5

Фаэтон, который и был настоящим Фаэтоном, изумился:

— Но ведь все было совсем иначе!

Но когда он это говорил, он был уже совсем один. Все остальные Фаэтоны вернулись в свои собственные личности и сурово и высокомерно взирали на него, в их взглядах читался упрек.

— Но ведь это совсем не то, что произошло! — снова повторил Фаэтон.

— Вы хотите сказать, не то, что вы помните, — пояснил Нео-Орфей. — Причина расхождений в том, что вы фальсифицировали свои воспоминания.

— Но я просто не мог сделать такое! Вы сами знаете, что не мог!

— Зато мы знаем, что именно на это вы и надеялись, — с гаденькой улыбкой заметил Нео-Орфей. — Запись говорит сама за себя.

— Запись подделана! — отмахнулся от него Фаэтон. — Это случилось в тот момент, когда я отправлял копию на канал 2120, чужеродный софотек или вирус переписали воспоминания.

— Софотек Альбиона считает, — ответила ему Тау Продолженная Альбион, — что подобное вмешательство теоретически невозможно. Он исследовал запись, которую только что все мы видели, подверг ее самому тщательному шестиуровневому анализу. Нет ни малейшего следа постороннего вмешательства. Есть другие мнения?

У софотека Навуходоносора был задумчивый вид, глаза уставились в потолок.

— Я тоже сейчас рассматриваю эти записи, для этой цели я изобрел три новых вида анализа. Во время передачи из кабинки Благотворительных в нашу локальную систему не было ни малейшей возможности воздействовать на информацию. Если же изменения вносились во время чтения, это должно было делаться через каждую пико-секунду работы основной цепи. Чтобы внести такие серьезные изменения за столь короткий промежуток времени, требуется особая технология компрессии данных, которая лежала бы за пределами возможного по теории Планка. Теоретически подобное редактирование с компрессией данных возможно только в условиях, которые ученые называют нерациональным континуумом. Подобное можно представить лишь внутри горизонтальной сингулярности либо в ахронических условиях большого удара. Современной науке неизвестен способ прохождения информации в таких условиях, а также неизвестны случаи передачи информации из сингулярности без искажения.

— Другими словами, это нереально, — подвела итог Тау Продолженная.

Навуходоносор опустил взгляд.

— Да, для современной технологии это невозможно.

Кес Сатрик Кес впервые заговорил. Он говорил бесстрастно, четко, педантично:

— Я считаю, что обе точки зрения равноценны. Фаэтон утверждает, что его преследует инопланетянин, располагающий софотехнологией, которая, по мнению Фаэтона, достаточно сложна, чтобы уничтожать или фальсифицировать все свидетельства своего присутствия. Вторая точка зрения, основанная на просмотренной записи, состоит в том, что Фаэтон в порыве отчаяния фальсифицировал свою память и стер воспоминания о содеянном. Обе точки зрения одинаково убедительно объясняют увиденное нами, обе вполне логичны. Как мы знаем, если есть два равноценных объяснения одного и того же явления, следует выбрать то, которое требует меньше гипотетических допущений. Естественно, я считаю более вероятным, что человек сфальсифицировал свои воспоминания (такое происходит постоянно), нежели вариант, где пришелец из совершенно неизвестной цивилизации (такого нам еще ни разу не приходилось видеть) вдруг занял враждебную позицию по отношению к нам. Почему-то пришелец этот выбрал для нападения именно Фаэтона, при этом он достаточно знаком с нашими протоколами и системами, чтобы подделывать записи и воспоминания с многоуровневой защитой, а Разум Земли не может его обнаружить. При отсутствии дополнительных доказательств я, конечно, склоняюсь к тому, что версия Фаэтона верна. Только исследование разума Фаэтона напрямую может служить дополнительным доказательством, и только оно может изменить наше мнение. Но я полагаю, что Фаэтон, чтобы не разрушать свои иллюзии, не согласится на такое исследование.

— Угроза вполне реальна. Хотя пока ее вижу только я, — ответил Фаэтон. — Я не решусь установить прямую связь с Ментальностью. Софотек Ничто уже показал себя, и я только что видел результаты.

Взгляд его был безжизненным, голос тихим, он уже знал, что ему не поверят.

Остальные Наставники не стали утруждаться столь тщательным анализом, как Кес Сатрик Кес. Многие из них даже не стали записывать его речь, не стали высказывать свое мнение, они просто проголосовали в поддержку вечного и абсолютного изгнания Фаэтона.

— У тебя ярко выраженные параноидальные галлюцинации, — услышал он голос Гелия у себя в ушах. — Открой глубинные структуры исследования разума, мы сможем тебе помочь. Мы можем вырезать все эти воспоминания из твоей памяти. Возможно, это последний шанс для тебя, Наставники уже голосуют.

Фаэтон покачал головой. Нет у него никаких галлюцинаций.

Тут ему пришла в голову странная мысль: может быть, всякий раз, когда объявлялся этот внешний враг и его обнаруживали, жертвы считали свои воспоминания ложными и стирали их? Не исключено, что подобных нападений совершены уже тысячи или даже миллионы, но никто не стал о них сообщать.

И снова в ушах зазвучал голос Гелия, напряженный, страдальческий.

— Не отказывайся, сын! Позволь, я изменю твой разум! У меня есть подходящая программа реконструкции, она может моментально изъять все ложные воспоминания и представления. Не заканчивай свою жизнь, как Гиацинт Септимус! Умоляю тебя, сын! Ради моей любви к тебе!

— Нет, отец. Я не изменю своего решения. Ни относительно моей памяти, ни относительно моего корабля, ни относительно моей мечты. А если ты меня любишь, ты должен меня понять.

Пауза.

— Боюсь, что я тебя понимаю, мой храбрец, глупый храбрец, мой любимый сын. Боюсь, я слишком хорошо тебя понимаю… — Голос его прервался. Фаэтон посмотрел вокруг.

В комнате стояла тишина. Один из голосующих задал ему какой-то вопрос.

— Простите, не могли бы вы повторить, — извинился Фаэтон. — Мое сознание было только что в другом месте.

Ему хотелось повернуться в сторону отца и посмотреть на него, но он не мог решиться.

Вопрос задавала Ао Просперо Цирцея из Зооантропного Воплощения Сборища.

— Меня не очень интересуют вопросы, которыми заняты уважаемые Наставники. Мне не важно, несете ли вы мир и надежду, говорите ли вы правду или сами себя вводите в заблуждение. Для меня самый важный вопрос вот в чем: почему вы выбрали это имя?

— Вы спрашиваете меня о моем имени? — удивился Фаэтон.

— Именно. Знать истинное имя значит иметь над ним власть. Вы назвали себя в честь Фаэтона, сына бога Солнца. Он взял на себя непосильную задачу. Гордый и неосмотрительный, он потребовал у отца его повозку, само Солнце, но не смог справиться с лошадьми. Его швыряло то вверх, то вниз, он жег то землю, то небо. И тогда мир возопил, люди просили Юпитера сбить Фаэтона молнией. Зачем вы взяли имя, которое символизирует гордость и безрассудство?

Фаэтон улыбнулся.

— Вот что я скажу. На самом деле все было не совсем так. Фаэтон не сжег мир, в конце концов, мир все еще жив. Нет, просто Юпитер испугался, когда смертный взял в руки поводья солнечной повозки. Юпитер почувствовал ревность — обычный человек пытается править божественными лошадьми?! Он испугался, как бы чего не вышло. И, не дав юноше испытать себя, он метнул в него молнию и убил на самом взлете. Фаэтон даже не успел полетать. И в чем же мораль этой истории? Моя версия такова: не позволяй богам или людям, возомнившим себя богами, приближаться к тому месту, где они хранят молнии.

Чародейка улыбнулась и повернулась к Навуходоносору:

— Если я проголосую за Фаэтона, я буду единственной, кто так поступил? И все равно я проголосую за него, он мечтатель. Возможно, он параноик, но его мечта и его сумасшествие сильнее нашего здравомыслия и нашей правды.

Это был последний поданный голос. Софотек Навуходоносор поднял жезл.

— Фаэтон, некогда Радамант, голоса подсчитаны. Хотите ли вы что-то сказать перед тем, как объявят приговор?

— Да, — ответил Фаэтон. — Но у меня не заявление, а вопрос. Вы верите, что я прав? Лично вы, Навуходоносор?

— В мои служебные обязанности не входит высказывать свою точку зрения. Колледж Наставников должен представлять только человеческий дух, человеческое здравомыслие и человеческое достоинство. Колоссальный прогресс технологии может стереть с лица земли многое из того, что цените вы, люди. Есть такие вещи, которые люди любят просто так, машинная логика здесь бессильна. Очень важно, чтобы колледж Наставников всегда оставался в человеческих руках, важно, чтобы мое мнение никак не влияло на решения Наставников.

— Почему вы были против заключенного в Лакшми соглашения?

— Это соглашение составлялось в спешке, без должной проработки юридической стороны дела. Колледж существует для того, чтобы люди избегали саморазрушения с помощью наших технологий. Людей, не желающих придерживаться общепринятых норм поведения, подвергают остракизму. Судебное решение в отношении вас, возможно, выходит за рамки допустимого. Они должны заниматься не предотвращением войны, а предотвращением разложения личности. Вопросами войн должен заниматься военный специалист, вы знаете его под именем Аткинс. У вас же не наблюдалось разложения личности; чтобы остановить вас, потребовалось самое значительное за всю историю Золотой Ойкумены редактирование памяти. Это было необдуманное решение.

Наверное, вы не знаете, Фаэтон, но ваш поступок вызвал волну беспокойства и даже гнева. Ведь открылись не только ваши воспоминания, но и воспоминания других людей. Вместе с воспоминаниями о ваших деяниях были забыты многие деловые договоренности, любовные отношения, разговоры и результаты многих работ, если они были каким-то образом связаны с вашим проектом. Все это свалилось на людей в один миг, и они поняли, что Наставники вырезали очень значительный отрезок их памяти. Слишком большой. Еще в Лакшми подобный исход предполагался и обсуждался, но они рискнули престижем Колледжа, я был против. Риск был неоправданным. Там, где замешан человеческий дух, мнение людей следует уважать больше.

— Вы не ответили на мой вопрос. Я построил корабль, чтобы завоевывать звезды. Был ли я прав?

— Придет время, когда человеческой расе придется мигрировать, расширять свои территории. В этом нет ничего противоестественного. В Лакшми я считал, что вы правы. А сейчас не знаю. Вы более других склонны к насилию в состоянии стресса, вы уже дважды совершали необдуманные поступки, пытаясь вытащить Дафну из гроба. Запись показывает, что вы решились на фальсификацию памяти, чтобы обмануть Наставников. Безусловно, кто-то должен открывать звезды для человеческой расы, но этот человек должен быть честным и терпеливым, а вам этого не хватает. Я не могу согласиться с решением Колледжа в этом деле, но его нельзя назвать непродуманным, если учесть все факты. Поэтому я не стану их публично осуждать. Я не могу поддерживать вас. Не могу вам помочь.

— Никто вам не поможет, — заключил Навуходоносор. — Мы посоветуем людям поддерживать абсолютный и вечный запрет на всякое сотрудничество с вами, включая продажу предметов первой необходимости: еды, воды, воздуха, компьютерного времени. Никто не окажет вам помощи, не поддержит, не предоставит крова, не продаст товаров и услуг, не поддержит даже из жалости. Этот приговор обжалованию не подлежит, он будет вечным и абсолютным. Настоящим я извещаю…

Гончая стоял рядом с Фаэтоном, он рассеянно смотрел в окно, держа руки за спиной, губы его были сжаты, словно он разгадывал сложную загадку. На него никто не обращал внимания. Когда он вдруг свистнул и помахал рукой над головой, все вздрогнули от неожиданности.

— Эгей, мистер спикер! Я хочу кое-что сказать Колледжу!

— Вы нарушаете порядок, — предупредил его Навуходоносор. — Я возражаю против общения с вами в данный момент, в данном месте и в таком тоне. Я могу согласиться только на разговор напрямую через Юго-Западную группу сверхразума.

— Понял, вы не хотите спорить в присутствии детей, правильно? — Гончая повернулся к собранию. — Джентльмены, у меня простое требование. Мои исследования нападения на Фаэтона еще не закончены. У меня есть несколько рутинных вопросов, которые я хочу ему задать. Я не смогу сделать это позже, поскольку его изгнание будет вечным и абсолютным, я уже не смогу ни позвонить ему, ни провести исследование сознания. Не могли бы вы сделать исключение и оставить ему компьютерные услуги и телепрезентацию?

Фаэтон почему-то смотрел на Ганниса, пока Гончая говорил. Ганнис никогда не умел контролировать выражение своего лица без посторонней помощи, а в данной ситуации, учитывая строгий протокол Серебристо-серой, подобная помощь была невозможна. Поэтому от Фаэтона не укрылось выражение напряженного ожидания на его лице.

В личном мыслительном пространстве Фаэтона не было психометрической программы, он не проходил и специального курса чародеев по контролируемой интуиции. Он не мог проверить свои подозрения. Но они у него были. Ганнис ждал решения, ждал с трепетом. И Фаэтон понял, что он один из них.

Враг (кто бы он ни был) будет только рад, если Фаэтон останется в Ментальности. Как только он сделает звонок или создаст телепрезентацию, они узнают, где он находится, в момент вхождения его в среднюю виртуальность. Программа-ловушка (как была у Скарамуша в мече) может перебросить его в глубокую виртуальность. А в глубокой виртуальности вполне может оказаться уже открытая шкатулка с памятью, полная совершенно иных воспоминаний, ничего общего не имеющих с настоящими. Это будет смерть, даже хуже, чем смерть. Душу его уничтожат и заменят другой.

— Уверен, Колледж, как общественная организация, сделает все возможное, чтобы помочь полиции в расследовании, даже если это чисто рутинное мероприятие. Принято без возражений.

Гончая повернулся и пожал Фаэтону руку.

— Не сдавайтесь, — шепнул он ему. — Если бы на вас не напали, меня бы не создали, поэтому у меня к вам особое отношение. Отправляйтесь в Талайманнар на Цейлоне…

Фаэтон оглянулся, раздумывая, может ли он сказать последнее слово, может ли в последний раз встретиться взглядом с отцом. Ему хотелось узнать, что же скажет Гончая, хотелось предупредить его о своих подозрениях насчет Ганниса. Но Навуходоносор уже ударил жезлом об пол, раздался гулкий стук, подтвердивший приговор Наставников.