Пролог

Государственное Учреждение угнездилось в центре города и являлось очень важным, я бы сказал, наиважнейшим. Занималось оно политикой, финансами... Долго перечислять, да и не имеет смысла, поскольку остались от него теперь... Впрочем, не будем забегать вперед.

В тот злополучный день, о котором пойдет речь, Учреждение еще активно функционировало, раздавая в подведомственные инстанции ценные указания, общая суть коих сводилась к искоренению «внутреннего супостата»^[1]. Не забывали сотрудники и о финансовой деятельности, заключавшейся, правда, исключительно в набивании собственных карманов. А также строили козни друг против друга. В общем, трудились не покладая рук. Необходимо отметить, что рабочий день в Учреждении был ненормирован. Домой разрешалось отправляться лишь по личному распоряжению директора – Бронислава Никифоровича Ельцова. Сегодня господин директор не просыхал с утра. По большому счету Ельцов не просыхал уже давным-давно. Лет эдак восемь-девять. И все к этому привыкли. Рабочий кабинет директора, расположенный на верхнем этаже здания, представлял собой гибрид питейного заведения с больничной палатой.

С одной стороны – длинный ряд бутылок, с другой – многочисленные лечебные аксессуары и вечно дежурный врач-нарколог (по совместительству экстрасенс) с капельницей. Посредине – широкий стол с набором начальственных телефонов. Кроме того, в кабинете постоянно находилась Таисия Брониславовна. Официально секретарь (заодно дочь) директора, неофициально – кукловод зомбиобразного папаши. Напишет Тая текст крупными печатными буквами, подложит под нос папочке, пододвинет к нему телефон с заранее набранным номером, пихнет в бок, и Ельцов ка-а-ак гаркнет в трубку! У нижестоящих аж мороз по коже. Такой вот рабочий процесс. Весьма эффективный. До поры до времени... Этажом ниже обосновались остальные представители высшего руководства Учреждения: первый зам директора – Егор Аркадьевич Гайдов, второй зам – Валентин Семенович Чернобрюхов, главный бухгалтер – Борис Анатольевич Чубсов и некий коммерсант Боб Нелесовский – человек без определенной должности, без определенной национальности, непонятного гражданства, но о-о-очень богатый!

В непосредственной близости от начальства непрестанно ошивались штатные холуи без имен: Суйсуев, Новосвинская, Ненемецкий, Козырьков, Юмкин, Плешвиц и прочие. Холуи холуями, но в чинах, приравненных к генеральским, а то и выше. На мелких сотрудниках, типа машинисток, полотеров и т. д., мы не станем заострять внимания... за исключением одного. Охранника-вахтера Ивана Ивановича Иванова. Он играет в нашей истории особую роль.

Итак, работа кипела, директор периодически гаркал по шпаргалке, руководство контролировало финансовые потоки, сновали взад-вперед посетители... Время летело незаметно.

Первым ощутил признаки усталости господин Нелесовский, глянул на часы и ахнул:

– Батюшки! Одиннадцать вечера! Нужно закругляться!

Бочком просочившись в апартаменты шефа, он шепнул на ушко секретарю-кукловоду:

– Таечка, солнышко, пора давать сигнал отбоя!

Одновременно Нелесовский по давней традиции вложил в карман дочке несколько стодолларовых купюр. Не в качестве взятки! Нет!!! Просто из вежливости. Благосклонно кивнув, Таисия Брониславовна сунула под нос папе соответствующий текст и поднесла ко рту микрофон.

– Шабаш! Проваливайте! – загремел из развешанных по зданию динамиков пропитой бас.

Люди заторопились к выходу. Вот тут-то все и началось!..

Глава 1

Валентин Семенович Чернобрюхов ужасно спешил. Невзирая на поздний час, второй зам планировал провернуть еще множество дел, касающихся реанимации некогда созданного им общественно-политического движения «Моя хата с краю». По ряду объективных причин рейтинг «Хаты» за последний год приблизился к нулевой отметке, однако Чернобрюхов не терял надежды на возрождение.

– Мы тут, значит, того! – в обычной своей маловразумительной манере втолковывал он корреспондентам. – Чтоб, значит, вот! Поняли?!

– Поняли, Валентин Семенович, поняли!!! – почтительно заверяли представители СМИ, отлично знавшие о мощной поддержке, оказываемой господином директором любимому заму. Заслышав пьяный рык шефа: «Шабаш! Проваливайте!», Чернобрюхов облегченно вздохнул, схватил под мышку пузатый портфель, не дожидаясь лифта, сбежал на первый этаж, грубо отпихнул повстречавшуюся по дороге уборщицу тетю Дусю, бросился к услужливо распахнутой Ивановым двери и... на пороге вдруг натолкнулся облысевшим лбом на невидимую преграду. Удар получился довольно болезненным. Валентин Семенович с матерной руганью отшатнулся назад. В первое мгновение ему показалось, будто бы злокозненный вахтер специально захлопнул дверь, и он уже хотел показать негодяю «кузькину мать», но в следующую секунду Чернобрюхов увидел, как то же самое произошло с господином Ненемецким. Шустрый кучерявый молодой человек с наглыми маслянистыми глазами навыкате и манерами карточного шулера, ломанувшись в открытую дверь, резиновым мячиком отлетел назад.

Причем Ненемецкий из-за большей скорости движения врезался гораздо сильнее, вдребезги расквасил нос и, оглушенный, непроизвольно сел на пол. У Чернобрюхова пополз по спине неприятный холодок. «Такого не может быть! – панически подумал он. – Похоже, я свихнулся! О-о, е-мое!!!» Дальнейшее развитие событий еще более укрепило лидера «Моей хаты» в этом предположении. Уборщица тетя Дуся, а следом молоденькая машинистка Света спокойно, без проблем вышли на улицу. «Все ясно! – решил Валентин Семенович. – Заработался! Глюки начались. Так. Необходимо взять себя в руки, сделать вид, будто ничего особенного не произошло, выбраться из здания, а дальше... дальше посмотрим!» Обняв портфель, он придал лицу безмятежное выражение, деловито приблизился к двери, вежливо отстранив охранника, самостоятельно распахнул и... снова уперся в невидимую стену. Взопрев от ужаса, второй зам осторожно ощупал ее рукой – ровная, гладкая, твердая, как гранит, но ни теплая, ни холодная. Словом, никакая! Чернобрюхову стало по-настоящему страшно. Сердце кольнула ледяная иголка, поднялось давление. Лидер «Хаты» пошатнулся.

– Вам плохо, Валентин Семенович? – участливо спросил вахтер.

– Д-да-да! – с трудом выдавил второй зам. – Д-д-дай с-с-стул, В-Ваня! П-п-присесть хочу!

– Пожалуйста! Пожалуйста! – Иванов сноровисто поднес стул.

Чернобрюхов тяжело плюхнулся.

– В-валидол е-есть? – выдохнул он.

– Нет, к сожалению! – виновато развел руками Иван Иванович.

– Т-т-тогда в-в-воды!

Осушив подряд два стакана, Валентин Семенович немного очухался, принялся наблюдать за разворачивающимися у дверей событиями и спустя десять минут понял – мелкая сошка выходит свободно, зато все более или менее заметные сотрудники Учреждения, а также некоторые постоянные посетители наталкиваются на таинственное препятствие. Вскоре в вестибюле образовалась большая галдящая, перепуганная толпа. Отсутствовал лишь директор Ельцов, увлеченно беседующий с очередной бутылкой, влиятельная Таисия Брониславовна, ни на минуту не оставляющая папу без присмотра, да врач-нарколог, по долгу службы почти никогда не покидавший начальственный кабинет. Запертые неведомой силой внутри здания господа вели себя крайне нервозно.

– Происки национал-экстремистов!!! – хором взвизгивали Гайдов с Новосвинской. – Мы обратимся с жалобой в «мировое сообщество»!!!

– Террористы! Террористы!!! Террористы!!! – твердил как попугай пепельно-серый Суйсуев.

– Тут чувствуется призрак Примусова! – испуганно дребезжал Боб Нелесовский, имея в виду чрезвычайно популярного в стране, но крайне нелюбимого в Учреждении видного политического деятеля. Остальные несли и вовсе несусветную чушь. Козырьков жалобно поскуливал, а Борис Анатольевич Чубсов, сменив обычный красновато-рыжий цвет лица на мертвенно-бледный, о чем-то напряженно размышлял. Чернобрюхов, издавна слывший человеком здравым, практичным, попытался в меру сил трезво оценить сложившуюся ситуацию. «Если нельзя попасть наружу через парадный ход, значит, надо пробираться к черному, на худой конец выпрыгивать из окон... Из окон! Стоп! В городе же существует Служба спасения. Лихие молодцы! Кошку, застрявшую в мусоропроводе, и ту вытащат! А нас-то! Нас-то!!! Да ради насони стену проломают!!! Орлы!!!»

Второй заместитель радостно рассмеялся, достал мобильный телефон, попытался набрать номер, но бесполезно. Телефон не работал.

– Черт подери! – вслух сказал Валентин Семенович и обратился к собравшимся, постукивая указательным пальцем по мертвой трубке: – Тут, значит... это... вот. Понимаете?

Его поняли...

* * *

Спустя полчаса паника достигла апогея, поскольку выяснились чудовищные вещи. Во-первых, в здании отключились все телефоны. И сотовые, и стационарные. Во-вторых, на всех без исключения выходах и окнах стояли одинаковые невидимые преграды. И, наконец, в-третьих – бесчисленные попытки докричаться из окон до прохожих на улице не привели ни к каким положительным результатам. Невзирая на дикие вопли очутившихся в западне чиновников, люди равнодушно, даже не повернув головы в их сторону, проходили мимо. Присутствующие не стеснялись в выражении чувств. Новосвинская, гигантской квашней растекшись по полу, ревела белугой, Ненемецкий рвал на груди рубаху и, горько всхлипывая, пускал носом кровавые пузыри, Егор Гайдов, забившись в угол и обхватив голову руками, верещал резаным поросенком. Плешвиц трусливо хныкал, теребя дрожащими пальцами очки. Боб Нелесовский затравленным мышонком метался по вестибюлю, Чубсов валялся в обмороке, многие бились головами о стены... Один лишь Чернобрюхов сохранял относительное спокойствие. Он по-прежнему не терял надежды как-нибудь выпутаться. Внезапно взгляд лидера «Хаты» упал на вахтера Иванова. Валентин Семенович вспомнил, что «мелкие сошки» покидали здание беспрепятственно. И тут второго зама осенило!

– Выйди-ка, Ваня, на улицу да войди обратно, – на удивление членораздельно скомандовал он. Охранник беспрекословно повиновался. Вышел – вошел!

– Действует!!! – торжествующе вскричал Чернобрюхов. – Спасены!!!

Глава 2

Уяснив суть плана лидера «Моей хаты» и воспрянув духом, чиновники с посетителями не преминули внести каждый свою лепту в подробный инструктаж вахтера. Суйсуев прикрепил к его одежде миниатюрное записывающее устройство, грозно предупредив: «Не вздумай хитрить да увиливать! Иначе, сам понимаешь!» Боб Нелесовский, показав издали пухлую пачку долларовых банкнот, обещал в случае успеха миссии вознаградить посланца «по-царски». Новосвинская с Ненемецким прочитали Ивану длинную нудную лекцию о необходимости соблюдать бдительность и не поддаваться на провокации «красно-коричневых». Егор Гайдов присовокупил к сему бабьим голоском: «У нас длинные руки! Из-под земли достанем! С-с-смотри у меня!!!» Козырьков настойчиво посоветовал обращаться за подмогой к иностранцам и попытался обучить охранника просьбам о помощи на английском языке. Некий восточный человек из числа «застрявших» посетителей горячо шептал на ухо: «Приэдэшь ко мнэ в аул – барашка рэзать будэм – кушать вмэстэ! Братом мнэ будэшь! Вах!» Патлатый, неряшливый журналист Юмкин требовал немедля вызвать репортеров «демократической» прессы, а Плешвиц почему-то настаивал на присутствии МВФ. Чернобрюхов, отечески похлопывая охранника по плечу, внушал: «Ты... значит... тут... вот! Понял?!» – и так далее и тому подобное.

Только Чубсов по-прежнему пребывал в беспамятстве. Наконец поток наставлений иссяк, и около полуночи взмыленный, красный как рак Иванов вывалился из здания, жадно хватая ртом свежий уличный воздух. Дверь чиновники оставили открытой, приперев ее стулом. Решили проследить за действиями своего посланника. Но вот странность! Обернувшись на прощание, вахтер никого из них не увидел! Обширный вестибюль казался абсолютно пуст.

«Чудеса в решете! – изумленно подумал Иван. – Неужто по кабинетам успели разбежаться?!» На более подробное осмысление сего феномена у Иванова не доставало времени. Нужно было не мешкая выполнять распоряжения руководства, чем он и занялся. Невзирая на поздний час, народа вокруг хватало. Все же центр города. Заприметив группу милиционеров с короткоствольными автоматами, охранник прямиком направился к ним.

– Здорово, ребята! – взволнованно выпалил Иванов.

– Здорово, коли не шутишь! – лениво отозвался старший наряда тридцатилетний капитан Василий Чуев.

– Я отсюда! – вахтер ткнул рукой в сторону Учреждения. – Внутри творятся непостижимые вещи. Требуется срочная помощь!!!

Глаза Чуева вылезли из орбит, нижняя челюсть отвисла.

– Вот те на! – ошалело молвил он, глядя на охранника, словно на пустое место. – Мужик-то исчез! Был да сплыл!..

– Вы видели его? – немного помедлив, спросил капитан подчиненных.

– Видели! – вразнобой откликнулись те.

– И куда же он подевался? – В голосе Чуева зазвучали истерические нотки.

– В воздухе растаял! – ответил молодой безусый сержант Лопухин. Капитан подозрительно покосился на сержанта, ища признаки скрытой издевки над начальством, однако Лопухин выглядел совершенно искренним. Более того – до крайности растерянным.

– Р-растаял! – слегка подрагивая губами, повторил он.

– Да здесь я, здесь!!! – во все горло заорал Иван Иванович.

– А на часах-то ровно полночь! – заметил третий милиционер с погонами старшины. – Нехорошее время! Тьфу, тьфу, тьфу! – Старшина суеверно поплевал через левое плечо. Сержант Лопухин побледнел и торопливо перекрестился.

– Выходит, он галлюцинация?! – пытаясь казаться спокойным, предположил Чуев.

– Я настоящий! – отчаянно взвыл вахтер. – Вот он я!!! Вот!!! Разуйте глаза, олухи!!!

– Одна и та же галлюцинация не может явиться сразу троим, – угрюмо пробормотал старшина. – Не иначе, проделки нечистой силы! Тьфу, тьфу, тьфу!!!

– Выдумки, бабушкины сказки! Чертей не существует! – неуверенно произнес капитан.

– Кого же мы в таком случае видели? – возразил Лопухин.

– Меня-а-а-а!!! – Иванов чуть не оглох от собственного крика, но стражи порядка никак на него не отреагировали.

– Сержант, старшина! Отставить глупые разговоры! – откашлявшись и приняв сурово-официальный вид, заявил Чуев. – И вообще, пойдемте-ка на противоположную сторону площади! Там, кажись, лицо кавказской национальности мелькнуло!

Охранник Учреждения попытался вцепиться капитану в мундир. Безуспешно! Руки ухватили пустоту. По-прежнему игнорируя присутствие Иванова, милицейский наряд быстрым шагом удалился.

– Ничего не понимаю! – прошептал Иван Иванович. – Судя по всему, они действительно перестали меня видеть и слышать, едва я упомянул об Учреждении! Мистика, да и только!!! Ладно, попробую по новой! На сей раз с гражданскими. Возможно, у современных ментов просто-напросто органы чувств мутировали. Под воздействием загрязнения окружающей среды.

Утешившись этой дурацкой версией, вахтер перевел дыхание, вынул из пачки сигарету и подошел к остановившемуся у обочины «шестисотому» «Мерседесу», внутри которого находились двое бандитского вида мужчин – со сплюснутыми носами, бычьими шеями, в костюмах с иголочки и с многочисленными золотыми перстнями на пальцах, с грехом пополам прикрывавшими лагерные наколки. Обладавший острым слухом Иванов еще издали отчетливо расслышал их разговор.

– На хрена тормознул? Мусора кругом! – ворчливо поинтересовался мужчина постарше.

– Голова закружилась, – виновато отвечал другой, лет на десять младше, сидевший за рулем. – Погоди, Вить, передохну минутку да отчалим! Пес с ними, с мусорами! Мы сейчас чисты! Ни оружия, ни наркотиков. Ксивы^[2] в порядке...

– Голова закружилась! – передразнил старший. – Пить надо меньше, балбес!

– Кто бы говорил! – огрызнулся младший. – Трезвенник, блин, выискался!

– Простите, огоньку не найдется? – вежливо обратился вахтер к старшему бандиту.

Тот молча протянул зажигалку.

– Спасибо! – прикурив, поблагодарил Иван Иванович и, вернув зажигалку владельцу, попросил: – Вы не могли бы уделить мне несколько минут времени?

Две пары похожих на волчьи глаз настороженно уставились на охранника.

– Хорошо, уделим! – сощурившись и поигрывая желваками, сквозь зубы процедил Витя. – Ну, и чего же тебе надо? Ась?!

– Сперва скажите, вы оба нормально меня видите?

– Измываешься, гад?! – свирепо зарычал молодой. – За дураков держишь?!

– Нет, нет, упаси боже!!! – прижав ладони к груди, поспешил заверить вахтер. – Просто это очень-очень важный вопрос!!!

На физиономиях бандитов отразилась крайняя степень недоверия.

– Нормальнее некуда, – после длительной паузы нехотя ответил старший.

– Тогда выслушайте меня, пожалуйста! – взмолился Иванов.

– Ладно, валяй!

– Я оттуда! – охранник указал на здание Учреждения. – Внутри творится та-а-а-акое!!!

– Мама родная! – разинул рот Витя. – Исчез, зараза! Ты что-нибудь понимаешь, Вась?!

– Н-н-нет! – пролязгал зубами молодой. – П-п-прям в ас-с-фальт всовался, п-п-п-падла!

– Похмельный синдром! – кое-как совладав с собой, сказал старший бандит. – Неделю, блин, не просыхали! А теперь отрыгивается!

– Н-но м-мы ж ц-целых д-два д-дня не пьем! – трясся в ознобе Вася.

– Вот на третий день и начинается всякая чертовщина, – авторитетно изрек Витя. – Со мной подобное не раз происходило! По ночам кошмары душат, днем различная гадость мерещится! Знаешь, брат, поедем-ка в баньку к Радику! Выпарим шлаки из организмов, потом примем транквилизаторы, хорошенько выспимся... Наутро легче станет!

«Мерседес» резко рванулся с места. Иван Иванович горестно зарыдал. Ревностный служака, он испытывал безграничное отчаяние из-за невозможности выполнить поставленную задачу. Абсурдная фантастичность происходящего тревожила охранника уже во вторую очередь. Главное – приказ! С виду простой: «Поговорить с людьми, вызвать подмогу», а на практике невыполнимый – «сразу перестают замечать, лишь только речь заходит об Учреждении». Или все они сговорились?! Недаром ведь Новосвинская с Ненемецким предупреждали о вероятности красно-коричневой провокации!

Иванов осушил слезы. Да, скорее всего именно так оно и есть! И менты, и бандюги в «мерсе» из одной шайки экстремистов! Изгаляются, сволочи! Пытаются с ума свести! В глазах вахтера загорелись решительные огоньки, грудь выкатилась колесом, кулаки стиснулись... Делают вид, будто не замечают?! Да плевать на них с высокой колокольни! «Вовремя я раскусил фашистские козни! – горделиво подумал Иван Иванович. – Ну ничего, субчики-голубчики! Ничего! Не стану я с вами общаться, а попросту позвоню в Службу спасения, ФСБ и так далее. Помощь прибудет в считанные минуты». Победно усмехнувшись, охранник разыскал в кармане магнитную карту, подошел к ближайшему телефону-автомату, вставил карту и набрал номер.

– Приемная Люцифера слушает, – после тринадцатого гудка проскрежетал в трубке омерзительный нечеловеческий голос.

– Приемная... кого?! – оторопел Иванов.

– Люцифера, если угодно – сатаны! – снисходительно пояснил голос.

В ногах вахтера обозначилась предательская дрожь, перед глазами поплыли разноцветные круги.

– В-вы ш-шутите?! Или н-не-п-правильно н-набран н-номер?! – заикаясь, выдавил он. – Я з-звонил в С-службу с-спасения!

– Ни черта мы не шутим! – рявкнул голос. – И номер ты набрал правильно. Вот только никуда, кроме нас, ты сегодня не дозвонишься! Так что не трепыхайся, Иванушка-дурачок! – По барабанным перепонкам Иванова резанули дикие раскаты дьявольского хохота.

Нетвердой рукой он повесил трубку на рычаг и утер рукавом выступивший на лице обильный холодный пот.

– Мистификация! – отдышавшись и отчасти восстановив душевное равновесие, решил охранник. – По ошибке попал не в Службу спасения, а на квартиру каких-то пьяных кретинов. Или сами работники Службы перепились да куражатся, обормоты! Правда, непонятно, откуда им знать, как меня зовут?! Впрочем, «Иванушка-дурачок» имя нарицательное... Позвоню-ка я лучше в ФСБ да с другого автомата. Этот, похоже, бракованный!

Однако по номеру ФСБ снова ответила «Приемная Люцифера» и тем же самым противным голосом, причем, едва заслышав ивановское «Алло, здравствуйте», голос погано усмехнулся: «А-а! Опять Иванушка! Черт возьми! До чего настырный тип!»

Тогда упрямый вахтер пошел на принцип. Он обегал все до единого телефоны на площади, набрал множество номеров (в том числе ряда иностранных посольств), и повсюду слышал: «Приемная Люцифера. Тебе, придурок, не надоело трезвонить?!»

В конечном счете инфернальный^[3] секретарь, видимо, раздосадованный беспрестанными звонками, угрожающе предупредил:

– Еще раз звякнешь – язык вырву! Не веришь? Смотри!

Иван Иванович ощутил страшную боль в гортани и с ужасом увидел, как его язык сперва непостижимым образом вытянулся аж до колен, а затем плотно обмотался вокруг шеи. Охранник сдавленно захрипел.

– Теперь понял, сукин сын?! – злорадно заржал гнусный секретарь. – Э-эх! Если б не твой ангел-хранитель, будь он... Ой!!! Уй!!! А-а-а!

Иванов услышал звуки хлестких ударов, мелодичный, но вместе с тем грозный окрик: «На место, нечисть!», испуганный визг секретаря и, наконец, короткие гудки в трубке.

Язык занял во рту прежнее положение. Будто бы и не было ничего! Впервые за много лет Иван Иванович истово перекрестился.

– Извините, у вас все в порядке? – участливо спросил незаметно подошедший пожилой человек в скромном, но аккуратном костюме, по внешнему виду коренной интеллигент.

– Нет! – чистосердечно ответил вахтер.

– Я могу вам помочь? – человек приблизил к Иванову доброе, честное худощавое лицо.

– Не можете! – всхлипнул охранник.

– Безвыходных положений не бывает! – мягко улыбнулся интеллигент. – Кстати, меня зовут Александр Викторович. А вас?

– Иван Иванович.

– Очень приятно. Итак, в чем заключается ваша проблема?

– Я пришел из Учреждения, – решив последний раз испытать судьбу, хрипло начал Иванов. – Там творится нечто уму непостижимое...

– Боже мой! – растерянно озираясь по сторонам, воскликнул Александр Викторович. – Оказывается, привидения на самом деле существуют! Не мог же реальный человек ни с того ни с сего испариться! В буквальном смысле! А я, болван, не верил! Как гласит народная пословица: «Век живи, век учись, а дураком помрешь!»

Что-то расстроенно бормоча себе под нос, интеллигент поспешно зашагал прочь. Охранник окончательно упал духом.

– Кончено! – тоскливо молвил он. – Тупик! Придется вернуться обратно несолоно хлебавши, перетерпеть ливень попреков, ругани, проклятий начальства и дежурить вплоть до прихода сменщика Николая!

Мысль потихоньку смыться от греха подальше даже не приходила в голову дисциплинированного вахтера.

Тяжело вздыхая, Иван Иванович побрел к Учреждению, зашел внутрь и обомлел. Недавно заполненный гомонящей толпой вестибюль был пуст. В здании царила могильная тишина... Пахло пылью...

Глава 3

Едва вахтер-посланец, перешагнув порог, направился к группе милиционеров, время для сотрудников Учреждения и застрявших посетителей остановилось. Замерли стрелки часов, фигуры людей на улице (в том числе фигура Иванова), а также машины и все прочее снаружи здания застыли, словно на фотографии. Исчезли звуки, ранее доносившиеся извне. На эту мягко говоря «странность» первым обратил внимание господин Чернобрюхов.

– Мэ-э-э! – проблеял второй зам, тыча трясущимся пальцем в сторону выхода. – В-вот... т-т-то есть, т-т-там... м-э-э-э-э! Лысина Валентина Семеновича густо покрылась каплями пота, подбородок задрожал, глаза обезумели. Присутствующие незамедлительно проследовали взглядами вслед за рукой лидера «Моей хаты», и паника, практически утихшая благодаря связанным с миссией охранника надеждам, забушевала с новой силой. На двадцатой секунде всеобщей истерики громкие крики, стоны и плач чиновников перекрыл пронзительный, на одной ноте, непрекращающийся визг Новосвинской: «И-и-и-и-и-и!!!» Он и вывел Чубсова из состояния обморока. Борис Анатольевич медленно поднялся, повел по сторонам мутными глазами и из бледного сделался желто-зеленым.

– Так я и знал! – обреченно прохрипел главбух. – Влипли по уши!

Второй зам внимательно посмотрел на Бориса Анатольевича. Ему доводилось слышать, будто бы тот является членом некоего тайного оккультного ордена, причем членом не рядовым, а вхожим в верхние эшелоны. Сам Чернобрюхов ранее не интересовался вещами потусторонними, предпочитая предметы земные, в первую очередь денежные знаки с изображениями американских президентов, и, если честно, вообще не верил в сверхъестественное, но сейчас... сейчас происходящее ни с какого боку не укладывалось в привычные, материалистические рамки. Бесцеремонно распихивая вопящих чиновников, Чернобрюхов протиснулся к Чубсову.

– Борис Анатольевич! – заговорщически шепнул он. – Можно вас на пару слов? Давайте отойдем!

В результате сильнейшего нервного потрясения Валентин Семенович неожиданно обрел способность изъясняться не косноязычно, а как нормальный человек.

Главбух не ответил, продолжая с придыханием твердить:

– Влипли! Влипли! Влипли!

Выругавшись в сердцах, второй зам ухватил Бориса Анатольевича за лацкан пиджака и энергично поволок за собой. Уподобившийся амебе, Чубсов не сопротивлялся. Чернобрюхов вытащил его из вестибюля, затолкнул в первый попавшийся кабинет на первом этаже, усадил на стул и сунул в руки графин с водой, настойчиво посоветовав:

– Пейте! Пейте скорее!

Главбух не шевельнулся. Тогда раздосадованный лидер «Хаты» вылил ему воду на темя. Мокрый Чубсов захлопал бесцветными ресницами.

– Влипли! – вероятно, в двадцатый раз повторил он.

– Вот! Вот! По данному поводу я и хотел с вами проконсультироваться, – суетливо закудахтал Валентин Семенович. – Куда влипли? Почему влипли?! И, главное, как нам из этого выкарабкаться?! Вы же разбираетесь в мистике! Выручайте! Борис Анатольевич, на вас вся надежда!!!

Чубсов наконец пришел в себя, содрал с окна занавеску, насухо вытер рыжеволосую голову и, заложив руки за спину, принялся нервно расхаживать из угла в угол. Хождение продолжалось долго. Господин Чернобрюхов уже устал от ожидания, когда главный бухгалтер, вдруг резко остановившись, выкрикнул срывающимся фальцетом:

– Все из-за него!!! – И указал в потолок.

– А-а-а?! – непонимающе вылупился второй зам.

– Из-за него! Из-за «Гаранта»! – визгливо пояснил Борис Анатольевич («Гарантом» чиновники называли своего директора, действительно гарантировавшего им полную безнаказанность в процессе расхищения казенных денег). – Высшие силы прогневались и заперли нас в энергетическо-временную ловушку! – Конвульсивно подергивая уголками рта, Чубсов продолжил: – А Ельцов, скотина, водку жрет да в ус не дует. – Из блеклых глазок главбуха выкатилось несколько мутных слезинок, нос часто зашмыгал.

– Почему вы считаете, что виноват непременно Бронислав Никифорович?! – недоверчиво спросил Чернобрюхов.

– А кто еще, по-вашему? – ядовито зашипел Борис Анатольевич. – Он здесь главный! Значит, он за все в ответе!!! Или вы предпочитаете взять ответственность на себя?!

– Нет! Нет! – испуганно замахал руками лидер «Моей хаты». – Я человек маленький, подневольный!

– То-то же! – К господину Чубсову вернулся былой апломб, слезы высохли, кожа на щеках приобрела «естественный» красновато-рыжий оттенок. – Необходимо действовать! – пристукнул холеным кулачком по столу главный бухгалтер. – Действовать безотлагательно и жестко! В противном случае нам конец! Снаружи время остановилось, но для нас-то оно движется! Сколько мы тут просидим, по-вашему, если не предпримем решительных мер?

Валентин Семенович, растопырив пальцы, выразительно потряс дряблым лицом: «Не знаю!»

– Вечность, вот сколько! – загробным голосом произнес Чубсов. – С голоду передохнем! Как пить дать!

– Ой, ма-ма! – Пораженный ужасной перспективой, Чернобрюхов съежился, словно проколотый воздушный шарик. – Ма-мо-чка!!! Не хочу с голоду!!! – оправившись от первоначального шока, яростно возопил он. – Лучше Егора Гайдова съедим или Новосвинскую! Они оба весьма упитанные!!!

– Думаю, до этого не дойдет! – покровительственно улыбнулся Борис Анатольевич. – Принесем «Гаранта» в жертву, по правилам^[4] и... мышеловка распахнется!

Внезапно Чубсов замер, как охотничья собака, учуявшая дичь, жестом призвал Валентина Семеновича к тишине, на цыпочках прокрался к двери и рывком распахнул ее. В кабинет ввалился потерявший равновесие Боб Нелесовский, доселе плотно прижимавшийся большим волосатым ухом к замочной скважине.

– Ага-а-а-а!!! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянул главный бухгалтер, окидывая коммерсанта кровожадным взглядом. – Подслушивал по обыкновению! А знаешь ли ты, мил человек, что делают с чересчур любопытными?!

– Таки-да! – нимало не смутился господин Нелесовский. – Однако прошу учесть, уважаемый Борис Анатольевич, я целиком и полностью разделяю ваше мнение насчет Ельцова!!! Всецело одобряю, готов содействовать!

Выражение чубсовского лица заметно смягчилось. Гневные складки на лбу разгладились.

– Разделяете, стало быть! – перешел на «вы» он.

– Таки-конечно! – заверил Боб. – Давайте работать вместе ради общего блага. Без моей помощи вам сложно будет осуществить задуманное. Кроме того, мы с вами одной крови! – Тут Нелесовский многозначительно прижал левую ладонь к сердцу большим пальцем вверх^[5]. Окончательно подобрев, Борис Анатольевич ответил аналогичным жестом. То же самое машинально проделал и Чернобрюхов, хотя в тайных обществах не состоял.

– У меня есть предложение! – собравшись с духом, сказал он. – По поводу... э-э-э... подготовки э-э-э... жертвоприношения!

Чубсов с Нелесовским синхронно повернулись к лидеру «Хаты».

– Неужели?! – скептически усмехнулся Борис Анатольевич. – С каких, интересно, пор вы стали разбираться в мистике? Чудесное прозрение, да?!

– Момент истины! – тихонько захихикал коммерсант Боб.

– Я про другое, – пропустил мимо ушей колкости второй зам. – Я об ответственности за содеянное. Ведь потом, когда выберемся из западни, зарубежные партнеры Учреждения непременно заинтересуются деталями устранения директора. Кто являлся инициатором? Кто исполнителем? – Чернобрюхов выжидательно замолчал. Слово «ответственность» оказало на остальных заговорщиков сильное воздействие. Чубсов помрачнел, Нелесовский воровато забегал глазами.

– Ну и?.. – после длительной паузы задушенно спросил Борис Анатольевич. – Какова ваша идея? Конкретизируйте, пожалуйста.

– Необходима демократическая процедура, – с важностью начал Валентин Семенович. – Все должно выглядеть культурно! Сперва привлечем к подготовке мероприятия Гайдова. Как-никак первый зам! Договорившись с ним, соберем запертых в здании людей, обрисуем им ситуацию и в соответствии с нормами цивилизованного общества поставим вопрос на всеобщее голосование. Не сомневайтесь! Проголосуют единогласно! Жить-то всем хочется! Решение запротоколируем, соберем подписи... Таким образом ответственность разделится поровну, а главное, никто не сможет упрекнуть нас в антиконституционности! – Завершив монолог, Чернобрюхов высморкался и промокнул лысину найденной на столе салфеткой.

– Великолепная мысль! – майской розой расцвел Чубсов.

Нелесовский, осклабившись, покивал в знак согласия...

* * *

Егор Аркадьевич Гайдов, скорчившись в углу, безутешно рыдал. Жирное, блинообразное лицо первого зама было залито слезами и перемазано соплями. Одежда промокла до нитки. Рубашка с пиджаком от пота, штаны по иной, более «деликатной» причине. Егора Аркадьевича терзал лютый страх, объяснявшийся не только ставшими вдруг непроходимыми дверями, остановившимся временем, чудовищной фантастичностью происходящего... Господина Гайдова до глубины души тревожила проблема питания. Неизвестно, сколь долго продлится заточение, а запасов продовольствия в Учреждении нет! Не считая некоторого количества закуски в кабинете директора. А закуски-то кот наплакал!!! Будучи хроническим алкоголиком, Ельцов ел крайне мало, да и то через силу, по настоянию дочери. Спаленный спиртным желудок не желал принимать пищу. Егор Аркадьевич хоть и не обладал телепатическими способностями, не знал о «кулинарном» предложении, сделанном Чернобрюховым Чубсову, однако подозревал – дело чревато людоедством, и первым кандидатом на шашлык станет он!!! Уж больно толстенький, откормленный! Прям мечта каннибала! Новосвинская тоже, конечно, не дистрофичка, но он, Гайдов, моложе, а следовательно, более привлекателен в качестве жаркого. Неожиданно чья-то рука вкрадчиво дотронулась до плеча первого зама.

– Не-е-ет! – пропищал Егор, вжимаясь в стену. – Не надо! Я невкусный и вообще заразный!!! У меня СПИД!!!

Рука отдернулась.

– Мы собирались пригласить вас на секретное совещание! – картаво прошелестел знакомый голос. – Но теперь, право, не знаю!

Гайдов поднял заплаканные глаза. Перед ним стоял Нелесовский с брезгливой улыбочкой на губах. Постепенно до Егора Аркадьевича дошел смысл услышанного.

– Совещание? – переспросил он. – Не по поводу продовольствия?

– Нет! Насчет верного способа освобождения из ловушки! – шуршащей скороговоркой ответил коммерсант.

– Я согласен! Согласен! – встрепенулся первый зам.

– А вы правда больны СПИДом? – стараясь держаться подальше от Егора, опасливо осведомился Боб, знавший о гомосексуальных наклонностях Гайдова^[6]. – Если да, нам придется обойтись без вашего участия!

– Да нет же, нет!!! Я пошутил!!! – торопливо зачмокал Гайдов.

– Ой ли?! – недоверчиво прищурился Нелесовский.

– Честное... честное демократическое!!! – От волнения Егор Аркадьевич чуть не захлебнулся густой слюной. – Я на днях анализы сдавал! Реакция на ВИЧ-инфекцию отрицательная! Могу справку предъявить! Вот, смотрите!!! – Первый зам суетливо вытащил из кармана влажную бумажку.

Внимательно прочитав справку и удостоверившись в подлинности печати, коммерсант Боб успокоился.

– Идемте! – хитро подмигнув, шепнул он. – Нас ждут!..

Глава 4

Гайдова не пришлось убеждать в необходимости ликвидации господина директора. Лишь только услышав, что убивать собираются не его, родимого, а пьяницу Ельцова, Егор Аркадьевич с хлюпом выдохнул:

– Поддерживаю! – И (вероятно, от облегчения) шумно испортил воздух.

Общее собрание, по инициативе Чернобрюхова названное «референдумом», решили проводить в актовом зале, расположенном на втором этаже. Первый зам, второй зам и главный бухгалтер не мешкая направились занимать места в президиуме, а Нелесовского послали в вестибюль «созывать народ» и по ходу шепнуть каждому на ушко о цели сборища. (Боб издавна славился умением выполнять различного рода щекотливые поручения.) Спустившись в вестибюль, он принялся мышью шнырять от одного человека к другому. Долго ли, коротко ли... но в конечном счете коммерсант успешно выполнил свою миссию. Сотрудники с посетителями перебрались в актовый зал и чинно расселись на стульях. Ведущим заговорщики назначили Гайдова.

– Вы первый заместитель, вам и руководить «референдумом», – ласково улыбаясь, втолковал Егору Чубсов. – Демократия демократией, однако субординацию надобно соблюдать!

Гайдов раздулся от гордости, не подозревая, что его элементарно подставляют, и в случае возможных нареканий в будущем со стороны зарубежных партнеров всю вину свалят на первого зама. Он, дескать, настрополил, с него и спрашивайте!

– Собрание объявляется открытым! – прочмокал Егор Аркадьевич. – На повестке дня... вернее, ночи... впрочем, неважно! Короче, на повестке вопрос о...

– Да знаем, знаем! – загомонили присутствующие. – Давайте ближе к делу!

– Проводите голосование! – зычно крикнул Ненемецкий. – Нечего тянуть кота за хвост!

– Ну хорошо! – кисло сморщился раздосадованный нетерпеливостью аудитории Гайдов (он намеревался «толкнуть» пространную речь). – Голосуем в открытую, без бюллетеней. Кто против?

Ни одна рука не поднялась.

– Единогласно! – подытожил первый зам. – Переходим непосредственно к обряду э-э-э... жертвоприношения!..

* * *

Между тем в кабинете директора даже не подозревали о готовящемся злодеянии. Устав возиться с пьяным папочкой, Таисия Брониславовна задремала в кресле, изнуренный круглосуточным бдением врач-нарколог сонно клевал носом, а лишенный присмотра господин Ельцов методично «употреблял» стакан за стаканом.

«Крепка, понимаешь, «Россиянка», – бормотал он, мутно уставившись на водочную бутылку с соответствующим названием. – Горло, зараза, дерет! Подсунули, понимаешь, сивуху! Издеваться над директором вздумали! Не потерплю! Всех уволю!!! А пока... может, звякнуть другу Вилли?! Пусть вышлет спецрейсом десяток ящиков ихнего, заокеанского пойла высшей очистки!»

Заранее облизываясь, Ельцов титаническим усилием самостоятельно дотянулся до телефона и, зажмурив один глаз (иначе предметы раздваивались), тщательно набрал номер. Однако, подобно вахтеру Иванову, он попал не в канцелярию Вилли, а в приемную Люцифера.

– Чего названиваешь, дубина?! – гнусаво рявкнул уже известный читателю адский секретарь. – На сковородку не терпится?! Ха-ха! Обожди чуток! Недолго осталось!

– Галлюцинация, понимаешь! – сварливо проворчал господин директор, с ненавистью глядя на бибикающую короткими гудками трубку. – Сгорел на работе! А нарколог, понимаешь, и не чешется! Дармоед! Выгоню к чертям собачьим!

Всецело поглощенный собственными проблемами, Ельцов не обратил внимания на творящиеся в непосредственной близости от стола поистине странные вещи...

* * *

– Проснитесь, дорогая! – разбудил Таисию Брониславовну умильный говорок Нелесовского. Тая лениво приподняла веки. Опасливо озираясь и переминаясь с ноги на ногу, стоявший в дверях коммерсант Боб одной рукой демонстрировал увесистую пачку долларов, а другой манил директорскую дочку к себе. Позади него, в коридоре, слышался приглушенный гул множества голосов. Вид иностранной валюты всегда действовал на Таисию гипнотически. Толщина же пачки вовсе превратила ее в сомнамбулу. Резво вскочив на ноги, она, как мелкая железка к мощному магниту, прилипла к Нелесовскому. Тот, корча убедительные гримасы, принялся нашептывать Тае на ушко. Зрачки Таисии Брониславовны постепенно расширялись.

– Нет! – выслушав коммерсанта, вякнула она. – Я люблю папу!

Не вступая в дискуссии, Боб деловито отслюнявил половину пачки.

– Нет, – на сей раз голос Таи звучал куда менее убедительно.

Скорбно вздохнув, Нелесовский отдал дочке вторую половину.

– Прости, папочка! – пролепетала она и, утерев скупую слезу, начала сноровисто пересчитывать купюры...

* * *

– Почему без доклада?! – зарычал Бронислав Никифорович, обводя налитыми кровью глазами столпившихся в кабинете подчиненных. – Распустились, понимаешь!!!

– Умерьте тон, бывший господин директор! – надменно сказал Чубсов.

– Бывший?! То есть как?! – опешил Ельцов.

– По итогам «референдума»... – начал было Борис Анатольевич, но, не закончив фразу, пренебрежительно махнул рукой. – Да чего с ним разговаривать! Все равно ни черта не соображает. Приготовьте жертву!

Ненемецкий, Юмкин, Суйсуев, Плешвиц и Козырьков, назначенные Гайдовым на должности подручных при исполнении сатанинского ритуала, дружно бросились на директора.

– Саша, Сашенька, выручай! – осознав весь ужас происходящего, отчаянно завопил Бронислав Никифорович, призывая на помощь верного своего телохранителя Коркова, в припадке пьяного маразма выгнанного им со службы три с половиной года назад.

Чубсов с Нелесовским дьявольски расхохотались. К ним присоединились Гайдов, Чернобрюхов, а затем и остальные.

– Сасенька далеко отсюда! Сасенька вас не слыщит! – издевательски сюсюкал Егор Аркадьевич. – Зря стараетесь!

– У него склэроз! – веселился восточный человек. – Старый савсэм! Вах! Зачэм крычыт?! А?! Мы ж эго нэ больно зарэжэм!

– Успокойся, папа, тебе вредно волноваться! – мурлыкала Тая, нежно ощупывая полученный от Нелесовского гонорар. – И не сопротивляйся, папочка! Ты должен пожертвовать собой ради семьи!

– Нам надоели ваши вечные оскорбления! – обливаясь потом, пыхтел Ненемецкий, с трудом заворачивая назад правую руку бешено брыкающегося Ельцова.

– Ваше обращение с людьми стало совершенно возмутительным! – сопел Плешвиц, которому досталась левая нога. – Да перестаньте пинаться! Это просто некультурно!!!

– Он меня головой боднул! Представляете! – плаксиво жаловался Козырьков, намертво вцепившись в седую шевелюру Бронислава Никифоровича.

– Столь грубое, некорректное поведение не украсит вашу биографию, – журчал журналист Юмкин, навалившийся на левую руку. Суйсуев, плотно стиснув зубы, молча сражался с правой ногой. Наконец силы директора иссякли. Прекратив бороться, он безжизненно распластался на освобожденном от телефонов и бутылок столе. Подручные грубо сорвали с Ельцова одежду. Криво ухмыляющийся Чубсов достал из-за пазухи ритуальный кинжал...

* * *

Чубсов проводил «черную мессу» не торопясь, основательно. Нелесовский приволок непонятно откуда целый ворох свечей (точно по числу участников шабаша). Кинжал пустили по кругу. Каждый из присутствующих нанес по удару. Среди них не было смертельных. Бронислав Никифорович умер от потери крови. Вопреки обещанию восточного человека – «нэ больно зарэзать», – он мучился долго. Бормоча таинственные заклинания, Борис Анатольевич собрал стекающую кровь в пустой горшок из-под цветов. Все сделали по глотку, а главный бухгалтер, козлом скакнув на стол, начал на остывающем теле пляску смерти. Одновременно он звонко распевал диковинную песню на непонятном языке. Сотрудники Учреждения (в том числе дочка Тая) и «застрявшие» посетители водили хоровод вокруг покойника^[7]. По завершении мерзкого обряда на мертвеца небрежно набросили захваченную в актовом зале бархатную скатерть. Неожиданно Чубсов заметил, что один из валяющихся на полу телефонов (тот, по которому Ельцов звонил другу Вилли) издает короткие гудки.

– Свершилось!!! – торжествующе вскричал он, воздев руки к потолку. – Блокада снята!!!

На перемазанных кровью физиономиях убийц расползлись радостные улыбки. Не сговариваясь, они скопом ломанулись к дверям, а Борис Анатольевич, бережно подобрав аппарат, набрал номер ФСБ.

– Приемная Люцифера слушает, – прозвучал в трубке гнусный бесовский голос.

Чубсов сперва испугался, однако страх быстро сменился восторгом. Невзирая на длительное членство в оккультном ордене, Борису Анатольевичу впервые довелось связаться с инфернальными хозяевами напрямую, и главный бухгалтер Учреждения воспринял ответ из преисподней как особую, оказанную ему за выдающиеся заслуги милость.

– Жертвоприношение совершено! – благоговейно трепеща, отрапортовал он.

– Молодец! Так держать! – снисходительно похвалил адский секретарь.

– Можно теперь идти по домам? – робко спросил Чубсов.

– Нет!

– Но почему?! – Восторг Бориса Анатольевича сменился безысходным отчаянием. – Мы... Мы же закололи директора!!!

– Этого недостаточно! – безжалостно отрезал демон.

– Как же... как же быть?! Подскажите!!! – взмолился главбух.

– Готовьте запасы провизии! – язвительно загоготал нечистый дух и дал отбой.

Колени Чубсова подогнулись. Он грохнулся на четвереньки и заскулил побитым псом...

* * *

Внизу, в вестибюле, чиновники с посетителями бились о непроницаемое входное отверстие, словно мухи об оконное стекло. Стрелки часов не сдвинулись ни на миллиметр. Люди и машины снаружи по-прежнему пребывали в застывшем состоянии.

– Нас подло обманули!!! – кликушески надрывалась Таисия Брониславовна. – Бедного папу убили напрасно!!! Я не переживу столь страшной утраты!!!

– Переживешь! – подкравшись сзади, с нескрываемой угрозой прокартавил Нелесовский. – Или отдавай обратно баксы! – Тая мгновенно заткнулась. – И впредь не разевай рот без разрешения! – После гибели «Гаранта» коммерсант больше не считал нужным церемониться с его дочерью. – Понятно, кретинка?!

– Д-да, – выдавила Таисия. – Н-но п-позвольте с-спросить! Что м-мы д-дальше п-предпримем?

– Необходима новая жертва! – зыркнув глазами по сторонам и убедившись в отсутствии подслушивающих, ощерился Боб. – Видимо, «высшим силам» одного директора мало!

– К-кто с-следующий? – позеленела Тая, вообразившая, будто вслед за папой Нелесовский собирается прирезать дочку.

– Не бойся, дура, не ты! – хихикнул коммерсант. – Ты всегда была мелкой сошкой, а без Ельцова стала вовсе пустым местом. Для обряда же требуется персона значительная! Допустим... – Тут Нелесовский, заметив приближающегося к ним Чубсова, умолк.

– Отойдемте, Боб! – сказал запыхавшийся Борис Анатольевич. – Поступила важнейшая информация. Надо посоветоваться!.. А ну пшла прочь, потаскуха! – хамски оттолкнул он Таисию Брониславовну, по многолетней привычке вознамерившуюся принять участие в беседе. Дочь покойного директора униженно проглотила оскорбление и, пожалуй, впервые с момента окончания сатанинского ритуала искренне пожалела о смерти отца...

Глава 5

– Я непосредственно общался с Повелителями! – уединившись с Нелесовским в укромном закутке, доверительно сообщил Чубсов.

– Таки-ой! – присел от неожиданности коммерсант. – Неужто правда? Надеюсь, вы не шутите?!

– Замолчите! Нынче не до шуток! – окрысился главбух.

– Да я ничего... я так просто! – стушевался Боб. – Продолжайте, пожалуйста!

Борис Анатольевич пересказал суть разговора с приемной Люцифера и, помедлив, добавил:

– Мне понятен скрытый намек хозяев!

– Объясните! – попросил Нелесовский.

– Помните, как вы подслушивали под дверью?

– Ну-у-у, – замялся коммерсант.

– Изъясняйтесь членораздельно! – Чубсов заметно нервничал. Кожа на лице главбуха из красновато-рыжей сделалась багровой.

– Помню! – вздохнув, сознался Боб.

– Повторите последние слова Чернобрюхова!

– «Не хочу с голоду! Лучше Егора Гайдова съедим или Новосвинскую! Они оба весьма упитанные», – без запинки процитировал лидера «Моей хаты» славившийся феноменальной памятью Нелесовский.

– Во-о-от!!! – многозначительно поднял указательный палец Чубсов. – Устами дурака Чернобрюхова глаголила истина! «Съедим» – ключевое слово! И главное, Их Величества прямо сказали: «Готовьте запасы провизии!» Поначалу я решил – нам предстоит долгое заточение и, признаться честно, смутился, однако вскоре понял: Повелители в завуалированной форме указали на необходимость повторного жертвоприношения, на сей раз не в виде кровопускания, а в виде... кхе... кгм... поедания^[8]. Кстати, не знаю, как вы, но лично я действительно хочу кушать! Хоть объективное время остановилось, субъективного-то прошло очень много! Не менее десяти часов!!!

– Кого из названных Валентином Семеновичем господ вы предлагаете на ужин? – деловито осведомился коммерсант Боб. – Гайдова или Новосвинскую?

– Конечно, Гайдова! – убежденно сказал Борис Анатольевич. – Он моложе, вкуснее да и по должности первый зам. Субординация, хе-хе!!!

* * *

Егор Гайдов, ринувшийся к дверям одним из первых, с разбегу треснулся лбом о невидимую преграду, сопливо ахнул, свалился на пол и на карачках уполз к стене, подальше от людского столпотворения. На лбу Егора вздулась громадная шишка, все вокруг затянулось черной пеленой. Он пробыл в состоянии нокдауна не менее субъективного часа. За это время Чубсов с Нелесовским не только успели договориться о заклании Гайдова, но также выработали «демократическую» процедуру принятия «продовольственной программы» и сформировали группу охотников. В нее вошли Суйсуев, Плешвиц, Ненемецкий и восточный человек. Организаторы нового шабаша планировали сперва изловить «жирного порося» (так насмешливо «окрестил» Егора Чубсов) и лишь потом, созвав общее собрание, вынести вопрос на голосование, в итогах которого ни Борис Анатольевич, ни коммерсант Боб ни капли не сомневались. Они прекрасно знали – постоянные посетители и сотрудники Учреждения отличаются гипертрофированным чувством самосохранения. Если уж самого «Гаранта» прикончить не постеснялись, то чего там говорить о каком-то Гайдове!!! Да и проголодались эти холеные, не привыкшие поститься господа изрядно! (По крайней мере, охотники не скрывали страстного желания поскорее отужинать первым замом.)

Выплыв из полунебытия, Егор Аркадьевич увидел, как, расталкивая бьющуюся в истерике толпу, к нему уверенной походкой направляются четверо с веревками в руках. Ненемецкий с Плешвицем гадко ухмылялись, Суйсуев стыдливо прятал глаза, а восточный человек, плотоядно облизываясь, гортанно приговаривал:

– Нэ бойся, дарагой! Савсэм нэ больно будэт!!!

«Пропал! – с ужасом подумал Гайдов. – Сожрать, сволочи, собираются».

Страх смерти придал Егору сил. Пронзительно взвизгнув, он встал на четвереньки и, зажмурив глаза, бросился на врагов. Тяжеленькая тушка первого зама сбила с ног тщедушного Плешвица, протаранила толпу, шустро вскарабкалась вверх по лестнице и скрылась в лабиринте коридоров Учреждения.

«Держи!.. Хватай!.. Вах-вах!!! Уходит, гад!!!» – донеслись вслед «поросю» запоздалые крики охотников.

Затравленно чмокая, Егор Аркадьевич с невероятной скоростью преодолел метров пятьдесят, завернув за угол, шмыгнул в незапертую комнату, забился под стол и затаился...

* * *

– Ты виноват, очкастое ничтожество! – брызгая слюной и потрясая кулаками, набросился на Плешвица Ненемецкий. – Из-за тебя дичь упустили! Осел!!!

– Попрошу не выражаться, – на всякий случай прикрывая лицо ладонями, пятился назад тот. – Вы абсолютно невоспитанный молодой человек! Хам!!!

– Я те покажу хама! – взбеленился Ненемецкий. – Я те по очкам двину!

– Рэзать эго! Рэзать! – хищно скалился восточный человек.

– Успокойтесь, господа! – вмешался в свару Суйсуев. – Надо не отношения выяснять, а делом заниматься, полученный приказ выполнять, или вы хотите стать жертвами вместо Гайдова?

– У вас имеются конкретные предложения? – значительно умерив пыл, поинтересовался Ненемецкий.

– Да! – выпятил чувственные губы Суйсуев. – Есть смысл привлечь к сотрудничеству специалиста в области охоты.

Чиновники присмирели, задумались. Лучшим охотником в Учреждении по праву считался второй зам Чернобрюхов. Однажды Валентин Семенович, вмазав стакан водки для храбрости, приехал на бронетранспортере в заповедник, ревом мотора выгнал из берлоги медведицу с тремя маленькими медвежатами и, благоразумно прячась за броней, перестрелял их из крупнокалиберного пулемета. Изрешеченные пулями шкуры до сих пор украшали рабочий кабинет лидера «Хаты».

– Мысль-то хорошая, – после долгих раздумий неуверенно молвил Плешвиц. – Но... Чернобрюхова не было вместе с Чубсовым и Нелесовским. Вдруг они не желают посвящать Валентина Семеновича в свои замыслы и рассердятся на нас за самодеятельность?!

– Чепуха! – усмехнулся Ненемецкий. – Разве ты... разве вы забыли, что после поимки Гайдова намечается всеобщее голосование? Чернобрюхов, разумеется, примет в нем участие. Так какая разница, сейчас он узнает об отлове «порося» или чуть позже? Помощь же квалифицированного спеца нам жизненно необходима! Ежели не схватим Егора – неприятностей не оберешься!

– А почему второй заместитель не присутствовал на инструктаже? – продолжал допытываться сверхосторожный Плешвиц.

– Взгляните на толчею в вестибюле, – посоветовал Суйсуев. – Скорее всего его просто не сумели найти!

– Резонно, – взвесив все «за» и «против», согласился Плешвиц. – Давайте поищем Валентина Семеновича.

* * *

Убедившись в безрезультативности убийства «Гаранта», лидер «Хаты» впал в прострацию. Надежды на спасение рассыпались в прах. На ватных, непослушных ногах Чернобрюхов проковылял в дальний конец вестибюля, опустился на пол и уставился в никуда стеклянными глазами. Голова опустела, органы чувств временно атрофировались. Он больше не слышал заполошных воплей сотрудников и посетителей, не обратил внимания на суету, связанную с ловлей Гайдова. Обнаружил Валентина Семеновича пронырливый Ненемецкий. Сей господин до поступления на государственную службу промышлял шулерством в карты и прочими мошенничествами на черноморских курортах, а потому за версту чуял пустоголовых. Чернобрюхов же в настоящий момент именно таковым и являлся.

– Валентин Семенович, очнитесь! – настойчиво потряс второго зама за плечо Ненемецкий.

– Му-у-у-у!!! – ответил Валентин Семенович, тупо тараща пустые глаза.

– Очнитесь! Появился реальный шанс на освобождение, – не отставал бывший карточный шулер.

– Му-у-у-у!!!

– Мы практически спасены! – слукавил Ненемецкий.

– А?! – На лице лидера «Моей хаты» появились проблески разума. – Неужели правда?! Вы не обманываете?! – окончательно опомнившись, вскричал он.

– Нет, не обманываю! – маслянисто улыбнулся чиновник. – Но для достижения полного успеха требуется ваше непосредственное участие!

– Я готов! Я всегда пожалуйста! – торопливо забормотал Чернобрюхов.

– Чудесненько! Идемте, Валентин Семенович!..

* * *

– Зверя ищут по следам или по запаху! – заложив руки за спину и расхаживая взад и вперед, поучал второй зам. – Они неизбежно приводят к логову, а дальше дело техники! Пиф-паф – ой-ой-ой, умирает зайчик мой!.. В настоящий момент нам бы очень пригодилась охотничья собака!

– Где же ее взять? – уныло вздохнул Суйсуев.

– В здании одни двуногие!

– Казырьков на сабак пахож! – сострил восточный человек.

– А ведь верно! – вскинулся Плешвиц. – Похож! И внутренняя сущность соответствует! Конечно, он больше смахивает не на охотничьего пса, а на карманную китайскую моську, но... на безрыбье и рак рыба!

– Вы считаете, Козырьков сумеет отличить запах первого зама от всех прочих? – усомнился Суйсуев.

– Без проблем! – ухмыльнулся Чернобрюхов.

– Гайдов насквозь провонял мочой и потом. Я на прошлом заседании рядом с ним сидел. Нанюхался! К тому же слюни у Егора вечно текут... Ориентируясь по влажным отметинам на полу да по вони, Козырьков приведет нас к добыче... Господин Ненемецкий, – обернулся он к бывшему шулеру. – Будьте любезны, приведите ищейку!..

* * *

Опустившись на четвереньки, Козырьков добросовестно обнюхивал паркет. Получив поручение ударно потрудиться в качестве собаки, он нисколько не обиделся. Козырьков заслужил в Учреждении репутацию самого покладистого сотрудника. Несколько лет назад он по приказу Ельцова возглавлял отдел, ведающий сношениями с зарубежными партнерами, и не успевали те сделать предложение, как Козырьков с готовностью выпаливал: «Да!!!» Единственный вопрос, который он когда-либо задавал, был «Чего изволите?». Новоявленной «собачке» (дабы не потерялась от избытка рвения) прикрепили сзади к брючному ремню поводок, наспех изготовленный из конфискованных у Плешвица подтяжек. Конец поводка сжимал в кулаке специалист по охоте Чернобрюхов. Остальные ловцы, сгрудившись за спиной лидера «Хаты», напряженно наблюдали.

– Р-р-р! – вдруг подал голос Козырьков, устремляясь вперед.

– Взял след! – громко обрадовался Ненемецкий.

– Т-с-с! Не спугните!!! – прошипел Плешвиц.

Между тем Козырьков поскуливал от нетерпения и, до предела натягивая эластичные подтяжки, целеустремленно семенил по коридору. Стараясь производить поменьше шума, пятеро охотников по пятам следовали за ним. Повернув за угол, Козырьков замер возле полуоткрытой двери, втянул носом воздух, за неимением шерсти вздыбил волосы на затылке и злобно тявкнул.

– Спускайте! – хрипло сказал Суйсуев. Валентин Семенович бросил поводок. Обретя свободу, Козырьков ворвался в комнату, нырнул под стол и, утробно рыча, выволок зубами оттуда мокрого, полуживого со страху Гайдова...

Глава 6

Второе собрание проходило там же, где и первое, в том же составе. Правда, теперь Гайдов не восседал в президиуме, а лежал посреди стола – голый, связанный, с заткнутым кляпом ртом.

Кроме того, Нелесовский не счел нужным проводить с кем-либо конфиденциальные беседы. Общий сбор объявили, воспользовавшись микрофоном покойного Ельцова. Магические слова – «Появился реальный шанс на спасение» – обеспечили стопроцентную явку.

– Я напрямую общался с высшими силами! – дождавшись, пока все рассядутся по местам, торжественно провозгласил Чубсов. По рядам присутствующих прокатился взволнованный гул.

– Оказывается, Повелители хотели совсем другой жертвы, – возвысив голос, продолжил Борис Анатольевич. – Им был нужен Гайдов, а не светлой памяти Бронислав Никифорович!!! Убиение господина директора не только не умилостивило хозяев, но рассердило их! И всему виной вот этот толстый свин! – Главбух яростно ткнул пальцем в протестующе мычащего, трясущегося в ознобе Егора.

– Гайдов отлично знал о желании Люцифера! – гневно громыхнул Чубсов. – Ради сохранения своей поганой шкуры он умышленно ввел людей в заблуждение и в результате погубил горячо любимого нами Бронислава Никифоровича Ельцова! – Тут Борис Анатольевич притворился, будто вытирает слезы. Сотрудники с посетителями, естественно, понимали – обличая Гайдова, Чубсов беспардонно врет. Однако возможность найти «козла отпущения», свалить ответственность за убийство директора на одного Егора, устраивала их как нельзя лучше.

Зал взорвался облегченно-негодующими криками.

– Смерть подлецу!!! – багровея от натуги, вопил Ненемецкий.

– Мы требуем достойно покарать мерзавца! – вторил ему Суйсуев.

– Проклятый обманщик!!! Грязный провокатор!!! – Запустив обе пятерни в длинные сальные лохмы и раскачиваясь, словно часовой маятник, стонал журналист Юмкин.

– Бронислав Никифорович всегда был самым примерным пациентом! – всхлипывал пьяненький нарколог-экстрасенс, под шумок основательно хлебнувший из запасов покойного клиента. Козырьков, до сих пор не сумевший выйти из роли собаки, захлебывался истошным лаем. Дочка же Тая разыграла целый спектакль. Отчаянно рыдая, она взбежала на трибуну, накинулась на связанного Гайдова, с визгом: «Ты, сволочь, ответишь мне за папочку!» – выдрала из лысоватого черепа первого зама остатки волос, а затем попыталась выцарапать Егору глаза. Разбушевавшуюся Таисию отогнал от «порося» господин Чубсов, решивший, что пошумели уже достаточно и пора перейти к основной части повестки дня (вернее, ночи).

– Перестаньте галдеть! – простер он руку. – Приступим к делу!

Шквал показушного негодования быстро сошел на нет.

– Люциферу угодна жертва! – дождавшись полной тишины, сказал Борис Анатольевич. – Но жертва иного рода, чем та... гм... гм... которую принесли по злодейскому наущению паскуды Егора. Люцифер хочет, чтобы мы съели Гайдова!

Собравшиеся дружно ахнули.

– Подобные жертвоприношения вполне согласуются с учением великого Алистера Кроули^[9], – поторопился заверить присутствующих главбух. – Магический ритуал необязательно подразумевает кровопускание. Убивать можно любыми способами, но в данном конкретном случае Повелители недвусмысленно намекнули на процедуру поедания. Таким образом мы и умилостивим Люцифера, и отомстим за несчастного Бронислава Никифоровича, да и подкрепимся заодно. У всех нас давным-давно маковой росинки во рту не было... Итак, голосуем, – выдержав театральную паузу, подытожил Чубсов. – Кто против?.. Единогласно!!!

– Предлагаю открыть прения! – вдруг пропыхтела Новосвинская.

– Чего-о-о? – насупился Борис Анатольевич. – Вы же, любезная, вроде проголосовали «за»! Или передумали, решив составить компанию Гайдову? – В глазах главбуха появился нехороший блеск.

– Нет-нет!!! – в ужасе затрясла отвислыми щеками Новосвинская. – Вы, уважаемый Борис Анатольевич, неправильно меня поняли!!! Я имела в виду дискуссию о способе приготовления ужина!

– Таки-правильно!!! – неожиданно поддержал Новосвинскую коммерсант Боб. – Еда должна быть вкусной. Пожалуйте к микрофону, мадам! Мы с интересом заслушаем ваше мнение!

Польщенная Новосвинская огромной бесформенной медузой заползла на трибуну.

– Мясо – один из древнейших продуктов питания человека, – профессорским голосом заговорила она. – В нем содержится значительное количество полноценных белков, жиров, витаминов, экстрактивных и минеральных веществ. Благодаря этому блюда из мяса занимают важное место в питании населения^[10]. Особое внимание следует уделить потрохам! – Новосвинская назидательно помахала сосискообразным пальцем. – Некоторые кулинары редко используют внутренности туши или вовсе пренебрегают ими. А напрасно! Ведь именно из языков, мозгов, печени, почек, сердца приготовляются отменные по вкусовым и питательным качествам кушанья. Практически к любому мясному блюду следует подавать петрушку, укроп, кинзу, прочую зелень... Это не только улучшает вкус, но и значительно повышает биологическую ценность продукта...

Новосвинская явно увлеклась. На сизых, расшлепанных губах пожилой дамы пенилась слюна. Заплывшие жиром глазки горели. Проголодавшаяся аудитория завороженно слушала речь, зато члены президиума начали проявлять признаки беспокойства.

– Чертова пустомеля! – сердито пробурчал Чернобрюхов. – Будет трепаться до тех пор, пока мы тут с голоду не околеем!

– Ходит вокруг да около, старая жаба! – поддержал второго зама главбух. – Пора бы заткнуть ей рот. Господин Боб, – тронул он за колено Нелесовского, – утихомирьте, пожалуйста, вашу бестолковую протеже!

– О'кей! – кивнул коммерсант и свистящим шепотом обратился к Новосвинской: – Закругляйтесь, мадам. Лимит времени исчерпан. Либо диктуйте рецепт, либо освобождайте трибуну!

Новосвинская поперхнулась очередной фразой.

– Э-э-э... положим... отварные мозги в соусе, – неуверенно промямлила она.

Чубсов зашелся в приступе безудержного хохота.

– Мозги!!! Ох, уморила!!! – задыхаясь от смеха, выплевывал Борис Анатольевич. – Да у Егора их отродясь не водилось! Юмористка непризнанная! Ох-ха-ха!!!

– Где, интересно, мадам собирается добыть необходимые для соуса компоненты? – коварно улыбнувшись, спросил коммерсант Боб. – Или хотя бы упомянутые вами приправы вроде петрушки, укропа, кинзы? А?! Будьте добры пояснить!

Новосвинская потерянно молчала. Она умела лишь часами переливать из пустого в порожнее, но когда нужно было переходить от болтовни к делу, сразу терялась.

– Возвращайтесь на свое место! – бесцеремонно гаркнул лидер «Хаты».

Новосвинская послушно слезла вниз. Однако выступление заслуженной «демократки» не на шутку растревожило пустые желудки присутствующих. Из зала градом посыпались предложения.

– Слюшай! Давай шашлык жарыть! – сладко урчал восточный человек. – Жирный, сочный!!! Вах! Палчыкы облыжешь!!!

– Окорок! Копченый окорок! – томно постанывала Таисия Брониславовна. – С уксусом и хреном, с зеленым горошком!!!

– Мясо, шпигованное овощами! – силился перекричать остальных Ненемецкий. – Нарезать Егора крупными кусками, нашпиговать морковью и петрушкой, затем уложить на разогретую с жиром сковородку...

– Тушеная печенка со сметанным соусом... – фанатично твердил Суйсуев. – Посолить, поперчить, обвалять в муке, потом...

– Только рагу с коричневой поджаристой корочкой, – горячо убеждал окружающих журналист Юмкин.

– Сами вы рагу! – задиристо возражал Плешвиц. – Чахохбили и никаких гвоздей!

– Я те дам чахохбили... р-р-р гав! – агрессивно лаял Козырьков. – Сырьем его! Гав-гав!!!

То там, то здесь начали завязываться потасовки. Ненемецкий двинул по скуле Суйсуева, Козырьков прокусил ногу Плешвицу, восточный человек вцепился в горло Юмкину... Тем временем Егор Гайдов, из коего недавние коллеги намеревались приготовить вышеперечисленные яства, наконец не выдержал. Измученный ужасом, первый зам сначала написал на стол, затем задергался, захрипел и, сраженный обширным инфарктом, скончался.

– Прекратите безобразие! – яростно заорал Чубсов. – Повара недоделанные! Боров-то подох! Будете теперь падаль жрать, придурки!

Страсти моментально улеглись.

– Пачему падох? – отпустив полузадушенного Юмкина, глупо выпучил глаза восточный человек. – Зачэм падох?

– Зачем, зачем! Чурка тупая! – обозлился Нелесовский. – Затем, что чересчур много языками мелете!!! Если продолжите в том же духе, Егор успеет протухнуть! Балаболки!

– Они хотели как лучше, а получилось как всегда, – примирительно сказал Чернобрюхов. – Ладно, сделанного не воротишь. Давайте все же подумаем, как быть дальше!

– А чего думать-то? – раздраженно отозвался Чубсов, вытаскивая давешний ритуальный кинжал. – Единственную разумную идею подал господин Козырьков – сырьем! А то гарниры им подавай, соусы, специи, поджаристые корочки... Тьфу!!! Идиоты!!! В здании нет не только гарниров, но и сковородок, не говоря уж о котлах, вертелах и порционных горшочках! Короче, подходи по одному!

Борис Анатольевич отрезал от задницы Гайдова первый ломоть. Людоеды дисциплинированно выстроились в очередь...

Глава 7

Обглодав труп Егора до костей, сотрудники с посетителями, сытно отрыгивая и поглаживая вздувшиеся животы, двинулись в вестибюль, а Борис Анатольевич, прискакав в директорский кабинет, набрал первый попавшийся номер. Как он и ожидал, ответила приемная Люцифера.

– Принесена дополнительная жертва, – угодливо доложил главбух. – Мы съели Гайдова!

– Этого недостаточно! – равнодушно прогундосил демон.

– А что... что еще нужно, хозяин? – отчаянно взвыл Чубсов.

– Догадайся сам, рыжий обормот, – презрительно фыркнул бес, вешая трубку.

Обессиленно опустившись на стул, Борис Анатольевич серьезно задумался. В комнате пахло кровью и водочным перегаром, а в голове главбуха набатным колоколом гудели слова нечистого духа: «Недостаточно!.. Недостаточно!.. Недостаточно!..» Значит, надо продолжать процесс умилостивления Повелителей, но как? Кого они желают заполучить? Несомненно, фигуру высочайшей степени значимости, однако и директора зарезали, и первого заместителя слопали. А демонам недостаточно! Внезапно Чубсова посетила «гениальная» мысль.

– Елки-моталки! Почему я раньше не сообразил! – широко улыбнувшись, прошептал он. – Люциферу нужен верный приверженец его культа^[11], причем отнюдь не рядовой! Ельцов с Гайдовым, разумеется, служили дьяволу, но первый скорее бессознательно (в результате запущенного алкоголизма и постоянного экстрасенсорного воздействия он являлся не более чем человекообразной куклой-марионеткой), а второй хоть высок по должности, зато на практике обыкновенный холуй, зажравшийся, вечно чмокающий минетчик. Педерастам, понятно, прямая дорога в преисподнюю^[12], но больно уж ничтожен Егор! Сотрудники учреждения плюс застрявшие посетители? Поучаствовав в черных ритуалах, они все без исключения (вне зависимости от прежних убеждений) непосредственно приобщились к сатанизму. Так кто же из них?! Кто?! Ненемецкий?.. Шваль, дешевка! Новосвинская?.. Просто старая шизофреничка. Полжизни по психушкам провалялась! Юмкин?! Жалкий, бездарный журналистишка. Одно слово – шушера! Козырьков?! Об этой шавке даже говорить не стоит! Суйсуев?.. Не смешите! Восточный человек?.. Да куда он вообще годен, чурбан носатый!!! Чернобрюхов?! Бревно бревном! Плешвиц? Гм, пожалуй! Хотя нет, снова не то. Мелковат! Нелесовский покруче будет! Нелесовский... Ба! Ну конечно же он!!!

От облегчения Чубсов хрипло рассмеялся. Коммерсант поклоняется Люциферу усердно, хорошо знает тайную символику жестов, да и Учреждением он частенько руководил сам, используя посредничество охочей до баксов дочки Таи. Недаром давеча подслушивал под дверью, сволочь! Опасался, гад, за свою шелудивую шкуру. Знал небось или по крайней мере подозревал о подлинном желании Их Величеств. У-у-у, подлюка! Сколько сил из-за него напрасно потрачено, сколько нервов испорчено!!! Ну, теперь все! Приехали, господин Боб!

Борис Анатольевич порывисто поднялся, заткнул за пояс кинжал и направился разыскивать Нелесовского.

* * *

По завершении людоедского ужина коммерсант Боб, с удовольствием скушавший солидный кусок филейной части Егора, вместе с остальными очутился в вестибюле. Нелесовский надеялся, что уж теперь точно выберется наружу. Правда, он изначально держался несколько поодаль. На всякий, знаете ли, случай! И оказался прав. Выход по-прежнему был блокирован, стрелки часов не шевелились. У двери началась свалка. Сотрудники и застрявшие посетители Учреждения, отпихивая друг друга локтями, бились головами о невидимую стену, падали, вставали, ощупывали ушибы, горько плакали и вновь, обезумев от безысходности, бросались вперед. Стараясь ненароком не привлечь внимания страшной в отчаянии толпы, Нелесовский испуганной крысой юркнул в коридор, отбежал подальше, проник в пустующий кабинет, уселся за стол и, подперев подбородок руками, погрузился в раздумья. В прошлом, до занятия коммерцией, Боб слыл талантливым математиком. В возрасте тридцати семи лет Нелесовский с успехом защитил докторскую диссертацию по одному из разделов теории принятия решений, а посему считал – путем логических умозаключений он обязательно найдет лазейку из западни!.. Математика математикой, но поскольку Боб являлся членом оккультной организации, «логика» его была извращенной, перевернутой с ног на голову, а следовательно, и мысли коммерсанта потекли в соответствующем направлении. В конечном счете он пришел к тому же выводу, что и Борис Анатольевич, но с единственной разницей: в жертву Нелесовский намеревался приносить не себя, а Чубсова. Определившись с целью, Боб начал изыскивать средства для ее достижения. Задача не из легких! Физической силой коммерсант не отличался, идею же снова привлечь к осуществлению дьявольского обряда чиновников он отмел напрочь. Слишком одичали! Того гляди самого Боба загрызут! Может, незаметно подкрасться к Чубсову да треснуть табуреткой по затылку? Или втянуть главбуха в разговор, отвлечь внимание, а потом... Неожиданно Нелесовский кожей почувствовал чей-то пристальный взгляд, поднял глаза и остолбенел. Перед ним стоял Чубсов собственной персоной...

* * *

– Здравствуйте, дорогой Борис Анатольевич! – подавив легкую панику, вызванную внезапным появлением главбуха, с преувеличенной любезностью произнес коммерсант. – Безмерно рад вас видеть!

– И я!!! И я!!! Уважаемый господин Боб!!! – приторно заулыбался Чубсов.

– Встреча с вами таки неописуемое счастье и блаженство. Ваша всеобъемлющая мудрость, кротость нрава, постоянная забота о ближних повергают меня в благоговение! – заливался соловьем Нелесовский, одновременно думая: «Как же его, суку, грохнуть?! Полезть обниматься да задушить? Ох, боюсь, здоровья не хватит! Или запустить пепельницей в лоб, оглушить, а потом добить стулом? Но вдруг промахнусь? Тогда плохи мои дела! Сомнет! Чересчур упитан, подонок! Массой возьмет! Это тебе не задохлик Юмкин! Интересно, кинжал по-прежнему при нем?»

Тем временем главбух, улыбчиво выслушивая комплименты, лихорадочно прикидывал в уме: «Как, не вызывая у жертвы подозрений, сократить дистанцию, чтобы воспользоваться кинжалом? Нелесовский тварюга хитрая, осторожная! Просто так к себе не подпустит! Вон, руку на тяжелую пепельницу положил, гад! Малость замешкаюсь – врежет промеж глаз, и все!!!»

– Вы, Борис Анатольевич, буквально гениальны! – продолжал петь дифирамбы Боб. – Сверхгениальны! Таки натуральный корифей!^[13]

– А вы необычайно щедры! – ухитрился вставить в словесный поток коммерсанта льстивую реплику Чубсов.

Нелесовский опешил, раззявив рот. Подобного кульбита он не ожидал. Скупость Боба давно сделалась притчей во языцех.

– Да, да!!! Щедры!!! – не преминул воспользоваться долгожданной паузой Борис Анатольевич. – Бескорыстно отдали никчемной шлюшке Тайке толстенную пачку долларов! Широкий жест! Обычно попрошайкам кидают мелкие монетки, а вы вручили ей не менее десяти тысяч баксов! Я восхищен!

Воспоминание о долларах раскаленным шилом пронзило сквалыжное сердце коммерсанта и оттеснило на задний план все прочие мысли. Огромная сумма выброшена на ветер. Кошмар!!! Беспредел! Почему он раньше не сообразил забрать их назад? Таисия-то отныне пустое место! Ноль без палочки! Ельцов мертв, и толку с Таисии Брониславовны как с козла молока. Даже в публичный дом дочку «бывшего» не продашь. Почти сорок лет. Старовата! Значит, нужно немедля вернуть обратно деньги. Иначе растранжирит! С нее, с дуры, станется! И в наглухо заблокированном здании найдет куда «зелень»^[14] сплавить!!! Стервоза!

Обуянный жадностью коммерсант, начисто позабыв о главбухе, выскочил из-за стола, ринулся к двери, и в этот момент Чубсов всадил ему кинжал в живот. Нелесовский согнулся пополам.

– Попался, голубчик! – ехидно сказал Борис Анатольевич. – Ты был абсолютно прав! Я действительно гениален!

– Беспредельщик! – прохрипел господин Боб.

Не удостоив коммерсанта ответом, Чубсов нанес удар в шею и продолжал орудовать кинжалом до тех пор, пока Нелесовский не превратился в кровавое подобие мелко нашинкованного овоща... Закончив, главбух с удовлетворением осмотрел дело рук своих, отдышался, вытер залитое потом и забрызганное кровью лицо, вприпрыжку добежал до ельцовского кабинета и связался по телефону с приемной Люцифера.

– Этого недостаточно, – упреждая доклад Бориса Анатольевича, лениво протянул демон.

– Но... – задохнулся Чубсов.

– Вешайся, рыжий! Если легкой смерти хочешь. И больше сюда не названивай. Твоя назойливость меня раздражает! – Внезапно ожив, трубка выпрыгнула из ладони Бориса Анатольевича и, издевательски хихикая, зависла в воздухе, под люстрой. Морально растоптанный, утративший последнюю надежду, охваченный тоскливым ужасом, Чубсов на плохо гнущихся ногах поковылял куда глаза глядят. Неизвестно, сколь долго он блуждал по зданию и где именно побывал, но в конечном счете забрел в вестибюль...

* * *

Пока происходили вышеописанные события, сотрудники и посетители Учреждения окончательно утратили человеческий облик. Физиономии их чудовищным образом исказились, свернулись набок и в настоящий момент напоминали не лица людей, а гнусные хари бесов. В глазах пылало агрессивное безумие. Каждый сходил с ума по-своему. Таисия Брониславовна, например, раздевшись догола, плясала у подножия лестницы, словно ведьма на шабаше, и сорванным, осипшим голосом выкрикивала богохульства. Вусмерть пьяный нарколог-экстрасенс, валяясь на полу в луже блевотины, горланил непотребные песни. Суйсуев на виду у всех совершал содомский грех^[15] с Козырьковым. Гортанно восклицая: «Швэдский сэмья! Швэдский сэмья!», к ним пытался пристроиться восточный человек. Ненемецкий, оседлав плечи Юмкина, усердно выдирал пучки свалявшихся волос из немытой гривы журналиста. Тот, однако, на боль не реагировал, а остервенело пинал ногой дряблую задницу Новосвинской, которая, в свою очередь, простуженным басом распевала гимн Соединенных Штатов. Плешвиц, спустив до колен штаны, сосредоточенно занимался онанизмом. Остальные вели себя не менее отвратительно. Отсутствовал только Валентин Семенович Чернобрюхов, с самого начала скрывшийся в неизвестном направлении. Появление господина Чубсова первым заметил Ненемецкий.

– У-у-у-у!!! – бешеной гиеной взвыл он. – Рыжая бестия! Явилась, не запылилась! Смерть обманщику!!!

– Смерть!!! Смерть!!! Смерть!!! – оставив прежние занятия, начала скандировать толпа. Затем озверелое скопище человекообразных, не сговариваясь, набросилось на Чубсова и принялось рвать главбуха на части. «Лучше бы я сам повесился!» – умирая в страшных мучениях, мысленно визжал он.

Растерзав Бориса Анатольевича, чиновники не успокоились, а кинулись друг на друга. В головах у них не было ни единой мысли. Одна лишь сплошная ненависть.

Бойня приобрела всеобщий характер. Стряхнув со спины Ненемецкого, Юмкин железной хваткой сдавил горло Таисии; Козырьков перекусил сонную артерию Плешвицу; восточный человек, вооружившись отломанной от стола вахтера увесистой ножкой, раскроил череп Ненемецкому; Суйсуев, высоко подпрыгнув, содрал оконный карниз и нанизал на него Новосвинскую, как на вертел. В следующее мгновение успевший задушить Таю Юмкин с невообразимой для столь хлипкого субъекта силой подхватил перевернутый вахтерский стол и обрушил на затылок Суйсуева, а господин Козырьков, злобно рыча, вцепился зубами в тощую шею журналиста и с профессионализмом племенного питбультерьера загрыз. Козырькова прикончил импровизированной дубинкой восточный человек и тут же с криками «Вах! Вах!» попытался запихнуть обратно вывалившиеся из живота кишки. Врач-нарколог, разбив о стену пустую водочную бутылку, «розочкой» вспорол ему брюхо. Прочие сотрудники вкупе с посетителями убивали направо-налево с не меньшим успехом. Пьяного нарколога-экстрасенса в процессе драки повалили на пол и до смерти затоптали ногами. Спустя час субъективного времени в вестибюле высилась груда изуродованных трупов, перемешанная с обломками использовавшейся в качестве оружия мебели. В живых не осталось никого. Последним умер выпотрошенный наркологом восточный человек...

* * *

Чернобрюхов, пригорюнившись, сидел у себя в кабинете. Он слышал доносившийся из вестибюля дикий гвалт и догадывался, что именно там происходит. Когда шум затих, лидер «Хаты» понял – все! Коллеги самоуничтожились!!! Остался, пожалуй, он один!

Валентин Семенович с надеждой глянул на часы, однако стрелки не шевелились. Чернобрюхов протяжно застонал. Ничего не помогает! Даже массовое жертвоприношение!!! Сатане по-прежнему «недостаточно»! Проверять двери второй зам не пошел. Будучи человеком здравомыслящим, он прекрасно знал: раз время стоит, значит, и проход закрыт. Освобождение из западни откладывается на неопределенный срок. Быть может, навсегда! Валентин Семенович тяжело вздохнул.

– Придется смириться с превратностями судьбы, – пробормотал лидер движения «Моя хата с краю». – Плетью обуха не перешибешь! По крайней мере, пищи хватит надолго. Главное, чтоб трупы не испортились – засолить бы их, или прокоптить, или заспиртовать. От покойного Ельцова осталось море водки. Литров двести, не меньше! Да, заспиртовать – блестящая идея! Надо поискать в Учреждении подходящие по размеру емкости...

Неожиданно в кабинете раздалось грозное рычание. Висевшие на стене одна большая и три маленькие медвежьи шкуры ожили и, мистическим образом обретя плоть, плотным кольцом обступили второго зама. Чернобрюхов задрожал как осиновый лист.

– Детоубийца! – полным омерзения человеческим голосом сказала медведица. – Подонок! Думал, с рук сойдет?!

– Простите! Помилуйте! Я больше не буду!!! – трусливо зачастил Валентин Семенович.

– Свою смерть я тебе, возможно бы, и простила, – неторопливо ответила медведица. – Свою смерть, – подчеркнула она, – но не убийство детей. Сдохни, ублюдок!!!

Могучая когтистая лапа с размаху опустилась на плешивую голову Чернобрюхова, сразу же сняв с нее скальп. Второй взмах, и ободранный кровоточащий череп лидера «Хаты» раскололся, словно гнилой орех. В этот момент время наконец сдвинулось с мертвой точки. Украшавшие вестибюль старинные часы-куранты начали бить полночь. С первым ударом медведица с медвежатами, снова превратившись в изрешеченные пулями шкуры, повисли на стене. Со вторым ударом мертвецы, поднявшись на ноги, разошлись по рабочим местам, с третьим ударом восстановилась поломанная мебель. С четвертым повсеместно пропали пятна крови. С пятым – на трупах затянулись раны, исчезли следы насилия. С шестым – покойники стремительно разложились. С седьмым, восьмым и девятым ударами испарились остатки гниющей плоти, улетучился запах тления. К десятому удару находящиеся в кабинетах Учреждения скелеты приняли различные позы. С одиннадцатым ударом все они покрылись толстым слоем воска. И когда часы пробили последний, двенадцатый, раз, ничто больше не напоминало о разыгравшихся здесь трагических событиях...

Эпилог

...Иван Иванович зашел внутрь Учреждения и обомлел. Недавно заполненный гомонящей толпой вестибюль был пуст. В здании царила могильная тишина. Пахло пылью. «Куда ж начальство запропастилось?! – растерянно подумал вахтер. – Неужто сумели выбраться, пока я колесил по площади?! Да нет! Из дома точно никто не выходил! Иначе бы я заметил! Или в кабинеты вернулись? Надо проверить! Для порядка!»

Перво-наперво он поднялся наверх, к директору. Увиденное повергло Иванова в смятение: слепленный из воска, необычайно похожий на настоящего, Ельцов важно восседал за столом. В одной руке Бронислав Никифорович крепко сжимал бутылку водки, в другой – телефонную трубку. Восковая Таисия, склонившись к уху папы, подсовывала ему под нос шпаргалку. Восковой Нелесовский, застывший в вечном подмигивании, показывал дочке из-под полы пачку долларов. В коридоре дожидался аудиенции восковой восточный человек. Чуть поодаль, у окна, восковой Чубсов любовно обнимал за плечи воскового Гайдова. На лестнице, с пузатым портфелем под мышкой, замер восковой Чернобрюхов... Ополоумевший от страха Иванов, сам толком не зная зачем, по очереди осмотрел все кабинеты. Восковые сотрудники либо чинно сидели на рабочих местах, углубившись в чистые, без единой строчки бумаги, либо тянули руки к взяткам, украдкой предлагаемым восковыми посетителями. Ни звука, ни шороха. Лишь бледные зловещие фигуры да запах пыли.

– А-а-а!!! – в ужасе закричал вахтер. – Люди добрые!!! Помогите!!!

– Вань, ты чего орешь-то? – вдруг услышал он бодрый голос сменщика Николая. – Чего шумишь? – спросил Николай, вплотную подойдя к Иванову. – Я тебя ищу, ищу... Зачем попусту по залам бегаешь? Или воры забрались?!

– Не-е-ет!!! – выдавил Иван Иванович.

– Ну и слава богу! – облегченно улыбнулся Николай. – Да не дрожи ты так! – заметив состояние сменщика, ободряюще сказал он. – Я тебя понимаю. Если честно, мне в этом проклятом музее тоже иногда всякая чертовщина мерещится. Поганое местечко!!!

– В м-м-музе-е?! – костенеющим языком повторил выбитый из колеи Иванов.

– А где же еще, по-твоему? – Лицо Николая выражало искреннее недоумение.

– Они недавно были живые, – прошептал вахтер.

– Ты о ком? – не понял сменщик.

– Д-д-директор, с-с-сотрудники, п-посетители...

– Ах, эти! – рассмеялся Николай. – Ты, Ваня, просто переутомился. Иди домой, прими снотворное, выспись хорошенько... И успокойся, Христа ради! Живыми наши экспонаты никогда не были!!! Только притворялись...

«Интересно, кто из нас двоих рехнулся – я или Колька, – подумал Иванов, устало выходя на улицу. – Вероятно, все же я», – решил он, прочитав вывеску над дверями, гласившую: «Музей восковых фигур имени Б.Н. Ельцова». Иван Иванович мог поклясться – полчаса назад на вывеске значилось совсем другое. Однако факты – упрямая вещь! Печально вздыхая, вахтер-охранник медленно побрел по пустынным улицам ночной Москвы...

* * *

«...И слепящий лик Луны полностью явился предо мною... Я увидел, как рушатся высокие древние стены, и в голове у меня помутилось... Раздался дикий оглушительный грохот, словно рев тысячи водопадов... и глубокие воды зловещего озера у моих ног безмолвно и угрюмо сомкнулись над обломками дома Ашеров».

Эдгар Аллан По. «Падение дома Ашеров»

1

Выражение позаимствовано из сатирической сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина «Медведь на воеводстве».

2

Документы.

3

Дьявольский, адский.

4

Будучи членом оккультного ордена, Чубсов, разумеется, имеет в виду правила сатанинской «черной мессы».

5

На языке магических жестов это намек на поклонение сатане (см. документальную видеокассету «Наступление сатанизма». Русский дом. Сборник лучших программ, выпуск шестой, 1999 год).

6

В настоящее время установлено, что СПИД поражает исключительно гомосексуалистов, наркоманов, а также лиц, так или иначе с ними связанных (см. мою повесть «Подельники»).

7

Наши «герои» в точности повторили обряд, совершенный 25 апреля 1997 года группой сатанистов в г. Северо-Задонске Тульской области. Местным органам правопорядка удалось разоблачить выродков и отдать под суд. 11 февраля 1999 года подсудимые были признаны виновными в убийствах на ритуальной почве. Необходимо отметить, что в Москве видные деятели «демократической» прессы устроили дикую истерику по поводу «разгула тульских инквизиторов» (подробнее см.: Юрий Воробьевски й. Путь к Апокалипсису. Точка Омега. М., 1999, с.163—179).

8

В практике сатанинских культов ритуальное убийство необязательно происходит по «классическим требованиям» «черной мессы» (кстати, ее правила в различных сектах разные). Один из духовных вождей современного сатанизма, Алистер Кроули, писал, что в зависимости от магических целей ритуальным может быть: закалывание, утопление, обезглавливание, раздавливание, отравление, сожжение, людоедство и т.д. (см.: Юрий Воробьевский. Путь к Апокалипсису. Точка Омега. М., 1999, с. 158).

9

Алистер Кроули (1875—1947) – знаменитый маг, извращенец и наркоман. Один из идеологов и кумиров современных сатанистов. По совместительству – мелкотравчатый стукач английских спецслужб. В его личном деле, хранящемся в британской контрразведке, значится: «Довольно неловкий агент, всегда стесненный в денежных средствах, подкупен. При использовании необходимо предпринимать крайние меры предосторожности». (см.: Юрий Воробьевский. Путь к Апокалипсису. Точка Омега. М., 1999, с. 237). Умер Кроули в нищете, в грязной лондонской гостинице, от передозировки наркотиков (см. там же, с. 228).

10

Новосвинская дословно цитирует абзац из кулинарной книги (см.: Кулинария для всех. М., 1988, с. 241).

11

В сатанинских сектах ритуальное убийство члена секты явление обычное, даже традиционное. Вот что пишет по данному поводу Юрий Воробьевский: «...первыми умирают сами сатанисты. Погибают, так как ближе других стоят к тому, кто назван отцом лжи и человекоубийцей от века... Типичный признак дьяволопоклоннической группировки таков – она всегда рано или поздно начинает самоуничтожение» (см.: Юрий Воробьевский. Путь к Апокалипсису. Точка Омега. М., 1999 с. 151, 172). Один из раскаявшихся, обратившихся к Богу сатанистов высокой степени посвящения объясняет это так: «Погубив душу человека смертными грехами, его можно использовать как жертву, и уж тогда он попадет туда, куда надо врагу (то есть в геенну огненную). Такова логика, известная мне» (см. там же, с. 228—229).

12

Ни на что иное, кроме адских мук, сексуальным извращенцам после смерти рассчитывать не приходится. Недаром Господь в свое время стер с лица земли города Содом и Гоморру, жители которых были поголовно педерастами и лесбиянками (отсюда, кстати, и библейское название гомосексуализма – содомский грех). Об участи, ожидающей сексуальных извращенцев в загробном мире, свидетельствует жительница г. Туапсе Валентина Романова. В 1982 году она попала в автомобильную катастрофу, три часа пробыла мертвой (что подтверждено медицинскими документами), побывала на том свете, а потом воскресла. Вот что она рассказывает: «Я глянула и в ужасе отпрянула. Миллионы людей! Как головастики в бочке. Рыдания, вопли, стоны. На глубочайшем дне люди всех цветов кожи. Особенно такие, у которых на головах намотано что-то (вероятно, чалмы. —И.Д.). Они... испражняются на глазах друг у друга и сами же в это садятся. Невыносимая вонь! Стены пропасти доверху в плевках и кале... Сопровождающие поясняют: «Скотоложники, извращенцы, блудники, прелюбодеи, развратители малолетних, мужеложники...» Прикосновение этих людей приносит страдание. Они получили то, что заслужили» (цит. по: Юрий Воробьевский. Путь к Апокалипсису. Точка Омега. М., 1999, с. 191—192).

13

Супергений. Дальше уже некуда! В свое время партаппаратные льстецы КПСС, изощряясь в подхалимаже, провозгласили Сталина «корифеем всех наук».

14

Доллары.

15

Занимался гомосексуализмом.