Глава 10. «Магриб» – по-арабски «запад»

«Архистар» пристала к африканскому берегу в марте месяце 1742 года, в конце зимнего сезона.

На шхуне бросили якорь в гавани острова Арген, отсалютовали из пушки по всем предписанным правилам и стали ждать лодку от пристани. Мистер Трелони и доктор Легг, стоя на палубе, оглядывали берег в подзорные трубы. На острове располагался торговый форт, основанный ещё португальцами и названный ими форт Энрике.

Матросы на палубе запели: кто-то первый начал ритмичную шанти – остальные подхватили.

– О, доктор! – воскликнул мистер Трелони, вникнув в слова шанти. – Правильно ли я понял? Они поют об Африке?

– Да, сэр, о Западной Африке с её пугающим климатом, – ответил доктор угрюмо. – Они поют «о кошмарном заливе Бенин, куда девять войдут, а выплывет только один».

– Боже, неужели всё так страшно? – спросил сквайр.

– А что вы хотите, дружище? – вопросом на вопрос ответил доктор. – На сегодняшний день мы, европейцы, имеем весьма отвлечённые представления о тропической медицине с её дизентерией, малярией и многими другими болезнями, от которых у нас нет ни лекарств, ни приобретённого иммунитета. Мы с вами плывём в неведомое… И Платон – наш единственный компас.

– А Бенин – это где? – стал допытываться сквайр.

– Это не здесь, слава богу… Это южнее, – пробурчал доктор и вдруг вскричал с сердцем: – Но какая, мать его, разница?

Наконец, представители властей форта прибыли, и капитан вступил с ними в переговоры. Потом на «Архистар» спустили две шлюпки, и они наперегонки помчались к берегу. Капитан с Платоном, высадившись, быстро ушли в форт по каким-то делам, причём капитан сам, не доверяя Платону, нёс небольшой ящичек-шкатулку. Мистер Трелони и доктор Легг остались на берегу с матросами и боцманом.

Солнце палило. С залива дул ветер, принося некоторую свежесть, но всё же было ужасно жарко.

–Уже так печёт, а что же будет дальше? Летом, например? – протянул мистер Трелони.

От нечего делать      он и доктор побродили по пологому песчаному берегу и побросали с него камешки в воду.

– Мистер Трелони, а вы знаете, почему на морском берегу никогда не бывает завалов водорослей? – спросил доктор: он стоял и любовно глядел на рокочущий прибой, заложив руки за спину.

– Нет… А почему? Уносит опять в море?

– Не уносит, я и сам думал в начале, что уносит. А потом как-то пошёл по берегу наутро после бури… А травы накануне нанесло – ужас… Вот я иду по кромке прибоя, травы уже нигде нет, а ноги мои в песок, мягко так, проваливаются. Я копнул, а там в песке водоросли… Море их в песок закопало волнами. Подмыло прибоем и песочку сверху насыпало… Там внизу трава сгниёт, и опять чисто на берегу… Я иногда думаю, что океан – это живой организм. А мы копошимся у него на поверхности… Мешаемся зачем-то.

– Да-а… – протянул потрясённый сквайр.

Так, неспешно разговаривая, они обогнули остров и теперь с интересом поглядывали на близкую Африку: она манила зелёной прохладой, зелень была совсем близко, и над этой свежей, чарующей зеленью сновали стаи птиц.

– А охота здесь, наверное, отменная, – сказал мистер Трелони мечтательно.

– Отличная охота, – подтвердил доктор и добавил: – Вот только никто не охотится.

Увидев удивлённо глядящие на него круглые глаза сквайра, доктор пояснил:

– Это же мангры – заросли таких деревьев… Растут они себе на побережье прямо в морской воде, и неплохо растут, надо сказать, создавая болота, заводи, островки… Сумасшедшие заросли, просто чащи – вот увидите… Целый мир особенный! И кого там только нет: морские черепахи, и крабы, губки, моллюски. Рыбы– пропасть. Туда пастись антилопы приходят, газели… А уж птиц слетается: тысячи аистов, ибисов, цапель, пеликанов. Аисты и цапли – наши, между прочим. На зиму сюда прилетают из Англии, и отлично себя чувствуют. С пеликанами дерутся за место ночлега, представляете?

– Не представляю! – азартно выговорил мистер Трелони.

– И не представите, сэр, – выдохнул доктор, он мрачнел на глазах.

– Почему, Джеймс? – мистер Трелони был ошарашен.

– Потому, что туда никто не суётся, – тут доктор перешёл на зловещий шёпот, а вглядевшись в лицо сквайра, добавил ещё более устрашающе. – Крокодилы, Джордж… Видели когда-нибудь?

– Крокодилов? – переспросил сквайр и замотал головой. – Живых не видел. Только маленькое чучело.

– Крокодилы, Джордж – это такие зубастые твари! Просто отродья!.. Тьфу! – стал рассказывать доктор. – Футов двадцать, а то и больше… Вот такой крокодил на моих глазах утащил юнгу Хиггинса. Как кричал бедный мальчик! Его вопли до сих пор у меня в ушах стоят.

– А стрелять? – вскричал сквайр. – Вы пробовали стрелять, доктор?

– Куда стрелять, сэр? – спросил доктор. – Вода мутная, взбаламучена так, что…

Он замолчал, потом убито выговорил:

– Да стреляли, конечно… Только больше с перепугу.

Мистер Трелони потрясённо притих, застыв без движения.

– Да если бы только крокодилы, – начал опять доктор.

– А кто?.. Змеи?.. Львы?.. Какие-то чудовища? – стал расспрашивать сквайр.

– Да что там змеи… Хотя и их предостаточно, тьфу на них, – ответил доктор и пояснил, наконец: – Малярия, Джордж… Малярия, жёлтая лихорадка и другие не менее опасные тропические болезни, о которых мы ещё толком не знаем… Вот что подстерегает ничего не подозревающего моряка в мангровых лесах. Если бы чудовища!

– Ну, вы уж, доктор, скажете, – возразил ему мистер Трелони, потом помолчал и добавил: – Хотя погибнуть от дизентерии я, например, не хотел бы… Уж как-то очень не героически: умереть от кровавого поноса.

– Вот от дизентерии я вам умереть не дам, – оживился доктор. – Вся команда и офицеры по моему настоятельному требованию с сегодняшнего дня приступают к усиленному поеданию чеснока… Вы видели, сколько у кока Пиррета его лежит в трюме?.. А в Португалии мы запаслись лимонами.

– А я думал – на продажу, – удивился сквайр.

– И на продажу тоже, – ответил доктор, качнув головой для верности.

Они повернули обратно, шли уже в глубоком молчании, глядя себе под ноги, и вскоре вышли к своим шлюпкам.

****

Настало четыре часа пополудни, и к берегу стали приплывать рыбацкие лодки. Это было красивое зрелище – цветные, очень живописные и даже расписные лодки. Из лодок спрыгивали в воду, чтобы затащить их на берег, такие же цветные живописные мужчины: и докрасна загорелые, и чернокожие, очень усталые, в заскорузлой от соли и рыбьей чешуи одежде.

Они выгружали рыбу, иную тут же рубили огромными ножами, выбрасывая внутренности на песок и вытирая окровавленные руки о штаны. Скоро из рыбацкой деревни встречать мужчин, вернувшихся с уловом, пришли женщины в широких накидках. Над ними кружили и кричали птицы, они кидались вниз и дрались за каждую рыбину, отброшенную рыбаками, как негодную.

Доктор заметил, что у одной лодки было совсем невесело. Рыбаки, пришедшие на ней, угрюмо сгружали рыбу и с тоской посматривали в сторону деревни. Слушая мистера Трелони, который начал беспечно болтать о чём-то, доктор искоса поглядывал по сторонам. Кок Пиррет накупил рыбы, и матросы грузили её в шлюпку. Было жарко, шумно, но доктору вдруг показалось, что гул голосов стал стихать.

По берегу медленно разливалась напряжённая тишина: все повернулись по направлению к деревне и глядели на молодую светлокожую женщину, спускающуюся по тропинке. Ветер играл с её золотистыми неприкрытыми волосами и широким подолом юбки, открывая взглядам загорелые ноги. Она быстро шла, всматриваясь в рыбаков, словно искала кого-то, окликала их, но те отвечали ей скупо, пряча глаза.

– О, господи… Неужто утонул кто-то? – воскликнул кок Пиррет.

Он перестал суетиться с рыбой и, приблизившись к джентльменам, смотрел на рыбацкие лодки из-под руки. Боцман Амиго также напрягся и сдвинул со лба на затылок свой чёрный платок. Он поднял кустистые брови и, глядя на рыбачку, уже приготовился вытянуть вперёд пухлые губы, как всегда с ним случалось в минуты глубокой задумчивости. Мистер Трелони, сощурившись от яркого солнца, смотрел в ту же сторону.

Женщина подошла к крайнему баркасу и заговорила с рыбаком, и вдруг закричала, завыла, упав ничком на песчаный берег под ноги окружающих. Она заколотила по бесчувственному песку руками, заходясь в крике, словно хотела добиться от него сочувствия, но песок был нем, а стоявшие вокруг рыбаки мало чем могли её утешить – у них самих была такая же доля. И ещё неизвестно, чья участь лучше: у погибшего рыбака, который нашёл покой в море, или у них, оставшихся жить на этой жестокой проклятой земле.

Рыбачку окружили женщины, подняли её с земли и увели. Расстроенный добряк-доктор, боготворящий женщин, смотрел на них до тех пор, пока не потерял из виду. А прибой рокотал и шумел неустанно, как и тысячу лет назад.

Скоро к доктору и сквайру подошёл капитан.

– Тут была женщина, её муж утонул… Для неё надо что-то сделать, – сказал доктор, на нём лица не было. – У неё могут быть дети.

– Двое, я уже узнал, – ответил капитан. – Бедняжку зовут Марианна. Я послал Платона передать ей денег, не беспокойтесь, джентльмены.

Мистер Трелони растерянно заспорил:

– Но мы и сами хотели бы с доктором Леггом…

– Я дал много, джентльмены, всё в порядке, – ответил капитан. – Мы больше ничем не можем ей помочь. Да тут ничем и не поможешь… Пойдёмте в гостиницу, я уже снял для нас комнаты.

Джентльмены пошли за капитаном.

Вечером на борт вернулась команда, и матрос Ганн рассказал боцману Амиго, что по рыбацкой деревне пошёл слух: на шхуне «Архистар» приплыл очень богатый чернокожий принц, а с ним светловолосый очень красивый слуга с голубыми глазами, вооружённый саблей и пистолетами. Боцман рассказал об этом сквайру, а тот – доктору.

Когда эту новость услышал капитан, он расхохотался и сказал:

– Ну, то, что Платон – «богатый принц», в это ещё можно поверить. И одежда у него не бедная… И вообще – похож! И что я слуга – тоже ладно, пускай. Но почему они говорят, что я «очень красивый»? Вот это вопрос!

Он почесал за ухом и склонил голову на грудь, продолжая посмеиваться – казалось, что эта новость его изрядно развеселила. Мистер Трелони подумал, что у капитана – совершенно непредсказуемый характер, никогда не знаешь, что его может удивить, а на что он совсем не обратит внимание.

Вслух мистер Трелони сказал только:

– Да, Платон здесь стал совсем молодцом… Вы заметили, как он величественно держится?

– Вот что значит вернуться на родину, – заметил капитан.

– И ещё он, как только бросили якорь, свой нагрудный амулет распутал от бечёвок. Вы видели, капитан? – спросил мистер Трелони. – И амулет, спрятанный под пёрышками, оказался сделан из какого-то светлого металла. Здорово он его замаскировал. А что это за амулет у него?

– Молчит, мистер Трелони, ничего не говорит… Вы же его знаете, – ответил капитан и добавил: – Как любит повторять наш доктор: тут явно скрыта какая-то тайна.

И поговорив ещё с капитаном о завтрашних планах, мистер Трелони пошёл к себе.

Спал он в эту ночь плохо и уснул поздно: стояла жара, конечно, смягчаемая прохладным ветром с океана, который дул через открытые оконные ставни, но на новом месте ему всегда плохо спалось. К тому же у него в ушах стоял крик рыбачки. Он вспомнил свою жену, своих дочек, повздыхал, перевернулся на другой бок, расслабил лицевые мускулы и только тогда уснул.

****

Африка всегда имела дурную славу. Сахара, эта самая большая в мире пустыня, являлась для путешественников устрашающим препятствием в освоении «Чёрного» континента, поэтому о нём было известно ужасающе мало. А там, где не хватает географических фактов, воображение всегда создаёт пугающие подробности. Поэтому Африку представляли в виде огромной воющей пустоши, заполненной песком и пригодной только для жизни диких зверей и некоторых диковинных человеческих племён.

Вслед за греческими купцами римляне наладили с жителями африканского континента гарамантами (туарегами) устойчивые торговые связи. Африка давала Риму слоновую кость и овец, свинец и жёлтый мрамор, финики, горы пшеницы, стекло и папирус. Гараманты снабжали римские цирки зверями, которыми в то время была так богата Сахара, и, конечно же, рабами. Добычу гарамантов – львов с леопардами и местных чернокожих жителей – тысячами доставляли на кораблях в Рим, и ко времени падения Рима представители фауны когда-то изобильной Африки уже встали на путь вымирания. Однако римские войска, как это зачастую и бывает с завоевателями, затронули только край этого континента: Рим удивительно мало знал о самой Африке.

После падения Римской империи интерес европейцев к внутренним районам Африки надолго угас: римские акведуки высохли, поля и города опустели. Настало время арабских завоеваний – ведь европейская повозка, движимая волами, не преодолевала и четверти того расстояния, которое за день проходил арабский верблюд.

В Средние века арабские купцы имели тесные контакты с племенами и государствами Западной и Восточной Африки, и там быстро распространился ислам. Поэтому для европейцев-христиан исследования внутренних районов континента были сильно затруднены: воинственные кочевые племена грабили их караваны, а самих христиан убивали. Европеец мог пересечь Сахару только с согласия крайне подозрительных и религиозно-фанатичных погонщиков верблюдов. И оказалось, что в середине ХVIII века учёные европейские сообщества были более осведомлены о ледяных просторах арктической Канады, чем о Магрибе – землях Северной Африки, лежащих к западу от Египта.

«Ал-Магриб» – так называли эти земли арабские народы, что в переводе с арабского означает «страна, где заходит солнце», то есть, «запад».

****

Проснулся мистер Трелони поздно, явно пропустив общий завтрак.

Он тут же вскочил с кровати и стал одеваться, надеясь всё же, что остальные проснулись не раньше. Но спустившись во двор гостиницы, он застал там капитана, доктора и матросов с корабля, которые под присмотром Платона таскали туда-сюда паланкин.

– Что здесь происходит, доктор? – спросил мистер Трелони.

– Готовимся к походу… Платон учит команду носить паланкин, – безучастно ответил доктор Легг.

Ему было жарко и липко. Он помахал растопыренной пятернёй на лицо, как веером.

– А зачем нам паланкин, доктор? – не отставал сквайр.

– Капитан сказал, что там будет лежать наше оружие. Он сказал: «Глупо отправляться в поход невооружёнными».

– О, отличная мысль! Наш капитан прозорлив, как всегда! – согласился сквайр и спросил: – Но что? Мы так и потащим оружие в паланкине через банды берберов?

– Ну-у, нет, конечно, – ответил доктор, оживляясь. – Мы потащим паланкин с…

Тут он почему-то осёкся, заметался глазами и с надеждой посмотрел на капитана, который подходил к ним.

– В этом паланкине поедите вы, сэр! – с воодушевлением ответил тот, потом тоже замялся и добавил: – Я придумал некую тактику, и согласно этой тактике, придётся вас переодеть женщиной.

Капитан склонил голову и выжидающе поглядел на мистера Трелони.

Тот почувствовал, что его сейчас хватит удар.

– Меня? Женщиной?.. Да никогда в жизни! – воскликнул он, вспыхнув и сжав кулаки. – Ни за что!

Капитан поскучнел и сказал:

– Мистер Трелони, никто не сомневается в вашей мужественности. Просто вы из нас всех самого невысокого роста… Никого другого матросы просто не поднимут… А ведь нам в паланкине надо ещё и оружие спрятать.

– Ну, если оружие, – замялся мистер Трелони: он уже колебался, подозрительно поглядывая вокруг себя – не смеётся ли кто.

Из-за спины капитана выглянул доктор.

– Ну, конечно, оружие, Джордж, – воскликнул он, у него был вид, как у кота, выпрашивающего кормёжку, так что на него нельзя было смотреть без улыбки.

И мистер Трелони улыбнулся и примиряюще спросил:

– А шпагой мне можно будет вооружиться?

– Конечно! – обрадовался капитан. – Хоть двумя!.. Под юбками всё равно не видно!

– Под юбками? – вскричал мистер Трелони: он чуть не захлебнулся от возмущения. – Под юбками?

Так он стоял какое-то время, беззвучно раскрывая и закрывая рот, и, наконец, выкрикнул:

– Да ни за что!

Капитан опять поскучнел, насупился и забормотал себе под нос что-то неразборчивое. Какое-то время он молчал, обречённо глядя на сквайра.

– Доктор, – наконец, позвал капитан. – Придётся одеть прекрасной госпожой вас.

– Да я не против, – согласился тот.

– Тогда садитесь, – приказал капитан.

Доктор Легг забрался в паланкин, неловко ступая длинными ногами с непривычки. Матросы подняли его. Платон бегал вокруг и показывал, как должно получаться. Получалось пока скверно: носилки тряслись, дёргались и норовили опрокинуться.

Мистер Трелони стоял поодаль, смотрел на них исподлобья и потирал шрам на щеке. Наконец, он не выдержал и проворчал:

– Ну, ладно, доктор, вылезайте… Я, всё-таки, меньше вас вешу… Возьмём ещё пару мушкетов.

– Ну, конечно! – воскликнул доктор и мигом вывалился из паланкина с криком: – Мушкеты никогда лишними не бывают!

Тут мистер Трелони произнёс капризным голосом:

– Только пусть Платон как следует вымуштрует команду! Не хватало ещё, чтобы меня опрокинули насмерть… Я тогда всех поубиваю!

Матросы засмеялись, а мистер Трелони ловко сел в паланкин, словно бы он всю жизнь только этим и занимался. Матросы подняли его и пронесли вперёд. На их лицах читалось довольное облегчение. Когда сквайр вылез из паланкина, он посмотрел на капитана и доктора, явно ожидая похвал.

Капитан одобрительно кивнул и опять стал объяснять:

– Платон вас оденет в… Ну, в общем, оденет, как надо!

– Если увижу у кого хоть малейшую ухмылку, отрежу уши, – пообещал мистер Трелони жёстко.

Тут доктор воскликнул с сердцем:

– Да какая, к чёрту, ухмылка, Джордж! Мы не на пикник собираемся!.. Хорошо, если половина из нас вернётся обратно живыми!

Он помолчал и добавил мрачно, словно через силу:

– У меня нехорошее предчувствие.

Мистер Трелони глянул на него оторопело и проговорил севшим голосом:

– Да что вы, доктор? Это на вас не похоже…

Доктор ничего не ответил. Капитан смотрел на них молча, задумчиво покусывая ноготь большого пальца. Сказал:

– И последнее, мистер Трелони… Только не сердитесь и сразу не кричите.

Сквайр весь напрягся, повернулся к капитану и вскричал:

– Ну, не тяните же, Дэниэл! В чём дело?

– Вы будете женой Платона, то есть, принца, – выговорил капитан и аффектированно округлил глаза и поднял брови.

Мистер Трелони с выражение обиды и обречённости посмотрел на капитана. Наконец, переспросил с тоской:

– Женой?

– Ну, как будто женой! – В голосе капитана звучало напряжение. – Ну, не может же принц возвратиться из дальних странствий домой без красавицы-жены? Это такая тактика.

– Мушкеты, Джордж, мушкеты, – прошипел доктор, выглядывая из-за спины капитана.

Мистер Трелони сердито глянул на доктора, отвёл взгляд с досадой и сказал:

– Хорошо. Это – тактика, пусть. А нельзя ли мне узнать вашу стратегию, капитан?

– Пока нет, – ответил тот поспешно и объяснил: – Стратегия ещё в разработке!

– Ах, какие вы злые собаки! – воскликнул мистер Трелони и отвернулся: он решил пойти с горя позавтракать.

Матросы остались учиться носить паланкин, иногда пустой, а иногда в него садился кто-то, и с каждым разом движения их становились всё увереннее. Вот что значит британский матрос, ничем его не испугаешь!

****

Спустя какое-то время к столу мистера Трелони, установленному во дворе гостиницы в тени ветвистого дерева, пришли капитан и доктор. К ним подлетела служанка, и капитан попросил у неё вина. Девушка принесла кувшин и глиняные стаканы, разлила вино, посмотрела на капитана нежными глазами и удалилась. Доктор проводил служанку долгим взглядом, покосился на капитана и многозначительно хмыкнул.

Капитан молчал, задумчиво барабаня ногтями по столешнице какой-то маршик. Подошёл Платон, улыбнулся и сел на свободный стул. Служанка, мигом подскочив, подала ему стакан, но не глиняный как всем, а стеклянный. Капитан хмыкнул и налил в этот стакан вина.

– Принц, – насмешливо произнёс он и подал стакан Платону с церемонным поклоном.

Платон взял стакан и сделал глоток. Капитан сказал:

– Господа, мы пойдём по совершенно неизведанным землям вглубь материка… Португальцы дальше острова Арген особо не суются – грузы и рабов туземцы им доставляют сюда, на остров. Деньги здесь почти не входу. Ими пользуется только местная знать. Простые кочевники всё меняют на вещи и скот и друг с другом воюют, за земли, за скот, за рабов. Границы земель условны, все племена считают эти земли своими… Туда-то и лежит наш путь. Через земли Иншири в эмират Адрар, в котором и находятся интересующие нас земли Атар…

– Я ничего не запомнил, – вдруг сказал мистер Трелони.

– Доктор, а вы? – спросил капитан.

– А я не люблю баранину, – сообщил доктор.

Капитан вздохнул. Платон молча поднёс к губам стакан с вином. Капитан продолжил:

– Значит сделаем так. Мы присоединимся к каравану и под видом слуг чернокожего принца, вернувшегося из дальних странствий, пройдём в глубь страны. Вы, наверное, уже поняли, что принцем будет Платон – он здесь родился и знает местные языки. Кроме того, мистер Трелони сыграет роль жены принца… Это позволит нам беспрепятственно в его паланкине провезти оружие, боеприпасы и медикаменты: к женщинам тут отношение особое…

Сквайр молчал, скорбно поджав губы. Доктор Легг спросил:

– Капитан, а что наш возвратившийся из дальних странствий принц делал в дальних странствиях?

– Ну, что там обычно делают принцы? – переспросил капитан и, неуверенно, явно сочиняя на ходу, добавил: – Скрываются, конечно. От гнева отца скрываются.

– А зачем отцу принца гневаться на принца? – не отставал доктор.

Капитан опять задумался:

– А наш принц… Ну… Он, например, нарушил волю отца и ночью проник в его гарем.

Капитан пикантно заулыбался.

– Капитан, вы явно начитались сказок «Тысяча и одной ночи», – подал голос сквайр.

– Это каких сказок, мистер Трелони? – спросил доктор.

– А вы, доктор, не читали? – удивился тот.

– Ну, видите ли, – смутился доктор. – Я больше своё читаю, медицинское… Что за сказки?

– Ах, доктор, – сказал капитан. – Средневековые арабские сказки. Ими вся Европа зачитывается. Их рассказывала хитроумная Шахразада своему грозному повелителю и супругу царю Шахрияру. У меня есть списки сказок в английском переводе. Я вам дам почитать, когда мы вернёмся… Уверен, вам понравится.

Джентльмены так были поглощены беседой, что не заметили состояния Платона, даже обычно чуткий ко всему сквайр не заметил. Платон давно уже сидел серый, на нём лица не было, а взгляд его застыл на столешнице.

– А как зовут моего мужа? – спросил мистер Трелони.

– Платон, как тут зовут принцев? – спросил капитан. – Только кратко, чтобы мы смогли запомнить.

Платон ничего не отвечал. Наконец, он поднял глаза на капитана и произнёс:

– Принца зовут Мугаф… Мугаффаль Абу-л-Фарах… Абу-л-Фарах по-арабски значит «Обладатель радости», то есть, «Радостный».

– Что же? Очень на тебя похоже, – согласился сквайр.

Капитан подытожил, вставая:

– Сейчас мы с Платоном пойдём по местным лавкам и купим для вас женскую одежду, Джордж. И вообще, нам всем надо переодеться. А вы с доктором пойдёте на корабль и начнёте собираться. За дело, господа!

Тут он улыбнулся и вдруг произнёс по-русски, оглядывая всех ласковыми, прижмуренными и невозможно лихими глазами:

– Пошёл котик на торжок, купил котик пирожок… Потом пошёл на улочку, купил себе булочку.

За капитаном, как по команде, поднялись все остальные. От последних, русских, слов капитана на душе у всех потеплело. Они приступили к сборам: оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие, личные вещи.

Вечером мистера Трелони для пробы замотали купленными шалями, и джентльмены удивились, до чего же красивые оказались у него глаза – ясные, серые, переливчатые, как перламутр. Никто этого раньше не замечал. А может, просто Платон насурьмил сквайру глаза, или цвет накидки из муслина так шёл ему – ну, вылитая дамочка. Да ещё какая пикантная!

Капитан уже хотел отпустить сквайру не вполне пристойный комплимент, но вовремя сдержался, закрыв рот.

Вместо этого он подошёл к доктору Леггу и сказал:

– Доктор, я хочу вручить вам залповый пистолет. Вы же знаете, что это такое?

– Конечно, сэр, я же не мальчик! – ответил доктор, он взял пистолет из рук капитана и стал его осматривать. – Это «утиная лапа», многозарядный пистолет наших английских мастеров. Может производить выстрел из всех стволов сразу одновременно… А благодаря тому, что стволы в конструкции расходятся под небольшими углами, при выстреле из «утиной лапы» вылетает целый веер пуль. Такие пистолеты спасли жизнь не одному капитану во время бунта команды.

– Отлично, доктор, – сказал капитан и добавил: – Только помните, что стрелять из него надо в противника, сбившегося в кучу. И берегите выстрел. Заряжать этот пистолет одно мучение. И ещё…

Капитан оценивающе посмотрел на доктора и выдал:

– Нам с вами придётся покрасить волосы и брови.

Увидев потрясённое лицо доктора, капитан поспешил добавить:

– Это не обсуждается. Это – приказ.

– Да я что? – ответил доктор, поёжившись. – Приказ – значит приказ.

И на следующий день Платон покрасил волосы матросам, доктору и капитану в чёрный цвет. Потом все очень смеялись: рыжий доктор потерял своеобразие и стал выглядеть старше, а лицо капитана сделалось строже и суше, на нём почему-то ещё сильнее обозначились его резкие носогубные складки. Но самое удивительное, что его голубые глаза почему-то потеряли свою насыщенность, словно выгорели. Мистер Трелони, один не подвергнутый процедуре покраски, сказал, ухмыляясь, что начинает находить в бытие женщины некоторые положительные стороны.

– И где Платон только этому научился? – говорил он потом доктору. – Знает женскую одежду и притирания всякие с красками.

– Тут есть какая-то тайна, – ответил доктор таинственным шёпотом.

– Капитан с ним завтра идёт покупать верблюдов, – сказал мистер Трелони. – Через мангровы.

– Вот видите, дружище! Он ещё и в верблюдах разбирается, – воскликнул доктор, и его кошачьи зелёные глаза засверкали под чёрными бровями.

– Доктор, а чего в верблюдах разбираться? – спросил сквайр. – Верблюд – он… И в Африке верблюд!

– Ну, не скажите, сэр, – заспорил доктор. – Помнится, на Занзибаре* мы видели верблюдов на маслобойне у султана. Так эти дромедары худо переносили тамошний климат, и были так себе… Тяжёлые и неуклюжие. А вот в пустынях верблюды представляют собой стройное, высокое и длинноногое существо. Сами увидите.

– А в повозке верблюды ходят? – поинтересовался мистер Трелони.

– Не знаю, – сознался доктор. – Вот верхом на верблюдах ездили уже в Древнем Риме: римляне держали в египетских Фивах три алы всадников на верблюдах… А зачем вам повозка?

Доктор вопросительно поднял чёрные брови.

– Я вот думаю, что через пустыню матросам будет тяжело нести паланкин. А мне помнится, что девятилетний Чингисхан, как гласят древние источники, ездил на телеге, запряжённой верблюдом. Надо спросить у Платона про повозку.

И мистер Трелони поспешил отыскать капитана и Платона и напроситься идти с ними за верблюдами. Доктор Легг, узнав об этом, скептически хмыкнул и пожелал сквайру хорошего времяпрепровождения.

****

Капитан, Платон и мистер Трелони встали до рассвета и на шлюпке с «Архистар» доплыли до линии мангровых зарослей, которая тянулась в океан с африканского побережья.

С началом отлива они вместе с туземцами из форта Арген поспешили через мангровы по скользкому узкому настилу, связанному из жердей. Надо было торопиться. Зазевавшихся прилив мог застать в самом неподходящем месте – на клочке суши, на дереве, а то и в воде… «И тогда – сами знаете что», – подумал мистер Трелони, на ходу подозрительно вглядываясь в мангровые деревья.

Мангры стояли, опираясь на свои корни, будто на многочисленные толстенные паучьи лапы. Их длинные отростки-побеги, напоминающие стручки гигантской фасоли, висели на ветвях, как странноватые украшения. Время от времени какой-нибудь побег срывался и с чавканьем, дротиком, вонзался в ил. Листья мангров были небольшие, блестящие, зелёные, а у других деревьев – белые, словно посыпанные солью. Среди мангров виднелись маленькие пальмы и ещё что-то с большими овальными листьями. Повсюду из бурой грязи торчали воздушные корни, они оплетали и, как казалось сквайру, душили и давили всё вокруг. Было жарко, душно, за вереницей людей летели тучи москитов.

Идущий впереди сквайра чернокожий мальчишка вдруг обернулся и, выразительно сложив свои светлые ладошки вместе, похлопал ими несколько раз перед его носом, изображая страшные челюсти. Мистеру Трелони всё стало понятно без всяких слов.

Он прибавил ходу, стараясь не поскользнуться на мокром настиле, и шагал, почти не глядя по сторонам, по жердям, которые опасно прогибались под ним. За спиной ему слышалось громкое дыхание матроса с «Архистар». К этому времени вода уже совсем сошла, и болотом завоняло отчётливей. По чёрному илу, под ногами мистера Трелони, забегали, закопошились и судорожно заползали болотные твари – крабы, улитки и черви.

Но как он не торопился, спины идущих впереди него аборигенов вскоре пропали, мелькнув последний раз в зарослях за очередным поворотом настила. Потом откуда-то потянуло то ли паром, то ли туманом, густым, совсем лондонским, только белым. Дорогу заволокло, стало ничего не видно, и мистер Трелони остановился.

– А я думал, в Африке туманов не бывает, – оторопело сказал он матросу, ткнувшемуся с разбега в его спину.

Матрос ничего не ответил. Они стояли, беспомощно озираясь. К ним подтягивались остальные, подошли и капитан с Платоном. Туманными клубами закачало ближние тростники. Они зашелестели, нашёптывая страшноватые фантазии. Откуда-то глухо, словно из ваты, доносились придушенные вопли лягушек и чмоканье болотной грязи совсем уже непонятного происхождения. Капитан и Платон протиснулись вперёд и остановились рядом со сквайром. Капитан потянул носом вонь, отчётливо идущую откуда-то из-под настила, поморщился и сказал по-русски:

– Разнечистая сила!

Потом он посмотрел на Платона и добавил:

– Надо идти вперёд. И быстрее. Пойдём и дальше по настилу

Капитан пошёл, нащупывая жерди ногами.

Все двинулись за ним. Только настил вскоре кончился, постепенно войдя под воду, и капитан очутился по щиколотку в воде. Он постоял, огляделся кругом и пошёл дальше. Неожиданно откуда-то сбоку потянуло свежим ветром, и туман стал рассеиваться. Капитан опять остановился. Все тоже заозирались.

Они стояли по пояс в воде посреди мангровой чащи с оружием в руках. Куда надо было идти теперь – никто не понимал, потому что настила нигде не было. Со всех сторон их окружали одинаковые неширокие протоки и одинаковые мангровые деревья, покрытые мхом и белёсым птичьим помётом. Вода в этих протоках, мутная и вонючая, явно прибывала, в ней хлюпало и хрустело. Вдруг рядом что-то огромное с шумом хлопнуло по воде… «Хвостом», – подумал мистер Трелони и закрутился на месте, шаря глазами по пенистой поверхности воды, затянутой кое-где зелёной слизью. Он силился уловить в этой мутной, мерзкой толще, булькающей пузырьками гнилостных газов, хоть малейшее движение. Запахов и духоты он почему-то больше не чувствовал.

И тут раздался крик. Мистер Трелони повернул голову: в зарослях боковой протоки давешний мальчишка махал им, подзывая к себе. За спиной мальчишки стоял высокий чернокожий мужчина с палкой, напоминающей копьё.

Отряд рванул к ним, с трудом вытаскивая ноги из илистого дна. Мальчишка закричал отчаяннее. Он торопил их, манил и звал за собой руками. Все побежали быстрее, а увидев выходящий из воды настил, стали взбираться на него. Скоро они окружили чернокожего охотника, который стоял и пристально смотрел на воду.

И вдруг, словно что-то почуяв, охотник размахнулся и с силой метнул копьё в муть воды недалеко от настила. Копьё вонзилось во что-то, встав колом, и вода вспенилась от движения мощного тела. Из грязной пены показался крокодил, который разинул узкую длинную пасть и заревел: из его черепа, из одной глазницы, торчало копьё.

Капитан и Платон вскинули мушкеты. И тут охотник закричал и замахал руками.

– Не стреляйте! – перевёл Платон, опуская мушкет. – Это не крокодил! Это наш колдун!

Платон явно был удивлён и даже встревожен. Все смотрели на охотника – тот застыл с предостерегающе поднятой рукой и напряжённо глядел на воду, держась за верёвки, к которым было привязано копьё. Потом он чуть потянул на себя верёвки от копья… И ещё чуть потянул. И тут огромная туша крокодила снова пришла в движение, забившись в конвульсиях и обдав всех грязью.

Охотник опять закричал. Платон повторил за ним, поднимая мушкет:

– Стреляйте! Стреляйте! Это не наш колдун! Это чужой колдун!

Капитан поднял свой мушкет и спросил у Платона:

– Куда надо целиться в колдунов?

Тут охотник опять завопил. Платон перевёл скороговоркой, опуская мушкет в недоумении:

– Стойте, стойте, это не чужой колдун, это наш колдун…

– Так стрелять или не стрелять? – спросил капитан, тоже опуская мушкет.

Платон стал что-то выяснять у охотника, который с отчаянным лицом напряжённо всматривался в мутную воду. Наконец, охотник опять потянул за верёвки, и крокодил взвился всем телом вверх, подняв фонтан мутных брызг. Охотник закричал.

– Что ему теперь надо? – выдавил капитан, чувствовалось, что он уже потерял терпение.

– Он говорит: «Стреляйте!» Он говорит, что это не колдун, а простой крокодил! – выдохнул Платон.

Прогремело два выстрела. Капитан и Платон всадили по пуле в раскрытую крокодилью пасть. Крокодил дёрнулся и больше не шевелился. Охотник спрыгнул в воду и, выхватив из-за пояса нож, сделал шаг к крокодилу, а левой рукой потянул на себя верёвки. Капитан и Платон, а следом и мистер Трелони тоже спрыгнули в воду и двинулись к крокодилу, который не подавал признаков жизни. Охотник убрал нож и с трудом стал выбирать на себя верёвку. Из мутной воды показалась голова огромного крокодила, и охотник опутал верёвками ему пасть.

Только после этого все вместе они выволокли тушу на мелководье, где смогли рассмотреть её. У крокодила было очень узкое, заострённое и выгнутое сверху рыло. На голенях – гребешки из чешуек, оканчивающихся большими зубцами. Туловище и хвост были тёмно-зелёные с большими чёрными пятнами.

«Очень страшная тварь», – подумал мистер Трелони и скривился.

Охотника звали Бонтондо. Это узнал Платон, который сказал, что сынишка этого Бонтондо прибежал в деревню и сообщил, как белые слуги чернокожего принца и сам принц отстали от них у самой Протоки.

Поэтому он, Бонтондо, бросив все дела, поспешил за сыном сюда… Тут самое крокодилье место, они отсюда нападают на путников… Потому и настил разрушен… Поднять его и огородить у жителей деревни всё руки не доходят. Но всё же хорошо закончилось? Теперь Бонтондо приглашает всех в деревню на пир – вечером они будут есть крокодила.

Тут на мистера Трелони опять навалились все мерзкие запахи болота. Он вдруг понял, какая сейчас жара, снял треуголку и вытер запаренный лоб, и ему сразу стало ужасно неприятно, гадко, противно: в сапогах его хлюпала грязь, а к коленям уже прилипали подсыхающие штаны. Он брезгливо отёр руки о полы жюстокора и посмотрел на капитана. Тот, словно ничего не чувствую, ни грязи, ни вони, ни мошкары, увлечённо беседовал с охотником с помощью Платона.

«Помыться бы», – с тоской подумал мистер Трелони и посмотрел на мальчугана. Тот поманил его за собой, а потом подёргал за одежду матросов. Мистер Трелони растерянно обернулся на капитана, и тот понимающе кивнул, разрешая.

Все сошли с тропы и направились через заросли. Поверхность земли поднималась, мангры явно заканчивались, появилась травка, и они вышли на небольшой луг. Посреди луга оказалось маленькое озерцо, берега которого поросли высоким тростником, а на поверхности воды виднелись белые цветы. На лугу, на той стороне озера, паслось стадо антилоп.

Мальчишка рассмеялся и захлопал в ладоши, и антилопы, стремглав, убежали. Мистер Трелони стоял, как зачарованный, а мальчишка, подёргав его за рукав, потянул за собой в воду. За ними двинулись и матросы, снимая на ходу одежду. На берегу, у самой воды, сквайр сел и стал стаскивать с себя мокрые сапоги, морщась и любуясь камешками под прозрачной гладью воды.

«А эта Африка, пожалуй, ничего», – подумал он, входя в озеро, и счастливо улыбнулся.

****