12.47

[В море на Elan]^[15]

Дверь открылась и за спиной увлеченной умницы стояла швея. Что вы делаете спросила она сухо, посмотрев на набросанные повсюду бумаги.

Перед этим она только что побывала в комнатах мужа. Так только стоило ей приехать, как ей сказали, что муж ее оделся и только что уехал. Что пока он был здесь, приехала умница, которая осталась наверху.

В поисках ее швея пошла к мужу и была поражена найти в его комнате невероятный беспорядок, галстуки, рубахи, костюмы, шляпы, простыни, разбросанные по полу в куче. Шкафы были раскрыты. Ящики перевернуты. Что бы это значило.

Она прошла к себе и увидела умницу, сидящую в ее салоне. На множестве валяющихся вокруг листов было написано одно и то же слово — щеголь. Ее комната напомнила ей комнату мужа. Что это такое. Все они сошли с ума что ли. И причем тут щеголь. Щеголь ей говорил сегодня, что он должен встретиться с умницей. Не отнеслась ли она равнодушно к этому, считая что в этом нет ничего особенного, и теперь что оказывалось. И с другой стороны эта встреча с разстригой, что это значит. В такой час, когда ее можно было меньше всего ждать. И ждала ли она удара с этой стороны. Перед ней сидела воровка, похитившая у нее любовника и мужа.

Что вы молчите, что это такое, что такое эти все листы, что значит, переспросила швея, садясь.

Умница подняла свое лицо заплаканное, но с таким выражением восхищения, что швее стало жутко. Умница молчала.

Швея подняла листы и прочла щеголь, щеголь, щеголь. Еще несколько, то же самое, листы ее заинтересовали. Она стала нагибаться, поднимая один за другим и кладя их на стол. Потом она перестала их читать и прямо клала на стол, твердя их содержание. Потом она стала ползать по полу, собирая листы и складывая их вместе. Через минуту все было собрано и сложено и все очарование пропало. Щеголь исчез. Две соперницы были друг против друга.

Что же вы делаете. Почему вы приехали сюда к моему мужу. И почему вы все время именно о щеголе. Что это значит.

Восхищенное выражение лица не покидало умницу. Она улыбнулась широко и спокойно, увлеченная своей идеей далекой и которую она могла только на минуту уловить и с которой она не хотела расстаться, за которую цеплялась, в которой ей открылся смысл, которого она никогда не знала и который должен был быть тотчас засыпан жизненным пеплом, так что от него не оставалось никакого воспоминания.

Швея не понимала этого выражения. Она чувствовала какое то особенное отношение к умнице вообще, она не могла не преклоняться перед этой женщиной слава и положение которой ей импонировали. Но в глубине она пожалуй испытывала некоторое презрение к ней, за то, что ее деятельность держала ее вдалеке от тех благ которые швея единственно ценила и которыми умница по ее мнению не пользовалась. Что она никогда не позволила бы себе ничего в отношении ее, что было бы не тактично Или что граничило с насилием. Но как могла она реагировать на сцену, которую застала. В другое время она решила бы, что умница просто сошла с ума. Такого времяпрепровождения от этой женщины она никак не ожидала, но с некоторого времени все было настолько необычным, настолько вышло за границы общепринятые, что швея чувствовала, как освободилась она вовсе от заурядных своих чувств и далекие вещи стали для нее явными, близкими и безопасными.

Резким движением она взяла собранные листы и обратилась к умнице: вы разрешите выбросить все это в корзину.

Умница пожала плечами.

Я думаю, что вы сами будете скоро стыдиться этого странного занятия. Поэтому я выброшу все ваши темы, а потом мы с вами обсудим этот факт.

Умница молчала.

Швея свернула ворох листов и бросила его. Потом она нашла себе подходящее кресло и уселась против беспомощной умницы. Вы влюблены очевидно в щеголя. Это очень хорошо, хотя быть может мне это неприятно. И для того, чтобы вы могли говорить в открытую, я хочу, чтобы вы прежде всего ответили мне на этот вопрос. Скажите мне просто, так ли это, ведь вам совершенно незачем это отрицать.

Умница молчала.

Впрочем, будете ли молчать или нет — это ничего не изменит. Заниматься таким ремеслом и писать сотни раз имя мужчины невозможно, если вы им не увлечены. Меня занимает вопрос: до чего нужно быть увлеченной, чтобы такое ремесло стало возможным. Я считаю вашу страсть и пристрастье несомненными. Я не знаю, когда началось это. Но в конце концов, это неважно. Но я говорю это не к тому, чтобы ломиться в дверь, когда нет даже стены. Я имею в виду два факта — что вы не могли выбрать более подходящего места для ваших занятий, как мой дом и что вы здесь назначили свидание моему мужу. А так как, это в третьих, вы не могли не знать о моей дружбе со щеголем, то ясно, что вы ведете двойную игру против меня — и с моим мужем и со щеголем. И если бы я сюда не приехала и притом совершенно случайно, раздумав ехать в лес то ваша игра могла бы удасться. Теперь же она удалась наполовину. И так мне удалось накрыть вас во время второй половины, я требую от вас ответа.

Умница продолжала молчать. Но когда она смотрела, как швея кидала в корзину ее листки — блаженное выражение лица опять исчезло у нее. Оно стало горьким, невыразимо горьким, кислым, тяжелым. Слезы опять наворачивались на ее глазах.

Чего надо было от нее швее. Зачем она докучала ей со своими невозможными вопросами и приставаниями. Как была она нечутка, груба и глупа и недопустима. Должна же она была понять, что привело ее сюда совсем другое стремление. И к чему эта жестокость, зачем она собрала и выбросила листы бумаги. И как может она подозревать в чем то разстригу.

Ей хотелось молить, умолять, чтобы ее оставили в покое. Ей были докучны эти расспросы, вульгарные речения. Но при всем желании она не хотела защищаться и она молчала.

Между тем швея становилась грубее и настойчивее: я хочу знать почему вы молчите и что Ваше молчание означает: мы не уйдем отсюда пока Вы не ответите мне на вопросы, которые я задаю и скажите в чем дело. Я хочу знать всю правду и не заставлять меня делать выводы самой. Я хочу слышать все от вас. Да говорите же, почему вы ничего не говорите?

Мне не о чем говорить с вами, мой друг, потому что предположения ваши чудовищны и неправдоподобны. Все совсем не там и не так и не таково, как вы думаете. Вы ошибаетесь и заблуждаетесь. Вы не понимаете человеческих движений, ни человеческих ошибок. Там где то в мире, который вам единственно понятен и который единственно понятен был мне до последнего времени, вы существуете ничего не предполагая, что за границами его. А между тем за одними границами есть другие границы и среди тех и других открываются пределы, которые падают на меня как светоч. Они освещают нас и говорят и горят и городят вокруг нас мир безвольный, но оттого и счастливый, потому что воля есть источник страданий и вот вы никогда не поймете, что свет есть просвет в свет, а не в темноту и каламбур есть просвет в ничто, за которым лежит все лежат желания достижения горения; сгорать, уничтожаться и не с кем никогда и ничто, утверждение само себя и самого себя и есть то, где видна нездешняя воля.

Я превосходно знаю откуда вы взяли эти рассуждения, отвечала швея. Это рассуждения моего мужа. Он я вижу, он сумел повлиять на вас достаточно серьезно.

Но умница была окончательно разбита. Она наклонилась, достала из корзины листки, на которых было написано имя и добавила. Здесь написаны не только имена, но и то почему я приехала к Вам. Это вовсе не на свидание с вашим мужем. И здесь имя щеголя написано не потому, что я его люблю, напротив к нему я питаю самые тяжелые чувства.

Объяснитесь, деловито спросила швея.

Это очень долго и очень сложно, ответила умница. Но я попытаюсь последний раз осветить этот вопрос и до чего нибудь договоримся, ибо мой конфликт с вами есть конфликт двух миров, двух культур, двух пониманий. Один из нас должен погибнуть и погибнет. И погибнет от причин, которые не зависят от нас и придут помимо нас. Поэтому наша беседа есть наше завещание. Я убеждена, что события, которые надвигаются на нас настолько серьезны, что меня огорчает, что вы в такой решительный момент пытаетесь свести все к вопросам флирта между мной и вашим мужем или щеголем. И я призываю вас к серьезности в этот момент.

Вы говорите слишком туманно, умница, чтобы я могла понять вас. Но я вижу, что вы слишком взволнованы и расстроены. О, конечно, один из нас должен погибнуть. О, конечно, это должно кончиться и не может больше продолжаться. Я думаю что мы действительно переживаем серьезные события, когда все должно придти к развязке. И если я даже и настроена очень против вас, то я не могу отказать вам в последнем слове.

Это отлично с вашей стороны и я должна вам исповедаться. Я так и хотела сделать и для этого приехала сюда. Но когда я села писать вам то, что я хотела написать, я никак не могла начать. Так я пыталась несколько раз оформить мои мысли. Но ничего написать я не могла. Наконец я нашла какое-то выражение и написала вам. Но дальше я писала пока не дошла до слова щеголь. Я настроена против него и моя мысль остановилась на нем, но когда я стала писать, у меня это слово стало повторяться, потому что я думала о нем и только о нем хотела писать. Но это не значит, что я ищу его дружбы. Я приехала к вам только потому, что вы дружны с ним.

О, я знаю великолепно.

Я только что видела вашего мужа. Я говорила с ним долго. Я знаю что говорилось обо мне. И я знаю, что против меня ведется игра вами и вашим мужем, серьезная и дельная. Я не знаю, кто орудие в чьих руках. Минуту назад я предполагала, что вы орудие в руках вашего мужа, что у него виды на щеголя и что он пользуется вами разжигая в вас чувства, на которые у вас нет никаких серьезных оснований.

— Вы приехали сюда после свидания с моим мужем, отлично. Но я приехала сюда после свидания со щеголем и нам совершенно незачем пенять друг на друга. Умница оживилась, она смеялась. Скажите пожалуйста, вы меня в чем то упрекаете. Мы просто обменялись вот и все.

Умница смеялась долго и задорно. Ее тело вздрагивало от настоящего удовольствия.

Я-то хотела говорить с вами о смысле культурных противоречий, которые приводят к конфликту, из-за которого культуры гибнут. Какой вздор. Мы оказывается с вами звери в лесу, борющиеся из-за самцов. Ловко.

Она продолжала смеяться. Швея смотрела на нее с недоумением и злобой. Но по мере того как умница смеялась, ее веселье ее заражало. Откуда у этой женщины такой прилив радости.

Несмотря на ее 35 лет, нельзя было дать их. Ее старили ее очки. Но теперь она сняла их и ее немного утомленное годами работы и мыслями, но здоровое хорошее тело вздрагивало и кружило швею. Боже мой, что это такое. Ее руки ударяли по коленям как у самой вульгарной девки.

О вы меня совершенно излечили вашим признанием. Признательна вам. Смысл вашей обиды — почему я краду у вас любовника, тогда как вы крадете у меня мужа. Боже, как это смешно и далеко от действительности. Боже, как это типично для нас с вами.

Из под всех слов наносных, невозможных, из под всей славы извращенности, утружденности женщина вырывалась и цвела. Вдруг умница вскочила, подбежала к швее и стала трясти ее за руки. Швея не удержалась и расхохоталась. Боже, стоило из-за чего огорчаться. Что она развела какую-то сцену, такую, что можно сломать швею, заблудившись в этих противоречиях. Что такую же историю устраивала умница. О, они настоящие подруги, знают цену всем этим мужчинам. Они смеялись, вскочили и прыгали по комнате.

Ты понимаешь, я была возмущена твоим щеголем. Он крутит, ведет какую-то игру, хочет меня поймать. Я приехала и писала тебе донос на него. Ха ха ха. Но все было так противоестественно, что ничего кроме глупостей я не могла написать и потом все стало так нелепо, что я не зная, что писать о нем — писала щеголь, щеголь. Ха ха ха.

Они уселись на подушки, набросанные на полу. Умница держала швею за плечи и продолжала щебетать:

Как ты сегодня одета прекрасно, особенно сегодня. У тебя такая бездна фантазии, мой друг, всегда, нет ты швея совершенно изумительная. Знаешь мне совершенно надоели эти черные платья, которые я всегда ношу, этот лабораторно-университетский и академический запах. Я хочу одеваться как ты.

Швея сняла ее руки со своих плеч и мяла их.

А я провела с твоим мужем столько времени напрасно. Я застала его в твоем кабинете, занятого чем то подозрительным. По моему, он рылся в твоих вещах. Дурак, краснобай, лицедей, он отыскивал по-видимому каких-то доказательств. А что он надеялся там найти — совершенно не понимаю.

Он разводил вещи нескончаемые и невероятно и из-за чего. Какие глупости, что за ерунда. Боже, какие идиоты мужчины.

Да, да ты напрасно так одета. Тебе давно пора расстаться с солидностью. Она тебе совсем не к лицу. На сколько лет ты старше меня. На четыре года. Но этого нельзя сказать. Ты прекрасна. Дай мне растрепать твои волосы.

Умница смотрела на швею с восхищением. Это замечательно, это необычайно. Ты так хороша сегодня. Она гладила ей брови, смотрела на ее виски, где билась вена. Знаешь что, уступи мне твое платье. Я хочу быть в твоем платье в лесу. Боже, как это будет забавно.

Швея вскочила и стала раздеваться. Умница последовала ее примеру. Через минуту платья образовали такой же ворох, какой недавно делали листки, написанные умницей.

Посередине комнаты стояли они голые и безобразные. Зеркала отражали их груди, упавшие и усталые. Их ягодицы были впалые и некрасивые. В них не было ни той радости, ни того очарования, каким дышали их воспламенившиеся лица. Но зрелище их тел было друг для друга непостижимо.

Ноги умницы были длинные, но толстые грузные и тяжелые, по сравнению с остальным худым телом почти без грудей. Швея была тонконогой, несколько поколебленной, нарушенной в своей архитектуре и только плечи ее носили в себе нерушимое обаяние.

В зеркале они видели друг друга, следили друг за другом воспламененными глазами, тянулись друг к другу, изнемогали, томились, болели и вот опять хохотали.

Взявшись за руки они прыгали по ковру, гонялись друг за другом вокруг кресла, уронили стол, не обратив никакого внимания на то, что с него на пол полетела какая-то дрянь. Потом швея подхватила со стола исписанные листки. Умница последовала ее примеру. Они стали кидать кверху и по комнате, реяли листы исписанные одним словом словом щеголь щеголь.

Тикание часов вернуло их к действительности. Сразу они взглянули на циферблат. Время бежало. Умница вторично испытала то же состояние, какое она испытала, когда бросила писать щеголь. Швея пережила тоже впервые. Сожаление бесконечное закралось в них. Но когда они, после того как взглянули на часы, пытались продолжать свое веселье, — у них ничего не вышло. Мгновение уже сломило их. Они разъединили руки и только еще улыбались. Надо одеваться — сказали они хором.

Швея нагнулась к платью умницы, но та остановила ее. Нет не надо, оденься так, как ты была. Мне все равно, как я буду одета, но мне хочется, чтобы та была такой, как была только что, я хочу видеть тебя такой же, такой же, а не другой.

И я также — сказала швея.

Они одевались проворно и быстро. По секундам они останавливались, смотрели друг на друга с восхищением и опять одевались. Их волосы метались как копны бросаемого сена. Пахло, было прекрасно. Швея подошла и открыла окно. Полуденная теплота ворвалась вместе с ароматом и свежестью деревьев. С ней ворвался гул и гуденье и шум и стон их города. Умница приблизилась к ней. У окна стояли они обнявшись, почти вцепившись друг в друга и смотрели улыбаясь, блаженствуя восхищенно, следили глазами по кровлям напротив за улицей внизу, изредка пересекаемой спокойной почти загородной подымаемой к ним наверх свое показное спокойствие.

— Надо ехать, сказали они хором.

— Мы и так опаздываем, добавила швея.

— И очень, сказала умница. Ты поедешь прямо в лес, добавила она. Я же заеду всетаки домой, мне надо переодеться. Я не хочу быть такой некрасивой. Ты будешь скучать без скуки.

— Швея кивнула головой, продолжая улыбаться. Но расстаться они не могли. Они все еще продолжали бродить вдвоем по комнате, вычеркивая постепенно, медленно, с расстановками то блаженство, которое только что посетило их. Садились на пол. Швея распускала волосы умницы, расчесывала их, потом вновь причесывала ее. Умница не осталась в долгу. Но когда она кончила причесывать швею, швея заявила, что она сама причесала умницу не так как нужно, и что она перечешет ее снова.

Потом они встали и пошли. Вышли на лестницу широкого вестибюля и стали спускаться, останавливаясь на каждой ступени. У зеркала внизу они остановились опять и смотрели друг на друга. Швея села вдруг на ступень лестницы и смотрела на ноги умницы. Потом они приободрились и вышли на улицу.

Умница посмотрела на машину и сразу изменилась в лице. Что значит эта машина. Кто тебе дал эту машину. Это машина лебяди, да, да, да. И лебядь может быть ждет тебя в ней. Она заглянула на дно торпедо, не было ли лебяди на полу. Была в бешенстве. Хорошо, вот ты какая. Сев в свое купе^[16], она уехала не простившись.

Швея подумала с поразительным спокойствием. Комедиантка. И я могла ей поверить. И сев с шофером поехала в лес.