Улоф Ашберг

title: <b>Купить книгу "Автопортрет в контексте эпохи":</b> feed_id: 5296 pattern_id: 2266 book_author: _нехудлит book_name: Автопортрет в контексте эпохи

АВТОПОРТРЕТ В КОНТЕКСТЕ ЭПОХИ

Ашберг Улоф (1877-1960) – шведский банкир

Островский Александр Владимирович – доктор исторических наук

Гехт Антон Борисович – кандидат исторических наук

Морозов В.Е. – историк

Носова Е.Г. – историк

Островский А.В. У. Ашберг. Россия и внешний мир250

Ашберг У. Странствующий еврей с Гласбрюксгатен269

Комментарии А.В. Островского384

Комментарии А.Б. Гехта408

Список людей из Гостевой книги417

Ашберг У. Фрагменты книги «Возвращение»420

Денежная помощь большевиков друзьям партии в Швеции и за её пределами.....445

У. Ашберг. Россия и внешний мир

Вступительная статья к книге У. Ашберга «Между Западом и Россией. 1914-1924 гг. Из воспоминаний "красного банкира"»

Имя шведского банкира Улофа Ашберга приобрело особую известность осенью 1918 г., когда в США под названием «Немецко-большевистская конспирация» появились знаменитые «бумаги Сиссона»^[1]. Представленные читателям как подлинные документы, выкраденные из секретных архивов, они рисовали картину тайного сотрудничества между Советским правительством и Германией, а в качестве одного из посредников между ними называли У. Ашберга^[2].

Позднее было убедительно доказано, что «бумаги Сиссона» представляли собою грубую подделку^[3]. В то же время исследователям стали доступны материалы, свидетельствующие, что вопрос о «немецких деньгах» в Октябрьской революции возник не случайно^[4], что Советское правительство с самого же начала пользовалось поддержкой со стороны определённых кругов международной финансовой олигархии США^[5], и что важная роль в наведении первых постов между Советской республикой и внешним миром действительно принадлежала У. Ашбергу^[6].

Его роль в этом отношении была намного значительнее той, которую сыграл в истории нашей страны знаменитый американский бизнесмен Арманд Хаммер^[7]. Однако, если имя А. Хаммера известно у нас самой широкой читательской аудиторий^[8], то имя У. Ашберга мало известно даже среди историков^[9]. Между тем о своей деятельности в России уже на склоне лет он поведал сам^[10]. Предлагая вашему вниманию главы из его Воспоминаний, мы надеемся, что этим делам первый шаг на пути подготовки специального исследования об их авторе^[11].

Улоф Ашберг родился в Стокгольме 22 июля 1877 г.^[12] Его отец Герман Аш и мать Роза (Рашель) Шлоссберг^[13] были выходцами из России и только за два года до этого переселились в Швецию. Кроме Улофа у них было ещё четыре дочери. Первоначально Герман Аш (вместе с братом Давидом, принявшим фамилию Аранович) имел небольшую мастерскую по изготовлению кроватей и спальных принадлежностей, но со временем разбогател, основал фирму под названием «Герман Аш и К°», открыл несколько магазинов и даже стал выполнять заказы королевского двора.

В 1883 г. Улоф пошёл в школу. Здесь произошло его знакомство с братьями Нахмансонами: Юсефом^[14] и Эрнестом^[15], которые принадлежали к влиятельной фамилии стокгольмского делового мира^[16]. Это знакомство сыграло немаловажную роль в последующей судьбе Улофа. Во всяком случае, когда в 1892 г. он закончил своё обучение и по желанию отца решил посвятить себя коммерческой деятельности, первым местом его работы стала фирма «Людвиг Рубенсон и К°», принадлежавшая Эммануилу Нахмансону, дяде его школьных товарищей^[17].

Вслед за этим он был отправлен отцом за границу, работал в Гамбурге и Лондоне, учился в Париже^[18] (18), а вернувшись в 1896 г. домой, несмотря на свой юный возраст (ему шёл девятнадцатый год), открыл в Стокгольме свою собственную торговую контору. Так началась его коммерческая карьера.

В следующем году в возрасте сорока лет умерла его мать, и именно тогда он взял себе фамилию «Ашберг», составив её из фамилии отца – «Аш» и окончания фамилии матери – «берг». Тогда же он покинул родительский дом и, поселившись отдельно, в 1898 г. женился на актрисе Стокгольмского драматического театра Анне-Луизе Альберг^[19]. Их совместная супружеская жизнь продолжалась около 18 лет. От этого брака они имели трёх сыновей: Стуре – 1899, Рагнара – 1903 и Фольке – 1905^[20].

Коммерческая деятельность У. Ашберга была успешной, вскоре он вместе с отцом и Юсефом Нахмансоном организовал новое предприятие – швейную фирму «Унион», а в 1905 г. принял участие в создании двух строительных компаний – «Телеуборгского акционерного общества недвижимости» и «Акционерного общества Эрбю»^[21].

Незадолго до известной всеобщей стачки 1909 году он стал инициатором и организатором «Объединения предпринимателей швейной промышленности Швеции», был избран его председателем и делегирован от него в «Союз предпринимателей Швеции». Поэтому, когда началась всеобщая стачка, он оказался в эпицентре борьбы, развернувшейся между рабочими и предпринимателями.

Вполне возможно, что это событие впервые пробудило у него интерес к рабочему вопросу, а знакомство с посвящённой ему литературой, в том числе работами Карла Маркса, повлекло за собой пересмотр прежних представлений, имевшихся у него на этот счёт. Сам У. Ашберг именно так объяснял произошедшую в его сознании переоценку ценностей и именно с этим связывал сложившееся у него убеждение в объективной обусловленности рабочего движения и необходимости придания ему цивилизованных форм. В результате, если верить ему, он пришёл к мысли о создании специального рабочего банка, который, аккумулируя небольшие сбережения рабочих, мог бы предоставлять им необходимый кредит на льготных условиях.

По его словам, этой идеей он поделился со своим знакомым из числа шведских социал-демократов Вальфридом Вильгельмсоном^[22], который в свою очередь познакомил его с редактором газеты «Сосиал-Демократен» Герхардом Магнуссоном^[23], а через него – с депутатом риксдага от Социал-демократической партия Швеции (СДПШ) А. Кристьернсоном^[24], руководителем Центрального объединения профсоюзов Швеции Херманом Линдквистом и лидером СДПШ Яльмаром Брантингом. Предложенная идея заинтересовала их.

«Для дальнейшего изучения и разработки моего плана, – вспоминал У. Ашберг, – мы договорились с Герхардом Магнуссоном съездить в Германию, Англию и Францию. В поездке принимал участие директор Густав Свенсон. В этих странах мы встречались с ведущими представителями финансового мира и международного рабочего движения». После этой поездки 12 мая 1912 г. в Стокгольме был подписан учредительский договор о создании кредитного учреждения, получившего названий «Нового банка» (Nya banken). Его первым директором стал У. Ашберг.

У нас нет оснований не доверять этой версии возникновения «Нового банка». В то же время есть основания думать, что она нуждается в корректировке. Как бы ни была заманчива идея создания подобного кредитного учреждения, для её реализации прежде всего требовался практический опыт в банковском деле, которым по роду своей прежней деятельности У. Ашберг не располагал. По этой причине кто-то должен был его консультировать и кто-то должен был ему помогать, как в организации банка, так и в налаживании его работы.

Вероятнее всего, подобная помощь была оказана ему его школьным приятелем и компаньоном по фирме «Унион» Юсефом Нахмансоном, который в 1909 г. был приглашён на службу в одно из крупнейших кредитных учреждений Швеции, составлявшее ядро финансовой империи Валленбергов, – «Стокгольме эншильда банкен» (далее – СЭБ). Вскоре Ю. Нахмансон был назначен главным кассиром, а в 1910 г. стал вице-директором^[27]. В таком случае не исключено, что именно СЭБ стоял у истоков «Нового банка».

В первые же годы своего существования наряду с обычными кредитными операциями «Новый банк» стал осуществлять и операции инвестиционного характера. Так, им был создан завод «Радиус» для производства керосинок, открыта фабрика по изготовлению пианино, налажено производство спортивных принадлежностей, учреждено страховое общество «Фолькет», организовано Скандинавское акционерное общество «Авиатика», основано акционерное общество «Кинетофон». Два последних начинания имели для «Нового банка» особое значение. Если создание «Авиатики» открывало перед ним выход в правительственные и военно-промышленные круги, то деятельность «Кинетофона» вводила его в сферу международного бизнеса.

В первой половине 1914 года У. Ашберг отправляется в США и здесь завязывает деловые связи с «Нью-Йорк Эдисон компани»^[28], входившей в финансовую группировку Джона Пирпонта Моргана. Накануне первой мировой войны эта группировка объединяла более ста корпораций с общим акционерным капиталом в 22 миллиардов долларов, что по курсу того времени составляло около 66 миллиардов рублей^[29] Для сравнения – в это же самое время стоимость всех ценных бумаг царской России не превышала 22 миллиарда рублей^[30], а стоимость её национального богатства без земли и природных недр составляла 70 миллиардов рублей^[31] Представляя собою государство в государстве, финансовая империя Дж.П. Моргана уже в начале XX века претендовала не только на ведущую роль в жизни американского общества, но и на мировую гегемонию.

Когда началась Первая мировая война, У. Ашберг был призван в армию. Вскоре он снова получил возможность вернуться к своим коммерческим делам. Но теперь его деятельность приобрела совершенно иной характер. Скромный начинающий стокгольмский банкир неожиданно для многих выходит на орбиту крупного международного бизнеса и оказывается причастным к некоторым событиям тайной дипломатии.

Сам У. Ашберг объяснял столь резкий поворот в его судьбе случайным стечением обстоятельств. Решающим из них он называл содействие шведского банкира Йесты Чульбергера, который получил несколько важных коммерческих предложений из России и решил привлечь «Новый банк» к их реализации. В результате этого, по свидетельству У. Ашберга, в 1915 г. в Стокгольме при участии «Нового банка» создаётся «Шведско-Русско-Азиатская компания», а в США – акционерное общество «Джон Мак Грегор Грант корпорейшн», наладившие в России деловые отношения с «Русско-Азиатским банком», а в США – с моргановским банком «Гаранта траст компании». И с осени 1915 г. в деловых контактах с министерством финансов царской России У. Ашберг стал выступать как представитель Д.П. Моргана^[32].

22 мая/4 июня 1915 г. У. Ашберг как директор «Нового банка» был принят министром финансов царской России П.Л. Барком^[33] и, по всей видимости, в ходе этой встречи получил предложение взять на себя посредничество между царским правительством и американскими банками в предоставлении России денежного кредита.

Переговоры продолжались около года и завершились 26 мая/8 июня 1916 г., когда Комитет министров утвердил условия подобного займа^[34].

Однако в ходе переговоров речь шла не только о получении займа. «На Ашберга, – пишет один из исследователей русско-американских отношений В.В. Лебедев, – возлагалась задача финансировать заказы на 5 миллионов ярдов серо-шинельного и 3 миллиона ярдов защитного сукна, 83 тысяч пудов подошвенной кожи, 5 тысяч телефонов, 10 тысяч вёрст телефонных проводов, 63 тысяч биноклей, 1 миллион винтовок с 1 тысячью патронов на каждую (т.е. 1 миллиард патронов – А. О.), 100 тысяч пистолетов и 50 миллионов патронов к ним, 5 тысяч пулемётов. Кроме того, через Ашберга намечалось приобрести большое количество взрывчатых веществ, заводское оборудование, снаряды и орудия, автомобили, тракторы, мотоциклы, колючую проволоку, алюминий и т.д.»^[35].

Для того чтобы оценить масштабы этих операций, достаточно учесть, что всего за 1914-1917 гг. Россия получила из-за границы около 2,5 миллионов винтовок и 1,0 миллиардов патронов^[36]. Насколько удалось реализовать планы поставок через У. Ашберга и какую роль они действительно играли в снабжении царской России, пока остаётся неизвестным.

После заключения займа след У. Ашберга теряется^[37], но в начале 1917 года его имя появляется на страницах русских газет и становится в центре довольно крупного политического скандала. Дело в том, что в июне 1916 г. в Стокгольме произошла тайная встреча товарища председателя Государственной Думы А.Д. Протопопова и члена Государственного Совета Д.А. Олсуфьева с неофициальным представителем германского ведомства иностранных дел Фрицем Варбургом, в ходе которой обсуждались возможные условия мира между Германией и Россией^[38].

Осенью 1916 г. А.Д. Протопопов был назначен министром внутренних дел, и тогда его политические противники потребовали от него объяснений. Оправдываясь, А.Д. Протопопов назвал У. Ашберга организатором и участником данной встречи^[39]. Правда, Д.А. Олсуфьев сразу же и категорически опроверг как первое, так и второе^[40]. Но сам У. Ашберг в развернувшейся газетной полемике предпочёл не участвовать. Лишь позднее в своих воспоминаниях он счёл необходимым назвать утверждения А.Д. Протопопова вымыслом^[41].

Сразу же после Февральской революции У. Ашберг поспешил в Петроград, Свою поездку он объяснял чисто коммерческими целями, но в чём именно они заключались, не конкретизировал. Между тем почти сразу же после его возвращения из России на страницах издававшегося в Стокгольме «Скандинавского листка» появилось сообщение, в котором говорилось: «В связи с последней поездкой в Россию директора стокгольмского “Ниа банкен” г. Ашберга здесь циркулируют упорные слухи об образовании в Петрограде крупного банковского предприятия по образцу “Ниа банкен”. Новый банк будет работать в тесном контакте с “Ниа банкен”» (Скандинавский листок. 1917. 26 апреля/9 мая).

Насколько эти слухи соответствовали действительности исследователям ещё предстоит выяснить. Обращает, однако, на себя внимание то, что в Петрограде У. Ашберг встречался не только с представителями делового мира, но и с некоторыми лидерами партии большевиков: Л.Б. Каменевым и А.М. Коллонтай. Вполне возможно, что эти встречи были связаны с обсуждением вопроса о создании «рабочего банка» в России. Но не исключено, что поездка У. Ашберга в Петроград наряду с коммерческими имела и какие-то политические цели. А то, что в 1917 году он был причастен к политике, явствует из его собственных воспоминаний. Сразу же после Февральской революции среди германских социал-демократов, социалистов нейтральных стран и лидеров Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов возникла идея международной социалистической конференции, которую предполагалось созвать в Стокгольме, и которая должна была обсудить вопрос о возможных путях прекращения войны^[42].

Как видно из воспоминаний У. Ашберга, он также оказался причастным к организации этой так и не состоявшейся конференции и был даже одним из авторов проекта итогового документа, принятием которого она должна была завершиться. В нём шла речь о создании после окончания войны нового мирового порядка на принципах демократии и суверенитета отдельных стран в форме своеобразных Соединенных штатов мира. Но так как У. Ашберг являлся лицом, представлявшим определённые кредитные учреждения, прежде всего «Новый банк», маловероятно, чтобы он согласился принимать участие в разработке подобной резолюции, не согласовав свою деятельность с руководством этих кредитных учреждений. А значит, они тоже имели определённое отношение к организации Стокгольмской конференции. Между тем, пока ещё шла подготовка к ней, 3-5 июля 1917 года в Петрограде произошли события, которые вошли в литературу под названием «июльского кризиса» и снова привели к тому, что имя У. Ашберга появилось на страницах русской печати. 5 июля мало кому до этого известная газета «Живое слово» опубликовала письмо за подписью бывшего большевика Г. А. Алексинского и бывшего народника В.С. Панкратова, содержавшее обвинение партии большевиков в связях с германской разведкой^[43].

В письме утверждалось, что июльские события были организованы большевиками не только по указанию, но и на деньги германского Генерального штаба, что деньги поступали в Россию через «Дисконто гезельшафт» в Берлине^[44], «Новый банк» в Стокгольме и «Сибирский торговый банк»^[45] в Петрограде, связь осуществлялась через немецкого социал-демократа А.Л. Парвуса^[46], основавшего для этого специальную торговую контору в Дании^[47], польского социал-демократа Я.С. Ганецкого, являвшегося директором этой фирмы, польского социал-демократа М.Ю. Козловского^[48], исполнявшего обязанности её юрисконсульта и коммерсантку Е.М. Суменсон^[49], выступавшую в качестве доверенного лица фирмы «Клингсглянда», которая принадлежала к числу партнёров парвусовской торговой конторы^[50].

И хотя бесспорных доказательств в обоснование этого ни тогда (в печати^[51] и в ходе расследования, а оно велось одновременно и органами прокуратуры^[52], и ЦК РСДРП(б)^[53]), ни позднее^[54] приведено не было, руководству «Сибирского торгового банка» (В.С. Субботник^[55]), дирекции «Нового банка» (У. Ашберг^[56]), заграничному бюро ЦК РСДРП(б) (Я.С. Ганецкий, В.В. Боровский, К. Радек^[57]) и представителям ЦК в Петрограде (Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, В.И. Ленин), а также М.Ю. Козловскому^[59] пришлось давать объяснения в печати.

Из них явствовало, что Я.С. Ганецкий действительно являлся клиентом «Нового банка», а М.Ю. Козловский и Е.М. Суменсон – клиентами «Сибирского торгового банка» и что между ними производились переводные денежные операции. Однако руководство партии большевиков категорически отрицало существование каких-либо денежных отношений с названными выше лицами и утверждало, что их коммерческая деятельность имела чисто личный характер и никак не была связана с политикой, во всяком случае с деятельностью большевиков^[60]. Ставшие с тех пор доступными исследователям документы свидетельствуют, что это было не совсем так^[61].

Однако независимо от того, как именно всё обстояло в действительности, ни одно кредитное учреждение не несёт ответственности за характер использования переводимых через него его клиентами денежных средств. С чисто формальной точки зрения никаких претензий нельзя было предъявить и «Новому банку». Несмотря на это, после июльских событий его репутация в определённых финансовых кругах была подорвана. По всей видимости, это было связано с тем, что газетные обвинения упали на давно подготовленную почву.

Первые сведения о связях У. Ашберга с Германией появились на страницах русской печати ещё осенью 1915 года (Колокол. 1915. 11 октября). 25 января 1917 г. иностранный отдел Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов информировал Министерство торговли и промышленности: «...По полученным от Русско-Азиатского банка доверительным сведениям Московское отделение названного банка отказалось от приёма Ньюа-банк в Стокгольме поручений по инкассо документов по пересылке в Россию посылок ввиду нескольких случаев конфискации заключавшихся в этих посылках товаров, оказавшихся враждебного происхождения, в некоторых случаях умышленно скрытого»^[62].

Поэтому, когда осенью 1917 года «Новый банк» решил открыть счёт в Петроградском отделении «Нейшнл сити бэнк оф Нью-Йорк» и администрация этого отделения стала наводить справки, «Новый банк» был охарактеризован как прогерманский и ей было рекомендовано воздержаться от включения его в число своих клиентов^[63]. В таких условиях после июльских событий У. Ашберг стал в России фактически фигурой нон-грата.

Но как только произошла Октябрьская революция и партия большевиков пришла к власти, мы снова видим его в Петрограде. Сам он датировал эту поездку «примерно 10 ноября 1917 г.» нового стиля, или же 28 октября старого стиля. Как видно из его воспоминаний, в России он встречался с руководителями нового правительства и представителями финансово-промышленных кругов и пытался использовать своё влияние для налаживания делового сотрудничества между ними. Факт весьма примечательный и несомненно свидетельствующий о том, что как директор «Нового банка» У. Ашберг был непосредственно заинтересован в таком сотрудничестве, а следовательно, и в укреплении позиций Советской власти. Как долго продолжалась эта поездка и чем именно она завершилась, остаётся пока неясным. Неясным остаётся и вопрос о том, сколько раз до начала экономической блокады Советской республики У. Ашберг посещал Россию^[64].

В его воспоминаниях описывается ещё только одна такая поездка, начало которой он относил к январю 1918 года по новому стилю, т.е. ко времени после 18 декабря 1917 г. по старому стилю. Но и об этой поездке мы не найдём в его воспоминаниях точных и конкретных данных. По сообщениям печати, её цель заключалась в переговорах «относительно ввоза в Швецию смазочных масел»^[65].

Однако достаточно посмотреть тех лиц, с которыми встречался У. Ашберг (министр труда и исполняющий обязанности наркома промышленности и торговли А.Г. Шляпников, заместитель наркома торговли и промышленности М.Г. Вронский, комиссар Государственного банка Я.С. Ганецкий, помощник главного комиссара Государственного банка Г.Л. Пятаков, председатель Петроградской ЧК Я.С. Урицкий и некоторые другие), чтобы понять, что версия о доставке смазочных масел использовалась для прикрытия переговоров по каким-то другим более важным вопросам^[66].

В связи с этим заслуживает внимания следующий эпизод. В ноябре 1927 г. Я.С. Ганецкий опубликовал на страницах газеты «Известия» любопытную теле| грамму В.И. Ленина^[67], направленную не ранее 8/21 декабря 1917 г. из Петрограда в Стокгольм на имя В.В. Воровского. В ней говорилось: «Срочно подыщите и пришлите сюда трёх бухгалтеров высшей квалификации по реформе банков. Знание русского языка необязательно. Оплату установите сами, сообразуясь с местными условиями»^[68]. Речь в телеграмме безусловно шла о национализации банков и связанной с ней реорганизации всей кредитно-финансовой системы России^[69].

Касаясь этого эпизода, авторы книги «Так начинался наркоминдел» пишут: «Шведы откликнулись на обращение к ним Воровского» и «в Петроград отправился сам директор Стокгольмского банка Ашберг^[70], который повёз с собою готовый план организации в Советской России кооперативного банка»^[71]. К сожалению, авторами не указаны источники, на основании которых сделано подобное утверждение. Однако, по воспоминаниям Г.А. Соломона, который вернулся из Стокгольма в Петроград не позднее 27 ноября/10 декабря 1917 г.^[72] и попутчиком которого оказался У. Ашберг, в ноябре план создания такого банка действительно существовал^[73].

О том, что в конце 1917 – начале 1918 гг. У. Ашберг занимался вопросами налаживания деятельности кредитно-финансовой системы Советской России свидетельствует и опубликованное 6/19 января 1918 г. на страницах «Известий» письмо одного из руководителей «Русско-Азиатского банка» М.Э. Верстрата к У. Ашбергу.

«Вы, – писал М.Э. Верстрат, – довели до моего сведения о тех серьёзных опасениях, которые возникли в заграничных финансовых кругах по поводу забастовки служащих и приостановления деятельности русских банков, явившегося последствием этой забастовки. В качестве иностранца, представителя французских акционеров “Русско-Азиатского банка” я не могу и не должен вмешиваться в вопросы внутренней политики, касающейся исключительно русских, но я сохраняю право иметь своё личное мнение, и я Вам открыто заявляю, что я не понимаю практической целесообразности забастовки, неудобства и опасные последствия коей для меня слишком ясны и очевидны, чтобы я не желал её немедленного прекращения»^[74].

Из этого явствует, что У. Ашберг принимал активное участие в ликвидации начавшейся после национализации частных банков забастовки их служащих.

По возвращении из России У. Ашберг дал интервью газете «Скандинавский листок», которое было опубликовано 27 января/9 февраля 1918 г. под названием «О русско-шведском экономическом сближении». В нём он открыто обосновывал необходимость развития экономического сотрудничества с Советским правительством^[75], а 28 января/10 февраля выступил на массовом митинге в Стокгольме, где не только поделился своими впечатлениями о поездке в Россию, но и снова открыто призвал к признанию Советской республики и экономическому сотрудничеству с нею^[76].

Учитывая то положение, которое он занимал в деловом мире, и то, что руководство «Нового банка», «Шведско-Русско-Азиатской компании» и фирмы «Джон Мак Грегор Грант корпорейшн» не отмежевалось от его публичных выступлений, можно с полным основанием утверждать, что в данном случае его позиция если и не была согласована с руководством этих учреждений, что само по себе маловероятно, то во всяком случае не вызывала с их стороны принципиальных возражений. Это даёт основание утверждать, что, выступив в начале 1918 года за признание Советской России и деловое сотрудничество с нею, У. Ашберг выражал не только свои собственные взгляды, но и настроения определённых кругов финансовой олигархии, прежде всего моргановской группировки, в орбиту влияния которой входили все названные выше кредитные учреждения.

Если верить мемуарам У. Ашберга, в конце 1917 – начале 1918г. «Новый банк» попал в «чёрные списки» Антанты, и его стали бойкотировать те фирмы, которые занимали антисоветские позиции. У. Ашберг вынужден был выйти из состава акционеров «Нового банка» и подать в отставку с поста его директора. Вскоре после этого он создал при участии Яльмара Брантинга, который в это время входил в состав правительства Швеции в качестве министра торговли, новое кредитное учреждение под названием «Шведское экономическое акционерное общество» (ШЭАО). По существу, оно стало играть ту же роль, которую до этого играл «Новый банк».

В связи с этим несомненный интерес представляет статья «Русский рубль за границей», опубликованная в феврале 1919 г. на страницах органа ВСНХ «Экономическая жизнь». В ней говорилось: «За лето 1918 года в Стокгольм всего подвезено из России несколько сот миллионов рублей. Сколько-нибудь точной регистрации такого подвоза, само собой разумеется, не велось; осторожные люди считают, что подвезено было не менее 200 миллионов; другие же полагают, что цифра даже в 1/2 миллиарда была бы не преувеличенной. Подвоз рублей производился, с одной стороны, в частном порядке – лицами, спасшими из России свои состояния, и спекулянтами. И те, и другие использовали для доставки сравнительно небольших партий, главным образом, курьеров нейтральных стран. С другой стороны, весьма большое количество рублей и притом уже крупными партиями было доставлено в Стокгольм курьерами Советского правительства. Наиболее крупная партия была привезена комиссарами в июне: Шейнманом (17 миллионов рублей) и в сентябре Гуковским (50 миллионов рублей). Для размена на кроны лица, первой из упомянутой категорий, пользовались сначала Nya Bank’ом. С осени 1918 года роль Nya Bank, в отношении русских рублей, стало играть Ekonomiaktiebolaget, новое детище того же Ашберга. Из других кредитных учреждений, скупающих мелкие партии рублей, наиболее видную роль играют Affarsbank и в меньшей мере (купеческий банк) – Koppmanebank. Из банкирских контор, занимающихся торговлей рублями, на первом месте в настоящее время стоит Daidel och Hagbing, обороты коего ежедневно составляют не менее миллиона рублей. Развитию оборотов названной конторы способствует её тесная связь с швейцарским банком. Главным покупщиком русских рублей в Стокгольме, как известно, являлась до последнего времени Германия, причём закупкой русских рублей ведал Reichsbank, а его непосредственным сотрудником состоял Bankhaus Мендельсона. В Швеции немецкие скупщики имели своих агентов, отчасти в лице крупных банков (Skandinaviska Kreditaktiebolaget и Handelsbank и др.), а отчасти отдельных лиц и мелких контор... На смену сократившемуся германскому спросу выдвигается усилившийся спрос со стороны Швейцарии, а в последнее время также Голландии»^[77].

Когда произошла Ноябрьская революция 1918 года в Германии, У. Ашберг отправляется в Берлин и открывает там отделение ШЭАО. Одновременно он покупает в Берлине дом, перевозит туда свою семью и на время обосновывается в Германии. К этому времени здесь у него уже были достаточно широкие связи, а в крут его ближайших друзей входил один из директоров «Национального банка Германии» – Эмиль Виттенберг. Через него У. Ашберг знакомится с другими руководителями этого банка, в том числе с Якобом Гольдшмидтом и Яльмаром Шахтом. В 1922 г. «Национальный банк Германии», с которым берлинское отделение ШЭАО устанавливает тесные деловые контакты, сливается с «Дармштадтским банком» и на их основе создаётся объединённый «Дармштадтский и Национальный банк Германии» – «Данатбанк»^[78]. В 20-е годы он сыграл немаловажную роль как в налаживании советско-германского экономического сотрудничества, так и в восстановлении послевоенной германской экономики. Не случайно именно Яльмар Шахт после прихода Гитлера к власти стал министром экономики Третьего рейха. В 1919 г., несмотря на то, что в России шла гражданская война, У. Ашберг пытается, используя свои связи с германскими профсоюзами, прорвать «экономическую блокаду» и наладить деловые контакты между Германией и Советской Россией. А в 1920 г. принимает самое деятельное участие в ликвидации экономической блокады Советской республики.

2 февраля 1920 г. Советская Россия заключила мирный договор с Эстонией^[79], и 16 февраля бывший нарком финансов И.Э. Гуковский был назначен в Ревель руководителем торговой делегации Центросоюза^[80]. В результате этого Ревель стал для советской страны своеобразным окном во внешний мир. Сюда перемещает центр своей коммерческой деятельности и У. Ашберг, а ШЭАО берёт на себя банковское обеспечение коммерческих операций с зарубежными фирмами, осуществляемых торговой делегацией. Но поскольку Россия имела ограниченные экспортные возможности, то для оплаты импортируемых товаров она вынуждена была использовать свой золотой запас. А поскольку страны Запада продолжали осуществлять так называемую «золотую блокаду», экспорт советского золота мог иметь только контрабандный характер. Именно этим первоначально занимался И.Э. Гуковский, затем его сменил Г.А. Соломон^[81], а в первых числах января 1921 года М.М. Литвинов^[82].

Вот как он описывал свою деятельность: «В 1921 году я состоял главным уполномоченным СНК по валютным операциям и по реализации нашего золота за границей. Я находился в Ревеле и через мои руки прошло несколько сот миллионов рублей нашего золота, проданного мною за границу. Большая часть этого золота была продана мною непосредственно или через разных посредников крупным французским фирмам, которые это золото переплавляли не то во Франции, не то в Швейцарии, откуда это золото находило своё последнее убежище в кладовых американского Резервного банка. Это отнюдь не было тайной, об этом были информированы и «Банк де Франс» и другие банки. Это было в момент напряжённейших отношений между нами и Францией, когда Франция ещё активно участвовала прямо или косвенно в военных нападениях на нас, когда никаких отношений между нами и Францией ещё не было»^[83]. В своих мемуарах У. Ашберг признаёт не только сам факт подобных операций, но и своё участие в них^[84].

24 сентября 1920 г. начала работу Брюссельская международная финансовая конференция, на ней было решено восстановить золотое обеспечение национальных валют, создать национальные эмиссионные банки там, где их к этому времени не было, и оказать финансовую помощь странам, не способным самостоятельно выйти из экономического кризиса^[85]. Россия не участвовала в этой конференции, но принятые ею решения имели влияние и на её последующую судьбу. Весной 1921 г. она отказывается от прежней политики «военного коммунизма», становится на путь новой экономической политики и осенью 1921 г. восстанавливает деятельность ликвидированного в 1920 г. Государственного банка РСФСР. Как отмечалось в одном из официальных изданий того времени, «в первый год своего существования Государственный банк проводил все свои главные заграничные операции через германские и шведские банки»^[86]. Прежде всего это были три шведских кредитных учреждения: «Скандинавское кредитное акционерное общество», «Северный торговый банк» и ШЭАО, которые стали первыми клиентами и партнёрами Государственного банка РСФСР. За ними последовали германские кредитные учреждения: «Дармштадский и Национальный банк Германии», «Дрезденский банк», «Дойче банк», «Дисконто гезельшафт», «М.М. Варбург и К°»^[87]. Эти кредитные учреждения сыграли важную роль в восстановлении нарушенных гражданской войной финансовых связей между Россией и внешним миром. Но Советская страна была заинтересована в том, чтобы иметь за рубежом собственные кредитные учреждения, через которые можно было бы проводить наиболее важные и требующие особой секретности коммерческие операции и деятельность которых могла бы служить источником пополнения валютных поступлений советского бюджета. В решении этой важной задачи У. Ашберг тоже играл немаловажную роль.

Об одной из попыток решения этой задачи рассказывает в своих воспоминаниях Г.А. Соломон, посланный летом 1920 г. в Ревель в качестве преемника И.Э. Гуковского на посту руководителя торговой делегации «Центросоюза». Вскоре после завершения Брюссельской конференции У. Ашберг появился в Ревеле и предложил Г. А. Соломону следующий план: «Я, – заявил он, – уже давно думаю о том, что РСФСР необходимо иметь свой банк за границей, что значительно развязало бы России руки и удешевило бы всякого рода операции. И уже давно я собираюсь переговорить с Вами и предложить Вам и Вашему правительству следующую комбинацию. Я стою сейчас во главе основанного мною банка “Экономи акцие булагет”, одним из крупных акционеров которого является мой друг Брантинг, т.е. по существу банк этот принадлежит ему и мне... Вот я и предлагаю, чтобы РСФСР взяло на себя этот банк, который номинально останется частным акционерным шведским предприятием. РСФСР вносит в дело, скажем, 5 миллионов золотых рублей не от своего имени, а якобы Вы, как частное лицо, их вносите... Таким образом, имея в этом деле примерно около 75% акций. Вы становитесь единственным директором-распорядителем банка». А для того, чтобы устранить всякие подозрения насчёт того, что Г.А. Соломон, выступая в такой роли, являлся лишь подставным лицом, У. Ашберг предлагал ему инсценировать бегство за границу и отказ от советского гражданства. По свидетельству Г.А. Соломона, в январе 1921 г. этот план был рассмотрен в Ревеле с участием Л.Б. Красина и М.М. Литвинова, одобрен ими и доложен Совету народных комиссаров, где тоже был встречен положительно. Однако, по утверждению Г.А. Соломона, в самую последнюю минуту на пути реализации предложения У. Ашберга встал один из представителей советского правительства за границей – Ю.В. Ломоносов, и оно было провалено^[88]. Маловероятно, однако, чтобы влияние Ю.В. Ломоносова оказалось сильнее влияния Л.Б. Красина и М.М. Литвинова. Следовательно, причины провала плана У. Ашберга нужно искать в чём-то другом^[89].

Потерпев неудачу с преобразованием ШЭАО в зарубежный советский банк, У. Ашберг выступил с предложением о создании в Советской России частного коммерческого банка. 18 августа 1922 г. Совет труда и обороны постановил разрешить ему открыть в России подобный банк^[90]. 19 октября ВСНХ утвердил его устав, а 1 ноября последовало разрешение Главного концессионного комитета на открытие его деятельности. Новое кредитное учреждение получило название «Российского коммерческого банка – РКБ», основной капитал которого был определён в 10 миллионов рублей или же в 5 миллионов долларов, и на эту сумму выпущено 100 тысяч акций, из которых 10 тысяч были переданы Государственному банку РСФСР, а остальные 90 тысяч остались в руках учредителя, т.е. в руках У. Ашберга^[91]. 10 ноября состоялось первое общее собрание акционеров, которое избрало руководящие органы банка. В Совет банка вошли пять человек: У. Ашберг, бывший член Правления «Московского купеческого банка» и член Правления Государственного банка Александр Данилович Шлезингер^[92], бывший член Советов «Московского купеческого» и «Московского торгового банков» Иван Александрович Баранов^[93], бывший член Советов «Московского купеческого» и «Московского промышленного» банков Николай Александрович Калмыков^[94] и бывший управляющий торгового дома «И.Г. Харитоненко, сыновья в Сумах» Николай Михайлович Чупров^[95]. Правление было избрано в составе трёх человек: бывшего председателя «Сибирского торгового банка» Владимира Васильевича Тарновского^[96], бывшего директора «Московского промышленного банка» Якова Александровича Галяшкина^[97] и бывшего директора «Гаранта траст компании» Макса Мэя^[98]. Кроме того, в Правление вошли от Совета банка У. Ашберг и от Государственного банка Д.Д. Михельман^[99] (позднее кандидатом в члены Правления стал М.М. Розен^[100]), первым директором РКБ были утверждены бывший член Правления «Соединенного банка» Александр Рудольфович Менжинский^[101], бывший служащий «Петербургского международного коммерческого банка» Виталий Станиславович Коробков^[102] и Макс Мэй. Свои операции новый банк открыл 1 декабря 1922 г.^[103]

В том же 1922 году Берлинское отделение ШЭАО приобрело небольшой провинциальный банк и на его основе было преобразовано в «Гарантийный и кредитный банк для Востока» – «Гаркребо» (Garantie und Kreditbank fur den Osten)^[104]. В декабре 1923 г. в Копенгагене ШЭАО основало «Датско-Русский банк» («Скандинавское кредитное общество») с основным капиталом в 5 миллионов крон, из которых 10% были внесены Государственным банком РСФСР, а остальные 90% У. Ашбергом^[105]. Тогда же начались переговоры о создании подобного же «Русско-Итальянского банка». В первых числах января 1924 года У. Ашберг отправился в Рим и там провёл целую серию переговоров на эту тему, но завершить их не успел.

21 января умер Ленин и, предчувствуя возможность перемен в Кремле, У. Ашберг поспешил в Россию. По дороге он сделал три остановки – в Берлине, Копенгагене, Стокгольме^[106] – и к 27 января (день прощания с В.И. Лениным) был в советской столице. Предчувствия его не обманули. Вскоре после похорон он получил предложение о преобразовании РКБ. 6 февраля Правление банка постановило созвать Чрезвычайное собрание акционеров^[107], и 4 марта оно утвердило реорганизацию РКБ во Внешторгбанк. В связи с этим У. Ашберг продал принадлежавшие ему акции: 60% акций перешло в руки Государственного банка СССР, а 40% приобрёл Народный комиссариат внешней торговли^[108]. У. Ашбергу было предложено остаться в качестве консультанта на должности заместителя директора банка, однако он отклонил это предложение и 12 апреля подал в отставку со всех занимаемых постов. Одновременно с этим ушли в отставку все члены Правления за исключением В.В. Тарковского и все члены Совета за исключением А.Д. Шлезингера^[109]. Оставшись руководителем трёх заграничных кредитных учреждений (ШЭАО, «Датско-Русского банка» и «Гаркребо»), У. Ашберг покинул Москву и, по всей видимости, больше сюда уже не возвращался^[110].

В 1925 г. он в третий раз женился. Последней его женой стала бывшая секретарша Яльмара Брантинга – Сири Кугельман, родители которой были выходцами из Германии и принадлежали к числу ближайших друзей Германа Аша. Вероятно, вскоре после этого У. Ашберг оставил директорские кресла всех трёх названных выше кредитных учреждений и из Стокгольма переселился в Париж. Здесь он прожил около пятнадцати лет, играл на бирже, продолжал поддерживать отношения с советскими дипломатами за границей, а его дом был даже одним из салонов, где они нередко проводили свой досуг. Когда началась Вторая мировая война и Германия оккупировала Францию, У. Ашберг оказался на захваченной территории, некоторое время провёл в заключении, но в 1941 г. получил возможность эмигрировать в США. Ему было за 60 лет, в активной коммерческой деятельности он уже не участвовал, а поэтому, оказавшись не у дел, начал писать мемуары. Первая часть его воспоминаний под названием «Странствующий еврей с Гласбруксгатан» увидел свет в 1946 г. в Стокгольме на шведском языке^[111]. В 1947 г. была опубликована вторая часть воспоминаний «Возвращение» ^[112], а в 1955 г. третья часть «Гостевая книга»^[113]. В 1961 г. уже после смерти автора – он умер в 1960 г.^[114] – в сокращённом виде появился сводный текст мемуаров^[115].

Значительное место в воспоминаниях У. Ашберга занимает Россия, с которой был связан самый важный период в его коммерческой деятельности, а может быть, и во всей его жизни. Предлагая эти страницы вашему вниманию, необходимо отметить, что они публикуются в сокращении.

Перевод воспоминаний сделан А.Б. Гехтом и Е.Г. Носовой, вступительная статья написана А.В. Островским, комментарии подготовлены А.Б. Гехтом, В.Е. Морозовым и А.В. Островским. При составлении комментариев особое внимание было обращено на выявление политических, коммерческих, родственных и иных связей между упоминаемыми У. Ашбергом лицами, с которыми он контактировал как в России, так и за границей.

А.В. Островский

Улоф Ашберг. Странствующий еврей с Гласбрюксгатан^[116]

Перевод А. Б. Гехта

Предисловие

Несмотря на советы друзей, я никогда в жизни не собирался писать воспоминания. Я не считал себя достаточно компетентным человеком, да и не было у меня желания сидеть и что-то писать в тишине.

Осенью 1942 года я тяжело заболел. В течение нескольких месяцев жена выхаживала меня, а через год я настолько окреп, что был в состоянии работать. Но мне пришлось изменить образ жизни, мне требовался покой. Тогда я вспомнил то, к чему меня призывали друзья, и решил записать свои воспоминания. Начал с коротеньких рассказов о детстве. Один эпизод из жизни тянул за собой другой, и я серьёзно включился в работу. Всё, что я прежде упустил в своей суматошной жизни, пришлось теперь навёрстывать, поэтому я начал многое читать и многому учиться. Жена сторожила меня, словно Цербер. Она превратилась в учительницу, исправляющую мои сочинения, а я – в школьника, постоянно получающего замечания, но работа полностью захватила меня, время летело очень быстро, и его нам всегда не хватало.

Я назвал книгу «Странствующий еврей» не потому, что кичусь своей принадлежностью к древнему народу, подарившему миру столько великих людей, но вечно презираемому и гонимому. Я родился в Швеции, свободной стране, где отсутствовала почва для антисемитизма, и всегда считал себя прежде всего шведом. Но когда Франция оказалась под властью нацистов, мне дали понять, что меня считают не шведом, а только лишь евреем. Я снова стал одним из тех, кто тысячелетиями жили лишёнными своих корней и защиты.

Во Второй мировой войне пострадали миллионы невинных людей, но ни один народ не подвергся такому унижению, как евреи: беззащитные, они были лишены даже намёка на сочувствие, которое обычно выпадет на долю гонимых. Добиваясь владычества над всем миром, нацисты и фашисты превратили их в козлов отпущения.

Все мои документы, блокноты и книги были конфискованы или уничтожены нацистами в Париже, поэтому я вынужден писать лишь о том, что сохранилось в моей памяти. Приходится пользоваться той литературой, к которой я имею доступ в Нью-Йорке, таким образом я восстанавливаю пережитые мною события и портреты людей, с которыми я встречался.

Ларчмонт, Нью-Йорк, июнь 1945

Улоф Ашберг.

Детство

Я родился 22 июля 1877 г. на Малой Гласбрюксгатан^[117]. Моей улицы в Стокгольме и дома, в котором я родился, уже давно нет.

Мои родители родились в России и переехали в Швецию в 1875 г. (I). Отцу тогда было 22 года, а матери 20. Позже в Швецию с женой приехал мой дядя, младший брат отца. Здесь он принял новую фамилию Аронович. Никто из них в детстве не ходил в школу, так как в то время не было школ, в которых могли бы обучаться дети-евреи. Один учитель-еврей обучил их ивриту, а всему остальному они научились самостоятельно.

Когда мне было четыре, мы жили в двухэтажном деревянном доме на Бадстюгатан. На нашем этаже размещалась также мастерская обойщика. В этой мастерской работали несколько подмастерьев и готовили на продажу матрасы и постельное белье для магазина на Большой Нюгатан, 30, где мой отец и дядя вели торговлю. Я мог часами сидеть и наблюдать за тем, как работают в мастерской.

Лето 1882 года мы провели в загородном доме Рузенхилл на острове Юргорден. Этот дом арендовал отец, и мы жили в нём вместе с семьёй моего дяди. К тому времени у меня уже было три сестры, Лина, Эстер и Ханна, и Рузенхилл с его большим садом и множеством фруктовых деревьев был настоящим раем для нас, детей.

Дела у отца шли успешно, и осенью того же года мы переехали в новый дом, принадлежавший семье Бонньер. В квартире этажом ниже нас жила вдова Арнольдсон с дочерью и сыном. Её муж был выдающимся певцом в Королевской опере в Стокгольме, но застрелился, потеряв голос. Их дочь, Сигрид, в своё время стала одной из величайших певиц, а сын Нильс, с которым мы вместе часто играли, стал известным врачом в Стокгольме. В доме Бонньеров жили также доктор Юнггрен с сыновьями, генеральный консул Редлих, и архитектор Нильссон, построивший этот дом, тоже жил в нём с семьёй. В конторе, что находилась на первом этаже дома, всегда можно было застать работающими Альберта Бонньера и его сына Карла Отто. Во дворе жила ещё одна семья, которой принадлежало швейное ателье. Младший из двух сыновей этой семьи учился в балетной школе при Королевской опере, и я иногда шёл вместе с ним на занятия, чтобы увидеть жизнь театрального закулисья и поближе разглядеть декорации.

В шесть лет я пошёл в частную школу Иттербума, которая находилась невдалеке от кладбища Святой Клары. В тот период шла перестройка церкви Святой Клары, и строительный процесс меня очень увлекал. На деньги, что мне давали для завтрака, я обычно покупал спички и в перерыве шёл один на стройку, чтобы устроить из них маленький фейерверк.

Посещая школу, я не вполне осознавал необходимость в соблюдении правил поведения и не был пунктуальным. Я часто приходил с опозданием и без конца получал замечания. Однажды, опаздывая на занятия, у входа в школу я встретил директора Иттербума, он дал мне такую сильную пощёчину, что у меня потемнело в глазах и закружилась голова. Я не только постоянно опаздывал, но и не делал домашние задания, а однажды я и вовсе прогуливал школу подряд несколько дней.

Вместе со мной в этой школе учились братья Фореман. Один из них в будущем стал директором Страхового акционерного общества персонала пенсионной кассы Швеции, а другой, Аксель, адвокатом, председателем Адвокатского сообщества и членом правления «Газеты торговли и судоходства» в Гётеборге. С нами также учились братья Юсеф и Эрнст Нахмансоны. Юсеф, с которым мы позже долгое время вместе работали, стал директором «Эншильда банкен» (II). Эрнст стал профессором, преподавателем классических языков. Другой мой школьный приятель, Херман Гулльберг, стал послом Греции, с ним мы в своё время сотрудничали в мануфактурной отрасли. Сам Итгербум, директор одной из самых лучших частных школ Стокгольма, в конце концов спился и оказался в нищете. В 1896 г. он пришёл в контору, где я работал, попросил прощения за ту пощёчину и попросил одолжить ему мелкую сумму.

В 1886 г. мне наняли домашнего учителя, студента Харальда Ляйпцигера. Он готовил меня к поступлению в первый класс училища в Эстермальме. Харальд понравился мне ещё в самом начале нашего с ним знакомства. Он пытался вызвать у меня интерес ко всему, что любил сам: к театру, литературе и искусству. Со временем Харальд Ляйпцигер стал известным писателем, автором интересных театральных представлений и вслед за Эмилем Норландером был одним из самых плодовитых творцов в своей сфере. Он умер, когда ему было 50 лет, в 1916 году.

Свен Сёдерман, хороший друг Харальда, сын композитора Августа Сёдермана, стал одним из ведущих критиков литературы и искусства. Свен всегда был одним из моих лучших друзей.

Фирма отца «Н. Asch & Со» процветала, у него было уже три магазина, и он стал поставщиком Его величества. Мы переехали в пригород Стокгольма, Эстермальм. На Шеппаргатан, 6, мы сняли целый этаж в доме со всеми удобствами, квартира была обставлена красивой мебелью, потолки украшали хрустальные люстры, в гостиной была повешена большая картина.

Когда лето 1886 года подошло к концу, я пошёл в первый класс школы Лагерстрёма в Эстермальме. Директор Лагерстрём был пастором и сам преподавал в школе основы христианства. Позже директор сменился и им стал доктор Карлсон, преподававший математику. На второй год я перешёл в школу в Эстермальме. Руководителем класса, в котором я учился, стал доктор Н.Г.В. Лагерстедт, известный автор учебника по природоведению.

Моим лучшим другом и одноклассником был Мартин Хольм. Он рисовал акварели с натуры, в основном виды Стокгольма, в той же манере, что и Анна Пальм. Мы часто вместе ходили в Национальный музей, чтобы полюбоваться прекрасными произведениями, такими как «Давид и Саул» Кронберга, «Эрик XIV и Катарина Монсдоттер» Розена, «Смерть героя» Форсберга, и работами Юхана Тирена, изображавшими лапландцев.

Летние месяцы были самым счастливым временем моего детства. Харальд Ляйпцигер продолжал работать у нас, и я очень привязался к нему. В одно лето, когда мне исполнилось 11 лет, наша семья жила у причала Клинтена в Скурусунде. Причал стал постоянным местом сборища мальчишек, с которыми я играл. С сёстрами мы всегда выходили к причалу, чтобы встретить папу, когда тот возвращался домой на пароме из города.

В 1888 г. в Сундсвалле и Чёпинге начались сильные пожары. В этот же год у моего отца появились крупные заказы, для выполнения которых ему пришлось открыть в Сундсвалле специальное отделение своей фирмы. Я поехал вместе с ним в Чёпинг, и стал свидетелем того, как свирепствовал пожар. Затем мы поехали в Вестерос и Энчёпинг, где отец продавал розничным торговцам пух и перо. Из Вестероса мы отправились на пароходе «Арос» домой. Так прошла моя первая дальняя поездка.

Перед моим тринадцатилетием в семью опять был приглашён мой домашний учитель Харальд Ляйпцигер.

Еврейская религия придаёт большое значение дню, когда мальчику исполняется 13 лет. В этот день он расстаётся со своим детством и становится «бармицве», что на иврите значит «сын долга». Отныне мальчик сам должен отвечать за свои поступки, в то время как до этого ответственность за его поведение несут родители. Среди гостей в день моего тринадцатилетия были раввины доктор Левисон и доктор Клайн, мой дядя Давид Аронович и Семми Кугельман, которому, будь он жив, через 36 лет было суждено стать моим тестем.

Родители Мартина Хольма, моего хорошего друга, переехали в другой пригород Стокгольма, Якоб, и он перешёл в другое училище. Мне удалось уговорить моих родителей, и меня перевели туда же. Здесь я познакомился с ребятами, с которыми в будущем мне часто приходилось сталкиваться. В нашем классе учился Карл Андерссон, через несколько лет он стал знаменитым скульптором и взял фамилию Миллее и теперь звался Карл Миллее (III). В 1941 г. в Нью-Йорке проходила выставка его работ. Тогда он побывал у меня дома и весь вечер мы вспоминали наши школьные годы.

Лето 1891 года, когда мне было уже четырнадцать, я впервые провёл в Фурусунде. От Стокгольма сюда ходил пароход, а время в пути занимало три с половиной часа. Полюбив шхеры на всю жизнь, каждый раз возвращаясь после поездок домой, я отправлялся хоть ненадолго в Фурусунд.

Фурусунд принадлежал известному торговцу антиквариатом и ювелирных изделий Христиану Хаммеру. Он был хозяином курзала, где проводили время отдыхающие, приехавшие на воды. Курзал был обставлен старинной мебелью, а на стенах висели портреты генералов и королей. Картины не имели особой ценности, но выглядели внушительно. Хаммеру принадлежал также расположенный неподалеку Малый театр, который называли Хаммеровским сараем. Около театра находилось несколько отелей. Сюда на холодные и тёплые водные процедуры съезжались богатые дамы и господа. Сотни дач вокруг сдавались внаём на всё лето. В интерьерах дач и отелей также преобладали предметы старины, стены украшали картины.

В круг друзей моей старшей сестры Лины, отдыхавшей в Фурусунде, входили Герда Фрёдинг, необыкновенно красивая девушка, родственница Густава Фрёдинга, и Хенрик Зандер, сын изобретателя ортопедических гимнастических аппаратов доктора Зандера. Я встретил Хенрика в 1915 г. в Петербурге. Он работал инженером и был женат на Герде, которая жила здесь вместе с ним.

Моя деловая жизнь началась, когда мне было 15 лет. Я поступил учеником без оплаты труда на одну из фирм «Людвиг Рубенсон и Ко». Фирма принадлежала Эммануэлю Нахмансону, старому представительному оптовику. Рабочий день начинался в полдевятого и длился до 18 часов. Я должен был являться на рабочее место в полвосьмого, производить уборку помещения, затачивать карандаши для служащих, срывать листки календарей, выносить корзины с бумагой и т.д. и т.д. Затем я приступал к регистрации накладных, сотен исходящих писем, снимал с них копии, надписывал конверты, ходил на почту, телеграф, на железную дорогу, на таможню, бегал в банки и лавки всего города. Во время обеденного перерыва я должен был разнести по дороге домой счета за доставленные товары тем клиентам, мимо чьих магазинов я проходил. На обед оставалось минут десять, и я буквально хватал кусок в зубы и бежал обратно на работу, поскольку опаздывать было нельзя. Через четыре месяца такой работы меня наградили. На Рождество 1892 года мне преподнесли конверт, в котором лежало 20 новеньких крон. За это время я очень похудел и чувствовал себя разбитым, но работа у господина Нахмансона стала для меня хорошей школой, и я многому научился. К Новому году я решил покинуть это место, чтобы отправиться за границу. Я мечтал увидеть мир и чему-нибудь научиться. И хотя, работая у Нахмансона, я старался как мог, при расставании он заявил, что не очень доволен мной.

Годы учебы за границей

В марте 1893 г. я отправился на пароходе в Любек, а оттуда в Гамбург, где я остановился в шведском отеле «Кронпринсен». На следующий день я снял комнату у одного вдовца. Ему было около шестидесяти, и он был так называемым официальным переводчиком. Он преподавал мне немецкий, что входило в стоимость полного пансиона. Таким образом вопрос с жильём был улажен, и мне оставалось устроиться на работу волонтёром в какую-нибудь фирму.

У отца были деловые связи в Гамбурге, и я отправился к одному из его знакомых, изготовителю перин и подушек. Он познакомил меня с шефом фирмы «Мейерхоф и Натхорф», главная контора которой находилась в Берлине. Мне предложили работу в конторе и на складе без оплаты труда. Рабочий день длился с половины девятого до шести часов. Завтрак я должен был приносить с собой, обеденный перерыв был очень короткий.

Мне очень понравилась работа, я сумел многому научиться в новой для меня отрасли, но был вынужден через год оставить это место. Хозяин фирмы поссорился с начальником конторы, я принял сторону последнего, и меня уволили. На прощание хозяин сказал мне, что моей работой все были довольны и в главной конторе уже было решили наградить меня золотыми часами. Пришлось уйти без вознаграждения.

Живя в Гамбурге, я чувствовал себя счастливым человеком. Сюда из всех стран мира съезжалась молодёжь, чтобы изучить деловую жизнь. Я часто встречал моих соотечественников, мы заглядывали в кафе «Новак» и «Альстер», там всегда можно было взять бесплатные газеты на разных языках.

Также я общался с одним немецким предпринимателем, которого звали Франк. Он помогал своей матери вести дела в канцелярском магазине. Франк был очень музыкальным человеком и играл на скрипке в оркестровом объединении, куда я тоже часто приходил и подыгрывал ему. По воскресеньям мы ходили с ним на танцы. Франк был евреем, я не слышал о нём с той поры, когда жил в Гамбурге, но в 1938 году, незадолго до начала войны, я получил от него письмо с просьбой помочь перебраться в Швецию, откуда он мог бы отправиться в Палестину. Мне удалось помочь ему.

* * *

В феврале 1894 г. я собрал чемодан и отправился в Лондон. Пер Берггрен, мой хороший друг, с которым я встретился в Гамбурге, дал мне адрес пожилой вдовы, у которой он когда-то снимал недорогую комнату. Я поселился у миссис Николь и через пару дней отправился на поиски работы. Найти работу было трудно, так как в Лондоне в то время наступила безработица. Я знал, что одна гамбургская фирма по продаже зеркал и оконного стекла, поставляемых из Бельгии, Германии и Франции, открыла филиал в Лондоне, туда я и отправился. Хозяин фирмы сказал, что им требуется посыльный, и я с радостью согласился работать за шесть шиллингов в неделю. Персонал состоял всего лишь из одного человека, мистера Чарда, английского специалиста стекольного дела. Фирма занимала одну комнату, поэтому я слышал все разговоры и был в курсе всех дел.

Проработав посыльным месяц, я решился попросить у хозяина разрешения продавать товар. В ответ на мою просьбу он только рассмеялся: «Мистер Чард занимается этим уже 25 лет, знает всех клиентов, но даже он не может ничего продать. А вы, почти не зная языка и не имея представления о стекольном деле, думаете взяться за это». В итоге я уговорил хозяина, но мне не разрешили обращаться с предложениями в те крупные фирмы Лондона, которые обслуживал мистер Чард.

Мне помог сын миссис Николь. Он был закупщиком одной крупной мебельной фирмы и посоветовал обратиться к его поставщикам. Так начались мои хождения. Прошло больше месяца, и наконец я получил заказ. Хозяин был удивлён и обрадован. Прошло ещё некоторое время, и я добился большего, чем хозяин и мистер Чард вместе. Позже мистер Чард покинул фирму, и тогда все конторские дела и торговля легли на мои плечи. Хозяин переехал в Гамбург и посещал лондонскую контору примерно раз в два месяца Моя зарплата возросла. В первый год я заработал больше 250 фунтов стерлингов, что в то время было немалыми деньгами. Но тот факт, что мне было только 17 лет, был самым большим несчастьем для меня. Поверенным в делах фирмы не мог быть человек моложе 21 года Я выглядел старше своих лет, поэтому никому не приходило в голову интересоваться моим настоящим возрастом, но именно этого я и боялся больше всего. Единственное, что омрачало мою счастливую жизнь в Лондоне, была моя молодость.

Как я уже упомянул, все дела фирмы вёл я. Ежедневно я писал около 25 писем, регистрировал их и относил на почту, ходил по адресам десятков клиентов. Торговля шла туго, но продавать дёшево было нельзя. Я завёл дружбу с резчиками из стекольных мастерских, иногда звал их вместе выпить. Таким образом я узнавал, когда им понадобится товар, какого размера нужны будут стёкла и т.д. Оставалось только вовремя предложить клиенту нужный товар. Иногда приходилось подолгу ждать удобного момента. Временами казалось, что ничего не выйдет, но вдруг поступал хороший заказ.

Вечера я обычно проводил дома, играл на скрипке и брал уроки у одного хорошего учителя немецкого происхождения. Его звали Кройц, он был композитором. По субботам я с моими шведскими друзьями отправлялся веселиться в театр или варьете.

Всего я проработал в Лондоне два года. За это время я набрался опыта и изучил английский, немецкий и французский. Хозяин расстроился, узнав, что я решил вернуться домой в Швецию, и предложил мне должность своего компаньона, но я отказался от этого предложения.

* * *

Последние полгода в Лондоне я прожил в одной французской семье, что позволило мне улучшить знание языка, поэтому, прибыв в Париж, я уже довольно неплохо говорил по-французски.

Один француз, М. Герен, который тоже жил в этой семье, дал мне рекомендательное письмо к своему отцу, бывшему нотариусу. Это письмо открыло для меня двери дома не только милых родителей этого молодого человека, но и других французов. Я смог узнать, как живёт этот народ, и полюбил их родину.

По рекомендации Герена я переехал к одному пожилому парижскому профессору, жившему недалеко от Триумфальной арки. В месяц я платил ему 250 франков, находясь на полном пансионе, куда входили уроки французского.

На какое-то время в Париж приехали мой дядя Давид Аронович и его супруга. Случилось так, что они потеряли своего сына, которому было девять лет: мальчик умер от воспаления слепой кишки. Чтобы оправиться от пережитого горя, они в компании с доктором Альфредом Свенссоном, преподавателем французского из Стокгольма, отправились в Париж. Свенссон любил Францию и с охотой показывал и рассказывал о парижских достопримечательностях.

Пробыв в Париже две недели, мои дядя и тётя вернулись в Стокгольм, а Свенссон остался, и мы часто с ним куда-нибудь ходили. Он брал меня с собой на «охоту за книгами» к набережной Сены, где собирались букинисты. Его очень притягивало это место, и ему часто удавалось найти старые интересные издания. Он увлекался театром настолько, что в один и тот же день мы могли посмотреть и утреннее, и вечернее представление.

С собой у меня было рекомендательное письмо от директора «Стокгольмского торгового банка» Луиса Френкеля, и я пробовал в нескольких банках устроиться на работу, но безуспешно. Тогда я решил заняться французской литературой и прочесть всё, начиная от Мольера, Расина и Вольтера и заканчивая современными авторами.

В начале каждого месяца я получал деньги от отца и тратил их на театры и кафе. Вторую половину месяца я вёл существование без гроша в кармане. Но поскольку я жил на полном пансионе, мне не приходилось тревожиться о пропитании. В таком образе жизни были и свои плюсы. Две недели каждого месяца я был вынужден проводить дома, и у меня была возможность посвятить это время чтению. Целыми днями я лежал на спине, читал французские книги и докуривал старые окурки от сигарет.

Среди других шведов, с которыми я общался, живя в Париже, был Мауриц Филипсон. С ним я играл в домино в бульварных кафе. Позже Мауриц стал директором «Торгового банка». С моим старым школьным товарищем из Эстермальма Дэнисом Мальмбергом мы обычно катались на коньках, он так же, как и я, был фигуристом.

Снова в Стокгольме

В феврале 1896 г. я вернулся домой в Стокгольм. В Лондоне я подружился с Георгом Хагпундом, зятем Акселя Вальберга, и мы с ним вместе решили организовать своё агентство в Стокгольме. У меня уже имелись некоторые связи в английских и французских фирмах, и, таким образом, образовалась целая сеть своих агентов. Георг Хаглунд взялся вести дела нашей конторы, я же должен был предлагать клиентам товар. В Швеции мы выступали представителями фирмы по обслуживанию кафе, в которой Георг работал, живя в Лондоне.

Дело не пошло. У хозяев кафе уже были свои поставщики, и с новой фирмой, ресурсы которой были очень ограничены, они не хотели иметь дела. Я посчитал, что дальнейшее сотрудничество будет напрасным, и в итоге расстался с моим компаньоном.

Отец предложил мне продавать ткани по предварительным заказам покупателей через агентов. Я брал образцы у оптовика, и агенты показывали их покупателям в провинции. С первых же дней дело пошло хорошо. Со временем я открыл собственный магазин.

Через год я преобразовал магазин в акционерное общество, в которое вошли мои отец и дядя и которое получило название «Шведское акционерное общество по пошиву готовой одежды». Я стал исполняющим обязанности директора. Совершенно неожиданно акционерное общество стало давать хорошую прибыль. Дивиденды первого года составили 10%. К концу первого года оборот составлял 1 млн. крон, что в то время было очень большой суммой. У нас работало около 1000 торговых агентов.

В то время я жил у родителей вместе с четырьмя сёстрами. Когда мне исполнилось 19 лет, я получил королевское разрешение на прохождение первой части моей воинской службы, которую я отбыл в Королевском батальоне тылового обеспечения в Мариенберге. Поскольку я был пацифистом, служил я в качестве санитара. По вечерам разрешалось ездить в город, благодаря чему я не оставил своих дел и мог видеться с друзьями.

В 1897 г. произошло много событий. Второго февраля, после шестинедельной болезни, умерла моя мать. Я сильно любил мою маму, и её смерть оставила глубочайшие раны, которые время никогда не сможет залечить.

На лето мы переехали в Фурусунд. Там постоянно жили актёры и другие работники театра и художники. Моя старшая сестра Лина и я часто бывали в одной компании с дочерьми директора театра Августа Варберга, особенно с младшей из них, Карин. В наш круг общения входили также художник Роберт Лундберг, его жена Лоттен Селиг, Ева Хамрин и Кнут Ниблум из Драматического театра, театральный директор Аксель Коллин и многие другие.

Я был хорошим другом племянника Августа Стриндберга, Нильса Стриндберга. Последний раз я виделся с ним в отеле «Ридберг», незадолго до того, как он отправился в злосчастную арктическую экспедицию на воздушном шаре с Андре и Френкелем.

Осенью 1897 г. я покинул родительский дом, переехав в четырёхкомнатную квартиру на Банергатан, 17. Роберт Лундберг помог обставить моё новое жильё. Благодаря ему я развил художественный вкус и полюбил искусство. В том же году я начал коллекционировать живопись.

Однажды мы с Робертом в компании друзей ужинали в ресторане, и зашла речь о людях, меняющих свои имена и фамилии, что в то время было пока редкостью. И вдруг Роберт сказал: «А я считаю, что Улле должен изменить фамилию. Что это за фамилия Аш? Это же междометие какое-то». И в самом деле, подумал я, почему я должен был наследовать только фамилию моего отца. Я могу взять половину маминой фамилии, Шлоссберг, и стану Ашберг. Эта комбинация всем очень понравилась, и в тот вечер мы обмывали мою новую фамилию прекрасным старинным вином.

Квартира на Банергатан стала местом сбора моих друзей. Один из моих приятелей, доктор Давид Трёмберг, был талантливым пианистом. Он мог, находясь у меня в гостях, сидеть и целый вечер играть Шопена, Грига и Листа по памяти. В более близкий круг общения входил доктор Херман Хольмтсрём, певец и комедийный писатель, а также художник Антон Генберг, хороший друг Роберта Лундберга.

Карин Варберг, студентка школы Драматического театра, представила нам свою подругу, с которой они вместе учились, Анну-Лизу Альберг. Она была милой и одарённой девушкой, ей пророчили большое театральное будущее. Анна-Лиза, в свою очередь, была хорошей подругой Эллен Хартман, примадонны Драматического театра, и, безусловно, одной из самых выдающихся актрис нашей страны. Все мы часто катались вместе на велосипедах.

Роберт Лундберг познакомил меня с ещё одним художником, Альбертом Энгстрёмом. Мы стали хорошими друзьями, и наша дружба продлилась до его смерти в 1942 году.

17 октября 1898 г. я женился на Анне-Лизе Альберг. Наш гражданский брак был скреплен подписью бургомистра в Ратуше. В тот же день мы отправились в свадебное путешествие в Берлин, Дрезден и Вену.

Во время поездок в Германию я обратил внимание на процветающую отрасль готовой одежды. В Швеции же нельзя было найти готовую мужскую одежду, существовал лишь кое-какой пошив одежды для рабочих. Ателье предлагали грубые, бесформенные костюмы. Но, как известно, встречают по одёжке, и я задумал использовать немецкий опыт в моей стране. Вместе с отцом и оптовиком Юсефом Нахмансоном мы образовали Акционерное общество готовой одежды «Унион». Наша идея увенчалась успехом. Люди с удовольствием стали покупать готовую одежду, так как это было практично и экономически выгодно. Костюмы, которые мы продавали, были модными и элегантными, а цены на них низкими.

Я проработал с Нахмансоном 15 лет и всегда ценил его высокие способности и стремление к ясности в ведении дел. Он был человеком, не чуждым интересов общества, и понимал, что главным ключом к развитию здорового общества являются жилищные условия, поэтому он с большой охотой содействовал моим строительным делам в Брэннщюрке. Он умер вскоре после своего пятидесятилетия. Для меня он был деятельным и благородным человеком, который ушёл слишком рано, но успел совершить в жизни много хорошего.

Вместе с банкирами Дэнисом Мальмбергом и Гуннаром Йонссоном мы основали современную фабрику по изготовлению готовой одежды и начали открывать филиалы по продажам в разных частях страны. Подобная деятельность требовала не только много времени и денег, но и согласованного единого управления. Мои компаньоны не предвидели всех сложностей, которые необходимо преодолеть при запуске такого крупного предприятия. К сожалению, я и сам не обеспечил себя контрольным пакетом акций, что позволило бы мне вести дела так, как я планировал.

В результате, я был вынужден отойти от участия в управлении производством. В результате место директора занял норвежец, толковый человек в своей области, но, на мой взгляд, слишком молодой для руководства предприятием подобного масштаба. Через короткое время фабрику пришлось закрыть. При ликвидации производства мы потеряли весь вложенный капитал. Кредиты, однако, были полностью выплачены.

В июле 1899 г. у меня родился первый ребенок, сын Стуре. Я гордился тем, что стал отцом, хотя самому мне было только 22 года. Второй сын, Рагнар, родился в 1903 г., третий, Фольке, в 1905 г.

Я хорошо помню начало нового столетия. Я стоял на площади Густава Адольфа с женой и Свеном Сёдерманом. Часы пробили двенадцать, наступил новый век. Этот момент был очень торжественным. Кто тогда мог предвидеть, что человечеству придётся пережить две мировых войны! Ещё в меньшей степени люди могли предсказать появление таких чудес, как автомобиль, самолет, радио и телевидение.

У концертмейстера Королевской оперы Ларса Зетгерквиста, с которым я познакомился летом 1889 г. и затем подружился, я брал уроки игры на скрипке.

У меня дома на Торстенсонсгатан, 6, мы собрали смычковый квартет. В квартет входил художник Юхан Тирен, играющий на альте. Тирен невероятно хотел постичь тайну итальянских мастеров, чьи скрипки обладали той красотой звука, которую никто впоследствии не мог повторить. Брат Зетгерквиста Калле и его друг Элльберг также участвовали в квартете. Поочередно в нашем квартете играли выдающиеся виолончелисты Королевской оперы Фредрик Трубэк и Линде. Я восхищался тем, насколько кристально чистым был звук при игре Зетгерквиста (TV). Я подталкивал его к тому, чтобы он начал выступать за границей и приобрёл тем самым известность. Однажды мне удалось подготовить всё для его выступления в Берлине, но в самую последнюю минуту застенчивый Зеттерквист отказался.

Я строю жилые дома в Брэннщюрке

Когда я вышел из «Акционерного общества готовой одежды», меня всерьёз заинтересовали вопросы жилищного строительства. В начале века в Стокгольме ощущалась острая нехватка жилья. Особенно страдали от этого многодетные семьи. Меня привлекала идея строительства нового жилья для рабочих в пригородах. В то время в пригородах Стокгольма располагались в основном виллы зажиточного слоя общества. Появлялись и рабочие посёлки, которые, однако, были неблагоустроенны. Там не было газа, водопровода и канализации, словом, людям приходилось жить в антисанитарных условиях.

В 1905 г. я задумал начать строительство жилья в Брэннщюрке. Через пару лет вместе с группой заинтересованных лиц я организовал «Телюсборгское акционерное общество по недвижимости», которое для этой цели купило поместье Телюсборг. Исполнительным директором стал Перси Тамм. Был разработан проект посёлка, проложена дороги, началось автобусное движение, были проведены вода, газ и электричество. Появились современные жилые дома с большими солнечными комнатами. Были разбиты детские площадки, высажены деревья. Некоторые дома были рассчитаны только на одну семью. Дома строились вокруг прекрасного парка, в котором была поставлена скульптура Карла Андерссона, изображавшая персонажа из сказки.

Я и мой отец незадолго до этого купили поместье Эрбю в Брэннщюрке. Для того чтобы начать строительство домов для рабочих в поместье, мы организовали «Акционерное общество Эрбю» и наняли архитектора Халльмана для разработки проекта. Когда проект уже был готов и были размечены участки, городские власти неожиданно приняли решение о запрете строительных работ в поместье. Мы израсходовали все деньги, потраченные на подготовку строительства. С тех пор прошло 40 лет, но жилищный вопрос в Эрбю до сих пор не решён.

* * *

Я вырос вместе с моим двоюродным братом Мартином Ароновичем. Он был на три года меня младше, и мы были близки словно родные братья. То же касается моих сестёр и сестёр Мартина, все вместе мы были словно одна семья. Мартин следовал за мной во многих делах. Так же, как и я, он был фигуристом и начал свою предпринимательскую деятельность в Гамбурге в фирме, на которую я работал, живя в Лондоне. Вернувшись в Стокгольм, он начал работать в банковской фирме отца, но вскоре уже самостоятельно вёл дела на бирже. Подобно мне, он интересовался искусством и стал крупным коллекционером. Впоследствии он стал владельцем одного из лучших антикварных магазинов в Стокгольме.

Мартин женился на Ирме Таубе, дочке графа Карла Эверта Тауба (V). На берегу Мэларена он приобрёл прекрасное имение Каггехольм, которое отремонтировал и обставил с большим вкусом.

Последний раз мы встретились в 1939 году, когда я вернулся домой из Парижа. Вместе с сыном Рагнаром я навестил его в квартире на Шеппсбрун, 8. Тогда Мартину нездоровилось, и он попросил меня зайти к нему.

Грёндаль

Мой отец и я приобрели незастроенный район под названием Грёндаль в обмен на недвижимость на Биргер Ярлсгатан, 25. Позднее от биржевого маклера Вретхольма нам поступило предложение продать Грёндаль. Наличных денег мы не получили бы, но покупатель казался надёжным. Предложенная цена была не очень привлекательной, но тем не менее мы приняли предложение.

Покупателем стал граф Карл Бонде. Он застроил часть участков в Грёндале, но через несколько лет граф устал от ведения дел, и тогда был образован консорциум, который взял строительство на себя.

Большое поместье Хегерстен в Брэннщюрке с кирпичным заводом принадлежало фирме «Ольсон и Русенлунд», которая активно развивала там лесную промышленность и строительство.

В самом начале мы запустили автобусное движение, но оно не решило транспортного вопроса по причине всё увеличивающегося населения. Следовательно, мы взяли инициативу в свои руки и образовали транспортное акционерное общество «Сёдра Фёштадсбанан». С его помощью должно было быть открыто трамвайное движение, связывающее Слюссен с районами Мидсоммаркрансен, Теллюсборг, Аспюдден, Хэгерстен и Фридхем.

В общество вошли разные заинтересованные персоны. В правлении участвовали главный бухгалтер Эдстрём, инженер Перси Тамм, я, директор Густав Свенссон, оптовики Ольсон и Рузенлунд, типограф Г. Вальфрид Вильгельмсон. С этими людьми было приятно работать. Первый трамвайный путь, связывающий районы Стокгольма, стал большим шагом в развитии нашего общества.

Наша строительная деятельность шла полным ходом. Мы смогли помочь многим малоимущим гражданам улучшить жилищные условия.

Связь с рабочим движением

Между предпринимателями и рабочими отрасли производства готовой мужской одежды стали возникать споры из-за требования последних о повышении заработной платы (VI). Под руководством доверенного лица Андреассона они были хорошо организованы. У предпринимателей же не было своей организации (VII). По моей инициативе было проведено собрание, на котором предприниматели решили образовать собственное «Объединение организаторов производства готовой мужской одежды». Я занял пост председателя объединения, Пауль И. Бергстрем стал моим заместителем. Мы вошли в Союз предпринимателей Швеции, где полномочным представителем нашего объединения избрали меня.

Уже на первых переговорах с рабочими я заметил, насколько толковыми были наши противники. Переговоры велись в дружеской атмосфере. Андреассон .обладал прекрасным чувством юмора, было просто очень интересно его слушать. Нам сильно содействовал представитель Союза предпринимателей Швеции, но мы могли прийти к согласию с рабочими только внутри нашего объединения. Союз предпринимателей, в свою очередь, занимался рассмотрением принципиальных вопросов, решением крупных проблем и регулированием отношений с рабочими организациями.

В здании риксдага состоялась встреча представителей Союза предпринимателей под руководством Яльмара фон Сюдов и Центрального объединения профсоюзов под руководством Хермана Линдквиста (VIII). В завершении той встречи соглашение не было достигнуто. 26 июля 1909 г. был объявлен локаут, было уволено 53 000 рабочих, а 2 августа ещё 29 000.4 августа рабочие объявили всеобщую стачку, в которой приняло участие 280 000 человек.

Летом 1911 года я отдыхал с семьёй в Нюнэсе. В один воскресный день в Народном доме Нюнэса с докладом о рабочем классе выступал Хинке Бергегрен (IX). Мне очень понравился его доклад, но я вдруг почувствовал, что нашей предпринимательской деятельности, да и обществу в целом, грозит некая опасность. На другой день я отправился к Яльмару фон Сюдов в Союз предпринимателей. Я рассказал о докладе и о возникших у меня опасениях и попросил его принять ответные меры. Фон Сюдов предложил провести дискуссию в Союзе, а начать ее поручил мне, дав время для того, чтобы хорошо подготовиться к выступлению.

Я начал поиск книг по социально-политическим и экономическим вопросам. Мною были прочитаны труды Маркса, Энгельса и Вернера Вомбарта. Чем больше я читал, тем яснее понимал, насколько сложной была эта тема, но в то же время новые перспективы всё сильнее увлекали меня. Я читал о том, что было близко моему сердцу. Я и прежде всей душой стремился к улучшению социальной жизни, но делал это интуитивно, не осознавая общей взаимозависимости. Я пришёл к пониманию того, что политика работодателей несостоятельна. Акция, предпринятая мной против Хинке Бергегрена, сыграла в моей жизни более важную роль, чем я предполагал.

Мне стало ясно, что между работодателем и рабочим существует теснейшая связь. Повышение покупательной способности рабочего и уровня его жизни приносит пользу не только собственно рабочему, но и работодателю, а также приводит к процветанию общества в целом. Я пришёл к выводу о том, что необходимо всеми силами поддерживать требования рабочих о повышении зарплаты.

Экономическую политику следовало повернуть в сторону простых людей и рабочих, с тем, чтобы их собственные сбережения использовались в их же интересах. Но если мы улучшим положение рабочих в нашей стране, увеличив им зарплату, то повысятся и цены на продукцию, ослабнет наша конкурентоспособность на мировом рынке. Исходя из этого, следует развивать сотрудничество рабочих всех стран во имя общих интересов. В международном рабочем движении я увидел ту силу, которая смогла бы уничтожить социальную несправедливость во всём мире и создать приемлемые условия жизни для всего человечества.

Разобравшись в существующей ситуации, я объявил Яльмару фон Сюдов, что далее не могу оставаться в Союзе предпринимателей. Оправившись от изумления, он выразил уверенность в том, что мне не удастся сработаться с представителями рабочего движения.

Мой приятель, социал-демократ Вальфрид Вильхельмсон, познакомил меня с редактором газеты «Социал-демократен» Г. Герхардом Магнуссоном (X). Я изложил ему свои идеи относительно создания банка для рабочих и простых граждан, в котором они могли бы хранить свои сбережения, а в дальнейшем использовать их в собственных интересах. Магнуссона заинтересовали мои планы, и он выразил готовность сделать всё для их осуществления. Он познакомил меня с Яльмаром Брантингом, председателем Центрального объединения профсоюзов Швеции Херманом Линдквистом и членом риксдага А.Е. Кристьернсоном (XI). Они отнеслись ко мне с большой подозрительностью. Я поведал им историю моего преображения, заявил, что моё место в их рядах, и изложил свои планы. Брантинг выслушал меня с интересом, сказал, что приветствует мои начинания, но предупредил о необходимости иметь в запасе немалые силы и упорство для их осуществления. Херман Линдквист выразил надежду на то, что реализация моих планов принесёт людям пользу. Эта встреча проходила в открытой и дружеской обстановке. Я чувствовал, как закладываются основы сотрудничества и появляется доверие ко мне. В тот момент я решил, что никогда не изменю общему делу. Так возникла наша дружба, которая длилась до конца дней Брантинга и Линдквиста.

Для дальнейшего изучения и разработки моего плана мы договорились с Герхардом Магнуссоном съездить в Германию, Голландию, Англию и Францию. В поездке также принимал участие директор Густав Свенссон. Путешествуя по этим странам и встречаясь с ведущими представителями финансового мира и международного рабочего движения, мы почерпнули многое для себя.

В 1912 г. для обсуждения банковского вопроса я пригласил на собрание во дворец Эрбю в Брэннщюрке представителей рабочего движения. Сюда входили политические, профсоюзные, кооперативные группы, больничные кассы и Народный дом. Было решено обратиться к Его Величеству с просьбой о предоставлении концессии для образования банка, учрежденного 12 мая 1912 г. Учредительный акт был подписан следующими лицами:

Улоф Ашберг, директор, Стокгольм;

Г.В. Даль, председатель Союза кооператоров, Стокгольм;

Адольф Молин, член риксдага, Сёдерщелье;

Свен Персон, редактор, член риксдага, Норрчёпинг;

И.Е. Берглунд, кассир, член риксдага, Стокгольм;

Роберт Экман, директор типографии, член городского муниципалитета, Стокгольм;

Ингве Ларссон, лиценциат философии, Стокгольм,

К.Г. Рослинг, второй председатель Союза кооператоров, Стокгольм;

Н.П. Ольссон, мастер, член городского муниципалитета, Стокгольм;

Густав Свенссон, директор, Стокгольм;

С.П. Видегрен, кассир Профсоюза рабочих деревообрабатывающей промышленности, член городского муниципалитета, Стокгольм;

А.И. Кристьернсон, редактор, член риксдага, Хельсингборг;

Отто Йэрте, служащий Коммерческой коллегии, член городского муниципалитета, Стокгольм;

К. Герхард Магнуссон, редактор, член городского муниципалитета, Стокгольм; А.П. Спарринг, кассир Профсоюза металлургов, Стокгольм;

Нильс Перссон, член риксдага, Мальмё;

Андерс Эрне, член городского муниципалитета Стокгольм.

Было поставлено, что акционерный капитал составит минимум 1 млн. крон, максимум 2 млн. В правление банка вошли: председатель – Херман Линдквист; исполняющий обязанности директора – Улоф Ашберг; заместитель исполняющего обязанности директора – Герхард Магнуссон; директор кассы – Густав Свенссон.

Прочие члены правления: А.И. Кристьернсон; А.П. Спарринг, главный врач Карл Сунделиус; а также заместители: книгоиздатель Тур Бонньер, служащий Отто Иэрте, лиценциат философии Ингве Ларссон; члены ревизионной комиссии: профессор Хельге Бэкстрём и член риксдага Бернхард Эрикссон.

Первую банковскую контору мы открыли на углу Лилла Нюгатан и Корнхамнсторг. Между тем я приобрёл здание на Васагатан, 6, в котором, после его перестройки, должна была находиться главная контора банка. Я совершил поездку по некоторым местам сельской местности, рассказывая местным жителям о банковских проектах. В Эскильстуне я впервые встретился с редактором Эмилем Свенссоном, ставшим впоследствии министром торговли. В Сундсвалле я познакомился с Туре Нерманом, тогда он был редактором «Нюа Самхэллет» (XII).

С самого начала наши дела пошли очень хорошо, росло число клиентов, одним хотелось вкладывать деньги, другим нужно было брать денег взаймы. Мы не могли существовать за счёт разницы между поступлением и выдачей денег, тем более что мы не хотели поднимать ренту за заём выше 6%. Мы не могли также взимать с малоимущих дополнительные комиссионные и плату за делопроизводство, как это делают небольшие банки и ломбарды, поскольку мы как раз собирались помогать им.

Для того чтобы наше дело приносило людям пользу, мы решили зарабатывать деньги другим способом. Наряду с регулярной банковской работой, мы занялись различными сделками, что дало нам возможность покрывать расходы и быть в состоянии выплачивать владельцам акций банка солидные дивиденды. Наш метод вызвал нарекания как со стороны банковской инспекции, так и со стороны конкурентов, особенно тех, которые сами хотели воплотить эту идею в жизнь.

С представителями банковской инспекции у меня бывали серьёзные стычки, поскольку они не желали отказываться от своего рутинного отношения к делу, и мне приходилось искать другой выход из положения. Однажды такой инспектор во время ревизии обратил внимание на заём, в обеспечение которого были приняты две трети оценочной стоимости недвижимости. Речь шла о полупустом доме в Теллюсборге. Инспектор потребовал включить в оценочную стоимость только сданную внаём часть дома, приносящую доход, а пустующую половину не принимать во внимание.

Я был уверен, что «Новый банк» разрастётся, но на это требовалось время. Мы заложили фундамент учреждения, с которым в будущем придётся считаться не только в Швеции, но и на мировом рынке.

Чтобы укрепить связь банка с рабочим движением, я подарил акции на сумму 100 000 крон Северному Народному дому и на сумму 10 000 крон Южному Народному дому. Тяжёлым было положение Народного дома на Барнхюсгатан. Чтобы помочь им, банк выпустил в пользу Народного дома облигации на сумму 250 000 крон.

Мне казалось, что отсутствие переведённых на шведский язык учений Маркса было большим упущением. Поэтому я передал руководству Социал-демократической партии 6000 крон для издания сокращённого варианта основ марксистского учения на шведском языке. Рикарду Сандлеру было дано задание кратко и доступно изложить теорию Маркса. Выпуском этой работы занялось издательство «Тиден» (XIII).

Говорящее кино Эдисона

В 1913 г. «Новый банк» взял на себя финансирование первого звукового фильма, говорящего кино Эдисона. Этот фильм был закуплен для Скандинавии и Исландии людьми из близкого окружения банка. Для внедрения и эксплуатации нового изобретения в Стокгольме было создано акционерное общество «Кинетофон». Контракт был заключён с представителями Эдисона в Вене. Директором шведского отделения общества стал Юн Лённегрен, редактор газеты «Свенска Дагбладет» (XIV). Фильм демонстрировался в Стокгольме в театре Оскара и был принят публикой неравнозначно. Одним фильм понравился, другие отнеслись к нему скептически. Это была первая попытка показа звукового фильма в Швеции. Чтобы обсудить лично с Эдисоном проблемы эксплуатации нового изобретения и планы на будущее, я отправился в Америку на недавно спущенном на воду немецком пароходе «Фатерланд» водоизмещением 58 000 тонн. Пароход совершал свой второй рейс из Гамбурга в Нью-Йорк.

Глава фирмы Эдисон, господин Уилсон, встретил меня и представил великому изобретателю Томасу Эдисону. Эдисон пользовался слуховой трубкой. Это был очень симпатичный и мягкий человек. Глядя в его добрые глаза, становилось очевидным, как был прав господин Уилсон, утверждая, что если бы Эдисон сам мог вести свои дела, то он разорился бы в пух и прах, так велико в нём было желание всем помочь. Он двигался по огромному залу лаборатории, в углу которого стояла простая железная кровать. Когда мы заговорили о Швеции, в которой он никогда не бывал, но слышал, что это горная страна, он стал показывать жестами, какие там высокие горы, и выразил радость по поводу предстоящего сотрудничества со шведами. Он сказал, что они ему нравятся, «ведь они все республиканцы». В Соединённых Штатах же все республиканцы были людьми консервативного толка. Вскоре после моего возвращения домой разразилась мировая война, и звуковое кино было забыто.

«Радиус»

Одним из мероприятий «Нового банка» был запуск завода «Радиус» по изготовлению керосинок в городе Теллюсборге. В мастерских «Примуса» был объявлен локаут. Доверенное лицо профсоюза рабочих-металлистов И.Т. Юхансон обратился ко мне за советом. 51 предложил рабочим открыть свой завод по изготовлению керосинок, таким образом конфликт мог быть решён. Мы организовали акционерное общество, удалось собрать 500 000 крон. Профсоюз рабочих-металлистов внёс 100 000 крон, остальную часть внесли член Верховного суда Эрик Лундберг, сын известного строителя Лундберга, книгоиздатель Тур Бонньер, я и некоторые другие лица. Юхансон оставил пост доверенного лица и стал исполняющим обязанности директора предприятия, Эрик Лундберг стал председателем правления. Благодаря организаторским способностям Юхансона, предприятие с первых же дней начало успешно работать. Рабочие с достоинством вышли из конфликта с фирмой «Примус». Через несколько лет они продали свои акции, так же поступил и я. «Радиус» существует и по сей день, им руководит Юхансон, которому принадлежит крупный пакет акций этого общества, пользующегося уважением общественности.

Фабрика по изготовлению пианино

Другим предприятием, в образовании которого принимал участие «Новый банк», была фабрика по изготовлению пианино. Я спросил Хермана Линдквиста, не хотел ли он занять пост председателя нового предприятия. Тот с радостью согласился, поскольку сам по специальности был мебельщиком и очень любил столярное дело. Мы образовали акционерное общество с капиталом 500 000 крон. Половину этой суммы внесла Скандинавская эмиссионная компания, директором которой был Бруцелиус из Хельсингборга. Крупная современная фабрика начала работать. Продукция была первоклассной, но по причине плохо организованной торговли экономические результаты были неудовлетворительными. Мы были вынуждены закрыть предприятие. Позже Херман Линдквист сказал мне. «Молю Бога, чтобы он не дал мне стать работодателем снова!»

Деревообрабатывающая фабрика Экстранда

У столяра Экстранда была мастерская по производству гимнастических снарядов, которая славилась на весь мир. Мастер был уже стар и хотел отойти от дел. Люди, много лет проработавшие вместе с ним, стали высококлассными специалистами. Они обратились за помощью к Герхарду Магнуссону, известному человеку в спортивных кругах. Образовалось акционерное общество, акции которого принадлежали рабочим. Экстранд пообещал не оставлять без внимания новое предприятие и быть в курсе его дел. В Теллюсборге была построена фабрика с просторными помещениями и современным оборудованием. Магнуссон стал председателем правления. Сохраняя традиции, фабрика начала успешно работать. Для изготовления спортивного оборудования использовались особые сорта дерева, которое ещё до обработки сушилось в течение нескольких лет. Когда смотришь на простые спортивные снаряды, трудно представить, что для их создания требуются колоссальный опыт и сложная техника, но именно они стали залогом особой популярности шведского спортивного оборудования во всём мире.

Скандинавское акционерное общество «Авиатика»

Барон Карл Цедерстрём предложил мне создать акционерное общество по производству самолётов. В одном из цехов завода в Сёдерщелье, руководителем которого был барон Цедерстрём, строили самолёты. Но ему захотелось иметь настоящий завод. Дело было, с моей точки зрения, важным и перспективным. В течение первых лет нельзя было рассчитывать на прибыль, но важно было хотя бы открыть такое предприятие и начать накапливать опыт. Покупатель был только один – шведское государство. Цедерстрём был старым другом полковника Амундсона, возглавлявшего шведскую авиацию. Было образовано Скандинавское акционерное общество «Авиатика», исполняющим обязанности директора в нём стал Цедерстрём. Его сотрудниками стали инженер Фьельбек и капитан Крокстедт, лучший лётчик Швеции. О Крокстедте барон сказал однажды так: «Я бросаю летать, счастливо преодолев все опасности. Единственно, чего я ещё хотел бы, это одолеть самого Крокстедта». Завод был построен в Теллюсборге. Поступали заказы от армии, и они успешно исполнялись. Мы могли спокойно существовать.

Однажды мне позвонил Кале Цедерстрём (так мы ласково называли барона Карла): «Слушай, нужно помочь Альберту Энгстрёму, он устал и совсем плох». Цедерстрём и Энгстрём давно дружили. Про них рассказывали всякие забавные истории, особенно о выходках Цедерстрёма в молодости. Кале вёл хозяйство в имении Брюнн. И вот он однажды пригласил к себе на выходные Альберта. «И знаешь, сколько он у меня прожил?» – спрашивал он. «Не-ет? Семь лет!» Как-то они возвращались из Копенгагена, куда ездили «погулять», и вдруг на таможне в Мальмё Альберта остановили таможенники и тщательно обыскали. Во время обыска неподалёку стоял Калле и хохотал. Это он шепнул таможеннику, что подозревает эту личность в провозе спиртного.

Теперь Цедерстрём хотел, чтобы Альберт немного пожил у меня в деревне. Я ему сказал, что завтра уезжаю в Америку, но, если Альберт захочет, я могу прихватить его с собой. В то время для въезда в Америку в качестве туриста не требовалось никаких формальностей. Мы решили, что Альберт поедет со мной, и на следующий день вечером, это было 19 июля 1916 г., мы отправились в путь на борту парохода «Бергенсфьорд».

С нами был мой секретарь Курт Пальм, бывший служащий «Скандинавского банка», директором которого был его отец. Пальм остался в Америке, и я встретился с ним в Нью-Йорке в 1941 г., это был уже 60-летний мужчина, сотрудник Шведской торговой палаты в Нью-Йорке.

Было решено, что на пароходе Альберт займётся своим здоровьем. Он не притрагивался к спиртному и рано ложился спать. Мы с ним вели долгие дискуссии о смысле жизни. Иногда Альберт писал или рисовал карикатуры. Мы остановились в гостинице «Балтимор» и после обеда отправились на Таймс-сквер, чтобы взглянуть на жизнь Бродвея. Возвращаясь в номер, мы договорились пораньше лечь спать. У входа в отель мы столкнулись с директором Экспортного объединения Юном Хаммаром, который был в Нью-Йорке по делам. Мы немного поговорили, и я предложил разойтись по комнатам. «Позволь мне задержаться с Юном на пять минут», – сказал Альберт. Я же отправился спать.

На следующий день я пошёл к Альберту справиться о его самочувствии. На мой стук в дверь никто не ответил. Решив, что он ещё спит, я вернулся в свой номер. Через некоторое время я опять подошёл к двери, но снова не было ответа. Тогда я попытался открыть дверь, она оказалась незапертой. Постель была нетронутой. Подумав, что с Альбертом случилось несчастье, я поспешил к портье с просьбой сообщить обо всём полиции. И тут внезапно появился Альберт, по его виду я сразу сообразил, что он уже больше не трезвенник. Я проводил его в комнату, он тут же плюхнулся на кровать и моментально заснул. Прошло несколько дней, и однажды, гуляя по Бродвею, за рулём одного такси мы увидели белозубого негра, который улыбался во весь рот и подавал нам какие-то знаки, как будто он увидел близких знакомых. Альберт с радостью бросился к нему как к старому другу. Потом он рассказал мне, что именно с этим негром они дебоширили всю ту ночь, когда его комната пустовала. Теперь этот негр предлагал покатать Альберта по Нью-Йорку.

У Альберта постоянно брали интервью журналисты ежедневных газет. Однажды ему предложили написать портрет одной американки. Портрет получился не очень лестным, так как он увидел в ней только лишь хорошо откормленную натуру. Небоскрёбы, напротив, казались ему художественными и архитектурными произведениями. Он встречался со многими шведами из шведской колонии, среди которых были доктор Юханнем Ховинг и его жена фру Хельга, бывшая примадонна Королевского драматического театра в Стокгольме, Чарльз Юхансен редактор шведской газеты «Нурдшернан», оперная певица Юлия Клауссен и другие. Мы частенько проводили время и с моими друзьями из «Кворенти траст», и Альберт набрасывал их портреты. Альберт окреп, но через несколько месяцев после возвращения домой заболел – воспалилась слепая кишка, и его поместили в больницу Саббатсберга. Состояние его было тяжёлым, но он был физически сильным человеком, и всё хорошо обошлось.

В один прекрасный день 1918 года ко мне «по важному делу» явился Цедерстрём. «Акционерному обществу» представился случай сорвать крупный куш. У него побывал представитель финского правительства и пригласил его в Гельсингфорс для обсуждения заказов на строительство самолётов. В Финляндии шла гражданская война. Поэтому я отказался от участия в этой сделке, так как она могла привести лишь к всевозможным осложнениям. Наше дело – продолжать поставки шведскому государству, и если мы в начале не так уж много на этом зарабатывали, то хотя бы всё время держались на плаву. Цедерстрём не сдавался и настаивал на поставках в Финляндию. Я категорически от этого отказывался, и, так как наши мнения разошлись, я решил уйти из «Акционерного общества». Цедерстрём предложил 150% за мои акции, на что я согласился, однако предвидел в будущем процветание акционерного общества без финской сделки.

Вместе с Крокстедтом Цедерстрём отправился в Фурусунд, откуда 29 июня 1918 г. они поднялись на самолёте, чтобы лететь в Финляндию. Нужно было подписать контракт на поставки самолётов. Но они не долетели до места: самолёт разбился. Цедерстрёма нашли у маяка Чёрного клуба. Тело было без повреждений, отсутствовала некоторая часть одежды. Крокстедт так и не был найден. Обломки самолёта были обнаружены в разных местах. В тот день была великолепная погода, им нужно было пролететь очень короткое расстояние. Причину несчастного случая так и не выяснили.

Последним напоминанием о склонности барона к розыгрышам стала книга моего друга Жана Жанссона «Рассказы старого золотых дел мастера». Золотых дел мастер самым серьёзным образом рассказывал следующее: «Однажды по дороге в город я встретился с Калле. Мне сразу бросилось в глаза, что вид у него был не такой весёлый в тот день. Он был чем-то удручён и озабочен, что с Калле случалось редко. “Что случилось, дружище? – спросил я. – Ты такой мрачный, просто сердце сжимается”. – “Чёртово настроение”, – пробормотал Калле, употребив привычное для него словечко. Тут было что-то не так. “Давай рассказывай!” – “Я взялся выполнить поручение Улле Ашберга, совершенно законное, но требуется срочная выплата, а Улле не хочет связываться с банком, это дело затянется надолго. А мне, Жан, не больно-то хочется лететь с пятью тысячами в кармане”. – “Откажись тогда”. – “Не могу. Дал обещание. И потом, Улле отличный парень, помогал, когда это было нужно”. Калле посмотрел, сощурившись, на гладкую поверхность воды Мэларена. Вдруг его лицо просияло: “Слушай, Жан, ты привык иметь дело с большими деньгами. Лети вместо меня. Крокстедт тебя переправит, он не подведёт. Соглашайся, Жан”. Но я не согласился. Такое доверие было лестным, но у меня были дела поважнее, чем полёты в качестве postillion de la monnaie Ашберга. И вот Цедерстрём и Крокстедт ранним утром отправились из Фурусунда в свой последний полёт».

Страховое общество «Фолькет»

В течение ряда лет вялой страховой деятельностью кооперативов руководил Карл Бэкмарк. Время предъявляло новые требования, встал вопрос об активизации измененных форм страхования. В «Новом банке» под председательством барона Эрика Пальмстьерна состоялось заседание, посвящённое этой проблеме (XV). После заседания он сказал мне: «Наш план неосуществим, это мертворождённое дитя». Я ответил, что всё будет в порядке, так как за дело берётся «Новый банк». Новое страховое общество располагалось в доме на Васагатан, 6. Банк представил Страховой инспекции гарантийное обязательство на 120 000 крон. Страховое общество возглавили директор Лофтман, служивший ранее в Страховом обществе Туле (XVI), и директор Бэкмарк. Через несколько лет гарантийные обязательства принял на себя Профсоюз кооперативов. Под руководством Карла Эриксона, который пришёл на смену Бэкмарку и Лофтману, страховое общество «Фолькет» стало одним из самых значительных в стране и теперь располагается в собственном здании на Кунгсгатан.

В противовес газетам «Нюа Даглит Аллеханда» и «Афтонбладет» (XVII) в Стокгольме стала выходить радикальная ежедневная газета «Афтонтиднинген» при поддержке книгоиздателя Карла Отто Бонньера и профессора Хельге Бэкстрёма (XVIII). Однажды главный редактор этой газеты Валъфрид Спонгберг попросил меня, как человека известного своим радикализмом, оказать газете материальную помощь. Я обсудил это с Бонньером и Бэкетрёмом и решил передать газете 100 000 крон. Но в то время радикальные идеи не пользовались особой популярностью, газета была закрыта, а я потерял деньги.

Яльмар Брантинг не умел отказывать людям, когда к нему обращались за помощью. Его втягивали в бесконечные долговые сделки. Это отнимало много времени и мешало ему работать. Долговые обязательства и векселя поступали в банк сплошным потоком. Ежедневно пускались в оборот новые векселя и займы. Чтобы навести в этом деле порядок, мы скупили все эти векселя и долговые обязательства и свели их в один общий заём. Сумма долга Брантинга составила 12 000 крон. Ему принадлежала усадьба на Норртулльсгатан, 3, доставшаяся в наследство от отца.

Усадьба находилась в заповедной зоне и не подлежала продаже, отдать её под залог можно было только с Высочайшего позволения. Чтобы повысить доход от собственности, необходимо было модернизировать дом и надстроить три этажа. Когда на это было получено разрешение от Его Величества, «Новый банк» выдал аккредитив на строительные работы. Дом был перестроен. И тут оказалось, что не так-то легко сдать его внаём. Люди не хотели снимать квартиры в «доме социалиста Брантинга». От Анны Брантинг я принял предложение снять один этаж.

Датские социал-демократы проявляли живой интерес к «Новому банку» и его деятельности. Меня пригласили в Копенгаген и попросили сделать доклад о банковских проблемах для функционеров датской Социал-демократической партии. Глава партии Стаунинг встретил меня у трапа парохода, когда я прибыл в столицу Дании (XIX). Мой доклад был принят с одобрением. За докладом последовала дискуссия. Вечером был устроен приём в гостинице «Бристол», на котором присутствовали Стаунинг, Боргбьерг, Хансен, Нина Банг и другие руководители рабочего движения Дании. Настроение у всех было отличным, датский характер проявлялся в юморе выступавших на вечере. На другой день я осмотрел кооперативные строительные предприятия и мастерские. Вскоре датские рабочие открыли свой собственный банк.

Общие собрания в «Новом банке» проходили особенно оживлённо, когда образовывалась оппозиция его правлению. Всегда находились люди, которым отказывали в займе, и люди, которым по политическим или другим соображениям хотелось бы нанести вред банку. Приобретение одной акции не составляло труда, и это давало право выступить на общем собрании.

Помню выступление на одном из собраний председателя уездного суда Эрика Берглунда, известного члена Союза выборщиков, хорошего юриста и приятного человека, с которым мне приходилось встречаться. Но когда при нём заходила речь об общественных реформах, в глазах у него темнело. За день до общего собрания он стал обладателем одной акции. Он жёстко критиковал руководство банка и исполняющего обязанности директора за нездоровые сделки и выступал в роли горячего защитника интересов простых людей. Меня поразило, что именно он печётся о защите владельцев мелких акций. Я сказал ему: «Что касается нездоровых сделок, особенно при покупке недвижимости, против которых выступает господин Бершунд, я должен напомнить ему об одном случае, когда я, купив у него пригородный посёлок Грёндаль, тут же был вынужден приступить к строительству канализации, так как полное её отсутствие могло нанести вред здоровью не только жителям Грёндаля, но и Стокгольма. Господин Бергпунд должен согласиться, что такую сделку нельзя считать нездоровой». После этого мой друг Бершунд больше не появлялся на общих собраниях.

Нас так же не любили в других банках. Характерной была одна история. В «Торговый банк» обратился человек с чеком из «Нового банка». Кассир заявил, что они не принимают чеков подобного банка. Человек ушёл и через некоторое время вернулся с пачкой денег: «Не примите ли вы их?» – «А почему нет?» – «Но ведь они тоже из “Нового банка”».

После общих собраний я обычно приглашал на ужин членов правления. Эти вечера пользовались успехом. Особое настроение создавалось выступлением хора рабочих Стокгольма, руководителем которого был Пауль Магнуссон, а дирижёром Аксель Нюландер, контролёр таможни. Песни рабочих мне очень нравились, я высоко ценил Пауля и его хористов. В 1913 г. я помог им организовать выступления в Дании и Германии. Каждая встреча с хором была для меня настоящим праздником, я никогда не забуду наши вечера на Фьедерхольмана, Мосебакке и в Стальмэстарегорден. Когда Союзу хористов исполнилось 50 лет, меня пригласили на юбилейную встречу в Ратушу, и я был одним из тех, кто получил нагрудный знак Союза, выполненный из золота. Это единственный знак отличия, которым я обладаю, и я очень его ценю.

Оказалось, что за те пять лет моего руководства «Новый банк» стал одним из самых известных за границей шведских банков. Было приятно осознавать себя частью небольшой нейтральной и уважаемой нации, сумевшей объединить экономические интересы различных государств и отдельных групп людей, не пробудив в них зависти к себе.

Начало Первой мировой войны

Мировая война началась 1 августа 1914 года^[118]. Почувствовалась она и в «Новом банке». Тысячи иностранцев, возвращаясь домой из Германии, Англии, Франции, Бельгии, Голландии и т.д. в Россию, Финляндию, Прибалтийские провинции и наоборот, являлись в банк, чтобы обменять деньги, продать чеки «Америкен экспресс»^[119] или получить деньги по аккредитивам. Помочь всем этим людям было нелегко: не хватало персонала. Но мы делали всё, чтобы оказать им необходимые услуги. Многие деловые люди оставались в Швеции, так как в нейтральной стране можно совершать сделки с обеими воюющими сторонами. В Стокгольме развили активную деятельность люди, у которых прежде были крупные дела в России и Прибалтике. Они становились клиентами банка. Его иностранный отдел постоянно расширялся.

Я часто бывал за границей, особенно в России, и видел, какие широкие возможности может предоставить эта страна нашей торговле и промышленности. Ещё до войны у меня появились там надёжные связи, теперь они могли мне пригодиться.

Очень важную роль во время войны играла русская пограничная станция Белоостров, примерно в часе езды от Петрограда. Здесь производился тщательный досмотр любого багажа и личный обыск. Внимательно изучались паспорта и другие бумаги выезжающих и въезжающих. Чтобы успешно вести дела в царской России, нужно было иметь хорошие связи с пограничными властями.

Говоря о взятках и подкупах в старой России, не следует забывать, что жалованье тамошних чиновников было таким низким, что его едва хватало на жизнь. Поэтому они использовали своё служебное положение для оказания платных услуг. Взятки, разумеется, были запрещены, но их брали везде, и на это смотрели сквозь пальцы. Система взяток была очень сложной. Чтобы её постичь, необходимо было знать, как, где и сколько следует дать нужному человеку. Случалось, что интересы чиновников сталкивались, тогда они объединялись, чтобы не провалить дело и удовлетворить запросы всех участников. Это привело к тому, что у верхушки появились свои платные агенты, мужчины и женщины из среды служащих, следившие за подобными сделками. Таким образом, царская Россия стала самой свободной из всех свободных стран для тех, у кого были деньги и нужные связи.

Благодаря русским друзьям у меня появились прекрасные связи на пограничной станции, и я без затруднений мог пересылать свои бумаги в Россию и из неё. Один высокий пограничный чин в пылу особой ко мне расположенности заявил, что моментально арестует каждого, кого мне захочется задержать. Однажды я забыл свой паспорт в Швеции, что, однако, не помешало мне пересечь русскую границу. Этому предшествовал разговор с начальником. «Я проведу вас как одного из своих агентов», – любезно предложил высокий чин. Я горячо поблагодарил его, но попросил ни в коем случае не делать этого, а подыскать какую-нибудь другую причину.

Раньше российские банки работали в основном совместно с немецкими^[120], во время войны это сотрудничество прервалось. У России не было прямых связей с банками Соединённых Штатов^[121], сделки осуществлялись через петроградскую контору «Лионского кредита»^[122].

«Новый банк» осуществлял операции с ассигнациями, особенно с русскими. Мы скупали русские рубли и продавали их в странах, граничащих с Россией. Разница между покупкой и продажей была значительной и давала большую прибыль. Ежедневно вокруг «Нового банка» собирались толпы иностранных дельцов. Это место превратилось в настоящую биржу.

Некогда преуспевавший банкир Иеста Чюльбергер^[123] (XX) (в своё время он был посредником при покупке пакета акций сэра Эрнеста Касселя^[124] в «Акционерном обществе Грэнгесбсрг»^[125] на сумму 16 млн. крон) за год до войны понёс потери вследствие падения курса на фондовой бирже. Теперь ему поручили несколько дел в России, и он предложил мне сотрудничать с ним. Мы организовали «Шведско-Русско-Азиатскую компанию», которая стала сотрудничать в Петрограде с «Русско-Азиатским банком»^[126].

В это же время в Соединённых Штатах мы основали ещё одно акционерное общество: «Джон Макгрегор Грант Инк» в Нью-Йорке^[127]. Грант прежде был директором в «Америкен экспресс компани»^[128]. Во время одного из своих посещений Нью-Йорка я договорился с ним основать акционерное общество для ведения дел в Швеции и России. Кроме того, мы стали представителями одной крупной российской страховой компании в Америке^[129] и получили крупные заказы на приобретение товаров и машин для России. Акционерное общество процветало, прибыль составляла сотни тысяч долларов. Но дивидендов не было. Грант был шотландцем, он считал, что деньги должны оседать и ни один доллар не должен уходить на дивиденды. Когда в 1917 году в России разразилась революция, мы потеряли всё. Через 26 лет с эмигрантской визой на руках я переехал в Ньо-Йорк. В газетах я прочитал, что недавно скончался Джон Грегор Грант, президент одного из крупнейших предприятий Америки в Сан-Франциско («Трансамерикен корпорейшн»), капитал которого составлял 150 млн. долларов.

В Петрограде у меня состоялась беседа с министром иностранных дел Сазоновым^[130], мы рассмотрели с ним мои предложения о налаживании экономических связей между Россией и Соединёнными Штатами.

Разговор коснулся обстановки в Швеции, её будущего. Я высказал предположение, что в Швеции скоро будет сильное демократическое правление и Яльмар Брантинг^[131] станет играть большую роль в нашем будущем. Сазонов с его старорежимным образом мышления совершенно не верил в успех социал-демократов ни в нашей стране, ни в Европе в целом. Не ощущал он тогда и изменения политической обстановки, которая через короткое время привела к перевороту в его стране и уничтожила класс, представителем которого он являлся.

Русские хотели завязать прямые связи с кредитными учреждениями в Соединённых Штатах. Министерство финансов направило туда своего представителя, чтобы получить государственный заём. Переговоры не дали результатов^[132]. Тогда министр финансов России Барк^[133] поручил мне договориться о предоставлении займа для России^[134]. С этим поручением я и направился в 1915 году в Нью-Йорк.

Американскими финансами в те годы владели две конкурирующие группы. Одна из них, «Кун, Леб и К°»^[135], представляла крупный еврейский капитал, но более мощной была «Группа Моргана»^[136]. Сначала я обратился к представителям первой группы. В беседе с одним из совладельцев фирмы^[137] я постарался выяснить, как он отнесётся к возможности предоставления России займа. Он ответил, что его компаньон и тесть Яков Шифф^[138], благотворительная деятельность которого широко известна, не согласится на предоставлении России займа до тех пор, пока евреи в этой стране будут жестоко угнетаться и подвергаться погромам (он напомнил при этом о преступлениях в Кишинёве^[139]) и будут лишены возможности жить в крупных городах. Тогда я обратился к «Гаранта траст компани»^[140], входившей в группу Моргана, имевшей акционерный капитал в 5 млн. долларов и такой же резервный фонд.

Было решено, что вместе со мной в Россию отправится представитель «Гаранта траст компани», который на месте изучит обстановку и представит отчёт. Это был Грэйсон М.П. Мэрфи^[141], бывший офицер, представительный и красивый мужчина, со смехом признавшийся мне, что его только что избрали в правление банка, хотя он и понятия не имеет, что такое вексель.

На борту парохода, везшего нас в Европу^[142], мы говорили о России и займах. Мэрфи считал, что надо заставить русских в качестве залога выдать золото. Я сказал, что не очень доверяю золоту, что война в мире перевернёт наши представления, будто бы только золото приносит счастье и власть. Мэрфи пришёл в ужас от таких речей, он решил, что перед ним человек с опасными идеями, и готов был повернуть домой. Я понял: умнее будет больше не касаться этой темы, ведь золото, как известно, для американских капиталистов – сам господь Бог и подрывать их веру кощунственно. Больше я не заикался ни о золоте, ни о политике, наши отношения стали приятельскими, даже дружескими. Мэрфи был компанейским человеком, он жил по принципу «пользуйся случаем», любил вкусно поесть, хорошее вино, гаванские сигары, пирушки и весёлых людей.

Я по телеграфу пригласил в отель «Ройаль» русского посла Неклюдова^[143], членов русского посольства и других важных лиц на обед в честь г-на Мэрфи. Обед прошёл в праздничной обстановке. Хорошие вина и великолепный коньяк привели Мэрфи в отличное настроение, Стокгольм показался ему замечательным городом.

Через Хапаранду мы приехали в Петроград^[144]. Там у нас состоялось несколько встреч с директорами «Русско-Азиатского банка»^[145]. Они показали всё, что могло нас заинтересовать. Мы побывали на фабриках и заводах, в учреждениях, на электростанциях, в больницах, переполненных ранеными, в театрах, музеях и т.д. Жизнь в Петрограде била ключом. Театры и рестораны процветали. В битком набитых ночных кафе играли цыганские оркестры. Шампанское лилось рекой, столы ломились от необыкновенных яств. Сказочно красивыми были туалеты дам и украшавшие их драгоценности. На спекуляциях военными поставками сколачивались миллионные состояния, и щедрые от природы русские сорили направо и налево легко добытыми деньгами. Светские дамы ходили в скромных платьях сестёр милосердия, от чего красота этих женщин становилась особенно заметной. Их можно было видеть повсюду, где билось сердце высшего общества.

Из Петрограда мы отправились в Москву^[146], здесь всё повторилось. Устроенный нам пышный приём носил некоторый налёт официальности. Сильное впечатление на Мэрфи произвели некоторые промышленники и купцы, с которыми мы познакомились. Один из них, сибиряк по фамилии Второв^[147], ворочал такими крупными делами, что привёл бы в изумление даже предприимчивых американцев.

Мэрфи был очень доволен тем, что смог увидеть и узнать. Он оказался наблюдательным человеком, его отчёты были очень содержательными и деловыми. Сам он тоже произвёл на русских сильное впечатление, им нравились его манеры и лёгкий характер. Именно этот Мэрфи через несколько лет руководил расследованием дела Крейтера^[148] в Соединённых Штатах (XXI).

Мы вернулись в Нью-Йорк^[149]32. За три месяца, проведённых вместе^[150], мы стали хорошими друзьями, но я никогда не заговаривал с ним о золоте. В связи с нашим возвращением президент «Гаранта траст компани» г-н Чарльз Сэбин^[151] устроил обед в «Метрополитен клаб», на котором присутствовал весь директорат. Меня попросили рассказать об обстановке в России и дать оценку возможному торговому обмену с этой страной. Моё сообщение прерывалось аплодисментами. Между прочим, их вызвали следующие слова: «Нас огорчает, что в Америку хлынуло золото. В обмен мы должны требовать товары». Я взглянул на Мэрфи и спросил, помнит ли он наш спор на борту парохода. В ответ он только расхохотался.

После сообщения и отчёта Мэрфи в «Гаранти траст компани» было принято решение предоставить российскому государству заём на 200 млн. долларов. Это произошло ещё до вступления Соединённых Штатов в войну. Для составления контракта банк направил в Россию в качестве полномочного представителя одного из своих юристов, г-на Рольфа Мэрша^[152] Ему было около 45 лет, он являлся другом г-на Сэбина и пользовался у него особым доверием. Я предварительно обсудил технические вопросы этой сделки с руководителем международного отдела компании г-ном Максом Мэйем^[153]. Американец Мэй был немцем по происхождению и знатоком своего дела. И вот мы вновь направились в Россию, как и три месяца назад. Г-н Мэрш был более серьёзным человеком, чем Мэрфи, и не употреблял спиртного. Но он любил танцевать.

По прибытии в Петербург мы попросили аудиенции у министра финансов^[154]. Мэрш был очень доволен оказанным ему приёмом и телеграфировал в «Гаранти траст» и своей жене, что всё идёт хорошо и он скоро будет дома. Дни шли за днями, а результатов не было. Постоянно говорилось: «Завтра всё выяснится». Проходили недели, результатов не было. Никто не знал, от чего всё зависит. Русские хотели получить заём, теперь им его предлагали, а они его не принимали. Недели переходили в месяцы. Мэрш стал нервничать. Неопределённость и ожидания могли вывести из себя кого угодно. Он каждый день писал письма и посылал телеграммы своей жене. За это время я несколько раз побывал в Стокгольме по делам «Нового банка», а Мэрш всё ходил и чего-то ждал, дела его были плохи. Он пустился в весёлую жизнь и, что хуже всего, начал пить. Через 8 месяцев русские согласились подписать заём на 50 млн. долларов сроком на 3 года с рентой в 6 1/2%^[155]. Заём предоставлялся консорциумом, в который входили «Гаранта траст компани», «Нэйшнл сити бэнк»^[156] «Дж.П. Морган»^[157], «Киддер Пибоди и К°»^[158] и «Ли, Хиггинсон»^[159]. Это был первый заём, полученный Россией от Америки. Несмотря на то что заём был не столь велик, как я ожидал (и всё из-за нерешительности русских), мне лично он принёс успех. Яльмар Брантинг писал в газете «Сосиаль-Демократен»: «Благодаря российскому займу Улоф Ашберг стал признанным финансистом мира». В это же время я организовал в Соединённых Штатах заём для покупки товаров «Русско-Азиатскому банку».

Я с головой ушёл в свои дела и постоянно был в разъездах, в 1915 году я провёл в поездах и на пароходах 245 дней, семейная жизнь разрушалась. Жена этого не выдержала и потребовала развода^[160].

В «Русско-Азиатском банке» я впервые встретился с руководителем крупной фирмы «Сименс»^[161]44 в России Леонидом Красиным^[162], и скоро мы стали друзьями. Первые десять лет советской власти он играл в ней важную роль.

В Стокгольме я часто встречался с послом Неклюдовым, он свёл меня с видными русскими деятелями. У него я познакомился с Протопоповым^[163], когда тот через Стокгольм возвращался в Петроград из-за границы. Он был товарищем председателя Государственной думы и последним при царском режиме министром внутренних дел. Моя встреча с Протопоповым^[164] породила слухи, будто бы я посредничал при передаче мирных предложений между немцами и царским правительством^[165]. Эти слухи безосновательны. В наших беседах затрагивалась в основном проблема экономических связей с Соединёнными Штатами.

Нашим послом в Петрограде был генерал Брэндстрем^[166]. Это был человек старой военной закалки, поклонник Германии и германского милитаризма. В своё время он был председателем муниципалитета города Линчёпинга. Как представитель шведских властей, он сумел поставить себя так, что снискал глубокое уважение всех членов дипломатического корпуса. Он не любил Россию и презирал коррумпированную российскую власть. Не одобрил он и русскую революцию, так как считал её руководителей бунтовщиками и авантюристами. Ему и в голову не могло прийти, что через четверть века именно эта люди спасут не только Россию, но и всю человеческую культуру от гибели. Я всегда держал генерала Брэндстрема в курсе всех моих дел в России, моих переговоров с царским правительством. Он проявлял к этому большой интерес, был внимателен ко мне и доброжелательным.

Его дочь Эльса^[167] стала во время войны сестрой милосердия, военнопленные в Сибири, где она работала, называли её «сибирским ангелом». Как и её отец, она преклонялась перед немцами. После смерти отца в 1921 году она вышла замуж за немца-профессора, который был социал-демократом^[168]. Ему пришлось покинуть Германию, когда к власти пришёл Гитлер. Он поселился в Америке и стал профессором Кембриджского университета. Эльса Брэндстрем, отдавшая всю свою душу Германии, с таким трудом собиравшая средства для бедствующих немецких солдат, одной из первых испила горькую чашу и увидела крушение своих иллюзий.

Генерал Брэндстрем был таким же известным человеком в военных кругах и в среде высших чиновников, как Херман Линдквист^[169] в среде шведских рабочих. Оба они были уверены, что в Первую мировую войну Германия отстаивала справедливое дело. Шведы, как заколдованные, преклонялись перед основательностью, точностью, дисциплиной и организованностью немцев. На 90% общественное мнение Швеции было на стороне Германии.

В последний период существования царского строя в России много говорилось об одном человеке. Фамилия его была Ярошинский^[170]. Высокий представительный господин, он обладал хорошими манерами. Ему принадлежал сахарный заводе Киеве^[171]. Но этого ему было мало. Переехав в Петроград^[172], он через Распутина завязал связи с могущественными представителями аристократии и эти связи использовал для осуществления своих операций. Хорошо зная ситуацию в стране, он решил овладеть сердцем её экономического организма – взять под свой контроль банки.

В то время я часто встречался с руководителями петроградских банков, при упоминании его имени они только с презрением пожимали плечами. Но в скором времени попали в угрожающее положение. Чтобы взять под контроль один из банков, Ярошинский на занятые деньги приобрёл достаточное количество акций этого банка. Когда этот банк оказался в его руках, он скупил акции другого банка и т.д. Вскоре он, жонглируя средствами различных банков, мог осуществлять любые экономические сделки внутри России.

Впервые я встретился с Ярошинским, когда выступал в качестве посредника при переговорах о займе для России в Америке. Он пригласил меня в свой роскошный дворец и рассказал о своих планах использования русских природных богатств. «Но для этого мне необходим заём не менее 100 миллионов долларов»^[173]. В этом человеке было что-то привлекательное. Я думаю, что американцы его ценили бы. Но произошла революция, и его карточный домик рухнул.

События 1917 года

Война никогда не была популярна в России, а в начале 1917 года обстановка в стране осложнилась до крайности. Ранней весной 1917 года Николай II был вынужден отказаться от престола, было образовано Временное правительство. В июле во главе его встал Керенский.

Яльмар Брантинг и Вернер Рюден^[174] отправились Петроград. Им была оказана сердечная встреча^[175], так как у Брантинга в новом правительстве оказалось много друзей. По возвращении он дал мне рекомендательное письмо к своим русским друзьям, и я тоже отправился в Петроград, чтобы в интересах «Нового банка» завязать связи с новым финансовым руководством^[176].

Я побывал в редакции «Правды» – газеты большевиков. Её главным редактором был Каменев^[177]. Мне необходимо было поговорить с ним лично, хотя мы не были с ним знакомы. В приёмной было полно народу. Дежурный отнёс мою визитную карточку Каменеву, вернулся и спросил, по какому вопросу я обращаюсь, Каменев, дескать, очень занят. Я попросил дежурного передать Каменеву привет от редактора Хёглунда из Стокгольма^[178] (XXII). Это подействовало как «сезам». Меня впустили в кабинет, разговор о положении в стране был долгий и интересный.

Среди тех, с кем я встречался в то время, была Александра Коллонтай^[179], на съездах и собраниях в Петрограде она обычно переводила на русский язык выступления членов скандинавских делегаций. Впервые я увидел её на обеде, который давал в честь своих друзей. Дело происходило в фешенебельном ресторане «Медведь», славившемся своими изысканными блюдами, великолепным запасом тонких вин и цыганской музыкой. Мадам Коллонтай была приглашена на обед, её сопровождал французский адвокат Жак Садуль^[180], облачённый во французскую военную форму. За несколько недель да этого я встретился с ним у парадного дома № 3 по Норртульсгатан, он обратился ко мне на французском языке с вопросом, в какой квартире живёт Яльмар Брантинг^[181]. Теперь он был гостем.

Одним из первых мероприятий правительства Керенского был выпуск «займа свободы»^[182], предполагалось провести его не только в России, но и за её пределами. Вернувшись в Швецию^[183], я предложил «Новому банку» принять участие в подписке, правление моё предложение одобрило, и мы подписались на 2 млн. рублей, курс рубля и кроны был тогда 1:10. Брантинг телеграфировал Керенскому о нашем решении.

В апреле 1917 года^[184], возвращаясь в Россию из десятилетней эмиграции, в Стокгольм с группой русских революционеров прибыл Ленин^[185]. Его встретила депутация партии левых социалистов, в неё входили бургомистр Линдхаген^[186], член риксдага Фредрик Стрём^[187], редактор Туре Нерман^[188]. Член риксдага Хёглунд, руководитель партии левых социалистов, был приговорён верховным судом к году тюремного заключения за официальное заявление, что всеобщая забастовка является необходимым средством в борьбе против войны. Ленин и Стрём направили Хёглунду в тюрьму на Лангхольмене приветственную телеграмму.

В 1917 году была сделана попытка на этот раз в Стокгольме объединить распавшийся Интернационал^[189].

В одну из комиссий запланированной конференции меня пригласили в качестве экономического консультанта. Поэтому я познакомился со многими делегатами, которые прибыли в Стокгольм, чтобы подготовить конференцию. Она должна была открыться 15 августа 1917 г. Многие делегаты посещали меня как главу «Нового банка». Они проявили большой интерес к идее создания в своих странах подобных банков для рабочих. Особый интерес к делу проявил директор страхового общества в Амстердаме г-н Троельстра. Он просил меня помочь организовать банк для рабочих в Голландии. Однажды ко мне пришли Эберт и Шсйдеманн. «Вы только что объявили о подписке на русский мирный заём. А не может ли “Новый банк” осуществить подписку на немецкий заём?» – спросил меня Шейдеманн. «С большим удовольствием, – ответил я, – когда Германия выпустит свой “заём свободы”».

Объявленная конференция так и не состоялась, так как правительство стран Антанты отказалось выдать заграничные паспорта делегатам.

Георг Брантинг^[190] и я разработали проект резолюции конференции, обсудили его со многими влиятельными делегатами, но он не понадобился.

Проект резолюции:

Мы не должны повторять пройденный путь, приведший к вооружению, миллитаризации и мировой войне. Твёрдо заявляем: к этому мы не вернёмся.

Должно возникнуть нечто новое, новый мировой порядок. Этот новый порядок должен быть связан с существовавшей до кризиса организацией общества и стать новой исторической ступенью его естественного развития.

В общих интересах следует создать единый орган управления. Нам необходимо единое мировое руководство, но мы потребуем от него отчётности и соблюдения права на самоопределение и свободу, поэтому управление должно быть демократическим.

Нам необходим, следовательно, мировой парламент, который, уважая внутреннее самоуправление каждого народа, возьмёт на себя решение вопросов, представляющих наши общие интересы^[191]. Мы испытываем в этом настоятельную потребность: всем людям незамедлительно нужны мир, свобода, порядок, безопасность. Пришло время, когда человек должен стать счастливым.

Интернациональная социалистическая конференция обязана объявить себя временным мировым парламентом^[192]. На это её молча уполномочили все народы. Они молча ждут и надеются.

Конференция провозглашает свой суверенитет и объявляет основные направления своей политики. Они таковы:

1. Самоуправление всех народов во внутренних делах. Под самоуправлением подразумевается, что народ правит сам, а не им управляет незначительное меньшинство. Общим интересом становится полная победа демократии.

2. Перемирие. Всеобщее и полное разоружение.

3. Материальное возрождение: увеличение производства, его регулирование с учётом потребления. Для этих целей необходимо будет создание международного финансового учреждения, подчинённого мировому парламенту. Золото национальных государственных банков, которое никого не кормит и не одевает, потеряет признание, вступят в силу кредиты и действительные ценности. Это международное финансовое учреждение предоставит необходимые кредиты для восстановления разорённых стран.

В связи с тем, что финансовые средства будут сосредоточены в руках парламента, станут излишними строгие средства принуждения и так называемая международная полиция.

4. Введение единой международной системы законов, денег, мер и весов.

Существующие ныне государства должны подчиниться такому парламенту и признать его суверенитет. Сопротивление окажут только консерваторы, в этой ситуации их следует считать врагами народа и счастья человечества. Буржуазные правительства потеряли свой авторитет. Правительства, не признавшие суверенитет общенародного представительства, это анархисты и противники необходимого порядка. Революция сметёт их со своего пути^[193].

Речь в Хорнсбергс Хаге

Около 10 ноября^[194] я снова отправился в Петроград. Война, революция и сложившаяся в связи с этим обстановка привели к обвалу экономической жизни, теперь мне следовало строго защищать интересы «Нового банка». У меня были встречи и длительные беседы с друзьями из русских банков, совершенно выбитыми из колеи событиями последних дней и декретом большевиков, в соответствии с которым во все банки были присланы контролёры, тщательно следившие за всем, что происходит в банках. Буржуазия была в панике, и все, кто только мог, бежали из страны. Ведущие банковские служащие не проявили гибкости в создавшихся условиях, наступил паралич всякой деятельности. Я серьёзно советовал им помочь новому правительству снова запустить экономический механизм, но никто не желал меня слушать. Моё мнение разделял только один человек – Леонид Красин, глава фирмы «Сименс» в Петрограде, член правления «Русско-Азиатского банка»^[195]. Преднамеренный саботаж был направлен на свержение большевистского правительства.

Во время частых бесед с большевиками – руководителями, многих из которых я знал, у меня крепла уверенность, что эти люди спасут Россию. Их честная и бескорыстная революционная деятельность дала плоды, они были полны решимости воплотить в жизнь свою программу. Старая Россия прекратила своё существование. Их энтузиазм и вера в будущее передались и мне, я почувствовал себя обязанным помогать им.

Вернувшись в Швецию, я попал в напряжённую обстановку. Из уст в уста передавались обросшие страшными подробностями рассказы бежавших из России, пресса была переполнена такими описаниями революционных событий, что просто волосы становились дыбом.

Партия левых социалистов решила провести в Цирке собрание, на котором предлагалось выступить представителям различных течений. Пригласили и меня. Я пообещал рассказать о своих впечатлениях от поездки в Россию, откуда вернулся всего неделю назад. Как только стало известно о моём предстоящем выступлении, я получил серьёзные предостережения со стороны своих друзей. Вернер Рюден настойчиво отговаривал меня от этого шага. Он сообщил, что меня предполагают назначить на важный пост в стране, но после выступления это будет исключено^[196]. В действительности всё закончилось ещё более печально. Собрание состоялось не в Цирке, как предполагалось, а на территории Хорнсбергс Хаге, куда его перенесли. Одно это название вызывало раздражение в буржуазных кругах, так как именно в этом месте проводились всякие демонстрации и произносились хулительные речи. Дурной славой пользовалась эта «лужайка».

Там я произнёс следующую речь: «Прежде всего благодарю устроителей за приглашение на это собрание. Я понимаю, что здесь хотят услышать рассказ о событиях в России. Я постараюсь кратко и честно рассказать обо всем и поделиться своим мнением о том, какую позицию должны занять прогрессивно настроенные представители буржуазии по отношению к революции. События в России, подчас жестокие, нельзя оценивать только как частность. Чтобы представить себе объективную картину, нужно взглянуть на русскую революцию как на составную часть всеобщей мировой катастрофы. Понять причины русской революции нетрудно. До войны капиталистический строй основывался на нерегулируемом производстве, что привело к безудержной конкуренции в области производства и распределения. И вместо благоденствия, которое могло бы наступить в результате регулируемого производства, пришла жёсткая нищета. Уровень жизни рабочих постоянно снижается, вместо того чтобы подниматься вместе с развитием производства. Механизация и новые изобретения, которые должны поднимать благосостояние всего общества, наоборот, создают предпосылки к резкому обострению противоречий между богатыми и бедными. Появляются безработные, занятые рабочие получают крайне низкую заработную плату. В руках немногих скапливается невероятное богатство, богатые становятся богаче, бедные – беднее.

Но конкуренция существует не только между отдельными предприятиями внутри каждой страны, но и между отдельными странами.

Чтобы обезопасить свою торговлю, страны начинают вооружаться. Не для того, чтобы воевать, а, как утверждается, для того, чтобы сохранить мир. Чем больше вооружений, тем надёжнее гарантия сохранения мира. И вот встала одна страна против другой. Война началась из-за экономических проблем. Разрешается спор, какая группировка будет господствовать в мировой торговле. Народы этих стран не заинтересованы в этой войне. Их враги находятся внутри страны, а не за её пределами. Люди хотят улучшить своё социальное положение, добиться повышения зарплаты, улучшения жилищных условий, признания их человеческого достоинства. Но для достижения этих целей необходимо объединиться, чтобы заставить власти своей страны осуществить реформы.

Сначала поговаривали о том, что будет война между Германией и Англией, но никто не верил, что это вообще возможно. Потом говорили, что социалисты, представители интернациональной партии, не станут её поддерживать, оказалось, что это не так. Война продолжается уже четыре года, и совершенно невозможно описать страдания, которые она принесла людям. Все попытки заключить мир или хотя бы собрать мирную конференцию проваливаются. Сегодня ещё не видно конца войны, и, если ничего не изменится, весь мир в скором времени будет превращён в кладбище. Сейчас разразилась катастрофа в России, так как общество этой страны оказалось наиболее больным. Мы знаем о всех прежних революционных переворотах, и ваг теперь знаем о том, что произошло в 1917 году. Предыдущие революционные события не воздействовали в достаточной степени на войну, не вели к её окончанию, поэтому они не могли удовлетворить народ, страдающий от войны и жаждущий мира. Произошла новая революция, но она не ограничится пределами России. Русские утверждают: “Социальная революция – это не внутренняя проблема, она затрагивает весь мир. Революция будет распространяться, коснётся всех народов и каждого, кто хочет мира. Старый строй обанкротился, мы должны создать новый, но для этого необходимо покончить со старым режимом”.

Мы знаем о событиях в России. Революция идёт всё шире, Гражданская война продолжается. В эти события вовлечена и Финляндия, идёт сражение во всём мире. Мне кажется, что весь мир скоро будет охвачен пожаром. Вряд ли в такой ситуации этот пожар минует нашу страну.

Как в этих условиях нам следует вести себя? Мы должны признать, что капиталистический строй экономически и морально потерпел крах. Весь мир сейчас похож на имущество, которое вот-вот пойдёт с молотка. А воюющие стороны напоминают игроков, которые в азарте повышают ставки и затем всё теряют. Здесь и там ощущается приближение голода, и не надо быть провидцем, чтобы понять – надвигается катастрофа. Но кто же претендует на мировое имущество, кто в первую очередь имеет на него право? Это тс, с кем жестоко обращались, – народы разных стран, им тоже принадлежит это имущество. Перед ними мы должны отчитаться, куда пошли их деньги, ответить за плохое ведение хозяйства и помочь во всём разобраться. Российская буржуазия не стала делать это, в стране наступила неразбериха. Безжалостно эксплуатируемые русские рабочие и крестьяне не допускались к управлению страной. Теперь они восстали. Перед подобным фактом просвещённая буржуазия в нашей стране или в Германии, например, попыталась бы направить революцию в более широкое русло, в России этого не произошло. Там буржуазия и высший класс отвернулись от неё, и это было страшной ошибкой. Радикальная интеллигенция побоялась влиться в революционный поток, чтобы, используя свой опыт и знания, придать ему правильное направление. В связи с этим возникли непреодолимые противоречия между теми, кто в действительности хотел бы прийти к одной и той же цели.

В прессе революционные вожди представлены как орда головорезов и грабителей. Во имя справедливости это следует опровергнуть. Правда, что совершаются убийства, ограбления. Виновны в этом солдаты. Это объяснимо: люди в течение четырех лет готовились убивать и убивали, чем больше, тем лучше. Ответственность за это лежит на старом режиме. Но каждое такое преступление строго карается. С революцией шутки плохи. Сейчас туго тем, кому раньше было хорошо, кто потерял своё прежнее положение. И если подумать хорошенько, это ничто по сравнению с теми страданиями, которые испытывают миллионы людей во время войны.

Как мы должны относиться теперь к России? Я считаю, что на пользу обеим странам сейчас пойдёт возобновление торговых связей, и при этом хочу добавить, что правительство России согласится на это, а мы получим сырьё, необходимое нашей стране. Хотелось бы надеяться, что наше правительство достаточно дальновидно и справится с серьёзными проблемами. Мы не должны соглашаться с рассуждениями о необходимости подождать до более спокойных времён. Они могут наступить в России и во всём мире не скоро. А мы должны жить дальше и приспосабливаться к обстоятельствам.

Я надеюсь, что после всемирного переворота не будет установлено господство какого-либо класса над другим, что все классы общими усилиями добьются процветания человеческого общества. Господство рабочего класса также несправедливо, как и господство свергнутого ныне класса. В период обновления классы должны объединить свои усилия, а не сопротивляться ему. Новый строй должен позволить союзу народов создать общее мировое хозяйство, в котором природные богатства и гений человечества станут основой благоденствия всех стран и народов. Рост производства тогда будет приводить не к кризису, а к повышению материального и духовного богатства.

Я выражаю благодарность за предоставленную мне возможность высказаться и заканчиваю своё выступление с надеждой, что в эти тяжёлые времена в Швеции будет проявлено глубокое понимание происходящего»^[197].

В речи не было ничего подстрекательского – ещё до выступления я показал её Я. Брантингу. Он не высказал никаких возражений, но не советовал мне выступать в этом пользующемся дурной славой месте. Он был прав: моё выступление в Хорнсбергс Хаге привело в шок буржуазию и было воспринято как подстрекательство. На меня немедленно посыпался град писем и телефонных звонков. На улице от меня демонстративно отворачивались мои знакомые. Меня считали предателем, утончённым честолюбцем, а то и просто ненормальным. Я впал в уныние от постоянных обвинений и нападок, которые делались в открытую и исподтишка. Особенно тяжело было, когда удары наносились со стороны симпатичных мне людей, но я никогда не пожалел о том, что поступил именно так. Я понимал, что, имея такое высокое положение в обществе, я поступил глупо. Но я так сблизился с русскими революционерами и понял, что их поступки честны и стремление к осуществлению мирового переворота непоколебимо. Эти люди ради идеи принесли в жертву свои жизни. Они годами сидели в тюрьмах, их ссылали в Сибирь, другие провели большую часть своей жизни в изгнании за границей. Они уходили из дома, оставляли свои семьи, чтобы бороться за освобождение обнищавшего и угнетённого русского народа. Всё увиденное в России настолько меня захватило, что я отбросил все предрассудки и условности, чтобы остаться человеком.

«Новый банк» попал в чёрный список Антанты, это было самым печальным последствием моего выступления. У банка были крупные активы в Англии и Америке, они были блокированы. Потребовали, чтобы я покинул банк и продал свои акции. В дело вмешался Брантинг, ему удалось расположить ко мне представителей Антанты, находившихся в Стокгольме, но это не помогло. В это же время банк и я попали в «чёрный список» центральных держав.

Я вынужден был сдаться. Весной 1918 года я покинул банк и продал свои акции. В этот период положение банка было прочным^[198], акции котировались по 150 крон. У обоих Народных домов (Северного и Южного) вместе было 1100 акций, которые я предложил продать, но они не согласились на это. Вместо меня назначили Харальда Тролле^[199] из «Шведского торгового банка». Когда-то он был вице-консулом Швеции в Петрограде.

Банк под руководством Тролле просуществовал несколько лет^[200], рабочее движение вокруг него прекратилось. Судовладелец капитан Ингмансон, член первой палаты риксдага, главный держатель акций банка, продал в конце концов свои акции, и тогда правление решило продать банк «Седерманландскому частному банку».

Так был уничтожен «Новый банк», этот важный фактор в борьбе за улучшение положения рабочего класса. Херман Линдквист очень тяжело расставался с банком. Здесь в сложнейших условиях он проработал пять лет со дня его основания, ведя борьбу с противниками банка. Когда начались интриги против меня и меня принудили к отставке, он из чувств солидарности со мной оставил свою должность.

Шведское экономическое общество

В 1918 г. в доме на Фредсгатан открылось «Шведское экономическое общество», созданное на мои личные средства. Акционерный капитал общества составил 5 млн. крон^[201]. Деловые отношения с Антантой и центральными властями к тому времени были прекращены. Благодаря своим взглядам я стал в России персоной grata и, совершенно естественно, мои экономические связи с этой страной получили дальнейшее развитие.

В январе 1918 г.^[202] я вновь отправился в Петроград^[203], на этот раз вместе с З. Хёглундом и Карлом Чильбумом^[204], ехавшими на конгресс. Через несколько дней туда прибыли бургомистр Линдхаген, начальник почты Эгеде Ниссен из Норвегии^[205]88 и лектор Смирнов из Гельсингфорса^[206]. Владимир Смирнов был женат на дочери Августа Стриндберга^[207] и позже стал генеральным консулом Советской республики в Швеции. В течение тяжелейших 25 лет он занимал этот пост, умело и с большим тактом защищал интересы русских и снискал глубочайшее уважение в Швеции.

Мы попали в зимнюю стужу и снегопад. На Хёпгунде было тоненькое зимнее пальто, кошачий мех которого и несколько газет слабо защищали его от промозглого холода, проникающего до мозга костей. Лектор Смирнов очень страдал от морозов, я помню, как мы засовывали газеты ему под пальто. Номера в гостинице не отапливались, в них было неуютно. В окружающей нас атмосфере ощущалось беспокойство.

18 января 1918 г. открылось Учредительное собрание, первое после установления нового режима. Мне повезло, и я вместе со шведскими друзьями стал свидетелем этого знаменательного события. В зале из уст в уста передавались разноречивые слухи. В воздухе чувствовалось напряжение. К Чильбуму, сидевшему рядом со мной, подошёл Бухарин^[208], что-то прошептал ему на ухо и сунул в карман его брюк заряженный револьвер.

Большевики потребовали передать власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, заявив, что буржуазные партии должны быть полностью отстранены от участия в управлении государством. Подавляющее большинство отклонило данное предложение. Вскоре Учредительное собрание было распущено, большевики остались у власти и начали осуществлять свою программу.

Я часто сопровождал друзей в Смольный, громадный монастырь, где в прошлые годы аристократы воспитывали своих дочерей. Теперь там находился Совет народных комиссаров и другие правительственные учреждения. Все пути вели к Смольному, все приказы шли оттуда.

В одном из залов была устроена столовая, напоминающая скорее солдатский буфет, где питались служащие Смольного и вместе с ними все народные комиссары. В заграничных газетах писали о «роскошных обедах с шампанским и икрой, когда народ за стеной голодает». Я видел эти «роскошные обеды», состоящие из бледного чая и куска чёрного хлеба без масла. Пища и питьё занимали ничтожное место в беспокойной жизни этих идеалистов и фанатиков-реформаторов.

Хёглунд и Чильбум познакомили меня со многими видными деятелями нового правительства, среди них были министр финансов Менжинский^[209], министр торговли Вронский^[210], глава Государственного банка Пятаков^[211], остроумный Радек^[212], Бухарин и Урицкий^[213], возглавлявший милицию Петрограда и убитый эсерами 31 августа 1918 года.

Я был рядом с Линдхагеном, когда он однажды спросил Ленина, как тот разрешил бы вопрос о едином мировом языке, и Ленин ответил: «Сейчас мы думаем о более важных вещах». Он был совершенно прав. Но ответ крайне разочаровал Линдхагена. Я вспомнил моего старого учителя математики в Эстермальме, в 1912 г. мы столкнулись с ним на Стурегатан. Он жаловался на жестокость времени, беспокоился о судьбе шведского народа. Ошибку делают радикальные политики, они развращают рабочих, говорил он. Но больше других он презирал Линдхагена.

Люди неправильно судят обо всех крупных личностях. Карл Линдхаген не стал исключением. Он поднялся высоко над горизонтом своего времени. Введение единого мирового языка стало для него важнейшей целью. Для него не имело никакого значения различие людей по расам, цвету кожи и религии. Будучи христианином, он глубоко чтил Моисея, Мухаммеда, Конфуция. Он боролся за мир во всём мире и сочувствовал всем нищим и угнетённым, будь то отдельные люди или целые государства, такие как Индия и Китай.

Линдхагена считают фантастом и мечтателем, но на самом деле он был реалистом, гражданином мира, опередившим своё время. Его имя войдёт в историю наряду с другими именами великих и благородных людей, живших в своё время в Швеции.

В тот поздний вечер мы с Линдхагеном шли пешком домой из Смольного. Было темно и холодно, кругом лежали высокие сугробы. До центра было далеко, извозчиков не было видно. Линдхаген собрался ночевать в моей комнате. У него был номер в гостинице рядом с «Европейской», где жил я, но по ночам в городе становилось очень беспокойно, совершались налёты и убийства, и ему не хотелось оставаться одному в комнате. «Понимаешь, у меня жена и дети, я должен помнить о них», – говорил он. Я предложил ему перебраться ко мне в номер, где стояли две кровати, и он с большим облегчением согласился.

Только мы улеглись в постели, как раздался страшный стук. Я встал, открыл дверь и увидел с десяток вооружённых людей. Они хотели произвести обыск. Зная лишь несколько слов по-русски, я стал при помощи жестов и этих слов объяснять, что мы шведы и у нас нет ничего интересного и запрещённого. Меня поняли и отправились дальше. Линдхаген счёл, что переговоры были слишком затяжными, но на другой день он сообщил нашим друзьям: «Как только Ашберг появился в ночной рубахе, они в панике разбежались».

Вместе с Чильбумом я побывал у Александра Шляпникова^[214], тогдашнего министра труда и железных дорог. Заброшенный и одинокий, он сидел в огромном здании министерства, на службе у него состояло два десятка людей, вместо тысяч прежних чиновников.

Побывал я и в Государственном банке, президентом которого был Пятаков и вице-президентом Фюрстенберг^[215], с которым я уже был знаком. Меня поразило, что в течение всего разговора Пятаков не проронил ни единого слова. Он сидел в председательском кресле и с глубоким вниманием выслушивал все мои рассуждения и предложения. Длинные волосы и рыжая эспаньолка делали его похожим на живого натурщика для картины голландского художника XVI века. Через много лет он навестил меня в Париже и, когда мы заговорили о прошлом, сказал, что отлично помнит мой визит в банк. Ему тогда было немногим больше двадцати лет и он абсолютно ничего не понимал в моих экономических рассуждениях, поэтому боялся раскрыть рот. Однако, если судить по тому вкладу в экономическую жизнь, который сделал Пятаков, он очень быстро вник в суть экономических проблем.

С Менжинским, министром финансов, мы неоднократно вели продолжительные беседы. Позже он возглавил грозную ЧК, политическую милицию с центром в Москве. Также я познакомился с Урицким, возглавлявшим петроградскую милицию. Он был небольшого роста, но в его умных глазах всегда горел азартный огонек.

В Москве мне повстречался Антон Нильссон^[216], проходивший в своё время по делу «Амальтеа». Вместе с двумя сообщниками он подбросил бомбу в плавучую казарму «Амальтеа», стоявшую недалеко от города Мальмё, при этом один человек был убит и 20 ранены. На том судне жили штрейкбрехеры. Преступление вызвало общественный шок и всколыхнуло рабочее движение, хотя и рабочие осуждали это действие. Сообщники были схвачены и приговорены к смертной казни, которая позже была заменена пожизненной каторгой. Приговор привёл в негодование рабочих, началась активная борьба за освобождение участников событий. Движение возглавил издатель Аксель Хольмстрём^[217]. Благодаря его неутомимой работе общественное мнение в стране склонилось в сторону осуждённых, и в 1917 г. они вышли на свободу.

Антон Нильссон был добрым человеком и большим идеалистом, только юношеский максимализм привёл его к такому необдуманному поступку. Когда он вышел на свободу из тюрьмы Лонгхольмен, я помог ему поступить в лётную школу. Получив диплом, он отправился в Россию, где стал лётчиком в Красной армии.

Находясь в Москве, я встретил ещё одного шведа, моего друга, оптовика Юхана Карлссона, зятя Артура Энгберга^[218]. Карлссон улаживал в Москве кое-какие дела. Жил он в гостинице и однажды пришёл домой с крупной суммой денег. Вечером в его номер ворвались два бандита и велели выложить деньги. Они и не предполагали, что нарвались на старого закалённого викинга. Юхан Карлссон был сильным, как медведь, и юрким, как кошка. Он перешёл в наступление и пустился в погоню за бандитами, когда те стали удирать через чердак на крышу. С пулей в ноге он догнал их и обезвредил. Потом он целый месяц пролежал в больнице.

Министр торговли Вронский был личным другом Чильбума и часто бывал в гостинице «Европейской», где мы все жили. Он был самым большим оптимистом в среде большевиков-руководителей, хотя его оптимизм ничем себя не оправдывал.

Однажды я зашёл к нему в кабинет, и он сказал: «Сегодня мы решили издать декрет, согласно которому мы аннулируем все иностранные долги, которые Россия наделала во время царского режима и правления Керенского. Я думаю, что все вы там побледнеете от этого»^[219]. «Могу подтвердить, что я потрясён, – ответил я, – ничего более глупого я никогда не слышал. Можно понять, что сейчас вы не в состоянии выплатить эти старые долги. Вы не одни такие. Никто не требует от вас выплаты этих долгов прямо сейчас. Но на весь свет объявить, что вы решили списать с себя эти долги, вещь неслыханная и в результате вы полностью лишитесь кредитов для себя во всём мире».

Но Вронский только хохотал. Было ясно, что декрет издавался в угоду массам, но это вело к опасным последствиям. Но никто не собирался вникать, к чему это может привести. Большое число французов вложило деньги в русские облигации, незадолго до этого Соединённые Штаты предоставили России первый заём. Правительство Керенского выпустило заём свободной России, на который подписывались все симпатизирующие свободной России, в основном простые люди, не разбирающиеся в партиях и их расхождениях по тактическим вопросам. Это были свободолюбивые люди в разных странах мира, так они выразили своё отношение к русскому народу, и вот теперь им дали пощёчину^[220].

Декрет об аннулировании старых долгов был непродуманным. Внешние долги – это, прежде всего, драгоценные ресурсы, которые составляют основу взаимных интересов и служат звеном, связующим Россию и страны-кредиторы, главным из которых были Соединённые Штаты. И не потому, что их кредиты особенно велики, и не в связи с политическими расхождениями этих держав. К тому же русские не имели к Соединённым Штатам никаких претензий, в отличие от Англии и Франции, которые по Версальскому миру не компенсировали России её вклад в войну, оплаченный миллионами человеческих жизней и утратой Польши, Прибалтийских провинций, Бессарабии и Финляндии.

Значение Соединённых Штатов велико потому, что они обладают мощной промышленностью и способны делать крупные поставки. Выплачивая долги Штатам, можно было бы наладить невиданный до сих пор обмен между континентами. Россия, чьё население больше, чем в Соединённых Штатах, и чья территория составляет 1/6 часть всего мира, имела достаточную покупательную способность, чтобы дать работу безработным в Америке. Имелись также ресурсы для оплаты долгов натуральными продуктами и товарами.

Насколько щепетилен вопрос о выплате долгов, мы можем проследить на примере отношений Соединённых Штатов к Финляндии, которая всегда пунктуально выполняет свои долговые обязательства. Даже в период, когда Финляндия вместе с Германией напала на союзную Россию, Штаты не прервали связей с Финляндией. Это можно объяснить тем высоким престижем, которого Финляндия добилась, корректно обращаясь со своими обязательствами.

В то время, когда немцы получали кредиты, давшие им возможность подготовиться ко Второй мировой войне, русским было отказано в займах и предложено использовать собственные ресурсы.

В связи с всеобщей разрухой и параличом средств коммуникаций, вызванных Гражданской войной в России, но ещё в большей степени от того, что крестьяне, потеряв доверие к бумажному рублю, вели только натуральный обмен, положение на рынке в больших городах стало катастрофическим. Петроград испытывал ужасающую нехватку продуктов, в продаже практически не было ничего съестного. Отощавшие, изголодавшиеся люди падали и умирали прямо на улицах. Рассказывали, что от голода в некоторых домах вымирали целые семьи.

Помню, однажды мне удалось раздобыть большой заплесневелый крендель, чёрствый как камень. В гостинице мы с трудом разбили его на куски и тут же съели.

Люди на улицах были очень плохо одеты, часто это делалось демонстративно, мужчины носили потёртые пальто без воротников, женщины кутались в старые платки и шали. Растерянность людей переходила в отчаяние. Грабеж и убийства совершались средь бела дня. Чтобы положить конец бесчинствам толпы, большевики пошли на крайние меры: преступники, схваченные на месте преступления, тут же расстреливались. Постепенно наступил некоторый порядок, стало спокойнее.

В конце декабря 1917 г. Ленин начал вести мирные переговоры с Германией, Троцкий встретился с немецкими представителями в Брест-Литовске. Желая прийти к соглашению, немцы на первых порах делали вид, что они готовы заключить мир на условиях, которые принимал и Ленин, то есть без аннексий и контрибуций, при этом спорные вопросы, прежде всего территориальные, должны были решить сами народы путём голосования. Но когда немцы заметили неустойчивое положение большевиков, то сразу же изменили тактику. Они потребовали от России освобождения Польши, Прибалтийских провинций и Украины. Конечно, Троцкий объявил об окончании войны и о демобилизации армии, но он отказывался подписываться под условиями немцев.

В период переговоров в Брест-Литовске^[221] мне часто приходилось беседовать с видными руководителями партии большевиков. Все они были в отчаянии, но большинство из них считало, что, несмотря на труднейшую ситуацию, войну нужно продолжать. Но Ленин требовал любой ценой положить конец войне. Он считал, что революция постепенно охватит все страны, и нет никакого смысла продолжать войну. Бухарин, напротив, считал принятие условий немцев предательством революции.

За столом переговоров в Брест-Литовске немцы вели себя нагло. Генерал Гофман^[222], возглавлявший переговоры, ударил саблей по столу, когда Троцкий^[223] отказался ставить свою подпись.

Тем временем немцы продолжали наступление^[224], захватили Псков и Нарву, путь на Петроград был открыт. ЦК компартии принял решение перенести столицу из Петрограда в Москву^[225]. Постановление было немедленно выполнено^[226].

Троцкий ушёл в отставку с поста министра иностранных дел^[227], вместо него был избран Чичерин, бывший дипломат и дворянин, перешедший на сторону революции. Чтобы занять должность Троцкого, он вернулся из Англии, где месяц просидел в тюрьме. Я случайно находился в Министерстве иностранных дел, когда туда прямо с поезда прибыл Чичерин^[228]. Он здоровался со всеми присутствующими, и меня удивил его несколько неряшливый вид. От старорежимного дипломата можно было ожидать большего порядка в одежде.

Первым мероприятием Чичерина стала встреча с немецкой делегацией, Брест-Литовский мир был заключён^[229]. Русские отказались от Польши и Прибалтийских провинций. На Украине ещё до этого было образовано правительство, заключившее договор с Германией, и Россия была вынуждена согласиться с ним. Ещё до этих событий Советская Россия признала самостоятельность Финляндии.

Для борьбы со спекуляциями на продовольственном рынке Ленин создал ЧК, но, когда контрреволюция подняла голову, вся мощь этой организации была перенаправлена против неё. Грозный руководитель ЧК Дзержинский получил широкие полномочия. Была введена воинская повинность, и Красная гвардия, выполнявшая ранее роль милиции, была превращена в настоящую армию. Заработали старые фабрики, на которых шилась военная амуниция, коммунисты начали развивать лихорадочную деятельность.

В этот период произошли следующие события. Социалисты-революционеры, эсеры, взорвали квартиру немецкого посла в Москве, посол граф Мирбах был убит. Объявили, что покушение было совершено с целью провоцирования разрыва отношений с Германией. Немцы, занятые наступлением на Францию, ограничились протестом и требованием наказать преступников, на что большевики с удовлетворением согласились.

Но социалисты-революционеры не прекратили своих действий. Молодая женщина, Дора Каплан, член партии социалистов-революционеров, совершила покушение на Ленина, когда он покидал одно собрание в Москве. Ленин был тяжело ранен. На следующий день другой социалист-революционер совершил покушение на Урицкого, руководителя Петроградской милиции. Урицкий был убит.

На оба покушения ответили так называемым красным террором. Пятьсот видных представителей русской буржуазии были арестованы ЧК и расстреляны в Москве и Петрограде.

В течение нескольких недель состояние здоровья Ленина было критическим. Предположительно, причиной его ранней смерти стала пуля, застрявшая в верхней части позвоночника, которую было невозможно удалить.

Террор, спровоцированный социалистами-революционерами, стал прелюдией к Гражданской войне, иностранной интервенции и международному бойкоту.

Советское правительство направило в Стокгольм своего финансового представителя Шейнмана^[230]. Это был умный, инициативный и жизнерадостный человек. Позже он возглавил русский Государственный банк. Наши встречи с Шейманом случались очень часто и привели к дружескому и продуктивному сотрудничеству^[231].

Швеция не признавала советское правительство. Представитель старого режима сохранял свою миссию в Стокгольме на Страндвэген. Политическим представителем советского правительства был назначен инженер Боровский^[232], работавший в Стокгольме в акционерном обществе «Люкс»^[233]. Для нового представительства он снял помещение на Каптенсгатан, здание тыльной стороной примыкало к дому Русской миссии на Страндвэген. Боровский был очень серьёзным и деловым человеком. Позже он работал в качестве советского представителя в Италии. В 1923 г. в Лозанне состоялась конференция, в работе которой принимал участие Боровский. Во время обеда в гостинице он был убит русским эмигрантом швейцарского происхождения. Суд оправдал убийцу. Советы прервали все связи со Швейцарией, в ответ все советские граждане были высланы из страны. В момент, когда я пишу эти строки, отношения между сторонами ещё не возобновлены, и, когда в 1944 г. Швейцарию пригласили на конгресс авиаторов в Чикаго, Советская Россия отказалась принять в нём участие.

Близким другом Воровского в Стокгольме был русский по фамилии Циммерман^[234]. По чистой случайности он избежал смерти от рук белогвардейцев из Русской лиги^[235], которые убирали со своего пути всех представителей новой власти. Лигу возглавлял бывший полковник царской армии^[236]. У него была вилла в Норрвикене, куда молодые красивые женщины, члены лиги, заманивали своих жертв, там их вязали по рукам и ногам, допрашивали, судили, приговаривали к смерти и топили в пруду рядом с виллой. В списке людей, подлежащих ликвидации, значился и я.

Важная встреча с Литвиновым

В 1918 году я впервые познакомился с Максимом Литвиновым^[237]. Он прибыл из Англии^[238], где его знали как крупного представителя русских революционных кругов. Нас познакомил Фредрик Стрём (XXIII), генеральный консул Советского Союза, когда Литвинов появился у него проездом, направляясь в Россию.

Литвинов рассказал мне, что антисоветски настроенные круги издали книгу с тем, чтобы оказать давление на президента Вильсона, доброжелательно относившегося к Советской республике. Это послужило началом для объявления всеобщего бойкота Советской России^[239]. В течение нескольких лет огромное государство было полностью изолировано от внешнего мира. Швеция порвала дипломатические связи с Советами в 1918 году.

В этой книге упоминали и меня как посредника в передаче денежных средств из «Дойче банка»^[240] с целью поддержки русского революционного движения. Эти сведения не соответствуют истине, как и тот фальсифицированный обмен телеграммами между мной и «Дойче банком», на который ссылается автор книги.

Почти все американцы, с которыми я был в Петрограде, представители крупнейших промышленных компаний и банков, журналисты (с теплотой вспоминаю профессора национальной экономики Генри К. Эмери, представителя «Гаранти траст компани»^[241]) до публикации этой книги с пониманием относились к новому строю, переживали о проблемах, возникающих при его становлении. Все верили в честность и искренность Ленина и его сподвижников в стремлении создать новые здоровые условия жизни, искоренить коррупцию и связанные с ней безобразия. Такой симпатии к перевороту и новому строю, какую я наблюдал у американцев, не проявляла ни одна другая нация.

Ещё до окончания Гражданской войны, которую вели против советского правительства адмирал Колчак, генералы Юденич, Деникин и Врангель, до снятия блокады союзников, Литвинову удалось получить разрешение на поездку в Копенгаген. Необходимо было снять блокаду, установить мир и добиться признания советского правительства. Он прибыл в Данию под предлогом передачи военнопленных.

В Копенгагене Литвинов столкнулся с трудностями при съёме комнаты в гостинице. Хозяева гостиниц не хотели принимать гостей, за которыми наблюдает полиция, а именно так обстояло дело с Литвиновым: власти опасались, что белогвардейцы, которыми кишела Дания, устроят на него покушение. Кроме того, они боялись, что он, чего доброго, организует в стране революцию.

Узнав, что Литвинов в Копенгагене, я предложил Брантингу поехать туда и выяснить, нельзя ли возобновить с Россией торговые связи. Брантинг счёл мою идею разумной, но поставил следующее условие: я должен добиться со стороны Советов признания старых долгов и возмещения русским шведам их убытков. С моей стороны, я попросил Брантинга пригласить в поездку с нами оптовика Стена Стендаля^[242], на что тот согласился. Стендаль, выдающийся предприниматель, один из виднейших руководителей правой партии, человек, консервативные взгляды которого были известны в общественных кругах, должен был стать гарантией того, что моя акция совершается в интересах Швеции.

Договорившись обо всём со Стендалем, отлично понимавшим, какое огромное значение для нашей страны имеет возобновление связей с Россией, мы отправились в Копенгаген^[243].

Литвинов принял нас в своем гостиничном номере. Во время нашего разговора он заявил, что советское правительство будет готово признать старые долги и возместить русским шведам их убытки в случае признания советского правительства de jure. Стендаль потребовал от Литвинова письменное подтверждение сказанного, что последний немедленно выполнил. Скрепив написанное подписью, он передал бумаги нам.

Ниже приводится точная копия этого важного документа.

Копия

Господин Стен Стендаль,

Отель Конг Фредерик, Копенгаген, Стокгольм.

4 февраля 1920 года.

Дорогой Господин!

Возвращаясь к нашему разговору о путях и средствах устранения существующих расхождений между Россией и Швецией и подготовки почвы для восстановления нормальных отношений между двумя правительствами, я хочу подтвердить, что Советское правительство готово направить в Швецию комиссию для рассмотрения и устранения претензий, которые могут быть предъявлены Советской России.

Советское правительство готово также принять за основу для обсуждения следующие вопросы:

– О компенсации Советским правительством Шведскому правительству за любой ущерб, нанесённый зданиям и имуществу Шведской дипломатической миссии и консульства в России, и за все утраченные ценности при условии, что они были фактической собственностью шведского государства.

– О возмещении ущерба шведским гражданам и фирмам за все конфискованные или реквизированные ценности с учётом 10% надбавки от их стоимости на момент конфискации при условии, что они действительно являлись собственностью этих граждан и фирм, а не были переданы им под правовую защиту российскими подданными и фирмами.

– О возвращении всех товаров, приобретённых шведскими подданными в России для экспорта, или о компенсации за них.

– О предоставлении шведским гражданам права использовать все вклады, имеющиеся на их счетах в российских банках.

– О возвращении Советскому правительству или его представителям всех денежных средств, находящихся на счету российского государства, или всего золота и других ценностей, хранящихся в шведских банках, и всех товаров или других видов собственности, принадлежащих Российскому государству и правительству в Швеции.

Вышеупомянутое соглашение, заключаемое между русской комиссией и представителями шведских интересов, должно быть направлено на полное восстановление дипломатических отношений между двумя правительствами.

Вместе с тем я хотел бы предложить, чтобы комиссия получила возможность возобновить торговлю между Россией и Швецией.

Надеюсь, что я достаточно ясно выразил желание Советского правительства ликвидировать все препятствия на пути улучшения взаимоотношений между Швецией и Россией.

Остаюсь искренне Ваш Максим Литвинов.

P.S. Само собой разумеется, что вышеупомянутая комиссия возьмёт на себя обязательство не заниматься никакой пропагандой и соблюдать законы страны.

М.Л.^[244]

Мы оба были довольны результатом. Брантинг обрадовался, когда увидел документ. Но тут же нам пришлось похоронить наше общее дело. Как я позже узнал, мы с надеждой ждали решения судьбы Аландских островов, из-за которых нам не хотелось сталкиваться с союзниками. Соглашение со Швецией создало бы прецедент, и многое в международном сотрудничестве могло пойти по другому руслу. В политике, как и в биржевой сделке, нельзя упускать случай. Нужно покупать, когда цены падают и все хотят продавать, и продавать, когда цены выросли до верхнего предела и все хотят покупать. Когда четыре года спустя Швеция признала Советский Союз, положение настолько изменилось, что не могло быть и речи о каких-то условиях для признания. Мы упустили случай.

Я восстанавливаю связи с Германией

В 1914 г., во время правления кайзера Вильгельма, рейхстаге Германии состоял из 397 членов, 112 из них были социал-демократами. Они не могли существенно влиять на немецкую политику, проводимую лично кайзером. Социальное законодательство страны было более прогрессивным, чем во Франции, однако в нём имелись статьи, дающие хозяевам право применять телесные наказания к своим слугам и сельхозработникам. Это право было отменено лишь в 1918 г. Немецкие социал-демократы больше занимались вопросами заработной платы рабочих, а не проведением необходимых реформ.

Ответственность за вспыхнувшую войну в равной степени несут и социал-демократы, и юнкера, и промышленники. Немецкие социал-демократы поддались националистической пропаганде, основной смысл которой выражает лозунг «Deutschland über Alles» («Германия превыше всего»), и совершили предательство в тот момент, когда впервые испытывалась их верность в отношении международного рабочего движения.

Рассказывали, что руководитель социал-демократов Эберт при поддержке партии дал обещание предотвратить конституционный переворот, если кайзер отречётся от престола в пользу своего старшего внука. Эберт приложил все силы для сохранения монархии.

Когда прошёл слух, что кайзер отрёкся от престола, у здания, где заседали представители социал-демократов, собралась огромная толпа. Народ хотел знать, что происходит, и требовал, чтобы кто-нибудь к ним вышел. Вести переговоры поручили Шейдеманну. Не успел он подойти к окну, как с улицы ворвался человек и стал ему рассказывать, что дальше по улице собралась другая толпа и там Карл Либкнехт собирается провозгласить создание Германской республики. Либкнехт был другом Шейдеманна и руководителем радикальной левой группы. Революция уже охватила Киль и Гамбург, Бавария была объявлена самостоятельной республикой. Шейдеманн понял, что всё могут решить секунды. Он подошёл к окну и вместо объявления об отречении от престола крикнул: «Монархия пала. Да здравствует новая Германская республика!»

Эберту стало дурно, он устроил скандал, когда вернулся Шейдеманн, но провозглашение республики уже нельзя было отменить.

Если бы Либкнехт и Роза Люксембург, эти призрачные борцы за свободу, смогли осуществить революцию, от каких безграничных бед и страданий был бы спасён мир. Немецким шовинистам, мечтавшим о господстве во всём мире, удалось прикрыться Веймарской республикой, ставшей ширмой для немецких юнкеров, за которой они вели подготовку к новой войне.

Когда социал-демократы пришли к власти^[245], я снова смог работать в Германии. Купив здание на Унтер ден Линден, 69, я открыл в нём филиал «Шведского экономического акционерного общества». На должность директора был приглашён немец, бывший поверенный в делах «Дойче банка».

Жизнь в Германии была тяжёлой. Нехватка ощущалась абсолютно во всём, народ страдал от опустошительной войны, которая велась во всех соседних странах.

Шведское рабочее движение, получавшее экономическую поддержку от немецких профсоюзов во время всеобщей забастовки, сочло обязанностью предоставить немецким единомышленникам заём. Херман Линдквист поручил это «Экономическому обществу».

Я обратился за помощью к моему другу Юсефу Нахмансону^[246]129, который образовал консорциум, состоящий из «Стокгольмского частного банка»^[247], «Скандинавского кредитного акционерного общества»^[248], «Стокгольмского торгового банка»^[249] и «Акционерного общества Гётеборгский банк»^[250]. Все члены консорциума в качестве долга выдали по 500 000 крон, в общей сложности 2 млн. крон, которые необходимо было вернуть через два года. На эти средства немецкие профсоюзы должны были сделать закупки одежды и обуви для членов профсоюзов.

Деньги в счёт выплаты долга по мере поступления должны были скапливаться на замороженном счёте в «Дойче банке» и храниться до истечения срока, когда, как предполагалось, 2 млн. шведских крон будут окуплены. Юсеф Нахмансон, как и все другие, был уверен, что немецкие профсоюзы получат большую выгоду от этого займа из-за разницы курса кроны и марки. Что из этого вышло? Курс марки беспрерывно падал на протяжении этих двух лет. Поступившая к оплате сумма соответствовала 400 000 шведских крон. Недоставало 1,6 млн. крон. К истечению срока выплаты долга немецким профсоюзам удалось где-то в Германии купить на марки 1 млн. шведских крон. 600 000 крон внесло в банк Центральное объединение профсоюзов Швеции.

Я часто бывал в Берлине, и после открытия «Экономического сообщества», жил в гостинице «Адлон». Но мне надоела гостиница, и я купил под Берлином, в Далеме, на проспекте Подбельски двухэтажную виллу, расположенную в красивом саду. Я занял первый этаж, а второй сдал директору «Национального банка Германии»^[251]. Квартира состояла из 12 комнат со всеми современными удобствами. Дом был построен незадолго до войны. У меня было собственное домашнее хозяйство, поэтому мне, как раньше, не приходилось назначать встречи в ресторанах, я мог принимать гостей в более дружественной обстановке.

В то время я часто встречался с Вильгельмом Янссоном^[252], редактором газеты немецких профсоюзов «Корреспонденцблатт». Он начинал свою жизнь садовником в Южной Швеции, затем после многолетнего участия в профсоюзном движении Германии стал его видным деятелем. Мы познакомились в Стокгольме и стали хорошими друзьями. Янссон и я оказались ровесниками, а когда выяснилось, что и Арвид Турберг^[253], секретарь Центрального объединения профсоюзов Швеции, родился в том же 1877 году, было решено организовать общество мужчин 1877 года рождения. Вильгельм Янссон услаждал наш слух своими экспромтами на вечеринках.

Вильгельм Янссон познакомил меня с Карлом Легином, председателем немецкой профсоюзной организации, крупным деятелем. Впервые я увидел его мельком на Стокгольмской конференции в 1917 году. Когда я поселился в Берлине, мы стали часто встречаться.

Если я не ошибаюсь, немецкие профсоюзы насчитывали тогда 12 млн. человек и считались, благодаря своей дисциплинированности и духу солидарности, образцовой организацией. После войны власть перешла в руки социал-демократов, первым президентом республики стал Фридрих Эберт, который в молодости занимался изготовлением сёдел. Легин недолюбливал его и поведал мне, что никогда не принял бы приглашения в дом президента.

Часто по утрам Легин заходил ко мне в банк на Унтер ден Линден. Мы говорили в основном о проблемах безработицы, Легин искал идеи для нового поля деятельности рабочих Германии. Мы решили создать акционерное общество. Легин вошёл в него как представитель немецких профсоюзов. Немецкое акционерное экономическое общество должно было стать посредником рабочей силы Германии. Предполагалось, что сырьё будет поступать из-за границы, работа будет выполняться немецкими рабочими и возвращаться в виде готовых товаров (одежды, кожаных и вязаных изделий) непосредственно заказчику. Это обеспечит занятость немецких рабочих, заказчик, в свою очередь, получив беспошлинный товар, выплатит зарплату рабочим и возместит расходы на провоз грузов.

Мы часто обсуждали проблемы России и мечтали о сближении немецкого и русского профсоюзного движения. Легин был заинтересован в крупных заказах из Советского Союза. Получателями заказов должны были стать немецкие профсоюзы, которые затем распределяли бы их по фабрикам. Кроме того, профсоюзы должны были контролировать правильность выполнения работ, увеличивать при необходимости рабочее время и интенсивность труда и удерживать цены на определённом уровне. Эту проблему мы обсудили с находящейся в Берлине советской торговой делегацией, которую возглавлял Стомоняков^[254], и с профессором Ломоносовым^[255], представителем советского правительства по вопросам локомотивных поставок. Вопреки ожиданиям русские сделали свои заказы непосредственно фабрикантам.

Возмущённый несолидарным отношением русских к немецкому рабочему классу, Легин выступил в печати с открытым письмом, в котором рассказал о происшедшем. Но ещё до публикации письма я встретился с Каменевым, когда он возвращался в Россию^[256]. Он ехал из Лондона вместе с приглашённой в Советский Союз писательницей и скульптором Клэр Шеридан^[257]. Меня представили этой красивой женщине. Я рассказал Каменеву о предложении немецких профсоюзов лично заняться русскими заказами и об отказе русских, заметив при этом, что такое положение вещей может нанести вред сотрудничеству профсоюзного движения Германии и Советского Союза. Было обещано, что он займётся этим сразу по прибытии домой. Но я так больше ничего и не узнал о данном деле. Руководитель русских профсоюзов Лозовский^[258] тоже пытался вмешаться, но безрезультатно. Зарождающиеся дружественные отношения между рабочими двух стран были разрушены.

Важную роль в срыве Капповского путча в Германии сыграл Легин. Он решительно потребовал объявления всеобщей забастовки. Члены правительства бежали из Берлина, Легин остался на месте. Заговорщики, взявшие власть в свои руки, искали его повсюду. Легин полностью владел ситуацией. Заговор был сорван, правительство вернулось в Берлин, забастовка была отменена. В это критическое время я часто находился рядом с Легином, меня поражали его спокойствие и уверенность.

Легин был большим ценителем немецких Мозельских вин. Поэтому у меня дома всегда специально для него стояло вино его любимой марки, чтобы он мог утолить жажду.

Когда в 1920 г. Карл Легин умер, не нашлось никого, кто продолжил бы начатое им дело. Он перевернулся бы в гробу, увидев, во что превратилось руководство профсоюзов, созданных по придуманной им модели.

Ненадёжная немецкая марка стала доминантой финансовой жизни Германии и подрывала всякую возможность её стабилизации. Курс марки по отношению к фунту и доллару всё падал, а цены в стране всё росли. Падение курса марки стало настоящей катастрофой для тех, у кого были вклады, страховки, кто жил на пенсию или за счёт ренты. Но и те, кто располагал стабильным доходом, даже если они прежде и были миллионерами, внезапно оказались нищими. 1 млн. марок стал равен такой мелочи, как 25 шведских эре. Курс марки продолжал падать. Придя в ресторан, можно было заказать обед по ценам, указанным в меню в начале застолья, а к его концу получить счёт с ценами, возросшими на сотни процентов. Можно было разменять один доллар на целую кучу немецких марок и приобрести на них большой каменный дом. Иностранцы и спекулянты жили словно князья, а народ, имевший в запасе только марки, голодал.

Что же стояло за этим бедствием? Самый бесстыдный, невиданный доселе обман был разыгран ведущими немецкими политиками и финансистами, чтобы избежать уплаты компенсаций и дискредитировать республиканский и социал-демократический режим. Они не остановились перед тем, чтобы разорить вкладчиков своей страны. На начальной стадии, когда ещё сохранялось доверие к немецкой марке, они через агентов продавали миллиарды марок за границей. Друзья Германии были обмануты. А немцы, таким образом, вернули не только то, что выплатили в счёт репараций, но и получили за границей актив для начала вооружения как внутри, так и вне Германии.

Гуго Стиннес, один из немецких промышленных магнатов, нажился в годы национальной катастрофы. Он брал в долг в банках, у банкиров и в страховых обществах столько, сколько ему давали, и покупал всё подряд: недвижимое имущество, фабрики, банки, страховые общества, поместья, акции, облигации, товары, машины. Когда пришёл срок выплаты долгов, курс марки резко упал, и оказалось, что он получил своё богатство почти бесплатно.

Хорошо нажился в Берлине и Ивар Крюгер, купивший недвижимость на Унтер ден Линден и Фридрихштрассе. Многие шведы имели недвижимость в Германии, правда, большинство из них приобрели её ещё до краха марки.

Вполне понятно, что такая обстановка в стране деморализовала деловую жизнь, и многие ранее солидные и безупречные люди втягивались в спекуляции и мошенничество.

Однажды в моём берлинском банке появился некто Мойрер, коммерческий советник. Он представил рекомендацию из «Национального банка Германии». Пока я с ним разговаривал, туда позвонили и получили подтверждение о том, что это надёжный человек, с которым можно иметь дело. Мойрер продал партию винтовок в Афганистан, и афганское правительство должно было оплатить оружие по документам. Он просил помочь ему в осуществлении сделки. Я отказался, сказав, что, насколько мне было известно, такие сделки запрещены Версальским договором. На это он ответил, что торговля оружием запрещена в Германии, а в данном случае оружие следует из Италии в Афганистан и у него имеется лицензия на провоз оружия через Германию. Он обратился к нам потому, что Афганистан выразил желание иметь дело с нейтральным банком и передал документы, подтверждающие законность сделки. Мы согласились помочь ему. На другой день явился афганский посол и внёс в банк 30 000 фунтов с указанием выдавать деньги Мойреру по мере поступления от него железнодорожных документов с указанием суммы за отгруженное оружие^[259].

Операция уже давно была завершена, когда мне вдруг позвонили из «Национального банка» и сообщили новые сведения о Мойрере. Меня предупредили о том, что он оказался непорядочным человеком, и попросили не иметь с ним никаких дел.

Поставки завершились, пока меня не было в Берлине. Поверенный в делах банка, после получения от нашего контролёра подтверждения о наличии поставок, выплатил Мойреру 30 000 фунтов. Однако, когда ящики прибыли в Афганистан и были вскрыты, вместо винтовок в них обнаружили камни. Коммерческий советник смог подкупить даже преданных мне людей. Мы потеряли всю внесённую афганцами сумму. Вскоре после этой махинации Мойрер умер, поверенного судили, процесс растянулся на несколько лет, а когда виновного приговорили к возмещению убытков, у того не было ни гроша.

Директором «Национального банка Германии», информационный отдел которого порекомендовал мне Мойрера, был Эмиль Виттенберг^[260], один из моих лучших друзей в Германии. Он прослужил в банке 40 лет и, когда «Национальный банк Германии» объединился с «Дармштадским банком»^[261], стал одним из руководителей этого крупного предприятия. Он был евреем, человеком старой закалки, пользующимся большим уважением.

Виттенберг много лет проработал на русском рынке в царское время. Очень хорошо знал Швецию, имел массу друзей среди банкиров. С Луи Френкелем^[262], основателем «Шведского торгового банка», он был на дружеской ноге. За услуги, оказанные Швеции, Виттенберг был награждён орденом «Полярная звезда». За долгое время банковской службы он разбогател и, живя до этого в простых условиях, купил к своей свадьбе замок в Потсдаме и роскошно его обставил.

Я часто бывал в Потсдаме и проводил у друзей Виттенбергов выходные. У них был великолепный винный погреб, причём сам Виттенберг радовался больше остальных, принося оттуда бутылку какого-нибудь отменного старого вина. Этот добрый и приветливый человек, убеждённый старый холостяк, внезапно женился на 65-м году жизни на женщине, которая в течение многих лет была его подругой. Когда-то в молодости она была опереточной певицей.

Госпожа Виттенберг, высокая блондинка с голубыми глазами, женщина без предрассудков, в чертах лица которой сохранялась былая красота, очень любила вкусно поесть и выпить хорошего вина в приятном обществе. Она с удовольствием показывала друзьям кладовые, которые своим изобилием не уступали лучшим первоклассным магазинам. Обеды в их доме были изысканными, общество интересным, его украшением была очаровательная хозяйка, предмет обожания со стороны мужа.

Когда этот выдающийся человек пожелал на ней жениться, ей захотелось удивить супруга. Чтобы не получилось неравного брака, она решила приобрести титул княгини. Удалось найти старого обнищавшего немецкого принца, который мечтал поправить своё финансовое положение и дал согласие на брак. Брак был заключён и тут же расторгнут. Гордая и радостная новоявленная княгиня явилась к Эмилю Виттенбергу. Её авантюра произвела неожиданный эффект. Честный старый холостяк пришёл в бешенство от новости. Давно запланированный брак чуть не был отменён. Долгое время казалось, что всё пойдет прахом. В конце концов, жених смягчился, княжеский титул госпожи Виттенберг был предан забвению.

В доме Виттенберга я всегда видел двух его друзей. Один – его брат, старый холостяк, руководитель одного банковского филиала, чудак, похожий на педанта чиновника, был на несколько лет старше Виттенберга. Он всегда говорил о политике, любил поесть и выпить немецкого пива. Врач прописал ему строгую диету и из-за строгого запрета пить пиво жизнь перестала приносить ему радость. Он не одобрял женитьбу Эмиля, что очень огорчало последнего, так как он очень любил брата и страстно, по-мальчишески был влюблён в жену. Эмиль метался между двух огней, страшась вспышки пожара.

Второй приятель, Майлендер^[263], проработал в «Национальном банке» столько же лет, что и Эмиль Виттенберг. Он возглавлял фондовый отдел и был известным человеком на фондовой бирже. У этого старого холостяка, как и у Эмиля, в течение многих лет была подруга.

Я видел, что старым друзьям гораздо лучше жилось в простых условиях, чем в роскошных покоях Виттенберга. Старую холостяцкую квартиру в Берлине, где он прожил 30 лет, Эмиль не бросил.

Навещая Виттенберга в банке, я встречался с его двумя содиректорами Якобом Гольдшмидтом^[264] и Яльмаром Шахтом^[265]. Гольдшмидт считался Наполеоном немецкой биржи и, будучи евреем, тем не менее поддерживал Гитлера, так как верил в обещания Гитлера защитить капитал от коммунизма. Когда Гитлер пришёл к власти и началось преследование евреев, Гольдшмидту удалось бежать в Америку, где он и обосновался. Он потерял всё своё богатство, но сохранил жизнь.

Гольдшмидт и Шахт интересовались делами России. Гольдшмидту хотелось получить нефтяные концессии. У Шахта был брат, пытавшийся вести дела с русскими. Сам Шахт скептически относился к русским и не верил в прочность их нового строя.

Яльмар Шахт, ставший впоследствии главой «Немецкого государственного банка», сыграл роковую роль не только в судьбе Германии, но и всего мира. Он сумел использовать громадные долги Германии и компенсации за убытки так, как это никогда прежде не делалось между кредитором и должником. Сильной стороной теперь уже был не кредитор. Он должен был идти с шапкой в руках к господину Шахту, радоваться и благодарить его за оказанную милость, за выданные ему немецкие марки, которые Шахт делил на несколько категорий: шперрмарки, райзе-марки – и как они там ещё назывались. Словно талантливый фокусник он, умело манипулируя, получал новые займы. Вся Германия участвовала в займах: государственный, коммунальный, промышленный, банковский заём и т.д. следовали один за другим и всё под большие проценты для привлечения людей.

В то время никто не мог объяснить, почему немцы, сумевшие благодаря многолетнему честному труду создать торговлю и промышленность, получившие признание на мировом рынке за высокое качество товаров, точность поставок, надежность соглашений, пошли на утрату безупречной репутации, самого большого богатства и основы германского величия. Разгадку принесла Вторая мировая война. Правители всего мира, немцы могли не беспокоиться о репутации или о том, что там думают о них рабы.

Не могу не упомянуть здесь некоторые факты, объясняющие экономическое развитие Германии, которые я обнаружил в 1944 г. в американском журнале, в статье доктора Макса Иммануэля. В течение десяти лет доктор Иммануэль был коллегой Шахта в «Немецком государственном банке», но ушёл в отставку с приходом к власти Гитлера в 1933 году. Переехав в Соединённые Штаты, получив гражданство, он стал советником крупных американских фирм, которые иногда хотели делать капиталовложения в Германии. В большинстве случаев ему удалось воспрепятствовать этим вкладам и спасти поручителей от больших потерь. Доктор Иммануэль писал:

«Доктор Шахт нужен Германии для подготовки к третьей мировой войне. Немецкое радио сетует, что Шахт впал в немилость, внушая слушателям, что он никогда не одобрял нацистский режим и что этот человек может повести Германию новым демократическим путём. Я знаю методы работы Шахта, знаю образ его мышления, знаю, как он воспринимает действительность. Я работал вместе с ним, когда он был главой “Немецкого государственного банка”, видел его каждый день. Он часто повторял своё кредо: “Забудь свои идеалы. Добивайся богатства и политической власти, ни перед чем не останавливайся!”».

Шахт – это притягательная игрушка с взрывным устройством, которая несёт беду. Она может взорваться и разнести вдребезги американские послевоенные мечты. Опасность заключается в том, что Шахт хорошо знает Америку, у него здесь хорошая репутация. В детстве он жил в Бруклине, куда его взял с собой отец. Семья вернулась в Германию, когда Шахту было 12 лет, но он часто возвращался сюда, бегло говорил по-английски.

В 1931–1932 гг. он ездил в Германию за счёт Гитлера, готовящегося к захвату власти. В докладах, с которыми он выступал во всех крупных городах, Шахт рассуждал о Гитлере, как о верном стороннике капитализма, либерале и вообще обаятельном человеке. Своим друзьям в Нью-Йорке он говорил: «В Германии прокладывает себе путь человек более крупный, чем Наполеон, равный Христу». Выступая в «Таун Холле» Нью-Йорка, он сказал, что в Германии скоро придёт к власти самое миролюбивое правительство за всю историю страны. Шахт очень привлекательный, но хитрый человек, у него много друзей в Америке, особенно в финансовых и промышленных кругах. Ему, к сожалению, до сих пор многие верят.

После инфляции в Германии, последовавшей за Первой мировой войной, многие банки поспешили помочь немцам займами, сохраняя доверие к народу этой страны. Деньги мелких вкладчиков из Соединённых штатов, Англии и Южной Америки хлынули в Германию. На эти деньги Германия построила дороги, лучшие в Европе промышленные предприятия.

Это не помешало Шахту отказаться от выплаты процентов по займу. В результате цена облигации стала составлять только какую-то часть от её первоначальной стоимости. И тут Шахт путём различных махинаций скупил эти облигации. Так были сорваны планы Дэвиса и Янга. Президент Гувер ввёл мораторий на выплату компенсаций. Они никогда так и не были выплачены. Затем Шахт приложил все свои силы к тому, чтобы продлить мораторий на выплату частных займов. Это делалось в период, когда Германия была платёжеспособной.

Такими методами был создан экономический фундамент, открыт путь Гитлеру к новой войне. Большую часть махинаций Шахт совершил в период Веймарской республики. Когда к власти пришёл Гитлер, он делал Шахта экономическим диктатором. Шахт придавал блеска экономическому престижу нацистов.

Будучи главой Государственного банка, Шахт занимался спекуляциями на швейцарской бирже. Он был невидимым членом многих немецких крупнопромышленных предприятий и пользовался своим положением для размещения в них правительственных заказов.

Махинации Шахта привели к полному разорению Балканских стран. Это было слишком даже для толстокожих нацистов, которые заметили, что Шахт лишил жителей этих стран самого необходимого. «О Господи, – восклицал Шахт, – им что, тоже нужно есть?»

Шахту 67 лет. Он носит старомодный высокий белый целлулоидный воротник. Штреземанн обычно так говорил о Шахте: «Единственное чистое место у этого человека – это его целлулоидный воротник».

Ревель – ворота в Российское государство

В 1919 г. русские направили в Ревель торговую делегацию. Требовалось налаживание торговых связей с заграницей. Город сразу превратился в важный центр, в который со всех концов мира устремлялись люди, желающие завязать с русскими торговые отношения. Здесь наряду с представителями солидных торговых фирм было немало дельцов и авантюристов.

Делегацию возглавлял бывший нарком финансов Гуковский^[266]. «Шведское экономическое акционерное общество» было назначено финансовым представителем торговой делегации. Когда торговые сделки стали принимать широкий размах, мы направили директора Гидеона Стремана в качестве нашего представителя в Ревель, где он вёл дела совместно с торговой делегацией. В Ревеле мы сотрудничали с банком «Харью», представителем которого был генерал Лайдонер, крупный эстонский государственный деятель^[267]150.

Особый интерес в наших общих с торговой делегацией сделках представлял экспорт российского золота. Оно продавалось главным образом Франции и Соединённым Штатам. Франция, официально объявившая бойкот российскому золоту, была самым активным его покупателем. У французов был свой представитель в Стокгольме, господин Ривьер, член известного банковского дома «Лион Аллеман», специализировавшегося на продаже драгоценных металлов^[268]. Главой этого банка был тогда господин Венсан, создатель крупного «Национального кредитного банка» в Париже^[269], крах которого через несколько лет стал причиной биржевой паники. Чтобы не упустить выгодного предложения от русских, господин Ривьер ежедневно являлся в «Экономическое общество».

Немецкие банки и банкиры также имели своих представителей в Стокгольме. Они скупали русское золото, меняли пробу на слитках, переплавляли монеты. На королевском монетном дворе кипела работа. Позже появилась возможность продавать золото со шведской пробой, получая большую выгоду.

Я предложил Стокгольмскому государственному банку обменять принадлежащее ему золото, но предложение было отклонено. Тогда я предложил главе банка Моллю^[270] предоставить русским в обмен на золото 100 млн. крон для покупки шведских товаров, но и это предложение Молль отклонил, заявив, что подобными сделками Государственный банк не занимается.

Такое учреждение, как Государственный банк, не должно быть ни консервативным, ни бюрократическим. Ничто не зависит так сильно от происходящих в мире перемен, как стоимость денег.

Как-то в конце тридцатых годов я после возвращения из Парижа присутствовал на обеде у члена риксдага Стендаля. В те годы цена на медь, как и на другое сырьё, была чрезвычайно низкой, а золотой запас Государственного банка значительно превосходил уровень достаточности. Я повторил тогда то, на чём всегда настаивал: золоту придаётся слишком большое значение. Гораздо важнее иметь в запасе то сырьё, которое необходимо стране при любых обстоятельствах, и Государственный банк не должен упускать благоприятного момента.

Профессор Густав Кассель^[271], крупнейший экономист Швеции, с которым мы часто обсуждали подобные вопросы, разделял моё мнение. Он пытался связывать свои теоретические познания с простейшими реалиями из жизни, хотя и здесь он иногда не мог избежать ошибок. Профессор считал, что экономической жизнью должно управлять крестьянское мышление. Без этого теоретические познания не имеют никакой ценности. Позже я познакомил Касселя с главой русского Государственного банка Шейнманом, и тот помог профессору поместить статьи по экономике в русской прессе.

Я и сам часто бывал в Ревеле в связи с русскими сделками. Хорошо помню, как однажды, возвращаясь домой, чуть не попал в беду. В то время между Ревелем и Стокгольмом под командованием эстонца Таммса курсировал невзрачный пароходик «Калевипоэг». В тот раз пароходик отходил при сильном ветре. Кроме меня на его борту был ещё только один пассажир, торговец бриллиантами^[272]. Я вёз золотой груз стоимостью несколько миллионов крон^[273]. Когда мы вышли в открытое море, начался настоящий шторм. Боясь за жизнь и за груз, я начал уговаривать капитана повернуть обратно. «Нет, чёрт побери, стану я ещё поворачивать обратно! Идём на Стокгольм», – рявкнул он.

Так мы шли шесть часов. Шторм усиливался, было неясно, куда идёт пароход. Казалось, что мы кружим на месте. В конце концов, старый морской волк милостиво объявил: «Поворачиваем назад». Я стоял рядом с ним на капитанском мостике. В какой-то момент пароход чуть было не перевернулся. Бледный машинист выскочил наверх с криком: «Вытекло масло!» Всё, что было не закреплено, перебилось, в углу салона валялось перевёрнутое пианино, кругом царил хаос. Мой спутник лежал в салоне и, дрожа от страха, громко молился, обещая Богу, если тот сохранит ему жизнь и вернёт на землю, раздать беднякам миллионы эстонских марок. При попутном ветре мы возвращались в Ревель. Недалеко от гавани пароход чуть не подорвался на плавучей мине. Команде было приказано расстрелять мину, но из-за высоких волн не удалось попасть в неё. Пришлось отказаться от этой затеи. Наконец мы прибыли в Ревель. Торговец бриллиантами, позабыв об обещании раздать деньги беднякам, незаметно исчез.

Я остался на пароходе, и на следующие утро мы снова отправились в путь. Море было спокойное, поездка прошла отлично, но мне не забыть поворота «Калевипоэга», когда я мог зачерпнуть рукой воду за его бортом прямо с капитанского мостика.

Однажды, направляясь на пароходе в Ревель, я пригласил в поездку Анну Брантинг^[274] и Хермана Линдквиста. После прогулки по городу, осмотра исторических памятников периода шведского правления, я дал на пароходе обед, на который были приглашены глава советской торговой делегации Соломон^[275] с супругой, генерал Лайдонер, члены эстонского правительства и представители банка «Харью». На обеде присутствовал также капитан первого ранга Эриксон^[276], глава акционерного общества «Свеа», принимавший участие в этой поездке.

В другой раз, когда я направлялся в Ревель вместе с моим приятелем консулом Оскаром Старком, посредником в торговле с русскими, я встретился с Чильгреном^[277], директором завода в Арвике. Он рассказал мне, что заключил с русскими крупную сделку для фирмы «Балтик Сепаратор»^[278]. Русские выдали наличными 75%, а остальную часть должны были выплатить по векселям, срок которых истекал через 18 месяцев. Председатель уездного суда Маркус Валленберг^[279] из «Частного банка», который вёл дела «Балтик Сепаратора», был очень доволен такими условиями, хотя считал, что на векселя рассчитывать не приходится. Я сказал Чильгрсну, что это заблуждение. У меня были сделки с русскими, и я мог заверить, что векселя абсолютно надежны и будут оплачены точно в срок. Чильгрен спросил, не куплю ли я векселя со скидкой, раз я настолько им доверяю. «Да, я могу это сделать и без всякой скидки», – подтвердил я. Векселей было на 1,8 млн. крон. «Сколько дашь за эти векселя?» – спросил Чильгрен. «Плачу полностью с вычетом 5%». Чильгрен не поверил своим ушам. «Когда заключим сделку?» – живо спросил он. «Как только прибудем в Ревель, по телеграфу», – ответил я. Я отлично понимал, что могу купить векселя за гроши, но я не хотел подрывать доверие к русским векселям, кроме того, русские уведомили меня, что векселя акцептированы, и просили оформить их выкуп за счёт своего актива.

В этот период в районе Самары на Волге погиб урожай, и над населением нависла угроза голода. Катастрофа выросла до таких размеров, что правительство уже не могло справиться с ситуацией без иностранной помощи^[280].

Герберт Гувер^[281], руководитель американской общественной организации АРА^[282], направил в Ригу на переговоры с Литвиновым своего представителя господина Брауна^[283]. Стороны были полны подозрений в отношении друг друга. Переговоры затянулись. Литвинов боялся проникновения в Россию шпионов и тайных агентов. Однажды Браун, потеряв терпение, воскликнул: «Господин Литвинов, не забывайте, что мы прибыли сюда для передачи продовольствия голодающей России!» Литвинов ответил: «Продовольствие может стать оружием против нас. Для нас гораздо важнее возобновление нормальных торговых отношений между нашими странами». АРА, получавшая средства только от благотворительных организаций и частных лиц, была не в состоянии полностью обеспечить поддержку бедствующих. Поэтому американский конгресс решил направить в Россию хлеб из государственного запаса. Таким образом, Америка помогла 11 млн. российских граждан. Европейские страны, в том числе Швеция, направили в Самару экспедицию Красного Креста, которая взяла под своё крыло ещё 3 млн. человек. Об остальных заботилось советское правительство. Несмотря на все попытки смягчить беду, число жертв катастрофы достигло 3 млн.

Перенесённый голод привёл к тому, что сопротивление введению так называемой новой экономической политики было сломлено.

Находившийся в Берлине Литвинов срочно собирался ехать в Москву^[284]. Я в это время тоже находился в Берлине и готовился к переговорам в Москве относительно банковской концессии. Меня пригласили ехать вместе с Литвиновым^[285]. Наш путь пролегал через Польшу. Когда поезд пошёл по русской земле, Литвинов сделался мечтательным и поэтичным: «Я люблю эту страну, понимаете, её леса, колышущиеся золотые поля, людей, живущих здесь». Он долго говорил о России. Рассказал о своей жизни и поездках. В молодости он отправился в Англию и получил место счетовода в одной фирме. Наверное, он хорошо справлялся с работой. Шеф фирмы очень сожалел, когда Литвинов уходил^[286]. У него могло бы быть хорошее будущее, если бы он остался, говорил ему шеф.

С Лениным Литвинов впервые встретился в Лондоне, в читальном зале Британского музея, где Ленин работал ежедневно. Встреча произвела на Литвинова огромное впечатление и запомнилась на всю жизнь. Знакомство перешло в долгую и верную дружбу. Ленин брал Литвинова с собой в Гайд-парк послушать ораторов, которые, как правило, выступали по актуальным политическим вопросам. Ленин пригласил нового друга к себе домой, в двухкомнатную квартирку. Там Литвинов познакомился с Крупской.

В этот период Социал-демократическая партия раскололась на две группы: большевиков и меньшевиков. Литвинов вошёл в группу Ленина, группу большевиков. Когда Ленин начал издавать в Женеве новую газету, Литвинов получил задание нелегально распространять её среди сторонников партии в России. Рассказывали, что Литвинов безукоризненно выполнял данное задание. Ленин нашёл в нём надёжного, компетентного, изобретательного и талантливого сотрудника. Вскоре он стал выдающимся представителем партии.

Жизнь в поездке была далеко не роскошной. Литвинов был невероятно счастлив, найдя на одной из остановок буфет, где за еду брали в два раза меньше, чем в ресторанах на предыдущих станциях. До этого я видел, как он работает, как ведёт себя на представительских обедах. Теперь передо мной был, простой, неприхотливый, милый человек.

Иногда взаимоотношения с Литвиновым приносили мне весьма большой ущерб. Так было, когда он возглавлял торговую делегацию в Ревеле^[287]. Русские заметили, что большинство предпринимателей, с которыми они имеют дело, старались нажиться за их счёт. Литвинов стал подозрительным и считал, что все и всегда запрашивают слишком много. Я взялся за небольшое вознаграждение продать несколько крупных партий золота, которые русские сбывали, чтобы получить валюту для приобретения необходимых товаров. Расчёт должен был производиться в шведских кронах. Распоряжения о начале продаж отдавал Литвинов по телефону. После этого срочно заключались сделки, так как русским обычно нужно было немедленно оплачивать какие-нибудь счета.

В этот раз было невозможно срочно продать такие большие партии золота за шведские кроны, поэтому пришлось принимать оплату в долларах. Обмен долларов на кроны мог принести делегации как выгоду, так и убытки. К несчастью, в тот момент курс доллара сильно упал, и я при обмене долларов на кроны потерял несколько сот тысяч шведских крон, которые сохранились бы, если бы продажа сразу производилась в кронах. При расчете я, разумеется, внёс в счёт торговой делегации разницу в связи с изменением курса валюты. Литвинов отказался принять этот счёт и пригрозил, что порвёт со мной всякие связи. Я предпочёл отступить: легче было потерпеть убыток, чем потерять сделки с русскими, поскольку в то время они меня очень интересовали.

Теперь в менее деловой обстановке я напомнил ему о его несговорчивости, которая мне так дорого обошлась. Он выразил сожаление по поводу случившегося. Но как мне показалось, он обрадовался, узнав, что это произошло не потому, что я хотел нажиться за счёт русских бедняков.

Прибыв в Москву, я немедленно отправился к Ээро Йернефельту^[288], поверенному в делах Финляндии. Его сестра Эмси была женой моего сына Стуре, а другая сестра была женой одного их сыновей моей сестры. Йернефельт предложил мне пожить у него.

В Москве всё было плохо. Казалось, что город вымер: все магазины были закрыты, продукты отсутствовали. Кое-что я привёз с собой, но также и в доме у Йернефельта, который получал продукты из Финляндии, мне давали всё необходимое.

Я встретился с моим другом Шейнманом. Он собирался в Китай и ждал, когда назначат день его отъезда^[289]. Я спросил, не было ли ему нужно что-нибудь из моего продуктового запаса, но он отказался. На другой день Шейнман смущенно спросил, не осталось ли у меня чего-нибудь из еды, и сказал, что он с удовольствием принял бы это. Шейнман был очень гордым человеком, поэтому я понял, что его дела шли неважно. Через день он принёс мне баночку русской икры.

Москва являла собой безутешную картину. Ничего подобного мне прежде не приходилось видеть. Настроение было гнетущим. Очевидно, правительству необходимо было вмешаться, чтобы революция не потерпела поражение. Я вёл переговоры об открытии частного банка. Интуитивно я ощущал, что момент для этого созрел, и, покидая Москву, я верил, что мне повезёт.

Перед отъездом в Берлин, для получения паспорта и оформления других формальностей, я явился в Народный комиссариат иностранных дел. Там меня представили английскому генералу Томсону^[290], отъезжавшему в Берлин в тот же вечер, что и я. Было решено, что мы поедем в одном купе.

Вечером мы встретились в старом удобном литерном вагоне, и я предложил генералу разделить со мной содержимое продуктового пакета. Он с благодарностью принял предложение. «Я тоже могу кое-что предложить», – сказал он и с довольной улыбкой поставил на стол полбутылки коньяка. Когда я стаскивал с полки мой мешок, генерал встал, чтобы помочь мне, и при этом задел бутылку. Бутылка упала, и в одно мгновение драгоценная жидкость растеклась по полу. С отчаянием на лице генерал тихо произнес: «Это, можно сказать, трагедия». Но вскоре мы успокоились и великолепно доехали до Берлина. Моего спутника я больше никогда не видел. Через несколько лет я прочёл в газетах, что министр авиации Англии генерал Томсон погиб в авиакатастрофе в Африке.

«Российский коммерческий банк»

Несмотря на яростное сопротивление, была введена новая экономическая политика – НЭП. Ленин понимал, что этот шаг неизбежен, только так можно было спасти экономическую жизнь в сложившейся ситуации. Наступил спад производства во всех областях. К концу 1920 г. производство чугуна составляло всего несколько процентов от довоенного уровня. Также обстояло дело с добычей угля. Население испытывало нехватку самого необходимого: спичек, керосина, мыла, лекарств. Снабжение продуктами было недостаточным, сельское хозяйство катастрофическими темпами приходило в упадок, так как крестьяне хотели производить больше того, в чём сами нуждались. Излишки отбирались у них за ничтожную плату в пользу государства. Свирепствовали болезни, уровень смертности составлял 85 человек на тысячу. Кроме того, революции было отдано много жертв из буржуазного общества, купечества, промышленников, банковских работников, инженеров и т.д. Когда-то благодаря этим людям экономическая жизнь страны кипела. Теперь многие из них покинули Россию.

Большевики, приступив к своему первому коммунистическому эксперименту, немедленно упразднили капиталистическую систему. Квартплата была отменена. Жильё стало бесплатным. Бесплатным стал и проезд на поездах, пароходах и другом общественном транспорте. Вход в театры, кинотеатры и другие увеселительные заведения был свободным. Труд оплачивался купонами на продукты и товары.

С вводом НЭПа все эти порядки были отменены, государственное хозяйство стало вновь опираться на денежную систему. Пост министра финансов занял Сокольников^[291]. Государственный банк был реорганизован, его президентом назначили Шейнмана, бывшего финансового представителя Советского Союза в Стокгольме^[292]. Валюта стабилизировалась. В обороте появился «червонец», соответствовавший 20 шведским кронам. Старые обесцененные советские рубли были изъяты и заменены новыми, на 25% обеспеченными золотом.

Открывались новые банки, появились «Промышленный» и «Сельскохозяйственный» банки со своими филиалами во всех частях страны^[293]. Государственные банки были переданы под руководство органов местного самоуправления.

Была предоставлена концессия «Российскому коммерческому банку», который в основном должен был осуществлять операции с заграницей^[294]. Моя мечта об открытии русского частного банка осуществилась. Первоначальный капитал составлял 5 млн. долларов. Я стал председателем банка. Исполняющим обязанности директора стал Тарновский^[295], в царское время руководивший «Сибирским банком» в Петрограде. Директором банка стал Макс Мэй, бывший глава иностранного отдела «Гаранти траст компани».

Банк расположился в прекрасном месте на углу Петровки и Кузнецкого Моста, главных торговых улиц Москвы. Я с большим интересом наблюдал за переделкой здания. В Берлине я видел, как перестраивали дом для моего банка. Теперь я мог сравнить и оценить работу людей в двух странах. Могу утверждать, что у русских рабочих более умелые руки, русские работоспособнее немцев. Из-за нехватки жилья рабочие ночевали на полу в здании, но всегда были веем довольны, приветливы и веселы. Для банка русские мастера выполнили мебель из карельской берёзы. Никогда прежде я не видел подобных высококачественных изделий. Когда переделка была закончена, мы устроили для рабочих праздник, на котором они получили награды за свой отменный труд.

По окончании организационных работ банк был открыт для общественности^[296]. С самого начала нам сопутствовал успех. Нашими клиентами стали в основном представители старого режима, и всё здесь было законно, они были рады вести дела через частный банк.

Объектом моего постоянного контроля стали туалетные комнаты банка. Посетители, очевидно, считали, что именно там следовало оставлять всякий мусор. Моя секретарша передала уборщицам, что я был ими не доволен. Я каждый день ходил и проверял их работу, не давая им покоя до тех пор, пока всё не было отполировано и сверкало от чистоты. Бедные женщины пребывали в постоянном страхе, считая меня не совсем нормальным человеком.

Штат приглашённых в банк сотрудников состоял из представителей царского режима. Они были рады получить работу. Тарновского обожали все. Компетентный банковский работник, весёлый и обаятельный человек, он пользовался особым доверием у нового руководства банка.

Персонал главной конторы состоял из 700 человек, несколько сот человек работали в филиале банка в Петрограде, главой которого был Менжинский^[297]. Его брат, бывший министр финансов, теперь возглавлял ЧК.

С началом НЭПа и открытием «Российского коммерческого банка» Соединённые Штаты сняли запрет на перевод денежных средств в Россию. Вновь пришла в движение система, которая простаивала в течение нескольких лет. Нас засыпали пяти-, десятидолларовыми переводами. Доллары обменивались по официальному курсу на рубли, которые затем пересылались по почте по соответствующим адресам. Следует отметить, что почта работала безукоризненно, поэтому переводы терялись чрезвычайно редко. Советское правительство получило таким путём десятки миллионов долларов.

Меня очень беспокоило, как мы сможем покрывать колоссальные расходы банка, где нам взять такие доходы. Оказалось, что в России всё не так, как у нас. Например, в то время в России месячная рента в 10% не считалась непомерно высокой. Или другой пример: предприимчивый человек мог закупить в одном городе сахар по цене в одну крону, а продать его в другом городе, расположенном в нескольких часах езды о первого, за 1 крону 40 эре. Действуя подобным образом, за одну неделю можно было получить 40% прибыли. Под залог в банк отдавались уникальные вещи, убытков почти не было.

Новая экономическая политика стала животворящей силой для всего русского общества. Внезапно оживилась торговля, повсюду открылись магазины, на прилавках появились ранее припрятанные товары. Люди начали приводить в порядок дома и улицы. Вёдрами пошла в расход краска, мрачная прежде картина становилась цветной и радовала глаз. Уличная жизнь, как и в былые времена, забила ключом. То тут то там мелькали роскошные автомобили. Для посетителей вновь были открыты театры, кинотеатры и другие культурные заведения. В городе кипела жизнь.

В голодный 1921 год урожай составлял третью часть довоенного уровня. В 1922 г. он составил две трети, а в 1923 г. сравнялся с довоенным уровнем. Импорт в 1921 г. (в основном продовольствие) составлял 208 млн. золотых рублей, экспорт – только 20 млн. В 1922 г. импорт составил 270 млн., экспорт – 81 млн. В 1923 г. объём импорта был равен 144 млн. рублей, экспорт вырос до 206 млн. В последний год моей работы в банке, в 1924 г., импорт составлял 234 млн., а экспорт достиг 369 млн. рублей.

Когда потребовалась передышка, Ленин сделал утиный и необходимый шахматный ход – ввёл НЭП. Прежде всего, он намеревался удовлетворить требования крестьян. Но было бы ошибкой полагать, что большевики откажутся от своих первоначальных планов ввести новый коммунистический общественный порядок.

Теперь я отчётливо знал, какими ресурсами и возможностями обладает Россия, и не сомневался в том, что наступят времена, когда эта страна не только достигнет уровня промышленного развития Германии и Америки, но и оставит далеко позади себя эти частно-капиталистические страны.

В 1925 г. государство приступило к осуществлению программы по индустриализации. Эта программа была принята на партийном съезде в 1920 г. Ленин мечтал электрифицировать всю Россию, проложить по стране водные пути, возвести плотины и электростанции, необходимые для электроснабжения крупных промышленных предприятий, шахт нефтедобычи. Была создана государственная комиссия по планированию – Госплан. Эта комиссия планировала и осуществляла руководство строительства промышленных предприятий. Наглядным примером трудовых достижений стала гигантская гидроэлектростанция Днепрострой, расположенная в самом сердце промышленной Украины. Для популяризации строительства правительство разумно превратило его в общенародное дело. Каждый мужчина, каждая женщина вносили свои гроши в совместное дело, каждый чувствовал себя хозяином. В 1927–1932 гг. строительством руководил американский инженер Хью Л. Купер. Днепрострой стал гордостью России. В период наступления немцев в 1941 г. русские взорвали своё национальное достояние.

Другим достижением стало Московское метро, по своему убранству и оснащению превзошедшее всё, что было построено в столицах других стран для этих же целей. Был объявлен конкурс, в котором приняли участие многие архитекторы. Лучшие работы были приняты к исполнению. Каждая станция была построена по проектам разных архитекторов. Мощные эскалаторы связывали наземные и подземные станции. Скрытые источники света освещали белоснежные барельефы, создавая праздничное настроение.

Пока организовывался «Российский коммерческий банк» и перестраивалось его здание, я жил в доме генерального консула Аскера^[298], где располагалась шведская торговая делегация^[299]. Она была прислана «Шведским объединением по экспорту»^[300], представляла собой полуофициальную организацию и выполняла функции посольства и консульства в тот период, когда советское правительство ещё не было признано Швецией.

Главой делегации был инженер Альгот Янссон^[301], представитель «Шведского акционерного общества по производству спичек»^[302]. Позже его сменил секретарь «Шведского объединения по экспорту» Давид Белин. В этом доме жили и другие члены делегации: инженер Лаурин^[303], директор Йёста Хелльман, один из руководителей фабрики SKF в Москве, мой одноклассник и старый друг Франс Тойхлер, представитель фирмы «Атлас Дизель»^[304], ранее работавший инженером на Нобелевских заводах^[305]. Также здесь жил представитель фирмы «Эриксон»^[306] инженер Энглунд^[307], представитель фирмы «Шведская арматура»^[308] инженер Ивар Элиассон. Членом делегации был также директор Уллс Ольссон из «Скандинавской компании»^[309], но он жил в своём собственном доме. Он был женат на состоятельной русской даме и жил с женой и тещей в их старом родовом особняке, который большевики не тронули, поскольку его хозяином был швед.

Мы вели совместное домашнее хозяйство. На кухне орудовал старый русский повар. Он умело готовил повседневные шведские блюда, которые мы очень любили. На нашем столе бывала селёдка во всех видах, горох, свинина, коричневая фасоль, блинчики с брусничным вареньем, голубцы и другие шведские лакомства. Нам хорошо жилось, нас объединял дух товарищества.

Я покинул торговую делегацию и переехал в роскошные покои «сахарного короля»^[310]. Величественный дворец с видом на Кремль стоял на берегу Москвы-реки. Постройка дворца обошлась в несколько миллионов. После революции здание было конфисковано советским правительством. Внутренняя отделка была великолепной, стены увешаны французскими гобеленами, полы устланы настоящими кавказскими и туркестанскими коврами, роскошные бронзовые и хрустальные люстры украшали потолки. Особенно нарядными были залы и приёмные. Комиссариат иностранных дел использовал здание для приёмов, в нём размещались особенно важные зарубежные гости. Здесь с семьёй жил и Литвинов.

В Комиссариате иностранных дел мне пообещали подыскать особняк, который я смог бы использовать в представительских целях. Разумеется, я пользовался бы им за плату, но и это было тогда большой привилегией, так как жилая площадь строго распределялась, на каждого человека полагалось всего несколько квадратных метров.

Прожив несколько месяцев во дворце, я получил особняк и перебрался в него. Ранее дом, занятый мною, принадлежал знаменитому русскому архитектору. Он находился в Риме и не вернулся домой, когда в стране произошла революция. Советское правительство, с большим уважением относившееся к интеллигенции, обратилось к архитектору за разрешением о предоставлении мне во временное пользование особняка, на что было дано согласие. Особняк располагался в центре города, в тихом Серебряном переулке Арбата. Маленький идиллический сад, окружавший его, и вся внутренняя обстановка говорили о прекрасном вкусе хозяина. В этом доме я мог принимать гостей, советских руководителей, зарубежных дипломатов и других важных персон. О назначении личных встреч не могло быть и речи, русские неофициальные лица могли попасть под подозрение в шпионаже, если им случалось общаться с иностранцами. В Москве жили мои русские кузины, но я избегал каких-либо контактов с ними.

Пока я жил в Москве, у меня был массажист по фамилии Линдстрём. Будучи шведом по происхождению, он прожил в России уже сорок лет, был женат на русской, его дети были русскими и не знали ни одного слова по-шведски. Когда-то у него были клиенты из благородного общества, несколько представителей царского рода. Теперь Линдстрём жил в своём именьице под Москвой, куда к нему, «доктору Ивану Петровичу Линдстрёму», часто приходили местные крестьяне, когда им нездоровилось. «Я даю им лекарство, капли в маленьких бутылочках и приказываю строго выполнять мои предписания: пить ни на каплю больше, ни на каплю меньше, чем сказано. Обычно им становится лучше, обо мне идёт добрая молва, ведь я не беру с них денег. Я даю им чистую воду, но, понимаете ли, господин Ашберг, вера делает своё дело», – говорил с довольной улыбкой Линдстрём.

Шведская торговля с Советским Союзом продолжала развиваться и приобретать вес, неопределённое положение торговой делегации^[311] не удовлетворяло ни одну из сторон. Произошла реорганизация делегации, её руководителем стал бывший советник шведского посольства в Петрограде Карл фон Хейденстам^[312]. Во время революции он оставил свой пост и перешёл в «Шведский торговый банк», где исполняющим обязанности директора банка был его друг Карл Фриск^[313]. Теперь он решил, что принесёт больше пользы на посту представителя Швеции в Советском Союзе, особенно потому, что никто более не сомневался в скором возобновлении официальных отношений между странами.

Русский вопрос решался следующим образом. В Каннах в то время проводилась конференция Антанты, на которой обсуждались меры по восстановлению экономики в опустошенных войной странах. Основной темой был Советский Союз. Все пришли к единому мнению, что главным условием для возобновления нормальных экономических связей будет признание Советским Союзом старых долгов и обязательств. При этом исключалось любое вмешательство во внутренние дела страны.

Затем была открыта конференция в Генуе. Это была международная встреча дипломатов, на которую впервые были приглашены представители советского правительства. Чичерин заявил о готовности признать долги, сделанные до и во время войны. Тем самым он снимал напряжение, вызванное ранее декретом о задолженности России. Советский Союз брал на себя обязательство возместить убытки за конфискацию имущества либо возвратить его владельцу. При этом было выдвинуто главное условие – немедленное признание советского правительства и предоставление кредитов. В заключение Чичерин потребовал возмещения убытков, которые понёс Советский Союз в результате блокады, интервенции и Гражданской войны.

Англия и Италия были склонны к обсуждению предложенного русскими. Франция и Бельгия ответили отказом. Ллойд Джордж пытался путём сепаратных переговоров с советским представителем добиться монополии на экспорт русской нефти для «Ройал Датч Шелл компани». Но сведения об этом просочились в печать, и американская газета «Обозреватель», предостерегая конференцию, заявила, что Соединённые Штаты привержены политике «открытых дверей» также и относительно вопроса об использовании русской нефти. Отсутствие единства среди союзников очень осложнило переговоры. Но главным результатом конференции неожиданно стало заключение сепаратного соглашения, которого сумели добиться немцы во время встреч с Чичериным в местечке Рапалло неподалёку от Генуи. Генуэзская конференция таким образом потерпела фиаско. Это происходило в 1922 г.

По соглашению, подписанному в Рапалло, отменялись взаимные претензии сторон на выплату компенсаций за убытки. Германия отказывалась от выплаты компенсаций за убытки своим гражданам с условием не выплачивать компенсаций за убытки и гражданам других стран. Восстанавливались дипломатические и консульские связи между обеими странами, немецкое правительство заявило о своей готовности сделать всё возможное для выполнения частными фирмами обязательств перед Советским Союзом. Министр иностранных дел Вальтер Ратснау, подписавший соглашение в Рапалло, через три недели после этого был убит немецкими реакционерами. Через несколько месяцев союзники возобновили переговоры в Гааге, но, несмотря на их увеличившуюся уступчивость и желание договориться, конференция вновь ни к чему не привела.

Во время Гаагской конференции^[314] я несколько раз встречался с Литвиновым. Вернувшись в Стокгольм, я сказал Брантингу, который в то время был премьер-министром и министром иностранных дел Швеции, что наступил удобный момент для назначения в Москву представителя в ранге министра. Ранг и титул министра получил в Москве Хайденстам.

В соответствии с соглашением, подписанным в Рапалло, немецкое правительство направило графа Брокдорфа-Рантцау^[315] своим послом в Советский Союз. Граф был в своё время министром иностранных дел Германии. На Версальской конференции он отказался скреплять своей подписью условия для заключения мира, предложенные союзниками. Немцы поступали очень разумно, посылая своего выдающегося дипломата в Москву, которая стала главным пунктом их интересов, так как отношения между странами стремительно развивались.

Я часто встречался с Брокдорфом-Рантцау, этим обольстителем и весельчаком. Он был коллекционером, и частенько при приобретении какого-нибудь предмета искусства наши интересы сталкивались. Граф поздно вставал и работал обычно по ночам, как и Чичерин. Однажды я обратился к нему с просьбой помочь мне получить разрешение на вывоз из моего погребка в Берлине спиртного, оно было мне необходимо для представительских целей, а в магазинах его не было. «Помогу с удовольствием, – сказал граф, – но много нельзя». «А сколько бутылок можно?» – спросил я, мечтая получать хотя бы четыре литра в месяц. «Ну, скажем, 500 бутылок», – услышал я в ответ. Граф считал, что это немного.

Однажды на обеде в честь народного комиссара просвещения Луначарского я пригласил на ленч несколько дипломатов и иностранных корреспондентов. Среди приглашённых были Брокдорф-Рантцау, посол Италии маркиз Патерно, финский министр Хакцелл, министр Хайденстам и другие дипломаты, я теперь не всех помню. Ленч был назначен на час дня. В два часа Луначарского всё ещё не было, мы решили больше его не ждать и сели за стол. В пять часов появился бодрый, в прекрасном расположении духа Луначарский и, как ни в чём не бывало, с довольным видом, уселся на почётное место. Ел он с завидным аппетитом. Опоздание Луначарского никому не испортило настроения, он был очень остроумным человеком, с большим чувством юмора, поэтому гости, прибывшие на ленч к часу дня, стали расходиться только вечером после девяти часов.

Пунктуальность не является характерной чертой русских. Однажды я пожаловался Шейнману, что непунктуальность русских наносит вред деловым отношениям. Он рассердился и сказал: «Так, это дело мы поправим. Записывайте фамилии всех непунктуальных, я попрошу ЧК их арестовать». Не думаю, что такие меры могли бы привести к желаемому результату.

Непунктуальность русского надо рассматривать в другом плане. Она тесно связана со своеобразным индивидуализмом и художественным темпераментом человека, не желающего подавлять своё стремление к свободе. Я, раб пунктуальности, частенько пытался наказать непунктуального человека, заставив его дожидаться меня, ведь именно непунктуальные люди не выносят ожидания, но вот приближался назначенный час, я ничего не мог с собой поделать и минута в минуту бывал на месте.

В то время не всем разрешалось въезжать в Советский Союз, советское правительство опасалось шпионов и контрреволюционных элементов. Однако интерес к торговле с Советским Союзом был огромным. Многие из прибывших обращались ко мне, чтобы узнать что-нибудь об экономической жизни и перспективах Советского Союза. Моя оценка обстановки совершенно не соответствовала тому, что они слышали от своих пессимистически настроенных дипломатов, не советовавших предоставлять кредиты и не веривших в способность советских руководителей привести в движение экономические механизмы. НЭП произвёл на них сильное впечатление, но и укрепил их в мнении, что советский строй долго не продержится, так как целиком и полностью отвергает капиталистический порядок. Дипломаты были едины в этом мнении, но они общались только между собой, и не замечали, что силы, пробудившие революцию, продолжают работать по всей стране. Конечно, всё давалось с большим трудом, приносились жертвы, но русская молодёжь, охваченная энтузиазмом, верила в будущее. Этот мощный капитал нельзя было не брать в расчёт, когда оценивались перспективы России.

Из Швеции, которая в то время ещё не признала Советской России, прибыла делегация в составе двух человек: адвоката Элиэля Лёфгрена^[316] и генерального консула Юсефа Сакса^[317]. Они должны были на месте во всём разобраться и устранить все помехи для восстановления нормальных связей между обеими странами. Предметом переговоров, как и прежде, оставался вопрос о выплате компенсаций за разрушенную или национализированную шведскую собственность, о долгах прежнего режима. Но после соглашения в Рал алло положение советского правительства настолько укрепилось, что добиться договорённости по этим вопросам, к чему стремились в Швеции, было просто невозможно. Русские согласились признать старые долги и выплатить компенсацию за убытки, причинённые шведам во время революции, но при этом требовали компенсацию за убытки, понесённые страной во время блокады, в которой принимала участие и Швеция. Эта сумма была столь велика, что чистый выигрыш составлял плюс-минус ноль.

Финны, признавшие Советский Союз еще в 1920 г.^[318], стремились укреплять с ним торговые отношения. Бывший министр торговли Финляндии инженер Макконен^[319] часто бывал в России. Он жил в нашем банке, в комнатах, приспособленных для приёма наших зарубежных клиентов. Макконен был финноманом, входил в группу Рюти^[320] и Хакцелла^[321], но любил шведов, так как получил диплом инженера в Чалмерском институте Гётеборга. Он дружил с Иваром Крюгером и его братом Торстеном^[322].

Среди деловых людей и предпринимателей, приезжавших в Советский Союз, больше всего было немцев и американцев.

Чтобы получить капитал и стимулировать развитие промышленности, во время НЭПа стали создавать так называемые смешанные акционерные общества. Они наполовину принадлежали государству, наполовину частным лицам. Эта форма сотрудничества вызвала большой интерес за границей. Многие дельцы пожелали нажиться на колоссальных богатствах Советского Союза. Начались переговоры с иностранными владельцами капитала, возникали смешанные акционерные общества, но через несколько лет все они были выкуплены российским государством.

Среди причин, усложнявших признание советского правительства de jure, был и вопрос о так называемой коммунистической пропаганде. 2 марта 1919 г. Ленин открыл в Москве Международный конгресс рабочих, на котором в противовес II Интернационалу социал-демократов был создан III Интернационал. Это укрепило позиции коммунистов, получивших свой собственный международный орган, но одновременно ослабило позиции Советского правительства, добивавшегося признания в Европе и Америке. Социал-демократы, составлявшие основную часть организованных рабочих, были восстановлены против советского правительства.

Помню 1923 год. На съезд в Москву прибыли делегаты Шведской коммунистической партии: З. Хеглунд и Фредрик Стрём. Обсуждался ряд проблем, был поставлен вопрос и об отношении к религии. Уже в начале революции большевики приступили к конфискации несметных богатств православной церкви. Церковь лишали земельных угодий, недвижимости, доходов, не трогали только предметы, необходимые для отправления церковной службы, куда входили иконы, священные сосуды, книги и одеяния священнослужителей. Все религиозные общины были уравнены в правах, ни одна из них не получила поддержки от государства, они должны были существовать за счёт своих прихожан. Православная церковь, потерявшая своё богатство и власть, поддерживала во время Гражданской войны белых генералов и восстанавливала своих приверженцев против нового правительства. Кроме того, новые власти, как и Маркс, считали, что религия – это опиум для народа, и вскоре высшие церковные чины предстали перед судом. Некоторых приговорили к смерти и казнили.

Католические священники также были обвинены в предательстве и организации саботажа декретов и постановлений советского правительства и приговорили к смерти. Многие считали, что смертная казнь будет заменена тюремным заключением и позже можно будет обменять поляков на русских пленных. Суд вызвал волну протестов не только в Риме, но и во всём мире. Советское правительство отступило перед требованием немедленно освободить осуждённых и заявило о своей готовности отпустить на свободу польских священников. Но советский подданный Буткевич должен был смертью искупить свою вину. Весь церковный мир осудил «жестокое и несправедливое убийство Буткевича». Вероятно, под давлением общественного мнения был отложен суд над патриархом Тихоном. Позже он был освобождён.

Хёглунд и Стрём не одобряли религиозную политику Советского Союза и выступили с протестом. Они считали, что религия должна быть вне политики и что она должна быть личным делом каждого члена общества. Их оппозиция стала сенсацией съезда. Коминтерн, с его строгой дисциплиной и нетерпимостью, не принимал во внимание разницы в уровне развития различных стран. Социальное и экономическое положение шведских рабочих было несравнимо с положением рабочих в отсталых странах. Это привело к разрыву. Хёглунд и Стрём вышли из коммунистической партии^[323], за ними последовали лучшие её представители.

В России вместе с Альбертом Энгстрёмом

Лето 1923 года я провёл в шхерах недалеко от Стокгольма^[324]. Как-то я отправился в Грисслехамн навестить Альберта Энгстрёма^[325] (XXIV). Там мы договорились вмееге ехать в Россию. «Но ты сходи со мной к Бонньерам, я хочу получить у них аванс, чтобы семья могла без меня на что-то жить», – попросил Альберт. Я согласился, и вот мы явились к Туру Бонньеру. Альберт объявил, что едет в Советский Союз, и попросил выдать ему аванс – 5000 крон. Тур затянул в счёт Альберта и сказал: «Из твоего счёта видно, что аванс за твою следующую книгу уже выплачен». «Но ведь это будет особенная книга, книга о Советском Союзе, куда далеко не все могут попасть!» – возразил я. «Должен тебе сказать, что нам обычно удаётся продать определённое количество книг Альберта Энгстрёма, а что он там напишет в очередной раз, совершенно не имеет никакого значения», – сказал Тур. Делать было нечего.

Альберт рассказал мне, что Бонньеры всегда были предупредительны и корректны с ним. «А как составлен контракт с Бонньерами?» – спросил я, считая, что значимость книги определяется не сё продажной ценой, как утверждал Тур, а её содержанием. «Я могу продавать свои книги кому угодно, – ответил Альберт, – но у Бонньеров имеется право преимущественной покупки, если они заплатят ту же сумму, что мне предлагают». Когда он закончил книгу о Советском Союзе, получившую название «Московиты», я предложил ему за неё двойную цену. Позже я встретил с Туром Бонньером и услышал: «Какой ужас! Мы ведь не продали ни на один экземпляр больше, чем обычно».

Приезд Альберта Энгстрёма в Москву привёл в восторг всю шведскую колонию. Люди старались делать всё, чтобы ему здесь понравилось. Я дал всем понять, что Альберт приехал сюда работать, а не веселиться. То же самое я сказал и ему. Позже я узнал, что во время одной попойки он просил всех не проговориться мне о его участии в ней. А ведь он сам первый попросил меня: «Давай договоримся ничего не скрывать друг от друга. Как только кто-то из нас нарушит договор – дружба врозь».

Однажды он сказал: «Я так много слышал о стремлении русских всё приукрашивать, об их потёмкинских деревнях. Но никто тут не собирается дурачить меня. Даже обидно, я бы показал им, я как раз в хорошей форме». И он принял боксёрскую позу. «Да, жаль, что тебе не придётся подраться, но зато шведский народ может от тебя узнать правду о том, как тут обстоят дела. Никто и не думает, что тебя можно одурачить. Ты видишь неприкрытую нищету и нужду. Надеюсь, что это не восстановит тебя против советского правительства. Ты ведь познакомился со многими его представителями и узнал, что все они честные люди. Твоя поездка сюда имеет очень важное значение. Уже со школьной скамьи нас приучали ненавидеть русских, это сидит в нас с детства. Мы отдали России в 1809 году Финляндию, но разве мы не отдали свои провинции и Германии? Разве к этой стране мы относимся так же, как к России? Несмотря на предостережения Свена Хедина (XXV), нам всё-таки следует ждать угрозы со стороны своих “друзей”-немцев, а не от русских со стороны Норланда. Надеюсь, что глаза у “die dummen Schweden”, “глупых шведов”, наконец откроются».

Каждый день, проходя по Арбату, мы видели на углу нищего старика. Совершенно седые волосы, длинная борода, прикрытое лохмотьями тело – классический тип нищего. Альберт попросил Олле Ольсона, говорящего по-русски, уговорить старика за хорошую плату попозировать ему несколько раз. Щедрый Адьберт предложил ему сумму, равную 10 кронам, за каждый сеанс. Старик презрительно покачал головой: «Ни за какие на свете деньги не уйду со своего угла». Попрошайничество в России очень доходная профессия. Нищий, устроившийся в хорошем месте, может стать зажиточным, так как русские очень отзывчивы и щедры. Теперь таковой профессии в России не существует.

Альберт очень любил ходить на блошиный рынок, на котором продавалось всё, что душе угодно. Особенно оживлённо там было по субботам, но торговля шла и в будни. Альберт приобрёл там несколько прекрасных икон.

Я подозревал, что Альберт быстро сойдётся с Брокдорфом-Ранцтау. Иногда они могли прокутить всю ночь напролёт. Однажды во время очередной пьянки они обнаружили, что являются родственниками. Брокдорф был выходцем из Дании, а Альберт смоландцем, так что, с моей точки зрения, их родство очень сомнительно.

Лучшими друзьями Альберта в Москве были Адольф Лаурин, его земляк из Смоланда, и Олле Ольсон, весёлый и компанейский сконец. Ольсон очень любил Россию, в которой прожил несколько лет. Он любил песни и танцы цыган, тратил на них свои деньги, и цыгане любили его за это. В Москве не было ни одного цыгана, который не знал бы Олле, и он знал их всех по имени. Ольсон таскал Альберта с собой повсюду, особенно они любили бывать там, где продавалось пиво. Это единственное слово, которое Альберт выучил здесь, так как слово «водка» он выучил ещё до приезда в Россию.

Однажды ночью они возвращались домой на извозчике. Вдруг в их пролётку вскочили два бандита. Альберт схватил одного из них и с грохотом швырнул его на землю, следом за ним туда же был отправлен и второй бандит. Пролётка без остановки неслась дальше. Рассказывая об этом происшествии, Альберт сожалел о том, что они не остановились и не посмотрели на негодяев, ведь он их, наверное, здорово отделал.

После подобных оргий Альберт любил бывать наедине со мной. Я должен был играть ему на скрипке шведские народные мелодии, и он пел мне старинные, даже средневековые шведские песни. Как сейчас вижу его сидящим на стуле, с головой, склоненной в мою сторону, и слышу его протяжное и печальное пение.

Приближался день отъезда Альберта. Мы должны были поспеть домой к Рождеству. С нами собрался ехать Свен Хедин^[326], только что вернувшийся из Азии. Члены шведской колонии решили устроить вечер в честь отбывающих Энгстрбма и Хедина. Настроение у всех было приподнятое. Адриан, инженер шведского завода шарикоподшипников^[327], должен был произнести в связи с событием торжественную речь, он был любителем спиртного и, видимо, хватил лишнего. В первых же словах его речи в честь Хедина послышалась угроза: «Не знаю, что за открытие ты там сделал, попробовал бы лучше, чёрт побери, продать в пустыне шарикоподшипники, вот тогда мы сказали бы на что ты годишься». Мы быстро вмешались в это дело и успокоили оратора. Адриан был вообще человеком мягким и скромным. Мы намекнули ему, что ждали хвалебную речь в честь Свена Хедина, а не ругательную. Всё обошлось, и веселье продолжалось.

Когда Хедин, Энгсгрём и я прибыли в Петроград^[328], русские устроили в честь Хедина приём в Географическом обществе, по-моему, так называлось это учреждение. Было много выступающих, и все говорили о Хедине. Он ответил на русском языке. Его красноречие лилось через край, когда он говорил о Советском Союзе и новом режиме, он расхваливал его на все лады. Трудно себе представить, что именно этот человек совсем недавно говорил об «угрозе» Швеции с этой стороны и что через двадцать четыре года он будет славить режим Гитлера, когда тот захватит Норвегию и Данию и будет готов в любой момент наброситься на Швецию.

Мы благополучно прибыли в гавань Стокгольма. Я провёл в Стокгольме Рождество и затем отправился в Берлин.

Предполагалось, что оттуда я поеду в Рим завязывать торговые отношения между Советским Союзом и Италией. В Москве подготовку к этому уже начал итальянский министр маркиз Патерно^[329].

Ежедневно я встречался со своим другом Эмилем Виттенбергом, он держал меня в курсе всех событий. Виттенберг был хорошим приятелем Штреземанна, известного борца за мир, получившего за это Нобелевскую премию.

Однажды я получил приглашение на ленч к графу Брокдорфу-Рантцау, брату-близнецу московского посла. Он жил постоянно в Берлине и был чем-то вроде управляющего всех имений кайзера Вильгельма в Германии. Меня встретили как старого друга, было сказано много торжественных слов в мою честь. Но разговор наш быстро перешёл в другое русло, граф заговорил о положении в Германии, в основном он повторил то, что я уже знал от Виттенберга. «Так дальше продолжаться не может, – сказал он. – Германию нужно спасать, но нам нужен человек, который поведёт нас. Спасти ситуацию может мой брат, его нужно только склонить к этому. Мы рассчитываем на вашу поддержку. Вы так хорошо знаете моего брата и сможете по достоинству оценить его возможности». Больше я никогда его не видел, а когда в Москве встретился с его братом-послом, тот ни словом не обмолвился о планах, которые излагались мне в Берлине. Но вполне возможно, что Брокдорф-Рантцау в качестве вождя Германии не стал бы мешать юнкерству и военным добиваться мирового господства.

Мой банк в Берлине, являвшийся по сути только филиалом «Шведского экономического акционерного общества», приобрёл весь пакет акций одного старого немецкого провинциального банка, которому принадлежала концессия на банковскую деятельность во всей Германии. После переименования банк стал называться «Гарантийный и Кредитный Восточный банк»^[330] и был помещён в принадлежащем нам перестроенном здании на Унтерден Линден, 69А, напротив русского посольства. Берлинский филиал «Экономического акционерного общества» был закрыт.

Русские сделки банка, составлявшие основную часть его деятельности, расширялись и теперь охватывали не только экспорт в Россию, но и импорт из России в Германию. Через «Гарантийный и Кредитный банк» финансировались крупные закупки в России пеньки, льна, пушнины, икры, яиц и кишок для немецкого колбасного производства и прочее. На рынок шёл и русский фарфор, и предметы народного кустарного производства: искусно сделанные лакированные шкатулки и бокалы, на которых яркими сочными красками были изображены картинки из крестьянской жизни или русский ландшафт с летящими вперёд тройками.

Я прибыл в Рим в начале января 1924 г.^[331], нанёс визиты министру финансов, министру торговли, главам крупных банков, русскому министру^[332] и в Шведскую миссию. Барон Бек-Фриис^[333], наш министр, пригласил меня на ленч, на котором присутствовал живущий у него барон Ф.У. Врангель^[334]. Здесь я впервые встретился с Ф.У., так его все называли. Наше знакомство продолжилось в Париже, где он проживал и куда я позже приехал. Барон был приятелем Альберта Энгстрёма и хотел знать о его впечатлениях от Москвы.

Барон Бек-Фриис тоже был очень приятным человеком. Во время моего пребывания в Риме я часто бывал в обществе этих двух милых людей. Я встречался также с министром Багге, секретарём посольства^[335], которого я знал ещё по Гельсингфорсу, с корреспондентом и редактором Энгстрёмом. Хорошо помню прекрасную и талантливую баронессу Астрид Хермелин, которая занималась живописью в Риме и жила там вместе с матерью. Я был знаком с этой семьёй несколько лет, Астрид Хермелин написала замечательный портрет моего сына Рагнара, в день моего пятидесятилетия она подарила его мне. Но в 1940 г. немцы вместе с другими произведениями искусства, которые были у меня в Париже, забрали и его. Помню, Астрид Хермелин была тогда в восторге от чернорубашечников. Они казались ей «ужасно элегантными». Так считали многие не затронутые политикой люди, которых обманывало хорошо отрежиссированное театральное представление фашистов.

Когда в Рим пришло сообщение о смерти Ленина 21 января 1924 г.^[336], я понял, что это повлечёт за собой большие перемены. Я знал, что Ленин долго болел. Профессор Хеншен^[337] и его сын^[338], специалисты по болезням мозга, были вызваны в Москву. Тогда уже было ясно, что состояние здоровья Ленина критическое. Я решил немедленно вернуться в Москву и, отменив все деловые встречи, покинул Рим.

Смерть Ленина, конец нэпа

Смерть Ленина стала страшным ударом для русского народа. Люди не могли себе представить, что его больше нет. Похороны проходили на Красной площади при стечении огромного потока граждан, которых не остановил даже сильнейший мороз. Гроб по очереди несли Сталин, Зиновьев, Каменев, Рыков, Бухарин, двое рабочих и два крестьянина. Евдокимов, представитель петроградской организации компартии, обладавший очень сильным ораторским голосом, с подмостков зачитал декларацию Всероссийского съезда.

Новая экономическая политика Ленина была необходима стране как инъекция больному. Ленин ни на секунду не сомневался, что возврат к капитализму невозможен. Больной организм начал набирать новые силы. Нужно было продолжать строительство коммунистического государства. Зарубежный капитал, введённый НЭПом в Советскую Россию, был выплачен его владельцам.

К Государственному банку отошли основанные мною «Русский коммерческий банк», «Шведское экономическое акционерное общество» в Стокгольме, «Гарантийный и кредитный банк для Востока» в Берлине, «Скандинавское кредитное общество» в Копенгагене. Эти учреждения я создавал для ведения дел с Советской Россией. Мне предложили остаться в Советском Союзе и занять пост вице-председателя в «Русском коммерческом банке», но я отклонил данное предложение, так как счёл мою задачу выполненной, и остался на должности председателя трёх банков, находящихся за границей.

Люди полагают, что я разбогател, участвуя в сделках с русскими. Ничего другого они и не могли подумать, так как я ворочал огромными суммами денег. Мне становилось смешно, когда я слышал о себе подобные вещи. Ведь деньги принадлежали не мне, а русскому государству. Мои заслуги были скромными, а мои личные средства даже уменьшились за годы моего сотрудничества с Советским Союзом. В работе я видел не выгодную сделку, а почётное поручение, которое я с благодарностью принимал.

Все представители советского руководства, с которыми я общался, работали не покладая рук, вели скромный образ жизни, такой же нищенский, как и у всего остального народа. Рассказывали, что повсюду снова стали давать взятки чиновникам, чтобы чего-нибудь добиться. Так могли говорить только люди, не знавшие, как обстояли дела на самом деле, или просто лгуны. Я, проработав несколько лет в Советском Союзе, знаю, что любая попытка возродить взяточничество, строго каралась. Из-за взятки люди могли лишиться жизни. Это стремление к чистоте было сильной стороной нового строя.

Когда я покидал банк, у меня взял интервью Пауль Шеффер, корреспондент газеты «Берлинер Тагеблагг». Он сам прожил в Москве несколько лет и хотел узнать, что я теперь думаю о будущем Советского Союза. Я сказал ему: «Русское общество, подобно мощному дорожному катку, медленно продвигается вперёд, сметая все препятствия, возникающие на его пути. Отдельный индивидуум не играет никакой роли в развитии этого огромного государства. Советский Союз будет идти вперёд, даже если будут совершаться ошибки»^[339]. С тех пор прошло 20 лет. Советский Союз достиг на практике таких успехов, которые трудно было себе вообразить.

Когда я в последний день перед отъездом в Стокгольм находился в компании друзей из шведской колонии, ночью, в половине первого, меня позвали к телефону. Звонил народный комиссар иностранных дел Чичерин, просил зайти к нему. В два часа я прибыл к нему в кабинет и пробыл там больше часа. Мы говорили о текущих событиях. На прощание он подарил мне свой портрет. Утром я отбыл в Стокгольм^[340].

Здесь я занялся восстановлением шведско-русских отношений. Однажды, возвращаясь с отдыха на пароходе в Стокгольм, я встретился с тогдашним министром торговли Швеции Нильсом Волином^[341]. Волин поинтересовался событиями, происходящими в Советском Союзе. К тому моменту Англия и Франция уже признали Советский Союз. Волин попросил меня устроить ему встречу с русским послом Осинским^[342]. Я выполнил его просьбу. Волин, хорошо понимавший необходимость незамедлительного признания Советского Союза, склонил правительство к положительному решению этого вопроса.

В связи с признанием Советского Союза Швецией я дал в честь Осинского обед в летнем ресторане, на который были приглашены представители искусства, науки, торговли, промышленности, члены риксдага, деятели профсоюза, кооператоры и пресса.

Мои русские иконы

На Смоленском рынке в Москве, так называемом блошином рынке, шла бойкая торговля. По субботам там было особенно многолюдно. Иностранцы, интересующиеся искусством и антиквариатом, регулярно ходили на этот рынок. После революции сюда попадали великолепные вещи, припрятанные в своё время от властей. Лишь острая нужда заставляла людей продавать эти уникальные предметы.

Здесь я приобрёл мои первые иконы. Часть икон, продаваемых на рынке, принадлежала частным лицам, а другая часть, вероятно, была украдена из церквей и монастырей во время революции. Я не был знатоком искусства, но с первого же мгновения иконы заинтересовали меня. При взгляде на них казалось, что невидимая сила излучает строгость и красоту. Некоторые иконы были грязными и чёрными от копоти свечей. Но они чем-то притягивали меня. После очистки и реставрации под грязной поверхностью обнаруживалось настоящее сокровище, созданное безымянным мастером в XV–XVI веках.

Когда стало известно, что я собираю иконы, ко мне стали приходить люди из бывших аристократических семей и приносили иконы, принадлежавшие этим семьям в течение сотен лет. Им хотелось, чтобы иконы попали в надёжные руки. Они не считали иконы произведениями искусства, для них они были священной силой, оберегающей дом.

Когда Альберт Энгстрём увидел мою коллекцию икон в Москве, то пришёл в изумление. Мы долго молча сидели и разглядывали иконы, а потом он произнёс: «Мальчик, это подлинное искусство. По правде говоря, я завидую. Я и сам бы хотел обладать подобным сокровищем». Тогда Альберт не слукавил. Он стал постоянным посетителем Смоленского рынка и радовался, словно ребенок, каждому своему новому приобретению.

Собравшись вывозить мою коллекцию в Стокгольм, я обратился к министру торговли Красину. Возражений с его стороны не было, но исключительно ради формальности коллекцию должны были осмотреть работники музея. Ко мне пришли четверо музейщиков. Осмотрев иконы, один из них произнёс: «Не понимаю, как оказались эти иконы у вас. Среди них есть такие, которых нет даже в собраниях наших музеев. Мы не можем дать вам разрешение на вывоз. Можете хранить их здесь, но не вывозить». Я предложил им отобрать для музеев ценные иконы, а на остальные дать разрешение на вывоз. Я заметил, как эти люди просияли. Музейные работники отобрали 13 икон, я подарил их четырём музеям.

Когда иконы были доставлены в Стокгольм, я разместил их в моей вилле, находящейся в Сальтшёбадене. Голландец Корнелиус Боссман занялся реставрацией икон. На это потребовалось несколько лет. Частенько я брал с собой сына Рагнара, и мы наблюдали за работой Боссмана, за тем, как постепенно проявляются чудесные детали произведений.

Переезжая в Париж, я взял с собой большую часть коллекции русских икон. В одном парижском русском антикварном магазине мне посчастливилось раздобыть ещё несколько икон. Золотницкий, хозяин магазина, до революции был продавцом антиквариата в Киеве, где среди его клиентов были члены царской семьи. В Париже большей частью его покупателей были русские аристократы, которым удалось уехать из России. Среди всех красивых русских антикварных вещей, продаваемых в магазине, иконы интересовали меня в большей степени.

Я долго раздумывал над тем, чтобы составить каталог икон, хранящихся у меня. Но за пределами России едва ли можно было найти кого-то, кто был бы способен сделать это. По дороге из Стокгольма в Париже я встретил друга Ханнеса Шельда, доцента университета в Лунде. Ханнес обладал уникальным талантом к изучению иностранных языков, и, если я не ошибаюсь, он знал по меньшей мере 34 языка. Ханнес познакомил меня с Хельге Щеллином, профессором университета в Лунде, который затем стал основателем и директором Вэрмландского музея в Карлстаде. Когда я встретился с профессором, мы договорились, что он и его жена Стина, специалист по реставрации церковной живописи, приедут на лето в наше французское имение для начала работы по сбору материала о моей коллекции. Эти чудесные люди стали украшением того лета для меня и моей жены, и впоследствии мы оставались друзьями.

Когда распространились новости о том, что я приобрёл в России иконы, шведская пресса подняла крик, обвиняя меня в скупке краденых икон из церквей и монастырей. Меня успокоил старый русский профессор Авинов, директор Питсбургского музея. Он обнял меня и со слезами на глазах сказал, что рад тому, что эти бесценные церковные сокровища займут достойное место в шведской культурной жизни.

В 1933 г. в Стокгольме проходил 13-й Международный конгресс историков искусства. В связи с этим мероприятием я выставил собрание моих икон в Королевской академии свободных искусств, тогда же я передал коллекцию в качестве дара Национальному музею в Стокгольме.

Ольга Николаевна

В 1916 г. в Петрограде я познакомился с одной русской, на которой позже женился. Ей было 28 лет, звали её Ольга Николаевна Зубкова. Она была разведена с мужем-офицером. Жили они в Саратове. Маленький сын после развода остался с отцом.

Ольга была очень музыкальна и обладала необыкновенно красивым голосом. Вся прелесть её голоса становилась особенно явной, когда она пела задушевные русские народные и цыганские песни. Музыка была её жизнью. Ольга начинала петь рано утром, а когда мы жили за городом, она отправлялась в лес, где могла проводить целый день в одиночестве и петь.

В Стокгольме вокруг Ольги собирались русские эмигранты, она звала их к себе в дом, где они чувствовали себя не такими бездомными и несчастными. Позже к нам переехали её сёстры – Вера Шмидт с маленькой дочкой Ниной и Люба, актриса Художественного театра, которая была замужем за молодым одарённым художником. Вместе с нами они переехали в Берлин. Так была собрана вся семья воедино, кроме матери, оставшейся на родине, которая, однако, ненадолго приехала в Берлин, но, заскучав по дому, вернулась назад.

В доме работала служанка Настя, прожившая с семьёй много лет. Она с необычайным умением вела домашнее хозяйство. Настя убирала, шила, вязала, готовила еду, стирала, гладила белье, чистила серебро, полировала мебель и пекла превосходные пироги. Она всегда была с семьёй, будь то в моменты радости или горя. Она плакала и смеялась вместе со всеми, и каждый мог прийти к ней со своими заботами.

У Ольги в нашем доме в Берлине жили и её дальние родственники, молодые и старые, и даже друзья. Некоторые из них навсегда покидали этот мир в нашем доме, здесь появлялись на свет новые люди. Печаль сменялась радостью.

Дела требовали моего постоянного присутствия в Москве. Когда я приезжал в Берлин, мне приходилось жить в гостинице из-за того, что мой дом был переполнен.

Иногда Ольга ездила со мной в Москву и чувствовала себя там как рыба в воде. Она очень тосковала по своему сыну. Мальчик же, наоборот, живя постоянно с отцом, не разделял материнских чувств, несмотря на все подарки, что он получал от неё. Для Ольги это было самым большим горем.

Развестись в то время было так же просто, как и жениться. Поняв, что наши взгляды на жизнь часто не совпадают, мы решили разойтись. Ольга осталась в Берлине и целиком посвятила себя искусству, не только пению, но и живописи. Во Франции было организовано несколько выставок её работ. Вера умерла от тяжёлой болезни, а вскоре и её муж. Их дочь Нина навестила меня как-то раз в Париже приблизительно в 1935 г Она была замужем за немецким офицером и направлялась к Ольге, которая переехала в своё имение в южной Франции. Больше я никогда о них не слышал.

Положение тех русских эмигрантов, кто всё ещё верил в падение власти большевиков и надеялся на возвращение в Россию и получение имущества, становилось всё тяжелее. Им пришлось продать свои ювелирные украшения, меха и предметы искусства. Кто-то сдался, но часть из них начала работать с невиданной прежде энергией и предприимчивостью. В основном все они были художественно одарёнными людьми, что наложило отпечаток на их деятельность. Их величественный нрав и мягкий любезный характер делали их обожаемыми людьми в тех странах, куда они переезжали. Естественно, большинство из них были непримиримыми противниками большевизма, лишившего их всех привилегий в обществе, но время лечит раны. В 1944 г. в Америке я встретил одного из них, и он сказал: «Вы ведь понимаете, что мне не нравились большевики. Но, должен признаться, после той храбрости, мощи и самопожертвования, что Советская Россия показала миру, я горжусь тем, что я русский».

Яльмар Брантинг

Когда Яльмар Брантинг умер, мир потерял одного из своих величайших сыновей. Я пишу эти строки через двадцать лет после его смерти и пытаюсь до конца понять, что он значил для Швеции, всего мира, для бедных и для тех, кому посчастливилось считаться его друзьями. Я вспоминаю события, связанные с его именем, и перед моим взором возникает его рослая фигура. Я вижу его густые усы, лохматые брови, торчащие ёжиком седоватые волосы, мягкий взгляд серо-синих глаз. Благородный, отзывчивый, проницательный и бесстрашный, деятельный человек-гигант, неподкупный борец.

Будучи молодым студентом, он привлёк к себе внимание людей тем, что часть своего наследства, доставшегося ему после смерти отца, профессора Габриеля Брантинга, отдал на поддержку рабочего движения. В первые годы ему приходилось бороться и преодолевать трудности. Но благодаря уму, навыкам лидера и свойствам сильной личности, ему удалось привести рабочее движение к блестящим победам.

Я опущу то, как зарождалось рабочее движение, и упомяну лишь некоторые события из его истории. Сплочённость рабочих способствовала мирному разрешению судьбы унии в кризисный период. Швеция и Норвегия преподали урок всему миру, показав, как цивилизованные нации могут без войны решить даже самые спорные вопросы.

Самым серьёзным этапом, через который Брантингу пришлось пройти, стала стачка 1909 года (XXVI). Европа и Америка с напряжением следили за борьбой между капиталом и трудом. Шведских рабочих поддерживали рабочие организации других стран. Суммы, конечно, были не такими большими, но подобный жест свидетельствовал о солидарности представителей рабочего класса на международном уровне. Возникла опасность, что стачка начнется и в других странах Европы. В то время рабочее движение ещё не было достаточно зрелым, и конфликт мог привести к гражданской войне. Тот факт, что стачка завершилась относительно удачным образом, говорит, прежде всего, о достойном поведении рабочих, но также и о той работе, которую проделал Яльмар фон Сюдов, сдерживая вспыльчивых представителей со стороны работодателей.

Рабочие отступили и проиграли эту битву, но своей организованностью и мудрым поведением во время стачки завоевали уважение и восхищение всех здравомыслящих граждан.

Брантинг был революционером, но не был доктринёром. Он считал, что учение Маркса не может быть с буквальной точностью применено в такой высокоразвитой стране, как Швеция. Согласно идеям социал-демократов, королевская власть должна упраздняться. Если бы Брантинг был главой социал-демократической партии в царской России или Испании, то он наверняка упразднил бы власть монарха, которая угнетала народ. Но в Швеции, стране, где король был всеми любим, не было никаких оснований что-то менять. То же касалось религии и духовенства. Священники посвящали себя исключительно своей профессии и не вмешивались в политику.

Во время Первой мировой войны практически все шведы, благодаря умело инсценированной пропаганде, сочувствовали Германии. Даже рабочие, объединившиеся в профсоюзы по немецкому образцу, поддерживали немцев. Страну было легко втянуть в войну на стороне Германии, но Брантинг решительно встал на сторону союзников.

Во время гражданской войны в Финляндии он высказался против вмешательства Швеции в этот конфликт. Выступая в риксдаге, он сказал: «Наступит время, когда Финляндия будет с нами считаться, потому что мы не вмешивались в их внутренние дела».

Яльмар Брантинг стал одним из выдающихся людей, работающих в Лиге Наций. Если бы он не умер, то великим державам не удалось бы вести свои интриги, подготавливая почву для Второй мировой войны.

Моя жена, работавшая его личным секретарем, когда он был премьер-министром, рассказывала, что он никогда не отказывал тем, кто обращался к нему за помощью. Он отдавал людям всё, что у него было. Он любил свою семью, свою жену. Я до сих пор вспоминаю часы, проведённые в кругу его родных или у меня на вилле в Сальтшёбадене.

Последний раз я виделся с Брантингом в Сальтшёбадене. Тогда на ужин ко мне приехали также Херман Линдквист, Элиэль Лёфгрен и Артур Энгберг. Когда гости разошлись, я заметил, что Брантинг был сильно уставшим, каким я прежде его никогда не видел.

О том, насколько он был любим нами, говорит следующее: однажды он сильно заболел и попал в больницу. В тот день я был с Херманом Линдквистом, и он сказал: «Если Брантинг умрёт, то и я больше не захочу жить».

Херман Линдквист лучше всех остальных знал, что значил Брантинг для рабочего класса. Они вместе организовали профсоюзное движение.

Главной силой Брантинга была его приверженность морали. Человеколюбие и справедливость были его главными качествами. В таком духе он воспитал рабочий класс, целеустремлённых мужчин и женщин, которые из пролетариев превратились в состоятельных граждан, обладающих высоким социальным статусом.

Почти всю его жизнь Брантинга ненавидела буржуазия, и любили рабочие. В последние годы буржуазия изменила своё отношение к нему. Один предприниматель выразил это такими словами: «Мы голосуем за социал-демократов, ибо наше дело никогда не процветало так, как в период их правления». Буржуазия поняла: чем больше зарабатывает рабочий, тем лучше идут дела.

Дух, объединяющий шведский рабочий класс, да и всех шведских граждан, свидетельствует о том, что дело всей жизни Яльмара Брантинга процветает и поныне. Его имя как борца за Свободу, Равенство и Братство не померкнет в веках.

Памятник мира

После окончания Первой мировой войны и создания Лиги Наций в мире существовало мнение, что войнам положен конец. Тогда у рабочих возникла идея создать памятник мира, который должен был стать символом мира и увековечить имена представителей рабочего движения – борцов за мир. Я переговорил с Яльмаром Брантингом, и он одобрил идею.

Был создан комитет, председателем которого назначили меня, а секретарём Фредрика Стрёма. В комитет также вошли Георг Брантинг, Херман Линдквист, Хуго Силлен и Арвид Торберг.

В рабочих организациях начался сбор средств для возведения памятника. Из предложенных к рассмотрению комитета проектов была выбрана скульптура Рагнара Геллерстеда «Прометей». Предполагалось, что восьмигранный пьедестал будет украшен бронзовыми барельефами, портретами крупнейших борцов за мир. Австрию должен был представлять Виктор Адлер, Германию – Август Бебель и Карл Либкнехт, Швецию – Яльмар Брантинг, Англию – Кейр Харди, Францию – Жан Жорес, Россию – Ленин, Польшу – Роза Люксембург. На монументе на восьми языках должен был быть выгравирован девиз международного рабочего движения «Больше никакой войны».

Монумент был готов, началась его отливка. В Городской коллегии рассматривался вопрос о месте установки памятника, дело было передано в Художественный совет и там застряло на многие годы. Причиной задержки стали барельефы. Художественный совет был готов одобрить памятник в том случае, если комитет отказался бы от барельефов, поскольку они придавали памятнику международное значение.

Прошла четверть века, человечество пережило Вторую мировую войну, ещё более страшную, чем первую. Настало время снова браться за работу.

Старые друзья

Городской прокурор Ларс Стендаль был родом из Халланда, занимался земледелием, а потом стал постовым полицейским в Стокгольме. Он отличался крестьянской хваткой, несокрушимой энергией, собранностью, честолюбием и быстро продвинулся по службе, заняв в итоге должность начальника сыскной полиции и первого прокурора в Стокгольме. Его девиз гласил: «Имеешь власть, используй её». Что он и делал. Более верного законника трудно было себе представить. Он сам выносил приговор в том случае, когда считал излишним беспокоить суд. Он был настоящим отцом-покровителем для артистов. Они чуть что бежали к «нашему прокурору» с разводами, спорами, разорванными контрактами. Он читал им кодекс законов, давал советы, как царь Соломон, решал, на чьей стороне закон, и они подчинялись его решению.

Стендаль любил евреев. Оптовик Хейман из фирмы «Хейман и Шёнталь» был одним из его лучших друзей. Он занимался парусным спортом, а парусный спорт был любимым занятием Стендаля. Летом они обычно уходили на парусах в Стокгольмские шхеры. Когда Хейман умер, я занял его место в сердце Стендаля. Мне было позволено называть его «дядей». У Стендаля был такой принцип: если ты старше его сына Стена, то имеешь право обращаться к нему на «ты», а если ты младше, то должен называть его «дядя».

Дядя Стендаль всегда завтракал в компании адвоката Свена Аронсона. Они были завсегдатаями ресторана Драматического театра. Частенько и я присоединялся к ним. Дядя Стендаль всегда пребывал в отличном настроении. Он был большим знатоком и ценителем красного вина.

Свен Аронсон интересовался спортом и редко пропускал призовые соревнования, но также он был и религиозным человеком и вместе с оптовиком Вальфридом Андерсоном построил маленькую красивую церковь в Бирке на берегу озера Мэларен.

Свен Аронсон познакомил меня с Эрнстом Рольфом и Карлом Герхардом. Эрнст Рольф начинал свой путь, работая станочником на заводе в Вестеросе, но после того, как он принял участие в одном любительском представлении, его заметили и пригласили на руководящую должность во дворец Феликса. В качестве директора театра он первым стал организовывать масштабные постановки, которые прежде можно было увидеть только в мегаполисах.

Карл Герхард уже в юности стал актером, работая при этом кучером. Впоследствии Герхард сделался директором театра, и среди артистов, работающих на него, был Иёста Экман.

В своих пьесах Карл Герхард строго осуждал лицемерие и жульничество. Он ненавидел всё неискреннее и ненастоящее. Горе было тому, кто попадал под его удар. Карл Герхард прославился не только в Швеции, но и во всём мире. Наше правительство страшилось его премьер не меньше, чем парламентских дебатов. Я рад быть его другом. Но я знаю, что если понадобиться, то ничто не остановит его перед тем, чтобы выложить всё начистоту, даже если дело касается его лучшего друга. Его неподкупность делает его ценнейшим представителем культурной жизни нашей страны.

В своё время мне довелось обратиться за помощью к «нашему прокурору». Это случилось, когда Отто Банк, судовладелец из Гельсингфорса, предъявил мне иск по обвинению в банкротстве.

В царское время капитан Банк и я приобрели партию русских облигаций. Капитан внёс деньги и, согласно договору, шестипроцентная рента принадлежала ему, а прибыль или убыток мы должны были разделить поровну после окончания войны и установления нормальных условий жизни.

Однако капитан Банк, с которым у нас всегда были дружеские отношения, попал под влияние пользующегося дурной славой сутяги, который к тому же не был юристом. После того как он предъявил мне иск по обвинению в банкротстве, в газетах появились напечатанные крупным шрифтом заголовки: «Ашберг обвиняется в банкротстве». В то время я был директором «Российского торгового банка». В Москву пришла телеграмма об этом обвинении. В русскую прессу это сообщение не пропустила цензура. Мне, в свою очередь, пришлось объяснять в соответствующих органах, что послужило причиной подобной атаки на меня.

Следуя мудрому совету дяди Стендаля, я потребовал полицейского расследования и тут же сдал на хранение в частный банк в Сёдерманланде 700 000 крон, что составило ту часть денег, которую за меня внес капитан Банк, включая ренту. Когда посредством прессы об этом стало известно, разговоры о банкротстве затихли и поползли слухи о том, что я сам выдумал всю эту историю в целях саморекламы. Дело было закрыто.

*

Летом мы с дядей Стендалем, как правило, отправлялись на моей моторной лодке в шхеры. Взявшись за руль, он попадал в свою стихию. Он любил рассказывать разные смешные истории, при этом хохотал громче всех. Если в его присутствии заговаривали о чём-то, что писали в газетах, он скептически улыбался и говорил: «Мой мальчик, я скажу тебе, что это может быть правдой, но ведь это написано в газетах».

У Стендаля была привычка брать с собой в длинные поездки различные деликатесы, которые он сам покупал. Копчёный лосось, угорь, баранина, оленина, не говоря уже о винах.

С нами в Шхеры часто ходил Херман Линдквист, с которым дядя дружил, несмотря на их противостояние во время всеобщей стачки. Но особую слабость он питал к Хинке Бергегрену, о котором рассказывал истории, связанные с тайными встречами и съездами русских революционеров в Стокгольме. Русская полиция следовала за ними по пятам и пыталась схватить их, но Стендаль не разделял этого стремления. Ещё неизвестно, куда бы повернулось колесо истории в противном случае, ведь Ленин был в руках у Стендаля. Думаю, что социал-демократы недооценивали этого консервативно настроенного, но дальновидного человека, часто повторявшего: «Я ни разу не распустил их собрание». Рабочее движение не стало бы столь успешным, будь в Стокгольме другой начальник полиции.

Как-то раз дядя Стендаль вместе со своей любимой супругой навестили нас в Париже. Исаак Грюневальд нарисовал его портрет, изобразив Стендаля суровым, крепким начальником полиции и сенатором. Мы же, зная его близко, воспринимали дядю Стендаля как человека с добрым сердцем, вершившего правосудие и втайне питавшего жалость к преступникам, как капитана шхер, с долей юмора утверждавшего, что ложь не так уж плоха, иначе каким был бы мир, если бы всё, что говорили люди, действительно было правдой.

Я снова женюсь

Отец мне как-то сказал: «Тебе надо ещё раз жениться. У меня на примете сеть одна девушка». «Об этом я как раз и не думал, но если я женюсь, то только на той, с которой меня познакомила Анна Брантинг», – ответил я.

На другой день весной 1926 года я отправился в Чехословацкое посольство, чтобы встретиться с Сири Кугельман. Она решила, что я пришёл за визой или хотел завязать торговые отношения с Чехословакией, и, когда я попросил её руки, посчитала это забавным розыгрышем. Но заметив мой серьёзный вид, попросила времени на раздумье.

До этого момента я встречал Сири Кугельман у Брантингов. Она была дочерью давних друзей моих родителей, оптовика Семми Кугельмана и его жены, урождённой Ниман. Ещё молодыми они переехали в Швецию из Германии. Её отец умер 11 лет тому назад, недавно умер и её брат. Теперь они жили вдвоём с матерью.

Мы поженились в сентябре 1926 г. и отправились в свадебное путешествие во Францию. Мы жили в отеле «Рсзервар», расположенном в Версале. Нам очень понравилось французское общество, и тогда мы решили, что переберёмся в Париж, когда я отойду от дел.

В семи километрах от Версаля мы купили поместье площадью в 10 гектаров. Дом с двадцатью комнатами принадлежал когда-то семье банкира Жоржа Малле, одному из «двухсот правящих семейств» Франции.

Местечко называлось Буа дю Роше. Последние десять лет здесь никто не жил, и территория вокруг дома сильно заросла. Благодаря тому что мы начали активную работу по ремонту и благоустройству дома, я смог получить некоторое представление о рабочих условиях во Франции. Мы провели здесь всю осень, которая в тот год выдалась необыкновенно красивой и тёплой. Но в конце ноября погода резко сменилась, начался холод, туманы и осадки.

В то время что мы жили в Париже, мы встретились с Сигрид и Исааком Грюневальдами, с которыми я дружил уже на протяжении нескольких лет. В моей вилле в Сальтшёбадене Исаак выполнил роспись потолка на библейский мотив, что хорошо сочеталось с моей коллекцией икон. Исаак с женой снимали большую мансарду в богемном стиле в районе Монпарнас. Исаак боролся за новое направление в живописи, как он сам его называл, «новый ренессанс в искусстве», то есть простота и ясность в использовании выразительных средств.

В Париже по случаю революционного праздника 7 ноября мы побывали в русском посольстве и решили возвращаться домой в Стокгольм через Варшаву, Москву, Ленинград и Гельсингфорс.

В Москве были заметны перемены, говорящие об улучшении дел. Начались строительные работы, улицы стали чище, в магазинах оживлённее. Отмена НЭПа произошла без помех. Страна приступила к осуществлению грандиозных планов. Повышался престиж советского правительства за рубежом, что было следствием пунктуального выполнения им экономических обязательств.

Мы навестили моих друзей из немногочисленной шведской колонии. Среди них был поверенный в делах Гуннар Рутершёльд, секретарь посольства Харальд Фаллсниус, пресс-атташе Нильс Линд и атташе посольства Стаффан Сёдерблум. Нас также пригласила к себе чета Литвиновых. Литвинов, как всегда, был перегружен работой.

Англия, постоянно оттесняющая Россию, потерпела фиаско благодаря трактату Литвинова с Турцией. Трактат был только что подписан. Велись переговоры с Францией относительно долгов, но результатов пока не удавалось достичь. Велись переговоры и с Соединёнными Штатами, которым пришлось встретить противодействие многих сил, в том числе и со стороны американских профсоюзов. Была развязана ожесточённая кампания против советского правительства, при поддержке церковных и контрреволюционных кругов, обвиняющих Советы в разжигании мировой революции.

Мы нанесли визит графу Брокдорфу-Рантцау. Посол был очень любезен. Но когда я заговорил о Франции, лицо его изменилось. Я рассказал ему, что в банковских и промышленных кругах Франции растёт интерес к сотрудничеству с Германией, что оно уже не за горами в связи с начавшейся выплатой в счёт репараций. Посол вдруг поднялся со своего места, сжал кулаки и тяжело опустил их на стол. «Никогда, никогда, – прошипел он. – Мы возьмём реванш!» Я был потрясён. Он показал всю силу озлобленности и жажды мести. Такова была плодородная почва для будущих деяний Гитлера.

В Ленинграде мы проводили время со шведским консулом Эйнаром Иттербергом и его женой, русской красавицей-аристократкой. В городе обнаружилось скопление антиквариата, и мы воспользовались удобным случаем. Для нашего нового жилища во Франции мы купили множество прекрасных антикварных вещей: хрустальные и бронзовые люстры восемнадцатого века, старинные ковры, мебель.

* * *

Мне говорили, что если я женюсь на фрёкен Кугельман, то одновременно я женюсь на всех её подружках. Шесть девушек, подружившиеся ещё в детстве во время учебы во Французской школе, были неразлучны. Их звали: Соня Вестерстоль, Тони Романдер, Лиза Свенссон, Тайра Ларсон, Лалла Ольфельдт и Карин Линдберг.

Подруги моей жены, так называемые девочки, давно задумывали какой-нибудь сюрприз к нашему возвращению в Стокгольм и переезду в новый дом на Норртулльсгатан, 3. Наконец они решились обставить одну из комнат в восточном стиле. Полагаю, эта идея принадлежала Карин Линдберг, самой воодушевлённой из их компании.

С самого начала Соня Всстерстоль и Карин Линдберг втянули меня в процесс подготовки и на целый месяц приехали в Париж для закупки всего необходимого. Моя жена была очень рада их приезду, но даже и не подозревала, чем они всё время были так серьёзно заняты.

Когда мы вернулись из свадебной поездки, сюрприз ещё не был готов. Но когда шумные работы все-таки закончились, результат превзошёл все ожидания: подруги преобразились в женщин из гарема. Соня Вестерстоль написала книгу стихов, повествующих о моментах жизни моей жены с иллюстрациями в стиле старых персидских миниатюр. Стихи зачитывала Карин Линдберг, а затем каждая вручила свой подарок.

Восторг и радость моей жены невозможно описать словами. Постановка и режиссура подруг превзошла сам Голливуд.

Мы переезжаем в Париж

В новом 1927 году мы окончательно переехали во Францию. Было жалко оставлять жилище на Норртулльсгатан, с которым так много было связано, и которым я владел в течение 12 лет. В то же время нам хотелось иметь свой дом и в Швеции, и мы оставили за нами виллу в Сальтшёбадене.

В Буа дю Роше шёл ремонт. В Париже мы сняли третий этаж старинного дома на улице Фобур Сент-Оноре. Квартира была маленькой, но я радовался и этому, так как в городе сильно не хватало жилья. Дом принадлежал торговцу антиквариатом Золотницкому, клиентом которого я был. На третьем этаже этого дома жил наш сторож.

Со времён революции сторожа стали играть важную роль в общественной жизни Франции. Они буквально хранили судьбы людей в своих руках. Они скрывали или выдавали тех, чьих табличек с именами не было на дверях квартир. И по сей день полиция, разведывательные отделы и налоговая используют сторожей в качестве своих агентов. Сторожа оказывали такое сильное влияние на жизнь постояльцев, что некоторым приходилось переезжать, а некоторым стараться сохранить квартиру только ради хорошего сторожа. Как я узнал от нашего сторожа, разведывательное управление интересовалось и моей платёжеспособностью.

Будучи приезжим, я считал, что у меня есть некоторые обязанности. Французы больше были возмущены наплывом американцев и считали их виновниками роста цен. Для тех, у кого были доллары, повышение цен не играло никакой роли, но французы, чьи доходы поступали в франках, сильно пострадали.

Я не рассчитывал заниматься новыми строительными проектами и перестройкой чего-либо с целью улучшения ситуации на рынке жилья во Франции, но живя в этой стране, я знал, что обязан принести какую-то пользу, а не вести паразитический образ жизни. Этому принципу я следовал всегда. Когда франк падал, я скупал франки.

Я купил замок, расположенный в восьми километрах от города Компьен, в месте, где росли самые большие леса во всей Франции. Замок когда-то принадлежал месье де Вал Руайе, министру юстиции при Наполеоне III, одному из богатейших людей Франции. Я купил его из-за прекрасного чистого лесного воздуха, и мы задумали расположить там санаторий или больницу для шведской колонии. Колония, однако, отклонила наше предложение.

Неподалёку находилась маленькая деревенька Ла-Бревье, построенная ещё в Средних веках. Жители деревни в основном занимались рубкой леса и охотой. Для замка я построил электростанцию и предложил жителям деревни также провести свет. Но все они в один голос отказались, так как были довольны своими старыми керосиновыми лампами. Но через несколько лет муниципальные власти проложили через деревню электрический кабель, и большинство всё-таки поддалось искушению принять новое чудо в своих домах.

Старый повар, служивший у министра юстиций, и все эти годы охранявший замок, рассказал, что во время Первой мировой войны немцы разместили ставку главнокомандующего в замке. В саду в одном из деревьев до сих пор находилась застрявшая неразорвавшаяся граната, и нам пришлось вызывать экспертов из гарнизона в Компьене для её извлечения.

В Париже я также купил недвижимость на улице Казимир-Перьер. Недвижимость состояла из пятиэтажного дома, здания конюшни и частного отеля во дворе. Конюшню снесли и на её месте построили восьмиэтажный дом, а над пятиэтажным домом надстроили ещё четыре этажа. Руководство строительством я передал архитектору Аренду Бьерке, известному своим отличным вкусом.

* * *

В шведском посольстве в Париже я познакомился с послом графом Альбертом Эренсвэрдом, советником посольства Лагербергом и торговым представителем Свеном Бергиусом. Я не был знаком с Эренсвэрдом лично, но я знал о его свободных политических взглядах и о его содействии художникам в Париже, от чего испытывал к нему большую симпатию.

Со Свеном Бергиусом мы сразу подружились. Он рассказал, что впервые увидел меня в «Новом банке», куда он явился в качестве доверенного лица «Экспортного объединения Стокгольма» для продления контракта об аренде помещений. Его предупредили, что со мной трудно иметь дело. Предстояла нелёгкая встреча. Оказывается, я, выслушав его, сказал только: «Составьте контракт, я подпишу его».

В первый же год пребывания в Буа дю Роше на праздник Середины лета мы пригласили друзей из шведской колонии, в основном это была молодежь. Мы танцевали вокруг майского шеста, Исаак Грюневальд играл на скрипке, Арвид Хиден руководил исполнением студенческих и хоровых песен. Праздник удался, гости начали расходиться только на рассвете. Для тех, у кого не было автомобилей, были наняты автобусы, чтобы довезти гостей до Парижа.

На следующий год мы разослали шведам 150 приглашений, к нам же на праздник прибыло 500 человек. Перед домом мы установили майский шест, подняв сине-жёлтый флаг. Профессор Хельге Челлин с женой Стиной, которые жили у нас, сочинили стихи, восхваляющие праздник Середины лета, прекрасные цветы и пение птиц. Вершиной торжества стал момент, когда Карина Ари и Отто Торесен перенесли всех нас в сказку «Тысяча и одной ночи». Этот праздник Середины лета прошёл ещё лучше прежнего.

Через день мы получили гневное письмо от пастора Бьюрстрёма, который предлагал нам больше не устраивать этого празднества, поскольку это не наше дело, а дело его прихода. Мы получили щелчок по носу. Чтобы не вызвать раздражения окружающих, мы выполнили указание пастора и перестали устраивать праздники для шведской колонии.

Шведский клуб тоже воспринял устроенный нами праздник по-своему. Один шутник как-то вечером на собрании клуба пел куплеты о том, что на праздник Середины лета Ашберги собрали всякий сброд.

В доме на Буа дю Роше у нас была гостевая книга. Сейчас я понимаю, что подобную книгу стоило отправить в Швецию и хранить её там, поскольку она вмещала в себя историю за целые пятнадцать лет. К несчастью, нацисты изъяли эту книгу, поэтому теперь я вынужден писать по памяти и наверняка я забыл многих дорогих и интересных людей, с которыми встречался во Франции.

Я помню одну замечательную пожилую даму, которая часто навещала нас. Её звали мадам Авриль де Сен-Круа. Она была выдающейся француженкой, представителем в Лиге Наций, борющейся за благосостояние бывших пленных.

Мне запомнилось ещё одно событие, произошедшее в 1927 г. В Буа дю Роше пришла телеграмма от Георга Брантинга с просьбой немедленно связаться с друзьями американских банков и через них вмешаться в дело Сакко и Ванцетти и спасти их от смерти на электрическом стуле.

Эта история началась в 1920 г., когда американскими властями были арестованы итальянские эмигранты Сакко и Ванцетти, обвинённые в убийстве. Оба были анархистами, что в Соединённых Штатах приравнивалось к большевикам, а этого там боялись как чумы. Несмотря на невиновность, они были приговорены к смерти с целью острастки мигрантов, распространяющих революционные идеи. Никакие вмешательства в это дело не помогали. Сакко и Ванцетти были казнены.

Я помню другое событие 1927 года, имевшее мировое значение, – полёт Чарльза Линдберга через Атлантический океан. Я никогда не забуду самолет, пролетающий над Вилакубле. Мы гордились тем, что Линдберг был шведского происхождения, но сильно разочаровались, когда он несколькими годами позднее обратился к нацизму.

Согласно обычаю, каждый год в начале июня восьмиклассники Французской школы в Стокгольме во главе с мадмуазель Жозефин Ролльер совершали поездку во Францию для языковой практики и останавливались у нас.

Я не терял связи с русскими друзьями. Русское посольство находилось на улице Гренеля, там же располагались и другие посольства. В то время русским послом в Париже был Христиан Раковский. Это он вёл в Лондоне переговоры с рабочим правительством МакДональда, признавшим Советский Союз. Консерваторы выступали против признания и, чтобы свергнуть правительство МакДональда, опубликовали так называемое «письмо Зиновьева», в котором давались указания английским коммунистам о том, как следует вести себя на выборах и как проводить работу в армии. Письмо вызвало возмущение среди избирателей. Манёвр удался, рабочее правительство потерпело поражение, на смену ему пришло правительство консерваторов во главе с Болдуином. Письмо же оказалось фальшивкой.

Раковский был блестящим дипломатом. Врач по профессии, он свободно владел французским языком, был элегантным и любезным человеком. Он встретил меня как старого друга. Мы часто виделись во время его пребывания в Париже. Главой торговой делегации был Пятаков. Я знал его ещё с тех времён, когда я работал в Петрограде, с 1917 г. С ним мы тоже часто проводили время. Все, кто соприкасался с Пятаковым, начинали испытывать к нему большую симпатию.

Раковского сменил Валерьян Довголевский, бывший посол в Швеции. Мы очень подружились с ним и его женой. Он учился в Брюсселе, стал инженером и работал техническим руководителем на крупном французском заводе. Будучи большим любителем искусства, он покровительствовал русским художникам в Париже. Часто он с женой проводил выходные дни у нас в Буа дю Роше. Вместе с ним приезжали и должностные лица, и художники, прибывшие в Париж по делам.

Довголевского сменил профессор Потёмкин. Он был не только учёным, но и любителем музыки. Чета Потёмкиных окружала себя музыкантами. На их приёмах можно было встретить известных советских виртуозов.

Я стремился содействовать укреплению торговых отношений между Францией и Советским Союзом. Некоторые связи с французскими предприятиями крупной промышленности, к ним, прежде всего, относится компания «Женсраль де Электрисите», возникли благодаря моим усилиям.

Русских особенно интересовали автомобили. Андре Ситроен после войны приступил к выпуску автомобилей с таким размахом, что масштабы производства стали стремительно приближаться к американскому уровню. Ситроен первым во Франции стал выпускать дешёвые автомобили, подобно тому, как это сделал Форд в Америке.

Когда Ситроен был на вершине успеха, я нанёс ему визит и предложил обратить своё внимание на русский рынок. «Господин Ашберг, – ответил он надменно, – вы ведь понимаете, что при таком спросе на автомобили во Франции нас не может интересовать Советский Союз». «Господин Ситроен, у вас сейчас отличная конъюнктура, но всё может измениться, и тогда неплохо будет использовать русский рынок», – заметил я. Ситроен не желал меня слушать. Продажи шли отлично, заводы разрастались, устанавливалось современное оборудование. Автомобиль «Ситроен» считался самым лучшим и самым красивым на рынке.

Однако разразился кризис. Ситроен поссорился с банками. Он не получал от них помощи, а новое оборудование поглощало большие массы денег. Акции Ситроена, котировавшиеся на бирже в 2000 франков, стали падать. Когда курс акций упал до 250 франков, меня и Ситроена пригласил к себе глава SKF Иван Братт, чтобы разобраться в сложившейся ситуации (XXVII). Ситроен задолжал SKF и просил меня финансировать крупную партию его акций из акционерного общества «Ситроен», но было уже поздно. Слухи о несостоятельности акционерного общества расползлись повсюду. Курс акций упал до 50 франков. И тогда на сцене появился «Мишлен», которому Ситроен заложил большую часть своих акций, и совместно с могущественным банком «Лазарс» осуществил блестящую сделку, приобретя за гроши акционерное общество «Ситроен». Андрэ Ситроен умер разорённым.

Некоторые друзья из шведской колонии

У Свена Бергиуса в Париже был родственник Жорж Левин, который жил в ателье на Монпарнасе. Он не был трудолюбивым человеком. В его чёрных глазах всегда горели весёлые огоньки.

Иногда я был гостем в ателье Жоржа. Главным предметом мебели там был американский бар, за которым он сам смешивал коктейли. Стены украшали карикатуры и юмористические картины. Жорж обладал также внушительной коллекцией марок.

Жорж Левин входил в «Липла юльафтонклуббен» («Маленький клуб сочельника»). Его председателем был Рольф де Мааре, остальными членами клуба были: Гуннар Бернтсон, Нильс Дардель, Рольф Ександ, капитан Хейне и Аренд Хиден.

Рольф де Мааре был одним из самых выдающихся представителей шведской колонии. Он был собирателем современного искусства. Однако делом всей его жизни стал музей искусства танца, единственный во всём мире, который он создал в Париже.

Гуннар Бернтсон был родом из Гётеборга, он был выдающимся спортсменом и игроком в бридж. Когда у него закончились деньги и пришлось начать работать, он занял пост директора в Шведском клубе. В Шведском клубе все этому очень обрадовались, так как трудно было себе представить человека более подходящего для данной должности.

Арвид Хиден, прежде чем посвятил себя пению, был офицером кавалерии. Арвид был певцом от Бога, и у него было бы блестящее будущее, если бы он не остался в Париже. Добиться славы здесь было крайне трудно из-за невероятной конкуренции. Арвид зарабатывал на жизнь тем, что поставлял шведские деликатесы и напитки. Никому не удавалось сделать шведские продукты настолько известными во Франции, как это получилось у Арвида Хидена. Шведская колония чрезвычайно благодарна Аренду Хидену, шведскому трубадуру, благодаря которому на протяжении многих лет шведская песня не умолкала во Франции.

Я храню много радостных воспоминаний о временах, когда друзья из шведской колонии навещали нас в Ла-Бревьер, до того, как мы превратили его в детский дом.

В наш круг входила также Эмма Хольмстранд, бывшая оперная певица из Стокгольма. По выходным к нам в Ла-Бревьер обычно приезжали Нильс Конради, Тор Карландер, Эрнст Флюгаре и многие другие. В большом зале нашего замка был огромный камин, вокруг которого мы с друзьями собирались после ужина, пели песни, рассказывали друг другу разные истории и выпивали.

Пирмонт

В немецком княжестве Вальдек находится романтический курортный городок Пирмонт, горячие источники и грязи которого были известны ещё с римских времён. Сюда в сезонное время съезжались на лечение люди со всех концов Земли. Здесь набирались сил Фридрих Великий, царь Пётр, Гёте и многие другие великие личности.

В этом городке в 1855 г. родилась моя тёща Тони Кугельман. Её отец Луи Халеви приехал сюда из Эльзаса и принял фамилию Ниман. Затем он открыл чулочную фабрику. Вязальные машины были розданы крестьянам из близлежащих селений, и те поставляли готовую продукцию. В наследство моей теще достался дом, принадлежавший её матери. На первом этаже дома помещались два магазина, ювелирный и табачный.

Моя тёща ходила во французскую школу и получила хорошее образование. Она знала английский и французский языки, играла на пианино.

Тёща с детства любила этот городок, туда тянулись и её дети. Моя жена и её брат Карл, который умер в 1926 г., часто навещали мать.

Я обычно заезжал в Пирмонт по дороге в Париж или возвращаясь из него. Особенно в этом городе я любил театр и Курпарк, где ежедневно Дрезденский филармонический оркестр под руководством дирижёра Фрица Буша играл превосходную музыку.

Я много раз встречался с давней подругой моей тёщи фрёкен Амели фон Стьетенкрон. Её рассказы о поездах по миру и событиях, случившихся с ней, могли бы стать многотомными мемуарами.

В городе становилось всё меньше еврейских семейств. Их многочисленные предки покоились на местном кладбище. Синагога ещё стояла на месте, в ней хранились старинные книги, но раввин там не появлялся из-за того, что прихожан почти не было. Была ещё жива вдова последнего раввина. Она жила здесь с детьми и внуками, но, когда были введены антиеврейские законы, семья эмигрировала в Америку,

Другой подругой детства моей тёщи была Хелен Гутман. Она жила вместе со своей дочерью Гретой, которая зарабатывала на жизнь для них обоих в хлебном магазине. Им удалось уехать в Швецию, а затем после многих месяцев странствий по России и Турции они наконец обосновались в Палестине.

Одна близкая родственница моей жены в течение последних нескольких лет жила в доме моей жены в Пирмонте. Её сыну удалось эмигрировать в Палестину, дочери в Уругвай. Но бедная женщина, не успев получить шведского вида на жительство для ожидания палестинской визы, была вывезена в Польшу и разделила судьбу миллионов невинных женщин и детей.

О шведских художниках и Шведском клубе в Париже

В двадцатые годы, период процветания рынка искусства, когда лучшие творения современных художников приобретались для Национального музея, шведские художники не имели возможности показать свои работы, так как на свои скромные деньги не могли снимать подходящие залы для выставок. В принадлежащем мне доме на бульваре Сен-Жермен, 26, я освободил помещение для такой выставки. Месторасположение было не совсем удобным, но временно устраивало всех.

Арвид Ярнефельт был другом Толстого, и можно сказать, что Ярнефельт стал финским Толстым. Он хотел сделать мир лучше. Он приходил в церкви и проповедовал, несмотря на запреты служителей. «Церковь для тех, кому есть что сказать народу», – говорил он. В Швеции мы познакомились с Ярнефельтом после постановки его драмы «Тит» в Драматическом театре. В то время он жил у меня, и мне не забыть глубоких разговоров с этим большим идеалистом и большим человеком. Он умер в 1932 г.

Мой сын Стуре открыл здесь выставочный зал и фотоателье, в котором работал чешский художник Рудольф Шнайдер, брат подруги моей жены Ани Вальтер.

В 1931 г. Стуре организовал нашумевшую выставку, где были показаны работы талантливого двадцатидвухлетнего Челля Лёвенадлера. В первый же день были проданы 12 картин, среди его покупателей были граф Эренсвэрд и Рольф де Маре.

Стуре занялся продажей живописи, и я стал его главным покупателем. Таким образом я собрал богатую коллекцию картин и скульптур шведских художников. На Буа дю Роше у меня висели картины Карлсунда, Дарделя, Деттхова, Экегорда, Грюневальда, Лундстрёма, Лёвенадлера, Розена, Шёльда, Цура, Валлина, Врангеля, Эстерлинда. Там же находились скульптуры, исполненные Карлом Фагербером, Фрисендалем, Грате, Цадигом и другими.

Я приобретал работы художников и из других стран, таких как Шагал, Грубер, Кизлинг, Модильяни, Редко, Утрилло и другие. Я собирал не только современную живопись, но и произведения XIX века.

При содействии посла Эренсверда в Париже было образовано Французско-Шведское объединение художников. В правление входили также граф Ф.У. Врангель, советник коммерции Свен Бергиус, граф Карл Аксель Вахтмайстер, генеральный консул Нурдлинг, господа Рольф де Маре и Гуннар Ссдершсльд. Я стал казначеем объединения. Советниками были художники Нильс Дардель и Исаак Грюневальд. Мы приобрели множество прекрасных работ высокого качества. К сожалению, когда мы делали закупки, цены на картины были высокими, но после кризиса, пришедшего из Америки, цены резко упали.

Финансовый кризис губительно отразился на продаже предметов искусства. Большая часть магазинов закрылась. После краха Крюгера закрылся и выставочный зал Стуре. Курс кроны упал, и, как следствие, шведы, получавшие деньги из Швеции, резко сократили свои расходы.

Тяжелейший удар был нанесён и Шведской академии искусств в Париже, поскольку её финансовым обеспечением в основном занимался Ивар Крюгер.

Новым явлением в мире искусства стало основание доктором Гуннаром В. Люндбергом центра шведской культуры в Париже, Института Тессина. Люндберг организовывал выставки, где художники могли бесплатно показывать свои работы.

Французско-шведское объединение художников прекратило своё существование с уходом Эренсверда с поста посла Швеции. Приобретённые объединением работы художников были переданы Национальному музею в Стокгольме.

Без Эренсверда в Париже стало пусто. Лично для меня это была большая потеря. Мне пришлось испытать тяжесть его отсутствия и беззащитность, когда несколькими годами позднее я был подвергнут преследованиям нацистов.

Мы с женой пригласили в Париж Стину Бергман, вдову писателя Яльмара Бергмана. Она хотела познакомить французов с произведениями своего мужа, особенно с его театральными пьесами. Её свели с выдающимся театральным деятелем Питоевым и его женой Людмилой. Договорились о постановке «Сброда», началась совместная работа. Стина не пропускала ни одной репетиции и вникала в каждую роль. Она привела в порядок и дом Питоевых, где было семеро разутых и раздетых детей разных возрастов. Она чинила и штопала их одежду и чулки, шила занавески и так далее. Одновременно Стина занималась декорациями и реквизитом для театра. С невероятным успехом прошли показы двух спектаклей. Так Франция познакомилась с Яльмаром Бергманом.

Шведский клуб существовал в Париже уже в то время, когда я впервые там побывал, в 1895 г., однако тогда он назывался Скандинавским. Переименование произошло после распада унии в 1905 г. Когда мы в 1926 г. поселились в Париже, председателем клуба был генеральный консул Рауль Нордлинг. Клуб посещали в основном старые холостяки, чтобы полакомиться блюдами шведской кухни. Вице-председатель клуба барон Бенетт постоянно находился в нём.

Преобразователем Шведского клуба стал доктор Иван Братт. Доктор Иван Братт известен как создатель так называемой системы Братта. В Швеции, где спиртному отдавалось большое почтение, его тогда почти все возненавидели. У нас было много людей, считавших героем того, кто больше всех выпьет. Иван Братт мечтал освободить общество от бед, приносимых ему из-за бесконтрольного употребления алкоголя.

В 1914 г. по предложению Братта были введены карточки на спиртное, что вызвало сильное негодование потребителей. Но полиция сообщила о том, что после введения карточек ей приходилось подбирать лишь одного-двух пьяниц в день вместо обычного десятка. Если бы мы не ввели систему Братта, то пришли бы к «сухому закону», а его зловещие последствия известны нам из опыта Финляндии и Америки. Во время «сухого закона» в Финляндии стали пить даже женщины и дети. В Америке расцвела контрабанда спиртным и самогоноварение, в руках гангстеров сосредоточился сбыт спиртного, вследствие чего образовалось криминальное государство в государстве.

В 1928 г. Иван Братт отошёл от официальных дел. Он принял предложение от частного предприятия и стал главой SKF в Париже.

Прежде я знал Ивана Братта крайне поверхностно, но я восхищался его деятельностью, которая сделает его одним из выдающихся людей в шведской истории. Поэтому я был рад оказать ему услугу, сдав ему один этаж в моём нововыстроенном доме на улице Казимира-Перье во времена, когда в Париже невозможно было найти жильё.

Он любил Францию, здесь он обладал обширными связями. Братт считал, что новый Шведский клуб даёт возможность развития и укрепления шведско-французских отношений. Кроме того, Шведский клуб должен был стать основным центром для шведской колонии в Париже и соотечественников, прибывающих из Швеции. Прежний клуб располагался в неудобном месте на узенькой улочке и предназначался только для мужчин. Правление старого клуба с радостью приняло проект Братта и начало ему во всём содействовать. Братт был избран председателем нового правления. Под сильным напором со стороны Братта я согласился войти в правление. Позже мне пришлось пожалеть об этом.

Идея Братта была воплощена в жизнь. Новый Шведский клуб открылся на улице Риволи. На открытии присутствовал Его Величество король Густав V.

* * *

Одним из старых друзей Свена Бергиуса был диспашер Конрад Пинеус, живший в Гётеборге. Я и раньше был с ним знаком и даже вёл вместе с ним кое-какие дела, но ближе мне довелось узнать его только после его прибытия в Париж. Пинеус был любителем искусства, создателем Галереи Фюрстенберга в Гётеборге.

В Париже Пинеус был словно рыба в воде, поскольку любил Францию. Здесь он мог вдоволь насытиться всем, что любил: театром, музыкой, искусством и красивыми женщинами.

В 1938 г. на домашнем ужине именно Конрад Пиниус представил меня профессору Торгни Сегерстедту. Это был незабываемый вечер. Я в течение многих лет следил за деятельностью Сегерстедта и восхищался им.

В этот самый момент, когда я пишу эти строки, находясь в Америке, пришла новость о смерти Сегерстедта. Это большое горе и невозместимая потеря. Сегерстедт всегда стоял горой за демократию. Он был апостолом правосудия, свободы и гуманности. Он относился к категории великих людей, таких как Карл Линдхаген и Туре Нерман, которые, будучи политиками, не занимали сторону какой бы то ни было партии, а боролись за права человека, вне зависимости от расы, цвета кожи или вероисповедания.

О политике и аферах

В 1926 г. резко упал курс франка. Раймонд Пуанкаре, бывший президент страны, немедленно образовал коалиционное правительство. Он отлично понимал, что падение курса немецкой марки было подстроено для того, чтобы избежать платежей в счёт репараций. Пуанкаре удалось добиться стабилизации курса франка. Это произошло потому, что Пуанкаре принадлежал той категории французских политиков, для которых честь и интересы Франции были превыше всего.

В период Первой мировой войны неофициальным представителем Франции в Стокгольме был Андре Вальц. Он почти без акцента говорил по-шведски и был женат на шведке. После войны он вернулся в Париж. В его доме я познакомился со многими интересными людьми. Одним из них был Андриен Марке, мэр города Бордо, член нескольких правительств Франции. Он был социал-демократом, затем перешёл в партию неосоциалистов, что привело его к фашизму и позже возвело на пост министра внутренних дел правительства Виши.

Там же я познакомился с адвокатом и политиком Анатолем де Монзи, членом почти всех правительств, занимавшим тот или иной пост. Я познакомился с этим человеком в период подготовки Германией репарационных выплат. Между немецкой и французской промышленностью заключались сделки, и здесь кое-кто проводил мошеннические операции.

Известный французский адвокат Анри Торрес в своей книге «Пьер Лаваль, предатель Франции» рассказывает о мошеннических операциях бельгийского финансиста, поселившегося во Франции и завязавшего там связи с влиятельными людьми. Во время суда над этим человеком, которого звали Фонтэн, его защитниками выступали бывшие министры юстиции Франции Анатоль де Монзи и Пьер Лаваль. Мошенничество защищали бывшие представители правосудия страны, и это во многом объясняет, почему эта страна потерпела поражение в войне.

О том, что творилось во Франции до Второй мировой войны и что, в конечном счёте, привело её к поражению, можно судить по аферам Ставиского.

Ставиский родился в 1886 г. в России. Будучи совсем юным, он переехал во Францию, был хорош собой и пользовался большим успехом у женщин. Он похитил драгоценности у одной знаменитой актрисы, которая не только простила ему это, но и дала деньги на приобретение ночного клуба. Ставиский давал полиции ценные сведения о своих клиентах, за что пользовался её покровительством.

Он занимался подделкой чеков, кражей драгоценностей, но полиция смотрела на это сквозь пальцы. Неожиданно оставив свой ночной клуб и собутыльников, Ставиский под новой фамилией занялся иной деятельностью. Он приобрёл одну газету, репортёры которой собирали пикантные подробности из жизни представителей правительства и других видных деятелей.

Позже он занялся мошенническими операциями по продаже облигаций, на которых, грабя мелких вкладчиков, нажил два миллиарда франков. В январе 1932 г. полиция обнаружила его мёртвым на собственной вилле. Голова была прострелена, револьвер лежал рядом. Были арестованы сотни людей, замешанных в его грязных делах. Судья, у которого скопились сведения о причастности к делу высокопоставленных лиц, был найден убитым. Затем последовала цепь загадочных убийств и самоубийств. Но знавший всё Ставиский был уже мёртв.

Судебное дело против «Всеобщего сберегательного банка»

Мой приезд из Парижа в Гётеборг был отмечен своеобразным приветствием национал-социалистов. В их газете «Ден свенске Нашунальсосиалистен» крупными буквами было напечатано: «Когда арестуют Ашберга? 88 000 ограбленных шведов требуют справедливости». Я относился к той немногочисленной группе богатых шведских евреев, к которой относилось и семейство Валленберг, имена которых постоянно использовались национал-социалистами в пропагандистских целях. Один из деятелей выпустил в своё время брошюру под названием «Всеобщий сберегательный банк и Улоф Ашберг. Шведский вариант дела Ставиского». Эту брошюру распространили не только в Швеции, но и среди членов шведской колонии в Париже.

Мне никогда не приходило в голову связываться с пасквилянтами, но в этот раз дело зашло слишком далеко. Я решил проучить нацистских клеветников. Я поручил моему адвокату подать в суд на лидера нацистов Линдхольма (XXVIII), издателя той газеты, и потребовать за нанесённые оскорбления возмещение в размере 10 000 крон. Линдхольм хвастался, что он располагает обличительными документами, которые предъявит, как только это потребуется. Я обратился в Полицейское управление Стокгольма и потребовал провести расследование.

Решение городского суда потрясло Линдхольма. Он обратился в Верховный суд. Верховный суд приговорил Линдхольма к двум месяцам тюрьмы и подтвердил все решения Городского суда. Линдхольм обратился к королю. Его Высочество подтвердил решение Верховного суда, и Линдхольм получил своё.

Идея образования «Всеобщего сберегательного банка» принадлежала Густаву Свенссону. Он скупил большие территории, прилегающие к Стокгольму, с тем, чтобы улучшить жилищные условия для неимущих граждан. На деньги вкладчиков должны были быть построены новые маленькие квартиры. В начале всё шло по плану, но в конце 1920-х гг. до нас добрался американский кризис, и оказалось, что Свенссон начал расширять своё предприятие слишком поспешно.

Относительно Густава Свенссона и основанного им «Всеобщего сберегательного банка» могу высказать мою личную точку зрения. Свенссон был мыслящим деловым человеком. Он был оптимистом и так же, как и многие, не чувствовал опасности, таящейся в общем финансовом положении.

Крах «Всеобщего сберегательного банка» был первым значительным событием такого рода в Швеции. Этого могло бы и не произойти, если бы банку оказали помощь другие банки или государство. Никто не потерял бы и копейки, так как банк располагал достаточными средствами. Зависть других привела банк к краху. Мюрдаль в своей книге «Контакт с Америкой» справедливо заметил: «В Америке успехам человека радуются все».

Густаву Свенссону, хоть он и заслуживал успеха, не удалось воплотить свои идеи в жизнь. В сложившихся экономических условиях всё зависит от конъюнктуры.

Теперь проектом Густава Свенссона занимается жилищно-строительный кооператив, и архитектор Свен Валландер вносит свой вклад в его реализацию. Этот проект сделал Швецию мировым образцом в вопросах строительства современного, здорового и стильного жилья, доступного каждому.

Круиз на «Грипсхольме» и дело Крюгера

В феврале 1932 г. Хуго Крафт, представитель шведско-американской линии в Париже, в связи с предстоящим круизом на «Грипсхольме» обратился ко мне. Рейсовое движение в Швеции из-за кризиса в Америке резко сократилось. Чтобы как-то возместить убытки, владельцы стали устраивать круизы для желающих. Меня уговорили принять участие в первом круизе, рассчитанном на шесть недель. «Грипсхольм» отправлялся из Гётеборга, мы с женой и маленьким сыном поднялись на его борт в Болонье.

В Париже на борт вошли ещё некоторые пассажиры, среди которых был Арвид Хиден, приглашённый для того, чтобы радовать остальных своим пением.

Как это всегда бывает, среди пассажиров образовались небольшие группы. К нашей группе, помимо парижского друга, примкнули фру Вальборг Фернстрём, писатель Сигфрид Сивертс, директор банка Хольмберг. В остальном мы общались с такими милыми людьми, как оптовики Херман Линдквист и Стен Марк, фру София Крюгер, сестра моего старого друга Стена Хидена, издатель Юхан Ханссон, редактор Паллин, инженер Хультман и певец Гуннар Грипп с женой.

Первая остановка была в Танжере, затем, пройдя мимо Канарских островов, мы на день остановились в Тринидаде. Следуя дальше, были сделаны короткие остановки в Венесуэле и на Кубе.

Экономическая обстановка в Гаване была плачевной. Неблагоприятная конъюнктура настолько снизила производство сахарного тростника, что плантаторам едва хватало денег на трамвай. Подобным образом обстояло дело и с табачной промышленностью. Резко снизился экспорт гаванских сигар и других табачных изделий.

Настроение у пассажиров в последние дни круиза заметно поменялось, на борту царила нервозная атмосфера. Из дома приходили тревожные вести. Ходили слухи, что у Ивара Крюгера неприятности, что в связи с неудачно проведёнными им переговорами в Соединённых Штатах о предоставлении кредита курс его бумаг на бирже резко упал. Ко мне зачастили пассажиры, им хотелось знать, как я отношусь к Крюгеру и его деятельности.

По прибытии в Нью-Йорк я отправился к друзьям из разных банков. Настроение у всех было неважное. Когда меня стали расспрашивать о делах в Швеции, я отвечал, что всё не так уж плохо. Единственное, что нас тревожило, были проблемы Крюгера, но о них мы пока знали не больше, чем в Нью-Йорке.

С руководителем одного банка, которого я хорошо знал с 1915 г., мы отправились в кабачок, где, несмотря на запрет, подавали алкогольные напитки в любых количествах. Когда зашла речь о делах Крюгера, я услышал от приятеля: «Скажу тебе откровенно, Крюгер великий мошенник, но никто и пикнуть об этом не смеет».

Экономический кризис разразился после биржевой паники на Уолл-стрит в октябре 1929 г. Затем он охватил весь мир. В момент моего пребывания в Нью-Йорке в стране уже было 10 млн. безработных. Заработная плата тех, кто ещё продолжал работать, упала с 28 до 17 долларов в неделю. Не лучше обстояло дело и с сельским хозяйством. В 1929 г. доход ферм составлял 7 млрд., к 1932 г. он снизился до 2 млрд, долларов. Экспорт снизился на 60%.

Сразу после краха экономики республиканское правительство Гувера пообещало американцам скорое восстановление рынка акций. Но положение становилось только хуже. Участились случаи самоубийств. Процветала преступность, появились новые гангстерские группировки. Имя Аль Капоне стало известным на весь мир.

После того что я узнал и увидел в Нью-Йорке, у меня пропала всякая охота развлекаться на борту теплохода.

До того мы посетили генерального консула Швеции, дружелюбного Улле Ламма, заседавшего в небоскрёбе Крайслер-билдинг. В один из вечеров Анн-Ида Брострём пригласила нас на ужин в только что открытый отель «Уолдорф Астория». Также я встретился с моим старым другом Стеном Хиденом, с которым последний раз виделся в 1892 г. в Фурусунде. Вскоре после нашей встречи Стен умер.

Как-то утром, когда мы уже находились в Атлантике, пришло сообщение о том, что в Париже застрелился Крюгер. Новость привела людей в замешательство, они толпились у доски, где была помещена телеграмма. Один юнец из «Союза шведской молодёжи» с негодованием выкрикивал: «Подумать только, среди нас находится виновник этого несчастья». Он имел в виду меня. Ходили сплетни, что я наживался на падении курса акций Крюгера. Этого я как раз никогда не делал. Я всегда скептически относился ко всем манипуляциям Крюгера и никак не мог понять, зачем спичечной промышленности, даже если бы она удовлетворяла потребности всего мира, нужны столь огромные суммы.

Беспокойство охватило пассажиров, всем поскорее хотелось вернуться домой. Сбережения многих были частью ценных бумаг Крюгера, поскольку вера в него была так же незыблема, как и вера в Государственный банк Швеции.

Едва ли на борту «Грипсхольма» нашёлся бы хоть один пассажир, которого не задела новость о самоубийстве Крюгера. Ходили зловещие слухи, но никто не знал истинного положения дел.

Круиз тем временем продолжался. Через несколько дней, которые показались многим неделями и даже месяцами, мы достигли острова Мадейра и прибыли в Фуншал. Уехав далеко от снежных штормов и нью-йоркского холода, мы наконец добрались до южного солнца. Далее наш пароход отправился в Лиссабон, где была сделана последняя остановка для тех, кто сходил с корабля в Болонье.

Ивар Крюгер неприязненно относился ко мне. Он считал, что я действую против него. В течение ряда лет он шпионил за мной. Об этом я узнал, когда после его смерти мне предложили купить досье, заведённое на меня.

Ивар Крюгер напоминал мне одного человека, о котором много говорили в России в последние годы существования царского режима. Фамилия его была Ярошинский. Высокий представительный господин обладал хорошими манерами. Ему принадлежал сахарный завод в Киеве, но этого ему было мало. Он мечтал о власти и богатстве. Переехав в Петроград, через Распутина он завязал связи с могущественными представителями аристократии. Эти связи он использовал для осуществления своих операций. Хорошо зная ситуацию в стране, он решил завладеть сердцем экономического организма, то есть взять под свой контроль банки.

В то время я часто встречался с руководителями банков Петрограда. Они только с презрением пожимали плечами при упоминании имени этого человека. Но в скором времени они попали в ситуацию, где им грозила опасность.

Чтобы взять под контроль один из банков, Ярошинский на занятые деньги приобрёл достаточное количество акций этого банка. Когда первый банк оказался в его руках, он начал скупать акции другого банка и так далее. Вскоре он, жонглируя средствами различных банков, мог осуществлять любые экономические сделки внутри страны.

Впервые я встретился с Ярошинским, когда выступал в качестве посредника при переговорах о займе для России в Америке. Он пригласил меня в свой роскошный дворец и рассказал о планах использования российских природных запасов. «Но для этого мне необходим заём, не менее 100 миллионов долларов». В этом человеке было что-то привлекательное. Я думаю, что американцы по достоинству оценили бы его. Но произошла революция, и его карточный домик рухнул.

В Америке похожей славой пользовался Сэмюэл Инсалл. Он начал свою карьеру в качестве инженера, позже стал управляющим чикагской компании, снабжающей город электричеством. Затем он прибрал к рукам сорок подобных мелких компаний в близлежащих городах. В 1912 г. он образовал холдинговую компанию, которая ничего не производила, а только контролировала акции других электрокомпаний. Но и на этом Инсалл не остановился. Вскоре его холдинговая компания «Мидл Вест» пустила корни в 32 штатах Америки из 48. Он владел конями, железными дорогами, электростанциями.

Во время кризиса Инсалл пытался поддерживать курс своих акций свободными средствами контролируемых компаний. Когда эти средства кончились, он в 1931 г. прекратил все выплаты. Оказалось, что он задолжал 253 млн. долларов, имея в наличии лишь 43 млн. Был разорён не только он, но вместе с ним и сотни тысяч семей.

* * *

Изначально Первая мировая война была противоборством Англии и Германии, а также борьбой за господствующую позицию в мировой торговле. Война закончилась победой Англии, но эта победа дорого обошлась.

В большом российском государстве народ был освобождён от царского правления. Рабочие и крестьяне захватили власть. Был установлен социалистический порядок, а все попытки капиталистического мира разрушить социалистическую державу провалились.

Более того, изоляция Советского Союза привела к расшатыванию системы мировой торговли. Больше всех пострадала Америка во времена правления Гувера, чей министр финансов окончательно потерял голову. В результате экономического кризиса 12 млн. человек стали безработными. Революция была бы неизбежна, если бы в последний момент Новый курс Рузвельта не спас ситуацию.

Рузвельт понимал, что нельзя рушить связи между странами, и его первым делом стало признание Советского Союза. Но недальновидные американские финансисты, желавшие любой ценой свергнуть социалистический режим, поддерживали гитлеровское движение и его пропаганду, что было подтверждено в официальном докладе Джорджа Гордона, посла Соединённых Штатов в Берлине в 1930 г.

Даже нефтяной магнат Детердинг был на стороне Гитлера. После того как Советский Союз во много раз увеличил производство нефти, Детердинг увидел в нём опасного конкурента на мировом рынке.

Уничтожение первой социалистической державы было делом жизни и Ивара Крюгера. Советский Союз обладал безграничными запасами осины, важнейшего сырья для производства спичек, и мог снабжать спичками не только своё население, но и весь мир. Отсюда становятся понятными антидемократические настроения Ивара Крюгера и внушительный кредит, предоставленный им Германии.

Махинации Инсалла затронули только Америку, но в любом случае из них можно извлечь урок. Подобной катастрофы не могло случиться в Швеции. Здесь газовые, водопроводные станции, железные дороги и даже телефонная связь, почта и телеграф принадлежат государству или муниципалитетам.

Социальная революция в Швеции прошла мягко. Многие шведы и не заметили, как нищие и презираемые рабочие превратились в передовой руководящий класс нашего общества, и это привело к небывалому процветанию страны. Повышение жизненного уровня рабочих стимулировало развитие промышленности и торговли. Мы можем занять достойное место среди наций, которые строят новый мир. Мир, в котором уважается достоинство человека и где хлеб и свобода будут у каждого.

Мы уже давно стоим на пороге экономической революции, когда мир перейдёт от частного к государственному типу производства. Мы не можем препятствовать этому развитию, мы можем лишь сдерживать его. Но если работодатели поведут себя так же мудро, как и во время социальной революции в Швеции, то многие от этого выиграют.

Население Швеции невелико, но если мы будем целенаправленно идти к рационализации нашей торговли и промышленности, то наша страна станет значимым фактором в сфере международной экономики. Мы можем встать во главе наций, которые будут строить новый мир – мир, где уважается сам человек, где каждый сыт и свободен.

Комментарии А.В. Островского для удобства чтения приведены в тексте «Улоф Ашберг. Странствующий еврей с Гласбрюксгатан» как сноски наряду с имевшимися – ком. для эл. версии.

Комментарии А.Б. Гехта

I. Мои родители родились в России и переехали в Швецию в 1875 г.

На протяжении долгого времени за редкими исключениями евреи фактически не могли селиться в Швеции без официального отказа от иудаизма и крещения. Лишь в 1782 г. был принят официальный документ, Еврейский Регламент, согласно которому евреи как нехристиане не могли занимать государственных постов, не имели права голоса и не могли быть свидетелями в судах. Им разрешено было селиться и приобретать недвижимость лишь в Стокгольме и других крупнейших городах. Они могли заниматься лишь теми видами ремёсел, для которых не было гильдий. Естественно, таких ремёсел было очень мало и они были невыгодными. Браки с христианами были запрещены. В то же время, как и в других европейских странах, евреи пользовались определённой автономией в религиозных, общинных и семейных делах.

Однако уже эти послабления возымели эффект. В последующие десятилетия, несмотря на наличие заметных антисемитских настроений в обществе, в Швецию прибыли многие евреи, ставшие родоначальниками старейших в Швеции еврейских семейств, внесших большой вклад в хозяйственную и культурную жизнь, – например, именно к их числу относятся династии Бонниеров и Валленбергов.

В 30-х гг. XIX в. волна либерализма в Европе дошла и до Швеции. В подобных условиях существовавшие в отношении евреев ограничения были несовместимы ни с принципом свободы экономики, ни с новыми представлениями о правах человека. По указу короля Карла XIV Юхана (Жан-Батиста Бернадота) от 30 июня 1838 г., так называемому Эдикту об эмансипации, Еврейский Регламент был отменён. Если не считать запрета приобретать недвижимость в сельской местности и возложенной на общину обязанности содержать своих бедных, а также некоторых ограничений, оговоренных основным законом и гражданским кодексом Швеции для нехристиан, шведские евреи были приравнены в правах к христианам.

Однако понадобилось ещё несколько десятилетий, чтобы положения Эдикта об эмансипации стали общепринятыми в шведском обществе. С 1838 по 1870 г. был проведён ряд реформ, значительно улучшивших статус евреев: был отменён запрет на все прежде неразрешённые профессии; евреям было разрешено селиться и приобретать недвижимость в любом месте страны; был снят запрет на браки с христианами.

В результате, в 1870 г. риксдаг значительным большинством голосов принял решение о предоставлении евреям всей полноты гражданских прав (за исключением права занимать министерские посты: лица, не принадлежавшие к государственной лютеранской церкви, были лишены такой возможности вплоть до 1951 г.)

Таким образом, в 1870-х годах для шведских евреев начался период благополучия и процветания, продлившийся вплоть до начала 1930-х гт. Эмансипация сопровождалась быстрой ассимиляцией, евреи всё в большей степени становились неотъемлемой частью шведского общества. В этой связи становится понятным стремление родителей У. Ашберга начать новую жизнь именно в Швеции, на глазах освобождавшейся от прежних предрассудков и предосудительности к евреям.

II. Юсеф, с которым мы позже долгое время вместе работали, стал директором «Эншильда Банкет.

«Стокгольме Эншильда банкен» (Stockholms Enskilda Banken, основан в 1856 г. Андре Оскаром Вапленбергом) – один из крупнейших шведских банков конца XIX в. Наряду с «Свенска Хандельсбанкен» и «Скандинависка банкен» играл определяющую роль в экономике Швеции. В 1972 г. произошло его слияние с «Скандинависка банкен», что привело к созданию «Скандинависка Эншильда банкен» (Skandinaviska Enskilda Banken, SEB), одного из крупнейших коммерческих акционерных банков современной Швеции. С 2004 г. и по настоящее время председателем совета директоров банка является Маркус Валленберг, представитель одной из наиболее богатых и влиятельных династий шведских финансистов и предпринимателей.

III. В нашем классе учился Карл Андерссон, через несколько лет он стал знаменитым скульптором и взял фамилию Миллес и теперь звался Карл Миллес.

Карл Миллес (Carl Emil Wilhelm Milles; настоящая фамилия Андерссон), 1875-1955. Знаменитый шведский скульптор, получивший благодаря своим многочисленным работам, выполненным в оригинальной авторской манере, мировое признание. К его ключевым произведениям относят статую Посейдона в Гётеборге, статую короля Швеции Густава I Васа в Скандинавском музее в Стокгольме, скульптурную группу «Орфей» с внешней стороны Стокгольмского концертного зала, а также ряд работ в различных городах США.

IV. Я восхищался тем, насколько кристально чистым был звук при игре Зеттерквиста.

Ларе Юхан Зеттерквист (Lars Johan Zetterquist), 1860-1946. Знаменитый шведский скрипач. Учился в Стокгольмской консерватории, с 1882 г. выступал в Королевской капелле в Стокгольме, в 1886 г. стал её концертмейстером. Одновременно Зеттерквист руководил оркестрами различных шведских воинских подразделений. В 1893-1900 гг. руководил собственным квартетом, позднее преподавал в Стокгольмской консерватории. Среди его учеников были такие шведские композиторы и музыканты, как Хуго Альфвен (с 1910 по 1939 г. музыкальный директор (director musices) Королевского академического оркестра Уппсальского университета) и Хельмер Александерссон (автор официального гимна V Олимпийских игр 1912 г.).

V. Мартин женился на Ирме Таубе, дочке графа Карла Эверта Тауба.

Таубе, также есть вариант произношения Тоб (Taube) – старинный шведский дворянский род, происходящий из Гер,мании. С рубежа XVI-XVII вв. представители рода состояли на службе у шведских монархов, последовательно получив баронский и графский титулы. Известным представителем этого рода является Эверт Аксель Тоб (1890-1976), знаменитый шведский певец, поэт и композитор. В 2014 г. Эверт Тоб вошёл в Зал славы шведской музыки в Стокгольме наряду с такими известными группами, как ABBA и Roxette.

VI. Между предпринимателями и рабочими отрасли производства готовой мужской одежды стали возникать споры из-за требования последних о повышении заработной платы.

Несмотря на достаточно развитую горнодобывающую промышленность, в целом на протяжении первой половины XIX в. Швеция оставалась преимущественно аграрной страной, отстававшей от передовых промышленных стран Западной Европы. Хотя решение риксдага 1853-1854 гг. о начале строительства железных дорог создало предпосылки будущего увеличения промышленного производства и способствовало скорости перемещения товаров, индустриализация в Швеции проходила достаточно медленно и заметно ускорилась лишь во второй трети XIX столетия.

В достаточно заметную социальную группу шведские рабочие выделяются только к началу 1870-х годов. Однако ухудшение экономической конъюнктуры в конце 1870-х годов привело к снижению зарплат на 20% на лесопильных заводах, результатом чего стала забастовка рабочих в Сундсвале в 1879 г., объединившая более 4000 человек. После вмешательства военнослужащих бастовавшие были вынуждены вернуться на рабочие места После этого зарождавшийся рабочий класс Швеции осознал необходимость организации для защиты своих прав и интересов – как экономических, так и политических, – т.е. получения избирательного права.

Спустя два года после событий в Сундсвале, в 1881 г. рабочие в Стокгольме и в области Сконе на юге страны объединились в профсоюзы в уже достаточно современном значении этого слова. Создавались новые газеты, поднимавшие проблему принятия всеобщего избирательного права. Именно в этот период оформляется реформистский, ненасильственный характер шведского рабочего движения, склонного добиваться своих целей путём переговоров и нахождением компромиссов. Вскоре, в 1889 г., шведское рабочее движение получило свою политическую платформу – Социал-демократическую партию, ставшую первой шведской политической партией в современном понимании. Важной опорой Социал-демократической партии стало созданное в 1898 г. Центральное обьединение профсоюзов Швеции (LO), которое должно было оказывать помощь членам профсоюзов в случае локаутов, снижения зарплат и в другой защите их интересов.

VII. У предпринимателей же не было своей организации.

Шведский союз работодателей (SAF) был создан в 1902 г. в качестве органа, представляющего совместные интересы шведских предпринимателей в ходе переговоров по различным вопросам с Центральным объединением профсоюзов Швеции и стал своего рода противовесом со стороны шведской буржуазии.

VIII. В здании риксдага состоялась встреча представителей Союза предпринимателей под руководством Яльмара фон Сюдов и Центрального объединения профсоюзов под руководством Хермана Линдквиста.

Яльмар фон Сюдов (Hjalmar von Sydow), 1862-1932. Шведский юрист и политик. На протяжении ряда лет работал в администрации Стокгольма, с 1907 г. стал председателем (исполнительным директором) Шведского союза работодателей (SAF) и занимал эту должность вплоть до 1931 г., депутат верхней палаты риксдага. 7 марта 1932 г. Яльмар фон Сюдов вместе со своей прислугой был убит в собственном доме. Предполагаемым убийцей политика стал его сын Фредрик, покончивший с собой и своей супругой перед задержанием полицией. Дело имело широкий общественный резонанс и нашло отражение в ряде книг, фильмов и других произведений искусства. Яльмар фон Сюдов – представитель старинного шведского дворянского рода фон Сюдов, имеющего немецкое происхождение. В частности, к одной из ветвей рода фон Сюдов относится известный шведский актёр Макс фон Сюдов (1924 г.), работавший с такими мастерами современного кинематографа, как Ингмар Бергман, Ян Труэль, Марчелло Мастроянни, Мартин Скорсезе, Ридли Скотт и многими другими.

Херман Линдквист (Herman Lindqvist), 1863-1932. Шведский профсоюзный деятель, видный деятель рабочего движения, функционер Социал-демократической партии Швеции. По первой профессии – плотник, общественной деятельностью занялся с 1894 г. в рамках Союза работников деревообрабатывающей промышленности Швеции. Стоял у истоков создания Центрального объединения профсоюзов Швеции, с 1900 по 1920 г. был его председателем. В 1906-1918 и 1919-1932 гт. был депутатом нижней палаты риксдага, с 1921 по 1923 г. занимал пост министра по социальным вопросам (Socialminister). В 1920 г. оказался вовлечён в крупный скандал, поднятый в шведском обществе буржуазной прессой: Линдквист, как и ряд других высокопоставленных деятелей СДПШ, якобы получал доходы от спекулятивных сделок в ходе Первой мировой войны и тем самым наживался на всеобщей нужде. Несмотря на заметное внутрипартийное давление, при поддержке главы Социал-демократической партии Яльмара Брантинга X. Линдквист сохранил своё положение, однако позднее в том же году ушёл с поста председателя Центрального объединения профсоюзов Швеции.

IX. В один воскресный день в Народном доме Нюнэса с докладом о рабочем классе выступал Хинке Бергегрен.

Хинке (Хенрик) Бергегрен (Hinke (Henrik) Bergegren), 1861-1936. Шведский левый политик, журналист, писатель и переводчик. В 1890-1900-е гг. являлся редактором ряда газет и журналов коммунистического и анархистского толка. На протяжении длительного периода был членом Социал-демократической партии Швеции, однако тяготел к анархо-синдикалистским политическим концепциям и придерживался леворадикальных взглядов, с позиции которых регулярно подвергал критике официальный политический курс партии, выступая в качестве оппозиции руководству СДПШ. Считается, что в 1906 г. X. Бергегрен укрывал участников нашумевшего вооружённого ограбления Государственного банка в Гельсингфорсе, произошедшего 13 февраля того же года.

Конфликт Бергегрена с руководством СДПШ завершился его исключением из партии в 1908 г. В 1910 г. он оказался вовлечён в крупный общественный скандал после публичного выступления в защиту легализации контрацепции в Швеции. За это Бергегрен на короткий срок оказался в заключении по вновь принятому так называемому Закону Хинке (неофициально названному так по имени Бергегрена), который запрещал пропаганду контрацепции.

В 1921 г. Хинке Бергегрен вступил в Коммунистическую партию Швеции и в том же году участвовал в 3-м конгрессе Коминтерна, проведённом в Москве, где Бергегрен вместе с Цетом Хёглундом и Фредриком Стрёмом представлял Швецию. После раскола Коммунистической партии Швеции, последовавшего в 1929 г., Бергегрен вместе с большинством членов партии вошёл в состав Социалистической партии (название с 1934 г., до этого сохраняла прежнее название – Коммунистическая партия Швеции), придерживавшейся на том этапе выраженной антисталинистской позиции.

«Народный дом» – наименование общедоступных культурно-просветительских учреждений, в первую очередь для пролетариата, сосредоточенных практически во всех крупных городах Швеции на рубеже XIX-XX вв. Создание первого «Народного дома» началось в Стокгольме в 1897 г.

X. Мой приятель, социал-демократ Вальфрид Вильхельмсон, познакомил меня с редактором газеты «Социал-демократен» Г. Герхардом Магнуссоном.

«Социал-демократен» (Social-Demokraten). Ежедневная газета, издававшаяся с 1885 г. как площадка для распространения социал-демократических взглядов, позднее – как главный печатный орган Социал-демократической партии Швеции. Регулярно её главными редакторами выступали руководители СДПШ, например, Яльмар Брантинг и Пер Альбин Ханссои. С 1944 по 1958 г. выходила в свет под названием «Морон-Тиднинген» (Morgon-Tidningen).

Герхард Магнуссон (Gustaf Gerhard Magnusson), 1872-1940. Шведский политик, журналист и писатель, деятель рабочего движения, функционер Социал-демократической партии Швеции. На протяжении ряда лет работал в администрации Стокгольма, с 1908 по 1912 г. был главным редактором «Социал-демократен». Позднее, в 1920 г., оказался вместе с X. Линдквистом вовлечён в скандал, поднятый на страницах шведской буржуазной печати, – якобы он тоже получал доходы от спекулятивных сделок в ходе Первой мировой войны.

XI. Он познакомил меня с Яльмаром Брантингом, председателем Центрального объединения профсоюзов Швеции Херманом Линдквистом и членам риксдага А. Е. Кристьернсоном.

Карл Яльмар Брантинг (Karl Hjalmar Brant ing), 1860-1925. Выдающийся шведский политический деятель. Родился в семье преподавателя, получил блестящее университетское образование.

С 1885 г. активно занимался журналистикой, увлёкся марксизмом и стал социал-демократом. Принимал участие в организации рабочих стачек и уличных демонстраций в пользу всеобщего избирательного права. Брантинг стал одним из главных основателей шведской Социал-демократической партии, также принимал участие в работе II Интернационала. В 1896 г. стал депутатом риксдага. В 1887-1917 гг. с перерывами занимал должность редактора «Социал-демократен», с 1907 г. стал председателем исполкома СДПШ и тем самым возглавил партию. Широко взаимодействовал с представителями социал-демократических партий различных европейских стран, в том числе и с руководством РСДРП в лице В.И. Ульянова-Ленина.

Так, на IV съезде РСДРП, проходившем в Стокгольме в 1906 г., Я. Брантинг выступил с приветственной речью к российским социал-демократам. Однако вскоре взгляды Брантинга и Ленина на цели и задачи рабочего движения и методы политической борьбы разошлись настолько, что последний прекратил всякие контакты с Брантингом. 5 марта 1917 г. В.И. Ленин писал А.М. Коллонтай в Христианию (Осло): «Борьба с Брантингом и К0 дело серьезное...» Находясь в Стокгольме по пути в Россию в 1917 г., В.И. Ленин возражал против приглашения Брантинга на совещание российских большевиков и шведских левых социал-демократов, поддерживавших их идеи.

В свою очередь, Брантинг негативно воспринял события осени 1917 г. и осудил силовой захват власти большевиками, оставаясь сторонником демократического прихода к власти и проведения общественных преобразований мирным путём. В 1920 г. Я. Брантинг стал первым в истории Швеции премьер-министром – представителем Социал-демократической партии, позднее (в 1921-1923 и 1924–1925 гг.) также занимал пост премьер-министра королевства. Фактически, в период руководства Брантингом СДПШ оформилось следующее поколение шведских социал-демократов, в 1930-1940-е гг. приступивших к реализации обширной программы социально-экономических реформ, приведших к созданию так называемой «шведской модели» государства всеобщего благосостояния.

XII. В Сундсвалле я познакомился с Туре Нерманом, тогда он был редактором «Нюа Самхэшет».

Туре Нерман (Ture Nerman), 1886-1969. Шведский левый политик, поэт, писатель и журналист. Работал в ряде газет коммунистического толка, таких как Stormklockan и Politiken, в 1910-1913 гт. был редактором крупной социал-демократической газеты «Нюа Самхэллет (Nya Samhället) в г. Сундсвалль. Вместе с Цетом Хёглундом возглавлял левое крыло СДПШ, став в оппозицию к руководству партии во главе с Яльмаром Брантингом. Нуреман принимал участие в работе II Интернационала в Базеле и в Циммервальдской конференции 1915 г., где выступал с антимилитаристских позиций. Известно, что на этой конференции Нуреман встречался и общался с руководством российских большевиков – В.И. Ульяновым-Лениным и Г.Е. Зиновьевым. Можно предположить, что именно так состоялось их знакомство, так как в силу возраста Нуреман ещё не был столь активно вовлечён в социал-демократическую среду в ходе посещения российскими социал-демократами Швеции в первые годы XX в.

В начале 1917 г. длительное время нараставшие противоречия между левым крылом и руководством СДПШ привели к её расколу. Цет Хёглунд и Туре Нерман, называвшие себя коммунистами, были исключены из партии вместе с другими известными радикалами, такими как Екатерина Дальстрём, Фредерик Стрём и мэр (бургомистр) Стокгольма Карл Линдхаген. Ими в мае 1917 г. была создана Левая социал-демократической партии Швеции, ЛСДП (с 1921 г. – Коммунистическая партия Швеции). ЛСДП организовала выпуск газеты Politiken, в которой писала и публиковала тексты других коммунистических деятелей. Нерман до 1918г. был её редактором.

Как международный представитель ЛСДП, Нерман поддерживал связи с большим количеством ведущих европейских коммунистов того времени: Карлом Либкнехтом, Карлом Радеком, Анжеликой Балабановой, Юрьё Сирола, Отто Куусиненом и другими. Состоял в переписке с такими известными американскими социалистами и коммунистами, как Юджин Дебс, Джон Рид и Макс Истмэн. Летом-осенью 1918 г. Т. Нерман посетил Советскую Россию. В ходе поездки встречался с высшим руководством большевиков – Г.Е. Зиновьевым, Л.Б. Каменевым, Н.И. Бухариным, Л.Д. Троцким. Позднее дважды посещал РСФСР и СССР – в 1920 и 1927 гг. Негативно отнёсся к процессам внутрипартийной борьбы в СССР после смерти Ленина и к возвышению И.В. Сталина. После раскола Коммунистической партии Швеции, последовавшего в 1929 г., Нерман вместе с большинством членов партии вошёл в состав Социалистической партии (название с 1934 г., до этого сохраняла прежнее название – Коммунистическая партия Швеции), придерживавшейся на том этапе выраженной антисталинистской позиции.

В 1939 г. Нерман вышел из Социалистической партии, к тому времени под руководством Н. Флюга резко отклонившейся в сторону сотрудничества с нацистской Германией. В годы Второй мировой войны Т. Нерман резко критиковал правительство Швеции за его политику уступок и компромиссов по отношению к нацистской Германии (в частности, за предоставление транзита германским войскам) и даже был подвергнут за это краткосрочному тюремному заключению.

XIII. Рикарду Сандлеру было дано задание кратко и доступно изложить теорию Маркса. Выпускам этой работы занялось издательство «Тиден».

Рикард Сандлер (Rikard Sandler), 1884-1964. Крупный шведский политик, один из руководителей СДПШ. На протяжении своей политической карьеры занимал большое количество высоких государственных должностей – в частности, пост премьер-министра королевства в 1925-1926 m С сентября 1932 г. по декабрь 1939 г. (с перерывом на несколько месяцев в 1936 г.) Сандлер занимал пост министра иностранных дел. Был сторонником оказания развёрнутой помощи Финляндии в ходе Советско-финляндской войны 1939-1940 гг., в частности совместной обороны Аландского архипелага в Балтийском море. Противоречия внутри политического руководства Швеции по вопросу оказания помощи Финляндии привели к отставке Р. Сандпера с поста министра иностранных дел Швеции.

Является автором переводов на шведский язык ряда работ К. Маркса и Ф. Энгельса, в частности в 1930-1931 гг. подготовил полный перевод трёх томов «Капитала» К. Маркса на шведский язык.

«Тиден» (Tiden, Tidens förlag) – одно из крупнейших книжных издательств в Швеции, относится к крупнейшей в стране издательской группе Norstedts. Издательство было основано в 1912 г. и изначально публиковало издания, преимущественно связанные с рабочим движением в стране. В частности, в его редакцию входили такие деятели СДПШ, как Яльмар Брантинг и Пер Альбин Ханссон.

XIV. Директором шведского отделения общества стал Юн Лённегрен, редактор газеты «Свенска Дагбладет».

«Свенска Дагбладет» (Svenska Dagbladet) – одна из крупнейших в Швеции ежедневных газет либерально-консервативного толка, выходит в свет с 1884 г. С 1910 по 1977 г. тяготела к политической позиции либерально-консервативной буржуазной партии «Союз всеобщих выборов» (Allmänna valmansforbvmdet), с 1968 г. действует под современным названием «Умеренно-коалиционная партия Швеции» (Moderata samlingspartiet). С 1977 г. и по настоящее время газета позиционирует себя как независимое умеренное издание, разделяющее либеральноконсервативные идеи при сохранении рыночного направления развития экономики страны.

XV. В «Новом банке» под председательством барона Эрика Пальмстьерна состоялось заседание, посвященное этой проблеме.

Эрик Пальмстерна, правильнее Пальмщерна (Erik Palmstiema), 1877-1959. Шведский аристократ, политик и дипломат. С 1917 по 1920 г. был морским министром, с марта по октябрь 1920 г. занимал пост министра иностранных дел Швеции, с 1920 по 1937 г. был посланником в Лондоне. Вопреки своему происхождению, с 1911 г. примкнул к СДПШ, за что получил прозвище Красный барон.

XVI. Страховое общество Туле

Не имеет никаких обнаруженных связей с оккультной организацией «Общество Туле», появившейся в Германии в 1919 г. Можно предположить, что название навеяно популярным в эпоху национального романтизма сюжетом о мифическом острове Туле, давшем название в том числе и немецкому оккультному сообществу.

XVII. «Нюа Даглит Аллеханда»

«Нюа Даглит Аллеханда» (Nya Dagligt Allehanda) – одна из крупнейших в Швеции газет консервативного толка, выходившая в свет с 1859 по 1944 г.

«Афтонбладет»

«Афтонбладет» (Aftonbladet) – одна из крупнейших в Швеции газет, выходит в свет с 1830 г. За всё время своего существования газета неоднократно меняла свою политическую направленность. Будучи изначально либеральной, к описываемому У. Ашбергом периоду она приняла консервативную направленность.

XVIII. При поддержке книгоиздателя Карла Отто Бонниера и профессора Хельге Бэкстрёма.

Карл Отто Бонниер (Karl Otto Bonnier), 1856-1941. Крупный шведский книгоиздатель, представитель известной в Швеции династии крупных предпринимателей еврейского происхождения.

Известен публикацией книг таких выдающихся шведских авторов, как А. Стриндберг, С. Лагерлёф, Я. Сёдерберг. Семья Бонниер с начала XIX в. занимается книгоиздательством, а с течением времени в сферу её интересов вошла и индустрия массмедиа. Династии принадлежит медиагруппа «Bonnier Group», владеющая примерно 175 компаниями в 18 странах. В частности, к ним относятся такие газеты, как Dagens Nyheter, Expressen, Dagens Industri, киноконцерн Svensk Filmindustri и телеконцерн TV4-Gruppen.

Хельге Бэкстрём (Helge Bäckström), 1865-1932. Шведский учёный и политик. Известен как крупный геолог. С 1912 по 1921 г. был депутатом нижней палаты риксдага, занимал ряд должностей в парламенте, а также в Банке Швеции, подчинённом в своей деятельности парламенту страны.

XIX. Глава партии Стаунинг встретил меня у трапа парохода, когда я прибыл в столицу Дании.

Торвальд Стаунинг (Thorvald Stauning), 1873-1942. Выдающийся датский политический деятель. Родился в семье рабочего, начал работать в возрасте 10 лет. С 1893 г. становится профсоюзным активистом, с 1898 г. является казначеем Социал-демократической партии Дании. В 1906 г. стал членом парламента, в 1909 г. был избран председателем Социал-демократической партии. Помимо прочего, представлял свою партию в политбюро И Интернационала. Как и Яльмар Брантинг, Стаунинг был противником революционного насилия и выступал за мирные общественные реформы.

В 1913-1925 гг. Т. Стаунинг был членом городского совета Копенгагена, в 1919-1924 гг. возглавлял его. В 1918 г. Стаунинг стал первым в истории Дании министром социал-демократом (на позиции министра без портфеля), вплоть до 1920 г. занимался вопросами социального обеспечения. В 1924 г. Стаунинг впервые возглавил социал-демократическое правительство Дании, а в 1929–1940 гг. возглавлял коалиционные кабинеты министров.

Во время пребывания на посту премьер-министра Стаунинг, в частности, принимал меры для преодоления последствий Великой депрессии в Дании путём вмешательства государства в экономику посредством поддержки промышленности. Были также проведены достаточно широкие реформы законодательства и социальной сферы в социал-демократическом ключе, что в совокупности позволило Дании относительно безболезненно преодолеть экономический кризис.

Т. Стаунинг оставался во главе правительства национального единства и во время оккупации Дании нацистской Германии вплоть до своей кончины в 1942 г.

XX. Некогда преуспевавший банкир Йёста Чюльбергер...

Йёста (Густав) Чюльбергер (Gustaf (Gösta) Kyhlberger, 1882-1926. Шведский банкир. Был женат вторым браком на Инге Таубе, сестре Ирмы Таубе, жене двоюродного брата У. Ашберга Мартина Ароновича. В качестве члена правления или управляющего совета принимал участие в руководстве следующими шведскими фирмами: AB Hasselbacken, Alstermo Brak AB, Billmans Fabriks – & Handels AB, Erik Ohlssons Trävara AB, Fredfors Fabriker AB, Försäkrings AB Norden, Inlands Nya Pappfabrik AB, Jämhdls Elektriska AB, Limhamns Skeppsvarv AB, Nora Bergslags Jämvägs AB, Rederi AB Svenska Lloyd m. fl. Известно, что Й. Чюльбергер был тесно связан дружескими и деловыми контактами с шведской семьёй еврейского происхождения Хирш (Hirsch), занимавшейся финансовыми операциями.

XXI. Именно этот Мэрфи через несколько лет руководил расследованием дела Крюгера в Соединённых Штатах.

Ивар Крюгер (Ivar Kreuger), 1880-1932. Шведский финансист, предприниматель и промышленник. В 1908 г. Крюгер стал соучредителем строительной компании Kreuger & Toll Byggnads AB, которая специализировалась на новых строительных технологиях. Благодаря агрессивным инвестиционным и инновационным финансовым инструментам, он в короткие сроки построил международную спичечную и финансовую империю.

После завершения Первой мировой войны Ивар Крюгер начал предоставлять кредиты заинтересованным правительствам различных стран. За низкой процентной ставкой скрывалось ответное предоставление привилегированного и даже монопольного положения для предприятий Крюгера. В результате в период между двумя мировыми войнами путём скупки европейских и американских спичечных монополий Крюгер создал спичечную империю, контролирующую две трети мирового производства спичек, и получил прозвище Спичечный король.

Финансовая империя Крюгера, простиравшаяся на несколько континентов и затрагивавшая различные сферы экономики, прекратила своё существование во время Великой депрессии: 12 марта 1932 г. И. Крюгер застрелился в номере парижской гостиницы. После смерти предпринимателя обнаружились факты длительного и масштабного подделывания различной документации, а также долговых обязательств различных правительств, что привело к длительному расследованию обстоятельств дела и резонансному судебному процессу.

XXII. Я попросил дежурного передать Каменеву привет от редаюпора Хёглунда из Стокгольма.

Цет Хёгаунд (Zeth Höglund), 1884-1956. Видный шведский левый политик, писатель и журналист. Ключевая фигура шведского коммунистического движения. С юности увлёкся социалистическими идеями, с 1902-1903 гг. стал принимать участие в политической деятельности как сторонник СДПШ. С этого периода поддерживал дружеские связи с Фредриком Стрёмом. Неоднократно подвергался тюремному заключению за провокационные высказывания. В 1912 г. Хёглунд принимал участие в конгрессе Второго интернационала в Базеле. В период накануне и во время Первой мировой войны стал лидером левого крыла социал-демократического движения в Швеции. С 1914 г. занимает место в парламенте, постепенно всё сильнее идеологически расходясь с Я. Брантингом и его сторонниками. В начале 1917 г. длительное время нараставшие противоречия между левым крылом и руководством СДПШ привели к её расколу, и Ц. Хёгаунд впервые возглавил левую Социал-демократическую партию Швеции (с 1921 г. – Коммунистическая партия Швеции). В 1919-1924 гг. вновь был председателем партии.

В 1923 г. Хёгаунд опубликовал в главной газете своей партии Politiken статью, в которой утверждал, что можно одновременно разделять и коммунистические, и религиозные идеи. Исходя из этого убеждения, Хёгаунд считал, что, выступая против религии, коммунисты отталкивают от себя людей, которые могли бы стать полезными участниками революционного движения. В результате произошедшего конфликта Хёгаунд ввиду его отказа подчиниться требованиям Исполнительного комитета Коминтерна в августе 1924 г. был исключён и из него, и из шведской компартии. В 1926 г. Ц. Хёгаунд вернулся в СДПШ, где оставался лидером радикального левого крыла. Крайне негативно отнёсся к процессам внутрипартийной борьбы в СССР после смерти Ленина и к возвышению И.В. Сталина, выступал с резкой критикой сталинизма.

С 1940 по 1950 г. занимал пост мэра Стокгольма, оставаясь убеждённым сторонником коммунистических идей.

XXIII. Нас познакомил Фредрик Стрём...

Фредрик Стрём (Fredrik Ström), 1880-1948. Шведский левый политик и писатель (является автором пятитомной истории русской революции и ряда других работ). Став членом СДПШ, в 1911-1916 гг. был секретарём партии; в 1916 г. был впервые избран в риксдаг. Во время Первой мировой войны занимал позиции интернационалистов. 31 марта (13 апреля) 1917 г. вместе с Туре Нерманом и мэром (бургомистром) Стокгольма Карлом Линдхагеном был в группе левых социал-демократов, встречавшихся с В.И. Лениным и Г.Е. Зиновьевым во время их короткой остановки в Стокгольме на пути из Цюриха в Россию.

Ф. Стрём наряду с Детом Хёглундом и Туре Нерманом стал основателем шведского коммунистического движения. В 1918-1920 гг. был главным редактором газеты Folkets Dagblad Politiken. Неоднократно бывал в Советской России. В 1921-1924 гг. был секретарём Коммунистической партии Швеции. Ф. Стрём из-за разногласий с политическим курсом И.В. Сталина покинул компартию, хотя и продолжал считать себя коммунистом. В 1926 г. вернулся в Социал-демократическую партию, позднее с 1930 по 1938 г. был депутатом парламента.

XXIV. Как-то я отправился в Грисслехамн навестить Альберта Энгстрёма.

Альберт Энгстрём (Albert Engström), 1869-1940. Шведский писатель и карикатурист. В 1897 г. основал сатирический журнал «Стрикс». В своих карикатурах и рассказах-анекдотах описывал повседневную жизнь рабочих, крестьян, рыбаков, их тяжёлый труд, а также зло высмеивал чиновников и буржуа. Член Шведской академии с 1922 г. Автор известного шаржа на А.В. Луначарского и одного из самых распространённых рисованных изображений У. Ашберга, выполненных в Москве в 1923 г.

XXV. Несмотря на предостережения Свена Хедина...

Свен Хедин (Sven Hedin), 1865-1952. Знаменитый шведский путешественник, географ, журналист, писатель, график, общественный деятель. Совершил ряд успешных экспедиций в Тибет, Китай и Среднюю Азию, первым описал многие исторические памятники и ландшафты, устранил на карте мира ряд «белых пятен». Его книга «В сердце Азии», вышедшая в 1898 г., имела большой успех и способствовала громкой славе Хедина далеко за пределами Швеции. Будучи сторонником консервативных идей, разделял популярные в шведском обществе пангерманистские настроения. Придерживался германофильских позиций в Первую мировую войну, публиковал статьи и книги в поддержку Германии во время обеих мировых войн. Несмотря на подрыв своей научной и общественной репутации, в период между мировыми войнами С. Хедин открыто высказывался в поддержку политического курса А. Гитлера и после его смерти написал некролог.

XXVI. Самым серьёзным этапом, через который Брантингу пришлось пройти, стала стычка 1909 г.

Речь идёт о начавшейся 4 августа 1909 г. крупнейшей в шведской истории забастовке. Экономика королевства находилась в периоде спада: шло сокращение объёмов промышленного производства, произошла серия банкротств, начались крупные увольнения, в стране наблюдалось сокращение рабочего времени и снижение зарплат. В ответ на угрозу локаута со стороны работодателей Центральное объединение профсоюзов страны объявило всеобщую забастовку, названную В.И. Лениным «одной из величайших всеобщих стачек последнего времени».

На пике активности забастовки около 300 000 человек прекратили работу. Всего забастовка продлилась три месяца, но в связи с тяжёлым экономическим положением бастующих лидеры Центрального объединения профсоюзов Швеции уже в начале сентября 1909 г. пошли на прекращение забастовки для части рабочих. Несмотря на поражение, забастовка 1909 г. продемонстрировала, что рабочее движение в Швеции достигло нового уровня сплочённости и превратилось в достаточно организованную общественную группу.

XXVII. ...Меня и Ситроена пригласил к себе глава SKF Иван Братт...

SKF – шведский машиностроительный концерн, один из крупнейших в мире производителей подшипников и ряда прочей промышленной продукции. Был основан в 1907 г., к началу Первой мировой войны филиалы SKF действовали в ряде стран (Дания, Германия, Франция, Италия, Великобритания и др.). Фактически с момента своего создания и по настоящее время концерн играет важнейшую роль в экономике Швеции. SKF занимает видное место в финансовой корпорации семьи Валленберг.

XXVIII. Я поручил моему адвокату подать в суд на лидера нацистов Линдхольма...

Свен Линдхольм (Sven Lindholm), 1903-1998. Шведский ультраправый политик, журналист и писатель. С 1920-х гт. стал одной из ключевых фигур в шведском ультраправом политическом лагере. Являлся одним из главных идеологов национал-социализма в Швеции, поддерживал контакты с руководством НСДАП. В начале 1930-х m С. Линдхольм возглавил одну из партий нацистского толка в Швеции – Национал-социалистическую рабочую партию (НСРП), однако каких-либо заметных успехов на выборах не достиг. Активно занимался продвижением нацистских и антисемитских идей в Швеции и после поражения Германии во Второй мировой войне. С. Линдхольма можно рассматривать как идеологического предшественника современных ультраправых радикалов в Швеции. Известен написанием некролога на смерть А. Гитлера.

Список людей из Гостевой книги

Перевод А.Б. Гехта

С 1926 по 1939 г. во французском имении Улофа Ашберга Bois du Rocher велась гостевая книга, в которой на память расписывались многочисленные гости банкира. После его ареста нацистами книга была утрачена, но в своих мемуарах У. Ашберг постарался перечислить имена людей, гостивших у него. Список приводится в хронологическом порядке появления в тексте, с авторскими примечаниями касательно национальности и рода деятельности различных людей.

1. Жак Дебре (Jacques Debre) – старший раввин в Париже, инженер Compagnie Generale d’Electricite.

2. Христиан Раковский (Christian Rakovskij) – полпред СССР во Франции

3. Валерьян Довголевский (Valeijan Dovgolevskij) – полпред СССР во Франции

4. Владимир Потёмкин (Wladimir Potjomkin) – полпред СССР во Франции

5. Яков Суриц (Jakow Suriz) – полпред СССР во Франции

6. Жорж Лё Блан (Georges Le Blanc) – глава Equitable Trust Company, входящей в Chase Bank

7. Джозеф Ларкин (Josef Larkin) – шеф парижского отделения Chase Bank

8. Уно Троили (Uno Troili) – глава фирмы Uddeholm

9. Аксель Фурнадер (Axel Fomader) – глава фирмы Fagersta

10. Ю. Аксель Вальберг (Axel Wahlberg) – глава фирмы Jemkontoret

11. Карл Варен (Carl Wahren)

12. Карл Отто Боньер (Karl Otto Bonnier)

13. Ион Иозефсон (John Josephson) – оптовый торговец

14. Вильгельм Йозефсон (Wilhelm Josephson) – сын Йона Йозефсона

15. Бьёрн Притц (Björn Prytz) – глава концерна SKF

16. Уно Фурсберг (Uno Forsberg) – глава концерна SKF

17. Карл Ф. Ёранссон (Karl F. Göransson)

18. Кристофер Хульдт (Kristoffer Huldt) – промышленник

19. Теодор Адельсвэрд (Theodor Adelswärd) – барон

20. Ульрих Сальхов (Ulrich Salchow) – фигурист

21. Карл Герхард (Karl Gerhard) – музыкант и поэт

22. Аксель Веннер-Грен (Axel Wenner-Gren) – глава концерна Elektrolux AB

23. Аксель Йонссон (Axel Jonsson) – глава фирмы Svenska Averikalinien

24. Бернхард Устерман (Bernhard Osterman) – художник

25. Эрик Детбов (Eric Dettbow) – художник

26. Антон Генберг (Anton Genberg) – художник

27. Нильс Волин (Nils Wohlin) – профессор

28. Свен Бергиус (Sven Bergius) – торговый советник

29. Эверт Таубе (Evert Taube) – певец и музыкант

30. Андреас Виндинг (Andreas Vinding) – датский журналист

31. Хельга Ховинг (Helga Hoving) – актриса

32. Анна Норье (Anna Norrie) – актриса

33. Фриц Арльберг (Fritz Arlberg) – певец

34. Карина Ари (Carina Ari) – танцовщица и хореограф

35. Роберт Лундберг (Robert Lundberg) – художник

36. Герда Боэтиус (Gerda Boethius) – историк искусства

37. Соломон Грумбах (Salomon Grumbah) – депутат парламента Франции

38. Аксель Гоффин (Axel Goffin) – художник, критик и писатель

39. Рагнар Хуппе (Ragnar Hoppe) – искусствовед

40. Эмиль Сёгрен (Emil Sjögren) – композитор

41. Марика Стирнстедт (Marika Stienstedt) – писатель

42. Эрик Зеттерстрём (Erik Zetterström) – писатель

43. Эрик Блумберг (Erik Blomberg) – писатель

44. Франсуа Гюбер (Frangois Guber) – французский художник

45. Роланд Свенском (Roland Svenskom) – художник

46. Люсьен Мори (Lucien Maury) – французский писатель и литературовед

47. Поль Десфёле (Paul Desfeuiles) – доктор

48. Муке (Muquet) – скульптор

49. Щель Лёнендцалер (Kjell Lönenddaler) – художник

50. Маркстрём (Markström) – журналист

51. Принц Евгений Шведский (Prins Eugen) – художник и меценат

52. Альберт Эренсверд (Albert Ehrensvärd) – министр иностранных дел Швеции, позднее шведский посол в Париже

53. Аксель Вахтмейстер (Axel Wachtmeister) – граф

54. Густав Фурсиус (Gustaf Forsius) – консул

55. Георг Щельберг (Georg Kjellberg)

56. Исаак Грюневальд (Isaac Grünewald) – художник

57. Редько (Redko) – русский художник

58. Балмори (Balmori) – мексиканский художник

59. Соня Аминофф (Sonja Aminoff) – кулинар

60. Вольдемар Экигорд (Waldemar Ekegärdh) -кулинар

61. Аксель Петер (Axel Peter) – художник

62. Самюэль Хибинетг (Samuel Hybbinette) – профессор

63. Хельдинг Линквист (Helding Linnqvist) – художник

64. Хуго Зубр (Hugo Zubr) – художник

65. Ф. Врангель (F. Wrangel) – писатель

66. Хельге Щеллин (Geige Kjellin) – профессор

67. Эйнар Уттберг с русской женой Верой (Einar Yttberg,Vera) – консул

68. Фердинанд Эрольд (Ferdinand Herold) – композитор

69. Альберт Энгстрём (Albert Engström) – художник

70. Пьер Пара (Pierre Paraf) – шеф-редактор французского радио

71. Берзелер (Berzeler) – венгерский доктор

72. Ронаи (Ronay) – прелат, венгерский барон

73. Отто Троресен (Otto Throresen) – певец

74. Кисеи Ольсон (Cissi Ollson) – артистка

75. Лотте Лехман (Lotte Lehman) – австрийская певица, бежала после Аншлюса

76. Жозеф Косма (Josef Kosma) – композитор

77. Давид Мильхаунд (David Milhaund) – немецкий певец, бежал от нацистского преследования

78. Эрнст Толлер (Emst Toller) – немецкий поэт, бежал от нацистского преследования

79. Альфред Керр (Alfred Kerr) – немецкий актёр, бежал от нацистского преследования

80. Вилли Мюнценберг (Willi Münzenberg) – немецкий коммунист

81. Макс Браун (Мах Braun) – лидер протестного движения в Сааре, был представлен У. Ашбергу В. Мюнценбергом

82. Герман Раушнинг (Hermann Rauschning) – немецкий политик, был представлен У. Ашбергу В. Мюнценбергом

83. Георг Бернхард (Georg Berhard) – немецкий журналист, был представлен У. Ашбергу В. Мюнценбергом

84. Йозеф Вирт (Josef Wirth) – немецкий политик, в 1930-1931 гг. министр внутренних дел Германии. Был представлен У. Ашбергу В. Мюнценбергом.

85. Лион Фейхтвангер (Lion Feuchtwanger) – немецкий писатель

86. Стефан Цвейг (Stefan Zweig) – австрийский писатель

87. Анна Брантинг (Anna Branting) – писатель и журналист, жена шведского политика Яльмара Брантинга.

Возвращение

Перевод начала третьей части мемуаров У. Ашберга – «Возвращение» – выполнен со шведского издания:

Aschberg, Olof. Aterkomsten. Stockholm: Tidens Förlag, 1955. S. 10-46.

Перевод А. Б. Гехта

В моей книге «Возвращение» я, как и многие другие, ощущая приближение войны, попытался рассказать о том, как нашёл самым важным то, чтобы миролюбивые люди обрели контакт друг с другом. Ситуация во Франции тем временем была подорвана внутренним расколом и деятельностью «пятой колонны». Когда Гитлер наконец направил свои войска на запад, Франция уже была не в силах сопротивляться. Ещё до наступления отрядов Гитлера агенты «пятой колонны» посадили меня в концентрационный лагерь на юге Франции. Я смог высвободить оттуда мою семью и себя самого и уехать в Америку только после того, как заплатил большую сумму денег, и только когда война закончилась, мы смогли вернуться в Швецию.

Та шумиха, которая снова поднялась вокруг моего имени в европейской прессе на рубеже 1948 года, должна рассматриваться в связи с общим обострением ситуации на международной арене в то время. Наступил более интенсивный и опасный период так называемой холодной войны, и моё имя самым наглым образом связывали с происходящими событиями. Из меня сделали интригана на службе у холодной войны. Поводы для этого были самыми разнообразными.

Деятельность некоторых влиятельных кругов Франции была направлена против меня. Если бы им удалось скомпрометировать меня и выставить в качестве врага Франции, демократии и Запада, то мне стало бы труднее защищать собственные права и интересы.

Гонения, которым я подвергался в прессе, имели и другой аспект. Учитывая все предыдущие нападки на меня, когда меня мнили опасным коммунистом, было решено, что я подхожу на роль финансиста холодной войны в условиях ведения антикоммунистической пропаганды. Тем самым был бы нанесён удар по коммунизму, и в то же время можно было бы сыграть на антисемитских струнах.

Немец, которого в течение нескольких лет пичкали антисемитизмом и которому теперь приходится читать в газете подробные отчёты о том, как один злобный еврей тайно затевает новую войну, обнаруживает лишь то, что его прежние теории подтверждаются. Он не может знать и тем более не верит, что всё, что пишут в газетных статьях – ложь. Пускай он даже стал скептичен и начал сомневаться в истинности того, что ему сообщают, этого будет достаточно, так как развитие его антисемитских предрассудков получило новый толчок.

Даже до шведской прессы донеслись словно эхо, европейские обвинения против меня. Здесь звучала всё та же старая песня: я оказывал поддержку коммунистам в Швеции. Я никогда не скрывал, что в 1920-х годах при различных обстоятельствах я помогал газете коммунистического толка «Фолькетс Дагблад» и в мой 50-летний юбилей за оказанное содействие я принял от газеты благодарность.

Мне нравилась эта газета, потому что по сравнению с другими она обладала наиболее ярко выраженной антивоенной направленностью. В ней в разное время работали самые выдающиеся деятели рабочего движения, такие как Цет Хёглунд, Карл Линдхаген, Карл Чильбум, Туре Нерман, Фредрик Стрём, К.Н. Карлесон, Эрик Хеден и многие другие, которых я знал лично и чей бескорыстный труд на благо человечества вызывал у меня восхищение. Я выделял материальную помощь из моих собственных средств. Никогда не шла речь о том, чтобы направить деньги посредством моих предприятий шведской или какой-либо другой коммунистической партии.

В апреле 1948 г. в ряде шведских провинциальных газет появилась статья «Красный нацизм». В выпуске «Фалу-Курирен» от 9 апреля статья была напечатана с подзаголовками «Коминтерн издал директиву – и расплатился по счетам, Банкир Ашберг – финансист красного нацизма». Я почувствовал, что вынужден опровергнуть информацию, содержащуюся в тексте относительно меня:

«Господин редактор!

В статье под заголовком “Красный нацизм”, опубликованной в Вашей уважаемой газете 9 апреля, затрагиваются мои связи с Советским Союзом. В статье также говорится, что 22 июля 1927 г. в газете “Фолькетс Дагблад Политикен” было напечатано: “За прекрасное сотрудничество по праздникам и в будни мы чествуем шведского коммуниста, Вас, Улоф Ашберг”. По поводу Вашей статьи я прошу позволить мне сделать следующее заявление:

Я всегда осознавал первостепенную важность нахождения Швеции в хороших соседских отношениях как с Россией, так и с другими государствами с коммерческой и культурной точек зрения. Поэтому ещё при царском режиме я начал завязывать экономические отношения с Россией (я основал “Шведско-Русско-Азиатскую компанию” и приобрёл для России первый долларовый заём в Соединённых Штатах). Я продолжал развивать эти связи и после падения царской власти, сперва с правительством Керенского (я разместил русский потребительский кредит в Швеции), а впоследствии со сменившем его советским правительством.

Благодаря занимаемому мной положению и доверию, которым я пользовался, отчасти вследствие моей предпринимательской деятельности и отчасти по причине того, что я, будучи беспартийным, мог беспристрастно судить о ситуации, в то время мне удалось оказать большую услугу шведской торговле и промышленности. В тог период мы боролись с трудностями при размещении наших экспортных товаров.

Когда после смерти Ленина в 1924 г. был отменён НЭП, я прекратил ведение всех моих сделок с Советским Союзом и продал мои предприятия Государственному банку СССР.

Я никогда не принадлежал какой-либо политической партии. Единственным принципом, которым я руководствуюсь, является истина, независимо от того, откуда она проистекает. Когда я обнаружил, что коммунисты борются за те же идеалы, что и я, то я был рад начать поддерживать их стремления, и когда 22 июля 1927 г. коммунистическая партия поблагодарила меня за оказанную помощь, то я высоко оценил этот знак признательности.

В моих мемуарах “Странствующий еврей с Гласбрюксгатан” и “Возвращение” я решительно настаиваю на том, что не считаю необходимым глобальное преобразование мирового социального и экономического устройства. Я слишком часто был свидетелем нищеты, страданий и бед, поэтому я считаю моим долгом открыто заявить о подобном убеждении. В то же время я глубоко разочарован тем, насколько люди, живущие в капиталистических странах, не осознают своей ответственности. Я никоим образом не считаю, что капитализм уже закончил свою игру, но я думаю, что капиталисты заблуждаются, когда им кажется, что посредством войны они спасают своё положение. Работая на благо мира и сотрудничая с Советским Союзом, они могут получать более крупную и стабильную прибыль и вместе с тем помогать голодающему населению мира в улучшении их жизненных условий.

В газете говорится: двойная позиция, занимаемая Ашбергом в качестве предпринимателя, ведущего свои дела в Советском Союзе, стала основой для недавно произошедшего конфликта между ним и французскими властями, которые отказали Ашбергу в выдаче вида на жительство во Франции под предлогом того, что тот принимал участие в финансировании коммунистической деятельности в различных европейских странах.

Вслед за этим я хочу лишь ответить, что в 1926 г. я поселился во Франции. Там я никогда не участвовал в какой-либо внутренней политической деятельности и никогда не занимался её финансированием. Напротив, я вёл работу в поддержку Лиги Наций и противодействия нацизму в Германии и фашизму в Испании. Работая в рамках этого направления, я вместе с женой основал детский дом для сирот из Германии и Испании, что вызвало недовольство среди реакционеров в шведской колонии.

Коща в 1939 г. началась война, я находился в Швеции, но вернулся во Францию, готовый служить этой стране, поскольку считал её второй родиной. В моей книге “Возвращение” в главе под названием “Любящий Францию” я описал события, которые произошли со мной там.

Прискорбно, однако, что я не получил помощи от наших официальных представителей в Париже, помощи, на которую шведский гражданин имеет полное право. Консульство даже не пыталось защитить моё ценное движимое имущество, среди которого было большие собрания художественных произведений, предназначенные для отправки в Швецию. Я до сих пор не получил какого-либо объяснения этому.

То, что мне всё ещё отказано во въезде во Францию, должно быть, объясняется моим правомочным требованием о возвращении большого пакета акций из акционерного общества “Пате”, от которого меня, будучи пленным правительства Виши, принудили отказаться в 1940 году, с тем чтобы я и моя семья смогли получить разрешение на выезд из Франции.

Эппельвикен, апрель 1948 г.

Улоф Ашберг».

Нет никакого сомнения, и я получил подтверждение этому от самых авторитетных источников, что именно мои акции в «Пате» были причиной того, что на протяжении трёх лет после войны французские власти отказывали мне во въезде в страну.

Едва ли требуются особые комбинационные способности, чтобы заметить связь между моим участием в делах «Пате» и нападками на меня со стороны французской прессы. Для того чтобы сделать невозможным исполнение предъявляемых мною требований, нужно было уничтожить меня в глазах общественности. В январе 1948 г. по совету нашего врача я отправился с женой в Италию. Эта поездка была воспринята как повод для того, чтобы подозревать меня во встрече с главным коммунистическим лидером Западной Европы. По прибытии домой в начале февраля в ряде шведских газет под кричащими заголовками мы обнаружили телеграмму из Франции следующего содержания:

«Париж, пятница.

Предпринятая лидером французских коммунистов Морисом Торезом поездка в Италию, во время которой он, в частности, принял участие в большом международном коммунистическом конгрессе и вёл длительные переговоры с Пальмиро Тольятти, главой итальянских коммунистов, и другими коммунистическими лидерами Балканских стран, стала поводом для распространения различных слухов и предположений.

Как всем известно, французские коммунисты борются с большими экономическими трудностями, и кажется, что буржуазная пресса во Франции единодушно считает, что в первую очередь Торез хотел использовать время переговоров в Италии для поправки экономического положения. Во Франции все хорошо знают, что путь Тореза в Москву пролегает через Италию и Югославию. Через плохо охраняемую франко-итальянскую границу идёт поток коммунистических курьеров и контрабандных денег. В некоторых случаях была также зафиксирована переправка документов и оружия.

В ближайших к де Голлю кругах с напряжённым интересом следят за развитием сотрудничества между французскими и итальянскими коммунистами. В конце прошлого года Торез потерпел крупное поражение в профсоюзном движении Франции и, вероятно, теперь он сделает всё для того, чтобы вернуть утраченные позиции.

Находясь в очень тесном сотрудничестве с итальянскими и югославскими коммунистами, приближённые к де Голлю стали придерживаться мнения о том, что если что-то произойдёт в Италии, то тогда и Торез решится что-то предпринять. Относительно вопроса о том, кто финансирует коммунистическую подрывную деятельность как в Италии, так и во Франции, обществу де Голля известно, что деньги поступают из Москвы и что в качестве посредников выступают буржуазные банкиры.

Среди упоминаемых в этой связи банкиров есть швед Улоф Ашберг, который, как утверждают, “с близкого расстояния” следил за переговорами Тореза и Тольятти, проходящими в Италии. Официальная сторона в Париже не желает высказываться о том, какую возможную роль банкир Ашберг сыграл во взаимодействии Тореза с Москвой, но приводятся ссылки на “Досье на Ашберга”, которое находится в руках французской полиции и из содержания которого следует, что банкир Ашберг был шпионом на службе у Советской России. Между тем содержание досье засекречено, и полиция не намерена выдавать его для исследования».

Ответив на статьи в прессе, я, в частности, подчеркнул, «что они на самом деле были настолько глупыми и нелепыми, что даже не стоило бы на них отвечать. Тем не менее они так же, как и более ранняя пропаганда, завоёвывают доверие и тем самым способствуют развитию антисемитских тенденций, и я не могу допустить, чтобы эти необоснованные слухи продолжали распространяться без какого-либо опровержения». Далее я написал:

«Информация о том, что я был в Италии, является абсолютно верной. Однако я пробыл там не два месяца, как сообщается в газете, и не для того, чтобы встретиться с вышеупомянутыми политическими персонами, с которыми я не имею чести быть знакомым, но с тем, чтобы поправить здоровье. Именно поэтому 19 января с женой мы отправились в Сан-Ремо. Между тем стоимость жизни за последнее время выросла до такого небывало высокого уровня, что наших денежных средств, предназначенных для двухмесячного пребывания в Италии, едва хватило на несколько недель. Тогда же начала вызывать тревогу и политическая ситуация – в высказываниях Бевина швейцарская пресса видела серьёзную военную угрозу, – и несколько дней тому назад мы вернулись в Швецию. На этом всё, что касается моей поездки в Италию.

То, что определённые круги во Франции связывают данную поездку с революционными планами коммунистов в Италии, я могу истолковать лишь как одно из звеньев в цепочке активных действий этих кругов. Их деятельность направлена на выдвижение подозрений против меня с тем, чтобы заставить французские власти препятствовать моему пребыванию в Париже. В этом они смогли преуспеть за срок почти в три года.

Я спрашиваю себя: как французское правительство, будучи демократическим, могло содействовать тому, чтобы шведскому гражданину, который стал жертвой моральных и экономических нападок, было отказано в возвращении во Францию с тем, чтобы там он мог потребовать восстановления своих прав?

Я также спрашиваю себя о том, как выходит, что шведскому правительству с настолько выдающимся и уважаемым министром иностранных дел не удалось уговорить французское правительство предпринять расследование для внесения ясности в это тёмное дельце. Дело ведь касается не только личного интереса одного человека. Речь идёт о правде и справедливости. Правда и справедливость одержали победу в деле Дрейфуса. В данном деле они также победят».

В результате напряжённых усилий в течение трёх лет, в июне 1948 г. я наконец смог вернуться во Францию. За то, что на моё возвращение было дано согласие, я в первую очередь должен поблагодарить Жюля Мока и Саломона Грюмбаха. Они оба были влиятельными членами Социалистической партии Франции. В 1940 г., когда я попал в концентрационный лагерь, Грюмбах вступился за меня и публично заявил, что судебный процесс, начатый против меня, самым отвратительным образом напоминает дело Дрейфуса.

Саломон Грюмбах умер летом 1952 г. 2 июня того же года он в качестве представителя Социалистической партии Франции присутствовал на открытии памятника Брантингу в Стокгольме. Он лично знал Яльмара Брантинга и всегда восхищался этим истинным интернационалистом. Среди всех блестящих речей, произнесённых в честь открытия памятника, речь Грюмбаха стала самой красивой и самой тонкой. Он был прекрасно образованным человеком, оратором от бога, блестящим участником дебатов, который в перерыве между остроумными репликами делал меткие карикатурные зарисовки в своём блокноте.

Саломон Грюмбах был душой любой компании благодаря своему горячему темпераменту, искромётному чувству юмора и остроумию. Будь то друг или противник, никто не мог остаться равнодушным к его сердечной доброте. Всех привлекал огонёк плутовства в его живых глазах.

Грюмбах был одним из самых деятельных борцов за мир нашего времени. В проведении Брюссельского мирного конгресса 1936 года под председательством лорда Роберта Сесила он сыграл одну из главных ролей. Во Франции он был наиболее компетентен в немецком вопросе и владел немецким языком так же хорошо, как и французским. Позже его усилия и помощь в спасении беженцев во Франции были забыты.

Во время своего приезда в Стокгольм, который был приурочен к открытию памятника Брантингу, Грюмбах навестил, конечно же, и нас в поместье Эппельвикен. Мы сидели под вишнёвым деревом в нашем саду, и он был счастлив словно дитя. «О, можно ли мне будет приехать сюда и собрать вишни», – закричал он от восторга, увидев дерево, усеянное белыми цветами. Прошло несколько дней, и мы вместе отправились в Париж, а через пару недель Саломон Грюмбах скончался.

Я виделся с ним за день до того, как его увезли в больницу в Нёйи-сюр-Сен, на окраине Парижа, чтобы провести там операцию, которая, к сожалению, не спасла ему жизнь. В тот день он шутливо спросил меня: «Как вы думаете, вишня уже созрела?». Его супруга, Валли Грюмбах – «la citoyenne»^[343], как он любил её называть, – также была активным борцом за права угнетаемых и преследуемых граждан.

После нашего возвращения во Францию прежние нападки посыпались на меня с новой силой. В прессе стали появляться на редкость лживые и бесчестные статьи. Например, в газете «Лентрасижант» от 27-28 июня 1948 г. вновь была напечатана статья под заголовком «Советский банкир, Ашберг, вернулся во Францию по таинственному поручению Коминформбюро»:

«Несколько дней тому назад в маленьком отеле на левом берегу остановился один загадочный человек. Он невысокого роста, коренастый, прячет свои таза за очками в золотой оправе. Он выглядит словно какой-нибудь Господин Доктор из какого-нибудь немецкого университета.

В отеле его можно встретить только около десяти утра, а затем только в десять часов вечера. Его сопровождает молодая, высокая, стройная блондинка; это его секретарь.

Этот человек, кажущийся таким незначительным, которого можно было бы принять за обычного туриста, на самом деле является одним из самых могущественных деятелей Восточной Европы. Это тот, кого называют “Советским банкиром”, это Ашберг.

Что делает этот необычный гость во Франции? Уже составлены два рапорта, касающиеся Ашбсрга: один – от Министерства внутренних дел, расположенного на площади Бово, другой сделан Управлением территориального надзора. Во втором рапорте представлена исчерпывающая информация и содержится большое количество деталей.

Злые языки уверяют, что Ашберг уже встречался с Морисом Торезом на его вилле в Шуази-ле-Руа. Другие утверждают, что видели, как он входил в дом 44 на улице Шатоден, где расположена штаб-квартира Французской коммунистической партии. Иные же заявляют, что видели, как он ехал в чёрном “Ситроене”, принадлежащем партии. Должно быть, в тот день его сопровождали Марти и Флоримон Бонт.

Что является правдой? Это выяснить крайне трудно.

Биржевой маклер Ленина и Троцкого

Как бы то ни было, у “Советского банкира” была причина на то, чтобы приехать во Францию. Наверняка у его поездки был какой-то официальный повод, поскольку, чтобы въехать во Францию и получить разрешение от министерства иностранных дел, у него должно было быть поручение дипломатического характера.

Говорят, что Ашберг приехал с тем, чтобы передать приказы и инструкции. Разве его ещё не нарекли “Коммивояжёром Комиинформа”?

С другой стороны, Ашберг – финансист номер один для Советского Союза, и в этом нет сомнения. Он играет ту же роль, что и Шахт в прошлом в Германии, и Бернард Барух в США сегодня.

Ашберг начал свою полную сенсаций карьеру с финансирования деятельности Ленина и Троцкого. По их распоряжению именно он в 1916 г., за год до Октябрьской революции, занялся получением одного миллиона рублей. И именно на его деньги были снаряжены первые воинские части Красной армии.

Утверждают, что на днях этот финансист был в Праге, в главном дворце столицы, Алькроне. Там он снял этаж с пятью комнатами и видом на площадь Влачеслава Ламенского.

Говорят, что Ашберг обладает колоссальным состоянием. Согласно свежим данным, его состояние мото бы соперничать с богатствами Форда, Рокфеллера или Моргана.

Официально ему принадлежат поместья во Франции, а также в Швейцарии, одно из которых расположено на берегу Лемана, а другое находится неподалеку от Домодоссола, города у итало-швейцарской границы.

Помимо прочего, Ашберг хорошо знает Францию и Западную Европу. Вплоть до 1938 г. он постоянно приезжал туда и жил годами. Тогда он был практически официальным агентом Москвы. Несомненно, он был первым, кто по поручению Советского Союза был послан в Испанию во время гражданской войны. Он был также тем, кто в период первых забастовок в 1936 г. передал Коминтерну доклад объёмом более чем в 150 страниц, который был высоко оценен руководителями в Кремле.

В Париже он обосновал свою штаб-квартиру для всей Западной Европы. Она располагалась на улице Казимира Перье, в доме номер 21.

Затем Ашберг внезапно исчез из поля зрения.

Необычный человек

Наверное, Ашберг является самым необычным человеком из тех, кем Кремль располагает в Западной Европе. Официально он не обладает никакими званиями, он даже не делегат какого-нибудь центрального комитета. Он не относится также к иностранной службе советского Министерства экономики под руководством Микояна или Коминформа. Он превосходно говорит на восьми языках. Он несравненный мастер вести подсчёты, и он хранит одно удивительное воспоминание, как однажды Сталин назвал его “феноменом Кремля”.

Сегодня мы можем предоставить некоторую информацию о последних этапах жизни, через которые этот финансист прошёл до прибытия во Францию:

1. Он находился в Чехословакии, когда произошёл государственный переворот Готвальда.

2. Он был в Италии и после встречи с коммунистическими лидерами поспешно уехал в Болгарию, где в Софии у него состоялась встреча с Георгием Димитровым.

Существует большая вероятность того, что его нахождение во Франции сейчас носит не только туристический характер.

Советский банкир, ведущий финансовый советник Коминформбюро, вернулся в Париж, и многие наверняка заплатили бы большую цену за то, чтобы узнать, чем он занимается. Но Ашберг презирает публичность, и мы лишь в скобках можем заметить, что его имя не встречалось ни в одной советской газете уже 25 лет.

Словно тихий бездельник, не получивший ничего, кроме 4000 франков по прибытии в Париж, Ашберг иногда завтракает и обедает в “Дюпон латин”, он обычно задерживается и любуется аквариумом.

У Ашберга есть советское гражданство, но его родители и бабушка с дедушкой были немецкого происхождения».

Конечно, дело Пате не было единственной причиной той травли, что развернулась против меня во французских газетах. Французский антисемитизм имеет давние традиции. Человек не напрасно взывает к так легко возгораемой расовой ненависти. Моей жене и мне ежедневно приходилось писать опровержения статей то одной, то другой газеты. Как правило, эти опровержения принимались, однако часть из них была напечатана только после того, как я пригрозил принять юридические меры посредством моего адвоката. Пользующаяся уважением газета «Ле Монд» незамедлительно опубликовала моё опровержение, в несокращённом в виде и на том же самом месте, где была статья, чьё содержание было направлено против меня.

В западногерманских и других европейских газетах в то же самое время начали появляться самые нелепые статьи, содержащие вымышленные факты проводимых мною дел на востоке Германии. В Западной Германии в своём прежнем духе под различными прикрытиями всё ещё вели деятельность нацистские силы, которые обрели второе дыхание. Неудивительно, что антисемитизм получил новую почву для роста, когда появилось разорённое и разочарованное население и сильная безработица. В газете «Свенска Дагбладет» от 20 февраля 1949 г. была напечатана статья, ранее изданная в берлинской редакции данной газеты под заголовком «Падение курса восточной марки становится причиной крупных убытков у жителей Западного Берлина. Предположительно, банкир Ашберг способствует установлению новых валютных планов». Прочитав эту статью, можно получить хорошее представление об антисемитских методах, и очевидно, что эти методы действуют сегодня в Германии.

Я не буду подчёркивать, что освобождаю газету «Свенска Дагбладет» и её редакцию от ответственности за использование антисемитской журналистики. Газета опубликовала лишь ту информацию, которую её берлинская редакция заполучила у «экспертов» западногерманской прессы. Статья интересна тем, что она показывает, как работает западногерманский механизм пропаганды и как там спекулируют на антисемитизме. Статьи с подобным содержанием были опубликованы как в немецкой, так и французской прессе, и я был вынужден опровергнуть данные, представленные в них. «Свенска Дагбладет» напечатала моё опровержение под следующим заголовком: «Банкир Ашберг даёт ясное опровержение».

«Господин редактор!

В связи с опубликованной в Вашей уважаемой газете статьёй, которая основывается на данных, полученных от Берлинской редакции, и носит название “Падение курса восточной марки становится причиной крупных убытков у жителей Западного Берлина. Предположительно, банкир Ашберг способствует установлению новых валютных планов”, я прошу Вас напечатать следующее:

Статья, в которой идёт речь обо мне, не несёт в себе ни единого слова правды:

1. Я не был ни в Берлине, ни в Лейпциге, ни в любой другой точке восточной зоны после 1933 года, и вообще я не приезжал в Германию с тех пор (если не считать, что используемый мною транспорт два раза пересекал эту страну).

2. После 1924 года у меня не было никаких экономических связей с Советским Союзом.

3. Я также не давал каких-либо консультаций представителям восточных государств в отношении каких-либо экономических проблем.

За границей я опроверг большое количество сенсационных заявлений одного и того же рода, как, например, то, что я якобы способствовал приведению в действие революции в разных странах, что я подобен царю Крёзу и богаче Моргана и Рокфеллера, что я влиятельный человек в Кремле, самый близкий друг Сталина и так далее.

Само по себе опровержение подобных нелепых слухов может показаться излишним. Но я осознаю, что за ними стоят силы, которые за раз пытаются ослабить мировое возмущение перед убийством шести миллионов евреев и дать пищу заново вспыхнувшему антисемитизму. Что только не сделают бедные немцы, если им внушить, что еврей хочет ещё больше разорить их.

Эппельвикен, 20 февраля 1949 г.

Улоф Ашберг».

В политической борьбе ложь всегда играла большую роль. Но в настоящее время ложь самым изощрённым образом помещается в систему. Для нацизма ложь стала и наукой, и оружием.

В «Майн Кампф» Гитлер писал, что чем крупнее ложь, тем проще в неё поверить. Даже если впоследствии люди узнают правду, то, как утверждает Гитлер, «они ещё долго будут сомневаться и будут нерешительны, и в любом случае будут верить, что, по крайней мере, что-то всё же является правдой».

Гитлера больше нет, но живут его последователи, и они по-прежнему применяют на практике его учение. Я не могу процитировать здесь всё безумное вранье, что было напечатано за последние годы в отношении меня. Интересно лишь то, что по мере того, как обострялась холодная война, нападки на меня становились всё более жестокими. 17 апреля 1949 г. в газете «Сюдсвенска Дагбладет» была опубликована сенсационная статья с огромным заголовком и фотографией, где были я и Микоян: «Улоф Ашберг – вновь Кремлёвский банкир и руководит рискованной операцией с золотом. Холодная война с золотыми пулями против Запада». Статья была подписана Фредом Доусоном:

«Один из наиболее загадочных и фантастических персонажей международной финансовой политики, шведский миллионер Улоф Ашберг, ставший одним из самых богатых людей в мире благодаря своему долгому сотрудничеству с коммунистами и работе в качестве “Кремлёвского банкира”, на днях прибыл в русскую часть Берлина.

Его пребывание там связывают с планами русских по принятию новой инициативы в берлинском вопросе, а также с решением Кремля о начале действий по введению решительных перемен в ход холодной войны.

Советский Союз хочет перейти “к ведению холодной войны с использованием золотых пуль”. Для руководства новым коммунистическим наступлением были назначены три человека, а именно бывший министр внешней торговли Микоян, бывший председатель Государственной плановой комиссии Вознесенский, и собственно инициатор данной идеи Улоф Ашберг.

Этот чрезвычайно интересный и сенсационный материал мне посчастливилось заполучить у представителей разведки западных оккупационных сил и частично у некоторых лиц в Берлине, состоящих в тесном контакте с русским военным правительством, находящимся в Германии.

Около месяца тому назад в разведывательную службу западных властей в Берлине явился русский беженец, 60 лет, инженер Б. Колышкин и передал отчёт, который эксперты считают самым полным и достоверным отчётом о советских запасах золота.

Приблизительно в то же самое время мне удалось выйти на след загадочного Улофа Ашберга, и теперь связи в Берлине дополнились полученными справками и сведениями, которые проводят соединительную линию между отчётом Колышкина, ролью Ашберга и недавней сменой высших руководителей в советском правительстве.

Ашберг, как он это часто делал в прошлом, согласился помочь Кремлю в наступлении, чьим неутомимым заступником он всегда был.

Согласно данным Колыппсина, в данное время СССР располагает золотым резервом массой примерно в 4500 тонн. Ежегодный объём производства золота на данный момент составляет не меньше 450 тонн, и в течение текущей пятилетки планируется увеличение объёма производства до 750 тонн. В Москве сейчас считают, что Микоян, Вознесенский и Ашберг, сотрудничая, будут в состоянии финансировать денежную, промышленную и военную консолидацию всего Восточного блока, и вместе с тем серьёзно пошатнуть финансовую и экономическую стабильность западных держав.

Обязанности по осуществлению данного проекта были разделены между тремя вышеупомянутыми специалистами следующим образом:

Вознесенскому поручено возглавить производство “золотых пуль”, то есть следить за тем, чтобы объёмы производства золота возрастали в желаемом направлении.

Микоян должен был использовать золото в пользу отечественного фронта, то есть он должен был стать во главу консолидации Восточного блока и упрочить её посредством увеличения внешней торговли.

Ашбергу было предписано управлять золотым наступлением во внешнем направлении, частично сотрудничая с Микояном, когда дело касается внешней торговли Восточного блока, частично – с экспертом по внешним делам Молотовым и Коминформом, если речь идёт об использовании золота в целях ослабления демократических государств.

Как видно, Западному блоку интересен в первую очередь Ашберг, в то время как новое советское наступление постепенно приобретает оформленные черты.

Уже не в первый раз этот мистический персонаж становится кремлёвским экспертом. По рождению Улоф Ашберг гражданин Швеции. Ещё во время Первой мировой войны его имя приобрело известность в банковских кругах Стокгольма. Он был основателем и владельцем “Нового банка”, но во время войны перенаправил всю свою деятельность в южном направлении. В Швейцарии он завязал знакомства с русскими эмигрантами и, как утверждают, одалживал им внушительные суммы. Говорят также, что он дал Ленину деньги, на которые тот вместе с попутчиками совершил историческую поездку домой через Германию в бронированном вагоне.

Вскоре было образовано советское правительство, и его самым главным финансистом стал “Новый банк” в Стокгольме. Банк выдал Москве кредит не менее чем на 80 млн. золотых рублей в твёрдой валюте. Затем Ашберг помог Ленину освободиться от некоторых кредитных обязательств за границей. Когда в России всё ещё оставались финансовые проблемы, Ашберг приехал в Москву, чтобы вместе с Лениным и другими финансовыми экспертами привести в порядок “новую экономическую политику”, которая дала название периоду НЭПа. За свои услуги Ашберг получал щедрые вознаграждения. В 1922 г. он получил от советского правительства разрешение на основание банка для ведения внешней торговли, посредством которого он организовал крупный экспорт российских товаров. Как для Советского Союза, так и для Ашберга открытие данного дела стало важнейшим событием, и именно тогда его стали называть “Кремлёвским банкиром”.

Напоследок советское правительство решило изменить свою экономическую политику. В этой связи частный банк внешней торговли Ашберга был социализирован, но в качестве платы за оказанные Ашбергом услуги ему было дано разрешение на скупку целых вагонов русского антиквариата, чтобы затем продать его за границей.

После войны Кремль восстановил контакты с Ашбергом. Началось с того, насколько известно, что в 1947 г. планировалось принять контрмеры против плана Маршалла. В августе 1947 г. в Варшаве была проведена первая конференция по этому вопросу при участии Ашберга и Микояна. Из Варшавы Ашберг направился в Москву, когда туда же прибыла правительственная делегация из Чехословакии, которой был отдан приказ об аннулировании заявки на участие в плане Маршалла.

В течение следующего полугодия Ашберг объездил восточноевропейские вассальные государства для подготовки введения “Плана Микояна”, с помощью которого Кремль надеялся компенсировать вассальным государствам помощь Маршалла, получения которой Кремль не мог допустить. Ашберг находился в Праге, когда произошёл февральский переворот.

Говорят, что уже в тот момент Ашберг посоветовал Сталину активизировать русские золотые запасы, но Политбюро выступило против данного предложения. Имелось в виду, что агрессивное использование “золотых пуль” легко может привести к тому, что холодная война перерастёт в настоящую войну, чего Кремль не хотел.

Дальнейшее развитие событий показало, что данное представление оказалось неверным, и предложение Ашберга было принято. Было решено созвать восточноевропейский экономический совет, который в сущности и стал ответным ходом Советского Союза плану Маршалла и его западноевропейской программе восстановления.

Ашберг сыграл важную роль в финансовой стороне политики Советского Союза в отношении Германии. Он действовал в качестве советника при обсуждении сложных валютных проблем в Берлине. В октябре он появился в Гамбурге, где – неясно с каким результатом – он обратился к ведущим представителям экономики Западной Германии и предложил им часть ценных бумаг общей ценностью в 40 млн. рейхсмарок, которые русские обнаружили в сейфе германского государственного банка в Берлине. Ашберг предложил также провести некоторые трансакции, которые препятствовали бы осуществлению планов западных держав по восстановлению западногерманского государства.

Сейчас Ашберг проживает в Потсдаме, откуда он, очевидно, будет управлять своими новыми кремлёвскими операциями».

Если взглянуть на эти статьи как на ложные документы, то они представляют собой исключительный интерес. Настолько умело они составлены и какими реальными и объективными они кажутся! Вероятно, все эти статьи выходят из бюро пропаганды, которое, как мне известно, находится в Швейцарии. Там работают превосходные сотрудники, реализующие обширную программу, которая имеет не только антисемитскую, но и в общем антидемократическую направленность.

Я находился во Франции, когда была опубликована вышеприведённая статья, поэтому об опровержении для газеты «Сюдсвенска Дагбладет» позаботился адвокат Хуго Линдберг:

«В связи с опубликованной в Вашей уважаемой газете статьёй под заголовком “Улоф Ашберг – вновь Кремлёвский банкир и руководит рискованной операцией с золотом” от 17 апреля 1949 г., я в качестве представителя банкира Ашберга, который в настоящее время пребывает во Франции, прошу Вас напечатать следующее опровержение:

Представленные в статье сведения о банкире Улофе Ашберге от начала и до конца являются безосновательными. 1. Ашберг лично не знаком и не имеет никаких контактов ни с советским министром по внешней торговле Микояном, ни с председателем плановой комиссии Вознесенским, ни также с их представителями. 2. Ашберг в общем и целом не поддерживал каких-либо экономических связей с Советским Союзом после 1924 г. 3. Ашберг не присутствовал на конференции в Варшаве в августе 1947 г. и не находился в Москве, “когда туда же прибыла правительственная делегация из Чехословакии, которой был отдан приказ об аннулировании участия в плане Маршалла”. 4. Ашберг не посещал какие-либо из “восточноевропейских вассальных государств”. 5. Ашберг не проживает и никогда не проживал в Потсдаме. С 1933 г. он не приезжал в Германию. 6. В военные годы Ашберг поселился в США и вернулся в Швецию в сентябре 1945 г. С тех пор он непрерывно находился в Швеции, за исключением промежутков с 10 июня по 15 июля и с 5 октября по 21 ноября 1948 г., когда он уезжал во Францию, где он снова находится с 27 февраля 1949 г.

Нет необходимости опровергать данные статьи о том, что Ашберг “рождён на Балтике” и “был гражданином Швеции”. Подобные сведения могут быть опровергнуты с помощью любого шведского справочника, в случае если читатели газеты не знакомы с собственными мемуарами Ашберга “Странствующий еврей с Гласбрюксгатан”, о которых так много сейчас говорят в прессе.

Стокгольм, 22 апреля 1949 г.

Хуго Линдберг».

Датская газета «Нашунальтидене» придала широкой известности те же небылицы, напечатав их в статье в воскресном приложении к газете 1 января 1950 г. под заголовком «Серые кардиналы большой политики», где было категорично заявлено, что все сведения являются истинными, «даже если сам Улоф Ашберг их опровергает».

Датский адвокат Поль Кристиансен в связи с публикацией данной статьи написал своё дополнение в газету, в котором в пяти пунктах уничтожил данную статью в пух и прах, и закончил следующим предложением: «Очень жаль, что газета заранее клеймила опровержение Ашберга, назвав его неискренним, что видно из того, как одно из вышеупомянутых недостоверных сведений в статье называется истинным, “даже если сам Улоф Ашберг это отрицает”».

31 июля 1949 г. берлинская редакция газеты «Дагенс Нюхетер» под заголовком «Экономический кризис парализует Берлин» сообщила следующее:

«В настоящее время в Берлине остались безработными 200 000 человек, и есть опасность, что данная цифра будет расти. Финансовое положение в городе настолько критично, что только быстрая и эффективная помощь с Запада может спасти финансы, заявил бургомистр Эрнст Рейтер в субботу. Тогда же он передал письмо союзным комендантам, в котором он по долгу службы в городском правлении требовал, чтобы Берлину незамедлительно была предоставлена часть средств от помощи Маршалла.

Все доступные кредитные источники должны быть открыты для Берлина, говорится далее в письме. В последнее время берлинский экономический кризис усугубился по причине того, что с Запада стало поступать меньше кредитных средств. У нас больше нет возможности продолжать восстановление города, если мы безотлагательно не получим кредиты с Запада. Согласно Эрнсту Рейтеру, главный комиссар Макклой, который в настоящее время пребывает в США, пообещал попытаться оказать влияние на Вашингтон с тем, чтобы Берлин получил часть из средств помощи Маршала».

Итак, согласно заявлению Эрнста Рейтера, финансовое положение в Берлине было критическим, а растущий уровень безработицы всё более вызывал беспокойство. В таких обстоятельствах пресса Германии начала кишеть статьями о якобы проводимых мною совместно с русскими манипуляциях с целью разорения немцев. Связь между кризисной ситуацией и вспыхнувшим антисемитизмом очевидна. 12 августа 1949 г. в «Дагенс Нюхетер» можно было прочесть письмо сотрудника газеты, Акселя Веннерлинга, посланного в Дюссельдорф, под заголовком: «Немецкий антисемитизм усиливается. Уличные беспорядки в Мюнхене отзываются эхом в других городах».

Редактор Веннерлинг рассказал о сценах драки, произошедших в Мюнхене. Несколько сотен евреев из лагеря перемещённых лиц, выступивших с демонстрацией против газеты «Зюдцойче цайтунг», опубликовавшей антисемитское письмо, вступили в столкновения с полицией, «что привело к началу стрельбы и возможным жертвам». Отправитель письма впоследствии сообщил, что отнюдь не все евреи были убиты нацистами газом, а газета оправдалась тем, что «не хотела игнорировать мнение читателя».

Корреспондент «Дагенс Нюхетер» также взял интервью у выдающегося члена еврейской религиозной общины, доктора А. Дрейфуса, главы еврейского сообщества в Северном Рейне-Вестфалии. Он сказал следующее:

«Среди немцев антисемитизм в настоящий момент стал крепче, чем когда-либо. Немецкие евреи живут на периферии общества. Нам трудно установить контакт с народом. У немцев, в свою очередь, мы никак не можем проследить какого-либо желания возместить причинённый нам ущерб... Со времён Гитлера антисемитизм не потерял свою силу. Поставщики устраивают бойкоты еврейским торговцам. Лидеры общественной жизни очень внимательны, но их же подчинённые организуют саботаж. За последние два года в британской зоне оккупации были осквернены 80 еврейских кладбищ. Ни один из преступников не был пойман полицией. Невозможно также узнать, кто стоял за недавним распространением антисемитских листовок со свастикой в Дюссельдорфе».

Доктор Дрейфус также рассказал, что до Гитлера в еврейскую общину входило 5800 человек, но только 250 из них вернулись домой после войны. При этом средний возраст члена общины был приблизительно равен 50 годам, а во всей общине было лишь три ребенка. Он добавил:

«Будущее Германии видится мне очень мрачным. Учения Гитлера оставили за собой глубокий след. Каким образом нам удастся дать молодёжи гуманистическое образование, если большинство учителей – старые нацисты?»

22 июля 1949 г. – за неделю до заявления бургомистра Эрнста Рейтера – в швейцарском журнале «Зи унд Эр» появилась большая статья Курта Рисса под заголовком «Улоф Ашберг – Кремлёвский банкир». Разделение труда было организовано очень умелым способом. Немецкая пресса опиралась на данные из газеты нейтральной страны, известной своим давним демократическим укладом. Работники немецкой прессы сумели внушить бедствующим народным массам в Германии, что я, еврей, – причина их бед и несчастий.

В связи с этим я вспомнил нашу первую встречу с Максимом Литвиновым в 1918 г., когда он был проездом в Стокгольме. Уже тогда в европейской прессе начали появляться статьи с нападками на меня, и Литвинов рассказал, что за антисемитским движением стоит международная организация в Швейцарии. Некто Курт Рисе написал следующее:

«Его можно встретить прогуливающимся по Булонскому лесу в Париже, или вдоль реки Влтавы в Праге, в парке Тиволи в Копенгагене, или же в парке Большой Тиргартен, что в Берлине, приблизительно между двенадцатью и часом дня, если погода к этому располагает. Ему 62 года, и его возраст заметен. Он среднего роста, немного медлителен, с полным лицом, выпученные глаза спрятаны за старомодными очками в золотой оправе. На голове у него почти нет волос.

Без внимания проходят мимо него люди. Они и не подозревают, что человек, который незаметно следует за ним на расстоянии примерно тридцати шагов и не сводит с него глаз, является служащим Главного управления национальной безопасности Франции или представителем тайной полиции в Праге, детективом в Берлине или Копенгагене. Этот медлительный пожилой господин, чьё лицо не вызывает каких-либо воспоминаний или ассоциаций и чье имя – Улоф Ашберг, неизвестен широкой общественности, но, по всей вероятности, он принадлежит к кругу самых влиятельных персон, которые вообще существуют в мире.

Те, кто знаком с его загадочной деятельностью, мимоходом отмечают, что он подобен Захарову нашего времени. При первом взгляде на Ашберга это замечание, как кажется, не имеет под собой оснований, ведь он не производит и не продаёт оружие. Он вообще не заинтересован в том, чтобы началась одна или несколько войн. Скорее он хочет препятствовать этому. Он стремится к тому, чтобы одержать победу без пролития крови. Он – финансист холодной войны.

Посвящённые люди считают его самым главным русским агентом в Европе, но есть сомнение в том, что он работает агентом в обычном понимании этой должности. Тем более он не является русским, а рождён на Балтике и швед по национальности. Однако он также свободно и без акцента говорит по-русски, как и по-шведски, и в придачу знает ещё полдюжины других языков.

Улоф Ашберг часто находится в разъездах, и не случайно он всегда оказывается именно там, где что-то происходит. Например, в прошлом году он прибыл в Прагу и пробыл там не более десяти дней, как коммунисты провели государственный переворот, и Чехословакия стала “народной республикой”. Для большинства людей, следящих в то время за его деятельностью, было загадкой, откуда коммунисты внезапно получили большие суммы денег, которые были так необходимы для осуществления переворота. Лишь немногие смогли заметить причастность Ашберга к этим событиям.

Когда забастовка французских шахтёров в конце октября прошлого года достигла своей кульминации, Ашберг появился в Париже, куда не приезжал уже давно. Тогда была раскрыта тайна о том, кто оказывал материальную поддержку забастовщикам. Главное французское управление национальной безопасности обнаружило, что Коминформ посылал крупные суммы денег во Францию. Конечно, никто не смог представить доказательства о непосредственном участии Ашберга в проведении данной трансакции, несмотря на то, что в деле были задействованы лучшие эксперты. Было установлено лишь то, что Ашберг располагал отличными связями в парижском банке, чей контрольный пакет акций находился во владении Советского Союза.

В последнее время Ашберг также несколько раз появлялся в Берлине, и ни разу общественность не смогла что-либо узнать о его приезде. Первый раз он приехал в начале октября 1948 г. и пробыл в городе десять дней. Он провёл множество переговоров с российскими служащими при финансовом отделении SMA^[344] с тем, как позже выяснилось, чтобы решить вопрос о ценных бумагах, которые русские присвоили себе в качестве добычи при захвате Германии. Бумаги были сложены стопками в сгоревшей церкви в Карлсхорсте, их ценность достигала почти 40 млрд, рейхсмарок, которые тогда ещё не были объявлены недействительными.

В конце декабря Ашберг вновь прибыл в Берлин. Один из участников переговоров, на которых был и Ашберг, рассказал, что в их ходе шло обсуждение финансирования немецкой армии для гражданской войны под руководством генералов Паулюса и Зейдлица, проведение которой русские планировали под прикрытием “полиции восточной зоны”.

Карьера Ашберга началась с финансирования Октябрьской революции в России. Во время Первой мировой войны он жил в Цюрихе, где в начале 1917 г. благодаря главному бургомистру Стокгольма, радикальному социалисту Линдхагену он познакомился с Лениным, который тогда находился в швейцарской эмиграции. Ленин получил от Людендорфа разрешение вернуться в бронированном вагоне через Германию в Россию вместе со своими товарищами и друзьями. В качестве благодарности немецкий генерал получил обещание о начале решительных действий в ходе русской революции, вследствие чего Россия отказалась бы продолжать войну против Германии.

Тем не менее для осуществления поездки не хватало денег. Ашберг выдал Ленину аванс и в качестве вознаграждения принял участие в поездке в Россию, поскольку Ленин посчитал, что именно в самом начале революции коммунистической партии может понадобиться человек, который словно по волшебству мог из ниоткуда доставать крупные суммы денег.

В то время Ашберг познакомился с Николаем Крестинским, который в течение нескольких лет находился в ссылке в Сибири, а теперь был назначен на должность генерального комиссара государственного банка. Находясь в тесном сотрудничестве с Крестинским, Ашбергу удалось получить в пользование несколько иностранных кредитов и тем самым приобрести доллары и фунты, необходимые для покупки оружия и снаряжения Красной армии, которая тогда пребывала в процессе становления. Началась интервенция. Без Ашберга у Ленина и Троцкого не было бы никаких ресурсов для противостояния армии генерала Врангеля.

Таким образом, после революции Ашберг занялся финансированием вооружённых сил Советского Союза. В то же самое время он познакомился с молодым коммунистом, у которого были невероятные усы и который отважно и мастерски вёл оборону города Царицына, позже переименованного в Сталинград.

Впоследствии, всё более упрочивая своё положение в качестве непосредственного руководителя государственного банка, Ашберг, в то время как Крестинский занялся правлением в народном комиссариате финансов, разработал основные направления развития НЭПа. “Новая экономическая политика” превратилась в своего рода компромисс между социализмом и капиталистической системой, или, как затем это явление было описано в коммунистической литературе, НЭП был шагом назад с целью того, чтобы вскоре сделать сразу два шага вперёд. Ленин одобрил этот план. Ашбергу было дано разрешение на предоставление коммерческих концессий в России для иностранных капиталистов, и весной 1922 г. в Москве он открыл банк для ведения внешней торговли, с помощью которого должны были проводиться все заграничные сделки.

Ашберг собирал миллионы. Тем не менее он всё же предчувствовал, что не сможет постоянно заключать сделки с коммунистами, поэтому решил отойти отдел. Ашберг принял участие в последней крупной сделке, работая на коммунистов, когда за процентное вознаграждение продал за границу целый товарный поезд, нагруженный драгоценностями и антиквариатом. Однако он на всякий случай осуществил продажу не из Москвы, а из Стокгольма и затем разорвал все торговые связи с русскими.

Крестинский не был так же умён. Он в качестве главы русской торговой делегации отправился в Берлин и остался там на должности посла. В один день в середине тридцатых годов его отправили обратно в Москву, где он предстал перед судом и был “ликвидирован”.

Вскоре после окончания войны русские восстановили контакты с Ашбергом. Вероятно, хотя это и трудно доказать, уже тогда русские рассматривали в качестве возможности начало холодной войны между Америкой и Советским Союзом, поэтому им понадобился первоклассный финансист. Следовательно, они вспомнили о существовании этого человека, который пользовался доверием самого Ленина, несмотря на то, что был капиталистом.

Итак, финансист революции и борец с интервенцией стал финансистом холодной войны. В этой связи сыграл роль так называемый “Старый вексель”. В сейфах государственного банка русские нашли векселя немецких фирм. Там же были обнаружены векселя, принадлежащие фирмам и частным лицам ненемецкого происхождения. По всей видимости, их ценность составляла несколько сотен миллионов долларов, и теперь Ашберг пытается каким-то образом пустить их в обращение. Будет ли это возможно, можно ли считать эти векселя возвратными, принадлежат ли действительно эти векселя немецким фирмам, учитывая, что фирмы всё чаще основываются в западной зоне, – всё это проблемы, которые, вероятно, может решить только Улоф Ашберг.

До того, как Ашберг начал работать на русских, он требовал предоставления некоторых гарантий для своего имущества в Швеции, Франции и Швейцарии. Для себя самого он не требовал ничего. Он не трудится за какую бы то ни было плату. Ведь ему принадлежит состояние, чей размер во сто крат больше того, что он может потратить. Поэтому ему достаточно лишь снова быть участником игры, снова быть тем, кто дёргает за ниточки на международной арене. Сделки всегда были единственной страстью в его жизни».

Статья Курта Рисса воспроизводилась и в ряде шведских газет. В газете «Афтонбладет» 30 июля 1949 г. в Стокгольме была помещена сенсационная статья с вызывающим заголовком: «Швейцарец даёт указания на русского агента: Улоф Ашберг, финансист холодной войны». Я написал опровержение, которое газета отказалась напечатать. Газета «Афтонбладет» и прежде способствовала распространению клеветы и фальшивых данных обо мне. 4 февраля 1948 г. читатели данной газеты могли прочесть следующее: «Банкир Улоф Ашберг находится в Париже, где ему предстоит совершить множество дел совместно с другими банкирами и политиками. Прежде этот банкир длительное время жил во Франции и провёл прибыльные сделки, как с недвижимостью, так и с иконами». В тот момент, 4 февраля 1948 г., я всё ещё находился в Стокгольме в ожидании визы для въезда во Францию, которую я получил только пять месяцев спустя. Что касается сделок по продаже икон, то уже в 1933 г. я передал моё собрание икон Национальному музею в качестве дара.

Я посчитал, что в связи с опубликованной в «Афтонбладет» статьёй вынужден обратиться в Совет по делам прессы. В моём письме я отметил, что газета отказалась напечатать опровержение. Вместе с тем я подчеркнул, что агитация подобного рода навредила не только репутации газеты, но в большей степени подорвала общественную мораль. В ноябре 1949 г. Совет, в состав которого входили градоначальник Стокгольма Хагандер в качестве председателя, госпожа Маргит Сивертц, главный редактор Аксель Ульсон и редактор Т. Винквист, сделал следующее заявление:

«Данные, содержащиеся в этой порицательной статье, взяты из швейцарского журнала “Зи унд Эр”, в котором 22 июля 1949 г. была опубликована статья “Улоф Ашберг – Кремлёвский банкир”. Едва ли можно считать нарушением журналистской традиции тот факт, что в шведской газете приводится упоминание об этом деле. Но швейцарский журнал предъявляет неслыханное обвинение Ашбергу и как человеку, и как шведу.

В этой связи “Афтонбладет” – газета пожелала передать содержание упомянутой журнальной статьи – позаботилась о том, чтобы и в заглавии статьи, и в самом стиле её написания выделить именно то неопределённое, что содержится в достоверности процитированного утверждения. Невозможно полагать, что в вопросах существующего такта и уважения “Афтонбладет” знает меру. Прежде всего, газета должна быть обвинена в том, что по такому серьёзному вопросу не было подготовлено место для публикации опровержения, написанного Ашбергом. Не может послужить оправданием и то, что во вступительной части этой порицательной статьи кратко говорится, что Ашберг “сам недавно опроверг слухи”».

Заявление Совета было обнародовано во всей шведской прессе. Практически все издания единодушно встали на мою сторону. Многие газеты после моего обращения в Совет по делам прессы выразили согласие и несомненную уверенность том, что стояло за всей этой писаниной. В газете «Моргон-Тиднинген» было напечатано следующее:

«Антисемитизм пробивается в разных местах и предстаёт в различных формах. Это во времена гитлеровского благополучия сильно инфицированная нацизмом газета “Афтонбладет” не упускала ничего, чтобы посредством коварных нападок поддерживать горящее пламя антисемитизма. На днях газета распространила статью из “Зи унд Эр”, в которой банкир и писатель Улоф Ашберг изображается в качестве русского агента и финансиста холодной войны, в качестве того, кто оказывал экономическую поддержку переворота в Чехословакии, забастовке французских шахтёров и спланированной русскими армии буржуазной войны в Германии. Это любовь “Афтонбладет” к сенсационной журналистике, её характерная черта: данные обвинения ранее неуклонно опровергал и сам господин Ашберг, и его юридический поверенный, Хуго Линдберг, и газета сама признала тот факт, что господин Ашберг действительно опровергал эти оскорбительные обвинения.

Само собой разумеется, что подобная клеветническая кампания в прессе вызовет трудности и причинит очевидный вред не только господину Ашбергу, но и будет способствовать разжиганию антисемитизма в кругах некритичных и доверчивых людей. Отсюда становится понятным, что господин Ашберг решил представить писанину “Афтонбладет” на суд Совета по делам прессы с тем, чтобы добиться восстановления его репутации, насколько это было возможно.

В указанном случае журналистские методы “Афтонбладет” были такого рода, что заслуживают публичного позора на суде по делам прессы. Это не первый и наверняка не последний раз, когда “Афтонбладет” пренебрегает нормами того, что считается правильным и верным и является хорошим тоном в вопросах качественной журналистики».

Самым сложным было добиться опубликования опровержений в западногерманской прессе. Вероятно, мои письма с опровержениями чаще всего попадали в мусорную корзину, так как я по большей части не получал ответа от редакторов. Также ссылались на информационные агентства, обещали «разобраться», говорили, что был получен материал из «других надёжных источников». Всё это сообщалось мне в личных письмах, в то время как немецкий народ всё ещё был опутан ложным представлением о том, что один еврей занимался мучением немцев.

Однако также и в западногерманской прессе можно было найти исключения. Некоторые газеты открыто заявляли, что допустили ошибку. 16 февраля 1951 г. газета «Хамбургер Эхо» опубликовала статью под заголовком «Банкир мировой революции. От служащего до миллионера. Ашберг финансирует коммунистические партии».

Газета «Хамбургер Эхо» проявила себя как редкий образец честности, когда 27 февраля напечатала большое по объёму опровержение под заголовком «Банкир мировой революции. Нападки на Улофа Ашберга оказались надувательством»:

«16 февраля мы опубликовали статью, которая была передана в наше издательство из бюро корреспонденции. В данной статье шведский банкир Улоф Ашберг был представлен в качестве финансиста европейских коммунистических партий.

Мы получили письмо от одного человека, почитаемого во французском обществе, чья неприкосновенность не подвергается сомнению. Это доказывает, что, опубликовав вышеупомянутую статью, мы пали жертвой жалкой мистификации».

В продолжении статьи газета пункт за пунктом назвала ранее опубликованные данные «редкостными небылицами». В заключении говорилось:

«Мы считаем, что наш журналистский долг – довести до сведения читателей “Хамбургер Эхо” объяснения, данные господином Улофом Ашбергом, и решительно заявить, что, согласно полученной нами достоверной информации, не существует какого-либо повода обвинять господина Ашберга, который сейчас, в возрасте 73 лет отошёл от дел и живёт на юге Франции. Мы будем требовать разъяснений о том, откуда статья “Банкир мировой революции” была прислана в бюро корреспонденции. Как бы то ни было, крайне прискорбно, что человек, не заслуживающий подобного обращения после многих лет плодотворной работы на благо общества, как это следует из представленных нами объяснений, был так несправедливо оскорблён».

Появление нападок на меня в европейской прессе я воспринимал довольно спокойно. Что действительно тревожило меня, так это новая волна антисемитизма и холодная война, которые стали своего рода почвой для возникновения нападок. Научились ли люди чему-нибудь в результате двух мировых воин и страшных гитлеровских кровопролитий, унёсших жизни миллионов евреев, или этот танец ведьм начнётся снова и человечество будет стёрто с лица Земли?

Цет Хёглунд рассказывает в своих мемуарах о том, как однажды бургомистр Карл Линдхаген сказал ему: «Ты слышал, что Пальмшерна пишет дневник? Будет лучше всего, если сейчас мы все начнём вести дневники».

Когда в начале 1950-х гг. начали публиковать дневники барона Пальмшерна, то даже я обнаружил, что совет Линдхагена будет полезным! В книге Пальмшерна «Некоторые особенности» (1950 г.) я нашёл одно место, с содержанием которого я был вынужден не согласиться, поэтому я отправил в прессу опровержение:

«Я прочёл книгу барона Эрика Пальмшерна “Некоторые особенности” и был удивлён тому, каким образом писатель относится к своим современникам. Я ожидал чего-то большего. Я ожидал, что за период долгого общения с ведущими политическими личностями нашей страны господин Пальмшерна что-то почерпнёт и осознает. В этой связи мне хотелось бы всё-таки возразить на неправдивые заявления господина Пальмшерна.

На странице 65 он пишет: “Рюден свернул с пути, когда искуситель Ашберг, „Новый банк“, „Зенно“ и „Свенск импорт“ привлекли его к приобретению, исходя из экономического положения, которое могло обеспечить им влиятельное положение, но стало его несчастьем. Эта неудача очистила его”.

Правда заключается в том, что на тот момент я уже оставил дела в банке по причине доклада, с которым я выступил в Хорнсбергс хаге и из-за которого я и “Новый банк” попали в чёрный список. Только после этого Вернер Рюден позволил себе последовать за этими аферистами, которым я отказал выдать кредит в банке. “Свенск импорт” был как раз таким предприятием. Позже именно руководство депутата риксдага Отто Валлена, питавшее симпатию к нацистам, привело Рюдена и других к беде.

Париж, октябрь 1950 г.

Улоф Ашберг».

«Открытое письмо барону Эрику Пальмшерна

Согласно полученным мною сообщениям, во второй части Ваших мемуаров Вы вносите свой вклад в шведскую историю: “Наши фантастические большевики едут на моторных лодках к „красным“ в Финляндию и везут с собой оружие. Викман, будучи в курсе дела и посредством члена городского муниципалитета Анны Юханссон, приютившей часть из них в Бромме, донёс мне, что участок земли в Сальтшёбадене, принадлежащий Улофу Ашбергу, станет стартовой площадкой для этой экспедиции. Правда ли это? В это время происходит множество удивительных вещей, и у Ашберга имеется много интересов в большевистской России, которые ему нужно защищать”.

В первой части Ваших мемуаров Вы делаете из меня козла отпущения в отношении так называемого “скандала с тюленьим мясом” – сделка, для проведения которой я, будучи исполняющим обязанности директора в “Новом банке”, отказывал в выдаче кредита, но которая была осуществлена после моего ухода из банка.

Во второй части Вы подозреваете меня в занятии контрабандой оружия. Как правило, писатели мемуаров рассказывают о том, что они пережили и чем действительно занимаются, но Вы не пишете об этом. Сперва Вы сообщаете публике сенсационную новость и в то же время спрашиваете: правда ли это? Ответ таков: это неправда! Я не проводил ни одну сделку с Россией, будь то в царские времена, период правления Керенского или в советский период, не получив на то согласия шведского правительства.

Если бы во время Гражданской войны в России действительно происходила отправка контрабандного оружия на моторных лодках с одной из хорошо обозримых лодочных пристаней в Сальтшёбадене, то Вам, учитывая занимаемый Вами пост Морского министра Швеции с 19 октября 1917 г. по 10 марта 1920 г., следовало бы вмешаться.

Париж, 26 октября 1953 г.

Улоф Ашберг».

Спустя несколько дней от барона Пальмшерна пришёл ответ, в котором он взваливает вину на других, но оставляет некоторый туманный намёк:

«Господин редактор!

Около недели тому назад в “Моргон-Тиднинген” было опубликовано письмо банкира Улофа Ашберга, написанное им по случаю недавнего выхода моих дневников, описывающих события 1917–1919 годов. Я прошу опубликовать нижеследующий ответ:

Шуточный образ господина Ашберга и гора искушений, окружённая партийными лидерами в 1920 году, стали выражением всеобщей веры в него. Полиция была уведомлена о транспортировке оружия для большевиков. Как следует из текста книги “Беспокойное время. II часть”^[345] на странице 343, обвинение Вам представил кассир Социал-демократической партии, но я в этом сомневаюсь, хотя дело, возможно, и стоило расследовать, так как “в это время происходит множество удивительных вещей...”

Юэлм, Англия, 2 ноября 1953 г.

Эрик Пальмшерна.».

Нет, на самом деле я не занимался контрабандой оружия. Напротив, планы по доставке контрабандного оружия так называемым «белым» в Финляндию, как кажется, стали главной проблемой в деятельности барона Пальмшерна. У него, однако, возникли некоторые опасения из-за позиции рабочих. 5 февраля 1918 г. он сделал следующую запись в своем дневнике:

«Все они придерживались мнения о том, что перевозка по железным дорогам на север вызовет волнения, поэтому она была отменена. Повсюду заметно проявляется солидарность рабочих, несмотря на то, что финские злодеи вызывают неприязнь. Херман Линдквист стал красным как рак, сидя на месте спикера парламента и слушая, как я выношу предложение о предоставлении белым поддержки в виде передачи оружия: “Как вы можете думать о том, чтобы стрелять в финских рабочих?” – вскипел он».

Таким был Херман Линдквист, и он выразил именно то, что думали шведские рабочие. Барон Пальмшерна, напротив, был готов прибегнуть к нарушению закона ради того, чтобы прийти на выручку белым. 31 января им была сделана запись: «Между тем я, пожалуй, закрою глаза, если произойдёт доставка контрабанды (белым)». Учитывая описываемые им далее события, он так и сделал.

28 февраля он сделал отметку в дневнике о том, что Хелльнер выполнил просьбу Грипенберга о предоставлении 10 пулеметов, 2000 винтовок, а также 100 000 патронов и 50 000 ручных гранат. Это дело провернул барон Пальмшерна, сообщив, что он, не уведомив об этом правительство, дал заблаговременное обещание Белой гвардии, базировавшейся на острове Эккере, вернуть оружие, отданное ими при всеобщем разоружении.

Фантазии об убийствах, содержащиеся в дневниковых записях Пальмшерна, также производят удивительное впечатление. Такие виды терроризма, как, например, покушения на убийство политических противников, согласно принципам мирового рабочего движения, отвергаются. Их также не приемлют большевики и социал-демократы из-за аморальности и нецелесообразности данных методов. Барон Пальмшерна тем временем, как кажется, придерживается иной точки зрения. 23 апреля 1918 г. он оставил запись в своём дневнике:

«Русский министр Гулькевич, который присутствовал на одном из “вторников”, устраиваемых моей женой для дипломатического корпуса, был немало заинтересован в том, чтобы донести сообщения из России. Это выглядело так, будто большевики решили примириться со старой системой и воспользоваться её людьми.

Я рассказал Г. о том, что когда Ленин в своё время был проездом в Стокгольме, то я тут же об этом узнал и позвонил Бр[антингу]. Я сказал ему: ‘Ты ведь знаешь Керенского. Передай ему, что Ленин прибудет следующим поездом. Когда он будет пересекать границу, то должен быть застрелен или схвачен и посажен в тюрьму. Телеграфируй ему”. Брантинг только рассмеялся и ответил: ‘Ты совсем свихнулся. Так не делается”.

Тогда я закричал в трубку: “Ты старый либерал и восьмидесятник, сейчас нужен человек, который осмелиться действовать!”. Хохоча во всё горло, Бр[антинг] повесил трубку. В отличие от него, Гулькевич понял ситуацию и сказал со слезами на глазах: “Мой дорогой барон, судьба России в Ваших руках”. Представьте, что было бы, если бы Бр[антинг[ послушался моего совета!!»

Таким образом барон Пальмшерна закончил дневниковую запись и подчеркнул своё волнение двумя восклицательными знаками.

Несомненно, Брантинг по-своему боролся с большевиками, но его руки оставались чистыми. Для него не существовало понятия убийства из-за угла. Он вёл себя по-рыцарски и мог высоко оценить силы противника. После смерти Ленина, 22 января 1924 г. Брантинг рассказал газете «Фолькетс Дагблад Политикен» о своей встрече с Лениным в Копенгагене в 1910 г. В тог раз Брантингу удалось лишь поверхностно узнать Ленина. Он особо отметил, что на первом этапе революции осуждал Ленина, а затем добавил:

«Тем временем оказалось, что он (Ленин) знал свой народ лучше многих, которые судили о происходящих событиях, основываясь на западную точку зрения. Невозможно переоценить значимость Ленина для русской революции. Он совершил большой исторический поступок, стараясь посредством грубой борьбы очистить страну от пережитков прошлого. Его действия были особенно жестокими на первом этапе большевистской революции. Позже в силу обстоятельств были предприняты некоторые вынужденные изменения.

Большая заслуга Ленина состоит в том, что он ранее остальных осознал необходимость в разумном приспособлении к сложившимся обстоятельствам. Крестьянские массы, оказывавшие доминирующее влияние на тело государственного организма, и в общем коалиция крестьян и рабочих требовали этих перемен. Данная коалиция была необходима, народ стремился к её созданию. В процессе изменений он также умело применил марксистскую теорию. Изначально Ленин был марксистом, но вдохновлялся скорее работами не старого, а молодого Маркса в духе 1848 года.

Свершённое Лениным навсегда останется одним из важнейших событий нашей эпохи. Останутся значимыми его прямолинейность и его бесцеремонная любовь к социальной революции».

Барон Пальмшерна питал отвращение к большевикам и боялся, что они могут убить его. Он беспокоился также и о безопасности Брантинга, поэтому проследил за тем, чтобы к нему была приставлена полицейская охрана на случай возможного нападения со стороны большевиков. Он строил свои опасения на основании сведений, полученных из вторых рук. Дело было в том, что русский министр Гулькевич рассказал Пальмшерна, что министр иностранных дел при правительстве Керенского Терещенко сообщил, что американский консул Поалей, прибывший из Москвы, сказал, что большевики собираются убить Брантинга.

Несомненно, Яльмар Брантинг подвергался множественным угрозам, в том числе и угрозам его жизни. Но эти угрозы исходили от реакционеров в Швеции, а не извне. Он даже сохранял письма с угрозами, так как считал, что они имеют историческую ценность. Анна Брантинг пишет в своей книге «Мой долгий путь», что «нам с Яльмаром всегда приходилось быть начеку, если они поздно возвращались домой, так как они опасались, что какой-нибудь сумасшедший может перейти от угроз к действию. Мы то и дело получали подтверждения того, что эти опасения не были лишь плодом их воображения. Действительно были люди, которые заплатили бы за то, чтобы Яльмар получил выстрел или удар ножом в спину. Во время его последней болезни случилось даже так, что один господин, занимавший высокое положение в обществе, сказал одному из его врачей: “Раз вы заботитесь о Брантинге, то вы можете дать ему что-нибудь такое, после чего мы наконец избавимся от него”».

Анна Брантинг пишет далее: «Сам доктор не говорил об этом, но власть имущие ходили вокруг и хвастались тем, что он сказал это. Конечно, не было и речи о том, что он поверит в то, что этому совету кто-то последует, но то, каким беспощадным был образ подобных мыслей, было хорошим отражением мировосприятия, свойственного определённой категории политических противников Яльмара».

От критичного барона Пальмшерна никто не получит милости. В его книге «Некоторые особенности», содержащей ряд портретов современных исторических лиц, есть также и сочинение о Яльмаре Брантинге. Он благосклонно признаёт имеющиеся у Брантинга определённые положительные качества, но в то же время даёт понять, что за невероятной предприимчивостью Брантинга (намекает барон) стояли другие люди.

Он пишет: «В рамках международной политики, бесспорно, он оказывал большое влияние и с завораживающей смелостью высказывал своё мнение, но проявляемая им прогрессивная инициатива, как правило, привносилась другими людьми. Он брал на своё попечение представленные проекты и идеи, придавал им форму и вёл далее судно, нагруженное предложениями и замыслами, сквозь труднопроходимые воды противоречий». Брантинг изображается как малообразованная личность, «он едва ли соответствовал своему времени, исходя из социально-экономического понимания. Скорее он был хорошим слушателем и был в состоянии быстро усвоить тему разговора в кругу специалистов».

И вице-спикера Хермана Ламма, и Рауля Хамильтона барон Пальмшерна описывал следующим образом:

«Во время правительственного кризиса Херман Ламм и Рауль Хамильтон пришли вместе к королю с тем, чтобы дать ему совет. Никто не мог быть лично более безразличен, чем эти двое: еврей и католик».

Барон Пальмшерна дружелюбно похлопывает Ф.В. Торссона по плечу, но в то же время обращает внимание на то, что «принадлежность к низшему сословию была очевидна» и что «он стыдился того низкосословного качества, которое было в нём». Он свирепствует против «компании Пера Альбина-Энгберга», а Рикард Сандлер узнает из дневников, что «он ведёт совершенно ограниченное существование и, какой бы одарённой рабочей машиной он ни был, он не постигнет и не осознает связи вещей».

Я понимаю Карла Стаафа, который в 1910 г. при переходе Пальмшерна от либералов к социал-демократам высказался так (согласно тому, что Линдхаген рассказал Хёглунду): «Как чудесно было избавиться от этого павлина».

20 октября 1918 г. барон Пальмшерна записал в дневнике: «Угроза, исходящая от большевиков, становится всё очевиднее. Здесь, на родине, предпринимаются меры предосторожности. Ашберг – загадочная фигура – устраивает в Стокгольме торжества в честь русских большевиков. Халльгрен, начальник полиции города, присутствует на всех их мероприятиях».

Да, в то время дела так и обстояли. Я трудился с целью установления благоприятных торговых отношений между новой державой на востоке и нашей страной. Я успешно начал работать в этом направлении при царском режиме. Я был уверен в том, что новый режим стабилизируется и будет прочным. Поэтому я посчитал, что Швеции следует как можно быстрее восстановить дипломатические отношения и договориться о начале плодотворного товарообмена между странами.

В моей книге «Странствующий еврей с Гласбрюксгатан» я уже описывал, как после переговоров с Яльмаром Брантингом и с его одобрения я в компании со Стеном Стендалем, оптовиком, депутатом риксдага и одним из лидеров правой партии, отправился в 1920 г. в Копенгаген. Там мы провели переговоры с полномочным представителем Советского Союза Максимом Литвиновым о возобновлении торговых связей между Швецией и Россией при условии, что Советский Союз признает старые долги и возместит шведам убытки, полученные в результате революции в России.

Наши переговоры увенчались успехом. 4 февраля 1920 г. Литвинов сделал письменное заявление о том, что советское правительство в качестве основы для последующих дискуссий о налаживании нормальных отношений между советским правительством и Швецией, готово:

– возместить шведскому государству урон, нанесённый шведскому посольству и консульству в России;

– предоставить шведским гражданам и фирмам денежное возмещение за реквизированное или конфискованное имущество в размере 10% от стоимости имущества на момент конфискации;

– вернуть шведским гражданам товары, приобретённые в России с целью последующего экспорта, или предоставить денежное возмещение за эти товары;

– предоставить в распоряжение шведских граждан их активы, хранящиеся в русских банках.

Брантинг был приятно удивлён, когда получил данный документ. В Швеции появилась возможность привезти на родину крупное состояние. Шведские требования к России дошли до сумм гигантских размеров. Одно только национализированное шведское имущество в России, по оценкам, достигло нескольких сотен миллионов крон. Вопреки расследованиям мне, к сожалению, не удалось выяснить точные цифры, поскольку на документах стояла печать секретности. Ни Стен Стендаль, ни я не могли представить себе, что Швеция упустит из рук такой шанс.

Денежная помощь большевиков друзьям партии в Швеции и за её пределами

Перевод А.В. Гехта

В переводе представлена глава из книги А. С. Кана «Домашние большевики. Шведская социал-демократия, большевики и меньшевики в I мировую войну и революционные годы 1914–1920»; перевод выполнен со шведского издания «Hemmabolsjevikerna: den svenska socialdemokratin, ryska bolsjeviker och mensjeviker under världskriget och revolutionsären 1914–1920». Stockholm, 2005. S. 394-401. Сохранено авторское оформление сносок.

Субсидии большевиков, выплачиваемые для поддержки их сторонников в Швеции, не были отражены в потоке проводимых ими банковских сделок. Деньги поступали от шведских акционерных обществ, отдельных предпринимателей и служащих в советском представительстве. Первой заметной акцией большевиков в поддержку международного движения по борьбе против империализма и движения за мир стало ассигнование в размере 2 млн. рублей.

Декабрьский декрет от 28 декабря^[346] был обнародован сразу же после его подписания Лениным и Троцким и впоследствии обсуждался в шведской прессе и несколько раз перепечатывался.

Размер ассигнования практически достиг 1 млн. шведских крон, между тем его реальная ценность снизилась вследствие падения курса рубля. Очевидно, однако, что этот щедрый дар не дошёл до шведских партийных товарищей.

В феврале 1918 г. в своём письме к Мари Нильсен Линдерот писал: «Правительство большевиков выделило 2 млн. рублей для проведения революционной пропаганды за границей. Мы начали думать, что это была фантазия Радека. Ни Боровский, ни Балабанов не получали каких-либо известий из Петрограда за исключением той телеграммы, которая была напечатана в прессе» ^[347].

1 марта 1918 г., сразу же после возращения из России, Фридрих Платтен отправил из Цюриха письмо Балабановой:

«Я хотел бы попросить Вас подумать о нашей молодёжи. Они приходят ко мне раз за разом и просят хотя бы уменьшить нагрузку. Вы смогли бы довести дело до конца. Я сожалею, что, несмотря на твёрдое обещание Ленина и Троцкого, отказался ради приличия принять то, в чём мы так настоятельно нуждаемся» ^[348].

Спустя месяц Балабанова направила письмо международному бюро молодёжи в Цюрихе, где следующим образом обосновала ассигнование бюро, запрашиваемое у Циммервальдской комиссии:

«Мы сомневаемся, что сумма, обещанная русскими, при содействии товарища Платтена может быть доставлена в срок, учитывая то, что технические проблемы препятствуют исполнению обещания в отношении высылки тех денег, которые ВЦИК выделил в целях поддержки социалистического [пропуск в письме]»^[349].

Определённые циммервальдские группы и их участники страстно желали получить обещанные русскими деньги. Уже в ноябре 1918 г. швейцарка Роза Блох в своём письме к заместителю Балабановой в Циммервальдской комиссии, Хёглунду, с долей злости сообщает: «Здесь все словно обезумевшие ищут эти русские миллионы, хотя их так никто и не видел, и мы тоже».

Принимая во внимание повторяющиеся в шведской прессе кампании, направленные против печатных изданий Левой социал-демократической партии Швеции (в январе, августе и ноябре 1918г.) «в отношении тех самых двух миллионов»^[350], является очевидным, что демонстративное ассигнование 1917 г., предпринятое Лениным и, в первую очередь, наркомом иностранных дел Троцким, в любом случае нанесло ущерб большевикам, находящимся в Швеции. Советские лидеры больше никогда публично не выделяли деньги для проведения пропаганды за границей.

Левая партия и её союз молодёжи постоянно нуждались в деньгах. Финансовое положение только что образованной партии было крайне слабым. Партия была вынуждена занять деньги у более сильной Социал-демократической партии Финляндии (СДП). 1 июня 1917 г. рабочая комиссия Левой партии поручила Чильбуму за время участия в конгрессе Социал-демократической партии Швеции добиться получения займа для погашения долга в размере 5000 крон^[351].

Эти деньги главным образом покрыли бы расходы на участие в международных конгрессах, а также расходы на проведение избирательной кампании. 27 июня 1917 г. руководство финской партии одобрило выдачу займа Левой партии Швеции: Юрьё Сирола (по доверенности Карла Харальда Виика) должен был доставить деньги шведам в Стокгольм^[352]. Финские партийные сбережения хранились в «Новом банке» Ашберга, который обслуживал рабочее движение. В декабре 1917 г. Чильбум и Хёглунд получили новый заём от финнов в размере 25 000 крон с целью предоставления помощи печатному органу Левой партии, газете «Фолкетс Дагблад Политикен»^[353].

Вопрос о предоставлении большевиками финансовой помощи партийным товарищам в Северной Европе в последний раз поверхностно затрагивался Ларсом Бьёрлином в изданной в Дании книге «Золото из Москвы». В общем и целом следует согласиться с исходным предположением Бьёрлина: «...также очевидно, что уже в 1918 г. шведская партия ожидала получения финансовой помощи напрямую от русских большевиков для поддержки политической деятельности партии»^[354].

Однако, согласно дневниковым записям финского шведа, социал-демократа Карла Вийка, во время своей первой «красной поездки» в Петроград Чильбум и Хёглунд не получили денег, которые совершенно точно были предназначены для их партии^{[355] [356]}. Но снова из разумного предположения Бьёрлина следует, что «при имеющихся у левого крыла Социал-демократической партии Швеции контактах с большевиками» СДПШ посредством инвестиционного сберегательного счёта получила финансовую помощь от большевиков из России. «Обычно левое крыло шведской партии обсуждало свои финансовые связи с большевиками на заседаниях совета директоров. Но когда это происходило, обсуждения не вносились в протокол. Вероятно, эти вопросы рассматривались в очень узком кругу партийного руководства». То же самое пожилой Отто Гримлунд рассказывал историку Карлу Георгу Андрэ. «О таком ведь нельзя писать в протоколе», – говорил он".

Не стоит всё же воспринимать эту цитату как указание на то, что Левая партия стыдилась принять деньги большевиков. Как писал Хёглунд, 4 января 1918 г. глава «Фолкетс Дагблад Политикен» выражал надежду на то, что русская революционная демократия протянет свою щедрую руку помощи международному социалистическому движению. То, как Хёглунд и его единомышленники из Левой партии выражали своё отношение к данному вопросу, заслуживает цитирования:

«Мы скорее состоим в союзе с русскими рабочими и крестьянами, с революционным пролетариатом, чем с капиталистическим, военным, предательским, эксплуататорским классом здесь на родине. Поэтому мы открыто признаём, что находим значимым и высокочтимым этот яркий знак признательности, который передовые отряды социальной революции адресовали своим товарищам в других странах».

Вышеприведённая цитата заполняет определённый пробел в «Золоте из Москвы». Согласно Хёглунду, получение русских денег могло произойти только при одном условии: «их использование в соответствии с указанной целью проведения пропаганды» и их возможное распределение «посредством какой-либо международной социалистической комиссии». Другой лидер Левой партии, Гримлунд, был склонен к такому же принципиальному признанию вероятной денежной помощи от русских: «...если бы нам предложили помощь для проведения агитации и пропаганды, мы, разумеется, не отказались бы от неё» (цитата из газеты «Сконска Фолькбладет» от 12 сентября 1918 г.).

Оставаясь верными своему мнению, как во время первой, так и во время второй «красной поездки», лидеры Левой партии получили деньги для Циммервальда. Таким образом, 23 декабря 1917 г. Хёгпунд в своём докладе рабочему комитету партии доложил:

«...была также исполнена часть поручений в счёт Циммервальда, в частности от русских присоединившихся партий в отношении требований комиссии. Было дано обещание о предоставлении крупного ассигнования, которое способствовало бы осуществлению более масштабной деятельности»^[357].

Для финских партийных товарищей, которых также просили предоставить денежную помощь, было сделано уточнение о том, что деньги получены только для Циммервальда. Тот факт, что во время второй «красной поездки» на инвестиционный сберегательный счёт поступило 100 000 рублей, не упоминается ни в процитированном письме Линдерота к Мари Нильсен, ни в запротоколированной части доклада Хёглунда от 1 марта 1918 г.^[358]

В обширном исследовании Бьёрлина рассматривается шведское коммунистическое движение в течение всего советского периода. Тому отрезку времени, на который мы обратили внимание, главным образом на управление ассигнованием Коммунистического Интернационала, Бьёрлин посвящает лишь пару страниц и основывается на единственном первичном источнике, а именно письме Линдерота к Мари Нильсен от 5 февраля 1918 г.^[359]

Ниже цитируется продолжение письма от главы экономического отдела газеты Чильбума к Стрёму, написанное в июле 1918 г. Помимо экономических привилегий для прессы Левой партии, которые были обещаны во время «красной поездки» в Москве, фактический отправитель письма говорит об острой нужде высшего органа власти. Чильбум пишет:

– Это ведь сделки! [...] Финны также получили бы некоторые деньги от этого. Это более личное дело. Неудобно писать об этом.

– Конечно, от Ашберга был получен заём, но вместе с тем нам следует быть экономными. Пока типография не будет готова, у нас будут большие расходы. Нам также необходимо организовать типичное типографское заведение. Вы увидите, как оно высосет деньги, и 25 000 для ежедневной газеты – это, на самом деле, гроши. В следующем году нам также необходимо получить субсидию минимум в размере 25 000, учитывая наши теперешние планы по расширению. [...] Если досталась монетка, то нельзя впадать в манию величия, нужно думать о будущем. Это экономически разумно. Через пару лет появится новая пресса, тогда и наступит покой, наступит неизбежно.

– Тираж упал! Да, к сожалению! На самом деле, это ведь естественно. Разумеется, мы проведём агитацию. Однако нужно принять во внимание то, что народ отупеет, если мы будем слишком часто кричать и призывать их к чему-то. А мы в действительности много кричали после перепланировки. Людям в провинции нужно иногда давать время для отдыха. Но, как я уже сказал, мы проведём агитацию, когда у нас будет собственный дом и готовая типография. Между тем кажется, что возникнут определённые трудности с прессой. Хотелось бы получить компенсацию в виде драгоценных металлов, но всё ещё неясно, согласится ли на это Торговая комиссия, пока не слишком поздно. При этом я сделал что мог, после того как вернулся домой. Полагаю, что дела в газете пошли бы лучше, если бы можно было делать местный репортаж. В этом отношении многое должно быть сделано. С точки зрения освещения внешней политики газета довольно хороша. Ах, если бы только она была так же хороша с точки зрения освещения новостей внутренней политики.

– Публикации: все партии [стороны?] имеют меньшее количество газетных публикаций в сравнении с социал-демократами. Июль тоже плохой месяц. Между тем необходимо принять на работу мужчину вместо фрёкен Брурссон. Это нужно сделать осенью. Социал-демократы тоже не располагают многим – в любом случае у них нет таких больших средств, как можно было бы подумать, зная, что им уже 30 лет. Сравнение с «Дагенс Нюхетер» и «Свенска Дагбладет» всегда неудачно.

– На встречу с руководством в полном составе мы решили пригласить Хедена и Линдхагена вместе с Карлесоном. Посмотрим, что мы сможем сделать. Разумеется, нам нужно быть с ними осторожными, но с другой стороны, мы должны выражать ясность, в противном случае наша предприимчивость будет уничтожена.

– Прискорбно, но, насколько мне удалось выяснить, в возникающей путанице в девяноста случаях из ста виноваты провинциальные жители. Пример: они не отправляют доверенности, спецификация плательщиков, когда один человек шлёт деньги нескольким и так далее. Позже это привело к небывалой путанице, что было хуже всего. И все забыли, кому в декабре 1917 года «Андерссон» высылал доверенности. Неясные адреса, отсутствие печатей, неразбериха с платой по свидетельствам на акции и тому подобное в действительности является привычным делом. Но, разумеется, это наш промах, когда впоследствии они не получают квитанции.

С 1 февраля для того, чтобы помочь фрёкен Олин, у меня появилась одна женщина [лист 5], способная и добросовестная. Они прошли через всё. Я сам тоже вмешивался в каждое трудноразрешимое дело. И нужно сказать: в большинстве случаев это была вина рисовальщиков. Но постепенно всё, конечно, должно наладиться. Трата длительного времени на проведение платежей тоже является помехой. Этот опыт пригодится нам для следующего раза.

– Сделайте собственное конкретное предложение по вопросу об общескандинавском бюро [печати]. Но никаких фантазий, трезво и холодно. Это ускорит решение вопроса. Таким образом, мы можем попытаться реализовать это, когда вернёмся, вы – из отпуска, а я – из России. Официально это должно быть подчинено Samköp^[360]. Собственный представитель – это первая предпосылка.

– Уже давно в каждый муниципалитет и клуб мы написали письма, в которых рассказывали о газете. Но пока наша газета не готова, рабочие любят социалистическую «Дагенс Нюхетер». Они читают газеты не из чувства солидарности, а из-за их содержания, потому что в глубине души шведские рабочие – это такие же важные буржуа, прежде всего их супруги, как и само название «буржуа»^[361].

В длинном письме Чильбума не содержатся какие-либо прямые доказательства существования советского ассигнования, но в нём прослеживаются каналы, по которым была предоставлена финансовая помощь. Первым и прямым указанием на это был перевод денег во время «красных поездок», в данном случае финских денег, которых было в достатке у финского эмигрантского руководства в течение первого времени после их бегства из России^[362]. Рабочая комиссия Левой социал-демократической партии Швеции на заседании 15 июня 1918 г. поручила Чильбуму «наладить экономические связи с финской партией».

Как следует из процитированного письма Чильбума (пункт 3), он сам должен был доставить деньги из Петрограда в Стокгольм. Затем ЛСДПШ получила свой третий заём в размере 180 000 крон в «Финском комитете» в Стокгольме^[363], По совету Чильбума 1 ноября 1918 г. 100 000 крон были переданы в «Шведское экономическое акционерное общество» Улофа Ашберга. Зимой 1918/19 г. он на всю сумму приобрёл в Финляндии русские рубли, но они были конфискованы финскими властями. Ашберг пообещал возместить убыток^[364]. Согласно исследованию Бьёрлина, заём, выданный финнами, был выплачен шведской, теперь коммунистической, партией только в 1921 г. при поддержке Интернационала^[365].

Вторым каналом, по-видимому, было только что открытое «Шведское экономическое акционерное общество» Ашберга, созданное для продолжения сотрудничества и расширения его экономический связей с Советской Россией^[366]. Как впоследствии утверждали шведские критики Ашберга, уже в сентябре 1918 г. Советское государство стало фактическим обладателем контрольного пакета акций «Экономического общества»^[367].

Летом и осенью 1918 г, Ашберг помог русским обменять крупные партии рублей на западную валюту, не вызвав при этом видимого интереса к новому акционерному обществу со стороны полиции. Позже в Таллинне советская торговая делегация назначила именно «Экономическое акционерное общество» в качестве своего финансового представителя^[368]. В 1920-е гг. Ашберг, с одной стороны, помогал в организации банковского дела во времена рыночной экономики НЭПа, а с другой стороны, продолжал выдавать кредиты своим друзьям в Коммунистической партии Швеции и их главному печатному органу, газете «Фолкетс Дагблад Политикен», в ряде случаев не требуя за них выплаты^[369].

Третьим указанием на каналы помощи стал тот факт, что, пока продолжалась мировая война и блокада, шведские большевики получали выгоду при покупке дефицитных полиграфических товаров, что должно было облегчить положение всей левой социалистической прессы. В первой половине и летом 1918 г. (не позднее 22 августа) эти вопросы несколько раз поднимались на собраниях рабочей комиссии ЛСДПШ, что привело к появлению определённых разногласий как со шведскими властями, так и с советским ведомством и дало скудные результаты^[370].

Четвёртым, также непрямым каналом помощи стало посредничество русских новостей в деятельности «Фолкетс Дагблад Политикен» на выгодных условиях. Их телеграфирование происходило бесплатно. Например, уже первые телеграммы с интервью, которые Хёглунд отослал в «Политикен», были бесплатно отправлены русским телеграфом^[371]. «Здесь мы не принимаем во внимание ту любезность, с которой были встречены иностранные путешественники во время “красных поездок”, и полученные ими привилегии в Советской России: без того нахождение и перемещение иностранцев по стране, охваченной гражданской войной и голодом, было совершенно невозможным, даже если буржуазная пресса, по всей видимости, переоценивала факт благоприятного пребывания лидеров ЛСДПШ в русских столицах»^[372].

Как бы то ни было, в 1918 г. процветала как партийная газета, так и её небольшое издательство. «Мы видим, что все эти новые газеты образуются согласно экономически выгодному принципу», – говорил Хёглунд на заседании 21 марта 1918 г.^[373] Шведские власти – Министерство иностранных дел, сам министр иностранных дел Хельнер и полиция – выразили подозрения в отношении русских субсидий, предоставленных прессе.

17 ноября 1918 г. в Стокгольме шведское Министерство иностранных дел информировало посла Норвегии о том, что, несмотря на размещение советских вкладов в шведских банках в размере нескольких миллионов, всё же отсутствуют прямые доказательства предоставления более крупных субсидий для проведения большевистской пропаганды в Швеции^[374].

В данное время известно лишь о единственном менее крупном ассигновании в размере 100 000 крон, предоставленном для газет левого социалистического толка. Было установлено, что дела газеты «Норршенсфламманс» (г. Люлео) внезапно начали процветать весной 1918 г. Волнения читателей газеты по поводу предоставляемой помощи были рассеяны заявлением, в котором говорилось, что «деньги поступают из другого источника»^[375].

1

United States, Committee on Public Information. The German-Bolshevik Conspiracy. War Information Series. № 20. October 1918; (далее – GBC). Немецко-большевистская конспирация. Вашингтон, 1918. «Русское» издание представляет собою сокращённый вариант «американского».

2

GBC. Р. 26-27, документы № 54, 57, 61.

3

Мельгунов С.П. Золотой немецкий ключ большевиков. 2-е изд. Нью-Йорк, 1989. С. 131-151.

4

Germany and the Revolution in Russia. 1915-1918. Documents from the Archives of the German Foreign Ministry. By Z.A.B. Zeman. L., 1958; Scharlau W, Zeman ZA.B. Freibeuter der Revolution. Parvus – Helfend. Politische Biographie. Köln, 1964.

5

Sutten A. Wall Street and the Bolshevik Revolution. N.Y., 1974.

6

Ibid. P. 57-63.

7

Bryson J. The World of Armand Hammer. N.Y., 1985.

8

Консидайн Б. Больше, чем жизнь. Удивительная биография доктора Арманда Хаммера. М., 1981; Хаммер А. Мой век двадцатый. М., 1988.

9

Наиболее полно деятельность У. Ашберга рассматривается в книге Р.Ш. Ганелина «Россия и США. 1914-1917 гг.» (Л., 1968. С. 54-139).

10

Aschberg О. En vandrande Jude Mn Glasbruksgatan. St., 1946. S. 113-238.

11

При подготовке данной публикации удалось обнаружить краткие биографические сведения о У. Ашберге только в некоторых шведских справочных изданиях: Vem är det? (за разные годы); Svenska man och kvinnor, Biografisk uppslagsbok. Bd. I. St., 1942. S. 142; Bonniers Lexikon, Bd. I. St., 1961. S. 804.

12

В основу предлагаемого биографического очерка положены воспоминания У. Ашберга (см. выше) в переводе И.Г. Носовой. Далее даются сноски только на другие использованные источники.

13

Vem är det? 1916. S. 15; Svenska män och kvinnor. Bd. I. S. 142.

14

См. далее: c. 81. Сведения о лицах, которые упоминаются в воспоминаниях У. Ашберга, приводятся в комментариях к этим воспоминаниям.

15

Эрнест Нахмансон (1877-1943) получил известность как профессор истории и филологии (Svensk biografiskt leksikon. Bd. 26. St., 1987-1989. S. 364-366.

16

Ibid. S. 362.

17

Ibid.

18

По некоторым данным, в 1895-1896 гг. он изучал в Париже филологию (Vem är det? 1916. S. 15-16).

19

Анна-Элизабет Альберг (Ahlberg) (р. 1877) была дочерью владельца хлебопекарни Августа Альберга и его жены, урождённой Зандберг (Сандберг) (Vem är det? 1916. St., 1915. S. 15-16).

20

Сын У. Ашберга Рагнар тоже был банкиром (Index bio – biographicas notorum hominum. Pars C. Vol. 8. Osnabrück, 1977. S. 6753).

21

В справочной биографической литературе отмечается, что до 1905 г. У. Ашберг основал три фирмы: 1896-1905, 1900-1906, 1903 – и что первой из них была швейная фабрика (Vem är det? 1916. S. 15).

22

Сведений о В. Вильгельмсоне обнаружить не удалось.

23

Магнyccoн (Magnusson), Густав Герхард (1872-1940) входил в руководство «Нового банка» в 1912-1918 гг. (Svenska män och kvinnor. Bd. III. St, 1949. S. 193.

24

Кристьернсон (Christiemson), Аксель, по-шведски правильнее: Кришернсон – был не только депутатом риксдага от СДПШ, но и владельцем фирмы «А. Кристьернсон и К°», имевшей отделение в Москве. После Октябрьской революции эта фирма принадлежала к числу первых зарубежных корпораций, которые встали на путь сотрудничества с Советским правительством. 23 ноября 1918 г. с нею было подписано пять контрактов на поставку в Россию авиационных двигателей, карбюраторов, инструментов и некоторых других товаров на сумму 19 млн. крон (Шведская промышленность 1915-1916. T. 1. Стокгольм, с. 634-635; РГИА. Ф. 1525. Оп. 1. Д. 476. Л. 11-88).

25

Aschberg О. Op. cit. S. 97. См. также: Holger, Till Olof Aschberg Nagra hagkomster fran en resa med vannema Gustaf S. och Gerhard M. varen 1912. St., 1913.

26

Адольф Молин – депутат риксдага, Седертелье, Свен Персон – редактор, член муниципалитета, Стокгольм, И.Е. Берглунд – кассир, депутат риксдага, Стокгольм, Роберт Экман – директор типографии, член муниципалитета, Стокгольм, К.Г. Рослинг – второй председатель Союза кооператоров, Стокгольм, Н.П. Ольсон – мастер, член муниципалитета, Стокгольм, Густав Свенсон – директор, Стокгольм, С.П. Видегрен – кассир профсоюза рабочих деревообрабатывающей промышленности, член муниципалитета, Стокгольм, А.И. Кристьернсон – редактор, депутат риксдага, Хельсингборг, Отто Йерте – служащий коммерческой коллегии, член муниципалитета, Стокгольм, Г. Герхард Магнуссон – редактор, член муниципалитета, Стокгольм, А. Спарринг – кассир профсоюза металлургов, Стокгольм, Нильс Персон – депутат риксдага, Мальмё, Андерс Эрне – член муниципалитета, Стокгольм. В Правление банка вошли: председатель – Херман Линдквист, исполняющий обязанности директора – Улоф Ашберг, заместитель исполняющего директора – Герхард Магнуссон, директор кассы – Густав Свенсон, члены правления: А.И. Кристьернсон, А.П. Спаринг, главный врач – Карл Сунделиус, заместители – книгоиздатель Тур Бонньер, служащий Отто Йерте, лиценциант философии Ингве Ларссон, члены Ревизионной комиссии: профессор Хельге Бекстрём, депутат риксдага Бернхард Эрикссон» (Aschberg О. Op. cit. S. 98-99).

27

См. далее: С. 81.

28

Одним из директоров этой компании был брат известного нефтяного короля Джона Рокфеллера – Вильям, одновременно с этим занимавший пост директора крупнейшего американского банка «Нейшнл сити бэнк оф Нью-Йорк» (Who’s who in America. Vol. VII. Chicago, 1912. P. 1780).

29

Корей Л. Дом Морганов. М., 1934. С. 115.

30

Бовыкин В.И. Россия накануне великих свершений. М., 1988. С. 66-67.

31

Вайнштейн А.Л. Народное богатство и народно-хозяйственное накопление предреволюционной России. М., 1960. С. 368-419.

32

РГИА. Ф. 560. Оп. 38. Д. 1069. Л. 22 об. Осенью 1915 г. на страницах русской печати появились све дения, будто бы у истоков «Шведско-Русско-Азиатской компании» стоял варшавский коммерсант Герман Малиньяк, который, получив в России несколько выгодных заказов, сумел привлечь к их реализации Й. Чульбергера, а он У. Ашберга. В 1917 г. при расследовании дел князя Д.И. Бебутова и журналиста И.И. Колышко, обвинявшихся в связях с германской разведкой, среди тех лиц, с которыми они контактировали в Стокгольме, фигурировало имя варшавского коммерсанта Александра Малиньяка (Колышко И.И. /Баян-Рославлев/. Моё дело. Пг. 1917. С. 53,64; ЦГИА г С -Петербурга Ф 487 Оп. 1. Д. 2686. Л. 9).

33

РГИА. Ф. 560. Оп. 38. Д. 1068. С. 354.

34

Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 111, 115.

35

Лебедев В.В, Русско-американские экономические отношения в 1900-1917 гт. М., 1964. С. 173.

36

Маниковский А.А. Боевое снабжение русской армии в войну 1914-1918 гг. М,, 1920.4.1. С. 84, 118.

37

Из воспоминаний У. Ашберга явствует, что (после возвращения из Петрограда в Стокгольм) вечером 6/19 июля 1916 г. он на борту парохода «Бергенсфьёрд» в сопровождении своего секретаря Курта Пальма и художника Альберта Энгстрёма отправился в очередное путешествие к берегам Америки (Aschberg О. Op. cit S. 105).

38

См. далее: с. 72.

39

По некоторым данным, в организации этой встречи принимал участие Александр Малиньяк. Позднее П.И. Бурышкин утверждал, что в Стокгольме А.Д. Протопопов обсуждал не только вопрос о возможных условиях сепаратного мира между Россией и Германией, но и вопрос об организации революции в России (Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 55-56; Кстышко И.И. Указ. соч. С. 64; О стокгольмской беседе А.Д. Протопопова // Русское слово. М., 1917. 19 января).

40

Д.А. Олсуфьев – П.А. Базилевскому. 15 января 1917 г.// Там же.

41

Aschberg О. Op. cit S. 125.

42

См. далее: с. 75.

43

Ленин, Ганецкий и К° – шпионы // Живое слово. 1917. 5 июля.

44

«Дисконто гезельшафт» (Disconto-Gesellschaft) – один из крупнейших банков Германии. Был создан в 1851 г. в Берлине министром финансов Пруссии Давидом фон Ганземаном. В 1856 г. из кредитного общества преобразован в коммандитное товарищество, получив название «Direction der Disconto-Gesellschaft». Был тесно связан с банкирским домом М.А. Ротшильда, на базе которого (после его ликвидации в 1901 г.) открыл во Франкфурте-на-Майне свой филиал. Накануне Первой мировой войны имел личную унию примерно со ста акционерными обществами. Можно назвать «Всеобщую электрическую компанию» – ВЭК, «Гамбургско-американское акционерное общество» – ГАПАГ, «Динамитное акционерное общество Альфреда Нобеля, «Рейнско-Вестфальский электрический концерн», «Немецко-Азиатский банк», «Итальянский коммерческий банк». Сотрудничал с Августом Тиссеном и Штуммом в Германии, с фирмой «Кун, Леб и К°» в США (Dr. Riesser. Die deuschen Großbanken und ihre Konzentration im Zusammenhang mit der Entwicklung der Gesamtwirtschaft in Deuschland. Jena, 1922; См. также: Die Disconto-Gesellschaft, 1851-1901. Dankschrift zum 50 Jährige Jubiläum. B. 1901. Däbritz W Gründung und Anfänge der Disconto-Gesellschaft. Berlin – München – Leipzig. 1931; Wolf M.J. Die Disconto-Gesellschaft. Stätten deuschen Arbeit. Bd. I. B. 1930).

45

А.Л. Парвусу (настоящая фамилия – Гельфанд) посвящена большая литература. См.: Osterroth F. Biographisches Lexicon des Sozialismus. Bd. I. Hannover, 1960. S. 126-127. Schartau W. Parvus – Helfand als Theoretiker in der deutschen Socialdemokratie und seine Rolle in der ersten russischen Revolution 1867 – 19 0 München, 1964; Соловьёв О.Ф. Парвус: политический портрет // Новая и новейшая история. 1991. № 1. С. 162-185.

46

Речь идёт о фирме «Handels og Exportkompan’fex» // Кентавр. 1992. № 5-6. С. 96.

47

Мечислав Юльевич Козловский. Даты жизни и деятельности // РЦХИДНИ. Ф. 588. Оп. 2. Д. 34. Л. 1-25.

48

По сообщениям газет, которые нуждаются в проверке, Евгерия Маврикиевна Суменсон-Гельфанд до начала Первой мировой войны жила в Варшаве, в Петрограде поселилась после оккупации Польши германскими войсками, т.е. не ранее 1915 г. Ей было около 35 лет, она имела брата, инженера, по фамилии Рондо, приходилась родственницей Я.С. Ганецкому (по одним данным, была его свояченицей, по другим, племянницей). В 1917 г. являлась доверенным лицом фирмы «Фабиан Клингсглянд» и по делам фирмы имела связи с Я.С. Ганецким. Утром 5/18 1917 г. была арестована контрразведкой. Освобождена под залог 21 сентября 1917г. Последующая судьба пока не известна (Предательница Суменсон арестована // Живое слово. 1917. 6 июля; На даче шпионки (к аресту Е.М. Суменсон // Петроградский листок. 1917.7 июля; М-ов П. На зимней квартире шпионки (К аресту Е.М. Суменсон). Там же. 8 июля; Ганецкий и компания // Русская воля. Утр. выл. 1917. 11 июля; Документы по делу Ланина и К° // Там же. 12 июля; Расследование событий 3-5 июля // Валя народа 1917.22 июля. Ляндрес С. Немецкое финансовое участие в русской революции // Россия в 1917 г.: новые подходы и взгляды. СПб., 1993. С. 60-64).

49

Речь идёт о фирме «Фабиан Клингсглянд», совладельцем которой был брат Я.С. Ганецкого (Кентавр. 1992. К» 5-6. С. 96).

50

Бурцев В. Из письма в редакцию // Новое время. 1917. 7 июля; Министры о германских агентах U Там же. 8 июля; Документы о Ленине и К°; новые разоблачения о германских агентах: Парвусе, Ганецком и компании // Там же. 19 июля; Документы о Ленине и К°// Там же. 22 июля; Прошение присяжного поверенного Козловского // Там же. 28 июля; Бурцев В. Ещё один вызов на третейский суд //Там же. 1 августа; Заславский Д.: 1. Нечестивые и наивные//День. 1917. 6 июня; 2. Гримм и гриммированные // Там же. 10 июня; 3. Кошмар // Там же. 15 июня; 4. Экспедиент формальности // Там же. 23 июня; 5. Грязное бельё // Там же. 1 июля; Расследование деятельности Ленина и др. // Вечернее время. 1917. 6 июля; Мзура. А. В трясине предательства // Там же. 7 июля; Семёнов Е. Кто такой Парвус? // Там же; Мзура А. Охранные прорицатели // Там же. 11 июля; Коллонтай А.М. // Там же. 15 мюля; Документы по делу Ленина и К° // Русская воля. Утр. вып. 1917. 12 июля; Гуревич Э. Парвус – Козловский – Ганецкий // Власть народа. 1917. 7 июля; Дело большевиков. Постановление прокурора Петроградской судебной палаты // Там же. 22 июня; Письмо Троцкого // Рабочая газета. 1917. 9 июля; Письмо тов. X. Раковского // Там же; Перазич Р., Долин Д. По поводу письма Бурцева // Там же. 11 июля; Раковский X. Ответ клеветнику. Письмо в редакцию // Там же. 16 июля; Алексинский X. Ещё о клеветнике Алексинском // Там же. 3 августа; К аресту Коллонтай // Новая жизнь. 1917. 15 июля; Биншток Гр. (Осипов Г.) Письмо в редакцию // Там же. 21 июля; Расследование событий 3–5 июля. От прокурора Петроградской судебной палаты // Воля народа. 1917. 22 июля; Без лишних слов. 1917. № 1-2.

51

Материалы следствия, составившие 21 том, частично введены в научный оборот только в самое последнее время; Анисимов Н.А. Обвиняется Ульянов-Ленин... // Военно-исторический журнал. 1990. № 11. С. 3-9; Ляндрес С. Немецкое финансовое участие в русской революции // Россия в 1917 году: новые подходы и взгляды. СПб., 1993. С. 61-63.

52

Дело Ганецкого и Козловского. Из протоколов заседаний ЦК РСДРП в июне – ноябре 1917 г.// Кентавр, № 1-2. С. 71-82; № 5-6. С. 68-79.

53

Мельгунов С.П. Золотой немецкий ключ. 2-е изд. Нью-Йорк, 1989; Фельштинский Ю. Крушение мировой революции. Брестский мир. Октябрь 1917 – ноябрь 1918. М., 1992. С. 29-67.

54

Беседа с директором Сибирского банка // Петроградская газета. 1917. 9 июля.

55

Как финансировались большевики И Русская воля. Веч. вып. 1917. 15 июля; Ленинцы и германские деньги // Живое слово. 1917.19 июля.

56

Самооправдание Ганецкого и компании // Русская воля. Веч. вып. 1917. 10 июля; Заявление Центрального большевистского комитета // Новое время. 1917. 11 июля.

57

Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 32. С. 410-417, 418, 422, 424-426, 427; Т. 34. С. 6-7, 21-32; Т. 49.

58

Заявление М.Ю. Козловского // День. 1917. 7 июля.

59

Так, в заявлении Заграничного бюро ЦК РСДРП(б), подписанном В.В. Воровским, Г.С. Ганецким и К.Б. Радеком говорилось; «Мы заявляем, что ни Центральный комитет большевиков, ни Ленин, ни другие лица, находящиеся с ними в отношениях, никогда не получали денег ни на какие политические цели ни от Ганецкого, ни от Заграничного бюро большевиков, в состав которого входит Ганецкий. Мы вообще никогда не пересылали денег в Россию» (Новое время. 11 июля).

60

В литературе уже обращено внимание на несоответствие этих заявлений В.И. Ленина и его переписки с Я.С. Ганецким и К. Радеком за 1914-1917 гг. (Автарханов А. Происхождение партократии. T. 1. ЦК и Ленин. 2-е изд. Франкфурт-на-Майне, 1981. С. 318-322). В противоречии с этими заявлениями находится и недавно опубликованное письмо К. Радека В.И. Ленину от 11/24 июля 1917 г.: «Ганецкий, – писал К. Радек, – занимался вообще торговлей не для личной наживы, а для того, чтобы помогать материально партии. Последние два года Ганецкий не одну тысячу дал нашей организации» (Кентавр. 1992. № 1-2. С. 74-75. Новые документы о финансовых субсидиях большевикам в 1917 г. Вступительная статья С. Ляндреса (США). Составители Н.А. Сидоров и Е.С. Ульно // Отечественная история. 1993. № 2. С. 128-142).

61

Там же. Ф. 624. Оп. 1. Д. 111. Л. 2; Из глубины времён. Вып. 1. СПб., 1992. С. 201.

62

О приездах У. Ашберга в Советскую Россию после прихода партии большевиков к власти см. далее: с. 75-76.

63

Шведский импорт из России // Скандинавский листок. Стокгольм. 1918. 2 февраля (н.с.).

64

См. далее: с. 75-76.

65

Ганецкий Я.С. Первые шаги // Известия. 1927. 6-7 ноября.

66

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 362.

67

Национализация частных банков началась 14/27 декабря 1917 г.

68

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 362.

69

Национализация частных банков началась 14/27 декабря 1917 г.

70

Зарницкий С.. Трофимова Л. Так начинался наркоминдел. М., 1984. С. 145.

71

В периодической печати того времени действительно можно встретить сообщения о планах создания в России шведского кооперативного банка.

72

Владимир Ильич Ленин: Биографическая хроника (далее – Ленин В.И. Биохроника). Т. 5 С 88.

73

Соломон Г.А. Среди красных вождей. Париж, 1930. С. 12-21.

74

Верстрат М.Э. Вопрос о банках // Известия. 1918. 6 января.

75

А-ров Г. О русско-шведском экономическом сближении (интервью с директором «Nya Banken» У. Ашбергом) // Скандинавский листок. 1918.9 февраля (н.с.).

76

В пользу сближения России и Швеции // Там же. 1918. 13 февраля (н.с.). См. также далее: с. 75.

77

Экономическая жизнь. 1919.28 февраля. О контактах Советского правительства с «Новым банком» осенью 1918 г. См.: Карлбек – Исоталло X. Экономические связи Советской России и Швеции в 1917-1924 гг. // Северная Европа. Проблемы новейшей истории. М., 1988. С. 37.

78

См. далее: с. 83-84.

79

Документы внешней политики СССР (далее – ДВП СССР). Т. 3. М., 1958. С. 339-354.

80

Ленин В.И. Биохроника. Т. 8. М., 1977. С. 297.

81

Соломон Г.А. Среди красных вождей. С. 325-508.

82

Ленин В.И. Биохроника. Т. 9. С. 620,634.

83

ДВП СССР. T. 11. М., 1966. С. 670-671.

84

О контрабандной торговле советским золотом. См.: Соломон Г.А. Среди красных вождей. С. 325-508; Ларсон М.Я. На советской службе. Записки спеца. Париж, 1930. Признавая важность изучения данной проблемы, необходимо констатировать, что некоторые появившиеся в последнее время публикации (например, книга И. Бунича «Золото партии». СПб., 1992) только дискредитируют начатую в этом направлении работу.

85

Финансовая энциклопедия. М., 1924. С. 72.

86

Там же. С. 236. Государственный банк РСФСР. Первые годы деятельности. М., 1922. С. 92.

87

Там же. Приложение. С. 46-47.

88

Соломон Г.А. Среди красных вождей. С. 491-503.

89

Не исключено, что определённую роль здесь сыграли появившиеся в зарубежной печати публикации, касающиеся подобных замыслов. Так, эмигрантский правомонархический журнал «Двуглавый орёл» писал: «В № 135/136 “Нового времени” за 1921 г. были напечатаны разоблачения, касающиеся необходимости создать в Париже замаскированный советский банк, для каковой цели большевики соглашались ассигновать 25 млн. франков. Инициаторами этого дела в Париже были евреи: Высоцкий, Златопольский, Добрый, Цейтлин, братья Животовские, Лесин и др. Из приведённой в этой статье копии письма Гуковского к Животовскому, найденного Чека при обыске квартиры сожительницы Гуковского госпожи Арнольд в Москве, видно, что организация такого банка была одобрена самим Бронштейном, который с Гуковским и некоторыми другими большевиками должен был быть в нём пайщиком, а в качестве директоров оказались приемлемы Лесин, Добрый, Шкаф, Шайкевич, Фишман, Залшупин, Немировский и некоторые другие лица» (Письма экономиста. Письмо шестое //Двуглавый орёл. Вып. 31. Берлин, 1922. 1/14 июня. С. 38).

90

Финансовая энциклопедия. 2-е изд. М. – Л., 1927. С. 94.

91

РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 1. Л. 5, 15, 20.

92

Там же. Д. 6. Л. 41; Русские банки в 1917 г. С. 87; Государственный банк СССР. Первый год деятельности. М., 1922. С. 6.

93

Баранов Иван Александрович – происходил из богатой семьи текстильных фабрикантов. Был племянником известного московского купца Асафа Ивановича Баранова и двоюродным братом руководителя «Александровской республики» в декабре 1905 г. Сергея Николаевича Баранова. В годы Первой мировой войны только в «Товариществе мануфактур Барановых» и «Товариществе Соколовской мануфактуры Асафа Баранова» имел акции на 1,3 млн. руб. (Русские банки в 1917 г. С, 87; РГИА. Ф. 23. Оп. 28. Д. 140. Л. 1-22; Д. 14. Л. 6-38. Лукьянов П. «Фабрикант-революционер» (памяти оклеветанного общественного деятеля). Б.м. 1911; Вся Россия. СПб., 1903. С. 142).

94

В 1917 г. Н.А. Калмыков являлся председателем Правления и директором «Товарищества Кольчугина», председателем Правления Товарищества «Гловно», директором «Сиверского металлопрокатного завода», «Московского электротехнического завода», общества «Электропровод» и страхового общества «Якорь», а также выборным Московского Биржевого общества (Вся Москва на 1917 г. М., 1916. Ч. 3. С. 219; Русские банки в 1917 г. С. 87, 94).

95

РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 6. Л. 41.

96

См. далее с. 90.

97

Свою карьеру Я.А. Галяшкин начал в «Волжско-Камском банке», затем перешёл в «Сибирский торговый банк» и возглавлял его Московское отделение, а в июле 1917 г. был приглашён в «Московский промышленный банк» (бывший «Юнкер банк») (Русские банки в 1917 г. С. 91; Коммерческий телеграф. 1917. 22 июля).

98

См. далее: с. 70.

99

РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 6. Л. 41.

100

Там же. Д. 3. Л. 19.

101

Там же. Д. 6. Л. 41; Русские банки в 1917 г. С 98. См. далее: с. 89.

102

РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 6. Л. 41; Русские банки в 1917 г. С. 7.

103

За время существования Российского коммерческого банка У. Ашберг присутствовал на следующих заседаниях его Правления: 10 и 11 ноября, 7, 8, 11-16, 19, 21–23, 29, 30 декабря 1922 г. 2 января, 2, 5, 9, 12, 14-17, 19, 21, 23, 26-28 февраля, 3, 5-8, 13-16, 19-21, 24 марта, 25, 28 апреля, 4, 7-9, 15, 18, 21, 22, 29, 30 мая, 8, 14, 18, 20, 22, 23 июня, 6, 7, 12, 23 июля, 6, 7, 12, 21 сентября, 22, 24, 29 октября, 15, 16, 22, 23, 26, 28, 30 ноября, 3, 5, 6, 8, 13, 18 декабря 1923 г.; 3, 7, 8, 13, 19, 21, 22, 25 февраля, 1, 3, 6, 11, 14, 20, 24, 26, 28, 29, 31 марта, 1, 2, 4, 7, 9, 11 апреля 1924 г. (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 2. Л. 1-457; Д. 12. Л. 1-447).

104

Одним из директоров «Гаркреба» был И.Д. Левин / РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 12. Л. 234.

105

Шишкин В А. Цена признания: СССР и страны Запада в поисках компромисса. 1924-1929. СПб., 1992. С. 98.

106

А.В. Русско-Итальянский банк (беседа с председателем Совета «Российского коммерческого банка» О. Ашбергом) // Известия. 1924. 3 февраля.

107

РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 12. Л. 268.

108

Там же. Д. 14. Л. 60.

109

Там же. Л. 55-58.

110

Покидая Россию, У. Ашберг вывез с собою богатую коллекцию икон (Ruska ikoner/ Olof Aschberg till Nationalmuseum overlamnade samling, utställning. St. 1933: Aschberg O. Op. cit S. 227-232).

111

Aschberg O. En vandrande Jude fian Glasbruksgatan. St., 1946.

112

Aschberg O. Aterkorast. Memoarer. 2. St., 1947.

113

Aschberg O. Gästboken. St., 1955.

114

Bonniers Lexikon. Bd. I. S. 804.

115

Aschberg O. Gruningen tili ny tid Ur mina memoarer. St., 1961.

116

Концевые комментарии под арабскими цифрами принадлежат А.В. Островскому, под римскими – Гехту А.Б.

117

Шведск. букв. улица Стекольного завода.

118

В тексте указано ошибочно – 4 августа 1914 г.

119

«Америкен экспресс» (American Express Company, АМЕХСО) – американская компания, основана в 1850 г. в Нью-Йорке в результате объединения нескольких фирм, занимавшихся переводом денег, писем, документов и других ценностей. У истоков компании стояли Генри Уэллс (Wells), бывший в 1850-1868 гг. eё первым президентом, и Уильям Джордж Фарго (Fargo, 1818-1881), заменивший его на этом посту в 1868 г. (Brockhaus Enzyklopädie in zwanzig Bänden. Bd. 1. Wiesbaden, 1966. S. 444; Encyclopaedia Britannica. L., 1964. Vol. 9. P. 78-79; Vol. 23. P. 503).

120

Накануне Первой мировой войны германский капитал в акциях 16 русских коммерческих банков составлял около 80 млн. рублей (Оль П.В. Иностранный капитал в России. Пг., 1922. С. 192).

121

В 1917 г. свои отделения за границей имели только шесть русских банков, но ни один из них не имел отделений в США (Акционерно-паевые предприятия России, далее – АППР) (Пг., 1917. С. 576-182).

122

«Лионский кредит» (Credit Lyonnais) – французский банк, основан в 1863 г. в Лионе Анри Жерменом (Germain, 1824-1905). В 1869 г. правление и главная контора банка были перенесены в Париж. В 1879 г. «Лионский кредит» открыл своё агентство в Петербурге, а в 1891 г. – в Москве и Одессе, в 1901 г. в Петербурге и Москве начали действовать его отделения. Вплоть до января 1917 г., когда за ним последовал «Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк», «Лионский кредит» являлся единственным иностранным кредитным учреждением, имевшим в России свои отделения (Encyclopaedia Universalis. Thesaurus. Т. 2. Paris, 1988. Р. 1217).

123

Чюльбергер (Kylberger), Йеста (Густав-Адольф) – родился в 1882 г., шведский банкир, окончил торговую школу в Гамбурге, стажировался в Германии, Англии, Швеции, в том числе с 1901 по 1902 г. в стокгольмской фирме Зигфрида Варбурга. Входил в правления акционерных обществ «Хассельбанкен», «Альстермо брукс», «Бильмане фабрик», «Скандинависка хандельс акциебулагет», «Эрик Ульсон Тревару акциебулагет», «Трефоре фабрик акциебулагет», страхового акционерного общества «Нурден», пароходного общества «Шведский Ллойд» и пр. (Vem är det? Svensk biografisk handbok. 1923. St., 1922. S. 345-346).

124

Кассель (Cassel), Эрнест (1852–1921) – английский финансист, родился в семье кёльнского банкира Якоба Касселя; уехал в Англию, в 1878 г. женился там на Энет Максвелл (Maxwell, ум. 1881). В 1884 г. открыл собственный банкирский дом. Среди его друзей и партнёров были Макс Варбург, Мориц Гирш, братья Гуггенхейм, Якоб Шифф. Участвовал в строительстве государственных железных дорог в Швеции, являлся основателем «Национального банка Египта», руководил реорганизацией финансов Уругвая. Был близок к английскому королю Эдуарду VII. Единственная дочь Э. Касселя – Мод (ум. 1911) была замужем за членом парламента от консерваторов Уилфридом Уильямом Эшли (Ashley). (Who’s who. 1919. Р. 72, 427; Adler С. Jacob Schiff. His Life and Letters. Vol. 1-2. N.Y., 1975. P. 39, 51).

125

«Акционерное общество Грэнгесберг» (Grängesbergsbolaget), полное название – Trafik А.В. Grängesberg Oxelösund, TGO – одно из крупнейших частных предприятий современной Швеции, основано в 1896 г. «Скандинависка банкен» и Эрнестом Касселем. Главная сфера деятельности – горная и металлургическая промышленность, транспорт (Bonniers lexikon. Bd. 6. S. 642. Söderpalm S. A. Wallenberg och Branting. Lund. 1970. S. 11).

126

«Русско-Азиатский банк» был создан в 1910 г. в результате объединения «Русско-Китайского» и «Северного» банков (АППР. Пг., 1915. С. 42).

127

Штаб-квартира фирмы «Джон Мак Грегор Грант корпорейшн» разместилась в Нью-Йорке по адресу: Бродвей, 120. Здесь же находились правления таких известных американских фирм, как «Дженерал электрик», «Федеральный резервный банк Нью-Йорка», «Гуггенхейм эксплотейшн компани», «Уильям Бойс Томпсон и К°», «Синклер галф корпорейшн», «Стоун энд Вебстер», «Американская международная корпорация», «Эквитебл билдинг», «Вайнберг энд Познер» и др. (Sutton A. Wall Street and the Bolshevik Revolution. N.Y., 1974. P. 59, 133).

128

Грант (Grant) Джон Макгрегор (1874-1941) – шотландец по происхождению, в 1895 г. поселился в США, в 1903 г. принял американское гражданство. Коммерческую деятельность начал в 1895 г. в «Калсдонен бэнк оф Скотланд», в 1896-1902 гг. в «Мэрчентс лоун траст компани» (Чикаго), с 1902 по 1915 г. менеджер «Америкен экспресс» в Лондоне и Нью-Йорке, в 1915 г. стал организатором и руководителем фирмы «Джон Макгрегор Грант корпорейшн», с 1916 по 1921 г. директор Нью-Йоркского отделения «Второго Русского страхового общества», в 1921-1925 гг. вице-президент «Мерчантайл траст компани» (Сан-Франциско), с 1928 г. вице-президент, а с 1932 по 1941 г. президент «Трансамсрикен корпорейшн» (Who was who in America. Vol. I. Chicago, 1962. P. 477).

129

Речь идёт о «Втором Русском страховом обществе», которое было создано в 1835 г. и принадлежало к числу не только старейших, но и крупнейших страховых обществ царской России. В 1917 г. его основной капитал составлял 2,5 млн. руб., в правление общества входили Б.Я. Поляков – председатель, С.Е. Савич – директор-распорядитель, М.Л. Бутри, А.А. Повержо и В.В. Пуцберг (АППР. Пг., 1917. С. 435).

130

Сазонов Сергей Дмитриевич (1861-1927), занимал пост министра иностранных дел с 4 сентября 1910 г. по 7 июля 1916 г. (СИЭ. Т. 9. С. 466).

131

Брантинг (Branting), Карл Яльмар (1860-1925) – один из основателей (1889) и руководителей Социал-демократической партии Швеции (СДПШ), с 1907 г. председатель её Исполкома, депутат второй палаты риксдага с 1897 г., в 1917-1918 гг. министр финансов в правительстве Эдена, премьер-министр социал-демократического правительства Швеции в 1920, 1921-1923 и 1924– 1925 гг., в 1921-1923 гг – министр иностранных дел. Делегат Швеции в Лиге Наций с 1920 г., с 1923 г член Совета Лиги Наций. Лауреат Нобелевской премии 1921 г В начале XX в. оказывал содействие РСДРП в транспортировке через Швецию нелегальной литературы (Svenska män och kvinnor Biografisk uppslagsbok. Bd. 1. S. 444-446; Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 6. S. 14–38; Futrell M. Northern Underground Episodes of Russian Revolutionary Transport and Communications through Scandinavia and Finland. L., 1963. P. 86).

132

По всей видимости, речь идёт о Григории Абрамовиче Виленкине, который в 1904–1905 гг. являлся финансовым агентом России в Вашингтоне. Учитывая это, а также его связи в банковских кругах США (он был зятем банкира Зелигмана), царское правительство уже в 1914 г. направило его в США для переговоров о займе, и в начале 1915 г. ему удалось обеспечить получение Россией денежного кредита в размере 25 млн. руб. (Ганелин Р.Ш. Россия и США. 1914-1917 гг Л., 1969. С. 17-20).

133

Барк, Павел Львович (р. 1858) – был министром финансов России с 30 января 1914 г. по 28 февраля 1917 г. (СИЭ. Т. 9. С. 466).

134

Первая известная нам встреча У. Ашберга с П.Л. Барком состоялась 22 мая / 4 июня 1915 г. (РГИА. Ф. 560. Оп. 38. Д. 1068. С. 354), а так как в августе 1915 г. У. Ашберг уже находился в США и вёл переговоры о займе (там же, Ф. 630, Оп. 2, Д. 19, Л. 36,42,45), то предложение взять на себя посредничество между Министерством финансов России и американскими банками он мог получить не позднее 22 мая / 4 июня 1915 г.

135

«Кун, Леб и К°» – банковская фирма, основанная в Нью-Йорке в 1867 г. выходцами из Германии Абрамом Куном (Kuhn) и Соломоном Лебом (Loeb). В 1875 г. их компаньоном стал тогда ещё только начинавший свою коммерческую карьеру, но уже имевший международные финансовые связи, тоже выходец из Германии Якоб Шифф. В зтом же году он породнился с Соломоном Левом. взяв в жёны его дочь Терезу. В 1883 г. другая дочь С. Лсба – Гута стала женой Иосифа Ньютона Зелигмана, являвшегося одним из владельцев, а затем и руководителем международной банковской фирмы «И. и В. Зелигман и К°». В 1894 г. третья дочь С. Леба – Нина вышла замуж за гамбургского банкира Пауля Варбурга, а в 1895 г. единственная дочь Якова Шиффа – фри. да – стала женой Феликса Варбурга. Оба брата, оставаясь совладельцами гамбургской фирмы «М.М. Варбург и К°», тоже стали компаньонами фирмы «Кун, Лсб и К°». В 1897 г. в число владельцев той фирмы вступил сын банкира из Мангейма Бернарда Кана (Kahn) – Герман-Огго Кан, начинавший свою карьеру в лондонском отделении «Дойче банка», а затем являвшийся служащим американского банка «Шпейер и К°». Используя родственные связи и личные унии, фирма «Кун, Леб и К°» к началу XX в. заняла в США одно из ведущих мест среди других банковских учреждений. Есть сведения, что она сотрудничала с финансовой империей Д.П. Моргана. В 1904 и 1912 гг. «Кун, Леб и К°» участвовала в предоставлении двух крупных займов шведскому правительству {Adler С. Op. eit. Vol. I. Р. 172; Carroso ИР. Investment Banking in America. A History. Cambridge (Mass.). 1970. P. 19, 505; Gärdlund T. Marcus Wallenberg. 1864-1943. Hansliv och Gaming St., 1976. S. 324-325).

136

«Группа Моргана» – одна из сильнейших финансовых группировок США, сложившаяся ещё в конце XIX в. У истоков её формирования стоял Джуниус Спенсер Морган (1813-1890), который в середине 50-х годов XIX в. стал партнёром банкира Джорджа Пибоди (Peabody), являвшегося одним из друзей известного социалиста Роберта Оуэна и одновременно возглавлявшего крупный международный банк в Лондоне. В 1835-1863 гг. он назывался «Джордж Пибоди и К°», а с 1863 г.– «Джуниус Спенсер Морган и К°». Продолжателем дела Д.С. Моргана был его сын (сноска 40) Джон-Пирпонт Морган-старший (1837-1913). Накануне Первой мировой войны группа Моргана включала в себя боле ста фирм с капиталом 22,3 млрд, долл.: 34 банка, 32 транспортные компании, 24 промышленные корпорации, 12 компаний сферы обслуживания, 10 страховых обществ. В 1929 г. акционерный капитал фирм, входивших в группу Моргана, увеличился до 67 млрд, долл, что составляло почти четверть всего акционерного капитала США. В эту группировку входили такие фирмы, как «Д.П. Морган и К°», «Гаранти траст компани», «Нэшнл сити бэнк», «Фёрст нэшнл сити бэнк», «Меллон нэшнл сити бэнк», «Дженерал электрик», «Дженерал моторз», «Интернэшнл харвестер», «Юнайтед стейтс стил корпорейшн», «Америкен телеграф энд телефон», «Интернэшнл телеграф энд телефон оф Нью-Йорк», «Нью-Йорк Эдисон компани» и т.д. Особенно велико было влияние этой группировки на транспорте. Из 105 000 км железных дорог США накануне Первой мировой войны группа Моргана контролировала непосредственно 19 100 км, вместе с группой Хилла 10 400, с Вандербильдом 19 500 и с другими фирмами ещё 18 200, а всего 67 200 км, т.е. практически две трети всех железных дорог США. Велика была роль этой группы и в международных морских перевозках. К этому необходимо добавить, что в годы войны большая часть американских займов на европейском континенте размещалась через Моргана, а поэтому он выступал в качестве крупнейшего международного банкира (Корей Л. Дом Морганов. М., 1934).

137

Речь идёт о Феликсе Варбурге (Warburg): Варбург, Феликс (1871–1937) – сын известного гамбургского банкира Морица Варбурга и его жены Шарлотты-Эстер, урождённой Оппенгейм. Мориц Варбург (1838-1910) возглавлял один из крупнейших частных банков Германии, который был создан ещё в 1798 г. Кроме Феликса он имел ещё четырёх сыновей: Аби (1868-1929), Макса (1867-1946), Пауля (1868–1932) и Фрица (1879-1962) – и двух дочерей: Ольгу, выданную замуж за Пауля Кона-Шпейера, и Луизу, выданную замуж за Юлиуса Доренберга. После смерти отца Макс Варбург возглавлял семейную фирму «М.М. Варбург и К°» (был женат на Луизе Магнус). Пауль Варбург, приняв американское гражданство, стал одним из руководителей Федеральной резервной системы США. Фриц Варбург был женат на дочери Зигфрида Варбурга – Анне и представлял семейную фирму в Швеции, выступая здесь в качестве неофициального представителя германского правительства по коммерческим вопросам. Феликс Варбург поселился в Нью-Йорке в 1894 г. В 1895 г. он женился на дочери Якова Шиффа – Фриде и в 1900 г. принял американское гражданство. Его дочь Клара накануне Первой мировой войны стала женой сына Генри Ротшильда-Уолтера. Через фамилию барона Гинцбурга Варбурги были связаны с Россией (Attali J. Aman of influence. The extraordinary career of S.G. Warburg Bethcsda, 1987. P. 52,83; FarerD. Op. cit. P. 14; Warburg M. Aus meinen Auszeichnungen. N.Y., 1952).

138

Шифф (Schiff) Якоб Генри (1847-1921) – родился во Франкфурте-на-Майне, выехав в США (1865 г.), первоначально служил в фирме «Франк и Ганс», а в 1867 г. основал собственную брокерскую контору «Будгс, Шифф и К°», которая, однако, не выдержав конкуренции, вскоре прекратила свой существование. По одним данным, в 1872 г., по другим – в 1873 г. Я. Шифф вынужден был вернуться в Германию. Здесь некоторое время он работал в фирме «М.М. Варбург и К0» и в только что возникшем (1870 г.) «Дойче банк» (Deutsche Bank). Вступив с 1 января 1875 г. в качестве компаньона в фирму «Кун, Лсб и К°», снова вернулся в США и стал одним из её руководителей. Успех его деятельности на этом посту во многом объясняется его широкими связями, которые он сумел приобрести к этому времени. Его друзьями были Эрнест Кассель, Мориц Гирш, Эдуард Нетцлин, Роберт Флеминг и некоторые другие. Среди тех фирм, в управление которых он входил, можно назвать «Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк», «Уэллс, Фарго и К°» (сноска 2), «Вестерн Юнион телеграф компани», «Сентрал траст компании, правления многих железных дорог, он был вице-президентом фонда барона Морица Гирша, возглавлял благотворительный дом Монтсфиоре, участвовал в сионистском движении, оказывал поддержку еврейским эмигрантам из России. Кроме дочери (Фриды), ставшей женой Феликса Варбурга, имел сына Мортимера, женатого на Эдели Г. Нейштадт (Adler С. Op. cit. Vol. 1-2; Who was who in America. Vol. I. Chicago, 1962. P. 1087).

139

Кишинёвский погром произошёл в апреле 1903 г.

140

«Гаранта траст компани» (Guaranti Trust Company) – трастовая компания, была основана в 1864 г., находилась под контролем группы Д.П. Моргана. С января 1915 г. президентом компании был Чарльз Сэбин, а вице-президентом (1909-1918) – Льюис Бэтелл Фрэнклин (Franclin, 1878), являвшийся в 1917-1918 гг. президентом «Американской ассоциации инвестиционных банков». В 1959 г. «Гаранта траст компани» слилась с фирмой «Д.П. Морган и К°», образовав фирму «Морган гаранта траст компани». В 1917-1918 гг. в директорат «Гаранта траст компани» входили: Чарльз X. Аллен (Allen), Эдвард Дж. Бёвинд (Berwind), А. Бэдфорд (Bedford), Томас Е. Вильсон (Wilson), Гарри П. Витней (Whitney), В.А. Гарриман (Harriman), Даниэль Гуттенхейм (Guggenheim), Аугустус Д. Джулэд (Julliard), Роберт В. Джэлт (Joelet), Джеймс В. Дьюк (Duke), Кэлб Дьюла (Dula), В.М. Крэйн (Crane), Томас В. Ламонт (Lament), Вильям Лэйн (Lane), Эдгар Л. Мэрстон (Marston), Грейси М.-П. Мэрфи (Murphy), Чарльз А. Пибоди (Peabody). Вильм Поттер (Potter), Джон С. Раннельс (Runnells), Томас Ф. Риан (Ryan), Т. де Витт Сайлер (Cuyler), Чарльз X. Сэбин (Sabin), Вальтер Д. Хайнс (Hines), Альберт X. Харрис (Harris), Александер Дж. Хэмфилл (Hemphill), Джон В. Шпур (Spoor), Альберт Штраус (Straus) и три директора Лондонского отделения – Роберт Калландер (Callander), Сесил Ф. Пэе (Pair), Артур Дж. Фрэзер (Fraser) (Корей Л. Указ, соч.; Carosso V.P. Op. cit. Р. 81; Sutton A. Op. cit. P. 183).

141

Мэрфи (Murphy), Грейсон М.П. (1878-1937) – в 1903 г. окончил военную академию и некоторое время находился на военной службе, основал фирму «Г.М. Мэрфи и К°», а затем был приглашён на службу в «Таранти траст компани» и вошёл в её правление. В 1917 г. являлся членом военной миссии американского Красного креста во Франции. В 30-е годы появились сведения о его причастности к подготовке фашистского переворота в США. Был женат на Мэнд Дональдсон – 1906 г. (Who was who in America. Vol. I. Chicago, 1962. P. 882).

142

У. Ашберг и Г. Мэрфи покинули США и отправились в Россию не позднее 8/21 сентября 1915 г., так как около 18 сентября / 1 октября они уже находились в России (РГИА. Ф. 524. Оп. 1. Д. 1069. Л. 22 об.).

143

Неклюдов, Анатолий Васильевич (1856-1926), с 1914 по апрель 1917г. был русским послом в Швеции. Автор воспоминаний (Svensk uppslagsbok. Bd. 20. S. 1128).

144

У. Ашберг и Г. Мэрфи были приняты П.Л. Барком 3/16 октября 1915 г. (РГИА Ф. 560. Оп. 38. Д. 1069. Л. 22 об.).

145

См. выше: с. 60.

146

Из дневника представителя «Нэшнл сита бэнк оф Нью-Йорк» в Петрограде Г.Ф. Мезерва (запись 2/15 октября 1915 г.) явствует, что У. Ашберг и Г. Мэрфи находились в Москве «три-четыре дня» (РГИА. Ф. 624. Оп. 1. Д. 4. Л. 32; см. также: Коммерческий телеграф. М., 1915. 8 октября).

147

Роль Н.А. Второва в русской промышленности // Торгово-промышленная газета. 1918. 26 мая.

148

Крейгер (Kreuger), Ивар (1880-1932), по-шведски правильнее Крюгер – коммерческую карьеру начал в США, вернувшись в Швецию, в 1908 г. основал строительную контору «Крейгер ок Толль», в 1911 г. стал её полновластным хозяином, а позднее сумел превратить её в многопрофильный концерн международного значения. Основу этого концерна составили перешедшие под его влияние или же созданные при его участии «Шведское спичечное акционерное общество», трест «Грэнгесберг» (сноска 8), фирма «Л.М. Эриксон и К°», «Шведский целлюлозный трест», фирма «СКФ». И. Крейтеру удалось подчинить своему влиянию «Скандинавское кредитное общество» и сделать его основным орудием своей финансовой политики. За границей И. Крейгер выступал в качестве партнёра таких известных бизнесменов, как Детердинг, Перси Рокфеллер. Одним из кредиторов И. Крейтера был американский банк «Ли, Хиггинсон» (сноска 42). Свою карьеру И. Крейгер сделал главным образом в годы Первой мировой войны и по её окончании. Однако созданная им финансовая группировка не выдержала экономического кризиса конца 20-х годов и потерпела крах, а сам И. Крейгер покончил самоубийством (Шильдкрут В. А. Мировая спичечная промышленность и шведский спичечный трест. М.-Л., 1932; Долин С. Крах концерна Крейтера. М., 1932; Glete J. Kreugerkoncemen och krisen pa svensk aktiemarknad. Studier om svensktoch internationellt riskkapital under mellankrigstiden. St., 1981. S. 81, 83, 84, 108-115; L.M. Ericsson. 100 years. Vol. I. St., 1977. S. 265, 275).

149

У. Ашберг и Г. Мэрфи, по всей видимости, отправились в обратный путь 3/16 октября 1915 г. Об этом свидетельствует следующая запись, сделанная в дневнике Г.Ф. Мезерва 2/15 октября 1916г.: «Он (Мэрфи. – А.О.) на следующий день предполагает отправиться в Америку» (РГИА. Ф. 624. Оп. 1.Д. 4. Л. 32).

150

В США У. Ашберг мог вернуться в конце октября – начале ноября 1915 г. (ст. ст.).

151

Сэбин (Sabin), Чарльз Гамильтон – свою коммерческую карьеру начал в 1887-1889 гг. в Олбани, в 1891-1898 гг. работал в «Паркбэнк» (Park Bank), в 1898-1902 гг. – в «Сити нэшнл бэнк» (Олбани), в 1902-1907 гг. он – вице-президент «Нэшнл кемикел бэнк», в 1907-1910 гг. –президент «Нэшнл Купер бэнк» (Нью-Йорк), в 1910-1915 гг. – вице-президент, в 1915-1921 гг. – президент,в 1921-1929 гг. – председатель, в 1929г. – вице-председатель, с 1930г. – опять председатель правления «Гаранта траст компани» (Who was who in America. Vol. I. P. 107).

152

О поездке P. Мэрша в Россию см.: Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 54–99.

153

Мэй (May), Макс (р. 1861), свою коммерческую карьеру начал в Германии (Дармштадт и Карлсруэ), в 1883 г. уехал в США, в 1888 г. принял американское гражданство, в 1883–1904 гг. работал в «Атлас энд Фёрст нэшнл бэнк» (Чикаго), с 1904 по 1918 г. в «Гаранта траст компани», руководил её внешним отделом, в 1918–1920 гг. возглавлял «Банковскую компанию внешней торговли», с ноября 1922 г. по апрель 1924 г. директор и член правления «Российского коммерческого банка» в Москве (Who was who in America. Vol. I. P. 792).

154

Из Стокгольма У. Ашберг и Р. Мэрш выехали 5/18 декабря 1915 г. (Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 55), а 14/27 декабря У. Ашберг был принят министром финансов П.Л. Барком (РГИА. Ф. 560. Оп. 38. Д. 1069. Л. 41 об.).

155

Условия займа 26 мая / 8 июня 1916 г. были утверждены Комитетом министров, а 1/14 июля – Николаем II (Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 111, 115).

156

«Нэшнл сити бэнк оф Нью-Йорк» – один из старейших и крупнейших банков США, был создан в 1812 г. Вошёл в число ведущих банков США в конце XIX в., когда его президентом стал Джеймс Стилмен (в 1891 г.), бывший на этом посту вплоть до своей смерти в 1918 г.; в рассматриваемый период в директорат банка входили такие ведущие американские бизнесмены, как Кливленд X. Додж (1889–1926), Джон Адамс (1915–1925), Вильям Рокфеллер (1895-1922), Сайрус X. МакКормик (1902–1930), Джеймс А. Стилмен (1904-1918), Фрэнк Вандерлип (1907–1909; в 1909– 1914 – президент банка), ЭрикП. Свенсон (1912–1945), Перси А. Рокфеллер (1916-1939); с 1899 по 1914 г. в директорат входил Якоб Шифф, с 1909 по 1914 г. – Д.П. Морган. (Cleveland Н.В., Huertas ТВ. Citibank. 1812–1970. Cambridge – L., 1985).

157

«Дж.П. Морган» (Morgan) – банкирский дом, был основан в 1871 г. в результате реорганизации фирмы «Дрексел и К°». Созданная в Филадельфии Ф.М. Дрекселом (Drexel, 1792-1863), она была унаследована его сыном Энтони Джозефом Дрекселом (1826-1893) и его братьями. В 1871 г. их компаньонами стали Джуниус Спенсер Морган (1813-1890) и его сын Джон Пирпонт (1837–1913), и банк стал называться «Дрексел, Морган и К°». К 1895 г. старшие партнёры Дж.П. Моргана умерли, и дело полностью перешло в его руки. В связи с этим банк был подвергнут новой реорганизации и получил название «Дж.П. Морган и К°». Он сыграл значительную роль в создании финансовой империи Моргана (сноски 19 и 23) и долгое время являлся одним из основных её финансовых рычагов. Банк участвовал в создании таких крупных американских фирм, как «Юнайтед стейтс стил корпорейшн», «Дженерал электрик», «Интернейшнл харвестер компани», «Интернейшнл мерчентайл мейрин компани», контролировал многие железные дороги, угольные копи. С 1913 г. во главе банка стоял Джон Пиртонт Морган-младший (1867-1943). В годы Первой мировой войны банк играл главную роль в финансировании английского и французского правительств и к 1918 г. имел союзнические облигации на сумму 1,5 млрд, долл., ещё 1,7 млрд, составили кредиты на «восстановление Европы». После избрания Ф. Рузвельта президентом США банкирский дом «Дж.П. Морган» был искусственно разделён на два банка «Морган, Стэнли и К°» и «Джон П. Морган и К°» (Корей Л. Указ, соч.; Dictionary of American Biography. Vol. XIII. P. 175-182).

158

«Киддер, Пибоди и К°» (Kidder, Peabody) – банкирская фирма, основанная в Бостоне в 1820-х годах Доном Тейером под названием «Джон Тейер», в 1839 г. преобразована в фирму «Джон Е. Тейер и братья». Занималась торговым посредничеством, инвестициями в железные дороги, сберегательные банки, страхование, судоходство, недвижимость. В 1865 г. младший брат Джона Тейера Натан вышел из дела, и фирма перешла в другие руки, её владельцами стали Генри П. Киддер и Джордж Пибоди, в связи с чем фирма стала называться «Киддер, Пибоди и К°». Она была связана с финансовой империей Моргана, наиболее крупным совместным их делом являлось финансирование «ATT». В ноябре 1930 г. фирма оказалась на грани банкротства, с помощью Моргана и при поддержке Вебстера из фирмы «Вебстер и Стэнли» она была реорганизована, с 1964 г. это–акционерное общество закрытого типа (Carosso V.P. Op. cit. Р. 7-8, 311–317).

159

«Ли, Хиггинсон и К°» (Lee, Higginson) – американская фирма, основана в Бостоне, первоначально осуществляла внутренние вексельные операции и торговое посредничество. После гражданской войны становится частным инвестиционным банком (Carosso V.P. Op. cit. P. 11, 318–319; Who’s who in America. Vol. XI. P. 1330; Who was who in America. Vol. I. P. 561).

160

В справочной биографической литературе отмечается, что У. Ашберг был женат дважды: в 1898 г. на А.Э. Альберг и в 1925 г. на Сири Кугельман. Однако, как явствует из воспоминаний самого У. Ашберга, он был женат не два, а три раза (Aschberg О. En vandrande jude frän Glasbruksgatan. St., 1946. S. 233-238).

161

«Сименс» (Siemens) – германская электротехническая фирма, тесно связанная с такими банками, как «Дармштадский банк», «Дойче банк», «Дисконто гезельшафт», «Дрезденский банк». В 1898 г. ею было создано русское АО «Сименс-Гадьске», а в 1913 г. – русское АО «Сименс-Шуккерт». Несмотря на то что к крупнейшим акционерам этих двух фирм принадлежали дочери Карла Сименса: Шарлотта, являвшаяся женой близкого ко двору Николая II барона Александра Александровича Буксгевдена, и Мария, бывшая женой барона Гревеница, тоже принадлежавшего к дворянской аристократии царской России, – в начале Первой мировой войны обе фирмы были признаны германскими и ликвидированы, а в 1917 г. на их основе создан объединённый концерн «Сименс». До 1917 г. на предприятиях «Сименса» работали многие видные большевики: С.А. Аллилуев, В.В. Боровский, Т.С. Енукидзе, Л.Б. Красин, Б.С. Стомовяков и некоторые другие (Дякин В.С. Германские капиталы в России. Л., 1971. С. 222; Siemens G. History of the House of Siemens. Vol. 1-3. Munich, 1957; Dr. Riesser. Op. cit. P. 588).

162

Красин, Леонид Борисович (1870-1926) – видный деятель РСДРП, в 1905-1908 гг. «казначей» партии большевиков, с 1908 по 1912 г. находился в Германии, с 1912 г. в России, входил в руководство фирмы «Сименс-Шуккерт», акционерного общества «Электросила», «Акционерного общества механических, гильзовых и трубочных заводов П.В. Барановского», находившихся под контролем Русско-Азиатского банка Есть сведения, что в октябре 1917 г. присутствовал на заседании ЦК РСДРП(б), на котором окончательно был решён вопрос о вооружённом восстании. После Октябрьской революции на хозяйственной и дипломатической работе (Памяти Л.Б. Красина Сборник воспоминаний. М.–Л., 1926; Леонид Борисович Красин («Никитич»), Годы подполья. Сборник воспоминаний, статей и документов. М. – Л., 1928; Красин Л.Б.: 1. Большевики в подполье. Воспоминания 1900-1907 гг. М., 1932; 2. Дела давно минувших дней. 3-е изд.М., 1934; Карпова Р. Ф. Красин Л.Б. – советский дипломат. М., 1962; Зарницкий С.В., Трофимова Л.И. Советской страны дипломат. М., 1968).

163

Протопопов, Александр Дмитриевич (1866-1918) – из потомственных дворян Симбирской губернии. Октябрист. В 1907-1916 гт. депутат III и IV Государственных дум, с 1914 г. товарищ председателя Государственной думы, с сентября 1916 г. министр внутренних дел, расстрелян осенью 1918 г. (Петроградская газета. 1916. 30 авг.; Заславский Д.О. Последний временщик Протопопов. Л., 1927).

164

У. Ашберг и Л Л. Протопопов имели возможность познакомиться в России осенью 1915 г. (Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 70).

165

Встреча возвращавшихся из заграничной командировки в Россию члена Государственного совета графа Дмитрия Адамовича Олсуфьева и товарища председателя Государственной думы А.Д. Протопопова с неофициальным представителем германского правительства Фрицем Варбургом произошла в Стокгольме 23 июня 1915 г. (Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976. С. 180, 187-190).

166

Брэндстрем (Brändström), Пер Генри Эдвард (1850-1921) – генерал-лейтенант, посол Швеции в России в 1906-1920 гг. Сын Эрик (1892-1959) в 1917-1919 гг. был секретарём дирекции СКФ в Гётеборге, в 1919 г. являлся помощником директора, а в 1935-1951 гг. – вице-директором акционерного общества «Сепаратор» (Vem är det? 1916. S. 52; 1935. S. 136; 1959. S. 164; 1969. S. 1092).

167

Брэндстрем, Эльса (1888-1948) – дочь Э. Брэндстрема, почётный доктор медицинских наук (1927). С 1914 г. получила профессию медицинской сестры в русском Красном кресте, с 1915 г. работала с немецкими военнопленными в Сибири, вернулась в Швецию в 1920 г.; позднее поселилась в Германии, в 1929 г. стала женой профессора Р. Улиха. В 1933 г. получила предложение Гитлера возглавить германский Красный крест, отклонив это предложение, вынуждена была уехать в США. Находилась в близких отношениях с Фрицем и Анной Варбург, с Анной Варбург сотрудничала в области детского образования. Автор воспоминаний (Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 6. S. 612-614; Farer D. Op. cit. P. 195-196).

168

Имеется в виду Роберт Генрих Готлиб Улих (р. 1890), философ и популяризатор научных знаний, референт министерства народного образования Саксонии, в 1928-1933 гг. профессор в Дрездене, с 1937 г. в эмиграции (США), до 1960 г. был профессором Гарвардского университета (Brockhaus Enzycklopädie. Bd. 19. S. 202).

169

Линдквист (Lindqvist), Херман (1863-1932) – шведский социал-демократ, в 1900-1920 гг. председатель Центрального объединения профсоюзов Швеции, с 1906 г. депутат второй палаты риксдага, в 1918-1921 и 1924-1927 гг. её спикер, в 1921-1923 гт. министр по социальным вопросам в правительстве Яльмара Брантинга, в 1912-1918 гг. один из руководителей «Нового банка» (Svenska man... Bd. 5. S. 6-7).

170

Ярошинский, Карл Иосифович – из дворян Подольской губернии, долгое время был известен как сахарозаводчик, в начале Первой мировой войны происходит его финансовый взлёт, и он превращается в одного из крупнейших банкиров России. На март 1916 г. его капитал оценивался в 26 млн. руб. В апреле 1916г. ему удалось приобрести контрольный пакет «Русского торгово-промышленного банка», одновременно он стал крупным акционером и членом правления «Союзного банка», в 1917 г. вошёл в синдикат, организованный для скупки акций «Петроградского коммерческого» и «Русского для внешней торговли» банков. Летом 1918 г. эмигрировал. После Октябрьской революции участвовал в скупке акций «Сибирского торгового банка» и реорганизации заграничных отделений «Русско-Азиатского банка». На их основании был создан «Франко-Русский банк». Переименованный позднее в «Эйробанк» с середины 20-х годов, он выступал за границей как советский банк (Фурсенко А.А. Русский Вандербильд// Вопросы истории. 1987. № 10. С. 183-188; Семёнов Е. Русские банки за границей и большевики. Из анкеты. Париж, 1926).

171

В 1917 г. К.И. Ярошинский входил в правление «Товарищества сахарного и рафинадного завода ‘Тнивань”» (основной капитал 2,6 млн. руб.), «Товарищества сахарного завода “Корделевка”» (0,8 млн. руб.) и «Товарищества Черноминского сахарного завода» (0,6 млн руб.) (АППР. Пг., 1917. С. 8, 13, 30).

172

К.И. Ярошинский переселился в Петроград, по всей видимости, в 1916 г. (Весь Петроград на 1917 г. Пг., 1916. Ч. 2. С. 803; Весь Киев на 1916 г. К., 1915. Ч. 2. С. 301).

173

Ганелин Р.Ш. Указ. соч. С. 111-112.

174

Рюден (Rüden), Клас Вернер (1878-1930) – шведский социал-демократ, в 1907-1919 и 1921-1928 гг. депутат второй палаты риксдага, в 1919–1920 гт. депутат первой палаты риксдага, в 1917-1919 гг. министр по делам церкви в правительстве Эдена. Был женат на Малин Ботильде Олльсон (1907) (Vem är det? 1913. St, 1922. S. 541).

175

Прибыв в Петроград 24 марта / 6 апреля 1917 г., Я. Брантинг в этот же день встречался с руководителями Петроградского совета и министром иностранных дел П.Н. Милюковым. Его поездка была связана с обращением исполкома Петросовета 14 марта 1917 г. к народам мира о необходимости прекращения войны (Коммерческий телеграф. 1917. М., 25 марта).

176

Ашберг был в Петрограде не ранее 30 марта / 13 апреля – не позднее 23 апреля / 6 мая 1917 г. (Коммерческий телеграф. М., 1917. 25 марта; Скандинавский листок. Стокгольм. 1917. 26 апреля / 9 мая).

177

Каменев (Розенфельд), Лев Борисович, сын директора керосинопровода на Кавказе, был женат на сестре Л.Д. Троцкого Ольге Давидовне Бронштейн, видный деятель партии большевиков, репрессирован в 1936 г. (Деятели СССР и революционного движения в России. М., 1989).

178

Хёглунд (Höglund), Сет (1884-1956) – шведский социал-демократ, в 1908-1918 гг. редактор газеты «Стормклоккан», в 1908-1911 гг. и 1928-1941 гг. член исполкома СДПШ, в 1915-1917 и 1928-1940 гг. депутат второй палаты риксдага, в 1917 г. один из основателей Коммунистической партии Швеции – КПШ, в 1917, 1918-1921, 1921-1924 гг. её председатель, исключён из КПШ в 1925 г., в 1926 г. вернулся в СДПШ. Автор воспоминаний (БСЭ. 3-е изд. Т. 28. С. 226; Svenska män... Bd. 3. S. 604-606).

179

Коллонтай (урождённая Домонтович), Александра Михайловна (1872-1952) – дочь генерала, в революционном движении с 90-х годов XIX в. С 1915 г. в партии большевиков. В годы Первой мировой войны жила в Швеции и Норвегии. После Октябрьской революции входила в Совет народных комиссаров, находилась на дипломатической работе (Иткина А.М. Революционер, трибун, дипломат. Очерк о жизни А.М. Коллонтай. М., 1964).

180

Садуль (Sadoul), Жак (1881-1956) – французский социалист, сын рабочего, участника Парижской коммуны 1871 г., окончил юридический факультет в Сорбонне, свою картеру начал в США. Летом 1917 г. был назначен атташе при французской военной миссии в России. После Октябрьской революции выступил в поддержку советской власти и осенью 1918 г. вступил во французскую группу РКП(б), участвовал в создании Коминтерна, в 1924 г. вернулся во Францию (Иванова Г.М. Об авторе // Садуль Ж. Записки о большевистской революции. М., 1990. С. 3-13).

181

Ж. Садуль был направлен из Парижа в Россию осенью 1917 г., 16/29 сентября он находился в Стокгольме и действительно встречался с Я. Брантингом, а 18 сентября / 1 октября был в Петрограде (Садуль Ж. Указ. соч. С. 5, 14, 20). Поэтому, вероятнее всего, упоминаемая У. Ашбергом встреча с Ж. Садулем в Стокгольме имела место не весной, а осенью 1917 г.

182

Решение о выпуске «займа свободы» было принято Временным правительством 27 марта 1917 г., а подписка на него открыта 6 апреля (Коммерческий телеграф. 1917. 5 и 7 апреля).

183

У. Ашберг вернулся в Стокгольм не позднее 23 апреля / 6 мая 1917 г. (сноска 59).

184

Проездом из Швейцарии в Россию В.И. Ленин находился в Стокгольме 31 марта / 13 апреля 1917 г. с 10.00 до 18.37 (Владимир Ильич Ленин. Биографическая хроника / далее – Ленин В.И. Биохроника. Т. 4. М., 1973. С. 46-49).

185

Конкретные сведения о спутниках В.И. Ленина см.: Хальвег В. Возвращение Ленина в Россию в 1917 г. М., 1990. С. 240.

186

Линдхаген (Lindhagen), Карл (1860-1946) – шведский политический деятель, юрист по образованию, в 1897-1917 гг. депутат второй палаты риксдага, в 1903–1930 гт. бургомистр Стокгольма, в 1919-1940 гг. депутат первой палаты риксдага, в 1917-1919 гг. главный редактор газеты «Фолькетс Дагблад» (Folkets Dagblad Politiken), с 1909 г. член СДПШ, в 1917 г. примкнул к левым социал-демократам, участвовал в организации возвращения В.И. Ленина из Швейцарии в Россию, в 1924 г. вернулся в СДПШ (Svenska män... Bd. 4. S. 523).

187

Стрём (Ström), Фредрик Отто (1880-1948) – шведский социал-демократ, в 1911-1916 гт. секретарь СДПШ, один из создателей и руководителей КПШ, в 1921–1924 гг. её секретарь участвовал в организации возвращения В.И. Ленина из Швейцарии в Россию весной 1917 г., в 1918-1920 гт. был главным редактором газеты «Фолькетс Дагблад», в 1919-1924 гг. русский консул в Стокгольме, в 1924 г. примкнул к группе З. Хёглунда, исключённой из КПШ, в 1926 г. вернулся в СДПШ, был женат (1905) на Тиа-Анне Грете Эрикссон, автор воспоминаний «I stormig tig» (St., 1942. Ibid. Bd. 7. S. 278-280).

188

Нерман (Nerman), Type (p. 1886) – шведский социал-демократ, поэт, в 1916-1918 гг. первый редактор газеты «Политикен» (Politiken), в 1917-1929 гг. член КПШ, после исключения из неё снова вернулся в СДПШ, в 1917 г. участвовал в организации возвращения В. И. Ленина из Швейцарии в Россию (Ibid. Bd. 5. S. 427-428).

189

11/24 марта 1917 г. А. Парвус призвал русских социалистов взять в свои руки дело прекращения войны, 25 апреля / 8 мая Исполнительный комитет Петроградского совета поддержал это обращение и предложил социалистическим партиям II Интернационала созвать для выработки согласованной политики в данном вопросе специальную международную конференцию. Первоначально она планировалась на май 1917 г.

190

Брантинг (Branting), Георг (1887-1965) – шведский социалист, сын Яльмара Брантинга, по профессии адвокат, в 1923 и 1928 гг. выступал защитником во время процессов над коммунистами в Финляндии, а в 1927 г. в США над Сакко и Ванцетти, с 1931 г. депутат первой палаты риксдага от СДПШ (Vem är det? 1969. St., 1922. S. 1091).

191

Первым опытом создания такого мирового парламента явилось образование Лиги Наций (1919).

192

Призыв к провозглашению международной социалистической конференции «мировым парламентом» по существу означал призыв к мировой социалистической революции.

193

Ср.: Садуль Ж. Указ. соч. С. 21-22.

194

«Около 10 ноября» по новому стилю – это около 28 октября по старому стилю.

195

Сведений о том, что осенью 1917 г. Л.Б. Красин являлся членом правления «Русско-Азиатского банка», обнаружить не удалось.

196

В конце 1917 – начале 1918 г. по инициативе Я. Брантинга рассматривалась возможность назначения У. Ашберга членом Торгового совета при Министерстве иностранных дел Швеции (Söderpalm S.A. Wallenberg och Branting Lund. 1970. S. 152–154).

197

Митинг, на котором выступал У. Ашберг, состоялся 28 января / 10 февраля 1918 г. (Aschberg О. Denryska revolutionen och vad vi skola lära därav: tal vid demonstrationsmötet i Stockholm söndagen den l0 febr. 1918. St, 1918).

198

В момент основания уставный капитал «Нового банка» составлял 1 млн. крон (1912 г.). К 1915 г. он увеличился до 2 млн., а в начале 1918 г. достиг 6 млн. крон, одновременно с этим обороты банка составили на 1 января 1913 г. 2,0 млн. крон, 1 января 1914 г. – 4,1 млн., 1 января 1915 г. – 6,7 млн., 1 января 1916 г. – 8,8 млн., 1 января 1917 г. – 15,3 млн. и 1 января 1918 г. – 39,9 млн. крон (Воллер Т Шведская промышленность. 1915–1916. Т. 1. Иллюстрированное описание шведских промышленных предприятий, а также указание фирм, работающих с Россией. Стокгольм, 1916. С. 808–809; Стокгольмский листок. 1918. 6 апреля).

199

Тролле (Trolle), Карл Харальд (1888–1956) – шведский дипломат и финансист, сын почтового чиновника Хельмута Тролле, в 1907 г. окончил Высшую торговую школу в Лондоне, в 1907-1913 гг. вице-генеральный консул Швеции в Лондоне, Гельсингфорсе, Руане, с 1913 г. в Петербурге, Архангельске, Омске, в 1917 г. назначен заведующим русским отделом в «Стокгольском торговом банке», в 1918-1920 гг. исполнительный директор «Нового банка», с 1921 г. директор «Стокгольме Хандельсбанкен» и «Худиксквалль», умер в Кальмаре в 1956 г. Автор книг и статей (Vem är det? 1935. S. 861; Svensk uppslagsbok. Bd. 23. S. 650).

200

Уход K.X. Тролле с директорского поста в «Новом банке» (1920 г.) был связан с его реорганизацией (SöderlundЕ. Skandinaviska banken i det svenska bankväsendets historia 1914-1939. Uppsala. 1978. S. 105)

201

Судя по всему, «Шведское экономическое акционерное общество» (далее – ШЭАО) взяло на себя некоторые из тех функций, которые до этого выполнял «Новый банк». В связи с этим нельзя не учитывать того, что одним из акционеров ШЭАО стал Яльмар Брантинг (сноска 14).

202

Начало января по новому стилю – это 19 декабря по старому. Подобная датировка «второго» после прихода партии большевиков к власти приезда У. Ашберга в Петроград противоречит тому факту, что 2/15 декабря 1917 г. он уже был в русской столице и здесь встречался с Ж. Садулем, а 3/16 декабря В.И. Лениным были приняты З. Хаглунд и К. Чильбум (Садуль Ж. Указ. соч. С. 123; Ленин В.И. Биохроника. Т. 5. С. 106).

203

20 января / 2 февраля 1918 г. на страницах «Стокгольмского листка» появилось сообщение, в котором говорилось: «На днях вернулись в Стокгольм бургомистр Карл Линдхагсн и директор “Нового банка” Ашберг, ездившие в Россию для прелиминарных переговоров относительно ввоза в Швецию смазочных масел» (Скандинавский листок. 1918. 2 февраля н.ст.). Учитывая, что дорога от Петрограда до Стокгольма требовала не менее двух дней, можно утверждать, что У. Ашберг покинул Петроград не позднее 16/29 января 1918 г.

204

Чильбум (Kilbom), Карл (1885-1961) – шведский политический деятель, публицист по профессии, весной 1917 г. участвовал в организации возвращения В.И. Ленина из Швейцарии. Один из основателей и руководителей КПШ, её представитель в ИККИ в 1924-1929 гг., за критику советской системы удалён из Москвы, пытался создать новую, социалистическую партию, а после неудачи – в 1937 г. вернулся в СДПШ, с 1922 по 1924 и в 1929-1944 гг. депутат второй палаты риксдага, в 1924-1936 гт. главный редактор «Фолькетс Дагблад». Автор мемуаров (I hemligt uppdrag Ur mitt livs aventyr. Bd. 1–2. St., 1954). Был женат дважды: первая жена (1921–1936) Зоя Корвин-Круковская, вторая (с 1937 г.) – Марта Элисабет Бенгтссон (Svenska man... Bd. 4. S. 237).

205

Эгеде-Ниссен (Egede-Nissen), Адам Яльмар (1868-1953) – норвежский политический деятель, в 1867 г. почтмейстер в Вардё, в 1911–1933 гг. в Ставангере, в 1900-1912 и 1922–1924 гг. депутат стортинга, в 1906 г. из партии «Венстре» перешёл в Рабочую партию Норвегии, в 1923 г. вступил в Коммунистическую партию Норвегии, с 1936 г. её председатель, в 1933–1935 гг. председатель общества «Друзья СССР», автор воспоминаний (Aschehougs konversations lexikon. Bd. 5. Oslo, 1956. S. 546).

206

Смирнов, Владимир Мартынович (1876-1952) – родился в Пскове в семье купца, окончил историко-филологический факультет Петербургского университета, после чего жил в Финляндии, преподавал в Гельсингфорсском университете. В революционном движении с 1897 г., с 1900 г. член РСДРП, участвовал в организации и обслуживании скандинавского транспортного пути партии большевиков. В 1911 г. женился на дочери известного шведского писателя Августа Стриндберга – Карин. После Октябрьской революции – в Швеции на дипломатической работе (Дашков Ю.Ф. Его знали под именем Паульсен. М., 1984).

207

Стриндберг (Strindberg), Август Юхан (1849-1912) – известный шведский писатель (Svenska män och kvinnor... Bd. 7. S. 265-266).

208

Бухарин, Николай Иванович (1888-1938) – один из лидеров партии большевиков, с лета 1915 по весну 1916 г. жил в Швеции, откуда был выслан в Норвегию, а в октябре 1916 г. уехал в США, после Октябрьской революции видный деятель Коминтерна. Репрессирован в 1938 г. (Коэн С. Бухарин. Политическая биография. 1888–1938. М., 1988; Николай Иванович Бухарин. Указатель литературы. М., 1989).

209

Менжинский, Вячеслав Рудольфович (1874-1934) – сын петербургского профессора Рудольфа Игнатьевича Менжинского, преподавателя Пажеского корпуса и Императорской Римско-католической духовной академии. Окончил юридический факультет Петербургского университета. В революционном движении с середины 90-х годов XIX в. С декабря 1907 г. в эмиграции: жил в Бельгии, Англии, Италии, Франции, США, Швейцарии. В годы Первой мировой войны сотрудничал в газете «Наше слово». В 1915–1917 гт. работал в парижской конторе «Лионского кредита». После возвращения в Россию был введён во Всероссийское бюро Военной организации большевиков. После Октябрьской революции в 1917-1918 гг. нарком финансов, в 1918 г. первый советский консул в Берлине, в 1919 г. нарком РКИ Украинской советской республики, в 1919-1923 гг. член президиума ВЧК, в 1923-1926 гг. заместитель, а в 1926-1934 гг. председатель ОПТУ (Гладков Т., Смирнов М. Менжинский. М., 1969; Рассказы о Менжинском. М., 1969; О Вячеславе Менжинском: воспоминания, очерки, статьи. М., 1985).

210

Бронский (Варшавский, Яков), Мечислав (Мозес) Генрихович (1882-1941) – польский социал-демократ, сын купца из Лодзи, с 1902 г. в революционном движении, с 1903 г. учился в Берлинском университете, в 1905-1907 гт. находился в России, неоднократно арестовывался, в 1907 г. уехал в Швейцарию, поселился в Цюрихе. Был членом Швейцарской социал-демократической партии, участвовал в Циммервальдской и Кинтальской конференциях. Играл важную роль в организации возвращения В.И. Ленина весной 1917 г. из Швейцарии в Россию. Приехал в Петроград со второй партией «швейцарских» эмигрантов. После Октябрьской революции сначала возглавлял отдел, а в январе 1918 г. стал заместителем наркома торговли и промышленности. В 1919 г. был направлен в Германию, где организовал Западноевропейское бюро Коминтерна. С 1920 г. полпред в Австрии, с 1922 г. на административной и преподавательской работе в СССР. В 1937 г. был арестован. Погиб в 1941 г. (Slownik biografiezny dzialaczy polskiego ruchu robotniczego. T.l. Warszawa. 1978. S. 243-244).

211

Пятаков, Георгий Леонидович (1890-1938) – сын сахарозаводчика Леонида Тимофеевича Пятакова. В революционном движении с 1905 г. С 1914 г. в эмиграции, жил в Японии, Швейцарии, Швеции и Норвегии. После прихода партии большевиков к власти был помощником, а затем главным комиссаром Государственного банка, в последующем председатель СНК Украинской советской республики, заместитель председателя Госплана, заместитель председателя ВСНХ, полпред во Франции, председатель правления Госбанка СССР, заместитель наркома тяжёлой промышленности. В 1937 г. репрессирован (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 133-136).

212

Радек (Собельсон), Карл Бернгардович (р. 1885) – родился во Львове (Австро-Венгрия), участвовал в социал-демократическом движении Польши, Германии и России. С начала Первой мировой войны в партии большевиков, 31 марта / 13 апреля 1917 г. назначен членом Заграничного бюро ЦК РСДРП(б) в Стокгольме. С осени 1917 г. на дипломатической работе, возглавлял Международный отдел ВЦИК и отдел Центральной Европы НКИД. С декабря 1918 по январь1920г. находился в Германии. Один из лидеров Коминтерна. В 1927 г. исключён из партии за участие в троцкистско-зиновьевской оппозиции, в 1937 г. был осуждён, и его след затерялся в сталинских застенках (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 539-609; Из глубины времён. Вып. 1. СПб., 1992. С. 84-139).

213

Урицкий, Моисей Соломонович (1873-1918) – родился в семье купца, окончил Киевский университет, в революционном движении с 1897 г. Видный деятель партии меньшевиков. Накануне Первой мировой войны сотрудничал с Л.Д. Троцким, а в 1915-1917 гг. с А. Парвусом. В 1917 г. вошёл в партию большевиков, принимал активное участие в подготовке Октябрьского вооружённого восстания, возглавлял Комиссию по подготовке Учредительного собрания, а затем Петроградскую ЧК, убит 30 августа 1918 г. эсером А. Канегисером (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 734-735).

214

Шляпников, Александр Гаврилович (1885-1937) – из семьи рабочего, в революционном движении с 1901 г. В 1907-1908 гг. член Петербургского комитета РСДРП. С 1908 по 1914 г. в эмиграции, жил в Англии, Германии, Франции, входил в Социалистическую партию Франции и СДПГ, участвовал в обслуживании скандинавского транспортного пути РСДРП. В 1915 г. кооптирован в ЦК РСДРП(б). Принимал активное участие в Февральской революции. После Октябрьской революции на государственной и профсоюзной работе. Автор мемуаров. В 1933 г. исключён из партии, 2 января 1935 г. арестован, в 1937 г. расстрелян (Смольников А. С., Чернобаев А.А. Предисловие к настоящему изданию // Шляпников А.Г. Семнадцатый год. Т. 1. М., 1992. С. 5-20).

215

Ганецкий (Фюрстенберг), Яков Станиславович (1879-1937) – родился в Варшаве в зажиточной семье. По утверждению Г.А. Соломона, находился в родственных связях с А. Парвусом и секретарём первого советского консульства в Германии Ландау. Имел брата – Генриха, бывшего зятем Фабиана Клингсглянда, и сестру – Франциску Ландау. Был женат на Гизе Адольфовне Адлер. Учился в Берлинском, Гейдельбергском и Цюрихском университетах. В 1902 г. вместе с Ф.Э. Джержинским участвовал в создании Социал-демократической партии Польши, принадлежал к числу её лидеров. В начале Первой мировой войны находился в Австро-Венгрии, с конца 1914 г. в Швейцарии. Летом 1915 г. возглавил созданное А. Парвусом в Дании импортно-экспортное акционерное общество, занимавшееся посредническими операциями между Германией и Россией. В конце 1916–начале 1917 г. был арестован по обвинению в нарушении законов торговли и после освобождения перебрался из Копенгагена в Стокгольм. Принимал участие в организации возвращения И. Ленина из Швейцарии в Россию. 31 марта /13 апреля 1917 г. был введён в Заграничное бюро ЦК РСДРП(б). После Октябрьской революции находился на хозяйственной и дипломатической работе (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 395-397; Ляндрес С. Немецкое финансовое участие в русской революции // Россия в 1917 году: новые подходы и взгляды. СПб., 1933. 61-63; Slownik biograficzny dzialaczy polskiego ruchu robotniczego. T.2. S. 469-470; Ermolaiewa R. Jakub Hanecki // Z pola walki. Warszawa. 1962. № 2(18). S. 172-195).

216

Нильссон (Nilsson), Антон (p. 1887) – шведский социалист, руководил подготовкой террористического акта в плавучей казарме «Амальтеа» 12 июля 1908 г. Его помощниками были Альгот Росберг (1888-1939), впоследствии видный профсоюзный деятель, и Альфред Стерн (р. 1888). А. Стерн был амнистирован в марте, а А. Нильссон и А. Росберг осенью 1917 г. (Bfickström К. Aibetarrörelsen i Sverige. 2-а boken. St., 1963. S. 125-126, 353,388,390, 391).

217

Хольмстрём (Holmström), Нильс Аксель (р. 1881) – шведский издатель, владелец издательства «Аксель Хольмстрём Фёрлаг», публиковал книги по актуальным политическим вопросам (Svensk uppslagsbok. Bd. 13. S. 701; Svenska män... Bd. 3. S. 524).

218

Карлссон (Karlsson), Карл Юхан (1861-1945) – фабрикант из г. Эскильстуна, основатель и владелец нескольких предприятий пищевой промышленности, участвовал в организации возвращения В.И. Ленина в Россию весной 1917 г. (Vem är det? 1935. S. 43; Vem är det? 1955. S. 1088).

219

Вопрос об аннулировании внешних займов был решён на заседании СНК 1/14 января 1918 г. (Журавлёв В.В. Декреты Советской власти 1917-1920 гг. как исторический источник. М., 1979 г. С. 106-111).

220

Подобный шаг был согласован с дипломатическими кругами Германии и неоднозначно встречен в других странах, в том числе в США.

221

Переговоры о мире начались 9/22 декабря 1917 г.

222

Гофман (Hofftnann), Макс (1869-1927) – германский генерал, участвовал в Брестских переговорах (Гофман М. Записки и дневники. 1914-1918. Л., 1929).

223

Троцкий (Бронштейн), Лев Давидович (1879-1940) – родился в семье землевладельца Елисаветградского уезда Херсонской губернии Давида Леонтьевича Бронштейна (ум. 1922) и его жены Анны Львовны Животовской (ум. 1910). По материнской линии приходился племянником петербургским миллионерам Абраму и Давиду Львовичам Животовским. В революционном движении с 1897 г. Один из лидеров РСДРП. В годы Первой мировой войны занимал интернационалистские позиции. Играл видную роль в Октябрьском вооружённом восстании 1917 г. В 1917-1927 гг. один из руководителей партии большевиков и советского правительства. В 1929 г. выслан за границу, в 1940 г. убит агентом НКВД (Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Т. 1-2. М., 1990; Дейчер И. Троцкий в изгнании. М., 1991).

224

Германские войска начали наступление 18 февраля 1918 г.

225

Решение о переносе столицы из Петрограда в Москву было принято на заседании СНК 26 февраля 1918 г. (В.И. Ленин. Биохроника. Т. 5. С. 282).

226

Советское правительство во главе с В.И. Лениным переехало из Петрограда в Москву в ночь с 11 на 12 марта 1918 г. (Там же. С. 308-309).

227

Л.Д. Троцкий подал в отставку с поста наркома иностранных дел на заседании ЦК РСДРП(б) 22 февраля 1918 г. (Протоколы ЦК РСДРП(б). Август 1917 – февраль 1918. М., 1958. С. 208).

228

Г.В. Чичерин был освобождён из английской тюрьмы 21 декабря 1917 г. (3 января 1918 г.) и прибыл в Петроград 6/18 января 1918 г. (Зарницкий С, Трофимова Л. Так начинался наркоминдел. М., 1984. С. 46).

229

Брестский мирный договор был подписан 3 марта, а ратифицирован IV Всероссийским съездом Советов 15 марта 1918 г.

230

Шейнман, Арон Львович (р. 1886) – в партии большевиков с 1903 г., в марте 1917 г. член Гельсингфорсского комитета РСДРП(б), осенью 1917 г. – председатель Исполнительного комитета Гельсингфорсского совета депутатов армии, флота и рабочих Финляндии. Осенью 1918 г. назначен руководителем скандинавской торговой миссии. Вернулся обратно в начале 1919 г. 20 февраля 1919 г. был назначен членом коллегии Наркомпрода. 27 января 1920 г. подал заявление об отставке, с 24 февраля 1920 г. член коллегии и заместитель наркома торговли и промышленности. 8 июля 1920 г. Политбюро ЦК РКП(б) постановило освободить его от этих обязанностей и после предоставления отпуска назначить полномочным представителем РСФСР в Грузии. В апреле 1921 г. отозван из Грузии и направлен в Берлин. 27 июля 1921 г. рассматривался вопрос о его командировании для переговоров в Китай. В октябре 1921 г. назначен первым председателем вновь созданного Государственного банка РСФСР и членом коллегии наркомфина. На этих постах оставался до 1929 г., когда сделался «невозвращенцем» (В.И. Ленин. Биохроника. Т. 5, 6, 8-12. М., 1974-1982; Шишкин В.А. Цена признания. СССР и страны Запада в поисках компромисса. 1924-1929. СПб., 1991. С. 434).

231

Полномочия для ведения переговоров в Дании, Норвегии и Швеции были даны А.Л. Шейнману 24 октября 1918 г. (РГИА. Ф. 583. Оп. 4. Д. 453. Л. 181 об.).

232

Воровский, Вацлав Вацлавович (1871-1923) – внук участника Польского восстания 1863 г., родился в Москве в семье потомственного дворянина, в революционном движении с середины 90-х годов XIX в. В 1905-1907 гг. участвовал в обслуживании нелегальных транспортных путей РСДРП. Перед Первой мировой войной жил в Петербурге, работал в АО «Электросила», а затем в фирме «Сименс-Шукксрт». Осенью 1915 г. сменил Б.С. Стомонякова на посту руководителя Стокгольмской конторы этой фирмы. 31 марта /13 апреля 1917 г. введён в Заграничное бюро ЦК РСДРП(б). С 29 ноября / 12 декабря 1917 г. по 31 января 1919г. советский полпред в Швеции, В 1919-1921 гг. работал в Госиздате, а с 1921 по 1923 г. был советским полпредом в Италии, Погиб в результате покушения на него (Ганецкий А.С. В.В. Боровский. М., 1925; Жуковский Н. Посол нового мира. М., 1978; Краснопольския Н.Е. Во имя любви и человека. М., 1981).

233

Акционерное общество «Люкс» было основано в Стокгольме в 1901 г. с капиталом в 3,0 млн крон. В 1907 г. оно открыло свои действия в России, основав в Риге завод керосинокалильных ламп. Директором фирмы в Стокгольме был К.Г. Линдблюм, а её ответственным агентом в России – Ю.А. Блау (Шведская промышленность. Т. 1. Стокгольм, 1916. С. 347; АППР. Пг., 1917. С. 594), По имеющимся сведениям, В.В. Боровский, с 16 декабря 1915 г. возглавлявший Стокгольмскую контору фирмы «Сименс-Шуккерт», являлся представителем этой фирмы в АО «Люкс». На 1 января 1917 г. штат возглавляемой им конторы включал 14 человек: В.В. Боровский, Г.А. Вессблад, В.И. Жиженков, г-жа Е.А. Липе, г-жа Ю.Г. Нистрем (её заменил Э. Грейшер), Я.П. Штоль, В.В. Тис, Е. Йельм, С. Линдстрем, Т. Мальстрем, П. Фланздин, Гонман, г-жа Е. Малисова, X. Ауэ. В этот список, вероятно, можно включить и П.Г. Густавсона. Существует мнение, что в годы Первой мировой войны Стокгольмская контора фирмы «Сименс-Шуккерт» занималась импортом комплектующих изделий из Германии (Дякин В.С. Указ. соч. С. 217; ЦГИА г. С.-Петербурга. Ф. 1352. Оп. 5 Д. 20. Л. 1-8; Оп. 3. Д. 10. Л. 20-31, 69; Д. 36. Л. 16-42).

234

«Циммерман, – писал о нём В.В. Воровский, – артист, работающий в кинематографических предприятиях, человек ни к каким партиям не принадлежащий, меньше всего большевик. После моего назначения в ноябре 1917 г. полномочным представителем советского правительства в Стокгольме Циммерман, состоящий со мною в свойстве, согласился помочь мне и взял на себя ведение неполитической части (консульские дела, отправку эмигрантов, беглых военнопленных и пр.). К осени (1918 г. – А.О.), когда из России приехал необходимый штат служащих, он оставил службу в посольстве» (Воровский В.В. Статьи и материалы по вопросам внешней политики. М., 1959. С. 169). По свидетельству Г.А. Соломона, он тоже находился в родственных отношениях с Циммерманом; оба были женаты на сёстрах (Соломон Г.А. Среди красных вождей. С. 34). Сам Г.А. Соломон был женат на дочери секретаря Шадринского уездного земства Пермской губернии Николая Григорьевича Фёдорова – Марии (ГАРФ. Ф. 102. 3-е Д. 1891. Д. 467. Л. 10 об., 22), которая имела двух сестёр: Елизавету и Татьяну (Там же. 1893. Д. 274. Л. 1).

235

Речь идёт о «Военной организации для восстановления империи», которая была создана в Петрограде в мае 1918 г., а затем перенесла свою деятельность в Стокгольм и, организовав несколько террористических акций против сторонников советской власти, получила название «Лиги убийц» (Воровский В.В. Статьи и материалы по вопросам внешней политики. С. 152-178).

236

Во главе «Лиги убийц» стоял полковник Могамед-бек Хаджи-Лаше, по некоторым данным связанный с английской разведкой (Там же. С. 156).

237

Литвинов (Валлах, Мовша), Максим Максимович (1876–1951) – родился в Белостоке в семье служащего. В социал-демократическом движении с 1898 г. Участвовал в обслуживании нелегального транспорта РСДРП из-за границы. После 1907 г. жил в Англии. С 1918 г. на дипломатической работе, в 1930-1939 гг. нарком иностранных дел, в 1941-1946 гг. заместитель наркома иностранных дел. Шурин М.М. Литвинова – Идер, Давид Монтегю (1866-1936) в 1921-1923 гг. возглавлял политический отдел Всемирной сионистской организации (Шейнис С. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. М., 1989; Минувшее. Исторический альманах. Т. 10. С. 186; Литвинова А. Встречи и разлуки // Новый мир. 1966. № 7. С. 236, 240).

238

М.М. Литвинов покинул Англию 28 сентября и находился в Стокгольме между 4 и 7 октября 1918 г. (Зарницкий С., Трофимова Л. Так начинался наркоминдел. С. 192–193).

239

Речь идёт о «бумагах Сиссона»: см. выше с. 57.

240

«Дойче банк» (Deutsche Bank) – один из крупнейших банков Германии, у его истоков стоял банкирский дом М.А. Ротшильда. Был создан в 1870 г. в Берлине при активном участии Георга Сименса, вплоть до своей смерти в 1900 г. являвшегося его руководителем. В 1881 г. участвовал в создании «Национального банка Германии» (National bank für Deutschland), в 1929 г. объединился с «Дисконто гезельшафт» (Disconto-Gesellschaft) (Dr. Riesser. Op. cit.; Gossweller K. Großbanken, Industriemonopole und Staat Ökonomie und Politik des staatsmonopolistischen Kapitalismus in Deutschland 1914-1932. B. 1971. S. 141; Seidenzahl F. 100 Jahre Deutsche Bank. 1870-1970. Frankfiirt-am-Mein. 1970; Wilson D. Rothschild: A story of Wealth and Power. L. I988. P. 171).

241

Эмери (Emery), Генри Кросби (1872-1924) – американский экономист, в 1900-1915 гг. профессор политэкономии, в 1909-1913 гг. член Тарифного управления США, с 1916 г. представитель «Гаранта траст компания за рубежом, в 1917-1918 гг. находился в России, затем был в Германии и Китае, состоял менеджером «Азиатской банковской корпорации», умер 6 февраля 1924 г. на пути из Китая в США (Dictionary of American Biography. Vol. 6. N.Y. 1930. P. 143-144; Who was who in America. Vol. 1. Chicago, 1962. P. 371).).

242

Стендаль (Standahl), Стен (1876-1954) – шведский политический деятель и предприниматель, с 1898 г. владелец фирмы «Б. Урселльс», в течение многих лет (до 1919) член муниципалитета Стокгольма, в 1919-1938 гг. депутат первой палаты риксдага, член правления Стокгольмской фондовой биржи. Жена (1900) – Сара фон Халле (р. 1878), мать – Анна Хольм (Holm) (Vem är det? 1955. S. 43; Vem är det? 1955. S. 1103; Svensk uppslagsbok. Bd. 27. S. 405).

243

О переговорах У. Ашберга с М.М. Литвиновым зимой 1920 г. см.: Карлбек-Исотало X. Экономические связи Советской России и Швеции в 1917-1924 гг. // Северная Европа. Проблемы новейшей истории. М., 1988. С. 42.

244

Революция в Германии началась 8 ноября 1918 г.

245

Революция в Германии началась 8 ноября 1918 г.

246

Нахмансон (Nachmanson), Юсеф (1876-1927) – правнук Гирша Нахмана (1765-1825), переселившегося в Стокгольм из Курляндии в 1786 г. и бывшего отцом Микаеля Гирша Нахмансона (1794-1846), который имел трёх сыновей: Абрама (1842-1912), Эммануэля (1843-1897) и Германа (1839-1901). Ю. Нахмансон был сыном Германа Нахмансона и его жены Росы Давидсон, дочери директора банка Хенрика Исака Давидсона. Кроме Юсефа они имели ещё двух сыновей: Августа и Эрнеста. В 1901-1910 гг. Юсеф Нахмансон был оптовиком, с 1902 по 1904 г. он входил в правление газетного АО «Швеция», с 1905 по 1910 г. в правление «Стокгольмского торгового объединения», в 1906-1911 гг. он уполномоченный «Стокгольмской торговой палаты», с 1906 г. член правления «Объединения Стокгольмской торговой школы»; с 1906 г. член правления Стокгольмского порта, с 1909 г. директор Стокгольмской внешней торговой школы, с 1909 г. член правления, в 1910 г. главный кассир, в 1910-1920 гг. вице-директор, с 1920 г. директор СЭБ, с 1910 г. член правления «Нурдиска мануфактуракциебулагет», с 1911 г. член правления АО «Дилигентаа», с 1913 г. член правления железнодорожного АО «Стокгольм-Сальтшён», в 1916-1927 гг. член правления АО «Инвестор», с 1916 г. член правления АО «А. Виклундс машин ок велосипедсфабрик» и «Стокгольмского пароходного акционерного общества – СВЕА», в 1917-1927 гг. член правления Нового железнодорожного АО «Стокгольмс-Вестерос-Бергслаген», с 1917 г. член правления АО «Атлас Дизель», в 1918-1921 гг. член правления АО «Йернфередлинг», в 1918-1926 гг. член правления «Свенска кронкредитакциебулагет», с 1918 г. член правления АО «Лесопильных заводов Коппаберга и Хофора» и Сульфитного АО «Стурвика», с 1919 г. член правления «Виоста варас АБ» и др. Когда после кризиса 1922 г. была создана «Кредитная касса 1922 г.», Ю.Н. вошёл в её правление и принимал участие в реорганизации «Вермландского частного банка», «Шведского крестьянского банка», «Шведского торгового банка» и «Нурдиска хандельсбанкен». Находясь в родственных отношениях с Хелмером Кеем, главным редактором «Свенска Дагбладет», поддерживал связи с этой газетой. Был также членом консорциума, который с 1903 г. получил преобладающее влияние на газету. В сотрудничестве с Улофом Сёдербергом, известным промышленником, много сделал для создания Стокгольмской Высшей торговой школы. Был женат на Тюре Анне Эмме Бёрьесон (1877-1965) (Svenskt biograflskt lexikon. Bd. 26. St., 1987-1989. S. 362-364).

247

«Стокгольмский частный банк» (Stockholms Enskiida Bank) – первый частный банк Швеции, был основан в 1856 г. Андре Оскаром Валпенбергом (1816-1886) и долгое время являлся одним из крупнейших кредитных учреждений страны. В 1863 г. им было создано «Скандинавское кредитное акционерное общество» (Skandinaviska kreditaktiebolaget), в 1871 г. разногласия в правлении банка привели к тому, что 8 из 12 его членов подали в отставку и образовали новый банк, получивший название «Стокгольмский торговый банк» (Stockholms handeisbanken SHBB). До 1886 г. СЭБ возглавлял А.О. Валленберг, его сменил сын – Кнут Агатон (1853-1938), в 1892 г. в правление вошёл другой сын Андре Оскара – Маркус Лаурентиус (1864-1943), который в 1911г. стал одним из директоров банка. В 1972 г. СЭБ объединился со «Скандинависка банкен», образовав «Скандинависка эншильда банкен» (Söderlund Е. Skandinaviska banken i det svenska Bankväsendets historia. Bd. 1, 1864-1914. St., 1964; Bd. 2. 1914-1939. Uppsala, 1978).

248

«Скандинавское кредитное акционерное общество» (Skandinaviska kreditaktiebolaget) – один из крупнейших шведских банков, был создан в Гётеборге в 1863 г. А.О. Валленбергом, Оскаром Экманом, К.Ф. Верном-младшим, Т. Маннхеймом, О. Диксоном, О. Вийком. Первым руководителем банка был Теодор Маннхейм. В начале XX в. СКАБ удалось поглотить целый ряд других банков: «Индустри кредит АБ» (1907), «Сконес эншильда банк» (1910), «Свэрьес привата сентральбанк» (1917), «Эребру эншильда банкен» (1918), АБ «Сконска Хандельсбанкен» (1919). Собственный капитал банка к 1926 г. составил 182 млн. крон. В 20-е годы сильные позиции в банке занял концерн Крейгера, крах которого пошатнул положение и СКАБ. Но государственная поддержка помогла ему выйти из кризиса. В 1938 г. банк был реорганизован и стал называться «Скандинависка банкен», в 1972 г. произошло его слияние с СЭБ (Ibid.).

249

«Стокгольмский торговый банк» (Stockholms Handelsbank) – основан в 1871 г. после раскола в правлении СЭБ. С 1919 г. назывался «Шведским торговым банком» (Svenska handeisbanken). В 1893-1911 гг. во главе банка стоял Луис Френкель (сноска 145), в 1911-1922 гт. Карл Фриск (сноска 196), в 1922-1923 гг. Мауритс Филипсон, а с 1923 г. X. Стен. В 1918 г. капитал банка составлял 80 млн. крон, резервный фонд – 100 млн. крон (Nordisk familjebok. Bd. 27. S. 21-22; Bd. 38. S. 642-643; Bonniers lexikon. Bd. 13. S. 612).

250

«Акционерное общество Гётеборгский банк» (AB Göteborgsbank) – возникло в 1848 г. под названием «Гётеборге приватбанк», в 1858 г. было переименовано в «Гётеборге эншильда банк». В 1917 г. поглотило «Стокгольме дисконтобанк», в 1921 г. «Эребру лене банк», в 1922 г. «Копнабергс эншильда банк». В результате этого превратилось в один из крупнейших банков Швеции, который в первые же годы советской власти начал выступать в качестве посредника между Россией и Швецией (Söderlund Е. Op. cit.; Карлбек-Исотало X. Указ. соч. С. 33-47).

251

«Национальный банк Германии» (National Bank für Deutschland) – НБГ, был основан в 1881 г. при участии «Дойче банка», фирмы «Братья Зульцбах» из Франкфурта-на-Майне и банкирского дома «Лео, Дельбрюк и К°» из Берлина; важную роль в его создании играли Эмиль Ратенау и Ойген Ландау (см.: «Из глубины времён», вып. 1. СПб., 1992. С. 128-131). С 1881 по 1902 г. 0. Ландау являлся председателем Наблюдательного совета НБГ. На этом посту его заменил Эрнст Магнус (1902-1910), его шурин, а затем Рихард Виттинг – брат известного журналиста Максимилиана Гардена (см.: «Из глубины времён», вып. 1.С. 100, 127), занимавший этот пост до 1922 г. Важную роль в управлении НБГ играли Юлиус Штерн (ум. 1915), Яков Гольдшмидт (сноска 147), Эмиль Виттенберг (сноска 143). В 1917–1919 гг. в правление НБГ входили: Эмиль Виттенберг, Ялмар Шахт, Ганс Винтерфельд, Теодор Марба, Паул Кох, Мартин Шифф, Франц Ринтели. В 1922 г. произошло объединение НБГ с «Дармштадтским банком», в результате чего возник «Дармштадтский и Национальный банк Германии» – «Данатбанкт». В 1931 г. он был поглощён «Дрезденским банком» (Dr. Riesser. Op. cit.; Deutsches biographisches Jahrbuch. Bd. I. В. Leipzig, 1925. S. 160; Neue Deutsche Biographie. Bd. 13. S. 482; Bd. 15. S. 676; Juden im deutschen Kulturbereich. В., 1959. S. 728,745–749; Sutton A. Op. cit. P. 183; см. также: Levi M. Nationalbank ftir Deutschland zu Berlin. 1881 bis 1909, 1911).

252

Янссон (Jansson), Вильгельм (1872–1923) – немецкий профсоюзный деятель. Родился и вырос в Стокгольме. В 1896 г. переселился в Гамбург. С 1897 г. активный деятель профсоюзного движения в Германии. С 1905 г. второй редактор центрального органа германских профсоюзов «Корреспонденцблатт». В годы Первой мировой войны сотрудничал с А. Парвусом. В 1917 г. получила известность его попытка встретиться с В.И. Лениным, возвращавшимся из Швейцарии в Россию. В 1919 г. был назначен шведским атташе в Берлине по социальным вопросам (Neue Deutsche Biographie. Bd. 10. S. 345-346).

253

Турберг (Thorberg), Арвид (1877-1930) – шведский политический и профсоюзный деятель, в 1908-1920 гг. секретарь Центрального объединения профсоюзов Швеции (ЦОПШ), с 1920 г. его председатель, с 1922 г. депутат первой палаты риксдага (Svenska män... Bd. 7. S. 515).

254

Стомоняков, Борис Спиридонович (1882–1941) – сын болгарского коммерсанта, учился в Горном институте (Петербург) и Льежском электротехническом институте (Бельгия). В социал-демократическом движении с 1902 г. Занимался сбором денег, закупкой оружия, транспортировкой нелегальной литературы в Россию. По рекомендации Л.Б. Красина был принят на службу в германскую фирму «Симменс-Шуккерт». В начале 1915 г. возглавил её стокгольмскую контору. После вступления Болгарии в войну на стороне Германии был призван в армию. В 1917 г. для организации поставок в Болгарию был направлен сначала в Берлин, а в 1918 г. в Стокгольм. После Ноябрьской революции 1918 г. снова в Германии. В 1920-1924 гг. работал в советском торгпредстве в Германии. Зимой 1924-1925 гг. был отозван в Москву: занимал пост сначала заместителя наркома внешней торговли, а затем заместителя наркома иностранных дел. Был репрессирован (Иорданов Л. Красный экселенц. Повесть о Б. Стомонякове. М., 1985).

255

Ломоносов, Юрий Владимирович (1876-1952) – из дворян Смоленской губернии, окончил Петербургский институт инженеров путей сообщения, преподавал, служил в управлении частных железных дорог. Накануне Февральской революции бы переведён в Министерство путей сообщения, весной 1917 г. с дипломатической миссией уехал в США. После Октябрьской революции выступил за признание советской власти. Был в близких отношениях с одним из руководителей «Фёрст нэшнл бэнк» Ривом Шлеем. 19 сентября 1919 г. вернулся в Москву, а 25 мая 1920 г. получил назначение на пост уполномоченного СНК по железнодорожным делам за границей и был командирован в Ревель. На этом посту пробыл до 1923 г. Находясь за границей участвовал в контрабандной торговле советским золотом. Его деятельность была связана с деятельностью таких кредитных учреждений, как «Нордиска Хандельсбанк», «Дойче банк», «Дармштадтский банк», «Национальный банк Германии», «Дрезденский банк», «Лондонский сити банк», «Мидлэнд банк», «Свенска Хандельсбанк», АО «Апис» и др. После ликвидации железнодорожной миссии Ю.В. Ломоносов остался за границей. Здесь им были написаны десятитомные воспоминания, которые до сих пор остаются неопубликованными (Минувшее. Исторический альманах. Т. 10. М. – СПб., 1992. С. 7-63; Россия и Америка (беседа с профессором Ю.В. Ломоносовым) // Экономическая жизнь. 1919. 20 сентября; Окончательный отчёт Ю.В. Ломоносова о деятельности Российской железнодорожной миссии за границей (1920-1923. Машинопись// Спецхран РГБ).

256

Каменев находился в Лондоне в августе – сентябре 1920 г. и вёл переговоры о прекращении войны с Польшей. С отчётом о своей поездке он уже 24 сентября выступал на расширенном заседании Моссовета (Ленин В.И. Биохроника. Т. 9. С. 321).

257

Шеридан (Sheridan), Клэр (1885-1970) – английская писательница и скульптор, в Москве находилась осенью 1920 г. (Ленин В.И. Поли. соб. соч. Т. 43. С. 348, 502).

258

Лозовский (Дридзо), Соломон Абрамович (1878-1952) – один из лидеров советских профсоюзов, в 1921-1937 гг. генеральный секретарь Профинтерна (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 513-515).

259

Этот эпизод свидетельствует, что У. Ашберг имел отношение к снабжению афганской армии оружием. В связи с этим необходимо учесть, что в годы Гражданской войны советским правительством рассматривался вопрос о поддержке повстанческого движения в Индии и даже о направлении туда частей Красной армии. Причём именно Афганистан должен был стать главным плацдармом для этих действий (РЦХИДНИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 51. Л. 1-2; Из глубины времён. Вып. 1. СПб., 1992. С. 119-121, 136; Параделов Н. Поход на Индию: по документальным данным // Последние новости. Париж, 1921. 9 июня).

260

Виттенберг (Wittenberg), Эмиль – германский банкир. При подготовке данной публикации обнаружить биографические сведения о нём не удалось.

261

«Дармштадтский банк» (Bank für Handel und Industrie) – был основан в 1863 г. Абрамом Оппенгеймом. В 1905 г. объединился с банкирским домом «Роберт Варшауэр и К°» принадлежавшим тестю известного германского банкира Эрнста Мендельсона-Бартольди, а глава этого банкирского дома Гуго Оппенгейм (ум. 1921), владелец банка «Гуго Оппенгейм и К°», перешёл на службу в «Дармштадтский банк» и до конца своей жизни принадлежал к числу его руководителей (Dr. Riesser. Op. cit. S. 43-44, 57, 360, 405, 651-654, 718-720; Juden im deutschen Kulturbereich. S. 730, 745, 747-749).

262

Френкель (Fraenckel), Луис (1851-1911) – сын торговца из Ашерлебена (Германия) Иосифа Френкеля и Каролины Хайнеман. В 1868-1870 гг. учился в торговом училище, с 1871 по 1874 г. работал служащим в фирме «Б.М. Штрупп и К°» в Майнингене. С 1870 г. его дядя по матери – К. фон Хайнеман – был генеральным консулом Пруссии в Стокгольме. По его предложению братья Луиса Давид и Мориц переселились в Швецию и здесь открыли собственное дело. В 1874 г. Луис Френкель тоже уехал в Швецию и стал работать в фирме своих братьев. Одновременно он открыл в Стокгольме собственное агентство и возглавлял его до 1880 г. После смерти К. Хайнемана стал его душеприказчиком, что позволило ему приобрести широкие связи со многими иностранными банками и открыть в 1880 г. коммандитное товарищество «Луис Френкель и К°», одним из наиболее крупных пайщиков которого стал известный франкфуртский банкир барон Людвиг Эрландер. В 1893 г. это товарищество влилось в состав созданного при участии Л. Френкеля «Стокгольмского торгового банка», с 1893 по 1911 г. Л. Френкель являлся директором этого крупнейшего шведского кредитного учреждения. Он участвовал в создании «Сконска хандельсбанкен» (1895) и «Гётеборге хандельсбанкен» (1897). В 1897 г. ему удалось добиться соглашения о сотрудничестве с «Сундваллс хандельсбанк». С 1907 г. налаживается сотрудничество между «Стокгольмским торговым» и «Стокгольмским частным» банками. Одновременно Л. Френкелем было организовано «АО Шведских сахарных фабрик» (Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 16. St., 1964-1966. S. 405-408).

263

Майлендер (Mailänder), Карл – один из директоров НБГ, его брат Генри Майлендер из Баварии имел собственную банкирскую фирму и пытался объединить частные банки против крупнейших акционерных банков (Juden im deutschen Kulturbereich. В., 1959. S. 756-757).

264

Гольдшмидт (Goldschmidt), Якоб (p. 1882) – происходил из небогатой семьи, получив юридическое образование, начал коммерческую деятельность в родном Ганновере, позднее переселился в Берлин и здесь в Юлиусом Шварцем основал фирму «Шварц, Гольдшмидт и К°», которая была создана при поддержке руководителя «Хильдерхаймер банка» Леесера. По рекомендации Карла Хагена, брата кёльнского банкира Луиса Хагена, накануне Первой мировой войны стал работать в НБГ и к началу 20-х годов занял в нём положение одного из руководителей, играл большую роль в объединении НБГ с «Дармштадтским банком». После окончания Первой мировой войны участвовал в восстановлении германского торгового флота (ГАПАГ), в создании международного электротехнического картеля, в ликвидации концерна Стиннеса, в восстановлении германской промышленности, в том числе военной, имел широкие финансовые связи в Голландии, США и Швеции (Juden im deutschen Kulturbereich. В., 1959. S. 745-747).

265

Шахт (Schacht), Ялмар (1877-1970) – немецкий банкир, с 1916г. один из директоров НБГ, с 1922 г. директор «Данатбанка», с декабря 1923 по апрель 1930 г. президент «Рейхсбанка», участвовал в разработке планов Дауэса и Юнга, в 1930 г. из-за разногласий с правительством ушёл из «Рейхсбанка» и вернулся туда только в 1933 г. после прихода к власти Гитлера; до 1939 г. занимал пост президента банка, в 1934-1937 гг. у него начинаются разногласия с Гитлером, и он оказывается в оппозиции к нему. В 1948 г. возвратился к прежней коммерческой деятельности, в 1953 г. опубликовал мемуары «76 лет моей жизни» (Benz W., Graml Н. Biographisches Lexikon Weimarer Republik. München. 1988. S. 282; Simpson A. Hjalmar Schacht in perspective. Mouton. 1969).

266

Гуковский, Исидор (Израиль) Эммануилович (Мануйлович) (1871-1921) – сын одесского купца, по профессии аптекарь, в революционном движении с 90-х годов XIX в. Входил в управление нефтепромышленных фирм: «Петербургское нефтепромышленное акционерное общество» и «Англо-русское акционерное общество (Максимовское)», являлся учредителем нефтепромышленного товарищества «И.Э. Гуковский и К°», владел кирпичным заводом. В 1917 г. состоял казначеем Петербурского комитета РСДРП(б), весной – летом 1918 г. был наркомом финансов. После отставки с этого поста находился за границей, а затем в аппарате Рабоче-крестьянской инспекции. 16 февраля 1920 г. возглавил торговую делегацию Центросоюза в Ревеле. Умер в 1921 г. при невыясненных обстоятельствах (Невский В.И. Материалы для биографического словаря социал-демократов, вступивших в российское рабочее движение за период с 1880 по 1905 г. Вып. 1. М. – Пг., 1923. С. 206; РГИА. Ф. 23. Оп. 13. Д. 51. Л. 1-53; Весь Петербург на [1914-1917]. СПб., 1913-1916).

267

Лайдонер (Laidoner), Йохан (Иван Яковлевич) (1884-1953) – эстонский государственный деятель, в годы Гражданской войны возглавлял вооружённые силы Эстонской буржуазной республики (БСЭ. 3 изд. Т. 14. С. 117–118; Bonniers lexikon. Bd. 8. S. 1121).

268

Дом «Лион Алеман» (Comptoir Lyon Alemand) – французский банк, был основан в 1880 г. (International Banking Directory. 1937–1938. N.Y. P. 205).

269

«Национальный кредитный банк Франции» (Banque Nationale de Credit ä Paris).

270

Молль (Moll), Виктор (1858-1929) – шведский финансист, в 1908-1912 гг. исполнительный директор Всеобщего ипотечного банка Швеции, с 1912 г. глава Риксбанка (Государственного банка Швеции), в 1902-1908 гг. депутат второй палаты риксдага (Vem är det? 1931. S. 942).

271

Кассель (Cassel), Карл Густав (1886-1945) – шведский экономист, профессор Стокгольмской высшей школы в 1904-1933 гг., участвовал в работе Брюссельской (1920) и Генуэзской (1922) международных конференций. Был женат на Юханне Бьернсон-Меллер, дочери Н. Бьернсон Меллера и Янетты Холмлунд. Автор воспоминаний. Находился в близких отношениях с Маркусом Валленбергом (Svenska män... Bd. 2. S. 48-49; Gardlund T. Op. cit. S. 141).

272

Г.А. Соломон, который после И.Э. Гуковского тоже занимался экспортом бриллиантов, вспоминал, что в этих операциях участвовал «капитан Кон», прибывший из Англии и называвший себя другом Ллойд Джорджа, некто Абрагам из Парижа и Брэдфорд из Лондона (Соломон Г.А. Среди красных вождей. С. 475-478).

273

Об участии У. Ашберга в экспорте советского золота через Ревель см.: Там же. С. 433-434.

274

Брантинг (Branting), Анна (1855-1950) – урождённая Едерин (Jäderin), жена Я. Брантинга (второй брак), шведская писательница и журналистка, сотрудничала в газетах «Сосиаль Демократен» и «Стокгольм тиднинген» (под псевдонимом Рене – Rene), автор воспоминаний, находилась в дружеских отношениях с У. Ашбергом. Ей посвящена специальная глава в третьей книге его воспоминаний (Svenska män... Bd. 1. S. 446; Svensk biografisk lexikon. Bd. 6. S. 39–40; Aschberg O. Gästboken. St., 1955. S. 188-195).

275

Соломон Георгий Александрович (p. 1868) – участвовал в социал-демократическом движении с 90-х годов XIX в., был в близких отношениях с Л.Б. Красиным. В 1907 г. эмигрировал. Позднее вернулся в Россию, занимался литературной деятельностью, служил в частном банке, играл активную роль в Февральской революции. С весны до осени 1917 г. находился в Швеции. После «июльских событий» на страницах печати была опубликована следующая телеграмма из Стокгольма в Петроград: «№ 37. С[альтшо] – Баден. 8–5. Козловскому. Петроград. Первое письмо получили. Нью-Банкет телеграфировал. Телеграфируйте, кто Соломон? Предлагает совместное телеграфное агентство, ссылается [на] Бронека, Савельева, Авилова» (Русская воля. Утр. вып. 1917. 12 июля). В конце 1917 – начале 1918 г. был послан в Швецию, а по возвращении оттуда в Германию. В 1919-1920 гг. был заместителем наркома торговли и промышленности, в 1920 г. возглавлял торговую делегацию в Ревеле, называл себя «банкиром Коминтерна». Последнее место работы – советское представительство в Лондоне (1921-1923), с 1923 г. «невозвращенец». Автор воспоминаний «Среди красных вождей» и «Семья Ульяновых» (Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 47. С. 449; РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 8. Д. 434. Л. 107; ГАРФ. Ф. 102.3-е Д. 1891.Д. 467; 1893. Д. 274).

276

Речь идёт о Эриксоне Хокане Хансе Кристиане (Ericson, 1868-1945). Х.Х.К. Эриксон – морской офицер и судовладелец, во флоте с 1899 г., с 1917 г. капитан первого ранга, с 1921 г. в запасе, в 1911-1919 гг. депутат первой палаты риксдага, в 1917 г. входил в качестве государственного советника в кабинет департамента морской обороны правительства Шварца, в 1918–1934 гг. был исполнительным директором, а затем председателем правления «Стокгольмского пароходного акционерного общества» – СВЕА, а также председателем правления акционерных обществ «Финбуда варв», «Онгфартюгс акциобулагет Етаканал» и «Акциебулагет Редериаентур». В Риге СВЕА имело в качестве своего представителя фирму «П. Бронгольд и К°» (Шведская промышленность. Т. 1. С. 716; Svensk uppslagsbok. Bd. 8. S. 850-851).

277

Чильгрен (Kilgren), Карл T. (1879-1954) – шведский предприниматель из г. Арвика. Исполнительный директор акционерного общества «Куллберг и К°» в 1915-1918 гт., председатель правления «Объединения по сельскохозяйственным машинам», член правлений акционерных обществ «Глава гаасбрук», «Юнгстремс онгтурбин», «Куллберг и К°», «Нюман ок Шуль», «Шведского объединения по экспорту» и др., участвовал в акционерном обществе «Арвика-верк» (Vem är det? 1935. S. 441; Vem är det? 1945. S. 574; Vem är det? 1955. S. 1088).

278

«Балтик Сепаратор» (Baltic Separator)–вероятно, одно из дочерних предприятий акционерного общества «Сепаратор» (AB Separator, с 1963 г. – AB Alfa Laval), основанного в 1878 г. в Стокгольме. Специализировалось на производстве знаменитых шведских сепараторов для молока системы Густава де Лаваля (1845-1913), который был одним из основателей этого предприятия. Важную роль в его истории сыграл также Йон Бернстрем (1848-1925), исполнительный директор фирмы в 1887-1916 гг. До 1917 г. Россия была одним из основных покупателей сепараторов этой марки, поэтому компании «Балтик» и «Сепаратор» стремились к сотрудничеству с Россией и после Октябрьской революции. О связи компании «Балтик» с концерном «Сепаратор» свидетельствует то, что в их руководство входил Я. де Лаваль (Карлбек-Исотало X. Указ. соч. С. 35,42).

279

Валленберг (Wallenberg), Маркус Лаурентиус (1864-1943) – шведский предприниматель, представитель одной из богатейших семей Швеции, сын основателя финансовой империи Валленбергов Андре Оскара Валленберга и его второй жены Анны фон Сюдов. Почти вся жизнь М.Л. Валленберга была связана с СЭБ, с 1892 г. он член правления и вице-директор этого банка, с 1911 г. исполнительный директор, в 1926 1938 гт. вице-председатель, а с 1938 г. председатель правления. В 1916-1919 гт. возглавлял шведскую делегацию на торговых переговорах с Англией, представляя Швецию на Парижской (1919), Брюссельской (1920) и Генуэзской (1922) конференциях, в 20-30-е годы выступал в качестве третейского судьи в международных спорах по германскому вопросу, принимал участие в осуществлении планов Дауэса и Юнга в Германии, был тесно связан с А. Дизелем и АСЕА. От брака с Амалией Хагдал (1864-1959) имел трёх сыновей: Якоба (1892), Андреа (1894), Маркуса (1899) – и двух дочерей: Соню (1891-1970) и Гертруду (1895); Якоб Валленберг был директором СЭБ в 1920-1927 гг., а Маркус в 1927-1946 гт. (Tjemeld S. Wallenbergs. St, 1969. S. 81-83; Gardlund T. Op. cit.).

280

Советское правительство вынуждено было обратиться за помощью к правительствам и народам мира 2 августа 1921 г. (ДВП СССР. Т. IV. М., 1960. С. 250-253).

281

Гувер (Hoover), Герберт (1874-1964) – крупный американский горнопромышленник, с 1909 г. принимал участие в российском бизнесе, в 1909 -1910 гг. участвовал в организации 11 нефтепромышленных компаний на Северном Кавказе (Майкоп), с 1912 г. был одним из учредителей «Русско-Азиатской корпорации» (в которой участвовал Д.П. Морган) и «Иртышской корпорации», а в 1914 г. «Риддеровского» и «Киргизского» горнопромышленных обществ, в 1919-1923 гг. возглавлял АРА, в 1921-1928 гг. занимал пост министра торговли США, в 1929-1933 гг. был тридцать первым президентом США (СЭС. 1990. С. 351; Лебедев В.В. Русско-Американские экономические отношения. 1900-1917 гт. М., 1964. С. 113-114).

282

АРА (Американская администрация помощи) (American Relief Administration) действовала в 1919-1923 гг. для оказания помощи европейским странам, пострадавшим в годы Первой мировой войны. В 1921 г. в связи с голодом в Поволжье была разрешена деятельность АРА на территории Советской России (СЭС. 1990. С. 68).

283

Браун (Brown), Уолтер Фолджер (р. 1869) – американский предприниматель и политик, юрист по образованию, в 1921-1924 гг. представитель президента в АРА (Who was who in America. Vol. 18 Chicago, 1934. P. 414).

284

M.M. Литвинов прибыл в Берлин после Гаагской конференции 25 июля 1922 г. и находился там около трёх месяцев, не ранее 21 – не позднее 26 октября он был в Ревеле и не позднее 9 ноября вернулся в Москву (Шейнис З. Максим Максимович Литвинов. С. 212; Ленин В.И. Биохроника. Т. 12. С. 429,470).

285

Поездка У. Ашберга, по всей видимости, имела место после того, как был утверждён устав «Российского коммерческого банка» – 19 октября, но до 3 ноября, когда состоялось первое предварительное собрание его акционеров (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 1. Л. 1).

286

З. Шейнис называет четыре места работы М.М. Литвинова в 1908-1917 гг.: дом бизнесмена, эмигранта из России, В.Л. Чайтельсона (домашний учитель), издательство «Уильям энд Норгет», туристическое бюро и фирма по продаже сельскохозяйственных машин. С. Зарницкий и Л. Трофимова пишут, что последним местом работы М.М. Литвинова перед назначением его советским полпредом была должность секретаря директора «Московского кооперативного народного байка» в Лондоне, а Г.А. Соломон утверждал, что в годы эмиграции М.М. Литвинов работал и в фирме «Виккерс», одним из владельцев которой был знаменитый оружейный король Базиль Захаров (.Шейнис 3. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. М., 1989. С. 79, 80, 94, 97; Зарницкий С.. Трофимова Л. Так начинался наркоминдел. С. 178; Соломон Г.Л. Среди красных вождей. С. 519).

287

М.М. Литвинов возглавил советское представительство в Ревеле после отставки Г.А. Соломона и прибыл туда около 5 января 1921 г., 29 апреля было принято решение об отозвании его с этого поста, 10 мая последовало решение СНК о назначении его заместителем наркома иностранных дел (Ленин В.И. Биохроника. Т. 9. М., 1978. С. 634; Т. 10. М., 1979. С. 367, 402).

288

Йернефельт (Järnefeld), Ээро (р. 1888) – финский дипломат, сын известного писателя Аренда Йернефельта. На дипломатической службе с 1920 г., в 1920-1921 гт. атташе при финском посольстве в Стокгольме, в 1921-1922 гт. секретарь финского посольства в Москве, в 1934-1939 гт. посол Финляндии в США, в 1939-1940 гт. в Италии (Vem och vad? Biografisk handbok. Helsingfors. 1941. S. 301; Uusi tietosanakirja. Osa 9. Helsinki, 1962. P. 282).

289

Вопрос о назначении Л.Л. Шеймана представителем в Китай рассматривался на заседании Политбюро ЦК РКП(б) 27 июля 1921 г. (Ленин В.И. Биохроника. Т. II. М., 1980. С. 104).

290

Томсон (Thomson), Кристофер (1875-1930) британский политический деятель, в годы Первой мировой войны был военным атташе Великобритании в Румынии (1915-1916) и Палестине (1917), принадлежал к числу противников участия Великобритании в интервенции против Советской России, являлся военным экспертом Лейбористской партии, военную карьеру завершил в чине бригадного генерала, в 1924 г. получил баронский титул, тогда же возглавили министерство авиации в лейбористском правительстве, погиб в авиакатастрофе в 1930 г. (Encyclopaedia Britannien. Vol. 22. Chicago – L., 1964. P. 150).

291

Сокольников (Бриллиант), Григорий Яковлевич (1888-1939) – с 1921 г. член коллегии и заместитель наркома, а в 1922 г. нарком финансов (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 73-87).

292

Государственный банк РСФСР был восстановлен 4 октября 1921 г. В состав его первого правления входили: Г.М. Аркус, С.Я. Гинцбург, А.И. Ефимович, Г.С. Канцеленбаум, Н.Н. Кутлер, П.А. Садырин, Я.Н. Торгулов, Н.Г. Туманов, А.Г. Хрущёв, А.И. Швецов, А.Л. Шейнман, М.Е. Шефтель и А.Д. Шлезингер (Государственный банк РСФСР. Первый год деятельности. М., 1922. С. 6).

293

Вслед за Государственным банком РСФСР были созданы «Всероссийский кооперативный банк» – 8 февраля 1922 г., «Промышленный банк» – 1 сентября 1922 г. «Сельскохозяйственный банк» был создан позднее – 15 февраля 1924 г. (Финансовая энциклопедия. 2-е изд. М., 1927. С. 94).

294

Устав «Российского коммерческого банка» был утверждён 19 октября 1922 г. (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1.Д. 1. Л. 1).

295

Тарновский, Владимир Васильевич (1872-1952) – банковский деятель, потомственный дворянин, родился в Александровском уезде Херсонской губернии в родовом имении Юлькановка. После окончания в 1890 г. Киевского кадетского корпуса поступил в Николаевское инженерное училище, с 1893 г. служил в лейб-гвардии в Резервном полку, в 1896 г. в чине поручика ушёл в отставку. Работал помощником контролёра в Батумском отделении Госбанка, с 1898 г. секретарём Томского отделения, с 1900 г. бухгалтером Курского отделения. С 1902 г. управляющий отделения «Московского международного торгового банка» в Верхних Торговых рядах, в 1906 г. стал организатором и руководителем «Самарского купеческого банка», в 1912 г. перешёл в члены правления и стал директором «Сибирского торгового банка», в 1917 г. был избран председателем совета банка. В 1916 г. совместно с директором «Сибирского торгового банка» Э.К. Груббе вёл переговоры с известным журналистом и членом правления фирмы «Сименс-Шуккерт» И.И. Колышко об издании в Петрограде новой газеты «Русская воля», одним из учредителей которой должен был быть будущий министр внутренних дел А.Д. Протопопов (Колышко И.И. Моё дело. Пг., 1917. С. 55). После Октябрьской революции на различных хозяйственных должностях, в 1920 г. состоял на службе в Управлении мостовых коммунального хозяйства в Петрограде, с февраля 1921 г. возглавлял здесь же Финансовый институт экономических исследований, в октябре 1921 г. был назначен управляющим Северо-Западной областной конторой Государственного банка, откуда 1 октября 1922 г. ушёл в создавшийся «Российский коммерческий банк» и с 12 ноября 1922 по 1924 г. был председателем его правления. С 1924 г. – заместитель заведующего подотдела денежного обращения и кредита Наркомфина СССР, в 30-е годы вернулся в Ленинград, в 1944-1948 гг. старший консультант Бюро экспертов при председателе правления Государственного банка СССР, с 1948 г. на пенсии (Тарновский В.В. Автобиография // РГФЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 9. Л. 38; Гиндин И.Ф. История «Сибирского торгового банка». 1872-1917 гг. // Материалы по истории России в период капитализма. М., 1976. С. 129-168).

296

«Русский коммерческий банк» открыл свои действия 1 декабря 1922 г. (РГАЭ, Ф. 7590. Оп. 1. Л. 1).

297

Менжинский, Александр Рудольфович (р. 1867) – известный финансовый деятель царской России, брат Вячеслава Рудольфовича Менжинского (сноска 92). После окончания Петербургского университета (1889) около 20 лет прослужил в Особенной канцелярии по кредитной части Министерства финансов, последние шесть лет возглавлял отдел и был чиновником пятого класса. В 1909 г. в связи с созданием «Соединённого банка» перешёл в его правление и оставался в нём до 1917 г. Одновременно с этим входил в правление «Общества производства и торговли резиновыми изделиями “Богатырь”», «Товарищества Алапаевских горных заводов наследников С.С. Яковлевых», «Общества городских и пригородных конножелезных дорог России», «Товарищества Рязанского завода сельскохозяйственного машиностроения и железнодорожных изделий». «Общества пивоваренного завода наследников Ф.Ф. Боде», «Акционерного общества Лисичанских химических заводов», «Акционерного общества Ревельской писчебумажной фабрики “Иогансон Э.И.”», «Акционерного общества Ревельского химического завода “Майера, Рихиля”» (АППР. Пг., 1917. С. 35, 75,104,241,413,426,450; РГИА. Ф. 560. Оп. 23. Д. 852. Л. 14-25).

298

Аскер был генеральным консулом Швеции в России в 1918 г. В печати сообщалось, что как представитель нейтрального государства он по линии Красного креста представлял в России интересы Германии и в апреле 1918 г. был в числе тех, кто встречал прибывшего в Москву германского посла Мирбаха (Наш век. Пг., 1918. 24 и 27 апреля).

299

В мае 1920 г. между «Центросоюзом» и «Шведским объединением по экспорту» было подписано соглашение (так называемое «красинское»), в соответствии с которым был осуществлён обмен торговыми делегациями, они действовали вплоть до установления между Швецией и СССР дипломатических отношений (Nordisk familjebok. Bd. 38. S. 707).

300

«Шведское объединение по экспорту» (Sveriges allmänna exportförening), ШОЭ основано 18 апреля 1887 г. по инициативе дипломата X. Окермана, в 1918 г. насчитывало около 1300 членов: до 1902 г. исполнительным директором объединения был В. Теш, в 1902 г. – А. Ланнер, в 1903-1915 гг. – Й. Хаммар, с 1916г. – Э. Нюландер. В 1915 г. в ШОЭ было создано специальное отделение, позднее преобразованное в восточно-европейское. ШОЭ издавало журнал «Шведский экспорт», который выходил с 1917 г. на шведском и английском, а с 1918 г. и на русском языке (Bonniers lexikon. Bd. 4. S. 776-777; Nordisk familjebok. Bd. 27. S. 1252-1254; Bd. 38. S. 707-708).

301

Янссон (Jansson), Альгот – школьный товарищ С. Хёглунда, был служащим СТАВ, некоторое время исполнял обязанности шведского консула в Москве (Kilbom К. I hemligt uppdrag. Ur mitt livs äventyr. Stockholm. 1954. S. 393).

302

«Шведское акционерное общество по производству спичек» (Svenska Tändsticks AB, STAB), Йенчепинг. Головное предприятие так называемой группы СТАВ, ныне имеющей дочерние предприятия в Европе, Азии, Африке и Америке. Возникло в 1917 г., когда при посредничестве фирмы «Крейтер ок Толль К°» объединились два спичечных концерна – «Йенчепинг ок Вулкане Тэндстиксфабрик-АБ» и АО «Объединённые шведские спичечные фабрики» (AB Förenade Svenska Tändsticksfabriker, основано в 1913 г., глава Ивар Крейгер). И. Крейтер стал первым исполнительным директором СТАВ (1917-1932). После банкротства И. Крейтера под руководством Ф. Юнгберга СТАВ был подвергнут радикальной реконструкции (Bonniers lexikon. Bd. 13. S. 984-987).

303

Лаурин (Laurin), Адольф Адольфович – директор-распорядитель акционерного общества «Торговля и промышленность» в Стокгольме, в 1919 г. оно отказалось примкнуть к экономическому бойкоту Советской России. А.А. Лаурин участвовал в создании «Русско-Шведского товарищества для внешней торговли». В него входили: Александр Константинович Бабаевский, Карл Николаевич Видерстрем (консул, член правления), Эйнар Оскар Гарберг (помощник атташе), Константин Васильевич Вольфберг (член правления), Густав Людвигович Нобель (председатель правления), Сергей Андреевич Шаттелен, Борис Евгеньевич Шацкий, Иосиф Арсеньевич Марголис (директор), Ивар Иоганн (Юхан) Шэстрем (Шестрем) (РГАЭ. Ф. 434. Оп. 2. Д. 200. Л. 20-21; Ф. 7590. Оп. 1. Д. 15. Л. 33).

304

«Атлас Дизель» (Atlas Diesel) – с 1955 г. «Атлас Копко», головное предприятие в одноимённом концерне, ныне производит пневматическое оборудование, прежде всего для горной промышленности. Основано в 1917 г. в результате слияния «Нюа АБ Атлас» (основано в 1873 г., до 1891 г. – «АБ Атлас») с «АБ Дизель Мотор», имевшим отделение в Москве (Мясницкая, 38) (Bonniers lexikon. Bd. 1. S. 907; Шведская промышленность. Т. 1. С. 541).

305

В 1864 г. Альфред Нобель (1833-1896) основал АО «Нитроглицерин», ему принадлежали также фабрики в Винтервикене близ Стокгольма и в Крюммеле близ Гамбурга (1865). В 1893 г. он приобрёл контрольный пакет АО «Бофорс-Гулльспонг». Людвиг Эммануилович Нобель (1868-1946) был членом правления АО «Нитроглицерин», «Бустадс вилласамхэлле», «Трекрунур», исполнительным директором АО «Сконегорд» и «Бустадс бадхотель» (Vem är det? 1923. S. 463; Bonniers lexikon. Bd. 10. S. 647-648).

306

Фирма «Эрикссон» – «Телефонное акционерное общество Л.М. Эрикссон» (Telefon AB L.M. Ericsson, Стокгольм). Ведущее шведское предприятие в области производства средств связи. Начало фирме было положено в 1876 г., когда сын вермладского крестьянина Ларе Магнус Эрикссон (1846-1926) основал в Стокгольме фабрику по производству инструментов. Выпуск телефонов был налажен в 1879 г. В 1896 г. фирма преобразована в акционерное общество «L.M. Ericsson». В 1918 г. произошло её объединение с другими крупными предприятиями Швеции в этой области – «Stockholm Allmänna Telefon AB» (основано в 1883 г.) и «Allmänna Industri AB Н.Т. Cedergren». До 1926 г. фирма называлась «Allmänna Telefon AB L.M. Ericsson». Фирма «Эрикссон» была тесно связана с финансовой империей Валленбергов. СЭБ финансировал проникновение фирмы в Россию, для чего в 1901 г. было создано «Шведско-Датско-Русское телефонное акционерное общество» (Svensk-Dansk-Ryska Telefon AB, ШДРТАО), председателем которого долгое время был Кнут Валленберг. Маркус Л. Валленберг входил в правление «Мексиканского телефонного АО Эрикссон» в 1909-1938 гг. (L.M. Ericsson. 100 Years. Р. 125, 178, 179; Bonniers lexikon. Bd. 4. S. 587-591).

307

Энглунд (Englund), Эрик А. (1879-1965) – инженер «Шведского телефонного АО» с 1900 г., в 1901 г. командирован в Россию для руководства прокладкой телефонной линии для ШДРТАО в Москве, под его руководством были построены телефонные заводы в Харькове, Киеве и других городах России. После Первой мировой войны работал в Италии, Греции, Турции и других странах. В 1922-1923 гг. входил в состав делегации вместе с её руководителем К.Ф. Винкрантсом (Winkrantz) и Э.О. Сандбергом (Sandberg), которые от имени компании «Эрикссон» неоднократно посещали Москву и пытались решить вопрос о бывших капиталах компании в России. Позднее Э.А. Энглунд был экспертом компании по русским вопросам (L.M. Ericsson. 100 Years. Р. 176,240-243).

308

В 1915-1916 гт. на русском рынке была представлена только одна шведская фирма, занимавшаяся производством арматуры -– «АО Кунгсерской арматурной фабрики» (Шведская промышленность. Т. 1. С. 525).

309

«Скандинавская компания» (AB Nordiska kompaniet) – стокгольмская фирма, была основана в 1902 г. в результате слияния фирм «Йозефа Лейя» и «К.М. Лундберга». Собственный капитал в 1920 г. составлял 48 млн. крон. Особую роль в становлении этой компании сыграл Юзеф Сакс. Первоначально компания занималась главным образом розничной торговлей, позднее к ней добавилась сфера услуг и мелкое промышленное производство (Bonniers lexikon. Bd. 10. S. 687–688; Nordisk familjebok. Bd. 31. S. 740).

310

«Сахарный король» – это бывший действительный статский советник Павел Иванович Харитоненко, владелец торгового дома «И.Г. Харитоненко с сыном в Сумах». Накануне революции он жил в Москве и имел особняк на Софийской набережной. Одним из управляющих у Харитоненко работал будущий член совета РКБ Николай Михайлович Чупров (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 6. Л. 41; Вся Москва на 1917 г. М., 1916; Хаммер А. Мой век двадцатый. Пути и встречи. М., 1988. С. 77).

311

Шведская торговая делегация была реорганизована в 1923 г.

312

Хейденстам (Heidenstam), Карл Герхард, фон (1876-1939) – шведский дипломат, в 1901-1906 и 1910-1917 гг. занимал различные должности в шведском посольстве в Петрограде. В1923-1924гг. был руководителем торговой делегации ШОЭ в Москве, в 1924-1930 гг. посол Швеции в Москве, позднее посол Швеции в Анкаре, Софии, Хельсинки (Vem är det? 1935. S. 346; Svensk uppslagsbok. Bd. 13. S. 64).

313

Фриск (Frick), Карл (1865-1944) – шведский банкир, член правления и главный кассир «Стокгольме интекнинг гаранта АБ» в 1896-1900 гг., в 1901-1907 гг. в СЭБ, в 1907-1911 гг. вице-исполнительный директор СЭБ, в 1911-1919 гг. исполнительный директор «Стокгольме Хандельсбанк», в 1919-1922 гг. исполнительный директор «Свенска Хандельсбанкен». В 1924 г. основал «Сосьете финансьер сюисс э скандинав», член правления многих фирм, в том числе «Свенска эмиссионс АБ», СТАБ, «Шведского банковского объединения» и др. Жена – Грета Лундберг(Svenska män... Bd. 2. S. 261; Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 16. S. 575-576).

314

Гаагская конференция проходила с 15 июня по 19 июля 1922 г. Советская делегация прибыла в Гаагу 26 июня, а покинула её 25 июля (Шейнис З. Максим Максимович Литвинов. С. 212).

315

Брокдорф-Рантцау (Brockdorff-Rantzau), Ульрих, фон (1869-1928) – граф, немецкий государственный деятель, приёмный сын барона Ульриха Брокдорфа (1807-1875) – датского дипломата, фактически являвшийся сыном дочери брата последнего. Сотрудник германских посольств в Брюсселе, Петербурге, Вене, Будапеште, посол Германии в Копенгагене в 1912–1918 гг., пытался использовать посредничество датского короля для мирных переговоров, вёл работу по снабжению Германии продовольствием, используя связи между социал-демократами двух стран. В декабре 1918 г. – феврале 1919 г. – государственный секретарь по иностранным делам, в феврале – июне 1919 г. – министр иностранных дел. Отказавшись подписать Версальский договор, ушёл в отставку. С 1922 г. посол Германии в Москве (Haupts L. Ulrich von Brockdorff-Rantzau. Zurich. 1984).

316

Лёфгрен (Löfgren), Йонас Элиэль (1872-1940) – шведский политик, юрист по профессии, депутат первой палаты риксдага в 1910-1911, 1921-1922, 1929-1937 гг., второй палаты в 1918-1920, 1924-1928 гг., министр юстиции в правительстве Эдена (1917-1920), министр иностранных дел в первом правительстве Экмана (1926-1928), в 1923-1930 гг. руководил Шведской либеральной партией, лидер её парламентской фракции в 1930-1934 гг. Участвовал в торговых переговорах с представителями Советской России в Гааге в 1922 г. и в Москве в 1925 г. (Vem ärdet? 1935. S. 566-567; Svenska män... Bd. 5. S. 162-163).

317

Сакс (Sachs), Юсеф Эрнс (1872-1949) – шведский предприниматель, глава фирмы Joseph Beja (розничная торговля) в 1892-1902 гг., исполнительный директор АО «Скандинавская компания» в 1902-1937 гг., генеральный консул Норвегии в 1916-1924 гт., с 1916 г. член правления «Шведского объединения по экспорту», с 1911 г. – правления СЭБ, с 1915 г. – «Железнодорожного АО Стокгольм – Сальтшён», с 1930 г. председатель Международной комиссии по торговой политике, в 1911-1928 гт. – председатель правления страхового АО «Виктория», с 1915 г. – АО «Вэксхольмс», в 1917-1920 гг. – АО «Свенска Осеанкомпаниет» и «Свенск-энгельска Осеан-компаниет», в 1918-1920 гт. уполномоченный по подготовке соглашения с Германией, Россией и Финляндией, член Комиссии по русскому вопросу с 1918 г., с 1919г. член комиссии по договорам. Был женат на Сигрид Френкель (Fränckel) (1880-1929). Имел тесные связи с Валленбергами (Svenska män... Bd. 6. S. 460-461; Söderpalm S.A. Op. cit. S. 85, 190).

318

Советско-финское соглашение было подписано 14 октября 1920 г. (ДВП СССР. Т. 3. М., 1959. С. 265-280).

319

Макконен (Makkonen), Эркки Пекка (р. 1882) – финский инженер и промышленник, образование получил в Швеции и Германии, в 1921-1922 гг. министр торговли и промышленности Финляндии (Vem och vad? 1925. S. 324).

320

Рюти (Ryti), Ристо Хейкки (1889-1956) – в 1921-1922 гт. министр финансов, а в 1923-1940 и 1944 гт. председатель правления Банка Финляндии (Uusi tietosanakirja. О. 17. Р. 528-529).

321

Хакцелль (Hackzell), Антти (Андерс Вернер) (1881-1946) – финский посол в Москве с 1922 по 1927 г., в 1932-1936 гг. министр иностранных дел, а с 1 августа 1944 г. премьер-министр Финляндии (Ibid. О. 6. Р. 909).

322

Крейтер, Торстен (р. 1884) – шведский предприниматель, брат Ивара Крейтера. Участвовал в деятельности его концерна. В 1908 г. основал спичечную фабрику в Кальмаре, был президентом «Американского банка» в Польше и «Польской спичечной монополии», в 1926-1932 гт. польский генеральный консул в Стокгольме, исполнительный директор и владелец АО «Стокгольм Тиднинген» и «Афтонбладет», до 1956 г. издававших ведущие шведские газеты (Vem är det? 1935. S. 459; 1959. S. 547).

323

Хёглунд и Стрём были исключены из Коммунистической партии Швеции в 1925 г.

324

У. Ашберг покинул Москву не ранее 23 июня, а вернулся обратно не позднее 6 сентября 1923 г. (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 11. Л. 201-378).

325

Энгстрём (Engström), Альберт (1869-1940) – шведский писатель и художник, профессор Высшей художественной школы в 1925-1935 гг., член Шведской академии наук с 1922 г. (Svenska män... Bd. 2. S. 420-421; Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 18. S. 700-722).

326

Хедин (Hedin), Свен Андрес (1865-1952) – известный шведский географ, исследователь Центральной Азии, в годы Первой мировой войны занимал прогерманские позиции, лояльно отнёсся к Октябрьской революции, но позднее занимал антисоветские позиции, в 1941 г. поддержал фашистскую агрессию против СССР, неоднократно бывал в Германии, встречался с Гитлером, Герингом и другими фашистскими лидерами (Svenska män... Bd. 3. S. 360-362; Svenskt biografiskt lexikon. Bd. 18. S. 471-477).

327

Шведский завод шарикоподшипников (Svenska Kullagerfabriken AB, SKF) основан в Гётеборге в 1907 г. с капиталом в 110 000 крон, к началу 1918 г. основной капитал вырос до 82 млн. крон. К этому времени фирма имела дочерние предприятия в Англии, Германии, Франции, России, США (Nordisk familjebok. Bd. 27. S. 989-990; Bd. 38. S. 646).

328

У. Ашберг мог выехать из Москвы не ранее 18 декабря и быть в Петрограде не ранее 19 декабря 1923 г. (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 12. Л. 174-266).

329

Патерно (Paterno), Ди Манки Ди Биличи, Гаэтано (р. 1879) – маркиз, итальянский дипломат, на дипломатической службе с 1909 г. Сотрудник посольств и консульств Италии в Константинополе, Барселоне, Триесте, Дамаске. Член итальянской делегации на Версальской конференции 1919 г., в 1922-1923 гг. советник посольства в Кабуле, в октябре 1923 г. – феврале 1924 г. глава итальянской делегации в Москве, в 1924-1926 гт. посол в Хельсинки, с 1926 г. в Каире (Chi è Dizionario degli italiani d’oggi. Roma. 1928. P. 373).

330

«Гаранта унд кредит банк фюр ден Остен» (Garantie und Kreditbank für den Osten) был создан в 1922 г. (РГАЭ. Ф. 7590. Оп. 1. Д. 12. Л. 234).

331

У. Ашберг находился в Италии между 1 и 22 января 1924 г. О результатах своих переговоров он рассказал 3 февраля 1924 г. на страницах газеты «Известия» (Русско-итальянский банк // Известия. 1924. 3 февраля).

332

После убийства В.В. Воровского полномочным представителем СССР в Италии в 1923-1924 гг. был Н.И. Иорданский (Деятели СССР и революционного движения России. С. 422).

333

Бек-Фриис (Beck-Friis), Карл Аугустин (р. 1869) – барон, шведский дипломат. На дипломатической службе с 1898 г., работал в Лондоне, Париже и Мадриде. В 1917-1920 гг. посол в Мадриде и Лиссабоне, с 1920 г. в Риме (Vem är det? 1923. S. 36).

334

Врангель (Wrangel), Фредрик Ульрик (1853-1929) – граф, шведский придворный писатель, в 1897-1906 гг. камергер, с 1908 г. жил в Париже (Svenska män... Bd. 8. S. 434-435).

335

Багге (Bagge), Видар (p. 1886) – шведский дипломат, на дипломатической службе с 1919 г. Был первым секретарём посольства в Риме с 1923 по 1924 г., позднее работал в Лондоне, Брюсселе, Хельсинки, Токио, Шанхае, Париже (Vem är det? 1935. S. 52; Vem är det? 1949. S. 55; Vem är det? 1969. S. 83).

336

В.И. Ленин умер 21 января 1924 г. в 18.50 (В.И. Ленин. Биохроника. Т. 12. С. 664).

337

Хеншен (Henschen), Соломон (1847-1930) – шведский врач, немец по происхождению, специалист в области физиологии и патологии нервной системы, прежде всего головного мозга (Международная жизнь. 1991. № 9. С. 129-130).

338

Хеншен, Фольке (р. 1881) – шведский врач, сын С. Хеншена, специалист про физиологии и патологии нервной системы, в 1920-1947 гг. преподавал в Каролинском институте, автор воспоминаний (Там же).

339

Scheffer Р. Sieben Jahre Sowjetunion. Leipzig. 1930. S. 333-335.

340

У. Ашберг покинул Москву не ранее 12 апреля 1924 г.

341

Волин (Wohlin), Нильс Рикард (1881-1948) – шведский учёный и политик, профессор Уппсальского университета в 1916-1930 гг; в 1919-1928 и 1932-1942 гт. депутат первой палаты риксдага, в 1929-1931 гг. депутат второй палаты риксдага, в 1923-1924 гг. министр торговли в правительстве Трюгтера, в 1928-1929 гг. министр финансов в правительстве Линдмана, в 1930-1946 гт. генеральный директор таможен. Первоначально принадлежал к Крестьянской партии Швеции, в 1927-1928 гг. перешёл в Правую партию Швеции. Был женат дважды. Вторая жена (1927) Маргарит Кассель (р. 1897) была дочерью профессора Густава Касселя (сноска 7).

342

Осинский Н. (Оболенский, Валериан Валерианович) (1887-1938) (Деятели СССР и революционного движения в России. С. 89-96).

343

Фр. «гражданка».

344

Социалистическая молодёжь Австрии? Точная расшифровка этой аббревиатуры оказалась затруднительна.

345

1 Palmstiema Е. Orostid: Politiska dagboksanteckningar. 1917-1919. П.

346

Ленин подписывает «Декрет о расширении финансовых прав Петроградского городского общественного управления» и даёт указание секретарю СНК Н.П. Горбунову направить его в печать. Декреты Советской власти. Т. 1. М., 1957. С. 260-263.1– Прим. А.Б. Гехта.

347

Björlin i Guldet fra Moskva. S.50.

348

ARAB, Z. Höglunds samt. Vol.6. Plattem till Balabanova 1 mars 1918.

349

ARAB, Z. Höglunds saml. Vol.6. Balabanova till ungdämsintemationalens byrä, den 28 mars 1918.

350

ARAB, Z. Höglunds saml. Vol 3.1:5 Rosa Bloch till Z.Höglund 23 november 1918.

351

ARAB, SSV.-saml. A2:1, AU mötets protokol frän den 1 juni 1918.

352

ARAB Stockholm, Kopiesamlingar, K.H. Wiiks dagboksanteckningar 27 och 30 jini, 5 och 25 juli 1917.

353

Senast Seppo Hentilä, «Gäst i revolutionsland. Sveriges arbetarrörelse och det finska inbördskriget»,1985. S.18.

354

Guldet fra Moskva. S.50.

355

Karl H. Wiiks dagbok ftin storstrejken till uppropet 1917+1918, utg. Av Sven Lindman, Abo, 1978. S.90.

356

Guldet fra Moskva. S.48-49.

357

ARAB, SSV.-saml. A2:l, ur sammanträdcts 23 deember 1917 Protokoll.

358

ARAB, SSV.-saml. A2:l.

359

Karl H. Wiiks dagbok frän storstrejken till uppropet 1917+1918, utg. Av Sven Lindman, Abo, 1978. S.90, 130.

360

Samköp – (швед. дословно «совместная закупка») процесс, при котором объединяется большая группа людей для ведения переговоров по установлению более низкой цены на товары или на проведение сделок. На данном принципе основывается работа потребительских коопераций. – Прим. А.Б. Гехта.

361

GUBH 134:101.

362

Folkarkivet Helsingfors, microfilm 74, «Suomen kansanvaltuuksunnan pöytäkiija», det finska röda regeringens mötetsprotokoll 28 mars 1918.

363

Tauno Saarela, Suoma lommunismin synty 1918-1923, Helsinki 1996. S. 107; Björlin i Guldet fra Moskva. S.50

364

R.GSAPI, Finska kommunistpartiets saml.516, fört.2, dos.14, ark.83, 104+108.

365

Björlin i Guldet fra Moskva. S.247.

366

Enligt Olof Ascberg, En vandrade jude. S.148.

367

Per Granskare, Allmänna sparbanken. Närgängen titt bakom kulissema, Stockholm 1930. S. 13-14.

368

Enligt Olof Ascberg, En vandrade jude. S. 182; Georgij Solomon:Sredi krasnych vozjdej, Moskva, 1995. S.305.

369

ARAB, Z. Höglunds saml. Vol 3.1:26 Ascberg tili Höglundl5 november 1924.

370

ARAB, SSV.-saml. А2:2, SSV handelsekommissionens brev «Till Ryska Rädsreringe», 24 augusti 1918.

371

ARAB, SSV.-saml. A2:1, AU protokolet frän AU sammanträdet 23 december 1917.

372

Tora Garm, I bolsjevismens Petrograd, Stockholm 1918. S.58, 66.

373

21 ARAB Stockholm SSV.-saml. A2:2.

374

RA Oslo, UD vol.5897, bind I, det norska sändebudt till sitt UD 17 november 1918.

375

20 Riksarkivct Stockholm, SPB F1B1, dossier 666.