1.

После этого письма Мария Игоревна долго не могла прийти в себя, мысли скакали артистами блошиного цирка, а вслед за ними заполошенно пыталось поспешать прокуренное сердце.

Она стояла на солнце около почты, подставив лицо свету, а волосы – ветру, потому что без шапки, потому что – актриса.

– Что за глупая шутка?! – сказала он себе красивым, поставленным голосом, и точно услышала его со стороны – бархатистый такой, ровный, ровный, ровный…

Красивым голосом театральной героини не каждая может похвастаться.

– Что за злой и нелепый розыгрыш… – прошептала она так отчётливо, чтобы за полсотни метров, в десятом ряду, слышно стало.

Здание чердачинского драматического построили не слишком удачно: висела над зрительным залом гигантская акустическая яма, все про это знали, учитывали, справлялись, кто как мог, надрывая глотки да диафрагмы.

Быстрое зимнее солнце, словно театральный софит под колосниками: светит, да не греет. А если на лбу выступит пот, обыграем это,

петелька-крючок, в легкомысленном ключе. Ах, водевиль, водевиль, водевиль… Мария Игоревна вспомнила "партнёров по сцене" и поморщилась. " Какая бездна зла ", – говорила её царственная героиня в одной трагедии.

– Ах, вы, сучьи дети, недоноски треклятые… – радостно выругалась она солнцу и жить стало легче. – Кого приколоть вздумали…

Поняла, откуда ноги растут: вот где следует искать автора сего глумливого послания. Значит, кто-то из театральных.