ГЛАВА 6

За окном висела зеленоватая сумеречная хмарь зимнего дня. Над Сосновой

Бухтой шла метель, выстилая улицы пушистым белым ковром. Снег бился в стекло, с тонким хрустальным шорохом стекая на подоконник. На низком лохматом небе — ни намёка на солнце, будто снова вернулся защитный флёр, вернулся и отрезал один отдельно взятый город от живого мира.

Лилар неподвижным изваянием застыла у окна. Хрийз смотрела ей в спину, и чувствовала, будто от неправильной горничной растекается тонкий сумеречный щит, перекрывающий оконный проём. Сморгнула, наваждение пропало. Год назад девушка подумала бы, что показалось, и ещё сама над собой посмеялась бы: мол, с ума схожу, мерещится всякое. Но за прошедший год она уже насмотрелась разного, а, самое главное, научилась чувствовать и своим чувствам доверять. Лилар действительно держала щит. Ей не нравилась метель.

Хрийз осторожно села, посматривая в окно. Метель и метель, но тоже как будто… что-то… Очень сложно было ухватить ощущение, оно ускользало и терялось, возможно, его вовсе не было, а просто коварная психика додумывала страшилку взамен несуществующей. Сама придумала, сама поверила, сама испугалась, так?

— Проснулись, госпожа? — Лилар отвлеклась от окна. — Вам необходимо позавтракать.

Хрийз увидела столик с накрытыми крышками тарелочками. Обыкновенная посуда, больничная, и салфетки беленькие, но пахнет оттуда так, что язык сам сворачивается. Хрийз вдруг поняла, что голодна отчаянно, причём так, будто месяц нормально не ела. В тарелках обнаружились: рыбный суп, даже на взгляд вкусный, что-то вроде греческого салата — мягкий сыр с синими хрустящими листьями поздней капусты и маленькими жёлтыми шариками местных вродепомидоров (по вкусу — точно как помидоры) и большая булка с начинкой, судя по запаху — яблоко со специями.

Рядом стояла кружка горячего, правильно — до рыжевато-розового насыщенного цвета — заваренного счейга…

— Спасибо, Лилар, — поблагодарила она.

— Не стоит благодарности, госпожа, — последовал стандартный ответ.

А от окна не отошла, отметила Хрийз. Впрочем, ей сейчас было не до Лилар: слишком вкусно пахло, слишком сильно хотелось есть. Девушка не успокоилась, пока не подмела с тарелок всё начисто. И только взяв в руки кружку с горячим счейгом, сделав первый глоток, она поняла, что же такое счастье.

Счастье — это на самом деле очень просто. До изумления просто! Наесться до отвала, когда голодна. И смотреть из тёплой комнаты, как за окном ярится зимняя ледяная непогода…

Яшка, до того неподвижно сидевший на спинке кровати, шевельнулся, вытянул голову из-под крыла и вопросительно вякнул.

— Ты ещё здесь? — спросила у него Хрийз. — А что детей-то оставил, негодник?

Нехорошо!

Сийг спрыгнул на кровать, подобрался к хозяйке, положил голову ей на плечо.

— Чего? — ошарашено спросила Хрийз. — Со своей поссорился? А с какой радости?

Разобраться в Яшкиных мыслях оказалось очень непросто. Хаотичный ком из чувств, переживаний и картинок обрушился на сознание громадным селевым потоком.

Суть в том, что Яшка с подругой не сошёлся в методах воспитания отпрысков.

Отпрыски — смешные комочки серого пуха — сидели в гнезде безвылазно, раскрывая при виде родителей громадные жёлтые клювы: жрать, мол, давайте, товарищи родители, и побыстрее, и побольше…

— И что? — не поняла Хрийз. — Тебе лень птенцов кормить, что ли? Они же маленькие ещё!

Яшка возмущённо захлопал крыльями. И ты туда же, а ещё хозяйка. Не лень!

Никакая не лень, а им пора уже на крыло становится, не то останутся бездельными лодырями на всю жизнь.

— Какое крыло, очнись! — возмутилась Хрийз. — У них перья маховые ещё не выросли!

Хрийз не особенно понимала в птицах. Но твёрдо знала, что неоперившимся птенцам летать ещё рано, они просто не смогут. И если их вытолкнуть из гнезда, что, очевидно, и порывался сотворить Яшка, они погибнут.

— Простите, что вмешиваюсь, госпожа, — невозмутимо сказала Лилар, поворачиваясь к окну спиной. — Но у сийгов птенцы действительно становятся на крыло примерно в это время. Однако у вашего фамильяра они вылупились слишком поздно. Они ещё не могут летать.

— Вы их видели, Лилар? — спросила Хрийз.

— Да, — невозмутимо отозвалась та. — Видела. Они правда ещё неспособны к полёту. Пока у них не отрастут маховые перья…

Яшка вытянул крыло, растопырил перья — ох, и длинные же, отметила Хрийз,-скосил на него оранжевый глаз, потом крыло сложил и уставился на Лилар. Надо же, понял, о чём она говорила! Удивительно. Разве фамильяры могут понимать и воспринимать слова других людей? Наверное, да. У них есть разум, в отличие от своих диких сородичей. Пусть — ограниченный, пусть — уступающий человеческому в разы, но всё-таки разум…

— Да, именно такие перья, — объяснила Лилар. — Пока они не появятся, о полётах нечего даже думать…

— Слыхал, куриная башка? — строго вопросила Яшку Хрийз. — И не надо мне на супругу свою жаловаться. Отстань от неё. Мать знает, что делает! Чтоб вернулся, помирился и помогал ей кормить эту ораву. Нет, слушать не хочу ничего! Ты отец или кто?!

Лилар тихо улыбнулась. Хрийз вскинулась: смеётся? Нет, Лилар не смеялась…

Происходящее её забавляло, да, но по-доброму. Насмехаться она даже не думала.

Хрийз почувствовала присутствие раньше, чем открылись двери. Лилар вытянулась в образцово-показательную позу тоже до того, как дверные половинки разошлись в стороны, пропуская высокого человека…

Высшего мага, чью силу можно было ощутить на расстоянии с той же лёгкостью, с какой мы воспринимаем солнечный свет.

Сам князь Сирень-Камменогорский собственной персоной. Кто же ещё…

Лилар мгновенно испарилась, будто её здесь и не было. Хрийз сползла с кровати, не попала в тапки, но суетиться не стала, так и стояла, поджимая босые пальцы — по холодному полу ощутимо тянуло стылым сквозняком. Яшка угрожающе распахнул широкие крылья, этому бешеному было всё равно, кто вздумает покуситься на хозяйку, да хоть сам Император! Плешь начистит в считанные секунды, можете не сомневаться.

Князь стремительно шагнул вперёд, и вдруг схватил Хрийз, прижал к себе в порыве чувств, и та совсем потерялась: вот он какой, оказывается… и не страшный совсем… От него пахло морем, морской солью и йодом, а ещё — бешеным жарким ветром, из тех, что дуют на Г рани, разделяя мир от серого сумрака междумирья, боевой магией и пролитой кровью, своей и вражьей. Где он был, с кем сражался?

Может быть, его с нетерпением ждали обратно, потому что — а кто же ещё, если не он. А он пришёл в больницу. К дочери…

— Жива! — выдохнул он, чуть отстраняя её от себя.

Хрийз обречённо кивнула, не зная, чего ждать.

Сейчас будет ругать…

И ведь есть за что.

— Присядь, в ногах правды нет…

И верно, особенно, когда тапочки под кроватью, и по босым ступням тянет стылым сквозняком. Хрийз забралась на постель с ногами, укутулась в плед. Яшка тут же сунулся вперёд, раскрывая громадные крылья: не подходи. Неистовый птиц не собирался делить хозяйку с кем бы то ни было.

— Уймись, — с добродушным смешком сказал князь фамильяру.

Яшка подумал и крылья свернул, но хохяйку не оставил. Хрийз погладила его по голове. Защитник. Жизнь отдаст без колебаний…

Бранислав Будимирович взял стул, подвинул его ближе к кровати, сел, положив ногу на ногу, и кивнул:

— Рассказывай.

Не зло вроде бы предложил. Но Хрийз уловила приказ, хоть и смягчённый интонацией. Она вздохнула, и рассказала всё. Как не дала убить подругу в самом начале, когда по её душу пришла Дахар. Как пыталась спасти её сейчас… «И пусть ругает! — отчаянно думала она. — Пусть! Всё равно, сделанного не вернуть, пролитого не собрать. Может быть, Ель ещё придёт в себя…»

— Ты поступила правильно, дочь…

Хрийз вскинула голову, не поверив собственным ушам. Правильно?! Да её за такую правильность кто только не лягнул ещё! Даже Гральнч высказался, что она вечно во что-нибудь вляпывается.

— Мы, Сирень-Камменогорские, никогда не бросали своих людей. Никогда не требовали от них того, на что не были способны сами. Никогда не говорили:

«Вперёд!». Всегда только — «За мной!» И никак иначе. Я рад, что ты не бросила подругу, Хрийз. Но, — он воздел указательный палец. — Всё же тебе надо было дождаться старого Канча.

— А он бы нить ей оборвал, — упрямо сказала Хрийз. — Она же родилась уже в другом мире! сТруви бы оборвал эту связь, только и всего! Я его видела.

— Душу, ушедшую в другой мир на перерождение, можно отозвать…

— Я… сильно ей повредила? — спросила Хрийз о наболевшем. — Ель, она… превратится в нежить?

— Трудно сказать. Слишком мало времени прошло. Но нежитью она уже навряд ли станет… Разве что просто не сможет проснуться.

Хрийз сразу вспомнила рассказы о Хрийзтема-Старшей, чьё тело лежало в

Высоком Замке, ожидая, когда к нему снова вернётся ушедшая душа. Наверное, и князь о ней вспомнил. Не мог не помнить о своём ребёнке, которого надеялся спасти столько лет…

— Она служила Смерти, — тихо сказал Бранислав. — Как могла и как умела. В нашем роду никогда не было проводников этой стихии, а вот здесь… вполне могла бы появиться неумершая. Слишком далеко она ушла по этой тропе. Ты — совсем другая, хоть и носишь то же самое имя. И это знак, что всё изменилось. Всё. Смерть отдаёт присвоенное не по полному праву, а по тому, насколько плохо оно лежало. Неумершим это не очень нравится, но им придётся смириться, и они это знают. В первый же год, как ты вернулась, в Сосновой Бухте начало рождаться больше детей, чем в прошлый год. А уж после твоей инициации как мага Жизни количество рождений возросло ещё больше. Мы ещё поборемся, дочь, — и он сжал кулак. — Мы — будем жить!

Хрийз кивнула. Он так говорил… Как человек, давно утративший всякую надежду отстоять свой мир от медленного, постепенного, но неизбежного при угнетении стихии Жизни угасания, и вдруг получивший эту надежду снова. Кинуло в жар при мысли, что надежда — это она, Хрийз. Пусть, как выяснилось, высокого рода, пусть инициированная как стихийный маг, но что это меняет? Ни опыта, ни должного запаса магических сил, ни знаний. Лёгкая добыча…

Потому и была рядом Лилар, высший маг, нанявшаяся в услужение. Не просто слуга, положенная знатной девушке. Телохранитель… И тоже, наверное, жизнь отдаст без долгих раздумий.

— Я… могу вернуться в школу? — затаив дыхание, спросила Хрийз.

Она помнила, как сТруви обещал ей чулан. Тёмный. Чтобы уж точно не навредила ни себе, ни людям.

— Можешь, — кивнул князь.

— То есть, вы не станете запирать меня в подвале? — чуть осмелев, уточнила она.

Он улыбнулся, краешком губ, но улыбка вышла доброй, а в уголках глаз разбежались лучики весёлых морщинок.

— Нет, хотя мне очень хочется сделать именно это. Но я не для того поднимал тебя в полёт, чтобы сейчас подрезать крылья. Стихийного мага просто так в подвале не запрёшь… Но я хотел бы, чтобы ты всё же поберегла себя, Хрийз. Ты — последняя в роду… и на тебе сейчас кристаллизуется почти угасшая в нашем мире стихия. Вот, возьми, — он вынул из-за пазухи тонкий, хрустально сверкнувший в свете потолочной лампы браслет, плетённый из уже знакомых Хрийз стеклянных нитей, только очень тонких, с волосок, не больше. Таких девушка ещё не видела, и что-то подсказывало ей, что аль-нданна Весна таких нитей тоже не видела. Это изделие помнило руки совсем другого мастера…

— Экстренное спасение, — пояснил князь. — Браслет генерирует портал со случайной точкой выброса, радиусом в два-три километра. Выбросить может куда угодно, на самом деле. Отследить такой портал невозможно. Если станет совсем худо, воспользуйся.

Хрийз осторожно взяла в руки браслет. Он тёк между пальцев, как вода, приходилось всё время ловить его. Гладкая стеклянистая поверхность холодила кожу.

— Надень на запястье… вот так.

Браслет послушно обернулся вокруг руки и исчез.

— А его никто не… почует? — спросила девушка. — В смысле, магически…

Сама она не чувствовала ничего, кроме слабой, на грани восприятия, холодноватой шершавости на коже. Но в магическом спектре браслета словно не существовало вовсе.

— Нет, — качнул головой Бранислав. — Подобные артефакты сливаются с аурой владельца и копируют её спектр полностью. Редкая, сложная в исполнении вещица.

Этот браслет сделала когда-то моя жена, она была хорошим артефактором. Браслет не инициировался ещё ни разу, я просто хранил его… как память…

Хрийз прикусила губу. Княгиня Сирень-Каменногорская сгинула в Алой Цитадели вместе с младшими дочерьми. Повезло уцелеть лишь Хрийзтеме-Старшей. И то… как сказать… если вспомнить о нынешнем её состоянии.

— Спасибо, — тихо сказала Хрийз.

— Береги себя, дочь, — он встал, сказал с сожалением:- Мне пора. Я бы остался с тобой… но не могу. Время — то единственное, что нельзя занять, украсть или растянуть в бесконечность.

Но он ещё не уходил. Стоял и смотрел, и под его взглядом Хрийз вдруг будто толкнуло что-то. Она сама не поняла, что. Ни тогда, ни потом. Но девушка сползла с кровати, шагнула к нему, — к своему отцу, чёрт возьми! — обняла, ткнулась лицом в грудь, и замерла так, холодея от собственной смелости.

Он вздохнул, провёл ладонью по её волосам, раз, другой. Отстранил:

— Мне пора.

Хрийз кивнула.

— Вы тоже… — начала она, и голос вдруг сорвался… — В общем, тоже… Берегите себя, отец.

Он улыбнулся. Кивнул. И исчез.

Ушёл на Грань, поняла Хрийз. Там, на Грани, идёт война. Война, которую Третий

Мир может проиграть.

В окно сыпануло острым колючим снегом. Над Сосновой Бухтой буйствовал зимний буран.

Хафиза Малкинична, изругав как следует для порядка, подопечную свою всё же отпустила.

— На удивление последствий мало, — сообщила целительница. — Я ожидала худшего!

— Мне сказали, — осторожно выговорила Хрийз, — что баланс между стихиями

Смерти иЖизни был нарушен, а сейчас он восстанавливается. Наверное, поэтому без последствий?

— Дитя горькое, — сообщила ей Хафиза Малкинична, сочувственно качая головой.-Последствия — будут. Ты расплатишься за то, что влезла, куда не следует, сполна.

Рано или поздно. Так или иначе. Подобные деяния оставляют шрамы в душе навечно.

Но состояние твоей ауры на сегодняшний день — намного лучше, чем я ожидала. Не идеальное, заметь. А лучше того, что могло бы быть.

— Вы сказали, я расплачусь, — задумчиво выговорила Хрийз. — А когда? И как? Я умру?

Целительница покачала головой, сказал мягко:

— Я не знаю, Хрийзтема. Честно, не знаю. Но ты уж постарайся жить дальше без глупостей. У тебя нет резерва, он истощён. Имей в виду и не лезь, глаза вытаращив, в авантюры. Другой пройдёт по грани невредимым, а ты — непременно свалишься. И что с Дахар у тебя, кстати?

— А что Дахар? — искренне изумилась Хрийз.

Хафиза Малкинична поджала губы и пронзила девушку взглядом удава. Хрийз невольно поёжилась. Таким взглядом в камень обращают, на месте испепеляют!

— Дахар, — сказала целительница, — лучшая ученица старого Канча. Кое в чём она его даже превосходит. Если ты надеешься держать её на коротком поводке, то знай: у тебя будет получаться ровно до тех пор, пока она сама не пожелает обратного. Я понимаю, почему тебя тянет к неумершим, противоположности сходятся, но, бездна морская, Хрийз, будь осторожна! Ты ещё слишком юна для подобных игр.

— Нет никакой игры, — возмутилась Хрийз. — Никакой игры вообще! Просто так получилось. Она подругу сожрать хотела, я не дала, всё. И ничего мне от Дахар не надо. И никакого поводка не собираюсь даже, пусть живёт как жила.

Хафиза коснулась лба ладонью извечным жестом «рукалицо».

— Иди уже, — сказала целительница, отмахиваясь от неё, — иди… А не то задержись, я тебе какие-нибудь процедуры назначу!

— Не надо процедуры! — испуганно воскликнула Хрийз, пятясь к двери.

Хафиза лишь поморщилась, доставая из ящичка какой-то хрустальный прибор, явно магический. Хрийз поспешно выскочила в коридор. Едва не сбила с ног Лилар, ждущую её под дверью. В руке Лилар держала сумку: собрала вещи, пока Хрийз была на приёме у врача.

— Отдайте! — тут же потребовала Хрийз, хватаясь за ручки.

Не хватало ещё, чтобы за ней вещи носили, как за какой-нибудь принцессой.

Лилар отдала сумку, чуть усмехнулась, болезненно напомнив своей усмешкой кого-то очень знакомого. Только вот кого?

— Пойдёмте, госпожа. Я провожу вас.

Хрийз кивнула и пошла по коридору. Приёмные кабинеты располагались на первом этаже, и потому коридор вывел в большой холл с прудом-входом в подводную часть здания. В пруду плескались дети, береговые и моревичи, визг стоял до неба.

Золотые рыбки-младенцы плавали в отдельном пруду, с ними находились две нянечки.

— А вы и в школе со мной будете, Лилар? — спросила Хрийз, подумав про себя:

«Вот же засада, если так!»

— Я вам не помешаю, госпожа, — ответила Лилар.

— Здорово! — не сдержалась девушка.

Охраны ей только не хватало! Но, похоже, альтернативой был чулан в Высоком

Замке. Ну или комната в одной из башен, какая разница.

Лилар вдруг осторожно придержала подопечную за локоть, приложила палец к губам. С тихим, едва слышным шорохом развернулся вокруг обеих щит. Неправильная горничная потянула Хрийз в сторону, за густые кусты, высаженные в кадки вдоль пруда. Хрийз послушалась, мало ли. А потом увидела братьев Нагурнов, Гральнч сидел на лавочке в напряжённой позе, а Ненаш стоял, уголка в по своему обыкновению кулаки в карманы куртку.

— Лилар! — возмутилась Хрийз. — Подслушивать нехорошо!

— Болтать об услышанном нехорошо, госпожа, — не согласилась Лилар. — А слышать, видеть и замечать необходимо всё. Тихо. Внимай.

Хрийз поджала губы. Может, стоило бы потребовать снять щит и выйти, чтобы

Нагурны увидели. Но любопытство перевесило. Лилар не зря спрятала, значит, братья говорили о ней, о Хрийз. И что же такого они говорили?

— Болван ты, братец, — невозмутимо выговаривал Гральнчу Ненаш. — Сто-е-ро-со-вый.

Последнее слово он выговорил со вкусом, по слогам.

— Ладно тебе, только и можешь, что браниться, — с неудовольствием выговорил

Г ральнч. — А по существу вопроса что-нибудь сказать — не-a, не дождаться от тебя.

— Я и говорю по существу вопроса: ты — болван, — отрезал Ненаш. — Что ты от девчонки хочешь? Чтобы она забыла, как тебя звали?

Хрийз немо вытаращилась на Лилар. Вот почему та решила спрятаться! Лилар приложила палец к губам, чуть улыбнулась, кивнула на говоривших: слушай, мол.

— Ну да, как будто сам ты со своей Пельчар вёл себя по другому, — нагло заявил

Г ральнч.

— А ты не путай, пожалуйста, — предложил Ненаш. — Тогда шла война, Пельчар потеряла всех своих близких, некому было одёрнуть её. И она чётко знала, чего хочет. А твоя, прости, себя понять не может, не то, что… Продолжай дурить, и ты её потеряешь навсегда.

— Ну, уж и потеряю, — хмыкнул Г ральнч.

Хрийз тут же захотелось выскочить из кустов и от души огреть нахала ботинком по башке! Она даже дёрнулась вперёд, но Лилар положила ладонь на плечо и придержала.

— Даже не сомневайся, дурака кусок, — презрительно хмыкнул Ненаш. — Она – Сирень-Каменногорская, пусть и бастард, что это меняет. Маму её ты видел?

— Видел, и больше не хочу, — угрюмо буркнул Г ральнч

— Яблочко от яблоньки, — напомнил Ненаш народную поговорку, — хвост к хвосту.

Помнишь фамильные особенности нашей правящей семейки? Верность.

— Ну, вот и сам понимаешь, что…

— А ты — понимаешь, братец? — улыбочка у Ненаша вышла неприятненькая, с кончиками клыков напоказ.

Хрийз невольно потёрла руку, помнившую их остроту. Аккуратные шрамы, давно всё зажило, но сейчас прямо зачесалось. Упырь, что ты хочешь. Глаза б его ауру не видели никогда…

— Верность, — сказал Ненаш, — относится не только к любви, мой дорогой родственник. У Каменногорских это, прежде всего, верность долгу, вспомни их историю, а не вспомнишь — пойди в библиотеку, почитай. Пока ты строишь из себя обиженку с маленькими глазками, девочку запросто усовестят замуж хоть за того же тБови. И она пойдёт, потому что ты — ты, идиотина такая! — ничего не сделал для того, чтобы её удержать. А потом забегаешь, ох, братишка, как же ты забегаешь, язык высунув! Но от чужой жены не добьёшься ничего, кроме короткой просьбы оставить в покое. От мужа её, правда, добьёшься большего: в рыло да по уху и ещё спасибо скажешь, что не искалечит до полусмерти. Молчи! Я знаю, что ты считаешь себя боевым магом, но дураком-то впридачу себя не считай. Каков ты боец против, скажем, Двахмира или того же тБови? А? То-то же.

— А я виноват, что ли, что пока в «саркофаге» лежал, они выросли и выучились драться? — возмутился Гральнч. — Раньше-то попробовал бы кто…

— Забавно, правда? — неприятно усмехнулся Ненаш. — Хозяин горы скатился в грязь, и у горы теперь новый хозяин. Невелик выбор у старого: сидеть в грязи или снова лезть на вершину. А, забыл, можно ж ещё грязью кидаться в тех несчастных, кто мимо идёт. Особенно в хорошеньких девушек с высоким статусом. Вдруг они тебя за то возлюбят неимоверно, подхватят под ручки, да и вынесут наверх, грязи прямиком в князи.

— Хватит издеваться, упырюга проклятый! — окрысился Гральнч. — Не можешь ничего дельного сказать, так и молчи.

— Я — упырь, — согласился Ненаш. — Сам выбрал, мог честно умереть, и не умер, а сейчас и подавно не до собственной смерти: война. А ты вот что делать будешь, сГ рай?

— Вешаться, — угрюмо ответил он.

Хрийз вздрогнула, почувствовав, как напряглась на плече ладонь Лилар. Но что если Гральнч действительно возьмёт и повесится?!

— Вешайся, — хмыкнул Ненаш, — кто мешает… Только я тебя провожать не стану, пусть Дахар берётся; рассказать, как она самоубийц «любит»? Толку с удавленников никакого, жрать там почти нечего, кроме тоски предсмертной, а это тот ещё десерт, без клубнички не проглотишь.

— Меня сейчас стошнит, — сообщил Г ральнч, и вправду делаясь из оранжевого зелёным.

— Верёвку нести? — безжалостно спросил Ненаш. — Или, может, пакет?

— Иди ты в…, братец! — злобно пожелал Г ральнч, отворачиваясь. — Тоже мне, гурман нашёлся!

— Ты извинишься перед нею, потому что обязан извиниться, — серьёзно сказал

Ненаш. — А дальше будет видно. Если ты ей уже не нужен, то оставь в покое, отвали и займись каким-нибудь делом, чтобы дурь вытрясти из башки. А если ещё нужен, тогда в кои веки раз дураком не будь, не испорть всё снова. Удачи.

Ненаш вынул из карманов руки, разжал пальцы. Портал упал вокруг него плотной тёмной стеной. Ещё миг, и портал схлопнулся, исчез. На лавочке остался один только Г ральнч, искренне считавший, что его никто не видит. Он вскочил, с размаху пнул ногой ближайшую кадку, стиснулс зубы — больно. Пну ещё раз. Выругался. И ушёл в воду, одним слитным движением, без всплеска.

Хрийз выбралась из кустов, долго смотрела в воду даже после того, как

Г ральнч скрылся в одном из боковых ответвлений. Услышанное основательно разбередило душу. Хрийз не знала, что ей делать: плакать, смеяться, искать упрямого, чтобы высказать ему всё, что о нём думает… А Ненаш-то каков!

Раньше Хрийз думала, что Ненаш полностью беззащитен перед нападками брата, через слово обзывавшего его упырюгой, да ещё дохлым. Но на деле Ненаш просто терпел выходки бестолкового. Надоело терпеть — походя загнал ему под шкуру немало отменных иголок. Хрийз знала Гральнча. Тому сейчас было невыносимо.

Придёт извиняться, интересно? Не придёт?

— Пойдёмте, госпожа, — напомнила о себе Лилар.

— Зачем вы нас спрятали, Лила, — с досадой сказала Хрийз. — Лучше бы я этого всего не слышала…

Она взяла сумку, пристроила её себе на плечо и пошла к выходу.

Ветер улёгся, с неба сыпался мягкий снег, такой густой и обильный, что под ногами рябило тенями от снежинок, тёмно-синими в зеленовато-оранжевом свете уличных фонарей. Упрямо раскрывали, вытягиваясь к летящему снегу, прозрачные бутоны стекляники, зимние цветы, поулмагические растения, способные собирать и накапливать в себе стихию Жизни. На клумбах стояли светло-бежевые, красноватые, золотистые розы, памятные по прошлому году, а по сугробам, по заметенным тропинкам, где попало, поднимались синие, в жёлтый крестик, колокольчики, явно сорные, пробившиеся лишь благодаря недавнему выплеску родной им стихии. По весне, когда снег сойдёт, колокольчики аккуратно выкопают сотрудники Службы уборки и перенесут в другое, более подходящее такому непритязательному цветку, место. Не с розами же им рядом цвести!

Хрийз сжала и разжала пальцы, вспоминая, как сама обустраивала городские клумбы в прошлом году. Не то, чтобы она скучала по лопате. Но хотелось развести цветы, причём не на балконе. Чтобы собственный дом. Клумбы у крыльца. Дети…

Хрийз стиснула зубы, прокусив губу, — больно. Солоноватый привкус крови во рту отрезвил, выдул метель из головы. Размечталась. Какие дети, когда на личном горизонте вместо будущего мужа — сплошные проблемы. Да и… и вообще! Рано еще!

Вот.

На трамвайной остановке никого не было. День, всё-таки. Все заняты кто работой, кто учёбой. По уму, надо было и Хрийз возвращаться в школу, но она решила, что раз пропустила уже столько дней, то оставшаяся половинка суток погоды не сделает И потому села в первый же подошедший вагон. Прошла на заднюю площадку, взялась за поручни. Вагон звякнул, захлопнул двери и резво побежал по знакомому маршруту.

С крыши трамвая срывало снег, и он вихрился следом белыми змеями. Город тонул в метели, таинственно мерцая льющимся из окон и от фонарей светом. А жаль, что новый год тут встречают весной, когда исчезает снег и появляется солнце.

Бездумно хотелось праздника, как в детстве, с ёлкой, мандаринами, подарками, шоколадными конфетами…

Пронесло мимо окон Площадь Девяти, и Хрийз очнулась: да ведь трамвай как раз к Ненашу в гости привезёт, как тогда! Видеть младшего Нагурна не хотелось,и вовсе не потому, что тот упырь. А потому, что там и старший вполне себе отираться может, глаза бы на него не глядели!

Хрийз сошла на следующей остановке и пошла обратно, в сторону площади. Ноги сами свернули в нужный переулок, принесли по старой памяти в булочную матушки

Милы.

В булочной по-домашнему вкусно пахло сдобой, горячим счейгом, травами. И любимый столик у окна оказался свободен. Но матушка Мила, хоть и обрадовалась гостье, обратилась на вы и «ваша светлость». Хрийз едва не расплакалась от обиды и отчаяния: статусная стена резала душу с лёгкостью ножа, вспарывающего внутренности.

— Матушка Мила, ну, пожалуйста! — взмолилась Хрийз. — Ну, хоть вы-то!

— Ребёнок вы ещё, Хрийзтема, — качая головой, выговорила булочница.-Привыкайте. Чем быстрее, тем лучше.

— А я, может, не хочу привыкать! — сердито высказалась Хрийз, с трудом удерживаясь от желания ещё и ногой притопнуть. — Не хочу я!

— Надо, — сочувственно сказала госпожа Мила. — Надо! В вашей жизни «надо» будет больше, чем у любого другого; привыкайте. Вам, как всегда? С маком?

— Да… — уныло кивнула Хрийз, поняв, что разговор окончен.

Она взяла поднос, составила на него тарелку с булочками, пузатый заварничек с горячим счейгом и кружку. Булочки пахли как сумасшедшие, рот сразу же наполнился слюной.

— А тебе что, Лил? — добродушно спросила матушка Мила.

Хрийз резко обернулась, едва не выронив поднос:

— Лилар! Я о вас совсем забыла!

— Я же сказала, — мягко отозвалась Лилар, — что не помешаю вам, госпожа.

— Не делайте так больше!

Лилар качнула головой, сказала:

— Я не вмешивалась в ваш разум, госпожа. Вы думали о своём, я всего лишь старалась не мозолить вам глаза.

— У вас получилось, — сердито сказала Хрийз, — но вы больше так не делайте всё равно! Я не хочу забывать о вас!

— Не хотите — значит, не забудете, госпожа, — сказала Лилар.

Хрийз внимательно смотрела на неё. Неправильная горничная не отводила взгляда, и, казалось, что она… да нет, не смеётся, конечно же… а так, усмехается.

Бестолковость подопечной её забавляет, но опять же, без зла. Как взрослая, много повидавшая, личность забавляется над стр-рашным рычанием месячного щенка.

Неприятно сознавать себя бестолковым кутёнком, что ни говори.

Девушка отвела взгляд первой. Пошла к своему столику, и услышала за спиной голос матушки Милы:

— Береги девочку, Лил.

— Сберегу, — серьёзно пообещала Лилар.

Хрийз поставила поднос на столик, стянула с себя шубку, устроила её на соседнем сиденье. Налила счейг в кружку, подвинула к холодному окну: пусть слегка остынет. Взяла булочку, стала есть… За окном кружился снег, вспыхивая в уличном освещении зеленоватым искрами.

Как же всё… словами не передать. Гральнч, дурак оранжевый. И Лилар…

Лилар подошла чуть погодя, тоже с булочками.

— Я буду рядом, не возражаете, госпожа? Соседние столики заняты.

— Не возвражаю, — вздохнула Хрийз.

Лилар устроилась напротив. Девушка смотрела на её аккуратные точные движения, и понимала — это тебе не просто слуга, это — боевой маг с огромным опытом. Можно сказать, спецназ. А что в горничную играет, так мало ли что у нее там в контракте записано. Не хотела, не играла бы. Вряд ли это именно князь от нее такого потребовал, кстати. С него достаточно было согласия присмотреть за дочерью.

— Что, Лилар, так всё плохо? — тихо спросила Хрийз. — Только честно! Пожалуйста!

Лилар вздохнула. Сказала мягко:

— Вы — последнее дитя правящей фамилии Сиреневого Берега, и вы – единственный пока на весь наш мир проводник стихии Жизни. Куда уже хуже…

— А Желан? — спросила Хрийз.

— Желан Неверов — ваш младший, госпожа, — сказала Лилар. — Он не сможет войти в силу без вас. Если вас не станет, он погибнет, скорее всего…

Погибнет. Хрийз стиснула кулачки, вспоминая Желана, его улыбку, умопомрачительное мастерство по части кулинарии… Погибнет?

— И никаких шансов? — спросила девушка.

— Никаких, госпожа, — качнула головой Лилар.

— А если Канч сТруви погибнет — не надо, конечно же, но вдруг… то это значит, что Ненаш и Дахар…

Лилар снова качнула головой, сказала мягко:

— Ненаш и Дахар давно уже состоялись именно как маги своей стихии. Они могли бы уйти и начать самостоятельную жизнь, во всяком случае, Дахар — так уж точно, но из уважения к наставнику не делают этого. Может быть, где-то им даже страшно, ведь инициация в изрядной степени консервирует личность и дальнейшее взросление, скажем так, затруднено.

Хрийз обдумала сказанное. Сказала:

— И я тоже? Буду медленно взрослеть?

— И вы тоже, госпожа.

— Весело, — Хрийз рассеянно потянулась к очередной булочке.

— Прежде, чем что-то получить, надо вначале что-то отдать, госпожа. Правило едино и оно одно для всех. Вместе с силой возрастает и слабость. Знать свои слабости и научиться компенсировать их — вот ваша главная задача сейчас.

— А почему другие не могут пройти инициацию так же, как и я? Если стихия

Жизни возрождается?

— Погасить источник легко, госпожа, — сказала на это Лилар, — Возжечь снова-непросто. Всё будет. Появятся и другие, инициированные Жизнью. Но ещё не сейчас.

Сейчас — ещё рано.

Хрийз кивнула. Молчала, отщипывала булочку, свежайшая сдоба таяла во рту.

За окном всё так же падал снег, почти отвесно, без ветра, круглыми рыхлыми хлопьями. Так ещё порой рисуют снег дети — крупным горошком на фоне небрежно отчёркнутых серым карандашом городских улиц…

Мысли сами вернулись к Гральнчу. Не отвлечёшься от него. Не забудешь. Ну, какой же он балбес, нет слов! Сам придумал, сам поверил, сам обиделся. И хочет, чтобы перед ним за его фантазии извинялись ещё. Но растравить ответную обиду не получалось: Хрийз виновато припоминала корабль и сЧая; если бы не Желан, так вовремя появившийся, кто его знает, что там случилось бы… сЧая она, впрочем, тоже ни на один миг забыть не могла. Как он уйти хотел, не дождавшись обещанного оберега! Возмутительно. Вот ушёл бы и сгинул там, в море, на войне, хорошо, что ли, стало бы?

Лилар осторожно коснулась ладонью руки девушки. Хрийз вопросительно посмотрела на неё. Неправильная горничная шевельнула пальцами, и Хрииз ощутила слабую волну магии, будто бы сразу развеявшуюся без следа. Без следа ли?

Начинался вечер, в булочной прибыло посетителей, но звуки после жеста Лилар словно бы отдалились, ослабли, а потом и вовсе исчезли. Секущий окно снег теперь сползал по стеклу абсолютно бесшумно.

— Нас не услышат, госпожа, — сказала Лилар. — Простите, что вмешиваюсь. Но я наблюдала за вашим мальчиком. Он вас любит, не сомневайтесь.

— Любит… мой… — Хрийз покачала головой, — Вы так уверены…

— Простите ещё раз, за бестактный вопрос, — Лилар чуть улыбнулась, понимающе, по-доброму, как…

Как мать.

— Был ли в вашей жизни мужчина или парень, который вам бы очень нравился, но зато вы оставались для него безразличной?

Хрийз хотела было сразу ответить «нет», а потом вспомнила учителя Несмеяна.

Аж в затылке засвербело от стыда: надо же было ещё ему в чувствах тогда признаться! И как он смотрел на неё, со всепонимающим участием. Как на ребенка несмышлёного. Да она и была для него ребёнком! Сколько он таких на своей работе видел…

— Видите разницу между безразличием и влюблённостью? — подсказала Лилар.

Хрийз задумчиво потёрла затылок.

— Да ведь совсем разные люди же, — сказала она. — Как их можно сравнивать?

— Это неважно, что разные, — не согласилась Лилар. — Поведенческие паттерны всегда одинаковы. Здесь всего один критерий: влюблён или безразличен. Или влюблён или безразличен, понимаете?

Хрийз кивнула. Потом почти против воли сказала и поморщилась от того, насколько жалобно прозвучал её голос:

— А что же мне делать теперь?

— В отношениях, госпожа, уверенно чувствует себя тот, кто прав перед любовью, — объяснила Лилар. — Конкретно в вашем случае… Вы — правы?

— Я… — Хрийз снова припомнила корабль и сЧая, а потом опять сЧая, но уже в замке, и ещё его же на набережной, когда оберег ему отдавала. я не знаю, — честно призналась она, подняла взгляд и снова увидела добрую улыбку Лилар.

— Что ж, вы хотя бы сказали «не знаю», — кивнула Лилар. — Уже лучше. Вы должны понять, нужен вам этот мальчик или не нужен. Если нужен, то он не безнадёжен, поверьте.

Хрийз толкнула пальцем пустую кружку, покатала её по столу. Спросила, не поднимая взгляда:

— Это же мезальянс, да? Мне ведь не позволят…

— Стихийному магу-хранителю нельзя позволять или запрещать что-либо, госпожа, — мягко сказала Лилар, — Ваш отец добивался именно этого. Чтобы вы могли решать сами.

— Ну, да, он говорил, — сказала Хрийз, катая кружку. — А если бы… Если бы забрал сразу же, как я попала сюда. Год с хвостиком назад. То что бы было?

Лилар слегка развела ладонями, и Хрийз заметила кольцо у неё на пальце, серое, с металлическим отблеском, как бы вовсе не стальное, кольцо с отчётливой аурой одной из изначальных сил, Сумрака. Опасное колечко. Очень опасное.

— Я полагаю, что после признания эмиссарами Империи вашего происхождения, вас отдали бы замуж за правителя Островов в исполнение долга перед родом тБови.

— Бедный сЧай, — вырвалось у Хрийз поневоле.

Лилар улыбнулась.

— Да я тогда была… — пояснила Хрийз торопливо. — Я, простите, моревичей вообще не воспринимала никак, и чтоб за одного из них замуж! Это же ещё прилюдно на свадьбе с ним поцеловаться надо бы было… — и она поёжилась, представив себе эту картину в подробностях.

— На самом деле, бедная вы, — не согласилась Лилар. — В Стальнчбове вас бы сожрали и косточки выплюнули в первый же год. Господин тБови, уж простите мне такие характеристики, наивный идеалист, до сих пор верит в тех, с кем в юности хлебнул военного лиха, а ведь кое-кто из них давно привык к мысли, что смена правящей династии — лишь дело времени. Трудновато упускать из рук кусок, на который уже разинул роток!

Хрийз вспомнила реакцию сЧая, когда попыталась предупредить его о возможном недруге в Стальнчбове. Она помнила тот дурной сон, после которого решилась сказать вообще хоть что-то — сон вспомнился очень отчётливо: бассейн с отравленной водой, куда сЧай собрался нырнуть на ночь, как у моревичей это принято. Давний сон неприятно захолодил затылок. Похоже, сЧай вправду таков, как сказала о нём Лилар. И попадётся в ловушку как нечего делать…

— Никакая вы не горничная, Лилар, — сказала Хрийз, помолчав. — И не прислуга. И вообще.

— Я хочу, чтобы вы жили, — тихо ответила Лилар. — А это возможно только, если вы будете осознавать все риски. Кто-то же воткнул вам в волосы артефакт Опоры тогда.

Кто-то смутил ваш разум настолько, что вы бросились выручать подругу, перепрыгнув через слово старого Канча, пообещавшего вам, что Ель Снахсимолу никто из его сотоварищей, не говоря уже о младших, не тронет в его отсутствие.

Наверняка, было что-то ещё, о чём я не знаю, и что теперь уже бесполезно вылавливать. На вас открыта охота, Хрийзтема Браниславна. Это ясно, как светлый день. Но вы — уже не ребёнок, вы — инициированный маг. Помогите мне. А я помогу вам. Помогу выжить.

— В обмен на что? — тихо спросила Хрийз. — Не просто же потому, что я вам нравлюсь, Лилар? Ведь первым делом я усвоила в вашем мире то, что за всё здесь надо платить. И за вашу преданность тоже.

Лилар снова усмехнулась. В её странных прозрачных глазах Хрийз прочла тихое одобрение. Как будто — вот, снова, то же самое чувство! — мать гордилась словами своей повзрослевшей дочери.

— Есть нечто, что могут дать только Сирень-Каменногорские, — сказала Лилар.-Это был добровольный контракт.

— Надеюсь, не такой, как у меня со старым Црнаем, — вздохнула Хрийз, качая головой.

— Нет, — заверила Лилар. — Не беспокойтесь, госпожа. Когда-нибудь потом я вам расскажу подробности. Но пока ещё не сейчас.

Хрийз поняла, что большего от неправильной горничной не дождётся. Хватит и того, что Лилар разговорилась. А то всё тень из себя изображала. Такую себе тень, огромную и грозную, причём себе на уме. Особенно если видеть умеешь.

— Пойдёмте, наверное, — сказала Хрийз, выбираясь из-за столика. — Надо вернуться в школу…

После тёплого уюта булочной мороз показался злее, снег — острее. Больше не было пушистых ватных комочков из детской сказки: поднялся ветер, а температура ощутимо упала. Теперь в лицо летели мелкие ледяные осколки, и холод пробирался даже под тёплую волчью шубку. Хрийз поёжилась, вспоминая, как именно ей досталась шуба. Береговые волки — звери серьёзные. Прошёл год, казалось бы, немного совсем, а сколько всего уже можно вспомнить. Сравнить себя нынешнюю с прежней. Удивиться и ужаснуться переменам…

Хрийз прошла по улочке к Площади Девяти. Ближайшая трамвайная остановка была там. Хотя, собственно, можно было спуститься и вниз, перейти замёрзшую речку, выйти к общежитию Службы Уборки… Ладно, в другой раз.

По путям полз трамвай-снегоуборщик, свирепо вращая щётками, снег так и летел во все стороны веером. В воздухе разливался ровный гул, которому вторили стёкла в близлежащих домах. Хрийз поглубже натянула капюшон. Надо было пересечь площадь, пройти мимо места памяти… Девушка хорошо помнила дорогу, сколько она тут выгребла листьев и мусора позапрошлой осенью… и сама сажала в зиму луковицы стекляников…

Стекляники исправно цвели, высовывая из снега прозрачные, слабо светящиеся синим, головки. Мёртвый гранит, неживой снег и живые цветы. Наглядное пособие на тему сплетённых в неразрывное кольцо жизни и смерти.

«А ведь двое из них ещё живы, — думала Хрийз, проходя мимо каменных фигур.-Дахар и Ненаш. Каково им, знать, что ещё при жизни им памятники поставили?»

Ненаш носится со своим статусом как ребёнок, всем показывая, какой он жуткий упырь, а на деле-то… Тоже не повзрослел из-за не вовремя случившейся инициации?

А Дахар…

Хрийз оглянулась на Лилар, хотела поторопить её, холодно же. Но промолчала.

Лилар стянула с головы капюшон и так стояла, а на её прозрачные волосы падал, и уже не таял снег…

— Вы, наверное, их хорошо знали? — тихо спросила Хрийз, подходя ближе.

— Да, почти всех, госпожа, — отовалась Лилар глухо. — Злату не застала… Станч

Занчови хороший был парнишка… Обидно за него, погиб не в войну, а в мирное время.

Жаль, что здесь нет Светаны, младшей Дахар. Она сделала для победы не меньше…

«И тоже погибла», — вспомнила Хрийз дневник Фиалки.

В зеленовато-оранжевом свете фонарей профиль Лилар отчётливо был виден – тени и свет, жёсткая складка у губ, форма носа… Хрийз медленно перевела взгляд на каменную Дахар. Да быть не может!

— Лилар, — внезапно охрипшим голосом сказала Хрийз, — а кто вам Дахар? Вы явно в родстве, вы похожи!

— Дочь старшая, — с горделивой улыбкой ответила Лилар.

Старшая. Значит, есть и младшая. Внезапно Хрийз поняла, что именно могла попросить Лилар у князя Сиреневого Берега.

Защиту.

Защиту для младшей дочери. И сыновей, если они у неё были. Да и Дахар, хоть и с клыками, а своя… и к Хрийз в зависимость угодила, сомнительно, чтобы Лилар о том не знала!

Девушке внезапно стало зябко настолько, что тело под шубкой просто затрясло.

Какой мороз!

— Пойдёмте, Лилар, — тихо попросила она. — Холодно…

— Да, госпожа, — отозвалась неправильная горничная.

Они пошли к остановке, оставляя за спиной каменные фигуры. Хрийз спиной чувствовала исходящую от застывшего гранита силу. Сила не угрожала и не призывала, она просто спала до поры. Настанет время, придётся пробудить…