Новый танк был красив. Несколько необычен по сравнению с угловатыми прародителями, но красив. База, правда, осталась прежней, доставшейся от «КВ» первых серий, но широкая литая «зализанная» башня с рациональными углами наклона и толщиной брони в сто миллиметров была хороша. Пушка — «Д5-Т85», благо и объем башни, и новый погон в 1800 мм позволяли, однако еще при проектировании танка был сделан задел на установку и более мощного орудия. От стрелка-радиста пришлось отказаться из-за расширенного погона и новой башни, и мехвод теперь сидел по центру передней части бронекорпуса. От курсового пулемета тоже отказались, чтобы не ослаблять лобовой броневой лист, зато на командирской башенке появился зенитный «ДШК».

Еще одной новинкой был обязательный ныне трехцветный камуфляж, введенный дополнительным распоряжением ГКО в ноябре сорокового года. Увлекающемуся историей бронетехники человеку конца двадцатого — начала двадцать первого века танк, конечно же, напомнил бы «КВ-1С» или «КВ-85», но только лишь напомнил, поскольку башня была несколько иной, куда более напоминающей башню танка «ИС». Да и работы над новой ходовой уже велись: старания открывшего в себе недюжинный чертежный талант бывшего ефрейтора ВС Украины Геманова отнюдь не прошли даром.

В серию танк должен был пойти не позднее января нового, сорок первого года, пока же велись полигонные испытания трех экспериментальных машин. Времени до назначенного наркомом обороны срока оставалось мало, но и замечаний у госкомиссии, как ни странно. почти не было — сказывалось использование хорошо зарекомендовавшей себя на первых моделях «КВ» ходовой . Да и качество сборки на танкостроительных заводах после предпринятых по личному распоряжению Сталина весьма жестких мер существенно возросло.

Конечно, пока не хватало современного оборудования и высокоточных станков, уже закупленных через третьи страны, но пока не прибывших в СССР, но и эти вопросы уже решались, не в авральном порядке, но и без задержек. А заодно в режиме повышенной секретности за Уралом строились еще два танкостроительных завода — в Свердловске и, ясное дело, Нижнем Тагиле. Пуск обоих планировался на лето сорок первого, с выходом на плановую мощность к концу осени — началу зимы.

Выпуск модернизированных «КВ» с экранированными дополнительной броней бортами и башней также продолжался, но уже с новой пушкой «ЗиС-5» длиной ствола в сорок один с половиной калибр, в прошлый раз установленной на этих машинах только к сорок второму, — Сталин пытался несколько форсировать события.

Ранние серийные танки с короткоствольной «Л-11» из частей, конечно, не отзывали, да это и не имело особого смысла. Выдержать первый удар Панцерваффе они могли и так, вопросом было лишь умение грамотно ими маневрировать.

С середины августа и без того серьезно охраняемая территория Севастопольской военно-морской базы превратилась, по сути, в полностью закрытый объект специального назначения, курируемый отчего-то отнюдь не наркоматом ВМФ, а НКВД.

Поначалу нарком Николай Герасимович Кузнецов решил было, что возвращаются те страшные времена когда краснознаменным флотом командовали комиссар Смирнов и чекист Фриновский, но, выяснив, в чем дело, понял, что, к счастью, ошибся. Бывшие народные комиссары, ныне благополучно расстрелянные (чему Кузнецов был искренне рад: уж больно страшный след они оставили после себя в истории военного флота. Кого сумел, он в те жуткие годы отстоял, но многие толковые краснофлотцы навечно пропали в лагерях), тут были ни при чем. Да и нынешний наркомвнудел, если разобраться, тоже. Истинная причина происходящего уже несколько дней стояла в сухом доке СМЗ имени Орджоникидзе — сильно изуродованный в носовой и кормовой части, со следами пожара и подъемных работ американский эсминец «Макфол», недавно поднятый ЭПРОНом из-под воды с траверза одной из одесских береговых батарей.

Несмотря на спокойное море и небольшое расстояние, переход до Севастополя занял много времени, поскольку корабль буксировали в полузатопленном состоянии на кессонах, да и развороченные нос и корма скорости отнюдь не прибавляли. После долгого маневрирования в сопровождении местных портовых буксиров корабль прошел мимо бакенов Госпитальной стенки и вошел в Южную бухту, вскоре заняв место в доке, где его изучением занялась специальная комиссия из местных специалистов-судостроителей и морских инженеров, представителей военно-морского ведомства и, естественно, чекистов.

Поскольку после меткой стрельбы 412-й батареи и последующего пожара и взрыва ракетных ячеек о восстановлении корабля речь уже не шла, было принято решение об его полном демонтаже. Комиссия и специалисты по демонтажу несчастного эсминца работали без особой спешки — Сталин решил, что время для внедрения на современном флоте большинства технических решений конца двадцатого столетия ещё не пришло.

Исключение составили разве что скорострельная артиллерийская система «Магк-45» (Вождя откровенно поразила цифра в 20 выстрелов в минуту), шестиствольные двадцатимиллиметровые «Вулканы», срочным порядком отправленные в лаборатории ГАУ на предмет решения вопроса о разработке аналога для средств ПВО сухопутных сил и ВМФ и, конечно же, тегкие торпеды «Мк-46», оснащенные активно-пассивной гидроакустической системой наведения. Относительно несложная электроника начала шестидесятых вполне позволяла создать подобную торпеду в самом ближайшем будущем, что оказалось бы крайне неприятным сюрпризом, если вовсе не смертным приговором для подводников адмирала Деница. Из крылатых ракет после пожара и взрыва уцелело лишь два «Томагавка», также отправленных в спецлаборатории главного артуправления.

Двухвальная энергетическая установка «Макфола», состоящая из четырех газотурбинных двигателей General Electric, флотских спецов тоже весьма заинтересовала, хоть к осени на стол Сталина и лег доклад о невозможности ее воспроизведения на существующих технических мощностях.

Подобная резолюция ждала и весьма многочисленную электронную начинку корабля — компоненты боевой системы «Иджис», бортовые РЛС, подсистемы управления огнем и наведения, спутниковые системы связи, навигационное и радиоэлектронное оборудование, демонтируемую при помощи членов бывшего экипажа. Во-первых, высокоточные приборы здорово подпортила соленая морская вода и неизбежно возникшие при затоплении корабля короткие замыкания, во-вторых, воссоздать что-либо им подобное в ближайшие два-три десятилетия не было ни малейших шансов.

По большому счету, высокотехнологичное орудие уничтожения противников истинной демократии из далекого будущего, каковым и являлся эскадренный миноносец УРО «Макфол», оказалось для СССР образца сорокового года классической «вундервафлей»,^[5] не имеющей особого смысла в данной исторической реальности. И Сталин это, похоже, прекрасно понимал. Как хорошо понимал и разобравшийся, что к чему, будущий герой Советского Союза адмирал Николай Герасимович Кузнецов, в июне 1941 года — ТОГО сорок первого года! — решившийся, по примеру генерал-майора Захарова, игнорировать приказ не поддаваться на провокации и за день до немецкого нападения приведший флот в полную боевую готовность.

В тот раз это позволило ВМФ не потерять в первые дни войны ни одного корабля, подводной лодки и самолета морской авиации и ответить противнику организованным сопротивлением.

Повторится ли подобное и сейчас, не знал никто, поскольку до роковой даты оставалось ещё более десяти месяцев.

Вестибюль Военно-технической академии РККА подавлял своей монументальностью и неброской роскошью, оставшейся еще с тех прежних времен, когда она была Михайловской академией, образованной на основе офицерского артиллерийского училища в 1855 году.

И два красноармейца в повседневной полевой форме с тощими вещмешками смотрелись в этом потихоньку увядающем старорежимном великолепии несколько чужеродно. Немудрено, что молодые ребята, едва обменявшись случайными взглядами, потянулись друг к другу.

Наконец один из них, невысокий паренек с пышной шевелюрой, не выдержал:

— Тебя тоже выдернули незнамо куда и ничего не сказав?

Второй чуть помедлил, затем пожал плечами:

— Ну да, вроде того. А что?

— А то, что тогда давай знакомиться. Миша. Калашников. — Парень протянул раскрытую ладонь.

— Женя. Драгунов. — Широко улыбнувшись, протянул руку второй.

Представитель ГАУ пнул запыленным сапогом увесистый хвостовик разорвавшегося реактивного снаряда. Обломок тонкостенной трубы с разлохмаченными взрывом краями и покореженными остатками хвостового оперения соскользнул во внушительную воронку с иссушенными тротиловым жаром стенками. Неподалеку лежал совершенно развороченный корпус «БТ» без башни: прямое попадание. Чуть поодаль — еще один, внешне не поврежденный, но со множеством разнокалиберных пробоин: тринадцатимиллиметровая броня не смогла противостоять разлетающимся осколкам 132-мм снаряда «М-13».

Засыпанный ход сообщения, дымящиеся бревна на месте блиндажа и ДЗОТа, перевернутый близким взрывом бронеавтомобиль без башни — картина разрушений, причиненных все лишь одним залпом из трех установок, весьма впечатляла.

— Что ж, неплохо, товарищи. Несмотря на рассеивание и невысокую кучность, все цели поражены. Думаю, отчет будет полностью положительным. Товарищ Костиков, товариш Королев, постарайтесь в кратчаишие сроки уменьшить показатели отклонения по дальности и фронту хотя бы втрое. Согласитесь, двести пятьдесят метров — это все-таки многовато. Сергей Павлович, я понимаю, что, учитывая недавние события, вам сейчас очень нелегко, но это необходимо сделать, и сделать быстро. Кроме того, руководство артуправления просит рассмотреть возможность создания пусковых установок с количеством направляющих не менее двадцати-тридцати, возможно, собранных в единый пакет на поворотной станине и гусеничном шасси. Серийной сборкой пусковых установок будет заниматься Воронежский завод имени Коминтерна, производство уже налажено, необходимые для первой партии колесные шасси поступили, так что поторопитесь, товарищи.