XXII

В Лысых Горах, имении князя Николая Андреевича Болконского, ожидали с каждым днем приезда молодого князя Андрея с княгиней; но ожидание не нарушило стройного порядка, по которому шла жизнь в доме старого князя. Генерал-аншеф князь Николай Андреевич, по прозванию в обществе le roi de Prusse,^[193] – с того времени, как при Павле был сослан в деревню, жил безвыездно в своих Лысых Горах с дочерью, княжною Марьей, и при ней компаньонкой, m-lle Bourienne.^[194] И в новое царствование, хотя ему и был разрешен въезд в столицы, он также продолжал безвыездно жить в деревне, говоря, что ежели кому его нужно, то тот и от Москвы полтораста верст доедет до Лысых Гор, а что ему никого и ничего не нужно. Он говорил, что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум. Он сам занимался воспитанием своей дочери и, чтобы развить в ней обе главные добродетели, давал ей уроки алгебры и геометрии и распределял всю ее жизнь в беспрерывных занятиях. Сам он постоянно был занят то писанием своих мемуаров, то выкладками из высшей математики, то точением табакерок на станке, то работой в саду и наблюдением над постройками, которые не прекращались в его имении. Так как главное условие для деятельности есть порядок, то и порядок в его образе жизни был доведен до последней степени точности. Его выходы к столу совершались при одних и тех же неизменных условиях, и не только в один и тот же час, но и минуту. С людьми, окружавшими его, от дочери до слуг, князь был резок и неизменно требователен, и потому, не быв жестоким, он возбуждал к себе страх и почтительность, каких не легко мог бы добиться самый жестокий человек. Несмотря на то, что он был в отставке и не имел теперь никакого значения в государственных делах, каждый начальник той губернии, где было имение князя, считал своим долгом являться к нему и точно так же, как архитектор, садовник или княжна Марья, дожидался назначенного часа выхода князя в высокой официантской. И каждый в этой официантской испытывал то же чувство почтительности и даже страха, в то время как отворялась громадно-высокая дверь кабинета и показывалась в напудренном парике невысокая фигурка старика с маленькими сухими ручками и серыми висячими бровями, иногда, как он насупливался, застилавшими блеск умных и молодых блестящих глаз.

В день приезда молодых, утром, по обыкновению, княжна Марья в урочный час входила для утреннего приветствия в официантскую и со страхом крестилась и читала внутренно молитву. Каждый день она входила и каждый день молилась о том, чтоб это ежедневное свидание сошло благополучно.

Сидевший в официантской пудреный старик слуга тихим движением встал и шепотом доложил: «Пожалуйте».

Из-за двери слышались равномерные звуки станка. Княжна робко потянула за легко и плавно отворяющуюся дверь и остановилась у входа. Князь работал за станком и, оглянувшись, продолжал свое дело.

Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – все выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще не бритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно-нежно оглядев ее:

– Здорова?.. ну, так садись!

Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.

– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.

Княжна пригнулась к столу над тетрадью.

– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.

Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.

– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.

– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.

– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.

– Прочтите хоть это, mon p`ere,^[195] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.

– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.

– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески-едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…

Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель, или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу. Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.

Княжна ошиблась ответом.

– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.

Он придвинулся и продолжал толкование.

– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится – слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.

Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую, неразрезанную книгу.

– Вот еще какой-то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!

Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.

Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочна, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых.

Жюли писала:

«Ch`ere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l’absence! J’ai beau me dire que la moiti'e de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgr'e la distance qui nous s'epare, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se r'evolte contre la destin'ee, et je ne puis, malgr'e les plaisirs et les distractions qui m’entourent, vaincre une certaine tristesse cach'ee que je ressens au fond du coeur depuis notre s'eparation. Pourquoi ne sommes-nous pas r'eunies, comme cet 'et'e dans votre grand cabinet sur le canap'e bleu, le canap'e а confidences? Pourquoi ne puis-je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si p'en'etrant, regard que j’aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous 'ecris?»^[196]

Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое, слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», – подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видела хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто-неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать:

«Tout Moscou ne parle que guerre. L’un de mes deux fr`eres est d'ej`a а l’'etranger, l’autre est avec la garde qui se met en marche vers la fronti`ere. Notre cher empereur a quitt'e P'etersbourg et, а ce qu’on pr'etend, compte lui-m^eme exposer sa pr'ecieuse existence aux chances de la guerre. Dieu veuille que le monstre corsicain, qui d'etruit le repos de l’Europe, soit terrass'e par l’ange que le Tout-Puissant, dans sa mis'ericorde, nous a donn'e pour souverain. Sans parler de mes fr`eres, cette guerre m’a priv'ee d’une relation des plus ch`eres а mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff qui avec son enthousiasme n’a pu supporter l’inaction et a quitt'e l’universit'e pour aller s’enr^oler dans l’arm'ee. Eh bien, ch`ere Marie, je vous avouerai, que, malgr'e son extr^eme jeunesse, son d'epart pour l’arm'ee a 'et'e un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet 'et'e, a tant de noblesse, de v'eritable jeunesse qu’on rencontre si rarement dans le si`ecle o`u nous vivons parmi nos vieillards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et po'etique, que mes relations avec lui, quelques passag`eres qu’elles fussent, ont 'et'e l’une des plus douces jouissances de mon pauvre coeur, qui a d'ej`a tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s’est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! ch`ere amie, vous ^etes heureuse de ne pas conna^itre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous ^etes heureuse, puisque les derni`eres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu’un ami, mais cette douce amiti'e, ces relations si po'etiques et si pures ont 'et'e un besoin pour mon coeur. Mais n’en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухов et son h'eritage. Figurez-vous que les trois princesses n’ont recu que tr`es peu de chose, le prince Basile rien, et que c’est M. Pierre qui a tout h'erit'e, et qui pardessus le march'e a 'et'e reconnu pour fils l'egitime, par cons'equent comte Безухов est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pr'etend que le prince Basile a jou'e un tr`es vilain r^ole dans toute cette histoire et qu’il est reparti tout penaud pour P'etersbourg.

Je vous avoue que je comprends tr`es peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c’est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre tout court est devenu comte Безухов et possesseur de l’une des plus grandes fortunes de la Russie, je m’amuse fort а observer les changements de ton et des mani`eres des mamans accabl'ees de filles а marier et des demoiselles elles-m^emes а l’'egard de cet individu qui, par parenth`ese, m’a paru toujours ^etre un pauvre sire. Comme on s’amuse depuis deux ans а me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безуховой. Mais vous sentez bien que je ne me soucie nullement de le devenir. A propos de mariage, savez-vous que tout derni`erement la tante en g'en'eral Анна Михайловна m’a confi'e sous le sceau du plus grand secret un projet de mariage pour vous. Ce n’est ni plus ni moins que le fils du prince Basile, Anatole, qu’on voudrait ranger en le mariant а une personne riche et distingu'ee, et c’est sur vous qu’est tomb'e le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j’ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tr`es beau et tr`es mauvais sujet; c’est tout ce que j’ai pu savoir sur son compte.

Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller d^iner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu’il y ait des choses dans ce livre difficiles а atteindre avec la faible conception humaine, c’est un livre admirable dont la lecture calme et 'el`eve l’^ame. Adieu. Mes respects а monsieur votre p`ere et mes compliments а m-lle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime.

Julie.

P. S. Donnez-moi des nouvelles de votre fr`ere et de sa charmante petite femme».^[197]

Княжна подумала, задумчиво улыбнулась (причем лицо ее, освещенное лучистыми глазами, совершенно преобразилось) и, вдруг приподнявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:

«Ch`ere et excellente amie. Votre lettre du 13 m’a caus'e une grande joie. Vous m’aimez donc toujours, ma po'etique Julie. L’absence dont vous dites tant de mal, n’a donc pas eu son influence habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l’absence – que devrai-je dire moi si j’osais me plaindre, priv'ee de tous ceux qui me sont chers? Ah! si nous n’avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez-vous un regard s'ev`ere quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamne pas. Il me para^it seulement que l’amour chr'etien, l’amour du prochain, l’amour pour ses ennemis est plus m'eritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspirer les beaux yeux d’un jeune homme а une jeune fille po'etique et aimante comme vous.

La nouvelle de la mort du comte Безухов nous est parvenue avant votre lettre, et mon p`ere en a 'et'e tr`es affect'e. Il dit que c’'etait l’avant-dernier repr'esentant du grand si`ecle, et qu’а pr'esent c’est son tour; mais qu’il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j’ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et s’est la qualit'e que j’estime le plus dans les gens. Quant а son h'eritage et au r^ole qu’y a jou'e le prince Basile, c’est bien triste pour tous les deux. Ah! ch`ere amie, la parole de notre divin sauveur qu’il est plus ais'e а un chameau de passer par le trou d’une aiguille, qu’il ne l’est а un riche d’entrer dans le royaume de dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accabl'e de cette richesse, que de tentations n’aura-t-il pas а subir! Si on me demandait ce que je d'esirerais le plus au monde, ce serait d’^etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille gr^aces, ch`ere amie, pour l’ouvrage que vous m’envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu’au milieu de plusieurs bonnes choses il y en a d’autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me para^it assez inutile de s’occuper d’une lecture inintelligible; qui par l`a m^eme ne pourrait ^etre d’aucun fruit. Je n’ai jamais pu comprendre la passion qu’ont certaines personnes de s’embrouiller l’entendement en s’attachant а des livres mystiques, qui n’'el`event que des doutes dans leurs esprits, exaltent leur imagination et leur donnent un caract`ere d’exag'eration tout а fait contraire а la simplicit'e chr'etienne. Lisons les ap^otres et l’Evangile. Ne cherchons pas а p'en'etrer ce que ceux-l`a renferment de myst'erieux, car, comment oserions-nous, mis'erables p'echeurs que nous sommes, pr'etendre а nous initier dans les secrets terribles et sacr'es de la providence, tant que nous portons cette d'epouille charnelle, qui 'el`eve entre nous et l’'eternel un voile imp'en'etrable? Bornons-nous donc а 'etudier les principes sublimes que notre divin sauveur nous a laiss'e pour notre conduite ici-bas; cherchons а nous y conformer et а les suivre, persuadons-nous que moins nous donnons d’essor а notre faible esprit humain et plus il est agr'eable а dieu, qui rejette toute science ne venant pas de lui; que moins nous cherchons а approfondir ce qu’il lui a plu de d'erober а notre connaissance, et plut^ot il nous en accordera la d'ecouverte par son divin esprit.

Mon p`ere ne m’a pas parl'e du pr'etendant, mais il m’a dit seulement qu’il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de mariage qui me regarde, je vous dirai, ch`ere et excellente amie, que le mariage selon moi, est une institution divine а laquelle il faut se conformer. Quelque p'enible que cela soit pour moi, si le Tout-Puissant m’impose jamais les devoirs d’'epouse et de m`ere, je t^acherai de les remplir aussi fid`element que je le pourrai, sans m’inqui'eter de l’examen de mes sentiments а l’'egard de celui qu’il me donnera pour 'epoux.

J’ai recu une lettre de mon fr`ere qui m’annonce son arriv'ee а Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte dur'ee, puisqu’il nous quitte pour prendre part а cette malheureuse guerre, а laquelle nous sommes entra^in'es dieu sait comment et pourquoi. Non seulement chez vous, au centre des affaires et du monde, on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champ^etres et de ce calme de la nature que les citadins se repr'esentent ordinairement а la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir p'eniblement. Mon p`ere ne parle que marche et contremarche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant-hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus t'emoin d’une sc`ene d'echirante… C’'etait un convoi des recrues enr^ol'es chez nous et exp'edi'es pour l’arm'ee. Il fallait voir l’'etat dans lequel se trouvaient les m`eres, les femmes, les^e enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres! On dirait que l’humanit'e a oubli'e les lois de son divin sauveur qui pr^echait l’amour et le pardon des offenses, et qu’elle fait consister son plus grand m'erite dans l’art de s’entre-tuer.

Adieu, ch`ere et bonne amie, que notre divin sauveur et sa tr`es sainte m`ere vous aient en leur sainte et puissante garde.

Marie»^[198]

– Ah, vous exp'ediez le courrier, princesse, moi j’ai d'ej`a exp'edi'e le mien. J’ai 'ecris а ma pauvre m`ere,^[199] – заговорила быстро-приятным, сочным голоском улыбающаяся m-lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно-веселый и самодовольный мир.

– Princesse, il faut que je vous pr'evienne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tr`es mauvaise humeur, tr`es morose. Soyez pr'evenue, vous savez…^[200]

– Ah! ch`ere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai pri'ee de ne jamais me pr'evenir de l’humeur dans laquelle se trouve mon p`ere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent.^[201]

Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между двенадцатью и двумя часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.