Глава 6-10
Когда заря прокварцевала рощицу, и тени втянулись в стволы, я осторожно слез вниз. На несколько минут замер на нижних ветвях, как проститутка, что не любит быть снизу, но, увы, по долгу службы приходится.
Сверху донеслось озабоченное:
-Что там?
-Страх и отвращение в Новозомбиловске.
-Что?
-Слушай, - спрашиваю я, убедившись, что зомби отчалили, - а ты случаем, до того, как все это приключилось, в интернетах сидел?
-Да, я был пользователем всемирной паутины.
Как я ненавижу бывшую "жж-шную" интеллигенцию! Нет существа более беспомощного, не нужного и бесполезного, чем очередной "жжист", лишившийся выхода в мировую сеть, где он, слабое, бесхребетное существо, является мощным ядовитым тарантулом. Пожалуй, я благодарен Зомбикалипсису еще и в том, что он более чем на половину убавил пользователей всяческих социальных сетей и прочих общественных неводов.
-Слезай, а то задница у тебя хоть и учительская, каменная... - я хотел сострить, но на ум ничего не шло, - короче вали сюда, мертвяки уперлись.
Пока он окал, как волжанин, слезая с дерева, я рассматривал подстреленный мной труп, завалившийся на спину. Его здорово поели перед смертью: грудь обглодана до клетки ребер, руки - надкусанный сервелат с такими же, как у приличной колбасы, белыми точками, мухи всегда работают на совесть.
Синюшный оттенок мертвой плоти придавала не только смерть. Тело мужчины было исколото чернилами. Звезды на ключицах, и даже на щиколотках, увидеть которые я не побрезговав, палкой оттянув край липких спортивных штанов, набиты кандалы с колокольчиками.
-Мудозвон что ли, - почесал я голову, - эй, Фен, а я не знал, что здесь где-то поблизости зона или тюрьма располагается. Это ж вылитый зэк! Неужто буйные сумели разгромить целую тюрьму? Там же проволока, ограда, охрана?
Зомбивед, спустившись с дерева, мельком взглянул на мужчину и проговорил, оглядываясь:
-Да какой же это зэк. Обычный местный житель.
Я с сомнением рассматривал мертвецкие татуировки. По маленьким весям, да деревенькам, но особливо в крохотных городках, где лет двадцать назад благополучно развалилось какое-нибудь "градообразующее" предприятие, таких персонажей пруд пруди. Учитель не так бесполезен, как мне подумалось.
В небе пролетел беспилотник. Отслеживал передвижения мертвецов, если они сбивались в большие стаи, наводил огонь артиллерии.
Все-таки у Израиля есть технологии производства не только мацы.
-Пожрем на ходу. Надо идти в сторону города. По дороге, думаю, не попрем, если заметят вооруженных людей, то непременно заложат на ближайшем посту. Может, на армейскую засаду наткнемся, наверняка такую толпу зомбей с беспилотника, вон кружит, заметили. А постоянно соскакивать на обочину, где полно заразы и зомбей не вариант. Придется брести по окольным тропам.
Мой логический ряд ускользнул от пытливого ума учителя. Вот если бы я ему, пусть даже в самых пространных тонах пояснил, зачем все-таки Камбис пошел тогда на эфиопов, он бы понял. А простую житейскую мудрость никак!
-Так спрячь автомат то, - хлопает он своими прозрачными глазами, - засунь в рюкзак. Ведь это не сложно.
-Лучше штаны сразу приспустить.
-Ты хочешь в туалет?
-Нет, зомби хотят жрать, и я не собираюсь, когда их где-то поблизости рыскает целая толпа облегчать им задачу. Прятать автомат в рюкзак или иным способом его маскировать. Он будет у меня в руках во взведенном состоянии. А так как у нас нет транспорта, то убежать от бешенных нереально. Надеюсь, ты не считаешь, что я хреново считаю?
Я выделил Феликсу банку консервированных груш, которые в смертном бою отобрал у одной мертвой продавщицы в Венгеровском сельпо. Если так подумать, то почти все, что есть в моем рюкзаке, я отбирал в смертном бою.
Даже два рулона туалетной бумаги были похищены мною с боем. Можно было собой гордиться.
-Ты не смотри что снаружи присохшая кровь, зато внутри питательный сироп. Давай, погадь в кустах, и пойдем.
Как только он вдвинулся в кусты, я пошел следом за ним. Учитель, немного опешив, спросил:
-Что, тоже груши захотел?
Нет, мне теперь решительно понятно, почему зомбячья зараза все еще марширует по России, а количество умертвий множится. Если посылать таких людей, как Феликс Викторович, преподавать зомбиведение, то удивительно как мы вообще живы!
-Фен, помнишь, вчера вечером я убил здесь зомби, у которого отсутствовала задница, а штаны болтались в ногах?
-Помню.
-Разумеется, я даже спрашивать не буду, а сразу скажу: ты не хочешь, чтобы с тобой случилось тоже самое. Поэтому, я вынужден стоять рядом с тобой, пока ты не опорожнишь свой кишечник.
До него дошла эта нехитрая информация. Возможно, он был мне благодарен настолько, насколько может быть благодарен жжшный интеллигент, удивленный, что здесь, на земле, нельзя забанить обидчика, а захованный ip-адрес не спасет от разбитых щей. И не только щей.
Ведь картина эта ужасная: опустив свою тушу на корты, гадить, отклячив задницу, и поминутно оглядываться назад, готовясь, как спринтер сорваться на стометровку. Вдруг к тебе сзади подползает какая-нибудь полусгнившая тварь, намеревающаяся вонзить в твой анус свои крепкие, подросшие от усиленного питания зубки.
Быт, не устану повторять, быт, а не зомби гробит большинство людей!
-Хочешь анекдот? - миролюбиво спросил я.
Знаю же, что никто из них не любит слышать естественные звуки при дефекации организма, неловко. Вот и спасаю.
Не дожидаясь ответа, я продолжил:
-Почему многие евреи стали зомби? Зомби не нужно платить налоги.
Юмор в эпоху крови погрубел, оброс, как грибок, соленой коркой, где шутки и прочие эвфемизмы выдумываются не за бутылкой водки или какой-нибудь розовой вечеринке, а появляются в таких вот березовых ебенях, с мертвецким, холодного цвета солнцем. Авторы у них - такие же мертвые сталкеры и их молчаливые, хмурые товарищи.
-Смешно, - сказал он, смущено принимая от меня туалетную бумагу.
Быт и еще раз быт!
Мы метили штрихпунктирном передвижений и мочой лесостепь. Опасное это дело, писать в Российской Зомбирации за деревьями: об это сложено столько анекдотов! Кончаются они печально.
Что называется: пошел в лес пописать, встретил зомби, заодно и покакал.
Зомбивед пыхтел, как диссидент, сзади. Возможно, покажется странным, почему я, в духе бульварного фэнтези, стал обрастать на пути к Новозомбиловску, подобием какой-то команды. По иронии судьбы должна еще появиться женщина, с которой я сначала буду на ножах, а потом на простыне. Фен будет вздыхать и хныкать, соответствуя своей роли социального иждивенца, совершать всяческие интеллигентские глупости, которые я с позиции сильного вожака буду исправлять. Позже выяснится, что зомби появились по воле какого-нибудь Черного Властелина и у него, конечно же, есть вакцина против заразы, а умный Фен придумает способ победить злодея. Я сражусь с ним в смертельной схватке, где мой неуязвимый (а как еще?) противник будет теснить меня, но в конце я исхитрюсь и нанесу финальный удар в какую-нибудь точку на его теле, которую не описала струя благодати. Например, в крестец. Будет оригинально.
Я тоже ненавижу дешевое юмористическое фэнтези.
Не помню, но кто-то из великих сказал, что свидетельство никчемности литературы есть свидетельство никчемности цивилизации. Интересно, между моими мыслями и этим выводом можно поставить знак равно?
А я, конечно же, "кчемный". С полным рюкзаком мародерских трофеев, пистолетом, даже с автоматом, который продам задорого и буду с полгода жить, не покидая грязных баров Новозомбиловска. Определенно, в жизни рейдера намного больше плюсов, чем в жизни мертвого сталкера, но вот уж очень часто эти плюсы превращаются в кресты на кладбище.
Феликс провалился в какую-то пахучую жижу, что салатовой ряской стянула какой-то водоем. Какой-то, какую-то, где-то, когда-то - это термины потерявшейся эпохи, искаженной морали и времени, когда ничего нельзя сказать определенно.
Он забарахтался там, заорал, будто хотел отпугнуть от себя потенциальную царевну-лягушку. Из середины водоема поднялась удивленная, покрытая высохшей тиной голова. Овощ, которого я принял за бревно, с париком из зеленой жижи, заинтересовано посмотрел на нас и стал медленно подгребать к зомбиведу.
Мне стало интересно. Не торопясь вытащить товарища, я дождался подплывшего к нему мертвяка и ударил его железным прутом по голове. Тот, подергавшись в пруду, как синхронный пловец на пенсии, закачался по волнам. Вытащив сначала Фена, а потом зомби на берег, я с удивлением заметил, что в одной руке мертвеца была зажата сплющенная, с выпученными глазами рыба. Значит водоем проточный, но поток воды так мал, что все заплесневело.
-Зомби рыбачил! Ты представляешь?
-И что? Не забывай, ведь это же человек. Почему ты меня сразу не вытащил?
Я с удивлением изучал добычу. Раскрыв железным прутом пасть я увидел, что посиневшее нёбо и язык мертвеца исколот многочисленными костями и хрящиками. Гнойники, есть отеки. Невероятно, он охотился! Он покачивался в водоеме, пока вода не успокаивалась, а потом, видимо, ловил руками рыбу, словно мальчишка на мелководье.
-Потрясающе, конкурентоспособный вид? Представь, Фен, он занимался охотой! Что, если они смогут обучаться бесконечно, и когда-нибудь человечество столкнется с толпой жаждущих человеческого мяса существ, при этом вооруженных автоматами, умеющими пользоваться техникой, устраивать засады и знакомые с тактикой боя? Вот тогда нам точно конец.
Учителя, казалось, не заботило такое открытие, что овощ может рыбачить. Он счищал с одежды погоны из тины, а затем, раздевшись пока я изучал человека, отжал нехитрый костюм.
-Почему ты меня сразу не вытащил? - хмуро спросил горе-утопленник.
-Тебе надо было помыться, когда придем в селение, нас не в один дом не пустят переночевать, если от тебя нести будет, как от инфекционной лаборатории. Поверить не могу, а я считал, что когда буйные пытались меня спихнуть с дерева ими, как будто, кто-то управлял, а они сами... развились!
Фен пробурчал:
-Это всего лишь остаточная память. Вспомни, что никто из них не был рожден зомби, а они ими стали, будя до этого людьми. Неудивительно, что пробиваются инстинкты и старая память. Может он рыбаком был?
Промокший комбинезон зомби указывал, что он работал на заправке "Лукойла". Эту компанию, впрочем, как и других энергетических магнатов, постигло небольшое несчастье: их руководство немедленно мутировано в зомбей, а по новостям еще долго показывали резиденции газо-нефтяных компаний, что стали огромной небратской могилой для тысяч и тысяч человек, запертых в одном здании с десятками буйных.
Я всегда знал, что большие деньги до добра не доводят. Впрочем, точно так же, как их отсутствие доводит до зла.
Когда солнце, обидевшись на то, что некого выжигать жарой, скатилось в уныние, мы пообедали и отдохнули.
Я смотрел как неумело, весь забрызгавшись и даже не оглянувшись назад, когда в поломанном сосняке что-то хрустнуло и глухо ругнулось, ел говядину мой подшефный интеллигент. Воплощение Демосфена на уроках, в реальной, не лекционной жизни он превратился в обыкновенного побирайку. Наверное, он и смог прошагать эти два дня от пожратых Чанов до нас, потому что даже зомби не обращали на него внимания.
На первый взгляд странно, почему я позволил взять с собой такую обузу: бегать не умеет, жалуется, о реальной жизни осведомлен так скудно, что ему впору становиться каким-нибудь чиновником. Практическим навыком, например, что стоит прикапывать собственное дерьмо, завязывать шнурки, прислонившись к дереву, или же постоянно промывать ранки и перебинтовать их, не обучен.
Поговорив с Феликсом, я выяснил, что в областную школу он попал после того, как купившись на президентскую программу, обещающую молодым специалистам собственный дом и полный социальный пакет.
Он так и ушел из Новосибирского Государственного Педагогического Университета (НГПУ. Просто НГПУ), прочитав на доске объявлений заманчивое предложение: "Собственный дом, оклад согласно категории, социальный пакет", так он и оказался романтическим парнем, чуть более двадцати весен от роду, в Чанах.
Чанам было весен побольше, да и местные жители больше предпочитали романтике "Капу и Картель" вместе с группой "Лесоповал". Дом же на поверку оказался квартирой с желтым потолком и чахоточной неврастенией по углам, звучное слово оклад скукожилось до пяти тысяч рублей, а социальный пакет оказался обычным пластмассовым пакетом, в котором ежемесячно поступало продуктовая помощь. Она состояла из еще одного пакета, только на сей раз бич-пакета. Размышляя о такой несправедливой к нему рекурсии, Феликс Викторович, с именем, не по возрасту прилаженному к мелкому тельцу, заваривал на крохотной кухне гуманитарную помощь от Собеса - коробочку "Доширака" и проверял тетради.
Зомбикалипсис он встретил стоически, как и любой учитель, ежедневно переживающий настоящий классный бунт. Пока в Чаны, где зомбяки в Abibase раздирали людей, не вошла армия, занятия в школах прекратились. Люди, охваченные паникой, хотели бежать из города, но в стране действовал усиленный режим ЧП, ограничивающий свободу передвижений.
С расквартировкой в Чанах батальона доблестных российских мотострелков на улице стало меньше гопников, пьяных и конокрадов, зато появились мародеры, насильники и грабители. Весной того злополучного года в России была введена смертная казнь и офицеры кое-как смогли навести шаткий порядок, но потом, увидев, что командованию, пославшего их охранять гражданских, фактически наплевать на обеспечение и снабжение собственных войск, а тыловики перебрались за границу, было вынуждено согласиться с системой кормлений. Солдаты батальона отбирали у местных еду, за что крестьяне и горожане получали защиту. В организации, сплачивать которую должно беспрекословное выполнение приказов мигом образовались вооруженные землячества, играющие роль местной бандитской группировки. Так продолжалось до тех пор, когда под ресницей жаркого июля перед солдатскими КПП не были неожиданно обнаружены канистры спирта и после пьяной увертюры - тысячи, тысячи мертвецов.
-И ты три дня шел беспрепятственно по трассе, пародируя зомби?
-Приходилось, мы, учителя, очень здорово умеем притворяться, что нам понравился ответ ученика.
-И ты ни разу не встретил военных? Ни разу не остановилась машина, чтобы из нее не вышел здоровенный парень и не начал тебя пинать, приговаривая: "Это тебе, сука, за Россию. Это тебе, сука, за моего брата"?
-Сам удивлен, но нет.
Он явно где-то темнил, но я не пытался до этого докапаться. В конце концов, нельзя мерить мир катастрофы моралью мирного времени. Посмотрел бы я на этих гуманистов, вопящих о том, что зомби тоже люди, когда этот человек тебе пытается перегрызть горло.
Феликс Викторович, не смотря на свою немочь, был нужен. Вдвоем безопасней. Можно развлечь себя разговором, а также наконец-то поспать на земле, не утруждая себя корчмой на качающихся лапках деревьев. Тем более он травит отличные исторические байки, которыми история полна чуть больше, чем полностью.
И самое главное, так как я не успел еще поймать нового кота и засунуть его в мешок, неуклюжий и слабый Феликс Викторович послужит отличным кормом и приманкой для зомби. Об этом я уже говорил.
-Смотри, женщина!
Он наврал, впереди девушка. Сгущенная тень в белом платьице и сандалиях. Глаза в совиных кругах, но во взгляде жалобность мышки. Стоит в десятке метров от нас: голодная, оборванная, кто-то взял и не вернул ее честь.
-Помогите, - жалобный жаворонок голоса, - помогите, я тут совсем одна.
Сердце схватили ледяными клещами. Нет, это не метафора грусти и беспощадной печали, что пронизала мою чувственную душу. Да и не о душе речь, а о заднице. Чувствую мурлом я опасность, в отличие от этого интеллигента, что сразу поперся навстречу девушке.
-Феликс, - неожиданно серьезно и тихо сказал я, позабыв о маниакальных планах насчет учителя, - отойди назад и встань поодаль. Если выбегут зомби - залазь на березу, если люди, кричи и убегай.
-Что? - он зло повернулся, ощерив крысиные черты лица, - это женщина! Ей нужна помощь, она одна среди леса!
Интеллигенция ругает все американское кино, но я очень хорошо помнил урок первого фильма про "Людей в Черном", когда из всех ужасающих монстров была застрелена именно маленькая девочка с учебником по высшей математике.
О чем думал этот герой, встретив в чащобе вялых берез одинокую девушку, молящую о спасении? До трассы с километр пешком, тропы не хоженые, вокруг гуляют толпы зомбяков, колхозных полей не видать.
Не иначе это Мадонна.
Он не слушает и подходит к трясущейся девушке, а я наоборот отступаю назад, сжимая автомат. Остатки в обойме, да я и стрелял то из него несколько раз! На сборах, когда нас, десятиклассников, запихали в вонючий автобус и отвезли на Шилкинский полигон, где каждый из нас расстрелял шесть патронов и, под голодными взглядами солдатни, вымешивающими целые рожки на скинерсы, поел вкусной гречневой каши. Еще немного удалось попрактиковаться в нелегальном тире, которые массово появились после Зомбикалипсиса, выпустив несколько рожков. Собрать-разобрать я не сумею. Я не рассчитывал в этом походе найти автомат и не оставлю его у себя - риск владения больше пользы, но вот сейчас эта приятная тяжесть меня очень бодрила.
-Феликс, вернись! Твою бога душу! Это подстава чистой воды. Чё бы эта баба здесь делала одна одинешенька?
-Мы же с тобой здесь что-то забыли? - огрызнулся он, уже приобняв и успокаивая плачущую женщину.
Ничего страшного не произошло. Но я не из тех идиотов, что немедленно плюхаются в трясину, если она еще не до конца поглотила их товарища.
-Ну и хрен с тобой, ботаник!
Я, подобный ножке циркуля, описал широкую дугу и вышел по березовой опушке восточнее оставленных мною людей. Справа неслось по травам волнующееся поле, замыкаемое вдали синеватыми прыщиками холмов. Власти все время кричат о голоде, но что мешает засадить это пространство той же картошкой?
Сердце от потери соратника не ноет, но вот ноги работают быстрее, хочется пройти непонятное место. Что эта девчушка делала в роще, зажатой равниной? Скорей всего Фена уже потрошат грабители или смакуют какая-нибудь стайка обучившихся буйных, смекнувших, что приманить человечков образом обнаженной девицы куда как эффективней, нежели своими небритыми и обгрызенными рожами.
Феликса мне не жаль, разве что немного обидно, что я лишился такой превосходной отмычки.
Какого же было мое удивление (такое, как при просмотре самого идиотского фильма Скайлайн), когда я, через пару километров, совершив привал у небольшого родничка, омывающего корни дуба, встретил эту парочку. Почему-то родники очень любят примыкать к дубам, как женщины к мужикам.
Фен все еще живой. Они молча подошли и уселись рядом, учитель сверлил меня взглядом и пилил скрежетом зубов.
-Пожрать что-нибудь дай, - неестественно сказал он.
Я, не выпуская из рук автомат, слушал опадающую наземь тишину. В лесу трудно различить шаги опытного охотника: его ступни никогда не обрекут на перелом ветку и не оступятся. Девушка молчала, мне стало немного жаль ее. Быть может, я ошибся?
-Возьми сам в рюкзаке, после закрой его, а я уйду.
-Ты что, совсем с ума сошел? Это же обычная девушка... де-вуш-ка!
-Да вижу, что сиськи, а не зомби. Только вот кроме этих прелестных серых глаз я знаю еще и то, что мы подходим к двум замечательным населенным пунктам: Барабинску и Куйбышеву. Барабинск славен работорговлей, а Куйбышев рейдерами. Они промышляли этими ремеслами еще до Зомбикалипсиса и мимо них можно проскочить лишь по федеральной трассе, так как она охраняется. Или лесами, потому что по ним мало кто ходит.
Никогда я еще не видел, чтобы Фен так презрительно сцедил:
-Баран... Тупица, сам возьму консервы.
Он мог обзывать меня еще долго. Мог назвать закомплексованным наивным дебилом или погибающим от сперматоксикоза оленем. Оскорбления слабых людей не должны трогать людей сильных. И все бы ничего, все бы закончилось мирно, все бы пошло хорошо, если бы не эффект бабы!
-Почему вы меня боитесь? - тихо спросила она и посмотрела без осуждения, как могут смотреть только женщины, маскируя взгляд кобры под испуганный взгляд лани, кроша и пронзая всю твою защиту.
Я выбросил белый флаг и провел языком по вмиг пересохшим губам. Стройные ряды доводов и контрдоводов рухнули под этим простым, без хитростей вопросом. Дуло автомата качнулось и уперлось в траву. Какая обида, не различить звуков, ты уязвлен в самое сердце! Уязвлен женщиной в присутствии другого мужчины! Какой позор! Воздух вокруг немедленно пропах бабами и их доскональным знанием мужской натуры. На такой вопрос, не уронив своего достоинства, можно ответить только так:
-Потому что я вас действительно боюсь.
Неловкая луна улыбки, и в тот момент, когда я собирался встать, чтобы бежать, бежать без оглядки от этого места, сзади раздалось тихое:
-И правильно делаешь. На землю, мордой вниз.
Ах, бабы, бабы! Когда-то они победили Самсона, когда-нибудь захватят целый мир. Сегодня же они облапошили меня.
Все мы часто просматривая подобную сцену в желтых кинолентах и недоумевали: какой же дурак будет бросать оружие, окончательно ставя себя в неравное положение? Почему он должен выполнять команды? Вот, если кувыркнуться в сторону, в это время выпростав вперед руку, заломить вражеское запястье и исхитриться пнуть его... ведь это так просто!
Все это натуральная херня, господа. Сделаете все, что прикажут. Жить то охота. И будите верить в жизнь, даже если вам прикажут копать прямоугольную яму.
Фена уже оседлала женщина и с силой прижала его к земле. Он и не пытался сопротивляться. Трус, если я не сопротивлялся, потому что понял бессмысленность этого действия, то он, потому что дико боялся.
-Лежи и не двигайся.
-Да не дурак, понимаю.
-Вот и славно.
Ноздри щекотала жесткая трава, хотелось чихнуть. Я слышал, как неизвестный взял мой рюкзак и отошел в сторону. Послышался новый шум: вязкий, сиплый, с отдушиной, к нам шел кто-то громоздкий и малоподвижный.
-Взяли обоих? - с удовлетворением спросил невидимый человек, - долго же пришлось водиться, ради этого сраного автомата!
-У него и пистолет есть, - сказал первый голос, - смотри.
Несколько быстрых шагов, вбитая в землю листва, и меня переворачивает на живот пинок под ребра. Вижу небо, хотя ему далеко до панорамы Аустерлица. А надо мной лицо не Андрея, а какого-то гнуса, что имеет не лицо, а кусок измятого пластилина с воткнутой туда спичкой носа.
-На пузо, сука!
Пару раз со мной играли в замечательные качели: заставляли лечь на живот, а потом пинком переворачивали на спину, покуда я не стал чувствовать себя так плохо, будто напился российского пива. Неподалеку истязали зомбиведа.
Единственное о чем я сожалел, так это о том, что не могу присоединиться к палачам.
-Ребята, - наконец прохрипел я, - если вы не остановитесь, то не услышите, где я спрятал сокровища.
Толстяк насторожился:
-Какие сокровища?
Я улыбнулся сквозь боль - ребра отбиты, но не сломаны, мозги вертятся в барабане стиральной машины, но искрят:
-Мозги ребята, я про мозги. Вам они нужнее, чем Страшиле
Разумеется, я знал, что меня не убьют. Иначе бы не стал так шутить. Хотели бы, подстрелили из засады. Кому приятно оставлять за своей спиной мужика, сумевшего раздобыть автомат? Бегло обыскав меня и не найдя другого огнестрельного оружия, разбойнички решили немного поиздеваться. Но, раз не убили нас, значит - нужны. Для чего? Сексуальное рабство? Продажа на органы? Для этих операций нужен немного другой биологический материал. У меня был один ответ: работорговля.
Даже если мир заполонят жаждущие мяса живые мертвецы, самым страшным зверем по-прежнему останется человек.
Глава 7
Он, как обычно, скучал, прислонившись к высокому стальному забору, за которым возились несколько голодных псов. Скисшая грунтовка между черными, кривыми да малохольными домиками, несколько русских старух, перекованных летами в затупившийся кривой серп, черноволосая малышня, провожающая камешками эти безжизненные, ломаные огарки человека.
Быть может, это слонялись не старухи, а зомби, овощи. Ему было наплевать, он не видел разницы.
Изредка появлялись худые скелеты, с накинутым на череп капюшоном, с протертыми белыми коленками и черными подглазьями. Они протягивали ему пару мятых бумажек, а он, принимая их, с несколько секунд задиристо смотрел на клиента, отлипал от забора с прической из колючей проволоки и скрывался во дворе. Тогда собаки лаяли громче, лязгали длинные цепи, сыто хлопала дверь.
Через пару минут он возвращался и отдавал подрагивающему в нетерпении человеку пакетик и вновь безразлично льнул к забору, набив ему оскомину из слезшей краски. Так медленно и неторопливо, словно воды мутной речки Ельцовки, ныне загнанной в трубы, протекала его жизнь.
Он был коренным новосибирцем, но никогда не считал, что местные трущобы подле вещевого рынка "Барахолки", или сверкающий центр, куда он с друзьями катался поздно вечером на машине, в поисках мини-юбки или драк, были его домом. Отец его переехал сюда с пылающих гор в начале лихих девяностых.
Сила дает молодость, поэтому сильный человек молод всегда. А он был именно таким человеком. Он не ненавидел местных, скорее относился к ним с заслуженным пренебрежением. Еще в школе, которую он с грехом пополам посещал, он чаще разбивал носы, чем получал пятерки. И бил не от звериной силы, дикости и агрессии, а бил потому, что ему позволяли бить.
Изо дня в день наблюдая, как к нему приходят просвечивающие на свету скелеты и молча протягивают ему в трясущихся руках деньги, он понимал, что живет на земле не воинов и даже не землепашцев, а просто мусора. Полученную брезгливость он вымещал вечером, под мошной ночи, когда, ни разу не побывав в мечети, щекотал под вспышкой фотоаппарата вскинутым пальцем зад Аллаху. А после пить алкоголь и втыкать в беззащитных, блеющих овечек, безрезультатно зовущих давно купленного его отцом пастуха-милиционера, чуть кривоватый, как подобает истинному нохчу, клинок.
Делал это он не по злобе, а скорее потому, что можно было делать. Это казалось забавным, это пробуждало спящую в крови память бесстрашных предков, скидывающих карабкавшихся на кавказские горы русских белорубашечников. В такие минуты, когда он с друзьями заламывал пьяненькую шлюшку, полагавшую, что ее купят не сразу, а через два-три свидания, юноша чувствовал себя охотником на каменных склонах стареющего города.
Он никогда не любил Новосибирск. Новозомбиловск ему тоже не пришелся по душе. Овощи и то оказывали ему сопротивления больше, чем местные жители. Его злило их показное безразличие и мутный, но вроде бы заинтересованный взгляд. Они никогда не отводили взора, подходили ближе, иногда касались его, обдавая гнилостью, и его это страшно раздражало. Обычно, когда он двигался в транспорте - нагло и уверенно, либо расталкивал мощным волнорезом плеч чахлую толпу, движущуюся ему на встречу, никто не смел поднять на него взгляд.
Больше по душе скучающему человеку приходилось другое название, данное городу - Новосиббад. Здесь, вокруг истекающего денежным соком вещевого рынка, билось алчное сердце сметливого народца - возводились широкие заборы, укреплялись гаражи, блестела младенческая кирпичная кладка.
Анклав, накопив запасы денег, драгоценностей, наркотиков и оружия, отделился от внешнего мира и здесь, в пока еще проходных, но не посещаемых улицах, давно царило право ножа и непререкаемого слова старшего. Он с улыбкой понимал, что здесь он будущий хозяин. И никакие зомби не страшны силам сплоченного клана.
Это - его земля. Земля, взятая в бою с бесплотными призраками когда-то великих сынов Руси, выплескивающих свой героизм исключительно на дно унитаза. Он будет полноправным хозяином, законно спихнув с престола тухлое тело предыдущего собственника.
Он, мальчик четырнадцати лет, год назад впервые убивший пойманного старшими братьями и ползающим у него в ногах кафира, а два года назад познавший женщину, распорядится этой землей правильно. По-хозяйски.
Земля, если ее не защищать и не любить, всегда отворачивается от своего хозяина. Это закон жизни, и нет в этом ничего предосудительно или дурного. Сильный ест слабого, а слабый прячется в кустах.
Он, мальчик четырнадцати лет, уже сейчас сильнее многих живущих в этом городе. Даже здоровенных, но забитых русских мужиков.
Из взбрыкнувшей перед воротами особняка тонированной, издевательски вишневой девятки, высунулось дула автомата.
Очередь.
Клокочут маленькие вулканы.
На его губах клюквенный сок. Он уже мертв.
Бабки, что живые в ужасе взмахивают руками, а те, что мертвые заинтересованно и тупо смотрят на окутавшуюся дымом машину.
Раньше, чем рассеялись пороховые газы возмездия, машина рвет с места, ловко огибая медленно бредущих к убитому парню старушек. Как победный удар по барабанам - во дворе взрывается две гранаты, и больше не лают, разбрызганные по сторонам, блохастые псы. А к соблазнительно пахнущей свинцом и свежей смертью туше, подбираются шаркающие и еле ходящие бабушки.
Они становятся на колени и, те, у кого во рту не осталось зубов, без спешки пьют нужную им кровь, более везучие железными челюстями рвут молодое, нежное мясо. Пихают сочные кусочки в морщинистые рты. Овощи тоже едят человечину, но только убитую или падаль, живые им внушают исключительно интерес.
Полумертвые бабушки, торопливо крестятся, бьют поклоны по направлению к ближайшему храму (сожженному неизвестными три месяца назад) и жалеют без вины убиенного, одновременно потрясая кулаком уехавшим бандитам.
А в удаляющейся и выруливающей ну трамвайные пути машине, уже вовсю хохочет Еремей Волин.
-Как я его, а? Видать пацан думал о чем-то возвышенном! Не иначе, философ рос! Кафка, млять!
Трое взрослых мужчин гулко засмеялись, как могут смеяться сильные, уверенные в себе люди, не нуждающиеся в злобе.
Автоматы на предохранителе и положены на пол, накрытые сумкой. В нагрудном кармане у лидера партии Живых, такого же неунывающего и широкоплечего, тысяча долларов, на взятку (доллар сильно обвалился, так как пораженные вирусом страны предпочли не поддерживать лживый финансовый порядок, а спасать самих себя и затребовали с США возвращение долгов), поддельный членский билет депутата областного законодательного собрания.
-Ерем, - повернулся к полковнику второй стрелок, - ты еще долго будешь с нами ездить на такие дела? Повяжут тебя хотя раз, и пиши пропало.
В зеркале заднего вида отражались настороженные, не раз грустившие глаза личного телохранителя Волина, худого, но жилистого, подвижного Эдуарда Кожемякина. Друзья ласково называли его Мордомякин, так как он был большой специалист по изменению форм носа, губ и подбородка без всякой пластической хирургии. Ныне Эдуард отличился тем, что уже предотвратил одно покушение на Еремея Волина, а однажды даже придушил амбала-буйного, набросившегося на политика при возложении венков на могилы воинов на Заельцовском кладбище.
-Эдик, понимаешь, меня этот Хусеинов достал. Сначала мне прислал палец человеческий, потом ухо, и все с запиской: "Прекрати, иначе мы пошлем твоей жене твой член". А в конце записки еще было постоянно приписано: "P.S. Я тваю маму ибал!!!"
Волин громко захохотал, и приоткрытый салон, избавляясь от удушливых пороховых газов, вновь наполнился здоровым смехом.
-Я же не мог позволить, чтобы пострадал еще один гражданин. Если Хусеинов вновь дернется, то я его, либо повешу, как Хусейна, либо так обшарю дом, что наверняка найду биологическое оружие. Хотя бы у него в холодильнике!
Движение почти отсутствовало, из-за постоянных атак террористов и рейдеров на нефтеперегонные станции и врезки в трубопроводы, бензин стоил заоблачно. А-92 около шестидесяти рублей за литр. А если учесть, что национальная валюта Российской Зомбирации, укрепилась (при слабейшем импорте) как эрегированный орган, то октановая водица стала на вес золота.
-И все-таки, - не унимался Эдуард, - это могли сделать мы, твои старые военные товарищи.
Водитель кивнул бритым затылком:
-А то. Мы с Мордомякиным бы враз порешили этого гада. А его недозревшего джигита порезали бы на ломти. Мне сын про него рассказывал. Со страхом, блин, рассказывал! Будто он не весть, какая шишка. Ха-ха! Шишка, скоро эту шишку на Заельцовском кладбище похоронят, среди сосен.
Водитель, давний друг полковника, а теперь член службы безопасности Партии Живых, Руслан Гудков, немного смугловатый мужчина с коротким ежиком волос, сегодня выгладил взволнованно. Он нервничал, постоянно чесал затылок или уши, но действовал безукоризненно.
Волин тяжело вздохнул и потер мощными ручищами шею, как будто его душил кто-то невидимый.
-Дело в том, мужики. Вернее... дело в Нём.
По тому, как этот величественный снежный барс в человеческом обличие, атлет и великан, уважительно и со страхом произнес "Нём", его друзья сразу поняли, кого имел ввиду Еремей Волин.
Тогда, в начале января две тысячи двенадцатого года, когда никто еще толком не знал, как нужно поступать с воинственными мертвецами, чье число росло в геометрической прогрессии, Еремей Волин, полковник и командующий Новосибирским гарнизоном, принял ответственное решение: ввести на центральные улицы города войска, бронетехнику и силой оружия водворить порядок. Новосибирск, накопивший, благодаря праздникам, в стылую сибирскую зиму, много сил, вовсе не желал успокаиваться: буянил, грабил магазины, захватывал поезда метро.
Вандалами, неизвестно зачем, были взорваны многие памятники, в том числе в сквере "25 лет Октября", и за площадью Ленина. Правительство медлило, местная власть проявляла пассивность и тогда Еремей Волин, перекрыв БТР-эрами в ключевых местах величественную и самую длинную в мире прямую улицу - Красный Проспект, отдал приказ стрелять в мародеров, грабителей и окровавленных людей без предупреждения. Словно желающая добавить в белое царство больше красных подданных, зима накинула легкую зимнюю курточку и сбросила температуру до минус пятнадцати. Солдатам, под предводительством храброго полковника, пришлось основательно потренироваться в стрельбе. Полковник один из первых догадался, что зомби (сносно переносящие холод) привлекает шум и яркое зрелище. Отныне солдаты на установленных блокпостах обязаны были опутывать боевые машины, с работающими в них двигателями, мигающими гирляндами. В померкнувшем городе мигало яркое светопреставление. Ночью, запоздавший Новый год, приходили справлять в последний раз множество заинтересованных мертвяков. Также летучие бригады Еремея Волина совершали налеты на тепловые магистрали. Если раньше - это была вотчина бомжей, то теперь от них остались лишь груды тряпья, да воспоминания на донышках бутылок из-под стеклоочистителя, а все теплотрассы, как воробушками, были облеплены мерзлыми живыми трупами. Постепенно контроль распространился на большую часть главных улиц столицы Сибири, граждане могли использовать метро, без боязни быть зарезанными, посещать кинотеатры и массовые представления, и впервые за долгое время на Красном Проспекте, впервые можно было видеть гуляющие пары, заглядывающие в светящиеся витрины книжных магазинов.
Как только небольшой порядок был наведен, Еремея Волина тут же арестовало, хоронившееся в подполье управление ФСБ, и, как опасного террориста и зачинщика беспорядков, отдали под суд военного трибунала. Тогда многим казалось, что эпидемия не перерастет в пандемию, ведь как всегда СМИ преувеличило опасность катастрофы. Жизнь понемногу налаживалась, а ученые из центра исследования вирусов "Вектор", находящимся в научном городке "Кольцово", недалеко от Новосибирска, вот-вот должны были создать вакцину.
В то время, Китай, пользуясь неразберихой, ввел войска на территорию Российской Зомбирации, высадив воздушный десант в Хабаровск, мотивируя это тем, что раз руководство дружественной страны не может обеспечить безопасность китайских подданных на своей территории, то это сделает за них Китайская Народная армия. При этом, вне сомнения, Китай остается самым верным и преданным партнером Зомбирации в борьбе с загнивающим Западом и проклятыми заокеанскими империалистами.
Полковника вот уже было ждал пожизненный приговор, когда с весенней оттепелью вспыхнула новая волна превращения людей в упырей, алчущих ливерной колбасы из человеческих кишок. Еремея Волина, когда ситуация стала совсем критической, неохотно освободили из-под следствия и даже вернули ему звание, как бы намекая на то, что неплохо было бы снова восстановить порядок.
Мужчина был неглупым человеком и понимал, что если он в роли подневольного военного, этакого наемного князя, Александра Невского двадцать первого столетия, вновь спасет город от наводнивших его живых мертвецов, то выстроенная им стабильность, его же навеки и засосет в тюрьму. Поэтому он уволился из рядов вооруженны сил в запас, вместе с преданными друзьями, в конец разочаровавшихся в перегревшейся от возбуждения и чувства собственной значимости, государственной машине. Их почти не искали - город захлебывался в крови и подступающем голоде.
Они собирались организовать охранное агентства, благо теперь не требовалось никаких лицензий, а всего то - грубая физическая сила и пара стволов. Но, однажды в подъезде, Еремей встретил высокую фигуру, закутанную в плащ, приравнивавший ее к миру теней. Она сходу предложила организовать ему политическую партию, с полным ею, тени, обеспечением.
Еремей тогда рассмеялся и мягко отодвинул в сторону, показавшуюся ему какой-то водяной и чудаковатой, фигуру. Безумцев в то время по стране бродило множество.
Но в конце апреля начались проблемы с поставками продуктов из деревни. Венгеровские молочные заводы отказывались отдавать перекупщикам за бесценок молоко и иные молочные продукты. Солярки по льготным ценам фермерам было завезено мало, и летом не хватило бы техники для заготовки кормов. Обстановка в городе накалилась, людей будоражила возможность голода. Село ощетинилось гладкоствольными ружьями и потребовало достойных цен на продаваемые ими продукты. Сельчане еще не знали, что в их сторону уже вышли продразверсточные бронетанковые отряды.
Около дверей квартиры полковника вновь возникла та же фигура, и мужчина не оттолкнул ее, а предложил войти в плохо отапливаемую квартирку - уголь на ТЭЦ разворовали во время январского кризиса, а начальство, пришедшее на смену, улетевшему на Мальдивы руководству, жгло совсем по чуть-чуть, надеясь тоже хоть что-то украсть и продать в Китай.
Так, ошеломленный Еремей, через неделю стал лидером новоиспеченной Партии Живых. Незнакомец представился ему Иваном.
-Иван тебя заставил? - глухо спросил Эдик, - это он велел тебе ехать с нами?
-Да, - коротко кивнул политик, - приказал даже. Сказал, что ты должен показать врагам, что не боишься их. Личным примером, как будто я мог бояться обезьяньего хвостах.
-А кто он вообще такой? Откуда взялся?
-А хрен его знает. Когда в Новозомбиловске было нечего жрать, в начале апреля, а еда стоила у перекупщиков бешеных денег, он поставил условие - никогда не задавать ему вопросов, в обмен на финансовую помощь и организацию партии. Я еще спросил, какой тебе толк от меня, мистер? Что это за афера, где предлагают деньги и берут только словесные обязательства? А он мне в ответ: я верю тебе на слово.
-Чудак какой-то, - проронил водила, - прямо как мой сын.
Не стоит больше брать Руслана на перестрелки, - подумал Еремей, - видимо тот мертвый зверек напомнил ему сына. Дурное сходство!
Мужчина одиноко хохотнул, а затем ответил на испытывающий взгляд Эдика:
-По твоим бесстыжим глазам я вижу, что ты мне предлагаешь избавиться от Ивана?
-Ну, не только избавиться. Я предлагаю его нейтрализовать.
-Другим словом, - произнес Ерема, - убить?
Эдик кивнул своей широкой, околоченной, как груша, мордой.
Машина вывернула на улицу Богдана Хмельницкого и понеслась мимо закрытого ДК Горького, с баррикадами из мешков с песком, вдоль потухшего кинотеатра Космоса, где ныне были перебиты все матовые стекла, бассейна Нептун с его величественными пластиковыми окнами, в которых видна была огромная кафельная ванна со спущенной водой. Работал только стадион Сибирь - ничто, даже Зомбикалипсис, не мог запретить сибирякам ходить на хоккей. Около Дворца Спорта были вырублены прекрасные, темно-изумрудные ели, а близ клуба Отдых, как всегда, слонялась толпа обколотых наркоманов, издевающихся над привлеченными звуком дискотеки, овощами.
Водитель, часто поглядывающий в зеркало заднего вида, предположил:
-А что, если это крутая шишка из МВД или ФСБ?
-Им сейчас не до этого. Вон, Октябрьское УВД и так каждую ночь атакуют неизвестные - стреляют из автоматов и закидывают коктейлями молотова, половина ментов разбежалась. Их только обещание квартир вне очереди держит в мясорубке, которым нынче стала милиция. Эти конторы обычно действуют проще, намного. Здесь что-то не то.
Еремей явственно вспомнил, как целовал прохладную, не сказать, чтобы очень холодную, но властную и покрытую струпьями, кожу своего... хозяина. Да, хозяина. Иван был намного сильнее него.
Еремей Волин всегда называл вещи своими именами.
-В любом случае, - вздохнул Эдик, - избавляться от него надо. Слишком сильно темнит парень. У нас около пятидесяти вооруженных бойцов твоей лично охраны, лояльные предприниматели. Мы одна из главных сил в этом городе. Нужно кончать этого Ваньку-перстня, пока он нас самих не убрал с шахматной доски.
-Не-ет, - покачал головой политик.
Машина проносилась мимо НИИЖТ-а, института железнодорожного транспорта. Вдоль бетонных пролетов с коваными забралами, был навален всякий мусор, возвышающийся метра на два и создающий дополнительную защиту. Вдобавок, около забора были спилены обрубки тополей и тоже использованы в качестве баррикады. Около ворот стояли четверо вооруженных дружинника. Когда-то на институт было совершено нападение буйных, закончившись массовой бойней среди студентов.
-А ректора университетов, получив автономию своим заведениям, времени даром не теряют. Ишь, как отгородились от банд. Мой сынок сюда будет поступать. Хочет быть инженером мостостроителем.
Еремей мельком взглянул на величественное здание института с колоннами и вновь промолвил:
-Нет. Боюсь без него кресло губернатора мне не получить. В Иване чувствуется настоящая власть, сила от Бога, если хочешь!
Эдик хмыкнул:
-Ты реально думаешь, что ему понадобишься, как только выиграешь выборы? Да тебя найдут с перерезанным горлом в своем новом кожаном кресле, которое вскоре займет какой-нибудь твой невзрачный и покорный заместитель, с лизоблюдским именем, скажем Вадим Крысин.
Автомобиль подъехал к площади Калинина, в центре которой был возведен долговременная огневая точка, с пулеметами, мощной радиостанцией и с целым взводом контрактников. Площадь представляла собой ровный круг, от которого, подобно солнышку, отходили четыре крупных луча-улицы. Одна из них вела по направлению к Заельцовскому кладбищу. Оттуда по весне уже однажды пришла опустошающая волна мертвецов.
-Валить его надо, - утвердительно сказал личный охранник Еремея, - мы же все бойцы, за нашими плечами войны, вот такие подвиги, подобные сегодняшнему. Мы русские мужики. в конце концов! Что, мы какого-то дрища в балахоне испугаемся? Долго он нами будет командовать?
Еремей вздохнул, он никому не рассказывал полной правды о том, что скрывается под складками темной одежды того загадочного человека. Он и сам этого не знал до конца. Ему бы вряд ли поверили.
-Так что будем делать, капитан? - спросил, облизнув губы, Руслан Гудков, уверенно выворачивая на повороте руль, - будем присматриваться к Ивану и рубить его?
Еремей, взвесив все за и против, кивнул:
-Да, будем выводить его из игры. Не сейчас, после выборов.
-Отлично, - потер руки Эдик, - давно пора.
-Хорошо, - сказал Руслан.
Еремей Волин видел, как в прямоугольном зеркальце над пластиковой панелью машины, закинувший голову Руслан Гудков, снова облизал губы. Мужчина не знал, что водитель, его давний друг и товарищ, никак не может избавиться от ощущения слизи и гноя на своих губах: сегодня утром он впервые поцеловал протянутую к нему руку из-под рукава толстовки.
Руслан бросил последний, короткий взгляд на погрузившегося в задумчивость полковника, и сосредоточился взглядом на дороге, а мыслью на своем сыне, которого нежно, совсем по-отечески, поглаживал сегодня утром по голове, прежде чем куда-то увести, зашедший к нему в гости Иван.
Глава 8
С рук сорвалась удавка веревки. Я подкрался к жертве на подушечках пальцев, как камышовый кот. Скандинавская ярость заполонила мой мозг, и целый ураган ударов обрушился на жертву. Я бил с оттягом, бил ногами, ладонями, сцепленными в замок. Лягался и плевал. Я отомстил ему за все унижения, что вытерпел в этот короткий срок, за все пытки, тычки и оскорбления.
-Я не виноват, - верещал поросенком Феликс Викторович, - не виноват я!
-Она сама пришла? - шипел я, выкручивая ухо, - говорил же тебе, что это ловушка. Что, так сложно понять было? Так сложно? Из-за тебя мы здесь, из-за тебя!
Если мы слишком громко шумели в наш импровизированный канализационный зиндан - стакан отстойника с забетонированными штольнями труб, мочился охранник, стараясь попасть нам на голову.
Переждав этот дождик в четверг, я успокаивался и миролюбиво говорил скисшему и совсем разбитому Фену:
-Ничего, выживем.
Как я и предполагал, нас похитили работорговцы. И хоть мы не были похожи на доверчивых славянок с округлыми лицами и тупыми мозгами, что подаются в массажистки, но на двоих мужиков тоже позарились. Бандитские группировки славного города Куйбышева, в позапрошлом Каинске, еще до Зомбикалипсиса славились чрезмерной жестокостью.
К сожалению это был не самарский Куйбышев, а медвежий, кепочно-семечковый, ботающий по фене, сорокатысячный сибирский городок. Мне он запомнился тем, что в безусую юность, пуская себе по венам рок, мне там набили морду и сожгли хайер. Время скоротечно, мучители из прошлого выросли и теперь меня в Куйбышеве хотят продать в рабство.
Маленькие города, существовавшие до кризиса за счет транзитной или челночной торговли и не имеющие экономической значимости для больных регионов, местечковыми сабантуями разгромили особо не сопротивляющуюся полицию и подмяли администрацию города под себя. Как правило, такие группировки с армией не контактировали, справедливо понимая, что она обеспечивает безопасность, а они порядок. Фактически бандиты превратились в новых хозяев малых городков. Некоторые жители с ехидцей заявляли, что ничего, собственно, не изменилось.
В связи с тем, что мимо Куйбышева проходила федеральная трасса и какой-никакой поток людей, а собственных производственных сил в городе было мало, предприниматели занялись похищением людей. При империи Каинск был славен маслоделием, чья продукция была качественней европейских масел, при советской власти город хвастался индустриализацией и именем знаменитого революционера, а в новое российское время - бандитами, в постзомбячье еще и мертвяками.
Главную конкуренцию Куйбышевской работорговле составляли не власти, не военные и не местные жители, а братва из соседнего Барабинска, которая была тоже не прочь поживиться за счет неосторожных путешественников. Зоны влияния поделены еще не были, поэтому пальба, подрывы и взаимные обвинения, не прекращались.
Схема поимки людей усложнялась с каждым днем: уже никто не вырывал с мясом дверей и не вламывался на одинокие фермы или дачи. Продавали проштрафившихся соратников и накосячивщих людей. Так как город уже не мог обеспечить появившихся заказчиков на человеческий материал, работорговцы ловили одиноких путешественников, трясли машины, староверов, язычников и прочих беженцев, проросших по местным березово-осиновым лесам, как грибы после дождя.
Часто использовалась приманка с девушкой, при виде которой очень многие не могли устоять и, либо рвались ее спасать (что редко), либо насиловать (что чаще), тут их и брали. Прекрасно работающая разведка загодя оповещала активную группу, что и похищала людей. Нас с учителем услышали издалека и вели, пользуясь знаниями местности и опасаясь моего автомата, до расставленной ловушки.
Если вы дурак, вам даже автомат не поможет.
-Надо во всем искать хорошее, - печально сказал учитель.
-Только если ты не барахтаешься в бочке с дерьмом.
-Во-первых, мы не полностью в дерьме, а лишь частично. Во-вторых...
Общаясь с интеллигентами, я становлюсь злее. Пожалуй, я скоро съезжу ему по крысиному подбородку, чтобы выбить один-два этих мелких-мелких, пожелтевших, как сыр, зубов.
-Видишь в чем дело, Феликс Викторович. Как ты понимаешь, мы стали рабами. Полностью зависим от наших хозяев, которые пока что кормят, поют и не дают нам подохнуть. Но положение раба плохо тем, что он не знает и не может влиять на свое будущее, более того он живет одним лишь настоящим. А знаешь, какое оно у нас? Продажа. Может на органы, может как мозги или рабочие. Может, может... "может" и никакого "знаем"!
Он беззаботно произнес:
-Ужасен тот раб, что не желает избавиться от своих оков. Главное, Ваня, не быть рабом в душе, оставаться свободным даже если у тебя отобрали последнюю нитку! Никто не отнимет у меня право думать, как я хочу.
Жалок. Как же низко может пасть человек, что оправдывая свое рабское положение, он спасает себя тем, что может, якобы, при полном физическом параличе и забитости тела, свободно думать. У сильного человека другая логика: он не думает, что у него еще осталось свободного, а пытается вернуть назад то, что у него урвали.
-Да-да, конечно, мой ученый друг. Ты прав. Оставайся свободным в мыслях, когда тебя обосут или обольют керосином и подожгут. Твои свободные крики очень порадуют ангелов на небесах!
Закрытое пространство провоцирует споры. Нас травит скука, сталкивает темнота. И сцепляемся мы не от злости или ненависти, а потому что нечем себя занять. Иногда я просыпаюсь и подвывающим голосом зову Фена, мне вдруг кажется, что его нет рядом со мной и от потери такой вроде бы бесполезной поклажи сразу становиться не по себе. Я зову его шепотом, но никто не откликается. Его забрали или он нашел дыру и уполз? Тогда я снова проваливаюсь в забытье, а когда, совершенно потерявшись во времени, открываю глаза в примелькавшемся сумраке, то зомбивед понуро сидит на бетонной трубе. Я еще два раза спал, прежде чем на потолке вырезали квадрат света и вместо струи мочи или свертка с едой, в нашу скромную обитель упали сливающиеся голоса:
-Недавно взяли. Два мужика, один доходит почти, но голова варит - ругался как-то странно, без матюгов, когда мы его били. Второй тертый калач, автомат имел, пистоль полицейский. Не здоровый, но работать может.
-Ничего интересного. Пропоицы, на опероцинку, - здесь мой мочевой пузырь захотел поменяться местами с мозгом, - не подойдут, китаезы браканут. Работнички тоже неважные: один тощий, гиблый человечек, а другой своевольный. Первый умрет, второй сбежит. Чё еще?
Видимо это был покупатель, который обсуждал нас, не заботясь о предосторожности. Свет слепил глаза, но обострившийся за время сидения в коллекторе слух, компенсировал потерю.
-Других нет. Бизнес нынче хреново идет. Мы их и так кое-как выкурковали! Может выдернуть их, посмотрите, а то, что сразу пропоицы? Тем более они кореша, скопом накрыли.
-Друзья? - заинтересовался голос, и этот интерес мне очень не понравился.
-Они самые, тащились под руку, словно барыни.
Что-то меня подмывало заорать, что я этого хмыря-педагога два дня знаю, что продавец врет, но желание все-таки съехать от постоянных жителей затхлого бетонного стакана - мышей, пересилило вой инстинкта самосохранения.
-Поднимай.
Когда мы поднялись по сброшенной веревочной лестнице (обыкновенные железные скобы вверху были предусмотрительно обрезаны), то долго моргали, привыкая к свету и шуму. Трудно сказать, где мы находились, скорее на окраине этого провинциального городка, где-то на загривке необъятной России, что в свою очередь у самого угла земного шарика обосновалась.
-Берете?
-Покупаю. По обычной цене, как всегда. Двадцать за каждого. Вы согласны?
Я ждал, что похититель, тот толстый мужик с отдушиной и тяжелым ботинком, поторгуется, но он радостно согласился, и через слезящиеся темно-красным цветом глаза я увидел, как он пожимает протянутую ему руку.
-Хорошая цена. А куда денутся эти двое... на тяжелые работы? Ну, мне чтобы в следующий раз знать, кого хватать. Или это уже мое дело?
Второй голос, с изящной картавинкой, прибавляющей шарму его обладателю, ответил
-Вы совершенно правы...
-На работу, а какую?
-...Это уже не ваше дело. Погрузите их в мою машину.
Вроде хотелось что-то сказать, как-то поучаствовать в решении собственной судьбы, где на весах смерти и жизни против, играет всего лишь жалкие двадцать тысяч рублей, но... не мог. Я обратился в слух, боясь проворонить хоть одно словечко, старался вернуть зрение, при этом молчал как побитый барбос.
А ведь я всю жизнь по-овечьи считал, что в такой ситуации буду вести себя как волк.
-Эй, куда вы нас повезете, - неожиданно прорезался голос Фена, - что это за хрень, мы же в одной стране живем, одним воздухом дышим...
От меня образного языка нахватался, молодец!
Пока он сотрясал воздух и пытался уколоть душу иголкой острословия, я толерантно поворковал со светом, и к моим глазам вернулась былая резкость. Тот потный, в миазмах немытого тела человек, в извечном спортивном костюме зло жевал сигарету. Вокруг несколько мордоворотов и подлых хоречьих мордочек с четками. А наш покупатель - тоненький стройный господин с черным асфальтом зачесанных назад волос, кареглаз, утончен, аристократичен и, не к местной грязи и не местному гардеробу, облачен в замечательный костюм-тройку. Он добродушно слушал речь подслеповатого Феликса и жестом попросил никого из подручных его не затыкать.
Время суток - серость под ногами и в небе. Обидевшееся, как в "Алисе" время. Пустые, без наполнения, звуки: будто бы качельный скрип, кряканье уток. Вот все, что я успел почувствовать за время монолога товарища.
Феликс выдохся на фразе:
-Это, блин, бесчеловечно!
Изящный господин без всяких эмоций пошутил:
-А кто сказал, что вы теперь люди?
Потом нас погрузили в белую газель, по виду напоминающую темного броненосца, и, пинками пригнув к вонючему полу, куда-то отвезли. Загадочный господин в полосатом костюме и мелкими чертами лица, сидел на переднем сидении и не выказывал к нам интереса.
Увидеть мне его довелось лишь через сутки, когда он вошел в помещение - крохотную комнатку, где под охраной и сквозняком, сидел я. За прошедшее время меня прилично накормили, выдали новую одежду, а старую забрали. Прощай, не найденное при обыске шило! Примечательно, что мне выдали обычный камуфляж, хотя у меня был точно такой же, разве что иного, более темного, фасона. Про Феликса ничего не было слышно, как и других новостей.
В общем, со мной обращались терпимо, возможно с некоторой жалостью, которую человек пытается увидеть в окружающих, но мою умственную баржу нагрузили таким количеством утюгов, что она вот-вот должна была пойти ко дну.
-Здравствуйте, - без предисловия начал покупатель, - меня зовут Арсений Зимний.
В этот момент у меня в голове стрельнула рифма к имени Арсений, но я предпочел пошутить, более изыскано:
-И сколько раз вас брали?
Он немного подумал, а затем засмеялся, но шутку не продолжил:
-Быть может, вы меня знали раньше, до Зомбикалипсиса? - закончил Арсений, но увидев полное безразличие написанное на моем, как надеюсь, мужественном лице, все-таки продолжил, - я телеведущий.
Я был готов к тому, что он представится истинным наследником дома Романовых, внебрачным внуком Адольфа Гитлера, инопланетянином, зомби, коварным жидо-масоном, вором, бандитом. Но он представился телеведущим.
Хотя, если как следует разобраться, между приведенными мною понятиями есть много общего. Но я опять повторяюсь.
-И зачем вы меня купили?
-Скажите Иван, вы когда-нибудь смотрели замечательный фильм с Пьером Ришаром. Лента называлась "Игрушка". Там богатому мальчику купили в качестве подарка настоящего человека.
Нате! Ненавижу извращенцев. Тем более таких лощенных узколобиков, окруживших себя мордоворотами. Ну, какой мне прок сейчас гадать с ним? Играть в загадки как Бильбо Бэггинс с Горлумом. Разве нельзя упиваться своей властью без подобных выхолощенных выкрутасов?
-Фильм то, предположим, смотрел, но мне все равно непонятно к чему этот театрализм? Мы, черт побери, живем в мире живых мертвецов, а люди до сих не отучились говорить загадочно и напыщенно! Скажите прямо, чтобы мне знать: я останусь в живых?
-Возможно.
-Вы меня продадите?
-Нет.
-Как-то используете?
-Да.
-Как и когда?
-Скоро узнаете. Вам осталось ждать не больше часа.
Со свойственным людям страхом, я расслышал "ждать", как "жить". Но, уняв пятки, полюбившие чечетку, пробормотал:
-Что за работорговцы пошли в наше время! Где та античность, о которой жужжит мой друг, где без лишних разговоров в цепи и на галеры, под плети и солнце?
Арсений тонко засмеялся, почему-то напоминая мне сложенное пенсе.
-Простите меня, ведь я работник телевидения, а значит, приучен создавать интерес. Вы будете участвовать в шоу, которое называется "Бегущий человек". Слышали?
Название мне не говорило ничего, кроме того, что мне придеться побегать.
-Представление сопряжено с опасностью, риском и... выигрышем. Будьте уверены, что наша компания вас отпустит, если вы сумеете выиграть в этом шоу. Причем мы вернем большинство ваших вещей, которые сумели взять у наших компаньонов. Оружие осталось у них. Не хочется вас пугать, но в нашем шоу выживало мало людей. Добровольцев для участия в нем немного, поэтому приходиться прибегать к альтернативному поиску кандидатов. Надеюсь, вы понимаете, от кого вам придется бегать?
Конечно, я понимал. Разумеется, за мной не будут гоняться отряд озабоченных полуголых дамочек, а последуют самые настоящие зомби: голодные, разбитые, натасканные на свежую плоть. Бегущий человек должен от них убежать, да только кто с буйными может поспорить в скорости?
-Не расстраивайтесь так. Это лучше, чем стать вечным рабом на ферме или одновременно в разобранном виде посетить провинцию Сычу-Ань, Наль-Гаву и Пекин. Суть нашего шоу в том, что вы в недостроенном и переоборудованном многоэтажном, а также в подземном комплексе убегаете от нескольких буйных. Вы не сможете нигде спрятаться. Вам не залезть в шахту лифта, не проникнуть в систему вентиляции, не пробить внешнюю стену. Как только вы окажетесь в здании не тешьте себя тщетными надеждами где-нибудь спрятаться: недостройка пуста, там серый бетон, лестничные пролеты, голые комнаты.
Я саркастически хмыкнул:
-А в чем же интерес? Меня сожрут в первые минуты. Но это было бы не интересно, следовательно, как-то спастись шанс у меня есть? Кроме того, я могу затаиться в уголке и буйные меня не найдут без запаха крови.
-Совершенно верно! Но в этом случае шоу будет продолжаться, пока вы не умрете: от голода или неживых. В здании существует лишь одно место, где можно чувствовать себя в безопасности: это восьмой этаж, где вы найдете убежище. Но, чтобы в него попасть, вам нужно будет найти ключ, находящийся в специальном боксе на первых этажах. Чтобы открыть этот бокс, вам необходимо будет...
На его лице зажглась победная улыбка. Явно самый гондонистый трюк он придумал самолично:
-Чтобы заполучить ключ от убежища, вам потребуется пустить себе кровь. Раскорябать руку. Там около сейфа будет такой штырь, вот об него. Вы не бойтесь, он абсолютно стерилен! Через систему видеонаблюдения, режиссеры заметят то, что вы сделали, тогда и получите ключ. Но...
-Тут, на всех без исключения этажах, мертвяки почувствуют мое присутствие и побегут ко мне, как мамаши на новогодние распродажи.
Он лучился сумасшедшей, истинно-геббельсовой улыбкой, какая может быть только у профессионала, достигшего вершин мастерства.
-Вам надо исхитриться добежать до убежища на восьмом этаже, спасаясь от зомби. Как только вы достигнете убежища, вы победили. Лестниц много, много тайных ходов. В подвалах вы можете, пользуясь системой лабиринта, отрываться от погони. Спастись можно.
-У меня будет оружие?
-Нет. Но не возбраняется использовать все, что вы найдете внутри здания. Правда, хочу сразу предупредить, вы не найдете в нем ничего полезного. Но не расстраивайтесь, ведь наше шоу в первую очередь призовое. Вам дозволено убивать мертвецов и обшарить их трупы. На каждом из них вы найдете любо полезную вещь, которая вам поможет выжить в этой игре, либо купоны, которые можно обналичить в случае победы. И другие призы. К нам раньше бывала очередь!
-Благодарю за честность, - убито пробормотал я, - определенно, кофемолка поможет мне пережить утрату собственной жизни.
Веселенькое это дело! Я бывал на новозомбиловских ярмарках, где половину аттракционов составляли забавы с мертвяками. За символическую плату можно было сфотографироваться с буйным зомби, закованным в цепи. Его челюсти будут клацать около вашего уха, но до вас он не достанет, а вас будет еще долго радовать улыбающаяся фотография и злой, но бессильный пожиратель трупов на заднем фоне. Для особо бесстрашных существует аттракцион: минута с зомби. Вас, предварительно экипировав в защитный ватный доспех, наподобие такого, в каком отрабатывают нападения служебных собак и запускают в огороженный партер с буйным мертвецом. Лицо надежно прикрыто маской, но страх бьет через край: зомби грызет стеганный тулуп, пытается разорвать его руками или найти брешь: бесполезно. Ты можешь мутузить его, сражаться или просто наблюдать, как он пытается выковырять тебя из мягких консервов. Правда, случалось, что зомби все-таки разрывал отдыхающего на части, но это бывало очень редко. По истечению срока забавы, зомби подцепляли за стальной ошейник длинным крюком и оттаскивали в вольер до новых приключений.
Вообще существовало множество мертвецких игр: коррида с буйным, бег от зомби (вариацию этого шоу мне нужно было прочувствовать на себе), но самым популярным по-прежнему оставались избиения овощей. Любой желающий, разумеется, в подпольных клубах, так как закон оберегал мертвецов, мог, заплатив около тысячи рублей, здорово избить любого овоща. Отомстить за свою семью или, что чаще, просто выплеснуть ярость. Такое развлечение очень прижилось на Сибирской равнине: зомби никогда не давали сдачу и не сопротивлялись.
Я грешен тем, что баловался этим время от времени. Говорят, всякое злое деяние возвращается, и карма не прощает злых поступков, сторицей их отдавая. Клянусь: я больше никогда, никогда не буду смотреть эти развлекательные мертвецкие шоу по телевизору!
-Сейчас техники проверяют аппаратуру, а мертвецы уже разбрелись по зданию. В вашу одежду также вмонтированы камеры. Во время игры будет идти интернет-госолование, где зрители будут выбирать самое интересное выступление за историю всего шоу. Это чревато суперпризом!
Мне было насрать.
-А вы не боитесь, если вы уверяете меня, что я останусь жить, кому-нибудь расскажу о вашей забаве?
-Кому? - хмыкнул Арсений.
-Властям.
-А вы думаете, они не знают?
Если вы считаете себе мудрым, это не значит, что вы время от времени не можете быть чертовски наивным. Малыми городами правит анархия и право сильного. Полиция быстро превратилась из полузаконной в настоящую ОПГ. Наверное, это было даже правильно, иначе все могло обернуться большим злом. Хотя здесь, насколько я знаю, правят бандиты.
Но, блин, мне то от этого не лучше! А значит все херня.
-Не держите на меня зла. Вам и самому, как мне сказали, автомат дали явно не за красивые глаза. Если вы решили, что в этом мире жить хорошо будет тот, кто не побоится нарушать законы, то вы должны были понимать, что вы не единственный на свете умник, так решивший.
Прав. Даже язвить не буду.
-Почитайте, перед вашим выходом. Очень полезная книга для вас в данной ситуации. В шоу может победить только один человек.
Несмотря на цветастую обложку, этот манок для быдлеца, название мне было смутно знакомо: "Бегущий человек". Книга была о человеке, от нужды попершегося на смертельно опасное шоу, где беглецов преследуют охотники и, в конце концов, убивают. Правда за каждый час он получается деньги. Как все любят щегольнуть своими познаниями и даже смерть облачить в символический венок!
Читать я не стал и предпочел в спокойствии с мыслями дождаться, когда меня, наконец, возьмут за руки и осторожно выставят за дверь, судя по всему, ведущую в недостроенный лабиринт.
В этом спектакле могли показаться странным две вещи: я совершенно не горюнился по поводу столь незавидной перспективы, кроме того меня совсем не интересовала судьба Фена. Первая может привести в недоумение не сильно сведущего человека, вторая же просто дурака. Дружба и так была не в почете, но укус Зомбирации окончательно свел ее к товариществу. Быть может, Фен оказался слишком слабым для шоу и его используют для иной затеи? Продадут в бордель, гы-гы.
Мне наплевать на людей, когда дело касается собственной жизни.
Я понимал, что шансы уцелеть есть, иначе бы такое шоу смотрела куда как меньшая целевая аудитория. Следовательно, я могу спастись. Значит надо постараться применить все те навыки, что у меня есть и забыть, отключиться от всего остального.
Например, от того что мне нравилось Наруто, и что я, когда нахожусь дома один, все равно закрываю дверь в туалете на щеколду.
Страх впрыскивает адреналин в кровь, ужас парализует тело. Нить накаливания между ними - способность логически рассуждать.
Вскоре меня вытолкнули за дверь, и победно клацнул замок.
-Идущие на шоу, - пробормотал я зданию, - приветствуют тебя.
Полноту темноты выгодно скрывало легкое люминесцентное освещение, так что жирный мрак валиками залег по бокам большого зала, где я оказался, да затаился в углах. Лампы не разбить, предусмотрительно забраны в пластиковый кожух, зато проводка фактически на виду, можно будет расковырять, и покрыть себя спасительной мглой. Зомби видят в темноте не лучше обычного человека.
Ох, вот бы сейчас сюда какого-нибудь аморфного неформала, любящего трепаться на тему "Света и Тьмы". Интересно: лучше быть сожратым в окружении радостных фотонов или в их отсутствии? Что поделать, человек всегда ищет виноватого в своих промахах.
Я осторожно, стараясь не шуметь, благо моя деятельность поднаторела в этом тело, двинулся в следующий зал. Как я понял, это было какое-то недостроенное офисное здание: меандровый лабиринт офисных клерков, где так и не поселился минотавр-начальник. Перегородки, секции, целые боксы или откровенная бетонная пустошь.
Я поднялся на следующий этаж по бетонной лестнице.
Желоб лифта влечет черным дуплом и тут. Похоже, я на уровне второго-третьего этажа, так как по идее на первом этаже должен был холл, а я начал сразу с офисных помещений. Где-то внизу катакомбы. Скорей всего там отряд мертвецов. Чем выше поднимаюсь, тем становится светлей. Наверняка сделано специально, чтобы подопытный, инстинктивно старающийся выбраться из мрака, (где в каждой тени представляется буйный) ступал в круг света, а там, как раз и мертвяки. Ведь они тоже любят освещение.
Как можно убедиться, прекрасный жизненный опыт можно извлечь даже из поджога церквей.
Еще до того, как я заметил под ангельским нимбом света стальную дверцу без ручки и железную пику рядом, с верхних этажей раздалось сумасшедшие, совершенно иррациональны крики. Так не будет кричать человек, если ему страшно, так не будет вопить людоед в ритуальной пляске, так не будет кричать кастрированный мужчина, так не сможет завопить рок-певец. Похоже на то, как если бы в звуковом эквиваленте выместили все непонятные мысли, бродящие у вас в голове.
Зомби вполне. Необузданно, непонятно, страшно.
И где-то вверху, через несколько железобетонных перегородок, топот ног. Признаться, я бы легче пережил татаро-монгольское нашествие, лучше бы пошел первым в атаку на узком горном перевале, сходил бы на концерт Алсу, попал в газовую атаку под Ипром или посмотрел Дом-2, но явно не это.
-Ох ты ж, мать!
Только что привело бешеных в такой экстаз? Бежали они явно наверх, а значит что-то почуяли, но... а если я не единственный участник этого шоу? Представьте, какой оргазм получат телезрители этого нелегального шоу по кабельному, когда один игрок добежит до укрытия и там запрется, а остальные будут ломиться к нему, умолять впустить, стучаться и скулить, пока из прохода не выметнутся отставшие мертвецы и не разорвут менее расторопных в клочья.
Пустить себе кровь было недолгим делом, как и забрать самый обыкновенный ключ.
Осатаневшие крики и хрипы раздались разочарованно вверху и, падая, как лавина, покатились ко мне, вниз. Одновременно что-то начало подниматься и снизу, как блевотина. В моих жилах застыла кровь. Это было довольно странно, так как я всегда считал, что кровь бежит по венам, а не жилам.
Несколько пролетов, скачущий потолок, зрачки телекамер.
Восьмой этаж, как его же повернутая цифра, на первый взгляд бесконечен - обласкан светом, но мрак нарастил по периметру резерв. Четыре лестницы в углах, как шахматные ладьи, введут вверх и вниз. А в центре долгожданное спасение: бетонный закуток, внутри которого есть дверь. Видимо там и есть мое убежище.
Огромными скачками я преодолел гигантское расстояние, чувствуя, что здесь бродили зомби. Ключ повернулся в замке легко и смазано, до последней секунды холодя меня ощущением того, что дверь не откроется.
Внутри, как тюремный карцер - место, чтобы мог стоять один-единственный человек. Просто нища, которые в средневековых замках занимали статуи в доспехах. Пустоты, как в коридорах Версаля, хотя я там не был. Решетка вентиляции, видеокамера и ручка с обратной стороны, чтобы захлопнуть за собой прочную дверь.
Все было до неприличия просто. Я опешил от такой легкости. Шум с потолка приближался, и по опыту я мог сказать, что ко мне движутся как минимум с десяток мертвецов. Я встал в кубрик и готовился закрыть за собой дверь, покуда издалека, из самого угла меня не потряс крик:
-Иван, подожди!
Ко мне, скатившись со ступеней, бежал перепуганный Фен, а за ним по пятам, стонали и шептались голоса преследующих его мертвецов.
Моя рука застыла на ручке двери.
Глава 9
Для Пульхерии Серафимовны Капустиной посещение Заельцовского кладбища, где она навещала могилку своей матери и ушедших в мир иной подруг, всегда было занимательным путешествием. Даже Колумб так тщательно не готовился к своим походам, как Пульхерия Серафимовна собиралась навестить родные могилки. Старушечья радость начиналась у нее с площади Калинина, в центре которой возвышался величественный, бетонный блокпост, когда она, выказывая недюжинную энергию, билась за место в душегубке белого ПАЗ-ика с оптимистичной табличкой "До Кладбища". Судя по количеству набившихся в салон старичков и старушек, название было явно с намеком и символичным.
В транспорте Пульхерия, освобождаясь от стариковского одиночества, заводила полезные знакомства, делилась способами пикирования помидоров, перечислением черных дат и болезней, которые обеспечили памятные события. Иногда она ругалась, если в салон затискивался какой-нибудь молодой хрыч, с постным выражением лица и не разделяющий оптимизм постоянного кладбищенского бомонда.
У белой, как полячка, но с византийскими куполами церквушки, стоявшей у кромки соснового леса, как кулич на блюдце, Пульхерия неизменно крестилась. Часто заходила внутрь, не забывая повязывать на голову платок. Хоть красота ее давно, уже лет тридцать как не могла навредить Господу Богу, привычку она блюла неукоснительно. При этом, она давно забыла про пост (если посмотреть немного по-другому, то многие пенсионеры круглый год блюдет строгий пост), дни православных угодников, и даже подойди к ней какой-нибудь одухотворенный юноша в рясе, да попроси Пульхерию прочитать ему православный символ веры, старушка бы посмотрела на него как на умалишенного и посоветовала бы поставить свечку за здравие.
К воротам громадного погоста, в утробе которого спала Янка Дягилева, неизменно подъезжали скромные похоронные процессии и безобидные грузовые газели, закупленные по гранду кладбищем. Катафалки и гужевые железные лошади двигались в конец кладбища, где в окружении светло-бежевых гор суглинка, разверзлись сотни и сотни, выкопанных экскаваторами ям. Эта часть кладбища была отведена под захоронения убитых или смертельно обглоданных зомбяками. Из соображений безопасности мертвецов предлагали сжигать, но вирусологи успокоили, что в мертвых людях, покусанных зомби и просто хоронимых живых мертвецов, нет новых и опасных инфекций, кроме уже знакомых человечеству.
Гражданские хоронили умерших в закрытых гробах, никакое бальзамирование не могло скрыть ужасающего уродства, которое по праву наследования передавали нападающие зомби своим жертвам.
Трупы из газелей вытаскивали вдалеке, хоронили у кромки отступившего березового леса, сменявшего здесь сосновый. Пара хмурых, в обвислых синих комбинезонах, работников, скидывали трупы, замотанные, в пропитанный хлоркой целлофан, прямо в ямы. По два-три тела на земляную щель, куда тут же сбрасывал первую горсть земли ковш экскаватора.
В дальнем конце хоронили неопознанных, самые изуродованные трупы или тела бездомных, одиноких стариков или сирот, а также жертв криминальных разборок. В дни пандемии, кладбищенская администрация гребла деньги лопатой, поэтому муниципалитету пришлось обложить кладбища дополнительными налогами и охраной.
Пульхерия купила несколько пластиковых цветочков и сразу, памятуя о расплодившихся ныне собирателей угощений и цветков, обломала им черенки.
Около входа на кладбище поставили новую конторку с официальным заглавием: "Организация захоронения больных граждан". Каждый, кто хотел похоронить убитого зомбями родственника или самого отдавшего концы овоща или буйного, должен был оформить документы (в том числе и трупа) в заведении.
На главной аллее, окаймленными высокими соснами, вместо корней вспучивающих земли - толкающиеся могилы с оградками, и уродливые колоссы цыганских наркобаронов.
По правую руку аллеи Оглы, по левую - Орловы.
Их могильным зиккуратам позавидовала бы третья династия Ура. Вполне возможно, что почувствовали бы себя уязвленными и египетские фараоны. Ступенчатые пирамиды с вершинами из огромных мраморных плит или бронзовых скульптур, где в полный рост запечатлен очередной великий человек нашего времени, погибший от пули или передозировки наркотиками.
Подле каждой такой пирамиды извечно толпились цыганские семьи, жарившие шашлык, пившее дорогое вино, вкушавшие фрукты и дорогие закуски. Разнообразные кушанья объединяло одно: все их хозяева смотрели на проходящих мимо люди, как на пустое место. И эти забитые и обтрепанные прохожие, почти задевающие дорогие черные Мерседесы, припаркованные за взятку прямо на кладбищенской аллее, этот остаток арийского духа, служащий смуглым сорокам, на небольшое мгновение, но прикасались к миру богатства и роскоши. Проходящие мимо бабушки богобоязненно крестились, радуясь, что люди так чтят усопших. Мужчины старались не встречаться с молодыми, налитыми силой и деньгами парнями. Они всегда искали повод для драки, но их нельзя за это винить - молодые редко любят погосты.
Заельцовское не просто пользовалось, а массово производило дурную славу. Этажерки, то есть двойные захоронения, продажа трупов зомбей для опытов или таксидермистам, а то и просто расплодившимся сатанистам было вполне обычной практикой. Говорили, что новые могилы зомби раскапывают неизвестные и предаются с ними страшной содомии. Странно, но среди бегающих между могил вертлявых цыганят, разрушающих надгробия в нищенских попытках схватить оставленный на столике кулич, очень часто встречались овощи.
Пульхерия Серафимовна знала, что эти больные (одержимые диаволом, как говорила бабушка) глубоко несчастные люди. Она специально собрала в дорогу мешочек куриных косточек, хлебные корочки, которые намеревалась отдать похрипывающим и шатающимся по сторонам зомби.
Люди привыкли к давним спутникам любого общественного места, но все равно старались держаться от них на расстоянии. У многих на лицах были натянуты квадратики марлевых повязок - страшились инфекции. Вообще любого мертвого гражданина власти обязаны были препроводить в специальные лепрозории, где они должны были содержаться до полного излечения. Но, так как с начала пандемии не было зарегистрировано, ни одного официально подтвержденного (ложных сколько угодно) случая излечения от неведомой болезни, то лепрозории, в спешке понастроенные и переоборудованные из школьных лагерей и прочих социальных здравниц, стали ни чем иным, как концентрационными лагерями для зомби.
Не смотря на постоянный отлов зомби, как переносчиком опасной инфекции, в первую очередь возникшего тифа, интимной болезни с провалом носа и прочего гриппа, коммунальные службы не успевали ликвидировать всех мертвецов. Их тянуло, как магнитом к кладбищам, кинотеатрам, транспорту и даже воздушный шарик в хрупкой руке девочки или цветок фейерверка на пергаменте неба привлекал овощей несомненно больше, чем власти могли вывезти в места содержания "временно больных граждан".
По слухам, недалеко от города, в закрытом ныне карьере "Борок", где зиял огромный котлован, превращенный в многослойный склеп для умерших больных, свозили и хоронили овощей, передавленных танками, расстрелянных, с проломленными черепами. Оппозиционеров и прочих оппортунистов, кто хотел видеть низложенной партию Здоровая Россия.
Интернет-бойцы, углядев со спутника подробные фотографии варварских похорон без всякой тризны, подняли жуткий вой. Кончилось все тем, что несколько наиболее активных пользователей были приговорены к нескольким годам заключения за экстремизм.
-Кушай, кушай мой дорогой.
Пульхерия кинула грустноватому вида зомби, с отсутствующей левой рукой порядочное число костей, как раньше кидала дворовым псам. Зомбикалипсис решил проблему бездомных животных: они оказались сожраны буйными, а уцелевших предусмотрительно перебили городские службы. Питаясь мертвечиной и падалью кошки, собаки и лисы, мигрировавшие в города из разоренных лесов, заболевали бешенством и кидались на людей. Правда, как успокаивали ученые, это был не вирус, превративший людей в мертвечину, а обычное, знакомое народу заболевание.
Это, конечно, очень обнадеживало.
-Кушай, кушай мой дорогой, - Пульхерия подкинула к ползающему на карачках кусочки хлеба. Зомби, утробно мыча и не оглядываясь на кормилицу, запихивал себе в пасть пищу вместе с окурками, листвой, комками грязи, - Ну, бедненький, оголодал совсем? И кто же с тобой так обращался плохо? Кто ручку тебе оторвал, инвалидом сделал?
-Теть, а, теть? Дай пять рублей!
К бабушке обращались черные разбойничьи патлы, а под ними смуглое, вроде бы, как, наверное, я все-таки думаю, но при этом не берусь утверждать - человеческое лицо.
-Теть, дай пять рублей!
Пульхерия Серафимовна не то, чтобы любила цыган, питая к ним предвзятое и стереотипное мышление, как о мошенниках, но вместе с тем испытывала присущее многим старым русским женщинам чувство печали и сострадания при виде ближнего своего. Обреченные на одинокую старость такие люди готовы любить и помогать всем, даже проклятым фашистам. К сожалению, Пульхерия Серафимовна не понимала одну простую вещь: каждый пирожок, которым она угощала голодных цыганских детей, мог обернуться через несколько лет сытым изнасилованием ее внучки, преспокойно возвращающейся из школы.
-Конечно, миленький, держи.
В этот момент с колен поднялась (нет, не Зомбирация) а та грязная масса (говорю же - не Зомбирация), что ела с земли куриные кости и почти осознанно, с некоторой обиженной искрой, уставилась на бабушку, дающую мальчику пирожки.
-Иуэ-у-уэ-э...
Мальчик победно лягнул мертвеца по коленке и, не сказав спасибо, побежал клянчить дальше. Безобидные овощи, привыкшие к истязаниям, которым бы позавидовала бы испанская инквизиция, существа безропотные и забитые, никогда не защищали себя и не наказывали обидчиков.
-Что ты смотришь? Ему тоже хочется кушать.
Пульхерия отступила. Двое молодых людей, отбивших от галдящей стайки, жарящей шашлыки, подхватили жующего зомби под мышки и, шутливо подтащив того к остроконечной оградке, хлопнули его мычащей чубатой головой о выступающее ломаное железное острие.
После невозможно было сказать, откуда на тщательно охраняемое кладбище проникли буйные. Была выдвинута даже гипотеза, что состояние полного покоя, которые испытывали зомби-овощи, может быть нарушена, и они рассерженные нападут на обидчика.
Воистину, то был зомбячьй бунт. Бессмысленный и беспощадный.
В узких проходах, где надгробия громоздились друг на друга, налезая на соседей кривыми оградками и напоминая больше колонию опят, нежели кладбище, ожила тишина. Ожила смертью: грязными, матерящимися криками, стонами и хрипами. Топотом ног и звуком шаркающих, подтягиваемых к себе конечностей.
Пульхерия Серафимовна успела запричитать, прежде чем на нее запрыгнул хилый и расшатанный мертвец.
-Буйняки! Святы Господи!
Давка, давка! Чавкают борщом, чавкают тела при сексе, но как страшно, иступлено и, беря высокие ноты, чавкает давка! Кисель из ползающих тел. Социальная лестница во всей своей ужасной красе: внизу растоптанные старики и старухи, дети, которых не успели прижать к себе родители, затем женщины, потом подростки и по самому верху, по головам и спинам - мужчины, в мгновение растратившие мужественность.
На главную кладбищенскую дорожную ветку, от которой отходили отводки дорожек или лабиринты между заборчиков, стал высыпать народ. Это только усугубляло положение толпы, что падая, пытаясь подняться, вновь падая, неслась, ползла, двигалась вперед, к выходу с кладбища.
Полиция, приданная каждому кладбищу для его охраны, оказалась бездейственна и неэффективна. Разве что цыганские семьи, проявляя сплоченность коллектива, заскочили в свои автомобили и устремились прямо по пешеходной дорожке к выходу, давя и сбивая людей.
Зомби, охватывая массу в мешок, вот-вот готовы были его заштопать. Уже разодраны десятки наиболее медлительных стариков, которые не смогли дать достаточное количество мясо для ненасытных желудков, и снова клацает зубами мертвая погоня за улепетывающими живыми.
Мерно качающиеся сосны отбивали панические крики, беспристрастно наблюдая за мертвым побоищем. Сотни буйных гнали безумную толпу к выходу, гнали, наступая ей на пятки. И сложно было отличить заразного от здорового, ибо паника превращает человека в животное, овладевает им, гонит вперед, как от пожара, но гонит на смерть. Толпа, в которую он заключен, затопчет любого, кто встанет у нее на пути.
Мимо торговок, бросивших свой товар, опрокинутых венков и побитых мраморных надгробий, чем в изобилии торговали у главного входа на кладбище, забурчал БТР с коротким носиком пулемета и отрядом мужчин в камуфляже.
Из мегафона раздался стократ усиленный голос Еремея Волина:
-Все люди - на землю! НА ЗЕМЛЮ!
Огненной плетью над головами бегущих людей стегнула пулеметная очередь.
-ЛЮДИ - НА ПОЛ! ЛОЖИСЬ!
Дорога лучом выходила прямо на хрупкий щит из двух десятков мужчин и боевой машины пехоты. Потерявшая сознание толпа сметет единственных своих защитников. Как глуп человек в ужасе! Не понимает, что от буйных ты никогда не сможешь убежать, они уже набрасываются на отстающих. Волин, в простом камуфляже, слепив две брови в одну, пророкотал, зная, что если он не сможет остановить толпу, то толпа навсегда остановит его:
-ЛЕЖАТЬ!
Со второго раза до лавины людей дошло, что от них хотят. Но как тут ляжешь, когда за тобой по пятам бегут окровавленные упыри, желающие разодрать тебя, оторвать члены и мило провести время? Великий это погонщик - страх. Как только не пытались справиться с ними исторические фигуры. Квинтелий Вар, чтобы предотвратить панику, ложился на землю, и солдаты не могли переступить через своего полководца. Ярослав, храбрец и азартный воин, еще не получивший титул Мудрого, первым бросался, прихрамывая, в атаку. Персы выливали воду перед сражением в пустыне, Сун-Цзы советовал завести войско в место смерти, и тогда оно будет стоять насмерть...
На деле, чаще, со страхом борются по-другому.
-Огонь! - скомандовал Волин.
Заговорил крупный пулемет, немедленно изрешетивший ближайший черный Мерседес, нашпиговав свинцом нашпиговавших его людей. Повтор оправдан. Туша БТР-а оделась кудряшками черных пороховых газов. Бойцы ссыпались с брони и, как зеленый горошек, заняли оборонительные позиции.
Как только оружие охрипло, выпив целое ведро горячего июльского воздуха, Еремей Волин, в какой-то откровенно-муссолинской позе: уперев одну руку в бок и широко расставив ноги, подав вперед корпус, проорал в мегафон:
-ЛЮДИ, ЛОЖИТЕСЬ! ЛЕЧЬ!
И толи демонстрация силы, перемешанной с кровью, вытекающей из прострелянных трахей черной машины, толи этот родной русский мат, говоривший охваченным паникой людям, что ситуация под контролем своего, до мозга костей русского человека, которому плевать на официоз и приказ, но... вся, безумствующая еще несколько секунд назад толпа, послушна бухнулась на асфальт главной аллеи Заельцовского кладбища.
Разве что метавшиеся цыгане, застыли как суслики и гниющие мертвецы, впрочем, как и гниющие женщины во множестве цветастых юбок, визжали без остановки. По дороге, ломая конечности и примешивая к хрипу приближающихся к дороге мертвецов, катили машины с пытающимися уехать с побоища, хозяевами.
-ЛЕЖАТЬ! ЛЮБОЙ, КТО ПОДНИМЕТСЯ - БУДЕТ РАССТРЕЛЯН!
Правильно уловив момент, Эдуард Кожемякин отдал приказ отделению внутренней полиции Партии Живых: крепким молодым ребятам, в плотных одеждах, которых не сразу возьмут зубы мертвецов. Это только идиоты в кинолентах, где можно стать зомби от одного лишь укусы, щеголяют в безрукавках. Полиция вооружена была короткоствольными автоматами АК, дубинками. Все относительно по закону, как охранное предприятие.
Снова зачавкал, попадая в визжащую мертвую плоть, пулемет: зомби приближались к дороге жизни, забитой живыми. Пулемет застучал по металлу, разметал белыми осколками пробитые лобовые стекла: больше не пытались ехать черные, хромированные жеребцы. Полковник имел большие связи с командованием летучих отрядов. Всем им были предложены новые почетные места, если Партия Живых победит на выборах.
Еремей Волин снова проорал:
-ВСЕМ ЛЕЖАТЬ! МЕРТВЕЦЫ БУДУТ УНИЧТОЖЕНЫ! ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ!
И прежде, чем вооруженный отряд готов был войти вглубь кладбища, Еремей Волин тихо сказал:
-Бойцы, чем отличается цыгане от зомби?
Совсем неподходящее место для шутки. Метким плевком из пулемета солдат сшиб близко подобравшегося к людям буйного.
-Ничем не отличаются.
Неуверенные улыбки на бледных, с точками веснушек лицах. Они не загорали летом на пляжах, а тренировались в подземных тирах, которые оборудовал для внутренней полиции Кожемякин. Иван же был тем, кто нашел эти помещения и тем, кто посоветовал сегодня усиленному военному патрулю околачиваться близ погоста.
Волин серьезно повторил:
-Я про то, что в такой неразберихе совершенно невозможно отличить, где будет какой-нибудь Оглы, а где буйный, неуравновешенный зомби. Никто не сможет вас обвинить, если вы в пылу боя застрелите не тех, кого нужно. Но... какая война без жертв? Действуйте!
Жесткие берцы радостно застучали по асфальту, захлопали одиночные выстрелы и нескончаемый визг, что все время завывал на заднем фоне, мешая синюю палитру неба с подножной грязью, обрывался, как туго натянутые струны... то тут... то там... то тут... то там.
Глава 10
Цвет неожиданности бывает разный. У пошляков он пахнет сальной шуточкой, у мистиков завернут в готическую черную обертку. Когда с лестницы выметнулся этот чудной учитель, с которым свел нас российский неоколорит - зомбятник, обнажив крысиные черточки и сгорбившийся до поражающего сходства с мышью, времени на раздумья у меня практически не было.
Задница молила захлопнуть дверь и переждать опасность. С хранилищем человеческого здравомыслия не соглашались уши: камера была настолько узка, что все звуковые децибелы достигли бы меня с неминуемостью российского правосудия. Я не хотел с час смаковать урчание мертвецких желудков, в котором бы быстро переваривались останки моего знакомого.
Одно дело смотреть на наглого полицейского, для которого ты не человек, а лох. Другое на лоха, в котором ты пытаешься увидеть человека.
Мозг услужливо подсказывал, что благородно оставить этому дураку-зомбиведу, которого бы в мирное время и дошкольник развел бы на телефон, ни в коем случае нельзя. Он, даже если спасется в этом шоу, никогда не выживет на воле. А ты, Иван, вполне в силах это сделать. Если посудить рационально, то ты должен бросить друга и спрятаться в "шкафу".
Осадок мистики и суеверности противился умопомрачительной хренью: не всегда поступать правильно - это верно.
-Подожди, Ваня! - щебетал Феликс Викторович, - мы там вдвоем поместимся!
Вдвоем мы бы там не поместились при все желании. Включились расстроенные чувства, и закипело осточертевшее: "всемылюди", "кактысэтимбудешьжить?", "ктодалтебеправосудить?". Я громко заправил воздух матюгами, так что Фен замедлил свой бег.
Если нити чувств иногда не обрывать, то они тебя подвесят за горло. Но... было уже поздно.
Я затравлено оглянулся по сторонам: сзади слышались счастливые повизгивания больных, несущихся сюда со всех ног. Скоро они выбегут с лестниц, как панцирная пехота на крепостную стену с осадной башни. Но вместо мечей - твердые, желтые ногти, не доспех, а лохматая одежда. Впереди, откуда прибежал интеллигент, видны преследователи, находящиеся еще пока метрах в тридцати, в шляпах из тьмы. Несколько визгливых буйных.
В итоге я послушал паразита, полностью контролирующего мое тело. То есть повиновался мозгу.
Пружина сходится и мы в ее центре: снизу прет поток мертвечины, сверху падает лавина трупов. А мы как беззащитные альпинисты, у которых на двоих всего один теплый свитер. Наверное, в этот момент мужья, что поставили себе кабельное, орут на кухню:
-Ленка!! Лен-а-аа!!
-Что??
-Лена, мать твою, иди сюда! Смотри что будет.
Обеспокоенная хозяйка приходит в гостиную, не забывая размешивать яичный желток в плошке и, прямо в засаленном переднике, усаживается в кресло.
-Как ты можешь смотреть эту дикость?
Это говорит обыкновенная русская женщина, наблюдая, как мы, то бишь Иван с Феном, ломимся по одной из свободных лестниц вниз, а за нами, сливаясь в единоутробный, шакалий вой, под который когда-нибудь родится Антихрист, несутся пожиратели плоти. И снизу что-то противное к нам приближается, готовится взять в капкан из мертвечины. Тоже когда-то бывшими обыкновенными диванными обывателями.
-Ты смотри что придумали. Этот придурок вместо того чтобы спрятаться в шкафу, своего друга не бросил и они вместе вниз побежали. Ну не дурак ли? Обоих сожрут, так хоть бы один спасся. Я бы так сделал.
Женщина твердит и мешает желток:
-Как ты можешь смотреть эту гадость? Здесь же одна пошлость, мерзость и человеческие смерти? Зачем ты это смотришь?
Тем не менее, женщина смотрит, выгоняя какого-нибудь сына или какую-нибудь дочь, случайно или намеренно ввернувших в гостиную, а может спальню, в нашей стране или за рубежом, где всякий любит смотреть шоу, ровно как и новости, где истязают не его, а кого-то другого или другую, но, обязательно похожую на зрителя жертву.
Мужчина, застучав голыми пятками по дивану, орет:
-Они щас догонят!!! Беги, ооо! Беги, быстрее. Сука, как страшно!
Чужими страданиями всегда возвышается плебс. Будь то гладиаторские бои, скомунизденные римлянами у этрусков, или развлечения эпохи z-tec. А воин же, не тварь, никогда не преклонит головы. И ему не предстало заставлять склонять перед собою чью-либо макушку. Урод же, будет любым сквозняком распластан в грязи, ожидая, когда мимо пройдет кто-нибудь выше него, но самое противное, урод при этом требует преклоняться перед ним всякого, кто слабее его.
Не будьте уродами, люди, не примеряйте телевизионная сеть - это маска Локи, напялив которую каждый может... нет, не почувствовать себя сильным, а найти в этом мире более слабых.
-Не хотел бы я оказаться там, на месте этих парней...
Обыватель никак не может понять простую вещь: то, что не он щеголяет аппетитным задом перед одичавшими людьми не его заслуга, а воля создателей подобных игр. Захотят - будет, не захотят - нет. И жизнь обывателя, считающегося себя независимой единицей, нерушимой стеной общества, в которой он - кирпич, мерится при такой логике не силой, ловкостью или умом, а обычный и самой банальной, но не подвластной исчислению штукой - удачей.
Признаться, подобные окопные мыслицы меня посещают в минуту грозовой опасности, когда молния вот-вот ударит под зад. Собственно, я, - религиозный человек наоборот, когда ушат ледяной влаги вскоре прольется за шиворот, моя персона не взывает к Господу нашему, как ни в чем не бывало, прося его смилостивиться (даже если неделю назад обещал оттаскать его за бороду), а иррационально поступаю наоборот.
Занимаюсь тем, чего я лишен в повседневности.
Мы с грохотом неслись вниз, и пока наши живые тушки сваливали по позвоночнику шестого этажа, ныряя в бетонную пилотку, я прикидывал, куда же мы бежим и какой же я дурак.
То, что я дурак вызвало сомнений меньше, чем то, куда, собственно, следует бежать.
Настоящего лидера никогда не должны мучить угрызения совести и донимать вой гипофиза. Иначе Данко из него не получится - заведет соратников в злокачественные ебеня. А его еще за это будет мучить совесть. За таким лидером никто никогда не пойдет. Веди уверенно, а там хоть в пропасть!
Трагизм ситуации заключался в том, что я хоть и знал куда бегу (в тупик), но никак не мог сообщить это Фену, который топал сзади и был наверняка уверен, что я знаю выход из этой башни смерти. Выход то я знал. Из любой ситуации есть выход. Просто иногда возможные варианты нас не устраивают. В нашем случае понятийных выходов было два: умереть и дождаться счастливой случайности.
А так как счастливые случайности в телевизоре случаются исключительно по воле режиссера, то нас оставалось уповать на него и на мышцы ног, которые еще не скоро должны были заполниться тягучей и вяжущей молочной кислотой.
-Перемотай руку.
-Чем?
-Своим длинным языком.
Правая ладонь зудела через полоску ткани, оторванной на груди. Обычно в кино лихой вояка одной рукой отрывает половину рукава в районе локтя и перевязывается им. Но у меня, сколько не пыхтел, это как-то не вышло. Пришлось пожертвовать рубашкой. Зато кровь не так капала, в отличие от Феликса, с которого лился просто вишневый пот.
Перед моим лицом выросла оскаленная морда. Обычно в жизни так происходит встреча с бандитами, приставами или полицией. Я завизжал, как ненормальный и саданул рукой вперед, ощущая чужие лапы на моих плечах. Фен, покрикивая и вихляя тощим задом, скрылся во мраке подвала, нырнув куда-то в катакомбы, оставив меня один на один с хитрым мертвецом.
К сожалению, товарищи умертвия были не настолько благородны, чтобы предоставить нам возможность выяснить личные отношения тет-а-тет, а визжали и ломились за мной по перекрытиям. Их топот и возгласы напоминали какофонию при эвакуации персонала из горящего небоскреба.
-Ах ты ж...
Тупая тварь пыталась оцарапать мне грудь, оставляя там длинные багровые полоски. Я, держа его одной рукой на расстоянии, квасил, как капусту, его озлобленную морду. Обычный клерк субтильной конструкции и эгоизмом черепной коробки. Я хлестнул его по голове кулаком, ударил в шею. Что хрустнуло и зомби, хоть и остался стоять, но отшатнулся, замахал руками и зашатался. Видимо обломком кости я повредил какой-нибудь центр в голове, отвечающий за координацию. Мозжечок, если не ошибаюсь. Кисть чуть не вывернулась и не запела арию Паваротти.
Он опал, как озимые. И тут в моей голове, между мыслями о бабах и мыслями о бабах с большой грудью, пронеслась лихоимская и спасительная идея. Арсений Зимний говорил, что на телах зомби спрятаны призы и если игрок хочет чем-то разжиться, то есть выжить, то нужно распустить руки.
Я успел выудить из нагрудного кармашка бутыль перекиси водорода.
А затем резкий спринт: с несколькими мертвецами мне ни за что не справится. Как я успел заметить на одинаковых комбинезонах (интересно как они смогли на них одеть?) расположены большие кармашки на липучках. В них то и лежат призы, а заодно и возможное спасение из этого ада.
Вот потеха телезрителям, неправда ли?
Я вновь побежал наверх, так и не встретив моего слинявшего друга. Он, как я помнил, устремился еще ниже, на второй этаж и за ним увязался зомби-коротышка с раздутой, как от водянки, головой. Сколько еще людей участвуют в шоу? Вооружены ли они? И что сделают, когда поймут, что ключ находится у меня? Мы же, как крысы в банке: победит самая сильная.
За моим передвижением следили огоньки камер. Крики пробивали дрожью вдоль хребта потолки и пробивались снизу. Тело щипали огромные, как муравьи, мурашки - сражаться в закрытом помещении для человека всегда страшнее, чем в открытом поле. От безысходности придеться драться. "Заведи войско в место смерти, и оно будет стоять насмерть" - это пересказанная мудрость Фена мне пригодилась.
Восьмой этаж ярко залит освещением. Около центральной тумбы лежит, скрючившись, тело, перхающее фонтанчиками крови. Сверху восседало два мертвеца, глодающие плечи и грудь. Крепкими пальцами раздирают плоть и засовывают в пасть небольшие мягко плямкающие куски мяса. Один мертвец, нескладная высоченная женщина, ломкими и худыми пальцами выковыривала глаз игрока, пытаясь выпить чудный коктейль с оливкой зрачка.
Я один раз видел, что мембрану, оставшуюся после глаза, зомби машинально жуют еще очень долго, видимо наслаждаясь ее упругостью. Скорей всего она напоминает им жвачку.
Множество камер обращено взором провидца на брутальное пиршество. Это очень увлекательно, наверное, смотреть, как обезумевший человек, не имея ключа, пытался прорваться в кабинку, и был сожран прямо около ее дверей, схватившись за ручку, оставив на ней красные, стекающие вниз разводы.
Правда, я не видел в людоедской тризне много отвратительного, я видел в ней два приза. Не боясь ничего, я стал быстро приближаться к буйным. Больные меня не чувствовали и не могли почувствовать, занятые едой.
Перекись водорода дешевое и популярнейшее средство дезинфекции. Главное его свойство в мире живых мертвецов - оно полностью смывает запах крови. Его раньше использовали, наряду со смесью красного перца и табака, чтобы уйти от преследования ищеек. Я еще, когда поднимался по лестнице, открутил крышку и выдрал зубами пробку. Содрал повязку и вылил на рану четверть пузырька. Порез окутался пеной, как от шампанского, сразу превратившуюся в густую пивную бахрому. Даже приятно пощипывает.
-Господи, хоть я над тобой и буду смеяться, если выживу, но спаси и сохрани. А если спасусь, ты же знаешь, снова буду смеяться. Уж так устроен.
Рядом с трупом валялся обрезок железной трубы. Похоже, это было найденное им оружие, взятое с трупа, а он и не догадался им воспользоваться. Вся моя надежда, это медленно, как на прогулке по набережной подойти к отъедавшимся покойникам, взять арматуру и быстро размозжить им головы.
Я не знал как подходить к трупам. С одной стороны быстро, так как настигала погоня, а с другой медленно, чтобы не привлечь внимания зараженных. Реакция была похожа на то, когда тебе кричат: "Стоять!" и почему-то стоять охота в самую последнюю очередь. Поэтому я, сначала развлекая свои нервы медленным шагом, подражая психической атаке, но не выдержал, взвизгнул и рванул вперед.
Они не успели вскинуться и отлипнуть от трупа прежде, чем я схватил дубинку. Повезло, наверное.
Ударом железной трубы я проломил голову мертвецу, пытающемуся добраться до ягодиц погибшего игрока. Определенно в этих тварях разума больше, чем в иных людях. Правда, снять джинсы он не догадался, поэтому пытался собственноручно отодрать плотную ткань и искривил себе зубы о стальные заклепки. У этого игрока не было специального костюма, странно, но для лакомящегося и чавкающего от удовольствия зомби это не составляло проблемы. Я успел заметить вывернутые руки, где были сорваны, как щипцами, ногти. Странно, они теперь и ногти едят? Кальция не хватает? Да нет, вот вроде жопу грызет.
Еще каннибалы говорили, что самое вкусное и пригодное для еды мясо в человеке - это ягодичные мышцы.
Увертюра его смерти была такая же резкая, как и жизнь после инфицирования, резкие, намного быстрее человеческих движения, ярость, весь в крови, ногами профессионально не подсказывается на почти ползающих кишках.
Женщина, существо в сто раз опасней мужчины, немедленно вскочила, выгнулась и зашипела, как кошка. Я бросил взгляд на труп: когти девушки, как клюв ворона, выдолбили глазницы до багряной слепоты. Две окровавленные пещеры в зарослях из лоскутьев кожи. Сыта она, эстетствовала, лакомившись саке из глаза.
Несколько осторожных шагов назад: надо набрать дистанцию, прежде чем она бросится, издавая жуткие, напоминающие одновременно вой койота и блеяние барана, вопли. Бросится, как в последний бой, поднявшийся из окопа пехотинец. Будет целиться ногтями в лицо, чтобы я в ужасе отпрянул, тогда она повалит меня на спину, оседлает, обовьет, как искусная гейша волосатыми ногами, и станет наслаждаться торопливым обедом.
Самое паршивое, что зомби не сбросить с себя приемами, которые прошли бы с человеком. Например, им совершенно без разницы будешь ли ты их душить, тыкать ножом в печень или проводить болевой прием. Их может успокоить только смертельный удар. Никакие промежуточные травмы, что немедленно бы скрутили человека в бараний рог, с ними не пройдут.
Она бросилась на меня странной вихляющей походкой, словно руки и ноги ее не слушались. Это походило на то, как если бы бежала пластиковая кукла или манекен из витрины магазина. Тряпичная кукла на веревочках. За секунду до столкновения она сгруппировалась, вытянулась, стала выше и завизжала так, что повергла бы в смущение древнего германского берсеркера.
Мой удар пришелся не в височную кость, переломить которую можно и пальцем, а по ключице. Хрустнуло, и тут же я ощутил, как лежу на полу, а в темечке распускается цветок бессознательной темноты. На груди тяжелое и дурно пахнущее, как каштан. Я попытался перекатиться вбок, шаря по бетонной пустоши в поисках ствола дубинки. Женщина крепко зажала меня между худых бедер и рвала уцелевшую на мне одежонку.
От спазма в животе я непроизвольно описался.
Чувствуя, как по штанам растекается мокрое, липкое пятно, как при поллюции семя под одеялом, я понимал, пытаясь прикрыть руками голову, что дело плохо. Женщина и в живом состоянии без особых усилий загоняет мужчину в гроб, что уж говорить про мертвое существование.
Груди стало легче дышать, и она с удовольствием выпила пару стаканов грязного воздуха. Тело зомби обмякло, упало мне на лицо. Я на полсекунды почувствовал, как теплые, перепачканные в крови губы женщины целуют мои обветренные и разбитые оладьи. Она пару раз дернулась, пытаясь укусить меня, но вышло какое-то подобие извращенского поцелуя.
Заорав, я сбросил с себя затихающий труп. Протянутая мне небольшая, но крепкая рука, помогла подняться:
-Я вовремя, друг?
Я не сразу ответил, пытаясь отдышаться.
-Ну-ну, спокойней, она подохла.
Мужик лет под сорок, встретивший окончание СССР юным пацаном и, как всякий пацан, тоскующий по своему детству, наверняка тосковавший и по стране, где оно, детство, прошло. Опрятное, не испитое округлое лицо с короткой стрижкой. Рукопожатие мужицкое, мозолистое. Крепкое телосложение. Мне он сразу понравился. Обычный русский человек. Не герой, но и не рохля.
Пока есть такие все не так плохо будет.
В левой руке он держал точно такую же металлическую дубинку с куском сырого шашлыка из чьих-то мозгов. Я пошутил:
-Конечно не вовремя, зачем меня прервал? Такая баба красивая!
Мы нервно рассмеялись под аккомпанемент зазываний разных тембров и настроев. Он мне сразу понравился: ни слова не обмолвился по поводу моих обмоченных штанов, по которым расползлось громадное темно-зеленое пятно. Мол, понимаю, сам под танком бывал, а ты и вовсе - под бабой.
После короткого представления, где мой спаситель назвался Мишей (не иначе мой архангел!) мы разделили на двоих добычу с трупов. У женщины оказалась припрятана упаковка стерильного медицинского бинта, а у моего мертвяка - пять тысяч рублей в пластиковой коробочке. Не чек, как сказал продюсер, а купюры. Наверное, чтобы увеличить жадность игроков.
Я долго рассматривал этот совершенно не нужный мне приз, который так бы пригодился на воле. Заметил, что Михаил заинтересованно посматривает на мою находку. Я спросил:
-Ты как здесь?
-Решил подзаработать. А ты?
-Меня продали. Меняемся?
-А то.
Я взял у него упаковку бинта, отдав новому спутнику четыре тысячи хрустящих рублей. Он не протестовал, понимая, что деньги нужны всем. Какое наслаждение было перебинтоваться свежим, хрустящим и распространяющим едкий, приятный запах дезинфицирующих веществ тканью! Небольшое кровотечение остановилось. Я залил себя остатками перекиси, молясь, что не подцепил никакую заразу. Можно было и не превратиться в зомби, но стать ВИЧ-инфицированным.
-Слушай, - помялся Миша, - моего напарника сожрали эти сволочи. Вот он лежит. Давай вместе перемочим бешенных? Вдвоем безопасней.
Я послушно кивнул, думая о том, что Фен скорей всего уже мертв. Хотя, зная поразительную живучесть второстепенных персонажей и хитрость хорьков, это утверждение делалось весьма спорным.
-А у тебя был напарник?
-Ну да, мы вдвоем пришли на шоу. Ему кредит надо оплачивать, а коллекторские агентства нынче пытают просто дико. У тебя его дубинка.
-Так вот почему ногтей нет. А меня с другом без всякого напарничества засунули сюда.
Мы не придумали ничего умней того, чтобы остаться караулить возле трех трупов возможных едоков. Запах крови был настолько силен, что привлек бы сюда зомби со всего недостроенного здания. Тут мы бы их и встретили.
Первый любитель халявы выметнулся с лестницы через пару минут и понесся к нам вихляющими, гигантскими скачками, выпячивая вперед грудь и склонив голову на бок. Он походил на гепарда, прыгающего по диагонали. Мы с Михаилом забили его на пару, как молотобойцы податливую заготовку. Из кармана оказался извлечен разрисованный купон, который можно было обменять на мелкую бытовую технику.
-Тебе чайник нужен? - спросил с усмешкой я.
-В хозяйстве все пригодится.
За десять минут мы собрали неплохие призовые: пару купонов на выдачу бытовой техники. От комплекта зимней резины спутник благородно отказался, машины у него не было, но мне этот клочок бумаги пригодился бы исключительно в туалете. Кроме того наши карманы пополнили: замечательный нож с ребристой рукоятью, новый мобильный телефон последней модели, привезенный из Китая, несколько тысяч рублей, которые я отдал Мишке (в отличие от телефона).
Потом здание затихло. Оно словно обмерло, легло в устланную опавшими листьями могилу и замолчало, свернув пространство в калачик. Это было странно и страшно, наблюдать и чувствовать эту тишину, которая недавно лишь, кажется, мгновение назад, зудела за ушами, орала и металась за бетонными перегородками. Как из палаты для помещанных попасть в загородный профилакторий.
Выждав какое-то время, мы решили пойти в обход по зданию: вдруг, где остался кто живой или мертвый. Наловчившись в убийстве зомбей наша команда уже не так боялась встречи с бешеными. Шоу заканчивалось только тогда, когда погибали все зомби, либо оставался в живых игрок.
-Выживать как-то надо, вот и пошел сюда. Мне не привыкать. В начале девяностых, когда пацаном еще был, бизнес кое-какой устроили, не совсем в ладах с законом. Прогорел, как ваучеры. Ушел в Чечню добровольцем, там платили неплохо. Скопив немного денег и собрав в кулак остаток нервов, растерянный в тех сраных горах, снова открыл бизнес. Вроде ничего дела пошли, женился, сынишку родил. Колькой зовут, сейчас здоровенный лоб - на инженера учится. А что, инженеры всегда нужны, отстраиваться будем! Бесплатных мест нынче, как ты знаешь, нету, а осенью за семестр надо платить. Эх.... Когда этот девяносто восьмой пришел, бизнес вновь прогорел. Лихие годы меня выпили, подкосили, поэтому вплоть до этой хрени работал на чужого дядю. Семья требует стабильности.
На верхних этажах не оказалось никого, кроме растерзанного человека, которому коленный сустав обглодали до сухожилий и кости. Интересно почему, если есть более вкусные части тела? Делая круг, зомбикоманда стала спускаться вниз:
-Нулевые отпахал сначала экспедитором, потом главным менеджером по перевозкам, логистом то бишь. Вроде ничего так, кое-какие деньги появились, наследство от бабки еще помогло. Успел сыну квартирку отхватить однокомнатную. Когда произошла заваруха, уехал в деревню, к маме, сын отказался. Мол, доучиться надо, в городе спокойней. На селе больших денег не заработаешь, разве что себе на прокорм. В городе бардак, война бандитская, выборы эти клятые. Опять же Китай прет с востока, с запада грозится вернуться Москва. И неизвестно, что из этого хуже. Хотя я за порядок, кто бы его не строил. А учиться сыну, ты понимаешь, надо. Работу не найти, вот и записался в это шоу. На пару семестров хватит.
Мы спускались вниз, иногда встречая мертвые тела. За нами следили зрачки телекамер. Из моего костюма в районе сердца тоже выглядывала камера-пуговка. И сзади, у воротника. Это, значит, чтобы когда я с криком убегал от смерти, зрителям было удобней смотреть.
-Нас не кинут после шоу, отпустят?
-Да кому мы нужны, - скривился Михаил, - они на нас такое бабло еженедельно делают, что заплатят еще по паре тысяч за молчание. Законы больше не действуют, пойми. Делай, что позволяет тебе совесть, да плати бандюганам, чтобы не трогали. И другим не позволяли.
Я глубоко вздохнул. Он был прав. Время жизни анархии - от пары дней до недели. Потом образуется мощная банда, которая силой заставляет подчиняться себе остальных. Есть смысл менять закон буквы на закон силы?
Мы шли по второму этажу, когда я увидел что впереди лежит мертвец, который погнался за Феном: короткий, с большой головы. Половины ее не было, как срезали ножом: виднелись мозги, носоглотка, глаз. Зомби подыхал. Карман на груди был не тронут.
Михаил с кряканьем склонился над трупом и расстегнул липучку.
-Ба, бинго! Пять тысяч рублей, чистенькие!
В этот момент я врезал железной трубой ему по затылку. Кость, тихо и не ноя, прогнулась, ушла острыми краями в мозг. Образовалось небольшое красное озеро. Для верности я вмазал трубой по беззащитной голове еще пару раз: я не хотел, чтобы человек, показавшийся мне приятным, умер в мучениях.
В этом жестоком шоу побеждал только один игрок.
.