Глава 27. Флора
Десмонд ждал в фойе, а я проскользнула в столовую и заняла за столом свое место рядом с Джени. Лорд Ливингстон тут же встал и положил салфетку.
– Мисс Льюис, – сказал он, весело улыбаясь, – я так рад видеть вас снова.
– А я вас, – ответила я.
Он отсутствовал два месяца, но мне казалось, что прошли годы. Лорд Ливингстон заметно похудел, и в волосах виднелось больше седины.
– Мы все так рады, что вы дома, живы и здоровы, – продолжила я.
– Спасибо, – ответил он.
Мистер Бердсли снова наполнил детям стаканы и нервно посмотрел в сторону фойе. Миссис Диллоуэй кивнула Десмонду, что пора.
– Простите, что прерываю вас, ваша светлость, – осторожно проговорил мистер Бердсли, – но кое-кто хочет вас видеть.
Лорд Ливингстон положил салфетку на стол.
– Вот как? Я не слышал, чтобы кто-то приехал.
Мистер Бердсли посмотрел в фойе и кивнул Десмонду, и тот медленной походкой вошел в столовую.
– Здравствуй, отец, – сказал он, остановившись у стола.
– Можешь ли поверить, отец? – радостно воскликнула Кэтрин. – Десмонд вернулся домой!
– Вижу, – ответил лорд Ливингстон, глядя в сторону.
В столовой повисла ледяная тишина. Слава богу, Джени стукнула вилкой по тарелке и захныкала.
– Разве ты не рад, отец? – резко проговорила Кэтрин.
Лорд Ливингстон встал и повернулся лицом к Десмонду:
– Я поговорю с тобой наедине.
Они вышли в фойе, и мистер Бердсли закрыл за ними дверь.
Я попыталась отвлечь детей от доносившихся из-за двери криков. Через несколько минут Десмонд выбежал из дома и хлопнул дверью. Лорд Ливингстон вернулся в столовую, приглаживая растрепанные волосы. Глубоко вдохнув, он обратился к нам:
– Я попросил его собрать вещи и немедленно покинуть дом.
– Но, отец… – сказал Николас, явно в страшном разочаровании.
Кэтрин заплакала.
– Он не может здесь оставаться, – холодно проговорил лорд Ливингстон, словно речь шла о ком-то чужом, а не о родном сыне.
– Но почему, отец? – рыдала Кэтрин. – Почему нужно быть таким жестоким?
– Я принял решение, – сказал он, оборачиваясь к мистеру Бердсли.
– Ваша светлость, – храбро произнесла миссис Диллоуэй, – я умоляю вас подумать еще раз. – Она понизила голос до шепота. – Ради ее светлости.
– Да, – добавил мистер Бердсли. – Он член семьи. Нельзя прогнать из дома члена семьи.
Лорд Ливингстон бросил салфетку на тарелку и встал.
– Можно, старина. Еще как можно. – Он посмотрел на всех нас. – Может быть, от меня скрывают что-то еще?
Миссис Диллоуэй кивнула.
– Вы, наверное, должны узнать, что Эббот заболел, – осторожно проговорила она. – У него сильный жар. Доктора говорят, что это приступ менингита, но мальчик идет на поправку.
– Могу я его видеть? – спросил лорд Ливингстон с полными тревоги глазами.
– Сейчас он спит, – ответила миссис Диллоуэй. – Вы могли бы сначала уделить внимание другому своему сыну.
– Отец! – плакала Кэтрин. – Пожалуйста! Разве ты не можешь разрешить Десмонду остаться? Сделать исключение? Англия же воюет!
Он ударил кулаком по столу, отчего зазвенели стаканы.
– Я прекрасно осведомлен, что Англия находится в состоянии войны.
Кэтрин разразилась рыданиями, Джени тоже. Лицо Николаса побелело.
Я встала и взяла Джени на руки.
– Ничего, ничего, – утешала ее я, легонько похлопывая по спине. Я больше не могла молчать. С колотящимся сердцем я повернулась к лорду Ливингстону. Мне больше не было дела до миддлберийской розовой и деликатных семейных проблем. Я думала о детях.
– Может быть, вы и знаете, что лучше для поместья, – заявила я, – но явно не предполагаете, что лучше для ваших детей. – Я повернулась к ним и протянула руки: – Кэтрин, Николас, пойдемте со мной.
Только когда дети занялись со своими учителями, я задумалась, до какой степени мое противостояние с лордом Ливингстоном подорвет мое положение в доме. Я посмотрела в окно, но было невыносимо видеть свое отражение.
За окном спальни я видела, как, пробиваясь сквозь облака, на камелии падает свет, отчего их изумрудные листья сверкают. Подойдя к шкафу, я вытащила мольберт, подаренный мне лордом Ливингстоном, и нагнулась к ящику с принадлежностями для живописи, который стоял под кроватью.
Выложив на палитру тюбики красок, я выбрала маленький холстик, потом подготовила палитру с набором цветов и закрыла глаза, вспоминая, как выглядели вересковые поля, когда мы с лордом Ливингстоном въезжали в город. В ту поездку, перед отъездом в Лондон, он был совсем не такой. Тогда я понимала, почему в него влюбилась леди Анна. Я обмакнула кисточку в черную краску, смешала ее с белой, чтобы получить нужный оттенок серого, и коснулась ею холста. Я любила ощущать кисть в своей руке. Лорд Ливингстон был так добр и купил мне принадлежности для живописи, но я вспомнила, как он вел себя сегодня в столовой, и некоторые другие случаи, которые происходили раньше. Как он мог быть таким жестоким, таким бесчувственным?
Сначала я изобразила облака, потом перешла к холмам, смешав для изображения травы шалфеевый серовато-зеленый цвет, а потом добавила сверху точечки бледно-лилового, лавандового, чтобы было похоже на вереск. Отступив от холста на шаг, я нахмурилась. Требовалось что-то еще. Но что? Я посмотрела в окно на камелии.
Миддлберийская розовая. Кто вырвал ту страницу из альбома леди Анны? Лорд Ливингстон? Обмакнув кисточку в коричневую краску, я изобразила структуру дерева. Потом покрыла точками ветви с листьями в виде сердечек и изобразила большие, размером с блюдце, цветы с розовой каймой. И снова сделала шаг назад, чтобы посмотреть на свою работу.
– Вы прекрасно это уловили.
Я вздрогнула и обернулась. В дверях стоял лорд Ливингстон.
– Это была любимая камелия моей жены, – сказал он. – Миддлберийская розовая. Мне потребовалась масса времени и сил, чтобы определить, где она растет. Она увидела ее в старой ботанической книге и хотела заполучить больше всего на свете. Вы знаете, этот сорт некогда рос в Букингемском дворце. – Он словно бы погрузился в размышления. – Она была похожа на эту камелию, моя Анна. О, она была такой увлекающейся натурой! Но ничто не захватывало ее сильнее, чем камелии. Я нанял садовника, чтобы обследовать всю страну. Через год мы уже было сдались. Существование этой камелии казалось мифом. Ботаники, посвятившие свою жизнь изучению редких цветов, прочесали всю страну в поисках этого вида, но никто не смог найти. Однако я не мог разочаровать леди Анну. Не хотел. А потом кто-то в деревне сказал, что вроде бы миддлберийская росла здесь, в Ливингстон-Мэноре. Конечно, я сначала не поверил, но потом он нашел ее у сарая. Один ботаник идентифицировал ее, а это было не так просто, поскольку она не цвела. – Он покачал головой. – Она целый век украдкой росла прямо у нас под носом. Я сохранил это открытие в тайне, а потом в рождественское утро сделал Анне сюрприз. – Лорд Ливингстон потер лоб. – Но это несчастное дерево так и не зацвело при ней. Она всегда говорила, что оно расцветет, когда ощутит покой и справедливость мира. – Он посмотрел на холст и улыбнулся, смахнув слезу. – Да, вы изобразили эту камелию совершенно точно, мисс Льюис. Удивительно, что вы питаете такой интерес к ботанике. – Он сел на кровать и посмотрел на камелии за окном. – О многом в жизни я сожалею, но больше всего сожалею об Анне.
– Пожалуйста, успокойтесь, – попыталась утешить его я. – Все мы совершаем ошибки. Вам не следует казнить себя.
Он покачал головой.
– Нет, я очень виноват перед ней. Теперь должна последовать расплата. – Взяв себя в руки, лорд Ливингстон встал. – Извините за беспокойство, – сказал он и повернулся к двери.
– Подождите, пожалуйста, – остановила его я. – А что с Десмондом? Конечно же, никакой разлад между вами не стоит отлучения сына от дома.
Лорд Ливингстон неуверенно вздохнул и проговорил:
– Я не могу обещать примирения, но я просил его остаться.
– А он?
– Он сказал, что подумает.
– Это хорошо, – сказала я. – Он скоро отплывет на войну, и я знаю, что вы были бы рады провести с ним хотя бы некоторое время.
Он посмотрел мне в глаза.
– Полагаю, мы все хотим этого.
На следующее утро за завтраком в людской мистер Бердсли оторвался от своей тетрадки и резко встал.
– Мисс Льюис, – сказал он, – могу я поговорить с вами?
– Разумеется, сэр, – ответила я и последовала вслед за ним в кладовку дворецкого.
– Сядьте, – сказал он, закрывая дверь. – Я проверял записи, – начал мистер Бердсли, – и наткнулся на одну вещь. Возможно, это просто совпадение. Простите меня за вопрос, но тот джентльмен, что недавно посетил вас, – какое отношение он к вам имеет?
Мои ладони вспотели. Мистер Прайс.
– Я не знала, что вы…
– Об этом визите мне рассказала миссис Диллоуэй. Мы записываем всех, кто приходит в поместье. Такова традиция.
– О, – проговорила я, вся дрожа. Должно быть, это она его впустила.
– Мисс Льюис, – продолжал дворецкий, – я не придавал этому визиту значения до сегодняшнего утра, но сегодня заметил, что как раз в тот день пропало столовое серебро и хрусталь. Конечно, вы поймете мое беспокойство.
Я кивнула.
– Кто это был, мисс Льюис? Пожалуйста, скажите.
Я потерла лоб.
– Мисс Льюис, – снова заговорил мистер Бердсли, – вы попали в какую-то беду? Если так, то позвольте нам помочь вам.
Я посмотрела на его широкое доброе лицо. Я обманывала этих людей, и мне было стыдно. Очень стыдно.
– Да, – призналась я. – Я попала в беду. Но я сама о себе позабочусь. Мне бы и во сне не приснилось обременять вас или кого-то еще в поместье своими проблемами. Простите, что этот человек проник сюда. Если он украл фамильные вещи, я понесу за это ответственность.
– Но, мисс Льюис, возместить убыток невозможно. Эти вещи стоят, по меньшей мере, вашего жалованья за четыре года.
– Значит, пусть будет так, – сказала я. – Если мое присутствие привело в Ливингстон-Мэнор вора, то я заплачу за это.
– Такие слова делают вам честь, – заметил дворецкий, – но я бы хотел прояснить: никто не называет вас воровкой.
За столом я положила себе в кашу одну ложку тростникового сахара вместо двух, поскольку миссис Марден предупредила нас о связанных с войной ограничениях. «Нам еще повезло, что у нас вообще есть сахар», – сказала она.
– О чем вы говорили? – шепнула мне Сэди. – Он поймал вора?
Я покачала головой.
– Я думаю, старик Бердсли просто куда-то не туда запрятал столовое серебро, – предположила она. – В прошлом месяце мы перевернули весь дом вверх дном в поисках обувного рожка, и, конечно, он оказался у него на конторке.
– Сомневаюсь, что дело в мистере Бердсли, – сказала я. – Он знает на кухне каждую ложку.
Она покапала сливок в свою овсяную кашу.
– Неприятно думать, что среди нас вор.
– Поосторожнее, юная мисс, – предупредила ее миссис Марден. – Мы должны ограничить себя; мистер Бердсли еще не пил кофе. А вам известно, что он любит кофе со сливками.
Сэди поставила сливочник.
– Да, мэм.
– Сейчас, когда разгорается война, мы все должны привыкнуть обходиться без той небольшой роскоши, к которой привыкли, – сказала миссис Диллоуэй.
– Именно так, – добавила миссис Марден. – Вчера в городе я говорила с одной кухаркой, и она сказала, что у них нет даже муки. О мелассе[16] и речи нет. К счастью для нас, у его светлости есть поставщик в Лондоне, но я слышала, что и на него мы не сможем долго рассчитывать. Все расходы сокращаются, и неважно, кто ты такой и с кем водишь знакомство. Запасы вот-вот иссякнут.
Сэди наклонилась ко мне и шепнула:
– Что ж тут удивляться, если кто-то ворует.
Я вспомнила, как прошлой ночью видела мистера Хэмфри. Тот случай показался мне странным, особенно после разговора с миссис Марден о картошке.
– Сэди, – шепнула я, – а у мистера Хэмфри есть какие-нибудь дела в саду?
Она почесала в затылке.
– В саду? Что ему делать в саду? Он же шофер.
– Вот именно, – сказала я.