Книга: Клетка из костей



Клетка из костей

Таня Карвер

«Клетка из костей»

Часть 1

Летний холод

ГЛАВА 1

Этот дом был полон тайн. Страшных, давних, покрытых мраком тайн.

Ужасных тайн.

Кэм сразу это понял. Почувствовал, ощутил. Дом был не просто заброшен — глухой и обветшалый, он грозил развалиться под грузом скопившегося внутри отчаяния. Дом был непроницаемой тенью, чернее ночи.

Высился он у самой реки, напротив паба «Старая осада» у подножья Ист-Хилла в Колчестере. Рядом стояла старая мельница, которую превратили в дорогой многоквартирный дом; вокруг сгрудились старинные здания, и некоторые из них благодаря тщательной реставрации уцелели еще с Елизаветинской эпохи. В этом районе удалось сохранить дух старины, и потому цены на недвижимость неуклонно росли. Но спрос отнюдь не падал: люди хотели жить если не в исторических хоромах, то хотя бы в их дешевых современных копиях.

Но сначала район нужно было очистить от развалюх — и тут на сцену выходил Кэм.

За спиной у него шумно лился по однополосному шоссе утренний поток машин; настроение было отличное: как-никак, первая работа после трех месяцев на пособии. Рабочий в компании по строительству и сносу. В свои семнадцать лет он одним из первых в классе смог куда-то устроиться. Конечно, не о такой работе он мечтал — он очень любил читать и хотел бы поступить в университет на английскую филологию. Но следовало трезво смотреть на вещи: таких, как он, в университеты не берут. Особенно сейчас. В общем-то ему повезло, что удалось найти хоть какую-то работу, хоть какое-то занятие. Все же лучше, чем сидеть дома и смотреть шоу Джереми Кайла и «Сокровища на чердаке».

Справа, за щербатой кирпичной стеной, стоял величественный георгианский особняк, отданный под офисы. Сверкающие белизной оконные рамы, натертые медные таблички, декоративные деревца у высоких дверей, петляющая гравийная дорожка. Слева, на парковке для сотрудников, остужали свои двигатели автомобили.

Кэм представил, как когда-нибудь тоже будет ездить на такой машине и работать в таком офисе. У него будет секретарша, он даже научится играть в гольф… Хотя нет, в гольф, наверное, не научится. Но что-то вроде этого. Может, он так понравится начальству, что его повысят в должности. И он будет подниматься по карьерной лестнице, пока не станет начальником компании.

Кэм с улыбкой зашагал дальше.

Но тут кроны деревьев у него над головой сомкнулись, утренний свет померк, воздух в одночасье стал прохладнее — и улыбка сползла с его лица. Даже шум машин стал тише, поглощенный деревьями: старые, толстоствольные, они скрадывали механическую возню и замещали ее естественным белым шумом — шорохом листвы. Шорох этот, отрезанный от дорожного шума, становился все громче; Кэма со всех сторон обступал зловещий шепот. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь темный балдахин. Кэм уже не улыбался. По телу пробежала дрожь. Он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким.

За стоянкой начинался пустырь. Тяжелые бетонные столбы, отлитые из старых металлических бочек. Скованные цепью, они сторожили границу с площадкой, усыпанной щебнем и поросшей сорняками. Это был первый кордон перед зданием.

Далее следовал забор.

Кэм остановился. Добротные куски сетки надежно крепились в бетонном основании, хотя кусты и сорные травы, проросшие сквозь бетон, словно тянули забор к себе, претендовали на него. В зелени едва заметно светлели пластмассовые петли табличек «Осторожно!» и «Проход запрещен». В назидание любопытным[1].

Кэм не обратил на них внимания. Хорошо, что не пришлось идти сюда ночью: здесь и днем-то было жутковато.

Обломки щебня и сорняки продолжали за оградой борьбу за место под солнцем. И вот он сам — дом. Кэм внимательно пригляделся к нему.

Квадрат сплошной черноты, впитывающей свет и отказывающейся выпускать его наружу. Неприступная гигантская тень. И вдруг Кэм заметил, как что-то оторвалось от здания сбоку и снова к нему прилепилось, исторгнув странный звук — словно в воздухе хлопнули отрезом кожи. Словно огромная ворона взмахнула крыльями. Какой-то монстр из фильма ужасов… Он подпрыгнул на месте, задохнувшись от испуга.

Он развернулся и собрался было бежать, но замер. Надо взять себя в руки. Это же просто смешно. Обычный старый дом, обычное утро. Кэм снова посмотрел на него — пристально и бесстрашно, в надежде, что храбрый взгляд лишит дом власти.

Скорее всего, это был амбар или склад. Старый, очень старый амбар или склад. Черные деревянные планки фасада, покосившись от времени, обнажили дранку и кирпич. То, что Кэм принял за крылья, оказалось лишь куском черного целлофана: очевидно, кто-то когда-то решил наспех и дешево заделать прореху. Теперь этот обтрепанный, никчемный целлофан свисал жалким напоминанием о своем истекшем сроке годности.

В зазорах на крыше открывались раскисшие от сырости скелеты стропил и балок. На другом конце крыша разрасталась в своего рода мансарду, чья штукатурка совсем уже почернела, а древесина на окнах прогнила. За полуразрушенной кирпичной стеной простиралась бетонная плита, а дальше журчала грязно-коричневая речка Колн, уносившая с собой самый разный мусор.

Казалось бы, и дорога, и город совсем рядом, а в то же время он мог быть где угодно. Или вообще нигде не быть.

«Обыкновенный дом, — увещевал себя Кэм. — Просто дом и все».

— Чего ждешь? — громко и недружелюбно поинтересовался кто-то у него за спиной.

Кэм вздрогнул от неожиданности.

— Давай поживее! Время не ждет. — Человек указал на наручные часы, подтверждая свои слова. — Пошевеливайся.

— Извини… — пробормотал Кэм. — Извини, Гэв.

Босс, оказывается, шел за ним следом, а он был настолько поглощен созерцанием дома, что даже не заметил его.

Вдохновленный словами Гэва и тем фактом, что он уж точно здесь не один, Кэм принялся дергать сетку, но забор не поддавался. Колючие ветки хлестали его по лицу, по рукам и ногам.

Жесткие зеленые усики как будто оплетали его, тянули к себе. Кэм почувствовал, что им овладевает паника — пускай беспочвенная, но непреодолимая. Последним рывком он наконец устроил проем, в который мог протиснуться человек. На лбу его от усилий выступил пол, костяшки пальцев, покрасневшие от металла и позеленевшие от листвы, болели.

— Ага, правильно, — буркнул Гэв. — Ты-то сюда протиснешься, говнюк худосочный, а мне что делать? Только о себе и думаешь, засранец!

Кэм хотел было ответить ему — объяснить, что запаниковал, что дом вдруг пробудил в нем иррациональный ужас, хотел даже извиниться. Он уже набрал воздуха и приоткрыл рот, но тут же выдохнул. Гэв просто пошутил. Такие у него шутки. Сам-то он считает себя остряком и душой компании, но окружающие видят в нем грубияна и хама. К тому же он все равно не понял бы, чего Кэм испугался. Впрочем, он и сам не мог этого понять.

«Проще простого», — говорил ему Гэв. Работа для двоих. Разведать обстановку, прикинуть, как удобнее будет снести здание, распланировать снос и осуществить его. Очистить землю под застройку очередными коробками. Но он старался не принимать это близко к сердцу. Ему нужна работа, а квартиры в этих коробках не так уж плохи. Он и сам хотел бы когда-нибудь поселиться в такой.

Кэм почувствовал, как дрожит и лязгает забор у него за спиной, как он вибрирует. А еще с той стороны неслись обильные ругательства, перемежавшиеся разве что словами-паразитами: это Гэв проталкивал свое раздутое от стероидов тело в проем, стараясь произвести как можно больше шума. Кэм дожидался его, не решаясь войти в дом в одиночку.

— Ну как тебе? — спросил Гэв, подойдя ближе. С него градом лился пот.

— Похоже на «Дом тайн», — откликнулся Кэм и тут же пожалел о своих словах.

Гэв взглянул на него с презрительной усмешкой.

— Какой, говоришь, дом?

— Д-д-дом тайн, — заикаясь, пробормотал Кэм. — Это такие комиксы.

— Не вырос еще из комиксов, а?

Кэм залился румянцем.

— Ну, я их читал, когда маленьким был. Это был такой… Ну, вроде как ужастик. Там два брата, Каин и Авель. Авель живет в Доме тайн, а Каин — в Доме секретов. И между ними кладбище. — Он замолчал. Гэв ничего не сказал, и пришлось продолжать: — Каин всегда убивал Авеля, но Авель всегда воскресал в новом выпуске.

Он ожидал, что Гэв как-нибудь ответит, оскорбит его, начнет издеваться. Но Гэв молчал.

— Каин и Авель, значит, — наконец сказал он. — Это, я тебе скажу, Библия. Первый убийца и первая жертва.

У Кэма глаза округлились от изумления.

— Что? Думаешь, если я дома рушу, у меня и в башке разруха? — Гэв отвернулся и посмотрел куда-то вдаль, за забор. — Смотри-ка, — со смехом произнес он, указывая на что-то пальцем. — Еще один. Наверное, Дом секретов.

Кэм посмотрел в ту сторону. Гэв оказался прав. В отдалении высилось второе здание, еще более обветшалое, чем то, которое они видели прямо перед собой. Похоже, это был целый амфитеатр старых домишек, заколоченных досками и уже практически сравнявшихся с землей. Заброшенные, отгороженные от внешнего мира, они казались особенно жуткими. Если кто на них и посягал, то только листва ближайших деревьев. Даже граффити на стенах казались какими-то вялыми. «А между ними, — подумал Кэм, — кладбище».

Оба молчали. Первым заговорил Кэм:

— Жутковато, правда? Как будто тут… что-то случилось.

— Типа как индейское кладбище, да? — хихикнул Гэв. — Ты это… какой-то чувствительный, что ли. Странный ты. — Он шмыгнул носом. — Ладно, идем. Работы непочатый край, а часики, мать их, тикают. Идем в дом.

Гэв обогнал Кэма и двинулся к забитому досками проему. Кэм неохотно последовал за ним — и в этот миг поймал на лице Гэва то, чего прежде никогда не видел.

То, что нельзя скрыть никакой болтовней и бравадой.

Страх.

ГЛАВА 2

Вблизи дом казался еще страшнее.

Дальняя стена была завешена брезентом, края которого за долгие годы отслоились от древесины и кирпича, и теперь завеса напоминала вереницу накидок с капюшонами. Покачиваясь на крючках, они будто только и ждали, когда их наденут для какой-то черной мессы с человеческими жертвоприношениями.

Кэм снова вздрогнул.

Среди брезентовых «накидок» виднелись останки дверного проема со сгнившей коробкой и облупленной краской. Сама дверь тоже не внушала доверия. В проплешинах краски проглядывало дерево, больше похожее на спрессованные хлопья для завтраков.

— Открывай уже! — приказал Гэв.

Кэм протянул руку, дернул за ручку, толкнул. Безрезультатно.

Он толкнул еще раз, уже сильнее, но дверь все равно не поддавалась.

Он навалился с утроенной силой, но дверь была неподвижна. Он посмотрел на Гэва в надежде, что больше от него ничего не потребуется. В надежде, что они уйдут, вернутся к солнцу, к теплу.

Но у Гэва были иные планы.

— Вот же бестолочь! Отойди.

Он крутанул ручку и с силой налег на дверь, но все его старания оказались напрасными. Гнев, всегда плававший на поверхности его помутненной стероидами психики, поднялся густой волной; лицо налилось краской, мышцы на руках напряглись. Он чуть отошел и приложился к двери плечом. Послышался слабый треск, но дверь не открылась. Впрочем, Гэву достаточно было звука — воодушевленный, он ломился снова и снова.

Дверь сопротивлялась сколько могла, но в конце концов, громко затрещав и взвизгнув, распахнулась.

Гэв, упершись руками в колени, согнулся пополам, переводя дыхание.

— Давай, парень… Заходи.

Кэм перевел взгляд с него на простиравшуюся за дверью темень и неохотно шагнул вперед.

На то, чтобы глаза привыкли к сумраку после яркого утреннего солнца, понадобилось несколько секунд. Когда же зрение наконец вернулось, он понял, что примерно это и ожидал увидеть. Лезвия пыльного света прорезались сквозь трещины в древесине и кирпичной кладке, разбавляя унылый влажный мрак.

Половицы под ногами Кэма жалобно скрипнули. Идти дальше было страшно: пол мог провалиться в любой момент. За спиной замаячила тень.

— Давай живее!

Кэм сделал еще несколько шагов.

— Господи! — воскликнул Гэв. — Ну и запашок…

Кэм и сам не заметил, как задержал дыхание. Он выдохнул, вдохнул снова — и поперхнулся. Невыносимая гнилостная вонь была практически осязаема.

— Боже, тут что, помер кто-то? — хрипло спросил Гэв.

— Не говори так.

Гэв собрался было пошутить на эту тему, но Кэм видел, что ему тоже страшно. Шутка не прозвучала.

— Надо бы осмотреться.

Кэм сам удивился храбрости своего предложения и твердости в голосе, хотя храбрость тут была ни при чем: ему просто хотелось как можно скорее разделаться с работой. Чем быстрее снесут этот дом, тем лучше.

Он опасливо двинулся вперед, задыхаясь от смрада. Как ни печально это признавать, Гэв был прав: судя по запаху, здесь действительно кто-то умер.

Слева уходила вверх лестница, и ступени ее казались еще менее надежными, чем половицы. Впереди зиял проход в соседнюю комнату — без двери. Кэм краем глаза уловил быстрые, суматошные движения в сгустках сумрака у себя под ногами. Крысы. В лучшем случае.

В соседней комнате обнаружился полуразложившийся «труп» кухни: пустые шкафчики, повисшие на одной петле дверцы, линолеум в трещинах и залысинах.

— Что там такое? — спросил Гэв из главной комнаты.

— Кухня. Вернее, когда-то была кухня.

Из дальней стены шел еще один проход — на этот раз с дверью. Запертой дверью. Более того, выглядела она гораздо новее и прочнее остальной обстановки. Кэм пригнулся, чтобы посмотреть на ручку, — та тоже оказалась сравнительно новой.

Он повернул ее с замиранием сердца.

Внезапно за спиной вспыхнул свет. Он подскочил, зажмурился и испуганно вскрикнул.

— Это просто фонарь, трусло! — рявкнул Гэв.

Кэм попытался взять себя в руки. Гэв поводил фонарем, разгоняя мелкие черные силуэты. Это таки были крысы. Но не только. Среди развалин погибшего дома — кирпичей, обломков бетона и остатков мебели — встречались и предметы из недавнего прошлого. Коробки из-под пиццы. Обертки фастфуда. Газеты.

Гэв остановил на них луч фонаря.

— Смотри, — сказал он. — Дата. Пару недель назад. Свежая…

Дурное предчувствие, все это время мучившее Кэма, полностью завладело им.

— Давай уйдем отсюда, Гэв. Пошли. Тут… что-то не так.

Гэв сурово насупился, пытаясь скрыть собственный страх.

— Что за бред? Небось бомж какой-нибудь ночевал. Идем. — Он указал на дверь. — Что там?

— Туалет, наверное.

— Открывай.

И Кэм, обливаясь потом, дернул за ручку.

Но это был не туалет. Это была еще одна лестница — теперь уже вниз. Тьма поглощала скудный свет, как космическая черная дыра.

— Гэв…

Кэм отошел, чтобы Гэв увидел все собственными глазами. Тот поравнялся с ним. Они вдвоем заполнили тесное помещение целиком, и находись там человек, страдающий клаустрофобией, приступ был бы ему гарантирован. Гэв навел луч на темную лестницу.

Они переглянулись.

— Иди, — сказал Гэв, облизнув губы.

«От стероидов, наверное, высохли, — подумал Кэм. — Или от страха».

Он открыл было рот, чтобы возразить, но понял, что это бесполезно. Упираясь ладонью в стену, он медленно двинулся вниз.

Стена была мокрая и холодная. Он ощущал чешуйки влажной штукатурки и краски. Ступеньки жалобно поскрипывали, когда он переносил на них свой вес; порой казалось, что они вот-вот рухнут.

Он дошел до самого низа. Под ногами была утоптанная земля, над головой — низкий потолок. Пахло здесь еще хуже, чем наверху, поскольку разложение соединялось с повышенной влажностью. Все тело у Кэма неприятно чесалось и покрылось мурашками.

Он присел на корточки и оглянулся. Сплошные тени.

Гэв шел за ним, размахивая фонарем. В мгновенной вспышке света Кэм успел разглядеть какие-то очертания в дальнем конце подвала.

— Что… Что это? — спросил он, указывая на темный силуэт.

Гэв остановился на середине лестницы.

— Где?

— Вон там. Это…

Что-то промелькнуло в покачнувшемся конусе света. Всего на миг. Какая-то крестовидная конструкция.

А за ней несложно было различить движение.

— Ладно, идем отсюда, — сдался Гэв.

— Погоди.

Кэму самому не верилось, что его голос прозвучал так уверенно, когда на самом деле сердце бешено билось в груди, а кровь гулко стучала в висках. Страшно ли ему было? Разумеется. И тем не менее он хотел узнать, что именно увидел.

— В смысле? Пошли. Уходим.

— Подожди. — Голос Кэма стал тверже. — Посвети фонарем вон туда, в угол.

— Зачем? — В голосе Гэва явно слышалась паника.

— Потому что там что-то есть.

Гэв скрепя сердце направил луч в нужную сторону — и оба увидели клетку, встроенную прямо в стену подвала. Решетка цветом напоминала потемневшие зубы; прутья ее были, судя по всему, связаны потрепанными кожаными лентами.

— Господи… — Гэв попытался отпрянуть, но не смог пошевелиться. — Клетка? Откуда здесь… клетка?

Кэм не ответил. Он двинулся вперед, завороженный странной находкой.

— Ты куда?

— Я просто… Что-то там вижу… — Кэм медленно шел дальше. — Свети на клетку. Дай-ка глянуть…



Что-то шевельнулось в углу. Дернулось. Какая-то плотная тень.

— Там что-то шевелится…

Гэв уже даже не пытался скрыть страх в голосе.

Кэм замер как вкопанный, глядя перед собой. Потом оторвался от клетки и посмотрел на Гэва.

— Свети сюда.

Он дошел до самой клетки, протянул руку, коснулся ее. В этом углу запах был еще хуже — пахло выделениями, пахло гнилью. Даже прутья клетки воняли. Кэм подался вперед, принюхался. Запах старых костей в мясной лавке.

Он застыл.

Старые кости. Именно.

— Ты как знаешь, а я пошел.

Луч света дрогнул и метнулся в обратную сторону, это Гэв начал подниматься наверх.

— Одну минуту! — крикнул ему в спину Кэм. — Я только хотел…

Но договорить ему было не суждено: зазвенев цепью, зверь с ревом кинулся на решетку и вцепился Кэму в руку и в шею.

Кэм вскрикнул, попытался вырваться, но тщетно: хватка была слишком крепкая.

Он попробовал было позвать Гэва, но вместо слов издал лишь нечленораздельный вопль.

Боль стала сильнее. Кэм опустил глаза и увидел, что создание из клетки впилось ему в руку.

И закричал еще громче.

Вдруг все погрузилось в кромешный мрак. Гэв ушел — точнее, убежал, унося фонарь с собой.

Кэм почувствовал, что зубы все глубже входят в его плоть; существо рычало, словно голодный пес, дорвавшийся до мяса. Он схватился за шею, силясь оторвать цепкие пальцы. Существо зарычало громче.

Кэм не сдавался и давил на пальцы, пока не услышал легкий хруст.

За этим звуком последовал звериный вой. Хватка немного ослабела.

Он дернул за другой палец — и тот тоже хрустнул.

Зверь отцепился от него, боль стихла.

Осознав, что другого шанса может не быть, Кэм рванулся изо всех сил, сперва высвободив шею, а потом руку, и без оглядки ринулся к лестнице.

Взлетая вверх по ступенькам, он уже не думал о том, насколько хлипкие ступеньки под ногами. Лишь бы скорее вырваться из этого дома.

Лестница, кухня, комната — и вот она, заветная свобода.

Он бежал не разбирая дороги.

Только бы убраться подальше от дома.

Потому что до того, как Гэв удрал с фонарем, Кэм все-таки успел рассмотреть это существо.

Это был ребенок. Дикий ребенок.

В клетке из костей.

ГЛАВА 3

Фэйт бежала.

Бежала среди деревьев все глубже в лес. Щурясь от проблесков света, отталкиваясь босыми ногами от земли как можно сильнее, бежала так быстро, как только могла. Земля была твердая и неровная, а в груди бились тысячи крохотных молоточков. Она размахивала руками, словно мельница крыльями, дыхание вырывалось из груди короткими толчками. Лишь бы бежать быстрее.

Лишь бы убежать от него.

Лишь бы он ее не настиг.

Она продолжала мчаться вперед, не зная, куда бежит, и не останавливаясь, чтобы подумать об этом. Куда угодно. Она замечала достаточно широкий просвет — и проскальзывала в него. Главное — увеличить расстояние между нею и…

Ним.

Ветки и камни расцарапали ее ноги, и жгучая боль возникала всякий раз, когда она касалась земли. По щекам хлестали ветви деревьев и плети вьющихся растений. Они жалили ее, как змеи. Колючки и шипы впивались в кожу, норовя замедлить ее бег, остановить. Отдать ее лесу. Она не обращала на них внимания; она сражалась с ними.

Она твердила себе, что ничего не чувствует. Никакой боли, ничего. Чувствовать будет потом. Когда наконец скроется от…

Добежав до прогалины, Фэйт чуть сбавила темп. Упершись руками в бока, она опустила голову, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но безуспешно: тело ей не подчинялось. Легкие горели, не способные вместить нужное количество воздуха, и она мысленно отругала себя за то, что курила, пила и не занималась спортом.

В голове звучала жалобная мантра: «Пожалуйстагосподипощадименя… Пожалуйстапожалуйста… Пожалуйста… Яобещаюобещаю… Пожалуйста… Обещаю… Я будуябуду… Такойкактакойкак… Янебудунебуду… Пожалуйстапрошутебя…»

Крепко зажмурившись, она попыталась сосредоточиться на своей молитве.

«Пожалуйстапожалуйстапожалуйста…»

Перед глазами встал образ Бена. Ее сына. Он улыбался ей.

Словно окно в иной мир. Она ушла на работу, оставив его под присмотром Донны.

И вот она здесь. Как она тут очутилась? Как это произошло? Она знала ответ. Она думала, что поступила умно. Стояла себе в Ньютауне, на своей обычной точке. Казалось бы, обычная работа. Но на самом деле — и она это знала — это было что угодно, только не обычная работа. Она чувствовала себя защищенной, ведь в случае чего камера скрытого наблюдения его засечет.

А потом — эта поездка. Фэйт было не привыкать ездить с незнакомыми мужчинами. Она сознательно шла на риск, но в этом случае рисковать и не пришлось. Ей, по крайней мере. Потому что Донна знает, что делать. Фэйт могла на нее положиться.

Но он выехал за город и не остановился. Она спросила, куда они едут, и он ей ответил. В уединенное место. Побеседовать. Он получит то, что нужно ему, а она — то, что нужно ей.

«Ну да, — подумала она тогда. — Где-то мы уже такое слыхали».

Вот только вышло по-другому. Совсем по-другому.

Уединенное место, лучше и не скажешь. А дальше… Пустота. Очнулась она все там же. В этом кошмарном месте, похожем на декорацию к фильму ужасов. Там было холодно. Там было темно. И… Господи!

Кости. Она вспомнила все эти кости.

И в тот момент она поняла, куда он ее привез.

Обратно. Домой.

И она повиновалась ему. Злость за нелепую ошибку придала ей сил, злость зарядила ее энергией — и она решила бежать. Все-таки она не дура — понимала, что он наделал. Достаточно было оглядеться по сторонам. Если бы она осталась там, то была бы обречена.

И она побежала. Не оглядываясь, не проверяя, куда ведет дорога. Не замечая даже, что на ней нет одежды. Просто бежала. В лес, из лесу. К тому времени уже рассвело. Она провела там целую ночь.

Фэйт выпрямилась и прислушалась, но все звуки заглушало ее собственное хриплое дыхание. Вроде бы тихо.

Она позволила себе расслабиться, глубоко вдохнуть. Сердце, ушедшее было в пятки, робко возвращалось на свое положенное место. По телу разлилась боль — значит, она приходила в себя.

И тут до ее слуха донесся легкий звук — треск сухих сучьев. Шаги. Тяжелые шаги. Этого человека явно не заботило, услышат ли его. Он знал, что найдет ее. Нельзя останавливаться. Нужно бежать дальше.

Наспех прикинув, откуда доносятся шаги, она развернулась и побежала в обратном направлении. Ноги тяжело ударяли о землю. Тело ее полыхало: остановка лишь раззадорила, а не притупила боль.

И снова — бежать, бежать, бежать. Кулаки у груди, ноги мелькают. Без остановки, без оглядки. Вперед, вперед. Лицо сына перед глазами. Она бежит к нему.

И тут вдруг… Другие звуки. Спереди, а не сзади. Она замедлила шаг, почти остановилась. Прислушалась, стараясь дышать тише.

Она узнала эти звуки и улыбнулась.

Машины.

Где-то рядом дорога.

По-прежнему улыбаясь, она припустила во весь опор.

Опять какой-то звук. На этот раз — сзади.

Превозмогая страх, она все же обернулась. И увидела его.

Фэйт не ожидала такой прыти от мужчины с его габаритами. И тем не менее вот он — ломится ей навстречу сквозь заслоны ветвей, смахивая их, как паутинки. Он напомнил ей персонажа Вини Джонса из фильма «Люди Икс», который она когда-то смотрела с сыном.

«О нет, о боже…»

Она из последних сил рванулась вперед. Подальше от него. Поближе к дороге.

Начался спуск — сперва пологий, но чем ближе к дороге, тем круче. Фэйт продиралась сквозь заросли ежевики, не чувствуя боли в израненных руках и ногах. Колючие кусты не пускали ее, но она вырывалась из их бесцеремонных объятий, откупаясь кусочками окровавленной плоти.

Сейчас не время думать об этом. Сейчас надо убегать. Убегать…

Впереди показалась дорога. Мимо проносились машины. Она уже видела их. А через пару секунд сможет коснуться. Ноги уже практически летели над землей.

И вот когда она уже готова была высвободиться из колючего плена кустарника, он прыгнул на нее сзади и повалил на землю.

Она с криком принялась отбиваться, прижатая влажной мясистой тяжестью его тела. Его дыхание обжигало ей шею. Пальцы его, как толстые металлические шурупы, ввинтились в кожу.

Она снова закричала. Понимая, что не может тягаться с ним в силе, она попыталась угрем проскользнуть между его руками. Выворачиваться из назойливых мужских объятий она научилась уже давно. Общение с клиентами подарило ей еще один навык…

Изогнувшись, она с трудом, но все же дернула ногой — и угодила пяткой прямо ему в пах. «Может, он и здоровяк, — подумала она, — но это место уязвимо у всех мужчин».

И была права: он застонал и ослабил хватку.

На это Фэйт и рассчитывала. Оттолкнув скрюченную тушу, она вырвалась на свободу.

И побежала к дороге.

На обочине она осмелилась оглянуться. Он бежал следом, но она все же позволила себе едва заметно улыбнуться — в знак маленькой победы.

Она убежала. Удрала. Да, она…

…не увидела «Фольксваген-Пассат», который вынырнул из-за поворота и стремительно мчался ей навстречу.

Слишком быстро, чтобы вильнуть в сторону.

От удара ее тело отскочило на лобовое стекло, разбив его в мелкие осколки, и, перекувыркнувшись через крышу, упало на асфальт. Следующий автомобиль, БМВ, попытался объехать внезапную преграду, но проскочил только торс, а ноги Фэйт расплющились под колесами, пока водитель отчаянно жал на тормоза.

Она так и не узнала, что произошло. Не успела понять.

Она видела лишь солнечный свет и небо — вроде бы такое далекое, но вместе с тем невозможно близкое. Видела лицо своего сына, который опять улыбнулся ей. Как окно в иной мир.

И через считаные секунды она в этот мир отошла.

ГЛАВА 4

Всякий раз, когда инспектору уголовной полиции Филу Бреннану казалось, что он уже видел все доступные человеку изуверства, жизнь с безапелляционностью правого хука опровергала это мнение и напоминала, что на его век кошмаров хватит.

И когда он заглянул в подвал и увидел клетку, то снова почувствовал этот сокрушительный удар.

«О господи…»

Будучи работником отдела по борьбе с особо опасными преступлениями, он регулярно наблюдал, как люди с помутившимся разумом и больной душой уничтожают себя и окружающих. Печальная закономерность этого процесса была непреложна. Он видел, как семейные гнездышки превращались в скотобойни. Видел спасенных жертв, чьи жизни на самом деле заканчивались, хотя они и выживали. Видел жуткие места преступлений, казавшиеся анонсом ада.

Но с этим мало что могло сравниться.

Ладно уж привычные кровь и расчлененка. Страх и ужас, материализованные чьей-то злой волей. Жестокая и бессмысленная гибель. Но здесь, вопреки ожиданиям Бреннана, не было ни страсти, ни ярости. Нет.

Это была другая разновидность кошмара — просчитанная, хладнокровная. Этот кошмар был тщательно продуман и воплощен недрогнувшей рукой.

Хуже не бывает.

Фил стоял как статуя, упершись взглядом в притоптанную землю, и за мурашки на его коже нес ответственность не только подвальный холод.

По стенам кое-как развесили дуговые лампы, свет которых рассеял полумрак и превратил съемочную площадку дешевого триллера в прозекторскую. Свет этот обнажил все, что прятала тьма, и в помещении, как это ни парадоксально, стало еще страшнее.

Бригада криминалистов в синих костюмах уже трудилась в лучах этого мертвенного света. Они силились сплести тончайшие сюжетные нити из образцов тканей и восстановить общую картину по мельчайшим мазкам.

Фил, одетый в похожую форму, стоял в стороне и наблюдал. Впитывал информацию. Обрабатывал ее.

Он понимал, что обязан найти виновного.

Пол подвала покрывали лепестки. Свет ламп выхватывал весь спектр: голубые, красные, белые, желтые. Но все уже коричневатые, сморщенные, умирающие. Все были сорваны с разных цветков. У стен, словно памятники у обочины, на равном расстоянии друг от друга лежали увядшие букеты. Смрад, особенно сильный в замкнутом помещении, был практически непереносим.

А сверху, над букетами, на стенах были криво намалеваны символы — явно оккультные. Фил поначалу решил, что это какие-то сатанинские пентаграммы, но, вглядевшись, понял, что это не так.

Дьяволопоклонники, как подсказывал ему опыт, рисовали совершенно иные вещи. Эти же… Он не мог с точностью сказать, что они означают, но смотреть на них было неприятно. Он как будто видел их когда-то, но забыл. По телу пробежала дрожь.

В центре подвала стояло нечто вроде верстака: деревянная поверхность, откидные металлические ножки. Старый, видавший виды, но все-таки ухоженный верстак. Фил наклонился, чтобы рассмотреть его получше.

Да, доску явно вытирали, но местами древесина потемнела и потрескалась; можно было без труда обнаружить и засечки лезвием. Он едва подавил в себе отвращение.

А еще дальше, за верстаком, находилась клетка. Дойдя до нее, он замер, как космонавт, обнаруживший инопланетный артефакт и не знающий, что делать: поклоняться ему как идолу или уничтожить как врага. Клетка занимала добрую треть подвала — от потолка до пола, во всю стену. Кости были разного размера, но все довольно длинные и увесистые. Тонкая работа. Крепкая конструкция из равновеликих квадратов. Наверняка клетка находилась здесь уже давно, поскольку некоторые кости совсем посерели и отполировались временем. Хотя другие были явно свежими, почти белыми. И все эти годы за клеткой ухаживали, любовно ремонтировали ее, вставляли новые, светлые кости и подвязывали старые, щербатые и темные. Спереди была небольшая дверца.

Кости… Подобранные по размеру и форме кости… Связанные воедино… Он попытался прикинуть, сколько на это ушло времени и сил. Но представить, каким нужно быть человеком, чтобы создать нечто подобное, ему не удалось. Покачав головой, Фил продолжил осмотр.

— На века сработано, — сказал кто-то сбоку. — Британское качество.

Он обернулся на голос, принадлежавший помощнику шерифа Микки Филипсу. В его глазах, несмотря на игривый тон, читалось омерзение и тот же отказ верить в увиденное.

— Почему именно кости?

— Что?

— Это не случайно, Микки. Человек, соорудивший такое, хотел этим что-то сказать.

— Ага. Но что?

— Не знаю. Он же мог использовать дерево, металл, что угодно, а выбрал кость. Почему?

— А черт его знает! Так почему?

— Я тоже не знаю. — Фил еще раз пробежался глазами по сочленениям страшной решетки. — Пока что. — Он огляделся по сторонам: цветы, верстак. — Эта клетка, весь этот подвал… Как будто место убийства, только без трупа.

— Ага, — согласился Микки. — Хорошо, что нам позвонили. Вовремя.

Фил уставился на пятна на верстаке.

— В этот раз…

Они снова взглянули на клетку. Фил первым сумел оторвать от нее взгляд.

— А где сейчас этот ребенок? — спросил он у Микки.

— В больнице с Анни.

Он имел в виду Анни Хэпберн, детектива, с которой работал Фил.

Микки вздохнул и нахмурился.

— Господи, в каком же он, наверное, состоянии…

Микки Филипс все еще считался новичком в отделе, возглавляемом Филом, но уже успел заслужить уважение коллег. Чем дольше Фил с ним работал, тем больше убеждался, что этот человек был сгустком противоречий. На первый взгляд, Микки являлся полной противоположностью Фила. Неизменные костюм (безупречно отглаженный) и галстук в противовес куртке, безрукавке, джинсам и рубахе; аккуратный ежик против растрепанной шевелюры; натертые до блеска туфли — и кеды, а в случае непогоды — поношенные ботинки. Если Микки внешне напоминал вышибалу из ночного клуба, то Фил, скорее, продвинутого университетского преподавателя.

Но кое в чем Микки Филипс выгодно отличался от остальных полицейских, и именно поэтому Фил позвал его в свою команду. Как и многие копы нового поколения, он получил высшее образование, а не добился должности упорным трудом, но недостатки этого поколения ему ни в коей мере не передались. В молодых да ранних выпускниках Фил все чаще с презрением узнавал тщеславных политиканов, но Микки был совсем не таким. Он мог быть жестким, порой даже агрессивным, но никогда не переступал черту. Краснобай и эрудит, он умел, когда следовало, скрывать свои непопулярные среди полицейских качества. Утонченную сторону своей натуры он начал проявлять только тогда, когда Фил взял его к себе в отдел, да и то старался эти проявления ограничивать.

— Я это… Пойду гляну, как там дела наверху. Может, помощь нужна.

Микки явно было не по себе возле чудовищной клетки.

— Это ритуал, — неожиданно для себя сказал Фил.

Микки не шелохнулся: он ждал, что за этим последует.

— Так ведь? — Фил взмахнул рукой. — Все это. Обстановка для ритуала.

— Ритуального убийства того пацана?

— Готов поспорить, что да. Но мы его предотвратили. Мы забрали будущую жертву. Спасли одну жизнь.

— Молодцы мы.

— Ага, — неуверенно протянул Фил. — Молодцы. Вопрос лишь в том, как теперь поведет себя преступник.

Микки молчал.

— Боюсь, самим нам не справиться.

ГЛАВА 5

— Проходите, присаживайтесь.

Марина Эспозито улыбнулась, но ответной улыбки не последовало.



Женщина уселась напротив нее. Рабочий стол Марины был отодвинут к самой дальней стене. Она приложила все усилия к тому, чтобы атмосфера в кабинете стала как можно теплее и дружелюбнее: развесила плакаты на стенах, расставила удобные кресла, постелила ковер. «Это не роскошь, — рассудила она, — а необходимость». Счастливые люди сюда не приходили.

— Итак… — Марина заглянула в раскрытую папку. Она знала, как зовут эту женщину. Она знала о ней больше, чем та догадывалась. — Как вы себя чувствуете, Роза?

Сержант уголовной полиции Роза Мартин выдавила из себя фальшивую улыбку.

— Нормально.

— Вы уже готовы вернуться к работе?

— Вполне. — Закрыв глаза, она принялась разминать шею, и Марина услышала легкий хруст. — Засиделась я дома. Уже с ума схожу от телевизора.

— Еще бы, днем только «Диагноз: убийство» и показывают.

Марина знала точно, сколько длился вынужденный отпуск Розы. Ее саму привлекли к расследованию того дела пять месяцев назад. Аспид, как его прозвали СМИ, был настоящим хищником. Он похитил Розу и подверг ее, связанную по рукам и ногам, сексуальному насилию. Она пыталась бежать, и спасло ее лишь вмешательство Фила Бреннана.

Роза работала под его началом, но Марина знала, что он ее не выбирал и вообще она ему не нравилась. В его представлении это была женщина коварная, чересчур агрессивная и склонная к манипуляциям. Пока Аспида искали, Роза Мартин успела завести роман с начальником, чтобы получить повышение по службе. Бедняга — бывший главный инспектор сыскной полиции — был буквально одурманен ею, и решения, принятые под ее давлением, привели к кровавой трагедии. Впоследствии его, конечно, уволили, но Фила взволновало то, с какой безответственной легкостью Бен Фенвик поставил под угрозу жизни подчиненных.

Впрочем, дело быстро замяли. В упрощенной версии, представленной журналистам, было положенное количество героев и злодеев. Фил стал героем, Роза Мартин — отважной героиней с печальной судьбой, а Аспид — собственно злодеем. Главный инспектор довольствовался участью случайной жертвы.

Марине хватало профессионального хладнокровия, чтобы не верить коллегам на слово и думать своей головой. Но она ведь тоже там была. Она знала всю неприглядную правду. И потому была абсолютно солидарна с его оценкой Розы Мартин.

Тем не менее личную предвзятость пришлось побороть.

Даже Марина вынуждена была признать, что Роза выглядит замечательно. Высокая кудрявая брюнетка в голубом костюме, кремового оттенка блузе и туфлях на тонюсеньких каблуках. Облик воительницы. Присутствие такой женщины в комнате ощущается сразу, еще до того, как встретишься с ней взглядом. Эта дама готова сражаться. Но в то же время готова и работать — она выздоровела, набралась сил, реабилитировалась.

Дело оставалось за малым: Марина должна была одобрить ее возвращение.

Она еще раз заглянула в папку. Убрала прядь волос за ухо. Пусть она ниже Розы Мартин, пускай сложена не так идеально и одета не так ярко, но запугивать себя она никому не позволит. Марине всегда казалось, что к ее волнистым черным волосам и итальянским чертам лица идут кружева и бархат, длинные крестьянские юбки и прозрачные блузы, ковбойские сапоги и шали. Она понимала, что многие парни из органов сочтут ее внешний вид карикатурным, слишком типичным для психолога, но это ее нисколько не беспокоило. Порой Марина даже рада была подчеркнуть некую комичность своих нарядов, ведь тот факт, что она работала в полиции, еще не означал, что выглядеть она должна как полицейский. Кроме того, ее послужной список говорил сам за себя.

— Да, засиделись вы, это точно, — кивнула она. — И чем вы занимались все это время? Помимо того, что любовались Диком Ван Дайком[2].

— Спортом занималась. — Роза Мартин и не думала отводить взгляд. — Чтобы форму не потерять, понимаете. И чтобы скучно не было. Не терпится уже вернуться.

— Не терпится, — снова кивнула Марина.

— Послушайте, — сказала Роза уже с явным раздражением в голосе, защитная броня постепенно с нее спадала. — Я довольно быстро забыла о… том, что случилось. Выбросила все это из головы. Я уже давно готова к работе.

— Но вы же понимаете, что когда… точнее, если вы вернетесь, вас все равно могут уже не пустить на передовую.

Роза заметно напряглась.

— Почему это?

— Я просто консультирую вас. Вы должны отдавать себе в этом отчет.

— Но я готова вернуться! Я же чувствую. Перед тем, как все это случилось, я сдала инспекторский экзамен. Меня должны были вот-вот повысить. Если они согласны меня взять, я могу выйти на работу уже в новом качестве. Я это заслужила. И Брайан Гласс со мной согласен, мы это обсуждали.

«Интересно…» — подумала Марина. Гласс сменил Бена Фенвика на посту главного инспектора сыскной полиции и бог знает на каких еще постах.

Она снова кивнула, но ничего не сказала. Роза Мартин вела себя вполне типично. Все полицейские считали, что справятся без посторонней помощи. Все они доходили до точки, когда отдых становился невыносим, и рвались в бой. А если возникнут проблемы, считали они, если пережитый ужас вдруг воскреснет в памяти, то всегда можно положиться на свои неисчерпаемые внутренние ресурсы. За то недолгое время, что Марина проработала в полиции, она видела достаточно таких храбрецов. И все обжигались. Внутренние ресурсы отказывали в самый неподходящий момент. Долгие месяцы восстановления шли насмарку.

Она чуть подалась вперед.

— Послушайте, Роза. Я не хочу разрушать ваши надежды, но нельзя же просто взять и вернуться к работе как ни в чем не бывало.

Роза тоже наклонилась к ней.

— Я себя знаю. Я знаю, как я себя чувствую. Понимаю, когда мне плохо, а когда — хорошо. И сейчас мне хорошо.

— Не все так просто.

— А в жизни вообще все непросто, — хрипло расхохоталась Роза. — Все дело в Филе Бреннане, ведь так? Я знаю, как он ко мне относится. Если кто и станет мешать моему возвращению, так это он.

Марина тяжело вздохнула и даже не попыталась это скрыть.

— Я психолог, Роза. Меня связывают профессиональные обязательства. Вы действительно хотите, чтобы я вписала «параноидальный синдром» в ваше личное дело?

Роза Мартин откинулась на спинку кресла и принялась сверлить Марину взглядом.

— Послушайте, Роза. Вы пять месяцев отказывались встретиться со мной. Игнорировали все мои попытки вам помочь.

— Потому что мне помощь не нужна. Я сама справилась.

— Это вы так считаете. Вы даже не ходили на курсы управления гневом, которые я порекомендовала.

При этих словах глаза Розы вспыхнули.

— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — упрямо повторила она.

Марина снова вздохнула.

— Я просто хотела сказать, что понимаю, каково вам.

Роза презрительно фыркнула.

— Это вы разыгрываете сценку «Лучшая подруга»? Никто, мол, меня не поймет, только вы.

Марина задумчиво склонилась над своими записями. Подняв голову, она сказала:

— Нет, это другая сценка. — Нарочито прохладный тон призван был скрыть ее раздражение. — Это сценка, в которой я на время забываю о своем профессиональном долге и отклоняюсь от сценария. Забудьте и вы, что я психолог, а вы — полицейский. Давайте поговорим, как обычные люди.

Роза промолчала.

— Я действительно понимаю, каково вам, Роза. Потому что сама через это прошла. Вы тогда еще здесь не работали, но обстоятельства были очень похожие. Если не верите, можете навести справки. — Марина дала себе несколько секунд, чтобы справиться с эмоциями, и продолжила: — Я вела себя точно так же. Считала, что справлюсь сама. Буду жить, как будто ничего и не было. Я пыталась. Но не смогла. — Голос ее предательски дрогнул.

Роза нахмурилась, но на лице ее читался явный интерес.

— Что же произошло?

Марина пожала плечами.

— Я кое-как выкарабкалась, но на это ушло немало времени. Больше, чем я рассчитывала. Нелегко было. Но я справилась. Постепенно.

Обе молчали, пока у Розы не зазвонил телефон. Она ответила прежде, чем Марина успела сказать, что телефон следовало выключить. Она наблюдала за лицом Розы, на котором изначальная враждебность сменилась вежливым интересом, даже уголки губ немного приподнялись.

Роза достала из сумочки блокнот и ручку, что-то записала и отключилась.

— Это был Гласс. Он нашел для меня подходящее дело.

Марина кивнула, отметив слово «подходящее».

— Хорошо. И когда вы ему нужны?

— Немедленно. Не хватает людей. Он уверен, что я готова.

— Да ну?

Вторая улыбка — смелая, возбужденная. Улыбка победительницы.

Марина пожала плечами.

— Что ж, тогда ступайте.

— Вы разве не должны написать отчет?

— А какой в этом смысл?

Роза вышла из кабинета.

Марина покачала головой, словно вытряхивая из памяти эту беседу. Она проверила по ежедневнику, кто следующий, покосилась на наручные часы. Что взять на обед? Интересно, чем сейчас занимается Джозефина, гостившая у бабушки с дедушкой? И тут зазвонил телефон.

Это была Анни Хэпберн.

— Занята? — И, не дождавшись ответа, продолжила: — Хочешь отвлечься?

— Ты о чем?

В голосе Анни слышалась нерешительность.

— Я сейчас в больнице. В главной. И мне нужна твоя помощь.

ГЛАВА 6

Пол оставил его в пещере. В самом дальнем углу. Забил эту пещеру, закупорил ее, как бутылочное горлышко. В надежде, что он никогда не сможет выбраться наружу.

Запихнул в самую глубь. В самый дальний, самый темный, самый влажный угол, где слышно только вопли заблудших душ. Где живут только отвратительные, поросшие коркой грязи подземные существа. Подальше от света. Как можно дальше от света.

Настал его черед выходить наружу. Подставлять лицо солнцу.

Закрыть глаза, вдохнуть поглубже, вспомнить, что на самом деле важно. А важно то, что он может так жить. Может еще жить с лицом, обращенным к солнцу. Закрыть глаза, расслабиться, вдохнуть. Он мог. Надо только верить.

Его не затащат обратно. Обратно в пещеру.

В темноту.

Он закрыл глаза. Сел на пол. Вернулся — вернулся в свое любимое место, свое священное место. Он попытался расслабиться, но не сумел. Все из-за шума. Из-за людей. Что они там делают? Суетятся, галдят, визжат покрышками своих машин; их голоса плавают в воздухе. Они говорят. Говорят, и говорят, и говорят. Вечная болтовня, а смысла — чуть. Как помехи на радио. Обычный шум. Ужасный шум. От шума у него болела голова.

И тут он увидел мальчика.

Его вытащили из жертвенного чертога. Он брыкался, визжал, толкался, дрался. Плакал.

И Пол зарылся лицом в ладони. Закрыл уши, чтобы туда не поступал шум. Звуки плача. Плачущий мальчик…

Нет, нет…

Не в этом же дело. Он никогда этого не хотел.

Никогда, нет… Все должно было быть не так. Он пытался это предотвратить. Пытался… И вот что из этого получилось.

Мальчик не унимался.

Покачиваясь вперед-назад, Пол начал напевать, чтобы заглушить шум и отогнать злых духов.

Он бормотал слова старых песен. Песен счастливых времен. Хороших времен. Песен общности, братства, сплоченности.

Но это не помогало: он все равно слышал вопли мальчика. Представлял его слезы и чувствовал его страх.

Наконец шум прекратился. Мальчик перестал кричать.

А может, рот его закрылся, но крик продолжался внутри. Остались только люди в синих костюмах и их шумиха.

Он рискнул выглянуть из убежища — и сразу увидел, что они устремились к жертвенному чертогу.

Он знал, что они там найдут.

Он нырнул обратно. Сердце бешено билось в груди.

Он знал, что они там найдут. Знал…

А еще он знал, что они не остановятся. Они продолжат искать в его доме. Они его найдут. А потом… Потом…

Нет, так нельзя. Нельзя.

И он свернулся в клубок. Он снова стал младенцем, вернулся в материнскую утробу.

Тогда он был счастлив.

Он лежал, свернувшись клубком. Он надеялся, что его не найдут.

По крайней мере, он не в пещере.

Уже неплохо.

ГЛАВА 7

— Именно, — сказал Фил. — План действий.

Ему хотелось поскорее выбраться на поверхность, ощутить солнечный свет на своей коже, набрать полные легкие свежего воздуха. Но пока что он не мог этого сделать.

— А что рассказал парень, который позвонил в полицию? — спросил он у Микки.

Тот сверился с записями.

— Их, в общем-то, было двое. Бригада по сносу. Тут должны построить новый район. Их обоих отвезли в больницу: искусанному нужна медицинская помощь. Он все время что-то твердил о комиксах… Наверное, состояние шока.

— О комиксах? — нахмурился Фил.

— «Дом тайн» и «Дом секретов», — сказал Микки, и ему даже не пришлось заглядывать в блокнот. — История о двух братьях, которые постоянно друг друга убивают. А между их домами — кладбище.

— Ясно. Нужно будет…

Он осекся, снова уставившись на клетку. Весь этот умело инсценированный ужас не давал ему покоя. Клетка, цветы, знаки на стене, верстак, похожий на алтарь… В свете ламп подвал и впрямь напоминал сцену в гнетущем ожидании актеров, которые еще не знают, что спектакль отменили. В животе у Фила похолодело. Но эта атмосфера будила в нем и иные чувства, прежде всего — странное восхищение. Он восхищался мастерством ремесленника, его трудолюбием, усердием… Клетка была настоящим произведением искусства.

Он подошел ближе, чтобы пощупать отполированную кость. Коснуться ее, исследовать, возможно, даже погладить — но при этом и убежать от нее, отпрянуть, забыть. Не сводя глаз с диковинного сооружения, Фил чувствовал, что голова у него кружится от восторга, а внутри все обмирает от гадливости. Повинуясь смутному импульсу, он протянул руку, обтянутую латексной перчаткой…

— Шеф?

Фил сконфуженно заморгал, словно выйдя из транса. Голос Микки вернул его к реальности.

— Думаю, тебе будет интересно.

Один из полицейских светил фонариком в угол. Фил с Микки подошли поближе. За букетом увядших цветов был спрятан целый набор садовых инструментов: лопатка, вилы, серп и нож.

— О господи… — только и смог вымолвить Фил.

Микки пригляделся к инструментам.

— Наточенные?

Потемневшие, обшарпанные черенки, но лезвия оказались острыми как бритва. Серебристая гладь металла отражала свет фонарика, шарящего по углам.

— Отдайте на экспертизу, — распорядился Фил. — Я почему-то уверен, что коричневые пятна — это кровь.

— Думаешь, это был не первый его пленник? — спросил Микки.

— Судя по всему. — Фил отвернулся, чтобы не видеть инструменты, цветы и клетку. — Так вот. План. Нужно разработать план действий.

И все равно он чувствовал присутствие клетки. Она словно бы буравила его немигающим взглядом, от которого чесалось между лопаток. Вот только найти точное место и утолить зуд он не мог.

— Пташки уже здесь? — спросил Фил.

— Наверное.

— Тогда идем.

Он в последний раз взглянул на клетку в расчете увидеть ее без мистического флёра. В конце концов, она служила ужасной, омерзительной тюрьмой для ребенка. На полу, в самом углу, стояло ведро, от которого расходились волны вони: должно быть, туда мальчик справлял нужду. Рядом — две пластмассовые миски, грязные, в трещинах. Из одной, с комками какой-то дряни по краю, торчали кости — поменьше тех, из которых соорудили клетку. Еда. Во второй была вода, явно несвежая.

Фил пожалел, что рядом нет его напарницы, психолога Марины Эспозито. Они вместе раскрыли несколько дел, и вскоре их профессиональные отношения переросли в личные, но сейчас она была нужна ему в ином качестве. Она могла бы помочь им найти преступника. Заручившись ее поддержкой, они бы выяснили, почему какой-то человек поступил так бесчеловечно. А «почему», если повезет, могло превратиться в «кто».

Клетка по-прежнему притягивала Фила. Ее вид пробуждал в нем какие-то смутные воспоминания. Что это были за воспоминания, он понять не мог, но знал одно: они были ужасными.

Он напряг память — и нечеткий силуэт проступил в тумане, как призрак.

И тут он снова ощутил это. Знакомая тяжесть сдавила грудь, как будто кто-то стиснул сердце в железном кулаке. Он понял, что нужно срочно бежать отсюда.

Вихрем пронесшись мимо Микки, Фил выскочил из дома. К свежему воздуху, к свету, к желанному солнцу. Но солнце светило ему понапрасну.

Фил прислонился к стене. «Почему? — подумал он. — Почему именно сейчас? Ничего ведь не произошло, я не перетрудился и не переволновался. Почему же это случилось здесь и сейчас?»

Он сделал глубокий вдох, подождал несколько секунд. Приступы паники в последнее время участились. Он списывал это на стрессы семейной жизни с Мариной и их дочерью Джозефиной: они съехались совсем недавно. Работа тоже требовала больших усилий и приносила немало огорчений. Но у него были люди, которых он любил и которые любили его. Был счастливый дом, куда он мог вернуться в конце рабочего дня. Он и надеяться не смел, что получит от судьбы столь щедрый дар.

Потому что Фил никогда не верил в долгосрочность счастья. И немудрено, учитывая, что рос он в детских домах и приемных семьях, среди насилия и запугиваний. Так он научился понимать, что за все в жизни приходится платить и все в мире когда-нибудь заканчивается, поэтому оставалось наслаждаться скоротечными радостями. Каждой секундой, грозящей стать последней. Если это было счастье, то счастье канатоходца, с трудом удерживающего равновесие.

Он открыл глаза. Рядом с озабоченным лицом стоял Микки.

— Шеф, ты как?

Фил сделал несколько глубоких вдохов и только тогда ответил:

— Нормально, Микки. Нормально. — Он решил на время отложить тревожные мысли, которые пробудила в нем клетка из костей. — Идем. Работа не ждет.

ГЛАВА 8

Донна почувствовала, что кто-то назойливо тычет ей пальцем в плечо. Не обращая внимания, она перевернулась на другой бок в надежде, что от нее отстанут.

В напрасной надежде.

— Донна…

Опять тычки — еще назойливее, еще сильнее. И голос все громче:

— Донна…

Она открыла глаза, но только для того, чтобы снова их закрыть.

— Еще минутку, Бен. Не мешай тете Донне.

«Господи, — подумала она, — ты только послушай себя! Тетя Донна… Совсем, видать, туго».

Она надеялась, что Бен послушается, но понимала, что это маловероятно.

— Есть хочу.

Донну передернуло от гнева. Первой мыслью было врезать пацану кулаком по морде, чтобы помнил: жизнь несправедлива, и если он проголодался, то это еще не значит, что его тут же накормят. За кого он вообще ее принимает? За мать родную?

Она покрепче зажмурилась, осознавая, что этой уловкой ребенка не обманешь.

Вяло похлопав по пустой половине кровати, она спросила:

— А где твоя мама?

Голос ее звучал как видеокассета, проигранная на неправильной скорости.

Но Бен понял вопрос.

— Не знаю. Вставай. Есть хочу.

Донна только вздохнула. А что толку? Все равно придется вставать. Гнев постепенно стихал. Бедный парень, он же не виноват, что мамаша не пришла ночевать. Но вот когда она наконец объявится…

Это ж надо — оставить ее одну с ребенком! А ведь обещала скоро вернуться.

Донна наконец сползла с кровати. Холод мгновенно взбодрил ее, голова закружилась: да, пожалуй, ночью она слегка перебрала. Коктейли из сидра с водкой. Самодельные. С черной смородиной. А ведь вчера это показалось ей хорошей идеей, особенно когда Бенч с Томмером принесли «травки» и кокаина. Фэйт тоже должна была прийти. Пусть теперь пеняет на себя.

И помочь, между прочим, тоже могла бы, вместо того чтобы шифроваться и куда-то сбегать. Донне одной пришлось обслуживать обоих: как-то ведь надо расплачиваться за наркоту и бухло. Все по-честному. Ничего особенного.

Она посмотрела на Бена, одетого в застиранную пижаму с Человеком-пауком. Она-то знает, что он не первый год ее носит.

— Ладно, — пробормотала она, закутываясь в халат. — Сейчас.

Пока она спускалась по лестнице, похрустывая коленями, как старуха (хотя ей на самом деле было всего тридцать два), Бен уже добежал до кухни. Небось уже порыскал по шкафчикам, посмотрел, что там есть, а кое-чем, наверное, и угостился. Он просто хотел, чтобы она ему что-нибудь приготовила. Засранец маленький!

В гостиной она на миг остановилась — полюбоваться последствиями вчерашнего веселья. Как обычно: приперлись, перевернули весь дом вверх дном и свалили. Хотя чего уж жаловаться: она тоже к этому руку приложила, да и не было никогда здесь особенно чисто.

В холодильнике обнаружились остатки бекона.

— Хочешь бутерброд?

Ерзая от нетерпения на стуле, Бен выпалил:

— Да!

— Тогда можешь и мне приготовить.

Донна рассмеялась собственной шутке, но Бен вмиг надулся.

— Ладно, хоть чайник поставь. Это тебе под силу?

Он кивнул, набрал в чайник воды и зажег конфорку.

— Молодец!

Он улыбнулся, явно польщенный.

Донна с неохотой принялась жарить бекон.

— Возьми в холодильнике колу.

Бен повиновался. Неплохой он, в общем-то, паренек. Ей встречались и похуже. Да что там — она в детстве вела себя куда паскуднее. И все-таки она его обхаживать не нанималась. И Фэйт, овца такая, должна это усечь. Когда наконец соизволит вернуться домой.

Намазав ломоть белого хлеба маргарином и кетчупом, она соорудила Бену бутерброд, который тот проглотил в мгновение ока. Своим она решила насладиться под сигаретку.

— А в школу тебе не надо? — спросила она, протирая глаза.

Он пожал плечами.

— Вроде надо.

Боже, ну и бардак! Голова у Донны гудела, и ни бутерброд, ни сигарета не помогали.

— Ну, значит, будет выходной.

Бен улыбнулся.

Чем скорее вернется Фэйт, тем быстрее она сможет снова лечь спать. После того, конечно, как прочистит ей мозги. Пусть знает, что теперь она перед подругой в долгу.

Отхлебнув чаю, Донна сделала глубокую затяжку. Мало-помалу она начинала чувствовать себя человеком.

И не знала, что Фэйт уже не вернется.

И не знала, что под окнами дома стоит большая черная машина — и чего-то ждет.

ГЛАВА 9

— Значит, его нашли в клетке, я правильно поняла?

Анни Хэпберн, не сводя глаз с больничной койки, кивнула.

— В клетке из костей?

Анни снова кивнула.

Марина смотрела на врача, которая беседовала с Анни, и пыталась считывать ее реакцию на услышанное. Она надеялась, что среагируют они примерно одинаково.

— О господи…

Так и вышло.

Перед ними на кровати лежал истощенный, скелетообразный ребенок с затравленными глазами в черных полукружиях. Пожалуй, нескоро удастся вымыть частички грязи из его волос и кожи, бледной, как кость, а на том участке, куда воткнули катетер, и вовсе белоснежной. На сломанные пальцы наложили временные шины. Одурманенный успокоительным, он спал в одиночной палате, где выкрутили лампочки, чтобы ему не обожгло глаза. Единственными источниками света служили экраны аппаратов.

Марина даже не знала, какие задавать вопросы, помимо самых формальных. Она не позволяла себе строить догадки.

— Доктор Уба!

Врач оторвалась от ребенка. Марина понимала, что этот случай уже выходит за рамки ее компетенции.

— Что вы уже успели сделать?

Доктор Уба, похоже, рада была услышать вопрос, на который могла ответить.

— Пациента первым делом нужно было стабилизировать, измерить рост, вес, обработать царапины и раздражения, наложить шины на пальцы. Потом мы взяли анализы.

— Анализы?

— Кровь, волосы, соскоб из-под ногтей. — Она, сглотнув комок, покосилась на мальчика, вытянувшегося на кровати. — Мазок из анального отверстия. Результаты будут в конце дня или завтра.

— А что вы можете сказать на данный момент? — спросила Анни.

— Ничего конкретного. Надо сначала посмотреть анализ крови, выяснить, какие у него инфекции, каких питательных веществ не хватает особенно остро. Проверим плотность кости, бедра, суставы… — Она тяжело вздохнула. — Зубы у него в ужасном состоянии. Ему, должно быть, сейчас очень больно.

— Он укусил парня из бригады по сносу, — заметила Анни.

Доктор Уба удивленно вскинула брови.

— Странно, что у него зубы не выпали.

— Может быть, вы еще как-то можете нам помочь? — спросила Анни, но доктор Уба только покачала головой.

— Вы же сами все видите. Он провел достаточно долгое время в этой… клетке. Давно не видел солнца, не получал нормальной пищи. Когда он придет в себя, можно будет определить степень его социализации, но, боюсь, она окажется весьма невысокой. Впрочем, есть еще кое-что… Кое-что странное.

— Еще более странное?

— Да. — Доктор указала на его ступни, скрытые простыней. — На правой стопе. Мы сначала решили, что это шрам, но, когда присмотрелись внимательнее, поняли, что это нанесено умышленно.

— Умышленно? — переспросила Марина.

— Похоже на то, — кивнула доктор Уба. — Нечто вроде… клейма.

— Клейма? Как на скоте?

Доктор снова кивнула.

— Впервые такое вижу.

Марина посмотрела на ребенка и, вспомнив о своем, инстинктивно прижала руку к животу. Она клялась, что никогда не забеременеет. Тяжелое детство вкупе с ужасами, которые она ежедневно наблюдала на работе, склонили ее к мысли, что рожать ребенка в этом мире — поступок не только самый эгоистичный, но и самый глупый. И тут вдруг она забеременела — не планируя, сама того не желая. Более того, отцом был не ее тогдашний партнер, а Фил Бреннан. Жизнь шла под откос. Но теперь, два года спустя, все встало на свои места. Ее жизнь изменилась к лучшему. Они съехались с Филом, дочке был почти год. И только мальчик на больничной койке смог напомнить ей, что продолжение рода — это, возможно, не самый эгоистичный и глупый поступок, но уж точно один из самых страшных.

Мрачная атмосфера палаты буквально давила на нее.

— Может, выйдем в коридор?

ГЛАВА 10

После гнетущей темноты в палате даже пропахший антисептиками воздух в коридоре и яркие лампы дневного света на потолке создавали уютную, домашнюю атмосферу. Заметив, что ее спутницы, пускай и бессознательно, судорожно глотают воздух, Марина догадалась, что они испытывают схожие эмоции.

В больницу она приехала сразу же, как только Анни позвонила. В графике все равно зияло окно, а голос Анни выдавал не только срочность, но и важность дела. Во всяком случае, это должно было быть важнее, чем решать, возвращаться ли на работу какой-то сварливой, чванливой бабе.

Марине нравилось работать с Анни. Она знала, как трудно любой женщине чего-то добиться в органах, а уж тем более женщине чернокожей. Для этого нужно было проявить недюжинное упорство. А уж упорства Анни было не занимать, хотя ей хватало ума смягчаться в нужные моменты.

По ее внешнему виду сразу можно было понять, кто ее начальник: джинсовая куртка, карго-брюки, высветленные волосы. Она явно не пропускала мимо ушей призывы Фила к творческому, неординарному подходу. Отсюда и ее уверенность, и отсутствие надменности. А такая комбинация, как подсказывал Марине опыт, была большой редкостью среди полицейских.

Задумавшись об этом, Марина поняла, что она, видимо, уже тоже входит в команду Фила. Особенно если учесть, что она официально устроилась на работу в полицию.

Близился первый день рождения Джозефины, их с Филом общей дочери. А поскольку оба были профессионалами и много времени уделяли карьере, домашние обязанности решено было тоже сделать общими. Они убирали, кормили и воспитывали ребенка по очереди. В устаревшей патриархальной системе такое разделение труда явно не прижилось бы. Скорее это были партнерские отношения, отношения на равных.

Вот только продлилось это партнерство недолго. Не потому, что кто-то заупрямился, и не из-за каких-то умозрительных потребностей — просто в силу обстоятельств. Они стали обычными родителями с первенцем на руках: кто-то работает, кто-то сидит дома. Работать продолжил Фил. Покончив с домашними хлопотами, он все-таки выходил из дому, чем-то занимался, его жизнь не ограничивалась уходом за ребенком. Марине же это не удалось: ее работа требовала слишком много усилий. И она оставалась нянчить дочку — и вскоре начала ненавидеть себя за это.

Поэтому, когда в Колчестере открылась вакансия штатного криминального психолога, она сломя голову кинулась на собеседование. Она знала, что справится с этой работой. Побаиваясь негативной реакции со стороны Фила, она, сколько могла, скрывала от него свое решение, но, как выяснилось, совершенно зря. Он всячески поддерживал ее и даже написал рекомендательное письмо. А когда ее наконец взяли, договорился со своими приемными родителями, Доном и Эйлин Бреннан, чтобы те забирали девочку к себе. Они были очень рады такому повороту событий.

Таким образом, довольны остались все: Марина и Фил могли заниматься любимым делом, не подвергая риску свою семью, Дон и Эйлин чувствовали себя полноправными членами этой семьи, а Джозефина купалась во внимании родственников. И оставаться по вечерам втроем с дочкой Марине и Филу было теперь еще приятнее.

— Я и на работе все успеваю, и дома полный порядок, — когда-то сказала она ему. — И рыбку съела, и косточкой не подавилась. В «Дэйли Мэйл» с ума бы сошли, если бы узнали. Хотя бы ради этого стоило постараться.

Фил тогда рассмеялся. И она сейчас улыбнулась, вспоминая тот разговор.

Все шло хорошо. Слишком хорошо. У нее раньше никогда так не было. Не сегодня-завтра должно было произойти что-то плохое. Как случалось всегда.

— Ты как? — спросила Анни.

Марина растерянно заморгала, словно очнувшись ото сна.

— Нормально, просто задумалась.

— Я позвала сюда Марину, потому что она наш штатный психолог, — пояснила Анни врачу.

— Думаю, вы нам понадобитесь, — сказала доктор Уба.

— Вот только я не детский психолог. Я работаю в полиции.

— Учитывая, сколько этому бедняге пришлось пережить, — доктор указала глазами на запертую дверь палаты, — мы будем рады любой помощи.

— Согласна, — кивнула Анни. — Надо официально тебя подключать. Даже если мальчику ты помочь не сумеешь, твои подсказки могут вывести нас на преступника. Ты же знаешь, что заводит этих извращенцев.

Марина кивнула. Ей вспомнилась улыбка Джозефины, но думать о ней не время. Сейчас нужно сосредоточиться.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

— Мне надо проверить списки пропавших без вести детей, — сказала Анни.

— Давай. И проверь еще… — она с трудом выдавила из себя эти слова, — …отметину на стопе. Может, она еще у кого-то встречалась. Если тебе разрешат тут оста…

Ее перебил отчаянный вопль, донесшийся из палаты. Они обменялись понимающими взглядами.

— Просыпается, — сказала Анни. — Идемте.

И они все вместе вернулись в палату.

ГЛАВА 11

Возле дома уже установили белый тент, призванный отпугивать воров и зевак. Фил начал снимать форму, и Микки последовал его примеру.

— Костюмчики у нас, конечно, как персональная сауна, — сказал он. — С каждым выездом по три кило теряю.

Фил рассеянно улыбнулся шутке, но на самом деле слушал не напарника, а свое дыхание. Кажется, в норме. Он поднял глаза на полицейские машины и «скорые», припаркованные у начала тропинки; территорию уже обнесли желтой лентой, так что зевакам приходилось ютиться на мосту. Вытянув шеи, они искали взглядами хоть что-то интересное, опасное, волнительное. Они блаженствовали от близости насилия и одновременно от отсутствия всякого риска. Как будто его работа была для них зрелищным видом спорта.

— Вроде как телевизор смотрят, — сказал Микки, словно прочитав его мысли.

— Это наша публика. Работники, понимаешь ли, шоу-бизнеса.

Он вспомнил подвал, так похожий на сцену, и эта аналогия уже не казалась ему уместной.

— Шеф?

Фил обернулся: прибыли Пташки, детективы Эдриан Рен и Джейн Гослинг. Из-за птичьих фамилий их всегда упоминали вместе, да и внешность к тому располагала: Эдриан отличался миниатюрностью, Джейн — длинной шеей. Вдвоем они напоминали клоунов, готовых в любой момент разыграть старомодный музыкальный номер. Тем не менее это были лучшие офицеры Фила.

Фил подозвал их к себе.

— Рад вас видеть.

Пташки коротко кивнули в знак приветствия.

— Итак, — обратился Фил к собравшимся, — криминалисты займутся территорией вокруг дома. Я уже спускался вниз и могу ответственно заявить: работы у нас непочатый край.

— В каком смысле? — нахмурилась Джейн Гослинг.

Он рассказал о том, что увидел в подвале.

— Мы еще не знаем, из каких костей сделана клетка, но, надеюсь, узнаем довольно скоро.

— На человеческие похожи? — спросил детектив Рен.

— Нельзя исключать такую возможность. Но я могу точно сказать, что клетку сделали много лет назад. И, судя по обстановке в подвале, это часть какого-то сложного ритуала, своевременно прерванного. Похоже, мы имеем дело с опытным преступником. Так что надо будет выяснить личность нынешнего и бывших владельцев, узнать историю этого дома и тому подобное.

— С этим я могу тебе помочь, — отозвался Микки, листая блокнот. — Один из парней, которые нам звонили, назвал фирму-заказчика. Это «Джордж Байерс». Штаб у них находится в Ньютауне. Там должны знать, кто владелец.

— С этого и начнем. — Фил оглянулся на внушительное здание у себя за спиной. Из окон на происходящее внизу таращились люди. — Хотя нет, сперва разузнайте, что это за здание. Кто там работает, чем они занимаются, не видели ли, как кто-то заходит или выходит из дома. Наверняка хоть что-то да всплывет.

Микки кивнул, делая пометки в блокноте, Эдриан занимался тем же. Фил, по-прежнему ощущая на себе чьи-то взгляды, отвернулся в другую сторону. Там над растрескавшимся, поросшим сорняками цементом высокий ячеистый забор из последних сил сдерживал напор разбушевавшихся растений. Тропинка вела к другому полуразрушенному дому.

— А там что такое?

— Муниципальные дачи, — ответил Микки, проследив его взгляд.

Присмотревшись, Фил понял, что это не один дом, а целая вереница двухэтажных хибар, расположенных уступами. Все требовали срочного капитального ремонта: от крыш остались только остовы, с которых стаяло все мясо черепицы и жир изоляции. Окна и двери были заколочены, древесина покоробилась и посерела, сточные желоба и трубы проржавели. Все стены снаружи были исписаны граффити, вокруг террас бушевала дикая растительность.

— Джейн, оставайся тут, работай с криминалистами. Вернее, с экспертами-криминалистами. Нельзя огорчать их непочтительным обращением.

Все улыбнулись: службу криминалистов недавно официально переименовали в экспертную ради внешнего лоска.

— Анни сейчас в больнице с ребенком. Он пока спит. Она проверит списки пропавших детей, обзвонит детские дома и узнает, не сбегал ли кто.

Зеваки продолжали таращиться на них. Вроде совсем близко, а все же далеко, в ином мире. И Фил знал, что в глубине души они тоже это понимают. Насмотревшись вволю, они могут спокойно уйти, благодаря судьбу за то, что случившееся их не коснулось. А вот Фил уйти не мог.

И мальчик в подвале — тоже.

— Я схожу проверю тот дом. Все готовы?

Все были готовы.

— Что ж, тогда идемте.

Но Фила остановил телефонный звонок.

ГЛАВА 12

Роза Мартин сглотнула комок в горле. И снова сглотнула. Опять этот прилив энергии, этот всплеск адреналина, которого она не испытывала долгие месяцы. Здесь ее место. Она вернулась. Она вновь при деле.

С тех пор, как ей позвонили, все пошло словно по маслу. Все стало правильно.

Она подъехала к знаку «Дорога закрыта» на Колчестер-роуд, возле деревеньки Уэйкс Колн, показала ордер через ветровое стекло — и ее пустили туда, откуда прогоняли транспорт простых смертных. Она упивалась своей властью. Она так по ней скучала.

Припарковавшись у самого кордона, она снова непринужденно взмахнула ордером, и полицейский не посмел ей возразить. Она кайфовала оттого, что могла нырнуть под желтую ленту и, постукивая каблуками, преспокойно шагать по закрытой проселочной дороге. Деревья у обочины, казалось, почтительно кланялись ей и радушно приглашали к месту преступления.

Впереди уже виднелся внедорожник, расквасивший левое крыло о дорожное ограждение. Рядом копошились криминалисты и простые полицейские; все взгляды были устремлены вниз. Она зашагала быстрее; скорее бы присоединиться к своему клану, скорее бы вновь окунуться в жизнь. Скорее бы повести их всех в бой!

И тут она замерла как вкопанная. Кое-чего она, оказывается, не заметила.

Они сидели на корточках. Стояли на коленях. Труп. Там есть труп.

Грудь сжал внезапный приступ страха, руки задрожали, ноги отказывались сдвинуться с места. Ей захотелось развернуться и убежать обратно к машине, по ту сторону ленты. Забыть об этом всем. Спрятаться.

А ведь Марина ее предупреждала.

Марина… Роза закрыла глаза и постаралась дышать размеренно.

Болтовня этой женщины, равно как и ее ублюдочного хахаля, не имели к ней ни малейшего отношения. Она им покажет. Они еще увидят, какая она сильная, бесстрашная и спокойная. Еще посмотрим, чья взяла!

Дрожь постепенно стихла, дыхание выровнялось.

Она размяла мгновенно онемевшие пальцы, возобновляя контроль над собственным телом, отдавая ему приказания. Да. Она им еще покажет.

Она пошла дальше, мимо виадука, под кроткий шелест листвы, напоминающий шорох джазовых щеточек по барабану. Поначалу нерешительная, вскоре она осмелела и, дойдя до группы полицейских, с неподдельной гордостью продемонстрировала свое удостоверение.

— Сержант Мартин, — представилась она, пожалуй, даже слишком громко — на случай, если кто-то не разглядел документ. — Что тут у нас? — спросила она, откашлявшись.

Мужчина в штатском, которого она сперва не заметила, поднялся и подошел ближе.

— Привет, Роза. Рад тебя видеть.

Он протянул руку, она ее пожала. Это был ее начальник — Брайан Гласс, исполняющий обязанности главного инспектора.

Гласс улыбнулся ей — едва заметно, сдержанно, словно боялся переборщить. Губы его просто дернулись в мгновенной судороге и снова выпрямились. Улыбки улыбками, а работать нужно. Она знала, какая у этого человека репутация — педанта, не терпящего расхлябанности. Неизменно элегантный, но без дешевых эффектов. В таком костюме хоть в суд, хоть на телевидение. Короткая аккуратная стрижка, далекая, впрочем, от солдафонства, и седина на висках. Он привык работать методично и прилежно, привык добиваться результата. Спина — прямая, сложение — спортивное. Он мог бы выпускать собственную туалетную воду с названием вроде «Запах альфа-самца». Загорелый, пышет здоровьем. «Очень загорелый», — отметила Роза. Просто полицейский из полицейских. Идеал.

Она улыбнулась своим мыслям, а когда заметила, что его взгляд скользнул к ее груди, улыбнулась еще раз, надеясь, что никто ее улыбки не увидит. Она знала, какое оружие хранится в ее арсенале, и не стеснялась использовать его в нужный момент.

Он еще раз улыбнулся ей — на этот раз благодарно. И она сразу поняла, что дело у нее в кармане. Теперь он ей ни в чем не откажет. Потому что за строгим фасадом скрывался обычный парень, не лучше и не хуже прочих.

Он был полностью в ее власти. Может, он сам этого пока не понимал, но скоро она его убедит. И ей воздастся за труды.

Да. Отличное намечается дельце.

ГЛАВА 13

Фил отошел в сторонку и поднес трубку к уху.

— Фил? Я всего на минутку, насчет Джозефины. Когда ты ее заберешь?

Он сразу узнал Дона Бреннана, своего приемного отца.

— Привет, Дон.

И тот мгновенно понял, что позвонил не вовремя.

— Извини, ты сейчас занят, да?

Фил огляделся: все распоряжения отданы, все подчиненные при деле. Он прикрыл мембрану ладонью и ответил:

— Немного.

— Что случилось? — изменившимся голосом спросил Дон.

Дон сам когда-то служил в полиции. Он не только воспитал Фила, но и склонил его к работе в органах, и теперь ему сложно было отпустить повзрослевшего ребенка. Фил понимал это и старался держать его в курсе дела. Когда имел такую возможность. Он часто шутил, что, рассказывая, как прошел день, чувствует себя главой ЦРУ на совещании с бывшим президентом США.

Фил предлагал Дону устроиться в архивный отдел, но тот всякий раз отказывался под предлогом того, что это только имитация настоящей работы в полиции. В некотором роде подачка отслужившим свое старикам. Поощрительный приз. Но Фил не сомневался, что в скором времени отец передумает.

И сейчас он не спешил с ответом. Ему не хотелось особенно распространяться о новом расследовании, но и держать Дона за дурака было бы оскорбительно.

— Убийство?

— Если бы все было так просто… Я сейчас в Ист-Хилле. Мы нашли ребенка. Он… Дела у него плохи.

— Жестокое обращение?

— Судя по всему. Но он жив. Его держали в подвале. В клетке.

Фил ожидал дальнейших расспросов, но на другом конце воцарилась тишина.

— Ты меня слышишь?

— Да, слышу. В клетке, говоришь? — Это уже не был голос заботливого отца и деда. Это был голос полицейского, учуявшего след. — В какой именно?

Фил снова замялся.

— Из… костей. В клетке, сделанной из костей.

В ухо ему ударила оглушительная тишина.

— Слушай, Дон, давай я тебе потом перезвоню. Ничего, если Джозефина еще чуть-чуть побудет у вас? Я не знаю, когда освобожусь.

— Да-да, конечно… — пробормотал Дон, явно думая о чем-то другом. — Ты звони, если что.

— Хорошо. — Фил посмотрел на часы и перевел взгляд на дом у огородов. — Ладно, мне пора. Я тебе еще звякну.

Они попрощались, и Фил отключился.

Голос у отца определенно был странный, но у него не было времени об этом размышлять. Еще раз взглянув на зловещий дом, он направился в его сторону.

ГЛАВА 14

Дон Бреннан неподвижно сидел за кухонным столом и смотрел на телефон, почесывая щетину на подбородке. «Клетка… из костей…»

Из гостиной доносилась жизнерадостная детская песенка, звучащая по телевизору. Эйлин разговаривала с Джозефиной, и та отвечала ей, пусть и невнятно, но явно наслаждаясь каждым звуком в отдельности и новым для себя процессом общения. Она смеялась, как будто в жизни все будет так же весело, как песенка из телевизора.

«Клетка… из костей…»

Он и сам не знал, сколько просидел, погруженный в размышления и воспоминания, пока чья-то тень не заслонила свет и не потребовала его внимания к себе.

— В чем дело? Ты нормально себя чувствуешь?

Он поднял глаза. Это была Эйлин. Она сразу поняла, что что-то не так, и села рядом. Телевизор продолжал надрываться.

— Что случилось?

Он тяжело вздохнул.

— Звонил Филу. Он сейчас в одном доме в Ист-Хилле…

Как продолжить, Дон не представлял.

— И… — Эйлин не терпелось услышать новости, даже плохие.

— И в этом доме есть клетка, в которой держали ребенка. Клетка, сделанная из костей.

— Господи! Не может быть… — Эйлин в ужасе прикрыла рот ладонью.

Так они и сидели — молча, не шевелясь, среди теней, а за стеной смеялся счастливый ребенок, даже не догадываясь, сколько в мире плохих людей.

ГЛАВА 15

— Где труп? — спросила Роза Мартин, стараясь не смотреть на землю.

— Уже унесли, — ответил Гласс. — Не думаю, что вам захотелось бы на него посмотреть. Жуткое зрелище.

Гнев вспыхнул в ней, как спичка. Он что-то там не думает? Он?! Розе понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Может, Гласс и прав. Ей действительно не стоит смотреть на труп в первый же день. А если бы он был здесь, пришлось бы это сделать, иначе ее перестали бы уважать.

Роза дождалась, пока стихнет гнев, и сказала:

— А что ж вы хотели? Внедорожник, как-никак.

— Да, особенно если учесть, что это была уже вторая машина. — Он взглянул ей в глаза. — Мне показалось, что не стоит вам смотреть на такое в первый же день после длительного отсутствия.

— Да, спасибо, — кивнула она и, хихикнув, добавила: — Я тоже так считаю.

Он снова улыбнулся.

— Не за что. Труп, если что, уже в нашем морге. Позвоните Нику Лайнсу.

Он коснулся ее плеча — всего на миг — и тут же убрал руку. Она снова начала закипать. Как она должна реагировать на такие выходки? Спросить, стал бы он лапать своего коллегу мужского пола?

«Нет, — решила она. — Рано еще напрашиваться на неприятности».

И тем не менее он знал. Разумеется, ведь все ребята в участке знали. И он учел это, когда позволил себе распустить руки. Их роман с Беном стал достоянием общественности. Наверняка уже поползли слухи, что ее скорое возвращение обусловлено очередной интрижкой — теперь уже с Глассом. Пусть болтают. Ей-то что.

А если новый начальник возомнил, что у него есть шансы… Пускай. Она ему подыграет. Пусть думает, что шанс у него таки есть. Мало ли, вдруг пригодится. Тактическое, так сказать, применение оружия.

— Так что тут у нас? — деловито осведомилась Роза, натягивая латексные перчатки.

— ДТП, — ответил Гласс, рассматривая глубокие черные борозды, которые внедорожник успел пропахать перед резкой остановкой. — Погибшая выскочила прямо под колеса. — Он указал на «фольксваген», застрявший за ограждением. — А потом подъехала вот эта — и довела дело до конца. Жертва скончалась на месте. Женщина, которая была за рулем, находится в состоянии шока.

— Могу себе представить, — сказала Роза, но представлять не стала. — Она там? — спросила она, указывая на карету скорой помощи.

— Оба водителя там.

В машине сидела растрепанная блондинка, похожая на жену известного футболиста. Закутавшись в одеяло, она смотрела куда-то вдаль, хотя на самом деле ее взгляд — возможно, впервые в жизни — был устремлен внутрь себя.

Рядом сидел мужчина средних лет в деловом костюме и с таким же ошарашенным лицом. Друг на друга они не смотрели.

— Что-то полезное рассказали? — спросила Роза.

— Твердят одно и то же: женщина выбежала на дорогу из зарослей и не остановилась. Мужчина, который вел первую машину, не смог свернуть, попытался затормозить, но не успел.

От удара ее перебросило через крышу. Внедорожник переехал ее, когда она уже приземлилась. Закончил начатое.

Роза снова посмотрела на асфальт, где чернели, увы, не только следы от шин. «Все-таки хорошо, — подумала она, — что не придется смотреть на тело». Она старалась не нервничать при виде крови и решила, что новые вопросы помогут ей отвлечься.

— Значит, это произошло сегодня утром?

Гласс кивнул.

— В котором часу?

— Рано. Очень рано. Примерно на рассвете, около шести.

— И что тут делали эти водители?

Гласс расплылся в ухмылке.

— А они любовники. Провели ночь в мотеле. Он ехал на работу, она — домой, собирать детей в школу. Сказала мужу, что всю ночь просидела с больной подругой.

Роза тоже улыбнулась.

— А насчет жертвы что-нибудь известно?

— В лесу нашли карточку «Виза-Электрон» на имя… — он заглянул в блокнот, — Фэйт Ласомб.

Роза повторила имя и полезла в сумочку за телефоном.

— Вы уже пробили ее по базе?

— Первым делом. Как выяснилось, приводов у нее достаточно. И все за проституцию.

— Где?

— В Колчестере. В Ньютауне.

— Как же ее сюда занесло?

— Кто знает. Погибла она обнаженной. Может, работала неподалеку.

— Возможно, — согласилась Роза. — Приехала сюда с клиентом, припарковались где-то в лесу. Он начал позволять себе лишнее, и она убежала… — Роза смерила взглядом отвесный склон. — И скатилась прямо под машину. А потом — под вторую. — Ее передернуло, но нужно было держаться. — Вполне логично. Будем, значит, искать какую-нибудь поляну и машину. Место, откуда она убежала. Свидетелей.

Гласс снова тронул ее за плечо.

— Затем мы вас и позвали.

— Понятно.

— Мы знаем, как она погибла, — сказал он, убрав руку. — Осталось выяснить, как она сюда попала. Пролить, так сказать, свет на ситуацию.

— Придется прочесать всю лесополосу.

— Уже прочесали. Нашли, как я уже говорил, кредитку.

— Надо будет повторить. Может, еще что-нибудь отыщется.

Гласс едва заметно скривился.

— Ну, с этим могут возникнуть трудности. У нас сейчас туговато с кадрами: бюджет урезали, сами знаете. Все силы брошены на Ист-Хилл.

Роза понимающе кивнула, ничем не выдавая вновь вспыхнувшего гнева. Фил, мать его, Бреннан! И снова за ним приоритет. Она натянуто улыбнулась. Она-то знала, как добиться своего.

Подойдя поближе к Глассу, Роза с ленцой, по-кошачьи потянулась.

— Ну же, Брайан, я уверена, что вы найдете парочку ребят.

Взгляд Гласса остался неподвижен, на лице его не отразилось никаких эмоций.

— Сержант Мартин, я бы с радостью, но в данный момент это не представляется возможным. Если вы хотите еще раз прошерстить лес, придется вам делать это самостоятельно. На вашем месте я бы довольствовался тем, что уже удалось найти, и двигался дальше.

Роза отпрянула в гневе — на него, на себя.

— Ладно. Адрес жертвы у вас есть?

Он продиктовал.

— Жила она там с некоей Донной Уоррен.

— Вы ее не знаете?

— Еще как знаем. Коллега Фэйт.

— Понятно.

Она записала имя в блокнот.

Гласс посмотрел на часы.

— Мне пора. Вряд ли кто-то станет сильно переживать из-за погибшей проститутки. Так что постарайтесь закруглиться как можно скорее.

— Хорошо. Я только побеседую с этими любовничками и сразу поеду в Ньютаун.

Гласс не сдвинулся с места, как будто чего-то ждал.

— Спасибо, что дали мне шанс… — Она едва не назвала его Брайаном, но сдержалась. — …инспектор Гласс. Я…

Он не дал ей договорить.

— Подождите.

Лицо его по-прежнему не выражало ровным счетом ничего. Сердце Розы забилось чаще. Она ждала.

— Я повышаю вас в звании.

Она подумала, что ослышалась.

— Что?

— Я решил повысить вас в звании. Во всяком случае, временно.

— Я…

— Вы же подавали документы на повышение перед… отпуском. Я бы хотел их подписать.

— Не знаю даже, что сказать…

— Вполне достаточно сказать «спасибо».

Она расплылась в улыбке.

— Спасибо.

Но он не улыбнулся в ответ.

— Пожалуйста. В общем, инспектор Мартин, закончите с этим делом — вступите в должность на постоянной основе.

— Хорошо.

Он пристально посмотрел ей в глаза.

— Если меня устроит исход, разумеется. Вы все поняли? Она поняла. Она должна будет его слушаться. Во всем. Вот что он на самом деле имел в виду. Что ж, она согласна.

— Не волнуйтесь, — ответила Роза. — Я вас не подведу.

— Я знаю, — сказал он, отворачиваясь.

Первый рабочий день за полгода — и сразу повышение! Ей даже стало наплевать, что Фил, мать его, Бреннан опять перетянул одеяло на себя. Она ему еще покажет. Она им всем покажет!

Вооружившись блокнотом и ручкой, она зашагала к «скорой» с невезучими водителями внутри.

Она ему покажет. Всем им покажет.

ГЛАВА 16

День уже клонился к закату, когда Фил осторожно переступил порог обветшалого дома.

Удушливая атмосфера разрухи окутала его со всех сторон, высасывая из воздуха последние частицы света. Половицы недобро скрипели под ногами. Он ступал медленно, проверяя каждую дощечку, в страхе, что под прогнившим полом обнаружится еще один подвал — и кто его знает, что там хранится.

Дощечки выдержали. Он на цыпочках прокрался в коридор.

Первое, что он ощутил, было зловоние. Запах запустения, влаги, тлена ударил в нос. Смрад облепил его лицо холодной маской. Он достал латексные перчатки: во-первых, таковы требования, во-вторых, он и сам не рискнул бы ни к чему прикасаться.

Фил никак не мог избавиться от какого-то иррационального чувства. Он пытался его проанализировать, но не мог: ему было просто не по себе. А ведь он бывал в куда более опасных местах. В таких, где его собственная жизнь висела на волоске. Порой тело сковывало очередной атакой паники. Почему же ему так гадко входить сюда, в обычный пустой старый дом? Этого он объяснить не мог, но и побороть свой страх не мог тоже.

По всей вероятности, это была гостиная. Да уж, давненько сюда не захаживали гости — по крайней мере, человеческой расы. Мелкие темные тени бросились врассыпную, попрятались по щелям и дырам. Фил провел по полу лучом фонарика — кое-где темнели зазоры от сгнивших и провалившихся половиц. Подвала, впрочем, заметно не было.

Если что и уцелело в этой комнате, так это продукты распада. Компостное месиво из коробок из-под пиццы и заплесневелых оберток шаурмы. Ржавые банки из-под крепкого пива, пыльные бутылки. Окурки, как от сигарет, так и от косяков, на каждом шагу. А раз здесь все это потребляли, то и выделения в углу были неизбежны. Кал выглядел таким же старым и заскорузлым, как и все прочее.

Промокшие листы картона и полуистлевшее одеяло служили кому-то кроватью, а заляпанные смятые листы потрепанных порножурналов — развлечением перед сном. Судя по слою пыли на поверхности всех без исключения предметов, на этой кровати давно никто не спал, а журналы давно обходились без благодарных читателей.

Два разбитых окна в дальней стене объясняли, как сюда могли попасть, а затем удалиться отсюда предыдущие постояльцы. Филу показалось, что он что-то услышал, какой-то шорох неподалеку. Он выпрямился и прислушался.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Только эхо его собственного голоса, постепенно затихающее среди руин. Почувствовав, что сердце в груди забилось быстрее, он свернул направо, в помещение, некогда служившее кухней. Шкафчики, как ни странно, почти все уцелели; никто не позарился и на останки плиты в углу и старый холодильник, распахнутый настежь. Стены тут когда-то были ярко-желтыми, но поблекли и обросли плесенью, словно устали отстаивать свою яркость.

Задняя дверь вела в сад. Он дернул за ручку, но та не поддалась. Стекло было забито фанерой.

Еще раз пробежав фонариком по всем уголкам и шкафчикам и даже заглянув в духовку, Фил вернулся в гостиную. Он попытался представить, как это жилище выглядело раньше, но не смог: разложение проникло слишком глубоко. Свернув налево, он увидел лестницу и начал подниматься по ступеням.

На следующем пролете оказалось три двери. Та, что справа, вела в разрушенную ванную со сбитым умывальником, расколотым надвое унитазом и ванной, превратившейся в рассадник плесени. За дверью слева оказалась спальня, в которой не осталось вообще никакой мебели. Только стены с облупившейся краской, прогнивший паркет и заколоченные окна. Только грязь и пыль. Обоев на стенах, видимо, никогда не было, лишь слой краски, некогда изумрудной. На паркете тоже угадывалась зелень. Фил провел фонариком — и что-то на миг завладело его вниманием. Он подошел к стене.

Тот же узор, что они обнаружили в подвале возле клетки. Не пентаграмма, а просто какой-то… странный знак. И теперь, увидев его во второй раз, Фил почувствовал, как внутри что-то щелкнуло. Как будто провернулся барабан в сейфовом замке.

Он узнал этот знак. По-прежнему не понимая его значения, он узнал его бессознательно — и давно знакомые обручи сковали ему грудь. Это была не полноценная паника — скорее, какое-то глубинное, мутное, неуютное ощущение. Символ на стене, все еще неразгаданный, точно не сулил ничего хорошего.

Борясь с паникой, он попятился и толкнул третью дверь.

И тут же отлетел обратно на площадку. И упал. Навзничь.

Спина и голова болели от соприкосновения с древесиной, грудь — от силы удара. Из легких, казалось, вышел весь воздух. Он попытался восстановить дыхание, но закашлялся от несусветной вони. Человеческое существо, такое же безобразное, как и сам дом, навалилось на него сверху и с воплями принялось бить по голове.

Времени на размышления не было — Фил реагировал инстинктивно, повинуясь лишь закону самосохранения. Не в силах шевельнуть руками, он коленом двинул противнику между ног. Тот заскулил, как раненый зверь, и отпрянул; удары прекратились, поскольку он зажал пах руками. Фил понимал, что это временная мера, что скоро атака возобновится и нужно ловить момент. Его правый кулак полетел прямо в лицо мужчине. Хрустнул носовой хрящ, брызнула кровь.

Мысленно радуясь, что не забыл надеть перчатки, он нанес еще один удар. Противник уже явно ослабел. Исторгнув жалобный вопль, он отполз в сторону и кинулся вниз по лестнице. Фил, пошатываясь, приподнялся, стараясь дышать ртом. Он до сих пор чувствовал омерзительный запах, словно застрявший у него в ноздрях. Знаки на стене никуда не денутся…

Он бросился в погоню.

Неизвестный к тому времени уже выбежал на улицу, и Фил мчался за ним, оглашая округу криками о помощи. Добежав до первого дома, дикарь свернул к дороге, но, заметив полицейских, служебные машины и толпы зевак, свернул еще раз — к огородам.

К погоне тут же примкнули еще четверо полицейских. Человек, пытавшийся уйти от преследования, напоминал скорее пугало. Исход был предрешен: его повалили на землю еще до того, как он достиг ворот. Через считаные секунды подбежал и Фил.

— Так, давайте-ка поднимем его.

Они помогли дикарю встать, и Фил впервые смог рассмотреть его лицо — гораздо более старое, чем он прикидывал, хотя, возможно, виной тому были длинные седые космы и борода. Лохмотья вместо одежды, струпья вместо кожи. Плюс разбитый нос. И запах. Он словно разлагался прямо на глазах. Фил и не знал, что можно настолько прогнить и при этом остаться в живых.

Мужчина, вконец обессилев, захныкал.

— Надо его куда-нибудь отвести и попытаться поговорить, — сказал Фил.

Он-то надеялся, что это окажется преступник, похититель того ребенка в клетке, но уже догадывался, что ошибся.

ГЛАВА 17

— Проходите, детектив… Филипс, да?

Микки кивнул.

— Сержант Филипс, отдел по борьбе с особо опасными преступлениями.

— Сержант, — повторила она, округлив глаза. — Солидно звучит. Присаживайтесь, пожалуйста.

Микки протянул было руку, но тут же понял, насколько нелеп этот жест, и, смутившись, сел. Будем надеяться, что она ничего не заметила. Впрочем, насмешливая улыбка на ее губах говорила об обратном. Да уж, не самое удачное начало.

Женщине, сидевшей напротив него, было на вид немного за тридцать. Крепкого телосложения, но фигуристая, к тому же в черном платье, которое подчеркивало каждый изгиб. Длинные каштановые волосы, слегка осветленные. Когда Микки наконец умостился, его одарили уже более приветливой улыбкой, которая наверняка не раз сослужила своей обладательнице добрую службу на вечеринках. И на свою улыбку эта женщина привыкла полагаться.

Она протянула руку.

— Меня зовут Линн Виндзор, — сказала она так же уверенно, как только что улыбалась. — Фирма «Фентон и партнеры», старший компаньон.

Микки, привстав, пожал ей руку. «А она молодец, — подумал он. — Вроде бы никаких видимых усилий не прикладывала, а сразу видно, кто здесь главный». Придется ему попотеть, чтобы зарекомендовать себя.

Они сидели в офисе на первом этаже георгианского дома. Поначалу опрос жителей поручили Эдриану Рену, но тут пришло указание, что нужно задействовать кого-то старше по званию. Поскольку Филу заниматься этим не хотелось, на выручку ему пришел Микки.

Зайдя внутрь, он сразу заметил, что интерьер здания ни в чем не уступает внешней отделке. Тот же изысканный вкус: паркет на полу, светлые стены с картинами, которые точно были подлинниками, но несусветных денег точно не стоили и в галереях висеть не должны были. Офисную мебель удалось подобрать одновременно дорогую и минималистскую.

Цокольный этаж занимала бухгалтерская контора, следующие два — адвокатская фирма «Фентон и партнеры», а на верхнем, самом тесном, ютились какие-то маркетологи.

Юристы в костюмах и галстуках, привыкшие иметь дело с бланками и папками, заметно оживились, когда к ним в офис пожаловал настоящий полицейский.

— Ваши подчиненные, детектив Филипс, допрашивают моих. Насколько я понимаю, это как-то связано с тем, что случилось внизу. — Она указала на окно.

— Именно.

— И что же там случилось? — Она опять заявляла о своей власти.

— Боюсь, в данный момент я не готов ответить на этот вопрос.

— Бросьте, детектив Филипс. Мы же все тут юристы-профессионалы.

Вместо того чтобы заглатывать наживку, Микки задумчиво пробормотал:

— «Фентон и партнеры»… Впервые слышу.

— Разумеется, — подхватила Линн Виндзор. — Мы занимаемся деятельностью корпораций, а не уголовным правом. Практически по всей Восточной Англии. Наши клиенты — это в основном крупные компании. — Она снова улыбнулась. — Наркоторговцев из Ньютауна мы от тюрьмы не спасаем.

Микки тоже улыбнулся.

— Наверное, поэтому мы раньше и не встречались.

— Наверное. — Она приосанилась, и Микки сделал над собой усилие, чтобы не вытаращиться на ее грудь. Тщетное усилие. — А чем вы занимаетесь, сержант? Ловите преступников? Расследуете убийства? — Улыбка ее стала еще шире и насмешливее. — Боретесь с особо опасными преступлениями?

Микки стало не по себе. Он опять угодил в ее капкан. Проверить это он не мог, но лицо у него наверняка залилось краской.

— Ну да, вроде того.

— Так держать, — сказала она, игриво приподняв бровь.

— Ага, спасибо… — Пытаясь скрыть неловкость, Микки опустил глаза на раскрытый блокнот. — Вы, хм, хотели о чем-то поговорить со мной, мисс Виндзор?

Она, по-прежнему улыбаясь, откинулась на спинку кресла. Она о чем-то думала. Он же думал только о ее потрясающей груди.

— Называйте меня просто Линн. А то мне кажется, что вы обращаетесь к моей маме. А вас зовут?..

— Микки.

Он быстро отвел взгляд в надежде, что она не заметила, куда он смотрел. Она же, даже если заметила, виду не подала.

— Итак, вы хотите, чтобы сотрудники моей фирмы помогали вам, но отказываетесь объяснить, в чем именно.

— Боюсь…

Улыбка сползла с ее губ. Это снова была деловая женщина с мертвой хваткой.

— Я все понимаю, но поставьте себя на мое место.

Микки промолчал.

— Вдруг кто-то из наших сотрудников что-то видел и теперь подвергается опасности.

— Думаете, такое возможно?

Линн Виндзор пожала плечами, и Микки с трудом сдержался, чтобы не проследить за ее грудью, на миг приподнявшейся и опустившейся снова.

— Не знаю. Может, кто-то сможет опознать человека, который потом причинит ему вред. Может, кто-то невольно оговорит себя.

Микки улыбнулся.

— Вы слишком много смотрите телевизор.

— Да? Вы хотите сказать, что в жизни ничего подобного не бывает?

— Бывает, наверное, но далеко не так часто, как вы думаете.

Она не сводила с него глаз. Микки чувствовал, что его оценивают. Как будто все слова в этом разговоре имели второе значение. Вот только какое именно — он не знал.

— Я адвокат, а вы полицейский, — наконец сказала она. — Мы оба знаем, что подобные случаи имеют место. Сотрудники нашей фирмы будут разговаривать с вами только при условии, что вы гарантируете им безопасность.

— Пожалуйста. Если вы считаете, что это так серьезно… Но как по мне, то это рутинный опрос.

— И мы даже не можем узнать, что происходит? Утром снизу доносились крики. Кто это был?

Он открыл было рот, но тут же осекся.

— Вы не можете ответить на мой вопрос, — кивнула она. — Ясно. — Ее поза была позой женщины, твердо принявшей решение. — Ладно, спрашивайте.

И он начал спрашивать. Видела ли она, как кто-то входит в полуразрушенное здание или выходит из него? Только рабочих, изредка. Они поставили забор, развесили знаки. А за последнее время? Нет. А в другие здания? Те, что пониже?

Она переменилась в лице.

— Да, там… кто-то был.

— Кто?

— Думаю, какой-то бродяга. Кто-то жил в этом заброшенном доме в конце сада. Мы по утрам замечали, что кто-то ночью пытался проникнуть в наше здание, и решили, что это он. Начали разбирательства, и он ушел. А потом мы обратились в местный совет и попросили законопатить этот дом наглухо. Проблем больше не возникало.

Микки заглянул в блокнот, готовясь к следующему вопросу, но Линн Виндзор не дала ему заговорить.

— Боюсь, сегодня я не могу уделить вам больше времени. Сейчас должен прийти клиент. — Она встала и, обойдя стол, еще раз улыбнулась, глядя ему прямо в глаза. — Но если я еще чем-то могу вам помочь… — Она протянула ему визитку. — На случай, если у вас будут еще вопросы.

Забирая визитку, Микки заметил, что на ее безымянном пальце нет кольца. Он уже хотел было что-то ответить, когда вниманием его всецело завладел мужчина, проходивший мимо. Высокий, хорошо одетый мужчина средних лет. Выглядел тот определенно невесело. Другой мужчина примерно того же возраста быстро увел его в соседний кабинет.

— А это кто? — спросил Микки. Он точно видел его раньше.

Линн Виндзор проследила за его взглядом.

— Клиент. — Улыбка мигом сошла с ее лица. — Боюсь, мне пора браться за работу. Вам придется уйти.

— Как его зовут?

Линн Виндзор вновь улыбнулась.

— Этого я, к сожалению, не могу вам сказать. Некоторые наши клиенты настаивают на анонимности, а мы уважаем их пожелания.

— Ясно.

Приобняв Микки за талию, она мягко подтолкнула его к выходу, но остановилась на пороге — как раз так, чтобы заслонить обзор.

— У вас есть визитная карточка? Как мне с вами связаться?

— Ага. — Он вытащил визитку из кармана куртки.

— Спасибо. Ведь можно позвонить вам, если я вспомню еще что-нибудь важное? — Глаза в глаза. — Или же вы позвоните мне…

Микки снова зарделся.

— Да, конечно…

Очередная обезоруживающая улыбка.

— Мне было бы очень приятно. — Она указала на симпатичную девушку за столом. — Стефани вас проводит.

Микки попрощался и ушел.

Голова у него кружилась. Он надеялся еще раз увидеть эту женщину. Он пытался вспомнить, где видел того мужчину, но не мог. Он понимал, что ничего хорошего это не сулит.

ГЛАВА 18

«По крайней мере, он перестал кричать, — подумала Анни. — Уже хоть что-то».

Мальчик из клетки лежал неподвижно, уставившись невидящим взглядом куда-то в пустоту. Как зверек, застигнутый врагом и предпочитающий застыть. Он, наверное, думал, что если он их не видит, то и они не увидят его.

Анни снова попыталась улыбнуться ему.

— Как тебя зовут?

Молчание. Только немигающий взгляд.

Доктор Уба стояла рядом, наблюдая. Когда они услышали крики, она первой вошла в палату и едва успела увернуться от пластмассового стакана, летящего ей в голову. На мокром полу валялся опрокинутый кувшин. Извиваясь, мальчик пытался выдернуть катетер из руки и вырваться из кокона одеял.

Заметив их, он запаниковал пуще прежнего и принялся отбиваться. Анни старалась помочь доктору, но та поняла, что ребенком движет не агрессия, а страх, и отошла от кровати. Он сразу же опустил руки.

Осознав, что его не выпустят через дверь, мальчик попытался, задыхаясь и плача, протиснуться через прутья в изголовье. Но Анни заметила, что злобы в нем не было. Он молча продолжал болезненные попытки — и смотрел.

Когда стало ясно, что он не будет бросаться на них, Анни, переглянувшись с Мариной, подошла ближе, собираясь присесть в кресло возле кровати. Ребенок, дрожа от страха и поскуливая, прижался к изголовью еще крепче. Взгляд его, только что блуждавший неведомо где, то и дело фокусировался на Анни. И каждый раз, когда она ловила на себе этот взгляд, все в ней леденело. Она практически ежедневно сталкивалась с людьми, пережившими несчастье, но никогда еще не заглядывала в такие глубины ужаса. Думать о том, что довелось пережить этому мальчику, ей не хотелось.

Отведя взгляд, она попятилась, взяла стул и осторожно придвинула его к изножью кровати. Все это время мальчик не сводил с нее взгляда. Она села, посмотрела ему в глаза и даже смогла улыбнуться.

— Привет, — сказала она. — Меня зовут Анни. А тебя?

Молчание.

— У тебя ведь есть имя?

Молчание — и этот сверлящий взгляд…

Анни знала, как найти подход к женщинам, перенесшим психосексуальную травму, к жертвам изнасилования, к женам, которых избивали мужья, — но только не к детям. Конечно, ее этому учили, и она безоговорочно следовала всем инструкциям, но врожденных навыков в общении с детьми не имела. Обычно ей удавалось найти какие-то точки пересечения, с которых можно было начать диалог: ссоры с братьями или сестрами, проблемы в школе, футбол, да хотя бы тот же сериал «Доктор Ху». Что угодно. Но эти знания пришли к ней из книг, а не из опыта.

Мальчик продолжал таращиться на нее. Эти глаза… Может, было бы проще, если бы у нее были свои дети. Но своих детей у нее не было — только племянники в Уэльсе, с матерью которых она отношений не поддерживала.

Она почувствовала, что кто-то подсел к ней. Это была Марина. Анни сразу же стало легче.

— Привет, — улыбнулась Марина ребенку.

Анни не знала, как ей это удалось, но улыбка сработала. Мальчик не ответил, но и настолько испуганным больше не выглядел.

— Меня зовут Марина. — Она снова улыбнулась. Даже если она и рассмотрела безграничный страх в его глазах, то виду не подала. — Не волнуйся. Тебе не нужно запоминать все эти имена. Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?

Мальчик уже забыл о бегстве. Он слегка поерзал, как бы подготавливая тело к ответу, и приподнял забинтованную руку.

— Да, у тебя поломаны пальцы. Но они скоро заживут.

Мальчик по-прежнему молчал, но чувство дискомфорта явно притупилось. Он, нахмурившись, поглядел на трубку, тянувшуюся к его руке, и потянулся к ней другой рукой.

— Думаю, лучше ее не трогать, — сказала Марина спокойным, но твердым голосом. — Эта трубочка тебя кормит. Чтобы ты стал большим и сильным.

Он убрал руку.

— Да, я понимаю, что это неудобно, но тебе станет лучше. Обещаю. — Еще одна улыбка, подбадривающая. — Хорошо. — Марина чуть подалась вперед, не вторгаясь в его личное пространство, но проявляя интерес. — Так вот. Я тебе сказала, как меня зовут. Теперь твоя очередь.

Глаза мальчика заметались по комнате.

— Мы не причиним тебе вреда. Но надо же нам как-то тебя называть, правда?

Снова затравленный взгляд — но уже не такой испуганный. Он словно решал, стоит ли им доверять. Губы у него зашевелились, и Анни сперва подумала, что они дрожат от страха, но потом поняла, что это он пытается произнести какое-то слово.

И она ждала, не смея шелохнуться.

— Ффф… — Он закусил нижнюю губу испорченными зубами. — Ффф… Фффннн…

Они ждали, но никаких других звуков не последовало.

— Финн? — предположила Марина. — Тебя зовут Финн?

Еще раз окинув всех собравшихся недоверчивым взглядом, мальчик едва заметно кивнул.

Анни с облегчением выдохнула, хотя даже не заметила, как набирала воздух в легкие. Марина лучилась от гордости.

— Привет, Финн, — сказала она, продолжая улыбаться. — Очень приятно.

Мальчик, похоже, расслабился. Губы его все так же дергались, силясь выпустить новое слово или повторить уже сказанное.

— Ффинн… Финн…

— Молодец! — сказала Марина тоном учительницы, довольной своим учеником. — А ты откуда, Финн?

Опять эта мучительная дрожь на губах.

— Иззз… ссса… Из сада…

Анни и Марина удивленно переглянулись.

— Из сада? — переспросила Марина. — Оттуда, да?

Опять нервный взгляд, опять кивок.

Мозг Анни усиленно заработал, перебирая названия детских домов, интернатов, колоний для несовершеннолетних и прочих подобных заведений. Поиск не дал результатов.

Марина уже готовилась задать следующий вопрос, когда рот Финна снова скривился. Она решила помолчать и дождаться его слов.

— Мм… ма… Мама…

— Мама? Твоя мама?

Кивок.

— А что с ней? Она… тебя ищет?

Финн нахмурился, и на лицо его будто набежала туча. Губы еще раз дрогнули.

— Сса… саддоооо… ник…

— Садовник? — спросила Марина. — Твоя мама — садовник?

Финн отчаянно замотал головой.

— Ннеее… Ннеееет…

Глаза его снова наполнились мраком. Ужасом.

— Твоя мама, — не унималась Марина, пытаясь отогнать эти мрачные мысли. — Расскажи нам о своей маме, Финн. Она… она в саду? Мы сможем ее там найти?

Глаза Финна опять широко распахнулись. Мрак рассеялся. Он кивнул.

— Ясно. А где этот сад, Финн?

Он принялся жевать губами, подбирая слова.

Они ждали.

И тут у Марины зазвонил телефон.

Финн подпрыгнул и снова прижался спиной к изголовью.

— Не бойся, — успокоила его Марина. — Не бойся…

Бормоча под нос ругательства, она вышла в коридор.

Анни осталась с Финном и решила попытаться повторить улыбку Марины, которая уже сотворила столько чудес.

— Ничего страшного, Финн. Это просто телефон. Обычный телефонный звонок.

Мальчик понемногу успокаивался. Анни поразилась: неужели он и впрямь никогда не видел мобильного телефона? И никакого другого?

— Не бойся, — повторила она в надежде, что ее слова подействуют на него успокаивающе.

Спрятав телефон, Марина вызвала Анни в коридор.

— Это Фил звонил. Хочет, чтобы я приехала на место преступления.

— А ты ему не рассказала, что тут происходит?

— Рассказала, но… — Она развела руками.

— У тебя все получается. Он уже готов сказать, откуда он.

— Возможно. Только я сомневаюсь, что он это знает. Анни, он же едва говорит! Я делаю все, что могу, но мои силы не безграничны. Это не моя специализация. Тут нужен профессиональный детский психолог. На это уйдет время.

Анни еще раз оглянулась на мальчика. Он выглядел таким растерянным… Сердце у нее обливалось кровью.

— Я пойду, — сказала Марина. — Продолжайте разговаривать с ним. Расспросите о матери. Главное, не говорите о садовнике: эта тема его, похоже, огорчает. — И, посмотрев на Финна, добавила: — Я подойду попрощаться.

ГЛАВА 19

Фил зашел в тупик.

Смерив разбитого, опустившегося, онемевшего от ужаса человека взглядом, он предпринял очередную попытку:

— Послушайте… — Фил перевел дыхание. — Я не причиню вам вреда. У вас не будет никаких неприятностей. Нам просто нужна ваша помощь.

Мужчина смотрел куда-то через его плечо — и увидел нечто, недоступное взглядам остальных. То, чего там, возможно, вовсе не было. Измотанный затянувшимся молчанием, Фил старался держать себя в руках.

Они сидели напротив друг друга на раскладных стульях в салоне служебного микроавтобуса. Раньше Фил и не замечал, насколько это тесный транспорт и какая в нем плохая вентиляция. Зато уж теперь…

Бродяга распространял вокруг себя такой запах, будто некоторые части его тела уже отмирали. Как будто он разлагался у Фила на глазах. Фил даже не удивился бы, если бы бродяга встал, а какие-то его органы остались на сиденье.

Одежда его была призраком одежды: обрывки рубашек, футболок и жилетов, намотанные слоями и превратившиеся в сплошную зловонную массу. Сквозь прорехи в рваных, явно не по размеру штанах проглядывали струпья и язвы, а сквозь дыры в ботинках — босые стопы.

И это лицо… Обычно Фил неплохо определял возраст и даже примерную биографию людей на глаз. Но даже он, умелый физиономист, не мог ничего сказать о данном экземпляре. В глубоких морщинах, исчертивших его лицо, запеклась давняя грязь, сделав его похожим на какой-то вечный шарж, шарж-гравюру. Кожа покраснела от всяческих злоупотреблений. Длинные седеющие волосы свалялись в паклю, борода была им под стать. В результате этому человеку, явно перенесшему множество лишений, изуродованному, покрытому шрамами, запросто можно было дать хоть сорок лет, хоть семьдесят.

Фил снова заговорил — как можно спокойнее и миролюбивее, чтобы бродяга не решил, что его подозревают в похищении и, вполне возможно, убийстве.

— Так как же вас зовут?

Бродяга повернул голову и посмотрел на него.

— Имя-то у вас есть? Как мне к вам обращаться?

— Пол.

Победа!

— Пол. Отлично. Меня зовут Фил. Итак, Пол, объясните мне, пожалуйста, что вы делали в этом доме? Там, где я вас нашел.

Тяжелый вздох — как будто от одного упоминания о том доме на душе у мужчины стало тяжело.

— Мой… дом.

— Ваш, значит. Понятно.

— В моем доме, — уже громче продолжил Пол, — много дворцов…

Ясно. Этого-то Фил и боялся.

— Угу, дворцов. Значит, вы живете там, где я вас нашел?

И опять этот пустой взгляд в никуда. Пол запрокинул голову, словно силясь вспомнить, и наконец кивнул.

— Хорошо. Просто замечательно. Я надеюсь, вы сможете мне помочь. Вы же знаете дом напротив, да? Тот, вокруг которого целый день толпились люди.

Лицо бродяги потемнело, взгляд заострился. Его обуял страх.

— В чем дело, Пол? С тем домом что-то не так?

Он вжался в спинку стула, словно пытаясь укрыться от слов Фила.

— Нет… нет… Там… Там… Зло…

«Наконец-то», — подумал Фил и с заинтересованным видом подался вперед. Даже если бомж бредил, это все-таки какая-никакая, а зацепка.

— Зло? Что вы имеете в виду?

— Там… Нет. Не могу… Я не могу говорить…

— Почему, Пол? Почему вы не можете об этом говорить?

— Потому что он… вернется, и я… Нет… Это злой человек…

— Злой? Мужчина из соседнего дома? Того, где мы сегодня были?

Пол наморщил лоб. Вопрос, похоже, сбил его с толку, но он все же попробовал ответить:

— Мужчина. Он мечтает. О любви. Любовь к творчеству… к созиданию…

Фил откинулся на спинку стула, с трудом подавив разочарованный вздох. Он-то надеялся на реальный след, а вместо этого выслушивал какую-то ересь, порожденную больным сознанием.

— Это он — злой человек, да? Вы его имели в виду?

Упершись взглядом в невидимую даль, мужчина продолжал бормотать, словно не слыша вопроса.

— Этот мужчина… Он… Он делился своей любовью с другими… И это было хорошо… Но потом… Потом… Пришли плохие, злые люди…

Пол замолчал. Фил приблизился к нему на максимально допустимое расстояние.

— Куда пришли эти злые люди? В тот дом, где вы жили, или в дом напротив? В который из них?

Пол снова нахмурился.

— Плохие люди… Змеи в раю…

Лицо бродяги скривилось, будто он собирался заплакать.

— Я просто… Я просто хочу увидеть солнце…

Недоговорив, он принялся молча жевать нижнюю губу гнилыми зубами, покачивая сперва только головой, а затем и всем туловищем.

— Но… Что вы имели в виду, когда говорили «зло»? — спросил Фил, хотя и знал, что его не слышат.

В голосе Пола, пусть и надломленном, пусть и истерзанном временем, слышались остатки образованности и, возможно, даже эрудиции. В нем словно звучало эхо другого человека — человека, которым он когда-то был. Задумавшись, Фил понял, что именно поэтому продолжил слушать бродягу, хотя его слова сперва показались ему бредом сумасшедшего. Эти слова не давали ему покоя, вгрызались в подкорку. Он вспомнил рисунки на стене дома и в подвале — пускай и нанесенные разными людьми, они были очень похожи. Загадочные, мистические рисунки, но все же не заурядные пентаграммы. А теперь эти слова Пола «Змеи в раю»…

Фил чувствовал, что разгадка близка, но не мог до нее дотянуться.

Он решил попробовать другой подход.

— А эти рисунки на стене дома… Их вы нарисовали или кто-то другой?

Перестав раскачиваться, Пол недоуменно поглядел на него.

— Рисунки. На стене. Понимаете? Что они значат, Пол?

— Это… жизнь. Это — все…

И он снова замолчал. Продолжая качаться, он одними губами произносил слова, которые не хотел сказать вслух.

Фил попробовал его разговорить, но ответа не последовало. Он понял, что дальнейшие попытки бесполезны, и встал.

— Побудьте здесь еще минутку, Пол, я сейчас вернусь.

Выбравшись на свежий воздух, он тут же сунул в рот мятную конфету, чтобы перебить дурной запах. Пусть теперь с Полом поболтает кто-нибудь из Пташек. Посмотрим, как у них пойдет дело.

Интуиция подсказывала Филу, что этот бродяга не тот, кто им нужен, а своей интуиции он привык доверять. Пол наверняка что-то знал, но выведать это у него будет непросто. Если вообще удастся.

Он поглядел на часы, Марина должна приехать с минуты на минуту. Вот и хорошо. Он будет очень рад ее видеть.

И в то же время — не очень. Потому что что-то было не так. Внутри него самого. Этот дом… Он затронул какие-то глубинные струны его души, самую темную, израненную ее сторону. Неприятное ощущение.

Фил никак не мог понять, что именно.

Но точно знал, что не хочет показывать эту сторону Марине.

По крайней мере, пока сам во всем не разберется.

И вот он стоял и ждал ее. С легкой тревогой.

ГЛАВА 20

Едва дверь отворилась, Роза поняла, что ее подвергли мгновенной оценке и приговор уже вынесен.

Легавая.

Ну, ничего страшного. Роза ведь тоже оценила женщину, которая стояла в дверном проеме, и оценка эта оказалась не самой лестной.

Наркоманка. Шлюха.

Она продемонстрировала свое удостоверение.

— Сержант Роза Мартин, уголовный розыск. Донна Уоррен?

Женщина неохотно кивнула.

— Разрешите войти?

Женщина явно была настроена враждебно, агрессивно: все тело ее напряглось, готовясь к атаке.

«Все изменится, когда она поймет, зачем я пришла», — подумала Роза.

— Я ничего не делала. Я вообще из дому не выходила.

Роза огляделась: маленький задрипанный домишко на одной из безликих улочек Ньютауна. Хибары с балкончиками впритык, старые драндулеты бампер к бамперу по обе стороны. С одной стороны улочка упиралась в бакалею с зарешеченными окнами и доской, на которой владелец мелом вывел рекламу дешевого пива. Напротив — фастфуд: жареная курятина, пицца. Закрытый, правда, но с запахом пережаренного масла в воздухе. На каждой стене — отметина какой-нибудь уличной банды. Среди ржавых колымаг на улице выделялся большой, темный, явно дорогой седан. Роза прикинула, что на нем должен был бы ездить главный наркоторговец в округе.

Она чувствовала, что женщина злится.

— Войти можно? Не на крыльце же разговаривать.

Не спуская с Розы глаз и, похоже, даже не сдвинувшись с места, Донна таки впустила непрошеную гостью и закрыла за ней дверь.

Внутри картина была не лучше. С того самого момента, как она увидела эту женщину, Роза не испытывала к ней ничего, кроме презрения, и теперь поняла, что это вполне оправданно. В доме царил хаос. Коридора там не было — сразу за порогом начиналась гостиная. У стены — поросшая застарелой грязью софа с обтрепанными подлокотниками, которые неоднократно использовались как пепельницы. Коробки с зацветшими огрызками пиццы. Заляпанные кружки и пустые бутылки. Россыпь окурков по полу. И среди этой помойки — горстка старых, поломанных детских игрушек на грязном ковре. В углу стоял большой старый телевизор непонятной фирмы, возле него валялось несколько ДВД.

Присесть Розе не предложили, да она и не рискнула бы.

Донна Уоррен, скрестив руки на груди, выжидающе смотрела на нее.

Роза посетила достаточное количество тренингов и семинаров. Всеобщее равенство. Уважение ко всем, независимо от обстоятельств контакта. Она кивала, пропуская услышанное мимо ушей. Она знала, что нужно кивать. Но сама в эти принципы не верила. Не верила ни единому слову. Потому что — и люди должны это понимать — уважение надо заслужить. А они, как правило, даже не пытались.

Взять, к примеру, ту же Донну Уоррен. Суровые черты лица, агрессивная стойка. Копеечные шмотки и волосы, явно выкрашенные в домашних условиях. Какая-то метиска, без роду без племени, непонятно откуда тут взявшаяся. От нее пахло перегаром, а ее тело выглядело дешевым, потасканным. «Интересно, — подумала Роза, — до чего нужно дойти мужику, чтобы из собственного кармана заплатить за секс с этой швалью?»

— У вас тут, я погляжу, недавно была вечеринка, — заметила Роза.

— Что вам надо?

Донна Уоррен продолжала хорохориться, однако в голосе ее уже слышалась дрожь.

«Похоже, — подумала Роза, — она уже поняла, зачем я пришла».

— Лучше бы вам присесть.

Но Донна не последовала ее совету.

Роза демонстративно заглянула в блокнот, хотя никакой необходимости в этом не было.

— Фэйт Ласомб здесь проживает?

— Да. — Опять эта предательская дрожь. — А вы… Где она?

Роза снова заглянула в блокнот, но Донна не дала ей ответить.

— Опять вы ее замели, да? — Она, видимо, подпитывала себя гневом. — А теперь и малого хотите забрать?

— У нее есть ребенок?

— Да, пацан. Я его нянчу.

— Ну, боюсь, придется вам еще какое-то время его понянчить.

А вот фразу, которая шла дальше, Роза произносить не любила. Даже если дело касалось таких людей, как Донна Уоррен. Собравшись с силами, она наконец сказала это, используя интонацию, которой ее обучили на очередном семинаре:

— К сожалению, Фэйт мертва.

ГЛАВА 21

— Мертва? Это как понимать? — выпалила Донна. Торопливая, напористая речь была еще одним защитным маневром. — Не могла она помереть.

— Боюсь, именно это и произошло. Может, все-таки присядете?

Донна собиралась уже было послушаться, но в последний момент передумала.

— А на хрена? Она ж от этого не оживет.

— Нет, но мы сможем спокойно все обсудить.

И Донна таки опустилась в кресло — неохотно, с раздраженным видом: ей не хотелось проявлять слабость перед офицером полиции. Роза аккуратно присела на самый краешек софы, боясь испачкать одежду или подцепить какую-нибудь заразу.

— Что… Что с ней случилось?

— Ее сбила машина. В Уэйкс Колне, недалеко от Холстеда.

Донна недоверчиво нахмурилась.

— Уэйкс Колн? Холстед? Что она там забыла?

— Не знаю, Донна. Я надеялась, что вы поможете мне это понять.

Донна посмотрела на нее, словно не решаясь что-то сказать, и таки предпочла промолчать.

Роза задала наводящий вопрос:

— Вы не знаете, где она была вчера вечером?

— А это как вам поможет? Ее уже не оживить.

«Вот идиотка!» — подумала Роза. В ней снова закипал гнев. Она с трудом сдержалась, чтобы не вскочить и не уйти оттуда в ту же секунду. Но, в конце концов, это ее шанс. Она должна доказать, что может вернуться на работу, что она достойна нового звания. Обуздав естественную реакцию, она заговорила как можно спокойнее и с сочувствием:

— Донна, я понимаю, как вам сейчас тяжело, но мы очень надеемся на сотрудничество.

Донна промолчала.

— Где Фэйт была вчера вечером?

Лицо Донны превратилось в настоящее поле битвы. Говорить или нет? Поступиться ли принципами, что вырабатывались годами, и стать заодно с полицией? Розе приятно было наблюдать за этими метаниями, но виду она не подавала.

— Я очень вас прошу, Донна. Я понимаю, что с полицией у вас связаны не лучшие воспоминания…

— Понимаете, да?

— Да. Понимаю. Я читала ваше личное дело. И дело Фэйт тоже. Но это сейчас неважно — важно выяснить, как она очутилась в Уэйкс Колне:

Снова молчание. Роза терпеливо ждала.

— Рассказывайте, — наконец сказала Донна с усталостью в голосе. — Рассказывайте, как все было.

— Она погибла сегодня утром. Выбежала из леса прямо на проезжую часть, возле виадука. Ее сбила машина. Она скончалась на месте. — О второй машине Роза решила не упоминать.

Глаза Донны наполнились слезами. Она заморгала, смахивая их ресницами. Губы у нее задрожали, дыхание перехватило.

«Начинается», — подумала Роза.

Но она ошиблась: ничего не началось. Донна моментально собралась и посмотрела ей в глаза. Снова готовая к схватке, снова сама себе хозяйка. Да, она по-прежнему беззащитно моргала, но слезы больше не срывались.

Какой-то крохотной частицей своего естества Роза даже восхитилась ею.

— От чего она убегала? — спросила Донна.

И снова проблеск этого незваного восхищения: кем бы ни была эта женщина (а судя по обстановке в комнате, кем она только не была), в смекалке ей точно не откажешь.

— Я надеялась, что вы сможете помочь мне ответить на этот вопрос.

Донна ничего не сказала и погрузилась в раздумья.

Роза наклонилась вперед и едва не перевернула ветхую софу, но вовремя скрыла свое раздражение.

— Ну же, Донна. Расскажите. Она там работала, да? Встречалась с клиентами? Брала товар?

При этих словах Донна метнула в ее сторону испепеляющий взгляд.

— Она не была наркоманкой! — Голос ее напоминал рык хищного животного.

«Ну разумеется, дорогуша, — подумала Роза. — Разумеется».

— А я и не говорю, что она была наркоманкой. Я просто спрашиваю, где она была вчера вечером.

— Она хотела обратиться за помощью. Вот так. А наркоманкой она не была.

— За помощью? Вчера вечером?

Донна, помолчав, продолжила:

— Нет. Не вчера. Но она собиралась лечь в больницу. «Святой Квинлан». Уже и место забронировала.

Роза ликовала: ей все-таки удалось поймать Донну на лжи!

— Значит, проблемы с наркотиками у нее все же были.

— Нет. — Опять пауза. — У нее же ребенок. Ну, бывало, принимала. Немножко. Но она хотела вообще завязать. Ради него.

— Понятно, — кивнула Роза. — А где сейчас этот ребенок?

Донна кивнула в сторону лестницы.

И снова молчание.

— Давайте все-таки вернемся к вчерашнему вечеру. Где была Фэйт? Я так понимаю, еще не в «Святом Квинлане».

Донна помотала головой.

— Она вышла на работу. Вроде как в последний раз. Я ей говорила, что не надо, но она такая: нет, последний разок. Чтобы немного бабла подбить. А то пока вылечится, пока то да се, надо же как-то жить. — Донна, опустив голову, понурилась. — Последний разок…

Роза подождала, пока она соберется с мыслями. Ничего хорошего она в этом человеке не видела. Не соболезновала ее утрате. Весь мир в глазах Розы делился на черное и белое. И если женщина торговала собой — по каким бы то ни было причинам! — ей такая женщина была омерзительна. Если она добровольно отдавалась мужчинам, способным на такой поступок, значит, сама была во всем виновата. И единственным чувством, которое эта женщина могла вызвать, была злость.

Но тут Роза вспомнила своего бывшего любовника, инспектора Бена Фенвика. Не находя его таким уж привлекательным, она тем не менее спала с ним. Добровольно ему отдавалась. Хотя это, конечно, другое. Ей-то было выгодно спать с ним.

Она покачала головой, недовольная собственными мыслями. Это только еще сильнее разозлило ее.

Донна постепенно приходила в себя. На этот раз времени и сил понадобилось больше, но все-таки она смогла. Рассудив, что следующий приступ может оказаться еще длиннее, Роза поспешила продолжить расспросы.

— Так куда же она все-таки пошла? Вы не знаете?

Донна мотнула головой.

— У нее были постоянные клиенты? Она не говорила, что собирается с кем-то из них увидеться?

— Не, ничего такого. Просто, говорит, пойду поработаю. Срублю деньжат.

— А чем вы в это время занимались?

Донна вмиг выпрямилась.

— Не ваше собачье дело.

«А то…» — подумала Роза.

— А парень у нее был? Сутенер?

Что-то промелькнуло в глазах Донны, но слишком быстро — Роза не успела прочесть, что именно.

— Ну да. Был один. Бывший. Иногда заставлял ее идти на панель. И к наркоте он ее приучил.

Роза ощутила внутри знакомое приятное тепло. Она напала на след.

— А как его зовут?

— Дэрил. Дэрил Кент.

— Где я могу его найти?

— Че, прям щас? В «Шекспире». Он вечно там торчит. В бильярд играет.

— Понятно. — Роза встала. Наконец-то ее гневу нашелся выход. — Мне очень жаль, что так вышло, Донна. У Фэйт были родные?

Донна, избегая ее взгляда, покачала головой.

— Только я. И Бен, — еле слышно добавила она.

— С вами скоро свяжутся из отдела по оказанию помощи семьям пострадавших.

Донна лишь безразлично пожала плечами.

— Мне… очень жаль, — с неохотой выдавила из себя Роза, но Донна не откликнулась.

Роза сама вышла из дома и закрыла за собой дверь.

Глотнув воздуха, который на Барак-стрит считался свежим, она отправилась на поиски Дэрила Кента. Большая дорогая машина стояла на прежнем месте. Плевать. Лишь бы убраться отсюда поскорее.

ГЛАВА 22

Мужчина за стойкой явно нервничал, и это не ускользнуло от внимания Микки. Впрочем, едва ли его беспокоил предстоящий разговор с полицией — скорее, убытки, которые несла его фирма.

— Послушайте, — сказал Колин Байерс, откидываясь на спинку стула, — это все, конечно, ужасно, но я не знаю, чем могу вам помочь. Мы были просто подрядчиками.

— Но вы можете назвать имена заказчиков слома.

Фирма «Джордж Байерс. Снос зданий» шла первой в списке Микки Филипса. Располагалась она в одноэтажном кирпичном здании на Магдален-стрит в Ньютауне, между автомагазином, установкой каминов и ремонтом дверей. Ни двор с потрескавшимся бетоном, запруженный грузовиками, ни само здание не обманули ожиданий Микки. Внутри обнаружилась мебель, списанная из других офисов, стопки желтой прессы и календарь с полуобнаженной девушкой на стене. Ничего лишнего.

Колин Байерс выглядел типичным порождением своей среды. Бизнес он, как выяснилось, унаследовал от отца, вышедшего на пенсию. Крепко сбитый, лысеющий мужчина средних лет, он носил очки в металлической оправе и рубашку поло с логотипом собственной компании.

Он вздохнул и почесал за ухом.

— Послушайте, сержант, я могу назвать вам фирму-застройщика — и все. Мы всего лишь субподрядчики. Лучше вам связаться с земельным кадастром.

— А я уже связывался, — не моргнув глазом, соврал Микки. На самом деле этим занимался Милхаус. — Но они только сказали, что собственность зарегистрирована на какую-то лондонскую холдинговую компанию. Мы сейчас пытаемся ее найти. А тем временем мне нужна ваша помощь, мистер Байерс. Я понимаю, что у вас много работы, но ведь и у меня немало. Чем скорее мы закончим этот разговор, тем скорее я от вас отстану.

— Ага. А мне за этот разговор платить из своего кармана. — Еще раз вздохнув, Байерс пригладил последние волосинки на голове и наконец принял волевое решение. — В общем, так уж вышло, что этих людей я знаю. Я лично с ними беседовал. «Лайеллс». Застройщики. Хотели снести пару полуразваленных домов в Ист-Хилле — там весь район чистят, будет большая стройка. Короче, ничего сложного. Отскрести асбест, выкорчевать несколько деревьев, ландшафт подкорректировать — всего и делов-то. А теперь — нате вам.

Микки записал название компании.

— Выходит, нам теперь нельзя там работать, да?

— Похоже на то.

— И надолго это?

— Понятия не имею. Будет произведен тщательный обыск окрестностей, а сколько на это уйдет времени, я не знаю. Может, несколько дней. Может, недель.

Что об этом думал Байерс, Микки понял по выражению его лица.

— Спасибо, что уделили мне время, — сказал он на прощание и вышел из офиса. Байерс не стал его провожать.

На улице Микки сверился со своим блокнотом: куда дальше? Воздух за это время успел похолодать, в нем стали слышны осенние нотки. Он пошел направо, к парковке, где оставил машину. Магдален-стрит занимала большую часть дороги, соединявшей Ньютаун с центром города. Путь его пролегал мимо тату-салонов, афро-карибских парикмахерских и мелочных лавок. Люди на улице в основном не обращали на него внимания, хотя некоторые все же шарахались и косились. Пару лиц он даже узнал: приходилось сталкиваться по долгу службы.

Он дошел до поворота, где Магдален-стрит переходила в Барак-стрит. Район тоже претерпевал изменения, медленно, но верно превращаясь в настоящие трущобы; дома на пути становились все обветшалее, магазины — все грязнее. Уже на светофоре, ожидая «зеленого», чтобы перейти на Брук-стрит за машиной, он вдруг заметил знакомое лицо.

По параллельной улице шла Роза Мартин.

Его следующим порывом было развернуться и уйти как можно дальше. Познакомились они совсем недавно, но, судя по первому впечатлению, человеком Роза была не из приятных. Но развернуться и уйти он не мог: она смотрела прямо на него. Придется разговаривать.

Она перешла через дорогу и, дружелюбно улыбнувшись, сказала:

— Привет, Микки. Давно не виделись.

— А я и не знал, что ты живешь неподалеку.

Роза прыснула в ответ:

— Кто — я? Здесь неподалеку?! Ты шутишь, верно? Нет, конечно. Я тут по работе.

— Ну и хорошо, — сказал он. Какое облегчение, что она нашла себе другую работу! — И кем ты теперь работаешь?

Она недоуменно поморщилась.

— Как это «кем»? Полицейским, кем же еще!

Микки на миг утратил дар речи. Он знал, что ей пришлось пережить, знал, что она брала долгий больничный. Все об этом знали. И никто, в общем-то, не ожидал, что она вернется.

— А чему ты удивляешься?

— Ну, как сказать… Что же произошло?

— Гласс позвал меня назад.

— Неужели тебе поручили…

На лицо ее набежала тучка.

— Нет-нет, что ты. Упаси бог! Простое ДТП. Ну, так нам пока что кажется. Женщина погибла. — Она махнула рукой куда-то за спину. — Вон там жила. Проститутка.

— Ясно.

Они какое-то время стояли молча. Говорить было не о чем.

— Ну, мне пора, — наконец сказала она. — Рада была повидаться, Микки. Думаю, мы теперь часто будем встречаться.

«Боже, только не это!» — подумал он, но вслух сказал:

— Ага. Само собой, Роза.

Она уже развернулась было, чтобы уйти, как вдруг остановилась.

— Кстати, я теперь инспектор. Меня повысили. Ну, пока.

И только после этого, улыбаясь, ушла.

Микки стоял на месте, обдумывая услышанное. Раздался звуковой сигнал светофора: пешеходы могут идти. Но он лишь смотрел на зеленый свет невидящим взглядом и не шевелился.

«Инспектор… Господи Иисусе!»

ГЛАВА 23

— Как он?

Марина подошла к ленточному ограждению у подножья Ист-Хилла, прижимая к уху телефон. На том конце говорила Анни.

— Снова уснул. Почти все время спит с тех пор, как ты ушла. Он совсем изможден.

— Больше ничего не говорил?

— Ни слова. Я пока здесь, но, если он не проснется, оставлю тут, наверное, кого-то из ребят. Даже не знаю, кто ему сейчас нужен. Ума не приложу.

— Ему нужен психолог.

— Ну, один психолог тут уже был. Совсем недолго. Она девушка занятая.

— До скорого, — улыбнулась Марина.

Спрятав телефон, она достала удостоверение и пролезла под лентой.

Она чувствовала на себе взгляды зевак, столпившихся на мосту, и понимала, что где-то неподалеку наверняка должны сновать журналисты. Им всем интересно, кто она такая и что здесь делает. Ни дать ни взять, знаменитость на красной ковровой дорожке. Волнительное чувство. А волноваться сейчас не время.

Разумеется, журналисты и так могут ее знать. Все-таки в ее послужном списке значится парочка громких дел.

Она огляделась по сторонам, но Фила нигде не было видно. Все люди, собравшиеся здесь, выглядели очень деловито. В отдалении белела палатка, всюду расхаживали криминалисты с неизменно сосредоточенным выражением лица. Копов тоже хватало. Она заметила Эдриана Рена, помахала ему рукой и решила подойти узнать, где Фил, но на пути ее внезапно выросла чья-то фигура.

— Марина! Рад видеть. — Брайан Гласс, расплывшись в дружелюбной улыбке, буквально встретил ее с распростертыми объятьями. — Фил, к сожалению, сейчас занят. Ты же его искала?

Когда Гласс только появился в участке, Марина приложила все усилия, чтобы проникнуться к нему симпатией. Но это оказалось нелегко. Больше всего на свете она ненавидела работать с такими, как он, — бездушными законниками. Бывают офицеры — и, как ни печально, они составляют подавляющее большинство, — которые теряют по частице своей личности с каждым повышением в звании. Гласс принадлежал к их числу. В этом человеке не было никакой божьей искры, никакого внутреннего мира. Во всяком случае, она пока не сумела ничего подобного в нем разглядеть.

Она как-то сказала Филу, что Гласс напоминает ей второстепенный персонаж из сериала «24 часа»: он носит костюм и отдает приказания, но характер его не раскрывается, он ничем не отличается от прочих статистов. Тем не менее ее работу он хвалил чаще остальных и в целом относился к профессии психолога с редким в органах почтением. По крайней мере, при ней. В эпоху постоянных сокращений бюджета многие высокопоставленные чиновники полагали, что штатный психолог — это роскошь, а не необходимость. Что те услуги, которые предоставляла она, можно получать через внештатников, причем гораздо дешевле. А результаты, эффективность, качество — это уже дело десятое. Поэтому она всегда говорила с ним вежливо, но сдержанно. И решила держаться этого курса и впредь.

— Да, его я и ищу.

— Может, передать ему что-нибудь?

Она почувствовала себя назойливой женушкой, которая носит мужу горячие обеды на работу и отвлекает его от по-настоящему важных дел. И чувство это возникло не потому, что он специально старался ее унизить, а потому что сексизм был попросту свойствен его натуре.

— Я подожду, — сказала она. — Он хотел, чтобы мы вместе изучили место преступления. Вдруг я смогу дать какую-нибудь зацепку?

— Ага, хорошо. Замечательно. Мы рады любой помощи. — Он задумчиво нахмурился. — А как там пацан? Ну, которого нашли в подвале.

— Анни сейчас с ним. Он приходил в себя, мы даже немного поговорили, но ничего вразумительного он не сказал. Все время звал маму.

— Маму?

Она кивнула.

— Кажется, да. В любом случае в этом подвале он просидел довольно долго. Разговаривает с трудом, дичится. Ребенок ужасно настрадался, это очевидно. Он еще нескоро сможет дать нам какую-либо внятную информацию.

— Ясно. Молодец, Марина.

Она промолчала.

— Так держать!

Гласс улыбнулся. Марина подумала, что такой улыбкой Черчилль, должно быть, ободрял солдат.

— Договорились. — Он собрался было уходить, но она его остановила. — Кстати, у меня к вам дело. Как хорошо, что я вас встретила.

Он недоуменно поглядел на нее, но ничего не сказал.

— Я хотела поговорить насчет Розы Мартин.

Гласс переменился в лице, и даже голос его стал осторожнее, тише:

— А что с ней?

— Вы разрешили ей вернуться. А мне кажется, что она еще не готова.

Он насупился.

— Значит, тебе так кажется…

— Как профессиональному психологу, да. Она до сих пор проявляет признаки стресса, психологической травмы. Ее эмоциональная система еще слишком хрупкая для такой напряженной работы. Думаю, ей рано возвращаться на передовую.

— Спасибо за совет, Марина. Ты же знаешь, как высоко я ценю твое мнение. Напиши об этом в своем рапорте, я обязательно прочту.

Марина почувствовала, как по лицу разливается краска, а руки начинают дрожать. Но она справилась с гневом в два счета.

— При всем уважении, Брайан, вы вернули ее на передовую и, насколько я знаю, повысили в звании.

Он примирительно поднял руки.

— Боюсь, моей вины в этом нет. Когда меня сюда перевели, механизм уже был запущен.

Она прочла в его взгляде искренность. Или, во всяком случае, хорошую подделку под искренность. Он заговорил еще тише:

— Послушай, Марина. Иногда я вынужден принимать непопулярные решения, решения, которые непосвященные люди находят… спорными. Роза Мартин — отличный коп. На мой взгляд, — он постарался выделить эти слова, — она готова вернуться к работе. Ей поручили довольно обыденное дело. Уверен, она справится. Сама понимаешь: бюджет все время урезают, цепляемся за каждую соломинку.

Он улыбнулся. Стало быть, это его последнее слово.

— Ладно. Я просто хотела, чтобы вы знали: я этого не одобряю.

— Приму во внимание. — Он снова улыбнулся. — За это мы тебе и платим.

Разговор не получил продолжения, так как в эту секунду они заметили Фила Бреннана, приближавшегося к ним.

— А вот и он, — сказал Гласс. — Ну, не буду мешать. Удачи. — И он удалился.

— Вот идиот, — прошептала Марина, но тут же пожалела о своих словах. В конце концов, не так уж он и плох. Бывают главные инспекторы и похуже.

Забыв о Глассе, она с улыбкой взглянула на Фила. Сердце у нее до сих пор начинало учащенно биться при виде этого человека. Даже здесь, даже в таких неблагоприятных для романтики условиях. Особенно в неблагоприятных для романтики условиях! Они ведь и познакомились на работе, так что места преступления были для них привычной средой обитания. И вот они снова работают вместе. Как раньше. Так и должно быть.

Иногда она просто не могла поверить, что ей так повезло.

Но когда Фил подошел ближе и она смогла рассмотреть его лицо, от улыбки не осталось и следа.

ГЛАВА 24

— Фил? — Она заботливо тронула его за плечо и с тревогой заглянула ему в глаза. — Ты в порядке?

Он замотал головой, словно стряхивая с себя наваждение. Словно видел ее впервые в жизни.

— Марина… Привет. — Он остановился прямо перед ней.

— В чем дело? — прошептала она. — Ты выглядишь так, будто… не знаю даже… привидение увидел.

Взгляд его на несколько мгновений рассредоточился, прежде чем снова устремиться в одну точку.

— Нет, я… Все в порядке… В порядке.

Она хотела продолжить расспросы, но он ее опередил.

— Идем, — сказал он, избегая ее взгляда. — Я попросил криминалистов, чтобы нам разрешили побыть там вдвоем. Я тебя провожу, сама все увидишь. Если там хоть что-то сдвинули, я увижу и скажу, где оно раньше было. В таком духе…

— Хорошо.

Она не сводила с него взгляда. Фил был человеком, склонным к резким перепадам настроения, и переживал все очень остро: сказывалось трудное детство. В этой нестабильности имелись как плюсы, так и минусы, но именно своей эмоциональностью он ее изначально и привлек. Она понимала его боль. Она хотела разделить его страсть. Но при этом понимала, что на службе он обязан держать свои чувства при себе, чтобы никто не смог заглянуть ему в душу.

Но чтобы он отстранялся от нее, такого прежде не случалось. Он всегда ей доверял. А теперь почему-то замкнулся.

Последняя попытка.

— Фил?

— Все нормально. — Он отвел ее руку. — Просто… устал немного.

Она промолчала.

— Ну что, — сказал он и хлопнул в ладоши, словно хотел рассеять злые чары, — готова?

— Конечно, готова. Это же моя работа.

Ледяной тон. Явное огорчение в голосе. Но если Фил и расслышал это, то виду не подал.

— Прекрасно. Идем.

И он зашагал к дому. Марина последовала за ним.

Нужно на время забыть об их взаимоотношениях и войти в дом со свежей головой. Профессионализм — превыше всего.

Остальное подождет.

ГЛАВА 25

— Осторожно, ступеньки хлипкие.

Фил шел впереди, Марина — за ним. Дуговые лампы по-прежнему горели, провода тянулись по деревянной лестнице на улицу, к генераторам. Двоим тут не пройти, слишком узко. Он продвигался осторожно, помня, что она совсем рядом, за спиной.

Он страшно злился на себя. То, что он увидел во втором доме, испугало его, вывело из равновесия, но почему? Ответа он не знал. Но знал, что должен искать его в своей собственной душе. И пока ответ не отыщется, нельзя ни с кем об этом говорить. Даже с Мариной.

Ему не нравилось утаивать что-либо от нее. Сердце обливалось кровью, когда он видел тревогу в ее глазах и понимал, что не может ее утешить. Оставалось надеяться, что она сама все поймет. Рано или поздно.

Он остановился у двери в подвал, через считаные секунды подошла и Марина.

— Пришли, — сказал он.

Он ждал, пока она освоится, и пытался увидеть картину ее глазами.

Она огляделась по сторонам и, наткнувшись на клетку, замерла.

— О господи…

— Вот-вот. Я тоже так отреагировал.

Неуютное чувство вернулось. Страх. Беспокойство. Разум пытался бессознательно связать эти эмоции с рисунком на стене.

Нет. Не получается.

Марина еще раз обвела помещение взглядом.

— Цветы там же, где и были? Их не перекладывали?

Фил посмотрел на пол. Лепестки кое-где смели в кучки, кое-где вовсе убрали. По некоторым потоптались криминалисты.

— Было по-другому. Весь пол был ими усыпан.

— Усыпан… — с улыбкой повторила она. — Думаю, тебе полагается приз за самое неожиданное слово дня.

Он слегка покраснел.

— Что тут скажешь? Польщен.

Но улыбка быстро сошла с ее губ: главное — работа. Нужно сосредоточиться.

— Но были и букеты.

Он указал на стены, у которых до сих пор стояли увядающие, полумертвые цветы.

— Их не двигали?

— Разве что самую малость.

Марина кивнула, но не тронулась с места, продолжая оценивать увиденное. Пройдясь взглядом по всему помещению, она рассмотрела все: и цветы, и клетку, и верстак, и инструменты, и рисунки на стене. Губы у нее беззвучно шевелились — она разговаривала сама с собой.

Фил уже не раз такое видел. Это она обрабатывает данные. Трактует. Интерпретирует. Он всегда поражался, как ей это удается, — и, главное, насколько точные она затем выдает результаты.

Марина прошлась по подвалу. Руки в перчатках, ноги в бахилах. Опустившись на одно колено, она пристально осмотрела букет на полу.

— Розы… Красные, голубые, желтые… — И следующая охапка. — Гвоздики… Красные, голубые, желтые. Цвета совпадают. И вот еще петунии, хризантемы… Тех же цветов.

Она снова обвела комнату взглядом.

— И все валяются на полу. Брошенные… Гниют… Коричневеют..

— И что все это значит?

— Человек, который это сделал, или сам их выращивал, или где-то покупал, но я склоняюсь к первому. В этом помещении витает какой-то… садоводческий дух. Дух флористики. Опять же инструменты…

Марина направилась к верстаку.

— Инструменты никто не трогал?

Фил подошел ближе. Он чувствовал запах ее духов. Ему хотелось обнять ее.

— Один, кажется, забрали на экспертизу. Остальные я попросил оставить.

Она кивнула, продолжая шевелить губами, и взяла в руки серп. Внимательно осмотрев его, она наконец сказала:

— А эти инструменты… немного переделали. Подладили. Это ведь не садовые инструменты, для этих целей ими давно не пользовались.

— Я тоже так подумал.

— И этот верстак… — Она присела на корточки и, закрыв глаза, понюхала изрезанную, в щербинках деревянную поверхность. — Хм… Землей отдает… Но не только.

Она встала и, отряхнув с юбки пыль, отошла к противоположной стене. Рисунок. Она коснулась его ладонью.

— Сначала мы решили, что это пентаграмма, — сказал Фил. — Но мы ошибались.

— Верно, — задумчиво пробормотала Марина, прослеживая взглядом линии на стене. — Это скорее звезда. Но ошибиться и впрямь легко… если, конечно, человек зашорен и лишен фантазии.

Фил промолчал. Что это было, неужели комплимент?

— И это не краска. Экспертизу проводили?

— Еще нет, но образец возьмут. Когда будут готовы результаты, я не знаю. Как ты думаешь, что это?

— Думаю, какой-то естественный материал. Возможно, растительный. Возможно, человеческие выделения. Возможно, смесь того и другого. Не знаю… Что-то в таком роде. Органическое.

Марина выпрямилась и снова окинула помещение внимательным взглядом. Клетка. Подойдя к ней, она обернулась и посмотрела на верстак, затем — на букеты цветов у стены. Потом — на рисунок на стене. Медленно, размеренно она обошла комнату по периметру, останавливаясь у каждого букета. Губы ее все время беззвучно шевелились, лоб был наморщен, словно она производила в уме сложнейшие математические вычисления.

Остановившись в центре, она расставила руки в стороны и, затаив дыхание, принялась вращать ими, оттягивая кончики пальцев. В этот момент она напоминала не то жрицу какого-то языческого культа, не то тренера по йоге.

Фил как завороженный наблюдал за ней. Иной раз ему самому становилось страшно оттого, как сильно он любит эту женщину.

— Ну, — наконец сказала она, — слушай.

ГЛАВА 26

Тени на кухне Дона и Эйлин Бреннан удлинялись. Сгущались сумерки, словно кто-то пеленал солнце в серое одеяло.

Они сидели за столом, разделенные молчанием, как ледяной глыбой.

В соседней комнате тишина была иного рода — мирная, спокойная: там у выключенного телевизора дремала Джозефина.

Эйлин, вздохнув, взяла чашку. Чай уже остыл, но она все равно его отхлебнула.

Дон не шелохнулся. Гаснущие лучи солнца играли на его лице, углубляя морщины, не давая покоя.

Эйлин осторожно поставила чашку на подставку. «Цветы Британских островов». Сувенир от подруги. Она даже не обратила внимания, какого он цвета.

— Надо же… Надо же что-то делать…

Ее голос поглотила холодная, тревожная тишина.

— Нельзя же допустить, чтобы он… И дальше… Чтобы он узнал…

— И что ты предлагаешь? — Когда Дон обернулся на ее голос, это было столь же невероятно, как если бы ожил идол на острове Пасхи. — Что мы можем сделать?

— Не знаю… Но что-то…

— Сказать ему, да?

— Возможно.

Уходящий свет трепетал в предчувствии скорой кончины.

Дон покачал головой. Темнота наступала.

— Не думаю, что получится… После всего, что…

Эйлин тяжело вздохнула.

— Тогда как же нам поступить? Он ведь узнает, Дон. Рано или поздно.

Дон промолчал. Тень накрыла уже добрую половину его лица.

Эйлин чуть подалась вперед, чтобы попытаться растопить лед между ними. Голос ее был таким же приглушенным, как освещение в кухне.

— Он все равно узнает. И поймет, что мы скрыли это от него. Каково нам тогда придется? Каково придется ему?

Дон ничего не ответил. Эйлин наблюдала за его лицом. Вздохнув, она опустила глаза на чашку, поднесла ее к губам, но, вспомнив, что чай давно остыл, поставила ее на место.

Тишина. И сгущающиеся сумерки.

Из соседней комнаты донесся плач: проснулась Джозефина. Эйлин покосилась на дверь и снова перевела взгляд на Дона.

— А как быть с ней?

— Не надо, Эйлин. Не начинай.

— Как быть с этой несчастной девочкой? Она разве не имеет права знать?

— Эйлин…

— Что, Дон? Что?

Плач становился все громче.

— Я не могу. Это слишком… Не могу я. Ты же сама знаешь…

— Дон, он должен об этом знать. Вот и все. Должен.

Плач стал еще громче.

Дон опустил голову.

Плач не утихал. Эйлин не сводила с Дона глаз.

— Иду-иду, милая. Бабушка сейчас придет.

Джозефина немного успокоилась. Эйлин встала из-за стола.

— Пора, Дон. Ты же сам знаешь, что пора.

И она вышла из комнаты.

Дон не сдвинулся с места.

Солнце полностью ушло за горизонт.

ГЛАВА 27

— Это пока предварительные результаты, — сказала Марина. — Чтобы было от чего отталкиваться. Первые впечатления.

— Ясно, — откликнулся Фил. — Давай.

— Так вот. Мальчик пробыл тут совсем недолго, — сказала Марина, глядя на клетку.

— Да?

— Да. Вот это, — она ткнула пальцем, — камера временного содержания. Его переместили сюда. Она тут давно. Очень давно.

— А точнее?

— Потом скажу. Мальчика привезли сюда для… Не знаю пока, для чего именно, но ничего хорошего его тут не ждало. Это логово убийцы. Как бы он его ни прихорашивал. Это бойня. — Она закрыла глаза, развернулась и сделала несколько глубоких вдохов. — Предвкушение… Он приводит их сюда, чтобы… — Еще один вдох. — Он себя настраивает. Чтобы… Чтобы… Ритуал. Да. Именно так. Главное — это ритуал. Не только те аспекты, которые он сам разработал, нет… Его личный фетиш… Нет. — Опять вдох. Она опустилась на колени, огляделась. — Не только это…

Фил не смел произнести ни слова. Марина словно погрузилась в транс и теперь общалась с иными мирами. Он и сам осознавал, насколько нелепо это звучит, но не мог выбросить этот образ из головы.

— Нужное место, нужное… настроение. Подготовка к наслаждению. Нет. Не только. Что-то еще. Цветы… Да. Нужное… время… — Она открыла глаза. — Нужное время, да. Ритуал. — Она пробежалась взглядом по букетам, расставленным вдоль стены. — Цветы, они… Это… Это жизненный цикл. Рождение, расцвет, смерть. Многолетние растения. — Она указала на стену: — И еще этот рисунок… Ты был прав, это не пентаграмма, не сатанинский знак. Это… Я даже не знаю. Возможно, календарь? Своего рода.

— В форме звезды?

— Возможно, под звездой? Не знаю. Но это точно не пентаграмма. Скорее… логотип! — Последнему слову Марина как будто сама удивилась. Она снова зажмурилась. — Но ребенок… Что значит ребенок? Готовность? Плодоносность? Он тоже входит в жизненный цикл? — Она подошла к верстаку. — Садовые инструменты… Символы, да… Символические инструменты… Но что они символизируют? Посадку? Выращивание? Жизненный цикл, да… — Она посмотрела Филу в глаза. — Клетка. Кости. Думаешь, человеческие?

Опешив от внезапного вопроса, он пару секунд спустя пробормотал:

— Не исключено…

— Ясно. — Она снова отвернулась. — Старые они. Некоторые из них. Старые. Несколько лет, а то и десятилетий… Да. — Она подошла еще ближе к клетке и уставилась на нее. — Что это значит? Это значит, что он давно все спланировал. Именно. Он готовился. Он обладает незаурядным умом. Он контролирует свой ум — и контролирует других. Он терпелив. Стратег.

— Думаешь, он… давно таким промышляет?

— Да.

— Как давно?

Марина глядела на прутья клетки, словно ожидала от них ответа.

— Много лет. — Она коснулась кости. — Десятилетий… — Голос ее дрогнул. — Его никогда не ловили. — Она покачала головой. — Учет… Вел ли он учет? Вряд ли. По крайней мере, в нашем представлении. Разве что… Цветы. — Она снова посмотрела на стену с букетами. — Разные виды, разные сезоны… Может быть… Не знаю. Он действует уверенно. Это… развитие. Прогресс. И хорошо. Устойчивые модели поведения обычно… Так и бывает. Но серийные преступники часто выдыхаются. Начинают со временем допускать ошибки, пусть и умышленно, как будто хотят, чтобы их поймали, остановили… Это не тот случай. — Она продолжала бережно поглаживать костяные прутья. — Этот человек… он все контролирует. Это его ритуал. Отточенный. Совершенный. Поиск совершенства… Маньяки часто перестают совершать преступления, достигнув определенного возраста, — сказала она шепотом, — но только не этот… Нет. Он уже давно этим занимается. И у него есть на то причина.

— Какая?

— Не знаю. Но ему она кажется веской. Он делает это не только ради собственного удовольствия.

— Но я думал, что все серийные убийства связаны с сексом.

— Да, большинство.

— И?

— Я не говорю, что он не получает никакого кайфа. Но кайфом дело не ограничивается… И еще кое-что.

— Что?

— Я думаю, он не остановится.

ГЛАВА 28

— Придется нам его остановить, — сказал Фил. — Поймать и положить всему этому конец.

— Да, — сказала Марина, словно выйдя из транса. — Можно его поймать, но это уже по твоей части.

Она натянуто улыбнулась.

— Тогда можно расслабиться.

Но выглядел Фил так, словно целиком и полностью состоял из одного только напряжения. С утра, когда она видела его последний раз, он, казалось, успел постареть на несколько лет.

Нужно было что-то сказать ему. Поговорить с ним.

— Послушай, Фил, самое главное…

— Не надо, — еле слышно выдавил из себя он. — Не здесь. Не сейчас.

Он вздохнул. Словно атлант, расправивший плечи.

— Я не могу…

— Фил? Это же я. Я. Ты можешь быть со мной откровенен.

Он пытался смотреть ей в глаза, но взгляд его метался из стороны в сторону, будто его било током.

— Я… не могу. Не сейчас. — Опять вздох. — Я даже… — Он устало запрокинул голову. — Нет. Пойдем отсюда. Надо… Надо работать.

— Хорошо, но…

— Как он сюда попал? — вдруг ни с того ни с сего спросил Фил.

— Кто?

— Мальчик. Как он сюда попал? Если это временная камера, где он был до этого?

Он еще никогда не отталкивал ее с такой силой.

— Ну да, мальчик… В общем, по-моему, дело было так. Привести его сюда средь бела дня он не мог, верно?

— Верно. К тому же территория огорожена. Входа нет.

— Значит, дорога исключается. Разве что ночью, да и то это выглядело бы подозрительно. Возле дачных домиков есть еще одна тропинка. Куда она ведет?

— К микрорайону на берегу. Но там никакого освещения и сплошной бурьян. Настоящий рай для грабителей. И тянется она вдоль реки.

— Вот тебе и ответ.

— Он что, провел его по той тропинке?

— Нет. Привез по реке. Дом выходит на реку. Он мог причалить рядом, высадить мальчика…

Фил принялся задумчиво расхаживать по комнате.

— Все сходится. Ты же говорила об этом — о циклах, о ритме природы. Может, и река тут не случайно?

— Вполне возможно.

— Да… Тогда остается только один вопрос.

— Какой?

— Где он взял мальчика?

Марина слабо улыбнулась.

— Это тебе выяснять. Ты же полицейский. Я всего лишь психолог.

— Но ты с ним говорила.

— Да. И пройдет еще немало времени, пока он сможет дать нам хоть какую-то полезную информацию.

Они помолчали.

— Я составлю официальный рапорт, — наконец сказала Марина и, поглядев на часы, добавила: — А сейчас пора забирать Джозефину.

Фил вспомнил, что говорил с Доном и они согласились оставить девочку у себя подольше.

— Хорошо. Хоть какое-то облегчение.

И снова молчание. Марина посмотрела на Фила. Глаза его бесцельно блуждали по потолку. И не потому, что он искал что-то, а потому что избегал ее взгляда. Но почему? Он не хотел с ней говорить, не хотел признаваться, в чем дело. Неужели он настолько переживает из-за этого мальчика в клетке, но постеснялся говорить об этом перед коллегами? Будем надеяться. Иначе… Ей даже не хотелось об этом думать. Она снова протянула руку, но он, будто предвосхитив ее жест, отпрянул.

— Пойдем.

И он начал подниматься по лестнице. Она не сразу пошла за ним и несколько мгновений просто провожала его взглядом.

Это на него не похоже. Совершенно не похоже. Если он предпочитает что-то скрывать от нее, то это «что-то» должно быть очень важным.

В конце концов, они с ним — одно целое. В этом она не сомневалась и по отношению к другим людям ничего подобного никогда не испытывала. Это была настоящая, истинная любовь. Родство душ. Но с настоящей любовью приходит и настоящий страх. Что что-то испортится. Что кто-то из них умрет.

Или что их обоих поглотит тьма. Они ведь были израненными, нежными душами, которые когда-то сумели друг друга услышать и слились воедино.

Вдруг тьма вернется? Вернется и разрушит все, что у них сейчас есть?

Канат истончался…

ГЛАВА 29

Это была обычная комната для совещаний. С кондиционером. С опущенными жалюзи. Прямоугольный стол, окруженный стульями. А на нем даже графин с водой и стаканчики. Самая обыкновенная комната для совещаний.

Но совещание это никак нельзя было назвать обыкновенным.

Старейшины собирались уже много лет. Десятилетий. Сперва на открытом воздухе. Решения принимались у костра. Потом заседания перенесли в помещение, пропахшее свежераспиленной древесиной. Голые твердые стены и пол, сугубо функциональная мебель. Затем переместились в теплые, обшитые вагонкой номера с полированными столами, резными стульями и… ритуальными накидками.

Это были лучшие годы.

Потом — промежуточная стадия.

И теперь вот это — комнаты для совещаний. Конференц-залы. Самые обыкновенные офисные пространства.

Лица их изменились, но имена остались прежними.

Четверо. Всего четверо.

Пятый… отсутствовал. Как обычно.

Никакого общения помимо кратких приветствий. Никакой болтовни, никаких шуточек. Тишина. Напряжение гудело в воздухе, как туго натянутый провод, потревоженный ветром. За прохладу отвечал не только кондиционер.

Кто-то должен был начать.

— Полагаю, я выражу общее мнение, если скажу: ты что, совсем охренел?

Это говорил Законодатель. Лед тронулся, но теплее в комнате не стало. Слова Законодателя действительно выразили общее мнение присутствовавших. Они требовали ответов.

— Очень вас прошу, — вступил Мэр, как обычно, восседавший во главе стола, — давайте обойдемся без лишних эмоций. Проблему нужно рассмотреть трезво, спокойно. — Он взглянул на ответчика. — Но Законодатель, по сути, прав: мы ждем объяснений. Чем вы думали, Миссионер?

— А обязательно называть друг друга этими идиотскими именами? Нельзя хоть раз в жизни поговорить нормально? — Миссионер лишь покачал головой.

— Они нужны нам, — сказал Мэр. — Вы и сами это знаете.

— К тому же они имеют практичный смысл, — добавил Учитель. — Если кто-то подслушивает нашу беседу, он потом ничего не сможет доказать. Если возникнет необходимость что-либо доказывать…

— Итак, я повторю вопрос, Миссионер, — сказал Законодатель. — Чем вы думали?

— Вы же сами знаете, что нам нужны деньги, — принялся оправдываться Миссионер. — Иначе дело не пойдет. И тогда… Сами понимаете, что случится тогда. Вот я и решил избавиться от старой недвижимости. Мы ею больше не пользуемся, а в цене она возросла.

Снова Законодатель:

— И вы не сочли нужным уведомить нас заблаговременно?

— Я не думал, что это так серьезно.

Все трое уставились на Миссионера.

Не привыкший унижаться, он предпринял отчаянную попытку:

— Послушайте, я же был у черта на рогах. Я не хотел, чтобы сделка пошла псу под хвост. Что мне оставалось? Я действовал в наших общих интересах. И, если честно, рассчитывал, что вы мне потом спасибо скажете, а не песочить начнете…

Они по-прежнему не сводили с него глаз.

— И откуда мне было знать, что он до сих пор там? Времени-то сколько прошло…

— Да ну? — усомнился Учитель. — Значит, ты настолько наивен? Или просто дурак?

— Откуда мне было знать…

— Ты думал, он просто возьмет и перестанет это делать, да? Что он изменится? Уж кому, как не тебе, знать, насколько это маловероятно.

Миссионер тяжело вздохнул.

— Простите. Я не подумал.

— Клетка по-прежнему там, — сказал Учитель.

Миссионер вздрогнул.

— Да. Ну… Я думал, у него есть еще…

— Есть, — согласился Законодатель. — Резервные.

— Тогда почему нельзя…

— Потому что у каждого свои предпочтения. — Судя по голосу Мэра, разговор был окончен. — И у него тоже. Все это — составные части одного ритуала.

— Я не думал, что ритуал остался… Я думал, если все получится, в будущем…

— Это пустая болтовня, — оборвал его Законодатель. — Мы хотим знать, что происходит в данный момент. Нужно ликвидировать последствия. Нужно составить план.

— Верно, — отозвался Мэр. — Отчет о проделанной работе. Новые предложения.

— Я это так себе представляю, — сказал Законодатель. — Мы должны работать в трех направлениях. Первое. Как продвигается расследование? Что полицейские успели выяснить насчет клетки и мальчика? Второе. Нужно удостовериться, что это никак не повлияет на своевременную доставку. Третье. Поддерживать установленный ход ритуала.

Миссионер, казалось, не вполне его понял.

— А ритуал еще продолжается? После всего этого?

— Разумеется, — отрезал Законодатель. — Он слишком важен, чтобы прерваться ни с того ни с сего. Важен для него. Он и так злится из-за этой заварухи. Ужасно злится.

По телу Миссионера пробежала дрожь.

— Ага. Понятно. А нельзя просто…

И не договорив, понял, что услышит в ответ.

Учитель молча посмотрел на него.

Миссионер снова вздохнул.

— Господи, вот так вляпались! — Но когда он поднял голову, глаза его горели. — Погодите-ка. А разве он не может использовать другого? Обязательно этого?

— Думай головой, прежде чем задавать такие вопросы, — разочарованно протянул Мэр. — Это должен быть избранный ребенок. Таковы требования ритуала. — Он зловеще ухмыльнулся. — Или вы хотите лично предложить ему замену?

— Стало быть, выбора нет, — подытожил Учитель. — Необходимо вернуть ребенка.

— Более того, — сказал Мэр, — необходимо взять расследование под контроль.

Все одновременно обернулись к Законодателю. Тот неуверенно улыбнулся.

— Значит, я один за все в ответе. В который уже раз.

— А эта женщина до сих пор представляет для нас угрозу? — спросил Учитель.

— Нет, — ответил Законодатель. — Сегодня утром она погибла. Несчастный случай.

— Отлично, — сказал Учитель. — Хоть одной проблемой меньше. Так ведь?

— Все улажено. Думаю, это не грозит нам никакими последствиями.

— Господи, вот так вляпались! — повторил Миссионер.

— Не мы, а лично ты, — поправил его Учитель.

— Снова пустая болтовня, — вмешался Законодатель. — Мы должны думать, планировать. Ну же, соберитесь! Сосредоточьтесь. Это самое ответственное задание за год.

Все, как по команде, откинулись на спинки стульев и погрузились в раздумья. Тишину комнаты для совещаний нарушало лишь глухое гудение кондиционера.

Затем, собравшись и сосредоточившись, они возобновили разговор.

И в конечном итоге составили план.

ГЛАВА 30

Донна поднесла кружку к губам. Горячо. Поставив кружку на столик у дивана, она вытащила из пепельницы недокуренную сигарету и затянулась. Прислушалась, как трещит горящая бумага. Почувствовала, как дым расползается по телу. По всему телу. Выдохнула — и дымом заволокло все, что она видела. Зажав сигарету между указательным и средним пальцами, она смотрела на ее горящий кончик. Дрожь в руках, вызванная недавним перепоем и перебором с наркотой, под действием чая и никотина понемногу стихала. Еще раз затянувшись, она поджала ноги, уселась поудобнее и принялась наблюдать за Беном, игравшим на полу. Побег. Вот о чем она думала, глядя на ребенка. Бежать. А еще она думала о Фэйт.

И о том, как обманула эту сучку из полиции.

Побег. Да уж, в этом Донна была докой. Просто, блин, кандидатскую защитила на тему побегов. Если в чем-то она и разбиралась, так это в способах бегства.

Так она, собственно, и дошла до такой жизни. Так, честно говоря, до такой жизни доходили все девчонки. Но кто ж из них говорил честно? Да никто. Особенно с людьми, на которых им плевать. А именно с такими людьми и приходилось в основном общаться. Клиенты. Копы. Муниципалы. Иной раз — все сразу.

И побег… Бегство. Все они от чего-то бежали. Она не была исключением. От мужей, которые их избивали. От отцов, которые их насиловали. От отцов, дядей и друзей. От семей, которые ничем не могли им помочь. Бежали. Всегда бежали.

Потому-то они и стали кончеными людьми. И она не исключение. Все они хотели от чего-то убежать.

А куда — это уже не столь важно. В новую жизнь. Чтобы стать другими. Взять новые имена. Способов много: таблетки, бухло, крэк, трава. Все это здорово. Потом, конечно, бывает хреново, но что с того? Можно же еще раздобыть. И снова уделаться.

Убежать.

Она снова отхлебнула чаю — в самый раз. Снова затянулась.

Фэйт всегда говорила, что убегает. От чего-то. Вечно какие-то истории, Донна даже слушала вполуха. У нее и своих историй хватало. Иногда она их рассказывала, но обязательно что-то меняла. Никогда не повторялась. И каждый раз истории эти были правдой. По крайней мере, пока она их рассказывала.

Но вот у Фэйт… Всегда одни и те же. Вечный побег. От какой-то страшной силы. Не может и слова вымолвить — а бежать должна.

Донна не вслушивалась. «Если это такая серьезная хрень, — говорила она, — так напиши в газеты, позвони на телевидение». Фэйт только смеялась в ответ: «Думаешь, они сами не знают? Уж поверь мне на слово: это очень серьезная хрень. Они все в сговоре». Тогда смеялась уже Донна. «Лучше помалкивать. Не высовываться. Мало ли что. А я за Бена боюсь. Потому что им нужен он. Если со мной что-то случится, следующим будет он».

И все. Донна только махала рукой. Дурочка. Бедная маленькая дурочка. Совсем запуталась.

Многие девчонки несли такую чушь: алкогольные фантазии, мечты под крэком, ганджубасовый психоз. И каждая история — святая правда. Донна не обращала на них внимания. У нее тоже имелось несколько правдивых историй в запасе. Правдивых до тех пор, пока она не угомонится.

Но Фэйт… Фэйт не успокаивалась. Никогда.

«Если со мной что-то случится, — сказала она однажды вечером, когда ее зрачки от водки и ганджи уже вращались, как колесики, — что угодно, несчастный случай или еще что, это они. Так и знай. Это они за мной пришли. И ты… Ты мне обещай…» Донна тогда затянулась «травкой» и сказала, что обещает. «Ты же еще даже не знаешь, что именно! Пообещай, что… будешь заботиться о Бене. Не отдавай им Бена. Ни за что». Донна подумала тогда, что это полный бред, но, заглянув в несчастные, измученные, покрасневшие глаза подруги, поняла, что та не шутит. И пообещала. Чего было не пообещать? У Фэйт, похоже, гора с плеч свалилась. «А они придут. Я тебе точно говорю. На машине приедут. Вдвоем. Два мужика. В костюмах. Такие, знаешь, типа как свидетели Иеговы. Но никакие они не свидетели Иеговы, это я точно говорю…» И тут начались пьяные слезы: «Обещай! Обещай!» И Донна пообещала снова…

Докурив до фильтра, она раздавила окурок в пепельнице. Эта Роза Мартин… Морда ящиком, вся из себя… Но не такая уж она крутая баба, как о себе думает. Донна людей насквозь видела: с ее профессией по-другому нельзя. Слишком многие девчонки садились в машины, в которые не следовало садиться, а потом их находили где-нибудь в лесу на берегу реки с проломленными черепами. В общем, пришлось осваивать азы психологии.

А для того, чтобы раскусить эту Мартин, азов вполне хватило. Проще простого.

А еще проще было ее обмануть — и выйти сухой из воды.

Что-то таилось в ее глазах — какая-то боль, какая-то травма. И еще — гнев. Много гнева. Донна готова была поспорить на кругленькую сумму, что к этому причастен мужчина. Поэтому-то она и натравила ее на Дэрила.

Она улыбнулась.

Жалко, что она не увидит, как Мартин ввалится к нему, обзовет сутенером и обвинит в гибели Фэйт. О, она бы дорого дала, чтобы увидеть его лицо в этот момент! Потому что Дэрил таки был их сутенером. Раньше. И парнем ее он тоже был. Оставалось надеяться, что поднимется буча. Уж Дэрил-то молча слушать ее не станет! Оставалось надеяться, что и сучке-ментовке хватит накопленной ярости, чтобы поддаться на его провокации.

А кто кого, это уже предсказать сложно.

Она, улыбнувшись, отхлебнула еще чаю и сморщилась: остыл. Она встала с дивана и подошла к окну.

И впервые увидела ее.

Машину. Большую машину у бордюра напротив.

По спине у Донны побежали мурашки. Живот скрутило. «Совпадение», — подумала она. Простое совпадение. Опять небось какие-то местные чинуши ищут мелких мошенников.

Она пригляделась — двое мужчин. Оба в костюмах. Не свидетели Иеговы.

Они смотрели на ее дом. Они ждали. Черт, черт, черт!

Руки у нее задрожали, и не только от выпитого и выкуренного прошлой ночью. Надо что-то делать. Срочно. Бен, ничего не замечая, продолжал играть на полу. Она еще раз выглянула в окно и снова перевела на него взгляд.

Вспомнила подругу. Эту глупую девчонку, которая совсем запуталась в жизни.

В уголках глаз выступили слезы. Она не оплакивала Фэйт — свою лучшую подругу и любовницу, не станет оплакивать и сейчас. Донна не такая. Она твердила себе это постоянно. Ее подобным не проймешь. Не на ту напали. Жизнь вынудила ее стать жесткой.

Она смахнула слезы ладонью, а ладонь вытерла о джинсы.

— Давай, Бен, собирайся. Мы уходим.

— К маме?

Донна снова почувствовала, как щиплет в глазах, но сдержалась.

— Нет, не к маме. Просто… уходим. — Она выдавила из себя фальшивую улыбку. — Это будет настоящее приключение! Мы от всех убежим. Давай собирай свое барахло.

Мальчик отправился на второй этаж, а Донна попыталась понять, что делать дальше. Нужно уехать отсюда. А для этого нужна машина.

Улыбаясь, она пошла в кухню и взяла самый большой, самый острый нож, который только смогла найти. Она ни разу в жизни не резала им продукты, но это был идеальный инструмент для отпугивания сумасшедших клиентов.

Машина. Нужна машина — значит, будет машина.

ГЛАВА 31

В пабе были огромные прямоугольные окна — открытые, прозрачные, словно зазывающие внутрь и уверяющие: нам скрывать нечего. Ничего неблаговидного здесь не происходит. У нас всегда рады гостям. Заходите же!

Но Роза Мартин знала, насколько это далеко от истины.

«Шекспир» считался одним из самых опасных пабов в Колчестере. Преступники и злодеи всех мастей стекались туда, как убогие, но уверенные в своем таланте стекаются на прослушивания «Икс-фактора». Впрочем, клиентура «Шекспира» могла сравниться с ними и в убожестве. Мелочные и жалкие, беспомощные и безнадежные, они приходили сюда, чтобы укрепиться в заблуждениях насчет самих себя и напиться до того состояния, когда явные проигрыши начинают казаться достижениями. Когда обычные поганцы становятся королями в замке уцененного пива — до тех пор, пока реальный мир не остудит их, как порыв ледяного ветра с Северного моря.

Иными словами, пока бармен не крикнет, что заведение закрывается.

Роза Мартин не раз приходила сюда по работе — как в форме, так и под прикрытием. Во время таких зачисток, как правило, по выходным, она особо рьяно сталкивала негодяев лбами, силясь доказать коллегам-мужчинам, что крутости ей не занимать. Бывала она тут и со Скотланд-Ярдом: когда кто-нибудь из здешних неудачников начинал мнить о себе невесть что.

Да уж, она знала этот паб.

Едва войдя внутрь, Роза почувствовала прилив адреналина. Повинуясь неизменному инстинкту, она автоматически сжала кулаки и включила режим «или бить, или бежать».

Разумеется, она выбирала «бить».

Внимание к себе она привлекла сразу. Все сразу поняли, что она коп, с таким же успехом можно было нацепить на шею неоновую табличку. Немногочисленные пьянчужки, облепившие столики, как мухи, или вопросительно на нее таращились, или, напротив, мигом отводили взгляды. С нескольких столешниц что-то едва заметно смахнули — и руки эти больше не показывались из-под столов, пока она не ушла. Молодые ребята, игравшие в бильярд, замерли, не доиграв партию; кий они держали так, как держат копья воины первобытных племен. Пахло там омерзительно.

В глубине паба завеса сигаретного дыма стала тоньше, и Роза смогла рассмотреть и заляпанные прокисшим пивом столы, и давно не мытый унитаз, и жаровню, в которой масло последний раз меняли еще при Тони Блэре.

Обшарпанные голые стены с прислоненными дерматиновыми скамейками; стулья, пережившие немало потасовок, в которых они выступали в качестве оружия; изрезанные ножиками столы…

Роза подошла к стойке. Бритая голова бармена-здоровяка, минуя шею, переходила сразу в линялую гавайскую рубашку. Лицо его выражало не больше радушия, чем лицо пастыря-евангелиста, к которому пришли обвенчаться два гея.

Она показала ему удостоверение, хотя необходимости в этом не было.

— Я ищу Дэрила Кента. Он здесь? Мне сказали, он часто сюда захаживает.

Бармен, похоже, задумался. Выбор перед ним был не из легких: стать стукачом или отказаться сотрудничать с человеком, который в ответ начнет рыться в грязном белье и узнает много интересного об этом заведении. Компромиссным решением стал кивок в сторону юных бильярдистов.

— Который из них?

— Темный. В белом худи.

Произнося это, он даже не шевелил губами. Роза кивнула в знак благодарности и отошла к бильярдному столу. Дэрила Кента она опознала моментально. Он был мулатом, и это очень его злило. Во всяком случае, что-то его да злило: глаза-щелки, свирепый оскал, напряженное, будто перед прыжком, тело. Он сам напрашивался на неприятности.

— Дэрил Кент?

Прежде чем ответить, он быстро огляделся по сторонам — проверил, на месте ли все парни. Те, с киями-копьями наизготовку, скучились еще плотнее.

— А кто интересуется?

Она продемонстрировала удостоверение.

— Детектив-инспектор Роза Мартин.

— Копы. Ясно.

Выражение лица у него было таким довольным, словно он только что самостоятельно доказал теорему Ферма.

Она выждала несколько секунд и повторила:

— Дэрил Кент.

Но теперь уже как утверждение, а не вопрос.

— Ага.

— Поговорим?

Он снова огляделся.

— А чего не поговорить? Мне от братух скрывать нечего.

Роза едва сдержалась, чтобы не закатить язвительно глаза: парень выдавал себя не то за нью-йоркского гангстера, не то за ямайского бандита, когда на самом деле вряд ли выезжал за пределы графства.

— Вы были парнем Фэйт Ласомб, так ведь?

Он пожал плечами.

— Это, надо понимать, знак согласия?

— Ага. Типа того. Давно это было. Она такая была, ну, дешевая сучка.

— «Была» — это вы точно подметили, Дэрил. Она умерла.

Слова ее подействовали, как внезапная пощечина. На месте самоуверенного хулигана появился совсем другой человек — изумленный, испуганный. И в окружении «братух» ему вдруг стало неловко.

— Правда? — тихо, с недоверием переспросил он. Точь-в-точь как ребенок.

— Правда-правда. Где вы были вчера ночью, Дэрил? И сегодня утром, если уж на то пошло.

Он попятился, натолкнулся на бильярдный стол. На лице у него была паника.

— Нет-нет, так не пойдет… Я чего, я ничего… Ты на меня эту мокруху не вешай.

— Где вы были, Дэрил?

Он снова покосился на «братух», которые уже расступились, в одночасье забыв все братские клятвы. Роза была рада это видеть: пусть знает свое место.

— Со своей… новой бабой.

— А точнее? С мамой, наверное? — не сдержалась она.

Ребята захихикали, Дэрил покраснел от злости.

— Нет, не с мамой. Оборзела? Дениз ее зовут. Я у нее был.

— Понятно. Вы же и ее сутенер, да?

— Чего? — Шок, недоверие.

— Ну «чего»: заставляете ее за деньги заниматься сексом с мужчинами, а потом эти деньги отбираете. Что не ясно? Я-то думала, уж кому, как не вам, знать, чем занимаются сутенеры.

— Я не сутенер.

— Да ну? — Роза постепенно тоже свирепела. — Знаете, Дэрил, я терпеть не могу обманщиков. Это так оскорбительно, когда тебе врут! Но знаете, кого я ненавижу еще больше? Сутенеров. Вот это дрянь люди, хуже не придумаешь. Трусы, которые живут за счет женщин и ленятся найти себе нормальную работу.

— Да не сутенер я!

— Врешь.

— Не вру!

Остальные никак не вступались за своего «братуху». Он остался один на один с этой настырной полицейской сучкой. Роза заметила, как шевелятся губы, как мечутся по комнате глаза. Его скудный умишко явно что-то замышлял.

— А если бы я был сутенером, я бы тебе показал! Знала бы, как мне хамить.

Этого было более чем достаточно.

В следующую секунду она уже передавила ему шею и заломила руку за спину. Мерзавец взвыл от боли. Она почувствовала, как рвутся мышечные волокна, услышала неприятный щелчок в кости.

— Только не здесь! — взмолился бармен из-за загородки, гарантировавшей относительную безопасность.

— Рот закрой! — рявкнула Роза и снова обратилась к Дэрилу: — Так на чем мы остановились? Ах да. Обманщики и сутенеры. И тех и других на дух не переношу. А ты, так уж вышло, и обманщик, и сутенер. Давай, Дэрил, признавайся: ты ее кому-то продавал?

— Нет…

Она надавила сильнее, Дэрил закричал.

— Продавал или нет?

— Нет! — слабо выдохнул он.

«Ладно, похоже на правду», — с неохотой признала она. Он был слишком слаб, чтобы врать под пытками. Она продолжила допрос:

— Где ты был вчера ночью?

— С Дениз, я же сказал.

Опять рывок.

— Ладно, ладно, дома я был. У мамы.

— Так-то лучше.

— Подожди…

Роза подождала.

— Это… Это Донна тебя сюда прислала? Вот сука!

И тут Роза поняла: ее обманули. Развели. Донна специально натравила ее на Дэрила.

— Почему это она сука?

Она уже хотела отпустить его, но не знала как. Не знала, как сдержать себя.

— Потому что она… Она меня ненавидит. Всегда ненавидела. Я же, это… ну, зажигал с Фэйт, а эта лесба хотела сама с ней зажигать. Так и вышло.

Обманули. Развели.

Гадкое чувство.

В последний раз крутанув его за локоть и выслушав протяжный вопль, Роза ослабила хватку — и парень рухнул на пол, как мешок с мукой, захлебываясь слезами.

— Больная на голову! Рехнулась, мать твою…

— Может быть. А ты все равно подонок, — сказала она и вышла из паба.

На улицу, на свежий воздух, идти в любом направлении, лишь бы адреналин схлынул. Развели. Не может быть!

Роза была разочарована и раздосадована. Над ней посмеялись, ее выставили идиоткой, а она так и не узнала ничего полезного. Только невинного парня зря скрутила. Вернее, невинным его, конечно, не назовешь, но в данном случае он не был виноват.

Впрочем, это беспокоило ее в последнюю очередь. Злилась она в основном из-за того, что кто-то посмел ей соврать. А насчет этого подонка — так она могла и дальше его метелить. Ну, покричал бы, что с того?

Ей даже хотелось это услышать.

И она не понимала, что значит это желание.

Поэтому просто шла куда глаза глядят — вперед.

ГЛАВА 32

Визит в компанию, занимавшуюся сносом, не принес никаких результатов; с фирмой-застройщиком, судя по всему, ему тоже не повезло. Микки начинал сердиться.

— Послушайте, я понимаю, что босса сейчас нет, вы уже неоднократно это говорили. И теперь я спрашиваю, когда он вернется и когда я смогу с ним увидеться.

Девушка-секретарша снова вытаращила на него глаза.

Диалог происходил в офисе «Лайеллс», фирмы-подрядчика. Микки загодя навел справки: фирма была одной из крупнейших в восточной части Англии, но во время кризиса бывшие владельцы ее продали. Впрочем, судя по гигантским рекламным щитам и фотографиям в коридорах, они до сих пор пытались создавать видимость успеха. Дескать, это они строят почти все новые здания в городе, хотя здания эти были построены давным-давно.

«Но как бы они ни процветали, — подумал Микки, — на секретаршу с головным мозгом денег у них явно не хватило».

Хотя девушка, конечно, была симпатичная. Можно даже сказать, красотка. Этого не отнять. Он даже хотел поначалу очаровать ее по мере возможности, но, наткнувшись на непроницаемый взгляд и мертвую улыбку, решил применить более формальный подход. Тоже не сработало.

Становилось все более очевидным, что таланты девушки ограничивались правильным макияжем и подбором одежды, которая вроде бы не нарушала корпоративный дресс-код, но при этом подчеркивала изгибы ее спортивного тела. Декольте же было достаточно глубоким, чтобы посетители забывали, зачем она здесь сидит (а именно — чтобы не подпускать их к боссу на пушечный выстрел).

— Не знаю, — сказала она. — По-разному бывает. Иногда мистер Балхунас уходит и не возвращается.

— А иногда возвращается. Я понял. Я могу поговорить с кем-нибудь другим? С кем-то, кто сможет мне помочь.

Девушка только поджала губки и покачала головой.

— Ладно. — Микки дал ей визитку и заговорил медленно, почти по слогам: — Передайте это ему, хорошо? Обязательно. Скажите, чтобы перезвонил, когда вернется. — Он даже провел пальцем по строчке с телефоном, чтобы она не перепутала. — Скажите, что это очень важно.

Дождавшись, пока она кивнет, он ушел.

Уже на улице он взглянул на часы. Милхаус сейчас, наверное, сидит в участке и роется в электронных списках: ищет имена владельцев той земли. От Микки же удача, видимо, отвернулась. Что толку снашивать ботинки попусту? Пора закругляться.

Не успел он об этом подумать, как к зданию подъехала машина. «Ягуар» с личным водителем в деловом костюме, который вышел и открыл заднюю дверцу. Из автомобиля выбрался невысокий, но крепко сбитый смуглый мужчина, одетый с иголочки и похожий на уличного сорвиголову, сумевшего применить бойцовские качества в бизнесе. Похоже, он до сих пор мог сам за себя постоять.

Впрочем, если и мог, то не сейчас — его взгляд затравленно заметался.

— Мистер Балхунас? Каролис Балхунас?

Мужчина вздрогнул от неожиданности.

— Что? Да. А вы кто?

Он говорил с акцентом, но каким именно, Микки не понял.

Он показал удостоверение и представился.

— Можно вас на пару слов?

Мужчина занервничал еще больше. Микки почувствовал, как ему хочется просто отогнать надоедливого копа, как комара, но не сдвинулся с места. Пусть попробует.

И эта тактика сработала. Балхунас обреченно вздохнул.

— Ладно, проходите. Но у меня очень много дел.

— Я не отниму у вас много времени.

Балхунас вошел в здание, Микки последовал за ним. Когда машина тронулась, он обернулся — и застыл на месте.

В машине был еще один пассажир. Он пригнулся, но было уже слишком поздно: Микки его заметил. И узнал.

Это был мужчина из той юридической конторы. Тот самый, которого он не мог вспомнить.

Внутри у Микки разлился холод. Что-то тут не то! Он еще не знал, в чем дело, но картина вырисовывалась не из отрадных.

Он поспешил за Балхунасом.

ГЛАВА 33

Анни никак не могла собраться. Она уже битый час сидела у входа в палату и ждала. Ожидание не было ее сильной стороной и в лучшие времена, а эти времена вряд ли кто-нибудь назвал бы лучшими.

Она чувствовала, что ей это не под силу, поэтому и позвала сюда Марину. Но вот Марина ушла, и ее место заняла детский психолог, которую пригласила доктор Уба. Дженни Свон производила приятное впечатление: средних лет, крашеная блондинка, в теле, симпатичная. В молодости, наверное, была писаной красавицей, сейчас же сошла бы за молодящуюся бабушку.

Анни примерно объяснила ей ситуацию, отметив, что расследование только началось и мальчик требует особого ухода.

Дженни Свон выслушала ее, время от времени одобрительно кивая, и задала все полагающиеся вопросы.

— Думаю, лучше мне работать с ним наедине.

— Хорошо. — Анни даже не скрывала облегчения.

И Дженни Свон вошла в палату с улыбкой, чтобы мальчик сразу увидел в ней друга и не волновался.

Дверь закрылась, и Анни осталась одна. Ждать.

Пока Марина пыталась разговорить мальчика, Анни чувствовала себя не в своей тарелке. Ее учили, как работать с детьми, перенесшими стресс: это входило в ее обязанности как агента сыскной полиции. Но этот мальчик представлял собой чрезвычайно тяжелый случай. Он словно источал какое-то химическое средство для отпугивания лично ее.

Ни один из проверенных трюков не сработал. Она не могла найти общего языка с этим ребенком. Не за что было зацепиться.

Она ничем не могла его увлечь, он словно принадлежал к иному племени. Или даже расе. Или вообще виду.

Он навевал на нее жуть. Стыдно в этом признаваться, но так оно и было.

Анни знала, как обычно ведут себя дети, которых взрослые подвергали насилию. Ей часто приходилось иметь с ними дело. Это не были кроткие агнцы, которых все видят на страницах желтой прессы; нет, это были разбитые, изувеченные люди, и ущерб, нанесенный их психике, зачастую бывал непоправим. Некоторым, конечно, удавалось помочь, но большинство продолжало свой путь по проторенной дорожке: из дома родителей, исчадий ада, в колонию для несовершеннолетних, а оттуда уже в настоящую тюрьму. И на каждом этапе их преступления становились все безжалостнее, давая выход злости и раздражению, которые копились в них годами. Все они мстили за то, что им пришлось пережить.

Но этот мальчик… С ним ситуация была другая. Насколько она поняла, он не был похож на остальных детей, ставших жертвами насилия.

Дверь отворилась, и из палаты вышла Дженни Свон.

— Как он? — спросила, встав со стула, Анни.

Выражение лица психолога не сулило ничего хорошего.

— Не очень… Он уже немного успокоился и даже пытается как-то общаться. Думаю, ваша коллега помогла ему открыться.

— Он вам что-нибудь сказал? Что-нибудь существенное?

Вопрос этот явно ее огорчил: конфликт интересов представал во всей красе.

— Я… Рано еще делать выводы. Думаю, пока что ничего «существенного» он не сказал.

— Он сегодня говорил о своей матери.

— Да, он снова о ней вспоминал. Он переживает за нее.

— А он никак не описывал ее? Не говорил, где она может быть?

— В саду, говорит. Она в саду.

Анни кивнула. Марина добилась ровно того же.

— Спасибо вам, Дженни.

Анни глянула на часы. Скоро уже должен прийти ее сменщик на ночь.

— И еще кое-что, чуть не забыла.

Она замерла.

— Не знаю, где этого мальчика держали, но несомненно, что он долгое время пробыл в изоляции. И мне не нужно ждать результатов экспертизы, чтобы сказать: его заставляли делать то, чего он делать не хотел.

— Например?

Дженни тяжело вздохнула.

— Я бы… Я бы не хотела строить домыслы. Но его принуждали к чему-то ужасному. Принуждали не раз и не два. И еще одно.

— Да?

— Где бы их с матерью ни держали, они были не единственными пленниками.

— О господи… — пробормотала, нахмурившись, Анни.

— Вот-вот, о господи…

ГЛАВА 34

Балхунас уселся за свой рабочий стол. Стены кабинета, равно как и приемной, были увешаны снимками строящихся зданий, сертификатами в рамках, дипломами и почетными грамотами. Над шкафом крепилась специальная полочка для наград — целого ряда статуэток, а над ними на фотографиях Балхунас пожимал руки политикам и знаменитостям. Выглядели все одинаково: он — лучится от радости, они — смущены, огорошены, ослеплены вспышкой.

Балхунас поерзал на месте. Он никак не мог усесться удобно и продолжал вертеться в кресле, поскрипывая кожей. Борясь с неловкостью, он брал случайные предметы со стола, крутил их в руках, клал обратно, поправлял манжеты своей рубашки. Микки не оставалось ничего иного, кроме как сидеть и ждать.

— Я, к сожалению, не смогу уделить вам много времени, детектив… Простите, как вас зовут?

— Детектив-сержант Филипс. Ничего страшного, мистер Балхунас, я вас не задержу. У меня всего пара вопросов.

— Слушаю вас внимательно. — Дрожащие губы, усталый голос.

— Вы уже слышали о необычной находке в доме у подножья Ист-Хилла? На том самом участке, который вы собирались застроить.

Балхунас вздохнул и снова заерзал.

— Да-да, слышал. Просто кошмар.

Глаза его метнулись к фотографии, на которой он пожимал руку Борису Джонсону. Радостной эта встреча, судя по всему, была лишь для одного участника.

— Я просто хотел узнать, кому принадлежит эта земля. Вам?

— Нет, не нам. Мы всего лишь подрядчики, наше дело маленькое — строить. Иногда мы покупаем землю, но не в этом случае.

— Так чья же она?

— Я… Я не знаю.

— Не знаете?

— Нет. — Он даже потряс головой, чтобы подчеркнуть свое полное неведение.

Микки недоверчиво нахмурился.

— И часто вы строите дома, не зная, кому принадлежит земля?

— Нет… — Опять вертится, опять ерзает.

— И как вы это объясните в таком случае?

— Я… Послушайте. Вы знаете о земельном кадастре? Лучше там поискать.

— Потому что вы не знаете, да?

— Я могу сам для вас проверить, но на это уйдет много времени.

— Мистер Балхунас, вы ведь ничего от меня не скрываете? Потому что я могу расценить это как попытку воспрепятствовать отправлению правосудия.

Лицо Балхунаса вспыхнуло гневом, кровь прилила к щекам, руки сжались в кулаки.

— Кто ваш непосредственный начальник, сержант? — Голос его вдруг стал тверже, решительнее.

Микки ответил ему не сразу. «Что ж, — подумал он, — этого и следовало ожидать». Всякий раз, когда он допрашивал облеченных властью или просто состоятельных людей, в какой-то момент обязательно звучала эта фраза. Но только тогда, когда они пытались что-то скрыть. Когда они чего-то стыдились.

Или боялись, что что-то выйдет из-под контроля.

— Я так понимаю, вы отказываетесь отвечать на мой вопрос.

— А вы — на мой? У меня есть друзья в полиции, сержант. Друзья на высоких должностях. Большие шишки.

Он указал на фотографии на стенах — вот только, к сожалению, угодил в снимок актера Филипа Гленистера, игравшего полицейского в сериале.

Микки хотел было упомянуть Фила, которого и считал своим непосредственным начальником, но прикинул, что его ранг не произведет должного впечатления. И назвал другое имя:

— Старший инспектор Брайан Гласс.

Балхунас с каменным лицом откинулся на спинку кресла.

— Сержант, я вынужден просить вас уйти. Я занятой человек, у меня много работы. Особенно учитывая сегодняшние события. Мне грозят гигантские убытки.

— Я понимаю, мистер Балхунас, но…

— Закон не обязывает меня ничего вам говорить, и все дальнейшие вопросы я рекомендую адресовать моим адвокатам.

— А точнее?

— «Фентон и партнеры».

Фирма Линн Виндзор. Тот самый офис в григорианском доме у подножья Ист-Хилла.

— Понятно. — Микки встал и направился уже к двери, но на полпути остановился и сказал: — Последний вопрос.

Балхунас ждал, похоже, даже затаив дыхание.

— Человек, который ехал с вами в машине.

Снова проблеск страха в глазах.

— Не понимаю.

— Понимаете. Человек, который сидел с вами на заднем сиденье. Вы вышли, машина поехала дальше. Он остался внутри. Кто это был?

Губы его шевельнулись, но не исторгли ни звука.

— Мистер Балхунас?

— Там… там больше никого не было. Только я.

— Вы меня обманываете, сэр. Я знаю, что там был еще один человек. И меня интересует его имя.

Балхунас вскочил, дрожа от гнева.

— Убирайтесь! Немедленно! А не то я доложу вашему начальству! Мои адвокаты этого не потерпят! Вон!

Микки почувствовал, что тоже заводится, но быстро взял себя в руки.

— Я уже ухожу, мистер Балхунас. Но мы еще увидимся, можете не сомневаться.

И он ушел.

Уже на улице, шагая вдоль Миддлбороу, он пытался составить общую картину, но безрезультатно. Чего-то не хватало.

Но он знал, что если вспомнит того человека из машины, то многое прояснится.

ГЛАВА 35

Пол весь трясся. Нужно присесть.

Его отпустили. Пришлось. Даже в качестве свидетеля не могли задержать — он же ничего не видел. Во всяком случае, не говорил, что что-либо видел. Иначе пришлось бы много думать — и тогда началось бы. Никакого тебе солнца в лицо, никакого свежего воздуха. Не расслабиться. Нет. Опять в пещеру. Так не хочется… Так не хочется туда возвращаться.

Но они никак не унимались. Говорили ему что-то, ждали ответа. Пытались понять, правду он говорит или нет, цеплялись к словам, вслушивались в интонации. А ему совсем этого не хотелось. Более того, нельзя было этого допустить.

Потому что, если им не понравится то, что он говорит, и то, как он это говорит, его запрут в камере и никогда больше не выпустят. А камера ведь ничем не лучше пещеры.

Ну, может, немного лучше: в камере, если повезет, он будет сидеть один. Без Садовника. Уже что-то.

Но он ничего не сказал. Не стал им помогать. Потому что они — собаки. Они — земля. А он — ветер. Он — бабочка.

— Я бабочка…

Он и сам не заметил, как произнес это вслух. Люди притворялись, будто ничего не слышали, притворялись, будто не видят его. Искоса поглядывали — и шли себе дальше. Эти люди делали его невидимым.

Плевать.

Он шел по улице. Магазины, прохожие с пакетами. Заходят в магазины, выходят с новыми пакетами. И еще, и еще. Спешат, пытаются успеть до закрытия, а то ведь придется ждать аж до завтра. Что ж, подождут — и опять сначала. Такая у них жизнь.

Но у него жизнь совсем другая. Всегда была другой. Потому что внутри него вмещалась радость, недоступная и неизвестная им.

Он повторял это про себя, шагая по улице. Слова иной раз прорывались наружу через заслон гнилых зубов. Но только он знал, что они значат, эти слова. Только он их понимал.

Вперед, все дальше.

Он слышал зов пещеры. Он знал, кто там находится. Знал, как он поступит. Но беда в том, что Пол — слабый человек. Он заходил, проверял, все ли в порядке, заходил узнать, не изменился ли он, готов ли он выйти наружу и вести себя хорошо. Превратиться из Каина в Авеля. И иногда он говорил: «Да, я готов». Но он обманывал Пола. Притворялся, чтобы его выпустили. А на самом деле он оставался прежним. Плохим. Очень плохим человеком. Злым. Змием в райском саду. И он бросал Пола в пещеру. И Пол сидел там в темноте, плакал, скулил. И чувствовал себя виноватым. Пытался выбраться наружу, увидеть грех и вдохнуть воздух. Но выхода не было. Выход появится только тогда, когда Садовник сам решит указать выход.

И Пол каждый раз попадался на этот крючок.

Каждый раз.

Вот и снова попался. Он знал, что это сработает. Всегда знал. Потому что он слабый. Он раньше думал, что это не слабость, а кротость. Кроткие же наследуют землю. Но он как-то попытался — и сами видите, к чему это привело. Садовник пришел из земли. И все остальные — тоже.

Поэтому он торопился уйти от людей.

Ведь как бы он ни сопротивлялся, пещера все равно звала его к себе. И он понимал, что придется ее открыть.

ГЛАВА 36

Донна с силой захлопнула за собой дверь. Громко. Окончательно и бесповоротно.

Она посмотрела на Бена. Нарядный мальчик в новой — по крайней мере, для него — курточке, застегнутой по самое горло. Он смотрел на нее с недоумением, но вместе с тем так доверчиво. По телу Донны пробежала дрожь: материнский инстинкт, куда от него денешься. Одно дело — следить за собой, совсем другое — за этим малышом.

— Ты как, в порядке? — спросила она.

Мальчик кивнул.

— Запомнил, что нужно делать?

Он снова кивнул.

— Нужно делать то, что делаешь ты. Нужно тебя слушаться.

Она выдавила из себя невеселую усмешку. Оставалось только надеяться, что эта гримаса его не испугает.

— Молодец. Ну, идем.

Она перекинула через плечо мешок, под завязку набитый одеждой, придержала лямку одной рукой, а второй взяла Бена за руку. Взглянула на машину. Как стояла, так и стоит. И двое мужчин спереди по-прежнему притворяются, будто не смотрят на нее.

Они вышли на Барак-стрит. Смеркалось. Серое небо становилось все темнее, натриевые огни топили асфальт в оранжевых лужах.

Донна таки успела краем глаза разглядеть мужчин. Оба крупного телосложения, оба в деловых костюмах.

Как и говорила Фэйт.

Сглотнув комок, она дала Бену знак — и побежала. Поначалу ничего не происходило, но уже через минуту она услышала хлопки автомобильных дверец и топот за спиной. Они пустились в погоню.

Не выпуская руку Бена из своей, Донна добежала до конца дороги и завернула за угол. Там уже не было жилых домов — обычная пустая аллея, ведущая на другую улицу. С одной стороны — забор из рабицы, подпираемый кустами, с другой — высокие гаражи, расписанные граффити.

Она умудрилась добежать до конца аллеи, не уронив мешка с плеча, — хорошо, что надела кроссовки. Бен бежал что было мочи, стараясь не отставать. Они остановились перевести дух за углом.

Следующая аллея, заросшая кустарником уже по обе стороны, была длиннее. Обертки от фастфуда, пластмассовые бутылки, битое стекло, сверкающее, как неограненные алмазы, в слабом свете немногочисленных фонарей. И ни души.

— Встань сзади. Становись, я кому говорю!

Бен послушался, еще крепче сжимая ее руку в своей.

— Не цепляйся за меня, просто стой.

И это приказание он успешно выполнил.

Донна ждала, прижавшись к забору. Грудь у нее ходила ходуном.

«Если останусь в живых, — пообещала она себе, — не выкурю больше ни одной сигареты. Или хотя бы стану меньше курить…»

Она не слышала ничего, кроме собственного учащенного дыхания.

Запустив руку в карман куртки, Донна проверила, все ли на месте. Да. Хорошо. Потом вытащила небольшой цилиндр и крепко сжала его в кулаке.

И тут она услышала их, услышала топот ног по щебеночной дороге, заглушавший даже ее хриплое дыхание. Сейчас или никогда. Второго шанса не представится.

Когда подбежал первый из них, она даже не стала смотреть на него, даже не попыталась его узнать — просто вытянула руку с газовым баллончиком и нажала на клапан.

Что произошло, он понял не сразу, но, как только прошел первоначальный шок и началась адская боль, запрокинул голову и впился пальцами в собственные глазницы. Упал на колени. Кричал, задыхался.

В этот момент подбежал второй. Она уже готова была выпустить в него такое же едкое облако, но он ее опередил: оценил ситуацию, решил, что не позволит так с собой обращаться. Глядя ей в глаза, обуреваемый гневом, он одним ударом выбил баллончик у Донны из рук.

И ринулся на нее.

Он улыбался. Она была полностью в его распоряжении.

Так ему, во всяком случае, казалось.

Донна слышала, как бешено бьется сердце, и боялась, что ее грудь в любой момент просто возьмет и взорвется. Настал час для плана Б. Она вытащила из кармана кухонный нож.

Крепко стиснула его, ощущая выемки на рукоятке. Она видела, как свет отражается от длинного острого лезвия.

Не было времени на размышления. Один бросок — и все. Изо всей силы. Мгновенно.

Он замер, опешил, окаменел. Кровь сочилась сквозь белую ткань рубашки, стекала с левого плеча к ремню. Он удивленно посмотрел на Донну, которая опешила не меньше его. Она еще не понимала, что именно она это сделала. Что она несет за это ответственность.

Но шок довольно быстро миновал, когда она поняла, что не остановила, а лишь приостановила его. На время. Выиграла несколько секунд. Тогда она нанесла второй удар. Теперь уже кровь хлыстала, била фонтаном, и ткань багровела на глазах.

Донна посмотрела на нож, затем на мужчину, стоявшего перед ней. Тот опустился на одно колено, пытаясь нащупать хоть какую-нибудь опору. Он больше не улыбался; за считаные мгновения растерянность успела смениться потрясением, потрясение — ужасом. В его глазах читался страх. И Донна ощутила прилив сил. Теперь она понимала, каково это — быть мужчиной. Она познала вкус власти — новый, незнакомый прежде вкус. И он чрезвычайно ей понравился.

Она снова взглянула на нож. Ей хотелось еще раз его полоснуть, и еще, и еще, пока от него не останутся лишь клочья окровавленной кожи. Пусть отвечает. Пусть поплатится за долгие годы мучений, которые она терпела от мужского племени.

Нож снова полетел ему навстречу, но он увернулся — и рука ее замерла. Она вспомнила, зачем это делает. Вспомнила, что преследует определенную цель.

— Давай сюда ключи от машины. Живо!

Адреналин в крови заставил ее повысить голос.

Он послушно швырнул связку на землю.

— Бери ключи, Бен.

Мальчик, о котором она едва не забыла, стоял, закрыв лицо руками и дрожа от страха.

— Это плохие дяди, Бен, — увещевала она его. — Они хотят сделать нам больно. Мы должны это сделать. Давай же.

Он не шелохнулся. Не мог.

— О господи! — пробормотала она, нагибаясь за ключами. — А теперь кошельки. Меня интересует только наличка.

Ни один ни другой не сдвинулись с места, лежали и стонали.

— А ну, живо!

Она взмахнула ножом. Сработало.

Они полезли в карманы, бросили кошельки на землю. Она достала из обоих наличные; пересчитывать не стала, но прикинула по весу, что там должно быть не меньше пары сотен.

— Трубы.

И снова завидное послушание: два мобильных телефона перелетели через ограду.

— Все, — сказала она. — Пойдем.

Она схватила Бена за руку и потащила за собой. Весил он как гранитная глыба.

Когда они вернулись к своему дому, машина была на месте. Донна закинула мешок на заднее сиденье и велела мальчику сесть впереди. Он повиновался, словно маленький зомби.

Донна села за руль и тронулась. Еще никогда в жизни она не ехала так быстро.

ГЛАВА 37

Зазвонил телефон. И весь мир исчез, когда Учитель услышал голос на том конце провода.

— Тебе нельзя сюда звонить!

— Я знаю, — сказал Законодатель. — И я не стал бы этого делать без уважительной причины.

Учитель тяжело вздохнул.

— Ну что у тебя? Я думал, мы обо всем договорились. Мы же составили план.

— Да. Но ситуация изменилась. В мгновение ока.

Учитель обмер.

— В смысле?

— Полицейские узнали больше, чем мы рассчитывали. Они говорят с людьми, с которыми не должны говорить.

— А исправить это никак нельзя?

— Конечно, можно. Но на это нужно время. К тому же возникли новые трудности. Я имею в виду женщину, которая погибла.

— Несчастный случай.

— Да. Ее… скажем так, сожительница исчезла. И забрала мальчика с собой.

— Но она же…

— Мы не знаем, что она знает. Но риск — это роскошь, которую мы не можем себе позволить.

Учитель снова вздохнул.

— Лучше придерживаться первоначального плана. Пусть каждый занимается своим делом.

— Я согласен. Но можно же предпринять дополнительные шаги.

Учитель расслышал в его словах металл. Угрозу. И понял, что спорить бесполезно.

— Какие именно?

— Будем действовать как договаривались. В этом аспекте. — Законодатель перешел на заговорщицкий шепот. — Но наш друг Миссионер, похоже, выполнил свою последнюю миссию.

— В смысле?

— Кажется, его узнали. Хотя прошло столько времени… И если это так, то скоро всплывет и его имя. А в этом случае… Ну, сам понимаешь.

Молчание.

— Стратегия ограничения ущерба уже не подействует. Это будет конец. Конец всему. Миссионер нам больше не нужен. Он сыграл свою роль, сделка заключена. У нас уже есть новый партнер, который, кстати, может даже стать следующим Миссионером. Так что нынешний Миссионер будет только… мешать.

— И что ты предлагаешь?

Короткий смешок.

— Вот это я в тебе и ценю — прагматизм. Я предлагаю устранить Миссионера.

— Но как? Ты же не хочешь, чтобы это сделал кто-то из нас?

— Разумеется. Но, насколько я понимаю, Садовник сейчас должен быть не в духе. Он ждет продолжения ритуала, не знает, вернут ли ему жертву. Скорее всего, в нем накопилось достаточно негативной энергии. А любую энергию нужно на что-то тратить.

— Но не Миссионера же ему…

— Как в романе получается, не правда ли?

— А он согласится?

Законодатель рассмеялся.

— А сам-то ты как думаешь? Миссионер уйдет на покой… Вечный покой.

Учитель задумался над его словами.

— А Мэр уже знает?

— Еще нет.

— А узнает?

— Когда-нибудь узнает. Все когда-нибудь узнают.

— Так зачем ты советуешься со мной?

— Потому что Мэр — это прошлое. А ты — это будущее. В будущее инвестировать, согласись, более благоразумно, чем в прошлое.

Учитель буквально потерял дар речи.

— Завтра поговорим. Не забывай, твой выход еще впереди.

— Я помню.

— Ждешь, наверное, с нетерпением, да?

— Потом расскажу.

— До скорого.

И в трубке запиликали гудки.

Учитель отложил телефон. Реальный мир, все это время молчавший, снова наполнился звуками. Но реальным он уже не казался. Что-то с ним случилось.

Мир стал похож на иллюзию.

Мир стал… ничем.

ГЛАВА 38

Нырнув под оградительную ленту, Фил покинул место преступления, не обращая внимания на голодных журналистов. Через дорогу его ждала припаркованная «ауди».

Марина возвращалась в участок на своей машине. «Может, оно и к лучшему», — подумал он. Во-первых, ему было неловко находиться рядом с ней. Во-вторых, ему было совестно скрывать от нее свои чувства. Проблема заключалась в том, что он до сих пор не знал, какие именно чувства скрывал. Знал только, что ничего хорошего они не сулили.

Когда Фил уже дошел до машины, его кто-то вдруг окликнул. Это был Дон Бреннан, который шел ему навстречу по мосту.

— Вот ты где, — сказал Дон.

Фил подошел к нему на мост. Когда стало ясно, что на трупы и лужи крови поглазеть не удастся, толпа зевак рассосалась.

— А ты как здесь оказался?

Дон пожал плечами и улыбнулся, стараясь выглядеть непринужденно.

— Да так. Вышел погулять. Размять кости.

— И решил погулять именно здесь?

Снова улыбка.

— Неудержимый я, правда?

Фил смотрел на человека, которого считал своим отцом. Ему было уже за шестьдесят, но форму он поддерживал отличную. Проклятие полицейских преклонного возраста — отсутствие талии и красный нос — обошло его стороной. Дон был не из тех копов, которые машут на себя рукой, едва прекращаются приключения и начинаются пенсионные выплаты. Он играл в теннис и бадминтон. Волос его, конечно, коснулась седина, но они ничуть не поредели. Одевался он по-прежнему со вкусом и предпочитал клетчатые рубашки, твидовые пиджаки и джинсы стариковским бежевым штормовкам и спортивным штанам.

Дон посмотрел на дом и разбитую неподалеку белую палатку.

— Столько воспоминаний… — с улыбкой вздохнул он.

Фил выжидал. Он понимал, что эта встреча не случайна.

Дон наконец отвел взгляд от места преступления и посмотрел на приемного сына.

— Как дело движется?

— Мы только начали. Сам знаешь, как оно поначалу.

Вместо «знаешь» он чуть было не сказал «помнишь», но сдержался: незачем сыпать соль на рану.

— Ребенок в клетке, да? Так ты говорил?

— Ага.

— Прямо здесь? В этом доме?

— Да, — ответил Фил, прослеживая его взгляд.

— И как у вас с уликами?

— Улик пока негусто. Я же говорю, мы только начали. Дон, признайся честно: ты действительно забрел сюда случайно?

Дон опустил глаза на каменную балюстраду моста.

— Я просто подумал… Ты сам говорил, что мне надо вернуться, устроиться куда-нибудь в архив…

— Да. Мы неоднократно это обсуждали.

— Я знаю. И я всякий раз отказывался. Но…

Он снова украдкой покосился на место преступления. Фил понимал, что ему хотелось задержать там взгляд, но он сделал над собой усилие и посмотрел на сына.

— Вот я и подумал… Ты же говоришь, вам вечно не хватает людей. Бюджет сокращают и все такое.

— Верно.

Фил уже догадывался, к чему тот клонит.

— Вот я и подумал… — Дон нерешительно пожал плечами. — Помощь вам, наверное, не помешает.

— Ты хочешь заняться этим делом? Вместе со мной? В моей команде, я правильно понимаю?

— Если ты не возражаешь.

Дон снова пожал плечами.

— И чем конкретно ты хотел бы заниматься?

— Ну, всякой бумажной волокитой. В офисе. Побегал бы куда надо. — Он снова отвел взгляд. — Поднял бы архивы, проверил, первый ли это случай. Поискал бы связи с другими делами…

Он отвернулся, и Фил уже не мог ориентироваться на выражение его лица.

— А связи, по-твоему, есть? Ты узнаешь почерк?

— Да нет. Но я бы глянул… — Он наконец снова посмотрел на Фила. — А то мозги атрофируются.

Фил не знал, что сказать. Он чувствовал, что Дон умалчивает об истинных причинах своей просьбы, но при этом понимал, что расспросами ничего не добьется: Дон будет все отрицать. С тех пор как началось это расследование, в голове у Фила словно стояла плотная завеса тумана. Было бы неплохо иметь под рукой человека, который мыслит трезво и которому можно всецело доверять.

— Ты точно сможешь со мной работать?

Дон рассмеялся.

— А почему нет? В конце концов, это я тебя всему научил.

Фил улыбнулся.

— Ладно. Я поговорю с Глассом. Посмотрим, что он скажет.

Дон нахмурился.

— С Глассом? Брайаном Глассом?

— Ну да. А вы с ним знакомы?

— Да, довелось. Когда я работал криминалистом, он служил в полиции.

Воспоминания пронеслись перед его глазами, как кадры из старого фильма. Губы снова выгнулись в ухмылку. «Невеселую», — как отметил Фил.

— Да, я его помню. А вот он меня вряд ли вспомнит.

— Вот заодно и проверим. Мне пора, Дон. Марина чуть позже заберет Джозефину, хорошо?

И он вернулся к своей машине.

Голова его напоминала радиоприемник, застрявший между станциями — на бесконечных помехах.

ГЛАВА 39

Стемнело. Ночь принесла с собой холод, столь неожиданный, теснящий грудь после теплого дня. А с холодом пришел туман — плывучий, кружащийся, размывающий краски, как кисть художника-импрессиониста.

Но Садовник этого не замечал. Ему было все равно. Главное, что он вышел из пещеры.

Он стоял у ворот, устремив взгляд к небесам. С каждым выдохом изо рта у него вырывалось облачко пара, как будто его тело тоже участвовало в производстве тумана.

Вот он и на свободе. Глупый, жалкий слабак Пол…

Садовник рассмеялся. На самом деле он любил этого человека: в конце концов, тот спас ему жизнь. Пришел в самый нужный момент. Показал, что все может быть по-другому. Показал, что может быть лучше. Чище. И за это он всегда будет ему благодарен.

Но все-таки он дурак. Бесхребетный. Рохля. Он до сих пор надеялся, подумать только! После всего, что случилось. Поэтому-то он никогда не победит. Да, он загонит Садовника в пещеру. Но потом обязательно выпустит.

Так будет всегда. Что бы ни случилось.

Садовник кивнул, как бы соглашаясь с собственными мыслями. Он не сводил взгляда с дома перед собой.

Большой. Старый. Во многих окнах горит свет. Такой, казалось бы, гостеприимный дом. Теплый, укутанный гравийной дорожкой, как шарфом. Травка, деревца. Там даже олени встречались, он лично видел. И они его видели. А завидев, убегали в ужасе.

Вот и правильно. Вот и молодцы.

Ему уже позвонили и сказали, что нужно делать.

Он терпеть не мог, когда ему указывали. Особенно если учесть события сегодняшнего дня. Жертвенный дом осквернен. Тело забрали. Как это можно было допустить? Разве они не понимали, насколько это важно? Для него. И для них. Для всех.

Они говорят, что понимали. Говорят, что все исправят. Вернут мальчика. Используют второй жертвенный дом. «Смотрите мне, — сказал он им. — Вы уж мне смотрите».

А не то следующими станут они сами.

Они это понимали. Но сначала он должен оказать им услугу. Не только им — самому себе тоже.

Они объяснили, какую именно. Он улыбнулся в ответ.

Он в любом случае сделал бы это, стоило только попросить. И получил бы от этого колоссальное удовольствие. Но он не стал им об этом говорить. Он с ними торговался. Пусть они ответят услугой на услугу. Пусть дадут ему то, в чем он нуждался. Так будет честно.

Пусть выполнят свои обещания, а он — уж будьте спокойны! — выполнит свое.

Он снова посмотрел на дом. И увидел его таким, каким он был когда-то давно. Услышал голоса призраков. А потом увидел его таким, какой он сейчас, — и голоса утихли. Больше не было… ничего.

Он подошел ближе. Он знал, как пробраться внутрь. Он знал об этом доме все.

Накинув капюшон, он почувствовал тепло собственного дыхания, копившегося внутри матерчатого грота. И эта материя имела больше прав на то, чтобы называться его кожей, чем никчемная плоть.

Он вынул из кармана лезвие.

Улыбнулся, пряча улыбку под капюшоном.

Как Господь сдержал свое слово, данное Аврааму, так и они должны будут сдержать свое слово перед ним.

А он между тем сполна насладится выполнением своей части сделки.

ГЛАВА 40

Он отхлебнул из стакана. Посмаковал, прежде чем глотать. Отлично. Просто замечательно. Он улыбнулся. Сделал еще один глоток. Откинулся на спинку кресла. Расслабился.

Тут они его никогда не найдут. Именно здесь, подумать только. Им даже в голову не придет здесь искать.

Впрочем, его ведь и не ищут.

Нет, все в порядке.

А если еще нет, то скоро будет.

Небольшое недоразумение, и всего-то. Он им все объяснил. Для того чтобы заключить сделку, нужны были деньги. Все в порядке. Все скоро уладится. Ведь что бы ни обнаружили копы — а что они обнаружили, они сами еще могут не понимать, — вопрос можно запросто решить с помощью денег. Как в былые времена. Подмазать, подъехать, дать кому-то на лапу, пообещать ответную услугу — и готово. Он вообще не понимал, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Особенно сейчас, когда…

— Робин?

Голос из ванной. Он чуть не забыл, что она там.

— Да?

— Я уже почти готова.

— Скорее бы увидеть тебя, кисонька. Выглядишь небось сногсшибательно.

Еще бы ей не выглядеть сногсшибательно, за такие-то деньжищи! Пусть только попробует выглядеть как-нибудь иначе. Восточные европейки, конечно, лучше всех. Оправдывают репутацию.

Еще один щедрый глоток виски. Господи, какой мягкий вкус! Проскользнуло в глотку, как шелк, никакого тебе жжения на языке, ничего.

Он улыбнулся и даже еле слышно прыснул в кулак. Робин. Это он придумал такую шутку. Такой псевдоним. Робин Бэнкс[3]. До сих пор смешно — ну, подумать только!

Он отставил бокал и раскинулся в кресле, положив руки за голову и скрестив ноги. Медленно рассмотрел собственное тело: сшитый на заказ дорогущий костюм, итальянские кожаные туфли ручной работы, шелковые носки, рубашка, купленная на Джермин-стрит. Или так, или вообще никак.

Он вздохнул. Он выкручивался как мог. Уходил от прямых ответов. Пытался отсрочить неизбежное, пытался не подавать виду. Но эта сделка должна состояться. Во что бы то ни стало. Старому порядку точно пришел конец. Но чтобы перейти на новый уровень, понадобится известная доля фантазии. Впрочем, фантазии, в отличие от денег, ему всегда хватало.

И все же его грызли сомнения. Смутное предчувствие, что все это окажется карточным домиком, готовым рухнуть при первом же дуновении ветра, не оставляло его.

Он гнал от себя подобные мысли. Не время для колебаний. Он уже достаточно долго прожил без них — поздно учиться мастерству неуверенности.

И все же…

— Ну что, готова? — со вздохом спросил он.

— Почти.

— Давай живее. Еще немного — и я перепью. А если я перепью, можешь попрощаться с чаевыми.

Он услышал, как она за дверью раздраженно громыхнула косметикой. Улыбнулся. Вот и хорошо. Пусть раздражается, пусть злится. Пусть придет к нему горяченькой. Он любил девушек с огоньком: таких проще запомнить.

Да и ему, если честно, работы меньше. В его возрасте это уже стоит учитывать.

— Ну же! Я сейчас выпью волшебную пилюлю. Не пропадать же ей зря.

Он проглотил таблетку и запил ее виски. «Надеюсь, — подумал он, — время я рассчитал правильно». Однажды он уже ошибся и в результате не смог возбудиться, пока девица была рядом, зато проходил с флагштоком в штанах весь следующий день.

Стакан опустел. Он снял трубку и попросил принести в номер еще одну бутылку.

Откинулся на спинку кресла. Ждал.

В дверь постучали.

— Вот это скорость, мать их!

С трудом поднявшись на негнущихся ногах, он кое-как доковылял до двери.

— Ну и сервис у вас. Бьете ракорды! — начал он. — Я же только заказал… — И осекся. — О нет! Нет…

Он увидел человека, стоявшего на пороге.

Увидел, что тот держит в руке.

— Нет… Только не ты…

Человек прошел в номер и захлопнул за собой дверь.

— Слушай, мне очень жаль, что так вышло… — пятясь, бормотал он. — Я не знал, что ты еще… там…

Человек надвигался молча. Он слышал его прерывистое дыхание, чувствовал гнилостный запах, исходивший от его тела. Он помнил и то и другое, хотя прошло уже несколько лет.

— Нет, только не я… Только не меня…

Человек продолжал наступать.

Вскоре он оказался прижатым к стене.

«Вот и все, — подумал он. — Это конец. Если я не начну сопротивляться, если не дам отпор…»

Протянув руку, он нащупал пустую бутылку из-под виски. Схватился за горлышко, махнул — но промазал. Бутылка отскочила от плеча незваного гостя. Тот сердито фыркнул, но продолжал наступление. И тут он почувствовал, как возникает эрекция. Вот спасибо! Самое время. Он схватился за пах, чтобы спрятать бугорок, но не сумел.

Если незваный гость и заметил это, то умело скрыл свои эмоции — просто махнул ножом у него над головой.

— Нет… нет…

Ниже.

Удар.

И еще.

Удар.

И еще.

И еще, и еще.

Пока от него не осталось ничего, кроме возбужденного члена.

Человек развернулся и ушел.

Не обращая внимания на сдавленные всхлипы, доносившиеся из ванной.

Он просто растаял в ночи.

ГЛАВА 41

Марина услышала, как хлопнула дверь, и открыла глаза. Глянула на часы. Мерцающие зеленые цифры показывали половину первого. Это Фил пришел домой.

Она так и не смогла уснуть.

Он позвонил достаточно давно. Марина уже забрала Джозефину и привезла ее домой. Эйлин вела себя как-то странно — сдержанно, робко. Даже боязливо. Но Марине было неловко задавать ей вопросы.

Дома она покормила малышку, поиграла с ней, уложила спать и начала писать отчет о злосчастном подвале. И тут зазвонил телефон. Фил. Тон его был на удивление похож на тон Эйлин.

— Слушай, — сказал он, — я, наверное, задержусь.

Сама не понимая почему, Марина подсознательно ожидала подобного звонка. Знала, что он постарается как можно дольше не возвращаться домой.

— Хорошо.

Она слышала гул на линии, гул тишины.

— Произошло… Произошло убийство. В гостинице «Холстед». Жуткое убийство.

— Расскажи подробнее.

— Убит один из постояльцев. Его просто на куски искромсали. Это… Я уже на месте.

— Ясно. Так… когда же ты придешь домой?

— Поздно. Сам пока не знаю. Тут дела совсем плохи.

Снова этот гул.

— Тогда я… Ты хоть поел?

— Перехвачу что-нибудь по дороге. Не волнуйся. За меня не волнуйся.

И снова молчание: она не стала говорить то, что хотела сказать. На этот раз гул раздавался у нее в голове.

«Но я же волнуюсь, — хотела сказать она. — Особенно теперь, когда ты отдалился от меня. Как мне не волноваться?»

— Ладно, — только и обронила она.

Снова молчание. С обеих сторон.

— Тогда я не буду дожидаться, лягу спать.

— Конечно, ложись.

Молчание, уже почти оглушительное.

— Ну, увидимся. Или нет.

Они попрощались. Повесили трубки. Марина обвела взглядом пустую гостиную.

Они уже по-настоящему обжились: покрасили стены, расставили свою мебель. Выбросили старые вещи, выбрали — вместе! — новые. Книги и диски уже лежали не в ящиках, а на полках, по порядку, вместе — и его, и ее. Марина шутила, что Фил, наверное, захочет расставить все в алфавитном порядке. Он со смехом отвечал, что, пожалуй, все-таки нет. Лучше давай «рассадим» их, как на званом ужине. Группами по интересам. Чтобы рядом оказались писатели и музыканты, которые поладят друг с другом.

Он часто поддразнивал ее вот так — ласково, с любовью.

Так они и поступили. На это ушла добрая половина дня.

И под конец того дня она любила его еще сильнее, чем утром.

Но это было давно. Теперь Фил изменился. Новый Фил был замкнутым, холодным, неприступным. У нового Фила были от нее секреты. Она не привыкла к такому обращению. Вешалась ему на шею — а он отталкивал ее. Будто ее вообще не было рядом. Это расстраивало ее, это ее беспокоило.

Это ее пугало.

И вот он вернулся.

Она услышала, как он осторожно крадется по лестнице. Услышала, как скрипнула дверь в детскую: это он заглянул пожелать Джозефине спокойной ночи — разумеется, беззвучно, мысленно. А потом отворилась дверь в их спальню.

Как быть: притвориться спящей или поговорить с ним?

Она лежала на боку, спиной к нему, как обычно. Слышала, как он снимает одежду, умывается. Почувствовала, как он ложится рядом. Она ожидала, что он прижмется к ней и обнимет за талию: они всегда спали в такой позе. Но этого не случилось.

Ей хотелось развернуться, придвинуться к нему, спросить, в чем дело и где он был.

Но она не стала этого делать. Она лежала неподвижно. И сама знала почему. Не потому что она боялась задать вопрос. Нет, она боялась другого — услышать ответ.

Поэтому она притворялась спящей, хотя сна не было ни в одном глазу. А еще она знала, что Фил поступает точно так же.

Ночь казалась бесконечной.

Часть 2

Осенний листопад

ГЛАВА 42

Фил попытался сдвинуться с места, но не смог.

Что-то мешало ему. Что-то обвивало его шею — холодное, металлическое, с ржавчиной. Острые края удавки впивались в кожу, и он с трудом мог дышать.

Он дернул за металлический край — и горло сжалось в спазме. Он ощупывал шею, но натыкался лишь на ржавую цепь. Он слышал, как громыхают звенья, чувствовал тяжесть металла в руке. Но продолжал дергать.

Безуспешно, цепь не поддавалась.

Сердце бешено билось, грудь начала болеть. Как будто второе, знакомое уже металлическое кольцо охватывало его, затягиваясь, затягиваясь…

Переводя дыхание, он пытался унять боль. Нужно дышать.

Дышать…

Он снова дернул за цепь что было силы, но не ощутил ничего, кроме металлической прохлады на ладонях. Мертвый груз, тяжелый груз, груз, который ему не поддастся. Грудь полыхала изнутри. Он закрыл глаза. Под веками вскипали горячие слезы. Он услышал собственный крик: «Нет!.. Нет, отпусти… Отпустите…»

Но крик звучал только у него в голове.

«Пожалуйста…»

Тишина. Только внутренние крики, внутренняя боль.

Он опустил голову и открыл глаза. И тогда он увидел.

Он сразу понял, где он, и сердце забилось еще чаще, а грудная клетка заболела еще сильнее.

Он был заперт в клетке. В клетке из костей.

«Нет…»

Он кричал изо всей мочи — и по-прежнему не издавал ни звука.

Он протянул руки и схватился за костяные прутья. Дернул, но взмокшие ладони скользили по кости. Дернул снова…

По гладкой поверхности можно было сразу определить, какие они старые. И крепкие. Клетка держалась. Он продолжал дергать, толкать, трясти… И все впустую.

Снова крик — и снова тишина.

И тут он увидел, как из сгустка теней отделяется одна. Силуэт. Он приближался к нему. Слабый свет отражался от металла. В кулаке был серп. Незнакомец двигался медленно, кружил. Взад-вперед, взад-вперед…

И раскачивался.

Неспешно раскачивался.

«Нет… Нет… Пожалуйста…»

Тишина. Непроницаемая. Оглушительная.

Он кое-что заметил: человек неслучайно так странно двигался. Он подволакивал одну ногу. Хромал. Но все-таки шел вперед.

Медленно. Неотвратимо.

Фил дергал цепь с утроенной силой. Неистово вцепился в прутья.

Все напрасно.

Он остановился. Он устал. И тут он увидел лицо человека.

И снова закричал.

Лица не было. Только дерюга. Клочья ткани. Наспех сшитая голова пугала, отдаленно похожая на человеческую. Черточка на месте рта — и пустота на месте глаз. Тьма. Две черные дыры. Фил снова закричал.

Теперь он уже видел силуэт целиком — сплошное тряпье, рвань, ветошь. Грязные заплаты. Спереди — кожаный фартук, старый, в пятнах.

Человек занес серп над головой, стальной полумесяц сверкал в тусклом свете.

Тряпичное лицо приблизилось к решетке. Фил заглянул в его глаза, но там была лишь пустота. Черные, глубокие отверстия.

Лезвие мерцало в полумраке.

Вверх.

Крик.

Вниз.

Крик, слезы.

Снова, и снова, и снова.

Тишина.


— Фил… Фил…

Сердце вырывалось из груди, легкие не вмещали воздух, они как будто ссохлись. Горячий липкий пот покрывал тело.

— Фил…

Он открыл глаза и увидел встревоженное лицо Марины.

— Что… что случилось?

Голос. Он таки услышал свой голос.

— Тебе приснился кошмар.

Марина погладила его по руке. Ее кожа казалась особенно свежей и прохладной в контрасте с его, раскаленной и влажной.

— Кошмар… кошмар…

Он попытался привстать, жадно глотая воздух.

— Всего лишь кошмар, да. — Ее прикосновения успокаивали его. — Не надо ничего говорить. Все хорошо. Все в порядке.

В комнате было темно, но он все же различал ее очертания. Видел контур ее головы. Видел, как сияют ее прекрасные глаза.

— Кошмар… — пробормотал он.

— Именно. — Ее близость баюкала его, приносила утешение. — Всего-навсего дурной сон.

Она снова уложила его. Обняла, положила голову ему на плечо. Прижалась к нему. Живая, дышащая клетка из костей. Но эта клетка не неволит — она его бережет. Защищает.

— Всего-навсего кошмар.

Он кивнул. Скоро он понял, что она уснула: по ритму ее дыхания, по тяжести ее руки на своей груди. Но Фил не спал. Он смотрел куда-то вдаль, во мрак. И с тревогой ждал, когда от общего сгустка теней отделится одна.

Кошмар. Всего-навсего дурной сон.

Только это была неправда. Фил знал, что это не так. Чувствовал. Знать, конечно, он не мог, но чувствовал — точно. Нет, это был не просто кошмар.

Это было нечто гораздо хуже.

ГЛАВА 43

Поигрывая шариковой ручкой, Микки наблюдал, как в комнату по очереди сходятся на утренний брифинг его коллеги. Рядом стояло заранее купленное большое капучино: четырех эспрессо должно было хватить, чтобы взбодриться.

Яркое солнце, каким оно бывает только в конце сентября, проникало сквозь пластинки жалюзи. Оно словно отчаянно цеплялось за остатки лета и не хотело сдаваться наступающей осени.

Ночью Микки практически не спал, хотя освободился очень поздно и лег в постель измученным. Такое случалось, когда попадалось сложное расследование. А расследование, судя по всему, предстояло не из легких.

К тому же картина, которую он застал в гостинице… Эти образы так просто не вытравишь из памяти. Куча плоти, сваленная у стены, мало чем напоминала человека. Его попросту растерзали, иного слова и не подберешь. Измельчили, перемололи. Потеки крови, казалось, служили элементами дизайна, до того они были гротескными.

— Похоже, кто-то очень сильно не любил этого парня, — сказал Микки Филу, глядя на труп с порога: ближе их не подпускали криминалисты. Микки знал, что провозятся они долго. Это было не место преступления, а профессиональная мечта экспертов.

— Опознать не удалось?

Фил ответил, не отрывая взгляда от трупа:

— Документы в кошельке оформлены на Адама Уивера, но в гостиницу он поселился под именем Робин Бэнкс.

— Что? — удивился Микки. — Он что, фанат группы Clash?[4]

— А почему бы и нет? Он снял номер на пару дней, а вчера еще и прикупил себе, скажем так, компаньонку. — Фил указал на дверь в ванную. — Она-то и подняла шум.

Микки кивнул, принимая данные к сведению.

— Судя по всему, — продолжал Фил, — она как раз переодевалась в ванной, когда в дверь постучали. А потом она услышала крики.

— И даже не выглянула?

— Нет, наоборот — заперлась. И спряталась за шторку. Ничегошеньки не видела. А потом набрала 9-9-9.

Микки нахмурился.

— У нее и телефон был при себе?

Фил вымучил слабое подобие улыбки.

— Наверное, фотографировалась для своего парня. Говорит, это входило в договоренность.

Теперь улыбнулся уже Микки.

— Высший пилотаж. Так, значит, он сюда по делам приехал, этот Адам Уивер?

— Вроде бы. Мы проверим эту информацию.

Микки снова посмотрел на труп. Узнать его будет весьма затруднительно. Но, едва заметив седые волосы, Микки сразу же понял, что это тот человек, которого он видел вчера. Но он отмахнулся от этой мысли: таинственный знакомец мерещился ему повсюду.

— Что ты сказал? — переспросил Фил.

— Да ничего… — Микки и сам не понял, что говорит вслух.

Фил выжидающе смотрел на него.

— Ничего, говорю же.

— Нет, ты что-то почувствовал, Микки. Сразу же. Что тебе подсказала твоя полицейская интуиция?

Микки попытался отшутиться:

— Ну, мне показалось, что я уже видел этого мужчину. Сначала в той юридической конторе. И я его вроде как узнал. Сам не знаю… В общем, я не стал заморачиваться и поехал дальше.

Он замолчал. Фил ждал продолжения.

— А потом… — Микки перевел дыхание. Вслух его мысли звучали абсолютно по-идиотски. — А потом я снова его увидел. Возле строительной компании. В одной машине с Балхунасом. Я спросил у него, кто это, а он разозлился и прогнал меня.

— И вот он убит.

— Если это таки он.

Фил снова взглянул на истерзанного мертвеца.

— А ты веришь в совпадения, Микки? Особенно когда речь идет об убийстве.

Микки не ответил. Он знал, что это риторический вопрос.


Ручка вдруг выпала у него из руки, и он растерянно заморгал. Надо выпить еще кофе, а то ведь засыпает сидя. Он сделал два глотка и снова огляделся по сторонам.

Диспетчерская отдела по борьбе с особо опасными преступлениями постепенно заполнялась людьми. Всякий раз, когда им попадалось незаурядное дело, они перемещались в бар. Судя по количеству собравшихся и оживлению, царившему в комнате, именно туда они скоро и направятся.

Все были в сборе. Пташки, как обычно, уселись рядом. Милхаус, проводивший все время за компьютером, с непривычки хлопал глазами и из последних сил терпел общение с людьми, с которыми ему общаться не хотелось. Анни, севшая напротив Микки, улыбалась ему. Он тоже улыбнулся — быть может, на какую-то секунду дольше, чем следовало бы. Она, впрочем, тоже.

Каждый раз, когда он ее видел — а случалось это практически ежедневно, — ему вспоминалось одно и то же слово: «почти». Они почти сходили на свидание — в бар, в ресторан, в кино. Почти поцеловались. Почти переспали. Почти, вечное почти… Вне всякого сомнения, этих двоих влекло друг к другу. Но ни он, ни она никак не решались сделать не первый даже, а последний, решающий шаг. Как будто им что-то мешало: то ли страх отказа, то ли беспокойство за сохранность их дружбы и профессионального взаимоуважения.

А может, все вместе. А может, никакой преграды не существовало, а он этого даже не понимал. В любом случае они оставались друзьями. Друзьями, которые улыбаются друг другу чуть дольше, чем следует.

В комнату вошел Гласс. Усевшись во главе стола, он вытащил увесистую папку и принялся рыться в портфеле в поисках чего-то еще — несомненно, столь же важного. Никакой досужей болтовни, делу время — потехе час. Как обычно.

Затем вошел Фил, а следом за ним — Марина. Микки нахмурился. Вошли-то эти двое вместе, но в то же время как будто по отдельности. И даже сидя на соседних стульях, держали дистанцию.

«Наверное, поругались», — подумал Микки, глядя на Анни. Похоже, она тоже это заподозрила. «В том-то и проблема со служебными романами, — грустно подумал Микки, — если уж милые коллеги бранятся, тешиться не придется никому». Он снова посмотрел на Анни. Та быстро отвела взгляд — видимо, думала примерно о том же.

— Доброе утро, — сказал Гласс, привлекая к себе всеобщее внимание.

Все выжидающе посмотрели на него.

Микки снова отхлебнул из чашки — тело встряхнуло волной кофеина, как судорогой.

— Готовы? Тогда начнем.

Последний взгляд украдкой. Анни смотрела на Гласса. Микки решил последовать ее примеру.

Да, он лично готов.

ГЛАВА 44

— Ну что же, — сказал Гласс, — начну с объявления: мы теперь имеем дело с двумя серьезными преступлениями, и расследовать их мы будем параллельно.

Фил молчал, ожидая своей очереди. До прихода Гласса брифинги проводил он. Не самый старший по званию, он как детектив-инспектор играл, тем не менее, важную роль. Гласс это исправил, заявив не терпящим возражений тоном, что проводить брифинги отныне будет он. Даже если сам толком не знал, чему они посвящены.

— Фил! — окликнул Гласс.

Фил поднял голову.

— Инспектор Фил Бреннан будет руководить обоими расследованиями.

Гласс взмахнул рукой, словно иллюзионист, чьи жесты поднимают людей в воздух. Фил встал и вышел вперед.

Он пытался забыть этот кошмар. Забыть все недавние кошмары. Сосредоточиться на работе, на своих коллегах. Справиться с наваждением, устоять перед ним.

Взгляд его, скользнув по присутствующим, остановился на Марине. Он видел, как она встревожена, как переживает за него. Как она его любит. Фила охватил стыд, ему стало до боли совестно, что он оттолкнул ее. Что-то с ним не так. Совсем не так. Но что? И единственному человеку, который способен ему помочь, он не мог ни в чем признаться. Потому что не знал, как это сделать. Не понимал.

Зато он знал, какие ее, должно быть, посещают мысли. И с этим нужно было бороться. Пока случайные мысли не превратились в убеждения. Пока она не отдалилась от него, как он отдалился от нее.

Пока они не стали чужими.

«Сосредоточься на работе, — повторил он про себя. — Все остальное подождет».

— Как вы уже знаете, в гостинице «Холстед» вчера вечером произошло убийство. Если вам интересно и, главное, если вы еще не завтракали, вот фотографии. Но я бы не советовал их смотреть. Потому что над жертвой кто-то очень усердно поработал.

— «Холстед», — нахмурившись, сказал Эдриан Рен. — Это ведь там была коммуна?

— Да, несколько лет назад, — ответил Гласс. — Я занимался этим делом. Одно из первых моих заданий, кстати. Я хорошо его помню. Но вряд ли это как-то связано.

Эдриан кивнул, как будто укрепился в своих подозрениях. Фил помолчал несколько секунд, ожидая продолжения, но Гласс ничего не говорил.

— Так вот. Убитого звали Адам Уивер, но в гостинице он зарегистрировался под именем Робин Бэнкс.

По залу прокатился смешок.

— Да-да, именно так. Адам Уивер был бизнесменом и проживал в Литве. Зачем он сюда приехал, пока неизвестно, но мы работаем в этом направлении. Однако кое-что мы уже выяснили, а именно: то, что Уивер входил в совет директоров компании, которой эта гостиница принадлежит.

Фил краем глаза заметил, как Гласс подался вперед, явно заинтересовавшись услышанным.

— И это еще не все.

Он выразительно глянул на Микки.

Тот, откашлявшись, начал:

— Ну да. — С места он не встал, но развернулся лицом к коллегам. — Адам Уивер. Мне кажется, я видел его вчера. Дважды. Сначала в офисе «Фентон и партнеры», юридической фирмы, расположенной рядом с тем домом, где мы нашли ребенка в клетке. А потом возле строительной компании, в машине с Каролисом Балхунасом, ее владельцем.

— Значит, эти два преступления связаны между собой? — удивилась Анни.

Фил чувствовал на себе испытующий взгляд Гласса, но предпочел его проигнорировать.

— Мы пока не знаем, — сказал он. — Но мистер Балхунас, как выяснилось, тоже литовец. Как и большинство его сотрудников.

— Получается, — откашлявшись, вмешался Гласс, — одного литовского бизнесмена, приехавшего к другому, убивают в Англии… И какое это имеет отношение к мальчику из подвала?

— Не знаю, — сказал Фил. — Но мы должны это выяснить.

— Если смотреть на вещи здраво, — продолжил Гласс, — то картина вырисовывается примерно следующая: некий конкурент Уивера ждет, пока тот уедет за границу, и делает свое черное дело в стране, где его не станут искать. Уверен, конкурентов в Литве у него хватало. Это же настоящий Дикий Запад.

— Возможно, вы и правы, — с явным раздражением в голосе сказал Фил, который не любил, когда его перебивают. — Мы займемся этой линией. Но вторая версия ведет нас к вчерашней находке.

Гласс пожал плечами.

— Нужно рассмотреть все варианты. Спасибо, Микки.

Тот кивнул, глядя боссу в глаза.

Фил знал, что означает этот взгляд. Он не упомянул о том, что Микки узнал этого человека, и Микки был ему за это благодарен. Оба сошлись во мнении, что эту зацепку ему лучше разработать самостоятельно. Получится — замечательно. Нет — что ж, всякое бывает.

— Это могло быть заказное убийство? — спросила Анни.

— Ну, должен сказать, — ответил Фил, — профессионализмом там и не пахло. Это было одно из самых ужасающих убийств, которые я только видел. С такой яростью обычно убивают по личным мотивам. Так что пока неясно. Будем ждать.

— Какие-нибудь улики обнаружили? — Это вопрос от Эдриана.

— Да так, по мелочам, — сказала Джейн Гослинг. — Но человека, по описанию похожего на бродягу, которого мы вчера поймали, видели в окрестностях.

— Что?! — изумился Фил. — Я думал, его до сих пор допрашивают. Кто разрешил его отпустить?

— Я, — отозвался Гласс.

К удивлению на лице Фила примешался гнев.

— Зачем?

— А ты думал, это он убийца?

— Нет, но…

— Вот именно. Поэтому я его и отпустил.

— Но он же мог что-то видеть. Что-то знать.

— Он больше ничего не мог нам сказать. Его прилежно допросили, и все, кто имел честь с ним общаться, я уверен, согласятся, что мальчика в подвал заволок человек гораздо моложе и здоровее. И гораздо умнее. Этот парень вообще на человека не похож. Да и силенок в нем совсем немного.

— Он был под кайфом? — спросил Микки.

— Уверен.

— Тогда сложно судить, — не сдавался Микки, вступаясь за босса. — Когда наркоман получит заветную дозу, он на многое способен…

Гласса это явно разозлило.

— Я его отпустил. Таково было мое решение, и я по-прежнему его придерживаюсь. Проехали.

— Отпустили. А теперь его видели у гостиницы, где убит постоялец, — напомнил Фил.

— Откуда вы знаете, что это был он, инспектор? — повысив голос, поинтересовался Гласс.

— Я считаю, это обязательно нужно проверить.

Гласс ничего не ответил, но молчание его было достаточно красноречивым. Фил ждал, что его снова перебьют, но этого не произошло.

— Продолжайте, инспектор.

И Фил продолжил:

— Вот такой, если коротко, расклад. Мы изучаем жизнь Уивера, ищем его врагов, как британских, так и зарубежных.

И друзей. О бомже, которого видели возле гостиницы, тоже забывать не стоит. Ни о чем не следует забывать.

— Спасибо, — сказал Гласс и встал, собираясь взять слово.

— Я еще не закончил, — осадил его Фил.

Гласс снова сел.

— Я понимаю, что мы должны заниматься двумя делами одновременно. Я также понимаю, что при наличии нормального бюджета обе операции были бы расширены, но кризис диктует свои условия. — Он покосился на Гласса, но тот никак не отреагировал на эти слова. — Так или иначе, я попросил старого друга помочь нам. Он уже вышел на пенсию, отдав службе не один год жизни. Мы давно пытались заманить его на архивную работу, и он согласился помочь нам с этими двумя «глухарями». — Фил посмотрел на раздвижные двери. — Дон Бреннан.

Дон вошел сразу же — так актер, услышавший команду «Ваш выход», выходит на сцену.

И Гласс заметно оживился.

ГЛАВА 45

Фил сразу заметил перемену в Глассе. Дон же — нет. Он как ни в чем не бывало вошел, улыбнулся, кивнул в знак приветствия и сел на ближайший свободный стул.

— Спасибо, Дон, — улыбнулся Фил. — Рады видеть.

— Спасибо, что позвали.

К удивлению Фила, Дон мгновенно помолодел, стоило ему войти в диспетчерскую. Он перестал быть приемным отцом Фила и дедушкой Джозефины и снова стал офицером полиции. Даже походка у него изменилась — стала увереннее, решительнее.

И эта реакция Гласса… Как-то на него не похоже. Может, ему не понравилось, что Фил воспользовался своими полномочиями? Но что же делать, Фил заранее согласовал это с ним, упомянув Дона по имени, и Гласс дал добро. Возможно, он не ожидал, что появление Дона будет обставлено столь торжественно.

«Подумаю об этом позже», — решил Фил и продолжил:

— Итак, вернемся к делу. Анни, как дела у мальчика?

Анни встала.

— Да, насчет мальчика… Боюсь, на это уйдет много времени. — Она заглянула в свой блокнот. — К нему приходил детский психолог. — Она в замешательстве взглянула на Марину. — Думаю, будет лучше, если Марина объяснит вам все тонкости.

— Давайте сначала выслушаем ваши впечатления, констебль Хэпберн, — возразил Гласс, — а до тонкостей дело еще дойдет.

Анни нерешительно покосилась на Марину, но та ободряюще улыбнулась ей и пожала плечами. Дескать, извиняться не за что. Анни продолжила уже не так робко:

— Так вот, доктор Уба вызвала детского психолога. Но первой с ребенком поговорила Марина.

Это был сигнал Марине.

Фил понимал, что она делает, и почувствовал прилив гордости за свою команду.

— Да, — сказала Марина, не вставая, — я попыталась с ним поговорить. Ребенку нанесли крайне серьезную психологическую травму. Очень, очень серьезную. Он провел там — или в подобном месте — очень много времени. И насколько я поняла, он был там не один.

Тишина.

Марина продолжила:

— Он постоянно вспоминал о матери. Беспокоился о ней. Хотел ее увидеть.

— Что вполне естественно, — перебил ее Гласс.

Марина, даже не удостоив его взглядом, продолжила:

— Да, но у меня сложилось впечатление, что их держали взаперти вместе.

— Мы обработали списки пропавших без вести, — вмешалась Джейн. — Безрезультатно. Под описание нашего мальчика никто не подходит. Начали спрашивать по детским домам и социальным службам, но тоже пока ничего.

— Ребенок какое-то время пробудет в больнице, — сказала Анни. — Он очень слаб, с ним работают специалисты. Будем надеяться, он сможет дать нам хоть какую-то подсказку. К тому же готовы его анализы. — Она тяжело вздохнула. — Степень истощения у него примерно как у детей стран третьего мира, а в таких условиях микробы живут припеваючи. Его накачали антибиотиками. Где бы он ни провел все это время, мы нашли его в удручающем состоянии.

По ее дрожащему голосу Фил понял, что Анни искренне переживает. И неудивительно. На ее месте растрогался бы любой, кто обладает хоть зачатками человечности.

— Также готовы предварительные результаты экспертизы ДНК, — сказала она. — Никаких совпадений. Даже приблизительных. Как будто его… нет. Но поскольку мы не знаем, кто он и как там оказался, придется исходить из посыла, что для кого-то он важен. Возле его палаты дежурят круглосуточно.

— Спасибо, Анни.

— И еще. — Она достала фотографию и положила ее на стол. — Мы заметили у него на стопе нечто вроде шрама. Даже, скорее, клейма.

— Что? — не поверил своим ушам Микки. — Клейма? Как на скотине?

— Похоже на то, — с грустью подтвердила Анни. — Я поискала, не было ли трупов с похожими отметинами, но пока безрезультатно.

— Криминалисты с нами еще не связывались, — сказал Фил. — Они проверяют, из человеческих ли костей сделана клетка и человеческая ли кровь на полу. Марина?

Когда Фил взглянул на нее, она подпрыгнула, словно от удара. Трещина у нее на сердце стала еще на волосок глубже.

— Расскажи нам, пожалуйста, что ты думаешь о месте преступления.

Марина встала, не сводя глаз с рапорта. Фил был признателен ей за это. Он понимал, что все присутствующие чувствуют напряжение между ними. Понимал, что все следят за ними, ловят каждое их слово, но отнюдь не из профессионального интереса.

— Большинство из вас и так знает, что находилось в подвале: клетка, инструменты, цветы. Лично я особое внимание уделила кабалистическим знакам на стене. Думаю, когда мы поймем, что они означают, это приблизит нас к разгадке.

Гласс кивнул.

— Все указывает на то, что это своего рода календарь. Жизненный цикл, цикл развития… Эту же версию подтверждает и наличие цветов. Похоже, на календаре отмечены дни солнцестояния. Кстати говоря, скоро будет равноденствие. Если это так, то мальчик имеет огромное значение. Он входит в планы, связанные с этим событием.

— Ты имеешь в виду некое жертвоприношение? — уточнил Микки.

Марина пожала плечами.

— Я не хочу строить гипотезы, но это не исключено. Мальчик как будто дожидался чего-то в своей темнице. Думаю, клетка из костей была временным пристанищем, а раньше его держали в другом месте. Туда же его переместили исключительно для проведения ритуала. Опять же букеты. Цвета подобраны не случайно: красный, синий, желтый. Я полагаю, что они обозначают телесные выделения: синий и красный — это кровь, желтый — моча, коричневый — цвет распада, гнили. Об этом выделении можете судить сами.

Никто не засмеялся.

— Но почему именно там? — спросил Микки. — Почему они выбрали именно это место?

— Не знаю. Должно быть, оно особенно важно для человека, который собирался этот ритуал исполнить. Но я практически уверена, что, забрав мальчика, мы предотвратили убийство.

Молчание.

— А он может попытаться снова его похитить? — спросила Анни.

— Вероятность высока. Как я уже сказала, равноденствие, если его, конечно, интересует именно оно, начнется совсем скоро. Возможно, он попытается найти другого ребенка. У нас остается сегодня и завтра. Я считаю, что он будет действовать в этом интервале.

— Но где? — Снова вопрос от Микки.

— Вот этого я не знаю. У него наверняка есть надежное укрытие. И опять-таки не случайное. Подвал был подготовлен к ритуалу, и это тоже для него немаловажно. На приготовления, должно быть, ушло много времени. Все оставшееся время он будет искать новое место и подготавливать его.

— И искать нашего мальчика? — спросил Микки.

— Или какого-нибудь другого.

И снова тишина.

— Да, и еще кое-что. — Все внимательно ее слушали. — Это не первый случай. Равноденствие происходит четыре раза в год. И, сами понимаете, ежегодно.

Фил вспоминал комиксы: Дом тайн и Дом секретов — и кладбище посредине.

— Понятно. Работы непочатый край. Время не ждет. Если Марина права — а сомнений в этом практически не осталось, — до завтрашнего вечера нас ждет похищение и убийство. Продолжаем в том же духе: пытаемся разговорить мальчика, охраняем его, ищем по документам владельца того дома и не забываем об Адаме Уивере.

Он еще раз обвел взглядом коллег, и вдруг в памяти вспыхнул — живо, как наяву — вчерашний сон. Надвигающееся на него лицо, темные провалы глаз, занесенное лезвие серпа…

Фил вздрогнул. Все взгляды были устремлены на него, целый отдел ждал его команды.

— Пройдитесь с радиолокатором по всей территории между домами. Промерьте глубину. Там могут быть трупы. Пока, пожалуй, все. Вперед!

Фил надеялся, что голос его звучит увереннее, чем он себя чувствовал.

Все начали расходиться.

Фил заметил, что Марина поднялась с места позже, чем остальные, и вещи свои собирала медленнее. «Она меня ждет, — понял он. — Хочет поговорить. Прямо сейчас». Хочет узнать, что с ним.

Он стоял и ждал, что она подойдет. Готовился. Крепился.

Кто-то тронул его за плечо. Он обернулся. Гласс.

— Фил, зайди ко мне в кабинет на минуточку.

Вид у него был весьма недовольный. Слабо улыбнувшись Марине, Фил последовал за ним.

ГЛАВА 46

Донна открыла глаза, попыталась шевельнуть головой — и позвоночник словно пронзило железным штырем. Она вскрикнула от боли.

«Это, наверное, наказание, — подумала она, — за сон в краденой машине».

Она, постанывая, перевернулась на бок, пошевелила плечами, вытянула затекшие ноги, словно умоляя их: «Ну же, работайте, двигайтесь, гоните кровь!» Она отвернулась от окна и посмотрела на заднее сиденье. Оттуда на нее таращились большущие голубые глаза.

Бен.

Ему было страшно, ему было холодно. Он ничего не понимал, но все равно доверял ей.

Донна сама не знала, как это воспринимать. Она все-таки ему не мать, а потому не должна нести за него ответственность. Но она потащила его с собой, а значит — должна.

Она со вздохом покачала головой. Как же все так навалилось…

Дрожащий от холода мальчик не сводил с нее глаз.

— Что, продрог?

Он кивнул, продолжая следить за ней немигающим взглядом.

— А я тебя предупреждала. Оденься теплее.

Она снова посмотрела на него. Кажется, он уже надел все, что она брала.

— Тетя Донна…

Голос его дрожал. Донна не дала ему договорить:

— Сколько раз тебе повторять, Бен, я не твоя тетя. Просто Донна. Усек?

— Донна…

— Чего тебе?

Он начинал ее всерьез раздражать.

— Когда мы поедем к маме?

— Я… — Она открыла дверцу. — Я выйду покурить.

Она медленно выбралась из машины, осторожно разгибая онемевшие руки и ноги. Вздрогнула. Огляделась. Сентябрьское солнце висело высоко в небе и светило вовсю. Донна снова вздрогнула и закуталась в куртку. Светить-то оно светило, но не грело.

Она понятия не имела, где они находятся. Ночью она просто ехала куда глаза глядят — лишь бы побыстрее убраться от дома. Сначала она хотела остановиться в гостинице и заплатить за номер из тех денег, которые ей отдали мужчины в костюмах, но вскоре передумала: именно по гостиницам ее и будут искать. Она ведь хорошенько пописала одного из них… Ориентировки, наверное, уже на всех постах. Ее фотографию показали в новостях, напечатали в газетах, даже в Интернет небось выложили. Так что нет. Гостиница отпадает.

Но надо же было куда-то ехать. Выбравшись из центра города, она увидела поворот к зоопарку и сказала об этом Бену. Тот спросил, можно ли поехать туда, и на какую-то секунду она задумалась. А что, хорошая идея! Проскользнуть в зоопарк перед самым закрытием, спрятаться где-нибудь, переночевать.

Гениально! Уж где-где, а там их искать точно не станут. Но ее тут же начали терзать сомнения: а вдруг что-то пойдет наперекосяк?

Поэтому она свернула на развязке у нового торгового комплекса и выехала на трассу А12, ведущую из Колчестера в Лондон и дальше. Главное — увеличить дистанцию. Оторваться.

И вот, проезжая через Стэнвей, она заметила поворот. Буйная растительность по обе стороны, неприметные домишки. Она поддалась импульсу и включила поворотники.

Поначалу это была обычная проселочная дорога с односторонним движением. У дороги — редкие дома, каждый по отдельности, каждый весьма роскошный. Она видела похожие в «Гранд-дизайнз». На подъезде к каждому дому — по дорогому внедорожнику. Вот этого Донна не понимала: у людей столько деньжищ, а они прячутся, селятся в каком-то захолустье. Были бы у нее такие бабки, она бы точно не стала прятаться. Купила бы здоровенный, вызывающего вида дом и обвешала его фонариками, чтобы все, суки, видели. Пусть знают, что она успешная женщина, а не какая-то неудачница.

В общем, да.

Она ехала дальше. Не оглядываясь. Куда кривая вывезет. Машину швыряло из стороны в сторону, дорога становилась все хуже: мелкие выбоины превратились в ямы, дегтебетон уступил место голой каменистой почве. Деревья тоже редели, а скоро и вовсе закончились. Началась настоящая глушь.

С дороги, разделявшей два поля, Донне открывались непривычно мирные, пасторальные пейзажи, которых она никогда не видела в Колчестере. Можно было остановиться там и любоваться красотой веки вечные.

Но она ехала дальше.

Снова появились отдельные деревца. Их становилось все больше, пока они не превратились в сплошной лес. Дорога исчезла. Тут-то она и решила заночевать.

Бен ныл, что проголодался, и ей пришлось заехать в ближайший «Макдоналдс». Она понимала, что идет на риск, но раз уж парень принялся жаловаться, надо было его накормить, иначе не заткнется. Пришлось рискнуть.

Поужинав с ним за компанию, она вернулась в лес. И ночь, полная боли, неудобств и практически без сна, вскоре сменилась утром. И вот Донна стояла, курила и думала, какого хрена она во все это ввязалась.

Бен, привстав на колени и прижавшись лицом к стеклу, наблюдал за ней из машины. Она отвернулась. Тогда он открыл дверцу и вылез наружу.

— Где моя мама?

Донна не ответила.

— Я хочу к маме. Где она? Ты сказала, что мы едем к ней.

Да? Неужели так и сказала? Надо было взять что-нибудь выпить. Или курнуть. Чтобы продержаться хоть какое-то время.

— Где она?

Господи, какой настырный ребенок!

Донна терпела его только ради Фэйт. Она никогда не считала себя лесбиянкой. Ковырялкой. Розовой. Коблухой. Само собой, она проделывала всякие лесбийские штучки, но только для клиентов. За их деньги. Не для собственного удовольствия. Фэйт всегда выступала ее напарницей. Ну и подумаешь. Они друг другу нравились. Дружили. Рядом с Фэйт Донна становилась раскованной, открытой. С другими так не получалось. Так что, когда Фэйт бросила Дэрила и ей с малым некуда было податься, Донна, разумеется, приютила их у себя. Дом был маленьким, Бену нужна была своя комната, так что вполне логичным решением было поселиться в одной комнате. Спать в одной постели.

И то, что они начали повторять вещи, которые делали на глазах у клиентов, но теперь уже для себя, тоже казалось вполне естественным. И если это делает Донну лесбой, так что с того? Пускай. Фэйт ее, по крайней мере, не била. Не отбирала у нее деньги. Не выгоняла работать на улицу, пока сама грелась в каком-нибудь кабаке, и не тратила заработок на шалав.

И вот Фэйт не стало. Донна осталась одна.

— Где она?

Донна обернулась на голос. Посмотрела на мальчика. И что-то внутри у нее сломалось. Скопившийся за долгое время гнев, который она из последних сил сдерживала, вдруг потребовал немедленного выхода.

— Нет ее больше, понял? Нет! Все, п…ц ей! Она не вернется, потому что…

Донна осеклась. Мальчик смотрел на нее так, будто его ударили по лицу. Губы у него дрожали, в глазах блестели слезы.

— Слушай, извини, я…

Бен заплакал — горько, безутешно, крупными градинами слез, как умеют плакать только дети, пережившие страшную утрату. Донна поняла, что чувствует себя точно так же, и ей ничего не оставалось, кроме как присоединиться.

— Прости меня, — сквозь слезы пробормотала она, — прости, я не… Я не хотела…

Она обняла Бена, и он не стал ее отталкивать. Поначалу не уверенный в искренности ее порыва, он скоро понял, что никого другого у него не осталось, и буквально упал в ее объятия.

— Мне страшно, — сказал он, когда перестал рыдать взахлеб.

— Мне тоже, — прошептала Донна. — Мне тоже.

— Что же мы теперь будем делать?

Его тоскливый взгляд причинял настоящую, физическую боль. Но она должна была посмотреть в эти глаза.

— Не знаю, — сказала она. — Даже и не знаю…

ГЛАВА 47

Пол сделал это. Просто взял и сделал. И теперь, как и следовало ожидать, сожалел о содеянном.

Он вернулся в пещеру. Выпустил Садовника. Он говорил сам себе, что на этот раз не поддастся. Устоит.

Не станет слушать плач и уговоры. О нет! Сколько бы Садовник ни кричал, сколько бы ни рыдал… Дескать, он будет вести себя хорошо, никого не тронет. Только выпусти. Он просил прощения…

Все по-старому: те же слова, те же просьбы. Всегда одно и то же.

И всегда срабатывает.

Потому что Садовник знал, что Пол — слабый человек. И он играл на его слабости, брал его измором, пока Пол, замученный укорами совести, не открывал пещеру и не выпускал его.

Конечно, слова своего Садовник никогда не держал. Едва оказавшись на свободе, он швырял Пола в пещеру и брался за старое. А Полу потом приходилось выискивать его и тащить обратно, пока он не натворил беды.

Но вот он снова в пещере.

Теперь Пол мог наконец расслабиться.

Пол знал, что Садовник сделал на этот раз. Тот сам ему рассказал. Сказал, что это была его обязанность. Божественное поручение. И что Пол должен попытаться понять. И Пол снова объяснял ему:

— Нет, ты… То, что ты делаешь… Нельзя так… Это злые поступки. Я не это имел в виду… Нет, совсем не это…

И Садовник, запертый в пещере, притворялся, будто слушает его. А потом притворялся, будто плачет. И Пол вынужден был уходить, чтобы не слышать этого. Ибо Бог есть любовь. Он — любовь. И он снова его выпустит.

Он сидел у пещеры и пытался расслабиться.

Вдыхал воздух. Подставлял лицо солнцу. Слушал журчание реки. Смотрел на воду. Смотрел, как на водную гладь падают листья.

Расслабься.

Не думай о Садовнике. Не думай о том, что нужно его выпустить.

Не слушай его вопли. Слушай только воду.

Расслабься, просто расслабься.

И не думай о том, что сделал Садовник.

И что он сделает вскоре.

Как только Пол снова его выпустит.

ГЛАВА 48

Роза злилась. Злилась не на шутку.

Конечно, гнев не был ей в новинку, но только не такой — быстрый, внезапный. Глубинный, нутряной. Прицельный.

Гласс позвонил ей утром. Она уже не спала. Казалось, она вообще никогда не спала. С тех пор как ей дали бессрочный больничный, ее мучила бессонница, о чем она предпочитала не рассказывать ни Марине, ни остальным полицейским врачам. Страшная, почти хроническая бессонница. Она испробовала все: обычные аптечные таблетки, сильные лекарства, рецепты, которые ей выписывал семейный врач, пробовала напиваться на ночь, заниматься спортом до полного изнеможения, даже принимала долгие горячие ванны. И ни одно средство не срабатывало.

Поэтому пришлось учиться жить в состоянии вечной сонливости. Учиться лежать по ночам в кровати и глазеть в потолок. Она закрывала глаза и проигрывала фильм на экранах своих век. Всегда один и тот же фильм. Всегда.

Она на яхте, неподвижная, ее трогают эти руки… Она борется, она проигрывает…

Тогда она открывала глаза — и видела те же стены, тот же потолок, свою спальню. Тишина, тени. И Роза. Одна. Неизменно.

Она даже пыталась уйти с головой в секс. Без любви, разумеется: в подобной близости она сейчас не нуждалась и не хотела, чтобы кто-то лез ей в душу. Нет, обычный секс. Просто чтобы взбодриться, почувствовать себя желанной. Живой. Чтобы рядом лежало чье-то тело и тени не могли подступить к ее кровати. Чтобы она смогла наконец уснуть. Но и это не подействовало: она довольно скоро уяснила, что не выносит ничьих прикосновений. И ей противно было лежать с кем-то рядом всю ночь. Заснуть она все равно не могла и только смотрела на очередного постороннего мужчину, с ужасом считая минуты до того момента, когда он проснется и снова начнет домогаться ее, принуждать, заставлять…

Нет.

Так что приходилось справляться с тишиной и тенями в одиночку. Выбора не оставалось. И, если говорить начистоту, излечившейся она себя не считала. Нет, она просто стала сильнее. Приобрела дополнительное оружие.

И этого достаточно. Должно хватить.

Но она все-таки злилась. Особенно после звонка Гласса.

— Звоню узнать, как ты поживаешь. Как продвигается расследование?

Как всегда, деловой тон. Но… Ей показалось, или он действительно намекнул, что думает о ней у себя дома? Может, фантазирует? Пытается представить, во что она одета? Да нет, теперь уже фантазирует она.

Она вспомнила прошедший день. Драку в пабе. Разумеется, никто не донес на нее в полицию.

— Все путем, — сказала она. — Хочу сегодня проверить пару вариантов. Бывшие парни, всякое такое. Пока ничего конкретного.

Она сидела на краю расстеленной кровати, и ей казалось, что этой комнатой — даже не всей квартирой в целом, а одной этой комнатой — ограничивался ее мир. Телевизор в углу, груды одежды, как чистой, так и грязной, на полу, кружки застарелых следов кофе на недочитанных книжках в мягком переплете, тарелки с засохшими огрызками. Она тяжело вздохнула.

— Как ты думаешь, сколько тебе понадобится времени?

— Пока не знаю, — ответила она и пнула пустую винную бутылку под кровать, где та, глухо прокатившись, звякнула о свою сестру-близняшку и замерла. — Но, думаю, немного. Что-то да выплывет.

— Хорошо.

— Я думала, мы сегодня встретимся и нормально поговорим.

— Да… — Гласс заговорил осторожнее. — Сегодня будет трудно. Тут сейчас самая жара.

— Я думала, мне сегодня нужно прийти в участок.

— Нет! — поспешно выпалил Гласс. — Я же говорю, работы невпроворот. Есть парочка дел, на которые брошены все силы. Думаю, пока нам лучше общаться так.

И тут Роза начала свирепеть. Потому что поняла, что он задумал. Он выводит ее из игры. Сажает на скамейку запасных. И она прекрасно понимала, кому отдают все помещения и кадры. О да! Даже спрашивать не пришлось.

— Ладно. Хорошо. Я позвоню, когда узнаю что-то новое.

И положила трубку. Точнее, швырнула ее на кровать и села рядом.

Фил Бреннан. Опять этот проклятый Фил Бреннан. Вечно он ей мешает! У нее был специальный резерв ненависти лично для него. Потому что он воплощал в себе все те качества, к которым она безнадежно стремилась. Он был успешным. Его все любили. Его постоянно повышали. Да, ее недавно тоже повысили, но все же… Его повышали охотнее. Вечно так!

Она снова обвела комнату взглядом. Это ее мир. Все, что у нее есть. Все, чего она добилась.

Она никогда не хотела работать в полиции. Чего она на самом деле хотела, так это произвести впечатление на своего отца — заслуженного, уважаемого, увешанного орденами старшего инспектора. В свое время он поймал множество воров. Все так говорили. Да и он сам так о себе говорил, разве что прибавлял крепкое словцо-другое.

Она восхищалась им. В рот ему, можно сказать, смотрела. Но только на расстоянии. Расстояние присутствовало всегда, даже до развода родителей. Отец всегда где-то пропадал: если не работал, то «заводил полезные связи». Мать ужасно злилась. Она утверждала, что если какие-то связи там и были, то только случайные. Со шлюхами. Сперва он отшучивался, уверял, что такова специфика его работы, что по-другому в полиции нельзя. Он якобы должен ходить в эти бары, его должны видеть на этих вечеринках. Мать молчала. Только сверлила его ненавидящим взглядом. И все катилось привычной колеей.

Она закрывала глаза на его пьянство и скоротечные интрижки и скрепя сердце принимала внезапные подарки — бонусы, так сказать. Поездки за границу, ремонт, новые машины. И все это падало как снег на голову. Дурой она не была — знала, что ее подкупают. И пускай неохотно, но соглашалась участвовать в этом сговоре. Лишь бы не знать доподлинно, что творится в другом, соседнем мире, лишь бы спокойно жить в своем.

И этот домик — не то карточный, не то стеклянный — стоял много лет.

Пока один мир не вторгся в другой. Пока мать не узнала, что заразилась гонореей.

Как он мог? Как он посмел? Да, деньги, поездки — это все замечательно. Она терпела, сколько могла. Пил? Пожалуйста. Трахал этих шлюх, пускай… Это одно, но принести болезнь в дом, заразить ее… Это совсем другое. Это недопустимо.

Отец пытался снять с себя ответственность и лопотал что-то в духе «С кем не бывает?». Но мать не сдавалась. Долгие годы затаенного гнева наконец дали течь. Гнев хлынул наружу. Она кричала, что прозрела, что пелена упала с ее глаз, — и теперь она видит, что он за человек.

Тогда-то он и ушел. Но сперва… сперва он ее ударил. Сильно. Она упала на кухонный пол, лежала в крови среди выбитых зубов и корчилась от боли. Его гнев тоже вырвался наружу после стольких лет заточения.

И Розу с братом отныне воспитывала женщина, внутри которой сломался стержень. Эта женщина мало разговаривала, вяло реагировала на внешние раздражители и ходила, как сомнамбула. Всю оставшуюся жизнь.

Неудивительно, что Роза ненавидела своего отца. Но мать она ненавидела еще больше — за бесхребетность, за овечью покорность, за то, что та перестала жить задолго до смерти. Когда у нее наконец обнаружили рак, это даже принесло облегчение. Дало оправдание. Но Роза так ее и не простила. Ненавидела до последнего.

И по-прежнему старалась выслужиться перед отцом, завоевать его расположение. Для этого-то она и устроилась в полицию. Но это не помогло. Отец продолжал жить где-то на южном побережье, с уже третьей по счету женой, и связи с дочерью не поддерживал. Она надеялась, что он позвонит хотя бы после того, как о ней написали в газетах в связи с поимкой того маньяка. Но нет. Может, он тоже умер? Она надеялась, что это так.

…Роза встала и пошла в душ.

Может, пробежаться? Дать выход этой слепой ярости… Нет. Она направит ее в иное русло.

В рабочее русло. Сходит в морг, взглянет на тело Фэйт Ласомб. Проверит, что записано на камерах слежения в Ньютауне и на подъезде к Уэйкс Колну.

Потом еще раз наведается к Донне Уоррен.

Пусть не держит ее за идиотку.

Ее приятно обдало горячей водой.

Но воду невозможно нагреть до той температуры, которая устроит Розу.

ГЛАВА 49

— Держи себя в руках. Вот и все. Просто держи себя в руках.

На том конце тяжело вздохнули. Человек был явно раздражен, но не хотел подавать виду.

— Да, но…

Мэр не удовлетворился этим нехитрым ответом.

Снова тяжелый вздох.

— Тебе досталась самая простая задача, — сказал Законодатель. — Ты вообще ничего не делаешь. Даже Учитель, и тот что-то делает.

Молчание.

— Наверное, уже жалеешь, что позвонил мне.

Ответа не последовало. Законодатель счел это знаком согласия.

— Меня не предупредили, — сказал Мэр. — Вы санкционировали… это и ничего мне не сказали! Кто-нибудь еще знал?

— Учитель.

— А он почему мне не сказал?

— Потому что я ему приказал. Я хотел сам с тобой поговорить. Я же знал, как ты к этому отнесешься. И мои прогнозы оправдались.

— А тебе не кажется, что вы слишком далеко зашли? Вы… пересекли черту.

— Нет. Уивер представлял собой опасность. Никто не смог бы с уверенностью сказать, как он поступит в следующий момент. Лучше не придумаешь. Теперь всем плевать на нашу доставку. Никакого давления.

— А как же… Нас ведь должно быть четверо. Кто станет новым Миссионером?

— Мне казалось, что уж с этим-то проблем не возникнет. По-моему, наш иностранный друг — идеальная кандидатура.

— А если он… откажется?

— Откажется? Почему?

Снова молчание.

— Послушай, — сказал Законодатель, — ты просто занимайся своим делом, и все. Не отвлекайся. Все организационные моменты возложены на твои плечи. Я пока займусь своим делом, а скоро вступит и Учитель. Все пройдет как по маслу.

— А как же мальчик? Что с мальчиком?

Законодатель гадко хихикнул.

— Все улажено. Безукоризненный план. И ничем нам не грозит.

— А мне не положено о нем знать?

— А ты хотел бы?

Мэр не ответил.

— Я так и думал.

Молчание.

— Слушай. Тебе лучше успокоиться. Ты же сам знаешь, что делать. Всю вину свалят на Уивера, уж мы-то проследим. А потом устраним и Садовника.

— Об этом я тоже не должен спрашивать?

— Как хочешь. Но, честно говоря, он нам больше не нужен. В сложившихся условиях… Он просто лишний человек. Это вопрос решенный.

— Вы уж поосторожнее, — посоветовал Мэр. — Он опасен.

Законодатель рассмеялся.

— Я, знаешь ли, тоже опасен! Не вешай нос. До скорого.

И связь прервалась.

Мэр растерянно смотрел на трубку, не понимая, как обычный кусок пластмассы, металла и стекла мог столь сильно влиять на его жизнь.

Он встал, сделал глубокий вдох, напряг мускулы, расслабился.

И принял решение.

Еще один вдох — и медленный выдох.

Выбора не было.

Обратной дороги — тоже.

Мэр был готов.

ГЛАВА 50

Гостиница стояла на отгороженной территории — здание примерно шестнадцатого века, как прикинул Фил. То, что некогда было загородным поместьем земельных аристократов, превратилось в пристанище для привилегированных классов. Уютно умостившись среди деревьев, в кольце гравийной дорожки, гостиница заманивала посетителей теплой атмосферой и льстила их самолюбию. «Да, — словно шептала она, — вы сделали правильный выбор». Фил хотел бы когда-нибудь привезти сюда Марину на уик-энд.

Тогда почему у него вдруг возникло то же чувство, с которым он впервые смотрел на дом с костяной клеткой?

Под хруст мелкого гравия он припарковал «ауди» у парадного входа и выключил мотор. Умолкла музыка — песня о монстрах группы «Band of Horses». Он какое-то время просто смотрел вперед. Все вокруг напоминало декорации к фильму. Сама гостиница казалась задником к какой-то костюмированной драме, но появление полиции сместило жанр от «Аббатства Даунтон» к «Инспектору Морсу».

Чем дольше он смотрел на здание, тем тревожнее становилось на душе. Он вспомнил о недавнем разговоре с Глассом, который тоже по-своему растревожил его.

Поначалу Фил был даже рад уединиться в кабинете Гласса, где его не могли достать расспросы Марины. Но как только он оказался внутри, по выражению лица главного инспектора стало ясно, что тот пригласил его не просто так. У него были свои причины — и, судя по всему, причины не из приятных.

— Присядь, Фил, — сказал Гласс, отрываясь от монитора.

Фил сел.

— Ну что же…

Гласс не сводил глаз с открытой на столе папки. Избегал его взгляда.

«Прекрасное начало», — подумал Фил.

— У меня на сегодня назначена встреча с начальником полиции. В Хелмсфорде.

Гласс сделал паузу, словно ожидая от Фила ответа.

— Правда?

— Да. Я думаю, он официально подтвердит мое вступление в должность. На полную ставку.

Гласс откинулся на спинку кресла. Фил по-прежнему видел на этом месте его предшественника.

— Поздравляю, — сказал он.

Гласс сдержанно улыбнулся и кивнул, принимая поздравление как должное.

— Спасибо. — Улыбка мигом сошла с лица. — И в свете этих событий мне показалось, что нам с тобой надо кое-что обсудить.

Фил почувствовал, что от него снова ждут какого-то ответа, но решил промолчать.

А Гласс, решив, что это почтительное, а не выжидающее молчание, продолжил:

— Похоже, нам с тобой придется работать вместе, Фил. И я считаю нужным предупредить тебя, что мой стиль управления в значительной мере отличается от стиля моего предшественника.

«Началось», — подумал Фил.

— Мне уже волноваться или еще рано? — с деланной беззаботностью спросил он.

Опять улыбка, уже вторая. И это от человека, который, складывалось впечатление, улыбается по строгому расписанию. Недобрый знак.

— Не знаю. Разумеется, мы будем работать вместе, но я как старший по званию намерен внести определенные коррективы в работу этого отдела.

Фил почувствовал, что начинает закипать.

— Вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями?

— Нет-нет, что ты. У тебя практически стопроцентная раскрываемость.

Фил ничего не сказал. Это была чистая правда.

— Но, с другой стороны, это же отдел по борьбе с особо опасными преступлениями.

Раздражение стало очевидным.

— В смысле?

— В самом названии содержится подсказка. Особо опасные. Их ведь легче всего раскрывать, не правда ли? — Не дав Филу ответить, он продолжил: — Взять, к примеру, убийство.

Нашли тело. Кто же убийца? Тот, кому это выгодно. Допрашиваете подозреваемого. Он во всем сознается. Дело закрыто. Правда же, легко?

— К чему вы клоните?

— Ни к чему. Просто такие преступления не кажутся мне особо опасными. В твоем распоряжении много ресурсов. Другие отделы завидуют.

— Что вы имеете в виду? Все наши ресурсы необходимы для эффективной работы. Вы вообще видели, чем мы занимались последние годы? А чем занимаемся сейчас?

Гласс попытался, пусть и с долей иронии, примирительно поднять руки, но этот жест попросту не входил в его репертуар.

— Я что хочу сказать… У вас никогда не возникает проблем с финансированием. А в наши нелегкие времена кое-кто может счесть подобное финансирование роскошью, а не первой необходимостью.

— Значит, вы хотите перераспределить бюджет нашего отдела? И куда пойдут эти деньги?

— Фил, — сказал Гласс, складывая руки в жесте, которому он, должно быть, научился на каких-то менеджерских курсах, — не опережай события. Я навел справки о твоем отделе и лично о тебе. Конечно, результаты говорят сами за себя, но… давай начистоту. Ты руководишь своей командой, как феодал.

Фил не поверил своим ушам.

— Что?!

— Возьмем для примера последний брифинг. Ты поставил под сомнение мою компетентность. Причем на глазах у всех.

— И что? Вы отпустили человека, который был важным свидетелем, а то и подозреваемым, не проконсультировавшись со мной.

— Бытует мнение, что именно для этого в полиции и проводятся брифинги. Чтобы все поделились последними новостями.

— Подобные решения нельзя принимать без моего согласия. Вы обязаны были уведомить меня. Вы нарушили протокол.

Гласс несколько секунд молча смотрел на него.

— Как я уже сказал, протокол в ближайшее время изменится.

— В частности, теперь будет необязательно держать меня в курсе? И важные решения касательно моего расследования можно будет принимать без согласования со мной?

Гласс заговорил тише, злее:

— Детектив-инспектор, вы, возможно, привыкли к снисходительности моего предшественника, но со мной этот номер не пройдет. Мы все будем делать так, как нужно. Как нужно лично мне. В моем отделе нет места инакомыслящим, будь то лично вы или кто-то из вашей команды.

— Никаких инакомыслящих в моей команде нет, — отрезал Фил.

— Это спорный вопрос.

— Нет. — Фил тоже подался вперед, причем не менее агрессивно. — Что вас не устраивает в моей команде?

Гласс снова заглянул в папку.

— Поведение некоторых офицеров легко расценить как несоблюдение субординации. Я…

Фил вскочил, как отпущенная пружина.

— Бред! Я поощряю творческий подход в своих подчиненных. И результаты нашей работы доказывают продуктивность этого. Отсутствие строгой субординации помогает нам раскрывать больше преступлений.

Взгляд Гласса стал острым.

— Теперь ясно, кто служит им примером. Ты оказываешь на них тлетворное влияние, Фил. Это называется «синдром мисс Джин Броди». Ты их… пленяешь.

— Пленяю?! — Фил едва не расхохотался. — Мы что, перенеслись в роман девятнадцатого века?

Голос Гласса стал холоден как лед:

— Ты одеваешься, как студент, а не как служащий полиции. Ты дерзишь начальству. И, насколько я понимаю, твои методы дознания балансируют на грани дозволенного.

— Я добиваюсь результата. Практически стопроцентного, вы сами только что сказали.

— После сегодняшней беседы с начальником полиции здешним порядкам придет конец. Ты по-прежнему можешь добиваться своих умопомрачительных результатов, но делать это будешь по моему уставу.

— А если меня не устраивает ваш устав?

— Незаменимых людей нет.

Филу хотелось ударить его.

— Кстати, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — Микки сказал, что вы вернули Розу Мартин.

Гласс на мгновенье опешил, но быстро справился с собой.

— И что?

— Зачем?

— Она не твоя подчиненная. Это тебя не касается.

— Еще как касается. Она когда-то была моей подчиненной, а потом ушла на долгосрочный больничный. Она не могла выздороветь так быстро. Она не готова.

— Я проконсультировался с ее психологом, прежде чем принять это решение.

Фил очень сомневался, что это правда: он хорошо знал Марину.

— Даже Стиви Уандер увидел бы, что она не в состоянии работать.

Теперь Гласс выглядел так, будто хотел его ударить.

— Спасибо, что высказал свое мнение. Буду иметь в виду.

— К тому же вы повысили ее в звании.

Лицо Гласса налилось кровью.

— А ты откуда знаешь?

— А это что, секрет?

— Карьера других офицеров не должна тебя заботить.

— Вы совершаете большую ошибку.

Сдержанная улыбка.

— Опять-таки спасибо, буду иметь в виду.

Но Филу хотелось еще многое ему сказать. Ему нужно было это сделать. Но он понимал: бесполезно переливать из пустого в порожнее. Он глянул на часы.

— Куда-то спешишь?

— Ага, — сказал Фил, поднимаясь со стула. — Надо, знаете ли, одно убийство раскрыть. Но вы не волнуйтесь, это же проще простого. К обеду управлюсь.

Он вышел из кабинета, прежде чем Гласс успел что-то сказать.

И вот теперь он стоял перед гостиницей и не мог оторвать от нее глаз.

Он старался забыть о неприятной беседе с Глассом. Старался отогнать тревожное чувство, гнездившееся в груди. Сосредоточиться на работе. Жадно глотнув воздуха, Фил пролез под ленточным ограждением и пошел к главному входу с удостоверением в руках.

Ну, поехали.

Никто не преградил ему путь.

ГЛАВА 51

«Все совсем другое», — такая мысль первой пришла Филу в голову. Другая форма, размер, возраст, все. Все абсолютно не такое, как в доме у подножия Ист-Хилла. В доме с клеткой. Ничего общего.

И тем не менее его преследовало то же самое чувство. Мысленно ругая себя за глупость, он подошел к входу. Здание было, конечно, очень красивое, с этим спорить бесполезно. Переступив порог, он очутился в приемной с каменным полом и облицованными деревом стенами. Древесину клали, очевидно, давно, но она замечательно сохранилась; камень на полу обтесали бесчисленные подошвы на протяжении веков. Все настоящее, понял он.

— Детектив-инспектор Бреннан, — представился Фил девушке за стойкой, демонстрируя свое удостоверение. — Джейн Гослинг уже здесь?

Девушка была симпатичная. Темный форменный костюм, белая блузка с глубоким вырезом. Волосы зачесаны назад, в ушах — крупные серьги. Умело наложенный макияж. Она нахмурилась, но даже морщинки у нее на лбу были прелестны.

— Она у нас снимает номер?

Сильный акцент. Скорее всего, восточноевропейский, точнее определить Фил не смог.

— Нет, она расследует произошедшее здесь убийство.

— Ах да. — Она подозвала своего коллегу — молодого парня со стрижкой ежиком и неподдельным энтузиазмом на лице — и попросила подменить ее. — Идемте, я вас провожу. — И скрылась в дверях, ведущих в основное помещение гостиницы.

Фил и так знал, где находится нужный ему номер, но не хотел, чтобы его сочли самодовольным копом (он сам таких презирал), поэтому молча последовал за девушкой. Отвести взгляд от ее едва прикрытых юбкой-дудочкой ножек и острых каблучков было весьма проблематично. «Должно быть, — подумал он, — у Мэрилин Монро была точно такая же походка». Если бы она шла по песку, отметины от каблуков выстроились бы в прямую линию.

Фил сделал над собой усилие и огляделся по сторонам. Те же деревянные панели на стенах, тот же камень на полу. Они дошли до центральной площадки с камином, в котором, правда, не горел огонь, и поднялись по высокой лестнице. Древесина на стенах сменилась обычной штукатуркой и витражными окнами. По пути им даже попались стоячие доспехи.

Фил заглянул через раздвижные двери в закоулок, где дерево на стенах казалось еще старше, чем в коридорах.

— А что там?

— Часовня, — ответила девушка.

— Часовня?

— Да. Рыцарей-тамплиеров. Очень древняя. Хотите зайти?

— Если вас не затруднит.

Первым, что заметил Фил, войдя внутрь, был поразительный холод. Стены в часовне были сложены из тяжелого камня. Окна украшали витражи. Это напоминало путешествие на машине времени. Он ощутил присутствие истории, старины.

— Здорово, — сказал он. — Сколько же этой часовне лет?

— Много. — Она поспешила одарить его извиняющейся улыбкой. — Я и сама не знаю.

— Ясно. — Он взглянул на стену напротив с врезанной гигантской дверью, такой массивной и старой, что часовню, казалось, строили вокруг нее. — А куда она ведет?

— Никуда. Там тупик.

— Понятно.

— Идемте?

Девушка указала в направлении, откуда они пришли.

И Фил последовал за ней по ступенькам.

— Если не секрет, откуда вы родом? Произношение у вас явно не здешнее.

— Из Литвы, — с улыбкой ответила она. — Я приехала сюда работать.

— Понятно. И как, нравится?

На этот раз она не обернулась.

— Нормально. — И, решив, вероятно, что это слишком короткий ответ, добавила: — Весело бывает.

— Хорошо.

До самого номера они шли молча.

— Проходите.

На миловидное личико словно набежала туча. Он бы и сам догадался, какая ему нужна дверь, — та, которую перегородила желтая лента.

Фил поблагодарил, и девушка удалилась, оставляя такую же ровную вереницу отметин на ковре.

— Можно войти? — спросил он через дверь.

— Только оденься, — отозвался голос изнутри, и в коридор вылетел сверток в полиэтилене.

Фил развернул его, надел защитный костюм и вошел.

В номере его уже ждала Джейн Гослинг.

— Ну как тебе? — поинтересовалась она.

Фил сразу заметил, как здесь изменилась обстановка. Во-первых, труп убрали. Теперь он покоился в морге, дожидаясь самого скрупулезного анализа всех своих составляющих. Адам Уивер уже не был человеком — он стал обыкновенным мертвым организмом. Часами, которые уже не починишь, часами, к которым не прилагалась инструкция, а потому непонятно, что остановило их механизм.

Фил терпеть не мог атмосферу, которая царила на месте преступления после устранения тела. Отсутствие жизни было еще хуже, чем потеря жизни. Убийство было, конечно, концом, но также и началом, ведь с него начиналась работа Фила. А эти помещения, наполненные воспоминаниями о смерти, доказывали, что жизнь все же продолжается. И однажды на месте трупа, вывезенного в морг, окажется он сам.

Фил покачал головой. С тех пор как родилась Джозефина, его одолевали все более и более мрачные мысли. Ее существование служило напоминанием: мир не закончится с его исчезновением. Мир будет продолжаться без него, зато с ней. Он понимал, что так и надо, что такова жизнь, но легче от этого не становилось.

— Ну, рассказывай, — сказал он, в который раз дав себе слово, что сосредоточится на насущных проблемах. — Как успехи?

— Да пока не очень. Мы опросили соседей. Никто не видел и не слышал ничего подозрительного. Ничего. Только когда девушка начала кричать.

— А что насчет персонала?

Джейн покачала головой.

— То же самое. Не слышали, не видели. Только крики.

Фил кивнул и снова огляделся по сторонам. Он видел перед собой пустоту. Чувствовал отсутствие чего-то. «Надо мыслить конкретно, — велел он себе, — а не абстрактно».

Пиджак Уивера до сих пор лежал на кровати, остальная одежда висела в шкафу. Рядом, среди разнообразных сексуальных игрушек, валялось женское нижнее белье. Судя по обрывкам упаковки, только что купленное.

Фил нахмурился. Что-то тут не…

— Джейн, а откуда эта девушка приехала? Та, которая застала убийство.

— Не знаю, — пожала плечами Гослинг.

— Как ее зовут?

Она сверилась с записями в блокноте.

— Мария… Боже, дальше прочесть не могу! На, посмотри сам.

— Луко… шевич… иус… ичиус… Что-то вроде того.

— Явно из Восточной Европы.

— А точнее не знаешь? Из какой страны?

Джейн снова заглянула в блокнот.

— Говорит, из Литвы. А что? — нахмурившись, спросила она.

— А то, что Уивер тоже жил в Литве. И девушка с ресепшена, которая меня сюда привела, тоже оттуда. И строитель, с которым говорил Микки…

— Случайность или закономерность?

— Не знаю, — сказал Фил. — Пока не знаю. — Он еще раз обвел комнату взглядом. Ему срочно нужно было выйти отсюда. — Я пойду осмотрю окрестности. Мало ли, вдруг что попадется.

Воздух на улице был холоднее, чем вчера. Лето проигрывало битву с осенью. Листья уже краснели и коричневели. Он обогнул гостиницу, прошел мимо кухни и ряда мусорных баков. Там и сям были разбросаны хозяйственные пристройки — старинные, но не такие симпатичные, как главное здание. Там, видимо, жил обслуживающий персонал. А дальше текла река.

Он дошел до берега и остановился. Что-то постепенно завладевало им — не просто чувство, не просто эмоция, нет. Что-то зримое, ощутимое, плотное. Воспоминание.

Сердце дрогнуло в груди, когда он понял, в чем дело. Он снова посмотрел на реку, на гостиницу. На крышу, где среди веток выделялись печные трубы. На линию горизонта.

И услышал то, что говорила ему память.

Он бывал здесь раньше!

ГЛАВА 52

Самюэль Листер шел по больничному коридору и с наслаждением ловил на себе взгляды. Улыбки. Сплошные улыбки. И что самое приятное, даже если он им не нравился, они все равно улыбались.

Работа у него, что ни говори, прекрасная. В основном. Возиться с подчиненными, бегать по совещаниям — это, конечно, утомляло, но все остальное вполне компенсировало эти неудобства. Щедрые обеды и веселые вечеринки. Гольф. Машина, которую оплачивала клиника. Деньги. О да, деньги. И бонусы. Эти милые-премилые бонусы.

Словом, трудно найти человека, который не был бы счастлив в должности больничного менеджера по персоналу.

Постукивая каблуками туфель по коридору, он планировал свой день. Все утро расписано, встреча за встречей. Как бы отвертеться? Что его там ждет, стратегическое планирование бюджета? Лучше, конечно, не пропускать. Хотя все вопросы, которые требуют реализации, можно решать и уровнем ниже, в среднем звене. Для этого их и нанимали.

Что дальше? Пообедать в городе, обсудить планы по расширению с приятелем из городского совета. За счет руководства, само собой. Потом, возможно, быстренько сыграть в гольф. Да. Что ж, вроде не худший денек.

Листер с улыбкой кивнул медсестре, та улыбнулась в ответ, как говорится, краем губ. Ему понравилось: вроде и скромно, а вместе с тем понимающе. Вроде нечего предосудительного, а все же со значением. Очень мило.

Он оглянулся, проводил ее взглядом. Молоденькая, симпатичная. Фигурка точеная. В самый раз. В самом соку. Он так их и характеризовал: в самом соку.

Он замедлил шаг, чтобы получше рассмотреть, как томно она покачивает бедрами. В самом соку, иначе и не скажешь. Мило.

Дождавшись, пока она скроется за углом, он зашагал дальше.

Мысли его, разгоряченные медсестрой, хаотично скакали. «Вот бы вернуться в прошлое!» — подумал он. Когда форма напоминала скорее одежку из секс-шопа, когда мужчины могли фантазировать о женщинах в форме, делать из формы фетиш. Сейчас совсем не то — функциональные, незатейливые балахоны. Не о чем фантазировать. Надо будет обсудить это на ближайшем собрании, сказать, что это поможет пациентам не падать духом.

Он вспомнил одного своего знакомого дантиста. Тот брал на работу только молоденьких и стройных ассистенток и наряжал их чуть ли не в прозрачные халатики. И белье они носили соответствующее — белое, кружевное. Листер искренне им восхищался. Как ему это сходило с рук? Список ожидающих приема у него был длиннее, чем список погибших на военном мемориале. Дантист указал на «мерседес», припаркованный у ресторана, где они сидели. «Эту машину, — сказал он, — полностью оплатили фантазии мужчин средних лет».

Листер улыбнулся, вспомнив его слова. Надо будет обязательно попробовать что-нибудь в таком же духе.

Телефонный звонок грубо вернул его к реальности. «Наверное, Джерри, — подумал он. — Звонит уточнить насчет гольфа».

— Алло.

Молчание. И слабые помехи.

— Алло?

Он разочарованно вздохнул. Наверное, какой-то автодозвон. Попросят не вешать трубку и нажать какую-нибудь цифру, чтобы воспользоваться услугой «секс по телефону» где-нибудь в Шри-Ланке. Он уже хотел было сбросить звонок, когда на том конце провода заговорили:

— Привет, Самюэль.

Он не сразу узнал этот голос. А когда все же узнал, мир бешено завертелся вокруг.

— Что… Что тебе надо? — Он остановился и прикрыл телефон ладонью, чтобы никто его не слышал. — Зачем ты звонишь?

— Хочу попросить об одолжении.

— Не буду я тебе делать никаких одолжений.

В горле вдруг пересохло. Голос словно пошел трещинами. Рот превратился в пустыню.

— Будешь, еще как будешь.

Листер огляделся по сторонам, будто ждал, что весь мир остановится вместе с ним. Но жизнь, как ни странно, продолжалась.

— Я... Все, я вешаю трубку.

Угроза прозвучала неубедительно, да и трубку повесить он даже не пытался.

— Надо же. Не повесил. Интересно почему?

Он снова огляделся. Разумеется, все на него таращились. Тыкали пальцами и хохотали над менеджером по персоналу, который покрылся испариной и бормотал, заикаясь, что-то нечленораздельное в свой айфон. На самом деле никто, конечно, не тыкал в него пальцем и не смеялся. Никто не обращал на него внимания.

— Я… Я…

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, Самюэль. Ты и сам это знаешь. За все надо платить, тебя предупреждали. И ты согласился. С радостью согласился, насколько я помню. Так вот, настал час расплаты.

— Я… Я… А если я не соглашусь?

Смешок.

— Ты действительно хочешь услышать ответ?

Листер тяжело вздохнул.

— Я… Я буду у себя в офисе. Перезвони мне туда.

Не дождавшись ответа, он прервал связь и спрятал телефон в карман. И снова огляделся по сторонам.

Первым порывом было бежать. Куда глаза глядят. Не разбирая дороги. Но он понимал, что это невозможно. Понимал, что его найдут где угодно. Даже не будут гнаться — просто скажут пару слов кому надо, и все решится само собой.

Сердце учащенно билось в груди. Он шел по коридору, слушая неистовое биение в груди, а люди со всех сторон кивали и улыбались ему. Он улыбался им в ответ. Как? Как у него это получалось? Притворяться, будто все хорошо, когда на самом деле он испытывал адские муки? А вот как. Его будто молнией ударило. В тот самый момент, когда последний брусок замка звонко выскочил из паза, его осенило: он ведь так уже поступал. И не раз. Оставаясь нормальным, приветливым, общительным человеком, он втайне совершал… иные поступки. И последствия этих поступков наконец его настигли. Столкновение миров, если угодно.

Он велел секретарше ни с кем его не соединять и закрыл за собой дверь. Сел за стол. Ждал.

Ждать долго не пришлось.

— Что тебе нужно?

Он знал, кто это, не пришлось даже проверять номер.

— Я же сказал: ты передо мной в долгу. А долг платежом красен.

— Я… Не могу…

На глазах у него выступили слезы. Он готов был сдаться.

— Можешь. И сделаешь это.

Он открыл было рот, но не смог придумать достойного ответа. Никакого ответа и не могло быть.

Тишина.

И наконец вздох.

— Ладно. Что я должен сделать?

Ему подробно рассказали.

И Самюэль Листер понял, что все остальное уже не имеет никакого значения.

Это конец.

ГЛАВА 53

— Мне очень жаль, но я, увы, ничего не могу поделать.

С этими словами Линн Виндзор развернулась к Микки спиной и пошла, как военачальник, давший команду «Разойдись!».

«Еще как можешь!» — процедил про себя Микки и последовал за ней.

Он вернулся в эту юридическую контору разузнать, что сможет, об Адаме Уивере, но дело стопорилось. Точнее, его стопорила лично Линн Виндзор.

— Линн, пожалуйста, не уходите.

Она остановилась и, издав усталый вздох, посмотрела на него. Лицо у нее изменилось по сравнению с предыдущим визитом, черты стали жестче. Никакого флирта в манерах — чисто деловое общение. Ей не терпелось поскорее избавиться от докучливого копа.

— Мне надо поговорить с вами. И с вашим начальником. Я видел Адама Уивера здесь. Вчера. Он шел на какое-то совещание. В следующий раз я увидел его вчера вечером, и он уже ни на какие совещания не спешил, потому что был мертвее мертвого.

— Что?

Глаза у нее полезли на лоб.

— А вы не смотрели новости? Газет не читали?

— Нет.

— Его нашли в гостиничном номере. Убийство.

— Господи…

— Да уж. Так что я хватаюсь за любую соломинку.

Линн Виндзор смотрела в пол. Плечи ее вздрагивали.

— Давайте… Давайте побеседуем у меня в кабинете.

Микки вошел за ней и закрыл дверь. Они сели за стол напротив друг друга.

— М-да… — протянула она, с рассеянным видом листая бумаги и по-прежнему не поднимая глаз. — Так, объясните мне еще раз. Что произошло? И чего вы от меня хотите?

— Я хочу узнать, зачем Адам Уивер приходил к вам вчера. С кем он встречался, что обсуждал, какие у него были дела в вашей фирме.

— Он встречался с моим боссом. А что они обсуждали… — Она передернула плечами. — Этого я вам сказать не могу.

— Тогда я мог бы встретиться с вашим боссом.

Это был даже не вопрос, а утверждение.

— Его… его сейчас нет на месте. И я не знаю, когда он вернется. — Молниеносный взгляд на него — и снова в сторону. — Извините.

Микки знал, когда ему врут. Также он знал, когда безапелляционность помогает, а когда вредит. Сейчас было не самое подходящее время, такая тактика не принесет результата.

— Но мне все-таки придется с ним встретиться. Рано или поздно.

— Хорошо, я узнаю, согласен ли он.

— Линн, меня не волнует, согласен он или нет. Неужели вы не понимаете? Это расследование убийства. Если надо будет, я получу ордер.

«Да, — подумал он, — ордер не проблема. Вот только стоит ли обычная беседа стольких хлопот?» Линн тоже наверняка должна была это понимать, но почему-то притворялась, будто не понимает.

— Конечно. Но не я принимаю решение. Я ему обязательно передам…

— Спасибо.

Он улыбнулся.

Она улыбнулась в ответ, но лишь на одно мгновение.

— Разумеется, я не знаю, сможет ли он вам помочь… Конфиденциальная информация, сами понимаете.

— Разумеется. — Микки понял, что больше ничего от нее не добьется, и пошел на попятную. — Ну, спасибо, — с улыбкой сказал он.

Она тоже улыбнулась и кивнула. Но Микки смотрел на нее, перебирающую бумаги, беззаботно поигрывающую скрепкой, и понимал, что она что-то скрывает. Что она чем-то недовольна. Тело ее явно было напряжено.

— Вы в порядке?

Она вздрогнула как громом пораженная и выронила скрепку на стол.

— Да, конечно. А что?

— Ну, не знаю. — Он улыбнулся и снова сел. Никакого профессионального интереса, только личное участие. — Просто вы, похоже, чем-то… озабочены.

— Ну да… — Опущенная голова, вздох. — Наверное… Я просто… только что рассталась с парнем.

— О, мне очень жаль.

— А у вас, детектив… У вас есть кто-то?

Микки почувствовал, как щеки его заливает румянец. Перед глазами встало лицо Анни.

— М-м… нет. Не совсем.

— Не совсем? — удивилась Линн.

— Нет. — Лицо Анни исчезло. — Нет, у меня никого нет.

Линн Виндзор кивнула, откинулась на спинку кресла, закинула ногу на ногу. Улыбнулась. Микки старался, но не мог оторвать глаз от ее груди.

Уловив направление его взгляда, она снова улыбнулась.

— У меня же есть ваш номер… Микки.

Он сглотнул. В горле пересохло.

— Ну да, мой номер…

— Позвонить вам, если… я что-нибудь узнаю?

— Я… — В комнате вдруг стало очень жарко. Невыносимо жарко. — Да. Было бы… Я… Да.

Он не мог поверить, что это происходит на самом деле. Азбучный пример соблазнения. Каждый коп проигрывал в голове этот сценарий. Сколько пьяных россказней, сколько фантазий вращалось вокруг подобных ситуаций! И вот он попал в такую ситуацию — и у него заплетается язык, а сам он краснеет, как школьник. Ну и ну!

— Хорошо. — Очередная улыбка. — Может, и я позвоню.

Он улыбнулся в ответ, но она уже отвела взгляд.

— Пора за работу. — Она встала. — Очень рада была вас видеть. Удачи. Я… я с вами свяжусь.

— Буду ждать с нетерпением, — буркнул Микки.

Он вышел из кабинета и, покачивая головой, отправился восвояси. «Буду ждать с нетерпением…» Кретин!

Но на губах у него играла улыбка.

ГЛАВА 54

Филу, расхаживающему по территории гостиницы, не нужен был гид.

Это место было ему знакомо, но так, словно он видел его во сне, а не наяву. Он был убежденным рационалистом и не верил в сверхъестественное. Когда по телевизору показывали передачи на тему мистики, он ругался и переключал канал. Но сейчас он стоял среди этих деревьев, у реки, и испытывал нечто… неописуемое. Теперь он не был ни в чем уверен.

Он коснулся ближайшего дерева, оказавшегося гигантским вековым дубом.

Что он почувствовал, сложно сказать. Он почувствовал грубую кору, лишайник… Да, но это был лишь физический уровень. На глубине же залегали иные слои — слои времени. Он почувствовал все те долгие годы, что дуб простоял здесь. Почувствовал сущность, которая зародилась задолго до него и наверняка его переживет. Почувствовал постоянство. Непреклонную справедливость природы.

Не отрывая руки, он закрыл глаза, чтобы проникнуть еще глубже, понять, что его связывает с этим местом. Но даже закрытые глаза не помогли. Он не почувствовал ровным счетом ничего.

Он открыл глаза и отдернул руку в надежде, что никто за ним не наблюдает. Именно такие поступки и раздражали Гласса.

Он бы назвал его хиппи, а то и либералом. Сказал бы, что он представляет опасность для всей команды. Что он инакомыслящий. Фил улыбнулся бы, если бы не знал, что Гласс говорит серьезно.

За деревьями была гостиница, за гостиницей — площадка для гольфа. Фил не чувствовал родства с этими местами, ему незачем было туда идти. Странно. Интересно почему? Правда, он всегда ненавидел гольф, но не в этом же дело. Повинуясь инстинкту, он развернулся и пошел к реке.

Вода — быстрая, чистая — казалась холодной. Листва, опадавшая с деревьев по обоим берегам, порой ткала лесной ковер, а порой осыпалась в реку и уплывала вдаль.

Это было его любимое время года. Такие виды успокаивали, давали силу, приносили утешение. Если бы только не этот зуд в голове…

И не расследование зверского убийства.

Он дошел до самой кромки. Из земли кое-где торчали кривые шишковатые корни, обнаженные неотступной водной эрозией; ловушки для неосторожных.

На другом берегу дерево завалилось, вывернув корневище. Должно быть, после грозы. Или от сильных морозов. Потрясающее зрелище: корни торчали наружу полукругом, образуя естественный залив. «Или амфитеатр для животных», — подумал он с улыбкой. Где лесные зверьки смогут ставить спектакль «Речной патруль».

Он всмотрелся в корневище. За искривленными сучьями что-то таилось. Он присел на корточки, напряг зрение. Туннели. Там были туннели. Наверное, какой-то зверь вырыл. Кролики или барсуки. Для своих детенышей.

Туннели. Он почти физически ощутил это слово. Туннели…

Почему? Что это значит?

Он не знал, но понимал, что должен выяснить это. Он встал, отряхнул грязь с джинсов, огляделся по сторонам. Туннели.

Ведомый этим словом и собственной интуицией, он пошел вверх по течению.

Тропинка, тянувшаяся вдоль реки, постепенно сужалась, пока не исчезла совсем. Дальше начинались колючие заросли. Фил видел, что там продолжается территория гостиницы. Прикрыв лицо курткой, он ринулся в чащу. Шипы рвали на нем одежду и, когда могли, царапали голую кожу, впиваясь еще глубже, когда он пытался вырваться. Его как будто расстреливали из воздушной винтовки. Ветви хлестали по лицу, но он не сдавался, движимый одной-единственной неуловимой мыслью, вернее воспоминанием.

Лес становился все гуще. Солнце совсем скрылось за покровом листвы. Река, казалось, отдалилась, берег стал отвеснее. Он свернул к нему.

И сразу заметил на земле, на покрове свалявшейся листвы, вмятины. Следы. Кто-то тут уже проходил. И, похоже, совсем недавно.

Фил взглянул на ветки — многие были надломлены, некоторые оторваны. Он снова посмотрел на следы на слипшихся листьях. Они вели к берегу.

Дойдя до реки, он остановился и прислушался. Ни звука — кроме, конечно, журчания воды. Гостиница, в которой прошлой ночью жестоко убили человека, казалась такой далекой.

Обрыв был больше его роста. Следы исчезали у самой кромки. Фил опустился на колени. На земле виднелись отметины, как будто кто-то карабкался на пригорок, унеся мелкие комья с собой на подошвах. Он посмотрел вниз, но увидел лишь воду.

Лодка? Человек уплыл отсюда на лодке? Но почему полицейские, прочесывавшие местность, не искали дальше? Неужели они сдались, когда следы закончились? Он закрыл глаза и попытался представить, как поступил бы на месте преступника.

Приплыть на лодке… пришвартоваться… подняться на берег, пройти через заросли к гостинице… пробраться в номер… и обратно тем же путем.

Фил сосредоточился, выискивая изъяны в своей теории.

Убийца, вероятно, знал планировку гостиницы. Иначе как бы он прошел до номера и обратно, оставаясь незамеченным?

Он был уверен в своих силах. Знал, что сможет добраться до леса и уплыть. Безнаказанным.

Что-то не давало Филу покоя.

Туннели…

Он снова встал на колени и посмотрел с обрыва вниз. Шум воды слился с гулом крови у него в голове. Он придвинулся еще ближе.

Ухватившись за торчащий корень, он перелез через земляной гребень и пополз вниз. Когда высота была уже нестрашная, спрыгнул, замочив ноги в прибрежном грунте. Прямо перед ним открывался туннель. Точнее, нечто вроде пещеры. Темный зев, заросший бурьяном.

Он заглянул внутрь — и сердце у него оборвалось.

Из тьмы отделился силуэт. И этот силуэт становился все больше. Кто-то шел ему навстречу.

Кто-то стремительно надвигался.

ГЛАВА 55

Фил готовился к неизбежному. Бегство было исключено: он знал, что служебный долг обязывает его встретить то, что приближалось из пещерной мглы.

В куче тряпья, вывалившемся наружу, Фил за считаные секунды опознал Пола — бродягу, которого они вчера пытались допросить.

— Погоди! — выкрикнул Фил. — Я просто хочу поговорить…

Он попятился, споткнулся и упал. Послышался всплеск, и его тело обволокло холодом, как ледяным нижним бельем. Глаза отчаянно забегали в поисках какого-нибудь орудия для самообороны. Фил дернул за корень, торчавший из обрыва, но тот не поддался.

Пол приближался.

Кое-как, превозмогая тяжесть ледяной воды, пропитавшей одежду, Фил все-таки встал. Если бродяга ударит и он упадет в воду, защищаться будет трудно.

— Пожалуйста, я просто хочу поговорить. Пожалуйста. — Он вытянул руки, показывая, что безоружен. — Пожалуйста, Пол.

Силуэт замер.

Фил не стал терять времени зря:

— Я безоружен, и я тут один. Больше никого. Ну же, Пол. Я не причиню тебе вреда. Я просто хочу поговорить.

«Надеюсь, — подумал он, — этого будет достаточно».

Бродяга растерянно моргал, морщась от яркого солнца. Присутствие Фила явно выбило его из колеи.

— Зачем… ты пришел?

— Я…

Фил задумчиво почесал затылок, подбирая нужные слова.

«Скажу правду, — решил он. — Попробую сказать правду».

— Понимаешь, Пол, я приехал сюда, в гостиницу. Там произошло убийство. И я его расследую.

Сложно было сказать, какие именно эмоции одолевали Пола, но некая внутренняя борьба явно отражалась на его прикрытом грязными патлами лице.

— Убийство…

— Да. Убийство.

— Да… — кивнул Пол.

— Давай присядем, Пол, — не сводя с него глаз, предложил Фил. — Чтобы удобнее было разговаривать.

Он выбрал подходящий корень и вытер его, прежде чем сесть: не хотелось еще больше испачкаться и намокнуть. Пол опустился прямо на землю.

— Ну что, Пол, это наша вторая встреча за два дня… Что ты тут делаешь? Далеко забрался.

Пол, по-прежнему хмурясь, огляделся по сторонам, словно ожидая подсказки от деревьев.

— Я… Небеса.

Фил кивнул. Опять он, значит, за старое.

— Небеса? В каком смысле?

— Здесь! — Пол распростер руки. — Небеса. Расслабиться.

— Понятно. А как ты сюда попал?

Пол смотрел на реку.

— Вода принесла.

— На лодке приплыл, да?

Немигающий взгляд уставился прямо на Фила.

— Думаешь, я сумасшедший, да? — спокойно спросил Пол. Прямота его вопроса обескуражила Фила.

— Ну, я…

— Можешь не отвечать, — покачал головой Пол. — Я и так знаю. Все они считают меня сумасшедшим. Все вы. Ничего страшного. Да. Ничего… Может, так и есть. — Он, как мог, рассмеялся. — Пора бы. Все, что… все это… ну, понимаешь…

Не обращая внимания на пронизывающий холод, Фил придвинулся чуть ближе к бродяге.

— В смысле?

Пол снова завертел головой.

— Небеса. Здесь. Небеса. Раньше. Пока…

— Пока что?

Мутный взгляд снова впился в Фила.

— Я же говорил. Вчера.

И он отвернулся.

Что же Пол говорил? Вчера его слова казались абсолютной бессмыслицей. Какие-то невнятные аллегории…

— Да, ты говорил это. Но ничего не объяснял. Сказал, что это были небеса, что это был рай, пока не пришли плохие люди.

Пол кивнул.

— Да. Говорил, да. Злые, плохие. Говорил. Да…

— Прямо здесь, да? Сюда пришли плохие люди?

Пол снова мысленно посовещался с деревьями и неуверенно кивнул.

— Да, здесь. Здесь рай. Небеса. В Саду.

— В саду? В гостиничном саду?

— Это не гостиница.

— А что же это тогда?

— Это Сад, — повторил Пол, как будто не слышал вопроса глупее. — Всегда был Сад. Всегда и будет.

— Понятно. Сад…

Что-то было связано с этим словом, но что? Фил не мог вспомнить. Он решился пойти на риск и, презрев все, чему его учили, отбросив избранную тактику, сказал напрямик:

— Пол, когда я приходил сюда вчера ночью, да и сегодня тоже, я что-то почувствовал.

Пол косо поглядел на него. Глаза сузились до щелок. Он молчал.

Фил продолжил:

— Я не знаю, что именно. Не могу объяснить.

— А я думаю, что можешь.

Тон Пола изменился, он заговорил трезво, разумно. Приободрившись от этой внезапной перемены, Фил продолжил:

— Мне показалось, что… что я бывал здесь раньше. Что мне знакомы эти места.

— Продолжай.

— Но это невозможно! Я никогда тут не был. Как такое могло произойти?

— Может, ты все-таки был здесь раньше, но забыл.

— Как я мог забыть?

В глазах Пола горел огонек, но не безумия, нет, — огонек абсолютно ясного рассудка.

Фила успокаивали его отблески. Он был, мягко говоря, удивлен.

— Может, ты предпочел забыть об этом. А может, одна половина тебя предпочла забыть, а вторая пытается теперь докричаться до первой.

Фил задумался над его словами. Звучало вполне логично. Да, он сидит тут, мокрый до нитки, на берегу реки, в лесу, разговаривает с бомжем — и его слова звучат вполне здраво.

— Слушай себя, — продолжал Пол. — Доверься себе. Ответ — там.

— Где?

Пол подался вперед и ткнул Фила указательным пальцем в грудь.

— Здесь.

Потом отпрянул и замолчал.

Фил чувствовал, что разгадка близка.

— Мне в последнее время снится сон… Клетка в подвале… И я в ней…

На лицо Пола набежала тень.

— Нет. Нет… — прошептал он дрожащим голосом.

Но Фил не отступал:

— Мои сны… Они как-то связаны с этим?

— Нет… Не надо… Я не… Нет… Я не хочу об этом говорить.

— Но…

— Навахо. Они говорят, что сны — это связь. В снах ты связываешься с людьми.

— Но я…

— Тебе кто-то снится. Не надо. Не надо встречаться с этими людьми. Сейчас. Никогда. С тех пор как сад засадили заново… — Пол встал. — Мне пора.

Фил тоже встал.

— Пожалуйста, не уходи. Мне нужно… Мне нужно поговорить с тобой. Об убийстве в гостинице. О том, что случилось вчера.

— Я его не убивал, но мне его не жалко. — Пол несколько раз кивнул, словно чтобы придать вес своим словам. — Плохо, конечно. Но мне не жалко. — Он зашагал вдоль берега вверх по течению. — Я ухожу. Пожалуйста, не ходи за мной.

Фил попытался было последовать за ним, но Пол вскоре растворился в листве, а он застрял в колючих ветвях дерева. К моменту, когда он выпутался, бродяга уже исчез из виду.

Фил заглянул в пещеру, из которой вышел Пол. Заметил у входа тлеющее кострище и ямки — там, где Пол ковырял носком землю, чтобы погасить пламя. Почва была плотно утрамбована — должно быть, бродяга часто сюда наведывался. Дальше начиналась непроглядная тьма. Ничего больше не обнаружив и помня, что Гласс не относил Пола к числу подозреваемых, Фил пошел обратно к гостинице.

Слова Пола засели у него в голове.

Они, по идее, должны были внести ясность, но вместо этого озадачили Фила пуще прежнего.

ГЛАВА 56

С каждым шагом по коридору полицейского управления с Дона Бреннана слетало по прожитому году. Он рад был сюда вернуться. Очень рад.

Он специально принарядился по этому случаю: выудил из недр шкафа свой самый приличный костюм — темно-синий, камвольной пряжи, — примерил и с изумлением понял, что он все еще отлично сидит. Может, брюки слегка жали в поясе, возможно, штанины стали коротковаты и узковаты, а застегнуть пиджак было сложнее обычного, но никто со стороны этого не заметил бы. «Ну, не буду застегивать пиджак, подумаешь. А узкие брюки, — подумал он с улыбкой, — кажется, снова в моде».

Когда Дон утром выходил из дома, Эйлин улыбнулась ему так, как не улыбалась уже давно: она гордилась им. Гордилась, что провожает его на работу. Что он снова приносит пользу обществу. Улыбка, впрочем, быстро сошла с ее лица, когда она вспомнила, почему он на самом деле возвращается в полицию.

— А по-другому точно не получится? — спрашивала она.

Он отвечал, что нет. И она сама это знала.

— Главное, будь осторожен. Я хочу, чтобы ты вернулся целым и невредимым. — Эйлин провела рукой по лацкану его пиджака. — Я хочу, чтобы вся моя семья была целой и невредимой.

— Для этого я туда и иду, — напомнил он.

Она поцеловала его, стиснула в объятиях, как будто не хотела отпускать, но все же сдалась: выбора не было.

И он переступил порог. И пришел на свою старую работу.

Многое изменилось, спорить с этим было бессмысленно. Но принцип — ловить злоумышленников — остался прежним. Во всяком случае, Дон на это надеялся. На полицейских теперь наваливалось столько правил и указаний, что он недоумевал, как они вообще успевают делать что-то стоящее между бесконечными рапортами, отчетностями и прошениями. Даже когда дела были громкими, вроде этого. Бумажная волокита начала затапливать управление еще перед его пенсией, а сейчас уже бесповоротно вышла из берегов.

А вот обилие компьютеров его не смутило: у него дома был компьютер, и он нередко им пользовался. Эйлин даже бранилась из-за того, что с ним Дон проводит больше времени, чем с ней. Ни дать ни взять, главный сетевой старикан в Колчестере! Дон оплачивал счета онлайн, заказывал продукты в интернет-магазинах, рассылал знакомым шутки по электронной почте. Даже делал собственные открытки к Рождеству и к дням рождения.

Что его беспокоило больше всего, так это новый жаргон. Он понимал, что в любой профессиональной среде развивается свой язык, чтобы пришлым людям эта среда казалась какой-то конвенцией христиан-евангелистов. Но тут ситуация сложилась иная. Терминология, которую он застал, не претерпела практически никаких изменений, но слилась с каким-то новым менеджерским сленгом. Когда Гласс на утреннем брифинге заговорил об «ориентации на результат» и — худшие из слов! — «решениях проблем», Дону захотелось сунуть два пальца в рот. Но пока он сдерживал себя.

Он невесело ухмыльнулся. Гласс… «Ты у меня еще попляшешь, красавчик», — подумал он.

Дон завернул за угол, осмотрелся. Похоже, он на месте. Если, конечно, ничего не перенесли.

Участившееся сердцебиение сказывалось даже на его походке — дрожащей, неверной. Дверь была прямо перед ним. Он дернул за ручку. Заперто.

Этого следовало ожидать.

Он вытащил из кармана связку ключей. Воровато огляделся по сторонам — нет, слава богу, сюда редко кто захаживает — и вставил ключ в скважину.

«Пожалуйста, подойди, пожалуйста…»

И ключ подошел. Дверь отворилась.

Копию он сделал, еще когда служил в органах. Из архива всегда было сложно что-то вытянуть: нужно было подавать запросы, заполнять карточки — и только потом, как в самой медленной библиотеке мира, вам могли дать то, о чем вы просили. Но чаще это было не то. Поэтому он и несколько его коллег решили сделать собственные ключи. Конечно, они нарушили закон, не говоря уже о процессуальных правилах, но от этого дубликата порой зависело, поймают они преступника или позволят ему злодействовать дальше. Потом, постфактум, бумаги можно было привести в порядок. Хуже от этого, по большому счету, никому не стало.

Все криминальные досье теперь перенесли в национальную базу данных вместе с большинством личных дел сотрудников. Но старые, тридцатилетней давности, архивы по-прежнему хранились здесь. А он искал именно их.

Прошмыгнув в комнату, Дон запер за собой дверь. Нащупал выключатель и, как только лампы на потолке ожили, огляделся по сторонам.

Бесконечные ряды металлических стеллажей, заваленных бесконечными коробками с папками. Якобы все по порядку, но Дон сразу понял, что это не обязательно: слишком остро торчали углы некоторых коробок, слишком часто на них не хватало крышек, слишком многие валялись прямо в проходах, среди рассыпанных бумаг. И все-таки надежда быстро найти нужную папку его не покидала. Иначе пришлось бы настраиваться на очень длинный день… И не исключено, что ночь.

Он мог бы предупредить, что пойдет сюда. Сказать, что хочет перебрать старые дела, поискать соответствия. Но он ничего не сказал. Он не знал, кому из команды Фила можно доверять. Но точно знал, кому нельзя. Это само собой разумелось. А соратников у него пока не было.

Надев очки для чтения, он подошел к ближайшему стеллажу. Проверил дату и пошел дальше, борясь с искушением заглянуть в другие коробки, не имевшие отношения к его вопросу. В этой комнате в картонных папках хранилась значительная часть его жизни. Может, и стоит глянуть хоть одним глазком, но не сегодня. Сейчас перед ним стояла конкретная задача.

Пришлось, конечно, покопаться, но Дон таки нашел, что искал, — и буквально задрожал от ликования. Он снял коробку с полки, поставил на пол. Присел на корточки. Открыл. Взял верхнюю папку и начал читать.

По телу пробежала знакомая волна адреналина.

Он улыбнулся.

— Нашел! — сказал он.

И уже приготовился было взяться за следующую папку, когда дверь распахнулась.

ГЛАВА 57

Марина вошла в главный офис управления и сразу почувствовала, что что-то не так.

Обычно, когда начиналось расследование подобного масштаба, все перебирались в бар, к делу подключали специалистов со стороны, назначали сверхурочные часы работы. Словом, жизнь бурлила. Но не в этот раз. У Марины сложилось впечатление, что Гласс целенаправленно с этим борется. Чтобы о расследовании никто не знал. Дело даже не в балансе бюджета и экономии, поняла она. Просто команду Фила за что-то наказывали.

Работали-то они усердно — даже усерднее обычного, если судить по офисной активности, — но чего-то недоставало. И Марина знала, чего именно.

Фила. Или, по крайней мере, его руководства.

Он отсутствовал во многих смыслах. Она так и не могла понять, что с ним. Сперва она заподозрила, что это их внутрисемейный разлад. Что она допустила ошибку. Но когда увидела его на работе, то поняла, что проблема серьезнее. Фил рассеянно бормотал что-то себе под нос, вместо того чтобы отдавать четкие приказы. Отсутствовал, когда должен был присутствовать.

И она так больше работать не могла.

Она достала телефон, выбрала функцию быстрого набора, прослушала несколько гудков.

Он снял трубку.

— Привет, — сказала она. — Где ты?

— Дома.

— Что? Почему?

— Я… — Он замялся.

— Что ты?

— Я промок. Пришлось идти переодеваться.

Разумеется, она спросила, как он умудрился промокнуть.

— Гнался за подозреваемым. Возле гостиницы. Вернее, я думал, что это подозреваемый, но он… да…

— Фил, — вздохнула Марина. — Нам нужно поговорить.

Молчание.

— Обязательно. — Она отвернулась и прикрыла телефон ладонью, чтобы никто их не услышал. — Я не знаю, что с тобой происходит, но ты должен мне об этом рассказать.

И снова молчание.

Она заговорила еще тише:

— Я думала, это между нами. Думала, это какой-то личный конфликт, который я проглядела. Но потом я увидела тебя на работе… Фил, так нельзя. Ты должен поговорить со мной. Мы же вместе, забыл?

Вздох. Она подождала.

— Да, — наконец сказал он. — Ты права, я… — Опять вздох. — Не знаю… Даже не знаю…

— Ну вот, мы уже хоть как-то разговариваем.

Он рассмеялся.

— Да. О боже…

— Слушай, необязательно обсуждать это прямо сейчас. Давай позже. Хорошо?

— Марина, ты не понимаешь. Просто… Я не знаю…

— Ничего, разберемся.

Опять молчание в трубке.

— Гласс меня хорошенько пропесочил, — сказал он.

— Прекрасно. За что?

— За многое. В частности, за то, что я недостаточно элегантно одеваюсь. Не похож, видите ли, на копа.

— Какой кошмар!

— Ага. Вот стою сейчас у шкафа, выбираю.

Голос опять пропал.

— Фил? Ты меня слышишь?

— О да, — сказал он. — Идеальный вариант.

— Что?

Он заговорщицки засмеялся.

— Глассу следовало быть осторожнее в своих желаниях. Они имеют свойство исполняться. Во всяком случае, как я себе это представляю.

Марина улыбнулась. Похоже, прежний Фил хоть на какое-то время вернулся.

— Жду не дождусь, когда увижу.

И снова молчание. И наконец:

— Мне кажется Я Мне кажется, я… схожу с ума.

С каждым словом голос его становился все тише.

У Марины сердце обливалось кровью.

— Фил…

— Я просто… У меня с головой… непорядок…

Она хотела что-то сказать, но он ее перебил:

— Мне пора собираться. Поеду в больницу, навещу ребенка. С Анни поговорю. Лишь бы с Глассом не сталкиваться. Ну… До скорого.

И он отключился.

Марина осталась с молчащей трубкой в руке. Спрятав ее в карман, она так и не сдвинулась с места. Вокруг кипела привычная полицейская жизнь, а она стояла как вкопанная.

И лишь через пару минут пришла в себя. Нет. Надо что-то делать.

Надо найти Дона, поговорить с ним. Может, он ей поможет. Прольет хоть какой-то свет на странные события последних дней.

Она вышла из комнаты и отправилась на поиски.

ГЛАВА 58

По этой улице, от начала до конца, Роза Мартин проехала уже трижды, и не потому, что за кем-то следила, а просто потому, что припарковаться было негде. И хотя место наконец нашлось — на противоположном конце улицы, за углом, совершенно бесполезное, если следить за кем-то таки придется, — она злилась.

Ужасно злилась.

Прежде чем вернуться сюда, она навела справки. Узнала кое-что о Фэйт Ласомб. Съездила в центр управления, запросила пленки за две предыдущие ночи. Особенно ее интересовал угол Ньютауна, на котором работала Фэйт.

И выяснилось, что камер на том участке не было. Наверное, поэтому Фэйт его и облюбовала. Пообщавшись с Донной Уоррен, Роза примерно определила, когда Фэйт была там, а по конечному пункту прикинула ее маршрут. Такие запросы, насколько она знала, обрабатываются достаточно долго. Вооружившись самой обаятельной улыбкой из своего арсенала и надев блузу с самым глубоким декольте, она сказала, что будет признательна, если ее заявку обработают в предельно сжатые сроки. Ей ответили, что сделают все от них зависящее.

Следующий визит она нанесла Нику Лайнсу — в морг. Он явно не был рад ее видеть, хотя из-за его лысого черепа и в целом весьма зловещей внешности всем обычно казалось, что он не рад их видеть. Она спросила, можно ли взглянуть на тело Фэйт Ласомб.

— Уверена? — поинтересовался он. — Зрелище не для слабонервных.

— Справлюсь как-нибудь, — сказала она, хотя совсем не была в этом уверена.

Ник оказался прав: зрелище и впрямь было не для слабонервных. Роза с трудом сдержалась, чтобы не отвести взгляд.

— Что-нибудь… необычное заметил?

— Мы еще не делали вскрытия, если ты об этом. Не было запроса. Причиной смерти стал двойной автомобильный наезд. Ничего удивительного.

— Значит, ничего особенного, да?

Она была разочарована. Ей казалось, что что-нибудь непременно всплывет. Она надеялась, что что-нибудь всплывет.

— Только это вот, — сказал он, указывая на правую стопу. — Отметина какая-то. Похоже на клеймо.

— Клеймо? Как на корове?

— Вполне возможно. Молодежь сейчас и не так себя уродует. Это как татуировка, только, конечно, гораздо больнее.

— Думаешь, она таким интересовалась?

Он нахмурился.

— Не знаю. Если бы оно было на руке или на туловище, тогда да. Можно похвастать, покрасоваться. Но на стопе… Не знаю.

— А ты раньше ничего подобного не видел?

— Нет. Именно такого — нет, не видел.

Она поблагодарила его и попросила сделать фотографию стопы, после чего снова отправилась к Донне Уоррен.

Выключив мотор, она несколько секунд сидела в машине, замеряя интервалы между вдохами. Вдохнула — раз, два, три, четыре. Выдохнула — раз, два, три, четыре. Она должна контролировать себя, как советовала Марина. Не хотелось, конечно, это признавать, но методика работала. Ничего, впрочем, сложного, она бы и сама догадалась. Успокоиться, дышать равномерно. А потом направить остатки гнева в продуктивное русло. Проще простого.

Особенно если речь идет о Донне Уоррен. Выплеснуть ярость на нее будет сущим удовольствием.

Роза терпеть не могла, когда ее обводят вокруг пальца. Она отказывалась с этим мириться. Еще в тренировочных лагерях делала все возможное, чтобы над ней не смеялись. Чтобы никто не задирался к ней. Чтобы никто не дразнил. Она могла за себя постоять и порой, признаться, проявляла в этом чрезмерное усердие.

Когда на ее поведение обратили внимание и Роза поняла, что будущее под угрозой, пришлось учиться брать себя в руки. Искать какие-то способы обуздывать свой гнев. И она нашла нужный способ, он лежал на поверхности. Нужно просто давать выход ярости. Направлять ее на карьерный рост, на самосовершенствование. Чтобы стать самым молодым инспектором полиции. Чтобы стать лучше всех.

Но система почему-то дала сбой.

Не по ее вине, конечно.

Она взглянула в зеркальце заднего вида на дом Донны. Все спокойно: никто не выходил и не заходил, никто не стоял у окна или на пороге. Тишь да гладь.

Быстро перебрав варианты, Роза отсеяла все, кроме одного.

Утвердительно кивнув самой себе, она вышла из машины, закрыла дверцу и опасливо, соизмеряя каждый шаг, пошла к дому.

Меры предосторожности были, конечно, излишними: никто за ней не следил, никто не подходил к ней, никто не шарахался, завидев ее. Единственными, кого она повстречала, была молодая парочка в спортивных костюмах. Впрочем, судя по их люмпенской внешности, в спортзал они давненько не захаживали. Девушка толкала коляску, увешанную пакетами с логотипом самого дешевого супермаркета в округе. Роза улыбнулась: «Может, я и не в сказке живу, но до такого еще точно не опустилась».

Она дошла до нужного дома и, прежде чем постучать, постояла несколько секунд на крыльце: внутри вскипала знакомая ярость. Она посмотрела на свою руку, та мелко дрожала. Спрятав руку в карман, Роза медленно, сосредоточенно задышала.

Наконец успокоившись, она постучала.

И едва костяшки пальцев оторвались от двери, все тело ее разительно переменилось. Новая поза — поза готовности. Как только эта дешевая шлюха откроет, ей несдобровать. Как только закроется дверь, начнется урок. Она быстро поймет, что не стоит держать Розу Мартин за идиотку. Пусть знает, к чему приводят такие шуточки, и не повторяет своих ошибок.

О, она будет молить о пощаде. Будет кричать, как сожалеет о случившемся. Будет клятвенно заверять, что больше не будет.

«Да… Она у меня попляшет!» — плотоядно улыбнулась Роза.

Тишина. Никто не открывал.

Роза раздраженно постучала еще раз. Подождала. Ни звука.

Значит, ее нет. После всего этого ее просто нет дома!

Роза обернулась в надежде увидеть Донну, спешащую к ней навстречу, но не увидела никого. Даже парочка люмпенов со своим выродком куда-то запропастилась. Ни души вокруг.

Роза улыбнулась.

А почему бы не устроить Донне сюрприз? Так она еще больше удивится. Так она еще скорее поймет, кто тут главный. Так она еще сильнее испугается.

Последний раз покосившись через плечо, Роза достала кожаный футляр с набором отмычек.

Она готова была свистеть от радости.

ГЛАВА 59

Дойдя до архива, Марина нажала на дверную ручку и вошла внутрь.

— Дон, ты здесь?

Ответа не последовало.

Она заглянула в первый проход и увидела именно то, что и ожидала: длинные ряды стеллажей, заставленные старыми картонными коробками. Темно, особенно если учесть, что на дворе еще белый день. Тусклые, мерцающие лампы на потолке. Неровный гул.

«Как в фильме ужасов, — подумала она и тут же мысленно ущипнула себя. — Не будь дурой!» Это обычный полицейский участок в Колчестере, а не «Живые мертвецы в манчестерском морге».

Она прислушалась. Снова окликнула Дона.

Какой-то шум в конце прохода. Кто-то там был.

— Дон, это Марина. Ты…

От тьмы, сгустившейся в конце прохода, отделилась тень и двинулась ей навстречу.

— Дон, это ты?

Фигура вышла на островок света.

Марина шумно выдохнула, хотя и не подозревала, что задержала дыхание.

— Это таки ты. А я уже подумала, что… — Она недоговорила. — Что это у тебя, Дон? Что ты делаешь?

Дон суетливо засовывал что-то под пиджак и, похоже, был не рад, что его застали за этим занятием.

— Марина…

Тусклый свет ламп выхватил его глаза. И Марине совершенно не понравилось то, что она в них прочла. Ей вдруг стало страшно. Этот человек не был похож на добродушного дедулю, присматривавшего за ее дочерью. Этого человека она… раньше не видела.

Спрятав наконец бумаги под пиджак, он надвигался на нее.

ГЛАВА 60

Донна свернула с Барак-стрит на свою улицу. Ехала она медленно, высматривая место для парковки. Одну ногу она постоянно держала на педали газа, чтобы в случае чего сорваться в мгновение ока.

Бен сидел рядом. Он молчал, но внутри роились вопросы без ответов. Он начал задавать их, как только она перестала плакать и выпустила его из объятий утром, возле машины. Сил на то, чтобы спорить с ним, кричать или возражать, у нее не было. Она даже пыталась честно отвечать, хотя не могла предоставить ему полную информацию. Но одна фраза мальчика заставила ее задуматься. Сперва она привычно отмахнулась от нее, но, поразмыслив, поняла, насколько важно это может быть.

— А у тебя есть ее книжка?

— Нет, — ответила Донна, хотя даже не знала, что он имеет в виду. — Никаких книжек у меня нет.

— Мама всегда брала с собой свою книжку. — Бен сидел на корточках, ковыряя ботинком землю и поднимая фонтаны пыли. — Она сама ее писала. Говорила, что это история ее жизни. Она говорила, это важная книжка.

— Ну, у нас этой книжки нет, так что не такая она, видать, и важная.

Новое облачко пыли.

— А она говорила, что важная. Говорила, что когда-нибудь ей заплатят, чтобы прочесть эту книжку.

— Ага.

Донна закурила, не обращая на слова мальчика внимания. Практически все ее знакомые считали, что история их жизни — это крайне увлекательное чтиво. Думали, что кто-нибудь обязательно заплатит за их уникальные, неповторимые россказни. Донна прочла достаточно мемуаров о горестях и лишениях и знала, что ничего уникального и неповторимого в них нет. В магазинах под них выделяли целые полки — «трагические биографии». Кому интересно читать о чужих бедах? Только отпетым неудачникам.

Но Фэйт, само собой, тоже хотела написать «трагическую биографию». За это же платят кучу денег!

— Она ведь туда пошла, да? — Бен перестал ковыряться в земле и посмотрел на Донну. — Ну, тогда. Пошла продавать свою книжку.

Донна хотела уже велеть мальчику заткнуться, но что-то ее остановило. Она задумалась над его словами.

— Это она тебе говорила? Говорила, что хочет продать свою книжку?

Бен кивнул и снова увлекся фонтанчиками пыли из-под ног. Донна молча, неподвижно смотрела в одну точку. Думала.

Думала о том, что он сказал. О том, что это значит. Вспоминала невнятные истории Фэйт о ее детстве, побеге, о жизни с Беном. Все эти укуренные намеки на какой-то план, который поможет ей отомстить и заодно разбогатеть… Протрезвев, Фэйт всегда делала вид, что ничего не говорила.

Но даже если она ничего не говорила, это еще не значит, что она ничего не делала.

Донна бросила окурок на землю и затоптала его.

— Расскажи мне об этой книжке, Бен. Расскажи.

И он рассказал. Все, что знал.

И за этим-то они и вернулись домой.

Еще пару дней назад Донна решила бы, что никакой книги не существует. А если и существует, то это книга сказок, сочиненных Фэйт. Но после всего случившегося, после пережитого ужаса, после понесенных потерь… она готова была поверить во что угодно.

Обнаружив наконец свободное место напротив дома, она припарковалась.

Глянула по сторонам. Вроде ничего подозрительного. Копов не заметно. Она видела достаточно засад — да что там, сама в них попадала не раз, чтобы знать, на что обращать внимание.

Но на сей раз шестое чувство не подало никаких тревожных сигналов.

Она гордилась своей «уличной интуицией». Всегда точно определяла, с каким клиентом можно идти, а какой только изобьет и не заплатит. Ни разу не ошибалась. Ни разу.

Выключив мотор, она спросила у Бена:

— Так где мама хранила эту книжку?

Он покачал головой. Задумался. Донна даже умилилась его сосредоточенному личику. «Добрый мальчик, — подумала она, — так старается помочь».

— У меня в комнате. Или в твоей. В вашей с мамой.

— Ясно. — Донна еще раз пробежала глазами вдоль улицы. — Сиди здесь. Голову опусти, ни с кем не разговаривай. Нельзя, чтобы тебя заметили, понял? Сиди тихо, как мышка.

— Я хочу с тобой.

— Я понимаю, но лучше тебе посидеть здесь.

— А эти дядьки могут сидеть у нас дома? — испуганно спросил он.

«Господи, надеюсь, что нет!»

— Нет, — сказала она с напускной уверенностью. — Я всего на пару минут. Найду книжку и вернусь.

— Потому что я сильный, — пояснил Бен. — Если они нападут, я буду тебя защищать. Честно-честно.

Донна посмотрела на него. Испуганный ребенок. И вместе с тем храбрый. Мать он уже потерял и не хотел потерять и ее тоже. Донну закружило в вихре чувств: горечь утраты, ответственность, забота… Она никогда ничего подобного не ощущала. Все то, чего она избегала, все то, против чего вырабатывала иммунитет… И вот оно — навалилось. Она совсем расклеилась.

Она расстегнула куртку. Во внутреннем кармане сверкнул кончик лезвия.

— Не переживай, у меня же нож. Ты только не высовывайся. Я быстро.

Она подумала, не поцеловать ли его на прощание, но решила, что не стоит. Она еще не была готова к поцелуям, хотя сердце говорило обратное.

Донна перешла дорогу, достала ключ и, по-прежнему озираясь, вошла в дом. Захлопнула за собой дверь. Прислушалась. Тишина. Только шум с улицы — и ее хриплое дыхание.

В комнате вроде бы все было по-старому. Она присматривалась к мелочам, к журналам, которые должны были лежать именно там, где она их бросила, чтобы понять, не пытался ли кто-то скрыть следы своего пребывания. Но ничего не обнаружила и пошла наверх.

К их спальне.

К ее спальне. Пора привыкать.

Что-то было не так. Она не знала, что именно, но ошибки быть не могло. Нащупав в кармане нож, она вошла.

Выдвинула ящик шкафа. Там они с Фэйт хранили нижнее белье.

Раньше…

Обычно все трусики и бюстгальтеры были аккуратно разложены. Теперь же валялись в куче.

Сверху, на шкафу, в пыли виднелись отпечатки пальцев. Аккуратные, но все же безошибочно заметные. Кто-то тут был. Она выдвинула второй ящик — та же картина, тот же беспорядок. В третьем — чисто. Как и было.

Она задумалась. Два перерытых ящика и один нетронутый. Кто-то что-то искал. Возможно, все ту же книгу. А потом перестали. Варианта, стало быть, два: или нашли и, соответственно, убрались прочь, или…

…или все еще ищут.

И она им помешала.

Донна развернулась, пытаясь выхватить нож, но двигалась она слишком медленно: чья-то рука успела обхватить ее за шею и потянуть вниз. Руку ей заломили до самых лопаток. Так что кости затрещали.

— Думала, сможешь меня на…? Думала, ты такая умная, да? Шлюха поганая! Ну, как, умная ты или уже не очень?

Донна сразу узнала голос. Это была сучка из полиции.

Она еще сильнее потянула Донну за руку.

Донна закричала.

ГЛАВА 61

Микки не отрываясь смотрел на фотографию. Смотрел, и смотрел, и смотрел…

И вдруг понял.

Он постоянно думал об Адаме Уивере, мучительно — и напрасно — силясь вспомнить, кто же он такой. И вот свершилось! Микки знал, что это лишь вопрос времени. Знал, что стоит ему запустить поисковую программу в своем умственном каталоге, и ответ рано или поздно отыщется.

Так оно и вышло.

Он вскочил из-за стола. Ему хотелось вскинуть руки в ликующем жесте. Пройтись в танце по периметру диспетчерской. Выпить здоровенный стакан виски. Но он тут же напоролся на суровый взгляд Гласса:

— У вас все в порядке, сержант Филипс?

Микки сдержанно улыбнулся.

— Да, спасибо, все в порядке. — Этого, похоже, не хватило. — Спасибо, что спросили.

Гласс подозрительно прищурился. Врет или нет?

Микки кивнул и уселся на место.

Адам Уивер. Ну и ну! Робин Бэнкс, именно так!

Его распирало от желания поделиться новостью, но людей, которым он привык доверять, рядом не оказалось. А делиться с Глассом ему уж точно не хотелось. Взглянув на часы, он взял телефон и вышел на улицу, на парковку.

— Чем порадуешь, Микки? — поинтересовался Фил.

Рядом что-то шумело. «Наверное, едет в машине, — догадался Микки, — и слушает свою ужасную музыку». Микки честно пытался слушать эти группы, но проникнуться так и не сумел. Что же это? «Midlake»? «Band of Horses»? Скорее всего. Звучит похоже. Прямо слышно, что вокалист носит бороду. Может, даже Уоррен Зевон, хотя этого парня Фил наверняка слушал, только чтобы разозлить Микки. Наслаждаться его песнями он не мог.

— Я понял, босс. Понял, откуда я его знаю. Уивера.

Музыка стихла.

— Рассказывай.

— Ну, мне так кажется, по крайней мере. Его на самом деле зовут Ричард Шо.

— Ричард Шо, Ричард Шо… Знакомое имя.

— Еще бы! Я когда-то занимался одной бандой из Северного Лондона. Дельце было дай боже! Сто лет за ними гонялись. Потом наконец поймали одного прихвостня, надавили как следует, заключили с ним сделку. Он начал стучать.

— Это они, эти Шо, били людей током с помощью старого полевого телефона?

— Нет, то были Ричардсоны.

— А с молотком разгуливали они?

— Тоже Ричардсоны.

— А что тогда делали Шо?

— В основном запугивали. Ничем не гнушались. Все знали: стоит хоть пикнуть — пришьют. Серьезные ребята. Короче, состряпали мы вроде как дело. Против этого Ричарда Шо и его папаши, тоже Ричарда Шо. Его еще называли Хитрый Дики. Нашумел он в свое время.

— А у нас который?

— Младший.

— И как он тут оказался?

— В том-то и дело. Мы к нему, значит, подступали, подбирали улики, все такое… Знали же, что второго шанса не представится, знали, что надо постараться. И тут вдруг — раз, и они исчезли!

— Что, вся семья?

— Вся. Как сквозь землю провалились. И это был не первый случай.

— В смысле?

— Папаша, который Хитрый Дики, когда-то уже исчезал. Это был натуральный психопат. Тогда все решили, что его кто-то прибил.

— И?

— Труп не нашли. Никаких следов, ничегошеньки. В общем, казалось бы, что тут странного, но никто не знал, куда он делся. А потом исчез и сынок.

— Может, в Испанию дернули?

— Мы тоже так подумали. Но там его не нашли. Никто ничего не знал.

— И что дальше?

— Ну, ходили слухи, что их вывезли из страны. Но не в Испанию, в другое место. Потом пошли слухи, что они все умерли. Младший Ричард заказывал всех стукачей, его бы ничто не остановило. Но это, опять-таки, только слухи. Точно никто ничего не знал.

— И вот узнали…

— Узнали, да.

— Молодец, Микки! Это настоящий прорыв.

— Спасибо, босс, — улыбнулся Микки.

— И что ты теперь будешь делать?

— Возьмусь за это дело, подниму архивы. Вдруг найду какие-то совпадения.

— Отлично! Только надо быть очень внимательным. С бумажками придется повозиться.

— Я знаю.

Все знали, как Микки ненавидит бумажную работу. Даже среди полицейских, естественно, не получавших никакого наслаждения от составления рапортов, он слыл заядлым врагом любой канцелярщины.

— А ты как, босс?

— Еду в больницу, хочу поговорить с Анни. Узнаю заодно, как там ребенок.

— Ясно. Ну, до скорого. Анни привет.

Микки не знал, расслышал ли Фил его последние слова, но музыка явно заиграла громче. Точно «Midlake». Или «Band of Horses».

Микки развернулся, чтобы идти обратно в здание.

И чуть не вскрикнул от неожиданности.

Прямо у него за спиной стоял Гласс.

Микки схватился за сердце.

— Господи…

— Это всего лишь я, — улыбнулся Гласс.

Микки ничего не ответил и попытался уйти, но Гласс задержал его:

— Одну секунду, детектив-сержант.

Микки остановился. Этот человек ему страшно не нравился. Предыдущий тоже был не подарок, но Гласс… Казалось бы, в чем проблема? Микки должен был бы радоваться его назначению. Простой, деловой коп. Лишнего не болтает. И тем не менее он вызывал в нем отторжение. Может, он слишком долго работал с Филом и привык к его методам?

— С кем вы разговаривали? С инспектором Бреннаном?

Микки понимал, что врать не стоит. Даже если говорить правду не хотелось.

— Да, сэр.

Гласс кивнул, словно утвердившись в своих подозрениях.

— А почему вы решили позвонить ему отсюда? Офис вас, значит, не устроил?

— Не знаю, сэр. Я должен был кое о чем ему рассказать. Мне показалось, что так будет лучше.

— И о чем же вы хотели ему рассказать, детектив-сержант? Микки знал, что рискует, но все же набрался храбрости и выпалил:

— Этого, боюсь, я не могу вам сказать. Инспектор Бреннан просил меня изучить один момент, весьма… деликатный. И я исполнял приказ.

Глассу явно не понравился его ответ, но пришлось смириться. Он с хмурым видом кивнул.

— А где сейчас находится инспектор Бреннан?

На этот раз пришлось отвечать прямо.

— Едет в больницу.

— Спасибо.

Микки попытался было уйти, но Гласс снова остановил его.

— Вы первоклассный следователь. Не позволяйте личным симпатиям вставать на вашем пути к успеху. Вы понимаете, о чем я, детектив-сержант?

— Думаю, да, сэр. Но меня ждет работа.

Он вернулся в здание и попытался забыть об этом разговоре, в особенности о леденящих душу последних словах Гласса.

Сейчас его основная задача — разузнать как можно больше о Ричарде Шо.

«Надо просто хорошо работать, — подумал он, — вот и весь путь к успеху».

Но забыть слова Гласса ему никак не удавалось…

ГЛАВА 62

— Дон, что с тобой?

Он приближался, и сердце в груди у Марины с каждым его шагом билось чаще. Она не узнавала своего свекра.

— Дон…

Он подошел вплотную.

— Что ты здесь делаешь, Марина?

— Ищу тебя.

Притворное спокойствие в голосе.

Он взглянул через ее плечо. Дверь… Она сразу поняла, о чем он думает. Замок с автоматической блокировкой. Она не запирала дверь. Интересно, сможет ли она обогнать его и выбежать в коридор первой?

Тут в ее внутренний спор вмешался другой голос: «Но ведь это же Дон…»

— Тебя сюда прислали? — тихо, жестко спросил он.

— Кто?

— Они. Гласс и его… подпевалы.

— Нет, никто меня сюда не присылал. Я просто искала тебя, хотела поговорить.

— Зачем? О чем?

— О Филе.

Услышав имя приемного сына, Дон перевел дыхание. Расслабился. Плечи его опустились, неестественно прямые ноги подогнулись. Он больше не представлял собой опасности и снова стал похож на человека, которого она знала.

— Значит, ты знаешь, — устало произнес он.

— О чем, Дон? Я бы очень хотела узнать, но…

— В каком смысле?

— Объясни мне, в чем дело. Пожалуйста! С Филом что-то происходит. Что-то… плохое. Я сначала думала, что он недоволен мною, но я ошибалась. Проблема гораздо серьезнее.

Он подошел еще ближе. Мерцающий верхний свет отражался в его глазах.

Марина чуть попятилась.

— Ты хотел со мной что-то сделать, когда я вошла?

Дон опешил от ее предположения.

— Что-то сделать? Господи, нет! Откуда такие мысли, Марина?

— Не знаю. Это ты мне скажи. Ты выглядел так, будто я помешала чему-то важному, о чем не должна была знать. И ты, похоже, изрядно рассердился.

— A-а, ты об этом… — Он виновато улыбнулся. — Прости. — Он похлопал по выпуклости на пиджаке. — Решил вот взять… почитать. Не совсем законное дело, знаешь ли.

Марина улыбнулась в ответ.

— Понятно. Но больше так не делай, пожалуйста.

— Извини, больше не буду. Но ты… Будь осторожна, Марина. Надо различать, кто заслуживает доверия, а кто… Ну, сама понимаешь.

— А кому доверяешь ты, Дон?

— Прости. Тебе я, конечно, доверяю. Прости.

Они молча смотрели друг на друга. Единственным звуком в комнате был мерный гул ламп на потолке.

— Ты хотела поговорить насчет Фила, — наконец сказал Дон, и она видела, как тяжело дались ему эти слова.

— Да.

Он покачал головой.

— С чего же начать… — Он огляделся по сторонам, словно боялся, что их подслушивают. — Знаешь какое-нибудь местечко поблизости, где делают кофе? Хороший кофе. А то в местных автоматах наливают результаты неудавшихся экспериментов военных биологов.

— Знаю. Пойдем?

— Да, с удовольствием. Тогда я тебе и расскажу. Насчет Фила…

ГЛАВА 63

Донна закричала.

Рука с вывихнутым суставом была плотно прижата к спине. Она слышала, как рвутся ткани. Чувствовала, как они рвутся. Кричала снова и снова, но ей становилось только больнее.

— Да, — прошипела Роза, — вот так. На колени, сука!

И это стало последней каплей. Одно-единственное слово.

Донна ненавидела это слово. Отказывалась выслушивать его в свой адрес. Ни одному клиенту это не сошло бы с рук, сколько бы он ей ни заплатил. Ну, может, когда-то она и позволяла эту вольность, но только за дополнительную плату. Вперед. И потом презирала себя. Говорила, что многие девчонки сшибают на этом большие бабки, но она не из таковских.

Сука.

Ненавистное слово. Недопустимое. С ней нельзя было делать всего двух вещей: обзывать ее сукой и давать пощечины. Если кто-то распускал руки, она разворачивалась и давала сдачи — да так, что мало не казалось. То же самое касалось этого заклятого слова. Сука.

На нее оно действовало, как шпинат на моряка Попая: вселяло силу. Злило до бешенства.

Зверски злило.

Роза Мартин давила ей на спину, прижимала к полу. Колени начали подгибаться.

— Вот так, сука поганая, давай…

И весь мир побагровел и слетел с орбиты.

Донна не упала на колени. Ничего подобного. Вместо этого она задрала правую ногу и пнула Розу Мартин в подъем что было силы.

Та закричала от боли.

Донна почувствовала, что хватка ослабла. Второго шанса не представится. Замешкаешься — и будет слишком поздно. Она ударила еще раз, еще сильнее. И угодила в лодыжку.

Снова крик. Хватка слабела.

Донна ткнула ее локтем — прямо в ребра, прямо в диафрагму. Она буквально услышала, как из мерзкой полицейской с шумом выходит воздух.

Развернувшись, Донна увидела, что Роза Мартин готовит новое нападение, и, не задумываясь ни на секунду, схватила с тумбочки настольную лампу. Маленькая, легкая, дешевая, но должно хватить… Она замахнулась, вложив в замах всю свою ярость, и врезала Розе по скуле. Голова ее запрокинулась, тело крутнулось…

Ударившись о кровать, Роза Мартин растянулась на полу.

Отбросив лампу, Донна прицелилась и яростно пнула гадину. Вопль. Донна услышала, как затрещали ребра. Она готова была ударить снова. Адреналин бушевал в крови. Она упивалась властью. «Пинать… — с улыбкой подумала она. — Какое счастье!»

Но радость продолжалась недолго: Роза Мартин ухватилась за уже занесенную для повторного удара лодыжку и с силой вывернула ее.

Настал черед Донны кричать. Хрящ порвался, и нога полетела совсем не в том направлении. Она попыталась развернуться в нужную сторону, чтобы минимизировать ущерб, но оступилась и рухнула на пол.

Роза Мартин привстала на колени и, обхватив поломанные ребра рукой, поползла вперед. И не было на свете силы, способной ее остановить.

Донна поискала взглядом хоть какое-то оружие, но ничего не нашла.

И тут она вспомнила о кухонном ноже. Нащупала его в кармане. Только бы хватило времени, прежде чем Роза снова на нее набросится. Донна вытащила нож, сжала рукоятку, приготовилась…

Но не ударила.

Воздух в комнате раскололся от чьего-то крика. Обе замерли, уставившись на источник душераздирающего звука.

В дверном проеме стоял Бен — бледный, как призрак из фильма ужасов.

Роза Мартин опустила руку, Донна — нож.

— Бен, — сказала она, — иди сюда.

Но Бен не шелохнулся.

— Не бойся, — сказала Роза Мартин, избегая его взгляда. — Я из полиции.

— Ага, — задыхаясь, пробормотала Донна, — как будто это его успокоит.

Роза со вздохом посмотрела на нее. Донна — на нее. Сражаться им больше не хотелось. Боевой дух уступил место тупому стыду.

Роза заметила нож.

— Дай-ка эту штуку сюда.

Донна неохотно повиновалась. Роза спрятала оружие в кармане и, держась за край кровати, попыталась встать.

— Помочь?

Донне встать тоже было нелегко.

— Как-нибудь сама справлюсь.

Женщины, кряхтя от боли, поднялись. Посмотрели друг на друга.

Первой мыслью Донны было бежать, но эту мысль она быстро отогнала.

Да, она едва не пырнула офицера полиции ножом. Да, она поломала ей ребра. Но этот офицер полиции незаконно проник в дом и напал на нее. Так что, скорее всего, никакой ответственности она не понесет. И, судя по лицу Розы, та думала примерно о том же.

Донна посмотрела на Бена.

— Поставь чайник. Вот молодец.

Мальчик, все еще не решаясь хотя бы моргнуть, ушел в кухню.

— Ты меня подставила, — проворчала Роза Мартин, когда он скрылся из виду.

— Извини, но я должна была отсюда уехать. Как только я узнала, что случилось с Фэйт, я должна была бежать. Она меня предупреждала.

Роза нахмурилась.

— Как это — предупреждала?

— Сказала, что если она погибнет, ну, это… при загадочных обстоятельствах, то я должна взять Бена и бежать. Потому что он — следующий. А потом я.

Роза, похоже, готова была поверить ей, но все-таки не сразу.

— Так зачем же ты вернулась?

Донна с деланным равнодушием пожала плечами. Это ей явно не удалось.

— Забыла кой-чего.

— Что именно?

Она замялась. И эта заминка не ускользнула от внимания Розы.

— Что, я тебя спрашиваю?

Донна вздохнула. Врать не имело смысла.

— Фэйт оставила тут свою книгу. Дневник. В котором написано, кто ее преследовал, что вообще случилось… Она говорила, эта книга стоит денег, если знать, кому продавать.

— Так где же она?

Донна снова пожала плечами.

— Не знаю.

— Не нашла?

— Еще нет.

Роза Мартин улыбнулась.

— Ну, значит, будем искать вместе.

Донна понимала, что выбора нет, и потому обреченно кивнула.

И две женщины, мучимые жуткой болью, уставшие от драки, израсходовавшие друг на друга весь свой гнев, взялись за поиски.

ГЛАВА 64

Садовник снова вышел на свободу. Приятно быть на свободе. Нет, даже не так: на свободе быть правильно.

Он дождался, пока уйдет полицейский, и выбрался наружу. Потому что работа не ждет.

О да.

А он ждал — ждал с нетерпением.

Жертва возвращалась к нему. Осталось лишь забрать ее.

Он прошелся вдоль дороги до условленного места. На холме у парка. Под деревом. Никто с ним не заговаривал, никто не смотрел на него. Его не существовало. Равно как и Пола. Но Садовнику было наплевать — ему даже нравилось не существовать.

Он питался энергией незаметности. Энергией людей, игнорировавших его. Он был гораздо сильнее, чем они могли подумать. Он позволял им, снующим мимо, жить лишь потому, что убивать их было слишком хлопотно. Но он был наделен этой властью — властью казнить и миловать, даровать и отбирать жизнь.

Знали бы они…

Сегодня особенный день. Жертва вернется, начнется церемония. И за будущее Сада можно будет уже не беспокоиться.

Но тут его посетила другая мысль — и сердце в груди стало тяжелее. Он горько вздохнул. Все счастье, вся энергия, которой он наполнился, все это высосала из него одна-единственная мысль.

Совершать обряд жертвоприношения было негде.

Дом загубили. Вместе со всеми инструментами. Клетку… клетку тоже загубили.

Но есть ведь другое место! Он мысленно улыбнулся. Камень упал с души. Есть место еще более священное, чем то. Он никогда прежде не пытался совершать там жертвоприношения, но почему бы не попробовать сейчас? Место же идеальное.

Идеальное.

Когда подъехала машина, он все еще был погружен в раздумья. Водитель надел бейсболку и приподнял воротничок, но он все равно его узнал. Сел рядом.

Мэр выглядел недовольным. Испуганным.

Садовник ничего ему не сказал. Просто дождался, пока тронется машина, и только потом снял капюшон.

Насыщенный глинистый запах успокоил его. Заново зарядил энергией.

Он ощущал, как Мэру становится все страшнее.

Вот и хорошо.

Вот и хорошо…

ГЛАВА 65

Припарковавшись у входа, Фил вошел в больницу, махнул удостоверением у окошка регистратуры и спросил, где находится мальчик с полицейским караулом. На лицемерное шушуканье по поводу его одежды он решил не обращать внимания.

Поблагодарив дежурную, он проследовал по маршруту, который держал в голове, но за последним поворотом, где он ожидал увидеть Анни, его почему-то встретил Гласс.

Фил остановился. У него что-то оборвалось внутри.

— Добрый день, сэр, — сказал он как можно равнодушнее.

Гласс уже собрался было что-то ответить, но так и замер с открытым ртом.

— Что… Что это еще такое?

— Что вы имеете в виду? — с улыбкой уточнил Фил.

Гласс ткнул в него пальцем.

— Это… Твой наряд.

— Вы же сами видите, сэр, — все с тем же равнодушием в голосе сказал Фил.

— Бабочка? Офицер в моем подчинении носит галстук-бабочку?

Гласс растерянно помотал головой.

— Вы же велели мне одеваться элегантнее, сэр. По-моему, твидовый пиджак и бабочка — это весьма элегантно. Сейчас модно так одеваться. Насколько я знаю.

Гласс поджал губы, из которых, казалось, разом отхлынула кровь.

— Ты что, издеваешься надо мной?

— Отнюдь, сэр. На брифингах для прессы будет очень хорошо смотреться. Журналисты придут в восторг.

Лицо Гласса покраснело — таким неприятным оттенком обычно наливаются сердечники непосредственно перед инфарктом. «Ну, лучшего места для инфаркта и не найти», — подумал Фил. Гласс, даже не пытаюсь улыбнуться, придвинулся к нему вплотную.

— Журналисты, значит, в восторге будут, да? Нет, не будут, детектив-инспектор. Не будут. — Он понизил голос до жутковатого шепота. — Потому что ты не попадешь ни в один объектив. И я больше не поручу тебе ни единого дела в своем отделе, понял? Ты отстранен от службы. И приказ подлежит незамедлительному исполнению.

Фил почувствовал, что тоже начинает злиться. Он понимал, что лучше будет сдержаться, но понимал и то, что это невозможно. Нет, Гласс зашел слишком далеко.

— На каком основании?

Гласс наконец улыбнулся, но отнюдь не дружелюбной улыбкой.

— Я думаю, ты и сам понимаешь, на каком основании. Ослушание. Несоблюдение субординации. Профессиональная несостоятельность, халатность. Нарушение процессуальных норм. Для начала сгодится?

Фил сделал шаг навстречу. Гласс отпрянул.

— Ерунда. И вы сами это прекрасно знаете. Мне достаточно позвонить начальнику в Хелмсфорд, он меня знает. Он меня отстоит.

— Да, но ему тоже нужно соблюдать субординацию. Он обязан будет рассмотреть мою жалобу — за ним, знаешь ли, тоже следят. И свой пост ему дороже твоего.

— Значит, все?

— Именно.

Губы Фила расплылись в ядовитой усмешке.

— Значит, поскольку я больше не являюсь сотрудником внутренних органов, я могу сделать вот это…

И он занес кулак для удара.

Гласс даже бровью не повел.

— Я бы на твоем месте хорошенько подумал, прежде чем бить главного инспектора.

— А почему? Вы больше не мой начальник, я этим делом уже не занимаюсь.

— Меня беспокоит исключительно вопрос твоей безопасности, детектив.

— Моей безопасности?

— Да. Если ты меня ударишь, я запросто тебя убью.

Ледяной, невозмутимый взгляд. Сомневаться в серьезности его намерений не приходилось.

— Я читал твое личное дело, Бреннан, и знаю, что у тебя уже бывали такие случаи. Знаю, что ты бил офицеров выше себя по званию, и все сходило тебе с рук. Этот удар — я лично гарантирую — тебе с рук не сойдет. Только тронь меня хоть пальцем — и это будет последний твой поступок в этой жизни.

Фил молча смотрел на него.

Гласс улыбнулся.

— Так-то лучше. А теперь ступай домой. У настоящих полицейских много работы.

Фил вдруг понял, как же нелепо он, должно быть, выглядит с этой бабочкой на шее и с этой слепой яростью внутри. Ему очень хотелось врезать Глассу. Очень.

Гласс рассмеялся.

— Не стоит. Ударишь — ляжешь. И больше не поднимешься.

Из-за угла вышла Анни и остановилась как вкопанная.

— Босс, что… что происходит?

Фил попытался вымолвить хоть слово, но не смог.

— Я только что освободил детектива-инспектора Бреннана от занимаемой должности, — заявил Гласс. — Теперь будете докладывать лично мне, констебль Хэпберн. Вопросы есть?

— Какого черта? Он что, рехнулся? — спросила она у Фила.

— Продолжайте в том же духе и станете следующей, — прошипел Гласс.

Анни попыталась взять себя в руки, и главный инспектор не мог не заметить эту попытку.

— Уведите его, — скомандовал он и ушел. Даже по спине было ясно, насколько он напряжен.

Анни взглянула на Фила.

— И что это за наряд, интересно знать?

— Бабочка, — со вздохом сказал он. — Мне показалось, что это удачная идея. — Он снова вздохнул и, повернувшись спиной к удаляющемуся Глассу, прошептал: — Со мной что-то происходит…

Но ответить Анни не успела: из палаты мальчика донесся странный звук. Фил сразу узнал его. «Нет, — пронеслось в его голове, — на хлопок в цилиндре двигателя это не похоже, это просто такое клише». За этим звуком последовал другой — крик.

Они переглянулись.

— Это…

— Сюда! — скомандовала Анни. — Быстро!

Она побежала за угол, Фил — за ней. Дверь в палату мальчика стояла нараспашку. Внутри было темно.

— Я же отошла всего на минуту, — пробормотала Анни. — С ним оставалась Дженни Свон, психолог. Он должен быть…

Она замолчала, едва они переступили порог палаты. Дженни Свон лежала на полу без движения. У головы ее уже скопилась лужица крови. Мальчик сидел на кровати, глубоко вжавшись в изголовье, и кричал что было мочи. Кричал, как в последний раз.

Перед ним стоял мужчина, которого Фил раньше не видел.

Поняв, что он тут не один, мужчина развернулся.

— Ни с места! — рявкнул он. — Не подходите! Я не шучу!

И тут Фил увидел пистолет.

ГЛАВА 66

Микки откинулся на спинку кресла, сложив руки на затылке. Потянулся. Почувствовал, как сходит напряжение в мускулах — в руках, по бокам. Напрягся, снова потянулся. Сделал глубокий вдох, выдохнул. Расслабился.

Он ненавидел бумажную работу. Терпеть ее не мог. Презирал. Некоторые люди — к примеру, Милхаус — были прирожденными канцелярскими крысами. Им бы только сидеть перед монитором, странствовать по виртуальному миру цифр и фактов, искать там конкретное, зримое. Микки так не мог. Он был создан для решительных действий. Да, стоило признаться в этом во всеуслышание, и его могли принять за безмозглого качка — из тех, что идут добровольцами в группы по разгону демонстраций. Но это была правда. Демонстрации разгонять он бы, конечно, не пошел и полицейских из этого отряда недолюбливал. Но сам экшн… Ловить воров, гоняться за преступниками… Настоящая, словом, полицейская работа. А не сидеть за компьютером, пока глаза не повылазят.

Но он узнал кое-что интересное. Надо признать, времени зря он не потратил.

Уже что-то.

К тому же находиться в офисе стало гораздо приятнее, когда ушел Гласс. Микки настороженно относился к нему еще до той беседы на парковке. Интуиция подсказывала, что доверять главному инспектору не стоит. Он ему попросту не нравился. А «недоверие» и «антипатия» для Микки часто были словами-синонимами.

Но слова Гласса не шли у него из головы. Может, он прав? Может, Микки слишком сблизился с Филом и это негативно скажется на его карьере? Он покачал головой. Не время думать о таких вещах.

Он потер глаза и снова уставился на экран. Ричард Шо. Хитрый Дики. Не так уж ловко он замел за собой следы, раз даже Микки смог его найти.

Он снова потер глаза. Хватит. Он больше ни секунды не просидит у треклятого монитора. Ему нужно выйти на улицу.

Улыбаясь своим мыслям, Микки достал телефон. «Прекрасно, — подумал он. — Лучшего предлога не сыскать».

— Давай встретимся, — сказал он вместо приветствия. — Прямо сейчас.

Пятнадцать минут спустя он уже стоял на пешеходном мосту с видом на Бэлкерн-Хилл. С одной стороны тянулось древнее римское укрепление с пабом «Дыра в стене» на углу. С другой — дорогой пригород Сент-Мэри. Внизу рычали автомобили, двумя караванами движущиеся в город и из города.

— Привет, Стюарт, — сказал он.

Стюарт пришел раньше. Когда Микки подошел, он оторвал задумчивый взгляд от вереницы автомобилей.

— Ты же знаешь, что я не люблю встречаться средь бела дня, — сказал он, воровато озираясь. — Тем более в таком месте.

— А чем плохое место? — улыбнулся Микки. — Все лучше, чем в каких-то подворотнях или задрипанных пабах. Здесь… здесь никто нас не увидит. Здесь никто ни на кого не обращает внимания. Здесь мы в безопасности.

Стюарта его слова, судя по всему, не убедили.

— Так о чем ты хотел поговорить? — с обреченным видом спросил он.

Микки смерил его долгим взглядом. Стюарт был осведомителем дольше, чем Микки работал в Колчестере. Он снабжал информацией предыдущего главного инспектора и, похоже, не возражал против продления контракта с его преемником.

Выглядел он, конечно, неважно. С другой стороны, резонно возразил Микки самому себе, он всегда выглядел неважно.

Это был высокий худощавый мужчина в черных замшевых туфлях на каблуках. Туфли эти, надо признать, знавали лучшие времена — примерно когда Джон Леннон разводился с Синтией. Джинсы на нем тоже были черные, в обтяжку, хотя на тонких как спички ногах это было сложно заметить. На некогда черной, но теперь уже серой футболке красовался логотип группы, которой Стюарт хранил верность долгие годы, а члены ее между тем успели разойтись, собраться заново, снова разойтись и — трое из четверых — умереть от различных вредных привычек. Черная жилетка и неизменная черная кожаная куртка, настолько старая, что уже трижды выходила из моды и возвращалась как стильное ретро, а Стюарт об этом и не подозревал. И волосы — грязное, засаленное гнездо крашеных пучков. Судя по возрасту, он мог бы застать модов, но внешний вид выдавал в нем панка, которому с уходом семидесятых попросту надоело гнаться за новыми веяниями.

Он считал себя поэтом, хотя Микки не помнил, чтобы его когда-то печатали. Он также уверял, что раньше был рок-звездой, хотя никто не помнил, чтобы он записывал альбомы или играл концерты. Его жизненный девиз гласил: «Секс, наркотики, рок-н-ролл!»

«Во всяком случае, наркотики», — язвительно подумал Микки.

И тем не менее Стюарт знал практически всех в округе — и хороших, и плохих, причем вторых значительно лучше, — и умел добывать сведения в таких компаниях, в которые Микки сам никогда бы не проник.

— Хитрый Дики Шо, — сказал Микки.

Стюарт нахмурился.

— Хитрый Дики Шо… Вот так привет из прошлого!

— Его сын вернулся в город, — сказал Микки. — Под именем Адам Уивер. Его вчера убили в гостинице «Холстед».

— Да, слыхал о таком. А кто, не знаете?

— Я как раз у тебя хотел спросить.

— Ага. Ну… Хитрый Дики Шо… Я как-то не…

— Держи ухо востро, договорились?

Стюарт пожал плечами.

— Конечно. Посмотрим. — Он снова скорчил гримасу. — Адам Уивер… Знакомое имя.

— Замечательно. Начни с этого.

— Когда конечный срок?

— Когда разведаешь что-то интересное. Чем раньше, тем лучше.

— Как скажете, мистер Филипс.

— Ладно. Звони, если что.

Микки собрался было уйти, но Стюарт его остановил.

— Может, аванс какой дашь?

Микки вздохнул. Он готовился к этой просьбе заранее, ритуал был неизбежен. Он порылся в кармане и выудил десятифунтовую бумажку.

— Держи.

— Большое спасибо. Слушай, а я тебе не говорил, что человека, который открыл Элвиса и Джонни Кэша, звали так же, как тебя?

— Каждый раз говоришь, Стюарт, — устало улыбнулся Микки. — И не точно так же, только фамилия совпадает, сам знаешь. Ладно, звони, если что-то пронюхаешь.

— Как скажете, мистер Филипс.

И Микки ушел с моста. «Это, конечно, не гонка по пересеченной местности, — подумал он, — но все ж лучше, чем копаться в бумажках».

ГЛАВА 67

Кафе «Минори» ютилось в заднем уголке одноименной художественной галереи на вершине Ист-Хилла, напротив замка, в грандиозном георгианском здании. Само собой, Марина не могла устоять перед неотесанными половицами и разнокалиберной, надерганной из многих гарнитуров мебелью, не говоря уже о тамошних громадных пирогах и порциях киша. И она пришла сюда с Доном, потому что вероятность встретить здесь других полицейских была минимальная.

Они сели на террасе (благо погода еще позволяла), как можно дальше от остальных посетителей, чтобы никто ненароком не услышал их беседу.

Марина не отрываясь смотрела в пустую чашку. Остатки кофе высыхали на каемке, как геологические залежи, датирующие определенный период. Встрепенувшись, она огляделась по сторонам.

Этот сад, с его причудливой подборкой архитектурных изысков, с арками и сводами, разбросанными, как казалось, в случайном порядке, всегда напоминал ей уменьшенную копию Портмериона. Но сейчас она не замечала сходства. Она думала о том, что рассказал ей Дон. Пыталась осмыслить услышанное.

— О боже…

От рассказа Дона окружающий мир померк и сжался. Она услышала нечто неправдоподобное, нечто гротескное в самой уютной, самой привычной обстановке. Это лишь усилило произведенный эффект.

— О боже… — повторила Марина. Другими словами описать свои чувства она не могла.

— Жаль, что ты так об этом узнала, — сказал Дон, тоже не сводя глаз со своей чашки. В ней еще оставался остывший кофе, ведь он говорил, а она слушала. — Жаль, что тебе вообще пришлось об этом узнать.

— Нет-нет, это… — Она покачала головой. — Бедный Фил…

— Я всегда знал, что рано или поздно придется обо всем ему рассказать. Так мне, по крайней мере, казалось. Но втайне я надеялся, что этот день никогда не настанет. — Дон коснулся ее руки, и она не возражала. — И я уж точно не мог представить, что все это всплывет при таких обстоятельствах.

— Еще бы.

— Я думал, что все закончено. Думал, что все это в прошлом. — Он тяжело вздохнул. — Размечтался…

Марине хотелось закурить. Она не курила несколько лет, еще со студенческой поры, но во время стресса до сих пор невольно представляла, как сигаретный дым проходит по горлу и затекает в легкие. Утешая, принося успокоение… Она понимала, что это лишь иллюзия, и держалась стойко. Но сейчас… Сейчас она бы полжизни отдала за затяжку.

Дон убрал руку и откинулся на спинку стула.

— В общем, так. Теперь ты знаешь.

— Да, — машинально ответила Марина. В мыслях она была далеко от этого кафе. — Теперь я знаю. И это многое объясняет.

— В смысле?

— Поведение Фила. Ему кажется, что он сходит с ума. Ему всюду что-то мерещится, его преследуют призраки… А он ведь не верит в призраки.

— О, они существуют, уж поверь мне. Еще как существуют!

— Бедный Фил… — Марина покачала головой.

— Боюсь, я вынужден задать этот вопрос, — сказал Дон. — Что ты теперь собираешься делать?

— Да, это вопрос. Пожалуй, самый важный вопрос. Но есть еще один.

Дон промолчал.

— Как это отразится на расследовании?

Дон вздохнул.

— Ну, для этого нам понадобится…

И он вытащил украденный рапорт. Оба посмотрели на него. Марина нахмурилась.

— Думаю, нам следует заказать еще кофе, — сказал Дон. — На это понадобится время.

ГЛАВА 68

Микки вернулся в офис, чтобы распечатать найденные материалы о Ричарде Шо. Когда зазвонил телефон, он как раз смотрел на часы, прикидывая, что после этого может уже идти домой.

Номер был незнакомый.

— Сержант Филипс слушает.

— О, как формально, — ответил ему женский голос.

«Где-то я его уже слышал», — подумал Микки. И эти слова прозвучали весьма многообещающе.

— Кто это?

— Извините, забыла представиться. Решила, что вы и так меня узнаете. Это Линн. Линн Виндзор.

В памяти у Микки сразу всплыл образ адвокатессы. На этот образ он мог смотреть часами.

— Чем могу быть полезен, Линн?

— Ну, я и сама точно не знаю…

Она замолчала, как будто хотела сказать что-то личное, но боялась посторонних ушей.

— Не спешите, — сказал он и понял, что невольно улыбается.

«Это непрофессионально», — подумал он, но даже не попытался перестать.

— Я… Не знаю…

— Ничего, не спешите, — повторил он, почувствовав, что ей нужна поддержка.

Она вздохнула.

— Я… — Голос стал еще тише. — Я кое-что обнаружила. Кое-что… — Опять вздох. — Знаете, это, наверное, полная ерунда. Но мне просто пришло в голову, что в свете последних событий…

— Вы обнаружили нечто, заслуживающее внимания, и хотите мне это показать?

— Именно, — с явным облегчением подтвердила она. — Знаете, это, наверное, полная ерунда, вы уж извините за беспокойство, но… Мы могли бы увидеться сегодня вечером?

Если улыбку, вызванную голосом Линн, сложно было назвать профессиональной, то как трактовать возникшую вдруг эрекцию?

— Конечно. Где и когда?

— Приезжайте ко мне, — сказала она низким, грудным голосом. — Вас устроит?

— Конечно.

Объяснив, как проехать, она добавила:

— Да, чуть не забыла…

— Слушаю.

— Никому не говорите об этом. Пожалуйста. — Томный голос, с хрипотцой.

Микки и сам заговорил шепотом:

— Это не вполне по протоколу, строго говоря…

— Пожалуйста, Микки. Я очень вас прошу. Я иду на сознательный риск. Если кто-то узнает… — И опять вздох.

— Ну…

— Микки, я вас умоляю! — И она действительно умоляла. — Сохраните это в тайне. Если кто-то узнает… Пожалуйста!

— Хорошо, — со вздохом согласился он.

— Обещаете?

— Обещаю.

— Хорошо. Вы не пожалеете.

И она повесила трубку.

Микки спрятал телефон в карман и невидящим взглядом уставился в монитор.

Правильно ли он поступил? И не станет ли хуже?

ГЛАВА 69

— Нашла!

Донна остановилась и подняла взгляд. Все это время она просидела на полу спальни, вытягивая ящик за ящиком, перебирая целую жизнь, прожитую рядом с Фэйт. Ей не нравилось это делать — слишком похоже на предательство, и неважно, что Фэйт умерла. Она чувствовала себя мерзкой, корыстной родственницей, которая переворачивает дом покойной вверх дном в поисках завещания.

Этим она, по сути, и занималась.

«Вот только, — говорила она себе, — иначе нам с Беном не выжить. А если удастся еще и подзаработать, что ж, тем лучше. Фэйт наверняка не возражала бы. Она сама это делала — пока не погибла».

Порой Донна задумывалась, увидев одежду, которую Фэйт больше не будет носить, и вспомнив, когда она последний раз ее надевала. Куда они ходили, как они веселились… Так немудрено и разреветься, так что оклику Розы она даже обрадовалась. На боль в колене она старалась не обращать внимания.

Роза обыскивала комнату Бена. Мальчика отправили в гостиную и усадили перед ДВД-плейером. Донна решила, что так будет лучше: незачем ребенку наблюдать, как в его доме устраивают погром.

Роза вошла в спальню с синей тетрадкой в руках. Донна сразу вспомнила, как Фэйт купила эту тетрадку. Она тогда еще сказала: «Буду писать мемуары», — и обе рассмеялись. Больше Донна о тетрадке не вспоминала.

И вот пришлось…

Роза села на кровать, прижимая рукой сломанные ребра.

— Глянь, — сказала она. — Может, что-то поймешь.

Донна встала с пола и присела рядом с ней.

Они вместе начали читать.

Сидели и читали.

— О боже… — пробормотала Роза.

Донна промолчала. Сказать было нечего.

Они продолжили чтение.

ГЛАВА 70

— Опусти пистолет, — сказал Фил. — Не делай глупостей.

Глядя на распластавшуюся на полу доктора Свон, ему хотелось уточнить: «Больше не делай глупостей». Хотя это вряд ли подействовало бы.

— Уже поздно, — сказал человек с пистолетом. — Слишком поздно.

Фил наконец понял, насколько этот человек напуган. А когда человек настолько испуган и при этом вооружен, жди беды.

— Ну же, — увещевал он, осторожными шагами приближаясь к преступнику. — Просто брось пистолет. Давай поговорим.

Он остро ощущал присутствие Анни. Одна она из всей команды прошла специальный тренинг по переговорам с террористами. Он уступил ей место — одним взглядом. Она приняла эстафету — одним кивком.

— Как вас зовут? — спросила она, тоже незаметно приближаясь к мужчине.

Тот явно был обескуражен и беспомощно переводил взгляд с нее на кричащего ребенка.

— Меня зовут Анни. Представьтесь, и мы сможем поговорить.

Человек приоткрыл рот, пошевелил губами, но не смог произнести ни слова.

Фил видел, как на лбу у него выступил пот и ручейком скатился по брови и ниже по щеке. Мужчина затряс головой, явно раздраженный, и пистолет дрогнул у него в руке. Фил сжал пальцы в кулак, снова разжал и напрягся, готовый атаковать в любой момент.

И тут у него зазвонил телефон.

Мужчина прицелился. Теперь Фил смотрел прямо в дрожащее дуло.

— Я сейчас его выключу, — сказал он, вынимая трубку и демонстративно нажимая на кнопки. — Видишь, выключил.

Телефон вернулся в карман.

— Ну же, — уговаривала Анни, не сводя с человека глаз. Голос ее пока ни разу не дрогнул. — Просто скажите, как вас зовут, и мы сможем во всем разобраться.

Он снова шевельнул губами, напомнив Филу корову, жующую жвачку.

— С-с-с… Самюэль…

Анни, пусть и не без усилий, улыбнулась.

— Отлично, Самюэль. — Она осторожно поддела лацканы пиджака и раздвинула их в стороны. — Я не вооружена, Самюэль. Смотри. Оружия нет. — Пиджак снова сошелся на груди. — И мой коллега, — она кивнула на Фила, — тоже безоружен. У него есть только телефон. Так что, пожалуйста, брось пистолет. Хорошо? И мы сможем поговорить.

Все ближе, и ближе, и ближе…

— Мне… конец, — пробормотал Самюэль, обливаясь потом. — Что бы ни случилось, мне конец…

— Не все потеряно, — возразила Анни. — Пока. Мы еще можем спасти ситуацию. — Ближе, еще ближе… — Ну же, Самюэль…

— Нет, — сказал он. — Вы не понимаете… Меня заставили. Если я… если я этого не сделаю, все потеряю. Мне конец. В любом случае мне конец…

— Но почему же, Самюэль? Почему вы так решили? Вы не обязаны это делать.

— Обязан! — выкрикнул он. — Я должен… должен…

Слезы побежали по его щекам, смешиваясь с потом.

Фил украдкой глянул на мальчика. Тот перестал кричать и просто таращился на взрослых, столпившихся в его палате. Фил перевел взгляд на мужчину с пистолетом.

— Кто вам сказал, что вы обязаны, Самюэль? Кто? Я же вижу, что вы не сами это придумали. Так кто же? Кто велел вам забрать его?

— Старейшины.

— Старейшины? — переспросила Анни. — А зачем им этот мальчик?

— Он им нужен… для… жертвоприношения… О боже…

Новый поток слез. Жалобные всхлипы.

Пистолет дрогнул у мужчины в руке. Фил еще на несколько сантиметров приблизился к нему.

И тут человек его заметил — и, немедленно направил дуло на него.

— А ну назад! Назад! Не заставляй меня стрелять… Пожалуйста…

— Спокойно, Самюэль, — сказала Анни, изо всех сил стараясь скрыть напряжение в голосе. — Спокойно. Все будет хорошо, если вы успокоитесь.

Он снова развернулся к ней.

— Нет, не будет… Ничего не будет хорошо… Никогда. Вы разве не понимаете? Ничего и никогда…

Анни приближалась. Медленно, но неуклонно.

— Ну же, Самюэль, сдавайтесь, и мы вместе что-нибудь придумаем. Ну же…

Ближе.

За дверью послышался какой-то шум, и в палату заскочил Гласс. Фил открыл было рот, чтобы предупредить его, но главный инспектор рванулся вперед.

— Какого черта ты здесь делаешь? — заорал он, хватая Фила за грудки и таща к выходу. — Я же тебя выгнал…

Ошарашенный реакцией начальника, Фил не сразу нашелся с ответом. Не устояв на ногах, он упал на пол, увлекая Гласса за собой. Анни, стараясь не отвлекаться на потасовку, наблюдала за преступником и ребенком одновременно. Самюэль вконец растерялся. Он навел пистолет на Анни.

Фил взглянул через плечо Гласса и сразу понял, что сейчас произойдет. Он открыл рот, но…

Было уже слишком поздно. Раздался выстрел.

Анни вздрогнула, и на груди у нее распустился ярко-алый цветок.

— Нет! — закричал Фил, пытаясь сбросить с себя Гласса, но тот продолжал цепляться за него.

— О господи… — Глаза Самюэля растерянно забегали от пистолета к окровавленной Анни, а от нее — к мальчику на кровати. — Что же я наделал! Нет… — Он снова заплакал, но в глазах его уже читалась смиренная готовность принять любой исход. Он подхватил окаменевшего мальчика с кровати. — Идем со мной!

Ребенок закричал, с него посыпались катетеры и иглы.

Когда Филу удалось наконец сбросить с себя Гласса, Самюэль уже вышел из палаты и бежал по коридору.

Фил взглянул на Анни, которая едва дышала, на пустую кровать… В этот момент Гласс схватил его за лодыжку.

— А ну, стой!

Фил пнул его ногой.

— Отвали, сволочь! — рявкнул он.

Гласс откатился, держась за голову. Фил снова посмотрел на Анни. Она зажимала рану правой рукой, пытаясь остановить кровотечение. Фил присел на корточки рядом с ней.

— Иди… — прошептала она. — Спасай ребенка…

Фил кивнул и встал.

На полу зазвонил телефон Гласса, но Фил не обратил на него внимания.

Он выскочил из палаты и побежал по коридору.

ГЛАВА 71

Роза закрыла синюю тетрадь. Не сказала ни слова.

Донна, сидевшая рядом, тоже молчала.

Снизу доносились веселые песни какой-то детской передачи, бессмысленные и неуместные после того, что им пришлось прочесть.

— О господи… — надломленным голосом произнесла Донна. — Она никогда… никогда не говорила… Я понятия не имела…

— Естественно, — сказала Роза.

Раньше в ее ответе послышались бы гнев, издевка, презрение. Но сейчас — нет. Ничего подобного. Только искреннее участие, искренняя тревога. Строки этой тетради надолго лишили ее способности ехидничать.

— Если это правда…

— А ты сомневаешься? Конечно, это правда. Фэйт не стала бы врать. Тем более о таком… И кто-то же знал об этом, ведь так? Кто-то поверил ей и попытался ее остановить. И теперь она… она…

Донна как будто окоченела, пока читала эту книгу. Потрясение было слишком велико, чтобы в ней осталось место для каких-то иных эмоций. Слова Фэйт обездвижили ее. Но теперь слова эти постепенно доходили до нее, и в уголках глаз начали закипать слезы.

Она не стала их сдерживать. Пусть текут. Они, в конце концов, вовсе не значат, что она слабачка. Нет, эти слезы были знаком солидарности. Фэйт заслуживала того, чтобы ее оплакали. После всего, что ей довелось пережить…

Она почувствовала на плече чью-то руку. Роза. В любых других обстоятельствах она бы удивилась этому, но сейчас… Не было на свете человека, который прочел бы эту историю и остался равнодушным.

Казалось, прошла целая вечность. Тем временем на первом этаже мультипликационные дети проживали свою беспечную, счастливую жизнь — жизнь, которой не знал ни один ребенок в этом доме.

Наконец Донна почувствовала, что приходит в себя. Она достала из кармана салфетку, высморкалась, промокнула глаза и взглянула на Розу.

— Что… что же нам делать?

Роза смотрела прямо перед собой — в окно, на улицу. Но в то же время, — сквозь окно, мимо улицы. Донна уловила момент, когда взгляд этот начал твердеть. От гнева. Просчитанного, холодного гнева. Из кармана торчал, поблескивая, кончик ножа, который Роза отобрала у Донны.

— Сделаем пару звонков, — ответила она. — А потом позвоним ему.

— Думаешь, стоит? — недоверчиво спросила Донна. — А если… если это он…

— Один звонок сделаем для подстраховки. А потом позвоним ему. Если это все-таки он…

Роза достала из кармана нож. Повертела его в руке, глядя, как свет играет на лезвии.

— Давай лучше сразу ему позвоним. Послушаем, что он скажет.

Донна кивнула. Теперь она смотрела туда же, куда и Роза. Может, и у нее получится увидеть это. Или нечто подобное.

ГЛАВА 72

Микки нажал кнопку домофона, подождал ответа.

Линн Виндзор жила в одной из новостроек, которые в последнее время росли по городу как грибы после дождя. Он сам жил в похожей. Но не точно такой же, эта была гораздо фешенебельнее. Прямо возле речки, до пристани рукой подать. Микки хорошо помнил этот район: около года назад он повстречал опасного ублюдка на другом берегу Колна.

— Да? — раздался голос из динамика.

Микки замялся. Как же представиться? Микки Филипс? Или это прозвучит слишком фамильярно? А детектив Филипс — не слишком ли формально? Так как же быть?

— Детектив Филипс… Микки Филипс.

Компромиссный, сдвоенный вариант.

— О, здравствуйте, Микки. — Теплый, зазывный голос Линн Виндзор. — Проходите. Третий этаж.

Микки поднялся по лестнице. Да уж, дом и впрямь был куда фешенебельнее. Всюду ковры, все новенькое, с иголочки. Над этим зданием работали не только строители, но и дизайнеры.

И это здание находилось на расстоянии световых лет от изуродованных трупов, с которыми у него ассоциировался весь район.

По крайней мере, он на это надеялся.

Он дошел до нужной двери, поднял руку, чтобы постучать, но остановился. Его одолевали сомнения. Он нарушил устав. Если что-то пойдет не так, у него будут большие неприятности. С другой стороны, а что может пойти не так? Он же пришел поговорить. Просто поговорить. Она хотела что-то ему сообщить. Вот и все. Обычный разговор.

Он мысленно несколько раз повторил эту фразу в надежде, что сможет убедить самого себя.

Дверь открылась еще до стука, и он опустил руку, чувствуя себя полным идиотом.

— Здравствуйте. А я услышала, что вы пришли. Проходите.

Она распахнула дверь, впустила Микки и заперлась на замок.

Он попытался рассмотреть гостиную из коридора, но не смог: свет был приглушен. Играла музыка. Он не узнал исполнителя; что-то медленное, томное, но в то же время ритмичное. Сексуальная музыка. Музыка для соблазнения.

— Проходите же, — сказала она из-за спины.

Он чувствовал запах ее духов, ее дыхание на своей шее. Гостиная, куда его пригласили, напоминала разворот в журнале «Домашний уют». Самая современная техника, самые изысканные светильники. Картины на стенах. Даже книги на полке были расставлены идеально.

— Симпатичное у вас жилище…

— Спасибо, но, боюсь, это не моя заслуга: все так и было, когда я въехала. — Она рассмеялась. — Я сама чувствую себя тут незваной гостьей. Выпить хотите?

— Ну…

— В холодильнике есть пиво.

— Да, спасибо, пиво было бы неплохо…

— Располагайтесь! — крикнула она уже из кухни.

«Ага, расположишься тут…» — подумал он, неловко умащиваясь на краешке дивана.

Линн вернулась с бутылкой пива в руке.

— Будете из бутылки или принести стакан?

— Из бутылки, спасибо.

Она села рядом. Волосы заколоты на макушке, длинный шелковый халат — будто только из душа вышла. Судя по тому, что он мог разглядеть сквозь полупрозрачный шелк, белье на ней было соответствующее. Она поджала ноги, усаживаясь поудобнее, и взяла свой бокал с какой-то газированной жидкостью. Кубики льда звякнули о стенки.

Чокнулись. Выпили.

Микки поставил бутылку на стеклянный столик, хотя и понимал, что на поверхности останется влажный круг.

— Вы хотели мне о чем-то рассказать?

— Да, — потупившись, сказала она и улыбнулась.

— Я вас слушаю.

Она поставила свой бокал на столик. Посмотрела ему в глаза — и ткань его штанов невольно вздыбилась в районе паха.

— Я о многом хочу вам рассказать. Но сначала мне нужно сделать это.

Она придвинулась ближе.

— Что же?

— Вот это.

И, обхватив его лицо руками, она впилась ему в губы.

Он старался не отвечать на поцелуй. Потом, когда все закончилось, он уговаривал самого себя: «Ты старался, старался изо всех сил…» Но это была неправда. Едва ее губы коснулись его губ, языки их переплелись, а когда она прижалась к нему всем телом, ткань на брюках чуть не лопнула.

Она на секунду отпрянула, улыбнулась.

— Так-то лучше, — сказала она.

Шелковый халатик легко соскользнул с ее плеч — и Микки увидел то, что скрывалось под ним. Увидел и обомлел.

— Надеюсь, вы не сочтете меня самонадеянной… — сказала она, изящно поводя плечами. Она прекрасно понимала, как жадно его глаза пожирают ее тело, облаченное лишь в черное белье, и ноги, обтянутые чулками. — Но мне кажется, мы оба это чувствуем, не так ли?..

— Но вы… Вы же должны мне что-то… рассказать…

— Потом. Сначала — это. Вы не возражаете?

Вместо ответа Микки швырнул халатик, сползший уже до талии, на пол.

Хватит притворного сопротивления.

Хватит думать о чем-то еще, кроме божественной плоти Линн Виндзор.

ГЛАВА 73

Фил бежал по коридору сломя голову, но Самюэль был быстрее. «Уж не знаю, кто это, — думал Фил на бегу, — но ориентируется он в больнице неплохо».

Зажав ребенка, такого хрупкого, почти невесомого, под мышкой, Самюэль бежал все быстрее.

В конце коридора Фил уткнулся в развилку и остановился, упершись руками в колени, чтобы перевести дыхание. Все коридоры казались ему одинаковыми. Табличек на отделениях он не читал — просто мчался вслед за Самюэлем. Он даже не знал, пробегали ли они тут раньше. Налево, направо, вперед — ни мальчика, ни похитителя нигде не видно. Он прислушался в надежде услышать крики, шум. Тишина. Только его собственное сиплое дыхание.

И тут — крик. Из левого коридора. Он посмотрел в ту сторону, но ничего не увидел. Крик не умолкал, только теперь к нему присоединился топот ног. Превозмогая боль в груди, Фил бросился туда.

Впереди виднелась приемная, где все — персонал, пациенты, посетители — слились в одну шумную массу. Крики, всхлипы… Фил кинулся к двери, но путь ему преградил охранник.

— Не входите сюда, пожалуйста, здесь небезопасно.

Фил попытался вырваться, но охранник схватился за него еще крепче.

— Да не входите же! Мы уже вызвали полицию.

Чертыхаясь, Фил вытащил из кармана свое удостоверение.

— Извините… — только и буркнул охранник, отпуская его.

Фил рванул через двойные двери. Самюэль уже стоял у входа, прикрываясь мальчиком. Стоило кому-то шелохнуться, и он взмахивал пистолетом.

— Назад! — кричал он. — Отойдите, я вас прошу… — Измученный, заплаканный голос.

Фил остановился напротив, и мужчина сразу же навел прицел на него.

— Пожалуйста, не надо… Просто оставьте меня в покое…

— Отпусти мальчика, — сказал Фил, приближаясь. — Ну, давай, Самюэль, отпусти ребенка…

Дуло по-прежнему смотрело прямо на него.

— Нет… Стой…

Он умолял его. Заклинал.

«Совсем ослабел, — понял Фил. — Я с ним справлюсь. Запросто».

— Не подходи!

— Это конец, Самюэль. Все.

— Я… я выстрелю…

— Нет, не выстрелишь.

Фил надвигался.

— Выстрелю…

Фил замер: прямо на них летел внедорожник. И водитель явно не намеревался сбавлять скорость. Фил едва успел отскочить, но Самюэль не сдвинулся с места. Машина, визжа покрышками, притормозила, со стороны пассажира распахнулась дверца, одно движение — и мальчик исчез.

Фил подбежал к машине, но не смог разглядеть лица водителя. Зато пассажир смотрел прямо ему в глаза.

И Фил узнал его. И это узнавание было похоже на удар под дых.

— Нет, нет…

Он упал на колени и замер. Внедорожник, взревев мотором, скрылся из виду.

Из здания больницы выбежал Гласс и бросился к своей машине. Он уехал, а Фил его даже не заметил.

Самюэль ткнул пистолетным дулом себе в подбородок.

— Мне очень жаль, очень жаль…

И нажал на курок.

По парковке прокатилась волна криков.

Но и этого Фил не заметил. Он видел перед собой лишь лицо пассажира. Капюшон из грубой ткани. И темные, бездонные глаза.

Это был мужчина из его ночных кошмаров.

И этот мужчина был реален.

ГЛАВА 74

В дверь постучали. Донна и Роза переглянулись. Они знали, кто это.

— Я открою, — сказала Донна.

Она встала с дивана, подошла к двери. Открыла. В дом ввалился главный инспектор Брайан Гласс.

— Где она?

Не обращая внимания на Донну, он метался по дому, как зверь по вольеру.

— Я здесь, — откликнулась Роза, приподнимаясь.

«Главное — не думать о боли», — рассуждала она.

— И я знаю, что ты сделал.

Холодный, беспощадный голос. Так и должен, в представлении Донны, говорить палач.

— Я все знаю.

Гласс замер. Отдышался. Посмотрел на часы.

— У меня сейчас нет времени.

— Есть. Есть у тебя время. — Она показала тетрадь. — Здесь все написано.

Гласс молча сверлил ее ненавидящим взглядом.

Роза улыбнулась. Его ненависть питала ее.

— Думал, я не догадаюсь, да? Думал, я не пойду по следу?

Гласс по-прежнему молчал и не двигался с места. Донна пристально наблюдала за ним. Она на своем веку насмотрелась на таких мужчин. Волны агрессии исходили от него, как запах одеколона.

Роза продолжала:

— Отдать дохлую шлюху психопатке, да? Такой у тебя был план? Поручить расследование ненормальной, чокнутой. Да еще и повысить ее, но только остальным не рассказывать. Между нами, да? Чтобы потом, если что, откреститься. Чтобы потом уверять: это же первый признак! Да она ненормальная!

Гласс вздохнул.

— У меня действительно нет времени.

— О, у тебя вдоволь времени. — В руке у Розы появился нож. — До хрена времени! Будешь стоять и слушать все, что я хочу тебе сказать. Потому что я во всем разобралась. От кого убегала Фэйт, а? С кем она встречалась в лесу в Уэйкс Колне? С тобой. И как я об этом узнала? Обратилась в службу наблюдения. На той улице, где ты ее снял, камер не установлено, но я дала им номер твоей машины — и они проследили весь твой путь от центра города до леса в Уэйкс Колне, по Колчестер-роуд. Ты ехал с женщиной. — Она улыбнулась. — Да. Тебя засняли. И занесли в систему. Тебя вместе с Фэйт.

Дыхание Гласса стало прерывистым, частым.

— Она тебя шантажировала, да? Решила сперва показать эту книгу тебе. А ты не захотел платить, верно? — Роза подошла ближе. Нож плясал у нее в руке. — Так ведь?

— Да, — сглотнув комок, ответил Гласс.

— Так. И ты решил убить ее. А почему нет, правда же? Очередная дохлая шлюха, кому какое дело? Никто не огорчится. Спишут все на распоясавшегося клиента. Такой у тебя был расчет?

Он промолчал.

— Да только она убежала. Вырвалась и убежала. И если бы из-за угла не выехали эти две машины, ты бы ее не догнал. И тогда все бы узнали о том, что ты сделал.

Не отрывая глаз от ножа, Гласс нервно облизнул губы.

— Ну как, пока все правильно?

Смутная улыбка.

— Более-менее. Не совсем полно, но сойдет.

— Нормально, да? — Роза кивнула. — Хватит, чтобы выдвинуть обвинение. — Она рассмеялась. Смеяться было больно, но она этой боли практически не чувствовала. — А потом ты поручил это дело душевнобольной. Пусть, значит, потрепыхается, а потом обо всем можно будет забыть. Но план не сработал. — Она поднесла нож к его лицу.

— Не сработал. Но это дело поправимое.

И пока Роза Мартин обдумывала его слова, Гласс одной рукой вывернул ей запястье, а другой выхватил нож. Роза закричала, дернулась, но Гласс оказался быстрее. И сильнее. Прежде чем она успела отобрать нож, он всем телом навалился на нее и всадил лезвие как можно глубже.

В ее глазах застыло удивление. Он вытащил нож и вонзил его снова. И снова. И снова. Лицо его превратилось в демоническую маску.

Донна закричала.

Бен, выбежавший на лестницу, тоже закричал.

Гласс, не выпуская ножа, обернулся на крики.

Донна попыталась за доли секунды вычислить расстояние до двери — и поняла, что не успеет. Единственным ее оружием была кофейная кружка. Не задумываясь о последствиях и, прежде всего, о ноже, она рванулась к Глассу и что было силы ударила его кружкой, целясь в висок. Она промахнулась — удар пришелся за ухо, но тем не менее он потерял сознание.

— Бежим, Бен!

И, подхватив ребенка, она пулей вылетела из дома.

А Роза осталась лежать на полу, прикрывая живот руками.

— Нет… нет… нет…

Она как завороженная смотрела на фонтан крови, бьющий из нее, и слабыми пальцами пыталась собрать блестящие внутренности.

У нее не оставалось времени на слезы.

На злость и досаду — тоже.

Времени у нее оставалось ровно на то, чтобы умереть.

ГЛАВА 75

Донна бежала, не выпуская руки Бена. Она не знала, куда бежит. Лишь бы подальше. Подальше отсюда.

Но когда они добежали до конца улицы, путь им преградили двое мужчин.

И она их узнала.

— О нет… нет…

Это были те двое из машины. Те, которых она ранила.

— Нет…

Они ее настигли.

Тот, у которого было перебинтовано лицо, улыбнулся.

— Вот и попалась.

Донне хотелось кричать, плакать, пинаться.

Но она ничего не делала.

Она стояла неподвижно.

Огонь внутри нее погас.

ГЛАВА 76

В больницу приехали все: полицейские машины, эмчээсники, вся эта братия. Не хватало лишь — по очевидным причинам — «скорых». Парковку отгородили желтой лентой, фасад здания — тоже. Труп Самюэля так и лежал на асфальте, дожидаясь экспертов.

К Филу, сидевшему на ступеньках у входа, подбежали Дон и Марина.

— Фил?

Он смотрел куда-то вдаль стеклянными глазами и даже не отозвался на ее голос.

— Фил, это я, Марина…

Она погладила его по руке. Ответа не последовало. Они с Доном тревожно переглянулись.

— Фил… — еще раз попробовала она.

Бесполезно. Он впал в кататонию. Шок парализовал его.

Дон присел рядом.

— Фил, это я, Дон. Сынок, ты… ты меня слышишь?

Фил молчал.

Марина продолжала гладить его по руке. Положила голову ему на плечо.

— Марина…

Голос его звучал так слабо, будто доносился из глубины туннеля.

Марина сжала его ладонь.

— Да, Фил, я здесь. Я рядом.

Он посмотрел на нее — и она увидела в его глазах то, чего надеялась больше никогда не видеть. Боль. Страшную, безнадежную боль.

— Он настоящий, Марина. Этот мужчина из моих снов… Он существует на самом деле. Он был здесь…

Она еще крепче стиснула его руку.

— Боже… О боже…

Она не могла его отпустить.

Часть 3

Зимняя смерть

ГЛАВА 77

Брайану Глассу раньше не доводилось никого убивать. Да, он нес ответственность за многие смерти, но ответственность косвенную. Он не убивал людей своими руками. И вот он сидел на диване в доме Донны Уоррен, а на полу лежал труп. Он не раз наблюдал процедуру вскрытия, видел, как из тел вырезали куски, чтобы исследовать их и взвешивать, слушал, как выносились вердикты касательно причины смерти. Но это было потом. А это… это происходило прямо сейчас.

На полу, прямо перед ним, лежала мертвая Роза Мартин. Он смотрел на нее как загипнотизированный. Туловище ее в районе живота превратилось в груду красных комковатых потрохов. Он не мог различить конкретных органов — просто куча мяса. И кровь, кровь повсюду. Он знал, что эксперт сумеет восстановить ход событий по пятнам и брызгам, но сейчас ему достаточно было просто сидеть и любоваться своей работой. Он был словно художник в студии.

Но больше всего его зачаровывало лицо. Еще несколько минут назад оно было таким живым: глаза горели праведным гневом, изо рта вылетала правда, которую он не хотел слышать. И вот теперь оно омертвело. Стало никаким. Губы безвольно опустились, лишенные звуков и слов, пустые глаза стали похожи на глаза выпотрошенной рыбы.

Он не сожалел о содеянном, напротив — он ликовал.

Главное, чтобы теперь удалось остаться безнаказанным. Это главное. Он потер голову в том месте, куда Донна Уоррен ударила его чашкой. Притрагиваться было больно. Будет синяк, и шишка тоже будет. Сначала он злился оттого, что они с мальчишкой ушли. Он понимал, что не может за ними гнаться, ведь даже в Ньютауне публичная сцена с применением холодного оружия привлекла бы всеобщее внимание.

Зато у него теперь был козел отпущения. Убийца.

Он знал, как действовать дальше. Тело останется здесь. Потом его найдут — он сам его найдет. И свалит всю ответственность на Донну Уоррен. Тот визит объяснит, откуда здесь взялась его ДНК, а его показаний хватит, чтобы упечь шлюху за решетку. Он лично будет руководить допросами. И, будьте спокойны, все пройдет как по писаному.

О да. Это будет несложно.

Как объяснить свой внезапный отъезд из больницы, он тоже придумал: скажет, что погнался за похитителями мальчика. Но не догнал. Проще простого. Убедившись, что внедорожник удалился на достаточное расстояние, он даже вызвал подмогу. Все тылы прикрыты. Все следы заметены.

А Фил… Фил сейчас не в том состоянии, чтобы реально ему противостоять.

Гласс кивнул, чрезвычайно довольный собой. Все хорошо. Замечательно.

Он снова взглянул на труп Розы Мартин.

Это было первое его убийство.

Но уж точно не последнее.

ГЛАВА 78

Близилась ночь, а с ней — осенняя прохлада и угроза скорой зимы. Но в доме Фила и Марины окна были закрыты, шторы — задернуты, а жалюзи — опущены. Ночь не могла проникнуть внутрь. По крайней мере, так им казалось.

Но ночь проникла в сердце Фила. Не в сердце даже — в самую сердцевину. Он неподвижно сидел в кресле, вперившись невидящим взглядом в пустоту. Марина и Дон стояли рядом, и на лицах обоих читалась тревога.

— Давай я помогу отвести его наверх, — предложил Дон. — Уложим его в кровать.

Марина посмотрела на Фила. Глаза у него были открыты, но зрачки не двигались. То, что он видел, находилось где-то за пределами этой комнаты. И даже за пределами настоящего. У нее сердце разрывалось от этого взгляда.

— Нет, — ответила она, — пусть посидит здесь.

— Но ему нужно отдохнуть, Марина. Ему нужно…

— Да, Дон, — тихо, но твердо сказала она. — Ему нужно отдохнуть. Но еще больше, чем отдых, ему нужны ответы. — Она посмотрела в глаза свекру. Тот не выдержал и отвернулся. — Он должен знать, Дон. Он целую жизнь провел в неведении.

Дон покачал головой и заговорил шепотом:

— Я не хочу… Я боюсь причинить ему боль.

Марина едва не рассмеялась.

— Ты только посмотри на него! Посмотри на него, Дон. Думаешь, ему сейчас не больно? Думаешь, бывает боль сильнее этой?

— Нет, — покачав головой, ответил он. — Думаю, не бывает. Хорошо. — Он тяжело вздохнул. — Давай сделаем это. Давай все ему объясним.

К каждому его слову, казалось, была пристегнута цепь с увесистым ядром.

Несколько раз глубоко вздохнув, Марина села напротив Фила и взяла его за руку. Кожа его была сухой и прохладной.

— Фил?

В его глазах мелькнул огонек, словно между ними пробежал слабый, но все же ток.

— Фил, это я. Марина. Я хочу поговорить с тобой. Ты готов? Ты сможешь?

Едва заметный кивок был ей ответом.

— Хорошо. — Рука в руке. По-прежнему. — Я хотела спросить… Кого ты видел, Фил? Кто был в той машине?

— Лицо… лицо из моего сна…

Фил закрыл глаза и скривился, словно опять увидел его.

— Понятно. Лицо из сна. Ясно. А кем он был в этом сне? Что он делал?

— Он… Я сидел в клетке, в клетке из костей, в подвале… а он…

Фил отвернулся и замотал головой, словно надеясь изгнать этот образ из памяти.

— Все хорошо, Фил. Продолжай.

— Я сидел в клетке, а он шел прямо на меня, и… эти глаза… в капюшоне, эти глаза…

— Что, Фил? Что было не так с его глазами?

— Темные… темные глаза… как будто смотришь в бездну…

— И на нем был капюшон?

Фил кивнул.

— А потом… а потом я увидел его там, возле больницы… он… существует… на самом деле…

Марина взглянула на Дона, и тот горестно ей кивнул.

— Дон тоже здесь. Он хочет с тобой поговорить. Ему нужно… кое-что тебе рассказать.

Она убрала руку и отошла в сторону. Ее место занял Дон.

— Фил? Это я, Дон. Я должен… кое-что тебе сказать. Насчет того человека в капюшоне. Человека, который держал тебя в клетке во сне. Хорошо?

Еще один едва заметный кивок.

Дон набрал полные легкие воздуха. И еще раз. Готов ли он? Будет ли он когда-нибудь готов к такому?

— Это реальный человек, Фил. Поэтому ты и видел его возле больницы. Он существует на самом деле. И я знаю, кто это.

Фил открыл глаза и непонимающе уставился на приемного отца.

— Как? Откуда? — Слабый, дрожащий, словно детский голос. Голос ребенка, заблудившегося в лесу.

— Мы с ним знакомы, Фил. Мы с ним виделись раньше. И я тебе сейчас об этом расскажу. Это касается тебя, твоей жизни. Ты готов?

— А кошмары… кошмары пройдут?

— Надеюсь.

Фил сглотнул ком в горле.

— Тогда я готов.

ГЛАВА 79

Машина ехала по ночной улице. Чем дальше от центра, тем меньше было людей и транспорта.

Донна, сидевшая на заднем сиденье, пыталась контролировать свое сердце. Оно то отчаянно ломилось в грудную клетку, то норовило выскочить наружу через горло. Последний раз она испытывала такое, когда Бенч угостил ее на вечеринке практически чистым кокаином. Но то были приятные переживания — во всяком случае, пока кровь носом не пошла. Эти же переживания нельзя было назвать приятными даже в самом широком смысле слова.

Рядом сидел Бен. Он смотрел в окно, потому что на нее смотреть не хотел, а на мужчин спереди — боялся.

Донна пыталась поговорить с ними, но ей не отвечали. Они молча усадили их в машину и молча поехали.

— Подождите, — сказала она. — В доме остался еще один человек. Одна баба из полиции. У нее ножевое ранение. Надо… надо вернуться…

Один из них обернулся и смерил ее долгим свирепым взглядом. Она вспомнила, как брызнула в него из газового баллончика.

— Ножевое ранение, говоришь? — сказал он. — Это твой конек.

— Что? Нет, я…

Он развернулся, чтобы быть как можно ближе к ее лицу. С губ, когда он говорил, срывались брызги слюны.

— Знаешь, что ты наделала? Мой напарник сейчас, между прочим, в больнице. Подыхает там, мать твою. Это тебе известно?

«Шотландский акцент…» — отметила она. Напуганные люди обращают внимание на самые удивительные мелочи. Она не ожидала услышать шотландский акцент.

— Сука, — процедил он.

— Ну-ну, полегче, — осадил его водитель. Этот говорил гораздо спокойнее.

Донна ухватилась за его нейтральный тон, как утопающий за соломинку. Если он так спокойно говорит, то, наверное, не причинит ей вреда. Потом она вспомнила своих клиентов, которые поначалу тоже казались уравновешенными людьми… И эта мысль не принесла ей утешения.

От страха Донне было тяжело дышать. Ей хотелось как-то задобрить этого мужчину, говорившего с неприкрытой угрозой.

— Пожалуйста, простите меня, — пробормотала она.

Но ее извинения только разозлили его.

— Простить тебя, да? Простить, суку такую? Ты унизила меня, а его чуть не прикончила…

Она зажмурилась, приготовившись к удару. Удара не последовало. Она открыла глаза.

Мужчина отвернулся и смотрел на дорогу. Водитель молчал.

Донна тоже решила помолчать.

Так они и ехали.

От раздумий ее отвлек Бен.

— Мне страшно, — прошептал он, дернув ее за руку.

«Мне тоже», — хотела ответить она. Но не стала. Может, ей и хотелось это сказать, но он не должен был этого слышать. Он всего-навсего ребенок, она должна быть сильной рядом с ним. Должна говорить, что все враки, в которые он верит — Санта-Клаус, например, или что жизнь справедлива, — правда.

Она выдавила из себя улыбку.

— Все будет хорошо, — прошептала она и стиснула его ручку в своей.

И он ей поверил.

И сердце у нее раскололось надвое.

— Куда мы едем? — спросила она уже в полный голос.

— Скоро узнаешь, — сказал тот, которому она брызнула газом в глаза. Он даже не удосужился развернуться.

Она снова посмотрела на Бена, потом в окно. Что хуже — ехать вот так, в абсолютном неведении, или наконец прибыть в конечный пункт, каким бы тот ни оказался?

Бен все сильнее сжимал ее руку.

Если бы она тоже могла поверить собственной лжи…

ГЛАВА 80

— Это нелегко… Как ни крути, это совсем не легко…

Дон тяжело вздохнул. Ощутил на себе ободряющий взгляд Марины и продолжил:

— Так вот… Была одна коммуна. В семидесятых. Сам можешь представить, типичная хипповская коммуна: восточные платья, одежда из марли, голая детвора… Всякое такое. Бисер, гитары, на которых никто не умел играть, свободная любовь. — На лицо его набежала тень. — Во всяком случае, так было поначалу. — Он отхлебнул кофе и сказал: — Коммуна называлась «Сад».

Глаза Фила дрогнули под опущенными веками.

— «Сад»? Но ведь это…

— Не перебивай, Фил, — сказал Дон мягко, но твердо. — Дай мне рассказать. А ты просто слушай. — Он откашлялся. — Так вот, «Сад» родился из благих намерений, как оно обычно и бывает. Но со временем, как часто происходит, светлые идеалы извратились. — Еще один глоток кофе. К сожалению, под рукой не было ничего покрепче. — Промывание мозгов. Такие пошли слухи. Будто это не просто коммуна, а секта, члены которой подвергаются насилию: сексуальному, психологическому, физическому, всякому. Что само по себе ужасно. Но это еще не все. Поползли и другие слухи, еще гаже. Будто коммунаров — другого слова не могу подобрать — можно брать в наем. И даже покупать.

— В каком качестве? — не удержался Фил. Он слишком давно работал в полиции.

Но против этого вопроса Дон вроде бы не возражал.

— В качестве сексуальных рабов. Любого возраста. Богатые извращенцы могли прийти туда, изучить меню и сделать заказ. Оплата зависела от конкретных услуг. — Он вздохнул, покачал головой. — Мы слышали, что какой-то богатый психопат заказал нескольких человек, чтобы охотиться на них, как на лис, у себя в поместье. Они не вернулись в коммуну. Скорее всего, их растерзали гончие псы… И — женщины. Множество женщин. Некоторые возвращались. Но не все. И те, что возвращались, становились совсем другими людьми. — Он запнулся. — И дети…

Понадобилось несколько секунд, чтобы он взял себя в руки.

Дом едва не лопался от тишины.

— В общем, так, — наконец продолжил Дон. — Некоторые бежали. Мужчина, женщина и двое ребятишек. Мальчик и девочка. Совсем… маленькие. Они пришли к нам. Не сразу, конечно. Сначала они нам не доверяли. Мы же, в конце концов, были их врагами. — Он говорил без обиды в голосе, только лишь с грустью. — Но они все же обратились к нам. Обратились ко мне. Я был тогда детективом-инспектором. Они просили, чтобы мы остановили этот ужас в «Саду». Им было нестерпимо видеть, как рушится их мечта. Видеть, что там творится… Им очень трудно было оттуда уйти. Чертовски трудно. И они отказывались рассказывать что-либо, пока мы не гарантируем им защиту. И я лично гарантировал им защиту… — Снова пауза. — Мы разместили эту семью в доме под круглосуточным наблюдением. Очень приятная была пара. Очаровательная. Я часто у них гостил. Прежде чем уйти жить в коммуну, он работал журналистом. Жена у него была очень красивая. Дети тоже. Да, особенно если учесть, через что эти дети прошли… И когда мы их забрали, они заговорили и все нам рассказали. Все.

Он замолчал. Слова будто увязли в топкой памяти.

— На первых порах в «Саду» все было хорошо, — продолжал Дон. — Зачинщик этой коммуны искренне верил, что творит добро. Но потом руководство сменилось. На смену ему пришли… плохие люди. Очень плохие. И тогда все изменилось.

Еще один глоток кофе — уже остывшего, но Дону было наплевать.

— В общем, мы планировали устроить рейд. Гэри и Лора — так звали родителей — рассказали нам все, что могли. Где что находится, кто там живет, как можно попасть на территорию и как оттуда уйти. Но мы должны были соблюдать осторожность. За пару лет до того в Америке, в Джонстауне, произошла массовая резня, и мы не могли допустить, чтобы это повторилось. Правда, мы не верили, что такой сценарий возможен здесь, в Колчестере, но рисковать все-таки не могли. Членам коммуны к тому моменту уже основательно промыли мозги, их чуть не заморили голодом, они были готовы на все. Поэтому на разработку плана ушло немало времени. — Он вздохнул. — И когда мы наконец проникли в «Сад», там… там оказалось пусто. Ни души. Как будто они все, не знаю… Улетели обратно в космос, на свою родную планету. Мы не нашли ни одного человека. До сих пор. — Дон допил остатки кофе. — Само собой, Гэри и Лора узнали об этом в своем надежном убежище. И чуть с ума не сошли от страха. Просили переселить их куда-то, потому что они будут следующими. Наказанием за предательство «Сада» была смерть. Они боялись за свою жизнь. И не зря.

— Что же произошло? — спросил Фил.

Ответ дался Дону с трудом. Но он понимал, что обязан это сказать.

— Их убили. Прямо там, в нашем надежном убежище. И их, и полицейских, которые их сторожили.

От тишины, воцарившейся в доме, могли лопнуть барабанные перепонки.

— А как же… — Голос Фила дрожал. — Как же дети?

— Их пощадили.

— Почему?

— Не знаю. Может, чтобы они страдали? Потому что это наказание было еще более жестоким, чем смерть. Не знаю.

— И что с ними было дальше?

— Их отдали в детский дом. — Дон сейчас дорого бы дал за глоток спиртного. — Но там оказалось не намного лучше, чем в «Саду». И теперь рядом не было их родителей… — Он попытался совладать с дрожью в голосе. — Девочка… девочка умерла. Она болела. Слабенькая девочка, она бы… она бы все равно не выжила.

— А… а мальчик? — еле слышно спросил Фил, ожидая ответа и страшась его.

Дон посмотрел ему в глаза.

— А мальчик сейчас сидит передо мной.

ГЛАВА 81

Микки Филипс лежал на боку и сладко похрапывал. Линн Виндзор, опершись на локоть, наблюдала за ним.

Она вынуждена была признать, что это была хорошая ночь. Когда она звонила Микки, то ничего особенного не ожидала, но он сумел ее удивить. Он был сильным, мужественным, да, но это можно было предсказать, учитывая его профессию. Что оказалось полной неожиданностью, так это его нежность. И влечение к ней. Его уверенность в постели. Ей никогда прежде не доводилось испытывать оргазм от одних прикосновений, но прикосновения Микки… И его таланты в оральном сексе… Ничего подобного она еще не испытывала.

И вот она лежала рядом с ним и смотрела, как он спит. Смотрела не с любовью или нежностью, а с сожалением, потому что это был его первый и последний визит.

Сбросив одеяло, Линн осторожно выбралась из постели. Подошла к куче одежды, которую Микки нетерпеливо сорвал с себя, предвкушая близость. Ее интересовали карманы.

И то, что ее интересовало больше всего, обнаружилось в брюках.

Его айфон.

Она попросила выключить его, чтобы их никто не побеспокоил. На лице его отразилась недолгая борьба, но она так качнула бедрами и поправила на себе белье, что исход спора был предрешен. Он повиновался. А Линн между тем следила за движениями его пальцев, запоминая код блокировки. И вот эти цифры пригодились — по экрану рассыпались иконки. Первым делом она проверила пропущенные вызовы и голосовую почту. Кто-то несколько раз просил его вернуться в участок. Какое-то, дескать, срочное дело. Линн улыбнулась. Она прекрасно знала, что эти люди имели в виду.

Удалив все сообщения в голосовой почте, она открыла папку сообщений. Их тоже накопилось немало, и она удалила все те, где его просили приехать на работу. Остальные касались в основном будничных вопросов: выпить пива, поиграть в мини-футбол и тому подобное. Но одно сообщение выделялось среди прочих. Именно его она и искала.

«Адам Уивер. Нарыл инфо. Бизнес. Импорт-экспорт с литовцем Балхунасом. Харвич. Доставка завтра. ПЕРЕЗВОНИ. ВАЖНО. И ЗАХВАТИ КОШЕЛЕК. Стюарт».

Гнев смешался в ней с паническим ужасом. Глаза сузились до щелок, черты лица исказились.

Как он узнал? Как? И кто такой этот Стюарт? Дыхание участилось, руки задрожали. Она посмотрела на безмятежно спящего Микки. Это было бы так просто — подойти и перерезать ему горло. Он бы даже не проснулся. И все — никакого тебе Стюарта, никакой лишней информации.

Микки повернулся на другой бок.

Она приняла решение. Окончательно и бесповоротно.

В списке контактов Стюарт значился как «Стюарт КИ». Конфиденциальный информатор. Скверный шифр. Она удалила его номер и ввела свой, убедившись, что он у Микки не записан. Затем достала телефон и отослала новое сообщение:

«Адам Уивер. Нарыл инфо. Реальный бандит из Литвы. Много врагов. Вроде как убийца — литовский киллер. Уже там. Можешь не звонить. Стюарт».

Айфон пискнул, приняв сообщение.

Микки заворочался. Линн быстро сунула айфон обратно в брюки, не забыв предварительно его отключить. Микки снова повернулся и открыл глаза.

— Что ты делаешь? — сонно пробормотал он.

— В туалет иду. Сейчас вернусь.

— Не задерживайся.

Она проскользнула в ванную и подождала, пока он снова уснет. Ей еще нужно было восстановить номер информатора и удалить свой.

Но когда она вернулась в спальню, он уже ждал ее. Бодрый. Сна ни в одном глазу.

— Я соскучился, — сказал он, сдергивая с себя одеяло.

Она улыбнулась и примостилась рядышком. Взглянула на него.

— Может, сделаешь перерыв? — хихикнула она.

— Пока ты рядом? Ни за что.

Он обвил ее руками, и губы его отправились странствовать по ее телу. «Он не станет проверять», — подумала она. Не заподозрит, что она к этому как-то причастна. Она надеялась на это.

И, упав навзничь, Линн снова отдалась в его чарующий плен.

Все недавние мысли улетучились.

Злиться она будет после.

«Жалко терять такой источник наслаждения, — подумала она. — Очень жалко. Но в жизни есть вещи поважнее».

ГЛАВА 82

Мальчик был напуган. Вне себя от ужаса. Зато он снова был в клетке. Где ему и место.

Садовник смотрел на него сквозь прутья. И если бы кто-то поднял в этот момент его капюшон, то увидел бы улыбку на его лице.

— Где тебе и место… Думал убежать, да? Нет уж… Ты слишком для нас важен… Да… Слишком. Будущее Сада зависит от тебя. Да…

Мальчик забился в уголок и затравленно следил за своим мучителем. Он старался не плакать. Не позволял себе даже всхлипнуть.

Садовник окинул взглядом окружающее пространство. Отлично. В самый раз. И как он раньше не догадался?

Конечно, сложно было заново все обставить, но ему не оставили выхода. Прежний дом был до сих пор огорожен. Но он уже раздобыл все, что нужно: новые инструменты, новый верстак. Все было на месте. И стены уже были испещрены необходимой символикой.

Конечно. Этим он озаботился первым делом.

Символы. Жизненный цикл. Времена года, времена жизни. Рождение, смерть, перерождение. И так далее. Пол всему его обучил. Он все понял.

Пол… Он слышал, как тот плачет — жалобно, тихо, но не обращал на него внимания. Он был слишком увлечен символами.

Всему свое время, всему свой сезон. «Все в саду живет, все в саду когда-нибудь умирает». Это были слова Пола. И Садовник принял их близко к сердцу. Потому что Садовник хотел, чтобы Сад продолжал жить. Так оно и вышло. Пускай для этого пришлось кое-чем пожертвовать.

Каждое время года. Каждое солнцестояние. Каждое равноденствие. Ребенок должен быть принесен в жертву, чтобы Сад и впредь процветал. Он убедил в этом всех остальных Старейшин. Если они хотят распоряжаться Садом, то должны позволить ему поддерживать жизнь в Саду.

И он это делал. Долгие годы. Столько лет, что сам уже сбился со счета. Выбрать ребенка, подготовить его, принести в жертву. И Сад не погибнет.

Ребенок всегда использовался целиком — и кровь, и кости, и плоть. Все было кстати, ничего не пропадало зря. Это подпитывало Сад. Укрепляло Сад. Помогало Саду расти. И сейчас Сад нуждался в помощи больше, чем когда-либо прежде. Именно поэтому этот жертвенный мальчик имел такую важность. Потому что он был там. Он сам видел, что происходит. Сад умирал.

Все остальные Старейшины могли сколько им вздумается болтать о свежей крови, обновлении и прочем. Но если он не принесет ребенка в жертву, если не ублажит землю, то Сад никогда больше не даст плодов. А он должен давать плоды.

Должен.

Но у жертвоприношений была и вторая причина.

Он наслаждался ими.

Он блаженствовал от криков и воплей. Он купался в крови — и во власти.

Контролировать все переходы. От жизни к смерти, от смерти к перерождению. Все было в его власти.

Всем повелевал он.

…Он снова взглянул на мальчика, отпрянувшего в страхе еще дальше. Цепь на его ноге тихонько звякнула.

— Ты должен быть польщен, — сказал он. — Тебе выпала большая честь. Ты избранный. Скоро, уже совсем скоро…

И он снова отвернулся.

Он не слышал криков мальчика.

Не слышал криков Пола.

Он просто пошел нарвать цветов.

ГЛАВА 83

Фил онемел. Как будто тело его отделилось от мозга, а все нервные окончания в одночасье отмерли. Комната превратилась в длинный, сужающийся в перспективе туннель. Он словно смотрел на свою возлюбленную и на человека, которого считал отцом, не с того конца телескопа.

Чувство это продержалось недолго. Взаимоисключающие эмоции, которые пробудил в нем рассказ Дона, дозрели и наконец рванулись адреналином в кровь; нечто схожее он, должно быть, испытал бы в автокатастрофе.

Он не знал, на кого смотреть, не знал, к кому обратиться. Взгляд его, пометавшись из стороны в сторону, упал на Марину.

— Ты знала? — спросил он.

Адреналин в крови уподобился ножу и резал в самое сердце. Его предали.

— Ты знала?

— Узнала за пару часов до тебя, — сказала Марина, взглядом умоляя простить ее. Меньше всего на свете ей хотелось усугублять его страдания. — Мы с Доном поговорили как раз перед тем, как ехать в больницу. Я сказала, что ты должен знать.

Больше говорить с ней было не о чем. Он понимал, что его одолевают сложные, тонкие эмоции, но справиться с ними в данный момент он не сумел бы. Ему нужны были эмоции простые, грубые. И первой из них оказался гнев.

— Ты знал, — зловещим шепотом процедил он. — Все это время знал… Все эти годы… Всю мою жизнь… Знал и молчал.

Дон опустил глаза, вздохнул.

— Мы думали, так будет лучше… Лучше будет не знать… — устало произнес он.

Фил кивнул, поджав губы.

— Ага. Значит, каждый раз, когда я спрашивал о своих родителях и ты говорил, что ничего не знаешь…

Дон по-прежнему молчал. Ковер на полу полностью завладел его вниманием.

— Каждый раз… Каждый раз ты отговаривал меня. Не надо их искать, твердил ты. Всякий раз. Когда я был моложе…

В глазах Дона читалась боль. Страдания его, по-видимому, ни в чем не уступали страданиям Фила. Его лицо словно окаменело от боли; он силился, но не мог произнести нужные слова.

А Фил продолжал:

— Ты говорил, что я не смогу их найти. Что ты пытался, но они как сквозь землю провалились. Каждый раз… Ты каждый раз обманывал меня, Дон… Врал… И моя сестра… Сестра…

— Тебе лучше было не знать, — сказал Дон, борясь с подступающими слезами.

— Лучше? — Фил горько рассмеялся. — Лучше? А может, я сам должен был решить, как лучше?

Дон промолчал. Губы его мелко подрагивали.

— Ты не согласен? — уже громче спросил Фил.

— Нет. — Дон тоже повысил голос. — Может, если бы это было обычное усыновление… Если такое вообще бывает! Но не в нашем случае, нет…

— Почему?! — Фил сорвался на крик.

— Потому что тебя там не было… Ты не видел того, что видел я…

Дон закрыл лицо рукой, по его щекам текли слезы.

Тишина, оказывается, может оглушать, как разорвавшаяся бомба. Все трое сидели неподвижно. Не смея шелохнуться. Вопросы всплывали, набухали и лопались, не дождавшись ответа…

Но не все.

Фил взглянул на Марину.

— Эти мои кошмары… И рисунки на стене… И клетка… И мужчина в маске… — Кулаки его нервно сжимались и разжимались. — Почему?

— Потому что они были в реальности, — сказала она. Спокойно, доверительно. — Они — часть твоей жизни. Аспекты твоей жизни.

— Но я… Я не знал… Я не мог запомнить…

— Нет. Ты был еще слишком маленьким. Твой разум тогда еще не сформировался окончательно. И если бы тебе повезло, все это прошло бы бесследно. Но настолько чудовищные воспоминания, увы, всегда оставляют отпечаток. Мозг всего лишь блокирует их. Прячет. Подавляет.

Фил кивнул.

— Но почему именно сейчас?

— Как я уже сказала, это чудовищные воспоминания. Сознание их скрыло, но не смогло уничтожить. Потому что это все же было. И события тех лет дремали где-то в глубинах твоего разума, ожидая толчка, искры… И толчок был дан. Искра зажглась.

— Понятно…

Голова у Фила шла крутом. Внутри черепа как будто растревожили осиное гнездо. Голос Марины с трудом пробивался сквозь этот шум.

— Ты совсем не помнишь своих родителей?

Фил закрыл глаза, но не мог сосредоточиться из-за постоянного гудения.

— Нет.

— Ну, может, оно и к лучшему. Если ты видел, как их убили… Не стоит спешить воскрешать эту картину в памяти.

Волна гнева постепенно спадала. Но вопросы продолжали жужжать, а голова — болеть от напрасных попыток найти ответы. Фил не знал, что сказать. Не знал, что ему теперь думать. Какой вопрос задать в первую очередь. Дон и Марина молча ждали.

— А мои приступы паники… — наконец сказал он. — Они тоже как-то с этим связаны?

— Скорее всего, — ответила Марина. — Механизм замещения. Ты никогда не пытался совладать с детской травмой, потому что не знал о ней. Подавил ее силой разума. А она ведь никуда не исчезла — и продолжала атаковать тебя, только уже по-другому.

— И профессию ты себе выбрал не самую подходящую, — добавил Дон.

Фил кивнул. По телу разливалась истома, адреналин схлынул. Он вдруг почувствовал страшную усталость, но в голове родился еще один вопрос:

— А как же гостиница? Почему мне показалось, что я уже бывал там?

— Потому что ты действительно там бывал, — сказал Дон. — Точнее, ты там жил. На территории этой гостиницы находился «Сад».

Фил вздохнул, потер лоб. Все трое снова замолчали.

Первым заговорил Дон.

— Прости меня, сынок. Я… я не знал, как будет лучше. Мы с твоей мамой… с Эйлин, — поправился он, — не знали.

Усталость уже полностью охватила Фила. Он из последних сил улыбнулся и пробормотал:

— Ничего, я по-прежнему буду называть ее мамой.

Дон кивнул, улыбнулся. Марина улыбнулась в ответ — устало, грустно.

— Я еще нескоро смогу с этим свыкнуться, — сказал Фил. — Очень нескоро. Но я постараюсь. — Еще одна героическая улыбка. — Марина любит повторять, что семья — это не только биологическое понятие. Да уж…

Он почувствовал ее прикосновение.

— По-моему, тебе пора спать, — сказала она.

И Фил, уже в полудреме, кивнул в знак согласия.

ГЛАВА 84

Микки повернул ключ в замке и вошел в офис.

От Линн он уехал рано, чтобы успеть заскочить домой, переодеться и принять душ. Она сказала, что помыться он может и у нее и даже вместе с ней. Заманчивое предложение. Весьма заманчивое. Но он устоял перед соблазном.

Ночная похоть — это одно, а дневной рассудок — совсем другое. Ему даже показалось, что его отказ принес Линн облегчение. Очевидно, она тоже серьезно относилась к своей работе. Еще один общий интерес.

Всю дорогу домой его почему-то мучила совесть.

Не за его поступки и уж точно не за поступки Линн: ее поведением в ту ночь он насладился сполна. Оба они насладились своим поведением… По пути на работу он проигрывал в голове лучшие эпизоды, а таких набралось изрядное количество.

Но что-то не давало ему покоя. Что-то тут было нечисто.

И он знал, в чем дело, хотя и отказывался признаться самому себе. Он переспал с женщиной, вовлеченной — пускай и опосредованно — в текущее дело. А это могло поставить все расследование под угрозу.

Паркуясь на стоянке возле участка, он решил, что от этих мыслей надо избавляться. Лучше сосредоточиться на пресловутых «лучших эпизодах», которых должно было хватить на весь рабочий день.

По крайней мере, до следующей встречи с Линн. Ни о чем конкретном они, конечно, не договаривались, но он был уверен, что это всего лишь вопрос времени. Они обязательно встретятся снова.

Когда он вошел в офис с бумажным стаканчиком кофе, его сразу удивила подозрительная для столь раннего часа оживленность коллег. Это был настоящий улей, не то что вчера. Что же произошло? Неожиданный прорыв? Но почему его не поставили в известность? Он растерянно огляделся по сторонам, выискивая взглядом хоть кого-то, кто объяснил бы, из-за чего разгорелся весь сыр-бор.

Долго ждать не пришлось. Заметив, что он вошел, Гласс решительно направился в его сторону. Лицо его напоминало дерево, рассеченное молнией.

— Где тебя, мать твою, носило?! — прорычал он.

Все оглянулись и уставились на Микки.

— В смысле? — нахмурился он.

— Где ты был, я тебя спрашиваю?! Отвечать на звонки не умеешь?

— Да вроде умею, но телефон не звонил. Хотя я не отключал его на ночь.

Микки поспешно отвел взгляд, чтобы Гласс не успел поймать его на лжи. Он помнил, что выключил телефон на всю ночь по просьбе Линн. Еще один повод для угрызений совести. Но перед уходом он включил его, и на экране ничего не высветилось: ни пропущенных звонков, ни сообщений в голосовой почте, ни обычных сообщений. Только одно, от Стюарта, которое он еще не читал. Он достал свой айфон и протянул Глассу.

— Видите, ничего нет. Ни пропущенных звонков, ни сообщений.

Гласс не сразу нашелся с ответом. Вместо этого он несколько секунд молча буравил его взглядом.

— Не дай бог ты меня обманываешь, сержант Филипс…

— Да зачем мне вас обманывать? Какой мне от этого прок? Вы же сами видите, никто мне не звонил. А если и звонили, то, наверное, на какой-то другой номер.

Гласс продолжал буравить его взглядом, как будто иного ответа можно было и не ждать.

— Так что случилось? — пришлось спросить Микки. — Что я пропустил?

Гласс презрительно фыркнул, хотя в его представлении это, наверное, был смешок.

— Чего ты только не пропустил. Через пять минут чтобы был в совещательной!

Но Микки не дал ему уйти.

— А где Фил?

Губы Гласса скривились в подобии ухмылки.

— Он отстранен, сержант Филипс. И если бы ты не отключал телефон, то знал бы об этом.

Микки проводил его ошарашенным взглядом. Может, он ослышался?

Фил? Отстранен?

Недоверчиво покачивая головой, он сел за свой стол и попытался осмыслить услышанное.

Отхлебнул кофе.

И тут его осенило. Если ему звонили всю ночь, пускай даже на выключенный телефон, то куда пропали эти звонки?

Но думать об этом не было времени. Нужно было готовиться к утреннему брифингу.

ГЛАВА 85

Войдя в совещательную комнату, Микки первым делом взглянул на Марину. В его взгляде читался немой вопрос.

«Он уже знает насчет Фила, — подумала она. — Он знает, что его отстранили от расследования, но не знает за что». Он еще многого не знает. Не знает, как она провела эту ночь…

Микки уселся, по-прежнему не спуская с нее глаз. Она тоже посмотрела на него. Сказать она ничего не могла, да и не знала, что ему можно рассказывать, а о чем лучше умолчать.

Вошел Гласс — как всегда, деловитый, бодрый. Положил на стол папку, обвел собравшихся взглядом. Марина заметила, как на его губах промелькнула улыбка. И за эту мгновенную улыбку она стала презирать его еще больше. Особенно если вспомнить, что Дон рассказал им вчера об этом человеке.

— Ну что же, приступим, — сказал Гласс. — Для начала давайте подытожим, что у нас имеется на данный момент. — Он искоса взглянул на Микки. — Мало ли. Может, кто-то не в курсе.

Марина заметила, как Микки покраснел от смущения. «Отлично, — подумала она. — Гласс умудрился за считаные секунды настроить против себя всех своих подчиненных. Блистательные менеджерские навыки!»

— Финна — мальчика, которого нашли в подвале на Ист-Хилле, — похитили из главной больницы вчера вечером. Похитителя звали… — Он сверился с записями: — Самюэль Листер. Он работал в больнице, занимал руководящую должность. Ранее не привлекался. Совершенно чист перед законом. Как вы уже, наверное, знаете, он передал ребенка сообщникам, личность которых не установлена, и застрелился прямо на парковке.

Марина следила за реакцией Микки. Тот явно опешил и растерянно озирался по сторонам.

— А где Анни?

Гласс не ответил.

— Детектив-констебль Анни Хэпберн. Где она?

Гласс устало вздохнул, как будто любопытство Микки его раздражало.

— Детектив-констебль Анни Хэпберн находится в больнице с огнестрельным ранением, полученным в ходе похищения мальчика.

— Как она себя чувствует?

— Нормально она себя чувствует. Насколько нам известно, ранение средней тяжести.

Микки явно испытал облегчение от этих слов.

Гласс продолжил:

— А вот Дженни Свон, детскому психологу, работавшему с мальчиком, повезло меньше. Она сейчас в реанимации в критическом состоянии. Теперь я слушаю вас.

— А что известно о людях, которые увезли ребенка? — спросила Джейн Гослинг.

— Я как раз собирался об этом спросить. — Гласс выразительно глянул на Эдриана Рена.

Тот встал.

— На камерах почти ничего не видно, — сказал он и в подтверждение своих слов передал фотографии. — Это кадр с камеры слежения на стоянке. Как вы видите, это зеленый внедорожник, «Рэндж-Ровер». Старый, побитый. Я попытался найти крупные изображения лиц, но…

Он попросил передать по кругу еще один снимок. Лицо водителя было размыто, а там, где у пассажира должна была быть голова, темнело какое-то пятно.

«Капюшон! — догадалась Марина. — Он был в капюшоне».

— Похоже, — продолжал Рен, — лицо его чем-то прикрыто, чтобы никто не смог его опознать.

— Это капюшон, — сказала Марина, и все взгляды обратились на нее. — Это был капюшон. Я своими глазами его видела. Похоже, из мешковины или джутового полотна.

— Значит, это точно не маска из магазина приколов, — заметил Микки.

— Номер машины не попал в кадр. Мы прогнали цифры через компьютер, но ничего не нашли. Есть все основания полагать, что номер краденый. Возможно, и машину тоже угнали.

— А что насчет городских камер?

— А ничего. То ли они специально ехали так, чтобы избегать их, то ли где-то скрылись почти сразу. Главный инспектор Гласс преследовал их, но упустил. Он передал ориентировку всем постам. Машину высматривали даже с вертолета, но она словно растворилась в воздухе. Мы, конечно, продолжим поиски…

Рен сел на свое место.

— Спасибо, Эдриан, — сказал Гласс. — Сержант Филипс, послушаем вас.

Микки встал. Марина сразу поняла, что он чем-то недоволен. «Интересно, — подумала она, — он воспользуется этим шансом, чтобы высказаться, или просто доложит?»

И скоро она получила ответ на свой вопрос.

ГЛАВА 86

Фил открыл глаза.

И в эти первые, благословенные секунды он чувствовал себя абсолютно никем и ничем. Он мог еще стать чем угодно. Кем угодно. Мог куда угодно попасть. Его биография еще не была написана, его личность не была сформирована, а разум еще цеплялся за сон, не привязанный к пробудившемуся телу. Это быстро кончилось. Через пару секунд он вспомнил, где он и что с ним произошло.

Вспомнил, кто он.

И со стоном повернулся на другой бок. Закрыл глаза.

В голове он проигрывал вчерашние события — на случай, если упустил какие-то детали. Снова и снова. О чем же он думал? Что он испытывал? Что принесло ему это открытие: облегчение или новые проблемы и новую неопределенность?

Рано или поздно ему все-таки пришлось открыть глаза. Нельзя же валяться в постели целый день. И тут он вспомнил, что его отстранили от расследования. Голова, будто утяжеленная этой печальной мыслью, буквально рухнула обратно на подушку. Новый уровень страдания. Новый вид несчастья.

Он взглянул на часы. Марина, должно быть, ушла и не стала его будить. Он прислушался: Джозефины дома тоже не было. «А-а, — вспомнил он, — она же осталась на ночь у Дона и Эйлин».

Нет, валяться в постели целый день нельзя. Он отбросил пуховое одеяло и встал. Проблемы не рассосутся сами по себе. Проблемы надо решать. А для этого нужно кое-куда пойти и кое-что сделать.

Он пошел в ванную и включил душ.

Улыбнулся.

Он уже знал, куда отправится первым делом.

ГЛАВА 87

Микки встал, окинул взглядом совещательную. «Слишком много свободных мест, — подумал он. — Слишком многих тут недостает». Затем взгляд его упал на Гласса. А вот лиц, которые ему не хотелось видеть, напротив, многовато.

Он быстро заглянул в блокнот и снова поднял глаза.

— Есть какие-нибудь новости насчет убийства Адама Уивера? — спросил Гласс.

Микки ответил не сразу. Он вспомнил сообщение Стюарта. Странное сообщение. Может, он ожидал услышать нечто иное? А может, ему просто хотелось услышать нечто иное? А может, и то и другое вместе. В любом случае крайне странное сообщение. И тем не менее он вынужден был поделиться этой информацией с коллегами.

— Я тут поспрашивал, прозондировал, так сказать, почву… И один осведомитель сообщил довольно интересные подробности.

Гласс явно заинтересовался его словами.

— Ничего сногсшибательного, но вроде бы ходят слухи, что это было заказное убийство.

— Заказчик здешний? — спросил Гласс.

— Нет, из Литвы. — Микки и сам не верил в то, что говорит, но виду старался не подавать. — Больше он ничего не знает.

Гласс одобрительно кивнул.

— Вот и мне так казалось, — сказал он. — Если это правда — а на правду это очень похоже, — то резонно будет предположить, что убийца уже вернулся в Литву.

— Да, но кое-что не сходится. Ни орудие, ни способ убийства не являются типичными для профессиональных киллеров.

— Это еще почему?

— Ну, во-первых, это был нож. Для того чтобы зарезать человека, нужно подойти к нему вплотную. А вплотную мы обычно подпускаем только своих знакомых. Киллер мог бы выстрелить издалека. Быстро, чисто, никаких проблем. Всадил пулю — и бегом.

— Может, на Востоке так принято, — ухмыльнулся Гласс.

— Во-вторых, вспомните, сколько ему нанесли ранений. Ник Лайнс еще не успел их сосчитать, но как минимум двадцать. Все это указывает на то, что Уивер был лично знаком с убийцей. Это не могло быть профессиональное убийство.

— И тем не менее информатор настаивает на обратном, — сказал Гласс. Он призадумался и наконец вынес вердикт: — Ладно, сержант Филипс. Когда нутром чуешь, что что-то не так, лучше лишний раз проверить. Работай в том же направлении.

— Спасибо, сэр.

— Но особо не обольщайся. И не забывай об остальных версиях.

— Хорошо, сэр.

— Спасибо, сержант Филипс.

Микки сел с недовольным видом. Джейн Гослинг прошептала ему на ухо:

— Похоже, кое-кому светит командировка в Вильнюс. Бросим монетку?

Микки улыбнулся.

— Марина?

Она послушно встала. Как всегда, одета с иголочки, аккуратно накрашена. И все-таки она выглядела измученной. Как будто не спала всю ночь. Микки вспомнил, какими они с Филом были вчера. Вроде бы вместе, но и врозь. Не хотелось, конечно, строить догадки, но разлад между ними был налицо.

— Ну что ж. Я провела подробный анализ рисунков на подвальной стене и в доме по соседству. Я проверила их на соответствие с другими образцами в крупной базе данных и могу с уверенностью заявить, что это календари. — Она раздала фотографии. — Сначала я думала, что создатель этих календарей опирался на зодиакальные знаки, но потом поняла, что принцип тут другой, сезонный. — Она указала на нужный участок фотографии. — Видите? Это летнее солнцестояние. А это осеннее. И так далее. Календарь расположен на стене таким образом, чтобы равноденствие всегда оказывалось наверху. Если вы присмотритесь, то увидите, что под ним есть несколько других слоев. Это многолетний, как бы подвижный календарь. И ближайшее событие в нем всегда будет сверху.

— И когда же будет осеннее солнцестояние? — спросил Микки.

— Хороший вопрос, — сказала Марина. — Да прямо сейчас. Сегодня — последний день. И, исходя из того, что мы выяснили самостоятельно и что сказал нам мальчик — а сказал он, положа руку на сердце, немного, — могу вас заверить, что мы имеем дело с серийным убийцей.

ГЛАВА 88

Гласс отнесся к ее заявлению скептически.

— Мисс Эспозито, вы только не подумайте, что я ставлю под сомнение ваши расчеты и умозаключения, но все же вынужден спросить: вы в этом уверены на сто процентов?

— Да. На сто процентов. Я не привыкла разбрасываться подобными утверждениями.

— Безусловно. Но серийный убийца…

— Это не первый случай в моей практике.

Микки видел на ее лице смущение. И немудрено. Ей не хотелось обращаться к Глассу по имени: слишком фамильярно. Но по званию было бы слишком формально. Поэтому она предпочла обойтись вовсе без обращения.

— В общем, я знаю, о чем говорю.

— Какие у вас доказательства?

— Признаю, что косвенные. Но ребенка в клетке мы нашли как раз на солнцестояние. И подвал был явно подготовлен для совершения некоего ритуала.

— Пришли предварительные результаты анализа ДНК, — вмешался Эдриан. — На верстаке и инструментах обнаружена кровь.

— Спасибо, — сказала Марина. — Подвал был подготовлен для ритуального убийства. И, судя по календарю на стене, этот человек совершает подобные убийства регулярно. Четыре раза в год. Умножьте это на общее количество лет… — Она пожала плечами. — Получается самый что ни на есть серийный убийца.

— Но зачем он это делает? — спросил Гласс. — Какая ему от этого выгода?

— Не знаю. Это сложный вопрос. Само собой, он этим, прежде всего, наслаждается. Как бы они это ни объясняли, как бы ни приукрашали, в основе всегда лежит сексуальное удовлетворение. Но это еще не все. Календарь, инструменты… Думаю, он считает, что руководствуется какими-то высшими мотивами. Как только мы выясним, какими именно, поймать маньяка станет гораздо проще.

— Ясно, спасибо.

— И не забывайте, что время почти истекло, — добавила Марина. — Как я уже сказала, сегодня последний день осеннего солнцестояния. Финна похитили вчера вечером. Убийца должен во что бы то ни стало совершить жертвоприношение. Если мы хотим увидеть мальчика живым, надо поторопиться: времени у нас ровно до полуночи.

В комнате воцарилась тишина.

— Он подыскал себе другое место, — продолжала она. — Не Ист-Хилл, но что-то похожее. Найдете место — найдете и преступника. И, будем надеяться, мальчика тоже.

— А где нужно искать? — спросил Гласс.

— Этого я пока не знаю, но уже работаю над географическим профилированием. Посмотрим, что это даст.

— Если он убивает уже несколько лет, то где же тела? — спросила Джейн.

— Хороший вопрос.

— Мы прошлись с радаром по всей территории между домами, — сказал Эдриан. — Пока безрезультатно. Но мы продолжим поиски. Не могли же эти тела испариться.

— Спасибо, — сказал Гласс.

Марина села. Но Микки заметил, что она что-то утаивает. Он не осуждал ее за это, но хотел бы знать почему. В конце концов, он тоже не был предельно откровенен.

— Значит, ситуация такова, — сказал Гласс, подводя черту. — Поиски мальчика — наша первостепенная задача. Найдите машину. Найдите его. И остановите человека, который хочет причинить ему вред.

«Отлично сказано!» — ехидно подумал Микки.

— Я подал заявку на кадровое подкрепление, — продолжал Гласс. — Будем надеяться, ее рассмотрят до конца дня. Как вы все, должно быть, уже знаете, детектив-инспектор Бреннан временно отстранен от занимаемой должности. Я понимаю, что многих это шокировало, но поверьте: выбора у меня не было. Он отрицал всякую дисциплину, вел себя крайне неосмотрительно и мог подвергнуть риску все наше расследование, а то и ваши жизни. Боюсь, у меня не оставалось выбора.

Гласс притворно вздохнул, как будто это было самое трудное решение в его жизни. Микки не поверил ни единому его слову.

— Временным руководителем назначен детектив-сержант Филипс. Он будет лично отчитываться передо мной.

Микки не смог скрыть своего удивления.

— Вопросы будут?

Вопросов не было.

— Хорошо. Работы у нас непочатый край. Давайте постараемся спасти этому мальчику жизнь.

Все начали расходиться. Гласс остался сидеть за столом.

— Марина, можно вас на секунду? — окликнул Микки.

Марина кивнула.

Он еще не знал, о чем будет с ней говорить, но понимал, что разговор предстоит не из приятных.

ГЛАВА 89

— Привет.

Анни с трудом открыла глаза. На то, чтобы сфокусировать взгляд, ушло какое-то время, но когда ей это все же удалось, губы расплылись в слабой улыбке.

— Привет, — прошептала она и снова закрыла глаза.

Фил сел на стул у кровати. Три четверти стены в этой одноместной палате занимали окна. Спокойная, умиротворяющая обстановка. Воздух, свет. Полная противоположность темной пещерки Финна.

Филу сложно было подобрать наряд для этого визита. На работу он ходил в повседневной одежде, которую мог бы надеть и сейчас, но тогда почувствовал бы себя прогульщиком и обманщиком. Поэтому он пошел на компромисс: джинсы, кроссовки, куртка и футболка. Вместо рубашки и галстука.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он осторожным шепотом.

— Как будто меня подстрелили, — с улыбкой ответила Анни.

Фил улыбнулся в ответ.

— Больно?

— Не очень. — Говорила она медленно и неразборчиво. — Было бы гораздо больнее, если бы меня не накачали морфием…

Она снова улыбнулась и закрыла глаза.

В коридоре Фил успел перекинуться парой слов с медсестрой. Анни сразу отправили в операционную. Пуля прошла практически навылет, слегка задев лопатку. Осколки кости извлекли, рану зашили.

— Врачи говорят, важные органы не задеты, — пробормотала она. — Но когда пройдет наркоз, будет больно до чертиков.

— Так пусть еще вколют.

— И это совет от моего босса: больше морфия! — Она выдавила из себя короткий смешок. — Постыдился бы…

Ей, видимо, было трудно говорить. Фил молча ждал, пока она наберется сил для новой фразы.

Анни снова открыла глаза. Не без усилий. Лоб ее прорезала глубокая морщина.

— А где Микки? Почему он не пришел?

Фила тронуло ее волнение. Он знал, что эти двое ни за что не признаются в своих чувствах, столь очевидных для окружающих.

— Не знаю, мы не разговаривали. Может, он еще не в курсе.

— Не разговаривали? — Опять эта морщинка на лбу. — Почему?

— Анни, меня же отстранили от расследования. Ты забыла? Я на какое-то время перестал быть полицейским.

— Ах да, точно.

— Ах да, точно? И все? Я думал, тебя это хоть немножко обеспокоит.

— Я беспокоюсь. Ужасно. И ты наверняка бы это заметил, если бы меня не обкололи лекарствами.

Оба улыбнулись.

— Гласс… Он никогда мне не нравился.

— Вынужден согласиться.

И снова морщинка на лбу.

— Дженни Свон… Она ведь тоже была в палате. Он подстрелил ее первой. Как она?

Фил потер подбородок.

— Не очень. Я поговорил с медсестрой. Врачи борются за ее жизнь. Листер, может, и не очень удачно выстрелил в тебя, но к Дженни Свон он стоял ближе. Ей повезло меньше.

Анни слабо кивнула, но ничего не сказала.

Они какое-то время помолчали. Первой заговорила Анни:

— Она наладила с ним контакт. С Финном. Я уверена.

— Как?

— Не знаю. Но он заговорил. Оказывается, он жил в каком-то саду…

— Ага. — По спине Фила побежали мурашки. — «Сад» — это название коммуны, которая… исчезла много лет назад.

— Я об этом не знала. Но он сказал, что жил там. В саду.

Фил попытался скрыть отчаяние, сквозившее у него в голосе.

— А где этот «Сад», он не говорил? Не описывал его?

— Говорил, что он сделан из… металла. Весь из металла.

— Металла? В смысле? В помещении?

— Он сказал, что всегда находился в помещении. Никогда не бывал на улице. Поэтому он и боялся больницы. Представляешь, ни разу не был на улице… Он этого, конечно, не смог сказать, но мы догадались.

— Господи…

— Ага. Сказал, что они по свету понимали, когда ложиться, а когда вставать.

— По свету?

— Мы поняли, что это было какое-то искусственное освещение.

— И он был… под землей? А где это было, вы не поняли?

Анни покачала головой и поморщилась: это нехитрое движение отозвалось адской болью.

— Нет, он просто сказал, что… часто слышал кашель. Постоянно кто-то кашлял. Похоже, там никто долго не задерживался.

Фил пытался осмыслить услышанное. Мир вокруг вращался, словно волчок.

Он снова взглянул на Анни. Похоже, разговор отнял у нее силы. Она почти спала. Он не хотел бы помешать ее выздоровлению.

— Я, наверное, пойду, — сказал он.

Она кивнула ему сквозь сон.

— Но скоро обязательно вернусь.

— И Микки приведи.

— Хорошо.

Он встал, не зная, как попрощаться: пожать руку, поцеловать в лоб? Как показать, что она ему небезразлична? Он легонько сжал ее кисть в своей. Она улыбнулась и погрузилась в дрему.

А он ушел.

Уже по пути к парковке он вспомнил, что целый день не проверял голосовую почту. Достал телефон, набрал нужный номер…

…И с безумными глазами помчался к машине.

ГЛАВА 90

— Вызывали?

Марина прошла вслед за Глассом в его кабинет и остановилась у стола. Он уселся, взглянул на монитор компьютера и раскрыл перед собой папку. «Хочет показать, кто тут начальник, а кто подчиненный», — поняла она. Но у нее не было времени на эти хитрые игры.

Гласс молчал.

Она взглянула на часы и повернулась к двери.

— Вы, судя по всему, заняты, я зайду потом.

— Нет-нет, — тотчас откликнулся он. — Это срочно.

Она снова повернулась к нему. Подождала. Формулировки, которые он выбирал, не внушали оптимизма.

— Присядь.

— Я постою. Меня ждут неотложные дела.

Гласс вынужден был признать свое поражение, пускай и неохотно.

— Как хочешь. Марина, ты знаешь, как я тобой восхищаюсь. Ты блестящий специалист. Прекрасно выступила на брифинге: проницательный, обоснованный доклад. Я знаю многих полицейских, которым штатная должность психолога кажется излишеством, баловством, но сам я к их числу не принадлежу. За психологией будущее, это несомненно.

Он откинулся на спинку кресла, давая понять, что речь окончена. Марина расценила это как сигнал.

— Спасибо.

«Но есть одно но, — подумала она. — Весь этот трогательный спич — всего лишь подготовка к одному но».

— Тем не менее, — сказал он.

A-а, не «но», «тем не менее». Она удивленно вскинула бровь, но Гласс не следил за ее мимикой.

— Боюсь, в данный момент я не могу с тобой сотрудничать. Она вспыхнула как спичка, но тут же обуздала себя. Надо локализовать пламя гнева, пока не начался полномасштабный пожар.

— Почему же?

Он недоуменно развел руками, как будто это было ясно и ребенку.

— Потому что ты живешь с Филом. Ты в группе риска.

Гнев все же прорывался наружу отдельными языками пламени.

— Что-что? Потому что я живу с неугодным вам человеком? Интересно, а мужчине вы бы такое посмели сказать?

Гласс был искренне озадачен.

— А это тут при чем?

Она подошла ближе к столу и угрожающе нависла над Глассом.

— Вы бы никогда не сказали ничего подобного мужчине, потому что понимали бы: он сможет принимать решения независимо, не советуясь со своей женушкой. Я же, в вашем представлении, на независимость не способна.

— Я не говорил…

— По-моему, это попахивает сексизмом. И я уверена, что профсоюз со мной согласится.

Гласс стушевался. Он явно не рассчитывал на подобный поворот событий. Перевес был на стороне Марины. И она продолжала склонять чашу весов.

— Вы ставите под сомнение мои профессиональные навыки? Я не выполняю свои обязанности на должном уровне?

— Нет, что ты…

— Вот именно. Тем более вы сами сказали, что удовлетворены моей работой. Сказали — и тут же отстранили меня от расследования. Если вы считаете, что я не справляюсь со своими обязанностями, то пожалуйста, но…

В этот момент открылась дверь и в кабинет вошел Микки. Он сразу почувствовал напряжение.

— Извините, я зайду позже.

— Можешь не уходить, Микки. Наш руководитель только что отстранил меня от расследования.

— Что?

— Я, видите ли, нахожусь в группе риска. Дело не в моей работе — дело в том, что я живу не с тем мужчиной. Это, вероятно, снижает мою производительность труда.

Гласс встал из-за стола. Он явно сердился.

— Я только сказал…

Микки не дал ему договорить.

— Нет. Извините, сэр, но вы не правы.

Гласс не поверил собственным ушам.

— Что? Что ты сказал?

— Марина — чрезвычайно ценный работник, сэр. Незаменимый член команды с безупречным послужным списком.

— Мы можем нанять другого психолога, если ты…

— Мы пробовали, сэр. Ни к чему хорошему это не приводило. Я лично не хотел бы работать ни с каким другим психологом.

— Вы оспариваете целесообразность моего решения, сержант Филипс?

— Боюсь, что так, сэр.

— Как ваш непосредственный начальник я…

— При всем уважении, сэр, этим расследованием руковожу я. Вы сами меня назначили. И как руководитель я хочу, чтобы Марина осталась. Она, повторюсь, слишком ценный кадр.

Гласс готов был испепелить их обоих взглядом. Марина видела, как обычная злость в его глазах превращается в ненависть. У него задрожали руки. Можно было лишь догадываться, что он сейчас хотел бы сделать.

Ярость не давала ему говорить. Он молча обогнул свой стол и вышел из кабинета. Они видели, как он пересек главный офис и скрылся в дверях. Ему явно хотелось хлопнуть ими, но двери, к сожалению, были створчатые.

Оба какое-то время молчали.

— Спасибо, — наконец сказала Марина.

Он вздохнул с облегчением и улыбнулся.

— Да не за что. Я не позволю ему лишить меня еще одного друга.

— Это хорошо.

— Ну, тогда за работу.

Марина отсалютовала ему.

— Так точно!

И вернулась за рабочий стол.

ГЛАВА 91

— Это здесь. Вот он.

Фил остановился на тротуаре перед домом Донны Уоррен. С ним был Дон.

— Кажется, никого нет, — сказал он.

— Ага. — Фил подошел к двери. — Но я все же постучу на всякий случай.

Он позвонил Дону сразу же, как только прослушал голосовую почту.

Он поверить не мог, кто оставил ему сообщение.

— Привет, — говорила она с явной неловкостью в голосе. — Это… Роза Мартин. Детектив-сержант Роза Мартин, если еще помнишь такую. Думаю, все-таки помнишь. Точнее, уже детектив-инспектор. — Вздох. — Если это вообще было настоящее повышение… Короче, мне надо с тобой поговорить. Насчет Гласса. Брайана Гласса. Он сейчас твой главный инспектор. — Опять пауза, чтобы подобрать нужные слова. — Не доверяй ему. Серьезно. Не доверяй ему. За ним такое числится… И у меня есть доказательства. Я сейчас держу их в руках. Это… Короче, ты не поверишь. Тут такое написано… — Снова вздох. И смешок. — А я не могу поверить, что звоню тебе. Тебе, подумать только! Если учесть, как я тебя ненавижу, говнюка эдакого… Ну, ты и сам об этом знаешь. Это ни для кого не новость. Но ты хотя бы честный. И тебе я могу доверять. А мне сейчас нужен человек, которому я могу доверять. — Пауза. Потом она продолжила, заикаясь и сомневаясь в каждом слове: — И ты, в конце концов, спас мне жизнь. А я тебя так и не поблагодарила. А потом как-то… В общем, я отвлеклась. — Голос снова окреп. — Слушай, это очень важно. Если я тебе больше не позвоню, поезжай по этому адресу. — Она продиктовала адрес. — Там будет Донна. Донна Уоррен. Она обо всем расскажет. А еще у нее будет книжка — вернее, тетрадь. Дешевая синяя тетрадка. Обязательно прочти ее. А я сейчас ему позвоню. Глассу. Дам ему возможность объясниться. Сдаться. А если не получится…

Снова пауза, но уже длиннее. Такая длинная, что Фил заподозрил, не повесила ли она трубку.

Но Роза продолжила, и голос ее снова задрожал:

— Приятно было познакомиться. Вернее, ни хрена не приятно, но ты понял.

И все. Обрыв связи.

Фил глянул, когда она звонила, и попытался вспомнить, где находился в это время, чем был занят. Да, он был в больнице. Разговаривал с Самюэлем. Он вспомнил, что у Гласса телефон зазвонил в следующую же секунду. И теперь он знал, кто ему звонил. После того звонка Гласс исчез.

Он позвонил Дону.

— Ты не на работе? — спросил он.

— Думаю, один день они без меня перекантуются, — ответил Дон. — Похоже, тебе я сейчас нужнее.

Фил не стал на это ничего отвечать.

Они встретились на Барак-стрит, и он дал прослушать Дону сообщение из голосовой почты.

— Что скажешь?

— По-моему, дело серьезное, — сказал тот. — Без дураков. Она бы не стала звонить тебе по пустякам.

Фил не мог с ним не согласиться.

— И насчет Гласса… Думаю, она права.

— В смысле?

— Я тоже ему никогда не доверял. Давно уже.

Фил непонимающе уставился на Дона.

— Я хотел тебе обо всем рассказать…

— Когда? — с досадой выкрикнул Фил. — Когда я вырасту?

— Прости. Слушай, как ты вообще? Держишься?

— Нормально, — откровенно солгал Фил. — Превосходно.

— Может, стоит…

— Потом это обсудим. Есть дела поважнее.

…Он постучал. Никто не откликнулся.

Еще раз, громче. Костяшки пальцев заболели, но ответа по-прежнему не было.

— Никого нет, — сказал Дон.

Фил отошел от двери и заглянул в грязное окно. Потом посмотрел на Дона.

— Придется ломать дверь.

ГЛАВА 92

Микки уселся за рабочий стол и занялся тем, что ненавидел больше всего на свете, — бумажной волокитой. Точнее, электронной волокитой, поскольку почти все материалы были выложены онлайн.

После того как Гласс со скандалом удалился, он старался не привлекать к себе внимания. Вокруг не происходило ничего примечательного, так что оставалось лишь искать, где еще наследил господин Шо.

Зазвонил телефон.

Сначала он подумал, что это Линн. Хочет, наверное, напомнить, какую чудесную ночь они провели вместе, и спросить, когда это повторится. Микки сладострастно улыбнулся, доставая трубку.

Номер не определен. «Что ж, фантазии придется отложить до лучших времен», — разочарованно подумал он. Наверное, хотят ему что-то продать. Он приготовился уже отказаться от самого выгодного предложения…

— Детектив-сержант Филипс, — представился Микки.

«Это умерит их торгашеский пыл, — подумал он. — Может, сразу отключатся».

Но продавать ему ничего не собирались.

— Ты вообще нормальный?

Раздраженный голос обескуражил Микки. Знакомый раздраженный голос.

— Прошу прощения?

— Еще бы ты не просил!

Он понял, кто это. Стюарт. Его осведомитель.

— А за что я должен просить прощения, Стюарт?

— За то, что я ради тебя жопу рву!

Микки вконец растерялся. Ну, пускай говорит, а он послушает. Авось что-нибудь поймет.

— Ты о чем?

— Не так-то просто было все это разузнать, между прочим. Я шкурой своей рисковал.

— Разузнать? Что разузнать?

— То, что ты просил разузнать! Котелок уже не варит, да?

— Ты рисковал шкурой? Чтобы сообщить мне, что Уивера, по всей вероятности, убил какой-то литовский киллер?

Пауза.

— Что? Что ты несешь? Киллер? Я не писал тебе ни о каком киллере.

Это уже интереснее. Микки прикрыл трубку ладонью, чтобы никто не смог услышать их разговор.

— А о чем же ты тогда писал, Стюарт?

Раздраженный вздох.

— Сам знаешь о чем. Ты получил мое сообщение. В чем дело? Не можешь сейчас говорить?

Микки снова взглянул на экран. Номер не определен.

— Думаю, нам стоит встретиться, Стюарт.

— Еще как стоит! Я тебе о том же твержу.

— Когда?

— Сейчас же. Дело срочное, будто сам не знаешь.

— На том же месте. Через десять минут.

— Хорошо. И лопатник захвати, пригодится.

— Погоди. Ты что, с нового телефона звонишь?

— Конечно, — с издевкой сказал Стюарт. — Я же из денег сделан, а не из мяса. Да не менял я телефон. У тебя что, не записан мой номер? Так запиши.

Он отключился.

«Так и я знал! — подумал Микки. — Странное какое-то было сообщение».

И это подсказывала ему не интуиция копа, а обычный здравый смысл.

Он записал номер, с которого только что звонил Стюарт, и сверился со списком контактов.

Номера были разные.

Микки задумчиво почесал подбородок. Надо все это обмозговать. Он прошелся по всей записной книжке, но нужного номера так и не нашел. Не может такого быть. Может, он ошибся? Да нет же. Абсолютно другой номер. А он только вчера ему звонил. К тому же Гласс названивал ему всю ночь… Да, телефон был выключен, но должны же были высветиться пропущенные вызовы.

Нет. Не может быть.

Отказываясь верить интуиции, он достал визитную карточку Линн Виндзор. И ее мобильный совпал — цифра в цифру! — с номером, с которого пришло это странное сообщение.

Нет. Не может быть!

Он почувствовал, как земля поплыла под ногами. Это открытие меняло все. Нужно было что-то делать, составить новый план…

Но сначала нужно увидеться со Стюартом.

Он спрятал телефон в карман и вышел из офиса.

ГЛАВА 93

Фил пытался понять, как бы аккуратнее вскрыть замок на двери Донны Уоррен.

— Боюсь, придется-таки ломать, — наконец сказал он.

— И переполошить всю улицу? Дай-ка я взгляну.

Фил отошел в сторону, и Дон, порывшись в карманах, извлек какой-то небольшой серебристый предмет.

— Что это такое?

— Отмычка, — недрогнувшим голосом ответил Дон. — Раньше все такие носили. В те времена, как выражается молодежь. — Он покачал головой. — А еще копы. Ну что за люди… Как дети малые, ей-богу.

Он справился довольно быстро. Фил все это время озирался по сторонам, проверяя, не шевельнулась ли в каком окне занавеска.

В конечном счете он пришел к выводу, что им, пожалуй, ничего не грозит. Не такой это был район, чтобы вызывать полицию.

— Готово! — воскликнул Дон.

Они вошли и осторожно прикрыли за собой дверь.

— Ни к чему не прикасайся. Стой на месте, — распорядился Фил.

— Не учи ученого! — хмыкнул Дон.

Оба застыли в дверном проеме. И Фил уже вблизи рассмотрел то, что увидел через окно. Бездыханное тело Розы Мартин, распростертое на полу.

— О боже…

— Явно не мгновенная смерть, — заметил Дон.

— Как оно обычно и бывает. Мы опоздали. Черт побери, опоздали!

Он снова посмотрел на труп. Судя по всему, он пролежал тут достаточно долго. Лицо уже не было похоже на то лицо, которое он помнил. С уходом души тело потеряло всякий смысл и стало обычным скоплением материи, рядовым органическим компонентом планеты.

— Наверное, она встретилась с ним сразу после того, как оставила тебе сообщение.

Фил кивнул, не отрывая глаз от трупа.

— А он выбежал из больницы, когда пришел ты. Когда Листер покончил с собой.

— Думаешь, это был он?

Фил вздохнул.

— Не хочется верить, что это сделал работник правоохранительных органов, но… — Он пожал плечами. — Все на это указывает. По крайней мере, косвенно.

Взгляд его по-прежнему был прикован к мертвому телу.

— Бедная Роза…

— Я думал, ты ее недолюбливал.

— Верно. Но это еще не значит, что… Однажды я спас ей жизнь.

— Да, она об этом упоминала.

— Почему я не смог спасти ее снова?

— Не надо так.

— В смысле?

— Не вини себя. Самобичевание до добра не доводит, уж можешь мне поверить. Тебе это ни к чему.

Фил понял его.

— Наверное, ты прав.

— Ты ничего не мог сделать. Она сознательно шла на риск. Зря…

— Да. Но почему? Не знаю… Может, она тоже не могла поверить, что ее коллега — убийца.

— Может, и так. Этого мы уже никогда не узнаем.

Фил наконец отвел взгляд от трупа.

— А где же вторая женщина? Донна Уоррен или как ее там? Не сходя с места, Дон вытянул шею, чтобы заглянуть в кухню.

— Кажется, ее тут нет. Ты же не думаешь, что это она сделала?

— А ты?

Дон промолчал.

— Мы оба знаем, кто тут основной подозреваемый.

Фил еще раз осмотрел комнату, стараясь не останавливаться взглядом на Розе.

— Книги что-то нигде не видно.

— А как она должна выглядеть?

— Обычная синяя тетрадка. Давай глянем на втором этаже. Они медленно, осторожно ступая, поднялись по лестнице.

Не касаясь перил, не прислоняясь к стене. Дон шел за Филом след в след. Лестница вывела их к спальне.

— Кажется, тут недавно была драка.

— Книги я не вижу, — сказал Дон.

— Знаешь, что мне кажется? Мы ее не найдем. Ее тут нет.

— Согласен. Идем отсюда.

Они спустились, соблюдая все те же меры предосторожности. Уже на последней ступеньке Дон остановился.

— Наверное, сам-знаешь-кто забрал ее с собой.

Фил невесело усмехнулся.

— Сам-знаешь-кто? Мы что, перенеслись в книжку о Гарри Поттере?

— Чего? — недоуменно нахмурился Дон.

— Забудь. Ты прав. Гласс должен был ее забрать. Лучше нам…

— Вы не это ищете, джентльмены?

Они обернулись на голос и застыли как вкопанные. На пороге кухни стояли двое мужчин в деловых костюмах. Один держал пластиковый пакет для улик. Внутри голубела дешевая тетрадка.

У второго в руке был пистолет.

Говорил с ними второй.

— Думаю, нам лучше уединиться и побеседовать по душам.

Фил пожал плечами.

— Как скажете.

— Идемте.

И они пошли.

ГЛАВА 94

Микки снова стоял на пешеходном мосту с видом на Балкерн-Хилл. С последней встречи со Стюартом прошел всего лишь день, но ему казалось, что несколько месяцев. Воздух стал гораздо холоднее, небо — темнее и тяжелее. Машины внизу ездили быстрее и громче. Возможно, у него просто обострились все ощущения.

Стюарт снова пришел раньше. Знакомая кожаная куртка висела на тощих плечах, как на вешалке, в уголке рта торчала сигарета. Похоже, он курил только затем, чтобы согреться.

Курил и явно нервничал.

— Ну, рассказывай! — без лишних проволочек приказал Микки.

— А чего рассказывать, все было в сообщении написано, — сказал Стюарт и кинул окурок через перила.

— Представь, что я его не получил.

— Так получил или нет? — нахмурился Стюарт.

— А ты представь, что нет.

Стюарт понимающе кивнул и поднял указательный палец, как будто собирался поделиться вековой мудростью.

— Вот! Вот поэтому я никогда ничего не пишу на бумаге. А электроника — это еще хуже. Никогда не знаешь, кто тебя слушает. Может, нас тоже подслушивают, мало ли.

Теперь настал черед Микки хмурить брови.

— Что? Кто нас может подслушивать?

Стюарт указал на плывущие по небу облака.

— А вот они. Спутники. Они из космоса могут настроиться и слушать. Очень точная аппаратура. И фоткать могут тоже.

— Ага. Так что было в твоем сообщении?

Стюарт вздохнул и покачал головой, как терпеливый учитель, которому попался непонятливый ученик.

— Что я разузнал кой-чего об этом Уивере. Ты же сам попросил.

— И что ты разузнал?

— У него с этим литовцем была компания, импорт-экспорт, всякое такое. А что называется импортом-экспортом, мы и так знаем, не маленькие, да?

— Под это определение подпадают многие вещи.

— Ага. И все как на подбор незаконные.

— А «этот литовец» — это кто?

— Бул… Бол… — Стюарт насупился, пытаясь вспомнить экзотическую фамилию.

— Балхунас?

— Точно! — Стюарт от радости прищелкнул пальцами. — Он. Балхунас.

— И все? Это и есть твоя сенсация?

— Конечно, нет. Не дури. Я слыхал, им сегодня приходит крупная партия.

— Чего? Наркотиков?

— Не знаю. Я слыхал, они всякой нелегальщиной промышляют. Но это очень крупная партия. Это все, что я… все, что сообщают мои источники.

— Сегодня? Точно?

— Ага. — Он поскреб щетину на подбородке. — Стоит больших денег, скажи?

— При том, что ты даже не знаешь, что это за груз?

Стюарт смутился.

— Че? Нет, я просто свою инфу… Свою ценную инфу… Она больших денег стоит. — Он покачал головой, как будто ученик-недоумок оказался форменным идиотом.

— Так куда приходит груз-то? Этого ты не «слыхал»?

— В Харвич. Ну, туда причаливает корабль, а потом они перевозят груз в свое хранилище. У них есть склад неподалеку, возле берега. Огромный. Там у них типа штаб.

Микки записывал это все в блокнот.

— Ты сразу поймешь, — сказал Стюарт. — Он заставлен металлическими контейнерами, такими, знаешь, которые в грузовики ставят. Весь ими заставлен. Такой здоровенный город из металла.

— И ты уверен, что это произойдет сегодня?

— Да, сегодня вечером, чтоб я сдох! Ну, — подумав, добавил он, — насколько можно быть уверенным в таких делах… Вроде как да. Знаешь же, как оно бывает.

— А что насчет времени? Точнее не знаешь?

— Мистер Филипс, я что, по-вашему, похож на человека, который носит с собой портовое расписание?

— Попробуй угадать.

Стюарт вздохнул.

— Ну, как стемнеет. Точнее не скажу.

Стюарт замолчал. Микки понял, чего он ждет.

— Спасибо, Стюарт.

Он вытащил из кошелька пару купюр и протянул их информатору.

— И все? — удивился тот, рассмотрев номинал. — Я, значит, жопу рвал, а он мне гроши сует?

— Да ну? «Как стемнеет» — это не самый точный ответ.

Стюарт только вздохнул.

Микки достал еще одну банкноту, которая тут же исчезла в кармане «косухи» вслед за своими предшественницами. Микки изначально выделил бюджет из трех купюр, но нужно было соблюсти церемониал.

— В следующий раз говори конкретнее, — сказал Микки и хотел уже уйти, но Стюарт тронул его за локоть.

— Будь осторожен. Это страшные люди.

— Тогда почему я о них раньше не слышал?

— Потому что у них защитники на самых верхах. И это делает их еще опаснее.

— Хорошо, я буду осторожен, — заверил его Микки и ушел.

Стюарт остался стоять на месте. Закурил очередную самокрутку.

Посмотрел вниз на караваны автомобилей.

ГЛАВА 95

Склад находился в самом низу Норт-Стейшен-роуд. Точнее, помещение это когда-то было складом, но потом его превратили в отель и индийский ресторан. Тем не менее складская природа все равно проглядывала, да ее и не пытались замаскировать. Ютился склад в углу между СТО и каким-то пришедшим в упадок заведением невыясненного назначения. Напротив рядком расположились затрапезные фастфуды.

Ресторан был заперт, в окнах не горел свет. Похоже, посетителей там не бывало уже давно. Мужчины в костюмах проводили Фила и Дона вдоль здания к двери, на которой красовалась лицемерная табличка «Добро пожаловать!». Это был вход в отель.

— Поживее!

Они послушно вошли.

Всю дорогу с ними никто не разговаривал. Фил с трудом поборол соблазн показать свое удостоверение еще в доме: возможно, это имело бы негативные последствия.

Он пытался завязать разговор в машине, но безрезультатно. Тогда он решил повнимательнее их рассмотреть. Один вел себя буднично, как будто выполнял простое рабочее поручение. Другой, с красными глазами, казался злее и был, по-видимому, лично заинтересован в успехе предприятия. Его-то и следовало опасаться.

— Я знаю это место, — сказал Фил, когда они вошли внутрь. — Иммиграционная полиция сюда часто наведывается. Хотя не только иммиграционная. Другие подразделения тоже.

— Заткнись! — рявкнул красноглазый.

Внутри никого не оказалось. Тускло освещенный коридор, пустая стойка. Красноглазый жестом велел им подниматься. Фил с Доном переглянулись и поняли, что придется повиноваться.

На лестничном пролете стоял забытый кем-то пылесос, рядом валялись кучей нестираные простыни и полотенца.

— Обстановка что надо, — заметил Фил.

Красноглазый схватил его за плечо и развернул к себе.

— Хватит языком трепать! Давай пошевеливайся!

Он указал на дверь из дешевой фанеры. Номер шесть. Фил повиновался.

За дверью оказался невзрачный гостиничный номер с дешевой мебелью и ремонтом многолетней давности. Потертый ковер, грязное покрывало, истончившиеся до полупрозрачности шторы. В углу, за заплесневелой пластиковой шторой, была предпринята попытка сделать душевую. А на кровати сидела женщина, светлокожая мулатка в дешевой одежде. На руках она держала ребенка.

Красноглазый запер дверь.

— Узнаешь? — спросил он у женщины.

Та, хотя явно боялась его, дерзко ответила:

— А что, должна?

— Не знаю. Они все-таки в твой дом залезли.

Женщина вытаращила глаза от изумления. Потом присмотрелась к Филу, и он понял, что она узнала в нем полицейского. Наметанный глаз.

— Нет, я их впервые вижу.

— Отлично.

Красноглазый убрал пистолет и велел Филу с Доном сесть на кровать. Они сели без возражений.

— Значит, вы не ее дружки. — Судя по тону, он был весьма невысокого мнения об этой даме. — Хорошо это или плохо, время покажет. Так кто же вы такие?

— Я сейчас полезу в карман, — предупредил Фил, — и очень медленно кое-что достану.

Мужчины в костюмах переглянулись. Они уже и сами догадались, что им сейчас продемонстрируют.

Удостоверение. Так и вышло.

— Детектив-инспектор Фил Бреннан. А это Дон Бреннан, мой… — Он замялся. — …мой отец. Тоже бывший полицейский. Мы привлекли его к расследованию в качестве консультанта. А вы не хотите представиться?

Мужчины снова переглянулись. И одновременно извлекли из карманов пиджаков удостоверения.

— Детектив-инспектор Эл Феннел, — сказал напарник красноглазого.

— Детектив-сержант Барри Клеменс, — сказал сам красноглазый. — Отдел по борьбе с организованной преступностью.

Фил кивнул. Он ожидал чего-то подобного, а за время поездки только укрепился в своих подозрениях: от этих двоих попросту не исходили бандитские флюиды. И оказался прав.

— И часто вы похищаете полицейских под дулом пистолета? — поинтересовался он, но собеседники его иронию не оценили. — Это для вас стандартная процедура?

— Вы вломились в дом, за которым велось наблюдение, — резонно возразил Феннел. — Мы не знали, кто вы такие, и поэтому задержали до выяснения.

— ОБОП? А они разве не должны предупреждать заранее? — спросил Дон у Фила.

— Должны. Так как? Я работаю инспектором в отделе по борьбе с особо опасными преступлениями. Если кого-то и следовало предупредить заранее, так это меня.

— Обычно так и бывает, — сказал Феннел.

— И, сложись обстоятельства иначе, мы бы обязательно вас предупредили, — добавил Клеменс.

— Но?

— Но это была особая операция. Требующая деликатного подхода.

— Особенно учитывая то, кто вы такие и где работаете.

— И на кого.

Фил нахмурился. Он терял нить.

— Вы что, дуэтом выступаете? Один начал, другой…

— Доел, — вставил Дон.

Женщина на кровати рассмеялась. Фил улыбнулся. Феннел и Клеменс просто рассердились.

— Ладно. Так почему для вас имеет значение, на кого мы работаем?

— Вы знакомы с главным инспектором Брайаном Глассом? — спросил Феннел.

Фил не ожидал, что они начнут с этого вопроса, но почему-то он показался ему закономерным.

— Да, — осторожно признался он. — Знакомы.

— Гласс — настоящий ублюдок, — напрямик заявил Дон.

Красноглазый Клеменс улыбнулся.

— Тогда мы, скорее всего, поладим, — сказал он.

ГЛАВА 96

— Давайте первым делом поприветствуем нового члена нашего общества, — сказал Мэр, указывая налево от себя. — Миссионер, прошу любить и жаловать.

Новый Миссионер улыбнулся.

— Очень рад, спасибо.

— К сожалению, на дальнейшие любезности времени у нас нет. Перейдем к делу. Спасибо, что пришли на это собрание, организованное столь спешно. Думаю, все вопросы можно было обсудить и по телефону, но в данный момент не стоит идти на неоправданный риск.

Они сидели за столом все в том же конференц-зале, только воды на этот раз не было.

— Учитель?

Миссионер засмеялся, но Законодатель смерил его таким взглядом, что он тут же умолк.

— По-моему, все идеально. Лучше не бывает. Во всех отношениях. Абсолютный успех. Он проглотил наживку, информация была подброшена, и мне, признаться, понравилось это делать.

Мэр смущенно заерзал на стуле.

— Извините. Но все прошло в согласии с нашим планом.

— Вы уверены? — подозрительно спросил Законодатель.

— На сто процентов. Я не прочь повторить.

— В этом нет необходимости.

— А вы? — обратился Мэр к Законодателю. — Как продвигается дело у вас?

Дождавшись, пока все внимание будет обращено на него, Законодатель заговорил:

— В общем и целом неплохо. Мальчика вернули. Следы замели. Никто не сможет выйти на нас через Листера.

— Жаль его потерять. Хороший был клиент.

— Будут другие, Учитель, — сказал Законодатель. — Полиция топчется на месте. Я имею в виду оба расследования: и убийство Уивера, и похищение мальчика. А беглянка, Фэйт Ласомб, похоже, больше не причинит нам беспокойства.

— А можно поподробнее? — попросил Мэр.

Законодателю не хотелось распространяться на эту тему, но пришлось выполнить просьбу.

— Один детектив устранен. Существовала вероятность, что он узнает слишком много. Непозволительно много.

— Устранен?

— Точнее, отстранен. Второй тоже не доставит нам никаких хлопот.

— Тоже отстранен?

— Нет. Этот вопрос решен более кардинально.

Все замолчали. Тишину нарушал лишь гул кондиционера.

— Убит? — Мэр выплюнул это слово, как будто оно было ядовитым.

— Скажем так, отстранен — но не временно, а окончательно, — как можно равнодушнее сказал Законодатель. — Мы не можем с уверенностью утверждать, что нас не подслушивают. Она обо всем прознала, эта инспекторша. Она представляла опасность. Пришлось принять крайние меры. Во всем обвинят сожительницу Фэйт Ласомб. Так что… — Он пожал плечами. — Нет худа без добра.

— Вы уверены? — спросил Мэр. — Это точно потом…

— …не аукнется? Нет. Ручаюсь.

Мэра смутила перемена, произошедшая в Законодателе. Тот говорил тише, более мрачно. Как будто события последних дней приблизили его к пониманию своей сущности. Словно он обрел себя — настоящего себя. И Мэр не был уверен, что ему симпатична эта «истинная» сущность Законодателя.

В конце концов, следующим мог оказаться он сам.

— Мальчик сейчас у Садовника?

— Да. Я как раз думал об этом… — Законодатель скрестил руки на груди. Все выжидающе молчали. — Мы ведь об этом не раз говорили. По-моему, настало время действовать. — Он указал на Миссионера. — У нас появился новый соратник. Наш новый источник дохода скоро полностью переместится в Интернет. По-моему, больше нет нужды в… скажем так, прежних обычаях.

Молчание.

— Продолжайте.

— Давайте сдадим его полиции. Пусть радуются, что поймали сумасшедшего маньяка-убийцу. Это отведет подозрения от нас, от нашего груза.

— Неплохой план. А если он проговорится?

Законодатель явно счел опасения Учителя смехотворными.

— Неужели вы держите меня за идиота? Его не арестуют. За ним придет целая толпа вооруженных офицеров. И, будьте спокойны, они свое оружие используют.

— Вроде бы… разумно, — неуверенно пробормотал Мэр.

— А точно сработает?

— Точно.

— А вы знаете, где он будет?

Законодатель кивнул.

— В запасном помещении. Там, где находилась Фэйт Ласомб.

— Там, откуда она сбежала.

Глаза Законодателя, пускай на считаные секунды, вспыхнули гневом. Но этих секунд было достаточно, чтобы все собравшиеся вздрогнули от страха.

— Никто ниоткуда не сбежит, — заверил он.

— А как же Сад? От Сада тоже придется избавиться?

— Не думаю, — улыбнулся Законодатель. — Как раз наоборот: Сад снова заживет полноценной жизнью.

— Хорошо, — сказал Мэр, поглядывая на часы. — Тогда до скорого. — Он обвел всех присутствующих взглядом, никого не забыл. — Главное — не волноваться. Мы уже почти у цели. Ставки высоки как никогда. Давайте с оптимизмом смотреть в будущее.

Законодатель улыбнулся, и от этой улыбки по спине у Мэра пробежал озноб.

— Я-то не волнуюсь, — сказал он. — А вы?

Встреча подошла к концу.

ГЛАВА 97

Марина склонилась над своим столом, заваленным картами и таблицами. Микки постоял минуту-другую молча, переминаясь с ноги на ногу и дожидаясь, пока она его заметит.

— Как поживаешь, Микки?

— Нормально. А как у тебя дела?

Марина со вздохом выпрямилась, убрала непослушную прядь за ухо.

— Ни шатко ни валко. Пытаюсь составить географический профайл нашего убийцы, основываясь на календаре и тех местах, где он уже побывал. Может, смогу установить какую-то зависимость между местами и временами года.

— И как, получается?

— Пока не очень. Такой профайлинг — дело кропотливое, требующее к тому же большего объема информации. Я надеялась, что календарь поможет мне срезать путь и добраться до конечной точки быстрее… — Она снова поправила волосы. — Ты чего-то хотел?

Микки нервно оглянулся. Похоже, он боялся посторонних ушей.

— Можно тебя на минутку?

— Конечно.

— Только не здесь.

— Где же тогда?

— Давай у тебя в кабинете.

— Идем.

Она забрала сумку и вышла из, главного офиса, Микки — за ней.

— Как там Фил? — спросил он, поднимаясь по лестнице.

— Сносно. Учитывая ситуацию, — ответила Марина не оборачиваясь.

— Вот дрянь.

— Ситуация или Гласс?

— И то и другое.

— Согласна, — тихо сказала она, как будто обращалась даже не к нему, а к самой себе.

Они дошли до кабинета, Марина отперла дверь.

— Садись.

Микки уселся в одно кресло посреди комнаты, Марина — во второе. Закинула ногу на ногу, подтянулась, но тут же поняла, что это слишком формальная поза, и расслабилась. Микки понял, что она не хочет превращать дружескую беседу в сеанс психоанализа. И надеялся, что этого таки не произойдет.

— Чем я могу тебе помочь?

Микки замешкался, подбирая слова. Марина терпеливо ждала.

— Я… совершил ошибку.

— Какого рода?

— Вступил в контакт с человеком, который… имеет отношение к нашему расследованию. Личный контакт.

— С подозреваемой?

— Нет, — без уверенности в голосе ответил он. — С… Не знаю даже, можно ли считать ее свидетельницей. Но какое-то отношение она к этому делу все-таки имеет.

— Кто же это?

И Микки рассказал ей обо всем. Как он познакомился с Линн Виндзор. Как она позвонила ему и пригласила в гости под тем предлогом, что должна показать нечто важное. Как попросила никому не рассказывать об этой встрече.

— И что? Она показала тебе что-то важное?

Микки с трудом сдержал улыбку.

— О да, но важное в другом смысле.

Марина улыбку сдерживать не стала, и Микки продолжил:

— Я переночевал у нее. Я знаю, что так поступать нельзя, знаю, что вообще не надо было к ней ехать, тем более никого не предупредив. Знаю, что надо было…

— …думать головой, а не другим местом?

Микки густо покраснел.

— Ага.

— Не переживай. Не ты первый, не ты последний. Как, по-твоему, мы с Филом сблизились?

— Я знаю, но это еще не все.

Марина подождала, пока Микки составил наиболее точную формулировку.

— Я думаю… мною воспользовались.

— В смысле?

— Сегодня… сегодня произошел один случай. Из ряда вон, так сказать. Я на ночь отключал телефон. А когда включил его сегодня утром, там не было ни одного пропущенного вызова от Гласса.

— А должны были быть?

— Да. Он весь вечер телефон обрывал. Хотел, чтобы я приехал в участок, после тех событий в больнице. А у меня не высветилось ни одного звонка.

— Интересно.

— И это еще не все. Я получил пару сообщений, одно из них — от моего осведомителя. Все, что я прочел, я пересказал на брифинге сегодня утром. Что Уивера, дескать, убил литовский киллер.

— И?

— Я только что встречался с этим осведомителем. Он не присылал мне ничего подобного. Он сказал, что сегодня вечером приходит важный груз и что нам нельзя такое пропускать.

— Но как же…

— И это еще не все. Когда я проверил телефон, оказалось, что сообщение пришло с другого номера, хотя и под именем моего осведомителя. С номера Линн Виндзор.

— Тогда веди ее сюда. Допрашивай.

— Но как же…

— Думаю, это нестрашно. В данном случае. Если бы ты с ней не переспал, никто ни о чем не узнал бы. Скорее всего, она сделала это, пока ты спал.

— Да, я помню, она ходила по комнате…

— Так веди ее сюда.

— Вот только мне кажется, что Гласс мне не поверит.

— Этим расследованием руководишь ты, забыл?

Микки улыбнулся, кивнул.

— Точно. Поможешь мне с этим делом?

— С удовольствием.

— Тогда я сейчас ее позову. Спасибо.

— Да не за что, — сказала Марина, провожая Микки взглядом.

Она тоже встала, достала телефон. Ей хотелось позвонить Филу, но она передумала. Не стоит навязываться. Пусть побудет наедине со своими мыслями. «Когда я понадоблюсь, сам позвонит», — решила она и с новыми силами взялась за работу.

ГЛАВА 98

— А что, ОБОПу бюджет урезали?

Фил расхаживал по номеру, периодически брал в руки какие-то предметы, расставляя их по местам и корчась от отвращения, до того там было грязно.

— Здесь никто не станет нас искать, — сказал Феннел.

— Разве что шизофреники, — сказал Дон.

Фил хохотнул.

— Но почему именно здесь?

— Нам предложили выгодные условия, — пожал плечами Клеменс.

Фил улыбнулся.

— Понятно. Это не вы, случайно, устроили тут последний иммиграционный рейд?

Мужчины промолчали.

— Устроить рейд, прикрыть лавочку — а заодно и ключики прихватить. И сделать здесь штаб-квартиру. Умно.

— Слушай, — перебил его Клеменс, — давай ближе к делу, а?

— Что, даже чайку не попьем? — Фил брезгливо осмотрел посуду и снова скривился. — Хотя, пожалуй, не стоит. — Он сел на стул у окна, надеясь, что тот не рухнет под его весом. — Расскажите-ка мне о главном инспекторе Глассе, — попросил он.

— Мы за ним довольно давно наблюдаем, — сказал Феннел.

— Да, давненько мы его заприметили, — подтвердил Клеменс.

— И как вам это удалось?

— Наркота, — коротко ответил Феннел.

— Торговля людьми, сексуальное рабство, — дополнил Клеменс. — Он помогал восточноевропейским группировкам обосноваться в Англии.

— А зачем ему было сюда переводиться? Да чтобы контролировать поставки. От Колчестера рукой подать до Харвича.

— Извините за дурацкий вопрос, — сказал Фил, — но если вы знаете, что он вовлечен в преступный бизнес, то почему до сих пор его не арестовали?

— Потому что такие дела на скорую руку не делаются, — пояснил Феннел.

— Надо, чтобы даже комар носа не подточил. И чтобы Гласс заранее ничего не прознал и не позвал на помощь своих приятелей.

— Да, на это нужно время.

— К тому же, — сказал Клеменс, — мы хотели взять его на горячем.

— И желательно не только его.

— И когда это произойдет? — спросила Донна, которой тоже хотелось поучаствовать в разговоре. Филу понравилась в ней эта черта. — Сегодня? Завтра? Когда? А он все это время будет разгуливать на свободе?

— Сегодня вечером.

— В Харвич прибудет груз, — сказал Клеменс. — Там-то мы его и возьмем.

— Груз? Какой?

— Живой, — сказал Феннел.

— Девочки, — уточнил Клеменс. — Дети. Все из Восточной Европы.

Фил заметил, что Донна опустила голову. В глазах ее было отчаяние. Она постоянно посматривала на мальчика, выбившегося из сил и задремавшего.

Когда Донна подняла голову, в глазах ее уже читался гнев.

— И все, да? Поймаете его, значит, в Харвиче. А что насчет Розы Мартин? Он убил ее у меня дома. И нас с Беном тоже убил бы. Почему вы его тогда не взяли?

— Нам очень жаль, что так вышло.

— Жаль? Жаль им, видите ли! Этого, дружок, недостаточно. А она, значит, так и будет там лежать и мух приманивать?

— Послушай, — с раздражением в голосе сказал Клеменс. — Мы очень сожалеем о случившемся, но нельзя на этом зацикливаться.

— Ах ты, говнюк…

Донна соскочила с кровати и рванулась к Клеменсу, но Феннел остановил ее.

— Донна, — спокойно, рассудительно сказал он. — Держи себя в руках.

Бен заворочался на кровати. Открыл глаза, увидел, что происходит, и снова зарылся лицом в подушку.

— Мальчику страшно, — сказал Фил, вставая со стула. — Отпустите ее.

Феннел нехотя повиновался. Донна села на прежнее место и обняла малыша.

— Мы сами не знали, как быть с Розой Мартин. В доме осталось достаточно ДНК Гласса, чтобы упечь его за решетку, как бы он ни отнекивался.

— И свидетель у нас имелся, — подхватил Клеменс. — Если Донна, конечно, согласна давать показания. Так что это дело в шляпе. Вот мы и решили еще немного покараулить — авось подвернется еще кто-нибудь.

— И кто-то таки подвернулся, — угрюмо буркнул Дон.

— Но ты не волнуйся, — сказал Феннел Донне. — Туда уже выехали криминалисты.

— Наши собственные, — уточнил Клеменс, — а не местные. Не хотелось бы, чтобы отпечатки пальцев Гласса «случайно» стерлись.

Фил прекрасно понимал, почему Донне хотелось ударить этого человека по лицу.

— Гласс, — задумчиво обронил Дон после недолгой паузы. — Никогда я ему не доверял.

— Так вы его давно знаете?

— Да уж. Еще когда работал инспектором. Настоящий бандит, разве что в форме. Умный, правда, зараза. Амбициозный.

— Ничего не изменилось, — поддакнул Клеменс.

Дон нахмурился.

— Но после той заварухи с «Садом» он изменился. Не в лучшую сторону, конечно. Стал еще злее, еще наглее. Держался еще заносчивее. Как будто у него появились покровители. Где-то наверху.

— И что дальше?

— А дальше дела у него пошли в гору. И я его больше не видел. Мы вращались в разных кругах.

— А вы не могли бы рассказать нам об этом «Саде» поподробнее?

ГЛАВА 99

— Пол Клан, — сказал Дон. — Так звали основателя «Сада».

Фил прислушался, стараясь не вспоминать о вчерашнем рассказе.

— Городской служащий, у которого то ли видение было, то ли нервный срыв, тут это просто дело вкуса… Он купил загородный дом и заселил его родственными душами.

— И Гласс был одним из них? — спросил Клеменс.

— Нет-нет. К нему я еще вернусь, не торопи события.

— Когда это происходило? — спросил Феннел.

— В конце шестидесятых годов, в начале семидесятых. Тогда таких коммун было пруд пруди. И все создавались по одному и тому же образцу: более-менее харизматичный лидер и толпа приверженцев, которым нравилась его версия истины.

— Имя у него какое-то странное. Не особенно харизматичное.

— Думаю, он компенсировал это в других областях. В общем, члены коммуны должны были, прежде чем вступить, отречься от всех мирских благ. Иначе, видимо, просветления было не достичь.

— И как они, достигли?

Дон пожал плечами.

— В каком-то смысле. На какое-то время. В любом случае в «Саду» дела шли прекрасно. Коммуна сказочно разбогатела.

— Неудивительно.

— Мы проверяли их финансовую документацию. Как выяснилось, они в основном инвестировали деньги в недвижимость.

— К примеру, купили дом у подножья Ист-Хилла, — вставил Фил.

— Да. Но концов, боюсь, уже не найти. Но где документы на тот дом, там и сами Старейшины, это я вам гарантирую.

— Старейшины?

— Клан же не сам все это провернул. У него были помощники. Единомышленники. Каждый из них носил свой титул. Клан был Провидцем. Был еще Мэр, который занимался общим руководством, повседневной рутиной. Звали его Роберт Фентон.

— Фентон? — оживился Фил. — Знакомая фамилия…

— Он был парень ничего. Порядочный. Придерживался тех же убеждений, что и Клан. И Джун Бокстри, Законодатель, тоже была нормальная баба. Вербовкой у них занимался Миссионер: выводил симпатичных детей на улицу просить милостыню, разговаривал с прохожими, приглашал их на встречи… Он, кстати, улизнул, когда мы устроили рейд. — Дон улыбнулся, но улыбка быстро сошла с его лица. — Но оставшиеся двое… Это были настоящие негодяи.

— А у вас отличная память, — похвалил его Клеменс.

— Я помню все так, будто это было вчера. У каждого копа есть такое дело, правда? Одно дело, которое он не может забыть. От которого у него всю жизнь кошмары по ночам.

— Вы говорили об оставшихся двух, — напомнил Феннел.

— Ага. Так вот. Одну звали Учитель. Гэйл Бэнкс. Та еще засранка — жестокая, неумолимая. Свою свирепость она прятала за миролюбивостью «Сада». Она стала самой воинственной феминисткой.

— С упором на воинственность, — догадался Феннел.

— Именно, — кивнул Дон. — Воинственная, как Гитлер. Трахалась с кем попало, лишь бы своего добиться. Наказывала членов коммуны. Особенно детей. Особенно девочек. Но ее зверства не шли ни в какое сравнение с тем, что творил последний Старейшина.

— Как его звали?

— Ричард Шо.

Фил не верил своим ушам.

— Хитрый Дики Шо? Бандит?

— Он самый. Видимо, в «Сад» он пришел обычным хиппи. Хотел изменить жизнь к лучшему и все такое. Так он, по крайней мере, уверял. И ему поверили. Приняли его. И дали новое имя.

— Не Робин Бэнкс случайно?

Донна, продолжая обнимать спящего Бена, рассмеялась.

— Нет. Джордж Уивер.

Фил кивнул.

— Логично.

— Мы до сих пор не знаем, пришел он в «Сад» по зову сердца или просто пересидеть облаву. Да уже и неважно. Он сказал, что он художник, начал рисовать. И заинтересовался садоводством. А вскоре примкнул к Старейшинам. Его должность называлась Садовник.

— А Фэйт в своей книге писала об этом «Саде» или о другом? — тихо, чтобы не разбудить мальчика, спросила Донна.

— Мы до этого еще не дошли, — ответил Клеменс. — Продолжайте, Дон.

— А дальше было вот что: Бэнкс и Шо, отодвинув остальных Старейшин на задний план, стали всем заправлять. Миссионер вообще по улицам целыми днями шатался.

— А Клан?

— Клана постоянно держали на наркотиках. Ходили слухи, что он заболел, но никто в это не верил. Это было лишь прикрытие, чтобы Бэнкс и Шо могли безраздельно властвовать и творить все, что им вздумается. Они и творили…

— Что? — с опаской спросила Донна, словно боясь услышать ответ.

— Морили членов коммуны голодом, пока у тех ум за разум не заходил. Продавали их всем желающим. Кое-кто не возвращался. А другие завидовали тем, которые не вернулись.

— Об этом я уже слышал, — сказал Фил.

— Прости. Вот тогда-то мы и спланировали рейд.

— И никого там не обнаружили, — закончил за него Фил.

Дон кивнул.

— Да. Все они как сквозь землю провалились. Так и закончилась история «Сада».

Молчание. Феннел и Клеменс переглянулись, и Феннел кивнул.

— Нет, не закончилась, — сказал Клеменс.

ГЛАВА 100

— «Сад» не погиб. Он выжил.

— Не может быть! — возразил Дон. — Мы все обыскали. Проверили все дома, принадлежавшие «Саду». Ничего. Один вообще стал гостиницей.

— «Сад» выжил, — стоял на своем Феннел. — И существует по сей день.

— Это правда, — сказала Донна. — Фэйт сбежала оттуда. Она пишет об этом в своей тетрадке. Один человек выкупил и ее, и Бена. — Донна вздрогнула. — Но он тоже оказался подонком, и она убежала от него. Так мы и зажили вместе.

— А потом она попыталась подзаработать, продав свои мемуары Глассу, — сказал Клеменс. — Ничего умнее ей в голову не пришло.

Донна оставила его комментарий без ответа.

— И где он теперь находится? — спросил Фил.

— Мы точно не знаем.

— Но он существует. И порядки тамошние мало изменились. Они по-прежнему торгуют своими приверженцами.

— Только теперь это скорее напоминает тюрьму, чем коммуну, — сказал Феннел.

— Но вы не знаете их местонахождение?

Клеменс покачал головой.

— В этих окрестностях. Наверняка.

— И Старейшины, — добавил Феннел, — там по-прежнему за главных.

— Что, те же самые? — удивился Дон.

— Нет. Не совсем. Хитрый Дики Шо пропал после рейда. О Джун Бокстри никто с тех пор не слышал. Первый Миссионер тоже где-то затерялся.

— А остальные? Роберт Фентон? — спросил Фил.

— Этот нашелся. Уже в качестве юриста. Открыл свою контору в Колчестере.

— Этого я не знал, — сказал Дон. — И что, его не арестовали?

Феннел покачал головой.

— Стороны, что называется, пришли к взаимовыгодной договоренности. Сами знаете, как оно бывает.

Глянув на отца, Фил понял, что таких «взаимовыгодных договоренностей» он не одобряет.

— А остальные? — с досадой спросил Дон.

— Как я уже сказал, Хитрый Дики пропал. Пол Клан — тоже.

— Только вы не забывайте, — уточнил Клеменс, — что у него к тому моменту в голове была настоящая каша из идей и наркотиков. Он мог сорваться с обрыва и даже не заметить. Подумал, наверное, что научился летать.

— Клану замены даже не стали искать.

Фил задумался. Бродяга. Пол? Так ведь его звали?

— Мне кажется, я с ним знаком.

И он рассказал о своих встречах с бродягой. Не все. Содержанием бесед он делиться не стал.

— Я его отпустил. Мне показалось, что он на такое не способен. Вы правильно сказали: в голове у него каша. Но случались все-таки проблески сознания. Нечасто, правда. И ненадолго.

— А что насчет Гэйл Бэнкс?

Фил видел, как тяжело воспринимает информацию Дон. Ничего удивительного. Дело, которым он был одержим столько лет, причем одержим не только с профессиональной точки зрения, на его глазах сводилось к грубой прозе жизни. Фил надеялся, что с ним такого не случится, но, с другой стороны, понимал, что, скорее всего, таки случится. Такова судьба каждого порядочного копа.

— Гэйл Бэнкс умерла от осложнений СПИДа еще в девяностые, — сказал Клеменс.

— Так кто же сейчас эти Старейшины, если все умерли либо отошли от дел?

— Титулы превратились в позывные, — сказал Феннел. — Чтобы не называть настоящих имен, если их подслушивают.

— А вы подслушивали?

— Когда была такая возможность.

— Но в суд с такими уликами не пойдешь.

— Именно поэтому мы и хотели поймать Гласса на горячем, — сказал Феннел.

— Кроме того, — вмешался Клеменс, — в суде они могли сказать, что не продавали людей богатым извращенцам, а просто играли в тайное общество. Скоты такие…

Фил призадумался.

— Так как же вы об этом узнали? Вы ведь следили за Глассом.

Феннел и Клеменс выразительно посмотрели на него.

— Ого… — только и смог сказать Фил.

— Именно.

— Он один из них, — с горечью констатировал Дон.

— Да, он стал новым Законодателем, — подтвердил Феннел. — Так мы на них и вышли. Сын Роберта Фентона, Майкл Фентон…

— …из фирмы «Фентон и партнеры», — уточнил Фил.

— Он самый.

— Так вот, он — новый Мэр.

Дон покачал головой. Он чувствовал, что собственные воспоминания предали его.

— А остальные? — спросил Фил. — Миссионер и так далее.

— Миссионером, судя по всему, был Адам Уивер, — сказал Феннел.

— Приводил им богачей. Инвесторов.

— До недавнего времени…

— А Садовник? — спросил Фил. — Он ведь до сих пор на свободе.

— О нем мы ничего не знаем, кроме предыдущего имени. А какой теперь толк от этого имени…

— Верно, — кивнул Феннел. — Это уже неважно. В нашем расследовании он не ключевая фигура.

— Но он до сих пор мучает и убивает детей! — вспыхнул Фил. — Это, по-вашему, ничего не значит?!

— Значит, — успокоил его Феннел. — Но не в рамках этого расследования. Наша задача — поймать Гласса и прикрыть торговлю людьми.

— А все остальное, — продолжил Клеменс, — второстепенно.

Фил ничего не сказал, но знал, что должен что-то делать.

— А что насчет Учителя? — спросил Дон. — Гэйл Бэнкс умерла. Кто стал новым Учителем?

— Ну, понимаете, — начал Феннел, — у Гэйл Бэнкс осталась дочь…

ГЛАВА 101

Линн Виндзор, похоже, была не в восторге от предстоящей беседы. А если быть до конца честной, она была в ярости.

Микки наблюдал за ней через стекло, но она его не видела. Рядом с ним стояла Марина.

— Я, конечно, понимаю, что ты в ней нашел, — сказала она.

— Нашел, вот именно. Как нашел, так и потерял.

Линн сидела в комнате для допросов, сложив руки на столе. Сидела очень ровно. Такую осанку могло обеспечить лишь глубокое возмущение.

Микки позвонил ей и предложил встретиться у входа в фирму. Он надеялся, что она настроится на интимный разговор, не предназначенный для ушей ее коллег. И она действительно так решила.

— Привет! — сказала она, лучезарно улыбаясь.

Наверное, подготовила эту улыбку заранее. Отрепетировала перед зеркалом.

Он не стал тратить время на обманные маневры.

— Я хочу поговорить с тобой в участке.

Улыбка вмиг погасла.

— Почему?

— Потом узнаешь. Поехали.

И он указал на свою машину.

Он по лицу Линн видел, что она размышляет. И понимал, что сейчас услышит.

— Произошла ошибка, — сказала она.

— Боюсь, что нет. Нам нужно поговорить. В участке. Немедленно.

Он не позволит ей вернуться в офис за какой-нибудь курткой, сумочкой или телефоном.

— Мы позвоним оттуда на работу.

Ехали они молча. Он старался даже не смотреть на нее. Он знал, что она его возненавидит. И видел боковым зрением, что процесс пошел.

Он включил радио, чтобы хоть немного разрядить обстановку.

— Люблю Леди Гагу, — сказал он после безуспешной попытки подпеть. — Но даже не знаю, как она на самом деле выглядит. Постоянно в каких-то масках, нарядах этих… Если встретишь на улице, то и не узнаешь, правда?

Линн ничего не сказала в ответ.

И вот сейчас, глядя на нее сквозь стекло, он чувствовал, что, помимо гнева, от нее исходят волны страха. Она была напугана. Заперта в этой клетке. Она страдала. Что ж, замечательно, этого он и добивался. И его злорадство не имеет никакого отношения к тому, что она воспользовалась им прошлой ночью. Нет-нет, это было чисто профессиональное злорадство.

— Марина… — начал он и остановился. — Ты только Анни не рассказывай, хорошо?

— О том, что у вас было с Линн Виндзор?

— Ага. Не хочу падать в ее глазах. Она же мой друг.

— Хорошо.

— Спасибо. Я, кстати, звонил в больницу. Она вроде идет на поправку. Отсыпается. Надо будет к ней съездить.

— Думаю, она будет очень рада.

— Я тоже буду рад.

Они еще какое-то время наблюдали за негодующей, но в глубине души напуганной Линн Виндзор.

— Какую ты предлагаешь стратегию? — спросил Микки.

— Стандартную. Я буду наблюдать за вами отсюда и подключусь, если возникнет необходимость.

Микки кивнул и прицепил микрофон.

— Жалко, что Фила нет. У него это лучше получается.

Марина грустно и одновременно мечтательно улыбнулась.

— Справишься.

— Ладно, я пошел.

Марина проверила оборудование — все в порядке. Села за стол. И в этот момент зазвонил телефон.

Она покосилась на сумку, мысленно отчитывая себя за эту оплошность. Ей казалось, что она отключила звуковой сигнал. Доставая трубку, она готова была убить и без того неживой кусок беззащитной пластмассы. На экране высветилось имя: Фил.

— Это я.

— Привет, — рассеянно откликнулась Марина, наблюдая, как Микки за стеклом усаживается напротив Линн Виндзор, которая смотрела на него с нескрываемым отвращением. — Ты как?

— Нормально. Слушай, мне надо о многом тебе рассказать.

Марина разрывалась пополам. Она очень хотела поговорить с ним, должна была поговорить, но он выбрал дьявольски неудачное время. Придется сознаться. Он поймет. Он же профессионал.

— Давай позже, а? Ты уж извини, но Микки сейчас будет проводить допрос, а я наблюдаю.

— Кого он собрался допрашивать?

— Линн Виндзор. Она работает в юридической конторе.

Марина по шороху в трубке поняла, что Фил прикрыл мембрану ладонью. Он сказал что-то в сторону, но что, она не расслышала. Кто-то был рядом с ним.

— Хорошо. Не отпускайте ее, — сказал Фил. — Я о многом должен тебе рассказать. И это срочно.

— Прямо-таки срочно?

— Да. Это касается Линн Виндзор. И Брайана Гласса. Они оба замешаны в очень грязной истории.

— Не клади трубку, — сказала она, почувствовав, как забилось сердце в груди. — Ты можешь мне понадобиться.

— Рад стараться.

ГЛАВА 102

— Ну, со свиданьицем, — сказал Микки, усаживаясь напротив Линн.

— Ты всем женщинам, с которыми спишь, так отплачиваешь, да? Допрос — это у тебя такая извращенная благодарность?

— Нет, не всем. Только особенным.

— Что ты хочешь узнать? С кем я еще спала? Предохранялась ли? Давно ли проверялась на венерические заболевания? Поздновато, дружище.

— Да, — сказал он. — Поздновато.

Она покосилась на аппарат, стоявший рядом.

— Ты собрался это записывать? Тогда знай: я первым делом скажу, что ты со мной спал. И все мои показания будут считаться иммунизированными. В суде их даже не примут к рассмотрению.

Она была очень довольна собой.

Микки улыбнулся.

— Ради бога! Я не собирался устраивать допрос с предостережением, но если ты настаиваешь…

— Настаиваю.

Микки подготовил диктофон к записи.

— Молодец, Микки! — сказала ему через наушник Марина. — Продолжай в том же духе. Пусть бесится. Она чувствует свое превосходство, не разрушай эту иллюзию. Она настолько надменна, что даже адвоката не позвала. Думает, что справится и с уголовным правом. Продолжай в том же духе.

Микки едва заметно кивнул в надежде, что Марина уловит движение.

— Беседа начинается в…

И он продиктовал всю информацию: представился, представил Линн, дал ей официальное предостережение, указал точное время. Заставил ее сказать, что она добровольно отказалась от услуг адвоката.

«Она закусила губу. Готова к борьбе, — подумал Микки. — Готова к победе. Что ж, будет видно…»

— Линн, я…

— Позвольте сразу же вас прервать, детектив-сержант, — сказала она и улыбнулась. — Я понимаю, что это формальный допрос с предостережением. Я также хочу отметить для протокола, что вчера ночью вы были у меня дома и занимались со мной сексом.

Она знала, каковы будут последствия. Ждала ответа. Микки не спешил.

— Да, это правда, — наконец сказал он. — Но хочу отметить, что в гости к вам я пришел по вашему же приглашению. И сексом мы занимались по обоюдному согласию сторон. И, не скрою, обоюдно им насладились.

Не это ожидала услышать Линн Виндзор. Глаза ее затравленно забегали.

— Именно о событиях вчерашней ночи я хотел с вами поговорить. Понимаете, принимая ваше приглашение, я и не предполагал, что вы имеете какое-то отношение к расследованию, которое я в данный момент возглавляю. Сейчас я в этом уже не уверен.

Он достал из кармана ее визитку. Уже в пластиковом пакетике — так выглядело официальнее.

— Вы узнаете этот предмет?

Она молчала.

— Так что же, узнаете?

Она кивнула.

— Пожалуйста, скажите это вслух. Для протокола.

— Да, — хрипло выдавила Линн. В горле у нее внезапно пересохло.

— И что это такое?

Она прокашлялась.

— Моя визитная карточка.

— Верно. Ваша визитная карточка. Вы не могли бы взглянуть на нее?

Она подалась вперед и посмотрела на визитку.

— Вы подтверждаете, что на этой визитной карточке указан номер вашего мобильного телефона?

— Да.

В глазах ее читался страх. На лице было написано два слова: «Он знает».

Микки стал чувствовать себя гораздо увереннее. Ее страх придал ему сил. Он играл с ней, как кошка с мышкой. Все было под контролем — он не зарывался, но чувствовал свою власть.

— А это мой мобильный телефон. — Он положил свой айфон на стол. — Вы не могли бы объяснить, как ваш номер оказался в моем списке контактов?

Она пожала плечами.

— Ну, вы, наверное, его записали. Хотели со мной еще раз встретиться. Только, боюсь, этого уже не случится.

— Хорошо, я перефразирую вопрос. Вы не могли бы сказать, почему ваш номер записан в мой список контактов под именем моего личного осведомителя? И почему я не получил сообщение, которое он мне вчера отослал? И почему я получил другое сообщение, с совершенно другим содержанием? Как вы все это объясните?

Линн Виндзор молча буравила его взглядом. Глаза ее полыхали ненавистью.

Он вспомнил, какой она была совсем недавно, еще прошлой ночью. Сейчас он ее не узнавал. «Не время, — приказал он себе. — Сосредоточься».

— Значит, вы не знаете, каким образом сообщение от моего осведомителя перехватили и заменили другим?

— Нет.

— И как ваш номер заменил его номер, вы тоже не знаете?

— Нет.

— Вы уверены?

Линн вздохнула. Ей хотелось выглядеть оскорбленной в лучших чувствах, но выглядела она напуганной.

— Это просто смешно. — Слова эти прозвучали бы намного убедительнее, если бы голос ее не дрожал. — Патология какая-то. Ты просто… ты просто чувствуешь себя виноватым за то, что переспал со мной… тебя просто совесть мучает, и ты пытаешься таким образом…

Микки притворно изумился.

— Виноватым? Совесть? Я вообще не чувствую себя виноватым. Ни капли. А вы?

Взгляд ее метался по комнате, как воробей, случайно залетевший в сарай.

— Если у вас… если у вас все, я бы… я бы хотела…

Она попыталась было встать. Положить всему этому конец.

— Пожалуйста, присядьте, Линн.

Строгий, не терпящий возражений тон.

Она села.

Он снова услышал голос Марины в наушнике:

— Молодец, Микки. Она у тебя на крючке. Так, слушай. Спроси у нее о Садовнике. Доверься мне.

Микки нахмурился.

— Давай спроси, где сейчас Садовник. Как его найти. Доверься мне. Давай.

Микки подался вперед и заговорил тихо, заговорщицки. Его язык тела твердил: «Мы вместе. Все против нас. Ты попала в беду, но я тебя спасу».

— Линн…

С такого расстояния он еще лучше разглядел ужас в ее глазах. И порадовался, что не должен бояться того, чего боялась сейчас она.

Или «кого».

— Линн… Вы не подскажете, где я могу найти Садовника? И страх, который он видел секунду назад, уже не мог сравниться с тем страхом, который он увидел теперь.

ГЛАВА 103

Садовник выпрямился. Огляделся по сторонам. Улыбнулся. Комната для жертвоприношений была наполнена цветами. Тщательно подобранные букеты стояли каждый на своем месте.

Оставшиеся цветы разбросаны по полу. От тяжелого аромата, скопившегося в тесном помещении, кружилась голова. Процесс разложения уже начался.

Превосходно, этого-то он и ждал.

Это и было ему нужно.

Для жертвоприношения.

Свечи тоже были на месте, но он решил не зажигать их раньше срока. В комнате было темно и прохладно. Он оделся теплее. Взял фонарь.

Глянул на клетку.

Мальчик молчал, забившись в угол. На нем все еще была тонкая больничная рубашка. На руках проглядывали синяки — там, где раньше торчали катетеры. Он не поднимал голову. И дрожал.

Неважно. Скоро вопрос температуры перестанет его заботить.

Скоро не будет ни холода, ни жара, а сам он превратится в искорку — искорку, от которой зажжется пламя Сада. Негасимое, вечное пламя.

До нового жертвоприношения.

И того, что последует за ним.

Он подошел к верстаку. Положил фонарь, взял первый инструмент — серп. Можно было даже не притрагиваться к лезвию — и так было видно, насколько оно острое. Свет фонаря, ударившись о его поверхность, разбегался по стенам. Он положил серп обратно на верстак.

Забрал фонарь и вышел из комнаты.

Оставалось лишь ждать.

Ждать своего часа.

Ждать.

И смаковать каждую секунду.

ГЛАВА 104

— Садовник, — повторил Микки. — Где его найти?

Линн Виндзор была на грани. Ее трясло. Микки еще никогда не видел, чтобы люди в буквальном смысле тряслись от страха.

— Я… Я…

Он не отступал.

— Ответьте на мой вопрос, Линн. Так будет гораздо проще. Просто скажите, где Садовник.

— Я… Я не знаю…

Он разочарованно вздохнул.

— Жаль. Вы так несчастны. Вам так страшно. Но стоит вам ответить на мой вопрос — и станет лучше. Ну же!

Они почти соприкасались лбами и кончиками пальцев. Он был так близок к заветной цели… Последний дюйм. Последняя попытка. На нее достаточно дунуть — и она камнем полетит в пропасть.

— Ну же, Линн…

Голос Марины в наушнике:

— Молодец, Микки! Если не удастся, спроси у нее насчет Старейшин.

Микки озадаченно нахмурился. Всего на миг, чтобы Марина успела заметить.

— Пожалуйста. Поверь мне на слово. Спроси у нее о Старейшинах. Спроси, где они. Она — Учитель. Скажи, что знаешь об этом.

Голос в наушнике смолк. Микки остался один на один с Линн Виндзор. Он не понимал, о чем говорит Марина, но ее указания давали плоды. Значит, надо продолжать. Надо произносить эти бессмысленные слова.

— Линн, а что ты скажешь насчет Старейшин?

Она вскинула голову, пораженная до глубины души. Заплаканные глаза пронзали его насквозь. Она коснулась его руки. Вцепилась в нее, как будто они вместе только что потерпели крушение на «Титанике».

— Старейшины, Линн… Как ты думаешь, что бы они сказали, если бы увидели тебя в таком виде?

Она дрожала так сильно, что, казалось, могла рассыпаться на кусочки в любой момент. И физически, и психологически.

— Я ведь прав насчет Старейшин, да? В конце концов, ты — Учитель.

Микки понятия не имел, что все это значит, но слова эти возымели колоссальный эффект.

— Ну же, скажи…

Она смотрела на него с немой мольбой. Губы ее шевелились, но не могли вымолвить ни слова.

— Ну же, Линн… — уже почти шепотом заклинал ее Микки. В этот момент они были ближе, чем прошлой ночью. — Расскажи мне обо всем.

Она хваталась за него, как за спасительный плот. Еще мгновение — и она поползет по столу, только бы прижаться к нему, только бы он ей помог.

— Пожалуйста… — бормотала она как безумная. — Пожалуйста, помоги мне… Помоги…

— Я тебе помогу, — прошептал Микки, боясь нарушить эту хрупкую связь. — Обязательно помогу. Только скажи, где найти Садовника. И я помогу тебе, обещаю.

Она уронила голову в его ладони и зарыдала.

— Давай, Линн. Расскажи мне.

Она посмотрела ему в глаза, приоткрыла рот и…

Дверь в комнату для допросов распахнулась настежь.

— Какого хрена тут происходит?!

Обернувшись, Микки увидел перед собой главного инспектора Гласса. И главный инспектор Гласс был очень зол.

ГЛАВА 105

— Чем ты, мать твою, думал?

Они втроем — Гласс, Марина и Микки — стояли в комнате для наблюдений, тесной даже для одного человека. Трое же там, среди старых шкафов и прочей списанной офисной мебели, казались толпой. А Гласс казался еще злее. Слова его врезались в Микки, как раскаленные шарики свинца.

Линн Виндзор рыдала за столом, утирая слезы бумажной салфеткой. Утешить ее пытался начальник — Майкл Фентон. Приобняв коллегу за плечи, он что-то нашептывал ей на ухо. Звук был отключен, и они не слышали, что он говорит.

Микки не сразу понял, что вопрос Гласса не был риторическим, но Марина опередила его с ответом:

— В офисе больше никого не было, поэтому Микки и обратился ко мне. У него возникли подозрения насчет Линн Виндзор. С ней уже была проведена беседа, но он хотел устроить более формальный допрос.

Она следила за реакцией на лице Гласса. Микки тоже так иногда поступал, потому что не доверял этому человеку, а теперь лишь убедился, что поступал правильно.

— И на чем основаны эти подозрения?

Марина снова взялась ответить.

— В наше распоряжение поступила информация, что она связана с похитителем мальчика, который планирует его убить.

— Что еще за информация?

— Не знаю точно. Что-то насчет Садовника.

На лице Марины не дрогнул ни один мускул.

И это сработало. Было очевидно, что Гласс понял, о чем идет речь. И не менее очевидно, что он намерен прикинуться дураком. На то, чтобы подготовить правдоподобный ответ, ему понадобилось несколько секунд.

— Что… что ты имеешь в виду? Какой еще Садовник?

— Человек, которого мы подозреваем в похищении мальчика, — сказал Микки.

Гласс повернулся к нему. Каменное лицо, холодные глаза.

— И почему вы подозреваете именно его?

— Информация от осведомителя, — пояснил Микки. — Конфиденциального осведомителя. Это… имеет отношение к Линн Виндзор. И я решил ее допросить.

— Но она-то… она-то тут при чем? Она же в юридической фирме работает.

— Да, — кивнула Марина. — А юристы… они обычно ни при чем.

— Но она ведь даже не уголовным правом занимается, — пояснил Гласс, как будто разговаривал с умственно отсталыми детьми. — Она очень уважаемый юрист в своей области.

— И тем не менее она может владеть информацией о готовящемся убийстве ребенка, — сказал Микки. — Если бы нам удалось ее разговорить, мы могли бы предотвратить страшное преступление.

— Не может она владеть никакой информацией, — отрезал Гласс.

— Почему вы так в этом уверены?

Гласс оставил вопрос Марины без ответа.

— Вы же не хотите воспрепятствовать следствию, правда? — спросил Микки.

Главный инспектор перевел тяжелый взгляд на него.

— Сэр, — добавил Микки.

Гласс, видимо, пытался изобразить на лице мыслительную деятельность.

— Вы абсолютно правы, — наконец изрек он. — Нельзя рисковать.

— Отлично. Тогда я…

— Стой! — Гласс остановил Микки уже на полпути к двери. — Допрос буду проводить я. И на этот раз как полагается.

— Я тоже проводил его как полагается, — возразил Микки. — Можете прослушать запись.

Гласс замер в нерешительности.

— Нет, допрашивать ее буду я. В присутствии адвоката. И без диктофона.

— Но почему?

— На случай, если она… затронет личные вопросы. — Он собрался уже уходить, но напоследок вдруг сказал: — Отлично поработали, сержант Филипс.

Как только он скрылся в дверях, Микки развернулся к Марине, но она не позволила ему заговорить: приложила палец к губам и указала на дверь. Они дождались, пока Гласс выведет из комнаты для допросов Майкла Фентона вместе с Линн. Только тогда Микки смог наконец спросить:

— Что это было, Марина? Откуда ты все узнала?

— Потом расскажу. А пока что знай: Гласс преступник. Самый настоящий преступник.

Микки, не сдержавшись, хмыкнул.

— Так я и думал.

— И он имеет к этому всему самое непосредственное отношение. — Марина поглядела на часы. — Пора выпить кофе. Идем, я угощаю.

ГЛАВА 106

У Фила зазвонил телефон.

Он решил, что это, должно быть, Марина: хочет рассказать, как прошел допрос Линн Виндзор. Но это оказался патологоанатом Ник Лайнс.

— Я должен ответить, — сказал он.

— Фил, это Ник. Как поживаешь?

— Да вот, веришь ли, отстранили от должности. А ты как? Нику понадобилось несколько секунд, чтобы переварить информацию.

— Я не ослышался?

— Нет-нет. Отстранили. Личным приказом главного инспектора Гласса.

— Но за что?

— Бог его знает. У него спроси.

— Мне очень жаль.

— Да ничего страшного, это же временно.

«Надеюсь», — мысленно добавил он.

— А ты по какому вопросу?

— Ну, я пытался дозвониться до Розы Мартин, но не смог.

— Да, до нее дозвониться будет трудно… Я тебе могу чем-то помочь?

— А ты знаешь, где она?

Фил хорошенько подумал, прежде чем отвечать.

— Боюсь, она в ближайшее время будет недоступна.

— Ясно.

— Ага. — Пусть Ник думает, что Роза снова ушла на больничный. — Так что, я ничем не могу тебе помочь?

— Да она просто просила узнать кое-что. Увидела на трупе женщины клеймо, и я должен был поискать похожие отметины.

Фил украдкой взглянул на Донну.

— И что?

— На трупах не нашел. Но у того мальчика, которым ты занимаешься, у него нашли такое же. Мне друзья из больницы рассказали. Я лично не видел фотографии, но тебе могут показать.

— Хорошо, я ей передам.

— Слушай, насчет этого отстранения… Ты как поступишь — смиришься или будешь оспаривать?

— Оспаривать. Еще как оспаривать.

— Я думал, вас всех там лихорадит… И вдруг Гласс ценными кадрами разбрасывается. Странно. Он допускает большую ошибку.

— Я полностью с тобой согласен. Но не переживай. — Фил посмотрел на Феннела и Клеменса, планировавших ночную операцию. — Интуиция мне подсказывает, что должность главного инспектора в скором времени освободится.

ГЛАВА 107

Гласс сел за стол в комнате для допросов. Другой комнате для допросов. Той, где не было камер и микрофонов. В этой комнате можно было поговорить без обиняков. В этой комнате можно было провести внеочередное экстренное заседание Старейшин.

Напротив него сидели Линн Виндзор и Майкл Фентон. Линн выглядела опустошенной, едва живой. Фентон о чем-то напряженно думал. Он позвонил Глассу, как только понял, что Линн слишком долго не возвращается. Микки Филипса, равно как и его машину, узнали. Старейшины приехали в участок как раз вовремя.

Гласс чувствовал, что они близки к панике. Ему срочно нужно было взять ситуацию под контроль.

— Надо придумать легенду, — сказал он. — Прямо сейчас. Давайте соберитесь. Думайте.

— Слушай, Законодатель… — начала было Линн, но Гласс ее остановил:

— Здесь можно без этого. Мы в полной безопасности. Нас никто не подслушивает. Можешь говорить свободно. Итак, нужно срочно решать, как нам действовать. Как ликвидировать последствия.

Линн попыталась что-то сказать, но не смогла.

Не смогла сосредоточиться. Собраться. Она потупилась.

«Правильно, — подумал Гласс. — Стыдись. — Он покачал головой и отвернулся. — Никакого толку от нее. Чуть не выдала всех нас с потрохами. А я возлагал на нее такие надежды…»

— Ты говорил, что мы можем отдать им Садовника, — напомнил Фентон. — Говорил, что это отвлечет их внимание от груза. Думаешь, это еще возможно? Ничего не изменилось?

— О чем Микки тебя спрашивал? — обратился Гласс к Линн.

Усталый вздох. Вздох человека, потерпевшего поражение.

— Я уже говорила…

— Скажи еще раз.

— Он спросил, где Садовник. Он сказал…

Слова давались ей с большим трудом.

— Он сказал… это. И все. Спросил, где Садовник. Скажи, говорит, где он, чтобы я его остановил.

— И все? Больше он ничего не говорил?

Она приоткрыла было рот, но промолчала. Покачала головой.

— Больше ничего.

— Ты врешь. Выкладывай.

— Не надо с ней так… — попросил Фентон.

Гласс взглядом метнул в него молнию.

— Тихо.

Фентон замолчал.

— Что еще он тебе говорил?

И опять тяжелый, скорбный вздох.

— Он… он назвал меня… Учителем.

Мужчины оторопели.

— О боже… — Фентон невольно прикрыл рот ладонью.

— Сказал… сказал, что знает о Старейшинах…

Глассу казалось, что очертания предметов расплываются и тут же восстанавливаются, как будто он смотрел в телескоп с обеих сторон одновременно. Он заморгал, чтобы отогнать наваждение.

— Все, — прошептал Фентон. — Это конец. Остается спасаться бегством.

Он встал, но Гласс ухватил его за руку.

— Мы справимся.

— Но они все знают…

— Ничего они не знают. Это исключено. До меня бы дошли слухи. А я ничего подобного не слышал.

— Но он же знал…

— Да, что-то он знал. Но не обязательно все. Он упоминал о грузе? — спросил Гласс, заглядывая Линн в глаза. — О грузе, который прибывает сегодня вечером?

— Нет…

— Точно?

Он искал у нее на лице подсказки, не лжет ли она.

— Нет, ничего не говорил.

— Хорошо. Значит, слушайте. Будем держаться изначального плана.

— Но…

— Не перебивай. Держимся плана. До конца. Где Садовник? В хижине?

— Скорее всего, — ответил Фентон. — Это был его запасной вариант.

— Значит, жертвоприношение будет выполнено там. Отлично. Слушайте дальше. Я скажу своим ребятам, что поступила новая информация. Что Садовник находится в этой хижине. Соберу вооруженный наряд. Мы ворвемся и остановим его.

— Но это… это же опасно.

— Для него, — зловеще усмехнулся Гласс. — Я тоже буду вооружен. Лично прослежу, чтобы он не ушел живым. Мы спасаем мальчика, возвращаемся в город, все довольны. Тем временем груз прибывает в Харвич, и там все довольны. Идеальный отвлекающий маневр. И полиция Эссекса тоже будет счастлива.

Фентон потер подбородок.

— Рискованное дело. В той хижине клиенты забирают товар и возвращают его туда же. А если ее покажут по телевидению? Если кто-то обратится в полицию?

— В полицию? — расхохотался Гласс. — Наши клиенты? После того, что они наделали? Сомневаюсь.

— Они никак не смогут на нас выйти?

Гласс задумался.

— Туда я отвозил Фэйт Ласомб. Хотел потом перевезти ее в «Сад», так что там могли остаться мои следы ДНК… Но совсем незначительные. Так даже лучше, у меня будет повод там оказаться. К тому же руководить расследованием буду я. Все будет под моим контролем. Не волнуйся. Просто делай свое дело. Все будет хорошо.

Линн медленно подняла голову.

— Эта… информация…

— Какая еще информация? — нахмурился Гласс.

— О Садовнике… Откуда ты ее получишь?

— Ниоткуда. Нет никакой информации.

— Ты ее получишь… от меня?

Он понял, к чему она клонит. Провинилась ли она? Каковы будут последствия? Он задумался. Принял решение. Улыбнулся.

— Все будет в порядке. У тебя есть адвокат, ты сможешь выйти под поручительство. Тебе не предъявят никаких обвинений. Я скажу, что информацию предоставил… осведомитель. Не волнуйся, тебя это не затронет.

Она кивнула в знак благодарности. И не заметила, какими взглядами обменялись Гласс и Фентон. Какими понимающими взглядами. Гласс беззвучно спрашивал, нет ли возражений. Фентон отвел глаза, дав понять, что возражений нет.

— Значит, все. Действуем по плану. Садовника доверьте мне. И главное, не нервничайте попусту. Все будет хорошо, если никто не начнет психовать. Ясно?

Фентон кивнул.

Гласс встал и открыл дверь. Фентон помог Линн подняться. Когда он проходил мимо, Гласс шепнул ему на ухо:

— Следи за ней. Она на взводе. До утра может не продержаться.

Фентон прекрасно знал, что он имеет в виду, и не хотел в этом участвовать. Он поспешно повел Линн по коридору. Гласс проводил их взглядом.

На его губах играла улыбка.

ГЛАВА 108

— Минуточку внимания, пожалуйста.

Гласс постучал по стеклу, чтобы все головы развернулись к нему. Микки с Мариной стояли сзади. Пока они пили кофе, обоим пришло сообщение: срочно в офис. Марина пересказала ему все, что узнала от Фила, и лицо Микки с каждым ее словом все больше вытягивалось. Он был настолько зол и возмущен, что даже не хотел возвращаться на работу, но Марина настояла.

— Давай послушаем, что он скажет, — предложила она. — Чтобы знать, с кем мы имеем дело.

Микки понимал, что она права, и скрепя сердце вынужден был согласиться.

И вот они слушали, что скажет Гласс. В глазах его горел огонь ликования, огонь будущего триумфа.

— Поступила новая информация, — объявил он, — касательно похитителя мальчика. Я знаю, кто это сделал. Если мы поспешим, то сможем его остановить.

Марина с Микки удивленно переглянулись. Они рассчитывали услышать что угодно, но только не это.

— Он увез мальчика в заброшенную хижину неподалеку от Уэйкс Колна, по дороге к Холстеду. И он собирается его убить. Мы обязаны спасти мальчику жизнь. Я связался с вооруженным нарядом, они уже едут. Руководить операцией буду лично я. Этот человек вооружен и очень опасен. Мы не можем позволить себе рисковать. Вопросы?

Микки поднял руку.

— А откуда вы получили эту информацию? — И тут же прибавил: — Сэр.

Глассу вопрос явно не понравился.

— От конфиденциального осведомителя, сержант Филипс. Я не вправе называть свои источники.

Но Микки не унимался:

— От того осведомителя, которого я недавно пытался допросить?

— Спокойнее, — шепнула Марина.

Гласс, к сожалению, не мог при всех показать, насколько его раздражает любопытство сержанта.

— Как я уже сказал, я не вправе называть свои источники.

— А вы что, сами туда поедете? Никого из нас не возьмете? Мы, в конце концов, боремся с особо опасными преступлениями.

— Нет. Я здесь единственный человек, прошедший огнестрельную подготовку. Вполне резонно, что поеду я. Я также не хотел бы выдавать местоположение данного объекта, так как информацию могут перехватить и преступник может скрыться с места преступления. А такой исход нас не устраивает. — Он окинул комнату суровым взглядом. Этот человек, по всей вероятности, был готов задушить любое неповиновение в зародыше. — Если вопросов больше нет, я начну сборы. Этот рейд улучшит репутацию всего отдела. Повысит ваш престиж. У меня все, спасибо.

И он удалился. После его ухода в комнате воцарилось молчание.

— Шекспировского накала речь, — наконец сказала Марина.

Все рассмеялись. Все, кроме Микки.

— Что это было? — недоумевал он. — Откуда поступила эта информация? От Линн Виндзор?

— Думаю, это неважно, — сказала Марина. — Он затеял новую игру. Мне надо позвонить, — добавила она, подумав.

— Кому?

— Твоему начальнику. Твоему настоящему начальнику. По-моему, всей нашей команде нужен настоящий брифинг. Идем, здесь делать нечего.

И она направилась к двери. Микки, ничего не понимающий, но крайне взбудораженный, пошел за ней.

ГЛАВА 109

Паб «Дыра в стене» был не самым любимым заведением Микки. По правде сказать, он принадлежал к самым нелюбимым его заведениям в Колчестере.

Место это ассоциировалось у него со здешней контркультурой последнего созыва: хипстерами, любителями «настоящего» эля и студентами. Эстеты слетались, как мотыльки на огонь, на театр через дорогу. Вся эта мебель, непременно деревянная и непременно из неполного комплекта, все эти винтажные кожаные диваны… От них все неприятности: усядешься на такой диван — и, считай, день пропал. А там, глядишь, и жизнь прошла. Так и просидишь тут до конца своих дней, болтая с друзьями, выпивая, дискутируя о какой-нибудь статье в последнем выпуске «Гардиан», обсуждая новые книги, фильмы и альбомы, анализируя мир вокруг себя — пока не настанет твоя очередь платить за напитки.

Такие места ему не нравились даже в студенческие годы. Ему тут было неуютно, неуютно от абсолютной никчемности контингента. Зачем трепаться, когда можно что-то делать? «Но это, — подумал он, поднося бутылку лагера к губам, — мое личное мнение».

Несмотря на наличие алкоголя, это была не простая дружеская встреча. Им нужно было где-то увидеться, где-то недалеко от участка, но и достаточно далеко, чтобы никто их не увидел. Этот паб подошел идеально.

Никому бы и в голову не пришло искать там полицейских, собравшихся на тайный брифинг.

Марина села рядом с Филом. Оба выглядели гораздо более счастливыми, оба вели себя гораздо дружелюбнее, чем в последнее время. По другую сторону от Фила сидел Дон Бреннан, явно взбудораженный всей этой катавасией и помолодевший на глазах. Напротив — двое офицеров ОБОПа, Феннел и Клеменс. Последнему не терпелось скорее убраться отсюда, первый держался куда спокойнее. К нему, как понял Микки, подход найти будет проще. Издалека этих двоих, одетых в одинаковые костюмы и галстуки и будто проглотивших аршин, можно было принять за мормонов или свидетелей Иеговы.

День клонился к закату. В пабе как раз наблюдалось послеобеденное затишье перед вечерним наплывом. Сумерки просачивались сквозь окна.

Им удалось сесть за самый большой стол далеко от барной стойки, где никто не обращал на них внимания. Тем не менее они все равно говорили вполголоса.

Фил представил тех, кого могли не знать.

— Вам, наверное, интересно, зачем я собрал вас всех здесь, — невесело улыбнулся он. — Все уже в курсе дела. Все знают, что происходит. Похоже, настоящий отдел по борьбе с особо опасными преступлениями сейчас собран здесь, а не в здании управы.

Никто не стал с ним спорить.

— Нам известно, что груз приходит сегодня вечером. Но возникли новые осложнения. Микки?

— Гласса там не будет, — сказал он. — Он только что объявил, что нашел Садовника и повезет туда вооруженный наряд.

— И непременно сегодня? — спросил Клеменс.

— Это для отвода глаз, — пояснила Марина. — Он хочет таким образом сделать себе алиби, а заодно и «раскрыть» резонансное дело.

— Значит, мы опять его упустили, — вздохнул Феннел.

— Необязательно, — возразил Фил. — У вас по-прежнему остается дом Донны Уоррен, доверху набитый его ДНК. И показания самой Донны. Вы сможете его прищучить. К тому же остальные Старейшины, возможно, согласятся заключить с нами сделку в обмен на снисходительность суда.

Клеменс пожал плечами.

— Возможно. Но мы все-таки предпочли бы поймать его на горячем.

— Не сомневаюсь. Однако выбирать не приходится. Ему в любом случае не отвертеться. К слову, о рейде, — добавил он, глядя на офицеров ОБОПа. — Я не смогу принять в нем участие ввиду того, что меня временно отстранили от службы. Увы.

— Ничего страшного, — сказал Клеменс. — Мы тебя и не звали.

— Мой напарник хочет сказать, — поспешил вмешаться тактичный Феннел, — что мы и не рассчитывали на вашу поддержку.

— Ага. Но, по-моему, пора вам привлечь кого-то из местных.

— Кого, например?

Фил указал пальцем на Микки.

— Лучший детектив-сержант во всем графстве. Микки Филипс. Возьмите его.

— Ну, мы не…

— Я настаиваю, — сказал Фил.

Мужчины переглянулись.

— Нужно играть по правилам, — сказал Фил.

— Это верно, — кивнул Феннел.

— Хорошо. Тогда позвоните в Хелмсфорд, расскажите, что тут творится. Не переживайте, Глассу они не настучат. Там у людей, знаете ли, тоже карьерные планы.

— Понятно. Ну что же. — Феннел посмотрел на Микки. — К нам из Лондона едет вооруженная группа захвата.

— Отлично. Объединим усилия.

— Это все, конечно, замечательно, — вмешалась Марина, — но мы по-прежнему не знаем, где будет находиться Гласс, где эта злосчастная хижина, где Садовник.

Фил призадумался.

— Да, но я знаю человека, который сможет ответить на все эти вопросы.

— Кто же это?

— Помните, я рассказывал вам о человеке по имени Пол? Он бездомный.

— Да, тот, который, вероятно, и есть Пол Клан, — вспомнил Феннел.

— Именно. Если кто-то и знает, где искать эту хижину, так это он. Знает, конечно, в собственном понимании этого слова…

— А где его найти? — спросила Марина.

— Я покажу. Хочешь с нами?

Она согласилась.

— Тогда лучше переобуйся, — улыбнулся Фил.

— А как же я? — обиделся Дон.

Фил посмотрел на отца, и Микки почувствовал, как эти двое обмениваются энергетическими потоками. Какими именно, он не знал. Может, простая родственная близость. А может, что-то вроде передачи эстафетной палочки.

— Присмотришь за Донной и мальчиком? — попросил Фил.

Дон кивнул.

— Только Эйлин надо позвонить. Сказать, что у нас к ужину будут гости.

— Спасибо.

Дон кивнул и отвел глаза.

И в этом жесте — жалком, пораженческом — Микки увидел собственное будущее. И Фил, скорее всего, тоже.

— Ладно. — Феннел глянул на часы. — Пора.

— Да. — Фил посмотрел на Марину. — Пора. Желаю всем удачи. Она нам пригодится.

ГЛАВА 110

Линн Виндзор пригубила из бокала и посмотрела через балконные перила вниз.

На улице уже стемнело. На том берегу реки мерцали огоньки: это поток машин катил прочь из центра города. Сам центр, на вершине холма, она тоже видела. Вид этот, наверное, был прекрасен — в конце концов, Линн отстегнула за него кругленькую сумму. Но удовольствия она не получала. По крайней мере, сейчас. Сейчас она в принципе не могла получать удовольствия.

Еще один глоток, щедрее предыдущего.

На обратном пути Майкл Фентон вел себя очень странно. Думал о чем-то. Не шел на контакт. И, похоже, переживал. Несколько раз, когда он смотрел на нее, Линн даже замечала в его глазах слезы — и отводила взгляд. Оба знали, что в ближайшее время ничего хорошего их не ждет.

Высадив ее, он сразу же уехал, ничего не сказав.

Она зашла к себе. Приняла душ, переоделась. Проигнорировав белое вино в холодильнике, взялась за виски. И стояла теперь на балконе. В одном халате. Пила. Наблюдала. Все эти люди — в машинах, на улицах, в поездах, в квартирах… Все эти обыденные жизни… Все эти короткие жизни…

Было время, когда она сочла бы их скучными. Сказала бы, что они живут с шорами на глазах, неспособные познать всего. Ограниченные, связанные условностями по рукам и ногам. Скованные страхом.

Линн была не такая. И гордилась своей непохожестью. Ей хотелось испытать все. Довести все до предела. Она жаждала абсолютной власти. Так уж ее воспитали: не считай себя главной, будь главной.

Она выросла достойной дочерью своей матери.

И вот к чему это привело…

Рука, державшая бокал, задрожала. Она отхлебнула еще виски. Набрала полный рот, глотнула. Ощутила приятное жжение в горле.

Что ж, поделом ей.

То, чем она занималась, за что несла ответственность… Те жизни, которые она разрушила, оборвала… Не лично, разумеется. Нет. Но она была там — в отдалении, за кулисами. Она дергала марионетки за ниточки. Руководила. Верховодила.

На глаза набежали слезы. Линн еще раз окинула взглядом раскинувшийся перед ней город. Вспомнила, сколько жизней она забрала. А ведь эти люди могли жить. Точно так же, как и все прочие, в машинах, квартирах, поездах… Проживать свои маленькие, жалкие, убогие жизни. Свои прекрасные жизни, недоступные ей.

Линн вспомнила о Микки Филипсе. Вспомнила прошлую ночь. На душе стало чуть легче. Они ведь сблизились, по-настоящему сблизились, а она все испортила. Пришлось. Он бы никогда не смог ее понять. Тут она вспомнила сегодняшний допрос… Он ведь почти достучался до нее. Еще чуть-чуть — и настал бы конец.

Впрочем, какая уже разница! Она могла бы все ему рассказать. Теперь все ясно. Обратной дороги нет. Она — порченый товар. Она бесполезна. Придется смириться.

Глоток. Бокал опустел. Она налила еще. Сзади послышался какой-то шум, но она даже не обернулась.

— Я войду, если ты не возражаешь, — сказал знакомый голос.

Он вышел на балкон, встал рядом, оценил открывающийся вид. Виски обжигало ей рот. Оба молчали. Для нее это было смиренное молчание. Для него молчание что-то предваряло.

— Я знаю, зачем ты пришел, — сказала она, делая очередной глоток. Перед глазами все плыло, она стремительно пьянела.

— Все могло быть иначе, — со вздохом сказал Гласс.

— Я знаю.

— Я возлагал на тебя большие надежды.

Он погладил ее по плечу.

Она не раз ощущала на себе его прикосновения. И они никогда ей не надоедали. Сейчас ей хотелось упасть в его объятья и спать, пока не закончится весь этот кошмар.

Она допила остатки виски, налила новую порцию.

— Не спеши, — сказал он, — а то все выпьешь. К счастью, я принес еще одну бутылку.

Та же марка, та же емкость. Когда он ставил бутылку на стол, она заметила латексные перчатки.

— И еще вот это. — Он вытащил из внутреннего кармана коричневый пластмассовый пузырек, потряс им у нее перед лицом. — Чтобы крепче спалось.

Она забрала пузырек, кивнула.

— Я так и думала.

— Я подожду.

Во рту было сухо, сколько бы она ни пила. Она открутила крышку, вытряхнула несколько таблеток. Проглотила их по одной, запивая каждую щедрым глотком виски.

Он наблюдал за ней.

Таблетки проскакивали легко и ничуть не горчили.

— И еще одну пригоршню, — сказал он.

Она повиновалась. Глотки виски становились больше с каждой таблеткой.

Она уже не сдерживала слез. Пусть текут. Контуры города совсем размылись из-за влаги в глазах и алкоголя в крови. А теперь еще и эти таблетки… Она почти ослепла.

Когда она начала всхлипывать слишком громко, он шикнул на нее — но беззлобно, нежно. Как мужчина, успокаивающий любимую. Она постаралась плакать тише.

Опустевший пузырек упал на пол.

— Молодец, — сказал Гласс. — Теперь уже совсем недолго.

— А ты… ты подождешь… со мной…

Он посмотрел на часы. В глазах на мгновение мелькнула досада, но стоило ему моргнуть — и досады как не бывало.

— Да. Подожду.

Ее начало клонить в сон. Голова закружилась. Она закрыла глаза.

— Выпей еще, — сказал он.

Она выпила.

— Умница.

Она снова закрыла глаза. Город уносился прочь. Балкон. Квартира. Он. Стоять вдруг стало трудно. Она услышала звон стекла, но не потрудилась даже проверить, что разбилось и где. Ей хотелось одного: отдохнуть.

Вскоре трудно стало даже сидеть. Ей захотелось прилечь.

— Можешь не провожать.

Это было последнее, что она услышала. Уже из какого-то длинного темного туннеля. Она была слишком слаба, чтобы ответить. Пусть идет.

А она устала. Страшно устала. Спать. Нужно спать. Умиротворение…

И Линн Виндзор уснула.

ГЛАВА 111

— Готова?

Марина, кивнув, села в машину, и они поехали в Холстед.

Оба молчали. Из магнитолы доносился голос Джонни Кэша.

— Ты как? — наконец спросила Марина.

Джонни Кэш пел о том, что в его родном городке все принято делать с южным акцентом. Ему аккомпанировал какой-то умелый гитарист.

Фил кивнул, не отрываясь от дороги.

— Справляюсь. — Он улыбнулся и посмотрел на нее. — Справимся вместе.

Она положила ладонь ему на колено, и он не стал ее убирать.

Машин на подъезде к Холстеду оказалось больше, чем они рассчитывали: час пик еще не рассосался. За сумерками пришел проливной дождь. Тугие струи барабанили по ветровому стеклу подобно россыпям алмазов. Машины еле продвигались по извилистым проселочным дорогам, притормаживая на холмах и объезжая лужи.

Когда они наконец, миновав вереницу деревенек, добрались до Холстеда, Фил сразу направился в центр города и на главном перекрестке свернул направо. По пути им попался холм, у подножия которого приютилась древняя мельница, — это был старый торговый город, где привыкли ухаживать за обветшалыми зданиями. Но здесь хватало пристойных ресторанов и пабов, а также дорогих магазинов мебели. Фил с Мариной пару раз ездили сюда на выходных — купить какую-нибудь мелочь для своего нового дома. Магазины эти в основном работали, хотя некоторые и опустели. Фил заметил, как Марина разглядывает витрины.

— Надо будет еще раз съездить сюда. Когда все это закончится.

— Да. Когда все это закончится.

Он направился из центра города, по склону холма, к гостинице «Холстед». Припарковался на гравиевой дорожке. Джонни Кэш пел о том, что очень трудно рассмотреть радугу сквозь такие темные очки. Фил выключил магнитолу.

— Готова?

— А ты уверен, что это сработает? Сумасшедший бомж поможет нам понять, что происходит?

— Будем надеяться.

— И ты уверен, что убийца не он?

— Если бы не был уверен, не дал бы ему уйти.

— Ну, не знаю… — протянула Марина. — Ты в последнее время был не в лучшей форме.

— Я знаю, — вздохнул Фил. — Но я заглянул в его глаза… Это не были глаза убийцы, Марина. Да, он травмирован, да, он болен, но он никого не убивал. Он хотел, чтобы люди приходили в «Сад» лечить свои души. Восстанавливать жизненные силы.

— И вот к чему привели благие намерения.

— Ну, пойдем.

Они вышли из машины. В ожидании дождя они оделись соответственно: джинсы, резиновые сапоги, водонепроницаемые куртки. Фил достал из багажника фонарь.

— Сюда.

Они обогнули гостиницу и спустились к берегу. Фил поводил лучом по земле, выискивая свежие следы.

— Тут кто-то был.

— В гостинице произошло убийство. Неудивительно, что тут толкалось много народу.

— Нет. — Фил указал на тропинку. — Следы совсем свежие. Кто-то был тут недавно.

— Это хороший знак?

— Если это следы Пола, то да.

— А если нет?

— Будем надеяться, что это все-таки Пол.

Они проследовали тем же маршрутом, каким раньше шел Фил, насколько он смог его запомнить. Передвигаться впотьмах было сложнее, тем более под дождем. Некогда надежные уступы превратились в зыбкую слякоть. Под прикрытием ночи ветви деревьев норовили поймать их в свои ловушки. Приходилось держаться рядом, помогая друг другу делать каждый шаг.

— Пришли, — сказал Фил, останавливаясь у реки. — Вроде бы…

Он посветил фонариком по сторонам. Прислушался. Тихо, только дождь отбивает дробь по воде и листьям. Как будто жир вскипает на сковороде. Как будто кто-то палит из автомата.

Луч фонаря уперся в большое темное пятно у размытого берега.

— Вот здесь.

Они подошли к входу в пещеру.

— Здесь? — изумилась Марина. — Здесь живет человек, основавший тоталитарную секту?

— Ага. Иногда он гостит в других домах, принадлежавших «Саду». Все они заброшены. Все под снос.

— Я могла бы о нем диссертацию написать. — Марина заглянула в пещеру. — Да уж, гостеприимное место. Что нам делать? Позвать его? Попытаться приманить чем-нибудь?

— Думаю, виски подойдет.

Фил посветил в зев пещеры, вошел.

— Осторожно там.

— Хорошо. Кажется, кто-то уже побывал тут до нас.

Марина услышала, как его голос эхом разносится по пещере.

— Кажется…

И тут Фил закричал. Оглушительно. Пронзительно. И воцарилась тишина.

— Фил? Фил? — Марина в панике рванулась вперед. — Фил…

— Я… я в порядке, — донеслось откуда-то издалека. Голос его был искажен эхом.

— Где ты?

— Я... Не подходи, а то тоже упадешь. Тут наклон, я его не заметил. Скользкий наклон.

Она разглядела во мраке слабый проблеск фонаря и направилась в ту сторону. Дошла до края штольни, в которую упал Фил, присела. Крупный человек туда, пожалуй, даже не протиснулся бы. Она увидела Фила на дне. Стенки штольни выглядели гладкими. Слишком гладкими, чтобы подняться наверх.

— Как же ты оттуда выберешься?

— Не знаю. Может, Пол где-то здесь. Спрошу у него.

— А если его там нет? Слушай, у тебя в багажнике еще лежит буксировочный трос?

— Должен быть.

— Я схожу за ним. Никуда не уходи.

— Ага, спасибо, я отменю все встречи.

Марина направилась к выходу. Идти по лесу без Фила оказалось труднее. Деревья казались выше, заросли — гуще. Что-то неведомое, недоброе таилось за каждым стволом.

Пытаясь совладать с детским страхом, уговаривая себя, что бояться нечего, Марина, как ей казалось, шла в направлении гостиницы. К машине.

И даже не шла, а практически бежала.

ГЛАВА 112

Шоу началось. Под покровом ночи и с неохотного, сердитого одобрения руководства. Микки сел в первую машину конвоя с Феннелом и Клеменсом. Все трое были в бронежилетах.

Руководство, конечно, не пришло в восторг, услышав, что на их территории и без их на то согласия будет проводиться засекреченная операция. Но Феннел, проявив незаурядные дипломатические способности, все-таки растопил их сердца. Напомнил, что их всех поблагодарят за раскрытие крупного бизнеса по торговле людьми. И что общими усилиями (он подчеркнул слово «общими») они поймают продажного полицейского на высоком посту. И что все это обязательно учтут в верхах, когда будут в следующий раз решать, кому сокращать финансирование. Аргументы подействовали.

Феннел повесил трубку с сияющим лицом.

«Да, — подумал Микки, — теперь дело за малым: провернуть эту операцию». Потому что в случае провала шишки полетят не в молодчиков из ОБОПа, а в них.

Конвой двинулся по трассе А120 в сторону Харвича. На реке Стоур разместилось сразу два порта — Харвич и Феликсстоув. Через последний, как сообщил им на брифинге Феннел, проходили в основном тяжелые грузы. Соответственно, охрана там была лучше. Груз Уивера и Балхунаса шел в Харвич, где его вряд ли стали бы останавливать и проверять.

Они должны приехать вовремя, найти нужный контейнер, проследить, куда его отгрузят.

И — в атаку.

Вооруженный наряд ехал в следующей машине. Микки было не по себе от их присутствия. Фил всегда называл этих ребят ковбоями. Бригада работала под девизом «Сперва стреляй, потом пиши объяснительную». Должно быть, он заразился аллергией на них от Фила.

Конвой приближался к Харвичу.

Странное это было место. В самом городе красовались старинные георгианские дома, по улочкам сновали кролики, в пабах подавали уникальные сорта пива. Там даже был маяк, переделанный в музей. Но здесь, в порту, кипела совсем другая жизнь.

Они припарковались у самой воды. Микки вылез из машины.

Начался дождь, сгустились сумерки. Тишину нарушал лишь плеск волн, набегающих на пирс. Микки поплотнее завернулся в куртку. Холод и сырость пронизывали его насквозь.

Феликсстоув на противоположном берегу горел мириадами огней, и силуэты кранов четко выделялись на подсвеченном фоне. Было в нем что-то зловещее, даже инопланетное. Сам порт напоминал космический корабль, сбитый, но все еще опасный. Четвероногие краны напоминали реквизит из первых «Звездных войн». В любой момент они могли сорваться и ринуться в атаку на своих проржавленных лапах.

Микки вздрогнул. «Надеюсь, — подумал он, — только от холода».

К нему подошел Клеменс.

Закурил, предложил Микки, но тот отказался.

Всю дорогу сюда Клеменс молчал, а Микки был недостаточно с ним знаком, чтобы спрашивать почему.

— Мне только что позвонили, — сказал Клеменс, выдыхая дым в сторону реки. — Насчет моего напарника. Он впал в кому.

— Мне очень жаль. Но разве твой напарник не Феннел?

— Нет, Феннела совсем недавно ко мне прикрепили. Мы давно знакомы, не раз работали вместе, но моего настоящего напарника сильно пописали пару дней назад. Он еле выжил.

Микки не знал, что сказать, но от него, по-видимому, этого и не ожидали.

— И ей все сойдет с рук. Самозащита типа.

— А разве это было не так?

Клеменс вздохнул, покачал головой, выпустил еще пару клубов дыма.

— Я и не думал, что ты поймешь. Сразу видно, от кого ты всего этого нахватался. Он тоже пытается сделать из тебя подписчика «Гардиан».

Клеменс Микки сразу не понравился: слишком вспыльчивый, слишком болтливый. Вечно напрашивается на неприятности. Не самые лучшие качества для человека, который вроде как должен тебя прикрывать.

Надо быть начеку.

Отвечать на его выпад Микки не хотелось.

И они молча смотрели на воду, погруженные каждый в свои мысли.

Вскоре подъехал Феннел с остальными.

— Твой босс говорил, что ты соскучился по настоящей полицейской работенке, — сказал он Микки.

Тот хмуро улыбнулся.

— Все лучше, чем рыться в бумажках.

— А то. — Феннел поглядел на часы. — Пора собираться.

ГЛАВА 113

Фил попытался привстать, не зная наверняка, какое расстояние до потолка. Как выяснилось, недостаточное. Выпрямиться в полный рост он не сумел.

Он проверил, все ли с ним в порядке. Ничего вроде не болит, никаких вывихов и переломов. Неприятный зуд от скольжения по камню, и только. Болеть начнет завтра.

Если он, конечно, отсюда выберется.

Он пошарил лучом фонарика в темноте. Штольня, в которую он угодил, похоже, возникла естественным путем, а потом ее специально углубили. Некоторые камни сгладило время, другие явно обтесывали.

Он развернулся, посветил вокруг. Здесь кто-то жил.

На самодельной кровати из корявых сучьев лежал матрас из мешковины, из рваных швов торчали солома и жухлая листва. Сверху валялись скомканные одеяла — старые, дырявые, заплесневелые. Вонь стояла непередаваемая.

Он присмотрелся внимательнее. Рядом, в темноте, стояла, кажется, еще одна кровать, а возле нее — приземистый столик на покосившихся ножках. Мебель эту, скорее всего, выудили из гостиничных мусорных баков. Он посветил на вторую кровать и в ужасе отпрянул.

На кровати лежали мумифицированные человеческие останки.

Одежда уже вся сгнила, кожа ссохлась и поросла пылью. Кое-где торчали кости. И все-таки этот труп берегли. Дорожили им. По обе его стороны были расставлены свечи.

Он перевел взгляд на столик, покрытый, как стало ясно в свете фонаря, теми же рисунками, которые он видел в подвале дома на Ист-Хилле. На столике лежала всякая дребедень, похоже, вытащенная из кармана, но только десятки лет тому назад. Все предметы были разложены торжественно, словно на алтаре. Фил подошел поближе. Зажигалка. Бисер. Часы со сгнившим кожаным ремешком. Кошелек.

Он взял кошелек — осторожно, чтобы тот не обернулся трухой в его руках.

Внутри были деньги: одно-, пяти-, десятифунтовые бумажки. Очень старого образца. Давно просроченный читательский билет. Он попытался прочесть наполовину стершееся имя. «Пол Клан».

— О боже…

И вдруг — внезапный звук. Эхо.

Фил развернулся, задев низкий потолок головой. Потер ушибленное место. Прислушался. Но слышал только биение крови в висках.

Звук не повторился. Он поводил лучом фонаря по стенам и увидел, что они усеяны все теми же рисунками. Краска за долгие годы потемнела.

Нет, здесь жил не Пол. Фил в этом даже не сомневался. Кто угодно, но только не Пол.

Быть может, Садовник?

Он взглянул на склон, по которому скатился сюда. Поискал взглядом хоть какие-то упоры. Но камень был гладким. Сточенным временем. Проем наверху — шириной примерно с него. Он попытался вскарабкаться по стене, но не смог и снова сполз вниз.

Паника уже давала о себе знать.

Фил ненавидел замкнутое пространство. Извечный его бич — клаустрофобия. Под землей она протекала в особо тяжелой форме.

Он еще раз попытался выбраться наружу, но застрял в проеме.

Дыхание участилось. Только бы выбраться отсюда. Когда еще Марина принесет этот трос… Действовать нужно незамедлительно.

Он расслабился, повернулся.

Прополз несколько сантиметров по туннелю — и снова сорвался, приземлившись ровно на том же месте.

Но как-то же сюда проникал человек, который здесь жил! Присев на корточки, он обвел основания стен фонариком. Где-то должны быть щели, потайные ходы…

Щели он таки увидел — обычные расселины в камне. Слишком узкие, чтобы в них пролезть. Но одна, похоже, расширялась и превращалась в нечто вроде туннеля. Тесного, но все же туннеля. Он сможет протиснуться туда, помогая себе локтями. Пускай и с большим трудом. А если не получится, то сможет выбраться обратно.

Скорее всего.

И снова этот звук. Снова это эхо. Звук, похожий на крик.

Существу, которое его издавало, было страшно. Существу, которое его издавало, было больно.

Зверь? Или все-таки человек? А самое главное, откуда доносится этот вопль — неужели из туннеля, в который он собирался нырнуть?

Придется выяснить.

Он присел, зажал фонарик в зубах и, улегшись на живот, пролез в узкое отверстие в стене.

Пару лет назад он уже попадал в схожую ситуацию.

Он помнил, что ожидало его в конце того туннеля.

Дыхание участилось, но он понимал, что нужно успокоиться и беречь энергию для движения.

И, не зная, идет он на звук или удаляется от него, не зная, где хуже — здесь или там, он решительно пополз вперед.

ГЛАВА 114

Ребенок все еще дрожал. Вот и хорошо. Садовнику это было приятно.

Нет. Не просто приятно. Он блаженствовал.

Тем сильнее возбуждение. Тем слаще предвкушение.

Ребенок вцепился в прутья решетки. Дернул, затряс. Пытался вырваться на свободу, наивный. Ну уж нет, клетка сработана на совесть. Он посмеялся над мальчиком, но смех скоро перешел в кашель.

Надсадный, удушающий кашель. Садовник согнулся, исторгая из себя болезненный, злобный не кашель даже, а лай. Грудную клетку жгло огнем.

Наконец приступ прошел. Во рту скопилась какая-то жидкость. Он сплюнул, приподняв капюшон. Посмотрел на пол. Темная, почти черная, блестящая.

Кровь.

Приступ кашля лишил его сил. С каждым разом все хуже и хуже. Все больнее и больнее. Каждый спазм — все длиннее. И приходить в себя с каждым разом сложнее.

Он снова надел капюшон. Посмотрел на алтарь. Инструменты, как обычно, разложены в неукоснительно строгом порядке. По бокам уже горели свечи. Увидев их, он почувствовал прилив сил.

Выпрямился, посмотрел на мальчика.

Улыбнулся. Смеяться он не стал.

— Скоро… Совсем скоро…

Он взял заточенную садовую лопатку. Мерцание свечей отразилось от металла. Он принялся пускать в мальчика солнечных зайчиков, от которых тот увертывался, как от летучих мышей.

«А что, — подумал он, — это идея».

И снова улыбка. Ему по душе такая игра. Мальчик метался по клетке, избегая непонятного белого пятнышка. Садовник самодовольно хихикал.

Так можно несколько часов забавляться.

Но нескольких часов у него в распоряжении не было. Он посмотрел на таблицу. Пора. Скоро. Сейчас.

Он подошел к клетке.

Он был готов.

Готов принести жертву.

Готов возродить Сад.

ГЛАВА 115

— Дождитесь моего сигнала. Ясно? Никто ничего не делает, пока не получит сигнал. Усекли?

Они усекли.

Гласс еще никогда не чувствовал себя на таком подъеме. Он уже и забыл, какой это кайф — ловить преступника. Чтобы кровь кипела от адреналина и тестостерона. Чтобы молнии пронзали тело от головы до пят. Чтобы пульс стучал даже в руках, готовых снести любую преграду.

Группа захвата выстроилась перед ним на заросшем бурьяном дворе. Чернильная ночь скрывала их от любопытных глаз. Хижина была заколочена. Свет не горел. Внутри, казалось, никого не было — и все-таки там кто-то был. Гласс это знал. Наверняка.

— Преступник находится в этом строении. Осведомитель сказал, что он, скорее всего, в подвале. Согласно планам, подвал находится спереди и спуститься в него можно из кухни посредине дома. Туда мы и направимся. Насколько я знаю, командир группы сержант Вэйд провел с вами инструктаж. Все знают, куда идти. Я войду спереди, с главного входа. Не забывайте: этот человек очень опасен. Стреляйте на поражение. Главное — спасти ребенка.

Группа в полном обмундировании напоминала какие-то ударные войска из будущего. От этого зрелища Гласс получил новую порцию адреналина.

— Начинаем по вашей команде, сержант.

И Вэйд дал команду. Бойцы окружили хижину.

Получив сигнал, они одновременно выломали двери спереди и сзади и рванули к середине постройки.

Темный дом заиграл множеством огней: это бойцы светили фонариками, проверяя каждый угол. Пахло здесь прелостью и запустением. Воздух был затхлым. Пыль клубами поднималась из-под ног.

Гласс был вне себя от счастья. Ради этого он и жил. Прирожденный лидер с пистолетом наголо, он с нетерпением ждал убийства во имя справедливости. Как только пистолет оказался у него в руке, пальцы начали мелко подергиваться. Раньше он думал, что «руки чешутся» — это обычное клише, но с удивлением понял, насколько точно это выражение. И сейчас, пробегая по коридорам с бойцами группы захвата, он изумлялся, насколько это легко — нажать на курок. Случайно. И завалить кого-нибудь просто так, ни за что.

Он быстро одернул себя. Так нельзя, это его коллеги. И они выполняют ответственное задание.

Все сгрудились у двери в подвал. Сержант Вэйд выжидающе посмотрел на Гласса. Тот сделал глубокий вдох и кивнул.

Дверь разнесли в щепки. По ступеням затопотали десятки ног. Последним бежал Гласс. Палец на предохранителе. Дрожащий палец, готовый в любой момент сорваться.

Но он крепился.

Замер. Замерли все.

В подвале было пусто.

Гласс пошарил фонарем в темноте. Ничего. Пустота.

Он направил луч света в угол. Там лежала аккуратная кучка костей. Провел лучом выше, по стене. Клетка была здесь. Он видел ее собственными глазами. Меньше, чем на Ист-Хилле, заброшенная, резервная. Но ее куда-то убрали.

Он покрутил головой и принялся размахивать фонарем в надежде выхватить силуэт. Может, он где-то затаился. Может, ждет подходящего момента, чтобы напасть.

Гласс, не скрывая разочарования, посмотрел на Вэйда. Бойцы сгорали от нетерпения, рвались в бой. Они были похожи на вулканы, которым отказали в удовольствии извергнуться. На любовников, которых остановили за миг до кульминации.

Главный инспектор начинал сердиться. Он хотел нанести удар. Куда угодно. Лишь бы нанести удар…

— Здесь никого нет.

— Я и сам вижу, сэр. Думаю, вам нужно побеседовать с осведомителем.

— Да уж.

— Пойдемте, ребята.

Разочарованные бойцы отправились наверх.

— Что нам дальше делать, сэр? — спросил Вэйд уже на улице.

Гласс призадумался.

«Где же он? Давай, шевели извилинами…»

— Я не знаю, сержант.

«Думай… Он разобрал клетку… перенес ее куда-то… Думай…»

Точно! Его осенило. Он знал, где его искать.

— Приношу свои извинения, сержант, — сказал он Вэйду. — Можете расходиться. Спасибо.

И Гласс направился к своей машине.

— Куда вы? — крикнул ему вдогонку Вэйд.

— Хочу поговорить со своим осведомителем, — не оборачиваясь, ответил Гласс. — Интересно, что он скажет в свое оправдание.

Он еще может это сделать. Убить Садовника и найти ребенка. Еще не все потеряно.

Время еще есть.

Сев за руль, Гласс сорвался с места и помчался вперед на максимальной скорости.

ГЛАВА 116

— Загрузились. — Феннел прижал наушник пальцем. — Грузовики выехали из порта. Скоро проедут мимо нас.

Конвой разделился. Одну машину поставили на стоянке при супермаркете на окраине Харвича. Магазин был закрыт, стоянка и прилегающие дороги — пустынны. По-прежнему лил дождь. Они стояли в тени, отбрасываемой зданием, откуда их не было видно, зато открывался прекрасный обзор дороги к порту.

Вторая машина конвоя находилась у склада возле нефтеперерабатывающего завода. Они не хотели выдать себя чрезмерной спешкой.

Третья машина стояла возле самого порта. Звонили оттуда.

Как только Феннел сообщил насчет грузовиков, настроение в группе сразу же переменилось.

Вымученные шутки уступили место абсолютной сосредоточенности. Больше никаких смешков. Никакой болтовни. Это снова была сплоченная команда, готовая к бою, а не компания друзей со скверным чувством юмора.

Микки посмотрел на Клеменса. На первый взгляд, тот тоже вроде бы собрался, нацелился на результат. Но Микки не ограничился первым взглядом — и понял, что мыслями тот был далеко отсюда. На сжатых губах играла улыбка — улыбка предвкушения.

Феннел снова говорил в микрофон, и Микки подумал, что стоит, наверное, предупредить его. Сказать, что Клеменс в настоящее время не готов к такому испытанию. Что он опасен. Что он в любой момент может сорваться. Но времени на разговоры не было. Оставалось надеяться, что это сделает за него кто-то другой.

А он пока что продолжал наблюдать.

— Вопросы?

— Да, — откликнулся Микки. — Мы уже знаем, кто там находится? Балхунас, да? Кто еще?

— Не знаем. Но он, скорее всего, будет там. Возможно, Фентон. Еще вопросы?

И снова вопрос от Микки:

— И что будет происходить, когда грузовики въедут на территорию склада, мы тоже не знаем, так?

Клеменс презрительно фыркнул, но Микки его проигнорировал.

— Хороший вопрос, — сказал Феннел. — Нет, не знаем. Если все пойдет по плану, мы поймаем их на горячем.

— А если нет?

— Будем импровизировать, — вмешался Клеменс.

— Ясно, — сказал Микки.

Феннел снова отвлекся на разговор через наушник, а Микки покосился на Клеменса. Тот постоянно держал пистолет наготове.

Прижав наушник пальцем, Феннел опять обратился к ним:

— Грузовики должны вот-вот проехать мимо.

И действительно, через несколько секунд — которые, правда, тянулись, как минуты, — мимо проехали два грузовика с металлическими контейнерами.

— Начинаем! — скомандовал Феннел.

Прождав еще несколько положенных минут, они на безопасном расстоянии двинулись за грузовиками.

ГЛАВА 117

Донна подошла к окну, отдернула штору, выглянула на улицу. Довольная, что никто в кои-то веки не следит за ней, она опустила штору и вернулась в кресло.

— Не бойся, — сказал Дон. — Здесь вы в полной безопасности.

Она кивнула. Ей так хотелось в это верить! Но для этого одних слов недостаточно.

Они поужинали все вместе: Эйлин приготовила огромную миску пасты карбонара. Они с Беном попросили добавки, и, если бы паста не кончилась, Бен, наверное, ел бы еще и еще. Вкусная еда. Настоящая еда. Она такую только по телевизору видела. И еще в ресторанах, где ею наслаждались другие.

Более того — с вином! И не дешевое пойло из круглосуточной лавки, от которого целую неделю изжога. Нет, настоящее вино. Вкусное, дорогое. Она хотела выпить целую бутылку, но сдержалась. Ограничилась полутора бокалами, чтобы хозяева не таращились.

Жена Дона была очень добра к ней. И совсем, похоже, не возражала, что Дон пригласил их на ужин и оставил переночевать.

— Что вы, — сказала она. — Мы же постоянно присматриваем за дочкой Фила. А раньше брали детей из приютов на выходные.

Донна прекрасно помнила, в какие дома ее брали на выходные, когда мать сама с ней не справлялась. Те дома вовсе не были похожи на этот.

Она робко улыбнулась.

— Дон и Донна, — пробормотала она. — Я могла бы быть вашей дочерью…

Эйлин все суетилась вокруг Бена: спрашивала, что ему дать попить, не хочет ли он принять ванну, какая у него любимая передача. Он поначалу отвечал с опаской, подозревал какой-то подвох. Но Эйлин говорила так открыто и заинтересованно, что он в конце концов откликнулся. Сейчас он уже посапывал, свернувшись калачиком, на втором этаже.

А она сидела в гостиной с Доном и Эйлин, постепенно уговаривая новую бутылку вина. Ей очень здесь нравилось. Здесь было тепло, уютно и безопасно. В таком кресле можно было даже спать!

Да, она бы привыкла к такому. Надо только побыть здесь подольше. И привыкнет.

На глаза набежали слезы, но плакать при хозяевах она не хотела.

В Доне, конечно, угадывался бывший коп, но он этим не кичился, как другие. И даже как некоторые ее клиенты…

— От Фила никаких новостей? — спросила она, заметив на его лице тревогу.

Дон встрепенулся, будто его разбудили.

— Нет. Нет, я и не жду пока…

И снова погрузился в свои мысли.

— Так что же, Донна… — негромко начала Эйлин. — Что ты будешь делать дальше?

Донна и сама об этом размышляла, пока принимала ванну. Она не сможет уже вернуться к привычной жизни. После всего, что ей довелось пережить… Возвращаться в тот дом ей тоже не хотелось.

Может, пора браться за ум?

— Не знаю, Эйлин. Я не могу… не хочу возвращаться домой. После того, что… ну, сами понимаете.

Эйлин кивнула.

— И теперь еще Бен. Он…

— У него больше никого нет.

И Эйлин была права. Теперь Донна несла за него ответственность, нравилось ей это или нет.

— Может, напишу книгу, — с усмешкой сказала она. — Продам права на экранизацию.

Эйлин тоже улыбнулась.

— Было бы здорово.

— Ага. Может, так я и поступлю.

Дон встал и ушел в кухню. Она услышала, как хлопнула дверца холодильника, как он гремит приборами в ящике, ищет открывалку. Бульканье. Он вернулся с пивом, отхлебнул, отставил кружку.

— Ты только не напивайся, — попросила Эйлин.

— Не напьюсь, — с легким раздражением ответил он.

— На самом деле Дон никогда не переставал быть полицейским, — шепотом пояснила Эйлин. — В глубине души он по-прежнему коп. И он переживает, когда опасных преступников ловят без него. Тянет его. Тянет обратно на службу.

— Вообще-то я тебя слышу.

— Я знаю, — с улыбкой сказала Эйлин.

Донна понимала, что это улыбка любящего человека.

Повисло молчание.

— Не знаю, как вы, — сказала Донна, — но я рада, что сейчас здесь, а не там. Слишком большое напряжение. И такое, знаете, нехорошее напряжение.

— Полностью согласна, — отозвалась Эйлин.

Дон вздохнул.

— Давайте посмотрим, что по телевизору, — предложила Эйлин, отыскивая пульт на диване.

Сверху донесся детский плач. Донна подскочила как ужаленная.

— Не волнуйся, — успокоила ее Эйлин. — Это Джозефина ворочается.

Донна села. Эйлин продолжила поиски пульта, но, прежде чем включить телевизор, сказала:

— Ты отреагировала как настоящая мать.

— Что? — опешила Донна. — Это вы о чем?

Но она прекрасно знала, что имеет в виду Эйлин. Щеки у нее залились румянцем.

— Так поступила бы на твоем месте любая мать. Это была бы первая ее мысль — спасать ребенка.

Донна молча пила вино, размышляя над словами Эйлин.

— Ага, — сказала она, чувствуя прилив нежности и одновременно страха. — Может, я… Может, я нашла себе сына.

Она замолчала, глотая слезы.

Эйлин отвернулась, включила телевизор. На экране невозможно красивые шпионы спасали мир совершенно неправдоподобными способами.

— О, мне нравится, — сказала она, просто чтобы не молчать. — Хотя раньше серии были получше.

— Да, давайте посмотрим, как кто-то другой спасает планету, — горько съязвил Дон.

Все трое снова замолчали.

Женщины понимали, каково приходится Дону. Понимали, как это трудно — чувствовать себя лишним, сброшенным со счетов. А ведь еще совсем недавно они все вместе сидели в баре… И больше всего на свете ему хотелось помочь сыну.

— Значит, ты нашла себе сына, — повторил Дон уже мягче, как бы извиняясь перед Донной.

Она кивнула.

— Это замечательно. Ты его береги.

— Хорошо. — И она понимала, что это не пустые обещания.

Дон вздохнул.

— Надеюсь, я своего не потерял…

И они молча продолжали смотреть, как невозможно красивые люди спасают мир.

ГЛАВА 118

Фил пробирался вперед. Медленно, прижимая локти к бокам, царапая плечи об острые каменистые выступы. Потолок нависал так, что он с трудом поднимал голову.

Кто-то уже полз по этому туннелю до него, но человеческое тело слишком мягкое, чтобы сгладить вековые камни.

Новый поворот. Филу не оставалось ничего, кроме как свернуть. По пути он замечал в стенах другие трещины, случайно выхваченные лучом фонарика. Некоторые казались достаточно широкими, чтобы он мог в них протиснуться. Может, попробовать?

Он застыл на развилке. Два темных пятна, одно налево, другое направо. Не видно ни зги. Может, поползти обратно? Марина могла уже вернуться. Стоит небось над штольней с тросом и зовет его.

Он попытался двинуться обратно, отталкиваясь локтями, — дальше от света, обратно во мрак. Плечи ударялись о низкий потолок. Он вскрикивал, отдувался, но полз.

И вдруг уткнулся в преграду. Дальше хода не было. Он тяжело вздохнул, подняв облако пыли. Без паники. А ведь клаустрофобия одолевала его даже в лифте… Зачем он сюда полез? Зачем добровольно обрек себя на эту муку?

«Потому что услышал чей-то вопль», — сказала рациональная половина его мозга. Вопль — не то звериный, не то человеческий.

Возможно, детский.

И когда он обнаружил скелет на кровати, жребий был брошен.

Он снова вздохнул, вытянул шею, чтобы хоть краем глаза заглянуть во мрак, простиравшийся впереди.

Фонарь, скользкий от слюны, выпал изо рта. Он как мог пошарил в полутьме рукой. Нащупал фонарь. Кое-как вытерев грязь, сунул его снова в рот.

Посмотрел вперед. Развилка туннеля. Какую дорогу выбрать?

Он закрыл глаза, прислушался. Хоть бы какой-то звук, хоть какая-то подсказка…

Но ничего не услышал.

Паника снова завладела им. Ему хотелось попрыгать, потянуться. Ударить ногой с размаху. Закричать.

Чтобы подавить крик, ему пришлось закусить ручку фонарика. Он приглушенно замычал, приказал телу не двигаться. Если он лягнет потолок, то может не только ушибиться, но и обрушить на себя все.

Волна страха понемногу спадала. Он замер, глубоко задышал, не думая, сколько пыли глотает с каждым вдохом. И пополз к развилке.

Ему в голову пришла новая идея. Он вынул фонарик изо рта, выключил его и какое-то время лежал неподвижно в кромешной мгле. «Наверное, это похоже на смерть, — подумал он. — Лежишь совсем один, без движения, в холоде, во тьме. В пустоте».

Нет, смерть не может быть такой. Он просто жалеет себя. Но он еще жив. И он должен выполнять свою работу. Дождавшись, пока глаза привыкнут к темноте, он внимательно присмотрелся к разветвлению в туннеле. Слева брезжил едва различимый свет. Туда ему и нужно.

Он снова включил фонарик и пополз с новыми силами.

Этот отросток оказался еще уже, чем основной туннель. Потолок нависал еще ниже. Фил с большим трудом отталкивался от земли, пространство для движения было минимальным. А вдруг дальше будет еще уже? Вдруг он застрянет? Вдруг существо, которое взывало о помощи, тоже отправилось на поиски и его зажали камни? Вдруг его ждет та же участь?

Нет, от этих мыслей нужно избавляться.

И тут он ощутил дуновение. Легкий, невесомый порыв свежего воздуха. Всего на одно мгновение. Надежда на скорый просвет помогла ему забыть о боли, утроила силы.

И за следующим поворотом он увидел выход.

Уже, правда, чем вход, но он пролезет, если постарается. Должен пролезть.

Так и произошло. Через несколько минут, израненный острыми выступами, измятый, выжатый как лимон, он был на свободе.

Лежал на каменном полу, жадно глотая воздух, и молил боль отступить.

Когда он наконец открыл глаза и осмотрелся, боль таки отступила, но ее сменил ужас.

Он попал в нечто вроде подземной комнаты, оборудованной где-нибудь под кладбищем. Все стены были уставлены и завешаны черепами и костями, так что трудно было понять, не из костей ли сложены сами стены. Их было очень много. Пол был выстелен старинными каменными плитами, которые показались ему смутно знакомыми. Всюду лежали цветы.

Он привстал, забыв о боли. Он знал, что сейчас увидит. И не ошибся.

Алтарь. А за ним — клетка из костей.

А в клетке — Финн, сжавшийся в клубок от страха.

Фил, сделав над собой колоссальное усилие, поднялся на негнущихся ногах. Голова раскалывалась и кружилась. Сзади послышалась какая-то возня.

Он обернулся.

И увидел силуэт из своего кошмара.

Капюшон из мешковины, заляпанный чем-то кожаный фартук. И что-то острое, блестящее в руке.

Силуэт надвигался.

Фил хотел вытянуть руки, остановить его, закричать — но тело отказывалось повиноваться. Тело не позволяло ему ни обороняться, ни звать на помощь. Тело окостенело.

Силуэт был уже совсем близко. Бездонные глаза. Глаза смерти.

Он поднял руку — и снова окунулся во мрак.

ГЛАВА 119

— Вот они, голубчики…

Голос Феннела.

Их машина ехала за грузовиками до самого склада. Чтобы не привлекать к себе внимания, они проехали чуть дальше, чем нужно, когда грузовики уже скрылись за воротами. И сейчас дожидались второй машины у обочины.

Дорога была пустая. Только дождь — и они. Подъехали еще две машины. Клеменс все поглаживал свой пистолет, и Микки старался на него не смотреть.

Вместо этого он смотрел на Феннела.

— А какой будет сигнал?

— Не спеши. Надо убедиться, что все заняли свои места.

Микки промолчал. Он чувствовал, что группа готова. Чувствовал кожей. Пистолеты заряжены. Тела в тонусе. Мозги напряжены.

Он пытался через ветровое стекло рассмотреть, что происходит за воротами, но видел лишь высокий металлический забор с колючей проволокой. Дуговые лампы освещали территорию, по центру которой стоял гигантский склад. Там-то и скрылись грузовики. Всю остальную площадь занимали металлические контейнеры. Сотни контейнеров, один на другом, как фантастический город, построенный архитекторами-модернистами. Как разноцветные небоскребы. Дверь склада была по-прежнему распахнута настежь.

— Рано… — приговаривал Феннел. — Еще рано… Подожди…

Микки не спускал с этой двери глаз. Из-за горы контейнеров выехал зеленый внедорожник. Он нахмурился. Зеленый внедорожник? Где он мог…

И тут он вспомнил. Финна похитили на таком автомобиле. Он готов был дать руку на отсечение, что это тот самый зеленый внедорожник.

— Хорошо, — сказал Феннел, выслушав его. — Дополнительные улики.

Все молчали. Наблюдали.

Ждали сигнала.

ГЛАВА 120

— Фил! Фил! — выкрикнула несколько раз Марина, застыв у входа в пещеру.

Найти машину и принести трос оказалось не так просто, как она рассчитывала. Лес обманывал ее, водил за нос, и дождь, похоже, вступил с ним в сговор. Она поскальзывалась на коварных склонах, царапалась и ударялась о ветви, кружила, но все-таки добралась до гостиницы.

Ответа из пещеры не было.

— Фил!

Молчание.

— Уже не смешно, Фил. Прекрати.

Тишина.

Марина начала беспокоиться. Вдруг с ним что-то случилось? Вдруг он поранился? Вдруг на него кто-то напал?

Перекинув трос через плечо, она присела на корточки, вглядываясь в темноту и ожидая рассмотреть луч от фонаря. Но не увидела ничего. И когда она уже собралась встать, достать телефон и позвонить ему, что-то вдруг уперлось ей в шею.

Что-то твердое, металлическое.

Она сразу поняла, что это пистолет.

И сразу узнала этот голос.

— Ну и ну, — сказал он. — Вот так встреча!

ГЛАВА 121

Фил открыл глаза — и оцепенел от ужаса.

Он был в клетке.

Кошмар повторялся наяву.

Он посмотрел по сторонам. Финн забился в самый дальний угол; взгляд его ничего не выражал. «Состояние шока», — понял Фил. Еще бы!

Голова болела в том месте, куда нанес удар Садовник. Кружилась. Его тошнило. Тело ныло после путешествия по туннелю. И паника… Паника тоже никуда не исчезла. Осознавая, что паниковать сейчас не время, он пытался заглушить ее, отвлечься на конструктивные мысли.

Он видел Садовника сквозь решетку. Тот стоял у алтаря, опустив голову, и водил рукой над свечами, бормоча какое-то заклинание. И еще не заметил, что Фил пришел в себя. Замечательно.

Финн уставился на своего нежданного соседа. Отодвинулся еще дальше.

— Не бойся, — прошептал Фил. — Я твой друг. Я пришел помочь тебе. Спасти тебя.

Мальчик шевельнул губами, беззвучно повторяя слово «друг». «Что ж, — подумал Фил, — придется теперь оправдывать его ожидания».

Он схватился за один костяной прут, покрутил его. Прут держался крепко.

Он продолжил дергать, но кость не поддавалась.

Сильнее, резче.

…хруст. Тончайшая, с волосинку, трещина. Уже что-то. Он продолжил работу.

Но Садовник увидел, чем он занят. Взял что-то с верстака и подошел ближе. Фил убрал руку с решетки.

Маска Садовника вблизи внушала еще больший ужас. Абсолютное отсутствие человечности, абсолютное отсутствие узнаваемых черт. Точно ожившее пугало из фильма ужасов. На то, как он понимал, и был расчет.

Но Фил крепился. Нет, его так просто не запугать. В конце концов, он видел его без маски. Разговаривал с ним.

Если он, конечно, не ошибся.

— Я так понимаю, — отчаянно храбрясь, заговорил Фил, — что мумия на кровати — это Пол Клан?

Садовник остановился. Прислушался. Заинтересовался. Фил продолжил:

— Труп Пола Клана, да? Я его нашел. Это было твое первое убийство, да? Тогда-то ты, наверное, и понял, как это приятно — убивать людей.

Садовник молчал и не двигался с места.

— В чем дело? Потерял дар речи? Это на тебя не похоже.

— Ты меня не знаешь.

Голос, доносившийся из-под капюшона, был похож на рык, низкий, сиплый. Как будто он постоянно пытался откашляться, но не мог.

— О, позволь с тобой не согласиться. Я тебя знаю.

— Кто… Я…

— Садовник, да. Знаю-знаю. Но это просто маскарад. Капюшон и все такое. Надел капюшон — стал Садовником. Снял — и…

Садовник занес руку. В зареве свечей слабо блеснуло лезвие ножа.

Фил отскочил назад. Сердце бешено забилось в груди. Он не раз заглядывал в глаза смерти, но только не в таком буквальном смысле. Эту смерть он видел во сне. Эта смерть была предсказана, и он обязан был пойти предсказанию наперекор.

Как бы страшно ему ни было.

Он боялся не только маньяка, стоявшего перед ним с ножом в руке. Он боялся всего того, что этот маньяк воплощал. Он был ожившим сновидением. Он имел власть над Филом.

И Фил восставал против этой власти.

— Зарезать меня хочешь, да? — Он надеялся, что голос его дрожит не так заметно, как тело. — У тебя на все вопросы один ответ — зарезать, так ведь?

Садовник, угрюмо хмыкнув, рассек воздух ножом. Финн дернулся и заскулил.

— Молодец, — издевательским тоном продолжил Фил. — Просто молодец. Больше ничего не умеешь?

— Умею, — ответил Садовник, подступая к клетке вплотную. — Убивать.

— Ага, конечно. — Нарочитый скепсис в голосе. — Но это же скучно. Давай сначала хоть поболтаем, что ли.

И прежде чем Садовник успел ответить, он протянул руку между прутьями и сдернул капюшон с его головы.

Ошарашенный Садовник торопливо натянул капюшон, но Фил успел рассмотреть его лицо.

Это был Пол. Бродяга.

С безумными глазами.

Очень злой.

Издав воинственный клич, Садовник с ножом в руках бросился на клетку.

ГЛАВА 122

Двери склада, лязгнув, опускались.

— Подождите… — просил Феннел.

И все ждали.

— Так, — сказал он в микрофон, — первая бригада, все по местам. Отключите камеры.

Из своей машины Микки видел, как двое вооруженных офицеров встали по обе стороны от ворот и перерезали провода.

— Молодцы.

Дверь склада продолжала опускаться.

Микки покосился на Клеменса. Взгляд его тоже был направлен в сторону склада, но как будто проходил сквозь него, вдаль.

Двери сомкнулись.

— Готовы? Вперед! — скомандовал Феннел.

Водитель, чуть ли не взрываясь от притока адреналина, завел мотор и включил фары. Остальные две машины последовали его примеру.

Лучи света уперлись в ворота.

Нацелились в них.

ГЛАВА 123

— Встань, — приказал Гласс. — Медленно встань.

Марина, не оборачиваясь, повиновалась.

— Не ожидал вас тут застать, доктор Эспозито. Уж кого-кого… А где ваш кавалер, разрешите узнать?

Марина кивнула в сторону пещеры.

— Там. Внутри.

— Да ну? — расхохотался Гласс.

— Да.

— Тогда, боюсь, шансы его невелики. — Гласс резко перестал смеяться. — Нет, — сказал он скорее себе, чем ей. — Он же может получить звездочку на погоны… Нет, я не допущу…

Марина встала и развернулась. Гласс не заметил, как она зачерпнула полную горсть грязи, гравия и мелких камешков.

Заметил он это только тогда, когда вся пригоршня сыпанула ему в глаза.

Он вскрикнул, закрыл лицо руками.

— Сука!

Не открывая глаз, он крутился на месте с пистолетом в руке.

— А ну, иди сюда…

Марина быстро оценила свое положение. Если она побежит, он ее догонит. Обязательно догонит. Тем более в темном лесу. Тем более под проливным дождем.

Оставался всего один вариант.

И она без колебаний нырнула во мрак пещеры.

ГЛАВА 124

Садовник целился в Фила, но тот успел отскочить.

«Что ж, рискнем!»

И он сорвал с него капюшон.

— Осторожно, а то еще порвешь.

Садовник замер. В его глазах плескалась лютая ненависть.

— Отдай!

— Что отдать? Ах, это!

Фил сразу понял, что капюшон ему дорог. Поднял руку с заветной тряпкой еще выше и отошел дальше от прутьев.

— Отдай! — взревел Садовник. — Отдай!

Он сорвался на судорожный кашель.

Этот человек явно был болен, и не только психически. Похоже, выживать ему помогали лишь безраздельная ненависть и ярость.

— Выпусти меня отсюда, — как можно спокойнее сказал Фил, — тогда и поговорим.

Единственным ответом ему был надсадный кашель. Садовник согнулся пополам, спина его ходила ходуном. Но вот он наконец выпрямился, и Фил сразу заметил кровь вокруг его рта.

Садовник вытерся рукавом и впился в него взглядом.

— Отдай мое лицо!

— Нет. Сначала мы поговорим. Потом получишь свою маску.

Садовник смотрел на него с открытым ртом, тяжело, с присвистом дыша. Кровавая слюна дрожала на его губах.

— Я знаю, кто ты такой, — сказал Фил.

Садовник молчал.

— Ты Ричард Шо, верно? Хитрый Дики Шо. Бывший гангстер. И психопат.

Садовник нахмурился, как будто услышал песню, которой не слышал уже много лет.

— Гангстером ты, может, и перестал быть, а вот психопатом остался. Что же произошло?

— Ричард Шо… умер…

— Нет, — возразил Фил. — Умер Пол Клан.

— Нет… — Садовник покачал головой. — Ричарда Шо… больше нет.

— И Пола Клана тоже. Я сам видел труп.

— Пол был лучшим человеком на свете… Он… спас мне жизнь…

— И вот как ты его отблагодарил.

— Нет! — Он яростно замотал головой. — Нет! Когда Ричард Шо пришел сюда, он был… уничтожен. Ему нужна была помощь. Ему нужно было воскреснуть из мертвых. Он искал истину. И обрел ее. Пол показал ему истину.

— И ты его убил.

— Нет! Нет-нет, ты ошибаешься. Не так…

— А как же тогда?

— Я забрал его душу. Он жив. — Садовник постучал кулаком себя в грудь, скривился, закашлялся. — Здесь. В пещере. Здесь.

— Конечно. В пещере. Внутри тебя.

— Он спас мне жизнь. Он был… провидцем. Сделал из меня художника. И он… он умирал. От рака. Мы пытались его спасти. Давали лекарства, пели… Не помогло. Для этого он и основал Сад. Он знал. Знал, что умирает. Хотел… изменить… к лучшему…

Глаза Садовника просияли. Он окончательно утратил связь с реальностью. Фил ждал.

— Он обратился ко мне. Наедине. Попросил… убить его. Отдать его земле. Он сказал, что Сад в надежных руках. Старейшины… И я послушался его. Он не мучился. Я послушался. И я плакал. Когда убивал его. А потом… — Он запрокинул голову, и Фил увидел в его глазах слезы. — А потом он ожил… во мне…

Фил не мог понять, в чем тут правда, но это и не имело никакого значения. Ему хотелось лишь вырваться отсюда и забрать с собой Финна.

— Пол… был величайшим человеком. Он показал Ричарду Шо, кем тот может стать. Зажег в нем огонь. Превратил его… в меня. В Садовника.

— Как?

— Он велел хранить Сад. Возделывать его. Во что бы то ни стало.

— И вот так ты его хранишь и возделываешь — убивая людей?

Он снова покачал головой, как будто хотел объяснить этот парадокс самому себе, а не Филу.

— Нет, нет… ты не понимаешь. Я обязан. Приносить жертвы. Должны быть… жертвы. Земле. Временам года. Чтобы Сад продолжал расти.

— И ты, значит, приносишь в жертву детей. Убиваешь их.

Фил не мог скрыть злости и отвращения.

Финн по-прежнему дрожал в углу. Лицо его было мокрым от слез.

— Нет. Я их не убиваю. Я отдаю их земле. Они становятся частью цикла. Круговорота жизни. Прекрасного круговорота… Пол ушел первым. Он понимал. И все остальные смогли последовать за ним…

Фил не верил своим ушам.

— И это твое оправдание, да? Скольких ты уже убил, Дики?

— Не называй меня так!

— Скольких? Ты же не первый год этим промышляешь.

— Я обязан… Чтобы Сад цвел, плодоносил…

— И за все эти годы никто тебя не поймал. Никто не остановил.

— Нет. — На губах его заиграла улыбка. — Я сам их выращивал.

— Для жертвоприношений?! Ты выращивал детей на убой?!

— Сад не должен погибнуть, пойми…

— О, уж это-то я понял! Твои мотивы мне ясны. Но дело не только в этом. — Фил вцепился в прутья, костяшки пальцев побелели. — Тебе ведь это нравится.

Опять улыбка. Влажные, блестящие, безумные глаза.

— От работы нужно получать удовольствие.

Его слова причиняли Филу почти физическую боль. Как будто его ударили в живот или в голову. Он вспомнил календарь. Солнцестояние, равноденствие… И для каждого дня — жертва. Четыре в год. И бог весть сколько лет…

Он не хотел производить подобные расчеты. Все его естество противилось такой арифметике.

Все эти трупы, детские могилы без плит и крестов…

Он отвлекся, и Садовник ухватился за капюшон, но Фил успел вовремя отпрянуть.

— Ни с места! Отойди!

— А ты меня заставь.

Лезвие ножа, блики света на нем.

Фил поднял руку с капюшоном высоко над головой и стал медленно ее опускать. Садовник мгновенно разгадал его план.

— Нет… нет… нельзя… тебе нельзя… не надевай… только я…

— Ты убил собственного сына, — сказал Фил, когда капюшон коснулся его головы. — Адама Уивера. Так что не надо мне вешать лапшу на уши. Сад он, видите ли, оберегал. Ты убил родного сына!

— Нет! Он был сыном Ричарда Шо. Давным-давно… Он хотел, чтобы Сад погиб. Они мне сказали. Я должен был его остановить. Он мне не сын.

— И ты убил его.

Капюшон опустился на лоб Фила.

— Нет!

Он снова бросился вперед, и тут Филу отказала сноровка. Садовник вцепился в капюшон, размахивая ножом между прутьями. Он чиркнул Фила по руке, капюшон выпал, но Садовник успел его подхватить. Отбежал от клетки. Натянул капюшон на голову.

Фил взглянул на свою руку, из раны текла кровь. Он должен что-то предпринять. Незамедлительно!

— Мальчик, — сказал Садовник, указывая на Финна, — пора. Ты следующий.

Фил лихорадочно соображал. Он нашел взглядом треснувший участок кости и снова схватился за нее. Не обращая внимания на боль во всем теле, провернул. И еще. И еще.

Хруст. Уже громче.

— Нет!

Фил видел, как приближается Садовник, как оживает его ночной кошмар. Видел свое прошлое, столько лет не дававшее ему покоя. Взглянув на Финна, он ясно осознал, что мог оказаться на его месте. Если бы Дон и Эйлин не спасли его. Он мог быть очередным безымянным ребенком в братской могиле.

Он вспомнил о своей дочери. О Джозефине.

Он должен ему помешать.

Ради этого мальчика.

Ради самого себя.

Ради прошлого и ради будущего.

Он поднял ногу и резко ударил. Кость треснула. Еще удар. Треск. Еще. Дыра увеличивалась.

Садовник попытался пырнуть его, но Фил ухватил его за запястье. Садовник закричал и выронил нож.

Свободной рукой Фил что было силы ударил его в лицо. Маньяк попятился, задыхаясь.

— Сейчас ты умрешь! — вдруг завопил Садовник, и Фил увидел у него в руке сверкающий полумесяц серпа.

С неистовым ревом Садовник рванулся к нему.

ГЛАВА 125

Машина, разогнавшись, неслась прямо на ворота. Водитель переключил скорость и поехал еще быстрее.

Микки сгруппировался, готовясь к удару.

Передняя решетка на бампере впечаталась в металл. Машина подпрыгнула, спружинила. Водитель утопил педаль газа — и ворота поддались. Все, включая Микки, разразились ликующими воплями.

Все, они уже внутри.

Еще две машины проехали вслед за ними. Первая остановилась у запертых дверей склада, вторая заехала сзади, третья перекрыла ворота.

Группа захвата выскочила наружу и побежала к зданию с тускло светящимися окнами. Возле главного входа была еще одна дверь, стандартных размеров. Кто-то достал лом. Замок поддели. Навалились. От дверной коробки брызнули щепки.

Теперь они точно внутри.

Микки вбежал вслед за ними и оказался в просторном помещении. На полу, перемежаясь тенями от жалюзи, лежали продолговатые полосы света. По обе стороны до самого потолка тянулись длинные стеллажи: аппаратура, бытовая техника, спортивный инвентарь. Все по полочкам, все по каталогам. Все чин чином.

Там же стояли два грузовика, а перед ними — зеленый внедорожник. Двое мужчин крепкого телосложения в кожаных куртках и с прическами, давно вышедшими из моды, выгружали что-то из контейнеров.

Вернее, не что-то, а кого-то.

Оттуда, растерянно моргая при искусственном освещении, выходили девушки, некоторые — совсем еще юные. Все в грязной одежде, кто-то и вовсе в тряпье. Все, как одна, худые и бледные.

Микки застыл от изумления.

Завидев полицию, девушки закричали и рванулись обратно. Мужчины достали пистолеты, но поняли, что численное превосходство не на их стороне, и медленно подняли руки.

Клеменс схватил того, который стоял ближе, за грудки и ударил рукояткой пистолета по лицу. Тот застонал, прикрывая руками кровоточащий нос. Клеменс ударил снова. Мужчина упал, и Клеменс развернулся ко второму.

— Стой! — крикнул Феннел.

Клеменс, тяжело дыша, отошел, покусывая нижнюю губу. И улыбаясь.

Микки огляделся по сторонам. Ни Балхунаса, ни Фентона.

— Ищите хозяев! — приказал Феннел. — Они не должны уйти!

Все бросились по проходам между стеллажами. Микки тоже побежал, когда вдруг заметил тень, промелькнувшую вдалеке между рядами.

Он добежал до конца, заглянул в угол, но никого не увидел.

Глянул налево, направо. Снова налево. Вот опять эта тень.

Микки побежал…

Крикетную биту, летящую в его висок, он заметил в самый последний момент, каким-то чудом.

Увернулся, подставил плечо, вскрикнул от боли, выронил пистолет…

Он открыл глаза как раз в тот миг, когда биту занесли для повторного удара. И увидел лицо человека, который эту биту держал.

Балхунас. Испуганный, затравленный взгляд. Паника, гнев. Не лучшее сочетание.

— Отвали… пусти… засранец… засранец…

Он снова замахнулся.

Но на этот раз Микки был готов отразить удар. Пригнувшись, он схватил Балхунаса за руку и изо всей силы дернул. Литовец завизжал, но Микки не сдавался, пока тот не бросил биту на пол, после чего заломил ему руку за спину.

И тут почувствовал, что кто-то… вырывает его.

Микки обернулся. Это Клеменс выкручивал Балхунасу вторую руку. Незадачливый бизнесмен застонал, колени его подогнулись.

— Пожалуйста… перестаньте… прошу вас…

Микки отпустил его. Отошел. Хотел что-то сказать, когда краем глаза заметил какое-то движение. Задняя дверь открылась и быстро захлопнулась. Но он успел рассмотреть человека, который проскользнул в проем. Фентон.

— Смотри мне! — предупредил Микки. — Если покалечишь, мало не покажется.

И убежал, не дав Клеменсу ответить.

В ночь.

За Фентоном.

ГЛАВА 126

Серп просвистел возле лица Фила.

Он отскочил в последний момент. Садовник устал и задыхался. Фил схватил нож, развернулся — и увидел снова летящий на него серп. Он вспорол куртку, полоснул его по руке. Хлынула кровь.

Садовник наступал. Безумие придавало ему сил. Фил бросился к алтарю, схватил свечу и швырнул в лицо Садовнику. Она ударилась о капюшон, упала и погасла.

От потери крови у Фила начала кружиться голова. Он должен сосредоточиться. Должен.

Садовник снова промахнулся.

Воспользовавшись преимуществом, Фил перешел в наступление, взмахнул ножом и попал Садовнику в грудь. Тот закричал, зажимая рану, но сдаваться не собирался.

Фил перевернул алтарь ему под ноги.

Финн кричал в клетке.

— Заткнись! — заорал Садовник. — Заткнись!

Фил слабел с каждой секундой. Перед глазами плясали разноцветные пятна. Ему нужно передохнуть…

Садовника тоже оставляли силы. Фил видел это, но слишком устал, чтобы уклониться.

Серп приближался.

Фил не мог пошевелиться.

ГЛАВА 127

— Фил?

Марина огляделась по сторонам. Достала из кармана айфон, зажгла фонарик.

— Фил?

Его нигде не было. Она прислушалась, обернулась: Гласс, по-видимому, не отважился преследовать ее в темноте. Уже хорошо. Что, впрочем, не означало, что он не сделает этого позже. Нужно было действовать. Принимать решения.

— Фил?

Она еще поводила фонариком и наткнулась на кровать. Подошла. И увидела то, что совсем недавно обнаружил Фил.

— О боже… О боже…

Она снова оглянулась по сторонам, затравленно, испуганно. Умом она понимала, что скелет не может причинить ей вреда, не может встать и погнаться за ней, но все равно боялась.

И боялась человека, который это сделал.

Она попыталась найти другой выход из пещеры. Прощупала стены, пол. Нашла туннель. Села на корточки. Прислушалась.

И разобрала где-то вдалеке иступленные крики.

— Фил!

Еще раз удостоверившись, что Гласс не преследует ее, Марина полезла в туннель. Лишь бы поскорее убраться из этой каменной усыпальницы.

ГЛАВА 128

Микки бежал — по лужам, по выбоинам, под нескончаемым дождем, во мгле. Ночь перед его глазами выглядела, как помехи на экране телевизора. Отбежав от склада, он нырнул в проход между контейнерами. Фентон по-прежнему опережал его, взяв в сообщники ночь и дождь. Он завернул за угол. Микки побежал быстрее.

И замер на углу.

Фентон пропал.

Между этими грудами железа могли бы свободно проехать два грузовика. Открытое пространство. Пустырь. Спрятаться негде.

И тем не менее Фентон исчез.

Микки поднял глаза: может, он убежал поверху? Прикрыв глаза козырьком ладони, он всмотрелся в морось, процеженную светом фонарей, но ничего не увидел.

Куда же он запропастился?

Быть такого не может!

Он зашагал вдоль контейнеров и вдруг заметил слева от себя, у основания самой высокой башни, подозрительную тень. Микки подошел ближе.

Тень была едва заметна, он запросто мог ее проглядеть, если бы не присмотрелся. В металлическом боку контейнера была прорезана дверь. С двумя задвижками. И с навесным замком. Слегка приоткрытая дверь, отбросившая ту самую тень.

Так вот куда юркнул Фентон! Попытался, должно быть, закрыть за собой дверь, но не справился с тяжелыми засовами.

Микки зашел внутрь. С пистолетом наготове.

Но подготовиться к тому, что он там увидел, было невозможно.

ГЛАВА 129

Фил застыл. Лезвие серпа приближалось.

— Нет… Нет! Он убьет тебя! — закричал Финн.

Голос мальчика вывел Фила из ступора. Он отпрыгнул, и серп рассек воздух там, где он только что стоял.

Голова шла кругом. Рука немела.

Садовник снова набросился на него, но Фил и на этот раз увернулся.

Долго это продолжаться не могло, он слабел. Скоро он потеряет сознание от потери крови, которая, подгоняемая выбросами адреналина, текла быстрее обычного.

Он споткнулся, но удержался на ногах. Заставил себя устоять.

Садовник тоже был весь в крови, но не терял надежды. Фил понимал, что наступил решающий момент: кто-то из них должен одержать победу.

И попытался выиграть хоть немного времени.

— Сними капюшон!

Садовник словно не услышал его просьбы.

— Сними. Хочу увидеть твое лицо…

Садовник не то откашлялся, не то хохотнул и, одной рукой удерживая серп, второй стащил капюшон с головы.

— Так-то лучше.

Садовник швырнул капюшон на пол. Улыбнулся.

— Теперь не уйдешь!

— Тебе следует поторопиться, — поддразнил его Фил, в душе надеясь, что сможет еще продержаться. — Часики-то тикают. Равноденствие почти закончилось. Пропустишь…

Разъяренный Садовник метнулся к нему.

— Фил, берегись! — раздался голос.

Фил сразу его узнал.

Садовник обернулся, на лице его читалось искреннее удивление.

Времени на раздумья не было: Фил прыгнул вперед и перерезал Садовнику горло. И сразу же отскочил в сторону, уходя от фонтана крови. Маньяк выронил серп и схватился за шею. В горле у него заклокотало, как будто он его полоскал. Он пытался остановить кровотечение, зажимал рану пальцами, но кровь продолжала хлестать.

Фил безучастно наблюдал за ним.

Садовник опустился на колени и уставился на Фила, словно спрашивая «За что?». Тот не стал утруждать себя объяснениями.

Садовник покачнулся и упал навзничь, глухо ударившись головой о каменную плиту. Он так и лежал с широко открытыми глазами, пока фонтан из горла не превратился в тонкую струйку, которая скоро иссякла.

Фил вздохнул. Ноги вдруг стали как ватные.

Марина подбежала к нему.

— Не бойся, держу.

Он оперся на нее. Посмотрел на клетку. И улыбнулся.

— Ты… ты спасла мне жизнь…

Марина подвела его к Финну.

— Пора нам отсюда уходить.

Мальчик перестал плакать и кричать. Только смотрел на них с недоверием.

Он не мог поверить, что этот кошмар позади.

И был прав.

ГЛАВА 130

Микки застыл как громом пораженный.

Он, казалось, разучился дышать.

Внутри контейнера оказался целый городок. На ржавом влажном металлическом полу были постелены старые матрасы в пятнах и разводах. На этих матрасах, под ветхими одеялами, лежали люди.

И какие люди! В коросте. Чахлые. Босые. В какой-то ветоши вместо одежды. С потолка свисали гирлянды слабых лампочек, заливающих помещение тускло-серым светом.

Микки двинулся вперед. Кто-то просто глазел на него, кто-то шарахался в сторону. Никто не говорил ни слова. Он дошел до центра «городка». Оказалось, это был не один контейнер. Он видел проход в следующий. И там тоже висели эти удручающие лампочки низкого напряжения. И там тоже были постелены матрасы в пятнах ржавчины. И там тоже лежали истощенные люди.

Он чувствовал себя воином, освобождающим пленников концлагеря.

И тогда он понял, куда он попал.

В «Сад».

Осторожно пробираясь по контейнеру, он искал глазами Фентона, но окружающий кошмар не давал сосредоточиться.

Пахло здесь омерзительно: гнилью, калом, мочой. Стоны раздавались со всех сторон. Кому-то сил не хватало даже на стон. Взрослые прикрывали собой детей, такой он внушал им ужас.

В воздухе витал и другой запах. Запах супа из гнилых овощей. Запах разогретых кухонных помоев трехдневной давности.

Глаза его постепенно привыкли к скудному освещению. Он понимал, что спрашивать о Фентоне бесполезно. Он даже сомневался, что они говорят по-английски.

Финн жил здесь. Бедный ребенок! Бедный, несчастный ребенок!

Микки прошел в следующий контейнер. Здесь в потолке была прорезана квадратная дыра, к которой вела металлическая лестница. Еще раз оглядевшись и не увидев Фентона, Микки начал карабкаться наверх.

Там оказался второй этаж, во многом похожий на первый, но все же чуть лучше. Здесь на веревках сушилось белье, пускай старое и застиранное, и пятен на матрасах было меньше. На обитателей этого этажа хотя бы не лил дождь, вода стекала только по стенам.

Фентона по-прежнему не было видно. Микки собрался было обойти весь этаж, когда кто-то коснулся его ноги.

Он вздрогнул и опустил глаза. На него смотрела напуганная женщина. Он едва не отдернул ногу — инстинктивно, не думая, — но сдержался. Эта женщина не хотела причинить ему вреда. Она лишь хотела о чем-то рассказать.

Она указала на соседнюю лестницу и жестами изобразила, как кто-то карабкается наверх. Микки повторил. Она кивнула.

Вот, значит, куда ушел Фентон!

Он натянуто улыбнулся, кивнул, одними губами прошептал «спасибо». Она лишь понурила голову, словно ожидая удара.

Микки полез вверх. Он был готов к встрече с Фентоном.

На верхнем этаже света вообще не оказалось, так что пришлось подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Людей там тоже не было. Как будто им не хватило сил забраться так высоко. Вдоль потолка тянулись все те же гирлянды лампочек, но из-за постоянных дождей ни одна из них не горела.

«Впрочем, — подумал Микки, — лучше держаться от них подальше, провода могут быть под напряжением».

Ливень барабанил по металлическому потолку.

«Если бы мне пришлось тут жить, — подумал Микки, — я бы, наверное, с ума сошел!» Это объясняло многое в поведении здешних обитателей.

Он достал фонарик и поводил лучом света по сторонам. Вода с крыши текла такими потоками, что казалось, будто дождь идет внутри.

И тут он заметил в отдалении, в брызгах воды, чью-то тень.

Фентон!

Микки бросился туда, сшибая коричневые от ржавчины замки и стараясь не касаться проводов.

Тень метнулась за угол. Он направил за ней луч своего фонаря.

Тупик.

«Попался!»

— Фентон! — Голос Микки дребезжащим эхом отражался от металлических стен. — Сдавайся! Я вооружен, тебе не уйти.

Тишина. Только шум дождя.

Микки заговорил чуть тише, спокойнее:

— Брось эти игры, Майкл. Давай просто поговорим.

Крик.

Тень отделилась от стены и понеслась прямиком на него. Микки не успел сообразить, что происходит, как Фентон с нечеловеческим воплем повалил его и вцепился ему в лицо, пытаясь вырвать глаза.

Микки крепко зажмурился. Настал его черед кричать.

Ухватив Фентона за запястья, он попытался оторвать его руки от лица, но не смог.

Боль становилась невыносимой. Пришло время для радикальных мер.

Обхватив указательный палец Фентона обеими руками, он надавил на него, как на рычаг. И давил, пока не услышал щелчок.

Фентон издал звериный вопль. Боль в глазах стала слабее. Обхватив шею противника левой рукой, Микки вогнал правый кулак в его лицо.

Фентон упал на спину.

Микки с трудом поднялся. Глаза полыхали болью. Фентон уползал от него.

— Отстань! Убирайся!

— Ну же, Майкл, кончай… — бормотал Микки, идя за ним. Фентон обернулся, встал на ноги и побежал в обратную сторону. Микки не успел перехватить его и бросился следом.

Увидев, что за ним гонятся, Фентон снова сменил направление — и споткнулся о спайку между контейнерами.

Микки попытался схватить его, но не смог.

Падая, Фентон протянул руку, стараясь за что-нибудь удержаться, но ему, как на беду, попался лишь влажный электрический кабель, который, оторвавшись от потолка, потянулся вслед за ним.

— Нет! — крикнул Микки. — Не надо!

Старый, с поврежденной изоляцией кабель упал в лужу. Фентон закричал.

Микки не мог на это смотреть.

Он отвернулся, с отвращением вдыхая чудовищный запах паленого мяса и волос. Провод искрил, гудел и извивался. Микки бросился к лестнице.

Ему хотелось уйти как можно дальше от Фентона. И от «Сада».

ГЛАВА 131

— Уходим… Уходим отсюда… Идем…

Опираясь на Марину, Фил кое-как добрел до клетки, бросил на землю нож, которым перерезал Садовнику горло, и принялся развязывать ремешки, чтобы открыть дверь. Финн непонимающе уставился на него. Фил улыбнулся, хотя улыбка эта стоила ему больших усилий.

— Я ведь говорил, что я твой друг, — сказал он. — Я же обещал тебя спасти.

И мальчик впервые изобразил хоть какое-то подобие улыбки. Он боялся поверить ему, он истово на него надеялся.

Фил остановился.

— Прости, я…

— Ты потерял много крови, — сказала Марина, — еще упадешь в обморок. Давай лучше я.

Она принялась развязывать последние узелки, а Фил ухватился за решетку, чтобы не упасть. Его нестерпимо клонило в сон. Тело умоляло: «Дай мне отдохнуть». Но он героически сражался с дремотой.

У противоположной стены качнулась чья-то тень.

Фил заморгал, присмотрелся.

И узнал Гласса.

В руке тот сжимал пистолет.

«Наверное, галлюцинации, — подумал Фил. — Порождение затуманенного сознания».

— Отойди от клетки! — приказал Гласс.

Марина повиновалась.

— Как ты сюда попал? — спросила она.

— Через дверь, — ответил Гласс, как будто разговаривал с ребенком. — Эта комната находится прямо под гостиничной часовней. Раньше здесь… ну, не знаю… прятали роялистов от пуритан… или что-то в таком духе.

— И Садовник все это время был здесь.

— С тех пор как обитателей «Сада» выгнали из дома. И это все моя заслуга! Если бы не я, им некуда было бы податься.

— Значит, ты организовал их исчезновение.

Он улыбнулся.

— Да. Пришел, предупредил. Предложил план побега. И выдвинул свои условия.

— Какие же?

— Я хотел стать одним из них. Старейшиной. Потому что в них уже тогда был виден потенциал. И они быстро переняли мои идеалы.

— Значит, все дело в деньгах? В деньгах и только?

Гласс пожал плечами.

— Не только. Есть еще власть. Влияние.

— Ты предал свою профессию. Продался.

— Я тебя умоляю… Кем бы я иначе стал? Доном Бреннаном? Никому не нужным стариком? Или им? — Он указал на Фила. — Ну уж нет! Старейшины позволили мне стать тем, кем я всегда хотел быть. Хотел — и знал, что смогу. И должен был стать. Они сотворили меня. Но ты не поймешь, слишком узко мыслишь. Слишком ты скучный человек. Вы, психологи, только тем и занимаетесь, что превращаете возвышенное в будничное. — Не давая ей ответить, он продолжил: — Но я не затем сюда пришел, чтобы разговаривать о прошлом. Я устремлен в будущее.

— И в мое… тоже? — с трудом произнес Фил.

— У тебя никакого будущего нет, — отрезал Гласс. И только сейчас заметил Садовника, распростертого на полу в луже крови. — Вижу, этот вопрос ты уже решил за меня. Что ж, мне будет меньше хлопот. Само собой, живыми я вас отсюда не выпущу.

Фил пытался придумать ответ, но мозг отказывался работать. Поэтому заговорила снова Марина.

— Сдавайся, Брайан, — посоветовала она. — Тебе конец.

— Замолчи и отойди от клетки. Не то пристрелю.

— И так ведь пристрелишь. Твоя песенка спета, Брайан. Пока мы тут болтаем, ОБОП перехватывает твой груз на складе. Микки тоже там. — Она покосилась на часы. — Как раз закончили, наверное.

— Ты лжешь! — выпалил Гласс.

— Конечно, Брайан, лгу. Я это все сочинила. Просто чтобы проверить тебя. Такие уж мы люди, психологи.

Дыхание Гласса участилось. От былой самоуверенности не осталось и следа. Он чувствовал себя пойманным в ловушку.

— Но я все равно… могу… я могу… скажу, что это я… — Он указал стволом пистолета на Садовника. — Сволочи, сволочи проклятые… — Руки его дрожали. — Вы все… вы все испоганили…

Он направился к ним. Переступил через труп Садовника, через перевернутый алтарь. Фил отмечал его перемещения остатками угасающего сознания.

— Опусти… опусти пистолет, Гласс, — пробормотал он.

— Заткнись!

— Может, просто уйдешь? — предложила Марина. — Мы тебя держать не станем.

— Да ну? Какие молодцы!

Марина, поддерживая Фила, отступила от дверцы клетки.

— А ну, ни с места!

Гласс положил палец на спусковой крючок.

— Ты бы уже определился: то «отойди от клетки», то «ни с места». Ради всего святого, Брайан, чего ты хочешь?

Он промолчал.

— Ну же, Брайан, прояви хоть какую-то последовательность. Ты ведь человек дела, а не слова. Прирожденный лидер. Ты должен выражаться четко, чтобы люди понимали тебя и слушались. — Она сделала шаг к нему. — Так лучше? Или мне все-таки отойти? Выбирай, Брайан.

Фил озадаченно наблюдал за Мариной. Она словно нарочно провоцировала Гласса. Но зачем? Пистолет она отобрать не сможет, он сильнее. А Фил не может ей ничем помочь. Зачем лезть на рожон? Он же прикончит ее не задумываясь!

Гласса явно раздражали ее слова. Он растерялся. И не заметил, что сзади к нему подбирается Финн.

Мальчик умудрился незаметно выскользнуть из клетки — незаметно для всех, кроме Марины. И подобрал оброненный Филом нож. Пока главный инспектор недоуменно выслушивал Маринины провокации, мальчик подошел к нему вплотную.

— Так что же? Определился? Или мне всю ночь перед тобою бегать?

— Заткнись! Заткнись!

Обхватив Гласса сзади, Финн вонзил лезвие ему прямо между ребер. Изо всей силы. Глубоко.

Глаза главного инспектора полезли на лоб. Две мишени. Два яблока на белых блюдцах. Он выронил пистолет. Финн вытащил лезвие и вогнал его снова. Гласс вздрогнул. И снова.

Осознав, что произошло, Гласс взвыл.

Марина увидела, что Финн занес нож для нового удара.

— Хватит, — попросила она. Мягко, но решительно.

— Он… — прошипел Финн. — Он держал нас… Он обижал маму… обижал меня…

— Больше он никого не обидит. Брось нож, Финн. Пожалуйста.

Финн послушался.

— Молодец. Иди сюда.

И она крепко обняла мальчика.

Гласс рухнул на пол.

Фил посмотрел на Гласса, перевел взгляд на Садовника, с него — на Марину и Финна. Нахмурился.

— Так поступают все матери, — сказала Марина. — Борются за свои семьи.

И мир для Фила подернулся пеленой.

Часть 4

Весеннее пробуждение

ГЛАВА 132

— Ну наконец-то! Сколько на твоих?

Микки улыбнулся.

— Вижу, тебе уже значительно лучше.

Анни сидела на больничной койке, опираясь на гору подушек. Одно плечо по-прежнему было перевязано. Она улыбалась и, если не считать редких гримас, производила впечатление человека отдохнувшего. Микки сел рядом. Анни отложила любовный роман, который читала до его прихода.

С той ночи в Харвиче прошла уже почти неделя. Почти неделя с той ночи, когда Микки воочию убедился, на что иные люди готовы пойти, чтобы поработить других. Он всякого, конечно, насмотрелся, такая уж у него работа, но это…

В ту ночь он не смог уснуть, пока не подлечил нервишки бутылкой виски. Проснулся он с чудовищным похмельем и осознанием того, что это все — все, что он лицезрел, — действительно имело место.

И твердо решил многое изменить…

— Занят был, — сказал он.

— Да уж. А я тут лежала как колода и пропустила все веселье.

Микки открыл было рот, чтобы ответить, но в последний момент передумал и сказал совсем другое:

— Не волнуйся. Тебе тоже хватит. Ты, главное, выздоравливай скорей.

И он был прав. Единственным ответчиком, ввиду гибели всех остальных Старейшин, считался Балхунас. Он пытался торговаться, но довольно быстро понял, что выгодной сделки заключить не получится. В конце концов его поймали на его собственном складе с двумя контейнерами живого товара. Там же была обнаружена тюрьма из металлических контейнеров.

— Дознание продолжается?

Микки кивнул.

— Старейшины, как они сами себя называли, оставили очень подробные записи. Списки клиентов, пожелания, суммы, где и когда производились выплаты… В таком духе. А клиенты у них, надо сказать, были люди небедные.

— Стало быть, каждый объявит по юридической войне.

— Именно. Суды затянутся на долгие годы. И потом еще этот Садовник… Останки его жертв разыскивают по всей стране. Поверь мне на слово, такого маньяка старушка Англия еще не видала. В общем, не переживай, работы непочатый край. Возвращайся.

— Ага. Слушай… — Улыбку с лица Анни как ветром сдуло. — Мне рассказали о твоей девушке… Прими мои соболезнования.

— Она не была моей девушкой, — поспешно поправил ее Микки.

— Ну да.

— Правда. Она… она просто использовала меня в своих целях. Я… — Он пожал плечами и отвел взгляд. — Вот и все. Правда.

— Она покончила с собой, когда поняла, что больше так не может.

Анни говорила тихо, ласково. Боялась разрушить воцарившуюся в палате атмосферу.

— Похоже на то. Может, я в этом виноват… Слишком жестко на нее наседал, выбивал из нее признание. Может, я мог… Не знаю.

— Ты ничем не мог ей помочь. Она просто поняла, что больше так не может. Не может жить с таким грехом на душе. Ты ни в чем не виноват. Не казни себя.

Микки кивнул, хотя ее слова не смогли окончательно его переубедить.

— Дженни Свон не выкарабкалась. Как ни старалась. Сильная была женщина, но…

— Да, я слышал. Клеменс, парень из ОБОПа, чуть не потерял напарника, но тот вроде оклемался.

— Хоть что-то.

— Нормальные оказались ребята. Рекомендовали нас с Филом к повышению.

— Правда?

— Ага.

— Ничего себе.

— Но Фил отказался. Значит…

— Значит, и ты остаешься здесь.

Он посмотрел ей в глаза.

— Да. Я остаюсь здесь.

Ветер швырял в окно мертвые листья. Они молча слушали его слабый, отдаленный свист.

— Я вот подумал… — наконец сказал Микки.

— Я тоже. Тут же больше и заняться нечем. Или думай, или смотри боевики по телеку.

— Когда ты поправишься, может… — Он покраснел. — Может, сходим куда-нибудь?

И окно у нее за спиной безраздельно завладело его вниманием на добрых полминуты.

Анни улыбнулась.

— Иными словами, ты приглашаешь меня на свидание?

Микки боялся отвечать сразу Не доверял своему дурацкому языку в таких деликатных вопросах.

— Ага. На свидание, — наконец подтвердил он, на этот раз глядя ей прямо в глаза.

— Да, — с улыбкой сказала она. — С радостью.

Он хотел взять Анни за руку, но вспомнил, что рука у нее забинтована. И ограничился легким прикосновением к плечу.

— Ой, прости.

Оба рассмеялись. Не сводя друг с друга глаз.

Снаружи бушевала непогода.

Но в этой комнате было тепло.

ГЛАВА 133

Донна всегда относилась к религии с подозрением. Вот и сейчас, стоя у церкви Святого Джеймса и Святого Павла, норовила развернуться, уйти. Убежать.

Но она обуздала свой страх. Докурила, раздавила окурок. И вошла.

Внутри все оказалось именно так, как она и представляла: полумрак, отполированная древесина, камни, высокие витражи, резной потолок. Вся обстановка призвана была умалить и без того ничтожные заслуги человека. Чтобы маленькие люди почувствовали себя еще меньше.

Дон и Эйлин сидели в последних рядах. Она хотела сесть к ним, но сдержалась. Вдруг они не будут ей рады? Она предпочла скамью подальше. Оттуда, если что, можно и улизнуть незаметно.

Похороны она ненавидела. Пару дней назад хоронили Фэйт. Церемония, конечно, была не такая пышная: ближайшая к дому церквушка, крематорий, потом выпили в «Шекспире». Бена она отправила в школу. Нечего ему делать на этих похоронах. Она видела, как викарий украдкой поглядывает на часы, расхваливая Фэйт, видела, как дешевый деревянный гроб исчезает за шторкой, видела, как едва знакомые люди использовали смерть как лишний повод надраться в стельку.

После церемонии она забрала Бена из школы и повела его в город обедать. И пока он со смехом рассказывал ей, как прошел день, она приняла решение: почтить память Фэйт как полагается. А заодно помочь себе и Бену.

Она огляделась по сторонам. Много копов. Кого-то она узнала, и воспоминания были не самыми приятными. Может, зря она сюда пришла. Впрочем, выбора не оставалось.

Служба между тем шла своим чередом. Свое слово должен был сказать Фил.

Фил ей определенно нравился. Порядочный мужик, порядочный коп. Редкое сочетание.

Он вышел к аналою и неуклюже вытащил из кармана смятую бумажку: рука-то у него была перебинтована.

— Роза Мартин, — начал он, подглядывая в шпаргалку, — когда-то была членом моей команды. Тогда-то я и узнал ее как человека. Она была… — Он запнулся, посмотрел на симпатичную брюнетку, и та одобрительно кивнула. — Она была настоящим полицейским: добросовестная, трудолюбивая, верная своему делу. И мне особенно горько оттого, что она погибла… вот так. Мы с Розой, конечно, порой расходились во мнениях, но всегда оставались по одну сторону баррикад. И она это знала. Когда ей нужен был союзник, когда она нуждалась в помощи, она обратилась ко мне. Мне жаль… — Он устремил взгляд к витражу. — Мне жаль, что ее больше нет с нами. Мне жаль, что я вынужден произносить эти слова здесь, при столь печальных обстоятельствах. Одним словом, я горжусь, что был с ней знаком.

Он еще что-то рассказывал о ее профессиональных свершениях, но Донна его уже не слушала. Это была стандартная болтовня, не имевшая никакого отношения к человеку, которого она знала совсем недолго, — и в то же время, как ни странно, очень близко. Человеку, который умер в ее доме.

«А ведь многое с тех пор изменилось, — подумала Донна. — Очень многое». Она хотела начать новую жизнь. Чтобы больше не торговать своим телом, не вымещать свою злобу на весь мир. Ведь теперь она несла ответственность за Бена. И, получается, за себя саму — ради него. Это был ее долг. Перед ним. Перед Фэйт. Перед собой.

Она записалась в реабилитационную клинику — и впервые за долгие годы была собой довольна. Конечно, путь предстоял неблизкий, но первый — самый трудный — шаг она уже сделала.

К аналою вышел уже другой коп. Донна снова отключила слух. Она отдала дань уважения покойнице, хватит. Можно прошмыгнуть на улицу, никто и не заметит.

И тут она поймала на себе взгляд Дона. Он улыбнулся. Ей не оставалось ничего иного, кроме как улыбнуться в ответ.

«Теперь, конечно, никуда не уйдешь, придется сидеть».

И она слушала болтовню с аналоя, и вставала, и садилась, когда велели вставать и садиться, и пела псалмы — вернее, шевелила губами в такт. И скорбь проникала все глубже ей в сердце. Она не оплакивала Фэйт — нет, она должна была быть сильной ради Бена. Но сейчас, когда она думала о Розе, она горевала. Горевала о женщине, которую ненавидела и которая ненавидела ее. О женщине, которую она уважала, и знала, что это взаимно. О женщине, которая умерла в ее доме.

Донна заплакала. В теле ее как будто открылся невидимый шлюз, и слезы хлынули неодолимым потоком. Она не кричала, не всхлипывала — слезы беззвучно лились из глаз. Она плакала о Розе, о Фэйт, о Бене, о своей пропащей жизни. Плакала в одиночестве, сгорбившись на церковной скамье.

А потом церемония прощания закончилась. Донна хотела выскользнуть незаметно, но не смогла пошевелиться. Сделала глубокий вдох. И еще один. И еще. И почувствовала себя чище. Освободившись от горя, ее душа воспарила.

— Как ты? — спросил Дон, подходя к ней.

Эйлин протянула ей бумажную салфетку.

— Бери, у меня много.

Донна поблагодарила ее.

Из церкви они вышли все вместе.

— Мы сейчас домой, — сказал Дон. — На поминки не останемся.

— Я тоже.

— Может, пойдешь с нами? — предложила Эйлин. — Пообедаем.

Донна вспомнила их дом. Такой теплый. Такой уютный. Искушение было сильным.

«Дон и Донна. Я могла бы быть вашей дочерью…»

Она помотала головой.

— Спасибо, но нет. Мне надо…

«Мне надо учиться самостоятельности. Мне надо сделать так, чтобы в моем собственном доме было так же тепло и уютно, как в вашем».

— Мне надо съездить по делам.

— Хорошо, — сказал Дон. — Но ты всегда желанная гостья. Всегда. У тебя есть наш номер. Звони в любое время.

Донна кивнула.

— Спасибо.

И ушла.

К свету — из тьмы.

ГЛАВА 134

Стол был уже накрыт, курица запекалась в духовке, винные бутылки стояли открытые. По воскресеньям кухней заведовал Дон и никого даже близко не подпускал. Все сам. Фил и Марина, сосланные в гостиную, пили вино, пока Эйлин играла с Джозефиной в манеже.

Стереотипная семейная идиллия. Воскресенье. Все счастливы. Но пропорции на этой картинке были нарушены. Все члены этой семьи скрывали, что им пришлось пережить за последнюю пару недель.

Всем им.

Когда Фил пришел в себя в больнице, Марина была рядом.

— Привет, — с трудом выдавил он из себя.

— Привет, — откликнулась она.

Он рад был ее видеть. В такие моменты он понимал, что все это не зря. И спокойно погрузился в сон.

Через пару дней он уже говорил. От посетителей не было отбоя. Микки пересказал последние известия. Потом пришли Дон и Эйлин. Марина, казалось, никуда и не уходила.

Его выписали, наложив на руку повязку и велев соблюдать режим. А что ему, впрочем, оставалось? Но если тело его не реагировало на команды мозга, то сам мозг работал в прежнюю силу. И Филу о многом нужно было поговорить со своей любимой.

— Как дела у Финна? — спросил он в первую же ночь дома. Он пытался расслабиться: уютное кресло, песни любимой группы, вино. Но расслабиться не получалось.

Марина оторвалась от книги.

— У него все в порядке. Его вернули матери, назначили лечение у психиатра. Всем им, в общем-то, назначили лечение. Без этого никак.

Фил пригубил вина.

— Как ты думаешь, ты поступила правильно?

— Ты о чем?

Но Фил по выражению ее лица понял, что она прекрасно его поняла. Об этом он хотел поговорить с ней с того самого момента, как очнулся в больнице. И она ждала этого разговора.

— Там, в подземелье… Ты ведь позволила Финну убить Гласса.

— Он все равно сделал бы это. По крайней мере, попытался бы. Как я могла его остановить?

— Марина, у этого ребенка была непростая жизнь. И этот поступок наверняка усугубил его психическую травму.

— Фил, ты же сам знаешь, что все не так просто. Как я должна была поступить? Сказать ему: «Я вижу, что ты задумал, но делать этого категорически не рекомендую»? Чтобы Гласс нас всех троих убил?

— Но…

— Нет, Фил. Никаких «но». Он видел, как ты убиваешь Садовника. И поступил с Глассом так же. В такой ситуации обывательская мораль не работает.

Фил промолчал.

— Финн вылечится, — сказала Марина, подсаживаясь к нему на подлокотник кресла. — Им займутся лучшие врачи в стране. Мы не будем его поторапливать. Понимаешь, для него все самое страшное уже позади. Если оказывать ему поддержку, он сможет жить дальше. Жить нормальной, полноценной жизнью.

— А как же «Сад»?

— «Сад» для него останется дурным сном. Надеюсь. Как и для тебя.

— И для меня, — эхом отозвался он и пригубил еще вина.

— Надеюсь.

— Обедаем минут через десять, — объявил Дон, заглянув в комнату.

Марина взглянула на Фила. Он возвращался к ней. Это точно. Медленно, но неуклонно.

Да, им пришлось тяжело. И Марина, при всем своем таланте к сопереживанию, никогда не сможет разделить его боль. Но он смирился — и жил дальше. Возвращался к жизни. Возвращался к ней.

И она была рада оставаться незаменимой частью его жизни.

Она посмотрела на Джозефину, которая беспечно играла с бабушкой. Девочка смеялась. Фил тоже, хотя Марина и разглядела слезы в уголках его глаз. Улыбка упорно отказывалась сходить с его губ. И она понимала, сколько любви в сердце этого мужчины.

Рука у него заживала. И душа, судя по всему, тоже.

Он возвращался к ней.


Они расселись за столом. Все уже умирали от голода.

— Прежде чем мы устроим праздник живота, я бы хотел кое-что сказать.

Воцарилось молчание. Дон с Эйлин с опаской переглянулись.

— За последнюю пару недель мы с вами, конечно, всякого натерпелись, — продолжал Фил. — Я просто хотел сказать вам… — Он посмотрел на родителей. — Спасибо. За все. — Дон попытался было ответить, но Фил его перебил: — Прости, Дон, я потом передам тебе слово. Я долго об этом думал и хочу высказаться, пока не забыл. То, что вы для меня сделали… Я не знаю, как вас благодарить. Вы подарили мне дом. Детство. Будущее.

Он запнулся. Никто его не торопил. Никто не подсказывал. Все молча ждали.

— Да, вы кое-что скрывали от меня. И я злился на вас. Но… — Он пожал плечами. — У вас не было другого выбора. И я уверен, что поступил бы на вашем месте точно так же. Вы сделали это ради меня. Ради моего блага. — Он помолчал. — И благодаря вам у меня есть семья. Дон, ты всегда говорил, что семья — это больше, чем биологическое понятие. И ты был прав. У меня есть семья, Дон. И вся моя семья сейчас в сборе. — Он снова взглянул на него. — Папа.

Дон отвернулся, чтобы никто не заметил его слез.

Фил поднял бокал.

— За семью!

Все чокнулись, выпили, начали обедать.

Вместе.

Одна большая счастливая семья.

Канат под ногами пока что выдерживал их вес.

Пока что не рвался.

Примечания

1

Название рассказа (A Warning to the Curious) британского писателя Монтегю Родса Джеймса, прославившегося историями о привидениях, которые он избавил от многих готических клише и перенес в узнаваемую современность.

2

Американский актер, снимавшийся в главной роли в сериале «Диагноз: убийство» (в эфире с 1993 по 2001 год).

3

Игра слов: имя Робин Бэнкс (Robin Banks) в английском языке созвучно словосочетанию robbing banks (грабить банки).

4

Британская панк-рок-группа, чья знаменитая песня «Stay Free» посвящена Робину Бэнксу — однокласснику солиста.


на главную | моя полка | | Клетка из костей |     цвет текста   цвет фона   размер шрифта   сохранить книгу

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 12
Средний рейтинг 4.5 из 5



Оцените эту книгу