Глава седьмая
Сюрпризы продолжаются
Так уж странно устроена человеческая психика, что Мазур, войдя в старинное, помпезное и полное архитектурных излишеств здание мэрии, поймал себя на том, что шагает гоголем, испытывая нечто вроде законной гордости – поскольку не жалким просителем сюда приперся с робкой мордой и тремором в коленках, не челобитчиком, а полноправным членом победившей команды, триумфатором и завоевателем. Пусть даже в чужой личине, но – победитель, как ни крути, нашабанда выиграла, народ проголосовал за дона Себастьяна Санчеса, а глас народа, как известно…
В коридорах царила нездоровая суета, явно несвойственная сему почтенному заведению во времена скучные и будничные. Забавно, но Мазур, новичок в заграничной политике, без особого труда мог с полувзгляда определить, где победители, а где проигравшие – тут не нужно быть семи пядей во лбу, достаточно оценить выражение лиц, четко делившееся на две крайности: одни лопаются от радости, другие погружены в печаль…
Стоило ему войти в обширную приемную, битком набитую тем же суетящимся народом, как навстречу ему шустро кинулась секретарша, пожилая мумиеобразная сеньора в скучном сером костюме, как две капли воды похожая на отечественную профсоюзную активистку – настолько, что Мазура оторопь пробрала в первый миг. И возвестила с усердием цепной собаки, что сеньор алькальд велел незамедлительно пригласить к нему сеньора Джонни, как только последний объявится.
Когда высоченная дубовая дверь бесшумно затворилась за Мазуром, хватило одного взгляда, чтобы сообразить: новоиспеченный сеньор алькальд не относится к тем бессердечным субъектам, что лишены простой человеческой благодарности и полагают, будто услуга, которая уже оказана, ни черта не стоит…
Вовсе даже наоборот: дон Себастьян Санчес скорее впал в другую крайность, он кинулся навстречу Мазуру, столь энергично распахнув объятия, столь дружески сияя, что во рту стало приторно, будто Мазур навернул одним махом полкило сахару.
– Как я рад вас видеть, мой юный друг! – воскликнул дон Санчес, увлекая Мазура к великолепному столу с гнутыми позолоченными ножками, усаживая в столь же великолепное кресло и подсовывая стакан с виски. – Нет нужды повторять, как я вам благодарен, вы и сами понимаете, что спасли мне жизнь… Этот мерзавец Рамирес, разложившийся и коррумпированный… Ну, будем надеяться, история и правосудие еще воздадут сторицей этому гнусному субъекту в самом скором времени… – он уселся за стол, положил локти на роскошную столешницу, украшенную инкрустацией из разнообразнейших сортов дорогого дерева, пытливо глянул на собеседника. Улыбка исчезла у него с лица, словно повернули некий выключатель. Глаза в сеточке морщинок были умные и проницательные. – Что же, забудем о неприятном и займемся проблемами насущными… Что же мне с вами делать, Джонни? Я просто обязан что-то для вас сделать…
– Я… – заикнулся было Мазур.
– О, ни слова! – властно поднял ладонь сеньор алькальд. – Все обуревающие вас благородные чувства написаны на вашем лице. Вы скромны, тактичны, это видно… Другому, признаюсь, я без особых раздумий сунул бы немаленькую пачку радужных бумажек, и оба мы считали бы это закономерным финалом, устраивающим обе стороны… Но вы, Джонни, человек иного полета, верно? Ваше лицо вовсе не похоже на физиономию недалекого субъекта, ждущего вещественной благодарности…
– Надеюсь, – вставил словечко Мазур.
– Вы – человек иного полета, это ясно, – повторил алькальд. – Грубая, материальная благодарность одноразова и конечна, ведь так? А вы наверняка хотите от жизни чего-то большего… Вы согласны стать моим другом и сподвижником, Джонни? Я умею ценить верность, преданность и деловые качества. Вы уже неплохо зарекомендовали себя, и в заведении нашей милейшей сеньоры Розы, и позавчера на площади… Это в парашютистах вас научили так великолепно драться?
Мазур кивнул, подумав, что тут не обошлось без откровений донны Розы – никаких сомнений, теснейшим образом повязанной с этим деятелем.
– Прекрасно, – кивнул Санчес. – Если что-то и способно погубить нашу многострадальную страну, так это отсутствие профессионализма. Мы, латиноамериканцы, потерпели немало поражений не в силу какой-то лени или иных национальных пороков, а как раз в силу того самого вопиющего непрофессионализма. Испокон веков пытались решать все проблемы с провинциальной небрежностью. Чего ни коснись, везде этот дурной провинциализм. А в итоге субъекты вроде Рамиреса довели провинцию до полного упадка… Я намерен решительно это переломить. Мне нужна команда. Я хочу, чтобы на любом участке работы, о чем бы ни шла речь, стояли не провинциальные лентяи, а люди, приученные работать толково, на уровне мировых стандартов. Вот взять хотя бы вас, Джонни – молоды, энергичны, повидали свет, служили в парашютистах… Прямо-таки бесценная находка для иных ответственных поручений… Что скажете?
Мазур, глядя ему в глаза открыто и честно, сказал:
– Мне чертовски нравится ваш город, дон Себастьян. У меня тут появились настоящие друзья, а вдобавок – возможность сделать неплохую для простого бродяги карьеру… Не настолько я глуп, чтобы отказываться. Располагайте мною, как найдете нужным.
А что еще прикажете ответить, если хотите жить в этом городе спокойно и привольно, прежде чем придет пора сорваться в дорогу?
– Прекрасно, – сказал алькальд. – Просто прекрасно. Я рад, что правильно вас оценил…
– И чем же мне предстоит заниматься? – напрямую спросил Мазур.
– Не спешите, – с милой улыбкой ответил алькальд. – Я вовсе не собираюсь немедленно нагружать вас поручениями. Какое-то время нужно будет разгребать все эти авгиевы конюшни, оставленные предшественником… Но, будьте уверены, ваш час придет, и весьма скоро. – Он поморщился с искренней брезгливостью. – Чертов Рамирес… Это уже выходит за рамки политической борьбы… Какова штучка…
Он достал из ящика стола тот самый вальтерок с глушителем, повертел его в руках, держа довольно умело, протянул Мазуру:
– Рамирес, конечно, мерзавец, но игрушка хороша…
– Безусловно, – согласился Мазур, повертел пистолет, вернул собеседнику.
Тот решительно отстранил его руку:
– Оставьте себе. У вас глаза разгорелись… Молодые люди любят такие игрушки, я понимаю. Считайте это маленьким подарком, совершенно несоизмеримым той услуге, которую вы мне уже оказали.
Мазур с непритворным удовольствием опустил пушку во внутренний карман пиджака, глушителем вверх, нерешительно спросил:
– У меня с ним не будет… проблем?
– Джонни! – укоризненно воскликнул алькальд. – Вы – мой друг, член команды, какие тут могут возникнуть проблемы? Начальник полиции весьма разумный человек, он уже успел принести заверения, присягнуть на верность… Менять его нет смысла, гораздо проще и выгоднее держать на коротком поводке, используя все, что о нем к настоящему моменту известно… В общем, любой мой друг, любой преданный сотрудник, усердно работающий на благо народа и его представителей в лице новой администрации, может не бояться каких-то неприятностей с полицией. Носите смело… – он сделал паузу, принял озабоченный вид. – Вот, кстати, о начальнике полиции, Джонни… Он только что приходил ко мне посоветоваться по крайне деликатному вопросу, касающемуся вас…
– В чем дело? – насторожился Мазур.
– Не беспокойтесь. В итоге, совершеннейшие пустяки… – алькальд вновь выдвинул ящик стола и с несколько удрученным видом положил перед Мазуром какую-то печатную бумажку, пересеченную наискось широкой красной линией.
Мазур присмотрелся, и сердце у него упало. Он не понимал ни слова, однако, не требовалось быть лингвистом, чтобы догадаться о смысле сочетания «полисия секрета», крупно обозначенного в левом верхнем углу. Нетрудно было также прочитать «собственную» фамилию, написанную довольно близко к исходному варианту, стоявшему в австралийском паспорте и мореходной книжке. И, наконец, рисованная рожа, фоторобот хренов был, несомненно, составлен согласно показаниям кого-то, кто видел мнимого австралийца вживую.
– Это еще что? – хмуро спросил Мазур.
– Пустяки, – с беззаботной улыбкой ответил алькальд. – Обычный розыскной лист, который рассылают по всем провинциальным полицейским управлениям, в любом участке их на стене налеплено множество… Ничего такого, из-за чего стоило бы принимать экстраординарные меры. Рутина…
«Хорошо тебе говорить», – уныло подумал Мазур. И пожал плечами:
– Представления не имею, чем я насолил тайной полиции…
– Успокойтесь, Джонни, дела обстоят все же не настолько плачевно… Все оттого, что вы не знаете испанского. Тайная полиция у нас именуется «политическим департаментом», «департаменто де политико», а «полисия секрета», запомните на будущее, означает всего лишь «сыскная», то есть уголовная. Существенная разница…
– Для кого как, – угрюмо отозвался Мазур.
– Господи, Джонни! – с отеческой укоризной покачал головой сеньор алькальд. – Ну, стоит ли печалиться из-за таких пустяков? Не принимайте эту бумажку всерьез. Разве у вас нет искренних друзей и надежных покровителей? Розыскной лист, какие мелочи… Тут значится, что вас разыскивают за убийство… Ну и что? Мы не в Соединенных Штатах, Джонни, где законы исполняют с тупостью мясорубки. Здесь, в Латинской Америке, кроме писаных законов, существуют еще и многовековые традиции, основанные не на слепой букве писаного кодекса, а на справедливости, учитывающей сложности жизни… Знаете, когда я был молод, лет срок назад, порой достаточно было свидетельства под присягой двух почтенных граждан, чтобы вас отпустили и даже вернули оружие, если вы кого-то застрелили средь бела дня на главной улице. Разумеется, в том случае, если вы его убили не ради вульгарного грабежа, а, скажем, защищая свою честь после смертельного оскорбления. Предположим, с тех времен много воды утекло, но принципостался прежним. Я уже успел к вам присмотреться, Джонни. Вы – вполне приличный и порядочный молодой человек. Даже если у вас и вышла с кем-то… досадная неприятность, я уверен, пусть и не зная всех обстоятельств, что вы были вынужденытак поступить, и тот, кого постигла… неприятность, был не самым порядочным человеком, и вы имели веские причины… Так что не сидите со столь похоронным видом. Человек силен друзьями и покровителями, а у вас хватает и тех и других. Конечно, следует предпринять кое-какие немедленные меры… – он требовательно протянул руку. – Давайте сюда все ваши бумаги. – И придвинул к себе большую глубокую хрустальную пепельницу, положил рядом длинную коробку толстых спичек для разжигания сигар. – Ну?
Мазур какое-то время колебался. Нельзя было исключать, что дон Санчес попросту берет его на пушку, блефует согласно каким-то потаенным, далеко идущим планам. С другой стороны, бумажка могла оказаться и настоящей, пущенной в коловращение полицейского механизма то ли после безвременно смерти капитана Агирре, то ли после печальной истории с супругами Ройс. В любом случае, выбора нет. Ссориться сейчас с алькальдом – себе дороже…
Мазур протянул оба документа через стол. Алькальд проворно выдрал листики из обложек, тщательно порвал на кусочки, сложил их в пепельницу и поднес спичку. Вспыхнул крохотный костерок, в котором быстро сгорала насквозь придуманная жизнь…
– Вот так, – энергично сказал алькальд, вороша пепел полусгоревшей спичкой. – Нет больше никакого австралийца с непроизносимой фамилией. Пусть ищут хоть до Страшного Суда…
– А как же…
– Дайте только срок, мы все уладим. Здесь, в этой провинции, вам нет нужды опасаться каких бы то ни было неприятностей, пока вы имеете право называть себя моим другом и соратником. А тем временем я использую кое-какие в связи в столице, в департаменте иммиграции. У меня там старые друзья. Через месяц-другой у вас будет нормальный здешний паспорт, сделаем вас иммигрантом, натурализовавшимся и получившим гражданство по всем правилам. Комар носа не подточит. Между прочим, никто вам не мешает оставаться австралийцем – разумеется, фамилию подберем другую… и тут же переиначим на испанский лад. Можете мне поверить, я не даю пустых обещаний… А об этом, – он брезгливо смял розыскную афишку, – право же, забудьте. Хотя… вам не мешало бы раз и навсегда решительно изменить внешность, избавиться и от бородки и от усов, поменять прическу. Так надежнее. Согласны со мной?
– Согласен, – сказал Мазур с непритворным вздохом.
Оказавшись на улице, он нахлобучил шляпу на глаза, чувствуя себя довольно неуютно. Не теряя времени, направился в сторону заведения донны Розы – среди прочего, на первом этаже имелась и парикмахерская, где с него, доверенного сотрудника, денег не должны были требовать.
Как он ни напрягал мозги, в конце концов, пришел к выводу, что истину в данной ситуации установить попросту невозможно. Быть может, розыскной лист фальшивый, а может, и настоящий. Гораздо интереснее другиерасклады, вытекающие из создавшейся коллизии.
Предположим, бумажка настоящая. Тогда возникает вопрос: отчего же алькальд не выдает согласно своему служебному положению и гражданскому долгу беглого преступника, находящегося в розыске за убийство, а наоборот, снабдив его оружием, нанимает на некую работу? Что же это за работенка такая предстоит?
Предположим, эта история – чистый блеф. Опять-таки: какие такие планы у алькальда, что ему потребовались решительные парни с пушками?
Туман и неизвестность. Одно ясно: будь Мазур настоящим австралийским бродягой, он попал бы в полную зависимость от дона Санчеса и обязан был бы выполнять все, что ни прикажут. Нет уж, здешние места, быть может, и считаются глухоманью, но тут определенно не продохнуть от попахивающихтайн. Смываться нужно побыстрее, вот что…
– Джонни!
Он поднял глаза и увидел хозяйку и повелительницу. Донна Роза восседала за рулем небольшой японской машинки и нетерпеливо ему махала. Не раздумывая, Мазур быстренько залез внутрь, в кондиционированную прохладу.
– Ну, вы с ним договорились? – нетерпеливо спросила донна Роза, умело трогаясь с места.
– Пожалуй…
– Джонни, ты просто-таки обязан его держаться…
– Не волнуйся, милая, – сказала Мазур. – Отныне я – его верный друг и надежный сподвижник. Хотя представления не имею, что у него за планы…
– Джонни, – убедительно сказала донна Роза. – Не стоит сразустремиться узнать все на свете. Понемногу вольешься… Не спеша, шаг за шагом… Будь уверен в одном: если поведешь себя как верный и толковый парень, будущее твое будет обеспечено.
– Я, кажется, поклялся в верности, – побурчал Мазур. – Что, еще следует вену вскрывать и кровью расписаться?
Донна Роза, на миг оторвав руку от руля, потрепала его по щеке:
– Ах, какие вы все, моряки своенравные… Ты прелесть, Джонни. Вены вскрывать, конечно, не следует, это некрасиво, да и зараза какая-нибудь может прицепиться в здешнем климате… Куда ты сейчас собрался?
– В парикмахерскую. Подстричься. Между прочим, следуя инструкциям дона Санчеса.
– Я думаю, этоне так уж срочно, – сказала донна Роза. – Есть парочка дел, которыми следует заняться немедленно. Я сейчас выйду, у меня дела в этой части города, а ты поезжай в заведение и прихвати там девицу по имени Изабелла. У нее закончился контракт, а продлевать его она не хочет, так что покинет нас уже сегодня, а жаль, девочка неплохо работала…
– Понятно, – сказал Мазур. – Я должен ее завезти в дикие джунгли и, угрожая мачете, заставить продлить контракт?
– Ну, Джонни! – укоризненно протянула дона Роза. – Что за глупые шутки? В любом приличном бизнесе насилие попросту недопустимо – потому что работающий под принуждением человек и ненадежен, и нерадив… У тебя задача гораздо проще – отвезти ее на вокзал и убедиться, что она действительно уехала туда, куда направлялась. В общем, присмотри для порядка. Не люблю, когда мои бывшие работницы оседают здесь, в городе – ничего страшного в этом нет, но лишние сплетни еще никому не шли на пользу… Убедись, что она уехала и возвращайся. Есть деликатное поручение…
…Девица по имени Изабелла оказалась довольно смазливым и не особенно вульгарным созданием самого пристойного облика. За кого угодно ее можно принять, только не за представительницу древнейшей профессии. А впрочем, ничего удивительного, она уже не на работе, и вряд ли хочет выглядеть в дороге этакой…
Она уселась рядом с Мазуром, скромно сдвинув ножки, как школьница в классе, порылась в сумочке, достала плоскую фляжку и, свинтив пробку, сделала добрый глоток. В салоне распространился запах не самого дешевого виски.
– И в честь чего еще до полудня? – спросил Мазур лениво.
– В честь благополучного завершения контракта, – сказала Изабелла, довольно приятная смугляночка. – Надеюсь, тебе не поручили меня завезти в джунгли и прирезать потихоньку?
– Хорошего же вы обо мне мнения, сеньорита… – обиделся Мазур.
– Шучу, – безмятежно сощурилась Изабелла. – Вообще-то Роза играет честно, надо отдать ей должное, видывала я хозяеки похуже… А правда девочки говорят, что она тебя назначила в будущие мужья?
– Врут, – сказал Мазур.
– Ну да! Знаю я ее! Респектабельная дама, ха… Знаешь, как она начинала? В Чаконе, в каком-то портовом кабаке, девочкой за пять песо, а если с причудами, то за семь… Вот только мозгов и хватки у нее больше, чем у нас всех, вместе взятых, вон как поднялась…
– Злая ты девушка, – сказал Мазур. – А если я в нее безумно влюблен и прирежу тебя сейчас за столь непочтительное отношение к предмету моей неземной страсти?
– Скажешь тоже! – фыркнула шустрая Изабелла. – Уж в людях-то я разбираюсь. Поработай с мое в трех заведениях, такие колледжи пройдешь… Дипломированный позавидует… этот, как его… психолог. Я и тебя насквозь вижу.
– Да-а? – с любопытством спросил Мазур. – И что же ты во мне такого углядела? Скажу тебе по секрету, я неповторим и загадочен…
– Да ну, ерунда какая, – сказала Изабелла, сделав еще один добрый глоток. – Загадка, как же… Оказался на мели, схватился за первое, что подвернулось… Не видывала я промотавшихся морячков? Девчонки про тебя говорили, и пришли к выводу, что парень ты ничего, не поганый. Верно тебе говорю, долго с ней не выдержишь. У тебя на лице написано, что не сможешь долго ходить в жиголо. Хочешь хороший совет? Когда тебе осточертеют и эта старая шлюха, и наше заведение, и ты нацелишься сорваться дальше, обязательно напоследок поройся у нее в сейфе. Там у нее обычно лежат неплохие бабки и кое-какие драгоценности. Сказать код? Три-девять-семь-три, и два полных оборота против часовой стрелки. Мне верный человек проболтался. Недурно было бы облегчить ее напоследок, пусть потом по потолку побегает, она ж жадная, как сто чертей, скопидомка чертова…
– Что ж ты сама не воспользовалась такой завлекательной оказией? – спросил Мазур.
– Зачем мне лишние хлопоты? – с видом умудренной жизнью особы пожала плечиками Изабелла. – Я ведь собираюсь вернуться домой, открыть там приличный ресторанчик или швейную мастерскую… в общем, какое-нибудь нормальное заведение. Денег поднакоплено. К чему мне полиция на хвосте? А ты – другое дело. Ты ведь нездешний, да? Канадец?
– Австралиец.
– Ну вот, тебе и карты в руки. Только надо грамотно все рассчитать, чтобы смыться из страны раньше, чем она до тебя доберется. Запомнил код? Потряси старую ведьму – не грех…
– Любишь ты ее, а? – фыркнул Мазур.
– Да ну ее к черту, стерву! Спору нет, зарабатывала я неплохо, только, я тебе откровенно скажу, Роза мне всегда стояла поперек души…
– За то, что поднялась, а? – усмехнулся Мазур.
– А хотя бы. Ничего, я тоже поднимусь. Ты не думай, я пью мало, сегодня просто обязана ради благополучного завершения… Она ведь послала присмотреть, как я уеду? Иначе с чего бы такая любезность – машина с шофером до вокзала… А?
– Ну, в общем…
– Дура старая, – убежденно сказала Изабелла. – Как будто мне доставит удовольствие остаться тут и видеть ее рожу… Нет уж, можешь быть уверен: вернусь домой, открою свое дело, мужа присмотрю… Ты не забудь про сейф. А вообще, Джонни, лучше бы тебе тоже отсюда сдернуть, пока не влип…
– Это во что? – безразличным тоном спросил Мазур.
– Да уж не в благотворительную раздачу супа нищим… Девчонки трепались, тебя взял на работу дон Себастьян?
– Ну, предположим.
– То-то и оно… – загадочно сказала Изабелла, в очередной раз приложившись к бутылочке.
– То есть?
– Влипнешь, Джонни… А жалко. У меня брат вроде тебя, весь такой. Морячок на сухогрузах. Вкалывает, как швейная машинка, зарабатывает гроши, да вдобавок по телячьему простодушию то и дело влипает во всякие неприятности, едва выцарапывается… – она смотрела на Мазура с пьяным благодушием и чуть ли не материнской заботой. – Смотрю на тебя, и его вижу, растяпу… Чесать тебе надо от дона Себастьяна.
Мазур решился. Остановил машину на обочине, наклонился к пассажирке и насколько мог убедительно сказал:
– Слушай, подруга, или говори по делу, или сиди молчком до самого вокзала… Терпеть не могу, когда меня достают недомолвками, за дурака держат…
– Тебя как раз за дурака и держат, дубина австралийская! – огрызнулась Изабелла.
– Ну-ка?
Она огляделась, несмотря на пустынную дорогу и полное отсутствие нежелательных свидетелей, понизила голос чуть ли не до шепота, заставив Мазура склониться к ней:
– Ты, кенгура австралийская, неужели не понял, с кем связался? Дон Себастьян сел на «подземку»…
– На куда? – искренне не понял Мазур.
Изабелла состроила неописуемую гримасу:
– Ой, ну ты деревня… «Подземка», «трасса», «белая дорога»… У вас в Австралии все такие? Или там у вас порошканету? Да нет, не верю, он везде есть…
– Порошок? – многозначительно переспросил Мазур.
– Ага, дошло? Кокаин, – прошептала она. – Подземкаведет из джунглей на северо-западе в Чакон. Доставка груза, ясно? А тут у нас – перевалочный пункт. Станция, как кое-кто выражается. Таких станцийнесколько по всей стране. Это важное место, балда ты кенгуриная. На станции договариваются, покупают и продают партии, направляют караваны, решают всякие другие дела. Раньше «начальником станции» был дон Рамирес, но он где-то что-то намудрил, замутил не то, вот и выпал из доверия у больших боссов. Они взяли да и назначили Санчеса новым начальником. Потому он с таким перевесом и выиграл – денег было вброшено, трудов вбухано. Рамирес, дурак, поначалу не понял ни черта, дергаться пытался, головорезов своих присылал, они с пушками баловали… ну да ты сам знаешь. Только в день голосования прикатили элегантные кабальеро из самой из столицы и объяснили ему, что к чему. Собрал дон Рамирес свои пожитки и дернул подальше отсюда, пока ноги целы, глаза смотрят и все потроха при нем… Ну, ты понял? Дон Себастьян теперь сидит на «подземке». А Пепе Золотозубый, между прочим, сейчас гниет где-нибудь в чащобе – потому что работал еще и на Рамиреса, а в этом бизнесе такое не приветствуется…
Мазур виртуозно выругался про себя. Все сходилось, до единой деталюшечки. Надежные парни, не боящиеся мордобоя и крови, наполеоновские замыслы, связи и стволы… Действительно, чесать отсюда пора во все лопатки…
Изабелла значительно подняла указательный палец и протянула с нескрываемым превосходством:
– Ну, понял полныйрасклад, дубина? Тебе это нужно? Нет, я не говорю, что алькальд или Роза собираются тебя обманывать… Они и в самом деле тебя готовы взять в полноправные сообщники… вот только, Джонни, ты при этом будешь на десятых ролях, вроде девок из борделя. Порошок – тяжелый бизнес, если ты не знал. Поднятьсяудается одному из тысячи. А остальные так и будут шестерками, которые в любой момент могут словить крупные неприятности, а то и пулю. Или ты всерьез рассчитываешь вылезти в большие боссы? Не смеши! Годик-другой проболтаешься в шелковой рубашке, с золотой цепью на шее и блескучками на всех пальцах – а потом непременно во что-то такое вляпаешься. Знаю, насмотрелась. Была у меня парочка таких вот, постоянных клиентов. Рассказать, как они кончили? Одного запечатали лет на двадцать в тюрьму Санта-Консуэло, а второго свои же заподозрили, черт его знает, обосновано или нет, но только парень исчез, как мыльный пузырь: хлоп – и нету… Шестерок режут без жалости, а то в полицию сдают, когда той нужно создать видимость, что с «подземкой» она все же борется… Что помрачнел? Начало помаленьку доходить? Ну и, слава богу, значит, в башке у тебя есть кое-что, помимо сена… Парень, чеши ты отсюда, бери с меня пример!