Глава девятнадцатая

Папа и остальные как раз выходили из дома.

— Аннабель, где ты пропадаешь? — напустился на меня папа. — Мама тебя обыскалась.

— Я на выпасе была. Загнала коров и лошадок обратно в стойла.

Дедушка завёл мотор. Поисковики набились в кузов вместе со своими никчёмными собаками.

— Молодец, — смягчился папа. — А теперь ступай в дом.

— Папа, подожди! — Я едва поспевала за ним по подъездной дорожке. — Подожди минуту!

— Аннабель, нам пора. — Папа распахнул дверь кабины. — Скоро совсем стемнеет. Ищейки возле церкви дожидаются.

— Папа, я, кажется, знаю, где Бетти.

Он замер прямо на подножке фургона. Закрыл дверь кабины.

— Ты знаешь, где Бетти? — Папа смотрел мрачно, и не мне было его винить. — А раньше почему молчала?

— Да я не сразу догадалась. Лошадок загнала и думаю: надо их напоить. Подошла к баку — тут меня и осенило. — Эта ложь, по сравнению с остальными, казалась ничтожной. — Энди ведь сознался, что Бетти рвалась к коптильне, напакостить Тоби хотела. Вот и представь: она ждала-ждала Энди у Панцирь-камня, не дождалась и пошла одна.

Папа нетерпеливо тряхнул головой.

— Аннабель, констебль Олеска искал в коптильне. Бетти там не было. Да что Олеска — сам офицер Коулмен коптильню обшарил. Нет её там. Нет — и точка.

— Они, папа, искали Тоби. А не Бетти. Тогда ведь было ещё неизвестно, что она в коптильню ходила, чтобы Тоби навредить.

Папа снова открыл кабину:

— Не понимаю, к чему ты клонишь, Аннабель. Коптильня — это тебе не дом. Там всего-то одна комнатушка. Ни подвала, ни чердака. Шкафа — и того нет. И никаких свидетельств, что Бетти туда заглядывала.

— А как же проволока?

— Аннабель!

— Бетти ничего особенного с колокольни не видела. А Тоби ничего плохого не делал.

Папа запрыгнул в кабину:

— Всё, мне пора.

— Папа! Она в колодце.

Он качнул головой:

— Нет у Тоби никакого колодца.

Я схватила папу за локоть:

— Есть! Есть колодец! Только не возле коптильни, а подальше. Рядом с пепелищем, где стоял дом мистера Кобба.

С крыльца донеслось «Аннабель!» — мама звала меня.

— Колодец старый, без навеса, без крышки. Просто яма. Мимо неё сто раз могли пройти и не заметить.

Папа застыл:

— Кто-нибудь наверняка искал и возле пепелища, Аннабель.

— Бетти всем уши прожужжала: боюсь Тоби, боюсь Тоби! — напомнила я. — Вот никто и не заподозрил, что она пойдет к коптильне! Про это один Энди знал.

Не могла я рассказать папе о мнимом дикобразе, никак не могла.

— Аннабель! — снова крикнула мама.

На сей раз я отозвалась:

— Я с папой поеду!

— Нет, ступай в дом, — возразил папа. — Мы осмотрим колодец, обещаю тебе.

— Папа! Ну папочка! Можно мне поехать? Я не буду под ногами путаться, честное слово!

Папа чуть помедлил и махнул маме: дескать, Аннабель со мной. Я забралась в кабину, уселась между папой и дедушкой. Порадовалась, вспомнив, что дедушка водит очень медленно — осторожничает.

К тому времени, как мы дотащимся до церкви, Тоби будет уже рядом с Коббовой падью. К тому времени, как папа заговорит с хендлерами — попросит их пока держать ищеек на поводках, — Тоби будет спускаться к своей коптильне. К тому времени, как папа объяснит ситуацию Олеске, Тоби будет в зарослях, неподалёку от пепелища, а сумерки окончательно сгустятся. К тому времени, как мы доберёмся до колодца, Тоби, словно невзначай, возникнет из тьмы — просто новый доброволец, прослышавший о беде, прибывший на помощь. Он вольётся в поисковый отряд, никем не узнанный, изменившийся, подобно хамелеону.

Пока мы ехали, я старалась поточнее вспомнить предутренние звуки — те, про которые подумала, что их издаёт дикобраз. Вообразила Бетти: два дня она сидит в сырой яме под ледяным дождём. Может, она достаточно наказана? Сама я склонялась именно к этой мысли, но знала: Руфь едва ли со мной согласится.

Дедушка вырулил на подъездную дорожку, которая вела теперь не к дому мистера Кобба, а к пепелищу, и заглушил мотор возле коптильни. Следом подъехал полицейский автомобиль — констебль Олеска за рулём, в кузове пятеро.

— Где-то здесь заброшенный колодец, — объявил папа, когда все высадились. — Насколько мне помнится, налево от пепелища. Будьте осторожны, смотрите под ноги. — Папа придержал меня за рукав. — А ты, Аннабель, чтобы от меня ни на шаг. Понятно?

Я бы и так от папы не отошла. Потому что вдруг я ошиблась? Вдруг Бетти совсем в другом месте? Вдобавок Тоби на меня рассчитывал, а без папиной помощи мне его было не выручить.

Поисковый отряд выстроился цепью. Один за другим люди зажигали фонарики, дырявили мрак круглыми пятнами света. Цепь двинулась к колодцу. К пепелищу вышли сразу, а вот колодец пришлось поискать, ведь он стал просто ямой, а гладкие камни, которые при жизни мистера Кобба окружали эту яму, служили бортами, теперь вросли в землю и покрылись мхом, да ещё осенняя листва легла поверху.

Как нашлась яма? Да очень просто — на земле, усыпанной полугнилыми листьями, мы почти разом увидели чёрное пятно провала. Бетти не ведала о колодце. Бетти шла по листьям, не догадываясь, что они покрывают яму. Её тело, падая, продырявило многолетний слой листвы.

Мужчины столпились вокруг колодца. Я попятилась. Вот кошмар. Кошмар, что Бетти там, внутри. В этой яме. Что на месте Бетти мог бы оказаться любой — и человек, и зверь.

Раньше я об этом не задумывалась. Если бы задумалась завопила бы: «Бетти в колодце!!!» — и первая помчалась бы на выручку.

Констебль направил вниз свой фонарик.

— Ничего не вижу. Джон, добавьте света.

Папа шагнул к краю, с ним ещё двое; теперь в дыру глядели сразу четыре фонарика.

— Боже! Вон она! — выдохнул констебль и позвал: — Бетти!

В следующую минуту все бросились к машинам за дополнительными фонариками, за верёвками, за лопатами.

Я стояла поодаль, прислонясь к древесному стволу. На моих глазах Тоби возник из мрака и молча влился в поисковую группу. Никто и не заметил, что прибавилась пара рук. Потому что эти руки были в дедушкиных перчатках. Тоби сошёл за своего. Ничем не отличался от папы. Так, наверно, с годами будут выглядеть Генри и Джеймс.

Поднимали Бетти довольно долго. Колодец, и так-то неширокий — впору поместиться одному человеку, — ещё сильнее сужался книзу. Стены изнутри были выложены камнем. Бетти пролетела футов двадцать и зацепилась плащом-пончо за старую ржавую трубу. Повисла, будто в аистином клюве. Труба спасла Бетти от падения на самое дно. Её ноги, невидимые сверху, очень возможно, находились в ледяной ноябрьской воде.

Вот и попробуй достань Бетти. Не рассчитаешь, поторопишься — она сорвётся с трубы, изранится вся, да ещё, пожалуй, и захлебнётся. А будешь долго размышлять — вовсе закоченеет.

Бетти звали по имени — она не отвечала. Ей спустили верёвку — она не отреагировала. Стало ясно: нечего и надеяться, что Бетти сама обвяжется верёвкой. Тоби стоял напротив меня, наши взгляды скрестились над чёрной дырищей. При свете фонариков Тоби казался моложе своих лет, но и серьёзнее. Ни зловещая шляпа, ни крылатый плащ, ни борода не придавали такой серьёзности.

— Придётся кому-то лезть в колодец, — пробормотал папа.

— Верно. Только без треноги да лебёдки не обойтись, — сказал констебль. — Ошибёмся — спасатель рухнет на Бетти, и тогда они оба окажутся на дне.

— Предлагаете послать человека за лебёдкой? Это немало времени займёт, — возразил папа.

Констебль пошёл на попятную:

— Ничего такого я не предлагаю. Нужно её достать, тут каждая минута дорога.

Я припомнила, как тянула время у ручья, собирая рогоз. Как старательно стригла Тоби. Как медлила возле лошадок, нашёптывала им ласковые слова — нет чтоб просто овса задать, без нежностей! Как радовалась, что дедушка — осторожный водитель и что наш фургон его стараниями еле тащится. И мне стало тошно.

У колодца рос большой дуб. Толстая ветка нависала прямо над провалом. Все расступились, папа обвязал эту ветку верёвкой, закрепил узел, а конец бросил констеблю. Олеска на этом конце сплёл что-то вроде шлейки.

— Я сам полезу, — заявил папа и начал расстёгивать пальто.

Но верёвку перехватил Тоби:

— Лучше я. Не смотрите, что я тощий. Силы у меня хватит.

Пальто он сбросил, а перчатки оставил.

— Что-то я вас не знаю, — произнёс констебль. Без подозрительности произнёс, всего-навсего с удивлением.

— А я не местный. Прослышал, какая тут беда, и примчался. Доверьте мне это дело. Очень обяжете.

Уф. Снова стало можно дышать. Но всё то время, что папа с констеблем закрепляли на Тоби верёвку, я держала кулаки крепко стиснутыми.

— Вы точно хотите лезть в колодец? — переспросил констебль. — Ему сто лет в обед. Камни небось расшатались. А девочка крупная. Уж конечно, труба под ней сместилась. Стена может обрушиться, да прямо на вас.

Мужчины окружили колодец, и за их спинами я едва различала, как Тоби проверяет свою «сбрую», как вскидывает взгляд на констебля. Как кивает: мол, всё понимаю, всё учитываю.

— Возьмите мой фонарик, — сказал констебль. — Сверху светить бесполезно — ваше тело преградит дорогу лучам. Правда, я не представляю, как вы и фонарь удержите, и девочку верёвкой обвяжете. Тут бы ещё хоть пару рук.

— Справлюсь, — заверил Тоби.

Достал из кармана складной нож и протянул папе:

— Вот, пусть у вас побудет, для сохранности. А то ещё вывалится…

— Может, кошелёк подержать или ключи?

Тоби на секунду замялся:

— Не надо. Кошелёк с ключами в пальто остались.

Тоби уже стоял на коленях, когда папа спохватился:

— Как, говорите, ваше имя?

— Джордан, — бросил Тоби.

Это было похоже на правду.

Кто-то успел привезти Гленгарри. Все трое едва дышали со страху. Мать Бетти, в городской одежде, с завивкой, выглядела нелепо. Увидев, что мужчины выстроились в затылок, взялись за верёвку и медленно опускают Тоби вниз головой в дыру, мать Бетти издала короткий жалобный крик. Дубовая ветка наклонилась, но было ясно — выдержит. Да и верёвка, хоть и тёрлась о кору, обещала не подвести.

Перебирая руками, мужчины понемногу, дюйм за дюймом, отпускали верёвку, пока из колодца не донеслось приглушённое «Стоп!».

— Стоп! — повторил констебль и замахал рукой, чтобы было видно в конце цепи. — Он до неё добрался! Не шевелитесь!

Все замерли. Верёвка подрагивала. Мне представилось: вот Тоби, удерживая фонарик под подбородком, обвязывает Бетти верёвкой. Из колодца донёсся его голос, но слов я не разобрала.

— Говорит, нельзя продеть верёвку ей под мышки, — перевёл констебль. — Она в плаще запуталась. И плащ стащить нельзя — тогда она с трубы сорвётся.

Папа принялся светить в колодец.

— Он решил, лучше без верёвки. Лучше просто на руках её вытащить.

— Обхватить-то её можно, Джордан? Обхватить, спрашиваю, получится у вас? — закричал констебль, нависнув над колодцем.

Последовала долгая пауза. Верёвка дрогнула. Мужчины стали тянуть её обратно. Тогда-то мы и поняли, насколько серьёзно пострадала Бетти. Из-под земли донёсся её вопль. Никогда я ничего похожего не слышала. Старая миссис Гленгарри металась вдоль ряда спасателей, кусала пальцы. Я хотела молиться — и не могла. Не было у меня права Бога о милости просить. Бог эту милость уже явил — нашептал: «Не дикобраза ты слышала!» А я что? Я до упора отмалчивалась.

Тогда-то, в миг осознания, что молитва моя — фальшивка, я начала понимать и кое-что ещё. А именно — почему Тоби всюду таскает тяжеленные ружья. Верёвка загудела, как струна.

— Крепче держите! — скомандовал констебль.

Стал на колени. Тоби кричал что-то неразборчивое. Констебль поднял голову, сказал папе:

— Она застряла. Скорее всего, когда плащом за трубу зацепилась, её к противоположной стене отбросило. А там, оказывается, ещё одна труба. Повыше первой. И Бетти на эту трубу напоролась.

Папа весь подался к констеблю:

— Как это — напоролась?

— Да как бабочка на булавку! В плечо ей обломок трубы этой ржавой вонзился.

Я закрыла глаза. Поняла: никогда больше не стану переживать из-за пустяков. Никогда. Страшно, надрывно закричала Бетти.

— Это он её с трубы снимает, — пояснил констебль, и тут же крикнул: — Приготовьтесь! Сейчас их двоих потащите!

Когда верёвка спружинила, а дубовый сук закачался под новым грузом, мужчины, несмотря на предупреждение, вздрогнули, как единый организм.

— Тянем! — скомандовал констебль. — Осторожно!

Он семафорил руками, а спасатели тянули, всё тянули, бесконечно долго. Но вот показались сапоги Тоби, затем — колени, затем весь он как бы выплыл из омута в световое пятно, прижимая к груди и шее бесформенный комок сырых тряпок, спутанных волос, посиневших губ и подкорюченных, каких-то кукольных ног. В этом комке зловеще выделялся овал. Это было лицо Бетти — настолько бледное, что принадлежать живому человеку оно просто не могло.

Бетти уложили в полицейский фургон, в прицеп, на груду пальто и курток. Она была в сознании, но в любую секунду могла впасть в забытьё. Когда её зубы начали выбивать дробь, я снова поймала себя на мысли о диком звере. Я сама слышала и видела: сурок вот так же клацает зубами в надежде отпугнуть собаку. Я ущипнула себя под подбородком: прочь, наваждение, прочь!

Мистер Гленгарри укрыл внучку своим пальто. Я заметила: ярко-жёлтый плащ надет на Бетти наизнанку, тёмной подкладкой кверху. Представила: вот она пробирается через Коббову падь, вот входит в коптильню, чтобы подкинуть Тоби проволоку. Я снова себя ущипнула и отвернулась.

В грязи и мраке невозможно было определить, насколько сильно пострадала Бетти. Одно все понимали: надо отвезти её в больницу, и поскорее. Вокруг раны, нанесённой ржавой трубой, плоть вздулась и отливала жуткой зеленью. Пальцами рук Бетти кое-как шевелила, а вот ноги её лежали будто ватные.

— Она переохладилась, вдобавок слишком долго пробыла без движения, — сказал папа. — Может, ей просто надо согреться.

Мать Бетти забралась в кабину, к констеблю, а дедушка и бабушка вместе с двумя спасателями уселись в прицепе рядом с Бетти. Старой миссис Гленгарри предлагали место в кабине. Она отказалась наотрез:

— Спасибо, я с моей деточкой буду.

Если только можно торопиться на черепашьей скорости — тогда да, тогда констебль торопился. Со всеми предосторожностями, стараясь не дёрнуть прицеп на старте, он завёл мотор и стал выруливать на подъездную дорожку. Мы с папой, Тоби и прочие спасатели остались стоять, светить друг на друга фонариками, переводить дух, унимать сердцебиение.

— Я Джед Хопкинс, — представился один фермер, протянул руку и держал её на весу, пока Тоби не сообразил: обращаются к нему, и руку следует пожать.

— Вы просто герой, дружище. На такое не всякий способен.

— Да уж, — подхватил другой спасатель, также протягивая Тоби руку, называя своё имя.

Вслед за этими двумя представились и остальные. Каждый похвалил Тоби.

— Вы, Джордан, не только девочку спасли, — заговорил папа. — Вы спасли и нас. От ночных кошмаров. Только, боюсь, они теперь вам будут сниться. Меня зовут Джон Макбрайд. А это моя дочь Аннабель.

— Очень рад знакомству, — произнёс Тоби, избегая глядеть мне в лицо.

Мужчины смотали верёвку и забросали колодец толстыми ветками, чтобы никто больше не провалился.

— По-моему, Аннабель, нам пора домой, — произнёс папа.

— По-моему, тоже, — отозвалась я, ища Тоби глазами.

Тоби стоял возле коптильни, спиной ко мне.

— Ребята, полезайте в прицеп, я вас до ваших фургонов довезу, — предложил папа.

— А он как же? — шепнула я, кивая в сторону Тоби.

— Джордан? Чужак, что в колодец полез добровольно? За девчонкой, которую в глаза не видел? Он будет нашим гостем.