Джилл Шелдон Забвение Об авторе Джилл Шелдон (псевдоним Джилл Шелвис) — автор множества любовных романов, отличающихся захватывающим сюжетом. Первым ее произведением, опубликованным в серии ”Скарлет”, был роман ”Огненное лето”, получивший общее признание. Вот что писал об этом романе популярный журнал ”Рандеву мэгэзин”: ”Джилл Шелдон написала яркую любовную историю… Каждый из ее персонажей наделен запоминающейся индивидуальностью, и их судьбы автор мастерски вплетает в общую ткань повествования”. Издательский дом на Страстном выпустил этот роман в свет в 1998 году. В 1995 г. Джилл стала финалистом престижного конкурса авторов любовных романов, проживающих на северо-западе США. Она занималась также журналистикой; ее перу принадлежат много коротких рассказов. Джилл живет в Южной Калифорнии вместе с мужем и тремя детьми. Она — активный член местного отделения Американской ассоциации авторов любовных романов. Книги, входящие в серию ”Скарлет”, публикуются по соглашению с английским издательством ”Robinson Publishing Ltd” и выходят в свет вскоре после английских изданий, а иногда практически одновременно с ними. Серию ”Скарлет” можно выписать по почте наложенным платежом. Заявки направляйте по адресу: 111250, Москва, а/я 56, ”Скарлет”. ПРОЛОГ Она обязана была принадлежать ему. Он знал это еще тогда, когда они были детьми. К сожалению, она не могла сказать о нем то же самое, потому что никогда не принимала его всерьез и отвечала на его ухаживания только ласковой улыбкой. Он не понимал этого. Все воспринимали Трента Блокуэлла всерьез. Все любили его. А тот, кто не любил, получал свое. Каждый по-разному. И, конечно, тайно. О человеке, которого ждет блестящая политическая карьера, не должно ходить порочащих слухов. Само собой, без Хоуп он никогда не смог бы держать в руках ее папашу — а Трент, видит Бог, в этом очень нуждался. И все же для него главное — сама живая, красивая Хоуп Бродерик, женщина его мечты. Трент всегда хотел, чтобы она принадлежала ему. Он откинулся на спинку кожаного кресла, оглядел свой безукоризненный кабинет и вздохнул. Хоуп безразличны его нежные чувства. Она упряма как черт. Какой мужчина согласится спать с женщиной, которая ни с кем не считается и стремится делать только то, что доставляет ей удовольствие? Кому нужна такая подруга? Ему. Она неодолимо притягивала к себе людей. Жители их маленького городка без различия пола и возраста обожали Хоуп; она в свою очередь заботилась о каждом. И все же эту женщину окружала аура таинственности, слегка отделявшая ее от прочих. Хоуп обладала странным шестым чувством, за что в былые времена сжигали на костре. Наверное, играло свою роль и то, что она была единственным доктором на несколько сотен миль вокруг. Такая жена немало украсила бы его имидж. И на фотографиях она получалась хорошо. В здешних местах это тоже большой плюс. Как ни крути, Хоуп — ключ к его будущему, и если придется силой заставить ее выйти за него… что ж, пусть будет так. Она смирится. Никому не под силу долго сопротивляться его чарам. Кроме того, он уже предпринял кое-какие шаги, и вскоре Хоуп о них услышит. Трент усмехнулся, вытянул ноги и положил их на письменный стол. Она просто взбесится, когда узнает. Несмотря на тщательно поддерживаемую видимость элегантного, воспитанного и сдержанного человека, в глубине души он предпочитал женщин пылких и с характером. Особенно пылких. А внешность Хоуп была не менее пылкой, чем ее темперамент. Ее струящиеся темные волосы и пламенные глаза были наследством русской цыганки. О, она пыталась скрывать свою пылкость, но за личиной спокойного, уравновешенного доктора Хоуп Бродерик таилась душа страстная и необузданная. Он должен владеть ею. Несомненно, Хоуп будет сопротивляться, но в конце концов у нее не останется выбора. Абсолютно никакого. Если она захочет спасти шкуру своего любимого папочки. А она захочет, будьте уверены. Ага. И выйдет за него замуж, отбиваясь руками и ногами. Интересный получится у них медовый месяц. Трент засмеялся, представив себе ее гнев и неистовство. Да уж, медовый месяц запомнится им надолго! ГЛАВА 1 Он пришел в себя от сильного рывка и через секунду пожалел об этом. Было чертовски больно. Каждый дюйм его тела горел огнем. Что-то стекало по лицу, и он с замиранием сердца догадался, что это кровь. Его собственная. Еще один резкий рывок заставил его застонать, и он понял, что ему заткнули рот кляпом. И связали, с нарастающим ужасом подумал он. — Здесь, — проворчал хриплый голос. — Выкинь его здесь. — Он утонет в реке. — Не-а. Он уже дохлый. Совершенно дохлый. Прежде чем он успел переварить эту информацию, дверь открылась — то была дверца машины — и его грубо выволокли наружу. Холодный дождь заливал лицо, но это было пустяком по сравнению с тяжелым падением на землю. Боль окутала его… Он понял, что снова теряет сознание. Однако непрекращающийся дождь через минуту вынудил его очнуться. Не в силах пошевелиться, он лежал в грязи, куда его так бесцеремонно швырнули. Не то у него ухудшилось зрение, не то вокруг стоял туман. Впрочем, это его мало заботило. Потому что внезапно ему в голову пришло нечто куда более важное, чем мучительная боль, от которой дрожала каждая клеточка. Он не имеет представления, кто он такой. И даже, где находится. Мобилизовав остатки сознания, он поднял голову и, прищурившись, вгляделся во тьму. Ничего не видно, кроме высоких деревьев. И ничего не слышно, кроме шума реки. Как его зовут, черт побери? Почему он не может вспомнить такую простую вещь? Откуда-то доносился надоедливый писк. А, это часы на запястье… Часы продолжали пищать, пока не загудело в его и без того раскалывающемся мозгу. Он застонал и уронил голову в грязь. Дождь продолжал лить. Би-ип. Би-ип. Би-ип… Проклятие! Тратя драгоценную энергию, он потянулся к часам, но руки были связаны. Оставалось одно: утопить их в грязи. Когда писк затих, он облегченно вздохнул. Но в голове все еще стучала боль. И мысль о том, что он безвозвратно пропал. Потому что, если утром, надевая на себя эту, теперь вдрызг порванную одежду, он знал, кто он такой, то теперь он не знал ничего. Впрочем, нет. Он знал, что избит как никогда в жизни. Что идет холодный дождь, что вокруг ночь и что он вот-вот снова потеряет сознание. Буря трепала деревья во дворе и стучала в окна. Ночь была такая темная, что она не видела ни зги. Ни намека на скорый рассвет. Глухота не мешала Хоуп понимать, что буря завывает на разные голоса. И крушит все вокруг. Как раз под стать ее настроению. Странно. Обычно она была жизнерадостной и не слишком чувствительной к неудачам. Прижавшись лбом к холодному стеклу раздвижной двери, Хоуп вынуждена была признаться в том, чему сопротивлялась целую неделю: она настолько низко пала, что жалеет себя. Признаться было нелегко, но правда есть правда. Единственным оправданием было то, что в ее положении любой чувствовал бы то же самое. Пришла беда — отворяй ворота, подумала несчастная Хоуп. Горячо любимый отец, который, внезапно заупрямившись, попытался заставить ее бросить практику и нарожать ему внуков. Невыносимый тип, работавший у отца, настаивал на том, что сумеет помочь ей выполнить эту задачу. Причем настаивал так упорно, что не остановился бы и перед шантажом. Ха, не остановился бы! Трент Блокуэлл уже и не думает останавливаться. И теперь, если она не родит ребенка, ей грозит потеря того, что составляет смысл ее жизни, — клиники, уважения отца… В общем, всего. Черный лабрадор Молли, которая лежала положив морду на лапы, подняла большую голову и заскулила, показывая, что слышит — или чувствует — нечто необычное. Хоуп насторожилась, но ничего не услышала. Впрочем, ничего удивительного: Хоуп была практически глухой на одно ухо. Когда Молли заскулила снова, женщина закрыла глаза (это помогало напрячь шестое чувство) и со свистом втянула в себя воздух. Она тоже чувствовала это. Снаружи кто-то был. Все знали, что ее клиника работает допоздна. Но если человек явился к ней в середине ночи, это значило только одно — экстренный случай. Теперь даже она различала доносившиеся снаружи звуки. Скрежет шин был бы вполне обычным в большом городе, но ее клиника находилась в сельской местности. Глубокое захолустье за горной грядой, пересекающей штат Вашингтон. До ближайшего большого города несколько часов езды. Дорога доходит до ее дома и тут заканчивается. А за окном — разгар ночи… Плохо. Она прищурилась, посмотрела в толстое стекло, покрытое каплями воды, и увидела быстро исчезающий свет автомобильных фар. Молли громко гавкнула. — Ты права, — пробормотала Хоуп, гладя собаку по голове. — Что-то случилось. Молли решительно бросилась к двери. — Да-да, пойдем. Выходить в такую погоду было безумием, тем более в одиночку, но ничего другого не оставалось. Это были предчувствия, не больше, однако Хоуп всегда прислушивалась к ним. Не могла не прислушиваться. А если они были такими сильными, то никогда не обманывали. Эта странная способность досталась ей в дар от матери-цыганки. Кто-то нуждался в ее помощи, и Хоуп не находила себе места, пока не оказывала ее. Она надела куртку, подняла капюшон и открыла дверь. Пока Хоуп зажигала фонарь, Молли опрометью бросилась в темноту. Поспевать за собакой было трудно. Едва сойдя с крыльца, Хоуп по щиколотку увязла в грязи. — Ух ты! Однако это не помешало ей лихорадочно устремиться вперед. Участок у нее, окруженный деревьями, был огромным, в сотне ярдов за домом протекал ручей. Летом он почти пересыхал, но сейчас, в середине весны, превратился в бурную реку. Молли бежала именно в ту сторону. Хоуп, шедшая за ней следом, дважды поскользнулась. — Только попробуй найти какое-нибудь животное! — крикнула она вдогонку быстро удалявшейся Молли. — Еще одно нам просто не прокормить! Конечно, это были пустые слова. Она никому не отказала бы в помощи, даже животному. Особенно животному. Разве три кошки, два попугая и енот не доказывали это? Она понятия не имела, куда денет этот зверинец, если отец и в самом деле выполнит свою угрозу и отберет у нее дом. — Лучше найди мне мужа, может, тогда Трент и отец отвяжутся, — пробормотала она, пробираясь по мокрой траве. — Конечно, временного… — Постоянного она не хотела. Просто ей требовалось выиграть время, чтобы не обидеть или разочаровать нежно любимого отца. Молли гавкнула; этот отрывистый лай был похож на смешок. Хоуп, пробивавшаяся сквозь ветер, не могла с ней не согласиться. Ситуация действительно была смешная. И невероятная. Она с наслаждением выложила бы Тренту все, что думает о нем и его шантаже, грозившем разрушить ее жизнь. Хотя ссориться она не любила, а Трента знала почти всю свою жизнь. Хоуп была по горло сыта мужчинами, которые пытались ею командовать. Она была довольна тем, как складывается ее личная жизнь. Даже если эта жизнь немного пресновата, кому какое дело? Ей так нравится. Но вмешались Трент и ее отец — теперь возврата к прошлому нет. Шум воды подсказал ей, что ручей совсем рядом. Хоуп сделала еще шаг и наткнулась на Молли, которая стояла над чем-то и негромко, но грозно рычала. Из-под собаки виднелись длинные ноги. Мужские ноги. — О боже! — Хоуп опустилась на колени и потянулась к шее мужчины, нащупывая пульс. — Пожалуйста, пожалуйста! — взмолилась она. — Пусть он будет жив! Она делала это инстинктивно, ибо верила в гуманность. Хоуп не выносила страданий людей и животных и тяжело переживала их. Нащупав на шее слабый, но ощутимый пульс, Хоуп испытала неимоверное облегчение. А затем он застонал, и Хоуп, державшая вторую руку на его затылке, почувствовала, что этот стон пронзил ее с ног до головы. — Я здесь, — быстро сказала она, отталкивая Молли, которая вознамерилась лизнуть незнакомца в лицо. Хоуп на скорую руку проверила, нет ли у него переломов. Кажется, все цело за исключением ребер. Она осторожно перевернула его на бок и ахнула. — Ох… Вот оно что… — Черт побери, ему заткнули рот! Она не заметила этого сразу, потому что лицо мужчины покрывала грязь. Руки его были крепко связаны. Она быстро вытащила кляп и принялась возиться с узлом, стягивавшим запястья незнакомца. — Кто? Голос был хриплым и едва слышным, но она умела читать по губам. — Меня зовут Хоуп[1], — сказала она. Зная, насколько важно успокоить раненого и не дать ему снова потерять сознание, погладила его по руке и попыталась на глаз определить степень повреждении. Автомобильная катастрофа? Нет. Жертв таких катастроф не связывают и не затыкают им рот. Просто его сильно избили. Он попытался сесть. Хоуп заставила его лечь, хотя это оказалось нелегко. Он был высок и очень силен, к тому же, видно, весьма упрям. — Все в порядке. Я доктор, — сказала она, желая подбодрить его. — Нет. — Он облизал разбитые, окровавленные губы, покачал головой и сморщился от боли. — А кто я? — чуть ли не выкрикнул незнакомец. Она ошеломленно посмотрела на него сверху вниз. Как, он не знает? Хоуп увидела, насколько жестоко он избит. Один глаз заплыл. Из уголка разбитого рта сочилась кровь. Донесшийся откуда-то негромкий писк заставил Хоуп вздрогнуть. — Это часы, — тихо прошептал он и закрыл глаза, когда Хоуп нажала на крохотную кнопочку, выключившую звуковой сигнал. — Пищат и тикают. — В наступившей тишине раздался протяжный вздох. Он повернул голову в сторону Хоуп и с видимым усилием посмотрел на коленопреклоненную женщину. Затем открыл рот, словно собирался заговорить, но запнулся. И Хоуп запнулась тоже. Потому что увидела во взгляде мужчины то, что заставило ее забыть про бурю и непролазную грязь. В этот миг она не чувствовала ни сырости, ни холодного, промозглого дождя. Весь остальной мир исчез, остались только они. Он смотрел на Хоуп одним глазом, а она не смогла бы отвести взгляд, даже если бы захотела. В то, что она увидела, было невозможно поверить. А увидела она душу, являвшуюся зеркальным отражением ее собственной. Душу человека, испытывавшего то же смятение и те же заботы. Одиночество, под стать ее собственному, и отчаяние — такое же, как то, которое ощущала она сама. Молли заскулила и ткнула ее носом. Мужчина заморгал, и наваждение исчезло. Хоуп снова оттолкнула собаку, зная, что не забудет этот миг, когда она заглянула в чужую душу и увидела самое себя. Молли громко залаяла. Мужчина поморщился и поднес руку к голове, затем посмотрел на ладонь — она была в крови. — Молли, — приказала она. — Тихо. Сидеть. — Что ей делать с этим человеком? Нужно перенести его в дом, причем немедленно. — Кто? — повторил он, закрывая глаз. Ее судьба. Эта мысль исчезла так же быстро, как и пришла, и все же она заставила Хоуп задохнуться. Во всем виноват ветер, сказала она себе. Буря. Странный каприз окружавшей их ночи. Шестое чувство было здесь вовсе ни при чем. Это невозможно. И все же в глубине души она знала, что не ошиблась. Чувство было слишком сильным. Этот человек был ей на роду написан. Нет, твердо сказала она себе. Это уж слишком. Ради бога, она врач, уважаемый член местного общества. На дворе двадцатый век, да и живет она в Штатах, где ничего такого не случается. Просто не может случиться. Однако случилось. — Кто? Он говорил тихо; буря уносила его слова, но слух Хоуп был ни к чему. Она читала по губам. — Не знаю, — пробормотала Хоуп. — Проклятие, — хрипло прошептал он, неожиданно сильно сжал ее предплечье, однако тут же побелел как простыня, разжал пальцы и схватился за ребра, пытаясь свернуться в клубок. Хоуп потянулась к незнакомцу, но он решительно покачал головой, сморщившись от усилия. — Только… скажите мне… — Голос его увял, и Хоуп увидела, что мужчина близок к обмороку. Кто он? Молли опять залаяла, и Хоуп уставилась на нее во все глаза. Муж. Разве она не мечтала о том, чтобы кто-нибудь доказал, что слух, распущенный Трентом, лжив от начала до конца? Разве этот человек не свалился ей с неба? Нет… То, что она задумала, плохо, очень плохо. Она не решится. Мужчина застонал, и Хоуп увидела большую шишку на его голове. Она с минуту пытливо рассматривала ее, но стоило прикоснуться к голове незнакомца, как он застонал снова. Он умрет здесь, если не получит немедленной помощи. Даже если вызвать вертолет, больница слишком далеко. Никто не сможет ему помочь, кроме нее. А она сможет — у нее есть для этого и необходимое оборудование, и знания. Она может спасти ему жизнь. Наверное, такая возможность представлялась ей в последний раз. Если Трент будет продолжать настаивать на своем, ей волей-неволей придется уехать отсюда. Отец продаст дом, в котором помещается единственная клиника на сотни миль вокруг. И люди начнут умирать. Хоуп знала это так же непреложно, как то, что через секунду сделает вдох. Если она бросит практику, пострадает весь город. Мысль была невыносима. Нужно заставить отца правильно оценить сложившуюся ситуацию. Подумав так, она ощутила спазмы в животе и посмотрела на распростертого окровавленного мужчину. Мужчину, который отчаянно нуждался в помощи врача. Нужно заставить отца понять. Она обязана сделать это. Мужчина, с нетерпением ждавший ее ответа, дрожал. Мускулы под ее пальцами напряглись и не торопились расслабляться. Не успев подумать о том, насколько мудро то, что она собирается делать, Хоуп выпалила ответ, которого он так ждал. — Ты мой… любовник, — тихо сказала Хоуп, чуть не по складам произнеся непривычное слово, и прикоснулась к его руке. О да, это вызвало его интерес! Единственный глаз незнакомца смотрел на нее с острым любопытством. Она глубоко вздохнула, все еще держа незнакомца за руку. Хоуп знала, что ее прикосновение не дает ему потерять сознание, знала, что оно может согреть иззябшую душу. Почему-то она была уверена, что его душа нуждается в тепле. Это было ее единственным оправданием. Потому что в следующий миг Хоуп произнесла слова, которые определили судьбу их обоих. — Ты мой любовник и скоро станешь отцом. ГЛАВА 2 Слава богу, что на свете существовала темнота. Не будь ее, у него раскололась бы голова. Там было тепло и уютно. Но звавший его голос прогонял благословенную темноту, будил и не давал погрузиться в желанное забытье. Сохранять сознание было больно. — Пойдем, — умолял женский голос. — Пожалуйста, ты должен помочь мне. Я одна не смогу дотащить тебя до дома! Он понял, что опирается на женское тело — соблазнительное, пышное женское тело — и что он одурманен. Не чувствуя своих пальцев, он сжал их, ощутил нежную, теплую плоть и услышал, как женщина вскрикнула. — Ох! Извини, — тихо прозвучало у его уха. — Ты… сделал мне больно. — Женщина попыталась помочь ему подняться, и он снова не сумел сдержать стон, когда она коснулась его. Нет, голова у него все-таки расколется. — Пойдем, — взмолилась она. — Пожалуйста. Чтобы отвлечься от мучительной боли, он подумал о поддерживавшей его женщине. Судя по их позе, мгновение назад он сильно ущипнул ее за грудь. Нежную, пышную… Отчетливое покалывание в паху убедило его, что острая боль в верхней части тела не мешает работать остальным жизненно важным органам. И тут он застыл на месте. Эта женщина… Кажется, она сказала, что они любовники? И что она носит его ребенка? Собака залаяла, и он поморщился. — Молли! Тихо, — велел негромкий голос. Он дрожал. — Понимаю. Тебе холодно. — Голос был грудной, ласковый, полный сочувствия. Мужчина пытался открыть глаза, но не смог. — Мы почти пришли, — отдуваясь, сказала она. — Осталось немного. На мгновение он вновь погрузился в чудесную, дарящую забвение темноту, но женщина встряхнула его и заставила прийти в себя. — Черт побери, — выдохнул он, прикрывая ребра рукой. — Не надо! — Извини! — сокрушенно сказала она. — Но ты не должен спать. Еще рано. Потерпи, пока я не увижу, насколько сильно ты пострадал… — Она хрипло выдохнула и куда-то подтолкнула его. — Что?.. — Он ничего не видел. — Ступеньки, — объяснила женщина, помогая ему подняться на следующую. Почему так темно? Только тут он понял, что так и не открыл глаза. Но стоило их открыть, как закружилась голова. Его сильно избили? Похоже на то. Почему? Что он сделал? В какую историю вляпался? Он высвободился из объятий женщины, чтобы взглянуть на нее, но явно переоценил свои силы. Он зашатался, снова рухнул на колени и ощутил удар, заставивший его вскрикнуть. — Ох! — воскликнула она, наклоняясь к нему. Мужчина скорчился от боли. Он лежал на чем-то твердом — скорее всего, на крыльце ее дома, — прижавшись щекой к чему-то деревянному. Наконец-то… Теперь можно отдохнуть. — Пожалуйста, встань. — Нет. Лежать лучше… — Пойдем, — взмолилась она. Не могу, детка, хотел ответить он. Лежать было хорошо, чертовски хорошо. Боль ослабела; на смену ей пришло приятное бесчувствие. Он не смог бы подняться даже под угрозой расстрела. У него потемнело в глазах. А потом пришла чернота. Над ним витал ангел. Нежный, прекрасный ангел с огромными завораживающими глазами и длинными темными струящимися волосами. Ангел с необычным голосом. Отчаянно хотелось протянуть руку и притронуться к нему, но не было сил. Руки налились свинцом. Тепло, благословенное тепло. Он устремился к этому теплу и едва не вскрикнул от боли. Кажется, у него не осталось ни одной целой кости. — Теперь все будет хорошо, — пробормотал ангел. Мужчина услышал, как лязгнули ножницы, ощутил непонятный холод и вздрогнул. — Здесь ты в безопасности. Это была его спасительница — та самая, с тихим голосом. Ощутив нежное прикосновение к своей обнаженной груди, он с удивлением понял, что, пока этот обольстительный голос успокаивал, руки ангела разрезали на нем одежду. Посмотрим, чем кончится это свидание, хотел пошутить он, но тут женщина прикоснулась к его ребрам, и в глазах снова потемнело. Когда он опять пришел в себя, ангел помогал ему лечь поудобнее. Боль стала терпимой. Здоровый глаз наконец раскрылся. Он вспомнил… Она не ангел, она доктор. И его любовница. Но даже ради спасения собственной жизни он не смог бы вспомнить, так ли это… Проклятие. Она укрыла его простыней, вторая лежала под ним. Озноб постепенно проходил. Она бормотала что-то ласковое и гладила его по руке. Этот голос и прикосновение оказывали на него какое-то странное действие. От них становилось тепло внутри. Он по-прежнему не имел представления, кто он такой, ничего не помнил о себе… Но точно знал, что такое тепло выпадало на его долю нечасто. Он редко испытывал подобный уют и покой. По крайней мере ему так казалось. Он не мог быть уверен ни в чем… кроме того, что у этой женщины нет причин обманывать его. Она говорила, что они были вместе и что она носит его ребенка. А он даже не помнил ее имени. — Как… — Он был вынужден остановиться и облизать пересохшие губы. — Как тебя зовут? — Что? Она выглядела испуганной. Ее темные волосы растрепались и прикрывали большую часть лица, но то, что он видел, было красиво. Особенно ее большие, глубокие глаза, которые были еще темнее волос. — Как тебя зовут? — повторил он. Она посмотрела на его губы. — Хоуп. Надежда… Это имя очень шло ей. Она была нежна и полна обещания. — А… меня? Теперь она занервничала. — Клейтон Слейтер. Она произнесла его имя так, будто делала это впервые, и на мгновение он засомневался, что эта женщина говорит правду. — Клей, — тихо сказала она. — Я зову тебя Клей. В комнате словно прозвенел колокольчик. Ему понравилось собственное имя. В ее устах оно звучало нежно и интимно. Неужели все это правда? И ребенок… Он не знал, как относится к этому, если не считать новой вспышки странного тепла. Он смотрел на ту часть ее фигуры, которая находилась прямо перед его глазами. Талия. Тонкая, стройная талия. Ни намека на выпуклость, которая говорила бы о беременности. Значит, это произошло совсем недавно. Забавно… У него не сохранилось никаких воспоминаний об этом. Уж ее необычно тихий, грудной голос он обязан был запомнить. Но увы… Он дорого дал бы за то, чтобы вспомнить, как это было. — Нам… хорошо? И снова он напугал ее. Женщина отпрянула, но затем нагнулась и посмотрела ему в лицо. — Тс-с… — прошептала она. — Тебе еще рано разговаривать. У тебя снова кровоточит губа. У нее были темно-карие глаза, такие огромные и широко расставленные, что он не видел ничего другого. — Нам хорошо? — повторил он. И снова она посмотрела на его губы. — Хорошо?.. — Говорить было больно. Черт побери, и дышать тоже, но ему было нужно знать. — Вместе? В ее глазах появилось то, чего он не понимал: сожаление, скорбь, боль. Неужели это было так страшно? — Пожалуйста. Я хочу вспомнить, — еле слышно произнес мужчина. Он обязан вспомнить. — Ты должен отдохнуть, — настойчиво сказала она, встала, погладила его по руке и отошла в сторону. — Нужно сделать тебе рентген. Сестра ушла, поэтому придется немного повозиться. Заодно я возьму кое-какие лекарства и умою тебя. — Я в больнице? — Почти, — сказала она. — Я руковожу клиникой. Тебе придется довольствоваться этим. Отсюда до ближайшей больницы несколько часов езды. Горы, мелькнуло у него в мозгу. Высокие горы, холод, сырость… Слава богу, он в доме. — Как… как это случилось? — Почувствовав, что женщина подошла ближе, он хотел открыть глаза, но не сумел. Слишком устал. — Этого ты тоже не помнишь? — наконец спросила она. — Нет. Он снова ощутил прикосновение ее ладони к своей руке. — Наверное, мне нужно позвонить в полицию. Расскажешь им, что произошло. Почему-то эти слова привели его в дикий ужас. — Нет! — Он сумел поднять глаза, но голову тут же пронзила боль. — Никаких копов. Пожалуйста! — Я доктор, — прошептала сбитая с толку женщина. — Я обязана сообщать о таких случаях… — Ты не просто доктор, ты моя любовница, — напомнил он. — Разве это ничего не значит? В ее глазах появился тревожный блеск. Интересно, чем вызвана эта тревога?.. — Почему я не должна сообщать? — спросила она. — Ты попал в беду? Можешь рассказать мне? Опасность! — вспыхнуло у него в мозгу. Если он кому-нибудь заикнется об этом, то навлечет беду. В том числе и на эту чудесную, полную жалости и сочувствия женщину, смотрящую на него самыми красивыми в мире глазами. — Не могу, — сознался он. — Но почему? — Не могу вспомнить. Она долго смотрела на него молча. — Ты попал в аварию? До того, как начать искать тебя, я видела свет фар. Ох, если бы… Пусть думает так. Это проще и безопаснее. Но он понятия не имел, откуда это знает. — Может быть… Темные глаза смотрели ему прямо в душу. — Когда я нашла тебя, ты был связан. И во рту у тебя торчал кляп. Не похоже, что ты попал в аварию. Я думаю, тебя кто-то сильно избил. Самолюбие требовало сказать, что его бил не один человек, но поскольку говорить было больно, он предпочел промолчать. Впрочем, она и сама, видно, это поняла. — А если они где-то рядом? — Они уехали, — решительно сказал он. — Меня бросили умирать. — Во всяком случае, он на это надеялся. Ему не хотелось, чтобы эти люди вернулись и нашли Хоуп. — Но почему с тобой так обошлись? Он собрал последние силы и поднял глаза. — А ты не знаешь? Глаза женщины расширились, на щеках вспыхнул румянец, и он снова засомневался, что она говорит правду. Слегка сжав его руку, она улыбнулась. — Я знаю только одно: никто не заслуживает такого обращения. Пожалуйста, позволь мне позвонить в полицию, иначе мы так и не узнаем, что же случилось. Он видел, что должен пойти на компромисс. Этого от него ждали. — Пока рано. — А когда же? Скоро? — Да, — прошептал он, охваченный болью и страхом. Почему он ничего не помнит? Он должен вспомнить. Мужчина закрыл глаза. — Скоро. — О’кей, — прошептала она в ответ. Он начал дремать и все же готов был поклясться, что почувствовал прикосновение ее губ. Неожиданная ласка, нежный рот, дарящий успокоение… Все это, как ему казалось, такое знакомое, заставило его улыбнуться. Она принадлежала ему. — Я сейчас вернусь, — сказала она. — Поспи немного, о’кей? Разбитая губа мешала ему говорить. Он прикрыл рот рукой. — Почему я ничего не помню? — Что? Он убрал руку и повторил вопрос. — Вспомнишь, — пообещала она тихим хрипловатым голосом, который начинал его очаровывать. — Не торопись. А теперь спи. Он не хотел спать. Но, видимо, начинали действовать таблетки, которые она дала ему, когда довела до дома. Он был как пьяный. Боль не давала пошевелиться, но сон не шел. Мучительно хотелось вспомнить, кто он такой и где находится. И почему не помнит эту красивую, смелую женщину, которая спасла ему жизнь и носит его ребенка. Хоуп должна была испытывать удивление и облегчение от того, что он так легко поверил ей. Но она слишком хорошо знала, что большинство потерявших память хватается за первые сказанные им слова о них самих, как утопающий за соломинку. Этот мужчина не был исключением. Кто-то изрядно отделал его. При мысли о том, что испытал этот человек, Хоуп начинало мутить. Как и при мысли о том, что он испытает, когда придет в себя. Кто мог его так люто ненавидеть? Она не ложилась всю ночь, то и дело подходя к больному. Конечно, этого требовало его состояние, но она бы подходила к нему в любом случае. Она отдавала всю себя каждому пациенту, в том числе и животным. Ей необходимо было поспать — уже через несколько часов начнут приходить больные. День будет длинный, трудный; сумеет ли она выдержать? Конечно, у нее есть медсестра, но она новенькая и ей еще учиться и учиться… Однако куда больше Хоуп мучила мысль о случившемся сегодня ночью. Правда значила для Хоуп все. По крайней мере, так было всегда. Тогда почему она солгала? Да, она хочет спасти свою клинику. Да, ей нужно иметь возможность продолжать работать здесь, потому что здесь она незаменима. Но этого довода для любимого папочки недостаточно. Требуется что-то иное. Она не могла позволить себе снять другое помещение. Даже если бы у нее были собственные деньги, которых, кстати, не было, на дом такого размера, какой ей нужен, их потребовалось бы слишком много. Таких денег не было ни у одного жителя Грин Каунти — возможно, за исключением ее отца. Но у этого в общем-то очень милого человека был один пунктик, граничивший с одержимостью: он чрезмерно опекал дочь, и годы были бессильны это изменить. Ему не нравилось, что она работает врачом. Не нравилось, что она отказывается выходить замуж. Он не понимал, чем ее не устраивает Трент, — симпатичный мужчина, которого она знала всю жизнь. Нет, она не могла… не имела права просить денег у отца. Помочь ей мог бы Трент. Высокий, смуглый, красивый… самый видный жених на сотни миль вокруг. Правая рука и любимец отца, второй по значению человек в его лесозаготовительной компании, Трент был щедро одарен природой. Обаятельный, воспитанный, умный… и чрезвычайно самонадеянный. Хоуп знала это лучше других, поскольку оба они выросли в этом крошечном городке, хотя так и не стали настоящими друзьями. Хоуп была для этого слишком застенчива. Но это не мешало Тренту последние два года буквально преследовать ее, не обращая внимания на сопротивление. Городок готов был молиться на Трента, но что-то в нем смущало Хоуп. Все вокруг обожали его, Хоуп же, глядя в темные глаза Блокуэлла, видела там лишь безмерно пугавшие ее пустоту и холод. Она вежливо, как могла, под разными предлогами отказывала ему, но Трент лишь становился более настойчивым. А сейчас благодаря распространенному им слуху весь город верил, что она беременна — беременна от него! Это было бы смешно не только потому, что она, скорее всего, оставалась единственной двадцативосьмилетней девственницей во всем Западном полушарии, но и потому, что она не стала бы спать с отцовским помощником, как бы молод и красив он ни был. Даже если бы он был единственным мужчиной на свете. Было бы смешно… если бы слова Трента не повторяли с таким удовольствием и не верили в них, как в Святое Писание. Если бы на нее не указывали пальцем и не ждали первых признаков беременности, которые подтвердили бы правдивость сплетни. Она искренне не понимала, в чем секрет притягательности Трента. Люди любили его, особенно женщины. Должно быть, за элегантную внешность, но Хоуп видела в нем только одно — опасность. Блокуэлл по-настоящему пугал ее. Она не сомневалась, что у него есть какие-то тайные намерения. Знать бы только, какие… В ее клинике еще никогда не было столько народу. Конечно, она жила в медвежьем углу, где была единственным доктором, да еще единственным доктором-женщиной, на всю округу. Но дело заключалось не в этом. И даже не в том, что она получила диплом за восемь лет вместо двенадцати, закончив школу в пятнадцать. Тем более не в ее высоком коэффициенте умственного развития. К этому в Грин Каунти давно привыкли. Хоуп хотелось бы думать, что секрет успеха заключается в ее врачебном таланте, но она не обольщалась на этот счет. Особенно теперь, когда знала правду. Люди стекались со всей окрути, жалуясь на всякие пустяки, лишь бы посмотреть на нее и проверить, правдивы ли слухи о ее беременности. Она бы с величайшим удовольствием опровергла сплетню, но это бы сильно огорчило отца. Если бы он хотел этого чуточку меньше… Если бы в их последнюю встречу он не показался ей таким старым и беспомощным… И если бы он любовно, но строго не пригрозил отобрать у нее дом, буде она не возьмется за дело всерьез и не родит ему внуков. Хоуп знала, что это сказано не для красного словца. Он искренне верил, что дочь обкрадывает себя, и думал, что может силой заставить ее изменить образ жизни. Думал, что она позволит кому-то командовать собой. Слух, распущенный Трентом, был отвратителен, но он позволял ей выиграть немного времени. Времени, которое требовалось, чтобы собрать нужную сумму и выкупить дом у отца. Она не могла лишиться его. Этот столетний без малого дом обладал собственной личностью и собственным характером. Он был огромен, хаотичен и напоминал старинную крестьянскую избу. Кажется, его выбрала мать, но Хоуп плохо помнила те годы. Мать умерла, когда Хоуп было пять лет. Но ей не хотелось уезжать не только из-за боязни затосковать по дому. Весь округ останется без медицинского обслуживания. Дети, старики… им всем придется тратить несколько часов на дорогу в Сиэтл. Немногие решатся на это, даже если смогут себе позволить такие траты. Эта мысль убивала ее. Она хотела остаться. Работа была ее жизнью, ее надеждой и радостью. Здесь она была счастлива, ощущала себя нужной. Трент ради собственных целей поставил ее привычный образ жизни под угрозу, и это выводило Хоуп из себя. Кем надо быть, чтобы пойти на такое? Очень плохим человеком, решила она. Пусть никто другой этого не видел, но Хоуп не доверяла ему с самого начала. А теперь, когда все кругом поверили, что она спала с ним, и подавно. Беременна. От Трента. Брр! Эта мысль заставила Хоуп вспомнить о мужчине в соседней комнате и о том, что она сделала. Какое счастье, что она нашла его бумажник. Хотя бумажник был подозрительно пуст, на нем красовались сплетенные в виде вензеля его имя и фамилия. И на том спасибо. О господи, что на нее нашло? Человек серьезно пострадал, а она солгала ему прямо в глаза. Хуже того, намеренно одурачила собственного пациента, отчаянно нуждавшегося в ее помощи. Это было нехорошо. Мало того — незаконно. Тем более что он просил ее не звонить в полицию, и Хоуп рисковала врачебной лицензией. А если Клей хотя бы отчасти такой сложный и упрямый человек, как ей кажется, можно представить себе, как он разозлится, когда узнает истину. И будет совершенно прав. Она солгала. В живом воображении Хоуп мелькнула мысль, что мать перевернулась в гробу. Когда-то очень давно она взяла с девочки обещание говорить только правду. А дочь об этом забыла. ГЛАВА 3 Хотя не было еще и шести утра, Хоуп рискнула позвонить старому приятелю, владевшему частным сыскным агентством в Сиэтле. Крепко сжав трубку, она выслушала обычные шутки о том, что выбрала не самое удачное время для просьбы о дружеской услуге. Приятель был старый, испытанный и в конце концов согласился проверить Клея по своему компьютеру. У Хоуп был специальный телефон для глухих, с усилителем звука; тем не менее она внимательно вслушивалась в каждое слово, ждала, затаив дыхание, и наконец облегченно вздохнула. ”Клейтон Слейтер. Не женат. Работает сам на себя. Снимает в Сиэтле квартиру. Родители живут во Флориде, в настоящий момент уехали в двухмесячное путешествие. В списках разыскиваемых полицией не значится”. Хоуп повесила трубку, откинулась на спинку качалки и уставилась в никуда. О более подходящем человеке и мечтать не приходилось. Пора прекратить эту дурацкую игру. Ей нужен не муж, а предлог. Надо будет сказать Клею правду, как только он очнется. И она сделает это. Собрав волю в кулак, Хоуп поднялась и устало вздохнула. Когда из-за горизонта показалось солнце, она вымыла руки и собралась осмотреть своего пациента. Молли ткнулась носом в ее бок. Хоуп не слышала, как она скулила. На морде собаки были написаны надежда и ожидание. — Детка, на этот раз мне все равно, кто там снаружи, — засмеялась Хоуп. — Я и так сбилась с ног. Больше никаких бродяг! Она открыла заднюю дверь, выпустила собаку и пошла по коридору в комнату, где спал Клей. Хоуп уложила его не в помещении клиники, а в пустующей спальне напротив кухни. Так было удобнее. Все под рукой, и в то же время никто не увидит. Клей лежал тихо, в той же позе, в которой она его оставила. Очертания его тела так красноречиво говорили о боли, что Хоуп вздохнула. Он и без того изранен, а она хочет нанести ему новую рану. Интересно, что она ему скажет? ”Простите, но вы застали меня врасплох, в самый разгар душевной бури. Мой отец из лучших побуждений готов выбить у меня почву из-под ног, если я не рожу ребенка. Его близкий друг и лучший сотрудник хочет сделать мне этого ребенка, но при одной мысли об этом у меня бегут по спине мурашки, и я не знаю, как мне быть”. Сейчас, при свете дня, это звучало смешно. Клей лежал совершенно неподвижно. Это было страшно. Кто же так зверски избил его? Просто чудо, что Слейтер не упал с обрыва и не утонул в ручье до того, как они с Молли нашли его. Немедленно, подумала она, немедленно скажу ему правду. Но ее пациент крепко спал. Его не разбудило даже прикосновение специального стетоскопа, с помощью которого Хоуп стала проверять состояние внутренних органов Клея. Наконечник, вставлявшийся в совершенно глухое ухо, конечно, был бесполезен, но зато на другом имелся слуховой аппарат. Ее клиника была оснащена множеством хитрых приборов, позволявших почти глухой женщине лечить людей. Мысль об этом каждый раз приводила ее в радостный трепет. Состояние больного было удовлетворительным, но он по-прежнему крепко спал. Хоуп осторожно попробовала разбудить его, однако, Клей не проснулся. Не проснулся он и на следующий день. Все это время она продолжала наблюдать за ним — просто для очистки совести. То, что он лежал не в палате, затрудняло работу, но Хоуп не жалела о своем решении. Она не хотела, чтобы Клей лежал в клинике. Не хотела объяснять его присутствие медсестре и не в меру любопытным больным. Сначала она скажет Слейтеру правду, а потом подумает, как выпутаться из неразберихи, в которую превратилась ее жизнь. На второе утро Хоуп проснулась, зная, что обязана сообщить Клею правду. Несмотря ни на что. Ни на его болезнь, ни на то, что он такой… пугающе милый. Это просто необходимо, иначе она не найдет покоя. Скоро должен был начаться прием, а до него следовало накормить животных и осмотреть Клея. Но первым делом требовалось сделать то, о чем она с тоской думала всю неделю. Хоуп протянула руку к телефону и набрала номер отца. — Хоуп, — в ту же секунду с облегчением сказал он, и дочь пронзило чувство вины. — Я думал о тебе. — Я тоже. — Она улыбнулась, потому что действительно была рада слышать его голос. — Я соскучилась. — Этому горю легко помочь. Приезжай. — Ты же знаешь, как мне трудно выбраться. Поездка займет целый день, а клиника… — Клиника подождет. — Отец… — Ладно, — ласково сказал он. — Не будем спорить. Приезжай скорее, а не то мне самому придется приехать в эту хибару, которую ты называешь домом. — До того, как стать моим, он принадлежал тебе. — И скоро будет принадлежать снова… Если ей не удастся переубедить отца. — У меня тут было несколько интересных телефонных звонков. — В его голосе послышалась надежда. — Это правда? Хоуп тяжело вздохнула. Как ему сказать? В последнее время отец сильно переживал из-за своей компании, столкнувшейся с серьезным сопротивлением Федерального Управления лесного хозяйства и некоторых экологических групп, которые неожиданно запротестовали против использования земель, арендованных фирмой у правительства. Она знала, насколько отец любит свое дело, и сочувствовала ему, но предпочла бы, чтобы он занимался своими проблемами, а не ее личной жизнью. — Хоуп… Это так? Слухи не врут? — Сам знаешь, не следует верить всему, что слышишь, — сказала она, пытаясь набраться смелости и сказать ему правду, какой бы болезненной она ни была. — Но я слышал это не от кого-нибудь, а от самого Трента. — И ты поверил ему? — Может человек помечтать? Я старею и… — И хочешь внуков. — Она потерла виски и подавила слабую улыбку. — Мы уже говорили об этом, отец. Тысячу раз. Но ничего подобного я не собираюсь делать. По крайней мере, не сейчас. Трент ошибается. — Ты уверена? — Абсолютно. Извини, что разочаровала тебя. — Куда ушло доброе старое время? — проворчал он. — Когда дочери выходили замуж и послушно рожали детей? — Слава богу, времена изменились. Теперь нам, женщинам, даже позволяют голосовать. Отец засмеялся, но Хоуп знала, что он не шутит. Ее напутала легкая дрожь в отцовском голосе. Он что, болен? Или просто стареет? Отец никогда в жизни ни о чем не просил ее, и это усугубляло чувство вины. — Пора готовиться к приему больных, но я скоро перезвоню тебе. — Ты слишком много работаешь. А теперь, когда ты собираешься обзавестись семьей… — Никто не говорил об этом, — мягко возразила она. — Все говорят, кроме тебя. Так спокойно, так уверенно… Она вздохнула и начала снова. — Я не собираюсь выходить замуж… — Тебе желают добра. Я хочу, чтобы ты жила для себя, а не гнула спину в клинике, растрачивая свою жизнь на других. Слова эти были жестокими, но в чем-то справедливыми. Она предпочла бы работать двадцать четыре часа в сутки, лишь бы заполнить свою пустую, одинокую жизнь. Предпочла бы иметь дело со своими животными, лишь бы не видеть жителей Грин Каунти, которые благодаря Тренту пялились на нее, как на витрину. — Я не отрываюсь от жизни, — возразила она, думая о том, какие сплетни разнеслись бы по городку, если бы кто-нибудь увидел Клея. — Так докажи это. Выходи замуж за Трента. Он мечтает об этом. — Не могу, — прошептала она. — Даже для тебя. Извини. — Ну-ну, — быстро сказал отец. — Не надо торопиться с решением. Подумай как следует… Так когда ты собираешься приехать? В воскресенье? Хоуп пыталась выбираться в Сиэтл каждые две недели, но понадобилась целая минута и еще тяжелый вздох, прежде чем она ответила: — Да. В воскресенье. Хоуп положила трубку. В голосе отца слышалось огорчение, и она расстроилась. Но разве можно выйти замуж только ради того, чтобы доставить ему удовольствие? Нет, этого делать нельзя. Спустя минуту Хоуп склонилась над Клеем и положила руку ему на грудь. Хвала небесам, он мирно спал. Ночью Слейтера явно мучили кошмары. Было больно видеть его страдания. Внезапно ее ладонь ощутила дрожь: Клей тихонько застонал во сне, и это напомнило Хоуп, что он был на волосок от смерти. Много, много раз она тянулась к телефону, чтобы позвонить в полицию, и неизменно останавливалась. Она обещала ему не делать этого. Но разве однажды она не дала обещание, которого не смогла выполнить? Да, она солгала. И попала из огня в полымя. Второй звонок к приятелю подтвердил, что Клейтона Слейтера никто не ищет. Никто не заявлял в полицию, что исчез человек с похожим словесным портретом. Почему? Ну да, его родители жили на другом конце страны и, как известно, уехали в путешествие. Но неужели нет никого другого, кого должно было бы взволновать его отсутствие? Ну что ж, значит, без него спокойно обходятся. Из этого отнюдь не следует, что он хороший человек. Неправда, подбодрила себя Хоуп. Клей — хороший человек. Она знала это наверняка. Если бы с такой же уверенностью знать, что затевает Трент! Все полагают, что она беременна от Блокуэлла, и думают так только потому, что он сам распустил этот слух. Каким же будет его следующий шаг? В комнате было тепло и уютно, но чувство тревоги, не оставлявшее Хоуп в последние двое суток, вдруг обострилось, она невольно вздрогнула. Решительно вздернув подбородок и удостоверившись, что Клей все еще спит, пошла в клинику. Возбуждение заставило ее забыть об усталости, накопившейся за две бессонные ночи. Нельзя было не признать: одной мысли о клинике было достаточно, чтобы почувствовать в себе новые силы. Например, мысли о Келли, ее новой медсестре. У Хоуп снова появилась помощница, с которой можно разделить ношу. Келли способна понять, что такое преданность своей профессии. Не глядя в окно, она почувствовала что Келли вышла из машины и поднимается на крыльцо. Хоуп заранее отперла дверь, распахнула ее и радушно улыбнулась. — Ох! — воскликнула заметно испуганная Келли. В ее руках позвякивали ключи. — Я… не стучала. Нет, не стучала. Но Хоуп все равно знала, что она здесь. Надо было поскорее сменить опасную тему. — Чудесное утро, правда? — Как вы узнали, что я стою на крыльце? Уфф… У Хоуп тут же испортилось настроение. Ну когда же она привыкнет к тому, что Келли становится не по себе от ее предчувствий? — Я не хотела пугать вас. — Ладно, все в порядке. — Но это было далеко не так. — Ну… — Черт, как неловко получилось, подумала Хоуп. — Доброе утро. — Доброе утро, — громко и медленно повторила Келли. Так официально, так отчужденно. Хоуп вздохнула. Чего она ждала от нанятой на прошлой неделе медсестры? Келли была высокая, стройная, светловолосая, красивая, как фотомодель, с неизменно безукоризненной косметикой. Хоуп вначале сомневалась, что такая женщина сумеет справиться с работой в клинике, но квалификация Келли полностью соответствовала всем требованиям профессии. А кроме того, в городке не было второй дипломированной медицинской сестры. Брать кого-то со сторон Хоуп не хотелось, да и мало кто согласился бы работать в самом дальнем захолустье штата Вашингтон. Не в пример ей самой. Несмотря на жизнерадостный и общительный нрав, Хоуп с трудом обзаводилась друзьями. А вдруг у Келли сложилось впечатление, что начальница хочет держать ее на расстоянии? Ничего подобного Хоуп не хотела — просто не знала, как найти с ней общий язык. — Входите, — сказала Хоуп, стараясь тщательно произносить слова, как делала всегда, разговаривая с другими. — Ох… я подойду. — Куда подойдете? Зазвонил телефон, секундой позже на его панели вспыхнула ярко-красная лампочка, которая начинала мигать, если Хоуп не слышала звукового сигнала. Когда Келли поняла, что Хоуп ”услышала” телефон еще до того, как тот зазвонил, у нее расширились глаза. — Вы… я… — Она прикусила язык. Хоуп вздохнула и пошла к телефону. Когда она сняла трубку, красная лампочка отключилась. Отвечая на вопросы миссис Уотсон о том, чем сбить температуру у маленького Джимми, Хоуп чувствовала на себе горящий от любопытства взгляд. Она так привыкла к своему дару, что порой не задумывалась над тем, как могут среагировать на его проявление другие. — Как вы это делаете? Хоуп пожала плечами и непринужденно ответила: — Это пустяки. Вот если бы я умела догадываться, кто у телефона, то могла бы избегать нежелательных звонков. Она шутила, но Келли не сумела выдавить из себя улыбку. Она отвернулась, явно ошарашенная особым талантом начальницы. — Пойду готовить кабинеты, — сильно артикулируя, сказала Келли на несколько децибел громче, чем нужно. Хоуп кивнула, подавила вздох и проводила взглядом торопливо удалявшуюся женщину. Она много раз внушала Келли, что все прекрасно понимает, если видит губы собеседника, но Келли по-прежнему разговаривала с ней скорее как со слабоумной, чем как с глухой. То, что Хоуп напугала ее до полусмерти, только ухудшало ситуацию. Впрочем, так разговаривали с ней почти все. Хоуп знала, что они делают это по доброте душевной, однако не могла не огорчаться. А более всего Хоуп огорчало то, что, нанимая Келли, она надеялась — как выяснилось, тщетно — найти в новой медсестре подругу. Келли было с ней настолько неловко, что о дружбе нечего было и думать. Впрочем, сегодня Хоуп волновало совсем другое — полубесчувственный человек, лежавший в спальне для гостей. Следом за Келли она прошла в первый кабинет. Сестра принялась наводить там порядок. — Вчера после приема я забыла заглянуть сюда, — виновато сказала Келли. Хоуп закусила губу, поняв, что совершила ошибку. Предыдущей ночью, второпях делая Клею рентген, она не успела прибрать за собой. Почему Клея следует прятать от всех, она не могла объяснить. Просто чувствовала, что так надо. Но прежде чем она успела открыть рот, Келли нахмурилась и подняла взгляд. — У вас с утра уже был пациент, доктор Бродерик? Если бы отношения между двумя женщинами были другими, Хоуп могла бы рассказать о своем ночном приключении и благоприобретенном пациенте. Но говорить ей не пришлось: Келли повторила вопрос. — Я слышала вас, Келли, — спокойно ответила Хоуп. — Извините, доктор. Я просто… просто думала, что вы не расслышали. Извините, — повторила она и отвернулась, заставив Хоуп испустить тяжелый вздох. Нет, определено, дружбой тут и не пахнет. Слишком велико напряжение. На ее счастье, зазвонил телефон, и Келли грациозно — на зависть Хоуп — выпорхнула из кабинета в крошечную приемную. Она по совместительству выполняла обязанности секретаря. — Доктор Бродерик, — позвала она, высунувшись в окошко регистратуры, — вас спрашивает Трент Блокуэлл. Хоуп застыла в дверях, до боли сжав кулаки, и уставилась на широкую панель телефона. Она разобрала только имя, но и этого было достаточно, чтобы почувствовать себя совершенно беспомощной. Черт бы побрал это специальное оборудование, не позволяющее ей сослаться на глухоту! — Доктор, — повторила Келли, протягивая ей трубку. — Трент Блокуэлл. Она не желала даже слышать об этом человеке, не то что разговаривать с ним. Когда-то внимание Трента льстило ей, но это давно умерло, как и остатки дружеских чувств. Она ничего ему не должна. — Пусть оставит сообщение. — Понятно. — Глаза Келли сощурились от любопытства, но голос звучал безукоризненно вежливо. Хоуп без особого удивления следила за односторонней беседой, не обращая внимания на то, что Трент явно пытался очаровать ее служащую, вызывая у той улыбку и даже смех. — Он сказал, что перезвонит позже, — сказала Келли, положив трубку. Ее тон снова стал равнодушно-вежливым. — Он знает, как вы заняты. Хоуп едва не закатила глаза. Келли копалась в столе и явно дожидалась ухода начальницы. Хоуп не раз ловила себя на том, что испытывает жгучее желание взглянуть на своего последнего пациента. Она почему-то знала, что этот человек никогда не причинит ей вреда. — Я вернусь через несколько минут, — сказала она и вышла из помещения клиники. Хоуп, сопровождаемая Молли, на цыпочках пробралась в комнату, где лежал Клей. Он по-прежнему крепко спал. Спал уже двое суток. Его щеки покрывала щетина, лицо было обезображено синяками и кровоподтеками, но это не мешало Хоуп смотреть на него с каким-то не понятным ей самой удовольствием. Разглядывая Клейтона, она вспомнила о разговоре с отцом: когда тот спросил про Трента, голос его слегка дрогнул. Отец наверняка не поверил, что Хоуп не беременна. Да, с сожалением констатировала Хоуп, отец взволнован, счастлив и горд. Никогда в жизни у него не было такого голоса. Никогда. Даже когда она получила диплом доктора. Впрочем, ничего удивительного. Отец ждал от нее совсем другого. Это воспоминание заставило ее содрогнуться от злости. Надо во что бы то ни стало доказать, что Трент лжет. Да, отец любит Трента, доверяет ему и возлагает на него большие надежды. И все же отец не может верить Блокуэллу больше, чем ей. Просто ему хочется верить. Похоже, Трент мог бы очаровать даже луну. Хоуп вздохнула и подумала, этично или неэтично будет воспользоваться этой верой в собственных интересах, хотя бы ненадолго. Отец ведь не отберет у нее дом, пока она носит ребенка, правда? Трент, наверное, уверен, что распространенный им слух заставит Хоуп принять его предложение. В таком маленьком городке, как Грин Каунти, это несложно. Нельзя даже сдать анализ на беременность, чтобы об этом не начали судачить. А теперь все думают, что она ждет ребенка, и гадают, чем это кончится. Но брак исключается категорически. При одной мысли о совместной жизни с этой сладкоголосой, вкрадчивой змеей у нее бегут мурашки по спине. Глядя на Клея, Хоуп на мгновение подумала, что проблема может быть решена. Если отцу хочется верить в ее беременность, пусть по крайней мере не считает, что она беременна от Трента. Да простит ее Господь. Но лежавший перед ней мужчина не заслуживал обмана. Он спал так крепко и безмятежно, что у Хоуп заныло сердце. Неужели она так низко пала, что воспользуется его беспомощностью? Клейтон не двигался. Его твердое мужественное лицо оставалось бледным. Обнаженные плечи и грудь слегка вздымались и опадали в такт дыханию. Такой большой, такой сильный, со вновь вспыхнувшим сочувствием подумала она. Слишком сильный, чтобы оказаться таким беспомощным. Ее взгляд остановился на красиво вылепленных предплечьях и груди, которая была такой же твердой, какой казалась на взгляд: она должна была часто прикасаться к этой груди, если бы спала с ним… При этой мысли Хоуп бросило в жар, хотя в комнате было прохладно. На минуту Хоуп представилось, что Клейтон действительно ее любовник. Но этого не было, что бы она ни говорила ему и себе. Он был ее пациентом, и следовало хорошенько помнить это. Осторожно, чтобы не потревожить больного, она приподняла угол простыни, собираясь осмотреть сломанные ребра Слейтера. Сильная рука схватила ее за запястье, и Хоуп удивленно ахнула. — Что-то ищешь? — проскрежетал мужской голос. Молли тут же двинулась вперед и предупреждающе зарычала, но Хоуп знала, что Клея можно не бояться. Свободной рукой она погладила собаку по голове и приказала: — Стоять. — Затем Хоуп обернулась к Клею. — Я хочу проверить твои ребра. — Ты слишком молода… для доктора, — выдавил Клей, немного напуганный рычанием собаки. Его сонный голос был тихим и хриплым, глаза оставались закрытыми. — Что? Он облизал пересохшие губы. — Ты ведь не настоящий доктор, верно? Он начал сомневаться — хороший признак. Хоуп успокоила настороженную Молли и вздохнула. — Настоящий. И я вовсе не так молода. — Нет, молода, — убежденно сказал Клей, и Хоуп снова вздохнула, поняв, что неприятного разговора избежать не удастся. — Я… быстрая, — промолвила молодая женщина, пытаясь говорить непринужденно, хотя внутри у нее все сжалось. — Быстрая? — Слейтер приоткрыл глаза и уставился на нее. Она терпеть не могла объяснять это. Смущалась. — Я кончила школу в пятнадцать лет. — Все равно, — сказал он. — Слишком молода. — И защитила диплом за два года. — Ага… гений. Хоуп напряглась. И Молли тоже. Но когда на лице Клея блеснула улыбка, она поняла, что это не насмешка. — Мне нравится, — сказал он. — Умная и красивая. Убийственное сочетание. Затем Клейтон поднял руку, потрогал повязку на голове и что-то сказал, прикрыв ладонью рот. — Прости, что? — подалась к нему Хоуп. — Где я? — повторил Слейтер, снова опустив веки, словно устал держать глаза открытыми. — Я говорила тебе. — Нет. — Гигантским усилием воли он заставил себя поднять голову и открыть здоровый глаз. — Ты сказала, что мы любовники, что меня зовут Клейтон. Но не сказала, где мы. Свободной рукой Хоуп натянула простыню на его обнаженную грудь. От случайного прикосновения к его коже она вздрогнула, как от электрического тока. Хоуп была бы вполне довольна свой жизнью, если бы не вынужденная замкнутость, которая объяснялась как ее физическим недостатком, так и чрезмерной опекой отца. То, что Грин Каунти был практически оторван от мира, роли не играло. Она жила и в больших городах, но не помнила, чтобы мужчина хоть раз возбудил в ней столь живое чувство. Однако думать об этом не следовало, и Хоуп поторопилась прогнать эту мысль. Она доктор. Широкие, сильные мужские плечи не должны волновать ее. Но они ее волновали. Как бы Хоуп ни убеждала себя в обратном, она не могла не думать о мужчине под простыней. Больше шести футов мышц и сухожилий, без единой унции жира. Длинные, мускулистые руки и ноги, покрытые светлыми волосками. Волосы у Слейтера были белокурые, пышные и несколько длинноватые, словно он давно не стригся. А судя по тому, что она увидела, когда открывала его веки, Клейтон обладал парой поразительных зеленых глаз. Такого изумрудного оттенка она еще не встречала. Один из этих глаз в данную минуту смотрел на нее и ждал ответа. — Мы находимся у меня в доме. Здесь же моя клиника. — Где ты нашла меня? — Той ночью? Он кивнул, продолжая внимательно следить за ней. — В лесу, недалеко отсюда. Было очень поздно. — Что ты делала в лесу в такое время? — Тебя нашла Молли. Я только шла за ней. Молли почувствовала, что в таком состоянии Клей не способен и мухи обидеть, и совершенно успокоилась. Услышав свое имя, она игриво ткнула Слейтера носом в руку. Клейтон, не выпуская запястья Хоуп, другой рукой обнял собаку за шею, подтянул поближе и дал лизнуть себя в лицо. Он смотрел на Молли со странным выражением, которого Хоуп не поняла. — Ты… так и не сказала мне, что я делал в лесу поздно ночью, — прошептал он. Было видно, что ему больно говорить. — Нет, — подтвердила она, тщательно следя за его губами, чтобы не пропустить ни слова. У него будет куча вопросов, на большинство из которых она не сможет ответить. К этому следовало быть готовой. Не сводя взгляда с Хоуп, Клей кончиком большого пальца гладил ее запястье. — Ты не сказала об очень многом, — заметил он. — Ты… спал. Его прикосновение было легче перышка, но последствия вызывало весьма серьезные. Хоуп снова пронзило электрическим током. — Ты… напряжена, — тихо сказал он. — Немного, — призналась она. — Из-за меня? Из-за твоего прикосновения. Из-за того, что оно со мной делает. — Нет… Не совсем. — Я не хотел огорчать тебя. Этот голос!.. Раньше на нее не производила впечатления такая мелочь, как мужской голос. Она вспыхнула и от волнения расстегнула воротничок блузки. Хоуп почувствовала, что Клей тоже волнуется. — У меня есть вопрос, — сказал он. — О’кей. — Ей не потребовалось прибегать к шестому чувству. Было заранее ясно, что вопрос будет не из легких. Он облизал губы. — Какого черта я делал в лесу в такую бурю, вместо того чтобы лежать с тобой в постели? ГЛАВА 4 Клейтон все еще держал Хоуп за руку. Молли сидела на полу, зажатая между ними. Измученный Слейтер опять закрыл глаза. Хоуп следила за его губами, чтобы не пропустить ни слова. Клейтон хотел знать, почему они не лежали в постели… Она не ожидала, что эти слова обдадут ее словно пламенем. Хоуп представила себе, как они лежат обнявшись, и ощутила холодок под ложечкой. — Тебе… нужно отдохнуть. Клейтон покачал головой. — Мне нужен ответ. — Он отпустил запястье Хоуп, но ощущение ее гладкой кожи запечатлелось в его мозгу; от ее запаха трепетали ноздри. Она казалась почти знакомой. Как и название этого городка, которое вертелось на кончике языка. — Я отвечу на все вопросы, когда тебе станет лучше. — А мне очень плохо? — Может быть, не так, как кажется. — Ее заминка была красноречивее слов. — Сотрясение мозга, — осторожно сказала она. — Но череп цел, внутреннего кровоизлияния нет. Два сломанных ребра. И синяки с головы до ног, как ты и сам, должно быть чувствуешь. — Значит, жить буду? Она не сводила взгляда с его губ. Значит ли это, что она хочет поцеловать его… так же, как он ее? Нет, горько подумал Клейтон. Это ведь его, а не ее огрели по голове. Она не теряла память и должна помнить, каково им было вместе. — Да, — наконец сказала Хоуп, — будешь. — Почему я ничего не помню? — Вспомнишь. При травмах головы такое бывает. Дай срок. — А если ничего не изменится? — Я отвезу тебя в Сиэтл на обследование. — Нет! Хоуп улыбнулась ему, как упрямому ребенку. — Знаешь, у тебя нет выбора. Ты забыл, что я доктор? Молли тихонько заскулила и ткнулась в Слейтера носом, словно сочувствуя ему. Он должен был бы узнать собаку… Прикосновение ее теплого меха что-то означало, но что? Он не испытывал ничего, кроме смутного чувства неловкости и беспокойства. — Ни за что! Лицо Хоуп смягчилось, глаза светились пониманием и состраданием. Затем она взволнованно промолвила: — Клей… Женщина неожиданно умолкла, Слейтер медленно повернул к ней голову и вздрогнул от боли. — Что? — Я не та, за которую ты меня принимаешь. — Ты шутишь? — насмешливо спросил он. — Милая, я не могу вспомнить, когда родился. За кого, по-твоему, я могу тебя принимать? Увидев ее растерянный взгляд, Слейтер улыбнулся, и у него снова треснула губа. — Черт! — Ох, — еле слышно прошептала она, намочила салфетку и приложила ее ко рту Клейтона. — Извини… — За что? Разве это ты избила меня? — Нет! Конечно нет. — Тут она оценила юмор и улыбнулась. — Я редко сержусь на тебя. Только в тех случаях, когда… — Когда? — спросил Клейтон, когда она замешкалась. — Когда ты делаешь какую-нибудь глупость. Например, опаздываешь к обеду. Она снова улыбнулась, но, как ему показалось, на этот раз принужденно. Глаза Хоуп не улыбались. Она собиралась сказать что-то другое. Что-то важное. Но что? За что она могла на него сердиться? Когда Хоуп склонялась к нему, не верилось, что она вообще способна сердиться или причинить вред кому бы то ни было. Он видел ее гладкую белую кожу и чудесные выразительные глаза. Он все сильнее поддавался ее очарованию. — И часто я опаздываю? — спросил он. Ее нежная улыбка тут же угасла, и Хоуп тяжело вздохнула. Черт побери, что происходит в этой прелестной головке? — Как мы познакомились, Хоуп? — Я постараюсь не сердиться за то, что ты не запомнил такой пустяк. — Странно… — Он потер лоб. — Ты понимаешь, что чувствует человек, который глядит в зеркало и не узнает собственного лица? Кто-то пытался меня убить, а я не помню, за что. Может, меня разыскивает полиция? Может, я вор? Или… еще хуже? — Эта мысль была нестерпима. — Нет! — Ну, не знаю. Все это чертовски неприятно. Она пренебрежительно фыркнула и погладила его руку. — Тебе нужно отдохнуть. Память вернется, не беспокойся. Только не сразу. — А когда? — Когда тебе станет лучше. Они задумчиво смотрели друг на друга, и тут со Слейтером произошло что-то странное. Милое лицо, чудесная фигурка… Нет, внешность Хоуп не отложилась в его памяти, но в ее бездонных глазах он обнаружил то, что уже не надеялся найти. Домашний очаг. У которого хотелось остаться навсегда. Тихий звук, сорвавшийся с ее губ, и ответный взгляд подсказали Слейтеру, что не только он сделал это открытие. Хоуп тоже была слегка испугана силой возникшего между ними чувства. — Клей… — еле слышно прошептала она. Он знал, что именно хочет сказать Хоуп, и жалел лишь о том, что боль мешает потянуться за ней. А затем она моргнула, и колдовство исчезло. Удивленное выражение сменилось бесстрастной профессиональной маской. Она почему-то не хотела любить его. Почему? Он чем-то обидел ее? — Мне нужно еще раз осмотреть тебя. — Она попыталась откинуть простыню, но Клейтон вцепился в нее, почувствовав внезапный приступ совершенно непонятной стыдливости. — Я голый, Хоуп. — Я не могу перевязать тебе ребра через простыню. Тон Хоуп был спокойным и деловитым, но он заметил на ее щеках красные пятна. Клейтона поразил контраст сжигавшего их обоих жара и выражения полной невинности в глазах этой женщины. Она опустила ресницы, расправила плечи… и снова стала профессиональным врачом, хладнокровным и собранным. Хоуп опять взялась за простыню, и он опять остановил ее. Клейтон не считал себя застенчивым, но представить себе, что она раздевает его… Однако к стыду примешивалось тайное удовольствие. Его лицо тоже покрылось румянцем. — Наверное, там нет ничего такого, чего ты еще не видела. — Гмм… верно. — Хоуп подняла глаза, пытаясь казаться спокойной, но, прежде чем она успела овладеть собой, Слейтер увидел в ее взгляде желание. Ее влекло к нему. Это должно было льстить его самолюбию, но почему-то не льстило. Наверное, потому что она хотела скрыть свое желание. Если они действительно были так близки, как говорила Хоуп, это было необъяснимо. Новая тайна, от которой голова начала болеть еще сильнее. — Где мое белье? Она снова вспыхнула. — На тебе ничего не было. Может быть, его оторвали от чего-то очень важного? Например, вытащили из постели этой красавицы? Если, конечно, они и в самом деле были близки. Он вынул руку из-под простыни, растопырил пальцы и положил ладонь на ее плоский живот. Мышцы под его рукой напряглись. Она издала странный приглушенный звук, который сказал Клейтону о многом. Хоуп не привыкла к таким прикосновениям. Странно… неужели он мог не притрагиваться к этому точеному телу? — Я так не делаю? — слегка прищурился Клейтон. — Я что, полоумный? — Что? — Дыхание женщины участилось, и это ему польстило. Бездонные карие глаза полыхали; она стремилась к нему так, словно не могла насытиться этими прикосновениями. — Я не часто так прикасаюсь к тебе? — Ты… ах, я… не помню. — Не помнишь? — Он бросил на Хоуп иронический взгляд. — Амнезия у меня, а не помнишь ты? — Клейтон несильно, но властно сжал пальцы, любуясь своей рукой, лежащей на ее теле. Когда Хоуп заговорила снова, ее голос звучал еле слышно: — Я не могу думать, когда ты так делаешь… — Да? — Лежа на спине, было глупо пыжиться от мужской гордости, но он ничего не мог с собой поделать. — Отлично. Я тоже. Она издала еще один сдавленный звук, и Клейтон горько пожалел, что не может подняться и поцеловать ее. К несчастью, тело не хотело двигаться. За исключением некоей беспокойной части, не желавшей считаться с тяжестью его положения. — Если я мало прикасался к тебе, это настоящее преступление, — прошептал он, убирая руку и от всей души надеясь, что это поможет простыне не превратиться в палатку. — Придется исправиться. — Да. Все будет хорошо. Этот внезапный взрыв чувственности смутил его. Клейтон не знал, кто он такой и чем занимается. Знал только, что скрывается, что боится случившегося и страшится его повторения. Да, ему была по душе и эта неизвестная женщина, и то, что она ждет от него ребенка. При этой мысли рука Клейтона вновь устремилась к ее лону и нежно легла на него. — Хоуп, это мальчик или девочка? Она со свистом втянула в себя воздух. Молли обвела обоих удивленным взглядом и комично склонила голову набок. — Хоуп… Женщина с трудом перевела дыхание. Что ее так взволновало? То, что она не может скрыть свое чувство к нему? Чушь какая-то… — Я действительно не могу думать, когда ты прикасаешься ко мне, — прошептала она. Клейтону нравилась существовавшая между ними физическая тяга, пылкое сексуальное влечение, то, что она не может сопротивляться этой тяге и радуется происходившему между ними. Жаль только, что он не помнит, как это было прежде. И тут Клейтон задал вопрос, который волновал его больше всего: — Почему мы не женаты? — Что? — Не женаты, — терпеливо повторил он. — Почему? У Хоуп расширились глаза, и это показалось ему забавным. — Гмм… Не женаты? Ее голос поднялся на целую октаву выше обычного и сорвался. Клейтону хотелось рассмеяться, но речь шла о чем-то очень серьезном, и это его сдерживало. Он не был человеком, который ко всему относится легко, в том числе и к связям с женщинами. Вернее, не хотел считать себя таким человеком. Если его чувство к Хоуп было настолько сильным, чтобы заставить ее забеременеть, почему он не удосужился жениться на ней? — Я… не была готова, — наконец пролепетала она. — А я был? С минуту она молча смотрела на него, и Клейтон чувствовал, что тонет в ее прекрасных, выразительных глазах. Эти глаза отражали все владевшие ею чувства: смущение, волнение и… напряжение. Этого последнего он не понимал. — Да, — прошептала Хоуп, когда Клейтон уже решил, что не дождется ответа. — Ты был готов. Слейтер испытал облегчение. Значит, он не полный подонок. Значит, он женился бы на ней… если бы она согласилась. — А почему не была готова ты? Я что, такой плохой? Она облизала губы и посмотрела на грудь Клейтона, прикрытую простыней, края которой он продолжал сжимать в руке. Он никогда не думал, что взгляд можно ощущать физически, и никогда так не жаждал этих волшебных прикосновений. — Дело не в тебе. Я просто не хочу выходить замуж. Было множество вещей, которых он не знал, но очень хотел знать. Чем он зарабатывал на жизнь? Была ли у него семья? Какой его любимый цвет? Но больше всего Клейтона мучило незнание того, что связывало его с Хоуп. Он обязан был помнить, почему эта умная, образованная, красивая женщина не хочет стать его женой. — Почему не хочешь? — Ты устал, Клей. Да, устал. Но страстное любопытство было куда сильнее, чем усталость и боль. Хоуп заерзала на месте, опустила голову, и великолепные темные волосы закрыли ее лицо. Ему отчаянно хотелось отвести волосы от ее глаз, привлечь женщину к себе и получше рассмотреть выражение ее лица. Хотелось видеть ее нежную улыбку, ощущать прикосновение ласковых рук, слушать и слушать этот необыкновенный голос. Но она не отвечала, и Клейтон с усилием поднял ее подбородок. Взгляд Хоуп тут же упал на его губы, которые она, должно быть, так часто целовала. Он прошептал ее имя, умоляя ответить. — Просто я не верю в счастливые браки, — тихо сказала она. — Мои родители часто ссорились, хотя очень любили друг друга. Они были такие разные… Каждый хотел настоять на своем. Это плохо кончилось. — Как? — Мой отец — чудесный человек, но он… довольно жесткий и властный. Так на него повлияла служба в армии. Он познакомился с моей матерью в России, когда ездил туда в командировку. Оба они были молодые, горячие и так не подходили друг другу. — Ее голос смягчился и стал гортанным, глаза потемнели от воспоминаний. — Моя мать была цыганкой, вольной как ветер, бродягой по натуре, дикой и свободной. И бросила все ради того, чтобы быть с ним. Все: свою страну, народ, семью… — Твоя мать сама сделала этот выбор. Должно быть, она очень любила твоего отца. — Да. — Голос Хоуп был мечтательным и печальным. — Но такую женщину нельзя держать в клетке. Она была прекрасной, необузданной дикаркой. Жизнь отца подчинялась стратегическим планам, а мать понятия не имела, что такое расчет и порядок. Это была бомба замедленного действия. — И что случилось потом? — Он привез ее сюда, в этот дом. — Прекрасное место. Вдали от города, вокруг леса… Здесь она должна была чувствовать себя как дома. — Нет, — прошептала Хоуп. — Она тосковала по родине. Здешние люди не понимали ее. Она… Это убило ее. — Прости, Хоуп. — Слейтер изнывал от неизвестности. Он не мог вспомнить один волнующий его пустяк, и это выводило его из себя. — Мы такие же разные, как они? Ты и я? Она снова отвела взгляд, но тут же подняла голову и посмотрела ему в глаза. — Что?.. Сила собственного любопытства изумила его. Неужели ему так нужно знать, подходят ли они друг другу? — Мы такие же разные? — Не знаю… Почему, черт побери? — Мы что, недавно вместе? — Не в этом дело. — Она помедлила. Клейтон пропал два дня назад, но никто не заявил о его исчезновении. Неужели у него никого нет? Хоуп вспомнила, как в ту страшную ночь, в самый разгар бури, они посмотрели друг другу в глаза, и она увидела в Слейтере свое отражение. Почувствовала его одиночество, его боль так, словно они были ее собственными. — Нет, — наконец сказала она. — Не думаю, что мы такие уж разные. — Тогда почему мы не попробовали быть вместе? — Он протянул ладонь, положил ее на руку Хоуп и стал тихонько гладить кончиком большого пальца. Это был хорошо сложенный мужчина, которого могла одолеть только целая шайка головорезов. При взгляде на него у Хоуп неизменно захватывало дух. Лицо Слейтера так распухло, что было непонятно, какое оно в действительности. Впрочем, разве это имеет значение. Одного прикосновения Клейтона к ее руке, было достаточно, чтобы повергнуть Хоуп в трепет. Увы, она никогда не встречала мужчину, более достойного любви. К сожалению. Его разбитые, потрескавшиеся губы слегка улыбались, и от этой улыбки у Хоуп таяло не только сердце, но и та часть души, о существовании которой она прежде и не подозревала. Клейтон думает, что они были вместе. Конечно, она солгала ему. Но не сказалась ли в этом ее тоска по настоящей глубокой любви? Такой любви, которая позволяет двум людям прожить вместе всю жизнь? Ах, если бы это была правда, а не фантазия женщины, пытавшейся таким образом решить все свои проблемы… Нельзя так забываться, приказала она себе. Это неправда. Она не должна пасть жертвой собственной лжи. — Ты носишь моего ребенка, Хоуп, — хрипловато произнес он. — Разве это ничего не значит? Клейтон нежно сжал ее руку. Его темно-изумрудные глаза заглядывали ей в душу. Тяга, которую Хоуп испытывала к этому человеку, застала ее врасплох. Пальцы Слейтера продолжали легонько поглаживать ее руку. Как бы она ни боролась с собой, на мгновение ее фантазия стала реальностью… Будто они действительно были близки. По телу Хоуп побежали мурашки; она дышала, приоткрыв рот. А затем он поднес ее руку к своей шершавой щеке и тихонько потерся о нее, не сводя глаз с лица Хоуп. Ее сердце едва не выпрыгнуло из груди; внутри разлилась горячая лава. — Ты все, что у меня есть, — нежно прошептал он. — Не отвергай меня, любимая. Пожалуйста. Он доверял ей. Он желал ее, хуже того, она тоже желала этого совершенно незнакомого мужчину. Это было бы полным безумием, если бы не одна мелочь — непоколебимая убежденность в том, что так и должно быть. И тут впервые в жизни она не обратила внимания на свое предчувствие — вернее, не захотела думать о нем. Такого еще не бывало. — Я не могу, — пробормотала Хоуп, подняв голову. — Не имею права позволить себе подобную роскошь. — Нельзя продолжать обманывать его ради собственной выгоды. Это, пожалуй, худший поступок за всю ее жизнь. Она тяжело вздохнула. — Клей, я действительно не могу… Клейтон нахмурился. — Что за черт? Откуда этот вой? Она ничего не слышала. Надо было скорее сказать ему правду, чего бы это ни стоило. — Что? — Неужели ты не слышишь? — недоверчиво спросил он. — Это похоже на… Вой повторился, и на этот раз услышать его было нетрудно. Наверное, он был слышен даже в Китае. — Это кошки, — со смехом сказала Хоуп. Лоб Клейтона прорезала морщина. — Кошки? — слово было произнесено так, как будто оно было бранным. — Их три. Они любят поесть и не любят ждать. — Три? — с ужасом спросил он. — У нас три кошки? К мяуканью присоединился новый звук, напоминавший скрежет. Хоуп поморщилась. — А для полноты картины добавь сюда Фрика и Фрака. — Фрика и… Это еще что за дьявольщина? — Попугаи… — Если так пойдет и дальше, она не успеет сказать ему самое главное. Судя по выражению лица Слейтера, птиц он любил не больше кошек. — Они тоже голодные. — Собака, три кошки и два попугая. Ничего себе компания. А обезьяны у тебя нет? Его здоровый глаз смеялся. Хоуп никогда не задумывалась о том, что компания действительно подобралась пестрая. Собственно говоря, задумываться не было нужды. Каждый обитатель этого зверинца был либо болен, либо бездомен, и у Хоуп не хватало духу расстаться с ними. — Обезьяны нет, — осторожно и слегка виновато сказала она. — Но есть… енот. Изумрудный глаз широко раскрылся, Клейтон прыснул со смеху и поднес руку к распухшему рту. — Уй! Все еще чувствуя себя виноватой, Хоуп снова приложила салфетку к его губе. — Он спустился с гор прошлой весной. У бедняги была повреждена лапа, и я пару раз покормила его. Он так и не ушел. Похоже, Гомер считает себя здесь таким же хозяином, как и я. Клейтон отвел ее руку от своего рта и посмотрел на Хоуп смеющимся глазом. — Подожди минутку. Ты назвала бедного енота Гомером? Решив, что Слейтер смеется над ней, Хоуп вздернула подбородок, собрала все свое достоинство и сказала: — Видишь ли, он немножко позер. И это имя очень ему подходит. — В самом деле? Теперь я понимаю, почему он чувствует себя здесь хозяином. Потому что в тебе самой нет ни капли позерства, верно? В глазах его горели смешинки, но в них было и что-то другое, что-то большее. Симпатия, тепло и… тот самый голод, который она уже заметила. Это заставило Хоуп потерять дар речи, хотя некоторые другие опасения исчезли. Наконец она вспомнила, что обязана сказать ему правду. — Клей, мне нужно… Тут она досадливо хмыкнула и что-то пробормотала. — Что? — переспросил он. — Сейчас позвонит моя медсестра, Келли. Прозвучал звонок. Клейтон ошарашенно уставился на нее. Она смотрела на кончики своих туфель, притворяясь, что не замечает этого. — Как ты узнала? — Я… уфф, я знала, когда должен прийти мой первый пациент. Он задумчиво кивнул, однако взгляда не отвел. Звонок прозвучал снова, но огорченная Хоуп не сдвинулась с места. Теперь дел хватит до самого вечера. Почему она сразу не сказала все, что хотела? — Я могу немного задержаться. Во время приема вырваться будет трудно. — Ты единственный доктор в этой клинике? Она кивнула. — Значит, работы у тебя выше головы. — Бывает. Но мне это нравится. — Опять раздался сигнал, и она поморщилась. Теперь Келли будет звонить не переставая. Наверняка думает, что Хоуп ничего не слышит. — Этот звонок может мертвого поднять из гроба, — заметил Клейтон. Или разбудить глухого. Она нарочно настояла на громком, заливистом сигнале, чтобы слышать его сразу. — Я в порядке, — понимающе сказал Клейтон. — Иди. Какой там порядок… Он такой бледный, на лбу испарина, а это верный признак того, что он пострадал гораздо сильнее, чем ей казалось. Тут снова раздался звонок, и она нетерпеливо вздохнула. — Тебе плохо… — У тебя есть другие больные, — мягко напомнил он. — Я могу подождать. — Но мне нужно поговорить с тобой. — И мне тоже. Ничего, это не к спеху. Опять грянул звонок, и Хоуп на мгновение закрыла глаза. — Я сама виновата, — прошептала она и встретилась с ним взглядом. — Я вернусь, Клей. — Я никуда не уйду, — с ироний в голосе ответил он, закрывая глаза. — Ох… Хоуп… — Да? — Чем я зарабатываю на жизнь? У нее похолодело под ложечкой. — Не напрягай память, Клей. Она вернется сама. — Это незнание сводит меня с ума. — Память вернется, — беспомощно повторила Хоуп. — Я могу оказаться кем угодно, — пробормотал он. — Серийным убийцей, например. — Нет! — решительно возразила она. — Ты все вспомнишь, Клей. Я обещаю. — О’кей, — отозвался он, измученный необходимостью выпытывать у нее подробности о себе самом. Клейтон, казалось, успокоился, а может быть, просто устал от непростого разговора. Простыня сама собой обернулась вокруг тела Клея, четко обрисовав его контуры. Взор Хоуп приковала широкая грудь, обмотанная бинтами. И все остальное тоже… Мужчина, ах какой мужчина!.. Но ему была нужна одежда. Рубашку его Хоуп пришлось разрезать, джинсы были вдрызг порваны. Пока что ему хватит и старой больничной пижамы: все равно в ближайшие дни ничего другого он надеть не сможет. Его тело слишком изранено. Тонкий хлопок — это как раз то, что ему сейчас нужно. И все же скоро может понадобиться что-то еще. Нельзя же выпустить его на улицу полуголым. Придется съездить в город и зайти в магазин мужской одежды. Конечно, пойдут сплетни, но попросить сделать это Келли она не может. Хоуп смотрела на него еще несколько секунд, а затем пошла к двери. Преданная Молли в последний раз лизнула Клейтона и побежала следом. У порога Хоуп обернулась. — Поспи, о’кей? — О’кей. Его голос был совсем тихим, и, если бы Хоуп не видела его губ, она ничего не поняла бы. Она знала, это не небрежность. Просто сильная усталость и боль брали свое. Клейтону было очень плохо, но он пытался бодриться. Хоуп не могла этого не заметить и боролась с желанием подбежать к нему и нежно обнять. Обнять. Откуда взялось это желание? Между ними происходит что-то странное. Надо положить этому конец, подумала испуганная Хоуп. Он ее пациент, и ничего больше. Если бы Клейтон не был ее пациентом, он вряд ли обратил бы на нее внимание. Ему наверняка было бы безразлично, кто она такая и что из себя представляет. Но он считает себя ее любовником, отцом ее ребенка. И что же ей теперь делать? ГЛАВА 5 Трент ушел с заседания правления, едва то закончилось. Он сохранял любезное выражение лица, пока не покинул здание и не сел в машину. И только тут дал себе волю. Черт побери! Старик не хочет идти ни на какие уступки. Он оказался куда более упрямым, чем можно было предположить. Таким же упрямым, как и его дочь. Проклятие! Блокуэлл стремился высоко. Так высоко, что кружилась голова. Он хотел славы и больших денег. Хотел сделать политическую карьеру. Хотел завладеть компанией Бродерика. Но больше всего он хотел Хоуп. Трент скорчил гримасу и ударил кулаком по баранке. Хоуп… Все замыкалось на ней. Он давно желал ее. Но теперь, нужно признать, хватил через край. И произошло это, когда он понял, что Хоуп для него дороже карьеры. Пора переходить к решительным действиям. Хоуп должна сдаться. Разумеется, как только это произойдет, он сосредоточится на всем остальном. Когда он разрабатывал свой план, все казалось таким простым. Жениться на Хоуп, чтобы удовлетворить свою давнюю страсть. Затем воспользоваться лесозаготовительной компанией как мостиком в большую политику. Это было самым сложным. Трент хоть и считался вторым человеком в фирме Бродерика, свой пост занимал только благодаря взяткам и запугиванию. А против старика, упорно отказывавшегося сделать Трента своим полноправным партнером, эти методы были бессильны. Поэтому, как ни жаль, придется сначала повредить компании, чтобы завладеть ею. Он подорвет репутацию фирмы Бродерика. Кое-что ему уже удалось — например, натравить на босса Федеральное Управление лесного хозяйства. Когда Бродерик увидит, что его драгоценная компания дышит на ладан, он пойдет на уступки. Да, пойдет, и тогда в дело вмешается Трент. Ни раньше, ни позже — выйдет на сцену и выступит в роли спасителя. Он заставит старика смириться. А заодно станет героем в глазах протестующей общественности… и владельцем самой крупной лесозаготовительной компании по эту сторону Скалистых гор. Ничего себе будет карьера! О нем заговорит вся страна. Просто и гениально. Но он не учел одного, что Хоуп будет так отчаянно сопротивляться. Хотя должен был бы учесть, поскольку она много лет была для него желанным, но запретным плодом. Черт побери! Они принадлежат друг другу, и он сделает все, чтобы заставить ее понять это. Ей предстояло долго работать без перерыва, несмотря на недосыпание и накопившуюся усталость. Пациенты не могли ждать. Хоуп тяжело вздохнула, открыла дверь кабинета и изобразила улыбку. Но при виде маленького Томми Спрингера улыбка стала искренней. Мальчик сидел на кушетке, болтал короткими ножками и щербато ухмылялся. — Привет, док! — Привет, Томми. — Хоуп обернулась к его матери: — Не похоже, что он болен. — Извините, доктор. — Тихая, застенчивая Бетти поднялась и устало вздохнула. — Не знаю, что и сказать. Кажется, ему просто захотелось повидать вас. Хотя ее слова заставили Хоуп, любившую всех своих больных, испытать теплое чувство, надо было положить этому конец. Напустив на себя суровый вид, она села рядом с хитро улыбавшимся мальчишкой. — Томми, милый, ты же знаешь, что можешь прийти ко мне когда угодно. Так что не надо притворяться. — Ma говорит, что к вам можно приходить, только когда заболеешь или поранишься. Поняв, что Бетти здесь ни при чем, Хоуп подняла голову мальчика и поочередно заглянула в его ноздри. Да, все было в порядке. — Значит, запихнул в нос голубой мелок, говоришь? — Она встала и потянулась за пинцетом. — Голубой — ваш любимый цвет, — слегка в нос заявил Томми. — Верно? — Ты запомнил? — спросила польщенная Хоуп. — Ага. А еще я запомнил, что вы любите животных. — Томми сунул руку в карман джинсов. — Я принес вам червяка. Нашел его у нашего пруда. Бетти тихо ахнула. Мальчик раскрыл ладонь, показав расплющенного до неузнаваемости дождевого червя. — Нравится? — с надеждой спросил он. — Ах… спасибо… — выдавила Хоуп. — Ты молодец, Томми. Пятилетний мальчуган торжествующе улыбнулся, шумно высморкался в пальцы, заставив Бетти и Хоуп поморщиться, и протянул голубой мелок. — Вот он, док! Когда после полудня поток пациентов схлынул, Хоуп и Келли без сил рухнули на стулья. — Сурово, — сказала Келли в своей обычной односложной манере. — День еще не кончился, — откликнулась Хоуп, глядя на часы. — Поэтому лучше устроить ленч, пока не поздно. — На самом деле ей хотелось еще раз проведать Клейтона, не привлекая к себе лишнего внимания. Хотя она и так отлучалась почти каждый час. — Я… вернусь через несколько минут. — Вы будете есть не в своем кабинете? — удивленно спросила Келли и бросила на нее странный взгляд. Осуждать ее не приходилось, поскольку все знали, что Хоуп работает без перерывов. То, что она собиралась уйти из клиники — пусть даже на собственную кухню, — было необычно. — Мне нужно кое-что проверить. — Вернее, кое-кого. Если Келли и сочла это объяснение странным, то не подала виду. Но ее молчание и серьезность без слов говорили о том, что она считает Хоуп слегка тронутой. А краткие побеги начальницы куда-то и нежелание разговаривать с Трентом только утверждали ее в этом мнении. — Вы нормально себя чувствуете? — профессиональным тоном спросила Келли, метнув быстрый взгляд на живот Хоуп. Хоуп вспыхнула. Сегодня ее спрашивали об этом все кому не лень. Каждый пациент гадал, беременна она или нет. Множество любопытных взглядов устремлялось на ее живот, но она опасалась говорить об этом, боясь подлить масла в огонь. С надеждой на то, что Тренту не поверили, пришлось расстаться. Поверили-таки. Впрочем, пусть думают, что хотят, лишь бы не перестали обращаться за медицинской помощью. Келли пользовалась любой возможностью, чтобы держаться от Хоуп подальше. А та только вздыхала, но вела себя дружелюбно и продолжала надеяться, что Келли к ней привыкнет. — Нормально, — ответила Хоуп медсестре, проявлявшей к ней явно профессиональный интерес. Келли скептически приподняла бровь, молча изучая ее взглядом. — Да, нормально, — настойчиво повторила Хоуп, борясь с дурацким желанием прикрыть живот. Черт побери, ей ведь нечего скрывать! — Ну и хорошо… Вот почта. — С этими словами Келли сунула Хоуп пачку конвертов, отвернулась и потянулась за сандвичем. Хоуп вышла из комнаты, на ходу перебирая письма. При виде кучи счетов она застонала, но последний конверт заставил ее остановиться на полпути и прислониться к стене. В ее руках дрожало письмо от компании, управлявшей отцовской земельной собственностью. Хоуп уведомляли, что она должна освободить дом к концу месяца. Отец продавал его. Прекрасно, подумала она, беря себя в руки, и продолжила путь. Нужно найти способ купить дом. Да уж… Учитывая, что половине ее пациентов вообще нечем платить, а другая половина не может платить вовремя. Петля начинает затягиваться. Ей не терпелось увидеть Клейтона, однако сначала нужно было позвонить отцу. Хоуп решила воспользоваться аппаратом, стоявшим на кухне: там ее не могли подслушать. Она заговорила без вступления, хотя далеко не так решительно и уверенно, как во время беседы с больными. — Я не беременна, — спокойно сказала Хоуп. — Милые бранятся — только тешатся. — Он вздохнул и умолк. — Отец! — Хоуп понадобилось время, чтобы овладеть собой. Ее душили гнев и унижение. — Мы с Трентом не любовники. Неужели это нужно объяснять? — Ты действительно не беременна? Надежда, слышавшаяся в его голосе, заставила Хоуп забыть гнев и бессильно опуститься в ближайшее кресло. Молли, не отходившая от хозяйки, села рядом и принялась терпеливо ждать. Радость. Гордость… Хоуп знала, что именно эти чувства переполняли отца в последние дни. Как она могла воспользоваться этим? Как можно было позволить отцу поверить, что она беременна, даже ради того, чтобы выиграть время? — То, что ты так счастлив, только затрудняет дело, — начала она. — Я не хочу огорчать тебя. Но не могу жить так, как тебе нравится. Просто не могу. Пожалуйста, пойми: между мной и Трентом ничего нет. — Он говорит другое. — Он сам не знает, что говорит. — Любовные ссоры, — сказал он, как будто не слышал слов дочери. — Можешь мне верить, Хоуп, но я знаю, что это такое. Я не так стар, чтобы забыть. Твоя мать… — Я знаю, отец, — сказала она со вздохом и стала рассеянно поглаживать Молли, положившую тяжелую голову к ней на колени. — Жизнь у вас была бурная. — Но мы любили друг друга. Очень любили. — В его голосе звучала печаль. — Мы были очень разные. И сходились только в одном… Ей следовало сидеть дома и растить тебя. Ни один ребенок не должен оставаться без материнского присмотра. — Когда у меня будет ребенок, — заверила Хоуп, — я тоже буду заботиться только о нем. Так что можешь быть спокоен. Но пока для меня важнее всего дело. — Которым, кстати, может заниматься кто-нибудь другой. Ты слишком много работаешь. Ни разу не брала отпуск, ни разу! — В клинику ходит много народу. Отпуск взять нелегко. А главное, эта работа слишком важна для меня. — Жизнь важнее, — серьезно ответил он. — Хоуп, пожалуйста, подумай об этом. Думать не хотелось. Ох как не хотелось. Но внутренний голос нашептывал ей, что отец прав, хотя бы отчасти, но все-таки прав. Она никогда не жила для себя. — Трент хочет заботиться о тебе. — А я не хочу, чтобы обо мне заботились, — медленно сказала она, удивляясь, как такой старомодный человек сумел выжить в современном мире. — Этот твой Трент… — Любит тебя, Хоуп. Ты доставишь мне большое удовольствие, если поразмыслишь об этом на досуге. Я не прошу ничего другого. — Ты просишь меня бросить то, к чему я стремилась всю жизнь. — Я прошу тебя всего лишь подумать. — Не только. — Хоуп сняла руку с головы Молли и взяла конверт. — Ты отбираешь у меня дом. Я получила уведомление о выселении. — Я хочу, чтобы дом использовался по назначению. Его купили, чтобы растить в нем детей. Она негодующе фыркнула. Нет, договориться им не удастся. — Вы с Трентом помиритесь, — сказал он. — Все это глупости. Он нужен мне, Хоуп. И ты тоже. Она уже слышала это. Отец старел и хотел наследника. — На дворе конец двадцатого века! А то, чего ты требуешь от меня, настоящее варварство! Отец засмеялся, как будто дразнил ее. Разгневанная дочь едва сдержалась, чтоб не швырнуть трубку. Перестань, сказала она себе. Не обращай внимания на этот шантаж. Если придется, махни рукой на дом и уезжай работать в другое место. В Сиэтл. В Сан-Франциско. В Портленд. Куда угодно. Не имеет значения куда. Увы, это имело значение. Она выросла здесь и любила свой городок, свой дом. Здесь витал дух ее матери. Хоуп черпала в этом радость и надежду и не хотела отсюда уезжать. Кроме того, клиника дарила ей такое многообразие врачебной практики, о котором нельзя было и мечтать, работая в большой больнице. Она бы предпочла остаться. И тут у Хоуп зашевелились волосы на затылке. Она была не одна. — Хоуп… У вас все в порядке? Отвернувшись от телефона, Хоуп увидела неслышно вошедшую Келли и выдавила улыбку. Интересно, давно она здесь? — Да. А что? — Кажется, телефонный разговор расстроил вас. Хоуп ответила не сразу. Она пыталась вспомнить, о чем говорила с отцом, и многое ли могла услышать Келли. — Кажется, эта беседа расстроила вас, — повторила Келли, на сей раз более медленно. Вышедшая из себя Хоуп ответила: — Я слышала вас, Келли. Хотите верьте, хотите нет, но когда я смотрю на вас, то слышу — или вижу — все, что вы говорите. — Извините, — сказала искренне испуганная Келли. — Я только подумала… то есть, я хотела сказать, что вы не всегда можете… О черт! — Она улыбнулась — впервые на памяти Хоуп. — Я не хотела обидеть вас. — Все в порядке, но я действительно слышу лучше, чем вы думаете. Я перестаю слышать, только когда устаю или нервничаю, и тогда начинаю читать по губам. Если вы не будете отворачиваться, я всегда пойму вас. — Ох… — Келли смутилась. Очевидно, она вспомнила, сколько раз разговаривала с Хоуп медленно и четко, как со слабоумной. — И, к слову сказать, я сразу слышу зуммер, когда вы звоните из клиники. У него особый тембр, который я не могу не услышать. Келли закусила губу. — А я набирала номер раз пятнадцать… Наверное, вам здорово надоело. — Немножко, — улыбнулась Хоуп. — Я сама виновата. Надо было сказать об этом раньше. Так что не беспокойтесь. — Извините, — повторила пришедшая в ужас медсестра. Хоуп не хотелось начинать этот разговор, но иного способа установить между ними контакт не было, а в их работе необходимо доверять друг другу. Слепо. Всецело. — Не за что, — кивнула Хоуп. — Давайте договоримся. Если я чего-то не услышу, то переспрошу О’кей? — Отличная мысль. — И тут Келли улыбнулась от души — впервые за всю неделю их знакомства. Напряжение сразу исчезло, и Хоуп ответила ей искренней улыбкой. После тяжелого разговора с отцом это было особенно приятно, и она почти успокоилась. — Все действительно в порядке? — спросила Келли. — Вы немного… бледны. — На мгновение ее взгляд коснулся живота Хоуп. Прежде чем Хоуп успела вымолвить слово — и слава богу, потому что она понятия не имела, что должна сказать, — Келли спросила: — Вы не с Трентом разговаривали? Он сегодня звонил вам несколько раз. — Гмм… нет. — Кажется, он волнуется. Говорит, что вы слишком много работаете и что он хочет положить этому конец! Угроза? Хоуп возмущенно фыркнула. — Это звучало очень мило. Особенно когда он сказал, что собирается позаботиться о вас, раз вы сами этого не делаете. — Келли потянулась и поморщилась, не заметив, что Хоуп изменилась в лице. — Если бы он знал, как мы работали сегодня, его бы хватил удар. Начиная с мелка Томми и кончая той беременной, которая съела целую банку маринованных огурцов и решила, что рожает. Да уж, работенка… Понятно, что он волнуется. Я имею в виду Трента. По спине Хоуп побежали мурашки. Она фыркнула еще раз, и этот звук полностью успокоил медсестру. — Должно быть, это очень приятно, доктор Бродерик… Иметь такого мужчину, который заботится о тебе. Такого мужчину… Не слишком приятное напоминание о том, что в Тренте души не чают. После ухода Келли прошло несколько часов. Хоуп давно поела, накормила Клейтона и животных, однако продолжала беспокойно расхаживать по дому. Она отчаянно нуждалась в сне, но не могла заставить себя лечь в постель. Весь день она занималась любимой работой; в эти напряженные часы страх перед будущим уходил на задний план. И весь день, Хоуп ловила себя на этом, продолжала думать о своем госте. Она прекрасно знала, чего хочет. Ей хотелось видеть Клея, хотелось невыносимо. Он обладал умением успокаивать ее… даже когда просто лежал и улыбался. Вскоре она стояла в дверях и искала предлог, чтобы войти. Он крепко спал. Все к лучшему, подумала Хоуп. Она смотрела на Слейтера несколько минут, пытаясь внушить себе, что хочет проверить его самочувствие. Внушить, что это не имеет отношения к его внешности, к смягчившемуся во сне лицу, покрытому синяками. Волосы цвета морского песка падали ему на лоб, делая Клейтона юным и беззащитным. Хоуп медленно отвела в сторону волосы со лба Слейтера, и, хотя он не проснулся, морщинки вокруг его глаз и рта разгладились. Ресницы у него были темные и длинные, нос прямой. А губы… они были невероятно сексуальны. Даже разбитые. Несомненно, Клейтон был одним из самых красивых мужчин, которых она видела. Мужчиной, который заслуживал большего, чем она могла ему дать. Днем Хоуп решила подождать с признанием. Пятиминутного перерыва для такого разговора недостаточно. Это было бы просто невежливо. А он так плохо выглядел, был таким измученным, что хотелось плакать. Теперь время настало. Она не сможет уснуть, если не сделает этого. Сейчас, только одну минутку… Не в состоянии справиться с собой, она протянула руку и легко прикоснулась к его небритой щеке. Почему она относилась к этому человеку не просто как к пациенту? Почему ей казалось, что он действительно мог бы быть ее любовником? Щека была теплой, упругой, и ей так не хотелось убирать руку. Хоуп провела пальцами по его шее до самой ключицы — просто так, для собственного удовольствия. Потом пальцы скользнули по широкой, мускулистой груди; она заглянула в лицо Клейтона… и застыла на месте. Он проснулся. Хоуп прокляла бы свою глухоту, но виновата в этом была не глухота, а чувственность, заставившая ее забыть об осторожности. Никакой ошибки. Оба его глаза были открыты и смотрели прямо на нее. Таинственные глаза цвета свежей листвы. — Привет, — сказала Хоуп как дурочка и убрала руку, смущенная тем, что ее застали врасплох. Но Слейтер взял руку Хоуп и снова притянул ее к себе. — Не надо, — хриплым со сна голосом пробормотал он. — Что не надо? Клейтон положил ее руку на свою покрытую светлыми волосами грудь, и женщина почувствовала гулкое биение его сердца. — Не убирай ладонь. Мне приятно. — Ох… — Как быть? Как сказать ему правду, если он так невыносимо, невероятно… принадлежит ей? — Клей… — Расскажи о нас, — попросил он, закрывая глаза и не отпуская ее руку. — Только не про то, как мы содержим этот странный приют для животных. Хоуп ощущала его глубочайшую усталость, но на краткий мир — до того как Клейтон опустил веки — ее пронзило предчувствие чего-то необычайного. Она не почувствовала, а увидела что-то намного более глубокое, более захватывающее, чему суждено было случиться, суждено неминуемо. Ошеломленная Хоуп умолкла. Нет, конечно, она ошиблась. Когда эта история закончится, он навсегда уйдет из ее жизни. — Трудно, да? — Он вздохнул. — Знаешь, Хоуп, мне кажется, ты что-то скрываешь. — Правда? — испуганно спросила она. — Угу. Как будто раньше я был изрядным подонком. Это сводит меня с ума. К тому же не могу вспомнить, хорошо ли я с тобой обращался. Он говорил тихо и немного неразборчиво. Хоуп приходилось читать по его потрескавшимся губам. — Почему ты так думаешь? — прошептала она. — Это следует из твоих слов. — Клейтон умолк и прикоснулся к ее руке. Хоуп вспыхнула так, что тонкая ткань блузки едва не задымилась. — Но если я действительно был такой сволочью, дай мне возможность исправиться. Раз уж я все равно ничего не помню. Чувство вины заставило ее внутренне съежиться. Вина и страх переполняли ее сейчас. — Ты… не был сволочью, Клей. — Почему-то она была уверена в этом. — А память к тебе вернется. Я обещаю. — Мне нравится, как ты это делаешь. — Он сжал ее пальцы и бессильно уронил руку на кровать. — То, как ты читаешь мои мысли раньше, чем я сам их осознаю, и успокаиваешь меня. Ему нравится, что она понимает его чувства. Если это правда… Еще никто не говорил Хоуп таких слов. — Спасибо за обед, — едва слышно прошептал Клейтон. Он так устал, что, казалось, вот-вот уснет. — Я знаю… как ты была занята. — Я люблю свое дело. — Но ты работаешь слишком много. Как ты себя чувствуешь? Хоуп хотела пошутить, что больной здесь он, а не она, но тут же прикусила язык. Как и все остальные, он считал ее беременной. Она сама сказала ему об этом. От нежности, звучавшей в его сонном голосе, у нее защекотало в горле. Хоуп на секунду закрыла глаза и позволила себе поверить в чудо. Как хорошо, когда тебя по-настоящему любят, заботятся и хотят знать о тебе все… Увы, несмотря на соблазн новизны, это было невозможно. Она поставила на своей судьбе крест в тот миг, когда солгала ему. — Нормально, — с наигранной бодростью сказала она. — А как ты? Тебе лучше? — Угу… — Он умолк. Хоуп пыталась найти нужные слова, однако это было нелегко: жар его ладони пронизывал не только ее руку, но и все тело. — Сегодня ты была великолепна. Кажется, я могу гордиться тобой. Его губы едва двигались. Она не поняла и половины слов. — Что? — Твоей работой. Томми и его мелком. — Он хрипло хохотнул. — Надо признаться, это был хороший способ увидеть тебя. Я бы и сам испробовал его, если бы хотел привлечь твое внимание. К счастью, меня вовремя избили. Это заставило ее рассмеяться. — А еще тем, как ты лечила упавшего мальчика и ту девочку-подростка. Он все слышал, поняла Хоуп, глядя на стену, отделявшую спальню от ее кабинета. Она пыталась вспомнить то, что он мог услышать, как будто была в чем-то виновата. — Клей, это были беседы с глазу на глаз. — Она боялась, потому что отдалась мужчине, — с закрытыми глазами протянул Клейтон. Хоуп пристально следила за ним. Измученный Слейтер едва шевелил губами, и она с трудом понимала слова. Все еще не открывая глаз, Клей покачал головой. — Она думала, Господь покарает ее смертью. Бедняжка… Это была грустная правда. У девочки была фанатически религиозная тетка. Хоуп потратила битых два часа, пытаясь убедить свою пациентку, что Саваоф не поразит ее молнией. Но больше всего ее потрясло, что девочка понятия не имела ни о контрацепции, ни о СПИДе. Большая часть времени ушла у нее на то, чтобы просветить глупышку. Хоуп очень надеялась, что трудилась не напрасно. Дай-то бог… Это было еще одним подтверждением того, как нужна и важна ее работа. — Ты хорошо поработала с ней, Хоуп. Я когда-нибудь говорил, что горжусь тобой? — Ни разу. Слейтер нахмурился и промолчал. Она вздохнула, села на край кровати и, не зная, куда девать руки, принялась укрывать Клейтона, лишь бы найти им дело. Настала пора сказать правду. Хоуп набрала в грудь побольше воздуха. — Клей… Мне нужно кое-что сказать тебе… но я не знаю, с чего начать. — У нее вырвался нервный смешок. — Все это очень странно. Ты мой пациент и в то же время нет. И это… Ну, я не знаю, как мне быть. Хоуп сделала паузу, надеясь, что Слейтер скажет что-нибудь и успокоит ее, но он молчал. — В ту ночь, когда я нашла тебя, — быстро продолжила она, пытаясь сохранить присутствие духа, — я была не в себе. Я просто… Она закусила губу. Осторожнее! Не нужно причинять ему боль. Как ей ни хотелось, чтобы к Клейтону вернулась память, нужно было, чтобы это произошло само собой. Ему будет тяжело, если происшедшее вспомнится слишком рано. — Со мной произошла одна неприятность, — заикаясь, пролепетала она и уставилась на свои руки. Руки, которые вылечили множество людей и могли вылечить еще больше. Ну, говори же… — Я знала, что это может изменить мою жизнь, и была выбита из колеи. Это, конечно, не оправдание, но… Говори, черт побери! — Ну… — Она осеклась, тяжело вздохнула, а затем подняла голову. — Клей… Ответом ей было тихое посапывание. Хоуп непроизвольно хихикнула. Приятно знать, что она осталась самой собой. Все мужчины скучали с ней… кроме Трента. Хоуп беспомощно вздохнула и посмотрела на Слейтера. Господи, как ей нужно сказать ему правду! Впрочем, одной ночью больше, одной меньше… Всего несколько часов без сна, саркастически подумала она. Хоуп бережно укрыла его и выключила лампу. — Спокойной ночи, Клей, — прошептала она и вышла из комнаты. Не успела Хоуп добраться до спальни, как задребезжал телефон. Так поздно ей мог звонить только один человек. Трент. Она не стала снимать трубку. Однако Блокуэлл был настойчив. Хоуп с раздражением смотрела на неумолкающий телефон. Нет. Она не подойдет. Но опасение, что проснется Клейтон, заставило ее передумать. После седьмого звонка она сдалась. — Хоуп… В чем дело? При звуке негромкого, полного досады голоса она без сил опустилась на кровать. Мало кто из мужчин мог заставить ее почувствовать себя маленькой и беспомощной. Но, как ни странно, Тренту это удавалось. — Ты трудилась как пчелка, — сказал Блокуэлл тоном, который другие сочли бы чарующим. Но Хоуп он казался угрожающим. — Ты прав, я была занята. — Я так и не сумел убедить Келли подозвать тебя к телефону. Слава богу, что Келли еще побаивается ее. — Сегодня было очень много больных. — Она посмотрела на часы. — И я действительно очень устала, Трент… Однако надеяться на то, что Блокуэлл поймет намек, не приходилось. — Симпатичная женщина твоя новая медсестра, — непринужденно сказал он. На нее снизошло вдохновение. — Попробуй сказать это ей в глаза. Он засмеялся. — Будь она хоть трижды красавица, мне нужна только ты, Хоуп. Ты ведь это знаешь. От звука его голоса по спине Хоуп побежали мурашки. — И поэтому ты распустил обо мне сплетню? Лживую сплетню, Трент. Он вздохнул. И Хоуп уловила в этом вздохе какое-то снисхождение. Ее просто взорвало. — Я не беременна! — выпалила она. — И ты прекрасно знаешь это! Я хочу, чтобы ты перестал болтать чепуху! — Мы так давно знакомы, Хоуп. Мы принадлежим друг другу. — Извини, — промолвила женщина и скорчила брезгливую гримасу. Чего ради она просит у него прощения? — Ты отказываешь мне? Его голос стал громче, как будто Трент стиснул трубку и поднес ее вплотную ко рту. — Ты тут ни при чем, — сказала она по возможности дружелюбно. Даже после того, что он заставил ее пережить, Хоуп не могла обидеть его. — Я просто не хочу жить с мужчиной. Наглая ложь. В ее запасной спальне лежал мужчина, с которым Хоуп хотела бы жить. Но сама сделала это невозможным. — Ты понял? — спросила она Трента. — Да. Она не почувствовала облегчения, потому что не поверила ему. — В самом деле? — Ты думаешь, что я недостаточно хорош для тебя. — Нет, я… — Но я не чета другим, Хоуп. И стремлюсь к высотам, о существовании которых ты и не догадываешься. Ты слышишь меня? Его голос стал таким громким, что она отчетливо слышала каждое слово. — Да, но… — И ты будешь моей. Обязательно! От его открыто враждебного тона Хоуп бросило в дрожь. — Я не сделаю то, чего не хочу, Трент. Не звони мне больше. — Что?! Гнев и удивление, послышавшиеся в голосе Блокуэлла, заставили ее сжаться. Но Хоуп не сдавалась. — Пожалуйста, оставь в покое моего отца. И перестань распускать обо мне слухи. — О’кей, Хоуп, — спокойно сказал он. — Видно, договориться по-хорошему нам не удастся. Тогда сделаем по-другому. Не ссорься со мной, в этом вопросе мы с твоим отцом союзники, и он верит мне. Если ты хочешь сохранить свою клинику, будешь делать то, что я скажу. — Не буду! — Будешь, будешь. Ты беременна от меня… Да, беременна, — повторил он, когда Хоуп попыталась протестовать. — И мы скоро поженимся. С этими словами он повесил трубку. Хоуп посмотрела на телефон и рассмеялась, хотя ей хотелось плакать. Трент слишком много о себе вообразил. Она не даст себя подчинить. Но почему у нее от страха сводит живот? Глупости, сказала она себе и пошла по неосвещенному коридору. Сопровождавшая ее Молли неожиданно напряглась, подняла голову, принюхалась и негромко зарычала. Черная шерсть на холке и хвосте встала дыбом. Хоуп застыла на месте. Молли никогда не рычала без причины. Поведение собаки заставило ее насторожиться. Она напрягла слух, но, увы, не заметила ничего необычного. — Молли, — прошептала она и ради собственного успокоения положила руку на спину лабрадора. — Что это? Собака снова понюхала воздух, повернулась к хозяйке и негромко заскулила. Это было предупреждение. У Хоуп упало сердце. Она тихо вошла в спальню Клейтона. Здесь было темно, как и в прихожей. Хоуп быстро подошла к окну и опешила: в стороне от дороги, ведущей к дому, в густой чаще блеснул луч света. А за ним еще один. Кому взбрело в голову бродить по лесу в кромешной тьме? ГЛАВА 6 У Хоуп перехватило дыхание. Прижавшись к стене, она следила за мигающим светом. Отсюда было мало что видно. Молли снова зарычала. Дом Хоуп, окруженный высокими раскидистыми деревьями, стоял на отшибе. Ближайшее жилье находилось по крайней мере в двух милях отсюда, если не больше. Никто не может бродить по участку без позволения хозяйки. Никто! Если только… Ох, нет! Если только те люди не ищут брошенное ими тело. Тело, которое было вовсе не трупом, а ее Клеем. Это не могла быть полиция. Никто не заявлял о его исчезновении: Хоуп сегодня дважды обращалась к своему приятелю и его компьютеру. Никто не разыскивал его, и полиция им не интересовалась. Впрочем, это не имело значения — Клейтон Слейтер не был преступником. Вывод был один, причем достаточно мрачный: если бы они нашли его, наверняка закончили бы то, что начали. А что было бы, скажи она Клейтону правду? Признайся в том, что солгала, что хотела использовать его в своих целях? Любой нормальный человек на его месте разозлился бы и тут же ушел, какие бы душещипательные доводы она ни приводила в свое оправдание. Ушел бы и попал прямо в руки этих бандитов. Какое счастье, что у нее не хватило духу обо всем рассказать! Свет давно исчез, а Хоуп все продолжала прижиматься лбом к стеклу окна в комнате, где безмятежно спал Клей. Настало утро, но Клейтон не торопился просыпаться. В стране снов жилось хорошо, там не было боли. Надеяться, что наяву будет то же, не приходилось. Он попробовал открыть глаза. Как ни странно, это оказалось нетрудно. Видимо, его состояние улучшалось. Прошло почти четыре дня, а память к нему так и не вернулась. Клейтона мучило сосущее чувство тревоги. Он что-то забыл, и это ”что-то”, к сожалению, включало в себя всю его жизнь. Он осторожно сел. В глазах поплыло, заныли ребра, но чувства, что он при первом же движении развалится на куски, не было. Добрый знак. Клейтон пообещал себе, что не только сядет, но и встанет. Ему надоело смотреть на мир, лежа на спине. Несмотря на потерю памяти, он знал, что не любит валяться в постели. Если бы вспомнить, чем он занимался! Это было первое, что следовало узнать у Хоуп. А посмотреть, на кого он похож, можно и сейчас. Конечно, если удастся встать и добраться до зеркала. Он быстро сунул руку под простыню и убедился, что по-прежнему голый. Около кровати лежали тщательно сложенные майка и пижамные брюки. Спасибо Хоуп. Значит, она думала о нем так же неотступно, как и он о ней. Забыв о разбитой губе, Слейтер слабо улыбнулся и вновь разбередил струп. — Ч-черт! — Ты в порядке? Он поднял голову. На пороге стояла нахмурившаяся Хоуп, облаченная в белый халат. — Не помню. Она нахмурилась еще сильнее, и Клейтон рискнул улыбнуться, придерживая одной рукой ребра, а другой — разбитую губу. — Я шучу. — Хоуп продолжала смотреть на него с сомнением. — Честно, — сказал Клейтон, улыбаясь и испытывая странное чувство радости от того, что видит ее. — Мне… лучше. — О’кей, — недоверчиво промолвила Хоуп, не сводя взгляда с его губ. Но он не обратил на это внимания; в мозгу у Клейтона внезапно вспыхнул новый вопрос. — Почему я лежу здесь, а не в твоей спальне? Это только что пришло ему в голову. Как он не подумал об этом раньше? Единственным оправданием тому могли быть только невероятная боль и усталость. — Что? Он терпеливо повторил вопрос. Странно… Почему она с таким трудом понимает его? Неужели рассеченная губа мешает ему говорить внятно? Расслышав его слова, Хоуп побледнела. — Теперь я вижу, что тебе действительно лучше, — сказала она неповторимым грудным, чуть гортанным голосом и подошла к его кровати. — Все еще ничего не помнишь? — Мы с тобой порвали, да? — Это было единственное объяснение, которое приходило ему в голову. Иначе зачем ей вздрагивать при каждом его прикосновении? Какая другая причина могла помешать ему делить постель с такой обворожительной женщиной? — Ох, Клей… Все так перепуталось… — еле слышно пролепетала смутившаяся Хоуп. — Что случилось? — тихо спросил Слейтер, огорченный выражением ее лица. Неужели он действительно вел себя по-свински? Плечи Хоуп расслабились, и Клейтон готов был поклясться, что она испытала облегчение. — Дело в ребенке, — прошептала она, все еще зачарованно глядя на его губы. — Это не то, что… На самом деле я не… — Ты не хочешь его, — закончил Клейтон и оцепенел. Виноват в разрыве был не он, а она. — Нет-нет! — торопливо заверила Хоуп, опустилась на кровать, задев его бедром, и потерла виски. — Клей, все это так сложно… — Сложно? Он испустил короткий смешок и едва не вскрикнул от пронзительной боли в ребрах. Вернее, непременно вскрикнул бы, если бы сумел наполнить легкие. Но он не мог ни дышать, ни кричать. Мог только хватать воздух открытым ртом. В ту же секунду Хоуп склонилась над Клейтоном и обхватила его плечи. — Клей, дыши. Только медленно, не торопясь. Не бойся, я здесь. Ты просто слишком сильно выдохнул, вот и все. Твои ребра еще не успели зажить. Правильно, вот так… Теперь сделай еще один вдох, медленный. Слейтер, оглохший от боли, слышал ее словно сквозь вату, но подчинился и стал дышать, как ему велели. — Дьявол, — наконец выдавил он, обняв руками грудь и ссутулившись. Это не помогало, но Клейтон не смог бы разогнуться даже под страхом смертной казни. — В меня как будто всадили нож и повернули его… Губы Хоуп напряглись, глаза наполнились сочувствием и тревогой. Она гладила его руки и массировала напрягшиеся плечи. — Чтобы ребра зажили, потребуется какое-то время. В ее глазах появилось что-то новое. Похоже, что это страх. Он бы не заметил этого, если бы Хоуп не была так близко, не трогала бы его и ее нежное дыхание не касалось его лица. Она боится его? Нет, он слаб, как младенец, совершенно безвреден, и Хоуп знает это. Тогда чего же бояться? Того же, что и он? Что ее ждет та же участь? Что он привел сюда преследующий его безумный мир? — Чем я зарабатываю на жизнь? Внезапность этого вопроса заставила Хоуп заморгать и уставиться на его губы. — У тебя собственное дело в Сиэтле. — Какое? — Я никогда не интересовалась. Плохо. Ему следовало знать это. Хотя бы для того, чтобы понять, удовлетворятся ли сделанным его неведомые враги или вернутся еще раз и, чего доброго, возьмутся за Хоуп. — Ты многое скрываешь, — сказал Клейтон и увидел, что Хоуп закусила нижнюю губу. Его страх усилился, но это был страх за нее. — Пытаешься защитить меня? Она отвела взгляд. Слейтер понял, что попал в точку, но нисколько не обрадовался этому. — Хоуп, — настойчиво спросил он, придвигаясь ближе, — почему в такую бурю я не был дома? И кто мог хотеть убить меня? — Что? Проклятая губа, заставляющая его мямлить. Сделав усилие, чтобы выговаривать слова четче, он повторил вопрос. — Я не знаю. — Тогда как ты узнала, где меня искать? — Я ведь уже говорила, тебя нашла Молли. — Взволнованная Хоуп говорила очень тихо. Слава богу, Клей. А если бы она тебя не почуяла? Или я не обратила бы на нее внимания? — Не надо. — Слейтер взял руку Хоуп и благодарно сжал ее. — Я здесь, и мне лучше. Иначе я не задавал бы тебе тысячу вопросов. Она слегка улыбнулась, не сводя с него тревожных темных глаз. — Ты когда-нибудь ответишь на них? — Да. Когда ты как следует подлечишься. Согласиться на это было трудно, и, если бы не выражение ее лица, Клейтон не отступился бы. Он ухитрился улыбнуться уголком рта и не разбередить болячку. — Знаешь что? Я даже не помню, как выгляжу. — Хоуп молча смотрела на него с тревогой. — Что, неужели так скверно? — Она стиснула руки и вновь промолчала. — В чем дело? — спросил он, продолжая осторожно улыбаться. — Я что, урод? Хоуп засмеялась. Смех ее был чудесным. — Ты разбил бы зеркало, если бы увидел себя! — Это так ужасно? Хоуп кивнула, но ее губы дрожали от смеха. Клейтон знал, что не тщеславен, по крайней мере, так ему хотелось думать, но внезапно обнаружил, что хочет, чтобы она считала его красивым. — Я шучу, — мягко сказала она, с пугающей легкостью читая его мысли. — По-моему, ты очень красивый. В нем боролись самолюбие и смущение. — Так уж и красивый? — попытался отшутиться он. — Или просто симпатичный? — И то и другое, — заявила она. Он стал серьезным. — Тогда рассказывай. — Ты еще не выздоровел. — Выздоровел, — продолжал настаивать он. Она молча отвернулась и спустила простыню, прикрывавшую его грудь. Над и под повязкой, стягивавшей его ребра, красовались зловещие кровоподтеки. При взгляде на них у Хоуп искривились губы, а глаза наполнились слезами. — Ох, Клей, — прошептала она, поднося ко рту дрожащие пальцы. Теперь у него не осталось и тени сомнения. Они могли поссориться, могли порвать друг с другом, но эта женщина все еще любила его. Глубоко. И потрясенный Слейтер горько пожалел, что ничего не знает об этом. — Я не представляю, что произошло между нами, — сказал он, — и как повернулось бы дело, не лишись я памяти. Но твердо знаю одно. — Что? — насторожилась Хоуп. — Я не хочу терять тебя. — Он провел рукой по белому халату и жестом собственника положил ладонь на ее живот. — Или ребенка. Обещай, что этого не будет. Что ты дашь мне еще один шанс. Она проглотила комок в горле и подняла взгляд. Ее глаза были мокры от слез. — Ты серьезно? — Серьезнее некуда. — Но ты ничего обо мне не знаешь… Хоуп была ошеломлена и слегка испугана. Отлично, подумал он, значит, теперь она дважды подумает, прежде чем решится на разрыв. — Я знаю, что ты самая добрая, самая нежная женщина на свете. И самая сильная. А когда я думаю о том, что ты живешь здесь и лечишь людей, которых бы не стал лечить никто другой… — Я не героиня, — решительно сказала она и вдруг отодвинулась. — Я подойду. — К чему подойдешь? На телефоне замигала красная лампочка. Хоуп вскочила, избегая взгляда его прищуренных глаз. — Мне пора, — быстро сказала она и отвернулась. Свет вспыхнул снова, и Клейтон недоуменно посмотрел на широкую панель с огромной нескладной трубкой. Но спросить о странном телефоне и о том, как она умудряется предугадывать звонок, не успел. Хоуп быстро сказала: — Меня вызывает Келли. Наверно, пришел больной. — Откуда ты знаешь, что это Келли? Она поежилась. — Наверняка она… Ну, мне пора бежать. Не надо вставать, Клей. Потерпи еще денек. Он молча проводил ее взглядом. На пороге Хоуп обернулась. — Обещаешь лежать? — А ты обещаешь вернуться и поговорить со мной? Она вздохнула. — Да. Если будешь лежать. Измученное выражение его лица было красноречивее слов. — Я никуда не уйду. Она долго смотрела на него, а потом задумчиво кивнула. — Отдыхай. Как ни странно, он послушался. Несмотря на перечень вопросов длиной в милю. — Доктор Бродерик, — сказала Келли, заглянув в крошечный кабинет Хоуп, — опять звонит Агата Килнер. Хоуп сдержала стон и посмотрела на медсестру. — Неужели она снова собирается замуж? — Ага. — Кажется, уже в седьмой раз. — Ага. — Передай ей мои поздравления. — Уже передала, — лаконично сказала Келли. — Но она непременно хочет говорить с вами. — Ей опять требуется выяснить, что я думаю о внебрачных связях, хотя мы говорили об этом уже шесть раз. Келли, явно все знавшая, и глазом не моргнула. — Теперь у нее на уме другое, доктор. Она хочет знать, может ли корень малины усилить сексуальность ее дружка. Хоуп положила ручку и засмеялась. — Ее дружку девяносто лет. А ей, если не ошибаюсь, восемьдесят пять. Единственное, что может усилить сексуальность бедняги, это хороший сон… — Вы врач, — прервала ее Келли, — вот и скажите ей это сами. — Она выдержала взгляд Хоуп и невинно улыбнулась. — Я не специалист по лекарственным растениям. — Бред, — пробормотала Хоуп и взяла трубку. — Нет, Агата, корень малины не… — Ты уверена, милочка? — не дала ей договорить старуха. — Я бросила щепотку Альберту в чай и думаю, что это подействовало. Видела бы ты, как он реагировал. Его мужская плоть… — Уф-ф… Агата, — быстро вставила Хоуп, стремясь избежать лекции по анатомии. — Мы уже говорили об этом. Я врач. А вы повторяете бабушкины сказки. Это миф! — Знаю я вас, новых докторов. — Голос Агаты дрожал не то от негодования, не то от преклонного возраста. — У вас на уме одни таблетки. Говорят тебе, это действует! А ты, как прямой потомок русской цыганки, должна верить мне больше, чем все остальные! Это был не город, а глухая деревня. Тут традиции значили намного больше, чем деньги или образование. Хоуп лучше многих знала, что такое самоубеждение. Именно это качество позволило ей победить и стать доктором, несмотря на физический недостаток. Кто она такая, чтобы говорить этой женщине, что добавлять в чай сушеный корень малины бесполезно? — О’кей, Агата, — мягко сказала она. — Но не больше одной щепотки в неделю. Договорились? — Ох, спасибо, милочка! Большое спасибо! — Она хихикнула. — Ты позволяешь мне выйти замуж в седьмой раз! Хоуп, посмеиваясь, повесила трубку. Но ее веселость вскоре исчезла. Вера, доверие. Пациенты доверяли ей безоговорочно. И Клей тоже. А она лишилась права на это доверие, не сказав ему правды. Она посвятила жизнь истине, и доверие значило для нее все. То, что она извратила истину и махнула рукой на доверие, ранило Хоуп сильнее, чем она могла себе представить. Только искреннее и неподдельное отчаяние помешало ей тут же побежать к Клею и все ему рассказать. Ему нельзя сейчас уходить. Кто-то ищет его. Хоуп в этом не сомневалась. Признаться себе в том, что тут замешаны еще и чувства, она не хотела. Когда Келли остановила ее в дверях кабинета, у Хоуп оставался только один больной. С трогательной искренностью медсестра прикоснулась к ее руке. — Доктор, как вы себя чувствуете? Неужели она так скверно выглядит? Да, она устала и расстроена вызывающим поведением Трента, но своей обычной жизнерадостности не потеряла. А то, что в ее запасной спальне спит мужчина, придавало ей силы. — Нормально… — Вы сегодня очень много работали. — Келли, я не беременна. Сестра смотрела на нее с недоверием. Осуждать ее не приходилось. Хоуп знала, что Трент звонит несколько раз в день и отводит душу, разговаривая с Келли. Он явно говорил медсестре совсем другое, и бедняжка не знала, кому верить. — Более того, — сказала Хоуп, быстро приняв решение, — я не близка с Трентом. Келли понимающе улыбнулась. — Он говорил мне, что вы стесняетесь людской молвы. Все нормально, доктор Бродерик. Не волнуйтесь. Я не буду болтать об этом с каждым встречным. — Я говорю серьезно, Келли. Мы не любовники. И никогда не будем ими. Пока медсестра изучала ее взглядом, в комнату вбежала Молли и прижалась к Хоуп. — Вы не шутите? — задумчиво спросила Келли. — Я редко шучу. — Уставшая Хоуп оперлась о спину Молли. — Так вот почему вы не отвечаете на его звонки. — Да. Келли грустно вздохнула. — Мне очень жаль, доктор. Он такой дружелюбный, такой очаровательный, такой открытый. С ним так легко разговаривать. — Я понимаю, поверьте мне. — Еще бы. Это понимали все женщины Грин Каунти. От мала до велика. — Я только предполагала. — Пожалуйста, не стройте на мой счет никаких предположений. — Хоуп была сыта этим по горло. Увидев, что лицо Келли напряглось, она смягчила тон. — Келли, учтите на будущее: я буду вам очень признательна, если вы не станете говорить обо мне с Трентом. — Конечно, — с каменным лицом ответила сестра. Молли ткнулась в хозяйку носом. Наконец Хоуп опустила взгляд и широко раскрыла глаза. Собака держала в пасти цветную бумажную тарелочку, на которой Хоуп относила Клею ленч. Теперь на тарелочке с пятнами кетчупа печатными буквами было выведено: ”Думаю о тебе”. Хоуп отняла у Молли тарелку и быстро глянула на Келли. Медсестра пристально рассматривала свои руки. Хоуп сложила тарелочку, чтобы прикрыть надпись, и едва не рассмеялась, увидев слова, нацарапанные на обратной стороне: ”И ты думай обо мне. Пожалуйста”. С бьющимся сердцем она скатала тарелку в трубочку. На лице Хоуп расцвела улыбка, с которой было невозможно справиться. Она чувствовала себя девчонкой-подростком. Молли запыхтела и, казалось, улыбнулась в ответ, как будто поделилась с ней секретом. Впрочем, так оно и было. Хоуп чуть не расхохоталась. — Вы… уверены, что все в порядке? — спросила Келли, смерив ее странным взглядом. — Абсолютно, — ответила Хоуп, пряча тарелочку за спину и с трудом сдерживая смешок. Не у одной восьмидесятипятилетней Агаты на уме секс. ”Думай обо мне”. Как будто она могла думать о ком-нибудь другом! Но было невыразимо приятно, что Клей рядом и что он думает о ней. Келли вернулась к работе, чувствуя себя немного неуютно. А Хоуп сделала то же самое с широкой улыбкой на губах. Вечером, когда все больные ушли, Келли задержалась в дверях и помахала Хоуп рукой на прощание. Этим жестом Келли заканчивала каждый рабочий день и всякий раз делала это весьма непринужденно. Но сегодня он, наоборот, казался удивительно дружеским. Хоуп улыбнулась, ничего не ожидая взамен; в ответ получила искреннюю улыбку, которая значила для Хоуп очень много. Через минуту дверь клиники закрылась, и Хоуп глубоко вздохнула, ощутив прилив оптимизма. Неужели они действительно сумеют найти общий язык? Может быть, может быть… Хоуп выключила в клинике свет, выпустила поскуливавшую Молли и еще раз осмотрела темные комнаты. Она любила этот дом. Что здесь будет через год? Некогда мечтать, подумала она. Пора кормить животных. А затем проведать своего пациента с удивленными, добрыми, смеющимися глазами. Одного взгляда которых достаточно, чтобы повергнуть ее в трепет. Странно, что она с ее шестым чувством не среагировала раньше. Наверное потому, что он подобрался слишком быстро и беззвучно. Кто-то схватил ее и прижал к стене. Она успела испуганно вскрикнуть, прежде чем чья-то рука зажала ей рот. Хоуп начала отчаянно вырываться, пытаясь вздохнуть. Но рука, обвивавшая ее талию, оказалась слишком сильной. Вокруг было темно. Хоуп, не слышавшая ничего, кроме звона в ушах, страшно перепугалась. Молли, оставшаяся снаружи, заскреблась в дверь, затем тревожно заскулила и наконец оглушительно залаяла. Помочь Хоуп было некому. Рука, зажимавшая ей рот, отодвинулась, и Хоуп вскрикнула снова. ГЛАВА 7 Клейтон проснулся, как от толчка, и попытался понять, что его разбудило. А затем услышал крик Хоуп. Он извернулся, сел и ахнул от боли. В глазах плыло, драгоценное время уходило на то, чтобы справиться с приступом дурноты. Когда дурнота прошла, он отбросил простыню, спустил ноги на пол и попытался встать. Из коридора донесся приглушенный шум, и Слейтера пронзила страшная мысль. Что-то случилось. На нее напали. Неужели те же люди, которые напали на него? Он обязан помочь ей! Дрожа и обливаясь потом, Слейтер добрался до двери и только тут вспомнил, что он голый. Он обругал себя, вернулся и поднял пижамные штаны, которые прежде отбросил в сторону, потому что они были слишком грубыми для его покрытых синяками ног. Клейтон надел их и устремился к двери, не обращая внимания на боль в ребрах. Тут он снова услышал негромкую возню и застыл от ужаса. Когда дверь со скрипом раскрылась, в коридоре стояла зловещая тишина, которую неожиданно нарушил бешеный лай и вой Молли, доносившийся со двора. Собака была снаружи. Это означало, что Хоуп осталась совершенно одна. Клейтон ощутил страх. Он оглянулся, увидел на столике рядом с кроватью телефон и подумал, не вызвать ли помощь. Но эта мысль повергла его в еще больший ужас. Если это он навлек на Хоуп беду, полиция тут не поможет. Он все еще не помнил почему. В коридоре было темно и тихо. Клейтон, шатаясь, двинулся вперед. Его мутило, в ушах звенело, сердце стучало как сумасшедшее. Сделав несколько шагов, он схватился за горевшие огнем ребра. Еще немного, и он умрет. Несмотря на отчаянное желание помочь Хоуп, ему пришлось остановиться, опереться о стену и подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Черт побери, время, время! Руки и ноги тряслись, по спине струился пот, но он выпрямился, решительно шагнул вперед и… упал. На Хоуп пристально смотрели насмешливо мерцающие глаза. — Ты осмотрела всех своих пациентов. Теперь моя очередь. — Трент, — с трудом выдохнула она, — ты напугал меня до смерти. — Хоуп попыталась освободиться, но Блокуэлл не отпускал ее. — В самом деле? — пробормотал он, с пугающей фамильярностью гладя ее спину. — Ты уже согласна выйти за меня замуж? — Конечно нет! — выпалила Хоуп. Страх сменился гневом. — Пусти! — Чудесно выглядишь. — Он не собирался отпускать ее, и Хоуп снова охватил страх. Женщина видела, как смотрит на нее Трент, и это вызывало у нее тошноту. Чем этот человек так нравится ее отцу? — Что ты здесь делаешь? — спросила она, отталкиваясь от его груди, твердостью напоминавшей кирпичную стену. — Хотел проверить, не соскучилась ли ты по мне. — Одной рукой Трент гладил ее спину, а другой прижимал женщину к себе. — Перестань, — пробормотала Хоуп и оттолкнулась так сильно, что отлетела к стене, когда Трент неожиданно отпустил ее. Блокуэлл медленно и неумолимо приближался, а она лихорадочно размышляла, бежать ей или кричать. — Я не одна, — наконец храбро сказала Хоуп, вскинув подбородок. Молли лаяла так, что разбудила бы и мертвого. Господи, лишь бы Клейтон не услышал шум и не попытался встать, чтобы прийти на помощь. В таком состоянии ему не по плечу тягаться с Блокуэллом. — Одна, — ответил Трент. — По дороге я встретил машину Келли. Так что мы совсем одни, малышка. — Он улыбнулся так, что у Хоуп сжалось сердце. Что ж, по крайней мере, он не знает о Клейтоне… Хоуп еще никогда не видела Трента таким уверенным в себе и таким устрашающе спокойным. Впрочем, она редко оставалась с ним наедине. В присутствии отца и прочих людей он был… другим: обаятельным, элегантным, спокойным. Но теперь, когда взгляд Трента был исполнен злости, в нем не оставалось ни капли обаяния. С головы до ног одетый в черное, он выглядел невероятно высоким и грозным. Блокуэлл слегка улыбался, но глаза его оставались мрачными. Беспокойство Хоуп становилось все сильнее. — Я не видел тебя целую неделю, — с упреком сказал он. — Если мы не будем чаще появляться вместе, люди подумают, что мы в ссоре. — Мне все равно, что подумают люди, — с удивительным хладнокровием ответила она. — Чего ты хочешь, Трент? У меня много дел. Трент сделал еще один шаг и грудью припер ее к стене. — Перестань, — выдавила Хоуп. Блокуэлл прижимался к ней все теснее. Глаза его потемнели. — Что перестать? — То, что ты задумал. Хотя я и не знаю, как это назвать. Улыбка Трента повергла ее в панику. — Ну что ж, по крайней мере, мы думаем одинаково. Было странно сознавать, что она, знавшая его столько лет, по-настоящему боится его. — Трент, пожалуйста… — Похоже, ты устала. Если ты не стараешься выговаривать каждый слог, твой голос звучит отвратительно. Забавно… Раньше я этого не замечал. Жестокое напоминание о ее глухоте не на шутку разозлило Хоуп. — Лучше уходи, Трент! — Но голос ее сорвался, и это сделало угрозу смешной. Ладони Трента обхватили ее лицо, он прижимался к ней, вдавливая в стену. Вдруг он одним рывком спустил с ее плеч белый халат; локти Хоуп оказались спутанными, и она почувствовала себя совершенно беспомощной. Трент смерил взглядом ее скромное платье. — Я пытался убедить тебя добром, — проскрипел он. — Но понял, что это бесполезно. — Еще один рывок, и воротник платья затрещал, лопнув по шву и обнажив плечо. Когда Трент опустил голову, чтобы прижаться к нему губами, Хоуп, продолжавшая вырываться, больно стукнула его лбом по лицу. — Уй!.. Черт побери! — выругался он, еще крепче прижал к себе, снова наклонился и больно впился зубами в ее плечо, заставив Хоуп вскрикнуть. — Слушай внимательно. — Трент стиснул ее и вынудил поднять глаза. — Все считают, что ты беременна от меня, Хоуп, — проскрежетал Блокуэлл и сильно встряхнул ее. — Мы поженимся, и твой отец получит долгожданного внука. Если, конечно, доживет до его появления на свет. — Мы никогда не спали с тобой! — отчаянно извиваясь, прошипела Хоуп. — Твой отец будет очень доволен, — продолжал Трент, как будто не слыша ее слов. — В газетах появятся свадебные фотографии, на которых будет одна большая счастливая семья. В общем, знай: как бы там ни было, мы все равно будем вместе. — Я не понимаю… — И не нужно. — Голос Трента стал низким и хриплым, его пальцы впились в кожу Хоуп. — От тебя требуется только одно: делать то, что я скажу. — Он поднял темные брови. — А теперь об этой маленькой детали, на которую ты намекала. О том, что мы с тобой не спали… — Блокуэлл опустил голову, уткнулся лицом в шею Хоуп и прижался к ней губами. — Давай уладим это недоразумение прямо сейчас. Когда Хоуп, резко выбросив колено, ударила его в пах, у Трента остекленели глаза. Он охнул и попятился. Хоуп не мешкая побежала на кухню; ее докторский халат реял позади. Там она схватила первое, что попалось ей под руку, — половую щетку. Когда Трент догнал ее и стиснул в объятиях, Хоуп попыталась увернуться, и они с грохом упали на мозаичный пол. — Напрасно ты сделала это, детка, — пропыхтел Блокуэлл, наваливаясь на нее всем телом. — Я пытался быть вежливым. Вежливым? Ну, гадина! Ярость придала Хоуп сил… Клейтон! На мгновение она замерла. Не задумываясь над тем, какое чувство подсказывает ей, что Клейтон рядом, она бешено начала вырываться. Клей не должен пострадать! Громкий стук, донесшийся из коридора, дал Хоуп шанс, на который она уже не рассчитывала. Когда озадаченный Трент поднял голову, Хоуп резко повернулась и выскользнула из-под него. Поднявшись на ноги, она собрала все силы и ударила Блокуэлла щеткой по затылку. — Вставай, — тяжело дыша, сказала она и едва узнала свой искаженный страхом голос. — Вставай и убирайся, или я вызову полицию. Трент стер выступившую в уголке рта капельку крови — видно, прикусил язык — и удивленно воззрился на Хоуп. — Ты пожалеешь об этом. Горько пожалеешь. — Вряд ли. — Хоуп снова угрожающе взмахнула щеткой, не обращая внимания на то, что потеряла туфлю, халат висит на одном рукаве, плечо обнажено, а волосы упали на лицо. Она запыхалась так, что не могла отдышаться. Трент покачал головой, засмеялся и встал на ноги. — Я вижу, ты не в том настроении, чтобы прислушаться к голосу рассудка. — Рассудка? — зло выпалила она. — И ты еще… — Ох, этот русский норов! Я его обожаю, — врастяжку произнес он. — Насиловать тебя я не собираюсь. — Трент смерил ее обжигающим взглядом. — Нет, — сказал он тем же самоуверенным тоном, от которого ее бросало в дрожь, — я хочу, чтобы это произошло с твоего согласия. Чтобы ты умоляла меня. И, поверь, так оно и будет. Причем очень скоро. — Никогда! — Однако ее гнев увядал на глазах. Почему он так уверен в этом? Видимо, знает то, что ей неизвестно. Трент пошел к черному ходу, потирая место ушиба. — Это еще не конец, Хоуп. — Да, не конец. На пороге Трент Блокуэлл обернулся. В его глазах полыхала ярость. — Ты прекрасно знаешь, что я могу придушить тебя. Но я предпочитаю придушить твою клинику. Это намного проще. — Убирайся! — Доковыляв до телефона, Хоуп взялась за трубку, но призадумалась. Звонок шерифу не сулил ей ничего хорошего. Во-первых, шериф был дружком Блокуэлла — как и все в радиусе ста миль. А во-вторых, до шерифа было сорок минут езды. Сорок минут наедине с Трентом неминуемо кончились бы смертью одного из них. — Я знаю, что клиника значит для тебя все. — Его тон был спокойным и непринужденным, как будто речь шла о меню завтрака, а не о деле ее жизни. — И не хочу делать тебя несчастной. — Тогда убирайся. — В мои планы не входило ее уничтожать, — сказал он так тихо, что Хоуп пришлось читать по губам. — Но я сделаю это, если ты не согласишься стать моей женой. — Людям нужен врач, — поборов тревогу, ответила Хоуп. — Они не перестанут приходить сюда, что бы ты ни сделал. — Трент только хмыкнул. — Не перестанут! — упрямо повторила она. — Да? В мире конец двадцатого века, но здесь, на задворках штата Вашингтон, люди отстали по крайней мере лет на пятьдесят. Ты сталкивалась с этим тысячу раз, Хоуп, и знаешь, что я прав. Стоит им решить, что ты потаскушка, и на тебе поставят крест. Это правда, с тревогой подумала она. И Трент уже нажал кнопку, распустив сплетню о ее беременности. — Им нужен врач. — Я привезу им другого, — просто ответил Блокуэлл. Напрягшаяся челюсть и решительно прищуренные глаза говорили, что он не шутит. Власти и денег у него было для этого достаточно. Хоуп не понимала одного: почему она для него так много значит. — Почему? — прошептала она, опуская щетку. — Почему, Трент? Он пожал плечами и иронически усмехнулся. — Потому, что я хочу тебя, Хоуп. А я всегда получаю то, что хочу. Ну как, сдаешься? — Мой отец… — Твой отец на моей стороне. Он думает, что сделает тебе добро, отобрав дом. — Его глаза сверкнули. — А все мы знаем, что никто не даст тебе денег для покупки другого. Ты женщина, молодая и с физическим недостатком. Кровь снова ударила ей в голову. Хоуп прижалась к стене. — Как бы ты ни старался, я найду помещение для клиники! — Нет, не найдешь. Стоит мне сказать, что ты уничтожила ребенка, и тебе уже ничто не поможет. — Он засмеялся. — Если через какое-то время они ничего не заметят, то решат, что ты сделала аборт, и начнут сторониться. Хоуп пришла в ужас. Он был прав. — Но почему именно я? — пробормотала она. — Почему ты так обращаешься со мной? Ведь не только потому, что хочешь меня. Трент неторопливо улыбнулся и смерил ее циничным взглядом. — Именно поэтому. Рано или поздно ты будешь моей. Запомни это. Скажи, что передумала, и тебе не придется умолять меня о пощаде. — Никогда! У него напряглись губы. — Так или иначе, а я овладею тобой. Клянусь. — Он открыл дверь. Метавшаяся во дворе Молли ворвалась на кухню и бросилась к хозяйке. Хоуп положила руку на голову собаки. Как ни странно, когда Молли ткнулась носом в ее ладонь, Хоуп слегка успокоилась. — Ты передумаешь, — предупредил Трент. — Придется передумать. Собака подняла морду и негромко зарычала. Трент спокойно вышел, не добавив к сказанному ни слова. Через минуту после того, как хлопнула дверь, у Хоуп затряслись колени. Затем дрожь пошла по всему телу, и ей пришлось сесть на пол. Молли заскулила и лизнула ее в лицо. — Не могу поверить, — прошептала Хоуп. — Он пытался… он хотел унизить меня. — Она втянула в себя воздух и попробовала успокоиться. Чем еще Трент мог навредить ей? Уничтожить ее клинику. Он сам сказал это. Она сгорбилась и закрыла лицо руками. Встревоженная Молли ткнулась ей в плечо, но у Хоуп не было сил успокоить бедное животное. Он хотел причинить ей зло. Если бы это услышал Клейтон и попробовал вмешаться. Хоуп рывком подняла голову. Клей! Она ахнула, быстро поднялась и споткнулась о вскочившую собаку. Обе потеряли равновесие и рухнули на пол. Молли, довольная тем, что хозяйка оказалась рядом, лизнула ее в лицо. Хоуп нервно засмеялась и крепко обняла лабрадора. Когда щеки стали мокрыми от собачьей слюны, Хоуп попробовала подняться, но счастливая псина придавила ее всем своим немалым весом. — Молли, пожалуйста. Молли и ухом не повела. — Радость моя, ты слишком тяжелая! Собака заскулила в ответ и сунула мокрый нос в ухо Хоуп. Хозяйка от неожиданности вскрикнула и пробурчала, что больше никогда не заведет домашних животных, особенно таких больших, глупых и бесполезных. Отпихнув Молли в сторону, она встала, вышла из кухни в темную гостиную и резко остановилась. Собака, шедшая по пятам, ткнулась ей в бедро и шумно выдохнула. Хоуп обхватила себя руками, чтобы согреться и успокоиться, но все было тщетно. Клейтон… Она хотела видеть его. Хоуп быстро вышла в еще более темный коридор, привычно протянула руку, чтобы включить свет. Одновременно со щелчком выключателя она споткнулась обо что-то большое, услышала слабый стон и упала ничком. ГЛАВА 8 Слейтер скорчился и застонал. Его затошнило, по спине заструился пот. Ему даже показалось, что он вот-вот умрет. И тут Клейтон понял, что больно не только ему. Лежавшая рядом Хоуп поднялась на четвереньки. Ее глаза были широко раскрыты, волосы взлохмачены. А одежда… — Клей… — всхлипнула она и бросилась к нему на грудь. Каким-то чудом Слейтер, лежавший на спине, сумел удержать Хоуп, но сил у него хватило только на то, чтобы обнять ее. — Черт побери, Хоуп, что случилось? Она начала что-то сбивчиво лепетать, не давая Клейтону возможности вставить слово. — Ничего, правда, ничего. Я сделала глупость, слишком разнервничалась. Молли, прекрати лаять! Извини, что заставила тебя волноваться… — Волноваться? — С большим трудом он обхватил ее плечи, отстранил и посмотрел в лицо. — Волноваться? Да я чуть с ума не сошел! Я слышал твой крик, но не мог справиться с проклятой слабостью, чтобы успеть на выручку! Следующая мысль заставила его побледнеть, прижать Хоуп к себе и провести ладонью по ее плоскому животу. — Ребенок, — прошептал он в страхе, которого никогда не знал раньше. — Ты упала и навредила ему? Хоуп, скажи мне! — Что? — Ты навредила ребенку, черт побери? — Нет, — выдохнула покрасневшая Хоуп. Слейтер немного успокоился. Он ничего не помнил ни о себе, ни о том, любил ли он прежде эту женщину и их ребенка. Но теперь он любил их так, что сам поражался. Оставалось только одно: заставить ее почувствовать то же самое. Однако ее растрепанный вид вынудил Слейтера сдержать рвавшийся наружу страх. — Так что же? Ты не очень разбилась? — Да, я… Все в порядке, я не упала. — Проклятие, тогда в чем дело? Почему ты кричала? — Просто пришел… друг отца, — быстро и сбивчиво заговорила она, широко раскрытыми полными слез глазами глядя на его губы. — Он пришел неожиданно, я не слышала, как он вошел. Молли была на улице, и я была уверена, что кроме нас в доме никого нет. В последний раз я видела его у отца примерно неделю назад. Он руководит большой лесозаготовительной компанией. Я имею в виду моего отца. А Трент волнуется… Они работают вместе. Компания испытывает трудности. У нас вышла размолвка… Вот и все. Я слышала стук в коридоре… — Должно быть, когда я грохнулся в обморок, — хмуро признался он. — Но потом я звал тебя. И сейчас тоже, когда ты шла сюда. Почему ты не отвечала? Ее рот раскрылся и закрылся. Хоуп не сводила взгляда с его губ, и Клейтон вполне логично расценил это как желание поцелуя. В таком состоянии? Странно… Он слегка отстранился, чтобы вздохнуть, и попытался забыть про боль в ребрах. — Почему ты не отвечала мне? — Что? Слейтер повернул голову и уставился на нее, испуганный внезапно пришедшей в голову мыслью. Если во время разговора он отворачивался или Хоуп не смотрела на него, она неизменно просила повторить сказанное. Странно. Если только не… Ох, нет! Если только она не понимает его по губам. У Клейтона свело живот. — Хоуп, — осторожно сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова. — Я слышал твой крик. — Он… напутал меня. — Хоуп. — Его лицо и тон были исполнены нежности. Он сознавал это и догадывался, что она видит его насквозь. Клейтон поднял руку, чтобы прикоснуться к ее щеке, и Хоуп шарахнулась. Его охватила ярость. С видимостью спокойствия, которого он вовсе не испытывал, Слейтер пригладил ее волосы, потрепал по щеке, а затем коротко вздохнул — насколько позволяли ноющие ребра. — Он обидел тебя? — Нет, — прошептала она и закрыла глаза. — Хоуп, пожалуйста. Ничего. Никакой реакции. Потому что ее глаза были закрыты. От гнева и страха у него напрягся каждый мускул. Медленно, чтобы не испугать Хоуп, он отвел руку от ее лица, коснулся плеча, с которого свисал халат, и осторожно опустил рукав. Она тут же подняла руки и прикрыла грудь. Этот жест потряс его. Все тем же бережным, нежным движением Клейтон поправил ее порванное на плече платье. И увидел на ее чудесной белой коже ясно видный след зубов. Никогда в жизни Слейтер — почему-то он был в этом уверен — не ощущал такого откровенного желания убить человека. — Он не просто напугал тебя. Ответа опять не последовало. Клейтон проклинал свою беспомощность. Если бы он не был оглушен болью и не потерял сознание, если бы только… — Пожалуйста, родная, скажи мне правду, — хрипло вымолвил он, помолчал и заставил себя задать вопрос, которого страшился больше всего: — Он… что он все-таки сделал тебе? Глаза Хоуп оставались закрытыми. Женщина сидела, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, и никак не реагировала на его слова. Она явно не слышала его! У Слейтера мучительно заныло сердце. Он натянул платье на ее укушенное плечо и тихонько погладил по щеке. Она открыла глаза. — Хоуп, теперь все в порядке. Ты понимаешь меня? Все позади. Хоуп заморгала, а затем сделала судорожное глотательное движение. — Как… — Он с трудом находил слова. Картины, встававшие в его мозгу, были одна ужаснее другой. — Он сильно обидел тебя? — спросил Клейтон голосом, осипшим от страха. — Он… не обидел. Не очень. Я слышала тебя. Наверное, это было, когда ты упал. Мы боролись… Боролись? Она была на ранней, самой опасной стадии беременности, когда любой пустяк может стать роковым, и вынуждена была бороться с мужчиной за свою честь, а то и жизнь? Он снова решительно положил руку на ее живот. — Хоуп! — Мы услышали шум — это был ты. Трент поднял голову, и… я ударила его щеткой. — Умница. — Слава богу, подумал Слейтер, этот подонок не изнасиловал ее. Но это не было заслугой его, Клейтона. Отвращение к собственной слабости не давало покоя. — Прости меня, Хоуп. Черт возьми, прости за то, что я не сумел прийти раньше. Ее глаза наполнились слезами. — Ты пришел бы, если смог. Это было не утверждение, но и не вопрос. Видимо, мысль о том, что он хотел помочь, удивляла и одновременно путала ее. Да что же это такое? Неужели у Хоуп было так мало знакомых мужчин, готовых прийти к ней на выручку, защитить ее? Если он, Клейтон, не говорил ей этого, то, должно быть, сошел с ума! — Конечно, пришел бы. Правда, я чуть не разбился насмерть, стараясь сделать это. — Он хотел развеселить ее, но добился обратного. Из глаз Хоуп хлынули слезы и ручьями потекли по щекам. Она жалобно всхлипнула, и у Слейтера чуть не разорвалось сердце. Он обнял ее, от боли со свистом втянул в себя воздух, осторожно сел и прислонился спиной к стене. — Ох, Хоуп, — прошептал Клейтон, зная, что не получит ответа, поскольку его подбородок лежал на ее макушке. Она не видела его и, следовательно, не слышала. Рыдания сотрясали ее хрупкое тело. Хоуп плакала в голос, но, как он начинал подозревать, не понимала этого. — Хоуп, — снова прошептал он, стараясь заглушить мучительную физическую боль. — Родная. — Клейтон осекся, потрясенный до глубины души. Красивая, умная, самостоятельная женщина, которую он держал в объятиях, не отвечала, потому что не слышала его. Если бы он уже не был влюблен в нее без памяти, то сделал бы это сейчас. Клейтон не знал, как долго они просидели в коридоре, обнимая друг друга. Молли прижималась к ним изо всех сил, и он, стиснутый дрожащей женщиной и проклятой собакой, ощущал такую боль в сломанных ребрах, что кружилась голова. Впрочем, какое это имело значение? Он готов был обнимать Хоуп вечно. Она была маленькой, теплой и такой беспомощной, что хотелось защищать ее всю жизнь. От обилия вопросов можно было лопнуть, но приходилось ждать. Ждать. Он инстинктивно понимал, что не наделен ангельским терпением. Что ж, придется учиться и этому. От пижамных брюк саднило покрытые синяками ноги. И тут до него дошло, что до вчерашнего дня он никогда не надевал эту пижаму. Никогда. Эта мысль вызвала следующую: где же его собственная одежда? Не та, которая была на нем в ночь нападения, она была порвана, а та, что должна храниться в доме Хоуп. Он ведь жил здесь, верно? Время для подобных вопросов было не слишком подходящее, но ему хотелось знать. И внезапно он вспомнил еще одно: в тот вечер Хоуп ему так и не ответила, почему они спали в разных комнатах, а потом он уснул. Она что-нибудь говорила об этом? Неужели он так ничего и не вспомнит? Когда молчавшая красавица икнула и подняла залитое слезами лицо, Клейтон улыбнулся, ласково прикоснулся к ее щеке и еще раз прильнул губами к губам. Поцелуй пронзил его, как электрический ток, но Слейтер заставил себя не потерять голову. — Хоуп, мы должны позвонить в полицию. Она молчала. — Этот человек ворвался в твой дом, угрожал тебе. — Собственные слова заставили его заскрежетать зубами. — Он обидел тебя и должен быть наказан. — Хоуп опять не ответила. Волей-неволей Клейтон увидел ее в новом свете, окончательно осознав, насколько Хоуп необходимо следить за его губами. Он бережно повернул ее лицо к себе. — Ты невероятно честная, — сказал он, заставив Хоуп съежиться. — Ты бы никогда, ни при каких обстоятельствах не позволила остаться безнаказанным человеку, который обидел бы кого-нибудь из твоих больных. — Ты не понимаешь… — Да, черт побери! — взорвался Клейтон, злясь на самого себя и на нее тоже. — Так объясни! Это невозможно, подумала Хоуп, у которой еще кружилась голова от их первого поцелуя. После того, что случилось на кухне, этот поцелуй должен был оттолкнуть ее, вызвать тошноту, но ничего подобного. Наоборот, он возбудил ее как никогда в жизни. — Пожалуйста, — хрипло попросил он. — Рассказывай. Поймет ли Клейтон, в каком положении она оказалась? Простит ли обман? Хоуп с испугом поняла, что не переживет, если он отвернется от нее, узнав правду. Хоуп молчала. Слейтер привлек ее к себе и начал гладить руки. Это действовало на нее успокаивающе, но почему-то снова захотелось заплакать. На мгновение она позволила себе слабость и прижалась лицом к его обнаженной груди… обнаженной, волосатой, покрытой синяками груди. Клей был жилистым, худощавым, с плоским животом и тугими мускулами; ей мучительно хотелось прильнуть к его телу, но оно было покрыто такими страшными кровоподтеками, что Хоуп сразу вспомнила о том, почему он здесь оказался. Нет, она не сможет причинить ему новую боль. Хоуп чувствовала, что он слегка дрожит, но до чего сладко было ощущать рядом это сильное, теплое тело… Успокаивать и успокаиваться самой. Когда ее так обнимали в последний раз? Да никогда… У нее снова защипало в носу. Хоуп осторожно высвободилась из его объятий. Слейтер сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Женщина, стоявшая на коленях между его вытянутыми ногами, вдруг поняла, что на нем всего лишь больничные пижамные брюки, спустившиеся до бедер, и ничего больше. — Ты… не одет. — Наконец-то заметила, — хрипло рассмеялся он. — Когда ты закричала, я заторопился и только у дверей спальни сообразил, что бегу с голой задницей! — Ох! Он прикоснулся к ее волосам. Глаза Клейтона стали грустными. — Да. Я вернулся, чтобы надеть хотя бы брюки, и это слишком дорого тебе обошлось. Никогда не прощу себе! — Хочешь сказать, что предпочел бы лежать на полу… голый? — А что, неплохая была бы картина! — невесело пошутил Слейтер. Сейчас, когда Хоуп почти успокоилась, она могла сосредоточиться на его самочувствии. Она внимательно осмотрела его, стараясь ничего не упускать. Впечатление было удручающим: мрачно сжатые, все еще не зажившие губы, усталые морщины вокруг глаз, испарина на лбу… Как же сильно он пострадал. — Тебе плохо, я знаю, — мягко промолвила она. — Хоуп, — не обращая внимания на ее слова, сказал Клейтон, — я хочу знать, почему ты позволила уйти от ответственности подонку, который чуть не изнасиловал тебя. То, что он лакей твоего отца, ничего не меняет. Хоуп часто задышала и почувствовала, что побледнела. Она еще не могла ответить на его вопросы, не могла! Сначала надо было взять себя в руки, а это не представлялось возможным до тех пор, пока Клей не наденет рубашку или снова не заберется под одеяло. — Тебе нужно лечь. — Черт побери, неужели ты не можешь на минутку забыть о том, что ты врач! — Он тут же пожалел о своей вспышке и смягчился. — Пожалуйста, расскажи мне, что происходит. — Это трудно объяснить, — тихо промолвила Хоуп. Клейтон с трудом поднялся на колени и обнял ее за плечи. Они смотрели друг другу в глаза. Хоуп уже знала, что он крепко сколочен, но по-настоящему поняла это только сейчас: в Клее угадывалась такая сила, что невольно возникал вопрос, сколько же человек потребовалось, чтобы избить его до полусмерти. — Да, я ничего не помню, — проскрежетал Слейтер, — но я не дурак. Ты почему-то очень многое утаиваешь, а я должен знать все. Говори, пожалуйста, говори. В его глазах цвета лесной зелени Хоуп читала и гнев, и страх, и сонмище других чувств, о которых она боялась думать. — Ты расстроен, — сказала она с деланным спокойствием. — Из-за того, что не успел ко мне на помощь. Но я не нуждалась в помощи, Клей. Я уже взрослая и могу сама постоять за себя. Это смехотворное заявление заставило его закатить глаза. — Ага! Бьюсь об заклад, щетка — страшное оружие. Ты хоть стукнула его? — По затылку. Он покрутил головой, поморщился и злобно чертыхнулся. — Нужно было целить ниже, моя радость. Хоуп, потрясенная тем, что сделал Трент, и подавленная как никогда в жизни, все же не смогла удержаться: прислонившись лбом к его груди, она безудержно захохотала. Клейтон страшно испугался. — Ох… Милая, не плачь, пожалуйста, не плачь. Извини меня. Пожалуйста, не надо… Она подняла голову и посмотрела на Слейтера, рыдая от смеха. Он нахмурил брови. — Ты… — Клейтон наклонился и всмотрелся в ее лицо. — Ты смеешься?! — Извини, — выдавила Хоуп сквозь слезы, безуспешно пытаясь остановиться. Его красивое лицо потемнело. — Черт побери, что здесь смешного? Только сейчас до нее дошло, что этот взрослый, солидный мужчина ведет себя как ребенок. — Ты ужасно мило дуешься! Клейтон задумчиво смотрел на нее. Пауза затянулась, и Хоуп испугалась, не обиделся ли он. Затем Клейтон тоже улыбнулся широкой, сексуальной улыбкой, от которой у нее захватило дух, и тут у него снова треснула губа. Он прижал рану на губе пальцем, поглядел Хоуп в глаза и, продолжая улыбаться, спросил: — Значит, по-твоему, я милый? Еще никогда мужская улыбка не сводила ее с ума. — Пожалуй, да. Немножко… Клейтон осторожно привлек ее к себе, стараясь не задеть ребра. — Мне так нравится твой смех. Уж лучше всю жизнь хохочи надо мной. Но не плачь. — Я это запомню. Он смотрел на Хоуп со смесью нежности и недоумения. — Почему мы так кричим? — От страха, — прошептала Хоуп. Боже мой, я забываю управлять своим голосом… — Извини, Клей. — Ну что ты. — Он прижал палец к ее губам и медленно покачал головой. Глаза Слейтера стали серьезными. — Никаких извинений. Ты в безопасности. Все остальное неважно. Хоуп чувствовала, как он напряжен, как дрожат его руки. — Тебе плохо, — прошептала она. — Давай я уложу тебя в постель. Его потемневшие глаза заполыхали жаром. Не заметить этого Хоуп не могла. — Уложишь меня в постель? С нервным смешком она уточнила: — Тебе нужно немного поспать. У него вытянулось лицо. — Это не то приглашение, которого я ждал. И тут она вспомнила то, о чем в суматохе совсем забыла. — Я получила твою записку. — Да? Значит, Молли не ударила в грязь лицом? — Он просиял и посмотрел ей в глаза. — Ну, и как? — Что ”как”? — замирающим голосом спросила она. — Ты скучала по мне? — Мне некогда было скучать. — Клейтон нахмурился, и она улыбнулась. — Ну, может быть… немножко. Он усмехнулся и хвастливо ответил: — Держу пари, совсем не немножко! Слейтер храбрился, боясь огорчить ее, но обмануть ее было невозможно. Он был смертельно бледен и едва ли сумел бы стоять. Хоуп понимала, что он держится только невероятным усилием воли. — Пойдем, Клей, пожалуйста. — Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? — Все нормально. — Она помогла Клейтону подняться, а когда тот слегка пошатнулся, осторожно взяла за талию и поддержала. — Тебе вообще не следовало вставать, — пожурила Клейтона Хоуп, когда они шли к его спальне. Слейтер не ответил, и она заподозрила, что ему еще хуже, чем кажется. Когда Хоуп уложила его в постель, он облегченно вздохнул. Она долго сидела на краю кровати и наблюдала за молчавшим Клейтоном. Его дыхание, вначале слишком частое, постепенно выровнялось, а она все еще не сводила с Клея глаза, желая убедиться, что ему действительно полегчало. Кто ты, Клейтон Слейтер? Впрочем, какой смысл выяснять это? Как только Клей сможет позаботиться о себе, придется открыть ему правду и он исчезнет из ее жизни так же неожиданно, как появился. И гнев его будет страшен. Не в силах справиться с охватившим ее волнением, Хоуп наклонилась, укрыла его простыней и подоткнула с боков. Когда она машинально провела пальцами по его груди, ее обдало жаром. Клейтон был первым мужчиной, вызвавшим в ней такой чувственный голод. Правда, богатым опытом она похвастаться не могла, но этого и не требовалось: таких, как Клей Слейтер, один на миллиард. Она ощутила в животе слабый трепет и с удивлением поняла, что это — самое настоящее влечение. Присутствие этого человека оказывало на ее внутренности какое-то странное действие… едва ли не порочное. Хоуп не смогла устоять перед соблазном и задержала руку на его груди. Под упругой гладкой кожей чувствовались крепкие мышцы. Пальцы Хоуп дрогнули, когда она неожиданно для себя подумала… а что, если бы они действительно оказались в постели? Если бы на самом деле занялись любовью и она бы зачала от него ребенка? Ладонь Хоуп тихонько двигалась, пальцы нежно коснулись плеч, заставив ее восхититься поразительной силой этого человека. Хоуп улыбнулась, вспомнив, как он дулся, оттого что не сумел стать ее благородным рыцарем. Реакция Клейтона была молниеносной. Он схватил ее руку, а затем медленно — что поразительно не соответствовало быстроте предыдущего движения — провел губами по кончикам ее пальцев. Все ее мысли как ветром сдуло. Он хмыкнул, и этот звук заставил Хоуп спуститься на грешную землю. — Ты не спишь… — еле слышно пролепетала она. — Что-то ты скрываешь от меня. — Он открыл глаза, потемневшие от терзавших его сомнений. — Верно? ГЛАВА 9 — Что? — широко раскрыв глаза, рассеянно спросила Хоуп. Ее платье, разорванное во время борьбы с Трентом, снова сползло с плеча, обнажив огромный синяк. У Клейтона свело внутренности. — Я сказал, ты что-то скрываешь от меня. Она вспыхнула и нервно повела плечами. — Не понимаю, о чем ты говоришь. — Я постараюсь говорить разборчиво, — тихо сказал он. Но когда Хоуп склонила голову и вопросительно прищурилась, его досада тут же улетучилась. Он поймал себя на том, что от расстройства и огорчения тараторил слишком быстро, проглатывая слова, и она не могла уловить их смысл. Но попросить говорить медленно ей мешала гордость и страх, что он узнает ее маленький секрет. — Хоуп, — осторожно сказал он и, превозмогая боль, потянулся к ее руке. — Мы должны поговорить. — Для этого ты недостаточно хорошо себя чувствуешь. — Я поправлюсь гораздо быстрее, если ты сделаешь мне небольшое одолжение. Совсем небольшое. Я хочу кое-что знать. Она упрямо стиснула руки. Этот детский жест заставил бы его улыбнуться, если бы дело, о котором шла речь, не было таким серьезным. — Только один вопрос, Хоуп. — Командую здесь я, — отрезала она. — Но так было не всегда и не везде, — возразил Клейтон, удерживая ее руку. Их близость заставляла Хоуп нервничать, и он хотел знать почему. Он очень любил ее, но не был уверен, что она чувствует то же самое. Какая-то часть ее души была закрыта для него, и это не давало ему покоя. — Клей, пожалуйста… Ее голос был тихим и жалобным. При других обстоятельствах Слейтер растаял бы, но сейчас не мог позволить ей опять ускользнуть от ответа. — Я хочу знать, почему ты не натравила на этого Трента копов и почему он считает, что может врываться к тебе в дом? Он что, не знал обо мне? Она вздохнула. — Нет. Удар был болезненный. Ничего подобного он не ожидал. — Послушай, а не он ли напал на меня? Или организовал это нападение… — Нет. Больше ни слова. Только ”нет”. В глазах ее светилось упрямство, не сулившее ничего хорошего: Клейтон понял, стоит Хоуп заупрямиться, и из нее не вытянешь и слова. — Хоуп, эти пижамные штаны я прежде никогда не носил. Почему? Где моя одежда? Где все мои вещи? Она побледнела и закусила губу, но он не унимался. — А еще ты должна сказать мне, почему мы спим в разных комнатах. И еще — какого черта я делал до того, как очутился в кровати? — Прежде чем она успела подняться, Клейтон обвил рукой ее талию. — А заодно объясни: почему ты так несчастна из-за своей беременности? У Хоуп, потерявшей самообладание, задрожали губы. — Я вовсе не несчастна… — Но закончить фразу ей не хватило сил. Темные глаза Хоуп туманила тревога, но Клейтон не отступал. — А самое главное, — с отчаянием спросил он, — почему ты не доверяешь мне? — Я доверяю, — еле слышно прошептала она. — Правда? — Как бы он хотел поверить в это! Рука Хоуп, лежавшая в его ладони, слегка расслабилась, плечи поникли. — Да, — почему-то недовольно буркнула она. — Правда. — Хоуп казалась удивленной, точнее, сбитой с толку. — В это трудно поверить. — Слейтер был уязвлен. — У меня на душе так тошно. Скажи: я в чем-то провинился перед тобой? Она вздохнула. — Все это так сложно! Куда сложнее, чем ты можешь себе представить. Интересно, как он раньше не обратил внимания на ее голос, такой тихий, глубокий и немного гортанный. Неужели все эти четыре дня ему было так плохо? Видимо, да. — Я знал, Хоуп? Знал раньше?.. — Что знал? — Что ты глухая или почти глухая. Она напряглась и быстро отвела глаза. — Ты… догадался? У него сжалось сердце. — Ты хочешь сказать, что раньше я этого не замечал? Что я был так невнимателен? — Ты хотел задать только один вопрос, — недовольно сказала она. — Один, а не двадцать. — Я лгал. Она опустила глаза. — Хоуп. — Клейтон бережно сжал ее талию, дожидаясь, пока она посмотрит на него. — Пожалуйста, родная. Мне нужна твоя помощь. — Но ты еще очень болен, — возразила она. — Такой разговор тебе не по силам. Он знал это и проклинал свою слабость. — Мое выздоровление может затянуться на несколько недель, — горестно сказал Клейтон. — Я не могу так долго ждать. Просто не выдержу. — Ты… все еще ничего не помнишь? — недовольно спросила она. Слейтер пристально всматривался в ее лицо. — А ты сомневаешься? — Конечно нет. Просто я надеялась, что какие-то обрывки воспоминаний уже появились. Он помнил только странные полуреальные эротические видения его ангела-спасителя. Кареглазого, длинноволосого прекрасного ангела, без которого он не мог бы выжить. Однако нужно было смотреть фактам в лицо. Что-то в его отношениях с ангелом было не так. Больше всего Клейтона пугало то, что когда-нибудь он вспомнит, кто он такой, и не понравится себе. — Мы не слишком хорошо знаем друг друга, — прошептала Хоуп. Ее слова заставили Клейтона призадуматься. Может быть, они просто разок переспали? Это могло объяснить отсутствие его одежды в этом понравившемся ему доме. Значит, он спал с ней всего один раз и сразу сделал ей ребенка? — И не слишком долго? — догадался он. Хоуп вспыхнула, утвердительно кивнула головой, и он понял, что если все было именно так, то случилось с ней в первый раз. Она не из тех женщин, которые легко относятся к таким вещам. Эта мысль только усилила его желание обладать Хоуп и защищать ее. — Не волнуйся, — уверенно сказал он. — У нас будет уйма времени узнать друг друга. — Клейтон понятия не имел, хотел ли он этого раньше, но какая разница? Главное, что сейчас он ни за что не согласится расстаться с ней. — Откуда ты знаешь? — спросила она, без усилий читая его мысли, как уже бывало не раз. — Когда к тебе вернется память, ты будешь думать иначе. Он провел рукой по ее животу. — Хоуп, если тебя это интересует, я никуда не собираюсь уезжать. — Из-за ребенка? — Да, конечно. И из-за тебя тоже. Из-за вас обоих. Клейтон не мог понять, что было в ее глазах. Облегчение? Печаль? Трудно сказать. Она, как назло, молчала. А ему так многое надо узнать. — Милая, что у тебя со слухом? — Мы… никогда не обсуждали эту тему. Он провел пальцем по ее щеке. — Извини, я понимаю, тебе трудно говорить об этом. — Хоуп вспыхнула, и ему так захотелось утешить ее. — Не надо, тебе нечего стыдиться. Это просто часть тебя, вот и все. Она отвела взгляд от губ Клейтона и заглянула ему в глаза, словно проверяя правдивость его слов. — Некоторых это раздражает, — медленно сказала она. — У меня хриплый голос. Неестественный. Безобразный… — Вовсе нет. Сказать такое мог только полный идиот. — Ты скоро скажешь то же самое. Хоуп попыталась отвернуться, но Клейтон силой удержал ее и терпеливо ждал, когда она посмотрит на него. Кончиком большого пальца он погладил ее полную нижнюю губу. Губы Хоуп раскрылись, и он едва не застонал от жгучего желания прильнуть к этому нежному рту. — Я спрашивал не для того, чтобы причинить тебе боль. Просто мне нужно быть уверенным, что я не был полным ослом. Если бы ты слышала лучше, это ничего не изменило бы. Только больно думать, что ты страдаешь. Ты совершенно глухая? — Лишь на левое ухо, — покраснев, призналась она. — Правое наполовину слышит. — Так ты слышишь лишь четверть того, что все остальные? — На самом деле это вовсе не так страшно. Если я не огорчаюсь и не расстраиваюсь, то слышу нормально. Но стоит устать или поволноваться… — А как же ты общаешься с пациентами? — У меня есть специальное оборудование. Все мои звуковые приборы снабжены усилителями. Это не слишком затрудняет мне жизнь, если не считать… Продолжения не требовалось. Клейтон все понимал и так. Если не считать случаев, когда она сталкивалась со злыми людьми. — Наверное, в детстве тебе приходилось туго. Она пожала плечами. Этот ответ был достаточно красноречивым. Маленькая девочка без матери, жившая с властным и маниакально заботливым отцом, державшим ее вдали от жизни. У Клейтона заныло сердце. — Рассказывай, Хоуп. — Это далось мне без особого труда. В школе было интересно, училась я хорошо. И люди относились ко мне по-доброму. Даже когда… — Она вдруг замолчала и закусила губу. — Что ”когда”? Хоуп посмотрела на него с мольбой, словно обращалась за помощью, но помощь не пришла. — Хоуп… — Видишь ли… иногда я кое-что вижу. Чувствую, — пробормотала она. — В общем-то, ничего особенного. — Что значит ”чувствую”? Вроде угадывания, кто звонит, еще до того, как ты сняла трубку? Значит, он заметил… — Иногда. Клейтон улыбнулся. — Значит, ты настоящая цыганка, да? Ее губы тронула смущенная улыбка. — Ага. Боишься? — Чего? Что ты заколдуешь меня? — Не заколдую, если будешь хорошо себя вести. — О, я буду вести себя прекрасно, милая. Поверь мне. Она нервно засмеялась. — Попробую. — Хоуп… Скажи мне, ты моя судьба? Она побледнела. — Что заставило тебя задать этот вопрос? — с дрожью в голосе спросила она. Увидев ее неподдельное волнение, он слегка прищурился. — Да нет, я просто так… Проклятие, Хоуп, я чувствую, ты что-то скрываешь. Что? Она закусила губу и нерешительно пробормотала: — Когда я нашла тебя, ты смотрел на меня снизу вверх… Клейтон заморгал и мысленно перенесся в ту роковую ночь, когда он лежал в грязи, истекающий кровью, жестоко изуродованный, и думал, что умрет, так и не вспомнив собственного имени. А потом появилась Хоуп, и он перестал чувствовать себя одиноким… — Помню, — сказал он. — Я думал, что ты ангел. — А я… Ох, это неважно, — быстро спохватилась она. Но Клей знает… она думает то же самое. Он — ее судьба. — Почему ты не можешь сказать это вслух? — взволнованно спросил он. — Все сложилось как нужно, Хоуп. Мы родились друг для друга. Это судьба. Ее глаза открылись еще шире, хотя это казалось невозможным. — У каждого из нас своя судьба, Клей. Моя судьба — жить здесь и заботиться о больных, — сказала она не слишком уверенно, словно хотела убедить самое себя. — Понимаю, — тихо и грустно промолвил он и повернул лицо Хоуп к себе. — В твоей жизни нет места для всего остального. — Нет, — решительно сказала она и напрягла подбородок, готовясь отвернуться, но не сделала этого, потому что боялась пропустить его слова. У Клейтона сжалось сердце. — Но ты прав, — сказала она. — Я действительно должна объяснить то, что случилось сегодня вечером. — Хоуп тяжело вздохнула. — Трент здесь, в Грин Каунти, личность известная и влиятельная. Естественно, Клейтон не пришел от этого в восторг, но принял ответ к сведению, поскольку отчаянно нуждался хотя бы в какой-то информации. — Почему? — Он обаятелен, богат, красив. К тому же холост. Трент помогает отцу руководить одной из самых больших лесозаготовительных компаний на западе. Каждая мать в радиусе двухсот миль норовит подсунуть ему свою дочку. — Почему же этот обаятельный и привлекательный набросился на дочь своего босса? — В свое время он пытался… ухаживать за мной, если так можно выразиться. Кажется, слово ”нет” выводит его из себя. — Да уж, — пробормотал Клейтон, глядя на ее порванное платье, и снова ощутил злость. — Стало быть, если с твоим отцом что-нибудь случится, он оставит все Тренту? — Нет, — немного подумав, сказала она. — Но я у отца единственная, и если он умрет… — Тот, за кого ты выйдешь замуж, получит изрядный куш. — Хоуп угрюмо кивнула. — Так вот на что рассчитывает Трент? — Он и так богат. Это не имеет значения. — А компания? — Зачем я Тренту, если он и без того работает там и со временем займет место отца? — Пока не знаю, но мы это выясним. Почему ты покрываешь его? — Я не покрываю, — возразила она. — Но можешь мне поверить, обращаться к шерифу бесполезно. — Ну и молчи, черт побери, если хочешь, чтобы тебя изнасиловали! — Почти выкрикнул Слейтер и сам испугался своих слов: а если и в следующий раз его не окажется рядом?.. — Твой отец знает, что ты беременна? Ему известно обо мне? — Гмм… — Она закусила губу и бросила на Клейтона виноватый взгляд. — Я не говорила ему… Он думает, что мы с Трентом просто слегка повздорили. — А почему обо мне не знает Трент? — не унимался Слейтер. — Это сложно, — прошептала Хоуп. — Он рассказал всему городу, что я беременна от него. Кажется, люди верят в это. — Клейтон хмыкнул, но она не дала ему высказаться и быстро добавила: — Даже Келли то и дело косится на мой живот, чем доводит меня до бешенства. Вот почему мое дело слегка забуксовало. — Забуксовало? Ты работаешь как вол! Еще немного, и сведешь себя в могилу! Значит, ты хочешь сказать, — процедил он, едва сдерживаясь, чтобы не закричать, — что все думают, будто мой ребенок, — тут Клейтон гневно показал пальцем на ее живот, — от него? — Конечно, это вранье, — торопилась с объяснениями Хоуп. — Но он надеется шантажом добиться моей руки. Обещает лишить меня клиники, если я не соглашусь стать его женой. Ведь он лучше других знает, что значит для меня моя работа, — и глухо добавила: — Однако к нападению на тебя он непричастен, поскольку не знает о твоем существовании. Клейтон ласково погладил Хоуп по подбородку, заглянул в глаза и мрачно сказал: — Ладно, скоро все изменится. Переходим к следующему вопросу. Расстроенная и измученная, она сидела неподвижно. Слейтер смягчился. На нее напали, а он мучает ее допросом, изливает на нее свой страх. Ему стало стыдно. Он медленно протянул другую руку и прикоснулся к ее плечу. — Извини, Хоуп. Извини, пожалуйста. — За что? — Она смотрела на него с опаской, потому что он, уцепившись за край кровати, начал осторожно, дюйм за дюймом, подтягиваться ближе к Хоуп. — Иди ко мне. Она посмотрела на разделявшее их пространство, затем подняла глаза и обвела его затуманившимся взглядом. Клейтон шумно вздохнул. От этого взгляда у него напряглись мышцы живота, затем реакция пошла ниже, и, не отведи Хоуп глаза, она вскоре открыла бы, что некоторые части его тела полностью здоровы и рвутся в бой. До этого момента Клейтон не придавал значения тому, что лежит почти голый; пижамные брюки были настолько тонкими и ветхими, что при желании Хоуп увидела бы все, что хотела… и даже больше. Он чувствовал, что был достаточно опытен, чтобы понять значение ее взгляда, знал, что у него красивое тело, и все же ему инстинктивно захотелось съежиться. В конце концов их взгляды встретились. Глаза Хоуп, сиявшие как черные алмазы, пылали жаром, которого нельзя было не заметить, и вместе с тем необычайно светились трогательной невинностью. — Сегодня я больше не буду мучить тебя, — пообещал он с хрипотцой в голосе. — Ты заслуживаешь лучшего обращения. Хоуп глубоко вздохнула, пытаясь разрядить слишком чувственную атмосферу. — Ты огорчен и имеешь для этого все основания, — серьезно сказала она, однако не сдвинулась с места. — Но извиняться тебе не за что. — Есть. Я тоже до смерти испугался… за тебя, — признался Слейтер. — Пойдешь ко мне? Хоуп какое-то время сидела молча, и Клейтон уже готов был признать свое поражение, когда она осторожно придвинулась, легла рядом и вытянула ноги. — Ты замерзла, — сказал он, подтянул простыню и прижал к себе ее хрупкое тело. Они долго лежали молча. Постепенно Хоуп успокаивалась, не догадываясь о том, какую сладкую муку испытывает в это время Клейтон. Судя по шевелению в штанах, он не был невеждой в постельных делах. Но такое терпение было для него явно в новинку… и давалось нелегко. Наконец Хоуп, уткнувшись ему в грудь, устало вздохнула. — Тебе плохо, — пробормотала она, не поднимая глаз. Свободной рукой Клейтон повернул ее лицо к себе, чтобы Хоуп могла видеть его губы. — Неправда, — решительно возразил он. — Да, я здорово избит и хочу задать кучу вопросов, но мне хорошо, Хоуп. Неожиданно ее глаза наполнились слезами. — Я понимаю, тебе не терпится получить ответы на все вопросы, — еле слышно пробормотала она, — но не знаю… — Тсс… — Рискуя ребрами, Клей еще крепче прижал ее к себе. Теперь они лежали на одной подушке, лицом друг к другу. Их ноги переплелись. Наслаждение смешивалось с болью, и Слейтер проклял судьбу за то, что отдельные части его тела работают слишком хорошо, в то время как другие не работают вовсе. — Когда пришел Трент, я подумала, что справлюсь с ним сама, — вдруг тихо сказала она. — Боялась, что ты услышишь мой крик, попытаешься помочь и… — Она торопилась и глотала слова, как случалось с ней всегда в минуты огорчения. — Я не хотела, чтобы вы столкнулись лицом к лицу, пока… Он прильнул к ее рту и заставил замолчать. Ее губы оказались такими нежными и шелковистыми. Клейтон невольно нагнул голову… и едва не вскрикнул. — Что?! — отпрянула Хоуп. Затем она ахнула и села. — Ох, Клей, у тебя опять кровь! — Перегнувшись через него, она потянулась к лежавшему на тумбочке платку и перед глазами Клейтона закачались две самые прекрасные груди на свете. То, что они были прикрыты платьем, ничего не меняло: когда дело касалось Хоуп, его зрение превращалось в рентген. Или в этом было виновато воображение? — Вот, — сказала она, прижимая край платка к его рту. — Очень больно? Он приподнял бровь и криво улыбнулся. — Да, но не там, где ты думаешь. Взгляд Хоуп стал таким растерянным, что он волей-неволей рассмеялся, рискуя еще сильнее разбередить рану на губе. — Ты милая, — сказал он. И добавил про себя: абсолютно невинная и поразительно наивная. Как, почему? У Хоуп было умопомрачительно чувственное тело, но держалась она удивительно просто и безыскусно. Клейтон представил, какой пылкой и страстной становится эта неискушенная женщина в постели, и от всего сердца пожалел, что ничего не помнит. Склонившись над ним, Хоуп не сводила взгляда с его губ… и, казалось, ждала каких-то слов. — Ты целовал меня, — изумленно и мечтательно сказала она. Слейтер понял, что Хоуп ждет новых поцелуев, и едва не рассмеялся вновь. Неужели он когда-нибудь научится понимать ее? Он придвинулся ближе, готовый выполнить ее желание, но помешала Молли. Она вскочила на кровать, аккуратно переступила через ноги Хоуп и плюхнулась прямо к нему на грудь. У Слейтера потемнело в глазах. Он судорожно втянул в себя воздух, но это не помогло: грудь пронзила тысяча раскаленных игл. Он смутно слышал тревожный крик Хоуп, прогонявшей собаку, ощущал прикосновение нежных рук к своим плечам, но прошло немало времени, прежде чем Клейтон заморгал и увидел перед собой ее взволнованное лицо. — Хоуп, — хрипло выдавил он, держась за горевшие огнем ребра. — Родная, я должен сказать тебе… кажется, я не люблю собак. Она пригладила его волосы и что-то сочувственно пробормотала. А затем, к неудовольствию Клейтона, встала с кровати, взяла его за запястье и стала измерять ему пульс. Слейтер не мог пошевелиться от боли и лежал послушно, но, когда Хоуп потянулась к повязке на ребрах, он остановил ее: — Все в порядке. Однако в Хоуп уже проснулся врач. Профессиональный взгляд, сдержанность, заботливые, но хладнокровные руки… куда же девалась страстная цыганка? — Извини, Клей, — сказала она. — Молли редко входит в комнаты, но сегодня она слишком возбуждена тем, что случилось. Обещаю, больше это не повторится. — Все нормально, Хоуп. Но он сам понимал, что это неправда. Момент был упущен. Нежность и желание исчезли из глаз Хоуп. Перед ним была независимая деловая женщина, предпочитавшая сражаться с миром в одиночку. Добраться до сердца этой женщины было совсем не просто. Клейтон ценил независимость… или думал, что ценит. Но, в отличие от Хоуп, не был уверен, что в его жизни это главное. — У тебя жар, — мрачно сказала она, пощупав его лоб. Ага, жар, только лоб тут ни при чем. — Все будет в порядке, Хоуп. — Да, если ты примешь тайленол, — спокойно сказала она. Голос Хоуп был четким, уверенным… и далеким. Она глубоко вздохнула, и под платьем соблазнительно колыхнулись груди. О господи, как трудно справиться с желанием! Интересно, заметила Хоуп или нет? — Тебе нужно поспать. — Ее тон мог бы заморозить воду в стакане. Стало быть, заметила. Клейтон понимал, что это самозащита. И тем не менее ему было обидно, как никогда в жизни. Насколько он мог припомнить. Она сунула Клейтону две таблетки и стакан воды, тщательно стараясь не притронуться к нему и не позволить ему притронуться к ней. Глаза ее смотрели в сторону, но это не смущало Клейтона. Если бы Хоуп не остерегалась, она не смогла бы сопротивляться ему. Нет, доступной Хоуп назвать никак нельзя, но с этим можно бороться… Он провел пальцем по ее обнаженному плечу и слегка притронулся к синяку. Хоуп сначала затаила дыхание, а потом нахмурилась и стянула рукой воротничок. Жилка у основания шеи бешено пульсировала. Она казалась спокойной, но внутри у нее горели огонь и страсть. Хоуп так же неудержимо влекло к нему, как и его к ней. Клейтон осторожно, чтобы не повредить губу, улыбнулся, расслабился и предоставил Хоуп полную свободу действий. Черт побери, какой же он терпеливый человек! И времени у него сколько угодно. ГЛАВА 10 Трент посмотрел на экран компьютера и довольно вздохнул. По предварительным результатам он был фаворитом. Время выбрано правильно. Он будет баллотироваться в городской совет и победит. Это станет началом его блистательной карьеры. А там шаг за шагом он доберется до самой вершины — поста президента Соединенных Штатов. Он будет разыгрывать из себя славного парня, отказавшегося от удачно складывавшегося лесозаготовительного бизнеса ради блага американского лесного хозяйства и окружающей среды. И станет героем. Остановка за малым: нельзя принести в жертву лесозаготовительную компанию, пока не завладеешь ею. Именно над этим и нужно сейчас работать. Особых сложностей здесь не предвидится. Если, конечно, не считать Хоуп. Она была нужна ему, и не просто нужна, он желал ее. А после той маленький неудачи желал еще больше. Ах, как она боролась, как сопротивлялась — просто чудо! Он бы сумел овладеть ею, но отвращение и страх, горевшие в глазах Хоуп, потрясли его до глубины души. Она презирала его. Любовь и привязанность к Хоуп померкли перед чувством горькой обиды на нее. О, он овладеет ею, овладеет непременно. И без всякой нежности, так, походя. Никто из обидчиков не останется безнаказанным, даже его прекрасная, строптивая Хоуп. Либо она отдастся ему добром, либо он заставит ее силой. Трент звонил ей уже два утра подряд. И каждый раз Хоуп не без помощи Келли избегала разговора с ним. Проще всего было бы сослаться на занятость, но прибегнуть к этому предлогу она уже не могла — поток больных резко уменьшился, и свободного времени у Хоуп стало больше чем достаточно. На второй день, когда впервые за все время существования клиники обнаружилось, что никто не ждет приема, взволнованные Келли и Хоуп сидели за столом в регистратуре. Было только десять утра. Келли полировала свои и без того совершенные ногти и, как всегда, молчала. — Не хотите уйти домой пораньше? — спросила Хоуп, зная, что не может платить женщине, которой остается заниматься лишь собственной внешностью. — Необычное затишье, правда? Ох, как бы она хотела, чтобы это оказалось лишь временным затишьем! — Да, странно. Неожиданно зазвонивший телефон заставил обеих вздрогнуть. — Не подходите, — сказала Хоуп, зная, что это снова звонит Трент. Келли смерила ее долгим взглядом. — Не подходить? А вдруг кому-то требуется врачебная помощь? Хоуп что-то досадливо проворчала и взяла трубку. Приветствие ее было необычно кратким и недружелюбным — Хоуп не сумела преодолеть чувство неприязни, граничившее с отвращением. — Что, бьем баклуши? — понимающе осведомился Трент. Он не бросает слов на ветер. Методично и хладнокровно Трент будет приводить в действие свой план. Хоуп молча положила трубку. Келли подняла глаза. — Ошиблись номером? — Гмм… да. — Я слышала, сегодня утром вы говорили с миссис Кортни. — Да. Велела перестать носить тугие ожерелья, и ее обмороки как рукой снимет. — Если бы мистер Кортни время от времени обращал на нее внимание, она не пыталась бы таким дурацким образом завлекать в свои сети всех мужчин в округе… Но я не о том. Кажется, вы сказали ей, что человеку, который придется вам по сердцу, одной красивой внешности мало. — Да, верно. — Ну, Трент не только красив, но и богат. Он может совратить даже святую, — небрежно заметила Келли, тщательно рассматривая свои ногти. — Именно это я и имела в виду. Смазливые физиономии не производят на меня никакого впечатления. — Гмм… Но это совсем не лишнее. — Не бывают лишними только извилины в мозгу. — Хоуп вздохнула, подумав о Клейтоне. — Красивый мужчина — это умный мужчина. Келли засмеялась и согласно кивнула. После обмена мнениями атмосфера разрядилась. По крайней мере, в отношениях между двумя женщинами. Но пациентов по-прежнему не было. Келли перестала вопросительно посматривать в сторону начальницы каждый раз, когда звонил Трент, и по собственной инициативе говорила, что Хоуп к телефону подойти не может. Это еще больше сблизило обеих. Не малую роль в этом сближении сыграло и то, что Келли перестала говорить с Хоуп излишне громко. А после полудня, когда Хоуп не расслышала Келли и трижды переспросила ее, медсестра даже рискнула поддразнить начальницу: — Вы ведь слышите все, что я говорю, правда? Женщины дружно рассмеялись, но затем вспомнили о работе и попытались перестать хихикать. Однако стоило им встретиться взглядами, как смех начался снова. Хоуп лишний раз убедилась в том, что ”дружба” — слово волшебное. Слава богу, все складывается неплохо. Клей поправляется, наконец появились пациенты, хотя ни у кого из них не было ничего серьезного. Да и их количество внушало тревогу: в первый день к ним с Келли наведалось всего восемь человек, во второй — шесть. — Не густо, — резюмировала Келли, уходя домой. — Мне что, искать другую работу? — Нет, — заверила ее Хоуп. — Все будет в порядке. Келли смерила ее долгим взглядом, в котором читалось сочувствие. — Доктор Бродерик… — Хоуп, — мягко поправила она. Келли улыбнулась и спокойно повторила: — Хоуп… — Ты волнуешься? — Да, — просто ответила красавица медсестра. — Мне нужна работа… У Хоуп испортилось настроение, но Келли тут была ни при чем. Во всем был виноват Трент. — У тебя есть работа. — Надолго ли? — Пока не… — Огорченная Хоуп осеклась. При нынешнем состоянии ее финансов нельзя ничего обещать. — Сплетни, — пробормотала она и покачала головой. — Никогда не думала, что это такое зло. Особенно в маленьком городке. — Сплетни сплетнями, — грустно обронила Келли, — но они сделали свое дело. Сегодня вы ничего не заработали. — Неправда. Мистер Гарнер заплатил мне. — Ну да. Брюквой. Они посмотрели друг на друга… и покатились со смеху. — Только попробуй заплатить мне брюквой, Хоуп! — лукаво пригрозила Келли. — В следующий раз будешь сама говорить с Трентом! — Что угодно, только не это! — Хоуп улыбалась, скорее делала вид что улыбается. — Не волнуйся, Келли. Мы справимся. — Надеюсь. Деньги мне очень нужны. Келли была слишком вежлива, чтобы задавать вопросы, но Хоуп поняла, что обязана объясниться с ней. — Сплетни — это всего лишь сплетни, Келли. Не нужно им верить. — Раз так, придется их опровергнуть. — Выражение ее лица смягчилось. Келли пожала Хоуп руку. — Я знаю, как ты дорожишь клиникой. Поверь мне, я очень не хочу, чтобы она закрылась. — Не закроется, — с притворной бодростью заверила Хоуп. Келли кивнула и открыла дверь. В конце подъездной аллеи кто-то вкопал столб с надписью ”Продается”. — Чем дальше в лес… — пробормотала Келли и вздохнула. Тут же, словно в насмешку над Хоуп, пошел дождь. — Проклятие… Мне уже начинала нравиться эта работа. — Вот и отлично, — решительно сказала Хоуп. — Поверь, борьба еще не кончена. Я все улажу, Келли. — Знаешь, я тебе верю. Если я чем-нибудь смогу помочь, доктор Хоуп, только скажи. — Спасибо, Келли. Хоуп долго смотрела ей вслед. Как только машина Келли скрылась за поворотом, лицо молодой женщины омрачила тревога. Ее оптимизм и так убывал с каждым днем, но предчувствие подсказывало, что дальше будет намного хуже. Ясно, Трент продолжал обрабатывать не только жителей Грин Каунти, но и ее отца. Что она будет делать, если отец на самом деле продаст дом? Но ее главной заботой был таявший поток пациентов. Неужели люди могут перестать обращаться за помощью из-за каких-то дурацких слухов? Больше им идти некуда. Разве что ездить в Сиэтл. Справится ли она? Увы, угроза была слишком реальна, и с ней приходилось считаться. Хоуп была убеждена, что рассчитывать на помощь Клея она не имеет права. Как только он поправится и сможет сам позаботиться о себе, она скажет ему правду. Он уйдет, и ей придется сражаться с Трентом в одиночку. Она прошла в кухню и, чувствуя необычное уныние, с облегчением опустилась на стул. День закончился. Хоуп устало уронила голову на руки и замерла, наслаждаясь возможностью отдохнуть. Дождь обычно успокаивал Хоуп, однако сегодня в воздухе чувствовалось приближение бури. Фрик и Фрак, забившиеся в угол клетки, суетились и посвистывали, требуя внимания, но хозяйке было не до них. В горле Хоуп стоял комок, нервы напряглись как струны. Внезапно почувствовав его приближение, она рывком подняла голову и затаила дыхание. Клейтон! — Хоуп… При звуке знакомого мужского голоса она вскочила со стула, словно застигнутая на месте преступления. — Я не хотел пугать тебя. — Зачем ты встал?.. Слова застряли у нее в горле. Он стоял в дверях, облаченный в чистые пижамные брюки и майку с короткими рукавами, туго обтягивавшую широкие плечи. Должно быть, в прежней жизни, которой она не знала, Клейтон был культуристом. Во всяком случае, сложение у него было атлетическое. Широкая грудь, стройная талия, казавшаяся еще более тонкой благодаря угадывавшейся под майкой повязке на ребрах. Нелепые пижамные штаны не могли скрыть красоту сильных длинных ног. Его энергичное, живое, заросшее щетиной лицо, ставшее за эти дни отчаянно, невыносимо дорогим, казалось напряженным. Хоуп вновь слегка напугали рост, мощь, неподдельная мужественность Клейтона… и то, как безнадежно ее влечет к нему. Он покосился на раскричавшихся птиц. — Эти твари орут так, что могут воскресить мертвого. — Знаю. Но в этом виноват дождь. Они нервничают. Он долго не сводил с них взгляда, а когда посмотрел на Хоуп, у нее сжалось сердце: в глазах Клейтона горел огонь. — Ты очень бледный, — неуверенно сказала Хоуп и отступила, когда Клей шагнул к ней. — Тебе лучше лечь… — Хватит, належался, — проворчал он. — Прошло уже пять дней, а толку от этого лежания никакого. — Клей сделал еще один шаг, и она снова попятилась. — Я соскучился по тебе, — не слишком любезно буркнул Слейтер, — и захотел на тебя посмотреть. — Соскучился, — скрипуче передразнил его один из попугаев. Он посмотрел на птицу. — Вот именно. Этот голос, от которого у нее неизменно учащался пульс, не лгал. Слова вырывались у Слейтера сами собой. Да и говорил он с трудом… Наконец до Хоуп дошел смысл этих слов. Он скучал по ней. О боже, как колотится сердце! А затем в голову Хоуп пришла другая мысль, радостная и ошеломляющая. Он встал и теперь может когда угодно прийти к ней в клинику. Она никому не говорила о нем из страха дать повод для новых сплетен. Что бы сказала Келли при виде разгуливающего по дому незнакомого мужчины? Может, и ничего, учитывая ее хладнокровие, но глаза у нее наверняка полезли бы на лоб. — Тебе стало скучно, — сказала она, боясь верить, что Клейтон скучал именно по ней. Боясь и в то же время надеясь. — Нет, не скучно. Ты же все понимаешь, по глазам вижу. Хоуп оперлась о раковину и вцепилась в нее, чтобы не упасть. Надо же… у нее подгибались колени. — Кажется, тебе немного полегчало. Тогда я… сварю тебе суп. Брови Клейтона сошлись на переносице. Он нахмурился и что-то сердито проворчал. — Да, суп, — быстро сказала она, довольная, что нашла себе занятие. В ту же секунду Клейтон оказался рядом. Сильные руки заключили бедра Хоуп в клетку и всей своей мощью он навис над ней как башня. — Никакого супа, Хоуп… — Никакого супа, Хоуп! — заверещали птицы, повторяя слова, которые она не успела услышать. — Никакого супа, Хоуп! Никакого супа, Хоуп! — Чертовы отродья, — буркнул Слейтер и прижал ее к себе так, что они стали одним целым. Ей не хватало воздуха. — Тогда сандвич, — едва вымолвила она. — Перестань. Я не голоден. — Что? — пискнула Хоуп. Он бросил на нее насмешливый взгляд и повторил: — Отгадай с трех раз. Я голоден, но еда тут ни при чем. Птицы громко заверещали. Сердце Хоуп дало сбой. От его близости темнело в глазах… и все же ей мучительно хотелось, чтобы это сильное тело продолжало и продолжало прижиматься к ней. — О’кей, — с тревогой в голосе быстро сказала Хоуп. — Если ты не голоден, я дам тебе обезболивающее. Только… — Хватит с меня лекарств, — сердито отрезал он, глядя на Хоуп сквозь ресницы, длине которых позавидовала бы любая женщина. — И материнской опеки тоже. Значит, он продолжает дуться. Потому что она отказывается спать с ним. Вернее не позволяет ему спать с ней. О господи… Но, глядя на его жилистое, все еще покрытое синяками тело, она чувствовала, что поступает правильно. Тем более что он едва держится на ногах. Ничего себе, обиженный младенец. Красивый, но несколько крупноватый. Все это было бы смешно… Если бы он не был так темпераментен, так опасен… и так ослепительно красив. — О’кей, значит, ты не хочешь, чтобы я тебя лечила. — И опекала тоже, — напомнил он, вперив в Хоуп алчный взгляд. У нее пересохло во рту. — Ты хочешь… — Тебя, — хрипло сказал Клейтон. — Я хочу тебя. — Он наклонился, припал губами к ее шее, прихватил зубами кусочек кожи и слегка потянул. Дрожь пронзила ее с головы до ног. — О боже… — прошептала Хоуп и оперлась о руки Клея, чтобы не упасть. Земля уходила у нее из-под ног. А когда Клейтон проделал это еще раз, она услышала свой тихий стон. — О боже, — фальцетом выкрикнул попугай. И Хоуп волей-неволей пришлось повторить его слова. Она кожей ощутила, что Клей улыбается. — Правильно, доктор Бродерик. — Неторопливо поддразнил ее Клейтон. По спине Хоуп побежали мурашки, в животе похолодело, когда его руки скользнули на ее талию. Он рассматривал ее так внимательно, так медленно и тщательно, что Хоуп, на которой поверх скромного платьица был такой же скромный медицинский халат, почувствовала себя замухрышкой. Но в его глазах читалось не разочарование. Они горели желанием. — Ты прекрасна, — просто сказал он. — Но на тебе слишком много одежды. — С этими обескураживающими словами Клейтон расстегнул белый халат, снял его с Хоуп и бросил на пол. Одна из птиц испустила долгий мелодичный свист. Такой же долгой была загадочная улыбка, появившаяся на губах Клейтона. — Напомни мне накрыть клетку полотенцем, когда мы займемся любовью. — Полотенцем… — И тут дошло. — Ох! Он улыбнулся. — Вот именно. Ошеломленная Хоуп, потупившись, уставилась на свои ноги. Сердце стучало так громко, что она не слышала ничего, кроме этих ударов. — Кажется, ты чувствуешь себя значительно лучше, чем я думала, — пробормотала она, потрясенная силой собственных эмоций, и Слейтер, поняв ее состояние, негромко рассмеялся. Как ни странно, прикосновение его колыхавшейся от смеха груди подействовало на Хоуп успокаивающе. Перед ней стоял тот же милый, добрый человек, за которым она ухаживала все эти дни, и он был так доволен и счастлив, что Хоуп не могла не ответить на его улыбку. — То-то же, — сказал Клейтон, обняв ладонями ее щеки и заставив смотреть в самые зеленые на свете глаза. — Я люблю, когда ты улыбаешься… Знаешь, сегодня мне намного лучше. Хочешь посмотреть, насколько? Он, как поняла Хоуп, просил разрешения. На то, чтобы поцеловать ее? Или раздевать ее дальше? Она была тронута, но внезапно всплывшее в памяти воспоминание о пережитом в объятиях Трента привело ее в ужас. — Не знаю, — честно ответила она. Руки Клейтона снова легли на ее талию, но их прикосновение было нежным, осторожным и ничуть не оскорбительным. — Подумай еще раз, — с лукавой улыбкой попросил Слейтер. Как хорошо, что он не торопит ее. У Хоуп отлегло от сердца. А затем она почувствовала, что Клей слегка дрожит, часто дышит, и поняла правду. — Клей, — мягко сказала она, зная, что нужно быть осторожной и постараться не ранить его и без того раненое самолюбие. — Давай сядем. — Я в порядке. — Я в порядке, я в порядке, я в порядке! — громко затараторила одна из птиц. — Честное слово, — заверил Слейтер. — Не упрямься. Я чувствую, как ты дрожишь, тебе нужно сесть. — Нет, тебе кажется, — не унимался он. Незаметно убрав руки с талии Хоуп, он тяжело оперся на раковину. Затем скорчил гримасу и потерся лбом о ее лоб. — Проклятие… все нормально. — Гмм… — Она осторожно обняла Клейтона, пытаясь принять на себя часть его веса. То, что он позволил это, говорило само за себя — ему было совсем плохо. — С тобой все нормально. Ты у нас крутой. Можешь даже принять участие в беге на милю… — Или в каком-нибудь другом спортивном соревновании, — добавил он, прижался к Хоуп бедрами и бросил на нее чувственный взгляд. Правда, при этом на его лбу выступили бусинки пота, а лицо стало мучнисто-белым. Однако заставить его сесть можно было только хитростью. — Хочешь пари? — мягко спросила она. — Да, если призом будешь ты. Что ж, кое-что у него действительно работает нормально. Сто восемьдесят фунтов возбужденной мужественности, и никаких гвоздей. — Отлично. — Она невинно улыбнулась. — От тебя требуется взять эту миску… — Хоуп взяла из буфета миску с кошачьей едой, — вынести ее на крыльцо, поставить на нижнюю ступеньку и позвать Хьюи, Дьюи и Льюи. Услышав эти клички, птицы возмущенно загалдели. Клей бросил на нее недоверчивый взгляд. — Хьюи, Дьюи и Льюи? Она закусила губу, борясь с улыбкой. — Ты меня разыгрываешь. До чего же он все-таки красив, даже синяки его не портят. Хоуп протянула ему миску и подняла брови. — Что, слабо? — На нижнюю ступеньку? — Он самоуверенно усмехнулся, хотя был бледен как смерть. — Нет проблем, милая. Ты моя. — Милая, ты моя, — запели Фрик и Фрак. — Все правильно, — сказала она с простодушной улыбкой и принялась наблюдать за Клейтоном, медленно, осторожно, но решительно направлявшимся к черному ходу. Он одолел первые две ступеньки, а затем схватился за перила. Клейтон пытался преодолеть страшную боль. Не сводившая с него глаз Хоуп поняла это без слов. От страха за него она покрылась холодным потом. Голос врача приказывал ей схватить Клея, отвести в постель и как следует отругать. Голос женщины велел обнять его и попросить остановиться. Она не сделала ни того, ни другого. Только закусила губу, продолжая следить за Клеем, застывшим на третьей ступеньке. — Хоуп, — хрипло сказал он, стоя к ней спиной. — Молю Бога, чтобы ты услышала меня… Она устремилась к Клею, взяла у него миску, подставила плечо и помогла вернуться в дом. — Я слышала тебя, дурачок, — мягко сказала она, видя, как Клейтон морщится и сжимает зубы. Они прошли мимо посвистывавших Фрика и Фрака и направились в спальню Слейтера. Там Хоуп бережно уложила его на кровать. — Победа тебе к лицу, — проворчал Клей, и она не смогла сдержать улыбки. Он заерзал на кровати, устраиваясь поудобнее, и театрально застонал. Видя, что Хоуп никак не реагирует на это, он застонал громче и с надеждой посмотрел на нее. Но сочувствие к его мучениям не мешало Хоуп злорадно улыбаться. — Да, победа тебе к лицу, — процедил он сквозь зубы, — но твоя нахальная улыбка все портит. Его ворчливый тон заставил Хоуп закусить губу, чтобы не расхохотаться. — Сам знаешь, Клейтон Слейтер, если бы победил ты, то хвастался бы до завтрашнего утра. Поэтому, если уж победа за мной, не смей отнимать у меня лавры. Он засмеялся, но тут же схватился за бока и со свистом втянул воздух. — Где уж мне тягаться с тобой! Их взгляды встретились… и обстановка сразу стала другой: веселой, теплой и дружеской. — Так ты признаешь, что я победила? — спросила она. Клей, все еще державшийся за бока, только хмыкнул. — Ладно. Так и быть. Я твой, — сказал он и протянул к ней руки. — О нет! — засмеялась она и отпрянула от кровати. — Я не говорила, какую награду потребую в случае выигрыша! — Это верно. — От его голоса, внезапно ставшего низким и хрипловатым, у Хоуп потеплело внутри. — Но если ты еще ничего не придумала, могу кое-что подсказать. ГЛАВА 11 Невозможно поверить, думала Хоуп, что мужчина, изнывающий от боли, с головы до ног изукрашенный синяками, может быть таким чувственным. И таким обворожительным. — Не сомневаюсь, подсказать ты можешь. — Она с улыбкой смотрела на Клея. — Только ведь все это одни разговоры… Он застонал и откинулся на спину. — Хоть признаться в этом для меня хуже смерти, но ты права. Сегодня вечером я гожусь только для чисто дружеских отношений. Заметив, что лицо Клея стало вдруг серьезным и что он пристально изучает ее, Хоуп опять почувствовала себя неуютно. — Догадываюсь, — слегка дрожащим голосом сказала она, — что на уме у тебя не просто дружба. Клейтон похлопал ладонью по кровати. Его взгляд оставался спокойным, но испытующим. — Присядешь на минутку? — Я… я не могу, — запинаясь, пролепетала она. — Я… занята. Честное слово. — Ты всегда занята. Вредно так много работать. — Взгляд Слейтера спустился на ее живот. — Как ты себя чувствуешь? — Нормально. — Когда я пришел в кухню, то не увидел ничего нормального. Ты выглядела расстроенной. И одинокой. — Зато теперь я не одинока. — Нет. — Его взгляд стал еще более пристальным. — Ты рада этому? — Не знаю. — Когда Клей смотрел так, Хоуп начинало трясти. — Так присядешь? — Ты… снова начнешь целоваться. — Боже мой! Вот так ляпнула. — Могу, — серьезно сказал Клейтон, поднял голову и заглянул Хоуп в глаза. — Хочешь сказать, что тебе не понравилось целоваться со мной? — Ничего… ничего особенного. — Неправда. — Поцелуи как поцелуи. Слейтер сел и пригрозил: — Если скажешь это еще раз, я… — Что ”я”? — насмешливо спросила она. — Я… буду целовать тебя, пока ты не потеряешь голову. Хоуп прыснула со смеху. Она никогда не была в подобной ситуации. Клейтон вспыхнул так, словно его смертельно оскорбили. — Иди сюда. Я докажу, что ты ошибаешься. Хоуп едва сдержалась, чтобы не броситься к нему. Она, сдержанная, подтянутая, хладнокровная доктор Бродерик, готова была лечь с ним в постель и попросить выполнить обещание. — Откуда ты знаешь, что способен на такое? Я думала, ты ничего не помнишь. — Если умеешь ездить на велосипеде, то вовек не разучишься, — парировал Клейтон и потянулся к ней. — Иди сюда. Это будет большой ошибкой, сказала себе Хоуп. Роковой. Хоть она и была убеждена в собственной стойкости, но больше не собиралась льстить его самолюбию. Кроме того, ему было нужно отдохнуть, а ей… Не успела она моргнуть глазом, как оказалась у кровати. Матрац скрипнул под ее коленями. Слейтер заставил Хоуп лечь рядом, склонился над ней и с гордой улыбкой прошептал: — Только осторожно. Я еще очень слаб. Она подняла глаза и хотела что-то ответить, но губы Клейтона уже прижались к ее губам. Не отрываясь от них, Слейтер оперся на расставленные локти. Длинная голень раздвинула ей колени, а бедро крепко прижалось к горячей промежности. Широкие ладони обхватили лицо Хоуп. Рот Клейтона жадно овладел ее губами, заставив их отвечать на поцелуй, и прижимался к ним все сильнее, пока она не застонала. Пальцы Клейтона вплелись в ее волосы, не давая пошевелиться. Руки Хоуп непроизвольно обхватили его плечи, пальцы напряглись и впились в кожу. Это прикосновение заставило его застонать и слегка пошевелить бедром. Хоуп мысленно ахнула и бесстыдно обвила это бедро ногами. Ее тело охватило пламя. Он слегка приподнял голову и, тяжело дыша, прошептал: — Хоуп! Но она еще не насытилась поцелуями. Хоуп запустила пальцы в его волосы, заставив нагнуть голову, и получила то, что хотела, — жаркий, влажный, неторопливый поцелуй. Она благодарно погладила его покрытое синяками лицо. Клей, не сводивший с Хоуп неправдоподобно потемневших глаз, поймал горячими губами кончик ее пальца и начал сосать его. Она откинулась на подушку, жалобно застонала и еще крепче стиснула бедро Клея. — Хоуп… — Целуя ее шею, Клейтон отодвинул губами воротничок. Язык его скользнул под ткань и коснулся ключицы. — Милая… — Поцелуй еще, — вслух произнесла Хоуп. Он таинственно улыбнулся и выполнил просьбу, крепко прижавшись к женщине нижней частью тела и дав ей почувствовать всю силу овладевшего им желания. Она беспомощно застонала. — Хоуп, — сказал Клей, с нежной улыбкой глядя на нее сверху вниз и давая возможность следить за его губами. — Ты… — Нет. Еще, еще… Говорить Хоуп не хотелось. Хотелось снова испытать умопомрачительное прикосновение его губ. Хотелось забыть о собственном существовании и бесследно раствориться в море блаженства. Она снова попыталась притянуть его к себе, но на этот раз Клейтон удержал ее и посмотрел с улыбкой, юмора в которой было явно больше, чем чувственности. — Хруп, я… — Клей! — Я только хотел сказать… — Целуй же! — Он что, тупой? Неужели не соображает, что дал ей то, о чем и мечтать не приходилось? — Ты ужасно милая. Особенно сейчас. — Лукаво улыбаясь, Клейтон наклонил голову, и Хоуп облегченно вздохнула. Но вместо поцелуя он прошептал ее имя. Его рот был совсем близко, однако возбужденная Хоуп уже ничего не слышала и догадывалась обо всем лишь по движению губ. Она отчаянно замотала головой, однако Клейтон повторил ее имя и принялся улыбаться, словно чего-то ждал. — Что? — наконец спросила Хоуп, удивляясь, почему он не целует ее. И как может улыбаться, видя, что она сгорает от желания. Кончики его пальцев поглаживали ее вспухшую нижнюю губу и ласкали подбородок. Клейтон тесно прижимался к ее животу. — Что? — с досадой повторила она. Какая муха его укусила? — Я победил, малышка. — Изумрудные глаза искрились. — Ты окончательно потеряла голову. На следующее утро Клейтону явно полегчало. Он с улыбкой вспомнил, каким ошарашенным стало лицо Хоуп, услышавшей о его выигрыше в их маленьком пари. Все еще улыбаясь, он без особых усилий выбрался из кровати. Затем Слейтер встал под горячий душ и сам удивился, что не вскрикнул, когда тугая струя ударила по его ребрам. И пижамные брюки он тоже натянул не поморщившись. Но когда зеркало отразило совершенно чужого человека, его хорошее настроение мгновенно улетучилось. У незнакомца были мрачные темно-зеленые глаза, угрюмый неулыбчивый рот и волосы, цвет которых Слейтеру тоже ничего не говорил. Черт, кто же он такой? Он знал, что необходимо выяснить это как можно скорее, но не помнил почему. Это бесило его. И пугало. А вдруг он навлечет на Хоуп беду? Господи помилуй! Эта женщина была для него… Проклятие, чем же она для него была? Слейтер не помнил своего прошлого, но почему-то был уверен, что женщины значили для него не так уж много. Зато много значат сейчас. По крайней мере, одна из них. Минутку… Клейтон еще раз взглянул на свое отражение в зеркале. А откуда ему известно, что Хоуп непременно присутствовала в его прежней жизни? Он шарахнулся от этой мысли, а заодно и от зеркала. Уже в который раз за последние дни Клейтон взял с тумбочки свой бумажник, обнаруженный Хоуп. Там было совершенно пусто: ни денег, ни водительского удостоверения. Пальцы рассеянно поглаживали дорогую коричневую кожу с искусно выполненным тиснением двух слов ”Клейтон Слейтер”. Эти буквы, ставшие знакомыми до последнего завитка, как и имя, которое они составляли, ничего не говорили ему. Абсолютно ничего. Он потрогал мягкую тонкую шагрень, напрягся… и внезапно услышал голоса… — Вот, милый, — сказал смеющийся женский голос. Эти слова отдались в мозгу громким эхом, и у Клея сразу же заболела голова. Она вручила ему новенький бумажник. — Поздравляю с Рождеством самого крутого мужчину на свете, — хрипловато добавила она и поправила свои длинные белокурые волосы. Он рассмеялся. — Я совсем не такой крутой. Светлые брови приподнялись, алые губы изогнулись, и она, чувственно покачивая бедрами, шагнула навстречу. — Да ну? — прошептала блондинка и потянулась к застежке его брюк. — Давай проверим. Клейтон через плечо швырнул бумажник на высокий буфет и шумно втянул в себя воздух, когда улыбающаяся женщина начала ”проверку”. А затем она негромко засмеялась и бросила на него победный взгляд. Он повалил ее на кровать… — Клей! Но у нее не было чарующе темных глаз, которые заглядывали ему прямо в душу. Тех глаз, в которые он смотрел снизу вверх… — Клей! Кто-то позвал его. Кто? Туман в голове прояснился. Он очнулся от туманных видений и смущенно заморгал. — Клей, что с тобой? Вошедшая Хоуп не имела ничего общего с пригрезившейся ему высокой длинноногой блондинкой. ГЛАВА 12 Клейтон вздрогнул и повернулся в ту сторону, откуда донесся тихий, такой знакомый голос. Она не была высокой, светловолосой и роскошной, как фотомодель, но пышные блестящие волосы, огромные широко расставленные глаза и хрупкая точеная фигурка делали ее самой прекрасной женщиной на свете. — Что с тобой? — тревожно нахмурилась вошедшая в комнату Хоуп. — Ты побледнел. Неужели к нему действительно начинает возвращаться память? Иначе что же может означать этот проблеск? — Хоуп, я… — Он осекся и понял вдруг, что та, другая, женщина ничего для него не значила. Особенно в сравнении с этой, смотревшей на него сияющими глазами. — Сядь, — решительно сказала она, поборола страх, который ощутила, увидев его лицо, и легонько подтолкнула к кровати. — Ты дрожишь, Клей. — Серьезно? Он не надел рубашку, думала Хоуп, прикасаясь к его обнаженной коже. К удовольствию от этого зрелища примешивалась боль: его грудь и спина все еще были покрыты синяками, а ребра… — Где твоя повязка? — спросила она, когда Слейтер сел на кровать. — Ты навредишь себе, если ребра не будут стянуты. — Я принимал душ. Конечно. Его чуть длинноватые, зачесанные назад волосы были влажными, на плечах блестели капли воды. От него так хорошо пахло… Запах был чистый, свежий… и очень мужской. — Вижу, — мрачно сказала она. — Сиди смирно. Хоуп с мрачным видом принялась заново бинтовать его ребра, хотя, стоя на коленях между его раздвинутыми ногами, было трудно сохранять суровость и самообладание. Когда она прикоснулась к его груди, это стало еще труднее. А лукавая улыбка Клейтона только подлила масла в огонь. Она одарила его мрачным взглядом, притворяясь, что думает только о деле. Клейтон с невинным видом поднял руки вверх, чтобы не мешать ей. — Я буду хорошо себя вести, — сказал он тоном, подразумевавшим противоположное. — Угу. Именно этого я и боялась. Прозвучал тот самый негромкий чувственный смех, от которого не было спасения. Сердце Хоуп колотилось, руки тряслись, но она продолжала делать перевязку со всей тщательностью, на которую была способна. Когда Хоуп наклонилась, чтобы пропустить бинт через спину Слейтера, ее дыхание коснулось его живота. Мышцы на нем сразу затвердели, мышцы Хоуп тоже. Она скорее почувствовала, чем услышала странный звук, сорвавшийся с губ Клейтона. Хоуп подняла глаза и быстро спросила: — Я сделала тебе больно? Ошибка. Большая ошибка. В смотревших на нее бездонных зеленых глазах загорелись такой голод и такая страсть, от которых у Хоуп захватило дух. Он медленно сдвинул бедра и сжал ими ее бока. Хоуп очутилась в окружении твердых мускулов и обнаженной кожи. Ощущение было головокружительное. — Клей… — с запинкой окликнула она. Руки Хоуп обнимали Слейтера, держа бинт за его спиной. Шестое чувство позволяло ей ощущать его боль, как свою собственную, даже в том случае, если эта боль не была физической. Она лишний раз убедилась в этом, когда Клейтон заговорил. — Ты убиваешь меня, — прошептал он, вплетая пальцы в ее волосы. — Не останавливайся. Она пропускала бинт через спину, поворачивала Клейтона и снова перевязывала его великолепный торс. И раз за разом ее лицо приближалось к обнаженной коже Клейтона. Стоило открыть рот, и она могла бы попробовать ее на вкус. Ох, ей хотелось этого так, что дрожали колени. У Хоуп темнело в глазах, когда она ощущала животом безошибочно узнаваемое прикосновение тугого желвака, подпрыгивавшего при каждом ее движении. — О боже, — прошептала она, охваченная странным, абсолютно новым для нее чувством. — Клей… — Тсс… — Он отобрал у нее кончик бинта, сам завязал его и положил руки к ней на плечи. — Я стараюсь не торопить тебя, Хоуп. Но с каждым днем мне делается все… туже. — Глаза Хоуп расширились; она невольно опустила взгляд и увидела то, от чего у нее отвисла челюсть. Заметив ее реакцию, Клейтон тихо засмеялся. — Прости за нечаянный каламбур. Хоуп в ужасе зажмурилась и почувствовала, что у нее загорелись щеки. А Клей весело продолжал: — Хоуп, в этом нет ничего нового. Ты входишь в комнату, и мне становится туже. Начинаешь говорить, а мне еще туже. Ты поднимаешь глаза, а мне… — Вижу, — едва слышно откликнулась она. Да, посмотреть было на что. Пальцы Клейтона коснулись ее плеча. — Синяк еще не прошел? Прежде чем она успела ответить, Слейтер отодвинул вырез ее майки и кончиком большого пальца бережно прикоснулся к оставленной Трентом отметине. — Не прошел. — Он напрягся, но продолжал легонько поглаживать ее плечо, не сводя глаз со своих пальцев. Она затаила дыхание и застыла в откровенно эротичной позе — стоя на коленях между раздвинутыми ногами Клея. Ошеломленная Хоуп не расслышала его последние слова. — Что? — спросила она, поднимая глаза. Ей нравилось, что Клейтон никогда не отказывался повторить сказанное. Хоуп знала, насколько это раздражает других людей. Он разговаривал с ней удивительно спокойно, нежно. Хоуп понимала, он жалеет ее и в то же время дает понять, что ее глухота не имеет для него никакого значения. В его присутствии Хоуп забывала о своем недостатке, чувствовала себя более непринужденно, чем с кем бы то ни было… и это тоже пугало ее. — Трент достает тебя? — Нет. — Голос Хоуп прозвучал хрипло и неуверенно. Пришлось облизать губы и повторить: — Нет. — Она сумела подняться с колен, но осталась стоять между его ног. Клейтон смерил ее снизу вверх завораживающим взглядом, и наконец их глаза встретились. — Ты бы сказала мне, если бы было иначе, не правда ли? В его глазах горело пламя, а за вежливой формой вопроса скрывалась железная решимость незамедлительно встать на защиту Хоуп. — Да, Клей, сказала бы. — Но он пытался связаться с тобой по телефону. Слейтер был настойчив. И, черт побери, слышал гораздо лучше ее. — Я избегала его. — Нужно его отвадить. Я бы с удовольствием сделал это, — грозно прищурился он. У нее похолодело в животе. — Клей… ты еще не выздоровел. Он провел ладонью по ее руке от плеча до кисти, и их пальцы переплелись. Затем Клейтон прижал их соединенные руки к своей груди, и Хоуп ощутила гулкие, тяжелые удары его сердца. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. — Не… случится. — Тут Хоуп пришлось замолчать, потому что Клейтон, оставив ее ладонь на своей груди, положил руку на ее бешено колотившееся сердце. — Я вижу, ты женщина, привыкшая к одиночеству, — медленно сказал он, переводя взгляд со своей руки на лицо Хоуп. — У тебя мало кто бывает. — Мало? Каждый день толпа народу… — Неужели это она говорит таким неуверенным, дрожащим голоском? — Я говорю о близких тебе людях, — уточнил он, не убирая руки. — Пациенты не в счет, Хоуп. — Для меня в счет. — Я не об этом, — мягко возразил Клейтон. Его глаза светились сочувствием. — Я… — Она едва дышала. Пальцы Слейтера поглаживали ее груди и не давали собраться с мыслями… — Я… довольно замкнутый человек. — Замкнутый? Черт побери! Я хочу стать частью твоей жизни. Хочу быть с тобой. Пожалуйста, Хоуп, согласись. Клейтон приблизил к себе Хоуп и прильнул губами к ее шее. Потом уткнулся в грудь и потерся о нее щекой. — Мне нравится, как бьется твое сердце, когда я рядом. — В голосе Слейтера чувствовалось возбуждение. — Оно готово выскочить наружу, — еле слышно пробормотала Хоуп. Когда на твоей груди лежит голова любимого, реагирует не только сердце. Клейтон посмотрел на нее снизу вверх. — Ты мне нравишься, Хоуп. — Ты мне тоже. — Конечно, он слышал, как колотится ее сердце, как судорожно втягивают воздух легкие… — Нет, ты нравишься мне по-настоящему. До смерти. Эти слова заставили Хоуп побледнеть. О, как ей было знакомо это чувство! — Ты тоже нравишься мне по-настоящему, Клей. — Это уже немало. Приятно слышать. — Он неторопливо улыбнулся. — Тем более что ты противишься этому чувству. Ясно, она была неравнодушна к нему. — Я не привыкла к такому, — призналась она, однако побоялась признаться во всем остальном. Он же не знает, что у нее никогда не было мужчины. Что сначала она с головой ушла в учебу, а потом в работу. Клей убежден, что она носит его ребенка, но что будет с ним, когда выяснится, что его беременная любовница — девушка? И притом совершенно неискушенная. Тут рука Клейтона поднялась и бережно притронулась к ее шее, а губы прикоснулись к обнаженной коже над вырезом майки. Она всхлипнула. Но когда эти губы уткнулись в ложбинку между грудями, Хоуп бросило в жар. Ее тело напряглось, словно ожидало большего. Он поднялся с осторожностью человека, которого еще не отпустила боль, нежно привлек Хоуп к себе и принялся гладить по спине, заставив ее затрепетать. — Холодно? — спросил он. — Нет. — Значит, ты дрожишь из-за меня? Невероятная уверенность Клейтона в своих чарах заставила ее ахнуть. О да, он мог зажечь ее в любую минуту! — Ты еще… нездоров, — неловко сказала она. Светлая бровь хитро изогнулась. — Вполне здоров, милая, хочешь убедиться? Она непроизвольно рассмеялась. — Прикажешь воспринимать это всерьез? Слейтер прижал пальцем разбитую губу и улыбнулся. — Попытка — не пытка. Хоуп отстранилась, и он вздохнул, пожалев об упущенной возможности. Но Клейтон хотел от нее не разврата впопыхах, а чего-то куда более прочного. Лучше подождать, чем напугать Хоуп глупой поспешностью. Видение, посетившее Клейтона до прихода Хоуп, не давало ему покоя. Кажется, прежде у него был совсем другой образ мыслей. Скверно… Не этим ли объясняется отчуждение Хоуп? Может, он все-таки обидел ее? Изменил ей с другой женщиной? Или Хоуп просто недостаточно хорошо знает его. Ну, это-то поправимо. Желание узнать правду казалось непреодолимым. — Я кое-что вспомнил, — медленно сказал он. Хоуп вскинула голову и посмотрела на него. Со страхом?.. — Что? — Я кое-что вспомнил. — Я слышала тебя, — попыталась улыбнуться она. — Меня интересует, что именно ты вспомнил. Слейтер прищурился, подошел вплотную и пальцем приподнял ее подбородок. — Кажется, тебе это не по душе. Почему? — По душе, конечно, по душе, — быстро сказала она и натянуто улыбнулась. — Так что же ты вспомнил? — Ничего важного. — По-настоящему важными были только два вопроса: почему его бросили полумертвым в лесу и что нужно сделать, чтобы это не повторилось? — Клей, что ты вспомнил? — Как мне достался этот бумажник. — В памяти всплыло лицо прекрасной блондинки. Но ее имя Клейтон вспомнить не мог, хотя был уверен, что знал его. — Вспомнишь и остальное, — пробормотала она с явным сожалением. — Эй, — негромко сказал он, взял Хоуп за плечи и пристально посмотрел в лицо. — Можешь не беспокоиться, что я уйду. Я же говорил, этого не случится. Хоуп пожала плечами, но он обо всем догадался по выражению ее глаз. — Ты не поверила мне. — Клейтон схватил ее руки, поднес их к губам, но взгляда не опустил. — Хоуп, ты часть меня. Мое будущее. — Он верил в это всем сердцем. И по страху в ее глазах понял, что она верит тоже, хоть и не хочет в этом признаться. Тут Слейтер отпустил руки Хоуп и положил ладонь на ее живот, понимая, что этот хозяйский жест смешон, но был не в силах удержаться. — Ты и этот малыш — мое будущее. Как ты могла подумать, что я брошу все это, уйду и оставлю тебя одну? — Ты останешься только из чувства долга? — Долг тут ни при чем, и ты это прекрасно знаешь. — Он прищурился и увидел в глазах Хоуп куда больше, чем ей хотелось бы. — Думаю, именно это тебя и путает — целая куча ребятишек. — Неправда! — Хоуп отпрянула так стремительно, что руки Клейтона упали с ее плеч и бессильно повисли по швам. — Это все твои выдумки. Вернее, ложная память. — Она скрестила руки на груди. — Мне пора готовиться к приему больных. Хоуп резко повернулась и шагнула к двери, но голос, раздавшийся за спиной, заставил ее оцепенеть. — Я слышал твой вчерашний разговор с отцом, — небрежно, но достаточно громко, чтобы она могла услышать каждое слово, сказал Слейтер. По ее напрягшимся плечам Клейтон понял, что добился своей цели. Хоуп медленно обернулась. Выражение ее лица говорило само за себя. — Извини, если я кричала и разбудила тебя. Она считала себя калекой. Как ее переубедить? Клянусь, я сделаю это. — Ты не кричала, Хоуп. Я специально прислушивался. Ее реакция была очаровательной. — Я думала, ты уже спишь, — онемевшими губами пробормотала Хоуп. Оправдывается… Клейтону неудержимо захотелось обнять ее и не отпускать. — Не-а… Хоуп смотрела широко открытыми глазами, в которых отражались все, перепутавшиеся в ее мозгу, чувства: страх, сожаление, страстная привязанность… и безнадежность. — Если в воскресенье ты поедешь к нему, как обещала, — твердо сказал Слейтер, подавляя желание обнять ее, — я поеду с тобой. — Это личный визит, Клей. — Я поеду с тобой, — терпеливо повторил он. — Поскольку мы оба знаем, что у него ты можешь столкнуться с Трентом… как его там… — Блокуэлл. — Блокхед[2]. Я ни за что не дам тебе встретиться с ним один на один. Хоуп смотрела на него не то недовольно, не то с облегчением. — Пусть поймет, что ты не одна, — решительно сказал Слейтер и гордо вскинул голову. — Я хочу взглянуть на человека, который посмел тебя обидеть. И пусть он увидит меня. Она опустила голову, переступила с ноги на ногу, опустила руки, снова скрестила их на груди, стараясь скрыть смущение и казаться непринужденной. — Ты говоришь как… как… — Как кто? — спросил он, подходя ближе и заглядывая Хоуп в глаза. Пусть слышит каждое его слово. — Как человек, который без памяти любит тебя и хочет быть уверенным, что никто не посмеет обидеть его любимую? — Я не твоя собственность, — прошептала она, качая головой. — Я сама себе хозяйка… — Конечно, не собственность. — Клей подошел ближе и слегка дернул ее за волосы. — И все же я поеду с тобой. Хоуп презрительно фыркнула. — Отец не ждет тебя. — Ну и пусть. — Я не хочу устраивать скандал. — Я тоже. Хоуп облизала губы, и Клею ужасно захотелось их поцеловать. — Поездка займет несколько часов. Дороги ухабистые. Ты рискуешь разбередить ребра. — Все будет в порядке. — Я хочу попробовать уговорить отца не продавать дом, только и всего. И сразу же вернусь. Клейтон прикоснулся к ее плечу и провел пальцем по руке… просто так, для собственного удовольствия. — Он будет тебя слушать? — Сомневаюсь. — Славный малый, правда, Хоуп? — Да, славный, — стояла на своем она. — Только очень… — Какой? Она улыбнулась. — Властный. Чересчур заботливый. Это никого тебе не напоминает? Ах, вот где собака зарыта… Она так отчаянно сопротивляется, потому что всю жизнь прожила под опекой отца. А теперь ее опекает он, Клейтон. Придется сменить тактику. — Тогда зачем тревожить его? Не лучше ли позвонить в банк и дать распоряжение о покупке дома? Она умолкла. А затем тоном человека, вынужденного переступить через свою гордость, серьезно сказала: — У меня не хватит на это денег. Я просто надеялась выиграть время, чтобы присмотреть другой дом. У нее же огромная практика. Почему у нее нет денег? А Клейтон уже догадывался, что так оно и есть. Хотя ее кабинет битком набит современным медицинским оборудованием, сам дом изрядно обветшал. Он отчаянно хотел предложить Хоуп помощь, но понятия не имел, есть у него деньги или нет. — Я хочу поехать с тобой. Пожалуйста. Она коротко кивнула и хотела было уйти, но Слейтер схватил ее за руку. — Напоследок, — сказал он и легко коснулся губами ее удивленно приоткрытого рта. Хоуп застыла на месте, и Клей снова поцеловал ее. А затем целовал снова и снова, пока она не прижалась к нему и не застонала от наслаждения. Он бережно выпустил ее из своих объятий. Хотелось большего, очень хотелось, но ему нужно было знать, что Хоуп тоже хочет этого. Она поднесла пальцы к распухшим губам и ойкнула. — Ага. Вот именно. — К черту ожидание, подумал Слейтер и снова потянулся к ней. — Я… должна идти, — прошептала она, попятилась и быстро выскочила из комнаты. Клейтон с улыбкой смотрел ей вслед. Хоуп была не просто ошарашена. В ее глазах горело жгучее желание. Да, он будет ее опекать. Для ее же блага. Первым делом надо пробить брешь в стене, которой Хоуп окружила свое сердце. А потом он потихоньку, кирпичик за кирпичиком, разберет эту стену, пока Хоуп не сдастся. Все шло неплохо. Даже превосходно. Сидя за компьютером, Трент любовался делом своих рук, улыбаясь от уха до уха. Во-первых, ему удалось всполошить еще одну экологическую группу, подкинув ей ложные сведения о завышенном количестве отходов от деятельности лесозаготовительной компании. Над фальшивкой ему пришлось потрудиться. Выступив перед публикой и признав, что компания подчас проявляет излишнюю алчность, он привлек к себе внимание и продемонстрировал, что считается с мнением общественности. Скоро, очень скоро он спихнет отца Хоуп с его кресла и принесет компанию в жертву собственной политической карьере. Все борцы за охрану окружающей среды будут на его стороне. Они не забудут Трента Блокуэлла, оказавшего им неоценимую услугу. Все еще улыбаясь, Трент отошел от компьютера. В последние дни он занимался тем, что неторопливо и методично отравлял жизнь Хоуп. Можно держать пари, она уже кусает себе локти. Жаль только, что он не видит ее лица. Короткий разговор по телефону — и Трент узнал все, что ему требовалось. За весь день в клинику пришли три человека, и пришли только потому, что он еще не успел навестить их или позвонить. С помощью компьютера он сумел выяснить, что банковский счет Хоуп почти исчерпан. А самой большой радостью стало известие о том, что к осаде в конце концов присоединился папаша Хоуп, повелевший своим поверенным послать ей уведомление о выселении. Когда-то Трент заботился о благе Хоуп так же, как о своем собственном. Но она посмеялась над ним. Теперь все, дудки! Но он все еще желал ее, безумно желал, а на ее желания теперь ему было наплевать. Теперь нужно заставить ее пострадать, помучиться. Ну что ж, он своего добьется. Скоро Хоуп приползет к нему на коленях и будет умолять о пощаде. И он пощадит ее… после того, как вываляет в грязи. По крыше успокаивающе стучал дождь. Клейтон бродил по дому и ждал, когда Хоуп закончит работу. Он выздоравливал и безделье начинало надоедать ему. Надо было чем-то себя занять. Куда бы Слейтер ни пошел, за ним хвостом ходила большая черная собака с вываленным языком и радостно сияющими глазами. Он то и дело спотыкался об нее. — Почему бы тебе не выйти во двор? — проворчал он, когда оба грохнулись на скользкий кухонный пол. Молли посмотрела в окно, по которому стекали струи дождя, и от отвращения затрясла ушами. — А я думал, ты помогаешь Хоуп, — пробормотал Клей, залезая в буфет за стаканом. — Иди. Иди помоги ей. — Иди. Иди, — пронзительными голосами передразнили его сидевшие в своем углу Фрик и Фрак. Клейтон вздрогнул и стукнулся головой о полку. Молли гавкнула и растянула большую пасть в подобие улыбки, когда Клейтон, чертыхаясь и потирая голову, вылез из буфета. Фрик и Фрак радостно заверещали. — Что же ты не пошла помогать? — спросил Слейтер собаку. Он сам хотел бы помочь Хоуп, но она не разрешила ему ходить в крыло, где помещалась клиника. Клейтон догадывался, что Хоуп хочет уберечь его от злобных сплетен, которыми обменивались больные, ждавшие приема, и вообще убрать подальше от любопытных глаз. Нужно как-то остановить это безумие. Хотя Хоуп отказывалась обсуждать эту тему, Слейтер знал, как ее волнует судьба клиники, а стало быть, судьба жителей Грин Каунти, которые могут остаться без медицинской помощи. За это тоже надо благодарить Трента. Счет растет… Клейтон медленно опустился на стул и вздохнул. Наверное, ему совсем не так хорошо, как кажется. Во всяком случае, когда он проводил рукой по волосам, пальцы у него дрожали. Молли подошла к черному ходу и заскулила. Он со стоном поднялся, открыл дверь, чтобы выпустить собаку во двор, и остолбенел, когда на кухню один за другим, торжественно ступая, вошли три черных кота. — Стоять! — завопил Клейтон, когда последний, проходя мимо, потерся мокрым боком о его лодыжку. Все три твари, не обращая на него никакого внимания, продолжали свой марш. Их черные хвосты ходили ходуном, желто-зеленые глаза угрожающе щурились. — О’кей, — решительно сказал Слейтер, упершись руками в бока. — Все вон отсюда! Никто из тварей не моргнул и глазом. — Вон! — скомандовал он, и вновь без толку. Испуганные Фрик и Фрак с криком заметались по клетке. И не без причины: кошачьи глаза алчно горели. Одна из бестий даже лизнула прутья. — Хьюи, Дьюи и Льюи, я полагаю, — насмешливо сказал Клейтон. — И кто из вас кто? Коты размахивали хвостами и не отрываясь смотрели на попугаев. Фрик и Фрак вопили. О’кей, надо менять тактику. — Понимаете, вас сюда никто не звал, — как можно более дипломатично сказал Клейтон, испытывая острое желание открыть клетку и дать котам пообедать… — Поэтому уходите. Коты превратились в каменные изваяния: шевелились только их глаза, следившие за каждым движением попугаев. Клейтон понимал, что гнев ни к чему хорошему не приведет; он вздохнул, попытался нагнуться и схватить одного из котов за шкирку, но ребра запротестовали. Кот запротестовал тоже, и очень громко. Тут залаяла Молли, да так, что заглушила и Фрика, и Фрака. — Тихо! — заорал Клейтон, обращаясь ко всем разом. На кухню влетела взволнованная Хоуп. — Что здесь происходит? — спросила она. — Этот шум может… — Стоп, — сказал Клейтон, взволнованный ничуть не меньше. — Ты наполовину глухая. Когда я пытаюсь говорить с тобой о серьезных вещах, ты ничего не слышишь, так как же ты умудряешься слышать котов? — У них очень высокий пронзительный тон. — Защищаясь, Хоуп очаровательно вздергивала подбородок. — Ты обидел кого-нибудь из них? — Что?! — гаркнул Клейтон. — Кошки, кошки, кошки! — громко заорали Фрик и Фрак в тот миг, когда Хоуп пыталась повторить вопрос. Клейтон громко выругался и обвел глазами кухню. Животные были повсюду. — Черт побери, я не разобрал ни слова! — Так кто из нас глухой? Изумленный Слейтер резко обернулся. Нет, никакой ошибки. Хоуп смеялась над ним. Он вздохнул и мысленно призвал на помощь кроткого царя Давида. Давид не явился, и Клейтон махнул на него рукой. — Послушай… Но Хоуп и не собиралась слушать. Со страстной улыбкой, предназначенной совсем не ему, она взяла на руки сначала одного кота, потом другого, пробормотала им что-то ласковое и пошла к двери. — Ступайте, девочки, — нежно проворковала она. — Сами знаете, что вам не разрешают заходить в дом. — Девочки? — возопил изумленный Клейтон, следя за тем, как бесстыжие твари ласково трутся о Хоуп и хмурят глаза от удовольствия. — Ты назвала кошек мужскими именами? Хоуп не обращала на него внимания. — Я знаю, знаю, что дождь, — бормотала она, выпуская обеих и возвращаясь за третьей. — Гараж открыт. Идите греться туда. Скоро я покормлю вас, обещаю. — Погладив последнюю кошку, Хоуп закрыла дверь и обернулась к Клейтону. Слава богу, Фрик и Фрак замолчали. Молли плюхнулась на пол в углу. — Как ты их различаешь? — поинтересовался Клейтон. — Они все черные, с желтыми глазами. — Но не одинаковые, — сказала Хоуп, бросая на него суровый взгляд. — Не позволяй им входить. У моих пациентов может начаться аллергия. Он беспомощно развел руками. — Знаешь, это настоящий сумасшедший дом. Собака, два попугая и три кошки. — Мы уже говорили об этом. Не начинаешь ли ты забывать и то, что произошло после несчастного случая? Так у нее есть чувство юмора? Он знал это, но не подозревал, что ее юмор может быть злым. Вдруг в голове Клейтона как будто что-то переключилось… Из глухих закоулков его памяти выплыла душераздирающая картина… Маленький мальчик стоит на коленях у свежей могилы. Рядом мужчина с добрым лицом; его большая рабочая рука лежит на плече малыша. Ладони у мальчика грязные, исцарапанные камнями, по его лицу текут слезы. Он оплакивает свою собаку. Ее сбила бешено мчавшаяся машина, шофер которой не удосужился остановиться и помочь несчастному животному. — У меня никогда не будет другой собаки, — клянется малыш мертвому псу, вытирая лицо грязной рубашкой. — Никогда. — Тсс, сынок, — бережно и мягко говорит мужчина. — Со временем все изменится. Вот увидишь. — Нет. — Мальчик качает головой. — Я не изменюсь. — Время лечит все. Честно, сынок. — Нет. — Ему время не поможет. Он никогда не заведет себе другое животное. Ведь смерть любимого существа причиняет такую мучительную боль… ГЛАВА 13 — Никогда! — Что? — Хоуп смерила его странным взглядом. Он поклялся никогда не заводить домашних животных. Сомневаться в этом не приходилось, хотя помнил он очень мало. Даже сейчас Клейтон ощущал пронзительную боль. Хоуп следила за ним, тревожно закусив губу. С таким видом, словно что-то скрывала. — Хьюи, Дьюи и Льюи — наши кошки? — спросил он для проверки. — Гмм… да. Черт побери, она запнулась. Это могло значить только одно. Она лгала. Хоуп заявила, что эти чертовы твари принадлежат им, однако Клейтон был убежден в обратном. Не знал почему, но был абсолютно уверен в этом. Подавленный скорбью мальчик, стоявший на коленях у свежей могилы, ни за что не завел бы себе нового любимца, даже много лет спустя. Хоуп обманула его. Это потрясло Клейтона до глубины души. — Ты уверена? — снова спросил он, давая Хоуп возможность объясниться. Очень хотелось, чтобы она это сделала. Хоуп не ответила. Клей поднял ее подбородок и посмотрел в глаза. — Хоуп… — Да, уверена. — Интересно. — У него заломило в висках. — Почему? — Я только что вспомнил, что у меня никогда не было кошек, — резко сказал Слейтер, пристально глядя на нее. Хоуп вспыхнула и промолчала. — Я что, ошибся? — негромко спросил Клей. — Ладно. — Она сложила руки на груди. — Раз ты так настаиваешь… Это мои кошки. Если ты что-то имеешь против них, просто не обращай внимания. Я должна вернуться на рабочее место. — Ее голос смягчился. — Клей, тебе нужно отдохнуть. Но Слейтер не успокоился. Ему захотелось вывести ее из себя. — Я устал отдыхать. Она улыбнулась его капризному тону и покровительственно похлопала по плечу. Эта капля переполнила чашу терпения Клейтона. — Я начинаю вспоминать, — злобно сказал он. — И эти проклятые картинки сводят меня с ума! Она остановилась как вкопанная. — Ты вспомнил что-то еще? Перед Клейтоном стояла чужая женщина, и это путало его. Черт возьми, он хотел верить ей. Хотел какой-то устойчивости в этом безумном мире. Но можно ли было по-настоящему доверять ей, твердо зная, что она что-то скрывает? — Клей… Внезапно вспомнив ночь, когда она спасла его, Слейтер лишился дара речи. Он лежал в грязи, следил за дождем и то и дело терял сознание. Она пришла, как ангел в ночи, и смотрела на него потрясенным, взволнованным взглядом. Взглядом, в котором не было узнавания. Он был ее любовником и, кажется, отцом ее ребенка. Почему же она не обняла его и не заплакала, увидев, что с ним сделали? Потому что тогда это была бы не Хоуп, напомнил себе Слейтер. Она была спокойна, хладнокровна и полностью владела собой. Идеальный доктор. Только глаза выдавали ее страх и любопытство. А позже — руки… Клейтон с трудом вспоминал, как она уговаривала его, упрашивала, а под конец просто заставляла подняться на крыльцо, потому что ей не хватало сил тащить его. А потом раздевала его. Вроде бы это для нее дело привычное… Но почему так дрожали ее руки? Слейтер закрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-нибудь еще. Но ничего не вышло. Клейтон тяжело вздохнул, хотя ему хотелось рвать и метать. Хоуп снова повторила его имя. — Ничего я больше не вспомнил, — бросил он и отвернулся. Когда через минуту Клейтон снова повернул голову, ее уже не было. Он обругал комнату, в которой находился. Молли вопросительно подняла голову — он обругал и собаку. Дождь усиливался, в пустом доме гулко разносилось эхо от падения капель. Под горячую руку он обругал заодно и дождь, затем уставился на Фрика и Фрака и пообещал: — Еще одно слово, и я скормлю вас Хьюи, Дьюи и Льюи! Славу богу, у них хватило ума промолчать. Затем Клейтон начал беспокойно слоняться по комнатам и в конце концов оказался в кабинете Хоуп. На письменном столе стоял компьютер. Он манил Слейтера. Как зачарованный подошел он к столу и опустился в кресло. Пальцы сами собой легли на клавиатуру. Не успев опомниться, он преодолел защиту и вошел в систему. — Ух ты, — прошептал пораженный Клейтон. — Ай да я… И тут же в его мозгу вспыхнула новая картина… Он сидел за другим письменным столом, своим собственным. Комната была маленькая, чистая, но неприбранная. На полу валялись горы папок и руководств. Перед ним светились экраны двух компьютеров. Звонил телефон, но он не обращал на него внимания, потому что страшно торопился. Пальцы с бешеной скоростью бегали по клавишам. Спешка заставляла его метаться от одной клавиатуры к другой. Нужно было срочно, очень срочно, привести в порядок систему защиты данных… Рядом гавкнула Молли, и Клейтон чуть не упал с кресла. Что именно он вспомнил? Почему он так спешил и с чьей системой защиты возился? Своей? Или кого-то другого? Не того ли, кто пытался его убить и был чертовски близок к цели? Слейтер сидел и решал нелегкую задачу, пытаясь отделить реальность от вымысла. Пальцы продолжали рассеянно двигаться по клавиатуре. Прежде чем он успел осознать это, на экране появились счета Хоуп. Изумленный Клейтон поднял глаза… и понял, почему у Хоуп нет денег. Похоже, рассчитывались с ней редко. За последнюю неделю Хоуп получила только тридцать долларов. В основном пациенты рассчитывались натурой или долговыми расписками. Это объясняло многое. Например, почему у нее такой старый компьютер. Она не могла позволить себе новый. Что ж, по крайней мере у нее был модем и возможность через ”Интернет” связываться с ведущими медицинскими службами. Ее программное обеспечение нуждалось в обновлении, а дом — в срочном ремонте. Он выглядел так, словно мог рухнуть от дуновения ветра. Все до последнего цента она вкладывала в новейшее медицинское оборудование клиники. Хоуп относилась к своей работе очень серьезно. Даже тогда, когда сталкивалась с непреодолимыми проблемами. Отец отказывался помочь ей. Пациенты не платили. Трент делал все, чтобы навредить ей. Хоуп держала клинику, потому что любила ее. Потому что видела смысл жизни в помощи другим. Поразительно самоотверженная женщина… У Клейтона защипало в носу. Его Хоуп никогда не перестанет бороться за то, во что верит. Снова защелкали клавиши, и он, не веря своим глазам, увидел последние данные: в тот день с ней расплатились мешком брюквы. Клейтон не выдержал и громко расхохотался. Брюква! Он любил эту женщину. И хотел, чтобы она, именно она, делила с ним жизнь… какой бы эта жизнь ни была. Клейтон рассеянно подивился тому, с какой легкостью он проник в чужой компьютер. Видно, у него был талант. Эта картина из прошлого должна была бы взволновать Слейтера, но перед его глазами стояло лишь испуганное лицо Хоуп, понявшей, что к нему начинает возвращаться память. Чего ты испугалась, Хоуп? Что ты скрываешь? — думал он. И почему мне это безразлично? Почему я все равно люблю тебя? Клейтон ждал, когда Хоуп сделает перерыв для ленча. Впрочем, сегодня времени для перерыва было хоть отбавляй. На прием пришли лишь два пациента. Хоуп пришла в кухню, держа в руках три бутылки местного легкого вина. Клей уже сидел у стола. Молли дежурила неподалеку. — Ох! — воскликнула она и резко остановилась. Бутылки дружно звякнули. Широко расставленные глаза с опаской встретили его взгляд и тут же метнулись в сторону. — Я тебя не заметила. Черт возьми! Он начинает вспоминать все больше и больше, а я понятия не имею, что с этим делать. — Поразительно, как тихо в кухне без кошек и птиц. Хоуп вспыхнула. — Я думаю, они во дворе. — Решила начать пить? — Что? — Она посмотрела на бутылки. — Ах да… Нет. — Значит, меняешь профессию? — с насмешкой спросил он. Ее губы тронула смущенная улыбка. — Конечно нет. Я просто… — Что ”просто”? — негромко спросил Клейтон. — Просто приняла их в уплату вместо денег? Хотя и не пьешь? Хотя тебе нужны наличные? Кровь бросилась ей в лицо. Клейтон едва не застонал, но вовремя взял себя в руки. — Сегодня утром я поиграл с твоим компьютером. — Что? Мысленно выругав себя за нетерпеливость, он встал, взял у Хоуп бутылки и поставил их на буфет. Затем приподнял ее подбородок, заглянул в тревожные глаза и лишь тогда заговорил снова: — Ты хуже слышишь, когда нервничаешь. Веки Хоуп опустились, она холодно отстранилась. — Это мне уже говорили. Я знаю, что у меня отвратительный голос и что он становится еще отвратительнее, когда я волнуюсь. Так что можешь не трудиться, напоминая мне об этом. У него сжалось сердце. — По-твоему, я хотел сказать, что ты мне отвратительна? Она не ответила. Слейтер потянулся к ней, но Хоуп уклонилась и встала по другую сторону стола. Не обращая внимания на колющую боль в ребрах, он устремился следом, опрокинул стул и поймал Хоуп за талию. Она отбивалась, но Клейтон крепко прижал ее к себе, хоть и заскрежетал при этом зубами. Когда она гневно фыркнула и перестала сопротивляться, явно боясь причинить ему боль, Слейтер сказал: — Мне нравится твой голос, Хоуп. Он тихий, нежный и очень возбуждающий. Она снова фыркнула и попыталась вырваться, но тщетно. — Мы слишком долго откладывали этот разговор, и совершенно зря. Давай поговорим. Раз уж на то пошло, мне нравится, что тебя волнуют мои объятия и что ты загораешься от одного моего взгляда. — Какое самомнение! — воскликнула Хоуп и ткнула его кулаком в плечо. — Может быть, — согласился он, перехватывая ее руку. — Но это правда. Мне по душе твоя строгая манера одеваться и умение сохранять хладнокровие в любых обстоятельствах, но от моих поцелуев ты теряешь голову. Так ведь? У Хоуп запылали щеки. Она жалобно застонала и уткнулась в его плечо. — Перестань. Перестань, пожалуйста… Клейтон терпеливо поднял ее подбородок, чтобы она могла видеть его губы. — Не могу. Хоуп, я люблю в тебе все. Ответом ему был тяжелый вздох, но это не помешало Клейтону заметить, что она очарована, и понять, что Хоуп каждый раз с замиранием сердца ждет его слов. Неужели никто никогда не пытался помочь ей в общении? Ему это не составляло труда. Наоборот, было приятно. — Мне надо вернуться в клинику, — неуверенно сказала она. — Зачем? У тебя нет больных, Хоуп. И не будет, пока мы не сразимся с Трентом. — Мы? — еле слышно спросила она. — С каких это пор мы стеши союзниками? — Отныне мы будем ими всегда, — сказал он и тронул губами ее губы. Вначале это было всего лишь легкое прикосновение. Но спустя мгновение поцелуй стал страстным, головокружительным. Когда у Клейтона задрожали колени, он с трудом оторвался от нежных губ Хоуп, услышал слабый стон и уперся лбом в ее лоб. Лишь через минуту он поднял голову, рискнул улыбнуться, нежно прикоснулся к ее щеке и сказал: — Я чувствую, что ты ко мне неравнодушна. — А я чувствую, что ты неравнодушен ко мне, — ответила она и вдруг закусила губу, как будто сказала что-то ужасное. Сначала Клейтон, пораженный тем, что она решилась пошутить, застыл на месте. И лишь потом до него дошло, что, крепко прижавшись к нему, Хоуп не ошибалась на сей счет. Он хмыкнул, а затем, видя ее явное смущение, рассмеялся. — Мне нужно идти работать, — решительно сказала она, отводя взгляд. — Келли подумает, что со мной что-то случилось. — Если понадобится, она придет за тобой. Хоуп побледнела, и тут Клейтон задал вопрос, который давно беспокоил его: — Почему ты прячешь меня? — Прячу? — Голос Хоуп взвился на несколько октав, и Слейтер понял, в каком она отчаянии. — Да. Ты же не представила нас. Келли понятия не имеет о моем существовании. Почему? Она тяжело вздохнула. — Мне действительно нужно идти. Поговорим об этом в конце дня… — Подожди. — Клейтон поколебался и решил довериться инстинкту, подсказывавшему, что, хотя Хоуп о многом умалчивает, доверять ей все-таки можно. — Сегодня я вспомнил кое-что еще. — Да? — Благодаря твоему компьютеру. Кстати говоря, это почти антиквариат. Откуда он взялся? — Клей! — Она издала тот самый возмущенный возглас, который так ему нравился. — Забудь про компьютер. Что ты вспомнил? — Знаешь, в гневе ты становишься такой хорошенькой, что просто нет сил. — Он слегка подтолкнул ее локтем. — Сделай так еще раз. В ее глазах снова полыхнуло пламя, но на этот раз оно лишь согревало, а не обжигало. — Клей, — медленно сказала она, собравшись с духом, — что ты вспомнил? — Что я умею обращаться с компьютером И очень неплохо. Похоже, я работаю с ним. Это верно, Хоуп? Ты говорила, что у меня свое дело. Оно связано с вычислительной техникой? Хоуп втянула в себя воздух и задержала его. — Уж лучше снова спроси, почему я пользуюсь такой старой рухлядью… Он взял ее за руки и привлек к себе. — Я встану перед тобой на колени и пообещаю достать луну с неба, если ты хоть раз прямо ответишь на мой вопрос — без уверток и полуправды. Хоуп долго молчала, и Слейтер уже решил, что не дождется ответа. Наконец она тяжело вздохнула и призналась: — Я не знаю, чем ты зарабатываешь себе на жизнь, Клей. Извини, но это так. Удар был тяжелый, но Клейтон ждал его. — Мы едва знали друг друга, верно? — Я уже говорила это. А он не захотел ей верить… Внезапно Хоуп вскинула голову. — Странно. Я никого не жду. — Что?.. — Спустя мгновение во входную дверь позвонили, и в кухне загорелась красная лампочка. Хоуп виновато посмотрела на Слейтера, и он негромко засмеялся. — Ты изумляешь меня. Молли зарычала, а потом залаяла. Клейтон вслед за Хоуп миновал гостиную и подошел к двери, за которой обнаружился сердитого вида посыльный с огромным букетом цветов. — Твои необычные способности меня просто поражают, — быстро шепнул Слейтер, пока Хоуп расписывалась и рылась в многочисленных карманах в поисках мелочи. Когда Хоуп растерянно и удивленно посмотрела на огромную корзину благоухающих цветов, Клейтон ощутил болезненный укол. Судя по смущению Хоуп, в ее жизни было не так уж много романов. И виновата в этом она сама, подумал Клейтон. У такой милой и красивой девушки должна быть тьма кавалеров. Судя по всему, Хоуп нелегко сходится с людьми. Она предпочитает ухаживать за другими, чем позволять ухаживать за собой. — От кого они? — робко спросил Слейтер. Хоуп растерянно смотрела на цветы, затем нагнулась, вдохнула их аромат и закрыла глаза. В его груди снова шевельнулась сладкая боль. Так прекрасна и так не избалована вниманием… Клейтон подошел ближе, тронул ее за плечо, посмотрел в сияющее лицо и улыбнулся. — От кого они? Она пожала плечами, передала ему корзину и стала перебирать цветы, разыскивая карточку. Хоуп застыла на месте, едва ее пальцы коснулись кусочка картона. Можно было не сомневаться, что она догадалась… вернее, почувствовала, кто прислал цветы. Проявление ее таинственных способностей неизменно повергало Клейтона в трепет. Так случилось и на этот раз. — Что там такое? — Выброси их, — дрожащим голосом попросила она. — Выброси скорее. — Трент! — Он чертыхнулся и поставил цветы на маленький столик в прихожей. Затем вернулся к Хоуп и обнял ее. — Что в записке? Она подняла расширившиеся глаза, выражение которых Слейтер уже научился читать. Сейчас в них было слишком много чувств, которым он затруднился бы подыскать название. Кроме одного, видного за милю, — страха. — Хоуп, — негромко окликнул он. — Скажи, что там? Она не могла говорить. Сердце билось в ее груди как паровой молот. — Хоуп, милая, ты пугаешь меня. Слейтер потянулся к ней, но Хоуп оттолкнула его руки. — Хоуп… Она вслух прочитала и карточку, и подколотую к ней вырезку из местной еженедельной газеты. То было извещение о бракосочетании Трента Блокуэлла и Хоуп Бродерик. А на карточке было написано: ”Мы поженимся ровно через месяц. Готовься”. Клейтон остолбенел. — Что? Она вздохнула. — Значит, ты тоже теряешь слух в стрессовых ситуациях. В этом не было ничего смешного. — Он сумасшедший. — Никакого сомнения. — Что заставило его выкинуть такой фортель? — Он не в первый раз делает мне предложение, но в первый раз зашел так далеко. — Хочешь сказать, что до сих пор он только болтал об этом направо и налево? — Да. — Одну угрозу он уже выполнил. Посмотри, клиника пуста. Ее чудесные карие глаза были полны боли и страха. А в зеленых глазах Клейтона полыхала ярость. Ничего, это дело он уладит. Даже если не сможет сделать для нее ничего другого. Она заслуживает это. Впрочем, она заслуживает куда большего. — Не знаю, что делать, — прошептала Хоуп, глядя на карточку и поднимая плечи. Сейчас она казалась маленькой и беззащитной. — Впервые в жизни я не знаю, что делать. — Зато я знаю, — пробормотал Клейтон. Он хотел, чтобы все было по-другому. Хотел романтического ухаживания, обедов при свечах, пикников и любовных клятв. Но теперь для этого не было времени. — Хоуп… — Не могу поверить, что он мог зайти так далеко. Почему он так уверен, что я соглашусь? — Глаза Хоуп были широко раскрыты от изумления. — Все еще считает, что если я свободна… — Но ведь это не так, — сказал он с деланной непринужденностью. Живот свело судорогой. — Что? — Ты не свободна. — Клей, — с легким смешком сказала она, — по-моему, это бессмыслица. — Бессмыслица? Тебе нужен смысл? — Слейтер вырвал карточку из ее рук, швырнул ее через плечо, и безобидный кусочек картона тихо спланировал на пол. Он привлек Хоуп к себе, обвил руками ее талию и немного помолчал. Когда она посмотрела на его губы, Клейтон сказал: — Хоуп, выходи за меня замуж. ГЛАВА 14 — Что? — уставилась на него Хоуп. — Выходи за меня замуж, — терпеливо повторил Клейтон. У бедняжки захватило дух. Она даже не пыталась скрыть охватившие ее панику и страх. — Должно быть, та шишка на голове оказалась опаснее, чем я думала, — наконец прошептала она. Клейтон улыбнулся. Его тревога исчезла так же быстро, как и появилась. Он был уверен в свой правоте, как никогда в жизни… по крайней мере, в той жизни, которую помнил. — Я понимаю, это звучит дико, но… — Звучит? — У нее вырвался слабый смешок. — Не только звучит, Клей. Это действительно дикая мысль. Он продолжал улыбаться. — Выходи за меня замуж, Хоуп. — Ты даже не знаешь, кто ты такой. — Хоуп попятилась, ее глаза стали огромными. — Может быть, ты уже женат! Он с большой осторожностью привлек ее к себе, боясь испугать. — Нет. В глубине души мы оба знаем это. — Если Трент напугал меня, это еще не причина для нашего брака. — Ты права, — согласился он. — Ты выйдешь за меня, потому что я… — Нет! — Она быстро зажала ему рот ладонью. — Я не хочу лживых любовных клятв! Клейтон отвел руку Хоуп в сторону, заглянул в ее взволнованное лицо и улыбнулся. — Я думал, ты знаешь меня лучше. Я не стал бы давать тебе лживые клятвы даже в том случае, если бы речь шла не о таком важном деле, как л… — Подожди! — Она была уверена, что это так, но… Добрый, полный сострадания взгляд Клейтона не позволял ей солгать ни ему, ни самой себе. — Если слово на букву ”л” пугает тебя, — мягко сказал он, — мы пока не будем им пользоваться. — Оно не пугает… Теперь уже он прижал палец к ее губам. — Пожалуйста, не усложняй дело ложью. — Хоуп оцепенела, ошарашенно глядя на него. Наверняка гадала, как он сумел прочитать то, что она изо всех сил старалась скрыть. Как? Очень просто. Потому что понимал ее. — Мы принадлежим друг другу, Хоуп. Ты, я и наш ребенок. Ты ведь понимаешь, что он или она имеют право на нас обоих. — Конечно, понимаю. У каждого ребенка должно быть двое родителей, — горячо сказала Хоуп. У нее засверкали глаза. Истина была непреложной. — Я хочу, чтобы этот ребенок носил мое имя, — тихо сказал Клейтон, коснувшись ее руки. — Верю, — выдохнула она. — Мы должны быть вместе, Хоуп. Мы оба знаем… что мы судьба друг друга. — В это трудно поверить… Так не бывает. Но в ту ночь, когда я выудила тебя из грязи, я почувствовала это. — Это было одно из твоих предчувствий? Или просто мысль? — Предчувствие, — прошептала она. — Причем сильнейшее. Он ликующе улыбнулся. — Отлично. На мгновение ее глаза стали задумчивыми, но затем взгляд ее заблестел, словно она на что-то решилась. — Ты слишком торопишься. А я… Он подождал, но Хоуп так и не закончила фразу. Ее глаза потухли и стали печальными. — Ты что-то скрываешь от меня? — спросил он и по выражению лица догадался, что попал в точку. — Я прекрасно знаю это, Хоуп. И изо всех сил пытаюсь доказать, что ты можешь мне доверять. Расскажи мне все. — Не в силах бороться с собой, Клейтон потянулся рукой к ее нежному, упругому животу. Ему нравилось думать, что там живет его ребенок. Она пытливо посмотрела ему в глаза. — Этот ребенок так много для тебя значит? — Да, много. Но ты значишь еще больше — все на свете. Хоуп закрыла глаза, однако он успел заметить в них горькую печаль. Клейтон гладил ее щеки и ждал, пока она откроет глаза. — Хоуп… Что случилось? — Ничего. — Она закрыла лицо руками. — И все. Он приподнял ее подбородок. — Догадываюсь. Это значит, что ты не готова к этому разговору. Она снова наклонила голову и спрятала лицо у него на груди. — Нет, — глухо донеслось оттуда. — Ох, Клей… В голосе Хоуп звучала боль, Слейтер наклонился к ее уху и обнял за плечи. — Все в порядке, милая. Я не буду торопить тебя, подумай еще. Она прижалась к Слейтеру, и от этого на душе его стало тепло. — Клей, ты самый добрый человек на свете. Ты заслуживаешь намного большего, чем… — Тсс, — сказал он и, не обращая внимания на боль в ребре, сильнее прижал ее к себе. — Я заслуживаю тебя. Хоуп, уткнувшаяся лбом в его шею, молчала. Но ощущение, что их тела идеально подходят друг к другу, вселяло в Клейтона уверенность: они непременно будут вместе. Он не сомневался в этом ни на минуту. Но пока Хоуп не откроется ему или к нему не вернется память — а Клейтон чувствовал, что это скоро случится, — он мало что может сделать. — Завтра воскресенье. Больных не будет, — сказал он, подняв лицо Хоуп, и заглянул в ее тревожные темные глаза. — Давай съездим к твоему отцу. — Не знаю… — Пора, милая, — нежно сказал он. — Пора. Машину вела Хоуп. Они остановились только один раз — чтобы купить Клейтону одежду. В отделе мужского белья, взяв по пачке хлопчатобумажных и шелковых спортивных трусов, Клейтон с невинной, но порочной улыбкой спросил: — Какие ты предпочитаешь? Хоуп густо покраснела и едва не задохнулась, представив себе его мускулистое тело, на котором нет ничего, кроме лоскутка ткани. Видя, что она молчит, Клейтон широко улыбнулся и отложил пачки в сторону. — Наверное, я вообще не ношу трусов, — небрежно сказал он и повез пустую тележку дальше. Хоуп быстро схватила обе упаковки и бросила их в тележку. Она была смущена и старалась не смотреть на его насмешливое лицо, а в памяти то и дело всплывали его страстные, жадные глаза и тугое, готовое к бою тело. Это настолько возбудило Хоуп, что каждый раз, когда они случайно касались друг друга, — а это было немудрено, ибо Клейтон все время держался рядом, — она вздрагивала. Сияющие глаза и сексуальная улыбка Клейтона не оставляли сомнений в том, что он догадывается и о ее состоянии, и о своем влиянии на нее. Но стоило им вернуться в машину, как он умолк. Взволнованно поглядывая на сидевшего рядом бледного Клейтона, Хоуп испытывала искренние угрызения совести. Его совсем укачало, а ехать было еще далеко. — Клей, в Сиэтле мы первым делом поедем в больницу. Тебе нужно сделать обследование. — Почему? Ты что, больше не хочешь лечить меня? Она не ответила на его дразнящую улыбку. — К тебе уже должна была вернуться память. Череп не поврежден, а сотрясение мозга прошло. — Она вернется. А когда это случится, пообещала себе Хоуп, она расскажет ему все без утайки. — Но… — Она уже начинает возвращаться. Терпение, доктор. Терпение. Он возненавидит ее, когда узнает правду. И это будет больнее всего, потому что Клейтон Слейтер успел незаметно похитить ее сердце. — Ты в порядке? — внезапно спросил он. Голос Клейтона был таким домашним, таким нежным. Хоуп взглянула на его красивое встревоженное лицо, невероятно выразительные глаза, полные любви и тепла. Нет, захотелось сказать ей, не в порядке. А когда я скажу тебе правду, о порядке можно будет только мечтать. — Все нормально. Я волнуюсь за тебя. — Не надо, — прищурился он. — Поверь, я вполне прилично себя чувствую. — Что? — Не надо волноваться, Хоуп. Именно это мне и требуется, — лаконично сказал он. — И Тренту тоже. — Ты забыл, что сегодня воскресенье? Я сомневаюсь, что мы увидим Трента. — Отец хотел встретиться с тобой в своем офисе, верно? — Когда Хоуп кивнула, он добавил: — Стоит Тренту услышать о твоем приезде, он непременно будет там. Хоуп так внимательно всматривалась в его губы, что чуть не съехала в кювет. — Не нужно было брать тебя с собой, — пробормотала она. — Остановись, Хоуп. — Что? — Остановись на обочине. Пожалуйста, — мягко, но настойчиво просил Клейтон. — Зачем? — тревожно спросила Хоуп, быстро взглянув на него. — Что-то не так? — Надо поговорить, но я не хочу, чтобы мы разбились. Пожалуйста, остановись. Двухрядное шоссе было почти пустым. Она вздохнула и безропотно свернула на широкую обочину, за которой вставали горы, покрытые буйной зеленью. — Клей, отец мне не враг. — Нет? — Он повернулся к ней и слегка поморщился. В тесной машине Клейтон казался огромным и удивительно грозным. Впрочем, ничего удивительного в этом как раз не было, поскольку его лицо до сих пор покрывали синяки, которые за это время приобрели желтовато-зеленую окраску. — Тогда почему он выставил дом и участок на продажу? — спросил Слейтер. — Он должен знать, как ты любишь этот дом… Если твой отец действительно чертовски богат, зачем он так с тобой поступает? Едва ли Клей сможет это понять. Все дело в прошлом. В том, чего хотел для нее отец. — Это… довольно сложно. Клейтон бросил на нее мрачный взгляд. — Милая, вся твоя жизнь представляет собой сплошные сложности. Она грустно улыбнулась. — Просто у него другие взгляды, — попыталась объяснить Хоуп. — Мама умерла совсем молодой, а он ее очень любил… и ужасно переживал. А сейчас у него сложности с любимым делом. Наверное, он внезапно понял, что смертен. И боится этого. — Печально, — согласился Клейтон. — Но это не твоя вина. У тебя слишком властный отец. Он всегда был таким? Насколько она могла вспомнить, отец всю жизнь отваживал тех немногочисленных знакомых, которыми она умудрялась обзавестись, и хаял их как мог. А сейчас, когда она стала достаточно взрослой, чтобы самой выбирать себе друзей, он начал навязывать ей Трента. Человека, которого она не выносит. — Да, — с улыбкой сказала Хоуп. — Он никого не считал достойным меня. — Кроме Трента. — Это ужасно. — Нет. Он любит меня. Мы всегда ладили. Клейтон прищурился и пристально посмотрел на нее. — Ты сама не чувствуешь, что каждый раз многое не договариваешь? — Я была довольна своей жизнью. У Клейтона вырвалось междометие, выражавшее сострадание и невыразимую печаль. — Кроме отца, у тебя никого нет, — сказал он. — Ты одинока и никого к себе не подпускаешь. Как можно быть довольной такой жизнью? Она вздернула подбородок. — Ты считаешь, что жизнь женщины не может быть полной без мужчины? — Конечно нет, — ответил он, сокрушенно покачав головой. — Сама знаешь, я имел в виду совсем не это. Каждый раз, когда мы начинаем этот разговор, ты шарахаешься в сторону. Почему, Хоуп? Это что, больная тема? У Хоуп тут же взмокли ладони. — Конечно нет. — Тогда скажи, почему ты сторонишься людей? Казалось, воздух обжигает ей легкие. — Мы говорили об этом. Я… отличаюсь от других. — Ага. Ты хуже других. — Нет, Клей. — Однако шутка помогла ей немного оттаять. — Я… со странностями. — Перестань. Черт возьми, ты слишком строга к себе. Если у тебя одно ухо не слышит… — Этого мало. Я всегда опережала в развитии детей своего возраста, опережала на несколько лет. Меня не обижали, но… держали на расстоянии. А я и без того нелегко обзаводилась друзьями. В тринадцать лет сидеть за одной партой с восемнадцатилетними… — Это несправедливо. Они должны были по-другому относиться к тебе. — В глазах Клейтона загорелся гнев. — Ты же была малышкой по сравнению с этими оболтусами. — Да, в каком-то смысле. — Она сумела улыбнуться. — Но зато я училась лучше их. Клейтон не мог не ответить на ее улыбку. — Да уж… — А иногда у меня бывают… предчувствия. — Вроде того, что ты узнаешь, кто звонит, еще до звонка? Это у тебя здорово получается. А меня не научишь? Хоуп начинало пугать, что за короткий срок он изучил ее лучше, чем другие за много лет. — Никогда не пробовала. Обычно мои способности обращают людей в бегство. — А я не убегу. Хотя от нежных слов Клейтона защемило в груди, Хоуп принялась ждать, когда до него по-настоящему дойдет, что она белая ворона. Но, подняв взгляд, не заметила на его лице ни малейших признаков отвращения. Наоборот, он был очарован. — Хоуп, милая, а что говорит обо мне твое шестое чувство? Она нервно усмехнулась. Что я должна держаться за тебя. — Что ты чересчур любопытный. Знаешь, кому на базаре нос оторвали? Он засмеялся. — Что ж, это правда, но ты опять переменила тему. Ты доктор, и притом чертовски хороший. Что твой отец имеет против этого? — Он хочет, чтобы я сидела дома и рожала ему внуков. Глаза Клейтона загорелись и стеши ярко-зелеными. Он взял ее руку, погладил узкую ладонь, и от этого жеста у нее побежали мурашки по спине. — Гмм… Неплохая мысль. Ну что ж, начало положено. Она оттолкнула его руку. — Клей! — Я шучу. Пока с нас достаточно и одного ребенка. — Он широко улыбнулся. — Но мы действительно могли бы засесть дома и попрактиковаться… Мечтательная улыбка, сопровождавшая эти слова, заставила Хоуп прыснуть со смеху. — Это нечестно. Я рассчитывала на твою поддержку, а ты готов согласиться с каждым его словом. — Нет, — возразил Клейтон, вновь становясь серьезным. — Цель моей поездки — оградить тебя от Трента. И прямо сказать твоему отцу, что я думаю о его так называемой правой руке. — Он потянулся и заправил за ухо Хоуп выбившуюся прядь волос. — Я не желаю видеть тебя несчастной. Пусть он поймет, что потеря клиники убьет тебя. — Я не могу говорить с ним о Тренте. — Не можешь? — Его тон стал ледяным. — Зато смогу я. — Ему самому приходится нелегко. — Она почувствовала спазм в горле и невольно отстранилась. — И он очень рассчитывает на помощь Трента. Клейтон что-то сказал. Хоуп слышала его густой баритон, но волнение помешало ей понять, что именно. Он бережно повернул ее лицом к себе. Хоуп понимала, что гнев, горевший в глазах Клея, вызван не досадой на ее глухоту, а тем, что она сказала. Этого заботливого жеста оказалось достаточно, чтобы у нее заныло под ложечкой. — Извини, — прошептала она. — Я не слышала тебя. — Так ты ничего не собираешься ему говорить? Недоверие, прозвучавшее в голосе Клейтона, заставило ее на ходу искать оправдания. — А что, по-твоему, я должна ему сказать? Что его любимчик хочет жениться на его дочери? Так ведь ему не терпится поскорее выдать меня замуж! Или что дочь, которая никогда не желала выходить замуж, отказала этому любимчику? Ты не думаешь, что он уже знает и то и другое? Да Трент говорил ему об этом тысячу раз! Отец настолько занят своими проблемами, что просто не желает знать о моих. — Значит, ему нет дела до того, как ведет себя Трент? Что этот подонок запугивает тебя, угрожает и даже посмел наброситься? Черт побери, да он чуть не изнасиловал тебя и в доказательство оставил синяк на плече! Они долго смотрели друг на друга, запертые в тесном салоне машины. Положение казалось безвыходным. — Ты не понимаешь, — наконец со вздохом прошептала Хоуп. — Он просто не поверит мне. Мы можем жаловаться на Трента хоть до посинения, но это ничего не изменит. Разговаривать с ним бесполезно. Он видит лишь то, что хочет видеть, и поймет только одно — что я не желаю считаться с его мнением. — Тогда он не имеет права называть себя твоим отцом, Хоуп. Я убежден в этом. Она понимала это. И понимала, что Клейтон хорошо знает, о чем говорит. — Интересно, каким был твой отец… Ты помнишь его? Клейтон закрыл глаза, потер виски и постарался вспомнить хоть что-нибудь, кроме доброго лица мужчины из своего видения. — Не уверен, — с досадой сказал он. — Но это ничего не значит. Я прекрасно знаю, каким должен быть отец. — Слейтер посмотрел на ее живот и почувствовал такой прилив любви, что чуть не задохнулся. Он и представить себе не мог, насколько нужны ему эта женщина и этот ребенок. — Отец любит меня, — тихо сказала Хоуп, но в ее глазах светилось такое сомнение, что Клейтону захотелось схватить ее папашу за грудки и как следует встряхнуть. — Конечно, Хоуп. — Слейтер погладил ее по нежной щеке. — А раз так, все у вас наладится. — Дай-то бог… Она кивнула и отвела глаза. — Когда мы вернемся… в дом… — Домой, — поправил он. Теперь Хоуп снова смотрела на него. — Домой, — тихо повторила она и улыбнулась, заставив Клейтона задуматься над тем, что означает эта улыбка. — Когда вернемся домой, я тебе кое-что расскажу. У него отчего-то засосало под ложечкой. Хоуп закрыла глаза и промолвила тоном, говорившим, что она охотнее встретилась бы с вражеским эскадроном: — Есть вещи, о которых я не говорила тебе, потому что ты слишком плохо себя чувствовал и неважно выглядел. Скверное начало. — Значит, сейчас я выгляжу хорошо? — попытался пошутить Слейтер. — Просто сегодня ты невнимательно смотрела на меня. Физиономия такая, как будто ее фломастерами разукрасили! Она поморщилась, словно ощущала его боль. — Тебе стало лучше, правда? — Гмм… Немного. Так ты выйдешь за меня, Хоуп? Ее глаза наполнила такая скорбь, что у Клейтона упало сердце. — Я не думала, что понравлюсь тебе, — сказала она. Что все это значит? — Почему? — спросил Слейтер. — В тебе есть все, о чем я мечтал, о чем вообще может мечтать мужчина. — Ты не помнишь, о чем мечтал, — заметила Хоуп. Да, конечно, но… — Все, о чем я мечтаю сейчас. Это важнее. — Когда к тебе вернется память, ты будешь думать по-другому. — Она может и не вернуться. — Вернется, — уверенно сказала Хоуп. — Уже начинает возвращаться. Он пристально всмотрелся в лицо Хоуп, пытаясь увидеть ее чужими глазами. Холодноватая, чуть отчужденная, но не столько из-за своей глухоты, сколько из-за выражения глаз, ясно говорящих ”отойди”. Приветливая лишь со своими больными и в упор не видящая всех остальных. Но Клейтон знал, что это лишь способ защиты от мира, который не желает принимать ее такой, какая она есть. Наверное, ум, внешность, обладание таинственным шестым чувством и глухота делают ее недоступной для окружающих. Но разве все это имеет значение, если он знает главное: они принадлежат друг другу. — Хоуп, когда ко мне вернется память, ничего не изменится. Я хочу быть с тобой. Хочу быть частью твоей жизни и жизни моего ребенка. Она смотрела на него во все глаза. — Это… невозможно. Не могу поверить… — Тебе придется в это поверить, — ласково сказал Клейтон, играя ее волосами. — Ну же, Хоуп, скажи, что ты выйдешь за меня! — Ну вот, теперь меня донимают уже двое… Слейтер оцепенел. Хоуп была права, он вел себя как идиот. Увидев ее ошеломленный взгляд, он мучительно захотел прижать ее к себе, но не посмел. Он был ничем не лучше Трента. — Прости меня, — серьезно сказал Клейтон, предварительно удостоверившись, что она смотрит на него. — Ты абсолютно права. Обещаю больше не принуждать тебя. — Клей… — Нет. Я был не прав и приношу свои извинения. Когда захочешь поговорить об этом, учти мое чистосердечное раскаяние. — Клей, прости… — Нет, — быстро сказал он, выпрямился и откинулся на спинку сиденья. — Не надо. Это я виноват, Хоуп. — Между тобой и Трентом есть разница, — тихо сказала она. — Какая? — Его недовольство собой только усилилось. Хоуп коснулась его колена. — Он пытается заставить, а ты уговариваешь. Виновато улыбаясь, она включила зажигание и нажала на газ. Прошло добрых пять минут, прежде чем Хоуп сказала: — Ты очень терпелив со мной. — Рано или поздно ты согласишься, — громко заявил он, перекрывая шум мотора. — Мне невозможно сопротивляться. — Хоуп засмеялась, и он улыбнулся. — Обожаю твой смех. — Меня еще никто так не смешил, — призналась она. — Приятно слышать. Хоуп закусила губу и посмотрела на него так странно, что Клейтон занервничал. — Может, не будешь томить душу и расскажешь все прямо сейчас? — решил пошутить он. — Постой, я догадываюсь. Ты где-то прячешь мужа! Хоуп сдавленно фыркнула, при желании это можно было принять за смех, и умолкла. Вскоре они добрались до Сиэтла, свернули в деловой центр и остановились на площадке у внушительного небоскреба. Выключив двигатель, Хоуп вдруг сказала: — Я не заслуживаю тебя. — Это еще почему? Она открыла рот, чтобы ответить, но передумала. Потому что она что-то скрывает от него? Но что? — Хоуп, что бы это ни было, мы справимся. Она откашлялась, схватила сумочку и открыла дверь. — Подожди. — Слейтер взял ее за руку и заставил обернуться. — Скажи, что ты веришь мне. Даже если между нами стоит то, чего я пока не понимаю. Ты знаешь, что я не оставлю тебя одну. Просто не смогу. Она попыталась вырваться. — Нам нужно идти. — Чего ты боишься? — Сейчас не время и не место для такого разговора. — Хоуп вздохнула, отчаянно заморгала, и Клейтон с удивлением понял, что она вот-вот заплачет. — Эй… — Он осторожно потянулся к ней. Хоуп вырвалась, и Слейтер, едва успев заглушить стон, — его ребра протестовали против такого обращения — устремился следом. Чуткая Хоуп тут же замедлила шаг и взяла его за руку. — Извини… — Все в порядке, — откликнулся он. — Нет. Извини за то, что я втравила тебя в это дело. Они вошли в пустынный вестибюль, и тут Клейтон остановил ее. — Хоуп, ты ни во что меня не втравливала. Я сам захотел приехать и рад, что сделал это. Если ты хочешь отложить разговор — ладно, давай отложим. Но мне трудно смириться с тем, что на свете есть что-то, заставляющее тебя страдать. — Ты не понимаешь, — прошептала она. — Так объясни. — Ладно. Позже, — кивнула она. Они вошли в лифт. ГЛАВА 15 Хоуп удостоверилась, что Трента нигде не видно, и Клейтон занял пост у дверей компании Бродерика. Ему захотелось войти, но лицо Хоуп выражало мольбу, и с этим нельзя было не считаться. Он с удовольствием походил бы взад и вперед, но после долгого переезда тело болело так, что об этом нечего было и думать. Однако сидеть и ждать оказалось ничуть не легче. Когда наконец в дверях показалась Хоуп с побелевшим, искаженным лицом, он вскочил и взял ее за руки. — Что с тобой? С минуту Хоуп молча смотрела на него. Ее темные глаза, казавшиеся на бледном лице огромными, были полны невыразимого отчаяния. — Хоуп… Она продолжала молчать. Слейтер огорченно крякнул и усадил ее в кресло, с которого только что встал. — Сейчас я войду, — пробормотал он, — и скажу ему все. Как он смел расстроить тебя? Да еще в таком положении? Я… — Нет! — быстро сказала она, вскочила и схватила его за руку. — Со мной все в порядке! — Ты белая как простыня. Тебе нездоровится? — Нет. Он не поверил ей. Рука Хоуп была холодна как лед. Слейтер чертыхнулся, взял в ладони кисти ее рук и только тут понял, какая она маленькая и беззащитная. — Хоуп, в чем дело? Что случилось? Она облизала губы и тяжело вздохнула. — Клей, ты не мог бы… Знаешь, скажи это снова. — Хоуп, говори! — взмолился Клейтон. — Что он тебе сказал? — Клей, пожалуйста. — Она вцепилась в его руку и тревожно посмотрела в глаза. — Скажи это. Он так испугался за нее, что не сразу понял, о чем она просит. У Хоуп тряслись руки. — Что сказать? Она посмотрела на него так, как женщины смотрят на безмозглых мужчин; честно говоря, Клейтон и сам уже начинал чувствовать себя полным идиотом. — Ты знаешь, — ответила она и закусила губу. — То, что ты говорил сначала у меня в доме, потом в машине… Вспомни, о чем мы разговаривали. Слейтер стал ломать голову, вспоминая все, что они говорили об отце, но страх не давал ему сосредоточиться. — Извини, милая. Мы говорили о стольких вещах… — Ты передумал, — глухо сказала Хоуп, понимающе кивнула и высвободила руку. — Ладно, неважно. Едем обратно. — Что… — Ошарашенный Клейтон пытался сообразить, чего она ждет от него. — Хоуп, ты абсолютно сбила меня с толку. — Знаю. Не обращай внимания. — Она взяла его за руку и попыталась увести. — Все равно это… просто смешно. — Подожди. — Он снова взял Хоуп за руки и на мгновение задумался, глядя в лицо, которое успело стать ему родным. В ее темных глазах светились те же чувства, которые испытывал он сам, но к ним добавлялись страх, трепет, волнение… и надежда на то, что он не сможет, не сумеет отказаться… ”Скажи это снова”, — сказала она. Господи, какой он болван! От гнева на самого себя у Слейтера сжалось горло. — Доктор Бродерик, если не ошибаюсь, вы просите меня жениться на вас? В ее темных глазах засветились радость и облегчение. — Да, — прошептала она с улыбкой на побледневших губах. — Прошу. — Ну, слава богу, — тем же шепотом ответил Клейтон и обнял ее. Он не хотел думать о том, что могло заставить Хоуп изменить свое решение. Что-то подтолкнуло ее к этому. То, чего он не понимал. Но разве это могло помешать ему испытывать величайшую радость и облегчение! Даже если она согласилась принять его предложение из страха, это не имело значения, потому что в глубине души он знал, что им суждено быть вместе, и они будут счастливы. А любовь, непринужденность, тепло — все придет, потому что начало этому уже положено. Они постараются. Наконец он заметил, что Хоуп отстраненно смотрит на него, тревожно кусает губы и явно хочет что-то сказать. Из кабинетов, несмотря на воскресный день, доносились приглушенные голоса и телефонные звонки, неподалеку поскрипывал лифт, и Клейтон вдруг понял, что его прекрасная Хоуп ничего этого не слышит. Не обращая внимания на окружающих, он запустил пальцы в ее прекрасные волосы и бережно привлек к себе — куда бережнее, чем ему хотелось. Будь его воля, он не отрывался бы от этого нежного рта, пока в легких оставался воздух. Но Хоуп была настолько взволнована, что, боясь навредить ей, Клейтон сумел сдержаться. Их поцелуй был таким же легким, как шедший за окном весенний дождь. Руки Слейтера легли на ее талию. Он поднял Хоуп в воздух и, забыв о боли в ребрах, изо всех сил прижал к себе. От бури захлестнувших ее чувств у Хоуп закружилась голова. Для этого хватило одного его прикосновения. А затем Клейтон провел пальцами по ее подбородку, слегка отстранился и нежно поцеловал в щеку. — Значит, предложение остается в силе? — дрожащим голосом спросила она и смущенно покосилась на шедшую мимо делового вида женщину. Клейтон оторвался от ее шеи и блаженно улыбнулся в ответ. — О да, — произнес он хриплым, взволнованным шепотом. — В силе. От облегчения у Хоуп подкосились колени. Ее ужас бесследно исчез. — Отлично. — Она впервые глубоко вздохнула. — Отец хочет познакомиться с человеком, за которого я выхожу замуж. Его светлые брови взлетели так высоко, что исчезли под прядью упавших на лоб волос. — Ты сказала ему? — А что, не следовало? Клейтон был удивлен, но доволен. Он нервничал, и это выглядело очень трогательно. — Конечно, следовало. — Без всякого предупреждения его губы крепко и властно прижались к губам Хоуп. — Я так горжусь тобой! Эти слова обожгли Хоуп и прогнали холод, пробиравший ее до костей. Он женится на ней, он гордится ею! Правда, скоро выяснится, что она не заслуживает ни того, ни другого. Новый поцелуй заставил ее задохнуться. Но это же будет потом, с дрожащим вздохом подумала она. Потом она вернется к реальности. А пока можно позволить себе помечтать. — Пойдем, — сказал он с нежной улыбкой. У нее бешено заколотилось сердце. — Пойдем, — ответила Хоуп и снова подставила ему губы. Он улыбнулся, поцеловал ее, взял за руку и повел к двери кабинета Бродерика. По дороге домой Хоуп говорила очень мало, занятая размышлениями о невероятной цепи случайностей, которые круто изменили ее жизнь. Она согласилась выйти замуж за Клея — человека, которого обманула. Но обманула не ради собственной выгоды. А потому что ее отец оказался слаб и стар. Потому что он хочет выдать ее замуж до того, как умрет. Потому что, если она останется одна, Трент никогда не отступится. Она лишний раз в этом убедилась, прочитав его записку, которую отец с удовольствием ей передал: ”Ничто не помешает нашей свадьбе”. Записку, которую можно было понимать и как романтическое объяснение в любви, и как еще одну угрозу. Сомневаться не приходилось: это была угроза. А быстрый взгляд на мужчину, который сидел с ней рядом, окончательно все расставил по своим местам. Вот она последняя и самая главная причина, которая заставила ее передумать. Единственная причина, из-за которой она заварила эту кашу. Она сходила с ума по Клейтону Слейтеру. Хоуп не хотелось расставаться со своей мечтой, как бы глупо это ни было. Хотелось хотя бы ненадолго представить себя женой этого самого нежного, самого заботливого, самого чуткого человека на земле. — Ты серьезно? — внезапно спросил он, нарушив стоявшую в машине напряженную тишину. Хоуп сразу догадалась, что именно он имеет в виду. — Я редко шучу, Клей. — Тогда давай поженимся сегодня же. Хоуп засмеялась. А что ей оставалось — либо смеяться, либо плакать. Потому что, как только разнесется слух о свадьбе и отвергнутый Трент очнется от шока, к Клейтону тут же вернется память. И он бросит ее. Ее маленькая фантазия закончится, но сейчас она дорога ее сердцу. Клейтон сложил руки на груди и нахмурился. — Что здесь смешного? Она не хотела оскорбить его. Свернув на длинную подъездную аллею, Хоуп остановила машину и повернулась к мужчине, который нежданно-негаданно стал самым главным человеком в ее жизни. — Мы не можем пожениться сегодня, Клей. — И вообще никогда, подумала она с болью в сердце. — Это невозможно. Сначала нужно получить разрешение… Он протянул руку, с быстротой молнии расстегнул ремень безопасности и посадил ее к себе на колени. Его ласковые руки оказались железными. Не успела она сообразить, что происходит, как губы Клейтона крепко прижались к ее губам. Он жадно изучал их, сосал и покусывал, пока Хоуп не потеряла голову. А потом в рот ее скользнул его искусный влажный язык. Поцелуй за поцелуем, каждый страстнее, жарче предыдущего. От ее сдержанности не осталось и следа: ее сменила жгучая жажда новых ощущений, о существовании которых она не имела представления. Когда они перестали целоваться и отодвинулись друг от друга, возбужденная Хоуп долго не могла отдышаться и только смотрела на Клейтона широко открытыми глазами. Ее бедра ощущали прикосновение чего-то большого, тугого и горячего. — Ты… опять сделал это, — прошептала она. — Что сделал? — Его голос был низким, хрипловатым… и до ужаса сексуальным. — Заставил меня потерять голову. — Она погладила шершавую щеку Клейтона, млея от ощущения его сильного, большого тела. Любящего тела… судя по тому, что творилось у нее между бедрами. — Наверное, тебе было больно. — Еще один такой поцелуй, и я умру, так и не узнав тайну. — О да, — быстро сказала Хоуп, вспомнив, о чем они говорили. — Тайна… — Ты думаешь, я забыл? — Нет. — Это было бы слишком хорошо. Разве что… Она снова погладила Клейтона по лицу и полюбовалась его потемневшими глазами. — Давай еще немного поцелуемся. Слейтер засмеялся, а потом состроил гримасу. — Уж лучше много. Мне нравится это занятие. — Он подвигал бедрами, показывая Хоуп, насколько оно ему нравится. — Но мы должны поговорить. Помнишь? Ты хотела что-то рассказать мне. Она вздохнула. — Хоуп… — серьезно и строго напомнил он. — Да, помню. Мы сделаем это позже. — Она проглотила комок в горле и решительно посмотрела ему в глаза. — Наверное, ты хочешь знать, почему мы не можем поехать в такое место, где нас поженят через минуту. — Я хочу знать только одно: ты серьезно? Я имею в виду разрешение. — Серьезно. — Это не ложь, сказала она себе. Все правда, до последнего слова. — Я не хочу убегать в другой город, чтобы выйти замуж, — твердо сказала она. — Я думал, ты будешь торопиться. — Никто не заставит меня торопиться в таком деле, а особенно отец. Но… — Что ”но”? — Но я действительно хочу за тебя замуж. Клейтон смотрел на нее открыв рот. — Конечно, если ты согласен… Его улыбка могла затмить солнце. — Милая, ты только назови день и час. Да, он хочет этого. Пока хочет, думала Хоуп. Для звонка время было слишком позднее, но… Хоуп обернулась и посмотрела на красную лампочку над телефоном. Нет, ничего. Ей показалось. Она вздохнула и пошла убирать клинику. Меньше чем через минуту лампочка загорелась, и раздался пронзительный звонок. Хоуп засмеялась про себя, но тут же напряглась. Этот звонок ей не нравился. Она подумала о Клее, который готовил на кухне поздний обед. Лишь бы ему не пришло в голову подойти к параллельному аппарату! То же чувство, которое не велело ей брать трубку, подсказало, что, если это сделает Клей, случится катастрофа. Дзынь, дзынь, дзынь… Внезапно Хоуп устремилась к аппарату. — Алло… — Это я, дорогая. — Трент негромко посмеивался. — Хорошо, что ты не торопилась. Иначе, чего доброго, задохнулась бы, и я бы не понял ни слова. В ней тут же вспыхнул гнев. — Уже поздно. — Не так уж. Что ты делаешь сегодня вечером, Хоуп? — Не твое дело. Что тебе нужно, Трент? Его голос потерял всякую привлекательность. — Сегодня я говорил с твоим отцом. Он передал мне потрясающую новость, новость, которую ты ему сообщила. — Да? — Хоуп притворилась, что ничего не понимает, но сердце у нее безудержно заколотилось, ладони взмокли. — Не делай этого, Хоуп. Не вздумай выйти замуж за кого-нибудь другого, чтобы избавиться от меня. Из этого все равно ничего не выйдет. — Не грози мне! — Что? — вкрадчивым голосом переспросил он. — Не нравится? Тогда заруби себе на носу: ты моя. Никто другой тебя не получит. А он — тем более. А затем раздались гудки. Хоуп уставилась на зажатую в руке трубку. Этот человек сошел с ума. По ее спине побежали мурашки. ГЛАВА 16 Стоял поздний вечер, а Хоуп все еще торчала в своем кабинете. Она спряталась там, сославшись на необходимость поработать с документацией. Однако за полчаса на экране компьютера не появилось ни одной записи. Но закрыть книги и выключить компьютер значило признать, что рабочий день закончился, а она не могла решиться на это. Не могла, и все. Потому что самый притягательный, самый сексуальный мужчина на свете ждал ее. Ждал, когда они смогут побыть вместе. Вместе… Внезапно тело Хоуп начало покалывать. Так бывало всегда перед началом предчувствия. Она была не одна. Однако, осознав это, Хоуп ощутила не страх, а тепло. Она вздохнула и приготовилась встретить Клея. Но разве можно приготовиться к встрече с любимым? Едва Хоуп поняла, что он сейчас войдет, она ощутила гулкие удары своего сердца. — Перерыв скоро? — прозвучал низкий голос, к которому она уже так привыкла. — Нет. У меня накопилась куча работы. Клейтон вошел в комнату, но она отвернулась, зная, что не сумеет сдержаться, если будет продолжать смотреть на него. Хоуп уставилась на экран и стала лихорадочно стучать по клавишам, сама не зная, что делает. Сначала по обе стороны клавиатуры легли его большие, сильные, испещренные голубыми венами руки. Затем Хоуп почувствовала его запах, чистый мужской запах, и подумала почему-то о страстных поцелуях под ночным небом… как будто она имела об этом представление. Клейтон склонился над ней, заглянул в лицо и улыбнулся. Глаза Слейтера искрились так, словно он только что услышал хорошую шутку, и Хоуп не могла не улыбнуться в ответ. — А спать не пора? — спросил он, внимательно изучая ее черты. Ее пальцы застыли на клавиатуре, уничтожая только что сделанную запись. Спать, с ужасом подумала она. — Уфф… нет еще. — Собственный голос показался Хоуп непривычно высоким. — Гммм… — громыхнуло в грудной клетке Клейтона, прижатой к ее спине. Междометие было чисто мужское, и Хоуп невольно задумалась, что оно может означать. О, она хорошо знала теорию. Знала, что супружеские пары обычно спят в одной постели. Только не представляла в этой ситуации себя. Ничего подобного с ней никогда не было. Клейтон развернул ее лицом к себе. Хоуп тут же уставилась на пуговицы его новой рубашки и продолжала пялиться на них, пока он не приподнял ее подбородок и не заставил смотреть в его смеющиеся глаза. — Хоуп, ты что, нарочно избегаешь меня? Ей пришлось улыбнуться. — Всеми силами. — Почему? Потому что не хочешь рассказывать то, что пообещала? — Ух… — В суете она чуть-чуть не забыла, что должна сообщить ему правду. Но ”чуть-чуть” не считается. — Или потому что не хочешь спать со мной? — А вдруг и то и другое сразу? — с виноватой улыбкой спросила она. Слейтер подвинул к себе второе кресло, развернул его, оперся локтями о спинку, опустил подбородок на ладони и принялся внимательно изучать лицо Хоуп. — Мы уже спали вместе. — Ты вспомнил? — Она понимала, что катится в пропасть, но спасения уже не было. — Нет. — Его улыбка стала ленивой и невыразимо чувственной. — Но у меня хорошее воображение. Даже чересчур. — Могу себе представить, — пробормотала Хоуп. От этой мысли у нее застучало в висках. — Раз ты не хочешь вернуться к этой хорошей привычке, — сказал он со вздохом мученика, — придется заняться другой проблемой. — Другой? — Тем, что ты так боишься мне рассказать. — С лукавой улыбкой он протянул руку к клавиатуре, щелкнул клавишей и тут же вызвал на экран запись, которую Хоуп только что так тщательно уничтожила. Она вытаращила глаза. — Ты… Как ты это сделал? Клейтон удивленно посмотрел на свои руки. — Сказать по правде, не знаю. Кажется, у меня особый талант к компьютерам. — Не разыгрывай меня. Ты мог бы мне помочь… Он провел пальцами по ее руке, а затем погладил обнаженную шею. — Говори, Хоуп, говори. Сколько веревочке не виться, а концу быть. Увертки уже не помогут. Она долго морочила Клею голову, и он терпел. Однако Хоуп чувствовала, что его терпение истощилось. Но как сказать ему правду? Очень просто. Взять и выпалить: ”На самом деле я вовсе не беременна”. Конечно, он расстроится, разозлится, решив, что его предали, но зато узнает истину. Она не могла продолжать лгать Клейтону — тем более что ее мнимая беременность так много для него значила. Честно говоря, ей не верилось, что мужчина может любить еще неродившегося ребенка. — Это трудно… — начала она. — Тогда позволь мне облегчить твою задачу, — непринужденно сказал он, завладевая ее рукой. — Я люблю тебя, Хоуп. — Ч-что? Не сводя с нее глаз, Клейтон тщательно и без малейшего нажима произнес: — Я люблю тебя, милая. — О боже… — Хоуп потерла рукой занывшую грудь. — По-твоему, это облегчает дело? Он улыбался, а у Хоуп в груди кувыркалось сердце, выполняя смертельный номер. — Ты уже пыталась сказать мне что-то и не смогла, — промолвил Слейтер. — Судя по выражению твоего лица, тебе было трудно это сделать. — Он пожал плечами. — Я подумал, что если ты узнаешь о моих чувствах, то станешь больше доверять мне и наконец поделишься тем, что творится в твоей умной и прелестной головке. — Ты… — Хоуп пришлось сделать вдох, чтобы легкие не разорвались от бездействия. Она не слышала этих волшебных слов со времени смерти матери. Ни разу… — Ты… любишь меня? — Угу. — Он выпрямился, отодвинул кресло и заставил Хоуп подняться. Теперь они стояли лицом к лицу. Сильные пальцы Клейтона погрузились в волосы женщины и заставили ее поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Люблю. — Но ведь ты… почти совсем не знаешь меня. — Того, что я знаю, мне вполне достаточно. — Кончики его пальцев поглаживали нижнюю губу Хоуп до тех пор, пока ей не захотелось большего. Тогда на смену пальцам пришли губы. Поцелуй был нежным, долгим. Хоуп получила удовольствие, но не ответила на него из страха потерять голову. Клейтон внимательно посмотрел на нее. — Ты сдерживаешься, Хоуп. Как, впрочем, и во всем остальном. — Это моя единственная защита. Он невесело улыбнулся и покачал головой. — Не надо сдерживаться. Пожалуйста, Хоуп, отдайся своему чувству. Может быть, во всем была виновата уверенность, что ничего другого у них не будет, но стоило Слейтеру снова наклонить голову и подарить ей страстный, волнующий поцелуй, у Хоуп захватило дух и ее сдержанность бесследно растаяла. Хоуп решила, что, если она разок даст выход своему чувству, это ничем ей не грозит. В самом деле, ну что случится, если она поцелует Клея и вложит в поцелуй ту страсть, которую он пробудил в ней? Это совсем не опасно, убеждала она себя. Голова кружилась, сердце таяло… Уступая напору его языка, Хоуп провела руками по груди Клейтона, запустила пальцы в его волосы… и поняла, что жестоко ошиблась. Опасность была, но таилась она вовсе не в Слейтере, а в ней самой. Внутри заполыхало пламя, которое он раздул, крепко обняв ее и подарив такой жадный, такой ненасытный поцелуй, что Хоуп пришлось вцепиться в его плечи, чтобы не упасть. Наконец он поднял голову и посмотрел на нее. Его изумрудные глаза горели так, что было больно смотреть. Неподдельность его чувств путала ее. Она не заслужила такого счастья. — Ты слишком много думаешь, — тяжело дыша, буркнул Клейтон и снова поцеловал ее. И на этот раз Хоуп пришлось ответить на его поцелуй. Он обхватил ее бедра и крепко прижал их к своему напрягшемуся телу. Она погладила его подбородок, а затем обвила руками шею с такой силой, словно не собиралась отпускать. Время замедлило свой бег, а затем и вовсе остановилось. Они осыпали друг друга ласками и поцелуями, пока не начали задыхаться. Слейтер со стоном оторвался от ее губ и зарылся лицом в шею. Хоуп хватала ртом воздух, но не размыкала объятий. — Это очень… отвлекает, — сказала она, когда смогла говорить. Клейтон тяжело вздохнул и поднял голову. — Вот и хорошо. — Он наклонился к ней с явным намерением продолжить начатое. Она уперлась ладонью ему в грудь, слегка наклонила голову и пробормотала: — Ты забыл, что я должна тебе что-то сказать? — Ммм… — Он уткнулся носом в ее макушку. — Обожаю твой запах. — Клей… — Тсс, — прошептал он и повел ладонями по рукам Хоуп, пока их пальцы не переплелись. — Я… — Тут он припал горячими губами к ее шее, и у Хоуп вырвался стон. — Клей… — Позже, милая, позже. — Но я… — Окончания фразы не последовало: он зажал ей рот поцелуем. Не отрываясь от губ Хоуп, Клейтон провел пальцами по ее щекам, коснулся подбородка и отвел его в сторону, чтобы было легче добраться до белоснежной шеи. Он никак не мог насытиться ласками и знал, что до сих пор ни к одной женщине не прикасался с такой нежностью и бережностью. Какая она хрупкая, какая беззащитная, подумал Слейтер. От страха за Хоуп у него щемило сердце. Неужели когда к нему вернется память, это может измениться? Неужели старые воспоминания заставят померкнуть образ этой потрясающей женщины? Не может быть! Руки Клейтона скользнули по стройной шее, по плечам и опустились на груди Хоуп. Потрогав их кончики, Клейтон почувствовал, что они реагируют на это прикосновение. Его собственное тело немедленно откликнулось им. — Клей, — испуганно пробормотала она. Он сжал ее груди и кончиками больших пальцев слегка гладил тугие соски до тех пор, пока она снова не произнесла его имя. Но теперь ее голос стал таким страстным, таким протяжным и хрипловатым… На ней слишком много одежды, недовольно подумал Слейтер. Он слишком далеко зашел, чтобы довольствоваться поцелуями. Расстегнув кофточку, он спустил ее с плеч Хоуп. Она не возражала. Когда же он взялся за пуговицы, Хоуп удивленно вскинула голову. — Что ты делаешь? — испуганно прошептала она. — Хочу ощутить тебя. Пожалуйста… позволь мне. — Он опустил голову и впился в ее нежную белую шею. Хоуп застонала и прижалась лбом к груди Клейтона, комкая пальцами ткань его рубашки. — Хоуп, милая, — жарко шептал он, водя губами по ее молочно-белому плечу, хотя и догадывался, что она едва ли слышит его. — Ты не только душистая, но и вкусная. Блузка Хоуп упала на пол. Клейтон поднял глаза, и от вида ее стройного, точеного тела у него пересохло во рту. — Хоуп! — Он отстранился и провел пальцами по упругой выпуклости, выдававшейся из белого кружевного лифчика. Слейтер через голову стащил с себя рубашку и крепко прижал Хоуп к груди. Вдруг лицо его исказилось. — Я сделала тебе больно? — испуганно спросила Хоуп и попыталась отстраниться. Но Клейтон продолжал прижимать ее к себе изо всех сил, словно хотел, чтобы они стали одним целым. — Ты бы сделала мне больно, если бы остановилась, — заверил он и сквозь лифчик потрогал языком ее сосок. Хоуп задохнулась. А когда Клей прихватил сосок зубами, она вскрикнула, вцепилась в его плечи, часто задышала. Потом, обхватив голову Клейтона, она прижала ее к своей груди. Страх, звучавший в ее возгласе, должен был бы остановить Слейтера, но разве мог он прерваться в тот миг, когда вкушал райское блаженство? Клейтон быстрым движением расстегнул переднюю застежку ее лифчика и начал гладить обнажившиеся груди. Сконфуженная Хоуп попыталась прикрыться ладонями, но Клейтон поймал ее запястья и отвел руки. — Хоуп, как ты прекрасна! Она покачала головой, но когда Клейтон взял губами ее сосок и начал сосать его, Хоуп всхлипнула и выгнула спину, отдаваясь его ласкам. Приняв этот дар, он терся о ее грудь лицом, лизал, сосал и покусывал, пока она не застонала в его объятиях и не прижалась к нему бедрами. Он понял это как сигнал. Стоило Хоуп поднять взгляд, как он жадно, почти грубо набросился на ее губы, раздвинул их языком и поцеловал так эротично, что по венам бешено побежала кровь. Хоуп со стоном положила руки на его грудь, и Клейтон невольно вздрогнул. Она испуганно отпрянула. С тихим смешком он взял ее руки и положил обратно. — Трогай меня, — попросил он. — Мне нравится. И тут в дальнем уголке его сознания прозвучал негромкий голос, говоривший, что его дикая маленькая Хоуп ведет себя совсем не так, как положено женщине, уже занимавшейся с ним любовью. Стыдливость, нерешительность и очаровательная медлительность Хоуп невероятно возбуждали Клейтона, но выдавали ее полную неопытность. Что за черт! Неужели он был таким неумелым любовником? Стыд и позор! Слейтер решил исправиться. Он будет думать не о себе, а о ней, будет нежен, терпелив и сумеет свести ее с ума. Он взял Хоуп на руки, осторожно положил на диван, сам опустился на колени и жестом защитника положил руку на ее плоский живот. Это прикосновение заставило ее вздрогнуть. Хоуп оттолкнула руку Клейтона, часто заморгала и посмотрела на него с ужасом. — О боже, — прошептала она. — Я чуть не забыла… Клей, подожди… — Нет, — пробормотал он, зажимая ей рот губами. — Ничего не говори. — Слейтер целовал ее до тех пор, пока она не расслабилась. — У нас будет для этого уйма времени. Едва Хоуп осторожно коснулась его языка своим, как страсть затопила Клейтона с головой. Потрясенный силой ее чувств, Слейтер провел руками по чудесному, нежному телу Хоуп. А когда она положила ладони на его плечи и стала гладить грудь, Клейтон окончательно утратил контроль над собой. Сняв с нее остатки одежды, он разделся сам, выпрямился и вдруг застыл на месте, следя за тем, каким взглядом Хоуп изучает интимные части его тела. Она облизала губы, и у Клейтона вырвался стон. Он тут же опустился рядом с ней, вплел пальцы в ее волосы, не давая возможности пошевелиться, и поцеловал так неистово, что под ним качнулась земля. Чувствуя нерешительность женщины, он пытался обуздать свой пыл. Оставалось только одно: целовать Хоуп, пока она не начнет отвечать ему с тем же жаром, пока ее руки и губы не начнут ласкать его с той же яростной жадностью. Потершись шершавым подбородком сначала об один сосок, а потом о второй, он опустил дрожащие руки ниже — минуя ребра и живот — к чему-то влажному и горячему. Ее жалобный стон подстегнул Клейтона, он ринулся навстречу этому пламени и начал ласкать изнывавшую от наслаждения плоть. Клейтон вел Хоуп все дальше и дальше. Каждый издаваемый ею тихий звук только подливал масла в огонь его желания, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Он хрипло шептал слова, которых Хоуп не могла слышать. Прикосновения мужских рук заставляли ее корчиться и выгибаться. И лишь когда Хоуп наконец вскрикнула и блаженно вытянулась, Клейтон лег на нее. С минуту он просто смотрел на прекрасное горячее тело Хоуп. Ее необыкновенные глаза широко открылись и наполнились слезами. — Клей… Что ты со мной делаешь? Он наклонился и нежно поцеловал ее. — Сейчас? Просто смотрю. Ты очаровательна, Хоуп. Она смущенно потупилась, но Клейтон заставил ее поднять глаза. — Да, очаровательна, — настойчиво повторил он. Никто никогда не говорил ей таких слов. И то, что он сделал это, заставило Хоуп стремглав, как в омут, броситься в темный, сладкий мир, где не было ничего, кроме сводящего с ума желания, жадных рук и губ Клейтона. Его рот, ненасытный и нежный, ласкал ее шею, подбородок и губы, пока Хоуп не услышала свой стон, полный необузданной страсти. Она не могла думать ни о чем другом, кроме его ласк и того, как отвечает на них ее тело. Она снова изнывала от вожделения, изнывала, томилась… в глазах ее была мольба. А он отвечал на эту мольбу тем, что целовал ее груди, ласкал и мучил, пока она не задвигалась навстречу его руке. — Тебе нравится, — сказал Клейтон, в изумрудных глазах которого светилось удовлетворение гордого собой самца. Затем он наклонился, просунул язык в ее губы и стал двигать им в том же ритме, в котором двигались его пальцы. Хоуп, тело которой с каждой секундой напрягалось все сильнее, непроизвольно вонзила ногти в его бицепсы. Наверное, она причиняла ему боль, но не смогла бы отпустить его даже ради спасения собственной жизни. Она извивалась, тяжело дышала и чувствовала, что с каждой минутой приближается к пику наслаждения. Слейтер снова остановился, и она снова открыла туманные глаза. — Клей… Ответом ей был пламенный взгляд, полный напряжения и желания. Она потянулась к Клейтону, но тот отстранился. — Я люблю тебя, — прозвучал тот самый бархатный голос, сводивший ее с ума. Хоуп закрыла глаза. Эти слова пронзали ей сердце. Он любил ее. Его рот, снова оказавшийся рядом, приник к ее губам. В то же мгновение бедра Клейтона раздвинули ей колени. Последовавший за этим поцелуй был особенно нежным и сладким. Потом он хрипло прошептал: — Смотри на меня, Хоуп. Оставалось только безропотно подчиниться. Ее губ коснулся еще один бархатный поцелуй. — Смотри на меня, когда я войду в тебя, когда наши тела сольются в одно, и запоминай, что значит быть одной плотью. До конца жизни. Хоуп открыла рот, внезапно остро осознав, что она сделала и как далеко позволила себе зайти. — Клей… Клейтон потерся своей горячей, твердой мужской плотью о ее влажные половые губы, и она ахнула от наслаждения. В ответ он прошептал ее имя и медленно проделал это еще раз. Его потемневшие глаза казались бездонными. Отчаявшаяся Хоуп вцепилась в лежавший на диване плед и тихонько простонала: — Пожалуйста… А затем он ввел в нее самый кончик своего члена — неглубоко, совсем чуть-чуть, — и Хоуп тут же потеряла голову. Она бесстыдно умоляла о большем, сама рвалась ему навстречу, высоко поднимая бедра. И он дал ей это большее, отдал всего себя, одним плавным движением войдя в нее на всю длину члена. Хоуп коротко вскрикнула, вскинулась всем телом, уперлась в его грудь и напряглась — не столько от мимолетной боли, обжегшей ее изнутри, сколько от удивления и неожиданности. Клейтон тут же застыл на месте, крепко зажмурился и стиснул губы. Руки, на которые он опирался, задрожали, но тугой член продолжал оставаться внутри Хоуп. Наступившая мертвая тишина обрушилась на Хоуп как проклятие. — Почему? — яростным, хриплым шепотом спросил Клейтон, подняв изумленные, широко открытые глаза. Этот взгляд пронзал ее душу. Ложь, та самая ложь, о которой она давно собиралась и была обязана ему рассказать, наконец открылась. — Клей… — Почему, черт побери? Почему?! Хоуп, придавленная великолепным мужским телом, содрогалась от боли и гнева, звучавших в его голосе. Когда Клейтон сделал попытку отодвинуться, Хоуп невольно беспомощно поморщилась, и он, не изменив позы, выругался снова. — Какого черта? Как ты оказалась девушкой? ГЛАВА 17 Хоуп смотрела на него глазами, полными ужаса. Ее бешено пульсировавшее тело раздирало невыразимое томление. — Пожалуйста. — Она вцепилась в него. — Не уходи! Клейтон что-то говорил. Кажется, он хотел знать, что происходит. Конечно, он имел на это право. Но Хоуп не могла ответить ему, потому что почти ничего не слышала. Все ее силы уходили на то, чтобы снова привлечь его к себе. С таким же успехом можно было пытаться сдвинуть гору. Испуганная Хоуп стиснула его так крепко, что Клейтон поморщился от боли, но ослабить хватку не могла. Она ясно понимала только одно: самый желанный мужчина в мире хочет уйти от нее. Как это может быть, если ее бедра еще двигаются сами собой, а напрягшиеся, зудящие соски требуют прикосновения его горячих губ? Слейтер заговорил снова, но ее затуманенный мозг не воспринимал его слов. — Клей, пожалуйста, — взмолилась Хоуп и тут же закусила губу: собственный задыхающийся голос показался ей чужим. — Нет, Хоуп. Черт побери! — хрипло выругался Клейтон, когда она, обхватив ногами его талию, полностью раскрылась для самых интимных ласк. Угрюмый Клейтон попытался руками отодвинуть ее бедра, но Хоуп прильнула к нему еще теснее. — Пожалуйста, — повторила она. Нервное потрясение заставляло Хоуп говорить слишком пронзительно. При мысли об этом кровь бросилась ей в лицо. Сейчас гнев и отвращение заставят его уйти, подумала она, и в испуганном ожидании закрыла глаза. Он не ушел, но и не придвинулся ближе. Когда Хоуп рискнула поднять глаза, то не увидела в его взгляде и следа отвращения. Только вполне понятные ошеломление и горькая обида. Да еще неутоленное желание, сила которого не уступала ее собственному. Хотя лицо Клейтона оставалось мрачным, его тугая плоть продолжала трепетать внутри Хоуп. — Клей… — умоляюще прошептала она. Он покачал головой и заскрипел зубами. — Нет! То, как я овладел тобой… Черт побери, ты должна была мне сказать! Он не хотел ее… Но жгучее желание, воевавшее с унижением, одержало победу; Хоуп приподнялась, прижалась открытым ртом к груди Клейтона и, следуя его примеру, лизнула плоский сосок. Этот способ подействовал лучше, чем просьбы и мольбы: Клейтон застонал, чертыхнулся, опустился на локтях и снова погрузил пальцы в ее волосы. Хоуп на мгновение сжалась, ожидая нового острого жжения между бедрами, но этого не случилось. Она успела уловить его ошарашенный, обиженный и гневный взгляд за мгновение до того, как их губы встретились вновь. Поцелуй был жаркий, возбуждающий и длился до тех пор, пока пальцы Хоуп не вонзились в мускулистую мужскую спину и она едва не потеряла сознание от нового приступа безумного желания. Когда Клейтон заглянул ей в лицо, выяснилось, что он испытывает то же чувство. — Как ты? — срывающимся голосом спросил он. — Тебе очень больно? Хоуп покачала головой, тронутая его заботой. При мысли о том, что эта забота последняя, у нее защипало глаза. А затем он вновь начал двигаться — медленно, нежно, бережно, — и это было несказанно хорошо. — Еще, — взмолилась она, и Клейтон внял просьбе. Он опустился на Хоуп, тесно прижался грудью к ее груди, поцеловал, потом отстранился как можно дальше и начал раз за разом глубоко вонзаться в нее. Страсть и голод, терзавшие Хоуп, росли и росли, пока ее тело не напряглось вновь. Чудовищность этого напряжения могла бы ужаснуть ее, если бы с Клейтоном не творилось то же самое. — Все хорошо, — прошептал он. — Я с тобой. Эти нежные и горькие слова сопровождались яростными поцелуями. Сладкая судорога свела ее тело. А Клейтон, вонзившись в Хоуп в последний раз, крепко стиснул ее и испустил низкий, гортанный стон. Через мгновение он перекатился на бок, увлекая за собой Хоуп. Его лицо напряглось и побелело. Хоуп понимала, как ему больно, но не посмела открыть рот. Мокрые от пота, они долго лежали в обнимку и пытались отдышаться. Господи, как хорошо… Ни о чем подобном она и не мечтала. Любовь и секс всегда отпугивали ее. Какая ирония судьбы, что она узнала и то, и другое в объятиях мужчины, который больше никогда не захочет ее! Ошеломленная Хоуп не догадывалась о том, что по ее лицу текут слезы, пока Клейтон не стал вытирать их кончиком большого пальца. — Хоуп, — виновато прошептал он. — Я сделал тебе больно… — Нет, — шмыгнула носом она. — Нет, не поэтому. Слейтер бережно укрыл ее пледом, сел, застонал и схватился за ребра. Его лицо было белым как простыня. Ощутив на себе его тяжелый взгляд, Хоуп струсила и закрыла глаза. Ей бы очень хотелось провалиться сейчас сквозь землю. Но земля не разверзлась. Удивительно нежные, крепкие мужские руки потянулись к ней, подняли, обняли ее лицо. Она со вздохом открыла глаза и не дрогнув встретила его взгляд. — Ты имеешь представление, — спросил он хриплым, срывающимся голосом, — насколько я обескуражен? — Я и сама… — Туман чувственности, только что окутывавший ее, бесследно рассеялся при мысли о неминуемом объяснении. От волшебного светлого сна осталось только сладостно-горькое ощущение потери, а еще постепенно стихающая боль утомленной плоти. Хоуп почувствовала такое унижение, которого не испытывала никогда в жизни. Только этим можно было оправдать ее дальнейший поступок. Она вскочила и бросилась бежать. Захлопнув за собой дверь кабинета, она бросилась бежать по коридору и едва не споткнулась о Молли. В стремлении оставить случившееся позади она миновала гостиную, выскочила в другой коридор и только здесь услышала, что Клейтон зовет ее. Хоуп побежала еще быстрее, рискуя потерять еле прикрывавший ее плед. Вверх по лестнице, в крыло, где была ее спальня. Быстрее, быстрее, быстрее! Как будто можно было убежать от стыда и отчаяния… Хоуп едва успела открыть дверь своей спальни, как сзади снова послышался голос Клейтона. Она сморщилась и захлопнула за собой дверь. Держать дверь, которая не имела замка, не имело смысла. Объяснение было неминуемым. Едва она сбросила плед и потянулась к старому купальному халату, как дверь настежь распахнулась. На пороге стоял совершенно обнаженный, тяжело дышащий Клейтон. Слегка согнувшись в пояснице, он держался за ребра. Это парадокс, вдруг подумала Хоуп, такое прекрасное, мощное, совершенное тело и покрыто такими безобразными синяками. Клейтон был мрачен как туча. Голая туча. Борясь с дурацким желанием захихикать, она закрыла лицо руками. — Никогда бы не подумал, что ты будешь, как страус, прятать голову в песок, — достаточно громко, чтобы быть услышанным, заявил Клейтон. Он вошел в комнату, со стоном наклонился, подобрал брошенный плед, завернулся в него и сел на край кровати. Лицо его было пепельно-серым. — Ты что, убить меня хочешь? — Боже мой, я забыла… — прошептала она больше себе, чем ему, и бессильно уронила руки. — Это ты виноват… — Она махнула рукой в сторону кабинета. — Я едва не лишилась рассудка и забыла… — Забыла? Что ты вовсе не беременна? Хоуп с трудом проглотила слюну и подумала, что шестое чувство впервые в жизни обмануло ее, не предупредив, чем закончатся поцелуи Клейтона. Он поднял бровь и с усмешкой продолжил: — И что ты девушка, тоже забыла? — Я… О, Клей… — Или ты забыла, что солгала? — Да, — грустно сказала она. — Забыла все сразу. — Хоуп… — Слейтер тяжело вздохнул и потер ноющие ребра. Проклятие, у него кружилась голова. Хоуп была девушкой! Непостижимо! Он должен был догадаться. Ну да, она лгала, но все признаки были налицо. Он просто не обратил на них внимания, охваченный животной страстью. Все было для нее в новинку: его поцелуи, прикосновения рук к ее коже, к которой не притрагивался никто другой. Да, все было для Хоуп поразительно, ошеломляюще новым — каждая ласка, каждый поцелуй, каждый нежный взгляд, испытанный в его объятиях оргазм, от которого у Хоуп захватило дух… все это было у нее впервые. И тут он понял, что глупо сожалеть о самом невероятном приключении в его жизни, хотя до этого готов был голыми руками задушить особу, которая сыграла с ним такую шутку. — Я не знаю, с чего начать, — прошептала она. — Начни с того, каким образом ты сумела забеременеть, если никогда не спала с мужчиной, и как ты умудрилась остаться девушкой при такой внешности и в таком возрасте. — Я еще не такая старая. Он покачал головой и тихонько хмыкнул. Хоуп тяжело вздохнула. — Ох, Клей, я много раз пыталась сказать тебе об этом. Я не беременна. — Не ври. — И мы никогда не были близки. Я имею в виду, до сегодняшнего вечера. — Неправда. — И… — Хоуп подняла огромные глаза и увидела его лукавый взгляд. — Ты смеешься надо мной! — Нет, не смеюсь. От смеха у меня болят ребра. Нет, Клейтон не смеялся, но если бы мог сделать это, то посмеялся бы прежде всего над самим собой. Он ввязался в игру, правил которой не знал, и, как и следовало ожидать, попал впросак. — Ты сердишься, — тихо сказала Хоуп, на щеках которой проступили красные пятна. — И имеешь на это право. Я лгала тебе, Клей. Конечно, теперь ты захочешь уйти. — Она прикрыла лицо руками. — Я все понимаю. Если ты дашь мне минуту, я… — Черт побери, ты ничего не понимаешь! Абсолютно ничего, если можешь спокойно говорить о моем уходе! Хоуп подняла голову и замерла, уставившись на его губы. — Что? Слейтер чертыхнулся, но тут же устыдился этого, когда увидел ее задрожавшие губы. — Я не ухожу, — громко и тщательно выговаривая слова, сказал он. Она продолжала молча смотреть на него. — Хоуп, я должен знать, что происходит. Ты ведь понимаешь это, правда? Ты сказала, что беременна от меня. — Клейтон смерил взглядом ее восхитительную фигурку, которую не мог скрыть даже дурацкий старый халат. В мозгу Слейтера отпечатался каждый дюйм ее прекрасного тела. — Почему, Хоуп? Можешь считать меня идиотом, но я этого не понимаю. Почему ты обманывала меня? — В то время у меня была для этого причина, — искренне ответила она. — Вернее, мне так казалось. Но сейчас все выглядит по-другому. В тихом голосе Хоуп слышалось искреннее раскаяние, но она смело выдержала его взгляд. — В ту ночь была буря. — Я помню. — Он никогда этого не забудет. Рвущую боль, холод и страх умереть в одиночестве. — Ты помогла мне. — До того, как сделать это, я сидела здесь и ломала голову над тем, как мне жить дальше. Не могла уснуть… Трент передал мне свою первую угрозу. Она говорила слегка дрожащим голосом, и Клейтон сразу забыл весь свой гнев. Да, он злился, что Хоуп намеренно обманула его, но еще больше его злило, что мерзавец Трент напугал ее и вынудил прибегнуть к обману. — Мне не следовало впадать в панику, — не глядя на него, сказала Хоуп. Она глотала слова, говорила громче, чем обычно, и Клейтон понял, как ей нелегко. — Я хочу сказать… — она нервно засмеялась, — что он мог мне сделать? При мысли о том, что Трент действительно мог с ней сделать, тело Слейтера инстинктивно напряглось. — Я должна была… — Нет! — Это не принесло бы мне особого вреда… — Перестань, — мягко сказал он, но это не помешало Хоуп вздрогнуть. Слейтер обругал себя и обуздал гнев. — Хоуп… — Извини меня, Клей. Страх — недостаточная причина для того, что я натворила. Сконфуженный Клейтон только вздохнул в ответ. — В ту ночь я сидела здесь, — прошептала она, — и думала о том, какой чудесной могла бы быть жизнь. Я жила в доме, который любила, руководила клиникой, у меня были мои больные, мои животные… Жить бы да радоваться. Но радоваться я не могла. Я боялась его. Слейтер снова вздохнул, чувствуя себя последним подонком. Почему она не захотела поделиться с ним? Он похлопал ладонью по кровати: — Хоуп, иди сюда. Она заколебалась, и он повторил жест. Хоуп затеребила пояс халата, затем подошла, села и вцепилась руками в край кровати. Он поправил ей прядь чудесных пышных волос. — Ты была напутана. Не могу об этом слышать. Я должен был что-то сделать. Казалось, Хоуп не расслышала его слов. — Я была в отчаянии, в полном отчаянии. — Она покачала головой. — Но не имела права впутывать в эту историю тебя. Я очень, очень виновата. Но Трент уже сказал отцу, что я беременна, и отец ему поверил. Я не могла вынести, что отец подумает, будто я… будто я… ну, ты понимаешь… с Трентом. — Будто ты занималась с ним тем же, чем занималась со мной? — Нет! — горячо воскликнула она и вздрогнула. — Мне думать противно о том, что с Трентом можно заниматься любовью! — Это была бы не любовь, — угрюмо заверил ее Клейтон. — Не тот он человек. — При мысли о том, что Блокуэлл мог прикасаться к ней, у Слейтера зачесались руки. — Но если бы отец узнал, что никакого ребенка нет и не предвидится, он заставил бы меня уехать из этого дома. — Она умолкла и посмотрела по сторонам с такой грустью и тоской, что Клейтон сразу смягчился. — Я не могу уехать отсюда. Понимаешь? — Тебе и не придется. Ее взгляд снова стал виноватым. — А потом Молли потащила меня на улицу. Я думала, она нашла для меня еще одно раненое животное, но это был ты. Я так испугалась, увидев тебя… — Слава богу, что ты все-таки нашла меня в такой дождь. — Слейтер содрогнулся, представив себе, что бы случилось с ним, если бы Хоуп не пришла, если бы он остался лежать в роще или если бы эти подонки закончили свою грязную работу. — Увидев тебя, я пришла в отчаяние. — Глаза Хоуп были неподвижными, туманными, и Клейтон понял, что она вспоминает, каким он был в ту страшную ночь. — В глубине души я знала, что не имею права так поступать, что это плохо, очень плохо… — Губы Хоуп задрожали, и она поднесла руку к груди, словно желая унять боль. — Но какой-то еще более глубокий внутренний голос подсказывал, что я должна это сделать и что все будет хорошо. Что ты… — Твоя судьба? Она часто заморгала, нахмурилась и вздохнула. — Это не довод, Клей. Я солгала, и ты никогда не простишь мне этого… Никогда. — Будь добра, перестань говорить за меня. — Извини. — И перестань извиняться. — Я… — Она умолкла и стала нервно теребить конец пояса. — Я же знаю, ты сходишь с ума, пытаясь вспомнить, кто ты такой. Откуда приехал и где работаешь. А все, что я могу тебе сказать… — Хоуп… Она подняла глаза, и Клейтон положил ладонь на ее руку, пытаясь успокоить ее. Да, он хотел знать, кто он такой, должен был знать. Но сейчас главнее было другое. — Когда мы занимались любовью, я сделал тебе очень больно? Она посмотрела на их переплетенные пальцы и потупилась. — Нет. Не очень… — Хоуп, это правда? Ты действительно в порядке? Неужели тебе не было больно? — Только на минутку, — покраснев, призналась она. — Но до того и после… ты не сделал мне больно, Клей. Он заботился о ней, тревожился, что был недостаточно бережен. Но Хоуп была такой страстной, что он утратил контроль над собой. — Почему ты позволила мне лечь с тобой в постель? Хоуп была явно смущена и долго не отвечала. Клейтон уже решил, что она его не расслышала, но тут Хоуп прошептала: — Я не уверена, что смогу найти подходящие слова… но то, что случилось сегодня между нами, было поразительно. Ты заставил меня потерять голову. Я забыла обо всем на свете. Я никогда не думала, что это возможно, — с каким-то священным ужасом сказала она. — То есть я читала о таком в книгах, но мне и в голову не приходило, что это может случиться со мной. — Почему? Она пожала плечами. — Мне кажется, я не из тех женщин, которые способны вызвать в мужчине такую страсть. — Из тех, — засмеялся Клейтон, вспомнив о ее чудесном, теплом теле. — Именно из тех. Ты восхитительная женщина! Она вспыхнула и тихо сказала: — Ну, тогда ты первый, кто так думает. Смешное мужское тщеславие тут ни при чем, думал Клейтон. Да, быть первым, конечно, приятно, но в случае с Хоуп не это было самым главным. Он стал первым, кто сумел преодолеть ее оборону. Именно эта победа доставила Клейтону удовлетворение и глубоко тронула его. — Я не думала, что способна на такое, — с искренним изумлением промолвила она. Слейтер наблюдал за ней и пытался разобраться в собственных мыслях и чувствах. Да, сначала он злился, чувствовал себя обманутым, оскорбленным, но теперь, когда он так близко, так хорошо узнал ее, все предстало перед ним в новом свете. Хотел бы он так же хорошо знать самого себя… Вопросы, мучившие его днем и ночью, снова выплыли на поверхность. Нужно пользоваться моментом, пока Хоуп не отказывается отвечать. — Что еще ты знаешь обо мне? — спросил он. — Что ты не значишься в списках преступников. — Уже кое-что. А еще? — Твои родители уехали в двухмесячный круиз и, должно быть, еще не знают, что ты пропал. У тебя нет детей и… Он увидел, хотя и мельком, на один миг, своих пожилых родителей. Нежных, заботливых… Увы, это был всего лишь миг. — И? — Ты не женат. — Хоуп посмотрела на Клейтона сквозь густые ресницы. — Думаю, это хорошо. Он согласился. Хоуп сосредоточенно рассматривала свои руки. — Ты живешь в Сиэтле и имеешь собственное дело. — Ничего удивительного, что эти многочисленные животные показались мне незнакомыми. — Он никогда не жил с ней… Теперь все встало на свои места. Они вообще едва знали друг друга. Слейтер потер висок. — Значит, никто не заявлял о моем исчезновении? Хоуп внимательно следила за каждым его словом. — Нет, — слегка поколебавшись, ответила она. — Я проверяла несколько раз. — Тоже неплохо, — пробормотал он. — Значит, тех, кто на меня напал, я больше не интересую. — Если бы не Хоуп… Он должен быть уверен, что не навлечет на нее беду. Он не вынесет, если эта женщина пострадает из-за него. Последние несколько минут у Слейтера раскалывалась голова. Но это была совсем не та боль, которую он ощущал в первые дни пребывания здесь. Внезапно Клейтона затошнило, но он сумел подавить приступ. В мозгу лихорадочно зароились мысли, пульс участился. — Хоуп, — выдавил он, хватаясь за голову, — я должен… на минутку прилечь… Хоуп вскинула голову, прищурилась, соскочила с кровати и немедленно вспомнила, что она врач. — Конечно. Я отведу тебя в постель. — Нет, — прошептал он, морщась от очередного приступа внезапно нахлынувшей невыносимой боли, лег навзничь и заскрежетал зубами, когда его голова прикоснулась к подушке. — Прямо здесь. Я лягу… прямо здесь. Только на секунду. — Клей… Он слышал ее, но уже не мог ответить… В мозгу звучали злобные голоса… — Выкинь его здесь, — сказал кто-то неприятным хриплым голосом и засмеялся. — Он утонет в реке. — Не-а, — ответил другой мужчина, — тот самый, который злобно пинал Клейтона в ребра, пока у того не помутилось в глазах. — Он уже дохлый. — Мужчина нагнулся, прищурился и заглянул Клейтону в лицо. — Совершенно дохлый. Они засмеялись и грубо выкинули его из машины. Слейтер подавил стон. Нужно, чтобы они поверили, что он и в самом деле мертвый, — от этого зависит его жизнь. — Теперь уж он не найдет дыру в системе защиты. — Вот и хорошо. — Большой начальник будет счастлив, и мы получим свои денежки. — Наконец-то. Голоса, звучавшие в мозгу, ослабели, оставив вместо себя пульсирующую головную боль, которая отдавалась в каждой клеточке дрожавшего тела Слейтера… И ему было холодно. Чертовски холодно. Он чувствовал, что Хоуп укрыла его одеялом, но озноб не проходил. Ладони Хоуп гладили его руки, растирали их и согревали. Огненная стрела снова вонзилась в голову Клейтона, и он услышал собственный стон. — Клей, подожди минутку, сейчас я дам тебе что-нибудь обезболивающее, — сказала Хоуп, но он схватил ее за руку, не давая уйти. Клейтон знал, что занял ее кровать, но ничего не мог поделать: в глазах начинало меркнуть. — Хоуп… — Я здесь, Клей… — Его лба коснулась нежная рука, а потом губы. Во всяком случае, Слейтеру хотелось так думать. — Они решили, что я мертвый. — Тсс, — прошептала она. — Лежи смирно. — Я не хотел умирать… но было нестерпимо больно. — Ох, Клей. — Мягкие прохладные пальцы гладили его по лицу. — Не открывай глаз. Головокружение скоро пройдет. — Мне нужна… секунда. — О’кей, хоть сутки. Только отдыхай. Этот тихий хрипловатый голос успокаивал его. Клейтона тошнило от пульсировавшей в голове боли. Наверное, слишком сильные эмоции ему пока не по зубам. Клейтон махнул на все рукой и потерял сознание, успев напоследок подумать о том, что предпочел бы снова быть зверски избитым, чем оказаться в таком состоянии рядом с Хоуп. ГЛАВА 18 Когда Клейтон проснулся, в комнате было темно хоть глаз выколи. Головная боль прошла. Он сделал один осторожный вдох, за ним следующий. Голова не болела. Электронный будильник на тумбочке показывал полночь. Он спал всего лишь час, а казалось, что очень долго: тело затекло, мышцы ныли. Слейтер вытянул ногу… и, прикоснувшись к чему-то теплому, нежному, гладкому, понял, что лежит в незнакомой кровати и крепко обнимает невероятно соблазнительное женское тело. Темные, пышные, струящиеся волосы щекотали его нос. Они пахли весенним дождем. Клейтон посмотрел на ангельское, аристократически красивое лицо… и испытал мучительное желание поцеловать эти жадные, щедрые губы. Хоуп медленно открыла огромные темные глаза. Черный огонь, подумал Клейтон, заглянув в их глубину. Она просыпалась долго и неохотно. Лицо цыганки. Слейтер вспомнил, что однажды она сказала ему это. И добавила, что унаследовала от матери не только внешность, но и характер: целеустремленность, упорство и вольнолюбие. В том, что это правда, Клейтон не раз имел возможность убедиться. Они едва знакомы, а он уже знает о ней многое. И хотел бы узнать еще больше. Грудь Хоуп мерно вздымалась и опадала под так и не снятым старым махровым халатом. Что ж, по крайней мере ее сны были мирными. Не в пример действительности или его снам. — Клей… — пробормотала она. — Тебе… лучше? — Головная боль прошла. На лице Хоуп отразилось облегчение. Слейтер смотрел на нее целую минуту. Это была самая милая женщина, которую он когда-либо знал. Милая душой и телом. Он погладил ее по лицу и сел. И тут же рассмеялся. Он снова был голый. — Ты заметила? Когда ты рядом, я всегда без одежды. Она смущенно поправила халат и тоже села. Халат распахнулся, обнажив длинное изящное бедро. Как ни странно, это зрелище возбудило его, словно подростка. Клейтон невольно представил себе все остальное и почувствовал, что ему трудно думать о более важных вещах. — Мы уснули, надо же… — Да, — сказал он, не сводя с нее глаз. Она слегка заерзала под этим слишком пристальным взглядом, но Слейтер ничего не мог с собой поделать. Должно быть, он что-то пробормотал, потому что Хоуп прищурившись посмотрела на его губы. — Что? Проклятие… У него сжалось сердце. — Я ничего не говорил. Просто смотрел на тебя. — Ты смотрел так, словно никогда меня не видел, — неловко сказала она и подтянула простыню к подбородку. — У меня какое-то странное чувство… сильное, но непонятное. Что случилось, Клей? Почему? Сердце Клейтона вновь болезненно сжалось. — Это сложно, — передразнил Слейтер, повторив ее дежурную фразу. Она закусила губу. — Хоуп Бродерик, — сказал он, пробуя ее имя на зуб, на язык. — Доктор Хоуп Бродерик. Бесполезно. С таким же успехом он мог повторять ее имя хоть до второго пришествия. К нему вернулась память. Целиком. И все стало по-другому! Все! Даже окружающая его обстановка странным образом изменилась, и это было ничуть не менее страшно, чем пережитая им потеря памяти. Должно быть, он еще во время предыдущего разговора понял, что у них не было общего прошлого. Только не успел связать концы с концами: помешал самый потрясающий секс, которым он когда-либо занимался. Не было прошлого… Он не видел эту женщину до той самой ночи, когда его чуть не убили. Она показалась ему знакомой просто потому, что никаких других воспоминаний у него не было. Но сейчас она была ему чужой. Клейтон откинулся на подушку, облизал внезапно пересохшие губы и потер ладонью занывшее сердце. Даже голова заболела снова. Живот от страха свело судорогой. Боялся он не за себя, не за свое физическое ”я”. А что, если женщина, которую он полюбил, имеет какое-то отношение к случившемуся с ним? Клейтон не хотел верить этому, но Хоуп не просто обманула его, она делала это снова и снова. Нет, пожалуйста, только не это. Я не вынесу такой правды, думал он. Внезапно в комнату ворвалась Молли. Ее язык свешивался из пасти, глаза сверкали, и Слейтер, как всегда, подумал, что она улыбается. — Молли, лежать! — скомандовала Хоуп, но было уже поздно. Коротко фыркнув, Молли прыгнула сначала на кровать, а потом взгромоздилась на Клейтона всеми четырьмя когтистыми лапами. У него посыпались искры из глаз. Барахтаясь под собакой и отплевываясь от шерсти, Слейтер внезапно подумал, что уже давно должен был бы привыкнуть к боли. Молли, потоптавшись на животе Клейтона, плюхнулась прямо на его обнаженные бедра. Он услышал какое-то шипение и понял, что со свистом выдохнул. — Клей! — тревожно окликнула Хоуп, прогоняя Молли. — Ты в порядке? — Я только что вспомнил, — сказал Слейтер неестественно высоким голосом. — Я действительно не люблю собак. И кошек. И чертовых птиц, которые болтают. — Он откашлялся и осторожно вздохнул. Слава богу, все цело. — Ты уже говорил это. — По голосу Хоуп было слышно, что она улыбается. — Только не сказал почему. Клейтон сердито посмотрел на Молли, та в ответ лизнула его в лицо. Он едва удержался, чтобы не погладить ее. Теплое чувство, вызванное явной привязанностью лабрадора, было сильнее его. Он закрыл глаза и впервые за неделю понял, какую важную роль в жизни каждого человека играют воспоминания. Память вернулась к нему так легко, словно никогда не пропадала. Он всегда любил животных. Его собака значила для него все. Все. И когда Клейтон потерял ее, ему не хватило духу завести другую. Просто не хватило духу. Он посмотрел на Хоуп, и на него вдруг снизошло озарение: она тоже значила для него все. За несколько дней эта женщина стала ему дороже жизни. А сейчас он близок к тому, что потеряет ее. — Клей… — снова пробормотала она тем тихим, хрипловатым голосом, которого так стеснялась. — Ты вспомнил что-то еще? Что? Разве можно было объяснить ей то, что он сам едва начал понимать? Она подождала, а затем снова осторожно окликнула его. Слейтер слышал ее, но не мог успокоить, потому что не знал, как это сделать. Он посмотрел на Хоуп и спросил: — Хоуп Бродерик, разве у нас с тобой было общее прошлое? — спросил Клейтон, внимательно глядя ей в глаза. ГЛАВА 19 — Ты все вспомнил? Хоуп побледнела, напряглась. Он опустил глаза. Жилка у основания ее шеи бешено билась, пальцы сжимались и разжимались. Она все еще что-то скрывает, понял ошеломленный Слейтер. Причем не просто скрывает, но и чего-то боится. Увидев это, Клейтон Слейтер принял неожиданное решение. На несколько минут он утаит от нее правду. Пока не сведет концы с концами. Он взял Хоуп за подбородок и заглянул в глаза, желая, чтобы она слышала каждое его слово. — Не все, — почти честно ответил он. Ибо не мог вспомнить, почему эта прекрасная незнакомка лжет ему. А то, что она лжет, не вызывало сомнений. Они совсем не знали друг друга. — Не все? Черт побери, у нее дрогнул голос! Из темных глаз исчез страх. Почему? Она что, боится его? Эта мысль причинила ему такую боль, что гнев тут же вырвался наружу. — Нет, моя маленькая будущая миссис Слейтер. Я ничего не помню. Например, не помню, как мы познакомились. Она сдвинула брови и посмотрела на него с искренним недоумением. — Но… мы уже говорили об этом. Мы не знали друг друга. — Не лги. — Черт побери, она уморит его! Хотя Клейтон злился на нее за обман и возможное соучастие в покушении на его жизнь, в глубине души он все еще тосковал по этой женщине. — Я потерял память, а не мозги. Слово не воробей. — Что? Он чертыхнулся, провел рукой по волосам, повернулся к Хоуп лицом и заговорил нарочито громко, чтобы она могла все слышать: — Ты сказала, что мы знали друг друга, но не занимались сексом. Она поморщилась. Что ему не понравилось? Выбор слов или?.. — До того, как ты потерял сознание, я сказала тебе правду. Я говорила, что в ту ночь сидела дома и размышляла о своей невеселой жизни… — Ты вовсе не говорила, что мы не были знакомы. — Я сказала, что до того, как ты появился в этом доме, у меня были только моя клиника и мои животные. — Она говорила быстро и не слишком внятно, но Клейтон уже привык к этому и понимал каждое слово. — Я сказала, что той ночью увидела тебя в первый раз, — добавила она. — Нет, — покачал головой Слейтер. — Ты не говорила, что это было в первый раз. — Но имела в виду именно это. — Хоуп смотрела на него широко раскрытыми глазами. — Я не собиралась обманывать тебя… Ты сердишься? Он изобразил удивленный смешок. — По-твоему, у меня нет для этого причины? — Но… ты говорил, что не будешь… — Посуди сама, — сказал Клейтон, пытаясь перехватить инициативу, — я не знаю, что здесь происходит, но… — Ты вспомнил? — По выражению глаз Хоуп было видно, что она чувствует это. — Вспомнил, кто ты такой? Ее лицо оставалось бесстрастным. Хоуп сидела так близко, что пряди ее волос падали на плечо Клейтона. Стоило немного наклониться, и он мог бы притронуться к ней. Господи, как ему хотелось это сделать! Он дорого дал бы, чтобы этих осторожных глаз и крепко сжатых губ вновь коснулась улыбка — та страстная, чувственная улыбка, которую он мог вызвать у нее одним взглядом! — Клей… Слейтер хотел верить ей, он чувствовал, знал, что его жизнь в опасности, причем в очень серьезной опасности. И пока не выяснится, кто его враг, возможно все. Абсолютно все. Даже совершенно невинная с виду, самая обворожительная женщина на свете может иметь отношение к его врагам. — Ты помнишь? — снова спросила она. — Нет, — хрипло солгал Клейтон. Солгал женщине, которую хотел прижать к себе и снова уложить в постель. Он откашлялся. — Нет, не помню. Хоуп сокрушенно закрыла глаза и откинулась на подушки. Она чувствовала жалость к себе, к Клею и одновременно облегчение. Но вскоре облегчение сменилось острым чувством вины. Если к Клейтону не вернется память, он не уйдет. Во всяком случае, пока. Он будет принадлежать ей чуточку дольше. Ох, она не имеет права так думать. Как врач, она обязана обследовать его, проверить функционирование жизненно важных органов… То, что сначала было притворством, превратилось в мечту. Мечту, с которой ей не хотелось расставаться. Клей — отец ее будущего ребенка. Если бы это было правдой… Абсурд. Такой мужчина, как Клейтон Слейтер, не может ее любить. — Прости, — прошептала она, сама не зная, за какой из своих грехов перед ним просит прощения. Слейтер резко встал, но тут же побледнел и зашатался. Хоуп без промедления вскочила с кровати, подбежала к нему и обвила руками, не давая упасть. Кое-как совместными усилиями им удалось удержать равновесие. Хоуп стояла неподвижно, прильнув щекой к его обнаженной мохнатой груди. Она забыла самое главное — Клейтон был совершенно голый. Признак его мужественности прижимался к телу Хоуп и вызывал у нее странные реакции. — Хоуп, — сдавленно пробормотал он и положил руки на ее плечи, собравшись отстранить от себя. — Не надо. Он не хочет, чтобы я прикасалась к нему, подумала Хоуп. Ему противны мои руки. Она отступила на шаг, но продолжала поддерживать его. — Не могу, Клей. Ты упадешь. У него вырвался нетерпеливый стон. — Черт побери, я в порядке! Не зная, что и думать об этой внезапной перемене настроения Клейтона, Хоуп неохотно отпустила его. Пальцы еще хранили ощущение его теплой, упругой кожи… У Клейтона напряглась челюсть. Он взял с кровати плед и завернулся в него. Хоуп в это время смотрела в пол. Потом она подняла глаза, увидела его сердитый взгляд и уставилась в потолок. Потолок нуждался в побелке. Но для этого требовались деньги, а у нее их не было. Клейтон прикоснулся к ее лицу и заставил смотреть на него. — Хоуп… Она прямо встретила его взгляд. А что ей оставалось? Но читавшееся в этих невероятных зеленых глазах сочетание гнева и желания напугало ее. — Я слишком долго пользовался твоим гостеприимством, — сказал он. — Пора и честь знать. У нее упало сердце, желудок свело судорогой. — Но ведь ты еще не можешь сам позаботиться о себе… — Я с давних пор забочусь о себе, доктор, — пугающе официально сказал он. — Все будет нормально. Однако выглядел он бледным и слабым. — Сейчас ночь, я устал, — резко заявил Клейтон. — И, как ты, наверное, догадываешься, замерз. Я иду спать. Он больше не хочет быть со мной. — Но… Слейтер повернулся и пошел к двери. Хоуп ждала чего угодно, только не этого. — Ты идешь спать… вниз? Его губы исказила саркастическая улыбка. — А где же еще мне спать? Хороший вопрос. Со мной, хотела ответить Хоуп. Но не посмела это сделать, видя, что Клейтон полностью изменил свое отношение к ней. — Хоуп… — Он обернулся и демонстративно улыбнулся. — Мы оба знаем, что я никогда не жил здесь. И не спал тоже. Если ты хочешь сказать что-то другое, я охотно тебя выслушаю. Хоуп отрешенно смотрела на него и думала: как быстро все изменилось. Он уходит и даже не понимает, что разбивает ей сердце. Она знала, что так и будет, была к этому готова, и все же боль оказалась куда сильнее, чем она предполагала. — Я дам тебе аспирин… — В этом нет необходимости. И он ушел. Она незаметно легла на кровать и снова уставилась в пожелтевший потолок. Когда у Хоуп от слез стали мокрыми волосы на затылке, она сказала себе, что все к лучшему. Определенно к лучшему. Оставалось только в это поверить… Клейтон закрыл дверь спальни и прижался лбом к холодному дереву. Ему было больно. Но речь шла не о простой физической боли, хотя и ее хватало. Ему не случайно заткнули рот и бросили подыхать. Нет, с иронической улыбкой подумал Слейтер, это было бы слишком большим везением. А везунчиком он никогда не был. Официально он считался экспертом по сверхнадежным системам защиты компьютерных данных, за которыми гонялись правительства всего мира. Ему платили большие деньги за то, чтобы он проникал в существующие системы, и еще большие деньги, если с его помощью удавалось обнаружить канал утечки. Неофициально он был одним из самых известных хакеров[3] в Штатах. До нынешнего дня все складывалось для Слейтера удачно: ему давали работу, он ее выполнял. Ни одного прокола. Он находил дыры в информационных системах по всей стране, обеспечивал сохранность бесценных музейных экспонатов, работал даже в Голливуде, проверяя охранную сигнализацию роскошных особняков, в которых проживали самые знаменитые и богатые киноартисты. Клейтон знал себе цену и был уверен, что в игре, которую он считал самой захватывающей на свете, ему нет равных… Слейтер устало подошел к кровати и лег, не дав себе труда одеться. Ага, он слегка зазнался. Глядя в облупившийся потолок, Клейтон попытался вспомнить свое последнее дело. И тут же сел. Сердце бешено заколотилось. Его последнее дело… О черт! Он с трудом напялил на себя джинсы, недавно купленные Хоуп. Ждать. Думать. Не пороть горячку. Мало тебе прошлого раза? Последним его делом была работа на лесозаготовительную компанию, одну из крупнейших на северо-западе Тихоокеанского побережья. Компанию отца Хоуп. Большие партии леса начали регулярно исчезать неизвестно куда. В газетах стали появляться сообщения о том, что валится слишком много деревьев и что древесина не доходит до лесопилок. В довершение картины компанией заинтересовалось Управление лесного хозяйства и некоторые экологические группы. Скандал дошел до конгресса. В общем, фирма оказалась на краю пропасти. Было ясно, что кто-то пытается очернить ее репутацию и делает это весьма успешно. Клейтона нанял помощник президента компании — как выяснилось теперь, отца Хоуп — и попросил разобраться в случившемся. После долгих поисков Слейтер обнаружил сложный компьютерный фокус и убедился, что трудности компании создает кто-то из ее сотрудников. Ключ к разгадке он получил в ту страшную ночь. Слейтер поморщился от болезненных воспоминаний. За пинком в ребра прозвучало злобное хихиканье и голос: ”Теперь он не найдет дыру в системе защиты. Большой начальник будет счастлив, и мы получим свои денежки”. Вначале ему было слишком больно, чтобы осмыслить услышанное, а потом он все забыл. И вспомнил только сейчас. ”Большой начальник” не хотел, чтобы Клейтон нашел дыру. Нанявшей его компанией руководили отец Хоуп и Трент. Кто из них пытался убить его? Человек, который отчаянно стремился сохранить компанию на плаву, или человек, который так же отчаянно стремился захватить ее? Клейтон подписал контракт, но в глаза не видел ни Бродерика-старшего, ни Трента Блокуэлла. До вчерашнего дня, пока не был представлен отцу Хоуп в качестве жениха его дочери. Клейтон побрел в ванную, принял три таблетки аспирина и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Наконец-то он узнал свое лицо. Светлые, давно не стриженные волосы. Темно-зеленые глаза, не так легко выдающие мысли владельца. Результат воспитания, догадался он. Его родители, добрые, любящие и очень внимательные, были весьма немолоды и не слишком интересовались тем, что на самом деле представляет собой их сын. Клейтон, с детства увлекшийся техникой, изрядно осложнял им жизнь. Особенно когда портил все электроприборы в доме, пытаясь смастерить из них роботов или бомбы. Всю молодость он провел в армии, которая дала ему образование и работу. Но, отслужив восемь лет, Клейтон устал от ограничений армейской жизни, вышел в отставку и основал собственное дело, которым успешно занимался… вплоть до самого последнего времени. Он внимательно рассматривал свое отражение и заставлял себя вспоминать. Губы, подбородок напряжены — видимо, от пережитого стресса. Он похудел и стал выше ростом. Кожа загорелая — это от частых уик-эндов на лоне природы. Мускулы по-прежнему крепкие: значит, занятия в тренажерном зале, который он посещал скорее для развлечения, чем для поддержания спортивной формы, не пропали даром. Клейтон все смотрел и смотрел в зеркало, но думал только о Хоуп. Хоуп, его спасительнице, прекрасной искусительнице, ангеле-хранителе. Его любимой. Участвовала ли она в этой истории с компанией? А если да, то на чьей стороне? На стороне отца, пытавшегося найти злоумышленника? Или на стороне Трента, решившего завладеть компанией с многомиллионным оборотом? И который из них хотел его смерти? Неужели Хоуп могла так ловко притворяться? Нет, он не хотел верить этому. Она не могла принимать в этом участие. Кто угодно, только не Хоуп. Она солгала ему только раз, да и то от отчаяния, от полной безысходности. Безысходности, которую он прекрасно понимал. Черт побери, на ее месте он поступил бы так же! Самым разумным было бы дать стрекача, бросить эту работу и взяться за следующую. Он мог бы и вовсе не работать какое-то время. За годы труда от зари до зари у него скопилась кругленькая сумма, так что можно было устроить себе давно заслуженный отпуск и исчезнуть. Просто взять и исчезнуть. Он мог бы так поступить, если бы его жизненные принципы не требовали справедливости, а проклятое сердце не сжималось при мысли о Хоуп. Хоуп. Если она не имела отношение к тому, что с ним случилось — а верить в ее виновность Клейтон не хотел, — то возникала новая, еще более серьезная проблема. Она нуждалась в нем. Ужас Хоуп перед набросившимся на нее Трентом был неподдельным. Угрозы этого негодяя она принимала всерьез. Клейтон сам убедился в этом. Хоуп притворялась только в том, что касалось ее отношений с ним, да и то по необходимости. Думать об этом было больно, но Слейтер очень надеялся, что со временем сумеет достучаться до ее сердца. Нет, он не уедет. До тех пор, пока не выяснит подлинных чувств Хоуп. Пусть он стопроцентный влюбленный дурак, но уехать он не сможет, пока не убедится, что он ей абсолютно безразличен. Что эта безумная тяга к нему основана лишь на притворстве и чувственности. Он не уедет до тех пор, пока не убедится что у Хоуп остались и дом, и клиника, то есть то, что она без памяти любит. Прекрасная докторша еще не поняла, что к нему вернулась память. Но признаваться в этом еще рано. Сначала надо постараться убедить Хоуп, что им не прожить друг без друга. Он все смотрел на себя в зеркало и размышлял… Сколько времени понадобится, чтобы убедить упрямую и отчаянно независимую Хоуп, что их связывает не просто влечение? Наверное, много… Будильник не сработал, и Хоуп проспала. Впервые в жизни. Натягивая на себя одежду после рекордно короткого душа, Хоуп оправдывала себя тем, что уснула только на рассвете. Сама виновата. Заварила кашу, понятия не имея, как будет ее расхлебывать. Клей сегодня уедет. История с отцом и Трентом начнется сначала. Ладно, это она как-нибудь переживет. Но как она переживет то, что останется одна? Совершенно одна. Раньше ее это не заботило, но теперь все стало по-другому. Потому что она больше не представляет себе жизни без Клейтона. Даже думать об этом страшно! Хоуп распрямила плечи, поправила волосы, вздернула подбородок и решила, что переживет и это Сбежав по лестнице, она направилась прямо в клинику, надеясь встретить Келли еще до того, как та отправится на ее поиски и обнаружит в доме высокого, красивого незнакомца. Этого только не хватало… Но было слишком поздно. Войдя в приемную, Хоуп остановилась как вкопанная. У стойки, где обычно толпились пациенты, стояли Келли и Клейтон, погруженные в дружескую беседу. Должно быть, она непроизвольно издала какой-то возглас, потому что оба обернулись одновременно. Лицо Келли было довольным, но в ее глазах горело столь жгучее любопытство, что Хоуп едва не застонала. Во взгляде Клейтона было всего лишь смертельное напряжение, которое она видела до этого только однажды — сегодня ночью. Появившаяся на его губах чарующая улыбка полностью противоречила выражению изумрудно-зеленых глаз. Как и непринужденная поза. Его широкие плечи обтягивала майка с короткими рукавами, босые длинные ноги были скрещены в щиколотках, рука опиралась на бедро. Поза была довольно легкомысленной, но это ни на секунду не обмануло Хоуп. Потому что взгляд Клейтона был убийственным. Когда Слейтер шагнул к ней, Хоуп едва не попятилась. Губы его сжались, и Хоуп поняла, что он заметил ее страх. И все же Клейтон двинулся ей навстречу. Уголком глаза она видела Келли. Медсестра навострила уши и с интересом следила за ними. Предстояло прощание на людях; именно этого Хоуп хотела бы избежать. А Клейтон приближался, не обращая никакого внимания на то, что за каждым их движением следит Келли. Хоуп попятилась, но Клейтон без труда догнал ее. Одним движением, заставившим бедняжку ахнуть, он обнял Хоуп за талию и слегка сжал, глядя на нее сквозь опущенные ресницы. Хоуп смотрела на него округлившимися глазами. Она не могла бы отвести взгляд даже ради спасения собственной жизни. Клейтон наклонился, улыбнулся с таким видом, словно вчерашней ссоры не было вовсе, а затем на глазах у ошеломленной медсестры крепко поцеловал Хоуп в губы. — Доброе утро, милая, — сказал он тем приводящим в трепет, вкрадчивым голосом, которым говорил, когда хотел, чтобы Хоуп его слышала. ГЛАВА 20 Хоуп смутилась, но когда увидела острый блеск в глазах Клейтона, смущение ее сменилось подозрительностью. Что он задумал? Растерявшаяся Келли осторожно улыбнулась. — Доброе утро, Хоуп. Выдавив слабую улыбку, что было совсем не так просто, Хоуп выскользнула из объятий Слейтера. Он понимающе хмыкнул и отпустил ее. — Теперь мне многое стало ясно, — сказала Келли. По слегка обиженному тону медсестры Хоуп поняла, что та гадает, почему начальница ни разу не упомянула о существовании Клейтона. Особенно если иметь в виду, что именно Келли помогала ей в те дни, когда Трент обрывал телефон клиники, а Хоуп бегала от него как от чумы. Хоуп вспыхнула от стыда. Что подумает о ней Келли? Но все мысли вылетели у нее из головы, едва Клейтон снова шагнул к ней и коснулся бедра с фамильярностью, от которой у Хоуп, несмотря ни на что, тут же закипела кровь. Ее тело все еще ощущало странную боль от того, чем они занимались вчера вечером… Нет, надо прийти в себя. Она встряхнула головой и посмотрела ему в глаза. — Как ты себя чувствуешь? — хрипло спросил Клейтон, удостоверившись, что она видит его губы. Он встал перед Хоуп, своей широкой спиной закрыл ее от Келли и кончиком большого пальца начал поглаживать чувствительное место под грудью. Она затаила дыхание. По спине пробежала дрожь, хотя внутри разливалось тепло. На его губах заиграла гордая улыбка. Клейтон прекрасно знал, что с ней происходит, знал, что может возбудить ее, не ударив для этого палец о палец. И был доволен собой. С деланным спокойствием она отстранилась и снова улыбнулась Келли. — Это совсем не то, что ты думаешь… — Не стесняйся, Хоуп, — хладнокровно сказал Клейтон, с улыбкой заглянул в ее покрасневшее лицо и провел пальцем по горячей щеке. — Я уже все рассказал Келли. Хоуп видела любопытный взгляд медсестры, но знала, что та слишком вежлива, чтобы задать прямой вопрос. — Это… — Что ”это”? Хоуп была сбита с толку. Она понятия не имела, что именно Клей сказал Келли, но по алчному взгляду медсестры догадывалась, что это было весьма интригующе. — Все в порядке, — неловко закончила она. — Ты не говорила мне, что собираешься замуж, — сказала Келли, и Хоуп чуть не упала. Вернее, непременно упала бы, если бы ее не поддержала сильная рука. Ошарашенная Хоуп смотрела на Клейтона. О боже… Неужели она испытывает облегчение? — Я… ну… гмм… ну да, — наконец пролепетала она. Продолжавший самоуверенно улыбаться Клейтон смотрел на нее упорным взглядом, от которого Хоуп совершенно растерялась. — Вот это новость, — промолвила Келли. — Свадьба! Теперь весь город забурлит, верно? Да уж… Но пока что бурлило у нее в животе. — А что может встряхнуть маленький городок лучше, чем хорошая, по-старомодному пышная свадьба? — все так же улыбаясь, сказал Клейтон. Однако глаза его оставались холодными, и Хоуп смотрела на него с опаской, пока Слейтер неожиданно не подмигнул ей. Но она не приняла шутку. Ох, он определенно что-то задумал. Не требовалось шестого чувства, чтобы понять это. — Прошу прощения, Келли, — сузив глаза, сказала Хоуп. — Мне нужно поговорить с Клеем. — Никаких проблем, — ответила сестра, отвернулась и начала копаться в бумажках. — Я займусь делом. Клейтон не трогался с места и по-прежнему нахально улыбался. — Говори здесь. — Наедине, — деревянным голосом добавила Хоуп и дернула его за руку. Келли подняла глаза. По ее виду было понятно, что она готова лопнуть от любопытства, и Хоуп удвоила свои усилия. — Осторожнее, милая, — взмолился Клейтон, когда она выволакивала его в коридор. — Я понимаю, тебе не терпится повторить вечернее представление, но… — Тут раздалось удивленное хрюканье: Хоуп нечаянно ткнула его локтем в живот. — Держи язык за зубами, — пригрозила она, — а то еще получишь! Его веселость тут же исчезла. — Как, снова? — Что? — Ты переспрашиваешь, потому что не расслышала? Или потому что слышала, но не поверила своим ушам? Если первое, то мне не составит труда повторить… — Перестань! — крикнула она. — Я слышала тебя! Только не поняла. Я вообще ничего не понимаю! Ни того, что случилось ночью, ни утренней сцены, ничего! Клейтон смотрел на нее тем холодным и чужим взглядом, к которому Хоуп уже начинала привыкать. Но с ужасом думала, что это еще далеко не самое страшное. — Клей, пожалуйста, что происходит? — Я думал, ты уже догадалась. Он поднял руки, чтобы провести ими по волосам, и на мгновение заслонил губы. Естественно, расстроенная Хоуп ничего не поняла. — Что? Клейтон опустил руки. На его лице Хоуп увидела недоумение и покраснела от унижения. Она слишком привыкла к терпению, с которым Клейтон относился к ее глухоте, и забыла об осторожности. — Извини, — прошептала она. — Просто… ладно, неважно. — Едва Хоуп отвернулась, как сильные руки опустились на ее плечи и заставили занять прежнее положение. — Не делай этого, — сурово велел он. — Никогда. — Чего не делать? — Стыдиться того, что ты не слышишь. Идиот не ты, а я. — Не понимаю, Клей… — Хоуп, я должен был узнать правду, — резко сказал он. — Есть еще что-то, чего ты мне не говорила? То, что ты скрыла? Услышав эти слова, Хоуп сжалась. — Нет! Ты думаешь, что есть еще что-то? Думаешь… — Она осеклась, побледнела и прикрыла руками рот. Теперь она поняла его едва скрываемый гнев и его холодность. И тут ее замутило. — Ты думаешь, что я имела отношение к тому, что с тобой случилось?! — Она отняла руки от лица и схватилась за невыносимо разболевшийся живот. Черты Клейтона исказились болью и раскаянием. Руки, лежавшие на ее плечах, напряглись. — Ты о’кей? — Нет. Меня бы вырвало тебе на ботинки, если бы ты их надел и если бы я утром смогла проглотить хоть кусочек… Клей! Сажая ее в кресло, Слейтер умудрился наступить на лапу Молли. Собака громко взвизгнула, и он затейливо выругался. — Проклятая псина! От нее можно оглохнуть! Хоуп волей-неволей улыбнулась; тем временем Клейтон опустился на колени у ее ног. — Успокойся. Ты слишком взволнована. — Грудь его коснулась Хоуп, и ее тут же пронзила вспышка желания. Да, грудь была сильная, широкая и прикасаться к ней было приятно. Но ей хотелось большего. Хотелось оказаться в его объятиях. Хотелось испытать то безымянное нечто, которое так возбуждало ее раньше, и, как она начинала догадываться, было больше, чем дружба и спокойствие. Больше, чем чувственность. Широкие ладони Слейтера легли на ее бедра. От их жара начинала кипеть кровь. Клейтон стоял на коленях между ее ног, его глаза были на уровне ее груди. Соски немедленно закололо, и все мысли вылетели у Хоуп из головы. — Что… что ты делаешь? — заикаясь, пролепетала она. Он взял ее руки и лукаво усмехнулся. — Собираюсь просить прощения. — За что? За то, что подумал, будто я могу причинить тебе вред, хотя я спасла твою жалкую шкуру? Он поморщился. — Я понимаю, моя стряпня оставляет желать лучшего, но я ни разу не пыталась отравить тебя! Он стиснул ее руки. — Черт побери, я пытаюсь сказать, что мне очень жаль… — Плохо пытаешься. — Ладно. — У него угрожающе потемнели глаза, а на губах заиграла та самая убийственная улыбка. Он наклонился и поцеловал ее пальцы. — Я уже говорил тебе: я идиот. И так оно и есть. — Крепкие белые зубы прикусили кончик ее большого пальца. — Я видел, как ты обращаешься со своими пациентами, и знаю, что для тебя значит их здоровье. Знаю, как ты переживаешь за тех, о ком заботишься. Проклятие, — усмехнулся он, — я видел, как ты вынесла из дома паука вместо того, чтобы убить его. — Тут Слейтер стал серьезным, и у Хоуп перехватило дыхание. — Я знаю, ты никогда не смогла бы причинить мне зло. Прости. Просто у меня на минутку зашел ум за разум. У Хоуп упало сердце, когда Клейтон поднес ее руки к своему лицу и нежно потерся о них щекой. — Скажи, что я подонок, — вполголоса попросил он. — Скажи, что ты простила меня, Хоуп. — Ты подонок, — с готовностью согласилась она и улыбнулась, когда Слейтер вскинул голову. — Но и я тоже. Поэтому я прощаю тебя, Клей. — Я очень виноват перед тобой, Хоуп, — с силой сказал Клейтон и крепко сжал ее руки. Казалось, его глаза смотрят прямо в душу. У Хоуп тревожно сжалось сердце. Он был первым мужчиной, который заставил ее испытать сильные чувства. Желание. Тоску. Боль… Он — ее будущее. Нет, приказала себе она. Ох, пожалуйста, не надо… Не сейчас. — От всего этого я чуть не свихнулся, — сказал он, судорожно вздохнув. — Еще немного, и я в самом деле сойду с ума, Хоуп. — Ну что ты, успокойся. Просто тебе пришлось нелегко. Как нелегко было бы любому человеку, окажись он на твоем месте. — Она высвободила руки и обняла ладонями его лицо. — Честное слово. Он быстро наклонил ее голову и нежно поцеловал. — Ты сказала, что выйдешь за меня замуж. — Но… боже, теперь уже у меня зашел ум за разум… — Она тяжело вздохнула и едва не поперхнулась, когда Клейтон легонько дернул ее за волосы. Хоуп встретила его взгляд и вспыхнула. А затем глаза Слейтера опустились ниже. От его пристального взгляда покалывало кожу. — Ты не передумала? — шутливо спросил он. — Нет. — Как ни странно, ее тело отвечало Клейтону, а ведь он лишь едва прикасался к ней. Хоуп ощущала жгучее желание и невыносимую печаль, от которой не могла избавиться. — Я решила, что это ты передумал. На его лице отразилось глубокое огорчение. — Извини, если я дал тебе для этого повод. — Ты сказал, что утром уедешь. — Говорить об этом было больно, но требовалось поставить все точки над ”i”. — Потому что я лгала тебе? Потому что позволила тебе думать… что мы спали вместе? — Я не собираюсь уезжать, — тихо сказал Клейтон. — Пока ты сама не захочешь. — Он осторожно наблюдал за ее реакцией. — Хоуп, ты не хочешь, чтобы я уехал? Вчера вечером он тронул Хоуп, легко простив ей обман… а потом — не успела она и глазом моргнуть — отвернулся. Она не поняла этого тогда, не понимала и теперь. — Почему ты хочешь остаться? — Я сказал, как отношусь к тебе. — Но это было до того, как ты обнаружил, что я обманула тебя. Я думала, после этого ты почувствовал совсем другое. — Я никогда бы не смог возненавидеть тебя, — решительно сказал он, покрутил в пальцах прядь ее волос, задумался, подбирая нужные слова, наконец поднял глаза и внимательно посмотрел ей в лицо. — Очень трудно соображать, когда не помнишь ничего из своего прошлого. Когда на тебя так смотрят, соображать ничуть не легче. И когда так играют твоими волосами. И стоят на коленях, касаясь грудью твоих бедер. От этого в мозгу возникают картины одна эротичнее другой… Кажется, Клейтона мучила та же мысль. Он облизывал пересохшие губы, находившиеся в нескольких дюймах от ее груди. Хоуп подняла руку и осторожно погладила его по щеке. — Твои синяки побледнели, — прошептала она. Этот простой жест и удовольствие от ее прикосновения согрели его душу, как ничто другое: теперь, когда к Клейтону вернулась память, он знал это наверняка. В его мозгу все еще была полная неразбериха, но теперь это не имело значения. Сердце само приняло решение. Он любит эту женщину и может доверять ей. Во всем. Слейтер потянулся и прижал ее руку к своему лицу. — Ты все сказал Келли, — сказала она слегка дрожащим голосом, выдававшим ее возбуждение, — чтобы распространить слухи? Эта фраза заставила его похолодеть. Клейтон выпрямился, пристально посмотрел ей в лицо… и понял горькую, тяжелую, невыносимо жестокую правду, о которой не имел права забывать. Любовь, семья, ребенок, в котором она так нуждалась, — все обман. На самом деле ничего этого нет. Шутка продолжается. — Дай нам Бог удачи, — сказал он с деланной непринужденностью. — Когда распространится слух, что ты выходишь за меня замуж, в клинике тут же снова выстроится очередь. Может быть, и твой отец наконец приободрится. Она улыбнулась. — Спасибо, Клей. Слейтеру, угодившему в собственную ловушку, оставалось только встать и сказать: — Ну, я ведь у тебя в долгу, правда? Как-никак, ты кормила и лечила меня. А деньги за одежду я тебе верну. — Не стоит. Но я рада, что ты остаешься. Что ж, он тоже был рад. Но он радовался бы куда сильнее, если бы для ее радости было больше личных причин, если бы она любила его и действительно хотела выйти за него замуж. И все же Слейтер не расставался с надеждой, что со временем все будет по-другому. — Я забыла тебе кое-что рассказать, — нерешительно начала Хоуп. — Вчера вечером звонил Трент. Еще до того, как мы… ну, до того. — Она вспыхнула. — Я повесила трубку. Думаю, он скоро отстанет. Особенно после того, как услышит новую сплетню. Заметив беспокойство Хоуп, Клейтон осторожно заглянул ей в лицо. В почти черных глазах Хоуп горело множество чувств, но одно из них было сильнее других. — Ты напугана, — сказал он. — Я не хочу, чтобы он причинил вред… — Больше никто не причинит тебе вреда, — твердо сказал Клейтон. Он помог Хоуп подняться и крепко прижал ее руки к своему сердцу, как будто боялся, что оно вот-вот разорвется. — Никто. Это я тебе обещаю. — Он всегда лишь угрожал, — с запинкой ответила она. — Так я и думал. И что же он сказал? — Я волновалась не за себя, — сказала Хоуп, глядя ему в глаза. — А за тебя. Слейтер хмыкнул, уязвленный тем, что эта женщина считает его хлюпиком. Но потом понял, что не давал ей повода думать по-другому. — Ты думаешь, что Трент может причинить мне вред? — Он сказал, что не позволит мне выйти замуж за другого. Что остановит меня всеми возможными способами. Клейтон порывисто притянул руки Хоуп к своей груди, заставив ее сделать шаг вперед. Испуганные глаза Хоуп вызывали в нем странное желание защищать ее. — Я никому не дам тебя в обиду. Хоуп смотрела на него с сомнением, и осуждать ее не приходилось. В конце концов Трент чуть не изнасиловал ее, пока он, беспомощный, лежал на полу. — Можешь мне поверить. — Ты не боишься его? — Она закусила губу и потупилась. — Извини, я нечаянно сказала глупость. Ты такой большой и сильный… конечно, ты не боишься его. Я просто хотела сказать, что… — Я знаю, что ты хотела сказать. — Впрочем, Слейтер и сам не был в этом уверен. Потому что это значило бы, что Хоуп заботится о нем куда сильнее, чем хочет показать. И это было не притворством, а истинным чувством. — Хоуп… Она подняла глаза. — Пообещай, что ты скажешь мне, когда он позвонит опять. Обещаешь? — Ты действительно не раздумал жениться на мне? Этот неожиданный вопрос заставил его усмехнуться. Надо же, как упорно она об этом думает! — Ты еще спрашиваешь? — Почему? — прошептала Хоуп, не сводя с него огромных глаз. Нежно прикоснувшись к ее лицу, Клейтон ответил: — Ты уже знаешь почему. Но я обещал не принуждать тебя, пока ты не будешь готова. — Кончиком пальца он обвел нижнюю губу Хоуп, и ее рот слегка приоткрылся, вызвав у Слейтера сильнейшее желание припасть к нему. — Ты готова, Хоуп? Он заранее знал ответ и с облегчением услышал правду. — Нет, — прошептала она. — Не думаю. — Хоуп судорожно вздохнула. — Ты выбиваешь меня из колеи, Клей. Твоя близость лишает меня душевного равновесия. Это осторожное выражение заставило Слейтера улыбнуться. — Мне знакомо это чувство, — сказал он. Хоуп повернулась и неуверенной походкой пошла в клинику. Он с улыбкой смотрел ей вслед. Она влюблена в него и сама не сознает этого. Весь остаток утра Слейтер улыбался. Пока не сел за ее компьютер. Им двигало не праздное любопытство и не стремление тайком от Хоуп собрать о ней побольше сведений. Сейчас, когда к нему вернулась память, он должен был кое-что сделать. Требовалось решить загадку покушения на его убийство, если он не хотел, чтобы впоследствии суд квалифицировал это дело как умышленное убийство. Клейтон сосредоточился, но это вряд ли требовалось, поскольку за долгие годы любой компьютер стал его вторым ”я”. В доли секунды он соединился с информационной системой компании Бродерика. Правда, модем работал так медленно, что Слейтер скрежетал зубами и боролся с искушением разбить его о стену. Через несколько секунд он открыл страшную правду. Во-первых, после его мнимой ”смерти” дыра стала еще обширнее. Наверное, именно потому, что человек, занимавшийся этим черным делом, считал его мертвым. Во-вторых, кто-то не пожалел усилий, чтобы приковать к деятельности фирмы внимание общественности. Компанией заинтересовалось такое количество конгрессменов, что просто дух захватывало. На пользу ли компании такая реклама? Весьма сомнительно, поскольку в большинстве своем статьи были резко отрицательными. Компания, много лет занимавшая устойчивое положение, внезапно приобрела незавидную репутацию и стояла на краю пропасти, ожидая последнего толчка. Да, кто-то очень успешно копал ей яму. Фирма уже получила несколько предупреждений, а кое-кто начал против нее судебный процесс. Случилось именно то, что он был обязан предотвратить. Именно для этого его и наняли. Однако согласно памятным запискам выходило, что наибольший ущерб нанесен имени отца Хоуп — как раз того человека, который поручил нанять Клейтона. Зачем же ему топить собственную компанию, а затем нанимать хакера? Чтобы вывести самого себя на чистую воду? Это не имело смысла. Если только он не хотел сбить кого-то со следа. Но дело осложнялось тем, что отец Хоуп любил свою компанию больше всего на свете… даже больше, чем собственную дочь. Однако оставался еще один вопрос: кто приказал убить его? Ясное дело, тот, кто не хотел, чтобы вскрылся канал утечки. Конечно, Трент. Теперь от Слейтера требовалось немногое: доказать это. ГЛАВА 21 Хоуп с хмурым видом стояла у дверей клиники. Что сказать? Как она посмотрит в лицо Келли? Поборов смущение, Хоуп открыла дверь. Келли стояла в приемной и раскладывала на столе журналы. При виде Хоуп она засуетилась, и пачка журналов полетела на пол. Хоуп лукаво улыбнулась и невинно спросила: — Это неуклюжесть… или нервы? — И то и другое, — призналась покрасневшая Келли. Хоуп знала, что, если немедленно не найдет верного тона, в будущем их с Келли ждут немалые трудности. Но как это сделать, если она сама не понимает, что происходит? Келли продолжала прибирать приемную и избегала ее взгляда. Последние несколько дней выдались тяжелыми, со вздохом подумала Хоуп. Пациентов не было, и обе они сознавали, что дела клиники совсем плохи. Они почти не разговаривали, вернувшись в своих отношениях едва ли не к тому, с чего начали. В субботу вечером, уходя домой, Келли грустно улыбнулась и спросила: — В понедельник приходить? Хоуп изо всех сил пыталась подбодрить Келли, но не слишком в этом преуспела. — Извини меня за сегодняшнее, — наконец сказала Хоуп, стиснув руки и внимательно разглядывая свои ногти. — Устраивая клинику в собственном доме, я знала, что однажды пожалею об этом. Келли пожала плечами и поправила и без того аккуратную стопку журналов. — Наверное, работать там же, где живешь, не очень удобно… если не сказать совсем неудобно. — Это работа, — тихо сказала Хоуп. — Моя личная жизнь не должна мешать ей. Келли выпрямилась, вздохнула и посмотрела ей в глаза. — Конечно, твоя личная жизнь будет ей мешать. А как же иначе? Тут не за что извиняться. Только сейчас до Хоуп дошло, что раньше ее личная жизнь не мешала работе, поскольку этой личной жизни у нее не было вообще. Нельзя сказать, чтобы эта мысль пришлась ей по вкусу. — Я только подумала… ох, неважно, — пролепетала Келли. — Нет, — быстро сказала Хоуп, — договаривай. Келли посмотрела на нее… и решилась. — Я подумала, что мы начали становиться подругами. Но теперь поняла, что это невозможно. Мыслимое ли дело дружить с собственным боссом? — Мы подруги, — сказала Хоуп, сразу ощутив прилив тепла. — Келли, не могу сказать, как много это для меня значит. А кто на кого работает, тут ни при чем. Совершенно ни при чем. Если бы главной здесь была ты, мы все равно остались бы подругами. — Правда? — Да, — Хоуп засмеялась. — Наверное, мне следовало бы переоформить клинику на твое имя. В городке поднялся бы страшный шум, но это было бы полезно для дела! Келли улыбнулась, но не слишком успокоилась. — Знаешь, я не очень понимаю, почему ты не рассказала мне о Клее раньше. Особенно когда целыми днями названивал Трент. — Ну, не так уж часто он звонил. Если не считать нескольких последних дней… Но Келли не дала заморочить себе голову. — И все же я могла бы помочь тебе. — Ладно, это правда. Я сама толком не знаю, почему ничего не сказала, — призналась Хоуп. Келли смерила ее долгим взглядом. — О’кей, о’кей, я просто стеснялась. — Хоуп закусила губу. — Честно говоря, все это для меня в новинку, Келли. Глаза медсестры остались серьезными, но уголки губ поползли вверх. — Что в новинку? Разговоры? Хоуп невольно рассмеялась. — Ты знаешь, что я имею в виду. Так что мне приходится нелегко. Я… — О черт! — Келли, я сама не знаю, что делаю. Представления не имею. И мне это ужасно не нравится. Тут Келли не выдержала и безудержно расхохоталась. — Ты что? — Знаешь, как приятно хоть раз видеть могучую, неуязвимую Хоуп Бродерик сбитой с толку? По-моему, я больше никогда не буду тебя бояться! — Бояться меня? С какой стати? Смеющаяся Келли покачала головой. — С какой стати? Ты такая правильная, такая собранная. Работая рядом с таким человеком, начинаешь казаться себе ничтожеством. — Я не хочу, чтобы ты так считала, — сказала искренне расстроенная Хоуп. Она никогда не думала о себе как о человеке сухом и негибком, на что намекала Келли. — Я вовсе не совершенство. Так что и думать так не смей! — Я припомню твои слова, когда в приемной будет полно народу и на одного моего пациента будет приходиться три твоих, — с невозмутимым видом пошутила Келли. — Ты всегда прекрасно знаешь, что делаешь. — Так то работа, — пожав плечами, откликнулась Хоуп. — В которой я кое-что понимаю. К тому же ее львиную долю делаешь ты, проводя предварительный осмотр и готовя больных. А я только прихожу и заканчиваю начатое. Но, поверь мне, о жизни я знаю куда меньше, чем о работе. — Похоже, ты и тут все делаешь правильно, — с доброй улыбкой отозвалась Келли. — Судя по твоему жениху. Ага, так она успела его рассмотреть. — Но я действительно понятия об этом не имею. — Дорогая моя, когда речь заходит о мужчинах, ни одна женщина не имеет понятия, как с ними быть. Мы только поощряем их. И иногда, если судьба на нашей стороне, нам везет. — Келли покачала головой. — Вот как тебе. — Как мне? Келли смерила ее долгим взглядом. — Он потрясающий парень, Хоуп. Еще бы! Больше шести футов великолепного мужского тела, стройного и мускулистого, и удивительной нежности, от которой у Хоуп неизменно щемило сердце. Кончики ее пальцев все еще ощущали прикосновение к его коже, перед глазами стояло его прекрасное лицо, исказившееся от страсти в невероятный, потрясающий момент оргазма. Никто другой не открывал ей своих чувств с такой готовностью и не требовал взамен всю ее. А разве она кому-нибудь отдавала себя? Никогда, ни разу. Вплоть до сегодняшней ночи. — Ничего удивительного, что ты бросила Трента. — Я не… — Вот как живучи сплетни, напомнила себе Хоуп и, переминаясь с ноги на ногу, осторожно закончила: — Я не бросала Трента. Между нами никогда ничего не было. Никогда! Взгляд Келли говорил, что она в этом не слишком уверена, поэтому Хоуп вздохнула и спросила: — Ты ведь не думаешь, что я могу прыгать от одного мужчины к другому, правда? — А почему бы и нет, Хоуп, они оба красивые парни. Кто осудит тебя за то, что ты не можешь сделать выбор? Я тебе вот что скажу, — с озорной улыбкой предложила она. — Решай, который тебе не нужен, и я с удовольствием подберу его. Так и быть, окажу услугу боссу! Они засмеялись, но Хоуп ощутила некоторую неловкость. Она не понимала поведения Трента, не понимала, почему ему недостаточно ее отказа. С ним творилось что-то странное, и Хоуп испытывала инстинктивный страх за Клейтона. Она не переживет, если с ним что-нибудь случится. Клей и так достаточно пострадал. А Келли Трент нравился. Хоуп знала, что они были друзьями. Интересно, как Келли скажет ему о случившемся? Но куда важнее, как станет реагировать на это Трент. — Похоже, день сегодня будет не слишком пыльный, — осторожно заметила Келли. После того что Трент устроил с клиникой, Хоуп была бы рада даже одному-единственному пациенту. Не улучшал настроения и огромный плакат с надписью ”Продается”. — Мне предложили работу в Сиэтле, — неожиданно сказала Келли. — Но я предпочла остаться здесь. А здесь она могла вот-вот ее лишиться… — Знаешь, Келли, мне так жаль… — Не надо, — мягко прервала ее медсестра. — Я не согласилась, потому что не хотела уезжать отсюда. Хоуп, ты умеешь обращаться с людьми. Это видно невооруженным глазом. Наверное, ты и понятия не имеешь, как тебя здесь уважают. — Уважают, — иронически повторила Хоуп. — Только никто носу не кажет… — Иногда обстоятельства сильнее нас, — мрачно сказала Келли. — Но, кажется, в последнее время эти обстоятельства постепенно меняются к лучшему. — Она немного помолчала и пристально посмотрела на Хоуп. — Кроме того, я начинаю понимать, почему ты сменила одного мужчину на другого. Наши беды — дело рук Трента, так ведь? — Да, — вздохнула Хоуп. — Потому что ты не хочешь встречаться с ним? — Потому что я не хочу выходить за него замуж. Лицо Келли стало решительным, глаза заблестели. — А раз так, нам придется перехитрить его. — Нам? — У Хоуп подпрыгнуло сердце. — Ну да, нам. — Келли улыбнулась и потянулась к руке Хоуп. — Тебе, мне и Клею. Вместе. Вместе. Какое чудесное слово… В кабинете Хоуп бешено замигала красная лампочка. Клейтон машинально поднял трубку и услышал в ответ красноречивое молчание. — Алло, — повторил он. Телефон деловой… может, следовало сказать: ”Клиника”? — Я знаю, кто ты такой, — ответил скрипучий голос. — Просто мне понадобилось время, чтобы вспомнить твое имя, но в конце концов я догадался. — Кто это? — Твой будущий тесть, — ехидно прозвучало в ответ. — Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома к чертовой матери. — Это дом Хоуп, — спокойно ответил Клейтон и откинулся на спинку кресла. Сдаваться он не собирался. — Вернее, останется ее, пока вы не отнимете его. — Намекаешь на то, что я преступник? Сам ты преступник! Бродяга и лицемер! — Не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите. — Ладно, — с трудом пробормотал старик. — Скажи мне только, что тебе от нее нужно. Попробуем договориться. — Боюсь, что из этого ничего не получится. — Сколько ты хочешь? — Столько у вас не наберется. — Слушай, Слейтер, она моя дочь. Я не знаю, какую игру ты затеял и что надеешься приобрести, но не желаю, чтобы ты увивался за ней. Ты понял? — Это не игра. Я хочу жениться на ней. В трубке раздалось столь крепкое ругательство, что у Клейтона взлетели брови. — Нет! Ни под каким видом, — категорически заявил Бродерик. — Никакой свадьбы! Только не с тобой! Клейтон едва не рассмеялся. — Вы хотите выдать ее за этого слизняка Блокуэлла? Хороший выбор, нечего сказать! — Она моя дочь. Я знаю, что для нее лучше. — Это решать не вам, а нам с Хоуп. Я собираюсь как можно скорее дать ей деньги на выкуп дома, чтобы вы оставили ее в покое. Прозвучавшее в ответ выражение было непечатным. — Осторожнее, — предупредил Слейтер. — Будете ругаться, не стану отпускать внуков к вам на каникулы. Старик презрительно фыркнул, но затем наступила такая томительная и горькая пауза, что Клейтон едва не пожалел человека, который готов потерять лучшую в мире дочь из-за собственного упрямства. И тут Бродерик заговорил опять. — Тебя наняли, чтобы ты помог найти саботажника, который подрывает престиж компании! — Значит, вы действительно знаете, кто я такой, — сказал Клейтон. — Следовательно, знаете и то, что я заслуживаю доверия. Тогда почему вы против моего брака с вашей дочерью? — Вчера я не узнал тебя, потому что мы не встречались. Но твое имя… оно крутилось у меня в голове весь вечер. Теперь я вспомнил его и уже никогда не забуду. Ты взял деньги за работу и исчез. Клейтон рассмеялся. — Я-то появился, а вот ваши денежки тю-тю! — Я думал, ты сумеешь найти течь, — сердито бросил Бродерик. — И поможешь разоблачить мерзавца, который пытается поставить на мне крест. — А этот мерзавец решил поставить крест и на мне. — О чем ты говоришь? — требовательно спросил Бродерик. Теперь его голос дрожал еще сильнее. Клейтона не волновало ни слабое здоровье старика, ни то, что Хоуп не поблагодарит его за этот разговор. — Кто-то заплатил приличную сумму за то, чтобы мне вышибли мозги. Но вы ничего об этом не знаете, верно? — Нет! — Так я и думал. — Однако сомнение еще оставалось. Слейтер пораскинул мозгами. Он привык определять характер человека с первого взгляда. На этом была построена его тактика выживания, отточенная за время службы в армии. Интуиция никогда не обманывала его. А сейчас она кричала во весь голос. Этот человек говорил правду. — Я могу позвонить в полицию и сделаю это, — сказал отец Хоуп. — Но сначала я хочу знать, какого дьявола ты крутишься возле моей дочери. Клейтон рассеянно поигрывал шнуром телефона. Сможет ли Бродерик снабдить его уликами, необходимыми для того, чтобы прижать к ногтю Трента? А если сможет, то захочет ли? — Слейтер… — слабым голосом проговорил старик. — Что тебе нужно от Хоуп? Защищать ее. Заботиться о ней. Любить до конца жизни. — Я хочу жениться на ней. — Но почему? — Допустим, чтобы дать вам внука, из-за которого вы сводите ее с ума. — Ты не понимаешь, что говоришь, — решительно отрубил Бродерик. — Это выше твоего разумения. — Может быть. Но зато я понимаю, что она будет рожать от того, кого выберет сама. И ни за что не расстанется с клиникой. Вот и все, что я могу вам сказать. — Она слишком много работает, — возразил старик. — Я хочу, чтобы она перестала надрываться и начала наслаждаться жизнью. А при такой работе, как у нее, это невозможно. — Она наслаждается и будет наслаждаться жизнью. — Уж он, Клейтон, об этом позаботится. — Но отнять у нее клинику — значит убить ее. Если вы любите ее так, как она думает, то поймете это. — Я действительно люблю ее. И все делаю ради нее. Она… — Бродерик на мгновение умолк. В его слабом голосе слышалось отчаяние, и Клейтон невольно пожалел старика. — Ей, моей Хоуп, слишком много пришлось пережить. Верно. Если бы Слейтер мог изменить это, непременно сделал бы. Но, увы… — И все же она сумела выстоять. — Она обещана Тренту. — Такое обещание может дать только сама Хоуп, — напомнил Клейтон. — А она дала его мне. — Слава богу. Никто не должен знать, почему она дала это обещание. Как и то, что выполнять его она не собирается. Но пока с Клейтона было достаточно и того, что она согласилась. Все придет в свое время. В трубке раздался прерывистый вздох. — Я хотел поговорить с ней, а не с тобой. — Она занята. — Так кто же из нас вмешивается в ее жизнь? Клейтон криво усмехнулся. О’кей, в старике больше пороху, чем он думал. В глубине души Слейтер понимал, что его будущий тесть человек неплохой. Но почему он приблизил к себе отъявленного негодяя? — Так вы собираетесь отнять у нее дом или нет? — спросил он. — А тебе какое до этого дело? — Я уже сказал. Она выходит за меня замуж. Наступило долгое молчание. — Ты женишься на ней, чтобы я не приставал к ней с Трентом, верно? Это вы вместе придумали? — Нет. — Тогда почему же? — Неужели так трудно поверить, что я люблю ее? — Наконец-то Слейтер дал волю гневу. — Вы недооцениваете ее, Бродерик. Хоуп поразительная женщина, имеющая право жить собственным умом. — Ты не понимаешь, да и не можешь понять, — устало возразил ее отец. — Дай поговорить с ней. — Клей… Услышав за спиной тихий, нерешительный голос, Слейтер напрягся. Когда же он, все еще держа трубку у уха, повернулся к Хоуп, то нерешительности в ней не заметил. Ее лицо было бледным, губы крепко сжаты. — С кем ты разговариваешь? Кому ты говоришь, что я выхожу за тебя замуж? Он изобразил улыбку и протянул ей трубку. — А… это тебя. Отец. Хмурый взгляд Хоуп ничуть не смутил Клейтона. Как и второй взгляд, которым она наградила его, приложив трубку к уху Ясно, она рассчитывала, что он проявит вежливость и удалится. К несчастью для нее, Слейтер не признавал хороших манер и подслушивал без тени стыда. — Да, — сказала она в трубку и показала Клейтону рукой, что просит освободить место. Слейтер и бровью не повел. Она столкнула со стола его скрещенные ноги; ничуть не смутившийся Клейтон сел прямо и усмехнулся. Хоуп начала вытаскивать его из кресла. Он охотно подчинился, встал рядом, обвил рукой ее талию и зарылся лицом в длинные роскошные волосы. Запах был чудесный. Она толкнула его в грудь и указала на дверь. Клейтон снова усмехнулся, покачал головой, наклонился и поцеловал ее в шею. Ммм, вкус был не хуже запаха. Она снова толкнула его, на сей раз не так сильно, и смерила испепеляющим взглядом. Клейтон снова наклонился, открыл рот и горячим языком прикоснулся к ее коже. — Отец, я… не могу сейчас говорить об этом, — нетвердо произнесла закрывшая глаза Хоуп. Клейтон продолжал нахально улыбаться. То, что у Хоуп участился пульс, безмерно льстило его мужскому самолюбию. — Сам знаешь, что я не могу… — сказала она, повернувшись к Клейтону спиной и сердито топнув ногой. — Я работаю… да, знаю… нет, я больше не собираюсь разговаривать с Трентом. Мне очень жаль, если это тебя огорчает. Клейтон фыркнул, а затем насторожился, когда Хоуп сказала: — Раз так, знай: я была всего лишь вежливой. На самом деле думаю, что Трент мерзавец. Если бы ты был поумнее, то давно выгнал бы его в три шеи. Клейтон просто умирал от желания видеть выражение ее лица. Особенно когда Хоуп решительно вскинула голову. Тут Слейтера охватила такая гордость, что ему захотелось поцеловать эту женщину. Он бережно положил руки на ее бедра и повернул лицом к себе. Она не посмотрела на него, только шлепнула по руке, подбиравшейся к ее ребрам. Клейтона это ничуть не смутило, и она сдалась. — Понятия не имею, что ты и все остальные в нем находите, — сказала она в трубку. — Просто не понимаю. Хоуп с минуту слушала и постепенно бледнела. — Отец, я знаю, что ты можешь отобрать у меня дом. Ты очень ясно дал мне это понять. Клейтон снял руки с ее талии. Не следует дразнить человека, когда он в отчаянии. Его веселость исчезла. На лице Хоуп не дрогнул ни один мускул, но Слейтер знал… чувствовал ее беспокойство и растущий страх. Он потянулся за ее рукой и обрадовался, когда Хоуп сжала его пальцы. — Я найду себе другое место, — сказала она с тихим достоинством, резанувшим ему сердце. Клейтон стиснул свободную руку в кулак и заставил себя промолчать. Она найдет это другое место. Он ей поможет. — Ты помнишь, что вчера познакомился с ним? — спросила Хоуп отца. — Мы говорили об этом. Тут она посмотрела на Клейтона и прищурилась. — Я знаю, — спокойно сказала она, отпустила его пальцы и скрестила руки на груди, как всегда делала, когда хотела успокоиться. — Да, теперь понимаю. Тебе все это сказал Клейтон, верно? Слейтер заерзал под ее гневным взглядом, но не отступил. Нельзя позволять Бродерику так обращаться с дочерью. Они собираются пожениться. И если ему придется убеждать эту милую, но ужасно упрямую женщину, что они созданы друг для друга — что ж, так тому и быть. Он сумеет убедить ее. Должен суметь. Но спустя секунду Клейтон понял, что недооценил ее. Хоуп глубоко вздохнула и сказала: — Мне жаль, что ты так переживаешь. Но я уже приняла решение. — Глядя Клейтону прямо в глаза, она решительно заявила: — Я выхожу замуж за Клейтона Слейтера. Он понимал, что Хоуп загнана в угол и пытается таким образом избавиться от Трента, но в данную минуту это роли не играло. Разве можно было возражать против плана, который позволял ему получить руку женщины его мечты? И тут до него дошло, что Хоуп положила трубку. Они смотрели друг на друга. — Зачем ты подошел к телефону? — наконец спросила она, безуспешно пытаясь сопротивляться его чарам. Он пожал плечами и улыбнулся, как будто просил прощения. Но Хоуп было не так легко провести: виноватым он себя не чувствовал. — Ты расстроил его. — А он расстроил тебя. Что правда то правда, подумала она и тяжело вздохнула. — Он мой отец, Клей. Он помрачнел. — Это не дает ему права обижать тебя. Будь моя воля, такое бы никогда не повторилось. — Ты мой рыцарь? — У нее предательски сжалось сердце. Иметь такого защитника… очень приятно. И лестно. Но она не верила ни ему, ни его словам. — Ну… — протянул Клейтон, придвигаясь ближе и позволяя ей почувствовать жар его тела. — Мне не хватает белого коня, но зато мой меч к твоим услугам. — Он протянул руку, отвел от ее лица прядь волос и приложил ладонь к щеке. — Никогда я так не прикасался к женщине, — пробормотал он. — И никогда не хотел так прикасаться. До тебя. — Откуда ты знаешь? — наперекор себе спросила она. Проклятое сердце… Достаточно было простого нежного прикосновения, чтобы оно понеслось вскачь. — Знаю, и все. Ты такая очаровательная и такая бледная… — Его пальцы спустились ниже, стали ласкать ее подбородок, а потом подняли его и заставили Хоуп запрокинуть голову. — Такая хрупкая… — Я не хрупкая. — И в то же время, — терпеливо продолжил он, — самая сильная женщина из всех, кого я знаю. — А ты никого и не знаешь, кроме меня. — Криво усмехнувшись, она оттолкнула его руку. И тут же ощутила чувство потери. Он задумчиво улыбнулся и сунул свои чудесные руки в карманы. — Чистая правда. Ох, эта улыбка… Когда-нибудь она прикончит ее. — Я должна вернуться в клинику. — Тебе нужен перерыв. Клейтон смотрел спокойно, словно не собирался ее останавливать. Он не двигался, молчал, но Хоуп ощущала его напряжение, как свое собственное. Его немного выдвинувшаяся вперед челюсть, окаменевшие шея и плечи, таинственный взгляд — все подтверждало это. Но что-то изменилось. В воздухе потрескивали непонятно откуда взявшиеся искры. — Что это? — спросил она и в ту же минуту все поняла. Для этого не нужно было смотреть в его потемневшие от лютого голода глаза… Хоуп ощущала то же самое. Он хотел ее. И она его. Отчаянно. Молча, не сводя с Хоуп горящих глаз, он опустился в ближайшее кресло и нежно привлек ее к себе — слишком нежно для такого сильного мужчины. — Ты уже знаешь что, — тихо сказал он. Одно легкое движение, и Хоуп оказалась у него на коленях. — Я хочу тебя… Она пыталась что-то сказать, но для этого нужно было вздохнуть, а сделать это, когда ее бедер касалось нечто тугое и горячее, о чем она мечтала всю ночь напролет, было совершенно невозможно. Клейтон крепко прижал ее к себе, наклонился, проник языком в рот, обхватил ладонями ягодицы, приподнял и прижал к той самой горячей плоти, заставив тихо ахнуть. Он поднял голову и провел пальцами по ее подбородку. — Вот что делается со мной, когда ты рядом, — произнес Клейтон голосом, охрипшим от раздиравшего его желания. Его новый поцелуй был таким же жарким и страстным. — Ты тоже хочешь меня. Я знаю. Разве можно отрицать это, если его пальцы ласкают твои соски, уже набухшие и затвердевшие? — Я хочу помочь тебе забыться, — прошептал Клейтон, глядя ей в глаза. Его большие пальцы продолжали дразнить ее грудь. У Хоуп стало горячо между ног, перекинутых через его длинные мускулистые ноги. — Забыться? — Она с трудом открыла туманные глаза. — Забыть отца и прошлое? — Да. — Но ведь это ты забыл свое прошлое. — Случайно. А твое прошлое нужно забыть сознательно. — Он поцеловал ее. — Ты прекрасна, Хоуп. И окружающие тебя люди рано или поздно поймут это. Тяжело и часто дыша, Клейтон следил за своими руками, ласкавшими грудь Хоуп. Невероятно сильные эротические ощущения переполняли ее; глаза закрылись сами собой. Затем он остановился, и Хоуп неохотно подняла веки. С минуту она смотрела на Клейтона, продолжавшего свои ласки. — Забудь обо всем и обо всех, кроме меня, — сказал он тем же хриплым голосом. — Кроме того, что я заставляю тебя чувствовать. Ах, как легко, как невероятно легко покоряться этому грудному, сексуальному голосу, этим талантливым, умелым рукам, которые мгновенно могут превратить ее в котел с кипящей смолой… — Не могу забыть… — с трудом пролепетала она. — Это важно. Смысл всей моей жизни… — Правильно. — Он прильнул к ее шее, провел языком к мочке уха и лишь потом посмотрел в глаза. — Именно поэтому ты не все слышишь. Именно поэтому ты иногда чувствуешь то, чего не чувствуют другие. Ты всегда остаешься личностью, Хоуп. Очень яркой и ни на кого не похожей. Если они не видят этого, забудь их. У тебя есть я, а я никогда не отвернусь от тебя. Никогда. Слова Клейтона потрясли Хоуп до глубины души. Ощущая комок в горле, она прошептала: — Ты действительно простил меня… за то, что я лгала тебе? Его зеленые глаза потемнели почти до черноты, и Хоуп уже не нужно было слов — она все поняла. Он простил ее. — Я люблю тебя, — сказал Клейтон бархатным голосом, от которого ее бросало в дрожь. — И всегда буду прощать. — Его глаза лихорадочно заблестели. — Можешь сказать то же самое о себе? О чем он спрашивал? Любит ли она его? Или, что он тоже лгал ей и нуждается в прощении? — Ладно, неважно, — сказал он и вновь прильнул к ее губам. При этих словах у Хоуп вновь появилось ощущение, названия которому она не могла отыскать. Оно весь день не давало ей покоя. Иногда так проявлялись ее мрачные предчувствия. Но сейчас это странное чувство не желало уходить. Оно было не слишком тревожным, но все же… Может, он что-то скрывает? — Клей, я думаю, что тебя нужно показать невропатологу. — Нет, — решительно ответил он. — Но твоя память… — Возвращается. Медленно, но верно… — Он не смотрел ей в глаза. — Хоуп, все, что мне нужно, это время. Да, он что-то скрывает, но что именно? — Клей… — Все будет в порядке. Давай оставим мою память в покое. Сейчас я хочу поговорить о другом. — О чем? — Ты спрашивала, простил ли я тебя. Да, — низким голосом сказал он, наклонил голову и поцеловал ее пальцы. — Безусловно. И больше не переживай из-за этого. Однако странное чувство неловкости только усилилось. Хоуп встала и посмотрела на него сверху вниз. Клейтон не отвел глаз, и Хоуп по-прежнему читала в них недосказанность. — Что-то не так? — спросила она. — А что может быть не так? Тысяча вещей, подумала Хоуп, попятившись к дверям и решив не поддаваться окутавшей их атмосфере чувственности. — Не знаю. Что-то… Я ощущаю. — Она начала шарить по столу, отыскивая ручку. Клейтон молча следил за ее суетливыми движениями. — Нет. Все в порядке, — наконец сказал он. Но это было не так. Он что-то утаивал от нее. Что же? ГЛАВА 22 Хотя от приподнятого настроения не осталось и следа, Трент все же упрямо набрал номер. Когда в трубке раздались протяжные гудки, он нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. Отвечай, черт побери, отвечай! Хоуп по-прежнему не уступала, хотя Блокуэлл знал, что она давно должна быть в отчаянии. Откуда бралась ее сила? От этого ублюдка, который спит с ней? Трент сжал кулак. — Отвечай же, Келли! — злобно прошипел он. Когда она подошла к телефону, у Блокуэлла гора с плеч свалилась. — Сколько сегодня? — спросил он, крепко сжимая трубку. Ему нужно было восстановить самообладание, но в данных обстоятельствах это было бы равносильно подвигу. — Сколько, черт возьми? — Ни одного. — Отлично. — Он перевел дух. — О’кей. Я хочу, чтобы ты подала заявление об уходе. Это покажет, что ей не на кого рассчитывать, кроме меня. — Нет. — Нет? — угрожающе повторил он. — Никто не говорит мне ”нет”! — А я говорю, — упрямо сказала Келли. — Я отвечала на твои вопросы, Трент. Я поступила на это место по твоей указке, но теперь все. Никакой информации, никаких звонков, иначе пожалеешь. — Ты предъявляешь мне ультиматум? — Он не верил своим ушам. — Просто прошу оставить меня в покое. И Хоуп тоже. Она не заслуживает такого обращения. — Я сам буду решать, чего она заслуживает. Твоя песенка спета, Келли. И ее тоже. Келли положила трубку и закрыла глаза, пораженная собственной смелостью. Трент больше не запугает ее. Черта с два! — Кто звонил? — спросила Хоуп, входя в комнату. Келли вздрогнула, подняла глаза и решила, что у Хоуп и без того хватает волнений. Ее заставили шпионить за начальницей, но с этим покончено. Она заставила себя улыбнуться. — Ошиблись номером. Час был поздний, но Клейтон не мог успокоиться. Он бродил под высокими деревьями, прекрасными даже ночью. Мощными, покрытыми пышной темной листвой и поразительно живыми. Как его Хоуп. Он подошел к краю поляны позади огромного дома и остановился. На заднем крыльце сидела Хоуп. Клейтон прищурился и попытался определить, в каком она настроении, но мешала темнота. Впрочем, судя по напряженным плечам и неестественно прямой спине, было не похоже, что она спокойна и счастлива. Черт побери, это его вина. Хоуп чувствовала, что он что-то скрывает, и была права. Да, он скрывал, что память вернулась к нему, но делал это из страха, что открывшаяся правда заставит Хоуп отказаться от их соглашения. Ему нужно время. Время, чтобы доказать, что в ее жизни есть место для любви, что он искренне любит ее. Почему Хоуп думает, что ее невозможно полюбить? Он любит ее, любит отчаянно. Клейтон молча пошел вперед. В небе сияла луна, заливавшая крыльцо мягким светом. Возле Хоуп и на ее коленях сидели три кошки, и она по очереди гладила их. У ее ног лежала Молли. Чуть позади стояла клетка с Фриком и Фраком. Попугаи, как ни странно, молчали. Наверное, спят, подумал он, поскольку не мог поверить, что эти твари способны молчать по собственной воле. Он приближался, не сводя глаз с лица Хоуп. Она казалась задумчивой, взволнованной, испуганной… и одинокой. Это задело его больнее всего. Ей было спокойнее без него. Внезапно Хоуп подняла голову и стала всматриваться в темноту. Спустя мгновение Молли заворочалась, поднялась и посмотрела прямо на Клейтона. Они ощущали его присутствие. — Это всего лишь я, — сказал он, подойдя ближе и останавливаясь у ног Хоуп. Клейтон поднялся на ступеньку, сел на корточки и посмотрел на Хоуп снизу вверх. — Я думал о тебе не переставая. Ее карие глаза вспыхнули и погасли. Она отвернулась и уставилась в темноту. — Ничего удивительного. Тебе больше не о ком думать. Слейтер поднялся, переступил через Молли, сел рядом с Хоуп, обхватил ладонями ее лицо и повернул к себе. Она прищурилась и посмотрела на его губы. — Это не имеет никакого отношения к потере памяти, — медленно сказал он и сделал паузу, чтобы до этой очаровательной тупицы как следует дошло. — Зато имеет отношение к тебе. Судя по выражению лица Хоуп, она сомневалась, верить ему или нет. А Клейтону так хотелось, чтобы она поверила. Он потянулся к ее руке и заглянул в глаза. — Все это очень ново для меня, — признался он, пытаясь заставить ее понять, что это правда. — В диковинку… — Что именно? — Так заботиться о ком-то. — Слейтер посмотрел на окружавших ее животных. — Так отчаянно хотеть тебя, чтобы соглашаться на все. Даже на шестерых зверюг. — Семерых, — сказала Хоуп. Ее глаза искрились как черные бриллианты. — Что? — Семерых зверюг, а не шестерых. — Она ткнула пальцем в темноту, и Слейтер, вытянув шею, с благоговейным ужасом уставился на енота, степенно вышедшего на крыльцо и внезапно застывшего на месте. Зверь что-то держал в лапах. — Гомер, — с улыбкой прошептал Клейтон. Черноглазый бандит поднял голову и понюхал воздух. Когда енот работал носом, все его тело ходило ходуном. Хьюи, Дьюи и Льюи быстро отступили. Фрик и Фрак шумно захлопали крыльями, но, слава богу, не загалдели. Молли тихонько зарычала. Хоуп быстро опустила руку на ее голову и прошептала: — Лежать. Гомер, застывший при виде кошек, теперь смотрел прямо на Хоуп и бешено крутил хвостом. В его огромных глазах светился ум. Покачивая зажатыми в лапах сокровищами, он повернулся к лохани с водой. Выждав паузу, енот разжал лапы, и к его ногам посыпались улитки. Затем Гомер наклонился, подобрал одну и поднял ее высоко в воздух. Тщательно обследовав ракушку своими крошечными лапками, он опустил улитку в воду. — Смотри, — с восторженной улыбкой прошептала Хоуп. Чтобы снова увидеть эту улыбку, Клейтон был готов смотреть на что угодно. Енот несколько секунд придирчиво полоскал ракушку в воде, а потом поднес ее к пасти и с тихим чавканьем высосал бедного моллюска из его убежища. Клейтона передернуло от отвращения, но Хоуп следила за этим зрелищем как зачарованная. Слейтер невольно улыбнулся. Врач с головы до ног, подумал он, зная, насколько спокойно относятся медики к крови и даже к вывернутым наружу внутренностям. Прожевав и проглотив добычу, енот осторожно положил на крыльцо опустевшую ракушку и взялся за следующую улитку. Не прошло и трех минут, как у ног Гомера лежало пять пустых раковин, уложенных аккуратным рядком. Когда одна из ракушек откатилась в сторону, Гомер с серьезным выражением на меховой мордочке поправил ее. Клейтон готов был поклясться, что слышал довольный вздох животного, и ничуть не удивился бы, если бы Гомер с видом величайшего удовлетворения похлопал себя по животу. Видимо, чего-то ожидая, енот повернулся к Хоуп, поднял голову и принюхался. Хоуп что-то вынула из кармана и протянула ему. Гомер схватил эту вещь, поднял и рассмотрел при лунном свете. Это был кусочек сахара. Клейтон не знал, умеют ли еноты улыбаться, но этот умел. Гомер повернулся и опустил сахар в лохань с водой, готовый выполоскать кусочек так же тщательно, как и улиток. Однако через десять секунд растерянный енот поднял вверх пустую лапу. Озадаченно фыркнув, отчего Клейтон едва не лопнул от смеха, Гомер поднял миску и заглянул под нее. Ничего. Зверь снова окунул лапы в воду и начал искать. Опять ничего. Сахар исчез. Хоуп издала какой-то странный звук. Слейтер удивленно покосился на нее и не поверил своим глазам. Хоуп прикрывала ладонью рот, но ее плечи тряслись от смеха. Затем она снова хихикнула. Зрелище было редким и оттого особенно ценным. Ее роскошные волосы мерцали в лунном свете, чудесные глаза не были омрачены тревогой. Внезапно почувствовав себя беззаботным и счастливым, Клейтон улыбнулся ей в ответ. Гомер обернулся к ним, протрещал какое-то длинное ругательство, спустился с крыльца и растворился в темноте. — Это нечестно! — сказал Слейтер, смеясь. — Никогда бы не поверил, что вы способны на такое, доктор Бродерик. — Я отомстила ему за то, что он выстирал мои подсолнухи. — Когда Клейтон обернулся к ней, Хоуп выпрямилась и глубоко вздохнула. Его голос дрожал от смеха, но глаза выражали совершенно другое — голод, не уступавший ее собственному, страстное желание близости, куда более глубокое, чем простое физическое влечение. — Ты помнишь, о чем мы говорили, Хоуп? Когда он так произносил ее имя, Хоуп была готова поверить, что она для него единственная… Как бы ей хотелось сказать ему, что она любит его… Но печальная правда заключалась в том, что она влюбилась в человека, которого хитростью заставила поверить, что он ее любит. — Не нужно говорить об этом, — робко попросила Хоуп. — А по-моему, нужно. Хоуп вздохнула и посмотрела на деревья, росшие вдоль границы ее участка. Она понятия не имела, почему Клей согласился жениться на ней, но была благодарна ему и хотела, чтобы он оставался с ней как можно дольше. Когда Клейтон был рядом, она чувствовала себя в безопасности, ей казалось, что сумеет справиться со всем, что выпадет на ее долю, включая потерю клиники. Но скоро Клейтон все вспомнит и поймет, что на самом деле вовсе ее не любит. Он уйдет, и ее жизнь станет… пустой. Совершенно пустой. Она украдкой посмотрела на Клейтона и затаила дыхание. При виде его лица в серебряном свете и губ, на которых играла улыбка, у нее заныло сердце. А когда Хоуп увидела, что он улыбается, глядя на Молли, положившую ему на колени свою огромную голову, эта боль стала еще сильнее. Большая рука Клейтона погладила собаку по спине. Молли тихонько заскулила, требуя продолжения. Продолжение последовало, и Хоуп окончательно растаяла. Клейтон перехватил ее взгляд. — Что? — Ты изменился, — прошептала она. — Гладишь Молли и не ворчишь, что она путается под ногами. — Наверное, потому что Фрик и Фрак не повторяют каждое мое слово, — пошутил он. — И мне не приходится обещать им сделать из них шашлык. — Нет, ты изменился, — стояла на своем Хоуп. Его рука застыла на месте. — Я знаю. Благодаря тебе. Она покачала головой. — Это правда, — тихо сказал Клейтон. — Я хотел поговорить с тобой… — В этом нет необходимости, — быстро заявила Хоуп. — Нет? — Он искренне изумился. — Откуда ты знаешь, что именно я хочу сказать? — Я не знаю. Просто… — Хоуп, — с таинственной улыбкой промолвил он, — пожалуйста, дай мне закончить. Она кивнула и умолкла, готовя себя к вести о его уходе. — Поскольку выяснилось, что мы с тобой не так уж давно знакомы… Хоуп поморщилась, однако не сказала ни слова. Да, Клейтон уходит. Но она переживет это. Она уже жила одна. Не давая себе в этом отчета, она так стиснула Молли, что бедная собака взвизгнула. — …мне пришло в голову, — продолжил он, — что я так и не успел за тобой поухаживать. А то, что она отдалась мужчине, еще не значит, что он должен быть единственным. Теперь, когда ей удалось избавиться от Трента, можно будет найти себе кого-нибудь другого. У которого не будет таких изумрудно-зеленых глаз и… — Подожди. Что ты сказал? — Ее голос взвился так высоко, что даже Молли вздрогнула. Клейтон же не моргнул глазом и терпеливо повторил: — Я никогда не ухаживал за тобой. В смысле — как следует. Ухаживал… Какое старомодное, вышедшее из употребления слово. Хорошее слово. Этого она никак не ожидала. — Потому что я тебе солгала. — Как бы там ни было, — непринужденно ответил он, отказываясь принимать ее мрачный тон, — мы обручились через неделю после знакомства. Вот оно! Каждая клеточка ее тела напряглась. Хоуп инстинктивно закрыла глаза. Все будет в порядке. От разбитого сердца не умирают. Честное слово. Она врач, она знает, что говорит… Он придвигался ближе, пока их бедра не столкнулись. Легким движением Клейтон прикоснулся к ее щеке, и Хоуп поняла, что он дожидается, пока она откроет глаза. Пришлось подчиниться. — Я подумал, что мы могли бы исправить это. — Он ласково улыбнулся, и Хоуп почувствовала, что вот-вот заплачет. — О’кей, — прошептала она. Может быть, ей как-нибудь удастся убедить его остаться, может быть… — Я хочу куда-нибудь пригласить тебя, — сказал он. — Что? — Пригласить на свидание. — Он снова улыбнулся. — Я с удовольствием поухаживаю за тобой, Хоуп. Что ты скажешь, если мы с тобой пообедаем, а потом сходим в кино? Или для тебя это слишком пресно? — Э-э… свидание… — Ага. — Слейтер внимательно посмотрел ей в лицо, и его улыбка угасла. — А ты что думала? Что, по-твоему, я хотел сказать? Она закусила губу. — Гмм… Пальцы Клейтона бережно гладили ее лицо, но глаза стали мрачными. — Судя по выражению твоего лица, разговора о свидании ты не ждала. — Нет. — Она издала сдавленный смешок. — Не ждала. — А чего ты ждала, Хоуп? Она быстро поднялась, оттолкнула недовольно рявкнувшую Молли и сказала вставшему следом Клейтону: — Звонит телефон. — Нет… — Не успел Слейтер и слова вымолвить, как раздался звонок и над крыльцом замигала красная лампочка. Он только вздохнул и покачал головой. Хоуп виновато улыбнулась. — Никогда не привыкну… — пробормотал Слейтер. Когда Клейтон следом за Хоуп зашел в кухню, ему показалось, что она исчезла. Но едва глаза привыкли к темноте, как обнаружилось, что она стоит у телефона. — Хоуп… Она молча смотрела на него. Клейтон зажег свет и тихонько окликнул ее. Хоуп принужденно улыбнулась и пожала плечами. — Ошиблись номером. — Это они так сказали? Она промолчала. — Хоуп… — Нет. Просто повесили трубку. Застеснялись. Он мог бы принять это за чистую монету, если бы Хоуп нашла в себе силы притвориться. Но их у нее уже не осталось. — Кто это был, Хоуп? — Не знаю. — Она скрестила руки на груди и уставилась на телефон. — Сейчас почти полночь, — напомнил Слейтер и шагнул к ней. — Ты хочешь напугать меня? — дрожащим голосом пробормотала она. — Тебе это очень хорошо удается. Он положил руки на ее талию и бережно привлек к себе. Хоуп не сопротивлялась, и у Клейтона сжалось сердце. В ее расширившихся глазах стоял ужас. — Трент? — спросил он. — Возможно… — Он больше не причинит тебе вреда. — Слейтер погладил ее хрупкую спину. В ответ Хоуп обвила руками его шею, уткнулась лицом в плечо и судорожно вздохнула. — Ты так уверен? — Да, — мрачно сказал Клейтон, глядя поверх ее головы в темное окно кухни. За нее он готов был отдать жизнь. Похоже, такую возможность ему вскоре предоставят. Воспользовавшись тем, что весь следующий день Хоуп провела в клинике, куда все же пришло несколько человек, Клейтон засел за ее компьютер и с головой ушел в работу. Ту самую, последнюю, которая не выходила у него из ума. Которая едва не стоила ему жизни, зато подарила любовь. К ленчу он сделал очень невеселое открытие. За последние пять лет отец Хоуп вложил деньги в несколько рискованных предприятий. И каждый раз занимал для этого деньги у Трента Блокуэлла. Согласно данным финансовых органов, к которым Клейтон получил доступ, Бродерик был на грани банкротства. Он потерял почти все, а на то немногое, что у него оставалось, мог претендовать Блокуэлл, исправно получавший от него долговые расписки. Слейтер откинулся на спинку кресла и ошеломленно уставился на экран. Как это могло случиться? Знала ли об этом Хоуп? Вряд ли. Этот ублюдок наверняка ничего ей не говорил. Клейтон схватил трубку. Соединившись с секретарем, он назвал свою фамилию и принялся ждать. Услышав голос Бродерика, он не стал даром тратить время. — Финансы поют романсы, верно? — Что? — Я навел справки, — негромко сказал Слейтер, поглядывая на дверь кабинета и жалея, что не запер ее. Ему не хотелось, чтобы Хоуп услышала их разговор. Бродерик удивленно присвистнул. — Удивляться нечему. Если тебя потрошит профессиональный хакер, это в порядке вещей, — слабо проскрипел старик. — Почему вы не сказали мне об этом, когда заключали договор? — спросил Клейтон. — И какого черта согласились платить мне такие деньги? Не потому ли, что заранее знали, что меня ограбят? — Что, влип в историю, да? — Тон старика стал ядовитым. — Я тоже хотел выпотрошить тебя. Ты выжил чудом, понятно? — Не разыгрывайте меня, — фыркнул Слейтер. — Конечно, я должен благодарить ваших громил за то, что они не прикончили меня. Но лучше скажите, что вам помешало прислать их сюда, когда вы узнали, что я здесь? — Я решил поверить тебе, — тихо сказал Бродерик. — Конечно, я не жду, что ты поверишь мне. Но я тебе верю. Верю, что кто-то напал на тебя и хотел выключить из игры. Верю, — добавил он, — потому что сам попал в западню. Клейтон задумчиво постучал карандашом по компьютеру. — Вы хотите сказать, что не имеете отношения к тому, что со мной случилось? — Да. — И что я правильно догадался о причине ваших трудностей? — Да. Слейтер вздохнул. — Чего ради я должен вам верить? — Потому что это правда, — ответил старик. — Я знаю, насколько скверно выгляжу после всех этих липовых приказов и отчетов за моей подписью. Но такой специалист, как вы, должен был сразу понять, что к этому приложил руку кто-то другой. — Вы разорились, — жестко напомнил Клейтон. — И могли прийти в отчаяние. — Верно. Но это не моя работа. — Тогда почему вы позволили расправиться со мной? — гневно спросил Слейтер. — Почему не остановили этих мерзавцев, хотя было достаточно одного вашего слова? Ответа не последовало. — Все, что у вас есть, принадлежит Блокуэллу, — сказал Клейтон. — Но официально владельцем компании продолжаете считаться вы. Почему? Бродерик продолжал молчать. Слейтера словно ударили по голове. — Шантаж, — пробормотал он. Подтверждения не требовалось. — Слейтер… — Это шантаж? — Да, — судорожно прошептал старик. — Я рассчитывал, что ты сумеешь это доказать. — Клянусь, — яростно перебил его Клейтон, — если это отразится на Хоуп, если она пострадает из-за вашей слабохарактерности, вашей глупости… — Ты думаешь, я не ломаю над этим голову день и ночь? Я… — Старик снова умолк. Слейтер откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и начал их тереть. Он ждал, пока вконец расстроенный Бродерик возьмет себя в руки. От боли и раскаяния, звучавших в его голосе, у Клейтона сводило кишки. — Это не коснется ее, — как клятву произнес старик. — Я не позволю. — У вас нет выбора, — мрачно сказал Клейтон и потрогал повязку на ребрах. — Вы имеете дело с очень крутыми парнями. Я испытал это на собственной шкуре. — При мысли о том, что Хоуп тоже может пострадать, у него заныло под ложечкой. Трент — негодяй, и Хоуп уже пострадала от него. — Скажите мне, что это не Блокуэлл. Молчание было красноречивее слов. — Черт побери. — Клейтон с шумом выдохнул. — Так и есть. — От ярости у него потемнело в глазах. — Вы натравили на нее этого ублюдка и продолжали настаивать на своем, прекрасно зная, на что он способен! Вы сукин… — Это был единственный способ заставить Хоуп держаться от него подальше. — Что?! Бродерик прерывисто вздохнул. — Слейтер, можешь думать обо мне что угодно, но я знаю свою дочь. Достаточно было приказать ей выйти за Блокуэлла, чтобы она начала шарахаться от него как от чумы. Хоуп ненавидит, когда ее заставляют. Так было всегда. На это я и рассчитывал. Невероятно… — Ну что ж, валяйте, добивайте собственную дочь! — сердито выпалил Клейтон. — Нет! Больше ни за что. — Что вы хотите сказать? — Я воспользовался этим не самым гуманным способом только один раз, когда Блокуэлл потребовал ее в жены. Я понял, что единственная возможность уберечь Хоуп — это сделать вид, что я настаиваю на этом браке. И все получилось! — ликующе сказал Бродерик. — Ничто другое не помогло бы. — Эта война еще не кончилась, — угрюмо уронил Слейтер. — Он не отступится. — Я знаю, — печально прошептал старик. — Хоуп знает, что вы разорены? Что все принадлежит Тренту, включая большую часть дела? — Нет. И не должна узнать, — быстро сказал Бродерик. — Не вздумай рассказывать ей! Она с ума сойдет от беспокойства. Хоуп сделает для меня все, Слейтер. Все. Даже… — Даже принесет себя в жертву. Я ничего на скажу ей, — пообещал Клейтон, зная, что собеседник прав. Если Хоуп решит, что отцу нужна помощь… Это будет уже не дурной сон, а настоящий кошмар наяву. — Буду честен с тобой. Ты мне не нравишься, — выпалил Бродерик. — Но я вынужден доверять тебе, потому что выбора у меня нет. Береги ее… Обещай мне. — Буду беречь, — с тяжелым сердцем ответил Клейтон. Чего это будет ему стоить? Скрывая от Хоуп правду, он предавал ее. — Когда-то я причинил ей страшное зло. Клейтон напрягся. — Какое зло? Старик долго молчал, и Слейтер уже решил, что не дождется ответа. — Ее мать умерла, когда Хоуп было только пять лет, — наконец сказал Бродерик. — Я знаю. Мне… очень жаль. — А потом я работал как вол. Пришлось. Работа была для меня всем. Всем, — с горечью добавил он. — Я пользовался ею, чтобы забыть про свою боль, но заодно забыл о боли собственной дочери. Меня заботило только одно: чтобы она не оставалась без присмотра. Клейтон тяжело вздохнул. — Да, наверное, для нее это было трудное время, да и для вас тоже. — Я пренебрегал своими отцовскими обязанностями… Ничего удивительного, что она выросла такой независимой. — Она смотрит на это по-другому. — Я был эгоистом. Я работал с утра до поздней ночи и не позволял себе думать ни о чем другом. Клейтону переставал нравиться этот разговор. — А Хоуп? — Я оставлял ее на попечении совсем посторонних людей, — хрипло признался старик. — Посторонних? — Да. Тут Бродерик умолк. При мысли о том, чем это могло кончиться, у Клейтона побежали по спине мурашки. — Няни одна за другой увольнялись, — пробормотал его будущий тесть. — Жаловались на слишком долгий рабочий день. Я нанимал следующую и забывал об этом. Так было проще. Если я слишком много думал о ней, слишком часто видел, боль и скорбь возвращались. Хоуп — вылитая мать, — со вздохом прошептал он. Бродерик немного помолчал. — Кончилось тем, что я стал брать на место уволившихся нянек первых попавшихся и даже не требовал рекомендаций. В голосе старика звучала горечь, и у Клейтона сжалось сердце. — Что же случилось с Хоуп? — повторил он. — Одну няньку я нанял по телефону, даже не удосужившись посмотреть на нее. Бродерик говорил очень тихо, голос его дрожал, наверное, от отвращения к самому себе, но Клейтон не чувствовал к нему жалости. У него самого стоял комок в горле. — Говорите, черт побери! — Она била Хоуп. Била по любому поводу. Кулаком по ушам, — с трудом выжал из себя старик. — Вот почему Хоуп не слышит… Это моя вина. ГЛАВА 23 Клейтон не знал, сколько времени он просидел за компьютером, тупо глядя на экран. Бедняжка Хоуп! Его сердце разрывалось от боли и сочувствия. Он очнулся от негромкого поскуливания. В ладонь ткнулся холодный мокрый нос. Слейтер раскинул руки, и большая черная собака тут же прыгнула к нему на колени. Он вскрикнул от боли в ребрах, но обвил Молли руками и крепко обнял. Однако перед глазами по-прежнему стоял образ маленькой, беспомощной, обиженной Хоуп. — Молли, — хрипло прошептал он. — Как она страдала… Даже думать об этом страшно. Молли тихонько заскулила и лизнула его в лицо. А затем, почуяв соль на щеках, начала лизать снова и снова. Клейтон закрыл глаза и не стал отгонять ее. Впервые за много лет он обратился к животному за любовью и утешением. Это было приятно. Он тихонько подтолкнул Молли, она нехотя спрыгнула с его колен. Клейтон заставил себя встать, и теперь собака, вывалив язык, смотрела на него снизу вверх. — Я постараюсь все уладить, — заверил он ее. — Я не могу перечеркнуть прошлое Хоуп, ее болезненные воспоминания, но зато могу сделать ее счастливой. Знаю, что могу. — Молли пролаяла, что согласна. Клейтон улыбнулся. Да, он может. Он не будет торопиться. Начнет с обещанного ей свидания. Принуждать ее он не станет. Хоуп сыта этим по горло. Хватит принуждать ее и упрашивать. Ей нужен покой. Ну что ж, он будет держать ее в самом покойном месте на свете — в своих объятиях. Пока Хоуп работала, Клейтон решил прогуляться. День клонился к вечеру. Чувствовалось приближение бури. Небо, под стать настроению Слейтера, стало пасмурным. Ему повезло с родителями. Отец и мать безумно любили его и ничего не жалели для своего единственного сына. Он никогда не сомневался в их любви. Конечно, они не слишком понимали его, не знали, на что он способен, к чему стремится, но никогда не наказывали и не обижали. У него было все, что положено иметь ребенку. Но Хоуп… Хоуп столько вынесла! Мать умерла, отец день и ночь на работе… Девочка была совершенно одинока. А когда нянька — единственный человек на свете, которому ребенок должен был доверять, — била ее, Хоуп даже не могла пожаловаться. Ей было всего пять лет. Совсем малышка. Слейтер сжал кулаки и ускорил шаг. Под ногами шуршала палая листва, журчал ручей. Небо с каждой минутой становилось темнее. А Клейтон все бродил и бродил. До встречи с Хоуп нужно было избавиться от гнева и того сосущего чувства горечи, обиды, которое не давало ему покоя. Если этого не сделать, она с первого взгляда поймет: что-то случилось. Сейчас он тем более не мог признаться ей в том, что к нему вернулась память. Клейтон достаточно изучил ее и знал, что Бродерик прав. Она со всех ног бросится к отцу на помощь. И согласится выйти замуж за Трента. И тогда Клейтону придется убить его. Уничтожить. Он вздохнул и остановился. Болело все — ноги, ребра, голова. На лицо упала крупная капля дождя, затем другая. А потом начался ливень. С минуту он стоял под хлещущими струями, вспоминая, каким было лицо Хоуп в тот момент, когда она призналась ему в своей глухоте. Казалось, она ждала, что Клейтон посмеется над ней и уйдет. Трудно было представить себе, сколько она выстрадала за эти годы. Смешно… Ему хотелось бегом вернуться домой, обнять ее и никогда не отпускать. Хотелось избавить ее от новых страданий. Но Хоуп не нуждалась в защите. Она упорно отказывалась от нее, потому что давно научилась рассчитывать только на себя и преуспела в этом. Слишком преуспела, черт побери. Несмотря на чудовищные препятствия добилась своего, стала врачом, стала нужной людям. А эти животные, которых бы не взял никто другой, и она любит их как своих собственных. У Клейтона защипало в горле, когда он вспомнил о той кошмарной ночи… Что было бы с ним, не приди она ему на помощь? А чем он отплатил ей? Черной неблагодарностью. Сомневался в ней, обманывал и сейчас вынужден скрывать от нее правду. Остается только надеяться, что со временем она простит его. До дома он добирался полчаса и за это время вымок до нитки. Когда Слейтер зашел в кухню, с него капала вода. — Добрый вечер, добрый вечер! — неожиданно прозвучало где-то рядом. Клейтон вздрогнул и покосился на клетку с Фриком и Фраком. — Кончайте болтать. В кухню вошла Молли, остановилась рядом, подняла морду и завиляла хвостом, прося, чтобы ее погладили. Клейтон рассеянно положил ладонь на ее большую голову. В доме было необычно тихо, если не считать стука капель по крыше. Слейтеру это не понравилось, и он решил сначала удостовериться, что с Хоуп все в порядке, а уж потом пойти переодеться. В клинике было темно и пусто. Взглянув на часы, Слейтер понял, что отсутствовал дольше, чем собирался. Когда он уходил на прогулку, Келли еще была здесь. Хоуп тоже нигде не было. — Молли, — настойчиво сказал он шедшей по пятам собаке. — Ищи Хоуп, детка. Пожалуйста, помоги мне найти ее. Собака оглушительно залаяла и рванулась к двери. Сердце Клейтона тревожно забилось. Хоуп бродила по темным кабинетам и рассеянно поглаживала приборы. Она любила свою клинику. Все здесь было создано ее собственными руками, и именно здесь впервые в жизни Хоуп почувствовала себя нужной. Она помогала людям, помогала по-настоящему. И они ее уважали. Она зашла в рентгеновский кабинет, села на стол, прижалась спиной к установке, закрыла глаза и вздохнула. Два посетителя за день… Трент сказал, что не даст ей работать, пока она не сдастся, и угрозу свою он выполнил. Он не звонил, но скоро позвонит, потому что захочет узнать, не передумала ли она… Внезапно Хоуп вздрогнула и открыла глаза. Клейтон. Он ищет ее. Она ощущала его тревогу, чувствовала его страх. Страх за нее. — Я здесь! — громко крикнула она. Через несколько секунд дверь настежь распахнулась, и в комнате загорелся свет. Хоуп зажмурилась, ощутила сильный толчок и оказалась прижатой к сильному телу. Сильному, мокрому и очень холодному. Клейтон… Она вздохнула и успокоилась. Слейтер крепко обнял ее, и Хоуп ответила ему тем же, не спрашивая, что заставило его примчаться к ней в таком виде. Она прильнула к его груди и ничего не слышала. Ничего, кроме бешено бьющегося сердца и тяжелого, прерывистого дыхания. Наверное, Клейтон что-то говорил, но она не видела его лица. Обмирая от наслаждения, она прижималась к нему все сильнее и сильнее. Пока не почувствовала, что Клейтон дрожит. Тут она с силой отстранилась, и Слейтер неохотно отпустил ее… только для того, чтобы заставить поднять голову. — Слава богу, — хрипло сказал он. — Я не мог найти тебя. Я думал… — Он вздрогнул, снова притянул Хоуп к себе и поцеловал. — Впрочем, неважно. Главное, что ты жива и здорова. — Я все время была здесь. Он смотрел на Хоуп так ласково, с такой неподдельной нежностью, что она, ошеломленная, застыла на месте. — Ты, наверное, не слышала, как я звал тебя, — мягко сказал он. Что-то мелькнуло в его взгляде и исчезло. Сострадание? Понимание? Она не могла определить, но ощущение было такое, будто ее… обнимают. — Нет, не слышала. Но я чувствовала… твою тревогу. — Хоуп поняла, что начинает ощущать каждое движение его души. — Клей, почему ты мокрый? — Я гулял у ручья и… — Не нужно ходить туда! — Со страху она так крепко обняла Клейтона, что тот поморщился. — Это опасно! — Хоуп, в ту ночь там меня только бросили. А напали совсем в другом месте… Верно, но… — Ты… упал в ручей? Он засмеялся, слышать этот смех было так приятно, что Хоуп сразу успокоилась. — Твоя вера в меня оставляет желать лучшего. Нет, я не падал в ручей. Просто идет дождь. — Ох… — Она смущенно улыбнулась, но тут Клейтон задрожал снова, и ее хорошее настроение сразу улетучилось. — Раздевайся. Его улыбка стала шире. — Это ты сказала. Когда до Хоуп дошло, что он именно имеет в виду, она нервно хихикнула. — Я говорила не об этом… — Но Слейтер не сводил пламенного взгляда с ее губ. Она тут же вскочила со стула и попятилась к двери. Клейтон шел следом, на ходу расстегивал рубашку. Затем он неторопливо обнажил мокрую сильную грудь, плоский мускулистый живот и треугольник светлых вьющихся волос, исчезавший за поясом джинсов. Хоуп вытянула руки перед собой и быстро сказала: — Я… принесу тебе сухую одежду… Однако стоило Клейтону бережно, но решительно положить ладони на ее талию, как у Хоуп пересохло в горле. Своим сильным телом Слейтер прижал ее к двери. — Я хочу тебя. О да. Она ощущала это. — Боже… Клейтон улыбнулся. У Хоуп замерло сердце. Даже если она будет жить вечно, все равно не сможет привыкнуть к тому, что этот мужчина хочет ее. Ее! И к тому, что улыбается ей так, будто любит больше жизни. Она попыталась напомнить себе, что это просто видимость, игра и что скоро все кончится. Клейтон слегка отодвинулся и начал расстегивать джинсы. — Тоже мокрые, — пробормотал он. — Мокрые и очень тесные. У Хоуп тут же сел голос. — Что? — переспросила она паническим шепотом. Его пальцы застыли на месте, а лукавые глаза внимательно изучали ее лицо. — Я дразню тебя. Просто хочу, чтобы ты хотела меня так же, как я тебя. Хоуп закусила губу и тихо прошептала: — Так оно и есть. Слейтер снова прижался к ней. — Я хочу любить тебя, Хоуп. Она коротко вздохнула и затаила дыхание. Сильные теплые пальцы легко гладили ее руки. — По-настоящему. Без лживых обещаний, без притворства… чтобы терять голову. — В прошлый раз все было по-настоящему, — хрипло сказала она. — Во всяком случае, что касается меня… — Да, — согласился он, погладив ее по щеке и заглянув в глаза. — Но тогда я был сбит с толку, думал, что мы уже были вместе, и никак не мог понять, почему мне не удается вспомнить, как это было. Хоуп побледнела. — Это была моя вина, Клей. — Все это уже позади, — мягко сказал он. — Главное, что мы остались вместе. Хоуп, давай попробуем еще раз. Клейтон протянул руку, и Хоуп долго молча смотрела на нее. Затем она медленно откинула голову и смерила его взглядом. Светлые волосы Клейтона были мокрыми. Капли стекали по его вискам и мускулистой шее. Обнаженная грудь блестела. Мокрые джинсы плотно облегали его стройное тело. Но больше всего Хоуп притягивали его зеленые глаза, в которых для нее уже не было тайны. От головокружительных эмоций у Хоуп подгибались колени. Клейтон очень боялся, что она откажет ему. Как будто она могла… Хоуп сама не знала, как это вышло, но он стал частью ее жизни. Неважно, что будет дальше; она хотела снова испытать блаженство, которое будет помнить до самой смерти. Но разве она может отказать ему! Хоуп приняла его руку, сжала ее и испуганно улыбнулась. Клейтон вернул ей улыбку. Она молча повернулась и за руку вывела его из кабинета. Хоуп выпустила его руку только в спальне, чтобы включить стоявшую на тумбочке лампу. А потом в нерешительности застыла на месте, молча глядя на него. Его широкие, сильные плечи блестели так же, как блестели его прекрасные зеленые глаза, а серьезное лицо Слейтера отражало желание, переполнявшее и ее. — Прости, но сегодня я нервничаю намного сильнее, чем в прошлый раз, — сказала Хоуп. Ее улыбка внезапно исчезла, лицо стало испуганным. — Я тоже, — признался он и шагнул к ней. Когда Клейтон поднял руку и прикоснулся к ее лицу, Хоуп облегченно вздохнула. Сейчас, подумала она. Вот сейчас придет эта безумная страсть, которая заставит ее воспарить к небесам и забыть обо всем на свете. Это чувство полного, абсолютного счастья может вызвать только он, Клей. Она притронулась к его рукам и почувствовала, как резко напряглись его мышцы. Так вот как она на него действует! И осознание этого наполнило ее радостью и уверенностью в себе. И любовью. Хоуп поняла, как много она должна сказать ему. — Я боялась, что ты больше не захочешь меня, — тихонько призналась она. — После того, как я обманула тебя. Он прижал палец к ее губам. — Я хотел тебя с первой минуты, Хоуп. Когда поднял глаза и увидел витавшего надо мной ангела. Темноволосого ангела с черными глазами. Хоуп смотрела на него как зачарованная, с радостью… и сомнением. Клейтон взял ее лицо в ладони, наклонился и легко коснулся губами ее рта. Поцелуй был таким нежным, руки такими ласковыми, что остатки страха Хоуп улетучились. Наконец он поднял голову и хрипло пробормотал: — Это только начало. Самое начало… — Затем губы Слейтера проделали путь от ее щеки к уху, и у Хоуп от ожидания побежали мурашки по спине. — Я буду любить тебя, Хоуп, — страстно пообещал он, прижал ее к себе, а затем уложил на кровать и лег рядом. Хоуп знала, что нехорошо терять голову, нехорошо позволять снимать с себя блузку и юбку, нехорошо зачарованно следить за тем, как он стаскивает с себя мокрые джинсы, а хуже всего позволять себе верить, что это ей не снится. — Клей, — ухитрилась пролепетать она, когда его нежное дыхание коснулось ее уха, — может быть, не надо? Он склонился над ней и обвил руками ее тело. Их ноги переплелись. — Надо, — с силой сказал он, а затем прильнул к ее губам, как всегда искусно раздвинув их языком. Клейтон не торопился. Хоуп должна была слегка успокоиться и расслабиться, чтобы он мог раздвинуть коленом ее бедра. Но неожиданно быстрая капитуляция слегка озадачила его: губы Хоуп, сначала нежные, с каждым мгновением становились все более жадными, и наконец она испустила гортанный стон. Секс всегда доставлял Слейтеру удовольствие, но с Хоуп он превращался в священнодействие. Нечто чарующее, магическое, волшебное… Впервые в жизни Клейтон чувствовал себя в женских объятиях, словно в раю. В объятиях Хоуп. Он отчаянно хотел овладеть ею, но понимал, что нельзя торопиться. Однако Хоуп сама проявляла нетерпение. Она погрузила пальцы в его волосы и притянула голову Клея к себе, как будто боялась, что он сбежит. Естественно, Клейтон никуда не собирался убегать: он только хотел показать, как сильно любит ее. Дразня и возбуждая ее губами, он провел рукой по ее узкой талии, выпуклому бедру и длинной ноге, а потом мучительно медленно повторил этот маршрут в обратном направлении. Услышав негромкий стон, он улыбнулся, продолжая гладить ее. Хоуп беспокойно заерзала и стала ловить его руку бедрами. Клейтон убрал руку, решив, что сначала она должна как следует возбудиться и потерять голову от страсти. Чтобы не пропустить этот сладкий миг, он внимательно следил за ней. Кончик большого пальца коснулся груди Хоуп, и она жалобно захныкала. Ее соски стали выпуклыми, напряглись, и при мысли о том, как он будет сосать их, у Клейтона потекли слюнки. Нет, не сейчас, уговаривал он себя. Еще рано… Голова Хоуп металась по подушке. Клейтон хотел сказать ей, что все только начинается и что он хочет свести ее с ума, но от вида распростертого под ним изнывающего от желания чудесного тела не смог произнести ни слова. Кончиками пальцев он погладил пупок Хоуп; она выгнула бедра и застонала. Этот звук едва не заставил Клейтона потерять контроль над собой, но он приказал себе не торопиться, хотя его тело бешено трепетало и пульсировало. — Клей, — выдохнула Хоуп и потянулась за его рукой. — Трогай меня, гладь. Пожалуйста, трогай… — Именно это я и делаю. — Он снова провел пальцем по ее шелковистому бедру, остановившись в нескольких дюймах от того заветного места, которое изнывало от желания. Бедра Хоуп забились, поднялись, и она снова прошептала: — Клей… Он провел пальцами по другому бедру — у Хоуп напрягся живот. А когда руки его скользнули выше, к груди, она снова издала стон. — Пожалуйста! — с мольбой в голосе просила Хоуп. Клейтон не послушался, она обиженно фыркнула, сама потянулась к нему, обхватила ладонью его горячую, туго напрягшуюся плоть и начала гладить ее, заставив сначала вздрогнуть от острого наслаждения, а потом застонать. Хоуп обмерла и отдернула руку. — Прости, — прошептала она, поднимая испуганные глаза. — Я сделала тебе больно? Клейтон улыбнулся и прижался лбом к ее лбу. — Сделай еще так, — попросил он и, видя, что Хоуп это ничуть не успокоило, поднял голову и снова нежно попросил: — Пожалуйста. Она широко открыла глаза, снова потянулась к нему, начала гладить и довольно громко потребовала: — И ты гладь меня. Клейтон бережно сжал ее груди. Когда его пальцы коснулись напрягшихся сосков, она приглушенно ахнула, выгнулась всем телом и впилась коротко остриженными ногтями в его плечи. Клейтон смотрел на нее с суеверным страхом. — Хоуп, какая ты красивая… поразительно красивая. — Его пальцы двинулись ниже, ниже, миновали плоский живот и… наконец добрались до самого восхитительного места. Хоуп вскрикнула и вцепилась в него. — Клей… — Я знаю, милая, — сказал он, улыбаясь и глядя в ее огромные глаза. О да, он знал. Едва касаясь пальцем ее горячей, влажной плоти, он опустил голову и провел языком по соску Хоуп. И тут же голова ее упала на подушку. Хоуп тяжело дышала, двигала бедрами и шептала его имя. Она пылала в его объятиях, а Клейтон сгорал от наслаждения, наблюдая за ней. Он продолжал трогать ее, чтобы убедиться, что доставляет и ей наслаждение, ласкал ее снова и снова, сосал, покусывал и возбуждал до тех пор, пока она не напряглась и не вытянулась под ним. Клейтона переполняли страсть и желание. И все же он продолжал бы возбуждать ее, но тут Хоуп вцепилась в его волосы, притянула к себе, подняла бедра и взмолилась: — Пожалуйста, Клей. Немедленно! Ее тело было таким нежным, голос таким просящим, а в глазах горел такой огонь, что Клейтон чуть не застонал. С чего он взял, что сумеет удержаться, сможет подавить свои желания, пока не сведет ее с ума? Отчаянно хотелось оказаться внутри нее, почувствовать себя окруженным ее горячей бархатной плотью… Клейтон оперся на локти и рванулся вперед, продвигаясь дюйм за дюймом и заставляя себя делать это медленно, осторожно. Наконец Клейтон полностью вошел в нее, закрыл глаза и, борясь с желанием бешено задвигаться взад и вперед, продолжал жадно ласкать ее губами и руками. А когда он сделал два осторожных движения, Хоуп откинула голову и подняла бедра ему навстречу. — Еще, — потребовала она. Вместо этого Клейтон застыл на месте, боясь раньше времени достичь оргазма. Хоуп негромко застонала. Он открыл глаза и посмотрел в прекрасное лицо, которое стало для него самым дорогим на свете. Темные, блестящие волосы разметались по подушке, щеки пылали от страсти. На него смотрели глаза Хоуп, потемневшие от желания. А ее тело… ее тело… Его собственное тело напряглось до предела, мускулы дрожали. Он понятия не имел, сколько времени сумет продержаться, погруженный в это невероятно пылкое, изнемогающее от страсти тело. Они были созданы друг для друга. Это была женщина его грез, его снов. Какое чудо, что судьба свела их! Опершись на локти, Клейтон взял голову Хоуп в ладони и прильнул к ее рту, прошептал ее имя и нежно провел губами по губам, ошеломленный и очарованный тем, что она с ним делает. Самоконтроль его ослабел еще больше, когда Хоуп улыбнулась и прошептала: — Тебе нравится у меня внутри… Пожалуйста, Клей, люби меня. — Сейчас. — Он осторожно задвигался и увидел, что Хоуп закрыла глаза. — Ты в порядке? — Нет… — Она выгнула спину и обвила ногами его талию. Видя, что Хоуп полностью открылась ему, он инстинктивно ринулся вперед. — Нет? — прошептал он, пытаясь остановиться, но этот подвиг оказался ему не по силам. Хоуп по-прежнему лежала, не открывая глаза. — Черт побери! — Он что, сделал ей больно? Клейтон целовал ее веки и ждал, когда они поднимутся. — Не в порядке? — Он стиснул кулаки; от чудовищного усилия вены на руках едва не лопались. — Нет. Помоги мне, Клей, — пробормотала она, притягивая его к себе. — Пожалуйста… И он сдался. Невозможно было сопротивляться бешено извивавшемуся под ним телу и нежному голосу. Клейтон глубоко вонзался в нее, вонзался раз за разом, пока они оба не ошалели от все возрастающего желания и страсти… Когда он почувствовал, как Хоуп содрогнулась, забилась всем телом, впилась в него и порывисто задышала, он окончательно потерял голову. Готовый взорваться, он приподнял бедра, вонзился в нее как можно глубже и едва не разорвался на куски, когда Хоуп стиснула его кольцом мышц. Он понимал, что впился пальцами в спину Хоуп и зарылся лицом в ее шею. Понимал и то, что их сердца колотятся как бешеные, что их руки и ноги переплелись… И не мог пошевелиться. Мог только со свистом втягивать в себя воздух после самого упоительного оргазма в его жизни. Дыхание их понемногу успокоилось, Клейтон перевернулся на бок, притянул Хоуп к себе и стал гладить ее по спине, наслаждаясь тем, что держит ее в объятиях. Когда губы Хоуп уткнулись в его шею, он улыбнулся и, слегка откинув голову, внимательно посмотрел на нее. То, что мерцало в глазах Хоуп, заставило его сердце болезненно сжаться. — Я ничего не знаю о тебе, — прошептала она, не сводя с него глаз. — Совершенно ничего. Кроме того, что ты смелый, добрый и сильный. Но, может быть, это самое главное. Он погладил ее по спине и снова улыбнулся. — Я люблю тебя, Хоуп, очень люблю. Он здесь, с ней, он любит ее. Неужели это не сон? Хоуп вздохнула и крепко обняла его. Эти слова переполнили ее счастьем. Его глаза, его тело, такое сильное, горячее и неутомимое, принадлежащее только ей… Неужели все это наяву? — Но есть и другое, — пробормотала она. — Куда большее… Клейтон посмотрел на нее смеющимися глазами, и Хоуп испугалась, поняв, что сказала это вслух. Она опустила голову и залилась краской. Растроганный смущением Хоуп, Клейтон повернулся на спину, и она оказалась лежащей на нем. — Ты права, есть еще кое-что, — серьезно сказал он. Хоуп осторожно оперлась о его грудь, оберегая забинтованные ребра, и глубоко вздохнула. Она не могла понять, то ли его плоть осталась твердой, то ли затвердела снова. Неожиданно он приподнял ее бедра и многозначительно сказал: — И очень много. — Клей… — Хоуп судорожно выдохнула. Сердце бешено колотилось. — Я хотела сказать, что люблю тебя. Его руки, лежавшие на ее спине, вдруг сжались, изумрудные глаза наполнились такой радостью, что в них было больно смотреть. А затем любимое лицо осветила самая добрая, самая нежная улыбка, которую она когда-либо видела. — Слава тебе господи. Скажи это еще раз, — попросил он, затем поднял бедра, быстро нащупал то, что искал, и вошел в нее. Ее почти беззвучный смешок сменился блаженным стоном. Хоуп наклонилась, окутав его плащом из своих прекрасных волос, и крепко поцеловала его. — Хоуп, — попросил он. — Еще… — Я плохо знаю, что делать с этой любовью, — призналась она. — Но я действительно люблю тебя, Клей. Люблю без памяти. Его член вздрогнул и запульсировал. Клейтон обнял ее и притянул к себе. Хотя в его глазах бушевал огонь, улыбка была нежной. — Я покажу тебе, что с ней делать, — хрипло прошептал он. ГЛАВА 24 Хоуп вздохнула и, собрав последние силы, перевернулась на спину. Она была такой расслабленной, довольной и невероятно красивой, что Клейтон нежно поцеловал ее. Он потянулся всем своим приятно нывшим телом, затем наклонился над ней и вдруг понял, что еще никогда не был так счастлив и беспечен. — Я голодная, — томно проговорила Хоуп. Слейтер лукаво посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся. — Да? — Он наклонил голову и легонько укусил Хоуп за подбородок. — Есть хочу! — со смехом пискнула она и шлепнула ладонями по груди Клейтона, губы которого уже прокладывали путь к ее рту. А потом крепко обняла его шею, отчего у Слейтера потеплело на душе. Он мог бы провести в постели всю жизнь, не выпуская Хоуп из объятий. — Накорми меня, — потребовала она. Ее распущенные волосы спадали на плечи волной темного шелка. Клейтон засмеялся, сел и со смесью удовольствия и огорчения стал наблюдать, как Хоуп надевает его майку. — Прикрывать такое тело — настоящее преступление. Несколько секунд Хоуп молча смотрела на него. Лицо ее было радостным и смущенным. — По-моему, тебе нужны очки, — сказала она наконец. — Разве ты не видишь, что в некоторых местах я слишком худая, зато во всех остальных слишком толстая. Слейтер потянулся, схватил ее за талию и привлек к себе. — Я вижу, что все на месте, — заверил он, прижимаясь к ее бедрам. — А если тебе нужны доказательства, я с удовольствием… — Верю, верю! Судя по румянцу, залившему лицо Хоуп, так оно и было, поэтому Клейтон с чистой совестью отвел ее в кухню, где они устроили сказочный пир, состоявший из двух пончиков и молока. Молли сидела между ними и терпеливо ждала, не перепадет ли и ей хоть немного. Клейтон пожертвовал ей недоеденный кусочек пончика, а Хоуп не удержалась и съела свой до конца. — Ммм… — вздохнула она, облизала пальцы и закрыла глаза. Клейтона снова пронзило желание. — Должно быть, такая еда наводит на грех, — хрипло сказал он, встал и направился к Хоуп. Она засмеялась, вскочила со стула и попятилась к холодильнику. Обрадованный этим смехом, Клейтон крепко обнял ее. — Мы и так провели в постели несколько часов. Часов! — О нет, она не жаловалась. Да разве можно жаловаться на это, подумала Хоуп, снова ощутив острое желание, от которого внутри у нее все задрожало. Клейтон обхватил бедра Хоуп и своим горячим, крепким телом прижал ее к дверце холодильника. — И что ты об этом думаешь? — пробормотал он, склоняясь к ней. — Я думаю… — начала Хоуп, но тут открытый рот Клейтона прильнул к ее шее, а широкие ладони скользнули под майку и сжали ее ягодицы. — О боже! — Так что ты думаешь? — опять спросил он, поднимая голову и с веселым вызовом глядя ей в глаза. — Я… — И снова фраза осталась неоконченной, потому что его чудесные пальцы поднялись выше и начали щекотать ей ребра. — Ну же, доктор, — поторопил он и легонько ущипнул Хоуп. — Думайте быстрее. — Перестань! — сквозь смех выдавила она. Клейтон остановился. — Как я люблю это… — прошептал он. — Что? — Смущенная Хоуп уставилась на него и подумала, что никогда в жизни не видела более сексуальных губ. — Люблю, когда ты смеешься. — Его глаза потемнели, и Хоуп затаила дыхание. — Люблю в тебе все. Помни это, Хоуп. Обещай, что будешь помнить. — Конечно буду… но почему… Через мгновение Клейтон обнял ее так крепко, словно боялся, что она сбежит. А затем та немногая одежда, которая была на них, разлетелась по всей кухне. Молли посмотрела на них и улизнула в коридор. Клейтон одним движением смел с буфета стоявшие на нем тарелки и отправил их в раковину, посадил Хоуп на освободившееся место, раздвинул ей ноги и положил между ними свою ладонь. — Я опять хочу тебя, — хрипло сказал он. — Скажи, что ты тоже хочешь меня. Сидя в такой позе, Хоуп трудно было даже думать, не то что говорить. — Скажи, милая, — требовал он, продолжая возбуждать Хоуп пальцами. — Пожалуйста, Хоуп, скажи. — Я… — Когда Клейтон опустился на колени, закинул ее ноги к себе на плечи и приник губами к тому месту, где только что были его пальцы, Хоуп беспомощно застонала и выгнула спину. Трепеща всем телом, она нараспев повторяла и повторяла его имя. Ей не терпелось ощутить его внутри. — Скорее! — вскрикнула Хоуп, схватила его за волосы и потянула вверх. — Скорее, Клей! Клейтон вошел в нее, и оба они застонали от наслаждения. А затем он остановился. Хоуп знала, чего он ждет. — Я хочу тебя, — всхлипнула она, обхватив мокрые от пота плечи Клейтона, и приникла лицом к его шее. Потом, шатаясь от усталости, они добрели до спальни и рухнули в постель Хоуп. Так, будто они спали вместе всю жизнь, Клейтон притянул ее к себе и обнял. Рука была тяжелая, теплая, и Хоуп почувствовала сладостное спокойствие. Она была желанной. Никогда в жизни ей не было так хорошо. Клей был такой желанный, такой милый, такой родной, что хотелось обнять его и не отпускать… Может быть, может быть… у них что-нибудь получится. А вдруг со временем это перестанет быть фантазией, и тогда она сможет любить, быть любимой? Именно так, как ей мечталось. Когда Хоуп снова начали одолевать сомнения и черные мысли, она прогнала их прочь. Сейчас она счастлива, и это главное. Поняв, что Хоуп засыпает, Клейтон поцеловал ее в ухо, крепко прижал к себе и что-то прошептал. Ощутив спиной колыхание его груди, Хоуп все поняла… Он сказал, что любит ее. Она тоже любит его. Сильнее, чем могла мечтать. Клейтон проснулся и, не открывая глаз, с улыбкой потянулся к Хоуп, но его руки встретили пустоту. Она ушла. Судя по тому, что простыни успели остыть, это случилось давно. Он сбросил покрывало, спустил ноги… и едва не наступил на голову Молли. Пока Клейтон чертыхался и натягивал джинсы, собака не сводила с него обиженных глаз. — Спасибо за то, что разбудила меня одновременно с Хоуп, — саркастически сказал Клейтон. Собака только зевнула и посмотрела в сторону. Слейтер посмотрел на смятую постель. — Еще рано. Где же она? Будь его воля, он не выпускал бы ее из постели до конца их жизни. Воспоминание о проведенной вместе ночи заставило его удовлетворенно улыбнуться. Ее любовные клятвы были нежными, но весь остаток ночи они занимались отнюдь не нежностями. Страсть — вот единственное подходящее для этого слово. Он сумеет уговорить Хоуп провести еще одну такую ночь. А то и не одну. Дождь закончился, в окна смотрел рассвет. На кухонном буфете стояли блюдо со свежими булочками и кофеварка, полная горячего ароматного напитка. На крыльце весело щебетали Фрик и Фрак; у ног Слейтера сидела Молли и смотрела на него преданными глазами. Дом… Он чувствовал себя здесь как дома Куда лучше, чем в маленькой, вечно неубранной, холодной квартирке, куда ему не хотелось возвращаться. Поддавшись порыву, он наклонился и обнял Молли. Собака положила ему голову на плечо и завиляла хвостом. Все ее тело заходило ходуном. Клейтон засмеялся и покачал головой. — Столько лет без собаки… Ай-яй-яй, Молли, как же так? Нехорошо. — И почему же ты столько лет жил без собаки? Клейтон вздрогнул, наклонил голову и посмотрел на стоявшую в дверях Хоуп. Она была в спортивной юбке и его рубашке. Это зрелище заставило Клейтона испытать такой порыв любви, что у него закружилась голова. Хоуп держала в руке букет полевых цветов. Кухню заполнил их свежий запах. Значит, она ходила за цветами. — Клей… Он медленно, с неохотой поднялся и встретил ее напряженный взгляд. Хоуп крепко обхватила себя руками, словно ей было холодно. — Если ты смог вспомнить, что у тебя много лет не было собаки, значит, к тебе вернулась память. — Хоуп, — хрипло сказал Слейтер и потянулся к ней. Но Хоуп попятилась и покачала головой. — Подожди. — Нет! — Она бросила цветы на буфет, судорожно всхлипнула, и у Клейтона чуть не разорвалось сердце. — Нет! Ты вспомнил! — Хоуп… — Ты вспомнил и не сказал мне. Почему? — Потому что это было очень непросто. Темно-карие глаза заполнились слезами, и Хоуп часто заморгала, пытаясь сдержать их. — Я проснулась утром и подумала, какая я счастливая. И как сильно люблю тебя, — дрожащим голосом пролепетала Хоуп. Ему показалось, что сердце сейчас вырвется из груди. Я разбил свою мечту, громко прогремело в голове Слейтера. — Хоуп, подожди. — Я не могла спать, — с горестной улыбкой сказала она. — Помнишь поговорку: не могу есть, не могу спать, могу только думать о тебе. Я пошла собрать для тебя цветы. Можно было представить себе ее чувства… — Ты должна выслушать меня, Хоуп. Дай мне минуту. Она не то засмеялась, не то всхлипнула. — Это правда, да? Ты все вспомнил? — Хоуп отвернулась и закрыла лицо руками. — Я чувствовала, что ты что-то скрываешь. Только не верила… — Она опустила руки и посмотрела на него глазами, полными боли. — Почему, черт побери? Почему? — Я был вынужден. — Нет. Я никогда не поверю этому, — упавшим голосом прошептала она, повернулась и бросилась бежать. Но добраться до двери Хоуп не успела. Клейтон поймал ее за руку и заставил обернуться. Она стала лихорадочно вырываться. Ему понадобились все силы, чтобы удержать ее. — Хоуп, пожалуйста… ты не понимаешь… — Все я понимаю! — выпалила она. — Ты молчал нарочно! Делал из меня дуру! — Хоуп… — Он задохнулся от бати в потревоженных ребрах, но не выпустил ее. — Перестань, прошу тебя. — Проклятие, да или нет? Ты вспомнил? — Да, — прошипел он, когда локоть Хоуп угодил ему в бок. — Черт, как больно… — Я не собираюсь жалеть тебя! Клейтон продолжал удерживать ее, но делал это скорее для собственной безопасности. Однако красавица, бившаяся в его объятиях, внезапно остановилась и посмотрела Клейтону в лицо. В глазах ее горели боль и недоверие. Она снова начала вырываться, и не ожидавший удара под ложечку Слейтер охнул, отпустил Хоуп и схватился за живот. — Не уходи, — еле выговорил он, внезапно представив себе, как она садится в машину, бежит от него и попадает прямиком в объятия Трента Блокуэлла. — Пожалуйста, Хоуп, не убегай. У привалившейся к буфету Хоуп расширились глаза. — Я ударила тебя, — в ужасе прошептала она. — Сделала тебе больно… — Я заслужил это, — мрачно сказал он и с трудом выпрямился. — Нет. Я не хотела этого. — Она закрыла лицо руками. Клейтон бережно взял ее запястье и слегка сжал, утешая себя тем, что Хоуп не уйдет, пока они не поговорят. — Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — сказала она, пытаясь отстраниться. Но разве мог Слейтер отпустить ту единственную женщину, которая похитила его сердце и навсегда лишила покоя? — И не смотри на меня так, — дрогнувшим голосом добавила Хоуп и закрыла глаза. Свободной рукой Клейтон притронулся к ее щеке и впился взглядом в любимое лицо, пытаясь запомнить его навсегда. — Не могу, — срывающимся голосом ответил он. — Я люблю тебя, Хоуп. И всегда буду любить… Да, ко мне вернулась память. Хоуп всхлипнула и попыталась вырваться, но рука Клейтона крепко держала ее затылок, не давая отвернуться. — Ты сказала, что любишь меня, — тихо проговорил он. — Ты и представить себе не можешь, как я хочу верить в это. — Он выждал секунду. — Но еще сильнее я хочу знать, что ты доверяешь мне, Хоуп. — Он нежно прижал ее к себе и посмотрел в огромные глаза. — Ты доверяешь мне? Да, Хоуп? Ему показалось, что Хоуп смотрела на него целую вечность. — До сих пор я никому не доверяла. Он и не подозревал, что слова могут причинять такую боль. — Знаю, милая, знаю… — Клейтон вздохнул и робко спросил: — Может быть, все-таки попробуешь? Глаза Хоуп, почерневшие от охватившего ее отчаяния, на мгновение закрылись. Когда Хоуп открыла их, Клейтон увидел, что они наполнились слезами. — Попробую. — Попробуй, — мрачно сказал Клейтон. — У тебя получится. В глазах Хоуп все еще стояли слезы. — Посмотрим. Скажи, почему ты скрывал, что к тебе вернулась память? И какие именно воспоминания ты скрывал? Кончиком пальца Клейтон вытер скатившуюся по щеке Хоуп слезу. Если бы он мог все рассказать ей… — Не могу. Хоуп недоверчиво фыркнула, и Клейтон почувствовал, что ее тело напряглось от гнева. — Почему ты заставил меня думать, что ты раненый, брошенный и одинокий? Господи, как я из-за тебя переживала! День и ночь думала, как помочь тебе, — горько добавила она. Слейтеру отчаянно хотелось приласкать и успокоить ее. Он смог бы утешить Хоуп, но смертельно боялся, что она сбежит, не поняв его порыва. — Что это за тайна, Клей? Как он мог все рассказать ей, не упомянув о беде, в которую попал ее отец? А когда она узнает правду, сумеет ли простить? Поймет ли, что он делал это для нее? Хоуп разжала кулаки и осторожно притронулась к груди Клейтона, но тут же отдернула руки, едва они коснулись его обнаженной кожи. Это едва заметное движение испугало его. — Тебе уже противно прикасаться ко мне? Хоуп вздохнула и печально покачала головой. — Наоборот, — сказала она тихим, неуверенным голосом, и Клейтон понял, как ей тяжело. — Совсем наоборот. — Она облизала губы и отвернулась. — Я не доверяю себе, Клей, когда нахожусь рядом с тобой. — Хоуп… Она не ответила, и Клейтон снова повернул ее лицом к себе. — Хоуп… — Кто ты, Клей? Почему ты оказался здесь? Почему не сказал мне правду раньше? — Слишком много вопросов сразу. — Значит, ты ничего не хочешь мне рассказать? — Я Клейтон Слейтер. Холост. Имею собственное дело и живу в Сиэтле. Один. Хоуп прижалась лбом к его груди. Некоторое время они стояли так, словно набирались сил для дальнейшего разговора. Потом она подняла голову. В глазах его были растерянность и отчаяние. — А что еще ты можешь рассказать? Клейтон молчал, и ей хотелось кричать от досады. Нет ничего хуже непонимания и недосказанности. А затем выражение его глаз изменилось, и Хоуп поняла то, что ей не следовало знать. Он волновался — точнее, смертельно боялся — за нее. Все, что он скрывает, имеет непосредственное отношение к ней. Теперь она знала это так же, как собственное имя. — Как давно, — внезапно сказала она и выпрямилась так быстро, что Клейтон вздрогнул от неожиданности. — Как давно ты вспомнил, кто ты такой, и что же все-таки с тобой произошло? Он закрыл глаза. — Клей! — крикнула она, схватила его за обнаженные плечи и стала трясти. — Скажи же что-нибудь. Пожалуйста, ты должен что-нибудь сказать! — Это случилось в нашу первую ночь, — хрипло прошептал он. Хоуп смотрела на него, не веря своим ушам. — Помнишь, у меня заболела голова и я уснул. А когда проснулся, все вспомнил… Осознав вдруг, что она держит его за плечи, Хоуп отдернула руки, потом оглянулась на дверь и решила, что надо немедленно уйти, остаться одной, чтобы все обдумать и попробовать зализать раны. Клейтон обнял Хоуп и прижался к ней так быстро и так сильно, что у бедняжки закружилась голова. — Я ничего не сказал тебе вовсе не потому, что хотел причинить тебе зло, — сказал он с такой болью и таким отчаянием, что у Хоуп хлынули слезы из глаз. — Тогда почему? Он опустил голову и пробормотал несколько слов, которых Хоуп не расслышала. И тут она поняла, что Клейтон ругается. Потом он поднял голову и прямо посмотрел ей в глаза. — Я не рассказал об этом сразу, потому что боялся потерять тебя. Он сказал это так убедительно, так просто… и очень медленно. Хоуп не хотела думать о том почему эта мелочь имеет для нее такое значение. Не хотела думать о многом. О том, как Клей заботился, чтобы она слышала его. О том, что он всегда говорил громко и разборчиво и старался, чтобы это не бросалось в глаза, чтобы она не чувствовала себя идиоткой. Он всегда делал так. Даже тогда, когда она, забыв о вежливости, отказывалась смотреть на него и читать по губам. Хоуп тяжело вздохнула. Да, однажды она решила, что этот человек — ее судьба. Должно быть, она ошибалась. Ошибалась, убеждала себя она, хотя каждая клеточка ее тела противилась этой мысли. Его руки очень бережно сжимали ее талию, но уйти не позволяли. С минуту она смотрела на его грудь, все еще покрытую синяками, на все еще забинтованные ребра, а затем подняла взгляд. — Я хочу верить тебе, — неуверенно сказала она. — Очень хочу. Но почему ты думал, что потеряешь меня? Он горестно усмехнулся. — Ты оказалась в трудном положении, Хоуп. Тебе был нужен временный муж, удобный, от которого можно было бы легко избавиться. Я полностью отвечал этим требованиям. Ты согласилась выйти за меня только для того, чтобы выпутаться из неприятной истории. Хоуп почувствовала, что краснеет. Он обнял ладонями ее лицо. Взгляд его стал мягким и нежным. — Но я не гожусь для этой роли, Хоуп. Я полюбил тебя. Полюбил по-настоящему… В первый раз в жизни. — Глаза Клейтона вдруг потемнели, и он с жаром сказал: — Я делал все, чтобы ты тоже полюбила меня, но ты не захотела. Поэтому мне оставалось только согласиться на твои условия, хотя я знал, что ты притворяешься. Притворяешься! Он всерьез думал, что это возможно… Клейтон посмотрел куда-то в сторону и хрипло продолжил: — Я думал, еще немного времени, немного терпения, немного заботы… и ты полюбишь меня. Полюбишь по-настоящему, без притворства. — Я никогда не притворялась, — спокойно и уверенно сказала она, и Слейтер вскинул голову. — Никогда, — шепотом добавила Хоуп. Клейтон наклонился с явным намерением поцеловать ее, но она отвернулась и сжала кулаки. — Не надо. — Хоуп, — огорченно прошептал он. — Да, черт побери, сначала я лгала тебе. Но я призналась в этом, и ты сказал, что простил меня. — Конечно, милая. — Но сейчас солгал ты, и я не понимаю зачем. — Знаю, — хмуро сказал он. Она должна была понять и уже открыла рот, чтобы сообщить ему об этом. Но как только она это сделала, губы Клея начали битву за ее сердце и душу. Одной рукой он надавил ей на затылок, другой заскользил по спине к бедрам, чтобы прижать ее к своему телу. От первого прикосновения его языка глаза Хоуп закрылись сами собой. А Клейтон не оставлял своих попыток. Он нежно притягивал ее все ближе и ближе, пока они не прижались друг к другу и не стали единым целым. Его властные руки гладили, ласкали, слегка сжимали и наконец добились своего. Ее кулаки разжались и ладони легли на гладкую мускулистую спину. Он протяжно застонал, и от этого низкого, страстного звука Хоуп почувствовала слабость в ногах. Клейтон победил — она не могла не ответить на его поцелуй. Жадные губы впились в ее рот, и Хоуп с ужасом почувствовала, что сейчас окончательно потеряет голову. Она резко выдохнула и вырвалась из объятий Клейтона. Он снова потянулся к ней, но Хоуп уперлась ладонью ему в грудь. — Это нечестно, — пролепетала она и попятилась. — Пользоваться этим… чтобы убедить меня. — Этим? — сердито прищурился Клейтон и провел рукой по волосам, словно это помогало ему думать. — Этим? Хоуп, ты даже не можешь выговорить это слово? Мы занимались с тобой любовью… — Нет! — Да. — Это был просто поцелуй. — Ничего подобного, — гневно сказал он и шагнул к ней. — Это был не просто поцелуй… Если бы Хоуп прислушалась к его словам или хотя бы посмотрела в это до боли знакомое лицо, она бы сдалась и простила ему все то, чего не понимала. Если бы она не ушла, то рассыпалась бы на кусочки у него на глазах. Но Хоуп не позволила себе остаться. Она круто повернулась. Выбежала из кухни и захлопнула за собой дверь. Судя по тому, что дверь кухни почти тотчас же хлопнула снова, это препятствие задержало Клейтона ненадолго, но Хоуп уже получила нужную ей фору. Она вбежала в холл, схватила ключи и, вылетев на улицу, со всех ног помчалась к машине. И все же он догнал бы ее, если бы дорожка не была посыпана гравием. Клейтон был босиком. Когда машина свернула с подъездной аллеи, Хоуп услышала несшиеся ей вслед проклятия. ГЛАВА 25 Хоуп вырулила на шоссе и повернула в сторону Сиэтла, не думая ни о долгой поездке, ни о том, что скажет Келли, когда та придет на работу и обнаружит, что начальницы нет. Она не имела представления, почему делает это, но знала, что должна ехать в город. Так же, как знала, что должна втягивать воздух в легкие. Что нужно останавливаться на красный свет. Что нужно вытирать мокрые глаза платком, чтобы не попасть в аварию. И что она должна разлюбить Клея. Нужно срочно увидеть отца. Все ответы должны быть у него. Нельзя сказать, чтобы эта мысль согревала ее душу. Спустя несколько часов она без доклада ворвалась в его кабинет. Бродерику было достаточно увидеть ее лицо, чтобы быстро попрощаться с собеседником и положить трубку. — Привет, Хоуп. — Он осторожно улыбнулся. — Ты… неважно выглядишь. — Могу себе представить, — согласилась она и села в кресло. — Утро выдалось тяжелое. — Тогда закрывай эту чертову клинику. Уезжай подальше и начинай новую жизнь. Поживи наконец для себя. Она открыла рот от удивления. — Ты не понимаешь, — печально прошептала Хоуп. — Представления не имеешь о том, что клиника — это моя жизнь. И все, что я делаю, делаю для себя. — Заботиться о здоровье других людей вовсе не значит жить для себя. — Нет, значит. — Почему он не хочет понять? — Это дает мне радость и надежду. Люди приходят ко мне, именно ко мне, отец! И делают это, потому что доверяют мне. Потому что я могу вылечить их. Могу что-то изменить к лучшему. — Это работа, Хоуп. — И очень важная! А кроме того, она приносит мне удовлетворение. Дает цель в жизни. — Она тяжело вздохнула. — Мне жаль, что ты не можешь понять это. — Хоуп… — Нет! — Она вскочила, не в силах усидеть на месте. — Клиника значит для меня все на свете. — Хоуп осеклась. До нее вдруг дошло, что это неправда. Все на свете значил для нее Клейтон. Она снова опустилась в кресло и посмотрела на отца. — Я не знаю, зачем приехала. Ты не понимаешь меня, не понимаешь ни капельки. — Понимаю, — тихо сказал старик. — Хоуп, послушай меня. Я действительно понимаю тебя, потому что мы очень похожи. — Увидев ее ошеломленное лицо, Бродерик засмеялся. — Помни это. И… поступай, как сочтешь нужным. Делай то, что должна. — Что? Не сводя с нее глаз, старик твердо и решительно повторил: — Делай то, что обязана. На мгновение оба испытали какое-то незнакомое чувство. Да, понимание, да, сочувствие, но было и нечто большее, к сожалению, недосказанное. Это потрясло Хоуп. Она встала, обошла стол и потянулась к руке отца. Он сжал ее пальцы. — Я ощущаю что-то странное, — прошептала она, нагнулась и внимательно посмотрела ему в лицо. — Все в порядке, Хоуп, — вполголоса ответил он. — Впервые за много лет ты не отводишь взгляда. Теперь его глаза затуманились. — Я виноват. Я так виноват… — Ты хочешь что-то сказать мне? Я это чувствую. Так почему ты молчишь? — Ты так похожа на нее, Хоуп. Когда я смотрю на тебя… — Он погладил ее волосы и грустно улыбнулся. — Я смотрю на тебя и вижу твою мать. Прекрасную, независимую. И чертовски упрямую. На губах Хоуп расцвела улыбка. — Последняя черта приносит мне немало трудностей. — Да уж. — Он снова сжал ее руку. — Хоуп, я виноват. Я хочу, чтобы ты знала, каким виноватым я чувствовал себя все эти годы. Из-за этой няньки… — Что было, то сплыло, — сказала она, опустив голову. — Было и быльем поросло. — Но ты так страдала… — Теперь я счастлива, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты поверил в это. — Правда? — Да. Отец, у тебя все в порядке? — Будет в порядке, не сомневайся. — Он закрыл глаза. — Пожалуйста, действуй как считаешь нужным. Не думай обо мне. Я выживу. Никто не сможет причинить мне большего зла, чем причинил себе я сам. — Что ты имеешь в виду? Он замялся, открыл глаза и виновато опустил их. — Я потерял почти все свои деньги, Хоуп. Трент давал мне в долг. И теперь он может отнять у меня все. Все! — Ты потерял… все? Но… как? — Я виноват, Хоуп, — прошептал Бродерик. — Так виноват… Уезжай, обоснуйся на новом месте и забудь обо мне. Все к лучшему, доченька. Не сдавайся Тренту, чтобы помочь мне… Я не заслуживаю этого. Клейтон сказал мне то же самое. Вошла ослепительно улыбающаяся секретарша. — Звонят из банка по третьей линии. Ошеломленная Хоуп смотрела на отца невидящим взглядом. Сердце ее безудержно колотилось. Что случилось? И какое отношение имеет к этому Клейтон? — Отец, пожалуйста, — быстро попросила она, когда тот потянулся к трубке. — Трент может причинить тебе зло? — Это важный звонок, — сказал Бродерик вполголоса, так чтобы слышала только она. — Кто такой на самом деле Клейтон Слейтер? — взмолилась Хоуп, удерживая его руку. — Я нанял его для помощи… — Мистер Бродерик, — любезно сказала секретарша, — они не станут долго ждать. — Отец, может Трент навредить тебе? — потребовала Хоуп. — Может? — Не беспокойся обо мне. — Он попытался вырвать руку. — Скажи! — Ты не должна выходить за него замуж, чтобы спасти меня, — с внезапной горячностью сказал отец. — Я не хочу этого! Я говорил, что хочу, только для того, чтобы ты собрала все свое упрямство и поступила наоборот. — Его лицо озарила улыбка. — Я рассчитывал на это, Хоуп. Так вот каково ее участие в этом деле. Если она будет принадлежать Тренту, тот оставит отца в покое. Да… Клей тоже хорош! Все это время он работал на отца. Черт бы побрал эту лживую тварь! Она решительно положила руку на трубку. — Отец, что может сделать Трент? Пожалуйста, ответь мне. — Мистер Бродерик! — окликнула секретарша. — Трент возьмет все, — быстро прошептал он. — Переступит через меня и уйдет, благоухающий и довольный собой. И получит новый пост, а потом следующий… Победит и тут и там, с отчаянием думала Хоуп, пока отец разговаривал по телефону. Он будет пробираться наверх, и никто не остановит его. Отец тихо беседовал с кем-то и не поднял глаз, когда Хоуп пошла к двери. — Я остановлю его, — негромко, скорее себе, чем ему, пообещала она. — Не волнуйся, отец. Я сумею его остановить. Всю обратную дорогу Хоуп гнала машину как сумасшедшая. Ну, сейчас она получит ответы на все свои вопросы! Раз и навсегда! Клей скажет ей все, нравится ему это или нет. Клейтон Слейтер — служащий ее отца. Невероятно! Никогда еще дорога не казалась Хоуп такой длинной. Казалось, ей не было конца. Она нетерпеливо обгоняла машину за машиной, не обращая внимания на светофоры, а пару раз буквально заставила себя снизить скорость на горной дороге. Только штрафа ей и не хватало для полноты картины. Нет, в чем, в чем, а в самообладании Клею не откажешь, злобно думала она. Говорил своим хриплым голосом, как он любит ее, как не хочет, чтобы их брак был фиктивным… И все это время лгал, чтобы помочь ее отцу. Прежняя обида по сравнению с этой казалась Хоуп пустяком. Неужели все, что он говорил ей, все чувства, которые демонстрировал, были ложью? И хуже всего, что он делал это, чтобы выслужиться перед ее отцом. С ума сойти можно! Как ее угораздило влюбиться в такое чудовище! Проехав половину пути, она в нетерпении ударила кулаком по баранке и пожалела, что машины не умеют летать. День уже клонился к вечеру, когда она наконец добралась до дома. Окна были темными, но этого и следовало ожидать. Даже если Келли и была здесь, то давно ушла. Будь Клей умнее, он бы сбежал отсюда и залег на дно. Нет, это все-таки несправедливо, вдруг подумала Хоуп. Он ведь хотел поговорить с ней, хотел что-то объяснить. Но она не дала ему такой возможности. Может быть, он тоже уехал. Хоуп отбросила закравшуюся было в ее душу тревогу и сказала себе, что все к лучшему. Войдя в дом, она заперла за собой дверь и остановилась в темном коридоре. Включая свет, она ожидала увидеть нетерпеливо мечущегося Клейтона, но перед ней стоял улыбающийся Трент. В руке его сверкал нож. ГЛАВА 26 Клейтон бежал по коридору офиса, испуганный как никогда в жизни. Лишь бы не опоздать! Если бы чертово такси попалось ему раньше, если бы проклятый ублюдок таксист не тащился как черепаха, ссылаясь на ограничение скорости… Если бы Хоуп не сбежала. Ох, сколько ”если”! Если бы знать, что она в безопасности. Это главное! Но Клейтон не мог избавиться от ужасного предчувствия. Он чувствовал, что это не так. Клейтон влетел в кабинет Бродерика, молясь всем богам сразу… и сразу понял, что удача изменила ему. Хоуп здесь не было. — Где она? — требовательно спросил Слейтер, когда Бродерик поднял глаза. — Где Хоуп? — Уже ушла. — Старик нахмурил брови. — Что ты орешь? Хочешь, чтобы сбежались все мои служащие? — Мне плевать на ваших служащих! — угрожающе проскрипел Клейтон, чувствуя, как в жилах холодеет кровь. Как он мог упустить Хоуп? Что делать? — Куда она поехала? — Не знаю, — признался старик. — Но она была расстроена. Какого дьявола вы не приехали вместе? Я надеялся, что ты позаботишься о ней. А ты отпускаешь ее одну в таком состоянии… — Расстроена? — Черт побери, это его вина… Но тут Клейтон уловил во взгляде Бродерика то, что заставило его подойти ближе и склониться над столом. — Почему она была расстроена? Бродерик плотно сжал губы и отвернулся. Слейтера душил страх. — Что вы ей сказали? — То, что давным-давно должен был сказать. Нет! Нет, черт побери! — Вы сказали ей, что Трент шантажирует вас. — Угрюмое молчание старика было красноречивее слов. — Отличная работа, нечего сказать. Поздравляю! — Его сарказм заставил Бродерика сжаться, но Клейтон был беспощаден. — И, конечно, вы сказали ей, что на самом деле вовсе не хотите выдавать ее за Трента. Бродерик не проронил ни слова. Гнев Клейтона удвоился. Нет, утроился. Он представил себе негодование Хоуп, понявшей, что она стала пешкой в этой опасной и жестокой игре, что для спасения любимого отца она должна выйти замуж за человека, которого ненавидит и смертельно боится. От такого ”прозрения” любая женщина ударится в панику. Но Хоуп не чета другим женщинам: она сильная и невероятно выносливая, она не станет паниковать. Слейтер пытался успокоить себя, но не мог избавиться от страшной мысли, что Хоуп сейчас одна, и ей как никогда нужна его помощь. — Мне пришлось это сделать, — еле выговорил раздавленный горем Бродерик. — Она должна была понять все. — Вы сказали, что ваше состояние принадлежит теперь Тренту? И что вы скрывали это ради ее спокойствия? Верно? Бродерик закрыл глаза. Клейтон негромко чертыхнулся и провел рукой по волосам. — Нет, — прошипел он сквозь зубы. — Нет. — Следующая мысль заставила его вскинуть голову. — Вы не сказали ей, что я работал на вас? Ведь не сказали же? — Я был вынужден. Так, значит, перечень чувств, которые испытывает сейчас Хоуп, можно пополнить: она уверена, что он предал ее. Теперь она могла думать о нем что угодно. Бедная Хоуп… — Как вы могли? — гневно спросил он. — Не понимаю, зачем вы это сделали? — Она примчалась ко мне, зная, что стряслась какая-то беда, что я что-то от нее скрываю. Мне показалось, что ей известно куда больше. Понимаешь, она чувствует такие вещи… Она посмотрела на меня и тут же обо всем догадалась. Оставалось только кивать и соглашаться. Клейтон со злости дважды пнул кресло, несмотря на пронзившую ногу боль. Затем он в ярости обернулся к Бродерику. — Вы понимаете, что толкнули ее прямо в объятия Трента? Случится то, чего вы так боялись. Проклятие! — Я должен был, — тихо сказал Бродерик. — Должен был попросить у нее прощения, помириться с ней. Перед уходом. Гнев Слейтера тут же угас. — Вы слишком упрямы, чтобы умереть. — По крайней мере он на это надеялся. Бродерик виновато улыбнулся и закрыл глаза. — Ты прав, я не собираюсь умирать. Для этого я слишком упрям… и слишком жаден. Я собираюсь исчезнуть, Слейтер. Взять из гнезда яичко, которое прятал все эти годы, и исчезнуть. — Вы так легко бросаете дело своей жизни? Кажется, в вашей семье это не принято. — Тут для меня все кончено. Я только хотел убедиться, что у Хоуп все сложится нормально. Она заслужила это. — Да, — вздохнул Клейтон. Почему он жалеет этого человека? — Куда она поехала? — Как обычно, — с таким же вздохом ответил Бродерик. — В свою любимую клинику. — Не исчезайте до тех пор, пока все не кончится и вы не попрощаетесь с дочерью. Она не переживет такого удара. — Слейтер направился к двери, но неожиданно остановился. Хоуп теперь чувствует себя совсем одинокой. Слишком одинокой для того, чтобы быть за нее спокойным. Он бросился к телефону. — Что ты делаешь? — спросил Бродерик. — Почему не едешь за ней? — Сейчас, — мрачно ответил Клейтон. — Только сначала кое-что сделаю. — Что ты задумал? Нетерпение, звучавшее в голосе старика, доказывало, что его волнует судьба дочери. Клейтон отметил это, хотя ему хотелось задушить будущего тестя за то, что тот толкнул Хоуп навстречу опасности. — Слейтер! Что ты делаешь? — Страхуюсь. — Он набрал номер Келли и оставил на автоответчике просьбу присмотреть за Хоуп до его возвращения. Хоуп бросила на Трента недоверчивый взгляд. — Что ты здесь делаешь? — Я ждал тебя несколько часов, Хоуп. Точнее, лет. — Я… я не понимаю… — Еще как понимаешь. Малышка, все должно было случиться по-другому, но ты сама виновата, так что пеняй на себя. — Он сказал это непринужденно, даже добродушно, но по спине Хоуп побежали мурашки. Трент не был добродушным человеком, о нет! Где Клейтон? Несмотря на их ссору, сейчас Хоуп больше всего на свете хотелось, чтобы он был рядом. — Клиника закрыта, — ни с того ни с сего ляпнула она. Ей было холодно, очень холодно. И очень страшно. Трент что-то неразборчиво пробормотал. Судя по ситуации, это не было какой-нибудь банальностью. — Что? — взволнованно спросила она. Блокуэлл грубо выругался, и на его лице отразилось такое отвращение, что у Хоуп похолодело в животе. Она чуть было не извинилась за то, что не слышит, но вовремя одумалась. Она больше никогда не будет просить за это прощения. По крайне мере этому она научилась. Терпение и такт, которые неизменно проявлял Клейтон, заставили Хоуп понять, что в ее глухоте нет ничего особенного. — Стряхни пыль с ушей, — со злой насмешкой посоветовал Трент. Затем он провел рукой по лицу и снова сказал что-то, чего Хоуп не смогла понять. На сей раз все было куда хуже, потому что он явно ждал ответа. — Изв… Я не слышала тебя, — призналась она. Не успела Хоуп закончить фразу, как Трент свободной рукой ударил ее по губам. Удар был таким сильным, что Хоуп развернуло на месте. Трент грубо толкнул Хоуп в спину и своим телом прижал ее к двери. Ошеломленная, она потрясла головой и только тут поняла, что Блокуэлл продолжает что-то говорить. Прижавшись лбом к двери, она старалась побороть страх и боль. — Трент, — хрипло прошептала она, — я ничего не слышу. Когда он резко повернул ее к себе лицом и прижал спиной к двери, Хоуп почувствовала головокружение и тошноту. Стиснув ее запястья, он что-то быстро говорил сквозь зубы. Из-за шума в ушах она не слышала ни слова. — Черт бы тебя побрал! — громко сказал Трент и затряс ее так, что застучали зубы. — Слушай, когда я говорю с тобой! Хоуп часто заморгала и запретила себе плакать. — Я пы… таюсь. — Дважды я повторять не буду! Чтобы придать больше убедительности этим словам, он снова затряс ее. Хоуп ударилась головой о дверь и прикусила окровавленную губу. Она подняла руку и поднесла ее к онемевшему рту. Блаженное онемение тут же сменилось пронзающей насквозь горячей болью. Забавно, рассеянно подумала она. Кажется, Трент хочет запугать ее, заставить плакать, хочет довести ее до истерики. Ну нет, так просто она не сдастся, решила Хоуп, почувствовав прилив храбрости, хотя кровь в ее жилах стыла от ужаса. — Тебе следовало бы привыкнуть к тому, что со мной нужно говорить медленно и разборчиво. Я почти глухая, Трент. Хочешь не хочешь, но тебе придется считаться с этим. Губы его исказила злоба. — Я хочу, чтобы ты ушел, — тихо пролепетала она, хотя хотела сказать это громко и решительно. — Черта с два! — Блокуэлл прижался к ней совсем вплотную, так что Хоуп щекой ощутила его дыхание. От этого прикосновения ее чуть не вырвало. — Сначала мы немного поболтаем. — Трент навалился на нее всем своим весом и поднес к лицу нож. Пряжка его ремня врезалась ей в ребра. Он поднял свободную руку и дернул Хоуп за волосы. От боли на глаза навернулись слезы. — Ты делаешь мне больно. — А ты мне не сделала больно? — Трент, пожалуйста. — Потерпишь, — злобно бросил он. — Я пробовал обходиться с тобой по-другому. Столько лет все пробовал и пробовал. — Лицо Трента все мрачнело. — Я ждал, а ты не обращала на меня внимания, насмехалась и издевалась надо мной. — Он снова рванул ее за волосы и заставил изогнуть шею. — Ты играла в доктора. Притворялась, что тебе не нужен мужчина. Пользовалась моим хорошим отношением, чтобы не потерять свою клинику. Хоуп хотела возразить, но Трент не дал ей такой возможности. — А потом приходит Клейтон Слейтер, и ты не моргнув глазом отдаешься ему. Я убью его! У нее упало сердце. — Нет! Глаза его заблестели злобой. — Единственное, что мне было нужно, так это твоя поддержка. Твоя и твоего отца. Но никто из вас не удосужился пойти мне навстречу. — Отец поддерживал тебя. Разве нет? Он поднял нож, и Хоуп в ужасе прижалась к двери. Трент всадил его в дерево в дюйме от ее лица. — Я никогда не знал поддержки! — злобно выпалил он. — Никогда! И всего добивался сам! Хоуп показалось, что, если бы Трент не держал ее за волосы, нож вонзился бы прямо ей в горло. Близость клинка парализовала Хоуп. Должно быть, Блокуэлл почувствовал, как напряглось ее тело. Он посмотрел на нее сначала холодно, а потом задумчиво. — Похоже, кое-что начинается… Я чувствую, что скоро моя судьба переменится. — Он слегка подтолкнул ее животом. — И ты сыграешь в этом свою роль, Хоуп. — Нет! — Да, — медленно сказал он и улыбнулся так, что она затрепетала. — Нужно было сделать это давным-давно, — промолвил Трент и для убедительности несколько раз кивнул. — Что сделать? Рука, державшая нож, застыла у ее лица. Он еще плотнее прижал Хоуп к двери, выпустил ее волосы и дал возможность выпрямить онемевшую от напряжения шею. Когда костяшки пальцев Трента коснулись ее щеки, Хоуп фыркнула и отвернулась. Но сильная рука сжала ее подбородок и повернула обратно. — Твой отец принадлежит мне со всеми потрохами, — грубо сказал Блокуэлл. — И эта дурацкая компания, которой он так дорожит, тоже. У меня свои планы, Хоуп. Большие планы. И ты являешься их частью. — Нет! — Пальцы Трента сжались, и она поморщилась. — Ты выйдешь за меня замуж, будешь играть роль любящей жены, и я оставлю твоего отца в живых, даже если он пропустит срок очередной выплаты долга. Но платить ему все равно придется, поверь мне. Никуда он не денется. Хоуп смотрела на него с ужасом. — Что?! У Блокуэлла напряглась челюсть, глаза злобно сощурились. — Я же велел тебе слушать внимательно. А ты не выполняешь приказаний. Придется что-то предпринять, — пробормотал он себе под нос. — Жена президента не должна выглядеть идиоткой. Невероятно… Он окончательно утратил чувство реальности. Хоуп корчилась, пытаясь освободить хотя бы руку или ногу. Тогда она смогла бы сопротивляться. При виде маячившегося рядом ножа ее бросило в пот, но Хоуп не собиралась сдаваться. Трент вдруг резко прижался к ней животом. Воздух со свистом вылетел из ее легких. Видя, что Хоуп задыхается, он слегка отодвинулся и злобно ощерился. — Ты останешься здесь, — шепнул он ей в лицо. — Со мной. Хоуп едва могла дышать, не то что отвечать. — Сейчас, немедленно, — ледяным тоном заявил он. — Все произойдет здесь. Скажи, что ты будешь хорошей девочкой и, соблюдая все правила, выйдешь за меня замуж. Сегодня же. — Обещай… что ты не причинишь ему вреда, — задыхаясь выдавила Хоуп. Отвращение исказило лицо Трента. — У тебя такой мерзкий голос… Раньше я не понимал этого. Что бы нам придумать? Внутренности Хоуп превратились в лед. Сплошной лед. — Неважно, — вдруг сказал Трент. — Тебе почти не придется разговаривать. — Он тихонько захихикал и свободной рукой провел по ее телу. Хоуп изогнулась, стараясь избежать прикосновения его рук. Неужели она согласится? Неужели сможет пережить это? Согласится стать собственностью мужчины, который будет ей приказывать и обращаться с ней так, словно она не человек, а бессловесное животное? Неужели сможет смириться с тем, что он будет прикасаться к ней? Из глаз Хоуп потекли слезы, но она уже не могла сдерживаться. В этот миг она могла думать только о Клейтоне, о его прикосновениях, о том, как ему удавалось заставить ее делать то, чего она не умела, и переживать чувства, на которые она не считала себя способной. Но он только притворялся любящим, а она любила его по-настоящему. И будет любить всегда. Всю жизнь. Где он теперь? — Пойдем, — резко сказал Трент. Его голос изменился, стал ниже и глубже. Мертвой хваткой сжав ее талию, он потащил Хоуп по коридору. — Куда бы нам пойти? — вслух размышлял он, не обращая внимания на ее тщетные попытки вырваться. — В клинику, что ли? — Блокуэлл остановился как вкопанный, и Хоуп врезалась в него. — Нет! Трент посмотрел на нее сверху вниз, улыбнулся, и Хоуп застыла от ужаса. — Здесь, — сказал он у дверей спальни Клейтона. — Именно здесь ты станешь моей женой… в библейском смысле. Должно быть, она издала какой-то звук. Его брови сошлись на переносице, а руки сдавили талию так сильно, что Хоуп перестала дышать. — В чем дело? — спросил он, подтаскивая к себе сопротивляющуюся Хоуп. Трент поднял нож, и она застыла на месте. — Тебе не нравится эта комната? Она не сводила взгляда со стали, сверкавшей перед ее глазами. — Полагаю, раз ты отдавалась здесь Слейтеру, у тебя слабость к этой спальне. — Трент, пожалуйста… — Мне нравятся твои мольбы, — с издевкой проговорил он. Пользуясь своим превосходством в силе, Блокуэлл схватил руки Хоуп и поднял их вверх. — Послушаем, как ты скажешь это еще раз. Она упрямо сжала разбитые губы и поклялась себе, что не сдастся без борьбы. Где же Клейтон? Хоуп не заметила занесенной руки и не успела увернуться. Удар пришелся ей в висок. За веками вспыхнула страшная боль. Трент по — прежнему крепко держал ее. Хоуп видела его шевелящиеся губы, но не могла решить, на какое из четырех его лиц нужно смотреть. — Черт побери, — донеслось сквозь окутавший ее туман. — Забудь про мольбы. Пора браться за дело. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что падает и что головокружение тут ни при чем. Трент упал вместе с ней и прижал ее к кровати. Одним рывком он разорвал на ней рубашку. На пол посыпались пуговицы. — Красиво, — пробормотал он, раздув ноздри и глядя на нее сверху вниз. А потом начал задирать юбку. Гнев и унижение переполняли Хоуп. Но вскрикнуть она не успела: Трент схватил ее за горло и стал душить. Ее руки сами собой поднялись и вцепились в его волосы. Трент ослабил хватку, посмотрел ей в глаза и медленно поднял нож. — Я бы не хотел портить твою красоту, Хоуп. В самом деле, ведь это только начало. Я даю тебе последний шанс. Обещай делать все, что я скажу. Едва Хоуп набрала в грудь побольше воздуха, как Трент окаменел и разжал пальцы. Потом закатил глаза и всем телом рухнул на нее. Хоуп увидела белое, искаженное лицо Келли. Она держала в руке пустой шприц. — Почему я считала, что он такой же красивый, как Клейтон? — громко спросила она. Хотя Келли пыталась шутить, голос ее дрожал. Хоуп тут же закрыла глаза и попыталась восстановить дыхание. Господи, как приятно дышать… Тем временем Келли столкнула с нее размякшее тело Трента и помогла встать. Уфф… Чудесно. Трент скатился с кровати, как будто у него не было костей, и упал ничком. Он не шевелился. Келли сильным пинком перевернула его на спину. — По-моему, готов, — негромко сказала она, затем нагнулась и долго смотрела в его побелевшее потное лицо, пытаясь убедиться, что он действительно отключился. После этого Келли занялась Хоуп. — Ты сильно пострадала? — медленно и отчетливо спросила она. Но Хоуп еще не могла думать о себе. Она осторожно повернула голову и покосилась на неподвижно лежавшего Трента. — Как ты думаешь, он не съест ковер? — Нет, не съест, — мягко ответила Келли. — Дай-ка я помогу тебе. — Она достала из кармана платок и приложила его к кровоточащей губе Хоуп. — Где еще больно, милая? Скажи мне. Тут Хоуп начала колотить дрожь, и Келли что-то участливо пробормотала. — Нет, — хрипло сказала Хоуп, когда Келли попыталась укрыть ее одеялом. — Я не смогу успокоиться, пока он рядом. Келли кивнула, быстро вышла и через минуту вернулась с толстой веревкой. — Я была чертовски хорошим скаутом, — сказала она веселым, но слегка дрожащим голосом. — В тринадцать лет я получила свою первую награду за умение вязать морские узлы. Хоуп попыталась улыбнуться. — Значит, недаром я взяла тебя на работу. — Я позвонила шерифу, но все знают, что он не сдвинется с места, пока не доест свои пончики, — сказала Келли, когда за ноги оттащила Трента, с крепко связанными за спиной руками, в укромное местечко на полу между кроватью и письменным столом. На всякий случай она решила заодно заткнуть ему рот. — Самые симпатичные мужчины — молчаливые. Хоуп отрешенно смотрела на него сверху вниз. Ее мучили головная боль и озноб. — Хоуп… Она вздрогнула, когда Келли бережно прикоснулась к ее руке. Повернувшись к взволнованной медсестре, Хоуп поняла, что та уже давно зовет ее. — Дай я помогу тебе. Пожалуйста. — Она протянула Хоуп махровый халат. — Надень-ка. Так ты быстрее согреешься. Хоуп опустила глаза и увидела разорванную и широко распахнутую рубашку. Под ней виднелись белый хлопчатобумажный лифчик и свежие синяки, особенно заметные на чувствительной белой коже. Юбка слегка спустилась, но все еще обнажала изрядную часть бедер. Хоуп торопливо оправила ее, вспыхнув от унижения. Нестерпимо болело горло. Можно было себе представить, какие там будут синяки. — Голова и рот, — хрипло сказала она, осторожно трогая шею. Потом поднесла руку к губам и посмотрела на окровавленные пальцы. — Вообще-то болит все, даже душа. — Знаю, — осторожно ответила Келли. — Хоуп, прости меня. Я понятия не имела, на что он способен и насколько опасен. Хорошо, что я не опоздала. — Глаза ее светились гневом и страхом. Хоуп испытывала те же чувства, но ее гнев был сильнее и спрятан намного глубже. Ею все еще владел ужас. Так хотелось, чтобы ее обняли, успокоили… Смутная уверенность, что Клейтон находится где-то в доме, заставила ее встать. Не понимая, что она говорит вслух, срывающимся голосом Хоуп прошептала: — Клей… Едва услышав это, Келли обернулась к двери и сразу поняла, что там кто-то есть. Новая волна страха нахлынула на Хоуп. Она закрыла лицо руками и, лишь когда ее колени ударились о ковер, поняла, что оказалась на полу. Чьи-то руки коснулись ее плеч, она вздрогнула и закричала. Потом подняла голову и посмотрела в самые любимые, самые дорогие и самые зеленые глаза на свете. Клей… ГЛАВА 27 Увидев Клейтона, Хоуп пришла в себя, но подавить волнение она была не в состоянии: ее трясло мелкой дрожью. Слейтер почувствовал, что подбородок его окаменел, глаза заволокло туманом. Руки, лежавшие на плечах Хоуп, сжались. Он повернул голову и вопросительно посмотрел на Келли, суетившуюся с халатом в руках. — Я еще не успела осмотреть ее. — Глаза Келли были влажными. — Клейтон, помоги мне, скорее. — Хоуп, милая, — нежно сказал Слейтер и начал стаскивать с себя майку. — Надень-ка, тебе холодно… Вот так, руки сюда, — приговаривал он, натягивая на нее майку. Она пахла Клейтоном и хранила тепло его тела. Затем он повернулся и посмотрел на крепко связанного Трента. Тот как тряпка лежал на полу. По движению грудной клетки Клейтона Хоуп догадалась, что он что-то говорит. Она подняла глаза и успела уловить последние слова, предназначенные Келли: — …Нож! Она боролась с ним, а у него был нож? Хоуп трясло как в лихорадке. Слейтер был мрачнее тучи. Судорожно обняв Хоуп, он отстранился, чтобы наскоро ощупать и осмотреть ее. Встревоженная Келли была рядом. Хоуп поняла, что они ищут ножевую рану, и задрожала еще сильнее. Ножом он не воспользовался… — Ты замерзла. — Клейтон привлек к себе Хоуп так бережно, словно она была сделана из тончайшего фарфора. Он попытался подняться, но она отчаянно вцепилась в него. — Я с тобой, не бойся, — ласково сказал Слейтер, прижимая ее к своей обнаженной груди. Он бережно взял Хоуп на руки, слегка поморщился и вынес ее из комнаты. Пройдя по коридору, Клейтон поднялся в ее спальню. Он наклонился, чтобы опустить ее на кровать, но Хоуп упрямо цеплялась за него и не хотела отпускать. — Нет, не уходи, — в полубреду бормотала она, понимая, что это глупо, но не могла разжать пальцы. Зачем обнимать ее сейчас, когда опасность миновала? Ему еще нельзя поднимать тяжести. — Я с тобой, — снова и снова повторял Клейтон, прижимая ее к себе. Хоуп слышала бешеное биение его сердца. — Я никуда не уйду, — заверил он, наклонился и поцеловал ее в висок. — Обещаю. — Клейтон повернулся и сел на кровать, не выпуская Хоуп из объятий. Затем оглянулся на Келли, которая вошла следом, кивнул, отвечая на ее слова, и та быстро выбежала из комнаты. — Она спасла меня, — пробормотала Хоуп. — Знаю, — хрипло сказал он, наклонил голову и заглянул в ее глаза. — Я звонил ей из кабинета твоего отца. — Слава богу, догадался… Но он никогда не простит себе, что приехал слишком поздно. Чертовски поздно. — Хоуп, — прошептал он, — прости меня, милая. — Но она не видела его губ. Тогда Слейтер потерся щекой о ее лоб и стал ждать, пока Хоуп поднимет глаза. Ее зрачки напоминали булавочные головки, окруженные морем темно-карего страха и боли. Шок… Ему хотелось кричать, ругаться, разбить что-нибудь, но сейчас в этом уже не было смысла. Хоуп продолжало трясти. Клейтон поцеловал ее в макушку и начал бережно покачивать. — Я боялась, что он отомстит тебе, — наконец сказала она. — Он отомстил и тебе, и мне, — скрипнув зубами, ответил Клейтон и нежно погладил воспаленное лицо Хоуп. То, как она стояла на коленях, растрепанная, с безумными глазами, окровавленным ртом, в располосованной рубашке, его рубашке… Этого он не забудет до самой смерти. — Я опоздал, Хоуп? — хрипло спросил он. — Я о’кей. — Ее голос срывался, но дрожь прекратилась. — Неправда. У Хоуп вырвался не то стон, не то смешок. — Ты забыл, что я доктор? Впрочем, таблетка тайленола мне не помешала бы. Для укрепления сил. Он закрыл глаза. Господи, какое счастье. Она здесь, в безопасности… живая. Но сколько времени она пробыла с Трентом? Что он с ней сделал? — Клей, — тихо сказала Хоуп, пытаясь пошевелиться. Он ослабил объятия, но не мог заставить себя разжать их. — Я действительно о’кей, — сказала она и ледяной рукой прикоснулась к его щеке, затем смущенно пожала плечами. — Просто на минутку растерялась, только и всего. — Ты совсем не о’кей, — сквозь зубы процедил Клейтон, на мгновение прижал ее руку к лицу, а затем поцеловал в ладонь и осторожно провел пальцем по начавшим проступать синякам. Ах, как хочется убить эту гадину! — Он… — Нет, — быстро сказала Хоуп и отчаянно замотала головой, щекоча волосами его нос. — Нет, не успел. Не хочу больше говорить о нем. Не надо, пожалуйста, Клей. Увы, говорить придется. Всем и обо всем. — Я не застал тебя в офисе отца. Хоуп замерла. Ее выразительные глаза стали серьезными. Оставаясь в его объятиях, она умудрилась спрятаться в свою скорлупу. — Странно, как тебе удалось это сделать… Заставить меня забыть обо всем на свете. — Я не сумел догнать тебя, — с досадой сказал Слейтер. — Я должна сказать тебе спасибо, — едва слышно пробормотала Хоуп. — Хотя тебе ведь за это платят, правда? — О чем ты говоришь? — Слава богу, все уже кончено. Мы и так отняли у тебя слишком много времени. У Клейтона похолодело в животе. Все, это конец. — Хоуп… Непринужденность ее тона была фальшивой, наигранной. — Теперь ты можешь уехать, — с дрожащим смешком сказала она. — Трент обезврежен. Отец в безопасности. Твоя работа закончена. Ты, должно быть, чувствуешь большое облегчение. Она встала, зашаталась и поднесла руку к голове. Клейтон вскочил и хотел поддержать ее, но Хоуп попятилась. — Нет, — сдавленным шепотом промолвила она. — Пожалуйста, не надо. Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне. Теперь я знаю, что все это фарс. — Она пошла к двери, но, услышав голос Клейтона, остановилась. — Я больше не хочу тебя видеть. Извини. Я знаю, что кажусь тебе неблагодарной. Но это не так. Поверь мне. Я просто не могу… — Голос ее сорвался. — Просто не могу… Она вышла из комнаты. Хоуп не хотела разговаривать с Клейтоном. Когда наконец прибыл шериф, рядом с ней, дававшей показания, стояла Келли, а не Слейтер. Хоуп описывала, как Трент запугивал ее и ее отца, а Клейтон слушал и понимал, что она пытается сделать вид, будто все, что произошло между ними, не имеет значения. Но это имело значение. И настолько большое, что Клейтон и не думал сдаваться. Он ждал лишь той минуты, когда все уйдут. Наконец дом опустел. Была не то поздняя ночь, не то раннее утро. Когда Слейтер зашел в кухню и обнаружил там Хоуп, окруженную толпой животных, на востоке забрезжили слабые розовые полоски. Он подошел ближе и виновато улыбнулся. Хоуп опустила глаза и принялась нервно гладить сидевшую на ее коленях черную кошку. — Я уже поняла, — сказала она. — Тебе не на чем уехать в город. Я могу вызвать… — Я не хочу уезжать, Хоуп. И если уеду, то только вместе с тобой. Она дрожащей рукой погладила кошку, а затем потянулась к двум остальным, которые мяукали и требовали своей доли внимания. Решив, что она не слышит его, Клейтон подошел ближе и присел на корточки. Молли лизнула его в лицо. Он мягко отстранил ее и прикоснулся к бедру Хоуп. — Я не хочу, чтобы ты оставался, — наконец тихо сказала она. — Ненавижу, когда меня жалеют. — Ах, вот как? — резко спросил Клейтон. — Ты думаешь, что я тебя жалею? — А разве нет? — Ты знаешь, что нет. — Он схватил ее руку и прижал к своей груди, где билось его сильное, горячее сердце. — Я люблю тебя, Хоуп, очень люблю. — Ты… — У Хоуп сорвался голос. — Можешь больше не говорить этого. — Глаза, которые он так любил, превратились в озера жидкого черного льда. — Твоя работа закончена. Я в безопасности. Шериф даже сказал, что с такими уликами против Трента суд наверняка примет решение вернуть отцу почти все его деньги. А тебе — то, что у тебя украли той ночью… — Плевать я хотел на эти деньги… — гневно начал Клейтон, но Хоуп прервала его: — Ты получишь их, а потом уедешь. Теперь, когда Трент отправится в тюрьму, отцу больше не понадобится тянуть меня за хвост и бояться, что я сделаю какую-нибудь новую глупость. — Глупость… — Он не закончил свою гневную реплику, только глубоко вздохнул и поморщился, когда заныли ребра. — Значит, ты успела еще раз поговорить с ним? — Да. — Хоуп не отвела глаз, хотя ее щеки порозовели. — Я поняла, что поторопилась с выводами. Некоторые из них, к сожалению, оказались ошибочными. — Например? — мягко спросил он и поправил ей волосы. — Например, что тебя наняли вовсе не для моей охраны. — Румянец на ее щеках стал гуще. — Мне очень тяжело, Клей. Я ненавижу ошибаться. — А упрямиться ты тоже ненавидишь? — с улыбкой спросил он. — Насколько я знаю, ты самая упрямая женщина на свете. — Беседа перешла на личности? — надменно спросила она. — Тогда я скажу, что ты… Он рассмеялся, не дав ей закончить фразу. — Я прекрасно знаю, кто я. По уши влюбленный в тебя человек. У нее дрогнуло сердце. В душе появился слабый проблеск надежды, но Хоуп безжалостно погасила его. Это невозможно. Ни один мужчина в здравом уме и твердой памяти не может испытывать к ней такие чувства. Ни один. — Так оно и есть, Хоуп, — вкрадчиво подтвердил он. — И так будет всегда. — Неправда. Этого не может быть, — решительно возразила она. — Тебя наняли, чтобы ты нашел канал утечки информации. Чтобы доказать, что к финансовым трудностям отца приложил руку Трент. Эта работа завершена. Ты можешь уехать. — Нет, — так же решительно ответил Клейтон. Она не хотела думать, что означает это лаконичное отрицание. — Отец сказал, что теперь может даже заплатить тебе премию за мою охрану. У тебя будет куча денег… — У меня уже есть куча денег. — Он с серьезным видом наклонился и прикоснулся к лицу Хоуп. — Я бы никогда не взял денег за твою охрану. Эту работу я хочу и буду делать сам, а не по чьей-то просьбе. Хоуп тщетно пыталась не вспоминать, как на нее действует этот бархатный голос. Каждый звук был для нее священным, а звук его голоса — настоящей реликвией. — Но ты не сказал мне правду, хотя мог. Я бы поверила тебе. Клейтон водил пальцем по ее щеке, и это было так приятно, так правильно, так хорошо… Хоуп заставила себя отвернуться. Он бережно повернул ее лицо обратно и поглядел в глаза таким чистым, таким добрым взглядом, что у Хоуп защекотало в горле. — Ты говоришь это сейчас, — возразил он. — Как бы ты мне поверила, если с самого начала в твоем сердце дежурил сторож? Мне приходилось постепенно, шаг за шагом отвоевывать у тебя кусочек привязанности, кусочек чувства, кусочек доверия. Стоило нам сделать шаг вперед в наших отношениях, как ты делала три шага назад. — Меня пугали чувства, которые ты заставлял меня испытывать. Клейтон нахмурился и тихо сказал: — Я знаю. Меня ты тоже путала. — Тебя? — искренне удивилась Хоуп. — Ты не боишься ничего на свете. И тут он улыбнулся. Той самой ленивой, чувственной улыбкой, которая сводила Хоуп с ума. — Не боялся. Пока не встретил тебя. — Затем лицо Слейтера вновь стало серьезным. — Когда же ты поймешь, как много для меня значишь? Неужели не видишь, что я хочу прожить с тобой всю жизнь? У нее застучало в висках. — Ты забыл, что все это было сплошным притворством… — Только не для меня, — медленно покачал головой Слейтер. — Никогда. — Ты… ты только притворялся влюбленным, чтобы я не поддалась на шантаж Трента и не вышла за него замуж. Он засмеялся. Засмеялся! — Не вижу в этом ничего смешного, — неуверенно сказала она. — Вижу, что не видишь, — ответил Клейтон, не удосужившись стереть с лица лукавую улыбку. Она скрестила руки на груди. — Может быть, просветишь меня? Его улыбка стала еще шире. — Мне ужасно нравится, когда ты начинаешь корчить из себя доктора. Строго смотреть на меня и задирать нос. — Я очень рада, что ты находишь меня смешной. Слейтер с трудом подавил улыбку. — Хоуп, все дело в том, что я не слишком общителен. Семья у нас была маленькая, тихая; сразу после школы я ушел в армию, а потом всегда работал в одиночку. У меня мало знакомых. Таких, как я, называют бирюками. Хоуп почувствовала, как у нее меняется настроение: она начала оттаивать. — Я очень мало знаю о тебе, — прошептала она. — Понимаю. — Клейтон поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. — И пытаюсь исправить это. Впервые в жизни пытаюсь открыть душу. Я не силен в этом, поэтому я и смеялся, когда ты упрекала меня в притворстве. — Не понимаю… — Милая, я бы не стал притворяться влюбленным даже ради спасения собственной шкуры. Я влюбился, и влюбился серьезно. Слишком серьезно, — добавил он с лукавой усмешкой и тихонько дернул Хоуп за волосы. — Ты чуть не умер из-за нас. Разве можно простить такое? — А ты чуть не умерла из-за меня, — беспечно возразил он, но Хоуп увидела боль в его глазах. — Я не сумел тебя удержать, и ты чуть не досталась Тренту. А такое простить можно? — Это была не твоя вина! — воскликнула она. Он смотрел на нее с любовью, терпением и такой добротой, что хотелось протянуть руку и потрогать его глаза. Ох как хотелось… Но неуверенность в себе призывала Хоуп к сдержанности. — Я не собираюсь торопить тебя, — сказал он и бережно снял с ее колен сначала одну кошку, а потом другую. — Проваливай, Дьюи, — с улыбкой сказал Слейтер и погладил оскорбленное животное по спине. — Сейчас моя очередь, Льюи. Хоуп посмотрела на него с изумлением. — Как ты научился их отличать? Ты же всегда жаловался… — Ты невнимательна, — пожурил ее Слейтер. — Я мог их различать, только не хотел. Не хотел впускать их в свое сердце. — Он посмотрел на Хоуп так выразительно, что у нее перехватило дыхание. — Но в конце концов вступил в битву с самим собой и рискнул сердцем. Оно принадлежит тебе, Хоуп. — В его доброй улыбке таилась и толика страха. — Возьми его. Клейтон помолчал, а затем турнул Хьюи, которая успела прыгнуть на освободившееся место. — Улепетывай, — добродушно сказал он и быстро приблизился к коленям Хоуп. Клейтон развел их в стороны, а когда их тела пронзило током, обнял лицо Хоуп ладонями, поцеловал в нос, в щеки, в оба глаза и лишь потом в губы. Поцелуй был долгим и чувственным. — Ты любишь меня, — тихо сказала она, поднимая голову. — Неужели наконец до тебя это дошло? — Он властно положил руку на ее живот. Этот жест хозяина и защитника тронул Хоуп до слез. — Я не беременна, — прошептала она. — Сам знаешь… — Ты не была беременна, — поправил он и бросил на Хоуп тот самый взгляд, который проникал ей в самое сердце. — Я не предохранялся, поскольку считал, что это ни к чему. А после той ночи… — Это не могло случиться так быстро, — возразила она, содрогнувшись от наслаждения, когда пальцы Клейтона легли на ее грудь. — Нет? — Он хитро улыбнулся. — Значит, нам нужно… попрактиковаться. Хоуп засмеялась. — Я еще не сказала, что простила тебя. — Ты простила меня, — с нахальной самоуверенностью возразил он. — Осталось только решиться и рискнуть. — Чем рискнуть? — Сердцем. — Он снова поцеловал ее, и поцелуй длился до тех пор, пока оба не задохнулись. — Попробуй, — прошептал Клейтон и подтолкнул ее локтем. — Решайся. Увидишь, тебе понравится. Хоуп открыла рот, чтобы ответить, но он прижал палец к ее губам. — Ты почему-то вбила себе в голову, что никто не может полюбить тебя такой, какая ты есть. Но я люблю, Хоуп. Люблю и всех семерых твоих зверюг, от первой ненормальной кошки до последней чокнутой птицы. Люблю твой тихий, хрипловатый голос, который становится грудным, когда я ласкаю тебя. Люблю твои предчувствия и то, как ты заботишься о других. Я люблю в тебе все. Пожалуйста, поверь этому. Соглашайся. — Верю, — прошептала Хоуп и внезапно вспомнила ночь, когда нашла его. Почему-то она уже тогда знала, что все так и будет. Хоуп бережно провела пальцем по пожелтевшему синяку на его сильном подбородке. — Придется поверить, — с улыбкой сказала она. — Потому что ты моя судьба, Клейтон Слейтер. — Навсегда? Вопросительная интонация позволила Хоуп догадаться, что он вовсе не так уверен в себе, как хочет казаться. — Навсегда… — начала она. Но в ту же секунду губы Клейтона прильнули к ее губам, и этот поцелуй был таким нежным, что оба сердца до краев наполнились любовью. — Клей… — прошептала Хоуп минуту спустя, с трудом отрываясь от его рта. — Уфф… А зверюг-то девять Видишь ли, — слегка смущенно сказала она, — сегодня утром я нашла в кладовке двух раненых мышей… Хохот Клейтона эхом разнесся по всему дому. ЭПИЛОГ Пальцы Клейтона быстро бегали по клавиатуре. Приближался срок, решающий срок. Рядом с ним сосредоточенно застучали по клавишам другого компьютера еще десять маленьких пальчиков. — Радость моя, — со смехом спросил он, — ты тоже работаешь? — Так же, как ты, папа, — серьезно ответила Джой. — Знаешь, у меня тоже есть срок. — А срок пропускать нельзя, — с притворной строгостью согласился Клейтон. — Конечно, нельзя, — важно ответила ему пятилетняя дочка. — Ну как, успеваешь? Клейтон посмотрел на экран. Расписание занятий, составленное им для детского сада, в который ходила Джой, записывалось на дискету. — Успеваю. — Отлично. — В темно-карих глазах Джой плясали озорные искорки. — Я знала, папа, что могу на тебя положиться. Пусть дедушка говорит что угодно, а мама все равно считает, что ты самый быстрый хакер… э-э… программист на западе. И самый лучший тоже. Что ж, приятно быть для дочки центром вселенной… — Я подойду, — хладнокровно сказала Джой, продолжая улыбаться. — Я не слышал… — Он вздохнул. — Ступай, детка. Подойди к телефону. Джой счастливо засмеялась. — Глупый папа! Это не телефон, а… интерком[4]. Звонок сопровождался вспышкой красной лампочки. Вернув девочке улыбку, Клейтон поднял трубку. — Хоуп, милая, — сказал он, — как ты думаешь, наша следующая русская цыганочка тоже будет красавицей и гением? Похоже, это уже перебор. Хоуп засмеялась. — Если хочешь знать, что такое перебор, зайди в клинику. Тут яблоку упасть негде! — Может, помочь? — Конечно. — Как обычно, голос в трубке был тихим, хрипловатым и… счастливым. — Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать. — Что ты любишь меня? — игриво спросил Клейтон. — Как ты узнал? — У меня было предчувствие! — рассмеялся он. Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам. Примечания 1 Надежда (англ.). — Здесь и далее прим. перев. 2 Болван (англ.) 3 Хакер (англ.) — специалист по взлому систем защиты электронных данных. 4 Устройство двусторонней оперативной связи внутри служебного помещения. See more books in http://e-reading-lib.com