Александр Тамоников
   Горный блокпост
  

  

   

    ПРОЛОГ
   

   
    Станица Разгульная, суббота, 18 сентября.
   
   Молодой человек в джинсах и черной майке остановил белую «девятку» возле кафе на выезде из населенного пункта. В здание заходить не стал, устроился на улице, на площадке под навесом, за небольшим круглым столиком. Бросил перед собой пачку сигарет, зажигалку, закурил. К нему подошел парень-официант:
   — Доброе утро, уважаемый! Что будете заказывать?
   Молодой человек взглянул на часы: 11–02. Действительно, еще утро. Хотя… но это неважно.
   — Чашку настоящего кофе.
   — Еще что?
   — Пока все. И пригласи ко мне хозяина кафе, надеюсь, он на месте?
   — На месте. Недавно приехал.
   — Иди.
   Парень, поклонившись, отошел от столика и скрылся за стеклянными дверями кафе.
   Вскоре к молодому человеку вышел мужчина лет сорока:
   — Салам, Оман!
   — Салам, Шота! Как у тебя, все спокойно?
   — Было спокойно. Если только ты не притащил за собой «хвост» особистов из гарнизона.
   — Не волнуйся, я чист, как стеклышко.
   — В части искать не будут?
   Молодой человек взглянул на хозяина кафе:
   — Шота! Ты, конечно, старше, и я уважаю твой возраст, но не кажется ли тебе, что ты задаешь вопросы, ответы на которые тебя совершенно не касаются?
   — Молчу. Расул ждет тебя в моем кабинете! Лучше, если зайдешь с черного хода, от туалета.
   — Я так и сделаю.
   Хозяин кафе удалился, подошел официант.
   Выпив чашку кофе, Оман Мансуров, сержант-контрактник батальона специального назначения, дислоцирующегося на территории небольшого гарнизона в 10 километрах от станицы, встал, направился к туалету, оттуда прошел к зданию, вошел в кафе через тыловую дверь. Очутился в коридоре. И сразу же вошел в кабинет, который находился справа по ходу из зала в первой комнате. Там, устроившись в кресле за журнальным столиком, сидел мужчина неопределенного возраста, чьи годы скрывала окладистая, с проседью, аккуратная бородка. Увидев гостя, мужчина произнес:
   — Ты опаздываешь, Оман. Нехорошо заставлять старших ждать.
   Сержант ответил:
   — Я прибыл вовремя, пил кофе, отслеживая обстановку, или Шота не доложил тебе об этом?
   — Доложил, но в перестраховке нет никакой необходимости. Мои люди контролируют ситуацию.
   — Это хорошо.
   — Да, это хорошо. Что имеешь сказать?
   — Наш взвод уходит к Катавану послезавтра, в понедельник утром.
   — Так. Значит, следующую неделю на блокпосту будешь ты с Жаровым?
   — Точно.
   — Тогда караван пойдет в ночь со среды на четверг. В полночь он дойдет к утесу. Проводник будет ждать сигнала на три часа. В общем, все, как всегда.
   — Хорошо, Расул. Караван пройдет через пост.
   Расул усмехнулся:
   — Не сомневаюсь. Как ведет себя старший лейтенант?
   — Нормально. А как он еще может себя вести?
   — Не нервничает? Иногда, знаешь, люди, связанные с нашим бизнесом, начинают нервничать. С Жаровым не происходит подобного?
   Мансуров отрицательно покачал головой:
   — Нет, лейтенант в порядке. Ему придает уверенность то, что он не один, и особенно, что вместе с ним работает и замполит части! Да и деньги, что он получает, сглаживают настроение. Так что старлей весел, за бабами ударяет. Вот только жаден, но этого уже не исправить.
   Расул махнул рукой:
   — Жадность не самое худшее качество офицера. Было бы хуже, если б он сорил деньгами, вызывая вполне обоснованный вопрос, а откуда у взводного такие «бабки».
   — Жаров спросит, сколько за пропуск этого каравана ты отвалишь «зеленых».
   — Передай, пятьдесят тысяч. Сразу после возвращения взвода с блокпоста. А значит, в следующий понедельник здесь же, в кафе.
   — Наркота пойдет?
   — Да. Ты можешь об этом знать, Жаров с Индюковым — нет!
   — Они и не узнают. У тебя все?
   — Все. Да, чуть не забыл, Мулат решил выставить пост наблюдения за вашим объектом. Наблюдатель начал работу вчера. Так что, если какие проблемы, сразу весточку мне.
   — Где Мулат посадил наблюдателя?
   — В пещере, рядом с трещиной, на противоположном от блокпоста склоне Катаванского ущелья.
   — Зачем?
   — А вот это, Оман, не твое, да и не мое дело. Мулат сам определяет, что и зачем делать.
   — Ладно. Пошел я.
   — Давай, брат. Удачи тебе.
   — Спасибо.
   Мансуров вышел, сел в «девятку», проехал до канала. У моста остановился. Искупался. После чего направил автомобиль через станицу в сторону военного городка. Проехав контрольно-пропускной пункт, встал возле офицерского общежития. Посигналил и, выйдя из салона, направился в беседку, что стояла у волейбольной площадки, и сейчас была пуста. Вскоре к нему присоединился командир первого взвода первой роты спецназа, двадцатитрехлетний старший лейтенант Игорь Жаров.
   — Как съездил, Оман?
   — Нормально, командир, встретился с Расулом, сообщил, когда заступаем на блокпост. Караван с той стороны пойдет в ночь со среды на четверг. Оплата за пропуск — полтинник.
   — Это хорошо. Что еще сказал Расул?
   — То, что Мулат на противоположном от объекта склоне установил пост наблюдения.
   Взводный удивился:
   — Зачем?
   Сержант ответил:
   — Вот и я его об этом спросил. Сказал: не наше дело.
   — А если что, она без нас — никуда! Ладно, хрен с ним, с этим наблюдателем, пусть смотрит, если интересно. Оплата как обычно?
   — Да.
   — Добро. Ты сейчас переоденься и иди в роту. Займись подготовкой взвода к выходу, а я навещу замполита.
   — А стоит? Расул наверняка уже с ним контактировал.
   Старший лейтенант вздохнул:
   — Не нравится мне все это! Мы должны работать единой командой, а получается не пойми что!
   — Скорее всего так и задумано, чтобы никто до конца ничего не понимал.
   — Это значит, и Расул, и Мулат не исключают варианта развала бизнеса. А для нас, Оман, развал равносилен провалу и грозит большими проблемами!
   Мансуров успокоил подельника:
   — Ничего, командир. Если что, успеем скрыться. Есть у меня и путь отхода, и место длительного отстоя, и проводник, который переправит за «бугор». Главное, иметь в запасе, как минимум, сутки. Но давай не будем о грустном. Работать нам немного. Поставят погранцы вместо блокпоста заставу — и хана проходу через Шунинское ущелье. И к нам никаких претензий. Все будет нормально, Игорек!
   — Ладно, иди в подразделение. Я позже тоже подойду.
   — А как же насчет дискотеки? Иди пропустишь?
   — Одно другому не помешает. Все, разошлись.
   Мансуров сел в автомобиль и проехал внутрь городка, где в доме с мансардой находилась его квартира, в которой он жил с супругой Розой.
   Старший лейтенант, облачившись в форму, пошел в штаб батальона.
   Дежурный по части, командир 2-го взвода все той же первой роты, капитан Юрий Бекетов стоял на крыльце штаба и курил, стряхивая пепел в урну. Увидев сослуживца, немного удивился:
   — Привет, Игорек, тебя каким ветром сюда занесло?
   — Здравия желаю, товарищ капитан. А занесло меня сюда ветром попутным!
   — А если серьезно?
   — А если серьезно, Юра, то Индюк вызвал. Не иначе, лишний раз проинструктировать перед выходом. Он любитель мозги посношать, да ты майора лучше меня знаешь!
   Жаров говорил неправду.
   Капитан только что вышел из дежурки, где сидел перед коммутатором более часа. За все это время ни замполит никому не звонил, ни с ним никто не связывался. Посыльного за Жаровым мог тоже послать только Бекетов. Он этого не делал. Так каким образом Индюков вызвал Жарова? И зачем старший лейтенант лжет? Ну, сказал бы, что сам решил зайти к майору, и все дела. Это его право.
   Жаров тем временем прошел в штаб и зашел в кабинет заместителя командира по воспитательной работе. Вышел старлей минут через двадцать, и вышел со словами: «Ты сам знай свое место, майор!» Эта реплика удивила капитана еще больше. Индюков всегда держал себя с офицерами строго, не позволяя даже намека на фамильярность. А тут вдруг какой-то взводный явно и открыто грубит майору? Что просто необъяснимо. Капитан вышел из дежурки, когда Жаров проходил мимо. Сделал вид, что не слышал того, как старший лейтенант попрощался с майором. Спросил:
   — Ну и что, получил инструкции, Игорек?
   — Получил. Как он уже надоел с ними. Каждый раз одно и то же. Инструктаж замполиту удовольствие, что ли, доставляет? Но никуда не денешься, начальство. Пошел повышать моральный дух своих бойцов, как того потребовал наш Индюк!
   — Давай!
   Старший лейтенант покинул штаб.
   Бекетов задумался.
   В коридоре появился заместитель по воспитательной части. И никакого раздражения на его лице. Чудеса, да и только! Майор подошел к дежурному:
   — Я в третью роту, затем в столовую. После обеда буду дома!
   — Ясно, товарищ майор.
   — Происшествий никаких?
   — Никак нет, товарищ майор!
   — Ну и ладно. Счастливо отстоять наряд, капитан.
   — Спасибо!
   Проводив заместителя командира батальона, Бекетов вернулся в дежурку, сел за пульт, на котором в углу был закреплен коммутатор. Взглянул на панель, ни один индикатор не светился. Значит, никто никуда не звонит! И все же, что произошло между Жаровым и Индюковым? Почему замполит проглотил очевидное хамство подчиненного? Или их объединяют особые, скрытые ото всех остальных офицеров батальона отношения? Странно. Все очень странно. Впрочем, шло бы все к черту! Сегодня дискотека. И сегодня Юрий вновь увидит Кристину. Пригласит на танец! Неужели и сегодня она откажет ему, как в прошлый раз? Но тогда он был сильно навеселе. Сегодня же пить не будет! Но не будет ли? В принципе, рюмашку для поднятия тонуса и снятия усталости принять можно. Или даже этого не стоит делать? Вот дилемма, мать ее! Но почему он должен идти на поводу связистки? Потому, что она нравится ему? А нравится ли он ей? Вроде нравится, об этом ему подруга Кристины сказала. Но раз он нравится Кристине, то она должна принимать капитана таким, как он есть. А она капризничает! С другими же танцует без выпендрежа! Что, все кавалеры всегда трезвы? Да ни один офицер, даже с женой, трезвым на дискотеку не пойдет! Трезвые дома сидят, телевизор смотрят. Черт, когда же кончится этот наряд. Бекетов очень хотел вновь увидеть женщину, которая появилась в его жизни три месяца назад с прибытием в гарнизон отдельной роты связи и которая сразу запал в душу офицера. А увидеть ее он мог только на дискотеке, до которой… капитан взглянул на часы и вздохнул… осталось ни много ни мало — восемь часов, семь из которых ему предстояло провести в наряде. Хорошо еще, что загремел в дежурные по части в пятницу. А если б в субботу?
   От мыслей Бекетова оторвала трель звонка телефонного аппарата без цифрового диска. Звонил командир:
   — Дежурный по батальону капитан Бекетов слушает вас, товарищ подполковник!
   — Зайди ко мне!
   — Есть!
   Капитан поднялся, поправил портупею с кобурой, бросил помощнику:
   — Я у командира, — и вышел из дежурки.
   Служба дежурного по части продолжалась.
  

  

   

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   

   

    

     Глава первая
    

    Горы, кругом горы, перевалы, ущелья, склоны, скалы, трещины. Редкая растительность, трава и кустарник. Низко проплывающие облака. Так низко, что кажется, протяни руку — и достанешь их, заставишь на время зависнуть, снимешь часть снежно-белой влажной массы, чтобы протереть пыльное, обветренное лицо. Но это обман. Облака недоступны так же, как и вершины гор.
    Блокпост. Полевое стрелковое сооружение, искусственное сооружение из блиндажей, капониров боевых машин, огневых точек, связанных между собой вырубленными в горной породе ходами сообщений. Участок, занимающий по площади примерно один гектар юго-восточной оконечности плоскогорья, клином расположившегося по вершинам склонов Катаванского и Шунинского ущелий, захватившего усеченную высоту 204,0. Блокпост, охваченный по периметру колючей проволокой, смотрелся со стороны, особенно сверху, неестественно, грубо разрушая сложившийся веками ландшафт данной местности. Ничего и никогда ранее здесь не было. Как не было и границы, появившейся вдруг по велению тех, кто решил, что союзному государству больше не существовать. Границу политики худо-бедно по карте определили, а вот оборудовать ее в горах так и не смогли. Лишь обозначили, выставив где редкие пограничные заставы, где войсковые блокпосты, а где просто врубив в камень металлические столбы с двуглавым орлом на куцей табличке. Взгляд у пограничного орла был какой-то тусклый, запуганный, а вид жалкий, никак не олицетворяющий символ Державы Сильной и Великой! Ну и бог с ним! В конце концов, какова страна, таков и герб. Вернемся к блокпосту у слияния двух ущелий, одно из которых, а точнее дно одного из которых, Катаванского, и являлось границами России с сопредельным государством. Государством, совсем недавно считавшимся дружественным Москве, но после очередной цветной революции на постсоветском пространстве переставшим практически являться таковым. Государством, на территории которого нашли приют лагеря подготовки террористов для поддержания войны в Чечне и республиках Северного Кавказа, откуда подготовленные наемники и моджахеды направлялись в Россию. Как только в Кремле стало известно об этом, в высоких кабинетах зданий по соседству с Красной площадью приняли решение закрыть границу. Приняли решение как всегда быстро, легко и просто, чтобы вовремя отчитаться и показать, что держат нос по ветру. Но то, что просто сделать на бумаге, далеко не всегда так же просто осуществить на практике. Так оно и вышло. Границу начали оборудовать. Опять-таки, как всегда спешно и бестолково. Подразделения пограничных войск выставлялись не там, где этого требовала обстановка, а там, где было обозначено на карте. Иногда получалось так: штабные чины пограничников, прибывшие для рекогносцировки местности, с крайним удивлением обнаруживали, что участок оборудования заставы, обозначенный на карте районом чистого от растительности плоскогорья, в действительности представлял собой гряду неприступных скал, где не то чтобы поставить какой-либо заслон потенциальному врагу, а приземлить свой вертолет было негде! Но как доложить об этом в Москву? И принимались решения ставить заставы, где возможно. Но где возможно, это, как правило, не там, где надо! Хотя какая для штабистов разница, там или не там! Главное выполнить задачу и быстрее свалить в столицу, а уж погранцы званием пониже потом как-нибудь разберутся с обстановкой. Со временем все наладится. У нас на авось многое проходило. Да еще как проходило. Победоносно! Для штабных чинов важно не то, где по их воле предстояло нести тяжелейшею службу офицерам и солдатам горных застав, а то, что эти заставы выставлены! А если и не выставлены еще, так будут выставлены! Раз доложено наверх, то будут выставлены непременно, даже на скалах или в ущельях! Своевременный доклад для чиновников в погонах с большими звездами гораздо большее, нежели судьбы и жизни тех, кого они своим безграничным желанием остаться у кормушки на теплом местечке, в Москве, обрекают на Кавказе если не на немедленную гибель, то на адские условия службы точно. В результате подобных решений безответственных и безразличных ко всему, что не относится к их личному благополучию, чиновников слияние Шунинского и Катаванского ущелий, очень удобного места для переброски как отрядов боевиков, оружия, так и для транзита наркотиков, осталось на какое-то, весьма продолжительное время никем и ничем не перекрытым. Ближайшие заставы находились отсюда километрах в двадцати-тридцати, то есть не имели физической возможности для контроля над этим районом. И авиация объединенной группировки войск была бессильна даже в проведении периодической воздушной разведки района, так как Катаван, как еще сокращенно называли данную местность, часто затягивался сплошным туманом. Возможно, этот проход еще долгое время оставался бы открытым, если бы не комиссия Генерального штаба. Та быстро оценила обстановку. И 56-й отдельный батальон специального назначения, усиленный ротой связи и минометным взводом, дислоцирующийся в станице Разгульной совместно с полком внутренних войск, получил приказ силами одной роты оборудовать блокпост, с организацией на нем круглосуточного боевого дежурства. Приказ выполнили. Ровно год назад. Сейчас пост представлял собой достаточное мощное укрепление. По вершинам обоих склонов окопы с огневыми позициями для каждого стрелка. Два капонира с боевыми машинами пехоты, блиндажи для командного пункта и укрытия личного состава, полевая кухня и столовая. Все замаскировано, врыто в грунт. И это только с фронта. В тылу, правда, тыл для взводного опорного пункта понятие весьма относительное, и все же в тылу, а именно на высоте 204,0 позиции третьего отделения, расчет из шести минометов. Цель третьего отделения — прикрытие блокпоста с тыла и западного фланга, а также использование в качестве резерва командира дежурного взвода. Все это обнесено двумя рядами колючей проволоки, между которой обильно разбросана «путанка» с сигнальными звуковыми и световыми зарядами. И в завершение описания блокпоста, в восьмистах метрах от него, у начала лесного массива, вертолетная площадка, куда в 8–00 понедельника каждой недели прибывал очередной взвод для смены отстоявшего дежурство подразделения. Командованием батальона полчаса назад было определено, что чередовать на посту все взвода бессмысленно и нецелесообразно, так как батальону приходилось решать и другие задачи. Поэтому, дабы упорядочить несение дежурства на горном блокпосту, комбат подполковник Белянин принял решение «повесить» Катаван на первую роту майора Фирсова. Что так же безоговорочно было принято к исполнению.
    И сегодня, в понедельник 20 сентября, в 7–30 четвертый взвод капитана Крабова начал активную подготовку к сдаче поста подразделению старшего лейтенанта Жданова, прибытие которого ожидалось в 8–30!
    Двал «Ми-8» зависли над плоскогорьем ровно в 8–00, совершив перелет к месту назначения от военного городка у станицы Разгульной в сто с лишним километров. Поднимая пыль, одновременно плавно коснулись шасси самодельных вертолетных площадок. Тут же, не ожидая остановки двигателей, на землю из десантных отсеков начали выпрыгивать солдаты в камуфлированной форме, вооруженные кто автоматами, кто пулеметами, в бронежилетах, имея ранцы и шлемы за спиной. Вместе с вооружением и бронезащитой военнослужащие первого взвода несли в ранцах продукты питания и запас воды на неделю. После солдат из первой «вертушки» сошел статный, симпатичный офицер — старший лейтенант Игорь Леонидович Жаров. Он подал руку облаченной, как и все остальные военнослужащие, в камуфлированный костюм, единственной во взводе женщине. Та, приняв помощь, также спустилась на землю, видимо, по отработанной привычке тряхнув головой так, что ее длинные каштановые волосы, взлетев веером, рассыпались по плечам. Женщине было на вид лет тридцать, может, чуть больше. Но это не смущало двадцатичетырехлетнего старшего лейтенанта. Пропустив даму, которая являлась сержантом-связистом, вперед, офицер похотливо осмотрел ее со спины. И почувствовал желание. Женщина обернулась:
    — Лейтенант! Нельзя ли поскромней? У меня ягодицы задымятся, если ты продолжишь прожигать их своим бесстыжим взглядом!
    Жаров сглотнул слюну:
    — Валечка! Тысячу извинений, но клянусь мамой, как говорят абреки, такой фигуры я еще не видел! Это нечто!
    Сержант Губочкина не без удовольствия усмехнулась:
    — Ты всем бабам подобные речи толкаешь, мальчик?
    Жаров взял женщину под руку, та не отстранилась, но указала на солдат:
    — Игорек! Ты не забыл, для чего прибыл сюда? На нас весь твой взвод пялится.
    — Минуту, Валечка.
    Старший лейтенант отошел от связистки, грозно, насколько хватило опыта, обратился к подчиненным:
    — Ну, чего встали отарой баранов? Не знаете, что надо делать? Сержанты, в чем дело? А ну-ка живо построить взвод по отделениям, в колонну по двое!
    Перед толпой вышел заместитель Жарова, сержант-контрактник Оман Мансуров, подал команду:
    — Внимание, взвод!..
    Старший лейтенант, не дожидаясь выполнения приказа, вернулся к связистке, кокетливо наклонившей голову немного вправо и приоткрыв полные, слегка подкрашенные губы так, чтобы стали видны ее ровные, белые зубы. Офицер поймал себя на мысли, что уже видел подобные жесты. В порнографических фильмах, которые частенько гонял по видаку у себя в номере общежития. Видимо, и Валентина не прочь побаловаться порнушкой. И не только глядя в экран. Несмотря на то, что подразделение связисток прибыло в гарнизон три месяца назад, о Губочкиной сразу расползлись слухи. О том, что и замужем она уже дважды побывала, последний раз за майором, непосредственным начальников. Который бросил ее из-за того, что лично застал в постели с молодым прапорщиком, вернувшись раньше времени из командировки. Говорили, что она баба развратная, но цену набить умеет, так просто ноги не раздвинет. Обязательно потребует что-нибудь взамен. Но уж если допустит к телу, то такую случку устроит, что не всякий и выдержит. На нее это похоже!
    Жаров подошел к сержанту:
    — Позвольте, Валечка, продолжить разговор?
    — Отчего нет? Ведь нам с тобой, лейтенант, хочешь, не хочешь, а неделю в одном блиндаже провести придется. Правда, ночью через ширму, но… что такое ширма? Тряпка! Я права?
    — Абсолютно! Абсолютно права, Валечка!
    — Тогда догоняем взвод, Игорек!
    — С удовольствием.
    Он вновь взял связистку под руку. Парочка двинулась за подразделением. До периметра колючей проволоки, до прохода в нем, по равнине им предстояло пройти целых восемьсот метров. Жаров, ощущая рядом с собой тело зрелой, умудренной опытом, в том числе и сексуальным, женщины, проговорил:
    — Удивляюсь, Валюш, как я раньше не замечал твоей красоты? Просто диву даюсь! Может, оттого, что редко видел тебя?
    Женщина усмехнулась:
    — Удивляешься? Диву даешься? Перестань играть, Игорек! В гарнизоне ты больше смотрел и обхаживал молоденьких девочек. Я же старуха!
    — Ну, зачем ты так? Какая старуха? Дама в самом соку, не то что твои подруги!
    — Однако в сауну ты затащил Галю Бондарук, а с дискотеки увел Голодовникову. На меня что-то даже не посмотрел. А сейчас Дон Жуаном серенады поешь! Да оно и понятно, эту неделю тебе со мной, а не с молоденькими придется на посту провести! Но не подумай, я не осуждаю тебя. Это естественно! Только учти, Игорь, моя любовь дорого стоит. Если хочешь попасть ко мне в постель, платить придется! Не деньгами, нет, я не проститутка. А вот подарок какой дорогой приму с удовольствием! Понял, дружок?
    Жаров оскалился:
    — Ну о чем разговор, Валюша? Одна неувязочка, подарок, поверь, дорогой подарок, я смогу тебе по возвращении сделать. Здесь ювелирных магазинов нет!
    Губочкина снисходительно улыбнулась:
    — Естественно, по возвращении. Я умею ждать! И оценивать щедрость кавалеров. Со мной, старший лейтенант, надо быть щедрым. Тогда познаешь то, что ни с одной шлюхой не познаешь!
    Взводный ближе прижался к связистке:
    — Валюша! От твоих слов я готов прямо сейчас увести тебя в ближайшую балку.
    — Не торопись, Игорек, не торопись! Ночи дождись. А время пролетит быстро, смена бойцов, организация службы, ужин, а там и отбой! Так что отпусти меня и держись стороной. Не надо афишировать наши отношения. Это не в твоих и не в моих интересах.
    Жаров выполнил просьбу-требование женщины, убрал руку. Они догнали взвод и вскоре подошли к периметру проволочных заграждений, где подразделение ожидал посыльный четвертого взвода роты специального назначения. Пройдя проход в полосе заграждений, солдаты вышли на позиции третьего отделения, или на усеченную вершину высоты 204,0. Здесь Жаров приказал одному из своих сержантов:
    — Якункин, занимай точку! Как произведешь замену, связь со мной! Особо проверь целостность периметра проволочных заграждений, боекомплект и состояние блиндажа, но не тебя мне учить, сам знаешь что делать.
    Сержант ответил:
    — Так точно, товарищ старший лейтенант! Я знаю, что надо делать!
    — Вот и делай! Мы пошли дальше к передовой!
    Жаров приказал своему заместителю и одновременно командиру первого отделения сержанту-контрактнику Мансурову вывести взвод на основные позиции и так же приступить к приему объекта.
    Старший лейтенант со связисткой Губочкиной направились в главный блиндаж, служивший и командным пунктом взвода с центральным пунктом связи, и местом отдыха командира взвода и связиста. На одном столе стояла радиостанция с вынесенной наружу лучевой антенной, другой служил рабочим местом временного начальника блокпоста. Но, как правило, второй стол больше применялся для приема пищи и нередко для того, чтобы распить фляжку спирта под скорую закуску. Между амбразурами, служившими офицеру и для наблюдения за зоной ответственности поста через стереотрубу, и, при необходимости, для ведения огня по вероятному противнику, стоял старый диван. Раньше он красовался в кабинете заместителя командира батальона по воспитательной работе майора Индюкова. Кому пришла в голову идея перетащить в горы этот диван, неизвестно. В углу находилась кровать взводного, перпендикулярно ей, закрытая ширмой, вторая кровать — для связистки. На деревянном полу расстелена кошма. В пирамиде у стола связиста пулемет РПК с десятью сорокапатронными магазинами и снайперская винтовка, так же с десятью обоймами. Там же находилась ячейка штатного автомата временного начальника поста.
    Жарова и Губочкину встретил командир четвертого взвода капитан Крабов.
    Офицеры поздоровались. Валентина спросила у Крабова:
    — А где Люда Конурок?
    Капитан указал на блиндаж:
    — Отошла по делам своим! Сейчас подойдет, и начинайте прием-передачу поста по линии связи, а мы с Игорем обойдем позиции. До нашего возвращения блиндаж не покидать.
    Валентина ответила, усмехнувшись:
    — Есть, товарищ капитан! Обязательно дождемся вашего возвращения.
    Крабов ничего не ответил, потому что появилась Конурок, и Губочкина обняла подругу. Связистки скрылись в блиндаже.
    Крабов предложил Жарову:
    — Обойдем позиции?
    Старший лейтенант согласился, тем более этого требовали и инструкции:
    — Идем!
    Офицеры прошли на западный фланг. Перед пустым капониром капитан остановился:
    — За постом начали пасти, Игорь!
    Жаров изобразил изумление:
    — Да? Давно? Кто и откуда?
    Капитан ответил:
    — Бойцы заметили наблюдателя три дня назад, в пятницу, где-то часов в десять. На противоположном склоне, напротив того места, где стоим сейчас мы. Пройдем в капонир.
    Западный сектор поста, где, как правило, несло службу второе отделение взвода, заступившего на дежурство, был оборудован капониром для третьей боевой машины пехоты. Но эта БМП так и не дошла своим ходом до блокпоста. На одном из участков дороги, в тридцати километрах от высоты 204,0, там, где грунтовка вплотную подходила к обрыву, после прохода первых двух боевых машин грунт «поплыл» — и третья машина попала в естественный капкан. Она начала сползать с плоскогорья. Хорошо, что в машине находился один механик-водитель, который успел выскочить из люка на броню и спрыгнуть на землю. БМП же рухнула в пропасть вместе с обширным участком склона. Таким образом и боевая машина была безвозвратно потеряна, и единственная сухопутная нить, соединяющая пост с равниной, оборвалась. Поэтому взвода стали доставлять на позиции вертолетами, а крайний, западный капонир так и остался пустым, превращенный в огневую точку станкового гранатомета «АГС-30».
    Рядом с ней и устроились офицеры. Подняли бинокли. Крабов проговорил:
    — Трещину, идущую по противоположному склону от вершины, видишь?
    — Это где ряд кустарника?
    — Да!
    — Вижу! Ну и?
    — Террасу, которой оканчивается трещина, наблюдаешь?
    — Угу!
    — Смотри слева — черная дыра. Похоже, пещера, и скорее всего — сквозная, с выходом на другую сторону перевала. Там-то и был замечен неизвестный наблюдатель за постом.
    Жаров, рассматривая черную дыру, спросил:
    — Почему ты решил, что там сквозная пещера? Дыра есть, вижу, но это может быть просто выемка в породе, достаточно крупная и способная укрыть наблюдателя. Но этот наблюдатель мог к дыре спуститься и по трещине! Мы ж не знаем, что она собой представляет?
    Крабов отрицательно покачал головой:
    — Нет, Игорь! Если бы наблюдатель появился один раз, тогда с тобой можно согласиться, но, заметив его в пятницу, в субботу я лично следил за дырой и трещиной. Неизвестный появился в пещере ровно в 11–00, а если шел бы от трещины, он по-любому засветился бы на террасе. Трещину и дыру разделяют не менее трех метров. Их наблюдатель не преодолевал.
    — Ясно! Но непонятно, кто и почему решил установить контроль над постом?
    Вопрос прозвучал вполне естественно, хотя Жаров прекрасно знал ответ на него.
    Капитан ответил:
    — Вот и я не пойму! Но ничего хорошего это не предвещает. Как бы какая банда не запланировала прорыв через Шунинское ущелье!
    Старший лейтенант воскликнул:
    — Но это невозможно! Даже ночью и в туман. У нас достаточно сил, чтобы прикрыть ущелье!
    — Так-то оно, Игорек, так, но как может произойти все на самом деле, просчитать невозможно.
    — Считаю, проход прощупывают. Но, оценив обстановку, противник вряд ли решится прорывать оборону поста! Проще пройти, прикрываясь перевалом между нами и соседней, восточной заставой. Крабов опустил бинокль:
    — Ладно. Будь что будет. От нас мало что зависит, лишь отразить возможное нападение. Но ты за пещеркой понаблюдай. Не помешает. Да ночью усиль караул.
    Жаров обернулся к капитану:
    — Ты вот что, Кирилл, прибыв в часть, подожди докладывать комбату о наблюдателе.
    Капитан удивился:
    — Почему?
    — Реакция Белянина непредсказуема, подполковник может тут же принять решение на усиление блокпоста и перебросить сюда еще взвод. Зачем отрывать ребят от мирной обстановки и здесь создавать чехарду без особой надобности. Это же придется рубить новые позиции, а ты помнишь, чего нам стоило создать эту систему обороны? Наблюдатель же, оценив пост, может больше не выйти на позицию, поняв, что прорыв на нашем направлении невозможен. И получится хрен что! Но если наблюдение с сопредельной стороны продолжится и проявятся хоть малейшие признаки угрозы нападения на пост, я сам обо всем доложу комбату. Считаю, что сейчас это делать рано. И так дежурство не сахар, но пока каждый из нас, взводных, выходит на блокпост раз в месяц. А после непредсказуемого решения Белянина мы реально можем начать зависать в этих горах по полмесяца. Тебе это нужно? Ладно, я холостой, а у тебя супруга, семья!
    Капитан согласился:
    — Ты прав, Игорек. Пока комбату лучше не знать о наблюдателе, а то действительно кашу заварит, не расхлебаем всей ротой.
    — Это точно. Ну что, обойдем другие позиции?
    — Пойдем. Высоту смотреть будем?
    — А чего ее смотреть? Я же проходил через нее. Там, наверное, бойцы уже сменились, хотя доклада еще не последовало. Но мой отделенный может время тянуть. Хитроватый паренек! Понял службу!
    — Тогда на восточный сектор?
    — Идем на восточный!
    Офицеры покинули капонир и траншеей, минуя командный пункт, направились к позициям, расположенным по вершине западного склона Шунинского ущелья.
    В главном же блиндаже две женщины проводили свою смену, обсуждали личные вопросы, так как связь на посту функционировала нормально, в чем Губочкина сразу убедилась, вызвав дежурного по батальону в гарнизоне, а также командиров всех трех отделений взвода Жарова. После манипуляций с радиостанцией они устроились на диване. Губочкина положила руку на плечо подруги.
    — К черту службу, Люда, расскажи лучше, как ты тут с Крабовым ночи проводила?
    Та нерадостно и зло ухмыльнулась:
    — Да никак! Спали на своих кроватях ангелочками.
    Валентина искренне удивилась:
    — Уж не хочешь ли ты сказать, что за всю неделю вы так ни разу и не трахнулись?
    — Именно это, Валюша, я и хочу сказать! Достался, бля, идиот, жене верный. Для него, видите ли, супруга — святое! Святоша, козел! И надо было с ним в наряд попасть? Неделю мучилась!
    — Погоди, погоди, может, ты не с той стороны пыталась подъехать к нему? Ну, не поверю, чтобы нормальный мужик, какой бы он верный жене ни был, не трахнул бабу, которая с ним целую неделю в одном блиндаже прожила!
    Людмила вновь ухмыльнулась:
    — Не веришь? Я бы тоже не поверила, но проверила подобное на себе. А насчет того, с какой стороны я пыталась к нему подвалить, то делала все возможное. Первую ночь, ладно, не рыпалась. Ждала, сам полезет. Не полез. На вторую решила действовать. Как он лег, я раздеваюсь догола и к нему. А он, сука, от меня, как от прокаженной, к стене метнулся. Ты чего? С ума сошла? А ну оденься и спать! Я: да ладно тебе, Кирилл, никто же ничего не узнает. А слухи все одно по гарнизону поползут. Ночевать в одном помещении с бабой молодой и не трахнуть ее, кто ж этому поверит? Твои слова повторяю! А он: мне плевать на слухи, но если не отстанешь, завтра же запрошу замену! И тогда придется объяснять причину запроса. Как тебе такой коленкор? Я и отвалила! А то ведь, придурок, точно в батальон о моем аморальном поведении сообщит. Меня ж тогда Индюков затрахает и в прямом, и в переносном смысле. Я ж на его рожу смотреть не могу, не то что ублажать его похоть! Такие вот дела, Валя! Но ничего, наряд кончился, вернусь в гарнизон, свое возьму. Жаль, Жаров здесь остается. Этот безотказный. Только заголись, помани, в момент в постель нырнет. Он до этого дела охотник еще тот. Впрочем, кроме него в гарнизоне голодных мужиков хватает. Оторвусь с каким-нибудь лейтенантом.
    Валентина проговорила:
    — Да, дела… Кто бы подумал? Говорят, еще Бекетов такой же, как Крабов. Но тот, скорее всего, где-нибудь в Разгульной телку имеет. А мужик ничего. Я бы с ним…
    Конурок перебила подругу:
    — Да в какой станице, Валя? На Родимцеву капитан запал. Видела бы, как на дискотеке возле нее вертелся. Но ты знаешь нашу Кристину, тоже, бля, святоша, целку из себя строит. Бекетов водочкой балуется, а Родимцева, видишь ли, запах спиртного на нюх не переносит! Дура, короче! И чего он к ней прилип? Ни фигуры особой, ни морды, да еще с претензиями! А может, и надо под таких косить?
    — Нет, Люда, под них косить — себе вредить! Знала я в своей жизни этаких правильных, что в итоге в полном пролете оказывались! И Бекетову надоест без толку Родимцеву обхаживать. Мне, что ли, за него взяться? Пригласить на хату, водочкой угостить да оттрахать так, чтобы об остальных забыл!
    Людмила указала на полевую сумку Жарова:
    — А как же твой взводный? Или этого сопляка не подпустишь к себе?
    — Почему не подпущу? Мне ж тоже мужик нужен, но этот так… вынужденно-временный стебарь. И за кайф, что получит, заплатит сполна! Но Жаров ерунда, надо более серьезного и озабоченного этим делом кавалера цеплять. С должностью приличной и перспективой карьерного роста!
    Конурок спросила:
    — Ты сигареты привезла с собой? А то вроде как бросить собиралась?!
    — Не смогла бросить.
    — Тогда угости, у меня вчера вечером кончились. И все из-за этого мудака Крабова. Ночью по полпачки выкуривала, сон не шел — и п…ц!
    Губочкина достала блок «Винстона», открыла пачку, протянула сигарету подруге и сама закурила.
    В это время в блиндаж вошли офицеры.
    Крабов недовольно поморщился:
    — Вы, девочки, курить в траншею вышли бы, что ли?
    Но Жаров возразил:
    — Да ладно тебе, капитан! Все ж перед тобой не просто подчиненные, а дамы, в первую очередь. А желание дам, их прихоти, для офицера закон!
    Крабов не принял возражения:
    — Это смотря какие прихоти, какие дамы и какие офицеры! Так что, уважаемые сержанты, прошу на выход! Тем более, вам надо проверить исправность и резервной, проволочной системы связи. Я ей не пользовался, возможно, где-то возникли неисправности. Да и инструкция обязывает вас к этому. Выполняйте свои обязанности!
    Связистки поднялись, вышли из блиндажа.
    Конурок кивнула за спину:
    — Слышала? И как я с этакой дубиной целую неделю рядом провела? Нет, теперь буду следить за составлением нарядов. С Крабовым больше сюда не пойду! Шел бы он, мудила, к… своей долбаной Раисе!
    Валентина затушила выкуренную до половины сигарету:
    — Ладно, не загоняйся, Люд! Идем, проверим проволоку. Забудь прошлое, живи будущим, тем более, оно уже через час наступит!
    — На это и надеюсь. С чего начнем?
    — С правого фланга и по вершине, затем высота. Там и простимся.
    Конурок согласилась:
    — Пойдем. Только я сразу свои вещи заберу. Набрала, дура, разных мазей, резинок с шарами да усиками, маечки, чулочки, туфельки, думала… да чего теперь об этом! Сейчас я.
    Людмила зашла в блиндаж, чтобы тут же выйти обратно с десантной сумкой.
    — Теперь идем.
    Связистки направились к блиндажу второго отделения.
    В главном укрытии офицеры расписались в журнале приема и сдачи дежурства. Жаров принял пост. Дождавшись всех докладов по связи, Крабов забрал свой автомат, повесил на плечо сумку:
    — Ну что, Игорек, вот и все!
    — Все! Ты, Кирилл, про наблюдателя не забудь.
    — Не забуду, докладывать о нем не буду, но ты следи за ним!
    — Конечно!
    — Пошел я!
    — Идем, провожу.
    — Блиндаж пустым оставишь?
    — Да я до траншеи.
    — Ну, раз так, проводи.
    Офицеры вышли на улицу, Крабов отдал приказ своему заместителю строить взвод, и спустя пять минут подразделение капитана направилось к высоте, и затем далее к площадкам, где их ждали две винтокрылые машины. Как только сменившийся взвод скрылся из виду, к Жданову подошел сержант Мансуров:
    — Ну, как тут дела, Игорек?
    — Хреново! Наблюдатель Мулата на противоположном склоне Катавана засветился. Зацепил его Краб. Я уговорил капитана пока не докладывать о нем комбату, но надо, чтобы Мулат снял наблюдение за постом: все, что надо, он и так узнает. Так что немедленно свяжись с Расулом, пусть передаст просьбу за «бугор», пока наши бойцы этого разведчика не вычислили. А то получим проблему! Все понял?
    — Пошел, шеф. Что еще?
    — Еще, начиная с сегодняшней ночи, ослабь наш караул до двух человек на передовой, высоту не трогай. Со среды на четверг Шунинское ущелье должен будешь контролировать ты и Гоша.
    — Это ясно! Но выход в Катаван все равно будет виден часовым второго отделения.
    Старший лейтенант успокоил его:
    — Об этом не волнуйся. Сектор контроля Катавана я возьму на себя. Придумаю что-нибудь, чтобы в нужное время отвлечь наряд. Иди! Да, пришли ко мне Демидова, пусть находится поблизости у блиндажа.
    — Понял, командир! Выполняю. А долю мою, Игорек, ты все же пересмотри, Индюк хрен с ним, но я работаю не меньше тебя!
    — Иди, иди! Видно будет, как вернемся на базу!
    Сержант удалился.
    Жаров вошел в блиндаж, сбросил ботинки, надел кроссовки. Автомат в пирамиду ставить не стал, положив его на стол, рядом с биноклем. Присел на диван, закурил.
    Через десять минут прибыл рядовой Демидов:
    — Вызывали, товарищ старший лейтенант?
    — А сам, Гоша, как думаешь?
    — Вызывали!
    — Чего ж тогда спрашиваешь? Короче, находись рядом с блиндажом, обслужишь во время обеда, затем приберешься внутри. Может, еще для чего потребуешься. Понял?
    — Так точно, товарищ старший лейтенант!
    — Иди! Да запомни, находиться у блиндажа и подслушивать то, что в нем происходит, не одно и то же. Замечу, пасешь, уши оборву. Это ясно?
    — И как вам такое могло прийти в голову? Я ж за вас, сами знаете!
    — Ладно, ладно! Ситуацию просекаешь правильно. Будешь и дальше верно служить, домой богатым вернешься. В деревне своей дело заведешь, хозяином станешь. А кто хозяин, у того и власть со всеми девками впридачу! Пошел!
    — Есть, товарищ старший лейтенант! Во мне не сомневайтесь. Я хоть и не ученый, а просекаю, что к чему!
    Рядовой двинулся к выходу и чуть не столкнулся в тамбуре с Губочкиной. Та воскликнула:
    — А ты чего, чмурок, под ноги прешься? Не видишь, женщина идет?
    — Пардон! Не заметил!
    Валентина пробурчала, входя в блиндаж:
    — Не заметил он!
    Обратилась к Жарову, устраиваясь рядом с ним на диване:
    — Ты, что ли, этого чухонца вызывал?
    — Ну и что?
    — Да нет, ничего! Ты командир, и волен делать все, что пожелаешь!
    — В отношении всех подчиненных?
    Валентина похотливо улыбнулась:
    — Без исключения, но мы уже говорили об этом.
    Старший лейтенант не выдержал, повернулся к женщине, схватил ее за грудь:
    — Валюша, не могу терпеть!
    Губочкина спокойно отвела руку Жарова:
    — Остынь, Игорек! Я же сказала: ночью! Лучше прикажи проверить, полна ли бочка в душевой. И пусть вечером подогреют воду. Она понадобится и тебе, и мне.
    — Все понятно!
    — Тогда я переоденусь, сброшу этот чертов камуфляж и займусь работой. Надеюсь, обед нам вовремя доставят?
    — Естественно. И даже специально приготовят, отдельно от остальных!
    — Ну, еще бы жрать ту парашу, которой пичкают солдат.
    Женщина поднялась, подошла к ширме, собрала ее в гармошку, бросив к стене:
    — Нам эта тряпка не понадобится.
    Начала, нисколько не стесняясь старшего лейтенанта, раздеваться. А Жаров с жадностью смотрел на ее движения. И не мог оторвать взгляда.
    Валентина сбросила куртку, обнажив упругие груди с большими красными сосками, сняла брюки, оставшись в кружевных трусиках. Повернулась к офицеру задом, прикрытым узкой ленточкой. От вида открытых крупных ягодиц у Жарова рот наполнился слюной. Он застонал:
    — Нет, больше не могу! Я на улицу! Так и с ума сойти можно!
    Валентина остановила его:
    — Ладно! Вижу, тебе действительно невтерпеж. Закрой дверь и иди ко мне. Дам разочек, чтоб давление снять, а то, не дай бог, яйца лопнут.
    Жаров бросился к двери. Задвинул засов, принялся срывать с себя одежду! Спустя несколько минут он вышел в траншею, не забыв взять со стола бинокль. Глубоко вдохнул чистый воздух. Валентина сделал то, о чем мог только мечтать старший лейтенант. Она удовлетворила его ртом и сделала это так виртуозно, что у Жарова после оргазма все поплыло в глазах. Ну и Валя, ну и мастерица. А он, дурень, до сих пор игнорировал ее. Но с Губочкиной долго связь не протянется. Для постели она хороша, да и то на время. Постоянно с ней жить не сможет ни один нормальный мужчина. Ее нужен сексуальный маньяк. Впрочем, в гарнизоне она и сама вряд ли захочет продолжение связи с каким-то взводным, если с ней кружат чины из полка внутренних войск рангом значительно выше Жарова. Вопрос, выдержит ли он сам эту неделю? И потом подарок. Хотя подарок — ерунда. Старлей сумеет удивить даже такую просеченную во всех отношениях бабу. Денег для этого у него хватит. На десятки, если не на сотни таких баб, как Губочкина, с их непомерными запросами! Да еще на сотню останется. Интересно, как бы повела себя Валюша, узнай, что старший лейтенант имеет в месяц столько, сколько не имеют все старшие офицеры гарнизона, вместе взятые? Наверное бы, в момент начала стелиться подстилкой перед ним, дабы быть рядом! Точно. Начала бы стелиться. Но ему нужна другая. А именно Родимцева. Чтобы слова лишнего вякнуть не посмела, а была бы и женой, и прислугой в новой, будущей жизни оборотня-лейтенанта. Все же правильно он сделал, что связался с Расулом. И доступ к легким деньгам получил, и прикрытие в части надежное. Потому как оказалось, ранее Расул купил заместителя командира по воспитательной работе, майора Индюкова. Вот бы никогда не подумал Жаров, что Индюк клюнет на приманку, на сравнительно небольшие деньги, став человеком местной мафии, по сути предав и подчиненных, и начальников скопом, продолжая при этом всем засирать мозги своей политической дребеденью! Нет, что ни говори, а Жарову повезло. И в большом, что касалось Расула и его «забугорного» партнера Мулата, и в малом, предстоящих безумных случках с Губочкиной! Остается самая малость. Охмурить Родимцеву, на которую положил глаз капитан Бекетов. Тот противник серьезный, но пьет! И в этом его главная, возможно, роковая слабость. Жаров сумеет отвернуть девочку-недотрогу от Бекета. Надо будет, ему в этом помогут. И тогда… но… пора тормознуться. Надо не мечтать, а заниматься делом. Путь к благополучию лежат не через пустые, пусть и красивые игры воображения, а через конкретные дела, приносящие конкретные результаты! В них, в делах, залог успеха и благополучия. И все же, какова Валентина, а? Шлюха развратная, профессионалка, слов нет!
    Заметив сидящего в ближайшей от блиндажа стрелковой ячейке рядового Демидова, командир взвода подозвал его:
    — Гоша! Дуй на кухню, передай кашевару, чтобы для меня и связистки обед приготовил по высшему разряду. Из лучших продуктов. Надо, пусть урежет солдатский паек, но чтобы для командира блюда приготовил отборные! Ты же обслужишь нас! После чего отдых до 21–00. Затем возвращаешься с паяльной лампой и ведром. Набираешь воду в резервуаре и греешь ее! Понял?
    Рядовой оскалился в кривой ухмылке:
    — Вода, чтобы связистке подмываться? Трахать ее будете?
    — Что? Я тебя сейчас, мудак, оттрахаю так, что ты забудешь, когда у тебя дембель.
    Демидов отрицательно покачал головой:
    — Не-е, товарищ старший лейтенант, о дембеле я ни при каких обстоятельствах не забуду!
    И заверил:
    — А то, что вы поручили, сделаю!
    — Куда ж ты денешься? Вали на кухню. Обеспечь обед!
    — Во сколько подать кушанья?
    — В 14–00!
    — Есть!
    — Иди! Увидишь Мансура, пусть подойдет сюда!
    — Понял!
    Солдат, которого использовал в своих делишках Жаров, отправился к полевой кухне. Вызвать Мансурова Демидову не пришлось. Сержант сам подошел к командиру взвода.
    Жаров повел его в пустующий капонир.
    У позиции станкового гранатомета спросил:
    — Связывался с Расулом?
    — Связывался. Все, что ты сказал, передал! Расул заверил, что наблюдателя сегодня же снимут.
    — А вот это мы сейчас проверим.
    Старший лейтенант взглянул на часы:
    — Одиннадцать тридцать восемь. В это время при дежурстве Крабова наблюдатель уже смотрел на пост. Посмотрим и мы на его позицию!
    Подняв оптику, Жаров осмотрел и черную дыру, и террасу, и трещину противоположного склона. Никого нигде не было. Расул сдержал обещание.
    Взводный опустил бинокль:
    — Вот и ладненько!
    Повернулся к сержанту:
    — Что делает личный состав?
    Мансуров пожал плечами:
    — То, что и предписано инструкциями. Караул контролирует территорию зоны ответственности взвода, остальные бойцы обживают блиндажи, по два человека с отделений я отправил подправить стрелковые ячейки. Сам после связи с Расулом побывал на высоте и проверил арсенал с кухней. Везде порядок.
    — Хорошо. Продолжай в том же духе. После обеда отдыхай. И так теперь ежедневно. Каждая ночь — твоя!
    — Я помню это!
    — Иди, Оман!
    — Ты о доле подумал?
    — Э, черт нерусский, как же ты достал меня?! Ну, хрен с тобой, пару штук к обычной сумме подброшу. Доволен?
    — Пойдет!
    Сержант удалился. Что ж, и пара тысяч долларов лишними не будут. Желательно, конечно, больше, но банкует Жаров. Он главная фигура в крупной игре, связанной с доставкой в Россию оружия для чеченских боевиков, наркотиков и переправкой на северный Кавказ банд наемников. Что ж! Если Жарова устраивает эта роль, пусть и играет ее. Так решено в штабе Мулата, главаря крупного террористического центра, разместившегося в ущельях непроходимых гор соседнего государства. Играет до конца. А уж каким будет этот конец, решит Мулат. Но вряд ли он отпустит от себя предателя. Если только на небеса. Впрочем, это дело не Омана Мансурова. Его дело исполнять обязанности заместителя командира взвода старшего лейтенанта Игоря Жарова.
   

   

    

     Глава вторая
    

    Сменившись с наряда по части, капитан Бекетов прямым ходом направился в офицерское общежитие. Его номер находился на первом этаже. Вместе с командиром взвода роты спецназа в номере обитал еще один офицер, старший лейтенант из полка внутренних войск, но тот получил тяжелое ранение и вот уже второй месяц находился в госпитале. И лежать на больничной койке старшему лейтенанту предстояло еще долго. У него были перебиты ноги. Попал Вова, так звали соседа Юрия, под минометный обстрел и принял на себя осколки разорвавшейся рядом мины. Ему еще повезло. Ноги хоть и перебиты, но при теле, а могли оказаться оторванными, как в большинстве случаев и бывало. Да и бронежилет со шлемом не позволили нашпиговать старлея железом. Лишь два пробили кевлар, засев в правом легком. Но неглубоко. Поэтому капитан в настоящее время проживал в номере один, и это его более чем устраивало. Зайдя в фойе общежития, Бекетов увидел за окошком миловидное лицо Нины Паршиной. Та тоже несла свое дежурство. Забрав у нее ключ, капитан прошел в комнату, где быстро разделся, сбросив с себя пропотевшую за сутки форму. Погода в этом году в сентябре стояла жаркая. Днем. Ночами уже чувствовалось приближение осени, да и вечерами, как только садилось солнце, столбик термометра плавно опускался вниз. Ветер, а он гулял по городку беспрестанно, стал прохладным. Но днем было жарко!
    Надев спортивные брюки, капитан прошел в душевую. Горячая вода отсутствовала, и к данному обстоятельству все давно привыкли. Пришлось вставать под холодные струи. Но так даже лучше. Холодный душ освежал, восстанавливал силы. Помывшись, капитан вернулся в номер, бросил взгляд на часы — 19–27. До дискотеки более чем полчаса. Но это до начала развлекательного мероприятия, когда толпа мужчин и женщин, женатых, замужних и холостых, только начнет заполнять обширное фойе офицерского клуба. Веселье войдет в силу после восьми, когда мужики освоятся и догонятся спиртным из бара. Поэтому у Бекетова впереди масса времени. Лишь бы не произошло что в части, как это однажды уже случилось. В апреле, тоже в субботу, и тоже вечером. Тогда комбат построил батальон, обнаружил отсутствие двух бойцов второй роты. Всех офицеров вызвали в часть. И бросили личный состав на поиски беглецов, по горячим следам. До трех утра батальон прочесывал окрестности военного городка, а первая рота шарила в станице. Бойцов нашли в местном борделе, в сиську пьяных и ни хрена не соображавших. Доставили в батальон. Потом разбирались. Да что толку? Комбат, как всегда, решил не выносить сор из избы. Дело замяли. Никого не наказали. На кой хрен тогда искали самовольщиков? Те бы сами, проспавшись, утром явились в часть. Вообще, скрывая подобные случаи, да и все, что можно было скрыть от начальства, Белянин поступал в первую очередь во вред себе. Не дай бог, грянет ЧП с кровавым следом, всплывет все, о чем комбат не докладывал наверх. И тогда Белянин может лишиться не только погон, но и свободы. Но командир продолжал гнуть свою линию, тем самым подрывая дисциплину в части. Говорят, скоро его заменят. Но это пока только слухи. Хотя в армии все начинается именно со слухов. Но хватит об этом! Не мешает отгладить летний светлый костюм, а то помялся немного, вися на самодельной проволочной вешалке. Сколько раз Бекетов, отправляясь в станицу, зарекался купить с десяток нормальных вешалок и забывал. Водку привезти не забывал, а предметы гардероба забывал напрочь!
    Взяв костюм, Юрий прошел в бытовку, где стояли гладильные доски. Разложил брюки.
    Заглянула Паршина:
    — Как всегда, на дискотеку прихорашиваешься?
    — Угадала, Нинуль, хоть одна радость в жизни — потолкаться под бешеный ритм музыки.
    — Разве больше нет радостей?
    — Например?
    — Семья, например! Собственная, уютная квартира, любящая жена, дети!
    Юрий добавил:
    — Которые в любое мгновение могут остаться сиротами!
    — Ну почему сразу так — сиротами?
    — А потому, что сегодня мы здесь, на равнине, стоим, а завтра спокойно можем в горах оказаться. Служба у нас, Нинуль такая! Как-то не располагает к семейной жизни.
    — Но ведь в вашем батальоне много женатых офицеров!
    — Много, а было еще больше! В 2002 году бросили часть блокировать ущелье в Дагестане. Задача, казалось бы, пустяковая, а пятеро женщин остались вдовами, у трех по младенцу на руках!
    Паршина стояла на своем:
    — И все же очень важно, когда тебя ждут!
    — Важно, но вот ты пошла бы за меня замуж?
    — Я замужем! И мой супруг тоже по горам частенько мотается.
    — А ты представь, что незамужняя, решилась бы связать жизнь со мной?
    — Мне, Юра, представлять незачем. А вот тебе надо менять отношение к жизни.
    — В смысле?
    — Пьешь ты часто!
    — Вот оно что? Так водка, Нина, и продается для того, чтобы ее пили. Иначе в бюджете государства большая, невосполнимая дыра образуется. И бюджетникам, всем нам, в том числе, платить будет не из чего!
    Дежурная махнула рукой:
    — Да ну тебя! Как стена! Тебе что говори, что ни говори, толку никакого!
    Подняв отглаженные за время разговора брюки и оценив качество работы, Бекетов проговорил:
    — Вот это точно! Меня перевоспитать — легче верблюда научить летать. Но за участие спасибо. Таких, как ты, побольше бы в гарнизон. Глядишь, мужики и одумались бы. Хотя… вряд ли. Так с брюками порядок, теперь рубашка. А ты, Нина, шла бы к себе, а то супруг нагрянет. Увидит нас вдвоем и устроит скандал. Мне-то он по барабану, а вот для тебя неприятность.
    — Мой не такой, Юра! Он скандалить не будет, потому что верит мне. Но я действительно пойду, не буду мешать.
    Капитан пожелал дежурной по общежитию:
    — Счастливо тебе наряд отстоять и к супругу в уютную квартиру вернуться!
    — Спасибо! И тебе удачи! Мужик ты хороший, жаль будет, если сопьешься или по пьянке под пулю попадешь.
    Бекетов напомнил:
    — Нина! Мы уже простились!
    — Ухожу!
    Женщина оставила капитана.
    Юрий догладил костюм и вернулся в номер. Оделся. Подушился слегка дорогим французским одеколоном. Но идти в клуб было рано.
    Открыл холодильник. Увидел две запечатанные бутылки водки, пластмассовую емкость с минеральной водой и две банки с паштетом. Выпить или нет? Блин, как у Шекспира получается. Там Гамлет мучился вопросом, быть или не быть… Бекетов потер лоб, решая сложную для себя проблему. Наконец воскликнул:
    — А хрен с ним! Хуже не будет!
    И достал бутылку «Особой» вместе с банкой паштета и минералкой. Сорвал пробку с бутылки, налил в стакан сто пятьдесят граммов, ножом поддел кусок паштета. Выпил. Закусил, прикурил сигарету. Настроение улучшилось. Выпить еще? Нет, пожалуй, хватит. Если что, то он догнаться и в баре сможет. В дверь постучали.
    Вошел Крабов, командир четвертого взвода. Бекетов облегченно вздохнул, одновременно удивившись:
    — Кирилл? Ты чего по общагам шарахаешься? Или Раиса на дежурстве?
    Товарищ Бекетова укоризненно взглянул на содержимое стола:
    — Пьешь?
    — Кто?
    — Ну, не я же?
    Юрий поднял бутылку, показал:
    — Рюмку после дежурства ты называешь пьянкой?
    — Сейчас рюмку, через час вторую, потом третью…
    Бекетов подошел к Крабову:
    — Кирилл, если ты пришел мозги мне сношать, то напрасно. Я не маленький и знаю, что делаю.
    Крабов возразил:
    — Если бы знал, не пил! Чувствую, погубит тебя водка, Юрик! Добра от нее не жди!
    — Ладно, закрой тему. Я действительно принял сто пятьдесят с устатку. И больше сегодня ни-ни! Если все пройдет удачно!
    — Ты имеешь в виду Родимцеву?
    — А хотя бы и ее?
    — Ничего. Но ты же знаешь, как Кристина относится к пьяным.
    — А я пьяный?
    — Пока нет.
    — Вот именно, что нет. Ты по делу зашел или просто так?
    Крабов присел на кровать Бекетова:
    — Считай, просто так. Раиса уговорила на дискотеку сходить, развлечься немного, а сама чего-то в санчасти забыла. Так она в медпункт, а я к тебе. Ты же танцульки не пропустишь?
    — Конечно, нет.
    — Так пойдем в клуб вместе.
    — Пойдем. Но вроде рановато.
    — В часть зайдем, посмотрим, чем личный состав занимается.
    — Там же дежурный!
    — Ну и что?
    Юрий пожал плечами:
    — Да ничего. В роту, так в роту. Раю тоже с собой прихватим?
    — Нет, она возле клуба с подругами останется. Так что убирай со стола остатки пиршества, и начинаем выдвижение. Раиса минуты через три к общаге подойдет.
    — Нашел тоже пиршество! Какое-то у тебя, Кирилл, извращенное понятие о том, что касается спиртного. Если сам после ранения почти не пьешь, то и остальным нельзя?
    — Можно, Юра. Да только тем, кто знает меру и по утрам не похмеляется. Ты же… впрочем, чего, на самом деле, я перед тобой распинаюсь?
    — Вот именно!
    Бекетов убрал водку с паштетом в холодильник. Офицеры покинули номер, а затем и гостиницу. Вышли на улицу. Заметно стемнело. У детской площадки соседнего с общежитием дома офицерского состава уже прогуливалась супруга Крабова, Раиса.
    Подойдя к ней, Юрий поздоровался:
    — Привет, Рай!
    — Здравствуй, Юра! Выглядишь ты как всегда безупречно.
    Бекетов толкнул друга:
    — Слышишь, что жена говорит?
    И повернувшись к супруге Крабова, поблагодарил:
    — Спасибо за комплимент, Рай. Вообще-то комплименты должны делать дамам кавалеры, а не наоборот. Посему докладываю, ты просто неотразима! Вот только Крабов в полной мере оценить этого не может.
    Кирилл недовольно взглянул на товарища:
    — Это еще почему?
    Юрий ответил:
    — Да потому, капитан, что таких женщин, как твоя Раиса, на руках носить надо, а ты лишний раз до санчасти не проводишь.
    Крабов сказал:
    — Завязывай, Юр, а?
    Раиса взяла офицеров под руки:
    — Мальчики, прекратили! Сегодня у нас вечер отдыха. Так что расслабьтесь!
    И женщина повела друзей-капитанов по аллее, ведущей к офицерскому клубу небольшого гарнизона.
    Подошли они к зданию, откуда раздавалась ритмичная музыка ровно в восемь. Но пришедшие на дискотеку люди заходить в фойе клуба не торопились, приличной толпой расположившись на улице. Мужчины курили, женщины разговаривали между собой. Все, как обычно. Временно. Через полчаса обстановка изменится, и веселье заполнит клуб, а на улице останутся единицы, да и то те, кто выйдет отдышаться или перекурить. Но это будет через полчаса. Пока же толпа находилась на свежем воздухе. Крабов что-то шепнул жене, и она направилась к подругам из полкового медицинского пункта, таким же, как и она, медсестрам. Крабов потащил Юрия на территорию части, благо начиналась она сразу за забором. В роте офицеры не задержались. Личный состав, говоря сухим языком армейского рапорта, занимался строго по распорядку дня, а другими словами бездельничал, в полной мере используя свободное время. Ответственный по роте находился на месте и муштровал заступивший на службу внутренний наряд. Взводным, по сути, в части делать было нечего. Да и зашли они в батальон с одной-единственной целью — убить время. Поговорив с сержантами, офицеры направились обратно к клубу. Народ, как предполагалось, перекочевал в фойе, дискотека начала набирать обороты. Купив билеты и пройдя в холл, капитаны разделились. Крабов, лавируя между танцующими, отправился к компании супруги, Юрий попытался отыскать взглядом Кристину. Но это ему не удалось, хотя он осмотрел весь зал. В голове мелькнула мысль: может, она на дежурстве у себя в роте и не смогла прийти? Или не захотела, что тоже вполне могло иметь место. Черт, надо было не по батальону шарахаться, а роту связи проверить. Не отыскав взглядом Родимцеву, Бекетов обошел фойе, подошел к месту диджея Станислава, лейтенанта полка внутренних войск, с которым нередко навещал забегаловки Разгульной.
    — Привет, Стас!
    — Ищешь кого?
    — Угадал. Кристину. Не видел ее?
    — Видел. Да вон она, справа, среди наших разведчиков и своих подруг.
    — Где?
    Диджей рукой указал в сторону, где Бекетов действительно увидел ту, ради которой и пришел сюда.
    Пробурчал недовольно:
    — А ваши разведчики, ребята не промах! Так и вьются возле связисток! Им что, своих баб мало?
    — Да ты никак ревнуешь, Бекет? Зря! Как говорится, сучка не захочет, у кобеля не вскочит, мужики ни при чем! Это бабы головы им кружат. Да ты не волнуйся. Связисток на всех хватит!
    Бекетов так взглянул на диджея, что тот поднял руки:
    — Все, все! Признаюсь, сморозил глупость. А посему давай по шампуню вдарим? Я пару пузырей затарил. Есть и фужеры, и шоколад!
    Капитан отказался:
    — Не хочу!
    И нагнувшись к музыкальному ведущему вечера отдыха, спросил:
    — Ты мне вот что скажи, Стас. У тебя на дисках только эта мутотень записана, или есть и медляк?
    — Есть и медленная музыка, а что?
    — Ты, как закончится эта дребедень, сделай, пожалуйста, паузу, дабы народ угомонился, да вруби что-нибудь медленное, приятное, чтобы нормально потанцевать с женщиной можно было! Сделаешь?
    — Какой базар? А что поставить? Просто инструменталку или песню?
    — Без разницы.
    — Понял.
    — Я в зал и жду! Ты не забудь!
    — Не забуду.
    Лейтенант принялся рассматривать диски, выискивая заказанную Юрием мелодию. Он решил поставить инструментальную музыку. Юрий же подошел вплотную к кругу, внутри которого танцевала Кристина.
    Долбежка оборвалась, и Станислав, заглотив-таки бокал шампанского, начал что-то говорить в микрофон. Но разобрать слова в общем гвалте не представлялось возможным. Да никто и не пытался понять, что говорит со своего подмостка диджей. Все ожидали продолжения дискотеки, готовые вновь слиться с ритмичной, быстрой музыкой в единое целое! Но неожиданно зазвучала мелодия из старого французского фильма «Профессионал». Толпа застыла, не ожидая подобного поворота. И лишь Юрий не стал терять время даром. Он подошел к Родимцевой:
    — Разреши пригласить, Кристина?
    Молодая, симпатичная женщина взглянула на Бекетова оценивающим взглядом, и согласилась:
    — Пожалуйста!
    Юрий прижал ее к себе, проговорив:
    — Ну, наконец-то!
    И тут же пожалел о том, что раскрыл рот.
    Родимцева почувствовала запах спиртного:
    — Ты опять выпил?
    Это разозлило капитана, он остановил танец:
    — Что, заметно? А другие, что кружат вокруг тебя, все повально трезвые? Ты чего капризничаешь? Да, выпил! Немного, после наряда, и что? Сколько ты будешь издеваться надо мной? Презираешь меня, так и скажи! Не хочешь видеть, тоже скажи. Но не унижай! Я тебе не кукла!
    Кристина неожиданно улыбнулась:
    — Ты чего это разошелся, капитан? Смотри, как тебя задело мое замечание? Успокойся. Я же хочу, как лучше. А ты: презираешь, унижаешь… Да у меня и в мыслях ничего подобного не было. Хотя чего это я оправдываюсь? Мы так и будем стоять или продолжим танец?
    — Продолжим.
    Юрий повел Кристину.
    Женщина чувствовала, что капитан обижен. Не надо было его задевать, ведь выглядит он действительно не хуже других. А запах? На него можно и не обращать внимания. Ведь если бы к ней подошел кто-нибудь другой, то она не обратила бы никакого внимания, подшофе потенциальный кавалер или нет. Отказала бы в танце и все. С Бекетовым же дело обстояло значительно сложнее. Он нравился Кристине. И то, что капитан часто пил, вызывало у нее негативную реакцию. И этому имелись объяснения и причины.
    Танец скоро закончится. Что сделает Бекетов? Уйдет? Скорее всего, да! В свой номер, где наверняка напьется. Кристине не хотелось этого. Поэтому, как только стихли последние аккорды медленной музыки, она, не отходя от Бекетова, вздохнула:
    — Как же душно! Может, выйдем на улицу?
    Этого капитан не ожидал, настроившись после танца уйти из клуба. Переспросил:
    — На улицу?
    — Да! Но, если ты…
    Юрий не дал женщине договорить:
    — Пойдем! Здесь на самом деле задохнуться можно.
    Они вышли из здания. Вечерняя прохлада сразу же приятно окутала их разгоряченные тела. Глубоко вздохнув воздух, Кристина произнесла:
    — Как же тут хорошо!
    — Где тут? В гарнизоне?
    Родимцева поняла, что Бекетов подкалывает ее, но не обратила на это внимания, ответив вполне серьезно:
    — На чистом воздухе, Юра, а не в фойе клуба! Прогуляемся?
    Это было второе неожиданное предложение Кристины. Теперь Бекетов внимательно посмотрел на женщину:
    — Я сегодня не узнаю тебя. В прошлый раз ты оттолкнула меня, как только я подошел…
    — Ты помнишь, что было в прошлую субботу?
    — А почему я не должен помнить, что было в прошлую субботу? Да, пули меня задевали, но ни разу не контузило, чтобы терять память.
    — Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю!
    Капитан согласился:
    — Понимаю! Ты намекаешь на то, что я был невменяем, так?
    — Вот именно! Но давай забудем тот эпизод. У меня сегодня хорошее настроение, и я не хочу думать о плохом. Лучше просто погуляем, поговорим. Смотри, какое звездное небо?
    Бекетов определенно не узнавал Родимцеву. С чего это вдруг она так резко изменила отношение?
    — Куда пойдем?
    — Не знаю. В городке вроде и некуда.
    — А если к реке?
    — К реке?
    Капитан удивился в третий раз. До реки Быстрой было не менее двух километров. И это по небольшому лесному массиву. Предлагая идти к реке, Кристина не могла не понимать, что прогулка затянется не на один час. Или она этого и хотела?
    — Ну что ж, это вариант. К реке, так к реке!
    Женщина взяла капитана под руку, и они медленно пошли в сторону внешнего контрольно-пропускного пункта, за которым начинался лесной массив и грунтовая дорога, ведущая к реке Быстрой.
    Свернув на дорогу, ведущую к внешнему КПП, Родимцева неожиданно спросила:
    — Юра, а ты был женат?
    Капитан взглянул на женщину:
    — Нет, а что?
    — Если не секрет, почему? Только не надо, пожалуйста, стандартных фраз типа не встретил такую, как я!
    — Но я действительно не встречал женщин, к которым испытывал бы нечто большее, нежели желание близости. Как-то так получалось. Хотя была у меня девушка в училище. Три года дружили. Встречались, а потом… потом она вышла замуж за моего товарища!
    — Вот так ни с того ни с сего взяла и вышла?
    Бекетов утвердительно кивнул головой:
    — Да, вот так, ни с того ни с сего. Правда, они знали друг друга, мы вместе вечера в увольнениях проводили. Его после выпуска в Москву отправили служить, меня же в учебный центр, готовящий офицеров для подразделений спецназа. Вот невеста и сделал выбор. Столица не Кавказ или какая другая «горячая точка»! Расчетливой оказалась, а я верил, что любит.
    — А сам любил ее?
    Капитан пожал плечами:
    — Сейчас и не знаю. Любил, наверное. А может, нет. Но такого чувства, как к тебе, к ней не испытывал.
    — Это правда?
    Юрий серьезно и кратко ответил:
    — Да!
    Кристина вновь задала вопрос:
    — И где тебе пришлось служить?
    Бекетов вздохнул:
    — Где стреляли! И в Таджикистане, и в Абхазии, но большую часть в Чечне.
    — А ранили тебя где?
    — Первый раз, когда через Пяндж из Афганистана прорывались духи. Наша рота блокировала крупный отряд наркоторговцев. Тяжелый бой, в результате словил пулю под левую ключицу. Второй раз в Чечне, когда преследовали диверсионную группу арабских наемников. Тебе это интересно?
    — Конечно! У тебя и награды есть?
    Бекетов улыбнулся:
    — Есть. Орден Мужества, медали «За боевые заслуги» и «За воинскую доблесть» двух степеней. Но разве в наградах дело?
    — Не скажи. Другие за всю службу столько не получат, а ты… ведь тебе двадцать семь? Так?
    — Так. Двадцать семь.
    Родимцева резко сменила тему, переведя разговор в неприятное для капитана русло:
    — А когда ты запивать начал? Не обижайся, я это не из простого любопытства спрашиваю. Хочу понять, на каком этапе ты, боевой офицер, и вдруг сломался. Что послужило причиной пьянства? Извини, но я привыкла называть вещи своими именами.
    Бекетов задумался. Сам он никогда не задавал себе подобный вопрос. Ну, начал пить, так большинство мужиков пьет, ну, бывало, пил до потери пульса, но другие нажирались не слабее. И ничего особенного в этом капитан не видел, хотя в душе чувствовал, что оформился в алкоголика. Вот только признаваться в этом не хотелось.
    — Точно, Кристя, я сказать не могу. Понемногу я пил всегда, ну, в смысле повзрослев, а точнее, после учебного центра, а вот крепко запил в первый раз после того, как друга, павшего у Пянджа, лично похоронил. Он погиб на моих глазах. И умирал на руках. Я видел, он хотел что-то сказать мне, но так и не смог. Пуля духа угодила ему в шею, порвав голосовые связки. Вот тогда, когда бой затих и мы вернулись в лагерь, я возле его тела и нажрался спирта. Да так, что возле трупов и вырубился. Роту на следующий день перебросили в Горный Бадахшан, меня отправили с телом друга на его родину, в Мурманск. Чтобы похоронить с почестями. Я пил всю дорогу и все время, проведенное в семье погибшего. Пил много! Вернулся в подразделение почерневшим. Это было в 1999 году. С того времени и продолжаю пить. Только теперь и по поводу, и без повода.
    — Юр, а ты не пробовал лечиться?
    Бекетов усмехнулся:
    — Зачем?
    Родимцева удивилась:
    — Как это зачем? Чтобы избавиться от зависимости.
    — Нет, не пробовал. Не видел смысла.
    Кристина тихо произнесла:
    — А если я попрошу, пройдешь курс лечения?
    — Да я сам могу бросить!
    — Это заблуждение. Тебе уже без помощи не обойтись!
    — И ты предлагаешь эту помощь?
    — Да! Вернее, я предлагаю тебе обратиться к врачам.
    Капитан вздохнул:
    — Когда, Кристя? И к кому?
    — Ну, можно найти варианты.
    Капитан согласился:
    — Варианты всегда найти можно. Одна загвоздка: не верю я эскулапам! Понимаешь, не верю. А какое без веры лечение? Никакое. Так что если завязывать, то придется самому. Я смогу.
    Женщина вздохнула:
    — Хотелось бы верить.
    Они вышли за КПП. Прапорщик, старший наряда полка внутренних войск, предупредил Бекетова:
    — Вам бы лучше, товарищ капитан, не покидать в ночное время гарнизон.
    — Почему? Или боевую готовность «повышенную» ввели?
    — Не в том дело. У реки молодежь местная гулянки устраивает, а вы, я смотрю, туда как раз и решили пройтись с дамой! Молодежь агрессивная, в основном под наркотой. Навалятся — не отобьетесь! Они иногда даже здесь тусовки устраивают. Камнями наряд забрасывают! Что говорить о тех, кого встретят в глухом месте? Не советую рисковать. Тем более, в этом нет никакой необходимости. Вон дорога до дамбы. Территория гарнизона. Гуляйте, сколько влезет!
    Родимцева взглянула на капитана.
    Но Бекетов не привык менять решений. Да и выглядело бы это нехорошо. Будто он испугался. С другой стороны, игнорировать вполне реальную угрозу глупо. И Бекетов готов был отступить, если бы не заметил озорной огонек в глазах Кристины. Женщина ждала, что предпримет кавалер.
    Капитан взглянул на старшего наряда:
    — Ничего, прапорщик, если что, прорвемся!
    Помощник офицера лишь покачал головой:
    — Настырный вы народ, спецназ! Да и у нас молодняк такой же! Без риска и жизнь не мила, так?
    — Я бы сказал по-другому: волков бояться — в лес не ходить, а мы волков любой масти не боимся. Это они нас боятся.
    — Ладно, вижу, не отговорить вас. Что ж, идите, гуляйте. Я предупредил.
    — Спасибо.
    И повернувшись к Родимцевой, Бекетов спросил:
    — Идем, Кристя?
    Женщина ответила:
    — Идем!
    Парочка обошла шлагбаум. У кювета, откуда начиналась грунтовая дорога к реке, старший поста окликнул офицера:
    — Капитан! Подождите!
    Подошел, протянул Бекетову ракетницу:
    — Возникнут проблемы, дайте знать, я караул вызову!
    Юрий принял ракетницу:
    — Еще раз спасибо! До встречи, прапорщик!
    — До встречи! Будем надеяться, благополучной!
    — Надейся!
    Бекетов с Родимцевой вошли в лес, который сразу обступил их черной стеной с обеих сторон грунтовки. Женщина поежилась:
    — Неуютно как!? Лучше пошли бы к дамбе.
    — Если хочешь, вернемся.
    — Нет, примета плохая.
    — Да ты, Кристина, не бойся. Все будет хорошо.
    — А я и не боюсь.
    Юрий закурил:
    — Ты почти все обо мне узнала, а я вот о тебе ничего! Как в армии оказалась?
    Женщина взглянула на офицера:
    — Я, Юра, в отличие от тебя и несмотря на свои двадцать пять лет, и замужем успела побывать, и дочь родить, и развестись!
    Бекетов был изумлен:
    — Да что ты? Серьезно?
    — Куда уж серьезней!
    И женщина поведала рассказ о собственной судьбе. Рассказ о том, что кроме командира вышестоящего штаба, не знал никто. Из ее повествования следовало, что родилась она в бедной семье. Отец умер рано, и воспитывала ее мать. В семнадцать лет Кристина познакомилась с молодым человеком. Возвращалась от подруги, рядом остановился автомобиль. Парень, года на три старше ее, предложил подвезти девушку. Выглядел он мирно, разговаривал вежливо, Кристина решилась и села. Парень представился Романом. Он довез Кристину до дома, не приставал, непристойностей не говорил. Попросил о встрече. Родимцева не отказала. В ближайшее воскресенье они встретились, да так и стали проводить время вместе. Роман оказался сыном известного в городе предпринимателя. Как-то представил ее родителям. Как же боялась она идти к нему в огромный трехэтажный особняк. Но встретили ее хорошо. Вскоре Роман сделал предложение. Это было под Новый девяносто седьмой год. Кристина приняла предложение. Не потому, что полюбила Романа, а больше потому, что устала жить в нищете и ущербности. Она, как и все девушки ее возраста, мечтала о жизни другой, богатой, красивой! А тут такой случай. Она просто не смогла отказать. Этой же ночью она стала женщиной. Сыграли пышную свадьбу. Роман через пару месяцев окончил университет, и отец передал сыну часть своего бизнеса. И вот тут жизнь Кристины резко изменилась. Они жили отдельно, и Роман с рождением дочери Вики стал вдруг меньше уделять внимания жене. Ну, когда она была беременна, это понять и объяснить еще можно было. Беременная женщина есть беременная женщина. Ни фигуры, ни лица, сплошные проблемы со здоровьем, то тошнота, то еще какая пакость. Но когда Кристина вошла в прежнюю форму, холод мужа был необъясним. До поры до времени, конечно. До того момента, как Роман перестал ночевать дома, а когда появлялся, то всегда навеселе, и от него пахло чужими женскими духами. Кристина пыталась бороться за свою семью. Как-то узнала, что Роман с друзьями собрался в сауну. И решила поехать посмотреть на эту сауну. Дочь оставила своей матери, заказала такси и поехала. Лучше бы она не делала этого. Возле престижной бани, как это ни смешно звучит, Кристину встретили два охранника-мордоворота. Увидев, что она подъехала на такси и намеревается войти, мордовороты спросили, к кому она пожаловала. Кристина назвала имя мужа. Охранники заржали, воскликнув: «Ну, разошелся сегодня шеф!» Родимцева тогда не поняла, чего ржут эти уроды. Все поняла она чуть позже, когда вошла в комнату, где и ее муж, и его друзья прямо на столах, диванах, в креслах имели голых молоденьких девиц. Вот тут она все поняла. Роман увидел ее, как кончил заниматься сексом с проституткой. Увидел, стоявшую в шоке на выходе. И тут же набросился на супругу. Он не оправдывался, да и какое могло быть в данной ситуации оправдание? Он, с искаженным от злости лицом, схватил жену за волосы и вытащил в коридор. Вызвал охрану. Наорал на мордоворотов. Кристина попыталась вырваться, но потерявший над собой контроль Роман не дал Кристине сделать это. Он избил ее. И бил ожесточенно, яростно, крича, что она стерва, опозорила его перед компаньонами. Бил до тех пор, пока жена не потеряла сознание. Очнулась Кристина у себя дома. Вся в синяках и ссадинах. Романа не было, присутствовала его мать. Кристина ожидала слова утешения, но свекровь, напротив, принялась укорять ее. Не надо лезть в мужские дела. Мол, ее доля — это дом, хозяйство, забота о муже, а сауны, что уж тут поделать, неотъемлемый атрибут времяпровождения современных нуворишей. Вечером заявился Роман, пьяный. Вновь начал орать на жену. Предупредил, чтобы без его разрешения и шагу из дома не могла сделать. Приставил к квартире охрану, а скорее, надзирателей, дабы следить за тем, чтобы жена постоянно находилась дома. И всю неделю, возвращаясь домой пьяным, избивал ее!
    Кристина вздохнула:
    — Вот так, Юра, я стала рабыней собственного мужа. Но мириться с таким положением не пожелала. Выбрала момент и сбежала с дочерью к матери. Роман прибыл, притащив кучу мордоворотов. Пришлось вызывать милицию. Хорошо, что те оказались с понятием. Охранников обезоружили, а Романа арестовали. Затем суд дал ему пятнадцать суток административного ареста. Я знала, что муж не оставит меня в покое. Поехала в тот же суд, подала на развод. Но в суде сказали, что заявление рассмотрят через месяц. Ждать я не могла. Собралась уехать к тетке в Москву, но тут увидела объявление в газете: набирались мужчины и женщины до 35 лет для службы в армии по контракту. Я быстро собрала нужные документы, прошла медкомиссию и оказалась в учебном отдельном батальоне связи. Затем попала в войска. И уже из части оформила развод.
    Юрий проговорил:
    — Да, досталось тебе!
    Кристина ответила:
    — Сама виновата! Позарилась на красивую жизнь, вот и получила этой красоты с избытком.
    Они вышли к реке. На берегу никого не было.
    Постояв немного у воды, решили возвращаться.
    На обратном пути Бекетов спросил:
    — Как же твой бывший муж отдал дочь?
    — Он бы и не отдал. Но спустя месяц, как я сбежала, Роман погиб. Я думаю, его просто убили. И не только его.
    — В смысле?
    — Как я узнала, бывший муж вновь собрал своих друзей все в той же сауне. Вызвали проституток и начали оргию. А под утро всех нашли мертвыми, даже охранников, которые почему-то тоже оказались внутри здания. Эксперты вынесли заключение, что веселая компания отравилась угарным газом. Но я не верю в это! Видно, кому-то перешел дорогу Роман, вот его и убрали. Но и черт с ним! Главное, что свекровь со свекром тут же отказались от Вики, и ее забрала моя мама. Сейчас они живут вдвоем.
    Юрий вновь спросил:
    — И сколько сейчас дочери лет?
    — Шесть. Следующим летом в школу. Придется увольняться. Надо заняться Викой, а то не дело, что родную мать не видит!
    — Это точно.
    Кристина остановилась, взглянув на капитана:
    — Ну, что, Юра, не отпала охота продолжать ухаживания за матерью-одиночкой? Ведь вокруг много молоденьких, без «хвостов»!
    Бекетов возмутился:
    — О чем ты говоришь? За кого меня принимаешь? Я, может, и пьянь беспробудная в твоих глазах, но не подонок! А то, что у тебя дочь, это даже к лучшему.
    Кристина удивилась:
    — Почему к лучшему?
    — Да потому, что если у нас что-то сложится, то сразу полноценная семья образуется!
    — Все зависит только от тебя!
    — Теперь я понимаю, почему ты так негативно относишься к пьянке. Конечно, столько пережить, да еще в твои-то годы, возненавидишь всех пьющих!
    — Хорошо, что ты правильно меня понял.
    — Хорошо-то хорошо. Ладно, завязываю. Но ты только не торопи меня. Чтобы отказаться от пойла, нужно время, сразу бросить не смогу, я себя знаю. Но в итоге завяжу однозначно! Решено!
    Кристина бросила взгляд на капитана:
    — А не успокаиваешь ты себя, Юра? И стоит ли тебе жертвовать свободой ради бабы с ребенком?
    — Кристя, прекрати!
    Так, за разговорами, вышли на КПП.
    Прапорщик, увидев молодых людей, улыбнулся:
    — Ну, что, экстремалы, все нормально?
    Капитан ответил:
    — Я ж говорил тебе, прорвемся. Правда, прорываться не пришлось, на реке тишина и покой. В лесу то же самое. Так что напрасны были твои страхи, прапорщик!
    — Ну и слава богу!
    Бекетов вернул дежурному по контрольно-пропускному пункту ракетницу и, взяв Кристину под руку, повел ее асфальтированной дорогой в городок. Шли молча, каждый думал о своем. Подошли к бараку, где размещался женский взвод роты связи. Женщины жили по двое в отдельных комнатах, так же, как и офицеры в общежитии. Остановившись у огромного куста акации. Кристина посмотрела на часы.
    — Ого, первый час! А кажется, совсем недавно из клуба ушли. Быстро же время пролетело.
    Юрий вдруг резко притянул женщину к себе. Впился губами в ее губы. Кристина не ожидала этого и попыталась вырваться. Но офицер держал ее крепко.
    Через мгновение женщина перестала сопротивляться и ответила на затяжной поцелуй, начав неожиданно дрожать всем телом. Затем нашла в себе силы вырваться из объятий капитана:
    — Ты… ты… зачем вот так?
    — А вот так! Черт бы побрал эту прогулку!
    — Но в чем дело?
    — В чем? Я же живой человек, а не бревно бездушное! Я ласки хочу, а ты… ты силой! Ну почему, зачем все испортил? Неужели не мог иначе?
    Развернувшись, женщина побежала к бараку, оставив растерянного Бекетова у акации.
    Капитан тряхнул головой.
    Вот как, а? Все испортил! И чего такого особенного он сделал. Поцеловал ее? И что? Ведь ответила же! И тело затрепетало от желания! Хотя… конечно виноват. Должен был понять: иной реакции от Кристины ждать нельзя. Натерпелась насилия в свое время. Черт! Бестолочь, идиот!
    Сплюнув на асфальт, капитан пошел в общежитие. Чтобы не будить дежурного, проник в номер через окно, как делал это не так редко. Очутившись в комнате, Бекетов, не думая, открыл холодильник, достал начатую бутылку водки, из горла в несколько глотков опорожнил ее. Бутылку выбросил на улицу. Сел на кровать, закурил. Ожидая, что спиртное подействует и свалит его в сон. Не свалило. Так, лежа в постели, Юрий и смотрел в потолок, пока за окном не заиграл рассвет.
    Не спала этой ночью и Кристина. И ее покинул сон, а в мозгу бились мысли. И были эти мысли о Бекетове. И чем дольше женщина думала о нем, тем более утверждалась в том, что поступила с капитаном жестко! Он же не Роман! Он совсем другой человек. Честный, благородный, чистый! Ну и что, что не сдержался? Ведь его можно понять! Живет один, неустроенной жизнью, постоянно рискуя ею. Нет, не надо было отталкивать его! Наоборот, обласкать, обогреть. К тому же Кристина сама желала близости с ним. А вышло как? Нехорошо вышло. Он теперь обидится. А может и запьет! Что же она не сдержалась?! Надо завтра же встретиться с Юрием и поговорить. Он мужчина, он должен чувствовать себя сильней женщины. А она, дура, по сути унизила его. Какая капризная, выискалась. Да мало ли что было в прошлом, прошлое надо помнить, а вот жить следует настоящим! Да, завтра обязательно она найдет его и поговорит. С этим, когда за окном начало светать, Кристина забылась коротким сном.
   

   

    

     Глава третья
    

    
     Горный блокпост. Среда 22 сентября. 7–30.
    
    Жаров проснулся оттого, что луч солнца через амбразуру лег на его лицо. Он поморщился, поднял руку, посмотрел на часы. Пора вставать. Взвод с шести часов бодрствует, а он со связисткой еще в постели. Но вставать с матрасов, сброшенных с кроватей и образовавших единое любовное ложе, не хотелось. Хотелось другого, а именно утреннего удовольствия, к которому всего за двое с небольшим суток приучила его сержант Губочкина. За дверью блиндажа тихо, стараясь не подходить к командному пункту блокпоста, догадываясь, чем в это время может заниматься их командир, нес службу Демидов. Да и заместитель Жарова, контрактник Мансуров строго следил, чтобы старшему лейтенанту не мешали. Служба службой, а личная жизнь личной жизнью. Жаров повернулся к Валентине. Женщина лежала на животе, подмяв под себя простыни совершенно голая. Игорь, проглотив слюну, положил правую руку на ее ягодицы. Желание усилилось. Связистка проговорила сонно:
    — Так будешь, или вставать на колени?
    — Встань!
    Валентина вздохнула и выполнила просьбу партнера. Старший лейтенант вошел в нее грубо, без подготовки, впрочем, никакой подготовки и не требовалось. Случка продолжалась недолго. Через мгновения, издав стон наслаждения, Жаров упал на постель. Рядом, перевернувшись, опустилась и Валентина:
    — Ну что, командир, доволен?
    — Не то слово, Валюша! Ты чудо!
    — Мог бы и разнообразить речь, а то третье утро твердишь одно и то же! Какое я тебе чудо? Нет, сказал бы: ты прелесть или что-то в этом роде, а то чудо. Оно, это чудо, разным бывает!
    — Ты же понимаешь, в каком смысле я!
    — Понимаю. Подвинься, я в душ! А то не хватало мне еще забеременеть от тебя!
    Жаров усмехнулся:
    — Тебе и забеременеть? О чем ты, Валя? После стольких-то абортов?
    — А ты их считал? Может, я ни одного не делала, а предохранялась! Так что подвинься!
    Старший лейтенант пропустил женщину и, облокотившись на руку, проводил ее взглядом в пристройку. Валентина совершенно не стеснялась его. Только проговорила с порога:
    — Ты гляди, да о времени не забывай. Скоро завтрак принесут.
    Жаров резко поднялся:
    — Ты, как закончишь водные процедуры, приберись здесь, да связь с батальоном к восьми часам организуй!
    Войдя в душевой отсек, Валентина сплюнула на настил. Охамел, мальчонка! Хозяином себя почувствовал. Мужиком! Да если б она не подыгрывала ему и не стонала наигранно, то пыл бы Жаров поубавил. Стебарь из него никакой! Так, шелупонь по сравнению с теми, кого она имела в своей жизни. Ему целочку, да и то на пару раз. Не может удовлетворить бабу, да и чем удовлетворять-то? Не член, а так, не пойми что десятисантиметровое. А ведь мнит-то из себя! Ну, супербой, не иначе! Интересно, как он других трахает? Или больше понтуется? А может, ему такие попадаются, которые сами-то толком в половой жизни ни хрена не смыслят? Может, и так. Но что это она о нем? Отвалил, и черт с ним. Теперь до вечера. Ничего, недолго здесь коптиться осталось. Сегодня среда, в понедельник взвод сменят, а в гарнизоне она этого сопляка и на пушечный выстрел не подпустит. Но это будет потом.
    Приведя себя в порядок, Губочкина застелила кровати, подмела пол, села за рацию.
    Жаров тоже думал о ней. Играет, шлюха. Вот уже третью ночь играет, показывая старлею, как балдеет от него. А у самой глаза пустые. Не удовлетворяет он ее, это ясно. Но не важно. Главное, Валентина безоговорочно и с наигранным удовольствием выполняет все его прихоти. Наверно, считает, сука, дни до конца наряда и рассчитывает избавиться от Жарова, как только вернется в часть. Напрасно рассчитывает. Как только увидит подарок, который задумал он купить, в момент просечет тему. Такие просекают ситуацию в шесть секунд. Так что будет и дальше раздвигать ноги, как только этого захочет старший лейтенанта. Он эту секс-бомбу не отпустит. Потратится прилично, но не отпустит. Да она сама приклеится, въехав в то, какую выгоду заимеет, ублажая его. Единственно, чтобы не светить связь в гарнизоне, придется хату в станице снять. Но с этим Мансур поможет. А потом шлюшку можно будет использовать и в обработке Родимцевой. Не напрямую, конечно, а аккуратненько со стороны. И в первую очередь для того, чтобы отвернуть Кристину от Бекетова, а то между ними вроде как начинают складываться серьезные отношения. Этого допустить нельзя. Родимцева должна стать его, Жарова, бабой! Капитан облизнется. Запьет и вылетит из армии! Вот тут уже заместитель по воспитательной свое веское слово скажет. И никуда не денется! Так что напрасно Валентина надеется избавиться от Жарова, а Родимцева связать жизнь с Бекетовым. Ничего у них не получится. Потому что так решил он, Жаров. И его сила в деньгах. Тот, кто имеет деньги, имеет все! К Родимцевой он подход найдет. В части Жаров на хорошем счету, перспективный офицер, активист, не то что заслуженная пьянь Бекетов. Подкатить к Кристине, с ее косяками о жизни праведной, несложно. Просто надо прикинуться таким же праведником. И брать не нахрапом, а по-тихому, терпеливо, но упорно. Где пожалеть, где приласкать. Пусть сначала словом, для души. Наступит время и для тела. Торопиться старлею некуда. Для развратных утех под рукой останется Валентина. Так что все пока идет хорошо. И будет лучше после того, как ночью по ущелью пройдет караван. Его доля тридцать тысяч. Неплохие деньги. Можно и больше взять, но заартачится Мансур. Да и замполит проявит неудовольствие. А это Жарову не нужно. Так что придется отвалить им по червонцу. Ничего, не обеднеет. Зато Индюков сделает все, что потребует взводный! Он очень нужен в комбинации против Бекетова! Вот и отработает надбавку к доле. А если все по уму сделает и добьется увольнения капитана, или перевода в другой округ, то и премию солидную получит.
    Так думал временный начальник поста, не допуская мысли о том, что где-то может ошибаться. И о том, что сам балансирует между жизнью и смертью. Бандитам опасные свидетели не нужны. Их кормят до поры до времени, но как только надобность в них отпадет, то в большинстве случаев таких, как Жаров и Индюков, просто убирают.
    Вот об этом совершенно не думал Жаров, находясь в иллюзии полной своей безопасности и купаясь в грязных мечтах о господстве над другими.
    Приведя себя в порядок, старший лейтенант придирчиво осмотрел помещение. Осмотром остался доволен. Валентина выполнила все, что от нее требовалось. Все же женщиной она была аккуратной! Жаров оделся, присел рядом с Губочкиной. Часы показывали 7–55.
    Вошел Мансуров:
    — Разрешите, товарищ старший лейтенант?
    Жаров разрешил:
    — Входи, сержант!
    — Утренний доклад, командир!
    — Слушаю!
    — На блокпосту за истекшие сутки происшествий не случилось, личный состав занимается согласно расписанию!
    — Все?
    — Так точно!
    — Свободен. Далеко не уходи, после сеанса связи обойдем позиции отделений, посмотрим, как на деле личный состав занимается.
    Сержант-контрактник козырнул:
    — Есть, товарищ старший лейтенант!
    И вышел из блиндажа.
    Ровно в 8–00 Губочкина вызвала оперативного дежурного батальона спецназа:
    — Равнина! Я — Затвор-21! Прошу ответить!
    Батальон ответил. Но почему-то голосом заместителя командира по воспитательной работе:
    — Я — Равнина, слышу вас хорошо!
    Губочкина удивленно взглянула на взводного, прошептав:
    — Индюков? С чего бы это?
    Старший лейтенант, ожидая выход на связь именно замполита, а не оперативного дежурного, пожал плечами:
    — А черт его знает!
    Ответил в микрофон, переданный ему связисткой:
    — Я — Затвор-21. Докладываю обстановку по объекту на 8–00 22 числа. У нас все спокойно. Пост несет службу в режиме постоянной боевой готовности. Происшествий и случаев проникновения в зону ответственности подразделения не зафиксировано. Как поняли меня, Равнина?
    — Понял вас, Затвор-21! Продолжайте несение службы. Напоминаю, особое внимание за контролем над зоной ответственности объекта уделять в темное время суток!
    — Принял, Равнина!
    — Конец связи!
    — Конец!
    Старший лейтенант улыбнулся связистке:
    — Ну вот и отстрелялись на сегодня!
    Валентина спросила:
    — Почему все-таки сегодня на связь вышел замполит?
    Жаров, поднявшись, потрепал подчиненную любовницу за щеку:
    — А вот об этом ты, дорогая, как вернешься в батальон, сама у Индюкова спросишь. А сейчас слушай эфир. Я на обходе поста! Пока, любовь моя ненаглядная!
    И не дожидаясь ответной реплики Губочкиной, старший лейтенант покинул блиндаж, где в траншее у ближайшей стрелковой ячейки первого отделения его ждал сержант Мансуров.
    Контрактник фамильярно обратился к офицеру:
    — Что, Игорек! Не высосала из тебя еще все соки наша Валюша?
    Тон сержанта, а больше его кривая ухмылка пришлась не по душе оборотню:
    — Тебе какое до этого дело, а? Может, сам глаз положил на связистку?
    — Нет, лейтенант. Шлюхи типа Губочкиной меня не интересуют. Хотя, если быть откровенным, то парочку раз…
    Старший лейтенант оборвал сержанта:
    — Забудь об этом!
    Мансуров удивился:
    — Это еще почему? Или связистка твоя собственность?
    Жаров сощурил глаза:
    — Не нравится мне этот разговор, Мансур! Пока мы здесь, баба будет моей! А в части, если желаешь, попробуй подвалить к ней на пару палок. Но сомневаюсь, что она пойдет с тобой! И закончили этот базар. Нам надо проход каравана готовить.
    Мансур зевнул:
    — Закончим, так закончим, а обеспечение акции с моей стороны готово. В ночь на пост в БМП отправлю Гошу, сам займу позицию на огневом рубеже. Сектор же Катаванского ущелья на тебе.
    — Это я помню. Во сколько Мулат должен сбросить сигнал, подтверждающий акцию?
    — В 16–00!
    — Ты говорил с Расулом?
    — Конечно. Пока ты поутру на связистке оттягивался.
    — Мансур! Не раздражай меня. Что сказал Расул?
    Сержант пожал плечами:
    — То, что и обычно. Его люди будут встречать караван Мулата сразу за поворотом Шунинского ущелья, где кончается граница зоны ответственности блокпоста.
    — Он был спокоен?
    — Абсолютно.
    — Хорошо. Пройдись по рубежам первого и второго отделений, я проверю людей на высоте.
    — Как скажешь, командир.
    — Я уже сказал.
    — А я уже ушел. До встречи, Игорек!
    — Давай!
    Жаров прошел до узкой траншеи, аппендиксом отходящей от основной оборонительной линии, вышел на тропу, ведущую на рубеж третьего отделения.
    Проводив офицера взглядом, Мансуров, выкурив сигарету, зашел в блиндаж командного пункта. Увидев его, Валентина немного смутилась:
    — Ты, Оман?
    — Я, дорогая, я!
    — Чего пришел?
    — Не догадываешься?
    — Ты о связи с Жаровым?
    — Угадала! Что ж ты, стерва, с первой ночи под офицеришку подстелилась?
    — Что мне оставалось делать? Отказать ему? И почему я должна была отказывать Жарову? То, что я переспала с тобой в батальоне, ни о чем не говорит. У тебя жена, красавица Роза, дом семья. Мне, извини, тоже хочется жить по-человечески!
    Мансур усмехнулся:
    — Это с этим пацаном?
    — А почему бы и нет?
    — Не смеши ее, она и так смешная!
    Валентина поднялась:
    — Так, Оман, ты чего пришел?
    Сержант ожег связистку взглядом своих черных, колючих и безжалостных глаз:
    — У нас с тобой двадцать минут, пока Жаров будет по позициям шариться. Этого хватит, чтобы и я получил удовольствие, и ты узнала, что такое настоящий мужчина. Сняла штаны с трусами и в кровать! Быстро!
    Губочкина попыталась возмутиться:
    — Да как ты смеешь?
    Хлесткая пощечина чуть не повалила ее на пол.
    Мансур, расстегивая брюки, повторил:
    — Я сказал, в позу! Иначе… но до этого лучше не доводи меня.
    Не ожидавшая удара и испугавшаяся гнева чеченца, Губочкина повиновалась и уже через мгновение забыла и о пощечине, и об унижении. Мансур умел доставлять женщинам удовольствие. Близость с ним не шла ни в какое сравнение с тем, что она испытывала, ложась под Жарова. Мансур оттянулся на славу. Он не дал продыха связистке все двадцать минут. Наконец, оторвавшись от нее, удовлетворенно спросил:
    — Ну, как, Валюша? Тебе было со мной лучше, чем с Игорьком?
    Ослабевшая женщина, поднявшись с кровати, произнесла:
    — Да, Мансур, лучше! Я впервые удовлетворилась за двое суток! В прошлый раз ты показался мне слабее. Сейчас я получила то, чего не имела давно!
    — То-то же, Валюша! Вернемся в часть, и если возникнет желание, обращайся без лишних слов. Помогу! Ведь мужчина просто обязан исполнять желания женщин, даже самые безрассудные и порочные, не так ли?
    — Не знаю. Но тебе пора. Жаров может в любую минуту вернуться. А мне срочно нужно в душ.
    Сержант рассмеялся:
    — Боишься забеременеть? Ничего! Надо будет, я тебе такого врача подгоню, вычистит в лучшем виде!
    — Да иди ты ради бога!
    — До встречи, крошка!
    — Иди, иди!
    Мансуров вышел из блиндажа, слыша, как связистка загремела тазом в душевой. Вновь усмехнувшись, пошел к блиндажу второго отделения.
    Жаров появился минут через десять после его ухода. Собрался пройти по позициям, но обнаружил, что кончились сигареты. Зашел в блиндаж. И сразу заметил бегающие, виноватые глазки Валентины и красноту, покрывшую ее левую щеку.
    — Что с тобой, Валя?
    — Ничего. Все нормально.
    — А чего щека красная?
    — Наверное, оттого, что опиралась ею о ладонь, сидя перед станцией.
    — Да? А мне кажется, кто-то дал тебе пощечину.
    Губочкина изобразила удивление:
    — Думаешь, о чем говоришь?
    Старший лейтенант заметил свежий мокрый след у двери, ведущий в душевую кабину:
    — А это что?
    — А что, я не могу во время дежурства душ принять? Или в туалет выйти? Ты чего домотался до меня, Игореша? И вообще, что за претензии? Тебе не кажется, что ты уже все грани переходишь? Я тебе не жена, чтобы по обязанности ноги раздвигать! И не для этого здесь! Ты понял?
    Жаров посчитал за лучшее пойти на попятную, хотя чувствовал, что связистка обманывает его. Кто, пока он бродил по позициям, наведывался к ней и зачем наведывался, догадаться несложно. Точно, Мансур поимел связистку! Мразь черножопая. Но предъявить старлей заместителю и подчиненной ничего не мог. А посему приходилось строить из себя идиота:
    — Ладно, ладно, успокойся. Чего ты в крайности кидаешься? Все нормально. Вот только как бы не простудилась. Вода в баке холодная, а ты, насколько знаю, предпочитаешь тепло. Мансуров на связь не выходил?
    Валентина, закурив сигарету, ответила:
    — Нет! Шарахался по траншее, но куда пошел, не знаю, внутренней связью не пользовался.
    Старший лейтенант достал из чехла портативную рацию малого радиуса действия:
    — Мансур?
    — Да, командир?
    — Ты где сейчас?
    — Во втором отделении, а что?
    — Ничего! Проверь, чтобы обед вовремя подали!
    — Это обязательно было напоминать?
    — Ты понял, что надо сделать?
    — Так точно, товарищ старший лейтенант!
    — Исполняй!
    Жаров присел на диван, задумался. А правильно ли он поступил, делая вид, что ничего не произошло? Если не начать обрабатывать Губочкину сейчас, то Мансур, урод, вполне может невольно сорвать планы старлея в отношении Родимцевой, уведя от него связистку. Так не приоткрыться ли перед Валентиной прямо сейчас? Что должно заставить ее задуматься. Баба она практичная, поймет, что к чему, с полуслова. А не поймет, то будет мучиться в догадках, находиться в непонятке. Но не допустит ли он ошибки, открывшись связистке? Не повернет ли та против старлея его же оружие? В принципе, не должна. Черт! Или оставить пока как все есть! Но это тоже рискованно. Надо было чеченцу влезть в его дела?! Теперь решай, что предпринять. А то, что предпринимать что-либо необходимо, Жаров чувствовал каким-то особым чувством.
    Из задумчивости его вывела связистка:
    — Что с тобой, Игорь? Тебе плохо?
    В голосе Губочкиной ощущалась фальшь, правда, не без примеси искреннего сочувствия. Странное сочетание, но именно таковой и была в жизни связистка. И старший лейтенант решился. Он поднялся, оперся руками о стол, произнес:
    — Послушай, Валя, меня внимательно! Не связывайся с Мансуром, и совсем скоро ты убедишься, что быть со мной тебе намного выгодней, чем с кем-либо другим в гарнизоне. Только я в состоянии дать тебе то, о чем ты сейчас даже мечтать не можешь! Да, тебе придется делать то, что скажу я. И делать беспрекословно. Но… за очень приличное вознаграждение. Это касается не только ублажения моих прихотей в постели, но и других дел, совершенно для тебя безопасных. Поведешь себя правильно — через непродолжительное время станешь женщиной свободной, независимой и обеспеченной настолько, чтобы начать новую жизнь. Откажешься, так и останешься гарнизонной шлюхой, у которой одна перспектива: ходить по рукам, пока будешь представлять интерес как женщина. Но с годами интерес к тебе пропадет. А вместе с ним пропадешь и ты. В твоем нынешнем положении тешить себя надеждой подцепить какого-нибудь лоха-прапора или лейтенанта, заставив жить с тобой в законном браке, бессмысленно. И ты это прекрасно знаешь. Но у тебя еще не все потеряно. И помочь тебе могу только я! Естественно, заставлять тебя я не буду, принять решение ты должна сама, и добровольно. А я докажу, что могу держать слово. Так что, дорогая, решай. Либо со мной до поры до времени, либо… Но о втором варианте я уже сказал, повторяться не буду!
    Такой речи связистка никак не ожидала. А уж сделанного предложения тем более. И как вдруг изменился этот пацан Жаров? Сейчас он не выглядел мальчишкой. Напротив, Валентина впервые почувствовала в нем какую-то скрытую силу и угрозу, угрозу, более серьезную, чем представлял чеченец Мансуров. Она спросила:
    — Что я должна буду делать, если приму твое предложение?
    Жаров ответил:
    — Во-первых, больше и близко не подпускать к себе Мансурова. Не стоит отрицать, что он был здесь в мое отсутствие и пользовался тобой. Черт с ним. Эта тема закрыта! Во-вторых, вечером, как всегда, ты должна накрыть на полу постель, чтобы продолжить наши любовные игры, независимо от того, доставляют они тебе наслаждение или вызывают отвращение. Мне плевать на то, как ты принимаешь близость. А об остальном более конкретно мы поговорим по возвращении в батальон. И, пожалуйста, дорогая, определись с выбором до обеда. За столом ты должна будешь объявить мне свое решение. Помни: решение, от которого зависит твоя судьба!
    Губочкина внимательно посмотрела ему в глаза:
    — Заинтриговал ты меня, дальше некуда! Я подумаю, Игорь, и в обед ты получишь ответ.
    — Не сделай ошибки, дорогая.
    — Постараюсь.
    — Постарайся!
    Старший лейтенант поднес ко рту портативную рацию:
    — Мансур?
    — Я, командир!
    — Что с обедом?
    — Порядок. По распорядку.
    — Добро! Теперь следуй в капонир позиции «АГС-30», убери оттуда солдат и жди меня там.
    — Что-нибудь случилось?
    — Ничего серьезного, сержант. Просто тема для личной беседы образовалась.
    — Вот как? Хорошо. Жду в капонире.
    — Отбой!
    Отключив рацию, Жаров направился к выходу из блиндажа. У тамбура остановился, бросил через плечо связистке:
    — Не забудь стол накрыть вовремя. Да спирт разбавь. Я сегодня выпью. Тем более, что будет повод. В любом случае!
    Не дожидаясь ответа, Жаров вышел в траншею. Возле станкового гранатомета уже находился Мансуров. Увидев командира взвода, он с присущей ему ухмылкой первым задал вопрос:
    — Что случилось, Игорь?
    Жаров подошел к нему вплотную:
    — Спрашиваешь, что случилось? Дурочка решил из себя строить?
    Взгляд Мансура посуровел:
    — В чем дело, Жаров?
    Старший лейтенант повысил голос:
    — В твоем паскудстве, сержант!
    — Что?
    — Ничего! Ты какого черта суешься в мои личные дела? К Губочкиной специально нырнул, чтобы мне подлянку подкинуть?
    — Да с чего ты взял, что я трахал твою Валентину?
    Жаров хотел врезать по этой лживой физиономии, но сдержался, взяв себя в руки:
    — Короче так, сержант. Либо ты сейчас же клянешься мне в том, что никогда не доставишь мне хлопот даже в мелочи, а будешь служить верой и правдой нашему общему делу, что подразумевает твое полнейшее подчинение мне, о чем, кстати было оговорено на встрече с Расулом в свое время, либо я связываюсь с чеченом и предупреждаю его о том, что проход для каравана будет заблокирован. Ущелье закроется до тех пор, пока между нами не будут сняты возникшие противоречия. Причем вину за срыв акции я возложу на тебя, да оно так и есть на самом деле. Слишком много ты взял на себя, сержант!
    Мансур выслушал Жарова:
    — Все сказал? Теперь выслушай меня! Если ты сорвешь проход каравана, то ответишь за это в полной мере. Значит, собственной шкурой! Так что особо не понтуйся и в позу не вставай! Тебя купили. И теперь ты должен отрабатывать получаемые деньги. А то, что я трахнул гарнизонную шлюху, так это мое и ее дело. Я твою ценную Валентину не насиловал. Сама дала. Так что не хера мне выставлять претензии. Эта сучка в нашем деле ни при чем. А с Расулом хочешь связаться? Свяжись! Только потом я тебе не завидую!
    Сержант рассчитывал, что сумел отбить натиск взводного и припугнуть его, но не тут-то было. Старший лейтенант пошел ва-банк:
    — Ты, Мансур, о себе лучше подумай! С Расулом я свяжусь и объясню ситуацию. Посмотрим на его реакцию! Пусть он решит, как можно работать с человеком, который своими выходками ставит под угрозу проведение важной акции. Я не могу доверять тому, кто ведет за моей спиной двойную игру, даже если эта игра касается обычной шлюхи. Нельзя доверять тому, кто собственные амбиции ставит выше дела. А ты поступаешь именно так! Расул, а тем более Мулат люди не глупые, они разберутся, кто в действительности виноват в срыве акции, и кто будет платить свое шкурой — еще большой вопрос! Таких, как ты, можно внедрить в армию сотнями, это не проблема, а вот заполучить в союзники кадровых офицеров — совсем другое дело! Так что решай, Мансур, либо я сейчас же выхожу на связь с Расулом, либо ты клянешься мне в полном подчинении.
    Мансур готов был разорвать этого сопляка в погонах старшего лейтенанта, но в одном тот был прав. Завербованные офицеры Российской армии ценились гораздо выше каких-то там наемных контрактников, несмотря ни на какие родственные связи. И если Расулу с Мулатом придется выбирать между ним, Мансуром, и Жаровым, да еще в придачу с замполитом батальона, то главари бандформирований однозначно пожертвуют сержантом! Так что придется идти на поводу этого пацаненка. Сержант подтянулся:
    — Хоп, командир! Признаю, что был не прав. Допустил непростительную ошибку, грубо вмешавшись в твои личные дела. Клянусь Аллахом, в дальнейшем подобных вещей не допускать, а выполнять твои указания беспрекословно и в установленном порядке! Этого достаточно?
    — Достаточно. Но учти…
    — Игорь! Я же дал клятву! Не надо ни о чем меня больше предупреждать!
    — Хорошо, закроем тему, будем считать, что ничего не произошло. Сейчас иди на кухню, проконтролируй прием пищи личным составом, а в 15–30 встречаемся здесь же. Снимаем сигнал, подтверждающий ночной проход каравана Мулата.
    Сержант кивнул:
    — Понял. Разреши удалиться?
    — Давай! И не обижайся, Оман. Иначе поступить я не мог.
    Мансур улыбнулся:
    — Да ладно. А вообще ты молодец. Не ожидал. В жизни так и надо. Выживает сильный, слабых давят. Я думал, ты слабый, ошибся! И можешь не поверить, но рад этому. А насчет обиды даже базара быть не может. Никаких обид.
    — Хорошо. Работай.
    Сержант последовал к полевой кухне, старший лейтенант вернулся в блиндаж.
    Валентина уже накрыла стол.
    Посередине стояла фляжка со спиртом и банка с водой. Губочкина разбавила спиртное в пластиковой бутылке. Жаров спросил:
    — Приняла решение?
    Женщина ответила:
    — Да!
    — Слушаю.
    — Я решила, Игорек, подчиниться тебе. Но если ты не сдержишь своего слова о вознаграждении, договор будет расторгнут. Согласен?
    — Вполне. За это и выпьем.
    — Я не пью спирт!
    — Извини, но «Мартини» я тебя угостить не могу, так что придется выпить то, что есть!
    Старший лейтенант разлил крепкий напиток по кружкам. Себе граммов 200, любовнице и подельнице с этого мгновения наполовину меньше.
    Поднял кружку:
    — За наше взаимовыгодное и очень приятное, по крайней мере для меня, сотрудничество!
    Валентине пришлось подчиниться.
    Она с трудом проглотила разбавленный спирт, тут же закусив соленым помидором.
    После обеда почувствовала себя плохо. Ее тошнило. Не привыкла к крепким напиткам. Попросила разрешения прилечь. Старший лейтенант спросил:
    — А как же связь?
    — Так я же буду рядом.
    — Хорошо. Полежи, поспи. Но так, чтобы сеанс связи не пропустить. Впрочем, сейчас в части вряд ли кто вспомнит о нас. Ложись. А я пройдусь, не буду тебе мешать.
    Начальник блокпоста вышел из блиндажа, направившись в пустой капонир. Без пяти четыре появился Мансуров с биноклем на груди. Доложил, как ни в чем не бывало:
    — С обедом порядок, командир. Личный состав накормлен.
    — Хорошо. Дай оптику, я свою в блиндаже оставил.
    Сержант передал бинокль офицеру.
    Жаров навел объективы на верхушку перевала, прямо напротив капонира, чуть правее начала трещины, рассекающей склон до террасы и входа в пещеру.
    Ровно в 16–00 среди двух валунов появился черный флаг. Без оптики с поста заметить его было невозможно. Флаг замер на несколько секунд, затем невидимый знаменосец помахал им из стороны в сторону. После чего черное полотно исчезло, вершина Катаванского перевала приняла первозданный вид.
    Старший лейтенант, опустив бинокль, удовлетворенно проговорил:
    — Порядок. Есть сигнал.
    Мансуров спросил:
    — С Расулом мне связаться?
    Жаров неожиданно для контрактника запретил:
    — Нет. Я сам сделаю это. Следуй в блиндаж первого отделения, отдыхай до полуночи! Затем выставишь на позиции Гошу и сам займешь обычную позицию. Перед началом акции, я подойду к тебе.
    Сержант пожал плечами:
    — Как скажешь, командир.
    — Давай, Мансур!
    Контрактник побрел по траншее к полевому укрытию первого отделения, где был оборудован его спальный отсек. Проходя мимо главного блиндажа, сплюнул на камни. Козел! Но ничего предпринять против Жарова Мансуров не мог. Пока не мог! А дальше время покажет, как и кому ляжет козырная карта.
    Старший лейтенант так же дошел до блиндажа, но остановился, не входя в укрытие, за душевой кабиной, в ближайшей пустой стрелковой ячейке второго отделения. Достал из накладного кармана миниатюрный американский прибор кодированной связи. Такие же приборы имели Мансур, Расул и Мулат. Поднес рацию ко рту, нажал клавишу вызова нужного абонента.
    В это же время Валентина почувствовала приступ рвоты. Проклиная Жарова с его спиртом, женщина встала, прошла в душевую, нагнулась над отверстием стока воды. Желудок сдавил спазм, но ее не вырвало. Тогда Губочкина решила искусственно вызвать рвоту. И уже засунула два пальца в рот, как голос за бревенчатой перегородкой остановил ее. Женщина услышала, как старший лейтенант вызвал кого-то:
    — Расул? Жар. Да, я! Сигнал снял. Проход каравана сегодня ночью в 3–00. Что? Почему не Мансур? А какая тебе разница? У Омана есть дела по службе!.. Да! Да, конечно! Все будет как обычно! Не беспокойся. Прошу, предупреди Мулата, чтобы поторопил людей на входе, чтобы мне не пришлось подозрительно долго отвлекать караул Катавана. Да и деньги готовь. Теперь они мне ой как потребуются. Что?… Да, нет, никуда я не собираюсь линять, просто предстоят большие затраты на одну блядь… Это мое дело, Расул! Вот и я о том же. Ну, все, конец связи! До вторника!
    Валентина, побледнев, забыла о тошноте. То, что она услышала, буквально шокировало ее. Очнувшись, она быстро юркнула в блиндаж, легла в кровать, накрывшись одеялом, притворившись, что спит. Сделала она это вовремя, по сути, сохранив жизнь.
    Выключив рацию, Жаров взглянул на блиндаж. Увидел женщину, укрытую одеялом. Жаров подошел к постели. Перегнувшись, взглянул в лицо. Оно было бледным, но спокойным. Дыхание ровное. Спит! Это хорошо! Для подстраховки старший лейтенант заглянул в душевую кабину, ничего особенного не заметил. Похоже, связистка не заходила сюда. А не заходила, значит, и не слышала его разговора с Расулом. Но он допустил серьезный промах. Расслабился. Надо собраться и быть настороже. Хотя бы до завтрашнего утра. Потом можно будет отдохнуть. Пока осторожность и предельная концентрация внимания. Закурив, Жаров покинул блиндаж, направившись на запасные позиции третьего отделения.
    А Валентина, как только офицер ушел, открыла глаза. Ее сковал ужас. Жаров связан с бандитами. Теперь понятно, почему он обещал приличное вознаграждение. Лейтенант-оборотень получает деньги за пропуск через границу караванов. А за это платят большие деньги. Очень большие деньги. И Жаров решил как-то использовать ее, Губочкину! Ведь говорил же, что ей еще кое-что придется делать, кроме того, как быть его любовницей. Вот влипла! Доигралась, дура! Дораздвигала ноги! Ведь она с этого дня, по сути, стала сообщницей предателя. И ни хрена не сделаешь! Люди, занимающиеся переправкой караванов, беспощадны! Раз заманили в западню, то уже не выпустят. Да, попала так попала. Но интересно, с кем здесь на блокпосту работает Жаров? Одному ему не под силу обеспечить проход каравана. Мансур, это ясно. А кто второй? Неужели Демидов, которого они постоянно держат при себе и зовут Гошей? Возможно. Но может быть и не он, а любой другой боец из первого или второго отделения. Но похоже, ее, Губочкину, Жаров в главные грязные дела посвящать не собирается. Он отводит ее роль в гарнизоне. Какую роль?
    Валентину все же вырвало. После чего наступило облегчение. Заставив себя еще и успокоиться, она вновь легла в постель.
   

   

    

     Глава четвертая
    

    
     Военный городок у станицы Разгульной, среда 22 сентября, 9–20.
    
    Ночью оперативный дежурный полка внутренних войск получил телефонограмму, из содержания которой следовало, что в пятницу в гарнизон Разгульной нагрянет комиссия штаба Северо-Кавказского военного округа. Текст телефонограммы командир полка довел до комбата батальона спецназа. И хотя проверка комиссии планировалась в полку, подполковник Белянин решил подстраховаться и подшаманить территорию батальона, отменив на сегодня все плановые занятия. Поэтому после развода, отправив взвод наводить порядок в районе специальной полосы, капитан Бекетов решил остаться в части. От выпитой ночью солидной дозы спиртного его мутило. Казарма давила своей духотой и разнообразными неприятными запахами. Взводный вышел на улицу. Достал из пачки сигарету, прикурил. И тут же выбросил в урну, захлебнувшись кашлем, вызвавшим острый рвотный приступ и обильное слезовыделение. Откашлявшись и выругавшись, капитан решил пройтись по тенистой аллее, ведущей к штабу полка и общежитию роты связи. Одно обстоятельство скрашивало и даже облегчало состояние офицера. И заключалось оно во вчерашней прогулке с Кристиной. Наконец, она согласилась провести с ним время наедине. Воспоминания прошедшей ночи теплой волной накрыли капитана. Накрыли настолько, что он не заметил скамейку в окружении кустов акции, на которой сидела та, о ком и были его мысли. Родимцева окликнула Бекетова:
    — Доброе утро, Юра!
    Капитан, вздрогнув, повернулся на голос:
    — Кристя? Как же я не заметил тебя?
    Женщина улыбнулась:
    — Наверное, думаешь о чем-то очень серьезном!
    — Да о тебе я думал! Извини, доброе утро!
    Придя в себя, Бекетов присел рядом с Родимцевой.
    Та, продолжая улыбаться, спросила:
    — Обо мне? И что же ты думал обо мне?
    — Думал, как хорошо, что в моей жизни появилась ты!
    — Ой, ой, ой! Так я и поверила!
    — Я серьезно, Кристина!
    — Да? Хорошо, поверю, а куда направлялся?
    Капитан пожал плечами:
    — Собственно, никуда. В гарнизоне, как ты знаешь, объявили аврал. Приказано навести марафет, вот и получилось, что я оказался свободным.
    — Разве ты не должен руководить подчиненным личным составом?
    — Сержанты у меня хорошие. Без взводного знают, что делать.
    Кристина повернулась к Юрию:
    — Кстати о должности. Почему ты, капитан, до сих пор всего лишь взводом командуешь? Я еще вчера хотела об этом спросить, но забыла.
    — Ты видишь в этом что-то зазорное? Или тебя интересуют чины?
    — Да нет, но как-то странно получается. Странно и несправедливо. Ты же учился, и должен расти по служебной лестнице!
    — Но возьми Краба, капитана Крабова, такого же взводного нашей роты. Образцовый семьянин, почти не пьет, и тоже командует взводом. И таких офицеров много…
    — Ой, что это?!
    Капитан не понял, но увидел, как испуг исказил черты лица молодой женщины, смотрящей куда-то через его плечо:
    — Где?
    — Господи, пожар!
    Бекетов резко развернулся и увидел столб дыма, поднимающийся над крышей казармы первой роты. Его роты:
    — Твою мать! Это ж моя рота горит! А в казарме люди!
    Капитан вскочил и побежал к подразделению. Кристина побежала следом, как и многие военнослужащие, заметившие пожар.
    Здание барачного типа, построенное в основном из деревянных конструкций и плит ДСП, накрытое шифером, разгорелось в одно мгновение. Когда Бекетов подбежал к казарме, та полыхала вовсю. Рядом стояли бойцы внутреннего наряда, каким-то чудом успевшие вынести из ружейной комнаты оружие и боеприпасы подразделения, а также бойцы, наводившие порядок в кубриках взводов. Капитан осмотрел солдат. Увидел рядом Кристину, за ней двух своих подчиненных. Но только двух, а он оставлял в кубрике троих. Где же третий? А именно ефрейтор Люлин. Капитан крикнул:
    — Скодорец!
    Солдат подбежал к офицеру:
    — Рядовой Скодорец, товарищ капитан!
    — Что случилось, Скодорец?
    — А хрен его знает! Мы линолеум меняли, а тут вдруг дым повалил из отсека четвертого взвода. Потом пацаны оттуда выскочили. Да как заорут: горим, смывайся! Ну, мы и ломанулись из казармы. У оружейки дежурный по роте перехватил, заставил ящики с патронами и гранатами вытаскивать! Вытащили, а казарма уже вся пылает!
    — А где Люлин?
    — Иван?
    Рядовой оглядел уже приличную толпу, собравшуюся возле полыхающего здания, пожал плечами:
    — Не знаю, товарищ капитан! Был с нами в кубрике, а потом… потом я не видел его!
    — Ищи! Найдешь, ко мне вместе с ним!
    — Есть!
    Солдат скрылся. Появился ротный, майор Фирсов, и замполит роты капитан Шуршилин. По их виду было заметно, что они тоже бежали к казарме, увидев дым. Майор обратился к Бекетову:
    — Что случилось, Юра?
    — Не знаю! Боец доложил, что пожар начался с отсека четвертого взвода!
    Ротный повысил голос:
    — Как это не знаешь? Ты же должен был быть в подразделении?
    Бекетов огрызнулся:
    — Пыл поубавь, Сергей! Вышел я, когда пожар начался. У бойцов Крабова спроси, отчего произошло возгорание. Это они первыми заметили огонь.
    Фирсов процедил:
    — Вышел он! А казарма…
    Шуршилин отвел майора в сторону:
    — Успокойся. Казарму поставим, главное люди целы и оружие вынесли!
    — А кому за все это блядство отвечать?
    — Вместе и ответим.
    Подошли две пожарные машины полка внутренних войск. Солдаты быстро размотали рукава и начали поливать крышу, прекрасно осознавая всю тщетность своей работы. Через какое-то время деревянный остов казармы обрушится, обливай ты его или не обливай!
    Бекетов смотрел на пылающее здание. Подбежал рядовой Скодорец:
    — Товарищ капитан, нет нигде Люлина. Я везде смотрел. Он от казармы никуда уйти не мог!
    Страшная мысль пронзила мозг взводного:
    — Так, может, он в казарме и остался?
    Рядовой побледнел:
    — Да что вы! Он мог спокойно покинуть подразделение.
    И тут Кристина вцепилась в руку капитана:
    — Смотри на крышу, Юра!
    Бекетов поднял взгляд и увидел своего пропавшего подчиненного. Тот стоял возле трубы старой газовой печи, с огнетушителем в руках, разбрызгивая вокруг себя совершенно бесполезную в сложившейся обстановке пену. Капитан оторвался от Кристины, рванулся к прапорщику, начальнику пожарной команды, вырвал у него мегафон, закричал:
    — Люляй! Кидай огнетушитель и прыгай с крыши! Она вот-вот отвалится! Прыгай, приказываю!
    Ефрейтор услышал голос командира, отбросил бесполезное средство пожаротушения и сделал шаг к кромке крыши, но тут кровля рухнула, подняв столб искр. Вместе с шифером вниз, в горящее пекло сорвался и Люлин. Толпа вскрикнула. Капитан принял решение мгновенно. Подставив себя под струю воды из пожарного рукава, бросился в полыхающее здание. Сзади услышал замполита:
    — Куда, Бекетов? Там смерть!
    И крик Кристины:
    — Юра-а-а!
    Больше капитан не слышал ничего, ворвавшись в помещение дневального. Стены горели, дым полностью закрывал видимость и перебивал дыхание. Но Бекетов знал, где может находиться его солдат, рядом с печью в бытовке. Как знал Юрий, что у него всего полминуты на то, чтобы вынести подчиненного. Поэтому он сразу рванулся вправо сквозь стену огня. Оказавшись в бытовке, капитан упал на пол, перекатился к стене, в которую и была вмонтирована давно не действующая печь. На втором обороте Юрий уперся в тело солдата. Чувствуя, что теряет силы, схватил тело и поднял его на руки. А затем рванул назад, к спасительному выходу, приказываю угасающему сознанию держаться. Держаться во что бы то ни стало.
    Оборвав крик, как только Бекетов ворвался в пылающее здание, Кристина закрыла глаза ладошками. На нее никто не обращал внимания, застыв в ожидании скорой и скорее всего трагической развязки. Тишина нависла над толпой. И эту тишину не мог разорвать даже треск бурлящего огненным водоворотом пожара. Ее разорвал одновременный вздох облегчения десятков людей, смотрящих на пылающий вход. Разорвал тогда, когда из огня показалась фигура черного от копоти капитана, который медленно, шатаясь, нес на руках такое же закопченное тело ефрейтора. От этого вздоха открыла глаза Кристина. И тут же бросилась навстречу Бекетову. Но не успела добежать, поддержать. Капитан вдруг опустился на колени и упал, уткнувшись в траву газона, накрыв собой солдата. И она упала рядом с ним. Перевернула на спину, уткнувшись в грудь сквозь обильно проступившие слезы, умоляя офицера:
    — Юра! Юрочка! Не умирай! Пожалуйста! Не умирай! Прошу тебя! Господи! Не дай ему уйти, ведь он только пришел!
    И вновь:
    — Юра! Юра!..
    Ее оторвали от Бекетова.
    Дальнейшее она помнила плохо.
    Санитарная машина, носилки, белые халаты. Какой-то мужчина над ней. Резкий удар нашатыря в нос. Офицеры, поднявшие ее с земли и усадившие на скамейку курилки, холодная вода. А в нескольких десятках метрах руины пожарища. Остов казармы рухнул почти сразу после того, как из нее вышел капитан Бекетов.
    Очнулся Бекетов, когда за окном было темно, а в палате, в которой он находился, горел синий ночной свет. Очнулся и увидел сидевшую рядом Кристину. Их глаза встретились.
    — Кристя, что с Люляем?
    — Жив он, Юра, жив. Ожоги, правда, получил сильные, но врачи говорят, что для жизни не опасные. Ногу сломал, но это вообще ерунда. И, как ты, угарным газом отправился. Сейчас в соседней палате лежит. Юра, Юра!
    Женщина вдруг заплакала, опустив голову. Бекетов дотянулся, погладил…
    — Что ты, Кристина. Не плачь. Все же нормально!
    — Да, нормально! Я чуть с ума не сошла, когда ты бросился в огонь! Почему ты обо мне не подумал?
    — Ты была в безопасности, солдат же мог погибнуть, а я, дорогая, в ответе за него. Перед родителями в ответе!
    — Да, да, конечно, прости, я спросила глупость! Но ты не сказал, голова болит?
    — Болит!
    — Вот! Начмед так и сказал: когда очнешься, головную боль надо будет снять. Лекарства оставил. Я сейчас дам тебе таблетки, только воды налью.
    Кристина встала, взялась за графин. Руки ее дрожали. Горло графина отчетливо выбивало дробь о край стакана, пока она наливала воду. Подала таблетки и стакан. Юрий принял лекарство. Спросил:
    — Сильно испугалась утром у казармы?
    — Он еще спрашивает! Когда тебя увозили, я потеряла сознание. Нашатырем привели в чувство. Говорю же, чуть с ума не сошла!
    Бекетов улыбнулся:
    — Значит, полюбила!
    Женщина вздохнула:
    — Что ж теперь скрывать? Полюбила!
    — А почему обреченно говоришь об этом? Словно не радость пришла к тебе, а беда!
    — Не думала, что так вот все будет! Но ладно, ты молчи. Тебе нужен отдых.
    Капитан возразил:
    — По-моему, в отдыхе больше нуждаешься ты, я выспался! Кстати, сильно меня задело?
    — Знаешь, ко всеобщему удивлению, нет! Спину обжгло немного, но ты сам, наверное, это чувствуешь, а так внешне ничего не повреждено. Отравление я не считаю! Просто удивительно. Даже волосы не обгорели, но ресницы опалило. Тебе невероятно повезло! Все, кто был возле пожара, думали, что не вернешься из огня!
    — Ты в их числе?
    — Да. Я тоже так думала. И у меня все разрывалось внутри. Я словно вдруг оказалась вне реальности. Огонь, дым, люди, крики, а потом… тишина, как признание того, что тебя больше нет. Господи… не хочу вспоминать!
    — И не надо. Получается, пропал наш вечер.
    Кристина присела на край кровати:
    — Ну о чем ты думаешь? Разве об этом сейчас надо думать?
    — А о чем? О пожаре? Он в прошлом, жить же следует настоящим. Я уже говорил об этом, а может, это ты говорила?
    — Не помню. И ничего не пропало. Теперь у нас, Юра, если, конечно ты захочешь, все впереди.
    Бекетов наигранно возмутился:
    — Что значит, если я захочу? Ты на меня стрелки не переводи. Все от тебя зависит!
    — Да нет, не от меня! У меня же дочь, Юра, вдруг тебе она придется не по душе? И зачем вешать на себя обузу? Но я пойму! Мне и немного счастья хватит. Осуждать не буду, если решишь бросить. Ведь вокруг столько хороших и одиноких женщин.
    На этот раз Бекетов возмутился уже не на шутку:
    — А ну прекрати пороть чушь! Ты мне эти мысли брось! За кого ты меня принимаешь? За самца, которому только и нужно, что поиметь самку? Я люблю тебя. Это значит, люблю такой, какая ты есть! С дочерью! Понятно? И чтобы больше я подобных базаров не слышал, ясно?
    — Ясно, ясно, успокойся!
    — И слезы вытри, не на похоронах!
    — Хорошо. Я умоюсь.
    — Умойся! И посмотри, пожалуйста, кто сегодня дежурит.
    — Я и так знаю. Рая Крабова и начальник медслужбы полка с сестрой, но они следят за твоим солдатом.
    — Жена Краба? Это хорошо.
    — Почему?
    — Ты умойся, умойся.
    Кристина подчинилась. С полотенцем вернулась к кровати, переспросила:
    — Так почему хорошо, что Рая дежурит?
    — Да потому, что при ней мы спокойно слиняем отсюда. И ночь проведем на хате старшины. Он мне ключи от своей квартиры оставил.
    — Что ты, Юра? Какой слиняем? Тебе лежать надо!
    — И буду лежать, только в другой постели и с тобой! Или ты против?
    — Я не против, теперь не против, но тебе нельзя.
    — Можно! Я в порядке!
    Женщина вздохнула:
    — Даже если и так, то ночь-то, Юра, кончилась. Утро на дворе. Шестой час.
    Бекетов удивился:
    — Серьезно?
    — Да. Посмотри на часы.
    Она показала ему циферблат своих миниатюрных часиков. Бекетов чертыхнулся:
    — Ну что за порнуха? Эх, не везет, так не везет!
    — Это тебе не везет? Не гневи бога!
    — Ладно! Но сегодня вечером…
    Кристина закрыла ему рот ладонью:
    — Не продолжай. Давай сначала дождемся этого вечера.
    Вошла Рая Крабова:
    — Во как? Я думала, наш Бекетов спит после убойной дозы лекарств и солидной порции газа, а он уже Кристину обхаживает. Ну, ты даешь, Юра!
    Кристина покраснела:
    — Да мы ничего, а Юра, он только недавно очнулся.
    Рая улыбнулась:
    — Ну, конечно, как же иначе? Как самочувствие, спасатель?
    — Отлично, Раечка!
    — Тогда, сейчас лекарства принесу.
    Капитан удержал медсестру:
    — Подожди! Я только что проглотил таблетки. Ты мне, Рай, лучше вот на что ответь: мне, случайно, в целях ускорения выздоравливания граммов сто пятьдесят спирта не положено вместо «колес» всяких?
    Кристина укоризненно покачала головой.
    Юрий проговорил:
    — Так я, Кристя, не для кайфа прошу. И не прошу даже, а консультируюсь.
    Рая ответила:
    — Нет, Бекет, спирт тебе противопоказан! В любом состоянии и в любом месте. На службе ли, дома ли, в общаге, в санчасти. Просек ситуацию?
    — Просек! Но тогда мне здесь делать нечего. Позвони мужу, пусть сходит в номер, форму повседневную принесет! И пойдем мы отсюда с Кристиной в счастливое сегодня! А то меня тошнит от больничного духа!
    — Тебя от другого тошнит! А насчет того, чтобы уйти сейчас, даже не думай! Осмотр врача пройдешь, и после моей смены хоть куда! Но врач вряд ли отпустит.
    — Это кто? Наш батальонный Айболит, Семеныч?
    — Да. Капитан Семенов Виктор Петрович.
    — Куда он денется, Рая?
    — Посмотрим. А пока лежи смирно! Куда рвешься? Кристина с тобой! Что тебе еще от жизни надо?
    — А ты не знаешь? Замужняя женщина, и не знаешь?
    — Все у вас впереди. И не торопи жизнь, Бекет. Береги, ведь вчера почти потерял ее!
    — Почти не считается! Но ладно… С одной женщиной спорить сложно, а с двумя вообще вилы. Посему подчиняюсь.
    — Вот так-то лучше. А Кирилл форму тебе принесет, если убедишь Семеныча отпустить тебя. На уважении возьмешь. Уж больно сильно он уважает таких, как ты. Сейчас лекарства принесу.
    Медсестра вышла. Капитан взглянул на Кристину:
    — Может, пойдешь к себе? Меня до обеда точно здесь прокантуют. Потом дела в штабе. Наверняка дознание Индюк организует, а вечером встретимся у скамейки на аллее, а?
    — Нет, Юра, отдохнуть я успею, мое начальство разрешило трое суток краткосрочного отпуска. Думаю, что придется ухаживать за тобой. А уйду, как узнаю, что скажет ваш Айболит? И, пожалуйста, не настаивай на своем. Уважай и мое мнение.
    — А кто против? Я только рад видеть тебя рядом!
    — Вот и хорошо! Вот и договорились.
    Но перед обходом в палату вдруг вошли заместитель командира батальона по воспитательной работе майор Индюков и командир первой роты майор Фирсов.
    Замполит буркнул:
    — Доброе утро! Как дела?
    Бекетов ответил:
    — Нормально дела.
    Индюков переспросил:
    — Нормально, да?
    И повернулся к Родимцевой:
    — А вы что, сержант, здесь делаете?
    Вопрос стал неожиданностью для Кристины, и она немного растерялась:
    — Как, что? Сидела вот рядом с капитаном, пока он не пришел в себя!
    Замполит обратился к ротному:
    — Фирсов, вызови сюда нашу дежурную медсестру!
    Командир роты вышел в коридор. Вскоре вернулся в палату вместе с Крабовой.
    Раиса доложила, как положено:
    — Товарищ майор, сержант медицинской службы Крабова по вашему приказанию прибыла.
    Замполит указал на Родимцеву:
    — Почему здесь эта женщина? Кто разрешил?
    Крабова взглянула на Индюкова:
    — А в чем, собственно, дело, товарищ майор? Офицеру была нужна сиделка, вот сержант Родимцева и вызвалась посидеть возле Бекетова! Или и об этом нужно спрашивать разрешения у вышестоящего командования? Лично у вас? По-моему, медперсонал сам вправе решать, как обеспечивать содержание в медицинском пункте больных и раненых.
    Замполит скривился:
    — Это только по-вашему! А по Уставу все в части решают командир или его заместители.
    Он вновь повернулся к Родимцевой:
    — Прошу вас, сержант, немедленно покинуть палату и отправиться в подразделение!
    Кристина взглянул на Бекетова.
    Капитан привстал на локтях, желваки заиграли на его скулах:
    — Послушайте, майор, вам не кажется, что вы суете свой нос не в свои дела?
    — Что?
    Бекетов ответил резко:
    — Что слышали! И чего вам здесь надо? Кто вас звал сюда? Какого черта цепляетесь к моей женщине? Никуда она не уйдет! А вот вам лучше удалиться. У меня нет ни малейшего желания общаться с вами! Сейчас, по крайней мере!
    Замполит покраснел, но сдержал себя. Даже выдавил подобие улыбки:
    — Не надо, капитан, обсуждать действия старших по званию и должности! Это очень неблагодарное занятие. У вас нет желания общаться со мной? Но оно есть у меня, а посему вам, Бекетов, придется ответить на ряд вопросов!
    В разговор вступила Крабова:
    — Я протестую, товарищ майор! И не могу разрешить беседу с больным до осмотра его начальником медицинской службы, капитаном Семеновым.
    Индюк вскинул удивленно брови вверх:
    — Вы не можете мне что-то разрешить? Вы? Сержант? Майору? У вас с головой все в порядке, Крабова?
    Бекетов сказал, обратившись к жене друга:
    — Рая! Оставь нас! Если Индюков так стремится общаться со мной, мы пообщаемся. Я в порядке! Так что, уйди, не порть себе жизнь!
    Капитан повернулся и к Кристине, но та, предупредив слова офицера, твердо заявила:
    — Я никуда отсюда не пойду!
    Замполит вновь усмехнулся:
    — Да я, погляжу, меж вас любовь образовалась? Что ж, это дело хорошее. Теперь понимаю, почему вы, сержант, напросились провести ночь в палате! Но да ладно. Это к делу не относится.
    Майор присел на стул, впился своим бесцветным взглядом в глаза капитана:
    — Значит, будем говорить, Бекетов?
    — Будем. Я слушаю вас.
    — Прекрасно. Вопрос первый: почему в момент возгорания вас не было в роте?
    — А почему, собственно, я должен был находиться в подразделении. Меня никто не назначал страшим над бойцами, наводившими порядок в казарме!
    — Да? А вот командир роты утверждает обратное. Что именно вы были оставлены в подразделении для контроля над личным составом, занимавшимся уборкой помещений!
    Индюков обернулся к Фирсову:
    — Я что-то путаю, Сергей Александрович?
    Ротный ответил:
    — Точнее будет сказать, я не настоял на том, чтобы Бекетов находился в парке!
    Замполит произнес:
    — Это одно и то же. Капитан Бекетов находился один из офицеров подразделения в казарме?
    — Так точно, один!
    — Один. Следовательно, отвечал за то, что происходит в роте.
    Индюков вновь повернулся к Бекетову:
    — Так что вас, капитан, заставило покинуть подразделение, оставив личный состав без присмотра?
    Юрий отпил глоток воды из стакана, стоявшего на тумбочке:
    — Это допрос, майор?
    — Ну что вы? Официальное служебное расследование еще впереди. А сейчас я просто хочу понять, как случилось то, что случилось. У меня есть информация о том, что в момент возгорания казармы вы, капитан, мило беседовали на скамейке аллеи, ведущей к казарме роты связи. Беседовали с присутствующей здесь сержантом Родимцевой? Это правда?
    — Правда, и что?
    — Значит, вы покинули роту, чтобы встретиться с женщиной?
    — Ну и что, майор?
    — Замечу, встретиться с Родимцевой в служебное время?
    И тут Кристина не выдержала:
    — Да как вы смете, господин Индюков, подобным образом обращаться с человеком, спасшим жизнь своему подчиненному? Вокруг казармы находилось много народу, были в толпе и вы, но никто, кроме Бекетова, не пошел в огонь, рискуя жизнью, спасать погибающего солдата. Солдата, который пытался в одиночку бороться с пламенем?
    Майор резко повернулся к Родимцевой. В его глазах блеснул холод:
    — А ну молчать, сержант, когда разговаривают офицеры. Тоже мне, защитница нашлась. Я еще займусь вашим женским взводом. Развели в части не пойми что, разлагаете дисциплину! Вон отсюда! И доложите…
    Договорить замполит не успел.
    С кровати на него рванулся Бекетов:
    — Да я тебя, сука, за такие слова…
    Индюков вскочил со стула, дабы не попасть под руку разъяренного капитана. Отскочил к стене. Бекетова остановил Фирсов, удержав в кровати:
    — Хорош, Юра! С ума спрыгнул? Успокойся!
    — Отвали, Серега! Меня достал этот комиссар долбаный.
    Замполит, продвигаясь на выход, взвизгнул:
    — Ты у меня за все ответишь, Бекетов! По полной программе ответишь, герой хренов!
    Капитан схватил графин, но Индюков успел выскочить в коридор, так что посудина разбилась о дверь, рассыпавшись в мелкие осколки. Ротный попытался уложить подчиненного, но Бекетов оттолкнул его от себя:
    — Да отвали ты, сказал!
    Фирсов отпустил взводного:
    — Отвалю! Но теперь, Юра, хреново тебе придется!
    — Конечно! Если даже собственный ротный готов сдать тебя с потрохами. Ради чего стараешься, майор? Повышения захотел? Получишь! Еще пару раз лизнешь задницу таким, как Индюк, обязательно получишь! Почему ты заявил, что оставил меня в роте старшим? Ведь этого же не было?
    — Я не заявлял подобного!
    — Так, с тобой все ясно! Купил тебя Индюков, непонятно чем, но купил. Беги вслед за ним, догоняй благодетеля. Пишите бумаги, что я поджег казарму! Только учти, если пойдут разборки, я молчать не буду! И крайнего из меня вам не сделать. Комиссия разберется, что к чему. Не эта, так другая! И вот тогда, Серега, замполит не меня, а тебя крайним выставит. Ему без разницы, кого подставлять, лишь бы себя прикрыть. А за все, что происходит в роте, отвечает ее командир. С тебя, в конце концов, и спросят. И никто тебе не поможет, никто из ребят руку не протянет. Потому что сукам продажным руки не подают. А меня вам не взять! Я не пацан, отобьюсь. Сумею защитить себя. Как бы замполит ни старался перевернуть все с головы на ноги. Поэтому и явился сюда, разведку провести, что можно от меня ждать! Провел! И узнал, что из меня стрелочник не получится. Значит, будет искать другого. А другой — это ты! Так что беги за Индюковым, убеждай прикрыть дело! Иначе… хотя чего я распинаюсь перед тобой? Уйди! Не хочу тебя видеть!
    Но ротный не ушел. Тяжело вздохнув, он опустился на стул рядом с кроватью:
    — Вот ты, значит, как обо мне?
    — А что ты ждал? Что кланяться буду за то, что подставляешь меня?
    — Да не подставлял я никого! А то, что здесь Индюков заявил, и для меня неожиданность. Когда шли сюда, он словом не обмолвился, для чего хочет увидеть тебя! И ничего не спрашивал. Кто старшим в роте был, отчего могла загореться казарма! И только здесь раскрылся. Сам не ожидал подобного поворота. Так что не продавал я никого и за прошедшее отвечу лично. Зря ты поддался на его провокацию! Он злопамятный!
    Бекетов проговорил:
    — У меня тоже память хорошая! И я плевал на него с высокой колокольни! Его давно пора на место поставить.
    Кристина подошла к кровати, присела на краешек между офицерами:
    — Ну, все, хватит вам ерундой заниматься! Ничего и никому Индюков плохого сделать не сможет! Не та ситуация. И осознавая это, он бесится. С него же тоже спросят. Так что успокойтесь и не ссорьтесь! Все будет нормально.
    Ротный поблагодарил женщину:
    — Спасибо тебе, Кристина.
    И обратился к Бекетову:
    — А ты, Юра, не вини меня.
    — Да ладно, командир, проехали. Надоело, на самом деле!
    От дверей прозвучал густой баритон комбата:
    — Это кому и что здесь надоело?
    Увидев Белянина, Фирсов встал:
    — Да замполит тут, товарищ подполковник, натворил такого, что ни в какие рамки не лезет.
    Комбат указал на осколки стекла у двери:
    — А это что, реакция на его слова?
    — Так точно!
    — Понятно! И чего, если не секрет, наш политрук выдал такого, что чуть по макушке графином не получил?
    Бекетов махнул рукой, но Фирсов доложил о том, что произошло. Комбат выслушал.
    Укоризненно покачал головой:
    — Что-то в последнее время Индюков излишне нервным стал. По любому поводу раздражается, срывается на офицерах. Придется, видимо, заняться им.
    Юрий проговорил:
    — Давно пора, а то как заноза, портит жизнь.
    — Ладно! Не обращай внимания. Как сам-то чувствуешь себя?
    — Нормально! Я-то нормально, а вот как Люлин?
    — Ничего. Встанет!
    — Теперь комиссия все мозги продолбит пожаром этим!
    — В первый раз, что ли? Отобьемся. А тебя, Бекетов, я к награде представил. Сегодня начальник штаба документы оформит и отправит в Ростов! А пока хочу выразить тебе благодарность за солдата. И от себя лично, и от лица, как говорится, Службы!
    — Мне отвечать, как положено?
    — Не надо! Слова пустое, а вот поступок, это… это поступок. Далеко не многие решились бы на то, на что решился ты, Юра! Но… пора идти! Семенов сказал, что осмотрит тебя и, возможно, отпустит домой, в смысле, в общагу. Трое суток, считай, восстановления я тебе предоставляю. Надо будет больше, продлю освобождение. Ну и Кристине твоей то же самое. Командир роты связи получил уже все необходимые указания, хотя он, оказывается, и так предоставил отпуск сержанту! Выздоравливай, Бекетов, а об Индюкове не думай! Не дам ему развернуться.
    Комбат взглянул на Фирсова:
    — Пойдем, майор! Определимся, где палатки для личного состава поставить. Да надо будет и руины разобрать, очистить территорию.
    Бекетов обратился к командиру батальона:
    — А как же с выходом на блокпост? Ведь следующая неделя моя.
    — Третий взвод Арбашева заступит. Ты же потом сменишь его!
    — Понятно!
    — Ну, давай, Юра! Всего вам с Кристиной!
    — Идем, Фирсов, а то Семенову надо нашего героя обследовать! Бывай, капитан!
    — До свидания, товарищ подполковник. Спасибо вам!
    — Кушай на здоровье!
    Комбат с ротным вышли. Кристина посмотрела на Бекетова:
    — Хороший человек Белянин!
    Капитан согласился:
    — Да! Нормальный мужик!
    Кристина улыбнулась:
    — А ты, оказывается, задиристый!
    — В этом есть что-то странное?
    — Не знаю! Но теперь понимаю, почему ты до сих пор в командирах взвода ходишь.
    Родимцева быстро привела палату в порядок. И закончила уборку как раз в момент, когда в палату вошел начальник медицинской службы батальона капитан Семенов. Он находился в хорошем настроении:
    — Здравствуйте, люди добрые! Как наши дела?
    Бекетов обратился к нему:
    — Семеныч, прошу, ради всего святого, выпиши меня из своего лазарета! В долгу не останусь!
    — Ну о чем ты, Юра? Какой может быть долг? Слышал, с замполитом цепанулся?
    — Крабова сказала?
    — Какая разница? Но раз сцепился с Индюком, то держать тебя в санчасти нет никакой надобности. Больные в драку не кидаются. Но лекарства, что пропишу и которые получишь в аптечном пункте, принимай строго по указанию!
    Бекетов улыбнулся:
    — Договорились.
    — Ну, тогда свободен! Там Крабов в коридоре, с формой. Одевайся — и ко мне за рецептами и выпиской.
    — Понял! Ты человек, Семеныч!
    — Да? И как ты это заметил? Но ладно, собирайся, а я пока Люлина посмотрю. Жду в кабинете через пятнадцать минут.
    — Понял, Айболит!
    — А понял, как говорит комбат, — выполняй!
    Начальник медслужбы открыл дверь:
    — Краб! Заходи! Облачай друга!
    Семенов ушел, вместо него появился капитан Крабов. Вскоре Бекетов с Кристиной и Крабов с женою, навестив ефрейтора, вышли из санчасти.
    Кирилл хотел расспросить друга о его стычке с замполитом, но Рая не дала мужу сделать это:
    — Ну чего прицепился с вопросами? Будет еще время поговорить. Не понимаешь, что им вдвоем надо остаться?
    — А?! Понял! Без вопросов!
    Раиса увела мужа.
    Бекетов посмотрел в глаза Кристины:
    — Пойдем на хату старшины?
    — А ты уверен, что в порядке?
    — В этом ты сама сможешь убедиться!
    — Ну, хорошо. Только сначала я к себе в барак зайду? Взять кое-что с собой надо!
    — Давай, а я пока за ключом в общагу метнусь. Встречаемся у бассейна со стороны вышки.
    — Хорошо!
    Кристина пошла в одну сторону, Бекетов в другую. Капитан, несмотря на слабость и еще не отпустившее легкое головокружение, чувствовал себя счастливым.
   

   

    

     Глава пятая
    

    
     Горный блокпост. Среда, 22 сентября. 22–00.
    
    После того, как связистка поста сержант Губочкина узнала о преступных намерениях старшего лейтенанта Жарова, ей с трудом, но все же удалось сдержать себя, не выдав то, что ей известно о предстоящих ночных делах начальника и любовника.
    В 22–10 сержант Мансуров доложил, что проверка личного состава на позициях проведена. Первая смена приступила к дежурству. Приняв доклад и отпустив заместителя командира взвода, старший лейтенант Жаров потянулся. Посмотрел на Губочкину:
    — Давай связь с батальоном, Валюша!
    Ответил оперативный дежурный полка внутренних войск, переключившийся связь непосредственно на штаб батальона специального назначения. Командир второй роты, дежуривший в части, доклад Жарова принял и пожелал старшему лейтенанту благополучной ночи.
    Закончив с делами служебными, начальник блокпоста приказал женщине:
    — А сейчас, дорогая, матрацы с кроватей на пол, сама в душ, готовься к случке. Сегодня у меня какое-то особое желание, и мы с тобой немного поэкспериментируем.
    Губочкина безропотно и беспрекословно выполнила требование. В одиннадцать началась оргия. Валентина, не испытывая ни малейшего удовольствия, тем не менее искусно подыгрывала партнеру, выполняя все его развратные прихоти. В час Жаров оставил Губочкину в покое, скатившись с ее спины, удовлетворенно крякнув:
    — Хорошо! Ты истинная жрица любви, Валюша!
    — Надеюсь, моя покорность будет оценена в полной мере?
    — Естественно! Я же обещал! Выпить хочешь?
    — Опять спирта?
    Старший лейтенант рассмеялся:
    — К сожалению, здесь я тебе ничего другого предложить не могу!
    Женщину передернуло от одного воспоминания о спирте, что вызвало у оборотня новый прилив смеха:
    — Ничего, Валюша, потерпи до вторника. Вот тогда я напою тебя самым лучшим и дорогим вином!
    Он посмотрел на часы. Скоро на посты должна выйти смена, при которой по Шунинскому ущелью пойдет караван Мулата. А пока можно расслабиться, но не спать.
    Старший лейтенант поднялся:
    — А я выпью!
    — И как ты можешь употреблять эту дрянь?
    — Молча, Валюша, молча, вот как!
    Жаров налил из фляжки граммов сто чистого спирта, разбавил его примерно тем же количеством воды, опрокинул в себя теплую, обжигающую желудок жидкость. Поднес кулак к носу. Глубоко вздохнул. Затем выдохнул, довольно произнеся:
    — Провалился! Спирт чем хорош, Валя? Бьет по голове сразу, и не отпускает долго. Не то что водка, особенно местная.
    Он погладил себя по животу:
    — Хорошо пошла! Скажи, дорогая, что бы ты хотела получить в подарок сразу по возвращении?
    Губочкина зевнула:
    — Может, об этом и поговорим по возвращении?
    — Ты что, не выспалась днем?
    — Я-то выспалась, а вот чего ты не ложишься?
    — Решил сегодня все посты проверить. Позже, часа в три. Так ответишь на вопрос?
    — Помнится, ты сам сказал, подарок будет дорогой. И потом, я если скажу, что хотела бы иметь в качестве сюрприза, то какой же это сюрприз будет? Покупка по заказу, а не подарок! Так что решай сам, что подарить!
    Старший лейтенант улыбнулся:
    — Хорошо! А вдруг я куплю то, что у тебя уже есть, или не интересует?
    — Не волнуйся, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят. Приму все, конечно, если это все не окажется бутафорией!
    — Ты обижаешь меня!
    — Да, нет! Но знаешь, давай закончим разговор? Я выспаться хочу. И ты ложись, далась тебе эта проверка? Сколько ни заступала на этот пост, ни один офицер не проверял ночью подчиненных. Да и чего их проверять? Сидят в окопах да спят. И правильно делают. Место здесь глухое, спокойное, еще ни разу конфликтов не возникало.
    Жаров присел на стул:
    — Я не такой, как все, Валюша. А посему буду поступать так, как считаю нужным, и не надо мне указывать, что делать, а что нет. Ясно?
    — Ясно.
    — Вот так-то. Ладно, спи.
    Выкурив сигарету, старший лейтенант принял холодный душ, который неплохо освежил его, взял из пирамиды автомат и вышел из блиндажа. Как только дверь закрылась, Валентина открыла глаза. Ей бы действительно уснуть, но любопытство взяло верх. Видимо, такова природа женщин. Она взглянула на часы: 2–10! А караван должен пойти в три! Интересно, как Жарову удастся отвлечь караул, и что за банда пересечет государственную границу. Может, и понадобится данная информация. Сейчас Губочкина противоречила той Валентине, которая в испуге забилась в угол кровати, услышав о предстоящем предательстве Жарова. Тогда она смертельно боялась любовника, сейчас… сейчас женщина хотела знать подробности предательства. Так бывает с такими, как она. Но что-либо предпринимать пока было рано, и женщина, глядя в потолок, ждала. Ждала момента, когда сможет все узнать, даже подвергая себя реальной, смертельной угрозе.
    Жаров же, выйдя из блиндажа, по специальному аппарату, стараясь говорить тихо, чуть ли не шепотом, вызвал Мансурова. Тот, почувствовав вибрацию своей станции, находясь в траншее, зашел в одну из свободных стрелковых ячеек:
    — На связи.
    — Как дела, Мансур?
    — Нормально. Гоша в БМП. По твоей команде готов подать сигнал на противоположный склон. Я в секторе первого отделения.
    — Хорошо. Сверим время, 2–13.
    Мансуров подтвердил:
    — 2–13.
    — Сигнал подавай в 2–45. В это же время я начну отвлекать бойцов второго отделения. Все ясно?
    — Ясно, шеф.
    — Работай, Мансур. Предельно внимательно и аккуратно.
    — Как всегда.
    — Да, как всегда. До связи.
    — До связи, командир.
    Жаров отключил рацию, положил ее в карман, посмотрел на склон Катаванского перевала. Где-то там, скорее всего в пещере у террасы, ждет сигнала человек Мулата. А за утесом уже стоит караван, готовый двинуться в глубь территории России, где его ждут уже бандиты Расула. На проход понадобится минут двадцать. И за эти двадцать минут Жаров заработает 30 000 долларов. Неплохой тариф.
    Жаров двинулся к позициям второго отделения. Его шаги отчетливо слышала Губочкина, вскочившая с пола и прильнувшая к двери блиндажа. Шаги удалялись.
    Пройдя блиндаж, Жаров почувствовал вибрацию специальной связи. Ответил:
    — Говори, Мансур.
    — Сигнал подан, сигнал принят. Караван начал сближение с утесом.
    — Понял, отбой.
    Отключив связь, он вышел на первую позицию наблюдателя второго отделения, контролировавшего Катаванское ущелье, но имевшего в поле зрения и утес, и вход из Катавана в Шани. Солдат ночной смены, как и предписывалось инструкцией, через прибор ночного видения добросовестно осматривал зону своей ответственности. Начальник поста узнал его и окликнул:
    — Рядовой Сопко!
    Боец резко повернулся на голос:
    — Я, товарищ старший лейтенант!
    Жаров повысил голос:
    — Спишь в оглоблях, Сопко?
    Солдат ответил:
    — Никак нет!
    — Что, никак нет? Я за тобой уже минут пять наблюдаю. Уткнулся оптикой в бруствер и кемаришь стоя, как осел привязанный! В чем дело?
    Рядовой попытался оправдаться. Незаслуженная обида захлестнула его:
    — Да что вы говорите, товарищ старший лейтенант! Я…
    — Молчать! А ну быстро сюда второго наблюдателя. Бегом, марш!
    — Есть!
    Сопко рванулся из ячейки, оставив на бруствере автомат. Жаров взглянул на часы: 2–50. Так, пять минут он выиграл, хорошо.
    Опустил руку в карман брюк, нажал клавишу вызова Мансура. Тот принял сигнал, подтвердив его коротким ответным вызовом. Данные манипуляции со средствами связи означали, что сержант может подать знак человеку Мулата на начало марша! Что Мансуров и сделал.
    Солдаты сектора наблюдения за Катаваном появились через три минуты.
    Начальник поста обрушился на них:
    — Почему так долго? Ведь вас разделяют каких-то двадцать метров. Или ты, Глушин, тоже спал?
    И второй часовой ответил обиженно:
    — Никак нет, товарищ старший лейтенант!
    Офицер продолжал наезд на подчиненных:
    — Что вы, как попугаи, одно и то же заладили? Расслабились, мать вашу? Привыкли к тому, что вас ночью никто не проверяет?
    И понес полнейшую чушь о важности объекта, той задачи, которую выполняет взвод. Жаров говорил долго, смакуя одну и ту же тему. Так он «вправлял мозги» подчиненным в течение десяти минут, пока не почувствовал в кармане вибрацию очередного вызова специальной станции, который означал, что караван благополучно втянулся в Шунинское ущелье, выйдя из зоны видимости наблюдателей второго отделения. Только после этого Жаров убавил пыл, закончив длинный монолог словами:
    — Учтите, мальчики, не дай бог еще раз застану вас спящими на позициях. Все отделение выведу в траншею, и пусть тогда с вами разбираются ваши же друзья. Не думаю, что они будут в восторге от бессонной ночи из-за двух полудурков. А сейчас привели себя в порядок, надели на черепа защитные шлемы и в ячейки! Смотреть во все глаза! Здесь вам не гарнизон и не игрушки, здесь война кругом! Вопросы?
    Вопросов у солдат не было.
    Старший лейтенант отдал команду:
    — По местам!
    Солдаты заняли позиции.
    Жаров, закурив, пошел к блиндажу.
    Услышав приближение любовника, Валентина отпрянула от стереотрубы, через которую своими глазами наблюдала прохождение каравана. Она слышала, как старлей отвлек от ущелья солдат ночного караула. Теперь она понимала схему пропуска нарушителей границы и отдавала должное изобретательности оборотня Жарова.
    Начальник поста заглянул в блиндаж. Осветил фонарем ложе на полу. Ничего подозрительного не заметив, закрыл дверь и продолжил путь к позициям первого отделения, где его ждал сержант Мансуров.
    Валентина, совершенно утратив чувство самосохранения, вновь вскочила с пола и направилась к выходу, попутно захватив с собой одеяло. Она вышла из блиндажа и юркнула в первую же пустую стрелковую ячейку, забившись в самый угол. Отсюда она могла слышать все, что происходило на позиции первого отделения. Или почти все. Валентина не могла ответить, почему поступает так безрассудно, но что-то заставило ее действовать так, как она действовала.
    Мансуров встретил взводного у капонира БМП, в котором находился рядовой Демидов, солдат, преданный Жарову, явившийся их подельником. Жаров спросил:
    — Ну, как?
    Мансур довольно ответил:
    — Все в порядке, шеф. Хвост каравана только что втянулся за поворот.
    — Хорошо. Уверен, что никто из посторонних не наблюдал проход каравана?
    — Абсолютно.
    — Что ж, дело сделано. Теперь нас ждет вознаграждение. Мансур, ты доволен?
    Сержант хитро сощурил глаза:
    — Конечно, доволен.
    — Это хорошо. Я спать, а ты давай, продолжай бдительно нести службу по охране Государственной границы Российской Федерации.
    При последней фразе предатели негромко рассмеялись.
    Но они ошибались, думая, что проход каравана не видел никто. Кроме связистки Губочкиной свидетелем нарушения границы стал еще один человек.
    Пулеметчик рядовой Казанцев с обеда почувствовал себя плохо. Он не отравился, не перегрелся, он простыл. К восьми часам у солдата поднялась температура. Пара таблеток аспирина сбила ее, но ненадолго. Уснув после отбоя, Казанцев проснулся ровно в три часа. Все тело бил озноб, а на лице выступил пот. Суставы ломило. Боец больше не нашел в своей аптечке жаропонижающих препаратов, будить же ребят, недавно уснувших после смены, не стал. Решил попросить аспирина у замкомвзвода Мансурова, заодно и доложить о болезни. Кое-как одевшись, Казанцев выбрался из блиндажа первого отделения. Прохлада горной ночи немного освежила его. Боец прислонился к брустверу траншеи. И тут увидел, как по дну Шунинского ущелья спокойно и быстро двигается караван. Казанцев подумал, что ему привиделось, такого просто не могло быть, закрыл глаза, мотнул отяжелевшей головой. Когда вновь взглянул в ущелье, в нем уже никого не было. Он проговорил:
    — Да, видно, температура за сорок зашкалила, раз глюки начались.
    И, шатаясь, пошел к позиции заместителя командира взвода. Тот вздрогнул, услышав шаги солдата. Взводный уже ушел, оставив Мансура дремать до подъема. А тут солдат. Он спросил:
    — Кто идет?
    — Это я, — ответил боец, — рядовой Казанцев, товарищ сержант!
    — Казанцев? Какого черта ты покинул укрытие?
    — Заболел я, товарищ сержант! Температура высокая и… и галлюцинации.
    Он подошел к Мансурову, который при слове галлюцинации насторожился:
    — Что такое?
    — Не знаю. Горю весь. То в жар бросает, то в холод, а мослы болят, словно их кувалдой дробили.
    Мансуров спросил:
    — А что ты сказал насчет глюков?
    Рядовой объяснил:
    — Понимаете, выхожу из блиндажа к брустверу, и вижу, будто по ущелью вьючный караван в сторону поворота на север уходит. Закрыл глаза, а когда открыл, никого! Что это, как не глюки? Ведь внизу же никого не было, правда?
    Сержант задумчиво проговорил:
    — Правда.
    — А дай-ка сюда свою голову!
    Казанцев подчинился. Сержант приложил руку ко лбу пулеметчика:
    — Да. Температура высокая. А чего таблетки не выпил?
    — Так пил еще днем. Сначала помогло, думал, пройдет, и уснул нормально, а сейчас вот встал, не могу, ломает всего. Решил у вас лекарства просить.
    Сержант достал из аптечки аспирин:
    — Держи, выпей, вода есть с собой?
    — Так точно, во фляжке!
    — А почему молчал днем, когда в первый раз недомогание почувствовал?
    — Так думал, что пройдет.
    Сержант передразнил бойца:
    — Пройдет! А если ты уже полвзвода заразил?
    — Да, нет! Это простуда, мокрый камуфляж надел на себя, просквозило.
    — Просквозило! Выпил таблетки?
    — Так точно! Разрешите идти в блиндаж?
    — Какой к черту блиндаж? Надо, чтобы тебя санинструктор осмотрел. А он у нас во втором отделении. Сядь в ячейку, я командира вызову.
    Солдат проговорил:
    — Может, не надо? Взводный ругаться будет!
    — Ничего. А доложить мы просто обязаны. Тем более, он только что позиции проверял, не спит еще.
    Боец вздохнул, присев в стрелковый окоп.
    Мансур же вызвал Жарова.
    Валентина услышала приближающиеся шаги любовника и собралась юркнуть в блиндаж, но услышала сигнал вызова на обычной рации взводного. Он ответил, находясь за ближайшим изгибом общей траншеи:
    — Чего тебе, Мансур?… Что? Как заболел?… И вышел из блиндажа, когда по ущелью проходил караван?… Так. Где он?… Ясно…. Что? Глюки?… Ты представляешь, чем для нас его глюки могут закончиться? Ладно, не отпускай Казанцева, иду к вам.
    Офицер-оборотень развернулся и направился обратно, к позициям первого отделения. Валентина прошла по траншее за ним, но до изгиба. Дальше идти было опасно.
    Жаров подошел к Мансурову:
    — Где этот больной?
    Солдат поднялся из окопа. Таблетки подействовали, и ему стало лучше. Старший лейтенант спросил у Казанцева:
    — Что случилось, Илья?
    Пулеметчик и командиру взвода объяснил то, что с ним приключилось, не забыв лишний раз сказать о видении.
    Жаров посуровел:
    — Так, говоришь, караван внизу видел?
    Солдат попытался оправдаться:
    — Наверное, мне показалось.
    — Не наверное, а точно. Такое при высокой температуре бывает. Сейчас как чувствуешь себя?
    — После таблеток сержанта полегчало.
    — Надо проверить тебя. Делаем так. Я иду к себе, подниму связистку, пусть посмотрит, что с тобой.
    Мансур сказал:
    — У нас же санинструктор есть.
    Но старший лейтенант ответил:
    — Который только и может, что царапины зеленкой прижигать да бинтовать. А Губочкина баба опытная, женщины, они в этом деле и без всякого образования лучше любого армейского инструктора тему просекают. А в помощь ей вызовем и инструктора. Вы пока оставайтесь здесь. Как все будет готово к приему — позову. Понятно, сержант?
    — Так точно, товарищ старший лейтенант.
    — Я пошел.
    Жаров направился к блиндажу. Вновь услышав его шаги, Валентина бросилась было к укрытию, но снова задержалась. От того, что она услышала, кровь похолодела в ее жилах, а тело пробила мелкая, противная дрожь. А услышала она, как старший лейтенант Жаров уже по другому, неизвестному связистке прибору связи вызвал все того же человека, которого вызывал днем:
    — Расул? Жар. Ты погоди вопросы-то задавать! Да, караван прошел благополучно, но одна проблема образовалась. У меня солдат во время прохода колонны случайно в траншею вышел и увидел хвост каравана… Послушай, Расул, а ты бы смог подобное предвидеть?… Высокая температура подняла бойца!.. Что предлагаю?… Надо убирать солдата! Как?… Только снайпером с сопредельной стороны. У тебя в пещере наблюдатель остался?… Отлично, вот он и должен снять бойца!.. Сколько?… Хорошо, минут десять-пятнадцать он проведет у меня в блиндаже… Хорошо, двадцать… Узнать легко. Его в укрытие поведет Мансур. Он пойдет первым, боец вторым. Как только у капонира подпадет в сектор обстрела вашего снайпера, пусть тот стреляет!.. Плевать! Главное, чтобы не промахнулся, второй попытки не будет! Я же сам не могу нейтрализовать свидетеля… Хорошо. Все понял. Давай.
    Валентина рванулась в блиндаж. Упала на постель, накрывшись одеялом, стараясь глубокими вздохами успокоить дыхание. Ей это не удалось. Поэтому пришлось притворяться проснувшейся, как только начальник поста вошел в укрытие и зажег «летучую мышь». Женщина недовольно и сонно произнесла:
    — Ну, что ты, Игорь, как слон в лавке, на самом деле. Разбудил, теперь не усну.
    — А тебе и не придется спать.
    — Что, под утро в яйцах засвербело? Опять захотелось?
    — Вставай, солдата осмотришь!
    Валентина изобразила удивление:
    — Не поняла, какого солдата?
    Взводный чуть не сорвался:
    — Какие у нас тут солдаты? Обычного осмотришь! Температура у него, посмотришь, что к чему. Поняла?
    — Да я ж ни черта в этом не соображаю.
    Жаров наклонился к женщине:
    — А тебе и не хера соображать. Просто посмотришь бойца, горло, дыхалку послушаешь. Вставай!
    — Но у нас есть санинструктор?
    — Вставай, сказал, мать твою! Сначала сама поглядишь на бойца. Чего не ясно?
    — Ну, хорошо, встаю, чего орать-то?
    — А вы, бляди, без этого ни хера не понимаете!
    — Да, конечно! Один ты понятливый!
    Губочкина встала:
    — Любовное ложе раскидать по кроватям?
    — Не надо. Ширмой загороди. Готова?
    Валентина быстро облачилась в камуфляж.
    — Готова, товарищ старший лейтенант!
    — Ну-ну!
    Взводный достал обычную армейскую рацию малого радиуса действия:
    — Мансур? Веди ко мне своего Казанцева. Да предупреди, чтобы о глюках забыл. О них ни слова, ясно… Вот и хорошо. Жду.
    Первым на командный пункт зашел Мансуров, за ним пулеметчик.
    Старший лейтенант повернулся к Губочкиной, кивнув на солдата:
    — Осмотри его!
    Женщина подошла к бойцу. Как он молод, двадцати еще, наверное, нет, глаза большие, красивые. Губочкиной захотелось крикнуть солдату: беги отсюда, дуралей, беги, куда глаза глядят, поднимай шум, ведь тебя убить хотят! Но… не решилась. Она потрогала его лоб. Температура после таблеток снизилась, но лоб оставался горячим, покраснело и горло. Отойдя к столу, Валентина проговорила:
    — По-моему, ангина у него начинается. Надо пенициллин колоть. Дня три, не меньше, и постельный режим соблюдать. Со мной такое было. Ничего страшного, но бойцу покой требуется и лечение. Еще воды теплой. Он должен пить ее как можно чаще, лучше с содой! Это все, что я могу сказать. Но лучше вам санинструктора вызвать. Он диагноз официальный поставит. И рецепт на лечение выпишет. Ему и колоть Казанцева.
    Взводный подозрительно посмотрел на любовницу:
    — А откуда тебе фамилия больного известна? Ведь ты же не общаешься ни с кем из взвода?
    — Вы сами его, товарищ старший лейтенант, по фамилии назвали, когда приказали сержанту привести сюда.
    — Да?
    Жаров взглянул на Мансурова.
    Тот кивком головы подтвердил слова Губочкиной.
    Взводный приказал заместителю, глянув на часы, привести санинструктора. Валентина знала, для чего посмотрел время Жаров. Ему надо было выждать двадцать минут. Время, необходимое убийце с вражеской стороны выйти на позицию и приготовить оружие к роковому выстрелу. Эх, солдат, солдат! Последние минуты живешь! И ничего сделать нельзя. Так вышло! Не повезло тебе!
    Губочкина тяжело вздохнула.
    Жаров поинтересовался:
    — Чего это ты коровой недоенной вздыхаешь?
    Валентина бросила на него злой взгляд:
    — Слова подбирай, командир…
    «Командир» прозвучало иронически, и это не осталось без внимания Жарова. Он хотел поставить любовницу на место, но не успел: вошли Мансуров с санинструктором, таким же сержантом, правда, срочной службы. Он, как Валентина, осмотрел сослуживца и подтвердил диагноз, поставленный женщиной. Но уже официально, документально оформив болезнь Казанцева в специальном журнале.
    Валентина тоже смотрела на время. Двадцать минут истекли. Взводный отпустил инструктора и приказал Мансурову отвести больного в блиндаж, отделив ему место от остального личного состава. Подчеркнув:
    — Иди, Оман, первым, а то в темноте боец к ангине еще пару синяков прихватит. Доказывай потом, что его не били. Свободны!
    Мансуров и Казанцев покинули блиндаж.
    Жаров посмотрел на связистку:
    — Убирай ширму, раздевайся и ложись. Но не спать! Жди меня. Что-то я действительно захотел тебя! Не знаешь, почему?
    — Не знаю.
    — Ты не бурчи, а делай то, что сказано.
    — Надо бы о больном в часть сообщить?
    — Что, сейчас?
    — Так положено по инструкции!
    — Плевать на инструкции. Утром доложим. Жди, я скоро вернусь.
    Как только Жаров вышел, Валентина бросилась к двери, приоткрыла ее, и услышала:
    — Расул! Цель пошла!.. Понял! Я готов!
    Тишину ночи разорвал хлесткий выстрел, разноголосым эхом заметавшийся среди склонов многочисленных перевалов и ущелий.
    Вышедший вместе с подчиненным на позиции первого отделения сержант Мансуров ждал этого выстрела. И все же вздрогнул, когда тот прозвучал. Присел, прислонившись к каменистой стене хода сообщения. Рядом с простреленной головой упал рядовой Казанцев, забившийся в предсмертных судорогах. А над блокпостом прозвучал звонкий голос взводного:
    — Взвод, тревога! Всем на позиции!
    Он рванулся к блиндажу и застал сидевшую на постели Валентину.
    Та встревоженно спросила:
    — Что случилось, Игорь?
    — Черт его знает! Похоже, обстрел поста. Быстро матрацы на кровати и к рабочему столу. Продублируй сигнал тревоги по всем отделениям, и будь готова вызвать часть!
    Сам старший лейтенант приник к окуляру стереотрубы, имитируя внимательное обследование противоположного склона. Тут же сработала его рация. Он ответил кратко:
    — Слушаю!.. Что? Отделение поднял? Поднимай остальных, быстро! Занять позиции согласно боевому расчету!
    И обернувшись к Губочкиной, бросил:
    — Казанцева снайпер с той стороны снял. Пулей в голову! Вызывай батальон!
    Валентина, изумившись, как артистично подонок играет свою роль, начала посылать в эфир:
    — Равнина, я — Затвор-21! Как слышите меня, я — Затвор-21, прием!
    Оперативный дежурный ответил сразу же:
    — Слушаю вас, Затвор-21!
    — Я — Затвор-21, вызываю Первого!
    — Что случилось, Затвор-21?
    — Обстрел блокпоста, дайте Первого!
    — Соединяю!
    Жаров подошел к рации:
    — Ну?
    — Минуту, Игорь!
    Комбат ответил:
    — Первый Равнины слушает!
    Старший лейтенант доложил:
    — Я — Затвор-21, оперативное время 4–08. Несколько минут назад со стороны южного склона Катаванского перевала по позициям первого отделения был произведен выстрел снайпера. В результате рядовой Казанцев убит. Ожидаю продолжения обстрела.
    — Я — Первый! Что предпринято на посту?
    — Взвод поднят по тревоге, занимает позиции для ведения активной обороны!
    — Кто-нибудь из наблюдателей заметил, откуда работал вражеский снайпер?
    — Нет! Доклада об этом не поступало!
    — Плохо! Слушай приказ: усилить контроль над перевалом и ущельями. Бойцам из ячеек не высовываться. Контроль осуществлять из БМП! Ввести на блокпосту режим боевой готовности «Полная». На провокации с территории сопредельного государства не поддаваться, ответный огонь по южному склону не открывать! Ваша задача, Затвор-21, одна — не допустить прорыва противника в Шунинское ущелье! В случае попытки прорыва границы и штурма непосредственно поста организовать отражение нападения всеми имеющимися силами и средствами взвода, включая минометный расчет. Огонь вести на полное поражение. Я перемещаюсь в штаб и поднимаю батальон! Как понял, Затвор-21?
    Жаров ответил:
    — Понял вас, первый! Боевая готовность на блокпосту «Полная»! Выполняю приказ!
    Комбат добавил:
    — Штаб части должен знать о любых изменениях в обстановке, посему связь с батальоном перевести в экстренный режим. Доклад с поста через каждые 20 минут, начиная с 4–20! Вопросы?
    — Вопросов нет!
    — До связи, Затвор-21!
    — До связи, Первый!
    Жаров продублировал приказ командира батальона по проволочной связи через аппараты «ТАИ-43», запретив до отдельного приказа пользоваться эфиром в целях исключения возможности перехватов переговоров на блокпосту неизвестным противником. Противником, которого, как прекрасно знал предатель и убийца Жаров, в районе ответственности взвода не было.
    Знала об этом и Валентина, но так же, как и взводный, продолжала, вести навязанную ей кровавую игру.
    Взвод между тем занял позиции для ведения активной круговой обороны. После суеты подъема по тревоге над блокпостом вновь повисла гнетущая, тревожная тишина, сопутствующая черной, безмолвной, горной ночи. Только башни двух БМП водили из стороны в сторону скорострельными пушками. Наблюдатели из боевых машин осматривали подходы к условной линии границы и не видели никого, даже шакалов, которые обычно в это время гоняли стаями со склона на склон.
    В 6–00, вне графика, Жарова вызвал командир батальона подполковник Белянин. Он приказал выслать к вертолетным площадкам блокпоста группы прикрытия с сапером, дабы обеспечить безопасную посадку вертолету «Ми-8», на котором он в 6–30 убывает в район Катавана. Старший лейтенант принял приказ к исполнению и вызвал к себе Мансурова. Сержант выглядел уставшим.
    Жаров приказал:
    — Бери, Оман, по два человека с отделения и своего снайпера. С группой быстро двигай к участку вертолетных площадок. Проверь местность, подготовь встречу «вертушки» с Беляниным!
    Мансур кивнул головой:
    — Есть, командир, что еще?
    — Труп Казанцева к транспортировке в часть подготовили?
    Сержант-контрактник усмехнулся:
    — А чего его готовить? Засунули в два мешка, прошили суровой ниткой и все дела — грузи хоть в вертолет, хоть в цинк запаивай!
    Валентину аж передернуло от цинизма предателей. Ведь это они убили солдата, а сейчас усмехаются, довольные, что сумели убрать ненужного свидетеля. Сволочи. Впрочем, на нее ни Жаров, ни Мансуров не обратили никакого внимания.
    В 7–10 вертолет «Ми-8», раскрашенный в желто-зеленый цвет, завис над площадкой Катаванского блокпоста. Пилоты, рассмотрев бойцов, оцепивших район, медленно и плавно посадили винтокрылую машину на бетон, подняв облако пыли. Понадобилось какое-то время, чтобы комбат с начальником штаба и заместителем по воспитательной работе смогли покинуть «вертушку». Сержант Мансуров пошел навстречу, но Белянин остановил сержанта:
    — Идем на пост, обо всем доложит Жаров!
    Мансур, оставив пару солдат охранять вертолет, повел командования батальона к периметру колючей проволоки.
    В 7–40 старший лейтенант встретил комбата на запасных позициях третьего отделения. Комбат приказал показать место гибели солдата. Старший лейтенант повел старших офицеров на позиции первого отделения.
    Остановился примерно посередине траншеи:
    — Вот здесь, товарищ подполковник, пуля снайпера настигла рядового Казанцева.
    — Он находился в дежурной смене?
    — Никак нет!
    Комбат удивился:
    — Нет? А что же тогда Казанцев делал на позиции?
    В разговор вступил Мансуров:
    — Разрешите, я доложу?
    — Докладывай!
    — Дело в том, что ночью у солдата внезапно поднялась температура, и он подошел ко мне, я в это время исполнял обязанности старшего смены, и попросил жаропонижающих препаратов. После короткого осмотра, убедившись в том, что у Казанцева действительно высокая температура, я сообщил об этом командиру взвода, дав солдату таблетки аспирина.
    Жаров добавил:
    — Я в это время, закончив ночной обход караула, возвращался на командный пункт. Тут вызов Мансурова. Прибыв сюда, я повел Казанцева в главный блиндаж, где его осмотрели сначала связист Губочкина, а затем и штатный санинструктор. Затем, приказав оборудовать отдельное место для больного в укрытии первого отделения, отправил Казанцева с Мансуровым в блиндаж сектора контроля Шунинского ущелья, и через какое-то время вдруг выстрел и доклад сержанта о том, что рядовой убит. Сразу же поднял взвод по тревоге и доложил о происшедшем вам!
    Комбат проговорил:
    — Ясно! Можешь не продолжать!
    И спросил:
    — Откуда, по-твоему, стрелял вражеский снайпер?
    — По моим расчетам, из трещины, рассекающей противоположный от нас склон Катаванского ущелья, или с террасы, которой заканчивается трещина.
    Подполковник поднял к глазам бинокль, внимательно осмотрел названный участок. Затем посмотрел на место, где был убит солдат, согласился:
    — Да. Скорее всего, оттуда. Но что означает этот выстрел? Боевики впустую не палят. Смысл какой? Хотя… но об этом позже! Так, сейчас командиру взвода написать подробный рапорт о гибели рядового Казанцева, заместителю по воспитательной работе обойти позиции, оценить морально-психологическое состояние личного состава, при необходимости провести работу по повышению боеготовности подразделения. Мы же с начальником штаба осмотрим весь пост. Через час встречаемся на командном пункте блокпоста. Вопросы?
    Вопросов у подчиненных не было. Офицеры разошлись выполнять поставленную им задачу.
    В 9–00 комбат с начальником штаба вошли в блиндаж командира взвода, присели на диван. Белянин обратился к Губочкиной:
    — Как дела, Валентина? Так, по-моему, тебя зовут?
    — Так точно, Валентиной, товарищ подполковник! А дела? Какие могут быть дела после ночного происшествия? Ведь солдата убили практически минут через пять, как я осматривала его, разговаривала с ним. Молоденьким он был, товарищ подполковник! Ему бы жить и жить, а тут выстрел — и все!
    — Да, сержант, выстрел — и все! Но мы на войне, а на войне, к сожалению, потери неизбежны.
    — Но здесь-то, Александр Сергеевич, до этой проклятой ночи всегда все было спокойно. Почему ночью появился этот снайпер? Кто он и зачем стрелял?
    Подполковник поднялся:
    — Снайпер, Валентина, как раз и стреляет затем, чтобы поразить цель, а цель — это человек, солдат или офицер.
    Вошел заместитель по воспитательной работе, доложил:
    — Поговорил я, Александр Сергеевич, с личным составом. Бойцы, конечно, подавлены гибелью товарища, но признаков паники нет. Морально-психологическое состояние сержантов и рядовых удовлетворительное. Личный состав готов продолжать выполнять боевую задачу.
    — Хорошо, присаживайся на кровать.
    Комбат повернулся к Жарову, устроившемуся за столом:
    — Ну, что, взводный, закончил писать рапорт?
    Старший лейтенант подписал лист бумаги, исписанный с обеих сторон, протянул его командиру части:
    — Вот рапорт, товарищ подполковник! Он в полной мере отражает то, что произошло на посту в прошедшую ночь. При необходимости его могут подтвердить сержанты Мансуров и Губочкина, а также рядовой Демидов, несший службу в БМП углового капонира.
    Белянин спросил:
    — А вы всегда, Жаров, в темное время суток до предела ослабляли пост, или в ночь с двадцать второго на двадцать третье число было сделано исключение?
    Старший лейтенант ожидал подобного вопроса, поэтому ответил, не задумываясь:
    — Согласно инструкции по организации несения службы на блокпосту, состав караула и режим несения службы определяет начальник поста, исходя из конкретной обстановки. До сих пор она не вызывала опасений, поэтому мною было принято решение выставить по два человека на каждый из двух секторов, со сменой через четыре часа. Кроме того, ночью я лично проверял службу постов, а также самостоятельно вел наблюдение за Катаваном из блиндажа, что может подтвердить сержант Губочкина. Также хочу отметить, наблюдатели на постах должны лишь заметить приближающуюся со стороны сопредельного государства или с нашей стороны потенциальную угрозу. Отражение ее лежит на всем взводе и приданных ему дополнительных силах, в частности отдельного минометного расчета. Ночью, после выстрела вражеского снайпера и объявления мной тревоги на блокпосту, личный состав занял боевые позиции в считаные минуты, точнее, в течение трех минут, и был готов принять бой в окружении! Посему, на основании всего вышеизложенного, не считаю, что выставлением минимального количества постоянных наблюдателей я ослабил боевые возможности взвода. Случись масштабный штурм позиций блокпоста, подчиненное мне подразделение сумело бы отразить его и не допустить прорыва противника на территорию Российской Федерации.
    Комбат махнул рукой:
    — Ладно, ладно. Говорить мы все мастера.
    Подполковник передал рапорт Жарова начальнику штаба:
    — Значит так, Жаров, прямо сейчас начинаешь перегруппировку взвода на позициях блокпоста. Конкретно, выделяешь из каждого отделения по штатному снайперу и лучшему стрелку, дабы создать отдельную снайперскую группу, задачей которой станет наблюдение за Катаванским перевалом. Мы не должны допустить, чтобы вражеский стрелок продолжил обстрел поста!
    Старший лейтенант спросил:
    — Значит ли ваше указание, что группа при обнаружении снайпера на сопредельной территории может открыть огонь на уничтожение этого стрелка?
    Комбат подтвердил:
    — Да, старший лейтенант, считайте полученное указание за приказ при появлении агрессии с сопредельной стороны открывать ответный огонь на полное поражение как отдельных стрелков, так и вероятных групп противника!
    — Но… мне нужно письменное распоряжение, товарищ подполковник, все же стрелять, если что, придется по чужой территории?!
    Белянин повернулся к начальнику штаба:
    — Николай Вячеславович, нарисуй быстренько приказ на открытие ответного огня. От руки напиши, я подпишу. В части оформишь все как положено!
    Подполковник Варихин присел за столик рядом с Губочкиной, быстро набросал приказ, комбат подписал его и передал Жарову:
    — Держи! Этого, надеюсь, достаточно?
    Старший лейтенант ответил:
    — Так точно!
    Комбат взглянул на заместителей:
    — Кажется, здесь все! Главное решим в части! Следуйте к вертолету!
    Вновь обратился к Жарову:
    — Организуйте загрузку тело погибшего солдата и дополнительно из состава третьего отделения, которое на блокпосту выполняет, по сути, пассивную роль оперативного резерва, отдельный, сменный дозор по контролю над вертолетными площадками, а заодно и для раннего обнаружения вероятного противника, если таковой решит объявиться с тыла!
    Старший лейтенант козырнул:
    — Есть, товарищ подполковник, разрешите выполнять?
    — Выполняй, Жаров, выполняй.
    Комбат вышел из блиндажа. Еще раз осмотрев через оптику Катаванский перевал, направился через запасные позиции третьего отделения к вертолетным площадкам.
    Валентина от двери блиндажа проводила его взглядом.
   

  

  

   

    ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   

   

    

     Глава первая
    

    
     Гарнизон у станицы Разгульной. Четверг, 23 сентября. 9–00.
    
    Юрий Бекетов и Кристина проснулись одновременно в спальне, густо залитой ярким солнечным светом. Настроение у влюбленных было прекрасным.
    Юрий, нежно гладя упругую грудь любимой, спросил:
    — Ну как, милая, я не разочаровал тебя?
    — Что ты, Юра? Все было просто замечательно, и, заметь, без всякого спиртного.
    — Так и знал, ты отметишь сей факт.
    — Но ведь это же правда!
    — Правда, не спорю!
    Женщина потянулась:
    — Как же хорошо иметь свое отдельное жилье. Маленькую такую уютную квартирку, где никто и ничто не может помешать делать то, что захочется, правда?
    — Правда! Но чтобы заиметь то, что ты с восторгом описала, надо сделать самую малость — стать мужем и женой!
    — Всего-то?
    — Разве этого мало?
    — Это очень много, Юра! Не забывай, у меня…
    Капитан закрыл рот женщины ладонью:
    — Не продолжай. Я прекрасно знаю, что у тебя дочь, и мы, как мне кажется, уже данную тему и обсудили, и закрыли!
    Кристина поцеловала Юрия, спросила:
    — Что будем делать днем?
    Капитан пожал плечами:
    — Да что угодно! По мне, я предпочел бы весь день провести в постели.
    Кристина возразила:
    — Нет, так не пойдет! Можно пресытиться, и в результате надоесть друг другу, а я не хочу этого!
    — Ну… тогда поедем в станицу! Все какое-никакое разнообразие!
    Женщина усмехнулась:
    — Да, разнообразия там много!
    — Предложи что-нибудь сама.
    — Сама? Хорошо, попробую…
    Речь Кристины оборвал сигнал вызова на мобильном телефоне Бекетова. Капитан взял с тумбочки мобильник, взглянув на дисплей, сказал:
    — Крабов! И чего ему надо, ведь знает, что мы вместе?
    Ответил:
    — Привет, Краб! Тебе что, больше делать нечего, как звонить мне тогда, когда не надо?
    — Привет, Бекет! Извини, конечно, но в части чрезвычайное происшествие!
    — Что? Еще одна рота сгорела?
    Капитан Крабов не принял шутливого тона друга:
    — Да, нет, Юра, хуже. Ночью снайпером со стороны Катавана обстрелян блокпост, убит рядовой Казанцев.
    — Вот оно что. Дальше?
    — Комбат с замами вылетел на пост, предварительно объявив с четырех утра в батальоне общий сбор. Тебя ротный решил не беспокоить, но сейчас обстановка изменилась. Белянин связался с батальоном и приказал по прилету своему собрать всех офицеров нашей роты. К тому же в штабе вертится представитель управления разведки округа. Чувствую, ждут нас времена сложные. Ротный попросил вызвать тебя. Посыльный, понятное дело, в общагу вхолостую слетал, поэтому звоню сам.
    — Когда должен прилететь комбат?
    — Где-то через полчаса. Нас собирают в его кабинете в 9–40.
    — Понял, Кирилл, буду.
    — Так и передам Фирсову.
    — Отбой!
    — Давай!
    Кристина, увидев, что настроение Бекетова ухудшилось, тревожно спросила:
    — Что, замполит за вчерашнее начал расследование?
    — Нет, Кристя. Ночью обстреляли блокпост, убит солдат!
    — Да ты что?
    — Вот и что! Комбат собирает офицеров нашей роты. Так что все наши планы летят, похоже, к чертям! Но, может, еще не все так плохо. После совещания обстановка прояснится. Я пойду в часть, а ты, пожалуйста, дождись меня здесь, хорошо?
    Родимцева согласилась:
    — Хорошо. Только в магазин схожу, надо продукты купить. Одной любовью мы долго не протянем.
    — Купи.
    Капитан встал, достал из накладного кармана 2000 рублей, положил их на тумбочку:
    — Вот то, что у меня с собой.
    — Не надо, у меня есть.
    — Что значит, у меня, у тебя?
    — Все, все, молчу!
    — Вот так-то лучше!
    Кристина неожиданно спросила:
    — А как ты себя чувствуешь?
    — Не понял?
    — Я об отравлении. Голова не болит?
    — Нет! Ничего не болит!
    — И все же лекарства, что прописал наш капитан, выпей. Они на кухне, на столе. Ровно столько, сколько надо принять утром. Перед обедом я еще приготовлю.
    Капитан поморщился:
    — Кристя, кто же с утра пьет таблетки?
    — А что, с утра пьют только воду или водку?
    — Опять за свое?
    — Сам провоцируешь! А лекарства, прошу, прими!
    — Ну, раз просишь, приму!
    Бекетов прошел в ванную комнату. Чтобы принять душ, пришлось устраиваться в сидячей ванне. Неудобно, но терпимо. После душа быстро побрился, освежился импортным, мягким по запаху одеколоном, вышел в кухню, проглотил стопку лежащих на столе разнокалиберных и разноцветных таблеток, запив водой из чайника. В гостиной облачился в повседневную форму. Подумал: надо получить новый камуфляж, а то как-то непривычно в туфельках, брюках «на выхлоп» да рубашке с фуражкой. Вид не боевой, а штатский какой-то!
    К нему вышла Кристина.
    — Я провожу тебя.
    — Проводи.
    Женщина вышла вместе с капитаном в прихожую, поцеловала его, пожелав:
    — Удачи, Юр, и… скорого возвращения!
    — Конечно. До встречи!
    Бекетов покинул квартиру, направившись в часть.
    Вошел в командирскую палатку первой роты, где собрались все офицеры подразделения, за исключением, естественно, старшего лейтенанта Жарова.
    Юрий поздоровался, присел на лавку за столом совещаний.
    — И когда это произошло?
    — Обстрел или объявление общего сбора?
    — Обстрел.
    — Около четырех часов.
    — Странное время. Днем вражеский снайпер мог спокойно положить человек пять. Но он стреляет ночью. В наблюдателя!
    Фирсов поправил подчиненного:
    — Казанцев не стоял на посту. Он случайно оказался в траншее.
    Капитан удивился:
    — Как это — случайно? Случайно ночью на блокпосту ничего не происходит.
    Он обвел глазами взводных:
    — Каждый из нас дежурил там и знает это.
    Ротный проговорил:
    — На этот раз произошло.
    И объяснил Бекетову отдельно, что и как случилось на блокпосту, так как остальные офицеры уже знали ситуацию.
    Бекетов удивился еще больше:
    — Но тогда что получается? Снайпер, вышедший на позицию, бьет первую попавшую в прицел цель? Причем солдата валит, а Мансура, который находится рядом, щадит? Но ладно, допустим, Мансур юркнул в ячейку и скрылся из сектора ведения огня снайпера. Но на хрена тот стрелял по солдату, обнаруживая свое присутствие? Ради одной жертвы он не пошел бы на позицию. И вообще, откуда он взялся, этот снайпер?
    Фирсов подошел к Бекетову:
    — А вот это, Юра, надеюсь, мы совсем скоро узнаем от комбата и майора разведуправления округа. Последний не просто так заглянул в гарнизон, он прибыл в батальон. И сейчас в штабе так же, как и мы, ждет прибытия с блокпоста Белянина.
    — Собирают всех офицеров части?
    — Для всех общее построение, для нас, нашей роты, отдельное совещание.
    — Понятно.
    — А раз понятно, кури пока.
    Бекетов достал пачку, прикурил сигарету, взглянув на офицеров. Те сидели спокойные внешне, но чувствовалось, что каждый испытывает дискомфорт. Дискомфорт, вызванный каким-то странным, необъяснимым и в то же время определенно что-то означавшим изменением общей обстановки на посту. Было ясно, что снайпер не случайно бил по позициям взвода, но цель его одиночного обстрела являлась для всех загадкой, потому как выходила за рамки любой нестандартной ситуации. Решение неизвестного стрелка не поддавалось никакой логике, и это настораживало. Вводило в непонятку. А для спецов нет ничего хуже мутняка, вот такой непонятки.
    В 9–30 офицеры роты услышали рокот вертолета, и тут же по внутренней связи позвонил дежурный по батальону, сообщивший о прибытии командира части и объявивший построение перед штабом всех офицеров батальона. Ротный приказал заместителю и взводным следовать к управлению войсковой части.
    В 9–40 офицеры 56-го отдельного батальона специального назначения стояли в две шеренги спиной к штабу. Из-за казарм полка внутренних войск показался подполковник Белянин с начальником штаба Варихиным и замполитом Индюковым. Заместитель по снабжению, оставшийся на время отсутствия Белянина за командира, подал команду:
    — Товарищи офицеры!
    Комбат начал речь. Он объяснил обстановку, изменившуюся на блокпосту в прошедшую ночь, сообщил о гибели солдата первого взвода первой роты. Второму и третьему подразделению поставил отдельную задачу. Офицерам же роты Фирсова предложил пройти в свой служебный кабинет, где уже находился майор в повседневной форме артиллерийского офицера. Ни для кого не явилось секретом, что этот майор — представительно разведывательного управления военного округа, чин для разведки немалый. Он сидел за журнальным столиком. Как только офицеры зашли в помещение, поздоровался сразу со всеми и выложил перед собой кожаную папку, из которой достал небольшой блокнот. Комбат же сел в свое кресло. Заместители устроились по бокам, ротные офицеры заняли остальные свободные места за столом совещаний.
    Белянин взглянул на разведчика, спросил:
    — Вы начнете, товарищ майор?
    — Если вы не против.
    — Я не против.
    Комбат обратился к подчиненным:
    — Товарищи офицеры, представляю вам майора Резнова Владислава Николаевича.
    Офицер разведуправления кивнул головой, встал рядом с комбатом.
    — Товарищи офицеры. Выехав к вам в часть, я и не подозревал о том, что ночью блокпост, который контролируется вашей ротой, подвергнется обстрелу. Данное обстоятельство стало для меня неожиданностью, но неожиданностью, подтверждающей в принципе некоторые опасения разведывательного управления округа, о которых я и хочу поговорить с вами. Дело в том, что наша агентура сообщила о появлении в районе горного селения Ачу, что лежит на территории сопредельного государства за Катаванским перевалом, до 200 штыков банды небезызвестного полевого командира Шамсета Цакаева, более известного под кличкой Фараон. Банда укомплектована примерно поровну чеченцами и арабскими наемникам. Конкретной информации о ближайших планах Фараона мы пока не имеем, но управление не исключает, что банда может предпринять попытку прорыва государственной границы для проникновения в Чечню или Дагестан, а возможно, — майор взял многозначительную паузу, — …возможно, имея целью совершить рейд по Кабардино-Балкарии и Ставропольскому краю. При всей абсурдности данного предположения, вариант рейда с захватом заложников отбросить мы не можем. Отсюда вывод! Банда Фараона не должна прорвать границу. Вопрос, где решит прорываться Цакаев. В районе Катаванского перевала удобных для бандитов направлений всего два: одно через ущелье, прикрываемое пограничниками, другое — Шунинское ущелье, зона ответственности горного блокпоста вашей части!
    Крабов поднял руку:
    — Разрешите слово, товарищ майор!
    Белянин неодобрительно посмотрел на подчиненного, потому как просто не выносил, когда кто-то перебивал его в ходе доклада. Но майор-разведчик, видимо, придерживался более либеральных принципов в отношении с младшими офицерами. Поэтому, прервавшись, разрешил:
    — Пожалуйста, капитан.
    Кирилл, поднявшись, представился:
    — Командир взвода капитан Крабов. У меня вопрос. Почему вы считаете, что банда в двести штыков может пройти лишь по двум, причем худо-бедно, но прикрытым войсками направлениям. Разве отряд Фараона не в состоянии преодолеть хребет за Шуни из Катавана? Да, там склоны покруче, но уж чему-чему, а лазанью по скалам эти шакалы и привычны, и приучены. Да и наверняка имеют современное альпинистское снаряжение. Для чего им идти на прорыв укрепленных пунктов, если можно проникнуть в Чечню между заставой и блокпостом?
    Майор ответил очень вежливо:
    — Спасибо за вопрос. Он уместен и объясним. Разведуправление рассматривало варианты проникновения на территорию России банды Фараона на участке между шестой заставой Катаванского погранотряда и блокпостом 56-го батальона спецназа и пришло к выводу, что в принципе бандиты могут преодолеть перевал и даже углубиться в горы, но недалеко. Уже через десять километров банда, при этом варианте, выйдет на обширное плоскогорье, обрубленное, если так можно выразиться, с востока на западе глубокими пропастями от единой горной системы, на плоскогорье, которое контролируется нами. Стоит банде появиться на открытой местности, как она тут же окажется под угрозой тотального уничтожения ракетным ударом отдельной батареи систем «Луна-М», нацеленной на этот район. И об этом, к сожалению, Фараон осведомлен! Теперь вам, капитан Крабов, понятно, почему банда не может прорываться между вами и заставой?
    Но Крабов так просто не привык сдаваться:
    — Хорошо. С участком между шестой погранзаставой и блокпостом обстановка ясна. Но почему Фараон не может обойти ту же заставу с востока и не вбить клин между подразделениями пограничников?
    Майор усмехнулся:
    — Ответ на этот вопрос, капитан, вы спокойно получите, взглянув на карту. Обходя шестую ли заставу с востока, ваш ли блокпост с запада, Фараон выходит прямиком на базы дислокации десантно-штурмовых бригад. И только Ашарское ущелье, контролируемое шестой заставой, или Шунинское ущелье, находящееся под контролем вашей части, выводят банду Фараона, при условии, естественно, прорыва границы на оперативный простор. Точнее, в крупный зеленый массив, откуда выбить ее будет очень и очень сложно. Тем более что Фараон может разделить отряд в «зеленке» на небольшие группы, предоставив последним самостоятельно добираться до назначенных конечных пунктов, определенных общим и неизвестным нам замыслом Цакаева.
    На этот раз даже Крабов промолчал. Всем стало понятно, что майор-разведчик прав. Если Фараон решит прорывать границу, то сделает это либо в зоне ответственности 6-й заставы, либо по Шунинскому ущелью, выйдя из Катавана, с востока! Прямо на блокпост. Вопрос задал командир третьего взвода старший лейтенант Арбашев:
    — А шестая застава прошлой ночью не обстреливалась?
    Майор-разведчик ответил отрицательно:
    — Нет! Но… есть один момент, в какой-то степени объясняющий появление снайпера у блокпоста. Он заключается в том, что примерно год назад Фараон работал на афганских и пакистанских наркобаронов и его отряда трижды прорывал границу между Таджикистаном и Афганистаном. И трижды с применением отвлекающего маневра. Это маневр состоял в том, что Цакаев выбирал несколько вариантов прорыва границы и на одном из них начинал подготовительные мероприятия, которые заключались в провокациях на участках границы, охраняемых одной из застав. Этот участок, естественно, усиливался, а Цакаев вдруг совершал рейд через Пяндж совершенно в другом месте, там, где к нему в полной мере готовы не были. Данная тактика в Таджикистане принесла ему успех. Вот я и думаю: а не решил ли и здесь Фараон применить отвлекающий маневр? Заставить нас думать, что пойдет через блокпост, а сам ударит по шестой заставе?
    Крабов усмехнулся:
    — Ваш Фараон идиот? Я удивляюсь, как ваш или какой другой департамент ФСБ не зацепил его на Пяндже. Трижды одним и тем же способом прорывать границу, это… либо головотяпство пограничников, либо нечто более серьезное, нежели простое головотяпство.
    Майор повернулся к капитану:
    — Считаете, что здесь Фараон изменит тактику?
    Крабов ответил утвердительно:
    — Должен изменить, если не хочет попасть в западню. И он это прекрасно понимает! Мне кажется, Цакаев не будет на Кавказе проводить каких-либо отвлекающих маневров, а выберет наиболее подходящее направление и неожиданно нанесет удар либо по нашему блокпосту, либо по шестой заставе!
    Комбат спросил:
    — Чем тогда, капитан, ты можешь объяснить обстрел нашего бойца неизвестным снайпером?
    — Не знаю.
    Крабов хотел сказать о замеченном его наблюдателе, когда его взвод нес службу на блокпосту, но вспомнил разговор с Жаровым! Тот обещал присмотреть за перевалом и в случае продолжения наблюдения за постом немедленно сообщить об этом комбату. Не сообщил! Значит, наблюдатель ушел, поняв, что замечен! И скажи о нем сейчас на совещании, то к нему, Крабову, у командования возникнет масса вопросов, на главный из которых, а именно: почему капитан своевременно не доложил о наблюдателе в штаб батальона, четвертый взводный ответить не сможет! Нет, сейчас и здесь говорить об этом не следует. Тем более проявилась более серьезная фигура — снайпер!
    Майор разведуправления закончил доклад:
    — Вот такая, товарищи офицеры, складывается обстановка в районе Катаванского ущелья. Это все, что я был уполномочен довести до вас. В остальном право на принятие решения полностью остается за командиром батальона спецназа подполковником Беляниным и его непосредственным командованием в Ростове. Вопросы ко мне будут?
    Вопросов не последовало. Все, что интересовало офицеров, они спросили в ходе доклада. Майор попрощался и пошел на выход, неся в руках свою кожаную папку, в которую аккуратно положил так и не пригодившийся ему блокнот. Провожать разведчика пошел заместитель по воспитательной работе.
    Командир же посмотрел на подчиненных, обратился к ротному:
    — Фирсов, в первую очередь организуй отправку тела погибшего солдата в Ростов. Думаю, с этим справится твой заместитель Шуршилин. Обязательно устрой прощание с покойным в клубе полка.
    Затем комбат обвел взглядом взводных:
    — Ну, что, спецы, будем делать в изменившейся обстановке?
    Крабов ответил:
    — Думаю, надо усилить пост. Если на него навалится орда в сотню штыков, то взвод с большим трудом сможет отбить штурм собственных позиций. При этом ему будет не до Шунинского ущелья, через которое во время боя вторая сотня пройдет без проблем. Да и остатки штурмующих групп сумеют отойти. Мы преследовать банду не сможем. Останется надежда на вертолеты огневой поддержки. Но успеют ли они настигнуть банду до «зеленки», и не применит ли Фараон по ним ракеты переносных зенитно-ракетных комплексов? Следовательно, надо прикрывать Шунинское ущелье так, чтобы и штурм блокпоста ничего существенного не дал боевикам, и проход по Шуни сделал бы невозможным.
    С Крабовым согласились и Бекетов, и Арбашев.
    В кабинет вошел Индюков:
    — Отбыл разведчик!
    Комбат кивнул головой, поднялся из кресла:
    — Слушайте меня внимательно! Поступаем так! До понедельника в составе блокпоста ничего не меняем, но держим здесь в постоянной готовности к вылету на Катаван все три взвода первой роты. Жаров получил на месте необходимые указания по перегруппировке сил на позициях. Думаю, пока этого достаточно. А вот 27 сентября на блокпост отправятся два взвода: капитана Крабова и старшего лейтенанта Арбашева. Четвертый взвод займет позиции контроля над перевалом и Катаванским ущельем, выставит людей на запасные позиции в районе высоты 204,0, а так же организует посты раннего обнаружения противника с тыла территории блокпоста, другими словами, вынесет по плоскогорью в тыл пару дозоров. Он же возьмет под охрану вертолетные площадки, а то, не дай бог, абреки местные подойдут к бетонке да заминируют ее. Тебе, Кирилл, задача ясна?
    Крабов ответил, как всегда спокойно, невозмутимо:
    — Ясна, товарищ подполковник!
    Белянин повернулся к Арбашеву:
    — Твой взвод, Паша, занимает позиции контроля над Шунинским ущельем. Я связался с командованием инженерно-саперного батальона дивизии внутренних войск, они пришлют специалистов накрыть часть дна ущелья минными полями. Старшим блокпоста на следующую неделю назначается и старший по званию, то есть капитан Крабов, Арбашев на время наряда переводится в разряд заместителя Крабова. Это решение я доложил в штаб округа. Ростов одобрил его, посему то, что я сказал, начальник штаба официально оформит в виде приказа. Пока это не сделано, я готов принять ваши замечания, предложения, пожелания в части, касающейся усиления Катаванского горного блокпоста!
    Поднялся Бекетов:
    — Разрешите, товарищ подполковник?
    — Говори, Юра.
    — Если Крабов выходит с Арбашевым, то мне достается Жаров, так?
    — Так. А ты что-то имеешь против старшего лейтенанта?
    — Личная неприязнь. Не симпатичен мне Жаров, какой-то он скользкий! Как и его заместитель-контрактник Мансуров.
    Замполит усмехнулся:
    — Может, капитан, нам с командиром следует поменять всех военнослужащих, которые вам несимпатичны?
    — Я, товарищ майор, говорю конкретно о Жарове и Мансурове, а не о военнослужащих части в целом.
    Комбат ударил ладонью о стол:
    — Претензии Бекетова отклоняются! И потом, капитан, — командир взглянул на Юрия, — на посту будешь старшим ты! Вот и руководи Жаровым, как считаешь нужным! А уж если тот проявит своеволие и не пожелает подчиняться, то тогда я заставлю его сделать это! Все?
    Бекетов вновь проговорил:
    — У меня еще один вопрос! Надеюсь, бойцы роты не будут привлекаться для строительства новой казармы?
    — Нет, не будут. Сегодня прибудет подразделение стройбата, оно и поднимет барак. Что еще?
    — Теперь все!
    Не было вопросов и у остальных офицеров.
    Командир батальона закончил:
    — Завтра утром, после развода, всем зайти в штаб, ознакомиться с приказом, пункты которого я уже довел до вас, и расписаться в принятии его к исполнению. Приказ будет носить гриф «секретно», так что, думаю, не стоит лишний раз напоминать о соблюдении режима секретности. На этом все! Все, кроме заместителей, командира роты и капитана Шуршилина свободны!
    Бекетов, Крабов, Арбашев покинули штаб. Впрочем, в подразделение не пошли, устроившись в курилке перед зданием управления батальона. Закурив, начали беседу.
    Первым взял слово Крабов. И обратился он к Бекетову:
    — Слушай, Юрик, а чего это ты против Жарова выступил?
    — Я же сказал, не нравится мне этот тип. Особенно в связке с хитрым Мансуром. Мутная парочка.
    — Это в тебе ревность говорит.
    — Ревность? К кому?
    — Как к кому? К Кристине, конечно! Ведь Игорь не раз заявлял, что ему Родимцева нравится.
    Бекетов, сощурив глаза, спросил:
    — И когда он это заявлял?
    — Да я помню? Он и на дискотеке к ней подъезжал, это сам видел. Но вроде как особо не приставал. Потанцевали — и все! По крайней мере, слухи об их отношениях по городку не ходят, а ты сам знаешь, что в гарнизоне бабы быстро раздуют то, что было, и то, чего не было.
    Бекетов проговорил:
    — Если этот козел хоть раз сунется к ней — убью.
    — Теперь ему чего соваться, раз вы в открытую жить начали? Теперь он отвалит. Сейчас Валюшу Губочкину топчет.
    — Он бы лучше за бойцами следил! Нет, тяжело мне с ним будет на посту.
    Арбашев предложил:
    — Если у тебя проблемы с Жаровым, то давай поговорим с ротным, и я пойду с тобой, а Краб возьмет Жарова?
    Его поддержал капитан:
    — А что, Юра? Я не против. У меня Жаров весь свой лоск в момент сбросит. Как пару раз прогоню его с Мансуром по тропе разведчика, так быстро остынет и станет послушным, как ягненок.
    Бекетов возразил:
    — Нет, раз он положил глаз на Кристину, то пусть уж лучше при мне и на блокпосту будет. А дрюкануть старлея я и сам в состоянии.
    Арбашев поднялся, спросил сослуживцев:
    — В роту идете?
    Бекетов хотел было встать, но Крабов остановил его, сказав командиру 3-го взвода:
    — Ты иди, Паша, иди, а мы еще посидим здесь с Юрой, кое-какую тему обсудить надо.
    — Как хотите. Если что, я в подразделении.
    — Давай.
    Как только Арбашев ушел, Бекетов спросил:
    — Что еще за тему ты обсудить хочешь?
    Крабов приблизился к другу:
    — Понимаешь, Юра, когда я со взводом в последний раз стоял на блокпосту, то в пятницу 17 числа где-то около десяти часов мои бойцы заметили наблюдение за постом со стороны Катаванского перевала. Помнишь, если смотреть с позиций второго отделения, склон хребта до половины перерезает трещина?
    — Помню. Она оканчивается террасой, а рядом что-то похожее на вход в пещеру.
    — Вот-вот, Юра, там-то и был замечен наблюдатель.
    — Ты докладывал об этом комбату?
    — Нет!
    Бекетов удивился:
    — Почему?
    Крабов выбросил окурок, тут же прикурив следующую сигарету:
    — Жаров отговорил. Когда менял меня в понедельник 20 сентября.
    — Как это — отговорил?
    — Сказал, рано поднимать шухер. Мол, доложу я, и Белянин может тут же усилить пост. А это, значит, ребят напряжет. Посоветовал не торопиться. Обещал, что сам отследит наблюдателя, и если тот продолжит работу, примет меры, то есть доложит о нем в штаб части. Насколько знаю, не доложил. Значит, наблюдатель, поняв, что его зацепили, ушел с позиции. Но он был, Юра!
    Юрий проговорил задумчиво:
    — Наблюдатель на склоне Катавана, и как раз в тот момент, когда за перевалом объявился Фараон. Так, а где снайпер завалил Казанцева?
    Крабов непонимающе взглянул на друга:
    — А при чем здесь это?
    — Может, и ни при чем, но все же?
    — В траншее первого отделения, посередине хода.
    — Посередине! А теперь прикинь, где мог находиться снайпер в момент выстрела? В районе трещины, или террасы, или черной дыры! Оттуда проход до блиндажа должен быть хорошо виден!
    — Так ты считаешь, что наблюдатель никуда не ушел, и это он произвел выстрел по Казанцеву?
    Бекетов затушил свой окурок:
    — Ничего я не считаю, кроме того, что напрасно ты пошел на поводу у Жарова и не доложил Белянину о наблюдателе.
    — Но Жаров обещал смотреть за его позицией!
    — Вот и посмотрел. В результате очередной цинк в центр России отправляем!
    — Я сейчас же пойду к комбату!
    Бекетов удержал друга:
    — Не суетись, Кирилл. Теперь это ничего, кроме неприятностей, не даст. Лучше, заступив на пост, повнимательнее посмотри Катаван. Особенно позицию наблюдателя. Вряд ли боевики, если они решили провести разведку боеготовности нашего блокпоста, оставят такую удобную позицию, откуда весь передний край поста как на ладони. А появится кто, замочи его к чертовой матери! Специально снайпера в пустой капонир посади. И мочкани этого наблюдателя.
    — Хорошо. Так и сделаю. А шум не поднимется? Ведь придется стрелять по территории чужого государства?
    Бекетов усмехнулся:
    — Конечно, поднимется. Да еще какой шум! Прикатят в ущелье комиссия МИД, а то и ООН, будут смотреть, кто и откуда стрелял.
    — Шутишь?
    — Ты сам-то подумал, о чем спросил? Кому шум поднимать? Официально погранцы сопредельного государства Катаван не контролируют, передав это нам. У них, видишь ли, для прикрытия всей своей границы сил не хватает! Остается Фараон! А он как раз самая «подходящая» фигура, чтобы во всеуслышание заявить о себе!
    — Да, ты прав.
    — Ладно, пошли в роту.
    — Может, Фирсова с Шуршилиным дождемся?
    — Жди, если хочешь, я пошел. Тем более, комбат меня от службы освободил на время, и я в палатках не задержусь. Привет Рае!
    Но Крабов тоже поднялся:
    — Я с тобой. Идем.
    Офицеры направились к палаткам, разбитым возле парка боевых машин, в которых нашла временный приют усеченная на один взвод первая рота 56-го отдельного батальона спецназа.
    Там Бекетов вызвал к себе заместителя и одновременно командира первого отделения второго взвода сержанта Коргана. Поставил ему задачу на строгое выполнение распорядка дня, объявив:
    — Я, Виталик, несколько дней побуду вне части.
    — Понимаю, товарищ капитан, отравление угарным газом!
    — Вот именно! Но… если возникнет необходимость срочно меня вызвать, то позвони на квартиру старшины Милова, понял?
    — Понял, товарищ капитан!
    — И об этом, Виталик, никому! Насчет хаты старшины. Въехал в обстановку?
    Сержант улыбнулся:
    — Въехал, как не въехать! У нас уже почти вся рота обсуждает то, что вы с сержантом Родимцевой из подразделения связи закружились!
    — Да! Говоришь, почти вся рота?
    — Так точно!
    — И кто конкретно первым подобный слух пустил?
    Заместитель командира взвода пожал плечами:
    — Разве это узнаешь?
    — Ну, ладно. Но все равно, о нашем разговоре никому!
    — Можете на меня положиться, да вы не подумайте, ребята не злословят или пошлят. Наоборот, как бы одобряют вашу связь с Родимцевой. Никто плохого слова не сказал. И не скажет, потому как очень уж вас уважают в роте. Особенно после случая с Люляем. Вы для всех герой! Я не шучу.
    Слова сержанта были приятны капитану, хотя он и попытался изобразить полное равнодушие к ним. Видимо, это не удалось, потому что Корган вновь улыбнулся:
    — Разве это плохо, товарищ капитан?
    — Хорошо. Но все, я на хату. Рули тут, я на тебя надеюсь.
    — Не волнуйтесь. Отдыхайте и лечитесь, товарищ капитан, а взвод не подведет.
    — Давай.
    Бекетов направился в сторону военного городка. Решил зайти в магазин, купить блок сигарет, но увидел Кристину. И выглядела женщина встревоженно. Капитан окликнул ее:
    — Кристя!
    Кристина обернулась и подошла к Бекетову:
    — Хорошо, что мы встретились!
    Капитан спросил:
    — Что случилось? На тебе лица нет!
    — Мама позвонила, дочь заболела!
    — Что-нибудь серьезное?
    — Не знаю. Температура третий день не спадает. Я должна ехать домой. Хотела тебя предупредить. Со своим начальством договорилась, до следующей среды отпустили. В обед автобусом на Ставрополь уезжаю!
    — Ясно. Я провожу. Да, как тебя с финансами?
    — Есть тысяч пять! Еще столько же у девчонок займу, хватит!
    — Как же хватит! Одна дорога половину сожрет. Ты вот что, ни у кого ничего не занимай, готовься к отъезду, я машину организую до Разгульной, с деньгами вопрос решу, и в 11–10—11–20 буду ждать тебя у вашего барака! Договорились?
    — Как скажешь.
    — Значит, договорились.
    — Тогда я пошла собираться.
    — Давай. И не волнуйся, все будет в порядке.
    Проводив женщину, капитан вернулся в расположение роты. Нашел Арбашева:
    — А где Крабов?
    Старший лейтенант пожал плечами:
    — Не знаю. Был здесь, потом к нему Раиса зашла, расстроенная чем-то, после я Кирилла не видел.
    — Значит, и у Краба проблемы?
    — А что, у тебя тоже что-то стряслось?
    — Стряслось. Слушай, Паш, твоя «семерка» на ходу?
    — Да, а что?
    — Одолжишь до 2–3 часов?
    — Какой разговор? Машина в парке, ключи со мной, бак полный, тачка помыта, чистый бланк доверенности в бардачке. Держи!
    Сослуживец Бекетова передал капитану брелок с ключами:
    — Пользуйся, Юра, сколько надо, мне машина в ближайшей перспективе не понадобится.
    — Спасибо, Паш.
    — Да, ладно.
    Бекетов выгнал темно-синюю «семерку» из парка, подъехал к общежитию. Зашел в свой номер. Достал из-за кровати кейс, открыл его. Достал завернутую в квитанции тонкую пачку стодолларовых купюр. Две тысячи долларов. Все его сбережения за годы службы. Положил деньги в карман. Закрыл номер, прошел в фойе общежития. Оттуда по местному телефону позвонил в роту. Ответил дежурный. Юрий спросил ротного. Майор Фирсов оказался на месте. Вернулся из штаба.
    — Слушаю тебя, Юра.
    — Командир! Я смотаюсь в станицу, дела, понимаешь ли! Если что, звони на мобильник.
    — А что, если что?
    — Ну, мало ли.
    — Езжай. На сегодня никаких вводных вроде не предвидится. Кстати, ты не знаешь, куда свалил Крабов?
    — Нет. И ты не в курсе?
    — Был бы в курсе, тебя не спрашивал.
    — Логично. Но Кирилл никуда не денется, скоро объявится.
    — Надеюсь. У тебя все?
    — Все.
    — Удачи!
    — Пока, Серега!
    Ровно в 11–20 Бекетов поставил «Жигули» на площадке у общежития сводной роты связи.
    Тут же появилась Кристина в строгом костюме с большой дорожной сумкой. Капитан вышел навстречу. Поставил баул в багажник. Кристина устроилась на сиденье переднего пассажира.
    В 11–40 Бекетов остановился на стоянке у местной станичной автостанции. Возле единственного турникета уже стоял «Икарус» с табличкой «Ставрополь». Бекетов прошел к кассам. Без труда купил билет. Кристина ждала возле машины. Юрий спросил:
    — Документы не забыла?
    — Нет.
    — Тогда вот, возьми.
    Капитан достал деньги:
    — Здесь две штуки баксов.
    — Что ты, Юра, зачем столько?
    — Бери, бери. Кто знает, что с девочкой. Может, лекарства дорогие понадобятся, вот и купишь. Деньги не жалей.
    — Но…
    — Никаких «но», идем, а то автобус без тебя уйдет.
    Бекетов взял сумку, и они подошли к автобусу. Баул поставили в багажный отсек.
    Юрий прижал к себе Кристину:
    — Будь осторожна и не волнуйся. Уверен, все обойдется!
    — Спасибо тебе, Юра!
    Водитель поторопил влюбленных:
    — Женщина, займите место, через минуту отправляемся.
    Бекетов поцеловал Кристину, пожелав:
    — Счастливого и благополучного возвращения! Как доберешься до дома, отзвонись по сотовому или по межгороду! Обязательно позвони! А также сообщи, когда будешь возвращаться. Постараюсь встретить в Ставрополе.
    Родимцева поднялась в автобус.
    Водитель закрыл дверь, и старый красный «Икарус» начал движение от станционной площадки. Вскоре он скрылся за ближайшим поворотом, выйдя на главную дорогу, ведущую к выезду из станицы Разгульной на Ставрополь.
    Капитан, прикурив сигарету, решил пройтись на рынок, благо тот находился в пяти минутах ходьбы от станции. «Семерку» решил не трогать. Припарковать ее у самого базара довольно проблематично, да гонять машину туда-сюда на каких-то сто метров не имело смысла. Бекетов пошел пешком.
   

   

    

     Глава вторая
    

    
     Станица Разгульная, четверг, 23 сентября.
    
    На входе в рынок Бекетов неожиданно столкнулся с Крабовым.
    — Вот те раз! Краб? Ты в станице?
    — Не заметно?
    Командир четвертого взвода выглядел нервным, если не сказать разъяренным.
    Юрий поинтересовался:
    — А чего ты такой? Проблемы?
    — Проблемы, мать иху! Но сейчас я решу их!
    — Погоди, погоди, не ершись, объясни, что случилось? Давай отойдем в сторону, а то мешаем людям.
    Офицеры отошли к автобусной остановке. Бекетов достал пачку сигарет, протянул другу:
    — Кури.
    Закурили.
    Юрий сказал:
    — Ты в курсе, что тебя ротный потерял?
    — Плевать! Как потерял, так и найдет!
    — Да что произошло-то?
    Бекетов вспомнил, как Арбашев сказал, что Крабов ушел из роты после того, как к нему приходила супруга Раиса.
    — С Раисой что?
    Крабов зло сплюнул на асфальт:
    — Да! Утром поехала сюда на рынок, продуктов купить. Полк автобус организовал. Прошла по рядам, а в конце, возле лавки по ремонту обуви, хотела фруктов взять. Так какой-то урод, хозяин торгашей этими фруктами, за руку ее схватил и сказал: мол, понравилась она ему. А кто ему, Али, из женщин нравится, то будет с ним! Еще эта толстая рожа назначила Раисе свидание в баре местного кабака на сегодня и на завтра на 18 часов. Этот пидор, мол, не знает, когда сможет прийти в ресторан, но потребовал, чтобы Рая была там и сегодня, и завтра. При этом пригрозил: если не придет, лучше в станице пусть не появляется. Личико, мол, кислотой сожгут ненароком! Рая как мне рассказала об этом, я тут же сюда, а тут ты! Но ничего, перекурим, найду этого Али, он у меня, сучок, дерьмо ослиное на виду у всех жрать будет! Оборзели абреки вконец! Нюх окончательно потеряли!
    Бекетов протянул:
    — Да… Дела. Раньше местные на наших баб не зарились, ну кроме тех, кто сами под них стелились! Ты прав, надо проучить этого Али. Но хозяин ларьков, вряд ли будет один по рынку шастать. Наверняка с сопровождением в джигитов пять. Любят они придать форсу! А у джигитов кинжалы. Надо прикинуть, как обработать этого Али.
    Крабов взглянул на друга:
    — Ты со мной?
    Тот даже удивился:
    — Хороший вопрос! Нет, подожду тебя здесь, со стороны посмотрю, как ты один будешь с казбеками разбираться!
    В глазах сослуживца Юрий без труда прочитал благодарность.
    — Спасибо, Юр.
    — Эх, Краб, сегодня не ты первый говоришь мне спасибо!
    — Да? А кстати, ты-то чего в станице делаешь?
    — Кристину в Ставрополь проводил. У нее дома дочка заболела, отпустили до среды.
    — Понятно, а насчет кинжалов абреков не переживай! У меня с собой табельный «ПМ» с двумя полными обоймами. Посмотрим, как джигиты на пистолет полезут!
    — Ты, что, втихаря ствол из части прихватил?
    — На всякий случай.
    — Да тебя ж за это…
    — Ладно, Юр, не суетись. Я никого убивать не собираюсь. Шугану — и все дела. Главное — найти этого Али! Как пойдем? Вместе или порознь?
    Бекетов предложил:
    — Вместе. Смысла нет расходиться, если ни ты, ни я этого Али и в глаза не видели. Знали бы, другое дело. Тогда взяли бы в клещи. Если этот бык колхозный на месте, и нам его укажут, то двоих он не испугается. Наоборот, круче понтоваться начнет, типа мы на земле его предков, здесь законы его народа правят, а нас сюда никто не звал. Чем совершит грубейшую ошибку, обнаружив людей своей охраны или сопровождения. Вот тут-то мы и накажем его за борзость. А насчет дерьма ослиного ты хорошо придумал. Там в конце рынка этого добра навалом. Как раз хватит, чтобы урода мордой в него сунуть! Но прошу, Краб, без острой необходимости ствол не доставай. Так справимся. Не первый раз с ними в рукопашной сходиться. Идем?
    — Идем!
    Офицеры, выбросив окурки, направились ко входу на рынок. Вошли на территорию, осмотрелись, по привычке оценивая общую обстановку, пошли к будке ремонта обуви. Подошли к рядам торговцев фруктами. Выбрали одного молодого, с короткой бородкой. Тот, увидев офицеров, расплылся в слащавой улыбке и начал предлагать товар:
    — Смотрите, какие арбуз, дыня, виноград, груша, нигде больше таких не найдете. Берите, не пожалеете, дешево отдам!
    Крабов перекинулся через прилавок:
    — Где Али?
    Улыбка испарилась с прыщавой физиономии то ли чеченца, то ли кабардинца:
    — Какой Али? Зачем Али? Арбуз, дыня, виноград, груша!
    — Ты плохо понял, урод? Тебя об Али спрашивают, а свой арбуз-дыня можешь себе в задницу засунуть!
    Торгаш вскричал:
    — Ай, зачем говоришь так? Зачем оскорбляешь? Я…
    Капитан спецназа оборвал наигранно возмущенную речь торговца:
    — Пасть-то прикрой. Чего разорался? Хочешь, чтобы я начал твои арбузы на твоей же тупой башке колоть.
    Ропот прошел по рядам. Но офицеры не обратили на него никакого внимания. Торговцы не тот народ, чтобы лезть в драку.
    Крабов же вновь спросил молодого бородача:
    — Где найти Али?
    — Ай, не знаю я никакого Али!
    Крабов взял в руки увесистый, килограммов под десять арбуз, явно намереваясь разбить его о голову торговца. Бекетов остановил друга:
    — Оставь его, Кирилл. Это же баран. Ни хрена он не скажет.
    Крабов бросил арбуз под ноги торговцу. Тот разбился. Торгаш вскрикнул:
    — Ты чего? Милиция звать буду!
    — Зови! Труп твой в морг отправить!
    Бекетов боковым зрением увидел, как со стороны туалета к ним приближается бомж. По физиономии русский. Капитан повернулся к бомжу, мало ли что у того на уме, и не послал ли его к прилавкам Али, который вполне может наблюдать за происходящим, например, из той же чайханы, расположившейся недалеко от сортира. Но бомж прошел мимо. И проходя рядом с Бекетовым, шепнул:
    — Идите на выход к автостанции.
    Юрий проводил неопрятно и грязно одетого человека, скрывшегося в толпе покупателей мяса, тронул за руку Краба:
    — Остынь, Кирилл. Пойдем отсюда.
    — Что? Чтобы я так просто ушел, а этот урод смеялся мне вслед? Нет, сначала я ему жало сверну.
    Бекетов повысил голос:
    — Идем, говорю!
    И потащил друга от прилавков с фруктами.
    Молодой абрек проговорил:
    — Вот, вот, лучше идите отсюда!
    Крабов рванулся назад.
    Кавказец не ожидал подобного маневра и отпрыгнул в сторону, прямо на телегу с арбузами своего соседа, опрокидывая ее.
    Бекетов перехватил друга:
    — Да идем же, говорю тебе!
    Крабов наконец подчинился.
    Отойдя метров на пять от прилавков, спросил:
    — Ты чего оттащил меня? Или ментов испугался? Да никого никто не позвал бы!
    — Как ничего бы не сказал тебе что-либо об Али. Идем к станции, тут бомж один объявился, пока ты вел перепалку с абреком, шепнул, чтобы мы вышли с рынка.
    — Какой бомж?
    — Обычный. Бомжей не видел?
    — Чурбан?
    — Наш!
    — Ну, идем!
    Офицеры вышли с территории рынка, направившись к автостанции. Не доходя здания, где размещались кассы, из кустов услышали:
    — Сюда!
    Переглянулись. Крабов сунул руку за отворот куртки, щелкнул предохранитель пистолета. Осмотревшись, спецназовцы юркнули на голос в кусты. Оказались на ровной, небольшой площадке, усыпанной пробками от водочных и пивных бутылок. Увидели мужика, вытиравшего пот со лба.
    Бекетов, узнав бомжа, спросил:
    — Чего звал?
    Мужик неопределенного возраста, но явно не молодой, лет сорока-пятидесяти, тихо проговорил:
    — Краем уха услышал, что вас интересует Али?
    — Допустим, ну и что?
    — Извиняюсь, конечно, но могу узнать, зачем он вам?
    Крабов засопел:
    — Ты за этим заставил нас переться сюда?
    — Нет, нет! Но мне важно знать, зачем вам Али?
    Кирилл сказал:
    — Чтобы челюсть ему свернуть! Устроит такой расклад?
    Бомж улыбнулся, показав редкие черные зубы:
    — Такой расклад многих устроит. Но на рынке сейчас Али нет. Он бывает с утра, и то не всегда. Не каждый день. И не один, с ним охрана.
    Бекетов спросил:
    — Кто такой этот Али?
    — О! Это в станице большой человек! Ему не только фруктовые ряды принадлежат, он весь рынок контролирует. И вся наркота идет через него.
    — Наркота?
    — Да! Никто в станице не может торговать даже коноплей. Все под Али и его братом Ахмедом, заместителем начальника местного ОВД.
    Офицеры переглянулись:
    — Вот как? Так фамилия этого Али Илимов?
    — Да.
    — И он, значит, рынок с наркотой вместе с братцем-ментом держит?
    — Точно так.
    Крабов подозрительно взглянул на бомжа:
    — А с чего ты это вдруг решил нам об Илимовых рассказать? Ведь если местные узнают, что ты базарил с нами, тебе хана.
    — Это точно, хана. Но надеюсь, вы меня местным не сдадите?
    — Мы-то не сдадим, а…
    Бомж перебил Крабова:
    — А об остальных я позабочусь сам. Спрашиваете, почему я заговорил об Али и его брате? Объясню, если выслушаете.
    — Не лучше отойти куда?
    — Нет. Здесь безопаснее всего.
    Бекетов развернул ветви кустов, увидел, как по улице мечется торгаш, на которого наезжал Крабов, проговорил:
    — Не уверен, что здесь безопасно. Лучше сменить позицию.
    Бомж встревожился:
    — Вы что-то увидели подозрительное?
    — Да нет. Только тот молодой бородач, с которым мило беседовал мой друг, кого-то очень ретиво ищет на улице, примыкающей к рынку. Как думаешь, не нас?
    Мужик заметно побледнел:
    — Если нас найдут, мне не жить!
    Бекетов взглянул на него:
    — А говорил, что здесь безопасно. Значит так. Я сейчас по стене выйду к станции. Там стоит наша «семерка». Она тонирована наглухо. Подъеду прямо к кустам. Осмотрюсь. Как открою дверь, ныряйте в салон. А как отъедем от станицы, обо всем спокойно и поговорим. Идет?
    Ответил бомж:
    — Идет, конечно, только быстрее!
    Крабов успокоил мужика:
    — Не волнуйся особо. Пока ты с нами, тебе ничего не грозит.
    — Хотелось бы верить!
    — До чего ж тебя запугали!
    Кирилл кивнул Бекетову, и тот начал пробираться через кустарник возле стены, окружающий местный рынок. Вскоре Юрий остановил темно-синюю «семерку» прямо у кустов. Внимательно осмотрел улицу и вход в рынок. Ничего подозрительного не заметил, а взгляд у спецназовца цепкий. Ни одной мелочи не пропустит, если начнет специально отслеживать обстановку. Закончив осмотр, Бекетов перегнулся через сиденье и открыл заднюю правую дверь. Тут же в салон вскочили Крабов и бомж. Последний заполнил своим запахом все внутренне пространство автомобиля. Пришлось приоткрыть окна. Но сразу капитан не отъехал от кустов. Выждал еще пять минут, в течение которых и Крабов имел возможность убедиться в отсутствии постороннего интереса к их машине. И только после этого Бекетов начал движение. Он вывел «семерку» за станицу, въехав в небольшую рощу, недалеко от поворота на гарнизон. Предложил всем выйти, пока запах бомжа плотно не въелся в обивку салона.
    Разговор продолжили на небольшой поляне.
    И первое, что сказал бомж, сразу спросил:
    — У вас выпить ничего не найдется? Для смелости!
    Бекетов повернулся к нему:
    — Сейчас-то чего боишься?
    — А я всегда и всего боюсь в этой станице, хотя раньше жил здесь не последним человеком, дом имел, жену, хоть и глупую, коварную, но красивую.
    — Ты давай лучше по теме, о своих бедах расскажешь после.
    Бомж напомнил:
    — Так как насчет выпивки?
    Бекетов попросил Крабова:
    — Кирилл, посмотри, пожалуйста, багажник, по-моему, я там фляжку видел. Может, со спиртом. Арбашев хоть и не пьет без повода, но человек запасливый.
    Крабов открыл багажник, сказал:
    — Действительно, фляжка полная! Вопрос, чем заполнена? Проверим.
    Он отвернул крышку, поднес емкость к лицу и тут же поморщился, констатируя:
    — Спирт! Тебе, мужик, повезло! Вот только чем его разбавлять?
    Бомж махнул рукой:
    — Так пойдет, без разбавки и закуски!
    Крабов передал ему флягу. Бомж сделал несколько крупных глотков и тут же достал из лохмотьев, в которые превратился когда-то модный и недешевый пиджак, мятую пачку «Примы» со спичками. Закурил.
    Офицеры ждали. Недолго.
    Бомж, быстро выкурив полупустую сигарету и аккуратно затушив о землю окурок, начал:
    — Короче, вы ищете Али! Ищете для того, чтобы за что-то спросить с него. За что, не мое дело. Но настроены вы серьезно. Али, как я уже говорил, человек заметный в станице, если не сказать большего. У него и деньги, и связи, и «крыша» местной власти. Его охраняют. И захватить врасплох Али сложно, но… возможно. Почти каждый вечер он появляется в ресторане «Разгуляй». В баре, где барменом его племянник Тимур. Рестораном же владеет Рамзан Алоев. Он мужик ничего. С Али не якшается, даже, как говорят люди, будто в ссоре с ним. Поэтому Али начал вытеснять его из ресторана, для начала оттяпав бар и посадив туда племянника. Вытеснять при помощи братца-мента и какого-то вашего военного. И еще одного мерзкого типа, якобы поставляющего Али наркоту, — Расула.
    Офицеры переглянулись. Бекетов переспросил:
    — Военного?
    — Да, но не офицера. Контрактника, что ли.
    — Фамилию контрактника знаешь?
    — Нет. Один раз видел, но в темноте. Он на «девятке» светлой к кабаку подъезжал, а я рядом, в развалинах старой двухэтажки копался. Нерусский точно.
    — Продолжай.
    — Так вот, Али почти каждый вечер, где-то с десяти часов проводит в баре с проститутками-малолетками. Они, эти шлюхи, у Али вроде как наложницы. Живут в сарае его усадьбы. Он их часто меняет. Отымеет, короче, и меняет. Наверное, перепродает, но это только предположение. Возможно, девочки на него добровольно пашут, но вряд ли.
    — Так. Значит, каждый вечер Али прибывает в бар. И устраивает в нем оргии. Но ведь в самом ресторане посетители. А бар рядом.
    Бомж посмотрел на офицеров:
    — Вы давно в «Разгуляе» не были?
    Бекетов с Крабовым прикинули. Оказалось, месяца три, если не больше. Бомж проговорил:
    — Вот то-то. Сейчас кабак закрывается в десять. Как только появляется Али, Рамзан закрывает ресторан.
    Юрий поинтересовался:
    — Кроме проституток, кто еще гуляет с Али?
    — По-разному. Иногда человек десять, иногда один, с тремя телохранителями.
    — Значит, не угадать, когда с ним будет минимальное количество охраны?
    — Почему не угадать? Толпу Али тащит с собой только тогда, когда к нему в усадьбу наведываются гости. Сейчас, их по моим данным, нет.
    Бекетов усмехнулся:
    — Из твоих данных можно сделать вывод, что ты постоянно следишь за Али.
    — А так оно и есть.
    Офицеры удивились:
    — И чем вызван твой интерес к местному авторитету?
    — Тем, что этот пес и сделал меня тем, кого вы перед собой видите!
    — Вот как?
    Бекетов взглянул на Крабова.
    Тот перевел взгляд на бомжа:
    — По-моему, наступило время выслушать историю твоей жизни. Только покороче, если можно.
    Бомж вздохнул:
    — Можно и покороче. Раньше я жил на Весенней, что в центре, имел собственный дом, работал главным механиком в местном автотранспортном предприятии. Жена тоже работала в АТП, но в бухгалтерии. Про Али тогда и слышно ничего не было. Так, обычный житель, не бедный, на маршрутке ездил, а брат его только в ментовку устроился, участковым обретался. Тогда и городка военного не было. А потом все изменилось. И изменилось быстро, внезапно. Али частный автопарк организовал, потом рынок подмял, брат его резко в гору пошел по службе, а Разгульную заполонили наркотики. Раньше редко кто планом баловался, хотя конопли вокруг навалом росло и вызревало. А тут пошел и героин, и порошок! Дурь уже как обычное курево стало. Личная жизнь моя рухнула так же в одночасье. Али сманил жену к себе, дом был оформлен на нее, вот я и остался и без жены, и без жилья. Злобу на Али затаил зверскую, но что мог поделать один против целой мафии, захватившей станицу? Ничего. Но Наталья, жена, счастья не обрела. Попользовался ею Али да и спихнул калмыку какому-то. Дом же продал. А следил я за Али потому, как хотел узнать, куда он Наталью отправил, вернее, где живет этот калмык немытый.
    Бекетов спросил:
    — И зачем это тебе? Баба же тебя кинула? Кинула! На нищету обрекла, на погибель, а ты хочешь узнать, как она с калмыком живет? Зачем? Не все ли равно? Я бы такую стерву проклял и не вспоминал.
    Бомж вновь тяжело вздохнул:
    — На то вы и офицер! А я вот не могу забыть Наталью. Все тешусь мыслью, может после всех мытарств и страданий пожалела, что ушла к Али? Бежать хочет, и не может? Помощи ждет? А от кого ей ждать помощи, кроме меня?
    Крабов похлопал по плечу бомжа:
    — Эх, ты, Ваня, Ваня, наивная душа! Жалостливая. Тебя по левой щеке бьют, ты правую подставляешь! Как по Писанию. Наверное, верующий?
    — Не шибко чтоб, но… верующий!
    — Вот и доподставлялся, пока тебя в скотину не превратили. Чего моргаешь? Неприятно правду слушать! Ты же раб, Ваня!
    — Да не Ваня я, Митькой меня зовут, Дмитрием Сергеевичем Кузиным.
    — Вот как? Дмитрием Сергеевичем? Звали! А теперь ты Ванька, жалкий и беспомощный. Тебе не за Али следить, а письма на деревню дедушке писать!
    Бекетов взглянул на друга:
    — Перестань, Кирилл. У человека несчастье, горе. Сломали его! А ты еще больнее бьешь. Он же не боец. А наивный мужик. Но разве он виноват в том, что с ним сделали местные подонки и собственная жена, которая сейчас сама оказалась в шкуре мужа? Как он мог противостоять бандитам, которым что человека убить, что муху прихлопнуть, все одно, лишь бы не мешал? Так что не прессуй его. Давай лучше вернемся к Али.
    Бомж Митька или Дмитрий Сергеевич Кузин, бывший главный механик автотранспортного предприятия, почувствовав в Бекетове поддержку, охотно согласился с ним:
    — Да, давайте лучше об Али!
    Крабов проговорил:
    — А что о нем говорить? Все, что надо, мы выяснили.
    Но Митька возразил:
    — Нет, не все. Точнее об Али почти все, а вот о ресторане и баре ничего.
    — В смысле?
    — В том, что кабак Рамзан закрывает лишь с главного входа. Черный же со двора остается всю ночь открытым. И охраняет его всегда один человек.
    Крабов внимательно посмотрел на бомжа, затем перевел взгляд на Бекетова, обратившись к сослуживцу:
    — Слушай, Юра, а не Али подослал нам столь осведомленного бомжа? Узнал, что мы его ищем, и решил заманить нас в ловушку? В тот же бар? Или сдать той же ментовке продажной, предварительно придушив пару шлюшек, и повесить их трупы на нас. А? Как тебе такой расклад?
    Предположение Крабова не было лишено логики, но уж слишком неестественным выглядело. Зачем крутому и прикрытому Али связываться с офицерами спецназа, когда проще пойти на мировую. Предложить встречу и извиниться перед женой Крабова. Его люди об этом не узнают, авторитет не пострадает, и врагов среди военных он не наживет. А убей или подставь офицеров, то еще неизвестно, как это для Али обернется! Уж брат Али, мент, должен знать об этом. И если авторитет посягнет на спецназ, тот ему ответит так, что мало не покажется. А у Али торговля наркотой! Рынок, делишки темные, которые он один или с братом физическим проворачивать не может. К тому же какой-то Расул — поставщик наркотиков рядом вертится. Следовательно, Али, возможно и крупное, но всего лишь звено в одной цепи той же наркоторговли. Нет, рисковать по пустякам он не будет. Иначе его свои же, стоящие выше подельники обезглавят. Чтоб другим неповадно было дело на безделье менять. У наркомафии так. Она сбоев, вольных или невольных, не прощает. Никому и никогда. Значит, что? То, что бомж Митька не подстава. Да, он хочет чужими руками отомстить за жизнь свою загубленную, но он не приманка. Он несчастный, жалкий, безвольный человек. Но человек, весьма информированный, следовательно для дела, задуманного офицерами, полезный.
    Юрий, подумав, отрицательно покачал головой:
    — Нет, Краб, Митька не подосланный казачок. Да и не мог Али просчитать того, что мы начнем его искать из-за наезда на твою супругу. Для него подобное поведение в отношении женщин привычно. В них он видит лишь объект услады своих животных инстинктов. А насчет того, что причинит Рае вред, то, скорее всего, этот мудак блефовал.
    Подал голос бомж:
    — О чем вы говорите? О какой женщине?
    Крабов объяснил Митьке, почему они, офицеры местного гарнизона, решили разобраться с Али.
    Выслушав одного из капитанов, бомж проговорил:
    — Напрасно вы думаете, что Али забыл о встрече с вашей супругой, офицер. И если он угрожал, то угрозу исполнит. Он мстителен и коварен.
    Бекетов ответил:
    — Ну, раз так, придется отрабатывать этого Али. Но я одного не пойму, Дмитрий Сергеевич? Что ты собирался делать, узнав, где сейчас проживает твоя бывшая супруга?
    Бомж поправил капитана:
    — Не проживает, а томится в рабстве, если еще жива или не перепродана. А вот что делать, так об этом я хотел с вами посоветоваться. Вы люди военные, сильные, не то что я, может, поможете?
    Крабов сплюнул на траву:
    — Ага! Сейчас вот все бросим и поедем вытаскивать твою, извини, Митяй, проблядь из кровати какого-то калмыка, который и проживает, возможно, километров двести отсюда, в своей Элисте!
    — Да я понимаю, говорил о другом. Помочь можно и советом.
    — Советами противника не бьют, Митя, лучше забудь свою бабу, о себе подумай, посмотри, в кого превратился. В чмо болотное, если не хуже. Хотя хуже уже не бывает.
    Бекетов взглянул на друга:
    — Может, хватит мужика опускать? Ему и так несладко из-за любви своей безумной и положения настоящего.
    Крабов приподнялся:
    — И что ты предлагаешь? Отвезти его в часть? Давай отвезем! К особисту. А толку?
    Юрий повернулся к бомжу:
    — Вот что, Митя. Мы сегодня наведаемся в кабак. Разберемся с вашим местным авторитетом. Как только возьмем Али за жабры, я постараюсь узнать, где находится твоя жена. Дальше прикинем, что можно по ней придумать. Но для страховки тебя, дружок, сегодня придется припрятать в гарнизоне. Так и тебе, и нам спокойней будет, ясно?
    Бомж согласно закивал головой:
    — Ясно, конечно, ясно, только вы уж постарайтесь узнать, где найти Наталью.
    Крабов усмехнулся, жуя тростинку:
    — И где ты хочешь припрятать этого красавца?
    Бекетов ответил, не задумываясь:
    — В погребе твоего дома. Вполне надежное место.
    — Ты это серьезно?
    — Вполне. Но готов выслушать другие предложения.
    Кирилл махнул рукой:
    — Ладно. У меня, так у меня. Только к Рае с этим Дмитрием Сергеевичем сам пойдешь.
    — Договорились.
    — Тогда едем в городок?
    — Едем.
    Через полчаса бомж сидел в подвале дома Крабова, а офицеры в курилке роты обсуждали план предстоящих действий на вечер, предварительно показавшись майору Фирсову.
    Говорил Крабов:
    — Думаю, Али не должен ожидать нашего появления, поэтому заявится в кабак, как обычно, около десяти часов. Мы же к этому времени обоснуемся в главном зале ресторана. По словам бомжа, посетителей, как прибывает Али, выгоняют, ресторан закрывают. Этим и воспользуемся.
    Бекетов спросил:
    — Что конкретно ты имеешь в виду?
    Крабов объяснил:
    — Прикинемся пьяными, устроим небольшой скандал: мол, не желаем уходить, короче, протянем время до появления Али. А как тот нарисуется, то сразу атакуем! Сначала охрану, потом бармена. Мнем немного Али и тащим его в бар, где начинаем уже серьезный разговор. Вернее, беседовать с ним буду я, ты же подстрахуешь. Не дашь охране вмешаться в наш диалог. Как обработаю этого ублюдка, уходим. «Семерку» спрячем в каком-нибудь переулке. Так что отойдем, думаю, без проблем. Как план?
    — Нормально. Одно ты забыл.
    — Что именно?
    — То, что я обещал Кузину узнать судьбу его жены.
    — Да далась тебе эта шлюха продажная?!
    — Забыл? Я обещал. А значит, должен выполнить обещание.
    — Хорошо. У тебя будет время поговорить с Али.
    — Если он сможет разговаривать после контакта с тобой.
    — Не волнуйся, на пару вопросов ответит. Большего не гарантирую, но несколько фраз произнесет.
    — Добро.
    — Тогда сейчас расходимся и встречаемся полдевятого у офицерского общежития. Я пойду ротного предупрежу об отлучке, а ты с Арбашевым насчет тачки договорись.
    — Насчет тачки вопрос решен.
    — Отлично. Расходимся.
    Крабов пошел в штабную палатку. Бекетов построил свой взвод.
    В 20–30 темно-синяя «семерка» с Бекетовым и Крабовым отъехала от общежития, миновала внешний контрольно-пропускной пункт гарнизона и взяла курс на станицу. К ресторану подъехали без пятнадцати девять. Юрий загнал машину в тупиковую узкую улочку. Офицеры покинули автомобиль, направившись к двухэтажному зданию, на втором этаже которого располагались и ресторан, и бар. Зашли в главный зал. Сели за столик у оконной витрины, чтобы иметь возможность видеть улицу. К ним подошел официант. Положил на столик меню.
    Крабов перелистал несколько страниц, сделал заказ:
    — Бутылку водки, только настоящей, не паленой, минералку «Нарзан», пару салатов из огурцов и помидоров, без сметаны и майонеза. И пепельницу.
    Официант заметил:
    — У нас не курят.
    Крабов грозно взглянул на щуплого юнца:
    — Это у вас не курят, а у нас курят… Короче, пепельницу не забудь, иначе я ее из твоего колпака сделаю. И давай пошустрей мослами двигай!
    Официант отошел.
    Бекетов сказал:
    — Спокойней, Краб. Чего ты раньше времени заводишься?
    — Да я смотреть на их рожи уже не могу. К Новому году обещали замену в учебный центр. Не дождусь перевода. Быстрее бы слинять отсюда, надоело все до чертиков!
    Бекетов удивился:
    — Что-то ни ты, ни Рая о переводе раньше не говорили?
    — Потому и не говорили, что я сам о нем только сегодня узнал, от Фирсова, как пошел отпрашиваться на вечер. Зашел в канцелярию, а он мне с ходу — на начальника стрельбища учебного центра округа пойдешь? Я ему тут же: пойду! Он говорит: «Правильно». И в Ростове, мол, хату получить можно, и должность подполковничья, а главное — спокойная, без напрягов всяких. Я Райке отзвонил, обрадовалась! Теперь дожить бы до этого перевода.
    — Доживешь!
    Официант принес заказ. Не забыл он и пепельницу.
    Крабов разлил водку по фужерам. Бекетов налил минералку в бокалы. Выпили по первой. Закусили.
    После второй закурили.
    Крабов взглянул на время:
    — 9–20. Еще сорок минут, как минимум, ждать, в бутылке почти пусто, и кайфа никакого. Нет, видать, абрек все же паленку подсунул.
    Бекетов проговорил:
    — Нормальная водка, а не забирает, потому как напряжены. Организм на бой настроен. Пойло потом действовать начнет.
    Крабов предложил:
    — Может, еще пузырь возьмем?
    — А не переборщим?
    — Кто бы это говорил подобное? Юра, я не узнаю тебя.
    Бекетов вздохнул:
    — Да я и сам в последнее время не узнаю себя.
    — Это Родимцева виновата. Окольцевала она тебя, Бекет. И правильно! Не все же тебе одиноким волком жить? Пора и о семье подумать.
    — Подумал уже. Приедет, сделаю предложение. И к Белянину пойдем, хату просить.
    — Не спеши. В мою заселитесь. Она просторная, зимой теплая, летом прохладная. А то поторопишься, воткнут в четырехэтажку, будешь за водой к колонке бегать. Так заказываем второй пузырь?
    — А, давай!
    Крабов эффектно щелкнул пальцами:
    — Эй, человек!
    Официант повернулся от стойки зала:
    — Это вы мне?
    — Тебе, тебе, кому же еще? Притащи еще бутылку водки!
    — Одну минуту!
    Вторую ополовинили ровно к десяти часам. Отставили пузырь, фужеры и бокалы в сторону. Сейчас их должны попросить рассчитаться и покинуть ресторан. Что будет означать начало представления, запланированного офицерами спецназа. Если Али появится вовремя и с черного хода, то ему все равно придется пройти через зал, так как бар находился в противоположной от этого хода стороне. Но в ресторане ничего не происходило. Никто не гнал офицеров, Али не появлялся. Улица так же выглядела пустынной.
    Крабов взглянул на Бекетова:
    — Что за черт? Ты что-нибудь понимаешь?
    Юрий пожал плечами:
    — Либо Али опаздывает, либо сегодня он здесь решил не появляться.
    Крабов повысил голос:
    — Либо нас, как лохов, развел твой бомж.
    — Почему это мой?
    — Стоп, Юра, смотри, у бара абрек какой-то.
    Бекетов, прикуривая очередную сигарету, посмотрел в сторону стойки зала. Там действительно, прямо у проема черного хода, стоял средних лет кавказец, о чем-то беседуя с барменом, по описанию бомжа, хозяином ресторана Алоевым. При этом человек несколько раз взглянул в сторону офицеров.
    Крабов, отвернувшись от бара, спросил:
    — Ну, что там?
    Зажав сигарету в зубах, Бекетов ответил:
    — Гость базарит с барменом. Так! Развернулся, ушел черным ходом. Может, передовой дозор Али, обстановку пронюхал? И сейчас сам этот жирный мудак появится?
    — Сначала щебет проституток должен проявиться. И топот охраны.
    — Да, а вместо всего этого вновь тишина. Смотри на улицу, гость наверняка сюда не пешком пришел, из двора должна тачка выехать.
    Крабов взглянул в окно:
    — Так и есть. Вышел «Форд» старый, красный, к реке пошел.
    — Ты номер смотри.
    — Чего его смотреть? Номер я сразу срисовал. Что делать будем?
    — Водку пить. Сейчас нам по-любому уходить нельзя.
    — Согласен. Наливай. Ты только не забудь, что еще машину в городок вести.
    — А я пьяный езжу гораздо лучше трезвого.
    — Да? Тогда ладно.
    К офицерам подошел крепкий мужчина.
    — Добрый вечер!
    Крабов с Бекетовым поздоровались в ответ.
    Мужчина представился:
    — Я хозяин ресторана Рамзан Алоев. Вы, случайно, не Али дожидаетесь?
    Офицеры переглянулись.
    Крабов изобразил изумление:
    — Какого Али? Мы просто отдыхаем.
    — Понимаю. Но только что, как вы заметили, со мной разговаривал человек, поднявшийся сюда через черный ход, так вот он спросил: не появлялась ли здесь русская женщина из военного городка?
    И вновь Крабов изобразил удивление:
    — Ну и что?
    — Мне кажется, вы не просто отдыхаете. Но я не собираюсь устраивать вам допрос, скажу одно: этой женщине грозит опасность, и если кто-то из вас ее муж, то Али до воскресенья в ресторане не появится. Потом он отыщет эту женщину. Ей лучше в станице не показываться. Али чудовище. Илимов ни перед чем не остановится.
    Крабов проговорил:
    — Послушай, Рамзан. Нам нет никакого дела до этого Али. И то, что ты говоришь, совершенно неинтересно.
    — Я понимаю вас. Но запомните: интересует вас Илимов или нет, здесь он будет в воскресенье. А женщину, о которой спрашивал человек, вошедший с черного хода, телохранитель Али, если можете, предупредите об опасности. И еще. Человек Илимова спрашивал, кто вы такие? Я сказал: офицеры полка. Бензин привезли подешевле. Вроде поверил.
    Крабов спросил:
    — А что, продают наши бензин?
    — Конечно, и не только бензин, но и патроны, гранаты. Редко, правда, но продают. В основном через рынок. Там сейчас все, что угодно, продать и купить можно.
    Бекетов взглянул на Алоева:
    — Слушай, а тебе какое до этой женщины дело?
    — Я не хочу, чтобы пролилась невинная кровь. А она прольется, если не произойдет более страшное.
    Желваки заиграли на скулах Крабова:
    — Женщина, о которой ты говоришь, — моя жена. Ты угадал. Но Али не сделает ей ничего, потому что до того, как он попытается протянуть свои грязные лапы до Раисы, я оторву их вместе с головой этого ублюдка!
    — Это будет сделать не так просто.
    — Посмотрим.
    — Али защищен властью, да он сам и есть теневая, но реальная власть в станице.
    — Тем хуже для него и его семейства. Он еще, наверное, не связывался со спецназом? Теперь, по тупости своей, связался. А мы, Рамзан, обид и оскорблений не прощаем. Мы убиваем тех, кто становится нашим врагом.
    — Так вы офицеры спецназа?
    — Да.
    Алоев улыбнулся:
    — Данное обстоятельство меняет дело. Похоже, Али совершил серьезную ошибку.
    — Это точно. Но тебе-то какое до всего этого дело?
    Алоев процедил сквозь зубы:
    — Али мой кровный враг, но я ничего не могу сделать. А он словно издевается, решил отобрать ресторан.
    Крабов не выдержал:
    — Так убил бы его на хрен, по закону кровной мести!
    — Не все так просто, капитан. У Али моя дочь. Пока он не трогает ее. Но стоит мне подняться против него, то Лизу тут же найдут изуродованной на местной свалке. Об этом меня брат Али, Ахмед, предупредил.
    — Это который мент?
    — Да, майор милиции, заместитель начальника ОВД. Поговаривают, скоро начальником станет. «Весело» тогда будет. Ахмед — бандит в погонах, беспредельщик. Людьми торгует, но… служит! Награды получает! Значит, кому-то в верхах очень нужен! Ну, ладно, разговорился я. Пора ресторан закрывать.
    Бекетов остановил Алоева:
    — Рамзан! Твоя дочь прямо в усадьбе Али находится?
    — Да. Здесь, недалеко. Илимов не считает нужным прятать заложников и рабов.
    — Ясно. Сколько мы должны?
    — Ничего. Считайте, гостями были, а с гостей кто деньги берет?
    — Ну, смотри.
    — Так запомните, в воскресенье 22–00, с черного хода. А Раю свою, капитан, все же предупреди, пусть хотя бы до выходных побудет в городке. Туда Али и его головорезы не сунутся.
    — Хорошо, Рамзан. Спасибо за информацию.
    — Не за что. На вас одна надежда. И как это Али допустил такую грубую ошибку, зацепив спецназ? Видно, Аллах отвернулся от него. Значит, власть Али скоро падет. Вот только что придет взамен?
    Офицеры, добив остатки водки, спустились на улицу.
    Крабов спросил:
    — Ну и как тебе обстановка?
    — Могла быть и хуже. По крайней мере, на нашей стороне хозяин ресторана.
    — Ага! Если только этот Алоев не подстава.
    — Что ты везде видишь подставу, Кирилл?
    — А ты, по-моему, стал слишком доверчивым.
    — Ладно, прекратим базар! Поговорим по трезвянке с утра, а Раису от греха подальше в станицу одной не пускай.
    В 23–15 офицеры заехали в парк боевых машин части. Оттуда Крабов, слегка шатаясь, пошел домой, к жене. Бекетов же, на удивление почти трезвый, прошел в офицерское общежитие. Сегодняшний выстрел у них с Крабовым вышел холостым. Но в обойме еще достаточно боевых патронов. На Али и его банду хватит.
    Ложась спать, капитан подумал о Кристине. Наверное, еще не добралась домой, раз не позвонила. А может, звонила? В машине капитан случайно, непреднамеренно нажал на клавишу отключения телефона. Правда, заметив это, включил мобильник, но не пропустил во время отключения звонок любимой? Может быть! С утра надо позвонить. Сейчас поздно. С мыслями о Кристине, Бекетов уснул.
    А Крабов, проведав бомжа, который спокойно устроился в удобном, а главное, безопасном погребе, решил поговорить с женой. Раиса сначала не хотела слушать мужа, видя, что он пьян. Но Крабов настоял на своем. Раиса получила строгий запрет покидать границы военного городка. После чего уснули и Крабовы.
   

   

    

     Глава третья
    

    Звонить Кристине не пришлось. Она сама позвонила в шесть утра, разбудив капитана:
    — Привет, Юра! Это я. Из дома мамы.
    Быстро сбросив сон, Бекетов ответил:
    — Доброе утро, дорогая! Наконец-то! Я думал, ты вчера вечером позвонишь! Сам собирался звонить.
    — Ждал?
    — Ну что за вопросы, Кристя? Конечно, ждал и волновался. Сейчас, к сожалению, одной женщине небезопасно путешествовать. Но это ладно, доехала и хорошо. Как дочь?
    То, что капитан спросил о дочери, пришлось по душе женщине:
    — Ничего, Юр! Мама, как всегда, все преувеличила. Есть у нее такая привычка. Да, температура высокая, боль в горле, кашель, но сейчас Вике уже лучше. Но пройти курс лечения надо. Как ты в гарнизоне?
    — Нормально. Как всегда. Да и что здесь может измениться?
    Капитан тут же поправился:
    — Касаемо службы, естественно. А вот без тебя плохо. В городке людей полно, а кажется, что пусто. И очень одиноко.
    — Я же только вчера уехала!
    — Тем не менее говорю правду.
    — Но ничего, я недолго. Тебе же не на следующей неделе в командировку уезжать?
    — Нет, не на следующей!
    — Вот и хорошо. А я к среде вернусь.
    — И мы сразу пойдем к комбату.
    Кристина удивилась:
    — Зачем?
    — Подадим рапорт, чтобы нас зарегистрировали. И квартиру дали.
    — Вот как? Ты все сам решил? И даже меня не спросил? А вдруг я не согласна стать твоей женой?
    — А ты не согласна?
    Прямой вопрос офицера вызвал у женщины замешательство:
    — Юра?! Но разве вот так в лоб о самом сокровенном спрашивают? Да еще по телефону?
    — Спрашивают! Я же спросил? Так согласна или нет?
    Кристина вздохнула:
    — Согласна, конечно!
    — Ну, вот и хорошо! Вот и решено! А по телефону оно проще. Сказал в микрофон и жди! С глазу на глаз сложнее!
    — А ты хитрец, Юра!
    — До связи, Кристя, целую тебя, с Викой и мамой!
    Кристина рассмеялась:
    — Посмотреть бы на это! Ладно! Пока!
    Она положила трубку, и Бекетов, услышав короткие гудки, тоже отключил свой телефон. Положил его на тумбочку. Заложил руки за голову. Уставился в потолок, невольно улыбаясь. Наверное, со стороны это выглядело не совсем нормально, но Бекетова никто не видел. А думал он о Кристине. Скоро она приедет, и они создадут семью. Тут уж не до гулянок. Отслужил положенное, и домой! Да! Дела! Интересно, предложи ему сейчас возможность открутить время назад, как бы он поступил? Стал бы менять то, что имеет сейчас? Подумав, капитан ответил себе: «Нет!» Ничего в жизни своей он менять не стал бы! Это означало, что он сделал единственно правильный выбор и принял верное решение.
    Взглянув на часы, Юрий решил подниматься. Похмелье слегка мутило, но в холодильнике есть немного спирта. Подправит здоровье, и никто об этом не узнает. Последние дни, можно сказать, позволяет себе. Как начнет жить с Кристиной по-настоящему, придется завязывать.
    А пока… можно слегка. Но так, чтобы внешне это было незаметно.
    Он открыл холодильник, достал фляжку.
    Спустя минуту, выкурив сигарету, отправился в душ, и в 7–30 был в расположении роты.
    Пятница и суббота пролетели незаметно. Бекетов приступил к исполнению служебных обязанностей. Батальон специального назначения занимался по распорядку дня. Замполит части майор Индюков о конфликте в санчасти не вспоминал. Погибшего рядового Казанцева с почестями и сопровождением отправили для захоронения через Ростов на родину. С блокпоста больше тревожных сообщений не поступало, хотя комбат еще раз вылетал туда. Выстрел снайпера так и остался загадкой для всех.
    Бекетов каждый день звонил Кристине. Позвонил он и в воскресенье. Но капитану никто не ответил. Ни по городскому телефону Родимцевой, ни по ее сотовому аппарату, который оказался отключенным. Посчитав, что семья могла выехать из города на дачу, Бекетов успокоился. В 10–00 к нему в общежитие зашел Крабов. Устроился на краю кровати, закурив, спросил:
    — Ну, что, Юрик, гасим сегодня Али?
    Бекетов ответил, не задумываясь:
    — Конечно. Договорились ведь. К чему ненужные вопросы? Кстати, пленник твой еще не взвыл оттого, что его держат в подвале?
    — Ага! Взвыл! Доволен жизнью, как никогда, после того, как все потерял в ней!
    — Он сам тебе об этом говорил или это твое предположение?
    — Рае говорил, когда она выпускала его для приема пищи. Но черт с ним. План обработки местного мафиози менять не будем?
    Бекетов пожал плечами:
    — Нет в этом никакой необходимости. Почему ты спросил об этом?
    — Да мне хозяин кабака не дает покоя! Не заодно ли он с Али? Если заодно, то мы с тобой можем в такую переделку попасть!
    Юрий прошелся по комнате, открыл форточку, выпустил дым.
    — А с чего Рамзану было вешать нам лапшу на уши? Чтобы заманить в кабак? Но мы и сами бы туда пришли. И в четверг, и в пятницу, и вчера, и сегодня. Все равно искали бы Илимова. Тем более, по словам Алоева, Али захватил его дочь.
    Крабов поднял указательный палец правой руки вверх:
    — Вот! Ты сам о дочери Алоева вспомнил. Ради нее и может Рамзан работать на Али!
    — И что такого для мафиози может сделать Рамзан?
    — Подготовить сегодня все условия, чтобы молодчики Илимова смогли спокойно нас сделать.
    Бекетов отрицательно покачал головой:
    — Нет, Кирилл, Рамзан в этой игре фигура пассивная. Он может вывести нас на Али в удобное для того время, но ни Алоев, ни сам Илимов не могут знать, как будем действовать мы. Им неизвестны наши возможности. Точнее, абреки знают, на что способен спецназ, но не в курсе того, что намерены мы предпринять в отдельно взятом конкретном случае. А если мы не вдвоем с тобой наведываемся в кабак? А, скажем, оставим в непосредственной близости еще с пяток крепких и вооруженных ребят?
    Крабов предположил:
    — Люди Али могут уже с утра пасти городок. И им будет известно, кто выехал из него в станицу.
    Бекетов поморщился:
    — Да что ты все усложняешь, Краб? Ни хрена Али не будет делать! Он считает себя хозяином станицы. Мы для него, впрочем, как и все остальные, черви. Только он человек! Тем более, брат в местной ментовке чин не последний. В нас он угрозу не видит. Ему запала твоя Рая, он и поступает так, как привык поступать. Раз какая женщина понравилась, то должна переспать с ним. Современный Берия, мать его! Он больше головкой думает, чем головой! И вряд ли ждет каких-то упреждающих действий против своей важной личности. Даже если мы и спросим с него за базар с Раей. Али просто пошлет нас на хер и все, отказавшись от своих слов. Кто еще, кроме самой Раисы, слышал их? Никто? Так какие могут быть предъявы? Это в случае мирных разборок. Возможно, Илимов их и допускает. Но никак не того, что мы впустую базарить с ним и не собираемся. Агрессии он не ждет. По крайней мере, не должен ждать. Так что нечего голову ломать. Действуем вечером, как и собирались работать. Ну а изменится обстановка по ходу акции, ничего страшного. Не привыкать к подобным кренделям. На месте и сориентируемся.
    Крабов затушил окурок:
    — Ладно. Убедил. С Арбашевым насчет тачки договоришься?
    — А чего договариваться? Я ему до сих пор ключи не отдал, он не спрашивал. Так что «семерка» в нашем полном распоряжении.
    — Ствол брать не будешь?
    — Зачем? Не те условия, чтобы применять оружие, кроме того, нет никаких оснований взять его официально. А неофициально, да еще с применением?! Потом хлопот не оберешься.
    Кирилл спросил:
    — А если я скажу, что у меня есть два трофейных ствола?
    Бекетов переспросил:
    — Трофейных? Откуда они у тебя?
    — Какая разница? Но есть два «ПМа», изъятые у боевиков.
    — Хм! Трофеи — это другое дело. По ним, если работать с умом, владельца определить невозможно. Но тогда придется брать с собой перчатки!
    — Отпечатки пальцев и обычным платком убрать можно. Лишь бы не забыть в запарке. Но это на крайний случай. Так возьмешь?
    — Возьму.
    — Хорошо. Стволы будут у меня. Встречаемся на прежнем месте?
    Бекетов подтвердил:
    — Да, как говорится, на прежнем месте, в тот же час.
    — Добро.
    Юрий проводил друга, вышел на улицу. Увидел приближающегося к общежитию Арбашева. Подумал, а не за машиной ли идет старший лейтенант? Ведь тачка его. Это может сорвать часть плана, но… ничего не поделаешь, хотя если открыться взводному, тот наверняка поедет с ними.
    Арбашев тем временем подошел к Бекетову, протянул руку:
    — Здравствуй, Юра! Как дела-делишки?
    — Нормально. Ты за ключами от машины?
    — Да. Надо в райцентр слетать, комбат просил.
    Бекетов передал владельцу «семерки» ключи:
    — Когда вернуться планируешь?
    — А что?
    — Да машина часов в девять нужна.
    Арбашев ответил:
    — Не получится, Юра. К девяти часам, при всем желании, вернуться не успею. Хорошо бы к полуночи прибыть, нам же завтра с Крабом на блокпост вылетать.
    — Так чего ж тебя комбат сегодня напрячь решил?
    — Он не напрягал. Просто попросил. Из этого центра один боец наш. У него, видишь ли, девушка дома осталась. Год ждала, а сейчас вроде как замуж за другого собралась. Солдат и заявил: сбегу и убью обоих, и невесту, и козла, что девочку увел. Обычная история. Белянин поговорил с ним. Обещал проверить информацию. Меня и послал проверить. А чего проверять? Наверняка девица нашла кого-нибудь другого. А мне с ней и с родителями бойца базарить. В случае необходимости везти родичей сюда. Такие вот дела, Юрик! А насчет машины, ты у Варихина «девятку» попроси, он даст. Хотя нет, начальник штаба еще вчера свою лайбу на пункт технического обслуживания и ремонта отогнал. А еще у нас у кого тачки? У Мансура. Тот на посту. У Милова, он в отпуске. Во! У Семеныча «шестерка» на ходу! Точно!
    Бекетов махнул рукой:
    — Ладно, Паш. Не загоняйся. Выполняй приказ комбата, а я и без машины как-нибудь обойдусь.
    — Ну, смотри. Ты не обижайся, Юр, но сам понимаешь.
    — Прекрати, Паша. Думай лучше, как в райцентре любовную проблему решать будешь. Неблагодарное это дело.
    Старший лейтенант вздохнул:
    — Сам знаю. Но… что-нибудь сообразим. Пока, Юр!
    — Давай! Удачи тебе!
    Командир третьего взвода ушел, а Бекетов присел на скамейку у самодельного столика, за которым в свободное время офицеры-холостяки гарнизона иногда «рыбу» забивали или играли в нарды.
    Так. Финальную часть акции надо менять. Часть, касаемую отхода офицеров из кабака после отработки Али с его бандой. Можно воспользоваться и их тачками, тем же «Фордом». Доехать до КПП да пустить в камыши! Пусть потом краном вытаскивают! Но это потянет на угон. Вдогонку к нарушению общественного порядка. Можно и пешим ходом пройти станицу. Но в этом случае необходимо согласовать маршрут с Крабом. Предпочтительней вариант отхода через узкие улочки частного сектора. Но в них легко и в засаду попасть, если Илимов или его брат-мент организуют преследование. Второй путь через рынок, по дороге, идущей к городку. Здесь надо быстро пройти станицу и выйти на перекресток. А дальше путей скрыться много. Но этот вариант следует согласовать с Кириллом. Придется сейчас идти к нему. А Рая наверняка не в курсе, что они задумали. Случайно не проговориться бы.
    Бекетов закурил, поднялся со скамейки, пошел в сторону дома Крабова. По пути набрал мобильный номер Кристины. Металлический, неживой голос автоответчика монотонно объяснил, что аппарат абонента в настоящее время отключен или находится вне зоны действия сети.
    — Черт, — выругался капитан, — почему не отвечает Кристина? Уж не произошло ли у нее чего-нибудь неожиданного? Хотя, если произошло, то сама бы позвонила непременно. Что ж, ничего не поделаешь.
    Подойдя к дому друга, Бекетов положил сотовый телефон во внутренний карман джинсовой рубашки. Открыл калитку и увидел за кустами акации Раису, развешивающую на веревках белье!
    — Привет, Рая!
    Женщина обернулась:
    — А?! Юра? Привет! А я вот стиркой занялась!
    — В воскресенье отдыхать надо.
    Рая вздохнула:
    — Надо. А домом заниматься когда?
    — Так брось службу к чертовой матери!
    — Да не смогу. Привыкла уже.
    Капитан согласился:
    — Привычка — дело такое.
    И спросил:
    — Кирилл-то дома?
    Раиса ответила:
    — Дома. Готовится к завтрашнему выходу на блокпост.
    — Чего к нему готовиться?
    — Это у него спроси. На диване лежит твой друг, книгу читает.
    Бекетов застал друга на диване. Книга Мориса Дрюона валялась на полу.
    Юрий присел рядом.
    Кирилл сонно пробурчал:
    — Рай, я подремлю немного, что-то голова разболелась.
    Бекетов сказал:
    — Подремли, капитан, подремли, пока жена с хозяйством управится.
    Кирилл открыл глаза:
    — Ты? Что-нибудь случилось?
    — Случилось. Паша тачку забрал. Его комбат в командировку отправил.
    — Какую еще командировку? Нам же завтра на блокпост вылетать.
    — Он вернется до вылета, а вот мы остались без машины. И взять ее не у кого. Так что поднимайся, пойдем, прогуляемся. Обсудим план отхода.
    Рядом с домом взводного находилась небольшая спортивная площадка. Крабов присел рядом с Бекетовым:
    — Значит, лишились мы с тобой транспорта, а с ним и возможности быстрого отхода из станицы. Это плохо. Но не смертельно. У тебя уже, наверное, созрел вариант действий в изменившейся обстановке?
    Бекетов уточнил:
    — Два варианта, Кирилл, два. А выбрать надо один.
    — Так докладывай свои варианты.
    — С Митькой советоваться не будем?
    — Если только потом. Сейчас не вижу смысла привлекать бомжа к разговору.
    — Согласен. Слушай.
    Говорил Юра недолго, Кирилл слушал. Выслушав, подвел итог:
    — Предлагаешь не соваться в лабиринты улочек? Разумно! Если за нами устроят погоню, то легко смогут прижать там, где не отбиться. Через рынок хоть и рискованно, но надежней. По крайней мере, мы не будем лишены пространства для маневра. План принимается.
    — Тогда до вечера?
    — Давай. Я еще с бомжем поговорю, может, он чего дельного подскажет насчет отхода, а в 20–00 встречаемся у общаги. В это время как раз машина полка на полигон пойдет. С ней до станицы и доберемся, а там уж как бог даст.
    — Прорвемся!
    — Конечно!
    — Да, Юрок! Ты не забыл, что у твоей Кристины в четверг 30 сентября день рождения?
    Бекетов взглянул на Крабова:
    — Забыл! А знаешь, почему?
    — Почему?
    — Потому, что совершенно не знал о нем.
    — И Кристя ничего не говорила?
    — Нет. Да я и не спрашивал. Хорошо, ты сказал. Теперь знать буду и приготовлю подарок. Ну, ладно, до вечера. Своей-то об отлучке что скажешь?
    — Ну не правду же? Скажу, в роту пошел, контролировать подготовку к вылету на блокпост.
    — Добро.
    Офицеры разошлись.
    Встретились они ровно в 20–00 у запасного выхода офицерского общежития. За 5 минут до отправки от общаги машины полка внутренних войск. Выпрыгнули из кузова в станице, возле старого парка, недалеко от улицы, ведущей мимо местного РОВД к ресторану «Разгуляй».
    В 20–30 они вошли в ресторан. Заняли, как и прежде, место у окна. К ним подошел Рамзан Алоев:
    — Здравствуйте!
    — Привет, Рамзан. Какие новости?
    — Будет сегодня Али.
    — Уверен?
    — Да. Днем приезжал его телохранитель, тот, что в прошлый раз заходил, передал, чтобы к десяти часам кабак закрыл и встречал Илимова со шлюхами. Кстати, его племянник уже открыл бар.
    Бекетов спросил:
    — Это оттуда гремит музыка?
    — Да.
    — Кто, кроме Тимура, сейчас в баре?
    — Друг его. Но он скоро уйдет.
    — Тогда, Рамзан, прикажи своему официанту быстренько накрыть стол. Нам надо подготовить плацдарм для развития наступления.
    — Хорошо. Через считаные минуты все будет готово.
    Крабов добавил:
    — И не забудь сразу сказать Али, что пытался выгнать нас, но мы уперлись. Чтобы он был готов к встрече. Иначе… но что может быть иначе, тебе знать необязательно. Давай, поторопись.
    Алоев напомнил:
    — Вы уж о дочери моей не забудьте.
    Бекетов заверил хозяина ресторана:
    — Не забудем, никого и ничего не забудем.
    Выпив бутылку водки и открыв вторую, офицеры начали имитировать громкий спор о том, какое оружие в горах лучше, автоматы или винтовки. Спор пустой, но не для обычного обывателя. В 21–50 Рамзан прошел к главной лестнице, спустился вниз на первый этаж, закрыл на засов двери центрального входа. А в 22–00 с черного хода появился все тот же абрек, что приходил в кабак ранее. Увидев офицеров, он что-то строго спросил у Рамзана. Алоев только развел руками. Появился Али! Крабов сидел спиной к стойке, поэтому Илимова оценил Бекетов, быстро передав впечатление о главе местной мафии, не забыв описать и сопровождающих его лиц. Крабов в это время продолжал громко и пьяно расхваливать достоинства снайперской винтовки СВД, одновременно слушая друга. Бекетов докладывал, как на совещании:
    — Али, морда с блин приличный, сам на казан похож, жирный и слабый. Живот большой, ноги и руки тонкие. Лысый, с бородкой, на вид лет пятидесяти. С ним тот, кого ты уже видел, и еще двое. Парни молодые, на вид крепкие, но скорей качки, нежели спортсмены. У всех тесаки, возможно, есть и стрелковое оружие, внешне не проявляется. Кроме мужиков две размалеванные девицы. Русские. С виду проститутки, но какие-то зашуганные. Лет по семнадцати. Видимо, рабыни или наложницы. Смотрят на Али и охрану с нескрываемым страхом. Симпатичные. Так! Рамзан показал, что это вся толпа. Он закрыл дверь черного хода. Показывая Илимову на нас, что-то объясняет ему.
    — Рамзан оправдывается, Али ругается. Так, Алоев двинулся к нам!
    Юрий сменил тему, громко выкрикнув:
    — Да дерьмо это твоя «СВД»! С ней хорошо в засаде сидеть! А попробуй в ближнем бою применить? Сразу башки лишишься. Другое дело, автомат с подствольником. Хочешь, очередью духа срежь, хочешь, гранатой на куски порви. А главное, «АК» удобен, не то что твоя дура винтовка!
    К столику подошел Алоев. Громко, перекрикивая музыку, чтобы слышал Али, выкрикнул:
    — Господа офицеры! Ресторан закрыт! Прошу рассчитаться и покинуть зал!
    Крабов повернулся к Алоеву:
    — Ты оборзел, Казбек? Мы с другом только во вкус вошли. Так дело не пойдет! Вон твои земляки, какого хрена посередине зала встали? Или ты для них зал освобождаешь? А? Они что, тузы козырные, а мы шестерки? Так, что ли? Давай еще водки и запомни: уйдем, как машину дождемся! Все, базар закончен! Проваливай!
    Музыка смолкла, и офицера также слышал Али Илимов. Он жестом указал своим охранникам на офицеров:
    — Вышвырните этих неверных на улицу!
    Один из них проговорил:
    — Но это военные, босс! Как бы неприятностей не нажить.
    — Здесь наша земля, они чужаки, и потом, Мамед, с чего ты взял, что сидящие за столом нечестивцы офицеры? На них гражданская одежда, и они ведут себя по-хамски. Выполняйте приказ! Неприятностей не будет!
    Охранники двинулись к столику спецназовцев.
    Бекетов проговорил:
    — Али выслал на нас охрану. Всех троих. Это хорошо. Начинаем игру, как только они заведут базар.
    — Принял, Юра.
    Троица подошла вплотную к офицерам.
    Тот, кого завали Мамед, достал из-за спины дубинку. Это явилось открытием для спецназовцев, но не неожиданностью. Старший из охранников сказал:
    — Вы, козлы, плохо поняли, что ресторан закрыт? Еще раз объяснить? Или все же по-хорошему уйдете, пока есть такая возможность?
    Крабов повернулся к абреку:
    — Ты кого, урод, козлами назвал? Вконец ноты попутал, вонючка?
    Мамед побледнел.
    Видя, что охранник на пределе, из-за стола поднялся Бекетов. К нему двинулись двое телохранителей, но капитан поднял руки вверх:
    — Спокойно, ребята! Спокойно! Мы погорячились, вы погорячились. Друг пьян. Разойдемся без осложнений! Сейчас я расплачиваюсь, и мы уходим! И никакого ненужного базара!
    Мамед похлопал дубинкой по ладони:
    — Вот так-то лучше будет. Рассчитывайся и проваливайте! И чтобы вас здесь больше не было! Пошел!
    Бекетов обратился к Крабову:
    — Кирилл, дай деньги, я заплачу, и пойдем отсюда.
    — Что, так и уйдем оплеванными?
    — Успокойся! Нам нет никакого резона устраивать потасовку. Рядом ментовка, мы подшофе, кавказцы трезвые. На хер нам лишние проблемы? А если что, то с местными ребятишками мы и в другой раз поговорить сможем.
    Мамед усмехнулся:
    — Сможем, сможем… Заявитесь сюда, поговорим!
    Бекетов воскликнул, глядя на друга:
    — Вот видишь? Парни согласны. А сейчас свалим!
    Крабов с трудом, но согласился:
    — Ладно. Только рассчитываюсь я, а то этот петух за стойкой, пользуясь случаем, с нас втридорога возьмет за свою парашу.
    — Давай.
    Крабов поднялся, пошел, шатаясь, к Алоеву. За ним двинулся Мамед, двое остались возле Бекетова. Тимур скрылся в баре. Проститутки присели за столики, стоящие вдоль глухой стены.
    Проходя мимо Али, который, широко расставив ноги, брезгливо смотрел на Крабова, Кирилл кашлянул. Это был сигнал к действию. Остальное произошло мгновенно. Профессионально владеющие приемами рукопашного боя, офицеры одновременно провели атаку. Бекетов ударом в горло моментально вырубил одного из охранников. Второму врезал в челюсть, кроша ее на части, так же лишая противника сознания. Крабов, одновременно с другом, первым нанес удар в нос Мамеду. Удар коварный, ломающий кости и при неправильном расчете силы способный убить противника. Мамед, не успев что-либо предпринять, рухнул на пол. Али сделал шаг назад, но Крабов резко ударил его ногой в промежность. Илимов, охнув, сел на корточки, выпучив черные, полные боли глаза. Проститутки вскрикнули. В дверях бара на непонятный шум появился Тимур. Но рядом с ним уже был Бекетов. Короткий удар в лоб, и племянник Али, валя столики и кресла, полетел к стойке. Юрий обернулся. Кирилл показал ему большой палец и крикнул:
    — Вяжи охрану и племяша, я займусь Илимовым!
    Бекетов вытащил в зал Тимура, собрал в кучу еще не пришедших в себя телохранителей. Официант бросил ему веревку. Юрий взглянул на проституток:
    — Девочки! А ну быстро сюда!
    Девицы подчинились.
    — Помогите, красавицы, спеленать этих ублюдков так, чтобы они пальцем пошевелить не могли. И пасти им заткните. Можете скатерть порвать или тампоны использовать. Быстро!
    Наложницы Али не без удовольствия связали тех, кто постоянно издевался над ними.
    Троицу бандитов затолкали под стол, накрыв принесенным Рамзаном из бытовки большим покрывалом.
    Крабов затащил Али в бар.
    Илимов пришел в себя. Боль поутихла. Будучи по природе своей трусом, он, видя, что лишен привычной охраны, каким-то писклявым, так не идущим его жирной туше и физиономии голоском пропищал:
    — Прекратите, пожалуйста! Признаю, я совершил ошибку и повел себя нагло. Но все можно изменить. Зачем было бить? Ведь всегда есть возможность договориться!
    Крабов присел в кресло, ногой толкнув Али в грудь так, что тот уперся в стойку:
    — Вот сейчас, ублюдок, и будем договариваться… если сможем, конечно.
    — Ай, сможем! Почему не сможем?
    Кирилл закурил:
    — Мне жена сказала, что ты, мразь, захотел трахнуть ее? Приказал явиться в кабак и пригрозил, что если не придет, то получит в лицо кислоту?
    Али попытался изобразить недоумение:
    — Да что вы? Клянусь, ничего подобного не было! Может быть, ваша жена перепутала меня с другим? Я…
    Удар в зубы разбил Илимову рот.
    — Шутковать, мудак, вздумал? Выкрутиться решил? По-твоему, я идиот, да? Это ты, пидор, угрожал моей жене, а я никому не позволю даже поганым языком касаться ее честного имени! Пытался тебя найти. В тот же день! Не нашел. Нашел бы — убил. Мне вас, духов, мочить, все одно что клопов давить! Ты понял, сука немытая?
    — Да, да, я все понял! Но, честное слово, не помню, чтобы приставал к вашей жене!
    Увидев, что офицер спецназа готов вновь врезать авторитету, Али поправился:
    — Хотя… хотя, если был обкурен, я… я иногда употребляю дурь, то мог и наговорить всякой ерунды, но… совершенно не понимая, что делаю, и… и уж точно, без какого-либо намерения в действительности что-то предпринять! Так что, если что и было, готов просить извинения. Я… я не последний человек в станице, брат — заместитель начальника милиции, мы… мы… никогда никому ничего плохого не делали. Клянусь памятью родителей, да будет им земля пухом!
    — А кто такие девочки, которых ты притащил с собой?
    — Ай, это обычные проститутки. Они сейчас везде. Шатаются в поисках работы.
    — И они добровольно обслуживают тебя? Ты им платишь?
    — Конечно.
    — Проверим?
    Али повернулся на бок:
    — Зачем это вам?
    — Не платишь ты им, значит, держишь в рабынях! Почему ты забрал к себе дочь Алоева? Чтобы тот быстрее отдал тебе ресторан?
    Илимов промолчал, потупив взор. Крабов же продолжил:
    — А жена Кузина? Сколько ты получил за нее у калмыка, которому продал Наталью?
    — Э! Наталья сама бросила этого Кузина. Жизни лучшей захотела. Ко мне пришла. Выгонять не стал, приютил, накормил.
    — А потом продал, после того, как завладел домом Кузина! Кстати, кому и куда ты продал Наталью?
    — Я не продавал ее. Как пришла, так и ушла, с калмыком Бадмой Алдаевым.
    — Кто этот Алдаев и где живет?
    — Скотовод, богатый человек из Бурула, поселка, что недалеко от Элисты.
    Крабов приблизился к Илимову, тот отшатнулся:
    — А теперь, Али, слушай меня внимательно! Всех рабов отправишь по домам, о жене моей забудь. Не дай бог, случится с ней что, ответишь ты, даже если не будешь иметь к этому никакого отношения. Далее, сегодня же вызови домой братца-мента и чтобы к утру в станице ни грамма наркоты не было. Иначе ты вплотную и не так мягко, как сегодня, познакомишься с ребятами ФСБ. И не вашего, купленного отделения, а с теми, кто серьезно работает против наркомафии. Я уверяю, тебе знакомство с ними ничего хорошего не принесет. Дочь Алоева прямо сейчас должна быть доставлена сюда. Племянника из бара убери, Рамзана оставь в покое. И вообще, сиди тихо в своей вонючей дыре! Ты понял меня?
    Али пробурчал:
    — Понял. Но как я могу вызвать сюда дочь хозяина ресторана?
    — Очень просто. Возьми телефон, позвони домой и прикажи своей прислуге доставить ее в ресторан.
    Крабов выхватил пистолет, приставил ствол ко лбу, повысил голос:
    — И быстро, шакал! Или я завалю тебя прямо здесь! А потом и братца пущу в расход. Мне терять нечего! Тем более, за таких тварей, как вы, много не дадут, если дадут вообще! Твоя ошибка, ишак безмозглый, в том, что ты решил наехать на спецназ! Ты попал, Али, круто попал! Звони домой!
    Не сводя полного ужаса взгляда со ствола пистолета, Илимов достал сотовый телефон, набрал номер, отдал кому-то приказ срочно доставить дочь Алоева в ресторан.
    Крабов опустил пистолет, приказав:
    — Встать! И в зал! Шустрей!
    Бандит безоговорочно выполнил приказ капитана.
    В зале, после того как охрану и племянника Илимова надежно упаковали и сложили штабелями под стол, Бекетов посмотрел на молодых наложниц Али. Спросил:
    — Как вас зовут, красавицы?
    Девушки ответили:
    — Надя, Катя!
    — Откуда будете и как попали к Али?
    Девицы, перебивая друг друга, начали рассказ. Из него следовало, что они приехали в Ростов из одного хутора. Хотели устроиться на работу, дома-то заработать негде. Да и делать там нечего. А сутенеры тут как тут. Захомутали девочек в момент и пустили в оборот. Сначала в гостинице работали, потом в саунах клиентов развлекали, затем их бросили на улицу. Сутенеры платили мало, а отдыхать почти не давали. Как-то в Ростове появился Али. Он и купил проституток. Привез сюда. В сарае оборудовал лежбище. Держал под замком. Иногда развлекался с ними сам, иногда с братом, а больше подкладывал под своих друзей. Закончила повествование Надя:
    — Вот так мы и попали в самое настоящее рабство.
    Бекетов протянул:
    — Да… А все по глупости своей. Денег легких захотелось, развлечений, веселья. Развлеклись?
    Катя взяла за руку капитана:
    — Господин офицер! Прошу вас, заберите нас из станицы! Мы домой хотим. Здесь смерть! Ведь вы же можете переправить нас в Ростов?
    — Не волнуйся, не оставим!
    Показался Али в сопровождении Крабова.
    Бекетов спросил друга:
    — Ну, как этот крутой мафиози?
    Кирилл сплюнул на пол:
    — Дерьмо он, а не крутой мафиози!
    И бросил Алоеву:
    — Рамзан! Сейчас дочь привезут, ты официанта пошли во двор с мобильником, пусть встанет где-нибудь в стороне и посмотрит, как доставят девочку.
    — Хорошо. Спасибо!
    — Благодарить потом будешь.
    — Мне, наверное, лучше с семьей уехать из станицы?
    — Из-за этого ублюдка? Не стоит! Он не причинит тебе никакого вреда, ведь так, Али?
    Илимов буркнул:
    — Так.
    Крабов вновь повысил голос:
    — Не слышу ответа!
    Али ответил громче:
    — Так!
    Кирилл проговорил:
    — Слышал, Рамзан? Ни он, ни брат его не тронут тебя. Живи спокойно. А если что… обращайся в гарнизон, поможем! Да, ресторан опять твой! Вместе с баром. Так что гони Тимура в три шеи. И посмелее, Рамзан, посмелее. Таких, как Али, в станице единицы, а вас, населения нормального, больше тысячи. Да если захотели, вы бы их в момент раздавили! И без нас!
    Алоев согласился:
    — Оно, конечно, так. Но люди живут порознь. Кланами! Приучила новая власть быть друг другу не братом, а волком.
    — Так сбросьте к чертям эту власть. Но время идет. Высылай официанта на улицу!
    Рамзан повернулся к помощнику, тот все понял и без слов хозяина ресторана, метнувшись к черному ходу. Вскоре на сотовом Алоева раздался сигнал вызова. Официант доложил, что дочь Рамзана привезли. Алоев кинулся вслед за помощником и спустя минуту вошел в зал с молодой, красивой девушкой.
    Усадил ее за стол, подошел к офицерам:
    — Отойдем к стойке?
    — Что-нибудь не так?
    — Поговорить надо.
    Офицеры переглянулись. Крабов произнес:
    — Раз надо, то пойдем.
    У стойки Рамзан спросил:
    — Вы уверены, что сумели запугать Али?
    Крабов похлопал Алоева по плечу:
    — Уверены. Не с такими дело имели!
    — Али мстителен.
    — Что ж. Пусть попробует отомстить. Мы его усадьбу с землей сравняем.
    — А его брат? Он же большой человек в милиции?!
    — Это для вас, станишников, большой, а для нас шелуха. Не бойся, Рамзан! Все будет нормально. Кстати, машина, что привезла твою дочь, по-прежнему во дворе?
    — Нет, уехала.
    — А тачка Али?
    — Та сразу уезжает, как привезет сюда Илимова. Приезжает по вызову.
    Кирилл взглянул на Бекетова:
    — Придется, Юра, нам до части пешком топать!
    Алоев с сожалением проговорил:
    — Шайтан! А моя машина в ремонте. Но я могу найти автомобиль.
    Бекетов ответил:
    — Не надо. Так дойдем. Заодно проверим, правильно ли понял ситуацию Али. Если правильно, выйдем из станицы, если неправильно… но это вряд ли. Он же не самоубийца?
    Алоев, Крабов и Юрий вернулись в центр зала.
    Кирилл ткнул пальцем в грудь теперь уже бывшего авторитета станицы Разгульной!
    — Мы уходим. Девочек забираем с собой. Ты ждешь здесь полчаса, потом вызываешь своих шакалов и делаешь то, что я сказал. И не вздумай сглупить, Али. Подохнешь смертью страшной. Слово офицера спецназа! Просек фишку, мафиози?
    — Просек.
    — Вот и хорошо.
    Крабов повернулся к Алоеву:
    — Усади этого ублюдка куда-нибудь в угол. Через полчаса пусть сваливает отсюда вместе с охраной. Девчонок мы забираем с собой.
    Взглянул на проституток:
    — Ну, что, молодые жрицы любви? Пошли, прогуляемся? Свежим воздухом подышим?
    Девушки оказались возле офицеров:
    — Да, да, пойдемте, пожалуйста!
    Кирилл с Юрием махнули Рамзану:
    — Мы ушли. За ужин рассчитаемся позже.
    — Какой расчет? Ведь я же угощал вас!
    — Да? Тем лучше. Пока, Рамзан! Бывай, Али, и не забывай то, что услышал. Не играй с огнем. Сгоришь!
    Офицеры вышли с девушками через черный ход и направились по темной улице в сторону рынка.
    В то же время к Разгульной приближалась черная «Волга». В ней находился пожилой мужчина и молодая женщина. Въехав в станицу, мужчина спросил:
    — Куда теперь, Кристя?
    Родимцева, а это была она, объяснила:
    — Прямо, до автостанции и забора рынка, на перекрестке направо, а дальше по главной дороге. Тут, дядя Петя, недалеко осталось!
    Двоюродный дядя Кристины, откликнувшийся на просьбу единственной и любимой, пусть двоюродной племянницы отвезти ее в часть раньше окончания отпуска, проговорил:
    — Ну и занесло тебя, Кристя! Неужели другого места подобрать не могла? Средневековье какое-то! Узкие улочки, низкие дома, заборы! Не знал, что такое еще существует.
    Кристина улыбнулась:
    — Мрачно в станице, дядь Петь, да и то ночью, а в военном городке все по-другому! И в армии место службы не выбирают. По крайней мере, сержанты!
    — Знаю. Сам служил. Но раньше все иначе было.
    Кристина согласилась:
    — Да, раньше все было иначе. И не обязательно лучше.
    — Кому как.
    Возле рынка, дальний свет фар выхватил из темноты фигуры двух мужчин и двух девиц. Дядюшка Родимцевой, снизив и так невысокую скорость, наклонился к рулю:
    — Кажись, русские, а мужики военные, по выправке видно. Ваши, что ли?
    Кристина пригляделась к группе у угла забора, явно ожидавшей приближения ночной машины, невольно вскрикнула:
    — Боже! Не может быть!
    Дядя взглянул на племянницу:
    — Что с тобой, Кристя?
    Но та в каком-то оцепенении, закрыв рот ладонью, смотрела вперед! Она видела своего Юру, к которому прижалась молоденькая, размалеванная девица в одежде, едва прикрывающей ее женские достоинства. А рядом Крабова, и тоже с проституткой! В том, что девицы являлись шлюхами, у Родимцевой не возникло ни малейшего сомнения! Но Юра? Почему он здесь? Ведь…
    Водитель спросил:
    — Да что с тобой?
    Кристина очнулась:
    — Ничего, дядь Петь! Теперь ничего!
    — Так это люди из городка?
    — Да! Мужчины!
    — Подберем?
    Кристина неожиданно выкрикнула:
    — Нет! Езжай мимо! Не останавливайся ни в коем случае!
    — Но почему?
    — Дядя Петя, я прошу тебя, едем мимо!
    — Нехорошо получается!
    — Да, уж куда хуже!
    
* * *

    Увидев свет фар легковой машины, Крабов приказал:
    — Так! Всем к забору! Дамы, держитесь ближе! Юра, приготовь ствол!
    — Думаешь, Али решился отыграться за унижение?
    — Вряд ли, а там кто его знает! Хотя Али нет, а вот братец его, если еще и под кайфом, мог дернуться!
    Автомобиль приближался.
    Бекетов проговорил:
    — Что-то медленно идет тачка! Может, транзитник из Ставрополя?
    — Может быть.
    — Голосонем?
    Крабов ответил категорично:
    — Нет. Всей толпой в салон не влезем, а делиться нам нельзя.
    «Волга», ослепив офицеров с проститутками, прошла мимо. Проводив машину взглядом, Крабов с Бекетовым и наложницами Али продолжили путь в городок.
    На развилке им опять встретилась все та же «Волга». На этот раз она шла обратно в станицу.
    Юрий спросил друга:
    — Тебе не кажется, Кирилл, что тачка к нам в городок ездила?
    — Нет, не кажется. Потому что она действительно ездила в городок. Наверное, привезла кого-то.
    — Так почему этот кто-то не остановил машину у рынка? Ведь нас не заметить он не мог?
    — Не заметить не мог, а вот спать — вполне! Водителю же вставать возле группы неизвестных лиц нет никакого резона. Наоборот, опасно. Да черт с ней, этой «Волгой»! Идти осталось километра полтора. Давай лучше прикинем, куда девиц денем! К себе я их не поведу!
    — Отведем в штаб. Там есть комната для приезжих. Устроятся наши красавицы на диванах. До утра перекантуются, а завтра пусть с ними комбат и особист разбираются.
    Крабов согласился:
    — Правильно. Тем более, меня утром уже в гарнизоне не будет!
    Офицеры закурили. Девушки тоже попросили сигареты. Четверка продолжила путь к контрольно-пропускному пункту военного гарнизона.
   

   

    

     Глава четвертая
    

    Кирилл с девушками направился к штабу батальона, Юрий пошел к офицерскому общежитию. Темнота поглотила городок. В домах свет был, но вот внешнее, уличное освещение отсутствовало: видимо, что-то на подстанции вышло из строя. Такое случалось нередко. Юрий уже подошел к углу общежития, как вдруг со стороны крыльца пожарного выхода услышал женский окрик:
    — Бекетов!
    Окрик, от которого капитан, буквально оцепенел. Он, естественно, узнал голос Кристины, но ее не могло быть в гарнизоне. Мелькнула мысль, а не глюки ли у него? Оказалось, не галлюцинации, так как голос повторил:
    — Не узнал, Бекетов? Чего встал, как столб? Не ожидал, что вернусь?
    Юрий с трудом проговорил:
    — Кристя?
    — Да, Кристя! Скажи, Бекетов, и где это ты по ночам шляешься?
    Капитан тряхнул головой:
    — Подожди, подожди, Кристина! Откуда ты взялась, ведь должна была приехать в среду?
    — Взялась вот! А ты тут без меня, смотрю, время даром не теряешь! Опять пьян! И где твоя размалеванная подружка? Малолетняя проститутка?
    — Какая проститутка… о, господи!
    Бекетов взялся за лоб, словно голову пробила сильная боль:
    — Так это ты проехала мимо на «Волге»!
    Родимцева подтвердила:
    — Да я! И то, что увидела возле рынка… какая же ты сволочь, Бекетов!
    Капитан убрал руку, поднял на любимую женщину глаза:
    — Ты что, Кристя? Неужели подумала… черт, хотя что еще ты могла подумать, но… Кристя, перед тем как разбрасываться оскорблениями и обвинениями, выслушай меня!
    Кристина безрадостно усмехнулась:
    — Выслушать тебя? Пьяного? Провонявшего дешевыми духами проституток? Не лучше ли дружка твоего, Крабова пригласить? Или он тоже нажрался как последняя свинья и, воспользовавшись моментом, как и ты, по шлюхам вдарился? Какие же вы…
    Бекетов, понимая, что близится катастрофа, попытался успокоить Родимцеву:
    — Кристя! Слово офицера, я тебя не предавал. Я вообще, никого и никогда не предавал!
    Женщина прервала Бекетова:
    — Слово офицера? Как ты, подонок, смеешь даже заикаться об этом?
    — Что? Что ты сказала? Я… подонок?
    Но и Кристина уже не могла управлять собой: она выкрикнула в лицо Бекетову:
    — Да! Подонок! Как и все мужики! Я тебя презираю, Бекетов! Ненавижу! Будь ты проклят!
    Оттолкнув Бекетова, она бегом скрылась за углом. Юрий бросился за ней, но налетел на парня в спортивном костюме, вышедшего из общежития. Они столкнулись:
    — Что за блядство? Какого черта. Сначала баба чуть челюсть своей башкой не свернула, теперь ты? Кто такой?
    — В пальто! Отвали!
    Бекетов вновь бросил толчком парня на стену, побежал вслед за Кристиной, услышав сзади:
    — Хреновина какая-то! Может, тревога?
    Юрий выскочил на улицу, ведущую к части, а значит, и к бараку-общежитию женского взвода роты связи. Но никого на ней не увидел, хотя Родимцева не могла при всем желании достичь своей казармы. Так куда же она делась? Бекетов осмотрелся. Вокруг темнота и тишина. Редкий свет из окон отдельных домов немного освещал городок, но ровно настолько, чтобы сориентироваться на месте. Поэтому Юрий, сориентировавшись, не заметил, что Кристина находилась буквально в десяти метрах от него, за стволом старого тополя.
    Юрий, с досады плюнув на асфальт и закурив сигарету, направился к казарме связисток. Сейчас он у дневальной узнает, приходила ли Кристина, а если нет, то подождет. Придет! Хотя если Кристя предупредила дневальную, то та вряд ли скажет капитану правду. Но… Кристина просто по времени не могла так быстро добраться до своей казармы. А больше ей и идти некуда! Разве что в штаб? Пойти туда? Но тогда он потеряет контроль над казармой. Остаться у барака? А если Кристя в штабе и пробудет там до утра? Черт! Но почему она приехала раньше времени? И именно в этот вечер!
    Выбросив окурок, Бекетов решил пойти к казарме связисток. Кристина проводила его взглядом. Не доходя казармы, Бекетов услышал шаги, а затем удивленный возглас:
    — Юрик? Ты чего по городку шатаешься?
    Из темноты вышел Крабов.
    — А, это ты, Кирилл!
    — Из штаба, оставил у дежурного наложниц Али, но ты-то какого черта по гарнизону шарахаешься? Спать уже должен!
    Бекетов вздохнул:
    — Должен бы, но… помнишь, когда мы из станицы уходили, мимо нас у рынка «Волга» проехала?
    — Ну?
    — Вот тебе и ну! В ней Кристина находилась!
    Крабов присвистнул:
    — В натуре, что ли?
    — В абажуре! Я к общаге подхожу, а она уже ждет меня! Да как понесла! До сих пор дрожь пробивает!
    — Так она нас с проститутками Али видела?
    — Конечно!
    — Вот почему «Волга» не остановилась?! И что дальше?
    Бекетов поведал другу о разговоре с Кристиной.
    Крабов протянул:
    — Да… Но ты погоди в панику-то кидаться. Завтра же все и устаканится. Жаль, я не смогу с ней поговорить, сам понимаешь, где буду, но ситуация и без меня прояснится. Займутся девчонками, и все станет ясно. Правда, до командования дойдет информация и о наших разборках с Али, но тут уж ничего не поделаешь. А сейчас? Сейчас пошли ко мне? Чего тебе без толку в данный момент говорить с Кристиной? Женщина в плену эмоций. А у меня на хате пусто, Рая на дежурстве в санчасти. Успокоишься. Обсудим обстановку. Спать, мне кажется, нет смысла, сейчас два часа, а в пять вставать. На посту высплюсь. Идем, Бекет! Не хрена в городке рисоваться!
    Бекетов согласился:
    — Ты прав. Надо успокоиться. Обсудить ситуацию и принять решение, как погасить конфликт.
    Крабов хлопнул друга по плечу.
    — Вот и правильно. Идем.
    Кристина видела офицеров, но о чем они говорили, не слышала. Дождалась, когда Крабов с Бекетовым ушли, прошла в казарму, не раздеваясь, упала на кровать и разрыдалась.
    Как только офицеры зашли домой к Крабову, он открыл люк подвала, крикнул вниз:
    — Кузин! На выход.
    Бомж, видимо, не спал, так как почти сразу поднялся на поверхность, спросив:
    — Ну, как встреча с Али? Удачно?
    — Сам не догадываешься?
    — Удачно, раз вернулись целыми и невредимыми, а… про Наталью мою что-нибудь узнали?
    — Узнали. Она в Калмыкии, в селении Бурул у некого Акдаева Бадмы, запомнишь или записать?
    — Запомню! Это-то я обязательно запомню!
    — Вот и хорошо! Но что ты будешь делать? Ведь если напрямую сунешься к этому Акдаеву, то тебя, скорее всего, потом искать буду долго, а главное — безуспешно?
    Бомж поник.
    Но Бекетов подбодрил несчастного человека:
    — Не грусти, Дмитрий Сергеевич! Лучше слушай сюда. С утра езжай в Элисту. Но в Бурул не суйся, а прямым ходом добирайся до поселка Мирный. Там, на окраине, стоит десантно-штурмовая бригада. На КПП скажи, что тебя в бригаду послали офицеры 56-го батальона спецназа. Добейся встречи с командиром бригады или с кем из заместителей и особистом. Расскажи им свою историю. Уверен, ребята-десантники помогут тебе.
    Кузин повеселел:
    — Вот спасибо, вот обнадежил, а я даже не предполагал, что и делать, когда узнаю адрес Натальи. Нет, планы, конечно, были, но… короче, спасибо вам, ребята!
    Крабов указал на лаз:
    — А теперь, Дмитрий Сергеевич, лезь обратно в подвал, думаю, тебе там не очень плохо? В пять утра подниму, а пока поспи, наберись сил перед дорогой.
    Бомж согласно закивал головой:
    — Конечно, конечно, удаляюсь, а в подвале хорошо, главное, на каждый шорох шугаться не надо.
    Кузин спустился в подвал. Бекетов спросил друга:
    — Кирилл, у тебя выпить есть?
    — Есть. Но вроде и так неплохо на грудь приняли.
    — Душа болит!
    — А вот это прекрати! Не хватало, чтобы ты запил. Тогда тебе точно Кристины не видать как своих ушей. Вернется с поста Жаров да подобьет к ней клинья. А она назло тебе закрутит с ним. И мандец! О том, что может произойти дальше, я даже думать не хочу.
    Но Юрий заверил:
    — Не запью. А сейчас не могу, Кирилл, тошно мне, понимаешь? Вроде доброе дело сделали, а в итоге? Я — подонок и подлец! Ну почему она так со мной? С ходу не разобравшись?
    — Бабы всегда так, Юра, сначала делают, потом думают. Особенно те, которые почувствовали, что их оскорбили. И неважно, что все их предчувствия — фуфло! Злее бабы зверя нет! Хищницы, одним словом.
    Кирилл достал из холодильника начатую бутылку водки, фужер, налил граммов сто, посмотрел на друга и спросив:
    — Хватит?
    — Сам не будешь?
    Крабов поморщился:
    — Она у меня после кабака до сих пор в горле стоит. Смотреть на нее не могу!
    — Мне бы так! Но налей еще, по полной!
    Кирилл выполнил просьбу друга.
    Юрий выпил и заметно опьянел.
    Далее пошел разговор о Кристине, Рае, семейной и холостой жизни. В общем, по большому счету, разговор ни о чем. Так друзья просидели на кухне до пяти утра. После чего Бекетов ушел приводить себя в порядок, Кирилл начал собирать вещи, готовясь к вылету на горный блокпост.
    В 7–30 Юрий проводил друга в командировку. А в 9–00 после развода его вызвали в штаб батальона. У Белянина находились командир полка внутренних войск и особист гарнизона. Речь шла о проститутках, которые дали в отношении Али очень интересные показания. Дело касалось наркотиков и торговли людьми. Оно усугублялось причастностью к преступной деятельности Илимова его брата — сотрудника правоохранительных органов. И хотя для Бекетова показания наложниц новостью не стали, он посчитал нужным подтвердить факт махинаций Али и его брата. Дал объяснения, почему он с Крабовым решили прессануть Илимова, не скрывая, что причиной разборок с Али послужило оскорбление, нанесенное Илимовым жене Кирилла, а также угрозы в ее адрес. Капитана выслушали, и в 11–00 после доклада командира полка, подчинявшегося непосредственно МВД, и получения необходимых полномочий в усадьбе Али и его брата Ахмета был произведен обыск. Который, впрочем, как узнал позже Юрий, ничего не дал. Ни наркотиков, ни проституток, ни оружия, ни рабов у Илимовых обнаружено не было. Подсуетился Али, чтобы скрыть следы своих и брата преступлений. Но это меньше всего беспокоило Бекетова. Намного важнее для него было наладить отношения с Кристиной. Поэтому сразу же после беседы в штабе он отправился к казарме связисток. Встретила его старший лейтенант, командир взвода, в котором проходила службу Родимцева. Капитан попросил разрешить встречу с Кристиной. Но Родимцева отказалась видеть Бекетова. Это ударило по самолюбию Юрия, и он, затарившись спиртом, закуской, сигаретами, закрывшись в номере общежития, запил. Крабов опасался не напрасно.
    Между тем из района Катавана прибыл взвод старшего лейтенанта Жарова. После доклада командиру батальона о завершении дежурства и предоставлении подчиненному личному составу суточного отдыха Жаров отправился в дом, где проживал его заместитель, сержант Мансуров с женой! Губочкиной была обещана поездка в станицу. После обеда, в 15 часов.
    Оман встретил командира, как дорогого гостя. Мансуров вообще после выяснения отношений со старшим лейтенантом на блокпосту вел себя подчеркнуто почтительно. Провел командира взвода в гостевую комнату, приказав жене приготовить сытный завтрак. Устроившись в гостиной, Жаров спросил подчиненного:
    — С Расулом успел связаться?
    — Конечно, шеф. Сегодня, как обычно, в 11–00 нам передадут деньги. Так что через двадцать минут выезжаю. Не желаете прокатиться вместе со мной?
    — Нет, не желаю. И перестань кривляться. Обиделся? Не стоит. Но и забывать о разговоре тоже не следует. Для всех будет лучше, если наши отношения войдут в прежнее, доверительное русло.
    — Хорошо, Игорь, как скажешь.
    Старший лейтенант погладил лоб:
    — Так! Привезешь бабки, позвонишь мне. С Индюковым никаких контактов, впрочем, он сейчас занят. Вместе с особистами и полканом-ментом какое-то дело раскручивают. Причем вызывали Бекетова. Интересно, этот здесь при чем? Узнаем. Постарайся обернуться быстро. Мне в 3 часа будет нужна твоя машина.
    Мансуров усмехнулся:
    — Повезешь драгоценную Валентину затаривать подарками за услуги, что она оказывала тебе на блокпосту?
    — Это не твое дело, Мансур. А вот найти подходящую, лучше на окраине, но приличную хату, твоя задача после передачи денег.
    Сержант удивился:
    — Хату? Что-то я впервые об этом слышу.
    — Услышал?
    — Да, но…
    — Оман! Прекрати задавать ненужные вопросы.
    — О'кей, шеф. Молчу.
    Жена Мансура внесла чашку с жареным мясом. Оман предложил водки. Жаров взглянул на него:
    — Забыл, что мне машину водить?
    На что сержант усмехнулся:
    — Эка невидаль. Сам же знаешь, что в станице тебя ни один мент не тронет, хоть ты кренделя в центре в дугу пьяный выписывай.
    — Это я знаю. Но к чему лишние разборки с командованием?
    Плотно позавтракав, Жаров поднялся:
    — Спасибо за угощение, мясо приготовлено превосходно, во-вторых, тебе пора на встречу с Расулом, а мне в часть, узнать подробности пожара, да и то, о чем вообще говорят в батальоне. В-третьих, как вернешься, отзвонись мне, договоримся, где отдашь деньги. Получишь свою долю и вновь отправишься в станицу, искать хату. В 14–30 максимум передашь свою тачку, лучше с ключами от снятой квартиры. За усердие я готов заплатить тебе неплохое вознаграждение. Ну а потом, дорогой друг, с утра вторника вплотную займешься взводом. Вопросы?
    — Какие могут быть вопросы, Игорек? Только зря ты к себе настолько плотно Валентину привязываешь! Совсем не обязательно снимать хату, чтобы трахать ее. Губочкина и в номер к тебе явится. За бабки эта шлюха где угодно ноги раздвинет.
    Жаров поднял указательный палец правой руки вверх:
    — Мансур! Мы, по-моему, договорились. Дела с Валентиной — это мои дела. И я буду делать то, что считаю нужным. Можешь об этом и Расулу доложить.
    — Ну зачем же? Расула такая мелочь не интересует!
    — Вот и тебя она должна интересовать только тогда, когда это будет нужно мне. Ты все понял?
    — Все, шеф.
    — Работай, сержант. До связи.
    — До связи, командир.
    Мансур проводил старшего лейтенанта, плюнув ему вслед и проговорив:
    — Шакал паршивый!
    Но тут же, что-то крикнув жене, вывел из гаража белую «девятку». Спустя десять минут он уже вел автомобиль в станицу, предварительно сообщив Расулу о скором прибытии в кафе.
    Жаров, выйдя из дома заместителя, направился в часть, где царила суета. Прибывший взвод устраивался в палатке. Командир роты, увидев подчиненного, спросил:
    — Почему личный состав оставлен на сержантов? Или ты, Жаров, не считаешь нужным лично руководить размещением подразделения?
    — Но комбат разрешил отдых!
    Фирсов покачал головой:
    — Удивляюсь я тебе, Жаров. Ты, взводный, значит, на отдых, а бойцы пусть сами по себе. Ну, ладно, устал ты невозможно, переживаешь гибель солдата, что, кстати, никак не отражается на твоем холеном лице, но где заместитель командира взвода, сержант Мансуров? Мне напомнить, что по контракту я свободно могу перевести его на казарменное положение?
    — Не надо ничего напоминать, Сергей Александрович! И вообще, ваше отношение к себе считаю предвзятым. Ведь вы же прекрасно видите, что я, позавтракав, вновь прибыл во взвод! Заместителя можете перевести куда угодно, а вот насчет моего лица и того, переживаю ли я гибель солдата или нет, ваши реплики унижают мое достоинство! Так что попрошу впредь оставить этот тон. Не устраиваю вас как взводный, ради бога, напишу рапорт о переводе в другое подразделение. Но подписывать его у комбата придется вам, Сергей Александрович!
    Майор взглянул на старшего лейтенанта, кратко приказал:
    — Иди к личному составу!
    Но Жаров не спешил:
    — Так мне писать рапорт о переводе?
    — Это твое право! Поступай как знаешь, держать не буду!
    Ротный, резко повернувшись, пошел вдоль палаток, оставив Жарова ехидно улыбаться.
    Сбоку раздался голос заместителя командира батальона по воспитательной работе, майора Индюкова:
    — Чему лыбишься, Игоряша? Опять с Фирсовым схлестнулся? Напрасно. Себе хуже сделаешь.
    Старший лейтенант повернулся к Индюкову:
    — Извините, Антон Георгиевич, но ваше-то какое дело, почему и как я строю отношения с Фирсовым? Только не надо мне ездить по ушам, что это вам по должности положено. Наслышан!
    Индюкову не понравился тон Жарова, но замполит вынужден был принять его, хотя и попытался сделать замечание младшему офицеру:
    — Игорь! Тебе бы не следовало так разговаривать со мной!
    Жаров изумленно поднял брови:
    — Да? А как мне следует разговаривать с тобой, майор?
    — Ты плохо знаешь Устав?
    Взводный вздохнул:
    — Прекрати, Антон Георгиевич! На людях я обращаюсь к тебе как положено, этого достаточно. В деле же, которое приносит нам неплохие деньги, старший я. Лучше доложи, что новенького, кроме пожара и геройства на нем Бекетова, произошло в части, пока я парился на блокпосту.
    — Сначала, Игорек, я должен узнать, какую на этот раз ты определил мне долю за прикрытие нашего бизнеса?
    Старший лейтенант усмехнулся:
    — Повышенную, майор, повышенную. На этот раз, и уже сегодня, ты получишь 10 000 долларов. Доволен?
    — Доволен. Теперь слушай, что произошло в части. Но отойдем в курилку. Там безопасней.
    Жаров согласился, и они прошли в беседку, стоящую у казармы 2-й роты. Там Индюков поведал старшему лейтенанту о всех новостях, включая и о скандале, устроенном Бекетовым с Крабовым в ресторане «Разгуляй» и какие этот скандал вызвал последствия.
    Жаров сплюнул на бетон:
    — Опять этот Бекетов. Ну где что-нибудь ни произошло, там обязательно проявится Бекет. Его так сложно убрать из части?
    — Я попробовал еще по пожару прессануть капитана, но его прикрыл комбат. Так что ничего у меня не получилось, хотя…
    Старший лейтенант прервал замполита:
    — С этим все ясно! Надо искать пути убрать Бекетова. Опасен он. Опасен, как никто другой, несмотря на все свои бесшабашные пьяные выходки.
    Индюков проговорил:
    — Кстати, по моим данным, Бекетов и сейчас ушел в запой.
    Жаров удивился:
    — И вы ничего не предпринимаете?
    — Ничего, Игорек, потому как его вновь прикрыл комбат.
    — Каким это образом?
    — Простым. Предоставил трое суток отпуска при части! А в отпуске, сам понимаешь…
    — С чего же запил наш доблестный Бекетов?
    — А вот тут, Игорек, история очень даже интересная. Послушай! Уверен, ты сможешь извлечь из нее пользу для себя.
    Индюков говорил медленно, ничего не пропуская. Жаров слушал очень внимательно.
    Когда замполит закончил, глазки старшего лейтенанта забегали:
    — Так, так, так! Значит, крупно поссорились Бекетов с Родимцевой?
    — Крупнее не бывает!
    — Но это точно? Информация достоверная?
    — Достоверная. Их ночной разговор у пожарного выхода офицерского общежития слышала дежурная. Она как раз находилась в подсобке. Утром передала содержание разговора мне. Я кое-что проверил через командира роты связи. Факт размолвки Бекетова с Родимцевой полностью подтвердился. И это перед самым днем ее рождения.
    Взводный переспросил:
    — Днем рождения? Когда у Кристины день рождения?
    — 30 числа. В четверг.
    Жаров взглянул на майора:
    — А вот за эту новость вам, Антон Георгиевич, большое спасибо. Лучшего хода развития событий даже я не смог бы придумать. Так, так. Рассорились, голубки, а идиот Бекет вдогонку еще и запил! Прекрасно. Надеюсь, в батальоне знают, что он пьет?
    — Знают. Я постараюсь, чтобы сей факт получил максимальную огласку, несмотря на то, что Бекетов практически не выходит из дома, и пьяным его никто не видел. Но слухи, как сам знаешь, способны перевернуть мир.
    Старший лейтенант повторил:
    — Прекрасно! Этой ситуацией я обязательно воспользуюсь, только… мне понадобится твоя помощь. Не сейчас, позже.
    Замполит ухмыльнулся:
    — За отдельную плату, Игорек.
    — За плату не беспокойся. Не обижу.
    — Ну, тогда жду встречи с тобой. Лучше, если ты принесешь деньги в столовую, перед ужином. Я буду проверять несение службы внутренним нарядом и снимать пробу. Вот там мы можем спокойно встретиться.
    — Хорошо. Так и сделаем.
    Замполит направился к штабу. Жаров остался в курилке. Ему было о чем подумать.
    Мансур позвонил в 12–20, когда Жаров собрался проверить размещение взвода.
    — Шеф! Все нормально, встретился с Расулом, гонорар при мне.
    — Ты где находишься?
    — Возле дома, в городке.
    — Возьми с собой деньги и неси их к расположению роты.
    — Свою долю я могу изъять из общей суммы?
    — Можешь. Жду тебя.
    Сержант появился через двадцать минут, с кейсом в руке.
    Жаров, забрав чемодан, спросил:
    — Тачка в порядке?
    — В порядке.
    — Ты решил вопрос с хатой?
    — Конечно.
    — Так быстро?
    Мансур пожал плечами:
    — Повезло! Грузин Шота, тот, что пашет в кафе, подыскал приличный вариант. Недостроенный дом на окраине станицы, прямо у пруда.
    — Что значит, недостроенный дом?
    — Недостроенным он считается потому, что не возведен второй этаж, первый же представляет вполне удобную, меблированную двухкомнатную квартиру, со всеми удобствами.
    — Чей это дом?
    — Племянник Али строит. Тот, что в баре «Разгуляй» работал, пока наши козлы Бекетов с Крабовым не навели в кабаке шухер. Пришлось Тимуру уходить. Но он «чист». А меблировал первый этаж, потому как принимал женщин. Уж очень любвеобильный этот Тимур. В доме родителей бардак разводить отец не позволит, вот он в недостроенном доме и устроил шалман.
    Жаров скривился:
    — И что, мы по очереди будем пользоваться им?
    — Нет. Тимур, по настоянию грузина, на время передал право собственности зданием нам. Вот и ключи, большой от ворот забора, малый от центрального входа. Черный ход, или выход на пустырь, закрывается изнутри.
    — Хорошо. Сейчас проверь взвод, обязательно засветись перед ротным, мне не понравилось, как он разговаривал со мной. О тебе, в том числе. А в три часа отвезешь нас с Валентиной в станицу. Ясно?
    — Ясно.
    — Иди!
    Отпустив подчиненного, старший лейтенант прошел к парку боевых машин полка. Остановившись на аллее, убедившись, что рядом никого нет, набрал по сотовому телефону номер замполита. Жаров решил не ждать вечера и расплатиться с замполитом немедленно. Тот ответил:
    — Слушаю.
    Взводный спросил:
    — Говорить можешь?
    — Лучше через минуту перезвоню.
    — Хорошо, жду.
    Не успел Жаров выкурить сигарету, как его мобильник издал мелодию сигнала вызова, на дисплее высветился номер и буква И. Звонил заместитель по воспитательной работе. Старлей включил аппарат:
    — На связи.
    — Что у тебя, Игорь?
    — Нас никто не слышит?
    — Сейчас нет. Я покинул штаб.
    — Хорошо. Вечером у меня не будет времени передать тебе деньги.
    — А ты получил их?
    — Да, они со мной, я у парка. Давай встретимся у клуба в городке. Заберешь баксы.
    Замполит уточнил:
    — Не у клуба, а в клубе. Точнее, в фойе клуба. Там сейчас кроме дневального никого нет. Солдата отправим в магазин и проведем расчет.
    — Согласен. Через двадцать минут в фойе клуба.
    Жаров отключил телефон. Прошел в палатку взвода, где вовсю командовал Мансуров. Личный состав заканчивал устанавливать в палатке двухъярусные кровати. После обеда им полагался сон. Выйдя из расположения роты, старший лейтенант не спеша направился к клубу гарнизона. Там встретился с замполитом и передал ему десять тысяч долларов. Суммой оборотень остался доволен:
    — Так бы каждый день, Игорек, да? А ведь кто-то на «гражданке» и поболе гребет!
    — Так иди на «гражданку» и греби!
    Майор Индюков вздохнул:
    — Не получится. Мы свое упустили. Пока в этой долбаной армии херней занимались, ребята понаглей все разделили. Нам же оставили лишь остатки с барского стола. Но и это хоть что-то!
    — Как бы не лишиться и этого! Теперь, когда на блокпост выставляют два взвода, пропустить даже малый караван через границу невозможно. Надо искать другие варианты.
    — Вот ты, Игорек, этим и займись. Ты наш шеф по теневому бизнесу.
    — Не волнуйся, Антон Георгиевич, что-нибудь придумаю. Ты мне только условия создай, Бекетова помоги спалить. Да и от Крабова не мешало бы отделаться. А я что-нибудь придумаю. Варианты есть. Да и наши «друзья» какую-нибудь комбинацию подскажут. Не думаю, что останешься без работы. А значит, и без денег!
    — Я тебя понял, Игорь. Попробую еще раз прессануть Бекетова, но ничего не гарантирую. Надо искать выход на человека, который имел бы влияние на комбата.
    — Вот и поищи такого.
    — Это потребует затрат.
    — Ты сначала найди человека, способного сделать дело, а насчет затрат не беспокойся. На Бекета я бабок не пожалею.
    — Понял. Ну что, вроде все? Пошел я? Дел в штабе много.
    — Иди! Кто тебя держит?
    — Всего хорошего!
    — До свидания, Игорек!
    Индюков покинул клуб, направившись в штаб.
    Жаров присел в кресло фойе. Вернулся солдат, посланный, как советовал замполит, в магазин. Передал офицеру пачку «Мальборо», вышел на крыльцо. Старший лейтенант достал сотовый телефон. Порылся в памяти мобильника. Нашел нужный номер. Нажав клавишу вызова, приложил аппарат к щеке:
    — Валя? Узнала?
    Губочкина, а это ее вызвал Жаров, ответила:
    — Что-то рано ты звонишь, договаривались на три, а сейчас только два.
    — Обстановка изменилась, Валюша. Ты как, готова покинуть гарнизон?
    — В принципе, ничего меня не держит.
    — Вот и хорошо. Выходи к спортгородку возле офицерской общаги, встань возле арыка с правой стороны. Увидишь машину Мансура, садись на заднее сиденье, все понятно?
    — Все, дорогой!
    — Вот и хорошо. Выходи прямо сейчас.
    Старший лейтенант переключился на заместителя:
    — Оман? Как дела?
    — Нормально. Взвод в составе роты убыл на обед.
    — Понятно. Давай выдвигайся к дому, заведи свою лайбу и выезжай. Меня подберешь у клуба.
    — Минут через десять буду.
    — Давай, жду.
    В 14–20 старший лейтенант Жаров, сержанты Мансуров и Губочкина на белой «девятке» покинули пределы гарнизона, направившись в сторону станицы Разгульной.
    В населенном пункте остановились у единственного магазина «Золото». Пожилой армянин радушно принял посетителей, провел к витрине.
    — Пожалуйста, уважаемые, здесь под стеклом лучший мой товар.
    И действительно, на разноцветных подушечках лежали украшения, способные удовлетворить любой, даже самый изысканный вкус. Подобная роскошь немного странно смотрелась на фоне обычных стен, деревянного пола и общей убогости помещения.
    Жаров повернулся к Губочкиной, у которой при виде драгоценностей заметно заблестели глаза:
    — Я обещал тебе подарок, дорогая, и держу слово. Выбирай его сама.
    Валентина спросила:
    — И на какую сумму я могу рассчитывать?
    Ценник на украшения колебался от девятисот рублей до ста двадцати тысяч.
    Старший лейтенант ответил:
    — На любую!
    Губочкина бросила на любовника быстрый взгляд:
    — Уж не хочешь ли ты сказать, что я могу выбрать все, что понравится?
    Старший лейтенант усмехнулся:
    — Именно это я и хотел сказать!
    Валентина вдруг вспомнила о прошедшем через блокпост караване, и настроение ее упало, но… ненадолго, блеск золота и драгоценных камней вновь завладел ею.
    Она сделал выбор.
    Армянин, явно не ожидавший подобного, растерянно спросил:
    — Вы просто прицениваетесь, или действительно желаете купить украшения?
    Жаров рассмеялся:
    — Купить, уважаемый, купить!
    — Но ваша дама выбрала драгоценностей почти на двести тысяч рублей?!
    — Ну и что?
    — У нас в станице еще никто и никогда не делал покупки на такую сумму.
    — Значит, мы будем первыми! Только тебе, старик, не следует афишировать эту покупку. Как говорится, молчание — золото, а кому, как не тебе, знать цену золота.
    Армянин всплеснул руками:
    — Да что вы? Разве я враг себе? Если кто узнает, какие я снял деньги, то местные бандиты тут же обложат данью. Я вас просил бы молчать!
    — О нас не беспокойтесь! И запомни, это не первая покупка, которую я сделаю при условии соблюдения тайны сделок.
    — Конечно, конечно!
    — Тогда укладывай товар в футляры, и будем рассчитываться!
    Армянин засуетился:
    — Вам придется подождать. Мне надо собрать заказ!
    Жаров удивился:
    — Чего его собирать? Снимай с витрины — и все дела?
    Хозяин магазина покачал головой:
    — Это невозможно! Неужели вы думаете, что я стал бы так открыто выставлять настоящие украшения? Здесь, в станице?
    — Так перед нами бижутерия?
    — Конечно! Но я быстро выполню заказ, только закрою лавку. Прошу извинения!
    Армянин чуть не подбежал к двери, вывесил табличку «Закрыто», проскользнул мимо неожиданных покупателей куда-то внутрь помещения. Вскоре вернулся, неся в руках пакет. Обычный черный пакет. Поставил его на витрину:
    — Вот ваш заказ, можете проверить!
    Жаров кивнул Валентине:
    — Посмотри, пожалуйста, дорогая, что нам принес достопочтенный торговец, а я пока рассчитаюсь с ним.
    Губочкина тут же высыпала коробочки разных форм и размеров на стол, стала открывать их. Руки ее заметно дрожали.
    Жаров спросил у торгаша:
    — Сколько я тебе должен?
    Тот быстро подсчитал стоимость украшений:
    — 197 500 рублей, уважаемый!
    — В долларах берешь?
    — Конечно, но по курсу покупки банка, то есть по нижней шкале курса, и… если доллары настоящие!
    — Ты что, старик?
    — Извините, уважаемый! Сейчас на Кавказе столько всего фальшивого, что уж говорить о деньгах.
    — И что ты предлагаешь?
    — Проверить деньги, только и всего.
    — В банк тащиться?
    — Ну зачем же? У меня свой аппарат имеется.
    — А у тебя нет аппаратика проверить, настоящие ли драгоценности ты нам подкинул?
    Армянин укоризненно покачал головой:
    — Если бы я здесь торговал фальшивкой, то мне давно бы отрезали голову.
    Жаров согласился:
    — Логично. Так сколько твой товар стоит в баксах?
    — Минуту.
    Торгаш склонился над калькулятором. Ответил:
    — Значит, шесть тысяч восемьсот восемьдесят долларов с вас!
    Старший лейтенант вытащил из кармана пачку стодолларовых купюр, отсчитал семь тысч, бросил их на прилавок:
    — Забирай и проверяй!
    — Хорошо, но сдачи я дам в рублях, вас это устроит?
    — Сдачи не надо! Меня устроит, если мы как можно быстрей закончим эту канитель!
    — Да, да, я быстро.
    Он вновь метнулся в комнату, чтобы буквально через минуту выйти в торговый зал и объявить:
    — Все в порядке. Благодарю за покупку. Буду с большим нетерпением ждать вас еще к себе, в свой скромный магазин. Да, если что, то я работаю и на заказ.
    — Отлично! До свидания!
    — До свидания, уважаемые! Да, простите, дверь открою!
    Жаров, Губочкина и Мансуров вышли из магазина, сели в «девятку».
    Старший лейтенант спросил у заместителя:
    — В нашей хате холодильник есть?
    — Есть.
    — И он, конечно, пуст?
    — Да.
    — Тогда давай на рынок.
    Купив водки, шампанского, мяса, овощей с зеленью и фруктов, уложив покупки в багажник и заняв место за рулем, Мансур спросил:
    — Теперь, как понимаю, на хату?
    Жаров согласно кивнул:
    — Правильно, сержант, понимаешь. На хату.
    В 15–20 троица вошла в недостроенный дом.
    Первый этаж оказался на самом деле просторным и уютным жилищем. Жаров остался доволен осмотром. Оставив Валентину любоваться украшениями, он вывел Мансурова во двор. Перед воротами закурил.
    Оман покачал головой:
    — Это надо, на какую-то шлюху — и семь штук? Да за такие бабки можно всех баб в станице перетрахать!
    Старший лейтенант взглянул на заместителя, посоветовав:
    — Мансур! Ты бы лучше собственные деньги считал!
    — Да я ничего. Только не стоит Валька и десятой доли того, что на нее потрачено.
    — Все, заткнись. На сегодня свободен. Мы остаемся здесь. Завтра подкатишь часам к семи. Находись в гарнизоне. Если что, звони на мобильник и будь в готовности перевезти меня в городок.
    — Если ротный или комбат спросят, где ты, что сказать?
    — Скажи, что, согласно распоряжения того же Белянина, отдыхаю. А вот где? Другой вопрос, на который у тебя ответа нет. Но если надо, ты всегда можешь меня найти. Еще вопросы будут?
    — Да. За хату, помнится, ты обещал заплатить.
    Жаров усмехнулся:
    — Не забыл? Обещал. Держи.
    Он протянул сержанту стодолларовую купюру:
    — Этого хватит?
    Оман ответил:
    — Мне за работу, но надо еще Тимуру заплатить.
    — И сколько?
    — Триста баксов. Это за месяц.
    — Почему оплата вперед?
    — Это не я установил.
    — Тимур?
    — Расул.
    — Ясно. Держи плату за жилье, но чтобы ни Тимура, ни строителей, ни кого-либо другого в октябре в этом доме не было.
    — Само собой, шеф.
    — Езжай.
    — Счастливо провести время, командир.
    — А ты не скалься, Мансур, не надо.
    — О чем это ты?
    — Ни о чем. Свободен! И завтра быть здесь не позже семи часов утра! Ждать на углу проулка, к дому не подъезжая.
    — Есть, командир.
    — Пошел.
    Сержант вышел на улицу, и вскоре пыль от его «девятки» осела на грунтовую дорогу. Выкурив еще сигарету, Жаров вернулся в гостиную, где довольная Валентина накрывала журнальный столик.
    Оборотень подошел к ней, схватил за пышные ягодицы:
    — Ты довольна подарком, дорогая?
    — Конечно, Игорь!
    — Не забыла, что должна будешь отрабатывать?
    — Не забыла! Я вся твоя! Хочешь, посидим немного, хочешь, сразу пойдем в спальню. Я ее посмотрела, там нам будет намного удобнее, чем в блиндаже или в казарме!
    — Я не об этом! Секс позже, а сейчас я хочу, чтобы ты завтра вступила в контакт с Родимцевой.
    Губочкина не поняла:
    — В смысле?
    — В прямом. Ты должна на время стать ее подругой.
    — Но мы, мягко говоря, не переносим друг друга.
    — Так сделаешь, чтобы переносили. И это только начало. Что предстоит сделать далее, я тебе позже скажу.
    — Так ты нацелился на Родимцеву?
    — Да.
    — А я-то подумала…
    Старший лейтенант перебил женщину:
    — Ты неверно подумала. Тебе предстоит работать на меня, ну и удовлетворять кое-какие мои прихоти в постели. Другими словами, я буду использовать тебя в своих целях, использовать как захочу. За это получишь деньги, хорошие деньги, а со временем и свободу. Свободной и обеспеченной ты сумеешь устроить свою жизнь. Но, повторюсь, при условии, если какое-то время будешь выполнять все мои требования. И запомни, с этой минуты у тебя иной дороги, пути назад уже нет. Это не угроза, это предупреждение. А сейчас налей шампанского, отметим успешное возвращение с блокпоста и начало взаимовыгодного сотрудничества! Затем в душ и в постель.
    Губочкина подчинилась. Ночью она, пьяная, вовсю старалась исполнить не доставляющие ей никакого удовольствия развратные сексуальные прихоти своего не менее одурманенного спиртным партнера. Деньги следовало отрабатывать. И не только деньги. Валентине теперь предстояло отрабатывать право на жизнь. И она это прекрасно осознавала, одновременно обнимая и проклиная разгоряченное, потное, липкое тело того, от кого по собственной глупости теперь находилась в полной зависимости. И иного выхода, как беспрекословно, рабски подчиниться, в своем настоящем положении Губочкина не видела.
   

   

    

     Глава пятая
    

    Пить Бекетов прекратил в четверг. И лишь потому, что тридцатого числа у Кристины день рождения. Он должен поздравить ее и, возможно, попробовать все-таки объясниться по поводу воскресного случая. Тем более, Кристина уже наверняка узнала всю правду. Но, узнав правду, почему не пришла сама? Хотя куда ей было приходить? В номер общаги, за два дня непробудной пьянки превращенный в свинарник? Да и просто в общагу даже в лучшие времена Кристя не пошла бы. Значит, следует самому направиться к ней, благо повод стопроцентный. Но для того, чтобы пойти к любимой, надо, во-первых, привести себя в порядок, во-вторых, купить подарок. И если со вторым проблем не было, то вот с первым…
    Отходил капитан тяжело. До обеда так и висел над тазиком, не в состоянии оторваться от рвоты. Пара бутылок пива, что стояла в холодильнике, могла существенно облегчить похмельный синдром, но Юрий решил к спиртному не прикасаться. Около часа ему стало легче. В два он поднялся, взглянул на себя в зеркало и ужаснулся. После душа и бритья Бекетов улучшил свой внешний вид. Но последствия пьянки продолжали проявляться в одутловатости лица, мутности взгляда, легком дрожании тела. Все это пройдет. Вопрос, когда? Времени же у капитана не было. А в таком виде идти на встречу с Кристиной он не мог. Да и желания не было. Не сможет Бекетов поговорить с ней, когда настроение похмельем сведено к нулю. И поднять его может только спиртное. Пришлось менять решение не пить. В его положении просто необходимо поднять тонус. Всего лишь поднять, не более того! Бекетов вспомнил о пузатой бутылке коньяка, что стояла у него за спинкой кровати. Сейчас это самое то, чтобы и в норму прийти, и запах перебить. Еще бы к коньяку лимон. Но лимона не было. Было яблоко, старое, сморщенное. Но и таким оно для легкой закуски сойдет! Юрий налил в бокал сто грамм «клоповника», как в гарнизоне именовали коньяк, выпил, закусив прогнившим яблоком. Теплая волна достигла желудка, одновременно согревая тело, убирая дрожь и успокаивая. Хотел добавить, но не стал, решительно отправив бутылку коньяка на прежнее место за кровать. Почувствовал явное облегчение и желание действовать. Подольше длилось бы это желание. Бекетов достал из кителя повседневной формы деньги. Отсчитал две тысячи рублей, облачился в костюм с черной майкой под горло вместо рубашки, взглянул еще раз на себя в зеркало, побрызгался дорогим одеколоном, вышел из общежития, направившись к магазину военторга. Подарок выбирал долго. Что подарить Кристине? Духи? Но какие? Женщины весьма щепетильны в выборе косметики, это не мужики, дамы желают в этом вопросе оставаться индивидуалками. А на прилавке хоть и широкий выбор парфюмерии, но той, которой пользуются все. Часы? У Кристи есть часы, и капитан не знает, какие. Может, дорогие, фирменные, а он купит какую-нибудь лабуду китайскую. Черт!
    Видя замешательство офицера, к нему подошла продавщица:
    — Вам помочь?
    — Да, пожалуй. Хочу женщине подарок на день рождения выбрать, и не могу.
    — Ну, это поправимо. Купите ей куклу!
    Бекетов удивился:
    — Куклу?
    — Да! Это вернет женщину в детство, станет неожиданным сюрпризом. Наверняка другие станут дарить стандартные вещи: духи, туалетную воду, набор косметики, а вы — куклу! Или игрушку мягкую, которые так любят маленькие девочки.
    Капитан хмыкнул:
    — Хм! Забавное предположение. А у вас есть говорящие игрушки?
    — Да! Вот, например, этот удивительный милый пингвин. Стоит тронуть его за крыло, и он произносит: «Я очень, очень люблю вас!» Поверьте, это трогательно!
    — А не будет игрушки мало для подарка?
    — Нет. Считаю, что-либо добавлять, — лишь обесценивать подарок. Кроме, естественно, цветов. Но цветы в городке не продаются.
    — С цветами что-нибудь решим. Давайте вашего пингвина.
    Продавщица уложила игрушку в коробку, обвязала ее шелковой лентой, вручила покупку Юрию:
    — С вас триста пятьдесят рублей.
    Капитан рассчитался с девушкой, поблагодарил ее и вышел на улицу, уложив коробку в целлофановый пакет, купленный на выходе, в кассе магазина. Так, с подарком вопрос вроде решен, теперь дело за цветами. Ехать в станицу не на чем, да и поздно. Цветами на рынке торговали с утра и до обеда. Сейчас цветочников на месте уже наверняка не было. Но был другой вариант. Вариант с Раей, женой Кирилла Крабова. Она слыла большой любительницей и ценительницей цветов, выращивая в самодельной теплице всевозможные декоративные растения. Бекету Рая не откажет.
    Капитан направился к дому друга.
    И увидел Раю во дворе. И вновь развешивающей белье.
    Бекетов остановился у калитки, облокотился о забор.
    — Раиса! Бог в помощь!
    Женщина повернулась:
    — Юра? Привет! А чего ты сегодня вырядился в костюм? А?! Понимаю, у Кристины ведь день рождения. К ней собрался?
    — К ней, Рая. Но есть проблема.
    Раиса отошла от белья:
    — Какая же?
    — Цветы.
    — Разве это проблема? Проходи в цветник, выбирай, что понравится. А я пока закончу с делами. Потом сооружу тебе букет.
    Бекетов, оставив на скамейке пакет, прошел в тепличку. Среди множества растений выбрал розы, срезал пять штук. С ними вышел во двор.
    Раиса, вынеся очередную партию мокрого белья, поставила таз на приступок, вытерла руки о фартук.
    — Розы! Хороший выбор. Ты уверен, что Кристина любит розы?
    — Ни в чем я не уверен! Но… на другое у меня фантазии не хватило. Вот упаковать бы их как-нибудь.
    — Перекури. Сейчас соорудим букет.
    Женщина прошла в цветник, вышла оттуда с голубыми и желтыми цветами, ветвью папоротника. На скамейке сложила букет. Принесла из дому серебряную фольгу и алый бант. Быстро соорудила солидный и красивый букет.
    Вручила его Бекетову:
    — Ну, вот! Думаю, Кристя останется довольна.
    — Да? Не уверен?! И не из-за цветов, Рая!
    — А вот в этом будешь виноват только ты! Вместо того чтобы найти момент и объясниться с женщиной, ты выбрал самый легкий для себя вариант, обиделся и ушел в запой. Хорошо еще, что пил недолго, если, конечно, сегодня не продолжишь!
    — Не продолжу! Мне мужа твоего менять. Надо форму набрать. Неспокойно на границе стало.
    — Да… Кирилл тоже об этом говорил. Но вроде скоро пограничники вместо блокпоста заставу поставят?
    — Должны, но что-то не торопятся. Ну, ладно, Рая, спасибо тебе огромное и за цветы, и за поддержку, пошел я к Кристине.
    — Волнуешься?
    — Да.
    — Удачи тебе, Юра!
    — Спасибо. Она действительно сейчас лишней не стала бы!
    Капитан направился к казарме взвода связи.
    
* * *

    Но не один Бекетов готовился сегодня поздравить Кристину Родимцеву с днем рождения. Не считая командования и сослуживцев, были и еще люди, которые на этот день возлагали свои особые надежды. Следуя инструкции и приказу Жарова, первой еще в 8 утра в номер Кристины постучала Валентина Губочкина.
    Родимцева, поднявшись рано, открыла дверь. Увидев Губочкину, удивленно воскликнула:
    — Валентина! Ты?
    — Удивлена?
    — Да.
    — А я вот зашла с днем рождения тебя поздравить. Нечасто в нашей жизни, одинокой бабьей, бывают светлые дни. Так, думаю, чего собачиться? Мы должны быть вместе, особенно здесь. Так позволишь войти?
    Кристина пропустила Губочкину.
    Та, войдя в комнату, протянула Кристине коробку косметического набора:
    — Поздравляю, Кристина! Мой подарок скромен, но он от души, честное слово!
    Родимцева приняла подарок, проговорив:
    — Меня и угостить тебя нечем. Может, чай разогреть?
    Валентина отказалась:
    — Не надо. А вот поговорить, если ты, конечно, не против, так это с удовольствием.
    Кристина пожала плечами:
    — Что ж, поговорим! Только, извини, не вижу темы для нашего разговора.
    Губочкина кивнула головой:
    — Да! Еще неделю назад я тоже думала бы, что нам не о чем поговорить. Сейчас же многое изменилось.
    — И что конкретно?
    — Извини, Кристя, но я хотела поговорить о Юре Бекетове.
    Увидев, как лицо Кристины изменилось, Губочкина поспешила добавить:
    — Нет, нет, Кристя, не подумай ничего плохого. Просто сложилось так, что я люблю Бекетова, а он любит тебя. Вот такая история.
    — Откуда тебе знать, что Бекетов меня любит?
    Губочкина снисходительно посмотрела на Родимцеву:
    — Эх, Кристя, Кристя. Раньше Бекетов ударял за мной. Потом, после очередной встречи, сказал, что не нужна я ему больше: мол, полюбил другую. Я, естественно, спросила, кого, если не секрет, он ответил: Родимцеву. Помню, возмутилась, как же так? Получается, пользовался мной и выбросил? Он извинился, сказал: сердцу не прикажешь!
    Кристина побледнела:
    — И как… как давно была эта ваша последняя встреча?
    — Точно не помню. После одной из дискотек. Он тогда куда-то пропал из клуба, я ждала его возле общежития, и он пришел поздно. Но я дождалась. В комнату проникли, как всегда, через окно. Бекетов еще удивился тому, что ждала его. Может, другую хотел привести? Тогда получилось бы нехорошо. Но не получилось.
    Родимцева вспомнила ночную прогулку к реке, и то, как Юрий предложил ей пройти к нему в номер. Неужели он тогда переспал с Губочкиной. Нет, этого не может быть. Хотя… зачем Валентине врать? Тем более, так грубо?
    — Значит, в ту ночь он и сказал, что любит меня?
    — Точнее, под утро!
    Валентина взглянула на Кристину печальными глазами:
    — Счастливая ты, Кристя?
    — Да? Чем же? Уж не любовью ли Бекетова?
    — Не думай о нем плохо, Кристя! Если разобраться, то человек он неплохой, но несчастный, неустроенный, не нашедший себя, оттого и злой иногда. Мне кажется, что, обхаживая женщин, Юра невольно задавается целью унизить их. Отомстить за все то, что ломает его жизнь. Хотя не женщины ломают его, а водка. Вот и сейчас он в запое! Почему? Ведь у него есть ты? Молодая, красивая! Он болен, это ясно, но любовь лечит все!
    Кристина отрезала:
    — Остановись, Валя! Я не желаю слушать о Бекетове ничего! Ни хорошее, ни плохое. Он как ворвался в мою жизнь, так и вылетит из нее! Я тоже имею собственное достоинство и личные принципы.
    Губочкина сожалеюще произнесла:
    — Ну вот, кажется, я испортила тебе настроение. А ведь не хотела.
    — Тогда зачем завела этот разговор?
    — Успокойся, Кристя. Раньше я смотрела на тебя, как на всех остальных женщин нашего бабского взвода, а вот сейчас…
    — Что изменилось сейчас?
    — Вернее не сейчас, а чуть ранее, находясь на блокпосту…
    — Продолжай!
    — Находясь на блокпосту, я впервые позавидовала тебе.
    Кристина искренне удивилась:
    — Позавидовала? Чему?
    — Тому, что тебя любят как минимум два человека, а я вот стала не нужна никому! Данное обстоятельство заставило задуматься. И я поняла, что ты действительно заслужила счастья. Не раздала любовь по сторонам, как это, к сожалению, сделала я. И зависть, как ни странно, сменилась уважением. Да, Кристина, уважением! Немногие могли поставить себя в сложном армейском обществе так, как ты! Независимо, строго!
    Кристина потерла лоб рукой:
    — Подожди, подожди! У меня все в голове путается. Ты сказала о двух мужчинах, влюбленных в меня. С Бекетовым ясно, но кто второй? Почему ты знаешь, а я не ведаю о нем?
    — Потому что он очень скромный человек. Порядочный и скромный. Он из тех, кто молча будет страдать, видя, что его возлюбленная с другим, продолжая любить ее всем сердцем!
    — Но о ком ты говоришь?
    — О Жарове! Игоре Жарове, командире взвода роты, в которой служит и Бекетов!
    — Жаров? Вот никогда не подумала бы!
    — Я тоже!
    Валентина спросила:
    — Можно закурить?
    Кристина разрешила:
    — Кури. Я только форточку открою.
    Губочкина прикурила сигарету, глубоко затянулась:
    — Признаюсь, после облома с Бекетовым я хотела прицепить к себе Жарова. Как ты знаешь, мы вместе выходили на блокпост, и у меня была неделя на обработку старшего лейтенанта. Но… не тут-то было. Зайдя в блиндаж и поставив оружие в пирамиду, он выставил на стол твою фотографию!
    — Мою фотографию?
    — Да! Я спросила, что бы это значило? Он вздохнул и ничего не ответил. Занялся делами. После отбоя, ночью, я к нему. А Жаров вежливо так отстранил меня и сказал: «Не надо, Валя, я люблю другую женщину, фото которой стоит на столе!» Меня всю перевернуло, говорю: но она же с Бекетовым? А он: это без разницы, главное, что я ее люблю! И надеюсь, настанет время, заметит и она мое чувство! Я накричала на него: телок, мол, он облизанный, баба в камуфляже. Слизняк. А он, не повышая голоса: «Успокойся, Валя! И больше данной темы не касайся, как не надейся на то, что я буду спать с тобой. Этого не будет!» Я опять: мужик он или нет? И кто узнает, трахались мы или нет? Вот тут Жаров показал, кто в доме хозяин. Резко оборвал меня и отправил спать, пригрозив, что если и дальше буду приставать, то вернет в часть! Вот так я узнала о том, что Жаров сходит от тебя с ума. Поэтому и говорю: счастливая ты! И счастье свое заслужила. Одно хочу посоветовать, Кристина, поверь, от чистого сердца, не ошибись в выборе! И продолжай оставаться такой, какой есть. А я уволюсь. Вот контракт закончится, уеду домой! Пошла бы к черту эта армия!
    Родимцева выглядела растерянной. Она никак не ожидала услышать то, что услышала. И чувства ее перемешались. Бекетов изменил ей, а Жаров молча, ни чем не показывая это, любил. И любит! Бекетов тоже любит, но так, как выгодно ему! А Жаров? Но почему Жаров? Зачем? Впрочем, парень он неплохой, на хорошем счету, красивый, ровесник Кристины. Полная противоположность Бекетову. Самоуверенному и своевольному, самолюбивому Бекетову. Но сердце Родимцевой отчего-то продолжает тянуться к капитану. Может, оттого, что она раньше на Жарова не обращала никакого внимания? А если обратить? Ведь это ничего не значит! Можно построить и дружеские отношения. Кристина вздохнула.
    Губочкина, видя, что сумела выполнить миссию, возложенную на нее Жаровым, затушив окурок, поднялась со стула:
    — Ладно, Кристина! Еще раз поздравляю тебя с днем рождения. Желаю, поверь, искренне желаю тебе счастья. В подруги не набиваюсь, захочешь, я готова, нет, дело твое! Пойду я!
    Кристина остановила Губочкину:
    — Подожди, Валя! Я в шесть в фойе хочу вечеринку устроить для своих, так ты приходи, ладно?
    — Зачем, Кристя? Лучше Жарова пригласи, приглядись к нему! Хороший он человек, надежный. Из таких мужья верные получаются. Для таких семья — все! А я не приду, не обижайся. Просто нет настроения.
    — И все же, если захочешь, приходи. Мне интересно с тобой. Ты можешь дать дельные советы.
    Губочкина усмехнулась:
    — Намекаешь на то, что я старая, прожженная баба?
    — Ну что ты! Что ты! Какая же ты старая? У тебя еще все впереди! Вот увидишь, Валя!
    — Спасибо тебе, Кристина! Жаль, раньше не сошлись. Но это моя вина. Счастья тебе!
    Валентина вышла из номера и быстро направилась к выходу из казармы.
    Кристина, закрыв за ней дверь, прошептала:
    — Боже! Как же все сложно!
    Кристине захотелось плакать. Она легла на постель, уткнувшись в подушку. Так начался для нее самый светлый день в жизни, день ее рождения, которого она всегда с нетерпением ждала и который, как правило, проходил хоть и празднично, но не так, как того хотелось бы Кристине. Намного слаще было ожидание праздника. Кристина плакала тихо, совершенно сбитая с толку откровениями Губочкиной.
    Губочкина, пройдя по аллее, остановилась у скамейки, позвонила Жарову:
    — Игорек?
    — Как дела, Валентина?
    — Лучше не придумаешь, развела лохушку на все сто.
    — Уверена?
    — Абсолютно! Дорога тебе расчищена, доволен?
    — Я оценю твою работу после того, как встречусь с Родимцевой.
    Валентина посоветовала:
    — Тогда делай это немедленно. Подари подарок, сыграй влюбленного, застенчивого Ромео, получишь приглашение на вечеринку. А там, глядишь, уже сегодня трахнешь эту невесть что мнящую из себя сучку!
    — Ты выражения подбирай, дорогая?!
    — Значит, говоришь, лучше прямо сейчас к ней завалиться?
    — Да.
    — А я там, случайно, на Бекетова не налечу?
    Губочкина рассмеялась:
    — Испугался? Думаю, Бекетов при виде тебя разозлится не на шутку. Базарить попусту не станет! Не тот мужик! Скорее, сразу же жало свернет!
    — Ну, ты?! Я тоже не пацан, просто встреча с Бекетовым может все испортить.
    — Хочешь, чтобы я узнала, что делает капитан?
    — Это было бы неплохо.
    — Хорошо, дорогой! Что ради «любви» не сделаешь?
    — Ради денег, дорогая.
    — А это для меня одно и то же!
    Жаров приказал:
    — Как отследишь Бекетова, звонок мне.
    — Хорошо. Но и ты будь наготове навестить Родимцеву. Она как раз в том состоянии, что вполне можно обработать.
    — Работай.
    Старший лейтенант отключил телефон. А Валентина направилась в магазин военторга. Она правильно просчитала, что если капитан и надумает с утра пойти к возлюбленной, то непременно через магазин. Без подарка Бекетов к Кристине не сунется. В «Военторге» выяснилось, что капитан еще не приходил. Губочкина заняла позицию недалеко от магазина, вызвав по мобильнику Жарова:
    — Игорек! Можешь двигать к своей шлюшке!
    — Путь свободен?
    — Да! Но сколько долго он будет свободен, не знаю. Но об опасности, если что, предупрежу.
    — Попробовала бы не предупредить.
    — Ну, вот опять грубость. Я чем-то ночью не угодила тебе? По-моему, выполнила все твои прихоти.
    — Заткнись. И следи за обстановкой. Я пошел.
    Взяв с собой большой пакет, который скрыл в себе пышный букет, купленный накануне заместителем, и положив в карман форменного кителя красную атласную коробочку, Жаров вышел из номера. Услышал, что в душевой кто-то плещется под струями холодной воды. Поинтересовался у дежурной, кто это моржует. Женщина ответила, что Бекетов. Это успокоило старшего лейтенанта. Если капитан только занялся душем, то в ближайшие полчаса у Родимцевой не появится точно. Жаров прошел аллеей до казармы связисток. У дневальной спросил вежливо, может ли увидеть Родимцеву? Ефрейтор, зная, что у подруги день рождения, пропустила офицера.
    Жаров, достав шикарный букет, тихо, аккуратно постучал в комнату Кристины.
    Услышал ответное:
    — Войдите!
    Жаров вошел и сразу заметил, что Родимцева плакала, хотя сейчас слез видно не было. Но плакала, выдавали покрасневшие, слегка опухшие глаза. При виде Жарова Кристина удивленно воскликнула:
    — Вы?
    Старший лейтенант поклонился:
    — Да я! Позвольте, Кристина, поздравить вас с днем рождения и пожелать… пожелать всего того, что вы сами хотели бы пожелать себе. Но главное, счастья. И еще любви, большой, взаимной, верной любви!
    — Спасибо!
    — Ну, что вы! Извините, это еще не все! Я хотел бы сделать вам приятное!
    Кристина, приняв букет, ответила:
    — Вы уже сделали мне приятное! Я очень люблю цветы. Мне не так часто их дарят!
    — Я о другом, Кристина. Примите еще и подарок! Не знаю, придется ли он вам по душе, но я старался, выбирая его.
    Старший лейтенант достал коробочку, протянул женщине.
    Кристина взяла ее, спросив:
    — Что это?
    — А вы посмотрите!
    Родимцева открыла коробочку и обомлела. Комнату словно осветил свет бриллиантов, вставленных в золотые сережки. Она взглянула на Жарова:
    — Это мне?
    — Конечно, ведь вы же у нас сегодня именинница?!
    — Но это стоит целую кучу денег!
    — Разве в них дело?
    — Но зачем было так тратиться?
    — Кристина! Я специально целый год откладывал деньги, чтобы сделать вам достойный подарок. Не осуждайте меня.
    Польщенная Кристина подошла к Жарову, поцеловала того в щеку, еще раз поблагодарив:
    — Спасибо большое! Но что мы стоим? Присаживайтесь!
    — Это невозможно! Поймите меня правильно, я бы с удовольствием остался, но мне надо на службу. Вы, наверное, слышали, что на блокпосту у меня погиб солдат.
    — Да, конечно, слышала! Мне так жаль!
    Жаров вздохнул:
    — Мне тоже! И в том, что он погиб, моя вина! Командир обязан защищать своих подчиненных. Мне это не удалось.
    Кристина с искренним сочувствием взглянула на него:
    — Приходите часов в семь сюда. То есть не в номер, а в фойе этажа. Мы накроем столы и отметим день рождения!
    — А удобно ли, Кристина?
    — Удобно! Я приглашаю вас!
    Жаров пожал плечами:
    — Если служба не задержит, приду, правда, мне так неловко!
    Кристина улыбнулась:
    — Ну, не будьте таким застенчивым. И… давай перейдем на, «ты», а то получается как-то нехорошо. Мы молоды, а обращаемся друг другу официально. Как ты смотришь на мое предложение?
    — Я счастлив, Кристина! И обещаю, если не произойдет ничего непредвиденного, то обязательно приду, чтобы отметить твой праздник!
    — Вот и хорошо! Учти, я буду ждать!
    — Я постараюсь. А сейчас позволь откланяться.
    — До вечера, Игорь.
    — До вечера, Кристина.
    Выйдя из женской общаги, Жаров довольно проговорил:
    — Есть! Зацепилась на крючок! Пока не попалась, но зацепилась. Это уже хорошо! Молодец, Валентина. Сумела подготовить Родимцеву. Теперь пусть к ней Бекет суется после своей пьянки. Вряд ли Кристя окажет ему теплый прием, проинформированная и «связях» с Губочкиной! Нет, Юрик, проиграл ты! Да иначе и быть не могло! Кристина станет собственностью Жарова. А уж он постарается сделать ее «счастливой»!
    Хищно усмехнувшись, старший лейтенант направился в батальон.
    
* * *

    Зайдя в барак связисток, Бекетов обратился к дневальной:
    — Привет, служба! Родимцева у себя?
    Ефрейтор посмотрела на букет, который держал капитан, ответила:
    — Пока у себя! И везет же ей?
    — Ты о чем, красавица?
    — Эх, мне мужики на день рождения хоть один цветочек подарили бы, так нет, не дарят, а Кристине букеты тащат один за другим. Вот и говорю, везет ей в этом смысле!
    Слова дневальной насторожили Бекетова:
    — А что, кто-то еще приходил поздравить Родимцеву?
    Ефрейтор усмехнулась:
    — Да, ты не первый!
    Глаза офицера помрачнели. Ревность кольнула сердце:
    — Кто ж был первым?
    — Да старлей один. И по-моему, с твоей роты, ты же у Фирсова служишь?
    — Я служу не у кого-то, не кому-то, а стране своей, это ясно?
    — Конечно, ясно! Ну что встал, проходи, пока пускаю, пока ротного нет! А то и вторым не успеешь поздравить свою Кристю. Хотя я на ее месте погнала бы тебя ко всем чертям!
    — Интересно, за что?
    — За дела твои! Но что об этом говорить? Твои дела — это твои дела, и меня они не касаются.
    — Слухи, что ли, кто какие распустил?
    — Я же сказала, меня ваши дела не касаются. Так пойдешь к Кристе или на улицу?
    Капитан досадливо покачал головой и направился по коридору к комнате Родимцевой. Постучал. Не так аккуратно, как прежде Жаров. Но услышал то же самое:
    — Войдите!
    Бекетов вошел:
    — Здравствуй, Кристина!
    Женщина сразу повела себя агрессивно:
    — Ты зачем пришел?
    — Как зачем? Поздравить с днем рождения! Вот… цветы… а это… — офицер достал плюшевого говорящего пингвина, — мой скромный подарок.
    — Я удивляюсь твоей наглости, Бекетов! После того, что произошло, ты, как ни в чем не бывало, приходишь и поздравляешь меня!
    — А что произошло? Или ты так и не узнала, почему мы с Крабовым оказались воскресным вечером в обществе проституток у рынка?
    Женщина повысила голос:
    — Да мне плевать, что вы там с Крабовым делали. И то, что делал ты после того, как я, дура, согласилась с тобой пойти прогуляться. Понял, подлец? А сейчас… сейчас, прошу, забирай букет, своего пингвина и… уходи!
    Только сейчас Бекетов увидел в ушах возлюбленной дорогие сережки. Это мог быть только подарок Жарова. Что взбесило и так нервного после пьянки капитана:
    — Плевать, говоришь? Подлец, говоришь? Уходи, говоришь? Вместе с подарками. Конечно, какой на хер может быть пингвин, если тебе на уши по штуке баксов вешают! Ты не захотела ни в чем разобраться! Тебя ослепила ненависть и злоба! Ты возненавидела меня! Хорошо! Пусть будет по-твоему! Я оставлю тебя в покое! Стелись перед Жаровым! Но учти, Кристя, я не этот пингвин, — капитан бросил игрушку к ногам женщины, — и играть со мной не позволю никому! Ты не права, но признать это не желаешь! Потому что клюнула на сережки с бриллиантами и подхалимство Жарова. Представляю, как распинался здесь Игорек! Это как раз в его стиле! Но дело твое! Ты сделала выбор! Я подчиняюсь и ухожу! Счастливо тебе отметить день рождения!
    Бекетов развернулся и вышел из комнаты, с силой хлопнув дверью. Хлопнув так, что от стены отлетел кусок штукатурки. Вне себя от незаслуженной обиды, он быстро пошел на выход. Дневальная что-то сказала ему, но он не разобрал ее слов. Да и не нужны были капитану ничьи слова. Бекетов направился в свое общежитие. На аллее встретилась Губочкина:
    — Здравствуй, Юра!
    Буркнув что-то, он прошел мимо.
    Валентина, проводив капитана взглядом, достала сотовый телефон, набрала знакомый номер:
    — Игорь?
    — Да.
    — Только что встретила Бекетова.
    — Как он?
    — Злой, как черт. Шел от нашей казармы. Видимо, не слишком ласково приняла его Родимцева.
    — Что и требовалось.
    — Да. Таким Бекетова я еще не видела.
    Жаров усмехнулся:
    — Тем хуже для него и лучше для нас.
    Валентина поправила любовника:
    — Для тебя, Игорек, для тебя!
    — Что хорошо для меня, то хорошо и для тебя, или ты забыла свой нынешний статус!
    — Ничего я не забыла.
    — Тогда будь готова поздним вечером выехать в станицу.
    — Но ты же собрался на праздник к Родимцевой?
    — Ну и что? Долго в вашей общаге я не задержусь, это не входит в мои планы.
    — А трахать меня в твои планы входит?
    — Несомненно, дорогуша! И пора уже привыкнуть к этому!
    — Надеюсь, за работу с Кристиной, я буду достойно вознаграждена?
    — Ты еще не убедилась в моей щедрости?
    — Молчу, молчу. Все поняла.
    — До вечера!
    Валентина отключила телефон, проговорив:
    — Да будь ты проклят, шакал паршивый!
    И направилась в барак, понимая, что ничего, кроме как выругаться втихаря, она не может, и этой ночью, как и предыдущей, будет услаждать оборотистого слюнтяя, не получая взамен никакого удовольствия. Но раз так дело обернулось, то надо Мансура напрячь. Долго без настоящего мужика ей не выдержать. Так пусть Оман заменит ей этого мужика. Тот найдет время удовлетворить ее. Тем более что сам не прочь подмять под себя любовницу шефа. Черт, ну и жизнь пошла! Хотя, связавшись с Мансуром и выкачивая деньги из козла Жарова, она, в принципе, вполне может разнообразить свое рабство. Главное, договориться с Оманом и набить карман. А потом слинять отсюда, послав всех к чертовой матери, и начать новую жизнь вдали от этого проклятого гарнизона с его оборотнями. Но до этого ей придется очень аккуратно и правдиво играть отведенную Жаровым роль. И она сумеет ее сыграть. Сумеет! Тем паче, что есть ради чего играть! Упорядочив мысли и погасив эмоции, Валентина, изобразив хорошее настроение, вошла в барак. Дневальная попыталась рассказать, как буянил в номере Родимцевой капитан Бекетов, но Губочкина не стала слушать. Она и без дневальной представляла, что и как происходило в номере Кристины во время неудачного визита Бекетова.
    Юрий, вернувшись в номер, достал из-за кровати остатки коньяка, больше полбутылки, и из горла выпил обжигающую жидкость. Закурив, сел на кровать. Его душила обида. Впереди выход на блокпост. И выход вместе с Жаровым. Там, в горах, капитан найдет время поговорить со старшим лейтенантом. Хотя о чем с ним говорить? Что он такого сделал? Подарил Кристе дорогой подарок? И что? Каждый вправе сделать то же самое. Или Кристина не могла не понравиться ему? Могла! А если могла, то почему Жарову не начать ухаживать за ней? Потому что с Кристиной был Бекетов? Уступить? А сам Бекет уступил бы? Нет, не уступил бы! И, в конце концов, Кристине самой решать, с кем быть, а кого послать куда подальше! Похоже, она решила послать его, Бекетова. И имела на это полное право! Но он же любит ее и ни в чем не виноват? Значит, не любит она, раз отвергла его, воспользовавшись подвернувшимся моментом! Чертова жизнь! Ну почему с ним, Бекетовым, всегда все происходит не так, как с другими? Или он меченый какой? Обидно! Очень обидно! Но надо пересилить себя, встать выше любви, забыть о ней! Но возможно ли это? Господи, как болит голова. В этой коморке, номере общаги, можно реально сойти с ума! Лучше отдаться работе! Она отвлечет! Переодевшись, Бекетов отправился в подразделение, где объявил взводу смотр, тем самым приступив к подготовке подразделения к выходу в горы.
    А день рождения Кристины удался на славу. Стол в фойе накрыли. Некоторые девушки пригласили офицеров полка, пришли свои ребята, во главе с ротным. Объявился на празднике и старший лейтенант Жаров. В дорогом костюме, модной рубашке, цветном галстуке, стильных полуботинках. Вновь с шикарным букетом роз. Кристина встретила его радушно. Шампанское, выпитое накануне, подействовало на женщину ободряюще, вела она себя раскованно и весело. Увидев букет, Родимцева воскликнула:
    — Игорь! Ты же уже дарил мне цветы!
    Старший лейтенант ответил:
    — Ну и что? Цветы надо дарить женщине всегда, а уж в праздник тем более.
    Кристина приняла букет и усадила Жарова за стол.
    Несколько позже вышла из фойе. Старший лейтенант последовал за ней. В коридоре задержал Родимцеву. Умело изобразив смущение:
    — Извини, Кристина, к сожалению, я дольше остаться на празднике не могу, да и, признаюсь, чувствую себя в компании неудобно. Шумные застолья не для меня. Видимо, такой уж я несовременный.
    — Не надо извиняться, Игорь. Мне очень приятно твое внимание… твоя… скромность… Я ведь тоже не люблю подобные шумные вечера. Привыкла больше к одиночеству… но не будем об этом. И все же я хотела бы, чтобы ты остался!
    Жаров вздохнул:
    — С удовольствием выполнил бы твое желание, но в понедельник мне улетать на блокпост, надо получше подготовить личный состав. Но… если ты не против… мы, после командировки… могли бы встретиться. Ты только не подумай ничего плохого. Просто…
    — Ну что ты, Игорь, все очень красиво и приятно! А насчет встреч? Почему бы и нет?
    — Так ты не против?
    — Нет, я не против, но… известно ли тебя о моих отношениях с Бекетовым? Точнее, о бывших отношениях?
    Жаров взглянул на Родимцеву влюбленными глазами:
    — Зачем вспоминать о них, если они в прошлом?
    На лице Кристины отразилась печаль:
    — Да, они в прошлом.
    — Ну, вот видишь. Ты чудесная женщина, Кристя, я хочу еще раз поздравить тебя с днем рождения и пожелать всего самого, самого лучшего, что только можно пожелать человеку!
    — Спасибо, Игорь!
    — На этом позволь мне удалиться! А после командировки… я зайду к тебе… хорошо?
    — Ты можешь зайти и до командировки! Ведь впереди еще трое суток!
    — Нет, Кристя, лучше после!
    — Как захочешь, Игорь! Я рада буду тебя видеть!
    — Тогда до свидания, Кристина?
    — До свидания, Игорь!
    Галантно поклонившись, старший лейтенант поцеловал Родимцевой руку и быстро пошел на выход.
    Кристина проводила его взглядом. В душе ее поселилось смятение. С одной стороны, она рассталась с человеком, которого любила, с другой — приняла ухаживания мужчины, который, несмотря на все старания, ничего особенного у нее не вызвал. Да, молод, красив, вежлив, воспитан, не избалован женской лаской, перспективен в службе, но… не более того! Бекетов совершенно другой.
    Размышления Родимцевой прервали гости, потребовавшие возвращения виновницы торжества. Кристине пришлось подчиниться.
    Жаров, отойдя от женской казармы, довольно усмехнулся, достал сотовый телефон, вызвал заместителя:
    — Мансур? Будь готов через час ехать в город. Я переоденусь и буду ждать тебя на углу офицерской общаги.
    В полночь «галантный и скромный» Жаров потел от напряжения, терзая тело подыгрывающей ему Валентины, напрочь выбросив из головы Кристину. То, что надо было сделать в отношении Родимцевой, он сделал. Остальное позже, а пока развратная случка с развратной и полностью доступной, опытной в сексе Губочкиной.
   

  

  

   

    ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   

   

    

     Глава первая
    

    Бекетов проснулся от настойчивых ударов в дверь его гостиничного номера. С трудом отодрав от подушки голову, спросил:
    — Какого черта? Входи, кто пришел, открыто!
    Появился молодой солдат с жетоном посыльного по штабу батальона на камуфлированной куртке:
    — Здравия желаю, товарищ капитан, рядовой Симонов! Извините, но вас срочно вызывает командир части!
    — Да?
    Бекетов посмотрел на часы, они показывали 9–20!
    Да, не слабо он вчера приложился к водочке, раз проспал до этого времени.
    Сел на край кровати, спросил у солдата:
    — Морда у меня, наверное, хуже, чем у обезьяны?
    Солдат улыбнулся:
    — Да нет, но заметно, что вы пили.
    Юрий добавил:
    — И явно не молоко! Но ладно, возвращайся в штаб, передай дежурному, что через полчаса буду.
    Посыльный козырнул, развернулся через левое плечо и удалился, закрыв за собой дверь.
    Капитан достал из-за тумбочки почти полную бутылку «Столичной», сорвал пробку, из горла сделал несколько больших глотков. Крякнул, сморщившись. Закурил сигарету и вновь прилег на кровать. Вызов комбата объяснялся просто. Белянин в курсе, что Бекетов запил, а капитану завтра выходить старшим караула на блокпост. Следовательно, надо привести офицера в порядок. После выпитой водки Юрий почувствовал облегчение. К нему начали возвращаться силы. Сейчас побриться, принять душ, затем еще граммов сто, и он приобретет рабочее состояние. А уж отходить от пьянки придется на блокпосту. Значит, чтобы отходняк не лишил его возможности руководить сводным подразделением, следует взять с собой спирт. Затем он откажется от спиртного, но день на третий. А до этого без «поддержки» просто не обойтись.
    Бекетов встал, взял туалетные, бритвенные принадлежности и отправился в душевую. Вернулся в номер спустя минут двадцать, чисто выбритый, посвежевший. Посмотрел на себя в зеркало. Видом остался доволен. Одутловатость лица спала, глаза просветлели. Остался запах, но против него ничего не сделать. Да и черт с ним, с запахом. Комбата им не удивишь.
    Капитан оделся в повседневную форму, захватил планшет и вышел из номера.
    В 9–50, ровно через полчаса, как и обещал, Бекетов вошел в штаб. Встретил его дежурный по батальону, Леня Исаков, старший лейтенант, командир одного из взводов третьей роты специального назначения. Поздоровался с капитаном:
    — Привет, Бекет! Как дела?
    Бекетов ответил ему в тон:
    — Ты, Леня, прекрасно знаешь, у кого дела. У нас так, мелочовка.
    — Мелочовка, говоришь? Ну-ну.
    Капитан спросил:
    — Белянин у себя?
    Дежурный ответил:
    — Конечно, раз приказал вызвать тебя.
    Юрий поинтересовался:
    — Он один или со свитой?
    — Один. Был, по крайней мере. Недавно в штаб Индюков заявился, но прошел к себе. Пошел ли он после этого к подполковнику, не ведаю.
    — Плохо, что не ведаешь. Не внимательно службу несешь, старлей!
    — Уж как могу! А чего тебе Индюков? При комбате он безопасней обычной фаланги.
    — Это еще как сказать. Ладно, хорош трепаться, кроме меня он кого-нибудь еще вызывал?
    Дежурный отрицательно покачал головой:
    — Нет. Хотел найти Жарова, но передумал, приказал доставить к себе твою персону.
    — Ясно. Пошел я.
    — Попутного, Юра!
    — Спасибо на добром слове!
    — Перегар от тебя? Или свежачок?
    — Завидуешь?
    — А чего завидовать? У меня в сейфе свой пузырь стоит. Как рассосется начальство, расслаблюсь немного.
    — Смотри. Наряд — дело серьезное.
    Старший лейтенант посоветовал:
    — Ты иди к комбату, Бекет, а со своими делами я разберусь сам.
    — Давай, разбирайся.
    Бекетов вошел в кабинет командира части ровно в 10–00. Белянин оказался один. Он взглянул на вошедшего капитана, спросил:
    — Отпился, герой?
    — Так точно!
    — К выходу в Катаван готов?
    — Как пионер.
    — Ой ли? Видок у тебя, несмотря на наведенный марафет, не того! На допинге держишься?
    — Товарищ подполковник! Вы меня знаете. Пьянка пьянкой, служба службой. На блокпосту все будет нормально.
    Комбат встал из-за стола:
    — Слышал я, что у тебя с Жаровым отношения, мягко говоря, не совсем дружеские.
    — Ну и что? Старший лейтенант на посту подчинен мне. Какие личные отношения в данной ситуации могут иметь место? Жаров будет выполнять то, что от него требуется. Это главное. Все остальное ерунда. Но исполнять обязанности я его заставлю по полной программе, расслабиться не дам.
    Белянин указал на карту, расстеленную на столе.
    — Перед тобой схема, для Крабова с Арбашевым! Но у них взаимопонимание и согласие между собой. У тебя с Жаровым отношения другие, поэтому разместить взводы ты должен следующим образом, принципиально не меняя прежнюю схему, но корректируя ее.
    Комбат довел до Бекетова то, как видит расположение отделений сводного подразделения на время несения службы взводов Юрия и Жарова. Из него следовало, что старшему лейтенанту отводится роль прикрытия всего Шунинского ущелья, начиная от выхода из Катавана до заслона по дну ущелья за минным полем. Все остальное, включая тыловое охранение поста и минометное отделение и высота 204,0 оставалось за Бекетовым. В дополнение капитан должен был выставить дозор на правом фланге поста, по дну самого Катаванского ущелья.
    Бекетов, выслушав подполковника, спросил:
    — Так что, Жаров будет выполнять задачу автономно?
    Белянин ответил:
    — Нет! Общее руководство несением службы на тебе, но конкретно контроль над Шуни на Жарове.
    Бекетов покачал головой:
    — Ерунда какая-то. За пост отвечаю я?
    Комбат подтвердил:
    — Ты.
    — Так почему Жаров получает возможность принимать самостоятельные решения по Шунинскому ущелью?
    — Ты не понял меня. Жаров прикроет Шуни, ты — Катаван. Каждый из вас организует службу на своих участках. Жаров будет постоянно докладывать тебе обстановку. Перепроверять его тебе нет никакого смысла. И принимать какие-либо решения самостоятельно он не может. Но… это в случае стабильно спокойной обстановки в зоне ответственности поста. Если обстановка изменится, если Фараон решится прорывать границу на нашем направлении, то вся полнота ответственности ложится на тебя.
    Бекетов посмотрел на комбата:
    — Мне кажется, вы запутываете обстановку.
    Комбат взял в руки карандаш:
    — Ничего я не запутываю! Мне не дает покоя отряд Фараона. Он не зря объявился в селении Ачу и явно готовит прорыв границы. Делать это Цакаев умеет. И будет действовать агрессивно и стремительно. Поэтому на начальном этапе боя, который может разгореться как со стороны Шуни, так и со стороны Катавана, вам с Жаровым просто не остается времени на всякого рода доклады и согласования. Посему повторюсь: в начале возможной агрессии Жаров должен иметь право действовать немедленно, а не ждать твоих указаний на открытие огня! А уж как отразите первую атаку, тогда взводный-1 лишается самостоятельности и продолжает действовать под твоим руководством.
    Бекетов спросил:
    — Вы решили провести эксперимент?
    — Нет! Я ищу наиболее эффективные варианты отражения вероятного нападения противника и на блокпост, и прорыва границы! И ни в коей мере не принижаю твой статус!
    Капитан махнул рукой:
    — Ладно! В принципе, мне все равно, что будет делать Жаров на левом фланге. Но мое мнение, что разводить нас с Жаровым по углам, даже на начальном этапе вероятного отражения нападения противника, решение не лучшее. На блокпосту должен быть один командир, как это практиковалось до настоящего момента. А решение свое вы, Александр Сергеевич, скорее всего приняли из-за опасения, что я и на посту продолжу пить. Я прав? Только честно.
    Комбат взглянул на Бекетова:
    — Если честно, Юра, то ты прав. Поэтому в какой-то мере я и страхуюсь.
    Бекетов встал:
    — Вот теперь мне все понятно. Так бы и сказали сразу, что не можете доверить мне руководство постом в полной мере. Но все равно я не вижу никакого смысла в вашем решении. Не доверяете мне, назначьте старшим Жарова. Какие проблемы? Он обстановку просекает, водку не жрет, так пусть командует. А я пойду вторым номером. Чего мудрить-то?
    Комбат ударил ладонью по столу:
    — Так! Ты из себя обиженного не строй! Получил приказ? Изволь выполнять его!
    Бекетов невесело усмехнулся:
    — Жарову вы тоже отдадите приказ?
    — Это мое дело! Вопросы еще будут?
    — Без вопросов. Разрешите идти?
    — Иди! С этой минуты ты должен постоянно находиться в подразделении. И никакой пьянки, ты понял меня?
    Капитан ответил официально:
    — Так точно, товарищ подполковник!
    — Свободен!
    — Есть!
    Юрий вышел из кабинета.
    На выходе дежурный по части спросил его:
    — Чего вызывал-то комбат?
    — Анекдот рассказал. Смешной.
    — О чем?
    Бекетов указал на коридор:
    — А ты сам к Белянину зайди. Да и попроси еще раз повторить анекдот. Вот и узнаешь, о чем он!
    Капитан зашел в общежитие, переоделся в камуфляж, прихватил с собой бутылку водки и направился в роту, где полным ходом шла подготовка взводов к боевому выходу. Ротный с заместителем отсутствовали, назначив смотр выходящих на пост подразделений на 18–00, поэтому Бекетов, поставив задачу своим сержантам, устроился в канцелярии роты перед картой, пытаясь просчитать возможные действия Фараона в случае, если тот решит прорывать границу на Шунинском направлении, с учетом корректировки его полномочий командиром батальона.
    После обеда, в 15–00, в дверь канцелярии роты постучали. В проеме появилась Кристина: У Бекетова вырвалось:
    — Ты?
    Но женщина олицетворяла собой саму официальность:
    — Разрешите, товарищ капитан?
    Юрий взял себя в руки. От голоса и всего внешнего вида Кристины веяло холодом.
    — Вот ты, значит, как? Ну, входи! Слушаю тебя!
    Кристя подошла к столу совещаний, доложила:
    — Товарищ капитан! Сержант Родимцева откомандирована в ваше распоряжение для несения службы на горном блокпосту.
    Бекетов спросил:
    — А не так казенно не можешь?
    — Никак нет, товарищ капитан. И прошу мне не тыкать, я, как и вы, имею воинское звание, которое следует уважать.
    — Значит, на «вы»? Хорошо. Скажите, сержант Родимцева, что за идиот решил отправить вас на блокпост?
    — Вы много берете на себя, Бекетов. Меня откомандировал командир роты связи по согласованию с командиром батальона подполковником Беляниным и согласно графика выхода связистов на боевое дежурство. Этого объяснения достаточно?
    — Вполне.
    Бекетов снял трубку телефона.
    Ему ответили:
    — Помощник дежурного по батальону старший сержант Белов!
    Взводный спросил:
    — Комбат на месте?
    — Так точно, товарищ капитан!
    — Один или разговаривает с кем?
    — Это мне неизвестно.
    — А где дежурный?
    — На территории.
    — Соедини меня с Беляниным.
    — Есть.
    Через секунды в трубке раздалось:
    — Слушаю, подполковник Белянин!
    — Капитан Бекетов!
    — Что у тебя?
    — Ко мне связистом на выход прислали сержанта Родимцеву.
    — Ну и что?
    — Я прошу заменить ее на любого другого военнослужащего.
    — Это еще почему?
    — Долго объяснять.
    — Ты куда-нибудь торопишься?
    Бекетов ответил:
    — Нет, я не тороплюсь. Но считаю нежелательным совместное пребывание на блокпосту с сержантом Родимцевой.
    Комбат спросил:
    — У тебя есть какие-либо претензии к профессионализму связиста?
    — Нет, по службе к ней у меня претензий нет.
    — Тогда не вижу причин менять что-либо в боевом расчете.
    Юрий воскликнул:
    — Но вы же прекрасно знаете, Александр Сергеевич, о наших отношениях с Родимцевой.
    Комбат проявил твердость:
    — А меня, капитан, ваши личные отношения меньше всего интересуют. Я не любитель слухов и сплетен. Что и как у вас с Родимцевой, ваше дело. И решайте собственные проблемы в свободное время. А службы есть служба. Так что претензий не принимаю, оснований для замены Родимцевой не вижу. И никаких вопросов.
    Бекетов бросил трубку на рычаги аппарата, потер лоб, взглянул на Родимцеву. Кристина продолжила стоять, безразличная ко всему происходящему. Юрий закурил:
    — Ладно. Раз так, значит так. Приступайте, сержант, к исполнению своих обязанностей.
    Кристина сказала:
    — Но я должна получить от вас конкретную задачу и конкретные инструкции на подготовительный период.
    Бекетов поднялся из-за стола:
    — В третьей от грибка дневального палатке свой взвод готовит к выходу старший лейтенант Жаров. Ступайте к нему. Он является по сути моим заместителем, он же и проинструктирует вас. Думаю, с превеликим удовольствием. А конкретную задачу я определю вам на посту. Надеюсь, время вылета напоминать не надо?
    — Не надо, товарищ капитан.
    — Тогда свободны. Занимайтесь с Жаровым. До встречи на вертолетных площадках.
    — Разрешите идти?
    Юрий бросил на Кристину раздраженный взгляд.
    Кристина повернулась и вышла из канцелярии роты.
    Бекетов ударил кулаком по столу. Этого еще не хватало. Не знал он, что Родимцеву назначили в наряд по настоятельной просьбе замполита Индюкова, который выполнил требование Жарова.
    Кристина, вопреки распоряжению Бекетова, в палатку первого взвода не пошла, направившись к себе в общежитие. Жаров поднимать шум из-за непослушания связистки не стал. Это только могло навредить Кристине. Бекетов не оставил бы ее своеволие без внимания и получил бы лишний повод потребовать замены Родимцевой, что никак не входило в планы Жарова. Потому что именно на блокпосту старший лейтенант и планировал полностью рассорить Бекетова с Кристиной и привлечь женщину к себе. А чтобы усугубить слабые позиции Бекетова, Мансуров получил приказ скрытно доставить на блокпост ящик водки. Если Бекетова вывести из равновесия, то он по привычке потянется к спиртному. Конечно, капитан мог иметь и спирт, но и водка лишней не станет. Жаров продумал все до мелочей. Поэтому, увидев из окна палатки, как Родимцева прошла мимо расположения его взвода, только ухмыльнулся. Пусть идет к себе! Наверное, разговор с Бекетовым сложился непростой! Капитан далеко не дипломат, он вояка. Причем упертый, обид не прощает. Значит, вполне мог и нагрубить Кристине! Что только усиливало положение Жарова. Игра против шаткого союза Бекетова с Родимцевой началась. И главный ее этап должен пройти на блокпосту.
    
* * *

    Понедельник, 4 октября, 7–00. Военный гарнизон.
    Капитан Бекетов прибыл в расположение роты.
    Личный состав первого и второго взводов ожидал приказа на выдвижение к вертолетным площадкам. Здесь же были майор Фирсов и капитан Шуршилин, заместитель Фирсова по воспитательной работе, и старший лейтенант Жаров. Чуть в стороне с походной сумкой у ног стояла Кристина. Бекетов подошел к офицерам, поздоровался. Послышался рокот вертолетных двигателей, и тут же над городком прошли два «Ми-8». Благополучно совершили посадку. Сегодня им предстояло в два этапа осуществить переброску сводного подразделения в горы Чечни. Подъехал подполковник Белянин. Сразу же подозвал к себе Бекетова:
    — Как дела, капитан?
    — Нормально. Как всегда.
    Комбат взял Бекетова под руку:
    — Ты, Юра, на меня не обижайся. Конечно, я мог заменить Родимцеву, без проблем, но зачем? У вас складываются отношения, и это хорошо. Ну, произошла размолвка, с кем не бывает.
    — Но я с тобой не только о личном перед вылетом поговорить хотел. В 4 утра оперативный дежурный принял шифрограмму разведуправления округа. Банда Фараона активизировалась. Она покинула селение Ачу. Куда пошла, неизвестно. По одним данным на запад, по другим — в глубь сопредельного государства. Вероятнее первое, потому как углубляться в горы Фараону нет никакого смысла, ему прорывать границу надо. Просекаешь, к чему я клоню?
    Юрий кивнул головой:
    — Просекаю.
    — Так что, капитан, возможно, это неделя не будет такой же спокойной, как все предыдущие. Поэтому прошу и требую организовать службу так, чтобы через Шуни ни одна падла бандитская не прошмыгнула.
    Бекетов усмехнулся:
    — А на возможные провокации, как всегда, мы отвечать не имеем право, так?
    — Да, так. Но — на провокации.
    — Интересно, как отличить провокацию от начала штурма блокпоста, или от проведения противником отвлекающего маневра? Ну, если банда Фараона выйдет в ущелье, то понятно, там линии границы условны, и мы можем накрыть ее с наших позиций. А если боевики откроют огонь по нам со склона Катаванского перевала? Я имею в виду не массированный огонь, а выборочный, прицельный.
    — Это решишь по обстановке.
    — Но у нас даже нет тех прав, что имеют погранцы? Почему? Раз мы выполняем по сути их функции?
    — Пусть только с Катавана хоть раз снайпер при мне пальнет, я тут же прикажу ударить по перевалу из всех видов вооружения. Посмотрим, как духи поведут себя дальше, если, конечно, ваши опасения насчет прорыва банды найдут подтверждение!
    Белянин улыбнулся:
    — И ударь! А если что, я возьму ответственность на себя. Мне все одно скоро на пенсию, большего, что имею, не получу, да и меньшего тоже. Так что работай, как считаешь нужным.
    И тут же сменил тему:
    — А насчет свободы действий Жарова не думай. Мы тут с Варихиным посоветовались вчера, отговорил меня начальник штаба разводить вас. Так что принимай командование в полном объеме сразу по прибытии на пост. Разместишь отделения на позициях по своему усмотрению.
    Бекетов спросил:
    — Жарову об этом сообщили?
    — Фирсов как раз делает это. Также изменения в приказе будут продублированы по связи.
    Юрий пошел к подразделению. Вызвал Жарова и Кристину. Они подошли к Бекетову. Капитан довел до старшего лейтенанта, что тот со своим взводом прибывает на пост вторым рейсом, а до этого располагает личный состав у кромки летного поля. Кристине же приказал:
    — Вы, Родимцева, летите со мной в первом вертолете.
    Кристина кратко и так же сухо ответила:
    — Есть.
    После чего прошла ко взводу Бекетова.
    Капитан подозвал своих сержантов и командира минометного отделения, отдав команду на начало погрузки.
    Ровно в 7–30 две «вертушки» поднялись в воздух, набирая высоту и разворачиваясь для полета в знакомый горный район. Жаров, проводив вертолеты взглядом, отвел свой взвод на окраину летного поля. Настроение его ухудшилось. Резкое изменение приказа в части, касающейся его ранее оговоренного статуса на блокпосту, не понравилось оборотню. Опять комбат пошел на поводу Бекетова. И это плохо. Это значит, что Жарову подполковник не доверяет. Успокоил командира взвода его заместитель. Мансуров не увидел ничего необычного в том, что комбат изменил решение по руководству блокпостом. Во-первых, Жаров и до этого полной самостоятельности не получал, во-вторых, о недоверии и речи быть не могло. Не проколись они тогда с Казанцевым и не вызови выстрел снайпера, режим охраны остался бы прежним. Следовательно, на пост, как и прежде, выходил бы один усиленный минометами взвод. Так о каком недоверии может идти речь? Просто начальник штаба повлиял на комбата, доказав нецелесообразность принятого Беляниным ранее решения.
    Жаров согласился с подельником. В принципе, ничего не изменилось, кроме того, что теперь путь караванам Мулата через зону ответственности блокпоста был закрыт. А значит, был закрыт и поток денег за пропуск этих караванов.
    
* * *

    В 8–30 два «Ми-8» плавно коснулись вертолетных площадок Катаванского поста. Первым борт ведущей машины покинул Бекетов. К нему сразу подошел старший лейтенант Арбашев:
    — Здорово, Юра! С прибытием в горы.
    — Привет. Спасибо. Как тут у вас?
    — Спокойно. Да тебе Краб обо всем расскажет.
    — К смене приготовились?
    — Конечно.
    Офицеры зашли в блиндаж, где смену проводили связистки. Решили им не мешать. Вышли в траншею.
    Крабов проговорил:
    — Собственно, Юра, и докладывать-то нечего. За всю неделю ничего особенного не произошло. За Катаванским перевалом наблюдал постоянно, но ничего не заметил. Ни я, ни снайперы, которых я специально выставил на отдельные позиции. Так же спокойно было внизу и в Шуни. Короче, докладывать нечего.
    — Ясно. У тебя Арбашев отдельно службу нес?
    — Да. Я его на Шуни определил. Контролировать утес, выход из Катавана, Шунинское ущелье и перевал Шуни. Он же выставлял заградительную группу у северного поворота Шунинского ущелья. Перед минным полем, которое где-то в среду накрыли специально прилетавшие сюда саперы.
    — Что собой представляет минное поле?
    Крабов достал из планшета сложенный вдвое лист стандартной бумаги:
    — Вот тебе схема минирования. На ней все до последней сигналки указано.
    — Схема составлена в одном экземпляре?
    — В двух. Второй экземпляр у Арбашева. Точнее, он находился у командиров отделений, заступавших на позиции.
    — Ясно. Потом разберусь. Значит, все у тебя прошло спокойно?
    — Спокойно, Юра!
    — Что ж, рад за тебя. Пойдем, распишемся в журнале, да веди своих ребят к летным площадкам, скоро «вертушки» вернутся.
    — Идем.
    Офицеры зашли в блиндаж.
    Там за своим столом находилась одна Родимцева, сменщицы не было. Бекетов взглянул на Кристину. Она поднялась, доложила:
    — Товарищ капитан, связь поста находится в полном порядке. Дежурство приняла сержант Родимцева!
    Офицеры вышли в траншею. Крабов отдал приказ заместителю сдать позиции прибывшему сводному подразделению и вывести личный состав к вертолетным площадкам. Затем обернулся к Бекетову:
    — Да, Кристина не на шутку обиделась. Я еще не видел ее такой. Но ничего, все устаканится, ты только подход к ней найди правильный.
    — Посмотрим.
    — Ну, тогда давай, Юрок, я пойду, сниму бойцов с запасной позиции. Удачи тебе здесь!
    Офицеры пожали друг другу руки и разошлись. Крабов по траншее направился к высоте 204,0, Бекетов вернулся в блиндаж.
    Появился Жаров. Он был весел и держал в руке букетик полевых цветов, таких редких на плоскогорье. Не поленился собрать! Обратился к Бекетову:
    — Разрешите, капитан?
    — Входи.
    Жаров тут же подошел к Родимцевой:
    — А это тебе, Кристина!
    Женщина улыбнулась:
    — Спасибо. Ты даже здесь, в горах, смог найти цветы!
    — Это было сделать несложно. Но, извини, нам с капитаном надо заняться служебными делами.
    Старший лейтенант присел перед Бекетовым.
    Юрий указал на карту:
    — Слушай и запоминай, Жаров. Распределишь людей своего взвода следующим образом. Первое отделение выводишь на позиции контроля над Шунинским ущельем и перевалом Шуни. Угловая БМП твоя. На тебе также рубеж прикрытия ущелья по дну за полосой минно-взрывных заграждений. Схему минного поля Арбашев тебе передал?
    — Передал.
    — А распоряжение комбата о изменении в организации руководства блокпостом до тебя довели?
    — Так точно.
    — Вот и хорошо. На рубеж прикрытия выводишь одно отделение. Смена через сутки, в восемь утра. Также на тебе несение службы тыловых дозоров. Вопросы есть?
    — Никак нет. Все ясно. Разрешите выполнять?
    — Выполняй. Как выставишь людей и организуешь их обустройство в левом блиндаже, доклад мне. Свободен!
    Старший лейтенант наигранно официально ответил:
    — Есть, товарищ капитан!
    Бекетов добавил:
    — И находиться с личным составом. Нужен будешь, вызову.
    — Есть.
    Повернувшись, Жаров вышел из блиндажа.
    Кристина же осмотрелась, проговорила:
    — Куда бы поставить цветы?
    Бекетов промолчал, вызвал к себе заместителя.
    Корган явился тут же. Капитан поставил задачу и ему:
    — Свое отделение выставляешь на участке от углового капонира БМП до командного пункта, второе отделение выводишь на позиции между блиндажами, третье отправляешь на высоту 204,0. На позициях каждого участка должно круглосуточно находиться не менее четырех человек, включая одного снайпера. Снайперам задача отслеживать Катаванский перевал. Там вполне может объявиться вражеский стрелок. Ясна задача?
    — Ясна, товарищ капитан.
    — Действуй, Виталий. Не забудь о докладе, как закончишь работу с позициями.
    Сержант заверил командира:
    — Не забуду.
    — Иди, Корган! И пошустрее смените ребят Крабова и Арбашева. Давай!
    Заместитель Бекетова удалился. Юрий вновь остался наедине с Кристиной, которая где-то нашла пластмассовую бутылку. Бекетов отвернулся, чтобы не видеть, как аккуратно Кристя расправляет каждый лепесток ненавистного букета. Вскоре прошли все доклады с позиций блокпоста, а также информация о вылете взвода Арбашева. После них Бекетов приказал Родимцевой вызвать штаб батальона и доложил комбату о том, что к дежурству приступил.
   

   

    

     Глава вторая
    

    
     Блокпост. Шестое октября, 22–10.
    
    Бекетов вышел из блиндажа. Кристине надо было переодеться и лечь спать. Юрий закурил, взглянув на необычно чистое, звездное, наступающей ночи, небо, отчего вся округа была освещена не хуже прожекторов. По крайней мере, контролировать зону ответственности вполне можно было, не применяя приборы ночного видения.
    В это время рядом с капониром первой БМП старший лейтенант Жаров по специальной связи вызвал к себе Мансурова и рядового Демидова.
    Первым явился солдат.
    Жаров спросил:
    — Где сейчас Бекетов, узнал?
    — Он возле командного пункта в левой стрелковой ячейке, курит. И судя по всему, в блиндаж не торопится.
    Старший лейтенант усмехнулся:
    — Ему вообще там нечего делать. Ладно, иди отдыхай, в 3 часа заступишь на пост. Займешь место оператора боевой машины.
    — Понял.
    Рядовой двинулся к блиндажу левого фланга блокпоста, едва не столкнувшись с сержантом-контрактником. Мансур выругался:
    — Гоша, я твою маму. Дороги не видишь, прешь, как танк? Или уже уснул?
    Солдат буркнул:
    — Ты сам лучше лампу на лоб навесь!
    — Поговори мне еще!
    Они разошлись. Мансуров подошел к Жарову:
    — Что такое, Игорек?
    — У тебя водка где?
    — Да тут, рядом, в десантном отсеке БМП! А что?
    Жаров взглянул на заместителя:
    — Пора Бекетова из строя выводить, а то, смотрю, он в себя пришел. Как бы Родимцева не простила его. Тогда всем моим планам каюк.
    — И что предлагаешь?
    — Сейчас он находится рядом с блиндажом. Настроение у капитана хреновое, а у тебя праздник, у брата наследник родился.
    Мансуров перебил старшего лейтенанта:
    — Подожди, подожди, какой наследник?
    — Да мало ли какой? У твоего брата родился сын.
    — Хм. А как я узнал об этом?
    — Он родился утром в понедельник. Ты узнал об этом перед самым вылетом.
    — Допустим, и что?
    — Посему отправляешься к капитану и приглашаешь его отметить событие. Короче, лепишь ему что хочешь, но чтобы в итоге привел его в мой отсек нашего блиндажа. Водку я заберу, закуска уже готова. Понял?
    Сержант направился по траншее к командному пункту, Жаров быстро достал из ящика, стоявшего в десантном отсеке боевой машины, четыре бутылки водки. Дежурный солдат оглянулся. Увидев, что делает командир, улыбнулся.
    Старший лейтенант подмигнул ему:
    — Ты, Сева, на дембель собираешься?
    — Так точно, товарищ старший лейтенант!
    — Это хорошо. Как сменишься, возьми пару пузырей. Выпьешь с одногодками, но не сегодня. Завтра в ночь. Усек?
    — Усек, товарищ старший лейтенанта! Спасибо!
    Командир взвода предупредил:
    — Смотри, только аккуратно!
    Рядовой заверил:
    — Само собой!
    — Ну, давай!
    
* * *

    Бекетов, выбросив очередной окурок за бруствер, собрался вернуться в блиндаж, но услышал приближающиеся шаги. Интересно, кто это еще вздумал шарахаться по позициям после отбоя и почему на это не реагируют бойцы дежурной смены? Объяснение офицер получил тут же. Как только перед ним возник сержант-контрактник Мансуров. Этого все в роте знали и считали почти офицером, так как жил он в городке с женой, а не в казарме.
    Бекетов окликнул сержанта:
    — Мансуров!
    Тот замер на месте, затем резко повернулся и только после того, как «узнал» офицера, воскликнул:
    — Черт, капитан, так и до инфаркта довести можно!
    — Ты куда направляешься, Оман?
    — К вам, Юрий Семенович!
    — Ко мне? Что-то случилось?
    Мансур улыбнулся:
    — Да как сказать, командир…
    — Говори, как есть.
    — Не волнуйтесь, со службой все в порядке. Тут дело такое. Понимаете, у моего брата родился сын. Для нас это большой праздник. Я узнал об этом, когда вы уже вылетели сюда, в понедельник после восьми часов. Но, ожидая «вертушки», успел захватить с собой водки. Двое суток после рождения ребенка, праздновать это событие нельзя, потому как неизвестно, выживет ли он или нет, ведь нашим женщинам часто приходится рожать в глухих аулах, где роды принимают старухи. Нередко бывает, что новорожденные не проживают и дня. Но если живут двое суток, то, как правило, продолжают жить и дальше. И тогда устраивается праздник.
    Бекетов остановил Мансурова:
    — Погоди, погоди, Мансур! Ты мне своими традициями всю голову забил. Как я понял, у твоего брата родился сын.
    Мансуров уточнил:
    — Не просто сын, а наследник! Понимаете? Наследник!
    Капитан согласился:
    — Хорошо, наследник! Поэтому у тебя сегодня праздник. Но что ты хотел от меня? Чтобы я поздравил тебя? Поздравляю! И брата твоего и всю твою семью, и весь твой многочисленный род! Все?
    — Рождение племянника не мешало бы отметить.
    — Стол накрыт в отсеке старшего лейтенанта Жарова.
    Бекетов думал недолго. Он и сам хотел выпить. Из-за того, что Кристина так несправедливо обошлась с ним. Хоть взглянула бы по-человечески, так нет, воротит нос, как от прокаженного. Ну и черт с ней!
    Он шагнул из ячейки, бросив Мансуру:
    — Пошли!
    И добавив уже в траншее:
    — Только ненадолго. От силы на час.
    Оман затараторил:
    — Конечно, конечно, как скажете. Главное — отметить.
    Бекетов открыл дверь отсека Жарова.
    Старший лейтенант при виде старшего встал:
    — Добрый вечер, товарищ капитан!
    — Здорово! С нарядом все в порядке?
    — Только что проверял.
    Капитан указал на стол:
    — Вижу, как проверял.
    Жаров объяснил:
    — Это работа Мансурова. Он сам почти весь вечер уговаривал меня на застолье. Я же ответил, что только если и начальник поста согласится отметить рождение племянника. Вот он и отправился к вам. А я только что вернулся с позиций. Успел сигарету лишь выкурить.
    Бекетов сказал:
    — Ладно! Давай, Оман, наливай!
    И присел на табурет, угодливо подставленный ему Мансуром.
    Сержант разлил водку по кружкам.
    Выпили, закусили.
    Выпили по второй. Затем по третьей. Опустошили две бутылки.
    Бекетов посмотрел на часы, сказал:
    — Все! Шабаш! На сегодня закругляемся. Если завтрашний день пройдет спокойно, можем повторить.
    Бекетов поднялся.
    — Пошел я. Отдыхайте и вы. Подъем, как обычно в шесть, и далее по распорядку.
    Бекетов подошел к блиндажу. Желание поговорить с Кристиной, и до этого момента терзавшее капитана, сейчас стало нестерпимым. И он решил высказаться. А уж будет отвечать ему Кристина или нет, неважно. Важно, что она услышит его. И пусть потом делает выводы! Но молчать он больше не в состоянии.
    Капитан вошел в блиндаж, зажег керосиновую лампу, поставил ее на стол, подошел к ширме, за которой находилась кровать связистки, убрал ее в сторону. Присел на край солдатской кровати. Кристина тут же повернулась к нему, спросив возмущенно:
    — В чем дело, Бекетов?
    — Нам надо поговорить, Кристина!
    — Вы на часы когда-нибудь смотрите, капитан?
    — Смотрю. И знаю, что сейчас полночь, но я больше так не могу!
    Кристина спросила:
    — Как, так?
    — А вот так! Почему ты издеваешься надо мной? Но я-то знаю, что любишь ты меня, а я… тебя! Так…
    Родимцева приподнялась:
    — Да ты пьян! Господи! Как вы посмели, капитан, на боевом посту нажраться? Или вы уже совсем потеряли всякое понятие об офицерской чести? Ведь вы же отвечаете за участок государственной границы?
    Бекетов резко поднялся. Кровь ударила ему в голову:
    — Вот ты как? Сразу стрелки перевела? Ну, выпил, и что? Да с тобой не только запьешь, а застрелишься к чертовой матери! И вообще, идите вы все к черту. И ты, и служба, и этот гребаный пост, я сейчас связываюсь со штабом, пусть меняют меня! Остохерело все! К ней, как к человеку, а она… да пропади ты пропадом!
    Бекетов двинулся к радиостанции.
    Родимцева хотела остановить его, но не успела.
    Станция сама издала сигнал вызова. Срочного, экстренного вызова. И этот сигнал застал Юрия и Кристину врасплох. Капитан включил рацию, она начала работать в режиме громкоговорящей связи, так что Кристина могла все слышать.
    Бекетов ответил:
    — Я — Затвор-21, слушаю вас!
    Заговорил комбат, и неожиданно открытым текстом:
    — Бекетов? Белянин! Слушай меня внимательно, Юра! Но прежде ответь на вопрос: на посту все нормально?
    — Нормально!
    — Хорошо. Слушай.
    И комбат сообщил страшную новость. Около 18–00 группой вооруженных лиц, численность которой превышала сотню штыков, было совершено нападение на мирное чеченское селение, название которого из-за помех капитан не разобрал. Бандиты действовали предельно жестоко. За час они уничтожили почти все население села, а это где-то восемьдесят человек, считая стариков, женщин и детей. Местный участковый успел сообщить о нападении в Грозный. Там как раз находился отряд спецназа ФСБ. Его срочно перебросили в район селения, так же к месту бойни была переброшена и третья рота батальона из Разгульной. Спецам удалось зацепиться за банду, но боевики применили отвлекающий маневр. Их главарь оставил с десяток смертников, которые приняли бой в «зеленке». Пока их уничтожали, основные силы смогли оторваться и разделиться. Было организовано преследование. Главарь вновь выставил заслон из смертников. В 21–20 их также уничтожили в начале Шунинского ущелья. Но основные силы боевиков вновь оторвались от спецназа.
    Комбат взял паузу, потом продолжил:
    — Ясно, что бандиты стремятся уйти за кордон. И самое удобное место для этого — Шунинское ущелье. Но боевики знают, что на выходе Шуни к Катавану стоит наш усиленный блокпост. Так что если будут прорываться, то с нескольких направлений. Не исключено, что банда может ударить по посту с тыла, со стороны плоскогорья, а по ущелью пойдут отвлекающие силы. Или наоборот. Но что-то обязательно придумают. Не забывай и о том, что за Катаванским перевалом бродят отряды Фараона. Они также могут проявить себя. И учти, Юра, пока не рассветет, я ничем тебе помочь не смогу! Так что вся надежда на тебя и твоих ребят, если, конечно, бандиты пойдут по Шунинскому ущелью, а они, подсказывает мое сердце, будут прорываться именно через тебя. Ты все понял?
    Хмель с первых слов комбата слетела с Бекетова. Отключив связь, взглянул на Родимцеву. Та сидела, испуганно глядя на Юрия:
    — Что делать будем, Юра?
    — Быстро за пульт. Мне нужна связь со всеми отделениями и отдельными постами, одновременная связь, можно в открытом режиме!
    Кристина бросилась к столу и начала колдовать над своей аппаратурой.
    Бекетов закурил, автоматически начав просчитывать все варианты возможных действий противника.
    — Связь готова!
    Капитан подошел к рации:
    — Внимание! Всем боевая готовность! Личному составу занять позиции согласно штатного расписания и быть в готовности к отражению масштабного нападения боевиков со всех направлений. Командирам отделений, кроме отделения прикрытия дна Шунинского ущелья, после отдачи необходимых распоряжений прибыть на командный пункт!
    Спустя десять минут в блиндаж начальника поста начали прибывать сержанты. Явились и Жаров с Мансуровым. Последние выглядели озабоченными, так как были в курсе угрозы, нависшей над постом. Когда Бекетов пошел в блиндаж после посиделок у Жарова, а Мансур приступил к уборке отсека, старший лейтенант почувствовал сигнал вызова специальной рации. Он недоуменно взгляну на Мансура:
    — Кто-то из наших вызывает. С чего бы это? Ведь всем же понятно, что здесь больше проводить караваны невозможно.
    — Так-то оно так, но ты ответь. Знаешь, боссы ждать не любят.
    Старший лейтенант ответил, зная, что переговоры по специальной связи ни запеленговать, ни перехватить нельзя:
    — Слушаю, Жар.
    — Говорит Расул. Один из отрядов провел карательную акцию в селении Тами. Но при отходе посадил себе на хвост отряд спецназа и роту вашего батальона. Основным силам удалось оторваться, и сейчас они следуют по склону перевала Шуни к блокпосту. Твоя задача, Жар, обеспечить прорыв отряда в Катаванское ущелье!
    — Но это невозможно!
    — Ты не хуже меня знаешь, что в этом мире нет ничего невозможного. Я не представляю, как именно, но ты должен обеспечить этот прорыв. Из России отряд ведет брат Цакаева, поэтому Фараон готов во время прорыва атаковать блокпост со стороны Катавана. Также он готов заплатить тебе ровно один миллион долларов за помощь. Тебе ясна задача?
    — Миллион баксов?!
    — Да, Жар… Но ты о деле думай. Деньги тебе доставят, а вот прорыв еще обеспечить надо!
    Жаров быстро прикинул свои возможности. И нашел вариант как не только помочь головорезам Фараона уйти от возмездия, но и подставить Бекетова. Этот вариант родился внезапно. Он проговорил в динамик:
    — Мне нужна прямая связь как с Фараоном, так и с его братом!
    Расул, выдержав паузу, спросил:
    — Ты уже решил, что надо делать?
    — Решил. Обеспечь меня связью с командованием отрядов боевиков, и, думаю, мы сможем провернуть, прорыв. Но, связавшись с Фараоном, Расул, не забудь сказать последнему, что перед тем, как начать действовать, я должен получить стопроцентные гарантии оплаты услуг на оговоренную сумму.
    Расул воскликнул:
    — Какой гарантии ты ждешь, Жар? Получишь свой лимон, слово горца! А я обманывал когда-нибудь?
    Жаров хотел выставить свои условия, но не успел.
    Дневальный сообщил о приказе Бекетова, вводящего на посту боевую готовность и вызове к себе командиров всех звеньев сводного подразделения. Поэтому он бросил в эфир:
    — Ладно, Расул, я постараюсь сделать все возможное. На посту объявлена тревога, я должен идти к Бекетову. Как освобожусь и уточню обстановку, скину тебе холостой сигнал. После чего на меня должен выйти Фараон с братом. Обсудим наши совместные действия.
    — За деньги не беспокойся. Если что, я тебе свой дом отдам в Ростове, а он стоит больше миллиона баксов!
    Жаров ответил:
    — Разберемся! Обманывать меня тебе никакого резона нет. Жди сигнала! Конец связи!
    — Конец, брат! Мы все очень надеемся на тебя!
    — Надейтесь!
    Жаров приказал Мансурову:
    — Быстро выведи весь личный состав на позиции, Гошу в БМП, оповести отделения прикрытия о мероприятиях на посту и возвращайся. Пойдем к Бекетову.
    — Что-то серьезное случилось?
    — Серьезное! Серьезней не бывает! Но какого черта ты все еще находишься в отсеке? Мухой выполняй приказ. Потом введу тебя в курс дела!
    Отдав все необходимые распоряжения, Мансуров вернулся:
    — Так что произошло, Игорь?
    Старший лейтенант вывел подчиненного из отсека:
    — Идем по верху, чтобы посторонние не слушали.
    Поэтому в блиндаж командного пункта Жаров с Мансуровым вошли, уже зная об угрозе и о том, что им предстоит сделать вопреки задачам блокпоста.
    Бекетов пригласил подчиненных к столу. Довел информацию, полученную из штаба, добавив:
    — Таким образом, третье отделение второго взвода покидает запасные позиции и выдвигается на северо-запад к периметру проволочных ограждений с задачей прикрыть возможное нападение со стороны западного лесного массива. Старший прикрытия — сержант Щукин!
    Капитан взглянул на командира отделения:
    — Задача ясна, Всеволод?
    — Так точно, командир!
    Бекетов взглянул на командира минометного отделения:
    — Ты, сержант, выносишь свои трубы на высоту, чтобы иметь возможность накрыть огнем минометов как Шунинское и Катаванское ущелье, так и плоскогорье с «зеленкой» с правого фланга и тыла блокпоста.
    — Есть, товарищ капитан!
    Начальник поста спросил:
    — Корган здесь?
    Из-за бойцов выглянул командир первого отделения взвода Бекетова:
    — Здесь я, товарищ капитан!
    — Свяжешься с тыловыми дозорами. Пусть сгруппируются и отойдут от вертолетных площадок к периметру «колючки». Там организуют позиции дополнительного тылового прикрытия.
    Сержант ответил:
    — Я все понял!
    Бекетов осмотрел подчиненных:
    — Остальным бойцам оставаться на ранее определенных позициях. Оставаться до тех пор, пока я лично не отдам команду «Отбой!» При обнаружении противника доклад мне, и только после приказа начало ответных боевых действий по обстановке. Но если бандиты появятся внезапно, то открывать огонь на поражение безо всякого доклада. В этом случае связь при первой возможности. У кого есть какие вопросы?
    Сержанты промолчали.
    Бекетов приказал им выполнять приказ, оставив в блиндаже Жарова с Мансуровым.
    В это время подала голос Родимцева:
    — Товарищ капитан, неисправность на линии связи с правым флангом. Разрешите найти и устранить неполадки?
    — Давай! Только возьми с собой бойца первой справа огневой ячейки!
    — Хорошо!
    Родимцева вышла из блиндажа.
    Бекетов предложил старшему лейтенанту и его заместителю присесть за рабочий стол.
    — На тебе, Жаров, особая миссия. Судя по всему, главные силы боевиков пойдут именно Шунинским ущельем. Да, бандиты могут имитировать нападение с плоскогорья, но только имитировать, чтобы растянуть нашу оборону и ввести в заблуждение, но прорываться будут по ущелью. Поэтому отделение прикрытия перебрось за полосу минно-взрывных заграждений и разверни в обратную сторону. Остальной личный состав оставь на прежних позициях, но продумай вариант поддержки отделений прикрытия. Я возьму на себя Катаванское ущелье. Не исключено, что оттуда могут быть задействованы отряды банды Фараона. Если таковые не проявят себя, переброшу часть людей к тебе. БМП первого капонира разверни так, чтобы оно могло вести огонь по всему Шунинскому ущелью. Вторую БМП я нацелю на выход из Катаванского ущелья со стороны утеса, что позволит создать огневой заслон как для прорывающихся сил, так и для возможных групп поддержки прорыва с сопредельной территории. При обнаружении противника доклад мне. Приказ на открытие огня, команда «Факел»! Твой, Жаров, взвод противник неожиданно атаковать не сможет, поэтому начинаешь активные действия по моему приказу! Вопросы?
    Жаров спросил:
    — Наше командование применение авиации в районе блокпоста не планирует?
    Бекетов ответил:
    — Об этом мне ничего не известно. Скорее всего, если разведка сумеет обнаружить банду, то штурмовики или вертолеты огневой поддержки применят. Но на подступах к нам. Если же боевики сумеют пробиться к блокпосту и вступить с нами в огневой контакт, применение авиации станет невозможным. Так что надо рассчитывать на собственные силы.
    Задал вопрос и Мансуров:
    — А батальон или полк внутренних войск дополнительные силы перебросить сюда не намерен?
    — Об этом комбат тоже не говорил. Но наверняка оставшаяся в части вторая рота готова к подобной переброске и штаб будет действовать, исходя из той обстановки, что сложится здесь в случае прорыва. Пока этот прорыв рассматривается лишь как один из вариантов действий бандитов. Вступим мы в бой, ситуацию скорректируют. Еще вопросы?
    И вновь спросил Жаров:
    — Где сам будешь находиться до и во время вероятного боя?
    — Там, где определено боевым расчетом. Здесь, в этом блиндаже!
    Старший лейтенант поднялся:
    — Все. Больше вопросов нет. Разреши приступить к работе?
    Он кивнул Мансурову и вышел из блиндажа вместе с заместителем. Осмотревшись, Мансур спросил:
    — И что будем делать, Игорь? Не вижу, как сможем обеспечить прорыв.
    Старший лейтенант усмехнулся:
    — Не паникуй. Я вижу и знаю, как сделать это. И не только это!
    — Что ты имеешь в виду?
    — Тебе об этом, извини, пока знать не обязательно.
    Мансур не обиделся.
    Жаров же вытащил из кармана миниатюрный прибор специальной связи. Нажал на клавишу вызова.
    Сержант взглянул на командира, но вновь промолчал. Раз Жаров решил проявить инициативу, то и флаг ему в руки. Спустя несколько минут вызвали уже самого Жарова. Он остановился, ответил:
    — Слушаю!
    — Русский? Жар? Это Шамиль, брат Фараона! Ты хотел слышать меня, я на связи!
    Жаров спросил:
    — Где находится твой отряд, какова его численность и состояние бойцов?
    Шамиль ответил:
    — Поговори сначала с братом!
    И отключился.
    Жаров сплюнул на камни:
    — Чертов головорез! Для них же…
    Договорить он не успел, станция вновь завибрировала сигналом вызова. Старший лейтенант раздраженно ответил:
    — Да!
    И услышал властное, спокойное:
    — Я — Фараон. Кто ты?
    — Жар.
    — Ясно. Как ты решил помочь брату?
    — Он пойдет Шунинским ущельем?
    — Да. Мы планируем прорыв именно на этом направлении.
    — Тогда нам необходимо скоординировать совместные действия.
    — Логично. Но ты не ответил на вопрос.
    — Я отведу с левого фланга и ущелья свой взвод на плоскогорье. Также выведу из строя ближайшую к Шуни боевую машину пехоты, укажу проход в минном поле, что выставлено по дну Шунинского ущелья. Кроме этого, попробую заблокировать действия минометчиков. Но все это даст результат только в том случае, если по правому флангу, контролирующему Катаван, будет нанесен отвлекающий удар. В первую очередь с перевала необходимо уничтожить вторую БМП, чтобы она огнем не закрыла выход из Шуни в Катаван. Далее необходимо хотя бы имитировать атаку правого фланга блокпоста, отвлечь взвод, прикрывающий тот участок. И за время имитации быстро провести отряд Шамиля через Шуни в Катаван и далее за утес. Таково мое решение.
    Главарь банды задумался. Ненадолго, затем так же спокойно и властно спросил:
    — Ты уверен, что можешь сделать все, что спланировал?
    — Да. Если Шамиль будет доверять мне и действовать по моему сигналу.
    Фараон заверил оборотня:
    — Шамиль сделает то, что скажешь ты. Но учти, допустишь ошибку, ответишь головой!
    — А если обеспечу прорыв, когда и где получу обещанное вознаграждение?
    — Там, где скажешь и когда скажешь! Слово Цакаева, а оно, русский, стоит гораздо дороже той суммы, что обещана тебе.
    — Будем надеяться! А сейчас я должен получить информацию об отряде вашего брата.
    Фараон закончил разговор коротким:
    — Жди!
    Мансуров, слышавший разговор своего командира, изумленно спросил:
    — Ты говорил с самим Фараоном?
    Жаров взглянул на заместителя:
    — Да, и что?
    — Ты решил помочь им прорвать границу?
    — Да. Потому что у нас, Мансурчик, с тобой просто нет другого выхода. Мы в таком дерьме, что уже не отмыться. А посему либо выполняем приказ Фараона, либо…
    Сержант заметно нервничал:
    — Но как ты отведешь взвод с позиций?
    — Молча!
    — Так нас же Бекет за это прямо здесь и положит!
    — Не положит! А вот для него наступят сложные времена.
    Завибрировала специальная рация старшего лейтенанта. Он уже знал, кто выходит на связь, но спросил:
    — Я — Жар, с кем имею честь?
    — Шамиль! Мой отряд состоит из семидесяти пяти человек, на данный момент разбит на три группы, которые перемещаются по «зеленке» к Шунинскому ущелью. Бойцы устали, бой со свежими силами противника нам не выдержать.
    Жаров сказал:
    — Этого и не потребуется. Когда ты планируешь собрать отряд для прорыва?
    — Часа в четыре, не раньше.
    — Брат начнет отвлекающий маневр в то же время?
    — Да. Как только я буду готов к броску. Еще ты должен указать проход в минном поле.
    Жаров взглянул на часы: 2–05.
    — Ты сначала выйди к зоне ответственности поста. Как выйдешь, вызови меня. Тогда совместно с братом и начнем акцию. И тогда ты узнаешь все, что должен узнать. А пока веди своих людей к повороту. Удачи, конец связи!
    Старший лейтенант отключил рацию, хотел бросить ее в карман, но она вновь завибрировала.
    — Слушаю.
    — Расул на связи. На меня выходил Фараон. Сказал, что очень надеется на тебя.
    Жаров прикурил сигарету. Они с заместителем продолжали стоять на плато. Мансур тихо спросил:
    — Могу я узнать, что ты задумал, командир?
    — Можешь. Теперь можешь. Слушай меня внимательно и так же внимательно запоминай, что услышишь. Тебе придется сыграть немаловажную роль. За успешный прорыв Фараон обещал миллион баксов. Если заплатит, то по возвращении в гарнизон придется бросать все к чертовой матери и рвать из батальона! Иначе долго нам не жить.
    От услышанной суммы глаза сержанта широко раскрылись:
    — Ты сказал, миллион долларов!
    — Это не я сказал, это Фараон обещал за спасение брата, который ведет отряд к блокпосту! Если, конечно, этот Цакаев не кинет нас, как лохов последних, приказав Расулу рассчитать обоих пулей девятого калибра!
    Но Мансуров категорично заявил:
    — Об этом не думай, командир! Фараон всегда держит слово, поэтому до сих пор имеет большое влияние в руководстве сил сопротивления. Он заплатит!
    — А заплатит, значит, и мы не подведем его, но вернемся к главному. Вот что я задумал…
    И он тихо поведал подельнику свой подлый коварный план.
    Мансур выслушал Жарова предельно внимательно, удивляясь изуверской изобретательности молодого, еще необстрелянного офицера. Когда старлей закончил, Мансуров протянул:
    — Да, план рисковый, но единственно выполнимый. А главное, предельно наглый. Но не раскусит ли нас Бекет?
    — Он допустил грубейшую ошибку, поставив задачу нашему взводу отдельно, убрав из блиндажа всех сержантов. Да и Родимцева ушла кстати. Следовательно, никто не может знать, что именно подразумевал Бекетов под действиями по сигналу «Факел»! Только он, да мы с тобой! Ты понял, к чему я клоню?
    Мансур закивал головой:
    — Понял, понял! Ну и голова у тебя! Не думал, что способен на такое!
    Жаров задумчиво проговорил:
    — Ты правильно оценил обстановку, Оман, но давай закончим разговор и приступим к подготовительному этапу. Ты следуй к БМП и первому отделению, я в свой отсек. Гошу, как выведет из строя вооружение боевой машины, ко мне! Охранять отсек. Чтобы посторонних не было. Ты контролируешь бойцов. При получении приказа действуй согласно плана!
    — Понял!
    Офицер с сержантом разошлись. Мысли Жарова метнулись к Родимцевой, но он отогнал их. Если все пройдет, как задумал он, то никуда Кристина не денется. Подчинится как миленькая, точно так же, как Губочкина. Но ту придется убить! Впрочем, Валентиной займется Расул. Жаров пачкаться не станет! Лишь бы здесь все сработало так, как задумал Жаров! И тогда… Но хватит об этом. Не мечтать сейчас надо, а готовить акцию. Аккуратно готовить, чтобы потом к нему никаких претензий не могло возникнуть. Для этого придется просить Фараона об одной услуге. Позже. Перед началом прорыва отряда Шамиля.
    Жаров устроился в своем отсеке.
    Вскоре в дверь постучали, и показалась физиономия рядового Демидова, доложившего:
    — Я прибыл!
    Жаров спросил:
    — БМП из строя вывел?
    — Так точно!
    — Хорошо. Находись возле блиндажа. Смотри, чтобы никто и близко не приблизился к моему отсеку. И сам не вздумай подслушивать, иначе лично в ущелье сброшу! Понял?
    — Как не понять? Не дурак.
    — Да? Уверен?
    — Да понял я все!
    Дверь закрылась. Жаров посмотрел на часы. Почти три. Ждать оставалось еще час. Может, и меньше. Все равно долго! Но ничего не поделаешь.
   

   

    

     Глава третья
    

    
     Горный блокпост, четверг, 7 октября, 3 часа 50 минут.
    
    Специальная рация издала сигнал вызова.
    Жаров ответил стандартно:
    — Слушаю.
    — Это Фараон. Как обстановка на посту?
    — Напряженная. Бойцы рассредоточены на позициях согласно боевому расчету. Организована круговая оборона объекта. Все ждут возможного штурма. Недавно прошел контрольный сеанс связи между позициями!
    — Значит, часть сил поста отвлечена на охранение тыловых рубежей?
    — Да, но эта часть в считаные минуты может быть переброшена на передовые позиции.
    — Ясно. Брат вышел непосредственно к повороту перед зоной ответственности блокпоста, моя сотня находится за утесом. На перевале снайперы и гранатометчики. Я готов к активным действиям.
    — Хорошо. Одно непременное условие перед штурмом!
    Цакаев недовольно, но все так же спокойно спросил:
    — Что еще за условие?
    — В ходе прорыва вам придется пожертвовать десятком своих бойцов. Ведь среди них имеются подготовленные смертники?
    — Почему я должен жертвовать десятком своих людей?
    Офицер-оборотень, стараясь так же говорить спокойно, в тон Фараону, объяснил:
    — Не почему, а для чего. Для того, чтобы подставить под предательство начальника поста и создать мне с Мансуровым алиби. Прорыв отряда вашего брата, вне всякого сомнения, вызовет расследование не только военной прокуратуры, но и ФСБ. Мне надо отбиться!
    Цакаев произнес:
    — И все же ты не убедил меня! Или я чего-то не понял. Объясни подробней, что ты задумал.
    Пришлось предателю раскрывать весь свой замысел. Фараон слушал внимательно. Затем произнес:
    — Да, кажется, и Расул, и Мулат недооценили твоих способностей, русский! Это надо исправить. Если ты обеспечишь прорыв, то вместе с деньгами получишь очень выгодное предложение. Мне нужен такой человек, как ты. И не на передовой. Но об этом после операции. Я понял тебя и полностью одобряю план. Ты получишь в качестве целей десять моих фанатиков, готовых в любую минуту умереть за веру! Когда начнем акцию?
    У Жарова уже готов был ответ на этот вопрос:
    — Сейчас 4–01. В 4–10 начинайте штурм блокпоста своими силами, предварительно обстреляв его с перевала Катаван. Действуйте по склону ущелья, от угловой БМП и далее влево, если смотреть от утеса, до окончания позиций поста. Действуйте стремительно, не жалея патронов. Вы должны заставить бойцов укрыться в ячейках. Я в это время отведу свой отряд на плато и отправлю к высоте 204,0. И сразу отдам команду вашему брату начать прорыв, объяснив, как безопасно пройти минное поле. Прошу не забыть уничтожить вторую БМП, первая машина никакой угрозы не представляет. И еще, в ходе обстрела ни одна пуля, ни тем более граната не должна попасть внутрь главного блиндажа, несмотря на то, что оттуда через амбразуру по штурмовикам наверняка будет вестись интенсивный пулеметный огонь!
    — А это почему?
    — Господи, Цакаев, мы теряем время! Сделайте, пожалуйста, так, как прошу я, во имя спасения собственного брата!
    Цакаев согласился:
    — Хорошо! Ровно в 4–10 мои бойцы начинают штурм передовых позиций блокпоста со стороны Катавана. Остальное на тебе! Да поможет тебе и всем нам Всевышний! Аллах акбар!
    Жаров повторил:
    — Акбар, акбар! Конец связи!
    Командный пункт горного поста. 4–00.
    Бекетов, приняв доклады всех постов, закурил очередную сигарету, припав к амбразуре. Но дым все равно втягивало в блиндаж. Кристина закашляла, пришлось погасить окурок. Юрий предложил ей:
    — Не мучайся, приляг. Если что, грохот автоматов быстро поднимет тебя.
    — Мы опять на «ты»?
    — Да мне уже без разницы.
    — Конечно, ведь вы же сказали, чтобы я пропадом провалилась. Позвольте, капитан, узнать, куда бы провалилась?
    — Ответил бы я тебе, будь ты мужиком.
    — И представляю, что!
    — Поговорить захотелось? Сходи к Жарову. У вас очень даже мило беседы проходят. Есть что обсудить. Он же не я! Молод, воспитан, ухожен до блевоты!
    Родимцева ответила:
    — Позвольте мне решать, что делать, а что нет.
    Юрий ответил, выходя из блиндажа:
    — Позволяю. Все позволяю.
    Он вновь взглянул на часы. 4–10.
    И тут противоположный склон взорвался огнем гранатометов, автоматов и снайперских винтовок.
    Капитан увидел, как молния, сверкнувшая в ночи, ударила прямо в башню второй боевой машины пехоты, вывернув ее вместе с пушкой на моторный отсек. Вторая молния ударила в пустой капонир, отбросив и «АГС-30», и расчет станкового гранатомета к стенкам глубокого склона. Бекетов бросился в блиндаж. Кристина, побледнев, смотрела на него широко открытыми от ужаса глазами.
    — Что это, Юра?
    — Казбеки лезгинку начали танцевать! Ну, чего застыла, как статуя? Быстро доклад в штаб об обстреле! Шевелись, мать твою!
    От окрика капитана Кристина пришла в себя и начала вызывать батальон. Бекетов, выхватив из пирамиды пулемет, заряженный барабанным магазином, выставил его в амбразуру, тут же достав портативную рацию малого радиуса действия:
    — Корган!
    — Я, командир!
    — Что у тебя?
    — Контузило двоих у «АГСа», пустил в капонир замену. БМП-2 уничтожили прямым попаданием!
    — Видел. Откуда бьют гранатометчики противника, не заметил?
    — Снайпер вроде одного вычислил.
    — Так пусть снимает козла к чертовой матери!
    — Но мы ж приказа ждем!
    — А, черт!
    Капитан переключил рацию на одновременную связь со всеми подразделениями:
    — Внимание! Отделениям передовой. Приказываю открыть ответный огонь по перевалу Катаван! Стрелять выборочно, прицельно!
    Вызвал третье отделение:
    — Щукин, как у тебя?
    Сержант доложил:
    — У меня тишина! Это у вас, похоже, началось. Может, перебросить на передовую часть бойцов?
    — Рано! Отслеживай тыл. Абреки могут налететь и оттуда!
    — Принял!
    Переключился на Жарова:
    — Как дела, Игорь?
    — Со стороны утеса выдвигается крупная банда. Скорей всего она пойдет на штурм блокпоста. А значит, могут появиться и гости из Шуни!
    — Понял. Прими команду «Факел»!
    — Принял! Начал действовать!
    — Давай!
    Жаров ждал этой команды, которая могла означать что угодно! И почему Бекетов решил с ним работать нестандартно? Непонятно. Но очень даже на руку старлею.
    Оборотень, получив команду «Факел», вызвал на связь отделение прикрытия дна Шунинского ущелья:
    — Якункин?
    Сержант ответил:
    — На связи, командир! Сзади вижу перемещение боевиков.
    — А спереди ты ничего не видишь?
    — Никак нет!
    — Тогда быстро поднимай отделение на позиции взвода!
    — Но как же так?..
    — Молча! Таков приказ капитана Бекетова! Приказы, сержант, не обсуждаются. Вперед!
    Командир отделения, ничего не понимая, приказал бойцам отделения подняться на плато, к блиндажу, куда уже собрал весь остальной личный состав сержант Мансуров. Старший лейтенант выступил:
    — Бойцы! Я не знаю, что задумал начальник поста, возможно, он освобождает зону для удара авиации, но нашему взводу приказано передислоцироваться на запасные позиции, то есть к высоте 204,0, там ждать указаний! А посему, сержант Мансуров, ведите взвод! Бегом, марш!
    Мансур продублировал команду командира, и первый взвод, оголив весь левый фланг горного блокпоста, побежал к высоте 204,0, где приказа ожидали минометчики. Жаров же достал аппарат специальной связи:
    — Шамиль?
    — На связи!
    — Путь свободен! Минное поле начнется от валуна справа. В двухстах метрах от поворота. Проход обозначен брошенным на землю тросом. По нему, в колонну по одному, и идите. Ширина прохода по 50 сантиметров с каждой стороны от троса. Начинайте движение и быстрее, быстрее, Шамиль!
    
* * *

    Бекетов вызвал минометчиков. К этому времени взвод Жарова еще не вышел к высоте 204,0, поэтому командир отделения не доложил об измене. Капитан приказал сержанту-артиллеристу переместить три миномета ближе к командному пункту так, чтобы они могли достать огнем до утеса, в то же время оставаясь вне зоны обстрела с Катавана.
    Кристина наконец связалась с батальоном.
    Передала гарнитуру Бекетову.
    Тот прокричал в микрофон:
    — Я — Затвор-21. Как слышите, Равнина!
    — Я — Равнина, слышу вас хорошо!
    — Докладываю! Блокпост обстрелян со стороны Катаванского перевала. Гранатометным огнем уничтожена одна из БМП, возможно, поврежден и «АГС-30». Замечено перемещение крупных сил противника по Катаванскому ущелью. Отдал приказ на открытие ответного огня! Сообщите информацию Первому немедленно!
    — Конечно, Затвор-21! Сейчас же вызову командира! По возможности находитесь на связи. Первый наверняка пожелает лично уточнить обстановку!
    — Я на связи!
    И тут же прошел доклад с левого фланга его взвода. Докладывал все тот же Корган.
    — Командир! Духи, числом не менее сотни, поперли на наш склон! БМП взвода старшего лейтенанта Жарова молчит.
    — Почему молчит?
    — Не могу знать!
    — Черт! Духи наступают широкой полосой?
    — Они выходят из-за утеса и разбегаются по ущелью! Да вам из блиндажа они уже должны быть видны!
    — Слушай, Виталик, я к тебе на усиление бросаю отделение Зеленюка. Задача удержать бандитов на участке от утеса до блиндажа, не допустив их прорыва далее по Катавану на запад!
    — Понял!
    Бекетов вызвал Зеленюка, и вскоре второе отделение, оставив прежние позиции, переместилось ближе к левому флангу. Юрий попытался вызвать Жарова, но станция того молчала. Капитан выругался:
    — Что за черт! Что делает Жаров?
    И обратился к Родимцевой:
    — А ну, Кристя, постарайся достать его по проволочной связи, может, рация вышла из строя?
    Но и «ТАИ-43» молчал.
    Бекетов проговорил:
    — Ничего не понимаю!
    Но размышлять было некогда. Он рванулся к амбразуре. И увидел боевиков, человек двадцать, поднимающихся к блиндажу! Юрий передернул затвор и ударил по ним из пулемета. Бандиты попадали, начав скатываться вниз. Причем все! И было неясно, кого убил Бекетов, а кто сам покатился по склону. Опять непонятка. Бандиты ранее так никогда не действовали. Капитан перевел ствол левее. Дал очередь по склону, где за камнями спрятались остановленные огнем отделений боевики неизвестного противника. Тут же блиндаж содрогнулся от близкого разрыва. Похоже, враг применил с перевала безоткатное орудие!
    Бекетов запросил минометчиков, которых перевел ближе к передовой:
    — Сержант! Откуда хлопнула безоткатка, не заметил?
    — Заметил, капитан! Сейчас ребята наводят прицелы. Ударим сразу из трех стволов беглым огнем! Собьем этих стрелков!
    — Давай, сержант, давай!
    Капитан повернулся к Родимцевой:
    — Так, Кристина, взяла сумку со шмотками и бегом к высоте 204,0, на запасные позиции. Там укрыться в окопе и сидеть мышью, поняла?
    Но Родимцева воспротивилась:
    — Нет, не поняла! Согласно боевого расчета мое место здесь!
    Бекетов вскричал:
    — Ты что, дура, не понимаешь, это прорыв банды, прикрываемый отрядом Фараона? И на нас могут навалиться более трехсот боевиков? Ты что, подохнуть здесь хочешь? А кто дочь твою воспитывать будет? О ней подумала?
    И немного успокоившись:
    — Так. Слушай приказ. Немедленно убыть на запасные позиции. Там ждать дополнительных распоряжений! И не теряй времени.
    По амбразуре ударила автоматная очередь. Но стрелок был ниже окна, так что внутрь блиндажа влетели лишь мелкие осколки камней.
    Капитан бросился к пулемету, дал ответную очередь. По полу рассыпались гильзы. Кристина бросилась к кровати, в это время Бекетова вызвали по портативной станции. От услышанного он крикнул:
    — Что? Как отошли? Кто приказал? Вашу мать! Корган, немедленно отделения на левый фланг, оператора в БМП и огонь по прорывающемуся отряду! Что? Черт! Дай Зеленюка! Зеленюк? Выходи на плато, оттуда бей по склону! Понял? Корган? Пробивайся к БМП. Выход из Шуни надо заблокировать любой ценой!.. Выполняй! Я сейчас подойду к вам.
    Капитан опустил рацию.
    Кристина, готовя покинуть блиндаж, остановилась на пороге, спросив:
    — Что случилось, Юра?
    — Жаров увел взвод с позиций, и сейчас банда, уничтожившая селение, спокойно миновав заслон минных заграждений, движется по Шунинскому ущелью.
    — Но как же так?
    — А вот так! Давай на высоту! Встретишь этого урода, Жарова, передай, я ему яйца отстрелю, если он не вернет подразделения обратно и не вступит в бой!
    — Но почему он ушел?
    — Об этом у него и спросишь!
    Бекетов, закончив разговор с Кристиной, вызвал минометный расчет, выдвинутый к передовой правого фланга.
    — Трубы? К бою готовы?
    Сержант-артиллерист ответил:
    — Так точно, но нас обстреляли, пришлось переместиться в балку!
    — Но огонь по нашему склону вести можешь?
    — Могу!
    — А оставшийся на высоте расчет?
    — Тоже может, только надо скорректировать цели!
    — Минуту!
    Бекетов бросился к столу, определил по карте ориентиры квадрата, которые следовало накрыть минами, передал их сержанту, приказав:
    — Огонь без дополнительного приказа. Только смотрите, своих не заденьте!
    — Понял, товарищ капитан!
    — Слушай, сержант, ты перемещение нашего взвода на плато не видел?
    — Видел, как человек двадцать пошли от позиций в обход высоты!
    — Черт! Передай своему командиру: как увидит этих туристов, передай приказ их офицеру срочно связаться со мной! Понял?
    — Понял, товарищ капитан!
    Взглянув на рацию, Бекетов вспомнил об отделении Щукина. Но снимать его с тыла было преждевременно. Хотя, вероятней всего, ожидать нападения с тыла уже не приходилось. А там, как знать? Но почему Жаров отвел взвод? Увидел боевиков, заходящих по вершине ущелья с севера? Но почему не доложил. Станция вышла из строя? Но такая же есть у Мансурова, да еще проводная связь. Нет. Здесь что-то не то! Объяснений действиям взводного капитан не находил. Да и не было у него на это времени. Вскоре он прибыл в капонир первой БМП. Увидел сержанта Коргана:
    — В чем дело, Виталик? Почему пушка БМП молчит?
    — А она, товарищ капитан, выведена из строя!
    — Как, выведена из строя?
    — Сбит затвор. Заклинило пушку!
    — А пулемет?
    — Тот вообще без затворной рамы! Похоже, командир, кто-то из наших постарался обеспечить проход банде!
    Бекетов схватил сержанта за камуфляж:
    — Ты о чем говоришь? Кто мог предать? Это невозможно. О вероятности прорыва банды на посту стало известно только вчера!
    Корган попросил:
    — Отпустите меня! Делайте какие хотите выводы, но первого взвода на позициях нет, отделение прикрытия из ущелья ушло, минное поле бандиты прошли, а БМП выведена из строя. Это случайность?
    Капитан схватился за голову.
    Тут же раздался крик из ближайшей стрелковой ячейки:
    — Командир, банда показалась из Шуни, и духи поперли новой волной!
    Бекетов бросился в капонир, припал к брустверу. Мгновенно оценив обстановку, приказал:
    — Огонь отделениям по всем направлениям видимости боевиков!
    В небе противно завыло. Солдаты невольно пригнулись. И почти сразу склон от позиций блокпоста до дна Катавана покрылся грибами взрывов мин. Минометчики били прицельно, хотя и работали по пассивной наводке, используя лишь карту, без корректировщика огня. Эти взрывы заставили бандитов отступить. Среди камней раздались вопли боли. Минометные расчеты дали второй залп, который накрыли дно ущелья. Атака бандитов со стороны Катавана захлебнулась, что дало возможность бойцам взвода Бекетова перевести дыхание. Капитан вновь попытался вызвать Жарова и вновь не смог этого сделать. Не ответил и Мансуров. Юрий вызвал минометчиков, стоявших на высоте:
    — Трубы, я — Бекетов! Прекратить огонь! Жарова не видно?
    — Здесь, только севернее, рассредоточил взвод для отражения атаки с тыла!
    — Ничего не понимаю! Что, оттуда исходит угроза?
    — Да нет, никого не видно. Кроме того, впереди еще ваше отделение и ребята дозоров. Они молчат!
    — Чертовщина какая-то! Ты вот что, сержант, пошли кого-нибудь за этим долбаным старшим лейтенантом!
    — Так к ним связистка уже побежала!
    — Вот как? Все равно, вышли посыльного — и ко мне его на связь!
    Минометчик ответил:
    — Понял! А нам что делать?
    — По Шунинскому ущелью ударить можешь?
    — Могу, но дно не накрою, или накрою частично! Там нужен корректировщик!
    — Плевать! Бей по ущелью!
    — Назовите хоть какие-нибудь ориентиры!
    — Да какие, к черту, ориентиры! Накрывай все ущелье вместе со склонами!
    — Принял!
    Бекетов повернулся к Коргану:
    — Где прорывающийся отряд?
    — Залег! За минным полем, прижавшись к нашему склону!
    — Значит, минометы применять не никакого смысла!
    Капитан передал расчетам временный отбой, приказав Зеленюку выдвинуться на позиции первого взвода. Кажется, ситуация начинает выправляться. Лишь бы духи не получили подкрепление. Наступила короткая передышка.
    
* * *

    Кристина, выбежав к высоте, сразу увидела Жарова, который отдавал команды своим подчиненным занять оборону на запасных позициях. Побежала к нему:
    — В чем дело, Игорь? Почему ты оставил позиции?
    Старший лейтенант изобразил недоумение:
    — Кристина? Ты откуда? Хотя, правильно, тебе нечего делать на передовой!
    — Ты не ответил на вопрос, Жаров!
    — Я выполнил приказ Бекетова! А что произошло?
    Наглость и хорошо сыгранная искренность сбили женщину с толку.
    — Приказ Бекетова? Но по Шуни прорывается отряд бандитов, а позиции второго взвода атакованы со стороны Катавана. Там вовсю идет бой, Игорь, а ты ушел!
    — Что? Бандиты пошли низом? Так какого черта Бекетов приказал мне встречать их здесь?
    Кристина совершенно ничего не понимала.
    Жаров же ударил себя по лбу:
    — Ну, конечно же! Бекетов знал о банде, знал, где она пойдет! Эта сука предала нас, извини, Кристя! Но ты понимаешь, что Бекетов предал нас всех, он специально убрал мой взвод с позиций, дабы дать возможность банде прорваться? А сейчас имитирует бой с отвлекающими силами прикрытия прорыва.
    Старший лейтенант спросил у Родимцевой:
    — Боевики прошли минное поле?
    Женщина в полной растерянности пожала плечами:
    — Не знаю, но из Шуни взрывов слышно не было!
    — Ясно!
    Жаров обернулся, крикнул:
    — Мансуров!
    Тот ответил:
    — Я!
    — Отставить оборудование позиций. Поднимай взвод и гони его на всех порах обратно к Шуни. Банда там осуществляет прорыв!
    — Как так?
    — Без разговоров, Оман! Спеши! Может, успеем еще сорвать планы Бекета и боевиков.
    Мансуров отдал команду взводу, и солдаты рванулись обратно к ущелью.
    Жаров обратился к Родимцевой:
    — Кристина, укройся, пожалуйста, в траншее у высоты. Я постараюсь исправить положение. Надеюсь, ты подтвердишь потом то, чему стала свидетелем?
    — Да, конечно, но не мог Юрий!
    Оборотень вздохнул:
    — Я тоже никогда не поверил бы в предательство Бекетова, но сама видишь, что происходит! Эх, Бекет, Бекет, за сколько продался, интересно?
    Он вновь взглянул на Родимцеву:
    — Прошу, не выходи из укрытия. А я побежал, может, успеем перекрыть ущелье!
    Старший лейтенант отправился вслед за взводом, оставив Кристину, потерявшую малейшую способность реально воспринимать происходящее. А Жаров отбежал до первой балки, прыгнул в нее, тут же достав прибор специальной связи:
    — Фараон! Я — Жар!
    — Что происходит, Жар? Почему отряд брата не может пройти ущелье?
    От спокойствия главаря банды не осталось и следа.
    Жаров объяснил:
    — Все идет по плану! Не волнуйся! Сейчас тебе необходимо провести главный штурм позиций Катаванского фланга блокпоста, одновременно запустив в начало Шуни отряд смертников. Твоя задача заставить не подчиненные мне силы заниматься лишь одним — отражением штурма со стороны Катавана. Это все, что от тебя требуется!
    Цакаев произнес:
    — Хорошо. Я сделаю так, как говоришь ты, но если мой брат умрет, умрешь и ты.
    — Лучше деньги готовь. Все, конец связи!
    Закончив переговоры с Фараоном, Жаров переключился на его брата:
    — Шамиль! Готов к броску?
    — Готов! Но ущелье заблокировано!
    — Ничего, скоро оно будет разблокировано! Так что будь готов что есть силы рвануть к утесу!
    — Понял!
    Бросив рацию в карман, Жаров поспешил на позиции, которые уже занял взвод. И тут же вновь получил сигнал вызова по штатной портативной радиостанции. На этот раз он ответил:
    — Слушаю, Жаров!
    — Жаров? Сучонок! Ты мне, блядь, ответишь за все!
    — Ты чего разошелся, капитан? Тебе не орать надо, а думать о том, как будешь оправдывать собственные действия!
    — Что?
    Жаров отключился.
    Бекетов в траншее у углового капонира выругался:
    — Паскуда!
    И хотел направиться на позиции Жарова, разобраться с ним на месте, но вынужден был изменить решение. Противоположный склон Катаванского перевала вновь взорвался массированным огнем. Одновременно кто-то из солдат выкрикнул, что от утеса и со дна ущелья опять появились боевики, только еще большим числом. Огонь с перевала заставил Бекетов укрыться за БМП, откуда он смог увидеть лавину бандитов.
    Капитан обернулся, крикнул:
    — Корган! Срочно верни Зеленюка! Отбиваем штурм!
    Переключился на минометчиков, приказав отставить обстрел Шунинского перевала, который теперь мог контролировать Жаров, и перенести весь огонь на изначально обозначенные цели склона правого фланга блокпоста.
    На этот раз минометный обстрел не дал того эффекта, что ранее. Слишком большими силами противник пошел на штурм блокпоста.
    Бекетов вышел из капонира и слева услышал крик:
    — Духи!
    Это кричали солдаты сержанта Зеленюка. Капитан, перезарядив пулемет, бросился на крик. И в конце траншеи увидел боевиков. Они были в камуфлированной форме, бородатые, с автоматами, из которых поливали свинцом левый фланг. Бекетов зацепил взглядом троих бородачей и, подняв пулемет, срезал их одной очередью! Рванулся к повороту. Перепрыгнул через трупы убитых боевиков, бросил взгляд в левый от себя ход сообщения. Там в неестественных позах застыли четверо его солдат. Зеленюк, держась за горло, из которого хлестала кровь, смотрел стеклянными глазами на своего командира. Капитан застонал. И услышал шорох сзади, резко обернулся. В траншею запрыгнули еще двое бородачей. Бекетов и их срезал длинной очередью. Кто-то из глубины линии обороны крикнул:
    — Банда уходит!
    Капитан бросился к брустверу.
    Большой отряд в семьдесят штыков приближался к утесу! Человек десять прикрывало их отход. Бекетов вскинул пулемет, но выстрелить не смог. Магазин оказался пуст. Бросив «РПК», выхватил пистолет, прекрасно понимая, что из «ПМа» достать бандитов не сможет. Но тут раздались очереди с позиций Жарова. Бойцы старшего лейтенанта вели огонь прицельно, мгновенно уничтожив группу прикрытия основного отряда. И одновременно с этим все тот же дальний голос вновь крикнул:
    — Духи отходят! Бей их, мужики!
    Позиции огрызнулись огнем. Капитан подумал: «Зря! Сейчас же с противоположного перевала снайпера завалят всех стрелков». Но перевал замолчал. Так же неожиданно, как ощерился огнем минут десять ранее! Бекетов смотрел, как быстро и организовано отходят боевики. Минометное отделение продолжало вести беглый огонь, но он уже не приносил отступающим существенного вреда. Бандиты, унося с собой тела убитых и раненых, сумели выйти из сектора обстрела и минометов, и стрелкового вооружения блокпоста, уходя за утес Катаванского ущелья. Они оставили лишь тех из прикрытия, которых завалили бойцы первого взвода. Капитан отдал приказ минометчикам прекратить огонь и опустился на каменистую землю траншеи, обхватив голову руками. Разум отказывался верить в то, что произошла катастрофа.
    
* * *

    Жаров же после того, как его взвод расстрелял подставленных ему смертников, также отдал приказ подчиненным прекратить огонь. Отойдя в стрелковую ячейку и выставив в траншее Мансура, он вызвал Цакаева:
    — Фараон! Я твой друг! Как слышишь меня?
    — Хорошо слышу, дорогой, очень хорошо! Я уже успел обнять своего брата! Ты сработал выше всяких похвал, за что и будешь вознагражден!
    — Ты понес большие потери при штурме блокпоста?
    — Э-э, ерунда! Человек тридцать! Это пустяки. В бойцах у меня недостатка нет. Желающих воевать за деньги много, а вот брат один. Благодарю за него. Как вернешься, полностью рассчитаемся с тобой. А потом! Потом поговорим!
    — Где?
    — Как где? В Разгульной! Я часто там раньше бывал. Заеду и на этот раз. Расул предупредит тебя заранее о встрече! Будь аккуратен и осторожен, русский. Ты нужен мне! А кто мне нужен, тот ни в чем не нуждается! Нам будет о чем побеседовать. А сейчас уничтожь средства нашей специальной связи и далее работай по своему плану! Удачи тебе, русский!
    Фараон отключился.
    Подошел Мансур, сказал задумчиво:
    — Представляю, в каком состоянии сейчас Бекет! А он очень опасен, Игорь! Совсем не контролирует себя в ярости!
    Жаров взглянул на подельника:
    — Вот поэтому, перед тем как связаться со штабом, мы и должны обезвредить его. Сколько у Бекетова осталось людей?
    — Где-то полвзвода!
    — Полвзвода! Солдат, угнетенных боем и потерей товарищей. Этим и воспользуемся. Слушай, что делаем!
    Выслушав командира, Мансур зацокал языком:
    — Ай, до чего ты можешь просчитывать все! Раньше я думал, Жаров другой!
    Старлей остановил речь подельника:
    — Хорош гонять пустое! Ты понял, что нам надо сделать?
    — Понял, командир!
    — Тогда бери Гошу и обходи позицию взвода Бекетова. По пути избавься от спецсвязи. Для этого надо положить приборы на землю и переключить нижний тумблер. Сработает система самоликвидации. Аппараты мгновенно превратятся в пепел!
    Мансуров предложил:
    — Давай и свой прибор!
    Жаров усмехнулся:
    — Э, нет, он еще послужит мне. Вот только пальчики с него уберу.
    Старший лейтенант аккуратно протер рацию и, завернув в носовой платок, бросил в карман, приказав:
    — Все! Начали последний этап. Этап, который откроет перед нами, Мансур, такие возможности, о которых мы раньше и мечтать не могли. Но откроет при условии его успешного завершения. Ты все понял, Оман?
    — Так точно, командир!
    — Бери Гошу, и в обход. Я с отделением к Бекетову! Он, как и я, очень жаждет этой встречи! Вот только для него она станет роковой! И поделом собаке!
    
* * *

    Бекетов продолжал сидеть, когда к нему подошел сержант Корган:
    — Вы ранены, товарищ капитан?
    Юрий ответил:
    — Да, Виталик, в самое сердце!
    — Разве так бывает?
    — Бывает! Какие у нас потери?
    — Убитыми десять человек, двое ранены, один тяжело.
    Бекетов застонал:
    — Десять человек?! Десять пацанов?!
    Видя состояние командира, сержант сказал:
    — Я видел в десантном отсеке почти пол-ящика водки, непонятно, как здесь оказавшейся, но, может, вам стоит выпить? Успокоиться? Ведь все равно уже ничего не изменишь!
    Капитан кивнул головой:
    — Принеси!
    Отпив почти полбутылки, протянул емкость сержанту:
    — Хлебни и ты, если хочешь.
    Выпил и сержант.
    Жаров в сопровождении двух солдат появился внезапно. Крикнул:
    — Сидишь? Крокодильи слезы льешь, оборотень?
    Бекетов встрепенулся:
    — Что? Жаров, тварь! Ты-то мне, падаль, и нужен! Сейчас ты за все ответишь, мразь!
    — Да нет, Бекетов, отвечать за совершенное преступление придется тебе!
    И обернувшись к солдатам, приказал:
    — Взять его!
    Капитан сориентировался мгновенно, вытащив пистолет:
    — Стоять, бойцы. Это провокация, ни с места, иначе буду стрелять!
    Солдаты замялись, все же они хорошо знали капитана Бекетова и были наслышаны о его прежних подвигах. Начальник поста приказал:
    — Обезоружить Жарова! Это приказ!
    Но удар сзади в затылок, заставил Юрия упасть. На него навалился рядовой Демидов. Сержант Мансуров, подняв автомат, прикладом которого сбил Бекетова, довольно усмехнулся, обратившись к Жарову:
    — Кажется, мы, Игорь Леонидович, вовремя, а? Каков Бекетов? В момент переломил ситуацию, и не зайди мы с Гошей сзади, неизвестно, чем бы обернулся запланированный вами арест!
    Жаров бросил подчиненным:
    — Связать капитана!
    И отдал приказ по рации:
    — Внимание всем постам! Находиться на позициях. Третьему отделению второго взвода перейти на передний край правого фланга. На месте оставаться лишь дозорам. Я, старший лейтенант Жаров, принимаю командование блокпостом на себя и вызываю поддержку! Личному составу находиться в полной готовности к отражению нового штурма противника! Приступить к выполнению приказа!
    И добавил:
    — Сержанту Родимцевой срочно прибыть на командный пункт!
    Отключив станцию, Жаров кивнул Мансурову:
    — Бекетова тоже в блиндаж, под охраной Демидова.
    Отдав необходимые распоряжения, оборотень направился на командный пункт.
    Кристина появилась почти одновременно с конвоем, введшим в блиндаж Бекетова. Лицо капитана было залито кровью. Упав на дно траншеи, он рассек о камень бровь, что и вызвало обильное кровотечение. Увидев Юрия в таком виде, Родимцева поднесла ладонь к губам, чтобы не вскрикнуть.
    Жаров приказал ей:
    — Срочно вызови на связь командира батальона!
    Родимцева пришла в себя:
    — Да, да! Конечно! Есть, товарищ старший лейтенант.
    Бекетова усадили на кровать, грубо стерев полотенцем кровь со рваной раны.
    Кристина же включила радиостанцию.
    — Равнина! Я Затвор-21. Прошу ответить!
    Оперативный дежурный ответил мгновенно:
    — Я — Равнина! Слушаю вас, Затвор-21!
    Родимцева запросила:
    — Срочно соедините меня с Первым!
    В ответ:
    — Принял! Выполняю!
    Через секунды:
    — Я — Первый Равнины! Слушаю вас, Затвор!
    — Первый, с вами желает говорить второй Затвор!
    — Передайте ему связь!
    Стоявший рядом с амбразурой Жаров подошел к радиостанции:
    — На связи Жаров!
    Комбат тут же спросил:
    — Что произошло на посту? И почему докладываешь ты, а не начальник поста!
    — Капитан Бекетов арестован мной!
    — Что? В чем дело, лейтенант?
    — Разрешите доложить по порядку?
    — Давай! Чего тянешь резину? Докладывай!
    Жаров выдал комбату все о том, что имело место произойти на блокпосту за последние часы, в своей, естественно, интерпретации.
    — Итак, Первый, налицо предательство Бекетова. Уверен, он знал о том, что банда, разгромившая мирное селение на нашей территории, имела намерение прорываться через блокпост батальона.
    Комбат перебил взводного:
    — Откуда он мог знать об этом?
    — А мы тут при задержании одну интересную штучку при нем обнаружили. Импортный прибор специальной импульсной связи. Такие у нас не применяются. Это первое! Второе, капитан, приведя подразделение в полную боевую готовность, мне лично отдал приказ, согласно которому при получении сигнала «Факел» я должен был отвести взвод от позиций контроля над Шунинским ущельем, снять отделение прикрытия этого ущелья и организовать оборону возле высоты 204,0, на запасных позициях. Что я и сделал. Но, как оказалось, выполнил приказ в то время, когда в зону ответственности левого фланга поста вошли прорывающиеся силы противника.
    Белянин прервал старлея:
    — Так банда осуществила попытку прорыва на нашем направлении?
    Жаров вздохнул:
    — Не только попытку, но благодаря усилиям Бекетова и сам прорыв!
    Комбат воскликнул:
    — Что? Головорезы прошли через блокпост?
    — Большей своей частью, да! Я поздно успел вернуться на прежние позиции, и мои люди смогли уничтожить лишь с десяток бандитов.
    — А чем же, вашу мать, занимались люди Бекетова? Или их он тоже отвел от передовой?
    — Никак нет! Но правый фланг поста подвергся массированному обстрелу со стороны перевала Катаван, а также штурм из Катаванского ущелья, что отвлекло силы второго взвода от прорывающихся через границу сил! И факты говорят о том, что прорыв банды был спланирован и проведен не без самого активного участия Бекетова!
    Комбат проговорил:
    — Бекетова, значит?
    Жаров ответил:
    — Так точно! Он не только обеспечил прорыв банды, но в прямом смысле подставил под пули своих подчиненных, выведя их на невыгодные для отражения штурма позиции, в результате чего второй взвод потерял двенадцать человек, из них десять убитых!
    — Десять человек?
    — Так точно!
    — Где Бекетов?
    — Рядом со мной! Сидит на кровати! Хочу заметить что при задержании, предатель оказал вооруженное сопротивление, и только четкие действия сержанта Мансурова с рядовым Демидовым помешали оборотню пролить кровь моих подчиненных! Вы хотите поговорить с ним?
    Комбат рявкнул:
    — Я поговорю с вами обоими! И со всем личным составом блокпоста, не выполнившим боевую задачу. Подготовить прием вертолетов со второй ротой! Вместе с ней на блокпост прибуду и я! Будем разбираться на месте! Все. Конец связи!
    Жаров повернулся к Мансурову:
    — Возьми с собой человек пять взвода Бекетова и следуй к вертолетным площадкам. Часа через полтора прибудет комбат и вторая рота. Обеспечь безопасную встречу «вертушек»!
    Сержант козырнул и вышел из блиндажа.
    Жаров устало присел на стул, поставив между ног автомат. Бекетов молчал, смотря в одну точку. На пол капала кровь из рассеченной брови.
    Старший лейтенант, приказав Демидову охранять Бекетова, вывел Кристину на свежий воздух. Ветер быстро разогнал и пороховую гарь, и запах боя, запах смерти! Оборотень попытался заговорить с Родимцевой, но та попросила оставить ее в покое. Жаров не стал настаивать. А через два часа старший лейтенант уже встречал комбата. Вторая рота в полном составе начала занимать позиции блокпоста.
   

   

    

     Глава четвертая
    

    
     Гарнизон у станицы Разгульной. Гауптвахта полка внутренних войск. 8 октября.
    
    В 6 утра окошко железной двери одиночной камеры открылось, начальник караула объявил:
    — Бекетов, подъем! Через пять минут выход в туалет!
    Створка захлопнулась. Бекетов поднялся, присел на край солдатской кровати, потрогал опухшее веко. Вчера, после того как его вертолетом перебросили в гарнизон и по приказу Белянина определили на гауптвахту, жена Крабова обработала рану капитана. Сейчас глаз припух и немного болел. Но это ерунда по сравнению с тем, что творилось на душе у Юрия. Он поднялся, облачился в повседневную форму. Окровавленный камуфляж после душа ему позволили заменить на брюки и рубашку. Бекетов, одевшись, осмотрел камеру. Кроме кровати в ней находилась тумбочка, стол да два стула. Стены заляпаны неоштукатуренным засохшим раствором, на окне, выходящем во двор караульного помещения, крепкие решетки и деревянный щит, закрывающий половину окна. Выложив из тумбочки туалетные принадлежности, Бекетов взял со стола пачку «Явы» и зажигалку. Закурил. Подошел к окну, открыл форточку. Солдат-часовой тут же повернулся и поправил автомат. Бекетов сел за стол. Было слышно, как в коридоре отмеряет шаги еще один часовой.
    Дверь открылась, в проеме показался молодой лейтенант, с пистолетом в руке. Страхуется парнишка. Ствол на «губе» в обычной ситуации положено держать в кобуре и на предохранителе. Но, возможно, начкар насчет Бекетова получил особые распоряжения. Лейтенант приказал:
    — Арестованный Бекетов, встать и следовать в туалетную комнату!
    Напряженный вид молодого, необстрелянного офицера вызвал невеселую усмешку у боевого капитана:
    — Не суетись, лейтенант. Докурю сигарету, и пойдем в туалет с умывальником. А пока расслабься да ствол убери. Или не знаешь заповеди: достал оружие — стреляй? Пистолет не игрушка. Убери от греха подальше!
    — Вы мне угрожаете?
    — Угу! Обезоружу в коридоре, и кончится твоя жизнь, а моя мне безразлична.
    Лейтенант замялся:
    — Вы это, прекратите разговоры!
    — Есть, товарищ лейтенант!
    — Вы мне не товарищ!
    — В господа успел выбиться?
    — Вам вообще разговаривать с охраной не положено!
    — Так заткнись сам!
    Затушив окурок и взяв полотенце с бритвой, зубной щеткой, пастой и мылом в мыльнице, пошел на выход. Начкар отпрянул от двери вправо.
    Капитан вышел в коридор. Лейтенант застыл вместе с солдатом-часовым шагах в трех от Бекетова, направив на него штатное оружие. Юрий вновь усмехнулся и свернул влево. Именно там, в левом крыле, находился туалет и умывальник. Охрана последовала за ним, соблюдая необходимую дистанцию. Все это казалось Бекетову сном. Но он, к сожалению, не спал.
    Приведя себя в порядок, Бекетов вернулся в камеру.
    Лейтенант закрыл за ним дверь и через окошко повеселевшим голосом объявил о том, что завтрак арестованному будет доставлен ровно в 8–00.
    В семь часов дверь открылась. Бекетов взглянул на проем и увидел комбата. Тот вошел в камеру под причитания начальника караула:
    — Товарищ подполковник, приближаться к арестованному нельзя.
    Белянин бросил начальнику караула:
    — Уйди! Закрой дверь и испарись!
    — Но у меня инструкции!
    Комбат не выдержал:
    — Тебе, лейтенант, мое распоряжение непонятно?
    — Но я же о вашей безопасности забочусь!
    — Уйди, заботливый. О ней я сам как-нибудь позабочусь!
    Начальник караула обиженно хмыкнул и вышел в коридор, не забыв на замок закрыть дверь и произнести уже из окошка:
    — Если что, товарищ подполковник, я рядом.
    Белянин обернулся, чтобы послать надоедливого лейтенанта куда подальше, но тот своевременно убрал физиономию. Комбат же, осмотрев камеру, присел напротив Бекетова, положив сильные руки на стол. Спросил:
    — А чего они тебе окно закрыли?
    Капитан пожал плечами:
    — Не знаю! Боятся, наверное, что попытаюсь сбежать! Да мне все равно, пусть хоть наглухо муруют тут.
    — Это что за настроение, Бекетов?
    Юрий ответил:
    — Как раз по обстановке, командир!
    — Понимаю. Попал ты, Бекетов, крепко.
    — Вы зачем пришли? Душу рвать? Так она и без вас болтается клочьями!
    — А кто виноват, Юра?
    Капитан поднялся, повысив голос:
    — Я виноват! Я продался духам! До этого мочил их нещадно, а тут взял и продался. И связь с ними у меня оказалась, и взвод Жарова я отвел во время прорыва, и бойцов своих под пули подставил.
    Комбат указал капитану на стул:
    — Присядь и успокойся. В батальоне никто не верит, что ты продался. Совершил ошибку — возможно, их и не такие профи совершают, но не продался!
    — Да не совершал я никакой ошибки. И если не Жаров, пост выполнил бы задачу! Но он самовольно увел взвод с позиций!
    Белянин прервал починенного:
    — А вот это, Юра, надо еще доказать, и сделать это будет не просто, если в принципе возможно.
    — Ну, конечно! Поверят Жарову. Он ведь у нас хороший, морально-устойчивый, примерный офицер, в отличие от пьяницы Бекетова!
    — Ты зря ерничаешь, Юра. Насчет пьянки! Ведь когда я прилетал с замполитом на пост, то ты и тогда был пьян!
    — Да, я после боя выпил водки. Которую на пост доставил Мансуров.
    — И ты, зная об этом, не уничтожил ее. На боевом-то дежурстве! Так что про водку лучше молчи!
    Комбат прошелся по камере:
    — В 10–00 должна прибыть бригада следователей прокуратуры округа во главе с полковником Касаткиным Петром Владимировичем. Он и будет возглавлять следствие. Я его еще по Афганистану знаю. Мужик достойный, жесткий, но справедливый. С этим тебе, можно сказать, повезло. Он не из тех, кому быстрей дело закрыть да наверх доложить. Копать основательно будет. Помоги ему. Ничего не скрывай.
    — А чего мне скрывать? Я весь на виду.
    — Это тебе так кажется. Особисты обыскали твой номер. Как думаешь, нашли что-нибудь?
    Капитан пожал плечами:
    — Ну разве что с десяток пустых бутылок!
    Подполковник согласно кивнул головой:
    — Это было. Но было и еще кое-что. А именно — тридцать тысяч долларов в тайнике тумбочки!
    Бекетов поднял на командира удивленный взгляд:
    — Что? Тридцать штук баксов?
    — Точно! Купюра к купюре!
    — Та-ак! Подставляют меня по полной программе. Денег не жалеют! Даже тайник успели соорудить. Когда номер осматривали особисты?
    — В шесть утра!
    Капитан проговорил:
    — Значит, деньги заложили ночью! Жаров вернулся в батальон вчера?
    — Да нет, Юра. Он прибудет в часть сегодня к обеду. Сдаст пост командиру второй роты.
    — А Мансуров?
    — Как заместитель работает со своим начальником.
    — Та-ак. Это сюрприз.
    — И неприятный. Но ладно, обо всем этом со следователем базарить будешь. Я тебе тут сигарет принес.
    Комбат вытащил из карманов четыре пачки, бросил их на стол:
    — Пока хватит. И еще распорядился питание из офицерской столовой доставлять. Все, пошел я.
    Капитан спросил:
    — Что в батальоне, товарищ подполковник?
    — А что может быть в батальоне, Юра? Гробы паяют да готовят траурную процедуру с погибшими солдатами.
    Голос Бекетова вдруг охрип:
    — Когда их отправлять будут?
    — Прощание завтра в 12–00. В 15–00 «вертушкой» отправим в Ростов.
    — Мне бы… проститься с ребятами, Александр Сергеевич!
    — Ты же понимаешь, что это исключено. Бывай, солдат, держись. Да, чуть не забыл, привет тебе от Крабова, Арбашева, Фирсова и Шуршилина.
    — Их тоже накажут?
    — А как ты думаешь? Мне вот уже намекнули из штаба, что на пенсию пора. Ротного и Шуршилина если не уволят, то переведут с понижением точно. Но на тебя обиды никто не держит. Поэтому постарайся вспомнить все до мелочей и ничего, слышишь, ничего, даже связи с бабами не скрывай от следователя. Я поговорю с ним, но он и так будет искать истину. Помогай ему! Хуже себе все равно уже не сделаешь. Ничем! Будет время, зайду!
    Комбат постучал в дверь.
    Она тут же открылась.
    Комбат ушел, а Бекетову доставили завтрак. Из офицерской столовой. Впрочем, к еде капитан не притронулся. Чай выпил, потому что от сигарет горчило во рту! Пришлось караульному выносить почти полный поднос.
    В 10–30 начальник караула вновь распахнул дверь камеры Бекетова. На этот раз он вошел вместе с человеком лет сорока, державшим в руке кейс, подтянутым, стройным, крепким, во внешнем облике которого сразу угадывался военный. Примечательной была его внешность. Правильные черты лица, аккуратно подстриженные волосы с обильной проседью, особенно на висках, строгий и в то же время доброжелательный взгляд немного уставших глаз.
    Юрий понял, перед ним следователь.
    Представился, как положено:
    — Арестованный капита Бекетов.
    Следователь кивнул, повернувшись к лейтенанту:
    — Здесь темно и душно. Уберите щит с окна и откройте створки! Далее можете быть свободны. Мне охрана не нужна. Так же крайне нежелательно чье-либо присутствие как в коридоре, так и под окном. Проследите, лейтенант, чтобы наш разговор с арестованным не мог стать достоянием гласности. Я ясно излагаю мысль?
    Начальник караула козырнул:
    — Так точно, товарищ полковник, все будет сделано, как вы приказали!
    Лейтенант метнулся к выходу, следователь взглянул на Бекетова:
    — Здравствуйте, Юрий Семенович!
    — Здравия желаю, товарищ полковник!
    — Называйте меня Петром Владимировичем, так будет удобнее.
    Бекетов сел на стул. Полковник устроился напротив:
    — Вам уже известно, кто я?
    — Известно.
    — Вот и хорошо.
    Следователь положил кейс на стол, не открывая его.
    — Ну что, Юрий Семенович, я вас слушаю!
    — И что я должен вам сказать?
    — Все, что касается вашей службы здесь, в гарнизоне, и произошедшего на блокпосту.
    — Вам и без меня наверняка все известно.
    — Юрий Семенович, что известно мне, это мое дело, и вы будете отвечать на все поставленные вам вопросы, договорились?
    Капитан пожал плечами:
    — Так точно, договорились.
    — Вот и хорошо. Так я вас очень внимательно слушаю.
    Бекетов начал рассказ. Помня совет комбата, Юрий не скрывал ничего, и это чувствовал убеленный сединой полковник, что отражалось в его поощрительном взгляде. Говорил капитан около часа. И это только о жизни и службе в условиях военного городка и станицы Разгульной. Затем перешел к событиям на блокпосту. На этом этапе Бекетов ждал, что полковник начнет вести какие-нибудь записи или выставит диктофон, но следователь продолжал просто слушать исповедь боевого офицера, так ни разу не перебив его наводящими или уточняющими вопросами.
    Когда капитан закончил, полковник прикурил сигарету, протянув Бекетову пачку «Парламента». Юрий предпочел «Яву». Касаткин, выпустив облако дыма к потолку, проговорил:
    — Понятно!
    И задумался.
    Впрочем, ненадолго. Затушив окурок, спросил:
    — Как вы сами объясните тот факт, что вы, опытный боевой офицер, неожиданно полностью утратили возможность управлять взводами и отделениями?
    Капитан опустил голову:
    — Не знаю. Ничего подобного я не ожидал.
    Следователь кивнул седой головой:
    — Но тогда, Юрий Семенович, можно сделать только два вывода: либо вы сами и преднамеренно запутали обстановку на блокпосту, либо… это сделал старший лейтенант Жаров.
    Бекетов взглянул на полковника:
    — Наконец-то хоть кто-то вслух высказал мысль, допускающую иной вариант событий!
    — Это не совсем так. И комбат, и многие офицеры вашей части категорически не допускают даже мысли о том, что капитан Бекетов способен на предательство. И озвученные мною выводы весьма широко обсуждаются в офицерской среде. Но, к сожалению, этого недостаточно. Главное все же улики. А вот они все против вас.
    Капитан потянулся к очередной сигарете:
    — А иначе и не могло быть, если меня кто-то решил подставить. Вам не кажется?
    — Мне никогда и ничего не кажется, капитан. Но в ваших словах присутствует логика. Надеюсь, с вашей помощью мы сможем сделать тот самый правильный вывод. Первоначальную беседу считаю завершенной. Я оставлю вам папку, в которой находятся листы с вопросами, на которые я попрошу вас дать подробные, письменные ответы. Сам же с бригадой займусь работой по плану. Где-то в 16–00 мы вновь встретимся.
    Следователь поднялся и вышел. Бекетов вдруг почувствовал, что в конце концов ему удастся защитить честное имя и вырваться из сетей капкана, умело расставленного врагами. А ведь надежда эта родилась из простых слов обычного следователя.
    Весь день Бекетов отвечал на вопросы, которые были оформлены в вопроснике следователя. Отвечал правдиво, по большому счету, капитану стыдиться было нечего. Касаткин прибыл ровно в 16–00, как и обещал. Присел за стол, закурил. Взглянул на Бекетова:
    — Устали, Юрий Семенович?
    Офицер пожал плечами:
    — Да нет. Нудно, конечно, но что поделать, сам виноват.
    Полковник вздохнул:
    — А я вот устал!
    И неожиданно спросил:
    — Скажите, Юрий Семенович, вам частенько приходилось проникать в общежитие через окно?
    Капитан удивленно посмотрел на следователя:
    — Приходилось, а что?
    — Хочу уточнить одну деталь. Но перед этим еще один вопрос: как давно вы наводили в комнате капитальный порядок? Например, мыли окна, подоконник, полы?
    — Да давненько! Так, косметическую уборку проводил регулярно, а вот окна мыть? Такого и не припомню. Хотя, нет, по весне как-то во время субботника мыл.
    Следователь кивнул головой:
    — Ясно. Но вернемся к первому вопросу. Так, значит, вам частенько приходилось проникать в комнату общежития через окно. С чем это было связано. С женщинами?
    Бекетов усмехнулся:
    — Да, нет. Больше после посиделок с друзьями. Знаете, как это бывает? Собираемся после службы литрушку раздавить, устроимся у кого-нибудь на квартире, у кого жена в России, ну и понеслось. Планируем часа два посидеть, но литрухой дело не кончается. Потом карты, и так до часу, до двух! Возвращаешься, когда общага уже закрыта. Ну и чтобы не будить дежурную, в окно, благо номер на первом этаже.
    Следователь вновь утвердительно кивнул головой:
    — Означает ли это, что вы постоянно держали окно открытым?
    — Нет! Только когда уходил. Вернувшись, закрывал.
    — Так днем окна почти всегда были закрыты?
    — Не почти, а всегда!
    Полковник стряхнул пепел:
    — Вас с блокпоста доставили прямо сюда, на гауптвахту?
    — Нет. Сначала в санчасть, где фельдшер Крабова обработала рану, полученную при так называемом аресте, затем провели в номер, где я принял душ и переоделся в повседневную форму. Камуфляж не знаю где, наверное, изъяли!
    — И вы не подходили к окну?
    — Как я мог к нему подойти, если за мной следил конвой? Да и зачем мне было к нему подходить?
    — А окно перед вылетом на блокпост было закрыто?
    — Да.
    — Вы уверены в этом?
    — Абсолютно. Если б я оставил его открытым на неделю, то по возвращении пыль пришлось бы лопатой из комнаты выгребать. Здесь часто бывают пыльные бури. А почему, извините, вас так интересует это окно?
    Касаткин ответил просто:
    — Потому что при обыске в номере обнаружили 30 000 долларов. При этом ни на купюрах, ни на подоконнике, который был тщательно протерт, ни на самой раме и стеклах не обнаружено ни единого отпечатка чьих-либо пальцев. Уж ваши, в любом случае, должны бы иметь место. Но и их нет!
    Капитан спросил:
    — И что из этого следует?
    Полковник улыбнулся:
    — То, что деньги вам подбросили! Вопрос, кто?
    Бекетов ответил не задумываясь:
    — Те, кто решил подставить меня на блокпосту и заранее планировал операцию у Катавана.
    Полковник согласился:
    — Скорее всего, так!
    Бекетов воскликнул:
    — Но тогда получается, я не виноват?
    — Факт подброса денег очевиден, но это еще не снимает с вас ответственности.
    Капитан вновь опустил голову:
    — Понятно!
    Следователь резко сменил тему:
    — Скажите, Бекетов, когда вы отдавали приказ Жарову действовать по сигналу «Факел», при этом кто-нибудь, кроме Мансурова, в блиндаже присутствовал?
    Юрий задумался, вспоминая. Ответил:
    — Нет.
    Полковник спросил:
    — А сержант-связист Родимцева?
    — Она в это время вышла, доложив о неисправности линии проволочной связи. Вышла, чтобы найти и устранить неисправность.
    За Юрия продолжил полковник:
    — И как только она вышла, вы поставили задачу командиру первого взвода?
    — Так точно! И я уже докладывал об этом.
    — Но почему вы решили использовать какой-то сигнал? Остальным подчиненным была поставлена стандартная задача действовать по обстановке после вашего личного приказа, а Жаров вдруг получает сигнал «Факел»? Что это означает?
    Капитан объяснил:
    — Если вы изучали порядок дислокации подразделений на посту, то наверняка заметили, что все основные позиции правого фланга находилось в пределах моего личного контроля и управления. А вот в отношении позиций левого фланга возможности эффективного управления не имел. А посему при появлении банды влиять на обстановку не мог. Поэтому я объяснил Жарову, что при появлении банды в ущелье он должен немедленно доложить мне об этом. И далее, получив сигнал «Факел», начать отражение прорыва. Вступи он в бой, и я знал бы, что делать далее. Однако произошло непредвиденное! Вместо того, чтобы валить банду, Жаров увел взвод на запасные позиции, где мной вообще не предусматривалось сосредоточение каких-либо сил!
    Полковник, как всегда, внимательно выслушал капитана.
    — Получается, Жаров нарушил приказ?
    — Да.
    — Но он утверждает, что сигнал «Факел» означал, что боевики решили пробиваться по верху, и он должен был как раз перекрыть направление нанесения бандитами удара с тыла блокпоста! И если б не этот сигнал, то он оставался бы на месте. Что в итоге позволило бы пресечь попытку прорыва банды, даже при нанесении поддерживающего удара боевиков на посту со стороны Катавана. Два взвода плюс минометное отделение и две боевые машины пехоты вполне могли на хорошо оборудованных позициях выдержать бой даже против полноценного батальона! Однако оборона блокпоста вдруг распалась как карточный домик, и боевики, понеся незначительные потери, сумели выполнить свою задачу.
    Вновь Бекетов почувствовал обреченность своего положения. Поэтому не выдержал:
    — Знаете, полковник! Прекращайте ломать комедию! За выполнение боевой задачи на блокпосту отвечал я? Я! Из-за бардака, допущенного мной, солдаты погибли? Погибли! Так какого хрена тянуть следствие? Во всем произошедшем на посту виноват я. И я готов ответить! Вот только связь с боевиками, предательство вам придется доказать! Но это может быть выделено, как у вас говорят, в отдельное производство! Пишите протокол о допущенной мной халатности. Я не желаю больше отвечать ни какие вопросы! Надоела эта порнуха!
    Бекетов поднялся, отошел от стола, упал на кровать, заложив руки за голову, закрыв глаза:
    — Сильно болит голова. Оставьте меня.
    Поднялся и полковник:
    — Ну, что ж, Юрий Семенович, отдыхайте. Я вам врача вызову, чтобы боль снял. Ломать комедию, как вы выразились, я прекращаю. К протоколу мы еще вернемся чуть позже. Думаю, недолго вам оставаться в этой камере. До свидания.
    Капитан промолчал. Полковник вышел из камеры, покинул территорию гауптвахты. На аллее, ведущей к штабу батальона, следователя ждал подполковник Белянин. Касаткин подошел к нему.
    Комбат спросил:
    — Ну что, Петя?
    Полковник неожиданно улыбнулся:
    — Ничего, Саша.
    — В смысле?
    — Мы можем здесь говорить спокойно?
    — Конечно.
    — Бекетов не виновен. Его подставили, это очевидно. Подставили не без активного участия Жарова и Мансурова, а также одного твоего солдатика.
    Комбат удивился:
    — Солдатика?
    — Да, Саша. Бригада, утром вновь обследовавшая позиции блокпоста и в первую очередь «БМП-2», установила, что оружие боевой машины было выведено из строя в ночь прорыва, и как раз тем самым солдатиком, о котором я сказал.
    — Но кто он?
    — Некий рядовой Демидов. Который по опросам сослуживцев состоял кем-то вроде адъютанта Жарова. Кстати, и во время гибели твоего Казанцева от выстрела снайпера на посту находился все тот же Демидов с Мансуровым. Но это к слову. Вот такие дела. Но и это еще не все. Ты раньше не замечал, как между собой общаются заместитель по воспитательной работе Индюков и все тот же Жаров?
    Комбат удивленно взглянул на товарища:
    — Как общаются. Обычно!
    — Да нет, подполковник. Не совсем обычно. Есть данные, что их отношения более тесны, нежели отношения, которые должны иметь место между начальником и подчиненным.
    Белянин воскликнул:
    — Так давай вызовем в кабинет Индюкова и выясним, что за дела у него с Жаровым!
    — Э, нет, Саша. Ничего подобного мы делать не будем. Напротив. В 18–00 соберешь совещание офицеров части, а до этого через того же Индюкова пустишь слух, будто Бекетов во всем признался. Во всем, кроме того, что имел связь с бандитами и что является предателем. В общем, согласился, взять вину за произошедшее на посту на себя. А следственная бригада, мол, за это зацепилась. Ведь, по идее, мы должны как можно быстрее закрыть дело. Вот прессуем Бекетова.
    Комбат тряхнул головой:
    — Ничего не понимаю. Но он же не виновен?
    — А доказательства, Саша. Чтобы оправдать твоего капитана, надо найти настоящего крота! Я уверен, что это Жаров, но у меня нет улик. Так помоги получить их.
    — Но как, Петя?
    — Надо, чтобы истинный преступник расслабился и допустил ошибку. Так что пусти дезинформацию среди офицеров.
    — Хорошо. Сделаю. А дальше что?
    Полковник пожал плечами:
    — Посмотрим.
    — А Демидова ты обрабатывать не собираешься?
    — Пока нет. Пусть и он успокоится. Пусть все в твоем батальоне успокоятся. Бекетов взял на себя вину, дерзит следствию, не желает отвечать на вопросы, ведет себя неадекватно. Бригада прокуратуры вскоре намерена закрыть дело. Остается только выполнить кое-какие формальности. Вот что должно стать известно твоим офицерам. Всем офицерам и прапорщикам.
    — Но ты продолжишь работу?
    — Ну, естественно, что за вопрос? Ты мне нужный фон создай и выстави бригаду в роли группы этаких службистов, которым нужно только одно — закрыть дело. А Бекетов, вольно или невольно, сам сует в петлю свою шею. Тебе все ясно, Саша?
    Комбат задумчиво потер лоб:
    — Не знаю. Но то, что ты просишь, сделаю.
    — Сделай, дорогой, сделай.
    Офицеры разошлись. Следователь направился в штаб полка внутренних войск, откуда он сделал накануне один важный запрос в службу радиотехнической безопасности ФСБ Северо-Кавказского административного округа. Белянин же прошел в штаб, где приказал дежурному по батальону объявить офицерам сбор в учебном классе на 18–00.
    Известие о срочном совещании застало старшего лейтенанта Жарова возле парка боевых машин, когда он, достав сотовый телефон, хотел вызвать Губочкину. До этого ему позвонил Расул и сообщил, что в станицу прибыл сам Фараон. Он желает встречи с русским, спасшим жизнь его брата. Жаров решил ехать домой к Расулу вместе с Валентиной, чтобы после встречи с полевым командиром отдать связистстку кавказцам. Она свое отработала, и от нее следовало избавиться. Но Мансур, подошедший со стороны палаток и передавший неприятную новость, заставил оборотня положить мобильник обратно в карман камуфлированной куртки.
    Жаров, выслушав заместителя, спросил:
    — Не узнал, для чего комбат собирает совещание?
    — Гошу к штабу послал, может, что и пронюхает. Известий о том, что сегодня делала следственная бригада, не поступало?
    — Откуда? Или от кого? Но думаю, бригада просто выполняет положенные в этих случаях мероприятия. Ведь им же надо собрать улики, чтобы гарантированно отправить нашего гордого Бекета в места, как говорится, не столь отдаленные? Надо! Вот и собирают их. Больше следакам там делать нечего.
    Явился солдат-подельник. Передал информацию о том, что совещание собирает командир по настоянию главного следователя. Опустив Демидова, Жаров задумался.
    Его размышления прервал Мансуров:
    — Что бы это значило, Игорь?
    Старший лейтенант пожал плечами:
    — А черт его знает?
    Сержант предположил:
    — Может, следаки на посту чего обнаружили?
    — Чего они могли там обнаружить?
    — Да вроде ничего.
    — Ты, Мансур, не суетись. Нас с поста во время прорыва убрал Бекетов. Но, узнав от Родимцевой, что блокпост подвергся атаке, прикрывающей прорыв банды Шамиля, мы вернулись и успели завалить с десяток бандитов.
    Мансуров почесал затылок:
    — Тебе не кажется странным, что следователи ни разу не спрашивали, почему мы не выходили на связь, когда отходили от позиций? Ведь Бекетов наверняка сказал, что вызывал нас. Ну, если не меня, то тебя точно.
    Жаров ответил спокойно:
    — Не спрашивали, спросят. Только нас, Мансуров, ведь никто не вызывал. Не так ли?
    — Так, но…
    — Никаких «но»! Все будет пучком! Бекету не оправдаться. Там более, Индюк вовремя успел бабки ему подбросить. А это очень веская улика! Откуда у какого-то взводного могут взяться тридцать тысяч долларов?
    Старший лейтенант ехидно рассмеялся.
    В 18–00 он уже сидел среди взводных своей роты в учебном классе штаба батальона. Совещание прошло быстро. Комбат сразу предоставил слово полковнику Касаткину. Следователь сообщил, что Бекетов признал свою вину в совершении преступления, повлекшие за собой тяжкие последствия. Офицеры неодобрительно взглянули на полковника, но тот невозмутимо продолжил:
    — Итак. Следствию ясно, почему подразделение капитана Бекетова не выполнило боевой задачи на блокпосту. Капитана в ближайшее время переведут в следственный изолятор военной прокуратуры округа, где предъявят обвинения. После чего он предстанет перед судом военного трибунала. Также вышестоящим командованием будут рекомендованы меры наказания командира батальона, роты, отвечающей за несение службы на блокпосту, а также их заместителей по воспитательной работе.
    Закончив речь, полковник объявил совещание закрытым, несмотря на то, что у офицеров было много вопросов как к Белянину, так и следствию. Их никто не стал слушать.
    Войдя в свой кабинет, подполковник Белянин устало присел в кресло. Следователь находился тут же. Комбат сказал:
    — Не понимаю я тебя, Петя.
    Касаткин ответил:
    — Скоро все поймешь. Мне нужно, чтобы ты срочно и скрытно подготовил штурмовую группу исключительно из опытных, боевых офицеров, которым полностью доверяешь.
    Комбат удивленно переспросил:
    — Группу? Штурмовую?
    Следователь подтвердил:
    — Да, причем срочно и скрытно, сосредоточив ее, скажем, возле складов вещевого имущества. Место там тихое, для нас подходящее. Группа должна состоять из пяти человек и быть мобильна.
    — Что ты задумал, Петя?
    — Ты сделай то, что я сказал. Потом все узнаешь. Одно уточнение: в группе должны быть только офицеры и прапорщики. Ты давай, займись формированием штурмовиков, а я пока по своему плану поработаю. В 21–00 встретимся у вещевых складов. Вооружение группы — штатное, цель — штурм слабо укрепленного, скорее всего отдельно стоящего здания.
    Комбат встряхнул головой:
    — Ничего не понимаю.
    — Ничего. Работай, все будет нормально. А объяснения моим действиям ты получишь в полном объеме.
    Выйдя из кабинета, а затем и из штаба батальона спецназа, Касаткин достал мобильный телефон, нажал клавишу вызова нужного абонента:
    — Володя?
    — Я, Петр Владимирович.
    — У тебя все готово?
    — Конечно, мы уже приступили к слежению.
    — Хорошо. Будь предельно аккуратен и осторожен, малейший сбой в нашей работе может привести к провалу.
    — Я это прекрасно понимаю.
    — Тогда удачи тебе, Вова, жду сообщений.
    — Принял, товарищ полковник.
    Полковник военной прокуратуры, отключив мобильник, присел на скамейку, стоявшую вдоль аллеи, закурил, глубоко задумавшись.
    
* * *

    Мансуров ждал своего взводного на плацу. Заметив, как тот вышел из штаба, пошел навстречу. Сблизившись, не без тревоги спросил:
    — Ну, что там, командир?
    Жаров улыбнулся:
    — Все о'кей, Мансур! Бекету конец. Он, придурок, признал свою вину. Правда, следователь не сказал, в чем именно, но обвинения Юрику предъявят уже в Ростове, перед трибуналом. Достанется и комбату с ротным и замполитом. Но это все мелочи. Главное, Оманчик, мы теперь можем чувствовать себя в полнейшей безопасности.
    Заместитель командира взвода выразил сомнение:
    — Ты уверен в этом?
    — Абсолютно, друг мой. Но давай без эмоций. Уйдем с плаца.
    Оборотни зашли за палатки.
    Жаров ткнул пальцем в грудь сержанта:
    — Звони Расулу, скажи, в девять будем у него, и иди домой. К 20–20 подгонишь тачку на выезд со стороны спортивного городка.
    — Понял… Деньги нам сегодня передадут?
    — Сегодня! А что?
    — Да сумма-то очень большая!
    — Боишься, не унесем?
    — Дали бы, а унести унесем!
    Жаров взглянул на подчиненного:
    — Что-то я не узнаю тебя, Мансур. Ты вроде у Расула в авторитете был и его считал своим братом, а сейчас словно боишься чего-то?
    — Сказал же, сумма большая, да сам Фараон будет. Это не шутка!
    — Ты прав, поэтому возьми с собой пару гранат на всякий случай.
    — Так ведь обыщут?
    — Гостей?
    — Охране плевать, гостей или нет!
    — А ты все равно возьми! Глядишь, и не обыщут.
    — Как скажешь.
    — Иди.
    Мансуров отошел метров на двадцать к контрольно-техническому пункту парка боевых машин батальона, достал телефон.
    Жаров же переключился на Губочкину:
    — Валюша? Добрый вечер, дорогая!
    — Здравствуй, дорогой, — в тон ему ответила любовница.
    Старший лейтенант приказал:
    — В 20–20 будь на выезде из гарнизона у спортгородка.
    — В наш теремок поедем?
    — Какая ты догадливая.
    — Но сегодня, Игорек, я не могу обслужить тебя как следует.
    — В чем дело?
    — Ты, наверное, слышал, что у женщин иногда выпадают критические дни? Так вот, у меня сегодня как раз светофор красный свет зажег.
    Данное обстоятельство не смутило оборотня:
    — Да? А это даже интересно, Валя, мы с тобой во время течки ни разу не трахались.
    — Тебе не понравится.
    — Кто знает? А не понравится, есть и другие способы…
    — Ну, хорошо, буду. Только смотри, я предупредила.
    — Учту, Валюша.
    — Да, Игорь, а как насчет подарка?
    — Наличкой получишь. Устроит?
    — Вполне, если сумма окажется достойной.
    — Не волнуйся, не обижу.
    Жаров выключил телефон. Посмотрел в сторону КПП. Мансурова и след простыл. Подумав, старший лейтенант отправился в подразделение дать указания сержантам и показаться ротному перед тем, как отправиться в общежитие.
    В 8–20 белая «девятка» покинула пределы гарнизона. Но направилась не в центр станицы. Мансур, не доезжая начала улочек, свернул на объездную дорогу. Валентина удивилась:
    — А это еще что за движения?
    Жаров успокоил женщину:
    — Не волнуйся. К родственнику Омана заедем — и в терем. Кстати, у нас шампанское там осталось?
    — Да вроде должна быть пара пузырей.
    — Мало. Придется в кабак заезжать.
    Валентина, не думая ни о чем плохом, откинулась на спинке заднего сиденья «девятки».
    
* * *

    В 21–00 у вещевых складов собралась группа офицеров. Сам командир батальона, замполит первой роты капитан Шуршилин, взводные Крабов, Арбашев и старшина подразделения, недавно прибывший из отпуска, старший прапорщик Константин Милов. Пять человек. К ним подошел следователь Касаткин, спросил:
    — Собрались?
    Увидел командира части:
    — А ты чего пришел, Александр Сергеевич? Я вел речь о штурмовой группе.
    — Да заинтриговал ты меня очень, Петя, вот и решил возглавить группу. Или ты считаешь, что комбат только в штабе должен отираться? Скажи лучше, что означает сей спектакль?
    Полковник посуровел:
    — Это не спектакль, Саша. Но перед тем, как открыться, я должен знать, готовы ли офицеры провести боевую акцию в станице Разгульной?
    Белянин ответил:
    — Готовы. Мы всегда ко всему готовы. Машина, мой «УАЗ», без водителя, за углом склада. Там же оружие и экипировка.
    Следователь закурил:
    — Тогда слушайте, спецы. Бекетова вашего подставил Жаров с Мансуровым. Им помогли Индюков… да, да, комбат, твой заместитель по воспитательной работе, подложивший доллары в номер Бекетова. Ну и солдат один, Демидов. В подробности, как нам удалось просчитать это, вдаваться не буду, не время. Скажу лишь то, что сейчас твой Жаров вместе с Мансуром и связисткой Губочкиной находятся на окраине станицы, в доме некого Расула. Там же… прошу не удивляться, преспокойно пьет чай господин Цакаев, он же печально известный головорез Фараон.
    Комбат не выдержал:
    — Не может быть!
    — Может, подполковник, может. Дом контролирует один из моих людей, капитан Александров. Десять минут назад он доложил, что вся теплая компания собралась у этого Расула. Александров пользуется дистанционной прослушкой. Наличие всех вышеуказанных фигур в отдельно стоящем особняке подтверждено. Как и подтверждено наличие и порядок размещения охраны внутри усадьбы.
    Крабов воскликнул:
    — Я же говорил, Бекет не мог предать? Говорил! Не верили?
    Арбашев спросил:
    — Кто не верил? Все верили, только доказать ничего не могли, да никто и не давал ничего доказывать.
    Следователь прервал офицеров:
    — Прекратить лишние разговоры, лучше пройдем к машине!
    Группа подошла к «УАЗу», стоящему за складом прямо под фонарным столбом. От посторонних глаз его скрывало здание бани, склад и куча угля.
    Касаткин разложил на капоте лист бумаги:
    — Перед вами схема усадьбы с расположением комнат дома и указанием мест нахождения главарей банды с нашими оборотнями, а также четверых телохранителей Фараона. Люди Расула выведены за пределы усадьбы и находятся в балке, возле забора. В резерве, так сказать. Их трое. Вооружение у боевиков солидное, автоматы «АК-74», пистолеты, есть пулемет «РПК», но он в группе Расула. Задача перед группой одна — провести молниеносный штурм усадьбы с захватом Фараона, Расула и Жарова. Ну, еще, пожалуй, Губочкиной. Все-таки женщина, и вряд ли окажет сопротивление. Остальных, включая Мансура, можно, в принципе, валить. Не страшно, если и Расул сыграет в ящик, но Фараон с Жаровым должны быть взяты живыми. Только тогда мы сможем закрыть дело и снять все обвинения с Бекетова. Прошу офицеров изучить план объекта и подготовить предложение по его штурму.
    Офицеры сосредоточенно склонились над схемой.
    Комбат взял следователя за рукав, предложил отойти. Полковник подчинился.
    Отойдя от «УАЗа» на расстояние, не позволяющее офицерам группы слышать разговор старших начальников, комбат спросил следователя:
    — Петя! Ты сейчас же должен объяснить мне, как вычислил Жарова. Сам понимаешь, мне это важно, и я не успокоюсь, пока не получу ответа.
    Касаткин вздохнул:
    — Ладно. Все равно не отстанешь. Первые подозрения в том, что Бекетова подставили, родились у меня, когда нашли деньги в комнате капитана. Они были заложены в номер после того, как Бекетова отправили на гауптвахту, и знаешь, кем?
    Комбат буркнул:
    — Догадываюсь.
    — Верно, Саша, твоим замполитом. А на Индюкова меня вывела одна фраза, как-то услышанная Бекетовым в штабе. Капитан обмолвился об этом между прочим, при беседе. Фраза, которую бросил Жаров Индюкову.
    — Что за фраза?
    — Жаров сказал Индюкову: знай свое место! Разве в обычной обстановке заместитель командира части мог потерпеть подобное от какого-то взводного? Не мог! Но майор стерпел. На всякий случай, я отдал распоряжение осмотреть его личный кабинет. В нем ничего не нашли, а вот в помещении по соседству, где устроен архив, мои ребята нашли две пачки стодолларовых купюр! В коробке из-под сотового телефона.
    Белянин изумился:
    — Да ты что? Но…
    Следователь не дал ему договорить:
    — Извини, что перебиваю. Знаю, что хочешь сказать, поэтому говорю: на долларах выявлены отпечатки пальцев Жарова и Индюкова. Обнаружены пальчики твоего замполита и в комнате общаги, где проживал Бекетов. Индюков постарался незаметно подсунуть деньги капитану, но совершил промах. Но Бекетов всегда закрывал окно, даже если возвращался в общагу через него. И тем более закрыл перед убытием на блокпост, что подтвердили и работники общежития, и офицеры, жившие по соседству с Бекетовым. А если ты помнишь, перед отправкой на гауптвахту Бекетова, которому позволили переодеться, принять душ, вместе с конвоем в общежитие сопровождал и Индюков. Так вот, он потом клятвенно утверждал, что лично заметил окно открытым. Но Индюков никак не мог увидеть, открыто или закрыто было окно в момент его нахождения в комнате Бекетова, так как рама, да и вся оконная стена была закрыта шторами. Она и сейчас закрыта, после того как номер опечатали. Так что выдал себя Индюков с потрохами. Далее, я сделал запрос в радиотехническую службу округа и пограничников. Они, как ты знаешь, следят за эфиром, особенно в приграничных районах. Так вот, ими были отмечены сеансы связи с объектами, расположенными на территории сопредельного государства. Эти сеансы велись из района блокпоста, селения Ачу, а также станицы Разгульной. Велись с помощью станций, идентичной той, что была обнаружена у Бекетова при задержании. Но… в районе блокпоста работали две рации, это подтверждено, а обнаружена одна, в кармане Бекетова, после того как его скрутили Мансур с Демидовым. Второй станции так и не обнаружили.
    Ну и третье. Очевидно, если Жаров подставил Бекетова, то уж не ради Родимцевой. Кроме нее у оборотня был роман с Губочкиной. Что также выяснили мои ребята. После возвращения с поста, когда вражеский снайпер убил рядового Казанцева, Жаров купил любовнице украшений почти на семь тысяч долларов в местном ювелирном магазине. А затем снял первый этаж недостроенного дома некого Тимура — племянника криминального авторитета Али, которых как-то обработали Бекетов с Крабовым в ресторане «Разгуляй». Установлено, что Тимур имел тесные отношения с Расулом. Рабыни, освобожденные офицерами, дали очень интересные показания по Илимову и его брату — заместителю начальника местного ОВД. Али через племянника получал от этого Расула наркоту, которую доставляли караванами во время нахождения на блокпосту взвода Жарова. Но этим сейчас плотно занимаются сотрудники ФСБ. Теперь тебе ясно, как я вышел на оборотня?
    Комбат стиснул кулаки:
    — Ну, мразь, сука продажная! А ведь представлялся таким паинькой. Не зря замполит хлопотал о повышении Жарова. Разберемся со старлеем, я Индюка лично удавлю! Что гады творили?! И у меня под носом! Удавлю, хоть этим смою позор свой!
    Следователь положил руку на плечо комбату:
    — Охолонись, Саша. Оборотни сполна получат свое. Но увольняться тебе придется.
    — Да черт с ним! Уволюсь. Сам рапорт напишу, без ваших представлений! Пидоров возьмем, банду раскрошим, Бекетова вытащим — и напишу!
    — Ладно, не будем сейчас об этом. Пойдем послушаем твоих спецов.
    Офицеры действительно успели подготовить план штурма дома Расула. Комбат со следователем выслушали Крабова, которому в группе отвели роль старшего, не считая Белянина, естественно. Но комбату отвели пассивную роль прикрытия, посему руководство штурмом возложили на друга Бекетова.
   

   

    

     Глава пятая
    

    Гостей, прибывших из военного городка, встретил хозяин усадьбы Расул.
    Было заметно, как похотливо блеснули его глаза при виде Валентины, одетой в короткую юбку, кружевные чулки и открытую кофточку. Поздоровавшись с мужчинами, он повернулся к Губочкиной:
    — А вас, дорогая, я особенно рад видеть в своем доме. Хитрец Жаров не предупредил, что преподнесет такой приятный сюрприз. Вы просто очаровательны, мадам. Игорь, познакомь меня с красавицей?!
    Жаров представил:
    — Валентина.
    Расул зацокал языком:
    — Ай, какое красивое имя, Валентина, это значит, Валя, да?
    Ответила женщина:
    — Да! А как зовут вас?
    Чеченец галантно кивнул пышной шевелюрой:
    — Для вас, Валя, Расул, просто Расул!
    И, обратившись уже ко всем гостям, указал на центральный вход крепкого, похожего на крепость дома:
    — Ну, что же мы стоим на улице? Прошу пройти в мое скромное жилище!
    Валентина первой двинулась к распахнутым дверям. За ней последовал Мансур. Жарова придержал хозяин дома:
    — Почему ты раньше не показал мне эту женщину, Игорь?
    — Мы же практически не встречались лично.
    — Да, к сожалению, это так. Было. С этого дня все будет по-другому. Но скажи мне, у этой Валентины подруга есть? Такая же пышная, сексапильная телка?
    Жаров криво улыбнулся:
    — Понравилась?
    — Ай, слов нет!
    Жаров нагнулся к Расулу:
    — То, что она здесь, не единственный сюрприз, который я приготовил тебе с Фараоном.
    — Да? Что ты еще намереваешься преподнести нам?
    — Ну, Расул, если я скажу, то какой же это будет сюрприз? Потерпи, брат, скоро все узнаешь. Но идем, негоже, если с Цакаевым первыми встретятся Мансур и проститутка.
    — Не волнуйся. Их без нас не допустят в главную комнату, но ты прав, пора идти.
    Они вошли в холл, где перед второй резной дверью в конце короткого коридора стоял охранник. И только тогда открыл створки, когда Расул с Жаровым возглавили компанию. Хозяин дома ввел гостей в большую, но уютную комнату, обставленную в восточном стиле. Пол накрыт широким, ручной работы туркменским ковром, посередине которого стоял столик на коротких ножках. В комнате, кроме ковра, столика, подушек и небольшого шкафа, стоявшего в углу, ничего не было. Тусклый свет зажженных повсюду свечей создавал уют одновременно с некой загадочностью происходящего. У столика на груде атласных подушек возлежал пожилой мужчина с аккуратной бородкой, одетый в шикарный шелковый халат. Он пил чай. При виде Губочкиной улыбка на его лице исчезла. Он поставил пиалу с дымящимся ароматным напитком на столик, спросив вместо приветствия:
    — Женщина? Кто она и почему здесь? Расул, я не понимаю.
    Хозяин дома поклонился:
    — Извините, господин, но наш русский друг объяснил, что появление в доме женщины является сюрпризом. Приятным сюрпризом, господин.
    Цакаев смягчил тон:
    — Да? Что ж. Если так, то ладно. К тому же русский не обязан соблюдать наши обычаи, но он должен гарантировать, что пришедшая с ним дама не представляет для нас никакой угрозы.
    Жаров выступил вперед:
    — Я гарантирую это, господин Цакаев.
    Фараон потер переносицу:
    — Хорошо! Пусть женщина присутствует во время праздничного застолья после того, как мы решим свои насущные дела. А пока, Расул, проводи ее в соседнюю комнату.
    Расул повернулся к Губочкиной, перейдя на «ты»:
    — Не обижайся, дорогая, таковы порядки и обычаи, женщина у нас не может находиться в обществе мужчин, особенно…
    Валентина тряхнула головой:
    — Я поняла это, мне и так оказана высокая честь просто находиться здесь. Если бы знала, осталась в гарнизоне. Говори, дорогой, куда идти?
    Расул ухмыльнулся, указав на еле заметную на фоне стены низкую дверку:
    — Туда, дорогая!
    Валентине пришлось нагнуться, чтобы пройти в небольшое помещение. Чечен, следовавший за ней, проглотил слюну, увидев оголившие наполовину ягодицы женщины. Зайдя в комнату, устланную ковром с подушками, он воскликнул:
    — До чего же ты аппетитна, красавица! Честное слово, я готов проглотить тебя! Такая женщина — и у Жарова. С ним ли тебе быть, дорогая?
    Валентина кокетливо наклонила голову:
    — А ты, горец, попробуй отбить меня! Я не против, при условии, что твоя щедрость окажется такой же не знающий границ, как и желание овладеть мной!
    — О, женщины, вы само коварство! Но запомни, дорогая, ты сказала слово. У нас за слова принято отвечать. А насчет щедрости… Твой Жаров по сравнению со мной… Но… не будем об этом. Думаю, мы совсем скоро сможем поближе узнать друг друга. А пока отдохни здесь. Недолго. Завершим дела, я приду за тобой.
    И бросив на Губочкину переполненный желанием похотливый взгляд, Расул удалился.
    Валентина же обошла комнату. Боковых дверей не было, только та, через которую она зашла сюда. Окно оказалось узким, забранным крепкой решеткой. Вздохнув, Валентина присела на ковер. Подумала: а неплохо, если бы этот сильный и симпатичный абрек сумел перехватить ее у слабого Жарова. Отдавшись горцу, она могла бы и удовольствие получить, и быть защищенной, и получать подарки или деньги, гораздо ценнее и больше тех, что получала от Жарова, который и использовал-то Валентину ради того, чтобы окрутить Родимцеву. Если молодая дурочка клюнет на приманку оборотня, то у Жарова к Губочкиной пропадет всякий интерес. И тогда… Игорек, используя того же Мансура, вполне может попытаться вообще убрать ее, как ненужного и, в принципе, опасного свидетеля своих грязных дел. Так что надо постараться еще сильнее завести Расула в плане возможной сексуальной связи. Решив, как поступить при появлении Расула, Валентина подумала о том, что не мешает подслушать, о чем пойдет речь в главной комнате. Глядишь, и пригодится.
    А в комнате разговор между мужчинами начался, как только Расул присел за столик рядом с Фараоном, напротив Жарова и Мансурова.
    Цакаев спросил хозяина дома:
    — Женщина не может слышать разговора?
    — Нет, господин. Да и зачем ей это? Она, — Расул похотливо усмехнулся, — больше думает о том, как и когда ее трахнут. Бабец, признаю, классный. От нее пахнет самкой.
    Фараон взглянул на Жарова:
    — Зачем ты притащил свою блядь на нашу встречу? Или не понимал, что отсюда ей уже нет выхода?
    Жаров ответил спокойно:
    — Ну почему же не понимал? Как раз потому привез ее сюда.
    — Что ты имеешь в виду?
    Оборотень так же спокойно объяснил:
    — Валентина сыграла ту роль, которая ей была отведена в моей игре. И дальнейшая связь с ней представляет для меня реальную опасность. Поэтому я решил избавиться от нее. Заодно сделать подарок вам, господин Цакаев. С этой минуты Валентина ваша рабыня, я отдаю ее вам, можете делать с ней все, что хотите. Главное, чтобы она больше никогда не вернулась в часть.
    Расул не выдержал:
    — Вот это сюрприз. Воистину сюрприз!
    Фараон, не спуская с оборотня внимательных, суровых глаз, проговорил:
    — Я еще раз убеждаюсь в твоей предусмотрительности и не по годам, наверное, природной мудрости. Ты принял правильное решение. От ненужных свидетелей надо избавляться. Вот только подарка твоего я принять не могу. Со мной молодая жена. Может, Расул согласится принять твой подарок?
    Хозяин дома торопливо закивал головой:
    — Конечно, босс, конечно! Спасибо!
    Фараон грозно проговорил:
    — Но на утехи с этой проституткой тебе, Расул, только одна ночь. С рассветом ты или твои люди должны вывезти ее труп в горы и бросить в ущелье. Ты понял меня?
    — Да, господин, понял. К утру она умрет, не беспокойтесь. Я лично перережу ей горло.
    — Вот и решено. А теперь перейдем к главному: Расул принеси баул!
    Хозяин дома встал и вышел из комнаты. Вскоре внес тяжелую, битком набитую брезентовую сумку. Поставил ее на стол, расстегнул молнию. На резную крышку посыпались пачки стодолларовых купюр. Глаза Жарова и Мансурова загорелись алчным огнем.
    Фараон указал пальцем на мешок:
    — Здесь ровно один миллион настоящих североамериканских долларов. Чтобы позже не возникло никаких недоразумений, проверьте и пересчитайте сумму. А ты, Расул, — Цакаев повернулся к хозяину дома, — скажи своим людям, чтобы через полчаса подавали кушанья.
    Жаров, как и Мансур, начали проверять и пересчитывать деньги. Деньги, которых они ранее и во сне не видывали. Миллион долларов! Цакаев снисходительно улыбался, глядя, как предатели своего народа трясущимися руками перекладывают из кучи в кучу пачки долларов.
    Спустя десять минут, уложив в баул деньги и закрыв молнию, Жаров, закурив, спросил:
    — Это, как вы сказали, первое. Что последует за ним?
    — А за ним, мой русский друг, последует второе! А именно использования тебя в переправке в Россию крупных партий наркотиков. Но уже не в качестве человека, рискующего собственной шкурой, а в качестве посредника при заключении сделок между представителями сопредельного государства и вашими высшими для данного региона военными и пограничными, уже купленными нами, чинами. Естественно, с иным вознаграждением за каждую оформленную сделку, сумма которой может достигать трети того, что ты сейчас имеешь в бауле за один только окончательно решенный вопрос. Как тебе подобное предложение, господин Жаров?
    Оборотень аж вспотел:
    — Но, господин Цакаев, чтобы выполнять обозначенные вами функции, должности командира взвода в отдаленном батальоне недостаточно. Я привязан к личному составу и надо мной слишком много начальников.
    Главарь банды заверил Жарова:
    — Ты получишь повышение. Тебя переведут в штаб соединения, откуда вполне сможешь решать те задачи, которые буду ставить я.
    — Ну, раз так, то я… с удовольствием, господин Цакаев!
    — Вот и отлично. Ну, что там у нас с ужином?
    Вошел Расул, за ним несколько закутанных в черные балахоны и скрывающих своих лица женщин, внесших в комнату разнообразные блюда. Выставив перед Жаровым бутылки с водкой и коньяком, Расул нагнулся к Фараону:
    — Господин! Позволь не присутствовать на ужине.
    Цакаев удивился:
    — Это еще почему?
    Физиономия бандита расплылась в похотливой ухмылке:
    — Не терпится русскую соску отодрать, господин. Сил нет сдерживать желания.
    Фараон рассмеялся:
    — Эх, Расул, ты неисправим! Ну, ладно, разрешаю. Представляю, что с ней будет к утру. Измочалишь в лоскуты.
    — К утру она умрет, но познав, что такое настоящий мужчина!
    — Хорошо! Иди, развлекайся! Только сделай так, чтобы ее криков не было здесь слышно… хотя… пусть кричит! Это будет забавно!
    — Ага! Все понял, я пошел!
    Он повернулся к Жарову с Мансуровым:
    — Господа, я покидаю вас. Встретимся в другой раз, до свидания!
    Жаров, слышавший разговор Расула с Фараоном, добавил:
    — Счастливо, Расул! Не забудь только замочить в конце эту суку, если, конечно, она от «удовольствия» сама не сдохнет.
    Присутствующие в комнате рассмеялись и принялись за пищу. Мансуров наклонился к Жарову:
    — А как же с драгоценностями и деньгами, что ты давал ей?
    — Завтра заберешь в доме Тимура. Она хранила их в шкатулке, под кроватью, найдешь и привезешь. Все разделим пополам!
    — Сделаю, шеф!
    Мансур выглядел довольным.
    Мимо них в комнатку, где находилась Губочкина, проскользнул Расул. В руке он держал хлыст. Никто из ужинающих не придал этому значения.
    
* * *

    Сидящие у столика переглянулись, затем дружно засмеялись. Фараон указал на дверку, прожевывая кусок жареной баранины:
    — Расул знает, как обращаться с женщинами. Ему только волю дай. Охоч он до баб, ох и охоч. Чую, и до полуночи не доживет ваша дама.
    Жаров, проглотив очередную порцию коньяка, не согласился с новым боссом:
    — Эта, хозяин, доживет! Через нее взвод пускай, выдержит. Да еще добавки попросит!
    — Ну, что ж, господа, давайте почаевничаем и расстанемся? На всякий случай придумайте алиби. Бабу вашу наверняка искать будут и определят, когда она пропала. Так что, Жаров, обеспечь себе и другу безопасность. Квартиру Тимура оставьте. Находитесь в части.
    
* * *

    В 22–05 следователя военной прокуратуры Касаткина вызвал наблюдатель из станицы. Полковник ответил по мобильной связи:
    — Слушаю тебя, Володя.
    Голос наблюдателя звучал взволнованно:
    — Товарищ полковник, Петр Владимирович! Передача денег Жарову состоялась, сейчас он вместе с Мансуровым и Фараоном начинают праздничный ужин, но вам следует поторопиться. Скотина Жаров передал Валентину Губочкину в качестве подарка Цакаеву с просьбой к утру уничтожить женщину. Фараон отдал связистку хозяину дома Расулу, и тот сейчас зверски издевается над ней, насилует. В микрофон слышны крики нечеловеческой боли.
    — Понял. А что Жаров?
    — Жаров и Мансур, как ни в чем не бывало, беседуют с Фараоном в соседней комнате, строя планы продвижения оборотня вверх по карьерной лестнице. Но это все ерунда, полковник. Необходимо немедленно принимать меры, чтобы спасти женщину.
    — Принял, Володя. Оставайся на месте. При подъезде нашего «УАЗа» подашь сигнал на остановку там, откуда мы сможем немедленно действовать.
    Увидев помрачневшее лицо следователя, комбат спросил:
    — Что случилось, Петя?
    Полковник отдал приказ:
    — По коням, ребята, в доме Расула уродуют Губочкину, требуется срочный штурм. Подробности на месте. Кто поведет машину?
    Белянин кивнул старшему прапорщику Милову:
    — Давай ты, Костя!
    Офицеры сели в «УАЗ», тут же разобрав оружие и бронежилеты.
    Милов спросил:
    — По объездной едем?
    Следователь, недолго думая, ответил:
    — Нет! Через станицу, по Центральной улице мимо рынка к восточной окраине там, где особняки. В нужном месте мой наблюдатель остановит нас.
    Арбашев, заряжая снайперскую винтовку «Винторез» для Милова, спросил:
    — Не мало ли нас будет, чтобы провести целенаправленный штурм?
    Комбат отмахнулся:
    — Достаточно! Лишь бы добраться до объекта быстрей да захватить на месте всю банду, а там разберемся. Я сейчас злой, а когда злой — страшный.
    Арбашев усмехнулся:
    — Это мне известно. Жаль, Бекета с нами нет. Вот тот точно порвал бы духов в клочья, один, безо всякой группы.
    Комбат приказал:
    — А ну закончили базары.
    На нужную улицу «УАЗ» буквально влетел. Полковник указал вперед, и водитель увидел луч фонаря, делающий круговые движения. Это майор прокуратуры Александров подавал сигналы машине спецназа. Хорошо, что не сразу за поворотом. А то «УАЗ» мог и наблюдателя сбить. Обошлось. Милов сумел остановить машину перед майором. Тот подошел к кабине, что-то сказал полковнику, сидевшему на месте старшего автомобиля.
    Касаткин, выслушав подчиненного, повернулся к старшему прапорщику:
    — Проезд между заборов впереди видишь?
    Милов кивнул:
    — Так точно!
    — Въезжай в него задом. И сразу стой! Понял?
    — Какие вопросы!
    Водитель выполнил распоряжение Касаткина, и спустя минуту «УАЗ» замер в узком, но асфальтированном проезде между высокими заборами усадеб, находящихся по соседству, через небольшое поле от дома Расула.
    Офицеры, включая майора Александрова, вновь собрались вокруг капота армейского вездехода.
    Следователь обратился к своему подчиненному:
    — Тебе слово, Володя. Без подробностей насилия над Губочкиной. Только где находятся боевики, предатели, Фараон и каким образом осуществляется охрана усадьбы. Поторопись, майор!
    Александров доложил:
    — Как я уже говорил, трое абреков Расула в балке, за восточным забором. Недавно подбирался к ним. Сидят полукругом, пулемет на вершине, автоматы с ними. Этих желательно снять бесшумно и в первую очередь.
    Полковник перебил подчиненного:
    — Очередность мы сами определим, ты про охрану усадьбы дай информацию.
    Майор указал на схеме:
    — Перед воротами, они, кстати, открыты, один телохранитель Фараона. В беседке, что рядом с гаражами, — еще один. Третий за зданием, передвигается вдоль забора, но от него не отходит. Иногда переговаривается с тем, что в беседке. Четвертый в доме, в коридоре, перед холлом, в котором расположились Фараон, Жаров и Мансуров. Расул насилует Губочкину в боковой комнате, окно которой выходит на кусты, прямо перед беседкой. Женщины Расула на втором этаже. Джипы Фараона под навесом, «девятка» Мансурова перед центральным входом. Это все!
    Следователь взглянул на комбата:
    — Ну, и каково будет решение, исходя из уточнений общей обстановки?
    Белянин, ознакомленный с предложениями подчиненных, приказал:
    — Штурм проводим следующим образом: я с Шуршилиным выдвигаюсь к балке.
    Комбат взглянул на замполита роты:
    — Как, Михаил Михалыч, справимся с тремя духами?
    Капитан ответил:
    — Без проблем. Работаем ножами?
    — Как же еще нам бесшумно снять их? Да, ножами.
    Подполковник повернулся к Александрову:
    — Тебе, Миша, следователь ты наш, со старшим лейтенантом Арбашевым выдвинуться к тыловой стене. Поможешь моему спецу взобраться на забор. Ты же, Паша, как оседлаешь ограду, снимаешь и боевика, прикрывающего тыл здания, и бандита в беседке. Но, ребята, отстрел духов только по моей команде, ясно?
    Ответил майор:
    — Ясно, товарищ подполковник!
    Арбашев подтвердил получение приказа:
    — Есть отработать две цели.
    Комбат добавил:
    — Затем, Арбашев, мухой в кусты, к окну. Через стекло или проем валишь Расула, после чего контроль тыла и западной стороны здания.
    Старший лейтенант кивнул:
    — Понял, командир!
    Белянин посмотрел на Крабова:
    — Тебе, Кирилл, предстоит самое сложное. Это проникновение в дом и захват Жарова с Фараоном. Мансура можешь валить. Это как по обстановке сложится. Тебя прикрывает…
    Полковник военной прокуратуры сказал:
    — Я прикрою капитана.
    На это комбат тут же возразил:
    — Нет, Петр Владимирович, в бой ты не пойдешь, иначе кто дальше следствие будет раскручивать? Твое место, дорогой, напротив ворот. Вот их блокируешь.
    Крабов воскликнул:
    — Но возле въезда в усадьбу еще один телохранитель Цакаева, или о нем вы забыли?
    Комбат взглянул на командира четвертого взвода первой роты:
    — Я, Кирилл, ничего в боевой обстановке не забываю. Кто у нас остался без дела?
    Подал голос старший прапорщик Милов:
    — Я, товарищ подполковник!
    — Правильно. И вооружен ты «Винторезом». А посему, как только мы с Шуршилиным обработаем балку, Арбашев с Александровым займут позицию штурма у стены, а Крабов с Александровым сядут в «УАЗ», ты, прапорщик, выходишь из-за угла и валишь из снайперской винтовки охранника у ворот. После чего подгоняешь к усадьбе «УАЗ». Далее по плану, который я довел. Все действия только по моей личной команде, за исключением работы Арбашева по Расулу. У кого какие есть вопросы?
    И Белянин сам же ответил на собственный вопрос:
    — Вопросов нет! Правильно, так и должно быть! Сверим часы, 22–57. Приготовились, через три минуты начинаем.
    Офицеры поправили амуницию, перезарядили оружие, подготовив его к бою, Милов присоединил к «Винторезу» ночной прицел.
    Ровно в 23–00 группа, ведомая подполковником Беляниным, двинулась к усадьбе Расула, используя неглубокий враг.
    В 23–05 первая группа разделилась. Арбашев с Александровым и совершили бросок к двухметровой ограде. Комбат с замполитом роты, выйдя из оврага, оказались на вершине балки, которая прикрывала восточное направление. Здесь подполковник приказал залечь и далее перемещаться ползком. Впрочем, ползти офицерам долго не пришлось. Они увидели троицу бандитов буквально через несколько минут, спокойно сидящих полукругом и гоняющих между собой косяк анаши, аромат которой распространяется на большое расстояние.
    Белянин выхватил десантный нож. Его примеру последовал и Шуршилин. Комбат указал замполиту роты на крайнего справа боевика. Капитан кивнул. Подполковник поднял два пальца вверх, указав на грудь. Остальных он брал на себя. Замполит вновь утвердительно кивнул. Офицеры забросили автоматы за спину. Комбат расставил пятерню правой ладони. Начал сгибать пальцы, произведя отсчет: пять, четыре, три, два, один. Как только ладонь сжалась в кулак, спецназовцы ринулись на бандитов. Шуршилин в мгновение рассек горло «своему» боевику, повернувшись к комбату. Но и тот уже добивал последнего бандита. Белянин нанес боевикам всего два выверенных удара. И этого оказалось достаточно, чтобы те завалились друг на друга, забились в предсмертных судорогах. Бросив взгляд на капитана, комбат указал на пулемет. Офицеры быстро поднялись по склону балки, выйдя к восточному забору особняка.
    Выведя пулемет из строя, комбат вызвал по рации Арбашева:
    — Север! Я — Первый. Восток чист! Ты готов?
    Старший лейтенант доложил:
    — Готов.
    — Хорошо. Жди приказа.
    Подполковник переключился на старшего прапорщика.
    — Старшина. Я — первый.
    — Слушаю вас.
    — Зачищай въезд в усадьбу и подгоняй к воротам «УАЗ». По исполнению немедленный доклад.
    — Принял, Первый.
    Старший прапорщик Милов вышел из проулка. Вскинув «Винторез», поймал в прицел охранника ворот, нажал на спусковой крючок снайперской винтовки. Телохранитель Фараона, так ничего и не поняв, рухнул в придорожную пыль, обильно обагряя ее черной кровью.
    Прапорщик быстро вернулся к «УАЗу».
    Армейский внедорожник остановился метрах в десяти от ворот усадьбы Расула. Крабов указал полковнику на куст возле дороги.
    — Встаньте, товарищ полковник, там! Если кто-то попытается прорываться из усадьбы… тогда сами знаете, что делать!
    Касаткин не стал возражать, отошел к кусту.
    Командир взвода вызвал комбата:
    — Первый! Я — Краб. Нахожусь на позиции штурма. Со мной старшина.
    — Понял. Как только услышите выстрелы «АК-74», Арбашев будет выполнять собственную задачу, ты, Краб, в дом, на захват. Милов на прикрытие!
    Капитан ответил:
    — Есть.
    — Смотри, Кирилл, бандиты в доме вооружены.
    На что взводный зло ответил:
    — Я тоже к ним не с вилами иду.
    — Удачи!
    — Отбой!
    Крабов с Миловым встали у створок ворот. Увидели стоящую во дворе белую «девятку». Прапорщик предложил:
    — Рвануть бы тачку Мансура!
    Капитан посмотрел на старшину роты:
    — Зачем?
    — Да так! Чтобы не было ее!
    — Умное решение, а главное — обоснованное. Но… внимание, сейчас должен начать игру Паша с майором из прокуратуры. А потом… пойдем мы!
    Комбат тем временем вызвал старшего лейтенанта Арбашева, коротко бросил:
    — Паша, пошел!
    Майор Александров подставил спецназовцу спину, и тот, используя живую подставку, оседлал забор. Боевиков увидел сразу. И, не раздумывая, ударил по ним короткими очередями. Первым дернулся и упал бандит на аллее, вторым опрокинулся на землю боевик в беседке. Одновременно во двор ворвались капитан Крабов со старшим прапорщиком Миловым.
    
* * *

    Расул, услышав короткие очереди автомата, остановился и зажал жертве разбитый рот своей крупной волосатой ладонью. Он замер, пытаясь понять, что могли означать эти очереди. И увидел в проеме окна спецназовца. Вернее, увидел ствол автомата между прутьев решетки. Ствол, из которого в его физиономии ударил огонь.
    — Жива? — спросил Арбашев у Губочкиной.
    Валентина, теряя сознание, успела произнести:
    — Жива.
    Арбашев кивнул подбежавшему Александрову на окно:
    — Ты, майор, следи за комнатой, за дверью в комнату, чтобы кто не добил связистку, я на помощь своим.
    Следователь подчинился.
    Крабов подскочил к центральному входу в тот момент, когда из дома высунулся охранник. Высунулся он неожиданно для Кирилла. Что не смутило Милова, который, не раздумывая, из-за спины офицера всадил из бесшумной винтовки две пули в эту озабоченную, растерянную физиономию.
    Крабов бросился в коридор.
    С восточной стороны, так же преодолев забор, вышли и комбат с Шуршилиным.
    Выстрелы не могли быть не услышанными и в главной комнате. Фараон от неожиданности уронил пиалу, проговорив испуганно:
    — Что за шайтан?
    А вот Жаров сориентировался мгновенно. Он прекрасно понял, ЧТО могли означать эти короткие автоматные очереди. Поэтому, отбросив столик в сторону, схватил баул с деньгами и крикнул заместителю:
    — Мансур, гранаты к бою, к окну!
    Сержант выхватил две мощные «Ф-1». Одну передал, перекатываясь к стене под окно, Жарову.
    
* * *

    Крабов с Миловым ворвались в комнату, когда оборотни закончили свой маневр. И только отменная реакция спецназовцев сохранила им жизнь. Боковым зрением Крабов увидел возле стены Жарова с Мансуровым и небольшой предмет, который полетел в их сторону.
    Капитан крикнул:
    — Старшина, назад в коридор, граната!
    И метнулся, выталкивая прапорщика за массивную дверь.
    За секунду до взрыва в окно выпрыгнули и оборотни. Фараон успел накрыться столом, что спасло ему жизнь. Мощный взрыв потряс дом, выбив раму окна, из которого повалил дым. Этот взрыв чуть было не уничтожил Белянина с Шуршилиным. Находясь у стены, они получили легкую контузию, которая на некоторое время вывела их, как и Крабова с Миловым, из строя, позволив оборотням прорваться к «девятке».
    Арбашева взрыв не затронул, но дезорганизовал. Он не увидел, как в машину запрыгнули Жаров с Мансуровым.
    А «девятка», резко сдав назад, вылетела в ворота и буквально пронеслась мимо полковника Касаткина. Следователь поздно спохватился. Он выстрелил из пистолета в уходящую машину, но пули не достигли цели.
    Полковник чертыхнулся и бросился в усадьбу, откуда спецы Белянина уже вынесли тела раненого Фараона и изуродованной Губочкиной. Трупы оставили на месте, как и женщин Расула, запретив последним покидать второй этаж.
    Комбат взглянул на Касаткина:
    — Ушли, суки, Петя?
    — Да ты, понимаешь, все произошло так внезапно, что я ничего не смог предпринять. Стрелял, да толку-то. «Девятка» молнией пронеслась мимо меня.
    — Она пошла к объездной трассе?
    — Да. По дороге, ведущей к ней.
    — Ясно! Скорее всего, оборотни постараются как можно дальше уйти от станицы. Им главное — дойти до горного массива. А в «зеленке» они легко затеряются. Преследовать бессмысленно, да и Губочкину надо быстрей доставить в санчасть, вместе с Фараоном. Надо оповещать штаб и Варихина. Пусть поднимает пару «вертушек» с десантом!
    Белянин вызвал гарнизон, и спустя полчаса две винтокрылые машины пошли на восток. Одновременно взвод первой роты оцепил недостроенный дом Тимура. Надежда на то, что Жаров решит спрятаться в городе, казалась настолько невероятной и абсурдной, что комбат просто перестраховался. В доме никого не оказалось. Спецы обнаружили лишь вещи оборотня и женщины, да драгоценности, спрятанные в доме. Жаров, вопреки логике и расчетам опытного Белянина, все же повел «девятку» не от станицы, а именно в населенный пункт, чем удивил Мансурова. Тот, увидев, что начальник свернул к Разгульной, изумленно спросил:
    — Ты что делаешь, Игорь? Ведь максимум через полчаса-час станицу, гарнизон и все выезды из них заблокируют. И тогда нам не уйти!
    Старший лейтенант бросил на сержанта быстрый взгляд:
    — А ты думаешь, если мы рванем в горы, то уйдем? Черта с два нас выпустят из района! Или, может, ты считаешь возможным пройти по перевалам и ущельям почти сто верст до границы и вдвоем, с одной гранатой, прорвать заслон погранцов?
    — Но что же делать?
    Жаров успокоил подельника:
    — Я знаю, что делать. В первую очередь нам надо сменить тачку. Вот только каким образом?
    Ответ на это вопрос оказался рядом. И заключался он в милицейском «УАЗе», стоящем у арыка возле крупного кирпичного дома. Жаров снизил скорость, спросил сержанта:
    — Мансур, кто живет в доме, возле которого стоит «УАЗ»?
    — Мент один, старшина, водила патрульной службы.
    — Знаешь его?
    — Лично не знакомились.
    — Тогда делаем вот что.
    Проинструктировав подельника, Жаров остановил «девятку» сразу за патрульной машиной. Мансур выскочил из салона, встав сбоку от калитки. Старший лейтенант посигналил. Раздался хриплый мужской голос:
    — Кто это ночью людям спать не дает? Совсем оборзели, уроды, не видите, что за машина стоит?
    На улицу вышел старшина-милиционер с автоматом через плечо. Вышел, и тут же Мансур приставил к его горлу тесак, снимая короткоствольный «АКСУ»:
    — Спокойно, браток, спокойно. Ты же жить хочешь? Хочешь, наверное, чтобы и семья твоя жила, я не прав?
    Старшина растерялся и испугался:
    — Да, да, конечно, но что вам надо?
    На этот вопрос ответил Жаров, вышедший к захваченному милиционеру из «девятки».
    — Надо нам, уважаемый, совсем немного. Чтобы ты помог нам кое в чем! И будешь жить! Откажешься — умрешь сам и семью погубишь, сколько человек в доме?
    Старшина, заикаясь, проговорил:
    — Семеро.
    Старлей поинтересовался:
    — И сколько среди них детей?
    — Трое.
    Жаров повторил:
    — Трое. И, наверное, еще маленькие, так?
    — Так.
    — Ты же не хочешь, чтобы мы перерезали им глотки?
    — Нет, нет! Я сделаю все, что прикажете, только не трогайте их!
    Оборотень довольно усмехнулся:
    — Вот это другой разговор.
    И спросил:
    — Где пистолет носишь?
    Старшина ответил:
    — Пистолета нет. Автомат.
    Жаров приказал Мансурову:
    — Обыщи его!
    Сам же подошел к воротам, раскрыл их. Вошел во двор, осмотревшись. Увидел гараж. Спросил у милиционера:
    — В гараже личная тачка стоит?
    Старшина ответил:
    — Нет. Свою я еще позавчера в автосервис отогнал, движок забарахлил, а я в инжекторах не соображаю.
    — Так гараж пуст?
    — Пуст.
    — Где ключи от него?
    — Он открыт, лишь ворота прикрыты.
    — Отлично! Ну, что, Оман?
    Подельник Жарова доложил:
    — «Чист» клиент, командир!
    — Прекрасно!
    Оборотень подошел к милиционеру, приказав:
    — Открой гараж и стой рядом. Дернешься, всех завалим, ясно?
    — Да, да, ясно.
    Жаров повернулся к заместителю:
    — Держи мента на прицеле, я загоню «девятку» в гараж!
    — Понял, шеф!
    Мансур толкнул коротким стволом автомата старшину:
    — Пошел к гаражу, мусорила, открывай ворота!
    Старшина подчинился. Вскоре «девятка» скрылась в кирпичном гараже, а от дома отъехал милицейский «УАЗ». Вел его старшина. Жаров с Мансуровым устроились сзади. Сержант держал водителя на прицеле. Не успели отъехать от дома, пропищала бортовая рация. Старшина взглянул на молодого русского. Жаров приказал:
    — Отвечай! Будут вызывать в отдел или еще куда, скажи, что пробил сразу два колеса в своем переулке, сейчас меняешь камеры. Будешь готов минут чрез сорок. Помощь не нужна.
    — А если другая вводная?
    — Тогда мычи в микрофон, что ни хрена не слышишь и следуешь в отдел, понял?
    — Понял.
    — Отвечай!
    Старшина включил станцию.
    Дежурный по ОВД запросил водителя, где он находится. Тот изложил первую версию Жарова, спросив, в чем дело. В ответ услышал о преступлении в доме Расула и о бегстве двух военнослужащих, очень опасных преступников. Далее последовал приказ устранить неисправность, захватить с собой напарника и выйти на дорогу, ведущую к военному городку. Цель — задержать белую «девятку» гос. №…. Ввиду опасности, которую представляли военные профессионалы, наряду милиции разрешили применять в случае необходимости оружие на полное поражение бандитов.
    Водитель ответил, что приказ понял, и отключил станцию.
    Жаров усмехнулся:
    — Смотри ж ты, решили нас завалить! Что ж, посмотрим, кто кого!
    Милиционер спросил:
    — Куда едем?
    Жаров произнес:
    — К военному городку!
    Мансур воскликнул:
    — Что? Ты с ума сошел?
    Оборотень-офицер рявкнул на сержанта:
    — Молчать! Делать, что говорю!
    Водитель повел автомобиль к развилке, от которой отходила дорога к гарнизону. На выезде из станицы Жаров приказал:
    — Слушай внимательно, старшина. Сразу за развилкой свернешь влево и пойдешь к реке, у берега поворот направо и вдоль русла. Увидишь поляну и грунтовку, уходящую от реки, встанешь. Понятно?
    — Да. Я знаю эту дорогу.
    — Тем лучше.
    Жаров повернулся к сержанту:
    — Ты жену оставляешь здесь?
    — Конечно, не тащить же с собой! Ей все равно никто ничего не предъявит. Потаскают и отправят домой к родителям.
    — Разумно. Но в городок тебе придется сходить.
    — Что? Зачем?
    Жаров похлопал подельника по плечу:
    — Не за чем, а за кем, Оманчик!
    Догадка мелькнула на физиономии контрактника:
    — Уж не хочешь ли ты…
    Жаров не дал ему договорить:
    — Ты угадал. Именно это я и хочу! Чтобы ты доставил к реке Родимцеву!
    — Но это невозможно!
    — Возможно… за лишние 50 000 баксов!
    Мансуров задумчиво замолчал.
    
* * *

    На эти сутки Кристина заступила дежурной по женскому взводу и находилась в фойе барака, когда вошел Мансуров.
    Родимцева, не зная еще ничего о произошедшем в станице, удивилась:
    — Оман? Ты чего пришел?
    Сержант подошел к ней:
    — Разговор есть, ты одна?
    — Не видишь сам?
    — А дневальные?
    — Девочки отдыхают. Чего всем торчать здесь ночью?
    — И то верно.
    — Так что за разговор? Я не понимаю тебя.
    — Сейчас поймешь!
    Мансуров без размаха ударил женщину по голове.
    
* * *

    Жаров, сидящий в «УАЗе», слышал, как с площадок гарнизона поднялись два вертолета. Усмехнулся. Посмотрел на часы. Пора бы Мансуру и вернуться. Как бы в подтверждение его мыслей на дороге показался сержант, несший на себе тело Родимцевой. Оборотень облегченно вздохнул. Мансур подошел к «УАЗу,» спросил:
    — Куда ее?
    Жаров приказал:
    — На заднее сиденье, руки сцепить наручниками, — он бросил на сиденье браслеты, изъятые у старшины милиции, — в рот кляп. Я на переднее сиденье, ты к даме! Быстрее!
    Через несколько минут «УАЗ» развернулся.
    Вновь пропищала бортовая рация.
    Жаров оборвал микрофон:
    — Связь на время заблокирована!
    Посмотрел на водителя:
    — Сейчас едем к старой школе, что на окраине станицы. Там разбегаемся. И смотри, мент, ты нас не видел, понял?
    — Понял, не дурак! Что я, сам на себя соучастие в похищении женщины вешать буду?
    — Разумно! Поехали.
    «УАЗ» остановился возле школы. Дорогу до нее прошли без проблем, не встретив ни единой машины.
    Жаров сказал:
    — Ну вот и все, старшина! Мы выходим, ты уезжаешь!
    И вонзил в горло милиционеру нож, добавив:
    — Прямо в преисподнюю!
    Оборотень повернулся к подельнику:
    — Здесь есть сарай, загонишь машину с трупом в него, ворота закроешь. Я оттащу Родимцеву в здание. Буду ждать в коридоре второго этажа. Работаем!
    Жаров потащил из салона женщину. Кристина пришла в себя, попыталась отбиться. Жаров ударил ее по лицу:
    — Заткнись, сучка! Теперь тебе лучше подчиняться. Иначе будет больно. Ты же не хочешь, чтобы я сделал тебе больно? Не хочешь. Тогда, раз оклемалась, пошла своим ходом!
    Родимцева, не осознававшая реалий происходящего, повиновалась.
    Дождавшись в коридоре Мансура, Жаров спросил:
    — Ну что?
    — Упаковал надежно! Если найдут тачку со старшиной, то случайно!
    — Хорошо! Ты не в курсе, где младшие группы занимаются?
    Мансур ответил:
    — В крайних кабинетах этого этажа, возле туалетов. У моего друга дочь в первом классе учится. Как-то был с ним здесь.
    — А ну веди к этим кабинетам!
    Бандиты выбрали угловой класс. Он был удобен тем, что имел подсобное помещение.
    Здесь Жаров и решил дождаться утра. Утра дня, в течение которого решится финальная часть его плана, предусматривавшего не только спасение собственной жизни, но и почти гарантированный уход из России вместе с Родимцевой и миллионом долларов.
   

   

    

     Глава шестая
    

    Дверь камеры Бекетова открылась в 4–30. Юрий проснулся мгновенно. Увидев старшего следственной бригады и комбата, резко поднялся:
    — Что это значит? Меня перевозят в Ростов?
    Полковник военной прокуратуры, устало опустившись на табурет, ответил:
    — Нет, Юрий Семенович. Мы с командиром батальона потревожили вас по другой причине.
    — Что за причина?
    — Вы, Юрий Семенович, свободны, с вас сняты все подозрения, дело прекращено за отсутствием в ваших действиях состава преступления, настоящие преступники определены.
    Бекетов не выдержал:
    — Жаров с Мансуровым?
    — Не только, но они главные лица, виновные в том, что произошло на блокпосту. И еще кое в чем, весьма серьезном.
    — Эти подонки арестованы?
    Вмешался комбат:
    — Ты, может быть, оденешься перед тем, как что-либо спрашивать?
    Капитан спохватился:
    — Да, конечно, извините, все так неожиданно… минуту.
    Вскоре Бекетов предстал перед начальством в военной форме.
    — Подонки арестованы?
    Комбат предложил капитану присесть на кровать, сам устроился рядом:
    — Нет, Юра.
    Бекетов удивился:
    — Почему? Это было так сложно сделать?
    Далее заговорил старший следственной группы. Он довел до Бекетова, каким образом вышли на предателей, и то, что их захват необходимо было провести именно во время встречи Жарова с Фараоном. Что и было предпринято. Речь полковника закончил комбат, объяснивший, как группа хорошо известных Юрию офицеров провела штурм усадьбы Расула и как Жарову с Мансуровым все же удалось скрыться.
    Полковник Касаткин вздохнул:
    — В районе 1–30 Мансуров наведался в казарму женского взвода роты связи и похитил дежурную по подразделению. После чего оборотни скрылись в неизвестном направлении.
    Сердце Бекетова сжало предчувствие. Он хрипло спросил:
    — Кого именно похитили эти твари?
    Комбат, вздохнув и отвернувшись, тихо ответил:
    — Родимцеву, Юра! Кристину Родимцеву. Она как раз дежурила в это время в казарме.
    Бекетов застонал:
    — Но почему Кристина оказалась в фойе? Почему именно на эти проклятые сутки ей выпало дежурство?
    Комбат же продолжил:
    — Время мы установили по показаниям одной рядовой взвода связи. Она в 1–10 выходила из казармы на свидание с лейтенантом из полка внутренних войск. Но тот оказался пьян, и связистка не пошла с ним. Поговорила, разругались с ухажером и вернулась обратно в барак. Так вот, выходя в 1–10, она видела Родимцеву за столом дежурной, а вот при возвращении в 1–30, дама запомнила время, так как часы висят над столом этой самой дежурной по взводу, Кристины на месте не было. Стул, на котором она сидела, валялся в углу фойе, а на полу у стола девушки обнаружила капли крови.
    Бекетов воскликнул:
    — Крови?
    Комбат кивнул:
    — Да! Но крови из раны несерьезной. Видимо, Мансуров ударил Родимцеву, дабы вырубить. И уже бессознательной вытащил из казармы.
    Капитан сумел овладеть собой, хотя это далось ему трудно:
    — Но почему вы решили, что Родимцеву похитил именно Мансуров?
    Ответил следователь:
    — Следы, Юрий Семенович. Узнав о похищении, мы привлекли кинолога с поисковым псом из спецгруппы полка внутренних войск. Собака взяла след по запаху обуви из гардероба заместителя Жарова. Кто-то другой не мог воспользоваться этой обувью, что подтвердила супруга Мансурова.
    Капитан прошелся по камере. У открытой двери развернулся:
    — Взять подонков и освободить Кристину должен я! Надеюсь, не надо объяснять, почему!
    Комбат взглянул на подчиненного:
    — Участвовать должен, но участвовать в общей акции, а не действовать спонтанно и самостоятельно. Это две большие разницы! А в группу штурма я тебя включу, обещаю! Да и нет у нас в батальоне спеца, который лучше тебя мог бы провести эту акцию. А сейчас пойдем, потолкуем с Индюковым и Демидовым. Может, они что прояснят, если вышли из ступора после ареста, которого никак не ожидали!
    Допрос замполита с солдатом-подельником подтвердил связь Жарова с боевиками, а также приоткрыл завесу таинственной гибели рядового Казанцева. Так же Демидов дал показания, что именно он вывел из строя вооружение «БМП» левого фланга. Картина группового предательства стала ясна. Неясным оставалось то, где в настоящий момент могут скрываться Жаров и Мансуров. Впрочем, вскоре все стало на места. В 9–10, когда в кабинете командира батальона раздался звонок внутригарнизонной связи, Белянин снял трубку:
    — Слушаю!
    И по мере того, как шла информация, рука полковника все сильнее сжимала черную трубку. Выслушав оппонента, он отшвырнул от себя телефонный аппарат, в ярости ударив кулаком по столу.
    Касаткин спросил:
    — Что случилось, Саша?
    Комбат перевел на полковника тяжелый взгляд:
    — В штаб полка внутренних войск прошло сообщение, что во второй школе станицы Разгульной двумя неизвестными захвачены школьники первого класса с учительницей. Один из террористов назвал себя Жаровым и потребовал связи со мной. Поэтому оперативный по полку и позвонил мне. Через десять минут выставит условия, которые считает необходимым выставить мне, всем нам! В гараже при эвакуации учащихся остальных классов обнаружен милицейский «УАЗ» с трупом старшины, которому бандиты перерезали горло. Черт!
    Комбат вновь ударил по столу. Так, что телефонный аппарат чуть не свалился на пол. Полковник удержал его.
    Бекетов же произнес:
    — Жаров загнан в угол. У него миллион долларов, автомат милиционера, возможно, еще гранаты и заложники. Он не дурак, а посему потребует надежный транспорт для отхода. Мансура Жаров, скорее всего, кончит, тот ему больше не нужен. А вот заложников с собой прихватит. И если пойти на его условия, то остановить транспорт при движении к границе, а только туда ему дорога, будет очень сложно. Без потерь среди детей!
    Белянин перевел взгляд на капитана:
    — И что ты предлагаешь?
    — То, чего Жаров менее всего ожидает. А именно штурм класса во время переговоров!
    Следователь воскликнул:
    — Вы с ума сошли, Бекетов! Штурмовать помещение, в котором находятся дети? Кстати, а сколько учащихся в этом классе?
    Комбат буркнул:
    — По последнему вопросу нас обязательно просветит Жаров, а вот насчет штурма, — Белянин перевел взгляд на капитана, — то тут ты, Юра, явно сказал не подумавши! О каком штурме в данных условиях может идти речь? Ты хоть представляешь, какие последствия может он иметь? Да и кто разрешит нам штурмовать школу? Никто! Никто не возьмет на себя такой ответственности.
    Бекетов посмотрел в глаза Белянину:
    — Вы возьмете на себя эту ответственность. Отдав мне приказ освобождения заложников до того, как начнете получать различные инструкции от вышестоящего командования.
    — Нет, Бекет, у тебя точно с головой непорядок. Меня за подобную самодеятельность не то что под трибунал, а к стенке поставят.
    — Не поставят! Потому что, во-первых, на смертную казнь у нас действует мораторий, а во-вторых, потому что об этом приказе будем знать только мы трое: вы, полковник Касаткин и я. Вы разговаривайте с начальством и Жаровым сколько влезет, я же в это время с парой офицеров проникну в школу, это нетрудно. Ну а дальше по обстановке. Думаю, найду на месте способ либо взять, либо прихлопнуть этих уродов. Поймите, Жаров, если ему позволить уйти с заложниками, последних, пройдя границу, жалеть не станет. И не отпустит. В лучшем случае утащит в горы к братцу Фараона, Шамилю, который тут же начнет торг, чтобы вытащить из плена Шамсета! И прояви наши упертость, то и детей, и женщин, которых возьмет с собой Жаров, уничтожат, выбросив к границе их обезображенные, отрубленные головы. Такое мы уже проходили. Поэтому считаю, сейчас просто необходимо действовать немедленно и нестандартно. Только это даст нам шанс.
    Комбат крикнул:
    — Тогда на кой черт тебе мой приказ? Раз ты уже все за всех решил!
    Капитан ответил:
    — Мы не в банде, где каждый сам по себе, а в армии. И приказ мне нужен для того, чтобы я знал, что выполняю боевую задачу. Это немаловажно. А вышестоящим чинам можете доложить, что капитан Бекетов начал действовать самостоятельно. Тем более, повод у него был более чем веский. И предателю отомстить, невесту спасти!
    Белянин вздохнул, повернулся к следователю:
    — Что думаешь по этому поводу ты, представитель правосудия?
    Касаткин неожиданно поддержал Бекетова:
    — Я думаю, что капитан прав. Командование скоро заблокирует все твои решения и вышлет сюда комиссию для переговоров с Жаровым. Но пока твои полномочия не заблокированы, ты можешь поступать, как считаешь нужным. Например, выслать к школе особую разведывательную группу во главе с капитаном Бекетовым. Это будет законно и оправдано. Ну а что произойдет дальше, так это просчитать в штабе невозможно. Если твой взводный найдет вариант нейтрализовать террористов на месте, почему не воспользоваться им? Да еще имея задачу действовать в школе по обстановке? Но… для начала все же разумнее выслушать Жарова. Узнать, что хочет этот подонок? Не мешает записать этот разговор. Наверняка оборотень будет угрожать тем, что убьет заложников, если не выполнят его требования. Что и послужит поводом тебе, Саша, до команды сверху отправить к школе разведгруппу.
    Комбат прикусил губу:
    — Да? Вот, значит, как? Что ж. Хрен с вами, согласен.
    Он обратился к Бекетову:
    — Кого думаешь взять с собой?
    Юрий ответил, не задумываясь:
    — Крабова и Арбашева.
    — Оружие, снаряжение?
    — Обычное для штурма, но лучше бесшумное и компактное. Пистолеты «ПМ» с глушителями и легкобронированные комбинезоны. Бронежилеты, думаю, не пригодятся. Так что тащить их на себе, как и сферы, не имеет смысла.
    Комбат спросил:
    — Спецсредства?
    Бекетов пожал плечами:
    — А зачем? Газ в класс, где собраны дети, не пустишь, опасно, дым не применишь, он только на руку Жарову сыграет. Ослепляющие или оглушающие заряды тоже не применишь из-за тех же детей-первоклашек. Так что обойдемся тем, что назвал.
    Белянин махнул рукой:
    — Черт с тобой. Согласен и с этим. Под пули Жарова тебе идти.
    Бекетов кивнул головой:
    — Вот именно. Прошу, вызовите в штаб Крабова с Пашей, чтобы я их не искал по гарнизону. Но не в кабинет, а просто в штаб. Пусть с дежурным поговорят, пока мы Жарова послушаем.
    Комбат тут же выполнил просьбу. И не успел положить трубку, как телефон задребезжал противным звонком вызова. Офицеры переглянулись, подполковник ответил:
    — Слушаю, Белянин!
    — На связи ваш Жаров, товарищ подполковник! Соединить?
    — Соединить!
    Комбат нажал клавишу громкой связи. Следователь включил диктофон. Бекетов, закурив сигарету, отошел к окну.
    Раздался знакомый голос Жарова:
    — Командир? Доброе утро!
    Белянин ответил:
    — Ты считаешь его добрым?
    Оборотень рассмеялся, где-то в глубине раздалась команда Мансурова: «А ну тихо, щенки, а то быстро успокою». Оборвав смех, Жаров, спросил:
    — Почему бы и нет? Погода на улице прекрасная, осенняя, как раз по мне! Люблю осень!
    Подполковник прервал бандита:
    — Жаров! Перестань кривляться! Говори, что хотел сказать!
    — Вы грубы, командир, но это объяснимо, трудное детство, тяжелая служба, да еще такое «ЧП» в придачу, перед самым, можно сказать, дембелем!
    — Короче, Жаров, что ты намерен делать?
    Оборотень изобразил удивление:
    — Я? Я ждать, а что-то делать придется вам!
    — И что же я должен сделать?
    — Сначала я обрисую вам обстановку, командир, чтобы не возникло желания у нашего славного спецназа провести силовую акцию. Обстановка такова. У меня с Мансуром восемнадцать милых первоклашек, десять девочек и восемь мальчиков семи-восьми лет, дети еще совсем, учительница симпатичная, правда, сильно испуганная и крайне растерянная, а также, как вам известно, столь желанная для меня Кристина Родимцева. Детишки капризные, да оно и понятно, я выстроил их вдоль окон, живым щитом. У меня автомат с полностью заряженным магазином и одна очень коварная штучка, которая называется гранатой «Ф-1». Она в состоянии разнести весь класс!
    Подполковник вставил:
    — С тобой и Мансуровым вместе!
    — Это как сказать! Давайте поговорим о том, что следует сделать вам, дабы в мир иной не отправились ни в чем не повинные дети с учительницей во главе. А сделать вам предстоит самую малость. Вызвать командира звена «Ми-8», поддерживающего батальон, и подогнать одну «вертушку» прямо к школе. Вертолет должен совершить посадку во внутреннем дворе, места там для «Ми-8» вполне хватит. Но… в кабине должен находиться всего один пилот. Не скрою, я планирую убраться из станицы на территорию сопредельного государства воздушным путем. Снайперов размещать на крыше или в самой школе не советую. Все девочки класса, учительница и Родимцева, естественно, пойдут к «вертушке» вместе со мной. Одной плотной массой. В руке я буду держать гранату. Так что выстрелом снайпера вы уничтожите не только меня, но и заложников. Вам этого не простят! Так что будет для всех лучше, если вы закольцуете школу по внешнему периметру, дабы не допустить к учебному заведению местное население, в том числе родителей несчастных детишек. Можете объяснить жителям Разгульной, что школьники с учительницей просто совершат перелет через границу и спокойно, целыми и невредимыми вернутся к своим мамам и папам! Задача ясна, подполковник?
    Белянин ответил, умело сохраняя спокойствие:
    — Что ж неясного? Все понятно. Но ты, Жаров, должен понимать, что понадобится время.
    — Я это понимаю! Двух часов на это вполне достаточно. Посему жду вертолет в 11–30!
    Комбат спросил:
    — А если я не успею к этому времени выполнить твое условие? Мне может помешать начальство, которое уже оповещено о том, что у нас тут произошло. Ты знаешь наших штабистов и чиновников, представляющих местную власть. А они начнут создавать комиссию, меня же могут вообще отстранить от исполнения служебных обязанностей.
    Жаров повысил голос:
    — Я все прекрасно понимаю. И чтобы события не начали развиваться по сценарию, который вы мне подробно описали, советую предупредить тех, кто попытается помешать нашему диалогу и нашим мероприятиям, что если в 11–30 пустой вертолет с одним пилотом на борту не приземлится на площадке внутреннего двора школы, то в 11–35 я лично выброшу в окно труп одного из школьников. Второй вылетит следом в 12–00! Уверен, данное предупреждение возымеет свое действие и на штабистов, и на гражданских чиновников! Это все, что я хотел сказать! Хотя нет, совсем забыл. Как там себя чувствует Бекетов? Наверное, от ярости волосы на заднице рвет? Передайте этому спившемуся придурку, что я постараюсь доставить Кристине удовольствие, когда уложу в постель, и за себя, и за него! Теперь все! Время пошло, подполковник! Не транжирьте его попусту! Мне терять есть что, но вы потеряете гораздо больше, нежели я! Работайте, конец связи!
    Раздались длинные гудки, комбат отключил телефон. Обвел присутствующих взглядом:
    — Что скажете, господа офицеры?
    Бекетов, сжав в кулаке пачку сигарет, ответил:
    — Скажу одно, что лично удавлю эту крысу!
    Следователь проявил себя более спокойно:
    — Что сказать, Александр Сергеевич? Жаров, конечно, не глуп, но и не отличается особым умом. Да, он профессионал, но роль террориста для него все же чужда, он чувствует себя в ней дискомфортно. Нервничает, хотя пытается доказать обратное. Загоняет эмоции вглубь. Но они не дают ему покоя. Это очевидно. Отсюда и стандартная, изучаемая в подразделении спецназа, схема действий по использованию заложников. Ничего нового Жаров не предложил. Вертолет, пилот, возможность свободно покинуть страну. Практически то, что обычно и требуют террористы. Не считая денег, которые у оборотня при себе. Но, естественно, он очень опасен! Прекрасно понимая, ЧТО ждет его в случае провала. А посему пойдет до конца, и угрозу уничтожения невинных людей выполнит. Исходя из всего вышеизложенного, считаю, что тебе, Саша, — следователь взглянул на Белянина, — следует принять предложение Бекетова, пока ты еще имеешь какие-либо полномочия.
    Комбат закурил. Сделал несколько затяжек, бросил окурок в пепельницу:
    — Ладно, Бекет, будь по-твоему!
    Он вызвал дежурного по части, приказав срочно найти капитана Крабова, старшего лейтенанта Арбашева и вызвать в дежурку без объяснения причин. Затем повернулся в Бекетову:
    — Работай, Юра! Приказ тебе следующий: осуществить рекогносцировку местности вокруг школы, оценить реальную обстановку. Если оценка ситуации позволит провести акцию с ходу, мало ли что ты там у объекта обнаружишь, действуй! Но помни! Штурм не должен привести к катастрофе. Всякий риск исключить. Лишь полная уверенность в успешном решении задачи может послужить поводом проведения штурма. Тебе все ясно?
    Капитан поднялся:
    — Так точно, товарищ подполковник!
    — Тогда иди, встречай друзей, объясняйся с ними. Для доставки группы к школе можете взять мою машину.
    Юрий вышел из штаба и сразу увидел спешащих к штабу сослуживцев, взводных своей роты. Те обрадовались, увидев Бекетова.
    Арбашев спросил, для порядка или машинально, а может, для того, чтобы просто не молчать:
    — Выпустили?
    На что получил адекватный ответ:
    — А что, не заметно?
    — Это хорошо!
    В разговор вмешался Крабов:
    — Ну, ладно, ты, Бекет, не уходи, подожди у штаба, нас с Пашей дежурный вызвал. Видно, вводную какую подкинут. Поговорим потом.
    Крабов с Арбашевым намерились продолжить путь, но их остановил Бекетов:
    — Да не суетитесь вы. Комбат вызвал вас для того, чтобы мы втроем обсудили одно дело!
    — Так это он…
    Арбашев замолчал на полуслове, поняв причину вызова:
    — Ясно. Ну и о чем будет базарить?
    Бекетов предложил:
    — Пройдем в палатку моего взвода, там удобнее будет беседовать, нежели здесь, на виду всего штаба и прочих посторонних.
    Офицеры прошли в палатку 2-го взвода, откуда Юрий убрал всех подчиненных. Устроились за столом. Капитан быстро, но подробно доложил, что произошло после того, как Жаров с Мансуровым сумели вырваться из дома Расула.
    Крабов ударил ладонью по столу:
    — Бекет, у тебя есть план действий?
    Капитан признался:
    — Нет. Пока нет. Думаю, мы примем его на месте.
    
* * *

    Бекетов, Крабов и Арбашев, облаченные в черные легкобронированные комбинезоны, вышли из «УАЗа». Осмотрелись. Школы из-за ближайших домов видно не было. Значит, бандиты не могли видеть и штурмовую группу.
    Юрий указал на правую усадьбу, куда спецназовцы и вошли. Обошли дом, прошли вдоль забора по саду и вышли к стене правого крыла старой школы. Жаров с Мансуровым и заложниками засел в крайнем кабинете второго этажа противоположного крыла. Возможности осуществлять не только круговое, но и фланговое или фланго-фронтальное наблюдение оборотни не имели. Для этого Жарову пришлось бы перемещать Мансура либо к центральному фасаду, либо в правое крыло, при этом оставаясь одному с заложниками. А Мансур, пользуясь случаем, мог и свалить. Да и старлею тяжеловато было бы в одиночку контролировать заложников, особенно детей, вполне способных на необдуманные, спонтанные поступки. Дети не взрослые. Рванется к двери или в окно один, и остальные тут же за ним. Тогда что? Стрелять? Но это крах. Проигрывать же Жаров не собирался. Значит, держит Мансура при себе. Понятно, что в вертолет, если таковой прибудет, бывший взводный своего подчиненного не возьмет, зачем ему балласт, с которым придется делиться? Но до посадки в «вертушку» будет держать при себе. И безоружного, нож или кинжал не в счет! Автомат Жаров придержит у себя. Сейчас он никому и ничему не верит, за исключением, пожалуй, того, что командование и власти под давлением местных жителей все же вынуждены будут дать ему возможность уйти. На что, впрочем, имеет веские основания.
    Бекетов остановил группу. Присел, расстелив на земле схему здания.
    — Первым делом надо проникнуть в школу. Это сделаем отсюда, через спортплощадку, по одному. Тут же на второй этаж ближнего крыла. А далее действуем в следующем порядке…
    Бекетов довел до друзей родившийся у него еще во время разговора в палатке план предстоящих действий.
    Выслушав его, Крабов протянул:
    — Да, рисковое дело ты задумал, Юра. Но… другого варианта, похоже, нам не придумать. Что ж, попробуем, хотя… ты вполне можешь нарваться на очередь!
    Бекетов, сворачивая карту, произнес:
    — Пусть уж лучше в меня, если промахнусь. Времени на разборку со мной должно хватить Паше, чтобы завершить акцию. Как, Арбашев, успеешь завалить оборотней, пока Жаров будет расстреливать меня?
    Старший лейтенант сказал:
    — Ты не промахнешься, Бекет! А я прикрою! Все будет нормально, ребята!
    Бекетов достал рацию, бросил в эфир:
    — Первому, Затвор! Работу начал!
    Взглянул на друзей.
    — Ну, что, спецы, за дело?
    Крабов передернул затвор ПМа и надел ранец с лебедкой:
    — А чего тянуть? Поехали!
    Бекетов приоткрыл калитку, осмотрел окна школы и прилегающую к ней территорию. Кивнул Арбашеву:
    — Пошел, Паша!
    Старший лейтенант рванулся к старому зданию, перепрыгивая через спортивные снаряды, словно преодолевая полосу препятствий. Бросок к стене Арбашева занял 15 секунд. Старлей прижался к стене школы, под одним из открытых, весьма кстати, окон первого этажа. Вскоре рядом с ним пристроился Крабов. Последним из группы совершил бросок к школе капитан Бекетов. Присоединившись к товарищам, Юрий произнес:
    — Кажется, начало удалось.
    Рядом тихо сказал Арбашев:
    — Главное впереди. Посмотрим, как дальше фишка ляжет.
    Крабов уверенно заявил:
    — Ляжет как надо.
    Бекетов отдал команду:
    — Отставить разговоры. Паша, вперед.
    Арбашев поднялся, открыл пошире окно, одним движением перебросил тело в помещение. Спустя секунд двадцать уже по двусторонней связи доложил:
    — Бекет! Коридор первого этажа до фойе и лестницы чист.
    В здание перебрался и Юрий с Кириллом.
    Прикрывая друг друга, осторожно пошли по коридору. Дошли до фойе и лестницы, ведущей на второй этаж и площадку, имеющую выход на крышу.
    Арбашев спросил Бекетова:
    — Ты уверен, Юра, что у козла Жарова вне здания не осталось подельников? Если остались, то в момент выпасут вас на крыше!
    Бекетов ответил:
    — Крыша плоская, с парапетом сантиметров в сорок. Если раньше времени не высовываться, снизу нас с Крабом никто не увидит.
    И приказал:
    — Вперед, мужики!
    Троица спецназовцев, перебежав фойе, начала быстрый подъем по лестнице. Достигли второго этажа. В холле остался Арбашев, который сместился к стене. Выглянул в коридор.
    Передал:
    — И здесь чисто. Двери все закрыты, в том числе и та, где находятся оборотни с заложниками.
    Бекетов отдал команду:
    — Паси коридор, мы пошли дальше.
    — С Богом.
    Бекетов с Крабовым выползли на крышу. И по-пластунски поползли к ее дальней оконечности. Иначе передвигаться спецназовцы не могли, дабы не обнаружить себя со стороны станицы. Даже если Жаров не имел своих людей поблизости от школы, то население Разгульной, которое к этому времени успело заполонить все прилегающие к оцеплению улочки, увидев штурмовую группу, непременно подняло бы шум. А Жаров наверняка отслеживает обстановку в том секторе, который имеет возможность контролировать. Ползти пришлось метров сорок. Определив, что находятся под окнами захваченного класса, остановились. Бекетов запросил по связи Арбашева:
    — Как дела, Паша?
    Старший лейтенант ответил:
    — Спокойно. Как и было. А вы уже вышли на рубеж?
    — Вышли. Судя по расстоянию от торцевого парапета, мы над средним окном. Готовься к сближению с захваченным классом.
    Арбашев ответил:
    — Готов. Жду команды.
    — Жди.
    Бекетов повернулся к Крабову:
    — Кирилл, готовь лебедку.
    Крабов закрепил грузоподъемный, а также спусковой механизм с помощью специальных вкручивающихся в бетон конусных стрежней. Вытянул трос на указанное расстояние, пристегнул к нему пояс, который срывался при приземлении одним нажатием на клавишу карабина. Доложил:
    — Готово, Юра.
    Бекетов надел пояс, приготовил пистолет, запросил Арбашева:
    — Паша, как ты?
    В ответ услышал шепот:
    — У двери в класс. Она прикрыта, но не закрыта на запор!
    — Ясно! Начинаю отсчет: десять… пять… три… два, один, пошел!
    Арбашев поднял верх пистолет, а Бекетов поднялся на крыше сам, во весь рост. Его увидели с улицы. Раздался ропот, но это уже не имело значения, так как капитан, убедившись, что стоит точно над средним окном, уже через секунду прыгнул, оттолкнувшись от парапета, вниз. Пролетев по дуге и выбросив вперед ноги, разбивая стекло окна и сбивая по инерции детей, влетел в класс. Звон разбитого окна, крики детей дезорганизовали оборотней. Правда, всего лишь на мгновение, но и его оказалось достаточно. Падая на парты, Бекетов быстрым взглядом выцепил Жарова и дважды выстрелил. Мансуров ящерицей скользнул в коридор, но Бекетов не обратил на это никакого внимания. Он был сосредоточен на Жарове. Закричали дети, вскрикнули учительница и Кристина… Бекетов сделал третий выстрел. В голову…
    Мансур перекатился по коридору, рывком поднялся, не замечая в горячке Арбашева, дернулся к лестнице. И только в этот момент услышал спокойный знакомый голос:
    — Далеко собрался, урод?
    Контрактник понял все. И, развернувшись, выхватил нож. Старший лейтенант не стал ждать нападения и хладнокровно выстрелил Мансурову в голову.
   

  

  

   

    ЭПИЛОГ
   

   На выходе из школы Бекетов увидел огромную толпу людей вокруг спасенных детей. На школу никто особого внимания и не обращал. К капитану подошли подчиненные. Бекетов проинструктировал их насчет трупов оборотней. После чего Юрий спустился по лестнице, свернул за угол. Здесь к нему присоединились Крабов с Арбашевым.
   Бекетов, оглядев друзей, спросил:
   — Ну что, спецы, вроде получилось?
   Арбашев, поправив амуницию, спросил:
   — Что делать дальше будем? Пройдем к начальству и назад?
   Бекетов усмехнулся:
   — Славы захотел? Иди. Тебя народ на руках носить будет! А я, братцы, устал. Выпить, что ли? Короче, вы как хотите, а я в городок. Запрусь в номере и нажрусь. Глядишь, полегчает.
   Сзади раздался голос комбата:
   — Это кто тут решил нажраться? Комиссия прилетела. Разбор полетов желает устроить!
   Юрий повернулся к комбату:
   — Так пусть и устраивает. Но сегодня без меня.
   — А ты, значит, в общагу, и водку жрать?
   — Точно так, уважаемый Александр Сергеевич. Мне после камеры и этой школы расслабиться надо. Иначе я комиссии такого наговорю, что всем тошно станет.
   Комбат улыбнулся:
   — Ладно, Бекет. Вали в гарнизон! Расслабляйся!
   Бекетов воскликнул:
   — Все это другое дело. Правильно решили, командир. Победителей не судят, и этим надо пользоваться.
   Он обернулся к друзьям:
   — Пошли, мужики?
   Крабов с Арбашевым двинулись было следом, но командир батальона придержал их.
   — Ты иди, Юра, ребята догонят тебя.
   Пожав плечами, Бекетов направился к проулку, к машине. Облокотился о капот, закурил. Следовало дождаться сослуживцев.
   От прикосновения руки сзади Бекетов вздрогнул и резко обернулся. Но увидел перед собой Кристину.
   — Ты простишь меня, Юра?
   — За что?
   — За все! За то, что я не поверила тебе, за то, что повела себя по отношению к тебе несправедливо. За то…
   Бекетов прервал женщину:
   — Хватит, Кристина. Все нормально.
   — Но ты не презираешь меня?
   — Извини, Кристя, но ты дура!
   — Дура?
   — Именно! Как я могу презирать, если я люблю тебя?
   Родимцева всхлипнула:
   — Но почему дура? Почему так грубо?
   Юрий не знал, что ответить любимой, но ему и не пришлось отвечать. Выдержав паузу, зная, что Бекетова возле машины ждет Родимцева, комбат вывел к «УАЗу» Крабова с Арбашевым!
   Кирилл, увидев обнимающихся Юрия и Кристину, ткнул в бок Арбашева:
   — Во, Паша, ты только погляди! Не успели скандал замять, уже милуются!
   — И что в этом плохого?
   — Да нет, ничего!
   — Тогда, Краб, помолчи!
   При появлении офицеров Кристина отстранилась от Бекетова. Белянин смущенно кашлянул:
   — Видимо, надо было еще подождать?
   Юрий спросил:
   — О чем вы, командир?
   — Да, так! Ну что, теперь езжайте, раз не желаете светиться в станице!
   Бекетов помог Кристине взобраться на сиденье пассажира, сам сел за руль. Крабов с Арбашевым устроились сзади.
   Комбат проводил взглядом свою служебную машину и пошел к школе. Ему уезжать было нельзя.
  

 


          See more books in http://e-reading-lib.com