1

Шасси коснулись посадочной полосы, самолет просел, пружинисто подбросил пассажиров и резво покатил вдоль разметочных огней, напоминающих расстеленную на земле елочную гирлянду. Шум двигателей усилился до разбойничьего свиста, а потом начал плавно стихать, позволяя оценить плотность воздушных пробок в ушах.

«Прибыл, – подумал Нолин, судорожно сглотнул и возразил себе: – Еще не вполне».

И в самом деле, он вроде бы долетел до Дакара, но пока что не ступил на сенегальскую землю и все еще пребывал в промежуточном состоянии. Это порождало смутную тревогу. Словно ты подвешен между небом и землей, между прошлым и будущим, между родиной и чужбиной. Привычное, но все равно неприятное ощущение. А тут еще уши заложило!

Заставив себя зевнуть, Нолин выбрался в проход и влился в вереницу пассажиров, семенящих к выходу из самолета. Минут десять назад он еще непринужденно болтал с семейной парой из Москвы, а теперь видел перед собой лишь равнодушные спины и не узнавал недавних попутчиков.

Из жизни вычеркнут очередной эпизод. Вряд ли он запомнится надолго. Ты куда-то спешишь, чего-то добиваешься, о чем-то переживаешь, а потом, оказывается, не можешь восстановить в памяти то, что представлялось тебе столь важным. Пребываешь в этом мире лет семьдесят, но из отрывочных воспоминаний и десятой части жизни не восстановишь. Вселенская несправедливость? Или высшая справедливость? Способен ли человек жить настоящим, если прошлые впечатления сохраняют прежнюю яркость? Детские восторги, первая любовь, потрясения, победы, обиды, разочарования… Как быть со всем этим, когда прежние переживания не теряют своей остроты?

Рассеянно гадая об этом, Нолин спустился по трапу. Ему показалось, что он видит перед собой все тот же ночной аэропорт, в котором приземлялся в прошлом году… в позапрошлом… много лет подряд. Дул теплый ветер, мерцали далекие огни, сияли прожектора, шумно всасывали воздух самолетные турбины. В ожидании автобуса люди непроизвольно жались друг к другу, словно ища защиты неизвестно от чего, непонятно от кого. Все как всегда.

Впрочем, имелся нюанс, позволяющий отличить Дакар-Йоф от Внукова, Шереметьева, нью-йоркского аэропорта Кеннеди, лондонского Хитроу или парижского Орли. Запах. К испарениям горючего и масла примешивался густой, терпкий морской аромат. Уловив его, Нолин машинально посмотрел в темноту, словно надеясь обнаружить там не истрескавшийся бетон и пыльную траву, а океанское побережье с трепещущими на ветру пальмами и шоколадными фигурками купающихся.

Атлантический океан виден не был, но он находился совсем рядом, как и легендарная Сахара, сухое дыхание которой ощущалось в ночи. Она всего лишь краешком задевала северную границу Сенегала, но пески накатывались все дальше и дальше, грозя затопить плоскую равнину. Необратимый процесс. Еще в начале прошлого столетия по сенегальской саванне бродили неисчислимые стада зебр и антилоп, а теперь пастбища превратились в безжизненную полупустыню, поросшую сухим кустарником.

И все же это была Африка! Таинственный континент, где многие из пассажиров бывали прежде лишь в детских мечтах. Сознание отказывалось верить в это. В голове не укладывалось, что невзрачный фиолетовый лоскутик на карте мира превратился в конкретную страну площадью почти двести тысяч квадратных километров. А кружок с надписью «Дакар» стал реальным городом с домами, отелями, магазинами, ресторанами и двухмиллионным населением. Столица Сенегала, надо же!

Нолин попытался проникнуться хотя бы каким-то подобием восторга и не сумел. Способность чувствовать новизну исчезает с возрастом. Детская непосредственность сменяется скучным взрослым прагматизмом.

Нолин посмотрел на мальчика, дергающего мать за руку, чтобы привлечь ее внимание. Оба были французами. Женщина по случаю путешествия нарядилась в псевдоохотничьи оливковые бриджи, рубаху хаки с нагрудными карманами и шляпу, стилизованную под колониальный шлем. Это придавало ей своеобразный шарм, но не делало ее романтичней, чем она была до путешествия.

– Хватит, Жак, – сказала она сынишке. – У меня болит голова.

– А слоны здесь водятся? – спросил он, не отпуская ее руки.

– Наверное, – ответила мать, отступая назад, чтобы пропустить низкий желтый автобус на бесшумном ходу.

– А гиппопо? – поинтересовался мальчик.

– Кто?

– Гиппопотамы.

– А, – сообразила мать. – Думаю, что да.

– И львы? – не унимался мальчик.

– Будем надеяться, что нет.

– Почему?

– Потому что они хищники. Хочешь, чтобы тебя съели?

– Нет, – признался мальчик, заходя в автобус.

«И я, – подумал последовавший за ним Нолин. – Я тоже не хочу быть съеденным. Ни двуногими хищниками, ни четвероногими».

Он без труда понимал суть разговора, хотя его французский язык не был безупречен. Вполне достаточно, чтобы общаться с местным населением. Государственным языком страны издавна был французский, но сенегальцы изъяснялись также по-английски и по-немецки. Это если не считать всяческих диалектов вроде волоф, иандинго, тукулер и прочей африканской тарабарщины. Разных наречий в Сенегале насчитывалось около полутора десятков, и Нолин не собирался пополнять свой словарный запас новыми экзотическими выражениями. Не намеревался он также принимать мусульманскую веру, распространенную на западе Африки шире, чем на Арабском Востоке. Его планы были куда более скромными. Нолин постарается справиться с заданием как можно скорее, после чего с чистой совестью возвратится в осеннюю Москву с ее дождевыми завесами и автомобильными заторами. В Москву, где четвероногие хищники сидят за решеткой зоопарков, а двуногие разгуливают на свободе.

– Когда я вырасту, я буду их убивать, – решил маленький француз.

– Конечно, Жак, – улыбнулась мать.

– Тогда купи мне винтовку. Увижу зверя – и банг-банг!

– Такой маленький, а такой отважный, – фальшиво восхитился какой-то темнокожий ловелас, обращаясь не столько к мальчику, сколько к его матери. – Если хотите, я могу отвезти тебя в саванну, где водятся львы и леопарды.

– Настоящие леопарды? – заверещал мальчик.

– Жак! – прикрикнула мать.

– Настоящие, – подтвердил ловелас с таким видом, словно всю сознательную жизнь проохотился на диких зверей, а не на иностранных туристок с детьми и без. – А еще, – подмигнул он, – в саванне водятся буйволы и фламинго. Из нашей страны запрещен вывоз чучел животных, но я мог бы посодействовать. Хочешь повесить над своей кроваткой голову буйвола, малыш?

– Хочу, – последовал немедленный ответ.

– Месье шутит, – одернула мать сына.

– А у кровати твоей мамы, – продолжал изобретательный месье, – можно расстелить большую шкуру леопарда.

«Ага, – мысленно согласился Нолин. – А еще лучше – шкуру белого медведя. Неубитого».

– Она, наверное, стоит безумно дорого, – прикинула мать Жака.

– Для вас – фантастические скидки, мадемуазель, – проворковал темнокожий профессионал.

– Львиная шкура лучше, – прыгал мальчик, норовя повиснуть на материнской руке. – С хвостом и с гривой! Г-г-р-р! – Его рычание было типично французским, картавым. – Когда мы поедем на сафари, мама?

Она уже достала из сумки мобильник, готовясь записать номер телефона специалиста по шкурам и их мягкому расстиланию перед легкомысленными дамочками. Нолину стало жаль маленького Жака. Сыновьям красивых мам действительно не мешало бы обзаводиться оружием в раннем возрасте. А красивым мамам следовало бы помнить, что головы им служат не только для ношения стильных причесок и экзотических шляп.

А еще Нолин подумал, что он прибыл в Африку без оружия и поэтому должен быть вдвойне осторожен. Не имелось у него и обратного билета, поскольку дата отлета была неизвестна. Вот справится с заданием, тогда и вернется в Россию. Если, конечно, ему не помешают..

Иногда такое случается.

2

Автобус беспрепятственно преодолел двухсотметровую дистанцию, выгрузил пассажиров возле входа в здание аэровокзала и предоставил их в распоряжение старательно улыбающихся стюардесс. Одна была темнокожая, а другая светленькая. Обе вихляли бедрами, словно находились на подиуме. Их белоснежные зубы сверкали, как фарфоровые, а груди стояли торчком, выдавая наличие силиконовых накладок. Хором пропев «добро пожаловать», стюардессы пригласили гостей внутрь.

Двойные стеклянные двери отсекли прибывших от самолетного гула, и на мгновение Нолину почудилось, что он попал в вакуум. Наваждение рассеялось, как только зазвучало объявление о начавшейся посадке на рейс Дакар—Рим. Последовал мелодичный удар гонга, и тот же безличный женский голос предложил отправиться куда-то еще. «Там чай растет, но мне туда не надо», – пропел Высоцкий в гудящей голове Нолина.

Он зевнул, еще не окончательно избавившись от ощущения, будто уши набиты ватой. Слух наконец обострился, а вот тревога не проходила. Она засела где-то глубоко внутри невидимой занозой, тупой и корявой. Сколько Нолин ни убеждал себя, что дурное настроение вызвано усталостью, он не верил своим аргументам. Опыт подсказывал, что плохие предчувствия всегда оправдываются. В отличие от вспышек беспричинного оптимизма.

Пестрый поток пассажиров нес его вдоль стойки, где проверялись документы. Сюда же поступал багаж на лентах транспортера. Сумки и чемоданы словно съежились, опасаясь досмотра. Владельцы ревниво наблюдали за перемещением своих вещей. Даже Нолин, в чемодане которого не было ничего противозаконного, инстинктивно напрягся. Он не любил досмотров и проверок. Слишком часто они происходили в его жизни.

В ожидании своей очереди Нолин приготовил паспорт, в который были вложены стандартная туристическая виза на девяносто дней, заполненная каллиграфическим почерком анкета и сертификат о прививке против желтой лихорадки. Этого оказалось мало. Сперва его обязали задекларировать провозимую валюту, а потом принялись пытать, не везет ли он ядовитые, химические или наркотические вещества.

– Только табак, – отшутился Нолин по-французски.

Глаза таможенников азартно засверкали. А известно ли господину Нолину, что провоз сигарет в количестве свыше двухсот штук облагается пошлиной? А не вздумалось ли ему случайно припрятать лишние полсотни гаванских сигар? И как насчет спиртного? Русские туристы вечно норовят провезти в Сенегал более литра крепких напитков, что категорически запрещено законодательством.

– Я фотограф-любитель, – нашелся Нолин. – Алкоголь почти не употребляю. Иначе снимки будут двоиться и даже троиться, понимаете? Резкость не наведешь.

Эта шутка тоже не настроила таможенников на добродушный лад.

– И что же вы намереваетесь фотографировать, месье? – подозрительно осведомился кофейный африканец за стойкой.

– Достопримечательности, – пожал плечами Нолин.

– Какие именно?

Странный народ эти сенегальцы. Возомнили, что иностранцы приезжают к ним со списками исторических памятников, которые намереваются посетить. На самом деле подавляющая масса туристов понятия не имеет, чем станет заниматься в Дакаре. Нолин это знал, но он предпочел уклончивый ответ:

– Людей, природу. Флору и фауну.

– Флору? – переспросил чиновник.

Возможно, он решил, что речь идет о какой-то пышной красотке, поэтому Нолин поспешил заверить его в невинности своих намерений.

– Ну да, – подтвердил он, показывая руками нечто неопределенное. – Цветы, деревья. – Тут Нолин растопырил пальцы для наглядности. Получилось похоже на куст, но не очень. – Растения, – обобщил он, подобрав нужное слово.

– Мне отлично известно, что такое флора, – отрезал чиновник за стойкой. – А известно ли вам, что такое баобаб?

В интонации угадывался какой-то подвох.

– Дерево, – ответил насторожившийся Нолин.

– Дерево, гм!

– Да, месье. Большое, толстое дерево.

Нолину представился почему-то не баобаб, а дуб, обвитый цепями. С обязательным котом, идущим по кругу. Правда, кот был черным, под стать местному населению, а его репертуар состоял из сенегальских песен и сказок.

Воображение чиновника оказалось не столь богатым.

– Нет, месье, – торжественно заявил он. – Баобаб не дерево. Вернее, не просто дерево. Это главное дерево на земле. Наш национальный символ.

Нолину стало обидно за российский дуб.

– Я слышал, – сказал он, – что вы употребляете в пищу этот ваш символ.

Глаза чиновника округлились и увеличились до размеров шариков для пинг-понга.

– Мы, – с нажимом произнес он, – мы употребляем, верно. А вот туристам запрещается каким-либо образом вредить баобабам и даже взбираться на них. Поэтому считаю своим долгом предупредить. За порчу дерева можно угодить в тюрьму. – Чиновник многозначительно скрестил пальцы. – Помните об этом, месье.

– Уж не думаете ли вы, что я приехал сюда выкорчевывать баобабы? – буркнул Нолин.

– Достаточно будет сломать ветку.

– Обещаю не делать этого. Не трону даже листика на ваших священных деревьях. Я могу быть свободен?

– Да, месье.

По выражению лица чиновника было заметно, что он предпочел бы ответить отрицательно или хотя бы присовокупить к своему «да» что-нибудь вроде «увы» или «к сожалению».

Прежде чем отойти от стойки, Нолин наградил его лучезарной улыбкой. На то имелись причины. Не ведая о том, настырный таможенник сослужил Нолину хорошую службу. Если случится так, что придется доказывать законность пересечения границы, то затянувшаяся беседа о табачных изделиях и баобабах будет легко восстановлена в письменном виде в качестве свидетельских показаний. К тому же в глазах окружающих Нолин проявил себя легкомысленным болтуном и повесой, что должно было создать ему соответствующий имидж.

Если, конечно, за ним не наблюдали люди, которые знали о Нолине гораздо больше, чем таможенники и пассажиры. Полной уверенности в этом не было. Как обычно.

3

Выкатив чемодан на улицу, Нолин подивился обилию цветов, неправдоподобно ярких в электрическом свете. Они казались искусственными и такими же неживыми, как мрамор, пластик, стекло, металл и, разумеется, бетон, без которого немыслима современная архитектура. А еще на площади высился пресловутый баобаб – толстенный, здоровенный, развесистый. Позолоченные буквы на табличке утверждали, что дереву 50 лет, что оно имеет 7 метров в ширину и охраняется законом. На самом деле национальный символ охранялся всего-навсего чугунной оградкой, на которой сидели притомившиеся босоногие мальчишки в лохмотьях. Переведя дух, они поочередно взбирались на баобаб, повисали на ветках вниз головой и требовали у туристов деньги за свое нон-стоп шоу. Акробатов было не менее дюжины. Оставалось лишь понадеяться, что местные мартышки довольствуются лакомствами, а не монетами. Иначе в Африке проходу не будет от попрошаек.

Размышления Нолина оборвал мужской голос:

– Юрий Викторович?

Нолин обернулся. Да, в настоящий момент он действительно выступал в роли Юрия Викторовича и не собирался скрывать это.

– Совершенно верно, – кивнул он, – это я.

Для того чтобы посмотреть мужчине в глаза, ему пришлось задрать голову. Долговязая фигура, сверкнув стеклышками очков, предупредительно склонилась ниже. Довольно неожиданный жест для верзилы. Правда, при своем росте около ста девяноста сантиметров мужчина не походил на баскетболиста и вряд ли увлекался спортом.

– Банщиков Петр Семенович, – представился он. – Рад знакомству.

– Я тоже, – улыбнулся Нолин, протягивая руку.

Его настоящая фамилия звучала совсем иначе, встречающий тоже мог не быть Банщиковым от рождения, они не рассчитывали стать добрыми приятелями и все же не обошлись без традиционной формулы знакомства. Приятно, ах-ах, очень приятно. И после этого кто-то возьмется оспаривать расхожее утверждение о том, что весь мир – театр, а люди в нем – актеры?

– Как добрались? – спросил Банщиков, поправляя очки жестом человека, не знающего, куда девать руки и как себя вести.

– Самолетом, – ответил Нолин.

– Э-э… Устали?

– От чего?

– Ну, полет… смена часовых поясов…

Можно подумать, самочувствие московского гостя беспокоило Банщикова с самого утра или, по крайней мере, с вечера.

– Все нормально, – сухо ответил Нолин. – Спасибо за заботу.

Он не испытывал ничего похожего на благодарность. Не возникло у него и симпатии к Банщикову. Чересчур рассеянный, близорукий взгляд, чересчур много порывистых движений и слишком тощая, слишком долговязая фигура, заметная издалека. Привычка сутулиться и втягивать голову в плечи не спасала положения. Нельзя сказать, что Банщиков пользовался успехом у женщин, но внимание они на него обращали. Срабатывал материнский инстинкт. Банщикова хотелось накормить, обогреть и окружить лаской. Но только не Нолину. Много разных ролей он переиграл в своей жизни, но женских среди них не попадалось. У него не просыпался материнский инстинкт. Отцовский – тоже.

– Мы так и будем стоять здесь? – грубовато спросил он.

– Ох, простите бога ради…

Банщиков наклонился к чемодану, предусмотрительно придерживая свободной рукой очки. Такие типы часто теряют очки, самообладание и вечно ставят себя в неловкое положение. Себя и окружающих.

Нолин опередил Банщикова, буркнув:

– Я сам.

– Но мне не трудно!

– Мне тоже.

Нолин бесцеремонно оттеснил Банщикова. Подобная услужливость граничила с угодливостью. Несмотря на то что Банщиков не успел завладеть чемоданом, неприятный осадок остался. Бесплатное приложение к дурному предчувствию.

4

Мужчины молча пересекли площадь, пробрались между автомобилями и очутились возле видавшего виды «Лендровера Дискавери». Джипу было лет пятнадцать, не меньше. Его некогда белоснежная окраска местами облупилась и приобрела сероватый оттенок. Установленный на массивные колеса повышенной проходимости, он смахивал на российскую «Ниву», из последних сил таскающуюся по долинам и по взгорьям.

– Взял в аренду, – пояснил Банщиков, как бы намекая, что привык ездить на автомобилях получше.

– С правом выкупа? – спросил Нолин.

Ему пришлось забираться в джип боком, поскольку справа чуть ли не вплотную стоял туристический автобус. Это не улучшало настроения.

– Такая рухлядь мне ни к чему, – сказал Банщиков, располагаясь за рулем.

– Так выбрали бы что-нибудь попристойнее, – сказал Нолин.

– Для Африки в самый раз.

Водитель автобуса только и ждал, пока Банщиков включит зажигание. Стоило «Лендроверу» дернуться вперед, как автобус плотоядно запыхтел и преградил путь. Он двинулся дальше не раньше, чем сидящие в джипе вдосталь налюбовались расписным боком, величественным, как борт океанского лайнера. Выброшенная из окна банка «коки» ударилась об капот.

– С правилами дорожного движения тут не ахти, – сообщил Банщиков извиняющимся тоном.

– В Москве тоже, – заверил его Нолин.

– Как она… вообще?

Не просто дурацкий, а сверхдурацкий вопрос. Так что ответ был соответствующим:

– Шумит… вообще. Не то чтобы цветет, но пахнет. Черт знает чем.

Наступила тягостная пауза. Обстановку взялся разряжать Банщиков.

– Давненько я не был на родине, – пожаловался он голосом провинциального трагика, разучивающего новую роль.

– А я давненько не брал в руки шашки, – сказал Нолин. – Это что-то меняет?

Банщиков тронул пальцем дужку очков:

– Вы не в восторге от командировки, верно?

– Нет. Слишком мягко сказано. – Нолин откинулся на спинку сиденья. – Я вне себя от ярости. Меня сорвали с места, отстранили от текущих дел, отправили к черту на кулички. И все почему?

Банщиков, вцепившийся в руль, то ли поднял плечи, то ли втянул голову.

– Потому что, – безжалостно продолжал Нолин, – в вашем торговом представительстве, видите ли, нет соответствующих специалистов. Тогда какого дьявола вы взялись торговать оружием? Продавали бы в Сенегале тульские самовары или пряники. – Нолин саркастически фыркнул. – Полагаю, это занятие вам подходит куда больше.

– Вряд ли самовары будут пользоваться спросом в Африке, – заметил Банщиков, включая зажигание.

Его примирительная улыбка не смягчила Нолина.

– Тогда занимались бы изучением спроса на морозильные камеры, – отрезал он. – Раз не способны организовать серьезное дело. Просто в голове не укладывается. Министерство обороны берет в посредники фирму, в которой нет ни одного кадрового военного, ни одного опытного сотрудника, ни одного охранника. С какой стати?

– А вы не догадываетесь?

Нолин не догадывался. Он знал наверняка. Это-то его и добивало.

Компания «Щит и меч» выиграла тендер по одной-единственной причине. Ее тридцатилетняя учредительница приходилась родственницей замминистра обороны России. Невестка, черт бы ее побрал. Но «побрал» ее не черт-дьявол, а министерский сынок – то ли банкир, то ли финансист, а в общем-то великовозрастный шалопай и хапуга, комфортно устроившийся на папиной шее вместе со своей дражайшей половиной. Заваренную семейством кашу предстояло расхлебывать Главному управлению Внешней разведки Российской Федерации.

В лице Нолина. В весьма недовольном лице.

Проигнорировав вопрос Банщикова, он предпочел задать собственный:

– Есть новости?

Банщиков вздрогнул:

– Э-э… Вы о чем?

– Вы, должно быть, воображаете, будто я прилетел, чтобы лично осведомиться о вашем драгоценном здоровье, – неприязненно произнес Нолин. – Или навести справки о самочувствии остальных сотрудников. Так вот, это заблуждение. Меня интересует совсем другое. И вы отлично знаете, что именно. А посему давайте не будем играть в испорченный телефон. Вы услышали вопрос, а я до сих пор не получил внятного ответа.

Дальнейших уточнений не потребовалось.

– Нет, – вздохнул Банщиков. – Как не явился Александр Борисович на работу в пятницу, так до сих пор ни слуху ни духу.

– Кроме полиции, его кто-нибудь искал? – спросил Нолин.

– При мне – нет.

– Какие шаги предпринимаются?

– Меня в это не посвящают, – сказал Банщиков. – Но поскольку вы здесь, то что-то делается. Надеюсь, с вашей помощью Александр Борисович все же отыщется.

Речь шла о Виткове, генеральном директоре компании «Щит и меч». Его анкетные данные, особые приметы, привычки, грешки и достоинства надежно хранились в памяти Нолина. К этим сведениям прилагался портрет Виткова. Седая щетка волос, глубоко сидящие глаза, тонкие бесцветные губы. Рост чуть выше среднего, возраст предпенсионный, характер неуживчивый. Такие мужики коммунистической закалки не пьянствуют в командировках и не теряют голову при виде женских юбок. Трудовая книжка, паспорт и прочие документы свидетельствуют о законопослушании и благонадежности обладателя.

Не имел… не состоял… не привлекался…

Награжден… повышен в должности… направлен…

По завершении операции эта информация будет автоматически удалена за ненадобностью. Если, не приведи господь, Нолина самого не ликвидируют те, кто причастен к исчезновению Виткова.

Существуй у разведчиков обычай сочинять эпитафии погибшим сотрудникам, то псевдоним Нолина можно было бы обыгрывать до бесконечности. Например: «Вся жизнь его свелась к нолю». Или: «Его помножили на ноль».

Черный юмор? Чернее не бывает. Под стать состоянию души.

5

Никому неохота подтирать чужие задницы, даже если задницы эти очень и очень высокопоставленные. В сенегальском же конфузе были повинны именно они – сиятельные задницы, обосновавшиеся за стенами Кремля и вокруг оного.

Они со всех сторон обсели военно-промышленный комплекс России, норовя подмять его, оседлать, приспособить под собственные нужды. И, что самое противное, отирающиеся вокруг ВПК задницы принадлежали тем самым госчиновникам и ходячим прожекторам перестройки, которые еще недавно – в меру сил и возможностей – разрушали обороноспособность страны, набивая карманы пачками долларовых бумажек.

«Армия нам больше не нужна, – вещали они. – Пора упразднить этот рассадник дедовщины и неуставных отношений. От кого нам защищаться? Против каких таких врагов направлены наши ракеты?»

Ходячим рупорам гласности восторженно внимали шалопаи призывного возраста и их мамаши, уставшие обивать пороги военкоматов с подношениями и липовыми справками в руках. Из-за плеч говорливых миротворцев выглядывали серо-зеленые Франклины и Рузвельты. Армия трещала по швам и рассыпалась на ходу, как танкетка с предательски свинченными гайками. Техника ржавела, военные заводы штамповали видеоплееры и водочные пробки, генеральские «Мерседесы» заправлялись авиационным керосином, а боевые самолеты эшелонами свозили в топки.

Пока Билл Клинтон играл на саксофоне, а Бориска Ельцин отплясывал «Камаринскую», военно-промышленный комплекс превратился в общероссийский полигон, на котором безраздельно царили либеральные реформаторы всех мастей. Конверсия, конверсия, конверсия – модное словечко не сходило с их уст, газетных страниц и телевизионных экранов. Под этим термином подразумевалось разоружение побежденной втихую армии. Мечи не перековывались на орала, а попросту разрезались на куски, переплавлялись и сплавлялись за границу под видом металлолома. Младореформаторы сплавляться следом не желали. Им и на родине жилось хорошо.

Разваленный, разворованный, разграбленный и распроданный с молотка, ВПК сохранился лишь чудом. По всей вероятности, Соединенные Штаты махнули на него рукой, решив, что диверсия доведена до конца. Конверсия то бишь. Что сути дела не меняло.

К неописуемому огорчению всех врагов России, запас ее прочности превзошел все ожидания. Накапливая десятилетиями мощь и обороноспособность, она не только выстояла, но и начала стремительно набирать новые силы. Более того, военно-промышленный комплекс оказался едва ли не единственной отраслью, обладающей высокими технологиями и развивающей их до поистине фантастических высот. Проржавевший ядерный щит сменился новым, современным, непробиваемым, эластичным. Под его прикрытием ВПК продолжал успешно развиваться и совершенствоваться, позволяя России гасить государственные долги и дополнительно зарабатывать миллиарды долларов.

И все бы хорошо, если бы не либеральные ценности, среди которых на первом месте неотъемлемое право каждого предприимчивого индивидуума обогащаться за счет общества. Навязывая России принцип непротивления капиталу, вопя о свободе предпринимательства и поощряя российских казнокрадов, Соединенные Штаты попытались возродить экономический хаос. В том числе в сфере оборонной промышленности.

Проявлялось это как вполне явно – на внешнем рынке, так и в попытках давления на военную промышленность внутри России. Средств для этого у американцев было предостаточно, и использовались они без лишней щепетильности. Так, некая штатовская компания «Nick and Corporation» через подставные фирмы скупила 37 процентов акций российского авиакосмического комплекса. После этого в космос зачастили «простые американские миллионеры», оттуда сбросили станцию «Мир», а российские ракеты стали использоваться как дешевые тягачи для вывода на орбиту шаттлов и прочих летательных аппаратов иностранного производства.

Не ограничившись этой победой, агенты ЦРУ активно собирали компромат на московских VIP-персон, связанных с экспортом оружия, дабы, упрятав неугодных за решетку, заменить их своими протеже. Заполучив ключевые посты, Америка приобретала контроль над конструкторско-технической сферой, а это позволяло дезорганизовать экспорт российского оружия и ставить палки в колеса оборонным предприятиям.

Посреднические фирмы-пираньи, кстати говоря, зачастую вскармливались и науськивались на ВПК стараниями Центрального разведывательного управления США. Российские высокопоставленные чиновники, подпускающие посредников к лакомым кускам, забывали о государственных интересах, как только перед ними выкладывалась заморская «зелень». Не менее безответственно вели себя директора военных заводов, стремящиеся к коммерческой и личной выгоде. Чтобы «протолкнуть» контракт, они пользовались услугами темных фирмочек, у руля которых обосновались мелкие проходимцы с большими связями. Компания «Щит и меч» была именно такой организацией. Если верить бумагам, то она оказывала технические, юридические, маркетинговые и консультационные услуги. На деле же свой кусок пирога фирма урывала за «решение вопросов» в коридорах власти.

Спецэкспортеры, мать их так! Числом не менее тысячи в многострадальной России. Крохотные паразиты, обладающие лишь одним искусством – высасывать соки из государства. Они готовы торговать с кем угодно, хоть даже с террористами-сепаратистами, лишь бы иметь свои проценты. Из-за их полулегальной деятельности то и дело вспыхивают политические конфликты, но бизнес превыше всего!

Бизнес? Нет, нажива. «Щит и меч»? Уместнее было бы назвать проект «Баксы и шмаксы». Имени безвременно ушедшего в отставку замминистра обороны Российской Федерации.

Вот такие пироги. С дерьмовой начинкой.

6

Гоня тягостные мысли прочь, Нолин уставился в окно. Никаких красот африканской природы он, собственно, не наблюдал. Все пространство, за исключением шестиполосного шоссе, было залито тропическим мраком. Далекие электрические огни и близкие звезды лишь подчеркивали непроглядную черноту ночи. Ветер, врывающийся в салон джипа, был прохладным, а не знойным. Но пах он почему-то пряностями. Какими именно – не разобрать.

– Доводилось бывать в здешних краях? – поинтересовался Банщиков.

– Нет, – сказал Нолин.

Это было почти правдой. Человек по фамилии Нолин никогда не отдыхал в Сенегале, тем паче что российские акулы туристического бизнеса только-только начали осваивать западную оконечность Черного континента. А вот расположенный неподалеку Тенерифе Нолин однажды повидал, будь он неладен вместе с прочими Канарскими островами. Вместо сувенира на память он привез оттуда три ожога в области паха. Без подобных отметин не обойтись, когда тебя склоняют к откровенности посредством раскаленной пилочки для ногтей. Выручило Нолина умение останавливать сердце и не подавать признаков жизни, хотя на Тенерифе находился он не в качестве странствующего йога, а как путешествующий бизнесмен.

Какую фамилию носил он тогда? Рощин? Галатей? Юрьев? Ярцев? Не припомнить. Не счесть числа легендам и псевдонимам разведчиков. Имя им – легион. Прошлое их – сплошной туман, будущее – тайна, покрытая мраком. Есть только настоящее. Фальшивое, как оперативная легенда, заменяющая биографию.

– Ехать еще долго? – нарушил молчание Нолин.

Изучение географических карт не слишком-то помогает ориентироваться на местности. На незнакомой местности. Пусть не откровенно враждебной, но определенно чужой.

– Минут десять, – ответил Банщиков. – Лез Аманди – идеальное место для проживания. Одновременно и фешенебельный курорт, и пригород Дакара. Лучше не сыщешь.

– Полагаю, Витков так не думает, – сказал Нолин.

Из горла Банщикова вырвался смешок.

– Меня обнадеживает ваш оптимизм, – признался он.

– С чего вы взяли, что я оптимист? – спросил Нолин.

– Но вы же шутите…

– Повторяю: у вас превратное представление о цели моего визита. Я не массовик-затейник, прибывший сюда, чтобы поднимать настроение горе-коммерсантам.

Банщиков не удержался от очередной порции похохатываний. Это звучало как хрюканье ненастроенного приемника.

– Извините, – попросил он, прикрывая рот ладонью. – Это на нервной почве. Если Витков с документами не найдется, на нас навесят такие штрафы, обложат такими неустойками, что мало не покажется.

– Если сделка сорвется, – заметил Нолин, – то виновные штрафными санкциями не отделаются.

– Подозревают кого-то конкретно? – насторожился Банщиков.

– Всех сотрудников, без исключения.

– При чем тут мы? Лично я не нянька, не охранник и не…

– Вы исполнительный директор, – перебил Нолин. – Обычный администратор, не отвечающий за местонахождение и времяпрепровождение высшего руководства. Вам не остается ничего другого, как настаивать на этом даже тогда, когда вас возьмут в оборот на Лубянке. Оправдания вас не спасут, но лучше хоть какая-то защита, чем никакой.

Банщиков затормозил так резко, что джип развернуло наискось к обочине.

– Неужели ФСБ станет вмешиваться?

Нолин вздохнул. Наивный человек этот Банщиков. До сих пор не осознает всю степень ответственности. Дело даже не в огромных финансовых потерях, которые понесут бизнесмены и государство в том случае, если не найдется Витков с бумагами. Проблема куда серьезнее.

В начале года Россия и Сенегал подписали государственное соглашение о военно-техническом сотрудничестве, предусматривающее не только закупки всевозможной военной техники, но и обмен опытом в сфере так называемой борьбы с международными террористами. Что необходимо государству, чтобы противостоять этим зловредным созданиям, бросающим вызов прогрессивному человечеству? Правительство Сенегала знало точно. Угрозе международного терроризма необходимо противопоставить танки Т-80У с мощными радиолокационными станциями и БМП-3 с противотанковыми ракетами «Бастион». А еще хорошо бы припугнуть обнаглевших Бен Ладенов зенитными ракетными комплексами С-300, способными сбивать воздушные цели на высоте от 25 метров до 25 километров, причем даже если террористы совершат налет сразу шестью самолетами, то на каждый придется по две ракеты.

Правда, обеспечивая свою безопасность установками ЗРК, Сенегал автоматически становился самым сильным государством в регионе, поскольку соседи, оснащенные хвалеными американскими «Пэтриотами», моментально проигрывали гонку вооружений. Легко было предугадать, что в ближайшем будущем они тоже постараются обзавестись российскими С-300, а это – прямой удар по военно-промышленному лобби США.

Проведав о сделке, американцы всполошились. Был снят с должности военный атташе, не разобравшийся в ситуации. Назначенный на его должность новичок развил бурную деятельность, но было поздно. Соглашение между Россией и Сенегалом заверялось автографами глав МИДов обеих стран, что подтверждало серьезность намерений. На первом этапе Сенегал рассчитывал приобрести оружия на полторы сотни миллионов долларов, однако в перспективе маячили десятизначные числа. А это означало решительное вытеснение Пентагона из региона. Что не могли не понимать американцы. С чем не захотели примириться.

В сложившейся ситуации самым сильным ответным ходом являлся срыв сделки, и она была сорвана. Коммерсанты, которым дали возможность неплохо подзаработать на посредничестве, оказались слабым звеном в цепочке. Убрав Виткова, противник не только получил значительную фору во времени, но и весомые аргументы для того, чтобы перехватить заказ. Пока в российском Министерстве обороны охали, ахали, искали крайних и грозили покарать виновных, американцы наседали на госчиновников Сенегала, убеждая их отказаться от сделки со столь ненадежным партнером, как Россия. В ход пошли взятки, посулы, политические преференции, откровенный шантаж и замаскированные угрозы.

Результат не замедлил сказаться. Чернокожие государственные мужи, ответственные за закупку оружия, исчезли из своих кабинетов – кто в отпуск, кто в командировку, а кто и на больничную койку. Некому стало рассматривать и подписывать восстановленные контракты с кипами технических приложений. Готовые к отправке танки, ракеты и автоматы застыли мертвым грузом в Новороссийском порту. Форс-мажор, будь он неладен. И никаких мажорных отголосков наверху. Сплошной минор.

Для того чтобы реабилитироваться в глазах африканских партнеров, мало было найти Виткова с документами. Требовалось предоставить убедительные доказательства того, что имела место грязная игра, недопустимая на высоком межгосударственном уровне. Со стороны американцев. Доброжелательных, улыбчивых, миролюбивых американцев, пекущихся о правах и свободах человечества. Беда в том, что человечество в их понимании поголовно англоязычное, с паспортами граждан Соединенных Штатов Америки. Остальные – дикари и варвары, проживающие в странах, которые полезно подвергать точечному бомбометанию.

Нолин не пылал ненавистью к американцам. Его отношение к ним было холодным, бесстрастным и настороженным. Точно так же он воспринимал бы соседство удава, переваривающего очередную жертву. Зазеваешься – проглотит. Пойдешь на сближение – задушит в объятиях. Поверишь обманчивому благодушию чудища – тебе крышка.

Нолин не верил американцам. Во всяком случае тем, с которыми сталкивался, – а это всегда были парни из ЦРУ, куда более опасные и коварные, чем самые кровожадные рептилии. В который раз они оставили русских с носом, снисходительно посмеиваясь в стороне с выставленными средними пальцами, мол, фак ю, рашн френдз, бай-бай.

Не рано ли торжествуете победу, ребята?

Шансов взять реванш было маловато, однако они все же оставались, эти мизерные шансы.

Американцы сработали грубо, а в большой политике недопустима игра без правил. Существует масса условностей, неписаных законов и традиций, несоблюдение которых грозит всеобщим бойкотом. Например, каждому известно, что работники иностранных посольств выполняют те или иные шпионские функции, однако выдворяют и тем паче арестовывают их лишь тогда, когда они пользуются недозволенными методами. Силовые акции недопустимы. Когда разведчики и контрразведчики идут ва-банк, они непременно используют подставных лиц, дабы не бросить тень на свое государство.

Скорее всего, Виткова устранили чужими руками. Но времени для подготовки операции у ЦРУ было в обрез, так что в разведуправлении России надеялись использовать неизбежные при подобной спешке промахи. Там полностью положились на профессиональное чутье Нолина. Чему, по правде говоря, он был не шибко рад.

7

По своей натуре Нолин был домоседом, хотя путешествовать ему приходилось почти так же часто, как международному журналисту или опальному олигарху. Он неоднократно бывал в Северной Африке и, лишенный каких-либо романтических устремлений, не испытывал ничего похожего на восторг. Глядя из джипа на вереницу отелей, протянувшихся вдоль пляжа Лез Амади, Нолин сохранял полное равнодушие. Рассказы Банщикова о прелестях местной кухни не вызывали у него ни аппетита, ни желания немедленно поужинать в одном из многочисленных ресторанов.

Столик под покровом пальмовых листьев? Что из того? И разве меняется вкус пищи от того, что подают ее не на тарелках, а на специальных досках с выдолбленными углублениями? Нолин очень сомневался, что ему придется по душе соус из кокосового молока или слоновья нога, запеченная в листьях сагового дерева. Ему не хотелось довольствоваться кукурузными лепешками вместо хлеба. Он не был голоден. Он был просто раздраженным и усталым, чего не учитывал разговорившийся Банщиков. О чем тому вскоре пришлось пожалеть.

Не дожидаясь завершения увлекательнейшей истории о достоинствах африканской ухи, Нолин сухо произнес:

– Все это безумно интересно, Петр Семенович. А не попробовать ли вам себя в качестве ведущего какого-нибудь кулинарного шоу? Вы могли бы также рекламировать сок баобаба.

– Я только хотел… – начал было смутившийся Банщиков.

– Ознакомить меня с особенностями местного колорита, понимаю, – кивнул Нолин. – Теперь мне известно, что плоды баобаба напоминают шиповник, а сок из них рубинового цвета. Крайне важная информация. И абсолютно бесполезная. Я предпочел бы получить сведения о быте и связях Виткова. Вы бывали в его комнате?

– Разумеется. – Банщиков привычно поправил очки. – Александр Борисович жил в том же частном отеле, где разместились все мы. Пару раз он приглашал меня к себе. – Решив, что последняя фраза может быть истолкована превратно, Банщиков поспешил добавить: – По делу.

– Я понимаю, что не для танцев, – успокоил его Нолин. – По моим сведениям, Витков жил один…

– Как перст. И содержал комнату в идеальном порядке. Ну вы сами увидите. Мы ведь поселили вас в нашем пансионе. Я решил, что там вам будет удобнее всего.

– Правильно, – коротко ответил Нолин.

Банщиков облегченно вздохнул. Автомобильный двигатель заработал увереннее. Проехав по тихой улочке с виллами в колониальном стиле, джип остановился на небольшой площадке, обсаженной зеленью. Не торопясь выбраться наружу, Нолин огляделся по сторонам и спросил:

– Скажите, вы сами пытались отыскать Виткова?

– Пытались, – подтвердил Банщиков. – В пятницу утром, когда он не появился в офисе, я решил, что он приболел. Но телефон не отвечал, и тогда мы начали беспокоиться. Обратились в посольство и в полицию.

– Что полиция?

– Задали несколько вопросов, походили с умным видом по комнате Виткова, а потом уехали, пообещав разобраться. По сей день разбираются.

«Естественно, – подумал Нолин. – Если к похищению причастно ЦРУ, то сенегальские блюстители порядка получили хорошее вознаграждение за затягивание следствия. И они постараются осложнить мои неофициальные поиски. Конечно, при условии, что Витков не упился баобабовым пивом, не получил разрыв сердца в объятиях африканской любовницы и не свалился в ловушку для носорогов».

– У Александра Борисовича имелись неделовые контакты? – поинтересовался Нолин.

– Личного характера? – уточнил Банщиков.

– Да, личного… Знакомства, связи?

– Нет. Он общался только с сотрудниками.

– А после работы? – спросил Нолин, неспешно прикуривая сигарету. – Вне пансиона? Витков посещал ночные клубы, казино, бордели?

– Александра Викторовича даже в сауне невозможно представить, не то что в борделе!

– Может быть, он приглашал к себе посторонних?

– Ничего подобного, – покачал головой Банщиков. – Не тот возраст, не тот характер. Витков – педант. Один из тех, кто никогда никуда не опаздывает и может устроить разнос за чаепитие на рабочем месте. Любви сотрудников это ему не приносило, но все его уважали. Я – в том числе.

– Вы его хорошо знали?

– Мы часто общались. По работе.

– Возможно, – произнес Нолин и умолк, ожидая реакции Банщикова.

Тот подпрыгнул на месте:

– Вы мне не верите?

– С какой стати?

– Вы же сами сказали: возможно.

– Ах это… – Нолин улыбнулся. – Просто вы меня перебили. Я хотел сказать, что, возможно, мне понадобятся более подробные сведения о характере Виткова. Вы смогли бы нарисовать его психологический портрет?

– Сейчас?

– Нет, как-нибудь в другой раз.

– Всегда к вашим услугам, – отозвался Банщиков, неуклюже выбираясь из джипа. – Чудесная ночь, – сказал он, шумно вдыхая и выдыхая носом.

Решил насладиться свежим воздухом? Хмыкнув, Нолин присоединился к Банщикову. Выражение его лица было сонным. Никто бы не заподозрил, что этот человек опасается какого-то подвоха или даже предательского выстрела. Например, из припаркованного поодаль микроавтобуса. Нолин привычно запомнил его номер. Бесполезная мера предосторожности против пули снайпера.

– Красиво, – пробормотал он, игнорируя синий микроавтобус.

– Над Москвой такого неба не увидишь, – мечтательно произнес Банщиков.

Нолин поднял взгляд. Над черными кронами деревьев угадывалось электрическое зарево огней Дакара. За постриженными кустарниками и оградами виднелись ярко освещенные террасы. Там и сям вспыхивали искрами ночные насекомые. Выводили трескучие трели цикады, не попадая в тональность мелодии, доносящейся из темноты. Это было что-то восточное. Скучное и размеренное, как жизнь, проведенная в ленивом созерцании.

– Уютный квартал, – произнес Нолин, делая вид, что хочет как-то компенсировать свою недавнюю резкость.

– Еще бы, – воскликнул Банщиков с таким видом, будто приложил руку к местной архитектуре. – Вам нравится?

– Вполне.

– Будете устраиваться?

– Почему нет?

– Тогда по местам. Нужно проехать еще метров сто.

– Зачем же мы остановились? – прищурился Нолин.

Банщиков пожал плечами:

– Я хотел дать вам возможность сориентироваться на местности.

«А может, – мысленно возразил Нолин, – дело обстоит иначе? Может, ты, Петр Семенович, решил показать меня кому-нибудь, пожелавшему сохранить инкогнито?»

Зелень если и скрывала в своей гуще притаившегося наблюдателя, то не выдавала этого ни малейшим шорохом, ни единым движением. Нолин не стал вглядываться в темноту. Ничего не возразив Банщикову, он вернулся на место.

Фыркнув, джип выехал с площадки и через несколько секунд остановился перед воротами в высокой каменной ограде, подернутой зеленью моха. За коваными завитушками просматривалась аллея, ведущая к зданию. Нолин перевел глаза на табличку. Название у пансиона было вычурное: «Ebony аnd Ivory» – «Черное дерево и слоновая кость». Признак тщеславия и дурного вкуса.

– Вот мы и прибыли, – бодро провозгласил Банщиков.

Не дождавшись ответной реплики, он нажал на клаксон. Над воротами вспыхнула яркая галогенная лампа. Нолин заметил вмонтированную в ограду видеокамеру. Их рассматривали – рассматривали неспешно и внимательно, как микробов под микроскопом. В пансионе, где недавно исчез постоялец, с опаской относились к ночным гостям. А может, к любым гостям относились подозрительно.

Ворота не открывались.

– Здесь всегда так строго? – спросил Нолин.

– Вас ведь пока не знают, – стал оправдываться Банщиков.

Гм? Узнают, так вообще перестанут пускать? Нолин сдержанно усмехнулся. За воротами появился невысокий темнокожий толстяк в феске. Кивнув Банщикову, он открыл замок и распахнул металлические створки.

– Прошу, месье, – произнес он по-французски.

Феска делала его похожим на повара. На толстого флегматичного повара, который моментально преображается, как только в его руках оказывается острый разделочный нож.

Нолин приветливо улыбнулся привратнику, но ответной улыбки не удостоился.

Джип вкатился на территорию пансиона и, хрустя песком, поехал по дороге между высокими кустами. Зелено-голубые цветы фосфоресцировали в свете фар, как гнилушки. Главное, самому однажды не засветиться подобным образом, подумал Нолин. Сердце в очередной раз сжалось от тревоги. Уже почти привычное ощущение.

1

Поодаль от входа в здание стояло штук семь автомобилей разных форм, расцветок и марок. Сотрудники «Щита и меча» зарабатывали достаточно, чтобы пользоваться услугами прокатных контор. А вот для некоторых разведчиков это непозволительная роскошь. Несправедливо. Банщиков даже не догадывался, что справедливость будет восстановлена за его счет.

Отыскав свободное место, он вклинил туда джип.

– Идемте, – пригласил он Нолина. – Багаж отнесет Кабир. Не спорьте. Вы ведь солидный постоялец, не так ли? – Банщиков понизил голос. – Все расходы за счет фирмы. Включая чаевые.

Нолин решил не протестовать. Командировочные ему выдали весьма скудные. К тому же кому платить, как не проигравшему. Компания «Щит и меч» еще долго будет искупать свою вину.

– Заберешь чемодан, – распорядился Банщиков.

Кабир молча поклонился. Его феска при ближайшем рассмотрении оказалась желтой и больше не напоминала поварской колпак, да и ножа при нем не было. Но Нолин смотрел не на слугу. Его интересовал Банщиков, разительно переменившийся с того момента, как очутился на территории пансиона. Тут он явно чувствовал себя как рыба в воде, даже сутулиться и суетиться перестал. Какая же из этих его натур истинная? Первая? Или вторая?

– Прошу, – Банщиков сделал галантный жест.

Прежде чем последовать за ним, Нолин взглянул на дом, где ему предстояло поселиться на неопределенное время. Это было старинное трехэтажное здание с декоративными колоннами, холлом, балкончиками и жалюзи на освещенных окнах. Стиль начала прошлого века. Никаких средневековых башен и толстых стен с тайными ходами. Из такого дома человека незаметно не похитишь. Во всяком случае, живого человека, способного кричать и сопротивляться.

– Прошу, – повторил Банщиков, отворяя дверь.

Поблагодарив его кивком, Нолин перешагнул порог.

Обстановка внутри была не шикарная, но вполне современная. В небольшом холле умещались два кресла, журнальный столик и регистрационная стойка с телефоном. Лестница на верхние этажи размещалась прямо за ней. Слева Нолин увидел приоткрытую дверь в столовую, а дверь справа была закрыта. Табличка оповещала, что там находится комната для персонала. Кабир постучался, и через мгновение в холле появилась черноглазая женщина лет тридцати. Прическа средневекового пажа придавала ей неповторимое очарование, но миловидность лица портили чересчур густые брови, которые явно срослись бы на переносице, если бы обладательница не занималась их регулярным выщипыванием. Возможно, она как раз приводила брови в порядок за закрытой дверью. Вид у нее был слегка смущенный.

– Добро пожальовать, – сказала она по-русски. – Очьень рада.

Француженка, решил Нолин. Потомственная эмигрантка в четвертом колене. В ее спальне наверняка хранится бархатный альбом с выцветшими фотографиями бабушек и дедушек в старинных нарядах. Эполеты, кринолины, вуали и лихо закрученные усы. Рассматривая пожелтевшие снимки, дама воображает себя светской львицей. Ее заветная мечта – получить в собственность какое-нибудь дворянское имение или свечной заводик в средней полосе России. В общем, все то, что отняли у ее предков проклятые большевики. Что именно дама носит на цепочке, определить невозможно, но это вполне может быть не католический, а православный крестик, снимаемый во время супружеских утех. Выпив шампанского, дама непременно расскажет, что ее предки качали на коленях маленького Деникина, были лично знакомы с фрейлиной государыни императрицы и писали об этом мемуары, издававшиеся в Париже. Тиражом эдак в триста экземпляров.

2

Банщиков витиевато представил даме Нолина, который едва удержался от гусарского полупоклона или пристукивания каблуками.

– Вы из Москвы? – улыбнулась она.

– Прямиком из Белокаменной, – подтвердил Нолин. – Вы прекрасно говорите по-русски.

– Моя прабабушка родом из Киева, – просияла дама.

В воображении Нолина маленький Деникин сменился маленьким Петлюрой. Он улыбнулся:

– Теперь я понимаю, почему мои коллеги облюбовали именно ваш пансион.

– О да, месье. Для нас, русских, очень важны корни.

Несмотря на события последних лет, для дамы Киев так и остался матерью городов русских.

– Лично для меня вершки важнее корешков, – возразил Нолин.

Пошлая, почти скабрезная шутка. В полном соответствии с тем впечатлением, которое он хотел произвести.

– Простите, месье? – дама картинно подняла свои дивные брови.

– Главное всегда лежит на поверхности, – развил мысль Нолин. – Почти всегда. – Он скользнул взглядом по платью собеседницы.

– Юрий Викторович сделал вам комплимент, – счел нужным вмешаться Банщиков. – Игра слов. – Он пошевелил пальцами, изображая нечто неопределенное.

– К сожалению, – произнесла дама, – я не умею играть… словами.

Сделанная ею пауза могла означать что угодно. А могла и ничего не означать.

– Если вы захотите попрактиковаться в русском языке, – сказал Нолин, – я к вашим услугам.

– Вы слишком любезны.

Судя по интонации, дама подразумевала совершенно противоположное. Вы чересчур нахальны.

– Моя слабость, – развел руками Нолин. – Всегда любезничаю с хорошенькими женщинами, даже если они не отвечают мне взаимностью.

– Надеюсь, попадаются такие, которые отвечают.

– Поэтому-то я и стараюсь, мадемуазель.

– Мадам, с вашего позволения.

– Заметано, – сказал Нолин.

– Вы военный? – спросила дама.

– Я похож на военного?

– Нет. Но шутки у вас казарменные.

– Доводилось бывать в казармах?

Дама открыла рот, но так и не нашлась с достойным ответом.

– Юрий Викторович! – вмешался Банщиков. – Мы отрываем нашу хозяйку от дел. Да и вам не мешало бы отдохнуть с дороги.

– Конечно, – согласился Нолин. – Прошу извинить меня за излишнюю бесцеремонность, мадам. Мне не хотелось бы показаться вам грубияном.

– Ничьего, – процедила дама.

Она не скрывала, что чувствует себя если не оскорбленной, то задетой за живое. К этому Нолин и стремился. Флирт, он как рыбалка. Не зацепишь – не поймаешь. А то, что крючок острый, не беда. На этом и строится принцип «зацепки».

Среди множества полезных дисциплин, которым обучали Нолина в академии, было и искусство соблазнения. Без умения обаять и склонить на свою сторону женщину разведчику – никуда. Они ведь чьи-то секретарши, сотрудники, дочери, жены, сестры. Не менее трети полезных сведений добывается через женщин, поскольку они легко поддаются внушению, болтливы и эмоциональны.

Хозяйка пансиона могла знать о Виткове нечто такое, что не выяснишь у его сотрудников. Так почему бы не использовать ее в своих целях?

Нолин грубил, потому что интересных женщин не проймешь одной только лестью и комплиментами. Они и без того выслушивают их по нескольку раз на дню. У них выработался иммунитет – своеобразный блок защиты, который автоматически ставится при приближении очередного ухажера. А Нолин зацепил дамочку, не позволил ей заслониться щитом общих фраз. Это был коварный и неотразимый удар ниже пояса. Затрагиваешь самолюбие – порождаешь любопытство. Остальное – дело техники.

Главное, действовать уверенно. Ведь на самом деле женщины только и ждут, чтобы их подчиняли, укрощали, соблазняли. Для чего еще они красятся, наряжаются, посещают фитнес-центры и парикмахерские? Для кого отрабатывают взгляды, позы и улыбки? Все правильно: для мужчин. Им прощается нахальство и бесцеремонность, но только не равнодушие. На этой особенности женской психологии и строилась техника, примененная Нолиным.

– Значит, вы берете меня к себе? – спросил он, доставая паспорт.

Вопрос прозвучал провокационно, но дама и глазом не моргнула.

– Коньечно. – Ее акцент значительно усилился. – Но регистрацию отложьим на завтра. А сейчас я покажью вам вашью комнату, месье. Между прочьим, менья зовут Марго.

Она посмотрела на Нолина, словно ожидая, что он сподобится на заурядный комплимент. Например, помянет знаменитую тезку-королеву. Или предположит, что булгаковская Маргарита была родом из Киева. Нолин предоставленной возможностью не воспользовался. Женщины и кошки любят, когда их гладят, но в глубине души презирают тех, кто делает это чересчур охотно и часто.

Нолину случалось ласкать тех и других. К кошкам он относился отрицательно, а с женщинами держался начеку. Это позволяло вовремя уклоняться от острых коготков.

3

Они поднялись по лестнице, стараясь не слишком топать ногами. Марго, демонстрируя идеальную линию спины, шла впереди, а мужчины двигались следом. Их взоры были целомудренно потуплены. Спина Марго плавно переходила в ягодицы, а их мерное перекатывание под платьем вызывало не те эмоции, которые описываются в дамских романах. Преодолевая последний лестничный пролет, Банщиков взялся протирать очки, споткнулся и чуть не упал.

– Осторожнее, – предупредила Марго, не обернувшись. – Ступени крутые, тут недолго и ногу сломать.

– Или даже потерять голову, – сказал Нолин.

– Это было бы ужасно. – Добравшись до верхней площадки, Марго повернулась лицом к спутникам и подбоченилась, как манекенщица на подиуме. – Ни за что на свете не стала бы иметь дело с безголовым мужчиной.

Нолин сделал намек на улыбку, давая понять, что принял сказанное к сведению. Поскольку у него имелась голова на плечах, Марго стала бы иметь с ним дело. Это было завуалированное предложение не упускать свой шанс.

Комната Нолина находилась на втором этаже, она оказалась чистой и опрятной. Золотистые обои, подобранные в тон шторы, дорогой, хотя и слегка вытертый, ковер. Покрывало на кровати было загнуто уголком, приглашая ночного гостя предаться заслуженному отдыху. Поскольку укладываться спать при посторонних Нолин не спешил, ему пришлось заглянуть сперва в ванную комнату, а потом – на кукольный балкончик, где с трудом разместились бы два человека.

– Здорово, – сказал он. – Хотя никто мне этого не пожелал, но я уже чувствую себя здесь как дома.

«…дома у чужого и совершенно незнакомого человека», – промелькнуло в мозгу дополнение. Вслух оно высказано не было.

– Тогда располагайтесь, – благосклонно улыбнулась Марго. – Желаю приятного отдыха.

– Покой нам только снится, – сострил Банщиков.

– Мы с Петром Семеновичем коллеги, – сказал Нолин, беря его за локоть. – И мы очень волнуемся о нашем пропавшем директоре. Вы не будете возражать, если Петр Семенович покажет мне апартаменты Виткова?

– Надеюсь, вы не частный сыщик? – выгнула бровь Марго.

– Всего лишь бизнесмен, – ответил Нолин. – Учредители компании поручили мне исполнять обязанности Виткова. Но мы все не теряем надежды найти его.

– Да, – подтвердил Банщиков.

– Что ж, ищите. – Марго сделала кислую мину, свидетельствующую о том, что она не верит в справедливость утверждения «кто ищет, тот всегда найдет».

Согласно официальной версии, хозяйка пансиона не имела никакого отношения к исчезновению постояльца. Именно поэтому Нолин произнес:

– Знаете, мадам Марго, в таких делах любые мелочи важны. Понимаю, что это кажется вам бестактным, но…

– Но? – нетерпеливо спросила она.

– Вдруг в комнате остались какие-нибудь следы… – Нолин понизил голос, – …следы борьбы или еще чего-нибудь экстраординарного.

– В моем пансионе никто ни с кем не борется, – отчеканила Марго. – Никогда. И никаких следов вы здесь не обнаружите. Во-первых, у нас проводятся ежедневные и весьма тщательные уборки.

– Это точно, – подтвердил Банщиков. – Убирают здесь хорошо.

Марго удостоила его благодарной улыбки.

– Во-вторых, – продолжала она, – месье Витков пропал не в пансионе. В последний раз я видела его в четверг вечером.

– Где? – спросил Нолин.

– Он садился в машину, беседуя с кем-то по телефону. – Для наглядности Марго поднесла растопыренные пальцы к губам и уху. – По-моему, разговор велся на повышенных тонах. – Она нахмурилась. – Больше я его не встречала.

– Иными словами, он уехал и не вернулся, – уточнил Нолин.

– Выходит, так.

– Скучно, наверное, всю ночь торчать в холле?

Это была не просто подначка. Нолин хотел докопаться до истины. Отъезд Виткова еще не свидетельствовал о том, что он не возвратился в пансион после полуночи или вообще под утро. В таком случае кто-то должен был его увидеть. Судя по видеокамере на воротах, доступ в пансион контролировался.

– Кто вам сказал, что по ночам я торчу в холле? – надменно произнесла Марго. – Я еще достаточно молода, чтобы иметь более интересные развлечения. Ночь с четверга на пятницу я провела в Дакаре. Приехала домой на рассвете. Вас это удивляет?

– Нет, – сказал Нолин. – Не удивляет, не огорчает и не шокирует.

– Допрос закончен?

– Это всего лишь милая беседа, а не допрос.

– Считайте, что я вам поверила.

– Взаимно, – парировал Нолин.

– Если вы мне не верите, то зачем спрашиваете? – осведомилась Марго.

– Пытаюсь выяснить истину.

– Все, что я знаю, я вам сообщила.

– Тогда, может быть, вы позволите мне поговорить с прислугой? – ослабил напор Нолин.

– Не думаю, что Кабир сообщит вам что-то новое, – покачала головой Марго. – Ни он, ни Жасмина не имеют привычки следить за постояльцами. У нас приличное заведение.

– Жасмина? Необычное имя.

– Она в основном хозяйничает на кухне, – вставил Банщиков.

Марго поджала губы, давая понять, что собственное имя представляется ей куда более красивым.

– А Кабир дежурит у ворот, – пробормотал Нолин.

– Пригласить его? – спросила Марго.

Лгала ли она или говорила правду, но в ее поведении сквозила уверенность человека, понимающего, что уличить ее в неискренности невозможно. Нолин решил переговорить с Жасминой и Кабиром позже. Не всегда разумно брать быка за рога. Иногда выгоднее затаиться, чтобы усыпить чью-то бдительность.

– В другой раз, – сказал он. – Сперва осмотрю комнату Виткова.

В глазах Марго промелькнуло странное выражение, идентифицировать которое не удалось.

– Пожалуйста, – произнесла она без энтузиазма. – Мне нечего скрывать.

– Всем есть что скрывать, – перешел на фривольный тон Нолин. – Иначе мы не носили бы одежду.

Банщиков издал короткий смешок и осекся. Это походило на возглас случайно оступившегося человека. Марго внимательно посмотрела на него и перевела взгляд на Нолина.

– Счастливо оставаться, – процедила она и покинула комнату.

Ее спина выражала холодное достоинство и не менее холодное презрение. Надо полагать, Нолин чем-то разочаровал хозяйку пансиона. Вопрос времени. Существует масса способов зарекомендовать себя лучше, чем ты есть на самом деле. Или значительно хуже. Было бы желание.

4

Комната Виткова располагалась на верхнем этаже. За дверью под номером 32. Пока Банщиков ходил за ключом, Нолин внимательно осмотрел ее и даже пощупал. Ничего примечательного он не обнаружил, да и не надеялся обнаружить. Дверь как дверь, петли без царапин и повреждений, замок и ручка в полной исправности. Никаких следов взлома. Вообще никаких следов. И вряд ли улики появятся. Если Виткова брали в пансионе, то в распоряжении у злоумышленников имелись почти сутки, чтобы прибрать за собой. Потом в комнату запустили Жасмину с тряпкой и пылесосом, потом на смену ей явился табун полицейских. Тут и самому Шерлоку Холмсу не за что уцепиться.

Элементарно, Ватсон.

Нолин отошел от двери и заложил руки за спину. В коридоре появилась долговязая фигура Банщикова, победоносно поднявшего ключ. Можно подумать, он завладел им в отчаянной схватке с обслуживающим персоналом «Эбони энд Айвори». И можно подумать, ключи от комнат пансионата существуют в единственном экземпляре.

Нолину страстно захотелось вернуться к себе, принять душ и завалиться спать. Какой смысл в этом дилетантском расследовании? Он разведчик, а не ищейка. Обычный разведчик, ограниченный весьма узкими рамками компетенции и полномочий. Голодный, сонный и злой.

Банщиков, уловив состояние Нолина, не стал тратить время на разговоры, а просто открыл дверь. Темнота обдала вошедших теплом застоявшегося воздуха. Пока Нолин шарил по стене в поисках выключателя, Банщиков распахнул дверь на карликовый балкон и замер там, дожидаясь инструкций. Вспыхнувший свет заставил его подслеповато зажмуриться.

Нолин прошелся по комнате, оказавшейся раза в полтора больше его собственной. Аккуратно заправленная кровать, стопка газет и журналов, массивная зажигалка, распечатанная пачка облегченного «Кента» на тумбочке. Приблизившись к письменному столу, Нолин поочередно открыл выдвижные ящики. Нижние были пусты, а в верхнем хранились ксерокопии документов Виткова, конверты и писчая бумага.

– У Виткова был ноутбук? – спросил Нолин.

– А как же! – откликнулся Банщиков.

– Разумеется, пропал?

– Пропал.

Вздохнув, Нолин занялся стенным шкафом, поворошил для проформы белье, рубашки, пакеты с носками. Карманы брюк и костюмов были пусты. В точности как голова Нолина.

Захлопнув шкаф, он снова прошелся по комнате, ощущая на себе пристальный взгляд Банщикова. Если не считать их двоих да ночных бабочек, порхающих по комнате, то остальные обитатели пансиона мирно почивали, нимало не беспокоясь о судьбе русского бизнесмена.

– Витков был состоятельным человеком? – спросил Нолин.

– Состоятельные люди не нанимаются на работу, – рассудительно ответил Банщиков. – Пусть даже генеральными директорами фирм. Они сами владеют фирмами.

Так оно и есть. Учредители почти всегда прячутся за спинами номинальных руководителей и главных бухгалтеров. Обтяпывают свои делишки, прокручивают махинации, сплавляют доходы в зарубежные банки. Витков был далеко не молод и не глуп, так что не мог не понимать своей роли в компании. Собственного капитала он сколотить не сподобился, а старость была не за горами. Согласился бы он спрятаться за солидное вознаграждение? Вопрос. Человек старой закваски, дисциплинированный и педантичный, покупается не так легко, как свободные от принципов представители молодого поколения. В послужном списке Виткова должность главного инженера крупного оборонного завода СССР, за что его и взяли в «Щит и меч». Как любой нормальный человек, он любит деньги, но они для него не все. Есть еще власть, престиж, профессиональная гордость, самоуважение, наконец. Судя по характеристикам Виткова, самоуважение у него сохранялось даже в лихие перестроечные времена.

И все же Нолин не отбрасывал версию банального подкупа.

– Александр Борисович при вас не звонил в турагентство? – спросил он.

– Зачем? – удивился Банщиков.

– Не планировал ли он съездить на экскурсию?

– Он не казался мне любознательным человеком. Специалист узкого профиля и, я бы сказал, ограниченных интересов. Мы с сотрудниками предлагали организовать совместную поездку на остров Иль-де-Гори. Это совсем рядом…

– Что вы собирались делать на острове?

– Как что? – Банщиков широко открыл глаза. – Осмотреть памятники, сходить в Морской музей, на рынок. Он ничем не уступает столичному.

– Музей?

– Рынок.

– Александр Борисович, разумеется, отказался?

– Об этом я и толкую.

– Правильно сделал, – заключил Нолин.

Банщиков захлопал глазами:

– Э-э… почему?

– Полагаю, африканский базар еще похлеще восточного. Толкотня, гам, попрошайки, карманники.

– Зато там есть отличные сувениры.

Решив не тратить время на втолковывание прописных истин, Нолин задал следующий вопрос:

– Не интересовался ли Витков расписанием авиарейсов?

– Понимаю, к чему вы клоните, – сказал Банщиков. – Но бежать Виткову было некуда и незачем. Учредители его ценили, он получал хорошую зарплату и любил свое дело.

– Тогда похищение? – принялся размышлять вслух Нолин. – Убийство? Несчастный случай?

– Мы регулярно обзваниваем все больницы. И морги тоже обзваниваем. Никаких обнадеживающих сведений.

– Обнадеживающих? Из морга?

– Простите. – Банщиков порозовел. – Ляпнул, не подумав. Я хотел сказать: никаких сведений об Александре Борисовиче. Ни о живом, ни о мертвом.

– С кем он общался чаще всего?

– Со всеми общался. Но в основном по работе. Я один из немногих, с кем он мог обсудить политические новости или футбольный матч. Удовольствия мне это не доставляло. Александр Борисович не самый приятный собеседник. Тяжелый характер, неуживчивый. Чужого мнения не признает, только свое. Что решил, то и сделал. – Банщиков насупился. – Однажды я опоздал на десять минут, так он у меня пятьдесят баксов из зарплаты вычел, представляете?

Отчего же не представить? Нолин до малейших деталей помнил портрет Виткова. С фотографий, приобщенных к делу, смотрел угрюмый пожилой мужчина с запавшими глазами и выдающимся вперед подбородком. Челюсти – такими впору гвозди перекусывать. Прическа – седая щетка, стоящая торчком. Воли и решительности не занимать. Физической силы – тоже. Последнюю нужно было куда-то расходовать. Когда мужчине за пятьдесят и он не страдает простатитом, то откажет ли он себе в удовольствии слегка разрядиться в женском обществе?

– Услугами проституток Витков пользовался? – спросил Нолин.

– Нет, насколько мне известно, – сказал Банщиков. – Я уже говорил.

– Любовница?

– Вряд ли.

– Сколько женщин в штате вашей фирмы?

– Мы выехали в Сенегал не полным составом, – принялся пояснять Банщиков. – Только специалисты, принимавшие непосредственное участие в подготовке контракта. Витков, я, два технаря, два юриста, один компьютерный гений, секретарша, переводчица…

– Значит, две женщины.

– Секретарша – моя жена, – заявил Банщиков с вызовом.

– Но вы не двоеженец, полагаю? – осведомился Нолин. – Что насчет переводчицы?

– Такие девушки со старперами не спят, Юрий Викторович.

– Если мы станем верить всему, что рассказывают нам девушки, то мы далеко не уедем, Петр Семенович. Мораль нынче не в ходу. Невинность не в моде. Лучшие друзья девушек – бриллианты.

– Витков не из тех людей, что способны делать дорогие подарки. К тому же…

– Ну? – подзадорил Нолин Банщикова.

– Каморникова Виткову не только не по карману, но и не по зубам. Она настоящая красавица. – Банщиков испустил вздох. – Сексапильная барышня, как сейчас говорят.

– Каморникова – это переводчица? – уточнил Нолин.

– Совершенно верно. Двадцать пять лет, не замужем, свободно владеет тремя иностранными языками, а уж фигура! А внешность!

– Наверное, получает огромные деньги за свои способности и внешние данные, а?

Неприкрытый сарказм озадачил Банщикова.

– Да нет. Оклад Каморниковой в пределах разумного.

– И она предпочитает трудиться переводчицей, вместо того чтобы увиваться на презентациях или в модельных агентствах? – Нолин недоверчиво хмыкнул. – Либо она не столь хороша собой, либо имеет побочные доходы, либо еще какие-нибудь тайные мотивы, о которых мы пока не подозреваем. Как ее зовут?

– Жанна…

– Жанну часто видели в обществе Виткова? В нерабочее время?

– Я, – Банщиков сделал нажим на личное местоимение, – я – не видел.

– Неплохо бы с ней познакомиться, – задумчиво пробормотал Нолин, потирая подбородок.

– Нет ничего проще. Она ежедневно бывает на работе.

– Тогда последний вопрос на сегодня…

– Слушаю?

– Витков выпивал?

– Нет.

– Совсем?

– Александр Борисович не пил и не курил, – произнес Банщиков таким тоном, как если бы был наркологом, хвастающимся своими успехами.

А Нолин едва удержался от желания покоситься на пачку «Кента», оставленную на тумбочке.

Кем оставленную?

– Что ж, – сказал он, направляясь к двери, – остается только надеяться, что отказ от вредных привычек поможет Виткову пребывать в добром здравии до глубокой старости.

Банщиков, не зная, как реагировать на реплику, сперва криво усмехнулся, а потом озабоченно нахмурился. В таком неопределенном состоянии Нолин и выпроводил его из комнаты, пожелав спокойной ночи и приятных снов. Протесты Банщикова, твердящего, что он готов сопровождать гостя хоть до утра, во внимание приняты не были. Нолин пообещал вернуть ключ завтра и вежливо, но твердо порекомендовал Банщикову отправляться на боковую.

Ему не давала покоя сигаретная пачка. Как выяснилось чуть позднее, совсем не напрасно.

5

Оставшись один, Нолин произвел повторный осмотр комнаты, чуть более тщательный. К «Кенту» и зажигалке он пока не притрагивался, опасаясь спугнуть удачу.

После беседы с Банщиковым версия о бегстве Виткова отпала окончательно. К тому же на телефон пришло SMS-сообщение, гласившее: «Погода испортилась. Остаемся дома». Это означало, что пропавший без вести директор не покидал Сенегал ни по земле, ни по воздуху, ни даже морскими путями. Во всяком случае, самостоятельно и под своей фамилией.

Где же он находится сейчас? Кто видел его последним, кто заметил что-то необычное в его поведении? С кем он встречался и где? Кого посвящал в свои планы?

Марго утверждает, будто бы Витков нервничал, разговаривая по телефону перед отъездом. Но мало ли почему человек может нервничать. И мало ли что померещится женщине. Если женщина эта не подбросила зацепку умышленно. Кто такая эта Марго? Надо бы выяснить. Нолин достал из кармана мобильный телефон, намереваясь отправить соответствующий запрос, но передумал. Успеется. Сегодняшнюю ночь разумнее посвятить практике, а не теории.

Нолин приблизился к тумбочке и склонился над зажигалкой. Странная штуковина. Мало того, что она совершенно неуместна в комнате некурящего человека, так вдобавок еще великовата и тяжеловата для ношения в кармане. Причуда? Памятный сувенир? Дань ностальгии? Символ протеста против дешевых пластиковых безделушек? Или что-то другое?

В Управлении СВР существовал целый музей, в котором были представлены разнообразнейшие виды оружия, применяемого в тайной войне разведок. Чего там только не было! На какие только уловки не пускались спецслужбы, оснащая своих агентов! Конечно, можно, не мудрствуя лукаво, просто спрятать пистолет под одежду, но в критической ситуации не каждый способен молниеносно выхватить оружие и столь же молниеносно пустить его в ход. А ведь существуют еще обыски, металлодетекторы, противники, умеющие обращаться с оружием не хуже, а то и лучше. Исходя из этого, конструкторы издавна начали маскировать средства защиты и нападения под невинные бытовые предметы. Какие? Да какие угодно, лишь бы они выглядели естественно и не вызывали подозрения.

Это может быть бейсболка, козырек которой представляет собой остро заточенную металлическую пластину, обтянутую тканью. Или «перчатка Хейгта», один палец которой представляет собой ствол для одноразового выстрела, а тыльная сторона ладони скрывает смертоносный шип, срабатывающий при дружеском похлопывании по плечу. Или специальный мобильный телефон, действующий по принципу шокера.

Бывают стреляющие книги, спусковое устройство которых выполнено в виде закладки. Трости с выдвижными клинками, стволами и перекатывающимися внутри металлическими шарами, обладающими при ударе сокрушительной силой, способной проломить череп слону. Не отказались разведки и от применения зонтов, хотя спрос на них значительно снизился после скандального убийства болгарского диссидента. Зато в ходу пуленепробиваемые и стреляющие плащи, коварно посылающие пули из рукавов, из-под полы, даже из пряжек поясов. А также пальто и куртки, реагирующие на команду «Руки вверх!». Стоит обладателю принять классическую позу задержанного, как лезвие разрезает ткань, из дыры высовывается ствол и выплевывает заряд картечи, косящей всех, кто стоит напротив.

По-прежнему в моде пресловутый «шпионский каблук». В каблуках могут скрываться метательные сюрикены, отравленные стилеты, одноразовые пистолеты и даже мины направленного действия, по типу российской МОН-50 или американской «Клеймор-бэби». Специфика применения такой обуви заключается в том, что носить ее соглашаются только смертники. При взрыве кости ноги входят в грудную клетку террориста, так что умирает он одновременно с врагом.

Уж лучше опоясаться огнестрельным ремнем, галстуком-удавкой или перстнем «Голдфингер», стреляющим ядовитыми иглами. Удобно иметь под рукой стреляющую авторучку или цанговый карандаш-пистолет. А то и вовсе заявиться в логово врага с кейсом-пулеметом «хеклер унд кох». Весит он семь килограммов, держать его при стрельбе приходится обеими руками, дальнобойностью и точностью попадания он не отличается, но все эти недостатки окупаются внезапностью применения. Если же стрельба ведется бесшумно, то чудо-портфелю вообще цены нет.

Даже такая крохотуля, как зажигалка, способна послать пулю беззвучно. Для этого используют патрон СП-4, который сам по себе является пистолетом. Однако Нолин держал в руке плоскую зажигалку, в корпусе которой толстую гильзу не спрячешь. Тогда, может быть, что-то другое? Нужно проверить…

В кармане Нолина имелся футляр со всякой всячиной, полезной для исследований подобного рода. В частности, перочинный нож с миниатюрной отверткой и липкие нашлепки на кончики пальцев, чтобы не оставлять отпечатков. Развинтить футляр было делом нескольких секунд. Сделав это, Нолин поколдовал над механизмом и застыл в изумлении. Попадались ему разные зажигалки, но эта была поистине уникальной. В емкость для бензина была вмонтирована крошечная капсула с неизвестной жидкостью. Впрочем, вариантов отгадки насчитывалось всего две. Жидкость предназначалась либо для усыпления, либо для умерщвления. Впрыскивание производилось посредством тонкой полой иглы, высовывающейся при двойном нажатии на клавишу зажигалки. Причем делать это нужно было быстро и без паузы – в противном случае игла оставалась внутри корпуса.

Если не принимать в расчет такую мелочь, как капсула с отравляющим веществом, то зажигалка функционировала нормально. Прикуривай сколько душе угодно и медленно убивай себя никотином. А для нетерпеливых имеется специальная игла.

Нолин почесал переносицу, как поступал всегда в минуты задумчивости.

Сам факт присутствия коварной начинки его не поразил. Курительные принадлежности всегда считались весьма удобными для маскировки смертоносных предметов. Давняя и крайне недобрая шпионская традиция. Непосвященный ни за что не заподозрит опасности при виде извлекаемых из карманов сигарет, сигар, курительных трубок, спичечных коробков и зажигалок. А потом легким движением руки трубка превращается в кинжал, сигарета стреляет, портсигар взрывается, а из спичечного коробка выдвигаются контакты, производящие высоковольтный разряд.

А еще в арсенале СВР России имелись зажигалки, снабженные спусковым устройством. Заряжались они одной-единственной мелкокалиберной пулей и предназначались для выстрела в упор. Был даже случай, когда нечаянно застрелился сотрудник разведки, машинально сдвинув особый рычажок.

Конструкция зажигалки, обнаруженной в комнате Виткова, исключала несчастный случай. Иголка была короче сигареты, так что уколоть себя во время прикуривания было невозможно. Зато собеседника – запросто. Не получил ли подобный укол Витков? Или зажигалка принадлежала ему, а сигареты оправдывали ее наличие? Но это означало бы, что директор «Щита и меча» был опытным профессионалом, способным на хладнокровное убийство. Если так, то разве забыл бы он оружие, уезжая из пансиона? Нет. И он бы непременно закуривал время от времени, чтобы зажигалка в его руках не привлекала внимания.

Выходит, ее «забыли» умышленно? Не бесспорно, но вероятно, очень даже вероятно.

Взвесив все «за» и «против», Нолин собрал зажигалку и положил ее на место. Утро вечера мудренее, а если и нет, то спать все равно хочется.

Заперев дверь, Нолин спустился к себе, рухнул на постель и уснул как убитый. Тем не менее он был все еще жив.

1

Разбудило Нолина не птичье щебетанье, не солнышко, а жажда и головная боль. При мысли о том, что для него начинается новый рабочий день, ломота в висках усилилась. Он сел на кровати, растер онемевшее лицо и отправился в ванную комнату. Покончив с водными процедурами, он занялся бритьем, стараясь не приглядываться к своему зеркальному отражению. Глаза были по-кроличьи розовые, а под ними набрякли мешки. Примявшаяся шевелюра упорно не желала укладываться в аккуратную прическу.

Сорокалетие – это тот рубеж, за которым мужчина может оставаться моложавым, но никак не молодым. Организм вроде бы функционирует нормально, болячек нет, потенция и аппетит в норме, волосы и зубы на месте, силенок хватает. Однако недосыпание мгновенно отражается на облике, сколько ни приводи себя в порядок. Как в той анекдотической притче, которую любил рассказывать нолинский начальник. В двадцать лет ты можешь гулять ночь напролет, а утром по тебе никто ничего не заметит. В тридцать лет ты продолжаешь куролесить, но на следующий день твоя осунувшаяся физиономия выдает тебя с головой. Зато после сорока ты мирно почиваешь в кровати, а поутру выглядишь так, словно не успел проспаться после кошмарной попойки.

Ладно. Постепенно придем в норму. Время калечит, но оно же и лечит…

Отжимаясь от пола, Нолин составил план ближайших действий. Навести справки в полиции, раз. Наведаться в офис «Щита и меча», два. Переговорить с Жанной Каморниковой, три. Дальнейшее по обстоятельствам.

Как они сложатся?

Занятый мыслями, невыспавшийся, Нолин упустил из виду, что сотрудников проштрафившейся компании он увидит за завтраком. Не только Витков проживал в пансионе. Подчиненных разместили здесь же. Нолин сообразил это, когда спустился в холл и услышал голоса, доносящиеся из столовой.

Мадам Марго находилась на своем наблюдательном посту, давая распоряжения сухопарой женщине в переднике и наколке. И то, и другое сидело на женщине криво. Это была явно Жасмина, обладательница очаровательного имени и усиков под длинным носом.

Дождавшись, пока Марго удостоит его взгляда, Нолин поздоровался. Пока он делал зарядку и одевался, следы бессонной ночи исчезли, и теперь он вновь являл собой тип довольно-таки легкомысленного мужчины, предпочитающего самый скучный отдых любой увлекательной работе. В ответ на его приветствие Марго встала и выразила желание лично сопровождать гостя в столовую. Нолин воспринял это как должное. В солидных гостиницах принято закреплять за постояльцами постоянное место. Очень разумно. Джентльмены не устроят потасовку из-за перечницы, а их леди не окажутся за одним столом в критические дни.

Столов, кстати говоря, помещалось в комнате пять штук, и все они были накрыты белоснежными скатертями, сверкающими в солнечных лучах. Правда, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это всего лишь клеенки, однако запах пищи в столовой царил натуральный. Аппетитный и ароматный.

2

Десять пар глаз, уставившихся на Нолина, не заставили его ни расплыться в улыбке, ни смутиться. Отвесив общий полупоклон, он пожелал присутствующим приятного аппетита, равнодушно взглянул на Банщикова и занял место возле окна, куда подвела его Марго. Соседями Нолина оказались молодые клерки, худые, прожорливые и подвижные, как пара борзых. Алекс и Макс, так они фамильярно представились. Нолину тут же захотелось назваться Юрасиком, и, настраиваясь на серьезный лад, он нахмурился. Хотя, возможно, это было вызвано появлением оладий, которые Нолин терпеть не мог.

Начав разговор с погоды, он выяснил, что здешний климат вполне подходящий, удовлетворенно кивнул и напрямик спросил, когда молодые люди в последний раз видели своего непосредственного руководителя.

– Александра Борисовича? – уточнил Алекс.

– Александра Борисовича, – кивнул Нолин.

– В четверг вечером мы его видели, – сообщил Макс, азартно поедая оладьи.

Неужели такие вкусные?

Нолин поддел поджаристую лепешку вилкой, окунул ее в джем и отправил в рот. Ноздреватое тесто жевалось, как резина. Джем был чересчур приторным. Нолин пронзил вторую оладью и перевернул ее, словно надеясь обнаружить на обратной стороне что-нибудь любопытное. Он не спешил с наводящими вопросами. Ему хотелось проверить, насколько словоохотливы подчиненные Виткова. Молва о цели его визита, несомненно, облетела сотрудников фирмы. Находясь в подвешенном состоянии, они нервничают и желают отгородиться от подозрений. Будучи замешанными в преступление или непричастными к нему.

– Около половины восьмого, – подхватил эстафету Алекс, смекнувший, что отмалчиваться не слишком разумно. – После работы, в гостинице.

– Он выходил из комнаты, – сказал Макс. – Это на нашем этаже.

– Вот как? – произнес Нолин и задумчиво повторил: – На вашем этаже, значит.

После этого Макс и Алекс заговорили, перебивая друг друга. Молодые ребята, хорошо ориентирующиеся в современной жизни, они отдавали себе отчет в том, какие последствия может повлечь за собой срыв сделки. Им вовсе не хотелось оказаться в роли незадачливых стрелочников или козлов отпущения. Они не понаслышке знали, что такое «попасть на бабки». В стремлении оградить себя от подозрений парни не умолкали ни на секунду.

– Мы в ресторане решили поужинать…

– В Дакаре…

– Выходим, а Александр Борисович по коридору идет…

– Я еще хотел спросить, долго ли нам еще здесь торчать…

– Но он так на нас зыркнул, что все вопросы сами собой отпали…

– Он нес что-нибудь? – спросил Нолин, отпив кофе.

– Ноутбук, – сказал Макс. – Комп портативный.

– И папку, – добавил Алекс.

– Описать можете?

– Ноутбук?

– Папку, – сказал Нолин.

– Кожаная, – стал вспоминать Алекс. – Толстая. С золотым замочком.

– Он папку под мышкой держал, а ноутбук нес в руке, – поделился своими наблюдениями Макс.

– Та самая папка, в которой хранились оригиналы документов? – спросил Нолин.

– Очень может быть. Но мы внутрь не заглядывали…

– Любопытной Варваре нос оторвали…

– Вместе с головой, – буркнул Нолин.

– Как вы сказали?

– С головой, – сказал Макс Алексу.

Они заметно помрачнели. Нолин рассеянно вертел чашку с кофейной гущей на дне. Гадание получалось мало обнадеживающим. По словам парней, Витков собственноручно выносил из номера всю бумажную и электронную документацию, необходимую для заключения сделки. Куда он вез ее на ночь глядя? В офис? Не похоже. Если бы у Виткова было желание поработать в кабинете, он не стал бы тратить время на поездку в пансион. Или он решил сэкономить на ужине?

– Александр Борисович всегда питался здесь? – спросил Нолин.

– Утром и вечером, – ответил Алекс. – Днем мы обычно заказывали пиццу или гамбургеры.

– Он легко тратил деньги? Или был прижимистым?

– О начальстве, как о покойниках, – изрек Макс, – или говорят хорошо, или вообще ничего не говорят. Но с вами я буду откровенным.

– Окажите такую любезность, – кивнул Нолин.

– Наш директор был еще тот скупердяй.

– Скрудж отдыхает, – вставил Алекс, выросший на диснеевских мультиках восьмидесятых.

– То есть, – уточнил Нолин, – Витков мог приехать в пансион, чтобы поужинать, а потом вернуться в Дакар?

– В принципе, да, – согласился Макс. – Бензин-то за счет фирмы, а чек в ресторане нужно оплачивать из собственного кармана. Но…

На помощь замявшемуся товарищу пришел Алекс.

– Но зачем бы Александр Борисович стал мотаться туда-сюда, если документы всегда под рукой? – воскликнул он. – Видите ли, ноутбук, подключенный к Интернету, дает возможность…

– Я в курсе, – оборвал разглагольствования Нолин. – Мне известно, что представляет собой ноутбук. Вы не поверите, но и о существовании мобильной связи я тоже знаю. – Припомнив рассказ Марго, Нолин поинтересовался: – Кстати, выходя из номера, Витков разговаривал по мобильнику?

– Мобильника мы не видели, – переглянулись молодые люди.

– В каком направлении ушел Витков?

Нолин умышленно употребил слово «ушел», а не «уехал». Люди попадаются на мелочах. Взявшись лгать по-крупному, они забывают состыковать незначительные детали. Хотя Макс с Алексом говорили как по писаному:

– Уехал он, а не ушел.

– В Дакар, должно быть.

«Название столицы успело навязнуть у меня в зубах до такой степени, – подумал Нолин, – что я буду вздрагивать всякий раз, когда услышу про гонки Дакар—Париж».

Он отставил чашку и, вытирая губы салфеткой, равнодушно поинтересовался:

– С Каморниковой уехал Витков? – Нолин обвел взглядом столовую, где не было ни одной особы, подходящей под определение «сексапильная красавица». – Или Жанна ждала его в городе?

– Э-э… – протянул Алекс и посмотрел на приятеля, как бы ища у того поддержки.

– Зачем? – спросил тот.

– Рассказать вам, зачем встречаются мужчины и женщины?

– Да вообще-то не обязательно.

– Рад слышать, – сказал Нолин. – Так что насчет Виткова и Каморниковой? Они встречались в нерабочей обстановке?

– Нас это не касается, – заявил Макс. – Никаким боком.

Однако же отрицать саму возможность свидания он не стал. Отметив эту любопытную подробность про себя, Нолин продолжил викторину:

– Куда, по-вашему, делся Александр Борисович?

– Похитили его, – буркнул Алекс.

Макс добавил:

– Ежу понятно.

Нолин внимательно посмотрел на него:

– Вы зоологи?

На этот раз пришел черед Макса мяться и тянуть бессмысленное «э-э».

– Очевидный факт, – пришел на выручку Алекс.

– Откуда такая уверенность? – полюбопытствовал Нолин.

– Так четыре дня прошло! Если бы Виткова где-нибудь не прятали, то он непременно нашелся бы.

– А вдруг он прячется по собственной воле?

Парни опешили:

– Это как?

– Скрывается, – пояснил Нолин.

– От кого?

– От всех.

– С какой целью?

– Цели разные бывают. Причины – тоже.

Парни в очередной раз переглянулись и синхронно пожали плечами. Узнав от них, что Жанна Каморникова, оказывается, проживает не в пансионе, а почему-то в Дакаре, Нолин скучно кивнул и попрощался.

3

Алекс с Максом устремились к выходу, словно их отпустили на свободу после настоящего допроса с пристрастием. Подняв взгляд, Нолин обнаружил, что столовая опустела. Сотрудники фирмы спешили в офис, где у них не было никаких важных дел. Тем не менее засиживаться за завтраком под надзором администрации означало проявить недисциплинированность. Зато сама администрация в лице Банщикова никуда не торопилась. Отпустив жену, он ожидал Нолина у двери.

Сегодня Банщиков выглядел уравновешеннее, чем вчера. Нервозность во взгляде сохранилась, но суетился он меньше и старался пореже менять положение рук. А стекла его очков сверкали, как два миниатюрных прожектора. Всю ночь протирал их, обдумывая ситуацию?

– Я в вашем распоряжении, – сказал он Нолину. – Утром позвонила госпожа Кузина и в очередной раз распорядилась оказывать вам всяческое содействие. – Банщиков слегка изменил тон, давая понять, как дорожит высоким доверием владелицы фирмы, отсиживающейся в Москве. – Если вам что-то нужно, обращайтесь без смущения.

– А я и не смущаюсь, – заверил Банщикова Нолин. – Мне нужна ваша машина, Петр Семенович.

– Хотите смотаться в Дакар?

Опять этот Дакар!

– Мотаются голые по бане, Петр Семенович. Я предпочитаю ездить. И не в общественном транспорте.

Отчеканив эту тираду, Нолин растянул губы в улыбке, сохраняя холодное выражение глаз. Дистанция, дистанция и еще раз дистанция. С некоторыми людьми лучше не миндальничать, иначе их потом не поставишь на место.

Однако Банщиков оказался настырнее, чем предполагалось.

– Почему бы вам не воспользоваться услугами личного шофера, хе-хе, – воскликнул он с фальшивым энтузиазмом.

– Кто здесь шофер? – полюбопытствовал Нолин.

– Ваш покорный слуга.

Такой ли уж покорный?

– Гм. – Короткое междометие было преисполнено сомнения.

– Так будет удобнее, – заторопился Банщиков.

– Правда? – спросил Нолин с наикислейшей из всех известных ему улыбок.

– Конечно! Ведь я знаю дороги.

Это становилось любопытным. Следует ли исполнительный директор инструкциям, полученным из Москвы? Или по каким-то причинам не желает оставлять гостя без присмотра?

– Уговорили, – кивнул Нолин.

– Вот и чудненько! – просиял Банщиков.

– Но вам придется подождать.

– Хотите подняться в номер?

– Нет, – возразил Нолин. – Хочу поговорить с Марго и ее слугами.

– Но это отнимет много времени.

– У вас или у меня?

– Хе-хе, – засмеялся Банщиков. Так реагируют на подначки люди, стремящиеся прослыть необидчивыми и ценящими чувство юмора у других.

– Своим временем я привык распоряжаться сам, – произнес Нолин. – А вы вызвались посвятить свое время мне. Я ничего не путаю?

– Нет.

– В таком случае до скорого, Петр Семенович.

– Но, Юрий Викторович, я… – открыл рот Банщиков.

– Вы побудете возле машины, раз уж взялись исполнять обязанности шофера. – Это была шутка, но шутка не из приятных. Тем более что Нолин не замедлил добавить: – А в услугах переводчика я не нуждаюсь.

Ну что, уважаемый Петр Семенович, съел? Самое время надуться, замкнуться и смертельно обидеться на приезжего наглеца. Но Банщиков предпочел не обострять отношения. Развел своими длинными руками, осклабился и оставил Нолина в покое. Что было уже не просто любопытно, а подозрительно.

4

Мадам Марго не стояла за стойкой, а сидела в своем кабинете, заполняя какие-то бланки. Судя по наличию дивана, шкафа и холодильника, по ночам кабинет превращался в спальню. Экономная женщина. Даже бухгалтерией занимается собственноручно. А чем еще занимается? Вот в чем вопрос.

– Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего драгоценного времени? – церемонно произнес Нолин.

Его голова находилась внутри, тогда как все остальное оставалось за порогом. Поза смиренного просителя или робкого вздыхателя. Смена линии поведения – залог успеха. Пока женщина не очень понимает, с кем имеет дело, ее снедает любопытство, а это чувство будет посильнее инстинкта самосохранения.

В черных зрачках Марго сверкнули искорки интереса.

– Прошу. – Она указала на кресло в углу.

Неопределенно улыбаясь, Нолин подошел к креслу. Оно оказалось чересчур мягким и низким для беседы на равных. Опустившись в него, Нолин почувствовал себя комнатным мопсом на подушечке. Мопсом, вынужденным смотреть на хозяйку снизу вверх.

Крутящееся кресло Марго было значительно выше, чем то, которое предназначалось для посетителей. А покрой платья и конструкция письменного стола не позволяли прятать ноги от любопытных взоров. Или давали возможность выставлять их напоказ?

– Понравилось? – спросила Марго.

Умения провоцировать мужчин ей было не занимать.

– Да, очень уютно, – сказал Нолин. – И завтрак вкусный. Спасибо.

– Выпьете что-нибудь?

– Нет, благодарю.

– Сок баобаба, – решила Марго, пропустив ответ мимо ушей.

Она сходила к холодильнику, и очень скоро в руках Нолина оказался запотевший стакан с рубиновым напитком, мерцающим на солнце. Жалюзи в комнате были опущены, но решетки развернуты так, чтобы пропускать дневной свет. По этой причине все здесь было в полосочку. Включая ноги Марго с предусмотрительно сдвинутыми коленями. Казалось, что на ней чулки, раскрашенные под зебру.

Приятная женщина, подумал Нолин. Но во всех ли отношениях? Когда она хмурит брови, это получается у нее очень впечатляюще и очень привычно.

– Замечательный сок, – облизнулся Нолин, отставляя пустой стакан. – Прямо как каркаде. Правда, я терпеть не могу каркаде.

– Вот как? – огорчилась Марго. – Что ж, в следующий раз угощу вас чем-нибудь покрепче. – Она скопировала загадочную улыбку Джоконды. – Вы ведь к нам надолго? Много дел, верно?

Нолин покачал головой таким образом, чтобы это не означало ни «да», ни «нет».

– Надеюсь, что много, – произнесла Марго, растягивая губы в многозначительной улыбке.

Она откровенно флиртовала, и это было странно. Нолин не был красавцем, не сорил деньгами направо и налево, не обладал собственной киностудией и даже личным автомобилем. Чего добивалась от него эта привлекательная женщина с проницательными черными глазищами? Чем так заинтриговал ее Нолин и какое ей дело до целей и сроков его пребывания? Разумеется, он сам приложил определенные усилия для того, чтобы увлечь Марго, но что-то уж больно быстро она начала оказывать ответные знаки внимания. Что-то тут было нечисто. Такие женщины без боя не сдаются.

Нолин решил не поддаваться на провокацию. Не опуская взгляда ниже демаркационной линии, проходящей по крышке письменного стола, он спросил:

– Вы в курсе отношений господина Виткова с сотрудниками? С сотрудницами, я хотел сказать.

– Щепетильная тема, – усмехнулась Марго.

У нее получилось: «щьепьетильная».

– Весьма банальная тема, – не согласился Нолин. – Витков водил к себе женщин?

– Полицейские задавали мне этот же вопрос.

– И что вы им ответили?

– Правду. – Выражение лица Марго свидетельствовало о том, что она говорит чистую правду не чаще, чем явную ложь. – У месье Виткова иногда бывала переводчица… не помню ее фамилии.

– Каморникова? – Нолин ничем не выдал своего волнения.

– Похоже, что так, – прозвучал ответ.

– Жанна Каморникова. Правильно?

– Совершенно верно. Жанна. – Марго вытянула ноги вперед, перекрестив щиколотки. – Интересная девушка, но несколько вульгарная.

Недостатков, которые находят друг в друге женщины, всегда больше, чем достоинств. Незамеченными остаются только собственные изъяны.

– В чем проявлялась эта вульгарность? – спросил Нолин, упорно не замечая полосатых ног под столом.

– Приличная девушка не станет спать с мужчиной только из-за того, что он ее шеф, – охотно пояснила Марго. – Месье Витков был вдвое старше и, прямо скажем, не герой-любовник.

– А если они не занимались ничем предосудительным? Если работали над документами?

– В два, а то и в три часа ночи?

– Всяко бывает.

– Жанна Комар… Кармо… – Так и не сумев выговорить трудную фамилию, Марго нахмурилась. – Жанна и вас успела очаровать? Я вижу, вы решили выступать в роли ее адвоката.

– Наше знакомство впереди, – сказал Нолин, рассматривая комнату, вернее, ту часть интерьера, которая находилась выше стола.

– Тогда будьте осторожны.

Заурядная ревность к потенциальной сопернице? Предупреждение об опасности?

– Сотрудники фирмы ничего не говорили мне о ночных встречах Александра Борисовича и Жанны, – произнес Нолин.

– Нормальные люди в такое время спят, – заявила Марго.

– Ночью такая тишина, что слышен каждый скрип, каждый шорох…

Развить мысль до конца помешал заглянувший в кабинет Банщиков.

– Вы скоро, Юрий Викторович? – спросил он.

– Не знаю, Петр Семенович, – сухо ответил Нолин. – Если вам надоело ждать, оставьте ключи в машине и ступайте к себе.

– Но мне тоже нужно в город, – запротестовал Банщиков.

– Чем чаще вы будете меня отвлекать, тем позже вы туда попадете. Неужели не ясно?

– Да ясно мне, ясно…

Что-то бурча себе под нос, Банщиков удалился. А Нолин впервые позволил себе проследить за происходящим под столом. При появлении постороннего Марго не просто подтянула ноги, а опасливо поджала их под себя. Поза, которую инстинктивно принимают, когда видят перед собой мышь, а то и крысу.

5

После этого характер и тон беседы изменились. Неожиданно для Нолина и, похоже, для себя самой Марго пошла на попятный. Если пять минут она чуть ли не обвиняла Виткова и Жанну в разврате, то теперь всячески уклонялась от прямых ответов.

– Послушайте, – не выдержал Нолин. – Никто не тянул вас за язык. Вы сами сочли нужным сообщить мне о визитах переводчицы. Она бывала здесь, так?

– Я ее наверх не провожала, – сказала Марго.

– Хорошо. Она поднималась к Виткову самостоятельно. И что происходило дальше?

– Не знаю.

– Вы слышали возню? Шум? Разговоры?

– Ничего я не слышала.

– Как часто бывала здесь Жанна?

– Я вам не калькулятор.

– В котором часу она уходила?

– Откуда мне знать? – замкнулась Марго.

Нолин перевел дух. Закрадывалось подозрение, что Банщиков каким-то образом повлиял на хозяйку пансиона, перешедшую в глухую оборону. Не подал ли он ей какой-нибудь тайный знак, заглянув в комнату? Или это был угрожающий жест? Или само присутствие Банщикова заставляет Марго держать язык за зубами? Спросить напрямик? Бесполезно. Когда женщина начинает юлить, то лучше временно оставить ее в покое, как машину, идущую юзом. Пытаясь рулить, тормозить или газовать, ты только ухудшаешь положение.

– В таких маленьких гостиницах не бывает интимных тайн, – сделал последнюю попытку Нолин. – Те более что у горничных существует одна характерная особенность. Почему-то они непременно убирают возле тех дверей, за которыми происходит что-нибудь любопытное.

Марго отвела взгляд и сунула ладони между коленей.

– Вот и беседуйте об этом с горничными.

– Обязательно, – сказал Нолин. – А о том, в котором часу вернулся Витков в четверг и вернулся ли вообще, мне следует справиться у Кабира, верно? Ведь ворота открывает и закрывает по ночам он?

– Вы очень сообразительны.

– Тогда как насчет утра пятницы?

Марго заерзала, отчего положение ее ног сделалось не столь изящным, как до сих пор.

– В пятницу я Виткова не видела, – сказала она. – С восьми до десяти я обычно работаю с документами. – Она ткнула пальцем в стопку бумаг на столе. – Что касается Кабира, то на рассвете он открывает ворота и занимается хозяйством. Месье Витков вполне мог появиться ранним утром, подняться к себе и удалиться незамеченным.

– А завтрак? – напомнил Нолин.

– А если дело происходило до завтрака? И вообще…

– Что – вообще?

– Я раз десять рассказывала об этом полицейским. – Спохватившись, Марго сдвинула ноги так резко, что едва не раздробила коленные чашечки. – Как и о том, что не обращаю внимания на машины постояльцев, стоящие у входа. Если, конечно, они не портят газоны.

Нолину захотелось немедленно сесть за руль и прокатиться по этим газонам, чтобы проучить хозяйку за увиливание от вопросов. Хотя, с другой стороны, увиливание само по себе тоже являлось ценной информацией.

– Впервые вижу такую ненаблюдательную и такую несловоохотливую женщину, – посетовал Нолин, уставившись не на колени Марго, а на свои собственные, обхваченные переплетенными пальцами. – Может быть, Жасмина окажется сговорчивее?

– Попытайте счастья, месье.

– Где я могу ее найти?

– Здесь, – насупилась Марго, вставая. – Я сейчас ее приведу. Вам будет удобно беседовать в моем кабинете?

Ее тон был полон язвительности. Тем не менее она почему-то не выпроводила Нолина и не потребовала, чтобы он прекратил свои допросы. Это могло быть связано с опаской потерять всех русских постояльцев, работающих в одной фирме. Но у опасений бывают самые разные причины. Некоторые люди боятся разоблачений. Некоторые запуганы шантажом. А многие не хотят упускать возможность подзаработать. Люди, как это ни прискорбно, продаются и покупаются. В том числе и русскоговорящие француженки с красивыми ногами и оригинальными прическами.

– Мне будет более чем удобно, – улыбнулся Нолин, утопающий в дурацком низком кресле.

Марго смерила его высокомерным взглядом и вышла.

6

Коротая время в одиночестве, Нолин прошелся вдоль стены, на которой были развешаны фотографии в рамочках. Марго фигурировала почти на всех, но ничего похожего на семейную идиллию обнаружить не удалось. Ее окружали сплошные друзья и подруги. А среди них не было ни одного шпиона, демонстрирующего перед фотообъективом удостоверение сотрудника ЦРУ или пистолет с глушителем…

Или зажигалку с выдвижной иглой…

Нолин присел перед тумбой, на которой стоял маленький телевизор с DVD-плеером. Указательный палец медленно пополз вдоль корешков коробок с дисками, наугад выдвигая некоторые из них. В домашней видеотеке мадам Марго преобладали даже не русские, а советские фильмы. Это была в основном классика, от уморительной «Бриллиантовой руки» Гайдая до героической эпопеи Бондарчука «Война и мир». Между ними вклинивались не менее значительные и знаменитые киношедевры французов, подаривших миру Алена Делона, Пьера Ришара и Жана Марэ. Рассматривая пестрые обложки, Нолин не сразу сообразил, что именно его удивляет, а когда сообразил, не замедлил проинформировать об этом вернувшуюся Марго.

– У вас нет ни одного американского фильма, – сказал он, вставая.

– Это обвинение? – спросила она, приподняв угольную бровь.

Из-за ее плеча выглядывала порядком смущенная Жасмина, позабывшая снять резиновые перчатки, делающие ее похожей на гусыню, нервно шевелящую красными перепончатыми лапами.

– Это недоумение, – срифмовал Нолин.

– Чему вы удивляетесь? – Марго шевельнула обеими бровями одновременно.

– Все поголовно смотрят голливудскую продукцию.

– Я не «все». А слово «поголовно» звучит как «поголовье», не находите?

– А ведь и правда, – усмехнулся Нолин.

– Буду счастлива, если это открытие поможет вам в жизни.

Сарказма, заложенного в эту реплику, хватило бы на открытие нескольких язв поджелудочной железы.

– А вы не очень-то любите американцев, – поделился своими наблюдениями Нолин.

– За что мне их любить? – поморщилась Марго. – У меня русские корни, не забыли? Корни, а не корешки, как вы изволили выразиться при нашем знакомстве. И соответствующий менталитет.

– И загадочная русская душа?

– Только последний пошляк сводит высокое к низкому, – провозгласила Марго, и ее брови резко упали вниз, сойдясь на переносице, как стрелки часов. – И учтите, я использовала наиболее мягкую формулировку.

Нолин только крякнул и почесал лоб.

– Мадам, – пролепетала Жасмина по-французски, – может быть, мне зайти позже?

– Погоди, – отмахнулась Марго. – Я не закончила. Вот вы спрашиваете, почему я не люблю американцев…

– Нет, – поспешил вставить Нолин, – не спрашиваю!

– А я вам отвечу! У них есть все: сила, власть, деньги. Так почему они не удовлетворятся этим и не оставят остальной мир в покое? Зачем постоянно давят силой, властью, деньгами?

– На кого? Или кого?

– Да хотя бы на меня, – ткнула себя в грудь Марго. – Причем не в первый раз. Но я не подданная Соединенных Штатов Америки. И не сотрудница…

Она осеклась и прикусила губу с такой силой, словно решила пожертвовать ею ради сохранения какой-то страшной тайны. Но Нолину показалось, что он угадал, какие слова остались недосказанными.

Центральное разведывательное управление.

Такую гражданскую позицию француженки можно было только приветствовать. Если бы не одно «но». Агенты ЦРУ нередко обладают великолепными актерскими способностями, так что горячность Марго могла оказаться на поверку столь же искренней, как, скажем, заверения рекламодателей в доброкачественности их товаров.

С другой стороны, подумал Нолин, у американских разведчиков не хватило бы ума заблаговременно составить видеотеку без голливудских фильмов. Они просто повесили бы на стене какой-нибудь плакат с надписью «Янки, гоу хоум». Или обрядили бы Марго в футболку с портретом Фиделя Кастро. Их стиль – напор, переходящий в нахрап.

– Ваш монолог оборвался на самом интересном месте, – посетовал Нолин.

– Так и должно быть, – пожала плечами Марго. – Ведь женщина всегда загадка, верно?

– Но не до такой же степени, как ядерная боеголовка!

– Конечно! Каждая из нас хранит секретов больше, чем все атомные бомбы, вместе взятые!

Оставив Нолина ломать голову над этим утверждением, Марго покинула кабинет. С чистой совестью. Отчего-то у женщин, поставивших мужчину в тупик, совесть всегда чиста, а настроение становится прямо-таки великолепным.

Еще одна шарада, разрешение которой Нолин решил отложить до выхода в отставку.

7

Оставшись наедине с Жасминой, Нолин бегло заговорил по-французски. Вопросы были простыми и короткими, как и ответы. Да, Жасмина убирала в комнате Виткова. Нет, она приходила не когда вздумается, а когда оставленный в холле ключ свидетельствовал об отсутствии постояльца. Запасные ключи? Зачем они Жасмине? Она порядочная девушка.

«Девушка нежного сорокалетнего возраста», – мысленно добавил он.

– В четверг вы тоже убирали в тридцать втором номере? – спросил Нолин.

– Как обычно, месье, – осторожно ответила Жасмина.

– А в пятницу?

– И в пятницу, месье.

– Ничего необычного не заметили?

– Нет, месье. Хотя…

Нолин вцепился в это «хотя», как клещами, и вытянул из Жасмины признание в том, что в пятницу утром аккуратный господин Витков оставил номер в несколько… э-э… беспорядочном виде.

– Окурки в пепельнице? – предположил Нолин.

– Нет, у него была чистая пепельница, – сказала Жасмина, не задумываясь.

– Витков бросал окурки из окна?

– Он не бросал окурки.

– Стряхивал сигаретный пепел в раковину? На пол?

– Как же он мог стряхивать пепел, если он не курил!

– Никогда? – уточнил Нолин.

– Никогда, – убежденно заявила Жасмина. – В комнате месье Виткова даже не пахло дымом. Он был некурящим человеком.

– Наверное, недавно бросил. Как вы считаете?

– Почему, месье?

– Мужчины, бросающие курить, – наставительно произнес Нолин, – часто продолжают держать при себе сигареты. Если Витков прежде курил «Кент», то он держал при себе пачку именно этих сигарет. Когда желание закурить становилось нестерпимым, он доставал сигарету, разминал ее в пальцах, нюхал…

– Н…не знаю, месье.

– А потом на постели и на тумбочке остаются табачные крошки.

– Я не видела никаких табачных крошек, честное слово! – воскликнула Жасмина, молитвенно стискивая руки у груди.

– А зажигалку? Массивную металлическую зажигалку?

– Вы подозреваете, что я ее украла?

– Вот глупости! – улыбнулся Нолин. – Зачем такой хорошенькой даме, как вы, зажигалка? Вы просто передвинули ее однажды, вытирая пыль.

– Нет-нет, – замотала головой Жасмина, отступая. – Такого не было, месье. Я не видела зажигалку в комнате месье Виткова. Я к ней не прикасалась!

Больше она ничего не знала. Отпустив ее с миром, Нолин помедлил, анализируя услышанное. Итак, курительные принадлежности появились, когда уже исчез их мнимый владелец. Примечательный штришок. Но еще больше интересовала Нолина цель грубого подлога. Кто-то решил скомпрометировать Виткова? Направить Нолина по ложному следу?

Выглянув из кабинета, он пригласил Кабира. Желтолицый, как все мулаты, тот начал с трагического монолога о том, как много у него, несчастного, забот и хлопот. Прервав его, Нолин учинил Кабиру небольшой допрос и выяснил, что ворота пансиона действительно запираются на ночь, а утром открываются. Давно ли установили видеокамеру? Где-то месяц назад, когда на соседнюю виллу забрались грабители. Монитор находится в комнате Кабира, но, по правде говоря, включается редко. Почему? Да потому, что без этой дурацкой видеоаппаратуры дел хватает, а цена на электричество растет.

– Лучше бы хозяйка мне пистолет купила, – мрачно заключил Кабир. – На что мне камера? Преступников снимать?

– Напрасно вы пренебрегаете техникой, – сказал Нолин.

– Она мне ничего не дает.

– Вам – да. А полицейским?

– Что – полицейским?

– А вот представьте, – сказал Нолин, – что пансион подвергся нападению злоумышленников. Вы отважно встаете на защиту хозяйских владений, и вас убивают.

– Как? – вырвалось у напряженно слушающего Кабира.

– Неважно… Обрезком трубы по голове или кинжалом в живот. В общем, вы падаете замертво. Думаете, этим дело и закончится? Нет! – Нолин поднял палец, давая понять, что сейчас сообщит нечто важное. – Полиция прибудет на место преступления, просмотрит отснятый видеоматериал, и все узнают, каким героем вы были при жизни. Узнают, как отважно вы вступили в схватку с вооруженными уголовниками.

– А-а, – отмахнулся Кабир, улыбаясь. – Шутите? Этого не может быть.

Чего не может быть? Нападения грабителей? Или героического сопротивления? Нолин улыбнулся. Принимая его за зубоскала, Кабир расслабился и не ожидал подвоха. Отлично. Еще пара отвлекающих финтов, и настанет момент истины.

– Интересно, – сказал Нолин, – в Сенегале награждают медалями посмертно?

– Иностранцев – нет, – отрезал Кабир, оказавшись не таким простофилей, каким привык или хотел казаться.

– На чувство юмора вы не жалуетесь, – одобрил шутку Нолин. – И за словом в карман не лезете. А как у вас с наблюдательностью? – Не дожидаясь ответа, он быстро предложил: – Ответьте-ка, милейший. Когда вы провожали месье Виткова, он нес ноутбук, пакет и папку. А вернулся с одним только пакетом. Говорят, это был белый пакет с логотипом «Пумы», и в нем звякали бутылки. Это было пиво или что-то покрепче?

Такая причудливая смесь правдивой и ложной информации должна была озадачить Кабира и замаскировать расставленный капкан. Нолин преподнес возвращение Виткова как очевидный факт, не требующий подтверждения. Его якобы интересовало содержимое мифического пакета. Подобные уловки часто достигают цели при изобличении преступников и лжесвидетелей. Мозг человека не способен одновременно реагировать на избыточное количество разнообразной информации.

И действительно, Кабир затосковал, как пес, которому швырнули несколько косточек, разлетевшихся во все стороны.

– Пиво? – спросил он, морща пергаментный лоб. – Пакет?

– Это ночью, – сбил его с толку Нолин. – Вечером Витков уезжал с кейсом и папкой. Правда, пакет тоже был, но без бутылок.

– Не знаю, месье, – вскричал Кабир страдальческим голосом. – Я не провожал его к автомобилю. Что-то он нес, но что?

– Неважно. Меня интересует момент возвращения.

– Если бы он вернулся поздно, как хозяйка, ему пришлось бы сигналить, чтобы я открыл ворота.

– Ну, посигналил, – небрежно произнес Нолин. – И что дальше?

– Не было такого случая, чтобы месье возвращался после закрытия пансиона, – твердо заявил Кабир. – Я ему ворота не открывал и пакета не видел. Возможно, месье Витков приехал уже утром? Но по утрам я занимаюсь работой. Знали бы вы, сколько у меня дел. Эта ленивая ослица Жасмина пальцем о палец…

– Достаточно, – остановил Нолин поток пустого словоблудия. – Я вижу, ничего существенного вы мне сообщить не можете или…

– Или? – напрягся Кабир.

– Или не готовы. Это мягкая формулировка. Подумайте над ней на досуге. И если вам придут в голову какие-нибудь умные мысли, обязательно поделитесь ими со мной, договорились?

– Вы как тот полицейский, только хуже, – пожаловался Кабир, утирая лоб. – И охота вам набрасываться на честных людей?

– Нет, – признался Нолин. – Представьте мне официальную справку о том, что вы честный человек, и я первым пожму вам руку, попрошу прощения за доставленные неудобства и даже возмещу моральный ущерб. Но мне еще не попадались люди с такими справками. А вам?

– Все больше жулики и пройдохи, – подтвердил Кабир со скорбной миной.

– Вот видите! Так что не обижайтесь и продолжайте бдительно стоять на страже хозяйских интересов.

– А куда я денусь?

Ответ сопровождался горестным вздохом.

– А если деваться некуда, то мужайтесь, и всего хорошего…

Как только Кабир вышел, на его месте возникла Марго, всем своим видом давая понять, как сильно надоел ей бесцеремонный постоялец.

– Прошу простить, – сухо сказала она, – но больше не могу вам уделить ни времени, ни места в моем офисе.

Она была воплощением бизнесвумен, под чутким руководством которой функционирует целая сеть отелей класса «Хилтон».

Не вступая с ней в пререкания, Нолин смиренно покинул пансион, который уже не радовал его своим гостеприимством.

1

Банщиков пасмурно прохаживался возле стоянки. С руками, заведенными за спину, и вытянутой вперед шеей он напоминал потерявшего что-то журавля. Джип стоял в гордом одиночестве – обитатели пансиона уехали в городской офис.

– Провели дознание? – осведомился Банщиков, завидев Нолина.

Тот ответил не сразу, рассеянно озирая окрестности. Вчерашнего микроавтобуса не было. Никто из прохожих не походил на шпиков. Солнце сияло в небе ярко и беззаботно, просеивая лучи сквозь густую зелень.

– Какое там дознание, – махнул рукой Нолин, подавляя зевок.

– А я, признаться, надеялся на положительный результат.

– Отрицательный результат, он и в Африке результат.

Банщиков нахмурился, пытаясь уловить смысл сказанного. Напрасно. Нолин и сам не понимал, что изрек.

– Поехали? – предложил он.

Мужчины сели в автомобиль и отправились в направлении Дакара.

Двигатель белого «Лендровера» работал ровно, но заставлял прислушиваться к себе, как дыхание спящего старика, которое в любой момент может смениться кашлем или хрипом. В прогретом солнцем салоне удушливо пахло автомобильной косметикой. Решив, что основу ароматизатора составляет что-то цитрусовое, Нолин почувствовал себя так, будто его окунули в стакан горячего чая с лимоном.

– Душно, – сказал он.

– К дождю, – пояснил Банщиков. У него был тон деревенского жителя, привыкшего к любым погодным катаклизмам.

Дорога вынесла их на пологий холм, откуда открывался вид на океан, плавно обведенный неправдоподобно четкой линией горизонта. Морская гладь была разноцветной: синяя вдали, она постепенно набирала голубизну, а ближе к берегу и вовсе становилась зеленой. Фиолетовые и желтоватые пятна делали расцветку океана чересчур пестрой, чтобы художник мог написать пейзаж и не получить упреков за модернистский подход к пейзажу.

В полосе пенного прибоя виднелись крошечные фигурки серфингистов, а по яркой водной поверхности было разбросано множество катеров, лодок и шхун.

– Сюда тысячи туристов съезжаются, чтобы поймать марлина, тунца или хотя бы парочку сардин, – пояснил Банщиков. – При каждом солидном отеле рыболовный клуб с инструкторами и снаряжением. Не увлекаетесь?

– Чем? – рассеянно спросил Нолин.

– Рыбалкой.

– В определенном смысле да. Надеюсь на хороший улов, Петр Семенович. В ближайшем будущем.

Ответ озадачил Банщикова. К чему Нолин и стремился. Рыбаки со спиннингами навели его на мысль о том, что без крючка с наживкой не обойтись. Кто-нибудь да клюнет. Главное, сберечь наживку. Поскольку в этом качестве придется выступать не кому-нибудь, а самому Нолину.

Океан скрылся из вида. Противоположный склон холма был застроен виллами с колоннами, арками, декоративными башенками и каменными стенами, увитыми плющом, лианами и олеандрами. Сквозь яркую зелень проглядывали оранжевые пятнышки апельсинов, над кронами деревьев растопырились пальмы, повсюду порхали бабочки, большущие, как птицы, и птицы, яркие, как бабочки.

Земной рай?

Зная историю освоения Зеленого Мыса, эти места райскими не назовешь. Долгое время здесь находились колониальные владения Франции. Первым делом они возвели на месте Дакара католическую церковь, где приобщали темных туземцев к христианству, а затем соорудили морской порт, откуда этих самых туземцев сплавляли в просвещенную Европу и свободолюбивую Америку. Всего из Дакара было вывезено около двух миллионов рабов, отловленных на Африканском континенте. А восемь миллионов человек умерли по пути от эпидемий, голода, жажды, тесноты и духоты. Разумеется, западные правдолюбцы об этом ни гугу, как помалкивают они о десяти миллионах истребленных американских индейцев. Поминать ужасы большевизма и сталинских репрессий удобнее. Обвинять россиян в дикости привычнее. На Западе все белые и пушистые, а в России – кровавым прошлым по уши замараны.

Бедных чеченских боевиков трогать не моги, подумал Нолин, а мирных иракцев десятками тысяч уничтожать точечными бомбометаниями – это демократично, это гуманно и правильно. До того подло, что даже несправедливостью не назовешь. Ну ничего, однажды все переменится и пойдет игра в другие ворота.

Если бы Нолину предложили назвать причины, побуждающие его рисковать жизнью на опасной службе, ему хватило бы этой. Одной-единственной.

2

На подъезде к Дакару джип, сбавив скорость до нескольких километров в час, проехал мимо поселения ремесленников, представляющего собой настоящий музей под открытым небом. Между круглыми хижинами, крытыми соломой, бродили толпы туристов, наблюдая за работой сенегальских умельцев. Прямо у них на глазах создавались изделия, которые тут же приобретались по сходной цене: раскрашенные маски, статуэтки из красного дерева, крокодиловые мокасины, ремешки для часов из змеиной кожи, кувшины, бусы, костяные амулеты. Все это шумело, бурлило, пестрело и колыхалось настолько заманчиво, что Нолину внезапно захотелось обзавестись сувениром на память. Но когда он высказал намерение купить змеиный ремешок, Банщиков покачал головой:

– Категорически не рекомендую, Юрий Викторович.

– Почему? – удивился Нолин.

– Согласно местным поверьям, змеи непременно приползают к останкам сородичей, а змей в Африке предостаточно.

– До Москвы не доберутся.

– Но и вы сами пока что не в Москве.

Дружеское предостережение, похожее на замаскированную угрозу?

– Через пару дней буду дышать столичным угаром во все легкие, – беспечно произнес Нолин, хотя притормозить все же не попросил.

Банщиков бросил на него косой взгляд, характерный для больших птиц:

– Разве вы не собираетесь довести поиски до конца?

– Конец, он разным бывает, Петр Семенович.

– Вы кажетесь мне человеком, который признает конец только одного рода. Победный. Разве не так?

– По правде говоря, не очень-то я верю в успех, – признался Нолин. – И что нам даст обнаружение Виткова, живого или мертвого?

– При нем могут оказаться документы, – напомнил Банщиков.

– Чепуха. В наш компьютерный век не проблема напечатать хоть миллион экземпляров контрактов.

– А подписи? А визы, печати, лицензии, декларации?

– За российской стороной дело не станет, – отмахнулся Нолин. – Резину тянут сенегальцы, напуганные случившимся. Виткова устранили не только для того, чтобы сорвать сроки контракта, но и в целях устрашения. Глядите, мол, чернокожие друзья, как легко решаются проблемы подобного рода. Если уж Россия не в состоянии дать отпор, то Сенегалу и подавно не выстоять. Посадим самых упрямых в мешок и перетопим, как котят. – Нолин мрачно усмехнулся. – Американцы не озвучивают этого вслух, но явно подразумевают.

– Американцы? – переспросил Банщиков. – Почему вы подозреваете их, а не кого-нибудь другого?

– Поляков? Украинцев? Эстонцев?

– Ну, есть и другие страны…

– За исключением Франции, в этот регион никто не лезет, потому что Соединенные Штаты объявили его зоной своих интересов.

– Тогда к исчезновению Виткова могут быть причастны французы…

– Согласен. Но при условии, что их президент напросился на прием к госсекретарю США и получил лицензию. Таких сведений пока нет.

– Хорошо, что вы не стали дипломатом, Юрий Викторович, – сказал Банщиков, – не то ваши оценки политической ситуации постоянно портили бы международные отношения.

– Они давно оставляют желать лучшего. И история с похищением – веское тому доказательство. Америка постоянно идет на обострение. И Виткова она нам не вернет. Ни за какие коврижки.

– Значит, выхода нет? – тоскливо спросил Банщиков. Взгляд его был предельно острым и внимательным.

Нолин подмигнул:

– Выход пусть янки ищут. Нам вход нужен.

– Это как?

До сегодняшнего утра у Нолина не было ответа на этот вопрос. Но теперь его посетило настоящее вдохновение.

– Я веду поиски для маскировки, – заговорил он вполголоса. – На самом деле я уполномочен предложить сенегальским партнерам вознаграждение за возврат на исходные позиции. Им щедро заплатят, если они возобновят переговоры. Назовем это государственной премией. Понимаете?

Нолин резко оглянулся, как бы опасаясь слежки или даже присутствия посторонних на заднем сиденье.

– Нет, – прошептал Банщиков, заражаясь его тревогой.

– Фирма «Щит и меч» удаляется с поля, – тихо произнес Нолин. – Сделку осуществит Минобороны без всяких посредников. А чтобы туземцы восприняли замену партнера с пониманием, им пополнят банковские счета. Кроме того, Сенегал получит хорошую скидку на первую партию товара. Все это я разъясню им, как только на меня выйдут заинтересованные африканские лица, а выйти они должны со дня на день, потому что по телефону им уже намекнули, что к чему. Теперь ясно?

– Ясно, – пробормотал Банщиков, останавливая джип. – Яснее некуда. Нас решили бортануть. Кинуть, проще говоря. А кто возместит нам затраты?

– Лично вы потратили хоть копейку из своего кармана? – Нолин внезапно перешел с шепота на полный голос. – Или, может, ваша госпожа Кузина раскошелилась на телохранителей для Виткова? Нет? Тогда помалкивайте в тряпочку! – Нолин позволил себе сорваться на крик. – На чужой шее решили в рай въехать? Не выйдет! – Он погрозил пальцем, после чего начал постепенно смягчать тон. Нолин работал один, поэтому ему приходилось самолично исполнять классические роли как «злого следователя», так и «доброго». – Извините за резкость, Петр Семенович, но накипело, понимаете? Знали бы вы, в какую сумму обойдется российской казне разгильдяйство некоторых деятелей! Сами вы ни при чем, а Кузина? А Витков? Наломали дров, а нам расхлебывать…

– Кашу, – тихо сказал Банщиков, задумчиво поглаживая руль стоящего джипа.

– Что? – не понял Нолин.

– Расхлебывают заваренную кашу, а не наломанные дрова, Юрий Викторович.

– Будь по-вашему. Но если вы кому-нибудь хотя бы намекнете на содержание нашей беседы, то будут вам и дрова на лесоповале, и каша в лагерном бараке. – Нолин придал взгляду мрачную решимость. – Меня, конечно, за разглашение государственной тайны по головке не погладят, но вам вообще головку свинтят или оторвут напрочь. Вопросы есть? Вопросов нет. Тогда трогайте. – Нолин нетерпеливо повел подбородком. – Как-никак мы с вами директора, призванные поддерживать дисциплину на рабочих местах.

– Какая, к черту, дисциплина, – поморщился Банщиков, выжимая сцепление.

В этом он был прав. Решившись на блеф, Нолин самым бесцеремонным образом нарушил инструкции, правила, субординацию и далеко вышел за рамки своей компетенции. Зато авантюра являлась такой же неожиданностью для противника, как и для начальства СВР. Можно было не сомневаться, что Банщиков кому-нибудь да проговорится об интригах на межгосударственном уровне и об истинной цели визита Нолина. Если не напрямую американцам, то жене или сослуживцам, а уж дальше слухи просочатся без помех.

Нолин бросил перчатку и теперь ожидал реакции вражеской стороны. Проблема состояла в том, что в ближайшем будущем ему предстоял не честный поединок, а битва с целым подразделением ЦРУ, окопавшимся в Дакаре. Затишье на невидимом фронте подходило к концу.

3

Прежде чем наведаться в офис, Нолин попросил Банщикова отвезти его к полицейскому участку, где было заведено дело об исчезновении гражданина России. Ничего нового узнать там Нолин не рассчитывал, но вреда от визита не было.

Полицейский участок и в Африке был полицейским участком. Местная волокита ничем не отличалась от российской. Сперва дежурный разглядывал, нюхал и норовил попробовать на зуб предъявленные документы, потом вздохнул и велел препроводить Нолина по назначению.

На лестнице царила чистота и порядок. Ступени были влажными после недавней уборки. Впечатление портила крохотная капелька крови, на которую едва не наступил Нолин. Кто-то недавно прошел здесь не в лучшем виде и не в самом хорошем расположении духа. И не по своей воле. Да и много ли найдется желающих добровольно шляться по полицейским участкам?

В длинном коридоре, обшитом пластиком, стояла почти такая же длинная скамья. Трое из пяти посетителей были прикованы к ней наручниками. Идущих они встретили светящимися надеждой взглядами. Надежда погасла, как только стало ясно, что Нолин не из комиссии по правам человека и не адвокат, явившийся с требованием освободить незаконно задержанных граждан. Один из них прижимал к носу окровавленную бумажную салфетку. Возвышающийся над ним полицейский похлопывал себя по ладони дубинкой и внимательно смотрел на Нолина. Он не скрывал, что привык разминаться по утрам более основательно.

В кабинете комиссара полиции пахло чесноком и ядреным одеколоном. Комиссара звали Абу Фейяд – это был круглоголовый, темнолицый мужчина в тесноватом мундире с блестящими пуговицами. При появлении Нолина он вежливо встал, а потом плюхнулся в кресло, не предложив гостю сесть. Объяснялось это просто. В кабинете не было ни единого стула. Это давало возможность Абу Фейяду наслаждаться растерянностью посетителей и значительностью собственной персоны. Чем он и занимался на протяжении всего разговора.

Для начала Нолин пояснил цель своего визита.

– Витков, Витков, гм, – забормотал комиссар, делая вид, что не сразу может сообразить, о ком идет речь.

Нолин на помощь не спешил, разглядывая фотографии полногрудых красоток за спиной Абу Фейяда. Их было три, все они носили кожаную сбрую и мушкетерские ботфорты. Подбор настенных календарей наводил на мысль, что хозяин кабинета хранит в сейфе заветную плетку-семихвостку. Правда, извлечена оттуда была всего-навсего папка канцелярского образца. Открыв ее, Абу Фейяд долго шуршал тремя или четырьмя страницами, а потом важно произнес:

– Я предполагаю, что месье Витков нелегально покинул пределы Сенегала.

– На каком основании? – осведомился Нолин.

– На том основании, что в стране его нет.

– А вы его хорошо искали?

– Мы осуществляли и осуществляем все необходимые действия, предусмотренные инструкцией, – напыщенно заявил Абу Фейяд. – Поэтому предлагаю вам не тратить попусту время. Ни свое, ни мое. Видели, сколько у меня работы? – Он кивнул на дверь. – И это только начало дня. Потом вообще будет голову некогда поднять.

А полы придется драить почти непрерывно, мысленно продолжил Нолин, глядя то на комиссара, то на листы, подшитые к папке.

– Мне нужна информация, – сказал он.

– Она всем нужна, – ответил Абу Фейяд. – Мы живем в эпоху информации, не так ли?

– Так, – согласился Нолин, доставая из кармана деньги. – И я, поверьте, понимаю ее ценность, как никто другой.

– Дача взятки карается законом, – предупредил комиссар.

– Я не собираюсь давать вам взятку, – возразил Нолин, приближаясь к столу, – равно как и ломать священные баобабы. Я чту закон. – Пересчитывая деньги, он уронил стодолларовую купюру на пол, но, конечно, не заметил этого, продолжая свой небольшой спич. – Я просто прошу пойти мне навстречу. Если есть какие-то новые сведения о месье Виткове, то мне хотелось бы их получить.

– Это ваше право, месье, – сказал Абу Фейяд, проявивший такую же неловкость, как и его посетитель. Правда, обронил он ручку, а не деньги. И, вздохнув, полез за ней под стол. А когда снова уселся на место, стодолларовая купюра чудесным образом испарилась.

Нолин обнаружил это, когда отвернулся от ужасно заинтересовавшей его карты города на стене.

– Итак? – произнес он.

– Следствие установило, – продекламировал комиссар, уставившись на протокол, – что в последний раз месье Виткова видели в баре «Черный лев» в портовом квартале Ребеасс. Его опознал по фотографии бармен. Витков выпил бокал пива, расплатился и ушел в сторону причала. Это было примерно в половине десятого ночи.

– Насчет пива бармен ничего не напутал? – спросил Нолин.

– Наши осведомители никогда ничего не путают. А почему вы так решили?

– Русский, пьющий пиво среди ночи, – это вызывает сомнение.

– Разве? – насторожился Абу Фейяд.

– Мы обычно пьем пиво по утрам, – доверительно произнес Нолин, – а вечером переходим на водку или коньяк. Нет, бывают, конечно, исключения. – Он прикоснулся к груди. – Лично я предпочитаю трезвый образ жизни. Но месье Витков, как бы это вам поделикатнее объяснить…

– Много пил, а?

– Хоть и не хочется бросать тень на соотечественника – увы.

Абу Фейяд заглянул в протокол.

– Тут так и написано черным по белому, – объявил он. – Бармен сразу заметил, что посетитель навеселе. Однако в «Черном льве» он заказал только пиво. Скорее всего, успел набраться где-то по пути. – Заметив, что Нолин клонится вперед, Абу Фейяд стремительно захлопнул папку. – От этих пьяниц вечно одни неприятности. Шляются где попало, а потом пропадают.

– Где же шлялся месье Витков? – пробормотал Нолин.

– Следствием не установлено. Бордели в ту ночь он не посещал, в морг не попал, на больничной койке не оказался.

– Не инопланетяне же его похитили!

– Верите в маленьких зеленых человечков на летающих блюдечках? – подмигнул Абу Фейяд. – А говорите, что трезвенник…

– Я не верю в маленьких зеленых человечков, – заявил Нолин с достоинством. – Это обстоятельство и не позволяет мне принять версию загадочного исчезновения. Люди не пропадают бесследно, и вам как полицейскому это отлично известно. Отыскиваются мотивы, улики, свидетели. Выясняются приметы и личности преступников.

– Все так, да не совсем так, месье.

– Простите?

– Следствие фактически завершено, – пояснил свою глубокую мысль комиссар. – Без улик и свидетелей. Исходя из того, что месье Витков выбрал столь странное место для прогулки, мы сделали вывод. Кха, кха! – Прежде чем озвучить этот вывод, комиссар как следует прочистил горло. – Витков заплатил капитану какого-нибудь корабля и нелегально покинул Дакар.

– Вы отправили запросы на судна, отчалившие из порта в этот период? – спросил Нолин.

– Их десятки.

– То есть не отправили?

– Мы обзвонили всех капитанов, которые находятся в пределах досягаемости, – выкрутился Абу Фейяд. – А ведь, помимо морской версии, существуют другие. Например, месье Витков предпочел воспользоваться самолетом, автобусом или поездом.

– Его приметы и фотографии разосланы по отелям и вокзалам? – поинтересовался Нолин.

– Разумеется, мсье. – Отведя взгляд, Абу Фейяд продемонстрировал ужасающее косоглазие.

– Могу я взглянуть на образец?

– Я не вправе разглашать вам тайны следствия.

– А другим?

– Вы на что намекаете? – помрачнел Абу Фейяд.

– Не наводили ли справки о моем соотечественнике какие-нибудь посторонние люди?

– Нет, мсье.

– Вы уверены?

Глаза комиссара уже не косили, а бегали из стороны в сторону, как на старинных ходиках с изображением кошачьей физиономии.

– Да, мсье, – сказал он. – Вы удовлетворены? А теперь я хочу напомнить вам одну вещь, о которой вы забыли. В этом кабинете вопросы задаются мной, а не мне. Учтите это на будущее, если не хотите удостовериться в этом лично. – Абу Фейяд комфортно развалился в кресле, с вызовом поглядывая на стоящего Нолина. – Приезжал тут в прошлом месяце родственник одной бельгийской наркоманки, которую якобы изнасиловали в камере полицейские. Братец оказался очень настырным, к тому же репортером какой-то газеты. Торчал посреди комнаты на вашем месте и грозил мне чуть ли не Гаагским трибуналом. – Абу Фейяд тихонько засмеялся. – И чем это закончилось? Скандалом, месье, скандалом. Вызываю я коменданта тюрьмы, чтобы выслушать его объяснения. И что вы думаете? Бельгиец, такой уравновешенный с виду, набрасывается на него с кулаками! Наносит побои, зафиксированные нашим врачом.

– Но и сам без травм не обошелся, – предположил Нолин, качнувшись с пятки на носок.

– А как же иначе, месье! – обрадовался Абу Фейяд. – Пришлось немного помять его, оттаскивая от несчастного коменданта. Но этим не закончилось. Фокус в том, что затем – в присутствии свидетелей, разумеется, – в карманах этого бельгийского хулигана обнаружили пакет героина и охотничий нож. Видимо, он собирался повторить подвиг вашего соотечественника, зарезавшего швейцарского авиадиспетчера. Его приговорили к трем годам тюрьмы…

– И он удавился в камере на собственном галстуке, – понимающе кивнул Нолин.

– Нет, месье, так далеко дело не зашло. Бельгиец оказался не только рассудительным, но и состоятельным человеком. Не каждый способен выйти под залог в четверть миллиона евро, согласны? – Абу Фейяд уже откровенно издевался. – Вот у вас, месье, есть такие деньги?

Он ждал, что Нолин испугается, и тот не замедлил продемонстрировать, как нелегко ему спрятать дрожащие руки в карманы брюк.

– Нет, – пробормотал он.

– В таком случае я бы порекомендовал вам соблюдать предельную осторожность.

– Непременно. Вас не обременит еще одна маленькая просьба?

– Выкладывайте, – смилостивился комиссар.

– Будьте любезны, покажите на карте, где находится бар «Черный лев», – попросил Нолин.

– Настоятельно советую держаться подальше от порта, месье. Там неблагоприятная криминальная обстановка.

– Я рискну.

– Воры, грабители, уличные хулиганы, – принялся перечислять Абу Фейяд.

– Я родился и вырос в Москве, – сказал Нолин. – Не доводилось бывать?

– Нет. Зато дакарские доки повидал.

– И живы-здоровы.

– Мое дело – предупредить, – заявил комиссар, подошел к настенной карте и ткнул в южную оконечность мыса, на котором раскинулся Дакар. – Это примерно здесь, – прокомментировал он. – Спросите у прохожих.

– Непременно, – улыбнулся Нолин, прочитав название улицы.

Он сомневался в достоверности полученной информации, обошедшейся российской казне в две тысячи шестьсот рублей по текущему курсу. Но интуиция подсказывала, что в портовом кабаке кроется кончик той ниточки, которая ведет в нужном направлении. Тонкая, ненадежная, хитро запутанная, но все-таки ниточка. Почему бы не дернуть?

4

Офис фирмы «Щит и меч» размещался в паре кварталов от здания Центрального банка Западной Африки – исполинского бетонного кактуса, торчащего над крепостными стенами, куполами мечетей и плоскими крышами жилых домов. Если бы не обилие темнокожих пешеходов, улицу можно было переносить в любой европейский город, не нарушив тем самым архитектурной целостности. Ну а в Лондоне или в Париже, наводненных африканскими эмигрантами, Альмади-Руан пришлась бы ко двору вместе со здешними обитателями. Да видит Аллах, она ничем не отличалась от британских стритов и французских авеню. Империализм есть власть международного капитала плюс глобализация всей планеты. Гастарбайтеры всех стран, соединяйтесь!

Банщиков шел впереди, указывая Нолину путь. Поднявшись на четвертый этаж многоэтажного здания, они вошли в арендуемое помещение. Комната была просторная и светлая. Находящиеся в ней сотрудники встрепенулись и принялись спешно закрывать компьютерные игры и интернетовские странички. Алекс и Макс, поглядывая на вошедших, стали о чем-то перешептываться, сделавшись похожими на пару молодых гомиков, замышляющих мировую сексуальную контрреволюцию. Жена Банщикова положила руки на стол и застыла окаменевшим сфинксом. Возраст ее не поддавался определению. Как и цвет волос, обработанных несколькими красителями сразу. Звали ее Людмилой, вот и все, что было о ней известно.

Поздоровавшись, Нолин не без иронии попросил сотрудников не отрываться от неотложных дел и отказался от любезного предложения Банщикова уединиться в директорском кабинете. Он предпочитал познакомиться с Жанной Каморниковой. Выяснилось, что переводчице выделена отдельная комната. Чтобы не наделала ошибок, как пояснил Банщиков. Нолин кивнул, хотя, по его мнению, главные ошибки всегда делались людьми не на виду, а за закрытыми дверьми.

Внешность Жанны была лучшим тому подтверждением. При виде ее Нолин автоматически отнес рассказы об аскетизме Виткова к разряду сомнительных мифов. Сероглазая, русоволосая, стройная, загорелая, она знала, какое впечатление производит на мужчин, и делала все, чтобы впечатление это получалось неизгладимым. Нолина она встретила прямым взглядом, точным и прицельным, как выстрел в упор. Ее стол был повернут к окну левым боком, и лицо Жанны, затененное с одной стороны, выглядело контрастным, как на художественной фотографии. Одетая во все белое и нежно-голубое, она казалась милой и возвышенной… если не присматриваться к напряженной линии скул и плотно сжатым губам. Раскрашенные ярко-розовой помадой, они походили на две слипшиеся карамельки.

Нолин, не испрашивая разрешения, опустился на стул, втиснутый между стеной и письменным столом, представился, провел пальцем по корешкам словарей, образующих внушительную башню, и стал задавать набившие оскомину вопросы.

Жанна отвечала быстро и четко, не пряча холодных серых глаз.

Да, она виделась с Витковым в четверг, но только на рабочем месте. Нет, вечером они не встречались. И вообще они по вечерам не встречались, да будет известно уважаемому Юрию Викторовичу. Объединяло ли их что-нибудь, кроме работы? Уж не на секс ли намекает Юрий Викторович? В таком случае он напрасно старается. Жанна Каморникова не спит с пожилыми сотрудниками. С молодыми сотрудниками она тоже не спит.

– А как насчет совместного принятия пищи? – спросил Нолин.

– Приглашаете меня поужинать? – усмехнулась Жанна.

Именно этого она ожидала, надеясь на свое обаяние. Жалко было ее разочаровывать. Девушка привыкла к тому, что при виде ее мужчины теряют голову. Если бы не Нолин, она бы и дальше пребывала в этом приятном заблуждении.

– К моему глубочайшему сожалению, нет, – вздохнул он. – Я говорю о ваших походах в ресторан вместе с Александром Борисовичем.

Это была стрельба наугад. Но Нолин почему-то поверил Марго, утверждавшей, что Жанна навещала Виткова по ночам. О правдивости француженки свидетельствовало то, что она начала отказываться от первоначальных слов, словно коря себя за излишнюю откровенность. А если эта парочка являлась в пансион после полуночи, то где-то же она проводила время? Наверняка не в кино и не на приморском бульваре.

5

Жанна молчала, изучая выражение лица Нолина. Он тоже молчал. Его выдержке и спокойствию позавидовал бы миллионер, скрывающий доходы от налогового инспектора.

– А, вспомнила, – неохотно заговорила Жанна. – Однажды Александр Борисович действительно пригласил меня поужинать.

Нолин улыбнулся и, качая головой, показал три пальца.

– Что вы этим хотите сказать? – занервничала переводчица.

– Не один, а три раза, Жанночка.

– А почему я должна перед вами отчитываться?

– Не надо отчитываться, – улыбнулся Нолин шире. – Нужно говорить правду. Это легко и приятно. При условии, что у вас совесть чиста.

– Абсолютно, – заверила его Жанна.

– Вам бы еще память хорошую, так вам бы цены не было.

Поколебавшись, Жанна решила улыбнуться. Ее главным оружием являлись женские чары, и она принялась помаленьку пускать их в ход.

– Александр Борисович был такой одинокий, такой печальный, – сказала она. – Мне хотелось развеселить его немного.

– Вы своего добились, Жанночка, – одобрительно произнес Нолин. – Обычно после вашего ухода Александр Борисович даже молодел от счастья. Много ли старику надо? Чуточку ласки, несколько нежных слов… Ваши коллеги хоть и завидуют вашему привилегированному положению, но в душе относятся к вам с пониманием. Кто-то же должен заботиться о шефе, верно?

– Погодите, – попросила Жанна, брезгливо морща нос. – Что за чушь? Какая ласка? Какие привилегии? Вы про отдельную комнатушку? – Она повела перед собой рукой. – Да вы представляете себе, во что может вылиться неточность при переводе контрактов или технической документации?

– Я не имею ничего против вашего кабинета, – заверил ее Нолин. – Речь вообще не о нем. Мы-то с вами знаем, что в служебной обстановке пожилому мужчине непросто расслабиться. – Он заговорщицки подмигнул. – Другое дело при мягком свете, под тихую музычку. – Нолин предостерегающе выставил ладонь. – Не спешите обзывать меня лжецом и сплетником, не спешите выставлять меня вон. Во-первых, у меня достаточно полномочий, чтобы отправить вас туда, где девушки становятся еще более болтливыми, чем им назначено природой. Во-вторых, ваше запирательство будет расценено как стремление скрыть свою причастность к преступлению. А теперь, когда между нами не осталось недомолвок, я спрошу напрямик: вы спали с Витковым?

Жанна была бы не женщиной, если бы не задала встречный вопрос.

– Кто из них вам настучал? – осведомилась она, кивая на перегородку.

– Лестница, Жанночка.

– Чего-чего-о?

На мгновение гламурная оболочка слетела с переводчицы, обнажив ее подлинную сущность. Воспитывалась явно не в интеллигентной семье, родилась не в столице, пробивала дорогу в жизни самостоятельно, всеми доступными средствами и частями тела. Из таких амбициозных и беспринципных девушек получаются неплохие охотницы за мужскими головами и секс-шпионки. По какой из этих двух дорожек пошла Жанна Каморникова?

– Ничаво, – передразнил Нолин. – Лестница в пансионе скрипучая. Ночью мышь не проскользнет незамеченной. Вы ведь весите побольше мышки, Жанночка?

– Не ваше собачье дело! – прошипела она. – И вообще, не лезьте в мою личную жизнь, вы!

– Кого я вижу? Базарную ларечницу? Подругу люберецкого уркагана? Или все же сотрудницу солидной фирмы, беседующую с начальником?

– Вы сыщик, а не начальник!

– Сыскарь, – пробормотал Нолин.

– Что?

– С такой интонацией говорят «сыскарь», а не «сыщик». Вы что, из блатных? Тянули срок? По фене ботаете?

– Извините, – опомнилась Жанна. Суставы ее стиснутых в кулачки пальцев побелели.

– Ноготки не обломайте, Жанночка, – вернулся к прежней манере общения Нолин.

Она машинально разжала ладони. Посидела немного, уставившись в стол, а потом вскинула взгляд. Ее личико снова было бесстрастным, глаза – ясными, губы – не искривленными злобой.

– Вот что я вам скажу, Юрий Викторович, – произнесла она ровным тоном. – Не вам решать, с кем мне спать, а с кем нет. Да, я пару раз поддалась на уговоры Виткова. Да, между нами существовали не только служебные отношения. Что с того? К его исчезновению я не имею ни малейшего отношения. Пугайте меня, арестовывайте, пытайте… Все равно ничего другого вы от меня не услышите.

– И при близком знакомстве? – вкрадчиво осведомился Нолин.

Он показал собеседнице кнут, а теперь манил пряником. Неважно, нравился ли этот пряник Жанне Каморниковой. Если она работает на ЦРУ, то сблизиться с агентом СВР ей сам шпионский бог велел. Если же она просто мелкая хищница, готовая спать с мужиками ради собственной выгоды, то особенно отпираться ей тоже не резон.

– Это предложение познакомиться поближе? – спросила Жанна без обиняков. – Вы слишком спешите. Я не перескакиваю из постели в постель, как блоха.

– Тогда ресторан? – предположил Нолин. – Для начала.

– Вы сами не захотели пригласить меня поужинать.

– А вот теперь приглашаю. Вы мне не откажете?

– Откажу, – сказала Жанна, почувствовавшая себя значительно увереннее на изученной вдоль и поперек территории отношения полов.

Нолин, конечно же, огорчился:

– Почему, Жанночка?

– Потому что я приехала в Сенегал не из-за африканской кухни, которая меня, признаться, не вдохновляет.

– Из-за чего же вы приехали? – полюбопытствовал Нолин.

– Серфинг. Знаете, что это такое?

Еще бы не знать. Джигитовка на досках по гребням океанских волн. Красивые девушки не часто выбирают подобное времяпрепровождение, предпочитая фланировать по твердым, гладким поверхностям, без риска покалечить нижние конечности.

– Вы занимаетесь серфингом? – уточнил Нолин.

– Мои друзья занимаются, – ответила Жанна. – Они уже третий сезон подряд проводят в Сенегале. Я устроилась в «Щит и меч», чтобы побывать здесь за счет фирмы.

Такое признание частично объясняло, почему столь красивая девушка работает переводчицей, вместо того чтобы штурмовать модельные агентства с портфолио под мышкой. Даже если это была ложь, то ложь вполне правдоподобная.

– Всегда мечтал посмотреть на настоящих серфингистов, – сказал Нолин.

– Мне они тоже нравятся, – со значением улыбнулась Жанна. – Загорелые, спортивные, смелые.

– Раз вы отвергли мое приглашение, то, может быть, сами меня пригласите?

– Куда?

– На пляж, – пояснил Нолин. – Полюбуюсь на этих чудо-молодцев, а то и сам попытаю счастья.

– На доске? – заулыбалась Жанна.

– Лучше на надувном матрасе.

– С моими парнями?

– Предпочел бы с вами.

Флирт начал забавлять Жанну. Окинув Нолина очередным оценивающим взглядом, она хмыкнула:

– Набиваетесь в ухажеры?

– Всего-навсего вкрадываюсь к вам в доверие, – скромно признался Нолин.

Обдумав услышанное, Жанна Каморникова передернула плечами:

– Обещать не буду, но, возможно, однажды возьму вас для компании. Вы ведь на колесах?

– Угу, – подтвердил Нолин, представляя себе джип Банщикова, со скрипом переваливающийся через песчаные дюны.

– Диктуйте телефон.

Жанна достала мобильник.

Процедура не заняла много времени. Оставив девушке координаты, Нолин попрощался и вышел. Нельзя сказать, что он не поверил ни единому слову Жанны Каморниковой, но сомнений она порождала больше, чем доверия. Как любая красавица.

1

Предложение прокатиться в Ребеасс Банщиков воспринял без энтузиазма, но и без возражений. Он уже смирился со своей судьбой. Или изображал апатию. Время покажет, решил Нолин.

Езда по оживленным улицам заняла около получаса. Приближение портового района Нолин определил нюхом. Пахло рыбой – как свежей, так и не очень. В Ребеассе находились рыболовные причалы, а не пристани для белоснежных океанских лайнеров. У берега качались на волнах шхуны, моторки и прочие суденышки, не поддающиеся идентификации. Всюду торчали ржавые сваи и прогнившие доски. Вода была маслянистой и радужной от нефти. Над ней торчали оборванцы с удочками. Чайки ловко лавировали среди путаницы пеньковых канатов и стальных тросов.

Поиски бара отняли еще минут пятнадцать. Отыскать его помогла темнокожая девочка на велосипеде. Банщиков и Нолин совсем приуныли, колеся по набережной, застроенной всевозможными увеселительными заведениями, походящими издали на пакгаузы или рыбохранилища, на которые налепили яркие вывески. Девочку окликнули в два голоса, потому что она была единственной надеждой заплутавших туристов. Остальные предпочитали прятаться от жары по домам и кабакам.

– Мадемуазель! – крикнули Нолин и Банщиков.

Девочка затормозила шлепанцем и остановилась. Ей было лет четырнадцать. Она притворялась, что не понимает ни слова по-французски, и обрела дар речи не раньше, чем получила мелкую купюру.

– Это там, месье, – сказала девочка, указывая в узкий проулок, куда не протиснулась бы и малолитражка «Мини-Купер», тем более что во избежание подобных случаев въезд туда преграждала цепь, растянутая на низких столбиках. – Но зачем вам «Черный лев»? Поехали к моим сестрам. Они живут совсем рядом, и у них найдется все, что нужно мужчинам. Выпивка, еда плюс все остальное.

– И много у тебя сестер? – спросил Банщиков, опираясь на открытую дверцу джипа.

– Четыре, – прозвучало в ответ. – Две старшие, две младшие. Пообщаться с младшими будет в два раза дороже. Вы любите маленьких девочек?

– Очень! – прорычал Нолин, переступая с ноги на ногу, чтобы не увязнуть подошвами в расплавившемся асфальте. – Петр Семенович, прихватите наручники, кляпы и хирургические инструменты. Будем общаться с маленькими девочками… Эй, куда ты?

Велосипедистка, раскачиваясь из стороны в сторону, с дребезжанием помчалась прочь. Улица снова опустела.

Как там изволил выразиться комиссар? Неблагоприятная криминальная обстановка? Мягко сказано.

– О времена, о нравы! – воскликнул Банщиков.

Нолин приостановился, размышляя, отправиться ли на разведку в одиночку или прихватить с собой спутника. Думать было лень. Несмотря на близость океана, духота стояла одуряющая.

– Тропики, – напомнил Банщиков, обмахиваясь ладонью. – Сезон дождей приближается.

Голос у него был бодрым. Он явно не боялся дождей и не стремился душой к родным полям и березкам.

– Пойдете со мной? – спросил Нолин.

– Оставить машину без присмотра? – отозвался Банщиков. – Здесь? Да ее по винтикам разберут за время нашего отсутствия. Или угонят к чертовой матери.

«Лендровер Дискавери» не выглядел таким уж вожделенным призом для угонщиков. А снимать с него изношенные колеса имело смысл только в том случае, если воры специализировались на переплавке резины.

– Как хотите, – сказал Нолин.

Банщиков моментально полез в джип, раскалившийся на солнцепеке. По непонятной причине он не пожелал укрыться в тени дома. Уселся за руль и высунул голову в окно, уподобившись моллюску, готовому в любой момент юркнуть под защиту своего панциря.

У Нолина возникло ощущение близкой опасности. Все происходило как во сне, когда ожидаешь приближения чего-то страшного в своей неотвратимости. Залитая солнцем улица, безлюдные тротуары, редкие автомобили, застывшие посреди искореженной мостовой… Яркая, почти нереальная в своей четкости картинка… Общую неподвижность нарушала лишь пересекающая улицу крыса, почти такая же тощая, как ее веревочный хвост, волочащийся по асфальту…

Нет, не только крыса!

Нолин шагнул вперед и остановился.

2

До проулка, указанного малолетней сводницей, было метров десять. Если бы Нолин, не мешкая, вошел в эту затененную расщелину, ему пришлось бы прижаться к рыжей кирпичной стене, чтобы разминуться со встречным пешеходом.

А таковой как раз появился. Здоровенный негр в мятых бежевых штанах, вразвалочку идущий по проулку.

Это был настоящий гигант с бицепсами, грозящими порвать короткие рукава рубахи. Расстегнутая до половины, она приоткрывала не менее могучую и рельефную грудь. На шоколадных мышцах темнокожего Геркулеса проступали вздувшиеся вены и играли матовые блики света. Почти все его лицо занимали раскатанные в ширину губы и приплюснутый нос с раздутыми, как у самца гориллы, ноздрями. Выше, вместо глаз, чернели капли зеркальных очков. Они были направлены прямо на Нолина.

Настоятельно советую держаться подальше от порта, месье, – прозвучал в мозгу потусторонний голос Абу Фейяда.

Зрительная память подсказала, что еще секунду назад узкий коридор между зданиями был пуст. Геркулес материализовался не в дальнем конце, а из какой-то двери или ниши в середине прохода. Он начал движение, как только Нолин шагнул вперед, и шел неестественно медленно. Как будто непредвиденная задержка вынудила его корректировать скорость движения. Как будто он не спешил выбираться на открытое пространство. В его правой руке поблескивала бутылка пива.

Я, ха-ха, порекомендовал бы вам соблюдать предельную осторожность…

Нолин продолжал стоять на месте. Обычная полулитровая емкость выглядела в лапище африканского Геркулеса размером с бутылочку «Пепси». Он держал ее не так, как если бы попивал пиво на ходу. Кулак, обхвативший горлышко, был развернут иначе. Чтобы нанести бутылкой неожиданный удар по голове.

Привет от Абу Фейяда? Похоже на то.

Повернувшись к «Лендроверу», Нолин запустил руку в окно, бесцеремонно сорвал очки с ойкнувшего Банщикова и водрузил их себе на нос.

– Чуть не забыл, – громко прокомментировал он свои действия по-французски. – А без этих стекляшек я слеп, как крот.

– А? – дернулся Банщиков.

– Сидеть! – прошипел Нолин и пошел к проулку, из которого тяжело и медленно, как танк, надвигался Геркулес.

Нолин беспечно шел навстречу. Шаг, еще шаг, еще. Нога поднялась, переступая цепь, преграждающую проезд транспорту. И опять шаг, и опять…

Обрывочные мысли в голове сменялись со скоростью двадцать четыре кадра в секунду.

Когда нанимают уличных головорезов, им непременно сообщают приметы жертвы. Вряд ли полицейские успели смотаться в Ребеасс, чтобы ознакомить Геркулеса с фотографией Нолина. Вероятнее всего, заказ поступил по телефону. Абу Фейяду было достаточно продиктовать номер джипа, который подъедет к «Черному льву», и описать сорокалетнего русского, стремящегося в этот бар. Он среднего роста и определенно не очкарик. Какая удача, что долговязый Банщиков остался сидеть в машине! Как вовремя подвернулись под руку его очки!

– Господин Нолин, – крикнул Банщикову обернувшийся Нолин, – я только найду бар и вернусь за вами. Ни с кем не заговаривайте по-русски, иначе могут ограбить!

Остановившийся Геркулес смотрел то на одного, то на другого, пытаясь определить, кто же из двоих ему нужен. Кому он должен преподнести небольшой урок, шарахнув его бутылкой по башке?

До него было метра два. Между ним и зданием – полтора. Ныряя в этот зазор, Нолин почувствовал себя так, словно его вот-вот размажет по стене многотонным грузовиком. Сосчитав до трех, он резко развернулся вокруг оси, ожидая увидеть занесенный кулак или бутылку. Но Геркулес купился на трюк с очками. Он решил, что человек по фамилии Нолин остался сидеть в джипе. Его привлекала высунутая голова Банщикова, а не оставшийся за спиной незнакомец. Пивная бутылка в его руке приподнялась на уровень поясницы. По сжимающему горлышко кулаку потекла пена, похожая на верблюжью слюну.

Два бесшумных прыжка, и вот уже Геркулес в пределах досягаемости. Схватив его за ворот рубахи, Нолин с силой рванул ее вниз. Материя затрещала по швам, но выдержала. Могучие бицепсы противника оказались скованными спущенной на локти рубахой. Свившись жгутом, она обрела прочность каната.

Геркулес обернулся через плечо, не понимая, что происходит. Он привык во всем полагаться на свою физическую силу и сделал яростную попытку развести руки в сторону. Во все стороны полетели пуговицы, рикошетящие о стены. Отступивший назад Нолин ринулся вперед, тараня спину гиганта всем корпусом. Зацепившись обеими ногами за цепь, тот плашмя рухнул на асфальт.

Бутылка и руки, запутавшиеся в лохмотьях рубахи, не позволили Геркулесу смягчить падение. Он впечатался лицом в мостовую, и Нолин отчетливо услышал хруст треснувших очков. Нельзя было терять ни секунды. Стоило Геркулесу опомниться, и он бы моментально обрушился на обидчика с яростью, усиленной болью и возмущением. Но Нолин не дал ему такой возможности. Оседлав лежащего Геркулеса, он схватил его за уши и принялся неистово колотить громадной головой об асфальт. Раз за разом лицо противника впечатывалось в мостовую, производя сочный звук, напоминающий удары мокрой тряпкой по полу. Геркулес лишь сдавленно охал. Смятые дужки и осколки очков вонзились в его физиономию, из носа хлестала кровь, расквашенные губы превратились в лепешку. Пивная бутылка давно выскользнула из ослабевшей руки, а ноги беспомощно елозили по мостовой, задевая за цепь. Когда же и эти движения прекратились, Нолин сцепил пальцы в замок и трижды врезал обеими руками по обращенному к нему затылку. Он метил в основание черепа, чтобы обезопасить себя на тот случай, если Геркулес все же сумеет встать и перейти в контратаку. С нарушенным вестибулярным аппаратом ему будет сложновато не то что наносить точные удары, но и сохранять равновесие.

При этом Нолин не испытывал угрызений совести и не задумывался о вероятности того, что он расправился с ни в чем не повинным человеком. Вероятность эта была весьма мала, тогда как риск отправиться в реанимацию был значительно выше допустимого. Нолин просто сделал то, что должен был сделать, чтобы не сойти с дистанции в самом начале. Порученное задание было для него важнее многих моральных и этических норм, которые соблюдают люди других профессий.

Любой разведчик – законченный циник. Иначе нельзя. Оперируя пациента, хирург думает не о милосердии, а об удалении поврежденного органа, иначе он будет вынужден отложить инструменты, чтобы не причинять боль ближнему. Прокурор, руководствующийся христианской заповедью «не судите и не судимы будете», может подавать в отставку. Боксер, возлюбивший соперника, как себя самого, должен отказаться от победы.

Точно в таких же жестких рамках находился Нолин, расправившийся с потенциальным противником. Он не имел права на сочувствие темнокожему Геркулесу. Вместе с тем не испытывал он ничего похожего на ненависть, злорадство или удовольствие. Когда обстановка требовала того, Нолин уподоблялся боевому роботу. Его учили этому с первого дня вербовки. И он отлично усвоил все основные уроки, начиная с самого первого, преподнесенного ему в девятнадцатилетнем возрасте.

3

Начало восьмидесятых годов Нолин (носивший тогда свою первую и настоящую фамилию) встретил первокурсником престижнейшего московского Института международных отношений, не ведая того, что МГИМО является «кузницей кадров» для КГБ. Сдав вступительные экзамены и получив вожделенное койко-место, он вселился в общежитие, накупил множество общих тетрадей и приготовился грызть гранит науки. Грызть поначалу пришлось окаменевшую воблу, запивая ее пивом. Банкет по случаю новоселья был оплачен из дырявого кармана Нолина. Так распорядился сосед по комнате, кудрявый орловец Самойлов. Он перешел на четвертый курс института, однако по непонятной причине не поехал ни на практику, ни домой. Торчал в общаге, то валяясь на кровати, то пропадая невесть куда. Нолин предполагал, что Самойлов проводил время с девчатами, и, выставляя угощение, втайне надеялся, что новый приятель возьмет его с собой.

Обернулось иначе.

Вместо того чтобы болтать о сексе, музыке и футболе, Самойлов как-то незаметно перевел тему на Комитет государственной безопасности и, поглядывая на Нолина, заявил, что треть студентов МГИМО является стукачами, а каждый пятый получает распределение на Лубянку. При этом он проявил завидную осведомленность в вопросах вербовки сексотов, их регистрации, поощрения и даже процитировал наизусть стандартный текст заявления.

– В чем и расписываюсь собственноручно, – закончил Самойлов, – такой-то, такой-то под оперативным псевдонимом Юный Барабанщик.

– Почему Барабанщик? – спросил Нолин, поджаривая спичкой плавательный пузырь воблы, насаженный на спичку. Получился черный комочек, который можно было перемалывать зубами, как своеобразную жевательную резинку.

Но угоститься лакомством под пивко не довелось.

Самойлов молча изобразил барабанщика за ударной установкой и пояснил:

– Стучит.

– Зачем ты рассказываешь это мне? – спросил Нолин, весьма мнительный по молодости лет.

– Ты в МГИМО, – пожал плечами Самойлов. – Тебя непременно попытаются завербовать. Чистые руки, – тихонько пропел он, – горячее сердце, холодная го-ло-ва-а… Получишь ключи от явочной квартиры, станешь пороть там сокурсниц, подпаивая «Тамянкой», купленной на жалованье. В рублях, а не в сребрениках.

– Меня не завербуют.

– У-у, братец. Уговорят, застращают. Это же целая наука, а называется она «Основы агентурно-оперативной деятельности». Не ты первый, не ты последний.

– А какой по счету будешь ты? – прищурился Нолин.

– Я не стукач, – возмутился Самойлов.

– Тогда откуда такая осведомленность?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Нолин пожалел о том, что сел пить пиво с Самойловым. И вообще, как дальше вести себя с соседом? Объявить ему бойкот? Притвориться, что ничего особенного не произошло? Нет, лучше всего попросить коменданта поселить Нолина в другую комнату. Не потому, что Самойлов – стукач. Он как раз вербовщик. Молодой да ранний ученый со специализацией по агентурно-оперативной деятельности.

– Неохота пить, – заявил Нолин, заворачивая в газету рыбьи останки. – Пойду прогуляюсь.

– Успеешь, – сказал Самойлов таким тоном, словно уже не сомневался в своем праве распоряжаться и командовать.

– Я тебе не подчиненный, понял?

– Но, может быть, будущий коллега, а?

Самойлов подмигнул. Прозрачнее намека не бывает.

– Не-а, – скучно протянул Нолин. – Мы с тобой по разным специальностям, и пути у нас разные. Не пересекающиеся в пространстве.

– У-у, как ты запел.

– Лучше петь, чем стучать. На барабанах.

– Погоди ты, дурило, – поморщился Самойлов. – Никто тебе стучать не предлагает.

– А что мне предлагают?

– Работу. Другую. – Самойлов понизил голос. – По правде говоря, ты у меня первый. Для меня очень важно, чтобы ты согласился.

– Продвижение по службе? – спросил Нолин.

– Что-то в этом роде.

– А с чего ты взял, что я гожусь для твоих опытов?

– Характеристики. – Самойлов принялся загибать пальцы. – Биография. Анкетные данные. И многое еще, и многое другое, – закончил он, ухмыляясь, – о чем не говорят, чему не учат в школе. Короче, ты нам подходишь. По всем статьям.

Нолин встал и, неуклюже переставляя негнущиеся ноги, подошел к шкафу, чтобы взять пиджак. Из зеркала на него смотрел бледный заморыш с перекошенными губами. Он негодовал и трусил, но негодовал меньше, чем трусил. Это и есть главный критерий отбора секретных осведомителей КГБ. Им нужны трусы и подонки. Осторожно, как будто боясь потерять равновесие, Нолин повернулся вокруг оси и вернулся за стол.

– Так-то лучше, – кивнул Самойлов. – Готов к серьезному разговору?

– Как пионер, – сказал Нолин. Изнутри в голову ударило что-то темное, тяжелое, гадкое, поднявшееся со дна души. Это оно смотрело глазами Нолина, оно говорило его голосом, оно не отважилось покинуть комнату. – Пионер – всем пример, – пробормотал он. – В коротеньких мокрых штанишках. Но без барабана. Я не стану играть на пионерском барабане, ясно? С-суки. – Определение было достаточно емким, но чересчур коротким, поэтому пришлось произнести его еще дважды. – Суки, суки! – Дальше поперла совсем уж нецензурная брань, и Нолин не отказал себе в удовольствии озвучить все, что думает о начинающих чекистах с гнилыми подходцами.

– Придержи язык! – насупился Самойлов. – Много себе позволяешь, братец.

Лучше бы он этого не делал.

– Я позволяю? – переспросил Нолин, светясь улыбкой голливудского ковбоя, которого внезапно парализовало с выставленными напоказ зубами. – Они тут из меня незаконнорожденного сына Железного Феликса лепят, а я позволяю? – Перегнувшись через стол, Нолин отобрал у Самойлова бутылку «Жигулевского» и, кроша зубы, взялся срывать крышку, невнятно приговаривая: – Они еще пивком решили побаловаться за мой счет. Перебьетесь! И вообще, уматывай отсюда, холодная голова. Знать тебя больше не желаю, чекистский выкормыш.

– А в лоб? – поинтересовался Самойлов, не то чтобы пьяный, но и не трезвый, как стеклышко. – С ним по-хорошему, а оно…

«Ур-раган сметет с л-ладони-и», – взревело в голове Нолина, мешая расслышать продолжение.

– Оно?

– Ага, – подтвердил Самойлов. – Среднего рода.

По-гусарски запрокинув бутылку, Нолин захлебнулся хлынувшей в носоглотку пивной пеной. Чихая и кашляя, он увидел сквозь слезы ухмыляющегося Самойлова, перехватил бутылку за горлышко и метнул ее, как гранату, чтобы не видеть, не слышать, не помнить, чтобы все взорвалось, пошло прахом, разлетелось на мелкие осколки, вдребезги. Но бутылка просто разбилась о стену, а взорвался Нолин, пошел вразнос, потерял голову вместе со всеми заложенными в нее правилами поведения, кодексом строителя коммунизма и нормами социалистического общежития. Не помня себя, он и окружающий мир воспринимал урывками, смутно, сквозь пелену, застилающую глаза.

Вот перед ним физиономия Самойлова крупным планом, перекошенная, окрашенная в багровый цвет, но не оттого, что его душат, а оттого, что буквально все видится Нолину в кровавых тонах, судорожно дергающимся, искаженным. Он стискивает пальцы на ненавистной шее до тех пор, пока изображение не переворачивается, словно в упавшей кинокамере, только не кинокамера это упала – рухнул сам Нолин, и уже не Самойлов перед ним, а половицы с облупившейся краской и щелями, забитыми грязью.

Новый поворот, новая смена кадра: прямо перед глазами стремительно удаляющаяся спина. Бежишь, Самойлов? Драпаешь? Врешь, не уйдешь!

Где-то что-то кричат, но прислушиваться некогда и разлеживаться некогда, поэтому Нолин, оттолкнувшись от пола, несется за убегающим – сквозь дверной проем, по коридору, мимо распахивающихся дверей, по проваливающимся вниз ступеням. Дальше – кубарем, вместе со схваченным за шкирку Самойловым, под доминошный перестук кафельной плитки, под девчачий визг, под возбужденные возгласы парней.

«Задушишь, мудак!» – кричали Нолину, и он думал отрешенно: «Конечно, задушу, обязательно».

«Отпусти!» – уговаривали его навалившиеся со всех сторон студенты, а он мысленно возражал: «Ни за что!»

Его лупили по пальцам, ему запрокидывали голову, его тянули за волосы, но боль не ощущалась, потому что он сам стал сгустком боли, ослепляющей, пронзительной, не утихающей. И когда его все же удалось оторвать от полузадушенного Самойлова, он еще долго бесновался в толпе, не обращая внимания на заломленные руки и душную тяжесть множества тел.

А потом – как отрезало. Завод закончился. Преисполнившийся тоскливой апатии, Нолин с кем-то выпивал, выслушивал чьи-то исповеди и откровения о том, что все бабы бляди, а потому глупо из-за них ломать дружбу и копья. Он кивал, кивал и не заметил, как застолье переместилось в его собственную комнату, где оскорбленный Самойлов, обмотавший шею полотенцем, долго отказывался пойти на мировую, но потом согласился, выпил и, поупиравшись, пожал протянутую руку. Когда собутыльники разбрелись кто куда, он спросил напрямик:

– Разболтал, из-за чего драка вышла?

– Нет, – ответил Нолин. – Сказано же тебе: не сексот я. За то, что с тормозов сорвался, извини, но больше ко мне на кривой козе не подъезжай. Забыли про КГБ, договорились?

– Вот чудак-человек, – огорчился Самойлов. – Да я к комитетчикам никакого отношения не имею.

Они сидели за неубранным столом, вперив друг в друга мрачные взгляды. Голая лампочка, свисающая с потолка на длинном витом шнуре, ярко освещала комнату с затененными углами и таинственными тенями, пляшущими по стенам. Оба изрядно выпили, но хмель странным образом выветрился, хотя языки оставались развязанными.

– Зачем же тогда охмурял? – спросил Нолин.

Самойлов дернул плечами:

– Это вступление было. Преамбула.

– Амбула, преамбула… толком говори.

– Я хотел, – сказал Самойлов, – предупредить тебя, а потом предложить выбор. Но, видно, опыта маловато. Не в ту степь меня занесло.

– Какой выбор? – насторожился Нолин.

– Комитет, – подмигнул Самойлов, – нейтралитет или…

– Ну?

– Третье.

– Что третье?

– Ты во Франции когда-нибудь бывал?

– Нет.

– А хотел бы? – Самойлов снова подмигнул и затянул битловскую: – Ми-ише-ель, ма белль…

Нолин хлопнул ладонью по столу:

– Давай-ка без мишелей обойдемся.

– Хорошо. В разведку хочешь?

Вопрос прозвучал так обыденно, что Нолин даже не удивился.

– Меня зовут Бонд, Джеймс Бонд, – ухмыльнулся он. – Прошу продлить лицензию на убийство вплоть до декабря текущего года.

– Бонд отдыхает, – скривился Самойлов. – Я про настоящую разведку.

– Разыгрываешь?

– Нисколько.

Не поверить было невозможно. Таким тоном и с таким выражением лица не шутят. Глядя Нолину в глаза, Самойлов неопределенно улыбался. Общаговская комната оставалась прежней, а мир стремительно менялся.

– Записывай, – сказал Нолин.

– Не так все просто, – ответил Самойлов. – И потом, за тобой должок.

– Какой?

– Ты знаешь какой.

– Ну, врежь, – склонил повинную голову Нолин. – Заслужил.

– Еще как заслужил. До сих пор глотать больно. – Самойлов принялся массировать шею. – Ты же меня чуть не задушил, свинья такая.

– Свинья, – кротко признал Нолин, сунув в рот кусок колбасы. – Бей, не стесняйся. Я не обижусь.

По закону жанра, Самойлову следовало примирительно потрепать его по плечу и произнести соответствующий тост за мужскую дружбу, способную выдержать любые испытания на прочность, однако Нолина ожидал сюрприз. Ничего похожего на тост не последовало.

– Еще бы ты обижался, – произнес посуровевший Самойлов и вдруг резко, без замаха выбросил вперед кулак, метя в жующие губы Нолина.

Охнув, тот опрокинулся вместе со стулом и приготовленной к наполнению чашкой. Окровавленный кусок, вывалившийся изо рта, напугал его до потери пульса, но, убедившись, что перед глазами не кончик откушенного языка, а ломоть колбасы, Нолин завозился на полу, беспомощный, как перевернутый на спину жук.

– Ну, спасибочки, – приговаривал он, осторожно двигая лопнувшими губами, – ну, уважил.

– Будет тебе наука, – сказал Самойлов, помогая ему встать.

– Знаем мы вашу науку. Основы агентурно-оперативной деятельности?

– Нет. Другая наука. Сегодня я ознакомил тебя с негласным девизом внешней разведки. Теперь ты его до конца дней не забудешь.

– Что за девиз? – проворчал Нолин, поднимая стул и неловко усаживаясь на него. Он двигался с такой осторожностью, словно находился в кубрике попавшего в шторм корабля.

– Не верь, – начал Самойлов, – не бойся, не…

– Не проси? Это жизненное кредо уголовников.

– Не прощай. Две большие разницы, как говорят в Одессе.

– Разница налицо, – согласился Нолин, трогая опухшую губу. – Я щеку прокусил, придурок. Предупредил хотя бы.

– Мы не на рыцарском турнире и не на дуэли, – отрезал Самойлов. – Удар в спину, засада, неожиданное нападение, бегство – все это основные элементы тактики настоящего разведчика.

– Подло как-то, – скривился Нолин.

– Подло? А ты учитываешь, что мы чуть ли не в одиночку противостоим целым государствам с армией, полицией, спецслужбами? Против нас все и вся. Это честный бой? Один на всех, все на одного? Да ты и часа не продержишься за границей, если не научишься быть хитрым, коварным, беспощадным, жестоким.

– Да я об этом только и мечтал с детства, – съязвил Нолин.

Самойлов сделал вид, что не услышал иронии.

– Тогда считай, что твоя мечта начинает сбываться, – сказал он.

Поколебавшись, Нолин пожал протянутую руку. Через месяц он ушел из института и поступил в совсем другое учебное заведение. Туда, где учили не верить, не бояться и не прощать. Никому. Никогда. Ни за что.

4

Африканский Геркулес испытал на собственной шкуре, что значит cтолкнуться с русским разведчиком-нелегалом, вынужденным принять бой. Он все еще находился без сознания, когда Нолин умело и деловито опустошил его карманы. Обнаруженная среди прочих вещей визитка комиссара полиции Абу Фейяда принесла облегчение. Как Нолин ни убеждал себя, что действовал в пределах необходимой обороны, ему было бы неприятно сознавать, что он расправился с ни в чем не повинным человеком. Теперь все стало на свои места.

– Он мертв? – пролепетал бледный, как привидение, Банщиков, отважившийся наконец приблизиться к месту схватки.

– Не больше, чем я, – сказал Нолин, отряхивая колени.

– За что вы его?

– Я расист, разве вы не знали? Ненавижу негров и набрасываюсь на них при первом удобном случае.

– Зачем вы назвали меня своей фамилией?

– Обезопасил себя на случай судебного преследования, – ответил Нолин. – Пострадавший очнется в полной уверенности, что я – это вы, а вы – это я.

– Никак не могу привыкнуть к вашей манере шутить, – признался Банщиков, опасливо поглядывая на лежащего Геркулеса.

Его пальцы вздрогнули и поскребли асфальт. Ноги тоже пришли в движение. Приподнявшись на локтях, он дико посмотрел по сторонам, явно не соображая, где он находится и что с ним приключилось.

– Верните мне очки, – прошептал Банщиков. – Нужно немедленно уезжать отсюда.

– Позже, – сказал Нолин, задействовав один угол рта.

Его губы были сжаты, образуя слегка искривленную линию. Держась позади Геркулеса, он снял очки, сложил и сунул их в карман. Не вынимая руки, Нолин взял очки таким образом, чтобы они стали торчком, оттопыривая брюки на правой ляжке.

– Встать, – скомандовал он.

Геркулес не встал, а сел, еще не вполне полагаясь на подгибающиеся ноги. Его физиономия была страшнее любых ритуальных масок африканских колдунов. Один глаз совершенно заплыл, превратившись в щелку, второй увеличился в размерах, обнаружив перед собой Нолина в классической позе человека, изготовившегося к стрельбе, не вынимая руку из кармана.

– Месье Фейяд приказал тебя убить, – сказал он по-французски. – Это была ловушка.

– За что? – воскликнул потрясенный Геркулес.

– Ты слишком много знал.

– Я ничего не знал, я просто…

– Ты просто оказался не в то время не в том месте, – перебил Геркулеса Нолин, выуживая в памяти подходящие фразы из боевиков. – Мне искренне жаль тебя, парень. Сам я против тебя ничего не имею, но Абу Фейяд… Сам знаешь, как он подозрителен.

– Разрешите мне позвонить ему, – взмолился Геркулес.

– Тогда я сам попаду ему в немилость. Если комиссару донесут, что я не прикончил тебя на месте…

– Никто не узнает! Клянусь!

– Какой мне смысл тебя жалеть? – спросил Нолин.

– Кто-то идет, – трагически прошептал озирающийся Банщиков. – Нас арестуют.

Геркулес использовал выпавший ему шанс. Попытавшись лягнуть Нолина в живот, он перевернулся на четвереньки и сорвался с места, как спринтер, услышавший выстрел.

– Стой! – прошипел Нолин.

Оклик подстегнул беглеца лучше всякого хлыста. Делая огромные прыжки, он пересек открытое пространство и скрылся за углом, произведя совершенно неизгладимое впечатление на компанию подвыпивших британских матросов.

– Что с ним? – спросили они, не отваживаясь приблизиться к «Лендроверу». – Кто его так?

– Мы ничего не видели, – поспешно заявил Банщиков.

– Драка или поножовщина, – сказал Нолин по-английски. – Вы здесь поосторожнее, ребята. Это настоящие джунгли.

Возбужденно переговариваясь и озираясь, матросы пошли своей дорогой.

– Нам тоже нужно сматываться, – произнес Банщиков. – Если этот раненый буйвол вернется…

– Он уже забился в какую-нибудь нору, скулит и гадает, как избежать расправы, – сказал Нолин. – Способность мыслить логически восстановится не раньше, чем заживут синяки и ссадины, а это произойдет не скоро. Так что ничего не бойтесь, ждите меня и не вздумайте уезжать один. Я скоро.

Банщиков, который еще несколько минут назад не пожелал оставить джип без присмотра, испустил горестный вздох и покорился. В другой день он, возможно, не проявил бы такой сговорчивости, но не сегодня. Расправа над чернокожим детиной еще слишком живо стояла перед глазами Банщикова. Единственное, о чем он попросил, было:

– Постарайтесь не очень задерживаться, ладно? И возвратите мне очки, если они вам больше не понадобятся.

– Надеюсь, – улыбнулся Нолин и был таков.

5

В тупичке, где находился бар «Черный лев», остро воняло мочой и отбросами. В мусорных баках, выставленных на улицу, шуршали то ли бродячие кошки, то ли крысы. Дверь была закрыта, и это давало надежду на работающий кондиционер.

Действительно, внутри оказалось прохладно. Войдя в бар, Нолин был вынужден остановиться, привыкая к полумраку. Среди разноцветных кругов, плавающих перед глазами, вырисовались очертания заурядного питейного заведения со стойкой, высокими табуретами и круглыми столиками. Посетители присутствовали, но сперва Нолин заметил призрачное сверкание зубов и белков глаз, а потом уж стал различать темные лица. Он был единственным светлокожим посетителем. Странное место для посиделок выбрал Витков. Даже если ему, непьющему, вдруг страстно захотелось угоститься пивом.

За стойкой стоял жирный мулат. Учитывая его габариты, можно было предположить, что скудный ассортимент спиртного в баре объясняется дефицитом свободного места. Толстяк едва умещался в тесном пространстве между стойкой и стеной. Одно неверное движение – и разноцветные бутылки посыплются с полок на пол.

– Что будет пить месье? – осведомился бармен. Его французский язык заставил бы позеленеть от зависти завсегдатаев светских салонов Петербурга девятнадцатого века.

– Месье будет пить охлажденный апельсиновый сок, – тихо сказал Нолин. – И он заплатит пятьсот местных франков за угощение.

– О? – Бармен вздрогнул, зацепив полку с бутылками.

Если он будет вести себя так импульсивно, то запасы алкоголя в его заведении значительно сократятся. Предостерегающе вскинув руку, Нолин уточнил:

– При условии, что вы сообщите что-нибудь занимательное.

Бармен произвел несложные расчеты и решил, что лишние двадцать баксов ему не помешают.

– В Дакаре великое множество отличных музеев, – произнес он, наполняя стакан. – Я бы порекомендовал вам исторический музей на площади Совето Хаусиз. Там хранится уникальная коллекция масок, музыкальных инструментов и скульптур.

– Я не настолько любознателен, – сказал Нолин, вертя стакан на стойке.

– Понимаю, – кивнул бармен. – Признаться, я и сам не люблю шляться по музеям. Все равно там не купишь понравившуюся вещь. Зато на рынке Кармел, что неподалеку от порта…

– Нет, нет. Меня интересуют одушевленные объекты.

– Гм? Не сувениры?

– Не сувениры, – подтвердил Нолин, выкладывая деньги перед барменом.

Тот потупился, как монах, приготовившийся взять грех на душу.

– Тут у нас в квартале, гм, сестрички живут, – заговорил он, покашливая. – Такие проказницы. Младшая…

– Не надо, – поспешил вставить Нолин.

– Предпочитаете зрелых женщин?

– Я не за женщинами сюда притащился, милейший!

– Ага! В таком случае… – Бармен показал глазами в угол зала, где сидели темнокожие парни, хохочущие каким-то своим незамысловатым шуткам. – Обратитесь к Мамаду. Он с пониманием относится к запросам мужчин вроде вас. Мы идем в ногу со временем. Устаревшие табу отброшены за ненадобностью.

Нолин залпом выпил сок, поставил стакан, едва не расколошматив его о стойку, и раздраженно произнес:

– Когда мне хочется секса, я обхожусь без посредников. И без понятливых ребят типа Мамаду.

– Вы меня совсем запутали, – пожаловался бармен. – Может быть, вы рыбак? Нет? Тогда охотник? В нашей саванне водятся буйволы, антилопы, львы и леопарды.

– Вас как зовут? – устало спросил Нолин.

– Александр Луи Эспри Гастон.

Это прозвучало торжественно, как на церемонии инаугурации.

– Александр Луи, а русские туристы в саванне встречаются?

– Конечно, – просиял бармен. – Они охотятся на зверей.

– А в промежутках между сафари, – сказал Нолин, – они заходят в этот бар угоститься пивом, не так ли?

В заплывших глазках бармена вспыхнули искорки понимания.

– Бывает, – согласился он.

– Поздно вечером в четверг пиво заказал одинокий пожилой мужчина, который вскоре ушел.

Бармен скрестил руки на груди, уподобившись статуе. Его физиономия приняла отрешенное выражение.

– Припоминаю, месье, – произнес он, неохотно шевеля губами.

– Наш общий знакомый, – подмигнул Нолин, – провел здесь ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы выкурить пару сигарет.

– Общий знакомый? – насторожился бармен.

– У нас их даже двое.

– Вы не ошибаетесь?

– Один из них – комиссар Абу Фейяд.

– Не знаю, о ком вы говорите.

– Неважно. Просто расскажите мне, что делал русский турист.

– Я не обязан следить за своими посетителями, – насупился бармен.

– Комиссар Абу Фейяд, с которым вы незнакомы, направил меня сюда, – терпеливо пояснил Нолин. – Он объяснил, как найти ваше заведение, и охарактеризовал вас как человека наблюдательного, прозорливого и сообразительного. Приятно ли будет ему узнать, что он в вас ошибался?

Вздохнув, бармен принялся отсчитывать сдачу. Нолин остановил его протестующим движением руки:

– Оставьте деньги себе. Я ведь не о бесплатной услуге прошу.

– Но месье Фейяд…

– С которым вы незнакомы.

– С которым я незнаком, – повторил бармен, – он может разгневаться, узнав, что я взял с вас деньги.

– Это будет наша маленькая тайна, – сказал Нолин. – Итак? Чем занимался здесь русский турист?

– Пил пиво, – принялся перечислять бармен, – глазел по сторонам. И… и курил.

Реплика про пару сигарет не ускользнула от его внимания.

– Дымил, как паровоз, верно? – подзадорил собеседника Нолин.

– Отличное сравнение, ха-ха! Да этот тип не выпускал изо рта сигарету. Я еще подумал, что он непременно заработает себе рак легких.

Щелк! Нехитрая ловушка сработала. Бармен подтвердил версию, подсказанную полицией. Нолин вроде как развесил уши, однако на самом деле держал их на макушке и подловил собеседника. Тот купился на деньги и мифические сигареты, якобы выкуренные Витковым. Оставалось сделать вид, что ложь проглочена и усвоена.

– Вы случайно не видели, куда направился мой соотечественник из бара? – Нолин достал из кармана деньги. – Есть подозрение, что он нанял лодку и уплыл из Дакара.

– Врать не буду, – ответил бармен, внимательно следя за процессом пересчитывания денег. – Чего не видел, того не видел. Но месье, интересующий вас, действительно отправился в сторону причала.

– Из окна вроде причала не видно, – усомнился Нолин, обернувшись.

– Один мой приятель шел следом, – не растерялся бармен. – Русский месье свернул направо, так мне было сказано.

– К океану?

– Точно.

– Угу, угу… То же самое мне сообщили в полиции.

– Вот видите!

– Да, – вздохнул Нолин. – Печально.

– Увы! – бармен развел руками.

Его глаза были прикованы к деньгам в руке Нолина. Только что они были щедро распущены веером и вдруг сошлись в аккуратную стопочку. Обескураживающий фокус. Не способствующий поднятию настроения.

– Признаться, я надеялся услышать иное, – сказал Нолин. – Я был готов заплатить сто долларов за обнадеживающую весть о том, что мой соотечественник повернул налево, а не направо.

Бармен сглотнул и задышал так, словно пробежал стометровку.

– Сто долларов? – переспросил он.

– Даже двести, – уныло произнес Нолин.

– А знаете, мой приятель, который шел по переулку за русским, мог напутать, – быстро заговорил бармен. – Он был навеселе, изрядно навеселе. И потом, было темно, как у кита в брюхе. Этот русский месье мог сделать несколько шагов в сторону пристани, а потом повернуть обратно.

– Правда?

– Конечно!

– Теперь это ничего не меняет, – огорошил бармена Нолин. – Если месье Витков и повернул обратно, то в конечном итоге очутился у моря. Ведь комиссар Абу Фейяд убежден, что он уплыл в неизвестном направлении. Полицейских не проведешь. У них повсюду осведомители.

– От этих шпиков проходу нет, – пожаловался бармен. Вид у него был удрученный, но для человека, упустившего щедрое вознаграждение, он держался молодцом.

Впору бы поощрительно потрепать его по плечу, но разве возместишь этим моральный ущерб? Ограничившись прощальным кивком, Нолин покинул заведение.

1

Появление спутника подействовало на Банщикова если не как пришествие Христа, то все равно очень благотворно. Оставшись в одиночестве, он весь извелся от тревоги и, возможно, даже попрощался с жизнью. Но ничего страшного не произошло. Нолин молча занял свое место и показал жестом: поехали отсюда.

– Куда? – деловито осведомился Банщиков, включая зажигание.

– Домой.

– В Москву, хе-хе?

– До Москвы далековато. Не факт, что доберемся.

Видя, что Нолин не расположен к беседе, Банщиков промолчал, но нервное перевозбуждение не позволило ему долго держать язык за зубами. Обратную дорогу в пансион он посвятил разглагольствованиям о своей нелегкой судьбе и опасениям оказаться на мели. Нолин его не утешал и не разубеждал. А когда начались расспросы о результатах похода в бар «Черный лев», произнес сакраментальное:

– Сколь веревочка ни вейся, все равно концы найдутся.

– Значит, вы напали на след Виткова? – заволновался Банщиков.

Чудак. Неужели он рассчитывает услышать правду?

Нолин потер переносицу и сказал:

– Ничто на земле не проходит бесследно, уважаемый Петр Семенович.

– Это значит…

– Ну-ну, продолжайте.

– Это значит, Витков жив?

– Как я уже говорил ранее, – ответил Нолин, – сие не столь важно.

Банщиков покосился на него, как петух на зерно.

– Стоит ли в таком случае мотаться из одного конца Дакара в другой? – поинтересовался он.

– Какая же война без отвлекающих маневров?

– Война, – повторил Банщиков, ежась. – Хоть и преувеличение, а все равно неприятно.

– Я реалист, – сказал ему Нолин. – Преуменьшать или преувеличивать не в моих правилах. Если вы хотя бы бегло просмотрите историю Второй мировой войны, то обнаружите массу совпадений с нынешней ситуацией. Дипломатические любезности, рассуждения о взаимовыгодном сотрудничестве, договоры о ненападении. А чем все закончилось?

– Самоубийством Гитлера, вот чем.

– И гибелью десятков миллионов человек, которые умирать не собирались. В конце тридцатых годов прошлого века они читали и слушали новости про далекие войны, не предполагая, что очень скоро беда постучится в их двери.

– И все-таки то были войны! – воскликнул Банщиков. – Настоящие войны с бомбардировками, наступлениями и окружениями. Испания, Польша, Чехословакия…

– А сейчас Ирак, – напомнил Нолин. – И Ливан. И Палестина. И Афганистан. Все, как прежде. Только география поменялась, и агрессор другой.

– Я бы не стал сравнивать Соединенные Штаты с Третьим рейхом.

Банщиков выпятил подбородок, давая понять, что подобные аналогии представляются ему абсурдными.

– Я бы тоже не стал сравнивать, – согласился Нолин. – У Гитлера не было атомного оружия, и он очень зависел от иностранного капитала. Америка находится в несравнимо более выгодном положении.

– Германия не скрывала стремления покорить весь мир!

– Разве у Америки другие цели?

Банщиков принялся поглаживать руль, как человек, совершающий какие-то простые, привычные движения, помогающие держать себя в руках.

– Предоставим спорить об этом политикам, – примирительно произнес он. – И будем надеяться, что не так страшен черт, как его малюют..

– В том-то и дело, Петр Семенович. Сатана всегда рядится в белые одежды и стремится предстать в выгодном свете, с пальмовой ветвью в руке. Он не пугает, он очаровывает. И щедро разбрасывает деньги. – Нолин сделал вид, что подавляет зевок. – Вот вы много получаете?

Джип мотнуло из стороны в сторону.

– Вы подозреваете меня в сотрудничестве с американцами? – возмутился Банщиков.

– С чего вы взяли?

– Ведь вы спросили, сколько они мне платят!

– Вы слишком мнительны, – улыбнулся Нолин. – Вопрос прозвучал иначе. Я просто поинтересовался, много ли вы получаете.

– А что? – подозрительно спросил Банщиков.

Он был полнейшим профаном в этой словесной эквилибристике, которую пускают в ход дипломаты и разведчики, желая прощупать почву. Аналогичную тактику применяют опытные следователи, хотя действуют они несколько грубее. Неожиданные провокации выбивают людей из колеи, заставляя их терять бдительность. Принцип прост. Усыпляешь бдительность и делаешь выпад, после чего течение беседы вновь переходит в обманчиво плавное русло.

– Обычное любопытство, – рассеянно произнес Нолин, глядя в окошко.

– Я получаю от двух тысяч до пяти тысяч долларов в месяц, – признался Банщиков. – Все зависит от масштаба сделки и ее успешности.

– Солидно. Но не так уж и много.

– Смотря с чем сравнивать, Юрий Викторович. Не думаю, что разведчики зарабатывают больше моего.

– Смотря с кем, а не с чем, – поправил Банщикова Нолин. – Но, по сути, вы совершенно правы, Петр Семенович. Смотря какие разведчики. – Он подчеркнул важность сказанного не только интонацией, но и щелчком пальцами. – В ЦРУ, например, ваши доходы представляются мизерными. Американцы могут легко купить вас, скажем… – Нолин изучающе посмотрел на спутника. – Скажем, тысяч за сто.

– Никогда! – отрезал Банщиков.

– Рад слышать. Вы меня, признаться, приятно удивили.

– У меня есть принципы.

– Которыми вы не поступитесь и за сто тысяч американских долларов, – понимающе произнес Нолин. – А за сто пятьдесят? За двести?

– Это становится невыносимым! – пожаловался Банщиков лобовому стеклу, куда был устремлен его взгляд. – Существует, в конце концов, презумпция невиновности.

– Зачем она вам?

– Как это – зачем?

– Вы ведь не подозреваемый, не подсудимый, – принялся успокаивать негодующего Банщикова Нолин. – Против вас не выдвигаются обвинения, вам не предъявляются улики. Абстрактный разговор на абстрактную тему. Способен ли гражданин России пойти на сотрудничество с иностранной разведкой? Прискорбно, но да. Хотя это не означает, что предали Родину лично вы. Я отношусь к вам с доверием и симпатией. – Нолин похлопал Банщикова по дернувшемуся колену. – И буду искренне огорчен, если вы меня разочаруете, Петр Семенович.

Не зная, как отреагировать на эти речи, Банщиков заиграл желваками и прибавил газу. Оставшийся отрезок пути они преодолели в полном молчании и за рекордно короткий срок.

2

Сотрудники «Щита и меча» еще не вернулись с работы. В пансионе было тихо и пусто. Вышедшая навстречу мужчинам Марго широко открыла глаза и сказала, что обеды у них готовить не принято. А у нас не принято обедать, успокоил ее Нолин. Банщиков улыбнулся, как человек, страдающий от зубной боли. Его общество становилось невыносимым. Позаимствовав у него ключи от автомобиля, Нолин отправился к себе и, осмотрев контрольные отметки из волосков и соринок, удостоверился, что кто-то аккуратно перебрал его вещи. Вот тебе и уютное гнездышко. Нолин недобро усмехнулся.

Он бы мог точно выяснить личность непрошеных гостей, но необходимая аппаратура была установлена в комнате Виткова. Выглянув в коридор, Нолин тихонько поднялся на третий этаж, открыл дверь тридцать второго номера и для начала поискал сигареты с зажигалкой, которые, как и следовало ожидать, испарились.

Отлично! Прихватив микроскопическую видеокамеру, прицепленную к раме картины, Нолин вернулся к себе, заперся и включил ноутбук, одно из гнезд которого было приспособлено для скачивания роликов. Собственно говоря, это был не фильм, а серия из последовательных стоп-кадров, сделанных видеокамерой, автоматически реагирующей на движение в помещении. Сначала Нолин полюбовался собственной удаляющейся спиной. Потом оценил старательность, с которой убирала номер Жасмина. Наконец он просмотрел снимки особы, забравшей и унесшей вещественные доказательства. За зажигалкой явилась хозяйка пансиона собственной персоной. Мадам Марго.

– Белой акации цветы эмиграции, – немузыкально пропел Нолин.

Произошедшее не было для него сюрпризом. Отдав разведке многие годы жизни, Нолин приучился сталкиваться с худшими проявлениями человеческой натуры. Уже в процессе обучения и подготовки ему настойчиво внушали, что не стоит полагаться на порядочность людей. Несмотря на все агентурные сети и прикрытия, нелегал всегда должен рассчитывать только на самого себя. По роду своей деятельности он посещает людные места, общается с разными людьми, заводит массу знакомств, но каждый очередной контакт повышает степень риска. Нелегал и недели не продержится на чужбине, если не научится распознавать предателей, шпиков, ловушки, капканы. Не случайно выражение «каменные джунгли» выдумали разведчики, а не журналисты, как принято считать. Именно джунгли, в которых выживает либо сильнейший, либо хитрейший.

Цивилизованные города, куда отправляли Нолина с различными заданиями, были для него враждебной территорией, где ни на секунду не прекращалась охота на людей. На тех, кто избрал военную тропу нелегальных разведчиков.

Стараясь обезопасить забрасываемых агентов, СВР обычно отправляла теми же рейсами «подсадных уток», отвлекающих на себя внимание контрразведки. Так, одновременно с Нолиным в Дакар прилетели еще три гражданина России, задача которых состояла в том, чтобы совершать различные бессмысленные, но подозрительные действия. Проверяя их, устанавливая за ними слежку, ЦРУ не имело возможности сконцентрировать внимание на одном объекте. Американцы гонялись сразу за четырьмя зайцами. Трое из них курсировали по стране, быстро и охотно сходились с попутчиками, дарили случайным знакомым мелкие сувениры, куда-то звонили, ошибаясь номером, произносили фразы, звучащие как условные. Каждый из них имел белые пятна в биографии и, выходя на улицу, озирался по сторонам. Все трое непременно ездили такими маршрутами, чтобы очутиться вблизи российского консульства.

На жаргоне разведчиков такие люди зовутся «массовкой». Их используют не только для отвлекающих маневров. «Массовиков» регулярно посылают на международные форумы, симпозиумы, конференции, фестивали и выставки. Они всегда готовы оказать услугу, раздобыть наркотики, познакомить с красивой девушкой, подсказать, где и как приобрести икону или коллекцию советских медалей. Выдавая себя за светских тусовщиков и любителей халявы, «массовики» играют роль магнитов, притягивающих людей, обуреваемых страстями, азартом и низменными инстинктами. Потом специалисты выявляют полезные знакомства и приступают к вербовке.

В эти сети запросто могли попасть в свое время как Банщиков, так и прекрасная Марго. Единственное, что смущало Нолина, так это неслаженные действия обоих. Они не походили на игроков одной команды. А если вспомнить реакцию Марго на появление Банщикова во время утренней беседы, то эти двое представлялись скорее противниками, чем соратниками.

Каждый из них вел самостоятельную игру. Банщиков стремился не упускать Нолина из виду и вызывал подозрение всем своим поведением. Марго знала о смертельном сюрпризе, таящемся в зажигалке, и зачем-то убрала ее из комнаты Виткова. Чего они добиваются? На кого работают? Как нейтрализовать их или привлечь на свою сторону?

У матросов есть вопросы… У кадетов нет ответов…

Приняв душ, Нолин развалился на кровати и уставился в потолок, словно надеясь прочитать там какую-нибудь подсказку. Чудесные письмена не возникли. Нолин не огорчился. По правде говоря, он не верил в чудеса. Ему и без мистики дел на земле хватало.

3

Снилась всякая липкая дрянь: уродливые чудища, какие-то карлики, безлюдные развалины и обгорелые деревья на фоне грозового неба. Как выяснилось, не напрасно. Пробудившись от одуряющего послеполуденного сна, Нолин вышел на балкон и прислушался к раскатам далекого грома. Солнце было серебристым, как луна, а горизонт представлял собой исполинскую темную стену, грозящую обрушиться на землю. Тучи слегка искрились, подобно наждаку или графиту, а кое-где проступали розовые и желтые разводы. У Нолина возникло ощущение нереальности происходящего. Особенно когда он стал прислушиваться к шагам на лестнице.

Легкие, почти бесшумные шаги. Почему они его обеспокоили? Нолин натянул шорты, футболку и повернулся к двери. Шаги стихли где-то рядом. Это означало, что возле двери притаился человек. Казалось, можно уловить его сдерживаемое дыхание. Галлюцинация?

Нет!

Раздался стук в дверь, почти совпавший с очередным громовым раскатом.

– Кто там? – спросил Нолин.

Ни слова в ответ. Распахнуть дверь? Забаррикадироваться? Выпрыгнуть в окно? Но дело происходит не во сне и даже не в шпионском кино. Нолин повернулся к двери спиной. Если пришли по его душу, то сопротивление вряд ли поможет, а бежать некуда.

– Кто? – недовольно повторил он вопрос, упершись взглядом в окно.

Небо прошил молниеносный зигзаг, от которого во все стороны разбежались голубые трещины, расколовшие темноту. Нолин неподвижно ждал.

– Разрешите войти? – глухо прозвучал голос Марго.

Уф-ф… Словно камень с души свалился. Правда, вместо него тут же возник другой. Из числа собранных и спрятанных за пазухой. Время разбрасывать камни?

Нолин почесал переносицу, вырабатывая линию поведения.

– Да, – крикнул он, решив не баловать хозяйку любезностью. Если ей что-то нужно, то грубость ее не оттолкнет. А если ей ничего не нужно, то зачем бы она явилась?

– Добрый вечер, – сказала Марго, переступив порог комнаты.

– Разве уже вечер? – вместо того чтобы поздороваться, Нолин взглянул на часы. Он все еще стоял у окна, прислушиваясь к шагам, а потом и к дыханию женщины, остановившейся рядом.

От Марго пахло персиками или абрикосами. Кажется, это было мыло, а не дезодорант.

– Хорошо, пусть будет день, – тихо согласилась она.

– Но не очень-то добрый на самом деле, – буркнул Нолин, продолжая демонстрировать гостье затылок и спину.

Он не отрывал глаз от смутного отражения в стекле. Поскольку свет в комнате не горел, ему был виден не столько силуэт Марго, сколько слабый намек на него. Хорошо, что она явилась в чем-то ярко-желтом. Любое резкое движение отразится в окне, и тогда Нолин успеет отреагировать. Должен успеть.

– Вы чем-то расстроены? – спросила Марго.

– Гастрит, – ответил Нолин, пытаясь отгадать, в какой руке она может держать зажигалку. – Слыхали о такой болезни? Приступы начинаются от неправильного питания.

– Разве вам не понравился завтрак?

– Нет. Зато я в восторге от обеда. Спасибо за угощение.

– Вы чем-то расстроены? – догадалась Марго.

– Вы очень наблюдательны, – съязвил Нолин и поморщился так, словно действительно испытывал изжогу.

– Я в чем-то перед вами провинилась?

Марго сделала полшага вперед. Нолин развернулся к ней лицом, присев на подоконник. Его вытянутые ноги позволяли удерживать гостью на безопасном расстоянии. Она ничего не прятала в руках, а в ее позе не было напряжения. Желтое платье Марго вызывало ассоциации с полем подсолнухов, освещенных солнцем перед тем, как скрыться за тучами.

– В чем вы могли провиниться? – пожал плечами Нолин. – Вы мне ничего не обещали и ничего не должны.

– Должна, – прошептала Марго. Ее тон был крайне многозначительным.

Не выпуская ее из поля зрения, Нолин посмотрел за окно. Там поднялся шквальный ветер, нещадно треплющий листву. Вспышки молний следовали одна за другой, а громовые раскаты почти не прекращались. Не было ни солнца, ни подсолнухов. Перед Нолиным стояла малознакомая женщина в желтом платье, а за его спиной бушевала гроза.

– Сезон дождей? – полюбопытствовал Нолин, ткнув большим пальцем через плечо.

Он умышленно не отреагировал на подброшенную приманку. Пусть Марго проявит больше настойчивости и красноречия. Теперь уже не оставалось сомнений в том, что неожиданный визит ее преследует определенную цель.

– Вы не спрашиваете, что я вам должна, – мягко укорила она.

– Иногда я становлюсь ужасно рассеянным, – покаялся Нолин, сползая с подоконника лишь для того, чтобы сесть на кровать.

– И негостеприимным, – добавила Марго.

На ней, как на новогодней елке, сверкали и покачивались украшения, выполненные в экзотическом стиле. Серьги величиной с кофейные блюдца, браслеты, псевдодикарское ожерелье. «Сейчас начнутся африканские страсти-мордасти, – предположил Нолин. – Еще бы кольцо в нос продела, а на лицо нанесла боевую раскраску. Хотя обычной косметики тоже хватает».

– Хотите присесть? – спросил Нолин.

– Давно, – кивнула Марго. Ее волосы и зрачки сверкнули, отразив зарницу.

– Прошу. – Нолин указал на кресло напротив. Машинально включил и выключил ночник на тумбочке, положил ногу на ногу и приготовился слушать.

– Хочу вам кое-что рассказать, – произнесла Марго. Ее тон был интригующим, как и поза, принятая в кресле.

– Надеюсь, разговор пойдет не о Виткове?

– А вас уже не тревожит его исчезновение?

Нолин посмотрел в потолок.

– Не слишком, – сказал он. – Признаться, у меня без него забот хватает.

– Вот как? – огорчилась Марго.

Было забавно наблюдать за смятением этой красивой женщины, не знающей, как вести себя дальше. Она оказалась не готовой к тактике уклонения от ближнего боя. Зато Нолин уверенно продолжал начатую партию. Дебют почти не отличался от того, который был предложен Банщикову.

– Дело в том, что появление Виткова ничего не меняет, – сказал Нолин с доверительной интонацией.

Марго недоверчиво захлопала ресницами:

– Нет?

– Нет. Пропал, и черт с ним. Не любимая женщина.

Не зная, чем занять руки, Марго взялась поправлять волосы. Стрижка под средневекового пажа странным образом подчеркивала ее женственность.

– Хм, – произнесла она. – А вчера мне показалось…

– Русские говорят: утро вечера мудренее. – Нолин улыбнулся. – Сегодня история представляется мне в ином свете.

Оконные стекла прогнулись под напором ветра, а в следующее мгновение приняли на себя водопад обрушившегося ливня. Окружающий мир затянуло молочной пеленой. Комната погрузилась в сумрак.

– Не надо, – тихо сказала Марго, когда Нолин потянулся к бра над изголовьем кровати.

– Почему? – удивился он.

По подоконнику забарабанили какие-то плоды, сорванные ураганом.

– По местному поверью, свет в комнате во время грозы привлекает злые силы, – тихо сказала Марго. – Пусть беснуются снаружи.

Гром ударил, как дальнобойное орудие, где-то послышались тревожные голоса, хлопнула дверь. «Переполох в благородном семействе, – подумал Нолин. – В почти семейном пансионе, где пропадают люди и зажигалки с отравленными шипами».

– Это и все, что вы намеревались мне сообщить? – спросил Нолин, снова посмотрев на часы.

Он давал понять, что разговаривать больше не о чем, однако пришел черед Марго преподносить сюрпризы.

– Признаться, я пришла не только для беседы, – созналась она.

За ее улыбкой угадывалось плохо скрываемое волнение.

– Для чего еще? – осторожно осведомился Нолин.

– Вручить подарок.

Голос Марго сорвался. Сглотнув, она встала. Нолин следил за каждым ее движением. Он ожидал появления зажигалки, но ошибся. Руки Марго были опущены вдоль туловища, пальцы нервно теребили платье.

– Где же подарок? – спросил Нолин чересчур хриплым голосом, чтобы изображать ледяное спокойствие.

– Перед вами, – прошептала Марго.

Ее пальцы продолжали перебирать желтую ткань. Глаза утонули в густой тени, отбрасываемой челкой.

– Где? – задал идиотский вопрос Нолин.

– Здесь, – беззвучно ответила Марго. – Я дарю вам себя.

– Э-э…

Ничего путного в голову Нолина не пришло, да и не могло прийти. Марго скрестила руки внизу, взялась за подол платья и потащила его вверх. На доли секунды Нолин увидел ее как бы состоящую из двух половинок: беззащитная, почти обнаженная нижняя часть и верхняя часть, задрапированная в яркую материю. Потом платье взлетело и упало на спинку кресла, а Марго предстала перед Нолиным такой, какой бывают хорошо сложенные женщины, раздевшиеся догола или почти догола.

Не опуская глаз, она сняла с себя бренчащее ожерелье. Избавилась от серег и браслетов. Как разоружающийся военнопленный, отстраненно подумал Нолин. Но где секретное оружие?

Приблизившись к Марго, он заключил ее в объятия.

– А я уж решила, что ты так и останешься сидеть, словно истукан, – пробормотала она, уронив голову ему на грудь.

– Для этого нужно было умереть…

Пользуясь преимуществом в росте, Нолин заглянул через плечо Марго и увидел постороннюю вещицу, сунутую за матерчатую тесемку трусов. Секс с зажигалкой обещал быть нетрадиционным. Ничем не выдавая своей настороженности, Нолин попятился и повалился на постель, увлекая за собой Марго. Она не сопротивлялась. Учитывая ту решительность, с которой она сбросила платье, это было бы верхом идиотизма.

1

Нолин не стал изображать из себя ни неутомимого любовника, ни заботливого кавалера, пекущегося об удовольствии дамы пуще собственного. Наоборот, он вел себя бесцеремонно. Ни одного страстного поцелуя, минимум предварительных ласк и максимум напора. Единственное, что он позволил Марго сделать самостоятельно, так это избавиться от трусиков. Скомканные, они отправились под подушку. Жест, свидетельствующий о стеснительности, аккуратности и… намерении пустить оружие в ход.

Пытаясь вспомнить, богомолы или какие-то пауки погибают от предательского укуса самок после спаривания, Нолин занялся Марго вплотную. В какой-то момент она попыталась перехватить инициативу, но он не позволил. Побыть хоть немного амазонкой, взирающей на него свысока, ей не довелось. Вскрикнув, Марго упала с Нолина, и он припечатал ее лопатками к кровати. Она сердито засопела, безуспешно дрыгая ногами, схваченными за щиколотки. Было поздно. Нолин согнул ее в бараний рог и не дал возможности распрямиться.

– Спасибо за подарок, – прорычал он.

Не прошло и пяти минут, как порядком помятая Марго осталась лежать на покрывале, задыхаясь то ли от напряжения, то ли от негодования.

– Это все? – осведомилась она ледяным тоном.

– Нет, – заверил ее откатившийся в сторону Нолин.

Он был абсолютно искренен. Как же все, когда под подушкой спрятана интригующая деталь женского туалета с не менее интригующим дополнением? Развязка впереди. Ждать ее недолго.

– Вы меня разочаровали, – сказала Марго, унимая дрожь несостоявшегося оргазма.

– Не в первый и не в последний раз, – сказал Нолин, глядя в потолок. Краешек его глаза фиксировал каждое движение лежащей рядом женщины. У нее были бледно-розовые соски и не тронутый бритвой лобок. Редкость по нынешним временам. Современные женщины прямо-таки помешались на всяких волосяных дорожках и клинышках.

– Вам нравится притворяться хамом? – спросила Марго.

– Мне вообще не нравится притворяться, – сознался Нолин. – Никем.

– Даже если это доставляет удовольствие женщинам?

– Если бы мужчины так уж стремились к этому, они бы не курили, не пили, а рыбалку и футбол заменили бы на вязание и вышивание крестиком.

– Я не в восторге от мужчин, увлекающихся рукоделием, – сказала Марго, – но когда они ведут себя, как дикие звери, мне становится страшно.

– И часто вас так пугают?

«Сейчас, – подумал Нолин, – самое время рассердиться и нервно попросить сигарету. Хотя стоп! Не станет же она доставать из-под подушки зажигалку. Женщины не прячут подобные вещицы на теле. Следовательно, Марго рассчитывает отвлечь мое внимание, чтобы вооружиться зажигалкой незаметно. Для этого неплохо еще разок уложить меня на себя. Повторный заход всегда длится дольше, так что времени у Марго будет предостаточно. А у меня времени в обрез. Я обязан рисковать, потому что иной возможности выиграть не существует».

– Чаще меня вынуждают притворяться и врать, – сказала Марго, принимая сидячую позу. В том, как она обхватила колени руками, присутствовала грация и печаль.

Первое отработано, второе наиграно, сказал себе Нолин.

– Кто? – произнес он вслух.

– Сильный пол, – ответила Марго. – Сильные всегда отыгрываются на слабых.

– Вы слабая?

– Не похожа?

– Нет, – сказал Нолин.

– Я женщина, – дернула плечами Марго.

– Я это заметил.

Последовала пауза, за время которой Марго еще сильнее поджала ноги к груди. Ей было неловко, но Нолин не собирался отворачиваться.

– Мне уйти? – тихо спросила она.

– Тебя не насилуют. У тебя полная свобода выбора.

– Наконец-то мы перешли на «ты», – невесело улыбнулась Марго. – Приятно слышать. А то я уж решила, что ты не заметил, что мы стали любовниками.

– У нас любовь? – вскинул брови Нолин. – Давно?

– Какой же ты все-таки невыносимый!

– Поэтому ты и легла со мной в постель?

– Ты относишься ко мне враждебно, – заметила Марго, кусая губы. – В чем причина твоей подозрительности? Ты мне не доверяешь?

– Почему я должен тебе доверять? – удивился Нолин. – Только из-за того, что ты мне отдалась? Кстати говоря, ты замечательная любовница… но никудышняя хозяйка.

– Почему это? – возмутилась Марго.

– Нужно было снять покрывало, мадам. Неаккуратно и неэкономно.

– Мне было не до покрывала. – Она помрачнела.

– Ну да, ну да. – Нолин расплылся в улыбке. – Всепоглощающая страсть? Она бросилась в его объятия, как в омут с головой.

– Без головы, – поправила его Марго. – Это было глупо. Я сожалею о случившемся. Ты не в моем вкусе.

– Тогда, может быть, не стоит переходить на «ты»? Будем сохранять прежнюю дистанцию?

– Ничего ты не понимаешь, – пробормотала Марго, уткнувшись подбородком в колени.

– Ничего, – подтвердил Нолин. – Я не в твоем вкусе, но ты почему-то избрала меня своим любовником. Секс не доставил тебе наслаждения, а ты не уходишь. Объясни свои мотивы. Не заставляй… – Нолин зевнул, – не заставляй меня терзаться в догадках.

Марго повернулась к нему вполоборота, вытянув ноги и опираясь на руки. Пальцы левой руки почти касались подушки за ее спиной. Она испытующе взглянула на Нолина:

– Помнишь, я сказала, что я тебе кое-что должна?

– И теперь? После, м-м, столь экстравагантной рекламы своего заведения?

Марго не приняла шутливого тона.

– Ты русский, – сказала она, падая навзничь и забрасывая руки за голову. – Мне противно предавать соотечественников. Пусть даже бывших.

Хотя Нолин наблюдал за ней самым краешком глаза, близость выставленного напоказ тела начала волновать его сильнее припрятанной зажигалки. Это нервировало. Это мешало сосредоточиться и хладнокровно разыгрывать партию.

– Представляю себе, – изрек Нолин, – как противно было бы тебе предавать соотечественников нынешних. Не знаю только, французов или сенегальцев?

– Перестань, – поморщилась Марго. Ее правая рука скользнула под подушку.

– Молчу.

– Те полицейские, которые осматривали комнату Виткова, явились не одни.

– С ищейкой?

– Нет, собаки с ними не было.

– В Сенегале используют вместо них гиен?

– С тобой невозможно разговаривать серьезно! – надулась Марго.

Нолин успокаивающе потрепал ее по плечу:

– Извини. Инерция. Обещаю впредь не донимать тебя глупыми шутками.

Его пальцы подобрались к ключице женщины и приготовились сделать болевой прием. Он ждал, не ослабляя бдительности. За окном полоскалось водяное покрывало, в комнате было почти темно. Обращенное к Нолину лицо Марго казалось неясным и таинственным.

– С полицейскими был американец, – шепнула она.

– Он предъявил тебе паспорт гражданина США?

– Я определила по произношению. Он говорил со мной.

– О чем? – спросил Нолин.

– Сейчас узнаешь.

Марго подняла руку с зажигалкой. Нолин вонзил пальцы во впадины вокруг ее ключицы.

– Ох-х…

Ошеломленная болью, она широко открыла глаза и обмякла. Болевой шок. Ловкость рук, и никакого мошенничества.

2

Завладев зажигалкой, Нолин положил ее на тумбочку за своей спиной.

– Садист, – прошипела Марго, массируя плечо. Ее глаза казались огромными из-за набухших в них слез.

– Мадам предпочитает мазохистов? – спросил Нолин.

– Нормальных мужчин. Способных на нормальный секс.

– Секс переносится на потом. Сперва объясни мне, зачем ты приволокла зажигалку в постель? Хотела предать меня сожжению на костре? Или устроить допрос с пристрастием?

– Идиот, – сказала Марго, шмыгая носом.

Нолин сел, чтобы смотреть на нее сверху вниз. Под его взглядом соски на груди Марго покрылись пупырышками и увеличились в размере. Неожиданный эффект. Странная реакция на грубое обращение. Оседлав Марго, Нолин взял ее за подбородок и качнул из стороны в сторону.

– Повторяю вопрос. Зачем тебе зажигалка?

– Чтобы показать тебе, болван! Отпусти! Ты мне чуть кости не переломал!

Марго толкнула Нолина в грудь. Он стиснул ее подбородок сильнее, захватив пальцами кожу на щеках.

– Будем считать, что ты показала. Я польщен. Что дальше?

– Зажигалку и сигареты оставил американец, – невнятно произнесла Марго. – Оставь мое лицо в покое! Мне трудно говорить.

Нолин подчинился и слез с разгоряченного женского тела.

– Говори, – мрачно предложил он.

Услышанное не переворачивало представление о действительности, но еще сильнее укрепляло Нолина в убеждении, что противостояние двух супердержав делает мир значительно надежней и сбалансированней, чем доминирование только одной страны. Той, что расположена на Североамериканском континенте, но отчего-то вовлекает в сферу своих интересов все прочие континенты, материки, океаны и такие маленькие государства, как Сенегал, включая небо над головами жителей и недра под землей, по которой они ходят.

Центральное разведывательное управление представляло собой что-то вроде передового отряда, вторгающегося на чужие территории, чтобы сеять там экономический хаос, политические кризисы и религиозные распри. Сенегал не стал исключением. Разведка России пристально отслеживала недавний визит первой леди США Лоры Буш, явившейся в Дакар с воображаемой пальмовой веткой мира. Но сопровождали ее не только дочери, политики, дипломаты, секьюрити и обслуга. В делегации числилось полтора десятка мужчин, которых абсолютно не волновали проблемы СПИДа, пересыхания пресных водоемов и детской смертности, о которых говорилось на официальных приемах. Эти люди занимались другими вопросами. А после отъезда делегации компетентные органы обнаружили, что секретные американские тюрьмы, располагавшиеся прежде в Восточной Европе, чудесным образом перекочевали в Африку. Месяц спустя об этом заявила группа независимых журналистов Сенегала, которая таким же чудесным образом потерпела авиакатастрофу и погибла в полном составе.

Разумеется, Соединенные Штаты были абсолютно не причастны к этой трагедии! Ведь это же не какая-то там диктаторская страна, это мировой оплот демократии и свободы! А то, что за последние шестьдесят лет американские вооруженные силы свыше четырехсот раз вели боевые действия за рубежом, так это мелочи, господа. И многочисленные убийства неугодных политических лидеров не заслуживают внимания. Лес рубят – щепки летят, зачастую кровавые. Отчего же африканские джунгли должны быть исключением? Кроме того, рыцари плаща и кинжала из Лэнгли в Сенегале почти не зверствуют. Возможно, кого-то из местных пришлось ликвидировать, но это же капля в море, учитывая, что, по данным «The Association for Responsible Dissent», уже к 1987 году на счету ЦРУ было 6 миллионов жизней иностранных граждан. И 20 000 тайных операций с применением оружия. И 20 свергнутых правительств. И потрачено свыше 150 миллиардов долларов на поставку вооружений в зоны этнических конфликтов.

Это так американский голубь мира клюет всяческих международных террористов, расплодившихся на планете. Шпок, шпок, шпок – и вот уже исчезла с географических карт Югославия. Шпок, шпок, шпок – Афганистан лежит в развалинах, превращаясь в сплошную плантацию конопли и опиумного мака. Шпок! Рухнул кровавый режим Саддама Хусейна, погребя под обломками сотни тысяч иракцев. Кто следующий на очереди? Иран? Сенегал? Корея? Россия?

И не кроется ли ошибка в призыве «Боже, храни Америку»? Что касается Нолина, то он вставил бы в слово «храни» букву «о» и не сомневался, что половина человечества подписалась бы под видоизмененным названием.

3

Иностранный акцент усиливался и усиливался в речи взволнованной Марго, пока не пришлось остановить ее и попросить перейти на французский язык.

– D’accord, – согласилась она. – Итак. Американец отвел меня в сторонку и предупредил, что оставляет в комнате Виткова небольшой сюрприз. Какой? – Марго подняла брови, изображая саму себя. – Сигареты и зажигалка, мадам. – Теперь она попыталась говорить мужским баритоном, что прозвучало довольно комично. – Я предупреждаю вас об этом, мадам, во избежание недоразумений. – Объяснитесь, месье, – предложила Марго своим голосом. – Пожалуйста, мадам…

Голая любовница, попеременно изображающая мужчину и женщину, могла бы позабавить кого угодно, только не Нолина, внимающего каждому слову.

Таинственный американец сказал, что не хочет, чтобы горничная или хозяйка пансиона убрали курительные принадлежности. Это очень важно, подчеркнул он. Ведь мистер Витков – человек некурящий, верно? Нет никаких сомнений, продолжал американец, что его будут искать русские шпионы и что они обязательно обратят внимание на сигареты и зажигалку. В случае необходимости им подскажут, что мистер Витков не пользовался этими вещами. Дальнейшие действия русских шпионов предугадать несложно. Они непременно заинтересуются механизмом зажигалки. Кто-то из них заберет ее, чтобы разобрать ее и изучить.

– И что потом? – спросил Нолин, трогая переносицу.

– Я задала аналогичный вопрос, – сказала Марго.

– И каков был ответ?

– Ответа я не получила.

– А вознаграждение?

– Жалкую тысячу долларов.

Нолин повернул голову:

– И это расстроило тебя до такой степени, что ты решила обратиться ко мне?

– Не так, – возразила Марго. – Деньги тут ни при чем. Я взяла их лишь для того, чтобы американцы ничего не заподозрили. Мне захотелось преподнести им урок. Продемонстрировать, что не все покупается и продается.

– И для чего это тебе понадобилось? – спросил Нолин, анализируя услышанное.

– Я не желаю жить в мире, где мультяшный Санта-Клаус сжигает Деда Мороза в печке. И мне не по душе то, как ведут себя на планете американцы.

– Чем же они тебе не угодили?

– Когда произошла трагедия одиннадцатого сентября, я была целиком на стороне Америки. Перечисляла деньги семьям пострадавших, пылала негодованием, распевала вместе с сэром Полом Маккартни «Лив ин фридом». Но вдруг появились все эти ужасные статьи, доказывающие, что самолеты направлялись на башни-близнецы диспетчерами ЦРУ. – Качая головой, Марго запустила пальцы в спутанные волосы. – Я призадумалась. Потом была смерть Милошевича, Ирак, издевательства над узниками в секретных тюрьмах…

– Нельзя быть такой впечатлительной, – обронил Нолин.

– Наверное. Но я такая, какая есть. И я пришла в ужас, когда на телевидение попали ролики о казни Саддама Хусейна. Это не было случайно. Расправу организовала Америка. За палачами стояли Пентагон, ЦРУ, Белый дом и Буш-младший, расквитавшийся с врагом своего папочки. Нам дали понять, что неугодных будут не просто казнить, а подвергать унижениям и пыткам. – Марго посмотрела Нолину в глаза. – Ты не веришь в голос крови, насмехаешься над моей привязанностью к России. Напрасно. Знаешь, после того как Хусейна столкнули в люк, я посмотрела фильм о войне. Там были кадры, где гитлеровцы вешали русских партизан и французских маки. Фашисты откровенно красовались перед камерой, убежденные в своей безнаказанности. Кто дал им право карать и миловать? Я не хочу, чтобы подобное повторилось, вот и все. Теперь ты понимаешь?

– Звучит искренне, но сумбурно, – сказал Нолин. – Переизбыток эмоций.

– Я женщина, ты не забыл?

Нолин помнил. Рядом действительно находилась женщина. Но чего она добивается на самом деле? Не была ли антиамериканская лекция пустопорожней болтовней, отвлекающей внимание от главного? Чем еще могла обезопасить себя Марго, буквально пойманная за руку при попытке убить Нолина?

Он задумчиво посмотрел на ее грудь и хмыкнул:

– Забудешь такое, как же!

– А раз я женщина, – продолжала прильнувшая к нему Марго, – то мне присуща не только эмоциональность, но и любопытство.

– Логично. И что из этого следует?

– Я попросила Кабира разобрать зажигалку. Знаешь, что спрятано внутри корпуса?

– А ты как думаешь? – ответил вопросом на вопрос Нолин.

– Знаешь, раз набросился на меня, как дикий зверь.

– Угадала.

Марго сделалась похожей на девочку, слушающую страшную сказку:

– В игле яд или наркотик?

– Можем проверить, – сказал Нолин.

– Как?

– Очень просто. На тебе.

– И это благодарность за мою откровенность?

– Полагаю, благодарность ты получила авансом, мон шер.

Марго задохнулась от негодования:

– Ты… ты…

– Я имею в виду мое дружеское расположение, – не замедлил объясниться Нолин. – Не более того.

Отшучиваясь, он обдумывал ситуацию. Дождь не прекратился, но шквал унесся куда-то далеко, гром прекратился, и было слышно, как за стенами перемещаются обитатели пансиона. Ничего похожего на решительный топот ног мужчин, явившихся арестовать преступника. Хотя это было бы сейчас нерационально. Если Нолина схватят с чудо-зажигалкой, у полиции не будет поводов обвинить его в каком-либо конкретном преступлении. Другое дело, если они дождутся удобного момента, вернее, организуют таковой. Дело коварное, но нехитрое. Убить ядом случайного бродягу, а Нолина в присутствии свидетелей арестовать в нескольких шагах от преступления. С зажигалкой, хранящей отпечатки его пальцев.

Это если он прихватит коварную вещицу с собой. Не для того ли Марго пришла в номер? Ей могли заплатить значительно больше, чем она сказала. Заплатить именно за передачу зажигалки из рук в руки. Что из этого следует? Провокация готовится в пансионе?

– Ты меня совсем не слушаешь, – обиженно протянула Марго.

– Слушаю, – сказал Нолин.

Он беззастенчиво врал. Поглощенный просчетами своих и чужих действий, он даже не видел Марго, не говоря уже о том, чтобы внимать ей. Кажется, она воспользовалась паузой, чтобы завести свою парижскую шарманку, исполняющую песню «Русские березы». Нолину было не до берез и не до эротики. Наспех придумав какой-то неуклюжий комплимент, он заявил, что хочет принять душ, сунул в рот тонкую сигару, прихватил брюки, зажигалку и уединился в ванной комнате. Вывинтить из зажигалки шприц с ампулой было делом одной минуты. Еще меньше времени понадобилось для того, чтобы спустить это добро в унитаз. Потом, облившись теплой водой, Нолин вернулся в комнату и не без облегчения обнаружил исчезновение Марго.

Она решила не продолжать ни грешить, ни каяться. И, что еще более примечательно, не стала выяснять, почему Нолин предпочел воспользоваться чужой зажигалкой, а не своей собственной.

Что ж, события покажут, каковы были истинные мотивы хозяйки «Ebony & Ivory». Факт передачи зажигалки, несомненно, известен противнику. Либо Марго доложила, либо это подтвердила прослушивающая аппаратура, которая, вне всякого сомнения, установлена в комнате. Искать «жучки» Нолин не стал, понимая, что уничтожение одних повлечет за собой появление новых. Кроме того, он ведь был беспечным гулякой, относящимся к порученному делу спустя рукава. Не оригинальная, но выигрышная роль. Одна из сотни в репертуаре профессионального разведчика.

1

К ужину собрались все сотрудники фирмы, разумеется, за исключением Виткова и Каморниковой. Марго, заметив Нолина, не пожелала ему приятного аппетита и задрала голову до такой степени, что едва не коснулась затылком позвоночника. Это было тем более обидно, что Нолин появился в холле не только в костюме, но и при галстуке.

Заглянув в столовую, он развернулся на сто восемьдесят градусов и приблизился к стойке.

– Добрый вечер, – сказал он.

– Бон суар, – процедила Марго.

– Ты сердишься?

– Обращайтесь ко мне на «вы», пожалуйста.

Ее русский язык сделался кошмарным.

– Я в чем-то провинился? – тихо спросил Нолин.

– Ты бросил меня, как последнюю…

Марго осеклась, но не нужно было обладать даром ясновидения, чтобы угадать недосказанное.

– Ты непоследовательна, – примирительно улыбнулся Нолин. – Предлагаешь перейти на «вы», а сама «тыкаешь».

Смерив его ледяным взглядом, Марго отчеканила:

– Пожалуйте ужинать. Извините, у меня масса дел.

Нолин удержал ее за руку:

– Что с тобой?

Оглядевшись по сторонам, Марго вырвала руку, упала грудью на стойку и быстро прошептала по-французски:

– Прекрати меня компрометировать перед прислугой. Если уж ты решил, что вправе обращаться со мной, как со шлюхой, то об этом не обязательно знать посторонним. – Марго ударила кулачком по полированному дереву. – Ты обошелся со мной беспардонно, Юрий! Это неслыханно!

– Вот уж не подозревал, что мужская чистоплотность может оскорбить даму, – признался Нолин.

– Ты просто спрятался от меня, чтобы избавиться от зажигалки. Куда ты ее дел? – Почувствовав, что ее голос срывается, Марго заставила себя понизить тон. – Бросил в вентиляционный колодец? В канализацию? Учти, если труба засорится, я обяжу тебя оплатить ремонт.

– Никаких поблажек?

– Ни малейших.

– И на ночной визит я могу не рассчитывать?

– Лучше стать православной монахиней, чем спать с тобой! – горячо заявила Марго, после чего непоследовательно спросила: – Ты будешь у себя?

– Мне предстоит поездка в город, – пожал плечами Нолин.

– А! Намереваешься допросить переводчицу Жанну? А хватит ли тебе потенции? Рекомендую по пути заглянуть на рынок и приобрести какое-нибудь колдовское снадобье для увеличения мужской силы. – Марго резко выпрямилась. – На мой взгляд, ее-то тебе и недостает.

– Проверим ночью, – подмигнул Нолин.

– Не дождешься! Такие особы, как Жанна, способны заразить неприличными болезнями.

– Мне назначил встречу комиссар полиции. Если он и болен, то его зараза мне не передастся.

– Флик? – изумилась Марго. – Полицай?

Нолин кивнул. На самом деле ему позвонил бармен «Черного льва», но это было почти одно и то же. Полицейские осведомители редко отваживаются на самостоятельную игру. Никому не хочется ссориться с блюстителями закона. Даже в таком передовом и продвинутом государстве, как Сенегал.

– Что ему от тебя нужно? – спросила Марго.

– Наверное, денег, – рассудил Нолин.

– В обмен на что?

Ее любопытство переходило всякие границы. Что касается Нолина, то ему приходилось соблюдать чувство меры.

– Информация, – лаконично ответил он.

– Важная? – продолжала допытываться Марго.

– Там будет видно, – сказал Нолин. – В детали меня не посвящали. Наверное, не телефонный разговор. Все? Ты удовлетворена?

– Нет, насколько тебе известно, – поддела Нолина Марго. – И потом, ты не признался, куда дел зажигалку. Когда подобные предметы попадают в унитаз…

– Не беспокойся. – Продемонстрировав зажигалку, Нолин сунул ее в карман. – Пожалуй, поеду. Я плохо знаю Дакар, а путь неблизкий.

– Поешь хотя бы…

Это прозвучало совершенно по-бабьи и по-русски.

– Успеется, – беспечно сказал Нолин.

– Но…

Марго осеклась. Проследив за ее взглядом, Нолин увидел Банщикова, покидающего столовую. Одной рукой он придерживал за локоть жену, а другой комкал салфетку, которой только что вытер губы.

Как выяснилось, он тоже огорчился, услышав, что Нолин отказывается от ужина. А еще Банщикову хотелось знать, куда именно направляется его «коллега», какие у него ближайшие планы и когда он вернется. Ответы Нолина были короткими и уклончивыми. Какие планы? Будущее покажет. Когда он вернется? Гм! Когда получится.

Правильнее было бы сказать: если получится.

2

Работа нелегала всегда связана с риском. Малейшая ошибка или опрометчивый шаг ведут к провалу. Чтобы выживать в условиях непрерывного стресса, не прекращающегося ни днем, ни ночью, ни во сне, ни наяву, необходим жесточайший самоконтроль. А чтобы никто не замечал твоего состояния, ты обязан постоянно притворяться и лицедействовать. Не зря же сами разведчики часто шутят, что нелегалу, выпущенному на оперативный простор, уже можно давать звание народного артиста. Снимающегося в сложнейших психологических драмах и напряженнейших триллерах.

Случались у Нолина провалы, нарывался он на измену, попадался на горячем, но даже при успешном проведении операций его нервы были натянуты, как струны, готовые лопнуть при любом неосторожном прикосновении. А импровизировать-то надо. И партии твои почти всегда – сольные. Специфика жанра. Нелегальная разведывательная деятельность на территории иностранного государства связана с нервными перегрузками, которые даже не снились канатоходцам или укротителям тигров.

Нелегал всегда в подвешенном состоянии, всегда в окружении врагов. Он выполняет самую грязную, самую черную работу. Для него придумано жаргонное прозвище «негр».

Ничего общего с чистой работой разведчика обычной резидентуры. Он, образно выражаясь, весь в белом и в белых перчатках, не замаранных кровью. Каким бы напряженным ни был день такого агента, легально действующего, скажем, под «крышей» посольства, вечером он все-таки возвращается в свою семью или в круг друзей, где забывает тревоги, расслабляется, отдыхает, не ожидая неожиданных визитеров, которые или бесцеремонно барабанят в дверь, или выламывают ее к чертовой матери. Посольства – неприступные крепости, куда строго-настрого запрещен вход посторонним. Там, укрывшись за надежными стенами и волнами шумопоглощающих помех, «белые» разведчики попивают винцо, расписывают «пульку», играют в бильярд или сочиняют шуточные донесения, которые потом ходят по рукам под названиями типа «Нарочно не придумаешь». Там масса специфического юмора…

Убитые незаметно покинули поле боя.

Участвовал в преступной организации сознательно, но не понимал ее целей и задач.

При проведении совещаний с оперативным составом военный советник вместо решения служебных вопросов разувался и шевелил пальцами ног.

Проявлял детскую непосредственность, со смехом направляя личное оружие на сослуживцев.

Тайные намерения сочетал с откровенным гомосексуализмом.

В плен захвачено около 3 вражеских агентов.

Обхохочешься!

А Нолин, когда читал подобные перлы, хмурился. Не мог отделаться от ощущения, что все эти шуточки-прибауточки возможны лишь благодаря ежедневному и незаметному подвигу настоящих «бойцов невидимого фронта». Тех, что постоянно на передовой, под прицелом.

Вместе с тем Нолин не собирался менять профессию. Он мог бы подписаться под известным выражением «Бывших разведчиков не бывает». Работа многого лишала, но многое и давала. Выдержку, волю, хладнокровие в оценке самой сложной обстановки, точность, четкость, лаконизм. Российскому дипломатическому корпусу не мешало бы обзавестись этими качествами. Может быть, тогда бы к России иначе относились на мировой политической арене.

С другой стороны, западные партнеры пусть неохотно, пусть скрепя сердце и скрипя бюрократическими суставами, но вынуждены были считаться с русскими все больше и больше. Об этом свидетельствовал уже один тот факт, что по всей планете распространялись московские нелегалы. Дело в том, что использовать нелегальные методы разведки позволяют себе только очень сильные и уверенные в себе государства. Соединенные Штаты, Великобритания, Франция, Германия, Япония, Китай, Израиль никогда бы не потерпели такого от какой-нибудь Польши или Эстонии. Более того, еще при Ельцине в СВР и мечтать не могли о том, чтобы открыто пользоваться услугами «черной» агентуры, действуя украдкой, исподтишка. Но времена изменились. Россия набралась сил, чтобы принимать вызовы и отвечать на них. Подтверждением этого было присутствие Нолина в Сенегале.

Вслух он всегда язвил по поводу «оказанной ему чести», однако в глубине души не мог не гордиться доверием руководства. Его выбрали, потому что считали лучшим. Надежным, смелым, умным, хитрым, преданным. Многочисленные проверки не выявили в нем ни душевной гнильцы, ни физических изъянов. Сколько бы барьеров и ловушек ни возникало на его пути, он неизменно преодолевал или обходил их.

За его плечами были годы нелегальной работы в Европе, Азии, Америке, Африке. Он налаживал связи с Москвой, устраивал тайники, вербовал иностранцев, изучал соотечественников, добывал информацию и уничтожал следы, организовывал конспиративные встречи и выявлял засады.

Далеко не каждый способен на это.

Некоторые из соратников Нолина спивались, другие подсаживались на героин, третьи предавали или просто ломались. Нечто подобное однажды едва не приключилось с ним самим. Дело было в Праге. Напарник Нолина перед возвращением в Москву отправился в супермаркет за покупками. Через час с небольшим позвонили из полиции, ехидно предложили забрать «собутыльника». Примчавшись в отделение, Нолин обнаружил товарища невменяемым, грязным, избитым до неузнаваемости. Как выяснилось потом, парню что-то подсыпали в чашку с кофе, затолкали в машину, вывезли к мосту и бросили на берегу реки. Пока Нолин возился с ним и объяснялся с полицейскими, ему еще несколько раз позвонили из других отделений.

Казалось, всей Праге был известен номер телефона тайного агента СВР. И по всей Праге валялись «пьяные русские свиньи», ограбленные и обезображенные. Грубая силовая акция проводилась по всем странам Восточной Европы. В Чехии и в Словакии, в Варшаве и Будапеште повторялось одно и то же. Несколько десятков российских нелегалов подверглись жестоким нападениям, четверо были искалечены, двое умерли от черепно-мозговых травм.

Нолин узнал об этом из уст сотрудника американского посольства, снизошедшего до посещения полицейского участка. Обрисовав ситуацию, он напрямик предложил покровительство и сотрудничество. В противном случае, предупредил он, снаружи Нолина ожидает аналогичная хулиганская расправа. Сопротивляться бессмысленно. Деваться некуда. Здоровье не купишь.

Американец был настойчив. Еще настырнее оказались мелкие пражские уголовники, в камере с которыми очутился Нолин «за оскорбление офицера полиции при исполнении служебных обязанностей». Но где-то после полуночи все закончилось. Оказывается, в далекой Москве начали ответную акцию, сопровождающуюся погромами посольств и нападениями на иностранных граждан. Бритоголовые молодчики возникали тут и там, как чертики из табакерки, безошибочно отыскивая жертвы на улицах, в машинах, в кафе и ресторанах. И это возымело эффект. Впервые за много лет Россия дала Западу сдачи, да как! И западные средства массовой информации не подняли вой, а поджали хвост, понимая, что у них у самих рыльце в пуху.

Тот знаменательный день, окрещенный шутниками «Большим Банкетом», стал важной вехой на пути выхода российской разведки из постперестроечного коллапса. Впоследствии ни ЦРУ, ни МИ-6, ни Моссад не отваживались проделывать нечто подобное. Это не означало, что Нолину не грозила физическая расправа. Это означало лишь то, что противник проявит максимум осторожности и коварства. А чем хитроумнее раскинутые сети, тем больше вероятности, что ловцы сами запутаются в них.

Уповая на это, Нолин и отправился в Дакар. И подброшенная зажигалка покоилась у него в кармане.

3

С листвы все еще сбегали струйки воды, от мокрой земли поднимался пар, вечерний воздух был душным и теплым, как в оранжерее. Выехав за ворота, Нолин набрал скорость семьдесят километров в час и перестал газовать, пропуская вперед все новые и новые автомобили. Времени хватало. Да и кто торопится совать голову в петлю?

Толстяк из «Черного льва» не вызывал у Нолина доверия, точно так же, как не вызывала у него энтузиазма назначенная встреча. Но он не стал возражать и не стал выяснять, откуда бармен узнал номер нолинского мобильника. Пусть мнит себя великим хитрецом и умником. Конспиратор хренов! Пригласил Нолина не в свою забегаловку, а на нейтральную территорию, как он изволил высокопарно выразиться. А называется территория «Палладиум». Судя по громкому названию ресторана, это будет грязная дыра, где привольно разве что черным африканским тараканам, от которых спасаются бегством даже мелкие грызуны.

Нолин притормозил, пересекая мутное озерцо, образовавшееся в низине. Еще парочка таких ливней, и в лужах поселятся буйволы, бегемоты, крокодилы. Но уж лучше они, чем сенегальские наемники ЦРУ. Наверняка комиссар Абу Фейяд и его жирный осведомитель выполняют заказ американцев. Как же он представился при знакомстве, дай бог памяти? Ага! Александр Луи Эспри Гастон. Будет просто Луи, и пусть радуется, что не Алексашка.

Нолин прищурился и стиснул пальцы так, словно они лежали не на баранке, а на глотке врага.

Оставив позади пригороды, джип катил по ночным улицам, запруженным людскими толпами и вереницами автомобилей. Из открытых окон гремели прошлогодние хиты. Пахло бензиновой гарью и подгнившими фруктами. Перед самым капотом шныряли малолетние торговцы финиками и арахисом. На ярко освещенной киноафише Нолин опознал Гарри Поттера и мысленно поздравил африканцев с приобщением к ценностям мировой культуры. Затем он свернул на улицу Либерти, обогнул площадь Звезды и углубился в дебри жилого квартала с шахматной планировкой. Это и был район Медина, на северной окраине которого находился «Палладиум».

Вокруг опустевшего рынка шныряли целые орды оборванцев, растаскивая по своим логовам тухлую рыбу, лепешки, кости и грозди бананов. Петляя между зданиями с узкими, словно бойницы, окнами, дорога постепенно делалась уже и свободнее. Все реже стояли вдоль тротуаров припаркованные автомобили, все чаще встречались фигуры в чалмах и бурнусах. Еще дальше стали попадаться обветшалые и даже глинобитные дома. Жители молча следили за джипом, и глаза на их черных физиономиях сверкали в свете фар, как кошачьи. Будто сотни и сотни зомби вышли на ночную охоту.

На одном из перекрестков, когда Нолин дожидался зеленого света, джип окружили проститутки, предлагая по дешевке райское наслаждение хоть в автомобильном салоне, хоть у себя дома. В доказательство серьезности своих намерений девицы задирали подолы и оттягивали декольте. Чувствуя себя потенциальным пациентом кожно-венерологического диспансера, Нолин нажал на газ.

К его облегчению, нужная улица оказалась свободной от шлюх, не слишком грязной и лишь отдаленно смахивала на негритянское гетто. Ресторан «Палладиум» походил именно на ресторан, а не на портовую таверну. Несколько столиков стояли прямо на тротуаре, но Луи видно не было. Он возник не раньше, чем Нолин выбрался из джипа. Многозначительно покосился по сторонам, приложил палец к губам и кивком поманил к себе.

– Вечер добрый, – поздоровался Нолин, рассеянно осматриваясь.

Зрительная память привычно фиксировала особенности местности, машины, пешеходов. Уши ловили посторонние разговоры – не прорежется ли характерный американский говор, не прозвучит ли командирская интонация? А позвоночник уподобился антенне, принимающей невидимые и неслышные сигналы опасности. Шестое чувство подсказывало, что враг рядом. Ближе, чем того хотелось бы.

– Бон суар, – сказал Луи, протягивая руку.

Она была холодная и влажная, как рыба. Полудохлая рыба, прикосновение к которой вызывает омерзение. Но Нолин улыбнулся.

– Рад, что мы встретились снова, – произнес он. – Память восстановилась?

– Тс-с! – предостерегающе прошипел бармен, таинственный, как медиум на спиритическом сеансе. – Пойдемте в ресторан. На улице небезопасно.

– Боитесь простудиться, Луи? – простодушно спросил Нолин.

– Александр Луи, с вашего позволения.

– Конечно, Луи, я помню. Будем заходить поодиночке?

– Зачем? – наморщил лоб бармен.

– Для конспирации, – пояснил Нолин. – Вы ведь опасаетесь слежки?

Луи издал нервный смешок и кивнул на дверь:

– Прошу. Не стоит торчать у всех на виду.

Нолин подчинился. Ему тоже не хотелось торчать на всеобщем обозрении. На миру и смерть красна, правду говорят, но красна-то она кровью, вот какая штука.

4

В зале было малолюдно. Играла тягучая музыка, при звуках которой хотелось немедленно превратиться в кобру и извиваться до тех пор, пока дудочнику не надоест это занятие. На диванах, отодвинутых в затемненные ниши, о чем-то шептались разнополые и однополые парочки. Один из высоких табуретов у стойки занимала неимоверно кудлатая негритянка, принявшая позу, уместную скорее в гинекологическом кабинете. Между пальцев с леопардовыми когтями она держала незажженную сигарету и зазывно смотрела на вошедших.

Пародируя бессловесного мима, Луи зазвал Нолина в темный коридорчик, где приоткрыл занавеску и наконец соизволил разлепить жирные губы:

– В отдельных апартаментах нам будет удобнее.

Апартаменты представляли собой небольшое помещение, задрапированное темно-фиолетовой тканью. Бронзовые светильники и позолоченные карнизы сверкали дешевым шиком, силясь создать нечто вроде сказочной атмосферы. Тысяча и одна ночь? Лишь бы не одна-единственная, не последняя…

Не дожидаясь приглашения, Нолин невозмутимо расположился за столом.

– Итак? – произнес он.

Луи сел напротив и загадочно улыбнулся. Не слишком воодушевляющее зрелище. Нолин ответил улыбкой на улыбку. Луи наклонился вперед, затем откинулся на спинку стула и снова положил руки на стол.

– Мой кузен, – объявил он, когда в кабинет заглянул смуглый лоснящийся тип с итальянскими усиками и бакенбардами.

– Надо было и мне прихватить кого-то из родственников, – буркнул Нолин.

Двоюродные братья засмеялись, хотя жизнерадостнее от этого не стали.

– Кузен работает здесь официантом, – пояснил Луи, – а потому нам полагаются некоторые, хи-хи, скидки. Предлагаю положиться на его вкус.

Если меня решили отравить, подумал Нолин, то удобнее случая не сыщешь. С другой стороны, мне тоже никто не мешает воспользоваться случаем. Поглядим, кто кого.

– Договорились, – кивнул Нолин. – Я оплачу скромный ужин на двоих. Но без горячительных напитков.

– Как? – огорчился Луи.

– Мы ведь в мусульманской стране, не так ли?

– О, алкоголь продается в нашей стране совершенно свободно, – похвастался официант. – Виски, коньяк, водка…

– Нет, – отверг предложение Нолин.

– Имбирное пиво… Пальмовое вино…

– Изумительный вкус, – воскликнул Луи. – А аромат!

– Я не пью спиртного, – огорчил родственников Нолин. – И вам не советую.

– В таком случае осмелюсь предложить вам восхитительный кофе местного приготовления, – сказал официант, улыбаясь до того приторно, словно только что осушил целый литр своего восхитительного кофе. С килограммом сахара. – Туда добавляется гвоздика и, вы не поверите, перец. Да, да, перец!

Нолин молчал. Он не видел повода для восторгов.

Луи досадливо крякнул. Его кузен, переступив с ноги на ногу, всплеснул руками, как человек, осененный блестящей идеей:

– Может быть, мятный чай?

Нолин продолжал безмолвствовать.

– Тогда баобабовый сок? – подключился к уговорам Луи.

Схема ловушки вырисовывалась примитивная. Пражский вариант, о котором недавно вспоминал Нолин. Его намереваются одурманить, чтобы он потерял способность соображать и сопротивляться. Затем последует арест с изъятием зажигалки, которая превратится в вещественное доказательство преступления. Возможно, жертвой станет Луи, сам того не подозревая. Мрачная ирония судьбы. Не зря же говорят: «Не рой другому яму, не то сам в нее попадешь».

– Сок, – сказал Нолин.

– Уже несу, месье, – обрадовался официант, пятясь.

– Я имею сообщить вам нечто крайне важное и конфиденциальное, – высокопарно заявил Луи, когда они остались одни.

– Вы слово в слово повторили то, что сказали мне по телефону, – напомнил Нолин. – Опасаетесь, что я не все понимаю с первого раза?

– Тот русский турист, о котором вы меня спрашивали…

Луи замолчал, впившись взглядом в неподвижное лицо Нолина. Тот забарабанил пальцами по столу, демонстрируя не столько нетерпение, сколько скуку.

– Он на самом деле был не один.

Закончив мысль, Луи надул щеки, хотя они и без того не были впалыми.

В зале запустили новую восточную мелодию, до того томную, что хотелось отложить все дела и уснуть. Но не тем холодным сном могилы…

– С кем же? – поинтересовался Нолин.

– Так я вам сразу все и выложил, – самодовольно усмехнулся Луи. – В этом мире ничто не дается бесплатно.

Зато многое берется бесплатно. Силой и хитростью.

Размышления Нолина оборвал официант, раздвинувший портьеры подносом.

– Ваш сок…

Поставив на стол кувшин и два стакана, он по-рачьи ретировался за занавес. Спектакль начинал утомлять. Слишком дешевый и дилетантский, чтобы вызывать что-либо, помимо скуки. Самодеятельность низкого пошиба.

– Сколько? – спросил Нолин напрямик.

– Предлагаю обсудить это за ужином, – сказал Луи, наполняя стаканы. – У нас в Сенегале не принято заключать сделки, не поторговавшись как следует. Угощайтесь. – Он пригубил рубиновый сок и почмокал губами. – Очень вкусно. И полезно.

Глотнул или сделал вид, что глотнул?

Нолин щелкнул пальцем по своему стакану и попросил:

– Поподробнее, пожалуйста.

Луи погрозил ему пальцем:

– Я же сказал: за ужином.

– Речь идет о соке, друг мой, пока всего лишь о соке, – улыбнулся Нолин.

– Он называется буйе.

– Как интересно!

– Это наш национальный напиток, – выдавил из себя Луи. – В Сенегале его пьют все, от мала до велика.

– Теперь я понял, почему Сенегал показался мне необыкновенно спокойной и тихой страной! – воскликнул Нолин.

– Да? – наморщил лоб Луи. – Почему же?

– Полагаю, сок буйе обладает не только целебными, но и снотворными качествами. Пожалуй, я воздержусь. Много дел. А во сне, как вы сами понимаете, работу не сделаешь.

Нолин демонстративно отодвинул кувшин подальше.

– Какое заблуждение! – заволновался Луи. – Буйе – бодрящий напиток. Если напоить им человека, он сможет шагать по пустыне хоть сто миль, не испытывая усталости.

– Я никуда не собираюсь шагать, друг мой.

– Можно даже не спать всю ночь.

– Это чересчур, – рассудил Нолин. – Мне бессонная ночь ни к чему.

Луи вытер со лба испарину. Он напоминал человека, безуспешно пытающегося сдвинуть с места заупрямившегося осла. Себя-то он ослом не считал. Это было забавно, но Нолин не улыбнулся.

В кабинет вошел официант и принялся расставлять блюда, давая пояснения:

– Авокадо, фаршированное мясом креветок… Курица с рисом под лимонным соусом… Тамринад… Рыба йет…

– Наш гость отказался от сока, – трагически сообщил Луи.

– Как? – огорчился официант.

Родственники обменялись быстрыми взглядами. Если не успокоить их, то они впадут в панику и выкинут какой-нибудь неожиданный фортель, от которого все пойдет наперекосяк. Пускай все идет своим чередом.

– Ладно, – решил Нолин, – я попробую, раз вы так настаиваете. Но после еды. Признаться, я здорово проголодался.

Иногда нелегал имеет право говорить правду. Это был как раз тот редкий случай.

5

Не прошло и получаса, как тарелки были опустошены общими усилиями. Единственное, к чему не притронулся Нолин, так это к десерту под труднопроизносимым названием «нгалах». Приготовленный на молоке, он вполне мог содержать в себе что-нибудь помимо арахиса и меда.

– Вот теперь я готов обсудить наше небольшое дельце, – заявил Луи, промокая лоснящиеся губы салфеткой. – Моя информация обойдется вам в тысячу американских долларов.

– Она такая ценная? – заинтересовался Нолин.

– Не то слово! Русский пришел в бар с девушкой.

– Это правда?

– Чистая правда, месье, – подтвердил Луи. – Я могу сообщить вам не только имя девушки, сопровождавшей вашего друга, но и ее координаты. – Сделав это заявление, он придвинул к Нолину стакан сока.

Его собственный стакан простоял нетронутым. С его способностями только детишкам зубы заговаривать, да и те вряд ли накинулись бы на манную кашу, подсунутую дядюшкой Луи. Приняв стакан, Нолин принялся задумчиво вертеть его в руках.

– Девушка, – задумчиво пробормотал он. – Откуда она взялась?

– Откуда-то взялась, – сказал Луи. – Я видел ее собственными глазами. Вот прямо как вас.

– Как, вы говорите, ее звали?

– Никак не говорю. Деньги вперед.

Луи поднял свой стакан, прикоснулся к нему губами и поставил обратно.

– Я дам вам задаток, – сказал Нолин. – Десять процентов. Если ваша история того стоит, получите остальное.

– Не пойдет, месье. Я здорово рискую, нарушая наказ полицейских. Мне было велено держать язык за зубами, а я не удержался. Уж очень хочется вам помочь.

Милосердный самаритянин, как же. По земле, из края в край, ходит добрый Помогай.

– Вспомнил, – хлопнул себя по лбу Нолин.

Луи часто заморгал глазами:

– Что вы вспомнили?

– Про девушку. Она была в парике, верно?

– Почему в парике? – В растерянности Луи потянулся за сенегальским национальным напитком и, коснувшись стакана, отдернул руку, как от огня.

– Потому что она брюнетка, а мужчинам подавай блондинок, – ответил Нолин. – Комиссар Абу Фейяд мне все рассказал, причем запросил в два раза меньше.

– Это невозможно!

– Так я ему и ответил. Сторговались на трех сотнях.

Геббельс был не совсем прав, когда утверждал, что чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят. Для успеха необходимы какие-то мелкие достоверные детали. Ими-то Нолин и засыпал разинувшего рот Луи.

– Ее зовут Китти, – говорил он, – не так ли? Настоящее имя Катрин Йоост ван Волленгувен. Неулыбчивая особа, по причине плохих зубов. Но при фигуре. Подцепила моего друга на улице. Из «Черного льва» они направились прямиком в номера с почасовой оплатой. Оттуда уехали на такси. Все правильно?

– Э-э… Это вам комиссар Абу Фейяд рассказал?

– А кто же еще?

– И действительно, – пробормотал Луи.

Нетрудно было угадать ход его мыслей. Комиссар наплел русскому про проститутку Китти, чтобы содрать с него деньги. У Луи имелась собственная сказочка, но теперь она ломаного гроша не стоила. Не подставлять же господина Абу Фейяда. Помрачневший Луи кивнул на стакан:

– Попробуйте хотя бы.

– У меня другой план, – подмигнул Нолин.

– Не совсем понимаю…

– О, за объяснением дело не станет. Знаешь, говнюк, что это такое?

Луи уставился на вытащенную зажигалку, как на ядовитого тарантула.

– Я не понимаю, – повторил он заплетающимся языком.

Его реакция подтвердила худшие подозрения Нолина.

– Полагаю, отлично понимаешь, – сказал он. – Тебя наверняка проинструктировали на сей счет.

– Нет! Никто меня не инструктировал!

– Но кто? – задумчиво спросил Нолин, как бы рассуждая вслух. – Комиссар или американцы?

– Вздор! Я ничего не знаю.

– Тем хуже для тебя!

Нолин неожиданно вскочил, вытянув руку вперед.

– Я буду кричать, – предупредил Луи, когда зажигалка уперлась ему в щеку под глазом.

Из всех пор его блинообразного лица выступили бисерины пота. Вряд ли он испугался бы до такой степени, если бы ему угрожали снотворным или транквилизатором.

Склонившийся над столом Нолин возразил:

– Ты будешь не кричать, а орать от боли. Ты даже не представляешь, какой мучительной бывает смерть от этого яда. Одно движение… вернее, два, и тебе конец. Желаешь убедить меня в обратном?

– Н…нет, – промямлил клацающий зубами Луи.

– Тебе жарко? – вкрадчиво спросил Нолин.

– Что? Нет, месье.

– Но ты вспотел. Тебе необходимо освежиться. – Не опуская руки, Нолин обошел стол и остановился за спиной сексота. – Покажи мне, как любят у вас знаменитый сок буйе. Осуши свой стакан залпом.

– Отпустите, – взмолился трясущийся Луи.

– Я не стану считать до десяти. Даже до трех не стану. Просто вколю тебе отраву и оставлю тебя подыхать в корчах. Лучше выпей и усни, как младенец.

Достаточно было надавить зажигалкой посильнее, чтобы Луи сдался. В его глотке забулькало, как в канализационной трубе.

– Ты не ответил, кто тебя нанял, – напомнил Нолин.

– Ко… коми…

Одеревеневший язык не позволил Луи произнести короткое трехсложное слово, но сказанного было достаточно. С лихвой.

Теперь Нолин наверняка знал, что дакарская полиция подыгрывает ЦРУ. Разгадал он и механизм расставленного капкана. Но партия продолжалась. И до полной победы было еще далеко.

«А разве бывает победа неполная?» – спросил себя Нолин и невесело улыбнулся.

6

Снотворное или наркотик сработали быстро и надежно. Не прошло и десяти секунд, как Луи, оказавшийся не в состоянии удерживать голову на плечах, упал лицом на стол. Самая неудачная реклама баобабовому напитку, какую только можно придумать. Хотя такой сок мог прийтись по вкусу любителям кайфа. Поделилось бы ЦРУ с ними секретом рецепта?

Нолин положил палец на шейную артерию сотрапезника, ощутил слабую, но ритмичную пульсацию и с облегчением констатировал, что обошлось без летального исхода. Отлично. Можно переходить от медицинского осмотра к обыску. Так Нолин и поступил.

В нагрудном кармане Луи нашлась обертка от бритвенного лезвия с тремя крохотными, как бисерины, таблетками. Запас на всякий случай. Снабжая двоюродных братьев фармацевтическим оружием, американцы предусмотрели всевозможные варианты развития событий.

Кроме того, что избрал Нолин.

Подбросив таблетки на ладони, он поколебался, а потом аккуратно упрятал все три в узел своего галстука. Тоже на всякий случай. Он даже примерно представлял себе, для чего понадобятся быстрорастворимые пилюли.

Оставив на столе сотню долларов и бесполезную зажигалку, Нолин выскользнул из кабинета и вошел в общий зал. Девица у стойки все еще флегматично сосала незажженную сигарету, но посетителей прибавилось. Двое из них привлекли внимание Нолина, точнее, это он отметил их повышенное внимание к своей персоне. Оба уставились на него, как на тень отца Гамлета, в существование которой они не верили.

Это были крепкие мужчины лет тридцати, одетые непритязательно, но явно не в костюмы сенегальского пошива. Загорелые лица свидетельствовали о том, что они провели не один день на солнце, хотя загар мог быть не африканским, а, допустим, калифорнийским и даже австралийским.

Не ломая голову над неразрешимыми вопросами, Нолин направился к выходу. Обменявшись быстрыми взглядами, мужчины разделились. Один из них устремился в занавешенный закуток. Второй двинулся за Нолиным.

Они очутились на улице почти одновременно. Опережая преследователя на пару шагов, Нолин шел к джипу. В тот момент, когда прозвучал сигнал разблокировки замков, мужчина перешел к активным действиям. Удерживая Нолина за рукав, он произнес на скверном французском языке:

– Минутку, месье. Нам надо кое-что обсудить.

– К вашим услугам.

Улыбнувшись, Нолин завладел большим пальцем неизвестного. Со стороны они походили на двух подвыпивших приятелей, лезущих обниматься от прилива взаимной симпатии. Загорелый мужчина сжал свободную руку в кулак, намереваясь разрушить эту иллюзию. Нолин пнул его носком туфли в голень, одновременно выворачивая палец таким образом, чтобы отбить противнику всякую охоту приставать на улице к незнакомым людям.

– Пардон, – сказал он.

– Ох, – простонал мужчина, выгнувшись.

Поскольку он оказался в крайне неустойчивой позе, этим было грех не воспользоваться. Толкнув его от себя, Нолин распахнул дверцу автомобиля. Мужчина сел на асфальт, уставившись на свой нелепо отставленный палец.

– Обычный вывих, – успокоил его Нолин. – Приятель вправит.

Тот как раз выскочил из ресторана, сопровождаемый двумя сенегальскими полисменами. Еще двое полицейских торопливо выбирались из машины, оглашая улицу криками:

– Стоять! Не двигаться!

Нолин подчинился.

– Что здесь происходит? – гневно спросил офицер полиции, оказавшийся не кем иным, как Абу Фейядом.

– Меня пытались ограбить, – сказал Нолин.

– Обыщите его! – распорядился комиссар.

Указывал он не на предполагаемого грабителя, баюкающего свой распухший больной палец, а на Нолина. Ничего удивительного. Комиссар Абу Фейяд не сориентировался в ситуации и действовал в соответствии с устаревшим планом.

– Я буду жаловаться, – сказал Нолин, безропотно поднимая руки над головой.

– Ваше право, – сказал комиссар.

Обыск продолжался около минуты. Спутник пострадавшего мужчины подошел поближе, внимательно наблюдая за процессом извлечения предметов из нолинских карманов.

– Деньги! – провозгласил один из полицейских уличающим тоном. – А говорит, что его грабили.

– У меня пропала зажигалка, – заявил Нолин, глядя в глаза загорелому наблюдателю. – Возможно, ее похитил этот тип, который набросился на меня с кулаками. – Он кивнул на мужчину, осторожно щупающего поврежденный палец. – Хотя я мог забыть зажигалку в ресторане. – Нолин нахмурился. – Поэтому я не стану выдвигать официальные обвинения.

– Он не станет! – саркастически воскликнул Абу Фейяд. – Какое великодушие! Посмотрим, как запоет месье, когда на зажигалке обнаружатся его отпечатки пальцев!

– В Сенегале запрещено пользоваться огнем? – удивился Нолин.

– Принести, – коротко велел загорелый мужчина в штатском.

Хотя он явно не обладал официальными полномочиями, один блюститель порядка кинулся выполнять приказ. Остальные полицейские обступили Нолина плотнее, готовые воспрепятствовать побегу или попыткам сопротивления. Вокруг начали собираться зеваки. Пострадавший в потасовке мужчина ретировался, скрывшись в недрах синего микроавтобуса. Туда же была отнесена злополучная зажигалка. Минуту спустя мужчина высунулся оттуда, чтобы отрицательно качнуть головой.

– А вы весьма предусмотрительны, мистер, – усмехнулся его напарник, не считая нужным продолжать изъясняться на французском языке.

Нолин тоже перешел на английский язык:

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

– Разумеется, – процедил мужчина.

– Я трезв, как стеклышко, – сказал Нолин, – и при мне нет ничего предосудительного.

Он на мгновение задержал взгляд на номерном знаке микроавтобуса. Сомнений не было. Этот автобус стоял возле пансиона прошлой ночью. Цепочка замкнулась. Почти замкнулась, потому что слежка не обязательно велась по инициативе Банщикова. Хотя причин сомневаться в этом было маловато.

– Пусть меня отпустят, – сказал Нолин. – Это прежде всего в ваших интересах.

Мужчина притворился удивленным:

– Я не командую сенегальской полицией.

– Я заметил. Но вы все равно распорядитесь меня отпустить.

Столкновение взглядов продолжалось секунды две-три.

– Все свободны, – проворчал мужчина.

– Мои вещи, – скромно напомнил Нолин.

– Его вещи!

– Есть! – вытянулся в струнку Абу Фейяд.

«Идиот, – подумал Нолин. – Он бы еще козырнул».

– Какое американское имя вы предпочитаете? – спросил мужчина, провожая взглядом полицейских, демонстрирующих проворство крыс, покидающих тонущий корабль.

– Джек, – решил Нолин, обдумав вопрос и рассовав свое добро по карманам. – Только это, кажется, английское имя, а не американское.

– Это не имеет ни малейшего значения. Называй меня Джеком, Юрий. С твоего позволения, я задержу тебя еще немного. Нам есть что обсудить. Не на виду у толпы, разумеется. Прошу в мини-бас.

Предложение уединиться в микроавтобусе было в равной степени интригующим и рискованным, однако, поколебавшись, Нолин предпочел согласиться. Его тактика в том-то и состояла, чтобы вынудить американцев пойти на сближение. Это сработало. Бык, перед мордой которого помахали красной тряпкой, принялся рыть копытом землю. От Нолина зависело, каким будет продолжение. Но не в большей степени, чем от самого чудовища. Называлось оно зло и коротко: ЦРУ.

1

Центральное разведывательное управление Соединенных Штатов Америки было создано в самом начале «холодной войны», но настоящего расцвета достигло десятилетия спустя, когда обеими сторонами было объявлено во всеуслышание, что война закончена и отныне США и Россия чуть ли не в обнимку движутся к мирному и счастливому будущему. Трогательно. Как библейская картинка рая, в котором волки пасутся вместе с овечками.

Реальность разительно отличается от утопических фантазий. Сколько будут существовать волки, столько будут они нападать на овечьи стада. А овчарки в ошейниках с шипами будут рвать серых хищников, и пастухи будут отстреливать их при каждой возможности. Даже если волки научатся строить умильные рожи и преданно вилять хвостом.

Их удел – убивать, чтобы жить.

Предназначение ЦРУ – уничтожать противников и инакомыслящих. Если однажды руководство организации отрапортует о полной победе над врагами, то их отправят в отставку, а управление расформируют. Для многих тысяч сотрудников это катастрофа. Таким образом, ЦРУ, подобно волчьей стае, способно существовать исключительно в силу своей кровожадности.

Это самая знаменитая, но далеко не единственная американская спецслужба. Любой современный школьник без труда расшифрует буквы ЦРУ, но многие ли знают, что скрывается за аббревиатурами РУМО или АНБ? В чем же причина такой популярности? В обилии шпионских боевиков? В размахе? В непомерном бюджете, на который можно вооружить армию, сравнимую с гитлеровской? Но по штатному расписанию и по объемам финансирования знаменитое управление несколько уступает «темной лошадке» АНБ. Лидирующее положение ЦРУ обусловлено тем, что оно координирует деятельность всех многочисленных и разнообразных американских разведок. Для этого, собственно, его и создал в свое время президент Трумэн. В приватной беседе он сравнил свое детище с рыцарским орденом крестоносцев, которые призваны подчинить народы мира одной-единственной вере. Звездно-полосатой, разумеется. При которой не станет иных критериев оценки, помимо долларового эквивалента. Америка превыше всего! Может быть, может быть. Но пока что, к счастью, только для самих американцев.

Тем не менее все нити глобальной шпионской паутины США сходятся в штаб-квартире ЦРУ. Шеф управления, подчиняющийся президенту, совмещает этот пост с должностью генерального директора всей разведки Соединенных Штатов. Однако и само по себе ЦРУ представляет собой мощнейшую организацию, управляющую всеми тайными операциями за рубежом.

В отличие от Агентства национальной безопасности, стремящегося к максимальной скрытности и болезненно реагирующего на любые публикации, руководство ЦРУ, напротив, всячески афиширует и рекламирует себя в качестве бесстрашного рыцаря на белом коне, сражающегося с многоголовым огнедышащим драконом. Битве этой не видно ни конца ни края, а срубленные головы летят и катятся во все стороны, как мячи на матчах американского футбола. Болельщики в восторге. Денег, потраченных на зрелище, никто не жалеет и не считает. Все довольны, все при деле. Особенно в штаб-квартире ЦРУ.

Находится она в расположенном недалеко от Вашингтона небольшом городишке Лэнгли, штат Вирджиния. В 1998 году указом президента Клинтона ей было присвоено наименование «Центр разведки имени Джорджа Буша». По этому поводу состоялась торжественная церемония, на которой присутствовали асы международного шпионажа, VIP-персоны американской администрации, директора и заместители директоров ЦРУ, а также сам виновник торжества – экс-президент США Джордж Буш вместе с женой Барбарой, членами семьи и друзьями. Клинтон высказался в том духе, что столь высокая честь оказана Джорджу Бушу не столько как бывшему директору ЦРУ, сколько как президенту, при котором Соединенные Штаты одержали полную и окончательную победу над СССР. Собравшиеся ликовали. Телерепортеры и журналисты поливали грязью пресловутый «Кей Джи Би» и пели осанну оплоту американской демократии – «Си Ай Эй». По поводу Центрального разведывательного управления многократно использовались такие эпитеты, как «честное», «справедливое», «незапятнанное», «открытое».

Обывателю внушалось, что, в отличие от кошмарных «подвалов Лубянки», Лэнгли является чуть ли не туристическим аттракционом. Заходи с улицы и присоединяйся к экскурсии. Телевизионщики так и поступали. Не посвящая общественность в такие мелочи, что «группы туристов» формируются… из здешних сотрудников. Смотрите, завидуйте!

Благодаря такой «доступности» не составляет труда скачать в Интернете фотографии или видеоролики, изображающие заведение в Лэнгли. Владельцы специализированных сайтов со всех сторон продемонстрируют старое здание из бетона, напоминающее университетский кампус. Укажут общую площадь, составляющую 1 400 000 квадратных футов. Сообщат, что в здании помещается 3500 сотрудников, немного таинственных, но в общем-то безобидных, как офисные клерки. Получается, что один клерк из Лэнгли занимает 400 футов, или около 120 квадратных метров. Что он там делает, одному богу известно. Остается тайной и то, каким образом вся эта уйма народу вовремя попадает на рабочие места, проникая в здание через единственный главный вход.

Немало подобных загадок хранит и новое здание ЦРУ, состоящее из двух башен, примыкающих к западному фасаду старого здания. Башни соединены четырехэтажным переходом. Если вас пропустят на территорию штаб-квартиры и разрешат наблюдать за окнами перехода снаружи, вы сделаете удивительное открытие. За огромными стеклянными окнами всегда проходят одни и те же фигуры. Мужские и женские, они движутся в обоих направлениях, держа в руках портфели и дамские сумочки. Фокус в том, что каждый день они выстраиваются в одном и том же порядке, не меняют портфели на папки и всегда шествуют с одинаковой скоростью. Это лишь виртуальные призраки. Чем занимаются истинные обитатели штаб-квартиры, остается только догадываться.

Тайна, покрытая мраком. Чего еще ожидать от учреждения, девиз которого представляет собой криптограмму? Да-да, скульптура у северо-восточного угла нового здания выполнена в виде бумажного свитка, на котором высечен зашифрованный текст. Что там написано, неведомо, как неведомо, какие планы вынашивают тысячи сотрудников трех директоратов ЦРУ в Лэнгли: оперативного, аналитического и разведывательного.

Нолину противостояли оперативники, скорее всего, из отдела России или Африки. Сила их была даже не в опыте и не в опасных навыках, приобретенных в Харвей-Пойнтском учебном центре. За ними стояла вся мощь не только Центрального разведывательного управления, но и всех Соединенных Штатов Америки. Огромные деньги, почти неограниченная власть, океанские армады и воздушные флотилии, смертоносное оружие, совершенное оборудование, победоносный имидж, стремление побеждать и властвовать любой ценой.

Нолин был одинок, а нелегальный статус лишал его даже такого преимущества, как дипломатическое прикрытие. И все же он вошел в микроавтобус, напичканный электроникой, сел и вопросительно приподнял брови. «О чем будем говорить?» – безмолвно вопрошал он.

И вовсе не был уверен, что дело ограничится безобидной беседой.

2

Несмотря на обилие аппаратуры, в салоне микроавтобуса было достаточно просторно, чтобы разместиться втроем. И слишком тесно, чтобы вырваться наружу, если американцы надумают воспользоваться оружием или хотя бы численным превосходством. Тот, которому Нолин повредил палец, уже вправил его на место, но веселее от этого не стал, смотрел зверем, нервно подергивая ляжками. Назвавшийся Джеком улыбался, однако чересчур широко и дружелюбно, чтобы внушать доверие.

Нолина усадили лицом к небольшому прямоугольному экрану телевизора или монитора.

– Посмотрим вместе небольшой фильм, а потом обсудим увиденное, – сказал Джек. – Не возражаешь, Юрий?

Нолин вспомнил о визите Марго и предупредил:

– Если это какая-нибудь порнография, то не утруждай себя понапрасну. Во-первых, я не женат. Во-вторых, в России давно перестали заботиться о моральном облике граждан. Эротические фильмы утратили актуальность.

– Я так не думаю, – проворчал американец слева.

– Он будет у нас Филом, – подмигнул Джек. – Привет, Фил. Познакомься с моим новым другом Юрием.

– Он такой же Юрий, как я Фил.

– Вот и прекрасно. Это означает, что все мы находимся в равных условиях.

«Если не считать такого пустяка, что я фактически взят в плен, – подумал Нолин, – а эти двое ничем не ограничены в свободе действий».

– Сеанс задерживается, – произнес он вслух.

– О, много времени просмотр не отнимет, – заверил его Джек. – Еще успеешь застать хозяйку пансиона бодрствующей. Кстати, она может поплатиться за длинный язык. В том случае, если ты, Юрий, не захочешь загладить ее вину.

Нолин задержал дыхание. Старая, как мир, история. Шантаж. Не слишком эффективный, учитывая, что угрожают малознакомой женщине, а не родным и близким. Кто Марго Нолину и кто он ей? Махнуть рукой? Взвесив шансы, Нолин так и поступил.

– Перестань, Джек. Таким мужчинам, как мы, плевать на случайных любовниц. Одной больше, одной меньше… Будем рыдать и посыпать голову пеплом?

– О'кей. Значит, ты не станешь возражать, если кто-нибудь плеснет Марго кислотой в лицо? В Африке все случается. Зависть, ревность, варварские обычаи.

– Личико пострадает, зато фигура останется в целости и сохранности, – заметил Фил, мстя за покалеченный палец.

– Вот и отлично, – кивнул Нолин. – Шрамы украшают не только мужчин, но и некоторых женщин. А то, что фигура не пострадает, так это вообще великолепно. Марго сможет по-прежнему посещать бассейн на бульваре Мортье.

Упоминание бассейна произвело эффект разорвавшейся бомбы. Именно на это рассчитывал Нолин, затевая свой блеф. Штаб-квартиры всех крупных разведуправлений мира имеют жаргонные названия. Так, здание СВР именуют «лесом» или «поляной» ввиду того, что оно стоит посреди рощи. А штаб-квартира французской внешней разведки соседствует с бассейном, построенным к Олимпийским играм 1924 года на бульваре Мортье в южной части Парижа. Это 25 метров в высоту, столько же метров в глубину и 6 квадратных километров, оборудованных суперсовременной техникой. Из «бассейна», например, осуществляется управление радарной системы «Грэйвс». После того как французы обнаружили три десятка американских спутников-шпионов и намекнули, что готовы опубликовать их координаты, боссы ЦРУ начали заигрывать с ними, всячески демонстрируя свое расположение. Нападение на французскую разведчицу грозило крупными неприятностями.

– Бульвар Мортье далеко отсюда, – сказал Фил.

– Полагаю, это не помешало мадам Марго позвонить в Париж своему тренеру по плаванию, – сказал Нолин, рассеянно рассматривая интерьер микроавтобуса.

– Хотите сказать, что его зовут Пьером Брошаном? – спросил Джек, недоверчиво усмехнувшись при упоминании шефа Генеральной дирекции внешней безопасности Франции.

– Хорошая мина при плохой игре, – вставил Фил.

Нолин улыбнулся:

– Не забывайте, что еще бывает хорошая мина при хорошей игре, ребята.

Американцы переглянулись. Они промолчали, но интуиция подсказывала Нолину, что хозяйка «Ebony & Ivory» вне опасности. Проверка биографии Марго займет много времени. Когда выяснится, что она не имеет ни малейшего отношения к разведке, ЦРУ будет не до нее. Это хорошо. Плохо, что время работает не на Нолина, а против него.

– Как насчет обещанного фильма, Джек? – спросил он, закидывая ногу на ногу. – Сеанс не отменяется? Только умоляю, не нужно призеров Оскара. Меня уже тошнит от компьютерных сказочек.

Американец повел головой из стороны в сторону.

– Сказочек не будет, Юрий. Жесткое риэлти, нон-фикшн. Как это у вас называется?

– Документальное кино, – сказал Нолин.

– Doku… Dokumentalnoye, yeah. Right now. Сейчас приступим.

Американцы обменялись быстрыми взглядами. Небрежно развалившийся Нолин почувствовал себя так, словно очутился на приеме у дантиста, вооружившегося бытовой дрелью. Или даже бензопилой, столь популярной у создателей голливудских фильмов ужасов.

3

Кино и впрямь было не для слабонервных. Съемки велись в безымянном морге. Прежде чем навести объектив на главное действующее (бездействующее!) лицо, оператор прошелся между металлическими столами. В соответствии с режиссерским замыслом, покрывала были отброшены, давая возможность хорошенько рассмотреть трупы. В основном это были темнокожие, половина из которых умерла насильственной смертью.

Запекшаяся кровь, рваные раны, предсмертные оскалы… Под горло подкатил горячий ком, виски увлажнились от пота.

– Какой натурализм, – пробормотал Нолин. – Знаете, ребята, пожалуй, я не имею ничего против компьютерной графики. У вас есть «Триста спартанцев»?

– А ты не видел «Спартанцев»? – удивился Фил.

– Ноуп, – признался Нолин на американский манер. – Не-а.

– Может быть, еще увидишь.

В устах Фила это прозвучало зловеще. Нолин показал ему большой палец. Тот польщенно осклабился. Нолин, в свою очередь, скривился и подул на палец. Улыбку сорвало с лица американца, как маскарадную маску ветром.

– Автокатастрофа, – провозгласил Джек, остановив изображение на крупном плане обгоревших останков мужчины, скрючившегося в классической «позе боксера». – Несчастный случай, разумеется. Этот человек любил не только доллары, но и китайские юани. Жадность его погубила. Однажды темной ночью на него напали неизвестные, ограбили, убили и сожгли в машине.

– Дело было в Пекине? – спросил Нолин.

– В Дакаре, Юрий, – ответил Джек. – Это местный морг. Никому бы не советовал попасть туда… – он сделал многозначительную паузу, – …даже на экскурсию. Ужасная вонь, жара, мухи.

– Мне случалось бывать в каирском морге, – поддержал разговор Нолин. – Тоже сомнительное удовольствие. Между прочим, в Каире мне предъявили труп вашего соотечественника. Его автомобиль расстреляли бризантными пулями. Вспыхнул, как факел.

– Кто бы это мог быть? – мрачно процедил Фил.

– Американец, я же сказал.

– Это я понял. Меня интересует стрелявший.

– Какой-нибудь террорист, – развел руками Нолин. – Сам знаешь, сколько их развелось на планете. Вооружаемся, вооружаемся, а справиться с этой заразой никак не можем. Ни авианосцы террористов не пугают, ни субмарины, ни точечные бомбометания в жилых кварталах.

– Есть еще ядерные боеголовки, – напомнил Джек, улыбаясь.

– На них вся надежда, парни, – доверительно произнес Нолин. – Тут главное правильно определить местонахождение лагеря. И я не позавидую той стране, где обоснуются международные террористы.

– Пока что все они предпочитают действовать в опасной близости с Россией, Юрий.

– Никто не знает наверняка, Джек. А вдруг калифорнийские пожары – дело их рук? Придется принимать меры.

– Мы уже принимаем, Юрий.

– Мы тоже, Джек. – Нолин умудрился улыбнуться еще беззаботнее, чем американец. – Признаюсь тебе как союзник союзнику. У Бен Ладена нет ни малейших шансов на победу. Он будет обнаружен и уничтожен. В любой точке планеты. – Нолин подмигнул. – Для этого он и существует, верно?

– Я тоже буду с тобой откровенным, – сказал Джек. – Сейчас для тебя не время беспокоиться о судьбах планеты. Подумай об этом.

Стоп-кадр на экране ожил, чего нельзя было сказать о покойнике с согнутыми руками и ногами. Облепленный сгоревшей одеждой, он походил на кошмарную черную мумию. Разинутый рот заходился в немом крике: «Опасность! Опасность!»

– Некрофил заплатит за ролик хорошие деньги, – сказал Нолин.

– Я отдам его тебе, – пообещал Джек. – Бесплатно.

– Зачем?

– Предъявишь руководству.

– Мое руководство пропало без вести здесь, в Сенегале. Слыхали об этом? Я ищу некоего Александра Борисовича Виткова, директора фирмы «Щит и меч».

– Не валяй дурака, – вмешался в разговор Фил. – Нам известно, кто ты такой и зачем явился. И если ты надеешься, что мы подпустим к тебе ниггеров из министерства обороны…

– Shut up, Phil! – рявкнул Джек. – Заткнись, Фил! – Сообразив, что подобная горячность выдает его с головой, он сменил тон. – Ты портишь весь драматический замысел, приятель. Я как раз собираюсь показать Юрию его директора, а ты лезешь со своими комментариями.

Нолин расхохотался, хлопая себя по коленям. Нужно было срочно придумать обманный финт, отвлекающий внимание американцев. Они ни в коем случае не должны догадаться о том, что упоминание ниггеров из министерства обороны отложилось в мозгу Нолина. Он угадал, когда подбросил Банщикову ложный след. Тот успел известить ЦРУ о состоявшемся разговоре. Теперь противник убежден, что поиски Виткова – лишь предлог, что в действительности Нолин прислан для контакта с правительством Сенегала.

– Чему ты радуешься, Юрий? – насторожился Джек, снова остановивший показ фильма.

На экране застыл краешек белой простыни с бурыми пятнами. Очередной крупный план, здорово стимулирующий воображение.

– Я представил себе, как отреагировали бы на этот фильм в Москве, – произнес Нолин. – Возвращаюсь, требую срочной аудиенции у… – Он сделал вид, что подбирает нужные слова. – У учредителей фирмы. «Есть результат?» – спрашивают они. А как же! Есть. Вот, смотрите…

– Как раз это тебе и предстоит сделать, – сказал Джек. – Предлагается сделать, – поправился он.

– Что? – оборвал смех Нолин.

– Скоро узнаешь.

– Следи за экраном, – проворчал Фил.

Видеокамера начала медленный обход трупа немолодого мужчины европейской наружности. Впрочем, слово «наружность» в данном случае не годилось. У трупа отсутствовало лицо. Его заменяла уродливая маска из лохмотьев кожи, мяса и запекшейся крови. Отдельные раны имелись также на верхней половине туловища, но смертельными они не были. Мужчина погиб от небольшого направленного взрыва или от выстрела в упор.

– Картечь? – предположил Нолин.

– Верно, – поощрительно улыбнулся Джек. – Несчастный случай на охоте. Мистера Виткова пригласили поучаствовать в сафари. На свою беду, он согласился.

– Это не Витков, – сказал Нолин, не отрывая глаз от экрана.

– Почему нет? – возмутился Фил.

– Не то телосложение. И возраст не совсем подходящий.

– Пустяки, – махнул рукой Джек. – Ты не обязан вникать в подобные тонкости. – Он выключил телевизор. – Разве ты криминалист? Патологоанатом? Тебе передали диск, ты поверил. За это не расстреливают на Красной площади…

– А мы, – продолжил Фил, – щедро заплатим тебе за доверчивость.

– Бери диск и возвращайся в Москву, – сказал Джек. – Так будет лучше для всех. Для тебя, для нас, для остальных. Просто уезжай.

– Ага, – кивнул Нолин. – А потом неожиданно объявится пропавший Витков.

– Не объявится, – не слишком уверенно произнес Фил.

– Тридцать тысяч долларов, – сказал Джек.

– Не пойдет, – возразил Нолин.

– Пятьдесят.

– Все равно не пойдет.

– Больше мы не дадим, – предупредил Джек.

– А я больше и не возьму.

– Значит, пятьдесят тысяч возьмешь?

– Не могу.

Нолин потупился. Ставки увеличивались. Вот только его собственная ставка оставалась прежней. Жизнь. Проиграешь – отыграться не суждено.

4

Джек произнес пространную речь, в которой поочередно следовали угрозы и заверения в дружбе. Если верить американцу, то Юрий был ему симпатичен, очень. Американец не желал зла своему русскому приятелю. Наоборот. Он из кожи вон лез, чтобы уберечь русского от беды. Ведь у Джека имеются свои начальники, которые настаивают на скорейшем решении проблемы. Сегодня они платят деньги Юрию, а завтра предпочтут заплатить какому-нибудь дакарскому уголовнику или полицейскому. Бац! И упрямый Юрий оказывается в морге, где, как он понимает, ничего хорошего его не ждет. Выпотрошат, зашьют как попало и отправят в Россию в цинковом гробу.

– Или вообще на свалке закопают, – подключился Фил. – Без бюрократических процедур.

– Ты этого добиваешься? – спросил Джек.

– Нет, – угрюмо ответил Нолин.

– Тогда в чем дело?

– Если бы меня прислали только для поисков Виткова…

Американцы обменялись мимолетными взглядами.

– А зачем тебя прислали? – подался вперед Джек.

– Не скажу. – Нолин уставился на свои стиснутые в кулаки руки. – За такое и впрямь расстреляют. Пусть не на Красной площади, но разве от этого легче?

– Пулю можно получить и в Дакаре, – предупредил Джек.

– Или картечь, – добавил Фил.

– Да понимаю я, понимаю.

– Тогда выбирай.

– Выбрал, – тряхнул волосами Нолин.

– Что? – спросили американцы в один голос.

– Я остаюсь и занимаюсь имитацией бурной деятельности. Езжу по Дакару и окрестностям, навожу справки, расследую порученное мне дело. – Нолин посмотрел в глаза Джеку. – При этом обещаю не усердствовать.

– Хитер! – восхитился Фил. – За идиотов нас принимаешь?

– Погоди, – осадил его Джек. – Послушай, Юрий. Мы не можем принять твое предложение. Ты получаешь слишком большую свободу действий.

– Разве не американцы говорят, что свободы никогда не бывает много?

– Мало ли кто что болтает, – скривился Фил.

– Как хотите. – Нолин встал. – Я ухожу.

– Ты уверен? – в руке улыбающегося Джека появился пистолет с глушителем.

– Не смеши меня. – Нолин ответил улыбкой на улыбку. – Ты белый агент. Вы оба – белые агенты. В противном случае Фил давно бы съездил мне по зубам, а ты, Джек, достал бы пушку гораздо раньше. Так поступили бы «негры». У вас дипломатический статус. В этом ваше преимущество, но в этом и ваша слабость. В экстренном случае работник посольства вправе применить оружие, но сразу после этого он перестает быть посольским работником.

– Сядь, – сказал Джек уже спокойнее. – Мы с Филом выйдем, чтобы решить, как быть дальше. Не исключено, что сегодня ночью дипломатическая карьера одного из нас закончится. Но одновременно с твоей жизнью, Юрий. Поэтому сиди тихо, не делай глупостей и не ухудшай свое и без того незавидное положение. О’кей?

Что мог ответить Нолин на это?

– О’кей, – сказал он.

5

В жизни каждого разведчика случается столько критических моментов, что впору обзаводиться нервным тиком, дергаться, заикаться или ходить седым, как лунь. Однако заик на этом поприще не бывает. Не приживаются в разведке также излишне нервозные или просто неуравновешенные типы.

Разведчик – существо особой породы. Это не значит, что он обязан быть суперменом с суперплоской «береттой» под идеальным смокингом а-ля Джеймс Бонд. Не задержался бы в разведслужбе и Штирлиц, готовый нянчиться с беременными радистками и иностранными пасторами. Образ настоящего секретного агента отличается от экранного как небо от земли. А знаменитым он может стать только после скандального провала, когда пресса во всеуслышание объявит, что такой-то шпион занимался тем-то и тем-то, за что будет отвечать перед законом.

Когда Нолин попал в Академию внешней разведки России, он был убежден, что прошел отборочные мытарства благодаря таким качествам, как хорошие анкетные данные, стопроцентное здоровье, морально-психологическая устойчивость, безупречная память, среднестатистическая внешность, блестящие лингвистические и аналитические способности. Но главный критерий, как выяснилось позже, был иным. Слушателями академии становились люди, готовые лечь в безымянную могилу. Без воинских почестей и наград, без героического ореола и скупой мужской слезы, утираемой теледиктором, зачитывающим правительственное сообщение.

На невидимом фронте сражаются невидимки. Никто не замечает их исчезновения с поля боя.

Нолин был на грани такого исчезновения. Все его навыки агентурной работы, психологические и физические приемы, искусство конспирации и перевоплощения не годились этой ночью, когда он сидел в чужом микроавтобусе и ждал своей участи. Нолин был как шахматист, просчитавший партию на много ходов вперед, но понятия не имеющий о том, какие ответные ходы предпримет противник. Оставалось надеяться, что он правильно оценил возможное поведение американцев.

Нолин надеялся.

Так ли уж выгодно ЦРУ ликвидировать засветившегося российского шпиона? Он предсказуем, он уже почти согласился на сотрудничество, его можно контролировать благодаря прослушиванию и слежке. Каким окажется человек, которого пришлют вместо Нолина? Не возникнут ли в связи с этим непредвиденные осложнения?

Ставя себя на место американцев, Нолин снова и снова приходил к выводу, что силовое решение проблемы не в их интересах. Кроме всего прочего, у них есть тайный осведомитель, опекающий Нолина, как игрок, приставленный к чужому нападающему, чтобы не позволять тому маневрировать и бить по воротам. Эту роль, несомненно, выполнял Банщиков. Пока Петр Семенович в игре, ЦРУ может не опасаться утратить контроль над Нолиным. Это плюс. Но есть и минус. Судя по поведению американцев, они и сами не знали, куда запропастился директор «Щита и меча». Следовательно, существует риск, что он будет обнаружен. Учитывая обстановку, церэушники ни в коем случае не собираются допустить это. И если они решат, что Нолин способен отыскать Виткова, то пистолет с глушителем все же выстрелит этой ночью.

В живот? В сердце? В голову?

«Спокойно! – приказал себе Нолин. – Ты обычный зубоскал и бабник. Кроме того, ты любишь деньги и не прочь обогатиться за счет дядюшки Сэма. Что касается твоей болтовни насчет противостояния России и Америки, то это тот случай, когда слова расходятся с делом. Все мы любим щегольнуть патриотизмом, пока не заслышим шуршание «зелени». А я вот заслышал, ребята, и готов продаться. Покупайте скорее, господа американцы. Сегодня я доступный и сговорчивый».

Судя по выражению лиц вернувшихся американцев, они предпочли потратить деньги, а не патроны. Фил даже сподобился дружески хлопнуть Нолина по колену. Правда, Джек поспешил добавить ложку дегтя в бочку меда:

– Мы заплатим, когда ты прилетишь в Москву, Юрий.

– Разве ЦРУ и до Москвы добралось? – притворно ужаснулся Нолин.

Американцы расхохотались. Это не означало, что они развесили уши и утратили бдительность. В принципе, Нолину было плевать на их доллары, поскольку деньги все равно подлежали сдаче в кассу СВР. Но излишняя уступчивость выглядела бы подозрительно.

– Не пойдет, – твердо заявил Нолин.

– Ты вынуждаешь нас применить крайние меры, – опечалился Джек.

– Жесткие, – уточнил Фил.

– Я всего лишь прошу предоплату.

– Десять процентов.

– Тридцать!

– Двадцать, – не сдавались американцы.

– Двадцать пять! – выпалил Нолин.

По взглядам агентов ЦРУ было заметно, что именно на это они рассчитывали.

– Карточка на предъявителя, – сказал Фил, протягивая пластиковый прямоугольник. – Завтра утром на твоем счету появится десять тысяч.

«Столько же, сколько получила от вас Марго», – отметил про себя Нолин.

– Вы плохо считаете, – произнес он вслух. – Четверть от пятидесяти тысяч составляет двенадцать пятьсот.

– Мы округлили, – ответил Джек, не сморгнув глазом.

– Торг окончен, – сказал Фил. – До свидания. – Он указал пистолетным глушителем на выход. – Мы еще увидимся, Юрий.

– Предвкушаю, – проворчал Нолин, пробираясь к двери.

– Минутку, – задержал его Джек. – Я отправил на твой телефон сообщение. Там одно слово: «Помни». Не удаляй его. Если вдруг разыщешь Виткова, перезвони мне. Иначе мы будем считать контракт расторгнутым.

«А мы и не заключали контракта», – подумал Нолин, выпрыгивая из автобуса. Метры, которые отделяли его от «Лендровера», показались бесконечными. Все-таки он еще ожидал выстрела. В спину.

1

Банщикову не спалось. Мучили изжога и тоска. Людмила давно спала, намазав лицо кремом и улегшись в позу покойницы. Не имея возможности смотреть телевизор, Банщиков листал тощие иллюстрированные журнальчики и пухлые бульварные газетенки, обнаруженные в тумбочке. Российскую прессу забыл кто-то из предыдущих постояльцев. Содержащаяся в ней информация умиляла своей наивностью:

Макаревич шел на речку, перепрыгнул через овечку… У Земфиры под подушкой лежит сладкая ватрушка… Максим Галкин был голодный, проглотил утюг холодный…

Внимая этому детскому лепету, Банщиков припоминал прежние газеты, печатавшиеся на дешевой серой бумаге такими колоссальными тиражами, что во все эти «Правды», «Литературные газеты» и «Известия» можно было запросто завернуть земной шар и продать гуманоидам, о которых полюбил читать советский народ в смутные времена, когда из всех щелей поперла свобода слова, замешенная на таких крутых дрожжах, что не умещалась в почтовых ящиках подписчиков. С годами она приелась, опротивела. Стало ясно, что в большинстве своем люди не до каких-то там высоких истин докапываются, а элементарно желают знать, что творится за замочными скважинами, желательно, открывающими обзор на чужие спальни.

Спрос порождал предложение, предложение стимулировало спрос, и так далее, по кругу, по нисходящей спирали в сливную воронку, отзывающуюся канализационным бульканьем:

«БАБ меняет баб»…

«Встать! ВИАгра идет!»…

«Три продюсера не смогли удовлетворить Пугачеву»…

В скором будущем, размышлял Банщиков, надобность в сопроводительных текстах вообще отпадет. Фотография и краткая надпись. Комикс. Веселые картинки для скрашивания времени в рекламных паузах между телесериалами.

В подобную картинку превратилась и репродукция врубелевского «Демона», который, обряженный в джинсы, сидел в окружении танцующих девушек на развороте молодежного журнала. Все посетители дискотеки, включая демона, держали в руках черные баночки волшебного напитка «Электро Берн», заряжающего энергией на всю ночь.

«Зажигай! – призывала реклама. – Получи по максимуму при минимуме».

Судя по напряженной позе демона, его напиток не взбодрил, а погрузил в тягостные раздумья. Банщиков ему не сочувствовал. Ему было жалко только самого себя. Рожденный в СССР, он до недавнего времени полагал, что сумел приспособиться к рыночным отношениям, когда все продается и покупается. Но в расчеты вкралась ошибка. Не стоило продавать себя. С некоторых пор Банщиков не принадлежал себе. Он жил в квартире, приобретенной в кредит, а сам, от головы до пят, с потрохами, принадлежал Центральному разведывательному управлению США. Его купили не для забавы. Он стал пешкой – пешкой для размена. И возможности спрыгнуть с шахматной доски не существовало.

Не позволят. В лучшем случае пустят по миру, оставят подыхать под забором или сгноят в тюрьме. В худшем – ликвидируют без суда и следствия. Хотя еще неизвестно, что лучше, а что хуже. Куда ни кинь, всюду клин.

Испустив горестный вздох, Банщиков снова зашуршал страницами, не видя ни печатных строчек, ни фотографий. Кажется, там было про красивую жизнь. Банщиковы мечтали о такой же. И друг детства Петра Семеновича помог воплощению их мечты. Занял деньги для приобретения квартиры в кредит, пообещал устроить Банщикова в серьезную американскую компанию с фантастической зарплатой. На поверку компания оказалась шпионской. Сволочь Любарский втянул Банщиковых в долги, опутал сетями и преподнес американцам на блюдечке с голубой каемочкой.

Поначалу друг детства просто периодически заглядывал на огонек, заводя разговоры о безоблачной студенческой юности. Он, видите ли, неделями не вылезал из Соединенных Штатов и искал у Банщиковых ностальгическую отдушину. В перерывах между воспоминаниями он рассказывал о том, какой замечательный ночной клуб отгрохает. Источники своих доходов он скрывал, но пыль в глаза пускать любил и умел. После посиделок с Любарским за бутылкой дорогущего заморского пойла у Людмилы начинались приступы активности, заключающиеся в поисках отдельной квартиры. Взрослая дочь Банщиковых всячески приветствовала подобные начинания, поскольку собиралась замуж. Отсутствие денег и надежных источников доходов женщин не смущало. Банщикова – тоже. До тех пор, пока он не обнаружил себя с долговой удавкой на шее.

Шпионами супруги стали по милости этого самого Любарского. Твоего Любарского, как любила говорить Людмила. Все женское коварство, лицемерие и инстинктивное стремление перекладывать собственную вину на чужие плечи уместились в этой короткой фразе.

Как будто она не знала Ваську еще со студенческой скамьи. Как будто не Васька Любарский прикидывался дрыхнущим, пока Людочка самозабвенно целовалась с Банщиковым на разболтанной койке за шифоньером. Или не Любарский был свидетелем на их свадьбе? Свидетелем их ссор и скандалов? Нет? Тогда кто, как не Василий Любарский, по сей день обладает эксклюзивным правом чмокнуть Людмилу в щечку в присутствии Банщикова? На правах старого друга потрепать ее по волосам, похлопать по плечу, одарить комплиментом? С нарочитой медвежьей неуклюжестью облапить Людмилу, поздравляя с каким-нибудь праздником?

2

В тот раз они отмечали годовщину свадьбы. Дочь с женихом укатили с приятелями за город, Банщиковы куковали вдвоем, так что на столе у них было пустовато: несколько нехитрых салатов, картошка, буженина, полуэкзотические фрукты, шоколадные конфеты да бутылка шампанского.

– Ну, – сказала Людмила, – давай, муженек. За счастье, за исполнение желаний. Загадал?

Бокалы сблизились, но не соприкоснулись, поскольку какое-то из тысячи и одного женских суеверий гласило, что супруги не должны чокаться, дабы не разрушить семейную идиллию. Вместо хрустального звона прозвучал совсем другой – громкий, резкий, наэлектризованный.

– Кто бы это мог быть? – удивилась Людмила, отставляя бокал.

– Васька, кто, – буркнул Банщиков, сделав глоток шампанского. – Кот Базилио.

– Вечно он как снег на голову, твой Васька.

– Мой?

– Ну не мой же. – Всматриваясь в зеркальную поверхность серванта, Людмила бегло вспушила челку. – Будь он мой, я бы носила фамилию Любарская, а я, насколько тебе известно, Банщикова. – Она озабоченно нахмурилась. – Стыдоба. Как-никак праздник, а угощать гостей нечем. Ты бы, Петя, поговорил с начальством, честное слово. Сколько можно держать нас на голодном пайке?

Банщиков прекрасно слышал упрек, но был избавлен от необходимости реагировать, поскольку отправился встречать Любарского. Это был он, собственной высоченной персоной. Слегка хмельной, по-гусарски бравый, благоухающий. Стильная двухнедельная бородка придавала ему моложавый вид, тогда как стоило обзавестись щетиной Банщикову, как его тут же начинали обзывать в общественном транспорте «папашей».

– Здравствуй, здравствуй, гость мордастый, – поприветствовал он друга, так и не определившись с интонацией, которая получилась радушной и неприязненной одновременно. – Как всегда, без звонка?

– Постоянство – мой конек, – напомнил Любарский, подмигивая возникшей в прихожей Людмиле. – Как жизнь, подруга дней моих суровых? Чем занимаемся?

– Телевизор смотрим, – сказала Людмила, сидевшая до появления гостя спиной к экрану. На ее накрашенных губах застыла неопределенная улыбка.

Улыбочка, уточнил про себя Банщиков.

– Надеюсь, не эротическое шоу? – хохотнул Любарский, тесня хозяев в гостиную. – Мне, старому холостяку, зрелища подобного рода противопоказаны. Насмотришься, а потом бессонные ночи и круги под глазами. Сплошное расстройство.

– А ты женись, – предложила Людмила, продолжая усмехаться так, словно выведала главную тайну Моны Лизы и готова была поделиться ею с тем, кто окажется достоин доверия.

– Мы обсудим это, – пообещал Любарский, – когда избавишься от своего ревнивого мавританца.

Подразумевался Банщиков, шутливо погрозивший обоим пальцем:

– Но-но! Не дождетесь!

Пересмеиваясь, все трое уселись за стол, в результате чего супруги очутились по обе стороны от развалившегося на тахте гостя. Жестом фокусника он выставил перед собой необычной конфигурации бутылку из узорчатого стекла, на этикетке которой красовалась надпись «Tequila Cascahuina».

– Что за напиток, как называется? – оживилась склонившаяся над столом Людмила.

– Читай сама, – предложил Любарский. – Воспитание не позволяет мне произносить подобные слова в присутствии дам.

– А приносить подобные напитки в приличные дома воспитание позволяет? – поддел его Банщиков.

– Представь себе, нет. Перед тобой самая дорогая текила, которую можно найти в России. Очищенная, выдержанная. Из голубой агавы.

– А что за мешочек к горлышку привязан? Яд?

– Всего-навсего червячная соль.

– Какая-какая соль? – включилась в разговор Людмила.

– Червячная, – невозмутимо пояснил Любарский, забирая у нее бутылку и свинчивая пробку. – На агавовых плантациях живет червячок гусано, он на шелкопряда похож. Его высушивают и перетирают вместе с солью и перцем чили. Получается закуска. Выпил – лизнул, выпил – лизнул. – Любарский не замедлил высунуть язык, чтобы проиллюстрировать сказанное.

– Выпил – лизнул? – восхитилась Людмила.

Банщиков осуждающе покосился на нее.

– И была охота подражать каким-то недоразвитым мексиканцам, хлещущим кактусовую водку на солнцепеке? – произнес он, давая понять, что сама мысль об этом представляется ему смехотворной.

– К твоему сведению, – заметил Любарский, – мексиканцы никогда не закусывают порошком, но в ночных клубах это уже стало доброй традицией. Сейчас попробуете и оцените. Только из этого вашего старорежимного хрусталя текилу не пьют. Нужны два высоких стакана, желательно с толстым дном. Найдутся у вас такие?

– Найдутся, почему не найтись, – откликнулась Людмила, вставая. – У нас, как в той Греции, все есть, кроме денег… Лед захватить?

Любарский закинул ногу на ногу, демонстрируя новехонькие, явно не надевавшиеся до сих пор носки.

– Никакого льда, – по-хозяйски распорядился он. – Напиток должен сохранять комнатную температуру. В этом весь кайф.

– Жаль, – крикнула из кухни Людмила. – У нас холодильник всегда полон льда. Мяса практически нет, рыбы нет, зато льда навалом.

– Она шутит, – виновато улыбнулся Банщиков.

Любарский не обратил на него внимания.

– Повезло вашей собаке, – сказал он вернувшейся Людмиле.

– Какой собаке? – удивился Банщиков.

– Какой собаке? – продублировала вопрос жена. – У нас нет никакой собаки.

– Потому-то я и говорю, что ей повезло, – захохотал Любарский. – Раз ее у вас нет, то она не сдохнет с голоду.

– Зато мы сдохнем. – Лицо Людмилы сделалось злым и некрасивым. – Ты бы пристроил Петю в какую-нибудь хорошую фирму. С хлеба на воду перебиваемся, честное слово.

– Люда! – вскричал Банщиков.

– Подумаем, – сказал Любарский, наполняя бокалы. – Будьте здоровы, ребята.

Он насыпал немного порошка себе на тыльную сторону ладони, выпил, ухнул, лизнул, почмокал языком. Лихо повторившая процедуру Людмила показалась Банщикову настолько пошлой, что смотреть на нее было неприятно.

– Вот это напиток, – прокомментировала она. – Хорошо живешь, Базилио.

– Это называется не жизнью, а рейвом, – возразил Любарский, вручая ей очищенный апельсин. – Движуха, выражаясь современным языком. Вы когда-нибудь бывали в ночных клубах?

Людмила горько улыбнулась:

– Не трави душу, Базилио. Во-первых, я далеко не девочка. Во-вторых, с нашими доходами даже в занюханный кабак не сходишь.

– Дело поправимое, – заявил Любарский, раскидывая руки вдоль спинки тахты. – Хотя кабаки – дело второстепенной важности. Вам бы жилищем сперва заняться. Застряли вы, братцы, в начале девяностых, а дальше ни тпру, ни ну.

– Жилищем? – переспросил Банщиков, чувствуя, что сигаретный дым сегодня горчит, а сигарета набита табаком слишком туго.

– Жилищем? – поперхнулась Людмила.

Тут-то перед ними и открылись блестящие перспективы, от которых дух захватывало. И льготный кредит, и беспроцентный заем, и многотысячные оклады…

А в итоге Банщиковы оказались в долгах как в шелках и в роли изменников Родины, для которых множество особых статей в Уголовном кодексе прописано. Петру Семеновичу пообещали вольную, если не подведет в Сенегале, но он, признаться, не верил. Не верил в искренность благодетелей из ЦРУ. Не верил, что совладает с Нолиным. Он был близок к отчаянию. А оно, в свою очередь, готовилось подступить вплотную и остаться с Банщиковым навсегда.

3

Телефонный звонок заставил супругов вздрогнуть, словно сквозь их двуспальную гостиничную кровать пропустили электрический ток.

– Алло, – хрипло произнесла Людмила в мобильник. – Да… Да… Конечно… Я передам. Сами? Пожалуйста… – Протянув мужу трубку, она многозначительно прошипела: – Они… Говорят, дело срочное.

Банщиков взял мобильник, испытывая сильнейшее желание расколотить его об пол.

– Хэлло, – мягко прозвучал голос Куратора, имя которого держалось от супругов в тайне. – Я вас не разбудил?

– Нет.

Захотелось вдруг отчебучить что-нибудь вызывающее, наглое, грубое. Например, что американец не разбудил Банщикова, а поднял его с горшка. Но оценит ли тот юмор? И не урежут ли Петру Семеновичу оклад, чтобы проучить его за строптивость? Когда наполовину выкупленная квартира отойдет банку, Банщикову станет не до шуток. Суд, конфискация имущества, развод, может быть, даже арест.

– Скоро у вас будет отпуск, – произнес бархатистый голос с едва уловимым акцентом. – Оплачиваемый, разумеется. Ваша супруга рада. А вы?

– Конечно, – сказал Банщиков, глядя на Людмилу.

Она вытянула шею, пытаясь вникнуть в суть разговора.

– Но, как говорится, делу время, потехе час.

Банщиков, которому было не до потехи, согласился:

– Я понимаю.

– В ближайшие два-три дня решится также вопрос об увеличении оплаты ваших услуг, – продолжал Куратор. – Однако для этого требуется приложить максимум стараний.

– Я прикладываю. Максимум. Не спускаю глаз с… с приятеля.

– Похвально. И где он теперь?

Банщикову показалось, что его саданули кулаком в живот.

– Юрий Викторович? – спросил он.

– Я жду ответа, – холодно напомнил голос.

– Он поехал в Дакар на встречу с известным вам барменом, – заговорил Банщиков быстрее. – Все под контролем. Мое присутствие на месте совершенно не обязательно.

– Это вы так считаете.

– Не зли его, – прошипела Людмила. Ее лицо блестело от крема, а волосы были тусклыми, как пакля.

«Развестись бы», – тоскливо подумал Банщиков.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Пока нет, – успокоил его Куратор. – Но непременно случится, если вы не начнете выполнять свои обязанности должным образом. Вы отдаете себе отчет, чем это вам грозит?

– Отдаю, – промямлил Банщиков.

– Тогда не допускайте ошибок. Войдите к Юрию Викторовичу в доверие, сопровождайте его повсюду, не оставляйте его без присмотра.

– Но он не желает брать меня с собой. Забрал ключи от машины, издевается.

– Он опасный человек, – подсказала Людмила.

– Он опасный и страшный человек, – подхватил Банщиков. – Видели бы вы, как он разделался с этим черным парнем возле бара…

– Вы еще не видели по-настоящему опасных людей, – сказал Куратор. – Вы не представляете, как ловко они управляются с противниками. Одно движение – и вас нет.

– Меня?

– Я образно выразился. Не бойтесь. Пока вы лояльны, вы нам нужны. А пока нужны, мы будем оберегать вас.

– Как зеницу ока, – мрачно пробормотал Банщиков.

– Мне не нравится ваше настроение, – заметил Куратор.

– Мне оно и самому не нравится.

– Тогда поменяйте его. Нам нужны энергичные, работоспособные сотрудники, а не меланхолики, впадающие в депрессию.

«Никуда я не впадаю, – подумал Банщиков. – Я попросту не вылезаю из депрессии в последнее время».

– Все нормально, – сказал он в телефон.

– Отлично, – похвалил его Куратор. – Итак, сосредоточьтесь на деле. Чем плотнее вы будете опекать Юрия Викторовича, тем сложней ему будет добиться успеха. А как только он потерпит фиаско, ваша миссия будет считаться завершенной. Отдых не за горами. Только не раскисайте и не вешайте руки.

– Нос, – машинально поправил Банщиков.

– Что?

– Вешают нос. Руки опускают.

– Это не имеет значения, – заявил Куратор. – Главное, чтобы у вас не падало и не опускалось ни то, ни другое. Работать, работать и еще раз работать!.. Так, кажется, говорил ваш великий вождь пролетариата.

– Он учиться призывал, – пробормотал Банщиков.

– Однобокий подход. Необходимо учиться и работать, работать и учиться. Тогда и толк будет, согласны?

Людмила выбралась из постели и направилась в ванную комнату, шаркая босыми ногами. Эта привычка расхаживать по гостиничному номеру без тапок ужасно раздражала Банщикова. Обутая жена раздражала его тоже. Позарившись на деньги, она подставила супруга и, в случае чего, не отправится за ним в Сибирь. Ни пешком, ни поездом, ни обутая, ни босая.

– Я не услышал ответа, – сказал Куратор.

Банщиков поспешил заверить его:

– Согласен.

– Тогда действуйте.

«Всегда готов!» – прозвучало в мозгу Банщикова. Формула из далекого пионерского детства, когда маленький Петя мечтал стать вовсе даже не шпионом, а пограничником, который этих самых шпионов ловит. Увы, обратной дороги нет.

– Вас понял, – отрапортовал Банщиков по-военному.

– И вот еще что, – задумчиво произнес Куратор. – Юрий Викторович явно неравнодушен к женскому полу. Попробуйте сыграть на этом.

– Я? Как-то даже странно слышать такое. Женский пол! – Банщиков почувствовал, что краснеет. – Я-то здесь при чем?

Телефонная трубка разразилась сухим смехом.

– Успокойтесь, никто вас не подозревает в нетрадиционной сексуальной ориентации. Но вы ведь женаты, так? И ваша жена – достаточно молодая и интересная женщина.

– Я не собираюсь подкладывать ее в постель Нолину! – возмутился Банщиков. – Ни ему, ни кому-либо другому. Это нонсенс. Вы требуете от меня невозможного!

Он злобно посмотрел на Людмилу, которая вернулась в комнату и с живейшим любопытством ловила каждое слово. Уж ее-то не составило бы труда уговорить переспать с Юрием Викторовичем. Уж она-то приложила бы все силы, чтобы доказать свою лояльность ЦРУ.

– Я не требую, – сказал Куратор. – Я советую. Вовсе не обязательно доводить флирт до… м-м… конца. Но воспользоваться женскими чарами было бы нелишне.

– Лишне, – отрезал Банщиков.

– Не заводись, – прошептала Людмила, предостерегающе округлив глаза.

– Закрой рот.

– Что вы сказали? – недоверчиво переспросил Куратор.

– Это я не вам, – поспешил объясниться Банщиков. – Жена мешает. Сами знаете этих женщин. Всюду суют свой нос.

– Что бы ты без меня делал, пентюх! – воскликнула Людмила.

Хороший вопрос. Что бы Петр Семенович без нее делал? Жил бы, работал, собирал марки, путешествовал, читал, думал. Вдали от Сенегала. Без африканских страстей.

– Будем надеяться, что вы больше не заставите нас волноваться, – подвел черту Куратор. – Проявите максимум настойчивости и изобретательности. Не давайте Юрию Викторовичу возможности действовать без присмотра. От этого очень многое зависит. В том числе и для вас тоже. Спокойной ночи.

Банщиков повторил пожелание слово в слово. Хотя какая уж тут спокойная ночь, к чертям собачьим!

4

Выяснение отношений заняло времени совсем немного. Годы совместной жизни приучили Банщиковых к мысли, что словесная победа достигнута быть не может, а потому и нечего кипятиться понапрасну. Вкратце высказав свои нелицеприятные мнения в адрес друг друга, супруги успокоились и собрались было спать, когда очередная телефонная трель прорезала тишину.

На этот раз сработал мобильник Банщикова, выводящий мелодию из кинофильма «Генералы песчаных карьеров»… Скажи, Америка, родная мать, зачем я должен предавать…

– Кому не спится? – поинтересовалась Людмила, успевшая нанести на лицо новый слой крема, еще жирнее и толще предыдущего.

– Нолин…

Банщиков и сам не знал, отчего произнес эту фамилию шепотом. Возможно, в том повинна была темная ночь, сгустившаяся за окнами.

– Так ответь! – встрепенулась Людмила.

Мобильник не умолкал. Осторожно утопив клавишу, Банщиков сказал:

– Алло.

– Хорошо, что не спите, – бодро произнес Нолин.

– Сплю, – пробормотал Банщиков.

– Не валяй дурака! – Людмила ткнула его кулаком в бок.

– Вы лунатик? – спросил Нолин.

– А вы? – с вызовом осведомился Банщиков.

– Я, скорее всего, нет, поскольку у меня нет обыкновения разговаривать во сне.

– У меня тоже, между прочим.

– Странно, – хмыкнул Нолин. – Вы сами сказали, что спите. Или мне послышалось?

– Будь поласковее, – прошипела Людмила.

– У вас ко мне дело? – спросил Банщиков. Из-за того, что он смотрел на жену, это получилось у него крайне строптиво.

– Дело, – подтвердил Нолин.

– Очень важное?

– Крайне важное.

– И до утра оно никак не терпит?

– Нет, – засмеялся Нолин. – Такие дела лучше не откладывать на утро. Хороши же мы будем, если наклюкаемся спозаранку.

– Нак… – Банщиков осекся. – Простите, но, по-моему, вы слегка навеселе.

Выщипанные брови Людмилы изобразили две тонкие, высокие арки.

– Не слегка, – возразил Нолин. – Знаете, я ужинал сегодня в ресторане с одним препротивнейшим типом. Потом меня едва не прихлопнули американские союзники…

– Как? – вырвалось у Банщикова.

– Как муху, Петр Семенович, как муху…

– А вы?

– А мне стало обидно, вот я и решил поднять настроение известным способом, – просто признался Нолин. – Но в одиночку пить не люблю, поэтому захватил по дороге отличное виски и приглашаю вас составить мне компанию.

– Не вздумай! – прошептала Людмила, уловившая суть разговора.

За секунду до этого Банщиков намеревался вежливо отклонить предложение, но взыграл дух противоречия. Какого лешего Людмила вмешивается? И разве несколько минут назад Банщикову не было велено не спускать глаз с Нолина? Посиделки за бутылкой могут развязать ему язык, и тогда он сболтнет что-нибудь важное. Разве выведывать тайны Нолина не вменено в обязанности Банщикова?

Кроме того, сильно хотелось выпить. Стресс, будь он неладен. Ужасающее напряжение, от которого в голове не смолкает трансформаторное гудение, а пальцы постоянно охвачены мелкой дрожью.

– Где встретимся? – деловито спросил Банщиков.

Людмила театрально застонала и, схватившись за голову, рухнула на кровать.

– У меня, – сказал Нолин. – Смокинг и бабочка необязательны. Сколько времени вам потребуется на сборы?

– А я уже собран, – сказал Банщиков, беря штаны.

– Можешь ночевать у своего Нолина, – процедила Людмила. – Сюда в пьяном виде возвращаться не смей.

– Не вернусь, не беспокойся.

Банщиков не подозревал, что реплика станет пророческой. Он быстро оделся и вышел, хлопнув дверью.

1

Нолину не требовалось разыгрывать из себя подвыпившего человека. Он и в самом деле опрокинул пару стограммовых порций. А на столе в его комнате высились две солидные коричневые бутылки, монументальные, как вавилонские башни.

– Шотландский скотч, – объявил Нолин, подмигивая.

– На двоих многовато будет, – покачал головой Банщиков.

Этой ночью он словно бы убавился в росте, придавленный невидимым грузом. Его руки бессильно висели вдоль туловища, а посадка головы копировала облик стервятника. На мгновение Нолину сделалось жалко этого нескладного, не слишком умного и явно невезучего мужчину, увязшего в трясине проблем. Но потом Нолин вспомнил десятки и сотни других людей, так или иначе играющих на руку врагам, и он выбросил из сердца сострадание. Предают не по несчастью, а, как правило, вполне осознанно, в здравом уме и трезвой памяти. Одни пасуют перед шантажистами, другие стремятся разбогатеть, третьи мстят родине за какие-то свои несбывшиеся амбиции. В результате они оказываются по другую сторону фронта, и делать им снисхождение – значит, подставлять спину под удар.

– Супруга не сильно ругалась? – спросил Нолин, указывая Банщикову на кресло.

– Я не маленький мальчик, – ответствовал тот, усаживаясь. Его поза совершенно не соответствовала уверенному тону. Глаза смотрели сквозь очки подслеповато, виновато и растерянно.

– Сегодня мне удалось выяснить судьбу Виткова, – сообщил Нолин, наполняя стаканы.

– И что с ним? – спросил Банщиков.

– Уже ничего.

– Не понял?

– Мне показали фильм, снятый в морге, – вздохнул Нолин. – Там был труп мужчины, очень похожего на Александра Борисовича. Я заявил американцам, что это не он, однако полной уверенности у меня нет.

– Вот так новость, – крякнул Банщиков, поднимая стакан. – В голове не укладывается. Вот уж не думал, что буду поминать Александра Борисовича…

– Поминать не будем. А вдруг я ошибся?

– Хорошо бы.

– Тогда давайте за все хорошее…

Мужчины чокнулись и неспешно выпили, синхронно двигая кадыками. Одновременно потянулись к блюдечку с апельсиновыми дольками, закусили, перевели дух.

– Сегодня вас ожидает большой сюрприз, – сказал Нолин, глаза которого заметно увлажнились. – Я намерен многое рассказать вам. Знаете, Петр Семенович, моя карьера кончена. Образно говоря, меня взяли за жабры. Не вырваться. – Он махнул рукой. – Пропал я. Вы будете моей жилеткой, куда мне необходимо поплакаться. Не возражаете?

– Готов вас выслушать, – с достоинством произнес Банщиков. – Конечно, если вы потом не пожалеете о своей откровенности.

И этот человек толкует Нолину про откровенность? Банщиков Петр Семенович, нанятый сотрудниками ЦРУ? Явившийся в номер с единственной целью что-нибудь высмотреть, вынюхать, подслушать? Впрочем, подслушивали Нолина другие люди. Те, что сосредоточенно сидели сейчас возле звукозаписывающей аппаратуры, ловя каждое слово, фиксируемое потайными микрофонами. Что ж, сегодня их ожидает увлекательнейшая радиопостановка. Сценарий заготовлен заранее, как и необходимый реквизит.

– Повторим, – предложил Нолин, беря бутылку.

2

После третьего захода Нолин притворился изрядно поддатым, закурил тонкую сигару и, роняя пепел на пол, принялся сетовать на трудности профессии разведчика. Особый упор он делал на то обстоятельство, что работа не приносит ни морального удовлетворения, ни материальной выгоды.

– Но сегодня, – многозначительно произнес он, – я, кажется, поймал свою золотую рыбку.

– Глядите, чтобы не получилось, как в сказке Пушкина, – пробормотал Банщиков. – Пуще прежнего злится старуха, и далее по тексту.

– А я не женат, – небрежно махнул сигарой Нолин. – В отличие от вас, мне не перед кем отчитываться за потраченные деньги, – он пьяно хихикнул, – и бесцельно прожитые годы… Скажите, Петр Семенович, вы как к американцам относитесь?

– Никак, – заявил Банщиков. – Какое мне до них дело?

– А если они и вас похитят?

– Зачем я им нужен?

– Витков, наверное, тоже так думал и в морг попал…

Нолин закручинился, подперев голову рукой. Дым из сигары, зажатой между пальцами, лез в глаза, но он не обращал внимания. Какая же исповедь без скупой мужской слезы?

– Эх, – произнес он с тоскливым надрывом, – вот так живешь-живешь, строишь планы, никому вреда не делаешь, и вдруг – раз! – все рушится. – Он посмотрел сквозь пальцы на собутыльника. – Вы в сны верите, Петр Семенович?

– Не верю, – решительно ответил Банщиков, еще утром пообещавший себе по возвращении в Москву приобрести сонник. – Все это мистика.

– А у меня, признаться, плохие сны частенько сбываются, – сказал Нолин. – И сегодня утром приснился не просто плохой, а жутчайший сон. Какая-то свалка, грязища, крысы… Что-то произойдет. Что-то страшное.

– Ну вот! – укоризненно воскликнул Банщиков. – Вас не поймешь, Юрий Викторович. То вы золотую рыбку поймали, то над вами беда нависла…

– А ведь так и есть, Петр Семенович. Рыбка – рыбкой, а ошибка – ошибкой. Не стоило мне соглашаться.

– На что?

Изобразив колебание, Нолин испустил еще один тяжелый вздох и признался:

– Меня сегодня церэушники под пресс взяли. Следят за мной, Петр Семенович. Даже не знаю, выберусь ли из этой западни живым.

– Доложите начальству, – посоветовал Банщиков.

– О чем? О том, что с заданием не справился? Что мне денег предложили? У нас с этим ох как строго. Попал под подозрение – вовек не отмоешься. Устроят допрос с пристрастием – и на кукан. Завидую вам. – Нолин, звякая бутылочным горлышком, наполнил стаканы. – Вы себе голову над разными проблемами не ломаете.

– Зато мне ломают, – проворчал Банщиков.

– Не понял. Это как?

– Я хоть и не шпион, а хлеб бизнесмена тоже не сладок.

– Ну, тогда давайте за удачу, – предложил Нолин.

Поскольку язык у него заплетался, Банщиков не стал спрашивать, отчего в его стакане виски наполовину меньше, чем в другом. Покорно выпил, съел дольку апельсина, плеснул себе минералки. Как только вода исчезла из стакана, туда вновь полилось пахучее виски.

– Темпы у вас, однако, – пробормотал Банщиков.

– Тороплюсь жить, – пояснил Нолин. – Никогда не знаешь, что приключится с тобой завтра. Предлагаю провести эту ночь с толком. Как вы относитесь к девочкам?

– К каким девочкам?

– Уж не знаю, каких вы предпочитаете, черненьких или беленьких. – Нолин подмигнул. – Но есть места, где выбор достаточно широк. Даже в этой африканской дыре. Ну как? Тряхнем стариной?

– Я женат! – возмутился Банщиков.

– Ну и что? Ваша Любочка даже не заметит, что вас нет. А утром вы явитесь и скажете, что вам пришлось ночь напролет слушать исповедь пьяного дурака из разведуправления. Решайтесь.

– Мою жену зовут Людмилой, а не Любочкой.

– Это меняет дело?

Для Банщикова это ничего не меняло. Зато возможность отчитаться перед Куратором за успешно проведенную операцию значила многое. Может быть, удастся выведать что-то важное или просто войти в доверие к Нолину. Тогда Банщикова щедро вознаградят и оставят в покое. Он расплатится за кредит, заживет нормальной жизнью и забудет о том ужасном времени, когда трясся за свою шкуру и вздрагивал при каждом телефонном звонке. А девочки… Что ж, иногда пожилому мужчине не грех немного поразвлечься на стороне. Вот только деньги: Людмила была не из тех женщин, которые предоставляют мужьям финансовую независимость.

– Ну? – нетерпеливо произнес Нолин, разливая остатки виски по стаканам.

– Даже не знаю, – промямлил Банщиков.

– Он не знает, бог ты мой! В кои-то веки ему выпадает возможность бесплатно оттянуться по полной программе, а он не знает!

Слово «бесплатно» прозвучало сладчайшей музыкой в ушах Банщикова. Но его беспокоило намерение Нолина напиться в стельку. Чем закончится путешествие с пьяным приятелем? Не попадут ли они в какую-нибудь неприятную историю? А вдруг в борделе Нолин уснет, а оплату за двоих потребуют с Банщикова? Не-ет, такие гулянки ему ни к чему.

– Давайте лучше посидим здесь, – решил Банщиков. – Поговорим по душам, выпьем еще немного – и баиньки.

– Выпьем, – согласился Нолин, кивнув так энергично, что едва не сверзился со стула. – За милых и относительно чистых сенегальских дам!

Тост не понравился Банщикову, тем не менее он опрокинул стакан довольно лихо. Алкоголь, бродящий в крови, настроил его на оптимистический лад. Перед глазами возникла радужная дымка, в которой даже угрюмая физиономия собутыльника выглядела вполне сносно.

– Вы собирались мне что-то рассказать, – напомнил Банщиков. – Из ваших намеков я понял, что у вас крупные неприятности. Но все так туманно… – Он пошевелил пальцами. – Какие-то американцы, какая-то слежка…

– Помните, в чем я признался вам по секрету? – спросил Нолин, уткнувшись взглядом в пол. – Что моя основная миссия заключается отнюдь не в поисках Виткова?

– Смутно, – сказал Банщиков, откинувшись в кресле, как пилот перед катапультированием. Виски, выпитое практически без закуски, полыхало в груди и желудке огнедышащей лавой. Ноги и руки словно бы удлинились, не вполне подчиняясь сигналам головного мозга. Когда, испросив разрешения, Банщиков потянулся за тонкой сигарой Нолина, его пальцы сработали не с первой попытки, а прикуривая, он едва не выжег себе глаз. – Весьма, весьма смутно, – повторил Банщиков, давая понять, что не теряет нить разговора.

– Сейчас проясним, – оживился Нолин, свинчивая крышку со второй бутылки. – А потом сразу к бабам… под баобабом…

Он выругался. Сфокусировав зрение, Банщиков увидел каплю крови, выступившую на указательном пальце Нолина.

– Порезался, – сказал тот. – Вас не затруднит принести кусок туалетной бумаги? Или полотенце намочите, что ли…

– Не затруднит, Юрий Викторович.

Банщиков тяжело поднялся и отправился в ванную комнату, двигаясь плавнее глубоководного водолаза. Его конечности двигались как на шарнирах, причем шарниры эти были смазаны крайне плохо.

Нолин проследил за ним неожиданно ясным и цепким взглядом. Попойка подходила к концу. До развязки многоходовой сенегальской комбинации было далеко.

3

Любой разведчик предполагает, что его разговоры прослушиваются противником, и для него это такое же неприятное и привычное явление, как гололедица для водителя или малоподвижный образ жизни для конторского служащего. Чужие тайны пытаются выведать как хитрыми, так и примитивными способами. На открытом воздухе делать это сложнее из-за помех и уличных шумов, поэтому возле объекта крутятся всевозможные топтуны с портативными диктофонами, а кроме того, устанавливаются параболические или органические микрофоны с многополосными эквалайзерами и фильтрами. Впоследствии записи сличаются, обрабатываются, монтируются и очищаются, но если беседа записывалась на шумной улице, то к ее распечатке прилагается протокол специальных чтецов по губам или опытнейших «слухачей», настраивающих свои уши с помощью таблеток барбамила.

Для того чтобы быть в курсе всех переговоров Нолина, американцам не нужно было прибегать к столь изощренным мерам. Они заблаговременно оснастили его жилище чувствительными микрофонами. Он кожей ощущал все эти электромагнитные излучения, пронизывающие комнату. Каждое слово, срывающееся с его уст, каждый производимый им звук улавливались, преобразовывались в электрические сигналы и беспрепятственно перекачивались по назначению. В арсенале у Нолина имелось множество трюков, способных нарушить этот процесс. Например, микрофоны-стетоскопы начинают барахлить при постукивании ногой по полу или поглаживании стены ладонью. Дистанционное прослушивание извне осложняется плотно закрытыми окнами и задернутыми шторами. Банальные «жучки» утрачивают чувствительность при громкой музыке или журчании воды, льющейся из крана. Даже коварный лазерный микрофон можно обезвредить посредством банального вентилятора, который искажает и отклоняет тонкий зондирующий луч. А проще всего отыскать в комнате так называемый «радиожучок» и, не мудрствуя лукаво, растоптать его ногой.

Когда Банщиков вернулся с мокрым полотенцем, Нолин разглядывал телевизор, лампы и розетки, где чаще всего устанавливают мини-аппаратуру, питающуюся от обычной электрической сети. Не тратиться же на ретрансляторы, конверторы и подзарядные устройства. Нолин птица не того полета. Выпивоха, балагур и ловелас. Возни с таким немного…

– Осторожнее, осторожнее, – приговаривал Банщиков, суетясь рядом.

Словно его боевой товарищ истекал кровью, раненный вражеской пулей. Нолин, сдерживая улыбку, обтер слегка оцарапанный палец и швырнул полотенце на пол. Бытовая травма потребовалась ему для того, чтобы бросить в бутылку таблетки, конфискованные у Луи в ресторане. Снотворное свалило бармена с ног за несколько секунд, но Нолин не знал, какой концентрации был отравленный напиток. Оставалось полагаться на интуицию и импровизировать. Чтобы у американцев, прослушивающих номер, не возникло и тени подозрения в злом умысле. Просто русские Иваны наклюкались и утратили над собой контроль. Учитывая имидж россиян на Западе, ничего экстраординарного в случившемся никто не усмотрит.

– Садиться не будем, – остановил Нолин Банщикова, приготовившегося опуститься в кресло. – У меня тост. – Он покачнулся, толкнув бедром легковесный столик. – Тост и девиз в одном факл… флаконе. Наливай!

– Вам сколько? – заботливо спросил Банщиков.

– Краев не видишь? Полный наливай. И себе тоже. Мы мужики или нет?

– Не обижайтесь, но я чисто символически, Юрий Викторович…

– Смво… символ…чски, но полный стакан. И до дна. Ты русский?

Нолин схватился за плечо Банщикова и навалился на него всем весом. Они зашатались из стороны в сторону, громыхая мебелью, звякая стеклянной посудой на столе.

– Пятую графу в паспорте давно отменили, – строптиво пропыхтел Банщиков, пытаясь избавиться от пьяной хватки собутыльника. – Не думаю, что я чистокровный русак. В моих жилах… Да держитесь же вы на ногах!.. В моих жилах течет кровь польская, литовская и еще черт знает какая…

– Но не оклахомская? – грозно осведомился Нолин. – Не вашингтонская? Я могу на тебя положиться? Или ты продался американцам? Признайся, они тебе предлагали сотрудничество?

Задавая вопросы, он обхватил рукой шею Банщикова как бы для того, чтобы удержать равновесие, но на самом деле с целью затруднить его речь. Пусть звучат нетрезво оба голоса, а не один. Прослушивание должно выявить, что набрались оба участника попойки.

– Нич… ничего мне не предлагали! – пыхтел, запинаясь, Банщиков. – У вас мания преследования… Не перекладывайте с больной головы на здоровую…

Его собственная голова при этом оставалась наклоненной вниз. Нолин повис на нем, как леопард на жирафе. Отталкивая его, Банщиков вконец запыхался и потерял возможность изъясняться внятно. Его возгласы звучали полузадушенно и прерывисто.

– Я!.. Вы!.. Да сколько же это будет…

Тут Нолин оставил его в покое и торжественно провозгласил:

– Верю! Ты настоящий мужик. Вижу, на тебя можно положиться.

– Давно бы так, – сердито сказал Банщиков. – А то цепляетесь ко мне, цепляетесь… И виски я из-за вас пролил…

– Дело поправимое, – отмахнулся Нолин. – Чего-чего, а пойла на наш век хватит. Лей себе. Предлагаю выпить за мужскую дружбу и за баб.

– Странный тост.

Тем не менее шотландская водка щедро полилась в стакан.

Следя за процессом, Нолин возразил:

– Нормальный тост. Мы мужики? Мужики. К бабам едем? Едем. Только добавлять больше не будем. И воздухом перед дорогой подышим. Не то в ближайший кювет заедем, а не в бордель.

– Это точно, – буркнул Банщиков.

– Тогда поехали?

Нолин поднял полный стакан, представляя себе, как будет выглядеть эта типично русская фраза в переведенной распечатке ЦРУ. «Let’s go» или «let’s ride». Поехали в буквальном смысле. И путешествие это будет рекордно коротким, о чем ни американцы, ни их бестолковый наемник пока что не догадываются. Скоро настанет финита ля комедия. Или трагедия? Это уж как Банщикову повезет.

4

Лихо запрокинув голову, Нолин прикоснулся губами к стеклянной кромке стакана и, не торопясь хотя бы пригубить виски, наблюдал за судорожно двигающимся кадыком Банщикова. Когда тот вознамерился ограничиться половиной дозы, Нолин поспешил придержать донышко его емкости пальцем:

– До дна, дружище, до дна!

– Уэк-к! – крякнул Банщиков, справившись с нелегкой задачей.

Его лицо перекосилось, как у человека, перенесшего инсульт, глаза нехорошо побелели, нижняя челюсть приотвисла.

– Не пошло? – озабоченно спросил Нолин, избавляясь от стакана.

– В мозги шибануло, – пожаловался Банщиков. – Нельзя столько пить без закуски.

Его язык еле ворочался, а сам он был вынужден привалиться к стене, чтобы не упасть.

– На улицу надо, – решил Нолин.

– Не… плох…

Скорее всего, глотая слоги, Банщиков намеревался произнести: «Не надо. Плохо мне». Но на записи это прозвучит как «не плохо бы». Очень кстати.

– Тогда держись за меня, – сказал Нолин. – Эк, братец, тебя развезло.

– Я…

Договорить Банщикову не удалось. Подныривая под его вялую руку, Нолин несильно врезал ему плечом в грудину, отчего личное местоимение превратилось в нечленораздельный квакающий звук. Обычное дело. Пьяная икота.

– Да ты никак блевать собрался, Петр Семенович! – укоризненно воскликнул Нолин.

– Поплохело что-то, – пролепетал Банщиков, увлекаемый к двери.

– Дыши глубже!

– Это вис…

– Заткнись! Дыши!

– Мне… йок-к…

Локоть, врезавшийся в солнечное сплетение Банщикова, вызвал еще один отвратительный икающий звук.

Он заметно прибавил в весе и уже почти ничего не соображал. Глаза его походили на бессмысленно вытаращенные бельма.

– Потерпи, потерпи, – приговаривал Нолин, выволакивая его в коридор.

Длинный, отяжелевший, нескладный, Банщиков инстинктивно цеплялся за все, что попадалось под руку, но сил у него уже не было. Нолин умышленно не затворил за собой дверь, чтобы микрофоны, оставшиеся в покинутой комнате, продолжали фиксировать шум в коридоре. Кроме того, он не стеснялся топать, покрикивать на мычащего Банщикова и ударять его об стену и двери. К тому моменту, когда они добрались до лестницы, разбуженный Кабир крикнул снизу по-французски:

– Эй, что там происходит?

– Все нормально, – заверил его Нолин. – Мы с коллегой собираемся немного прогуляться перед сном.

Это было бесстыдной ложью. Ни на какую прогулку Банщиков не мог отправиться физически, даже если бы очень того захотел. Установив его прямо перед собой, лицом к лестнице, Нолин пробормотал:

– Спускаемся, Петр Семенович… Осторожненько.

Банщиков не хотел спускаться. Он стремился сесть на пол и уснуть.

– О-о-о! – стонал он. – О-о!

– Вы мешаете отдыхать жильцам отеля! – снова подал голос Кабир. – Пожалуйста, прекратите шуметь!

– Сейчас, – пообещал Нолин.

Толчок в спину опрокинул Банщикова вниз, как большую, безвольную куклу. Всплеснув руками, он кубарем покатился по ступенькам. Не теряя времени, Нолин устремился за ним. Грохот, устроенный ими, разбудил Марго, присоединившую свой голос к негодующему голосу Кабира. Игнорируя их не слишком слаженный дуэт, Нолин рывком перевернул Банщикова на спину. Тот неподвижно лежал спиной на лестничной площадке, разбросав ноги на ступеньках. Похоже, отключился даже раньше, чем потерял сознание от боли.

Держась за перила, Нолин подпрыгнул и всем весом опустился на левую коленную чашечку Банщикова, который при этом даже не пикнул. Неприятный хруст, сопровождавший процедуру, свидетельствовал о том, что операция завершилась успешно. Пациент, получивший лошадиную дозу снотворного, никак не отреагировал на перелом ноги. Теперь, если бы ему захотелось таскаться за Нолиным, ему бы пришлось обзавестись инвалидной коляской.

– Что вы тут делаете? – прошипела Марго, поднявшаяся по лестнице.

– Падаем, – честно признался Нолин.

Произведя экзекуцию, он поспешил растянуться рядом с Банщиковым и, приподнявшись на локтях, вяло помахал рукой.

– Вы пьяны! – возмутилась Марго.

Ее глаза сверкали, как угли, отражающие пламя.

– Есть немного, – покаялся Нолин.

– От вас несет алкоголем. Что с месье Банщиковым?

– Ушибся.

– Он без сознания!

Банщиков не стал возражать. Вокруг его сомкнутых век расплывались круглые синеватые тени, рот застыл в страдальческой гримасе.

– Погуляли, – пьяно захихикал Нолин. – Подышали свежим воздухом, называется.

– Я вызову полицию! – пригрозила Марго.

– Лучше «Скорую помощь».

– Звонить в полицию? – оживился Кабир, не решаясь приблизиться вплотную к мужчинам, лежащим вповалку на лестнице.

Марго пристально посмотрела на Нолина. В ее темных глазах промелькнула искорка понимания.

– Эмбуланс, – велела она слуге. – «Неотложку».

– Но… – Кабир с сомнением покачал головой.

– Это несчастный случай, – сказал Нолин, с трудом поднимаясь на ноги.

– Ты слышал? – взглянула Марго на Кабира. – Это несчастный случай. Эссидент.

Двое или трое сотрудников «Щита и меча» торчали на верхней площадке, с восторгом и ужасом разглядывая свое руководство. Хороши директора, подумал Нолин, склонясь над Банщиковым. Один исчез, двое нализались до потери пульса…

Кстати, пульс у Банщикова прослушивался, что слегка смягчало угрызения совести.

– Идите спать, – сердито сказал Нолин зевакам. – Не забывайте, что завтра рабочий день. Дисциплина прежде всего!

В устах человека, сверзившегося с лестницы по пьянке, это звучало не слишком убедительно. Сотрудники неохотно подчинились, но Макс, прежде чем отправиться восвояси, позволил себе критический комментарий.

– Вам бы тоже не мешало выспаться, Юрий Викторович, – сказал он.

Имелось в виду: проспаться. Нолину стало стыдно. Он представил себе, как будет завтра оправдываться перед женой Банщикова, и едва подавил желание выругаться. Супруги были вражескими агентами, но вместе с тем они оставались для Нолина обычными людьми, со своими плюсами и минусами, достоинствами и недостатками. Их подчинила себе безжалостная политическая машина, сопротивляться давлению которой свыше человеческих сил. Хотя, несмотря на чудовищное давление, находятся люди, которые с честью выдерживают это противостояние. Банщиков на это оказался не способен. Но отделался он относительно легко. Недели, проведенные на больничной койке, лучше долгих лет тюремного заключения, не так ли?

5

Марго, понятия не имевшая о подоплеке случившегося, смотрела на Нолина, как на исчадие ада. Выглядел он соответственно: растрепанный, помятый, огнедышащий перегаром. Выпить ведь пришлось немало, и действие спиртного сказывалось на речи и движениях Нолина.

– Я помогу вам подняться к себе, – заявила Марго, когда вернулся запыхавшийся привратник, чтобы доложить о том, что «неотложка» будет через пять минут.

– Петра Семеновича нельзя бросать одного, – возразил Нолин, мечтая о том, чтобы поскорее убраться подальше от укоризненных взглядов, сфокусировавшихся на нем.

– С ним побудет Кабир, – решила Марго.

– Я в состоянии добраться до постели самостоятельно.

– Сомневаюсь.

– Клянусь вам! – воскликнул Нолин.

– Мне достаточно одного пострадавшего, – отрезала Марго. – Не хватало еще, чтобы сразу два постояльца свернули себе шею.

– С шеей у месье Банщикова все в порядке. По-моему, он сломал только ногу.

– А по-моему, и руку в придачу. – Марго подтолкнула Нолина в спину. – Идите первым. Я буду страховать вас сзади…

– Не надо меня страховать!

– Не спорьте… Не спешите… Держитесь за перила…

Нолин покорно поднялся по ступеням, добрел до своей двери и сделал рукой прощальный жест:

– Приятных снов, и простите за причиненные неудобства. Я…

– Приятных снов у меня сегодня не будет, – перебила его Марго, – о чем вы позаботились. А что касается прощения, то его еще заслужить надо.

– Каким образом? – насторожился Нолин.

– Догадайтесь сами.

Догадка не вдохновляла. Во-первых, Нолин находился не в том состоянии, когда мужчина производит на даму благоприятное впечатление. Во-вторых, навязчивость Марго настораживала. Почему, вместо того чтобы брезгливо распрощаться с пьяным постояльцем, чуть ли не напрашивается к нему в постель? Может быть, ее стоит спустить с лестницы, как Банщикова? Но, с другой стороны, хозяйка пансиона вручила ему зажигалку и тем самым предупредила о коварных планах американцев. Стоит ли отказываться от услуг единственного союзника?

– Я не в том состоянии, чтобы разгадывать женские загадки, – признался Нолин.

– Это заметно, – кивнула Марго, бесцеремонно заглядывая в комнату. – Фу, какой свинарник! – Она наморщила нос. – Помочь вам убрать?

– Спасибо, я сам.

– Сам вы сейчас ни на что не годитесь. – Войдя в комнату, Марго затворила за собой дверь и моментально сменила тон. – Ты с ума сошел! Разве можно употреблять виски в таких количествах? Две бутылки!

Она приблизилась к столу. Нолин нагнал ее, осторожно тронул за плечо и многозначительно приложил ладонь к уху.

– Захотелось вдруг напиться, – сказал он, отодвигая бутылки, чтобы положить на их место ручку и лист бумаги. – У меня неприятности. Эта командировка – конец моей карьеры.

Продолжая говорить, он бегло изобразил на бумаге буквы «CIA» и микрофон.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то ты действительно немногого добьешься в жизни, – согласилась Марго.

– Давай закроем эту тему, – предложил Нолин и написал на листке по-французски: «Банщиков – пьяница».

– Замнем. Но сперва пообещай, что больше не станешь выпивать со своим долговязым приятелем. – У Марго обнаружился незаурядный актерский дар и способность к импровизации. – Он нехороший человек. Не люблю обсуждать людей за их спиной, но Банщиков часто выпивал тайком. Почти каждое утро от него попахивало спиртным.

– Теперь у него будет вынужденный обет воздержания, – сказал Нолин. – Слышишь? Приехала «Скорая помощь». Наверное, тебе стоит объяснить врачам, что здесь произошло.

– Хорошо, – согласилась Марго. – А ты ложись и ни о чем не беспокойся. Но дверь не запирай. Я должна убрать здесь, чтобы утром Жасмина не испытала шок. Бедняжка была о тебе такого хорошего мнения!

– На лестнице мадам Банщикова вопит, – поморщился Нолин. – Сделай так, чтобы она не явилась ко мне с претензиями, ладно?

– Претензии? Она отпустила мужа пьянствовать среди ночи, и у нее могут возникнуть какие-то претензии? Не смеши меня, Юрий! – В глазах Марго не было ни намека на веселые искорки. – Я ей обязательно скажу, что думаю по поводу поведения ее мужа. И если мадам Банщикова не хочет очутиться с чемоданами на улице, то ей придется выслушать меня молча и смиренно. Спи спокойно.

«Похоже на надгробную надпись, – мрачно подумал Нолин, когда Марго оставила его одного. – Спи спокойно, дорогой товарищ. Но мне, ребята, не до сна».

Он сжег лист бумаги, ссыпал пепел в унитаз, спустил воду и занялся тщательной чисткой зубов. Интуиция подсказывала, что хозяйка пансиона не ограничится наведением порядка в комнате, а ненавязчиво переместится в постель. Но Нолин ошибся. Этой ночью ему действительно позволили выспаться. Но утром…

1

Когда Марго, завершив уборку, покидала номер, Нолин подумал, что неплохо бы встать и закрыться на замок. Однако здравый смысл оказался бессилен против усталости, лени и похмельной апатии. Кому очень понадобится, того и дверь не остановит, рассудил Нолин, повернулся на правый бок и погрузился в пресловутые объятия Морфея, оказавшиеся жаркими, потными и удушающими. Он проснулся как от удара плеткой и, не открывая глаз, прислушался, пытаясь определить, какой посторонний шум нарушил его покой.

Чужое дыхание. И чужой пристальный взгляд. Кто-то находился совсем рядом, наблюдая за Нолиным. Марго? Джек или Фил? Сексоты Абу Фейяда?

Нолин слегка приоткрыл один глаз и увидел, что в комнате уже светло. Свободная половина кровати была пуста. Неизвестный находился за спиной, сдерживая дыхание. Вот тебе и лень-матушка. Непростительная ошибка! Как можно было оставить дверь открытой?! Или Марго затеяла уборку специально, чтобы покинуть Нолина спящим?

Спящим и беззащитным…

Он прикинул, каковы у него шансы расправиться с неизвестным. Их было немного – значительно меньше, чем того хотелось бы. Примерно один шанс из тысячи. Не тот расклад, когда заранее предвкушаешь легкую победу.

Скрипнула половица. Нолин кожей ощутил, как окружающее его биополе сжимается под давлением приблизившейся тяжелой ауры. Выдернув из-под головы подушку, он швырнул ее через плечо, а в следующее мгновение последовал за ней с простыней, раскинутой на манер охотничьей сети.

Еще до того, как простыня была наброшена на человеческую фигуру, Нолин опознал в ней женщину, а потому не продолжил начатое с каким-нибудь тяжелым предметом в руке. Пальцы, коснувшиеся ночника, оставили его в покое. Сидя на кровати, Нолин грубо спросил:

– Какого черта?

Избавившаяся от простыни Людмила Банщикова попятилась:

– Вы всегда такой нервный?

– Только с похмелья, – сказал Нолин.

Ему не нравилась эта женщина неопределенного возраста и с цветом волос, не поддающимся идентификации. Глаза у Людмилы были по-рыбьи холодные и прозрачные, как льдинки. Это плохо вязалось с улыбкой, растянувшей ее губы от скулы до скулы.

– Да, – сказала она, – здорово вы вчера наклюкались.

– Скажите об этом мужу, – предложил Нолин.

– Еще успею, – пообещала Людмила.

– Я думал, вы поехали вместе с ним в больницу.

– Чего я там не видела?

– А здесь чего? – абсолютно по-хамски осведомился Нолин.

Поведение Людмилы противоречило здравому смыслу. Вместо того чтобы осыпать собутыльника мужа упреками и проклятьями, она явно стремилась произвести впечатление. Это могло означать только одно: Банщиковы работали на ЦРУ вместе. Петр Семенович сошел с дистанции, и тогда за американскую сборную взялась играть его жена. Кем она себя возомнила? Женщиной-вамп? Кристиной Киллер? Матой Хари? Клеопатрой?

Подбоченившись, Людмила шагнула назад, давая возможность полюбоваться своей фигурой. Демонстрируемые формы Нолина не впечатляли. Кроме того, он сторонился зрелых женщин, тяготеющих к молодежным нарядам. Людмила Банщикова же обрядилась в тесные шортики и еще более тесный топик, не скрывающий ни веснушчатых плеч, ни тронутой увяданием груди, ни дряблых боков. А если бы собрать с нее все побрякушки и украшения, то их хватило бы для того, чтобы нарядить какую-нибудь искусственную мини-елочку. Она и сама была искусственной, фальшивой насквозь. Изображать чувственность и симпатию ей удавалось не лучше, чем кукле из секс-шопа. Эмоции, испытываемые Нолиным по отношению к ней, были примерно такими же.

– Я здесь, чтобы сказать вам спасибо, – произнесла Людмила, убедившись, что сидящий на кровати мужчина успел разглядеть ее с головы до ног. – А вы думали?..

– Я не думал, – сказал Нолин. – Я спал.

– Вы даже не хотите узнать, за что я решила вас поблагодарить? – кокетливо поинтересовалась Людмила.

Каблуки ее босоножек издали звук, напоминающий перестук нетерпеливо переставляемых копыт.

– Не хочу, – отрезал Нолин.

– Вы грубиян.

– Вот и оставьте меня в покое.

Людмила не сдвинулась с места.

– Но этим-то вы мне и нравитесь, – заявила она.

Нолин почесал переносицу. После тяжелого сна было не просто сообразить, как поступить в этой ситуации. Не спускать же гостью с лестницы. Двух неудачных падений за неполные сутки будет многовато.

– Я собираюсь принять душ и проделать еще кое-какие утренние процедуры, о которых не принято распространяться в приличном обществе, – заявил он, вставая. – Давайте побеседуем за завтраком.

– С удовольствием, – согласилась Людмила. – Но сперва нам необходимо пообщаться без посторонних глаз.

– О чем?

– Во-первых, вы даже представить себе не можете, как я обрадовалась, когда узнала, что Петр угодил в больницу. Он невыносимый человек. Ревнивец, неряха, лентяй, скупердяй. Признаться, я давно его разлюбила. Да и как я могу любить человека, загубившего мою молодость?

– Не до конца, – пробормотал Нолин, не имея возможности проскользнуть мимо Людмилы, застывшей в позе тюремной надзирательницы.

– Как вы сказали? – захлопала она ресницами.

– Настоящий талант не пропьешь, а врожденную красоту не загубишь…

Нолину сделалось тошно от приторности собственного комплимента, но Людмила восхитилась, издав нечто вроде возбужденного кудахтанья.

– Вы такой милый, – ласково произнесла она.

– Минуту назад я был грубияном.

– Милый грубиян, – прошептала Людмила. – Мужчины вашего типа – моя слабость. Я не стану сопротивляться, если вы воспользуетесь ею.

– Мне нужно в туалет, – проворчал Нолин. – Сказать зачем?

– Ха-ха! Не надо! Лучше возвращайтесь поскорей. Не забывайте, что вас ждет женщина… совершенно свободная и немного влюбленная.

– Такое не забывается…

Отстранив Людмилу плечом, Нолин отправился в ванную.

2

Брился он с удовольствием и не спеша, а душ принимал минут пятнадцать, с удовольствием представляя себе, как злится покинутая мадам Банщикова. Попутно Нолин обдумывал способы ее устранения. Кардинальных среди них не было. Просто Нолину хотелось избавиться от навязчивой бабенки и сделать это так, чтобы Людмилины поползновения прекратились раз и навсегда.

Однако, как выяснилось, не он один строил планы. Войдя в номер, Нолин обнаружил, что Людмила уже не стоит и даже не сидит, а лежит, раскинувшись на чужой кровати, как на своей собственной. Хорошо бы одетая. Впрочем, как говорится, нет худа без добра.

– А ты смелая, – одобрил Нолин, не торопясь присоединиться к Людмиле.

– Я решительная, – сказала она. – И не привыкла упускать свое.

Свое? На лице Нолина не дрогнул ни один мускул. Пройдясь по комнате, он остановился у открытой двери балкона и, стоя спиной к кровати, скрестил руки на груди.

– Я жду, – напомнила Людмила обиженным тоном.

– Петр Семенович говорил тебе, что у меня за профессия? – спросил Нолин.

– Ну…

– Значит, говорил.

– Допустим, – согласилась Людмила. – И что из того? Шпион – очень мужественная профессия. Ты любишь фильмы про агента ноль-ноль семь?

– Сказки для детей младшего и среднего возраста, – откликнулся Нолин. – Есть фильмы покруче.

– Какие же?

Судя по голосу, Людмила спросила это с кислой миной. Она пришла не для того, чтобы беседовать об искусстве. Даже о самом главном и самом важном из искусств, которым, по мнению Ульянова-Ленина, являлось кино.

– Документальные фильмы, – сказал Нолин. – Снятые скрытой камерой.

– Скры… Что?

– Скрытая камера. В этой комнате установлена как минимум одна.

– Почему ты меня не предупредил? – взвизгнула Людмила.

– Я не предполагал, что ты окажешься такой шустрой. – Нолин обернулся, ухмыляясь. – Как ты думаешь, твоему мужу понравится эта эротическая сценка?

– Идиот!

Вскочив с кровати, Людмила принялась облачаться, что, учитывая ее габариты и размеры легкомысленных одежек, оказалось нелегкой задачей.

– Тебе повезло, – сказал Нолин, едва удерживаясь от издевательского хохота.

– В чем это мне повезло, интересно знать?

– Если бы ты имела отношение к разведке, отснятый материал навсегда лег бы в твое досье, преследуя тебя до самой смерти. А так…

– Что так? – насторожилась Людмила, утрамбовывая груди под тканью топика.

– Посмотрят человек пять-шесть и забудут, – пренебрежительно отмахнулся Нолин. – Другое дело – шпионаж. Обрати внимание, это слово рифмуется с другим специфическим термином. – Нолин поднял палец. – Шантаж. Бытовое порно используется вербовщиками на всю катушку. Они угрожают прокрутить фильм близким, сослуживцам, соседям. У тебя есть дети?

– Есть, – прошептала потрясенная Людмила. – Двое. Они сейчас у бабушки.

– Молись богу, чтобы они никогда ничего не узнали о шалостях своей мамочки, – жестко произнес Нолин. – И радуйся, что ты не на крючке у ЦРУ. Понимаешь, о чем я толкую?

– Д…да.

– Вот и славно.

Людмила шмыгнула носом и подтянула шорты, комично двигая ногами. Типичный жест нашкодившей девчонки. Дрянной, испорченной девчонки, не заметившей, как она состарилась.

– Это была шутка, – сказала она. – Я решила тебя разыграть, вот и все.

– Будем считать, что розыгрыш удался, – кивнул Нолин.

– Ты не сердишься? – взглянула Людмила исподтишка.

– Слишком сильное чувство. Не для этой ситуации.

– Мы взрослые люди, правда?

– Более чем, – подтвердил Нолин.

– Тогда… – Осекшись, Людмила осмотрела комнату, ища взглядом объектив видеокамеры. – Поговорим позже, – пробормотала она, направляясь к выходу. – До скорого.

Подразумевалось скорое свидание. Оно состоялось раньше, чем предполагал Нолин, но сперва ему предстояло узнать еще кое-что об особенностях женской психологии.

3

Через пару минут после ухода жены Банщикова, когда время, оставшееся до завтрака, хотелось посвятить обдумыванию дальнейших действий, дверь отворилась снова. И опять без стука. На этот раз Нолина решила почтить визитом Марго. Сегодня он определенно пользовался успехом у женского пола, чему был не рад.

– Привет, – сказал он, старательно улыбаясь.

– Салют, – поздоровалась Марго, приблизившись на расстояние вытянутой руки.

Они стояли друг напротив друга в прямоугольнике солнечного света, падающего из окна. Нолин чувствовал, как нагревается его затылок, и надеялся, что его укрытые тенью глаза не выглядят больными и воспаленными. Ярко освещенное лицо француженки могло бы послужить великолепной рекламой всевозможных косметических средств. Ее волосы, окруженные сверкающим ореолом, подтверждали, что качественные шампуни существуют не только в телевизионных заставках. Пахло от Марго чем-то волнующим и нежным, что совершенно не соответствовало выражению ее глаз. Она смотрела, словно готовилась к выстрелу. Выбирала место, куда всадит пулю.

– Чем обязан? – светски осведомился Нолин.

– Зачем она к тебе приходила? – не приняла тона Марго.

– Ты имеешь в виду мадам Банщикову?

– Я имею в виду эту мерзавку с глазами голодной суки.

– Она тебя чем-то расстроила? – спросил Нолин.

– Расстроила? – переспросила Марго. – Да она просто вывела меня из себя!

– Но чем?

– Еще вчера ночью, когда ее мужа забрали в больницу, я поняла, что она не успокоится, пока не заберется к тебе в кровать!

– Женские фантазии! – Выпалив это, как спасительное заклинание, Нолин привычно приложил ладонь к уху и состроил предостерегающую мину.

– Прекрати кривляться! – окончательно разозлилась Марго.

Плевать ей было на прослушивающую аппаратуру и все Центральное разведывательное управление США в полном составе. Она изнемогала от ревности и желания выпустить пар. Нолин понял, что дело плохо.

– Я чертовски проголодался, – примирительно произнес он. – Что на завтрак? Может, составишь мне компанию? Поговорим за столом, ладно?

Тирада сопровождалась все той же пантомимой. Марго покосилась на пятерню Нолина, изображающую локатор, и пожала плечами:

– Ладно, хотя завтракать с постояльцами не в моих правилах.

– А… – вырвалось у Нолина. Он прикусил язык.

– Что ты хотел спросить? – прищурилась Марго.

А спать с постояльцами в твоих правилах? Именно эта фраза едва не вырвалась у Нолина. Догадываясь, что шутка окажется совершенно неуместной, он спешно придумал иной вариант:

– А ужинать… с постояльцами?

– Ты приглашаешь меня поужинать?

– Почему нет?

– Где? – недоверчиво спросила Марго.

– Тебе виднее, – сказал Нолин, сожалея о своей реплике. – Выбор за тобой.

– Ты… Ты серьезно?

– Серьезней некуда. Если мужчина и женщина спят вместе, то почему бы им не разделить трапезу?

Еще одна роковая ошибка. Во взгляде Марго появилось выражение, которое можно наблюдать во взгляде ищейки, взявшей след. Приблизившись к кровати, она провела рукой по подушке и спросила зловещим шепотом:

– Что это такое?

– Где? – глупо спросил Нолин.

– Я спрашиваю. Что это такое?

В пальцах Марго змеился волос, обнаруженный на подушке. Убийственная улика! Глаза Марго гневно сверкали. Как будто она была праведницей, демонстрирующей волосок, вырванный из хвоста дьявола.

– Это? – продолжал валять дурака Нолин. Ничего другого ему не оставалось.

– Она лежала здесь, здесь!

– Волосинка?

– Перезрелая мадам Банщикова! – внесла ясность Марго.

– Мне об этом ничего не известно, – поспешил откреститься Нолин. – Я был в ванной комнате. Понятия не имею, чем занималась тут мадам Банщикова. Она вошла без спросу. Ты ведь сама оставила дверь открытой.

– Я думала, что ты порядочный человек…

– Порядочный. В меру сил и возможностей…

– Доверяла тебе. – Избавившись от волосинки, Марго принялась брезгливо вытирать пальцы покрывалом.

– Разве что-то изменилось? – Нолин попытался взять ее за руку.

– Все! – Она вырвалась. – Не смей прикасаться ко мне!

– Гм. Такое ощущение, будто я прокаженный.

– Хуже! Ты меня предал. Позарился на другую. И это после всего, что я для тебя сделала?!

Нельзя было допустить, чтобы Марго продолжала в том же духе. Дав волю языку, она могла не только разоблачить Нолина, но и погубить себя. Стоит американцам удостовериться, что они имеют дело не с французской разведчицей, а с обычной ревнивой дамочкой, и последует неотвратимое возмездие. Марго попадет в автокатастрофу, утонет в собственной ванне или очутится в сенегальской тюрьме за уклонение от уплаты налогов, за хранение наркотиков и оружия. Этого допустить нельзя.

– Помолчи, – попросил Нолин, тесня ее к кровати.

– Не закрывай мне рот! – возмутилась она.

Именно это он сделал. Собственными губами и языком. Через несколько секунд сопротивление Марго сделалось не таким яростным, а потом она и вовсе позволила опрокинуть себя навзничь.

4

На этот раз Нолин решил быть ласковым и обстоятельным, чтобы искупить свою прошлую вину. Он сделал все, что было в его силах. Марго была близка к сладостному обмороку, когда все усилия пошли насмарку из-за телефонного звонка. Воспроизводимая им мелодия звучала слишком громко и раздражающе.

– Не обращай внимания, – попросила Марго, задыхаясь.

– Я не обращаю, – пробормотал Нолин, уткнувшийся в ее плечо.

Телефон играл и играл.

– Пусть! – простонала Марго.

– Да-да, – сказал Нолин. – Я сейчас. Не сердись.

Убрав со своей поясницы переплетенные ноги Марго, он пошел за телефоном. Номер на дисплее высвечивался незнакомый. Нолин поднес трубку к уху:

– Да.

– Доброе утро, Юрий Викторович, – поздоровался молодой женский голос.

– Доброе утро, – ответил Нолин, оборачиваясь через плечо.

Марго, вытянув шею, сидела на кровати и ловила каждое его слово. Учитывая, что ему звонила Жанна Каморникова, это сулило катастрофические последствия.

– Давайте я перезвоню вам позже, – предложил он.

– Остыли? – удивилась Жанна. – Так быстро?

Оставалось пожалеть о совершенстве современной мобильной связи. Как Нолин ни прижимал трубку к уху, девичье щебетание все равно просачивалось наружу. Марго выругалась и стала собирать свою одежду, разбросанную на полу и на кровати.

– Вы о чем? – нахмурился Нолин.

– Серфинг, – пояснила Жанна. – У вас пропало желание составить мне компанию?

– Merde, – процедила Марго.

Ее капризы потеряли свою актуальность.

– Где и когда? – спросил Нолин.

– Не здесь и не сейчас, – отчеканила Марго, заканчивая одеваться. Подняв босоножку, она провела пальцем по каблуку, словно проверяя его на прочность.

– Через полтора часа на пляже между Дакаром и Лез Аманди, где вы проживаете, – объяснила Жанна. – Когда будете ехать мимо океана, увидите по правую сторону большую стройку. Начинайте считать повороты. Ваш поворот – третий по счету. Справа. Там нет указательных знаков, и через полкилометра обрывается асфальт…

– Надеюсь, не бездонной пропастью? – спросил Нолин.

– Обычная грунтовка, – сказала Жанна. – Какой же русский не любит быстрой езды по бездорожью.

– Не опаздывайте к завтраку, – сухо произнесла Марго, направляясь к двери. – Сегодня подают традиционные сенегальские блюда. – Не выдержав, она обернулась и пробормотала: – Я так старалась… Какой же ты все-таки неблагодарный.

Не отнимая мобильник от уха, Нолин в два прыжка нагнал ее и схватил за локоть.

– Погоди, – попросил он.

– Вы записываете? – удивилась Жанна. – Скверная же у вас память.

– С памятью у меня все в порядке, – заверил ее Нолин.

– Хвала Иисусу Христу, хоть что-то у него в порядке! – бросила Марго в пространство.

– Значит, запомнили? – уточнила Жанна. – Третий поворот направо от недостроенного отеля. Грунтовка приведет вас к началу пляжа. Там высокие песчаные дюны, так что придется пройтись пешком.

– Вы будете со своими спортсменами? – спросил Нолин, сжимая руку Марго сильнее, чтобы обратить ее внимание на это немаловажное обстоятельство.

В трубке раздался смех, напоминающий шорох наждачной бумаги.

– Разумеется, – весело подтвердила Жанна. – Не могу же я довериться мужчине, который ни разу не стоял на доске. Для меня серфинг прежде всего, а потом уже все остальное.

– Первым делом, первым делом самолеты…

– Что?

– Минутку, – сказал Нолин и прикрыл микрофон мобильника пальцем. – Слышала? – спросил он у Марго. – Жанна – источник информации, не более того. Единственная моя женщина – это ты.

– В Сенегале? – скептически поинтересовалась Марго.

– Во всей Африке!

– Мне выпала великая честь, да? Ты меня осчастливил?

– Спускайся вниз и не дуйся, – попросил Нолин. – Полагаю, сегодня вечером нам не помешает никто и ничто.

Ничего не ответив, Марго высвободилась и покинула номер. Дверь за ней захлопнулась с артиллерийским грохотом.

– У вас там стреляют? – предположила Жанна.

– Пока что нет, – ответил Нолин.

Это была чистая правда. Какой смысл применять огнестрельное оружие против человека, не имеющего пистолета?

5

Прежде чем возобновить телефонный разговор, Нолин сделал три глубоких вдоха и выдоха. Его голос должен звучать совершенно естественно, а игривые интонации не должны казаться вымученными. Он воспринимает приглашение на пляж как приключение, а не как заманивание в западню. Пусть знают об этом сотрудники ЦРУ, подслушивающие беседу. И пусть не сомневается в этом Жанна Каморникова.

Многое бы отдал Нолин за возможность выяснить, на кого работает эта красотка. То, что она представляет какую-то секретную службу, было аксиомой. Иначе не стала бы Жанна путаться с Витковым и заигрывать с Нолиным. Это входило в ее служебные обязанности. Девушка определенно являлась разведчицей.

Основные категории должностей, занимаемых женщинами в разведке, делятся на три группы. Первую, едва ли не самую многочисленную, составляют сотрудницы административного аппарата, начиная от секретарш, переводчиц, стенографисток и кончая уборщицами, официантками и поварихами. Вторая, достаточно большая группа, представлена квалифицированными кадрами. Это и так называемые «Варвары», осуществляющие слуховой и визуальный контроль, и шифровальщицы, и экономистки, и специалистки по перлюстрации почтовой корреспонденции. Третья категория женщин-разведчиц непосредственно связана с агентурно-оперативной деятельностью. Проще говоря, это дамы, специализирующиеся на секс-шпионаже.

Специфика их работы мало изменилась с библейских времен, когда Далила соблазнила иудейского богатыря Самсона, чтобы выведать его тайну, а потом и погубить. Действовала она по классической схеме, широко используемой в двадцать первом веке. На сленге англичан и американцев подобные ловушки называются «медовыми». Вот почему голос Жанны сделался таким сладким, когда Нолин заявил:

– Не обижайтесь, но быть статистом я не привык.

– Это отказ? – проворковала Жанна.

– Надеюсь, достаточно вежливый, – сказал Нолин.

– А не рано ли вы претендуете на главную роль?

– Ни на что я не претендую. Но наблюдать, как вас обхаживают загорелые молодцы, не слишком увлекательное занятие.

Такая линия поведения поставила Жанну в тупик.

– Вы сами напрашивались на свидание, – выпалила она. – Говорили, что любите серфинг. И пару минут назад запоминали дорогу на пляж. Что случилось?

– Ничего, – сухо ответил Нолин. – Занимайтесь серфингом без меня. И в нерабочее время, пожалуйста.

– На моем столе лежит заявление, – сказала Жанна. – Я уволилась.

– Что ж, прощайте.

– Эй!

Подобная горячность говорила о многом. Бывшая переводчица не собиралась так просто сдаваться. Вместо того чтобы отключить телефон, она усилила нажим, не отдавая себе отчета в том, как подозрительно ее поведение.

– Вы напрасно так настроены против моей компании, – тараторила Жанна. – Между мной и ребятами ничего нет. Мы друзья, и только. Катаемся на волнах, путешествуем, болтаем, подшучиваем друг над другом. Но на самом деле я одинока. – Она вздохнула. – Очень. И мне показалось, что вы… что мы… что я…

Бедняжка совсем запуталась в личных местоимениях. Нолин не торопился прийти ей на помощь. Пускай выкручивается самостоятельно. Именно за это ей платят деньги.

– Приезжайте, – тихо попросила Жанна. – Я буду ждать. А что касается ребят, то вечер мы можем провести вдвоем.

– Где? – спросил Нолин.

– Выбор за вами.

Ах, какая уступчивость! Какой же мужчина откажется от подобного шанса. Нолин усмехнулся.

– Даже не знаю, что с вами делать, – пробормотал он.

– Решайтесь! – приободрилась Жанна. – Мы в Африке. Океан, пальмы, песок, солнце… Не побывать на здешнем пляже – преступление.

– Уголовно наказуемое? – спросил Нолин, изображая колебание.

Ответный хохот прозвучал так, словно Жанна услышала самую смешную в своей жизни шутку, причем в тот момент, когда ее сообща щекотали все ее приятели-серфингисты.

– Нет, конечно, – произнесла она, якобы отсмеявшись. – Но противники здорового образа жизни рискуют остаться бледными и унылыми.

«А охотники до пляжных забав рискуют сделаться еще более бледными, неподвижными и холодными», – подумал Нолин.

– Я буду, – сказал он. – Правда, без доски для серфинга. На пляже есть прокатная контора?

– Это почти дикий пляж, – ответила Жанна, – без примет цивилизации. А доску мы вам одолжим. Даже полотенце, если потребуется. И все остальное. – Она опять засмеялась. – Между прочим, у нас тут полная свобода нравов. Вы ничего не имеете против купания топлес?

Еще одна приманка, подброшенная Нолину. Надо полагать, топлес намеревается плавать Жанна Каморникова. Услышав про это, он должен потерять голову, распустить слюни и, выпучив глаза, ринуться на побережье океана.

– Лично я всегда купаюсь топлес, – заверил собеседницу Нолин. – И не вижу в этом ничего особенного. А вы?

Она с готовностью засмеялась, а потом еще раз повторила координаты пляжа. Нолин не перебивал. Спешить ему было некуда. События подхватили его и стремительно увлекли за собой, как будто он очутился в лодке без весел. Сопротивляться было бессмысленно. Оставалось подчиняться и ждать удобного случая.

6

К завтраку Нолин явился, когда сотрудники «Щита и меча» заканчивали десерт. Их взгляды преисполнились любопытства. Как выглядит начальник после вчерашней пьянки? Нет ли на его физиономии синяков или царапин? Несомненно, слухи о ночном дебоше облетели всех постояльцев, обрастая все новыми подробностями и домыслами. Притворившись угнетенным и терзаемым угрызениями совести, Нолин прошел мимо Макса с Алексом и уселся за свободный стол в дальнем углу.

Его гордое одиночество длилось недолго. Не обращая внимания на всеобщее шушуканье, Людмила покинула свое место и присоединилась к Нолину.

– Чтобы вам было не так скучно, – пояснила она.

Он промолчал. Судя по стремительно нагревающемуся затылку и ушам, за спиной находилась Марго, взявшаяся испепелять его взглядом. Пока Жасмина подносила и расставляла блюда, Нолин сохранял неподвижность. Когда же она удалилась на кухню, он стремительно обернулся. Стоявшая в дверном проеме Марго так же резко крутнулась на каблуках и исчезла. Теперь можно было приступать к трапезе без риска подавиться первым же куском.

– Что это за мешанина? – поинтересовался он, рассматривая содержимое тарелки.

– Чебуяб, – сообщила Людмила.

– Чебу… что?

– Чебуяб. Рисовая каша с мясом и овощами, тушенными в томатном соусе. Полейте и попробуйте.

Нолин заглянул в придвинутую соусницу и увидел там коричнево-зеленую жижу, в которой плавали какие-то семена.

– Поливать обязательно? – спросил он.

– Это же бьюс! – воскликнула Людмила с таким видом, словно все россияне только и делали, что изучали сенегальские подливки. – Лавровый лист, сорго, чеснок, побеги баоба…

– Ни слова о баобабах! – предупредил Нолин. – И заберите соус. Справлюсь как-нибудь без него с этим вашим чаобабом.

– Чебуябом, – поправила Людмила, хихикая. – Вы такой смешной.

– Это точно. Невозможно побриться нормально.

– Почему?

– Стоит увидеть себя в зеркале, – мрачно произнес Нолин, – как я тут же падаю на пол от хохота.

Людмила затряслась, заколыхалась, вызывая дребезжание посуды на столе. Не обращая на нее внимания, Нолин молча съел половину африканской каши, пожевал салат из зелени и вареных яиц и решил, что с него достаточно.

– Авокадо со сгущенным молоком, – прокомментировала Людмила, ставя перед ним тарелку.

– Благодарю. – Он отрицательно помотал головой.

– Печенье? Кекс?

– Чай, – сказал Нолин.

Напиток обманул его ожидания. Чересчур много мяты и сахара при минимуме самой заварки.

– И что теперь? – спросила Людмила, когда Нолин принялся промокать губы салфеткой.

– Ничего, – проворчал он. – Я сыт.

– Я спрашиваю, что будем делать дальше?

– Вам не пора на работу? – приподнял бровь Нолин.

– Я отпросилась, – ответила Людмила.

– У кого?

– Как у кого? У Петра Семеновича.

– Поздравляю. – Нолин встал. – А вот мне не у кого отпрашиваться.

– Я освобождаю вас от всех обязанностей, – прошептала Людмила, беря его под руку. – Кроме одной.

Бывают ли намеки прозрачнее?

– Хотите подняться ко мне? – спросил Нолин.

– Нет-нет! – Людмила покраснела.

– Полагаете, у вас будет лучше?

– Не в пансионе. Это мое твердое условие.

Она ставила Нолину условия! Немолодая глуповатая бабенка с неряшливой прической и отвисающими боками. Сейчас скажет, что ей хочется пообщаться на природе. Где-нибудь на малолюдном пляже. Американские наставники, вне всяких сомнений, поручили Людмиле заменить супруга, и они знают о приглашении Жанны. В том случае, если Нолин отвергнет мадам Банщикову, они придумают иной способ держать его под контролем. Это никуда не годится. Лучше отвязаться от Людмилы как-нибудь неожиданно и внезапно.

– Куда же мы поедем? – спросил Нолин, деликатно освобождая локоть от цепких женских пальцев. – В музей? На рынок?

– А знаете что! – воскликнула Людмила с фальшивым энтузиазмом. – Отвезите меня к океану. Побудем наедине с природой. Как Адам и Ева. – Она прикоснулась жаркими губами к уху Нолина. – Я не стану подниматься за купальником. Мы поищем местечко, где нас никто не увидит, договорились?

– О да! – Нолин издал возбужденный смешок. – Вы водите машину?

– Не слишком хорошо, – призналась Людмила. – А вы разве…

– Мы вчера с вашим мужем приняли изрядную дозу. За руль мне сейчас лучше не садиться.

– Хорошо, поведу я! А вы будете моим лоцманом!

– Штурманом, – улыбнулся Нолин.

– Есть разница?

– Небольшая. Значительно меньшая, чем между мужчиной и женщиной.

Осознав, что собеседник флиртует, Людмила расцвела от удовольствия. Она считала себя победительницей. Предвкушала, как получит свою долю женского счастья, как отрапортует о выполнении задания и, возможно, заработает солидную премию.

Нолин галантно пропустил ее в холл первой и, находясь за спиной Людмилы, развел руками, давая Марго понять, что происходящее от него не зависит. Француженка наградила его убийственным взглядом и уткнулась в бумаги, разложенные на стойке. Поза Кабира излучала ледяное презрение. Жасмина натирала перила с такой яростью, словно открыла новый способ добывания огня. Нолину, посмотревшему на них, сделалось грустно. Он не был уверен, что еще когда-нибудь увидит обитателей пансиона «Эбони энд Айвори». Он не знал, вернется ли сюда снова.

7

Занявшая место за рулем «Лендровера» Людмила долго выжимала сцепление, оглашая округу резкими, скрежещущими звуками.

– Давно не водила машину, – посетовала она, заправляя растрепавшиеся пряди волос за уши.

– Я с вами, – подбодрил ее Нолин.

– Я об этом не забываю. – Ноздри Людмилы плотоядно раздулись. – У вас прекрасный одеколон. Такой тонкий, такой возбуждающий запах.

– Это вчерашнее виски. Мы с Петром Семеновичем пили одно из самых дорогих.

– Не обманывайте бедную доверчивую женщину, ха-ха. – Смеясь, Людмила запрокинула голову и едва не задела бампером каменную вазу с цветами.

«Лендровер» рванулся вперед, дернулся и покатился со скоростью садовой тележки.

– Вы любите купаться ночью? – спросил Нолин.

– Почему вы так решили?

– На такой скорости мы попадем на пляж к полуночи.

– Ха-ха-ха! Тише едешь – дальше будешь.

– Дальше, – согласился Нолин. – От намеченной цели.

В радостном смехе Людмилы прорезались визгливые нотки. Она утопила педаль газа. Джип пробкой выскочил из ворот и, слегка рыская в стороны, помчался в направлении Дакара. Мимо замелькали опостылевшие Нолину виллы и сады, похожие на джунгли.

– А вы напрасно кокетничали, – заметил он.

– Я? – изумилась Людмила. – Кокетничала?

Можно подумать, в прошлой жизни она была кошкой и до сих пор сохранила врожденную неискренность.

– Вы утверждали, что плохо водите машину, – напомнил Нолин.

– Практики у меня маловато, – сказала Людмила, – но я отношусь к разряду тех женщин, которые инстинктивно справляются с любым делом. У нас все ладится, все получается.

– Обожаю таких женщин.

– Всех сразу?

– Не будем конкретизировать.

– Почему бы и нет?

Нолин пропустил реплику мимо ушей.

– Мне нравятся женщины деловые, энергичные, знающие, чего они хотят, и умеющие добиваться своей цели, – сказал он, следя за дорогой. – А медлительных, ленивых, вялых барышень я терпеть не могу. Будь за рулем такая, мы тащились бы со скоростью черепахи. – Нолин повернулся к Людмиле и доверительно произнес: – Знаете, я недавно прочитал прелюбопытнейшую статью. Оказывается, манера водить автомобиль напрямую связана с сексуальным темпераментом женщин. Те, которые носятся по дорогам как угорелые, и в постели способны задать жару.

– Очень верно подмечено, – сказала Людмила, разгоняя «Лендровер» до ста десяти километров в час.

Нолин внимательно наблюдал, как она обгоняет машины. Выскакивает на встречную полосу, старается держаться подальше от автомобиля, следующего параллельным курсом, а затем резко поворачивает руль вправо, возвращаясь в свой ряд. С такой склонностью к подрезанию она бы недолго проездила по российским дорогам. Хотя и по африканскому шоссе она свое почти отколесила.

– Не забудьте предупредить, когда будет наш поворот, – попросила Людмила. – Кажется, рядом должна быть какая-то стройка?

Прокол. Мадам Банщикова не должна знать маршрута. Разговор Нолина с Жанной могли слышать только ребята из ЦРУ. Очень может быть, что они и сейчас поддерживают одностороннюю связь с джипом. Скорее да, чем нет.

– У вас есть темные очки? – спросил Нолин, завидев впереди здоровенный, как вагон, автофургон.

– Есть. – Людмила похлопала ладонью по сумочке, сунутой между сиденьями. – А что? – Она мельком покосилась на Нолина.

– Наденьте, – распорядился он. – Солнце светит прямо в глаза.

– Мне не мешает.

– Это необходимые меры предосторожности.

– Что ж, – усмехнулась Людмила, – раз вы настаиваете, то будем предохраняться.

Двусмысленности, вложенной в фразу, позавидовал бы наипошлейший из пошлейших телеюмористов.

– И все же наденьте, – настаивал Нолин.

Пришла пора отвлечь внимание личного водителя. Фура была уже рядом, и джип заходил на обгон.

– Ох уж эти мужчины, – пробормотала Людмила, наугад шаря рукой в сумочке. – То снимите, то наденьте.

Джип шел вровень с длинным фургоном, по борту которого тянулась надпись перевозочной компании. Мощный двигатель грузовика почти заглушил рокот «Лендровера». Людмила наконец отыскала очки, но не надевала их, сосредоточенная на управлении. Впереди появился встречный автомобиль. До него было еще далеко, но Нолин изобразил панику.

– Вы что! – заорал он на ухо Людмилы. – Зачем выскочили на встречную? Теперь полный ход, не то врежемся!

Растерявшись, она надавила правой ногой на педаль газа.

– Тормози! – выкрикнул Нолин. – Не успеваем!

Совсем потеряв голову от страха, Людмила никак не могла нащупать нужную педаль. Ревущая, запыленная фура, возвышающаяся справа, не позволяла ей оценивать ситуацию трезво.

– Нам крышка! – Грубо выругавшись, Нолин схватился за руль.

Расчет оказался точен. Джип коснулся боком грузовика и, отброшенный несущейся вперед махиной, стал уходить на левую обочину. Его лобовое стекло было перечеркнуто зигзагообразной трещиной. Клаксон грузовика издал предупредительный басовитый гудок. Встречная машина предусмотрительно притормаживала, но расширившиеся глаза Людмилы уже ничего не видели толком.

– Мама! – взвизгнула она.

– Выворачивай! – рявкнул Нолин.

Его руки, лежащие поверх заледенелых пальцев Людмилы, снова крутнули руль вправо. Джип плавно сблизился с грузовиком и некоторое время шел впритирку, издавая оглушающий скрежет. Маневр сопровождался неистовой тряской. Мимо пронесся остановившийся на обочине автомобиль, водитель которого завороженно следил за происходящим. В следующую секунду он исчез, а по асфальту запрыгало, кувыркаясь, сорванное крыло «Лендровера».

– Мамочка, мама! – причитала зажмурившаяся Людмила.

– Тормоз, – сказал ей Нолин, осторожно отводя покореженный джип от фургона. – Тормоз нажми.

Клацая зубами, Людмила подчинилась. Джип отстал от пылящего фургона, проехал еще несколько десятков метров и замер. В канаву скатился никелированный колпак от колеса. Нолин взглянул на него и перевел глаза на удаляющийся грузовик. Опасаясь, что его заставят оплачивать страховку, водитель не остановился. Вот и отлично.

Нолин поколдовал над погнутой дверцей и сказал Людмиле:

– Выбирайтесь. Выход теперь только с вашей стороны.

– Что вы наделали, – прошептала она, очутившись на солнцепеке.

– Спас нас от верной гибели, – пожал плечами Нолин. – Еще немного, и от нас бы кровавая лепешка осталась. Фарш в консервной банке.

Мимо проехала красная «Тойота», водитель которой сбросил скорость, чтобы рассмотреть покореженный джип.

Нолин жестом попросил его остановиться.

– Что тут приключилось? – спросил водитель «Тойоты».

Людмила лишь беззвучно пошевелила губами, на которых не осталось помады. Размазавшаяся тушь вокруг глаз делала ее похожей на старую шлюху.

– Небольшая авария, – сказал Нолин по-французски. – Подбросите меня до станции автосервиса?

– Конечно, конечно. – Водитель призывно помахал рукой. – Садитесь.

– «Лендровер» может ехать, – пролепетала Людмила.

– До первого ухаба, – сказал Нолин. – Оставайтесь караулить машину. Я мигом. Вернусь с автотехниками, они отбуксируют нас на стоянку.

Не давая Людмиле возможности опомниться, он потрепал ее по плечу, забрался в «Тойоту» и распорядился:

– Вперед. Я скажу, где меня высадить.

Он точно знал, где это произойдет. На том повороте, о котором рассказала ему Жанна Каморникова. Что касается автосервиса, то у Людмилы есть мобильник. Хотя, вероятнее всего, она первым делом позвонит своим американским друзьям. Но для этого ей необходимо успокоиться, прийти в себя и собраться с мыслями. Судя по интеллектуальным и психическим качествам, опомнится Людмила минут через пять. Следовательно, ЦРУ возобновит слежку примерно по прошествии часа. Если за этот срок дружки Жанны не прикончат Нолина, то американцы, не подозревая о том, спасут его от опасности. В том, что это две разные команды, сомнений не было. Таким образом, Нолину предстояло очутиться между двух огней. Расклад понятен. Вот только что это в итоге даст?

На этом ход размышлений оборвался.

– Напрасно вы оставили даму одну на дороге, – укоризненно произнес водитель «Тойоты», вглядываясь в зеркало заднего обзора. – В Сенегале полно чернокожих, которые почтут за счастье воспользоваться беспомощностью женщины.

– Она тоже будет счастлива, – сказал Нолин. – Это обычная проститутка, к тому же пьяная или обкуренная. Вы меня спасли от незапланированных расходов и какой-нибудь нехорошей болезни.

– О? – восхитился водитель.

Настроение у него заметно улучшилось. Чего нельзя было сказать о его случайном пассажире.

1

Нолин не подозревал, что сегодня утром решалась его судьба. Банщиков тоже не подозревал, что своими показаниями отведет беду от своего врага.

Проснувшись на больничной койке с загипсованной рукой, уложенной на груди, и подвешенной к специальному блоку ногой, Петр Семенович подумал, что московский хлыщ должен ответить за это. Пусть смутно, но Банщиков помнил конец попойки. Нолин ткнул его кулаком в живот, а потом столкнул с лестницы. Подлый негодяй. Воспользовался беспомощным состоянием Банщикова. Или подсыпал в бутылку снотворное?

Негодуя по поводу поступка Нолина, Банщиков не думал о своей собственной роли в этой истории. Его сотрудничество с ЦРУ как бы оставалось за кадром. Но постепенно мысли потекли в другом направлении, и Банщиков стал задавать себе иные вопросы. А не является ли несчастный случай случаем на самом деле счастливым? Не стало ли падение с лестницы уникальным шансом выйти из опасной игры? Не пора ли распрощаться с американцами и с Людмилой заодно? Ведь это она виновата в том, что ее муж превратился в шпиона. Основную работу по вербовке проделала она, а не друг детства Любарский.

Произошло это в уютной домашней обстановке.

Была ночь. Банщиков торчал в Интернете, выуживая из электронной пучины сведения для докторской диссертации, на которую получил заказ. Людмила спала. Саркастически пожелав ему творческих успехов, она удалилась в спальню, а он, наслаждаясь лимонным чайком, тишиной и покоем, устроился за компьютером. Увлекшись работой, он подпрыгнул на стуле и едва не вывихнул шею, оглянувшись назад, в полумрак, откуда возникла рука, положенная на плечо. Примерно так отреагировал бы гоголевский Хома на внезапное прикосновение подкравшейся панночки.

– Ты? – прошептал Банщиков, покрываясь запоздалыми мурашками.

– А ты думал кто? – насмешливо спросила Людмила. – Интернетовская порнозвезда? Может, живые женщины тебя еще хоть сколько-нибудь интересуют? Хочешь сравнить силиконовые сиськи с настоящими?

Она сделала вид, что собирается избавиться от ночной рубашки, а может, и в самом деле вознамерилась сделать это. Ее фигура, равно как и ее натура, допускали провокации любого рода. В приглушенном голубоватом свете монитора она и много лет спустя казалась той, прежней, восемнадцатилетней Людмилой, которая вскружила голову Банщикову сказочной новогодней ночью.

– Хорошая идея, – сипло сказал он.

– Но несвоевременная. – Она увернулась от протянутых рук. – Дети.

Под детьми подразумевались недавно забеременевшая дочь Даша и ее без году неделя супруг, взявший моду расхаживать по дому в пляжных шортах. Сочетание смазливой, почти ангельской мордашки Дениса и его мощных страусиных ног невероятно раздражало Банщикова, хотя он старался ничем не проявлять неприязни к Дашиному избраннику. Показная невозмутимость давалась нелегко. Умом Банщиков понимал неизбежность перемен, но отцовские инстинкты протестовали против наличия посторонних ног в спальне дочери. Не так давно ее комната называлась детской, и Банщиков не успел свыкнуться с тем, что отныне там происходят совсем другие, сугубо взрослые игры.

– Наших деток из пушки не разбудишь, – проворчал он, выковыривая дешевую сигарету из пачки. – Так бы и не вылезали из постели с утра до ночи. Всю жизнь продрыхнут, сомнамбулы.

– Не кури, пожалуйста. – Ноздри Людмилы сузились. – Ты же знаешь, что я не переношу табачного дыма.

– Я в форточку.

Устремившийся к окну Банщиков был перехвачен на середине пути и, несмотря на вялое сопротивление, водворен на тахту. Людмила пристроилась рядом, удерживая его за шею чуть ли не борцовским захватом. Слегка потрепыхавшись, он сник, сделавшись покорнее кролика, пойманного удавом. Все было как в бурную эпоху молодоженства, если не считать того удручающего факта, что сами Банщиковы претерпели неизбежные изменения. Она беспрестанно пополняла запасы косметики, носила удлиняющиеся год от года юбки и вздрагивала, заслышав роковое слово «целлюлит». Он обзавелся мефистофельскими залысинами, лишился нескольких боковых зубов и все чаще подумывал о том, что скоро станет дедом, а Людмила, соответственно, бабкой, так что окончательное перевоплощение в милую (или не очень милую) пожилую пару не за горами. Или оно уже состоялось?

– Людочка, Людочка, – печально молвил Банщиков, разомлевший от близости горячего женского тела. – Какими же мы раньше идиотами были! Неужели нужно непременно состариться, чтобы поумнеть?

– Это я старая? – оскорбилась Людмила. – Если хочешь знать, на меня молодые мужики до сих пор на улице засматриваются. – Ее взгляд затуманился. – Один недавно домой подвезти порывался, а потом с визиткой полквартала за мной козликом скакал: девушка, а девушка!..

В прежние времена подобное бахвальство привело бы к нелицеприятному выяснению отношений, однако прислушавшийся к своим ощущениям Банщиков почувствовал лишь слабый, как комариный укус, укол ревности. Перегорело, подумал он. С годами человек теряет не только зубы и волосы. Запал, необходимый для того, чтобы уличать и обличать, пропадает. Начинаешь понимать, что не до всякой правды следует докапываться.

– Я не о том, – качнул головой Банщиков. – Я хотел сказать, что всю молодость мы с тобой провоевали, а теперь, когда прошлого не воротишь, научились ладить. Нет бы так с самого начала, а?

– Ну, не знаю, не знаю, – усомнилась Людмила. – Всему свой срок. – Оставив шею мужа в покое, она принялась водить пяткой вдоль завитушек коврового орнамента. – Лично я ни о чем не жалею. А ты?

Вопрос не подразумевал искреннего ответа.

– Нет, конечно, – сказал Банщиков, машинально прикидывая, сколько крови из него выпито за годы супружеской жизни, сколько нервов вымотано. – Просто обидно, что мало осталось. Меньше половины, как ни крути.

– Типун тебе на язык. – Людмила топнула. – Дурацкая у тебя арифметика.

– Не я ее придумал.

– Вот и не суши мозги попусту. Здоровый мужик в полном рассвете сил, а пенсионера из себя корчит. Ты что, добровольцем в старые хрычи решил записаться? Ну так записывайся. Лично я погожу.

– Называется, поговорили по душам, – насупился Банщиков. – При чем тут какие-то хрычи?

Он встал и, норовисто закусив сигаретный фильтр, подошел к окну. Свежий ветер, ворвавшийся в форточку, остудил щеки, успокаивающе потрепал по волосам, разгладил морщины на лбу. Дым, выпущенный навстречу воздушному потоку, разнесло по всей комнате, но вместо того чтобы проявить недовольство, Людмила поинтересовалась:

– К тебе как на работе относятся, Петя? Ценят?

– Еще бы им меня не ценить, – буркнул вознамерившийся отмалчиваться Банщиков. – Я уже всему руководству диссертации наклепал. Видела бы ты рецензии! Не хочу хвастаться, но в этом деле мне равных нет. Я прирожденный ученый!

– Ученый, – задумчиво повторила Людмила. – Сколько она нам приносит дохода, твоя ученость? Маловато.

– Такое впечатление, что ты зарабатываешь больше. – Прикончив сигарету в две затяжки, Банщиков вышвырнул ее в форточку и повернулся к жене, дымящийся, как дракон. – Ты все сказала? Тогда, если не возражаешь, я еще поработаю.

– Чахнешь за компьютером, чахнешь, а что толку? – Риторический вопрос завершился вздохом. – Пора что-то менять, Петя.

– В мои-то годы? Устроиться реализатором на рынок? В челночники пойти?

– Никто не предлагает тебе бросать науку, – возразила Людмила. – Я знаю, какой ты у меня талантливый. Знаю, горжусь тобой и лучше, чем кто-либо другой, понимаю, как не хватает тебе признания. Потому-то и хочу тебе помочь.

– Чем? – спросил Банщиков голосом усталого трагика, вынужденного в сотый раз повторять одно и то же. – Чем ты можешь мне помочь?

– Советом, – ответила Людмила. – Ты должен принять предложение американских партнеров своего Любарского.

– Это слишком рискованно.

– Но сколько можно вкалывать за гроши? – Она подошла к Банщикову вплотную, чтобы заглянуть ему в глаза. – Пашешь, как папа Карло, без выходных, без полноценного отпуска. И это за тысячу долларов в месяц? Жили бы мы вдвоем, я бы слова не сказала. Но Дашенька! Ты хоть немного о ней думаешь?

– У Даши теперь есть муж, чтобы о ней заботиться, – напомнил Банщиков. – С такими ножищами он далеко пойдет. Горы свернет, если пожелает.

– Боже мой, сколько яда, сколько желчи! – покачала головой Людмила. – Ну почему, почему ты взъелся на Дениску? Симпатичный мальчик, опрятный, вежливый, из хорошей семьи… И чем тебе не нравятся его ноги? Дениска как раз очень даже неплохо сложен.

– Ну да, ты у нас эксперт по мужским фигурам.

– Не надоело? Всю жизнь кого-то ревнуешь: сначала меня, теперь родную дочь. – В глазах Людмилы вспыхнули и погасли самодовольные искорки, которые было легко спутать с проблеском навернувшихся слез. – И при чем тут мужские фигуры, когда речь идет совсем о другом?

– О чем именно?

– О нашем будущем. Надеюсь, для тебя это не пустяки?

– Ладно, – кивнул Банщиков. – Я слушаю. Только покороче, пожалуйста. Самую суть.

– Дети взяли в банке кредит, – заговорила Людмила, зябко поводя плечами, – вот тебе и вся суть. Для того чтобы выплачивать проценты, необходимы деньги. Почти две тысячи долларов в месяц.

– Ничего не понимаю. Кредит? Зачем?

– Чтобы обзавестись собственной крышей над головой, неужели не ясно?

– Не ясно, – угрюмо подтвердил Банщиков. – Если твой фигуристый Денис такой самостоятельный, то почему ты обсуждаешь его проблемы со мной?

– Он тебя отцом зовет, – укоризненно произнесла Людмила. – Иногда даже папой.

– Впервые слышу. По-моему, я для него Петр Семенович.

– Мальчик стесняется. Но за глаза он действительно называет тебя папой.

– Угу, – кивнул Банщиков. – Как кредит брать, так мы, значит, смелые, а как родственные чувства к тестю проявить, так мы робеем. Скромники какие выискались, понимаешь. В башмаках сорок пятого размера.

– В следующем месяце, – сухо сказала Людмила, – дети переедут в новую квартиру, так что терпеть присутствие Дениски тебе недолго осталось.

– Когда-когда?

– В марте.

В тоске, нахлынувшей на Банщикова, захлебнулись и утонули все прочие эмоции. Он знал, что рано или поздно Даша окончательно вырвется из-под родительской опеки, но оказался не готовым к этому. Он всегда оказывался не готовым к неприятностям, тогда как они, со своей стороны, всегда были готовы обрушиться на Банщикова.

– Опять я узнаю обо всем последним, – с горечью произнес он, словно именно это обстоятельство удручало его сильнее всего, словно, узнай он о кредите раньше, его настроение резко пошло бы в гору.

– Мы не хотели тебя тревожить, – примирительно произнесла Людмила. – Ты же сам говоришь, что бытовые трудности надолго выбивают тебя из колеи, а простаивать в нынешней ситуации никак нельзя. Кредит! – Она развела руками, как если бы речь шла о некоем стихийном бедствии, не зависящем от ее воли. – Стоит детям просрочить платежи, и пиши пропало. Выкупленная квартира перейдет в собственность банка, а Дашенька и Дениска останутся с носом. Кроме того, прогорит первоначальный взнос. Все наши с тобой сбережения, Петя.

– Ничего себе, новости! – опешил Банщиков. Бескорыстная отцовская любовь отступила на задний план, заслоненная мрачной перспективой разорения. – И сколько же денег ты вбухала в эту авантюру?

– Все до копейки, – спокойно ответила Людмила. – Менять что-либо поздно, контракт подписан, ссуда взята, квартира оформляется.

Банщиков поискал глазами стул, но потом решил, что в состоянии держаться на ногах, и, не сдвинувшись с места, протянул:

– Ну вы даете…

Людмила вторично развела руками:

– Иначе было нельзя. Дети, конечно, будут лезть из кожи вон, но и мы не имеем права прохлаждаться. Поговоришь с Любарским? Он берется устроить нас обоих в отличную фирму. Она называется «Щит и меч». Там платят по высшему разряду.

– Ну даете, – повторил Банщиков.

– Обещаешь сходить в «Щит и меч»? – настойчиво спросила Людмила.

Она ждала ответа. Банщиков молчал. В комнате работала невидимая мясорубка, перемалывающая виды на обеспеченную старость, уют и заслуженный покой. От былых надежд только ошметки летели.

– Сколько они… – Банщиков с трудом проглотил ком, вставший поперек горла. – Сколько мы должны банку?

Людмила еле пошевелила губами.

– Двести пятьдесят, – выдохнула она. – Тысяч… Долларов…

– А! – воскликнул Банщиков голосом смертельно раненного человека.

Это было равнозначно приговору, не подлежащему обжалованию. Годы принудительных работ с перспективой конфискации имущества.

– Так сходишь? – спросила Людмила.

– Куда я денусь, – вздохнул Банщиков.

Деваться действительно было некуда. Беспощадный механизм денежных отношений набирал обороты, рубя по живому.

2

Не стоило Людмиле звонить в больницу, где маялся одолеваемый тяжелыми мыслями Банщиков. Ему было худо, у него болели кости, его раздражала неподвижность и беспомощность. Когда разразился музыкальной трелью мобильник, Банщиков взял его здоровой рукой и поднес к забинтованной голове.

– Да, – мрачно произнес он.

– Оклемался? – спросила Людмила вместо приветствия.

– Почти, – ответил Банщиков.

– Сколько же вы вчера выжрали?

– Это была работа.

– Хорошая у тебя работа.

– Не ты ли мне ее подыскала?

– Что за тон? – насторожилась Людмила. – Ты все еще пьян?

– Трезв, как стеклышко, – сказал Банщиков.

– Ага. Бутылочное.

Привычная зависимость от настроения жены вынудила Банщикова перейти к обороне.

– Послушай, – проникновенно заговорил он, – мы с коллегой планы на будущее обсуждали, сама понимаешь, как это важно. Ну и выпили немного, не без того. Иначе какой же разговор по душам?

Людмила хмыкнула:

– Водку в глотку тебе никто не вливал.

– Нолин настаивал, чтобы я пил с ним наравне!

– А ты не очень-то сопротивлялся, верно? А теперь отлеживаешься, переложив проблемы на мои плечи.

– Отлеживаюсь я на больничной койке, – напомнил Банщиков.

– С какой-нибудь отзывчивой медсестричкой? – спросила Людмила.

– У меня кости переломаны! Я чуть шею не свернул! Знала бы, что мне пришлось вынести!

Банщиков задохнулся от негодования.

– Не больше, чем мне, – парировала Людмила. – Ты меня в могилу загонишь. Только пьяных дебошей нам не хватало для полного счастья! – Она перевела дух. – Что там у тебя с конечностями? Сильные повреждения? Сколько будет стоить твое лечение?

– Вот что тебя беспокоит. Не мое самочувствие, а деньги, деньги, деньги. У тебя одно на уме.

– У нас есть дети, и кто-то должен о них заботиться.

– Ты только о себе заботишься, – возразил Банщиков, запал которого сменился внезапной усталостью. – А страдаю, как обычно, я. Представь, как бы ты чувствовала себя на моем месте.

– Типун тебе на язык, – рассердилась Людмила. – Лучше сам представь себе, каково это – не спать ночью, пока твое сокровище пьянствует непонятно с кем. Кредитки хоть не потерял? Бумажник на месте?

– Опять деньги! – воскликнул Банщиков. – На мужа наплевать, лишь бы его бумажник был в целости и сохранности.

– Хочешь сказать, что я бессердечная? – фальшиво возмутилась Людмила. – Ошибаешься. Я, может быть, все глаза проплакала, когда тебя в больницу увезли. Я, может быть, места себе не нахожу.

– Может быть?

– Не придирайся к словам. Как ты себя чувствуешь?

– Уже сносно, – ответил Банщиков, решив не развивать конфликт. Потрогав марлевую повязку, он добавил: – Только голова трещит. – Хотя жена не имела возможности визуально оценить его страдания, он поморщился. – Просто раскалывается голова.

– У тебя всегда так с похмелья, – напомнила Людмила.

– Какое похмелье? – встрепенулся Банщиков. – Сотрясение мозга.

– Ладно, не переживай. Главное, что я жива-здорова. Уж от меня-то Нолин не отвертится.

Сука! Мысленно выругавшись, Банщиков сцепил зубы.

– Ты куда-то пропал, – встревожилась Людмила.

– Здесь я.

– Тогда почему молчишь?

– Не смей заводить шашни с Нолиным. Скажи Куратору, что я тебе запрещаю. У нас не шведская семья.

– Тебе, наверное, действительно повредили голову. – Сообразив, что она перегибает палку, Людмила сделала непродолжительную паузу, за время которой ухитрилась придать голосу чуть ли не задушевную интонацию. – Петенька, это не телефонный разговор. Выпишешься из больницы – поговорим. Скорей бы. Представляю, сколько стоит лечение в Дакаре. Там с тебя небось втридорога дерут? Наши врачи ничуть не хуже столичных, а запросы у них скромнее.

Банщиков проглотил отдающую желчью слюну.

– Мне выброситься из окна? – спросил он. – Нет? Тогда слушай внимательно. К Нолину не клейся, я запрещаю. Садись в машину и езжай ко мне. Я покалечен и нуждаюсь в уходе. Диктую адрес больницы…

– Не утруждай себя, – перебила его Людмила, голос которой звучал не просто ровно, а плоско, безжизненно. – Мне не нужен адрес. Я не приеду. – Помолчав, она добавила: – Деньги нужно отрабатывать. Любыми способами.

– Какое завидное рвение! – воскликнул Банщиков, на лице которого возникла безрассудная улыбка идущего на абордаж. – Что ж, будем считать, что мы не сошлись характерами. Если через час ты не явишься, считай себя свободной женщиной. Я не собираюсь быть мужем поблядушки!

– Лучше быть поблядушкой, чем побирушкой, – отрезала Людмила. – Раз ты так ставишь вопрос, то знай: я без тебя обойдусь. На кой ты мне сдался, лунатик малахольный? Чтоб ты сдох!

– Я не знал, что ты такая, – пробормотал Банщиков.

Ответом ему была тишина. Людмила отключилась. Как будто не с законным супругом разговаривала, а с незнакомым мужчиной, который ошибся номером.

– Чтоб я сдох, – повторил Банщиков шепотом, закрыл глаза и умолк.

Минут через десять, когда позвонил Куратор и стал расспрашивать об обстоятельствах вчерашнего инцидента, он мрачно заявил, что упал сам. Почему напился? А потому что тошно стало.

– И оставьте меня в покое! – закричал Банщиков в трубку с тем надрывом, какой обычно хорошо дается истеричным женщинам. – Я не нуждаюсь в ваших подачках и плевать хотел на ваши приказы, ясно? Банк квартиру отберет? И хрен с ней. Пусть забирает. Вместе с моей бывшей супругой… Да-да, бывшей, вы не ослышались.

Высказавшись таким образом, Банщиков разбил мобильник об стену и оцепенел. Он понятия не имел, чем закончится эта история, но почему-то это его не беспокоило. Несмотря на переломы, головную боль и тошноту, он испытывал невероятное облегчение. Словно вовремя решился выпрыгнуть из поезда, летящего под откос. А травмы… что травмы? В подобных случаях без них не обойтись. Главное, что голова осталась на плечах и, кажется, душа не окончательно продана.

Прислушавшись к своим ощущениям, Банщиков слабо улыбнулся. Да, душа присутствовала. Она терзалась и страдала, но сохранилась. И выплачивать за нее проценты необходимости не было.

1

«Тойота» доставила Нолина почти к самому океану. Денег водитель не взял. Из его прощальной речи можно было сделать вывод, что он является ревностным католиком и рад, что может чем-то услужить человеку, превозмогшему дьявольское искушение. Подозревая, что дьявол за него еще по-настоящему не взялся, Нолин поблагодарил водителя и пожелал ему счастливого пути.

– Счастливо оставаться, – молвил тот в ответ.

Это прозвучало как издевательство.

Нолин проводил взглядом шлейф пыли, потянувшийся за «Тойотой», и стал спускаться по гребню холма к песчаной полосе. Океан, раскинувшийся до горизонта, шумел и слепил глаза. На берег набегали длинные косые волны, увенчанные белоснежной пеной. Чайки казались ее хлопьями, носящимися по воздуху.

Наклон был довольно крут, и Нолину пришлось немало попрыгать по выбеленным солнцем валунам, пока он не добрался до подножия. Его настораживало, что он не видит ни людей, ни машин, доставивших их сюда. Если это ловушка, то слишком уж примитивная. Хотя какая разница, в какой ловушке погибать? Нолин уже сунул голову в петлю. Успеть бы выскользнуть.

Бредя по пляжу, Нолин подошвой и кожей ощущал поднимающийся от песка жар. Чайки стонали и вскрикивали над его головой. Он по-прежнему не видел ни серфингистов, ни просто купальщиков. Да и найдутся ли желающие плавать в океане, вдали от спасателей, катеров, продавцов напитков и мороженого? Это было связано не только с неудобствами, но и с опасностями. Зеленые волны, набегающие на берег, выглядели вблизи огромными. Набирая разгон и высоту, они с грохотом обрушивались на мель, разбивались и мчались дальше неудержимыми потоками клокочущей пены.

То, что нужно для любителей серфинга. Но где они?

Не снимая брюк, Нолин вошел в воду и побрел вперед, чтобы обогнуть каменистую гряду, закрывающую обзор. Коварное течение подсекло ему ноги, он окунулся с головой, едва не попал под очередную волну, но успел схватиться за поросший водорослями камень и полез наверх. Туфли, не приспособленные для путешествий такого рода, чавкали и скользили, одежда липла к телу. Однако затраченные усилия того стоили. Взобравшись на скалистый утес, Нолин приложил ладонь ко лбу и увидел крошечные человеческие фигурки, скользящие вдоль заворачивающейся внутрь волны. Все-таки серфингом здесь занимались. Уже легче. Вот только почему Жанна не совсем точно объяснила, как сюда проехать?

Далеко впереди виднелись два легковых автомобиля с багажниками и дорога, по которой они съехали к пляжу. Нолина же вынудили долго идти пешком. Зачем?

Оглянувшись, он понял, что одним вопросом стало меньше. Затем, что за ним следовал мужчина в шортах и желтой майке. Заметив, что Нолин на него смотрит, он махнул рукой: мол, не отвлекайся, следуй дальше. Ободряющий жест. Однако Нолин не испытал ничего похожего на эмоциональный подъем.

Не торопясь спускаться с утеса, он притворился увлеченным наблюдением за укротителями волн. Досок под ними видно не было. Создавалось впечатление, что эти люди, выпрямившись во весь рост, скользят по океану прямо на собственных ногах. По воде, аки посуху?

Нолин снова оглянулся. Неизвестный, сократив дистанцию до ста метров, повторно махнул рукой. Оружия у него не было. Во всяком случае, дальнобойного и скорострельного, такого, которое не утаишь в кармане или за спиной.

Нолин отвернулся. Серфингисты заметно приблизились. Их было четверо, а впереди всех мчалась загорелая девушка в голубых плавках. Судя по отсутствию верхней половины купальника, это была Жанна Каморникова собственной персоной. Обрушившийся гребень волны заслонил ее, но несколько секунд спустя она вновь взлетела на вершину водяной гряды. Ее несло прямо на утес, облюбованный Нолиным. Понимая, что это ничего не изменит, он издал предостерегающий вопль.

Жанна грациозно спрыгнула с доски и исчезла в пенящейся воде. Она показалась, как только волна пронеслась над ней и разбилась о песок. Следующая стена уже приближалась к девушке, однако, толкая доску перед собой, она успела выбраться на берег.

– Нравится?

Обернувшись на голос, Нолин похолодел. Мужчина, еще недавно находившийся внизу, был совсем рядом. Его ловкость и умение передвигаться бесшумно были поистине невероятными. Наверняка этот человек умел еще много чего. Подкрадываться, оглушать, убивать голыми руками. Лицо у него было улыбчивое, сложение – атлетическое, а взгляд – цепкий и беспощадный. Прикинув свои шансы, Нолин пришел к обескураживающему выводу. Сколько бы секунд он ни продержался против молодого, сильного соперника, победы ему не видать как своих ушей. Незнакомец сбросит его на темнеющие в прибое камни и пойдет дальше, даже не запыхавшись.

– Хорошее зрелище, хорошая фигура, – сказал Нолин, ничем не выдавая своих истинных чувств.

– У меня? – усмехнулся незнакомец.

– У вас ноги кривоваты. Занимаетесь верховой ездой?

– Вольной борьбой.

– Я не по этой части.

– Тогда спуститесь самостоятельно? – спросил незнакомец.

– А разве я кого-то просил о помощи? – буркнул Нолин.

– Все еще впереди. Попросите. Рубль за сто.

Характерное выражение. Сколько бы иностранец ни практиковался в изучении разговорного русского языка, он обычно применяет поговорки несколько нарочито, не к месту, с чрезмерной старательностью. Нолин прекрасно говорил по-французски, но выдавать себя за парижанина или лионца отваживался лишь в общении с иностранцами. Француз всегда раскусит француза, а русский – русского. Рыбак рыбака видит издалека…

Рубль за сто. Ясно как божий день. К бабке не ходи.

– Тут шею свернуть можно, – пожаловался Нолин, начиная спуск.

– Нечего делать, – согласился незнакомец. – Запросто.

За манеру улыбчиво скалиться и яркую майку Нолин окрестил его про себя Весельчаком. Хотя веселиться на пару с таким типом в безлюдном месте согласился бы разве что безумец. А уж при наличии компании, поджидающей у подножия утеса, любой пациент психиатрической клиники задал бы отсюда деру.

Нолин обругал себя идиотом. Он переоценил свои возможности. Да, он предполагал, что на пляже его поджидают сюрпризы, но рассчитывал, что сперва предстоит обычное общение с Жанной и ее молодцами. В процессе переговоров Нолин намеревался оценить выложенные перед ним карты, а потом уж сделать ответный ход. Однако происходящее напоминало банальный силовой захват. Это означало, что противник намерен прибегнуть к самым жестоким и эффективным мерам. Допрос, пытки, ликвидация. Ах да, потом еще нужно будет избавиться от трупа, но это Нолина уже волновать не будет. Потому что трупом суждено сделаться ему самому. Как пишут в протоколах, телом мужчины средних лет со следами насильственных действий.

– А тропинок тут нет? – спросил Нолин, опасливо прижимаясь к нагретому солнцем камню.

– Каких еще тропинок? – ухмыльнулся Весельчак, находящийся на том же камне, только выше.

До него можно было дотянуться. Нолин намеревался сделать это, не оборачиваясь. Он стоял на узком уступе, ощущая спиной плоскую шершавую поверхность валуна. Весельчак, спускающийся следом, сидел на корточках, готовясь спрыгнуть на уступ, как только тот освободится. Внизу их ждали трое молодых мужчин и Жанна в голубом бикини. Все четверо молчали, выжидательно задрав головы. Пятый участник спортивной команды – Весельчак – перекрывал путь к отступлению. Он был один, и он являлся слабым звеном.

– Не знаю, каких тропинок, – сердито буркнул Нолин. – Козьих хотя бы.

– Тут козы не ходят, – хохотнул Весельчак. – Одни козлы. Шевели копытами, Юра, не то по рогам схлопо…

Это был не самый подходящий момент для состязания в остроумии. Не дожидаясь окончания незатейливой шутки, Нолин вскинул руки вверх. Находясь спиной к противнику, он судил о его местонахождении по тени и не ошибся. Пальцы ухватили оба уха Весельчака, крепко стиснули, рванули вперед.

Нолин заранее торжествовал победу. Сейчас мужское тело пролетит над его головой и, кувыркаясь, покатится по камням на песок, к ногам сообщников. Пока они опомнятся и достанут спрятанное оружие, Нолин успеет вскарабкаться наверх и пуститься наутек. Даже если на дороге караулят американцы, столкнуться с ними безопаснее, чем оставаться здесь.

Прием не сработал. Потрясение, которое испытал Нолин, граничило с шоком. Вместо того чтобы, сопротивляясь, цепляться за камень, противник ласточкой нырнул вниз, но не упал, а совершил в воздухе невероятный кульбит и приземлился в метре от Нолина. Это была даже не кошачья – это была сверхъестественная ловкость. Вот только долго дивиться трюку не пришлось. Коснувшись ногами камней, Весельчак, не замахиваясь, ударил Нолина в линию соединения ноги с корпусом.

Он действовал средним пальцем. Со стороны никто бы не заподозрил, что подобный удар способен свалить взрослого мужчину, но Нолин ощутил его на своей шкуре в полной мере. Пронзившая его боль была ослепительной, оглушительной и ошеломляющей. Теряя сознание, он двинул противника локтем в лицо. Рука не встретила сопротивления. Не держась за камень, Весельчак легко отклонился назад, ушел от удара и опять пустил в ход свой твердый, как гвоздь, палец.

Вонзившись в бок под последним ребром, тот окончательно вывел Нолина из строя.

– А ведь предупреждали тебя, – усмехнулся Весельчак. – Говорил я тебе, что по рогам схлопочешь?

Давясь желчью, Нолин клонился вперед. Перед глазами плыли радужные круги, звуки и голоса доносились словно издалека, сил не было не то что для оказания сопротивления, но даже для того, чтобы сохранять равновесие.

– Держи его, – крикнула Жанна. – Свалится же!

– Да, альпинист из тебя никакой, – сокрушенно вздохнул Весельчак.

Нолин молча упал в пустоту.

2

Падение продолжалось целую вечность. Нолин кричал, но не слышал собственного крика. Круги перед глазами сменились темнотой, в которой вспыхивали и гасли бенгальские искры. Это означало, что он еще жив. Никто из перенесших клиническую смерть не делился воспоминаниями об искрах. Все рассказывали про пресловутый черный тоннель и яркий свет в конце. Но искры? И вода? Откуда она льется?

Нолин услышал собственный протяжный стон и разомкнул свинцовые веки. Окружающий мир был ярким, но мутным. Все двоилось, дрожало, не желало складываться в четкую картину. Нолин заморгал, стараясь избавиться от мутной пелены. Прямо над ним стояла Жанна с пластиковой бутылкой. Льющаяся оттуда вода сверкала на солнце. Нолин глотнул и ощутил солоноватую горечь. Вода была морская. Он лежал на песке. Рядом шумели океанские волны.

– Скажи Паше спасибо, – предложила Жанна.

С ее сложением можно было вполне обходиться без купальника. Узкие бедра и грудь чуть ли не нулевого размера. Фигура юной гимнастки. В сексуальных фантазиях мужчин такие девушки присутствуют крайне редко.

– За что спасибо? – спросил Нолин. – За то, что не убил?

– Не только не убил, но и не покалечил, – ответила Жанна. – И приволок сюда.

– Никто его об этом не просил.

Весельчак, оказавшийся Пашей, захохотал. Трое остальных мужчин поддержали его скупыми улыбками. Они не обладали сложением культуристов или военной выправкой, но излучали непрошибаемую уверенность в своих силах. Учитывая акробатические трюки, продемонстрированные Пашей на утесе, это были настоящие бойцы.

– Насчет просьб мы с тобой уже говорили недавно, – напомнил он. – Закончилось плохо. Смени пластинку, альпинист.

– Пошел ты…

Нолин сел. Мокрая одежда, облепленная песком, была тяжелой, как рыцарские доспехи. На зубах скрипело, в горле першило, в глазах рябило. Как следует оттолкнувшись от земли, он умудрился принять вертикальное положение. Бока болели, словно в каждый вогнали по тупому раскаленному штырю: один ниже, другой выше.

– Что дальше? – спросил Нолин, обращаясь сразу ко всей пятерке.

Ответил самый старший по возрасту, во рту которого сверкнула золотая коронка.

– Для начала будем знакомы, – произнес он, не протягивая руки. – Звание мое – полковник. Род войск – специального назначения, фамилия тебе ни к чему. – Он поднял палец. – А самое важное, что ты должен усвоить, так это род нашей деятельности. Мы из Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации. Так-то, сынок. Тебе это о чем-нибудь говорит?

– Все же вы мой папаша или офицер ГРУ? – невозмутимо осведомился Нолин.

– Зови меня Степанычем, – предложил компромисс полковник.

– Паша, – ухмыльнулся веселый акробат.

– Алик, – назвался чернявый парень с косой челкой.

– Игорь, – неохотно разлепил губы его сосед в трусах а-ля Волк из «Ну, погоди!».

– Евгений, – представился кряжистый коротышка. – Не Онегин.

– Жанна, – подхватила игру Каморникова. – Не стюардесса.

– Не запутаешься, альпинист? – спросил Паша.

– Сами не запутайтесь, – ответил Нолин. – Вы свои настоящие имена давно забыли, а при общении друг с другом пользуетесь кличками. Нашлись тоже Алики…

– Но-но! – угрожающе воскликнул чернявый.

Полковник остановил его взмахом руки.

– Я вижу, ты в курсе, – сказал он Нолину.

– Правильно видите, – был ответ.

– Страшно?

Нолин скривился. Признаваться в трусости не хотелось, а врать не имело смысла. Перед ним действительно находились ребята из спецназа ГРУ. Те самые волки в человеческом образе, которые могут узнать что угодно о ком угодно. С точностью до последнего куска, проглоченного вчера за ужином. Посредством вскрытия тела в походных условиях. Без всяких медицинских приспособлений. С помощью подручных средств, таких, как осколки, ракушки или сучья.

3

Круче спецназовца ГРУ может быть только… спецназовец ГРУ. Выставь против одного такого целое отделение американских рейнджеров, и через минуту они будут хором звать на помощь Дядю Сэма и вопить о неприкосновенности личности гражданина Соединенных Штатов. Только вряд ли это им поможет.

Гэрэушные спецы – это диверсанты и секретные агенты. Головорезы. Двуногие хищники, опаснее которых не сыскать на всей планете под названием Земля.

Родоначальником их считается Никита Михайлович Пржевальский, тот самый знаменитый путешественник, который открыл всем известную лошадь. Но путешественником и исследователем он был лишь по совместительству, являясь офицером Генерального штаба Российской Империи. Его экспедиции финансировались военным министерством. По сути, это были рейды группы разведчиков. Пржевальский вовсе не лошадьми интересовался, странствуя по Средней Азии и Уссурийскому краю. Российская империя уже тогда придавала огромное значение разведывательно-диверсионной деятельности, тратя на нее колоссальные средства. Пришедшая на смену царизму советская власть продолжила начатую традицию, готовя добровольцев в Испанию, а потом партизан в Беловежскую Пущу. После Второй мировой войны ГРУ незримо присутствовало в Корее и Вьетнаме, не говоря уж о горячих точках в Анголе, Мозамбике, Эфиопии, Никарагуа, на Кубе. В начале афганских событий там находилась только одна настоящая спецназовская рота – Кабульская. Она действовала столь профессионально, что ее общие потери за три года непрерывных боев составили всего… три человека. Окрыленное таким успехом, военное руководство тут же сформировало еще два псевдоспецназовских батальона, набрав в них обычных десантников разных мастей. Все они полегли в первых же операциях. Вывод: суперменами не рождаются, ими становятся.

Кстати говоря, с виду в гэрэушниках ни за что не распознаешь чудо-богатырей. Столкнешься с таким нос к носу и даже не заподозришь, что этот человек может в два счета оставить тебя без головы или же без любой конечности, на выбор. Но спецназовцы редко вступают в открытую рукопашную схватку, предпочитая атаковать противника сзади, устраивая засады. Некрасиво? Неблагородно? Зато очень и очень эффективно. Потерь в личном составе практически не бывает, а это главное. Потому что спрос со спецназовцев ГРУ огромный, каждый из них на особом счету.

Всех задач, которые ставятся перед подобными подразделениями, не перечислить. Вот лишь некоторые.

В случае войны или незадолго до нее из запасников, прошедших соответствующую подготовку, создаются костяки диверсионных отрядов, которые оседают на оккупированной территории. Бригады ГРУ действуют, опираясь на эти отряды и нелегальную агентуру. Их конек – стремительные рейды в тылу врага: разгром штабов и командных пунктов, молниеносное уничтожение армейских соединений, боеприпасов, вооружения, аэродромов, военно-морских баз. Если, не приведи господь, заваруха начнется в Европе, то стартовые площадки «Першингов» рискуют взлететь в воздух значительно раньше, чем установленные на них ракеты. Электростанции, плотины, военные заводы и промышленные предприятия, они тоже могут неожиданно выйти из строя. Причем глава недружественного государства рискует остаться в полном неведении о трагедии. По причине скоропостижной кончины.

Диверсионная группа из пятнадцати человек способна держать в напряжении целый фронт, а один боевой офицер ГРУ может взорвать тщательно охраняемую ракетную шахту. Причем взрывчатку он смастерит из компонентов, которые в любой аптеке продаются, и пристроит ее в таком месте, что ни одна собака не унюхает. А до этого гэрэушник совершит ночной прыжок с парашютом, отмахает полста километров бегом, снимет несколько часовых и, коли нужда будет, взятого «языка» по-быстрому разговорит.

В настоящий момент роль пленного ГРУ играл Нолин. Играл скверно, потому что она его нисколько не увлекала.

– Девушку бы увели, – попросил он, хмурясь. – Нечего ей на меня пялиться. Одними ведь разговорами не ограничимся?

– Это ты точно подметил, – кивнул Степаныч.

– Абсолютно в сиську! – вставил Паша, за что схлопотал звонкую затрещину от Жанны.

– Фильтруй базар при даме, – сказала она.

Метаморфоза, произошедшая с офисной красоткой, была столь разительна, что Нолин не удержался от оценивающего взгляда. Жанна вызывающе усмехнулась. Обнаженная грудь смущала ее не больше, чем если бы она родилась амазонкой. Парни тоже не напрягались. Наверное, они не первый год занимались вместе серфингом.

И не только серфингом.

– Отставить разговорчики, – скомандовал Степаныч, не повышая голоса. – Все к машинам. Жанна, ко мне.

Она наклонила голову, внимая шепоту полковника на ухо, потом кивнула, покосилась на Нолина и пошла следом за соратниками. Сзади ее фигура смотрелась значительно лучше, но возбуждения не вызывала. Нолин понимал, что находится на волосок от смерти. Если ему сейчас чего-то хотелось, то не секса.

– Садись, – предложил Степаныч, подавая пример. – Ты ведь никуда не торопишься?

Подразумевалось, что Нолин не торопится на тот свет. Отрицать столь очевидный факт он не стал. Опустился на песок, скрестив ноги на манер йога. Посмотрел на десантный нож в руке Степаныча. Перевел взгляд на океан. Вот уж никогда не думал Нолин, что таков будет последний эпизод его жизни.

– Я слушаю, – сказал он.

– Первым слушать буду я, – отрезал Степаныч. – О задании и его выполнении можешь не распространяться, я в курсе. Хотелось бы узнать твои соображения по поводу нашей встречи. Зачем мы тебя сюда выцепили? Что будет с тобой дальше? Чем завершится дело об исчезновении Виткова?

– Вот теперь мне все ясно, – криво усмехнулся Нолин. – Я понадобился ГРУ в качестве прорицателя.

Охнув, он скрючился на горячем песке. Острие ножа едва прикоснулось к его коленной чашечке, но задело какое-то нервное окончание. Мастерский укол.

«Вот и прослезился, – подумал Нолин, вытирая глаза. – Хоть кто-то. Больше никто не заплачет. Некому».

– Ваши манеры могут сильно затянуть нашу беседу, полковник, – сказал он, оправившись от боли.

– Нет, – спокойно возразил Степаныч. – Потому что ты умный мальчик и не станешь повторять ошибку. Мы собрались здесь не шутки шутить, верно? Вот и настраивайся на серьезный лад. Излагай. Поводов для веселья у тебя нет, поверь. Ни одного.

Это он точно подметил.

4

– Полагаю, похищение Виткова организовали вы, – начал Нолин, потирая колено. – С какой целью? Могу только предположить. Главное разведывательное управление по какой-то причине не заинтересовано в продаже российского оружия Сенегалу. Моя организация – за, а вы – против. Отсюда вывод. Витков, окрыленный успехом у переводчицы Жанны, примчался на этот пустынный берег и случайно утонул. – Нолин посмотрел в сторону машин, на которые грузили доски для серфинга. – Скорее всего, катаясь на волнах. Теперь мой черед.

– Твой черед, – повторил Степаныч, почесывая ножом подбородок. – И что ты думаешь по этому поводу?

– Я думаю, что парни из ЦРУ будут благодарны ГРУ за содействие, – ответил Нолин. – Сами они меня не достали. Вы оказались удачливее.

– Мы опытнее, Юрий.

– Для меня это ничего не меняет.

– Поживем – увидим, – философски произнес Степаныч. В расслабленной позе, с кирпичным загаром и глубокими морщинами на лице, он напоминал присевшего отдохнуть работягу со стройки. Да только в руке у него был не мастерок, а десантный нож, отражающий солнце.

– Поживем? – недоверчиво спросил Нолин.

– Пока не умрем, парень.

– А! Еще скажите, что все в руках божьих.

– Не все, – качнул головой Степаныч. – Лично я чаще исполняю волю кое-кого другого.

– И какова будет его воля насчет моей персоны?

– Я тебя выслушал, теперь ты послушай меня. Провидец из тебя не ахти какой, но основное ты уловил. А именно: ГРУ было против намеченной сделки.

– Было? – поднял взгляд Нолин.

– Схватываешь на лету, – одобрительно хмыкнул Степаныч. – Итак. – Он направил нож острием вверх. – Мы вояки и недолюбливаем коммерсантов. Особенно тех, которые норовят озолотиться за счет государства. Я имею в виду военно-промышленный комплекс. Для тебя не будет новостью, если я сообщу, что Генштаб и ВПК взаимосвязаны?

– Нет, – сказал Нолин.

– В общем, было принято решение давить всех проходимцев-посредников, которые лезут в чужую кормушку. «Щит и меч» лишь одна из фирм-однодневок, привлекшая наше внимание. С остальными разбираются другие. – Степаныч многозначительно воткнул нож в песок. – Мне и моей команде поручили убрать со сцены Виткова. Не вчистую. Действительно убрать, а не убить, что мы с удовольствием и проделали.

– Витков жив?

Нолин непроизвольно подался вперед и чуть не наткнулся на клинок, волшебным образом направившийся ему под сердце.

– Спокойней, – предупредил Степаныч. – Жив твой Витков. Сейчас увидитесь. Целуйтесь с ним на радостях и проваливайте.

– Куда?

– На все четыре стороны.

– Ничего не понимаю, – пожаловался Нолин, обхватив себя за голову.

– Дело поправимое, – снисходительно произнес Степаныч. – Вникай. Директор СВР раз в неделю лично общается с президентом, так?

– Так.

– Наш шеф имеет аналогичный доступ к высокопоставленному телу. Я имею в виду президента.

– Угу, – коротко кивнул Нолин.

– Вот они оба и наехали на гаранта со своими проблемами. Ваш одно толкует, наш – другое. Президент обе стороны выслушал и принял решение: Виткова возвратить, оружейной сделке не препятствовать. – Степаныч сплюнул. – Чего лично я совершенно не одобряю. Но наше дело маленькое. Короче, как говорится, получите и распишитесь.

С этими словами он подбросил нож к небу. Кувыркаясь и сверкая на солнце, полоска стали достигла высшей точки, чтобы молниеносно устремиться вниз. Степаныч поймал нож за рукоятку, не позволив ему коснуться песка.

– Сигнал? – догадался Нолин.

– Сигнал. Сейчас приведут твоего Александра Борисовича. Пускай бабло для своей учредительши зарабатывает.

– И для России.

– Патриоты-живоглоты… – Степаныч выругался. – Глаза бы мои всего этого не видели…

– Когда-нибудь не увидят, – пробормотал Нолин.

– Еще что-нибудь вякнешь в этом духе и домой на одной ножке поскачешь, понял?

Степаныч сделал страшные глаза, но Нолин не испугался. Гибель при исполнении служебных обязанностей откладывалась на неопределенный срок. Все выяснилось и уладилось. Задание можно было считать выполненным.

Так рассуждал Нолин. До тех пор, пока порыв ветра не донес до его ушей отдаленный шум автомобильного двигателя.

– Американцы, – сказал он.

– Засранцы, – срифмовал Степаныч, прислушиваясь. – И что? Меня не колышет.

– Зато меня колышет, – сказал Нолин. – И Виткова. Еще как.

– Вот и колыхайтесь на пару.

Это прозвучало веско, как смертный приговор.

5

Нолин молча смотрел, как Жанна ведет по пляжу сутулого, лохматого, небритого человека, с трудом переставляющего ноги. Проведя несколько часов в душном багажнике автомобиля, он плохо соображал и постоянно спотыкался. Опасаясь, что он упадет по пути, девушка несла ноутбук и папку Виткова. В качестве сопровождающей она соизволила надеть пестрый сарафан и, надо отдать ей должное, опять выглядела настоящей красавицей.

Но Нолин смотрел не на нее.

– Витков не дойдет, – тихо произнес он.

– Куда? – скучно осведомился Степаныч.

– В посольство.

– Значит, доедет. Занять денег на такси?

– Вы не понимаете, – начал сердиться Нолин. – Пока мы с вами, нас не тронут. Но как только мы останемся одни, нас убьют. Пристрелят, как собак, и бросят на съедение стервятникам.

– А мне по барабану! – вызверился Степаныч. – Я не только бизнесменов ненавижу, я и пижонов из внешней разведки тоже терпеть не могу. Дипломаты, мать вашу. Надипломировали, сволочи. В гробу я вас видал! В белых тапочках!

– Это эмоции, – сказал Нолин.

– Ну, эмоции. – Степаныч зыркнул исподлобья. – И что?

– А то, что долг и половодье чувств несовместимы.

– Долг, говоришь?

– Долг, говорю.

Степаныч помолчал и признал:

– Ладно. Уел. Давай про долг. У тебя есть инструкции?

– Вагон и полная тележка, – ответил Нолин, глядя на приближающуюся пару. – Куда же нашему брату без инструкций.

– Ты их соблюдаешь?

– Стараюсь.

– Вот и я стараюсь.

Витков зашатался и упал на песок. Жанна постояла немного рядом, потом отложила вещи и поволокла спутника к прибою, чтобы вода привела его в чувство.

– И что говорится в вашей инструкции по данному поводу? – тихо спросил Нолин. – Вам предписывается бросать своих?

– Вы не свои, – сверкнул золотым зубом Степаныч.

– А раненых?

– Иногда раненых мы вообще добиваем, понял? Своих. А вы, повторяю, не свои, к тому же в полном здравии. Почти, – уточнил Степаныч, оглянувшись. – Так что сами выпутывайтесь. Мы ради вас палец о палец не ударим. Короче, я умываю руки.

– Знаешь, кому принадлежит эта крылатая фраза? – прищурился Нолин.

– Знаю, представь себе. Но я не Пилат, а ты не Христос. Это совсем другая история.

Степаныч поднял глаза к небу и засвистел, давая понять, что уговоры бесполезны. Напрасно. Нолин и без свиста все понял.

Отряд спецназовцев ГРУ рисковал жизнью, похищая Виткова. Пусть это была не кровопролитная схватка, но и не увеселительная прогулка. И вот, с честью выполнив задание, эти ребята получают новый приказ. Они раздражены, они возмущены. Это все равно что команде не засчитывают победный мяч, забитый в чужие ворота. Кто-то наверху рассудил так, а они обязаны подчиняться. Легко ли это? Трудно. Обидно. Ущемлено профессиональное самолюбие, задеты честолюбивые струнки. Гэрэушники негодуют. Кто им Нолин? Что для них Витков с его контрактами? Случайные люди, слова доброго не стоящие. Если их убьют, так им и надо. А начальству будет придраться не к чему, ведь фактически приказ спецназовцы выполнили. Так? Так… Разрешите идти?.. Разрешаю…

Но Нолину идти было некуда. Его загнали в угол.

6

Продолжая насвистывать незатейливую мелодию, Степаныч подбросил нож. Движение Нолина застигло его врасплох. Он не ожидал такой прыти от человека, казавшегося подавленным и отчаявшимся. Ведь это был не настоящий враг. Это был просто сотрудник чужой организации, опасаться которого настоящему спецназовцу было даже как-то неловко.

Получи!

Нолина словно пружиной подбросило с песка. Перехватив падающий нож над головой разинувшего рот Степаныча, он поспешил опрокинуться навзничь, и это уберегло его от удара кулака, рассекшего воздух.

– Ты!!!

Больше Степаныч ничего не произнес. Вскочив на ноги, он во все глаза смотрел на упавшего Нолина и шевелил губами.

– Что? – выдохнула подбежавшая Жанна.

Дар речи вернулся к Степанычу.

– Чокнутый, – заорал он на Нолина. – Может, еще харакири себе сделаешь?

– Псих, – согласилась Жанна.

– Не-а, – возразил Нолин, безрезультатно пытаясь улыбнуться побелевшими губами. – Поступок как раз свидетельствует о моей полной вменяемости.

Смешок завершился надсадным кашлем. Клинок, который Нолин всадил себе в левое плечо, вошел под ключицу легко, как гвоздь в масло. Раскаленный гвоздь. Здоровенный.

– Перевязать бы надо, – пробормотал Степаныч.

– Чем я его перевязывать стану? – возмутилась Жанна. – Новое платье рвать не собираюсь.

– Лифчиком, – прошептал Нолин. – Ты же его все равно не носишь. Он тебе без надобности.

– Заткнись!

– Ступай ко второму пассажиру, – приказал девушке Степаныч, опустившийся на корточки. – Я сам.

Из его глаз не исчезло недоумение, возникшее, когда Нолин по-волейбольному прыгнул за ножом. Как будто матерого волка неожиданно тяпнула домашняя собака.

– Зачем? – спросил он.

Нолин подергал рукоятку и откинулся на спину, тяжело дыша. Его лицо блестело от пота. Песок под его левым плечом пропитывался кровью и покрывался вишневой коркой.

– Зачем?! – заорал Степаныч.

– Я ранен, – пробормотал Нолин, с трудом ворочая языком. – Витков обессилен. Мы оба не в состоянии передвигаться самостоятельно. По инструкции, ты обязан доставить нас в российское посольство.

– Кому обязан? Нет такой инструкции, понял?

Нолин закрыл глаза и провел языком по губам. Они были сухими и твердыми, как засохшая рана. А настоящая рана кровоточила, хотя и не сильно. Мешал нож. А еще он мешал двигаться и просто дышать.

– Есть, – простонал Нолин.

– Ты ее видел? – вскипел Степаныч. – Читал?

– Мне не положено. Достаточно, что ты знаешь.

Собравшись с силами, Нолин приподнялся на локте, потянул нож из раны и обмяк. Высоко вверху крутился голубой водоворот, затягивающий в воронку облака. Чайки кричали человеческими голосами. Океан издавал ритмичный грохот, отдающийся в ушах набатным перезвоном.

– Скотина же ты, – проворчал Степаныч, склонясь над Нолиным. – Все планы испортил. У нас в семь вечера самолет.

– Успеете. Времени навалом.

– Если америкосы не сунутся.

Степаныч окинул взглядом округу.

– На пятерых не полезут, – прошептал Нолин.

– На семерых. Великолепная семерка, бляха-муха. Один лежачий, другой неходячий.

– Отвезешь в посольство?

– Куда я денусь…

Выругавшись, Степаныч занялся ножом и перевязкой, пожертвовав относительно чистой футболкой с пальмами на груди. Нолин потерял сознание на первой же секунде операции. Он пришел в себя, когда его укладывали на заднее сиденье автомобиля.

– Порохом пахнет, – определил он.

– Сечешь, братишка, – захохотал Паша. – Все-таки не только чернила нюхивал, а и порох?

– Случалось. – Нолин полез в карман. – Кто в кого палил?

– Церэушников пугнули. Видел бы ты, как они драпали.

– Отступали на заранее подготовленные позиции, – поправил кто-то.

– По всем правилам военной стратегии…

– Га-га-га…

– О-хо-хо…

– А-ха-ха…

Нолин молчал, сосредоточенно роясь во втором кармане. Поскольку левая рука бездействовала, это оказалось непростой задачей.

– Ты что ищешь? – полюбопытствовал усевшийся за руль Паша. – Думаешь, пока в отключке был, хер дополнительный вырос?

К хохоту Паши присоединились остальные, находящиеся вне видимости Нолина.

– Мне одного достаточно, – буркнул он.

– Какая самонадеянность! – усмехнулась Жанна, усаживаясь у него в ногах.

Место рядом с Пашей занял Степаныч.

– Витков поедет в первой машине, – сказал он. – Через сорок минут будем на месте. Об одном заклинаю: не отключайся, браток. Не хочу объясняться с посольским выводком. Не умею.

– Не отключусь, – пообещал Нолин, прикладывая к уху мобильник. – Привет, – сказал он, услышав голос Марго. – У меня к тебе большущая просьба. Мы, наверное, не увидимся ни сегодня, ни завтра, но ты все-таки сохрани комнату за мной.

– Комната в твоем распоряжении, – ответила Марго встревоженным тоном. – Что с тобой? Ты где? Тебе нужна моя помощь?

Машина сорвалась с места и устремилась вперед, раскачиваясь на ухабах.

– Мне… уже… помогли, – отрывисто произнес Нолин, поглядывая на поджавшую губы Жанну. – Просто не сдавай номер другому и жди.

– Я буду ждать, – выкрикнула Марго. – И комната остается за тобой хоть до конца света, слышишь?

Нолин слышал. Он ведь пообещал не терять сознание и теперь крепился из последних сил.

– Так долго не надо, – сказал он в трубку. – Я возвращусь значительно раньше.

– Что? Что ты сказал?

– Раньше, – прошептал Нолин. – Возвращусь… Скоро…

Он все же не сдержал слова и отключился. Но во взгляде обернувшегося полковника спецназа не было осуждения. Он лишь вздохнул и велел водителю:

– Быстрей давай. Мужика ждут. И в посольстве, и вообще. Он никого не подвел, и мы не должны. Так что ходу, ходу!

Паша кивнул и посигналил идущему впереди автомобилю. Маленькая кавалькада начала набирать скорость. Песчаная пыль медленно оседала на остающиеся позади следы. Пройдет время, и они исчезнут, как исчезнут машины и сидящие внутри них люди. Но кое-что все равно останется. Нечто такое, что будет существовать всегда. До конца света и после. Во веки веков.