки немного прихрамывая, побежал к снегоходам, прикрывая лицо от хлещущего ветра. Ещё одна важная деталь – машины должны быть в рабочем состоянии и заряжены.

Шкала индикатора заряда первого снегохода была заполнена лишь на треть. Ругнувшись, Мэйтт завёл двигатель второго. Восемьдесят девять процентов.

Супер.

Усевшись за руль, Мэйтт сдал назад, выворачивая нос снегохода к антенне центра. До него он доберётся быстро, за пять-десять минут. Проблема была в том, что неизвестно, куда поведут Кросса и что Инес подразумевала под «обителью» Стариков: серверные или командный центр. Да и вряд ли она знала точно, в какой секции располагаются серверные. Однако Инес была полна сюрпризов, это Мэйтт уже успел понять очень хорошо.

Разберусь на месте. Главное, не раскрыть себя раньше времени.

Мэйтт газанул, и снегоход, выбрасывая из-под гусениц комья снега, рванул вперёд, в ледяную пустыню.

* * *

Остановившись у входа командного центра, Мэйтт, не заглушая двигатель, осмотрелся. ТМП поблизости не было – скорее всего, он уехал дальше, – но законник решил на всякий случай проверить купол центра, чтобы не возвращаться, если в серверной окажется пусто.

Мэйтт подошёл к дверям центра – те послушно распахнулись – и прошёл внутрь. Он оказался в просторном, круглом, выдержанном в белых тонах помещении, залитом искусственным светом. На полу валялся всякий мусор – скомканные листы бумаги, планшеты, ручки и карандаши, рабочие халаты. Но, что странно, ни одного трупа или другого намёка на то, что здесь была бойня.

А она должна была быть, ведь так? Или так, или безумие не коснулось этих людей.

Досс как-то рассказывал, что в центре всегда полно народу. Но где же они все? Весь этот лёгкий беспорядок напоминал скорее спешную эвакуацию. Хотя, возможен был и вариант, что все покинули центр до того, как пришли Старики. Почувствовали, или предвидели что-то по своим приборам?

Мэйтт прислушался, но, кроме приглушённых завываний ветра, никаких других звуков он не услышал. Тогда он решился проверить другим способом – глубоко вздохнув, короткими импульсами начал выискивать постороннее присутствие. Он был готов к боли, но её не последовало. Осмелев, Мэйтт расширил границы мысленного «сканера», но результат не изменился. Командный центр оказался пуст и безлюден, а Мэйтт порадовался тому, что вновь может использовать свой дар. Видимо, Инес была далеко и не могла помешать, либо же перестала препятствовать телепатии, поверив в его смерть.

Так или иначе, её здесь не было, а значит, и Мэйтту тут делать нечего. Он уже собрался уходить, как взгляд зацепился за знакомый предмет, лежащий на полу. Мэйтт, сделав несколько гулких шагов, нагнулся и подобрал парализатор. Бесполезный – из-за системы «свой—чужой» – для большинства людей, но не для законников, тем более – в звании детектива. Конечно, только в том случае, если парализатор был официально зарегистрирован в сфере закона.

Мэйтт проверил магазин – полный. Поудобнее перехватил пистолет, снял с предохранителя и, не целясь, нажал на спуск. С тихим хлопком парализатор выплюнул снаряд, и игла вонзилась в один из шкафов, стоящих по периметру комнаты.

Возможно, оружие охраны? Странно, что из него не стреляли. В любом случае полезное подспорье.

Второй кобуры не было, поэтому Мэйтт сунул приобретение прямо в карман куртки и вышел на морозный воздух. Оседлав снегоход, он газанул в сторону серверных.

Как только Мэйтт выехал на трассу, он испытал дежавю – всё те же монструозные строения, такой же снегоход и заснеженная дорога. Разница только в том, что в этот раз снег не бил в лицо, снижая и видимость, и скорость. Именно поэтому спустя несколько минут езды Мэйтт начал различать вдалеке очертания корпуса ТМП. По прикидкам, тот стоял аккурат возле сто седьмой секции.

Значит, они уже внутри.

Мэйтт прибавил скорости. До «сто седьмой» оставалось не больше пятнадцати минут, но Инес со сворой сектантов добирались на ТМП, а значит, покрыли это расстояние как минимум за втрое меньшее время. Дорога была каждая секунда промедления, если он хотел увидеть Кросса живым.

А может, не вмешиваться в это? – возникла в голове неожиданная мысль.

Под широкими очками Мэйтт нахмурился. А действительно? Кросс был необычным человеком, возможно, единственным таким, неподвластным Старикам. И очевидно, что Инес тоже была особенной, хоть и чокнутой. Что, если она была права, говоря о том, что жертвоприношение – ужасное слово! – остановит конец света? Они с Кроссом сблизились, это так, но Мэйтт без колебаний отдал бы его жизнь, если бы знал, что это спасёт тысячи других. А если это не так, то, получается, он хладнокровно позволит умереть хорошему человеку? Не святому, конечно, но… Мэйтт заёрзал правой ногой на подножке, вспомнив, что фактом, что он сейчас дышит и чувствует, он обязан именно Кроссу. Вряд ли хирург раздумывал над мотивацией, зашивая его раскуроченную артерию.

Ах, если бы я знал наверняка…

Но Мэйтт не знал, а принять решение нужно было исходя из имеющихся данных и наблюдений. И сделать это сейчас, пока он ещё не вошёл в серверную.

Мэйтт уже подъезжал к ТМП, когда увидел, что из вагона выходит человек, неся что-то на вытянутых руках. Судя по всему, он пока не заметил приближающийся снегоход.

Законник, не сбавляя хода, расстегнул куртку для быстрого доступа к кобуре, и у него тут же спёрло дыхание от холодного ветра. Он не хотел пользоваться телепатией, да сейчас это было и не нужно. Человек повернул голову на звук мотора, и Мэйтт на полной скорости сбил сектанта, отбросив тело в сторону. В воздух во все стороны разлетелись какие-то тряпки и куски ткани.

После чувствительного удара Мэйтт тут же начал торможение и разворот, и, когда скорость снизилась до приемлемой, спрыгнул со снегохода. Коснувшись земли, он сделал кувырок, перекатившись вбок, и встал на одно колено. Выхватив парализатор, Мэйтт прицелился и отправил несколько игл в уже начавшего подниматься человека, удовлетворённо хмыкнув, когда тот вновь упал на землю. Мэйтт вскочил и, громко скрипя снегом, бросился к ТМП – там могли быть ещё люди.

Законник не прогадал – заметив движение внутри, он остановился и направил парализатор на дверь. Через несколько секунд наружу вышел очередной безумец.

– Брат Касс, что тут…

Первая игла вонзилась в грудь, вторая – прошила насквозь обе щеки, вырвав из них фонтанчики крови. Белоснежное покрывало оросилось красными каплями, и ещё одно тело рухнуло без сознания.

Минус два.

Мэйтт замер, ожидая следующих. Пар от горячего дыхания клубами вырывался изо рта, на лету превращаясь в ледяные кристаллы. Секунды тянулись за секундами, но больше из ТМП никто не появился. Мэйтт, не опуская оружие, осторожно поднялся в вагон. Пусто.

Мэйтт обратил внимание на то, что со всех сидений была содрана обшивка. Её-то и нёс в серверную брат Касс. Только вот зачем? И сразу же в мозгу возник ответ:

Дерьмо. Они что, хотят сжечь его?

Хотя это было логично – во всех мифах именно огонь выступал в качестве палача жертв. Но не в современном же мире!

Мэйтт быстро добежал до входа в сто седьмую секцию и позволил себе короткий мысленный осмотр. Разум тут же обожгло, но зато он мельком успел увидеть – глазами одного из сектантов – и оценить обстановку. Кажется, его дар развивался, и с каждым применением работал всё лучше и лучше.

Ох, как бы мне это пригодилось раньше, в работе. Если бы не вот это всё…

Их осталось шестеро, считая Инес и того человека, чьим взглядом он смотрел. Они стояли на широкой, квадратной площадке из решётчатого металла, судя по всему, где-то на верхних этажах. К площадке с разных сторон вели два мостика, огороженные стальными перилами.

Кросс, связанный и всё ещё без сознания, сидел на стуле в центре, остальные стояли возле него полукругом. Под стулом неаккуратной грудой лежали непонятно откуда взявшиеся доски, вперемежку с обивкой кресел, скомканными листами бумаги и прочим мусором, способным гореть. Инес, постоянно находившаяся в поле зрения фанатика, молча стояла, склонив лысую голову. Наверное, ждала тех двоих, чтобы начать.

Мэйтт вырвался из чужого разума, не решившись там задерживаться. Он узнал всё что нужно – пора действовать. К тому же у него было небольшое преимущество – сектанты не ожидают его появления.

Сняв второй парализатор в кармане куртки с предохранителя, Мэйтт вошёл в серверную.

* * *

Инес стояла неподвижно, но сердце её ликовало. Ещё чуть-чуть. Несколько минут, пока придут двое братьев, внеся свой вклад в топливо жертвенного огня, и можно будет начинать.

Великий Старец оберегал её. Он давал то, что ей нужно для выполнения Его испытания. Инес чувствовала, как горят ладони, как в бешеном танце вокруг них движется раскалённый воздух, и не сомневалась, что разожжёт костёр усилием воли. Так было раньше, и так будет сейчас. Она Его посланник, Его орудие. И она смертоносна.

Визжащий голос в голове Инес, который до этого сводил её с ума, стал сладкой музыкой, растворившись в сознании и став его неотъемлемой частью. Это тоже было частью испытания, и она с достоинством выдержала его, не сойдя с ума.

Триумф Инес несколько омрачало лишь то, что мерзкий хирург не приходил в сознание. Он должен был видеть, как огонь лижет его тело, чувствовать, как лопается расплавленная кожа, мучиться от того, как дым разъедает глотку и глазные яблоки. Должен был чувствовать свою вину, своё наказание за нечестивость. Но пробудить Кросстана Инес так и не смогла, сколько ни пыталась. Он не проснулся даже тогда, когда она отрубила ему мизинец. Это было досадно, но не являлось необходимым – хирург был жив, он дышал, а поэтому Инес не сильно переживала.

Братья не появлялись, а времени становилось всё меньше и меньше. Инес забеспокоилась: а если что-то пойдёт не так? Нет, допустить этого она не могла. Нужно начинать немедленно. Какая бы причина ни задержала их, ждать больше нельзя. Пусть они сами отвечают перед Великим Старцем.

Инес подняла голову и торжественно заговорила:

– Братья мои! Пришёл час искупления. Мы ждали его годами, но никогда не были к нему готовы. Тем не менее мы, достойные, здесь, и почти прошли испытание, ниспосланное нам Великим Старцем. Воздадим же молитву Его тёплой тьме!

Когда эхо её слов смолкло, братья опустились на колени, и в тишину святой обители вплелись негромкие, слегка нестройные голоса молитвы:

– Великий Старец, даруй нам благословление тёплой тьмы. Наполни наш разум решимостью, а сердце – отвагой. Мы всецело верим Тебе и Твоему плану. Все наши дела и помыслы направлены на исполнение Твоей воли…

Инес улыбалась. Вот оно! Вот! Мощь текла через неё, наполняя тело огнём, распаляя в нём страсть. Взявшийся из ниоткуда ветер приятно обдувал кожу под мантией. Инес подняла руки, направив ладони на Кросса.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Сначала Инес не поняла, что происходит на периферии зрения, почему её братья падают один за другим. Она резко обернулась, как раз чтобы увидеть, как брат Линнт вскакивает и тут же падает, прижимая руку к шее. Между пальцев его торчала стальная игла.

– Сестра Инес, там! – закричал последний из них, брат Аннтре, указывая куда-то в сторону. Через секунду он словно поперхнулся и выплюнул сгусток крови, поймав металлический шип открытым ртом, после чего замертво рухнул на пол.

Инес посмотрела в указанном направлении и остолбенела. Похититель мыслей! Он жив! Он стоял на одном колене, там, в самом начале мостика, и стрелял из своего грязного оружия. Гнев захлестнул её с головой. Чувствуя, как горят внутренности, Инес нацелила на похитителя ладони и высвободила всю свою ярость. Сначала она разберётся с законником, а потом сделает то, что должна.

* * *

Мэйтт с удовольствием смотрел, как сектанты по очереди валятся без чувств. Позицию для обстрела он выбрал замечательную – у лестничного пролёта, на самом краю длинного мостика, так, чтобы можно было положить на перила обе руки. В каждой он сжимал парализатор. Отдачи практически не было, а дополнительный упор и мышечные импланты позволяли посылать ливень игл точно в цель. Но возникла одна неожиданная проблема.

Какого хера она всё ещё на ногах?

Инес стояла прямо, с вытянутыми руками и не обращала внимания на летящие в неё снаряды. Иглы как будто… не долетали до женщины или уходили мимо неё. Мэйтт нахмурился, но продолжал опустошать магазины.

Инес повернулась. Мэйтт увидел её искажённое лицо и два алых ручья, текущих из глаз. Она протянула руки в его сторону, и законник сощурился, оберегая зрение от обжигающего света, импульсами исходившего от ладоней. Металл мостика жалобно заскрипел, плавясь и деформируясь от высокой температуры. В ту же секунду детектив прекратил стрельбу, развернулся и рванул к лестничному пролёту.

Мэйтт почти успел – нырнул за угол, преследуемый раскалённым воздухом, и вскрикнул, когда его левая рука начала закипать. Отойдя на, как он надеялся, безопасное расстояние, Мэйтт посмотрел на руку: вся кожа до запястья пошла крупными волдырями, склеившись с пластиковыми элементами рукояти парализатора. Он разжал ладонь, шипя от боли, и несколько пузырей с противным звуком лопнули, истекая желтоватой жидкостью. Бесполезное теперь оружие звякнуло о пол.

Сука. Сука. Дерьмо!

Мэйтт достал стальную коробочку, едва не уронив, и бросил капсулу в рот. Разгрыз, проглотив целиком. Несколько секунд – и жжение в руке утихло.

– Ты-ы-ы-ы! – Надрывный вопль Инес, почти ультразвук, разрезал воздух. – Это всё ты! Глаза-а-а-а! О Старец, мои глаза!

Температура в лестничном пролёте упала, и Мэйтт рискнул выглянуть из укрытия. Мостик вместе с перилами были перекручены, спаяны воедино, а металл дышал паром, остывая. В углу платформы лежал связанный хирург, вроде бы целый, а посередине площадки хаотично металась Инес. Когда она повернулась в сторону Мэйтта, он ужаснулся: вместо глаз у женщины находились две красные дыры, будто бы глазные яблоки взорвались изнутри. Похоже, именно это и случилось.

Мэйтт прицелился и сделал несколько выстрелов. Бесполезно – либо он промахивался, либо иглы по какой-то причине не могли ей навредить. Инес, то ли услышав, то ли почувствовав, вскинула руки, и Мэйтт снова нырнул за угол, спасаясь от пламени. Раздался скрежет, а потом грохот. Видимо, мостик всё-таки не выдержал и упал.

И что теперь? Разве что как-то столкнуть её вниз…

Ударь её.

Мэйтт вздрогнул и огляделся. Лишь через пару мгновений он понял: голос, сопровождавшийся белым шумом, звучал в голове.

Что?

Ударь её.

Кто… я к ней не подберусь!

Болезненный смешок.

Ударь мысленно.

Мэйтт узнал этот голос – женщина, что приказывала ему выстрелить в Кросса. Теперь она хочет помочь спасти хирурга? Но сейчас не было времени разбираться.

Я не умею, не знаю, как.

Она слепа. Телепатия – больше, чем чтение мыслей. Представь образ, сконцентрируйся на нём и внуши. Она слепа, она поверит.

Кто ты?

Голос пропал и больше не отвечал.

Мэйтт тряхнул головой. После исчезновения голоса в разуме осталось ощущение лёгкой дезориентации и… чуждости. Всё было как в тумане. Где-то очень далеко продолжала орать Инес. Нужно было спешить, чтобы спасти хирурга – если, конечно, тот ещё был жив, в чём Мэйтт сильно сомневался.

Как она сказала… представить и внушить?

Мэйтт вообразил картинку: кулак, врезающийся в окровавленное лицо Инес, и зафиксировал её в памяти. Выглянул из-за угла – женщина стояла на площадке. Теперь её движения были не столь беспорядочными. Крик сводил Мэйтт с ума.

– Да заткнись ты уже, – пробормотал он и попытался послать образ.

Мозги словно окунули в кислоту, и Мэйтт закричал, но продолжал транслировать изображение. Сначала казалось, что это не возымело никакого эффекта, но женщина вдруг отшатнулась, как от удара, и энергия, вырвавшаяся из рук сектантки, рванулась в пустоту, в ту сторону, в которой Мэйтт представлял себя, избивающего Инес. Где-то в глубине серверной раздался взрыв.

– Как ты это делаешь, ублюдок?! – завопила Инес. – Это я избранная! Я орудие!

Мэйтт не останавливался, несмотря на пульсирующую боль, которая, впрочем, начала угасать, и это придало сил. Он «ударил» ещё раз, представив апперкот, и Инес, клацнув челюстью, откусила кончик языка. Изо рта полилась кровь.

Инес начала захлёбываться собственным криком, но Мэйтт не дал ей прийти в себя. Он «толкнул» её двумя руками в грудь. Женщина попятилась назад, наткнулась спиной на перила платформы и с диким воем полетела вниз. Пара секунд, и глухой удар оборвал жизнь сектантки.

Мэйтт выдохнул. Всё. Осталось только добраться до хирурга и привести его в чувство. Он надеялся, что двух оставшихся капсул для этого хватит.

О том, чтобы попытаться предотвратить конец света, законник уже не думал.

* * *

Мэйтт вышел на площадку с другой стороны, там, где был второй мостик. Стараясь не наступать на бесчувственные, утыканные иглами тела сектантов, он склонился над хирургом, приведя того в вертикальное положение, и прислонил к ограждению платформы. Несколько минут Мэйтт потратил на то, чтобы развязать Кросса. Когда с этим было покончено, он запрокинул хирургу голову и поочерёдно скормил ему последние капсулы. Чуть позже тот открыл глаза.

– Где… мы? – прохрипел Кросс.

– В серверной. – Мэйтт устало сел рядом с хирургом. То ли к «банкам» выработалось привыкание, то ли ещё почему, но они действовали паршиво – боль толчками растекалась по телу, концентрируясь в основном в ноге и руке.

– А Инес?

– Мертва.

– Хорошо. – Кросс закряхтел, разминая руки. – Как ты её?..

– Долго рассказывать.

Они помолчали какое-то время. Кросс спросил, скосив глаза:

– Что с рукой?

Мэйтт поднял обожжённую руку. Ладонь была покрыта сплавом кожи и пластика. Хмыкнул:

– Да хер его знает. А что с твоей?

Кросс вскинул правую руку, на которой теперь было четыре пальца – на месте мизинца красовалась тёмная корка запёкшейся крови.

– Эта бешеная сука отрубила мне палец…

– Пришьёшь искусственный, если выберешься.

– Не выберусь. Уйду со Стариком.

Мэйтт кивнул и спросил:

– Сколько времени осталось, не засекал?

– Двадцать минут или около того, – ответил хирург после паузы.

Снова тишина, нарушаемая только их тяжёлым дыханием и свистом ветра внизу.

– Знаешь… – Мэйтт вдруг решил поделиться мыслью, которая его грызла, – я ведь думал о том, чтобы позволить Инес тебя убить.

Кросс издал неопределённый звук, но ничего не сказал.

– Да… – задумчиво продолжил Мэйтт, поглаживая ногу, которая уже разошлась не на шутку. – Я подумал о том, что эта психованная может оказаться права. И тот не-Старик, что назвал твоё имя… кстати, это было вон там. – Он указал на лестницу за обрушившимся мостиком. – Он тоже хотел твоей смерти. Несколько мгновений я размышлял – Старики пришли ко всем из-за тебя, это почти сто процентов. И если тебя не станет…

– То же самое мне сказал Рэй, – буркнул Кросс. – Что всё это из-за меня. И я ему верю.

– Почему?

– Он точно знал, когда Старик пришёл ко мне впервые. Очевидно, что Рэй или те, кто стояли за ним, наблюдали за мной всё это время.

– В таком случае почему эти «они» ничего не предприняли?

Кросс развёл руками. Потом спросил:

– Тогда зачем ты мне помог?

– Ты зашил мне ногу, – усмехнулся Мэйтт, и тут же закашлялся. Кашель был мокрый, нехороший.

– Нет, а всё-таки?

– Я не знал наверняка.

– А если бы знал?

– Скорее всего, мы бы сейчас не разговаривали. – Мэйтт пожал плечами, избегая смотреть на хирурга. – Прости.

– Да брось. – Кросс хлопнул его по плечу, и Мэйтт поморщился. – Я всё понимаю.

Пауза.

– Кстати, со мной пыталась связаться Джил, – сообщил хирург. – Ну, или я себя в этом убедил.

– Да? И… как, она жива?

– Если честно, не знаю. Я ничего не помню, – признался Кросс. – Я помню давление на темя, потом боль, вспышка – и я очнулся тут. Но сейчас я пытаюсь включить имплант, и у меня ничего не получается, как будто его нет. Если плата сгорела по какой-либо причине, это объясняет и боль, и вспышку в мозгах, и долгую отключку.

– Хочешь, чтобы я проверил?

Кросс кивнул.

Мэйтт сконцентрировался, посылая лучи «радара» в окружающее пространство.

– Ничего, – сказал он через минуту.

Время неумолимо мчалось к концу. Мэйтт чувствовал, как оно проходит мимо, секунду за секундой приближая неизбежный финал.

И что-то происходило там, наверху, Мэйтт только что это слышал, мысленно. Там, над серверными, и ещё выше, в небе, за облаками, куда никто и никогда не пытался заглянуть. Там находилось нечто, необъятное, непостижимое, и… умирающее? Нет, не так… словно дикий зверь, ворочающийся в берлоге и готовящийся к долгому-долгому сну. Или наоборот – просыпающийся?

Мэйтт запрокинул голову.

Сэх? Сэхсвет?

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Осталось только ощущение экзистенциального ужаса.

* * *

Всё было напрасно. Они не успели ничего сделать – ни найти Джил, ни предотвратить подходящую к завершающей фазе катастрофу. Даже выяснить что-либо не смогли. Полюс оказался пустышкой, а их поездка – бессмысленной. Старик, последний Старик в жизни Кросса, должен был прийти через пять минут, если цифры в уголке глаза верно показывали время.

Плевать. В этот раз я уйду с ним. И посмотрим, что там.

– Я в юности увлекался энтомологией, – вдруг заговорил законник после затянувшегося молчания. – Знаешь, что это?

– Изучение насекомых?

– Ага, – кивнул Мэйтт. – Больше всего мне нравилось возиться с бабочками. Я каталогизировал их, описывал виды, а один раз даже думал, что открыл новый вид. Очень гордился этим. Но мой знакомый биолог, – Мэйтт печально улыбнулся, – быстро поставил меня на место. А ещё сильнее бабочек меня интересовали подёнки.

– Бабочки-однодневки? – спросил Кросс.

– Ну, технически подёнки – не бабочки, они принадлежат к разным отрядам… но не суть. Подёнки… – Законник почесал щетину. – Хоть я и давно забросил это занятие, до сих пор, когда мне снился яркий сон, я всегда видел в нём подёнок. Понимаешь, почему они меня интересовали?

Кросс кивнул, но Мэйтт продолжал смотреть на него. Поняв, что законник ждёт ответа, хирург сказал:

– Да. Хорошая аналогия на наше мироустройство.

– Сейчас аналогия станет ещё полнее. Ты знал, например, что в стадии личинки подёнки живут несколько лет?

– Нет.

– Они растут в воде. Некоторые зарываются в ил, некоторые крепятся к камням, а кто-то просто плывёт по течению. И всё, что они делают, – едят и линяют, линяют много раз, становясь крепче, сильнее, с каждой линькой приближаясь к финальной форме, имаго.

Кросс смотрел на будто помолодевшего на несколько лет Мэйтта. Законник говорил, прикрыв глаза, и улыбался, окунувшись в приятные воспоминания:

– А потом они вылупляются. И знаешь, Кросс, это очень красиво. Поверхность воды словно вскипает, когда тысячи и тысячи подёнок роем взлетают в воздух. Они похожи на разумные снежные хлопья, собравшиеся в стаю. Но и это не всё, это лишь субимаго. Через некоторое время, от пары минут до пары часов, они линяют ещё раз, и вот тогда начинают свой первый и последний смертельный танец.

Кросс видел. Видел всё, что говорил ему Мэйтт, будто тот транслировал кино прямо ему в голову. Это и вправду было очень красиво. И немного грустно, когда подёнки, выполнив предначертанное, дождём планировали вниз.

– Так же и мы, – горько сказал Мэйтт. – Колупаемся, ползаем, жрём… и только расправляем крылья, как уже пора умирать.

Кросс посмотрел на законника. В широко раскрытых глазах Мэйтта плескался страх пополам со злостью.

– Не хочу… – прошептал он. – Не хочу так. Хочу остаться субимаго.

– Мэйтт… – Кросс не знал что сказать, слова не шли на язык.

Но слова были уже не нужны. Мэйтт умер. Его остекленевшие глаза, не моргая, смотрели на Кросса.

Он опустил законнику веки:

– Прощай.

Наступила тишина, такая плотная, что она казалась осязаемой, будто уши заложило комками ваты. И только сейчас Кросс понял, что Старик не пришёл. И больше уже никогда не придёт.

Кросс вдруг пожалел, что у него с собой нет интокса.

Глава 19

Огромная червоточина разверзлась на самой окраине облака Оорта. Пространство безмолвно стонало и ревело, безуспешно пытаясь затянуть исполинскую рану на своём теле. Но технологии оказались превыше «инстинктов» великой пустоты.

Высвободившаяся энергия практически моментально испарила случайно оказавшегося рядом ледяного гиганта. Сотни тысяч лет эта комета рассекала безвоздушные пространства космоса, «видела» зарождение человечества, его рассвет, могла стать свидетелем заката – и всего за несколько минут перестала существовать, столкнувшись с проявлением человеческого гения.

Кротовая нора выросла до невероятных, чудовищных размеров. В теории она могла бы поглотить и выбросить в другую часть галактики всю Солнечную систему, но… червоточина достигла порога Альтеры, и начался обратный процесс схлопывания, протекавший гораздо быстрее, чем рост. Всего несколько часов – и плоть пространства затянулась, оставив на месте раны миниатюрную чёрную дыру, испарившуюся за несколько минут, и крохотный, по меркам космоса, корабль.

Диск двухкилометрового диаметра нёс на борту ценный груз – троих людей, покоящихся в анабиозных камерах. Польза этих камер была неоценима: по субъективному времени путешествие сквозь червоточину занимало десятки лет, и лишь мгновения – по объективному.

Однако «груз» был ценен не сам по себе – куда ценнее была информация, которую несли эти люди.

Автоматика звездолёта, убедившись, что переход завершён, приступила к торможению, выбрасывая плазменные струи из сопел. Неподвижно (насколько это слово применимо к космосу) зависнув в расчётной точке прибытия, корабль начал подготовку к пробуждению экипажа: внутренние помещения наполнялись воздухом, подавалось питание на ключевые энергоузлы, и что самое важное – нагревалась вода. После двадцати шести лет сна в анабиозе нет ничего приятнее тёплого душа. Маленькие радости бессмертной жизни.

* * *

Максим Грановьев, капитан экипажа дальней разведки, пробуждался ото сна. Пробуждался нехотя, ибо вторую радость жизни – сон в анабиозе – удавалось испытать нечасто.

Громкий крик боли резанул по ушам, отвыкшим воспринимать звуки. Максиму только предстояло заново научиться это делать – слышать, видеть, разговаривать, – и сделать это нужно было в кратчайшие сроки.

Вопль не смолкал ни на секунду. Максим открыл глаза и тут же сощурился – даже полумрак анабиозного отсека резал ослабевшее зрение. Нащупав края камеры холодными пальцами, Максим приподнялся и попытался осмотреться. Хруст в суставах убедил его делать это не так резво.

Совладав наконец с шеей, Максим повернул голову направо и встретился с испуганным взглядом Алана – корабельного техника. Тот беззвучно шевелил губами. Видимо, поняв, что так дело не пойдёт, Алан покивал головой за спину Максима, откуда и доносился непрекращающийся вой, в который уже вплетались полуосмысленные слова:

– Ы…н! Ай… н!

Максим посмотрел налево. Камера Жевалье была открыта, а сам он уже сидел, хватался за голову руками и сдавливал с такой силой, что казалось, будто он хочет раздавить её, лишь бы не чувствовать того, что происходило внутри, – и не переставая орал.

Стараясь действовать аккуратно, Максим приподнял вес тела на руках, вцепившись в стенки камеры. Несколько раз срывался, но в итоге встал на ноги. С трудом ступил на твёрдый пол отсека, и на негнущихся, ватных ногах попытался сделать первые шаги. Получилось весьма неплохо. Если бы ещё это происходило в полной тишине…

Крик был таким громким, что казался нереальным, и прерывался лишь на редкие слова:

– Айон! Дайте айон!

Максим доковылял до контейнера, находящегося в стене между камерами. Он всё лучше и лучше управлялся с телом, но пока недостаточно хорошо – вытащив из контейнера ингалятор, Максим свалился навзничь, едва не приложившись затылком об пол. Силы покинули тело. Максим швырнул ингалятор, надеясь, что Жевалье его поймает и заткнётся.

Так и получилось. Ингалятор ударился в грудь младшему члену Совета Вечности и упал на дно камеры. Жевалье сполз вслед за баллончиком, лихорадочно шаря руками, и через секунду раздался шипящий звук – айон покидал ёмкость. Наступила благословенная тишина, сопровождающаяся лишь всхлипами облегчения Жевалье. Он приложился к ингалятору ещё два раза.

На кой чёрт вдыхать три раза?

В контейнерах, хранимых как раз на такой случай, содержался настоящий айон, не фабричный, и одного вдоха было вполне достаточно. С другой стороны, именно Жевалье на бумаге являлся хозяином корабля, и всё имущество принадлежало ему.

Ладно, отчитываться будешь сам.

Алан помог Максиму подняться. Максим жестами дал понять, что твёрдо стоит на ногах и падать не собирается. Кивнув, техник подошёл к камере Жевалье и изучил показания монитора. Удивлённо вскинув брови, Алан повернулся к Максиму и снова попытался что-то сказать, но из горла вырвался только тихий свист. Махнув рукой, Алан поднял вверх большой палец и отправился в душевую.

Максим вздохнул. Этот маленький эпизод мог закончиться совсем по-другому. Но обошлось.

Сделав знак «ОК» ошалевшему Жевалье, который выглядывал из камеры, Максим последовал за техником.

* * *

Тёплая вода оживила затёкшее тело, смыв четвертьвековую консервацию. Удивительно – люди стали бессмертными, научились перемещаться по галактике с поразительной точностью и скоростью, а лучшим средством восстановления после анабиоза был и остаётся душ. Эти мысли Максим и озвучил технику, подсаживаясь за единственный столик корабельной столовой.

– Да-а-а, – низким голосом протянул Алан, ковыряясь вилкой в тарелке. Этот огромный человек, как всегда, первым оказался на кухне и уже успел прикончить порцию пищи. – Вода – источник жизни, Макс. В этом всё дело. Из воды мы вышли, из воды мы состоим и в неё же мы и уйдём рано или поздно, я так считаю.

– Фильтр снов на «акву» ставил? – спросил Максим.

– Ну да. – Техник прожевал кусок мяса. – До сих пор жалею, что не пошёл в акванавты.

Максим ждал продолжения, но Алан уже набил рот синтетической картошкой. Максим последовал его примеру.

Некоторое время они молчали, и тишина в столовой нарушалась только звуком жующих челюстей да тихим журчанием льющейся воды – Жевалье всё ещё приходил в себя. Алан спросил:

– А знаешь, Макс, какой способ восстановления гораздо лучше… нет, действеннее?

– Какой?

– Недостаточное количество айона. – Техник кивнул в сторону душевых. Шум воды прекратился, и скоро за столом можно было ожидать третьего члена экипажа.

Максим отложил вилку и внимательно посмотрел на Алана:

– Что произошло?

– А пёс его знает. Перед отправкой всё было в порядке – я проверял лично. Но настройки сбились, и количество айона, поступавшего в камеру Жевалье, было срезано почти вдвое. И фильтр снов стоял на «эросе».

– Думаешь, наш советник?..

Разговор прервал Жевалье. Вытирая густые волосы полотенцем, он вошёл в столовую, оглядел присутствующих и спросил:

– Что это было, господа?

Такой прыти от техника Максим не ожидал. Алан, отбросив столовые приборы, вскочил и, хрустнув пальцами, двинулся на Жевалье. В глазах советника мелькнул испуг, и Луиз начал пятиться, пока не упёрся в стену.

Алан навис над одним из самых могущественных людей:

– Вот ты мне и ответь, господин, что это было?

– Я не…

– Захотелось посмотреть красивые сны, да? В реальной жизни тебе не хватает женского тепла?

Жевалье часто заморгал, пытаясь слиться со стеной.

Здесь, в триллионах километров от Земли, вдали от её законов, вдали от телохранителей и многочисленной охраны, Жевалье не выглядел сильным мира сего – Великое Ничто уравнивало всех, срывало покровы и показывало истинную сущность человека.

Гордость взяла вверх над страхом. Жевалье выпрямился и произнёс:

– Я не обязан перед тобой отчитываться. Этот корабль принадлежит моей компании, как и этот айон. И если уж на то пошло, то и вы…

– Послушай меня, советничек, – прорычал Алан. – Ты мог сдохнуть в этой камере, ты это понимаешь? Уже забыл, что полчаса назад ты орал как резаный?

– Я не намерен больше это терпеть. – Жевалье попытался отодвинуть гиганта в сторону – Алан не шелохнулся. – Максим, скажи ему.

Максим наблюдал. В принципе, Алан не превысил даже своих полномочий. А учитывая, что техник был абсолютно прав, Максим закрыл бы глаза и на «превышение».

Жевалье повторил:

– Максим, ты оглох? Скажи своему цепному псу, чтобы…

– Закрой рот, – прервал его Максим и с удовольствием отметил, как Жевалье побледнел.

– Ты нарушил прямой приказ – не трогать ничего, в чём ты не разбираешься. Из-за чего чуть не погиб. Скажу честно – я бы не очень расстроился, но лишние проблемы мне совершенно не нужны.

Жевалье попытался возразить, но Алан приложил палец к своим губам, и француз благоразумно промолчал. Максим продолжил:

– Вот как мы поступим. Ты возместишь айон, который был в контейнере. И накинешь сверху ещё пяток ингаляторов. Настоящих, не фабричных. И никто не узнает об этом инциденте.

– Это шантаж? – ухмыльнувшись, спросил Жевалье. Ухмылка вышла неубедительной. – Ты не можешь…

– Пока мы не наладили связь с Землёй, я могу делать всё что угодно. Это мой корабль, что бы ты там себе не воображал. Я на нём царь и Бог, а Алан – мой уполномоченный представитель. Или поступаем по-моему, или в Совете узнают о происшествии. Решай… Луиз.

Жевалье задумался, и Максим понял, что выиграл вчистую. Луиз не захочет, чтобы об этом казусе узнал Совет, – ему нужно поддерживать свой имидж, а для таких как он имидж значит очень многое.

Жевалье наконец принял решение:

– Хорошо… да отойди ты от меня, громила! – Алан, хмыкнув, отошёл в сторону. – А где гарантии, что вы не растреплете об этом на Земле?

– Ты не в том положении, чтобы что-то требовать, – сказал Максим, потирая виски. Действие анабиозного айона заканчивалось, и боль возвращалась. – Тебе придётся поверить нам на слово. Но подумай – зачем нам, как ты выразился, «трепаться об этом»? Итак, договорились?

Он протянул руку, и Жевалье, не глядя на Максима, пожал её. Потом нарочито расслабленно пошёл за едой, но Максим видел, что тот прямо-таки дрожит от злости.

Перебесишься.

Головная боль усиливалась, пронзая мозг тысячами игл. Максим подавил мимолётное желание вдохнуть айон. Незачем. Скоро снова предстоит отправиться в капсулы. В полном молчании члены экипажа продолжили прерванную трапезу.

Когда тарелки почти опустели, Максим покосился на советника – Жевалье с угрюмым видом сидел в стороне, уставившись в пол. Переглянувшись с Аланом, Максим вздохнул:

– Эй, Луиз. Сотри это кислое выражение с лица. Пора устанавливать связь с Землёй. Ты ведь не забыл, что у нас прекрасные новости?

Жевалье нехотя улыбнулся – новости действительно были отличными. Он отодвинул недоеденное синтетическое рагу, вытер бородку синтетической салфеткой и хлопнул ладонями по синтетической деревянной поверхности стола:

– Пойдём, обрадуем человечество.

* * *

Командный отсек, как и всё на корабле после двадцатишестилетнего сна, выглядел заброшенным. Ещё бы – больше четверти века его не касалась рука человека и только раз в год проводилась плановая чистка автоматикой корабля. Он был идеально чист, но именно поэтому казался частью другого мира – отсутствовали признаки людской деятельности. Даже воздух казался стерильным.

Но спустя всего несколько минут после того, как экипаж оказался внутри, отсек преобразился: на приборную панель Максим поставил кружку горячего шоколада, источающего божественный аромат, Алан нацепил на своё кресло чехол, сотканный из разноцветных лоскутов, а Жевалье повесил на крючок возле входа сильно пахнущую кондиционером куртку.

Вот теперь это похоже на обиталище человеческое.

Максим запустил те системы корабля, которых не касалась автоматика. Приборная панель постепенно оживала, экраны вспыхивали один за другим, спеша сообщить, что готовы к работе. Но окончательная проверка и решение о готовности оставались за людьми.

– Алан, состояние реактора.

– Штатно.

– Состояние ускорителя частиц.

– Штатно.

– СКСЧ?

– Штатно.

Так в быстром темпе они прогнали все ключевые системы и энергоузлы корабля. Жевалье выступал в роли наблюдателя и откровенно скучал, копаясь в карманном планшете.

– Готово. Можно устанавливать связь. Алан, врубай СКСЧ.

Техник уткнулся в мониторы, скользя пальцами по сенсорным клавиатурам. Система контролируемого создания червоточин требовала тончайшей настройки, когда использовалась для создания крошечных кротовых нор в зону Златовласки. Один неверно заданный параметр – и маленький прокол пространства мог перерасти в исполинский, выкинуть Землю (и её соседей заодно) в облако Оорта и новости нести было бы некому.

Спустя десяток-другой минут полной тишины Алан сообщил:

– Процесс запущен.

Корабль загудел. Ускорители СКСЧ начали разгонять частицы, сталкивая их и синтезируя экзотическую материю. Пространство перед фокусирующей установкой (на самом деле, это «перед» находилось в сотнях километров) начало деформироваться. Это можно было понять по тому, как изменился звёздный рисунок – совсем немного, но всё же заметно для человеческого глаза. На месте «точки деформации» образовывалась червоточина, создаваемая не для путешествий, а в качестве канала связи.

Червоточина материализовалась, достигнув пяти километров в диаметре, и стабилизировалась. Пространство внутри кротовой норы – нет, подумал Максим, слово «внутри» тут не подходит, скорее, пространство между пространствами, – бурлило, искажая материю и время.

Максим послал радиосигнал с коротким сообщением: «Эльдар-1», вызываю Землю.

Некоторое время Земля молчала. Но буквально через пару минут передатчик ожил, и в командном отсеке раздался женский голос:

– Земля на связи, «Эльдар-1». Доложите обстановку.

Голос диспетчера был искажён, но не помехами или расстоянием. Видимо, девушка-диспетчер совсем недавно прошла «столетний рубеж» и ещё не успела привыкнуть к постоянной боли, хоть и приглушённой фабричным айоном. Максим прекрасно это понимал, поэтому не стал тянуть с ответом:

– Земля, докладываю. «Эльдар-1» успешно завершил разведывательную экспедицию и находится в облаке Оорта Солнечной системы. Угол к плоскости эклиптики системы – сорок три градуса двадцать четыре минуты. Точные координаты… – Максим сделал знак Алану, тот провёл пальцем по клавиатуре и показал большой палец. – …высланы. Земля, сообщите ваши координаты.

– Сообщаю… – Координаты пришли, и диспетчер, не удержавшись, спросила, отбросив официальность:

– «Эльдар-1»… ну как?

Максим торжествующе оглядел команду и на одном дыхании выпалил:

– У нас отличные новости, Земля! Ждите с подробным докладом. Расчётное время прибытия – двадцать один месяц. Завершаю связь. – И он отключился. Спросил, обращаясь к Алану:

– Как, не слишком резко?

– Можем получить втык по приезде за эту шалость, – улыбнулся техник. – Но гонца, принёсшего хорошие вести, не наказывают, так?

– Так. – Максим улыбнулся Алану в ответ и встал с кресла. – Ну что, по капсулам? Лететь нам всего год и девять месяцев. Время есть.

– Время есть, – хором отозвались Алан и Жевалье.

Контролируемые червоточины для перемещений запрещалось открывать в иных местах, кроме облака Оорта, под угрозой нарушения небесного равновесия. Путешествовать внутри звёздных систем приходилось с околосветовой скоростью.

Впрочем, когда у тебя в запасе вечность, время уже не имеет особой важности.

– По капсулам. – Алан тоже поднялся и посмотрел на француза: – Луиз, тебе какой фильтр поставить?

Жевалье поморщился:

– Не начинай, ладно?

– Хорошо, тогда поставлю на своё усмотрение. – Алан хохотнул и пошёл в «спальную комнату» настраивать камеры. Жевалье, немного подумав, увязался за ним. Максим остался в командном отсеке, отключая ненужные на крейсерском полёте системы. Закончив, и задав автоматике курс, он направился в анабиозный отсек, где Алан спорил с Жевалье на тему выбора фильтра. Оба уже были раздеты догола.

– Луиз, завязывай. Если Алан говорит, что нельзя, значит, нельзя. Тем более ты проштрафился. Всё готово?

Получив утвердительный кивок от техника, Максим сказал:

– По камерам, господа. Доброй ночи.

Максим лёг в прохладную газовую среду анабиозной капсулы. Клубы тумана успели выплеснуться за края, прежде чем крышка камеры с лёгким свистом отгородила его от остального мира. Раздалось негромкое шипение, предвещающее скорый сон и красочные сновидения.

Поехали.

С этой мыслью Максим Грановьев уснул.

Автоматика корабля, убедившись, что все члены экипажа спят, начала разгон, выплёвывая пучки фотонов в космос.

Впереди лежал долгожданный путь домой.

Глава 20

В этот раз пробуждение, уже на орбите Земли, прошло без неприятностей. Члены экипажа «Эльдара-1» приняли тёплый душ, наскоро перекусили и сейчас в полном составе и полной готовности находились в командном отсеке. На широких обзорных экранах маячила орбитальная станция – увеличенная в десятки раз копия корабля-разведчика.

Понятие «стыковка» осталось глубоко в прошлом – малые корабли просто «парковались» внутри станции, залетая в широкие шлюзовые отсеки. Чем сейчас и занимался Максим, отключив автоматику корабля. Полетать вручную удавалось нечасто, и упускать эту возможность капитан не хотел. Разумеется, ручное управление, особенно космического корабля, было вещью сложной, но для пилота со столетним стажем проблем не составляло.

Максиму совсем недавно исполнилось сто пятьдесят лет, без учёта времени, проведённого в анабиозе. Круглая дата. И так сложилось, что во времена его юности человечество начало активно покорять и исследовать космос – появились первые рабочие прототипы СКСЧ, первые надёжные корабли, реакторы и компактные ускорители частиц – в общем, звёзды сошлись, и Максим стал одним из первых космических капитанов. Собственно, это одна из двух причин, по которой именно его отправили с экспедицией в скопление Персея – туда, где были зафиксированы первые признаки разумной жизни. Вторая причина заключалась в том, что Максим за всю свою лётную историю не допустил ни одной серьёзной аварии.

– Может, всё-таки включить автоматику? – спросил Жевалье, вцепившись в подлокотники.

– Не отвлекай, – обрубил Максим.

«Парковка» вышла почти идеальной – корабль лишь немного тряхнуло, когда капитан посадил его. И можно было поспорить, лучше бы с этим справилась автоматика или нет. Отбросив прядь взмокших волос со лба, Максим сказал в передатчик:

– «Эльдар-1» успешно совершил посадку. Встречайте.

Внешняя шлюзовая дверь закрылась. В помещении заработали компрессоры, нагнетая воздух и выравнивая шлюзовое давление со станционным. Через некоторое время раздался голос оператора:

– «Эльдар-1», воздух и давление стабилизированы. Можете выходить. Добро пожаловать домой.

– Э нет, – сказал Жевалье, разжимая побелевшие ладони. – Пока ещё не домой.

– Не будь занудой. – Алан накинул сумку с личными вещами на правое плечо и обратился к Максиму: – Товарищ капитан?

Максим встал с кресла:

– Приехали, бродяги.

Они спустились на корабельном лифте до самого низа «корабля-блина», прямиком к трапу, подъехавшему несколько минут назад. Ступая на трап, Максим подумал о том, что хоть это путешествие и закончено, но оно войдёт в историю и может стать лишь первым из множества других полётов в Аш Персея. Всё зависит от того, какое решение примет Совет Вечности.

Алан вдыхал насыщенный озоном воздух и широко улыбался. Видно было, что он рад вернуться. Жевалье тоже улыбался, но его улыбка была другого рода – улыбка не радости, а торжества. Он попал обратно в свою стихию, в мир власти и законов, в котором он сам считался силой и прекрасно это осознавал.

К трапу, шумя антигравами, подкатил кар. Водитель приветливо взмахнул рукой, приглашая экипаж садиться. Интересно, зачем вообще отправили гравикар с пилотом? Возможно, свою роль сыграло любопытство и администрация станции хотела разузнать что-то раньше остальных? Хорошо хоть не устроили торжественную встречу.

Максим поднялся на ступеньку и сел рядом с водителем. Алан и Жевалье заняли места сзади.

– Добро пожаловать, господа, – поприветствовал водитель.

– Давай без «господ», дружище, – улыбнулся Максим. – Обойдёмся именами.

Жевалье недовольно фыркнул. Водитель повернул голову, сглотнул и тут же отвернулся.

– Э-э… как скажете, Максим. Я Рико.

– Вот и славно, Рико. Ну, поехали.

Кар плавно тронулся с места. Алан о чём-то тихо переговаривался с Жевалье, а водитель то и дело поглядывал на Максима.

– В чём дело, Рико?

Водитель, замявшись, спросил:

– Максим, вы… нашли хоть что-то?

Максим задумался. Что он был вправе рассказать, а что нет? Ведь что бы он ни сказал, вся станция будет гудеть об этом уже через пару часов. Поэтому решил ответить нейтрально:

– Подробности я сообщать не буду, скоро состоится собрание Совета – думаю, через пару недель, – и ты сам всё услышишь по трансляции. Но кое-что мы действительно нашли.

Рико кивнул и больше не смотрел на Максима.

Гравикар подъехал к внутренней двери шлюза. Пора было выходить. Максим попрощался с водителем, и экипаж «Эльдара-1» направился к открытой шлюзовой двери.

* * *

– Зачем ты ему сказал?

Жевалье смог задать вопрос только возле портал-камеры. Всю дорогу до неё члены экипажа «Эльдара-1» отвечали на поздравления персонала станции, пожимая руки и отбиваясь от предложений типа «посидеть за кружечкой» после долгой экспедиции.

– Я ничего толком не сообщил. – Максим надел на запястье браслет и ввёл координаты своей земной квартиры. Эти дорогущие устройства использовались только для перемещений со станций на Землю и обратно, и всего их было создано около тысячи штук. Такие же браслеты уже красовались на руках Луиза и Алана.

– В этом и проблема. – Жевалье вздохнул, словно недовольный тем, что приходится объяснять очевидные вещи. – Уже через час эта станция будет напоминать потревоженный улей. И этот улей будет полниться слухами и домыслами, далёкими от реальности. Нам не нужны волнения на пороге столь важного события. Лучше бы ты вообще молчал.

– Луиз, не раздувай из мухи слона, – вмешался Алан. – Всё будет нормально. Тем более, скоро вся информация станет общедоступной.

– Лучше бы тебе оказаться правым, – сказал Жевалье, первым заходя в портал-камеру. – Кстати. Я связался с Советом и отправил им доклад по экспедиции. Заседание состоится через неделю, восемнадцатого числа, в шесть по центральному европейскому. Просьба не опаздывать. До скорого.

– Не забудь про обещания, – напомнил Алан.

Француз только кивнул. Дверь камеры закрылась. Воздух внутри зарябил, как в жаркий летний день над асфальтом, и Жевалье с негромким хлопком исчез. Алан почесал затылок.

– Связался он… и когда это успел? Вроде с нами всё время был. И доклад уже отправил…

– Советник, что с него взять, – хмыкнул Максим, ступая за порог телепорта. – Вдали от звёзд они как рыбы в воде. Ну что… поздравляю с успешным окончанием миссии.

– Взаимно, капитан! – Алан отдал честь и улыбнулся. Максим повторил его действия. Воздух вокруг загудел, зарябил, капитан сделал глубокий вдох, и… шумно выдохнул уже на Земле.

Всё.

Подойдя к широкому обзорному окну, Максим открыл его и некоторое время рассматривал стеклянно-стальных гигантов, отражающих лучи заходящего солнца.

Всё-таки в чём-то он был согласен с Жевалье. Только теперь, вдыхая свежий вечерний воздух и слушая шум бурлящего жизнью Сингапура, Максим по-настоящему почувствовал себя дома.

* * *

Через шесть дней, в вечер перед Советом, Максим решил немного прогуляться по Сингапуру, прежде чем ложиться спать. Необходимо было привести мысли в порядок и окончательно обдумать доклад. Да и соскучился он по Земле, в частности, по родному городу, и хотел провести тут хотя бы немного времени, прежде чем отправиться в очередную экспедицию. А в том, что она будет, и скоро, Максим был уверен.

Он прогуливался по Орчард-роуд, старейшей центральной улице Сингапура. На ней располагались магазины и бутики, торгующие буквально всем – от трендовой одежды до высокотехнологичных гаджетов, необходимых, как гласили вывески, «в каждом аспекте жизни». Но Максима это мало интересовало. Его посещали мысли о высоком – о прошлом, настоящем и будущем человечества.

…Когда люди открыли механизм бессмертия – в начале двадцать второго века, чуть более пятисот лет назад, – казалось, что вот оно, истинное воплощение давней мечты человечества. Люди перестали умирать естественной смертью, перестали стареть и болеть. Секрет бессмертия, в силу неожиданной простоты, стал общедоступен, и каждый не преминул пройти «иммортализацию». Произошёл прорыв – наука, искусство и все те области, в которых для достижения успеха зачастую не хватало человеческой жизни, расцвели на глазах. Человек, принимая решение посвятить себя чему-то конкретному, мог больше не бояться не успеть. Впереди – вечность, и эта вечность расширяла рамки дозволенного природой человеку. Таково было прошлое, великое и прекрасное, над которым уже в тот момент нависала ужасная тень настоящего…

Максим, поздоровавшись с консьержем, вошёл в холл Джонт-Тауэра. Пройдя по просторному залу до лифтов, он зашёл в ближайший и нажал кнопку двухсотого этажа, на котором находилась обзорная площадка для туристов. Можно было бы подняться и выше, но смысла в этом было мало – обзорная площадка и так находилась выше всех остальных зданий Сингапура, а на самой вершине Джонт-Тауэра постоянно бушевали сильные ветра.

На экране монитора в лифте крутили короткий видеоролик: измученный человек всеми возможными способами пытался покончить с собой, но его останавливала Служба Сбора Айона, а диктор за кадром вещал: «Ты устал от жизни и хочешь уйти? Трижды подумай о своём решении, ведь дороги назад не будет. Но если решил, будь сознательным гражданином, сообщи ССА! Не дай айону пропасть даром!». И дальше – список адресов офисов ССА. Максим пробежал список глазами – один из них находился на сорок втором этаже Джонт-Тауэра.

Лифт доставил Максима на двухсотый этаж меньше чем за пару минут. Единственный попутчик, слишком внимательно смотревший ролик, похоже, не узнал Максима, а если и узнал, то не подал виду. Когда двери лифта разъехались в стороны, попутчик шумно вдохнул айон из ингалятора и первым вышел на площадку. Максим последовал за ним.

С площадки открывался вид на ночной Сингапур: мириады разноцветных огней сливались внизу в единую реку неонового пламени, растекающуюся по улицам города. Небольшие планеры рассекали воздушные потоки, таща за собой голографические сетки с рекламой, а вдалеке, за городской чертой, раскинулись прекрасные тропические сады. Зрелище было величественным, умиротворяющим. Глядя на всё это, Максиму в голову пришло выражение «сделать хорошую мину при плохой игре». А игра действительно получилась плохая.

…Когда первая волна эйфории схлынула, пришли проблемы, и самая первая из них – всплеск рождаемости. Подавляющее большинство людей не сразу осознавали тот факт, что теперь они бессмертны. Произошёл демографический взрыв ужасной силы, планете грозило перенаселение, и с этим нужно было что-то делать, причём как можно скорее. Выход напрашивался сам собой, и было принято решение ввести обязательный контроль рождаемости. Каждого мужчину и женщину обязали сделать имплантацию, блокирующую репродуктивную функцию на пятьдесят лет. В дальнейшем срок увеличили до семидесяти пяти.

Ещё одна серьёзная проблема, проявившаяся чуть позже, заключалась в нехватке природных ресурсов, в частности – пресной воды. Мощное финансирование получили проекты, позволяющие перерабатывать морскую воду, в результате чего к нынешнему моменту океаны были загрязнены. И сейчас человечество уже рыскало по Галактике, выкачивая полезные ресурсы из чужих миров. Но гидросфера Земли получила серьёзный удар и на данный момент поддерживалась искусственно.

Трудностей было множество – вымирали целые виды животных и птиц, которые сейчас пытались восстановить. Сама почва начинала истощаться и уже не плодоносила так, как раньше. Но всё это меркло перед главной проблемой.

Давнишний незнакомец из лифта, стоящий рядом с Максимом, чертыхнувшись, выбросил ингалятор. Пустой баллончик упал на пол и завертелся волчком, а мужчина стиснул голову руками и негромко застонал. Окружающие старательно делали вид, что ничего не происходит.

Максим подошёл ближе:

– Последний?

Незнакомец поднял на него мутные глаза.

– Да… – прошептал он.

Максим протянул ингалятор:

– Один вдох. Тут настоящий айон.

Мужчина недоверчиво взял в руки ингалятор. Покрутил редкость в руках, словно пытаясь найти подвох. Медленно он поднёс баллончик с айоном ко рту и сделал короткий вдох. И тут же преобразился: лицо посветлело, посвежело, как будто с него смыли вековую усталость. Так оно и было, в общем-то. Мужчина улыбнулся, подняв голову к небу. Потом посмотрел на Максима и сказал:

– Храни вас Господь, мистер.

– Идите домой и поспите спокойно, – посоветовал Максим.

– Так и сделаю. Ещё раз спасибо вам.

Мужчина ушёл к лифтам, а Максим продолжил размышления. Вот она, главная проблема, – боль. Когда человек отживал положенный ему срок, проходил так называемый «столетний рубеж», боль становилась его постоянным спутником. Она присутствовала всегда и везде, сопровождала повсюду. Эту боль нельзя было приглушить обезболивающими, она накапливалась со временем, и чем дольше человек её чувствовал, тем сильнее она становилась. И в какой-то момент он просто не выдерживал.

…Всё началось тогда, когда первые бессмертные прошли «столетний рубеж». Верхняя граница, когда организм ещё не отторгал иммортализацию, находилась в районе шестидесяти лет; «столетний рубеж» же наступал у каждого индивидуально, но в среднем люди пересекали его именно в сто лет. Поэтому тревогу забили поздно – тогда, когда почти всё население Земли стало вечным.

Медицина ломала голову над этой проблемой, ведь физические показатели человека, испытывающего психические муки и боль, оставались в пределах нормы. Так и не найдя никакого решения, прошедших «столетний рубеж» укладывали в гибернатории, в анабиозные камеры, – только в таком случае человек переставал чувствовать боль.

Максим вспомнил древнее изречение: «Зарази СПИДом всех мировых лидеров, и лекарство найдут через два дня». Так и получилось, правда, два дня растянулись на десятилетия. И тут открывалась самая противоречивая, спорная и пугающая страница в истории человечества.

Бессмертие – это состояние психики и разума. А значит, корень проблемы крылся в той же плоскости. Когда люди пришли к такому выводу, поиски «лекарства» потекли по другому руслу. Кто-то мог бы назвать это направление эзотерикой, но какая, к дьяволу, разница, как ты назовёшь посудину, если она летает? И она полетела, да с такой скоростью, что до сих пор остановить не получается.

Оказалось, что субъективное время человека в момент смерти сжимается до такой степени, что вмещает в себя целую жизнь. Выражение «жизнь промелькнула перед глазами» обрело новый смысл. Теперь это стало не фигурой речи, а реальностью. Вечность в мгновении, айон – так назвали это психическое «вещество». И люди научились извлекать это мгновение.

Да только никто так толком и не разобрался, что же это такое. Айон нельзя измерить физически, это было… просто что-то, какие-то психические эманации, которые человек испускал в миг смерти. Айон извлекали из умирающего человека с помощью нанобиотов – микроскопических существ, обладающих примитивным роевым разумом. Они вступали в симбиоз с сознанием, и в случае смерти носителя поглощали айон.

Но это была лишь половина решения. Во-первых, чтобы человек выработал айон, он должен был знать о том, что вскоре умрёт, должен был прочувствовать это. «Приготовить» айон в бульоне собственных мыслей. А во-вторых – в бессмертном обществе смерть не неизбежность, а ужасная катастрофа. Да и потом, айон мог быть чем-то бо́льшим. Душой, например. Мало кто хотел лишать себя надежды на загробную жизнь ради кого-то другого. В свете этих факторов добыча айона представлялась весьма непростой задачей.

И поэтому была вторая половина решения проблемы. Если бы Максим сейчас взял один из биноклей, находящихся на обзорной площадке, и взглянул вдаль, за черту города, за буйство зелёных садов, в пустыню, он бы увидел многокилометровые заводские комплексы. Но в этом не было нужды – он прекрасно знал, что они там и что из себя представляют.

На заводах выращивали синтеков – такое название им дали люди, чтобы не чувствовать себя уж совсем подонками. По факту синтеки являлись теми же людьми, созданными всего для одной цели. Миллионами они лежали в капсулах, подключённые к виртуальному миру, и проживали короткие – всего несколько лет – ненастоящие жизни с одинаковым финалом. Реальное воплощение идей «матрицы». Вот только у них не было и быть не могло своего Избранного. И конечно, айон, вырабатываемый синтеками, был намного хуже настоящего, доступ к которому, в силу его редкости, имели лишь немногие. Фабричный айон только приглушал боль, а не избавлял от неё. Таково было мрачное настоящее – измученное постоянной болью человечество, выращиваемый на убой синтек-скот и процветающий психический каннибализм…

Один за другим люди расходились – ветер крепчал, и нахождение на обзорной площадке становилось малоприятным. Максим подождал, пока последний посетитель, точнее, посетительница, вызовет лифт, предпочитая не толпиться в металлической коробке. Вдвоём они зашли внутрь.

– Вы же Максим Грановьев, верно? – вдруг спросила девушка на чистейшем русском.

Максим не ожидал вопроса, погружённый в мысли, и вздрогнул. И ещё из-за того, что уже несколько лет не слышал родного языка. После секундной заминки он ответил:

– Да.

– А я вас узнала. – Девушка расплылась в улыбке. – Когда вы помогли тому мужчине, я сразу узнала вас. Вы мой кумир. С самого детства.

– Гм… я даже не знаю, что сказать… Спасибо? Кстати, у вас потрясающий русский.

Девушка покраснела:

– Да… спасибо. Я выучила его из-за вас. Кстати, меня зовут Венлинг.

– Что ж, Венлинг, я рад, что хоть кому-то служу положительным примером, – улыбнулся Максим.

– Ну что вы! У нас в университете только о вас и говорят. Особенно все обсуждают завтрашний Совет. До жути интересно, что же вы там такое нашли… я обязательно буду смотреть трансляцию!

Максим ещё раз улыбнулся, не зная, что ответить.

Лифт наконец-то добрался до первого этажа. Максим вышел в холл, Венлинг, поправив сумку на плече, поспешила за ним. Возле выхода из Джонт-Тауэра они остановились.

– Максим… – запинаясь, окликнула капитана Венлинг. – Может быть, если вы не против, конечно, мы… сходим куда-нибудь?

Максим посмотрел на вновь залившуюся краской девушку. Она действительно была очень симпатичной: милые азиатские черты лица, короткие чёрные волосы, совсем чуть-чуть косметики… в другой ситуации Максим не задумываясь согласился бы. Но, как сказала сама Венлинг, завтра Совет, и нужно было свести отвлекающие факторы к минимуму, даже если они сулили столь приятные перспективы.

– Венлинг, послушай… я бы с радостью провёл с тобой время, но не могу. Завтра важный день, и мне нужно подготовиться, понимаешь?

Улыбка девушки увяла:

– Да, конечно. Не знаю, что на меня нашло, Максим, извините меня…

– «Не извиняйся, если нет вины», – процитировал Максим слова древнего стихотворения. – Всё в порядке, ты здесь ни при чём. Просто мне надо побыть одному. Как-нибудь в другой раз. Время есть.

– Время есть, – согласилась девушка. Она достала из сумочки блокнот, что-то написала в нём, вырвала листок и протянула Максиму:

– Вы сами это сказали. Мой номер телефона. На всякий случай.

Максим усмехнулся. Бумага. Ну надо же.

– Хорошо, – сказал он, пряча листок в нагрудный карман. – Думаю, случай будет.

Венлинг засияла:

– Ну, тогда… всего хорошего, Максим.

Она развернулась и пошла вниз по улице.

– Венлинг!

Девушка обернулась. Максим подошёл к ней. Ему необходимо было поделиться с кем-нибудь своими мыслями, накопившимися за последние несколько часов. Или хотя бы их частью.

– Да, Максим?

– Посмотри наверх, Венлинг. – Он показал на ту часть неба, где находилось скопление Персея. – Посмотри вон туда. Ты знаешь, что там находится?

Девушка покачала головой.

– Там – наше будущее, Венлинг. Такое же великое, как наше прошлое, и такое же реальное, как наше настоящее. Ты меня понимаешь?

– Эм… не совсем, если честно.

– Да это и не важно, в общем-то… просто знай, что скоро всё изменится. Мы сейчас на распутье, и груз за выбранный путь целиком и полностью ляжет на наши плечи. И нам придётся прожить с этим выбором наши бессмертные жизни.

– Максим, я…

– Да… – прошептал Максим, глядя в звёздную бездну. – Нас ждёт великое будущее, какую бы мы дорогу ни выбрали. Но вот что меня беспокоит, Венлинг: великое – не всегда означает хорошее.

Девушка молчала, внимательно слушая Максима. Он посмотрел на неё и сказал:

– Прости, если запутал тебя. Просто это очень важно.

– «Не извиняйся, если нет вины», – улыбнулась Венлинг, и Максим улыбнулся в ответ.

– Верно. Ну что ж, Венлинг, до встречи. Внимательно слушай завтрашнюю трансляцию.

– Не пропущу ни единого слова, – заверила девушка и сделала то, чего Максим никак не ожидал: поцеловала его в щёку.

– Пока, Максим.

Максим стоял перед входом в Джонт-Тауэр, наблюдая, как Венлинг уходит прочь. Подавив мимолётное желание догнать её, он усмехнулся и приказал себе выбросить посторонние мысли из головы.

Завтра был важный день, и человечество пока даже не представляло, насколько.

Глава 21

Резиденция Совета Вечности – Этернал – поражала своими размерами. Огромный монолитный цилиндр, увенчанный массивным куполом, покоился на толстых, полностью прозрачных стометровых колоннах. С определённых ракурсов казалось, будто здание висит в воздухе. По периметру в стенах были прорублены просторные арки, в которые залетали гравикары почётных гостей. Для прочих же в прозрачных колоннах располагались лифты.

Максим рассматривал нависшее над ним исполинское здание. Очень странное ощущение – осознавать, что именно люди, казалось бы, крошечные и слабые, построили такую махину.

– О чём задумался, бродяга?

Алан «подкрался» незаметно, что было удивительно при его габаритах. Друзья пожали друг другу руки, и Максим озвучил свои недавние мысли.

– Ну и вопросики с ходу. – Алан почесал затылок и посмотрел вверх. – Думаю, всё как раз потому, что мы такие маленькие. Компенсируем, что ли…

– Тебе, по-моему, не надо ничего компенсировать, – хмыкнул Максим.

– Ну да, не чета тебе, мелкотне. А если серьёзно – наверное, всё упирается корнями в прошлое. Попытка увековечить себя. Бессмертие, знаешь, оно тоже разное бывает.

– Да, пожалуй, соглашусь. Хорошая мысль.

– Других не держим. – Алан посмотрел на браслет. – Ну что, идём?

Максим кивнул. Вдвоём они вошли внутрь колонны. Лифт подождал, пока наберётся нужное количество людей, и не спеша поехал вверх. Алан разглядывал открывшийся с высоты пейзаж, а Максим массировал веки.

– Нервничаешь? – спросил Алан.

– Не то слово. – Максим понизил голос до шёпота: – Я боюсь, мой друг.

– Я тоже. Но какое бы решение ни принял Совет, знай – я буду на твоей стороне.

– Спасибо.

– Холл, – объявил безжизненный металлический голос из динамика. – Просьба освободить лифт.

Холл Этернала быстро заполнялся людьми, которые выходили из лифтов и рассаживались в креслах, размещённых концентрическими окружностями спинками к центру помещения. Стены зала украшали продолжения стеклянных колонн, между которыми мерцали голографические трансляционные экраны. Место заседания Совета располагалось этажом выше, в куполе.

Алан пихнул Максима в бок:

– А вот и наш знакомый.

Младший член Совета Вечности, Луиз Жевалье, каким-то образом прознавший о том, что Максим с Аланом воспользуются именно этим лифтом, уже встречал их. Одет он был в традиционную чёрную, с золотой вышивкой мантию до пола.

Жевалье склонил голову в приветствии:

– Добро пожаловать, господа.

– А можно без официоза, Луиз? – поморщился Алан. – На корабле ты мне нравился больше.

– Традиции обязывают, Алан. Кто мы без них, как не обычные животные?

– Я думал, от животных нас отличает наличие разума, – заметил Максим.

– Традиции, память – всё это есть следствие разумности. Веками выработанные ритуалы приветствия, правила, этикеты поведения… кстати, по правилам хорошего тона, вам двоим полагалось прибыть сразу в зал заседания.

– Нам за это полагается выговор? – спросил Максим.

– Нет, говорю же – это не более чем хороший тон. – Жевалье сложил руки на груди, спрятав кисти в широких рукавах. – Из-за этого меня отправили вас встречать.

– Не переломился, бедняга? – прошептал Алан так, чтобы услышал его только Максим. Жевалье повернулся к нему:

– Прости, ты что-то сказал? Если это что-то важное, то говори, в противном случае нам пора. Совет вот-вот начнётся.

Алан вздохнул:

– Нет, ничего важного, Луиз.

Жевалье кивнул и сказал:

– Итак, господа, прошу за мной.

* * *

Зал заседаний Совета Вечности разительно отличался от холла. Вдоль стены, полукругом в два яруса, располагались трибуны для спикеров и почётных гостей Совета. Трибуны эти были обращены лицом к широкому помосту у противоположной стороны, на котором находилось семь кресел. Все, кроме одного, уже были заняты советниками. Тут же, перед креслами, стояла кафедра для докладов с голографом. Стеклянные колонны, служившие опорой Этерналу, в этом зале утончались и тянулись по стенам вверх к центру купола, соединяясь в хрустальный шар под потолком. Сейчас этот шар был безжизнен, и в помещении царил полумрак. Но когда заседание начнётся, именно эта сфера будет служить источником света.

Когда они поднялись в зал заседаний, Жевалье сказал:

– Занимайте свои места. Меня уже ждут.

Он взошёл на помост и занял крайнее слева кресло. Максим и Алан направились к центральной трибуне на первом ярусе. Вскоре после того, как они сели среди спикеров, шёпот в зале стих и шар под потолком залил светом аудиторию. Началось заседание Совета.

С центрального кресла поднялась Госпожа Председатель, и одновременно с этим её голограмма появилась за кафедрой. Впрочем, женщина сделала знак рукой, погасив цифровой образ, и самолично заняла место за возвышением.

Госпожа Председатель была одной из самых интересных личностей современности, и слухов вокруг её персоны ходило множество. Было известно, что она одной из первых прошла процедуру иммортализации. Если бы Максим встретил её на улице, он бы ни за что не догадался, что перед ним – самая могущественная женщина на Земле. Она даже не делала пластику, законсервировавшись в том возрасте, когда приняла бессмертие, – обыкновенная женщина шестидесяти лет, очень худая, если не сказать иссушенная, с седыми волосами и покрытым «задумчивыми» морщинами лицом.

Госпожа Председатель, приветливо улыбнувшись, подняла тонкую руку, и все звуки в зале смолкли.

– Приветствую всех собравшихся. Я буду краткой. Совет предварительно ознакомился с отчётом разведывательной экспедиции и не считает нужным затягивать обсуждение. Объявляю заседание Совета Вечности открытым, и предоставляю слово для доклада о результатах экспедиции капитану «Эльдара-1» Максиму Грановьеву.

Госпожа Председатель села на своё место в центре помоста. Максим же, наоборот, встал, рассматривая голограмму, появившуюся за кафедрой. Пригладил волосы – голограмма повторила жест. Сейчас на него смотрели почти девять миллиардов пар глаз и ждали речи. Максим, прокашлявшись, начал говорить:

– Добрый вечер, Госпожа Председатель. Добрый вечер, господа советники. Доброго времени суток всем тем, кто смотрит и слушает трансляцию. Я очень рад наконец-то вернуться домой.

Улыбка тронула уголки губ Госпожи Председателя. Максим продолжил:

– Итак, позволю себе напомнить те причины, которые сподвигли нас снарядить экспедицию. Около десяти лет назад промышленный корабль «Эверест», проводивший добычу редких руд, уловил электромагнитные импульсы, характерные для разумной деятельности. Сигнал происходил из скопления Аш Персея, звёздной системы Тау Глиссе.

Не имея подходящего оборудования и нужных ресурсов для исследования, «Эверест» доложил на Землю о сложившийся ситуации. После чего было принято решение отправить разведывательную экспедицию, руководить которой посчастливилось мне.

Я не буду рассказывать подробно о таких вещах, как спектральный анализ излучения звезды, период обращения планет вокруг неё и прочее. Если кого-то заинтересуют технические детали, они самым полным образом изложены в отчёте, к этому моменту находящемся в открытом доступе. Лучше я сосредоточусь на других моментах.

Максим сделал паузу и оглядел присутствующих. Все слушали, затаив дыхание, и только взгляд членов Совета Вечности не выражал видимого интереса. Ну да, конечно, они ведь читали полный отчёт, а Жевалье дополнил его рассказом. Максим поправил ворот рубашки и заговорил:

– Когда мы прибыли в облако Оорта Тау Глиссе, автоматика подтвердила наличие сигнала, но, как и в прошлый раз, не смогла его расшифровать.

Два года мы провели в анабиозе на пути ко второй планете системы. Оказавшись на орбите, мы отметили первую странность этой планеты – её полностью покрывал густой слой ионных облаков. Думаю, вы понимаете, к чему я клоню. Сигналы, шедшие, как мы думали, с поверхности, находились в длинноволновом диапазоне, а значит, просто-напросто не пробились бы сквозь ионный слой. Вывод очевиден – сигналы шли не с поверхности планеты.

Спикеры зашептались между собой. Члены Совета всё так же молчали, слушая доклад. Максим после очередной паузы продолжил:

– Оказалось, сигналы посылала сама планета. Она окружена некой визуально едва заметной… дымкой, неким полем – опять же, наша автоматика не смогла распознать его природу, поэтому я буду оперировать этим понятием – просто «поле», поскольку мы не знаем, что это такое. Достоверно известно только одно – поле окутывает планету за пределами самых верхних слоёв атмосферы, на границе ближнекосмического вакуума.

Далее. На поверхность планеты нами были посланы разведывательные зонды с целью взятия проб воздуха. Кстати, любопытный факт – высадка возможна только в районе полюсов. Поясню – поле, как мы выяснили, неоднородное и имеет… проколы на полюсах. Только через них возможен контакт с поверхностью.

Итак, пробы воздуха. Результаты нас поразили – состав атмосферы практически полностью совпадает с земным. Немного повышено содержание кислорода и, соответственно, несколько снижена концентрация азота и углекислого газа. Другими словами, планета пригодна для жизни. Для человеческой. Но…

Максим намеренно оттягивал момент сообщения одной из главных новостей, желая насладиться эффектом. Конечно, члены Совета уже знали, но сейчас Максим обращался не к Совету – он говорил с жителями Земли. Момент настал, и Максим на одном дыхании выпалил:

– Но планета уже занята.

Волна изумления прошла по залу заседаний. И по всей планете. Максим нажал кнопку на панели трибуны, и за кафедрой, вместо голограммы капитана «Эльдара-1» появилось увеличенное в несколько раз изображение очень бледного человека. Точнее, этот кто-то выглядел как человек, но не являлся таковым, ибо был рождён в другом мире. Он был одет в просторную мантию, чем-то напоминающую одеяния членов Совета, но более простую, не вычурную. Ноги его были босы, на голове красовалась что-то наподобие фески, а в руках «человек» держал свиток и, видимо, в запечатлённом мгновении произносил речь.

– Дамы и господа, – Максим указал на голограмму жестом профессионального конферансье, – это представитель разумной расы редимеров. Почему мы решили дать им именно такое название, вы поймёте чуть позже. И, думаю, согласитесь с ним. Планету – предварительно, конечно, – мы назвали Редим.

Максим видел, что спикеры вместе с почётными гостями перешёптываются, обсуждая увиденное и услышанное. Но он решил не сбавлять темпа:

– Представленная раса, по грубой оценке, имеет возраст около четырёх-пяти тысяч лет. При этом они находятся на уровне… мм… что-то между нашим Средневековьем и Эпохой Возрождения, из чего можно сделать вывод, что редимеры склонны к гиперэволюции. Внешне они практически идентичны нам, за исключением некоторых параметров: несколько иная форма черепа, чуть изменён скелет – например, вместо двух костей предплечья у редимеров их три. Позже, если Совет позволит, подробный отчёт будет выложен в открытый доступ. Но есть одна особенность, которая существенно отличает людей от редимеров.

Как я говорил ранее, планета окружена неким полем. И каждый редимер, а возможно и каждое живое существо, имеет ментальную связь с этим полем, находится с ним в телепатическом симбиозе. В свете этого факта открываются интересные возможности. Например, некоторые индивидуумы – у нас бы их назвали магами или псиониками – могут использовать эту ментальную связь для влияния на физический мир: контролировать других, менее развитых редимеров, пользоваться силой мысли для физических воздействий и в каком-то смысле даже предвидеть будущее. Говоря нашими словами, могут творить чудеса. Но таких – единицы на миллионы. Подавляющее большинство не умеет пользоваться этой связью, что, я думаю, является вопросом времени. Все же есть одно свойство, присущее всем редимерам без исключения.

Когда редимер должен умереть, за некоторое время до часа Х он начинает… пожалуй, самое подходящее слово для этого – «фонить». В среднем фон начинается за тридцать шесть часов до наступления смерти. Мозжечок редимера начинает испускать неизвестный тип излучения. Хотя в этом моменте у нас с моим техником, – Максим кивнул в сторону Алана, – возникли разногласия. Алан утверждает, что мозжечок не фонит сам по себе, а лишь отражает сигнал, посылаемый полем планеты. Тем самым поле посылает предупреждение о близящийся смерти. Сами редимеры об этом не подозревают, это непроизвольная реакция. И, дамы и господа, из этого напрашивается очевидный вывод. Мне нужно его озвучивать?

Госпожа Председатель слегка улыбнулась и кивнула: «Твой доклад, тебе и говорить».

Максим сделал глубокий вдох:

– Редимеров можно использовать для добычи айона. Мы проверили, это факт. К сожалению, образцы довезти не удалось – нанобиоты погибли. Это объясняется разницей между нашими нервными системами.

В зале заседаний воцарилась гробовая тишина. Каждый обдумывал сказанное, и Максим видел весь спектр эмоций на лицах спикеров. Радость – новость была потрясающей, решающей многие проблемы. Тревога – принятие определённого решения порождало новые проблемы, в основном морально-этического характера. И стыд – сделав этот шаг, человечество признало бы, что стало самым настоящим паразитом.

Наконец один из советников поднял руку:

– Госпожа Председатель, если вы не возражаете, я первым хочу взять слово.

– Прошу вас, старший советник Рэй, – кивком головы женщина указала на кафедру.

Пока остальные советники перешёптывались, старший советник Рэй занял место за трибуной.

Максим знал этого человека. Немного. Знаменитый писатель-фантаст и успешный политик в прошлом, Рэй Суокил неофициально считался вторым по значимости членом Совета Вечности. Хотя формально все старшие советники равны между собой, как и младшие. Если Максиму не изменяла память, Рэю было около трёхсот пятидесяти лет, не считая времени, проведённого в анабиозе. Немного тревожило, что именно он взял первое слово, да ещё так скоро.

Ну, послушаем…

Советник откашлялся.

– Приветствую, дамы и господа. Прежде всего, хочу поблагодарить Максима Грановьева за замечательный доклад, а также поздравить капитана «Эльдара-1» и его экипаж, – лёгкие кивки Алану и Жевалье, – с успешным завершением миссии. Поверьте, мы все с нетерпением ждали вашего возвращения из столь далёких глубин космоса. Вы вернулись – и принесли потрясающие новости, я признаю это. Но, очевидно, проблема в том, чтобы решить, что именно считать хорошей новостью.

Рэй Суокил медленно обвёл зал заседаний взглядом.

– Так уж вышло, что жизнь в нашей галактике – явление не столь редкое, как считали наши предки докосмической эры. Бактерии, простейшие, водоросли и даже животные – всё это если не в изобилии, то в достаточном количестве присутствует на открытых нами экзопланетах. Эти миры ещё молоды, в отличие от Земли, но в них уже кипит жизнь. Наша задача – оберегать и защищать её по праву старших товарищей…

– Советник Рэй, вы отвлеклись, – сказала глава Совета. У Максима сложилось отчётливое ощущение, что она уже давно всё решила и в дальнейшем заседании смысла не видит. Но он мог ошибаться.

– Да, прошу прощения, Госпожа Председатель. – Рэй сделал вид, что смутился, но Максим понял его уловку.

Защитник жизни. Знаю, к чему ты клонишь…

– Но жизнь разумная – это совсем иное. Моё сердце ликует от радости, от того, что мы впервые в истории встретили братьев по разуму. И даже более – посмотрите, как они похожи на нас! И что же я слышу в качестве первого предложения? – Рэй развёл руками и процитировал: – «Редимеров можно использовать для добычи айона». Я понимаю, почему было выбрано такое название, – если не ошибаюсь, один из вариантов перевода этого слова с древнеанглийского – «избавители». Избавители от боли, я полагаю? Я понимаю это – но не принимаю!

Он сделал паузу. В зале стояла тишина – все ждали продолжения.

– Человечество сейчас переживает трудные времена. Оно измучено и страдает. Но это не даёт нам никакого права распоряжаться чужими судьбами. Они – повторюсь, я отказываюсь принимать термин «редимеры» – не виновны в нашем положении. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать» – так вы, уважаемый Максим Грановьев, себя позиционируете, такова ваша философия? – Рэй теперь смотрел только на Максима. Тот, практически не мигая, ответил на невербальный вызов. Советник первым отвёл взгляд. – Я думал, мы давно отошли от этой парадигмы – поступать по праву сильного. Именно благодаря этому люди и достигли таких высот.

Но хорошо, опустим моральные и этические проблемы – все без лишних комментариев понимают их сложность. В своём докладе, Максим, вы упомянули некое поле, что окружает планету. Насколько я понимаю, природа его так и осталась неясна. Не приходило ли вам в голову, что вся планета – некая замкнутая биосистема, и что любое вмешательство в её работу нарушит хрупкое равновесие? Не ждать ли в таком случае катастрофы?

И третий момент, пугающий меня более остальных. – Старший советник сделал глубокий вдох. – Мы думали, что айон – это нечто, присущее лишь человеку. Люди избрали путь атеизма. Да, не все, но подавляющее большинство. Нет ни Бога, ни богов, никаких высших сущностей – только наука и чистый материализм. Теперь же выясняется, что разумные существа из другой части галактики помимо физического сходства с нами имеют и схожие психические корни. Вдумайтесь – и они и мы вырабатываем айон. Допустим, айон – субстанция, присущая всему разумному. Не прослеживается ли здесь высший замысел некоего… демиурга, над-разума? Просто предположите на секунду, что это так, и задайте себе вопрос: стоит ли лезть на рожон? Не решит ли он наказать одних своих творений – нас – за попытку паразитировать на других его созданиях?

Я считаю, что в свете новых открытий пришла пора пересмотреть некоторые концепции, принятые в нашем обществе. Присмотреться к своим звёздным братьям, понаблюдать за их цивилизацией, и в случае чего – протянуть руку помощи. Действовать по праву не сильного, но мудрого. Только так, я считаю, можно помочь человечеству. Спасибо, Госпожа Председатель, я закончил.

Рэй Суокил поклонился аудитории и под звуки жидких аплодисментов занял своё место на помосте. После того как были сказаны слова и задан вектор, зал наполнился голосами:

– Согласен. Это бесчестно и бесчеловечно.

– Верно.

– Негуманно…

– Мы не можем пойти на такой шаг!

Максим молча слушал сыпавшиеся возражения, и в сердце зарождались сомнения – сможет ли он их переубедить? В том, что он сможет это сделать с обычными людьми, он не сомневался, но, к сожалению, не они принимали решение. Конечно, если бы бо́льшая часть населения выступила за, возник бы резонанс. Значит, нужно добиться вынесения решения всеобщим голосованием граждан. Но мировой референдум – событие из ряда вон выходящее, их количество можно было пересчитать по пальцам. Сможет ли он? Лишь одно поддерживало в Максиме веру – Госпожа Председатель и Совет пока молчали. Максим сделал глубокий вдох и прервал расшумевшихся людей:

– Господа, можно минутку внимания? – Спикеры затихли, глядя на Максима. Он поправил ворот рубашки: – Спасибо. Итак, позвольте мне кое-что сказать.

Начнём с последних возражений. Вы считаете, что это бесчеловечно? Возможно, это прозвучит… кхм… некорректно, но смею напомнить, что редимеры – не люди. Да, они выглядят, как мы, но нами не являются. О какой человечности тут может идти речь? Разве что об этике и морали… но это уже другой вопрос. Но если вы затрагиваете тему человечности – что ж, давайте поговорим о ней.

Взгляните на то, что происходит с обществом. Есть верхушка – элита, избранные, называйте их как хотите. И только они имеют доступ к настоящему айону. Подумайте – бо́льшая, гораздо бо́льшая часть людей «сидит» на фабричном айоне, и хорошо, если они получают его на постоянной основе. А ведь есть и определённый процент – нищие, бездомные, но такие же бессмертные, – который не имеет даже этого. Что в нашем мире, где бедность равна страданию, может быть хуже нищеты? Только вечная нищета. И вот игнорирование этого факта – бесчеловечно.

Теперь давайте поговорим о морально-этических проблемах. Здесь, на Земле, мы собираем айон с самих себя. Но его не хватает, и поэтому мы выращиваем синтеков. Кстати, забавное слово – синтек, не находите? Очень точно и однозначно подчёркивает искусственность. «Это не человек, это синтек», – убеждаем мы себя. Но разве старший советник Рэй Суокил, – Максим посмотрел на него, но советник не поднял головы, – разве он только что не выдвинул тезис о том, что айон присущ всем разумным существам? Синтеки – разумны, они живые, и глупо это отрицать. Да, их разум примитивен, мы пока ещё не можем создавать полноценных людей, но это всё равно разум. Разве это гуманное решение, спрашиваю я вас? Сколько синтеков отключается каждый день? Вопрос риторический, потому что эти цифры огромны. Да, у нас нет выбора, иначе бо́льшая часть населения просто уснёт на неопределённый срок. У нас нет выбора ещё и потому, что наши предки, переделав Человека Разумного в Человека Бессмертного, не знали, к каким последствиям это приведёт. Возможно, это прозвучит жестоко, но для нас гораздо гуманней использовать для сбора айона редимеров, чем выращивать себе подобных фактически на убой, как скот.

Максим сделал короткую паузу, давая возможность обдумать свои слова. Посмотрел на Алана – тот смотрел прямо перед собой, покусывая губы, и напряжённо думал.

– Теперь коснёмся той… эзотерической области, что упомянул советник. – Максим намеренно опустил слова «старший» и «Рэй», но тот не отреагировал. – Он высказывает предположение о некоем… замысле высших сил. Если честно, я не очень понимаю, для чего сие было сказано. Даже если это и так, доказать наличие демиурга нет никакой возможности. Во всяком случае, пока нет, – исправился Максим. – А значит, вести разговор об этом бессмысленно.

И последняя, на мой взгляд, самая веская проблема, поставленная старшим советником. Мне показалось, у господина Суокила сложилось впечатление, будто я призываю немедленно начать сбор айона. Разумеется, это не так. Я отдаю себе отчёт в том, что необдуманное вмешательство в неизвестную биосистему представляет опасность. Предварительные эксперименты и исследования показали, что поле ведёт себя пассивно. Конечно, это ни о чём не говорит, и понадобятся сотни и тысячи опытов и, воз можно, годы наблюдений, прежде чем мы приступим к спасению самих себя. Возможно, мы откроем альтернативные пути, но пока я их не вижу.

Максим перевёл взгляд на Госпожу Председателя и закончил речь:

– Я ратую за освобождение человечества от боли, пропитывающей его. У нас появилась возможность… нет, шанс, всё исправить. Мы выиграли в лотерею, и глупо отказываться от выигрыша. У меня всё. Госпожа Председатель, господа советники, вам слово.

В полном молчании Максим сел – слышно было только тихое гудение светового шара под куполом да шелест одежд спикеров, когда они поворачивались, чтобы посмотреть друг на друга. Максим прекрасно понимал, почему все молчат. Эти люди не испытывали практически никаких проблем, уютно устроившись на своих высоких постах, имея неограниченный доступ к настоящему айону и прочим высшим благам. Им не хотелось разрушать свой мирок принятием радикальных решений. Но решать придётся в любом случае.

Ну давайте, старички. Время спокойствия кончилось, настала эпоха перемен.

Наконец Госпожа Председатель прервала молчание:

– Я возьму слово, раз остальные пока не готовы высказаться. Я вижу только один выход из этой ситуации – решение, которое нужно принять, не может быть принято одним лишь Советом и спикерами. Это касается всех жителей Земли без исключения, и было бы неправильно лишить народ права голоса. Поэтому я объявляю всемирный референдум.

Максим едва сдержал возглас ликования. Одно дело – неофициальное мнение народа, и совсем другое – узаконенный референдум. В том, что человечество примет, по мнению Максима, правильное решение, он не сомневался. От него не ускользнуло недовольство, промелькнувшее на лице советника Рэя. Госпожа Председатель взмахом руки остановила шепотки, прокатившиеся по залу:

– Ситуация исключительная, поэтому у меня нет выбора. Повторюсь – мы, советники, в данной ситуации не имеем права решать единолично. Уважаемые граждане планеты Земля! – Госпожа Председатель обратилась ко всему человечеству. – Бодрствующие и те, кто будет смотреть заседание в записи, после пробуждения. Наше будущее сейчас находится в ваших руках. Клятвенно заверяю, что решение будет принято только на основе результатов референдума, и мнение Совета будет учитываться лишь в том случае, если голоса распределятся примерно поровну. При иных обстоятельствах мы выступим точно такими же голосующими, как и все. Решайте. Но помните, что последствия выбора, какими бы они ни были, лягут на наши плечи. – Госпожа Председатель посмотрела на Максима и закончила речь:

– Провозглашаю референдум открытым. Начните пробуждение гибернаториев. Результаты референдума должны быть объявлены в течение двух недель. Заседание Совета объявляю закрытым.

* * *

Миллионы людей пробуждались ото сна для того, чтобы ответить на один единственный вопрос. Каждому человеку предоставили краткосрочный доступ к настоящему айону – ровно столько, сколько нужно для принятия решения на трезвую голову. Многие бессмертные приходили в пункты голосования только для того, чтобы хоть на короткое время перестать чувствовать боль, лишь притуплённую синтетическим айоном.

Земля гудела на протяжении двух недель и ещё некоторое время после, по инерции. Люди разговаривали друг с другом, спорили, убеждали… вспыхивали локальные конфликты между особо рьяными сторонниками той или иной точек зрения. Не обошлось без жертв.

Максим сидел в своей квартире, понуро уставившись в планшет, на экране которого синими буквами горел вопрос с двумя вариантами выбора: Принять/Отказаться. Настоящего айона у Максима было в достатке, и проголосовать он мог, не выходя из дома. Так просто – коснуться пальцем давно выбранного ответа. Но по какой-то причине он медлил. Казалось бы, именно он убеждал Совет и спикеров в необходимости такого решения, именно из-за него инициировали референдум, чего Максим и добивался. Но вопрос продолжал мерцать на экране.

Размышления прервал входящий звонок. Алан. Максим принял вызов и посмотрел в центр комнаты, туда, где должна была появиться голограмма техника. Но Алан воспользовался только звуковым каналом:

– Привет, Макс.

Голос звучал сипло, с придыханием, будто его владелец только что закончил тяжёлую тренировку.

– Привет, Алан. Ты в порядке?

– Нет. – Всхлип.

А ещё, вдруг понял Максим, такой голос бывает у человека, который недавно плакал навзрыд.

– Дружище, что случилось?

– Моя мама… – Всхлип. – Отказал гравикар, двигатели. Два километра высоты. Всмятку.

У Максима поплыло в глазах. Чудовищная новость. Смерть бессмертного – сама по себе трагедия неописуемого масштаба, но когда умирает родной тебе человек…

– Алан… – Максим терялся в словах, не зная, что сказать. – Мне очень жаль. Но… но как такое возможно? Я хочу сказать, надёжнее гравикара…

– Да. – Алан сделал несколько глубоких вдохов, и его голос зазвучал ровнее: – Самая надёжная вещь на свете вдруг отказывает. Следователь считает, что это акт устрашения – моя мать активно выступала против Экспедиции, и кому-то это не понравилось.

Максим потянулся было рукой, чтобы утереть неожиданную испарину на лбу, но обнаружил, что конечности не слушаются. Лишь с некоторым усилием он заставил руку выполнить требуемое действие. В голове эхом стучало: «Выступала против Экспедиции… против Экспедиции…».

– Алан, я…

– Да, ты. – Голос техника стал жёстким, и Максим дёрнулся, как от удара. – Ты заварил всю эту кашу. Ты и чёртов Совет.

Максим задохнулся от несправедливости обвинений, но не мог найти подходящих слов – слишком неожиданно это прозвучало. Алан не останавливался:

– И знаешь, что? Думаю, мать была права. Если за инакомыслие люди готовы творить подобные вещи, они не стоят того, чтобы их спасать.

– Послушай, Алан… – Максим хотел сказать, что не все люди такие. Что Алан сейчас на взводе, поэтому говорит такие вещи, и что ему нужно успокоиться. Но язык словно онемел.

– Я улетаю домой, в Конго! – почти прорычал техник. – Возитесь дальше со своей Экспедицией! Не хочу иметь с ней ничего общего!

И Алан отключился.

В полном ошеломлении Максим бросил планшет на кровать. На экране вновь загорелся вопрос с двумя вариантами, но выбирать стало ещё сложнее.

Обхватив голову руками, Максим застонал.

К чёрту.

Он вообще не будет выбирать.

* * *

Референдум подошёл к концу. Оставались считанные минуты до объявления результатов.

Максим так и не определился. Все две недели он почти не выходил из своей квартиры, занимаясь совершенно бесполезными делами – смотрел фильмы докосмической эпохи, листал развлекательные сайты и пил вино. Несколько раз он пытался связаться с Аланом, но техник не отвечал. Максим понимал, что обвинения его друга беспочвенны, но на душе всё равно было мерзко.

Выбрался на прогулку Максим всего один раз, под самое окончание референдума. Компанию ему составила Венлинг, и получилось что-то вроде свидания. На удивление, оно прошло замечательно, и, если бы не паршивое настроение Максима, замечательным стало бы и окончание свидания – намёки Венлинг оказались прозрачнее воздуха. Но, к явному разочарованию девушки, Максим всего лишь проводил её до дома.

Истекли последние секунды. Максим взглянул на экран планшета, уже зная, что он там увидит. Лаконичный результат в виде таблицы сообщил:

Приняли 89%

Отказались 8%

Воздержались 3%

Вот и всё. Готовься, человечество, тебя ждёт долгий путь.

Глава 22

Три года спустя

Максим лежал на кровати, наблюдая за пятном солнечного света, медленно ползущим по стене спальни. Ночь была длинной, как и полагается в моменты бессонницы, но всё имеет свойство заканчиваться.

Протянув руку, Максим нащупал на прикроватном столике блистер со стимуляторами. Кофе или энергетика не хотелось, а взбодриться было нужно. Сегодня слишком важный день. Выдавив не глядя из упаковки две таблетки, Максим проглотил их, предварительно разжевав. Шумно задышал – перечная мята обожгла нёбо и гортань. Через пару минут стимулятор подействует, он встанет, приведёт себя в порядок и пойдёт на личную встречу с главой Совета Вечности.

Максим повернул голову направо, и осторожно, чтобы не разбудить, погладил волосы Венлинг. Та что-то тихо пробормотала во сне и перевернулась на спину, приоткрыв рот. Максим особенно любил её такой – без грамма косметики, спящей, с размётанными по белоснежной подушке чёрными, как межзвёздный простор, волосами. Послезавтра они расстанутся, и кто знает, как скоро он вновь увидит эту картину вживую? После трёх лет совместной жизни Максим успел к ней привыкнуть.

Да… три года прошло с тех пор, как он ступил на старушку Землю. Три года – мелочь для бессмертных, но сколько всего было сделано за это время! Все ресурсы человечества были брошены на организацию Экспедиции к Редиму. Максим чуть ли не каждый день с восторгом рассматривал фотографии с Плутона, превратившегося в сборный пункт – тысячи и тысячи кораблей, подобных его «Эльдару-1», громоздились на орбите карликовой планеты, готовые отправиться за тысячи и тысячи световых лет от дома. Максим задавался вопросом: выдержит ли пространство такое количество разрывающих его ткань червоточин, пусть даже флот и отправится частями? Выкладки показывали, что да, но это в теории…

Никто и никогда не осуществлял подобного путешествия.

Стимулятор начал действовать, и сразу же захотелось двигаться. Хрустя суставами, Максим потянулся и встал с кровати. Венлинг открыла глаза:

– Доброе утро, Максим. – В её голосе сквозила грусть.

– Привет, родная. – Он обошёл кровать, склонился над женой и поцеловал мягкие губы. – Как спалось?

– Тревожно. Ты опять не спал?

– Нет. Нужно было привести мысли в порядок.

– Понятно… – Венлинг села на кровати, натянув одеяло по грудь. – Приготовить тебе кофе?

– Не нужно, Вен, я уже принял колоин. Но спасибо за заботу.

Венлинг кивнула. Максим вздохнул и сел рядом:

– Послушай, ты можешь полететь со мной. Время есть, я ещё успею внести тебя в списки…

Венлинг задрожала мелкой дрожью и часто задышала. Максим успокаивающе погладил её по плечу.

В эпоху бессмертия практически все физические болезни были искоренены. Если появлялась новая угроза, её купировали на стадии зародыша. Казалось, эта часть человеческой истории осталась далеко в прошлом.

Но проблемы будут всегда, это Максим чётко для себя уяснил. Возможно, таков был принцип самого мироздания, ведь без борьбы, без конфликта нет развития, а это прямой путь к стагнации, которая есть смерть разума. Победа над физическими недугами открыла ворота для куда более страшного врага: психические расстройства уничтожали человека ничуть не хуже.

Во главе угла стояла, конечно же, айоновая боль. Но были и другие, не менее страшные болезни. Угасание сознания, когда разум сжирал сам себя, оставляя от человека лишь пустую оболочку; временно́е расстройство личности, когда заболевший считал, что двигается в настоящее одновременно из прошлого и из будущего, фонтанируя бредовыми идеями. Сознание таких несчастных схлопывалось в точку, когда обе линии встречались в настоящем. На фоне этого «синдром невылетного» казался пустяком, но был таким же трудноизлечимым.

Венлинг так и не смогла перебороть страх космических полётов. Такое встречалось, но поскольку рядовые граждане редко покидали Землю – орбитальные прогулки не в счёт, – обнаружить это психическое расстройство было невозможно никак иначе, кроме как опытным путём. К великому сожалению Максима, его жена оказалась «невылетной». С тех пор как Венлинг совершила тестовый рейс до Марса, первобытный ужас перед пустотой охватывал её при мыслях о любом космическом путешествии. В обратный путь на Землю Венлинг силой пришлось укладывать в анабиозную камеру под предварительной седацией.

– Всё… всё, Максим, ушло, – сказала Венлинг, глубоко дыша. – Извини. Не переживай. Я знаю, тебе сегодня нельзя волноваться.

Максим крепко обнял её.

– «Не извиняйся, если нет вины», – шепнул он на ухо Венлинг, и та улыбнулась. – Вен, всё в порядке. Мы никуда не торопимся. Я уверен, твой психотерапевт поможет разобраться с этой проблемой в самом скором времени.

– Обещаю, я буду стараться, – ответила она. Тонкие руки обвили шею Максима. – Собирайся, тебе уже пора. И не забудь – вечером ужин в «Горалесе».

* * *

Госпожа Председатель встретила Максима доброжелательной улыбкой:

– Прошу, Максим, проходи. – Она распахнула двери личного кабинета в одном из внутренних помещений Этернала. Несколько робея, Максим вошёл внутрь.

Первое, что бросалось в глаза, – книги. Казалось, круглые стены просторного кабинета сплошь состояли из полок, на которых громоздились бумажные тома. Максим, словно зачарованный, подошёл к ближайшему стеллажу и пальцем провёл по чёрному, тиснёному золотом корешку. Достоевский. Русское издание, не переведённое!

– Они рассортированы по векам, – негромко сказала Госпожа Председатель. – На этой полке – моя любимая литература докосмической эры. К сожалению, очень многое не удалось найти в бумажном виде, и бо́льшая часть – современные реплики. Но эта книга настоящая, конца девятнадцатого века. Естественно, отреставрированная.

– Можно? – Максим продолжал водить пальцем по корешку.

Госпожа Председатель кивнула, и Максим с великой осторожностью взял с полки один из томов, открыл, жадно пробежал глазами несколько строк. «Братья Карамазовы». Язык хоть и сильно изменился с того времени, но текст читался легко, без напряжения.

– «Уничтожьте в человечестве веру в своё бессмертие, в нём тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь», – прочитал Максим. Поднял глаза на Госпожу Председателя и признался: – Никогда не читал эту книгу на русском.

– Я удивлена, что ты знаком с ней. – Женщина с любопытством смотрела на него. – Русская классика уже давно, мягко говоря, не очень популярна.

– Родители любят древность, – сказал Максим и аккуратно поставил книгу на место. – И они старались привить эту любовь и мне. Получалось так себе, но кое-что я почерпнул.

– Они в порядке? Твой голос изменился, когда ты упомянул родителей.

– Да, всё хорошо, они в анабиозе. Как и многие другие люди, снижают нагрузку, чтобы Экспедиция имела больше свободного айона.

– Мудрый поступок, – кивнула Госпожа Председатель.

– Смею надеяться, что вскоре проблема исчезнет. – Он позволил себе улыбнуться.

Женщина вздохнула:

– Я тоже. Присаживайся, нам нужно поговорить.

Она села за рабочий стол, Максим – напротив. Перед каждым стоял стакан воды и тарелка с фруктами. Максим отщипнул одну виноградину от грозди.

Вкусно. Но я же здесь не для того, чтобы наслаждаться пищей?

Минуты шли, но Госпожа Председатель молчала. Максим рассматривал бликующую поверхность стола и гадал, о чём пойдёт речь. И вот женщина заговорила:

– Я выбрала тебя одним из личных помощников в Экспедиции.

Максим на секунду потерял дар речи – он ожидал чего угодно, но не этого.

– Но… Госпожа Председатель… Вам не кажется, что члены Совета лучше…

– Мне необходим человек, уже контактировавший с полем на Редиме.

– Но Луиз…

– Луиз тоже в команде. – Госпожа Председатель подняла руку, пресекая дальнейшие возражения. – Это вопрос решённый, и выбора у тебя нет. Далее. Также тебе присваивается должность младшего советника в Совете Вечности.

Максим сглотнул. Он не считал себя цветом человечества – а именно такие люди избирались в Совет. Максим высказал эти мысли своей, теперь уже непосредственной, начальнице.

– Всё когда-то случается впервые. Должность советника – необходимый шаг. Иначе у остальных могут возникнуть вопросы о твоём назначении на роль моего личного помощника.

– Но могут возникнуть другие вопросы…

– Максим, ты сомневаешься в моей способности принимать решения? – спросила женщина. Максим поёжился от её пронзительного взгляда.

– Нет, ни в коем случае, – поспешил ответить он. – Просто… для меня это явилось большой неожиданностью.

– Понимаю. Поэтому советую тебе как можно скорее принять действительность.

– Да, Госпожа Председатель.

– В личных беседах можешь звать меня Орланой, – улыбнулась женщина. – На публике же пусть всё останется как прежде.

– Да… Госпожа Орлана, – слегка запнувшись, произнёс Максим. Интересно, это её настоящее имя? Он потянулся за стаканом с водой: во рту вдруг пересохло.

Орлана вновь улыбнулась:

– Хорошо. Ещё одно. Поскольку теперь ты мой личный помощник, ты должен быть в курсе. Рэй Суокил тоже примет участие в Экспедиции.

Максим, едва успевший сделать глоток, чуть не поперхнулся. Орлана смотрела на него, видимо, ожидая реакции.

– Советник Рэй? Но он же три года вещал с каждого экрана, что Экспедиция – ошибка.

– Именно поэтому я настояла на его присутствии. Человек со столь радикально отличающимся мировоззрением будет полезен в руководстве. В моменты необходимости принятия сложных решений Рэй сможет взглянуть на ситуацию под другим углом.

Максим кивнул:

– Хорошо, Госпожа Орлана.

– Отлично. – Она звонко хлопнула в ладони. У Максима зашумело в голове, и он приоткрыл рот. – И последнее. Я остаюсь на Земле, по крайней мере, на двадцать лет. В моё отсутствие ты, Рэй Суокил и Луиз Жевалье назначаетесь непосредственными руководителями Экспедиции. Остальные члены Совета также останутся со мной.

Час от часу не легче.

– Госпожа Орлана, я не совсем понимаю вас…

– Что именно тебе непонятно?

– Почему я? – прямо спросил Максим. – Чем я заслужил такую честь?

– Честь? – Губы Орланы тронула усмешка. – Для кого-то – возможно… но в первую очередь это тяжёлая работа, Максим. Сколько человек у тебя было в подчинении?

– Только мой техник, Алан.

– Алан… – эхом повторила Госпожа Председатель. – Обязательно держи его рядом с собой.

– Он не в восторге от Экспедиции, Госпожа Орлана. Мы практически не общались с самого заседания Совета.

– Посмотрим, – пробормотала Орлана и продолжила как ни в чём ни бывало:

– Так вот, Максим. Формально у тебя в подчинении будет несколько миллионов человек. Координировать такую прорву народа – это адский труд. И все эти люди – учёные, инженеры: от физиков и социологов до конструкторов и техников. Но ты справишься. Ты молод, умён, наблюдателен, быстро соображаешь, ты первым вступил в контакт с внеземным разумом, и ты убедил человечество последовать за тобой. Мне кажется, уже одного этого достаточно. В случае затруднений Рэй и Луиз дадут совет, а позже прибуду я, и мы с Советом разделим командование.

Максим не был согласен с Орланой по некоторым пунктам, но промолчал. Со стороны виднее. Да и выслушивать такое от самого могущественного человека на Земле было приятно. Максим поклялся себе, что не подведёт миссию, но вслух ничего не сказал.

– На этом всё. – Орлана встала, вслед за ней поднялся и Максим. – Увидимся послезавтра на станции. Подробные инструкции твоих полномочий я вышлю тебе сегодня вечером – внимательно ознакомься с ними.

Орлана протянула руку, и Максим в каком-то странном оцепенении пожал её. На ощупь рука женщина была сухая и твёрдая.

Проходя мимо полки с литературой докосмической эры, Максим на миг задержался.

– Можешь взять её, – негромко сказала Орлана. – Это мой подарок.

Максим взял том с «Братьями Карамазовыми». Книга приятной тяжестью легла в руку.

– Спасибо, – только и смог сказать Максим.

* * *

Вечером того же дня Максим и Венлинг сидели за столиком в «Горалесе». Обслуживающий персонал отсутствовал: профессии официантов, администраторов и, за редким исключением, поваров к нынешнему времени почти отмерли. Еда заказывалась и подавалась через интерфейс стола. Единственными живыми людьми здесь помимо посетителей были музыканты, исполняющие классические мелодии двадцать третьего века.

Сумерки за окном сгущались, переходя в безлунную ночь. Огней в небе стало меньше – подавляющее большинство орбитальных станций отправилось к Плутону. Это было необходимо для того, чтобы создать вокруг Редима – окончательно название утвердили совсем недавно – первоначальную базу. И всё же небесная сфера была по-прежнему прекрасна. Пока Максим ждал жену, он думал о несчастных редимерах, которые были лишены подобного зрелища. Когда Венлинг пришла, он постарался выкинуть из головы мысли о чужих мирах.

Перед Максимом стояла тарелка с остатками листьев салата, которые он не очень любил. Венлинг держала в руке бокал с вином. Она задержалась на приёме у психотерапевта, поэтому её заказ только готовился. Венлинг рассказывала Максиму о результатах сессии. Прогноз выглядел неутешительным.

– Мы не продвинулись ни на шаг, понимаешь, Максим? – Венлинг отпила из бокала, оставив на пластике едва заметный розовый след помады. – Профессор Синге даже не знает, с какой стороны подступиться.

– Может быть, стоит сменить доктора?

– Опять? – Венлинг поставила бокал и снова взяла его в руку. Не сделав ни глотка, поставила обратно. Её что-то тревожило, Максим это видел, но не хотел быть настойчивым: она расскажет о причине своего беспокойства, когда придёт время. – Это не поможет. Синге – отличный специалист, возможно, лучший в этой области. К тому же смена терапевта означает откат прогресса. А время сейчас для меня – непозволительная роскошь…

– Что ты имеешь в виду, Вен? – Сердце Максима забилось чаще.

Жена вздохнула и, взглянув прямо ему в глаза, прошептала:

– Анабиозный кризис.

– Что?

– Анабиозный кризис, – повторила она уже громче. – Недавно открытое психическое расстройство, напрямую касающееся «невылетных». Ты ведь знаешь, что часть мозга не отключается даже при глубокой гибернации? Разум «невылетного», поражённый анабиозным кризисом, подсознательно опасается, что, как только он уснёт, с его телом можно будет делать всё что угодно. В том числе – отправить в космос.

– Что произойдёт, если человек с таким набором ляжет в анабиоз?

– Он сойдёт с ума сразу как проснётся. – Венлинг внимательно посмотрела на него. – Максим, неужели ты не видишь, к чему это может привести лет через восемьдесят?

Максим похолодел, прозревая.

Примерно через восемьдесят лет (точную дату, когда это происходит, назвать не мог никто) Венлинг пересечёт «столетний рубеж» и тогда начнёт чувствовать боль. Запасы настоящего айона не бесконечны, и почти все они брошены на Экспедицию. Уже сейчас он был труднодоступным, через полвека же цена айона взлетит до небес.

А в анабиоз Венлинг лечь не сможет.

Максим взял её за руку, нежно погладил гладкую кожу:

– Чёрт… это лечится?

– Пока нет, – тихо ответила она. – В моём случае сначала нужно стать «вылетной». Пока это никому не удавалось. Но я не унываю, любимый. Шестьдесят лет – относительно большой срок, многое может измениться.

– Профессор Синге не сказал, откуда у тебя взялось это заболевание? – спросил Максим. Он уже знал, что ответит Венлинг, но боялся облечь это в словесную форму.

– Да. – Она опустила голову. – Из-за того, что меня насильно подвергли анабиозу на Марсе. Наверняка нельзя сказать, но вероятность высока.

Максим сжал пальцы, позабыв о руке жены. Когда Венлинг вскрикнула, он отдёрнул руку, выходя из оцепенения:

– Прости, Вен, я не хотел. Мне так жаль. – Извинялся он вовсе не за причинённую боль. Девушка тотчас же взяла его руки в свои:

– Максим, ты что? Ты забыл? «Не извиняйся…

– …если нет вины», – закончил он их фразу и выдавил подобие улыбки. – Умом я понимаю, но… если бы я тогда не настоял на полёте…

– …то мы бы об этом так и не узнали. Вернее, узнали бы, но в более опасном месте. Болезнь проявилась бы в облаке Оорта, и меня так или иначе пришлось бы гибернировать силой. Я провела бы в анабиозе на много лет дольше. Кто знает, в каком состоянии я проснулась бы по прибытии на Землю? Так что всё получилось даже лучше. Не лучше, но… ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, Вен.

– Так что не вини себя. Когда проблемы избежать не удаётся, нужно как можно скорее думать над решением. Время есть.

Эта фраза, «время есть», неофициальный девиз человечества… сколько смысла в ней было заложено! Но Максим понемногу начинал сомневаться. Время есть, но какое оно будет через сто, двести, тысячу лет? Когда выражение «время есть» появилось, будущее казалось безоблачным. Сейчас же человечество находится на самом краю грозового фронта. Лишь один луч надежды мерцал в этом мраке, и имя ему – Редим.

Но свет мог оказаться ложным. Или, что ещё страшнее, – губительным, как огонь для мотыльков.

– Время есть, – ответил Максим без прежней уверенности в голосе. – Давай тогда поговорим о чём-нибудь другом.

Небольшая квадратная пластина отодвинулась в сторону, и из стола появилась блюдо Венлинг – мясной салат. Музыка сменилась – один из посетителей заказал что-то из современного. Максим не знал этой мелодии, но хрустальный звук ксилофона очаровал его. Он сделал зарубку в памяти: узнать, что это за композиция.

Они с Венлинг разговаривали о многом, старательно избегая темы полётов: Максим рассказал о неожиданном повышении, с чем Венлинг его радостно поздравила; о том, что, когда Экспедиция закончится, хорошо бы перебраться куда-нибудь на остров в Тихом океане, где не будет никого, кроме них; о том, как мало изменилось искусство за последние несколько веков из-за тяги бессмертных к прошлому; о планах Венлинг на ближайшее время. Было уже за полночь, когда они вышли в ночную прохладу Сингапура и двигались по освещённой улице, держась за руки.

Максим верил, что Экспедиция нужна. Когда угрожает опасность, не считается зазорным отбросить мораль и этику и сосредоточиться на выживании. Редимеры поступили бы так же, будь они на месте людей. Максим в это верил… но всё же какое-то непонятное чувство грызло его изнутри. Ему необходимо было обсудить это с кем-то, но Венлинг не подходила на роль собеседника – она не испытывала терзаний о необходимости Экспедиции. Ему же нужен человек сомневающийся и при этом отлично знающий Максима. И такой человек был только один.

Прогулочным шагом они дошли до гибернатория. За последние три года эти стеклянные усыпальницы появлялись одна за другой, погружая в анабиоз тех людей, которые решили не тратить айон до окончания Экспедиции. Здесь спали родители Максима.

– Вен, я бы хотел поговорить с ним один на один.

– Я так и знала, что ты так скажешь, – ответила Венлинг. От неё исходил тончайший аромат эхино́псиса¹⁰, одновременно напоминающий сахар, малину и шиповник. Максим вдруг осознал, как будет скучать по нему.

– Ты могла бы тогда сразу идти домой.

– Мне хотелось побыть с тобой подольше.

Они постояли ещё какое-то время молча. Вскоре перед ними опустился гравикар. Венлинг села в кабину. Аппарат воспарил над дорогой, и женщина сказала:

– Возвращайся поскорее, хорошо?

– Хорошо, Вен. Постараюсь не задерживаться.

Гравикар улетел, а Максим прошёл в гибернаторий. Подошёл к стойке администрации – женщина приветливо кивнула ему – и сказал, что хочет видеть Андрея Грановьева.

– Минутку. – Администратор застучала ногтями по панели. Ровно через минуту она ответила:

– К сожалению, господин Грановьев может почувствовать боль при пробуждении, а наши запасы айона на данный…

– Андрей Грановьев – мой отец, – перебил Максим, и поставил на стойку ингалятор, один из тех, что дал ему Жевалье. – Вот. Здесь настоящий айон. Возьмите столько, сколько потребуется для комфортного пробуждения.

– Вы Максим? – Конечно же, она его знала. Его теперь все знают, хорошо это или плохо.

– Да.

Лицо женщины осветила улыбка:

– Хорошо, Максим, для вас мы сделаем исключение. Но придётся подождать около получаса.

– Большое спасибо.

Администратор ушла, прихватив с собой ингалятор. Максим сел на мягкий диван для посетителей и уставился в потолок. Наверное, он задремал, потому что тридцать минут пролетели мгновенно.

Знакомый голос окликнул его:

– Макс?

Максим повернул голову и встретился взглядом с отцом. Всё равно что посмотрелся в зеркало, только одежда отличалась: на Андрее Грановьеве был светло-голубой комбинезон гибернатория, на Максиме – серый костюм-тройка. Отец и сын крепко обнялись.

– Как ты, Макс?

– Нормально, пап. Послезавтра улетаю. Поэтому и пришёл.

– Есть разговор, так?

– Да.

– Тогда пойдём на воздух, – сказал отец и зевнул. – А то у меня такое ощущение, что здесь даже холл – одна большая анабиозная капсула.

Они вышли под сияющее небо Сингапура и свернули в небольшой садик, со всех сторон окружённый синтетическими деревьями. В ночи их кроны мягко переливались розовым молоком, отбрасывая танцующие тени. Скамейка из полированного металла сразу же нагрелась до температуры человеческого тела, как только на неё сели люди.

Отец дышал полной грудью, наслаждаясь пьянящими ароматами и прохладным воздухом, а Максим не знал, как и с чего начать. Он уже подумал о том, что зря, наверное, разбудил отца, но тут Андрей сказал:

– Это насчёт Экспедиции, да, Макс?

Максим кивнул.

– Ну, смелее. – Отец хлопнул его по плечу. – Я не узнаю тебя. Раньше ты никогда не церемонился. Ты сомневаешься, правильно ли поступил?

– Да.

– Почему? Тебя же поддержало абсолютное большинство.

– Именно поэтому у меня и возникли сомнения, пап.

– Объясни, – попросил Андрей.

Всё вдруг стало как в детстве: в трудных ситуациях отец почти никогда не говорил прямо, предпочитая бомбардировать Максима наводящими вопросами. Ответ, к которому ты пришёл сам, пусть даже с чужой помощью, намного ценнее.

– Это было очевидным решением, – сказал Максим. – Настолько, что другие варианты я даже не рассматривал.

Один из огоньков в небе ярко вспыхнул: очередная орбитальная станция включила двигатели, направляясь к Плутону, а оттуда – в облако Оорта.

– О каких других вариантах ты говоришь?

– Не знаю. – Максим развёл руками. – Я так вцепился в эту идею о добыче дармового айона, так загорелся идеей о спасении человечества, что мог упустить… что-то ещё. Рэй Суокил ведь прав – это первая разумная цивилизация, что нам встретилась. А мы мало того, что паразитируем на самих себе, так ещё и тащим свои проблемы к звёздам. Вдруг это ошибка, и есть другой способ?

– Сейчас уже поздно поворачивать назад, – заметил отец. – Ты знатно расшевелил земной улей, сынок. Больные осы полетят за амброзией, их уже не остановить. Тебе нужно с этим смириться.

– Я смирился.

– Надеюсь. Иначе будет тяжело.

Они замолчали. Максим вдруг выпалил:

– Я теперь младший советник, пап. Пока не официально, но Госпожа Председатель назначила меня одним из её личных помощников.

Похвали. Похвали!

– Ты молодец, Макс, – улыбнувшись, сказал отец. Похоже, даже искренне. – Я знал, что ты далеко пойдёшь. Всегда знал. Оля будет счастлива. Кстати, не хочешь с ней увидеться?

Отношения с матерью у Максима были слегка скованные. Вроде бы всё как в обычной семье, но почему-то только с отцом он мог быть откровенным. Мать совсем не понимала его.

– Как-нибудь в другой раз.

Андрей не ответил, но Максим услышал, как он тихо усмехнулся. Смешок вышел печальным.

– Максим, сейчас ты ничего сделать не сможешь, – после паузы сказал отец. Он смотрел вверх, и в его глазах отражались огни ночного неба. – Ничего. Что из этого следует?

– Что я должен лететь к Редиму.

– Да. И там, у колыбели чужого мира, молить Бога, чтобы он подсказал тебе другой путь, если ты боишься, что этот – ошибка. Нам всем это оказалось бы очень кстати.

– Бога нет. – Максим посмотрел на отца-зеркало.

– Это просто такое выражение, Макс. Я застал то время, когда оно ещё было в ходу.

– Когда учёный делал какое-то открытие, ему, должно быть, было очень обидно, что люди приписывали заслугу Богу.

– Твоя правда, Макс.

Они посидели ещё немного, но разговор больше не клеился. Максим вспомнил о данном жене обещании и поднялся на ноги:

– Мне пора, пап. Венлинг ждёт.

– Конечно. Спасибо, что зашёл повидать старика. Надеюсь, я помог хоть в чём-то.

– У меня такое ощущение, что да, – признался Максим. – Но пока не знаю, как именно. Ты снова в анабиоз?

– Погуляю ещё немного. – Отец обвёл рукой вокруг. – Тут так хорошо.

– Я оставлю баллончик с айоном у администратора. На случай, если захочешь погулять с мамой. Потом можешь отдать в общий накопитель.

Андрей встал. На этот раз они ограничились рукопожатием.

– Удачи, Макс. Ты справишься.

– Спасибо, пап.

Максим повернулся на каблуках и зашагал к выходу из сада. В голове царило смятение, как после любого разговора с отцом на серьёзные темы. Но скоро мысли разбредутся по полочкам.

Проходя мимо гибернатория, Максим увидел стройную фигуру в капюшоне, входящую внутрь. Она на мгновение обернулась, и Максим с удивлением узнал Орлану. Интересно, зачем Госпожа Председатель пришла сюда так поздно? Рабочие моменты? Или она навещала кого-то? Максим решил было подойти к ней, но передумал: если Орлана тут по личным делам, он не хотел мешать.

Через наручный браслет Максим вызвал гравикар. Пора было домой, к Венлинг. Времени оставалось мало.

* * *

Вечером, в день перед отлётом, Максим изучал документы, присланные Госпожой Орланой.

Сжав всю информацию, содержавшуюся в них, можно было парой слов описать основной род деятельности Максима в Экспедиции – наблюдатель и аналитик. Одна из его задач заключалась в сборе и изучении всех – слово было выделено особо – видов отчётов и докладов, от физики и биохимии редимеров и их мира до особенностей психики и социально-политического строения общества. В конце каждого года Госпожа Председатель просила составлять краткий отчёт-выжимку из всей просмотренной и обработанной информации. И всё-таки Максим не совсем понимал, почему ему отвели такую роль. Профессиональный аналитик справился бы гораздо лучше.

Вторая задача – наблюдение за всем, что происходит в Экспедиции. Совещания, поиски решений той или иной проблемы, даже обычные разговоры тет-а-тет: всё это предлагалось впитывать, обрабатывать и записывать. Орлана также отметила нежелательность вмешивания в процесс, разве что в случае крайней необходимости.

У Максима были обширные полномочия, но Госпожа Председатель настоятельно не рекомендовала пользоваться ими, за исключением случаев крайней необходимости. Управленческие функции возлагались в основном на Рэя Суокила и Луиза Жевалье. И если назначение Луиза на эту роль Максим понимал – всё-таки он один из трёх людей, уже побывавших на Редиме, – то относительно Рэя возникали вопросы. Несмотря на его активную оппозиционную программу, Орлана дала ему карт-бланш до того момента, пока сама не прибудет в систему Тау Глиссе. Неужели она настолько доверяет старшему советнику? В голове всплыла сказанная ей фраза: «Ты сомневаешься в моей способности принимать решения?». Что ж, действия Госпожи Председателя не всегда отличались стройной логикой. Но Максим признавал, что мог видеть далеко не всю картину.

В конце письма Орлана отошла от делового тона и написала следующее:

Я понимаю, что некоторые вещи могут показаться тебе странными, Максим, но тебе придётся выполнять всё, о чём написано выше. Считай, что это твой личный тест на право стать членом Совета Вечности. Удачи.

С учётом последних строк всё становилось более понятным. Возможно, Госпожа Орлана и вправду нагружала Максима таким объёмом работы, чтобы проверить, как он справится.

Едва Максим дочитал письмо, на компьютере замерцал огонёк входящего вызова. Алан. Рука сама собой потянулась, приняв звонок. Комната осветилась, и в луче проектора возникла фигура техника.

– Привет, Максим. – Голос Алана звучал устало.

– Привет.

– Встретимся? Я вчера вернулся из Конго.

– Конечно. В Облачном Лесу?

– Как обычно. – Алан выдавил подобие улыбки. – Смогу быть там через двадцать минут.

– Отлично. Тогда до скорого.

Голограмма исчезла, погрузив помещение в полумрак.

После Совета они так и не поговорили. Максим, чувствуя себя несправедливо обвинённым, со временем перестал пытаться выйти с техником на связь. А потом началась проработка деталей Экспедиции, у них с Венлинг закрутился роман, и Алан с его проблемами отошёл на второй, если не на третий план. Что ж, завтра Максим улетает, и лучшего времени поговорить уже не представится.

Через десять минут Максим сидел на скамейке в Облачном Лесу. Эта гигантская оранжерея была одним из немногих объектов, которых не трогали столетиями, оставив почти в первозданном виде. Главной особенностью Облачного Леса была утопающая в растительности гора более чем тридцати метров в высоту, с вершины которой низвергались мини-водопады. Сейчас вода текла и подсвечивалась голопроекторами в самом красивом, ламинарном режиме: казалось, что аквамариновые струи, как и сама гора, замерли во времени. Отдельные капельки призрачным туманом рассеивались вокруг, а шевелящиеся на искусственном ветру папоротники и орхидеи вокруг Максима дополняли мистическую картину Леса. Аромат тропиков наполнял влажный, прохладный воздух оранжереи, даря ощущение безмятежности.

Алан опоздал на пять минут, как и в день их личного знакомства.

– Ты не изменяешь привычкам, да? – улыбаясь, спросил Максим.

Они пожали руки и обнялись.

– На самом деле, я опоздал специально, – хохотнул Алан. – Думал: отметишь этот момент или нет? Ты, кстати, с ума сошёл, разгуливать тут без куртки? Холодно же!

– Не так уж и холодно, вечный ты мерзляк. – Максим сделал глубокий вдох. – Целых десять градусов. И я хочу полностью прочувствовать это место. Кто знает, сохранится ли оно, когда я вновь вернусь на Землю… как дела дома?

Алан помрачнел:

– Отец решил лечь в анабиоз, бессрочный. Ему тяжело далась потеря. Не хочет мучиться.

– Мне очень жаль, Алан. – Максим положил руку здоровяку на плечо. – А сам ты как?

– Сначала было очень плохо. Потом привык. Ко всему привыкаешь, Макс, и к хорошему, и к плохому. Давай лучше не будем об этом.

– Хорошо. – Если техник не хотел развивать эту тему, Максим не собирался настаивать.

– Кстати, – мгновенно переключился Алан, – ты в курсе про обновлённое движение «добытчиков»?

Максим, конечно же, слышал о них. «Добытчиками» называло себя радикальное движение противников Экспедиции. Существовали они и раньше, но после Совета активизировались с новой силой. Занимались «добытчики» тем, что насильно выкачивали айон из людей, в основном похищая тела из гибернаториев. Их идея заключалась в том, чтобы проредить человеческие ряды, дав остальным больший запас айона и, соответственно, больше времени для поиска альтернативного решения айоновой проблемы. Добытый айон, весь, без остатка, «добытчики» отдавали в общий накопитель. Щекотливость ситуации была в том, что правительства и Совет Вечности не могли отказаться от айона, но тот способ, которым его получали, находился далеко за моральным горизонтом. «Добытчиков» пытались вычислить, но Максиму думалось, что правительства некоторых стран не особенно старались. Оно и понятно: только благодаря «добытчикам» (хоть это и ужасно неправильно), а также неизлечимым психическим расстройствам запасы настоящего айона до сих пор не иссякли. А Совет не был всесилен, чтобы в одиночку решить эту проблему.

– Сволочи, – выругался Максим.

– Да, подонки ещё те, – согласился Алан. – Так вот, в Конго накрыли крупную ячейку «добытчиков».

– Хорошая новость. Как это сделали?

Алан довольно ухмыльнулся:

– Благодаря мне.

– Давай, рассказывай. – Максим ткнул техника в плечо. Он видел, что Алану не терпится поделиться.

– На самом деле, это вышло случайно. Пропало несколько десятков людей, анабиозников. Конечно же, сразу поднялся шум, их принялись искать, и нашли довольно быстро. Загвоздка была в том, что времени на спасение практически не оставалось.

Алан помрачнел:

– Представь себе большую комнату в подвале сборочного цеха гравикаров. В центре лежит здоровенная газовая бомба с крупными часами, дающими обратный отсчёт. А вокруг бомбы – три десятка связанных людей, подключённых к контейнеру для айона. Все они целые сутки вынуждены смотреть, как жизнь подходит к концу, секунда за секундой. Истерический смех, слёзы, вопли… там даже был ребёнок, представляешь, Макс? Какого дьявола он там был? Уроды, чтоб их…

Максим словно видел перед собой эту ужасную картину. К сожалению, айон можно было добывать только так, но чтобы такие масштабы… айон тридцати человек – годы без боли для десятков тысяч.

Алан несколько успокоился и покачал головой:

– Просто повезло, что я был рядом. Заложников спрятали в пустыне, а на часах оставалось восемь минут. Другой техник просто не успел бы. Хорошо, что поисковики дали массовый сигнал о помощи. Бомбы – не моя специальность, но я справился. Чёрт, я был как будто героем фильма! – Алан нервно засмеялся. – Я их спас за пару минут до взрыва. И так как людей при извлечении айона нельзя обрабатывать амнезиаком, по описаниям быстро нашли руководителей ячейки.

– Я поражён, Алан, – сказал Максим, хлопнув техника по плечу. – И восхищён тобой.

– Спасибо. Надеюсь, скоро этих тварей переловят всех до единого.

Прогулочным шагом они пошли вглубь Леса. Алан нарушил молчание первым:

– Макс, я бы хотел извиниться.

– За что?

– За свою вспышку. Я был неправ, обвинив тебя. Конечно же, ты ни при чём. Просто…

– Ты можешь больше ничего не говорить, – сказал Максим. – Я всё понимаю. Давай притворимся, что ничего не было, и оставим этот эпизод в прошлом.

– Да. Просто… – Алан пожал плечами. – Я обещал поддержать любое твоё решение, и первым же своим действием нарушил это обещание. Я ведь тебя прекрасно понимаю – ты болеешь за человечество…

– А вот за это тебе не нужно извиняться, Алан. – Максим тронул рукой лист мимозы, и та стыдливо свернулась. – У тебя случилась трагедия, а горе – не лучший советчик. И ты ведь имеешь право на собственное мнение. К тому же я начинаю сомневаться в правильности своего.

– Да? – Алан остановился. – Почему?

Максим объяснил, пересказав недавнюю беседу с отцом.

– Я думал об этом же, – признался Алан. – О том, что есть… должен быть другой способ. Поэтому так отреагировал, когда понял, что ты не рассматриваешь альтернатив. Впрочем, восемьдесят девять процентов тебя поддержали…

– Летим с нами, Алан, – перебил его Максим. – Ты мне нужен. Даже не представляю, как без тебя отправляться к далёким звёздам. Мы ведь с тобой уже столько лет вместе путешествуем.

– Макс, я… – Алан зачем-то огляделся. – Списки уже укомплектованы.

– Время есть. Думаю, по просьбе младшего советника для тебя найдут местечко, – хмыкнул Максим.

– Луиз? Но он же… погоди. – Алан пристально посмотрел на Максима. – Чего? Ты сейчас говоришь, что…

– Ага.

Алан в голос расхохотался и полез с объятиями.

Учись, как нужно реагировать, отец.

Ему было очень приятно.

– И ты молчал, бродяга хмурый? Когда, когда это случилось?

– Вчера, – посмеиваясь, ответил Максим, освобождаясь от цепких рук техника. – И пока это не официально, так что помалкивай.

– Само собой! – Алан всё никак не мог успокоиться, как будто это его назначили в Совет. Может, и Максиму стоило так реагировать? – Нет, ну подумать только, ты – и в Совете! Совершенно не представляю тебя в мантии, Макс.

Реакция Алана послужила катализатором, и к Максиму только сейчас начинало приходить понимание той ответственности, что возложила на него Госпожа Председатель. Максим тоже не представлял себя в этой роли. Он не обладал управленческими талантами Луиза Жевалье, Гало Дрейка или Нори Сато, он не был гением, как Алексей Крюков или Лу Альтера, и даже его взгляд на Редим был таким же, как у девяти десятых человечества, в отличии от Рэя Суокила. Единственное, в чём, как считал Максим, он состоялся на все сто – это в роли капитана корабля. Капитанов в Совет Вечности ещё не приглашали, но это и не нужно. Их задача – бороздить космос и совершать открытия, а не руководить.

– Думаешь, чёрный с золотом мне не к лицу? – отшутился Максим после паузы.

– Нет, – серьёзно ответил Алан. – Думаю, ты отлично справишься.

– Тогда летим. Венлинг не может, она «невылетная». А мне нужен человек, на которого я смогу положиться, как на себя.

Максим решил не упоминать о том, что Орлана сказала держать Алана рядом – он мог неправильно это истолковать. Хотя Максим и сам не знал, почему Госпожа Председатель упомянула об этом.

Алан задумался.

– Да чёрт с тобой, бродяга! – воскликнул он. – Летим!

Глава 23

1-й земной год Экспедиции

Вскоре после прибытия на орбиту Редима Максим, по совету Луиза Жевалье, начал вести дневник. Советники, что отправились в первой волне, Луиз и Рэй, были в курсе той миссии, что возлагалась на Максима в Экспедиции, и убедили его, что ведение ежедневника, а точнее, «ежегодника», плодотворно скажется на наблюдениях. Рэй Суокил также посоветовал пропускать записанные мысли через фильтры. Больше всего Максиму понравился новеллизатор. Программа превращала разрозненные лоскуты фраз и замечаний в стройную ткань почти художественной литературы. Время от времени он с удовольствием перечитывал отдельные, особенно удавшиеся куски. Складывалось приятное ощущение, что страницы текста были набраны духовным братом-близнецом Максима. Когда он сказал об этом Рэю, тот ответил, что такой же эффект достигается после возврата к давно написанному тексту для редактуры. Некоторые писатели, в том числе и он, любят это чувство больше всего в профессии.

Пока Максиму было особо нечего записывать. Несколько орбитальных станций перекочевали с орбиты Земли на орбиту Редима, но такого малого количества было недостаточно для будущего размещения миллионов исследователей и инженеров, и сейчас шёл процесс космической застройки.

Поэтому Максим решил дополнить дневник более ранними записями и начал с окончания первой экспедиции. Саму «разведку» он не записывал – по ней был составлен подробный доклад. Максим сосредоточился на других вещах – долгожданном прибытии на Землю, знакомстве с Венлинг, Совете, на котором решилась дальнейшая судьба человечества, и начале повторной экспедиции к Редиму. Церемония отбытия была помпезной, но Максим её почти не запомнил. Он считал несколько несправедливым, что торжество проводилось, по сути, лишь для руководящего состава, тогда как основная масса людей ожидала на орбите Плутона.

Эти главы он пометил грифом По желанию. Возможно, кого-то они заинтересуют, если же нет – можно без зазрения совести пропустить. Когда с этим было покончено, Максим отправил копию дневника на Землю, Госпоже Орлане.

А через несколько лет строительство завершилось, и закипела полноценная работа по изучению чужого мира.

10-й земной год Экспедиции

Максим сидел в своей комнате и просматривал доклад исследователей поля Редима. Именно просматривал, читать текст целиком смысла было мало – познания Максима в физике полей ограничивались стандартным теоретическим курсом. Он пропускал куски, пестрящие формулами и математическими выкладками: Алан разберётся в этом гораздо лучше и, если там будут важные детали, сообщит. Максим сконцентрировал внимание на комментариях и заключениях, присутствующих в конце каждого пункта.

…попытки дешифровки излучения внешнего слоя поля не увенчались успехом. Профессор Вэйнард считает, что продолжать бессмысленно, и я с ним согласен. Мы никогда не сталкивались с подобными структурами планетарного масштаба, и, даже если мы бросим на решение данной задачи все наши вычислительные мощности, этого не хватит. А возможно, излучение не несёт в себе никакой полезной информации. Хотя, должен признать, в излучении поля прослеживается система – волны уходят в пространство со строгой периодичностью в 3,3 секунды. Именно этот факт заставил предположить наличие разумной технологической деятельности.

Далее шла информация о неоднородности поля. Максим по диагонали пробежал эту часть – о том, что сфера неоднородна и имеет проколы на полюсах, Максим сообщал ещё на Земле. Но один момент его заинтересовал:

…телепортационный луч снаружи также не проникает сквозь поле, свободно отражаясь от него под углами от 40 до 68 градусов. Советую прекратить эксперименты в связи с последним происшествием: подопытный объект (климатический генератор модели 3с), следуя в отражённом телепортационном луче, материализовался на восьмой станции, в кабинете профессора Синеры. Хорошо, что последний в это время находился на Редиме. Рекомендации – продолжать использовать прокол в области Южного полюса для высадки исследователей и техники.

Интересно, что обратная телепортация с планеты была возможна, и причина этого оставалась невыясненной.

Максим дочитал доклад и задумался. Поле Редима по-прежнему вело себя пассивно, не реагируя ни на какие опыты. Проблема была в том, что опыты давали не понимание полученных результатов, а лишь голые ответы на поставленные вопросы. Можно ли проникнуть на планету через полюс? – Да. – Можно ли проникнуть на планету другим путём? – Нет. – Почему? – Потому что.

…внутреннее излучение поля играет большую роль в жизни редимеров. Поскольку планета покрыта густым слоем облаков – как водяного пара, так и ионных, – свет звезды Тау Глиссе не может обеспечить приемлемые условия для развития сложных организмов. Однако мы видим обратную картину. Достигается это как раз за счёт внутреннего излучения поля, обеспечивающего оптимальные температурные и оптические условия, а также смену дня и ночи.

Заметка. Хоть это и не наша с профессором Вейнардом область, нам кажется, что именно из-за того, что редимеры никогда не видели звёздного неба, у них и отсутствует тяга к космосу. Но, конечно, причины могут быть и в другом.

Докладчик, очевидно, ещё ни разу не был на самой поверхности, иначе не утруждал бы себя написанием подобной чуши. Максим хорошо помнил это ощущение, когда ходил по Редиму, – ему каждый раз приходилось прикладывать усилие, чтобы смотреть вверх. Звёзды, планеты, глубины космоса – всё это казалось настолько далёким, настолько утопало в прошлом, что Максим уверился – родись он на этой планете, никогда не задался бы вопросом «а что там, наверху?».

Максим открыл рапорт другой аналитической группы. Их исследования касались взаимодействия редимеров и поля. Здесь уже было гораздо меньше формул, а манера письма была чуть проще.

…факт, что некоторые редимеры (по предварительным данным, около двух-трёх процентов) могут использовать энергию поля для действий, которые в развлекательной литературе и кинематографе классифицируются как «магия», «экстрасенсорика», или, из более позднего, «суперспособности» или «псионика». Данные индивиды, по всей видимости, обладают повышенной чувствительностью, что позволяет на более глубоком уровне контактировать с полем. Характер этих взаимодействий идентичен фону, предваряющему смерть каждого редимера.

Вот она, древняя мечта человечества о чудесах. Когда Максим был совсем маленьким, он увлекался этой темой. После каждой прочитанной книги или просмотренного фильма Максим своим детским воображением представлял, как с отрядом супергероев борется со злом и несправедливостью в мире, взмахом руки испепеляя врагов и исцеляя союзников. Тогда он ещё верил, что такое возможно. И вот теперь давняя мечта исполнялась на его глазах, правда, не людьми.

Теперь что касается феномена «фона». Назначение данного процесса остаётся неизвестным, так же как его механизм и то, кто является первоисточником: редимер или же поле. Профессор Гараев и я склоняемся ко второму варианту, но это лишь предположение. Сложность выстраивания сколь-нибудь рабочей гипотезы – в том, что, по нашему мнению, нарушается причинно-следственная связь. Простите мне мою поэтичность, но «сначала смерть, потом похороны». Здесь же, похоже, ситуация противоположна, поскольку ни одной смерти редимера предотвратить не удалось – даже если изолировать его от внешней среды, он умирает от остановки всех процессов жизнедеятельности. Более того, складывается ощущение, что индивиды в момент «фона» не могут умереть ни естественным путём, ни искусственным. Последнее, разумеется, мы не проверяли, но профессор Гараев настолько убеждён в своей правоте, что готов, при условии одобрения Совета Вечности, провести подобный эксперимент.

Резюмируя вышесказанное, предварительных гипотез две.

Первая. Поле существует в высших измерениях, как пространственных, так и временны́х. Вследствие этого поле может иметь доступ к параллельной реальности (или реальностям), не отличающейся от нашей ничем, кроме расположения на временно́й стреле на несколько дней позже.

Вторая. Поле оперирует тахионами, передавая информацию из будущего в прошлое. До сих пор эти частицы экспериментально не подтверждены, но, возможно, их удастся выявить здесь. Налицо нарушение закона причинности, и это может являться превосходным доказательством.

Рекомендую работать в обоих направлениях. Касательно взаимодействий поля и редимеров мне больше нечего добавить – по крайней мере, пока наши коллеги по исследованию физики поля не сообщат больше информации.

У Максима заболела голова. Обычная мигрень, не боль бессмертных. И ведь так почти в каждом докладе. Первые ссылаются на вторых, вторые – на третьих, а третьи не могут сказать ничего вразумительного, не получив данных от первых.

Максим встал, размял конечности и принялся шагами мерить комнату. Остановился у кофемашины, нажал несколько кнопок, и аппарат заурчал, извергая из себя ароматные струи кофе. Максим с кружкой горячего напитка подошёл к иллюминатору и взглянул на затянутую облаками планету, которая так не желала делиться своими тайнами.

Не так он представлял себе эту Экспедицию, совсем не так. Вместо чудесных открытий – нудный рутинный труд. Десять лет они торчали на орбите, делая редкие вылазки на сам Редим, а Максим был лишён и этой радости, читая нескончаемые рапорты и доклады. В отсутствие Госпожи Орланы и большей части Совета Вечности Максим вместе с Рэем Суокилом и Луизом Жевалье были ответственны за всё.

Компьютер пискнул, выводя входящие сообщения на экран.

Ещё доклады?

Максим вернулся за рабочий стол. Одно сообщение было от Венлинг. Ничего нового – она всё так же не могла перебороть иррациональный ужас перед космосом. Синие мерцающие буквы письма Венлинг словно сочились жалостью и извинениями. Максим с досадой хлопнул по столу, едва не расплескав кофе.

Чёрт возьми, Вен, ты мне так нужна! Насколько всё стало бы проще, будь ты рядом… дьявол бы побрал твой страх!

Конечно, он не собирался писать ответ в таком ключе. Максим задумался на минуту и начал диктовку:

– Вен, родная моя. Не переживай по этому поводу. Я всё понимаю. Не нужно каждый раз оправдываться. Просто… продолжай работай над этим, пожалуйста. Экспедиция затягивается, и… ты мне очень нужна. Жду тебя.

Больше чувств Максим выжать из себя пока был не способен. «Почтовая нора» открывается раз в три дня, при штатном режиме работы. Может, через неделю они поговорят более откровенно.

Второе сообщение прислала Госпожа Орлана. В нём она сообщала, что закончила необходимые дела на Земле и вместе с Советом планирует прибыть на орбиту Редима в течение шести, максимум девяти лет. Один из советников, Гало Дрейк, оставался на Земле в качестве управленца.

Максим облегчённо вздохнул – ждать не так уж и долго. Скоро Госпожа Председатель возьмёт управленческие функции на себя, или хотя бы их часть. Всё-таки Максим не совсем годился для подобной работы, чтобы там ни говорила глава Совета.

Он снова подошёл к иллюминатору. Вокруг Редима вращались три спутника, самый крупный – оранжевый Спекула – имел ретроградную орбиту. Когда закончится строительство орбитальных станций, именно на Спекуле развернут основной наблюдательный пункт.

Спекула. Созерцание. Наблюдение.

А внизу, между спутниками и планетой, на самой границе ближнекосмического вакуума покоилось таинственное поле, обволакивающее планету. Максим размеренно дышал, в который раз пытаясь понять, с чем же они столкнулись.

Что-то в недавно прочитанных докладах его зацепило. Максим задышал чаще. Потом прекратил дыхание. Возобновил в спокойном темпе. Включил на браслете секундомер, синхронизировав его с работающими лёгкими. Средний интервал между вдохами – три целых три десятых секунды.

Оно дышит, думал Максим. Оно живое, возможно, разумное.

Максима охватил озноб. Ему даже стало казаться, что он слышит дыхание гигантского существа: «сссссссссс…. эххххххххх», «сссссссссс…. эххххххххх».

Может ли такое быть?

Время покажет.

42-й земной год Экспедиции

– Похоже, у нас серьёзные проблемы, – мрачно сказала Госпожа Председатель.

Таким заявлением открылось восемнадцатое, внеплановое заседание Совета Вечности.

В качестве места проведения выбрали просторный зал не так давно отстроенной наблюдательной станции на Спекуле. Концентрические полуокружности сидений с помостом для советников в центре, тускло сияющий светом чужой звезды шар под потолком – интерьер походил на уменьшенную копию Этернала. Из единственного панорамного окна в правой части зала открывался вид на молочно-белый Редим и один из его спутников, лениво обегавший планету.

По обыкновению, в собрании принимали участие только члены Совета и ведущие учёные из различных областей науки. Максим сидел на месте, принадлежавшем когда-то Луизу Жевалье. Трагедия, которая случилась с французом и несколькими добровольцами, и послужила причиной сбора.

Около шести лет назад наконец было принято решение начинать сбор айона редимеров. Исследования физики поля не приносили новых плодов, и Совет сошёлся на том, что, раз видимого противодействия нет, нужно приступать к непосредственным задачам Экспедиции. По настоянию Рэя Суокила о массовом собирательстве речи не шло. Несколько сотен агентов, изменив внешность, внедрились в общество редимеров под видом ясновидящих. Учитывая процветающий в то время на Редиме культ шаманизма, мистификация прошла без проблем.

Задачей агентов было выходить на контакт с фонящими редимерами, заражать их нанобиотами и сообщать о неминуемой смерти. После чего умерших телепортировали на одну из множества орбитальных станций, где айон извлекался из тел.

Поскольку айон – нематериальная субстанция, опыты с ним могли проводить только живые люди и только на самих себе. Эксперименты нужны были ещё и потому, что айон редимеров несколько отличался от человеческого – нанобиоты-накопители гибли через несколько дней. Это сейчас, оглядываясь назад, Максим понимал, что люди просто-напросто поторопились, проигнорировав тревожный звонок. Они лишь изменили конструкцию нанобиотов под организм редимеров, и проблема, казалось, была решена – со следующими партиями всё было в порядке.

Цель эксперимента заключалась в том, чтобы прожить на одном только редимерском айоне, не используя человеческий. Никто особо не горел желанием превращаться в лабораторную крысу, и тогда Луиз, желая проиллюстрировать необходимость собственным примером, вызвался на эксперимент. Поступок, достойный уважения. Его ход сработал, и было отобрано ещё пятеро учёных. Наблюдения за подопытными предполагалось проводить в течение нескольких лет. Именно это и позволило избежать бо́льших жертв.

Поначалу тестирование шло великолепно. Редимерский айон полностью подавлял боль на протяжении месяцев. Но позже боль вернулась. Более того – она усилилась, и переход на человеческий айон не помогал. Приступы повторялись всё чаще и чаще, пока один из добровольцев не скончался. Остальных подопытных, в том числе и Луиза Жевалье, в спешке уложили в анабиозные камеры.

Максим оглядел зал – присутствующие молчали, осознавая, с какой проблемой столкнулись. Угроза нависла над самой сутью Экспедиции – мечта обессилевшего человечества умирала на глазах. Не говоря уже о том, что почти полвека подготовки могли кануть в Лету.

– Господа, – сказала Орлана. – Произошло несчастье. Пятеро наших коллег находятся в критическом состоянии. У кого-нибудь есть мысли, почему это произошло? Как мы могли допустить такой исход?

Молчание становилось невыносимым. Воздух словно затянуло тягучей нугой отчаяния. Максим впервые видел Главу Совета в такой… растерянности? С Орланы будто смыло все омолаживающие процедуры, которые она недавно всё-таки решила пройти, и в неярком свете её лицо было покрыто густой сетью морщин.

Старший советник Алексей Крюков откашлялся и решительно встал:

– Госпожа Председатель, позвольте мне попробовать объяснить возможные причины.

Орлана кивнула. Алексей вышел чуть вперёд. Этот невысокий, щуплый мужчина был живой легендой – именно он разработал и внедрил концепцию айона и способ его извлечения. Споры о его методе решения проблемы бессмертия не утихали целое столетие. Конечно же, столь сильное давление со стороны общества оставило на Алексее отпечаток, особенно после того, как грянули последствия – советник полностью прервал публичную жизнь, превратившись в затворника, и появлялся только на заседаниях Совета. Чем он занимался в остальное время, знала, наверное, только Орлана.

Крюков вновь прокашлялся и заговорил:

– Я не очень люблю длинные речи, поэтому постараюсь быть кратким. Как вы знаете, айон в своей основе имеет психическую природу. Мнения, чем же на самом деле он является, разнятся, но в одном многие учёные и мыслители сходятся – айон несёт в себе отпечаток личности человека. Это доказывается эффектом «отголоска»: в чрезвычайно редких ситуациях потребитель может уловить воспоминания, ему не принадлежащие. Эти случаи единичны – потребители зачастую не обращают на них внимания, принимая за обрывки сновидений. Некоторые из вас, возможно, даже не слышали об этом явлении. Но два «отголоска» задокументированы и подтверждены.

Алексей перевёл дыхание. Не будучи по природе оратором, он действительно почти не выступал с речами, предпочитая слушать. Учёные и советники терпеливо ждали продолжения. Он снова заговорил:

– Редимеры, как бы они ни были физически похожи на нас, очевидно, довольно сильно отличаются в ментальном плане. В связи с этим у меня два предположения. Первое – именно то, что я сказал: мы слишком разные. Отсутствие тяги к звёздам, института семьи, монотеистической религии (на этом этапе развития человечества она сыграла важную роль в развитии) – продолжать список можно долго. Второе предположение перекликается с первым – редимеры находятся на более… низком уровне по сравнению с нами. Менталитет человека пятнадцатого века очень сильно отличается от современного, даже в рамках одной цивилизации. Что уж говорить о совершенно другой расе. Если мы сумеем нивелировать эту несхожесть, я уверен, проблема ядовитого айона решится сама собой.

Советник Крюков сел, и по залу пронёсся вихрь обсуждений. Максим слегка нагнулся вперёд и посмотрел на Алексея – тот, покачиваясь в кресле, задумчиво уставился на подол свой чёрной с золотом мантии.

Звонким хлопком ладоней Госпожа Председатель угомонила расшумевшийся зал.

– Господа! Ситуация исключительная, но я прошу вас соблюдать порядок. Алексей, спасибо за ваши мысли. Следующий вопрос – у нас есть возможность в кратчайшие сроки подтвердить или опровергнуть гипотезу старшего советника?

– Это звучит логично! – Один из учёных с горящими глазами вскочил с места – идея его захватила. Наткнувшись на взгляд Орланы, он спохватился и представился:

– Профессор Боул, Госпожа Председатель. Так вот, это логично. Больше того, скажу, предвосхищая возможный вопрос, что физиологическое отличие редимеров от нас не является существенно важным. Я убеждён, что роль культуры в формировании сознания и личности гораздо важнее, чем генетика. К примеру, человек, слушая музыку или читая произведение, не обращает внимания на то, к какой расе принадлежит автор или как он выглядит. Ну, то есть, он может заинтересоваться, но это не является первостепенным фактором. Главенствуют идеи, вложенные в произведение. Или, когда создаётся семья, её элементам важнее идейное единение, схожесть культурных шаблонов мышления, нежели физические параметры. Да, когда-то это было не так, но мы давно ушли от этой модели общества. Поэтому я согласен со старшим советником Крюковым – нам необходимо двигаться в этом направлении. Думаю, достаточно будет смешаться с обществом редимеров и научить их нашей культуре, попутно занимаясь прогрессорством. И через несколько веков мы достигнем нужного результата.

– Благодарю, профессор Боул, – сказала Орлана. Тот просто кивнул и сел. – Но несколько веков… я боюсь, что наших запасов айона может не хватить. Не сложится ли такая ситуация, что редимерский айон будет неподходящего качества, тогда как наши запасы кончатся? Работать на синтетическом айоне во сто крат тяжелее. Особенно нелегко придётся тем, кто отправится на Редим.

– Нужно учесть несколько факторов. – Старший советник Лу Альтера, чей математический гений изобрёл способ удержания червоточин в заданных размерах, даже не встал с места. Он говорил медленно, что-то подсчитывая в уме, и очень тихо, поэтому все в зале смолкли, прислушиваясь. – Первое. Поток настоящего айона с Земли иссякает и, возможно, скоро прекратится вовсе. Люди повсеместно ложатся в анабиоз, отдавая все запасы Экспедиции, но есть другая сторона медали – айону больше неоткуда взяться. Три четверти населения уже заснуло.

Второе. Темпы исследований замедляются пропорционально количеству учёных в Экспедиции, прошедших «столетний рубеж». Заменить их более молодым поколением не представляется возможным – это будет огромный шаг назад, даже с учётом передачи всех разработок и теорий. Приходится корректировать сроки и работать по сменам. Чем дальше, тем меньше человек могут бодрствовать одновременно.

В свете вышесказанного и беря во внимание скорость потребления айона… – Лу замолк на минуту, прикрыв глаза, и вынес вердикт:

– По самым оптимистичным прогнозам, у нас в запасе сто восемьдесят, максимум двести лет до того, как обозначенная Госпожой Председателем проблема превратится в угрозу Экспедиции.

– Двести лет… – Орлана задумалась. – Есть идеи, как можно ускорить процесс «очеловечивания»?

Спустя несколько секунд тишины с дальнего ряда нерешительно поднялся один из учёных. Его голограмма тут же появилась между помостом советников и остальными участниками собрания.

– Профессор Лейрд, Госпожа Председатель, – высоким голосом произнёс мужчина. Огромные глаза смотрели на Орлану с большим почтением, впрочем, как и все в зале.

– Мы слушаем вас, профессор Лейрд.

– Да… хорошо… для ясности – я занимаюсь областями человеческого поведения, как индивида, так и общества. Среди моих основных специализаций, помимо психологии и социологии, истории и культурологии, присутствует менее популярная наука – меметика.

В зале зашептались. Один из учёных рядом с Лейрдом хохотнул:

– Вы сейчас серьёзно, коллега?

Лейрд быстро обернулся к говорившему:

– Профессор Каймура, вы специалист в этой области?

– Нет, но…

– А в какой, позвольте спросить?

– Экспериментальная физика.

– Тогда, возможно, вам стоит пойти и столкнуть пару протонов? Или всё-таки выслушаете то, что я собираюсь сказать?

Каймура поднял руки в примирительном жесте, но ничего не ответил.

– Профессор Лейрд, объясните чуть подробнее, пожалуйста, – сказала Орлана.

– Конечно, Госпожа Председатель. Реакция моего коллеги вызвана тем, что меметика долго считалась псевдонаукой, даже в наши дни. Но времена меняются, профессор Каймура. – Лейрд с неприязнью посмотрел на него. – Итак, начну с азов. Мем – это единица культурной информации. Фактически, мемом является любая элементарная идея. Ярким примером можно назвать религию. Понятия загробной жизни, молитвы, тех или иных обрядов – это всё мемы. Объединяясь в группу, они образуют собой мемплекс. То есть религия – это мемплекс. Любой политический строй – мемплекс. Музыка – это мемплекс, состоящий из мелодий и стихов. И так далее.

Суть мема подобна вирусу. Сами по себе они ничего не представляют, для деятельности мемам нужен носитель, разум человека. Мемы копируют сами себя, распространяясь в культурной среде от одного носителя к другому посредством слов и произведений искусства. Мемы самореплицируются, мутируют, проходят естественный и искусственный отбор. Так и происходит эволюция культуры.

– Мы поняли общую идею, профессор Лейрд, – произнесла Орлана. – Поясните, к чему вы клоните.

– Ещё одно, Госпожа Председатель, – торопливо сказал Лейрд. – Одной из основных проблем, почему меметика долгое время считалась ненаучной, является то, что, в отличие от генов, – а именно эту аналогию приводил Докинз¹¹ – у мемов нет физического носителя, подобного ДНК. В мемах негде кодировать информацию. Но, как мне кажется, физический носитель и не нужен – само сознание прекрасно подходит на эту роль… Да, старший советник Рэй?

Рэй Суокил, поднявший руку, заговорил:

– Поправьте меня, если я неверно истолковал вашу мысль, профессор Лейрд. Вы с помощью мемов хотите привить редимерам человеческую культуру?

– Совершенно верно, – кивнул Лейрд.

– Вам самому не претит мысль о том, что таким образом вы уничтожите самобытность внеземной цивилизации?

Лейрд после короткой паузы сказал:

– Моя жена сейчас лежит в анабиозе, господин советник, на Земле. Доступа к настоящему айону у нас не было, и она легла в гибернацию с просьбой пробудить её лишь тогда, когда будет найден выход. И таких как она – миллиарды. Да, мне противно от того, что мы собираемся сделать, но больше я боюсь за человечество. И к слову, старший советник Рэй, – меметизация не работает путём полного искоренения самобытности. Как я уже говорил, мемы мутируют, видоизменяются в соответствии с менталитетом носителя. На выходе мы получим оригинальную культуру, но похожую на человеческую, добившись того же эффекта, что очертил профессор Боул, но за более короткий срок.

Рэй откинулся в кресле:

– Хорошо, мне понятна ваша позиция. Объясните, как вы собираетесь это сделать?

– Да, старший советник Рэй. – Лейрд утёр вспотевший вдруг лоб. – Моя идея заключается в использовании нанобиотов. Мы переконструируем их противоположным образом, так, чтобы сознание ботов транслировало закодированную информацию. Распространив их по всему Редиму, мы подстегнём культурное развитие в нужном нам направлении. Причём достаточно будет обработать только текущее поколение, а дальше включится механизм вертикальной передачи мемов, от поколения к поколению. Но также необходимо поддерживать горизонтальный механизм, и для этого прекрасно подойдёт идея, предложенная профессором Боулом. Мы должны быть среди редимеров, обучать их нашей культуре и истории, непрерывно поддерживая процесс меметизации. Сплавив эти направления воедино, мы добьёмся решения тех двух проблем, что озвучил старший советник Крюков, и избежим длительного процесса естественного роста общества, сократив его как минимум вдвое. Конечно, это всего лишь предварительные мысли, точнее можно будет сказать после ряда экспериментов.

– Выращивание свиньи на убой, – тихо произнёс Рэй, но услышали его только Максим и ближайшие советники.

Орлана проигнорировала реплику и спросила:

– Профессор Лейрд, что вам понадобится для экспериментов?

– Помощь старшего советника Крюкова и несколько сотен подопытных из числа редимеров.

Алексей кивнул.

– Время?

– Не меньше двух лет, Госпожа Председатель. Работы в этом направлении ранее уже велись, но с учётом специфики…

– Я поняла вас, профессор, – мягко прервала его Орлана. – Господа советники, есть возражения?

Рэй Суокил вновь поднял руку.

– Да?

– Госпожа Председатель, я бы хотел принять участие в этом проекте в качестве куратора. Когда-то я плотно занимался вопросами различных видов контактов космических цивилизаций, и даже написал несколько книг, где поднималась эта проблема. Возможно, мой опыт позволит избежать многих ошибок.

– Принимается, – сказала Орлана. – Я читала ваши книги, они хороши.

– Благодарю. – Рэй с улыбкой склонил голову.

– Кто-то ещё желает высказаться? Возражения, альтернативы?

Тишина.

– Хорошо. Профессор Лейрд, приступайте к экспериментам.

51-й земной год Экспедиции

Максим, задрав голову, наслаждался воздухом чужого мира. В атмосфере содержание кислорода было выше, чем на Земле, и дышалось здесь легче. Да и вообще, Максим чувствовал себя замечательно, впервые за долгое время ступив на поверхность Редима. Вверху плыли густые, светящиеся облака, закручиваясь причудливыми узорами. По правому краю луга, где стоял Максим, росли высокие деревья. Шелест ветра в их красноватых кронах звучал успокаивающе, а мелодичное пение невидимой птицы добавляло весёлых нот в симфонию природы.

По левую сторону, у самого горизонта, тянулся горный хребет. Вершины каменных великанов, заляпанные снежной краской, вдруг начали множиться сами собой, расплываясь перед глазами. Максим с удивлением замотал головой и пальцем смахнул слезинки. Ему было очень хорошо. Хотелось остаться тут навсегда, забыть обо всём. Дождаться Венлинг, обустроить уютное гнёздышко и заниматься… ничем. Погрузиться внутрь себя, предпочесть микрокосм макрокосму.

Резкий порыв ветра маленьким смерчем закружил пух и опавшие листья. Одна пушинка скользнула в ноздрю, и Максим чихнул, возвращаясь к реальности. Над головой уродливым пятном бесшумно пролетел беспилотный гравикар, приземлившись в нескольких метрах спереди. Упругую траву безжалостно смяли жёсткие опоры. Пора возвращаться – месячный отпуск закончился. Но так хотелось остаться!

Максим вздохнул и пошёл к гравикару. Можно было воспользоваться телепортом, но он предпочитал полёт, когда это было возможно.

Не дойдя до машины пару шагов, Максим периферическим зрением заметил за деревьями движение. Остановившись, он пригляделся и увидел человеческую фигуру. Точнее, совсем не человеческую. Спустя минуту на поляну вышел редимер и широко открытыми глазами уставился на пришельца.

Регламент в таких ситуациях приписывал обработать аборигена лучом амнезиака, стерев воспоминания о контакте, и немедленно покинуть место встречи. Поскольку амнезия, даже краткосрочная, негативно воздействовала на психику редимеров, контактов до начала меметизации советовалось не допускать вовсе. Но если контакт всё же произошёл…

Максим поднял руку с браслетом… и тут же опустил. Во взгляде редимера не было страха, только любопытство. Максим махнул ему рукой: иди сюда! Мужчина осторожным, но твёрдым шагом двинулся через поле.

Это был типичный, можно сказать, эталонный представитель расы редимеров: высокий, стройный, с мощными предплечьями, со слегка удлинённым черепом; вместо просторной мантии он был одет в подобие кожаного доспеха, а за широкой спиной виднелась рукоять топора. Скорее всего, он был охотником или лесорубом, либо и тем и другим.

Мужчина остановился неподалёку от Максима, скрестил руки на груди и чуть наклонился вперёд. Максим повторил жест и заговорил первым:

– Приветствую тебя. – Благодаря лингвистическому программированию он в совершенстве владел языком этой части материка.

– Прими и моё приветствие, – ответил мужчина. Его чёрные глаза неотрывно следили за обстановкой вокруг.

Максим кивнул.

– Как твоё имя?

– Кросстиан Хьёрди. Так звали моего прадеда, деда, отца, так зовут моего сына и будут звать его отпрысков-мужчин. Могу я услышать твоё имя?

– Макссим. – Двойная согласная, обозначающее мужское начало, вырвалась сама собой.

– Хорошее имя, – одобрил мужчина. – В языке лока есть похожее слово, оно означает «тот, кто смотрит». Ты не оттуда?

– Я не могу тебе сказать, откуда я, извини меня.

Кросстиан кивнул, принимая право гостя.

– А твоё второе имя?

– Этого я тоже не могу сказать.

Абориген нахмурился. Указал рукой на гравикар:

– Это твоя повозка?

– Да.

– Почему она не запряжена? И где у неё колёса?

– Она в этом не нуждается.

Глаза Кросстиана сузились:

– Ты шаман?

– Можно и так сказать, – улыбнувшись, ответил Максим.

– Докажи, – потребовал Кросстиан.

Максим на миг задумался и достал из кармана цилиндр размером с указательный палец. Спрятав его в кулаке от взгляда редимера, который внимательно следил за действиями чужака, он включил фонарик и направил луч на ладонь. Яркое пятно света слегка подрагивало на коже. Кросстиан завороженно подошёл ближе, протянул руку, поместив её между лучом и ладонью Максима, и тут же отдёрнул.

– Тепло! – воскликнул Кросстиан, с тревогой рассматривая кисть.

– Не волнуйся. Это не опасно, если не направлять свет в глаза, – сказал Максим.

– Ты умеешь создавать свет?

Максим показал ему фонарик:

– С помощью вот этой вещи.

– Ты поместил свои силы туда? – Кросстиан наклонился, рассматривая цилиндр. Редимер был словно дитя, которому показали красивую безделушку. Да он и был ребёнком по сравнению с Максимом, уже разменивающим третий век бессмертной жизни. Щемящее чувство жалости поселилось в груди. Он протянул фонарик Кросстиану:

– Да. Держи. Он будет работать и в твоих руках, освещая путь в тёмное время. Правда, мои силы небесконечны. – Максим прикинул, на сколько хватит заряда при активном пользовании, перевёл в редимерские года и добавил:

– Хватит на декаду, может быть, больше.

Кросстиан почтительно принял фонарик из его рук. Так, впервые в истории Редима, произошла передача людьми высоких технологий.

– Благодарю тебя, Макссим. А как я могу создать свет?

Максим объяснил, как включается фонарик. Кросстиан направил луч себе под ноги, и едва заметное пятно заплясало на траве. Улыбка заиграла на лице мужчины.

– Кросстиан, ты должен поклясться мне, что никому – я имею в виду, вообще никому – не расскажешь ни о нашей встрече, ни о зажигателе света. – Максим шёл на риск, но почему-то считал, что так будет правильно. Ему был симпатичен этот редимер, так быстро принявший совершенно новое. По-человечески симпатичен. – Если кто-то увидит, что ты пользуешься этими силами, неприятности могут возникнуть у нас обоих. Если кто-то спросит, откуда у тебя эта вещь, говори, что нашёл. Понимаешь?

– Я понимаю, Макссим, – серьёзно ответил Кросстиан. – Клянусь, что забуду о нашей встрече до самого ухода на ту сторону.

– Надеюсь на твою клятву.

Подул прохладный ветер, принеся с собой благоухание фруктовых деревьев. Максим вдохнул полной грудью: запах пьянил и кружил голову, как лёгкое вино. Кросстиан же, напротив, начал беспокойно озираться:

– Мне нужно идти. Ветер крепчает, скоро будет буря.

– Далеко твой дом? – Максим поёжился, но не от ветра: слова Кросстиана походили на зловещее пророчество.

– Если я отправлюсь в путь сейчас, то успею добраться до деревни, пока буря не началась.

– Хорошо. Мне тоже пора, Кросстиан. – Максим скрестил руки и поклонился, редимер отзеркалил движение. – Был рад встретить тебя.

– Был рад встретить тебя, Макссим. Я буду следовать клятве.

– Благодарю. Теперь иди и не оборачивайся.

* * *

Кросстиан кивнул и пошёл к деревьям. Подарок от этого странного чужеземца – а в том, что Макссим прибыл издалека, возможно, даже из Локана, Кросстиан не сомневался, – был хорош. Ему хотелось, чтобы темнота наступила скорее, и тогда он сможет испытать зажигатель света получше.

У самой кромки леса он всё же обернулся, но шамана-иноземца уже не было, как и его повозки.

56-й земной год Экспедиции

Очередной отпуск подошёл к концу.

Максим мчался над Редимом с включённым режимом маскировки гравикара. Внизу простирались пасторальные пейзажи в миниатюре – с такой высоты деревеньки и города казались совсем крошечными. И прямо сейчас там уже тлел фитиль культурной революции.

Меметическая программа принесла плоды лишь через пять лет после утверждения. Чуть менее тысячи редимеров, изолированных от общества в глухой деревне, были подвергнуты обработке модифицированными нанобиотами, содержащими в себе информацию о ключевых понятиях человеческой культуры и социума. Удалось добиться того, что стандартные нанобиоты могли удерживать в себе айон «очеловеченных» редимеров, не погибая при этом. Качество, правда, оставалось на неудовлетворительном уровне – такой айон был даже хуже фабричного, получаемого от синтеков. Но этот айон уже не убивал потребителя. Направление оказалось верным, и этот недостаток надеялись исправить, перенеся общество Редима в цифровую эру.

Поскольку существовала одна фундаментальная проблема – отторжение редимеров от понятия космоса, – которая не поддавалась меметизации, приняли решение направлять прогресс в сторону саморазвития личности. Была создана теоретическая модель упрощённого постиндустриального сообщества. По прогнозам, на достижение этой эпохи потребовалось бы не менее двухсот лет. Лишь тогда можно было приступать к массовому сбору айона. Как дань традиции культа старших, процветавшего на Редиме в момент вмешательства людей, начались разработки проекта «Старик».

Под гравикаром теперь пролегала снежная равнина – Максим летел над полюсом. Под поверхностью вечных льдов уже начинали закладывать фундамент будущей базы человечества. Отсюда начнётся экспансия в мир редимеров.

Достигнув точки «прокола» поля, Максим взмыл вверх, набирая первую космическую скорость. На бортовом компьютере замигал вызов – Госпожа Председатель хотела видеть Максима. Он вздохнул – работа началась, не успел он вернуться.

Максим развернул гравикар к оранжевой Спекуле.

* * *

Личный кабинет Орланы на одном из спутников Редима походил на земной: тот же интерьер, книжные стеллажи, массивный стол с деревянной поверхностью. На нём даже стояли две тарелки с фруктами и два стакана воды – всё было в точности так же, как и в их встречу полвека назад, за исключением того, что за окнами светила Тау Глиссе.

Госпожа Председатель не стала лично встречать Максима. Двери распахнулись сами собой, и он увидел Орлану за рабочим столом.

– Здравствуй, Максим, – поприветствовала его женщина, не поднимая головы. – Прошу, присаживайся. Как твой отпуск?

– Благодарю, Госпожа Орлана, – ответил Максим, садясь в мягкое кресло. – Отпуск прошёл замечательно. Месяц в экологически чистой обстановке, в глухом уголке чужого мира – это то, что мне было нужно.

– Я очень рада. – Женщина посмотрела на него. – Максим, не буду ходить вокруг да около. Луиз Жевалье и те четверо учёных, что принимали чистый редимерский айон, скончались.

Максим молчал, оглушённый неожиданной новостью. Через некоторое время дар речи вернулся:

– Но… Госпожа Орлана, они ведь были в анабиозе. Как такое могло произойти?

– Мы пока не выяснили. Они просто… – Госпожа Председатель развела руками, – умерли. Остановка всех жизненных процессов.

– Похоже на то, как умирает фонящий редимер при условии изоляции, – заметил Максим. – Возможно ли такое, что употребление редимерского айона каким-то образом связало Луиза и остальных… с полем?

– Есть и такая гипотеза, да. Но проверить это мы не сможем – изначально никому в голову не могло прийти следить за появлением фона у людей. А желающих повторить эксперимент, как ты понимаешь, нет.

– Но с теми, кто принимал айон «очеловеченных» редимеров, никаких проблем нет?

– К счастью, пока да. Естественно, за ними будут тщательно наблюдать. Пока все опыты с людьми и айоном приостановлены.

– Разумно, – согласился Максим.

– На этом плохие новости заканчиваются. – Орлана тяжело вздохнула. – Теперь перейдём к тому, зачем я тебя позвала. Это связано с произошедшим и с тем фактом, что теперь ты член Совета. Тебе нужно об этом знать. Предупреждаю, речь пойдёт о странных вещах, но всё, о чём я тебе поведаю, является правдой. Так что, как бы невероятно это ни звучало, постарайся отбросить скептицизм. Также запрещается обсуждать это с кем-либо, кроме членов Совета. Ясно?

Максим кивнул, приготовившись слушать. Он чувствовал себя в шкуре редимера Кросстиана, которого пять лет назад попросил о схожей услуге. Госпожа Председатель сцепила руки в замок:

– Рассказ будет долгим. Я хочу поговорить о бессмертии и тех последствиях, которые оно принесло человечеству. Ты знаешь о них только из истории, Максим, а я пережила их лично. Сначала эйфория – сбылась давняя мечта человека. Затем непонимание – всё оказалось не столь радужным. И наконец, страх, когда стало понятно, что от боли просто так не избавиться. Сегодняшним своим существованием человечество обязано лишь созданной концепции айона – если бы не она, миллиарды и миллиарды бессмертных лежали бы в вечном анабиозе, на попечении кучки своих смертных детей.

В поле обзора далёким крошечным диском появился один из малых спутников Редима – Крокус. Назвали его так из-за характерного шафранового отсвета. Орлана наблюдала за ним какое-то время, собираясь с мыслями. Наконец она заговорила:

– Недавние исследования о природе боли, что испытывают бессмертные, позволило несколько лучше понять её механизм. Я не специалист, поэтому объяснение упрощённое, но суть передаёт верно. Коллаборация учёных из Романовского университета обнаружила, что целая группа ритмов головного мозга отличается по частотам у бессмертных и тех, кто ещё не прошёл «столетний рубеж». Все ритмы связаны, так или иначе, с умственной нагрузкой или психическим напряжением. Предполагается, что именно это вызывает боль. Но вот причина нарушений этих ритмов пока не выяснена.

Ритмы пытались выровнять искусственно, и это помогало… на доли секунды, потом боль возвращалась. Очевидно, это борьба со следствием, а не с причиной. Пока нам известен только один способ лечения.

– Какой? – спросил Максим.

И через секунду сам же и ответил:

– Айон.

– Верно. Только айон «реанимирует» ритмы, и делает это стабильно долго. Кстати, теперь мы чуть лучше понимаем его природу. Совсем немного. Ты знаешь, что Крюков открыл айон совершенно случайно?

Максим помотал головой. Об этом он слышал впервые.

– Строго говоря, открытие принадлежит отцу Алексея, но общественности об этом знать не обязательно. Понимаешь, почему?

– Насколько я знаю, его отец умер. А живая легенда лучше мёртвой.

Госпожа Председатель кивнула:

– Да. Но Павел не просто умер – он совершил самоубийство. Постоянная боль его доконала. Он оставил предсмертную записку, в которой объяснял мотивы. Ещё в записке был описан последний эксперимент Павла. Он работал с нанобиотами и попытался записать на них свои воспоминания, эмоции… то есть ты понимаешь, Максим, что произошло, сколько случайностей слились воедино? Павел думал о смерти, в этот момент в нём содержались нанобиоты, которые вследствие эксперимента не погибли вместе с ним, а были помещены в контейнер. Но и это ещё не всё. Алексей тяжело перенёс смерть близкого человека и решил… – Госпожа Председатель грустно улыбнулась. – Прости меня, но это несколько… романтично, что ли. Алексей решил «вобрать» в себя, как он считал, сознание отца. Когда прошёл шок от исчезновения боли, Алексей разобрался в причинах, доработал концепцию – и вот мы имеем то, что имеем.

Максим внимательно слушал, поражённый рассказом. Оказывается, человечество сейчас существует лишь благодаря цепочке случайностей и духовного порыва скорбящего сына. Специально такое не придумали бы, наверное, до сих пор.

– Поэтому столь долгое время никто не понимал, что же такое айон. Мы научились его извлекать, но только сейчас начинаем понимать, что он такое, по крупицам собирая информацию. Согласно последним данным… не спрашивай меня, как это выяснили, я сама плохо представляю. Если интересно, поговори с Алексеем, он курирует этот проект. Так вот, айон – это чудовищный одномоментный всплеск эмоций. Это хорошо укладывается в концепцию «вечности в мгновении». Жизнь, прожитая за миг, вмещает в себе бездну эмоций. Если дать айон смертному человеку или ещё не прошедшему «столетний рубеж», он просто свихнётся от нахлынувшей волны чувств. У бессмертного же айон всего лишь нивелирует боль, возвращая ритмы к норме. Исследования связи ритмов с эмоциями уже ведутся, но пока безрезультатно.

Некоторые из учёных, кстати, склоняются к версии, что боль бессмертных и айон – явления совсем разной природы, хотя раньше считалось, что одно напрямую вытекает из другого. Я видела результаты экспериментов, которые должны это объяснять, но там сплошные формулы, а в них я не особо сильна. Получается интересная ситуация, на которую Крюков привёл следующую аналогию.

Представь, Максим, что ты находишься в тёмном трюме корабля. Морского судна. Ты не видишь ничего, кроме пятна света на одной из стен. В стене пробоина, из которой хлещет вода. Эта вода – твоя боль. В руках у тебя моток клейкой ленты – айон, – которая не очень-то подходит для устранения подобной поломки, но ты упорно, раз за разом, заклеиваешь пробоину. На какое-то время помогает, но потом вода срывает ленту. А где-то за конусом света, в темноте, есть все необходимые инструменты для починки. Но ты точно не знаешь, где именно, а если выйдешь за пределы света, то рискуешь потеряться и не успеть вернуться до того, как корабль потонет. Вот так.

Максима пробрало от мысли, что это действительно может оказаться правдой.

Крокус увеличился в размерах. Теперь он был похож на бильярдный шар. Госпожа Председатель выпила воды. Тон её голоса стал жёстче:

– Теперь перейдём к тому, о чём осведомлены только члены Совета и, возможно, некоторое количество людей, исследовавших вопрос самостоятельно.

– Госпожа Орлана, можно вопрос?

– Если ты хочешь знать, зачем я тебе это рассказываю…

– Нет, – впервые в жизни перебил её Максим. Орлана посмотрела на него с удивлением. – Я хочу знать, почему вы назначили меня советником. Я не считаю, что достоин этого звания, и если то, что вы говорите, могут знать только члены Совета Вечности, то…

– Этого мы тоже коснёмся, Максим. А пока слушай и больше не перебивай меня. Понятно?

– Понятно. Приношу свои извинения.

– Принято. – Госпожа Председатель снова сделала глоток. – Возвращаясь к последствиям. Главная проблема – синтетический айон. Да, Максим, мы считали его спасением, но вышло так же, как и с бессмертием, – последствия наступили не сразу.

В фабричном айоне – корень наших сегодняшних бед. Во-первых, именно благодаря ему человечество страдает от всевозможных психических расстройств. Эмоции синтеков – не настоящие, их жизни – тоже. Ни один бессмертный, потребляющий лишь натуральный айон, не страдает психическими заболеваниями. Таких крайне мало, но эти люди необходимы, и вот почему.

Вторая причина, почему айон синтеков плох, более пугающая. Человек, долгое время потребляющий его, глупеет. Я имею в виду буквально – со временем он станет идиотом. Даже после одного вдоха запускается процесс дегенерации. Если прекратить потребление такого айона, то процесс остановится, но после определённого порога – десятилетий употребления – он становится необратимым. Абсолютное же большинство бессмертных употребляет синтетический айон всю жизнь.

Госпожа Председатель взглянула на Максима:

– Довольно страшная картина вырисовывается, не так ли? Человечество в массе своей тупеет, но отказаться от фабричного айона не может. Перспективные люди, могущие в дальнейшем решить проблему бессмертия, превращаются в имбецилов либо ложатся в анабиоз. А те, кто пытается потратить всё отведённое им время на открытия, до того как мозг трансформируется в кисель, мучаются от психических болезней. Поэтому развитие цивилизации практически остановилось. Уже давно почти нет прорывов, сравнимых с бессмертием, нанобиотами и червоточинами. Нет, конечно, мы пытаемся находить умных людей, выдавая им гранты в виде обеспечения настоящим айоном, но ведь он не бесконечен! Так что в итоге над разгадкой и, в общем, над наукой работает очень узкий круг учёных, но рано или поздно, если выход не будет найден… бессмертные вымрут. На опустевшей Земле останутся только те, кто не принял бессмертия. И нет гарантии, что в конце своей короткой жизни они не соблазнятся вечностью, замкнув круг.

Максиму стало не по себе. Всего этого он не знал. Он вдруг вспомнил о Венлинг и о её психических расстройствах, хотя айон она ещё не принимала. Максим хотел сказать об этом, но подумал, что обычные проблемы психики никто не отменял.

Дождавшись паузы в речи Орланы, Максим спросил:

– Госпожа Председатель, но теперь мы нашли Редим. Это ли не решение?

– О да, – кивнула Орлана. – Редим оказался подарком. Такое совпадение кажется невероятным. Мы делаем на это ставку. Все запасы айона брошены на Экспедицию, и поэтому так важен успех. Провал означает гибель человечества – по крайней мере, того, каким мы его знаем сегодня.

– Но Рэй Суокил так не считает?

– Да. Он уверен, что мы недостаточно хорошо изучили айон, в чём я с ним согласна. Рэй убеждён, что сбор айона редимеров в дальнейшем приведёт к непредсказуемому исходу. И тогда всё запутается, станет ещё хуже. Я хочу, чтобы он ошибся, но… вспомни Луиза, – с горечью сказала Орлана. – В любом случае выбора у нас нет.

Госпожа Председатель встала и нервно зашагала вдоль стола.

– Всё это я рассказываю тебе, Максим, чтобы ты понимал, в какой мы находимся тяжёлой ситуации и какие решения мы вынуждены иногда принимать. Тебе как члену Совета нужно это знать.

Орлана замолкла, пристально глядя на Максима. Он гадал, к чему клонит женщина, и в один момент детали головоломки вдруг встали на свои места.

– «Добытчики», – прошептал Максим. – Это ваша инициатива.

– Не моя личная, – так же тихо ответила Госпожа Председатель. – Это решение всего Совета.

Глаза Максима заволокло туманом. Он вспомнил рассказ Алана: бомба, истерящие люди вокруг… ребёнок! Он резко встал, уперев ладони в стол. Орлана не шелохнулась.

– Вы с ума сошли?! – заорал Максим, прожигая её взглядом. – Вы хоть знаете, как «добытчики» это делают? Они… вы… Вы не гнушаетесь даже детьми!

– Дети не должны попадать под программу. Это был просчёт…

– Ах, программа? Просчёт?! – Он врезал кулаком по столу. Вода в стаканах пошла рябью. – Просчётом было ваше решение сделать меня советником. Я не хочу иметь ничего общего с вами!

Максим развернулся и успел сделать несколько шагов, прежде чем тихий голос Орланы остановил его:

– Максим, я тебя не отпускала. Сядь в кресло, сейчас же.

Что-то в её голосе заставило Максима повиноваться. Теперь они вновь сидели друг напротив друга.

Госпожа Председатель заговорила, и в её голосе звучала сталь:

– Громче всех о морали и этике кричат те, кому не приходится принимать сложных решений. Итак, во-первых. Больше ты не будешь повышать на меня голос. Это понятно?

– Да.

– Хорошо. – Лицо Орланы превратилось в маску. – Во-вторых, со знаниями, которыми ты теперь обладаешь, есть только два пути: в Совет либо в бессрочный анабиоз. Я не могу допустить утечки информации.

– Есть амнезиак. Обработайте меня.

– Амнезиак на тебя не подействует.

Что?

Максим выпрямился:

– Как это понимать?

– Узнаешь, если выберешь дорогу. Прямо сейчас. Подумай, я подожду.

Максим был в замешательстве. Почти вся его злость испарилась – тихий и спокойный тембр голоса Орланы действовал не хуже потока воды. И ещё то, что в глубине души Максим знал: женщина противна самой себе так же, как она сейчас была противна ему.

Удары сердца отсчитывали время. Ответ был очевиден, и Максим озвучил его:

– Совет.

– Не сомневалась, – холодно ответила Госпожа Председатель. – И в-третьих. Если «добытчики» прекратят существование, Экспедиция завершится через тридцать лет.

Последние «холодные капли» окончательно вернули Максиму способность трезво рассуждать.

– У нас настолько мало айона?

– К сожалению, – вздохнула Орлана, и лёд в её голосе треснул.

– Но Лу Альтера сказал… ладно, я понимаю, почему он так сказал, – спохватился Максим.

Орлана достала из ящика стола ингалятор и с каким-то надсадным хрипом вдохнула айон. Выражение нескрываемой брезгливости, появившееся в этот момент на лице женщины, почти обелило её в глазах Максима.

Госпожа Председатель с придыханием заговорила:

– Мы столкнулись с древней, но никогда не теряющей актуальности «проблемой вагонетки». Знаешь про неё?

– Что-то слышал. Название знакомое, но…

– Я расскажу. – Орлана швырнула ингалятор обратно в ящик. – Этот мысленный эксперимент был сформулирован ещё в двадцатом веке. В оригинальной формулировке мы имеем неконтролируемую вагонетку – это такой небольшой вагон, – несущуюся по рельсам. Возможности остановить её нет, только повернуть. Прямо – пятеро человек, привязанных на железнодорожных путях. Если ничего не делать, вагонетка задавит их. Но на другом пути, запасном, привязан всего один человек. Если свернуть, погибнет только он. Как поступить?

– Очевидно, что нужно повернуть, – не задумываясь, сказал Максим.

– Для тебя это очевидно, для меня тоже. Но некоторые – меньшинство – предпочли ничего не делать, потому что в случае поворота, по их мнению, они становились причастными к смерти, а в случае их бездействия смерть наступала в результате стечения обстоятельств. Более того, один из вариантов задачи поставлен так, что вместо поворота тебе нужно столкнуть человека под колёса. В этом варианте задачи ещё больше людей выбирало ничего не делать.

– Это бессмысленно и неправильно. Одна жизнь не может быть ценнее пяти.

– Да, в мысленном эксперименте это так. Но в жизни могут сложиться иные обстоятельства. За годы эта задача обросла множеством модификаций, когда решение становилось не столь очевидным. Что, если тот единственный человек – твой ребёнок или родитель? Или же если этот человек сам и привязал тех пятерых? В зависимости от условий менялся и ответ, от однозначного «ничего не делать» в случае с близкими людьми до однозначного «повернуть» в случае со злодеем. Суть в том, что, сталкиваясь с подобной проблемой в жизни, мы вынуждены каждый раз заново решать эту задачу, исходя из ситуации. И время на решение ограничено. Времени нет, понимаешь?

Времени нет. Слова, будто эхом, звучали в голове Максима.

– Понимаю, – негромко сказал он.

– Из всех решений на посту председателя Совета это далось мне тяжелее всего. – Орлана устало потёрла виски. – Чтобы хоть как-то успокоить глас совести, «добытчики» не делают исключений ни для кого, кроме маленьких детей. Случая, подобного тому, больше не повторится.

Максим вдруг вспомнил эпизод из прошлого:

– Тогда, на Земле, за пару дней перед отлётом я видел вас в гибернатории. Вы…

– Я навещала сына. У него тяжёлое психическое расстройство, которое пока не лечится.

У Орланы, оказывается, был ребёнок. Если подумать, то ничего удивительного, конечно, но… почему-то при взгляде на эту женщину таких мыслей не возникало. И теперь стало понятно, почему она это скрывала.

– Из-за специфики заболевания общаться мы можем лишь раз в несколько лет. Сейчас же я не уверена, что снова его увижу. – Орлана вздохнула. – В анабиоз укладывается всё больше людей, и «добытчикам» становится легче действовать. А они не делают исключений.

– Но можно же было спрятать вашего сына…

– Нет. Нельзя. Это груз, который я должна нести. Я просто буду надеяться, что мне выпал классический вариант задачи с вагонеткой. Остальные советники поступили так же. Если у тебя есть кто-то, кто подвергается такой опасности, ты можешь сообщить на Землю, и их защитят. Ты ведь не принимал этого решения. Можешь сделать это хоть сейчас – Лу Альтера доработал квантовую связь, пока ты был в отпуске.

– Спасибо, – прошептал Максим. – После разговора обязательно воспользуюсь.

– Только помни, что никто не должен знать истинных причин.

– Да, я… – Максим сглотнул ком в горле. – Понимаю.

Воцарилось молчание. Максим переваривал услышанное. Почему молчала Госпожа Председатель, он не знал.

– Орлана! – выпалил Максим неожиданно для самого себя. Она улыбнулась, едва заметно. – То, что мы делаем на Редиме, – ошибка. Должен быть другой способ.

– Думаешь, мне не хотелось бы найти альтернативу? – Максим заметил, что после того, как он осознанно выбрал Совет, в их отношениях с Орланой появились неуловимые изменения. – Думаешь, мне не больно от того, что первый в истории контакт с внеземной разумной цивилизацией происходит вот так? Я ведь мечтала об этом дне, когда была совсем ребёнком. Мечтала о галактическом содружестве, культурном обмене, межзвёздной торговле… и всё оказалось лишь фантазиями. Звёзды кишат жизнью, но жизнью примитивной, и, скорее всего, мы просто первые. Мы – и бедняги редимеры. Мы ищем, Максим, ищем другие пути, но время – безжалостный палач, и оно работает против нас.

Речь Орланы тронула Максима. Теперь он видел женщину совсем с другой стороны, с той, которую она никогда не показывала на публике. Хорошо это или плохо, но теперь Госпожа Председатель стала много человечней в его глазах.

– Гос… – Максим запнулся. – Орлана. Мне непонятна одна вещь. Если Совет не видит иного выхода, то почему Рэй Суокил так активно выступает против Экспедиции?

– Потому что Совет решил, что пусть лучше у нас будет видимая, контролируемая оппозиция, вокруг которой могут объединиться противники Экспедиции, чем стихийно возникающие ячейки. И то, что лидер оппозиции состоит в Совете, позволяет людям думать о существенном весе их мнения в политике Экспедиции. И они правы в этом, не смотри на меня так. Рэй действительно, мягко говоря, не в восторге от происходящего, и его слово влияет на… жёсткость наших действий.

– А как же «добытчики»?

– В любом движении может возникнуть радикальное течение. По легенде, мы делаем всё возможное, чтобы остановить их. – Орлана поправила прядь волос. – Ещё вопросы?

Максим на минуту задумался и покачал головой.

– Тогда перейдём к тому, зачем ты был приглашён в Совет, – сказала Орлана.

– И зачем же? – Максим готовился услышать что-то невероятное. И услышал:

– Ты избранный, Нео.

Максима разобрал смех. Он смотрел этот старый фильм, который с появлением синтеков вновь стал актуальным. Госпожа Председатель тоже усмехнулась:

– Прости, не смогла удержаться. Недавно пересматривала «Матрицу». Хотела разрядить обстановку.

– У вас получилось. Только вы не очень похожи на Морфеуса.

– Не похожа. Но то, что я тебе сейчас расскажу, так же круто поменяет твою жизнь. Когда я говорила, что тебе надо отбросить скептицизм, я имела в виду эту часть нашей беседы.

– Постараюсь.

* * *

Госпожа Председатель задумалась. Её пальцы выстукивали по поверхности стола какую-то одной ей ведомую мелодию. Наконец женщина заговорила. На этот раз Орлана делала много пауз в рассказе – Максим видел, как она старается подбирать подходящие слова:

– Одно из открытий Редима, поразившее меня, – это феномен психического воздействия на материальный мир. Некоторые особо одарённые редимеры – шаманы – умеют делать изумительные вещи. В некогда популярном жанре, фэнтези, такие явления называли сначала магией, а позже – псионикой. Я читала в твоих докладах, как тебя это поразило. Поспешу тебя обрадовать – не только редимеры способны на такое.

Внутренний скептик тут же проснулся и потребовал обронить язвительный комментарий. Но Максим просто кивнул.

– Вижу в твоих глазах недоверие, – сказала Орлана. – Подожди его выказывать, скоро всё станет понятнее.

Женщина скрестила руки на столе и продолжила:

– Это напрямую связано с бессмертием. Среди множества негативных последствий не могло не найтись и позитивных, помимо собственно вечной жизни. Дело в том, Максим, что, как мы считаем, психические способности были изначально заложены в человеке. Раньше люди просто не доживали до того момента, когда могли бы ими пользоваться. Но продолжительность жизни неуклонно росла, и, достигни она среднего значения в 200—250 лет, всё случилось бы естественным путём.

Открыв секрет бессмертия, мы вмешались в эволюционный процесс. То, что должно было произойти после смены многих и многих поколений, случилось сразу, слишком рано. Предположительно из-за этого нас так мало, и мы можем делать лишь толику того, на что способны редимеры.

Я была первой, насколько мне известно, Рэй Суокил – вторым. Крюков и Альтера, соответственно, третьим и четвёртым. Так образовался костяк Совета Вечности.

– Вы хотите сказать, что все члены Совета обладают некими способностями? – спросил Максим. Верилось, конечно, с трудом.

– Да. Конкретно одной способностью, если точнее. Мы телепаты.

– А какое…

– Ты загадал число «семь». Максим, не впадай в ребячество. Я говорю серьёзно.

Именно этот вопрос и хотел задать Максим. Загаданное им число Орлана назвала верно. Он вдруг почувствовал себя крайне неуютно, осознав, что всё это время Орлана свободно читала его мысли.

– Я не занимаюсь этим постоянно, – ответила она. – Это сложный и изматывающий процесс. Позволь продолжить.

Когда мы вчетвером нашлись, обнаружилось, что мы можем… объединять сознания в единое целое. Невозможно объяснить, как это происходит и что при этом чувствуешь. При слиянии наши способности возрастали, как умственные, так и психические. В таком состоянии можно даже влиять на разум других людей. Чем мы и воспользовались, решив выстроить нынешнюю политическую систему. Зная чужие мысли и умея манипулировать ими, можно быть всегда на десять шагов впереди. Так Совет Вечности превратился в официальный управляющий орган Земли.

Позже мы смогли лучше разобраться в этом феномене. У телепатов присутствует уникальный ритм мозга – он получил название «омега-ритм». Мы начали искать таких людей, но их было – и есть – исчезающе мало. Удалось отыскать троих – им присвоили звания младших советников. И сейчас мы нашли ещё двоих.

– Один из них – я? – только и смог спросить Максим.

Орлана кивнула, но ничего не сказала, давая Максиму время разложить информацию по полочкам. Но в голове было пусто. Он на автомате задал следующий вопрос:

– Почему вы мне рассказываете об этом только сейчас?

– Потому что ты только недавно достиг нижней границы необходимого возраста. Самого-самого края. Я бы, на самом деле, предпочла подождать ещё десяток-другой лет, но… давай я тебе объясню.

Когда Совет находит нового человека с омега-ритмом, он наблюдает за ним какое-то время. Делается это потому, что бывают ложные ритмы, исчезающие со временем. За тобой наблюдали все три года после возвращения из первой экспедиции. Твой ритм подтвердился, и я пригласила тебя в Совет. Но ты был слишком молод, как и Луиз. Поэтому я отправила вас к Редиму под присмотром Рэя Суокила, чтобы вы «повзрослели», попутно набираясь опыта. Остальные младшие советники уже фактически являются старшими, но мы это не афишируем.

Далее. Чем больше телепатов объединяют сознания, тем продуктивнее они могут работать. На данный момент мы занимаемся множеством вопросов, среди которых один из главных – установка контакта с полем Редима. Видишь ли, в одном из своих докладов ты высказал предположение, что поле – живое или разумное существо. Поскольку ты уже контактировал с ним, одним из первых, мы подумали, что твоё бессознательное дало эту подсказку. Но попытки наладить контакт пока безуспешны. Была надежда, что с увеличением количества телепатов наступит качественный скачок. Но Гало Дрейку пришлось остаться на Земле для поддержки правящего режима. Потом произошла эта трагедия с Луизом… чёрт его дёрнул влезть в этот эксперимент! – выругалась Орлана. Максим впервые видел, как она потеряла самообладание. Впрочем, сегодня он много чего видел и слышал впервые. – Правда, такого исхода никто не мог предположить, поэтому пришлось в экстренном порядке подключить тебя. Возможно, этого хватит для установления контакта. Но даже если и нет… наш потенциал всё равно увеличится. Кстати, на телепатов амнезиак по какой-то причине не действует. Точнее, действует, но потом воспоминания восстанавливаются. Это так, к слову о твоём выборе.

Максим молчал. Это звучало… невероятно. Скептик внутри него орал, что такое невозможно. Но… он своими собственными глазами видел «чудеса» на Редиме. Почему же он так противится этой информации? Максим подумал о том, что, наверное, воспринял услышанное иначе, если бы оно не касалось его лично. Сложнее всего оказалось поверить именно в это.

– Максим, – окликнула его Орлана. – Ты в порядке?

– Да. Просто… слишком много всего нужно осмыслить и принять.

– Само собой. Мы скоро закончим. Ты сможешь остаться наедине с собой и всё обдумать. А сейчас я хочу провести один тест. Максим, посмотри мне в глаза и не отводи взгляд.

Зрачки Орланы пульсировали. Из них словно полилась тягучая струя энергии, прямо в глаза Максима. В голове зашумело.

Госпожа Председатель сказала:

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

– Что…

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

– Повторение – это ключ…

– Повторяй за мной. – Взгляд Орланы прожигал его насквозь. Максиму казалось, что он плывёт в бездонном космосе, где нет ни звёзд, ни галактик, нет ничего. – Повторение – это ключ.

Максим начал понимать.

– Повторяй за мной, – медленно произнёс он. – Повторение – это ключ.

В космосе возникли далёкие призрачные огоньки.

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

Звёзды стали ярче. Одна увеличилась в размерах, и Максим понял, что его тянет к этой звезде.

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

Звезда вдруг превратилась в огромный светящийся шар, но пламя не обжигало, потому что не было никакого пламени. Чистое сияние не грело и не ослепляло – это был свет сознания. Космос вокруг исчез. Максим всё с большей скоростью падал в центр полыхающей сферы.

– Повторяй за мной. Повторение – это ключ.

– Повторяй за мной. Повторение – ключ…

Видение оборвалось. Ничего этого не было на самом деле – Максим сидел в кабинете Орланы, а Крокус за окном уже начинал отдаляться, став размером с монету.

Госпожа Председатель довольно улыбалась:

– Хорошо, Максим, очень хорошо для первого раза.

– Что это было?

– Попытка объединить наши сознания. Фраза нужна, чтобы закольцевать мысли друг на друге. Со временем ты научишься обходиться без слов.

Максим поморщился. Виски ощутимо пульсировали противной болью.

– Это нормально, – сказала Орлана. – Скоро пройдёт, а пока тебе следует отдохнуть. Можешь идти. Мне нужно поговорить с Советом.

Максим, пошатываясь, встал и направился к выходу из кабинета. Ему срочно требовалось уединение – поразмыслить было о чём.

У самой двери он остановился:

– Орлана…

– Да?

– А кто второй?

Госпожа Председатель внимательно посмотрела на Максима:

– Я думала, ты уже понял. Это Алан.

У Максима уже не было сил удивляться.

– Думаешь, вы случайно познакомились и отправились с ним и Луизом в первую экспедицию? Здесь же у Алана свои задачи – именно поэтому вы так редко общаетесь. Со временем он тоже присоединится к Совету, но, поскольку он моложе тебя, это займёт больше времени. А пока веди себя так, как будто ты об этом не знаешь.

– Хорошо, Орлана.

* * *

Когда организм Максима подсказал, что наступил вечер, он связался с Землёй. Квантовая связь работала чётко и без помех. В голове не укладывалось, что он общается в реальном времени с диспетчером, до которого более пяти тысяч световых лет.

Первым делом Максим попросил перенести родителей из общественного гибернатория в индивидуальный и обеспечить их защитой. Получив в ответ «сделаем, господин младший советник», Максим также попросил связать его с Венлинг. Оператор попросил немного подождать.

В последнее время они с Вен общались всё реже и реже, а тем для разговоров становилось всё меньше. На Земле жизнь текла вяло, а о большей части событий, происходивших на орбите Редима, Максим не имел права рассказывать. Он чувствовал, что короткий трёхлетний роман, вспыхнувший сразу после прилёта, оказался всего лишь мимолётным увлечением, хоть и очень ярким. Похоже, что Венлинг ощущала нечто подобное – сама она почти никогда не писала первой. Хотя дело могло быть в другом – их чувства не выдержали проверку расстоянием. Такое случалось даже в старину, когда тысяча километров считалось большим расстоянием. Что уж говорить о тысячах световых лет?..

Привет, Максим. Это я. – Сухой текст появился на экране.

Привет, родная, – набрал он. – Как твои дела, Вен?

Всё то же. Ничего не изменилось.

Ложь. И оба это понимали.

Вен, нам нужно поговорить.

Согласна.

Максим начал набирать текст, почти не задумываясь. Он писал, что понимает: серьёзные разговоры нельзя вести таким образом, но другого выхода нет. О том, что, как бы ни было тяжело, нужно держаться. И если они продержатся до того момента, как Венлинг сумеет справиться со своими расстройствами, то, может быть…

У меня появился другой.

Максим стёр всё, что написал. Он вчитывался раз за разом в короткую строчку, означающую закономерный конец, и пытался понять, что чувствует. Ничего.

Ты счастлива?

Нет. Но лучше, чем… так.

Хорошо. Я понимаю, Вен.

Тогда… всё?

Видимо, да. Пара вещей. Прошу, будь осторожна, берегись «добытчиков». И второе – не употребляй синтетический айон. Сообщи, если закончится настоящий, я обеспечу тебя им. Не хочу, чтобы тебе было больно. Пообещаешь?

Да.

Прощай.

Прощай. Удачи.

Глава 24

79-й земной год Экспедиции

Хотя в этом больше не было необходимости, Максим продолжал читать доклады рабочих групп и записывать свои мысли – правда, не всё подряд, а лишь то, что казалось значимым. Один из таких отчётов Максим просматривал прямо сейчас. Как обычно, он читал краткую выжимку из полного рапорта:

…мы, находясь в составе археологической экспедиции, проводившей раскопки в регионе Локана, обнаружили кусок янтаря на глубине двухсот метров от поверхности. Окаменевшая смола отличается по химическому составу, но с уверенностью можно сказать, что она той же природы, что и земной янтарь. Однако любопытно то, что содержала в себе находка.

После процедуры осветления внутри камня обнаружился конденсатор. Мы обратились к нашим техникам и историкам за подробностями. Это самый обыкновенный электролитический конденсатор, аналогичный древним земным конденсаторам серии CD110. Маркировка выполнена на неизвестном языке. Анализ показал, что находке больше двух миллионов лет…

Дальше Максим читать не стал. Он залпом допил кофе, плескавшийся на дне кружки, и подошёл к кабине телепорта. Наверняка Орлана уже знала об открытии, переворачивающем с ног на голову все гипотезы или, как минимум, добавляющем несколько новых. Но если не знала, то должна узнать как можно скорее.

Максим набрал на браслете код базы на Спекуле и шагнул в кабину. Воздух вокруг зарябил, перед глазами сгустилось зыбкое марево. Хлопок – и через секунду Максим вышел на Спекуле.

Едва Максим оказался перед дверями кабинета Орланы, те сами собой распахнулись. Госпожа Председатель была не одна – напротив неё сидел Рэй Суокил. Он дружелюбно улыбнулся вошедшему. В руках старший советник держал крупное красное яблоко. «Рэд Чиф», вспомнил название Максим, очень редкий, дорогой и самый любимый сорт Рэя.

– Приветствую, младший советник Максим. – После официальной церемонии принятия Рэй часто называл его так.

– Привет, Максим, – кивнула Орлана. – Чем обязаны?

– Прочитайте последний доклад семнадцатой археологической группы, если ещё этого не сделали. Не целиком, достаточно комментария в конце. Это важно.

Госпожа Председатель вновь кивнула, и на поверхности стола тут же вспыхнул экран. Тонкие пальцы забегали по плоской голограмме, и женщина углубилась в текст. По мере чтения её лицо приобретало всё более удивлённое выражение. Она посмотрела на Рэя.

– Невероятно. – Их голоса прозвучали в унисон. Максим знал, что сейчас они находятся в состоянии сцепленных сознаний. Максим уже научился это делать, но не более чем с одним человеком за раз и всё ещё только при помощи кодовой фразы. Жаль. Чувство было потрясающим, и Максим при любой возможности старался его испытать. Читать же мысли он пока не умел вовсе.

– Вы понимаете, что это значит? – спросил он, обращаясь к советникам. Те синхронно кивнули. – Раньше на Редиме существовала высокотехнологическая цивилизация!

Рэй и Орлана вновь стали двумя отдельными личностями.

– Куда важнее, что из этого следует, – задумчиво произнёс Суокил, откусив яблоко и тщательно прожевав мякоть. – А следует из этого многое.

– Больше двух миллионов лет. – Орлана рассматривала фотографии древнего конденсатора. – Если допустить, что цивилизация не погибла на этом уровне развития, а просуществовала хотя бы несколько сотен лет… господа, они вполне могут быть нашими предками, а люди и редимеры – их общими потомками. Это объяснило бы такое поразительное физиологическое и психологическое сходство между нашими расами.

– И это странное поле может быть продуктом их деятельности, – заметил Максим. – Алан ещё в первой экспедиции высказал предположение, что поле может быть чем-то вроде ноосферы. Не по Вернадскому, по Тейяру, а позже – по Кловису.

– Мы предполагали такой вариант. – Рэй с одобрением посмотрел на Максима. – Слияние в единый разум планетарного масштаба. Члены Совета способны на объединение, так почему бы не предположить, что через многие поколения всё человечество пришло бы к такому же результату? Наша находка косвенно подтверждает гипотезу. К примеру, миллион лет назад цивилизация достигла этапа ноосферы Кловиса, и осталось чистое сознание на новом уровне, над-сознание. Кстати, по его теории, такое сознание должно быть трансцендентным и принципиально непознаваемым. Однако не стоит забывать о другой возможности – если предположить, что цивилизация существовала тысячелетиями после изобретения конденсатора, напрашивается вывод, что поле – это искусственный объект, основанный на неизвестных нам пока физических законах. К примеру, оно существует в высших пространственных и временных измерениях – такова же пока самая перспективная гипотеза? Эдакий гигантский компьютер. Поэтому мы не можем установить с ним контакт – поле не разумно и даже не живое.

– А не может быть такого, что конденсатор попал на Редим извне? – задал вопрос Максим.

После паузы Рэй ответил:

– Маловероятно. Подобные конденсаторы широко использовались на Земле двадцать первого века – например, в бытовых приборах. Намного легче представить, что какой-нибудь рассеянный радиолюбитель, торопясь домой для сбора очередного гаджета, обронил конденсатор. Хотя твой вариант, Максим, исключать, конечно же, нельзя.

– У редимеров есть какие-то специфические мифы или предания о конце света? – обратилась Орлана к Рэю. – Фантастические истории – твоя специализация.

– Примерно так же, как в нашем мире в эту же эпоху, – пожал плечами старший советник. – Есть, и немало. Хотя в свете новых фактов стоит изучить вопрос более углублённо.

Рэй выпрямился в кресле:

– Меня вот что беспокоит, Орлана. Куда подевалась наша гипотетическая цивилизация, если отбросить пока недоказуемую гипотезу о ноосфере? С кем мы сейчас имеем дело на Редиме – с её прямыми потомками или же совершенно другим видом? В первом случае мы имеем отличное объяснение, почему редимеры так быстро развивались и без нашего вмешательства – они начинали не с нуля. Второй случай тоже имеет объяснение: редимеры – гиперэволюционисты. Нам уже известны такие примеры на некоторых открытых нами экзопланетах: жизнь может эволюционировать просто головокружительными темпами. Я…

– Ты опасаешься, что наше вмешательство спровоцирует катастрофу? – спросила Орлана.

Максим понимал, что вместо мгновенного обмена информацией разговор происходит вслух только из-за его присутствия здесь. Максим мысленно дал себе обещание – приложить ещё больше усилий к тому, чтобы как можно скорее овладеть навыками слияния разумов.

– Я твержу об этом уже почти столетие, – сухо ответил Рэй Суокил. – Но я не идиот, я понимаю, что сейчас у нас нет выбора. Я лишь призываю усилить осторожность.

– Хорошо. На следующем Совете выскажи свои опасения публично.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал Максим.

– Почему? – спросила Орлана после паузы. Рэй с интересом посмотрел на него.

– Незачем плодить панику гипотетической катастрофой. Исчезнувшая по непонятным причинам цивилизация – дело серьёзное. Более того, я… – Максим сделал глубокий вдох, – я бы предложил временно засекретить документ, а всех имевших доступ к нему обработать амнезиаком, если это возможно. Любой человек быстро придёт к такому же выводу, что и мы с вами.

– Браво. – Рэй положил надкусанное яблоко на стол и картинно похлопал.

– Ты начинаешь мыслить как советник, – согласилась Госпожа Председатель. Она на несколько секунд прикрыла глаза. – Лу Альтера уже занимается проблемой. Это будет несложно, первичный доступ к докладам есть лишь у малого количества людей.

Максим даже и не предполагал, что слияние возможно на расстоянии.

– Что делать с археологами?

Орлана вновь вызвала дисплей. Через минуту сказала:

– Они всё ещё на Редиме. Так пока и останется, пускай продолжают искать подобные артефакты. Им придётся объяснить ситуацию. И конечно же, теперь все доклады от археологических групп должны быть доступны только для членов Совета, а сами археологи при обнаружении чего-то необычного будут снабжать отчёты особой меткой. Так мы минимизируем риск утечки и, в случае чего, сможем быстро отреагировать.

– Хорошо, – сказал Рэй.

– Да, кстати, – обратилась Орлана к Максиму. – Помнишь того редимера, которому ты подарил фонарик почти тридцать лет назад? Кросстиан Хьёрди?

Максим замер. Это было неожиданно.

– Вы знали?

– Узнала случайно, пару дней назад. На нашем сеансе слияния. По какой-то причине он оставил сильные воспоминания о себе.

– Орлана, я…

– Не переживай. Судя по всему, Кросстиан был верен клятве до конца. Но я попрошу тебя избегать таких моментов в будущем. Я хотела разузнать о нём подробнее, понять, почему ты так хорошо его запомнил. К сожалению, несколько лет назад он умер.

201-й земной год Экспедиции

Общество редимеров равномерно вступало в индустриальную эпоху. Урбанизация шла бешеными темпами, и более двух с половиной миллиардов редимеров проживало в разрастающихся городах.

Проект «Старик», до этого существовавший лишь в электронном виде, начали понемногу претворять в жизнь. На Крокусе воздвигли гигантские станции для извлечения айона. Технология телепортации пережила качественный скачок – больше не было необходимости пользоваться камерами, достаточно было одного небольшого чипа в организме.

Но существовало несколько проблем, которые предстояло решить в самые короткие сроки. Запасов айона, поступавших с Земли от «добытчиков», едва хватало, и большая часть учёных находилась в анабиозе. Их нагрузку взвалил на себя Совет Вечности.

Максим словно жил двойной жизнью. Одна её часть – изучение докладов в жилой комнате старого корабля «Эльдар-1». Отчёты, которые в первые годы Экспедиции валились со всех сторон широким потоком, превратились в тонкую струйку информации. Ещё Максим ел, принимал душ, иногда спал и по привычке продолжал записывать все мысли, казавшиеся ему интересными, пропуская их через новеллизатор.

Вторая часть его жизни проходила в состоянии объединённых сознаний, в постоянных и бесконечных совещаниях с членами Совета. Максим давно освоил технику слияния разумов и в совершенстве ориентировался в этом странном пространстве. То, что он поначалу принимал за далёкие тусклые звёзды, оказалось сознаниями людей, спящих в ледяных объятиях анабиоза. Звёзды более яркие – бодрствующие участники Экспедиции, которых с каждым годом становилось всё меньше. Серые, непроницаемые для чтения мыслей точки, рассыпанные по планете, – редимеры. Шесть ярких, ослепительных солнц – умы советников. Всякий раз, погружаясь в одиночный транс, Максим видел каждый из огненных шаров, где бы они ни находились в это время. Он и сам был таким шаром, парящим в космическом океане разума.

А самым большим объектом в этом пространстве было поле Редима. Оно лишь тускло, мертвенно-бледно светило на границе телепатической видимости, но эта сфера поражала своими размерами. И когда Максим смотрел на поле не глазами, от него исходила… угроза.

Максим почувствовал, как вектор его движения изменился, и увидел, что солнца мчатся навстречу друг другу, к общему центру. Пока он слышал обрывочные мысли Орланы и остальных советников, но уже через секунду произошло слияние. Они стали единым мозгом, разум каждого стал открытой книгой для остальных, но в то же время Максим чётко мог определить, чья мысль звучит в его обособленном уголке сознания. Такие области, куда на время слияния загонялось собственное «я», были созданы каждым членом Совета в результате длительных умственных тренировок. Иначе существовал бы большой риск навсегда остаться «объединёнными», потеряв индивидуальность. Чувство такого могущества – слишком сильное искушение.

– Однажды это произошло со мной и Нори Сато, – сказал Лу Альтера. Разумеется, сказал мысленно. – Наши сознания сплелись на целый час реального времени, и на годы – телепатически. После этого Нори предложил концепцию индивидуальных кластеров сознания.

– Это был интересный опыт, – согласился младший советник Сато. – Но я не хотел бы его повторять. Потеря личности – очень… болезненное ощущение.

– Господа, – засияло сознание Орланы. – Вернёмся к насущным проблемам. Начнём с той, что требует скорейшего решения – феномен шаманства. Меметизация снизила шанс его возникновения, но этого мало. Пока наши агенты справляются с отдельными индивидами, выставляя их мошенниками, но, если такие редимеры будут возникать и дальше, рано или поздно это может привести к неприятностям.

Несколько мгновений все молчали.

– Можно переконструировать нанобиотов, – предложил Алексей Крюков. – В теории, они могут глушить эту способность редимеров, до определённого уровня. Правда, нанобиотов придётся распылять заново.

– Это не проблема. Достаточно запустить их в основные места добычи питьевой воды, а дальше водопроводная система сделает своё дело. Воду пьют все.

– Мне нужно несколько лет на эксперименты, – сказал Крюков, – и профессор Лейрд. Очень грамотный специалист.

– Единогласно.

– Следующая проблема вытекает из предыдущей. – Орлана засияла ярче. – Общий коэффициент интеллекта редимеров неуклонно растёт. Мы физически не можем следить за каждым. Пока их технологический уровень не позволяет разобраться в структуре нанобиотов, выяснить их истинное предназначение. Сейчас они для редимеров – просто один из видов организмов, населяющих тело, вроде кишечной палочки. Но с развитием генетики учёные откроют правду.

– Воспользуемся последними достижениями в квантовой физике, – мгновенно ответил Лу Альтера. – Я разработал квантовый замок, пока чисто математически. Ничего общего со сверхпроводниками, только название, оно хорошо отражает суть. Мы закодируем часть генома нанобиотов. Не зная принципа кодирования, взломать замок невозможно. Но самая прелесть в том, что, даже если это произойдёт, мы мгновенно узнаем. Это, кстати, касается и следующих тем обсуждения – чипов телепортации и базовых имплантов. Код программы гораздо проще генов, и в него можно встроить маскировочные ложные данные.

– Не лишним будет пустить слух о ненаучности квантовых исследований или вбросить несколько заведомо ошибочных теорий, – добавил Алан. Это было его первое слияние, и по большей части он «отмалчивался», предоставляя ресурсы своего мозга советникам. – Может быть, даже устраивать саботажи.

– Единогласно.

– Хорошо, – сказала Орлана. – Рассмотрим ситуацию, когда базовые импланты будут извлечены случайным редимером.

– Квантовый замок взломать невозможно, – повторил Альтера. – И очень долгое время так и останется. Что касается извлечения: если удалить чип телепортации, то тут всё в порядке – мы просто потеряем немного айона. Беспокоиться стоит только об импланте, отслеживающем фон. В этом случае система должна получить сигнал о пропаже данных из базы и поставить нас в известность.

– В будущем стоит запустить активную пропаганду жизненной необходимости базовых имплантов и вреде в случае их отказа или извлечения. Большинству этого будет достаточно.

– Единогласно.

– Теперь социально-этические проблемы. – Все члены Совета явственно почувствовали, как недоволен Рэй Суокил.

Орлана продолжила:

– Необходимо разработать алгоритм, по которому «старик» будет взаимодействовать с редимером.

– Я уже всё продумал, – сказал Рэй. Его сознание загорелось едва ли не ярче, чем у Орланы. – «Старик», приходя к редимеру, будет предлагать ему выбор: либо уйти с ним, либо остаться.

– Тогда мы потеряем много айона, – заметил Алексей Крюков.

– Они живые существа! – Рэй усилил свечение разума. – Разумные! У редимеров должна быть хотя бы иллюзия того, что они властны над своей жизнью и смертью. И потом, мы до сих пор не знаем в точности, что такое айон. Если мы начнём высасывать каждую каплю, я боюсь, это может дестабилизировать систему «редимер—поле», о которой мы тоже ничего толком не выяснили.

– Логично, – согласился Алексей.

– Причина смерти, сообщаемая «стариком», должна быть случайной, – продолжил Рэй. – В большинстве случаев проверить это будет нельзя – когда редимер узнает о неизбежном, события потекут иначе, чем если бы он оставался в неведении. Он либо уйдёт со «стариком», либо остановятся все его жизненные процессы. А в случае смерти от тяжёлых болезней… базовые импланты способны спрогнозировать это, сопоставив с фоном, и «старик» сообщит истинную причину.

– Доли несоответствий не избежать, – сказала Орлана. – Если редимер решит остаться… Извини, Рэй, но такие случаи необходимо свести к минимуму. Скажем, «старик» может приходить дважды – за сутки и незадолго до смерти. Это повысит шансы. И сама формулировка должна звучать так, чтобы как можно больше редимеров выбирали уход. Не забывай, что айон – наша основная цель, и на кону существование человечества.

– Хорошо, Орлана. Это приемлемо. Далее. – Свет Рэя несколько поутих. – Каждому редимеру будет даваться компенсация, предоставляющая неограниченный доступ к благам цивилизации. Это самое малое, что мы можем дать за то, что используем их как скот.

– Доступ должен быть ограниченным, – сказал Максим. – И каждому – согласно его роли и значимости в обществе. Иначе экономика может рухнуть.

– Единогласно.

– Как насчёт «добавить мистификации»? – спросил Нори Сато. – Чип может определённым образом возбуждать миндалины мозга в момент прихода «старика», вызывая чувство страха или благоговения.

– Ты хочешь добавить страданий, а не мистификации, – возразил Рэй.

– Отнюдь. Качественная голограмма – технология относительно простая, и редимеры рано или поздно изобретут её самостоятельно. Некоторые… антисоциальные элементы захотят и будут использовать голограммы в своих целях. Благоговение же выступит в роли маркера, позволяющего отличить «старика» от фальшивки. Для отдельных редимеров разницы не будет: им не с чем сравнивать, но для общества в целом придаст убедительности.

– Единогласно.

273-й земной год Экспедиции

Для запуска проекта «Старик» всё было готово.

Станции, направляющие «дула» телепортаторов на планету, густой сетью распределились по орбите Редима. Каждая из станций представляла собой, по сути, огромный склад для тел редимеров, а уже оттуда тела предполагали перемещать на станцию извлечения айона на Крокусе, чьё быстрое вращение вокруг Редима позволяло проводить телепортацию регулярно.

Сердце проекта – супермощный квантовый компьютер, голопроекторы и энергоблоки – разместили на самой планете, на полюсе. По какой-то причине поле считало голограммы материальными объектами, и проецировать их с орбиты оказалось невозможным. Многокилометровые комплексы, по легенде, созданные самими редимерами для точных предсказаний погоды, практически полностью имели персонал из числа людей. Допуск рабочих-редимеров ограничили до минимума, держа под строгим контролем все их действия. Для непредвиденных ситуаций каждый человек на полюсе имел при себе мощный амнезиак и был уполномочен применять его на своё усмотрение.

Начался массовый исход человечества с Редима. Не считая персонала на полюсе, осталось несколько десятков тысяч человек, занимающих руководящие посты, – выдающиеся учёные, политики, изобретатели и культурные деятели. Количество переросло в качество, и даже таким малым числом люди могли влиять и контролировать глобальную картину настроений в обществе.

К этому времени айон редимеров уже полностью снимал боль, правда, на гораздо меньший срок. Невысокая эффективность с лихвой компенсировалась предполагаемыми объёмами добычи. Негативных последствий от редимерского айона зафиксировано не было.

Всё было готово. Стоило только отдать команду, и программа «выйдет из-под контроля» редимеров, хотя, конечно же, они никогда её и не контролировали. Объединённый разум Совета Вечности «парил» в системе Тау Глиссе, над одной из её трёх планет – молочно-белым Редимом.

– Начинаем? – спросила Орлана. Нервозность женщины чувствовали все.

– Единогласно.

356-й земной год Экспедиции

Аномалию заметили не сразу. Возможно, даже слишком поздно.

Автоматика каждый день телепортировала десятки тысяч мёртвых редимеров на Крокус. Схема была налажена и уже почти столетие работала без нареканий. Но проблемы всегда возникают неожиданно, зачастую безо всяких предпосылок.

Лу Альтера выступал на закрытом заседании Совета Вечности, проходившем в состоянии слияния сознаний. Лица советников, находящихся в трансе в кабинете Орланы, выражали крайнюю обеспокоенность. Совещание продлилось меньше минуты, но сказано было многое.

– …Десять лет назад «старик» пришёл к нему впервые. Тогда Кросстану Ховарду было шестнадцать лет. Он отказался уходить, но по каким-то причинам не умер. Система не предусмотрена реагировать на такие действия, поэтому проигнорировала событие. Через четыре года ситуация повторилась. Потом через три года. И теперь – сегодня утром. Обнаружили это совершенно случайно.

Максим вспомнил редимера, которому почти три века назад подарил фонарик. Того звали Кросстиан Хьёрди.

– Мы тоже подумали о нём, – сказал Алексей Крюков. – Кросстан Ховард или его потомок, или это простое совпадение, разницы нет. Но это точно не тот же самый человек. Предлагаю сосредоточиться на настоящем.

– Единогласно.

– Проблема в том, – продолжил Альтера, – что Кросстан продолжает фонить. Его мозжечок испускает намного более сильное излучение, чем мы фиксировали когда-либо ранее. Есть предположение, что с каждым приходом «старика» фон накладывается на предыдущий, усиливая его. За Кросстаном с сегодняшнего дня устанавливается круглосуточное наблюдение для проверки этой гипотезы.

– К чему это может привести? – спросил Алан.

– Неизвестно.

– Он один такой? – Тревога Орланы нарастала и передавалась остальным.

– Насколько нам известно, да. Конечно, поиски будут продолжаться. Но это ещё не всё. Система сообщает о единичных случаях потери айона.

– Каким образом?

– Тела приходят уже «опустошёнными», айон извлечь не удаётся. Зафиксировано пять эпизодов.

– Дата первого из них? – спросила Орлана.

– Шесть земных месяцев назад. Повторение – через месяц, остальные – в течение трёх недель.

– Нужно выяснить связь между этими явлениями, если она есть.

– Разумеется, – ответил Альтера.

– Что касается наблюдения. – Сознание Нори Сато сияло почти так же ярко, как и сознание Орланы. – Необходимо войти с Кросстаном в личный контакт, заодно обеспечив дополнительный канал связи с поверхностью.

– Правильная мысль. Кто готов?

– Моя связь с Орланой самая прочная, – сказал Рэй Суокил. – Логично отправить меня.

– Единогласно.

358-й земной год Экспедиции

Фон Кросстана усилился с ещё одним приходом «старика», а айон продолжал загадочным образом пропадать.

Рэй Суокил находился в своей квартире в центре Нью-Солста. Слияние сознаний на таком расстоянии не представляло никаких проблем.

– …В нём нет ничего из ряда вон выходящего. Физиологически – обыкновенный редимер. Коэффициент интеллекта приближается к ста – практически его можно назвать гением, но это не редкость.

– По меньшей мере десять миллионов редимеров превосходят коэффициент Кросстана, – подтвердил Лу Альтера. – Мы выборочно проверили некоторых – никаких подобных аномалий. Что ещё?

– Высококлассный нейрохирург, занимается собственными разработками. Чтение его мыслей, как и мыслей остальных редимеров, не представляется возможным – сказывается различие между нашими нервными системами. Одинок. Простите, больше мне нечего добавить – он совершенно обычный.

– Не пора ли попробовать применить… физическое воздействие? – спросил Максим.

– Нет. – Сознание Орланы ярко полыхнуло. – Мы не знаем, к чему это может привести.

– Согласен, – сказал Рэй. – Предлагаю продолжить наблюдение.

– Единогласно.

364-й земной год Экспедиции

– Я предупреждал, – мрачно сказал Рэй Суокил.

Впервые за более чем три с половиной века поле начало подавать признаки жизни. Если представить его в виде океана, то Максим сравнил бы это с лёгкой рябью водной глади. Иногда это служит предвестником шторма. Контакт по-прежнему установить не удавалось.

Также возросло количество эпизодов пропажи айона. На сегодняшний день было зарегистрировано девяносто шесть случаев.

– Новые данные по природе поля? – спросила Орлана. Тревога стала постоянным спутником Госпожи Председателя.

– Только то, что «рябь» имеет ту же частоту и тип сигнала, что и фон Кросстана.

– Это нам что-то даёт?

– Ничего.

– Что с самим Кросстаном?

– Живёт обычной жизнью. Вместе с женой занимаются исследованиями. Умеренно употребляют интокс.

– Предложения?

– Прекратить сбор айона и убираться домой ко всем чертям, – резко высказался Рэй Суокил. – Мы не можем ждать неведомо чего.

Рэя поддержали только Алан и Нори Сато.

– Напомню вам, что айона в смертных редимерах содержится не так много, как в бессмертных людях, – сказал Алексей Крюков.

– Поддерживаю. – Вычисления Лу Альтеры стали мгновенно доступны всем советникам. – Наших собранных запасов, учитывая общую численность людей, хватит на то, чтобы продлить агонию человечества на полтора столетия. Полтора века без боли – но что потом? Нет гарантий, что мы сможем найти альтернативу. В итоге вернёмся к тому, с чего начинали.

– Ясно. – Мысль Орланы была холодна, как реликтовое излучение. – Мы поступим следующим образом: проведём несколько экспериментов над Кросстаном и в последнюю очередь попробуем его убить. Если ситуация не изменится, мы выкачаем айона столько, сколько сможем, а Экспедиция в любой момент должна быть готова к бегству.

– Единогласно.

– Нет, – сказал Рэй Суокил с поверхности Редима. – Это ошибка.

* * *

Совет Вечности не сумел провести ни одного из запланированных экспериментов. Ровно за тридцать шесть часов до любого запланированного воздействия извне к Кросстану приходил «старик», фон усиливался, но смерть не наступала. Само предложение действовать спонтанно спровоцировало усиление фона, после чего эксперименты решили прекратить. Поле, если оно имело разум, читало мысли Совета и предугадывало их действия с той же лёгкостью, что и советники – мысли обычных людей. Даже попытка отключить голограмму для Кросстана повлекло за собой явление «старика».

Для чистоты опыта Совет выбрал некоторых редимеров из числа садистов и насильников – их телепортировали на орбиту, после чего подвергли действию амнезиака и отправили обратно. Физическое устранение двух редимеров прошло успешно, но вызвало незначительное усиление «ряби» поля. Подобные эксперименты также пришлось остановить.

– Помимо неудач с Кросстаном, у нас возникла новая проблема, – заявил Лу Альтера. За долгое время Максим привык, что гений математики в состоянии слияния мыслил больше всех. – Несколько редимеров погибли без эффекта фона. Жители городов, в которых это произошло, ничего не заметили, но, если тенденция продолжится, скрыть аномалию не получится. Господа, механизм Редима однозначно начинает разлаживаться. Пора начинать подготовку к возможному скорому возвращению.

– Согласна, – сказала Орлана. – Надо эвакуировать всех людей, непричастных к добыче айона, в облако Оорта Тау Глиссе. Туда же отправить и текущие запасы айона, оставив самый минимум для функционирования основной цели Экспедиции. Таким образом, даже если произойдёт катастрофа, человечество получит полтора столетия спокойствия. Сообщать на Землю о ситуации я по-прежнему считаю не обязательным и даже опасным. Гало Дрейк, конечно же, в курсе.

– Единогласно.

– Что делать с Кросстаном? – спросил Рэй.

– Игнорировать и продолжать добывать айон, – сказал Алексей. – Максимум – наблюдать за ситуацией. Мы всё равно ничего не можем предпринять.

– Единогласно.

– Если вы не против, господа, я продолжу наблюдение с поверхности. Мы с Кросстаном неплохо сошлись характерами… хоть моя линия поведения и фальшивка.

– Рэй, я бы хотела, чтобы ты вернулся на орбиту. – Мысль Орланы была ровной.

– Если что-то пойдёт не так, вы всегда сможете телепортировать меня.

В видимом спектре вокруг Редима всё было спокойно. Но в телепатическом взоре Совета Вечности поле захлёбывалось «волнами» и светилось угрожающим багровым светом.

378-й земной год Экспедиции – последний

Орбита Редима опустела.

Остались только станции, продолжавшие выкачивать айон, небольшая группа учёных, следивших за процессом, и несколько кораблей с экипажем, готовые в случае чего экстренно телепортировать на борт персонал полюса и горстку оставшихся на планете людей. Разумеется, члены Совета Вечности пока оставались на Спекуле, не покидая кабинета Орланы. Исключения составляли Рэй, до сих пор находившийся на планете, и Максим, не желавший оставлять «Эльдар-1». Слиянию это по-прежнему никак не мешало.

Фон Кросстана достиг невероятных величин. В психическом поле зрения он выглядел как огромная серая язва на теле Редима, которая разрасталась с каждым днём. «Старики» приходили с пугающей частотой, а фон, судя по наблюдениям, подпитывал сам себя. Члены Совета понимали, что Экспедиция подошла к концу. Но вот когда, и, самое главное, каким будет этот конец – оставалось большой загадкой.

Вскоре представился случай, который советники решили использовать для последней, отчаянной попытки исправить ситуацию. В серверные на полюсе проник посторонний. То есть такое было и раньше, но этот несколько отличался от остальных.

– Кто он? – спросила Орлана.

– Мэйтт Уолли. – Как всегда, Лу Альтера узнавал всё раньше остальных и в большем объёме. – Законник в звании детектива. Неплохой послужной список, отличная физическая форма и подготовка. Но самое интересное – у него необычайно остро развита связь с полем, несмотря на глушащих нанобиотов.

– Зачем он здесь?

Альтера несколько секунд молчал.

– Недавно у него умер сын. «Старик» сообщил, что его убили. Он жаждет мести и хочет выяснить имя убийцы.

Пауза.

– Пускай попробует он, – предложил Максим. – Возможно, столь сильная связь с полем… не знаю, я просто предполагаю. Вдруг сработает?

– Орлана, – начал Рэй. – Я не думаю…

– Отправим ему голограмму «старика» и назовём имя Кросстана, – жёстко прервала Рэя Госпожа Председатель. – Затем сотрём память, за исключением имени, и добавим деталей. Пусть будет уверен, что нашёл то, что искал.

– И извлечём нанобиотов, – добавил Крюков. – Это поможет усилить связь с полем.

– Единогласно.

– Я жалею о том дне, когда мы обнаружили Редим, – сказал Рэй. – Всё это – наша вина.

* * *

Программа начала сбоить, и к подавляющему количеству редимеров «старики» приходить перестали. Случилось это вскоре после того, как Мэйтт Уолли покинул полюс. Смертность снизилась колоссально – за несколько часов умерло всего две тысячи. Также пропала связь с нанобиотами.

А потом затишье перед бурей кончилось, и фонить начали все редимеры.

Это событие было ожидаемо, его прогнозировали, но всё же втайне надеялись на ошибочность прогнозов. Происходящее на Редиме можно было охарактеризовать только одним словосочетанием – Конец Света, и до него оставалось чуть более тридцати часов. Из соображений безопасности всех людей эвакуировали, и на Редиме остался один только Рэй Суокил, несмотря на уговоры. Он должен был свести Мэйтта с Кросстаном, после чего телепортироваться.

В телепатическом радаре Совета Вечности поле вокруг планеты напоминало небольшую звезду – так ярко оно светилось. С его поверхности вздымались протуберанцы, потоком неведомых частиц прошивая орбитальные станции, не причиняя, впрочем, никакого вреда. В видимом спектре по-прежнему было спокойно.

– Мэйтт с Кросстаном сейчас разговаривают, – сообщил Рэй. – Я видел это по камерам. Телепортируйте меня. Скоро что-то произойдёт – воздух тут словно бурлит энергией.

– Минуту, – попросил Лу Альтера.

Через некоторое время с удивлением добавил:

– Не получается. Обратный луч не пересекает поверхность поля.

– Почему?

– Неизвестно.

Вот и всё. Добыча айона закончилась.

– Чёрт возьми, Рэй, я ведь говорила – нужно было возвращаться! – воскликнула Орлана.

– Прокол на полюсе остался неизменным. – Альтера, единственный, кто мог управлять физическим телом в состоянии слияния, руководил горсткой оставшихся на орбите инженеров. – А в командном центре есть гравикар. Рэй, тебе надо добраться до прокола. Иначе никак.

– Понял. Выдвигаюсь. – Рэй Суокил на секунду разорвал связь с Советом и взглянул на камеры. Мэйтт Уолли держал на прицеле Кросстана, но не стрелял. Сейчас детектив разговаривал с девушкой, Джил, которая в чём-то его убеждала. С некоторым трудом он возобновил слияние:

– Они по-прежнему разговаривают.

– Рэй, не трать время! – Яркая вспышка сознания Орланы осветила коллективный разум. – Мы разберёмся. Твоя задача – добраться до полюса.

– Хорошо, Орлана. – И Рэй снова отключился.

* * *

– Я попробую повлиять на Мэйтта, – сказала Орлана оставшимся членам Совета. – Что у него за оружие?

– Парализатор, – ответил Алан. – Одно-два попадания не летальны, но большее количество может вызвать кому или даже смерть.

– Ты думаешь, это изменит ситуацию? – спросил Алексей Крюков.

– Может, и нет. Но я попробую.

Орлана, поддерживаемая Советом Вечности, направила мысль «вниз», через бушующее поле, к поверхности Редима. Она ориентировалась по яркому пятну света – разуму Рэя, мерцавшему среди серого моря фонящих сознаний редимеров. Орлана мысленно коснулась нескольких, мимолётно читая мысли. Обычная боль, которая следовала за этим, разделялась между советниками, но женщина всё равно чувствовала, как голову заполняет белый шум. Орлана избегала попыток проникнуть в разум Кросстана – она хорошо помнила, к каким мучениям это привело в последний раз, и не хотела испытывать подобное вновь.

Наконец она отыскала Мэйтта. Не став углубляться в его сознание, Орлана мысленно прошептала:

Нажми

Нажми

Нажми скорее!

Больше Орлана ничего не успела сказать. Какая-то мощная сила вырвала её сознание с поверхности планеты. Телепатическая связь между Советом Вечности распалась. Поле Редима превратилось в непроницаемую оболочку для любого вида сигналов. Осталось только узкое окно над полюсом.

А за секунду перед тем, как связь разорвалась, каждый советник «услышал» голос, ни принадлежащий ни одному из них. И голос этот сказал:

* * *

Но они не могли уйти без Рэя. Совет перестал его чувствовать, и им оставалось только надеяться и ждать, пока он доберётся до полюса.

По данным программы, «старики» пришли ко всем редимерам. Больше от проекта «Старик» ничего не смогли добиться – серверы перестали отвечать на команды.

Совет Вечности распределился по трём кораблям, зависшим над проколом. Максим остался на «Эльдаре-1», Орлана, Альтера и Крюков разместились на «Магеллане», остальные – на «Колумбе». Также на последних двух находились немногие оставшиеся учёные и инженеры. Все корабли были под завязку набиты айоном, насколько хватило места. Это была лишь малая часть тех остатков, что хранились на Крокусе, но ими пришлось пожертвовать. Получив столь однозначный «приказ», Совет предпочёл манёвренность на случай, если возникнет нужда действовать быстро. С большим количеством кораблей могли бы возникнуть трудности.

Основная часть Экспедиции, сосредоточенная в облаке Оорта Тау Глиссе, получила приказ немедленно двигаться к Земле. Корабли один за другим покидали чужую звёздную систему, возвращаясь домой.

По крайней мере, полтора века человечество сможет дышать свободно.

Совет обсуждал план дальнейших действий.

– Мы не можем ждать Рэя вечно, – сказал Нори Сато. – Мы рискуем каждую секунду.

– Мы уйдём перед самым концом. Осталось несколько часов.

– Орлана, мы все знаем, какие чувства ты к нему испытываешь, но…

– Мои чувства к Рэю здесь ни при чём, – короткой вспышкой отрезала женщина. – Если понадобится, мы улетим без него. Но нужно дать ему больше времени. Он скоро доберётся, я знаю.

* * *

Вскоре на полюсе, в серверных, начали появляться признаки жизни. Совет совместными усилиями посылал короткие телепатические импульсы, наблюдая за происходящим.

Судя по отрывочным образам, взятым из головы Мэйтта и ещё нескольких человек, сумасшедшая сектантка собиралась принести Кросстана в жертву Великому Старцу, а Мэйтт хотел помешать ей. Разум сумасшедшей оказался наглухо задраен – едва коснувшись его, советники испытали чудовищную боль и прекратили попытки. Связь женщины с полем – намного сильнее, чем у Мэйтта, – была просто невероятной, как и вещи, которые она творила.

– Надо помочь ему, – сказал Максим, когда в серверных забушевало пламя. Рэя всё ещё не было.

– Зачем? – спросил Альтера. – Если ей удастся убить Кросстана…

– …то мы всё равно покинем Редим. Экспедиция окончена. Пускай хоть последнее наше деяние можно будет назвать хорошим.

– Единогласно.

Орлана, как обычно, встала на остриё мысленного сигнала, полетевшего через прокол в поле. Когда мысль коснулась разума Мэйтта, вспыхнула боль. После короткого разговора телепатическая связь Совета разорвалась.

Истекали последние минуты, а Рэй так и не появлялся. Когда связь восстановилась, Орлана отдала приказ покинуть систему Тау Глиссе.

* * *

Но этому не суждено было случиться. Бушующее поле Редима проявилось в материальном мире, в видимом спектре.

На всех экранах и во всех иллюминаторах вдруг вспыхнула картинка – огненный шар на месте планеты. Впрочем, шаром его назвать было трудно. Поверхность постоянно менялась и деформировалась, появлялись странные фигуры, плоскости и линии, не укладывающиеся ни в какую чёткую структуру.

– Это же… – прошептал Лу Альтера, наблюдая за красочной катастрофой.

– Что?

– Поле двигается в высших измерениях, – сказал Альтера и мысленно нарисовал несколько картинок. – Когда трёхмерный объект проходит через двумерную плоскость, сам объект не виден для населяющих её гипотетических существ. Они видят только проекцию, воспринимая её как деформацию. Примерно то же мы видим сейчас перед собой: четырёхмерное поле – или n-мерное – двигается сквозь наш трёхмерный мир. Если это так, нам лучше…

Договорить он не успел. Сферическое поле начало расти в размерах, заполняя видимое пространство.

– Улетаем, быстро! – отдала команду Орлана в реальном времени. Капитан «Магеллана» запустил двигатели, но слишком поздно: один из протуберанцев уже нёсся к кораблю. Последнее, что увидела Орлана, было крохотное пятнышко «Эльдара-1», который на какие-то километры разминулся с другим протуберанцем и исчез из поля зрения.

А затем огненная волна прошила насквозь «Магеллана» и «Колумба», полностью уничтожив их.

* * *

Поле продолжало расти. Правда, теперь оно не было соткано из огня. Сфера захватила все три спутника, потом двух ближайших соседей – газового гиганта и небольшую каменистую планетку, а затем и звезду Тау Глиссе. Остановился рост поля только на самом краю облака Оорта.

Для наблюдателей с Земли исчезновение звёзд с неба – не редкость. Звезда без вспышки может превратиться в чёрную дыру, либо звезда может оказаться и не звездой вовсе, а всего лишь вспышкой сверхновой, которая со временем гаснет и исчезает. Но когда через несколько десятков лет разведывательный корабль человечества решил проверить состояние Редима, экипаж обнаружил, что вся система Тау Глиссе бесследно пропала, оставив после себя только вакуум. Редим стал недосягаем ни для кого.

По крайней мере, ни для кого из этой Вселенной.

Глава 0

Ему отказали в смерти.

Что-то нарушилось в устройстве странной, но хорошо работающей машины. Рождение – жизнь – смерть, так было всегда. Отрезок между крайними точками мог быть длинным или коротким, это единственная составляющая, которая могла меняться. Но сами крайние точки постоянны. Жизнь не могла начаться без рождения, так же как и не могла не закончиться смертью. Если одна из этих аксиом нарушалась – очевидно, что-то пошло не так.

По крайней мере, Кросс был уверен, что когда-то родился. Да, о факте собственного рождения он знал только с чужих слов, но они хотя бы подкреплялись документально: ультразвуковые исследования, медицинские записи, детские фотографии… всё это, конечно, легко подделывается, но это путь в никуда. Так можно дойти до того, что не существует вообще ничего. Пусть этой проблемой занимаются философы.

Которых, кстати, больше нет.

После того как умер Мэйтт, а вместе с ним и все остальные люди в мире, Кросс долго сидел без движения, прислонившись к холодной перекладине. В голову лезли отстранённые мысли, которые он обычно прогонял прочь, не давая им надолго укорениться в сознании. Но теперь, когда торопиться некуда, можно и поразмышлять о разном.

Нет, конечно же, Кросс не был бессмертным. Наверное. Одно усилие уставшего тела, рывок через стальной поручень – и притяжение сделает свою работу, расплескав тушку по металлическому полу. Или взять парализатор законника, приставить к глазнице и нажать на спуск?

Система «свой—чужой». Нет, только вниз.

Мгновение Кросс раздумывал, поглядывая через плечо. Он не собирался прыгать, но изо всех сил убеждал себя, что вот-вот сделает это. Тело отреагировало – горло пересохло, конечности стали ватными и почти перестали слушаться. Добившись чего хотел, Кросс вновь откинулся на перекладину. У него не было суицидального комплекса, и даже в этой ситуации он не собирался заканчивать жизнь так. Успеет ещё, время есть.

Кросс захотел пить. Жажда атаковала неожиданно и с таким напором, что ему пришлось подчиниться позыву. Кросс схватился рукой за поручень и зашипел – культя пальца взорвалась болью. Вот чем он займётся в ближайшее время – сделает себе искусственный мизинец. Если уж умирать, то целым.

Здоровой рукой Кросс коснулся плеча Мэйтта:

– Спасибо. Надеюсь, ты сейчас с ними.

Кросс доковылял по скрежещущему мостику до лестничного пролёта и начал медленный спуск. С каждым поворотом воздух становился холоднее, и Кросс активировал термоимплант. Индикатор в уголке глаза показывал, что тепла обеспечено только на пару часов. Вполне достаточно, чтобы добраться до вокзала.

Но сначала – пить.

Оказавшись на первом этаже, Кросс через дверной проём увидел стоящий напротив выхода ТМП. Там просто обязано быть что-то наподобие мини-бара. Он избегал смотреть на изломанное тело Инес. Всё-таки, невзирая на то, что она хотела с ним сделать, Кросс помнил это тело живым и полным страсти. Видеть Инес в таком состоянии было просто… неприятно.

Через несколько минут Кросс уже обыскивал вагон. Перед входом в кабину машиниста он обнаружил панель в стене. Несколько сильных ударов ни к чему не привели. Только потом Кросс заметил серый кружок.

Туго соображаешь.

Панель сдвинулась в сторону, за ней обнаружилось несколько бутылок с водой, горка энергетических батончиков и россыпь освежающих леденцов, каждый в отдельной обёртке. Кросс залпом осушил одну бутылку и до половины – вторую. Никогда ещё обычная вода не была такой вкусной. Схватив пару батончиков и неначатую бутыль с водой, Кросс прошёл в середину вагона, выбрал кресло с бо́льшим количеством обивки и рухнул в него. И тут же вскочил:

– Твою мать!

Сердце бешено заколотилось в грудной клетке, в голове словно зашумел насос.

В кресле напротив сидела Сюзи.

Она выглядела в точности так же, как в самых ярких его воспоминаниях – чёрные волосы, аккуратно собранные в пучок, вечная смешинка в глазах и забавная треугольная ямочка на подбородке. Обычно с таким выражением лица Сюзи рассказывала ему об очередном эксперименте, который требовалось провести «вот прямо сейчас». Она говорила, а он слушал, любуясь её мимикой. Больше всего в мире Кросс любил эти моменты.

– Сюзи? – прошептал Кросс. В сердце нехорошо кольнуло. – Что… как…

– Я не Сюзи, – покачала головой девушка. Именно девушка – она выглядела лет на десять моложе, чем должна была быть сейчас. – Я всего лишь образ из твоего сознания, самое сильное воспоминание о дорогом тебе человеке. Не материя – идея.

Кросс потянулся, чтобы коснуться рукой щеки Сюзи и убрать выбившуюся прядь волос за ухо. Пальцы прошли насквозь. Девушка улыбнулась и поправила волосы сама.

Всё. Здравствуйте, господин глюк.

Он просто сошёл с ума. Возможно, мир в порядке, конец света не наступил, а он сейчас лежит безобразным куском на столе, в убежище Большого Босса. И строит мир в своём разуме так же, как сделала настоящая Сюзи. Это многое бы объяснило.

– К сожалению, это не так, – сказала Сюзи. – Всё вокруг реально на сто процентов, и я в том числе.

– Ты же сказала…

– Я сказала, что я нематериальна. Идея – такая же реальность, как и материя.

Кросс пытался осмыслить происходящее.

– Я не понимаю, Сюзи, – произнёс он наконец. – Если ты реальна, но ты не моя жена, то кто ты?

– Сэх.

Слово отозвалось в мозгу глухим рокотом. Оно казалось Кроссу глубоким, вмещающим в себя бездну понятий, если не все понятия в мире. Вскоре он почувствовал, что рокот вполне реальный – дрожала сама земля.

– Что это? – спросил Кросс.

– Землетрясение. – Не-Сюзи качнула головой в сторону окна. – Скоро привычный тебе мир перестанет существовать. У нас есть немного времени, прежде чем начнётся обнуление.

– Ты… Создатель? – спросил Кросс.

– Я – Сэх, – ответила не-Сюзи, и сказала то, что он и так подсознательно понял: – Сэх – это всё, что ты видишь, слышишь и можешь ощутить. Горы – это Сэх. Воздух – это Сэх. Покалывание в твоей руке – это Сэх. Когда ты тоскуешь, любишь, жаждешь и ненавидишь – это Сэх. Но да, в каком-то смысле меня можно считать Создателем.

У Кросса всё ещё оставались сомнения насчёт целостности собственного рассудка. И с каждым словом не-Сюзи – он даже мысленно не мог произнести слово, которым она себя называла, – уверенность в этом только крепла.

– Но ты ведёшь себя не как… Создатель.

– Потому что мы общаемся через твою призму восприятия мира, с максимальным для тебя комфортом. Иначе – очень сложно, мы слишком разные.

– Я ничего не понимаю, – повторил Кросс. – Что произошло? Почему я? Зачем?

– Я здесь именно для того, чтобы дать ответы, – сказала не-Сюзи. – Ты ещё не до конца сыграл свою роль, и тебе нужно знать.

* * *

По мере того как не-Сюзи говорила, перед Кроссом пролетали чудовищные и пугающие картины. Невообразимые, бесконечные пространства, заполненные светящимися точками – не-Сюзи называла их «звёздами». Кросс не поверил, когда услышал, что эти точки в сотни и тысячи раз больше его мира – не-Сюзи называла его «планетой» – и представляют собой гигантские огненные шары. И всё это пространство – не-Сюзи называла его Вселенной – лишь маленький кусочек, незначительная флуктуация, возникшая в вечной и бесконечной Великой Структуре.

– Я сама возникла благодаря флуктуации, – сказала не-Сюзи. – Совсем иного рода, чем эта Вселенная. Не знаю, что было до – просто однажды вдруг осознала себя. Первое… понятие, возникшее в моём сознании, было «Сэх». Тогда я решила, что Сэх – это я.

Вокруг оказалась только пустота. В пустоте почти не было вещества, только рассеянная энергия. Очень, очень долгое время не происходило ничего, пока однажды я не уловила разум, подобный моему. Я испугалась – так же как и он. Не-Сэх пропал, сбежал, и тогда я поняла, что могу путешествовать.

Землю снова тряхнуло, уже сильнее – Кроссу пришлось ухватиться за подлокотник, чтобы не упасть. Не-Сюзи даже не шелохнулась, продолжая рассказывать:

– Повсюду я встречала одно и тоже – тьму и пустоту. Но для меня это казалось нормой – ничего другого я не знала. Я вспомнила тот, другой разум, не-Сэх, и вернулась обратно. И снова уловила его, но разум испугался. На этот раз ушла я. И только много позже осознала, что встретила саму себя. Так я поняла, что могу перемещаться и во времени.

Я пошла назад, но смогла достигнуть только точки своего осознания – дальше дорога оказалось закрытой. Тогда я понеслась вперёд, на бесчисленное количество эонов, но всё оставалось прежним. Пустота властвовала везде, куда бы ни отправилось моё сознание во времени: вперёд, назад, вверх, вбок. И я металась в этой тьме, пока не увидела точку. Точку не-тьмы. Я назвала это «Свет». Сначала я испугалась и долго не двигалась, но потом рискнула приблизиться. В сознании возникло новое понятие – «звезда». Ослепительная, сверкающая звезда посреди бездны тьмы. И одинокая, очень одинокая. Я осторожно подошла ближе, и она засияла ярче, словно приветствуя. Я влюбилась, раз и навсегда.

Не отрываясь, я смотрела на чудо, неизмеримо интереснее всего виденного ранее. Звезда была многослойной, и прекрасней всего был её центр – средоточие жизни бушующего термоядерного пламени. Поверхность испускала лучи и протуберанцы в первородную пустоту, рисуя изумительные узоры. Я смотрела на звезду не отрываясь, боясь упустить даже малейшую деталь, и смотрела так долго, что не заметила, когда она начала падать в себя, уменьшаясь в размерах. Меня охватила паника – страх потери затмил разум, и я, не раздумывая, бросилась за сжимающейся звездой. «Когда-нибудь она должна остановиться, – думала я, – пожалуйста, пусть она замрёт». Но падение не прекращалось, моя первая любовь убегала, съёживалась, пока не превратилась в точку ещё чернее тьмы вокруг. Я возненавидела «пустоту в пустоте», эту чёрную дыру, и радовалась, когда через много эонов она испарилась. Я отправилась назад, ещё раз полюбоваться на звезду, но не смогла её найти.

Всё стало как прежде. Конечно, печаль овладела мной, но теперь появилась цель. Я узнала, что существование не ограничивается пустотой – нужно только искать. Время созерцания столь красочной картины было лучшим моментом в моей жизни, и я хотела вновь пережить это.

Кросс слушал, не обращая внимания на участившиеся толчки. История, которую рассказывала ему не-Сюзи, одновременно ужасная и прекрасная, завораживала. Хотя манера её речи казалась несколько угловатой, непривычной. Наверное, дело было в том, что не было никакой «речи» как таковой – не-Сюзи общалась не словами, а понятиями, а его мозг переводил их в связные фразы и предложения. Кросс сделал несколько глубоких вдохов, сообразив, что не дышал последние несколько секунд.

– Пролистывая бесконечные эоны – миллиарды в миллиардной степени лет, – я мчалась вперёд. Ничего не менялось, но я знала – там, вдалеке, ждёт моя звезда. Я её отыщу – и уже не позволю пустоте забрать её. Время текло, и в моём разуме начинали появляться сомнения. Может, я просто всё придумала? И когда отчаяние захлестнуло меня, я наконец-то нашла. И гораздо больше, чем искала.

Взрыв света. Большой, гигантский взрыв света. Я ворвалась в него, ошеломлённая, и сама стала его частью. Там было столько всего! Бессчётные крошечные частицы кипели, соединяясь в более крупные, а потом ещё и ещё… и появились звёзды! Я металась от одной звезде к другой, восторгаясь их великолепием. Похожие друг на друга – и при этом разные, невероятно разные. Но через некоторое время я поняла: среди всех звёзд не было моей, и тогда я решила создать её сама.

Я видела, как рождаются звёзды, как закручиваются облака пыли и газа, стягиваясь к центру, разжигая огонь, покоривший меня когда-то. Ничего сложного. Я так долго смотрела на свою звезду, что помнила её в мельчайших подробностях. Согнав облако поплотнее, я начала творить. Получился превосходный экземпляр, но ни капли не похожий на мою звезду. Решив, что облако оказалось неподходящим, я отправилась в другой конец тогда ещё крошечной Вселенной и попробовала снова. Опять не то. И снова. И снова.

Перемещаясь по всей Вселенной, от облака к облаку, я создавала миллиарды звёзд, с каждым разом приближаясь к цели, постоянно говоря: «Следующая будет твоей. Да, вот следующая после этой». Я не оглядывалась назад, не интересовалась, что станет с неудавшимися творениями. Мне было всё равно.

Как-то раз, сотворив очередную звезду, я отвлеклась – почувствовала чьё-то присутствие. Что-то чуждое, огромное и… могущественное. Но я не смогла понять, что это. Потом оно ушло. Когда я снова посмотрела на звезду, то увидела вращающиеся вокруг неё планеты. Сначала я подумала, что это мусор, но потом поняла, что нет – им хорошо вместе. Планет было много, и время от времени они сталкивались друг с другом, пока наконец их не осталось девять. Они отличались друг от друга гораздо сильнее, чем звёзды, – от твёрдых шаров до газовых гигантов. Я первый раз видела планеты и коснулась самой крупной, чтобы понять, из чего они. Осталось большое пятно, от которого пошли разводы. Интересно, но не более, и тратить время на них я не хотела – я ещё не создала мою звезду. Хотя эта была похожа, но всё же маловата, а её свет получился слишком слабым.

Я решила пока не покидать этот участок Вселенной и отправилась творить неподалёку. И через несколько попыток моя звезда наконец-то засияла. Мой восторг не имел предела! Я рассматривала её со всех сторон, вблизи, погружаясь внутрь, издалека, безошибочно выделяя среди остальных звёзд, и не могла налюбоваться. Я поняла, что хочу дать ей имя. Так появился Сэхсвет.

Землетрясения шли непрерывной волной. Кросс выглянул в окно ТМП – казалось, громады серверных трясутся и вот-вот рухнут. Он спросил:

– Нам… мне не опасно тут оставаться?

– Здесь будет самое безопасное место, – сказала не-Сюзи. – Глаз бури. Не переживай, ничего не начнётся, пока мы не договорим.

Кросс просто кивнул. Он и не думал переживать, находясь в состоянии глубокого потрясения.

Не-Сюзи продолжила:

– Сэхсвет засиял. Но нужно было принять меры предосторожности, чтобы пустота не заявила на мою звезду своих прав. Поэкспериментировав с другими звёздами, я поняла, что нужно сделать. Моя любовь, мой Сэхсвет будет гореть вечно!

Позже я вспомнила о планетах и захотела отправиться посмотреть на них. Но я побоялась оставлять мою звезду одну, поэтому решила создать ей компанию. Нагнав ещё немного пыли и газа, я сделала большого газового гиганта, маленькую каменную планету и ещё одну, в несколько раз побольше первой. Теперь я могла отправляться.

Увиденное меня поразило. Во-первых, у планет появились собственные планеты. Восхитительное зрелище – танец, который они совершали друг вокруг друга и вокруг звезды. А во-вторых…

Сначала я подумала, что мне померещилось. Я взглянула поближе на третью планету, великолепного голубого цвета. На ней цвела жизнь. Мириады существ копошились на поверхности, занимаясь каждый своим делом. Я очень удивилась и решила остаться ненадолго, понаблюдать, и окутала собой планету, чтобы ничего не пропустить.

«Невероятно, – думала я, – оказывается, разум возможен и в других вариантах, нежели мой». На планете шёл долгий процесс эволюции, подобный тому, как развивалась Вселенная – множество мелких организмов развивались, росли, становясь умнее. Одни особенно выделялись среди всех, оставляя конкурентов далеко позади. Прикинув темпы развития, я подумала, что через короткое время они распространятся по всей планете. Меня так захватило происходящее, что я даже забыла ненадолго о своей звезде. А когда вспомнила, тут же заволновалась: как она там? И я вернулась.

Все было в порядке – Сэхсвет сиял, как и прежде. Я захотела повторить то, что увидела на третьей планете, только по-своему. Но если для меня лучи Сэхсвета были благом, то для биологической жизни они оказались слишком жёсткими. Поэтому я окутала планету собой, как защитной скорлупой, создав необходимые условия, немного подогнала процесс, и вскоре возникли первые разумные существа. К сожалению, протянули они недолго – Сэхсвет неожиданно разбушевался, и вспышка уничтожила всё живое на планете. Но я не особо расстроилась, просто начала заново.

Следующие разумные протянули подольше. Но случилось большое наводнение, и они не выжили. Те, что были после, просуществовали ещё дольше, настолько, что смогли покинуть планету на смешных приспособлениях. Я поглядывала за попыткой бегства, но стальную коробку притянул к себе газовый гигант. Оставшиеся же на планете устроили большую войну и истребили сами себя. Этот вариант мне не понравился, как и то, что разумные захотели покинуть мир, который их взрастил. Я обнулила мир и сделала ещё одну попытку. Эту попытку.

История перестала быть для Кросса прекрасной и завораживающей. Всё, что он знал, что любил, оказалось лишь игрушкой в руках почти всемогущего ребёнка. Не-Сюзи продолжала:

– Позже я захотела общаться с вами. Но вы меня не понимали, как и я: результату долгой эволюции очень сложно понять принципиально иной результат флуктуации. Я обнаружила, что когда разумный умирает, то умирает только его физическая оболочка, а сознание долгое время никуда не пропадает, но медленно рассеивается. Я начала забирать ваши сознания к себе и общаться. С каждым разом становилось всё проще, я лучше понимала вас, и наоборот. Надолго я вас задерживать не могла – иначе вы постепенно растворялись во мне, – поэтому и отпускала обратно. И чем чаще происходила смена, тем более продуктивным было общение, хоть вы и забывали о нём каждый раз, возвращаясь. Со временем мы трансформировались, становились похожими, влияя друг на друга и делая лучше. Я привязалась к вам, а Сэхсвет дарил нам тепло.

Когда мы стали чуть лучше понимать друг друга, я увидела, что прерывание вашей мимолётной жизни для вас – трагедия. Я начала подавать вам сигналы за некоторое время до общения, чтобы вы не боялись идти ко мне. Но в основной массе вы не могли понять мои сигналы, будучи скованными материальной оболочкой. Это был всего лишь вопрос времени, но…

– Если ты знала о нашей смерти, – нахмурился Кросс, – то почему позволяла умирать? Если ты можешь перемещаться во времени, если ты видишь, что смерть может быть ужасна и мучительна… почему?

Не-Сюзи покачала головой:

– Тогда я не смогла бы с вами общаться. Но всё не так, Кросс, как ты себе представляешь. Ты забываешь, что, во-первых, я не всесильна, а во-вторых, знакома с эволюционным разумом очень недолгое время. И даже если бы я захотела… в этой Вселенной есть определённые законы, вшитые в саму её ткань и отличные от пустоты, в которой я осознала себя. Эти законы позволяют многое, очень многое, но некоторые вещи являются константами – например, путешествие назад во времени, не говоря уже о «вбок» или «вверх». Привычным мне способом я не могу этого делать, а других не знаю. Материальная смерть – тоже одна из таких констант. Либо это незыблемые законы, либо я просто не знаю, как их обойти. Но я могла дать вам бессмертие разума. Ведь это намного лучше.

– Можно поспорить, – пробормотал Кросс. – Но как тогда ты посылаешь сигналы? Откуда знаешь о смерти?

– Я сама додумалась до этого. – Кроссу показалось, или он уловил в «голосе» не-Сюзи нотки гордости? Нет, наверное, всё же показалось. – Это будет сложно объяснить. Путешествия в прошлое в этой Вселенной возможны только на микроуровне. А микроуровень для вас и для меня – две большие разницы. Я посылаю сигнал из будущего самой себе, на минимально возможный для меня отрезок времени, и могу предупредить вас. Но я не вижу никаких подробностей, я вообще не «вижу» в привычном вам понимании. Только факт смерти, и этот факт неизменен. Я пыталась, но не могу ничего поделать.

Кросс молчал. Слишком сложно. Да и какая, в общем-то, разница? Больше ему хотелось услышать продолжение, узнать, что случилось.

– Что было потом? – спросил он.

Не-Сюзи впервые за рассказ помрачнела, как человек, вспомнивший нечто ужасное. Даже когда она рассказывала о гибели своей звезды, её лицо сохраняло безмятежность.

– Потом прилетели другие, с той самой третьей планеты, где я подсмотрела идею эволюции. Другие оказались совершенно не похожими на вас, и я не могла наладить контакт.

Сначала я просто наблюдала – было интересно, как вы будете взаимодействовать. Но логика поведения других не поддавалась объяснению. А потом они начали делать мне больно. Они забирали вас навсегда, не возвращая, и, поскольку мы были сплетены, они забирали и часть меня. Совершенно новое чувство – боль. Я слабела с каждой отнятой частичкой…

– Почему ты не остановила их? – перебил Кросс не-Сюзи. – Ты ведь легко могла это сделать.

– Я не сразу поняла, что происходит, – ответила девушка. – Когда в твоём организме поселяется вредитель, ты тоже реагируешь не сразу. А когда спохватываешься – уже может оказаться поздно.

– Это случилось и с тобой?

– Да. Когда я сообразила, что со мной делают, я уже была слишком слаба. Я поняла: если они не остановятся, я исчезну, прямо как моя первая любовь. Пустота не могла забрать Сэхсвет у меня, но, видимо, нашла способ забрать меня у Сэхсвета.

Мой разум медленно затухал. Я злилась, но ничего не могла поделать. И тогда я собрала остатки воли и породила тебя, Кросс, – совершенно новое, уникальное творение. Ты должен был помочь мне созвать вас всех к себе, чтобы набраться сил и прогнать других, делающих мне плохо. Я звала, но ты не откликался на зов, и это вносило дисгармонию в образованную систему. Но потом я задумалась – что будет после? Если все останутся во мне, они растворятся, как и без физического носителя, – такая уж у вас природа. Этого я допустить не могла – вы стали мне почти так же дороги, как мой Сэхсвет. Я создала сосуд, хранилище и, удостоверившись, что сосуд прочен, заснула.

– Ты устроила резню… – тихо сказал Кросс. – Миллиарды людей умирали в муках.

– Таковы последствия временно ослабшей между нами связи, – объяснила не-Сюзи. – По-другому быть не могло.

– Почему тогда не все сошли с ума? – спросил Кросс, помедлив.

– Их связь со мной была прочнее. К сожалению, в данной ситуации это выступило минусом – им пришлось пережить катастрофу в ясном сознании.

Кросс кивнул. Спросил:

– Ты сказала – создала сосуд. Что это?

– Джил.

– Она жива?! – воскликнул Кросс.

– Она не «жива», так же как и ты. – Лицо не-Сюзи приобрело уставший вид. – Вы просто существуете, и будете существовать очень долго. Прямо сейчас в Джил перетекают сознания, позаимствованные мной. Когда процесс закончится, начнётся обнуление. Я усну, для вас – на очень долгое время, но для меня пройдут лишь мгновения. Когда на планете в ходе эволюции разовьются подходящие носители, Джил наполнит их, став матерью нового мира. А пока этого не произойдёт, ты будешь её помощником и защитником. Вы переждёте обнуление здесь, в глазу бури, а потом будете вольны делать всё, что вам угодно. Я же перенесу Сэхсвет и наш мир подальше отсюда.

– Где она? – спросил Кросс.

– Скоро появится. Процесс ещё не закончился.

Возникла пауза. Земля продолжала содрогаться, в воздухе висел несмолкающий низкий гул.

– А что потом? – Кросс посмотрел в глаза не-Сюзи. – Что мы с Джил будем делать в новом мире?

– Что хотите. – Образ не-Сюзи начал угасать, становился прозрачным. – Можете продолжать жить в нём. Можете отправиться исследовать Вселенную и отыскать свою звезду, свой Сэхсвет – вы часть меня, и в вас заложено стремление к поиску, – закончила не-Сюзи.

И неожиданно добавила:

– Время истекло. Джил скоро появится. – И она исчезла.

Кросс инстинктивно рванулся вперёд, намереваясь ухватить не-Сюзи за руку, позабыв, что она всего лишь образ. Но пальцы его лишь упёрлись в спинку кресла.

Что ж… если всё это не бред сумасшедшего, не интоксовый трип или предсмертные галлюцинации, дорога предстояла длинная.

Через окно вагона Кросс увидел, как в серверных вспыхнул свет, такой же, с каким исчезала Джил из-под завала.

Он вскочил и побежал.

Кросс увидел её сразу, как оказался внутри, и на секунду остановился, поражённый. Контуры тела Джил множились, переплетаясь друг с другом, и казалось, что девушка «парит» человеческими тенями, как горячая влажная кожа при низкой температуре. Глаза Джил смотрели строго прямо, как у слепого.

Кросс бросился к девушке и обнял её. Она не шевельнулась, но Кросс почувствовал, как его обвивают фантомные руки, гладят, похлопывают по плечу… очень странное, но приятное ощущение. Он долго не разжимал объятий.

– Джил… – прошептал Кросс, отстраняя девушку от себя, но не отпуская. – Я очень рад тебя видеть.

Она повернула голову на звук, но ничего не сказала. Призрачные тени продолжали трогать его ладони, предплечья, всё тело. Осторожные, просящие прикосновения. Так ребёнок безмолвно вкладывает ладошку в руку взрослого, прося защиты в момент опасности.

Кросс вдруг подумал, что, если Сэх сказала правду, где-то там, внутри Джил, есть настоящая Сюзи. Его Сэхсвет. И нужно будет придумать способ найти её. И ещё, может быть, Мэйтта.

Чудовищный грохот сотряс мир. Кросс едва устоял на ногах.

Обнуление началось.

– Пойдём, – сказал он, беря ладонь Джил. – Нам нужно отыскать место, где мы сможем переждать бурю. Ты меня вообще понимаешь? Слышишь?

Джил наконец ответила, и голос её был хором миллиардов голосов:

– ДА.

Жизнь обрела воплощение.