Глава 15

В полночь 16 января истекал срок, предоставленный Саддаму Хуссейну для вывода войск из Кувейта. В тысячах комнат, палаток, фургонов и хижин, рассеянных по всей Саудовской Аравии, по всем странам Персидского залива и Красного моря, люди молча посматривали на часы и друг на друга. Говорить было особенно не о чем.

Сидевшие за стальными дверями, которые надежно защитили бы и хранилища любого банка, обитатели второго подвального этажа саудовского министерства военно-воздушных сил испытывали чувство опустошенности. Подготовительная работа была закончена, все цели обозначены и нанесены на карты, и оказалось, что штабным работникам нечего делать – по крайней мере на ближайшие два часа. Теперь все зависело от более молодого поколения. Перед ними поставили задачи, и молодые летчики, пролетев высоко над головами генералов, отправятся их выполнять.

Часы показывали пятнадцать минут третьего ночи, когда в штабную комнату вошел генерал Шварцкопф. Все встали. Он громко зачитал обращение к солдатам и офицерам, капеллан прочел молитву, после чего командующий сказал:

– О'кей, приступаем к работе.

Далеко от Эр-Рияда, в пустыне, работа уже началась. Первыми границу пересекли не бомбардировщики, а восемь вертолетов типа «апач» из Сто первой воздушно-штурмовой дивизии сухопутных войск. Им предстояло выполнить небольшую, но очень важную задачу.

К северу от границы, но ближе Багдада, располагались две мощные иракские радиолокационные установки, которые контролировали все воздушное пространство от Персидского залива на востоке до пустынь на западе.

Тот факт, что для подавления этих радиолокаторов были выбраны тихоходные по сравнению со сверхзвуковыми самолетами машины, объяснялся двумя причинами. Во-первых, вертолеты, прижимаясь к пескам пустыни, могли оставаться невидимыми для радиолокаторов и подлететь к ним незамеченными. Во-вторых, командование хотело, чтобы пилоты своими глазами убедились, что установки уничтожены до основания, а взглянуть на плоды своей работы с близкого расстояния могли только вертолетчики. Если же радиолокационные установки вообще оставить, то это будет стоить союзникам не одной сотни человеческих жизней.

«Апачи» сделали все, что от них требовалось. Иракские солдаты заметили их только после того, как они открыли огонь. Все члены экипажей вертолетов были вооружены приборами ночного видения, которые напоминали короткие бинокли, укрепленные на шлемах. В непроглядной темноте южной ночи пилоты видели все, как при ярком лунном свете.

Сначала вертолетчики уничтожили генераторы, снабжавшие радиолокаторы электроэнергией, потом пункты связи, откуда иракцы могли бы передать сообщение о воздушном налете на ракетные базы, расположенные дальше от границы, а потом и зеркала радиолокационных антенн.

Меньше чем за две минуты было выпущено двадцать семь ракет типа «хеллфайр» с лазерным наведением, сто обычных ракет стомиллиметрового калибра, произведено четыре тысячи выстрелов из крупнокалиберных пулеметов. От радиолокационных установок остались дымящиеся кучи пепла.

Вертолетная атака пробила гигантскую брешь в системе противовоздушной обороны Ирака, и через эту брешь в воздушное пространство страны устремились самолеты союзников, готовые выполнить все задачи, намеченные на первую ночь.

Тот, кто видел план воздушной войны генерала Чака Хорнера, признавал, что он был вершиной военной науки. План отличался последовательностью и невероятной точностью, он был детализирован до мелочей и в то же время достаточно гибок, чтобы при необходимости в него можно было внести любые изменения.

Цель первого этапа была абсолютно ясна и заключалась в подавлении всех систем противовоздушной обороны Ирака с тем, чтобы изначальное превосходство ВВС союзников в воздухе превратилось в их полное господство. Только после того, как самолеты союзников смогут беспрепятственно проникнуть в любую точку Ирака, можно будет думать о выполнении трех других этапов воздушной войны в течение того срока, который отвело командование вооруженных сил коалиции, – тридцати пяти дней.

В системе противовоздушной обороны Ирака ключевыми являются радиолокационные установки. Несмотря на постоянно совершенствующееся вооружение, в современной войне радиолокаторы остаются наиболее важным и чаще всего используемым инструментом обнаружения противника и наведения своих средств защиты.

Радиолокаторы замечают приближающиеся самолеты противника, направляют свои истребители на перехват, нацеливают зенитные ракеты и снаряды.

Уничтожить радиолокаторы противника – значит ослепить его. Тогда противник будет похож на слепого боксера на ринге. Как бы силен он ни был, как бы ни был опасен его удар, соперник будет ловко уклоняться от перчаток беспомощного Самсона, будет наносить удар за ударом, пока не наступит единственно возможная в таких случаях развязка.

В гигантскую брешь, пробитую в передовом радиолокационном заслоне Ирака, ринулись «торнадо», «иглы», «ардварки» F-111, «уайлд уизлы» F-4G. Они направлялись к другим радиолокаторам, располагающимся в глубине Ирака, к ракетным установкам, которыми управляли эти радиолокаторы, к командным пунктам, на которых сидели иракские генералы, и к центрам связи, через которые эти генералы пытались отдавать распоряжения далеким от них воинским частям.

Той же ночью с линейных кораблей «Висконсин» и «Миссури» и крейсера «Сан-Хасинто», стоявших в Персидском заливе, были выпущены пятьдесят две крылатые ракеты типа «томагавк». Управляемый компьютером и установленной в его носу телевизионной камерой, «томогавк» всегда летел на небольшой высоте, учитывая все неровности ландшафта, а оказавшись вблизи цели, «рассматривал» ее, сравнивал с изображением, хранящимся в памяти его компьютера, находил нужное здание или сооружение и попадал точно в цель.

«Уайлд уизлы» – это те же «фантомы», предназначенные для поражения радиолокационных установок. Их главным оружием являются высокоскоростные ракеты с электромагнитными сенсорами. Работающий радиолокатор непременно излучает электромагнитные волны, они являются его основным чувствительным органом. Сенсоры обнаруживают эти волны и направляют ракету в центр источника излучения, где она и взрывается.

Но из всех самолетов, отправившихся в ту ночь на север, самым необычным был, наверно, истребитель-бомбардировщик F-117A, который получил название «стэлс». Черному «стэлсу» придана такая форма, что большая часть излучения радиолокатора рассеивается его поверхностью, а меньшая – поглощается особыми материалами покрытия. Иными словами, «стэлс» не отражает электромагнитное излучение, радиолокатор противника не регистрирует сигнал и не видит самолет. Той ночью американские «стэлсы» невидимками проскользнули мимо иракских радиолокаторов и сбросили двухтысячефунтовые бомбы с лазерным наведением точно на тридцать два важнейших объекта системы противовоздушной обороны. Тринадцать из этих объектов располагались в Багдаде и его окрестностях.

Когда бомбы взорвались, иракцы открыли бешеную стрельбу вслепую, но ни один из «стэлсов» не был даже поврежден. Арабы стали называть эти самолеты «шабах», что значит «привидение».

«Стэлсы» поднялись с секретного аэродрома Хамис Мушаит, расположенного на юге Саудовской Аравии; туда они были переведены с не менее секретной базы возле Тонопы, что в штате Невада. Тогда как менее удачливым американским пилотам приходилось жить в палатках, пилоты «стэлсов» наслаждались куда более комфортабельными условиями. Аэродром Хамис Мушаит был построен в центре пустыни, но располагал укрепленными ангарами и квартирами с кондиционерами. Командование не рискнуло перевести секретные и очень дорогие «стэлсы» ближе к границе.

Далекий аэродром имел и свои неудобства. От взлета до посадки пилотам «стэлсов» приходилось находиться в воздухе до шести часов – и все это время в постоянном напряжении. Они пролетали незамеченными над одной из самых плотных систем противовоздушной обороны в мире, сооруженной вокруг Багдада, и ни один из самолетов не получил ни одной пробоины ни той ночью, ни позже.

Выполнив задачу, «стэлсы» разворачивались и возвращались на Хамис Мушаит. В небе они чувствовали себя как гигантские скаты в спокойном море.

Самая опасная ночная работа выпала на долю британских «торнадо». В ту ночь и всю первую неделю воздушной войны они сбрасывали на иракские аэродромы огромные, тяжелые бомбы JP-233, предназначенные для разрушения взлетно-посадочных полос.

Пилоты «торнадо» столкнулись с двумя проблемами. Ирак строил гигантские военные аэродромы; так, аэродром Таллил был в четыре раза больше Хитроу и имел шестнадцать взлетно-посадочных полос. Взорвать все бетонные полосы на всех иракских аэродромах было просто невозможно.

Вторая проблема была связана с высотой и скоростью полета. Бомбы JP-233 рекомендовалось сбрасывать только во время горизонтального полета с постоянной скоростью, поэтому после бомбометания пилоты «торнадо» вынуждены были пролетать над пораженной целью. Даже если все иракские радиолокаторы возле аэродрома были уничтожены, то оставалась иракская зенитная артиллерия, которая встречала «торнадо» стеной огня. Один из пилотов говорил, что пробиться через такую стену – все равно что «лететь сквозь плавящиеся стальные трубы».

Американцы прекратили испытания бомб JP-233, считая их слишком опасными для пилотов. Они оказались правы. Но британские ВВС не сдавались, и только потеряв несколько самолетов и экипажей, британцы были вынуждены отказаться от этого оружия.

Той ночью в иракском небе кружили не только бомбардировщики. За ними и вместе с ними летели самолеты сопровождения и вспомогательных служб.

Истребители прикрывали стратегические бомбардировщики. «Рейвны»^[14] американских ВВС и выполняющие аналогичные задачи «проулеры» ВМС США глушили все передачи наземных иракских служб, все инструкции, которые те пытались передать немногим пилотам Саддама, сумевшим в первую ночь войны поднять свои самолеты в воздух. Иракские летчики не получали помощи ни от диспетчеров, ни от безмолвствовавших радиолокаторов. Большинство из них решили, что разумнее вернуться на свои базы.

К югу от границы в воздухе дежурили шестьдесят бензозаправщиков, среди которых были американские КС-135 и КС-10, самолеты KA-6D ВМС США, британские «Викторы» и VC-10. Их задача состояла в том, чтобы встретить самолеты, летящие из глубин Саудовской Аравии, наполнить их баки горючим, потом перехватить на обратном пути и снова дать им столько горючего, чтобы они смогли вернуться на свои базы.

Заправка самолетов в воздухе может показаться тривиальным делом, но один из пилотов как-то заметил, что заправляться непроглядно темной ночью – все равно, что «пытаться засунуть спагетти в задницу дикой кошке».

А над всем Персидским заливом, как и все последние пять месяцев, кружили и кружили «хокаи» Е-2 и Е-3 ВВС США, вооруженные радиолокаторами системы АВАКС. Они следили за всеми своими и вражескими самолетами в небе, предупреждали, советовали, направляли и наблюдали.

К рассвету радиолокаторы Ирака были в основном уничтожены, иракские ракетные пусковые установки ослеплены, а главные командные пункты превращены в руины. Чтобы довести эту работу до конца, потребуется еще четыре дня и четыре ночи, но господство авиации коалиции в воздухе уже вырисовывалось. Позже дойдет очередь до электростанций, вышек телевизионной связи, телефонных станций, релейных станций, самолетных ангаров, вышек воздушных диспетчеров, а также всех известных союзникам предприятий по производству и хранению оружия массового поражения.

Еще позже авиация коалиции примется за иракские дивизии, располагавшиеся к югу и юго-западу от кувейтской границы. Генерал Шварцкопф настаивал на том, чтобы до наступления наземных войск коалиции боевая мощь иракской армии была снижена по меньшей мере в два раза.

Потом ход войны изменят два события, которые в первый день никто не мог предугадать. Одним из этих событий было неожиданное решение Ирака атаковать Израиль, запустив на его территорию несколько ракет типа «скад», другое было инициировано капитаном Доном Уолкером из 336-й тактической эскадрильи, который, не сумев поразить ни одну из своих целей, с досады сбросил бомбы на первый попавшийся иракский объект.

Наступило утро 17 января. Багдад долго не мог оправиться от глубокого шока.

Простых багдадцев взрывы разбудили в три часа ночи, и они уже не сомкнули глаз до утра. Когда рассвело, самые храбрые из них отважились покинуть свои дома, чтобы взглянуть на кучи развалин, оставшиеся от двух десятков зданий во всех частях города. Многие верили, что они лишь чудом остались в живых; они не понимали и не могли понимать, что в дымящиеся руины превратились только давно намеченные союзниками двадцать объектов и что жителям Багдада смертельная опасность не грозила ни минуты, потому что бомбы падали точно на эти объекты.

Но настоящее потрясение испытали багдадские иерархи. Саддам Хуссейн давно покинул президентский дворец и устроился в своем многоэтажном бункере, располагавшемся под отелем «Рашид», который все еще был переполнен европейцами и американцами, в основном работниками средств массовой информации.

Много лет назад здесь сначала вырыли огромную яму, а потом по шведскому проекту и с использованием шведской технологии построили бункер. Это сложнейшее сооружение представляло собой один гигантский ящик, размещенный внутри другого, еще большего. Внутренний ящик покоился на мощнейших пружинах, так что даже если бы ядерный взрыв стер с лица земли весь Багдад, то обитатели бункера ощутили бы лишь легкий толчок.

Хотя в бункер вел лифт с гидравлическим приводом, находившийся на пустыре за отелем, внутренний ящик располагался точно под зданием отеля. В сущности, отель был специально построен для западных гостей именно на этом месте.

Если враг захочет уничтожить бункер, сбросив мощную бомбу, способную проникать глубоко в землю, ему сначала придется сравнять с землей отель «Рашид».

Окружавшие раиса подхалимы лезли из кожи вон, стараясь преувеличить причиненные ночными бомбардировками разрушения, однако постепенно все начинали осознавать масштабы постигшей их катастрофы.

Все они рассчитывали на «ковровую бомбардировку» города, в результате которой были бы разрушены целые жилые кварталы, а улицы были бы усеяны тысячами трупов невинных горожан. Затем Саддам и его приспешники намеревались показать сцены массовых убийств западным репортерам и телеоператорам, которые потом продемонстрировали бы их своим соотечественникам. Те придут в ужас, во всем мире начнутся протесты против бесчеловечной политики президента Буша, повсюду активизируются антиамериканские настроения, а в конце концов будет созван Совет Безопасности, на котором Китай и Россия наложат вето на продолжение кровавого геноцида.

К полудню стало окончательно ясно, что прилетевший из-за океана бени кальб нарушил все планы Саддама. Насколько смогли выяснить иракские генералы, бомбы более или менее точно попали в цели, намеченные военные объекты были разрушены, но этим все и ограничивалось. По убеждению генералов Саддама при такой бомбардировке было невозможно избежать тысяч жертв среди гражданского населения, поскольку все важные военные объекты были намеренно расположены в самых густонаселенных районах Багдада.

Тем не менее, осмотр города показал, что двадцать командных пунктов и штабов, ракетных баз, радиолокационных установок и центров связи были уничтожены до основания, тогда как в соседних жилых зданиях в лучшем случае были выбиты стекла в окнах, из которых и сейчас, тараща глаза на развалины, выглядывали живые и невредимые обитатели.

Иракским властям пришлось удовлетвориться собственными сочинениями, в которых приводились ужасающие цифры убитых мирных граждан и утверждалось, что сбитые американские самолеты сыпались с неба, как листья с дерева глубокой осенью.

Большинство иракцев, оглупленных многолетней пропагандой, поверили этим выдумкам – во всяком случае пока поверили.

Генералы, командовавшие противовоздушной обороной Ирака, сомневались. К середине дня выяснилось, что они потеряли почти все свои радиолокационные установки, их ракеты типа «земля-воздух» фактически ослепли, а связь с отдаленными воинскими частями практически отсутствовала. Хуже того, оставшиеся в живых операторы радаров в один голос утверждали, что их установки уничтожили бомбардировщики, которые так и не появились на экранах радиолокаторов. Лжецов тотчас арестовали.

Впрочем, жертвы среди мирного населения и в самом деле были. Иракские зенитчики повредили системы наведения по меньшей мере у двух крылатых ракет типа «томагавк», ракеты «сошли с ума» и потеряли свои цели. Одна из них разрушила два дома и снесла черепицу крыши с мечети; во второй половине дня следы этого преступления агрессоров продемонстрировали представителям прессы.

Другая крылатая ракета упала на пустыре и взорвалась, оставив глубокую воронку. Ближе к вечеру на дне воронки было найдено изуродованное – очевидно взрывом – тело женщины.

Налеты бомбардировщиков продолжались весь день, поэтому санитарам удалось только извлечь тело из воронки и, поспешно завернув его в одеяло, доставить в морг ближайшего госпиталя.

По соседству с госпиталем оказался главный командный пункт ВВС Ирака, и теперь палаты госпиталя были переполнены раненными во время бомбежки служащими командного пункта, а десятки тел погибших офицеров уже лежали в том же морге. Найденная в воронке убитая женщина стала просто одной из многих жертв бомбежки.

Патологоанатом госпиталя работал на пределе своих возможностей. У него решительно не оставалось ни минуты на мало-мальски тщательное обследование, поэтому он довольствовался установлением личности погибших и причин их смерти. До него доносились звуки разрывавшихся бомб и непрекращавшийся ни на минуту грохот заградительного огня зенитчиков. Он не сомневался, что вечером и тем более ночью в госпиталь привезут много новых трупов.

Патологоанатома несколько удивило, что женщина, в отличие от всех других погибших, не работала на командном пункте. На вид ей было лет тридцать, она была довольно хороша собой. К разбитому в кровь лицу прилипла цементная пыль. Если учесть, где нашли тело, то само собой напрашивалось единственно разумное объяснение: она бежала по пустырю, когда рядом взорвалась ракета. На тело повесили бирку и подготовили его к похоронам.

Более тщательная аутопсия, на которую в тот день у патологоанатома не было времени, показала бы, что женщина сначала была несколько раз жестоко изнасилована, а потом избита до смерти. Лишь через несколько часов ее, уже мертвую, бросили в воронку.

Два дня назад генерал Абдуллах Кадири покинул свой роскошный кабинет в здании министерства обороны. Не имело смысла оставаться там лишь для того, чтобы попасть под удар американской бомбы, а Кадири не сомневался, что здание министерства обороны будет разрушено в первые же дни воздушной войны. В этом он был прав.

Кадири устроился на своей великолепной вилле, которая, как он надеялся, была не известна никому или почти никому и уж во всяком случае не отмечена на американских картах. В этом он тоже оказался прав.

На вилле уже давно был оборудован центр связи, который теперь обслуживали люди из министерства. Связь с танковыми частями, расположенными возле Багдада, осуществлялась по подземному волоконно-оптическому кабелю, которому были не страшны никакие бомбардировки.

Лишь с отдаленными частями и, конечно, с теми, что дислоцировались в Кувейте, приходилось – несмотря на опасность перехвата – связываться по радио.

Впрочем, в ту ночь генерала интересовала не связь с подчиненными ему танковыми дивизиями и не то, какие приказы им следует отдать, а совсем другие проблемы. Все равно в воздушной войне танки не могли принимать никакого участия; пока что задача танкистов состояла лишь в том, чтобы максимально рассредоточить боевые машины среди фанерных муляжей или укрыть их в подземных бункерах и ждать.

Проблемы генерала Кадири были связаны с его личной безопасностью, а боялся он совсем не американцев.

Два дня назад он проснулся среди ночи и неверной походкой побрел в туалет. Накануне вечером он, как обычно, перебрал арака, и теперь в голове у генерала стоял сплошной туман. Он толкнул дверь, она почему-то не подалась. Генерал решил, что дверь заело, и налег на нее всеми своими двумястами фунтами. Шурупы, удерживавшие внутреннюю щеколду, вылетели, и дверь распахнулась.

Даже в состоянии сильнейшего опьянения Абдуллах Кадири никогда не терял чувства звериной настороженности. Иначе и быть не могло, иначе тикритский оборванец никак не смог бы дорасти до должности командующего всеми иракскими танками (за исключением лишь тех, что были в Республиканской гвардии), подняться по скользкой служебной лестнице в руководстве баасистской партии, завоевать доверие президента и занять почетное место в Совете революционного командования.

Кадири несколько секунд молча смотрел в упор на любовницу. Та, накинув на плечи халат, сидела на унитазе. На ее коленях лежала коробка из-под «клинекса», на ней – листок бумаги. Застигнутая врасплох, она в ужасе открыла рот, а ее рука с авторучкой застыла в воздухе. Кадири одной рукой поднял Лейлу и с размаху ударил кулаком в челюсть.

Лейла пришла в себя, когда в лицо ей плеснули водой. К тому времени Кадири уже прочел почти законченное сообщение и вызвал верного Кемаля, который жил в дальнем конце двора. Кемаль поволок шлюху в подвал.

Кадири снова и снова перечитывал письмо Лейлы. Если бы в нем речь шла о его личной жизни, о его пороках, то есть о том, что можно было бы использовать в качестве орудия для шантажа, то он не придал бы письму никакого значения и попросту приказал бы ликвидировать Лейлу. В любом случае в Ираке попытки шантажа никогда к добру не приводили. Кадири отлично знал, что из приближенных раиса многие ничем не лучше его и что раису на это наплевать.

Но теперь дело приняло другой оборот. Очевидно, он рассказывал Лейле о разных решениях, принимавшихся правительством и руководством армии. То, что она была шпионкой, не вызывало сомнений. Кадири нужно было узнать, как долго она шпионила, какие сведения успела передать и, самое главное, на кого она работала.

С разрешения хозяина Кемаль сначала удовлетворил свое давнишнее желание. Когда через несколько часов он закончил допрос, Лейла уже не могла вызвать желания ни у одного мужчины. Кадири убедился, что Кемаль выжал из Лейлы все, точнее все, что она знала.

После этого Кемаль продолжал пытки просто ради собственного удовольствия до тех пор, пока Лейла не перестала дышать.

Кадири не сомневался, что Лейла действительно не знала, кем был тот, кто заставил ее шпионить, но все следы вели к Хассану Рахмани.

Описание процедуры передачи информации в обмен на деньги в исповедальне собора святого Иосифа говорило, что этот человек был профессиональным разведчиком, а в профессионализме Рахмани было трудно отказать.

Сам факт, что за ним велось наблюдение, не слишком беспокоил генерала Кадири. Под постоянным наблюдением находились все приближенные раиса; в сущности, они всегда следили друг за другом.

Введенные раисом правила были просты и понятны. За каждым человеком, занимавшим достаточно высокий пост, должны были следить три равных ему по положению человека. Обвинение в измене могло привести – и чаще всего на самом деле приводило – к казни обвиненного. При таких правилах игры ни один заговор не мог увенчаться успехом. Хотя бы один из заговорщиков испугается и обязательно проболтается раису.

Хуже того, каждого из приближенных раиса время от времени намеренно провоцировали, чтобы посмотреть на его реакцию. Заранее проинструктированный человек отводил своего друга в сторону и предлагал тому принять участие в заговоре.

Если друг соглашался, он тут же исчезал навсегда. Если он не доносил на того, кто сделал ему провокационное предложение, то ему тоже приходил конец. Любое предложение могло быть провокацией, предполагать что-либо иное было неразумно и просто опасно. Поэтому каждый доносил на каждого.

Но на этот раз велась какая-то иная игра. Рахмани руководил контрразведкой. Он мог решиться начать шпионить за Кадири по собственной инициативе. Если так, то почему? Или это было лишь частью какой-то более сложной операции, которую одобрил сам раис?

Если так, то что это за операция, и при чем здесь он, Кадири?

О чем же я болтал, пытался вспомнить генерал. Конечно, он говорил слишком много, но ведь он не хотел предавать раиса.

Тело Лейлы оставалось в подвале до воздушного налета. Потом на пустыре Кемаль нашел глубокую воронку и бросил туда труп. Генерал настоял на том, чтобы рядом с телом Лейлы оставили ее сумочку. Пусть этот сукин сын Рахмани знает, что случилось с его шлюхой.

Давно миновала полночь, а генерал Абдуллах Кадири не мог заснуть. Он плеснул немного воды в десятый стакан арака. Если Рахмани работает на свой страх и риск, размышлял генерал, то я убью этого ублюдка. Но как узнать, кто стоит за Рахмани? Может быть, Кадири не доверяют и те, кто стоит куда ближе к раису? Впредь нужно быть намного более осмотрительным. Пора кончать с этими ночными поездками в город – тем более теперь, когда начались бомбардировки.

Саймон Паксман вернулся в Лондон. Теперь, когда Иерихон – хотя тот пока об этом еще не догадывался – был выведен из игры, а Майк Мартин только ждал удобного случая, чтобы сначала ускользнуть в пустыню, а потом перейти границу, Паксману нечего было делать в Эр-Рияде.

Позднее он положа руку на сердце будет клясться, что его встреча вечером 18 января с доктором Терри Мартином была чистейшей случайностью. Конечно, он знал, что Мартин, как и он сам, живет в Бейзуотере, но Бейзуотер – большой район со множеством магазинов.

О своем возвращении Паксман никого не предупреждал. Его жена уехала присматривать за больной матерью, поэтому он вернулся в пустую квартиру с пустым холодильником. Пришлось отправиться в открытый допоздна супермаркет на Уэстборн-гроув.

Паксман огибал прилавок с макаронными изделиями и кормами для домашних животных, когда в него чуть не врезалась тележка Терри Мартина. Оба застыли в изумлении.

– Я могу не скрывать, что знаю вас? – смущенно улыбнувшись, спросил Мартин.

В этот момент в проходе они были одни.

– Конечно, – ответил Паксман. – Я всего лишь скромный государственный служащий, который решил купить кое-что себе на ужин.

Мартин и Паксман вместе покинули супермаркет и договорились встретиться в индийском ресторане, чтобы не довольствоваться домашней стряпней. Судя по всему, Хилари опять был в отъезде.

Конечно, Паксману не следовало этого делать. Он не должен был испытывать ни малейших угрызений совести из-за того, что старшему брату Терри Мартина угрожала смертельная опасность и что в конечном счете эту опасность навлекли на него Паксман и его коллеги. Его не должно было тревожить, что невысокий доверчивый ученый думает, будто бы его обожаемый брат находится в полной безопасности где-то в Саудовской Аравии. Правила спецслужб гласят, что о таких проблемах разведчик должен забывать. Но Паксман не забывал.

У Саймона Паксмана была и другая причина для беспокойства. Его шефом в Сенчери-хаусе был Стив Лэнг, а Лэнг никогда не был в Ираке, он лучше знал Египет и Иорданию. Напротив, Паксман хорошо представлял, что такое современный Ирак, и знал арабский язык. Конечно, не так, как Мартин, но Мартин – это исключение. Еще до того, как его назначили шефом арабской инспекции, Паксман несколько раз посещал Ирак; он с искренним уважением относился к иракским ученым и инженерам. Не секрет, что в большинстве британских технических институтов специалистов из Ирака предпочитали выходцам из любой другой арабской страны.

С той минуты, когда руководители ЦРУ и Интеллидженс сервис заявили, что последнее сообщение Иерихона – это сплошная чепуха, Паксману не давала покоя одна мысль. Он всерьез опасался, что несмотря ни на что иракские инженеры могли продвинуться намного дальше, чем полагали западные эксперты.

Саймон Паксман выждал, пока официант не расставил на столе два блюда и множество соусов, без которых немыслим ни один индийский обед, потом сказал:

– Терри, сейчас я намерен сделать нечто такое, что, просочившись наружу, будет означать конец моей карьеры в спецслужбах.

Мартин был поражен.

– Сильно сказано. Почему?

– Потому что меня официально предупредили, чтобы я не обсуждал с вами никаких деловых вопросов.

Рука Мартина с ложкой мангового чатни застыла на полпути.

– Я уже не заслуживаю доверия? Между прочим, в эту историю меня втянул Стив Лэнг.

– Нет, речь идет не о доверии. По общему мнению, вы… слишком беспокойны.

Паксман не осмелился сказать «суетливы», как охарактеризовал Мартина Лэнг.

– Вполне возможно. Это привычка. Ученые не любят головоломок, которые кажутся неразрешимыми. Мы думаем и думаем до тех пор, пока в непонятных на первый взгляд иероглифах не увидим определенный смысл. Всему виной та история с фразой в перехваченном разговоре?

– Да, та фраза и кое-что другое.

Паксман остановился на блюде из цыплят, Мартин предпочел более острое виндалу. Он хорошо знал восточную кухню и запивал виндалу горячим черным чаем; холодное пиво лишь усиливает эффект жгучих специй. Склонившись над чашкой, Мартин поднял глаза на Паксмана.

– Пусть так. Так в чем же суть вашего великого покаяния?

– Вы даете слово, что эта информация никуда дальше не пойдет?

– Конечно.

– Был еще один радиоперехват.

Паксман ни в коем случае не собирался рассказывать Мартину об Иерихоне. Об этом агенте пока что знала крохотная группка людей, которую никто не хотел расширять.

– Я могу его послушать?

– Нет. Это запрещено. Не пытайтесь просить Шона Пламмера. Он будет вынужден все отрицать. Кроме того, он сразу поймет, откуда вы получили эту информацию.

Мартин отпил глоток горячего чая, чтобы погасить огненно-жгучий карри.

– И о чем же говорится в этом новом перехвате?

Паксман рассказал. Мартин отложил вилку и салфеткой вытер поразительно розовое лицо в обрамлении рыжих волос.

– Может ли… могло ли это заявление Саддама при каких-то обстоятельствах быть правдой?

– Не знаю. Я не физик. Эксперты сказали, что не может?

– Категорически. Все физики-ядерщики в один голос говорят, что этого просто не может быть. Следовательно, Саддам солгал.

Мартин невольно подумал, что для радиоперехвата это сообщение было несколько странноватым. Скорее оно походило на информацию, полученную непосредственно от одного из участников закрытого совещания.

– Саддам лжет постоянно, – сказал он. – Но обычно его ложь предназначена для очень широкой аудитории. А эти слова были сказаны перед узким кругом доверенных лиц? Интересно, почему? Моральная встряска соратников накануне войны?

– К такому выводу пришли наши руководители, – ответил Паксман.

– Генералы знают?

– Нет. Все единодушно решили, что сейчас у военных дел хватает и их не стоит отвлекать такой откровенной чепухой.

– Так что же вы хотите от меня, Саймон?

– Попытайтесь объяснить мне ход мыслей Саддама. Этого не смог сделать никто. У нас на Западе все его поступки кажутся бессмысленными. Он действительно сумасшедший или хитер, как лис?

– В своем мире он хитер, как лис. В своем мире он поступает вполне разумно. Вызывающий у нас отвращение террор в его глазах нисколько не аморален и имеет вполне определенный смысл. Для него вполне разумны угрозы и хвастовство. Он выглядит полным дураком только тогда, когда пытается играть по правилам нашего мира: устраивать эти ужасные показательные демонстрации в Багдаде, гладить по головке английского мальчика, играть роль доброго дядюшки и все такое прочее. Повторяю, в своем мире он не дурак. Он жив, он сохранил власть и единство Ирака, его враги проиграли и исчезли…

– Терри, именно в эти минуты наша авиация стирает его страну в порошок.

– Это неважно, Саймон. Разрушения можно восстановить.

– Тогда почему он сказал то, что не должен был говорить?

– А что думают наверху?

– Что он солгал.

– Нет, – возразил Мартин, – он лжет только перед широкой аудиторией. Он не должен врать в узком кругу соратников. Они его не предадут в любом случае. Следовательно, или Саддам никогда не говорил ничего подобного, а ваш источник информации все сочинил, или Саддам верит в то, что у него есть атомная бомба.

– Значит, кто-то ввел его в заблуждение?

– Возможно. В таком случае, когда все выяснится, этот кто-то дорого заплатит за дезинформацию. Но ведь и перехваченный вами разговор мог быть подстроен. Обычный блеф, специально предназначенный для перехвата.

Паксман не мог сказать то, что было известно только ему. Никакого радиоперехвата не было, информация поступила от Иерихона, а Иерихон, работая два года на израильтян и три месяца на союзников, ни разу не ошибся.

– Вы в чем-то сомневаетесь, не так ли? – спросил Мартин.

– Кажется, да, – признался Паксман.

Мартин вздохнул.

– Саймон, пока мы только ходим вокруг да около, у нас нет ничего, кроме догадок. Нелепая фраза в перехваченном разговоре, кто-то приказал кому-то заткнуться и обозвал его сыном шлюхи, потом слова Саддама о том, что он добьется успеха, нанесет тяжкий удар Америке и весь мир это увидит. Теперь еще эта новость. Нам нужно связать разрозненные данные, все наши догадки воедино.

– Связать?

– Мне кажется, что между всеми этими обрывками информации есть какая-то связь. Должно быть, Саддам что-то имеет в виду, о чем мы и не подозреваем. В противном случае наши боссы правы, и он рассчитывает только на отравляющие вещества, которые у него точно есть.

– Согласен. Попытаюсь найти эту связь.

– А я, – сказал Мартин, – не видел вас сегодня, и мы вообще ни о чем не говорили.

– Благодарю вас, – сказал Паксман.

О смерти своего агента Хассан Рахмани узнал два дня спустя, 19 января. Лейла не появилась в условленное время, когда должна была передать последние сведения, о которых проболтался в постели как всегда пьяный генерал Кадири. Опасаясь худшего, Рахмани проверил все морги.

Из госпиталя в Мансуре ответили, что тело Лейлы Аль Хиллы было доставлено к ним. Оказалось, что ее уже похоронили в братской могиле вместе со всеми другими жертвами воздушного налета на военные объекты Багдада.

Хассан Рахмани скорее поверил бы в нечистую силу, чем в то, что Лейла была случайно убита ракетой. Зачем ей среди ночи ходить по пустырям? К тому же в багдадском небе летали не черти и ведьмы, а американские бомбардировщики-невидимки, о которых Рахмани читал в западных военных журналах и которые были не нечистой силой, а творением рук человеческих. Смерть Лейлы Аль Хиллы тоже была делом чьих-то рук.

Единственное разумное объяснение заключалось в том, что генерал Кадири каким-то образом узнал о побочной деятельности Лейлы и положил ей конец. Значит, прежде чем умереть, она все рассказала.

Для Рахмани это означало, что в лице генерала Кадири он приобрел сильного и опасного врага. Хуже того, теперь закрылся главный канал поступления информации из высших эшелонов власти. Знай Рахмани, что Кадири был встревожен и напуган не меньше его, он испытал бы огромное облегчение. Но Рахмани этого не знал. Ему было ясно одно: с этого дня он должен быть чрезвычайно осмотрителен.

На второй день воздушной войны Ирак нанес первый ракетный удар по Израилю. Все средства массовой информации в один голос заявили, что это были «скады-Б» советского производства; такая версия просуществовала до конца войны. На самом же деле на Израиль упали вовсе не «скады».

Ракетный удар нельзя было назвать очередной глупостью Саддама, он преследовал вполне определенную цель. Иракское правительство понимало, что Израиль никогда не смирится с большими жертвами среди мирного населения своей страны. Как только первые ракеты взорвались в пригородах Тель-Авива, Израиль встал на тропу войны. Именно этого и добивался Багдад.

В антииракскую коалицию входили пятьдесят стран, из них семнадцать арабских. У всех арабских государств, не считая приверженности к мусульманской вере, была еще одна общая черта – враждебное отношение к Израилю. Иракское правительство рассудило так: если ракетным ударом удастся спровоцировать Израиль выступить на стороне антииракской коалиции, то все арабские страны отведут свои войска. Даже его величество Фахд, король Саудовской Аравии и хранитель двух священных городов, окажется в невероятно трудном положении.

В Израиле сразу же решили, что упавшие ракеты начинены отравляющими веществами или культурами опасных микроорганизмов. Если бы это было так, то никто не смог бы удержать Израиль от ответного удара. К счастью, быстро выяснилось, что ракеты не несли ничего, кроме обычного взрывчатого вещества. И все же в Израиле психологический эффект ракетного удара был огромен.

Соединенные Штаты немедленно приняли все меры для сдерживания Израиля. Ицхака Шамира заверили, что об ответе Саддаму побеспокоятся союзники. Израиль уже собирался нанести мощный бомбовый удар по Ираку, и в воздух были подняты десятки истребителей-бомбардировщиков F-15, но их отозвали, когда они еще не покинули воздушное пространство Израиля.

Настоящие советские «скады» были неуклюжими, устаревшими ракетами. Тем не менее, в течение нескольких лет Ирак закупил девятьсот таких ракет. Дальность их полета не превышала трехсот километров, а полезная нагрузка составляла около тысячи фунтов. «Скады» не имели системы коррекции траектории и в своем первоначальном виде могли приземлиться где угодно в радиусе полумили от цели.

Для иракских целей покупка «скадов» была абсолютно бессмысленной сделкой. Во время ирано-иракской войны эти ракеты не могли долететь до Тегерана, а Израиль был для них вообще недосягаем – даже при запуске с самой западной точки территории Ирака.

В период между ирано-иракской войной и кризисом в Персидском заливе иракцы при содействии немецких инженеров предприняли странную операцию. Они разрезали «скады» на секции и из трех «скадов» собирали две новые ракеты. Без преувеличения можно сказать, что новые ракеты, названные «аль-хусаин», были сущим кошмаром.

Добавив новые резервуары для топлива, иракцы увеличили их дальность полета до шестисот двадцати километров. Теперь ракеты могли долететь (и долетали) до Тегерана и Израиля. Однако полезная нагрузка ракет стала скорее чисто символической: она составляла всего лишь сто шестьдесят фунтов. И ранее весьма несовершенная система наведения теперь фактически стала неработоспособной. Две ракеты, нацеленные на Израиль, не попали не только в Тель-Авив, но и пролетели мимо всей республики, упав где-то на территории Иордании.

Впрочем, как орудие устрашения «аль-хусаины» почти добились успеха. Хотя все иракские ракеты, упавшие на территории Израиля, несли меньше взрывчатого вещества, чем одна двухтысячефунтовая бомба, дождь которых теперь сыпался на Ирак, население Израиля было близко к панике.

Америка нашла три способа успокоить Израиль. Тысяче самолетов союзников было дано новое задание: уничтожить не только все иракские стационарные установки для запуска ракет, но и обнаружить и ликвидировать все мобильные пусковые установки.

В течение нескольких часов в Израиль были направлены зенитные комплексы «пэтриот» – не столько для того, чтобы сбивать приближающиеся иракские ракеты, сколько для того, чтобы убедить Израиль не ввязываться в войну с Ираком.

В западные пустынные регионы Ирака были направлены диверсионные отряды Интеллидженс сервис, а потом и американских «зеленых беретов», которые должны были обнаруживать мобильные ракетные установки и уничтожать их своими противотанковыми управляемыми ракетами типа «милан» или вызывать по радио самолеты.

Зенитные комплексы «пэтриот», которые превозносили как вершину военной мысли, добились очень ограниченного успеха, но в том не было ничьей вины. Конструкторы предназначали «пэтриоты» для уничтожения самолетов, а не ракет, поэтому их пришлось срочно переделывать. Никто из официальных лиц так и не объяснил, почему «пэтриоты» не сбили практически ни одну спускающуюся боеголовку.

А причина была проста. Превратив «скады» в «аль-хусаины» с большей дальностью полета, иракские инженеры были вынуждены увеличить и высоту его траектории. Входя в атмосферу по параболической траектории, «аль-хусаины» раскалялись докрасна (конструкция «скадов» не была рассчитана на такие температуры) и буквально разваливались на куски. В сущности, на Израиль падала уже не ракета, а куча металлолома.

Ракета «пэтриот», выходя на перехват, обнаруживала, что навстречу ей движется не один кусок металла, а добрый десяток обломков. Крошечный мозг «пэтриота» подсказывал ему, что в таких ситуациях, как его и учили, нужно охотиться за самым крупным куском, которым обычно оказывался нелепо крутившийся в воздухе опустевший топливный резервуар. «Пэтриот» упускал из виду гораздо меньшую боеголовку, которой ничто не мешало упасть на землю. Впрочем, многие иракские боеголовки так и не взорвались, и повреждения, причиненные израильским зданиям, были вызваны не столько взрывами, сколько механическими ударами обломков ракет.

Если так называемые «скады» были оружием психологического устрашения, то зенитные комплексы «пэтриот» являлись средством психологической защиты. Впрочем, психология в любой войне играет далеко не последнюю роль. Кроме того, поставка американских комплексов «пэтриот» была лишь частью найденного решения проблемы.

Секретное соглашение между США и Израилем включало три раздела. Первый из них предусматривал безвозмездную поставку зенитных комплексов «пэтриот», второй – установку в будущем значительно более совершенных ракет типа «эрроу» (в 1990 году эти ракеты находились в стадии разработки и в соответствии с соглашением должны были быть установлены в Израиле до 1994 года). Третий раздел соглашения предоставлял Израилю право выбрать до ста объектов на территории Ирака; авиация союзников обязалась все их уничтожить. Израиль выбрал главным образом цели в западном Ираке: дороги, мосты, аэродромы, словом, все, что вело к Израилю.

Конечно, ни одна из целей хотя бы в силу своего географического положения не имела ничего общего с освобождением Кувейта, который находился на другом конце полуострова.

Пилоты ВВС США и Великобритании, которым было поручено охотиться за «скадами», рапортовали, что они поразили множество ракетных установок. К большому неудовольствию генералов Чака Хорнера и Шварцкопфа ЦРУ скептически отнеслось к победным реляциям пилотов.

Через два года после окончания войны Вашингтон официально признал, что ни одна иракская мобильная ракетная установка типа «скад» не была уничтожена авиацией союзников. До сих пор это признание приводит в ярость тех, кто непосредственно участвовал в воздушных налетах, но факт остается фактом: пилоты опять-таки были обмануты искусной маскировкой.

Если юг Ирака представляет собой ровную, как стол, пустыню, то на западе и северо-западе страны преобладает холмистая местность, изрезанная тысячами вади и оврагов. Именно здесь Майк Мартин пробирался в Багдад. Еще до нанесения ракетного удара по Израилю иракцы изготовили десятки муляжей пусковых установок и наряду с настоящими спрятали их в укрытиях.

По ночам иракцы вытаскивали из укрытий свои игрушки, которые представляли собой грузовые платформы с установленными на них трубами из листовой стали, а ближе к рассвету прямо в трубах поджигали бочонки с нефтью и ветошью. АВАКСы тут же регистрировали источник тепла и сообщали о запуске иракской ракеты. В указанное место направлялись истребители-бомбардировщики, которые завершали дело и рапортовали об уничтожении очередной пусковой установки.

Таким образом иракцы могли обмануть всех, но только не диверсионные отряды войск специального назначения. Эти крохотные отряды на «лендроверах» и мотоциклах проникали на территорию западного Ирака, устраивали наблюдательные пункты и там под палящим солнцем и холодными ночами не сводили глаз с подозрительных объектов. С расстояния в двести ярдов нетрудно отличить настоящую мобильную пусковую установку от муляжа.

Укрывшись в скалах, британцы наблюдали в бинокли, как иракские солдаты выводят пусковые установки из укрытий, кульвертов или из-под мостов, где их не могли обнаружить с воздуха. Если рядом было слишком много иракцев, то британцы по радио сообщали координаты установки летчикам. Если же они видели, что могут справиться своими силами, то пускали в ход противотанковые ракеты «милан». Когда «милан» попадала в топливный резервуар настоящего «аль-хусаина», получался неплохой фейерверк.

Очень скоро союзники поняли, что пустыню разделяет невидимая линия, протянувшаяся с севера на юг. Лишь иракские ракеты, располагавшиеся к западу от этой линии, могли долететь до Израиля. Задача войск специального назначения свелась к тому, чтобы терроризировать иракских ракетчиков, заставить их отказаться от попыток перейти ту невидимую линию, запускать ракеты к востоку от нее и потом врать своим командирам. Через восемь дней ракетные удары по Израилю прекратились и уже больше не возобновлялись.

Потом союзники поделили западный Ирак на две зоны. Границей между ними стало шоссе, связывающее Багдад с Иорданией. К северу от шоссе располагалась «Северная дорога „скадов“», заботу о которой взяли на себя американские десантники; они проникали в Ирак на вертолетах дальнего действия. С другой стороны шоссе была «Южная дорога „скадов“», сфера деятельности войск специального назначения британских ВВС. В этих рейдах погибли четыре хороших солдата, но они выполняли порученную им работу, которую не могли одолеть умнейшие машины, стоившие миллиарды долларов.

На четвертый день войны, 20 января, от охоты за «скадами» в западных районах Ирака были освобождены несколько авиационных частей, в том числе и располагавшаяся в Эль-Харце 336-я эскадрилья.

Эскадрилье было приказано уничтожить большую ракетную базу к северо-западу от Багдада. На базе помимо ракет типа «земля-воздух» были два больших радиолокатора.

В соответствии с планом генерала Хорнера теперь воздушные удары смещались на север. К югу от Багдада уже были уничтожены практически все пусковые ракетные установки и радиолокаторы. Настала очередь очищать воздушное пространство к востоку, западу и северу от столицы.

Из двадцати четырех самолетов эскадрильи ее командир, подполковник Стив Тернер, направил на уничтожение ракетной базы группу из двенадцати «иглов». Летчики называли боевую группу из двенадцати истребителей-бомбардировщиков «гориллой».

«Гориллу» вел один из двух старших офицеров эскадрильи. Четыре из двенадцати самолетов были вооружены противорадарными ракетами типа HARM, которые самонаводятся по инфракрасному излучению, испускаемому работающим радиолокатором. Остальные восемь «иглов» несли по две длинных, блестящих (корпус из нержавеющей стали) бомбы GBU-10-1 с лазерной системой наведения. Когда радиолокаторы замолчат и ракеты противника ослепнут, бомбы последуют за HARM и уничтожат всю базу.

Поначалу ничто не предвещало неприятностей. Двенадцать «иглов» четверками поднялись в небо, выстроились свободным эшелоном и быстро достигли высоты двадцать пять тысяч футов. Небо было ослепительно синим, а внизу была хорошо видна желто-коричневая пустыня.

Метеорологи сообщили, что над целью ветер сильнее, чем в Саудовской Аравии, но ни словом ни обмолвились о шамале – быстро налетающей пыльной буре, в которой цель в мгновение ока теряется из виду.

К югу от границы двенадцать «иглов» встретили своих бензозаправщиков, два самолета КС-10. Каждый заправщик может напоить шесть страждущих истребителей. «Иглы» по одному занимали позицию в хвосте заправщика и ждали, когда оператор, посматривавший на них сквозь перспексовый иллюминатор с расстояния всего лишь нескольких футов, подвинет подающую топливо штангу к штуцеру топливного бака истребителя.

Наконец все двенадцать «иглов» заправились и повернули на север, к Ираку. С дежурившего над Персидским заливом АВАКСа пилотам сообщили, что самолетов противника впереди нет. На случай встречи с иракскими истребителями «иглы» всегда несли еще и ракеты-перехватчики типа «воздух-воздух» AIM-7 и AIM-9, которых чаще называли «спарроу» и «сайдуиндер».

Ракетная база оказалась там, где она и была отмечена на карте. Но ее радиолокаторы молчали. Пилоты рассчитывали, что операторы, заметив непрошеных гостей, включат систему наведения, чтобы направить ракеты на американские самолеты. Как только радиолокаторы будут включены, четыре «игла» своими ракетами HARM тут же их уничтожат или, выражаясь языком американских летчиков, «испортят им весь день».

Американцы так никогда и не узнали, что случилось на этой базе. То ли командир иракской базы просто спасал свою шкуру, то ли он был чрезвычайно хитер. Как бы то ни было, радиолокаторы упорно молчали. Четыре «игла», ведомые командиром группы, снова и снова пикировали на радиолокаторы, но иракцы так и не поддались на провокацию.

В такой ситуации было бы крайне неразумно направлять на цели бомбардировщики. Не выведенные из строя радиолокаторы могли включиться в любой момент, и тогда ракеты иракской противовоздушной обороны наверняка поразили бы «иглы».

Американские самолеты двадцать минут кружили над целью, а потом был дан приказ об отходе. «Горилла» разделилась на более мелкие группы, которые полетели поражать другие, менее важные цели.

Дон Уолкер обменялся парой фраз с Тимом Натансоном, своим напарником, сидевшим у него за спиной. На тот день резервным объектом была стационарная пусковая установка «скадов», расположенная южнее Самарры. В любом случае Самарру должны были навестить и другие истребители-бомбардировщики, потому что там располагалось известное предприятие по производству отравляющих веществ.

С АВАКСа подтвердили, что с двух больших баз иракских ВВС к востоку от Самарры и к юго-востоку от Багдада истребители противника не поднимались. Дон Уолкер связался со своим ведомым, и два «игла» направились к «скадам».

Все переговоры между американскими летчиками кодировались с помощью системы «хэв-квик», которая для всех, не располагавших такой системой, превращала слова в бессмысленный шум. Код меняли каждый день, но для всех самолетов союзников он был одним и тем же.

Уолкер осмотрелся. Сзади, в полумиле от его самолета и чуть выше, летел ведомый Рэнди Робертс («Два-Р») с напарником Джимом Генри («Бумером»).

Приближаясь к стационарной пусковой ракетной установке, Дон Уолкер снизился, чтобы точнее определить цель. К его разочарованию установку полностью скрыли из виду клубы пыли и песка; очевидно, в этом районе в нижних слоях атмосферы ветер был настолько силен, что все же поднял шамаль.

Чтобы бомба с лазерным наведением попала точно в цель, она должна следовать вдоль лазерного луча, спроектированного на цель из самолета, а чтобы спроектировать луч на цель, надо ее видеть.

Окончательно расстроенный Дон Уолкер развернул самолет. Горючего у него оставалось в обрез. Две неудачи в один день – это было слишком. Уолкер терпеть не мог возвращаться с полным боезапасом. Но здесь целей не было, приходилось брать курс на базу.

Через три минуты прямо под собой Уолкер увидел гигантский промышленный комплекс.

– Что это? – спросил он напарника.

– Называется Тармия, – сверившись с полетными картами, ответил Тим Натансон.

– Ну и громадина, черт бы ее побрал!

– Да-а.

Ни тот, ни другой не знали, что промышленный комплекс Тармия включал триста восемьдесят одно здание и располагался на площади в сто квадратных миль.

– В списке целей числится?

– Нет.

– Все равно спускаемся. Рэнди, прикрой мою задницу.

– Понял, – ответил ведомый.

Уолкер снизился до десяти тысяч футов. Размеры промышленного комплекса поражали воображение. В его центре находилось огромное здание, напоминавшее крытый стадион.

– Заходим.

– Дон, это же не наша цель.

На высоте восьми тысяч футов Уолкер включил систему лазерного наведения и направил луч на огромное здание, располагавшееся немного впереди «игла». На экранчике забегали цифры, отсчитывая расстояние и время до оптимальной точки сбрасывания бомб. Когда на экранчике появился ноль, Уолкер нажал кнопку сброса и еще какое-то время вел самолет прямо к цели.

В носовых конусах бомб располагался детектор лазерного луча «пэйв-уэй», а под фюзеляжем «игла» – модуль «лантирн». Последний направлял на цель невидимый инфракрасный луч, который, отражаясь от цели, образовывал своеобразную электронную воронку, острием обращенную к той точке, куда должна была попасть бомба.

Система «пэйв-уэй» нащупывала электронную воронку, вводила бомбу внутрь нее, а потом бомба спускалась по стенке воронки, пока не попадала именно туда, куда был нацелен луч.

Обе бомбы сделали то, что от них и требовалось. Они взорвались точно под выступом крыши. Тотчас после взрыва Дон Уолкер изменил курс, резко задрал нос своего «игла» и снова поднялся до двадцати пяти тысяч футов. Час спустя он и его ведомый, по пути еще раз заправившись в воздухе, вернулись в Эль-Харц.

Уолкер успел увидеть лишь ослепительные вспышки двух взрывов, поднявшийся затем столб дыма и огромное облако потревоженной взрывами пыли.

Он не мог знать, что бомбы разрушили одну из стен гигантского здания и сорвали большую часть крыши, которая поднялась, словно парус. Не знал он и того, что начавшийся еще утром сильный ветер, тот самый, что вызвал пыльную бурю, которая скрыла пусковые установки со «скадами», завершил начатое им дело. Ветер сорвал крышу фабрики, как крышку с консервной банки, и во все стороны раскидал опасные стальные листы.

Сразу после возвращения на базу всех пилотов подробно опрашивали. Для уставших летчиков это была неприятная процедура, но ее не миновал никто. Опросами занималась начальник разведки эскадрильи майор Бет Крогер.

Никто не говорил, что «горилла» добилась успеха, но все же почти все пилоты поразили резервные цели. Лишь лихач Уолкер не смог обнаружить свою резервную цель и наугад выбрал первый попавшийся объект.

– Почему, черт возьми, вы сбросили там бомбы? – недоумевала Бет Крогер.

– Уж слишком здоровое сооружение. Мне оно показалось важным объектом.

– Но оно ведь не было внесено в перечень целей! – ворчала Крогер.

Она записала все данные об обнаруженном Уолкером объекте: его точное расположение, краткое описание, причиненный бомбовым ударом ущерб – по оценке самого Уолкера. Эти данные затем будут переданы в центр тактического управления воздушным движением, который размещался там же, где и объединенное командование ВВС коалиции и «Черная дыра», – в подвалах под зданием Министерства ВВС Саудовской Аравии.

– Если окажется, что это завод по розливу минеральной воды или фабрика детского питания, то, боюсь, вам не поздоровится, – предупредила Крогер Уолкера.

– Знаете, Бет, вам очень идет, когда вы сердитесь, – поддразнил ее Уолкер.

Бет Крогер была профессионалом во всех отношениях. Для флирта она предпочитала коллег в звании не ниже полковника. В Эль-Харце у нее была нелегкая жизнь, потому что из всего гарнизона только три офицера оказались всерьез женатыми.

– Не забывайтесь, капитан, – обрезала она Уолкера и занялась подготовкой рапорта.

Уолкер вздохнул, пошел в свою палатку и упал на койку. Бет Крогер была права. Если окажется, что он только что разбомбил самый большой в мире приют для сирот, то генерал Хорнер собственноручно сорвет с него капитанские нашивки. Никто так и не сказал Дону Уолкеру, что за цель он выбрал утром. Но это был отнюдь не приют для сирот.