12.23
и лицедей уже у себя. Прохлада и покой прихожей его особняка, отгороженного от улицы кипарисами, смягчила его. Впервые взбрело на ум заняться личными делами жены, проникнуть, без приглашения, в ее комнаты.
Тут все было невкусно и мышиное, так как умница только ночевала дома, то ничего не свидетельствовало, что это покои пресловутой ученой. В будуаре стоял скромный секретер, ящички которого лицедей решил перерыть в поисках обличительного.
Остатки ума подсказывали ему, что это глупо, бесполезно, и хуже всего, некрасиво. Но необъяснимое раздражение вынуждало его не слушаться писка благоразумия. Он решил он был в ярости и в опасном возрасте. И все.
На секретере желтело несколько фотографий. Его жена была тут снята с родителями, еще девочкой. На одной и с ним, на другой в подвенечном платье. Омерзительная мишура.
Но от этой карточки он оторвался не скоро. Рядом стоял он сам, одинокий, еще жених И чем все это кончилось. Но лицедей не достал снимка из рамы как сперва захотел, а только отвернулся, напружившись, а встал и подошел к одному из зеркалов.
Добросовестный муж. Забыл в оный миг о послесвадебном скандале, об историях с молодыми людьми, о тех сценах, о наклонностях к кожуху, о ревности к щеголю, все что игралось четверть часа назад. Лицедей знал, что он прав. Она виновата. Он ее накажет.
Но доказательства? Он вернулся, приступил к поискам в мебели жены. Однако созерцание карточек его несколько расхолодило. К секретеру он вернулся не с тем вдохновением, как сперва.
Конечно, они провели отлично годы с того дня, как их вот здесь фотографировали. Бесспорно быт его жены ему был ведом в мелочах, тем более никем не осуждаемых, что умница слишком значительна по себе, никого они не касаются и и он[12] не обращал никакого внимания. Разумеется, не было повода у него быть ей недовольным и на дне, по правде, гордился такой женой распространенный краснобай.
Но теперь все кончено. Если бы даже он и хотел ее извинить, не смог. Ее отношения с разстригой принимают облик делающий ее совершенно независимой от мужа во всех отношениях и ее дружба с лебядью, упавшая камнем между ним и кожухом, все переполнили, хотя до сих пор так называемая чаша терпения и была вообще пустой. Умница могла поступать как хотела, он терпел бы всякую ее свободу, но не ту, что лишила свободы его так как свою свободу он считал замочком их супружеского свода. Но если бы он и расстался со свободой, то не поступится своим достоинством, а поступки его жены, по мере того как он размышлял, оказывались все более позорными и преступными.
Он открыл один из ящиков неохотно и вяло. Заметил это, снова вскочил возмутившись.
Что с ним? Почему его действия так вялы и неуверенны. Откуда бессилие не то перед этой женщиной, не то перед нуждой в доказательствах, которые так легко найти. Стоит протянуть руку.
Он извлек коробку с письмами и открыл. То были его письма, которые он писал еще невесте, и сложенные в порядке, перетянутые резинкой и которые видимо умница берегла. Может быть которыми и дорожила.
Вот забавно. Лицедей достал одно и углубился. Не мешает узнать годы другим человеком: коим перестал быть, сейчас особенно. Красноречие отступления, желание нравиться в каждой строке, сдобренные игрой легкой, непринужденной. Письмо неплохо написано. Досадно, что сейчас он не может написать такого же ей, а если бы. Краснобай взволновался, затосковал. Дочтя страницу он отложил письмо откинулся поплыл по мыслям. Его гнев просох. Сидел человек опустившийся, обнищавший, имущество которого продали с торгов сознававший себя и сознававший, что нет выхода из этого разорения.
Боже, до чего он ослаб. Вложил письмо в конверт, повертел в пальцах, снова достал и принялся перечитывать. Это его приободрило. Разница между его нынешним положением и прошлым вернула бы ему решимость бороться, но когда снова сложил письмо, убедился что его тянет к этой кипе, желая продолжать, что больше ничего больше он не в состоянии. Он хотел опять взяться за письмо в третий раз, почувствовал отвращение, со слабостью бросил письма в ящичек и отошел. Что делать? Бессилен бороться с этой женщиной. До сих пор он считал ее только приправой к собственной жизни. Но теперь оказалось, что она умница так превыше его и недоступна. Недосягаемая, застрахованная от каких бы то ни было покушений с его стороны.
Вот ему доложили, что его хочет видеть швея. Просил ее принять, вышел в большую гостиную, устремился обрадованный, что его отвлекли от этих размышлений.
— Хорошо, что я вас застала, лицедей, по существу я могла бы и не заезжать к Вам, а прямо в лес, но мне захотелось узнать не здесь ли вы, чтобы переброситься мячом.
— Садитесь пожалуйста, сказал лицедей принимая позу, и сделайте одолжение я чрезмерно внимателен.
— Есть один разговор, один слух, по поводу которого я бы хотела
— Опять слух и разговор, перебил лицедей, простите что прервал, но замечательно, что с утра, правильнее с полудня, весь город наполняется слухами. Не подошел ли день страшного суда, когда все ватное станет дубовым. Насмешка придала ему бодрости и обидела швею. Швея строго:
— Я потревожила вас из-за дела, которое считаю важным и буду говорить безо всяких обиняков, так как я не люблю церемоний. Мне только сказали, что вы оказываете слишком много внимания щеголю. Сперва я решила не обращать внимания на донос, но потом в пути передумала, переменила маршрут и застала вас, чтобы сказать вам, что я этого не позволю. Лицедей пришел в неописуемый восторг, захлопал в ладони. С такими приемами она не была опасна. Он подскочил от восторга.
Спасибо, завертелся за дружбу, швея, которой вы меня удостаиваете, посвящая в отношения Ваши с щеголем, дорогая. Но я тут ровно не причем. И если до вас какой-нибудь слух и дошел, и так далее, то верьте рыболовные суда не имеют никакого основания сожалеть о том, что они плавают в этом море, а не в другом.
Лицедей, я Вас достаточно хорошо знаю, чтобы позволить вам скрывать свои мысли. Вам я не верю, так как вижу вас насквозь. Вы прячете лицо в слова и изречения, но это меня не запугает. Я не слышу того, что Вы говорите, я только слушаю зная, что Вы лжете.
Лицедей посмотрел очень внимательно на свои ладони, точно осведомившись о своей судьбе с помощью хиромантии, пересел из одного кресла в другое, покачался, покачался и продолжал молчать.
— Так же молчанию Вашему не придаю я значения, как и Вашим возражениям. Буду продолжать делать наши с вами опыты, пока вы не затанцуете. Ведь я знаю ваш фокус и потому он и не производит на меня действия. Впрочем, Вы это отлично знаете.
Лицедей становился все осторожнее прежде чем приступить к состязанию.
Он снова пересел на прежнее кресло, изучил его обивку, пощупал сцветение гвоздики и молчал.
Слова Ваши, продолжала швея, уменье преобразить видимый мир и заставить верить, что все не такое как мы видим, а такое каким ваша живопись его показывает, замечательны. Но я жительница другой волости, и ваша власть не простирается на меня. Вы хитры, хотя трусливы и подлы, как всякий художник чем меня заполучите вне меня там, где небо соприкасается с возвышенностями. Этому только я хочу помешать.
Ваше влияние на щеголя мне не нравится и я уже замечаю дурные последствия. Заявление это было непредвиденным не только для лицедея, но и для швеи. Портить щеголя — что за сомнительное остроумие — но швея едва ли уже хорошо слышала себя, почему продолжила положить конец вашей дружбе с ним. И так как я коммерсант, то предлагаю Вам решить дело по коммерчески.
Мужичий прием лицедея покоробил и решив, что позволять швее злоупотреблять этим предметом беседы не следует. Обращение пахло дешевкой и водорослями и потому вернувшись в кресло, на котором он начал, он проговорил тем обворожительным тоном, который и сделал его парижским Богом: но не прежде, чем все предметы подлежащие купле-продаже будут выложены на стол.
Вы хотите меня запугать. На нашем с вами небе нет других величин, кроме одной и непременной — именно щеголя. До остальных этуалей[13] мне все равно.
— Нет же, воспротивился лицедей. Можете отвергнуть все то, что я Вам предложу, но не можете меня не выслушать. Поэтому я прошу дайте мне высказаться, а потом Вы можете поступить как Вам угодно. Так вот, нынче утром лебядь приехала к умнице в миг, когда та с разстригой покидала лабораторию, взволнованная, взбудораженная, уступила машину, в которой приехала к разстриге и отослав его, сама уехала с умницей. Вы разумеется посвящены, что вся чепуха известная и мужу лебяди, у которого я только что был, и от которого все воспринял осложняется тем, что когда разстрига сел в автомобиль, уступленный ему лебядью, оказалось, а может и заметил и до того, как сел, не играет существенной роли, что это автомобиль его жены т. е. ваш (швея порозовела), после чего события произошли настолько сложные и печальные, что я вместо того, чтобы быть уже в лесу за завтраком, приплелся сюда и не знаю поеду ли я в лес, как теперь я не уверен, поедет ли кто либо в лес из нас восьмерых и состоится ли это долгожданное собрание. Ваше же появление здесь, неожиданное и неуместное, Ваши расспросы о щеголе, в тоне, которого, право, я никогда за вами не подозревал, показывают, что ваша планета совсем не стоит особняком в связи с общей системой и что рассматривать ее надо. Не правда ли, наша семья мало отличается от солнечного мира? И если я вам уделяю место земли, лебяди — венеры, купчихе — юпитера, а умнице — сатурна, а мне в таком случае быть нептуном, разстриге — меркурием, кожуху — марсом, то щеголю придется играть роль Солнца. Скажите поэтому я не любопытствовал узнать, приехали ли вы в машине лебяди?
Какая связь между моим разговором с Вами, лицедей, и всей вашей историей. Поблажка она или нет, и накопляться продолжают какие-то события или нет и что хотел сказать автор всей этой путаницы — это особая статья, нам придется скоро приняться и за нее. Все это делает вашу дружбу со щеголем менее тесной, против чего я протестую. Ваш же тройственный союз мужей, в который Вы вовлекли и моего надеясь этим лучше прикрыть от меня союз мужей, и не мужчины, так как вы и не мужи, а только нарочно.
Лицедей попробовал защищаться средствами швеи (шпильками и булавками): мы вовлекли вашего мужа? Но ваш муж, явившись к кожуху, в течение всего пребывания там только и домогался быть принятым в союз пострадавших мужей, именно: привезя доказательства он хлестал нас и мы не знали как принять его выпады, сообщил что он де с нами товарищ по несчастью, так как лебядь разъезжает в машине его жены. Он вскочил к нам с готовым, оказавшись без оружия, планом грабежа.
Мы должны были сдаться на милость и мне посрамленному, пришлось ехать сюда, чтобы расхлебывать его сплетни и сальные намеки.
Если бы вы видели к каким немым приемам красноречия он прибегает. А вы то не причем или вы не видели лебядь до приезда к умнице или вы ее настроили. Не так ли это? Боже, что за загроможденье ненужных мелочей в этом мире. А именно сплетни я отвергаю, как раз не желая, чтобы ваша дружба с щеголем делала мое положение двусмысленным в глазах общества. Вырваться бы из круга моих друзей-лжеврагов, как убежать, так я не хочу жить в кругу, так не хочу знаться с такими великолепными особями как вы. Бубны, черви, пики, трефы, а не мужчины. Довольно с меня. Я терпеливо слушала ваши черные речи. Но все это мимо. Вам не отвечу, прекрасно понимая, что эта головоломка выдумана вами и раздута, чтобы замаскировать ваши слабости к щеголю и ваши с ним проделки. Вы можете возводить какие угодно укрепления сочинять сметы, устраивать заговоры и пускаться на хитрости. Но цель поставленная мною проста и я добьюсь. Я не хочу вашей вязки со щеголем, а остальное мне безразлично.
Бедная швейка. Уже замечала она, что силы ее подходят ко дну, тщетно пыталась найти в себе прежнюю уверенность, что он своего добьется и ощущала дрожь, влажные ладони. Лицедей уже видел, что ей трудно, ждал как она скоро выдохнется и пойдет прочь. Он смеялся. Стоя напротив швеи хохотал, непринужденно, с серебром. Швея удивилась, каким удовлетворением была полна эта радость. Лицедей: простите меня за разнузданность, но я не могу не смеяться видя, что вы такая же бессильная жертва, как и все мы хотя и стараетесь заговорить себя. Посмотрите как следует, оглянитесь, очнитесь, неужели вы не видите, что гоните меня во враги безо всяких оснований. Разрешите рассказать Вам поэтому:
Всего полчаса назад я был у щеголя, так он просил меня заехать, вслед за данным ему обещанием, но мне позвонил кожух и сообщил, что ему доставят некий новый состав от моей жены и так я торопился начать эту смесь, кажется для смазывания наконечников булавок перед втыканием их в материю (что якобы весьма уменьшает их трение), то я заглянув к щеголю сообщил ему, что я не могу присутствовать при его сборах и выехать с ним в лес на собрание друзей, а должен поспешить к кожуху, дабы наметить условия пользования. Ваш щеголь о котором вы так печетесь, оберегая его от меня, закатил мне сцену, необычайно запутанную и дал мне понять, что он де против моих встреч с кожухом. Вы говорите на разных языках — Вы и он, но говорите одно и то же и так же, как Вы кипятитесь из-за моей дружбы с ним, так и он из за моей дружбы с кожухом. Кто нибудь из Вас конечно прав. И если есть за что осуждать мои отношения со щеголем, то неправ щеголь, так как у него нет в таком случае поводов к наступленью на мою дружбу с кожухом, а если щеголь неистовствует, отношения с кожухом, моим товарищеским соперничеством, то тогда неправы вы и на вашем месте должен был бы сидеть кто-то другой. Поэтому даю вам добрый совет повидать сперва щеголя, сговориться с ним и потом столковавшись привлечь и меня к беседе.
— Не верю ни одному вашему слову. Ни вашей беседе со щеголем, ни тому, что вы ему приписываете. Хотите теперь переложить на него вину, как вы только свалили на мужа. Клеветник. Только заключаю из ваших слов, что есть что-то между вами и щеголем, чего вам не удалось утаить. Ну так что же? После домой. Беседа гостя начинала походить на попугая, повторяя одно и то же и не двигаясь с места. Переливанье из пустого в порожнее. Бессилие. Беспомощность. Полюс где нет движения. Что еще? И какой северный или южный. Кто прав, кто виноват? Отчего и оттого? Если что то возьмет между лицедеем и щеголем. Щеголь, но разве он непогрешим. Клевещет ли лицедей. Но и лицедей ведь не папа.
Она повернулась опять к собеседнику. Поглядела она на него. Лицо того постарело и вытянулось. Не страдает ли он также как и она. Она обошлась презрительно с его рассказами, а может быть они были не меньше горестны, чем для нее. И лицедей совсем вытянутый, как он должен был бы если бы...
Она встала посрамленной. Ах, очевидно щеголь обманывал ее, пристрастившись к лицедею. А она то поверила лебяди. Прощайте. Лицедей спустился, провожая ее. У крыльца действительно стояла рядом с его автомобилем машина лебяди. Я не поеду в лес, добавила швея. Извинитесь за меня перед друзьями. Передайте мужу, что я дома.
Лицедей захлопнул дверцу и замахал кистью. Занял место за рулем и без шляпы с лицом покойника уехал в заросли.