Картина четвертая

Опять та же штофная комната. День рассветает. Два старика входят в дверь; один в жестоком страхе и дрожит от нетерпения узнать, что случилось с его малюткой, лицо другого обличает любопытство, смешанное с торжеством, в то время как он подводит или, скорее, тащит к постели своего спутника. Малютка здесь, но Боже! как она изменилась! какая горестная перемена! Она все еще, скорчившись, сидит у изголовья, все еще прячется за огромную штофную подушку, маленькие ее ручки судорожно ухватились за нее в смертельной тоске, и большие глаза широко, широко открывались, как будто никогда уже не могли опять сомкнуться. Что такое могли видеть эти глаза, если в одну короткую ночь исчезла из них вся их младенческая беззаботная ясность и заменилась этим диким, неподвижным, скорбным взглядом? На ее детском прекрасном лице проведены глубокие линии. Каштановые волосы побелели как снег. Тут уж я видела полное сходство с серою. Серое страшилище! Живая смерть!.. Старики посмотрели друг на друга. Радок знает, что проклятие снято с дома его властелина, но Ансельм чувствует, что это проклятие упало на головку его малютки…